Такие вот труженики строили в поселке Курган Никитского района Ширгородской области Курганский металлический завод, могучее оборонное предприятие, в года перестроечные вдруг ставшее ну совершенно никому не нужным.

   Настолько ненужным, что новые друзья России, нет, тогда еще не России, а Советского Союза, добрые-добрые друзья из североамериканских Соединенных Штатов даже предложили оплатить демонтаж ну совершенно никому не нужного в грядущие мирные времена предприятия. И так все замечательно получалось! Даже часть отпущенных на демонтаж денег уже успела по дороге в Курган бесследно раствориться в российских просторах… Но всплыл вдруг на гребне приватизации некто по имени Игорь Алексеевич Шелехов и мало того, что приватизировал уже на четверть (если верить документам) демонтированный завод, но и заставил его многочисленные станки и станы вертеться и приносить прибыль, позволившую Шелехову в умеренные сроки скупить еще несколько нерентабельных предприятий, наладить весьма перспективные международные связи и обеспечить своих земляков хлебом, маслом, ветчиной и прочими вещами, особо дефицитными в свежеперестроенной России.

   И все бы совсем хорошо, но так случилось, что принял Игорь Алексеевич безвременную кончину: вместе с супругой погиб в автокатастрофе, оставив свою нарождающуюся промышленную империю сыну, по молодости лет управлять ею не способному. И подхватил тогда бразды из рук покойного ближайший сподвижник усопшего Николай Григорьевич Хлебалов, взяв под опеку и малолетнего Алексея Шелехова, и все его имущество. Все, кроме некоего весьма существенного денежного вклада, который, будучи размещен в солидном западном банке, в опеке не нуждался, ведь Шелехов-старший знал, в какой стране жил, и сколько стоит в его стране человеческая жизнь – тоже знал. Немудрено знать об этом владельцу завода, производящего самые современные орудия умерщвления.

   Хлебалов оказался управителем крайне удачливым, вотчину шелеховскую расширил изрядно, и как-то так незаметно получилось, что из шелеховской вотчины стала она вотчиной хлебаловской. Но оставался еще тот самый вклад, который, если не считать процентов, отчисляемых по воле завещателя на образование и содержание Шелехова-младшего, оставался недоступен до совершеннолетия наследника. Так что Хлебалову пришлось играть роль заботливого опекуна и терпеливо ждать, когда юноша достигнет соответствующего возраста.

   И получилось так, что жил Алеша Шелехов в хлебаловском доме, среди его людей, искренне считая, что именно опекун заботится обо всех его нуждах. И получилось так, что именно ближайшее окружение Хлебалова заменило Алеше утраченную семью. И очень возможно, что, став совершеннолетним, Алеша Шелехов простодушно отдал бы опекуну последнюю уцелевшую часть своего наследства.

   Но вышло так, что незадолго до восемнадцатилетия Алеша Шелехов встретил девушку, которая… Впрочем, дело было не в том, что Алена оказалась весьма славной девушкой, а в том, что благодаря ей Алеша узнал нечто, по мнению Хлебалова, совершенно лишнее. И превратился Шелехов-младший из привилегированного подопечного сначала в пленника, а потом – в беглеца. Девушке повезло еще меньше: осталась бедняжка в руках Хлебалова и была продана им одному из ширгородских магнатов, Льву Никитичу Сурьину, за солидную сумму в два миллиона долларов США. Магната, впрочем, девушка мало интересовала. Куда больше его интересовали…

   Впрочем, не думаю, что стоит пересказывать Вам, уважаемый читатель, содержание первой книги, если так вышло, что Вы ее еще не читали. Что за удовольствие от игры, если заранее знаешь счет? Поэтому лучше вернемся к самой игре, вернемся на залитую солнцем центральную площадь славного Ширгорода. Взглянем сверху на чопорную толпу привилегированных приглашенных и на пеструю толпу обычных зевак по ту сторону оцепления. Взглянем сверху на мраморные ступени у входа в великолепный, недавно отреставрированный храм. Взглянем на счастливого жениха и куда менее счастливую невесту, посмотрим очень внимательно на это воплощенное торжество власти и богатства, очень пристально посмотрим на них в последний раз внимательно и бесстрастно сквозь отличную швейцарскую оптику. А затем затаим дыхание и плавно-плавно нажмем на спусковой крючок.

   …Пуля попала Сурьину в левое плечо, развернула и отбросила его на телохранителя. Тот, проявив отменную выучку, подхватил шефа и, подмяв под себя, повалил на асфальт. Двое других сомкнулись, прикрывая лежащих. Тут же, цепной реакцией, «включилась» охрана всех присутствовавших на площади «персон». Кого-то поспешно заталкивали в машину, кого-то стиснули между могучих, прикрытых брониками тел. Дородного господина губернатора, подхватив под руки, в считанные секунды внесли внутрь собора. Толпа приглашенных рангом помельче отхлынула от ступеней и уперлась в первую линию оцепления. Толпа же за второй линией, состоявшая из совсем мелких гостей и обычных зевак, непонятно как проникших сквозь кордон, поднаперла, и омоновцам кое-где пришлось пустить в ход дубинки, чтобы удержать любопытствующий народ.

   Телохранители подхватили Сурьина и понесли к машине. Невесту забыли. Она, одинокая тоненькая фигурка в белом воздушном одеянии, так и осталась на ступенях, растерянная, не знающая, что делать…

   И в этот момент в темном проеме бокового придела появился тот, кого она ждала.

   Выстрела он не услышал. Но зато услышал шум на площади, крики и топот внутри собора…

   Алексей выглянул и увидел, как охрана втащила в собор губернатора, как забегали в панике служители, как машет руками дородный, сверкающий золотом настоятель…

   На Шелехова никто не обращал внимания. Никто не попытался его остановить, когда Алексей покинул свое укрытие и двинулся к выходу. В общем, все шло, как задумано, и даже лучше.

   Аленка увидела Шелехова и так обрадовалась, что у него в груди стало тепло и легко. Он махнул рукой, и девушка тотчас взбежала по ступеням… На самом верху она вдруг запнулась, быстро перекрестилась…

   Алеша обнял ее, прижал к себе, в который раз изумившись, какая она хрупкая, коснулся мягких губ и тут же отодвинул девушку от себя.

   – Пойдем, милая, – проговорил он мягко. – У нас совсем мало времени.

   Пока на них не обращали внимания, но хаос на площади постепенно сменялся деловитой суетой. Персоны отбывали одна за другой, чины из правоохранительных понемногу брали ситуацию под контроль. Кто-то распоряжался по рации насчет перехвата, кому-то уже предъявляли брошенную снайпером винтовку. Без снайпера, разумеется…

   – Быстрее! – Шелехов сунул Аленке пакет. – Снимай все и надень вот это.

   В пакете лежали длинное черное платье и такой же черный платок.

   – Отвернись!

   Святой Пантелеймон с маленькой, подсвеченной единственной лампадкой иконы взирал на него с доброжелательным сочувствием.

   – Прости нас, – шепнул Шелехов и перекрестился.

   Он чувствовал неуместность их действий в Господнем храме. Но что делать…

   – Я готова!

   Вместо великолепной невесты в белом кружевном уборе перед Алексеем стояла скромная послушница… в изящных белых туфельках. Блин, обувь-то они и забыли!

   Да что уж теперь.

   Шелехов сунул подвенечное платье и прочие свадебные атрибуты в освободившийся пакет, попросил мысленно: «Помоги, Господи!» и увлек свою (теперь уже свою!) невесту к боковому выходу.

   Спустя минуту они без помех покинули храм и вышли на боковую улочку. Оцепление еще не сняли, но омоновцы их пропустили беспрепятственно, едва скользнув взглядами. Шелехов и его юная спутница в их смиренном облачении мало походили на террористов.

   Улочка между тем свернула к реке. По обе ее стороны потянулись заборы, бетонные, каменные, сплошные и решетчатые, голые и затененные деревьями или кустами отцветшей уже сирени…

   Алексей и Аленка, словно по команде, одновременно остановились, поглядели друг на друга и…

   – …Ах, какие мы нежные! – холодно произнес знакомый голос.

   Шелехов мгновенно вскинул голову. Он еще ощущал губами влажную мягкость Аленкиных губ, но тело уже подобралось, готовое к мгновенным действиям…

   Поздно! Проклятье! Как они глупо попались!

   Прямо перед ним стоял сам никитский князек, господин Хлебалов собственной персоной, причем не один, а с дюжиной охранников, ни одного из которых Алексей не знал. Но мог не сомневаться: ему с ними не управиться.

   А Хлебалов не спешил. Он был очень доволен. Очень…

   Двое охранников неторопливо переместились, перекрывая верхний конец улочки. Справа – сетчатый забор в человеческий рост, с колючкой поверху. Слева – такой же забор, но из белого пористого камня, увенчанный гребнем из стальных штырей. Погони не будет.

   Живой компьютер в голове Шелехова работал с бешеной скоростью, анализируя ситуацию, ища выход. Инстинктивно Алексей сильнее прижал Аленку – и тут же отпустил. Сейчас он точно не мог ее защитить.

   – Верно, – усмехнулся Хлебалов. – Помиловались, и будет. Взять его!

   Black Archer, Черный Стрелок. Так звали Шелехова в хакерской тусовке. В этой компании многие были круче его, но никто не умел так быстро принимать и реализовывать решения, как Шелехов.

   «Компьютер» в голове Черного Стрелка пискнул, завершая работу. Алексей метнулся к каменному забору, прежде, чем его успели перехватить, подпрыгнул, ухватился за торчащие наверху «пики», рывком вскинул тело и перебросил – над остриями – на другую сторону.

   – Леша, беги! – ударил в спину звонкий голос. – Я…

   – Живьем! Живьем брать! – взвыл Хлебалов.

   Шелехов бросился через ухоженную полянку к двухэтажному красно-кирпичному дому…

   А наперерез ему молча устремилась огромная рыжая восточно-европейская овчарка.

   «Сожрет!» – только и успел подумать Алеша, но навыки игр с псами покойного Яблокова еще жили в его теле, потому в последний момент он успел отпрянуть в сторону. Живой таран пролетел мимо, но не остановился, а понесся дальше, потому что в этот момент через забор перевалился еще один «нарушитель границы». Вот ему повезло меньше, потому что собачьи клыки еще в воздухе вонзились ему в горло.

   Вышколенный пес тут же отпустил «нарушителя», развернулся…

   Если бы Алексей побежал, возможно, пес тут же, по рефлексу, бросился бы за ним, но Шелехов замер… А второй хлебаловец тем временем плюхнулся сверху на стриженый газончик. Овчарка рванулась к нему, целя в пах. Промахнулась. Боец успел извернуться, подставив бедро, а когда собачьи клыки впились в тело, хладнокровно ухватил пса за ошейник, выдернул из-за пояса пистолет, выстрелил овчарке в ухо (негромкий хлопок – пистолет был с глушителем) – и тут же навел оружие на Шелехова:

   – Стоять!

   – Видишь, стою, – ответил Алексей. – А ты – уже нет!

   Прокушенная нога хлебаловца как раз в этот момент отказалась ему служить и подогнулась.

   Шелехов бросился было перехватить пистолет. Но не успел. Через ограду перевалился еще один охранник.

   Алексей метнулся за дом, промчался прямо по грядкам, перемахнул через убогий плетень, демократично соседствующий рядом с солидным особняком, угодил на цветочную клумбу…

   И оказался в железных объятиях какого-то здоровяка.

   – Оп-паньки! – радостно завопил здоровяк. – Гля, капитан, кого я поймал!

   Алексей рванулся, но освободиться из борцовского захвата старпома Феди ему не удалось. Сила у Федора была медвежья.

   – Кого? – раздался рык Колбасникова.

   – Отпусти, дурак! – прохрипел Шелехов. – Пристрелят…

   – Это кто ж меня пристрелит? – осведомился Федор.

   – Сейчас увидишь! – мрачно ответил Алексей, перестав вырываться.

   И точно. На злополучную клумбу ловко спрыгнул хлебаловский боец с пистолетом наголо.

   Спрыгнул – и застыл.

   – Что ж вы, падлы, цветы сеструхи моей ломаете? – пророкотал капитанский бас.

   Шелехов извернулся и сумел через плечо старпома углядеть могучую фигуру Колбасникова… с ружьем наизготовку.

   – Картечь, – сообщил хлебаловскому бойцу капитан. – Бросай пукалку.

   – Этого отдай – и я уйду. – Свободной рукой боец показал на Шелехова.

   И тут на клумбу приземлился еще один хлебаловец, стоптавший последний пионовый куст.

   – Ну, вы меня и достали! – прорычал Колбасников. – Считаю до одного…

   – Брось дуру, мужик! – третий хлебаловец подобрался незаметно с другой стороны и теперь держал капитана на мушке.

   – Эй, кэп, шо тут за беспредел? – На балкончике дома, который охраняла несчастная овчарка, появился мужичок в белых трусах, с обильными синими росписями на туловище и толстой желтой цепкой, отягощенной пятидесятиграммовым крестом.

   – Засунься, – бросил ему боец, целивший в капитана. – Не твое дело!

   – Ща мои подъедут – и тебе, бычара, объяснят, где чье дело! – сердито пообещал толстяк. – Фрол, держи их на мухе!

   Фрол, такой же расписной, как и толстяк, и так же легко одетый (жара!), вышел на крылечко со здоровенной помповухой наперевес.

   – Федька, этого – ко мне в хату! – распорядился толстяк. – А ты, бычара (хлебаловскому), порожняк не гони, а давай за папой своим бегом!

   Хлебаловский боец покосился на напарника, тот пожал плечами, повел взглядом в сторону дружков: один, ясно, покойник, другой рану на ноге зажал, зубами скрипит. Тут на крылечко вышел еще один полуголый, гранаткой поигрывая…

   – Веня, бери свободную бригаду и быстро сюда! – кричал в телефон Хлебалов.

   – Николай Григорьич, не могу! – раздалось в ответ. – Тут наших ребят ширгородские повязали. Надо вытаскивать.

   – Пусть Мушкин займется! Ты мне здесь нужен! Бери всех, кто под рукой, и живо ко мне! Да адрес пусть Мушкин пробьет… – Хлебалов продиктовал адрес. – Через двадцать минут чтоб был!

   – Где? – спросил Веня.

   – Я ж тебе сказал адрес! – взъярился Хлебалов. – С пацанами и оружием!

   – Николай Григорьич, трудно с оружием! – взмолился Застенов. – Менты всех трясут из-за Сурьина! «Перехват» объявили!

   – Какой на хрен перехват! Возьми мушкинских, в форме. Их досматривать не имеют права! Шевелись, твою мать!

   – Совсем осатанел, – пожаловался Застенов адвокату, с которым пришел в ГУВД.

   Адвокат сочувственно улыбнулся:

   – Сейчас Мушкину позвоню, он подъедет.

   – Да я сам управлюсь, Вениамин, не беспокойтесь.

   Пачка долларов, которую он полчаса назад положил во внутренний карман, довольно толстенькая. Если адвокату удастся договориться, чтобы хлебаловских отпустили за меньшую сумму, в отсутствие Вени разницу можно скрысить.

   Застенов нашел Мушкина за работой.

   – Курков! – кричал он в трубку. – Курков моя фамилия! Нет, вперед только половина! Вторая – после дела! Да, только так! Всё!

   – Фамилию сменил, полковник? – поинтересовался Застенов.

   – Угу. Хозяин сказал: пусть все хвосты по москвичу на Сурьина идут.

   – И когда?

   – Через пару дней подъедут и сделают.

   – Если сделают! – фыркнул Веня. – Что у нас, своих специалистов нет?

   – Хозяин сказал: выписать тех, что работали Булкина. Эти дело знают.

   – Великое дело – из автомата полоснуть, – пренебрежительно произнес Застенов. – Опять шум поднимется, органы забегают. Такие вещи надо под несчастный случай оформлять. Вот это профессиональная работа. А внаглую завалить и смыться – это тебе любой курганский отморозок за пятьсот баксов оформит.

   – Курганский отморозок – это как визитная карточка Хлебалова! – возразил Мушкин. – А тут – гастролеры. Даже если возьмут их, на нас все равно никаких выходов не найдут.

   – Кроме самого главного – мотива! – возразил Веня. – Москвич конкретно нас глушить приехал. Сурьин ему по барабану.

   – Хозяин сказал, как делать, я делаю, – уклонился от диспута начальник рыбинспекции. – Ему виднее. Мы ведь с тобой, Веня, каждый из своего кутка смотрим, тут надо стратегически.

   – Ну да, – с обидой произнес Веня. – Он теперь стратегически сам все и решает, ни с кем не советуясь. Того валить, этого валить… На хрен вообще москвича стирать? Комиссию в Кургане стреножили – сидят в гостинице, носа не кажут. В Праздничном вообще линию Маннергейма лепят: два ракетных комплекса с завода привезли, слыхал?

   – Не-а! – Начальник «рыбников» мотнул головой. – На хрена целых два?

   Застенов пожал плечами.

   – Может, авианосец по Юри поднимется – Праздничное утюжить. Других предположений нет.

   Мушкин засмеялся.

   – Ты зачем пришел? – спросил он.

   – Хозяин срочно требует. С пацанами и при оружии. У него там, типа, «стрелка». Дай своих человек пять, в форме, с машинами вашими, чтоб с ментами не париться.

   – Машин свободных у меня нет, а людей возьми. И номера синие возьми в каптерке, привинтите на свои тачки. С кем «стрела»?

   – Понятия не имею. Вот, пробей адрес.

   Мушкин полез в компьютерную базу…

   – Апаньки! Это же Чудакова хатка! Во Григорьич дает!

   – Это который, Чудаков? Воровайка?

   – Ну да! Грязного лепший кореш!

   Застенов вздохнул. Впрочем, могло быть и хуже. С ворами договориться легче, чем с ОМОНом. И накостылять им проще.

   «Эх! – подумал Застенов. – Будут борзеть – хоть душу отведу!»

   Мечты, мечты…

   На месте оставил другую, с чужими отпечатками пальцев. Это у Сивого была коронка: подкинуть левое оружие. Всех заинтересованных лиц мгновенно оповещают: оружие, из которого произведен выстрел, найдено. Позднее, конечно, у баллистиков возникнут некоторые проблемы… Но это их проблемы. Традиционно мыслящий следак скажет: винтовка СВД, так? Пуля 7.62, снайперская, со стальным сердечником, от специального патрона для СВД, так? Ну и нечего тут голову морочить! На хрена киллеру скидывать другую винтовку? А вот ежели вдруг Сивого прихватят, то ситуация резко меняется. Для суда баллистическая экспертиза – это серьезно. И пальчики чужие на оружии. И настоящую винтовку, если припрет, сбросить намного проще, когда ее никто не ищет. А зачем искать, если уже нашли?

   Но в данном случае Сивый оружие скидывать не стал, нес открыто, в стандартном чехле. У Сивого была липовая ксива собровца, но в начавшейся неразберихе документ никто под микроскопом не изучал. Никому в голову не могло придти, что киллер с оружием нагло попрется через оцепление. Тем более, что всех уже оповестили: оружие, из которого произведен выстрел, нашли. Так что винтовка – это что-то вроде пропуска. Где-нибудь в столицах: Москве, Питере, Сивый, может, и не рискнул бы так нагличать. Там иногда попадается народ ушлый, способный допустить, что киллеров могло быть два. Обычная ситуация. Череп, кстати, рассказывал: заказали ему одного банкира московского, причем срочно. А у банкира из дома два выхода, так что пришлось Черепу напарника брать – второй ход сторожить. Втемную, конечно. Тот Черепа в глаза не видел, как, впрочем, и Череп – его. А банкир, умник, тоже клювом не щелкал: знал, что его завалить хотят, и ментов подключил, чтобы те его тоже пасли, помимо охраны. Связь Череп с партнером держали по мобилам, и менты, что у одного из выходов обосновались, напарника засекли, поскольку вел тот себя неправильно: на улице болтался без дела, телефон в руке держал.

   Сивый, кстати, подозревал, что Череп специально такого бестолкового взял и с внешностью приметной, красавчика. На «мясо». Как матерые урки с собой в побег, в тайгу, новичка берут – в качестве «консервов».

   В общем, взяли менты красавца, и все, так сказать, при нем. Пушка недешевая, «Гюрза». Восемнадцать патронов в обойме, броник третьего класса с вкладышами (была информация, что клиент в бронежилете передвигается) прошивает гарантированно. Отличная вещь. Менты как пушку увидели – обрадовались: крутого киллера повязали! Красавца – мордой в асфальт, а своим, по связи – отбой тревоги.

   Отбой так отбой, но охрана клиента на всякий случай через другой ход повела. А там его Череп дожидался. С такой же волыной. Положил всех, включая клиента, ствол сбросил и ушел. В общем, конкретно подставил напарника.

   Того на Лубянку и прессовать. Все улики налицо. Больше того, через день красавцу, то есть бывшему красавцу, потому что личико ему уже конкретно поправили, на счет денежки приходят. Заказ выполнен, клиент честно рассчитался. А красавчик – в полном отказе. Тем более, что рассказывать ему нечего, не знает ни хрена. Гнет свою линию: мол, пистолет нашел под кустом, намеревался отдать хозяину, лицу кавказской внешности по имени Ахмед, с которым по телефону и разговаривал. Про деньги, которые на счет перевели, никакого понятия. Может, родственник, а может, должник какой. Передали красавчика обычным ментам, тот адвоката зарядил, адвокат – прокурорского. Операм поступило указание: искать «Ахмеда». В общем, пропарился красавчик в следственном изоляторе полтора года (тоже не сахар, конечно), получил на суде эти же полтора года (за ствол) и прямо из зала был освобожден. «Заказуху» на него повесить так и не смогли. Правда, и деньги он все на адвоката спустил. Так что в плюсе только Череп с заказчиком остались. У Черепа таких баек немало было, но рассказывал он их одному лишь Сивому, даже с Бессоновым, который Черепа из большой жопы вытащил и в команду взял, тайнами своей жизни не делился. А к Сивому вот симпатией проникся. Тоже понятно: даже такому, как Череп, иногда человеческое общение требуется. Но общение общением, а Сивый ничуть не сомневался, что если Череп решит, что Сивого можно выгодно продать, то Сивый из друга-приятеля тут же превратится в «товар». Сивый это знал. И, надо полагать, Бессонов тоже. Но Черепа в команду взял, потому что дело свое Череп знает туго. Мастер. Только все равно Сивый круче.

   Миновав две линии оцепления, Сивый достал большой пластиковый пакет, спрятал в него винтовку, позвонил Бессонову и произнес только одно слово: «Забирайте».

   Через пять минут он уже садился в знакомый джип. За рулем сидел Череп. От него-то Сивый и узнал: несмотря на то, что он свою часть операции выполнил безукоризненно, в целом она провалилась. Шелехов и Булкина исчезли. Монах, который должен был их «принять», никого не дождался. Правда, он слышал стрельбу…

   Сивый полагал: если бы операцию планировали не Бессонов с Шелеховым, а лежащий ныне в беспамятстве Уж, провала бы не было. Но вслух Сивый ничего не сказал. А вот Череп высказался:

   – Если Лешку грохнут, что будешь делать?

   Сивый пожал плечами.

   – Не знаешь, много денег он Бессону отдал? – спросил Череп, останавливая джип на желтый сигнал светофора. Череп водил очень хорошо, почти так же хорошо, как Салават, но без необходимости никогда не нарушал правил.

   – Не знаю. А тебе – что? – после паузы произнес Сивый.

   – Да так, спросил… – Джип плавно тронулся с места.

   Остальную часть пути оба молчали.

   – Пасть закрой! – с трудом сдерживаясь, прорычал Веня. – Даю тебе пять минут. Через пять минут мой пацан должен стоять здесь. Или у тебя, синий, точно будут уши из жопы торчать! Тебе все ясно?

   – Я! ТЫ! МЕНЯ!!! (Брызги Чудиковой слюны долетели до Застенова, и он брезгливо сморщился). Ты мне по жизни должен, никитский! Братва, вы слыхали?! Да я тебя замочу!

   – Давай, рискни здоровьем! – оскалился Застенов.

   Мысль о том, что этот расписной бурдюк рискнет на него наброситься, показалась Вене забавной. Его люди тоже заухмылялись. Четверо матерых курганских «маршрутников» не испугались бы банды «чехов», а тут какая-то дюжина ширгородских уродов.

   «Братва» Шуры Чудика, простые городские «быки» с мясистыми загривками, хоть и делали страшные рожи и сжимали пудовые кулаки, но нутром почуяли, с кем имеют дело, и вовсе не рвались мстить за обиду хозяина. И сам Чудик уже понял, что погорячился. Но кураж не позволял ему пойти на попятный. За базар, как водится, надо отвечать…

   Хлебалов, оставшийся снаружи с личными охранниками и двумя «рыбинспекторами» для официального прикрытия, с удовлетворением наблюдал за развитием событий. Сейчас блатной получит тренделей, а Хлебалов наконец получит мальчишку.

   Спас Шуру Чудика звонок хлебаловской мобилы.

   – Коля? Узнал?

   – Кто это?

   Сипловатый басок был Хлебалову незнаком. Да и Колей его уже давно никто не называл.

   – Грязный. Что ж ты творишь, дорогой? Мы к тебе со всем нашим, а ты уважаемого человека обижаешь, корешка моего верного Шуру Чудика. Нехорошо, Коля. Не ожидал от тебя.

   – Он моего человека захватил, – скрипнул зубами Хлебалов. – Должен вернуть!

   – Это ты так говоришь, – просипела трубка. – А Шура другое толкует. Ты, Коля, человек авторитетный, базара нет, но и Чудик – не последней масти. Кто прав – не знаю. Надо разобраться. Приезжай ко мне, перетрем по понятиям. А беспредельничать не нужно. Не нужно беспредельничать, Коля!

   В сиплом голосе ширгородского вора чувствовалась неприкрытая угроза.

   В другое время Хлебалов не испугался бы схватиться с Грязным. Но сейчас ссориться с ворами совсем некстати. У него и так слишком много врагов. Можно, конечно, посшибать Шуриных бычков, ворваться в дом… Но не факт, что Лешка еще там. Пока они тут препираются, его вполне могли перевезти в другое место…

   – На твоем Чудике кровь моих людей! – процедил Хлебалов. – Ты в курсе?

   – Это которого собачка закусала? – Грязный хихикнул. – Понимаю, понимаю… Сам собачек не очень жалую. Так ты бы собачке предъяву и делал. Да и тут непонятки. Собачка та, она ведь в своем праве была, дом охраняла. Кабы твои по-людски вошли, через калитку, были бы целы. Скажешь, нет? Да и не Шурика это собачка, если ты не знаешь. А была бы Шурика – так и тут ты должен оказался бы. Собачка – она ведь денег стоит. И ущерб моральный. Может, ее детки хозяйские любили… Нет, Коля, кругом ты не прав выходишь…

   Хлебалов поглядел на помпезный чудиковский особнячок, потом перевел взгляд на отделенный простецким плетнем куда более скромный домик сестры капитана Колбасникова. Где-то здесь мог прятаться Алешка… Если бы знать наверняка…

   – Веня! – окликнул Застенова никитский князек. – Сворачивай тему. Уходим.

   – Грязный мне звонил, – сказал Хлебалов Вене чуть погодя. – Стрелу забить предлагал.

   – Забивай! Я поеду! – хищно произнес Веня. – Пообщаемся! Пора в Ширгороде смотрящего менять! Пусть у себя на зонах бычат!

   – Не боишься, Веня, с ворами ссориться? – усмехнулся Хлебалов. – А если сам на зону попадешь, всякое ведь бывает.

   – Не попаду, Николай Григорьич, – сказал Застенов. – И вы не попадете. Нас, если что, сразу грохнут.

   – Тоже верно, – согласился Хлебалов. – Но встречаться с Грязным мы не будем, ни к чему. – А вот Чудика навестить еще разок было бы неплохо. Только ты сам не светись, у тебя сегодня с ним конфликт был. Сделай себе алиби, а туда пошли кого-нибудь небрезгливого и старательного. И не отморозка: чтобы Шелехова мне живым доставил. Есть у тебя такой?

   – Найдется, – кивнул Застенов. – Рябого пошлю.

   Сам Застенов предпочел бы послать Мишу, который знал Лешку лично. Но Миши в городе не было. Мишу Вене пришлось отправить в Праздничное, комендантом. Другой кандидатуры не было: нужен был человек грамотный и авторитетный, причем не только для никитских, но и для курганской братвы. Миша подходил идеально, и Застенову пришлось пожертвовать своим личным телохранителем ради общего дела. Ничего, Рябой справится. Секретаршу Медведева он вполне качественно умыкнул. Руслан до сих пор лоб морщит: чья это работа?

   – Рябого пошлю, – сказал Веня. – Он старательный. И не отморозок. Сделает.

   Он отвесил Алеше звучную затрещину.

   – Ты мне за все заплатишь, сопляк! За дружков своих! За красавца моего, за «Веселого» моего, за радость мою единственную… – Бывший капитан всхлипнул и влепил Шелехову еще одну затрещину.

   Рука у капитана была тяжелая…

   – Ты дурак! – сдерживая гнев и досаду (уйти от Хлебалова, чтобы попасться этому остолопу!), произнес Алексей. – Это не я сжег твой корабль. (Бац! Голова Шелехова дернулась, как у куклы-марионетки.) Ты втройне дурак, потому что тебе сейчас сказочно повезло, а ты ведешь себя как обиженный ребенок! Да у тебя такого шанса в жизни больше не будет! Чего стоит твое жалкое корыто (Бац!)… в сравнении с настоящими деньгами!

   – А ну погодь, Васька! – остановил замахнувшегося капитана Шура Чудик. – Что ты там про деньги базаришь, проясни!

   – А то говорю, что двадцать-тридцать штук, а больше его корыто не стоило («Ах, корыто!» – взъярился капитан, но Чудик ухватил его за руку) – это и не деньги даже. Если все пройдет как надо, он сможет купить себе три таких. Или десять. Вы знаете, кто я?

   Чудик, Колбасников и Федя поглядели друг на друга… Ну да, они почти ничего не знали о том, кого привязали к стулу.

   – Я Алексей Шелехов, – сказал молодой человек. – Сын того самого Шелехова. Слыхали, наверное?

   – Да что-то вроде… – неуверенно проговорил Чудик. – А-а-а! – он вспомнил и обрадовался. – Игорь Шелехов! Борец такой, да? Я его по телеку видел! Давно, еще до первой ходки! А потом что-то больше не слыхал. Так ты его сын, что ли? А он – чего?

   – Убили его, – сказал Алексей.

   – Ну это, типа, бывает, – посочувствовал Чудик. – Токо я не понял, при чем тут бабки?

   – Притом, что мой отец был не только борцом, но еще и хозяином Курганского металлического и еще нескольких заводов.

   – Курганского? – Чудик наморщил покатый лоб. – Это хлебаловского, что ли?

   – Моего! – сказал Шелехов. – Я его хозяин, а Хлебалов – только управляющий.

   – Врет! – подал голос Федя. – Ни хрена у него нет. Сейчас, когда мы его повязали, ясно, он хочет нас одурачить!

   – Дурачить вас? – Алексей усмехнулся. – Ну, если вы дураки, то одурачить вас просто. Но я не думаю, что вы дураки. Потому вспомни, Федя, кто был со мной, когда мы наняли ваше судно? Скажи, капитан, разве эти люди, серьезные люди, стали бы работать на человека, у которого ничего нет!

   – Да врет он! – воскликнул бывший старпом.

   – Цыть! – рявкнул Чудик. – Чё-то твой пацан базарит много, Вася!

   – Ты, Федор, помалкивай, когда старшие говорят! – строго сказал Колбасников. – А про людей своих малый правду сказал. Оч-чень конкретные мужики, я подтверждаю.

   – Мужики в поле пашут… – проворчал Чудик.

   – И оружия натащили мне полный трюм, – продолжал Колбасников. – Кабы я знал…

   – Да дурит он нас! – в сердцах закричал Федор.

   – Рот закрой! – в один голос гаркнули на него Чудик и капитан.

   – Хотел бы я поглядеть на того, кто меня одурачит! – самодовольно заявил Чудик. – Вот это был бы всем хитрожопым хитрожопец! Нет, братан, когда я вижу реальных пацанов со стволами, я сразу говорю: тут пахнет реальными бабками! А я токо седни видел стоко стволов, что конкретно говорю: тут пахнет не просто бабками, а большими бабками! И наехал на нас Хлебалов лично. Этот его здоровый… Ух, я бы его, козлину, уделал, если бы он не свалил!

   Чудик подошел к Алексею, наклонился:

   – Давай, говори, парень! Мы тебя слушаем очень внимательно.

   Алеша поглядел на Чудика, потом на обшитые деревом стены.

   «На баню похоже», – подумал он.

   – Для начала я бы хотел, чтоб меня развязали, – сказал Шелехов. – Горло промочить и перекусить. С утра ничего не ел. Иначе разговора не будет.

   – Я бы и сам горло промочил, – сказал Колбасников.

   – Я же говорю, дурит! – воскликнул Федор. – Если мы опять нажремся…

   – Еще одно слово – и ты уволен! – пообещал бывший капитан своему бывшему старпому. – Развязать его, Шура?

   – Развяжи! – кивнул Чудик. – Куда он отсюда денется! Федька, скажи моим пацанам, чтобы притащили выпить и похавать.

   – Может, это, лучше в дом пойти? – предложил Колбасников.

   – Не-ет! – Толстая физиономия Чудика сморщилась в хитрой усмешке. – Тут спокойней, проверенное место.

   – Бойцов подберешь сам, – инструктировал Застенов. – Каждому покажешь фотографию Шелехова и от меня добавишь: кто его по ошибке завалит, того я сам завалю.

   – А с остальными как? – спросил Рябой.

   – По обстановке. Полная зачистка не обязательна, вы же в масках пойдете. И гляди, бабами там не увлекайся! – строго произнес Застенов.

   – Да я ж не для себя, Стена, я для дела… – пробормотал Рябой, отводя глаза.

   Донесла, значит, какая-то сука, что Рябой всем видам форсированного допроса предпочитает сексуальное насилие.

   – Знаем мы эти дела! – сурово произнес Застенов. – Смотри, Рябчиков, это твой экзамен! Приведешь Шелехова – посажу тебя замом Мушкина, на место Хожняка. Просрешь задачу – пеняй на себя! Я тебя поднял, я тебя и опущу! Ясно?

   – Так точно! – молодцевато подтянулся старший инспектор Рябчиков. – Разрешите исполнять?

   – Исполняй, бригадир, – кивнул Застенов. – И пошевеливайся.

   Застенову тоже следовало пошевеливаться: через час начинался светский банкет, устраиваемый национал-коммунистической партией господина Медведева. Застенов третий год числился секретарем ее никитского представительства. Сейчас отношения Хлебалова и Медведева охладели, но Застенов все еще оставался районным секретарем и соответственно получил приглашение. И решил его принять: безупречное алиби получится.

   Пора было переходить к решительным действиям, но Алексей был не уверен, что справится с тремя мужчинами, двое из которых физически намного сильнее его. И еще боевики Чудика за дверью. И к тому же подсознательно Алеша все время ожидал появления кого-то из бессоновской команды. Раз-два – дверь падает, а в проеме появляется Ленечка, или Салават – с «кипарисом» наизготовку.

   Размышляя, Алеша сжевал пару бутербродов, запил минералкой. Остальные в это время опрокинули по стопочке.

   – Ну, давай, колись! – потребовал Чудик. – Счетчик тикает!

   И Шелехов вынужден был начать свое повествование. Поначалу он говорил только правду… или почти правду. Но по вытянувшимся лицам собеседников понял, что какие-то там заводы, да еще в далекой перспективе, их мало интересуют. Будь на их месте фигуры покрупнее, вроде того же Сурьина, может быть, они реагировали бы иначе. А эти господа, предложи им выбирать между предприятием с основнымм фондами стоимостью в десятки миллионов и мешком с сотней тысяч, наверняка выбрали бы мешок. Поэтому Шелехов мягко свернул тему своего наследства и принялся излагать совсем другую историю. О том, что господин Хлебалов держал в своем сейфе на острове аж целый миллион долларов. И именно этот миллион был главной целью Алексея и его товарищей.

   Шелехов в красках живописал штурм острова, то, как «ломали» сейф, извлекали из него миллион и зарывали в землю в особом месте, известном только Алексею и одному из его бойцов. Но бойца этого позавчера тяжело ранили, неизвестно, выживет или нет, так что теперь только Шелехов владеет тайной клада.

   Алексей был неплохим рассказчиком, вдобавок прочитал немало детективных историй и посмотрел соответствующих фильмов. Так что к концу повествования глаза его слушателей были широко открыты, а рты закрывались только для того, чтобы не вытекло наружу содержимое влитой туда очередной стопки.

   – …Мы набили пачками две сумки, примерно такие. – Алексей показал руками. – В одну все не влезло. Считать не стали, некогда было, но там точно сотни две пачек, а то и три…

   – А банкноты какие? – Глаза Чудика алчно блеснули.

   – По сотне долларов.

   – Ага… – Чудик зашевелил губами. – Сто хрустов в пачке. Так это… Это ж больше лимона, в натуре больше! Слышь, парень, а ты точно место запомнил?

   – Увижу – узнаю, – заверил Шелехов. – А как туда плыть, могу на карте показать. Есть карта?

   – Была, – буркнул Колбасников и враз помрачнел.

   – Спокуха, Вася! – хлопнул его по спине Чудик. – Найдем карту. А катер у меня у самого есть.

   Женя Бессонов сунул в карман мобильник.

   – Девчонка у Хлебалова, – сказал он. – Череп видел, как ее загрузили в вертушку рыбинспекции. А сам Хлебалов шхерится неизвестно где.

   – Еще бы ему не шхериться, – усмехнулся Ленечка. – Наш князек ухитрился пересраться с обоими местными олигархами, с властями…

   – И с Грязным тоже, – перебил Бессонов.

   – Наш пострел везде поспел! – захихикал Монах.

   – Если Алена у Хлебалова, то Лешка, видимо, тоже у него, – не разделил веселья Монаха Ленечка.

   – А вот и нет! – Ухмылка встопорщила желтые усы Бессонова совсем по-кошачьи. – В настоящий момент, насколько мне известно, Лешка находится у некоего Шуры Чудика.

   – Это еще что за хрен с бугра? – удивился Монах.

   – Один из корефанов Грязного. Хлебало и тут упорол косяк: то ли пришил кого-то, то ли, наоборот, у него кого-то пришили. Короче, Леху взяли вроде как за долги или типа того. Но нам без разницы. Где этот Чудик квартирует, я выяснил.

   – Работаем? – спросил Ленечка.

   – Угу. Впятером: ты, я, Монах, Сивый и Салават. Черепа я при Ужике оставляю.

   – Как он? – спросил Ленечка.

   – Пока неопределенно. Сходи, погляди, если хочешь.

   Сегодня утром вся бессоновская команда передислоцировалась на территорию больницы, в один из уютных домиков для оздоровляющихся VIP-персон. «Аренда» стоила недешево: сто баксов в день, но «братья-разбойники» могли себе позволить и большее: денег у них теперь хватало.

   – А эта маленькая, сурьинская племянница – там? – поинтересовался Монах.

   – Нет, у дядюшки. Он ведь тоже раненый, – усмехнулся Бессонов. – Сивый – мастер. Точно в кость попал. Для жизни неопасно, но месяца на три Сурьин из строя вышел. Так что поддержки от него Хлебалову не будет.

   – Он бы его и так поддерживать не стал, – заметил Ленечка. – Не дурак ведь: знает, что Хлебалка кинет или подставит при первой возможности.

   – Нары по нему скучают, – подал реплику Монах.

   – Таких, как он, у нас не сажают, – сказал Бессонов. – Таких отстреливают. Только он теперь, небось, так обставится, что достать его будет еще сложнее, чем раньше.

   – Это точно, – согласился Ленечка. – Тут не меньше, чем войсковая операция потребуется. У него одних курганских – за три сотни стволов. И все – отмороженные.

   – Я думаю, если у нас будет Лешка, курганских можно отсечь, – сказал Бессонов. – Гарьку Шелехова в Кургане помнят. Лешка… и Клим. Реально?

   – А почему нет, – произнес Ленечка. – Курганских отсечь, «рыбников» сверху притормозят: они как-никак – государственная служба, кто останется? Никитская братва… Кто еще?

   – Деньги, – сказал Бессонов. – И связи. И Веньку Застенова с Юматовым тоже со счета сбрасывать нельзя.

   – Зато их завалить можно, – заметил Монах.

   – Можно, – согласился Бессонов. – И нужно.

   – Лохи, – с презрением произнес один из стрелков.

   Второй кивнул, соглашаясь. Точно, лохи. До того как отправиться в мир иной, эти, с позволения сказать, охранники вальяжно сидели на освещенной веранде и играли в карты. Наверное, думали, что прислоненные к оградке помповые ружья являются достаточной гарантией безопасности. Или полагались на двух своих коллег, секунд двадцать назад так же беспечно покуривавших у калитки. Теперь их тела остывали в канаве под забором.

   Двое с автоматами, приспособленными для бесшумной и беспламенной стрельбы, приблизились к веранде. Перемещались они исключительно по теневым зонам.

   – Неплохо задумано, – негромко произнес один из них, показав стволом на установленные над скамейками инфракрасные излучатели, позволявшие пользователям чудиковской баньки дышать свежим воздухом практически в любую погоду.

   – Лучше бы они сюда видеокамеры воткнули, – ответил второй стрелок, практически не понижая голоса. До дома было довольно далеко, а те, кто находился внутри баньки, вели себя довольно шумно.

   – Трое, – сказал первый. – Или четверо.

   – Четверо, – подтвердил второй, прислушавшись. Он достал мобильник.

   – Рябой! Мы вышли на первый рубеж, – сообщил он в трубку, выслушал ответ, посмотрел на часы и сказал: – Готовность – минута. Отсчет пошел…

   Он мог бы и не считать. Когда вторая группа вынесла двери в дом, не услышать это было трудно. Но те, кто веселился в баньке, все равно не услышали. И даже когда их собственная дверь распахнулась, и пули с чмоканьем принялись дырявить голые и полуголые тела, лишь немногие успели осознать, что происходит. Но это их не спасло.

   Спустя десять минут после того, как первая пуля пробила череп охранника, в доме и баньке, принадлежавшим авторитетному вору Шуре Чудику, образовалось одиннадцать трупов: восемь мужских и три женских. Еще десять минут потребовалось шестерым убийцам, чтобы обшарить дом и прочие помещения и убедиться, что ни хозяина, ни того, за кем они пришли, здесь нет. Выяснив это, убийцы, не покусившись на имущество убитых, покинули хозяйство Чудика, сели в автобус с мерсовской звездой на радиаторе, поджидавший их в конце улицы, и отбыли в сторону порта. Если бы рядом случайно оказались работники ГИБДД, пару дней назад дежурившие на въезде в Ширгород, то они наверняка узнали бы автобус, возглавлявший автоколонну, которой была обеспечена «зеленая улица».

   – …Мать! …Мать! – однообразно заругался Монах. – Ну и мясня! Бессон, валим отсюда в темпе!

   – Ну-ка! – Евгений отодвинул Монаха и заглянул в баньку. – Ага! Лехи и тут нет! – констатировал он с облегчением.

   – Они могли забрать его с собой, – сказал Ленечка.

   – Могли. Скорее всего, они так и сделали. Остается выяснить: кто это – «они».

   – Бессон, давай отсюда валить! – заныл Монах. – Одиннадцать жмуров. Накроют – все на нас повесят!

   – Тринадцать! – раздался из темноты спокойный голос Сивого. – Там, в канаве – еще двое. И кое-кто живой.

   Сивый возник из темноты, толкая перед собой… полуодетую и довольно грязную девчушку.

   – Какая встреча! – усмехнулся Ленечка. – Мальвиночка, радость моя! Какого хрена ты тут делаешь?

   – Я посикать вышла, – рассказывала доступная девушка Мальвина. – На свежий воздух. Только присела, из темноты двое. Шасть к пацанам, что у калитки тусовались. Те даже и не пикнули. Я сразу смекнула и в малине заховалась, как мышка. А они – через забор и по тем пацанам, что на веранде у баньки в карты играли. И их – тоже того. Оружие у них такое, ну, прикольное. Не стреляет, а только ляскает, будто железякой по железяке.

   – Да уж, прикольное, это точно, – согласился Монах, с вожделением поглядывая на острые грудки Мальвины.

   Из всей одежды на бедной девушке имелся лишь короткий банный халатик, едва-едва прикрывавший круглую попку.

   Мальвина замолчала, уставилась на него испуганно: вдруг сказала что-то не то? Но, поймав его взгляд, быстренько стянула отвороты халатика. Похотливый взор Монаха тут же переместился на ее поцарапанные, не очень чистые, но по-прежнему весьма привлекательные ноги.

   – Ты говори, – поощрил девушку Бессонов. – Положили они пацанов на веранде, а что потом?

   Мальвина мельком, и довольно равнодушно, глянула на убитых картежников.

   – Потом один по телефону говорил, – сообщила она.

   – Так… А что именно он говорил, не расслышала?

   – Да как же не расслышала! – слегка обиделась Мальвина. – Он же вон там стоял, а я вот там сидела. Страху натерпелась!..

   – Что он сказал?! – рыкнул Бессонов.

   Сказал: «Рябой, мы пришли на первый рубеж». А потом: «Готовься, минута. Отсчет пошел».

   – Интересное кино… – задумчиво произнес Ленечка. – Значит, Рябой… Слыхал раньше такое имечко, командир?

   – Что-то знакомое… Ладно, потом. Ты говори, говори, детка.

   – Ну, потом в доме что-то грохнуло, эти двое в баньку забежали, а я – кустиками к забору, через собачью дырку, на улицу. Хотела дальше тикать, но гляжу: там под липой автобус стоит чужой; огни погашены, но внутри точно кто-то сидит. Я тогда в канаву залезла, а там – крапива! Пострекалась хуже, чем в малине. Но крапива всё лучше, чем вот так, – добавила она рассудительно и кивнула на мертвецов. – А потом те уехали, и сразу вы прикатили. Слышьте, мужчины, а вы меня не убьете?

   – Мы женщин не убиваем, – успокоил ее Бессонов. – Не бойся!

   – Мы их только …! – ухмыльнулся Монах. – Уп! – Локоть Ленечки воткнулся ему в бок.

   – Не бойся, – повторил Бессонов. – Еще вопрос: помнишь парня, которого Алексеем зовут? Ты его здесь видела?

   – Не-а! – Мальвина мотнула головой.

   – А хозяин этого ранчо…

   – Чего?..

   – Ну, дома этого. Он – где?

   – А, Чудик! Пацаны говорили: они за каким-то кладом поехали. На Чудиковом катере.

   – Они – это кто?

   – Чудик с пацанами и дядька мой с Федором.

   – Твой дядька – это Колбасников?

   – А то кто же!

   – А Алексея в той компании не было?

   – Про это не слыхала, – с сожалением ответила Мальвина. – А вы у пацанов спросите.

   – Боюсь, не получится, – сказал Ленечка. – Если, конечно, ты не – медиум.

   – Медиум – это что, минет такой? – заинтересовалась девушка.

   – Нет, это тот, кто с духами разговаривает.

   – Слышь, Бессон, давай в машине добазарим! – снова заныл Монах. – Если менты наедут – кранты!

   – Ладно, двинулись, – согласился Евгений. – Мальвинка, с нами поедешь, возражений нет?

   – Как скажете, мужчина! – Девушка состроила кокетливую гримаску, сквозь которую отчетливо проглядывал страх.

   Бессонов извлек телефон:

   – Салават, подъезжай, мы отходим.

   – Садись назад, – велел Ленечка Салавату. – Я сам поведу.

   Татарин вылез из машины.

   – Лешки нет, да? – Тут он увидел Мальвину.

   – А-а-а! – обрадовался Салават. – Сладкая! Садись ко мне на колени!

   – Девушка вперед сядет, – распорядился Бессонов. – Сивый, полезай за сиденья и контролируй тыл. Монах, ствол не свети. Все, погнали в больничку.

   – Нашего там точно не было! – докладывал Рябой. – Мы все проверили: дом, баню, соседей. Ни парня этого, ни того толстого, с которым ты днем тер, как его… Чудика!

   – И куда, как думаешь, они могли деться? – спросил Застенов.

   Рябой пожал плечами:

   – Надо людей поспрошать.

   – Вот и поспрашивал бы, вместо того, чтобы всех подряд валить!

   – Я сказал пацанам насчет Шелехова, а про остальных речи не было.

   – А сам не сообразил?

   Рябой почесал небритую щеку, вздохнул:

   – Ты извини, конечно, Стена, но это ж не наши, из рыбинспекции. Это – курганские, из группы сопровождения. Они сначала стреляют, потом думают.

   – Думать за них должен был ты! – сердито произнес Застенов. – Где теперь нам парня искать? Ты, Рябой, меня конкретно подвел!

   – Да я понимаю, Стена, – смущенно проговорил старший инспектор. – Давай я сам поищу. В порт съезжу, у меня там информатор один есть, с ворами дружит. Может, он знает.

   – Съезди, – разрешил Застенов.

   Когда Рябой ушел, он позвонил Кочко.

   – Тиша, это я. Извини, что разбудил…

   – Я не спал, – буркнул бывший опер. – Поспишь тут. Дел выше крыши.

   – Тогда тем более извини, есть у меня к тебе еще одно дело…

   Застенов вкратце изложил результаты ночного налета.

   – Надо искать, – заключил он. – Ты ведь ширгородский, наверняка возможности у тебя имеются.

   – Имеются, – согласился Кочко. – Только давай не сейчас. У меня завтра с утра «гастролеры» прибывают по московской теме. Надо все подготовить, чтобы они тут косяка не упороли.

   – Ты же им, вроде, всю информацию передал.

   – Передал. Но москвич, он, блин, шустрый. Возьмет и опять соскочит. Проколются «гастролеры» – будут проблемы.

   – Тиша! – проникновенно сказал Застенов. – Давай не будем о будущем. У меня сейчас проблемы! Москвич – это не главное. Шелехов важнее!

   – Я так не думаю. Ты знаешь, к примеру, что в Ширгороде сейчас группа московского спецназа находится?

   – Впервые слышу. Большая группа?

   – Приличная. Не меньше роты. Элитные головорезы ФСБ.

   – «Альфа»?

   – Может, и «Альфа», я не уточнял. Знаю, что они у пожарников обосновались, и еще знаю, что подконтрольны они нашему москвичу. Так что, Веня, думаю, москвич все-таки важнее. И прав Григорьич: надо от него избавиться.

   Застенов хмыкнул. Что ж, теперь, по крайней мере, понятно, почему Хлебалов укрепляет Праздничное, а в Кургане его люди сменили дубинки на калаши и разъезжают уже не на джипах, а на армейских грузовиках с пулеметами в кузове.

   – Почему я об этом не знаю? – сердито спросил он.

   – Теперь знаешь, – ответил Кочко. – Не злись, Веня. У меня команды не было – держать тебя в курсе. Наоборот, приказано лишними темами тебя не грузить.

   – И кто же такое приказал? – с ноткой угрозы осведомился Застенов.

   – Хлебалов. Так что извини, Веня. Ты знаешь, я к тебе нормально отношусь. Послушай…

   – Ты послушай! – перебил его Застенов. – Насрать мне, как ты ко мне относишься! Мне надо, чтобы ты напряг все свои связи и в кратчайший срок выяснил, где находится Чудик! И ты это сделаешь, потому что я уверен, что, отыскав Чудика, мы найдем и Лешку Шелехова! Я, Тиша, всё еще начальник службы безопасности, а ты – всё еще мой подчиненный. Поэтому я уже не прошу, а приказываю тебе: ищи Чудика! Всё!

   И бросил трубку.

   Бывший ширгородский опер Тихон Кочко повертел в руке мобильник, раздумывая… Он мог сейчас позвонить Хлебалову, разбудить его и попросить подтверждения приказа Стены. Но Хлебалову это могло не понравиться, а Застенову не понравилось бы наверняка.

   «Ладно, – решил Кочко. – „Гастролеры“ – ребята ушлые, сами справятся. Тем более, что в этот раз обеспечивать им подходы и прикрытие не требуется. А Шелехова действительно надо найти».

   И Кочко взялся за дело.

   Через полчаса он уже знал, что Чудик с довольно большой и при этом чисто мужской компанией, в которой присутствовал и бывший капитан Колбасников (Шелехова Тишин «барабан» в лицо не знал), отплыл на собственном катере.

   Еще через пятнадцать минут Кочко выяснил, куда ушел катер Чудика, благо, таких направлений было немного: вверх по Юри, вниз, или к противоположному берегу.

   Еще через десять минут Веня Застенов поднял с постели начальника рыбинспекции и еще сорок минут спустя с Песчаного поднялся вертолет с группой инспекторов, коим была поставлена задача отыскать и задержать «нарушителей». Учитывая то, что нарушители были вооружены и могли оказать сопротивление, с «рыбинспекторами» отправились трое «специалистов» из бригады Рябого.

   Сам Рябой был с поисков Шелехова снят и получил задание лично от Юматова.

   – Ты у нас специалист по умыканию баб, – сказал Рябому Юматов. – Вот и организуй!

   – Эх, дробовичок бы… – посетовал Колбасников.

   – Точно туда, не напутал? – строго спросил Чудик. Язык у авторитетного вора слегка заплетался.

   – Вроде бы…

   Алеша действовал наобум. Местности он не знал. Протоку же эту выбрал потому, что она отрезала от берега длинный и узкий островок. Это был пусть небольшой, но шанс. Темнота, камыши вдоль обоих берегов…

   – Может, до утра подождем? – в который раз предложил он, заранее зная ответ.

   – Ни хрена! – отрезал Чудик. – Вперед! Газуй, Федька, чего тормозишь?

   – Не видно ничего, еще на мель сядем или камнем брюхо пропорем! – возразил бывший старпом «Веселого».

   Он был несколько трезвее Чудика и своего капитана. К большому сожалению Алеши, три чудиковских «быка» были совершенно трезвы и не спускали с Шелехова глаз. Вдобавок предусмотрительный Чудик на всякий случай надел на Алексея наручники.

   Прогулочный катер, красивая белая игрушка, порыкивая мощным мотором, неторопливо подминал камыши; его ют почти на полметра возвышался над зарослями. Ослепительная «люстра» пробивала тьму, высвечивая берега: крутой материковый, с подступившими к обрыву соснами – слева, и пологий островной, заросший осинками и кустарником – справа.

   – Кажется, здесь, – проговорил Шелехов, показав скованными руками в сторону острова.

   Десантировались. Коренастый «бычок» помог спуститься тучному Чудику. Федор кое-как сгрузил Колбасникова. Не потому что капитан боялся спрыгнуть с высоты собственного роста, а потому что шкипер так накушался, что вполне мог ухнуть мордой в песок.

   – Куда теперь? – вопросил Чудик.

   – Туда. – Шелехов неопределенно махнул рукой в сторону зарослей. – Там тропинка должна быть…

   Логично. Какая-нибудь тропинка наверняка найдется.

   Чудик с двумя «быками» энергично ломанулись сквозь кустарник, высвечивая путь мощными японскими фонарями. Третий «бык» остался при Шелехове: держался на шаг позади, контролировал.

   Старпом Федя тоже приглядывал за Алексеем, но его можно было особо не опасаться: к Федору намертво принайтовалась малоподвижная туша его капитана.

   – Вр-раху н-не сдается н-наш х-хордый «Вар-рях»… – время от времени взревывал шкипер, заглушая окрестных лягушек.

   – А-а-а! Есть тропинка! – радостно заорал Чудик. – Фрол! Давай этого сюда!

   – Пошел! – Приставленный к Алексею «бык» толкнул его в спину. – Двигай стропами!

   Тропинка нашлась. Узкая и извилистая, она забирала вправо, к противоположному берегу. В принципе подходящее направление. Остались пустяки: со скованными руками, в темноте удрать от нескольких мужчин, которые без колебаний применят оружие.

   – Куда теперь? – азартно выкрикнул Чудик.

   – Вперед! – Шелехов решительно отодвинул в сторону «бычка» и зашагал по тропинке.

   Чудик дышал ему в затылок, лучи фонарей высвечивали обступившие тропку густющие кусты ежевики.

   Через несколько минут справа, в просвете, мелькнула гладкая поверхность реки. Не обманула тропинка.

   Шелехов остановился так резко, что Чудик ткнулся ему в спину.

   – Чего?

   – Вот это дерево! – Шелехов показал на ничем не примечательную осинку. – Где-то тут…

   Он присел и сделал вид, что шарит в кустах. Чудик старательно ему подсвечивал.

   – Черт! – пробормотал Алексей. – Где-то здесь отметочка…

   – Мать твою! – выругался Чудик. – Такие бабки можно и получше отметить! Не дай Бог потеряются…

   – Не потеряются… – рассеянно проговорил Алексей. Его голова в бешеном темпе искала ответ на вопрос: как сделать ноги?

   – Точно, где-то здесь… – бормотал он. – Две большие черные сумки… С долларами… Не туда светишь! Дай-ка мне фонарь! – Алексей, не оборачиваясь, поднял скованные руки…

   И Чудик, охваченный предвкушением миллионерства, безропотно вложил Алексею в ладонь увесистую японскую штуковину… И Алексей с разворота, распрямляясь, врезал авторитетному вору локтем в живот, опрокинув его на ближайшего «бычка», мазнул белым световым пятном по ошарашенным лицам своих врагов, ослепив их на несколько секунд, метнул тяжелый фонарь в физиономию второму «быку», вслепую потянувшемуся за пистолетом, сам, почти ничего не видя, нырнул в просвет между кустами, пробился, разрывая одежду, через колючие заросли, выбежал на довольно высокий берег и прыгнул вниз.

   На этом его удача закончилась, потому что этот берег был практически лишен растительности: узкая песчаная полоска под обрывом, совсем реденькие камыши – и почти черно-стеклянная, озаренная лунным светом поверхность могучей реки.

   Никаких шансов затеряться. Или уплыть от катера, который через пять минут обогнет остров и окажется здесь. Тем более – со скованными руками.

   Первая мысль: вскарабкаться обратно и попробовать укрыться на острове. Но от нее пришлось отказаться. Наверху, с хрустом ломая кусты и матерясь, рвались к ускользнувшей жертве разъяренный Чудик с товарищами.

   Алексей отбросил заманчивую идею спрятаться под водой. Это было глупо. Бежать тоже глупо: пуля догонит. Тем не менее он бросился бежать, уповая на то, что преследователи, быть может, не станут сразу палить, а захотят взять его живым.

   Бежать по влажному песку было легко. Пока преследователи выбирались из кустов, Алексей промчался метров семьдесят – и наткнулся на оползень. Мысок шириной метров десять был подмыт, земля сползла вместе с кустами и кривыми деревцами, образовав совершенно дикое переплетение корней и стволов.

   Шелехов обогнул препятствие по воде и устремился дальше. Его преследователи как раз выбрались на берег, и оползень очень удачно заслонил от них Алексея…

   Он резко остановился. Новая мысль пришла ему в голову. Он оглянулся. Цепочка отчетливо видимых в лунном свете следов тянулась за ним.

   Войдя по колено в воду, Шелехов бросился обратно.

   Он успел. Зарылся в песок (чертовски трудное дело, когда у тебя скованы руки) между двух вывороченных корневищ, буквально на несколько секунд опередив подбежавших к завалу пацанов Чудика. А затем наблюдал, как они, высунув языки, носятся вдоль берега и светят фонарями, пытаясь обнаружить беглеца в реке.

   – Искать! Искать! – орал на них авторитетный вор, от переживаний даже слегка отрезвевший. – В наручниках он не мог далеко уплыть. Двести баксов тому, кто поймает!

   Федора среди искавших не было.

   Минут через пять, услышав треск мотора, Шелехов сообразил, куда подевался старпом.

   Теперь Алексея искали на два фронта: на воде и на земле. Катер зигзагами бороздил Юрь, а «быки» шарили в кустах вдоль берега. Чудик некоторое время сидел на стволе в каких-нибудь пяти метрах от Шелехова и распоряжался. Позицию он выбрал крайне «удачную»: никому и в голову не приходило искать беглеца так близко от «командного пункта». Тем не менее, Алексею приходилось нелегко: не пошевельнуться, ни даже вздохнуть поглубже.

   Через полчаса Чудику надоело отсиживать толстую задницу. Он перебрался на катер, всосал еще стакан, с новыми силами наорал на своих подчиненных, а затем отстранил Федьку от управления плавсредством и принялся рулить сам. Катер с бешеным ревом выписывал замысловатые кренделя. Пацаны шарили в колючих кустах и громко ругали беглеца, Чудика и свою нелегкую криминальную стезю. Только сам беглец сидел тихо-тихо, и потому первым услышал посторонний звук.

   Рев накатился с неба, играючи перекрыв рык дизеля. Ослепительный луч ударил сверху. В сравнении с ним «люстра» катера смотрелась как карманный фонарик.

   – Заглушить двигатель! Всем оставаться на местах! Рыбинспекция! – прогремел с небес тысячекратно усиленный голос. – Приготовить плавсредство к досмотру. При попытке сопротивления – открываем огонь на поражение.

   Послушный Федор заглушил мотор.

   – Ты что делаешь! – заорал на него Чудик. – Эй вы, там! Рыбинспекция! Какого хера вам надо? Не видите, что…

   Последние слова Шуры утонули в новом рыке:

   – Всем оставаться на местах! Приготовить судно к досмотру!

   – Ах вы…! – завопил Чудик. – Да я вас…! Мочи козлов, братва!

   Будь Чудик потрезвее, он бы крепко задумался, прежде чем отдать такой приказ. Но Шура был пьян и разъярен, а его бычары вообще не были приспособлены, чтобы думать. Сказано мочить, значит мочить. Все трое задрали головы и принялись палить из пистолетов в ослепительное «солнце».

   Результат не заставил себя ждать. Сверху загрохотало сразу несколько стволов, один из «быков» повалился, а двое других проворно нырнули в заросли и палили уже оттуда, пока не кончились патроны. На вертолете с амуницией дело обстояло намного лучше. Сверху поливали минимум в три ствола: по зарослям, по катеру, перфорируя тонкую жесть, а заодно – самонадеянного Шуру Чудика.

   Только бывший старпом успел среагировать правильно: при первом же выстреле сиганул с двухметровой высоты в воду и выскочил на берег в каких-нибудь трех шагах от затаившегося Алеши. Пули взметнули песок на расстоянии полутора метров от норы Алексея, но за старпомом не поспели. Тот проворно вскарабкался наверх и лосем попер сквозь заросли – подальше от зоны боевых действий.

   Стрельба прекратилась. Катер Чудика затонул. Вертолет еще некоторое время побарражировал над островом, затем ушел в сторону города. Сразу стало совсем темно.

   Минут через десять, убедившись, что его больше не ищут, Алексей рискнул выбраться из своего укрытия.

   Труп одного из «быков» лежал на пропитавшемся кровью песке. Фонарь был разбит. Пистолет валялся в нескольких шагах.

   Стиснув зубы, Алексей обшарил карманы покойника. Его добычей стали: бумажник, зажигалка, перочинный нож, горстка пистолетных патронов и… ключи от наручников.

   Как это приятно: снова стать свободным!

   Алеша вымыл руки, протер запачканную кровью рукоятку пистолета, ничем не примечательного «макара», с большой степенью вероятности произведенного на Курганском заводе, дополнил обойму и покинул нехорошее место.

   Спустя несколько минут он наткнулся на еще один труп… На поверку оказавшийся не трупом, а вполне живым, только мертвецки пьяным капитаном Колбасниковым.

   С минуту Алексей боролся с искушением утащить капитана куда-нибудь в другое место, подальше от неприятностей. Все-таки «речной волк» пострадал и по его вине. Но, поразмыслив, Шелехов искушение преодолел. Во-первых, весил капитан больше центнера, во-вторых, еще неизвестно, как он себя поведет, когда очухается.

   В общем, протоку Алексей переплыл один, выбрался на «материк», прикинул направление и решительно двинулся сквозь ночь. Настроение у него было приподнятое, трофейный пистолет оттягивал карман, и Алексей даже почти забыл о том, что его девушка – снова в руках Хлебалова…

   …Усиленный наряд «рыбинспекции» прибыл на остров через сорок минут после того, как Алексей его покинул. «Рыбники» подобрали трупы чудиковских «быков» (самого Чудика вытаскивать не стали, отложили до утра) и одного живого: экс-капитана Колбасникова.

   Трупы отвезли на Песчаный и уложили в «холодильник», а Колбасникова, без труда опознанного по документам, доставили прямо к алчущему его допросить Юматову. К большому огорчению последнего, никакие словесные и физические аргументы не смогли привести капитана в «рабочее» состояние, так что допрос пришлось отложить до утра.

   Двадцать два километра – это четыре часа ходьбы. Ни малейшего желания совершить марш-бросок у Алексея не было. Он не спал почти сутки, и сутки это были довольно насыщенные. Каждая косточка его молодого организма намекала, что пора бы ей дать передышку.

   Но поймать попутку оказалось делом нелегким. Во-первых, машин на дороге практически не было, во-вторых, внешний вид Алексея был весьма далек от подобающего джентльмену их привилегированного британского колледжа.

   Из шести проследовавших в нужном направлении машин притормозила только одна, но и ее владелец, присмотревшись к голосующему, тут же вдарил по газам. Даже пятидесятидолларовая купюра, изъятая из тощего бумажника чудиковского «бычка», не впечатлила водителя.

   Простояв минут сорок с поднятым пальцем, Алексей плюнул, двинулся пешком… И первая же попутка, зеленый, не первой свежести «опель»-внедорожник, обогнав его метров на двадцать, тормознул, затем сдал назад и остановился рядом.

   Дверца распахнулась.

   – Садись!

   Шелехов заколебался. Пригласивший его стриженный под ноль парень Алексею резко не понравился.

   – Мне – в Ширгород, – сказал он осторожно.

   – Садись! – повторил стриженый, открывая заднюю дверь. – Сумку только сдвинь.

   И Алеша сдвинул сумку (в ней что-то лязгнуло) и сел. У водителя был такой же стриженый крепкий затылок, как у первого парня. Ну, в конце концов, у Алексея есть пистолет, и позиция у него выигрышная.

   Щелчок – водитель заблокировал дверь. Алеша напрягся, но никаких враждебных действий не последовало. «Опель» с ревом рванулся с места и в считанные секунды разогнался до ста тридцати. Несмотря на потрепанную внешность, внутренности у внедорожника были в порядке.

   – Ты что, пацан, с кошкой дрался? – спросил водитель вполне миролюбиво.

   Шелехов рефлекторно провел ладонью по лицу, глянул на себя в зеркало заднего вида: да, царапин и ссадин на физиономии хватало. Не удивительно, что его никто не хотел брать.

   – С дерева упал, – сказал Алексей.

   – А на дерево зачем полез?

   – Рыбу ловил… в неположенном месте. А тут инспекция…

   – Бывает. – Внедорожник, разогнавшийся уже до ста сорока, легко, как стоячий, обошел по встречной здоровенный «трак». Тут дорога вильнула, и «опель» едва не вылетел на обочину. Но водитель справился.

   – У меня тоже однажды было, – сказал он. – Завалили с братаном лося в заказнике у Черной лощины, ну, ты знаешь (его приятель кивнул), а тут этот козел, егерь…

   – И что? – изобразил заинтересованность Алексей.

   – И его тоже завалили, – сказал водитель. – А братан мне говорит… Прикинь, – он повернулся к соседу, – давай, типа, чтоб мясо зря не пропадало… Освежевали, короче, обоих, порубили, в кабак один продали.

   – В какой кабак? – поинтересовался второй.

   – Да на Ленинском, который под «черными», забыл, как называется… Прикинь, там лохи три дня, типа, лосятину хавали!

   Оба рассмеялись.

   – А кабак тот уже не под «черными», – сказал второй. – Его, типа, китаезы под себя забрали.

   – Бля! – огорчился водитель. – Лезут в каждую щель, суки! Давно их мочить пора!

   – Ты это Сипу скажи! – предложил второй. – Он с ними темы крутит.

   – А мне по фигу! – сказал водитель. – Счас заказ сделаем, вернемся, я ваще к Коряге уйду.

   – Так тебя Сип и отпустит? – засомневался второй.

   – Отпустит! Коряга Сипа покруче!

   Помолчали. Потом первый сказал:

   – Не, я тебя, Дюха, все равно не понимаю. Не один ли тебе хрен, кто заказы засылать будет.

   – Это тебе, может, по фигам, кого мочить, а мне, типа, разница есть! – не согласился водитель. – Коряга опять же на зоне авторитетней.

   – Это да, – согласился его спутник, и уже обращаясь к Леше: – Слышь, древолаз, ты нас не ссы. Это, типа, просто работа у нас такая. Типа, командировка. Мы кого попало не мочим…

   – За бесплатно, – уточнил водитель.

   – А за тебя хрен кто заплатит!

   Оба засмеялись, не ведая, насколько далеки они от истины.

   Второй достал бумажник, вытащил из него фото:

   – Слышь, древолаз, ты сам – ширгородский?

   – Из области, – уклончиво ответил Алексей.

   – А город знаешь?

   – В общем да…

   – Гостиница «Сокол», это где?

   Алексей напряг память, на которую в общем не жаловался…

   – Где-то на Славянке… Улица Пешкина, кажется…

   – Точно! – обрадовался стриженый. – Так тут и написано: Пешкина, восемнадцать. Покажешь?

   – Я лучше расскажу, как доехать, – сказал Шелехов.

   – Очко играет, да, древолаз? – усмехнулся стриженый.

   Алексей промолчал.

   Стриженый продолжал вертеть в руках фото:

   – Стрёмный какой-то клиент, – пробормотал он. – Слышь, Дюха, как считаешь?

   Водитель взял фотографию:

   – На мента похож.

   Он вернул фото приятелю.

   – Может, и мент, – согласился тот. – Или типа того.

   Алексей, успевший мельком увидеть фото, склонен был согласиться. И еще у него было большое искушение достать пистолет и пристрелить обоих.

   Но на скорости в сто сорок это было рискованно, да и убивать вот так, запросто, Алеша не умел.

   – В прошлый раз порядка больше было, – сказал водила. – Конкретно вывели. А этот, типа, как его, Куркин, ни хрена не организовал.

   – Может, тебе клиента еще скотчем оклеить? – спросил его приятель. Оба заржали.

   – Слышь, древолаз, анекдот про день рождения киллера знаешь? – спросил водитель.

   – Нет.

   – Давай я расскажу, – вмешался второй. – Ты рули. Короче, день рожденья у киллера одного. Типа кореша собрались, все такое, ну, конвертик ему заряжают. А там – заказуха на лимон бакинских. Ну, как положено: фото там, установочные данные. Ну, ваще! Киллер: типа, спасибо, а пацаны ему: спокойно, братан! И винтарь кладут конкретно снайперский, бельгийский, оптика там, все такое. Киллер уж не знает, чё сказать. А пацаны ему: типа, еще не все. И вытаскивают из подвала того, на кого заказ, типа, упакованного, прямо на стуле, глаза выпучив, и ленточкой красивой перевязанного. Ну, киллер аж чуть не в слезы: «Пацаны!..» И всё такое. Винтарь берет, а пацаны ему: погодь, братуха, ты ему, типа, скоч с хавальника отклей. Ну, тот отклеивает, а клиент ему: «Хеппи бездей ту ю!..»

   Алеша выдавил смешок. Он увидел на обочине знак: скоро пост ГИБДД.

   Может, рискнуть? Но что он скажет милиции? Или попросить его высадить? А если эти отморозки решат, что он хочет их сдать?

   – Сбрось, – сказал второй, который тоже увидел знак. – Нам заморочки ни к чему.

   Водитель послушно сбросил до восьмидесяти. Мог бы и не сбрасывать. На посту ГИБДД никого не было.

   Через пять минут они въехали в город.

   – Ну чё, древолаз, не передумал? – спросил второй.

   – В смысле? – состроил дурачка Алеша.

   – Дорогу покажешь?

   Алеша молчал, внедорожник неторопливо катился по пустынной (шесть утра) улице.

   Алеша думал. Если бы у него был телефон… Но его мобильник остался в доме Чудика. Был бы телефон, позвонил бы Бессонову… На этих бандитов одного Салавата хватит с лихвой. Допустим, они его отпустят… Каламбур, однако. Допустим. Кто он для них сейчас? Мальчишка-браконьер, у которого не все в порядке с законом. Такой вряд ли пойдет в милицию. Итак, они его отпускают, он в срочном порядке ищет телефон и звонит… Куда? Алеша вдруг сообразил, что не помнит ни одного нужного номера. Даже номера Бессонова. Блин! Шелехов всегда считал, что у него отличная память, а тут… Устал, наверное. Голова совсем не соображает. Вдруг откуда-то из глубин подсознания всплыл номер мобильника Нади Павловой. В принципе, годится. Если Надя не отключила его, скажем, на ночь…

   – Давай, пацан, решайся! А мы тебе денег дадим… – посулил стриженый.

   – Денег?

   Или все-таки рискнуть… А как иначе? Если он поедет с этими отморозками, живым его вряд ли оставят. Но убивать, скорее всего, будут не до, а после…

   – А сколько денег?

   – Стоху!

   – Не-е! Это мало!

   – Ну, ты наглый! – сказал водитель. – Мы тебя в город привезли, а ты еще менжуешься!

   – Ну, хоть рублей двести дайте! – заканючил Алеша. – А то у меня рыбинспекторы все выгребли!

   – Двести рублей! – Бандиты заржали.

   – Ладно, – сказал стриженый. – Дадим тебе двести. – Они переглянулись, и Алеша понял, что ничего они ему не дадут. Ни двести рублей, ни двести долларов. Покойникам деньги не нужны.

   – Тогда поехали! – решительно заявил Алеша. – После перекрестка направо…

   Гостиница «Сокол», невзрачное пятиэтажное строение эпохи шестидесятых, терялось внутри квартала среди таких же невзрачных жилых пятиэтажек.

   – Мотор не глуши, – сказал второй водителю. – А ты посиди в машине, древолаз. Мы быстро. Вернемся – рассчитаемся. И подбросим, куда скажешь. Договорились?

   Алеша кивнул.

   – Ты, кстати, рулить умеешь? – поинтересовался водитель.

   Алеша отрицательно мотнул головой.

   – Ну и хорошо.

   Оба вылезли из машины, вытащили сумку, открыли багажник…

   «Телефон, – думал Алеша. – В гостинице наверняка должен быть телефон…»

   Багажник захлопнулся.

   – Сиди тут! – распорядился напоследок стриженый, и оба направились ко входу. Двери были закрыты, но водитель попинал их ногой, по ту сторону появился дежурный. После кратких переговоров двери открылись, и бандиты вошли…

   Мотор внедорожника урчал. Ключи торчали в замке. Можно было просто уехать…

   Алеша выбрался из машины и решительно направился к гостинице. И так же решительно постучал.

   Никакой реакции.

   Шелехов рванул дверь… Что-то щелкнуло, и дверь открылась.

   Дежурный лежал на полу за стойкой. Голова в крови. В холле – никого. Но телефон – вот он. Шелехов быстро набрал номер Нади… И узнал, что аппарат отключен или вне зоны приема. Черт!

   Дежурный застонал, зашевелился. Алексей схватил его за плечо, встряхнул.

   – Номер! – рявкнул он. – В какой номер они пошли?

   – Триста третий… – прошептал дежурный, попытался встать, и тут его вывернуло.

   Но Алеша этого уже не видел. Он бежал по лестнице на третий этаж…

   Еще за пролет он услышал женский голос, вероятно, дежурной по этажу: «Вы к кому, моло…», и звук, напоминающий сдавленный писк.

   Алеша вихрем пролетел последние ступеньки, на ходу вытаскивая ПМ.

   Оба бандита стояли у номера. Водитель Дюха вставлял в замок ключ, второй киллер – рядом, в руке – пистолет с непропорционально длинным и толстым стволом.

   – Стоять! Оружие на пол! – крикнул Алеша, прицелившись.

   Водитель, уже приоткрывший дверь, замер.

   – Ба! – сказал его напарник. – Древолаз! Какого хрена! – и повернулся навстречу Алеше, шагнул вперед, поднимая пистолет.

   Не раздумывая, Шелехов нажал на спусковой крючок…

   Ничего!

   Бандит ухмыльнулся.

   – С предохранителя сними! – посоветовал он. – Если успеешь! – Толстый срез глушителя смотрел Шелехову прямо в лоб. Оцепенев, Алеша глядел в него…

   Негромкий хлопок, удар где-то за спиной, короткий визг срикошетившей пули слился с возгласом бандита Дюхи, который потерял равновесие, не успев вовремя выпустить ручку резко открывшейся двери. Его напарник отвлекся на долю мгновения как раз тогда, когда его палец нажимал на спуск, и предназначенная для головы Алексея пуля ушла в «молоко».

   Вышедший из ступора Шелехов наконец-то вспомнил, чему его когда-то учили дядя Коля Яблоко и Веня Застенов, метнулся в сторону, упал на живот (бандит успел выстрелить дважды и оба раза промахнулся), сдвинул флажок предохранителя, выстрелил (ПМ грохнул так, что уши мгновенно заложило), – пуля ударила в потолок. Алеша выстрелил еще раз и на этот раз попал. Бандита ударом тупой пээмовской пули развернуло и опрокинуло ничком на пол, а пистолет отлетел в сторону и упал метрах в трех от своего прежнего хозяина.

   Водитель Дюха задним ходом, спиной вперед выдвинулся из номера. Руки он держал над головой. Держал очень старательно, потому что в пах ему упирался ствол пистолета.

   – Опять ты, – сказал Андрей Игоревич, глядя через плечо бандита на поднимающегося с пола Алешу. – Какими судьбами на этот раз?

   – Да так, мимо проходил… – пробормотал Алеша, на которого разом навалилась невероятная усталость.

   – Мордой к стене! – скомандовал плененному бандюку подполковник. Тот выполнил команду, получил рукояткой пистолета по затылку и осел на пол. Подполковник подошел ко второму. Бандит лежал ничком. Ковролиновая дорожка под ним набухла от крови.

   Подполковник посмотрел в сторону лестницы. В трусах и майке, с пистолетом в руке, он, тем не менее, не выглядел комично. Скорее, наоборот.

   – Их только двое, – угадал его мысль Алеша. – Андрей Игоревич, можно, вы тут сами разберетесь, а я пойду?

   – Куда это?

   – Помыться и спать.

   – Помыться можешь у меня в номере. И поспать тоже, – сказал подполковник. – Согласен?

   – Замечательно.

   – Ты в курсе, что твои друзья тебя уже сутки ищут?

   – Догадываюсь. Передайте им, пожалуйста, что у меня все нормально.

   – Это с какой стороны посмотреть… – проворчал подполковник, но Алеша не услышал.

   – Телефон мне принеси! – крикнул Андрей Игоревич. – Он там, на тумбочке. И отбой на восемь часов. Лицо лосьоном продезинфицируй. Он тоже на тумбочке.

   Подполковник был очень наблюдателен. Профессия такая…

   Лев Никитич, еще не отошедший от наркоза, лежавший под капельницей, плохо соображавший, но тем не менее не пожелавший следовать настоятельным рекомендациям лучшего в городе хирурга (спать, спать и никаких деловых контактов), выслушал все новости, включая историю о конфликте Хлебалова и Грязного, и очень огорчился, узнав, что местонахождение его невесты пока установить не удалось.

   – Ищи! – сказал он, с трудом ворочая языком. – Землю рой! На хрен ты мне нужен, если своей работы не делаешь…

   Курков почтительно молчал. За три тысячи долларов в месяц можно многое стерпеть. Тем более, что, по сути, хозяин прав.

   – Надька где? – внезапно спросил Сурьин.

   – Была тут, Лев Никитич. Час как уехала. Сказала: утром приедет.

   Сурьин пожевал губами.

   Племянница, единственная дочь его родной сестры, фактически была его главной наследницей. Женить бы ее, шалаву, по уму…

   Если бы он знал о ночном инциденте, когда люди Хлебалова едва не похитили его племянницу… Если бы племянница решилась об этом рассказать…

   А она уже почти решилась и рассказала бы непременно, не пребывай Лев Никитич нынче утром в отключке.

   Но хотя Сурьин об инциденте понятия не имел, интуиция у него имелась. Иначе не быть бы ему одним из ширгородских магнатов.

   – Глаз с Надежды не спускать! – велел он. – Не дай Бог что – лично ответишь.

   – Так точно, Лев Никитич!

   – Все. Свободен. Завтра в десять – ко мне.

   – Завтра в десять у вас осмотр, – напомнил Курков.

   – Осмотр подождет. Булкину мне найди! – Сурьин даже слегка приподнялся на кровати. – Найди ее, понял?

   – Найдем, Лев Никитич, не беспокойтесь!

   Сурьин закрыл глаза, и Курков, кивнув сиделке, беззвучно выскользнул из палаты.

   У входа бдили двое его молодцов, вытянувшихся при виде начальства, и здоровяк-омоновец, присланный по личному распоряжению начальника ГУВД.

   – Найди… Легко сказать… – бормотал Курков, спускаясь по мраморной лестнице.

   Впрочем, у него впереди была целая ночь. И он еще не знал, что совсем скоро его оповестят о еще одной пропаже.

   – Опять двадцать пять! – проворчал Петровский. – Точно как в прошлый раз нас с Колькой подставили.

   – Токо это уже не «Газель», – справедливо заметил его новый напарник.

   На сей раз за белым «рено» племянницы хозяина пристроилась помятая «вольва».

   – Пробей номера! – велел Петровский, пристраиваясь в хвост «хвосту».

   – Нету таких! – спустя десять минут сообщил напарник. – Паленые. Начальник сказал…

   Петровский так и не узнал, что сказал начальник. «Вольво» резко газанула (Петровский тоже, на автомате), а потом так же резко ударила по тормозам, а поскольку тормоза у нее были получше, чем у «девятки», за рулем которой сидел Петровский, то «жигуль» с ходу воткнулся в крепкий бампер.

   Напарник улетел головой в стекло, водитель удержался, но от рывка ему стало совсем худо (последствия прошлого ДТП еще не прошли), зрение отключилось, а когда включилось, то в лоб ему уже летел черный ружейный приклад.

   Снова очнулся боец сурьинской «наружки» на больничной койке, поэтому бедняге не довелось увидеть, как массивный джип с никитскими номерами притер белый «рено» к обочине, а двое выскочивших из внедорожника мужчин, проигнорировав протестующие крики, вытащили сурьинскую племянницу из машины, запихнули на заднее сиденье и укатили в направлении порта.

   Так потом рассказали милиции и сурьинским безопасникам свидетели похищения.

   Девушка, лежавшая на узкой, застеленной солдатским одеялом койке, была красива. Именно была. Сейчас лицо ее распухло и почернело от кровоподтеков, густые светлые волосы спутались, некогда элегантная блузка разорвана, юбки не было вовсе, низ живота прикрывало грязное полотенце, длинные стройные ноги были грязны, исцарапаны и тоже покрыты синяками.

   – Гляди, коза! То же и с тобой будет! – пообещал Рябой, сжимая грубыми пальцами затылок Нади Павловой.

   Надя промолчала. Она уже убедилась, что ее угроз здесь не боятся. Этим бандитам все равно, кто она такая, или они слишком тупы, чтобы понять, кто ее дядя. Тем не менее первый испуг прошел, и племянница Сурьина не очень-то поверила словам бандита. Никто не посмеет так обращаться с ней. Если ее похитили, чтобы шантажировать дядю Лёву, то какой смысл ее избивать?

   Рябой толкнул Надежду к соседней койке.

   – Параша – там.

   – Да что вам нужно, в конце концов? – не выдержала Надя. – Можно же нормально сказать!

   – Скоро все узнаешь, коза, не шепести! – отрезал Рябой, и дверь с лязгом захлопнулась за ним.

   Дверь была совсем как тюремная: стальная, с окошком посередине. Из забранного решеткой окна, расположенного слишком высоко, чтобы маленькая Надя могла до него дотянуться, сочился свет. Еще в комнате был умывальник. Из него в большую алюминиевую кружку сочилась струйка воды. Под раковиной, на покрытом линолеумом полу, стояла «ночная ваза».

   Избитая девушка застонала. Надя наклонилась к ней:

   – Пить хочешь?

   – Да… – Девушка открыла глаза, вернее, один глаз, превратившийся в узкую щелочку. Второй совсем заплыл. – Ты…

   – …Такая же пленница. Меня Надей зовут. Пей. – Она аккуратно приподняла голову девушки и поднесла кружку к ее разбитым губам.

   – Я – Мария… – прошептала девушка, напившись. – Маша… Ой!

   – Потерпи немножечко. – Смоченным в воде платком Надя осторожно протерла ее лицо.

   – Я тебя знаю… – пробормотала избитая девушка. – Ты – родственница Сурьина, да?

   – Да. – Скрывать очевидное не было никакого смысла. – Мы встречались?

   – В прошлый понедельник. На приеме у представителя Президента.

   «Однако!» – подумала Надя. Всю ширгородскую элиту она знала и сейчас попыталась вспомнить, как выглядела несчастная девушка до того, как ее избили… Нет, не получается.

   – Я секретарь… Руслана Васильевича Медведева, – прошептала девушка.

   Надя изумилась. Конечно, секретарь – не фигура, но кем же надо быть, чтобы одновременно замахнуться сразу на обоих ширгородских магнатов? Или очень сильным, или, что более вероятно, совершенно отмороженным.

   И, додумав эту мысль до конца, Надежда испугалась по-настоящему.

   – Все будет сделано, Николай Григорьевич! – заверил Веня Застенов и уже собрался уходить, когда зазвонил его мобильник.

   – Да, я, – сказал Веня.

   Затем он молча слушал примерно минуту, после чего протянул мобильник Хлебалову.

   – Кто это? – насторожился тот.

   – Не поверишь, Николай Григорьич. – Застенов криво улыбнулся. – Один из отморозков Ваньки-Мстителя. Хочет с вами пообщаться.

   – Ловушка? – еще больше насторожился никитский князек.

   Веня пожал широкими плечами.

   Его хозяин взял мобильник.

   – Хлебалов, – буркнул он. – Говори, я слушаю…

   – Туда, дядечка. – Она показала на дверь номера.

   Мужчина оглядел ее внимательно, молоденькую девчонку в красном топике, весьма рельефно облегавшем грудь, и штанишках до колен, обтягивающих настолько, что можно было различить даже растительность на лобке. Очень возбуждающие штанишки, но мужчину в данный момент больше волновали не маленькие интимные подробности, а то, что под этаким нарядом невозможно спрятать оружие.

   – Зачем тебе туда?

   – Там мальчик один! – Девчонка сверкнула белыми зубками. – Очень меня ждет!

   – Ты уверена?

   – Так мне дядечка сказал.

   – Какой еще дядечка?

   – Такой… – Девчонка сделала неопределенный жест. – Такой серьезный. Дядечка сказал: поднимись в триста третий номер и скажи мальчику, что дядечка Монах и дядечка Салават ждут его внизу.

   – Повернись! – скомандовал мужчина.

   Девчонка крутнулась на пятке: тонкая шейка, голая спина, туго обтянутая круглая попка… Никакого металла, если не считать сережек.

   Мужчина достал телефон:

   – Андрей Игоревич, к нашему подопечному гостья. Хочет его забрать… Тебя как зовут? – обратился он к девушке.

   – Мальвина.

   – Мальвина… Понял, хорошо.

   Мужчина подошел к номеру, отпер его своим ключом:

   – Заходи!

   Мальвина вошла, дверь закрылась. Мужчина остался снаружи.

   Мальвина огляделась. Так себе номерок. Не люкс, даже не полулюкс. Дешевая двухместная коробка для командировочных.

   Парень, за которым ее прислали, спал. Лежал совершенно голый (простыня на полу), раскинувшись, на спине. Лицо исцарапано, на боку синяк… А красивый парень. Мускулистый, поджарый, длинноногий… Самый любимый Мальвинин типаж. Мальвина почувствовала, как внизу живота потеплело… Ну да, есть у Мальвины грешок, любит она мужчин. Ну и что? Кому от этого хуже? Нравится ей это дело! И мужчинам нравится, что ей нравится, а дает она тоже не всякому-якому… А что деньги берет, так ведь не у всех, а только у кого есть. Мальвина – не какая-нибудь вокзальная проститутка. Она – девушка для развлечений, вот она кто. И самой ей тоже развлекаться нравится! Проститутки – это те, кого кто хочешь – во все дырки, и на «субботники» по обязаловке, и по морде, если что не так. А Мальвина не такая. Мальвина просто веселая девчонка. Делает, что хочет, что нравится… А этот мальчик ей ну очень нравится…

   Мальвина встала у кровати на коленки, наклонилась, поймала накрашенным ротиком то, что хотела поймать…

   Алеша проснулся от сладкого ощущения внизу живота. И даже когда из него выплеснулось накопленное желание, он еще некоторое время лежал с закрытыми глазами, блаженствуя, и далеко не сразу сообразил, что кто-то продолжает манипулировать его мужским достоинством. Тогда он открыл глаза и увидел у своих чресел светловолосую головенку, чья хозяйка посредством проворных ручек и умелых губок пыталась разбудить его временно увядший пыл. Пыталась небезуспешно.

   – Эй!

   Головенка вскинулась. Алеша увидел раскрасневшееся юное личико, пухлые губки с размазавшейся вокруг помадой…

   – Ты что делаешь? – задал он идиотский вопрос.

   – Я? – Проворные пальчики продолжали свое крайне приятное дело.

   Где-то Алеша уже видел эту мордашку.

   – Ну-ка, прекрати! – Алеша сел, оттолкнул девчонку.

   Та поднялась с колен, выпрямилась. Кажется, обиделась…

   – Если хочешь знать… – начала она сердито.

   Юбка сбилась вверх, под ней оказались тоненькие черные прозрачные трусики, подмокшие снизу, там, где округлые загорелые бедра сходились в заманчивую ложбинку.

   Алеша вдруг ощутил такое невероятное желание, что даже сам удивился. И порыв его не остался незамеченным.

   Девчонка осеклась на полуслове. Глаза ее вспыхнули, ноздри расширились. Алеша мигнул, встряхнул головой, отгоняя сон…

   Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы красный топик оказался на ковре, а две острые грудки с воинственно торчащими сосками получили свободу и принялись весело подпрыгивать, пока их хозяйка энергично стаскивала с себя юбку и трусики. На последнем действии она споткнулась, и Алеша рефлекторно поддержал ее, поймав за локоток.

   В следующий момент он уже валился на кровать, увлекаемый изящным «противником», и даже сам не успел уловить, как его весьма возбужденное орудие наслаждения оказалось в предназначенном для него месте, стройные ножки взлетели и сомкнулись в «замок» вокруг Алешиных бедер, острые ноготки вонзились в спину, а такое хрупкое на вид тело с неожиданной силой выгнулось вверх, ему навстречу…

   «Эх! – сказал кто-то внутри Алеши. – Теперь всё! Чего уж теперь… Раз уж так… Теперь только и остается, что получить удовольствие! По полной программе. Давай, Стрелок! Бей в цель и ни о чем не думай! Один раз живем…»

   …Человек, оставленный подполковником присматривать за Шелеховым, аккуратно приоткрыл дверь, поглядел немного, вздохнул с легкой завистью и дверь закрыл.

   Внизу, у входа в гостиницу, истомленный ожиданием Монах буркнул недовольно:

   – Что они там, трахаются что ли?

   – А-а-а! – Салават покрутил толстым пальцем перед носом Монаха. – Не только у тебя яйца есть!

   – Да пошел ты!

   – …Но только у тебя, Монах, мозги – в яйцах! – И загоготал, очень довольный.

   – А я думал, ты только головой можешь, – высказался даже скупой на похвалу Сивый.

   – Эх, Леха, а мы тебя уже похоронили! – порадовал Монах.

   – А теперь Хлебалку хоронить будем! – во все тридцать два зуба лыбился Салават.

   – Ну ладно, ладно, всё! – вмешался Бессонов, заметив, что дружеские объятия не доставляют молодому человеку особенного удовольствия. – Давай, Алексей, рассказывай!

   – Сначала – пара вопросов. Первый: что известно об Алене?

   – Немного. – Улыбка сбежала с лица Бессонова. – Мы знаем, что она у Хлебалова. Это все.

   – Второй вопрос: как Уж?

   – В порядке! – Бессонов снова улыбнулся. – То есть, не совсем в порядке, конечно, но вчера вечером пришел в себя. Доктора говорят: кризис миновал, теперь пойдет на поправку.

   – А вот подружка его, Павлова, куда-то пропала, – вставил Ленечка. – Обещала еще вечером приехать – и до сих пор нет.

   – Может у дяди? – предположил Алексей.

   Ленечка покачал головой:

   – Нет. Мобильник ее не отвечает (это Леша и сам знал). Мне это не нравится.

   – Мне тоже. – Шелехов чувствовал свою ответственность за Надю. Она ему здорово помогла, а он фактически лишил ее покровителя. Сурьин ведь оказался в больнице не без его участия…

   – Мне тоже это не нравится, – кивнул Ленечка. – Я думаю, отсюда надо срочно уходить.

   – Уж нетраспортабелен, – напомнил Бессонов.

   – Все равно риск слишком высок. – Ленечка нахмурился. – Ты знаешь, как я к Ужу отношусь… Но если до вечера нам не удастся найти Павлову, я категорически настаиваю на том, чтобы отсюда убраться.

   – Так ищи! – сердито произнес Бессонов.

   – Буду искать, не сомневайся, – жестко ответил Ленечка. Алексей никогда не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном с Евгением. – Монаха и Седого я забираю, – безапелляционно заявил Ленечка. – И обе тачки.

   Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел. Седой и Монах последовали за ним. Монах, выходя, бросил виноватый взгляд на Бессонова: мол, ты сам понимаешь, он прав…

   – Салават, давай к Ужу, – приказал Бессонов. – Присмотри там…

   – Конечно, он прав! – с досадой произнес Евгений, когда Салават вышел. – Надо уходить. И Ужа с собой забирать, пусть даже с риском для его жизни, потому что оставлять здесь нельзя. Но я так не умею. – Бессонов невесело усмехнулся. – Потому не быть мне полковником. Так и не поднимусь выше старшины роты. Ладно, к делу, Леша. У нас деньги кончаются. Надо бы обналичить тысяч двадцать.

   – Нет проблем. Прямо сейчас?

   – Какой ты быстрый! У всех здешних банков сурьинские пасутся. Мигом тебя опознают. Вот Ленечка вернется, организуем твой выезд как положено.

   – А зачем мне выезжать? – удивился Алеша. – У нас же теперь свой банк есть.

   – Ты Речбанк, что ли, имеешь в виду?

   – Ну да. Я сейчас Вадчикову позвоню, скажу, чтобы приготовил сколько надо, а забрать может кто угодно, хоть Череп… Где он, кстати?

   – Пленников охраняет. Я и сам съездить могу, только ты уверен, что Вадчиков мне деньги даст? Мы ему помогли, конечно, но крышуем-то его все равно не мы, а Вадчиков – еще тот жук. Да и денег у него в банке, я слыхал, на самом донышке…

   – При чем тут деньги банка? – удивился Алексей. – Это мои деньги. Я позвоню – их в течение часа переведут… В общем, можешь в это дело не вникать. Я предполагал, что такая необходимость может возникнуть, и мы с Вадчиковым еще тогда все оговорили.

   Маша при его появлении вскочила и испуганно прижалась к стенке, но племянницу Сурьина испугать было труднее.

   – Доброе утро с таких уродов, как ты, не начинается! – с вызовом произнесла она.

   – Поговори еще! – Бандит навис над лежащей на кровати Павловой. – На выход! – скомандовал он.

   Надя неторопливо поднялась, надела туфли, поправила одежду…

   – Шевелись! – рявкнул бандит. – Или за шкирятник тебя волочь?

   Надя молча обогнула его и вышла в коридор. Там торчал еще один бандит, такой же здоровенный, уродливый и тупой.

   Рябой закрыл дверь.

   – Сейчас с тобой говорить будут, – наклонившись к Наде (она брезгливо отстранилась), почти интимно прошептал на ухо Рябой. – Так ты не соглашайся!

   – На что?

   – Ни на что! – Бандит ухмыльнулся. – Очень мне хочется, чтобы ты несговорчивой оказалась. Хочу я, коза, за сиськи твои подержаться и умишко твой бабий поправить!

   – Помечтай, шестерка! – надменно бросила Павлова.

   – Пошли, Рябой… – подал голос второй бандит. – Асланыч ругаться будет.

   – Язык придержи! – с угрозой процедил Рябой. – Вперед, лярва!

   Среди знакомых Павловой был только один «Асланыч» – сподвижник Хлебалова Юматов. Кругленький такой обходительный дядечка, прежде казавшийся Наде совсем не вредным. Если это он, то вряд ли действует без санкции своего хозяина. Ну да, конечно, это Хлебалов, кто же еще? Только откуда у него такая наглость?

   Они прошли мимо забранного решеткой окна.

   В окне можно было разглядеть кусок песчаного берега и сверкающую на солнце водную гладь. Юрь. Надю доставили сюда в бессознательном состоянии, потому она не знала, где находится. А хотелось бы знать…

   Юрь. Песчаный берег. Тоже ничего определенного. Дом Хлебалова в Ширгороде – на берегу реки. И Никитск тоже на берегу Юри…

   В коридоре было пусто. Несколько дверей, мимо которых они проследовали, были украшены бронзовыми табличками: «Вспомогательный состав», «Бельевая», «Начальник второго подразделения»… Наде эти надписи ничего не говорили.

   Они остановились у двери с надписью: «Замначальника второго подразделения». Рябой постучал и, услышав: «Входи!» – открыл дверь и втолкнул Надю внутрь.

   За письменным столом, боком к окну, сидел мужчина. Его лицо заслонял монитор компьютера. Наде была видна только загорелая лысина с нашлепкой лейкопластыря. Рябой усадил Надю на табурет.

   Мужчина за столом отодвинул монитор и посмотрел на Надю. Юматов.

   Надежда молчала. Юматов тоже молчал. Вид у него был усталый, лицо осунувшееся.

   Скрипнула, открываясь, дверь. Надя повернула голову…

   – Вот теперь все в сборе, – произнес Юматов, когда мужчина в черной форме рыбинспекции ввел в комнату Алену Булкину.

   Алена была все еще в платье невесты, но заплаканное личико девушки выглядело еще более несчастным, чем когда ее вели под венец.

   – Вы обе меня знаете, девушки, – негромко произнес Юматов.

   Надежда открыла рот, чтобы выдать ему все, что думает, но ладонь Рябого сдавила ее хрупкое плечо… И Надя промолчала.

   – Я не садист, – устало произнес Юматов и потер лоб. – Я не хочу делать вам больно. Ведите себя правильно – и все будет хорошо.

   – Для кого – хорошо? – бросила Надежда.

   – И для вас тоже. Все просто, дорогая. Или ты сделаешь то, что тебе скажут, или ты умрешь. Причем смерть твоя будет очень неприятной, достаточно долгой… И никто о ней не узнает. Никто даже не подумает на нас.

   – Вы так полагаете? – с вызовом произнесла Надя. – Вы ведь однажды уже пробовали меня украсть. Откуда вы знаете, что я не рассказала об этом дяде?

   – А откуда ты знаешь, что это были мы? – поинтересовался Юматов.

   – Знаю. Больше некому!

   – Не ври! Вы оба держали язык за зубами: и ты, и тот парень из охраны, который тебе помог. Почему, кстати? Он твой любовник?

   Надя промолчала.

   – Ну, это уже не важно. – Юматов снова потер лоб, порылся в столе, надыбал какую-то таблетку, проглотил, поморщился. – Не важно. Сейчас у вас обеих, девушки, только один шанс сохранить свою жизнь и, возможно, обустроить свое будущее.

   – Что вы имеете в виду? – спросила Надя.

   – Брак, разумеется.

   Аленка вздрогнула и замотала головой. Опять тот же кошмар…

   – С кем? Уж не с вами ли? – язвительно поинтересовалась Павлова.

   – Не со мной, – покачал головой Юматов. – Я женат. А вот уважаемый Николай Григорьевич – холост.

   – Вы в своем уме? – осведомилась Надежда.

   – Еще один такой вопрос – и ты будешь наказана, – спокойно произнес Юматов. – Твой дядя позволял тебе распускать язычок, но Николай Григорьевич этого не потерпит. Он очень строгий мужчина.

   – И что же, этот строгий мужчина намерен жениться на нас обеих?

   – Нет, – покачал головой Юматов. – Только на одной из вас.

   – И на ком же?

   – А вот это вы решите сами, – сказал Юматов. – Николай Григорьевич считает, что вы обе подходите. Вы обе молоды и привлекательны, обе – богатые наследницы…

   Надя прикусила губу… Неужели с дядей что-то случилось?

   – Одна из вас станет женой Николая Григорьевича, – продолжал между тем Юматов, – а вторая… Вторая получит свободу. Сразу же после того, как брак будет зарегистрирован. Сейчас вам, девушки, предоставят возможность пообщаться наедине и решить, кто именно свяжет себя семейными узами. А потом мы снова встретимся и оговорим детали. Уведите их!

   Когда охранники вывели пленниц из комнаты, дверь соседнего кабинета открылась и вошел Хлебалов.

   – Ты молодец, Ефим! – похвалил он. – Маленькая паршивка почти не вякала. Обратил внимание, как она напряглась, когда ты назвал ее наследницей?

   – Да. Соображает она быстро, – сказал Юматов. – Жаль, что Сурьин еще жив и подобраться к нему затруднительно.

   – Что-нибудь придумаем. Начальник его охраны – в Москве, кредиты вышибает, завяз там крепко: я попросил намекнуть кое-кому, что Сурьин – битая фигура. Так что пока в Ширгороде заправляет Курков, а Курков – исполнитель. Старательный, но не более того. Пара дней – и дело будет сделано. Но раньше эта пигалица должна стать моей женой, причем публично, чтобы все чисто было.

   – Станет, – заверил Юматов. – Все просчитано. Девку тянет к брутальным мужчинам, таким как ты. Это ее психотип. К тому же она – бизнесвумен. Привыкла просчитывать свою выгоду. А мы вдобавок даем ей шанс выглядеть благородно в собственных глазах: «пожертвовать собой» ради этой малолетки Булкиной. Кстати, что ты намерен с ней делать?

   – Еще не решил. Посмотрим по обстоятельствам. Наверное, опекунство оформлю.

   – Ширгородские заартачатся…

   – Это кто, интересно? – Хлебалов прищурился.

   – Да хоть Медведев!

   Хлебалов рассмеялся.

   – Асланыч, ты от жизни отстал! Вспомни: нас за последние двое суток хоть кто-нибудь тронул?

   Юматов покачал головой.

   – Затишье… – сказал он.

   – Какое на хрен затишье! – воскликнул Хлебалов. – Все в штаны наложили, когда поняли, чем пахнет! Думаешь, я от безысходности эту демонстрацию силы затеял? Алсаны-ыч! Все продумано! Как доперло до них, что Курганский металлический – это не только пачка высокодоходных акций, а мой персональный военный завод. Что мои бойцы не из дохлых волын по ним будут палить, а тактическими ракетами жарить, так сразу все и сели на жопу ровно! Русланчик, бля, в губернаторы метит, избирательную кампанию запускает, а тут – война!

   – То есть ты с самого начала предполагал, что возьмешь их на испуг? – спросил Юматов. – Да-а… А я-то думал, ты всерьез был намерен идти до конца.

   – А я и сейчас намерен! – Хлебалов ощерился. – Я, Ефим, закон знаю. Достал пистолет, скомандовал: на колени! Не послушались – мочи! Или они у меня все на карачках ползать будут – или пуля в башку! Думаешь, я их боюсь? Хрена пупырчатого! Ни Руслана, ни губернатора, никого!

   – Москва еще есть… – напомнил Юматов.

   – А что Москва? Думаешь, Москве надо, чтобы по всем каналам передавали: «На улицах Ширгорода идут кровопролитные бои!» Кому это надо? Президенту? Думе? А какой в Европах-Америках визг поднимется! Куда там Чечня! Нет, Ефим, не боюсь я Москвы. Москве от меня тоже дешевле откупиться. Я ведь их комиссию гребаную на завод так и не пустил. И хули? Утерлись! Они все, мать их, рады будут, если я просто дам им возможность от меня откупиться! А я им такую возможность дам. Всем. И Русланчику. Причем за чужой счет!

   – Сурьин?

   – А то кто же! Пора, пора нам, Асланыч, вылезать из нашего удельного княжества на широкий российский простор! Но – поэтапно. Сначала – узы брака. Потом – бремя имущества. И все, заметь, добровольно и с песней! Ну разве я не молодец? – Никитский князек самодовольно усмехнулся.

   – Отморозок ты, Николай Григорьевич, – сказал Юматов. Одобрительно, впрочем, сказал.

   – Да не реви ты, дурочка, – Надя обняла Аленку за плечи. – Твои слезы тут никого не волнуют.

   Поджав ноги, они сидели рядышком на промятом диване в пропахшей табачным дымом комнате. Сквозь зарешеченное окно были видны небо, река и кусок песчаного берега.

   – Ну, обидно же! – жалобно проговорила Аленка. От ее замызганного свадебного платья все еще пахло дорогим парфюмом. – Нас же вообще за людей не считают. И дядя твой, и Хлебалов этот… Еще хуже!

   – Спокойно, не кричи! – Надежда погладила ее по голове. – У тебя все будет нормально. Он же сказал: тебя отпустят…

   Аленка вскинула на подругу покрасневшие глаза.

   – Ты?..

   – Ну, не ты же! – сердито сказала Надя. – Тебе еще в школе учиться положено, а мне через две недели двадцать два стукнет. Давно замуж пора.

   – Он же старый! – воскликнула Аленка. – Он же негодяй!

   – Да у нас все, кто с деньгами – мерзавцы, – сказала Надя. – А без денег кому они нужны? А Хлебалов, я слыхала, к своим вполне хорошо относится. Да и мужчина представительный, боевой…

   Тут голос ее предательски дрогнул, но Аленка, погруженная в свои печали, не заметила.

   – И дядя меня, если что, в обиду не даст, а ты у нас – сирота…

   Это она сказала зря, потому что Аленка снова расплакалась, и Наде снова пришлось ее утешать.

   «Пусть только попробует что-нибудь сделать ей или моему дядьке! – с ожесточением подумала Надежда о Хлебалове. – Я его тогда ночью просто зарежу!»

   Она уже твердо решила, что пойдет замуж за никитского князька. В принципе, он даже не вызывал отвращения. Сильный мужик, ей такие нравились… И все было бы хорошо, если бы не другой сильный мужик, который сейчас лежал на больничной койке и, черт его знает каким образом ухитрился отхватить здоровенный кусок Надиного сердца…

   Предатель пришел один. Вернее, он внезапно возник между мусорных куч, когда Застенов вышел из машины.

   Один и без оружия, в чем бойцы Застенова убедились, обшарив предателя с ног до головы.

   – Поехали! – скомандовал Веня. – Хозяин тебя ждет.

   Но предатель покачал головой.

   – Будем говорить здесь, – сказал он. – Иначе разговора не будет.

   – Борзеешь… – процедил Застенов, глядя предателю прямо в глаза.

   Глаза у того были тусклые и пустые, как у мертвой рыбы. И Веня понял, что применять силу бесполезно. Тогда разговора действительно не будет.

   – Хорошо, – сказал он. – Говорим здесь. Что у тебя за тема?

   – Я знаю, кто с вами воюет, – сказал предатель.

   – Да кто только с нами не воюет! – ухмыльнулся Застенов. – Кого конкретно ты имеешь в виду?

   – Того, кого вы не знаете. Но информация стоит денег.

   – Любую информацию можно получить бесплатно, – сказал Веня, поглаживая выпуклые костяшки пальцев. – Если правильно подойти к вопросу.

   – Не у меня, – бесцветным голосом уронил предатель. – Но кое-что я могу выдать авансом. Например, одно имя.

   – Чье?

   – Ваньки-Мстителя.

   – Ну? – Застенов заинтересовался.

   – Евгений Бессонов.

   – Ах ты, мать!.. – Веня действительно был удивлен. Вот оно что! Бессон! Ну, это многое объясняет! Черт возьми! Можно было и самим догадаться! Натурально Женькина манера решать вопросы!

   – Лешка Шелехов сейчас с ним? – спросил он.

   – Это уже второе имя, – сказал предатель. – Сначала деньги.

   – Сколько?

   – Аванс. Десять.

   – Ты нормальный? – спросил Веня. – Десять штук за одно имя!

   – Есть имена, которые стоят лимон, – сказал предатель. – Это стоит десять. Другая информация дороже. А моя работа, если вы решите мне ее поручить, будет стоить еще дороже.

   – Какая еще работа? – буркнул Застенов.

   – Я могу их убрать. Всех.

   – Он – киллер, – четыре часа спустя рассказывал Веня Хлебалову. – С Бессоном познакомился в камере. Его хотели зачистить, но Бессон не дал. Ты же знаешь Женьку: он вечно лез во все дырки. Потом они некоторое время работали в одной команде, но много не наработали. Год назад Бессон вернулся в наши края. Какое-то время осматривался, потом решил действовать. По моим прикидкам, у него человек восемь-десять. Все – профи. Каждый Бессону чем-то обязан или имеет личные причины, чтобы нам нагадить. Про Лешку он ничего не говорил, но очевидно, что именно бессоновская команда его опекает. Надо думать, это они помогли ему удрать. Надо думать, не без помощи твоего Фомы. Это, кстати, многое объясняет. Например, почему Фома решил удрать от охранявших его пацанов…

   – Это твои домыслы! – перебил Веню Хлебалов. – Говори по делу!

   – По делу: этот перебежчик предлагает перемочить всю свою команду, включая Бессона. Хочет за это двести штук. Четверть – авансом. Наличными. Обещает под это устроить нам приятный сюрприз. Еще десять штук он желает получить за то, что сообщил нам о Бессоне.

   Застенов ожидал, что хозяин возмутится, но Хлебалов отнесся к названным суммам совершенно спокойно.

   – Хороший киллер нам был бы очень кстати, – задумчиво произнес никитский князек. – Полагаешь, ему можно доверять? – спросил он.

   – Нет, – не раздумывая, ответил Веня. – И… по-моему, он псих.

   – Жаль, жаль… Но избавить нас от Бессонова он сможет?

   Веня пожал плечами.

   – Думаю, да.

   – Хорошо. Дашь ему десять тысяч. Скажешь, что еще пятьдесят он получит лично от меня, если я сочту, что сюрприз, о котором он говорил, того стоит.

   – А Бессон?

   – Этого я хочу получить живым! – отрезал Хлебалов. – Его и Лешку. Остальные меня не интересуют. Если он обеспечит нам этих двоих, можешь пообещать ему двести кусков.

   – Пообещать?

   – Веня! – Хлебалов жестко усмехнулся. – Двести тысяч долларов – очень большие деньги. А с деньгами у нас сейчас некоторые проблемы…

   – Понял, – кивнул Веня.

   – Когда у вас стрелка?

   – Завтра в десять вечера. Раньше он не может. Еще какие указания?

   – Пока все. Действуй по обстоятельствам. И не забывай о других делах. И еще… – Хлебалов помедлил. – Не рискуй зря, Веня. Ты мне нужен!

   – Значит, Рябой? – Пальцы Шелехова забегали по клавиатуре. – Есть Рябой! Старший инспектор Рябчиков. Служил в морской пехоте, дослужился до старшего сержанта. Имеет награды. Демобилизован в девяносто девятом. После армии занимался малым бизнесом, прогорел. Год отработал охранником, потом завербовался в «рыбинспекцию». Физическая подготовка – высший балл, обращение с оружием – высший балл. Инициативен, неглуп, проблемы с дисциплиной. Особые приметы…

   – Не важно, – сказал Бессонов. – Мальвина все равно его не видела. Я уверен – это он. – Бессонов взял мобильник. – Мое почтение! Хозяина позови! Да мне насрать, кого как зовут! Он мне сам этот телефон дал… Да, который от Клима. Да. Хочешь знать, кто в чудиковском доме покуролесил? Ах, уже знаешь? Ну, лады. Нет, только конкретное имя, точнее, погоняло… Рябой… Сочтемся. Ты мне помог, я тебе. Будь здоров!

   – Грязный уже знает, – сообщил Евгений, выключив телефон. – У него Федька. А Колбасникова, если кому интересно, взяли люди Хлебалова. И сегодня днем у вороваек был еще один конфликт с «рыбинспекцией» на твоем, Леха, островке. Рубились по-черному и, судя по реакции Грязного, победа осталась за «рыбниками».

   – Клад ищут, – сказал Ленечка. – Ну, флаг им в руки.

   – Скорее – хрен, – уточнил Бессонов.

   – Я так не думаю, – заметил Шелехов. – Хлебалов наверняка знает, что никакого клада нет.

   – Хлебалов-то знает, но знает ли Мушкин? – усомнился Ленечка.

   – Это еще кто? – спросил Бессонов.

   – Начальник рыбинспекции, – сказал Ленечка.

   – Черт! Совсем соображаловка отказывает… – Бессонов потер лоб.

   – Выспаться тебе надо, Женя, – сказал Ленечка.

   – Надо. Знаете, мужики, что мне не показалось: не хочет Грязный с Хлебаловым биться. Придристал ворик, что на него совсем не похоже. Тем более, по авторитету Грязный не ниже Хлебалки. А уж сейчас, когда тот со всеми разосрался… Не нравится мне это. Непонятки…

   – Это по блатному авторитету смотрящий Ширгорода весомей Хлебалова, – сказал Ленечка. – А по настоящему тоннажу проигрывает вчистую. Вспомни, что Леха рассказывал: как «быков» Чудика на счет раз положили с вертушки…

   Заурчал мобильник.

   – Это мой, – сказал Шелехов. – Ленечка, дай мне его, пожалуйста… Да, я… Да… Большое спасибо!

   Он отключился, поглядел на своих друзей.

   – Андрей Игоревич звонил, – произнес он тихо. – Сегодня в Никитском ЗАГСе был зарегистрирован брак гражданина Хлебалова с гражданкой Павловой.

   – С какой еще Павловой? – буркнул Бессонов.

   – С Надей Павловой, – сухо произнес Алеша. – С племянницей Сурьина.

   – Той, которая к нашему Ужику ходила? – Бессонов снова потер лоб. – Какого хрена ее в Никитск понесло?

   – Иди-ка ты спать, Евгений Михалыч! – сказал Шелехов.

   – Иди-иди! – поддержал Алешу Ленечка. – Без тебя разберемся!

   В Никитск их привезли вдвоем: Надю и Аленку.

   Поселили в доме Хлебалова, тоже вдвоем, но под неусыпным присмотром.

   На следующий день жених прислал кольцо с бриллиантом. Бриллиант был меньше, чем камешки в Надиных сережках.

   – Твой хозяин – жмот! – сказала Надя Юматову.

   Тот пожал плечами. У Хлебалова были большие проблемы с наличкой, и выбрасывать деньги на такие глупости, как кольца и прочие свадебные бирюльки, никитский князек не собирался.

   Наде показали несколько готовых платьев, все они оказались велики. Пришел задроченный педик – модельер. Снял мерку. Платье сшили за ночь. Сшили отвратительно. Надя разорвала его в клочья и наорала на Юматова, который пришел разбираться.

   Она понимала, что платье – ерунда, что речь идет о ее жизни, но не могла остановиться.

   Юматов кое-как ее успокоил. Новое платье сшили на его деньги. Получше.

   За день до свадьбы приехал жених. И с ходу принялся решать насущные проблемы. Надя в этом списке была где-то между перерегистрацией ЗАО «Транстревел», поставлявшем гувернанток и прочий женский персонал в Западную Европу, и строительством второй резервной подстанции в поселке Праздничное.

   Надя ждала его целый день, с некоторым страхом. Она ведь почти не знала своего будущего мужа. Да, выглядел он достаточно представительным. И Наде Хлебалов всегда нравился – как мужчина. Но внешность обманчива. И секретарь у него – явно нетрадиционной ориентации. Это настораживало. Было бы очень обидно в итоге оказаться женой гомика. Уж лучше – импотента. С другой стороны, Хлебалов мог оказаться извращенцем-садистом. Надя отдавала себе отчет, что будет в полной власти будущего мужа. По крайней мере, до тех пор, пока он не сочтет нужным предоставить ей хоть какую-то свободу. Еще ее мучило: что с дядей? Спрашивать об этом Юматова было бесполезно. Впрочем, через некоторое время она все узнает.

   Вскоре после приезда Хлебалова за Аленкой пришли его люди. Ее должны были отвезти в Ширгород и отпустить. Аленка обещала выяснить, что с Надиным дядей, позвонить и рассказать. Прощаясь, она плакала и благодарила Надю.

   Наде очень хотелось верить, что Хлебалов сдержит обещание и отпустит девочку.

   Уже начало темнеть, когда Хлебалов наконец нашел несколько минут для своей невесты.

   Надю привели к нему в кабинет. Она увидела серого от усталости мужчину, который, впрочем, собственноручно налил ей рюмку коньяку.

   – За будущее! – сказал он, махом опрокидывая рюмку.

   Надя чуть пригубила. Она ждала продолжения, но продолжения не последовало.

   – Спокойной ночи, – сказал жених и кивнул охране, чтобы проводили невесту в ее комнату.

   Надя была оскорблена. И еще она поняла: сегодня ночью она будет спать одна. На физиономии никитского князка было крупным шрифтом написано, что как женщина Надя сейчас его совершенно не интересует. Наверное, это было хорошо. Но Наде все равно было очень обидно. Полночи она проплакала. Слез ее никто не видел. Аленка уехала, тюремщики остались снаружи. Да, совсем не такой представляла себе Надя Павлова замужество. Но она была сильной, эта маленькая женщина. И знала, на что идет. На что и за что.

   Снилась ей свадьба, но совсем другая. Женихом был не Хлебалов, а Тимофей. Потом они любили друг друга долго и ярко. Надя проснулась засветло, вся мокрая. Ах, если бы это было правдой! Плевать, что Хлебалов красивее и богаче, разве в этом счастье!

   Надя помечтала немного о том, как во время ее бракосочетания в ЗАГС врывается Тимофей с друзьями, расшвыривает охрану, бьет морду Хлебалову и расписывается с Надей сам. Мечтать было легко, Надя видела такое не однажды… В кино.

   В животе было пусто, в груди погано. Но Надя все равно уснула и проспала до рассвета. Без сновидений.

   Утром ей принесли завтрак, потом, в сопровождении четверых охранников, она, в свадебном платье, спустилась вниз и покинула хлебаловский дом.

   ЗАГС располагался через дорогу. Хлебалов был уже там.

   Венчания не планировалось. Без всякой помпы жених и невеста расписались в книге регистраций. Никаких гостей, никаких приветствий и поздравлений. Жених, невеста, пара свидетелей и отчаянно лебезящая чиновница. Вот и все, если не считать головорезов, которыми плотно обставился никитский князек.

   Никто не ворвался в ЗАГС, никто не пришел к Наде на помощь. Тимофей лежал на больничной койке, в коме. Но даже будь он здоров, все равно не смог бы ей помочь… Даже если бы захотел.

   Не было ни венчания, ни банкета, ни криков «Горько!», ничего.

   Сразу же после «росписи» жених уехал в Ширгород, а «молодую» отвезли в поселок Праздничное, в центре которого, за четырьмя линиями охраны, располагалась загородная резиденция никитского князька.

   Вообще-то Хлебалов собирался задержаться еще на день и все-таки пообщаться потеснее с молодой женой. Каковы бы ни были его дальнейшие планы в отношении Надежды, но в его жизни это тоже была первая брачная ночь. Была бы… Под утро Хлебалову позвонил Застенов и сообщил, что предатель обещание выполнил, привез-таки «сюрприз». Узнав имя «сюрприза», Хлебалов едва не отложил брачную церемонию, но, подумавши, решил все-таки сначала расписаться, а потом ехать в Ширгород. Так и сделал: расписался и уехал.

   Остаток дня Надя бродила по огромному особняку и размышляла о своем не больно-то светлом будущем. Единственная радость: Аленку освободили. Она позвонила из Ширгорода, прямо с речного вокзала. Они немного поболтали по мобильному, потом Аленка сказала, что едет домой, а из дома непременно позвонит. Но так и не позвонила. Надю это огорчило. Конечно, неизвестно, что там у Аленки дома творится, но разве так сложно снять трубку и поговорить немного. Сама Надя позвонить ей не могла: телефоны в доме были отключены, а мобильниками хлебаловских молодцев ей пользоваться не разрешалось.

   Надежда огорчилась бы намного больше, если бы узнала, что до дома Алена не доехала.

   Незадолго до того, как наследница пребывавшего в неведении Сурьина связала себя узами брака, дяде позвонил его старинный соперник Руслан Васильевич Медведев. И звонок этот Льва Никитича крайне расстроил. Знай он, что его племянница теперь – жена Хлебалова, расстроился бы еще больше. Но этот сюрприз был еще впереди…

   В эту ночь в роли охраны выступал Салават. Вообще-то ему полагалось сторожить в комнате наверху, но с Колей у Салавата отношения сложились почти что приятельские, поэтому он нередко спускался вниз и вел неспешные беседы с «правильным» заключенным. К Фоньке он относился намного суровее. Секретарь Хлебалова уже выложил все, что мог знать, и теперь судорожно напрягал память, выдавливая новые капли информации, которая могла заинтересовать его мучителей. Он очень старался и на этот раз ухитрился вспомнить номер телефона в Кургане, по которому можно экстренно отыскать Клима. Номер был тут же передан Бессонову, хотя информация эта оказалась лишней.

   В данных, скачанных Шелеховым с компьютера базы рыбинспекции, этот телефон был.

   Похвалив Фоньку за старательность, Салават угостил Колю сигаретой (сам он не курил) и начал рассказ о своем отце-мяснике, плавно перешедший в беседу о многоженстве и, затем, просто на баб. Тема была актуальная для обоих собеседников, а точка зрения Фоньки никого не интересовала.

   Около трех часов ночи подал голос мобильник Салавата.

   – Командир зовет, – сообщил Салават. – Фонька, не скучай! Грей попку, скоро приду.

   Лязгнул железный люк, щелкнул замок. Подвал погрузился в темноту: лампу Салават унес с собой.

   – Команда по камере – отбой! – распорядился Коля Козлов.

   Но поспать им не удалось.

   Не прошло и пятнадцати минут, как подвал снова откупорили.

   – Быстро на выход! – приказали сверху.

   Фонька привычно заскулил, не ожидая, естественно, ничего хорошего, но, получив пинка от Козлова, бодро вскарабкался по лестнице.

   – Ты – свободен, – бросил Козлову тот, кто их выпустил.

   Коля не заставил его повторять дважды. Миг – и его уже нет. Фома было устремился за ним, но окрик «Фонька, на месте!», его остановил. Далее секретарь Хлебалова с изумлением пронаблюдал, как его самый страшный тюремщик снова запер люк. И снова открыл… ломиком свернув крепления засова.

   – А теперь пошли, – распорядился он, пинком направив Фоньку к дверям.

   Фома жалобно вякнул и без лишних слов (задавать посторонние вопросы его напрочь отучили) выскочил во двор. Там испускал зловонный дым видавший виды фургончик-«фольксваген». Тюремщик загнал Фому внутрь и запер, посулив много нехорошего, если заключенный не будет сидеть тихо.

   Фома сидел тихо, и спустя час с небольшим его снова выпустили наружу.

   Свет автомобильных фар ударил в лицо. Хлебаловский секретарь зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел прямо перед собой, вернее, над собой квадратную физиономию Вени Застенова.

   – Ну и воняет же от тебя, пидор, – брезгливо процедил Веня. – Пацаны, у меня в багажнике мешок для трупа лежит: упакуйте этого.

   После таких слов полностью ослабевшего и по этой причине завонявшего еще больше Фому упаковали в пластиковый мешок для перевозки покойников (правда, молнию задернули не до конца) и засунули на заднее сиденье джипа.

   А Застенов в это время дискутировал с тем, кто привез Фому.

   Суть диспута сводилась к тому, что Стена желал лично принять участие в нейтрализации шайки Ваньки-Мстителя и обеспечить сохранность двух персон, которых никитский князек желал заполучить живыми. А оппонент Вени полагал, что управится с акцией самостоятельно, а сохранность указанных персон – это уж как выйдет.

   Наконец пошли на компромисс. Предатель пообещал, что Шелехов-младший в любом случае уцелеет, а Бессонов – как получится. Аванс за «работу» останется прежним, а вот сумма первоначального гонорара будет удвоена.

   Условия обмена тоже оговорили в подробностях. Предатель был человеком опытным и отлично знал, что большинство заказчиков склонны расплачиваться не деньгами, а пулей.

   Фома, вымытый и переодетый, предстал перед Хлебаловым через два часа. Но ничего путного сказать не смог. От счастья, что его страдания закончились, у Фомы совсем поехала «крыша». Он смеялся и плакал, норовил поцеловать Хлебалову руку (тот брезгливо отстранялся), пускал сопли и слюни… Через три минуты рассвирепевший хозяин выставил своего вновь обретенного секретаря вон и вызвал Застенова.

   – Мои поздравления, Николай Григорьич! – поприветствовал Веня свежеиспеченного молодожена. – Долгих счастливых лет, трех сыновей и…

   – Киллер где? – хмуро перебил его Хлебалов.

   – Мы договорились… – начал Застенов.

   – Хрена пупырчатого вы там договорились! – взревел никитский князек. – Я тебе что сказал! Привезти его мне! Ёш твою натрое! ПРИВЕЗТИ ЕГО МНЕ!

   – Но… – пробормотал Веня. – Мы же…

   – СЮДА!!! – заорал Хлебалов. – КИЛЛЕРА!!! ЧТОБ ЧЕРЕЗ ЧАС БЫЛ!!!

   – Есть! – по-военному отчеканил Застенов. Никогда он прежде не видел, чтобы его хозяин настолько выходил из себя. – Разрешите выполнять?

   Последующий матерный рык Веня расценил как разрешение и отправился вызванивать предателя-киллера, на ходу придумывая, как бы так все обставить, чтобы тот не послал его подальше, а рискнул явиться на личную аудиенцию к его хозяину.

   – Я не хочу работать ни на кого, – сказал предатель. Голос у него был негромкий и равнодушный. Застенов все-таки сумел его уговорить. Отдал в залог тридцать тысяч – все, что было в наличке. И вот сейчас предатель сидел напротив Хлебалова.

   – Чего же ты хочешь? – Голос никитского князька тоже был спокоен, но Застенов видел, что его хозяин предельно напряжен и сосредоточен.

   – Двести штук, – сказал киллер. – Вы получаете шесть голов и одного живого Шелехова.

   – Тридцать тысяч за голову и двадцать – за живого? Не многовато ли?

   – Семь мертвых голов будут стоить дешевле.

   Застенов сидел сзади и видел только квадратные плечи и голову, поросшую седоватыми, жесткими, похожими на волчью шерсть волосами.

   – Семь мертвых голов – и один живой Шелехов, – сказал Хлебалов. – И полмиллиона.

   «Ему сейчас не вынуть такие деньги, – подумал Застенов. – Он не намерен платить».

   – Половина вперед. – Голос киллера не выразил никаких эмоций.

   – Сто, – сказал Хлебалов. – В обмен на седьмую голову. Остаток – когда я получу Шелехова и остальных.

   – Аванс – сто пятьдесят.

   – Идет, – согласился Хлебалов.

   – Договорились, – кивнул киллер. – Кто седьмой?

   И Хлебалов назвал имя.

   На миг Застенову показалось, что киллер откажется. Секундное колебание… не больше.

   – Договорились. – Предатель еще раз кивнул седой головой и встал.

   Застенов вопросительно посмотрел на хозяина. Хлебалов тоже кивнул: пусть уходит. Признаться, Веня почувствовал некоторое облегчение. И не только потому, что теперь мог получить обратно свои деньги. Перед тем, как предателя пустили к Хлебалову, его обыскали самым тщательным образом, но все равно Застенов был уверен: даже безоружный, этот человек смертельно опасен.

   Выпущенный из подвала Коля Козлов долго колебался, стоит ли рассказывать, что с ним произошло. Если он расскажет, то начальство поспешит по горячим следам и, возможно, сумеет захватить кого-то из тех, кто посадил Колю под замок. Но этот «кто-то» вполне может рассказать, что Коля выболтал все, что знал. И Колиному начальству наверняка это не понравится, потому что оно, начальство, платило Коле пятьсот баксов в месяц, будучи уверено, что Коля за эти деньги должен был, как верный самурай, откусить себе язык.

   Коля напряг извилины и пришел к выводу, что скрыть свой плен все равно не удастся. Да и работу терять не хотелось. Поэтому он все-таки отправился к начальству с повинной.

   Курков выслушал Колю очень внимательно, затем позвал Колиного бригадира и велел немедленно ехать к месту Колиного заточения.

   Домик они нашли без труда, а в его подвале – множество косвенных доказательств Колиного рассказа. И ни одной живой души. Не удивительно, если учесть, что Коля, перед тем как встать пред светлы очи начальства, сутки провел в раздумьях в доме своего двоюродного дядьки. У дядьки, впрочем, он тоже времени даром не терял: выкушал с родственником примерно литр самогонки и дивно оттрахал дядькину падчерицу, приятную во всех отношениях девку девятнадцати лет отроду.

   В общем, все обошлось для Коли как нельзя лучше. Так он думал. До тех пор, пока вечером следующего дня не вошел к себе домой, не зажег свет и не обнаружил в собственном любимом кресле того самого мужика, который выпустил его из подвала.

   Коля молчал.

   – Присядь, – велел гость и сунул руку за пазуху.

   Коля напрягся… Но это было не оружие. Две толстые пачки долларов. Гость ловко метнул их на колени Козлову.

   – Двадцать тысяч, – сказал он.

   – З-за что? – промямлил Коля. Огромная сумма, которую так небрежно швырнул гость, смутила Колю больше, чем само появление «освободителя».

   – Ты убьешь Сурьина, – спокойно сказал гость.

   – Нет! – Коля вскочил…

   – Сядь! – жестко произнес гость. – И слушай. Завтра на охрану хозяина заступит твоя бригада…

   – Меня не поставят! У меня два дня отгула…

   – Поставят! Если в нужный момент ты окажешься рядом со своим начальником смены. Твой пост будет у входа в палату. В палате постоянно дежурит медсестра. Когда она выйдет, ты войдешь…

   – Но Сурьин…

   – Сурьин будет спать. Ему на ночь дают снотворное и ставят капельницу. Ты нальешь в капельницу вот это… – Гость положил на стол ампулу. – Если все сделаешь правильно, получишь еще двадцать тысяч.

   – А что будет, когда я вылью эту дрянь? – спросил Козлов.

   – А сам как думаешь?

   – Сурьин умрет?

   – Ответ правильный.

   – Но все подумают на меня!

   – Никто ничего не подумает, – успокоил гость. – Это медленный яд. Действует на второй-третий день.

   Коля поразмыслил немного и спросил:

   – А когда я получу деньги? Сразу?

   – Как только я увижу результат и буду точно знать, что ты вылил яд куда сказано, а не спустил в унитаз.

   – Но…

   – Будет так, как я сказал, – отрезал гость и поднялся. – Думаю, ты понимаешь, что болтать обо мне не стоит.

   Коля кивнул.

   В эту ночь Коля Козлов спал намного хуже, чем в предыдущую. Пачки с долларами лежали у него под подушкой, но оказались не очень хорошим снотворным. Коля боялся. Причем он даже не знал, что страшнее: сам заказ или «заказчик».

   Уж выглядел неважно, но было очевидно, что жизнь его вне опасности. Вернее, эту его рану уже можно было считать несмертельной.

   Сегодня врач разрешил пообщаться с ним подольше: перевалив через кризис, больной стремительно пошел на поправку.

   – …Помню, как в меня попали, – говорил Уж. – И больше ничего. Кто меня вытащил?

   – Он. – Ленечка кивнул на Шелехова, смущенно потупившегося.

   – Ага, спасибо…

   – Взаимно, – сказал Алеша.

   – Бессон где?

   – Отсыпается, – сказал Ленечка. – Двое суток не спал.

   – Только не говорите, что он бдил у моей постели, – сказал Уж. – Все равно не поверю.

   – Он – нет, зато одна девушка две ночи у твоего изголовья просидела.

   – Какая девушка? – удивился Уж.

   – Надя.

   – А… – Уж улыбнулся уголками губ. – Я ее в кафе пригласил… И где она сейчас?

   Ленечка посмотрел на Шелехова: говорить, не говорить? Алеша еле заметно покачал головой.

   – Думаю, с дядей, – сказал Ленечка. – Его тут недавно тоже… ранили. Кто ее дядя, знаешь?

   – Нет, не помню…

   – Сурьин!

   – Вот как! И кто его…

   – Сивый.

   – Быть не может! Сивый промахнулся?

   – Сивый сделал все, как надо, – вступился за товарища Ленечка. – Задача была – подранить.

   – А-а… Жизнь у вас, я смотрю, насыщенная. Давайте-ка, рассказывайте все…

   – Может, не стоит тебе пока грузиться? – сказал Шелехов. – Поправишься, тогда…

   – Ленечка, – перебил Уж, – объясни этому салабону, что самое скверное в моем положении.

   – Скучно ему, – пояснил Ленечка. – Ограничение активной жизнедеятельности…

   И принялся вкратце излагать события последних дней.

   Когда речь зашла о бегстве пленников, Уж его остановил:

   – Ну-ка, погоди! Как это – взломали люк? А кто наверху сидел?

   – Никто. Салавата должен был Сивый сменить, но его менты свинтили. Придрались к чему-то, ствол нашли. Бессон поехал его выкупать, а Салавату велел к Лешке ехать, его охранять. В принципе, правильно решил. Чего там, какой-то час они могли и без присмотра посидеть.

   – Не смогли, как видишь, – заметил Уж. – Еще раз, в подробностях: как они ушли?

   – Там засов, ты помнишь, фиксируется навесным замком. Его, похоже, поддели чем-то снизу, шурупы вырвались, и люк открылся.

   – Поддели изнутри или снаружи?

   – А хрен его знает. – Ленечка пожал плечами. – Какая разница? Я в этих делах не разбираюсь.

   – Надо мне посмотреть, – сказал Уж. – Это важный момент.

   – Посмотришь. Когда на ноги встанешь.

   – А какая разница? – спросил Алеша. – Ну, взломали его снаружи, допустим. Что это нам дает? Зашли в дом какие-нибудь… нехорошие люди. Увидели: подвал на замке, взломали, а там – люди…

   – Слишком сложно, – сказал Уж. Его большая рука с черными кровоподтеками от иглы скользнула по одеялу, сжала руку Алеши. – Не люблю, когда сложно. Есть у меня нехорошее предчувствие. Надо бы вам, мужики, поостеречься. Что потом было?

   – Сурьинская безопасность приезжала, – сказал Ленечка. – Через сутки. Пошарили внутри и снаружи и уехали.

   – А почему – через сутки, а не сразу?

   – Понятия не имею.

   – Ладно… А теперь… – Пальцы Ужа с неожиданной силой сдавили кисть Шелехова. – Скажи мне, Алексей, что там с девушкой Надей?

   Шелехов замялся.

   – Колись давай. Я видел, как вы с Ленечкой перемигивались…

   – Мне мой знакомый звонил… Подполковник. Сообщил, что вчера Надя вышла замуж за Хлебалова.

   Уж чуть слышно присвистнул.

   – Вы… проверили? – спросил он Ленечку.

   Тот отрицательно покачал головой.

   – Выводы, версии?

   – Я думаю, Хлебалов таким образом решил укрепить свою связь с Сурьиным, – сказал Ленечка.

   – Ты с этим согласен, Алексей?

   – Нет. Чтобы Надя согласилась выйти за Хлебалова, нужно что-то повесомее финансовых интересов ее дяди. Да и этот резон мне кажется сомнительным. Не говорю уже о том, что она две ночи, рискуя, просидела у твоей постели… Нет, этот брак может быть выгоден только одному человеку – самому Хлебалову. И у меня есть серьезное подозрение, что Сурьин об этом браке понятия не имеет. Все было сделано очень конспиративно. Мой друг узнал только потому, что его люди сейчас в Никитске разрабатывают Хлебалова.

   – Твои выводы?

   – Очень похоже на то, что хотели проделать с Аленкой. – Шелехов помрачнел, вспомнив, что Аленка тоже в руках Хлебалова.

   – Наследство? Сурьин что, так плох?

   – Ничего подобного! – возразил Ленечка. – Слегка подпорчен, но вполне пока жизнеспособен.

   – Пока… – задумчиво проговорил Уж.

   – У него в больнице вполне надежная охрана, – заметил Ленечка. – Мы тоже искали подходы. У Сурьина очень толковый безопасник…

   – …Которого в настоящий момент в городе нет! – вмешался Шелехов.

   – Откуда ты знаешь?

   – Да все оттуда же. В центральный офис от него пришли два факса. Сурьину. Из Москвы. Так что в настоящий момент охраной шефа распоряжается зам. Некто Курков. Характеризуется как человек абсолютно надежный, исполнительный, но не слишком умный. Судя по тому, как он вел себя в Речбанке, все так и есть. Да и насчет «толковости» начальника Куркова я тоже сомневаюсь. Сквозь организованную им охрану можно проникнуть снаружи и даже уйти изнутри. Мы сами это доказали!

   – Потому что мы – классом выше, – не без самодовольства произнес Ленечка. – Даже я, не говоря уже вот об этом инвалиде. – Он легонько похлопал Ужа по руке.

   – И что же, кроме вас, в России больше нет таких специалистов? – осведомился Шелехов.

   – Есть и покруче, – негромко произнес Уж. – Ты собираешься защищать Сурьина?

   – Собираюсь, – ответил Шелехов.

   – Зачем?

   – Мой друг попросил оставить его живым, – сказал Алексей. – А моему врагу выгодно его убить. По-моему, этого достаточно.

   – В таком случае, тебе достаточно проинформировать друга о своих подозрениях, – заметил Уж. – Так?

   – Не так.

   – Почему?

   – Потому что он дает мне шанс получить бонус в игре с Сурьиным. Или опять скажешь: слишком сложно?

   – Не скажу. – Уж еле заметно улыбнулся. – Предлагаю тебе продумать эту игру, и я тоже пошуршу извилинами. А потом мы обсудим. Но сначала нам нужно кое-что сделать…

   – Что именно?

   – Переехать. Я так понимаю, что мы уже почти неделю торчим на одном месте. Ленечка, какого черта?

   – Такого, что тебя нельзя было перевозить! – сердито бросил Ленечка. – Перевозить нельзя, бросить тоже нельзя. Что прикажешь делать?

   – Но сейчас меня перевозить уже можно? – вкрадчиво осведомился Уж.

   – Думаю, да.

   – Ну, так делай! – рявкнул Уж. Вернее, попытался рявкнуть, а по факту – просипел.

   – Не кричите, больной, – строго сказал Ленечка и ухмыльнулся. – Швы разойдутся!

   – А, пошел ты… – Уж расслабился и закрыл глаза.

   Алеша готов был поклясться, что Тимофей Смирнов по прозвищу Уж очень доволен.

   Чуток растерявшийся от такой наглости Курков пожелал в таком случае пообщаться с Веней Застеновым, но и до Вени ему добраться не удалось – в отъезде. Взбешенный Курков посулил собеседнику, что через полчаса явится лично и в сопровождении спецподразделения прикормленной Сурьиным налоговой полиции. Только после этого Куркова соединили с Юматовым, который вполне благожелательно ответил, что о местонаждении Булкиной ему ничего не известно. А что касается налоговиков, то ежели они явятся, то инспектировать будут исключительно автостоянку перед частным владением. А если Курков думает, что штурмовать это владение легче, чем Речбанк, то он очень ошибается.

   – А то Речбанк не под вашей «крышей» ходил! – огрызнулся Курков.

   – Раньше – да, – согласился Юматов. – Но, по условиям сделки, с момента передачи вам Булкиной все наследуемое ею имущество, в том числе и Речбанк, перешло под протекцию Сурьина. И не вина Хлебалова в том, что уважаемый Лев Никитич не смог это имущество удержать. Кстати, совсем неплохо напомнить уважаемому господину Сурьину, что он все еще должен Николаю Григорьевичу некоторую сумму.

   – Какую еще сумму? – огрызнулся Курков.

   – Один миллион долларов, – вежливо сообщил Юматов. – Передайте Льву Никитичу, что мы свою часть сделки выполнили. А что касается инцидента у собора, то Николай Григорьевич его предупреждал, чем это может обернуться. Следовательно, это был риск уважаемого Льва Никитича. Вы уж ему передайте, пожалуйста, что Николай Григорьевич рассчитывает получить указанную сумму в ближайшие дни.

   – Непременно, – злобно процедил Курков и отключился.

   Ни о каких долгах сообщать хозяину он не собирался.

   Еще меньше ему не хотелось сообщать Сурьину и о пропаже его наследницы, не говоря уже о безуспешных поисках невесты. Курков откладывал это неприятное дело уже вторые сутки, но больше тянуть было нельзя. Курков в очередной раз вздрючил всех, кто занимался поисками обеих девушек, и погрузился в мрачные раздумья.

   Именно в этот печальный период ему и позвонил генеральный директор Речбанка Вадчиков и предложил подъехать, чтобы побеседовать на обоюдоинтересные темы.

   – Не о чем мне с тобой беседовать, козел! – рявкнул Курков.

   – Вы так считаете? А я слыхал, вас очень интересует местонахождение некой госпожи Павловой. Или уже нет?

   – Если ты… – Многоэтажное словесное построение Куркова мало уступало большому боцманскому загибу.

   – Приезжайте, – терпеливо произнес Вадчиков, когда Курков иссяк. – Вы все узнаете. Только, пожалуйста, без эксцессов. Не хотелось бы повторения недавних… беспорядков. Уверяю вас, мы все уладим к обоюдному удовольствию.

   – Ну, ты обнаглел! – рявкнул Курков. – Жди! Еду!

   – Бор-рзой бар-рыга! – яростно прорычал он, бросив трубку. И, с той же яростью, в селектор:

   – Машину мне! Группу на выход! Быстр-ро!

   У входа в банк, наблюдение за которым было снято утром по распоряжению Куркова (все силы – на поиски Павловой!), замначальника сурьинской безопасности встретили бдительные сотрудники вневедомственной охраны. Самого Куркова впустили внутрь, даже не изъяв оружия, а вот его спутников – нет.

   Курков настаивал, но вохровцы были непреклонны. Пришлось уступить.

   Курков поднимался по парадной лестнице Речбанка куда скромнее, чем в прошлый раз. Но если вспомнить, как он по ней спускался…

   У входа в кабинет генерального директора охранник посторонился, пропуская Куркова вперед. Тот вошел и…

   Первым желанием замначальника безопасности было выхватить ствол. Но он подавил это желание ввиду явного численного превосходства противника. Место на челюсти, где когда-то рос выбитый Бессоновым зуб, неприятно заныло.

   – Здравствуйте, господин Курков, присаживайтесь.

   Это сказал не его обидчик, блондин с квадратной рожей и мерзкими желтыми усами, и даже не хозяин кабинета, а сопляк в дорогом костюме, державшийся так, словно он и есть хозяин банка.

   Шелехов!

   Курков мрачно поглядел на Вадчикова, а тот съежился и всем своим видом показал, что он тут совсем не главный.

   – Присаживайся, братан! – пробасил усатый блондин. – Знаем, у тебя был трудный день, но ночь будет еще труднее!

   – Что вам надо? – процедил Курков, опускаясь в кресло и всей шкурой чувствуя: попал!

   – Не беспокойтесь, Геннадий Андреевич, – вежливо произнес Шелехов. – Вам ничего не угрожает. Поверьте, я не испытываю неприязни ни к вам, ни к господину Сурьину. Да, у нас были некоторые проблемы, но сейчас они отступили на второй план. Сейчас у нас с вами общие интересы. Если соблаговолите выслушать, думаю, мне удастся вас в этом убедить.

   – А если не соблаговолю? – ядовито спросил Курков.

   – Тогда вы вправе беспрепятственно покинуть это здание. Но в этом случае вы не узнаете, что произошло с госпожой Павловой. И не узнаете, почему жизни вашего шефа угрожает куда большая опасность, чем в канун его свадьбы.

   – Хрен с тобой, говори, – проворчал Курков. – Я тебя слушаю…

   Чтобы изложить свою версию происходящего, Шелехову потребовалось пять минут.

   – Бред! – отреагировал Курков. – Где доказательства?

   – Доказательства будут, – заверил Алексей. – Сейчас ваша главная задача – обеспечить безопасность своего хозяина. Для этого следует взять на особый контроль все необычные…

   – Не учи меня моей работе, сынок! – перебил Курков. – Чего еще ты хочешь?

   – Переговорить с Сурьиным лично, – сказал Шелехов. – Разумеется, с гарантией моей собственной неприкосновенности. Вы можете это организовать.

   – Могу, – сказал Курков.

   – Вы это сделаете?

   – Посмотрим. Я могу идти?

   – Разумеется.

   – Сдрейфил, бычара, – сказал Бессонов, когда Курков покинул кабинет. – Надо было его еще пугнуть!

   – В самый раз, – сказал Шелехов. – Главное, чтобы он киллера не проспал.

   – Будем надеятся…

   – Господа, – боязливо вмешался в разговор Вадчиков, – а как же я? А если меня захотят…

   – Знаешь анекдот, мужик? – Бессонов хлопнул генерального директора по жирной спине. – Летят Карлсон с Малышом по небу. Малышу стремно, а Карлсон ему и говорит: ты, парень, главное, не ссы! А то соскользнешь или, еще хреновее, движок заглохнет.

   – Мой друг имеет в виду, что вы – слишком незначительная фигура, и, пока вы придерживаетесь нашей стороны, вам нечего опасаться, – сказал Шелехов, поднимаясь с директорского кресла. – Но если вы рискнете предпринять что-то самостоятельно, то падение будет долгим и болезненным. Я думаю, он прав.

   Генеральный директор спорить не стал. И даже слегка подуспокоился. Это сначала Шелехов показался ему просто наглым щенком. Но когда по одному звонку Алексея, без всяких гарантий, в Речбанк перетекло сто тысяч долларов, Вадчиков уверился, что Шелехов – серьезный человек. Конечно, сто штук – не бог весть какая сумма для серьезных финансистов, но мало кто способен вот так запросто вынуть такие деньги из воздуха.

   Витек Сёмин, бравый боец и хороший приятель Коли, заявился на смену обдолбанный и в ответ на законные претензии руководства, выразившиеся в ругани и рукоприкладстве, только глупо хихикал. Это было странно, поскольку Коля точно знал: Витек дурь не потреблял даже на отдыхе, а уж перед дежурством даже пивка с похмелья принять отказывался.

   – Ага! – сказал начальник смены, устремив цепкий взгляд на Колю. – Ты-то мне и нужен!

   – Я в отгуле! – запротестовал Козлов.

   – Уже нет, – заявил начальник. – Пойдешь на пост вместо своего дружка!

   – Но…

   – Никаких! – отрезал начальник. – Переоделся, и в машину развозки!

   – А где пост? – смиряясь, поинтересовался Коля.

   – В больнице, на этаже. И гляди у меня! Чтоб таракан не просочился! Самого хозяина охранять будешь!

   И Коля пошел переодеваться. А начальник смены даже и не поинтересовался, за какой такой надобностью боец Козлов приперся к нему в кабинет.

   Все шло в точности так, как и планировал Колин ночной гость.

   В больнице бригадир лично отвел Колю на пост, проинструктировал кратко:

   – Никого не пускать, кроме врача и медсестры-сиделки. В десять сиделка сменится. Смену приведу я. Будет звать Сурьин, сам не заходи, звони мне. – Он сунул Коле рацию и удалился. Коля остался один. Если не считать сестры-сиделки за дверьми и двух человек на выходах из коридора. Со своего поста Коля мог видеть дежурящих коллег, и они его, соответственно, тоже. Этого ночной гость не предусмотрел.

   Впрочем, Коля знал, что после двух-трех часов на посту, где ничего не происходит и никаких конфликтов не ожидается, бдительность очень существенно падает. А если вон то массивное кресло придвинуть поближе к дверям, то издали трудно будет заметить, сидит в нем боец Козлов или нет. Но пока на эту тему напрягаться не стоит.

   Время шло медленно. Куда медленнее, чем на обычном дежурстве. Трижды приходил врач. Один раз заявился сам Курков, окинул Козлова подозрительным взглядом:

   – Ты здесь какого хрена?

   – Начальник поставил.

   Курков не поленился, проверил.

   Пока он звонил, Коля разглядел на челюсти начальства затертый гримом кровоподтек, подумал злорадно: «Качественно тебя приложили, Курок!».

   Выяснив, что и почему, Курков одарил бойца еще одним суровым взглядом:

   – Смотри у меня! – Вошел в палату и с полчаса тер с шефом. Потом ушел.

   За окном, выходящим на глухой больничный двор, стемнело. Коля томился…

   Наконец в кармане завибрировал телефон.

   Коля услышал единственное слово: «Готовься». Когда он сунул телефон обратно в карман, то обнаружил, что ладонь вспотела. Коля вытер ее о форменные штаны, затем нащупал там же, в кармане, пластмассовую коробочку, набитую ватой. С ампулой внутри.

   Минуты не прошло, как в одном из концов коридора засуетились. Затем двое, девка в халате и боец, дежуривший у дверей в холл, направились к палате шефа. Коля бдительно заступил дорогу:

   – Куда?

   Девка-медсестра затараторила. Срочно-срочно-срочно-позвать-сиделку-к-телефону-который-на-этаже.

   Коля снял с пояса рацию, запросил начальство, получив ответ, осведомился: «Сиделку как зовут?». Затем приоткрыл дверь и позвал негромко:

   – Света…

   А когда девка-медсестра открыла рот, скомандовал:

   – Тихо! Там поговорите!

   Медработницы засеменили прочь, а Коля солидно сказал замешкавшемуся коллеге:

   – Присмотрел бы за ними.

   Коллега согласно кивнул и ушел.

   Дверь в палату шефа осталась приоткрытой. Коля заглянул. Шеф, похоже, спал. Коля очень осторожно проскользнул внутрь. Да, Сурьин точно спал. И капельница была. И игла, воткнутая в вену шефа. В палате была еще одна дверь. Туалет, наверное. Не важно.

   Коля очень осторожно отломил хвостик ампулы и вылил ее содержимое в капельницу.

   Ну, все. Коля быстро выскользнул наружу и уселся в кресло. Он был мокрый как мышь, но все обошлось. Никто ничего не видел…

   – Гасить? – спокойно спросил Куркова снайпер, когда Коля Козлов вскрыл ампулу.

   Курков покачал головой. Это не опасно. Если бы поганец намеревался сделать шефу укол, он сразу приготовил бы шприц.

   Поганец вылил жидкость в капельницу. Отлично. У них есть, по крайней мере, пять минут…

   Когда вернулась сопровождаемая бойцом сиделка, зареванная, судя по поплывшей туши, но вполне бодрая, Коля спокойно сидел в кресле.

   Сиделка вошла внутрь, а Коля спросил у бойца:

   – Ну, чего там стряслось?

   – Позвонили, что ребенок у нее под машину попал, – сказал боец.

   – И чего?

   – Да ничего. Дома ребенок, целый. Ошиблись, наверное…

   – Глаз с него не спускать! – жестко сказал Курков. – Вести тремя группами минимум!

   – А если его просто грохнут? – спросил бригадир.

   – Хрен с ним. Мне нужен заказчик, понятно?

   – Так точно, – по-военному ответил бригадир. – Пошли, ребята…

   Коля Козлов был готов к тому, что «спаситель» будет ждать его дома. И даже почувствовал некоторое разочарование, когда зажег свет и не увидел зловещего «гостя». Тотчас новая пугающая мысль пронзила сознание Коли: деньги! Коля бросился на кухню, потянул от стены кухонный стол, отодрал линолеум… и облегченно вздохнул. Деньги были на месте.

   Раздался негромкий сипящий звук, похожий на кашель…

   Коля подпрыгнул, если так можно охарактеризовать движение человека, стоящего на коленях с пачками долларов в обеих руках.

   Сиплый звук оказался смехом. Конечно, это был он, Колин «спаситель» и заказчик.

   – Все сделал? – спросил он.

   – Все. – Коля поспешно поднялся.

   – Чисто прошло?

   – Угу.

   – Бабки положи.

   Коля поглядел на деньги, которые держал в руках.

   – Зачем? – задал он дурацкий вопрос.

   – Как хочешь, – спокойно сказал «гость». И коротко ударил Колю сбоку, пониже шеи. Ударил вроде бы несильно, но мускулистое тело сурьинского охранника моментально обмякло. «Гость» поднял упавшие на пол деньги и сунул в карман. Затем снова задвинул стол в угол.

   Спустя четверть часа Коля, раздетый и так и не пришедший в сознание, лежал в горячей ванне, в хлопьях ароматной пены, под которой медленно смешивалась с водой Колина кровь, вытекавшая из аккуратно разрезанной вдоль вены.

   «Гость» еще пару минут придерживал Колину голову над поверхностью, потом убрал руку, и голова неудачливого киллера ушла под воду.

   Его убийца встал, очень аккуратно уничтожил все следы своего пребывания в квартире, после чего достал телефон, набрал номер.

   – Это я, – сказал он. – Первая фаза закончена. Да… Думаю, завтра утром… Немедленно, как только вы получите подтверждение, что мой клиент мертв… Сурьин, кто же еще! – В голосе убийцы впервые появилась некая эмоция – легкое раздражение. – Нет. Сначала – деньги за первую акцию, только после этого я приступлю ко второй.

   Когда убийца выходил из подъезда, мобильник у него в кармане завибрировал.

   Убийца, не останавливаясь, поднес его к уху.

   – Да, Бессон, да, я буду через полчаса, – негромко произнес убийца.

   Именно в этот момент его и зафиксировала оснащенная прибором ночного видения и направленным микрофоном видеокамера. Это была уже вторая запись. Первая, куда более длинная, была сделана в квартире Коли Козлова, которую люди Куркова успели оборудовать незадолго до того, как вторично убийца проник в нее, открыв дверь дубликатом Колиного ключа, сделанным два дня назад за тридцать рублей у слесаря на вещевом рынке.

   – Я же его знаю! – сердито воскликнул Курков, когда ему продемонстрировали запись. – Ах, суки! Да они нас развели!

   – Они нас развели! – повторил он на следующее утро своему шефу. – За дешевок держат!

   «Выгоню дурака на хер!» – подумал Сурьин.

   Ему было намного лучше – эскулапы не зря жрали свой хлеб с сырокопченой колбасой.

   – Что было в ампуле? – спросил он. – Водичка?

   – Почему водичка? – удивился Курков. – Реальная отрава. Химик сказал: если бы это попало вам в кровь, никаких шансов откачать. Но вы не беспокойтесь, Лев Никитич! – быстро сказал Курков, увидев, как переменилось лицо шефа. – Все было под полным моим контролем!

   «Вот именно, что под твоим!» – подумал Сурьин, но сдержался.

   Он выкинет идиота на улицу, но не раньше, чем вернется из Москвы начальник безопасности. В настоящий момент этого делать нельзя. В настоящий момент Сурьин от Куркова слишком зависим.

   – А что по Павловой? – спросил Сурьин, стараясь, чтобы голос не выдал его истинных чувств. – Подтвердилась информация?

   – Да, – неохотно согласился Курков.

   – Свяжись с ними и скажи, что я готов встретиться с мальчишкой. Немедленно. Но – только с ним, ясно?

   – Лев Никитич, это же подстава! Я точно говорю: я этого мудака хорошо запомнил. Он же с ними был, когда меня из Речбанка выкинули!

   – Ты глухой? – с трудом сдерживаясь, произнес Сучков. – Я тебе сказал, что делать – так делай, а не болтай. Мы встретимся втроем: я, мальчишка Шелехов и ты. И пусть он сам объяснит, почему их, как ты утверждаешь, человек попытался меня убить.

   – Да это и так ясно! – воскликнул Курков. – Чтобы втереться к вам в доверие и, встретившись…

   – Встретившись – что? – вкрадчиво спросил Сурьин.

   – Да все, что угодно! Хоть что! Хоть убить!

   – Ты – идиот! – не сдержавшись, прошипел Сурьин. – Если бы тебя, идиота, не предупредили, я бы уже был мертвым! Доставишь сюда Шелехова немедленно. Под любые гарантии, понял! А кино свое оставь, мы его вместе посмотрим.

   – В ванной мы его и нашли, – сказал Сурьин. – Он там ему вены перерезал, самоубийство имитировал. Узнаешь его?

   – Пока нет.

   «На Сивого похож, – подумал Шелехов. – Телосложением. Хотя Сивый, вроде, ростом повыше. Или нет? Какой ракурс неудобный…»

   – Ракурс не самый лучший, – сказал он.

   – Согласен.

   – Спешили ребята! – вмешался Курков. – Еле успели. Ничего, еще кадры будут. Когда он из подъезда выходил.

   Дверь подъезда открылась, но убийца вышел не сразу. Задержался на пару секунд, потом выскользнул: зеленоватая тень в бесформенной куртке, руки в карманах. Выскользнул, огляделся по-звериному быстро… Миг – и он уже шмыгнул в аллейку. Но камера все-таки успела поймать зеленоватое «высвеченное» умножителем ноктовизора хорошо знакомое Шелехову лицо…

   – Да, он из нашей команды, – сказал Шелехов бесстрастно, хотя на душе у него было отвратительно. – Позвольте мне сделать звонок.

   Сурьин кивнул. Он очень внимательно наблюдал за Алексеем и пришел к выводу, что для парня личность киллера тоже оказалась сюрпризом.

   – Евгений, это Алексей, – сказал он после соединения. – Я посмотрел видеоматериалы. Представитель заказчика – один из нас. ДА, НАШ! Да, я уверен… Не по телефону. В любом случае, его нельзя трогать! Проследить… Будем решать… А это – сами. С Ужом посоветуемся, он спец… Нет, мне ничего не угрожает, в этом я уверен. Всё. Я перезвоню.

   – Ну? Как отреагировал твой человек? – спросил Сурьин.

   Ему было трудно говорить на равных с этим мальчишкой, но он старался.

   – Удивлен, – сухо произнес Алексей.

   – Почему ты не сказал ему, кто это?

   Алексей на этот вопрос не ответил.

   – Мы будем за ним следить, – сказал он. – И вы – тоже.

   – Не лучше ли его просто убрать?

   – Не лучше. Я хочу, чтобы он вывел нас на заказчика.

   – А то мы не догадываемся, кто заказчик! – проворчал Сурьин.

   – Лев Никитич, я хочу, чтобы он вывел вас на заказчика, и вы не догадывались, а получили убедительные доказательства, что этот заказчик – не я. Без всякого осадка.

   – Какого еще осадка?

   – Анекдот есть такой, – Шелехов усмехнулся уголками губ. – Ночевал один… хм-м… джентльмен у друзей, а через пару дней друзья ему звонят: у них фамильное серебро пропало. Джентльмен, конечно, заявил, что никакого серебра не брал, а друзья сказали, что ему, конечно, верят. На том и разошлись. Но друзья с тех пор с нашим джентльменом всякие отношения поддерживать перестали.

   – Естественно… – проворчал Сурьин.

   Алексей снова улыбнулся:

   – Это не все, – сказал он. – Спустя месяц несколько обиженный джентльмен позвонил друзьям и поинтересовался, нашлось ли серебро? «Нашлось», – ответили друзья. «Так что же вы не звоните, раз все нормально?» – «А-а-а… – говорят, – нормально, да не совсем. Серебро-то нашлось, а вот неприятный осадок остался…»

   Сурьин засмеялся.

   – Понял тебя, – сказал он. – Не тронем пока твоего… бывшего. Что дальше?

   – Вторая просьба, Лев Никитич, такова: вам придется умереть.

   – Не понял!

   – Фиктивно, разумеется, – уточнил Алексей. – Но чтобы у заказчика не осталось сомнений.

   – В газету объявление предлагаешь дать? – проворчал Сурьин.

   – Думаю, можно придумать что-нибудь поинтереснее. Если вы принципиально не против, мы это позже обсудим. И, наконец, третья просьба…

   – Говори.

   – Лев Никитич, – Алексей посмотрел прямо в глаза ширгородскому магнату, – я хочу, чтобы вы навсегда отказались от своих притязаний на Алену Булкину!

   Сурьин ответил не сразу.

   – Ишь разогнался, – буркнул он. – Да ты хоть знаешь, какие бабки я за нее отвалил?

   – Знаю, – ответил Алексей. – Один миллион.

   – И еще один миллион у меня сейчас Хлебалов требует. – Сурьин зло ощерился. – Ты можешь вернуть мне миллион?

   – Могу, – сказал Шелехов. – Но не буду. Во-первых, потому что считаю такую куплю-продажу несправедливой. Во-вторых, потому что в настоящее время Булкина находится не у вас, а у Хлебалова. Так же как и ваша племянница.

   – Откуда ты знаешь? – осведомился Сурьин.

   – Знаю. А вы не ответили на мой вопрос.

   – Хрен с тобой.

   – А точнее?

   – Точнее – забирай свою Булкину. Если сможешь. Моих претензий на нее больше нет. Но с одним условием…

   – Каким же?

   – Верни мне Надьку!

   – Лев Никитич, она теперь законная жена Хлебалова.

   – А мне насрать! Раз ты такой крутой, найди ее и привези ко мне!

   – Лев Никитич! – запротестовал Курков. – Мы и сами…

   – Выйди, – не повышая голоса, произнес Сурьин.

   – Лев Никитич!

   – Выйди, я сказал!

   – Верни мне Надьку, – повторил он, когда за Курковым закрылась дверь. – И Булкина – твоя. И все мое содействие по этой теме. Привези мне Надьку, Шелехов, а с ее браком я разберусь. Была законная жена – станет законной разведенкой! Привезешь?

   – Попробую, – не совсем уверенно произнес Алеша. – А вы уверены, что ваши люди не сделают это лучше моих? Их возможности намного больше…

   – У них охрененные возможности! – перебил Сурьин. – Только командует ими полный мудак!

   – Вы имеете в виду Куркова?

   – Нет, первопроходца Шишигина!

   – Я бы не сказал, что ваш Курков – глуп, – возразил Алексей. – По-моему, он вполне надежный… человек. До сих пор мы вполне удачно с ним взаимодействовали.

   – Ну, так взаимодействуйте и дальше! – заявил Сурьин. – Я отдам ему соответствующие… Но за результат отвечаешь ты! Ты лично!

   – Договорились, – кивнул Шелехов. – Полагаю, никаких письменных договоров нам с вами не требуется? Мы ведь оба понимаем, – добавил он после паузы, – к чему может привести нарушение таких соглашений, верно?

   – Да, – подтвердил Сурьин.

   – Остается еще один вопрос…

   – Какой?

   – А если с вами, Лев Никитич, вдруг… что-то случится?

   – Хрена лысого! Один раз эта сука уже промахнулась. Второй раз – тоже. Третьего не будет!

   Сказано было уверенно, но Алексей вдруг ощутил: Сурьин боится. И внезапно Шелехов как будто увидел своего собеседника совершенно другими глазами: не всесильного магната, ворочающего многомиллионными суммами и повелевающего тысячами судеб, а человека на больничной койке, желтого от лекарств, маленького, беспомощного…

   Сурьин и впрямь боялся. Особенно после того разговора с Медведевым. Хлебалов ни перед чем не остановится. Ему терять нечего. Но при этом позиция у него чертовски сильная. Руслан драки не хочет. Для него было бы идеальным вариантом успокоить Хлебалова хорошим куском сурьинской вотчины. И в Москве позиции Льва Никитича явно пошатнулись. То, что сурьинского начбеза футболят по деньгам – очень показательно. Лев Никитич даже думал: не отозвать ли его обратно в Ширгород, но вышло бы еще хуже. Один раз отступишь не солоно хлебавши – всё. Авторитета нет.

   Все-таки ему очень вовремя подвернулся этот паренек Шелехов…

   Алеша встал:

   – Большое вам спасибо, Лев Никитич, что вы согласились меня принять! Надеюсь, что в дальнейшем между нами не будет разногласий!

   – Надейся… – Сурьин протянул Шелехову вялую пухлую руку. – Надьку вытащи и женись на ком хочешь, хоть на ней и женись… Куркова мне позови, он там под дверью отирается. И постарайся сам пулю не схлопотать!

   – Приложу все усилия, – улыбнулся Алексей. – До свиданья, Лев Никитич, поправляйтесь.

   Юматов был с Веней солидарен. Он даже предложил Хлебалову действующую модель для его «войска» – израильскую армию. Там «линия фронта» тоже располагалась в нескольких десятках километров от «дома», и израильские солдаты зачастую ночевали с собственными семьями, не расставаясь при этом с оружием. Юматов предложил даже нанять пару инструкторов. Хлебалов обложил его нехорошими словами и заявил, что своих специалистов хватает.

   Но «специалистов» не хватало катастрофически. Особенно в Ширгороде. Огромные потери понесла рыбинспекция. Убиты лучшие «силовики», а гибель Хожняка вообще невосполнима. Тандем «Мушкин-Кочко», на который Застенов рассчитывал перевесить львиную долю ширгородских проблем, не сложился. После того как провалилось очередное покушение на «москвича» (Веня считал, что вины Мушкина и Кочко в этом нет, но хозяин полагал иначе), Хлебалов лишил их самостоятельности и передал в непосредственное подчинение Вене. Вдобавок на Застенова легла часть обязанностей, ранее выполнявшихся Фомой. Фома Степкин, конечно, пидор и все такое, но раньше это был довольно работящий пидор, а с тех пор, как он по собственной дурости угодил в западню и пообщался с бессоновскими отморозками, толку от него никакого.

   Раньше, в «мирное» время, Застенов контролировал никитский район и Ширгородом почти не занимался. Ширгород был на Мушкине и Хожняке, да и сфера интересов хозяина в Ширгороде была – с гулькин пенис. Теперь шла «война», и Ширгород стал главным полем боя. Но Никитск, Курган, Краснянск тоже необходимо контролировать. Допустим, Курган сейчас «держит» Ефим, но все остальное… Особенно это чертово Праздничное, чей гарнизон следовало держать в «постоянном боевом». Короче, вся организация, все контакты, все «стрелки», все тонкие и толстые связи держались исключительно на Застенове. Лично. Поэтому спал Веня три часа в сутки, жрал фенамин, чтобы не свалиться, и все время напряженно ждал: вот сейчас врагам надоест попусту трепать языками, и хлебаловских пацанов начнут гасить. Медведев, Сурьин, воры, эфэсбэшники, еще бессоновские, от которых беспокойства больше, чем от всех остальных, вместе взятых…

   Утешала только уверенность Хлебалова – Григорьич стоял твердо, как «железный бандит» на предпортовой площади. И, похоже, выстоял. Вопрос с Сурьиным должен решиться в ближайшие часы. Сурьин умрет – и большая часть его вотчины достанется племяннице. Уж Хлебалов позаботится, чтобы наследство не растащили. Правда, дело это не быстрое, но в любом случае Сурьина можно будет вычеркнуть из списка врагов. С бессоновскими тоже вопрос решится в ближайшие дни. Остается Медведев. Но Медведев же не стал развивать эпизод, когда погиб Хожняк и покрошили целую кучу «тигров». Не стал – и этим дал понять, что обострять не будет. Остается «москвич», который тоже ничего не предпринимает. По слухам, отношения его с губернатором не сложились, Москва – далеко и тоже ведет себя нерешительно. Комиссия в Кургане строчит депеши в столицу… И ничего.

   Ворам тоже накостыляли.

   Была и плохая новость. Юматов вернулся из Кургана и доложил: кто-то баламутит народ. Скорее всего – Клим. Застенов доподлинно знал, что Клим с Грязным – в контакте.

   «Может, грохнуть его?» – предложил Мушкин, но идею не одобрили. Убрать Клима легко, но потом слишком большая волна поднимется…

   В общем, Застенов наконец понял, почему хозяин избрал своей базой Праздничное, а не Курган. В Праздничном Хлебалов был полным и единственным хозяином. И отобранные лично Мишей курганские боевики тоже были не новгородским вече, а нормальными бойцами.

   В итоге все складывалось не так уж плохо, но Застенова мучило смутное беспокойство. Наверное, с недосыпу…

   В окно Надя видела, как в доме напротив бабуля гуляет с ребенком. А вот прошли мальчишки с низками карасей. Должно быть, с утренней рыбалки. А вот еще тетка на велосипеде, с повешенной на руль сумкой, из которой торчит головка молочной бутыли. Обычная жизнь. Вернее, была бы обычной, если бы на соседнем крыльце, рядом с босым мужчиной в расстегнутой рубахе, не лежал автомат, а в доме напротив, в трех шагах от старушки, еще один мужчина не примеривал к плечу, целясь в безоблачное небо, большую железную штуковину – может, гранатомет, а может, и что посерьезнее. Надя разбиралась в оружии на уровне продвинутого зрителя боевиков (как-никак ее фирма торговала видеокассетами, а свою продукцию следует знать), то есть вряд ли смогла бы отличить РПГ-27 от «Иглы». Впрочем, сейчас это не имело значения. Важнее то, что Надя по-прежнему оставалась пленницей. Правда, ее новый надзиратель по кличке Дыня был значительно вежливее и почтительнее, чем этот мерзкий Рябой, и внутри дома ей была предоставлена полная свобода. Но во двор она могла выйти только в сопровождении одного из охранников, а за ворота ее вообще не пускали. Надя обдумывала возможность побега, и пришла к выводу, что ничего не выйдет. Охрана начеку, а в поселке полно вооруженных людей. Когда ее привезли сюда, она заметила, что границей поселка является довольно высокая стена, а въезд внутрь охраняется. Только со стороны Юри поселок был открыт, но и тут была охрана: вдоль берега сновали катера, а по ночам он освещался мощными прожекторами.

   В общем, шанс на успешный побег, даже если бы Наде удалось обмануть неусыпную личную стражу, был ничтожен. Можно попробовать старинный способ – соблазнить тюремщика. Но к подобному шагу Надя еще была не готова. Поэтому она отказалась от мысли о побеге и большую часть времени проводила наверху, в отведенных ей комнатах: читала, смотрела телек (на крыше особняка стояла отличная спутниковая антенна), просто бездельничала. Рано или поздно все равно что-то произойдет. Надя надеялась: то, что произойдет, изменит всё к лучшему. Она была уверена, что рождена для того, чтобы быть счастливой. До сих пор ее жизнь была совсем неплохой, и она надеялась, что скоро все уладится. В конце концов она – жена первого человека в здешних местах, разве нет? Пройдет какое-то время – и сегодняшние проблемы станут просто занятным приключением. Приключения Надя любила. Они придавали жизни остроту.

   Одним из таких приключений был эпизод еще институтских времен, когда нагрянувший на веселую молодежную вечеринку патруль нашел у нескольких гостей, в том числе и у Нади Павловой, кое-какие таблетки.

   Надя почти не отпиралась. Ее дядя уже тогда имел серьезный вес и с легкостью отмазал бы племянницу. Но до дяди не дошло. С Надей переговорил один из коллег Андрея Игоревича, а затем ее отпустили. Никаких расписок, никаких угроз. Просто дружеская услуга. Так что когда Андрей Игоревич, весьма импозантный мужчина, в свою очередь попросил (никаких угроз – обычная просьба!) Надю о маленькой услуге, она тоже не смогла отказать… Но она нисколько не жалела, что позволила втянуть себя в эту историю. Все было очень интересно. Кроме того, сейчас она могла надеяться не только на дядю, но и на помощь Андрея Игоревича… И еще кое-кого, о ком ей, теперь – замужней женщине, лучше бы не вспоминать. Но она все равно вспоминала… Все время…

   – С Крысой? – спросил Уж, окрепший достаточно, чтобы сесть, правда, опираясь на подушки.

   – Да.

   – Убирать, – сказал Ленечка. – Причем быстро, пока ничего не заподозрил. Это дьявольски опасная тварь.

   – А то мы не знаем, – проворчал Бессонов. – Убирать, говоришь? А за что?

   – Не понял? – нахмурился Ленечка.

   – Я спросил: за что?

   – То есть как – за что? Он же предатель!

   – Не факт! – жестко произнес Бессонов. – Он – профессиональный киллер. Допустим, кто-то заказал ему Сурьина, ну и что?

   – Не кто-то, а Хлебалов! Бессон, ты что, его выгораживаешь?

   – Я хочу разобраться! Он – из нашей команды. Гасить нашего…

   Его прервал звонок.

   – Это Лешка, – сказал Уж. – Мужики, давайте отложим тему.

   – Отложим, – согласился Бессонов. – Ленечка, впусти его.

   – Момент! – Ленечка взял со стола автомат, выглянул в окно… и положил автомат обратно. – Там Монах внизу отирается, – пояснил он. – Значит, чистенько.

   Шелехов влетел в квартиру, брызжа юной энергией.

   – Я говорил с Андреем Игоревичем! – объявил он. – Об Алене пока ничего выяснить не удалось, а с Надеждой – порядок! Она живет в хлебаловском доме в поселке Праздничное. Я знаю, где это, так что все просто.

   – Ты сядь, – сказал Бессонов. – Я тоже знаю, где Праздничное. Только никакой простоты я в этом не вижу. Так, братва?

   Ленечка и Уж согласно кивнули.

   – Мы эту местность изучали, – пояснил Ленечка. – Это не поселок, а укрепрайон. Я бы туда даже на танке не стал соваться. Просто чудо, что нам удалось достать Яблоко.

   – Это чудо называется – Сивый, – уточнил Уж. – Хотя дом был расположен удачно, не стану отрицать.

   Алеша помрачнел. Его приподнятое настроение исчезло. Конечно, он и раньше знал, что смерть дяди Коли – работа бессоновской команды. Но это как-то… не ассоциировалось. Значит, дядю Колю застрелил Сивый… Ну и что теперь? Да ничего! Надо жить дальше. И делать дело.

   – А если раздобыть какие-нибудь документы? – предложил он. – Милицейские или посерьезнее?

   – Сомневаюсь, что есть такие документы, по которым нас пропустят в Праздничное, – сказал Бессонов. – Вон в Кургане комиссия с такими крутыми ксивами, а что толку? Но допустим, нас пропустили. А дальше? Нам же не в Юри надо будет выкупаться, а вывезти жену хозяина!

   – А если как раз с Юри и подойти? – предложил Алексей. – У нас же есть катер.

   – Один хороший выстрел из гранатомета – и катера нет, – заметил Уж. – Но идея зайти со стороны воды сама по себе интересна. Что скажешь, Ленечка? Это по твоему профилю…

   – Скажу то же, что и раньше говорил. Помните, что я говорил?

   – «Малютка» и хотя бы пара обученных пловцов на подстраховке, да?

   – Именно! А теперь задача усложняется, поскольку надо не просто заложить мину и тихо уйти, а силой отбить и вывезти совершенно неподготовленного человека. Нереально.

   – «Малютка» – это что? – спросил Шелехов.

   – Подводная лодка такая, маленькая.

   – Понятно. Подводной лодки не обещаю, а насчет пловцов… – Он достал мобильник и набрал номер.

   – Курков! – отозвался его абонент.

   – Добрый день, это Шелехов. У меня вопрос: среди ваших людей есть боевые пловцы?

   – Кто-о?!

   – Боевые пловцы. Или хотя бы хорошо подготовленные бойцы, умеющие пользоваться подводным снаряжением?

   – Я узнаю, – ответил замначальника сурьинской безопасности.

   – Очень хорошо. Перезвоните мне, – Алексей отключился и посмотрел на своих соратников. – Хочу еще раз напомнить, – сказал он, – что теперь у нас есть кое-какие резервы. И мы можем мыслить масштабно… – Он посмотрел на индикатор времени и вскочил. – Прошу прощения! У меня срочное дело!

   – Какое еще дело? – спросил Бессонов.

   – Мой друг Шива попросил помочь ему кое-что проверить, – пояснил Шелехов. – Но это недолго, часа на полтора…

   – Ты уверен, что у тебя есть время на всякую ерунду? – раздраженно поинтересовался Бессонов.

   Алеша остановился и пристально посмотрел на него.

   Что-то слишком часто в последнее время Бессонов повышает на него голос.

   – Это для тебя ерунда, – произнес Алексей холодно. – Но для Крейзи Шивы это не ерунда. А для меня не ерунда то, что он меня попросил! И хочу тебе напомнить, что и Шива мог заниматься своими, безусловно, более важными для него делами, вместо того, чтобы ломать для меня сурьинский firewall!

   И, не дожидаясь ответа, вышел в соседнюю комнату. Через пару секунд там мелодично пропел включенный компьютер.

   – Файервол – это что такое? – спросил несколько обескураженный Бессонов.

   – Огненная стена, – ответил более искушенный в языках Ленечка. – Или типа того. Бессон, мы не договорили. По Крысе. Ты сказал: разобраться.

   В чем ты намерен разбираться? За сколько он нас продал Хлебалову?

   – С чего ты взял, что он продал нас? – огрызнулся Бессонов. – Заказ он взял на Сурьина!

   – Это одно и то же!

   – Ничего подобного! Он – один из нас! А Сурьин – какой-то говняный олигарх!

   – Чушь несешь! – сердито бросил Ленечка. – Он – не один из нас! Он – твой персональный кадр! У него единственного нет никаких личных счетов с Хлебаловым!

   – Ну и что? Где доказательства, что заказ – от Хлебалова? Есть у тебя доказательства? Нету! Любой из вас может работать на стороне! У нас, блин, не армия, ясно? Лично я ни разу не слышал от него слова недовольства. И все, что скажу, он выполняет четко, без всяких дискуссий. Не то, что некоторые!

   – Ты с темы не слезай! – рассердился Ленечка. – Ты ничего не слышал, надо же! От него если одно слово в день услышишь – уже много. Да и что ты хотел? Чтобы он посоветовался, за сколько нас продать? Киллер, он и есть киллер!

   – Спокойно, мужики! – вмешался Уж. – Ленечка, не наезжай. А ты, Бессон, вспомни, кого он травить Сурьина подрядил. И вспомни, что в том же подвале сидел хлебаловский Степкин.

   – У меня нет доказательств, что этих двоих выпустил именно он! – упрямо заявил Бессонов. – Почему я должен верить какой-то пленке, которую в глаза не видел и которая к тому же пришла от сурьинских, которые, между прочим, в тебя пулю всадили, не забыл? Я должен сам убедиться! Своими глазами! Получу доказательства, тогда базара нет! Списываем, я согласен!

   – Вот радость-то! – фыркнул Ленечка. – Ты согласен! Мы тебе будем доказательства искать, а эта гнида тем временем преподнесет нас Хлебалке на блюдечке с каемочкой! У тебя, Бессон, как, с головой нормально?

   Бессонов всем телом развернулся к нему:

   – Ты что, «тюлень», хочешь проверить, кто из нас круче? – жестко произнес он.

   Ленечка ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что ничуть не сомневается, кто круче.

   Квадратное лицо Бессонова покраснело. Он уже открыл рот…

   – Женя, – негромко сказал Уж, – охолонь. А ты, Ленечка, совесть имей. Бессон всех нас собрал и направил. Тебя с Монахом, меня, Салаватика. Сивого и Черепа тоже. Да, один из нас оказался гнилым. Но ведь и ты с ним не одну миску каши съел…

   – Макарон, – уточнил Ленечка. – Китайских. Ненавижу. – Он уже взял себя в руки. – Все, Бессон, ты – главный. Ищи свои доказательства. Надеюсь, меня бы ты так же защищал!

   – Можешь не сомневаться! – мрачно произнес Бессонов. Он все еще злился.

   – Ну, спасибо! Ищи. Только чтобы все – под контролем. Если он скурвился, реально, мы все виноваты. И наше счастье, что все вскрылось. Такой нас всех слить мог. Кстати, где он?

   – Я его за хлебаловским особняком следить поставил, – сказал Бессонов. – О том, что мы снялись и куда снялись, он еще не знает… Надеюсь, что не знает. Его «наружка» Куркова держит. Надеюсь, не лопухнутся. Ты успокоился, Ленечка? Контроль нормальный?

   – Жизнь покажет.

   – Нашим ты всем сказал? – спросил Уж.

   – Всем, кроме Салавата. Салаватик может лицо не удержать.

   Уж кивнул.

   – Гасить его сейчас нельзя, – сказал он. – И не потому, что ты, Женя, в сомнениях. Я тебя понимаю, но это твое личное. У меня сомнений нет, потому что я давно к нему приглядывался, но это опять-таки – мое личное. А доказательства нужны не столько для тебя, сколько для Сурьина. Сурьин нам нужен. Правильно Лешка сказал: с ним у нас совсем другой масштаб получается. Так что будем ждать, пока Хлебалов выйдет на контакт с нашим крысенком. И постараемся, чтобы сурьинские это увидели. Может, перевербовать его? Хотя нет, вряд ли… Но гасить – в последнюю очередь. Это не главная задача. Главная – использовать ситуацию в наших интересах. Так?

   – Нет, Ужик, не так, – Бессонов качнул головой. – Главная – загасить Хлебалку.

   – А надо? – спросил Ленечка.

   – Что – надо? – ощетинился Бессонов.

   – Надо именно нам его убивать? Если так дальше пойдет, его и без нас схавают. Он же всех против себя поднял: Медведя, Сурьина, государство… Ему на воле, может, неделю ходить осталось. А потом его или посадят, или просто мочканут.

   – Нет уж! – заявил Бессонов. – Я сам, лично, хочу ему шею свернуть! Вот этими руками! А ты – уже нет? Забыл, кто на твоего батьку донос написал? Забыл, как тебя из института выперли?

   – Спокойно! – вмешался Уж. – Не о том говорим. Наша задача сейчас не шкуру Хлебалова делить, а думать, как нам заполучить Сурьина в союзники, а значит – как нам проникнуть в Праздничное.

   – Нам! – сказал Бессонов. – Нам, а не тебе. Тебе еще долго от драчек воздерживаться придется. А вот мозги у тебя – получше наших, так что думай, Ужик, думай. Тем более, и девочка твоя…

   – Почему моя?

   – Ну не моя же! У твоей постельки сидела, печалясь, грабку твою душегубскую пальчиками гладила… Ты только посмотри на него, Ленечка: Ужик наш – покраснел! Глазам не верю!

   – Да пошел ты…

   – Вот! – удовлетворенно произнес Бессонов. – Слова настоящего мужчины. И без шуток, давай, Ужик, шевели извилинами, как нам твою девушку вытащить.

   – А ты, случаем, не забыл, что она теперь чужая жена? – осведомился Уж.

   – Какие пустяки! – Бессонов ухмыльнулся. – Сегодня жена, завтра вдова…

   Они замолчали. За стеной негромко пощелкивали клавиши. Алексей Шелехов работал…

   Юматов позвонил Сурьину утром следующего дня. Ответил Курков.

   – Чего надо?

   – Долг, – вежливо произнес Ефим Асланович. – Один миллион. Вы передали господину Сурьину мое напоминание?

   – Нет! – буркнул Курков. – Не имел физической возможности.

   – А когда будете иметь?

   – Никогда!

   – Не стоит так со мной разговаривать, – по-прежнему вежливо проговорил Юматов. – Вы уверены, что ваш шеф одобрил бы ваше поведение?

   – А ему насрать! – рявкнул Курков.

   – Вы уверены?

   – Уверен! Ему теперь на все насрать! Умер он, понятно!

   – Зачем? – спросил Ленечка.

   – Хочу прогуляться. До встречи еще полчаса.

   – Уверен, что выбрал подходящее место? – осведомился Ленечка.

   – Останови!

   Ленечка, всем своим видом выражая недовольство, тем не менее помигал поворотником и втиснул джип между двумя иномарками, аккурат напротив выезда со двора.

   Летняя жара моментально обволокла Шелехова, едва он покинул продуваемый кондиционером салон. У Алеши не было конкретной цели, просто хотелось прогуляться. Почувствовать себя обычным человеком среди обычных людей.

   Проходившие мимо девушки с мороженым, в юбках и топиках, размерами немногим превышающими купальные костюмы, поглядели на Алексея с большим интересом, правда, скорее всего привлек их не столько он сам, сколько машина, которую он покинул.

   – Молодой, красивый, купи розы! – крикнула ему загорелая до черноты толстая тетка. Цветами торговали через каждые двадцать метров. Бульвар оправдывал свое название.

   Капельки влаги, осевшие на плотных лепестках, искрились на солнце. Как здорово было бы собрать букет из алых и пурпурных роз – и подарить Аленке. Такой большой, чтобы она целиком спряталась за ним. И гулять с ней по солнечной улице… Или поехать на пляж – купаться. Или вообще махнуть куда-нибудь в Испанию…

   Алеша неторопливо лавировал между прохожими, которых было сравнительно много для столь жаркого времени…

   В десяти шагах позади важно вышагивал Салават. Этому лавировать не приходилось – встречные сами уступали дорогу.

   Обычная улица, людная, по-южному шумная… И все-таки чувствовалось в атмосфере, в людях некое напряжение. Или Шелехову это только казалось?

   Слишком напряженными были лица, слишком многие старались не смотреть в лица встречным… Жара, асфальт, блестящие на солнце витрины, все мирно… Алеше очень хотелось расслабиться, но не получалось. Глаза невольно искали опасность… Вокруг него был миллионный город… И большинство его жителей понятия не имело об идущей войне…

   За спиной ругнулся Салават, отпихнув кого-то нерасторопного. Лирическое настроение Шелехова улетучилось.

   Он обернулся… И увидел шагах в тридцати мужичка, физиономия которого показалась Алеше знакомой… И который тут же, как-то очень ловко затерялся между прохожими. Хоп – и исчез.

   Шелехов не стал напрягаться, вспоминая, где он его видел.

   – Быстро в машину! – скомандовал он Салавату, а когда тот устремился к джипу, расчищая дорогу, словно минный трал, Алеша не последовал за ним, а юркнул в один из бутиков, прошагал мимо охранника и продавцов в служебную дверь (уверенного, одетого с иголочки молодого человека никто и не подумал остановить), и попетляв, покинул бутик через служебный выход, оказавшись на задворках какого-то мебельного магазина. У ворот стоял грузовичок-газель с дверцами нараспашку. Рядом, на ящике курил мужик. Шелехов направился прямо к нему.

   – Ты водитель?

   – Ну… Что везти? – лениво осведомился тот.

   – Меня, – ответил Алеша, влезая на пассажирское сиденье. – На Пешкина.

   – Двести.

   – Триста, если доедем за десять минут.

   – Мигом! – Водила сразу оживился.

   – А чё за спешка? – поинтересовался он, вырулив из ворот. – К девочке опаздываем?

   Шелехов мельком взглянул на него, и водила заткнулся. На Алеше была надета джинсовая рубашка без рукавов, навыпуск, но когда он сидел, поясная кобура заметно выпирала сбоку. Надо полагать, водила был достаточно наблюдателен.

   Шелехов достал телефон:

   – Ленечка, езжайте к точке без меня. И обратите внимание на хвостик.

   – Подрежем, – уверенно ответил Ленечка. – Ты в порядке?

   – В полном. До связи.

   Проникшийся уважением водила гнал, почти игнорируя правила, и открыл рот только один раз: поинтересовался, который дом на Пешкова нужен.

   За проворство и молчаливость был вознагражден обещанными тремя сотнями и отбыл с явным облегчением. В последний месяц городские теленовости неприятно часто демонстрировали ширгородцам мертвые тела с отверстиями огнестрельного происхождения.

   Встреча была назначена в пивном баре поблизости от гостиницы «Сокол». Из этого Алексей сделал вывод, что подполковник место жительства не сменил. Что ж, ему виднее…

   Когда Шелехов вошел внутрь, подполковник уже был на месте. Единственный посетитель.

   Сонная от рождения официантка приняла заказ – две кружки пива – и пошаркала к стойке.

   – Вот список того, что нам потребуется. – На стол перед подполковником легла распечатка.

   Тот прочитал, хмыкнул:

   – У ваших боевиков губа не дура!

   – Вы предлагаете штурмовать Праздничное с резиновыми дубинками наперевес?

   – Я ничего не предлагаю, – ответил подполковник. – Это ваша собственная идея. Более того, речь идет не о штурме, а о тихом проникновении. Не думаю, что даже при поддержке людей Сурьина вам удастся силой пробиться в поселок. Кстати, все эти игрушки вы могли бы раздобыть и по сурьинским каналам.

   – Не хотите быть замешанным, Андрей Игоревич?

   – А куда я денусь! – Подполковник сунул список в карман. – Тебе нужна именно звукозапись телефонных разговоров Застенова, или можно обойтись распечаткой?

   – Именно звуковая. Это можно?

   – Думаю, да. Не все разговоры. Только те звонки, которые шли через подконтрольных нам операторов.

   – Годится. А насчет остального?

   – Передайте вашим людям: я постараюсь достать все, что сумею. Завтра вечером звони́те. Но я бы на вашем месте, Алексей, задействовал и сурьинские связи.

   – Задействую, можете не сомневаться. Но я обращаюсь к вам, потому что с военными именно вам проще иметь дело. И дешевле. Андрей Игоревич, вы ведь специально свели меня с Сурьиным, да? – спросил Алеша.

   – Это ваш естественный союзник, – ответил собеседник Шелехова. – В настоящий момент – единственный союзник.

   – Ваш или наш? – попробовал уточнить Шелехов, но ответа не получил.

   – А что Медведев? – спросил тогда он.

   – Медведеву не нужны проблемы. Стрельба, война – это ему сейчас ни к чему.

   – Выборы?

   – Совершенно верно. Не говоря уже о том, что с Хлебаловым он знаком с тысяча девятьсот восьмидесятого и последние пять лет весьма активно с ним сотрудничал. Правда, их нельзя было назвать равными партнерами, но отношения были обоюдовыгодными и вполне могут быть восстановлены. Хлебалов в этом случае отхватит изрядный кусок и прибавит в весе, но и Медведев тоже в убытке не останется. Сейчас у них некоторый конфликт интересов, заключающийся в том, что Медведеву предпочтительнее Сурьин живой, сохранивший часть влияния и ненавидящий Хлебалова. Разделяй, как говорится, и властвуй. А Хлебалову нужен Сурьин мертвый и вся сурьинская вотчина – в наследство. Но в этом конфликте преимущество – за активным Хлебаловым, а не за пассивным Медведевым. Спасибо! – Последнее относилось к официантке, которая принесла пиво.

   Подполковник отпил из своей кружки, посмотрел поверх пены на Шелехова и спросил:

   – Это была ваша идея – объявить Сурьина мертвым?

   – Вы уже знаете? – удивился Алеша.

   – Работа у меня такая – знать, – добродушно улыбнулся подполковник.

   Издали их можно было принять за отца и сына, в удовольствие коротающих воскресный день.

   – Мне хотелось вывести его из-под удара, – сказал Шелехов.

   – А кто лежит в морге?

   – Курков нашел кого-то… похожего, подгримировали, конечно…

   – И где Сурьин сейчас?

   – Понятия не имею. Сами же сказали, Андрей Игоревич, что это ваша работа – знать! – Алексей тоже улыбнулся.

   – Узнаем, не к спеху. Главное, что у вас, Алексей, теперь есть часть людей Сурьина и часть его связей. Я вас поздравляю!

   – Разве не вы это организовали, Андрей Игоревич?

   – Я лишь вас слегка подтолкнул. Остальное, Алеша, вы сделали сами. И это очень хорошо, потому что, как я уже сказал, сейчас Сурьин – ваш единственный союзник.

   – А вы? – напрямик спросил Шелехов. – А те, кто вас послал сюда?

   Подполковник пару минут молча потягивал пиво. Алеша ждал.

   – Вы – удивительный юноша, – наконец сказал подполковник. – Большинство ваших сверстников…

   – Андрей Игоревич, я бы хотел, чтобы вы ответили на мой вопрос! – перебил Шелехов.

   – Вы бы хотели… – Подполковник покачал головой. – Вы, Алеша, напоминаете мне тех молодых людей, о которых я читал в книгах. Тех, кто вместе с товарищем Дзержинским когда-то устанавливал советскую власть…

   – Если вы думаете, что мне такое сравнение льстит, то ошибаетесь, – холодно произнес Шелехов. – Я при советской власти не жил, но не думаю, что мне бы она понравилась. Пожалуйста, Андрей Игоревич, о политике – не надо. Сегодня у нас другие проблемы.

   – Вы ошибаетесь, Алеша, – подполковник покачал головой. – Наши проблемы и есть политика. Именно поэтому вам придется рассчитывать только на себя.

   – И на Сурьина.

   – Скорее, это Сурьин может рассчитывать на вас, – уточнил подполковник.

   – А вы, Андрей Игоревич, останетесь в стороне?

   – Кое в чем я смогу вам помочь, – сказал подполковник. – И есть еще у меня один козырь… Но его я использую только тогда, когда буду точно уверен в успехе. И эту уверенность должны мне обеспечить вы, Алексей. До встречи!

   Подполковник одним глотком допил пиво, положил на стол полусотенную и вышел.

   И Шелехов остался в одиночестве. Вернее, наедине с собственной кружкой. Пиво в ней было дрянное. И осадок от разговора у Алексея тоже остался дрянной. Мерзкое чувство, что тебя используют, а ты ничего не можешь сделать. Одно утешение: все, что Алексей делает, он делал бы все равно.

   Шелехов вдруг испытал острую тоску по тем совсем недавним временам, когда он был просто студентом, просто светским молодым человеком с хорошими манерами и добрыми друзьями…

   В дверях бара звякнул колокольчик. Алексей мгновенно обернулся, рука сама нырнула под рубашку, к кобуре…

   Ложная тревога. В дверях высился Салават.

   – Иду, – сказал Алексей, поднимаясь.

   Вялая официантка встрепенулась, подошла к столику.

   Две кружки пива стоили шестьдесят шесть рублей. На столе же лежал всего полтинник. Официантка открыла рот… Но клиента не окликнула. Достаточно было одного взгляда на физиономию Салавата, чтобы пропало всякое желание конфликтовать из-за каких-то там шестнадцати рублей.

   В конце концов не выпитое клиентом пиво можно вылить обратно…

   Официантка глянула в окно и порадовалась, что не вякнула. Ко входу в бар подвалил огромный черный джип, в который и сел недоплативший парень.

   «С богатыми всегда так, – подумала официантка. – Над каждым рублем жмутся. Бандиты, так вообще на халяву норовят. А спросишь – беды не оберешься. Хорошо еще, второй порядочный оказался, полтинник оставил. Папаша, наверное…»

   – Сделает, – сказал Алексей, усаживаясь на переднее сиденье рядом с Ленечкой. – Завтра созвонимся. Евгений еще не вернулся?

   – Пока нет. Звонил, что вечером приедет.

   – Как бы он там, в Кургане, на неприятности не нарвался, – озаботился Шелехов.

   – Кто, Женька? Да его там каждая собака знает!

   – Вот это мне и не нравится, – сказал Алеша.

   Заказчик объявился на следующее утро. Определил условия. Предатель условия принял.

   «Братьям-разбойникам» условия тоже понравились. Можно было рассчитывать на то, что эта часть операции пройдет успешно.

   Файл с записью разговора был скинут Шелехову по сетке. Голос заказчика Алеша тоже узнал. Огорчился и обрадовался одновременно: Веня Застенов.

   Бессонов получил свои доказательства. Сурьин тоже вскоре получит свои. А Алеша, если все пройдет гладко, получит «ключик» к тщательно охраняемым воротам поселка Праздничное. Тот самый ключик, от которого сейчас зависит его будущее. Его и всех, кто с ним связан.

   Алеша повесил все текущие дела на Бессонова и сел за компьютер. Ему предстояла большая работа. Не слишком сложная, но весьма кропотливая.

   Но звонок, о котором было сказано выше, прозвучал только на следующий день, а этим вечером Бессонов, помывшийся и поевший, полчаса докладывал о своем курганском вояже.

   Атмосфера в городке – приподнятая. Люди Хлебалова провели неплохую пропаганду, и курганская крутизна готова подраться. Но…

   Но еще Бессонов виделся с Климом, можно сказать, своим давним приятелем, почти другом, если такие, как Клим, могут быть чьими-то друзьями. И Клим совершенно определенно заявил Бессонову: вся эта готовность к бою – явление временное. До тех пор, пока дела у Хлебалова идут хорошо. Сейчас курганских заверили, что все обстоит – лучше некуда. И очень скоро не только никитский район, а вся ширгородская область, включая и сам Ширгород, пойдет под Хлебалова. И все соратники никитского князька получат по жирному куску.

   Хлебалову верили – до сих пор он всегда отвечал за базар, когда дело касалось раздачи «баранов». Да, кровь прольется. Собственно, уже пролилась, но дело того стоит, а кто не рискует, тот не гоняет на «меринах».

   Крутизна же Хлебалова в Кургане каждому видна. Вот хотя бы взять москвичей, которые приехали закрывать (именно так была подана «общественному мнению» задача столичной комиссии) Курганский металлический, – и ни хрена у них не вышло. Самих, можно сказать, «закрыли». Сидят в гостинице, нос высунуть боятся. В общем, у Николай-Григорьича все конкретно схвачено, а народ за ним – в огонь и в воду. И так считает не только голимый молодняк, но и вполне серьезные люди.

   Но если вдруг окажется, что схвачено не все, что по ту сторону тоже есть артиллерия… Короче, стоит Хлебалову упороть косяка…

   – В общем, так, – резюмировал Бессонов. – Курган в качестве поддержки отпадает. Пока Хлебалке не накостыляют, Курган – за него. А выдвигаться мы будем из Краснянска. Это даже и удобнее – к Ширгороду ближе. И выезжаем завтра вчетвером: я, Леха, Ленечка и Монах. Остальные остаются здесь… до «стрелки». Ужик, на тебе общее руководство. Но сам не суйся. Одного нашего для страховки вполне хватит. Обстава и обеспечение – на Куркове. Но как только они закончат («Если все срастется», – вставил суеверный Ленечка.)… Если все получится как надо, – принял поправку Бессонов, – гони их к нам. От сурьинских наверняка пойдет утечка. Надо опередить.

   – Не учи маляра забор красить, – усмехнулся Уж. – С предателем что будем делать… если все получится?

   – Скажу Куркову, чтобы его запер до нашего возвращения. Очень мне хочется в глазенки его поганые заглянуть! – процедил Бессонов.

   – Рискованно, – подал голос Ленечка. – Таких, как он, лучше сразу гасить.

   – Присоединяюсь, – кивнул Уж.

   Алеше стало немного не по себе. Ладно, сам он познакомился с «братьями-разбойниками» какой-то месяц назад, но Ленечка и Уж с этим человеком год бок о бок провели. Вместе спали-ели, вместе под пули ходили…

   Алеша отвернулся. Ему в очередной раз напомнили, что из себя представляют его новые друзья.

   «Но это – мои друзья! – сказал он сам себе. – Не о чем говорить». Базара нет, как выражается Евгений. Без них Алеша был бы давно мертв или сидел в хлебаловской психушке, «дозревая» до восемнадцатилетия, чтобы отдать «опекуну» последнюю часть отцовского наследства. С волками жить – по-волчьи кусаться. Только вожак стаи имеет право задавать нужный тон. Но на вожака Алеша пока не тянет. Пока…

   – Ладно, – согласился Бессонов. – Будь по-вашему. Списываем… – Он покосился на Шелехова и сказал: – Леха, ты не глянешь по своему компьютеру, какие там пансионаты под Краснянском есть? И телефончики. Лучше заранее определить, куда кости кинуть…

   – Гляну. – Алеша вышел в другую комнату.

   Если Евгению надо переговорить со своими без Алексея, это его право.

   Опять-таки ему надо еще часа два, чтобы поработать с голосовой программой, без которой, может статься, вся будущая операция превратится в пшик.

   «Сходимость – 96,2 %,– выдал компьютер. – Продолжать корреляцию? Да? Нет?»

   «Нет», – выбрал Алеша.

   Даже восьмидесяти достаточно. Это ведь будет не живой разговор, а телефонный. Неизбежные трансляционные помехи, запланированные фоновые шумы.

   Все. Подготовительная работа закончена. Шелехов выключил компьютер, встал, с хрустом потянулся. Грязная оконная сетка, душно, запах металла и смазки, Бессонов, склонившийся над столом, на котором, на газетке, разложены детали автомата… Такая знакомая картина… Когда же это кончится?

   – Пойду прогуляюсь, – сказал Алексей.

   Бессонов посмотрел на него (руки продолжали работать с той же точностью и быстротой).

   – Иди. Только недалеко, и ствол возьми.

   Алеша кивнул. Ему стало лень цеплять на себя всю «сбрую», поэтому он просто вынул пистолет из кобуры и привычным (уже привычным!) движением сунул сзади под ремень.

   Итак, приближалась заключительная часть операции под кодовым названием «Женский праздник». Название придумал Монах. В этом, собственно, и ограничилось его участие в разработке операции.

   Все остальное «спроектировал» Уж при посильном участии Бессонова, Ленечки и Алексея.

   Поселок Праздничное действительно был укреплен немногим хуже линии Маннергейма. Три линии охраны, «умная» электроника, население – семьи хлебаловских ветеранов, стволов в каждом доме – больше, чем людей. И каких стволов! Согласно данным, хранившимся в базах Хлебалова, одних только ГМ-94, весьма популярных гранатометов, выпускаемых Курганским металлическим, в Праздничном числилось девятнадцать единиц. И это – по сведениям трехмесячной давности, то есть – в мирное время. Сейчас, по полученной от подполковника информации, в Праздничное активно завозили тяжелую боевую технику: системы наведения, ракетные установки… Все, чем был богат прайс-лист Курганского завода. К счастью, ни танков, ни даже самоходок в Кургане не делали, но выяснилось, что Юматов ухитрился купить у армейцев двадцать семь «списанных» грузовиков, вполне пригодных для оборудования под платформы для орудий.

   Вот такие новости Алеше «вручил» Андрей Игоревич. Вместе с записью телефонных разговоров Застенова и информацией о том, где следует получить заказанное бессоновской командой «оборудование».

   Вид у подполковника был донельзя измотанный и весьма суровый. Куда мрачнее, чем в их прошлую встречу. И он, наконец, открыл свои карты. Вынужден был открыть, потому что от эффективности действий Алешиной команды зависело все.

   Совершенно очевидно, что вывоз Нади из Праздничного был для подполковника действием сугубо вторичным. Приманкой для Сурьина и Шелехова. Главной его целью было – вскрыть оборону поселка. Хотя бы на кратчайшее время…

   Это была задача, близкая к самоубийству. Алексей, ознакомившийся с данными, понял это даже без консультации Ужа и Ленечки. У них имелся некий план по проникновению внутрь. План шаткий, основанный исключительно на внезапности, на уверенности противника в собственных силах и на Лешиной придумке, которую еще следовало осуществить. Даже если все получится как запланировано, даже если никто, включая людей Куркова, не допустит сбоев, а случайная пуля не сделает неучтенную дырку в какой-нибудь из ключевых фигур, вероятность успеха – процентов сорок.

   Но проникнуть внутрь – только первый этап. Вопрос: как потом вырваться из мышеловки? Да какой, к хренам мышеловки! Полноценного медвежьего капкана.

   В Праздничном не два-три десятка «местных» и пара дюжин охраны, а почти три сотни отлично подготовленных боевиков, отменно вооруженных и готовых именно к внезапным действиям.

   Первый же выстрел, даже не выстрел, любое нарушение режима охраны – пружина сработает, капкан захлопнется и вся его мощь обрушится на проникшую внутрь группку «диверсантов». Вопрос только в том, прихлопнут ли их сразу, или потратят некоторое время на переговоры. Последнее же зависит от того, какие инструкции даны Хлебаловым относительно своей молодой жены. Если Хлебалову предпочтительнее статус вдовца, а не «молодожена», никаких переговоров не будет.

   Общий итог в любом случае очевиден. Никаких шансов на успех.

   Вот поэтому мрачному подполковнику и пришлось выложить Алексею всё. Весь свой план, который напрямую зависел от того, решится ли шелеховская команда на смертельный риск.

   Подполковник знал: в Праздничном копится заряд такой силы, что ахнет – костей не соберешь. Взорвет не только Ширгород. Москве тоже мало не покажется. Если бы все зависело от подполковника, Хлебалова бы уже давно устранили. Физически. Но в отличие от никитского князька, который принимал решения сам, подполковнику требовалась санкция сверху. А «верху» нужны были конкретные доказательства нарушений. И – живой обвиняемый Хлебалов, которого можно использовать в политической игре.

   Знал ли об этом Хлебалов? Вероятно, догадывался. И потому мог позволить себе куда больший риск, чем его противники. В какой-то момент он пошел ва-банк, его стиснули со всех сторон, даже объявили шах… И тут всё застопорилось. Абсолютно всё, даже приказ о расформировании «карманной» хлебаловской структуры – рыбинспеции. Бумажные приказы – одно, а реальность – другое.

   Та же рыбинспекция вовсе не собиралась «распускаться». Ее лишили госфинансирования, но это мало что изменило, потому что главная подкормка шла не от государства. Рыбникам приказали сдать оружие, рыбники приказ проигнорировали. И что дальше? Одно дело – принять сданное, совсем другое – отнять силой. Кто, интересно, будет отнимать? ОМОН? А кто рискнет дать такую команду ОМОНу? Вернее, кто уполномочен дать такую команду? Тем более, что в ответ на бумажный приказ выкатилась целая прорва бумажных же протестов: из министерств и ведомств, из Думы и партийных комитетов. СМИ тоже не остались в стороне: да как же это! Да что же это! Да кто же это посмел расформировать структуру, которая так эффективно борется за сохранение наших национальных природных ресурсов!

   И вместо эффектного выигрыша образовалась патовая ситуация. Еще неделька-другая топтания на месте – и ничья. Все остаются при своих… А кто-то – еще и при чужом. Государственная машина буксовала, ширгородские власти возмущенно клацали клювами… А Хлебалов продолжал идти ва-банк и перегонять свои гражданские ресурсы в ресурсы военные. Точно так же действует любое государство, проигравшее экономический «диспут» и решившее отхватить желанный кусок силой. Перевод экономики «на военные рельсы» всегда ведет к войне. Вынужденно. Разве что испуганные соседи отвалят агрессору такой куш, который сразу покроет все его расходы на вооружение. Но вооружение-то останется! И привычка добиваться своего угрозой применения силы – тоже. С этой дорожки очень трудно сойти. Да и вряд ли захочется… Особенно такому, как Николай Григорьевич Хлебалов.

   Подполковник был государственный человек. Таким его воспитали. И воспитание это вполне соответствовало его службе. Подполковник видел, чем может обернуться для государства такой вот Хлебалов… В настоящий момент всего лишь мелкий «князек», но в будущем…

   Чтобы этого будущего не допустить, требовалась специальная операция. Настоящая, военная. Подполковник знал это с самого начала. Но не он решал, какими методами действовать, а те, кто решал, больше думали не о государстве, а о собственной власти. Обычная ситуация: генерал-полковники делят то, что делают полковники.

   И все-таки Андрей Игоревич кое-что смог. Сумел, благодаря информации, полученной от Алеши, припугнуть не только свое непосредственное, но и верховное руководство и «пробить» разрешение на войсковую операцию. Сейчас в Ширгороде ждали его команды две роты элитного спецназа ФСБ, нигде не засвеченные (на это подполковник очень надеялся), настоящий туз в рукаве. Но…

   Имелось серьезное «но». Если бы речь шла, скажем, о захвате дворца ширгородского губернатора, проблем бы не было. Расшлепали бы за десять минут. Скрытно проникли внутрь, подавили охрану…

   Но в губернаторском дворце не было ракетных установок. В губернаторском дворце каждый не знал в лицо каждого… А в Праздничном – знал. В Праздничном все знали всех, и проникнуть туда чужому было практически невозможно.

   Бросить своих «спецназов» в лобовую атаку – и будь что будет… Этого подполковник позволить себе не мог. Это был не его уровень. И не уровень командовавшего Ширгородским филиалом «конторы» полковника, приказом из Москвы обязанного оказывать Андрею Игоревичу всяческую поддержку… И однозначно давшего понять, что не желает ввязываться в грядущую мясорубку. Приказ приказом, но опытный служака всегда найдет возможность обоснованно уклониться. Всем участникам ситуации было понятно, что имеет место политическое дело. Политическое, причем именно такое, с каким легко справляются где-нибудь в Иордании. Там подняли бы по команде даже не Президента, а курирующего регион генерала дежурную эскадрилью и проутюжили «повстанческую» местность. Ну, потеряли бы при этом пару машин, учитывая наличие у противника продвинутых комлексов ПВО, всего-то делов. Техника наработанная. Те же американцы «в порядке борьбы с террористами» проделывают такое чуть ли не раз в неделю. Правда, следует признать, не у себя на родине.

   Политика, мать ее… Бомбить «мирный» поселок в самой середке России… Это был даже не уровень военного министра, это уровень Самого… Которому никто (подполковник знал это наверняка) не посмеет доложить о ЧП, пока не будет хоть каких-нибудь положительных результатов.

   В общем, засада. Андрей Игоревич довел до сведения своего руководства ситуацию – и руководство приказало немедленно решить проблему, «сообразуясь с обстоятельствами, действуя по обстановке и в полной мере используя местные возможности».

   «Местные возможности» в лице господина губернатора добрый час бегали по кабинету, орали, плевались и всячески выражали свое нежелание принимать участие «в кровавом безобразии». И более того, дали соответствующую команду подчиненным силовикам.

   Мягкий наезд, предпринятый подключенным к делу представителем Президента, результата не дал. Вероятно, потому, что «рука Москвы» в данном случае была вялой и расслабленной.

   Надо было что-то делать. Причем делать – срочно. Но результат мог получиться ужасающим. Тем самым «кровавым безобразием», за которое кто-то должен будет расплачиваться. Погонами, должностью, свободой, жизнью…

   – Хотите меня сделать «стрелочником»? – напрямик спросил Андрей Игоревич у того, кто недавно заявил ему, что генеральские лампасы «надо заработать».

   – Это твоя работа, – последовал ответ. – Вот и работай. Могу дать совет: попробуй договориться с Хлебаловым…

   «С Хлебаловым нельзя договариваться!» – мысленно воскликнул Андрей Игоревич, но только мысленно. Это он, подполковник, мог беспокоиться о государстве, потому что у него за душой не было ничего, кроме государства. Всего-то имущества – битые «жигули» и однокомнатная квартира в Химках. У всех остальных, включая представителя Президента, были совсем другие приоритеты.

   Договориться с Хлебаловым – вот она, палочка-выручалочка. Того же мнения придерживались все власть предержащие в славном городе Ширгороде. Договориться с Хлебаловым – и все будет путем. Комиссию из Кургана отозвать (один хрен там с ней никто не считается), расследования-преследования прекратить, отдать в компенсацию за моральный ущерб уважаемому Николаю Григорьевичу кусок ширгородского пирога… Тем более, что он теперь, можно сказать, свой. Родственник Сурьина…

   С Хлебаловым уже пытались договориться. Подполковник имел возможность убедиться в этом собственными ушами.

   – Тебе – в губернаторах, а мне – в гробу! – с трудом ворочая языком, перебил Медведева Сурьин. – Небось, уже сговорился с Хлебаловым – его на мое место?

   – Что ты за херню несешь! – очень искренне возмутился Медведев. Тем более искренне, что был у него в разговоре с Хлебаловым этакий намек… обоим понятный. Медведева вполне устраивало передача Хлебалову куска сурьинской кормушки. Пусть они с Сурьиным друг друга жрут! Разделяй и властвуй, как говорится…

   Не получается, похоже. Жаль. Но так и так, а придется уступить никитскому князьку. Они теперь на одной бочке с порохом сидят. Только Хлебалову в его ситуации терять нечего, а Руслан Васильевич – совсем другое дело. Лучше всего, конечно, было бы Хлебалова просто убрать, но осторожный, черт… Заказать такого… Как бы наоборот не вышло.

   – Ладно, поправляйся, – буркнул Медведев. – Потом разберемся, когда в себя придешь…

   Разбираться Медведев не стал. Едва получил информацию о том, что никитский князек готовится к настоящей войне, немедленно приказал своим «тиграм» хлебаловских не задирать. Дорого встать может…

   А узнав от своих информаторов, что сурьинская племянница вышла замуж за Хлебалова (наверняка без санкции дядюшки), потер руки от удовольствия.

   Пусть теперь оскорбленный Сурьин схлестнется с хлебаловскими боевиками – флаг ему в руки… И дубовый гроб в подарок.

   Как в воду глядел. Суток не прошло, как ему позвонил лично никитский князек.

   – Здорово, Руслан! Как самочувствие?

   Без отчества, сука, просто по имени… Но Медведев стерпел.

   – Ничего, не жалуюсь. Говори, что нужно.

   – Да ничего! – Хлебалов хохотнул. – Хотел спросить: мы с тобой дружим или как?

   – Я тебе войны не объявлял, – сказал Медведев. – Ты сам в дерьмо вляпался.

   – Это с какой стороны посмотреть, – заметил Хлебалов. – Ты в курсе, что я женился?

   – Нашел время…

   – На хорошее дело всегда время найти можно. Не желаешь узнать, на ком?

   – Ты по делу мне звонишь или так, языком потрепать? – сыграл дурачка Медведев.

   – Так это и есть дело! – засмеялся Хлебалов. – Знаешь, как мою жену зовут? Надежда Хлебалова. А вот в девичестве ее Павловой звали.

   – Ну и хули? – проворчал Медведев, сделав вид, что ничего не ведает и ведать не хочет.

   – Не знаешь… – с удовольствием произнес Хлебалов. – А зря! Девичью фамилию самой богатой женщины Ширгорода тебе знать стоит. Надя Павлова. Ма-аленькая такая… Метр в шляпке. Но очень симпатичная.

   – Та-ак… – изобразил работу мысли Медведев. – Ты случайно не сурьинскую племянницу в виду имеешь?

   – Ее самую.

   – А дядя ее в курсе? – спросил Медведев.

   Не верилось ему, но чем черт не шутит. Вдруг подстреленный Сурьин сам завернул такую хитрую интригу. Правда, голос его, когда он мириться с Хлебаловым отказался, очень искренне звучал. Кстати, почему мириться… Ведь жил никитский князек, как свой, у Сурьина в доме, и Булкину ему сосватал… Разве они ссорились? Неужели развел его хитрожопый Левушка?

   – Так в курсе Сурьин или нет? – раздраженно переспросил он.

   – Думаю, нет, – последовал ответ. – Но это не имеет значения.

   – Очень даже имеет! – Настроение у Медведева сразу поднялось. – Хрена лысого он твоей супруге что-нибудь даст!

   – Так ведь других наследников у него нет, – сказал Хлебалов. – Сестра его померла, одна Надежда и осталась.

   – Все равно рановато ты губу раскатал, – заявил Медведев. – Рана у него не опасная. Неделя-другая, выйдет Левушка из больницы…

   – Вот тут ты, Руслан, немного ошибаешься. Из больницы он уже вышел. Вернее, вывезли его. В соседнее здание. В морг.

   – Ты откуда знаешь?! – воскликнул Руслан Васильевич.

   – А вот знаю. Не веришь? Сам в больницу позвони. Только назовись, а то еще подумают, что ты – журналист, и наврут.

   Руслан Васильевич приехал в больницу лично. И лично убедился, что Хлебалов не соврал. Лежал его старый соперник Левушка Сурьин, румяный и красивый (молодцы́ бальзамировщики), в красивом черном гробу и загадочно улыбался в своем вечном сне.

   И так не понравился Руслану Васильевичу этот умиротворенный сурьинский лик, что, вернувшись домой, впервые за десять лет он напился. И хоть пил он шотландское виски тридцатилетней выдержки, но накушался точно как привычной водкой в обкомовские времена – до поросячьего визга.

   Все это Андрей Игоревич знал. И не только это. И переживал оттого, что вынужден передать ответственнейшую часть операции посторонним. Но пришлось. Колпак, накрывший большую часть ширгородского истеблишмента, накрывал и его самого.

   Максимум, что он мог себе позволить, это очень внимательно следить за развитием событий. И не упустить момент, когда появится возможность нажать на спуск… Если такая возможность появится.

   Обе их машины стояли перед домиком, квадратными тушами полностью загораживая вход.

   «Зорька». Пионерский лагерь. Так было написано на красивой гранитной стелле у покосившихся ворот. Алеша пионерских лагерей уже не застал. В прошлом году он провел три недели в молодежном лагере в Шотландии. Это было здорово. И совсем не похоже на эту бетонную выгородку, прилепившуюся со стороны реки к рабочему поселку. Но воздух здесь был относительно чистый. И река…

   Алеша обошел джипы и неторопливо двинулся по дорожке, освещенной редкими, горящими через один фонарями, вниз, к Юри. Воздух был свеж и прохладен. Вонь Краснянского нефтеперегонного оставалась по ту сторону реки.

   «Вот и лето кончается, – подумал Алеша. – Какое, однако, странное лето…»

   Ему вдруг захотелось, чтобы все было как раньше. Чтобы гонять на мотоциклах по проселкам с Веней Застеновым, жарить на углях подстреленных уток, париться в лесной баньке и прямо из парной, разбежавшись, прыгать в Юрь с береговой кручи…

   Но это осталось в прошлом. Сейчас Веня – по ту сторону баррикады. И, возможно, прямо сейчас покупает у предателя головы Алексея Шелехова и его новых друзей…

   Машины стояли друг напротив друга, освещая фарами кусок вытоптанного газона.

   – За Сурьина. – Веня поставил на землю раскрытую сумку.

   Предатель не стал пересчитывать деньги. Прикинул на глаз количество пачек внутри и кивнул.

   Веня вспомнил, что у людей данной профессии пересчитывать сразу – не престижно.

   – В этой сумке, – сказал предатель, – будут лежать головы шестерых. Она будет оставлена в камере хранения на речном вокзале. Я позвоню и назову номер ячейки. И скажу, куда доставить деньги. После того, как деньги будут доставлены, я по телефону сообщу, где найти Шелехова.

   – Годится, – кивнул Застенов.

   Он знал, что настоящих денег не будет. Будут фальшивки, которыми когда-то, из расчета один к десяти, расплатился за товар один из заказчиков Курганского металлического. Даже если людям Тиши Кочко не удастся выследить предателя, это мало что изменит. Маленькая, но опасная шайка больше не будет мешать, а Шелехова они все равно рано или поздно найдут. Без поддержки парень долго не протянет.

   – Годится. Когда?

   – В среду. – Взгляд предателя уперся в Венино лицо.

   «Смотри, – говорил этот взгляд, – обманешь – тебе не жить».

   – Годится, – кивнул Веня. Предателя он не боялся. Он вообще больше никого не боялся. Блестящий план Хлебалова сработал: все ширгородские авторитеты поджали хвосты. Даже Грязный уже не предлагал «перетереть». Помнил, как намедни хлебаловские «перетерли» его «бычков» на говяжий фаршик.

   – Годится. До среды. Братва, по коням! – и шагнул к машине…

   Темный предмет вылетел из темноты, ударился о землю, подпрыгнул (Веня успел увидеть, как предатель дернулся в сторону) и взорвался. В следующее мгновение Застенов ослеп, оглох, и выпал из суетного мира…

   А вернулся в него, лежа ничком на земле, со скованными за спиной руками.

   – Какого хрена… – прохрипел Застенов и получил в ответ сапогом в бок. Впрочем, слов он бы все равно не услышал – уши отказали напрочь. Перед глазами плавали белые круги.

   Веня зажмурился.

   «Светошумовая, – подумал он. – Интересно, кто это рискнул? Или этот киллер нас подставил?»

   Через минуту, когда к Вене частично вернулось зрение, он получил ответ на последний вопрос.

   Киллер лежал в пяти шагах от Вени и, судя по позе, вряд ли мог выполнить хлебаловский заказ. А вот сумка с деньгами исчезла.

   В поле зрения Вени появились мокасины из хорошей кожи. Дорогие и удобные, Веня в этом разбирался – у самого были такие. Хозяин мокасин наступил киллеру на шею, ухватил за короткие волосы… и содрал с покойника скальп. Нет, не скальп, просто парик, под которым обнаружился голый череп.

   Веню ухватили за руки и резко вздернули на ноги. Перед Веней стоял Курков. Губы его шевелились, но Застенов ничего не слышал.

   – Ответишь! – сказал, вернее, выкрикнул Веня.

   Курков оскалился, махнул рукой – на Венин затылок обрушилась гора, и мир опять исчез.

   – Да, – сказал Сивый. – Это наш. Вернее, был наш.

   Он скомкал парик и сунул в карман. Потом наклонился и вынул из сумки слегка подкопченную пачку долларов.

   – Этого – в «скорую»! – скомандовал Курков, и двое поволокли вырубленного Веню к фургону.

   Остальные шестеро бойцов, в брониках, с укороченными автоматами, столпились вокруг Сивого, завороженно глядя на деньги…

   Сивый уронил пачку обратно в сумку, задернул молнию.

   – Хорош глазеть! – гаркнул подошедший Курков. – Прибраться тут в темпе вальса!

   Бойцы встрепенулись и занялись делом.

   Трижды щелкали выстрелы, добивая раненых. Трупы загрузили в фургон с надписью: «Хлебозавод № 3».

   Сивый и Курков сели в «скорую», где уже лежал накрепко привязанный к носилкам Веня. Около Вени разместился доктор, настоящий, с дипломом. Правда, не хирург и не терапевт – нарколог.

   За рулем сидел Салават.

   – В Краснянск? – спросил он.

   – Да, – кивнул Сивый.

   – А трупы? – спросил Курков.

   – По дороге. Время.

   Курков кивнул. После того, как только что у него на глазах Сивый из пары «глоков» в две секунды положил киллера и четверых хлебаловских, Курков очень его зауважал.

   Салават врубил мигалку. Спустя десять минут колонна из пяти машин выехала на трассу.

   – С деньгами что будем делать? – спросил Курков.

   Этот вопрос его весьма беспокоил. В кожаной сумке, покоившейся у ног Сивого, лежала сумма, намного перекрывавшая совокупную стоимость и Куркова, и его бойцов. Цена жизни Льва Никитича Сурьина. Если этому седому снайперу захочется оставить ее себе, Курков вряд ли сумеет ему помешать.

   Сивый молча вытащил из сумки шесть пачек, четыре распихал по карманам, что не вошло – сунул в бардачок и придвинул сумку Куркову.

   – Девяносто, – сказал он. – Возражений нет?

   Курков мотнул головой.

   «Еще придется с пацанами делиться», – подумал он.

   Жалко, но ничего не поделаешь. Деньги видели все.

   В свете фар мелькнул указатель: поворот на Краснянск.

   Сивый достал мобильник.

   – Бессон? Мы едем. Да… Часа полтора.

   Тропинка петляла по заброшенному парку. Между разросшихся кустов чернели деревянные бараки с облупившимися стенами. Дорожка спускалась вниз. Там в бетонном заборе имелся пролом, через который можно было выбраться на берег Юри.

   «А не искупаться ли мне?» – подумал Алеша.

   Почему бы и нет?

   Из пролома в заборе словно зубы дракона торчали ошметки арматуры. Алеша подумал: стоило бы вернуться и прихватить с собой кого-нибудь из своих, на всякий случай. Но не вернулся. Интересно, купаться под охраной: это еще осторожность или уже трусость?

   «Ничего со мной не случится», – самоуверенно подумал он и пролез в дырку.

   Лунная дорожка упиралась в песчаный берег. На противоположном берегу мерцали огни. От воды тянуло гнилью. Купаться сразу расхотелось…

   И тут откуда-то сбоку вынырнули четыре тени.

   – Здоров, братишка… Куда путь держим?

   Самый высокий из четверки был на пару дюймов ниже Алеши. Шелехов расслабился. Обыкновенная местная молодежь.

   – Вот думаю: не искупаться ли?

   – А сам откуда?

   – Из Никитска.

   – А-а-а… Из Никитска…

   Четверка оживилась.

   – А ты, никитский, деньгами не богат?

   – А что такое?

   – А то, что ты по нашей земле ходишь… Куда ты по нашей земле ходишь, а, никитский?

   Тот, что повыше, мелкими шажками подбирался к Шелехову. Алексей еще колебался: нужен ли пистолет или так обойдется… Но тут парень внезапно движение прекратил.

   – Куда бы он ни шел, это, салабон, тебя не касается! – раздался за Алешиной спиной голос Ленечки.

   – У тебя не спросили! – огрызнулся парень.

   Он был примерно Алешиного возраста, и слегка шепелявил.

   Ленечка легко обогнул Алексея, выбросил руку… Шлеп! Это был не удар, просто пощечина.

   Парень отпрыгнул назад, выдернул что-то из-за пазухи… Шлеп-шлеп! Тоже не настоящие удары – оплеухи, но голова парня мотнулась из стороны в сторону. Предмет, который он достал, со стуком упал на землю, а сам он шарахнулся назад. И остальные тоже подались назад. Похоже, конфликтовать им расхотелось.

   – На хер пошли! – рявкнул Ленечка. – Бего-ом!

   Команда была выполнена безотлагательно. Но раньше, чем утих топот, из-за дырки в заборе вылез Монах с автоматом под мышкой.

   – Ерунда, – сказал ему Ленечка. – Шпана местная. Не люблю.

   – Почему? – спросил Алексей.

   – С детства. Я маленький хилый был, очень меня доставали. К тому же я – еврей.

   – А это имеет значение? – удивился Алеша.

   – Имеет, – подал голос Монах. – Я-то знаю.

   – Ты что, тоже еврей?

   Ленечка и Монах засмеялись.

   – Нет, – сказал Монах. – Я как раз и был такой вот шпаной. Ну, может, маленько посмелее. Мы с Ленечкой в одном квартале жили и боксом в одной секции занимались.

   – Серьезно?

   – Ну! И хилый он поначалу был, это точно. Щелчком завалишь. Но гордый. А когда ты хилый и гордый, то по жизни проблем много. От чего-то приходится отказаться: либо от хилости, либо от гордости. Или от того и другого.

   – Монах у нас философ, – усмехнулся Ленечка.

   – Я не философ, я поэт! – заявил Монах.

   Теперь засмеялся и Алеша.

   А Монах обиделся.

   Загудел Ленечкин телефон.

   Поговорив, Ленечка заметно оживился.

   – Они едут! – радостно заявил он.

   – Как прошло? – поинтересовался Монах, сразу забыв об обиде.

   – Свинтили всех, включая Стену. Пока все идет неплохо, а, Монашек?

   – Угу. «Пока все идет неплохо», сказала бабушка, пролетая мимо десятого этажа.

   – Пессимист! – Ленечка ткнул кулаком Монаха в бок, тот успел заблокировать, попытался выкрутить Ленечкину руку, но получилось наоборот.

   – Тюлень хренов! – зарычал Монах, безуспешно пытаясь вывернуться.

   – Отпусти его, и пошли, – сказал Шелехов. – Время.

   – Глазенки-то открой, не придуривайся!

   Веня открыл глаза. Над ним стояли несколько мужчин. Кроме Куркова – все незнакомые.

   – Посадите его, – распорядился один из них, не Курков. Значит, Курков тут не главный. Если Веню взяли сурьинские, то старшим должен быть Курок, это без вариантов. Значит, не сурьинские? А кто?

   Веню отстегнули от носилок, подняли…

   – Тяжелый, гад, – пожаловался один их «грузчиков».

   Застенова усадили на пол, пристегнули наручниками к железной трубе.

   – Здравствуй, Веня!

   Застенов прищурился. Знакомое лицо… Ах ты, мать…

   – Лешка!

   – Да. Пожалуйста, оставьте нас одних.

   – Но… – попытался возразить кто-то из присутствующих.

   – Пожалуйста! – строго произнес Шелехов-младший.

   И вся кодла, включая очень недовольного Куркова, вывалила из комнаты.

   Веня был впечатлен.

   – Может, ты и браслеты с меня снимешь? – спросил он, глядя на Алексея снизу вверх.

   – Может быть. Попозже. У нас мало времени, Веня, поэтому давай определимся сразу: мы враги?

   – По крайней мере, не друзья, – проворчал Застенов. – С друзьями так не обращаются. Что с деньгами?

   – Пусть тебя это не волнует, – сказал Алеша. – И все вопросы – после. Сначала – ответы. Первый: где Алена?

   – Далась тебе эта девка!

   Шелехов присел на корточки, заглянул Застенову в глаза:

   – Веня, – произнес он негромко, – я не хотел бы обойтись с тобой плохо. Я тебя уважаю и хотел бы, чтоб ты оказался на моей стороне. Когда мы разберемся с Николаем Григорьевичем…

   – Что? – Застенов расхохотался. – Ну, ты сказал, Леха! Ха-ха-ха!..

   – Смейся, сколько хочешь, – с кривой улыбкой проговорил Алеша, – но тебе придется нам помочь.

   – Даже не рассчитывай! – сказал Застенов. – Я допускаю, что Хлебалов поступил с тобой не очень хорошо, но отчасти ты сам виноват. Он твой опекун…

   – …Который сначала убил моих родителей, а потом присвоил мое имущество. Ты в курсе, что заводы отца больше мне не принадлежат?

   – Да. Сочувствую тебе, но это российский бизнес. Любой на его месте поступил бы так же. Хлебалов, по крайней мере, оставил тебя в живых, вырастил, помог получить образование…

   – Удивительно! – воскликнул Алеша. – Все знали, что меня ограбили… Кроме меня!

   – Ты бы так и так все потерял, – возразил Застенов. – Ты был просто несмышленый… сопляк! Да ты и есть несмышленый…

   – Вот тут ты ошибаешься! – перебил Шелехов. – Но давай закроем этот диспут. Сейчас все обстоит просто: ты проиграл. И выбор у тебя невелик: или помогаешь нам по собственной воле, или мы тебя заставим!

   – Интересно, каким образом? – теперь настала очередь Застенова криво ухмыляться. – Пытать будете?

   Алеша покачал головой.

   – Я не позволил бы тебя пытать, – сказал он. – Для этого я слишком хорошо к тебе отношусь.

   – Думаешь, твоих друзей это остановило бы? – осведомился Веня. – Думаешь, для них собственные шкуры, которые Хлебалов непременно подпалит, можешь не сомневаться, не дороже моей? Это ты – джентльмен, сынок, а они – реальные пацаны.

   – Наверное, ты прав, – согласился Шелехов. – И в первом, и во втором случае. Веня, я даю тебе шанс. Ты сейчас звонишь Николаю Григорьевичу и докладываешь, что встреча прошла успешно. Затем сообщаешь, что тебе срочно надо ехать в Праздничное. Затем мы едем в Праздничное, забираем оттуда Надежду…

   – Ты совсем наивный малый, Леха, – сказал Застенов. – Так все просто, я звоню Хлебалову и говорю: все прошло отлично, мы договорились. А сейчас я еду в Праздничное, потому что мне в голову взбрела такая блажь. И мы едем туда, преспокойно забираем оттуда жену Николая Григорьича, и все вокруг смотрят на это дело и хлопают в ладоши?

   – Ты – начальник безопасности Хлебалова, – сказал Алеша. – Никто не станет тебе препятствовать!

   – Хрена лысого! – Застенов мотнул головой и тут же сморщился: в этот вечер его голове слишком досталось, чтобы она спокойно переносила такие энергичные движения.

   – Ты нас недооцениваешь, сынок, Хлебалова и меня. И давай оставим эту тему. Хотите мне кишки на рашпиль мотать – мотайте. Только я вам не Фома – попотеть придется.

   – Значит – нет? – спросил Алеша.

   – Нет, малыш! Давай, зови своих отморозков: не твое это дело – таких как я ломать.

   – Жаль! – Алеша был искренне огорчен.

   Веня был ему дорог. Огорчительно, что он – на стороне врага.

   – Жаль. Только ведь и ты, Веня, меня недооцениваешь…

   Шелехов подошел к компьютеру, взял микрофон:

   – Меня зовут Вениамин Застенов, – сказал Алеша. – Я служу негодяю по фамилии Хлебалов.

   – Меня зовут Вениамин Застенов… – почти синхронно, может, с секундным опозданием изрек динамик компьютера… голосом Вени Застенова. Веня, не единожды слышавший собственную речь, воспроизводимую электроникой, сразу себя узнал.

   – Вот так это делается, – с удовольствием произнес Шелехов, глядя на ошеломленного Веню. – Чертовски приятно показать, на что ты способен, человеку, которого уважаешь. Даже если этот человек – твой противник. Особенно, если этот человек – твой противник. Не скажу, что это было просто, но сделано неплохо, согласен?

   Веня молчал. Что тут скажешь?

   – А сейчас, – продолжал Алексей, – мы через ИК-порт подключимся к твоему телефону и пообщаемся с Хлебаловым без твоего участия. Не передумал? Еще не поздно?

   – Ничего у тебя не выйдет, малыш, – сказал Застенов не очень уверенно.

   – А я думаю – выйдет. Евгений!

   В комнату вошел Бессонов, а с ним Ленечка, Монах, Салават, Седой, Курков и еще человек шесть сурьинских.

   – Ну как? – спросил Курков.

   – Не захотел.

   – Ну, я же говорил! – воскликнул Монах. – Гони стоху, Салаватик!

   – Помолчи, Монах, – попросил Шелехов. – Мобильник его мне дайте…

   Минут десять Алеша возился, настраиваясь. Из динамиков ноутбука раздалось приглушенное урчание, приглушенная музыка и прочие звуки: довольно точная имитация звукового фона внутри автомобиля. Когда результат показался Алексею удовлетворительным, он вызвал из памяти телефона номер Хлебалова.

   – Николай Григорьевич, это Веня, – сказал Алеша в микрофон.

   – Твою мать! Почему не звонишь? – Раздраженный голос никитского князька услышали все.

   – Не верьте!!! Меня… – заорал Веня и получил ногой по челюсти.

   – Не бить! – на мгновение отключив микрофон, крикнул Алеша. – Пусть болтает – комп пропускает только мой голос. – Обстоятельства, Николай Григорьевич, – снова продолжил Алеша в микрофон. – Так получилось. Увидимся – объясню.

   – Когда будешь? – уже мягче спросил Хлебалов.

   – Завтра. Сейчас я в Праздничное еду с пацанами.

   – За каким хреном?

   – Надо, Николай Григорьич. Потом объясню. Не по телефону. А то сами знаете…

   – Что-то серьезное?

   – Нет пока… Завтра, Николай Григорьевич, хорошо?

   – Ладно. Пароль знаешь?

   Алексей замешкался, посмотрел на Веню. Тот ухмыльнулся, сплюнул на пол кровь.

   – …Нет. Не важно. Меня и без пароля пропустят.

   – М-м-м…

   – Я им сказал, – подал реплику настоящий Застенов, – если кого без пароля пропустят – хоть меня самого – порву натрое! Вот так-то, Леха!

   – Большое спасибо! – сказал Шелехов (благодарственный кивок – Вене). – Устал. Забыл, как сам охрану инструктировал.

   – Ладно, не парься, – сказал Хлебалов. – Я их по спецсвязи предупрежу, чтоб тебя и пацанов пропустили. (Алеша посмотрел на вытянувшееся лицо Застенова, подмигнул.) Как прошло с этим?

   – Деньги взял. Договорились на среду.

   – Проблем не будет?

   – С киллером – никаких. Всё под контролем.

   – Ладно, работай. Завтра когда будешь?

   – Часов в одиннадцать. Жене привет передать не надо, Николай Григорьич? А то ведь скучает…

   – Можешь ей впердолить, – сказал Хлебалов. – Чтоб не скучала. Завтра до обеда чтоб был. Ты мне понадобишься! – и отключился.

   – Как-то неуважительно твой шеф к своей молодой жене относится, Стена. – Бессонов встал перед сидящим на полу Веней. – Не находишь? Или он нынче к однополой любви склонен, а? Потому и секретарем пидорка взял?

   – Не догоняешь, Бессон. Власть, она покруче баб, – усмехнулся Веня.

   – Кому как. Что, Стена, жалеешь, небось, что тогда меня не списали?

   – Это не моя поляна была. Я бы тебя достал.

   – Сомневаюсь.

   – Много ты о себе мнишь… Ванька-Мститель!

   – Салават, – не оборачиваясь, позвал Бессонов, – возьми этого красавчика и побеседуйте. Только аккуратно, личико не попорть…

   – Нет! – Шелехов встал между Салаватом и Застеновым. – Этого человека не трогать!

   – Леха, не лезь! – сердито сказал Бессонов. – Я знаю, что делаю!

   Застенов ухмыльнулся:

   – Верно, Лешка! Не твое это дело…

   Шелехов не обратил на его реплику внимания.

   – Это я знаю, что делать! – бросил он Бессонову. – Что и как! А ты, Евгений, решай: или ты – со мной, или…

   – Или что? – прищурился Бессонов.

   – Или мы с тобой расстаемся. Прямо сейчас!

   – Вот так ты ставишь вопрос? – жестко произнес Бессонов. – Из-за какого-то хлебаловского охвостья готов меня кинуть?

   Бессонов был в бешенстве, но держал себя под контролем. И поэтому был еще более страшен.

   Алеше и было страшно, но отступать было нельзя.

   – Нет, это ты хочешь нас кинуть! – заявил он. – Всё продумано и просчитано. Это ты намерен сводить личные счеты… за наш счет. И поставить под угрозу операцию, за которую отвечаю я! Я, а не ты! Да, ты мне нужен! Ты нам всем нужен! Но если ты намерен играть по собственным правилам, лучше уходи прямо сейчас!

   – Может это ты уйдешь, мальчик? – процедил Бессонов. – А мы уж как-нибудь без тебя управимся!

   – Мы? – Алеша знал, что рискует, но еще он знал, что прав. – Кто это – мы?

   – Во всяком случае, не я! – сердито сказал Курков. – Мне приказано работать с Шелеховым, и я буду работать с Шелеховым. А кулаками махать – найдется кому!

   Не простил Курков Бессонову выбитого зуба.

   Бессонов бросил взгляд на своих…

   Монах смотрел в пол, Седой – в пространство, Салават растерянно переводил взгляд с Бессонова на Алешу, а Ленечка чуть заметно покачал головой.

   «Братья-разбойники» отказывались от своего атамана… ради мальчишки, которого он сам же и вытащил из дерьма!

   Горькая обида захлестнула Бессонова… Но он не стал бы атаманом, если бы решал чувствами, а не головой. А голова однозначно подсказывала: этот чертов Курков прав. Найдется кому махать кулаками и без Жени Бессонова. А вот без мальчишки Шелехова обойтись невозможно! На нем всё завязано!

   Бессонов перевел взгляд на Алешу. Увидел пот на лбу и то, как слегка подергивается уголок рта… Малыш слегка мандражировал, но не собирался отступать: взгляд его был тверд, и поза уверенна… Очень знакомая поза… Ну да, вылитый батька, Гарик Шелехов. Тот тоже – если выставит подбородок и эдак насупится, танком не сдвинешь.

   – Ладно, Леха, твоя взяла! – Бессонов усмехнулся, он умел проигрывать. – Бери своего дружка (тут он не удержался, пнул Застенова по ноге), и попробуй склонить к сотрудничеству своими методами.

   – Попробую, – кивнул Шелехов. – Веня, ты все еще отказываешься нам помогать?

   – Угадал, малыш! – ответил Застенов. – Твой фокус с голосом мне понравился, но этого мало, чтобы вашу кодлу впустили в Праздничное.

   – Считаешь что нас не пропустят, если даже сам Хлебалов позвонит и велит пропустить?

   – Меня – пропустят. Не вас. Дружеский совет, Леха: даже и не суйся. Там в охране – сущие отморозки. Пристрелят – не заморщатся. Хоть самого Президента.

   – А ты категорически не согласен?

   – Угу. Если твой дружок, – кивок в сторону Бессонова, – станет меня убеждать своими методами, возможно, я и соглашусь. – Застенов криво усмехнулся. – Но это дело хлопотное и долгое, а у вас, как я понимаю, времени в обрез.

   – Ты прав, – согласился Шелехов. – Даже если бы я и дал согласие, чтобы тебя пытали, Веня, у нас все равно нет времени на это. Извини.

   – Да не за что… – не без облегчения ответил Веня. Все-таки он допускал, что его могут отдать Салавату, и такая перспектива, естественно, не радовала.

   – К сожалению, есть за что, – вздохнул Шелехов. – Курков, вы привезли нарколога?

   – Да, конечно. Позвать?

   – Зовите. Извини, Веня, но ты не оставил нам выбора…

   – Клюв застегни, – буркнул начальник смены.

   Час назад его вызвал старший по объекту и велел пропустить внутрь периметра Стену со всей пристяжкой, без всяких паролей и проверок.

   – Я его пропущу, а он меня – по роже! За нарушение режима охраны! – заявил начальник смены.

   – Не ссы! – успокоил старший. – Сам хозяин звонил, лично!

   И все-таки проявить бдительность не помешает.

   Начальник смены вышел из караулки, перешагнул через колючки «гусеницы», нырнул под шлагбаум.

   В спину ему били прожекторы поста, в физиономию – мощные фары «мерседеса».

   Щурясь, начальник смены обошел «мерина», за которым почти впритирку стоял «крузак» с синими ширгородскими номерами.

   Начальник смены постучал в окошко водителя. Пуленепробиваемый триплекс пополз вниз.

   – Хули тарабанишь? – Незнакомый водила мрачно глядел на охранника. – Палку подними!

   Глаза у водилы были такие нехорошие, что начальник смены пожалел, что вышел к машине лично и в одиночестве. Мало ли кто мог приехать в машине Застенова?

   – Пароль! – строго сказал начальник.

   Из щелей поста на подъехавшие машины глядели черные рыльца пулеметов, но начальник смены от этого еще острее почувствовал собственную незащищенность.

   – Какой пароль, на хрен! – прошипел водитель. – Тебя что, не предупредили?

   – Пароль! – Начальник смены старался высмотреть, что там, внутри салона, но бьющий сбоку прожектор мешал.

   – Башку ему отстрели, – сказал кто-то из глубины «мерина». Там загоготали.

   – Мой фирменный пароль: «мо́зги на бетоне», – лениво процедил водила. – Предъявить?

   – В глаз шмаляй! – крикнули с заднего сиденья. – Шкуру не порть!

   Из-за плеча водилы высунулся ствол.

   «Обдолбанные!» – с ужасом подумал начальник смены и попятился.

   – Эй-эй! Без меня не шмалять! Я сам!

   Сидящий справа от водилы потянулся через руль. Начальник смены увидел направленный на него пистолет, а позади прицела прищурившегося Веню Застенова.

   Рука начальника смены, потянувшаяся к кобуре, застыла.

   Явственно щелкнул боек.

   Стена идиотски захихикал и снова нажал на спуск. Начальник смены зажмурился… Но боек снова щелкнул вхолостую.

   – Что за хрень! Осечка да осечка! – тоном разочарованного ребенка сказал Стена.

   – Это ты на сурьинских все маслины извел, – скривил губы водила.

   Стена опять идиотски захихикал и зашарил по карманам, бормоча…

   – Не все, не все… Где-то тут еще…

   Водила не очень уважительно отпихнул его на место.

   – Сопли подбери, – сказал он начальнику охраны. – Скажи своим, чтоб палку поднимали. Видишь: устал человек, баинки хочет.

   – Нашел! – раздался радостный возглас Застенова.

   Начальник смены шарахнулся от машины, замахал своим, заорал:

   – Пропустить! Быстро!

   Шлагбаум пошел вверх, выскочивший боец проворно скатал «гусеницу». «Мерседес» тронулся, начальник смены выдохнул: отпустило! И тут мерс остановился прямо напротив него, и обрез ствола опять уставился ему в переносицу…

   Начальник смены был нетрусливый мужик, но есть предел любой храбрости…

   Водила успел перехватить руку, подсунул палец под скобу, не дав нажать на крючок.

   – Отпусти, гад! – возмутился Стена, замахнулся, но водила поймал и вторую руку.

   – Слова заветные скажи, – спокойно бросил он начальнику смены.

   – Ч-что?

   – Пароль, твою мать! – рявкнул водила. – Живо!

   – «Лидер»! Отзыв: «война»! – быстро произнес начальник смены.

   – Молодец, – похвалил водила. – Иди штаны постирай! – Толчком отбросил Застенова на сиденье, сунул отнятый пистолет в карман и, мурлыкнув двигателем, въехал в ворота. Следом, бампер в бампер – «ландкрузер» с ширгородским номером, почему-то «скорая», тоже с ширгородскими номерами, и, последней – знакомый начальнику смены джип-«бумер», на котором последний месяц каталась личная пристяжка Стены.

   «Ну и ночка!» – подумал начальник смены и побрел в дежурку. Штаны стирать ему, к счастью, не требовалось, но нервы были взлохмачены основательно. Без смазки – никак.

   Когда габариты последней машины исчезли между домами, начальник охраны ушел к себе, достал из сумки припасенную на утро бутыль «Казачьей ядреной» и, в нарушение всех инструкций, дрожащей рукой набулькал полстакана. Проглотил залпом, подумал немного и повторил. Полегчало.

   К дому Хлебалова, роскошному особняку в самом центре поселка, подкатили с ветерком. Бессонов провел застеновский мерс по заранее проработанному маршруту, идеально вписываясь в повороты и ни разу не притормозив. Никто даже заподозрить не мог, что он едет здесь в первый раз.

   Вместе с ним в машине кроме накачанного «химией» и оттого необыкновенно дружелюбного Застенова сидели Монах и Алеша. В следовавшем за ними «японце» – Салават, Седой и трое сурьинских. В «скорой» – тоже сурьинские, а кроме них – эскулап с набором шприцов и несколько ящиков с оружием. В замыкающем джипе – Курков со своими орлами, отобранными среди прочих по признаку наличия боевого опыта.

   Это была страховка на случай, если хлебаловские все-таки опознают врагов. Впрочем, страховка довольно призрачная. Против многократно превосходящего противника им все равно не устоять.

   У ажурных ворот Бессонов остановился и посигналил.

   Ворота разошлись, «мерс», «крузак» и «скорая» въехали внутрь. «Бумер» притерся к правой створке. Это тоже было оговорено: теперь закрыть ворота стало невозможно.

   К машинам с грозным рычанием подскочили две здоровенные псины. Бессонов успел поднять стекло раньше, чем внутрь просунулась клыкастая морда.

   – Собачки… – умильно проговорил Застенов.

   Из дома им на выручку никто не спешил.

   – Вот жопа… – пробормотал Монах. – Чё делаем, командир? Гасим?

   Бессонов пробурчал что-то невнятное. Один из псов остался около мерса, второй переместился к «ландкрузеру». Ни тот, ни другой не лаяли и на машины не бросались. Ждали, пока люди вылезут наружу. Люди, впрочем, вылезать не спешили. Морды у псов были очень выразительные.

   – Двери разблокируй, – сказал Алеша. – Я выйду.

   – Охренел?

   – Евгений, разблокируй двери, пожалуйста! – с нажимом произнес Шелехов. – Я знаю, что делаю.

   Едва Шелехов выбрался из машины, черный «немец» тут же метнулся к нему… Уперся здоровенными лапами в грудь и обслюнявил.

   – Ну, ну, Ворон, я тоже тебе рад! – сказал Алеша, сгребая ладонями мохнатую шкуру овчара.

   Он присел, обнял за могучую шею подбежавшего «среднеазиата»:

   – Пир-рат! Хор-роший песик! Умница!

   – Можете выходить! – крикнул он.

   Монах и Бессонов опасливо вылезли из машины.

   Ворон зарычал, Пират дернулся было: хватать, но Алеша держал крепко.

   – Свои! – строго произнес он.

   Тут из мерса выпал Застенов, не удержался и рухнул прямо на Ворона.

   Ворон отпрянул, успев куснуть Веню за плечо. Легонько. Веню псы покойного Яблокова тоже знали очень хорошо. Ворон решил, что это такая игра: запрыгал вокруг лежащего Застенова, залаял. Веня, не вставая, пытался его ухватить, хохотал.

   Под этот хохот и лай из дома наконец вышли его обитатели: двое хлебаловских бойцов.

   Шелехов отпихнул Ворона и помог Застенову встать.

   – А-а-а… Дыня! – Веня улыбнулся во весь рот. – А ты хули здесь делаешь?

   И полез обниматься.

   Дыня вытерпел. И даже не дал Застенову упасть.

   – Что это с ним? – вполголоса спросил он Бессонова, когда Стена заключил в объятия следующего бойца.

   – Перебрал немного, – ответил тот. – Нервы… Супруга хозяина спит?

   – Думаю, вы ее разбудили, – спокойно ответил Дыня.

   – Вот и хорошо. Пускай собирается. Мы ее увозим.

   – Куда это – среди ночи?

   – А вот это – не твоего ума дело!

   Дыня вдруг обнаружил, что окружен совершенно незнакомыми, но зато очень решительными с виду людьми. И желание спорить у него вдруг пропало.

   – Может, в дом пройдем? – предложил он. – Перекусить не хотите?

   – Это можно! – Толстомордый мужик с патлами, собранными в хвост, и с автоматом под мышкой одобрительно похлопал Дыню по спине, аккурат по тому месту, где у Дыни был засунут под ремень пистолет. – Пожрать – это не помешает.

   И вся шумная ватага двинулась внутрь. Собаки – тоже. Третий боец, карауливший у дверей, хотел было их шугануть, но псы его проигнорировали. Теперь старшими в их стае были Застенов и Шелехов. Прочих собаки «не замечали». Если, конечно, команда «фас» не поступит.

   Дыня, улучив момент, спросил Застенова, кивнув на Алешу:

   – А чё, этот опять с нами?

   – Леха? Леха конкретно наш пацан! – заявил Веня. – Я его во-от с таких лет… – Застенов обозначил с полметра от пола, при этом едва не упал. – Я Григорьичу всегда… Наш, без базара… Не при делах… Я отвечаю! – Сузив глаз, уставился на Дыню. – Ты что, Лехе не веришь?! – и потянулся к пистолету.

   – Верю, верю! – поспешно ответил Дыня, поймал взгляд незнакомца с желтыми усиками. Нехороший такой взгляд…

   – За хозяйкой сходи! – скомандовал усатый.

   Дыня покосился на Застенова. Этот, с желтыми усиками, ему определенно не нравился. А остальные нравились еще меньше. Все – незнакомые, за исключением Шелехова-младшего… И Стена какой-то… неправильный. Вроде пьяный, а спиртным не пахнет.

   Но не похоже, чтобы Стену взяли, типа, в заложники. Заложники со стволами не ходят. С другой стороны, мог же и Стена скурвиться…

   – У тебя плохо со слухом? – с угрозой процедил желтоусый. – Я тебе сказал: хозяйку приведи!

   – Не надо! – вмешался «наш пацан Леха». – Я сам за ней схожу. – И кивнул одному из людей Дыни: – Проводи меня!

   Тот, простая душа, бодро устремился к лестнице. Дыня сунулся тоже, но желтоусый спросил:

   – А ты куда?

   И Дыня остался.

   – Вот. – Охранник показал на дверь.

   – Свободен, – бросил ему Алеша и постучал.

   – Я сплю, – раздался изнутри недовольный женский голосок.

   – Доброй ночи, госпожа Павлова! – сказал Алеша по-английски. – Не желаете немного прогуляться?

   Миг – дверь распахнулась, и маленькая вкусно пахнущая женщина повисла у него на шее:

   – Британец!

   Алеша не без удовольствия ответил на поцелуй, но этим и ограничился: аккуратно отцепил Надю и поставил на пол. Надо признать, в полупрозрачной ночной рубашке она выглядела весьма обольстительно, но, как говорится: «не время, не место, да и Родина в опасности…».

   – Одевайся быстренько! – сказал он. – У нас не так много времени.

   – At this moment! – Ночная рубашка полетела в угол. Алеша деликатно отвернулся.

   – Вообще-то я намерен похитить тебя у мужа, – сказал он.

   – Ха! Муж! – Надежда фыркнула. – Я его и не видела с тех пор, как мы расписались. А как Аленка поживает?

   – Не знаю… Хлебалов где-то ее прячет…

   Шелехов пытался выяснить, где именно держат девушку, у Застенова, но тот не знал. Действительно, не знал. После того, как сурьинский медик накачал его «химией» и провел гипнотический сеанс, Веня стал куда более склонен к сотрудничеству. Но Аленкой занимался не он. Удалось лишь выяснить, что ее охрану обеспечивал уже известный Шелехову старший инспектор Рябчиков по кличке Рябой. Тоже кое-что. Фото этого Рябого в досье имелось, а искали его многие, например, Грязный. С последним у Бессонова была устная договоренность: кто первый найдет – поделится.

   – Как это – она у Хлебалова? – Надя застыла. – Он же ее отпустил!

   Теперь удивился Алексей.

   – Никогда не думал, что ты такая наивная, – вздохнул Шелехов, выслушав историю Надиного замужества. – Как ты бизнесом занимаешься, доверчивая моя?

   И нарисовал истинную картину происходящего.

   Когда он закончил, глаза Нади метали молнии.

   – Я его убью! – пообещала Павлова.

   – У тебя в этом деле много конкурентов, – заметил Алеша. – Одевайся, пожалуйста! Мы серьезно рискуем, и мне очень хотелось бы поскорее убраться. Если обман раскроется, нам отсюда не выйти.

   – Мигом! – Надя вжикнула молнией юбки. – Я тебе очень признательна, Британец! Все, что пожелаешь…

   – Для начала – перестань называть меня Британцем, – попросил Алеша. – И прекрати искушать. Интересно, что ты будешь делать, если моя воля хрустнет?

   – О-о-о! – Девушка тут же оказалась рядом, приникла, запрокинула голову: – Можешь не сомневаться, Алешенька, я знаю, что я тогда буду делать!

   Пиликнул телефон.

   Шелехов отстранился, вытянул мобильник.

   – Вы раскрыты! – раздался в трубке голос Андрея Игоревича. – НЕ ПОКИДАЙТЕ ДОМ! И постарайтесь продержаться как можно дольше! Отбой!

   – Минуту… – перебил Алеша, мгновенно мобилизовавшийся. – Здешний пароль: «Лидер», отзыв «Война». Надеюсь, вам это поможет.

   Чем дольше Дыня смотрел на пацанов, которых привез Веня, тем меньше они ему нравились. Одни – тупые будки, другие – отмороженная крутизна. И тем, и другим человека загасить – как высморкаться. Сам Дыня тоже был не святой – святые бригадирами не становятся – но всегда жил строго по понятиям и очень этим гордился. Правда, его никогда не заряжали сопровождать караваны с оружием. Он был никитский, а под это дело всегда использовали курганских. Может, это курганские? Если так – надо звонить Мише. Миша по гарнизону – старший. Миша сам курганский. Миша у Стены три года в личных телохранителях прослужил: разберется, что с Веней не так…

   Одна проблема: Миша – человек Стены. Стена же его и поднял. Так что, если с Веней действительно что-то не так, то крайним, точняк, окажется Дыня.

   Поэтому Дыня, тихонько слиняв из холла, не стал звонить Мише по местному телефону, а, немножко поколебавшись, позвонил по мобиле Тише Кочко.

   – Тихон Матвеич, это Дыня. Тут такое дело: Стена к нам приехал…

   – Тебе что за дело? – сердито сказал разбуженный Тиша.

   – Так он, типа, не в себе. Вроде как пьяный, а не пахнет. И пацаны с ним – незнакомые.

   – И что с того?

   – Так они приехали жену Николая Григорьича забрать.

   – Хочешь, чтобы я разбудил хозяина и поинтересовался, действительно ли он послал Застенова за женой или нет? – ядовито осведомился Тиша.

   – Ну… Я, типа, на всякий случай… – Дыня лихорадочно искал, что бы еще такое сказать… Существенное. Про морды подозрительные? Нет, не стоит… Про ширгородские ментовские номера на крузаке? А может…

   – А еще с ними пацан этот, молодой, – сказал Дыня.

   – Какой еще пацан?

   – Воспитанник Николай-Григорьича. Ну этот, как его… Лехой зовут.

   – Что?! – Весь сон с Кочко как рукой сняло. – Ну-ка еще раз, поподробнее…

   Через две минуты он уже звонил Хлебалову. А еще через две минуты телефон спецсвязи на столе «коменданта» поселка Праздничное разразился злобной трелью.

   – Мать вашу так! – заорал Хлебалов ошарашенному дежурному. – Спите, бля! Все, бля, просрали, мать вашу! Мишка где? Спит? Ах он, сука, еще и спит! Ну-ка живо его сюда!..

   Организовать прослушивание телефонной линии хлебаловской спецсвязи было весьма затруднительно. Зато оба его мобильника, сотовый и спутниковый, стояли на постоянной прослушке и все сколько-нибудь интересное немедленно сообщалось куда следует. А разговор Тиши Кочко со своим шефом показался дежурному оператору очень интересным…

   – …Постарайтесь продержаться как можно дольше! – сказал Андрей Игоревич. – Отбой.

   – Минутку!.. – раздалось в трубке прежде, чем подполковник отключился.

   И Шелехов сказал ему два слова, которые вот уже двенадцать часов безуспешно пытались выяснить все задействованные операторы Андрея Игоревича и двое вооруженных направленными микрофонами спецназовцев, скрытно расположившихся у обоих ворот поселка.

   – Поможет, сынок, еще как поможет, – сказал подполковник, отключившись и пряча трубку в чехол. – Возможно, тебе даже удастся уцелеть.

   Лично подполковнику этого очень хотелось. Не в ущерб государственным интересам, конечно…

   Андрей Игоревич достал из бардачка рацию.

   – Орел, я – Рысь. Время «Ч» – четыре тридцать. Вариант три-один.

   – Я – Орел. Для три-один нужен ключ.

   – Ключ я везу, Орел. Ждите.

   Подполковник засунул рацию в нагрудный карман куртки. Не то, чтобы он допускал возможность прослушивания противником его собственных переговоров, нет, это скорее, был приобретенный за годы службы рефлекс.

   – На точку! – скомандовал подполковник шоферу и пристегнулся.

   Взвизгнув покрышками, старенькая с виду, но весьма навороченная под капотом «волга» вылетела из ворот в/ч 123-22 Ширгородского ВО, располагавшейся на окраине города Краснянска, и, отбрасывая в темноту синие блики, понеслась в сторону моста через Юрь. С трудом поспевая за «волгой», туда же покатил белый фордик с синей полосой поперек туловища. Группа прикрытия. Командирские часы на запястье лейтенанта, командовавшего охраной подполковника, показывали два часа восемь минут.

   Монах молчал. Со стороны Бессонова это была самокритика. Все они облажались, иначе не скажешь.

   Когда Лешка примчался с экстренным сообщением, Бессонов отреагировал совершенно по-идиотски. Вместо того чтобы загнать всех в дом и перетащить оружие, принялся сгонять в кучу охрану хлебаловского особняка. Будь здесь Уж или Ленечка, они бы, несомненно, «поправили» Бессонова… А так… А так, когда оказалось, что бригадира, Дыни, нигде нет, все они все еще минут десять искали пропавшего по всему дому… И доискались.

   Джип с сурьинскими, заблокировавший ворота, снесли одним выстрелом. В «скорую» из гранатомета лупить не стали. Может, побоялись дом задеть. Но из пулемета фургончик отперфарировали под дуршлаг. О тех, кто сидел внутри, и о «боевом железе», оставшемся в «скорой», можно было забыть. В распоряжении осажденных осталось только собственное легкое стрелковое, десяток ручных гранат и пистолеты охранников. А у противника – гранатометы, минометы, скорострельные орудия…

   Монах ничуть не сомневался: захотят хлебаловские – и особняк через десять минут превратится в братскую могилу. И если враг этого еще не сделал, то только потому, что рассчитывает выковырять их изнутри, не повредив ни дома, ни заложников: Застенова и Надежды.

   Сейчас между осаждавшими и осажденными посредством динамика громкой связи, закрепленного на фронтоне особняка и переносного матюгальника поселкового «коменданта», уже минут двадцать шел торг.

   Изначально одна сторона требовала полной и безоговорочной капитуляции, а другая – своего безопасного отбытия из поселка с оружием и заложниками.

   Теперь обе стороны были готовы на уступки.

   «Комендант» Миша соглашался беспрепятственно выпустить из дома вооруженных захватчиков (без заложников). Шелехов, ведший переговоры от имени осажденных, был готов покинуть дом на указанных условиях.

   Вопрос был – в гарантиях. Вышедшие из дома осажденные становились практически беспомощны.

   Переговоры зашли в тупик. Полторы сотни хлебаловских боевиков обложили дом, держа под прицелом каждое окно. Осажденные, впрочем, в окна не высовывались. Зато у крохотного окошка в угловой башенке притаился Сивый с «калашом». «Калаш», конечно, не снайперка, но в умелых руках способен на многое, а руки у Сивого были очень умелые. Он уже раз десять мог положить кое-кого из хлебаловских снайперов. Или «коменданта» Мишу, чья основательная фигура с высоты десяти метров отлично просматривалась за ковшом бульдозера, используемого Мишей в качестве прикрытия. Но от Шелехова поступил строгий приказ: не стрелять до тех пор, пока осаждающие не перейдут к активным действиям. Алексей старательно тянул время. В активе у него оставались два козыря: Ленечка и спецназ подполковника. Если в нужное время ввести их в игру…

   Последнее предложение Миши можно было считать почти приемлемым. Осажденным предоставлялись машины, в которые им предлагалось погрузиться вместе с заложниками: Надей и Застеновым (плененных охранников особняка никто в расчет не принимал), выехать за пределы Праздничного, отпустить заложников и катиться восвояси. В этом случае Миша давал честное пацанское слово, что не станет их преследовать. Алексей знал Мишу и даже был склонен верить, что Миша своему слову хозяин. Но хозяином самого Миши был Хлебалов, который вполне мог забрать Мишино «честное пацанское» обратно. Тем не менее, это был неплохой вариант. Ночь. Вокруг лес, заказник… Места, которые «братья-разбойники» знали, как свои пять.

   – Соглашайся! – настаивал Бессонов. – Бросим тачки и уйдем. Хрен они нас найдут.

   – С Надей не уйдем! – возражал Шелехов.

   – Забудь ты о ней! Сейчас свою жопу надо спасать! – вмешался Монах.

   – Леха молодой! Думает, он бессмертный? Я таких много мертвыми видел! – присоединился Салават.

   Шелехов покачал головой.

   – Шоссе они уже перекрыли наверняка…

   – Лесом уйдем! – выкрикнул Монах.

   – Лес тоже могли перекрыть. Выделить человек сто, посадить по краям дороги. Скажешь, нереально?

   Бессонов хмыкнул.

   – Что лучше?

   – Ленечка! – напомнил Шелехов.

   Бессонов скептически поджал губу.

   – Их тут слишком много. Все равно не уйдем. Что предлагаешь?

   «Я просто тяну время», – хотел бы сказать Алеша. Но он не мог этого сказать.

   – Нужны гаранты, – вместо этого произнес он. – Те, кто поручится, что условия будут выполнены.

   – И кто, по-твоему, может стать таким гарантом? – скептически осведомился Бессонов.

   – Клим.

   – Ты совсем сбрендил! – гаркнул в матюгальник Миша. – Откуда я тебе, на хрен, Клима возьму?

   – Отсюда до Кургана – час езды, – невозмутимо ответил Шелехов. – Ты сам курганский, тебе он не откажет.

   – Ладно, попробую. – Миша покинул парламентерское место за ковшом и вернулся в дом, где наскоро был оборудован штаб осаждающих.

   – Хитрожопый пацан, – заметил один из Мишиных бригадиров, тоже курганский. – Будем просить Клима?

   – Сбрендил? – удивился Миша. – Через полчаса здесь будет хозяин. Пусть он и решает.

   А в захваченном особнячке обстановка постепенно накалялась. Ворчал Монах, хмурил брови Салават, сердитый Бессонов время от времени бросал на Алешу гневные взгляды. Внутри у него кипело: фактически его отстранили от командования. Как-то так вышло, что в последние дни все нити и контакты перешли к этому самоуверенному мальчишке. И вот результат! Будь ситуация хоть чуть-чуть более благоприятной, Бессонов с ходу взял бы управление на себя, принял последнее предложение и попробовал уйти в лес. В конце концов, какое ему дело до Сурьина и до этой пигалицы, если речь идет о спасении собственной шкуры! Даже желание отомстить Хлебалову отошло куда-то на второй план. «Валить! Валить отсюда!» – стучало в мозгу. Годами оттачиваемое чутье на опасность истошно вопило: «Беги!», но бежать было некуда. Мальчишка стопроцентно прав. У противника есть все возможности устроить западню и за пределами поселка. Что делать, мать его так? Что?

   Бессонов размышлял. Что если в критический момент дать команду Ленечке? Внутренняя диверсия отвлечет противника… Если у Ленечки все получится как надо. А если его группу уже повязали? Да и Миша не дурак. Сообразит, что это только отвлекающий маневр.

   – На хрена мы вообще приперлись за этой телкой? – бурчал Монах. – На хрена…

   – Черный ворон, что ты вьешься над моею головой… – раскачиваясь на стуле, затянул впавший в пессимизм Застенов.

   – Заткнись! – гаркнул Монах и был тут же облаян овчаром Вороном, которому не понравилось, что какой-то посторонний поднимает на Веню голос.

   – Леха, убери эту тварь, пока я ее не пристрелил на хер! – заорал Монах.

   – Ворон, Пират, ко мне! – приказал Шелехов. – Монах, иди проверь, как там пленники.

   – Ни хрена им не сделается! – огрызнулся Монах.

   – Делай, что сказано! – подал голос Бессонов.

   – Да пошли они…

   Бессонов вскочил.

   – Пошел и проверил! – бешено прорычал он, надвигаясь на Монаха.

   Того как ветром сдуло. Евгению тоже слегка полегчало. Ненамного. Он осторожно выглянул сквозь жалюзи.

   Снаружи тянуло гарью. Прожекторы, установленные на крыше дома напротив, били прямо в окна. Прожекторы – херня. Одна очередь – и их больше нет. Но у снайперов наверняка ночные прицелы…

   «Надо еще раз дом обойти», – подумал Бессонов.

   Он лично расставил сурьинских по местам, но это же тупые «быки». На семерых две с половиной извилины.

   Еще Бессонову не нравилось исчезновение Дыни. Наверняка это он и поднял бучу. Евгений с удовольствием прострелил бы башку хлебаловскому бригадиру, но тот как-то ухитрился удрать. Хотя почему – как-то? Это Евгений прокололся. Взялся за изоляцию охраны не до, а после утечки. Сначала прохлопал, потом спохватился – и опять прохлопал более важное. Чего уж там: это из-за него группа потеряла четверых бойцов и все серьезное вооружение. И на Дыню злиться глупо. Сбежать и доложить своим – это его работа…

   Эти честолюбивые мысли здорово подогревали Дыню, пока он отсиживался в бельевом ящике прачечной. И когда он вылез из ящика и отправился выяснять, куда посадили его подчиненных, мечты о будущих успехах тоже помогали ему преодолеть страх. Нет, шарить по дому Дыня не рискнул. Притаился в нише на втором этаже, по ту сторону каминного дымохода. Там лючок был прорезан – для чистки, и через этот лючок все разговоры внизу, в холле, были слышны просто замечательно.

   Очень скоро Дыня понял, что положение у осажденных – аховое. И еще он понял, что если дом будут брать прямой атакой, можно спокойненько ударить врагу в спину… Хотя тут возникала проблема: запросто можно от своих случайную пулю схлопотать.

   В общем, когда услышал Дыня, что Монаха посылают пленных проверить, то понял бригадир: это его шанс. Мордастый увалень Монах не казался Дыне особенно опасным.

   Монах потопал наверх: это хорошо. И ругался при этом самыми нехорошими словами, что тоже было хорошо, потому что в таком состоянии он ничего не видел и не слышал, кроме своей обиды. Так что Дыня подобрался к нему почти вплотную, дождался, когда мордастый закинет за спину автомат и полезет за ключами, – и отоварил прихваченной кочергой по кумполу чуток повыше «хвоста». И за «хвост» же придержал, чтоб грохота не было. Мордастый опал тихо, как мешок со свинячьим дерьмом, а Дыня аккуратненько открыл дверь.

   – Чё, пацаны, не ждали папу?

   Через три минуты они, уже впятером, аккуратно слепили «быка», контролировавшего с лоджии заднюю часть дома. «Бык» тоже не пикнул: не ждал, что враг зайдет со спины. Теперь у Дыни и пацанами были две трещотки и волына. Оставалось дать знать своим, что в защите противника образовалась дыра размером с дверь.

   Но Дыня не захотел делиться славой. Он хотел – сам…

   Хлебалов прилетел на четверть часа раньше, чем его ждали. Вертолет сел прямо в поселке, на площади перед магазинчиком.

   Настроен никитский князек был решительно. Отругал Мишу за то, что болтал попусту, вместо того, чтобы врезать из главного калибра.

   – Но там же Застенов и ваша жена, Николай Григорьевич! – попытался возразить Миша. – Ну, и дом ваш…

   Хлебалов высказался еще выразительнее, пояснив, что жены – вещь преходящая, Застенов сам виноват, а дом… Не в дома играем – в контроль над Ширгородской губернией.

   – Дай им десять минут! – распорядился никитский князек. – Если через десять минут вся кодла не будет стоять рядком во дворе с поднятыми лапами, врежьте артиллерией. А если через двадцать минут все эти засранцы, живые или мертвые, мне без разницы, не будут лежать здесь жопами кверху, ты, Миша, отправишься охранником на продуктовый склад! Вопросы есть?

   Комендант Праздничного мотнул головой и отправился исполнять распоряжение, а его хозяин уселся на скамью у магазинчика (вышколенные телохранители тотчас замкнули кольцо) и погрузился в тяжкие думы. Если эти бродяги не сдадутся (на их месте он бы сдаваться не стал), Хлебалову придется отказаться сразу от нескольких перспективных комбинаций. От денег сопляка Шелехова. От сурьинского наследства… Хотя тут еще можно поиграть. Если подключить хороших юристов. Его жена – наследница Сурьина, а он, как-никак, наследник своей покойной жены. Медведев, конечно, может упереться рогом… Ладно, там видно будет…

   А вот Веньки ему будет, действительно, не хватать. Дьявольски трудно сейчас найти таких, как Застенов – по-настоящему преданных. А кадры, как сказал «отец народа», решают все. Может быть, следовало предупредить Мишу, чтобы по возможности щадил… Нет, ни к чему. В таком деле решительность – прежде всего.

   К чести Хлебалова надо признать: возможная гибель Застенова огорчала его больше, чем окончательная потеря возможности высосать посмертный фонд Гарика Шелехова.

   – Доигрался! – проворчал Бессонов. – Что теперь будем делать?

   В знак серьезности намерений хлебаловские подогнали к воротам грузовик, на платформе которого была установлена скорострельная бэтээровская пушка. Второе орудие, такое же, «держало» заднюю сторону дома. Эх, будь у Бессонова хотя бы гранатомет…

   – Что теперь делать будешь?

   – Действовать! – Исходя из ситуации Алеше следовало бы трястись от страха, но вместо этого он чувствовал невероятный прилив адреналина. Как на последнем круге скачек.

   – Евгений, Монаха приведи, – сказал он. – Где он болтается? И Надежде скажи: пусть тоже спускается сюда.

   – Ты что же, сдаваться собрался? – недобро прищурился Бессонов.

   Алеша отрицательно покачал головой, улыбнулся:

   – Все нормально, старшина, еще не вечер!

   – Салабон… – проворчал Бессонов.

   Но как ни странно, от этой улыбки и этих слов, совершенно безосновательных, настроение у Бессонова сразу улучшилось.

   Дыня и его пацаны тоже услышали ультиматум Хлебалова. Нельзя сказать, что перспектива их воодушевила. Если по дому станут фигачить из орудий, будет кисло всем. Посечет в фарш, невзирая на служебную принадлежность.

   – Уработаем их сами, – шепнул Дыня своим, и хлебаловские начали спускаться по лестнице на первый этаж. По дальней от холла лестнице. А Евгений Бессонов в это время поднимался по ближней…

   …А Шелехов вызвал из памяти телефона два номера и дважды произнес два слова:

   – Пять минут.

   – Принято, – ответил второй абонент.

   – Сделаем, – ответил первый.

   Проникновение на объект Ленечкина группа – он сам и трое сурьинских, имевших навыки саперного дела плюс опыт общения с подводной сбруей, – осуществила легко. Подозрительно легко: Ленечка не любил, когда все так гладко, но не создавать же самому себе трудности. Без помех вышли на бережок, без помех избавились от снаряжения, без помех достигли назначенных точек. По крайней мере, Ленечка мог на это рассчитывать: нигде не шумнуло.

   Ему самому достался наиболее ответственный объект – главная подстанция. Эти лохи, хлебаловские, даже не потрудились организовать пост у такого важного объекта. Даже нормального сторожа назначить не озаботились. Пока Ленечка прикидывал, как ему сподручнее проникнуть внутрь, из помещения подстанции вышел пузатый мужичок, задвинул засов, продел навесной замок в ушки, но даже не запер, поставил так, чтобы казалось – замок закрыт, и убыл в неизвестном направлении. Ленечка выждал минут двадцать: вдруг это все – бесхитростно слепленная ловушка? Какое там! Обычная расейская безалаберность.

   Ленечка вошел на подстанцию, как к себе домой, сделал, что требовалось, и переместился на заранее выбранную позицию – за штабель пустых ящиков сбоку от магазина. Он успел вовремя: минут через десять тихая жизнь элитного поселка с бодрым названием Праздничное закончилась навсегда.

   Три армейских грузовика нагло подкатились почти вплотную к шлагбауму.

   Старший по посту, тот самый, кто беспечно пропустил на территорию чужих, на сей раз был начеку. Грузовики были моментально взяты на прицел.

   Из кабины первой машины выпрыгнул молодцеватый боец в камуфле.

   – Кто такие? – вопросил усиленный динамиком голос.

   – Подкрепление, – зычно ответил боец. – Из Кургана.

   – Подойди к шлагбауму!

   Боец подошел.

   – Пароль?

   – «Лидер».

   – «Война». Кто именно вас вызывал?

   – Мишаня, – боец усмехнулся, – начальник ваш.

   – Проверим… – пробормотал наученный опытом хлебаловец, покосился на своих подчиненных – те исправно «держали» высвеченные прожекторами грузовики. – Проверим… – Он достал рацию…

   И тут в самой середке поселка не по-детски грохнуло, и все прожекторы разом погасли.

   …Бессонов выматерился. Монах валялся на полу в отрубе. Его автомат и пистолет пропали. Кладовка, в которой были заперты охранники, – нараспашку. Пустая, естественно. Евгений наклонился, потрогал грязную шею Монаха: пульс был. Рядом валялась железная штуковина. Этой штуковиной мудака и отоварили.

   Бессонов ощупал Монахову голову, обнаружил шишку. Монах застонал…

   – Подъем, дубина! Живо!

   – Бл-л… – Монах сел и потрогал затылок.

   Бессонов присмотрелся к нему повнимательнее. Были бы мозги, было бы сотрясение, а так, похоже, в норме.

   – Где-е он-ни… – Монах обнаружил отсутствие присутствия узников.

   – Хотелось бы знать. – Бессонов упруго выпрямился. – Поднимись на чердак, возьми Сивого.

   …Пронзительный вопль Алеши снизу, из холла, заставил Бессонова умолкнуть на полуслове. В следующий момент он уже летел вниз по лестнице, прыгая через полпролета и понимая, что не успевает…

   Короткий лязг автоматной очереди… Еще один… Бешеный собачий рявк…

   Снаружи бабахнуло, и в доме погас свет…

   Алеша спрятал мобильник. Теперь осталось только надеяться, что все пройдет как задумано. От самого Шелехова уже мало что зависело. Алеша потрепал по загривку тершегося у бедра Ворона.

   – Салават, чего там?

   – Скоро убивать нас начнут, Лешка.

   – Не начнут. Мы… – Алеша боковым зрением поймал появившуюся в дверном проеме фигуру. Бессонов?

   …Это был не Бессонов. Это был Дыня, а в руках у Дыни был автомат. И автомат этот поднимался, нацеливаясь на спину Салавата, который, ничего не подозревая, наблюдал через окно за двором.

   – Салават, падай! – отчаянно закричал Алеша.

   Салават мгновенно повалился на бок, разворачиваясь еще в воздухе, выпустил очередь, ушедшую в «молоко», попасть при таком финте можно только чудом или в кинобоевике.

   Дыня тоже выстрелил. Пули разнесли жалюзи и стекло окна, перед которым только что стоял Салават. Другой охранник, из-за плеча Дыни, пальнул в Шелехова, но промахнулся. Пули с визгом рикошетировали от каминной доски.

   Алеша инстинктивно пригнулся, полез за пистолетом…

   Ворон с рыком бросился на стрелка.

   – Ворон, нет! – закричал Алеша, понимая, что на дистанции в двадцать метров автоматчик запросто успеет срезать пса…

   Не успел. Пират (он лежал у ног «медитирующего» Застенова и вскочил при первом же выстреле) желтым болидом ударил сбоку, снеся и Дыню, и второго охранника…

   …И тут раздался оглушительный грохот, пол дрогнул, и свет в холле погас. Погас он и снаружи: выключился прожектор, направленный на особняк. Только фары автомашин продолжали гореть…

   Когда приземлился вертолет, Ленечка занимал роскошную позицию позади шеренги ящиков. Он видел практически все, его – никто.

   Ленечка ничуть не удивился, когда из вертолета выбрался Хлебалов. Выбрался с подобающими предосторожностями, прикрытый массивными бодигардами…

   Ленечка усмехнулся. Нет таких бодигардов, которые заслонили бы даже от «мухи». Или от Сивого со снайперкой… «Мухи» у Ленечки не было, только пистолет. Да и задание у него было другое, поэтому Хлебалов беспрепятственно покинул «вертушку», а Ленечка продолжил ожидание. Это была ситуация, в которой он чувствовал себя как рыба в воде. Зубастая мурена, притаившаяся в щели и готовая к мгновенному смертоносному броску. Ленечка замечал все: перемещения противника, женщину, с опаской выглянувшую из окна, то, что вертолет брошен практически без охраны (курившие под пятнистым брюхом летчики – не в счет), то, что двое бойцов, бездельничавших на противоположной стороне площади, вдруг резво снялись с места и потопали в направлении хлебаловского особняка. Еще через пару минут Ленечка услышал громогласный ультиматум… А еще через минуту в кармане завибрировал телефон.

   Ленечка поднес его к уху, сказал: «Сделаем», выждал положенное время и нажал кнопочку.

   Если сурьинские парни все сделали правильно, сейчас станет весело.

   Сурьинские не оплошали: все заряды были установлены как надо. Радиовзрыватели сработали одновременно, и поселок Праздничное погрузился в темноту.

   Из строя вышли не только основные электрические сети, но и резервные. Один из зарядов уничтожил дизель, обеспечивающий аварийную подачу электроэнергии. Во всех домах погас свет, отключились радиотелефоны и холодильники. Отключились фонари на улицах и прожекторы на периметре. Обесточилась проволока на стенах, отключилась сигнализация…

   …Отключился, так и не позвонив руководству, старший наряда на въезде в поселок. Молодцеватый боец в «пятне» срубил его одним небрежным движением, перепрыгнул через шлагбаум, сдернул с пути шипастую «гусеницу» и уже на ходу впрыгнул в кабину рванувшего с места грузовика…

   …Собачьи когти рванули щеку Дыни, клыки полоснули по руке, держащей автомат. Боли Дыня не почувствовал, но пальцы разжались. Инстинктивно Дыня выбросил вперед левую руку, прикрывая горло, увидел, как темное рычащее тело метнулось понизу, целя в пах, успел подставить бедро… Клыки рванули мясо, Дыня ударил кулаком, промахнулся, потерял равновесие…

   Над ним кто-то истошно закричал. Бабахнул выстрел… Его вспышка – последнее, что увидел Дыня…

   Бессонов застыл на месте. Он слышал вопли и рычание в холле, и ему совсем не хотелось туда соваться.

   Пара натасканных на человечину псов в темноте – это страшно. Но Бессонов пересилил себя. К тому же у него был фонарь. Щелчок: луч выхватил из темноты кусок коридора, дверной проем, изломанные человеческие тела… и громадного пса с красными глазами, развернувшегося на свет.

   Если пес прыгнет…

   Указательный палец правой руки Бессонова сдвинулся, выбирая холостой ход спуска.

   Ворон не прыгнул. Ворон не забыл того, как во дворе младший хозяин сказал: «Свои». «Свои», а не «фу!». Это означало: человека, который слепил ему глаза маленькой лампой, человека, которого он не видел, но чуял прекрасно, – трогать нельзя. До тех пор, пока хозяин не даст другой команды.

   Из холла тоже ударил луч света.

   – Не шевелись, я тебя целю! – раздался голос Салавата.

   – Спокойно, это я! – сказал Бессонов.

   – Ну и ни хрена себе… – произнесли у Евгения над ухом. Сурьинский боец, покинувший пост, таращился на высвеченную фонариками груду тел. – Ну и зверюги!

   Бессонов понимал его чувства: два пса, в считанные секунды растерзавшие пятерых вооруженных и обученных бойцов – это впечатляет!

   – Алеша! – позвала сверху Надя. – Алеша, что случилось?

   – Ептить! – Монах отодвинул сурьинского, обошел Бессонова, сварливо бросил рыкнувшему Ворону: «Заткнись, это мое!» – вытащил из окровавленной груды отнятое у него полчаса назад оружие и сказал сурьинскому:

   – Чего стоишь? Волоки это мясо в подвал. Не ровен час – девушка увидит!

   Сурьинский мялся, не решаясь подойти к собакам.

   – Леха, отзови их! – сказал Бессонов.

   – Ворон, Пират, ко мне! – Шелехов поднялся, спрятал так и не использованный пистолет. – Салават, глянь что там, снаружи.

   – Алеша, я спускаюсь! – крикнула сверху Надя.

   – Погоди минутку! – Шелехов взял у Салавата фонарик, направил на Застенова. Тот безмятежно спал. Так и говорил покойный медик: за периодом возбуждения – период релаксации не менее десяти часов.

   В дырки, пробитые пулями в жалюзи, ударил свет.

   – Что там, Салават?

   – Они машину развернули. Мордой к нам.

   – У нас три минуты осталось, – поглядев на часы, напомнил Бессонов. – Будем выходить?

   – Нет.

   – А если они начнут стрелять? Салават, как там пушки, хорошо стоят?

   – Хорошо. Стрелять начнут – нам совсем плохо будет, – последовал ответ. – Надо уходить, командир?

   – Куда? – раздраженно бросил Бессонов.

   – Никуда уходить не будем, – уверенно произнес Шелехов. – И выходить тоже не будем.

   – Алеша, я спускаюсь!

   – Спускайся! – разрешил Шелехов.

   Если подполковник не успеет, если хлебаловские начнут штурм, что тогда? Надю – в подземный гараж. И Веньку. Там, может, и уцелеют…

   Длинная пулеметная очередь разорвала ночь. И началось. Загрохотало и затрещало сразу со всех сторон.

   – Уходят! – крикнул Салават.

   Грузовик с орудием взревел и рванул в сторону ближних ворот. Далеко не уехал: огненный метеорит врезался в кабину, и машину вмиг объяло ослепительным пламенем…

   – Что это, что происходит?! – заорал Хлебалов, когда загрохотали взрывы и все погрузилось в темноту.

   – Хрен его знает… – пробормотал Миша. Но он уже догадывался, что происходит. – Фонарь у кого есть?

   Один из личных хлебаловских телохранителей, тоже курганский, как и Миша, подал ему фонарь.

   «Через периметр – и в лес, – подумал Миша. – На выходах наверняка оставлены заслоны, но весь периметр им не прикрыть. А на прочесывание потребуется минимум два батальона. Есть у них два батальона? В любом случае, надо оставить группу прикрытия…»

   – Собери всех, кто поблизости, и ко мне! – бросил он своему помощнику. И – Хлебалову:

   – Николай Григорьевич, надо уходить!

   – Никуда я не пойду! Ты спятил!

   – Николай Григорьевич, это была ловушка, – ровным голосом произнес Миша. – На вас. Поселок мы так и так потеряли. Надо уходить.

   – Сначала раздолбать к хренам этих…

   – Николай Григорьевич! – перебил Миша. – У нас нет времени!

   – Хрена лысого! У меня здесь вертушка! Или ты забыл?

   Услышав стрельбу, Ленечка выскользнул из своего укрытия. По его прикидкам, работало от пятидесяти до ста стволов. Но пока еще далеко. Летчики, прекратив курить, полезли в вертушку. Ленечка черной тенью проскользнул следом… Он не сомневался, что сумеет в одиночку управиться с летунами. И с хлебаловскими бодигардами тоже. Добро пожаловать на борт, господин Хлебалов! Пришло время возвращать долги!

   Женские вопли смешивались с ревом огня. Поселок Праздничное превратился в сущий ад. Каждый четвертый дом огрызался автоматными очередями. Каждый пятый – пылал. Улицы были освещены ярче, чем когда горели фонари.

   На чердаке хлебаловского особняка грохнул выстрел. Еще один. Затем – целая очередь. Стрелял Сивый.

   Бессонов сунулся к окну. Ни черта не видно! Какое-то мельтешение…

   Алеша стоял посреди холла, Надя жалась к нему. Монах и Салават расположились у оконного проема: жалюзи были сняты – необходимости в них больше не было, последний уцелевший сурьинский пристроился за высоким кожаным креслом у камина. Время от времени он подбрасывал в камин аккуратную чурочку – огонь был единственным источником света в доме. Довольно скудным источником. Боец с опаской поглядывал то на псов, развалившихся на полу рядом со спящим Застеновым, то на пропитавшийся кровью ковер. Боец беззвучно молился Богу: «Пусть все поскорее закончится, и пусть я останусь живым…»

   Карманы бойца оттопыривались. Если он выживет, то станет состоятельным человеком и сможет навсегда покончить с опасной профессией.

   Сивый появился в холле. Первыми его заметили псы. Они вскочили и зарычали… Сивый не обратил на них внимания.

   – Он уходит, Бессон! Я стрелял – и промахнулся!

   – За ним! – Бессонов бросился отпирать двери.

   Монах и Салават встрепенулись.

   – Стойте! – воскликнул Алеша. – Вы с ума сошли! Вас же убьют!

   Все четверо посмотрели на него: Сивый – с жалостью, Монах и Салават – с удивлением, Бессонов – насмешливо.

   – Может быть, – сказал он с усмешкой. – Ты с нами – или остаешься?

   Алексей колебался лишь мгновение.

   – С вами! – решительно сказал он, шагнул вперед…

   – Алеша! – Надежда вцепилась ему в руку, в ее расширенных зрачках отражалось каминное пламя. – Алеша! Пожалуйста! Не уходи!

   – Ну! – нетерпеливо произнес Бессонов.

   И снова Шелехов колебался лишь мгновение.

   – Идите. Я остаюсь.

   Алеша не мог ее бросить, оставить одну в поселке, где идет бой. Где он – ее единственная защита. Ее и Вени Застенова, сейчас тоже совершенно беспомощного.

   Бессонов фыркнул, распахнул дверь и бросился через двор к воротам. Остальные – за ним. Только Монах напоследок обернулся, махнул рукой…

   – И чего теперь? – спросил сурьинский боец.

   – Тебя как зовут?

   – Игорь.

   – Сиди и жди.

   – Чего жди?

   – Можешь не ждать! – раздраженно бросил Алексей. – Можешь идти на все четыре стороны. Только учти: сейчас в поселке работает спецназ.

   Сурьинскому очень хотелось уйти, но тут в соседнем доме затрещали выстрелы, кто-то завизжал пронзительно…

   – Пожалуй, я останусь… – решил боец.

   – Закрой двери… – попросила Надя. Алексей не шевельнулся. Правильней было бы не только закрыть двери, но вообще спуститься в подвал, но Алеша должен был это видеть. Он должен видеть последствия своих поступков…

   Улицу перебежало несколько человек. Один споткнулся и упал. Пули прошли над ним, но остальных – достали. Они упали беззвучно, а уцелевший быстро-быстро пополз: мимо обгоревшего джипа, во двор, должно быть, увидел открытую дверь, вскочил и, пригибаясь, почти на четвереньках бросился к дому. Алеша вскинул автомат, но в последний момент успел заметить, что у бегущего нет оружия… Более того, это женщина. Она влетела в холл…

   – Фу! – рявкнул Шелехов, остановив рванувшихся собак.

   И тут же, увидев вспышки выстрелов, плашмя упал на пол, увлекая за собой Надю. Первая очередь прошлась по фасаду. Вторая ударила точно в дверной проем. Пули прошили воздух, несколько с визгом отрикошетировало от камина – ему сегодня досталось.

   – Пират, Ворон, лежать! – закричал Шелехов.

   Когда двое спецназовцев влетели внутрь, все, включая собак, вжимались в пол.

   Один из спецназовцев едва не полоснул очередью по лежащим, но другой успел его удержать.

   – Погодь! Это тот самый дом!

   Он пинком отбросил в сторону Алешин автомат (сурьинский боец отшвырнул свое оружие загодя).

   Спецназовец обошел Алешу и Надю (второй, сбоку, контролировал двери), наклонился…

   – Глянь-ка, та сучка! – Он рванул за волосы дико заверещавшую женщину и с силой ударил каблуком по спине. Раздался хруст, и вопль оборвался.

   – Что вы делаете? – закричала Надя, вскакивая.

   – Лежать! – взревел второй спецназовец, замахиваясь.

   Алеша метнулся между ними, прикрыл, приняв спиной удар, который едва не сбил его с ног.

   – Пират, Ворон, фу!

   И его и собак уже держали на мушках.

   – Лучше бы вам не стрелять, – очень спокойно произнес Алеша.

   Лицо спецназовца, разрисованное маскировочными полосами, казалось нечеловеческим.

   – Отпусти телку и два шага вправо! – Голос его не сулил ничего доброго. – Вали псов, Гена!

   – Уверен? Это тот самый дом…

   – А хрен кто тут разберет, где какой дом… – На черном лице весело блеснули белые зубы. – А лялька симпатичная… Куколка…

   Надя попятилась. Ее подбородок задрожал…

   – Не надо, – сказал Алеша. – Если узнает…

   – Никто не узнает, малый! – ухмыльнулся спецназовец. – Ты…

   В кармане Алеши завибрировал мобильник.

   – Вынул двумя пальчиками и дал мне! – велел спецназовец. – О, классный аппаратик! Мне будет в самый раз! – И, поднеся телефон к уху: – Говори, дорогой, я вся твоя!.. – И через три секунды – совершенно другим тоном: – Старший прапорщик Демиденко! Так точно, товарищ подполковник! Есть – поступить в распоряжение. Есть – чтобы волос не упал!

   И, вздохнув, с видимым огорчением протянул телефон Алеше:

   – Шелехов Алексей?

   – Да, это я.

   – Ошибочка вышла, виноват, – произнес спецназовец без малейшего раскаяния. – Приказано поступить в ваше распоряжение и ждать, не покидая объекта…

   Алексей его не слушал, он снова набрал тот же номер:

   – Андрей Игоревич, Хлебалов ушел!

   – Я знаю! Оставайся на месте! Павлова как, цела?

   – Хлебалова, – уточнил Шелехов. – Цела.

   – Отлично! Скажи ей, что теперь ее никто не тронет!

   – Теперь тебя никто не тронет, – произнес Шелехов, обращаясь к Наде, но при этом выразительно посмотрел на старшего прапорщика. – Андрей Игоревич, в поселке – мои люди. Те, кто произвел взрывы. Не хотелось бы…

   – Понял. У тебя есть с ними связь?

   – Могу попробовать.

   – Попробуй. Пусть сдаются и сразу называют меня! Остальные с тобой?

   – Не все. Четверо преследуют Хлебалова… Я полагаю.

   – Вот даже как! А с ними у тебя связь есть?

   – Тоже могу попробовать, хотя не уверен, что мобильник возьмет на удалении от поселка.

   – Попробуй! И жди: через три минуты я буду!

   Подполковник появился через две.

   – Ага! – произнес он еще с порога. – Собаки! Твои? След брать могут?

   – Если только это не след вертолета.

   – Не вертолета, – ответил подполковник. – Вертолет твой боец блокировал. Они пешочком отправились.

   – Он цел? – спросил Алексей.

   – Вертолет?

   – И боец?

   – Оба целы. Наденька, рад видеть в добром здравии!

   – А уж я как рада, Андрей! – не без сарказма произнесла Надежда. Она уже пришла в себя, только руки все еще дрожали.

   – Угу. Демиденко! Дом и все, что в нем, – на тебе. Алексей, берите собак, и пошли.

   – Минутку! Вот этот человек, – Алексей кивнул на спящего Веню, – начальник службы безопасности Хлебалова Застенов. – Сейчас он под действием наркотика, но когда проснется, может быть… м-м-м… активен. Он должен остаться здесь, но я не хочу, чтобы ему был причинен вред.

   – Демиденко, тебе все ясно? – бросил подполковник.

   – Так точно! – молодцевато рявкнул старший прапорщик.

   – Пошли, Алексей, время дорого!

   Шелехов ободряюще улыбнулся Наде, скомандовал: «Пират, Ворон – за мной!» – и поспешил за подполковником. Уж кто-кто, а Хлебалов наверняка знал, где прячут Аленку!

   Место, где хлебаловский отряд углубился в лес, они нашли легко: два десятка поспешно уходящих людей оставляют много следов.

   Ворон с Пиратом уверенно взяли след. Подполковник (он лично командовал группой преследования), Шелехов и полурота спецназовцев еле за ними поспевали. Но, пройдя примерно километр, преследуемые сбавили темп, перестроились, начали двигаться аккуратнее и перестали оставлять за собой вытоптанную полосу. Однако собаки по-прежнему держали след, и преследователи продолжали бежать, не снижая темпа.

   А потом беглецам подвернулся ручеек, и Ворон с Пиратом след потеряли.

   В принципе, преследование можно было продолжать. Разделиться, пустить собак по обе стороны ручья… Но собак было две, сторон у ручья – тоже две. И два направления. И ночь. Разделиться – значит утратить численное преимущество. И на засаду можно напороться, и просто промахнуться, выбрав не то направление. Поэтому подполковник решил прекратить преследование.

   – Сделаем их, когда рассветет, – сказал он. – Вызовем вертолеты, оцепим территорию. А сейчас – обратно в поселок. Там тоже работа есть.

   Конечно, подполковнику было жаль, что не удалось взять Хлебалова, но главная цель операции была достигнута: «ядерный фугас» под названием «Поселок Праздничное» был обезврежен.

   К этому времени трупы уже увезли. Убрали из ворот обгоревший джип, оттащили в сторону «скорую». В доме их уже ждал Ленечка. Закусывал и попивал кофеек из местных запасов, сваренный Надей на правах хозяйки, и обсуждал со старшим прапорщиком Демиденко сравнительные характеристики немецкого и итальянского стрелкового оружия. Сурьинских с ними не было. Им разрешили уехать.

   Когда подполковник и Шелехов вошли, им тут же предложили присоединиться. Подполковник отказываться не стал, но первым делом отправил Демиденко организовать охрану здания. Скорее для порядка, чем по необходимости. Спецназовцы поселок уже «зачистили». Теперь в Праздничном работали обычные военные из ближайшей ВЧ: тушили пожары, оказывали медицинскую помощь, кому требовалось… Ну, и убирали от посторонних глаз подальше тех, кому помощь была уже не нужна.

   Результатами операции подполковник был вполне удовлетворен. Со стороны спецназа потерь почти не было. Хлебаловских погибло много. В том числе и вполне мирных жителей. Эти жертвы предполагалось списать на внезапно возникший пожар. Под таким соусом и планировалось подавать события в СМИ: пожар, быстро распространившийся вследствие неправильной застройки… Время, чтобы «отполировать» версию, было. По поводу же погибших жителей Праздничного подполковник высказался в том смысле, что весь этот поселок на чужой крови построен. Так что долг платежом… Тем более, что Хлебалов, идя на открытый конфликт, должен был быть готов к тому, что поселок будет взят штурмом. Вполне мог эвакуировать женщин и детей хотя бы в Никитск. Но не сделал этого, наверняка полагая, что его люди будут лучше драться, защищая собственные семьи. Вполне разумный подход с точки зрения профессионала…

   Алеше такой взгляд на вещи был чужд, но он понимал, что в случае, если бы дошло до бомбардировки, жертв было бы намного больше.

   Да и некогда ему было оплакивать погибших, которых он если и видел когда-нибудь, то мельком. Аленка все еще у Хлебалова. А сам Хлебалов черт знает где…

   – В лесу, с двумя десятками сподвижников, он не опасен, – заявил подполковник. – Но его люди, Юматов… Ты его лучше знаешь, Алексей, как, способен он на такие же решительные действия, как его хозяин?

   – Не думаю. Без Хлебалова он вряд ли пойдет ва-банк, – произнес Шелехов. – Думаю, с ним можно будет договориться. Я бы попробовал…

   «По крайней мере, так будет безопаснее для Аленки».

   – Тогда бери вертолет – и давай в город, – распорядился подполковник. – Людей у тебя маловато осталось… Я тебе прикомандирую отделение моих. Если что, они помогут. Еще можешь рассчитывать на Табидзе, ты с ним уже знаком.

   Алеша кивнул.

   – У меня еще Курков есть, – напомнил он. – Не беспокойтесь, Андрей Игоревич, я справлюсь.

   Десять спецназовцев, которым было поручено сопровождать Алексея, уже ждали у вертолета.

   Судя по их физиономиям, они ожидали увидеть кого-то посерьезнее Шелехова. Поэтому Ленечка перед посадкой придержал старшего:

   – Ты в каком звании?

   – Не видишь, что ли?

   На полевых погонах имелось по паре маленьких звездочек.

   – А я – капитан.

   – Небось, в отставке? – с соответствующей гримасой осведомился спецназовец.

   – Ты рожу-то не криви, – сказал Ленечка, закатывая рукав. – Знаешь такую зверушку?

   Лейтенант поглядел. Кривая ухмылочка с его физиономии сползла. Видно, с подобной татуировкой он уже встречался.

   – А он – что? – кивок в сторону Алеши, уже поднявшегося на борт.

   – А он – то! – отрезал Ленечка. – Что за вопросы, лейтенант?

   – Виноват! – четко отреагировал спецназовец. – Вопросов нет, товарищ капитан!

   Они поднялись наверх.

   – Задраивай! – велел Ленечка.

   – А летуны?

   – Уже на борту! – усмехнулся Ленечка.

   – Не понял?

   – А ты пошарь вон там, под брезентом…

   Лейтенант сдернул брезент. Под ним обнаружился весь экипаж воздушной машины, спеленутый, с «законопаченными» ртами.

   – Плохо себя вели, – пояснил Ленечка. – Ножом режь, ты эти узлы полчаса распутывать будешь.

   – Морские? – уважительно поинтересовался лейтенант.

   – Морские узлы, лейтенант, одним пальцем развязываются. А это – разбойничьи! – Ленечка подмигнул Алеше. – Живы будем – научу. Лучше молчи! – Это относилось к освобожденному от кляпа командиру экипажа, набравшему в грудь воздух для матерного экспромта. – Язык отрежу.

   Вероятно, у пилота уже имелся достаточный опыт, чтобы не подвергать Ленечкины слова сомнению.

   – Так, этого в кабину, а эти пусть тут посидят, – распорядился Ленечка.

   – Я – второй! – запротестовал выбранный им летчик помоложе.

   – Вторым и будешь, – кивнул Ленечка.

   – А машину поведет кто?

   – Машину я поведу, – «успокоил» Ленечка. – Лейтенант, нам никого запрашивать не надо, чтобы в брюхо не влепили?

   – Нормально взлетим, – заверил спецназовец.

   – Пошли, второй, – сказал Ленечка. – Эх, давненько штурвал я в руки не брал…

   Нельзя сказать, что эта фраза подбодрила присутствующих, но возразить никто не рискнул.

   Долетели, впрочем, нормально. Часа за полтора. Все это время Алеша просидел, склонившись над компьютером. Здоровенный спецназовец, устроившийся рядом, аккуратно придерживал его на «ухабах». Алеша этого почти не замечал. У него оставалось всего пара суток, чтобы разобраться в финансовых потоках хлебаловского «княжества». Это было куда сложнее, чем заблокировать часть счетов или скачать деньги с оффшорок. Одно дело – слить из бака бензин и проколоть шины, совсем другое – практически с нуля научиться водить. Если бы не добытые на базе «рыбников» файлы, задача стала бы и вовсе непосильной. Правда, Алеша работал не один: еще неделю назад он по Интернету отыскал очень толкового консультанта с солидной ученой степенью и изрядным опытом работы в сфере российского бизнеса, завершившейся тем, что в настоящее время работнику путь домой был напрочь заказан. Сначала специалист-изгнанник не принял предложение Алеши всерьез, но после того, как на его счет была переведена солидная сумма, экономист быстренько передал управление собственной фирмочкой заму и целиком погрузился в хлебаловские схемы, по ходу дела сводя сложнейшие финансовые конструкции к примитивным диаграммам, доступным Алешиному пониманию. Когда придет время брать за жабры хлебаловских «опричников», Шелехов должен настолько потрясти их своей осведомленностью, чтобы у хлебаловцев напрочь пропала охота ловчить. Черт, как же ему все-таки не хочется взваливать на себя управление отцовским наследством! Но ничего не поделаешь, придется. Больше некому…

   Сейчас проводник разрешил привал. Устроились в заросшем кустарником овраге. Предусмотрительный Михаил дал Хлебалову баллончик с комариной отравой. Очень кстати. А вот костер – это, пожалуй, лишнее.

   – Может, не стоит огонь разводить? – спросил он Мишу.

   – Не беспокойтесь, Николай Григорьевич! От погони мы точно оторвались, а огня отсюда заметно не будет – лощинка. Поедим горячего, да и с комарами полегче. Сейчас первая задача – силы восстановить. А вы молодец, Николай Григорьич, отлично прошли!

   – Старался. – Хлебалову похвала была приятна. Хотя он понимал, что шел налегке, а все остальные волокли килограммов по тридцать: оружие, припасы, амуниция.

   – Сейчас чайку зеленого забодяжим, – говорил Миша. – Он для организма полезен, чистая энергия. А «химию» мы на крайний случай прибережем.

   – Ты и стимуляторы прихватил? – удивился Хлебалов.

   Ну, Михаил, ну, молодец! Как оперативно сработал! Из обложенного поселка вывел, погоню сбил… Просто волшебник! А вот Венька прокололся!

   В то, что Застенов мог предать, Николай Григорьич не верил. Просто парень потерял хватку. Попал как кур в ощип. И Хлебалов из-за него тоже чуть не влип…

   – Я, Николай Григорьевич, честно сказать, приготовился, – признался Миша. – Если в одном месте такие силы сосредоточить, это ж не спрячешь. Значит, должны были ударить по нам со всей етицкой силой.

   – Так ты что же, к поражению готовился? – спросил Хлебалов.

   – Я, Николай Григорьич, к большой драке готовился. А в драке бывает, что не только ты бьешь, но и тебя могут. Как писал один мудрый китаец: твоя победа зависит от противника, а твое поражение – от тебя самого. Вот я и позаботился. Не думал только, что с вами уходить придется…

   «Надо же, – подумал Хлебалов. – Такой громила – и философ. Нет, есть у Веньки способность людей подбирать. Что ж он только сам так облажался?»

   – Но я в таком лесу, Николай Григорьевич, считай что родился, так что не беспокойтесь. И насчет костерка, и насчет всего прочего.

   Хлебалов не стал спорить. Хоть и не совсем он «городской»: на охоту хаживал, и порыбачить, а все же чувствовал себя в лесу не совсем уверенно. Хотя не факт, что он сейчас чувствовал бы себя увереннее в городе.

   Праздничное, его главный козырь, вышибли из рукава.

   Блестящая комбинация с женитьбой теперь точно провалилась.

   Со счетами какие-то непонятки. Хотел Николай Григорьич вчера из Бонна, с резервного вклада, на такой вот черный день созданного, денежку перекинуть, а вместо денежек получил в ответ что-то ну совсем невразумительное.

   А Мишка молодец, черт предусмотрительный! Надо поднимать парня. Тем более он – курганский. А на Курган сейчас – вся надежда. Нет, братцы, пока у Хлебалова есть Курганский металлический, его так просто не возьмешь!

   – Чайку, Николай Григорьевич?

   – Спасибо, Миша… Погоди, присядь. Хочу с тобой посоветоваться, как дальше поступим.

   – Отсидеться где-то надо, Николай Григорьич. – Миша присел на бревнышко, отхлебнул из кружки. – Еды у нас дня на три…

   – Отсидеться, говоришь? Не получится. Нам сейчас каждый час дорог. Пока мы тут отсиживаемся, там все наше к рукам приберут!

   – Я понимаю, Николай Григорьич. Только, думаю, нас уже по полной программе обложили.

   К Кургану ни за что не проскочить, тем более – к Ширгороду.

   «Все так, – подумал Хлебалов. – Но мне надо хотя бы связаться с Ефимом, показать, что я жив».

   Асланыч – надежный кадр, столько лет вместе, столько… хм-м-м… дел вместе провернули! Надежный, но лишь пока уверен, что хозяин жив и в силе, а ну как ему скажут, что никитский князь спекся?

   Хлебалов достал мобильник. Черт! Как его угораздило впопыхах схватить не спутниковый, а этот? Не берет, гад! Хотя, может, оно и к лучшему. Говорят, по пеленгу можно вычислить, где находится абонент. Хлебалов в этих технических премудростях не разбирался. В ВПШ этому не учат.

   – Я планирую на Козявкин хутор выйти, – сказал Миша. – Вы не против? Место тихое, надежное. Люди там скромные. Или он у вас в каких-то документах засвечен?

   Хлебалов покачал головой.

   Козявкин хутор нигде засвечен не был. Это был даже не Никитский район, а соседний. Более того, это был хлебаловский хутор. И не просто какой-то там, а можно сказать, его родовое имущество, доставшееся от деда с материнской стороны, и на мать же оформленное. Мать у Хлебалова померла восемь лет назад, но хутор все еще числился за ней. Хлебалов поселил там дальних родственников. Очень полезно иметь в распоряжении этакий медвежий угол, который никто с тобой не связывает. Место, где можно что-то спрятать от посторонних глаз. Или самому спрятаться. Хлебалов лишний раз убедился, что Михаил – мужик толковый. Все правильно просчитал: Козявкин хутор – подходящее место. Почти идеальное. За исключением одной маленькой детали: кое-что там уже спрятано. Хотя это даже и к лучшему. Накроют – лишний козырь в игре. Особенно если в дело опять замешается Лешка. Мать-перемать, кто мог подумать, что шелеховский щенок окажется таким шустрым! Что из-за одного маленького гаденыша вся стратегия Хлебалова будет раз за разом давать облом. Нет, как Лешка его купил!

   Хлебалов ни на секунду не усомнился, что сопляк прибежал спасать пигалицу. Это как раз в его стиле…

   – Николай Григорьич, пора! – вежливо, но настойчиво произнес Миша. – Сейчас мы оторвались, но до рассвета всего два часа. Можем не успеть.

   Хлебалов вздохнул и поднялся.

   «Бедные мои ноги, – подумал он. – Надо было кроссовки надеть».

   Его люди, бойцы из Праздничного и привезенные с собой телохранители, понукаемые Мишей, тоже поднимались, разбирали груз, ворчали… Ворчали, но собирались шустро. Это ведь не тренировочный марш-бросок. Тут и шкуру попортить могут.

   – Как мать перемать, так мать перемать, а как растудыть поперек, так на хрен! – от души высказался Монах, затягивая ремень и перекидывая через плечо автомат. – Ну чего им, блин, на месте не сидится!

   – Глупых вопросов не задавай, ладно? – попросил Бессонов. – Сивый, может, все-таки попробуешь его снять?

   – Из этой фигни? – Сивый пренебрежительно качнул коротким автоматом. – Для этого надо подобраться хотя бы метров на пятьдесят. Да и то… Они же его в середке держат.

   – Может, догоним и постреляем всех на хрен? – предложил Монах, которому страшно не хотелось опять тащиться в темноте незнамо куда. – Сколько их там? Десятка два? Чи мы нэ козаки? А, Сивый?

   – Шесть рожков на всех, – сказал Сивый. – Две гранаты. Глупости болтаешь, Монах. Зачем?

   – У Монаха мозги – в яйцах. Он яйца намял – думать не может, – пояснил Салават.

   – Ты хоть заткнись! – с тоской проговорил Монах и шлепнул себя по щеке, прикончив очередного комара.

   – Расслабься, брат! – сказал ему Бессонов. – Часа через два светать начнет. Будет у нас естественный привал, днем они не пойдут, зашхерятся, как выражается Ленчик. Радуйся, что места нам знакомы.

   – Им тоже, – пробормотал Монах. – Но я радуюсь, Бессон. Я очень радуюсь, что это мы у них на хвосте висим, а не они – у нас. – И добавил с завистью: – А Леха, небось, уже третий сон видит!

   – Хочется в это верить, – проворчал Бессонов. – Ладно, попрыгали и вперед, а то потеряемся.

   Монах не ошибся. Алеша спал. И снилась ему Шотландия. Горное озеро нежнейшей голубизны. И Аленка.

   Проснувшись, он первым делом подумал: «Когда все закончится, поедем в Шотландию. Осенью там должно быть очень красиво…».

   – Здравствуйте, Лев Никитич! – Вот так, равный равному. – Приятно видеть, что вы выздоравливаете! – Он осторожно пожал вяловатую левую руку Сурьина – правая была на перевязи – и, более энергично – ладонь Куркова, улыбнулся чуть покровительственно, покосился на лейтенанта-спецназовца, но тот никому руки жать не собирался. Прислонился к стеночке у дверей, глядел безмятежно. Тоже молодой. Розовощекий, усики едва пробиваются. Но – сила. За эти полдня Шелехов уже успел оценить «подарок» подполковника. Раньше у него тоже были крутые спутники, но эти были не просто крутые, а очень крутые. Потому что за ними – государство.

   «Тебе сейчас надо почаще на людях бывать, – посоветовал ему сегодня утром Ужик. – Пусть увидят авторитетные люди, какая у тебя крыша».

   «Нет у меня никакой крыши! – возразил Алеша. – Ну, вот вы разве что…»

   «Неужели никакой? – усмехнулся Уж. – А кто это там на кухне сидит?»

   «Так это же для страховки! – сказал Алеша. – На пару дней».

   «Пары дней вполне хватит», – заявил Уж. И Ленечка его поддержал: «Объявись, Леха! Пускай все видят, что у тебя самая крепкая крыша в Ширгороде: столичный спецназ! Да не просто спецназ, а тот самый!»

   Уговорили. Ленечка с утра отправился в Курган – на рекогносцировку, а Алеша занялся демонстрацией крыши, попутно решая всякие мелкие и крупные проблемы.

   Съездил в ГУВД (лейтенант только корками сверкнул – все двери мигом распахнулись), поговорил с Табидзе.

   Съездил в «Речтранспорт», холдинг Аленкиного отца, поговорил с и.о. генерального директора, объяснил, что деньги, которые тот слил через подставную фирму, надо перелить обратно, иначе кое-кого тоже могут слить. Туда, где деньги уже не нужны.

   И.о. все понял, обещал украденное вернуть и впредь не воровать. Каялся: дескать, думал, все равно врагу достанется. Но раз законной наследнице, так совсем другое дело. Посетовал: мол, кредиторы замучили…

   Съездили к кредиторам. Там сначала не хотели пускать, но лейтенант опять сверкнул корками – и вопросов больше не было. Ну, просто никаких. Алеша хотел еще к налоговикам заглянуть: Вадчиков еще три дня назад жаловался, что наехали на него. Но тут вспомнил, что налоговики от Сурьина кормятся. Наверняка он же их и натравил… Вот и проверим, чего стоят сурьинские обещания.

   – Выздоравливаю, – согласился Сурьин. И вдруг улыбнулся почти по-человечески: – Я все помню, Алексей. Ты свои обязательства выполнил, теперь моя очередь. На Булкину я больше не претендую. И на Речбанк, так что насчет налоговой не беспокойся. Если чего надо – говори. Помогу. Связями, людьми… Вот ему (кивок на Куркова) скажешь, он выделит. Если надо, конечно, – многозначительный взгляд на подпиравшего стену лейтенанта. – Поддержу, чем могу. За Надьку… И за все прочее.

   – Где она, кстати? – спросил Алеша.

   – В ЗАГС помчалась. На развод подавать. Вот моторная девка!

   – Одна?

   – Обижаешь! Я тут, кстати, этому звонил, Юматову. Насчет Булкиной твоей поинтересовался. Говорит, понятия не имеет, где она.

   – Врет! – сказал Шелехов. – Но все равно спасибо. Значит, Надя в ЗАГС поехала? А куда? Есть у меня к ней одно дело.

   – Курков, узнай, где Надежда, – распорядился Сурьин. – Эх, Алешка, женился бы ты на ней, что тебе эта Булкина?

   – Лев Никитич, не справиться мне с ней! – улыбнулся Шелехов. – У нее такой темперамент! Ей солидный мужчина нужен, основательный.

   – Ладно, не прибедняйся, – махнул рукой Сурьин. – Найдешь ей такого, основательного, как же! Одного вот уже нашла, язви его в печенку!

   – Думаю, что у Нади просто не было выбора, – сказал Алексей. – А подходящего мужа она себе сама найдет, можете не сомневаться. Спорим?

   – На что? – оживился Сурьин.

   – На интерес!

   – Ой, рискуешь, Алексей!

   – Почему я? Это вы рискуете!

   Сурьин захихикал:

   – Может мне тебя усыновить, Алешка? Очень ты мне настроение поднимаешь.

   – Лучше не надо. Сын из меня неважный получится. Непочтительный. – И уже Куркову: – Ну что, где она?

   – На Новослободской, – ответил тот, убирая телефон. – Не знаю, что ей там понадобилось.

   – Зато я знаю, – сказал Шелехов.

   На Новослободской улице располагалась квартира, снятая Бессоновым для Ужа.

   Хотелось бы знать, где он теперь, бывший ротный старшина Евгений Бессонов?

   Что ж, в свое время Алексей узнает. А сейчас – дальше по списку назначенных встреч. После Сурьина на очереди сам господин будущий губернатор Руслан Васильевич Медведев. Этому тоже полезно поглядеть на Лешиных москвичей-спецназовцев.

   Эх, если бы еще и на Юматова можно было так просто произвести впечатление… Но в этом Алеша очень сомневался. Юматов наверняка знал, кто его враги. А друг твоего врага, соответственно, твой враг. Так что у хлебаловцев появлялся лишний повод пальнуть в Шелехова из чего-нибудь крупнокалиберного. Но пока никитского князька гоняют по лесам, Юматов, сам, вряд ли начнет стрелять.

   В любом случае дядя Ефим будет следующим. После Медведева.

   – Это мы и сами видели, – перебил Монах.

   – Заткнись! – велел ему Бессонов. – Сивый, дальше.

   – Дом большой, но местных – только трое, два мужика и баба, – продолжал Сивый. – То есть, я видел троих, – поправился он. – Еще двое пришлых.

   – Каких двое! – опять влез Монах. – Два десятка!

   – Еще одно слово – получишь в лоб! – предупредил Бессонов.

   Монах фыркнул, но заткнулся.

   – Эти двое на хуторе раньше появились, до наших, – пояснил Сивый. – Но тоже хлебаловские.

   – Почему так решил?

   – Хорошо знакомы, – ответил Сивый.

   – Какие наши шансы? – спросил Бессонов. – В смысле, Хлебалова завалить.

   Сивый задумался.

   – Подходы к дому просматриваются хорошо, – сказал он. – Наблюдателей они выставили. Хлебалов из дома не выходит.

   – Окна?

   – Проблематично. До леса – метров сто пятьдесят. Из СВД я бы взялся попробовать… Из этого, – он погладил укороченный ствол, – нет.

   – А ближе подойти?

   Сивый покачал головой:

   – Покос, огород, все открыто. Собаки.

   – Хлебалов в доме сидит, а остальные? Как там у них обстановка?

   – Большинство – в доме, четверо – в сарае. Один мужик, из местных, на лошади куда-то ускакал. – Сивый поразмыслил немного и добавил: – Корову вывели пастись. – Еще немного помолчал и спросил: – Хочешь отстреливать по одному? Тогда надо с собак начинать.

   – Простых бойцов класть я смысла не вижу. – Бессонов покачал головой. – Подстрелим максимум двух-трех…

   – Двух. Или одного, – уточнил Сивый. – Плюс собаки.

   – Да хоть пятерых, без разницы. По огневой мощи они нас все равно намного превосходить будут. А эффект внезапности пропадет. Сейчас их двадцать шесть – против нас четверых. Ну, будет двадцать. Пятикратный перевес, притом, что они в укрытии, а мы разве вот за деревьями прятаться можем.

   – За деревьями тоже можно, – сказал Сивый. – Плохо, что вооружение у них намного серьезнее нашего. Карабины, калаши с подствольниками, ну, ты видел.

   – Видел, – кивнул Бессонов. – И еще неизвестно, что тут на хуторе есть. А что-то точно есть, если тут постоянно два бойца хлебаловских обитают.

   Сивый спорить не стал. Их автоматы в ближнем бою хороши, а тут чисто хлопушки. На дистанции свыше пятидесяти метров любой салабон с пулеметом имеет перед ними подавляющее преимущество. А хлебаловские – народ битый. Стрелять умеют. Конечно, не так, как он. Будь у Сивого одна из тех снайперских винтовок, что сгорели в «скорой», он бы показал, на что способен. Выбрал бы сосну повыше – и клал бы их, одного за другим. Тут главное – терпение. Снайпер, он час может ждать, или два… Сколько надо. Клиент обязательно подставится. Сивый и с другими снайперами в эту игру играл. Выигрывал, естественно. В таких играх, как у саперов, одного раза достаточно. А с простой пехотой или лохами штатскими – чисто техническая работа. Положить пару-тройку, сменить точку, повторить. И по той же схеме, пока всех не перещелкаешь. Тут и мастером быть не требуется, обычное ремесло. На такое можно любого спортсмена за неделю натаскать. А Сивый был не ремесленник, Сивый – мастер. И ценили его как мастера. В Москве у Сивого большие деньги лежали в надежном месте. И концы все обрублены. Вполне мог Сивый жить в довольстве и сытости. Хоть в Москве, хоть в Вильнюсе, хоть в Стокгольме.

   Не мог. Скучно мастеру, если проявить себя не может. А как в мирное время себя проявить? Опять в киллеры? Денежно, но противно. В «горячих точках» – глупо и опасно. Здесь тоже опасно. Но интересно. Люди интересные рядом, задачи интересные… Сивый вспомнил, какой выстрел он произвел в Сурьина, и почувствовал глубокое удовлетворение. Вот это было искусство! А здесь… Здесь – ремесло. Будь у него снайперка, хотя бы обычная СВД, он положил бы на этом хуторе всех. Выбивал бы по одному, не спеша. Возможно, поиграл бы с ними немного. Понаблюдал бы, как ярость тех, кто еще жив, постепенно переходит в страх, а страх – в панику, когда приходит осознание, что снаружи – неизбежная смерть. Возможно, он дал бы им немного погонять себя по лесу, увлечься охотой, а затем внезапно превратил охотников в дичь. Все они были убийцами, хищниками. Мелкими и наглыми. Сивому нравилось убивать хищников, нравилось чувствовать себя убийцей убийц. Еще интереснее, если среди них тоже найдется снайпер. Тогда игра приобретет особый вкус, особую остроту. Правду сказать, Сивый именно в такие мгновения по-настоящему чувствовал вкус жизни…

   – «Языка» надо брать! – сказал Монах. – Догнать того, кто на лошади ускакал.

   – Ты что, быстрее лошади бегаешь? – раздраженно спросил Бессонов.

   Реплики Монаха ему надоели.

   – Салават может. Он мне говорил. Так, Салаватик?

   – Ага, – подтвердил Салават. – Я догоню. Я в Азербайджане воевал – всадника догонял. Лошадь галопом быстрее скачет, да. Но я дольше лошади бежать могу. Весь день бежать могу! – заявил он самодовольно. – Я не какой-нибудь толстый Монах!

   – Буду иметь в виду. – Бессонов с интересом поглядел на Салавата. Вот так оно бывает: пуд соли вместе съели, а он об этой особенности Салавата и не знал. – Но сейчас погоню отставить. Будем ждать. Сивый, ты наблюдаешь с этой стороны, Салават – с той. Если кто-то в одиночку или малой группой в лес сунутся, будем брать. А пока выжидаем.

   – А что жрать будем? – недовольно спросил Монах.

   – Грибы!

   – Сырыми? – физиономия Монаха вытянулась.

   – Сыроежки жри! – отрезал Бессонов. – Вон, малину пощипай. Все, закончили базар. Система сигналов у нас будет такая….

   Результаты осмотра Мишу озаботили. Нет, ничего конкретного он не обнаружил, но что-то в лесу было не так. Где-то птички не пели, где-то, наоборот, ворона шуганулась безосновательно. И собаки хуторские как-то не то, чтобы беспокоились, но… беспокоились. Волков-медведей поблизости быть не могло: ни один нормальный лесной хищник, даже глупая росомаха, днем к человечьему жилью не подойдет. Значит, человек? Собачки, если запашок издалека почуют, лаять не станут. Они хутор сторожат, а не окрестности. Лаять не станут, но принюхиваться будут… Вот как сейчас.

   Обеспокоенный результатами наблюдения, Миша спустился на землю и отправился делиться опасениями с хозяином.

   Заглянув в команту, Миша увидел, что Хлебалов отдыхает. Но не спит.

   – Можно, Николай Григорьевич?

   – Заходи, – разрешил никитский князек. – Присаживайся. Как у тебя, всё нормально?

   – Да не совсем, – сказал Миша, притворяя за собой дверь и опускаясь на ветхий плетеный стул, подозрительно заскрипевший под Мишиными девяносто пятью килограммами. – Такое дело, Николай Григорьевич, собачки что-то волнуются. И птицы тоже. Есть мнение, что наблюдение за нами ведется.

   – Ерунда! – отмахнулся Хлебалов. – Какой-нибудь барсук мимо пробежал, только и всего. Если бы выследили нас, уже брали бы. С земли и с воздуха.

   – Может, пронюхали, что она здесь, и осторожничают, не хотят в лоб?

   – Ерунда! Нас же ФСБ травит. Да будь у нас тут хоть сто заложников, это их бы не остановило!

   – А если не ФСБ? Если это, допустим, люди Сурьина или Медведева? Я бы все же проверил.

   – Ладно, Миша, поступай, как считаешь нужным, – согласился Хлебалов. – Хочешь проверить – проверяй. – И перевел разговор на другую тему. – Как думаешь, когда наш гонец до зоны приема доберется?

   – Если все будет в порядке, часа через три.

   – А если не будет?

   – Если не будет, Николай Григорьевич, то никогда…

   Хлебалов хмыкнул.

   – Николай Григорьевич… – Миша замялся. Была у него еще одна тема, очень щекотливая.

   – Спросить что-то хочешь? – угадал Хлебалов. – Давай, что там у тебя.

   – Не то, чтобы у меня… – Миша хотел переменить позу, но стул под ним жалобно хрустнул, и Миша застыл. – Пацаны интересуются, что с ними будет, если вас совсем прижмут?

   – Плохо будет, – честно ответил Хлебалов. – Всем. Но мы еще побарахтаемся. Есть у меня один знакомый… Филином кличут. Слыхал?

   – Краем.

   – У Филина этого в каждом чеченском тейпе – друзья.

   – К «чехам» идти? – Миша поморщился.

   – Не к «чехам», а через «чехов». За границу уйдем. А там видно будет.

   – Пацанам не понравится. У них же тут родные, все такое…

   – Будут деньги, Миша, будут и родные.

   – А деньги будут?

   – Будут.

   – Ага, ну, так я пацанам и скажу. Николай Григорьич, а Филин, он нас не пошлет подальше?

   – Куда он денется. Я ему миллион должен.

   – Так он же нас просто гасить будет! – воскликнул Миша.

   – Наоборот! – Хлебалов усмехнулся. – Если бы он мне миллион должен был, тогда – да. А так он меня холить и лелеять будет. Иначе не видать ему этого миллиона!

   – А у вас он есть? – осторожно поинтересовался Миша.

   – Не бойся. Моих миллионов всем хватит! – надменно заявил Хлебалов, хотя сам он не был в этом абсолютно уверен. С другой стороны, у него есть эта девка, а Шелехов-младший, хоть и шустрый, но по жизни – дурачок. Пригрозить, что передам девку чеченам в рабство, глядишь, и раскошелится. Из папашиного фонда.

   «А девки ему все равно не видать! – мстительно подумал Хлебалов. – Не заслужил».

   – Ага. – Мишу ответ хозяина вполне удовлетворил. – Ну так я пошлю человек несколько, пускай лес проверят?

   – Посылай, – согласился Хлебалов. – Тебе виднее.

   Миша ушел, а Хлебалов с удовольствием растянулся на узкой койке с панцирной сеткой. На такой он спал в детстве. Может быть, на этой самой кровати он и спал, когда приезжал сюда к деду. Когда дед умер, Хлебалов, уже вполне преуспевающий, пустил на хутор дальних родственников, беженцев откуда-то из Средней Азии, двух братьев. Из милости пустил, ну и чтобы за имуществом присмотрели, а то влезут какие-нибудь бродяги… Вот, пригодилось местечко…

   Снаружи загавкали псы. Хлебалов привстал, отодвинул занавеску… Ага, Миша уже собрал группу: проверить окрестности. Во двор вышла молодуха, жена младшего из братьев. Пацаны тут же стали заигрывать. Бабенка, похоже, была не против.

   «А не позвать ли ее сюда?» – подумал Хлебалов. Ему вдруг захотелось женщину. Давно у него баб не было. Не до них. Смешно сказать: даже с молодой женой переспать не успел.

   Хлебалов уже открыл рот: кликнуть Мишку, приказать привести сюда молодуху. Передумал. Нехорошо выйдет: муж по его делам ускакал, а он в это время жену отжарит. А может, Булкину поиметь? Хватит ей целочкой бегать! Изнутри всплыла мутная ярость: не к девке – к Шелехову. Хорошо бы изловить сопляка и отодрать девку у него на глазах. Во все дырки!

   Хлебалов вскочил. Накатившая ненависть жгла. Валяться в праздности было невозможно. Хотелось действия. Хотелось вскочить на коня и ускакать куда-нибудь, к черту на кулички, все равно! Хлебалов любил ездить верхом. Скакать карьером, без дороги, по полю, по лесу… Конь – зверь. Совсем не то, что автомобиль! И конь на хуторе был.

   Ближайшее к дверям стойло в конюшне было пустым, вернее, в нем не было лошади. Но жизнедеятельность в стойле происходила активная. Перекатывались мускулы на широкой спине увлеченного процессом бойца, энергично ходили бледные ягодицы, ритмично дергались задранные кверху тонкие женские ноги. Автомат и подсумок валялись в стороне, на умятой соломе. Гранатомет с вложенным «выстрелом» был прислонен к стенке.

   Хлебалов остановился. Парочка, естественно, его не заметила. Молодуха охала и повизгивала, боец пыхтел. В соседнем стойле бухнул копытом жеребец, заржал негромко. Парочка вышла на финишную прямую…

   За спиной Хлебалова зашуршали шаги. Он быстро обернулся… Миша.

   Миша открыл рот, хотел что-то сказать хозяину… И тут увидел полюбовничков. Лицо его исказилось. В три шага он оказался рядом с парочкой. Тяжелый ботинок метко въехал в подпрыгивающий копчик. Владелец копчика взревел совершенно нечеловечески. Вторя ему (но совсем с другими чувствами), по-кошачьи взмяукнула молодуха… Ей сегодня не повезло. Рывком сдернутый с нее кавалер (выражение бешенства мгновенно сменил откровенный страх, когда боец осознал, кто его потревожил) стремительно терял возможности к совокуплению.

   – Ты что, сука, оружие бросил! – прорычал Миша и врезал любителю сексуальных игр так, что тот, отлетев, с грохотом ударился спиной о доски денника. – Урою, падла! – Следующий удар пришелся по ребрам. Боец не сопротивлялся, лишь берег наиболее уязвимые места. Миша, впрочем, не собирался его калечить – только преподать урок.

   Хлебалов посмотрел на разлегшуюся на сене молодуху. Ноги врозь, мокрая красная мохнатая дырка – между ними, морда такая же – мокрая, красная, перепуганная. Спутанные волосы…

   «Бабы, – подумал Хлебалов. – Бабы – такая дрянь…»

   – Ты мне похами еще немного, я тебя вообще бабой сделаю, – посулил Бессонов, упирая острие ножа в живот хлебаловского бойца, единственного уцелевшего из опрометчиво высланной Мишей патрульной тройки. Двум спутникам хлебаловца уже перерезали горло и уложили рядком, на виду, чтобы пленник мог всласть полюбоваться на товарищей. Он еще хорохорился, строил из себя крутого, но Бессонову уже было ясно: вот-вот сломается.

   – Или ты мигом колешься, как кокосовый орех в зубах мартышки, – или вот он прямо сейчас тебе без наркоза операцию по перемене пола сделает! – Бессонов сильным толчком швырнул пленника в объятия Салавата.

   Тот ухватил пленника за волосы.

   – Некрасивая девка будет, Бессон. Уши очень большие. Я поправлю, да? – и виртуозным движением ножа отмахнул пленнику левую мочку.

   Пленник заорал.

   – Нос тоже совсем длинный, – озабоченно произнес Салават. – Здесь немного поправляю…

   – Не-ет!!! – заорал пленник. – Не надо! Я все скажу! Все!

   – Сейчас…

   – Погоди! – Монах придержал руку Салавата. – Он же готов.

   – Э-э-э, не мешай! – Салават дернулся. Лезвие ножа мелькнуло у самого глаза пленника, слегка задело щеку.

   – Не надо-о!!!

   – Не надо его резать! – увещевал Монах, «из последних сил» удерживая Салавата. – Бессон, помоги!

   – Уши резать! Яйца резать! Зенки колоть! – отполированное лезвие прыгало перед глазами совсем ошалевшего хлебаловца. Оп! – еще одна кровоточащая царапина. На этот раз на лбу.

   Бессонов «пришел на помощь» Монаху. Вдвоем они кое-как «оттащили» Салавата, ловко уронив пленника между двумя покойниками. Тот скулил от ужаса.

   «Надо же, – подумал Бессонов. – Такой крепкий с виду мужик».

   – Ну, все, все, – успокаивающе проговорил он, присев рядом и похлопав пленника по щеке плоской стороной ножа. – Мы же не звери, чтобы просто так человека калечить. Просто нам нужно кое-что узнать. Если с нами по-хорошему, так и мы по-хорошему. Никто тебя пальцем не тронет…

   Хлебаловский гонец-родственник до Кургана не добрался. Не прошел через кордоны. Лошадь, конечно, не машина, по шоссе ехать не обязательно. Гонец и не ехал по асфальту, пробирался укромными тропками. И на одной из тропок напоролся на патруль. Ничего плохого ему не сделали – документы у гонца были в порядке, оружие при себе отсутствовало. Патруль оказался армейский, но старшим был сержант милиции из Ширгорода. У сержанта имелось четкое распоряжение: всех подозрительных лиц задерживать и немедленно докладывать по инстанции. Всех прочих тоже задерживать и содержать под стражей вплоть до особого распоряжения. Гонец не показался подозрительным, поэтому докладывать о нем сержант не стал, а доставил его вместе с лошадью в ближайший райотдел. Там гонца отделили от лошади, забрали бумажник с мобильным телефоном и заперли вместе с тремя другими задержанными. Гонец не очень огорчился. Главную часть своего поручения он уже выполнил. Ему было велено, как только он окажется в зоне приема, немедленно связаться с Юматовым и передать сообщение. Что гонец и сделал за полчаса до того, как его прихватил патруль. Теперь он со спокойной совестью «забивал козла», а Ефим Асланович тем временем беседовал с Тишей Кочко.

   – …Ты должен найти ее и взять, – приказал Юматов бывшему ширгородскому оперу. И уточнил: – Взять живой!

   Вообще-то Хлебалов велел брать живой или мертвой, но у Юматова были свои моральные правила. Он не любил убивать без крайней необходимости. Особенно – женщин. Особенно – красивых женщин.

   – Девка наверняка скоро будет в Ширгороде, если еще не приехала, – продолжал он. – Установи наблюдение за ее дядей, предупреди своих стукачей.

   – Ефим Асланович, ну не надо меня учить моей работе!

   – Ничего, потерпишь, – сказал Юматов. – Средства не экономь. Имей в виду: если уложишься в три дня, получишь лично от меня десять штук.

   – Спасибо, – сдержанно поблагодарил Кочко. – А как вообще у нас дела? Я слыхал: в Праздничном…

   – Не беспокойся! – оборвал его Юматов. – Пока хозяин в порядке, мы еще повоюем!

   – А он в порядке? – спросил Кочко.

   – В полном! Работай, Тиша. Завтра вечером жду от тебя доклада. Раньше – не надо. Разве что ты ее к этому времени возьмешь. Живой возьмешь, ты понял?

   – Я постараюсь, – сказал Кочко. – В смысле, постараюсь – за три дня.

   Задача не представлялась ему невыполнимой. Конечно, если эта девка будет безвылазно сидеть в особняке своего дяди, добраться до нее не удастся. Но, насколько Тиша смог изучить эту особу, на месте она сидеть не будет.

   – Спокойно, спокойно… – Уж обнял Надю, шепнул ей что-то на ухо. Девушка заулыбалась, кивнула.

   Алеша испытал приступ жгучей зависти. Аленка, где ты?

   – Возможно, милая, развод тебе и не потребуется, – сказал Уж. – Потому что если наш знакомый, Женя Бессонов, преследует твоего супруга, то у тебя есть довольно большие шансы стать вдовой. Сейчас у нас есть более важные дела. Ты говорил с Медведевым, Алексей?

   – Говорил, – кивнул Алеша. – Он обещал поддержку. Но это так, ничего определенного. Зато я ему одну багу подсунул, и он, по-моему, повелся. Если так, то его, возможно, скоро больно щелкнут по макушке.

   – А поподробнее?

   – Можно и поподробнее, – согласился Алексей.

   Встреча состоялась на нейтральной территории – внутри медведевского «бентли». Оба телохранителя вышли из машины (шелеховские спецназы тоже вышли из своей, на медведевских бодигардов глядели, как на грязь), Алеша забрался внутрь, дверца захлопнулась, и они остались вдвоем с Медведевым.

   – Я думал, ты постарше будешь, – пророкотал Медведев, протягивая Шелехову руку.

   – Буду, – согласился Алеша. – Годика через три.

   – Оптимист! – Медведев хохотнул. – Знавал я твоего батюшку – серьезный был человек. Палец в рот не клади.

   Алеша промолчал. Этот человек ему не понравился. Простецкое лицо, добродушная улыбка, а взгляд какой-то склизкий, а изо рта помойкой пахнет. На зубной пасте он, что ли, экономит?

   – Ладно, – заявил Медведев, – не будем тянуть кота за яйца. Жаждешь получить обратно отцовское наследство?

   – Не жажду, – ответил Алеша.

   Медведев крякнул. Такого он не ожидал.

   – Хм… Тогда чего ради ты затеял всю эту бучу? – спросил Медведев.

   – У меня были свои личные причины, – уклончиво ответил Шелехов.

   – Это булкинская сопливка, что ли? – продемонстрировал осведомленность будущий губернатор.

   – И она тоже.

   – Да-а… – протянул Медведев в некоторой растерянности. – Озадачил ты меня, парень. Значит, точно не хочешь батькину вотчину получить?

   – Не хочу, – подтвердил Шелехов. Он физически ощущал исходящее от собеседника давление, но знал, что поддаваться нельзя. Подобные люди привыкли подминать окружающих. А Алешина молодость вызывает у таких вот взрослых мужчин почти рефлекторное желание учить жизни и навязывать свою волю. Чтобы заставить относиться к себе всерьез, Алеше нужно проявлять железное спокойствие. Никаких эмоций. Как можно реже соглашаться с собеседником, но при этом поменьше ему противоречить. Гнуть свою линию, вернее, свой зигзаг. И еще нужно точно знать, к чему стремишься. Алеша знал.

   – Не хочу. Но придется.

   – То есть? – Медведев подвинулся вперед.

   Алеша подавил желание отодвинуться.

   – Я обдумал ситуацию и решил, что если возьму на себя управление заводами отца, это будет наилучший вариант, – спокойно сказал он. – Наиболее бескровный.

   – Сам возьмешь? – резко спросил Медведев.

   – Если придется. – Алеша пожал плечами.

   – Обанкротишься, – холодно произнес Медведев. – У Хлебалова вся оборотка на оффшорах! – Он снова почувствовал себя хозяином разговора.

   Ненадолго.

   Алеша улыбнулся, чуть-чуть, уголками рта.

   – Уже нет, – сказал он.

   – Это как? – в очередной раз удивился Медведев.

   – У меня тоже есть свои маленькие секреты, – уклончиво ответил Шелехов.

   – Допустим, – согласился Медведев. – Но ты все равно разоришься, парень. Ты ведь ни в финансах, ни в производстве – ни уха, ни рыла.

   – Думаю, мне помогут те, кто в этом разбирается, – скромно заметил Алеша.

   – Это кто же? Сурьин что ли?

   – Отчасти и Сурьин. Но думаю, и вы тоже, Руслан Васильевич.

   – С чего это вдруг? – буркнул Медведев.

   – Это в наших общих интересах.

   – С чего ты взял? – усмехнулся Медведев.

   – Хотя бы потому, что я не столь агрессивен, как Хлебалов.

   – Это еще не значит, ты – лучше. С Колей я много лет работаю…

   – Работали, Руслан Васильевич! Работали! А лучше я хотя бы потому, что не ворую чужих секретарш.

   «Только секретарей, – подумал он. – Да и то не по собственной инициативе». Вспомнив о том, как глупо попался Фома, Алеша улыбнулся. А Медведев, наоборот, нахмурился.

   – Ну-ка, с этого места – поподробнее! – потребовал он, и Алеша понял, что собеседник попался.

   На саму девушку Медведеву, скорее всего, наплевать. Но это что ж такое получается! Вот так взять и похитить секретаршу САМОГО Медведева! Да это все равно, что в рожу плюнуть публично!

   – Есть такой остров, Песчаный называтся, слыхали?

   – Это где база «рыбников»? – уточнил Медведев.

   – Именно. Там сравнительно недавно побывала одна моя знакомая и видела вашу секретаршу…

   Тут Алексей вкратце пересказал встречу Павловой и бедняжки Маши. Не скрыл и то, в каком состоянии была секретарь-референт будущего губернатора. Попутно вскользь заметил, что эта информация вскоре станет известна не только Алексею, потому что его знакомая держать язык за зубами не намерена, а намерена поискать кого-нибудь, способного выручить бедную девушку, раз уж ее патрону это не по силам.

   Медведев выслушал очень внимательно. Ни одного намека не пропустил. И сам домыслил недостающее. Хотя тут и домысливать особо не требовалось. Медведев в губернаторы целит и, как все кандидаты, естественно, обещает своим избирателям покровительство, правозащиту и неуклонное повышение благосостояния. Естественно, врет. Как и все. Но простой человек ему верит. На то и существует дорогостоящая политическая реклама, чтобы заставить поверить вранью. Но очень трудно поверить, что кандидат в губернаторы сумеет защитить всех своих избирателей, если он не в состоянии защитить даже свою собственную секретаршу.

   Но Медведев был интриган не чета Алеше. Не один десяток лет «партийной борьбы», как-никак. Медведев чуял подвох.

   – Это всё слова, – проворчал он. – А доказательства, что все так, как ты рассказал?

   – Руслан Васильевич, я дал вам информацию, – спокойно ответил Алеша. – Что же касается доказательств, то их добывайте сами. О достоверности моей информации можете справиться у человека, с которым вы меня познакомили, у Андрея Игоревича. Думаю, он подтвердит, что работа со мной приносит пользу обеим сторонам.

   – Ясное дело, подтвердит, – проворчал Медведев. – Это ведь его архаровцы с тобой приехали? – Не дожидаясь ответа, он полез в карман, достал золотой портсигар, внутри которого оказались леденцы. – Хочешь?

   Алеша покачал головой. Медведев кинул конфетку в рот и спрятал портсигар.

   – С Праздничным он с твоей помощью разобрался? – спросил он.

   Алеша неопределенно пожал плечами.

   – Ладно-ладно, я в курсе, – сказал Медведев. – У меня везде свои люди. Среди хлебаловских тоже. И на Курганском, который ты надеешься получить.

   – Рассчитываю, – уточнил Алеша.

   – Что?

   – Не надеюсь, а рассчитываю. Есть некоторая разница.

   Медведев буркнул что-то неопределенное. И вдруг неожиданно спросил:

   – А весь Никитский куст под себя взял бы?

   Алеша подумал немного.

   – Думаю, да, – ответил он.

   – И сдюжишь? – Медведев поглядел на него с уважением. В первый раз – как на почти равного. Ему было чертовски трудно привыкнуть к тому, что это не сопляк с юношескими проблемами, а вполне реальный кандидат в партнеры.

   – Надеюсь, – сдержанно ответил Алеша. – Правда, поначалу мне потребуется определенная помощь.

   – Это будет, – покровительственно пророкотал Медведев. – Поможем. С чего собираешься начать?

   – Первым делом – перезамкнуть на себя связи Хлебалова. И его людей.

   – Так уверен, что они пойдут под тебя?

   Алеша улыбнулся.

   – Думаю, у них не будет выбора, – сказал он. – Многих я знаю лично, и они относятся ко мне неплохо. Я бы даже сказал, по-отечески. – Алеша улыбнулся еще шире и теперь выглядел совсем мальчишкой.

   В заскорузлом сердце Медведева что-то шевельнулось. У него было двое детей: сын и дочь. Сын жил во Франции, дочь – в Италии. Замужем. Оба возвращаться не собирались. К сыну Медведев относился с легким презрением: тот не умел зарабатывать деньги, только тратить. А вот от такого сына, как этот парень, Руслан Васильевич не отказался бы. А почему бы и нет? Он же – сирота.

   – Ты мне понравился, Алексей, – сказал Медведев решительно. – Будешь работать на меня!

   – Вместе, – уточнил Алеша. – Вместе с вами.

   Медведев нахмурился, но вдруг разразился хриплым смехом.

   – Ну, ты кремень, – одобрительно произнес он. – Ладно, по рукам! – И протянул широкую ладонь.

   В этот момент Медведев решил совершенно определенно: он не даст мальчишке подняться. Использует его, чтобы свалить Хлебалова, расшатать структуру, отстранить хлебаловских ближних, вроде Юматова, тех, кто способен перенять удел никитского князька. А когда все окончательно пойдет вразнос, Медведев вмешается и «в интересах области» все подберет под себя.

   – А где твои собственные люди? – спросил ширгородский магнат, когда они обменялись рукопожатиями. – Побили их, что ли?

   – Моих людей не так-то просто побить, – улыбнулся Алеша. Он почувствовал, что Медведев принял какое-то решение. Но подумал, что это касается не лично его, а той баги, которую он подбросил будущему губернатору. Касательно похищенной секретарши.

   Они еще поговорили минут пять. Шелехов старался убедить ширгородского магната, что военная мощь никитского князька полностью подорвана, а ширгородский магнат – убедить Алешу, что без его одобрения в Ширгороде и области ни один голубь не погадит. И надо же: опытный хитроумный политик безусому мальчишке поверил, а мальчишка политику – нет. Бывают же такие казусы!

   Когда Шелехов вышел из машины, Медведев еще некоторое время посидел в одиночестве, раздумывая.

   Да, отличный парнишка. Перспективный. Чересчур перспективный. Но с этим Медведев разобраться еще успеет. Есть более срочные дела.

   Руслан Васильевич взялся за телефон.

   – Приемная генерального директора охранного предприятия «Красный тигр», – прожурчал девичий голосок.

   – Медведев! – рыкнул в трубку будущий губернатор. – Шефа твоего быстренько! Иван! Слушай сюда. Где Песчаный, знаешь? Бери своих орлов и торпедой туда. Машка там… Да, точно знаю. Действуй!

   «Нет, – решил Кочко, – звонить Асланычу в Курган мы не станем. А позвоним-ка мы Рябому. Пусть поднимает группу». Вообще-то сам Рябой Паше Кочко не нравился. Была в нем уголовная гнильца. На службе у Хлебалова бывшему оперу часто приходилось работать с криминальными элементами. Строго говоря, в Никитске было почти невозможно провести границу между криминалом и правоохранительными органами. А в рыбинспекцию набирали явных бандитов. Главное, чтобы судимости не было. Хотя, что судимость? Купил бывший урка новый паспорт – и никто не узнает, что он отсидел семерик за разбойное нападение. Кочко знал пару-тройку таких в кадрах «рыбинспекции». Тут и искать не надо. Достаточно читать не по паспорту, а по наколкам. Рябой не сидел, хотя менталитет имел чисто уголовный. Но у Кочко не осталось выбора. Своих «исполнителей» у него не было. Не было и необходимости в них. Раньше в таких ситуациях Тиша связывался с Хожняком или Застеновым – и те давали бойцов. Но Хожняк мертв, а Стена вместе со своими людьми запропал с концами. Кочко никто не удосужился проинформировать о том, что Застенов, в бледном виде, обнаружился в Праздничном. О событиях в поселке Паша Кочко имел только самую общую информацию: Праздничному – конец; Хлебалов уцелел, но связи с ним нет; старший по команде – Юматов. На крайний случай у Кочко тоже имелся новый документ. И кое-какие сбережения. Но крайний случай, по его мнению, пока еще не наступил. Зато сам он только что заработал десять штук премиальных.

   – Рябой? Это Тихон. Возьми пару-тройку пацанов и подтягивайся в санаторий. Есть работа.

   – Не, Тиша, не могу. Муха общий сбор скомандовал. Там какие-то уроды на Песчаный наехали.

   – Не отключайся! – скомандовал Кочко. – Я сейчас выясню…

   И со второго мобильника позвонил Мушкину.

   – Что там у тебя, подполковник?

   – Здорово, опер! – По довольному тону начальника рыбинспекции Кочко сразу понял: ситуация под контролем. – Какие-то идиоты решили нашу базу взять. На катерах, прикинь! Голой жопой – на пулеметы!

   – Ну и как, отстрелили им жопы? – осведомился Кочко.

   – Вместе с мудями! – Мушкин довольно хохотнул. В последнее время у него было не так уж много победных реляций. – О хозяине – ничего? – другим тоном спросил он.

   – У меня – ничего. Слушай, мне Рябой нужен.

   – Забирай! – великодушно разрешил Мушкин.

   Через полчаса Кочко вместе с Рябым и пятью пацанами загрузился в джип и двинул по указанному адресу. Номер квартиры информатор не сообщил, только подъезд. Кочко остался в машине. Рябой и его люди вышли заранее, чтобы не светиться у джипа, подошли к подъезду порознь и распределились так, чтобы не бросаться в глаза.

   Ждать им пришлось около часа. Когда во двор въехал красивый серебристый мерс, Тиша, хоть и не сумел ничего разглядеть за тонированными стеклами, сразу решил: она! Та самая, за которую Юматов и обещал десять косых. Не так уж много в Ширгороде навороченных пятисотых.

   – Прибыли! – сообщил Тиша своим.

   Когда охраняемая персона в сопровождении телохранителей покинула машину, Кочко порадовался, что Рябой прихватил с собой аж пятерых «быков». Трое телохранителей Павловой-Хлебаловой выглядели достаточно внушительно. И, похоже, дело знали. Один тут же отправился проверять подъезд, двое остались на улице вместе с охраняемой персоной, прикрывая ее своими тушами от возможного выстрела. Что ж, такую малявку прикрывать – дело несложное.

   – Проверка, – сообщил по телефону Кочко.

   Кочко не знал, где Рябой расставил своих людей, но, видимо, он расставил их правильно, потому что телохранитель, посланный на разведку, вернулся и доложил, что все чисто.

   После этого охраняемая персона в сопровождении двоих бодигардов вошла в подъезд. Третий охранник задержался. Видимо, докладывал из машины, что все путем.

   Доложил. Вылез. Открыл дверь в подъезд… И тут из виноградных лоз вынырнул пацан Рябого и с размаху воткнул ему шило в бритый затылок.

   Рябой с бойцами расположился в квартире на втором этаже. Позвонили в пару дверей. Вошли в первую, которую открыли. Дали хозяину, затерханному плюгавому мужичку, по тыкве, проделали в дверной филенке дырку для наблюдения и приготовились ждать.

   Час спустя пришло время действовать. Как только проверяющий поднялся до самого верха, а затем спустился вниз, естественно, никого не обнаружив, Рябой с двумя пацанами бесшумно ушли вверх по лестнице. Еще двое остались в квартире, чтобы взять лохов в клещи.

   Кочко проинструктировал Рябого: брать лучше всего, когда клиенты откроют дверь в собственную квартиру (или им откроют), и один или двое войдут внутрь. В этот момент люди расслабятся, внимание, естественно, притупится…

   Рябой бывшего опера недолюбливал (естественная неприязнь бывшей шпаны к милиционеру), но рекомендации его слушал очень внимательно. И последовал им в точности.

   Девка открыла дверь своим ключом. Первым вошел один из телохранителей, второй пропустил девку вперед…

   Негромко хлопнул выстрел. Пуля пробила телохранителю череп. Там и осталась: пороховой заряд был ослаблен под глушитель.

   Стрелял боец снизу. Другой боец, сверху, спрыгнув через шесть ступеней, оттолкнул уже мертвого телохранителя, влетел в квартиру и пальнул в другого бодигарда, успевшего повернуться на звук, но только-только потянувшегося к своему оружию. Между пацаном и бодигардом оказалась девка, но по своей мелкости помешать выстрелу она не могла.

   Бодигард, получивший пулю прямо в открытый рот, повалился на линолеум, пацан ринулся дальше (приплюснутая к стене девка пискнула), но он мог и не спешить. Никого, кого требовалось бы срочно гасить, в квартире не было. Имелся какой-то бледный задохлик на диване, который только и успел, что продрать глаза.

   Пацан не стал тратить на него пулю: треснул рукоятью в лобешник, и задохлик выпал в осадок.

   – Все, ласточка, отлеталась! – процедил Рябой, одной рукой сдавив Наде горло, а второй ощупывая ее в поисках оружия. Оружия он не нашел, зато на Надиной груди и бедрах наверняка остались следы от его пальцев. Ошеломленная, полузадушенная, она даже не сопротивлялась. Рябой отволок ее в комнату, сковал наручниками, пропустив браслет через трубу отопления. Затем взял в наручники задохлика на кровати. Сначала хотел и его пристрелить, но задохлик выглядел достаточно испуганным, а Рябой любил, когда его боялись. Да и мало ли что… Может, и этот больной для чего-нибудь сгодится. Закончив, позвонил Кочко:

   – Поднимайся, мы все сделали.

   Кочко вошел в квартиру через несколько минут. Вместе с бойцом они приволокли наверх третьего телохранителя. Вернее, его труп. Все, теперь можно докладывать Юматову…

   По старой ментовской привычке Тиша быстренько оглядел помещение, открыл ящик стола и… опаньки!

   В столе лежала тонкая кучка документов, а наверху – иностранный паспорт. И паспорт этот принадлежал не кому-нибудь, а Алексею Игоревичу Шелехову.

   – Это откуда? – Кочко поднес паспорт к носу Нади.

   Та всхлипнула и помотала головой.

   – Ах ты!.. – Подскочивший Рябой занес кулак.

   – Не трогай ее! – Это подал голос задохлик. – Я все скажу!

   – Говори! – Кочко развернулся к нему, оглядел, оценив и восковую бледность, и круги у глаз.

   – Это наш друг, – пробормотал задохлик. – Он паспорт тут оставил. У него с собой другой, российский…

   – Ага… – Кочко порылся в столе, извлек кучку рублей, пластиковую карточку. – Это тоже его?

   – Его, – ответил задохлик. – Он эту квартиру снял… для нас.

   – А сам он, наверное, сюда не скоро вернется? – забросил крючок Тиша.

   «Сейчас соврет», – подумал он. Но задохлик смотрел преданно-испуганно. Кочко был знаком этот взгляд. С таким взглядом не врут.

   – Почему – не скоро? Сегодня обещал, часа через два или три.

   – Он один? – спросил Кочко.

   Задохлик отрицательно покачал головой:

   – С ним охрана.

   – Это точно! – вмешался Рябой. – Пацаны его видели: он к Сурьину приезжал. А с ним какие-то лбы в «пятне».

   – Что за люди? Чьи? – спросил Кочко.

   – Не ширгородские. Нанятые из Ярославля. Или из Москвы, я точно не знаю.

   – Крутые?

   – Да. Из ВДВ.

   Кочко поглядел на Рябого, Рябой пожал плечами. ВДВ так ВДВ. А что здоровые, так меньше вероятность промахнуться.

   Кочко кивнул Рябому: мол, выйдем на кухню.

   На кухне жужжали мухи. Уже успели слететься на трупный запашок.

   – Будем ждать? – спросил-предложил Кочко.

   – А смысл?

   – За этим пацаном Григорьич третью неделю гоняется.

   – Не подставимся?

   Кочко пожал плечами:

   – Может, Асланычу позвонить?

   – Может. Только если этот телефон на прослушке, тогда точно спалимся.

   – А по мобильнику?

   – Шутишь?

   – Подозрительный ты, Тихон, – пренебрежительно произнес Рябой. – Как думаешь, если мы еще и этого возьмем, сколько Юматов премиальных отвалит?

   – Не обидит! – заверил старшего инспектора Кочко. – Ждем?

   – Ждем! – решил Рябой. – Я сейчас двух пацанов вниз пошлю, чтобы эти внезапно не нагрянули. ВДВ тоже разное бывает, сам знаешь.

   Кочко кивнул. Если удастся одним махом взять еще одну столь желанную хозяину рыбку, это будет замечательно. Но, может, не стоит сразу отдавать их Юматову? Краем уха Кочко слышал, что за этим Шелеховым большие деньги стоят. И за девку Сурьин тоже может отстегнуть неслабо. Может имеет смысл, пока не поздно, поработать на себя, а не на дядю?

   Но эти мысли Кочко пока оставил при себе. Еще неизвестно, как к такой идее отнесется Рябой. Тут надо осторожно…

   Дорожка, ведущая к нужному парадному, была затенена виноградными листьями. Серебристый пятисотый мерс, на котором приехали Надя и сопровождавшие ее охранники, стоял на привычном месте, а вот напротив подъезда, на детской площадке, вплотную к песочнице, в которой возились загорелые дочерна карапузы, стоял квадратный внедорожник с «люстрой» на крыше.

   – Что ты сказал? – спросил лейтенант.

   – Остановите здесь, – попросил Алексей водителя. – Я сказал, лейтенант, что мне не нравится вон та машина у нашего подъезда.

   – Что в ней особенного? – спросил командир спецназовцев. – Джип как джип…

   – Кажется, я его видел раньше. И, обрати внимание, номера на нем никитские…

   Алексей достал мобильник:

   – Тимофей, это я. Как у вас дела?

   – Лучше не бывает. – Голос Ужа был как-то излишне бодр. Или Алеше показалось? – Ты далеко?

   – Близко, – ответил Шелехов. – Пять минут пешком.

   – Или пять секунд полета! – Уж засмеялся. – Помнишь, ты из окошка летал? Аналогичный случай.

   – Так то – сверху вниз! – сказал Алеша. – То есть мы с тобой местами поменялись, верно?

   – В самую точку, старик! Сверху – всегда лучше! Все, жду!

   Алеша спрятал телефон, посмотрел на лейтенанта:

   – Скверные дела, – сказал он. – Их взяли. В квартире засада.

   – Я тебе обещал, детка, что доберусь до твоего тельца, если ты будешь плохо себя вести? – со скверной ухмылкой сказал Рябой, нависая над Надей. – А я за базар отвечаю! Конкретно! – Рябой протянул руку…

   – Не трогай ее! – потребовал Уж.

   Рябой не обратил на него внимания. По его мнению, этот задохлик никакой опасности не представлял, а те, кто представлял, лежали рядком в соседней комнате и потихоньку покрывались трупными пятнами.

   Надя отодвинулась от бандита настолько, насколько позволяла пропущенная под трубу цепочка наручников, сковавших ее руки за спиной. Рот ее был заткнут, а кляп закреплен полотенцем – кричать она тоже не могла.

   Рябой присел на корточки, ухватил ее за лодыжку, потянул к себе. Надя попыталась лягнуть его другой ногой, но Рябой перехватил ее и захихикал.

   – Брыкливая коза! Сейчас мы твои копытца стреножим… – Браслет наручников защелкнулся на Надиной щиколотке. – Одно копытце сюда… – Рябой потянулся к ножке шкафа, – второе…

   – Рябой, прекращай дурью маяться! – сердито произнес бывший опер Тиша Кочко.

   – Чего? – Рябой недовольно поглядел на Тишу.

   – Того! Оставь в покое девку, я сказал!

   – Ах, ты сказал… – с издевкой протянул Рябой. Второй браслет защелкнулся, приковав левую ногу Нади к ножке шкафа.

   – Рябой, я тебя предупреждаю!

   – Ах, ты предупреждаешь… – Рябой не любил этого ментяру, охотно пошел бы на дело без него, но это Кочко вычислил хату. Только зря мусор думает, что это он тут мазу держит. – Ах, ты предупреждаешь! Правда? Видишь, я уже обдристался! – Рябой ухмыльнулся. – Чуете, пацаны?

   Бойцы Рябого загоготали. Они убивали время, перекидываясь в буру, но бригадир предложил развлечение повеселее.

   – Самое сладкое после хорошей драки, – продолжал Рябой, – запердолить такой вот сучке промеж ляг. Если ты не пидор, конечно! – Рябой глумливо подмигнул Кочко. – Так, пацаны? – Он достал еще одну пару наручников.

   Трое бойцов выразили полное одобрение словам бригадира.

   – Я – второй! – тут же заявил один.

   – Почему это ты? – агрессивно возразил другой.

   – Кончили гнилой базар! – гаркнул Рябой. – Киньте на туза, кто за кем…

   Тимофей Смирнов по прозвищу Уж лихорадочно пытался придумать, что можно сделать. И понимал, что не сможет сделать ничего. Проклятая слабость! Проклятая беспомощность! Он спал, когда эти уроды ворвались в квартиру. Уж знал: когда человек спит, раны заживают быстрее. И он все проспал! Себя, Надю… Самое отвратительное ощущение – когда не можешь защитить близкого человека!

   Даже сейчас Ужу потребовалось бы не больше минуты, чтобы избавиться от наручников. И еще десять секунд, чтобы перестрелять этих отморозков. Ближайший автомат висел на плече бандита в шести метрах от Ужа. Один хороший бросок, пустяк.

   Хорошего броска не получится. Проклятая слабость! Но Уж все-таки рискнет… Он должен рискнуть…

   – Я тебе сказал: оставь ее в покое! – Кочко выхватил пистолет и направил его на Рябого.

   Тот нехотя отпустил Надину ногу, медленно выпрямился.

   – Ну давай, мент, стреляй, – лениво процедил он.

   Палец Кочко слегка надавил на спуск… и остановился. Бойцы Рябого целились в него из автоматов.

   – Стреляй, ментяра позорный… – проговорил их бригадир, неторопливо приближаясь к Кочко.

   Телефон зазвонил в самый подходящий момент.

   Кочко опустил пистолет, кивнул на Ужа.

   Рябой подхватил его, легко, как ребенка, перекинул с дивана в кресло у стола. Уж скрипнул зубами, на лбу выступил пот… Было очень больно, но когда Рябой поднес трубку к его уху (трубку второго телефона снял Кочко), голос Тимофея был совершенно спокоен.

   – …Лучше не бывает, – бодро произнес он. – Ты далеко?

   – Значит так, – начал доклад возвратившийся с рекогносцировки спецназовец, – один сидит в машине, второй – у подъезда. Закрылся между лоз, сука такая, только голова и жопа выглядывают, но скрытно никак не подойти.

   – Да… – протянул лейтенант. – Прикид у нас приметный.

   – Мой человек, – сказал Алеша, – рекомендовал попробовать сверху. Это реально?

   – Сверху? – Глаза лейтенанта блеснули. Вся его группа тоже оживилась. – Это вариант. Трос у нас есть?

   – Метров тридцать.

   Лейтенант прикинул:

   – Третий этаж… На троих хватит. Интересно, сколько их там?

   – До восьми человек, – сказал ходивший в разведку. – В джипяре третьим рядом сиденья поставлены.

   – Значит, будем исходить из того, что в квартире может быть шестеро.

   – Кто-то из людей Сурьина мог оказаться предателем, – предположил Алеша. – Иначе как они без стрельбы в квартиру попали?

   – Допускаем и это, – кивнул лейтенант. – Нас четверо (Алексея он в список не включил), значит, делаем так: идем сверху, с крыши, один – через люк, остальные на тросах – в окна… – Тут он вспомнил, что ему поручено охранять Шелехова и поправился: – Двое – в окна. Ты (водителю) останешься здесь.

   – Трое, – возразил Шелехов. – Лейтенант, я не хрупкая барышня.

   Командир спецназовцев подумал немного, потом кивнул. Минус один боец – это в полтора раза ослабленная штурмовая группа.

   – А предупредить своих сумеешь? – спросил он.

   – Попробую…

   Телефон снова зазвонил.

   Двое бойцов, карауливших двери в ожидании визитера, тут же развернулись в сторону комнаты. Рябой, маячивший у окна, тоже повернулся. Кочко приложил палец к губам, подал знак третьему бандиту. Тот упер в затылок Ужа ствол автомата, а свободной рукой прижал к уху трубку, Кочко взял параллельный.

   – Это я, – раздался в трубке голос Шелехова. – Прости, задержка. А ля гер, ком а ля гер. В общем, осень еще далеко, но птицы уже летят…

   – …Птицы уже летят, – сказал Алексей, когда три фигуры в камуфле, отталкиваясь от грязно-синей стены пятиэтажки, стремительно заскользили вниз. Видел их не он один. Водитель в джипе уже вываливался из машины, поднимая автомат. Алеша был готов: пистолет в его правой руке был уже наведен на ожидаемую цель. Упражнение «бегущий кабан» он всегда выполнял безошибочно, а бандит, на свою беду, двигался намного медленнее кабана…

   …Грохот выстрела на улице на долю секунды опередил «пришествие с небес». Рябой успел развернуться к окну… И, получив страшный удар двумя ногами в грудь, грохнулся спиной на стол, проехался по нему и врезался головой в паркет.

   Боец, уткнувший ствол в затылок Ужа, рефлекторно нажал на спуск. Но Уж был готов: секунду назад он сам надавил затылком на ствол, а потом резко отдернул голову в сторону, автомат «нырнул» стволом вперед. Правое ухо Ужа надолго потеряло способность слышать, зато очередь не разнесла ему череп, а полоснула по бедрам Паши Кочко.

   Второго шанса хлебаловский боец не получил, потому что сразу две пули вошли ему в голову, избавив от печального осознания своей ошибки.

   В общем, активная часть операции заняла чуть меньше минуты.

   Результатом ее были еще четыре трупа (три в квартире, один – на улице), двое пленных и один удравший. Алеша мог бы подстрелить хлебаловца, давшего стрекача, но не стал. Атакующая сторона потерь не понесла, но тоже сочла необходимым отступить. Алеша позвонил Куркову. Объяснил ситуацию, попросил быстренько прислать кого надо, прибраться и забрать на время Надежду. Тем временем спецназовцы вытащили трупы из квартиры на лестницу.

   Курков примчался лично, через пятнадцать минут. С ним прибыл адвокат, еще дюжина бойцов и прикормленный опер из местного отдела. Только после этого Алеша позвонил Табидзе, сообщил о перестрелке и намекнул, что, по его мнению, имело место взаимное истребление двух противоборствующих структур.

   Табидзе фыркнул, но от реплики, кому и кого следует учить, воздержался.

   Убедившись, что к встрече следственной группы все подготовлено, Курков отбыл, увозя с собой Надю и тяжелораненого Кочко. Шелехов, Уж и спецназовцы тоже уехали, прихватив для «дружеского» разговора старшего инспектора Рябчикова, ухитрившегося во время захвата не только остаться в живых, но даже не получить серьезных повреждений. Но, судя по выражению лица старшего инспектора, он не считал, что ему повезло. И был абсолютно прав.

   Арендованный на сутки тренажерный зальчик в подвальном помещении оборудован был бедновато. Но те, кто его арендовал, качать мышцу не собирались.

   – Об одном жалею, – сказал устроившийся на топчане Уж, глядя на Рябого, качественно закрепленного на привинченном к полу сиденье, – Салаватика с нами нет… Большой мастер собеседования. А как виртуозно ножиком пользуется. Сразу видно, что мясник в третьем поколении.

   Рябой, бледный и потный, с ужасом глядел то на окружавшее его железо, то на тех, кто, похоже, намеревался опробовать это железо на его организме. Вообще-то Рябой неплохо переносил боль, но перспектива стать калекой…

   – Средневековые у вас методы, Тимофей Аркадьевич, – сказал Ужу лейтенант, надламывая кончик ампулы. – Варварские. И в полевых условиях не всегда применимые. Время, бывает, дорого…

   – В полевых-то условиях как раз обычный нож бывает очень эффективен, – не согласился с лейтенантом Уж. – Но время, действительно, дорого, это вы правы. А он от этого не загнется?

   – Может, и загнется, – пожал широкими плечами лейтенант. – Или вам он в суде нужен – показания подтвердить?

   – Да нет, пожалуй. Алеша, как полагаешь?

   – Перебьемся, – ответил Шелехов с явным облегчением. Наблюдать, как живьем режут человека, даже во имя самых гуманных целей, даже такого, как этот бандит… Нет, это зрелище не доставило бы Алеше удовольствия.

   В общем, смерть Рябого была более легкой и приятной, чем его жизнь, а Шелехов наконец узнал то, что ему так хотелось узнать последние несколько дней: где прячут Аленку.

   – Вот Лехе будет сюрприз! – заметил Монах. – Берем?

   – Охренел? Их там за два десятка!

   – Ну и что? – поднял бровь Монах. – Четверых мы уже угондошили.

   – Пока троих, – уточнил Салават и кивнул на пленника. Тот задрожал.

   – Салават, к дереву его привяжи, – сказал Бессонов. – Давай отойдем. Воняет от него.

   – Может, я его зарежу? – предложил Салават. – Это быстрее.

   – Я сказал: привяжи к дереву! – рявкнул Бессонов.

   Дисциплина, мать ее так! Уже и Салават в пререкания вступает!

   – Монах, тебе задача такая: отсюда до шоссе километров двадцать. И еще километров двадцать до Никитска. Из Никитска связываешься с Лехой, докладываешь обстановку. Времени тебе на все про все пять часов. Не заблудишься?

   – Может, лучше Салавата послать? – предложил Монах. – Он бегает шустрее.

   – Зато у тебя шустрее язык! – раздраженно произнес Бессонов. – А там на дорогах патрули. Этих, – кивок в сторону хутора, – ищут по полной программе. Уже два раза вертушка пролетала. Забыл, что ли?

   – Забудешь! – хмыкнул Монах. – Вон она снова летит! Ба! Да она гражданская! И снижается!

   Они успели подбежать к опушке, как раз когда вертолет, действительно, гражданский, а не военный, приведя в полное неистовство собак, опустился на покос перед домом. На борту машины теперь без труда можно было разглядеть эмблему ширгородской рыбинспекции. К противнику прибыло подкрепление.

   Разумеется, половина хлебаловских тут же вывалила встречать. Лопасти вертолета постепенно замедляли мах, но из летающей машины никто не выходил.

   – Что-то тут не так… – пробормотал Бессонов. – Но почему бы нам не повеселиться… – добавил он, ловя на мушку сгрудившихся на крыльце хлебаловцев.

   Его опередили: со стороны леса, пятьюдесятью метрами правее, там, где укрывался Сивый, прогрохотал автомат – и опрокинул сразу четверых хлебаловцев, тех самых, на крылечке.

   – Гаси! – гаркнул Бессонов, полоснул по двоим, у сарая (одного достал), и сразу переместился метров на шесть вправо, так что ответная очередь досталась бедному малиннику.

   Коротко ударил автомат Салавата, разнеся оконное стекло. В доме кто-то завопил… Но хлебаловцы уже опомнились: в окно второго этажа высунулся хобот пулемета и принялся поливать опушку, нашаривая свинцовой струей рассредоточившихся «братьев-разбойников».

   – Вертушка! – сказал Миша. – Похоже, не военная.

   – Думаешь, наша? – спросил Хлебалов.

   – Почему бы и нет? Гонец ваш по срокам как раз успевает. Ефим Асланович тянуть не станет.

   – А твои разведчики как? – спросил Хлебалов.

   – Скоро вернуться должны. Я им на прочесывание три часа отпустил. Видно, не нашли ничего пока. Связи у нас нет: мобильники здесь не ловят, а насчет раций я как-то не сообразил! – сокрушенно добавил он.

   – Ничего, – успокоил его Хлебалов. – Ты и так сработал отлично. Без тебя нас всех бы уже приговорили!

   – Стараюсь, Николай Григорьич! А-а! Что я говорил! Наша вертушка! Рыбницкая!

   – Рыбинспекции? – Хлебалов потер успевший обрасти щетинкой череп. – Бортовой номер какой?

   – Не видать отсюда! Но эмблему вижу!

   Хлебалов прикинул: у рыбинспекции было шесть типовых машин. Две – на Песчаном, одна – в ремонте, одну сбили месяц назад Ванька-Мститель с приятелями, одна наверняка досталась федералам в Праздничном, одна – в личном распоряжении Юматова. Скорее всего, это она и есть…

   Снаружи прогрохотала очередь. Миша отшатнулся от окна, присел. Еще выстрелы…

   – Из вертушки бьют? – хладнокровно осведомился Хлебалов.

   Миша осторожно глянул через край подоконника.

   – Нет, из леса. Ствола три-четыре, не больше. Не понимаю…

   – А в вертолете?

   – Сидят, не высовываются. Вот засадят по ним из гранатомета…

   – Был бы у них гранатомет, давно бы по нам засадили, – буркнул Хлебалов. – Наверняка это те суки…

   – Кто?

   – Бессонов. Ванька-Мститель гребаный! Они эти леса лучше нас знают…

   В комнате наверху мощно загрохотал пулемет. Противник сразу усох, а хлебаловские бойцы, наоборот, оживились: в десяток стволов принялись поливать. Миша одобрительно хмыкнул. Мужики опытные, обстрелянные, на хапок не возьмешь… Хотя, надо признать, взяли их именно на хапок… Скольких положили? Шестерых, как минимум… Но сейчас лес притих.

   – Николай Григорьич, может, вылазку сделаем? – пререкрывая грохот пулемета, выкрикнул Миша.

   – Нет! – Хлебалов решительно мотнул головой. – Сколько ты послал? Троих? И где они? Никаких вылазок, пока я не улечу. Со мной полетят девка и ты. И еще четверых подбери. Что там с вертолетом? Так и сидят?

   – Не-е… Зашевелились!

   Люк вертушки открылся, вниз спрыгнуло несколько камуфлированных, тут же рассредоточившихся… и занявших позицию не против леса, а против хлебаловцев.

   «Идиоты! – мысленно выругался Миша („Ну что там?“ – нетерпеливо крикнул Хлебалов). – Что они…» – И тут он увидел целящегося прямо в него гранатометчика.

   – Ложись! – завопил он, в прыжке снося Хлебалова с койки, на которой тот сидел, подминая его под себя и молясь, чтобы гранатометчик промахнулся.

   От взрыва дом содрогнулся. Потолочная балка треснула, дождем посыпалась штукатурка…

   «Живой!» – подумал Миша. В ушах звенело. Под животом возился и пихался Хлебалов.

   Гранатометчик не промахнулся. Попал, куда целил. Пулемет на втором этаже заглох.

   Потянуло гарью. Миша отпустил Хлебалова и подпихнул его под кровать. Панцирная сетка и два матраца – лучше, чем ничего. Никитский князек открывал и закрывал рот… Требовал что-то. Миша не вникал. Да и не слышал ни хрена. Миша подполз к подоконнику, приподнялся… И тут же присел, потому что в окно сразу влепили трассером, а через секунду замолотил пулемет, разнося вдребезги раму и дырявя противоположную стену.

   «Хорошо, что не бетон, – успел подумать Миша. – Рикошетов нет… Но надо в темпе валить, пока гранату не влепили…»

   У его бригады тоже был гранатомет, но он вместе с гранатометчиком, мать его так, остался в хлеву. А хлев, как успел заметить Миша, полыхал ярким пламенем, причем изнутри – ни рева, ни воплей. Не бывает такого, чтобы живые существа горели молча. Значит, живых там нет. Нет гранатометчика. И, похоже, нет большей части хлебаловского войска. Вторая вероломная атака обошлась еще дороже первой. Удивительно, что прилетевшие не разносят к хренам эту двухэтажную избушку. Хотят взять живьем, что ли?

   Внезапно стало тихо. Прекратили стрелять прилетевшие и те, кто в лесу. Хлебаловские – тоже.

   – Эй, там, в доме! – зазвенел усиленный электроникой знакомый голос. – Сдавайтесь, и будете жить!

   – Лешка Шелехов! – удивленно воскликнул Миша.

   Мертвенно мрачное, в побелке и копоти, лицо Хлебалова оживила свирепая усмешка.

   – Он самый, сучонок! – произнес никитский князек. – Повезло нам! – Он сплюнул на засыпанный штукатуркой пол. – Мишка, бегом за его девкой. Тащи ее сюда. И всех, кто есть в доме, – тоже.

   – Здорово, Лешка! – пододвигаясь поближе к окну, заорал Хлебалов. – У меня твоя девка, знаешь?

   – Знаю! – последовал ответ. – Если с ней что-нибудь случится…

   Из Ширгорода они долетели за два часа. Шелехов и восемь спецназовцев. Вертушка была трофейная, но пилотировал позаимствованный у военных экипаж. У военных же взяли кое-какое вооружение: два пулемета, гранатомет… На всякий случай. По данным, полученным от Рябого, Аленку стерегли всего двое бойцов, но Козявкин хутор располагался недалеко от Кургана, к которому пробивались остатки хлебаловского «войска», уцелевшие после боя в Праздничном. Кто-то из них мог обосноваться на хуторе.

   Сели нагло, на лужок у самой изгороди…

   – Два бойца, говоришь… – проговорил лейтенант, глядя на вышедших встречать. – Лично я вижу уже шестерых… А вон еще один, в сарайчике. А в руках у него… Эрпэгэ двадцать два, кажется? Так, сержант?

   – Точно! – процедил сержант. – Стрельнет – мало не покажется. Только, думаю, он промажет.

   – Почему так думаешь?

   – Лох. У него там куча сена за спиной. Сгорит к чертовой матери.

   – Почему сгорит? – поинтересовался Алеша.

   – Выхлоп, – сказал сержант. – От выстрела. Газы пороховые. Эк!

   Последнее восклицание утонуло в грохоте выстрелов, а относилось оно к тому, что группу любопытствующих бойцов на крылечке разметало очередью.

   Гранатометчик успел нырнуть в темноту сарайчика.

   – На выход? – полуутвердительно спросил сержант.

   – Погодь! – Лейтенант перебрался вперед: один из пилотов с готовностью уступил ему место. – Ага! Работают с опушки… Хиленько, хиленько… А вот это уже не хило! – отреагировал он, когда в процесс включился пулеметчик. Леша тоже протиснулся вперед (его вежливо пропустили), увидел, как рвется пламя из дульного среза пулемета…

   – Нас, типа, игнорируют, что ли? – сказал кто-то из спецназовцев. – А, командир?

   – Обиделся? – ласково поинтересовался лейтенант. И другим, жестким, тоном: – Отделение!..

   – Всю жизнь мечтал умереть в постели от старости, – проворчал сержант, объяснявший про пороховые газы.

   Шелехов слушал, как лейтенант четко, короткими рублеными фразами ставит задачи бойцам, и слегка завидовал. Вот человек, который точно знает свое место в жизни и занимает его по праву. Алеша же в последнее время чувствовал себя актером-самоучкой, играющим чужую роль и рискующим, что его вот-вот раскусят…

   – …Остаешься с ним! – бросил командир спецназовцев сержанту, кивнув на Алексея.

   – Там девушка, – напомнил Шелехов. – Ее надо…

   – Помню, не инвалид! – отрезал лейтенант. И своим: – Ну, братцы… побежали!

   И первым сиганул в люк.

   – Эй там, в доме! – произнес Шелехов в микрофон. – Сдавайтесь и будете жить!

   И не очень удивился, услышав голос Хлебалова.

   Горел сарай, подожженный гранатой и трассерами. Горели подсобные постройки. Валил дым со второго этажа дома. Сопротивление противника, можно сказать, было подавлено. Но в существующей ситуации…

   – У меня приказ содействовать вам, Алексей, – сказал лейтенант. – Но в доме – вооруженные преступники. Мы можем их взять, но гарантировать безопасность заложницы невозможно.

   – Поджарить их – сами вылезут, – проворчал сержант, мечтавший умереть от старости.

   Алексей мог его понять. Не будь в доме Аленки, это был бы самый безопасный и эффективный план.

   – Ваши предложения? – сказал он уже в микрофон.

   Пожар потушили. Но собрались все равно на первом этаже, наверху слишком воняло гарью.

   – …Наши предложения такие: я ухожу! – заявил Хлебалов. – Вместе со всеми своими людьми! – Хлебалов посмотрел на «всех своих людей»: трех личных телохранителей, двух бойцов из Праздничного и Мишу, придерживавшего за плечо Белкину, растрепанную, в камуфляжном комбинезоне размера на три больше, чем требовалось, со связанными руками и ртом, который Хлебалов только что велел заткнуть тряпкой. Теперь соплячка больше не ругалась, а только сверлила Хлебалова яростным взглядом. Надо же, какой характер оказался у девки: так и не удалось сломать. И папаша у нее был такой же: убить дешевле, чем договориться.

   – …Вместе со всеми своими людьми! – повторил Хлебалов. – Кроме одного… Этот один останется с твоей девкой и прирежет ее, если услышит выстрелы! Если в течение часа все будет тихо, он отдаст девку вам, и вы его отпустите!

   Алеша посмотрел на лейтенанта, тот пожал плечами: у него приказ – обеспечить силовую поддержку. Решения принимает не он.

   Алеше очень не хотелось отпускать Хлебалова. Что он потом скажет своим: Бессонову, Ужу, Ленечке… И Андрею Игоревичу. И можно ли верить никитскому князьку? Вдруг Аленки уже нет в живых… Или ее убьют перед тем, как уйти.

   – Я хочу услышать Алену! – потребовал он.

   – …Услышать Алену!

   Хлебалов сделал знак, чтобы Миша выдернул тряпку изо рта девушки.

   – Крикни ему, что у тебя все в порядке! – велел он.

   Алена яростно мотнула головой.

   Хлебалов усмехнулся, сунул руку ей под рубашку и больно ущипнул за сосок.

   – Ах ты, урод лысый! – закричала девушка, попыталась его укусить, но Хлебалов схватил ее подбородок и запихал тряпку обратно.

   – Слыхал? – повысив голос, осведомился он.

   – Да! – ответил Алеша. – Я принимаю ваши условия. Но сначала к вам подойдет мой человек и убедится, что вы не прихватили ее с собой.

   – Хитрый, чертенок, – пробормотал Хлебалов, который как раз это и собирался проделать: оглушить соплячку и утащить с собой под видом раненного.

   – Сам подойди и убедись!

   Лейтенант решительно замотал головой, но Алеша и сам понимал, что моментально превратится в еще одного заложника.

   – Мой человек, а не я!

   – Ладно, – после паузы ответил Хлебалов. – Один и без оружия…

   – Останешься ты! – Хлебалов посмотрел на Мишу.

   Кроме Миши в доме, вернее – в подвале, останутся еще четверо раненых и баба, но их судьба Хлебалова сейчас не волновала.

   – Когда мы уйдем, можешь торговать себе любые условия. А можешь просто перерезать ей горло и попытаться уйти по-тихому. Сам решишь. Если все пройдет нормально, возвращайся в Курган.

   – Вы туда вернетесь?

   – Нет. Но там будет Юматов. Он тебе все скажет. Держись, Мишка, и помни: я своих не забываю! – Он сжал Мишину руку, потом обвел взглядом поредевшую «дружину». – Это ко всем относится! – сказал он. – Если со мной все будет в порядке, вы все станете очень обеспеченными людьми! – Никитский князек усмехнулся. Личное доверие плюс финансовая заинтересованность – вот гарантии настоящей преданности.

   – А может, грохнуть из подствольника вертушку – и на прорыв? – предложил один из телохранителей, здоровенный шкаф два на полтора, в бронике четвертого уровня. – Пока они не ждут…

   Люди, которых Миша прихватил из Праздничного, все – курганские, реальные бойцы из команды сопровождения грузов, заухмылялись. У двоих на акаэсах были «Костры», и по паре «выстрелов» еще оставалось, но они хорошо понимали разницу между подствольником и настоящим гранатометом.

   – Мудак, – ласково произнес Миша. – Ты из подствольника когда последний раз стрелял?

   – Да я это… Я ничего… – стушевался телохранитель.

   – Оружие наготове, но первыми не стрелять, ясно? – велел Хлебалов. – Выходим все вместе. Я в центре. – Он повысил голос: – Эй, там, на вертушке. Мы готовы! Высылайте своего наблюдателя!

   – Они уходят! – воскликнул Монах. – Бессон! Ты гляди!

   – Вижу, не слепой! – Бессонов угрюмо смотрел, как, ощетинившись стволами, уходит со двора, мимо держащих их под прицелом спецназовцев, мимо вертолета с эмблемой рыбинспекции, группка людей с Хлебаловым – в центре.

   От шумной, но неприцельной стрельбы хлебаловцев никто из «братьев-разбойников» не пострадал.

   – Эрпэгэшку бы… – пробормотал Монах. – Один выстрел… Я бы не промахнулся…

   – У этих – есть! – сказал Салават. – Стрельнут?

   – Ни хрена! – зло бросил Бессонов. – Там Лешка командует! Лешка, бля, джентльмен! Слово дал, бля!

   – Ну и хорошо, – спокойно сказал Сивый. – Молодец!

   Бессонов бросил на него свирепый взгляд. Сивый остался невозмутим.

   Из дома вышли двое: здоровенный лоб с автоматом, который он демонстративно держал за цевье, и нечто хрупкое и растрепанное, в «пятне» с чужого плеча…

   – А вот и Булкина! – сказал Сивый.

   Сивый был из тех, кто на проверке у окулиста на предложение прочитать последнюю строчку, воспроизводит: «типография такая-то, тираж двести тысяч». Так что он без всякой оптики видел не хуже, чем Монах с биноклем.

   – И Мишаня! – сказал Монах. – Снять?

   – Зачем? Мишка нам реально ничего плохого не сделал, – ответил Бессонов.

   Аленка бросилась к Шелехову.

   А спецназовцы отняли у Миши оружие, надели «браслеты» и потащили к вертолету.

   – Счас его отбуцкают! – кровожадно пробормотал Монах.

   Но ошибся. Шелехов сказал что-то – и Мишу отпустили. Но наручники не сняли.

   Двое спецназовцев вошли в дом, а через некоторое время снова появились, сгибаясь под тяжестью двух тел в «пятне». За ними самостоятельно вышли женщина и мужчина. Не в камуфле, а в обычной одежде.

   Спецназовцы собрали оружие, закинули в вертолет тела. Шелехов помог Аленке подняться по лестнице. Мужика в цивиле и Мишу тоже забрали. Мужик замешкался и получил пинка, сразу прибавившего ему проворства.

   Винт превратился в блестящий круг, «вертушка» подпрыгнула и под острым углом, над самыми макушками деревьев, ушла в небо.

   – Стреляный летун… – уважительно отметил Монах искусство пилота.

   Женщина осталась на земле.

   Бессонов вполголоса ругался.

   – Пошли, – сказал Сивый.

   – Куда? – спросил Салават.

   – За Хлебаловым.

   Бессонов поглядел на снайпера – и его обветренные губы растянула усмешка. До него дошло!

   – Ну да! – сказал атаман «братьев-разбойников». – Теперь он – наш! Побежали!

   – Эй! – возмутился Монах. – А пожрать? Там, – энергичный кивок в сторону дома, – жратва точно есть!

   Это было разумное предложение. Даже Салават не выдал обычной реплики насчет монаховой прожорливости. Он тоже очень хотел кушать.

   – Четверть часа, – сказал Сивый.

   – Час! – возразил Монах. – Мы их так и так достанем, не уйдут!

   – Скоро сюда прилетят, – произнес Сивый. – Подчистка.

   – Точно! – поддержал Бессонов. – Вперед, братва!

   И все четверо двинулись через огороды к разоренному хутору.

   – Что с бабой делать? – спросил Бессонов спустя четверть часа, когда они набили мешки консервами и всякими деревенскими припасами. – Убивать не хочется…

   После того, как женщина показала им, где еда, ее связали и заперли в чулане.

   – Сдаст, – сухо сказал Сивый.

   – Я с ней поговорю, – невнятно (во рту кусок копченой грудинки) пробормотал Монах, поднимаясь.

   – Сиди! – велел Бессонов. – Знаем мы твои разговоры! Я сам!

   Через минуту он вернулся.

   – Я ее развязал, – сообщил он своим. – И предупредил. Будет молчать.

   – Будет? – скептически произнес Сивый.

   – Хочешь – пойди и убей! – буркнул Бессонов.

   Сивый покачал головой.

   – Тогда двинулись.

   – Эх, еще поспать бы минуток пятьсот… – мечтательно проговорил Монах.

   – В могиле отоспишься, – сказал Бессонов. – Там цинка патронов в сенях. Разбирайте – и вперед.

   Они отошли примерно на километр, когда с неба донеслось гудение вертолетов.

   – Двадцать пять минут, – одобрительно произнес Сивый, поглядев на часы. – Оперативно.

   Аленка сидела рядышком, чистенькая, причесанная, счастливая. Глядела на своего «прекрасного лорда» сияющими глазами – это главное! А Хлебалов пусть катится, хрен с ним!

   Они снова вернулись на старое место. Пока их не было, люди Куркова вытащили трупы, прибрались, замыли кровь, привезли новую мебель взамен поврежденной, опрыскали все каким-то дезодорантом, набили едой холодильник и даже сменили постельное белье.

   Пожалуй, теперь в квартирке стало намного уютнее, чем прежде.

   – В общем, я его отпустил, – сказал Алеша.

   – Правильно, – кивнул Уж. – Пусть катится, хрен с ним. – Потерь у вас нет?

   – Нет. А у них… в общем, много. Раненых мы забрали. А трупы потом на втором вертолете увезли. Они еще в лесу нескольких нашли… – Не наших! – тут же уточнил он. – Но я не думаю, что это они стреляли по хутору.

   – Правильно, что не думаешь, – сказал Уж. – Трупы в наших широтах огнестрельным оружием не балуются.

   – А где балуются? – спросила Аленка.

   – Где? Есть у нас с Алексеем общий друг, Монахом кличут. Он, было дело, в южных краях обретался. Вот он тебе мно-ого интересного расскажет. – Уж усмехнулся. – Значит, никаких следов, кроме покойников. А на покойниках никаких… хм, следов нет?

   – Я, честно говоря, не расспрашивал. Но один, кажется говорили, был связан. Думаешь, это наши, те, кто их?.. Но почему тогда они к нам не присоединились?

   Уж пожал плечами.

   – Женя Бессонов иногда совершает неожиданные поступки. Возможно, поэтому он еще жив. Но… – Уж потер перевязанный бок: ужасно чешется! – …Но это только предположение. Ведь столько людей жаждет порешить нашего никитского князька. Вот хотя бы Надюшкин дядя…

   – Я бы сама его порешила! – со свирепой гримаской объявила Надя.

   – Дядю? – усмехнулся Уж.

   – Хлебалова! И не вижу ничего смешного! Ты, кстати, обещал мне, что его фокусы ему с рук не сойдут!

   – Успокойся, дорогая! – Уж погладил ее по загорелой коленке. – Как только зарастет моя дырка, я обещаю проделать в твоем законном супруге дополнительное отверстие. Но не обессудь, если кто-то успеет раньше. Леша, что ты намерен предпринять теперь?

   – Это зависит от того, что Ленечка наработал в Кургане.

   – Докладываю… – Уж привстал, Надя ловко подсунула ему под спину подушку. – Ленечка встречался с Климом. Клим обещал полную поддержку, но в Кургане сейчас Юматов, и позиция у него там все еще сильная, хотя народ на Хлебалова обижен: столько гробов, говорят, за пять лет в город не привозили. Отца твоего вспоминают: мол, при Игоре Алексеевиче заработки были хоть и поменьше, зато трупов совсем не было. В целом ситуация благоприятная, потому что выбили как раз самых отмороженных. Еще боятся Москвы. Говорят: в Никитске – армейские патрули на БТР, Праздничное раздолбали в кисель. Если, мол, в спешном порядке не капитулировать, то Курган ждет та же участь: завод закроют, всех мужиков пересажают, а женщин раздадут беженцам из стран ближнего зарубежья.

   – Это у кого же такая фантазия богатая? – поинтересовался Алеша.

   – Вообще-то у меня, – скромно сообщил Уж.

   – Неужели в такое можно поверить? – усомнился Шелехов.

   – Уже поверили, – усмехнулся Уж. – Чем бредовее слух, тем больше у него шансов на успех. Это тебе любой специалист скажет. Вы, кстати, что с Мишаней сделали? Отдали властям?

   – Хватит с них Веньки! Я его в Ширгород привез и отпустил. Миша – неплохой человек…

   – Ага! – подала голос Аленка. – Как остальные ушли, он меня сразу развязал. А Хлебалов ему меня зарезать велел, я сама слышала!

   – Я думаю: Михаил нам пригодится, – сказал Алеша. – Тем более он – курганский. И авторитетом у своих пользуется, это я сам видел.

   – Допустим, – согласился Уж. – Только где и как ты его теперь найдешь?

   – А я ему телефон купил, – сказал Алеша. – Позвоню, если потребуется. Или он мне позвонит.

   Тут загудел собственный Алешин мобильник.

   – Легок на помине? – спросил Уж.

   Но это звонил не Миша.

   – Здорово, Леха!

   – Евгений?!

   – Он самый! Ты отпустил Хлебалова, парень!

   – Да, – сухо ответил Шелехов. – Это было необходимо.

   – Добрый ты у нас… – с неопределенной интонацией произнес Бессонов. – Добрый… А я нет.

   – То есть?

   – То и есть. Ты добрый, а я – нет. Кто там с тобой сейчас?

   – Аленка. Уж с Надей. Охрана. Но они в соседней комнате, а что?

   – Да так, просто поинтересовался. Сидите там, небось, в тепле, разговоры умные разговариваете.

   – Да, разговариваем! – с вызовом произнес Алеша. Тон Бессонова ему не понравился.

   – А у нас тут дождь, – сказал Бессонов. – И крыша течет. У хибары этой, не у меня.

   – Ты где?

   – В… одном месте. Ладно, Леха. Устал я. И Монах уже водку разлил. Бывай здоров, всем привет. Да, Надюхе передай мои соболезнования: она теперь, типа, вдова.

   И отключился.

   – Это кто? – спросил Уж.

   – Бессонов. – Алеша с секундной заминкой осознал смысл услышанного. Он был слегка ошеломлен.

   – Где он? Остальные с ним?

   Шелехов пожал плечами:

   – Думаю, да. Надя, думаю, что развод тебе больше не требуется.

   – Как это понимать? – с вызовом спросила Надежда.

   – Буквально. Бессонов сказал: ты теперь вдова.

   – Правее, – скомандовал он. – Вон к тем дубкам.

   – Там болото! – подал голос один из курганских.

   – Знаю!

   Хлебалов, действительно, знал и любил эти места. Еще мальчишкой приезжал сюда с отцом стрелять уток. Потом, уже будучи первым секретарем никитского райкома, возил сюда партийных бонз: охота, банька, девушки из актива. Так закладывались основы будущей карьеры. Перестройка порушила всё. Все великие планы. Порвали великую державу, расхватали, поделили, подмяли под жопу, кто на чем сидел. Таким, как Руслан Медведев – жирные куски, таким, как Хлебалов – ошметки, требуха. Десять лет он бился за свое место под ширгородским солнышком. Ночей не спал, работал по двадцать часов в сутки, сам, своими руками, собрал свое «княжество»… И что теперь осталось? Пятеро бойцов (двоих он даже по именам не знает), несколько кредиток в бумажнике (российские счета, небось, уже заморожены), тайный, нигде не засвеченный и потому, скорее всего, уцелевший счет в Швейцарии… Попробуй сначала доберись до этой Швейцарии! Да и на хрен ему эта Швейцария сдалась! Никитский князь в изгнании – эта жизнь не для него. Пошли они в жопу, эти ихние цюрихи и баден-бадены! Лучше сразу пулю в башку! Нет, Хлебалов еще повоюет! Ноги-руки – на месте, сердце работает ровно: раз-два-левой-правой, отлично работает! И голова тоже работает! Нет, Хлебалова так просто не возьмешь! Он – волчара матерый! Главное сейчас – поспеть в Курган раньше московских. Забрать наличку, камешки, взять людей понадежнее, и через Филина – за кордон. А перед этим – взыскать кое-какие долги…

   – Завтра я поеду в Курган, – сказал Алеша. – И я хотел бы, чтобы вы с Надей перебрались в сурьинский особняк. Здесь недостаточный уровень безопасности.

   – И это он говорит мне! – засмеялся Уж. – Ты посмотри на него, Надюха! Этот хлопчик два месяца назад водил по доске мелком в своей английской бурсе, а сейчас он учит меня! А почему завтра, а не сегодня?

   – У тебя неверные представления о том, как проходит обучение в Англии, – сказал Шелехов. – А завтра, потому что сегодня нас охраняют мои люди… То есть люди Андрея Игоревича, – поправился он, – но это не важно. А завтра вам придется полагаться на охранников Сурьина, которым я доверяю значительно меньше.

   – Ладно, ладно, успокойся, – примирительно произнес Уж. – Завтра мы переедем, если сам господин Сурьин будет не против. Надя, как ты полагаешь, твой дядя не будет против?

   – Что? – Надежда сидела на постели Ужа, расслабившись и полузакрыв глаза. Надо полагать, потому, что рука Ужа бродила под ее блузкой где-то в районе поясницы. Собственно руки Алеша не видел, но имел возможность наблюдать производимый ее блужданиями эффект. Вообще-то ему это казалось не очень приличным.

   – Ты что-то сказал, Тима? – Надя очнулась, открыла глаза. Глаза у нее были очень красивые, пожалуй даже красивее, чем у Аленки. Но Аленка все равно лучше…

   – Аленушка, сделай нам чаю, пожалуйста! – попросил Шелехов.

   – Мне кофе! – тут же внес коррективу Уж.

   – Не кофе, а морс! – быстро возразила Надя. – Доктор…

   – Молчи, женщина! – Уж дернул ее за ухо. – Я знаю, что надо моему организму. Кофе и сто грамм коньяку!

   – Тимка! Ты в своем уме? Ты же болен!

   – Был бы здоров, пил бы водку, – заявил Уж. – Алена, знаешь, где коньяк стоит? И рюмки – там же. Надя, я тебе вопрос задал!

   – Какой?

   – Не будет ли возражать твой дядя, если мы к нему переедем?

   – Да кто его спросит! – сердито сказала Надя. – А ты не будешь пить коньяк! – от возмущения у нее даже гривка на затылке встопорщилась.

   – Вот! – Уж поднял палец. – Смотри, Леха, и учись! Прелести семейной жизни! Причем, эта маленькая фея – даже не моя жена, а чужая вдова.

   – Так принести вам коньяк, Тимофей, или нет? – спросила Аленка.

   – Неси, – сказал Алеша. – Там еще виски стоит, две бутылки. Одну ребятам отдай, другую нам принеси. Выпьем за упокой души Николая Григорьевича Хлебалова. Нехороший был человек, но все же человек…

   …А перед этим взыскать долги.

   Тропинка вилась через молодой лесок, в котором кое-где торчали черные обугленные стволы. Хлебалов помнил, как горел этот лес. Он тогда, как представитель администрации, командовал пожарниками и получил благодарность с занесением. Пожар потушили вовремя, сгорело гектаров сто, не больше.

   Взыскать долги. «Москвича» Хлебалов не тронет. Этот – не враг, только солдат. Ему приказали грызть, он и грызет. Нищий оловянный солдатик, который дерется за чужое золото. Враги: Сурьин и Медведев. Оба кинули Хлебалова. Такое он не прощает. Сурьин уже получил, Медведева он тоже как-нибудь достанет. Но главный – это Лешка. Паршивец! Пригрел змееныша на своей груди! Этого – изловить, выпотрошить и раздавить, как червяка! – Хлебалов ощутил, как поднимается внутри черная волна ненависти. Если бы гаденыш тогда не сбежал… Кто-то его выпустил. Может, Венька… А может и Ефим, тишком, подговорил кого-то из охраны или обслуги шепнуть пару слов. Эх, не было тогда времени как следует разобраться…

   – Николай Григорьевич! – Хлебалова догнал один из курганских. – Нас ведут.

   – Куда ведут? – не понял Хлебалов, невольно сбившись с шага.

   – За нами кто-то идет. – Боец понизил голос. – Уже полчаса. А может и больше.

   – Кто?

   – Не знаю. Может, федералы?

   – Это вряд ли. Давно заметил? – спросил Хлебалов.

   – С полчаса уже точно. Я…

   Выстрел грохнул непонятно откуда. С криками взвились в воздух переполошенные птицы. Во лбу курганского бойца образовалось аккуратное отверстие, а сам он еще только начал опрокидываться назад, когда ближайший к Хлебалову телохранитель сбил хозяина с ног, подмял под себя, накрыв стокилограммовой тушей.

   Аленка отправилась на кухню мыть посуду, и Алексей – за компанию.

   Двое спецназовцев только что прикончили ужин. Один дремал, вытянув длинные ноги в расшнурованных ботинках, другой курил под вытяжкой.

   Бутылка виски, нетронутая, стояла на подоконнике.

   – Не нравится эта марка? – спросил Шелехов.

   – Наоборот, – ответил спецназовец. – Мы его потом выпьем, в нерабочей обстановке. А вот от кофе я бы не отказался.

   – В кофейнике еще горячий. Молоко, сливки – в холодильнике. Берите все, что пожелаете. А мы спать пойдем. Аленка, слышишь? Оставь ты эти чашки!

   – Спать – это хорошо, – сказал спецназовец. И подмигнул.

   …Выстрел грохнул непонятно откуда. С криками взвились в воздух переполошенные птицы.

   Во лбу курганского бойца образовалось аккуратное отверстие, а сам он еще только начал опрокидываться назад, когда ближайший к Хлебалову телохранитель сбил хозяина с ног, подмял под себя, накрыв стокилограммовой тушей.

   Двое остальных принялись бессмысленно палить по окружающим кустам, и только второй курганский никакой активности не проявил: присел за стволом ближайшего дубка и замер.

   Телохранители опорожнили по рожку и унялись. Прикрывший хозяина поднялся. Хлебалов, отдуваясь, сел.

   Убитый задумчиво глядел в зеленую листву. Уцелевший курганский наклонился, закрыл ему глаза. Потом взял подсумок и бумажник.

   – Дай мне! – Хлебалов отобрал у него подсумок, поднял автомат убитого, перекинул через плечо ремень.

   – Попали куда-нибудь? – спросил он телохранителей.

   Те переглянулись. Один неуверенно покачал головой.

   – А стреляли откуда?

   – Да мы не видели…

   – Вон с того дерева. – Курганский вытянул руку. – Стреляли из АКС.

   – Так чего ж ты не стрелял? – набычился телохранитель.

   – В кого? – Курганский боец презрительно скривил губы. – Он сразу соскользнул по той стороне ствола и ушел.

   – Так догнал бы!

   Курганский не удостоил его ответом, но, когда вопрос повторил Хлебалов, курганский пояснил:

   – Там мог быть еще один снайпер. Нормальный вариант.

   – Снайпер с автоматом? – усомнился Хлебалов.

   – А какая разница – на такой дистанции. Что будем делать, Николай Григорьевич? Дальше пойдем или ночи ждать будем?

   – А сам что посоветуешь?

   – Ждать, – не задумываясь, ответил курганский. – Вон там позиция хорошая, отсидимся до сумерек, а потом…

   – А потом сюда федералы нагрянут! – буркнул Хлебалов. – Пошли, мужики!

   – Пошли, так пошли. – Курганский встал… Оглушительной трещоткой ударил автомат. Курганский сломался в коленях и с воплем повалился на землю. Хлебалов – тоже, но по собственной инициативе. Его телохранители опять принялись палить. На этот раз двое из них засекли место, откуда ударила очередь.

   Курганский лежал на земле и выл. По крайней мере, четыре пули прошили его ноги. Из ран хлестала кровь…

   – Ты такой красивый! – Аленка провела ладонями по щекам Алексея. – Такой мужественный…

   Алеша не знал, что следует отвечать на такие слова. Поэтому он просто поцеловал ее еще раз и еще раз ощутил, как она тянется вверх, ему навстречу, прижимаясь сразу всем телом: бедрами, животом, грудью.

   «Она – моя, – подумал он. – Только моя, совсем моя… Аленка…»

   – Аленка… – прошептал он, оторвавшись от ее губ.

   – Что?

   – Я… Давай сядем. Что-то у меня голова кружится…

   – У тебя?! – Она слегка отстранилась и вдруг звонко расхохоталась.

   – Ты что?

   – Ой! Я только что хотела сказать: у меня голова кружится!

   Алеша тоже рассмеялся, отпустил ее. Девушка упала на диван, откинулась на спинку. Свет стоящей на ковре лампы падал снизу, освещая Аленкины колени и бедра и оставляя в тени лицо. Ноги были стройные, золотистые, немножко поцарапанные. Странно, почему раньше Алеше казалось, что у нее худые бедра?

   – Они тебе нравятся? – спросила Аленка, вытягивая ноги.

   – Пожалуй, – солидно ответил он.

   – Пожалуй? Только и всего? Может, и я тебе нравлюсь «пожалуй»?

   – Возможно. – Он шутил, и Аленка поняла. И запустила в него подушкой. Попала в вазу. Зазвенело разбитое стекло. Аленка ойкнула.

   Дверь тут же распахнулась. Возникший в проеме спецназовец осуждающе покачал головой и вышел.

   – Вот так и живем, – сказал Алеша, усаживаясь на диван и обнимая девушку. – Никакой личной жизни.

   – Давай спать, – сказала Аленка. – Я, честно, устала ужасно!

   Узкий полуторный диванчик, хрустящие чистые простыни, нежная чистая кожа, плотные шарики сосков, палец, медленно скользящий по ложбинке к крохотной дырочке пупка…

   – Алешенька, милый… Ты прости меня, пожалуйста…

   – За что, родная?

   – Я… Я не могу сейчас, правда, не могу… Так устала… И все эти люди здесь… Ты столько сделал для меня… Но я…

   – Глупая!

   – Я, правда… Ну, если тебе очень нужно…

   Алеша негромко засмеялся.

   …Боец из Кургана корчился на земле и выл. По крайней мере, четыре пули прошили его ноги. Из ран хлестала кровь…

   – Ремень! – простонал курганский. – Жгут!..

   Один из телохранителей наклонился к нему:

   – Сейчас будет тебе жгут! – Широкое лезвие полоснуло по горлу раненого. Телохранитель обтер нож травой.

   – Нам его все равно не дотащить, – сказал он. – А я, кажись, подстрелил урода! Тит, поди проверь!

   – Сам и проверяй! – буркнул телохранитель, которого звали Титом.

   – И проверю, если ты ссышься! – пренебрежительно бросил первый и вразвалочку направился проверять. Автомат он, впрочем, держал наготове.

   – Есть! – радостно заорал он, увидев торчащие из зарослей ботинки. Он перекинул автомат за спину и полез в кусты. – Есть!

   – …На твоей жопе шерсть, свинья, – произнес прямо над ухом телохранителя голос с нерусским акцентом.

   Телохранитель хрюкнул. Точно как свинья. И зарезали его как свинью: одним ударом, вогнав штык под лопатку.

   Проделав это, убийца преспокойно уселся на землю и принялся обуваться, а с другой стороны тропы раздался насмешливый голос Бессонова:

   – Здорово, Хлебалка! Узнал меня? Штаны постирать не надо? Могу показать, где ручеек?

   Двое оставшихся телохранителей тут же выпустили по длинной очереди, на звук. С нулевым результатом.

   – Эй, Хлебалка! – выкрикнул тот же голос, едва отгремели выстрелы. – Скажи своим: пусть патроны зря не тратят – нам они пригодятся.

   – Чего тебе надо? – не выдержал Хлебалов.

   – А угадай! – веселился Бессонов.

   – Сколько ты хочешь?

   – Не угадал! – Бессонов совсем развеселился. – Еще одна попытка!

   Хлебалов молчал. Он присел за ствол потолще, искал глазами своего врага. Два его последних бойца делали то же самое. Но враг оставался невидим.

   – А теперь слушаем правильный ответ! – провозгласил Бессонов. – Сегодня в семнадцать ноль-ноль был позорно загашен дешевый фуфлыжник по кличке Хлебалка! – Бессонов захохотал. – Только я вот еще не решил, как буду тебя гасить. Сразу – или чтоб помучился. Пацаны говорят: лучше, чтобы помучился. А сам ты что скажешь?

   Вместо ответа Хлебалов полоснул очередью. Стрелял он неплохо, но в данном случае безрезультатно.

   – Сказал же: береги патроны! – крикнул Бессонов. Он веселился. – А сейчас объявляется следующий раунд игры «Мочи уродов!».

   Дудукнул автомат, и телохранитель Тит сполз на траву с размозженным затылком.

   Второй успел обернуться. Этот боец двое суток потел, не снимая броника. Оказалось, зря. Пуля попала ему в лоб.

   Нервы у Хлебалова не выдержали: он вскочил и принялся поливать из автомата, пока не опорожнился рожок.

   И снова – издевательский хохот.

   Тогда Хлебалов побежал. Он бежал очень быстро, ловко перепрыгивая через коряги и корни, с разбегу, как лось, проламывался через кустарник. На бегу он воткнул новый рожок, но никто не стрелял ему в спину. Ничей топот не раздавался за спиной. Хлебалов уже почти уверился, что удалось спастись, но тут что-то твердое вылетело сбоку, под ноги – и Хлебалов нырнул лицом в землю. Он успел выбросить руки, ударился скулой о приклад, перевернулся…

   – Доброе утречко! – Прямо над ним, расставив ноги, стоял упитанный здоровяк с автоматом на плече.

   Хлебалов дернулся, но бутса сорок третьего размера вышибла АКС из его пальцев. Хлебалов потянулся к кобуре, но другой ботинок, на пару размеров больше, придавил руку к земле. Бритоголовый громила скалился сверху.

   – Я тебя предупреждал, что ты мне ответишь? – Бессонов появился из-за деревьев. – Предупреждал! А ты, небось, не верил?

   – Вот гляди, Хлебалка, это Монах! – Бессонов кивнул на упитанного здоровяка. – Ты его когда-то из дому выгнал.

   – Не помню такого! – буркнул Хлебалов.

   – Конечно, не помнишь. Где уж тебе помнить такие мелочи. Ты ведь не его одного дома лишил, там таких человек триста жило, а теперь твой автосалон стоит.

   – Так ты про тот говняный барак… – удивился Хлебалов.

   – Кому говняный барак, а кому – единственная крыша над головой, – сказал Бессонов. – Выгнал ты людей на улицу, но не повезло тебе: один из них вырос и пришел вот с тебя спросить.

   – Я ему квартиру куплю! – сказал Хлебалов. – Базара нет.

   – Базара нет, говоришь? – Бессонов усмехнулся. – Где это вы таких слов нахватались, товарищ первый секретарь? Ну что, Монах, примешь от господина Хлебалова квартиру в компенсацию?

   – А мамку мою он из общей могилы тоже вынет? – мрачно осведомился Монах.

   – А вот еще одна твоя ошибка, товарищ Хлебалов, – сказал Бессонов, показав на Салавата. – Батя его простой мясник был, барашков резал, шашлык-машлык… А ты, товарищ Хлебалов, его в тюрьму посадил. За что?

   – Значит, было за что, – проворчал Хлебалов. Очень трудно сохранять достоинство, когда лежишь на земле, придавленный, как лягушка перед препарированием, но Хлебалов как-то ухитрялся. Привычка, должно быть.

   – Погоди, дорогой, я еще не закончил, – остановил Бессонов Салавата, вознамерившегося сравнить прочность каблука и хлебаловской физиономии. – А вот еще один мой друг… – Бессонов кивнул на худощавого совершенно седого мужчину, стоявшего в стороне. – Решил человек покончить с тяжелым прошлым, бизнесом заняться. А ты у него бизнес отнял. Мало тебе своих денег? Змея ты, Хлебалов! Сколько ты людям гадостей сделал! Оружие, опять же, врагам России продавал.

   – Только вот этого не надо, ладно! – раздраженно воскликнул Хлебалов. Он попытался приподняться, но ботинок Салавата сместился с его руки на грудь, возвращая в исходное положение. – Сам, небось, в Афгане… Эк!

   Пинок оборвал возмущенную тираду.

   – Что я в Афгане делал, ты, чмо, знать не можешь, – сказал Бессонов. – А за Чечню тебе федералы давно предъяву готовили. Только я раньше успел, – Бессонов криво усмехнулся. – Короче! Я тебе обещал, что ты ответишь за Гарьку Шелехова? Всё! Пришло твое время. Молись!

   – Жаль, не добил я тебя тогда, Бессон… – прохрипел Хлебалов. – Жаль, я…

   – Аминь! – сказал Бессонов. Его автомат выплюнул короткую очередь, тело никитского князька, коммуниста, бизнесмена, вора в законе, вершителя человеческих судеб, дернулось пару раз и обмякло.

   – Зачем убил, Бессон! – возмутился Салават. – Я его резать хотел!

   – Пошли, – буркнул Бессонов, закидывая за спину автомат. – Нарежешься еще.

   Перешагнул через труп и двинулся дальше. Остальные – за ним. Замыкающий, Монах, задержался, глянул воровато, быстро наклонился и выдернул из-за пазухи убитого пухлый бумажник.

   – Подъем! – скомандовал он, бестактно входя в комнату. – Удачу проспишь!

   Аленка поспешно натянула на себя простыню. Шелехов сказал укоризненно:

   – Вы бы постучали, что ли, Андрей Игоревич!

   – Доспишься – гробовщик тебе по крышке постучит! – Судя по всему, у подполковника было веселое настроение, а обнаженные прелести юной девушки интересовали его в данный момент не больше, чем кактус на окне.

   – Под охраной ваших молодцов я могу спать спокойно, – заявил Алеша, натягивая джинсы. – Очень вам за них признателен!

   – Еще бы! Мне доложили, ты даром времени не терял.

   Алеша слегка покраснел. Он не сразу сообразил, что подполковник имеет в виду вовсе не то, что они с Аленкой спали в одной постели.

   – Все нормально, молодец! – Подполковник в свою очередь решил, что Алеша застеснялся того, что вчера «козырял» телохранителями-спецназовцами. – Готов? Поехали!

   – Куда?

   – Кое-кто взялся угостить нас с тобой хорошим завтраком. Очень вовремя, а то у меня от сухомятки опять язва проснулась.

   Алеша поцеловал Аленку, шепнул: «Я позвоню», привычно сунул сзади, под ремень, пистолет (подполковник хмыкнул, но ничего не сказал), прихватил компьютер, накинул куртку:

   – Я готов!

   В соседней комнате, на тахте рядом с Ужом, свернулась клубочком Надя. Сам Уж не спал, читал какую-то газету. Увидев Алексея, махнул приветственно рукой, потом приложил палец к губам.

   В прихожей, перегораживая ее целиком, стоял огромный спецназовец. На лестничную площадку он тоже вышел первым.

   На улице их встретили совсем по-взрослому. Аж шесть человек: четверо – горильих габаритов, двое помельче, но глаза – как объективы самонаводящихся ракет. Машины – два козырных, абсолютно идентичных мерса с затемненными стеклами, джип «шевроле» и ментовский жигуль.

   – Снайпера опасаетесь, Андрей Игоревич? – спросил Шелехов, разместившись на заднем сиденье одного из «мерседесов».

   – Опасаюсь, – сухо ответил подполковник. – Хлебалову терять нечего! Трогай! – скомандовал он водителю.

   – Это точно, – кивнул Шелехов. – Но не думаю, что его люди станут мстить за покойника.

   – Какого еще покойника?

   – У меня есть сведения, что Хлебалов мертв.

   – Что-о?!

   Алеша с удовольствием полюбовался зрелищем всезнающего подполковника, который упустил такую новость.

   – Откуда сведения?

   – Бессонов. Он позвонил мне и попросил передать Надежде, что она теперь вдова.

   – М-м-м… Хотелось бы посмотреть на труп.

   – Мобильник Бессонова больше не отвечает, – сказал Алеша. – Но думаю, что вашим людям стоит поискать в лесу.

   – Поищем. И найдем, если твой Бессонов не соврал… – Подполковник, не теряя времени, отдал соответствующие распоряжения. – Если он не соврал, это кардинально меняет ситуацию. Мы приехали. На выход!

   Человеком, взявшимся накормить подполковника завтраком, оказался лично Руслан Васильевич Медведев. Появление Алеши его, похоже, несколько удивило. И не обрадовало. Вероятно, он рассчитывал на конфиденциальный разговор.

   Первым делом подполковник опрокинул стопку водочки:

   – Лечусь, – сообщил он. – Язва.

   Потом трое собеседников без лишних слов приступили к завтраку. Алеша кушал с необычайным аппетитом: «жор напал», как выражался в таких случаях Веня Застенов. Умял два салата, «шестизарядную» глазунью с грибами и ветчиной, дюжину гренок.

   Подполковник тоже изрядно проголодался, а вот их кормильцу буквально кусок в горло не лез.

   Перешли к чаю-кофе.

   Алеша видел, что Медведев мнется, не решаясь при нем начать разговор, и видел, что подполковнику это смущение всесильного ширгородского магната нравится.

   – Все нормально, Руслан Васильевич, – сказал подполковник, выдержав соответствующую паузу. – Мы с Алешей – в одной связке. Излагайте, в чем ваша проблема.

   Шелехов тактично промолчал.

   И Медведев изложил.

   Все вышло именно так, как и рассчитывал Шелехов, когда изо всех сил старался убедить ширгородского магната в беспомощности хлебаловской «армии».

   Получив от Алеши информацию, что на Песчаном держат его похищенную секретаршу, возмущенный Медведев «купился». Уверенный, что люди Хлебалова, получившие основательную трепку, полностью деморализованы, он немедленно отправил на остров своих «тигров», полагая, что серьезного сопротивления им не окажут.

   Такая вот самонадеянность.

   Медведев ошибся. Плавстредства «тигров», обычные гражданские посудины, были встречены шквальным огнем. Потери «тигров» составили двенадцать человек убитыми и вчетверо больше – ранеными. Два катера были потоплены метко пущенными ракетами. Остальные порскнули от острова, как тюлени от касатки. Узнав о разгроме своей карманной армии, Медведев немедленно обратился к ширгородским силовикам – и узнал, что все действующие силовые подразделения Ширгорода и окрестностей в данный момент подчинены подполковнику. Алеша не обманул Медведева: Хлебалов потерпел сокрушительное поражение. И, как следствие, подполковник получил все необходимые санкции как от московских, так и от региональных властей: не просто карт-бланш на любые активные действия, а предписание на оные. Всякому начальнику хотелось, чтобы в победной реляции, которая проследует на самый верх, фигурировала его фамилия. Так что ни мэр, ни начальник ширгородской милиции помочь посрамленному магнату не могли, поскольку лично подписали приказы о переброске всех своих мобильных частей в никитский район, хотя с задачей отлова уцелевших «оппозиционеров» вполне могли справиться и без них. Медведев сулил деньги. Даже очень большие деньги… Но ни мэр, ни начальник ГУВД помочь будущему губернатору не могли. Не посылать же на штурм Песчаного участковых с пистолетами!

   Так что ширгородские власти с огромным сожалением переадресовали Медведева к подполковнику. Вместе с деньгами и проблемами.

   Слушать, как всемогущему повелителю Ширгорода и окрестностей надавали по заднице, Алексею было очень приятно. Он еще не забыл, как бывший обкомовский лидер (он же – будущий демократически избранный губернатор) распинался о том, что на двести верст в округе все ходит под ним.

   Подполковнику тоже было приятно послушать, как напинали спесивого политика и олигарха. Подполковник был человек державный и, следовательно, абсолютно убежденный в том, что все карательные функции должны принадлежать государству. А когда суд и расправу чинят боевики какой-то местечковой национал-коммунистической партии, то это уже не закон, а чистое беззаконие, коему потакать не следует.

   Возможно, именно из-за таких убеждений подполковник так долго не получал новых звездочек.

   – Вам не стоило действовать самостоятельно, – пожурил он магната. – Могли бы хоть с Алексеем проконсультироваться насчет обороноспособности Песчаного. Он ведь на этом острове побывал сравнительно недавно…

   – Ну да, – кивнул Шелехов, наслаждаясь ситуацией. – Мы получили информацию, что там прячут Булкину. Наведались туда…

   – Как это – наведались? – перебил Медведев. – Вас туда пустили? Кто?

   – Вообще-то, никто, – скромно сказал Алеша. – Наоборот, нас туда не хотели пускать. Пришлось применить силу и захватить остров.

   – Захватить?! – Изумлению Медведева не было предела. – И вы оттуда ушли?!

   – Ну да, – вежливо произнес Алексей. – Видите ли, нас было всего семеро, и удержать Песчаный всемером было бы затруднительно. Кроме того, у нас была другая задача. К сожалению, Булкиной на острове уже не было, зато благодаря этой операции я, – Алеша вежливо улыбнулся Медведеву, – добыл довольно много полезной информации.

   «Именно так, – подумал он. – Совершенно незачем светить хакерские игры. Пусть думают, что все мои знания – из копилки Хлебалова».

   Дружба дружбой, а козырь в рукаве никогда не помешает. С такими друзьями.

   Медведев был сражен.

   – Сколько, вы говорите, у вас было людей? – пробормотал он.

   – Семеро, – лучезарно улыбнулся Шелехов. – Я тогда вынужден был действовать на свой страх и риск, не то, что сейчас. Кстати, во время, вернее, вследствие этой операции пострадал один человек: капитан Колбасников. Слыхали это имя, Руслан Васильевич?

   – Слыхал, – буркнул Медведев.

   «И этому змею я предлагал крышу, – подумал он. – А выглядит сущим сопляком…»

   – У него пароходик сожгли, а страховка была – от одной из ваших фирм. Хорошо бы выплатить…

   – Говно вопрос, – проворчал Медведев. Он понемногу оправлялся от потрясения. Могучий человек. – Говно вопрос. Выплатим. Дальше что?

   – Вы имеете в виду, как получить обратно вашу секретаршу? – спросил Алеша. – Я думаю, это организовать несложно… – Он взялся за телефон. Это был острый момент. Если абонент не ответит, рейтинг Алексея, ныне взлетевший на изрядную высоту, может ухнуть вниз.

   – Миша, это Алексей. У вас все в порядке?.. Очень рад. У меня вопрос: какие у вас отношения с рыбинспекцией?.. Мушкин – это кто? А-а… Забыл. Тем лучше. У меня к вам просьба: там у них на базе девушку одну держат, Марией зовут… Нет, это не моя девушка… – Алеша рассмеялся. – Но тем не менее, если вы привезете ее в Ширгород, я буду очень признателен. Большое спасибо!

   – Он обещал помочь, – сказал Алеша. – Андрей Игоревич, – обратился он к подполковнику, – этот человек, Михаил, раньше работал на Хлебалова, и я бы не хотел, чтобы к нему возникли претензии со стороны правоохранительных органов… когда все закончится.

   Подполковник посмотрел на Медведева, тот энергично кивнул.

   – Претензий не будет, – сказал москвич.

   – Это тот самый Михаил, который передал тебе твою девушку? – спросил подполковник, когда они вышли.

   – Тот самый.

   – А что у него с начальником рыбинспекции?

   – Мушкин женат на его троюродной тетке. Надеюсь, вы его еще не арестовали?

   – Прокурор заартачился, – сказал подполковник. – Нет доказательств, что Мушкин лично участвовал во всех этих безобразиях. Его люди – да. И с должности его мы снимем, и саму рыбинспекцию упраздним – это вопрос даже не дней, а часов. Но чтобы завести уголовное дело на Мушкина, этого мало.

   – А расстрел медведевской флотилии?

   – А что расстрел? – Подполковник пожал плечами. – База на Песчаном существует совершенно официально. Рыбинспекция, формально, – государственная структура, созданная для борьбы с браконьерством, загрязнением окружающей среды и тому подобным. А вот «тигры» медведевские – частное охранное предприятие. С точки зрения закона, это они должны нести ответственность.

   – Неужели для борьбы с браконьерами необходимы ракетные комплексы?

   – Бюджетных средств на это никто не выделит… Но ведь и на «ландкрузер», на котором ездит генеральный прокурор Ширгорода, никто из бюджета средств не выделял. Захотелось предпринимателю Хлебалову подарить прокуратуре «ландкрузер», он его и подарил. Захотелось генеральному директору Курганского металлического Чижику помочь рыбинспекции, вот он и подарил Мушкину кое-что из своей продукции. А тот в свою очередь применил «подарки» против неизвестных вооруженных людей, попытавшихся проникнуть на запретную территорию. Медведев ведь тоже хорош: полез внаглую, не обеспечив даже минимального юридического основания.

   Алеша задумался, потом сказал:

   – Это надо понимать так, что ваших людей, Андрей Игоревич, ракетами бы не встретили?

   – Скорее всего – нет, – ответил подполковник.

   – То есть, я мог бы и не влезать со своей помощью?

   – Это зависит от того, что хотел от меня Медведев: наказать «рыбников» или вернуть свою секретаршу. Первое я мог бы сделать, второе – вряд ли. Свидетелей зачищают в первую очередь.

   – А чего хотел Медведев?

   – Теперь мы этого уже не узнаем.

   Загудел телефон подполковника.

   – Слушаю! Понял, да, доставить сюда, в город.

   – Нашли труп твоего опекуна, – сообщил он Шелехову. – Жалко, я предпочел бы получить его живым. Зато теперь можно брать Курган.

   – Андрей Игоревич, у меня к вам просьба, – сказал Алеша. – Мне бы не хотелось, чтобы в Кургане повторилось то, что произошло в Праздничном. Это мой завод и мои… рабочие. Не хотелось бы – силой…

   – «Мой завод», «мои рабочие»… – Подполковник нахмурился. – Неправильный у тебя подход, Шелехов! В первую очередь это оборонный завод, которым завладели криминальные элементы. Незаконные вооруженные формирования…

   – Андрей Игоревич, в Кургане каждый житель мужского пола – «незаконное вооруженное формирование». Каждый! И у них не охотничьи ружья, а современное вооружение. Пулеметы, гранатометы, минометы. У многих – боевой опыт. Я видел, как действует ваш спецназ, и я знаю курганских: когда ваши люди станут врываться в их дома, курганские начнут стрелять. Будет бойня. Я не могу этого допустить, Андрей Игоревич! Хлебалов умер, теперь это мой завод и мои люди. Я должен о них заботиться, как это делал мой отец!

   – Ты, Алексей, прямо как феодал замшелый, – буркнул подполковник. – Несешь пургу какую-то… Не твой это завод, а если хочешь, чтобы он был твоим…

   – Он будет моим! – твердо сказал Шелехов. – Вы сами мне это обещали!

   – Я обещал помочь! – возразил подполковник.

   – Вот и помогайте! Я должен перехватить рычаги управления хлебаловской системой. Бескровно. И это вполне реально, потому что один из двух главных сподвижников Хлебалова, Застенов, у вас под арестом, а второго, Юматова, я знаю с детства, и уверен, что сумею с ним договориться. Кроме того, в Кургане меня знают, и у меня там есть достаточно влиятельные сторонники. – Алеша не стал уточнять, что главный «сторонник», на которого рассчитывает Шелехов, местный криминальный авторитет Клим. Надо полагать, подполковник и сам это знал. – Но я, Андрей Игоревич, буду вам очень признателен, если вы оставите мне еще на пару дней ваших спецназовцев.

   – Боишься, что тебя убьют?

   – Такое тоже возможно. Но, главное, я хочу показать людям, что государство меня поддерживает. Оно меня поддерживает, Андрей Игоревич, или уже нет?

   Подполвник подумал немного, потом кивнул.

   – Сутки, – сказал он. – Государство в моем лице будет поддерживать тебя ровно сутки. За это время я разберусь с Мушкиным и прочими приспешниками Хлебалова в Ширгороде. Если за сутки ты не перехватишь свои «рычаги», я начинаю войсковую операцию. Получено личное указание Президента России: навести здесь порядок. Срок – тридцать шесть часов.

   За его спиной маячили несколько крепких ребят в камуфле без опознавательных знаков, но с укороченными «калашами» Курганского производства.

   – Всем выйти из… – начал старлей-гаишник.

   Команда была выполнена раньше, чем он закончил фразу.

   Из тормозящего минивэна на ходу высыпались спецназовцы. Старлея уронили, мимоходом приложив мордой о капот, автоматчиков взяли на прицел, но те успели отреагировать правильно: тихонько опустили оружие на землю и подняли лапки.

   – Лечь, руки за голову! – привычно рявкнул лейтенант.

   – Погодите! – Алеша выбрался из машины. – Вы кто, пацаны, курганские или никитские?

   – Курганские.

   – С завода?

   – С завода.

   В глазах у камуфлированных появилась надежда: может, буцкать их не станут.

   – Не надо их трогать, лейтенант, это свои, – сказал Алеша.

   – Кому свои, а кому – не очень, – проворчал лейтенант. Но настаивать на «лечь, руки за голову» не стал.

   Гаишнику тоже позволили встать. Вид у него был нежизнерадостный. Из носа текла кровь.

   – Я – Шелехов, – представился Алеша. – Хозяин Курганского металлического. Знаете меня или документы показать?

   – Знаем, – с опаской косясь на спецназовцев, ответил один из курганских. – Я тебя… то есть, вас видел в клубе, в день, когда Кольку Яблоко убили. Вы тогда со Стеной и Юматовым приехали.

   – Теперь я приехал сам! – заявил Алеша. – Чтобы навести порядок.

   На физиономии курганского сначала выразилось некоторое сомнение: слишком молодо выглядел тот, кто объявил себя хозяином Курганского металлического. Но потом курганский поглядел на суровых спецназовцев, и сомнение с его лица стерлось.

   – А что же Хлебалов? – все-таки спросил он.

   – Уже ничего, – сказал Алеша. – Умер Хлебалов.

   Похоже, эту новость в Курган еще не привезли. Челюсть отвисла даже у гаишника.

   – И как же теперь? – тупо спросил курганский. – Закроют завод, значит?

   – С чего это вдруг?

   – Ну, типа, комиссия эта московская…

   Алеша подошел к бойцу вплотную, глянул сверху вниз – он был на полголовы выше:

   – А это не твоя забота! – произнес он сурово. – Завод я закрыть не позволю! А вот с бандитизмом будем кончать! Неделю срок – и чтоб я этого, – он пихнул ногой лежащий на асфальте автомат, – не видел! Всех касается! – Алеша повысил голос. – Устроили тут локальный военный конфликт!

   – Да мы это, типа, не против… – пробормотал смущенный боец. – Я это, типа, слесарь пятого разряда. Нас, типа, Чиж попросил… Ну, генеральный директор…

   – Бывший генеральный директор! – отчеканил Шелехов. – Мне такой руководитель, который рабочих в бандитов превращает, не нужен!

   – Куда теперь? – спросил лейтенант, когда все заняли свои места в машине.

   – На завод, – сказал Шелехов.

   – Это куда?

   – Это?.. Пусти-ка меня за руль, – сказал Алеша. – Быстрее будет.

   Водитель посмотрел на лейтенанта, тот – на Шелехова.

   – Слушай, – сказал он, – может, не надо? У тебя и прав-то нет…

   – Почему – нет? – удивился Шелехов.

   – Тебе же еще семнадцать! И вообще… Я за тебя отвечаю!

   Шелехов фыркнул, полез в карман и сунул лейтенанту твердый прямоугольник.

   – Мои права! – заявил он. – Международного образца! Убедились? И доверенность на машину – тоже на меня! Всё! – Он повернулся к водителю. – Освобождай место!

   Минивэн рванулся с места и полетел по шоссе.

   – Повезло… – пробормотал один из камуфлированных. – Могли и пришить. Ну чего, мы по домам? – сказал он полуутвердительно.

   – Давайте, – вздохнул гаишник, озабоченно трогая нос: кажись, не сломан. – А то пристрелят меня с вами за компанию.

   – Может, мы дурятники у тебя пока оставим? – попросил камуфлированный.

   – А вот этого не надо! – воспротивился гаишник. – На хер мне ваши незарегистрированные стволы! Я на нары не хочу, у меня семья!

   – А у нас, можно подумать, нет! – проворчал камуфлированный, но настаивать не стал. Они с напарником закинули оружие за спину и двинулись за будку, где стоял их мотоцикл.

   – Ленечка, это я! – Шелехов одной рукой держал руль, второй – мобильник. Собственно, на скорости в сто тридцать километров такое сочетание нежелательно, но никто, даже лейтенант, ему замечания не сделал. – Мы в Кургане… Что? К заводоуправлению… Какая еще заварушка?.. Ладно, не слышно ничего. Я еду. На месте разберемся. – Он спрятал телефон и немного сбросил скорость – они въезжали в городок. – Там какие-то проблемы, – сказал он лейтенанту. – По ходу дела разберемся.

   – Хотелось бы… – напряженно проговорил лейтенант.

   Он успел заметить среди немногочисленных прохожих, по крайней мере, троих с оружием.

   Лейтенант был вполне уверен в себе и своих людях, но если в этом городке каждый третий мужик – с автоматом под мышкой, то лейтенант предпочел бы иметь в своем распоряжении не шестерых бойцов, а хотя бы роту. И пару единиц «брони». А еще лучше – батальон. Полностью укомплектованный, с поддержкой с воздуха и предварительной рекогносцировкой местности. Судя по тем железкам, которые они нашли в Праздничном, даже батальону тут могут неслабо вломить… Так что, может, и лучше, что они приехали на гражданской машине. Жалко только, что их совсем мало…

   В том, насколько их мало, лейтенант убедился, когда Шелехов, осторожно маневрируя между людьми и автомашинами, припарковался на «административной» стоянке перед заводоуправлением.

   У двухэтажного здания из белого кирпича толпился народ. Почти все – при оружии. Много. Больше тысячи.

   В толпе кое-где просматривались милиционеры в форме, в отношении примерно один к пятидесяти.

   – Может, отъедем? – вполголоса произнес лейтенант. – На одно мое отделение многовато будет. Или вызвать подкрепление?

   Не похоже, чтобы он шутил. Голос у лейтенанта был напряженный.

   – Спокойнее, лейтенант, – сказал Алеша. – Это всего лишь неорганизованная толпа.

   – Ты даже не представляешь, на что способна неорганизованная вооруженная толпа, парень! – мрачно произнес лейтенант.

   – И все-таки я хотел бы разобраться, что тут происходит, – возразил Алеша.

   – Уяснить обстановку, – поправил лейтенант.

   – Вот именно! – Алеша достал мобильник. – Ленечка, это я! Да, у заводоуправления. То есть как это – какого хрена? А повежливее нельзя? Ну, так постарайся. Нет, я не слышал, что ты говорил! Прием плохой. Всё. Жду.

   – Ленечка сказал: ни во что не вмешиваться. Он сейчас будет.

   – Ленечка, это тот, который…

   – Тот.

   – Понял. – По лицу лейтенанта было видно: полегчало.

   Тому Ленечке он доверял больше, чем Алексею.

   Окруженный спецназовцами Шелехов стоял позади толпы. Он не думал, что привлечет чье-то внимание: тут каждый второй был в «пятне» и с оружием.

   – Что же все-таки там происходит? – пробормотал он.

   – Заложников взяли, – раздался рядом хрипловатый голос.

   Шелехов обернулся. Еще раньше отреагировали спецназовцы, ощетинились стволами. Сказавший тоже был не один – с дюжиной мордоворотов самого угрюмого вида. Но сам он смотрел вполне миролюбиво. Алеша видел его лишь однажды, но узнал сразу: Клим.

   – Здорово, Алексей Игоревич! – было непонятно: то ли Клим иронизирует, то ли решил таким обращением оказать уважение Шелехову-младшему.

   – Здравствуй, Клим! – Алексей не знал, как себя вести по отношению к этому человеку: по британским понятиям – уголовнику, деклассированному элементу, но по понятиям российским – уважаемой персоне, одной из самых весомых фигур в Кургане.

   – Хочешь, наверное, узнать, кто заложники? – голос у Клима был бодрый. Похоже, развитие событий его вполне устраивало. И встреча с Шелеховым тоже не огорчила.

   – Хочу, – ответил Алеша.

   – Юматов и Чиж.

   – А кто их взял в заложники?

   – А хрен их знает! – весело ответил Клим. – Кто взял, пусть тот сам и выкручивается!

   – А, вот вы где! – Растолкав спутников Клима, к беседующим пробился Ленечка. С ним – толстый мужчина в отглаженном костюме и чистой белой сорочке, смотревшимися нелепо среди камуфляжа, разгрузочных жилетов и прочей военной и полувоенной униформы.

   – Вот! – сказал Ленечка, показывая толстому на Алешу. – Настоящий владелец Курганского металлического Алексей Шелехов. Прошу любить и жаловать!

   – Очень приятно! Старший следователь генпрокуратуры Мирошник! – Толстый протянул Алексею руку. «Моложавый» вид Алеши его не смутил. Скорее всего, он уже ознакомился с шелеховским досье.

   – Собственно говоря, юридически я еще не полностью вступил в права, – произнес Алеша, пожимая мягкую влажную ладонь.

   – Лейтенант Харченко! – Командир Алешиных спецназовцев тоже поручкался с «генпрокуратурой».

   В этот момент у входа в заводоуправление что-то произошло: раздался выстрел, толпа загудела.

   – Пошли, – сказал Клим. – А то там сейчас накуролесят…

   – А вы, простите, кто? – Москвич поглядел на Клима.

   – Клим, – коротко ответил тот. Обмениваться рукопожатиями с представителем генпрокуратуры он не собирался. Кивнул своим – и те бесцеремонно двинулись сквозь толпу. Кое-кто пытался огрызнуться, высказывался нелицеприятно, но… Но, углядев Клима, мгновенно закрывал «варежку» и убирался с дороги.

   Шелехов двинулся за Климом, но не успел сделать и пару шагов, как обнаружил, что они с Ленечкой и москвичом оказались в кольце спецназовцев, что, впрочем, ускорило, а не замедлило продвижение к цели.

   У входа цепью стояли заводские охранники в униформе, вперемешку с милиционерами. Переговоры же с «террористами» вел лично начальник курганской милиции. Рядом с ним стоял козырный фраер Селиван, курганский смотрящий. Шерочка с машерочкой. За этими двумя тусовался здоровый мужик в камуфляже и темных очках. Этот микрофона не касался, но тоже совершал некие руководящие движения.

   Увидев Клима, Селиван уважительно посторонился. С любопытством посмотрел на Шелехова и его спутников, с неодобрением – на прокурорского.

   – Как? – спросил Клим.

   – Никак. – Селиван пожал плечами. – Гнилой базар…

   – Я требую немедленно отпустить заложников и сдаться властям! – провозгласил в микрофон начальник милиции. – В случае дальнейшего неповиновения будем применять оружие!

   – Задницу свою примени, если башка не варит! – ответили ему из здания, тоже через громкоговоритель. – Ясно тебе сказано: мы будем говорить только с представителями федеральных властей!

   – Может, мне с ними побеседовать? – предложил москвич.

   – Нет, – сказал Алеша. Он узнал этот голос.

   И Клим его тоже узнал.

   – Дай сюда! – Он отобрал громкоговоритель у начальника милиции. – Чего хипиш поднял, Бессон? Какие у тебя проблемы?

   – Клим, ты что ли?

   – Я.

   – Не знал, что ты теперь за Чижа тянешь.

   – Ты, Бессон, за базаром следи, – мягко проговорил Клим. – Я спросил: чего ты хочешь?

   – Того, чего я хочу, у тебя нет! – заявил Бессонов.

   – Можно? – Алеша взял у Клима громкоговоритель. – Может, у меня есть? – произнес он в микрофон.

   – Лешка, ты?

   – Я. Может, не будем на всю площадь кричать. Сейчас я зайду внутрь, ты не против?

   – А эти архаты тебя пропустят? – засомневался Бессонов.

   – А куда они денутся! – Алеша повернулся к начальнику милиции. – Я – Шелехов, – сказал он. – Вы меня помните?

   – Да, – осторожно ответил тот.

   Народ, тот что был поближе к зданию, с большим интересом прислушивался к разговору. Прислушивался вполне доброжелательно. Все, включая милиционеров и заводскую охрану, похоже, не испытывали к Алексею недобрых чувств.

   – Я – хозяин этого завода и намерен отстранить от управления нынешнее руководство, в частности нынешнего генерального директора Чижика и председателя совета директоров Юматова.

   Громкоговоритель был все еще у него, и сказанное было слышно всем, кто находился на площади.

   – А полномочия у вас для этого есть, юноша?

   – Лейтенант, покажите, пожалуйста, майору наши полномочия.

   Командир спецназовцев приподнял ствол автомата – начальник милиции побледнел. Лейтенант ухмыльнулся, левой рукой выдернул из кармашка, ловко развернул и сунул майору под нос.

   – Спокойно, пацаны, спокойно! – придержал Клим пару-тройку курганских ментов, которые решили было вступиться за своего начальника.

   Похоже, вмешательство Клима произвело на майора большее впечатление, чем документ лейтенанта.

   – Ладно, – буркнул он. – Мы что? Мы – за порядок. Но за этих… – кивок в сторону заводской охраны, – я не отвечаю.

   – А где их начальник? – Алеша опустил громкоговоритель. Эту часть разговора народу слышать не обязательно.

   – Там. – Майор кивнул в сторону заводоуправления. – В числе заложников.

   – А зам?

   – Я зам. – Это произнес мужик в темных очках, все это время очень неодобрительно наблюдавший за происходящим.

   – Очень хорошо. Уберите своих людей.

   – Не собираюсь! – с вызовом заявил тот. – У меня свое начальство!

   – Которое там, внутри? – осведомился Алеша.

   – Да.

   – А кто еще?

   – Лично Николай Григорьевич Хлебалов! – отчеканил «охранник». – Или Застенов! Только их команды я буду выполнять!

   – Думаю, Хлебалов уже никому команд не отдаст, – сказал Алеша. – А что касается Застенова… – Нет, все-таки телефон – замечательное изобретение. Алеша набрал номер. – Андрей Игоревич, я в Кургане. Да, все в порядке. Застенов у вас? Мне нужна его помощь. Не склонен к сотрудничеству? Возможно, я его склоню. Он далеко? Отлично! Веня, здорово! Алексей. Как самочувствие? Ладно, ладно, зато ты живой! Допустим. Ты уже в курсе, что твой хозяин… Очень хорошо… Давай только без эмоций… Нет, не обязательно… Это твое дело. А лично мне ты поможешь?.. Дослушай, ладно? Видишь ли, я сейчас в Кургане. И мне совсем не хочется, чтобы Курган стал вторым Праздничным. Ты понимаешь, что я имею в виду?.. Рад, что мы с тобой солидарны. Так вот, для этого мне надо, чтобы заводская охрана выполняла мои указания. Только охрана!.. Не беспокойся, с народом я договорюсь… Веня, я все равно…

   – Можно? – Клим протянул руку к Алешиному телефону. – Стена? Это Клим… – Курганский авторитет отодвинулся на пару шагов, поговорил с минуту, потом отдал Алеше телефон. – Он скажет, что надо.

   Шелехов кивнул. Затем передал телефон мужчине в темных очках.

   Тот послушал, буркнул:

   – Хорошо, я понял.

   – Я сделаю, что вы хотите, – мрачно произнес он, возвращая телефон Шелехову.

   – Я не сомневался. – Алеша снова поднял громкоговоритель. – Евгений! Я иду! Те, кто со мной – моя охрана. Большая просьба в них тоже не стрелять!

   – Мы постараемся! – ответили из здания.

   Алексей возвратил громкоговоритель начальнику милиции и только тогда сообразил, что для общения с Бессоновым ему было совсем не обязательно кричать на всю площадь. Можно было просто позвонить.

   «Господи, как мне все это надоело!» – подумал Алеша.

   Сейчас ему трудно было даже представить, что где-то есть университетский кампус, чистый воздух, лужайки с подстриженной травой, аккуратные люди в нормальной одежде. В глазах уже рябило от «пятна», мрачных небритых физиономий, кислого запаха пороха и рвоты.

   – Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы люди разошлись, – сухо произнес он, обращаясь одновременно к старшему заводской охраны, начальнику милиции и Климу. – И неплохо бы, чтобы все, у кого нет разрешения, сдали оружие. Добровольно.

   Клим усмехнулся, «охранник» промолчал, и только начальник милиции, красная морда между засаленных майорских погон, процедил надменно:

   – Как вы себе это представляете?

   – Не знаю, – Алеша пожал плечами. – Зато я очень хорошо представляю, что произойдет здесь завтра, если оружие не будет сдано. А вы?

   И, не дожидаясь ответа, направился к дверям. Спецназовцы и Ленечка – с ним.

   Москвич тоже сделал попытку, но начальник милиции его удержал.

   – Не надо, – сказал он. – Еще пристрелят вас ненароком.

   – А вы?..

   – А я, как видите, остался.

   – Ну, вы даете! – искренне восхитился Шелехов. – Втроем!

   Он, лейтенант, Ленечка и Бессонов комфортабельно расположились в кабинете генерального директора Курганского металлического завода. На Т-образном столе для заседаний красовались разнообразные бутылки, извлеченные из директорского бара, и обильная закуска, хранившаяся в холодильнике.

   Сам генеральный директор Чижик вместе с Юматовым, под присмотром Салавата, томились в кабинете заместителя. Публика рангом помельче – начальник охраны, главный инженер и прочие – были заперты в «комнате отдыха». За каждым пленником была закреплена персональная батарея, к которой он был пристегнут отличными стальными наручниками, произведенными здесь же, на Курганском металлическом. За «второстепенными персонажами» присматривал Монах.

   – …Втроем захватить такую ораву!

   – Что нам стоит дом построить! – засмеялся Бессонов.

   – Скорее – взорвать, – уточнил Ленечка.

   – Как раз взорвать было бы проще! – возразил Бессонов. – А ты вот так, живьем попробуй!

   – Я думаю: живьем – это случайно получилось, – сказал Ленечка. – А планировал ты господина Юматова прямиком в края вечной охоты отправить. Только вот засветились вы немного раньше, чем планировали.

   Бессонов пробормотал что-то невнятное. Алеше сразу стало ясно, что Ленечка попал в точку.

   – Сивый где?

   – Там, – Бессонов неопределенно махнул рукой. – Мы его на подстраховке оставили. Снаружи.

   – Разумно, – одобрил Ленечка. – Ну, рассказывай, как было дело.

   – А может, сначала этих?.. – Бессонов мотнул головой в сторону кабинета, где томились Юматов, Чижик и начальник охраны.

   – В окно глянь, – предложил Ленечка. – Что видишь?

   Бессонов посмотрел.

   – Не понял! Они что, расходятся?

   – Точно!

   – И оцепление снимают?

   – Угу.

   – Совсем не понял! – Бессонов нахмурился. – С чего бы это?

   – Леша им приказал.

   Бессонов поглядел на Алексея, тот кивнул.

   – Лейтенант, – сказал он командиру спецназовцев, – вас не затруднит проверить, как внизу устроились ваши люди? Мне бы не хотелось, чтобы нам кто-либо помешал.

   – Легко! – Лейтенант встал, подцепил пару палок колбасы, балык, хлеб, коробку с пивом. – Я возьму ребятам перекусить?

   – Разумеется. Мешок возьмите, так удобнее нести…

   – Ну вот! – сказал Ленечка. – Теперь все свои, давай рассказывай!

   Трое «братьев-разбойников» удивленно взглянули на своего атамана.

   – Тебе лучше знать! – сказал Монах.

   – Вот именно! Мы идем в Курган!

   – Плохая идея, – недовольно проворчал Монах. – Если там сейчас спецназ, нам сначала накидают, а потом будут разбираться. Если будет с кем. А если нас поймают хлебаловские, так вообще порвут натрое!

   – Не порвут! – сказал Бессонов. – Мы сейчас вернемся и заберем ксивы хлебаловских ореликов, и его собственные – тоже. Барахло их возьмем, что не очень попорчено, Сивый нам морды разрисует, и станем мы, натурально, хлебаловские телохранители!

   – Совсем плохая идея! – забеспокоился Монах. – Тут-то нас спецназовцы и грохнут!

   – Не ссы, братан! – Бессонов хлопнул Монаха по плечу. – У меня же номер трубы их подполковника. Отмажемся, если что. Других предложений нет? Тогда действуем! – и устремился к месту недавнего боя.

   Сивый с Салаватом потопали за ним. Без всякого энтузиазма. Последним тащился мрачный-мрачный Монах.

   Мрачен он был потому, что надеялся остаться единственным владельцем хлебаловского бумажника.

   Не получилось. Пришлось отдать и бумажник, и то, что внутри. Хотя пару пластиковых карт отечественного происхождения он все-таки прикарманил.

   В Курган ехали на попутках. Выглядело это так: Салават выходил на середину дороги и стволом автомата делал проезжающей машине знак свернуть к обочине. Если машина на взгляд Бессонова оказывалась подходящей, ее конфисковывали. Затем, отъехав на пару километров, тормозили встречную и интересовались: далеко ли до блокпоста? Не доезжая до указанного места, машину бросали, обходили пост стороной и ловили новую тачку.

   Чтобы таким образом добраться до Кургана, им потребовалось около трех часов. Пешком было бы дольше.

   Уже на подъезде к Кургану им посчастливилось остановить «Газель» из заводской «конюшни». Учитывая, что с собой у них были трофейные документы личных охранников Хлебалова, шофер «Газели» безропотно уступил машину. Так же безупречно эти ксивы сработали на посту ГИБДД. Размалеванные рожи, камуфляж, стволы производили нужное впечатление, начисто отбивая охоту придирчиво сравнивать фотографии в документах с физиономиями тех, кто их демонстрировал.

   К приятному удивлению «братьев-разбойников», столичного спецназа в Кургане еще не было. Впрочем, об этом можно было догадаться и раньше: военные посты на шоссе «закончились» километрах в двадцати от городка.

   – Что теперь? – спросил Монах.

   Их «Газель», наполовину въехав на тротуар, стояла на одной из улочек, примыкавшей к площади перед заводоуправлением. Между микроавтобусом и стеной дома оставалось не больше полуметра, что здорово мешало прохожим, но высказаться по этому поводу рискнула лишь ветхая бабка. У остальных вид расположившихся в микроавтобусе громил отбивал желание делать замечания. Хотя, как нетрудно было заметить, многие курганские мужики тоже ходили не с пустыми руками. Но одно дело – работяга, с армейских времен не нажимавший на спусковой крючок, а совсем другое – убийца с профессиональной выучкой. Четверо в «Газели» выглядели именно такими. Впрочем, внешность в данном случае полностью соответствовала содержанию.

   – И что теперь? – поинтересовался Монах.

   – Юматов! – жестко произнес Бессонов. – Яблоко, Хлебалов, Юматов, Застенов! Вот наш список!

   – Ты же вроде обещал Лехе Застенова не трогать… – пробормотал Монах.

   – Его, может, и не трону, – сурово произнес Бессонов. – А Фимка должен сдохнуть! Кто-то против?

   – Должен, так должен, – за всех ответил Монах. – А как ты себе это представляешь?

   – Элементарно! – Бессонов несколько повеселел. В последнее время он уже не испытывал абсолютной уверенности, что команда безропотно выполнит все его приказы. – Сейчас подъедем к заводоуправлению и спросим у охраны, где Юматов.

   – Так они тебе и скажут! – усомнился Монах.

   – Скажут, не беспокойся! Если Фимка внутри, входим, отыскиваем его, кончаем и уходим.

   – Как все просто! – пробормотал Монах.

   – Я же сказал: элементарно! Не ссы, я это здание как свои пять знаю! Сам когда-то его охрану и отлаживал! Забыл, что я при Гарике Шелехове безопасностью командовал?

   – Ну, с тех пор многое могло измениться, – возразил Монах.

   – Стены те же! Капитального ремонта никто не делал! А пропустят нас без звука, если скажем, что мы – с донесением от Хлебалова.

   – Так тебе и поверят! – усомнился Монах. – Это у Лешки в Англии джентльменам на слово верят!

   – Сюда взгляни! – На ладони Бессонова появился телефон. – Что видишь?

   – Мобильник.

   – Хлебаловский мобильник! – торжественно сказал Евгений. – Жалко, нет у нас Лешкиной техники, чтобы голос подделать, но можно ведь и СМС послать. Ну-ка, кто я теперь стал… – Он открыл ксиву одного из покойных телохранителей: – Крильчук Мирон. Очень хорошо…

   На площади перед зданием администрации машин было не так уж много, и все это были машины простых смертных. Транспорт руководства парковался на закрытой автостоянке в стороне от главного входа. Там же имелся и персональный вход для высшей заводской администрации. Негоже руководству идти через турникеты вместе со всякими мелкими служащими. У этого VIP-входа и охраны было намного меньше, а у главного терлось никак не меньше двух десятков в заводской униформе и несколько милиционеров. У всех покидающих здание или входящих проверяли документы, некоторых обыскивали, кое-кого заворачивали.

   – Там еще проходная и турникеты, – сказал Бессонов. – В обычное время тех, кто на смену, шмонают на предмет водки, а тех, кто отработал – чтобы детали не несли. Это еще я ставил.

   – И много перли? – заинтересовался Монах.

   – До Гарика – много. Жрать-то хочется, а зарплаты нет. А Гарик поставил строго! «Несун»? По чавке и «трудовую» в зубы!

   – Сурово!

   – Ну! Зато при нем и станки закрутились, и зарплата опять пошла.

   – Не по делу базар, – напомнил Сивый.

   – Короче! – спохватился Бессонов. – Через главный нам идти не резон. Пойдем через виповский. Там – никаких турникетов и охранников внутри не больше трех.

   – Зато снаружи – шестеро! – возразил Монах. – И шлагбаум. Придется спешиться…

   – Не придется! – отрезал Бессонов. – Сивый, твоя тема будет такая: выбери место и наблюдай. Как только кто-то захочет въехать или выехать, дашь нам знать. Мы прилетим на газах, пока они шлагбаум не опустили, и сразу ко входу.

   – Шухер будет! – забеспокоился Монах.

   – Не будет! У нас машина заводская, ксивы конкретные. Главное – темп!

   – А я? – спросил Сивый.

   – А ты с нами не пойдешь. Будешь тут на контроле. Если что – подстрахуешь на выходе. Еще тачку какую-нибудь раздобудь. Уходить мы, скорее всего, будем с шумом.

   – Риск, – сказал Сивый. – Может, подождем, пока он выйдет. Я его сниму.

   – Не факт, что он выйдет, – не согласился Бессонов. – Может и там заночевать. Или выйдет, но с хорошим прикрытием, и сразу в бронеавтомобиль. Гляди! На стоянке аж два инкассаторских… Нет, сделаем, как я сказал. Он там внутри – как улитка в ракушке. Думает, что в безопасности, а мы его – ножиком!

   Сивый кивнул и принялся изучать прилегающие к площади дома, подбирая точку, чтобы залечь. Бессонов с Монахом вернулись в переулок и влезли в «Газель». Расположившийся на водительском месте Салават лопал бастурму.

   – Эй, где взял? – воскликнул Монах. – А мне?

   Салават усмехнулся и выудил из пакета еще три порции.

   Монах попытался завладеть сразу двумя, но Салават не дал.

   – Сивый, – сказал он.

   – Сивый там остался, – заявил Монах. – Я за него!

   – Не-е! – ухмыльнулся Салават. – Это я съем. Ты и так толстый! – И откусил от второй порции.

   – Машину заведи, – велел ему Бессонов. – И будь готов рвануть.

   – Чтоб оно тебе поперек горла встало, – проворчал Монах. – Не очень-то и хотелось.

   Но свою порцию сожрал вмиг.

   А вот Салават вторую доесть не успел. Дзинькнул бессоновский телефон:

   – Тридцать секунд!

   – Пошел! – заорал Бессонов.

   «Газель», распугав пешеходов, спрыгнула с тротуара, подрезала взмекнувший гудком «Москвич» и вылетела на площадь.

   C VIP-стоянки как раз готовилась выехать машина.

   – Под шлагбаум и сразу к дверям! – скомандовал Бессонов.

   Микроавтобус, петляя, как слаломист, преодолел площадь, втиснулся между будкой и выезжавшей машиной, и, взвизгнув покрышками, затормозил прямо перед дверью.

   Бессонов первым влетел внутрь, размахивая раскрытой ксивой.

   – Я – Крильчук! – заорал он. – Юматов тут?

   – Тут! – Всполошившиеся охранники опустили оружие.

   – Второй этаж, – сказал старший. – Тебя ждут. Сейчас я предупрежу. – Он потянулся к телефону. – Гена, проводи…

   – Не надо! – отмахнулся Бессонов. – Я знаю, куда! – И помчался вверх по лестнице.

   Монах и Салават – за ним.

   В приемную они вломились как раз когда секретарша ответила на звонок снизу.

   – Крильчук? – переспросила она. – Да, они уже…

   – Я – Крильчук! – бросил Бессонов.

   Два охранника в приемной, подскочившие при виде трех вооруженных головорезов, опустились на свои стулья и расслабились, что свидетельствовало об их весьма средней подготовке, и что, разумеется, не осталось незамеченным «братьями-разбойниками».

   – Где Юматов? – спросил Бессонов.

   – У генерального на совещании. – Секретарша, молодящаяся дама бальзаковского возраста, кивнула на двери с надписью «Генеральный директор». – Я сейчас доложу… – И тут глаза ее расширились: она узнала Бессонова.

   – Сидеть! – Бессонов мгновенно развернулся, сдергивая с плеча автомат и наводя его на охранников. – Салават, займись! – И пинком распахнул дверь в кабинет.

   – Здорово, орелики! – рявкнул он и нажал на спуск. Короткая очередь вышибла щепки из дубовых панелей, расколола вазу и создала нехорошее напряжение в сердечных мышцах совещавшихся.

   В приемной дико заверещала секретарша.

   – Оружие на стол, живо! – скомандовал Бессонов, буравя свирепым взглядом искаженные страхом физиономии. Здесь была практически вся головка заводской администрации: Чижик, главный инженер, начальник охраны, главный технолог… И, разумеется, Юматов!

   – Живо!

   На зеленую, как в казино, поверхность стола легли три пистолета.

   – Монах, прибери! – распорядился Бессонов. – Всем встать, ручки дружно на затылок! Кто дернется не в масть – сразу пуля в башку! Есть желающие?

   Желающих не было. Среди присутствующих разве что один начальник охраны был способен к силовым контактам… лет десять назад.

   – Монах, что там в прихожей? – не оборачиваясь, спросил Бессонов.

   – Баба сомлела, остальные – в упаковке. Салават «держит» двери.

   – Вы двое, – Бессонов показал стволом автомата на Юматова и Чижика, – останьтесь. Монах, остальных загони в вон в ту дверь. – Бессонов нажал кнопку громкой связи.

   – Внимание всем! Распоряжение генерального директора: всем, включая охрану, немедленно покинуть здание!

   В приемной громыхнул автомат.

   – Назад, свиньи! – заорал Салават. – Пристрелю на хер!

   – Всем включая охрану немедленно покинуть здание! – гаркнул Бессонов в микрофон. Слышно было, как его голос хрипит из динамиков в коридорах. – Иди сюда! – Он ухватил за шиворот Чижика, упер ему в живот ствол. – Ну-ка, подтверди, что я сказал! Скажи: пожарная тревога! Ты, сука, рук не опускать! – Это относилось в Юматову. – И снова Чижику: – Давай ори, паскуда, пока я тебя свинцом не нафаршировал!

   С генеральным директором давно никто так не обращался. Он обильно потел от страха, но все-таки штанов не намочил, удержался.

   – Чижик говорит! Пожарная тревога! Всем покинуть здание! – взвизгнул он. – Немедленно покинуть здание!

   – Скажи, кто останется внутри через пять минут, будет уволен!

   – Кто не вышел, через пять минут будет уволен! – закричал Чижик.

   – Молодец! Салават, как у тебя?

   – Чисто, Бессон!

   – Через пять минут проверишь здание. Для прикрытия возьмешь главного технолога, он там сидит, такой жирный, рыжий, как я, только лысый! – Бессонов толчком отбросил Чижика на диван, направил автомат на Юматова. – Что, Фимка, очко играет?

   – Хочешь стрелять, стреляй, – хладнокровно ответил Юматов. – Один хрен тебе отсюда не выйти!

   Бессонов приблизился к нему, хлестнул левой рукой по лицу. Несильно, но Юматов пошатнулся. Пошатнулся, но не отстранился. Он принадлежал к тому сорту людей, которые, зная, что их все равно убьют, перестают бояться.

   Бессонов мог убить его в любой момент: пристрелить, зарезать, задушить голыми руками… Но сначала он хотел увидеть страх Юматова. Такой же, какой он видел в глазах Чижика.

   – Может, отдать тебя Салавату? – как бы раздумывая, проговорил он. – Пусть обстругает тебя до кочерыжки…

   – Нет, Женя, ты этого не сделаешь. – Юматов покачал головой. – Ты – крутой мужик, но не садист. Не станешь ты человека мучить без необходимости. Я думаю, ты и Николая убил просто так, без лишнего насилия.

   – Откуда ты знаешь, что я его убил? – спросил Бессонов. – Догадался из-за мобильника?

   – Да, с сообщением ты меня купил, – согласился Юматов. – Старею, становлюсь доверчивым. Наверное, на пенсию пора. Но Колин мобильник ни при чем, – усмехнулся Юматов. – Я, Женя, хорошо знаю, как выглядит человек, недавно утоливший жажду мести. У тебя это просто на роже написано! Был бы ты голодный, с порога бы меня пристрелил.

   – Психолог! – буркнул Бессонов.

   Юматов был прав. Хитрожопый Фимка Юматов, добродушный толстячок, который тем не менее погубил больше людей, чем снайпер-наемник Сивый.

   – Стреляй, – спокойно произнес Юматов.

   – Торопишься? Ты вроде до пенсии дожить собирался? – усмехнулся Бессонов.

   – Видно, не судьба, – философски ответил Юматов. – Ты же все равно нас убьешь, так зачем тянуть?

   Бессонов покосился на Чижика. Генеральный директор сидел на диванчике, белый от ужаса.

   «Мешок с дерьмом», – презрительно подумал Бессонов.

   Бессонов испытывал большое желание всадить пулю в живот Юматову и посмотреть, как тот будет корчиться. Но пока нельзя. Юматов – самый сочный заложник. Придется потерпеть.

   – Монах, сними с охранников «браслеты», возьми этого (кивок на Юматова), сведи в соседний кабинет и пристегни к батарее. А с тобой, – Бессонов шагнул к Чижику, – мы сейчас немного побеседуем. И для начала ты мне откроешь вот этот сейф…

   – Что ты имеешь в виду? – насторожился Бессонов.

   – Я намерен взять этот завод, Евгений. Не груду развалин с разбежавшимися рабочими, а нормально функционирующую структуру. Рентабельное производство.

   – Допустим. И что дальше?

   – А для этого мне нужно, чтобы те, кого ты так ловко взял под стражу, согласились со мной сотрудничать.

   – Они согласятся! – губы Бессонова искривила хищная улыбка. – Салават вмиг уговорит этих зайчиков!

   – Мне бы хотелось, чтобы согласие было дано добровольно, – сказал Алеша. – Впрочем, некоторое психологическое воздействие, вероятно, не окажется лишним. Мне нужен кабинет поменьше этого, но достаточно удобный…

   – …Главного технолога подойдет, – сказал Бессонов. – Дверь из приемной налево.

   – Начну я с Чижика. Одного его достаточно, чтобы завод продолжал работать. Ленечка, пожалуйста, сходи вниз к лейтенанту и возьми у него самого свирепого на вид бойца, – попросил Алеша. – Хочу, чтобы он присутствовал при наших беседах. Он и Салават. Думаю, этого будет достаточно, чтобы произвести нужное психологическое впечатление.

   Чижика, немного помятого, но несколько оправившегося от первого испуга, привели в кабинет и аккуратно усадили в кресло. Слева от него возвышался Салават, справа отбрасывал квадратную тень спецназовец.

   А напротив Чижика сидел молоденький парнишка с гладкими щеками, в костюме, который когда-то был весьма элегантным, но нынче остро нуждался в глажке и чистке. Чижик узнал парнишку: Шелехов-младший. Гендиректор слышал, что у Хлебалова были какие-то проблемы с этим парнем, а еще слышал, что Шелехов-младший учился где-то в Англии и слабо разбирается в российских реалиях. И он не убийца. Скорее всего, Бессонов и те, кто с ним, намерены использовать мальчишку в качестве дополнительного козыря. Вряд ли им известно, что завод больше не является собственностью Шелехова. Чижику же на руку любое промедление. Как только в Кургане появятся настоящие представители власти (Бессонов не власть – просто бандит), Чижик снова окажется на свободе. Таких, как он, проще и полезнее покупать, чем убивать.

   Алеша видел, как постепенно меняется выражение лица генерального директора. Беспокойство уходит, уступая место обычному надменно-самоуверенному выражению «большого начальника».

   – Наручники с него снимите, – попросил Шелехов, а когда просьба была выполнена, произнес:

   – У меня мало времени, Сергей Иванович, так что сразу к делу. Я предлагаю вам выбор. Одно из двух: либо вы оказываете мне активное содействие, либо я передаю вас прокуратуре.

   – Это угроза? – нахмурился Чижик.

   – Вовсе нет. Это предложение. Выбор, как я уже сказал, за вами.

   Чижик ожидал совсем другого разговора. Откуда такой напор? И такие знакомые интонации… Внезапно показалось: перед ним не мальчишка из английского колледжа, а чертовски помолодевший Шелехов-старший.

   Скорее от растерянности, чем осмысленно, Чижик ляпнул:

   – А вы знаете, юноша, что завод вам уже не принадлежит?

   Он хотел смутить парнишку, поставить его на место.

   – Вы имеете в виду, что господин Хлебалов через посредство господина Юматова и ваше мошенническим образом передал акции завода своему концерну? – спокойно произнес Шелехов. – Вы это имеете в виду?

   – Факт мошенничества вам вряд ли удастся доказать! – надменно произнес Чижик. Так и есть: этот парень ничего не смыслит в русском бизнесе. – Все проводки сделаны в соответствии с законодательством. Так что де-юре завод принадлежит не вам, а Хлебалову. – Гендиректор приободрился, даже закинул ногу за ногу.

   – Де-юре завод принадлежал господину Хлебалову, – сказал Алексей. – Покойному господину Хлебалову. Но это временное явление. Я имею в виду принадлежность завода, а не смерть Хлебалова, – уточнил он.

   – Не думаю, что вам, молодой человек, удастся вернуть свою бывшую собственность, – ледяным тоном произнес Хижик. Теперь он чувствовал себя вполне уверенно. Надо же, мальчишка вздумал ему прокуратурой грозить. Это пусть в ихней Англии прокуратуры боятся. В России прокурор – такой же товар, как «мерседес». Только дешевле. – В концерне «Русское топливо», которому сейчас принадлежит семьдесят шесть процентов акций Курганского металлического, лишь шестьдесят два процента – собственность Хлебалова, – сообщил мальчишке Чижик. – Девятнадцать процентов принадлежат господину Юматову, одиннадцать – господину Филимонову… Говорит вам что-нибудь это имя?

   – Кое-что… – В информационной базе Хлебалова господин Филимонов фигурировал под кличкой Филин.

   – …Восемь процентов – господину Медведеву. Это имя вам тоже что-то говорит, молодой человек?

   – Разумеется.

   – …А четыре с половиной процента – мне! Так что даже смерть Хлебалова, не оставившего, кстати, наследников…

   – Ну почему же – не оставившего? – Алеша усмехнулся. – А его жена?

   Бинго! Генеральный директор осекся. Он даже привстал, но тут на его плечи одновременно легли руки спецназовца и Салавата, и Чижик плюхнулся в кресло.

   Алеша с удовольствием наблюдал, как сползает со щекастой физиономии Чижика маска «большого начальника». Забыл, забыл господин Чижик, что его покойный хозяин перед смертью обзавелся супругой. А сейчас вот вспомнил. И вспомнил заодно, что вдова – не какая-нибудь фотомодель, а родственница оч-чень уважаемого человека.

   – Все равно для вступления в права понадобится время, – буркнул генеральный директор. – А за это время…

   – …Вы с Юматовым успеете слить активы «Русского топлива» и провернуть еще одну аферу? – перебил его Шелехов. – У вас и схема передачи подготовлена на этот случай, да?

   – Ну-у… – Именно это Чижик имел в виду. Похоже, парень все же кое-что понимает. Но что он может сделать? Разве что убить и его, и Юматова. Но мальчик на такое не пойдет. Не та порода.

   – Я, конечно, не помню наизусть номера оффшорных счетов, включенных в эту схему, – задумчиво произнес Шелехов. – Но фирма, которой предназначалось стать новым владельцем этих акций, называется «Экспресс-гарантия-плюс». Верно, Сергей Иванович?

   – Откуда вы знаете? – внезапно осипшим голосом проговорил Чижик. Это был мощный удар. Нокдаун. – Кто вам сказал?

   – Это уже не имеет значения, – небрежно бросил Алеша. – Особенно для вас, Сергей Иванович. Я хочу, чтобы вы правильно представляли мои возможности, и не сомневались, что этот завод все равно будет принадлежать мне. Признайтесь, – Алеша усмехнулся, – вы ведь меня недооценивали?

   Чижик промолчал.

   – Я все равно получу этот завод, – твердо произнес Шелехов. – Но с вашей помощью, Сергей Иванович, операция возвращения собственности законному владельцу пройдет легче и быстрее. Вот почему я и пригласил вас на этот разговор, а не передал в распоряжение федеральных властей, у которых, поверьте, есть к вам очень серьезные претензии. Так что выбирайте: добровольное сотрудничество или уголовное дело.

   – Вы так уверены, молодой человек, что прокуратура у вас в кармане? – хмуро спросил Чижик.

   – Я уверен, что у меня в кармане вы, – сказал Шелехов. – Есть прокуратура, есть другие средства воздействия… – Он показал глазами на Салавата. – Есть мои собственные средства, которые, поверьте, не менее эффективны. Я предлагаю вам выбор, но этот выбор весьма условен. Я однажды летел в Россию на самолете российской авиакомпании. Там меня спросили, буду ли я брать обед, я спросил: какой выбор? Знаете, что мне ответили?

   Гендиректор мотнул головой. Ему было не до анекдотов.

   – Брать или не брать, – Алеша улыбнулся. – Примерно такой же выбор у вас, Сергей Иванович.

   Чижик некоторое время размышлял, потом спросил:

   – А я получу долю Юматова, если соглашусь?

   – Ну вы и наглец, Сергей Иванович! – засмеялся Алеша. – Ваш друг Юматов сидит в соседнем кабинете, живой и здоровый, пока что живой и здоровый, – поправился Шелехов. – А вы уже претендуете на его долю. Вижу, по-хорошему нам с вами договориться не удастся. – Шелехов перестал улыбаться. – Нет, Сергей Иванович! Никакой доли вы не получите! – сказал он жестко. – Но если вы будете вести себя примерно, я постараюсь уберечь вас от нар… и, возможно, оставлю в неприкосновенности те сто двенадцать тысяч евро, которые вы храните в венском банке.

   Чижик побледнел.

   «Говно человек», – подумал Салават, не без удовольствия наблюдавший, как Алеша пользует генерального директора.

   Салават знал эту породу. Такие смотрят на простых людей, как на грязь. Умники в отглаженных брючках на служебных машинах. А взять покрепче – и уже трясется, как хомяк.

   – Я жду! – повелительно произнес Шелехов.

   – Но… Вы… Какие у меня… Что я получу, если соглашусь?

   – Сергей Иванович, вы ведь работали на заводе при моем отце? – спросил Алексей.

   – Да.

   – Кем?

   – Начальник технологического отдела.

   – Вы получите эту должность, если пожелаете. Это всё. Согласны?

   – Да… – Вид у Чижика был… как у чижика.

   – Вопросы? Я имею в виду срочные вопросы по производству, а не по поводу ваших личных неурядиц!

   – Алексей… э-э-э… – Чижик мучительно пытался вспомнить отчество Шелехова, потом наконец сообразил: – …Игоревич, вчера нам были предъявлены долговые обязательства… Наши долговые обязательства металлургам. На сумму в шестьдесят миллионов. А у нас…

   – ОАО «Ширгород-вектор»?

   – Да. Я не знаю, как попали к ним наши…

   – Забудьте, – сказал Алексей. – Это моя фирма.

   У Чижика отвисла челюсть.

   – Сергей Иванович, вы меня все еще недооцениваете, – усмехнулся Алеша.

   Долги по его поручению скупил Вадчиков, через «Речбанк». Он же учредил ОАО «Ширгород-вектор». А вот деньги на покупку дал Шелехов. Деньги это были с хлебаловских оффшоров и изначально предназначались для покрытия долгов металлургам. Кстати, долговые обязательства на шестьдесят миллионов обошлись «Ширгород-вектор» всего в тридцать семь с половиной. Прошел слух, что Курганский может рухнуть, и его кредиторы рады были получить половину, когда впереди маячила альтернатива не получить ничего. Алешин консультант не зря ел свой хлеб с икрой. Да, не зря. Теперь более двух третей финансовых потоков бывшей хлебаловской империи прокачивались через дополнительные шлюзы, контролируемые Алешей. Правда, перехват управления произошел не вполне законным путем, но соблюдать законы в России – верный способ потерять свой бизнес. Это не Европа. Хотя, надо признать, европейские законы Алексею тоже пришлось нарушить: хачить банки у них как-то не принято. Но ведь Шелехов не чужое брал – исключительно свое.

   И все же с Чижиком брать под контроль завод будет намного проще.

   – Что еще?

   – Как с отгрузкой?

   – Отгрузка кому? На Кавказ?

   – Ну-у… да. В основном.

   – Отгрузку пока прекратить. – Это должно понравиться подполковнику. – Но завод должен работать. Думаю, через несколько дней я представлю вам вашего преемника. Он и займется текущими вопросами.

   – А разве вы сами не…

   – Нет, – качнул головой Алеша. – Лично руководить заводом я не буду.

   У него не было желания тратить молодость на производственно-финансовые игры. Зато у него появился очень подходящий кандидат на эту работу. Правда, сам кандидат пока об этом не знал.

   Дело в том, что пока он разбирался с администрацией Курганского металлического, весть о смерти Хлебалова достигла ушей многих заинтересованных лиц, и администрация города и области в лице губернатора действующего и губернатора будущего решила, что теперь самое время разобраться с собственностью покойного никитского князька.

   Руслан Васильевич Медведев вошел в кабинет губернатора без стука. Во-первых, они как-никак родственники, пусть и по женской линии, во-вторых, именно он финансировал избирательную кампанию губернатора три с половиной года назад, когда стало ясно, что для обеспечения всенародной поддержки бывшего секретаря обкома нужны ну очень большие деньги.

   – Это надо прекратить! – с порога объявил Медведев.

   – Что прекратить? – губернатор находился в благодушном настроении.

   Ему уже доложили, что с Хлебаловым покончено, следовательно, угрозы превращения Ширгородской области в «горячую точку» больше не существует. И более того, перспективы открываются самые радужные. На столе перед губернатором лежала карта области, на которой были обозначены районы «влияния» покойника, и распечатанный перечень предприятий, фирм и организаций, бывших в собственности покинувшего этот мир никитского князька. Желтым было помечено то, что при известной предприимчивости можно было превратить в собственность области. Красным – то, что можно было впоследствии превратить в личную собственность губернатора и его родственников. Синим – то, что «прихватизировать» для себя никак нельзя, зато можно предложить в качестве обменного куша тому же Медведеву. Или Сурьину. Или полпреду Президента. Или одной московской финансовой группе, представитель которой позвонил ему вчера и дал понять, что их «барашек в бумажке» будет в полтора раза упитанней того, что предложат губернатору магнаты области, и значительно вкуснее того, что могут предложить губернатору сторонники укрепления вертикали власти. Еще был звонок из Ингушетии: голос с выраженным «кавказским» акцентом сообщил губернатору, что если Курганский металлический завод не выполнит своих обязательств перед «уважаемыми людьми», то заводу будет «предъявлено конкретно», а вот если губернатор отдаст завод под контроль «уважаемого человека», то ему, губернатору, будет выплачено сто тысяч американских долларов наличными.

   Губернатор пообещал, что сделает все возможное, но разумеется, предпринимать ничего не стал. Обязательства завода его не касались, сам завод стоил намного дороже двухсот штук, а за контакты с «уважаемыми людьми» с гортанным акцентом губернатору могло влететь по самое «не балуйся». И от властей официальных, и от властей теневых. Губернатор вообще не хотел связываться с Курганским металлическим. Зато Краснянский нефтеперегонный, вместе с сетью бензоколонок принадлежавший тому же хозяину, что и Курганский, а именно – хлебаловскому концерну «Русское топливо», господина губернатора очень интересовал. Дело в том, что господин губернатор был владельцем порядка трети ширгородских бензоколонок, еще одной третью владел «смотрящий» Грязный, а треть принадлежала «Сибнефти», державшей самые дешевые цены и составлявшей неприятную конкуренцию и ворам, и губернатору. Если удастся завладеть Краснянским нефтеперегонным, то самый дешевый бензин будет у губернатора. А завладеть вполне реально: оба предприятия отошли к «Русскому топливу» путем многоступенчатой и не вполне чистоплотной операции. Губернатору области вполне по силам опротестовать любую из промежуточных передач, и сделать это так, чтобы собственность «потеряла» нынешнего владельца и при этом никогда не вернулась к предыдущему. Еще проще в отсутствие реального владельца обанкротить спорную собственность и далее поступать с ней по собственному разумению.

   Вот такие приятные планы обдумывал господин губернатор, когда к нему без доклада и даже без стука вошел Медведев.

   – Что прекратить? – спросил официальный владыка области у владыки неофициального.

   – Мне доложили, что мальчишка – в Кургане и распоряжается Металлическим, словно это его собственность. Это надо прекратить!

   – Какой мальчишка? – удивился губернатор.

   – Шелехов!

   – Игорь Шелехов? – еще больше удивился губернатор. – Почему он – мальчишка? К тому же он умер! Ты ничего не путаешь?

   – При чем тут Игорь? Это его сын!

   – А при чем здесь его сын? – совсем впал в изумление губернатор. – Хлебалов же все на себя перевел!

   – Вот именно! – воскликнул Медведев.

   – Тогда чего ты паришься, Руслан? – поднял бровь губернатор.

   – А того, что сопляк уже разогнал всю заводскую администрацию.

   – Сам? Этот мальчишка?

   – Кто-то за ним играет! – мрачно проговорил Медведев. – Кто-то из москвичей или Сурьин.

   – Так Сурьин же помер! – воскликнул губернатор. Поистине у него сегодня был день сюрпризов.

   «И это глава области!» – подумал Медведев.

   – Эту сволочь так просто не убьешь! – злобно сказал Руслан Васильевич. – Он только имитировал смерть. Даже меня надул, гад! А сейчас ему выгодно поддержать мальчишку, чтобы потом захапать все самому!

   – Руслан, не кричи! – поморщился губернатор. – Кто бы сейчас ни мутил в Кургане, а право собственности есть право собственности. И кому что принадлежит в Ширгородской области, определяет ее губернатор. А губернатор – это я! Тебе нужен контрольный пакет Курганского? Ты его получишь! Вопрос в том, что с этого получу я? – Будучи родственником Медведева (хоть и по женской линии), губернатор не считал нужным говорить всякими там намеками-экивоками.

   – Двенадцать процентов! – так же прямо ответил Медведев.

   – Двадцать!

   – Пятнадцать! Между прочим, у меня уже есть восемь процентов «Русского топлива». Это существенный кусок, учитывая, что пакет Хлебалова повис в воздухе. Так что я могу облегчить твою задачу. Пятнадцать, и ни процента больше.

   – Ладно, остановимся на пятнадцати! – сказал губернатор, мысленно прибавил к пятнадцати еще половину (обещание московских финансистов) – получилось неплохо.

   – Как ты намерен это сделать? – спросил Медведев.

   – Тарифы, – сказал губернатор. – Проверки. Там сейчас москвичи, мы их поддержим и сами поднажмем. Денег у завода нет – Хлебалов все вымел подчистую. Теперь нет и Хлебалова, следовательно, нет его связей. Хозяина нет, денег нет, руководства тоже нет. А долги – есть. Через месяц завод станет, через два мы с тобой его обанкротим. Твоя задача – скупить все его долги, а я позабочусь, чтобы суд назначил именно твоего человека кризисным управляющим. Говоришь, этот твой Шелехов уже разогнал заводскую администрацию? Вот и отлично! Тогда завод и месяца не продержится.

   – Хорошо бы, – сказал Медведев. – Значит, мы договорились?

   – В общих чертах, – уклонился от конкретики губернатор.

   – Почему это – в общих чертах? – набычился Медведев.

   – Я должен кое-что уточнить, – сказал губернатор. – Могут возникнуть новые проблемы…

   – Какие еще новые проблемы?

   – Ну, например, мне чечены звонили… – сообщил губернатор.

   – Срал я на чеченов! – буркнул Медведев.

   – А вот мне теракты в городе ни к чему! – строго произнес губернатор. – Да и тебе – ни к чему, если ты, конечно не отказался от своих политических планов.

   Это был намек. Губернатору будущему совсем не помешает, если губернатор действующий поддержит его избирательную кампанию.

   – Сколько ты будешь уточнять? – спросил Медведев.

   – Скажем, два дня.

   – Годится, – согласился Медведев.

   – Вот и хорошо! – Губернатор улыбнулся. – Кстати, что там у тебя было с рыбинспекцией? Разобрался?

   – Разобрался, – сказал Медведев. Секретаршу ему привезли сегодня утром. Лишнее доказательство, что Шелехова следует принимать всерьез.

   Обязанным мальчишке за секретаршу Медведев себя не считал, поскольку уже распорядился выплатить страховку этому дураку – капитану Колбасникову. Услуга за услугу. Они в расчете.

   Через минуту после ухода Медведева губернатор по защищенной линии позвонил в Москву. Через семь минут его соединили с нужным человеком.

   – Курганский, – сказал он. – Я хочу двадцать пять процентов. Плюс накладные расходы.

   – Это очень много, – возразил его собеседник. – Больше пятнадцати вам никто не даст.

   – Пятнадцать мне уже дают, – сказал губернатор. – Насколько я помню, вы говорили, что дадите больше.

   – Мне нужно посоветоваться, – ответил москвич.

   – Ответ мне нужен завтра! – заявил губернатор.

   – Хорошо.

   Губернатор положил на стол трубку и тяжело задумался. Его думы были бы еще тяжелее, если бы он знал, что расшифрованная распечатка его разговора с Москвой уже через полчаса ляжет на стол представителя Президента.

   – Медведев предлагает ему пятнадцать процентов акций, – сказал Алеше Андрей Игоревич. – От москвичей он хочет получить больше. Если больше дашь ему ты, он будет поддерживать тебя.

   – Ничего я ему не дам! – отрезал Алеша. – За что ему давать? Чтобы он не мешал мне владеть моей же собственностью?

   – Это Россия, – сказал подполковник.

   – Вот именно! Я готов предложить ему другой вариант: он не получает акций Курганского, зато остается жить!

   – Алексей! Даже в России не принято убивать губернаторов!

   – Да ну! – Шелехов усмехнулся. Подполковник подумал, что с того времени, как он увидел парня впервые, тот здорово изменился.

   – Хлебалов тоже хотел драться сразу со всеми, – сказал подполковник. – И где он теперь?

   – А кто его убил?

   – Не преувеличивайте возможности вашей команды, Алексей!

   – Нашей команды! – с нажимом на первое слово произнес Алеша. – Вы обещали мне Курганский! Это моя собственность! И я хочу распорядиться своей собственностью сам!

   – Пока что контрольный пакет Курганского металлического принадлежит концерну «Русское топливо», – напомнил подполковник.

   – Зато мне принадлежит девяносто три процента долговых обязательств завода, а нынешний генеральный директор завода сделает все, что я ему велю.

   – Это шутка? – спросил подполковник.

   – Андрей Игоревич, разве такими вещами шутят? Если кто-то попытается помешать мне получить завод, я его обанкрочу!

   – Не думаю, что это так просто сделать, если у вас нет дружбы с губернатором.

   – Андрей Игоревич, если я просто отстранюсь от ситуации, просто ничего не буду предпринимать, завод станет. И через год будет стоить втрое дешевле, чем сейчас. Вам хочется, чтобы завод стал?

   – Нет.

   – И мне тоже. Поэтому вы должны мне помочь. Я не хочу, чтобы собственность Хлебалова растащили всякие там губернаторы. И я хочу получить то, что принадлежало моему отцу. В частности, Курганский. Для этого мне нужен приличный пакет акций «Русского топлива». И все схемы по Курганскому и Краснянскому заводам.

   – И где вы все это возьмете? – скептически произнес подполковник.

   – Где взять, я знаю. И как раз этим занимался, когда вы меня вызвали! – заявил Шелехов.

   – Если у вас, Алексей, все есть, зачем тогда вам моя помощь? – язвительно сказал подполковник.

   – У меня есть далеко не все, – возразил Алексей. – Но зато у меня есть план, как это «все» получить. И тут мне ваша помощь просто необходима.

   – Ладно, черт с тобой, – буркнул подполковник. – Излагай свой план.

   И Алеша изложил.

   – М-да, – сказал подполковник, выслушав. – А Сурьин – в курсе?

   – А при чем тут Сурьин? Они – взрослые люди. Сами разберутся. Хотя Сурьин, я думаю, поможет. По-родственному. Тем более в его интересах придержать Медведева.

   – Пожалуй, – согласился подполковник. – А этот твой, как его… Смирнов – он подходящий человек?

   – Андрей Игоревич! – Алеша покачал головой. – Где-то в ваших архивах или в архивах ваших коллег лежит толстое-претолстое досье. Ознакомьтесь и решайте сами.

   – Договорились, – сказал подполковник. – Езжайте в Курган и решайте свои вопросы. А я переговорю с полпредом. Ничего не обещаю, но, возможно, он ваш план поддержит.

   На этом они и расстались. Вечером Алеша уехал в Курган, прихватив с собой Аленку.

   Вот уже сутки он ни разу не притрагивался к компьютеру. Даже почту не снимал. Алеше предстоял сложнейший разговор с человеком, который был намного искушеннее и опытнее его. К тому же этот человек был замешан в убийстве Шелехова-старшего, и Алеша до сих пор не решил, следует ли оставлять его в живых.

   – Тебя Клим хотел видеть, – сказал Бессонов.

   Он переоделся, сменил «пятно» на белую рубашку, побрился, постригся. Таким аккуратным Алеша его еще не видел. Держался Бессонов важно, словно и впрямь был хозяином завода.

   – Попозже. Где Юматов?

   – Там. – Бессонов кивнул на дверь в душевую.

   – Он в порядке?

   – В полном. Тебя дожидались… – Сказано было с намеком.

   Аленка бродила по кабинету, разглядывала с любопытством украшавшие стену грамоты и дипломы, стенд с фотографиями образцов. Была она в синих шелковых свободных брючках, того же цвета блузке с короткими рукавами, застегнутой на три пуговки, и матерчатых туфельках с узором из стразов. В лучшем ширгородском салоне три человека шесть часов работали с ее внешностью. Теперь никто бы не сказал, что сравнительно недавно хлебаловский «бык» обстриг ей волосы канцелярскими ножницами.

   Дверь открылась, вошли Ленечка и Монах.

   – Здорово, капиталист!

   – Здорово, разбойники!

   С ними Алеша чувствовал себя намного свободнее, чем с Бессоновым.

   – Сергей Иванович, как дела? – спросил Алеша.

   – Все путем, – опередив Чижика, объявил Бессонов. – Работаем.

   – Евгений, приведи, пожалуйста, Юматова, – попросил Шелехов.

   – Монах, Фимку сюда! – скомандовал Бессонов.

   – Евгений, я тебя попросил! – нажимом произнес Шелехов.

   Бессонов хотел возразить, но, встретившись глазами с Алешей, промолчал, очень неохотно поднялся…

   Алеша обошел стол и занял его место. Вернее, свое место.

   – Сергей Иванович, я задал вопрос.

   – Работаем, – буркнул Чижик. – За сутки ЧП не было. Или вам нужен полный отчет?

   – Было бы неплохо. Сергей Иванович, будьте так любезны, идите в кабинет главного технолога и подготовьте мне развернутую справку о текущем состоянии производства.

   Чижик встал. Савалат тоже.

   – Ты далеко собрался? – спросил Алеша.

   – Бессон сказал: от этого ни на шаг.

   – Сядь, – велел Шелехов. – Мы с Сергеем Ивановичем заключили соглашение, и Сергей Иванович не станет его нарушать, он понимает, чем это для него может кончиться? Верно, Сергей Иванович?

   Чижик кивнул.

   Едва за ним закрылась дверь, из душевой появился Бессонов, подталкивая перед собой Юматова.

   Ближайший приспешник покойного никитского князька выглядел не слишком бодро.

   – А где этот? – спросил Бессонов.

   – Чижик? Я отправил его работать.

   – Одного? Салават!

   – Никуда он не денется! – произнес Шелехов. – В приемной моя охрана, а из окна Чижик не выбросится, я ручаюсь. Садитесь, Ефим Асланович. Может, хотите поесть?

   – Нет.

   – Подумайте, – мягко предложил Алеша. – Другого случая может и не представиться.

   Аленка подошла к Алексею, уселась на край стола, поглядела сверху вниз на Юматова. С торжеством.

   – Аленушка, я хочу поговорить с этим человеком наедине, – сказал Алеша. – Хорошо?

   Аленка соскользнула со стола, вышла, демонстративно задрав подбородок. Обиделась.

   – К нам это тоже относится? – спросил Ленечка.

   – Да. Кроме Салавата.

   – Пошли, Монах!

   – Момент! – Монах быстро открыл холодильник и вытянул упаковку пива.

   Бессонов метнул на Алешу сердитый взгляд и тоже вышел.

   Остался только Салават.

   – Я тебе сказать хочу… – начал он.

   – Погоди, – остановил его Шелехов. – Сначала я хочу послушать человека, которого я когда-то очень уважал, и который меня продал. Вы ведь продали меня, Ефим Асланович. Да, вы работали на Хлебалова. Но совсем недавно вы были одним из самых близких мне людей…

   – А ты бы поступил иначе? – спросил Юматов. – Сейчас, когда ты узнал не только то, с какой стороны намазан икрой бутерброд, но и сколько такой бутерброд стоит? Из-за тебя убили много людей, Алеша! Из-за тебя погиб Хлебалов! Ты даже представить не можешь, какой это был человек!

   – Почему же, могу, – сказал Алеша. – Жадный, жестокий, беспринципный…

   – Для чужих! Для своих он был другим! – В глазах Юматова проступила влага. Он искренне оплакивал своего повелителя и друга.

   – А я? – спросил Алеша. – Разве я был чужим? Для вас? Для Вени? Для дяди Коли Яблокова? Он ведь пытался меня предупредить перед смертью… А вы – нет. Вы спокойно отдали меня в руки палачей.

   – Мне было очень жаль тебя, – проговорил Юматов. – Но ты не оставил мне выбора.

   – Мне тоже вас жаль, – сказал Алеша. – Но у меня тоже нет выбора.

   – Дай его мне, Лешка! – попросил Салават. – Я…

   – Погоди! – Шелехов качнул головой. – Ефим Асланович, что бы вы сами сделали в такой ситуации? Впрочем, вы уже были в такой ситуации, я забыл.

   – Убить меня сейчас легко, Алеша, – сказал Юматов. – Но ведь потом всю жизнь вспоминать будешь…

   – Может, и буду, – согласился Шелехов.

   – Я ведь тебя на руках носил…

   – Отец меня тоже на руках носил… И мама.

   – Значит – убьешь? – обреченно проговорил Юматов. – Сам? Или своим головорезам поручишь? – Он покосился на Салавата. – Или, может, ты меня сначала помучить желаешь?

   – Это было бы справедливо, – сказал Алексей. – Например, за то, как вы обошлись с Аленкой. Или за то, что вы меня тогда, у Сурьина, выдали Хлебалову.

   – Я тебя предупреждал! – Юматов развел руками.

   – Дай его мне, Лешка! – вмешался Салават. – Я его медленно-медленно резать буду!

   – Ты, мусульманин – мусульманина… – укорил Юматов.

   – Такой мусульманин, как ты, хуже неверного! – заявил Салават. – Знаешь, Лешка, этот пес мне вчера предлагал, чтоб я его отпустил! Деньги, говорил, дам. Я, говорит, правоверный… Пес! Свинья! Дай, я ему уши отрежу!

   – Салават, или молчи или выйди! – бросил Шелехов.

   – Жалеешь его, да? – неодобрительно произнес Салават. – А он тебя жалел? А девчонку твою он жалел? Слабое у тебя сердце, Лешка! Как у женщины! – объявил он сердито и вышел.

   Алеша и Юматов остались вдвоем.

   – Меня не жаль, так детей моих пожалей, – сказал Ефим Асланович.

   – Детей ваших никто не тронет. – Алеша вздохнул.

   – Может, все-таки оставишь мне жизнь? – уловив его колебания, сказал Юматов. – Хочешь, слово дам, что буду тебе как Хлебалову предан? – Ефим Асланович за прошедшие часы успел примириться с мыслью, что умрет. Но ему все равно очень хотелось жить.

   Шелехов покачал головой:

   – Моему отцу вы тоже слово давали, дядя Ефим?

   Юматов промолчал.

   – Вот видите! – сказал Алеша. – Ладно! Наверное, Салават прав: слабое у меня сердце…

   – Лешка его отпустит! – возмущенно заявил Салават. – Отпустит!

   – С ума сошел! – Бессонов вскочил. – Это ж говнюк почище Хлебалки! А ну, пошли!..

   Все четверо (Ленечка, Монах, Бессонов, Салават) устремились в приемную. Аленка увязалась за ними…

   Юматова отправили обратно в душевую: ждать приговора.

   Бессонов наконец высказал Алеше, что хотел, а Шелехов… Шелехов слишком хорошо помнил, чем он обязан Евгению Бессонову.

   – Черт с тобой! – Алешин голос тоже звучал хрипло. – Я отказываюсь решать, что с ним делать! Но и ты этого решать не будешь!

   – А кто будет?

   Алеша оглядел присутствующих. На лицах Монаха, Ленечки и Салавата читалось полное согласие с Бессоновым. Все они уже высказались. Причем Ленечка высказался наиболее конкретно. «Если ты отпустишь эту хитрожопую сволочь, – сказал он, – то я тебе гарантирую: через год на Курганском будет кровавая буча… Этот бурдюк с жиром, – кивок в сторону санузла, где был заперт Юматов, – здесь всем заправлял! Еще со времен твоего отца! Он в Кургане – каждой бочке затычка!»

   Бессонов, Ленечка, Монах, Салават… И Аленка. Но повесить решение на Аленку было бы просто свинством. «С другой стороны, девочка имеет такое же право решать судьбу Юматова, – подумал Алеша. – К смерти ее родителей он тоже приложил руку». Да и ей самой от него досталось. Нет, только ради одной Аленки он не имеет права безнаказанно отпускать Юматова… Безнаказанно… Может, его не убивать, а просто наказать? Скажем, посадить в тюрьму. А ведь это выход! Ну да, есть же закон! Почему бы попросту не передать Юматова в руки закона?

   Последнюю фразу он произнес вслух.

   «Братья-разбойники» молча переглянулись.

   – Да-а… – наконец протянул Бессонов. – Ну, ты предложил.

   – Если он убийца, пусть ответит по закону! – заявил Шелехов.

   – Да-а… – Бессонов усмехнулся. – По закону, говоришь?

   – Он у нас англичанин! – «напомнил» Монах, и все засмеялись.

   Обстановка внезапно разрядилась. Даже Салават осклабился.

   – Леха, – сказал Ленечка, – если ты, вместо того чтобы наказать Юматова своей рукой, отдашь его ментам, от твоего авторитета здесь, в Кургане, останется пшик. Это криминальный город, Леха, здесь живут по понятиям.

   – Но милиция ведь здесь есть! – воскликнул Шелехов.

   – Есть, – согласился Ленечка. – И она служит верно, только не закону, а тому, кто ее кормит, то есть руководству Курганского металлического. Поэтому ты можешь приказать, чтобы Юматова арестовали, скажем, за неправильный переход улицы, а затем тихонько удавили в камере. Но только не надо никаких комедий с судами!

   – Я могу отправить его в Ширгород. Табидзе…

   – Не смеши нас! Табидзе его отпустит за хороший куш. И просто потому, что его попросит, скажем… Медведев. Сам понимаешь…

   Алеша понимал.

   – Тогда придумайте, как его можем наказать мы!

   «Братья-разбойники» опять переглянулись.

   – Можно ему голову отрезать! – предложил Монах.

   – Я серьезно спрашиваю!

   – А я серьезно предлагаю!

   Опять повисло молчание.

   – Я знаю, как его наказать! – пискнула Аленка.

   Все посмотрели на нее. Если бы заговорил кожаный диван для посетителей, они удивились бы больше.

   – Он меня унижал! Я тоже хочу его унизить! – заявила девушка.

   – Думаешь, ты сможешь унизить эту лобковую вошь? – недоверчиво произнес Бессонов. – Да у него ни чести, ни совести…

   Алеша был с ним не согласен, но ухватился за Аленкино предложение.

   – Давай, Аленка! – быстро сказал он. – Салават, приведи его сюда.

   И вот ожидающий приговора Юматов предстал перед своими судьями. Он не ожидал пощады. Если Лешку он еще мог бы разжалобить, то этих – никогда. Впрочем, сам он на их месте не колебался бы ни секунды. В общем, Ефим Асланович давно ждал смертного приговора и решил принять смерть с достоинством. В конце концов, он славно пожил в этом мире, а там… Есть шанс, что окажется: не зря Ефим Асланович жертвовал на строительство мечети в Краснянске.

   – Салават, сними с него наручники, – сказала Аленка.

   – Зачем? – спросил Салават.

   – Надо!

   – Снимай, – поддержал Алеша. – В наручниках или без – какая разница!

   Действительно, любой из них уложил бы Юматова одной левой ногой.

   – А теперь, – мстительно бросила Аленка, – снимай штаны!

   Юматов удивился. Вопросительно глянул на Алешу. Тот встал и отвернулся к окну.

   – Снимай, снимай! – подбодрил Юматова Монах.

   Шелехов слышал шуршание одежды, кряхтение…

   – Все снимай! – тонким напряженным голосом потребовала Аленка.

   – С ума сошла?

   – Салават, помоги ему!

   – Нет, я сам…

   Внизу, перед входом, скопилось несколько десятков человек. Скоро начало смены.

   – Ты гля, и впрямь мусульманин, – сказал Салават. – Не соврал.

   – А может, он – иудей? – предположил Монах.

   – Что вы задумали? – раздраженно спросил Юматов.

   – Как что? Ипать тебя будем! – Салават радостно захохотал.

   Алеша быстро повернулся. Юматов стоял посреди комнаты, невысокий толстенький человечек с бледными ягодицами и загорелой лысиной.

   – Сейчас ты выйдешь на улицу… – торжественно проговорила Аленка.

   – Никуда я не пойду… – угрюмо пробормотал Юматов.

   – Выйдешь! Салават!

   – Салават, стоять! – рявкнул Шелехов. Внезапно на него накатило бешенство. – Алена, выйди!

   – Но…

   – Я сказал: выйди!

   У Аленки задрожали губы… Никогда она не видела Алексея в такой ярости.

   Но она молча вышла из комнаты. Вторично за последний час.

   – Лешка, так нельзя, – сказал Ленечка. – Зачем девушку обидел?

   – Так пойди и успокой! – жестко произнес Шелехов.

   Ленечка пожал плечами и, к удивлению присутствующих, вышел из кабинета.

   Когда за ним закрылась дверь, Алеша раздраженно бросил Юматову:

   – Одевайся!

   Алексей был зол на всех: на Аленку, от которой не ожидал ничего подобного, на «братьев-разбойников», на «ура» принявших нелепое шоу, на Юматова, который согласился снять штаны…

   И тут Алеша увидел еще кое-что. Юматова била дрожь. И не от холода – в комнате было тепло. Дядя Фима сломался.

   «А ведь я его так уважал», – подумал Шелехов.

   Он понял, откуда возникло его желание избавиться от Юматова навсегда. Вовсе не потому, что хотел отомстить за родителей. Алеша боялся Юматова. Да, он все еще смотрел снизу вверх на этого низенького лысого толстяка. А теперь страх ушел, и отношение Алексея к Юматову резко изменилось. Нет, он не будет его убивать. Он сохранит Юматову жизнь, но заставит заплатить за эту жизнь полной мерой.

   – Хочешь жить? – сказал он Юматову. – Хорошо! Живи! Даю тебе неделю! Через неделю духу твоего не будет в России! Деньги у тебя есть, испанское гражданство ты себе купил…

   «Откуда он знает? – удивился Юматов, дрожащими руками застегивая штаны. – Об этом даже Григорьич не знал!»

   Впрочем, не важно. Он понемногу успокаивался. Неделя – огромный срок. За неделю он успеет многое.

   – А моя семья? – осторожно спросил Юматов. – Что будет с ними?

   – Можешь забрать их с собой. Или оставить тут. Их не тронут.

   – Если ты его отпустишь, я его замочу! – заявил Бессонов. – Он твоего отца убил!

   – Вот именно, моего! – Шелехов в упор глядел на Бессонова. – И я буду решать, будет он жить или умрет, ясно!

   Бессонов первым опустил глаза. Он тоже хотел жить. И не лесным зверем в бегах, а по-нормальному. Поэтому и чистую рубашку сегодня надел. Новая жизнь… Но входом в эту новую, человеческую жизнь был Алексей Шелехов. Бессонов устал воевать. Поэтому он пробормотал что-то и опустил глаза. И все остальные, включая Юматова, видели, что Бессонов уступил.

   Ленечку с Монахом это удивило, а Юматов… Юматов испугался. Он знал, что из себя представляет Бессонов. И знал, что такого человека практически невозможно заставить отказаться от мести. Тот Алексей Шелехов, которого Юматов знал, был намного слабее Бессонова. А этот – намного сильнее. И жизнь Юматова – в его руках. Юматов посмотрел на эти руки, мускулистые, загорелые… И подумал, что если их хозяин захочет Юматова вот этими руками задушить, то сопротивляться бессмысленно.

   – Значит, так, – сказал Шелехов. – Ленечка, вы с Монахом завтра доставите его в Ширгород, к Ужу.

   – Зачем? – спросил Монах.

   – Не твое дело!

   Монах обиделся. Он, конечно, не Бессон, но все-таки…

   – Ты, Леха, мне не начальник! Я сам знаю, что мне делать!

   – Знаешь, как же! – фыркнул Шелехов. – Интересно, кто вчера пытался обналичить деньги с хлебаловской кредитки? Хорошо, Табидзе сначала мне позвонил!

   – Какая еще кредитка? – подозрительно спросил Бессонов.

   – Да так, нашел одну… Случайно… – Монах стушевался.

   – Доставите его в Ширгород, – повторил Шелехов. – И ты, Монах, останешься с ним. И чтоб без фокусов! Из-за решетки я тебя, может, и вытащу, но денег ты тогда точно не увидишь!

   – Каких денег? – оживился Монах.

   – Больших! Это касается всех! А теперь, будьте так любезны, оставьте нас одних.

   На этот раз никто не возражал, даже Бессонов. Все, кроме Юматова, вышли.

   Шелехов молчал, Юматов – тоже.

   Слышно было, как по ту сторону двери Монах рассказывает анекдот о набожной католичке Матильде, которую после смерти по ошибке направили в ад.

   – …Она ему звонит снизу: «Святой Петр, это ужасная ошибка! Спасите меня, сделайте что-нибудь!» «Какой вопрос! – отвечает тот. – Поможем». Ну и, типа, закрутился, дела всякие, кого принять, кого в чистилище от ворот наладить, типа, на исправительные работы. У них, у католиков, так заведено. Забыл, короче. Через пару дней Матильда эта опять ему на трубу звонит, вся в соплях. «Святой Петр, выручай! Завтра у них оргия намечается развратная. А я – девственница! Спаси, Святой Петр! Забери меня отсюда!» Святой Петр опять обещает, и опять – забыл. Через день – снова звонок. Тут он вспомнил, нехорошо ему стало: за базар не ответил. А та ему: «Петруха, это Мотька. Я тут тебя, типа, о переводе просила… Ты, это, не парься».

   Шелехов услышал, как засмеялась Аленка.

   – Грешник ты, Монах, – раздался голос Ленечки. – Гореть тебе синим пламенем.

   – Почему синим? – Это спросил Салават.

   – Спирта в нем много, – пояснил Ленечка.

   Алексей посмотрел на Юматова. Тот о чем-то напряженно размышлял.

   – Что, дядя Фима, прикидываешь, сколько за неделю можно перевести с хлебаловских фондов такому проворному исполнительному директору, как ты? – спросил Шелехов.

   – Почему ты так решил? – Юматов, действительно, обдумывал именно это.

   – Потому что хорошо тебя знаю. А вот ты меня – нет.

   – Пожалуй, – согласился Ефим Асланович, и опять неприятная холодная змейка проползла по его спине. – Ты очень изменился, Алеша.

   – Ты даже не представляешь, как я изменился, – заверил его Шелехов. – И перехитрить меня даже не пробуй. Я не знаю, сколько ты успел натаскать на свой личный счет…

   Юматов был единственным из всей хлебаловской братии, чей счет Алексею не удалось отследить, но Алеша нисколько не сомневался, что такой счет существует, и если у Чижика наворовано сто двенадцать тысяч, то у Юматова наверняка раз в двадцать больше. Но этой суммой ему и придется ограничиться. Больше к нему из России ни рубля не уйдет, а на счетах западных оффшорок всех хлебаловских компаний сейчас – шаром покати.

   – …Не знаю. Но больше ты не украдешь ни копейки. Завтра, дядя Фима, ты отправишься к моему человеку и сделаешь все, что он тебе прикажет. И ты будешь очень стараться, потому что иначе я передам тебя совсем другим людям, не этим… – он кивнул в сторону приемной, где ждали «братья-разбойники», – а тем, кого очень интересуют связи покойного Хлебалова на Кавказе.

   – Я к этому непричастен! – мгновенно отреагировал Юматов.

   – Тем хуже для тебя. На слово тебе вряд ли поверят, я сам тебе не верю, но если ты, действительно, ничего не знаешь, то купить жизнь и тем более свободу тебе будет попросту нечем.

   – Зря ты так, Леша, – укоризненно произнес Юматов. Даже страх не лишил его хитрости. – Зря гонишь меня. Тебе одному не справиться. Если…

   – Всё! – отрезал Шелехов. – Никаких «если»! Или ты делаешь то, что сказано, или я тебя пристрелю прямо сейчас. Собственноручно. Итак, ты принимаешь мое предложение?

   – Да. Можно вопрос? Как быть с моей недвижимостью здесь и в Никитске?

   – Какой именно?

   – У меня три бензоколонки, сеть магазинов, автомастерские. Еще казино в Краснянске. Это все лично мое, к хлебаловским делам – никакого отношения.

   – Магазины подаришь Салавату! – сказал Алексей.

   – Почему – ему?

   – Потому что ты ему миллион обещал, а он отказался, – усмехнулся Шелехов. – Остальные – мне.

   – А что моим детям? – жалобно проговорил Юматов.

   – А твоим детям останется то, что ты на них записал. Перечислить?

   – Не надо, – вздохнул Юматов. – Одну просьбу мою выполнишь?

   – Говори.

   – Коньяку мне можно выпить? Он там, в сейфе. Что-то у меня давление поднялось…

   Следующим утром Шелехов тоже уехал в Ширгород. А ночь… Она принадлежала только двоим: ему и Аленке.

   Массивный, краснолицый Медведев в строгом костюме; подтянутый моложавый представитель Президента, – никогда не скажешь, что он старше ширгородского магната; Алеша Шелехов – в безупречном костюме и двухсотфунтовых туфлях из настоящей крокодиловой кожи (специально для него лучший ширгородский бутик открылся на два часа раньше), высокий, элегантный, но все равно недопустимо юный, с румянцем на щеках и несолидным пушком над верхней губой; Надежда, «безутешная вдова», в черном закрытом бархатном платье, с которым очень гармонировало бриллиантовое колье (Ужик и Алеша изо всех сил пытались ее отговорить от подобного «вечернего» наряда, но Надя была несгибаема); и наконец Уж, невысокий, худой, в стандартной отечественного производства «тройке», слегка желтоватый, еще не вполне оправившийся после ранения. Устроившись в уголке, Уж сидел тихонько, исподволь оглядывая присутствующих. Медведев удостоил его беглого взгляда, не более. Представитель Президента посмотрел с несколько большим интересом: он уже знал, кто такой Уж. В прошлые сутки спецслужбами была проделана серьезная работа по сбору информации. Главная задача, которая была поставлена специалистам ФСБ, – выяснить, сохранил ли объект связи с прежним «местом работы». Отрицательный ответ несколько успокоил представителя Президента. ФСБ и ГРУ не очень любили друг друга: нормальная здоровая конкуренция во времена прошлые плюс борьба за деньги и власть – во времена нынешние.

   Недолюбливали, но не недооценивали.

   Представитель Президента мог с легкостью допустить, что все местные события суть сложная комбинация Главного разведывательного управления с целью взять под свой контроль выскользнувшее из-под широкой задницы Минобороны доходное военное предприятие.

   Расследование показало, что такая комбинация маловероятна.

   Хотя, имея дело с ГРУ, ни в чем нельзя быть уверенным. С другой стороны, зачем в таком случае было передавать ФСБ всю отлаженную схему сбыта продукции Курганского металлического? Столь важной информацией разведчики вполне могли бы распорядиться самостоятельно.

   Очень подозрительной показалась специалистам и фигура Алексея Шелехова. Весьма сомнительным казалось то, что некий совсем молодой человек, практически без связей, без подготовки, слабо ориентирующийся в российских реалиях, тем не менее в кратчайший срок ухитрился стать значимой, если не ключевой фигурой, источником ценнейшей, не вполне понятно каким способом приобретенной информации.

   Разумеется, почти сразу же выявили членство Шелехова в хакерском клубе, но не придали этому значения: обычная тусовка зажравшейся западной молодежи, ищущей острых ощущений.

   Прочитав список имен: Спятивший Шива, Отмороженный Клирик, Дерьмовержец, Черный Стрелок (последнее прозвище принадлежало фигуранту), руководитель поиска приказал данное направление закрыть и вплотную заняться невиртуальными связами Шелехова. Это был почти типичный для разведки ход: взять молодого парнишку, дать ему хорошее образование в стране пребывания, помочь внедриться в истеблишмент, чистенькому, ни в чем не замешанному, на сто процентов «прозрачному» для местных спецслужб… В общем, и о Шелехове успели узнать довольно много, учитывая, что разрабатывали его всего сутки, но никаких связей его с ГРУ обнаружить не удалось. Конечно, и его могли использовать втемную, особенно при наличии рядом опытной агентуры… Но это были лишь предположения. Никаких конкретных доказательств аналитики не нашли, что и значилось в справке, полученной ширгородским полпредом Президента. И тот в своем отосланном «наверх» резюме тоже постарался никаких заключений не давать. В дальнейшем выяснилось, что он поступил правильно. Но к моменту настоящей встречи полпред исходил из предположения, что и юноша Шелехов, и бывший грушник Тимофей Смирнов действовали и действуют исключительно в своих собственных интересах. И (что значительно важнее) интересы эти в общем совпадают с интересами государства. По крайней мере, в том понимании этих интересов, которых придерживался и сам представитель Президента и те, кто над ним.

   – Я собрал вас здесь, господа, для того, чтобы обсудить избирательную кампанию будущего ширгородского губернатора… – Полпред сделал значительную паузу и добавил: – Руслана Васильевича Медведева.

   Медведев приосанился. Признаться, он рассчитывал переговорить с полпредом с глазу на глаз. Ну, может быть, в присутствии нынешнего губернатора. В крайнем случае, можно было пригласить и Сурьина: как-никак второй человек в области. Что делает в кабинете полпреда вся эта «молодь», Медведев не представлял. Однако после того, как ему только что официально сообщили, что Москва и Сам позитивно относятся к его кандидатуре, Медведев был готов смириться с любой прихотью полпреда. Деньги деньгами, связи связями, но если Сам решит, что Ширгороду губернатор Медведев не нужен, на избирательной кампании можно ставить крест.

   – …Будущего ширгородского губернатора, – сказал представитель Президента. – И сейчас я хочу представить вам, Руслан Васильевич, первого вкладчика в ваш избирательный фонд. Председатель совета директоров концерна «Русское топливо» госпожа Хлебалова готова внести в ваш фонд десять тысяч евро.

   Медведев, выпучив глаза, уставился на миниатюрную женщину в черном платье. Наконец он ее узнал. Племянница Сурьина. Тут же Медведев вспомнил, как сам Хлебалов за пару дней до гибели сообщил ему, что успел вступить в брак с наследницей Сурьина. Чтобы унаследовать сурьинскую вотчину.

   Когда выяснилось, что Сурьин жив и никто его имущество не унаследует, Медведев выкинул эту новость из головы.

   А зря.

   Выходит, это не Хлебалов стал наследником Сурьина, а совсем наоборот. «А вот хрен!» – Медведев сложил кукиш и повертел им перед носом нахальной вдовы. (Мысленно, конечно. В кабинете полпреда на такую выходку он не решился.) Ишь ты, губу раскатала! Наследство еще надо получить! Решила за мелкую подачку благорасположение Медведева купить! Чтобы он за десять тысяч евриков отказался от полусотни лимонов! Дурочка!

   – Это ваш личный вклад, госпожа Хлебалова, или он будет сделан из средств «Русского топлива»? – проворчал Медведев. – При втором варианте не думаю, что я получу эти деньги.

   – Почему же, Руслан Васильевич? – Надя очаровательно улыбнулась.

   – Потому что между вдовой Хлебалова и распорядителем активов «Русского топлива» есть разница.

   – А разве не я являюсь главным распорядителем этих активов? – Надежда улыбнулась еще очаровательнее.

   – Нет! – отрубил Медведев.

   – Но ведь я – председатель совета директоров! – Надя сложила губы бантиком, этакая невинная лапушка.

   Ужик и Шелехов с большим удовольствием наблюдали за происходящим. Не вмешивались. Представитель Президента – тоже. Ему было интересно посмотреть, как эта куколка справится с Медведевым.

   – Председатель совета директоров – это не наследственная должность, – покровительственно произнес Медведев. – Его избирают на совете директоров. Большинством голосов.

   – Ну да, – промурлыкала Надя. – Так меня и избрали.

   – Чушь! – фыркнул Медведев. – Какое еще собрание! Я сам – акционер «Русского топлива». Вам это известно?

   – Разумеется, – прощебетала Надя. – У вас – восемь процентов. Вам было выслано извещение…

   – Я его не получал!

   – …Но вы, вероятно, не смогли явиться лично или прислать своего представителя….

   – Я ничего не получал! – раздраженно повторил Медведев.

   – …Но это, в сущности, не так важно. Меня избрали большинством в двадцать три с половиной процента, так что даже если бы и вы, и некий господин Филимонов, которого я не имею чести знать и которому принадлежит одиннадцать процентов, проголосовали против, это ничего бы не изменило.

   – Вы не имели права голосовать акциями Хлебалова! – рявкнул Медведев. – Вы еще не вступили в права!

   – Вы абсолютно правы, – согласилась Надежда. – Я еще не вступила в права, и поэтому шестьдесят два процента акций, принадлежащих моему покойному мужу, не участвовали в голосовании. Но это не так страшно. – Надя мило улыбнулась. – Ведь, согласно уставу, для избрания председателя совета директоров достаточно простого большинства.

   – В таком случае, откуда взялись ваши двадцать три с половиной процента? – процедил Медведев.

   – Господин Чижик и господин Юматов предоставили мне право распоряжаться их пакетами.

   – С чего это вдруг? – Медведев опешил.

   – Вероятно, из уважения к моему покойному мужу, – сказала очаровательная вдова. – Так что можете быть уверены: ваш фонд получит мои десять тысяч.

   – Неплохо, – проворчал Медведев. (То-то ему доложили, что эфэсбэшники «съехали» с Юматова и Чижика. Понятно, чем они откупились. А чем теперь будет откупаться эта пигалица от той же курганской братвы?) – Хотел бы я посмотреть, как вы управитесь с Курганским металлическим! – сказал он.

   – Можете не беспокоиться! – беззаботно ответила Надежда. – Контрольный пакет Курганского металлического вчера был продан ОАО «Ширгород-вектор».

   – Это еще что за «мартышка»?

   – Это моя фирма, – подал голос Шелехов. – Я же говорил вам, Руслан Васильевич, что хочу вернуть то, что принадлежало моему отцу. И вы, если и мне не изменяет память, обещали поддержку.

   – Я много чего обещаю! – опрометчиво заявил Медведев. – Это фиктивная сделка! Она будет расторгнута! Нельзя просто так взять и передать пакет стоимостью как минимум в пятьдесят миллионов…

   – Еще как можно! – перебил Шелехов. – За шестьдесят миллионов. Выходит, я даже переплатил. Как же так, Наденька, ты решила на мне нажиться?

   – Это бизнес, Алеша! – Надя засмеялась. – Ничего не поделаешь!

   Медведев побагровел:

   – Где ты, мальчишка, мог взять шестьдесят миллионов?!

   – Разве я спрашиваю вас, Руслан Васильевич, где вы берете деньги? – Алеша был очень серьезен. – Впрочем, если вам так интересно, могу ответить. Я купил долги завода металлургам, а затем обменял эти долги на сам завод, который, как вы только что заявили, стоит даже меньше шестидесяти миллионов.

   – Я имел в виду настоящие миллионы! – заявил Медведев. – А не липовые!

   – Руслан Васильевич, давайте прекратим эту дискуссию! – наконец вмешался представитель Президента. – Я в курсе данной сделки и могу вас заверить: все сделано строго по закону и в интересах России!

   – В интересах России, чтобы какой-то сопляк управлял оборонным предприятием? – разъярился Медведев. – Да он…

   – …Алексей Игоревич Шелехов очень наглядно продемонстрировал свои возможности! – Полпред тоже слегка повысил голос. – И вам это прекрасно известно! Его молодость тут ни при чем, а интересы России здесь представляю я!

   Медведев свирепо уставился на него.

   «Интересы России или интересы Конторы?» – спросил бы Медведев года три назад. Но сейчас – не рискнул. Пробурчал что-то примирительное.

   Медведев очень хотел стать губернатором.

   – Вот и хорошо, – смягчась, кивнул полпред. – В таком случае, позвольте официально представить вам нового генерального директора Курганского металлического завода…

   – Ну как? – спросил Уж, когда они вышли из полпредовской резиденции и сели в машину. – Ты получил, что хотел? Ты доволен?

   – Вполне, – ответил Алеша. – Свобода! А ты?

   – Я? – Уж обнял Надю и засмеялся. – Хорошая жена, хороший дом… Что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?

   Если Бессонов откажется от мести, останутся эфэсбэшники. Если с ФСБ удастся как-то договориться, выползут из щелей все униженные и обиженные, ущемленные в правах, родственники тех, кто погиб не без помощи Юматова (ведь не только к смерти Шелехова-старшего и Булкина Ефим Асланович руку приложил), и родственники тех, кто погиб за него и из-за него. Война есть война. Платит не виноватый, а проигравший. Не верил Юматов, что его отпустят. До самого конца колебался: не наложить ли на себя руки? Удержался. Нехорошо это – самоубийство.

   Всё, что от него хотели, Юматов сделал. Пусть убьют – лишь бы семью не тронули. Всё отдал: все связи, все схемы. Сидел сутки напролет на пару с невысоким мужичком по имени Тимофей, рассказывал. Время от времени к ним присоединялся Алеша. Тимофея он звал Ужом и, похоже, были они большие друзья. Тимофей-Уж был очень вежлив и внимателен. И уже знал многое из того, что говорил Юматов, так что не соврал Ефим Асланович ни разу. Не рискнул. Страшный был человек Тимофей-Уж. Юматов умел читать в глазах человеческую биографию: в глазах этого невысокого вежливого мужчины Юматову виделась кровь. Много крови. Но еще страшнее было то, что от пролитой крови этот человек не стал бесчувственной машиной убийства. Тимофей-Уж научился ценить человеческую жизнь. И свою, и чужую. Но не так, как другие люди. Юматов думал: из этого человека мог бы получиться настоящий боевой генерал. Такой, что никогда не пошлет солдата на глупую смерть, но не раздумывая пожертвует сотней, чтобы спасти тысячу. Может быть, именно страх перед Тимофеем удержал Юматова от самоубийства. Этот человек ничего не записывал, но запоминал каждое слово. И сумел сделать так, что Юматов начал воспринимать его как старшего. Как хозяина. Как раньше – Хлебалова. Юматов начал получать удовольствие, делясь с ним своими знаниями, своими ловкими схемами. Он радовался одобрительному кивку и огорчался, когда не мог ответить на заданный вопрос.

   Юматов понимал, что происходит. Он разбирался в психологии и не однажды наблюдал, как ведут себя люди с теми, от кого зависит их жизнь. Юматов пытался бороться, но Тимофей-Уж был сильнее.

   Позже Ефим Асланович узнал от Алеши, что Тимофей женится на сурьинской племяннице, формальной вдове Хлебалова.

   Ефима Аслановича это даже обрадовало. Слишком много сил отдал он созданию хлебаловского княжества. Жаль было бы, если бы оно развалилось. Лешка – способный парень, но слишком молодой. Юматов не верил, что Алексей способен повести такую махину. Еще Юматов подумал: кинут Лешку, разведут и оставят без батькиных заводов. Но понял свою ошибку, когда ставил подпись на документах, фиксировавших передачу контрольного пакета Курганского металлического и Краснянского нефтеперегонного в собственность Алексею Игоревичу Шелехову. В собственность, но не в управление.

   Да, Юматов сделал все, что мог. Передал все знания, всю собственность, свою и Хлебалова. Без него «законная» наследница попросту не нашла бы две трети своего наследства. В общем, свои обязательства Ефим Асланович выполнил, и сейчас, зажатый между двумя здоровенными парнями в камуфляже на заднем сиденье машины, направлявшейся в аэропорт, Юматов отнюдь не был уверен, что его довезут. Вот сейчас машина остановится, его выведут в чисто поле, чтоб не пачкать салон, выстрелят в затылок, уложат в пластиковый мешок… Или зароют прямо на месте. Или, еще хуже, передадут другим таким же здоровенным парням, которые увезут Ефима Аслановича туда, откуда не возвращаются своими ногами.

   Ефим Асланович не верил, а зря. Крепкие парни довезли его до аэропорта, оформили скромный багаж, зарегистрировали билет, провели через таможню, проводили до самого трапа могучего «Боинга» компании Эйр-Франс, вручили Юматову все документы и кредитные карты и даже пожелали счастливого пути.

   И только тогда, сидя в непривычно тесном кресле эконом-класса, Ефим Асланович понял: Шелехов свое обещание сдержал.

   И все-таки Ефим Асланович Юматов знал жизнь, поэтому, когда спустя два месяца в итальянском городе Сорренто подошли двое мужчин и на хорошем английском попросили проследовать за ними, Юматов возражать не стал. Рано или поздно это должно было случиться. Ничего страшного, со всеми можно договориться, даже с иностранными спецслужбами.

   Ефим Асланович ошибся. В доме, куда его привезли, ждал не представитель ЦРУ или аналогичной организации, а человек почти славянской внешности: с русыми волосами, серыми глазами, но с гортанным выговором кавказского горца.

   – Филин сказал: ты теперь отвечаешь по хлебаловским долгам, – сказал этот человек. – Где мой заказ?

   – Филин ошибся, – спокойно ответил Юматов. – Я не отвечу. Я теперь никто. Стою меньше пули, которую ты на меня истратишь.

   – Я тебя ножом зарежу, – пообещал кавказец. – Ты не ответишь, кто ответит, скажи?

   – Сказать я могу, – кивнул Юматов. – Но сможешь ли ты получить свои долги?

   Он выполнил свои обещания, Шелехов – тоже. Но человеку, который с шестнадцати лет непрерывно трудился, а с сорока ворочал миллионами долларов и судьбами десятков тысяч людей, будучи вторым человеком в хлебаловском «княжестве», было невероятно тоскливо осознавать, что всю оставшуюся жизнь он проведет в одиночестве, никчемным бездельником-рантье. Да, Шелехов сохранил ему жизнь, но весь последний месяц Юматов думал о том, нужна ли ему такая жизнь? И понял: нет, не нужна.

   Кавказец долго смотрел на него. Размышлял. Он видел: этот человек не боится смерти. Но не потому, что он – мусульманин. В глазах его жила смертная тоска. Однажды кавказец видел такие глаза: у вайнаха, который потерял весь свой тейп.

   Поэтому кавказец встал и подошел к Юматову. Они были почти одного роста, только кавказец был сухой и поджарый, как альпинист, а Юматов толстый, как американец.

   – Ты мне поможешь, брат?

   Юматов пожал плечами, потом кивнул.

   Почему бы и нет?

   – Говорят, – не стал спорить Тимофей Аркадьевич.

   – И какой же стиль вы предпочитаете: журавля, тигра, богомола? – проявила ведущая знание предмета.

   – Я предпочитаю стиль крокодила, – Смирнов обаятельно улыбнулся.

   – О-о! – Ведущая округлила очаровательный ротик. – Никогда не слышала. Это тоже китайский стиль?

   – Почему китайский? Чисто русская разработка!

   – Ах! – восхитилась ведущая. – Это теперь так модно, так патриотично! А вот я слышала, что русские стили борьбы неээфективны в настоящем бою? – Ведущая вновь проявила эрудицию.

   – Стиль крокодила исключительно эффективен, – заверил Тимофей Аркадьевич.

   – А были случаи, когда он выручал вас в критических ситуациях?

   – И не только меня.

   – Ах, как интересно! Вы непременно расскажете об этом при нашей следующей встрече, но сейчас, к сожалению, эфирное время истекает. Еще раз напоминаю, что у нас в гостях новый генеральный директор одного из крупнейших оборонных предприятий России – Курганского металлического завода – Тимофей Аркадьевич Смирнов…

   – Ну, наш Ужик хорош! – одобрительно произнес Ленечка.

   Они с Алексеем сидели в пустом по случаю утреннего времени пабе на Пикадилли и смотрели НТВ по спутнику. Картинка на экране Алешиного ноутбука была не очень качественной, но зрителей она устраивала.

   – Может, останешься еще на недельку? – спросил Алексей. – Мы с Аленкой в Шотландию собираемся, в горы…

   – В другой раз. – Ленечка покачал головой. – К теплому океану хочу! Лежать на волнах пузом кверху, потягивать пиво и смотреть, как шоколадные мулатки танцуют самбо в волнах прибоя…

   – Очень поэтично, – одобрил Алексей. – Сам придумал?

   – Монах. Он, кстати, уже там, а я вот тут, с тобой, в тумане и сырости пивком балуюсь…

   – Польщен. Заказать тебе «мулатку»?

   – На пиво не ляжет. Эх, Леха, разве я мог еще год назад подумать, что буду вот так сидеть в лондонской пивнухе и смотреть, как мой кореш Ужик по телеку вещает?

   – Угу, – согласился Шелехов. – Слушай, Ленечка, а что это за стиль крокодила, о котором Ужик толковал?

   – А-а… – Ленечка улыбнулся. – «Крокодил?» Очень эффективный! Вертолет огневой поддержки…

   Шелехов Игорь Алексеевич – ширгородский промышленник, владелец ряда предприятий, в частности Курганского металлического завода. Погиб вместе с женой, Светланой Даниловной, в автокатастрофе.

   Хлебалов Николай Григорьевич – опекун Шелехова-младшего и его имущества, бизнесмен, промышленник, вор в законе, единовластный повелитель Никитского района Ширгородской области.

   Ефим Асланович Юматов – правая рука и ближайший советник Хлебалова.

   Фома Галактионович Степкин – секретарь Хлебалова.

   Застенов Вениамин (по кличке Стена) – начальник службы безопасности Хлебалова.

   Миша – шофер и телохранитель Застенова, впоследствии бригадир и комендант элитного поселка Праздничное.

   Николай Яблоков (кличка Яблоко) – бывший начальник службы безопасности Хлебалова, «комиссованный» по ранению. Он, впрочем, присутствует в романе недолго и упомянут лишь потому, что был одним из воспитателей Шелехова.

   Чижик Сергей Иванович – генеральный директор Курганского металлического завода, ставленник Хлебалова.

   Полковник Мушкин Антон Владленович – начальник ширгородской рыбинспекции.

   Подполковник Хожняк Дмитрий Павлович – бывший начальник никитского ОМОН, ныне заместитель начальника ширгородской рыбинспекции.

   Тихон Кочко – бывший ширгородский опер, руководитель «следственной группы» Хлебалова.

   Дыня – один из бригадиров Хлебалова.

   Рябой, он же – старший инспектор рыбинспекции Рябчиков, впоследствии один из бригадиров Хлебалова.

   Евгений Бессонов (он же – Ванька-Мститель) – бывший начальник службы безопасности Шелехова-старшего, атаман «братьев-разбойников».

   Уж – один из «братьев-разбойников».

   Ленечка – один из «братьев-разбойников».

   Монах – один из «братьев-разбойников».

   Салават – один из «братьев-разбойников».

   Сивый – один из «братьев-разбойников».

   Череп – один из «братьев-разбойников».

   Медведев Руслан Васильевич – бывший крупный партработник, ширгородский магнат и кандидат на пост ширгородского губернатора.

   Жупел – исполнительный директор ОП «Красный тигр», силовой структуры, принадлежащей Медведеву.

   Сурьин Лев Никитич – ширгородский олигарх.

   Курков Геннадий Андреевич – замначальника службы безопасности Сурьина.

   Павлова Надежда – племянница Сурьина.

   Булкин Сергей Савельевич – ширгородский бизнесмен.

   Булкина Елена – его дочь.

   Капитан Колбасников – шкипер и владелец речного прогулочного судна.

   Федор – старпом Колбасникова.

   Мальвина – родственница Колбасникова.

   Серафим Иванович Вадчиков – управляющий ширгородского «Речбанка».

   Андрей Игоревич – подполковник московского ФСБ.

   Подполковник Табидзе – замначальника ширгородского ГУВД.

   Крейзи Шива – хакер из Калифорнии.

   Стив Венсон – английский хакер, приятель и однокашник Алексея Шелехова.

   Грязный – ширгородский криминальный авторитет.

   Шура Чудик – ширгородский криминальный авторитет рангом помельче.

   Клим – курганский криминальный авторитет.

   Селиван – курганский криминальный авторитет.