... BAT BLOG :: /b/books/mazin/Паника-upgrade/Мазин_01_Кровь_древних.fb2
Паника-upgrade. Кровь древних

Annotation

   Олегу Саянову в жизни повезло. Невезучие люди обычно не в состоянии покупать острова в тропиках. Однако удача – дама весьма привередливая. Счастливому хозяину тропического чуда очень скоро предстоит в этом убедиться Ожившие мифы, подлинно языческая смерть и исконно животная страсть в великолепном и безжалостном мире, где право на жизнь может дать только одно – истинная кровь Древних.

Александр Мазин Паника-upgrade. Кровь древних

   Голос флейты остёр и тонок.
   Кудри бога в смоле.
   «Помолись за меня, Мадонна!
   Страсть мою пожалей!»

   Голос флейты упруг и резок.
   Щеки бога в пыли…
   «Потрудись за меня, Железо,
   Если мало молитв!» [1]
   Отчего ты все дуешь в трубу, молодой человек?
   Не прилечь тебе лучше в гробу, молодой человек? [2]

Часть первая Кровь Древних

Глава первая Черная удача Олега Саянова

   Удача возникла у ворот Олега Саянова славным апрельским утром. Удача прибыла на кроваво-красном «порше».
   Удача была двусмысленной, как улыбка сутенера. Тот сорт удачи, который не часто еще встречался в жизни Олега Саянова с тех пор, как он имел глупость поселиться на Рублевке.
   Зачем понадобилось Олегу Рублевское шоссе, он и сам не знал. Серьезный и успешный ученый, Олег Саянов был далек от дешевого тщеславия и примитивных понтов. Возможно, это был жест, призванный доказать старшему брату, что он, Олег, тоже кое-чего добился в этой жизни.
   У Саянова-старшего дома на Рублевском шоссе не было. У него был пентхауз в центре Москвы. Брата звали Тенгиз Тенгизович. Но несмотря на экзотическое имя-отчество Саянов-старший был русским. Просто в их семье старшим сыновьям всегда давали имя Тенгиз. То есть на самом деле настоящим именем было не Тенгиз, а Тенгус, но настоящее родовое имя Саяновых не следовало знать всем подряд. Почему?
   А Бог знает… Фамильная традиция. Поэтому – Тенгиз. Их отца тоже звали Тенгизом Тенгизовичем. А деда – Тенгизом Ивановичем. Потому что прадед был не первым, а вторым сыном. Прадед Иван Саянов приехал в Москву откуда-то из Сибири. Может – с Алтая. Иван Саянов не любил об этом говорить. Что-то нехорошее случилось с ним и его родными в суровые годы Гражданской войны. Такое, что он, Иван Саянов, остался последним в роду. И умер очень рано. Но сына родить успел. Тенгиза Ивановича Саянова, Олегова деда.
   Кроме родового имени, в семье из поколения в поколение передавалась невероятно гибкая сабля в сафьяновых ножнах, которую можно было при желании использовать вместо пояса, и «семейное» искусство рукопашного и сабельного боя. Искусство «наследовалось» всеми сыновьями, сабля, естественно, старшим.
   Так что Олегу заполучить семейную реликвию не светило. Но своя сабля у него тоже была. Превосходный клинок, очень похожий на фамильный раритет. Саблю подарил дед. Внуку на пятнадцатилетие – к ужасу невестки и жгучей зависти одноклассников.
   Но отнять у Олега грозное оружие никто не посмел. С дедом в их семье не спорили, ибо дед был – глыба. Орел-полковник, объездивший полмира (это в советские-то времена!), с кучей всевозможных наград, которые никогда не носил. Он-то и обучал Олега семейному воинскому искусству. Вполне успешно обучал.
   Олег вообще был способным парнем. Веселым и жизнерадостным, походя овладевавшим всевозможными вершинами. Лет до семнадцати он считал себя воином, с восемнадцати до двадцати двух – поэтом и прожигателем жизни, а на последнем курсе университета всерьез увлекся наукой, которая и стала его профессией.
   Дед умер три года назад. В Африке. Подхватил там какую-то злую инфекцию. Тело привез брат Олега. В закрытом гробу. Похоронили полковника рядом с женой, которая умерла намного раньше. На похоронах было очень много народу. Родственники, друзья семьи, коллеги… Олег обратил внимание на группу немолодых неприметных мужчин, которых никогда прежде не видел. На их венке было написано: «Другу и наставнику». Однако в ресторане, который арендовал брат для поминок, их уже не было.
   Смерть деда была горем для всех Саяновых. Отец неделю на работу не ходил, брат был чернее тучи…
   Олегу перенести утрату помогла работа. В лаборатории он забывал обо всем.
   Вообще, к удивлению родственников, ученый из Олега Саянова получился вполне преуспевающий. Он читал лекции в дюжине университетов, написал больше двухсот статей и стал счастливым обладателем тринадцати патентов, двенадцать из которых интересовали исключительно коллег доктора Саянова, зато тринадцатый после трехмесячного аукциона был куплен корпорацией «Кемикл Индастри» за девять с половиной миллионов евро.
   Внезапно разбогатевший Олег Саянов сказал как-то своему брату, что желает вложить пару-тройку миллионов европейских дензнаков в кусок земли на берегу какого-нибудь теплого моря. И вот – пожалуйста.
   – Давай, – одобрил братец. – Цены растут. Вкладывай, пока все не профукал.
   То есть братец Олега использовал куда более циничное словцо. Тенгиз Саянов не был деликатным человеком. Зато он был очень богат. А с тех пор, как стал президентом какой-то нефтяной корпорации в одной Богом забытой африканской стране, так и вовсе превратился в финансового магната. К младшему брату он всегда относился свысока. Как и положено старшему и очень богатому брату относиться к младшему и бедному. Сравнительно бедному.
   Надо отметить, что к моменту, когда у ворот саяновского особнячка остановился упомянутый «порше», большая часть заработанных миллионов уже уплыла со счета Саянова-младшего.
   Не то чтобы он их прокутил… Изрядная часть все-таки была потрачена не впустую. Например, на этот особнячок. Но Саянов-старший привык обращаться с деньгами иначе. Деньги должны приносить деньги, считал он. И предложил младшему инвестировать денежки в одно из своих предприятий. Нет, наживаться на брате он не собирался. Просто полагал, что тот с такими деньгами обращаться не умеет. Надо помочь. Впрочем, когда Олег отказался, брат не настаивал. А когда потребовалось – помог. Конкретно.
   Удача на красном «порше» прибыла к Олегу Саянову именно с подачи брата.
   Удача была черной. Но не полностью. Зубы у удачи были белые. И костюм тоже. Белый костюм – пусть и не эксклюзив от известного кутюрье, но очень хорошего покроя. Звали удачу Винченцо Винченца. По-русски он говорил с французким акцентом, а по-английски – с калифорнийским. То есть произношение у элегантного мусью было хреновое. Зато его предложение показалось Олегу весьма неплохим.
   – Мсье, – сказал темнокожий парень в белом костюме, улыбаясь во все тридцать два зуба, – не хотите ли купить остров, мсье?
   – Хоть целый архипелаг! – откликнулся Саянов.
   Но гость не шутил. Да, он действительно предлагает господину Саянову остров. И цена этого острова просто смехотворна.
   – Почему же тогда остров еще не продан? – поинтересовался Олег.
   Потому что, согласно завещанию покойного владельца, покупатель должен быть обязательно русским, неженатым, бездетным, ростом не менее шести футов, не младше тридцати семи лет… Воспроизведение всего перечня заняло у черно-белого Винченцы минуты четыре. Отбарабанено было без запинки. Олег запомнил примерно треть. Но и этой трети было достаточно, чтобы понять: мсье Винченце пришлось повозиться, прежде чем он отыскал подходящую кандидатуру. Сначала, впрочем, кандидатом в покупатели был Олегов братец. Но Винценца не знал, что у братца имеется сынишка двадцати двух лет. Правда, рожденный вне брака. Тем не менее Саянов-старший из списка кандидатов выпал. А вот его младший брат вписался в перечень идеально.
   – Вы подходите превосходно! – сверкнул белыми зубами мсье Винченца.
   – Допустим, – не стал спорил Олег. – Вопрос: подойдет ли мне цена?
   – О! Цена подойдет непременно! – обрадовался Винченца.
   Цена действительно оказалась смешной.
   Настолько смешной, что Олег мгновенно заподозрил розыгрыш.
   – И где же он расположен, этот остров? – поинтересовался он.
   Винченца распахнул тонкий, как картонная папка, ноутбук и продемонстрировал Саянову рекламный ролик.
   С первой же минуты Олегу стало ясно, почему Винченца вышел на старшего братца. Заветный остров располагался в девяноста милях от побережья той самой богатой пустынями и нефтью африканской страны, в жизни которой Тенгиз Саянов принимал живейшее участие.
   Но продаваемый остров казался настоящим раем. По крайней мере – на видео. Два пресных источника, тропическая зелень, великолепный риф…
   Однако Олег знал, как делаются такие фильмы. При известном навыке три чахлых дерева можно превратить в настоящие джунгли.
   Посредник угадал его мысли:
   – Не желаете ли взглянуть собственными глазами?
   – Желаю! – ответил Саянов.
   – Когда вам будет удобно? – осведомился Винченца.
   – Немедленно!
   К удовольствию Олега, такая реакция ничуть не смутила посредника.
   – Превосходно, – кивнул он. – Я могу позаботиться о билетах.
   – Действуйте.
   Олег Саянов был легок на подъем.
   Через двадцать шесть часов Олег глядел из иллюминатора гидроплана на крохотное зеленое пятнышко в бесконечной сини.
   – Он не так мал, как кажется сверху! – заметил Винченца. – Две с половиной мили в поперечнике, триста футов над высшей точкой прилива, благоустроенный дом, прекрасно оборудованный причал…
   – Довольно! – поднял руку Олег. – Думаю, что он мне подходит. Если только… «Это не шутка!» – добавил он мысленно.
   – Если – что? – Посредник являл собой внимание и терпение.
   – Ничего, – сказал Саянов. – Нельзя ли взглянуть поближе?
   – Разумеется. Мы сейчас приводнимся. Остров называется Козий Танец. Но вы, мсье, вправе дать ему другое имя.
   «Конечно я дам ему другое имя, – подумал Олег. „Козий Танец“ слишком отдает трагедией! [3] »
   Олег Саянов был не только ученым, но и эрудитом.
   Через полтора месяца все документы были оформлены, и Олег Саянов стал официальным владельцем десяти квадратных километров тропического рая.
   Но посетить свое приобретение Олегу удалось только через полгода. Дела.

Глава вторая Суровые шутки в тропическом раю

   Сине-белый, смахивающий на дирижабль катер Винченцы совершил красивый разворот, взревел двигателем и понесся прочь, подпрыгивая на длинных волнах.
   Собственный катер Олега выглядел скромнее, однако в его мореходных качествах Саянов не сомневался. Стоит завести мотор – и через три часа он на континенте.
   Но это случится не скоро. Не раньше чем через пару недель.
   Эх, хорошо!
   От избытка чувств Олег пронзительно свистнул.
   Птичья мелочь в зарослях, обступивших лагуну, ответила возмущенным бедламом.
   Молодая сука-ньюфаундленд, которую Олег приобрел шесть месяцев назад, поглядела на хозяина укоризненно. Ее розовый в черных пятнах язык свешивался из пасти на добрых полметра: жарко!
   У псицы было роскошное имя Лунгфрида, но Олег звал ее запросто – Лушкой. Псица откликалась.
   Зеленый курчавый склон полого поднимался вверх за белой полосой пляжа. Снизу было хорошо видно место, где заросли прорезала козья тропа.
   Олег потрепал собаку по черной голове, скомандовал:
   – Лушка! Вперед! Марш!
   Псина команду проигнорировала.
   – Ну как хочешь, – не стал настаивать Саянов и зашагал к деревьям.
   Лушка фыркнула, вскочила и, обогнав хозяина, затрусила впереди. Лохматый хвост ее, победно задранный вверх, почему-то вызвал в памяти Олега слово «тотем».
   Подъем занял минут пятнадцать. Просторное бунгало обосновалось на каменном фундаменте точнехонько на макушке острова. Ее верхушку украшала тарелка ТВ и антенна спутниковой связи. Олег не планировал радикального уединения. Он намеревался чередовать отдых с работой, а работа требовала доступа в Интернет и профессионального общения. Кроме того, Саянов был уверен, что очень скоро ему потребуется женское общество, а чтобы приглашать в гости, нужно иметь возможность отправить приглашение.
   С трех сторон дом окружал буйный тропический лес. С четвертой деревья были вырублены – и можно было увидеть сверкающую в лучах утреннего солнца поверхность океана.
   «Я должен видеть восход!» – заявил Саянов посреднику.
   Теперь с востока тропическое солнце било прямо в стеклянную стену бунгало.
   «Возможно, я был неправ, – подумал Олег. – Впрочем, здесь все растет быстро».
   Бунгало было со всеми удобствами. Водопровод, электричество, кондиционер. Электричество, в основном, бесплатное – от солнечных батарей и заряжаемых ими аккумуляторов. При необходимости можно было запустить дизель. Сейчас он был выключен. Для питания электроники и морозильных камер хватало энергии тропического солнца.
   Ящики с имуществом громоздились в холле. Едва взглянув на них, Олег понял, что у него нет ни малейшего желания заниматься разборкой.
   – Почему бы вам не подождать до вечера? – сказал им Саянов.
   Деревья подступали к самому дому. Стены недавно чистили от растительности, но упрямые ползуны уже карабкались обратно. На дверях и окнах не было москитных сеток. Винченца утверждал: ни ядовитых змей, ни кусачих насекомых. Рай, одним словом!
   Шесть троп расходились от вершины вниз. Возможно, их было больше, но одну или две скрыла мешанина поваленных деревьев.
   Ни ядовитых змей, ни хищников. Самые крупные животные – козы. Говорят, они размножаются как саранча… Похоже, прежний владелец не давал им особенно расплодиться: до сих пор Саянов не встретил ни одной. Но следы попадались. Так что винтовку Олег прихватил не зря.
   – Пошли, подруга, – сказал Саянов вертящейся вокруг псице и, прихватив из забитого под завязку холодильника пару банок пива, двинул к западному берегу острова.
   Через полмили он подумал: зря не взял мачете. Вокруг – сплошные заросли. Однако тропка была вполне проходима, и возвращаться Олег не стал.
   Прямо на тропу перед ним с дерева слетел попугай. В точности такой, какой жил у прошлогодней подруги Саянова Ленки. Тот попугай умел изощренно материться, а выпущенный из клетки, прицельно гадил на головы гостям.
   – Привет, ублюдок! – сказал ему Олег. – Давно не виделись.
   Попугай изучил человека поочередно сначала правым, потом левым глазом, пробормотал что-то невежливое и с шумом взлетел.
   Олег поглядел на Лушку, разрывавшуюся между врожденной благовоспитанностью и желанием сцапать нахальную птицу, и расхохотался.
   – Можно, – сказал он, трепля ее по холке. – Здесь всё можно.
   Западный берег острова ниспадал к океану двумя отвесными террасами. Широкий пляж был совершенно открыт безжалостному солнцу. Голубая, пронизанная белым огнем толща воды откатывалась, густея, к затуманенному горизонту. Линия прибоя изгибалась подобием натянутого лука. Метрах в двухстах от песчаного пляжа, разрывая стеклянную пленку и гася инерцию океанских валов, скалились каменные зубцы – белые клыки утонувшего чудовища.
   Тропа упиралась прямо в край обрыва. До плоского, поросшего травой карниза было метра два с половиной.
   «Назад?» – мелькнула мысль.
   Но Саянов не поддался и смело сиганул с откоса.
   Лушка наверху жалобно заскулила.
   – Марш, марш, малышка! – крикнул снизу Олег.
   И собака, решившись, неуклюже соскочила вниз. Саянов стиснул ее слюнявую морду и поцеловал черный нос. Трава под ногами была мягкая, как ковер. Олег снял сандалии. Лушка, вспахивая носом сухие теплые стебли, трусила впереди. Солнце слепило Олегу глаза даже сквозь темные очки.
   Вдруг сука оглушительно залаяла. Саянов увидел, как она прыжками мчится назад.
   – Ну, тихо, тихо, – проворчал он, когда псина заплясала вокруг, захлебываясь от возбуждения.
   Саянов насторожился. Поднимать шум – совсем не в характере воспитанной Лушки.
   Собака прихватила зубами кисть хозяина, потянула за собой.
   Через минуту Саянов обнаружил причину ее беспокойства. В белой стене обрыва, полуприкрытая его тенью, зияла огромная дыра.
   Пещера.
   Лушка остановилась и истерически залаяла прямо в черный зев. «Черт возьми! – подумал Олег. – Да она поджала хвост!»
   – Лушка, успокойся! – ласково проговорил Саянов. – Вот уж не думал, что у тебя клауст…
   И тут Саянов увидел, как шерсть на загривке собаки встает дыбом, а глаза загораются рубиновым огнем.
   – О черт! – пробормотал Саянов, непроизвольно напрягаясь. – Кого ты учуяла, девочка?
   Но Лушка так же неожиданно успокоилась, подняла морду к Саянову, часто и шумно дыша.
   – Не пойдем! – пообещал ей Олег. – Во всяком случае, без фонаря и карабина.
   Он сделал шаг – и оказался в тени. Из пещеры пахло прохладой, камнем и, совсем слабо, каким-то животным… Нет, даже не животным, а непонятно чем. Саянов шагнул еще раз – и оказался под сводом. Он мог стоять выпрямившись, и оставалось еще около полуметра свободного пространства над головой. После ослепительного дня глубина пещеры была кромешным мраком.
   Саянову не хотелось идти дальше!
   Он попятился. И ощутил облегчение, когда оказался снаружи.
   Трава перед входом была вытоптана, и Саянов с удивлением признал в следах отпечатки козьих копыт. Пещерные козы? Ха! Отличная шутка!
   Океан лежал внизу, гладкий, как шелковая простыня.
   «Мой бассейн!» – подумал Олег, глядя на цепь скал. И риф! Здесь должен быть потрясающий дайвинг.
   Винченца сказал: акулы сюда никогда не заплывают.
   Не то чтобы Олег боялся акул, но мысль о том, что где-то рядом плавает нечто, способное отхватить тебе яйца вместе с ногами, была неприятна.
   Еще через сотню шагов они с Лушкой наткнулись на вполне приличный спуск. Саянову пришлось снова надеть сандалии: песок был раскаленный.
   Олег искупался, потом, устроившись в тени, выпил банку пива – и улегся на живот, глядя на собаку, прыгающую на мелководье. Брызги взлетали фонтанами: Лушка охотилась за рыбой.
   «Завтра распакую акваланг и компрессор, – подумал Олег. – А сегодня можно понырять просто так, с маской и трубкой».
   Возвратились они часа через три. Олег вскрыл для собаки банку тушенки, а сам удовольствовался холодной пиццей и пивом. Потом отправился в ванную – смыть соль.
   Для такого бунгало ванна была просто роскошная. Вот только вода из бака на крыше – слишком теплая.
   «Надо будет включить дизель и накачать холодной», – подумал Олег, вытираясь.
   Прямо напротив в стену было встроено зеркало. Оно отражало загорелого мускулистого мужчину, выглядящего моложе своих тридцати пяти. Олег Саянов старался быть в форме и беспощадно боролся с то и дело нарождающимся «ученым» брюшком. Так что весил он всего восемьдесят килограммов. Совсем неплохо для его сложения и роста.
   На соседней стене, над раковиной, висело еще одно зеркало, поменьше. Саянов брился, одновременно изучая собственную физиономию. Многие находили ее привлекательной. Хотя унаследованный от бабушки-ингерманландки курносый нос, на взгляд Олега, слегка подпортил его мужественную физиономию.
   Впрочем, для мужчины внешность – не главное. Главное – что?.. Неправильно! Главное – интеллект!
   Олег ухмыльнулся сам себе и поправил не совсем ровно висевшее зеркало.
   Из-под зеркала в раковину слетел лист бумаги. Саянов поднял его, стряхнув капли воды.
   На листе жирными красными чернилами было написано единственное слово:  
   БЕРЕГИСЬ
   Саянов засмеялся. Он любил шутки. Поэтому засунул бумагу обратно и вернул зеркало в первоначальное состояние. Маленький сюрприз для гостей.
   В отличном настроении Олег вернулся в гостиную. Однако веселость его тут же развеялась: Олег вспомнил, что сейчас придется разбирать ящики.
   Начал он с бытовых вещей, и спустя пару часов комнаты бунгало приобрели вполне жилой вид. Саянов даже не поленился развесить фотографии: деда, родителей, брата, свои собственные – в разных местах и обществах. В окружении знакомых лиц Олег чувствовал себя веселее.
   После предметов быта Олег занялся книгами. И провозился с ними до темноты.
   Когда стемнело, Саянов запустил дизель и зажег свет. Компьютер и прочую электронику он решил пока не трогать. Дело долгое. Утром, еще с материка, Саянов послал брату сообщение, что у него все в порядке. Тот, соответственно, передаст родителям. А больше об Олеге беспокоиться некому.
   Саянов бродил по дому в старых вылинявших шортах и перекладывал с места на место вынутые из ящиков вещи. Лушка валялась на просторном диване и внимательно следила за хозяином. Иногда она вскакивала и лезла помогать. Птицы за окнами перестали горланить, и за дело принялись ночные насекомые. Впрочем, шум этот был приятнее, чем визг разгулявшихся гостей на вечеринке у соседа.
   Стало прохладнее, и Олег закрыл окна в спальне, кроме выходящего на крышу, включил музыку и растянулся на кровати с коленкоровым томом римской истории Гиббона. Повышать, так сказать, свой культурный уровень.
   Однако читать Саянов не смог. Потому что вдруг в полной мере ощутил себя единственным человеком на сотни километров вокруг.
   Это будоражило.
   Саянов прошелся по дому, выключил свет везде, кроме ванной, и встал у окна. Там была тьма…
   Захлебывающийся собачий лай вышиб Олега из задумчивости. Он вздрогнул, мгновенно обернулся… Но Лушка уже выскочила из комнаты. В холле раздался треск, лай сменился таким свирепым рычанием, какого Саянов еще не слышал у своей собаки. Потом – звук удара. Визг. Снова удар… Саянов стряхнул с себя оцепенение, схватил первое, что попалось под руку, и бросился в холл. Больше всего он боялся услышать выстрел!
   Выстрела не было. Гулко хлопнула дверь. Саянов щелкнул выключателем.
   Лушка лежала на боку. Глаза ее были закрыты, голова окровавлена. В холле было пусто. Входная дверь, поскрипывая, раскачивалась на петлях. В стекле ее отражался прыгающий электрический свет.
   Отбросив то, что сжимал в руке (прут для раздвигания штор), Олег опустился рядом с собакой. И с радостью обнаружил, что она жива.
   Олег раздвинул окровавленную шерсть. Лушка вздрогнула и заскулила. Рана была своеобразная: с головы собаки был сорван кожаный лоскут длиной сантиметров пять. Но череп остался цел.
   Олегу никогда прежде не приходилось лечить собачьи раны, но он предположил, что человеческое лечение вполне подойдет.
   Лушка стойко перенесла обработку. Теперь можно было заняться остальным. Первым делом Саянов запер дверь: стекла – не слишком надежная защита, но преодоление их создает много шума. Так-так… Значит, на своем острове Саянов не одинок. Губы Олега искривила усмешка. Это его остров! И Саянов вправе сурово наказать всякого, кто вторгается без спросу на его землю! Незваный гость очень пожалеет, что покалечил Лушку.
   Ящик с оружием стоял тут же, в холле. Саянов днем не успел до него добраться.
   Все еще усмехаясь, Олег сорвал пломбы и, открыв замок, откинул крышку.
   Улыбка сползла с его лица.
   Олег тупо глядел внутрь на завернутые в вощеную бумагу железные прутья. Оружия не было. Не было карабина и дробовика. Не было обоих пистолетов. И мачете. Отсутствовало даже пневматическое ружье для подводной охоты. Патронов, разумеется, тоже не было.
   Чертов Винченца! Наверняка без него не обошлось.
   Саянова охватила ярость. И тут он вспомнил, что так и не смог отыскать среди кухонной утвари большого ножа.
   О черт! Он гол, как червяк. Тот, кто это устроил, неплохо потрудился.
   Саянов ударил кулаком в стену так, что ушиб костяшки. Боль потушила ярость.
   Олег вернулся в спальню, сел на кровать и задумался.
   Какие могли быть варианты?
   Самый простой: его попросту ограбили. Винченца или кто-нибудь еще…
   Тогда это – проблема чисто финансовая. Завтра он свяжется с поставщиком и закажет все заново. Или съездит на материк и купит сам. Да, так даже лучше. И еще имеет смысл позвонить брату. Пусть подключит кого надо, чтобы у здешней полиции не возникало дурацких вопросов.
   Еще один вариант: кое-кто хочет от него избавиться… Нет, маловероятно. Если бы Саянова хотели убить, то это можно было бы запросто сделать, пока он валялся на пляже…
   Тут Олег вспомнил о бумажке в ванной.
   Третий вариант. Кто-то решил над ним подшутить. И изъял оружие, чтобы Саянов не пристрелил шутника. И теперь этот шутник болтается по острову и думает, что бы еще такое отмочить. Кстати, этот вариант вполне в стиле его старшего братца. Нанял кого-нибудь – и пошутил. С его возможностями не так уж сложно изъять из ящика оружие. Хотя бы в здешнем аэропорту. А Олег проявил беспечность и не проверил сразу.
   Ну да, на братца похоже. Олег представил важную физиономию Тенгиза.
   «Проверка бдительности, братишка. Которую ты не прошел. Надо серьезнее относиться к собственной безопасности, Олежек. Помни, чей ты брат. Ударят в меня, а попадут по тебе».
   Сам Тенгиз даже в сортир не ходит без пары охранников.
   Точно. Нанял какого-нибудь шутника и теперь прикалывается.
   Ладно. Олег тоже любит шутки. Завтра он встанет пораньше, возьмет Лушку, выследит шутника и выяснит, откуда у этой шутки растут ноги.

Глава третья Мертвая птица

   Саянов проснулся от звона разбитого стекла.
   В комнату вбежала Лушка. Ткнулась мокрой мордой в лицо.
   Саянов поднялся. Зажег лампу.
   Лушка с глухим рычанием обнюхивала что-то, лежавшее среди длинных сверкающих осколков.
   Олег сунул ноги в сандалии (у него не было ни малейшего желания ходить по стеклу босиком) и подошел к собаке. Лушка звонко гавкнула.
   На полу лежала мертвая птица. Побольше голубя. Яркий комок окровавленных перьев. Головка серая, с черным хохолком и красным изогнутым клювом. Крохотный черный глаз подернут мутной пленкой.
   «Козы живут в пещерах, а дневные птицы летают по ночам, – подумал Олег. – И разбивают окна».
   Он взглянул на свою руку: ладонь была в крови. Что-то странное было во всем этом… Что-то несообразное…
   Саянов еще раз осмотрел птицу, и его осенило! Тельце было холодным! И длинный разрез, пересекающий зеленую спинку, – не кровоточил. А ведь кровь на перьях была свежей!
   Саянов выругался, вышвырнул трупик в разбитое окно и поспешил в ванную: эта кровь жгла его кожу!
   Розовая вода заструилась по белому фаянсу.
   Из комнаты донесся оглушительный лай. И снова – звон стекла.
   Саянов выскочил из ванной… Не успел. Собака была уже снаружи.
   Бросившись к окну, Олег услышал удаляющийся лай.
   – Лушка, назад! Ко мне! – закричал он.
   Но голос собаки уже потерялся во тьме.
   Олег кинулся к двери… Но вовремя остановился. Плохая идея.
   Саянов вернулся в спальню, сел на кровать, провел по лицу мокрыми ладонями.
   Для начала надо успокоиться. Потом – прокрутить в уме все происшедшее, подробность за подробностью.
   Саянов осторожно поднял с пола длинный осколок. Стекло было в четверть дюйма толщиной. Какой силой нужно обладать, чтобы разбить его птичьим трупиком, весящим от силы граммов триста?
   Хотя почему он решил, что стекло разбито птичьим трупиком? Его могли сначала разбить, а уж потом забросить птичку…
   Олег стащил с подушки наволочку, обмотал ею широкий конец стеклянного осколка. Какое ни есть, а оружие.
   Саянов подошел к окну. На торчащих из рамы стеклянных зазубринах остались клочки черной шерсти.
   – Лушка! Лушка!
   Никакого ответа.
   Надо идти искать. Но сначала – поискать какое-нибудь более толковое оружие, чем кусок стекла. Что-нибудь острое…
   О черт! Как же он не вспомнил раньше?
   Саянов бросился в холл. Из груды не разобранных еще ящиков выволок один, тяжеленный, укрепленный жестью, – с оборудованием для дайвинга.
   Сабельный клинок был закреплен изнутри, между деревом и жестяным листом. Его можно было бы провезти и официально, но, наученный опытом (пару раз клинок уже пытались прибрать алчные таможенники), Саянов решил его припрятать. Какое, однако, мудрое решение!
   Рукоять лежала в другом ящике, среди сувениров, безделушек и прочей ерунды.
   Саянов вставил хвостовик в паз, закрепил штифты и сразу почувствовал себя увереннее. Слегка изогнутый темный клинок. Дымчатый рисунок на темном металле…
   «Ты у меня обгадишься до самого подбородка!» – посулил он своему недругу.
   А когда оказалось, что фонари тоже на месте, Олег и вовсе воспрял духом.
   Он решил не дожидаться рассвета. Ночь больше не пугала.
   Из трех фонарей Саянов выбрал самый большой, длинный, тяжелый, с зарядом на три часа. В случае чего такой фонарь сам мог послужить неплохим оружием.
   Но сначала следовало кое-что проверить. Связь.
   Что ж, этого следовало ожидать. Связи не было. Существовала небольшая вероятность, что недоступен спутник. Но Олег на это не очень рассчитывал. Надо бы проверить катер: нет ли и там какого-нибудь неприятного сюрприза?
   Но катером он займется завтра. А сейчас надо искать Лушку.

Глава четвертая Смерть и наслаждение

   Олег знал, куда убежала собака. Так что теперь он уверенно двинулся по тропе, ведущей к западному берегу. Мощный пучок света выхватывал из темноты шагов десять живого коридора. В синеватом свете фонаря зелень листьев приобретала странный «бумажный» оттенок. Пронизанная сетью лиан крыша листвы над головой Олега лишь кое-где прорывалась, чтобы пропустить лучик одинокой звезды.
   Все чувства Саянова были напряжены. Слух его ловил и исследовал шорохи, пытаясь выделить из них звук человеческих шагов. Свет фонаря прыгал с одного места на другое, и привлеченные им ночные насекомые шуршащей метелью вились внутри электрического «цилиндра».
   Саблю Олег держал в левой руке. Злость его утихла, и он надеялся, что не придется пустить оружие в ход по-настоящему. Олег никогда не использовал оружие против человека, но знал, на что способен этот клинок.
   Дед говорил, что такой саблей можно перерубить железный прут в палец толщиной. Олег не проверял. Жалел клинок. А вот тренировочный муляж Саянов рассекал от плеча до пояса.
   Олег остановился.
   Поперек тропы лежало дерево. Обрывки лиан свисали с соседних стволов там, где крона упавшего дерева была вырвана из общей растительной массы. Саянов совершенно точно знал: днем тропа была свободна.
   Олег перехватил саблю в правую руку, осторожно приблизился.
   Разглядеть что-либо в мешанине смятых ветвей было невозможно. Но Саянову показалось: он уловил какое-то движение.
   Олег остановился в двух шагах и направил луч на подозрительное место.
   – Я тебя вижу! – рявкнул он. – У тебя два варианта: вылезешь сам или я выну тебя по частям!
   Ветви зашевелились. Олег приготовился…
   И челюсть его отвалилась. Меньше всего он ожидал увидеть подобное.
   Всё что угодно. Спецназовца в боевой «раскраске», негра с дубинкой…
   В шести шагах от Олега, прикрыв ладонью глаза, скрытая по пояс в зелени упавшего дерева, стояла обнаженная девушка. Причем девушка настолько красивая, что Олег сразу понял: это не может быть ловушкой. Мелькнула мысль, что братец решил сделать ему сюрприз. И сейчас из джунглей вывалит пьяная толпа весельчаков во главе с Тенгизом Саяновым…
   Никто не появился.
   Девушка прикрывала глаза ладошкой. Она была великолепна. Осанка принцессы, золотые вьющиеся волосы – почти до пояса, плечи и грудь… Нет слов.
   Саянов опустил саблю. Следовало бы отвести луч фонаря, но Олег растерялся, не мог заставить себя оторвать взгляд от красавицы. Аж в жар бросило. Хотя ничего удивительного. Тропики как-никак.
   Чем дольше он смотрел на девушку, тем более совершенной она ему казалась.
   Еще ему казалось, что она смотрит на него сквозь щель между пальцами…
   Олег наконец отвел луч в сторону.
   – Простите, меня, леди… – пробормотал он по-английски. – Ваше появление несколько… неожиданно.
   Девушка не ответила. Может, она боится? Очень может быть… Здоровенный мужик с саблей в руке…
   – Не надо меня бояться, – произнес Олег как можно убедительнее. – Я не причиню вам зла. – Позвольте мне помочь вам… – проговорил он, – леди…
   Потом, сообразив, наклонился, чтобы положить саблю на землю, и на какое-то мгновение отвел глаза от красавицы…
   Положить оружие он не успел. Боковым зрением Олег поймал стремительное движение: тело девушки вертикально взлетело вверх, словно подброшенное трамплином.
   Саянов отшатнулся, но недостаточно быстро. Девушка прыгнула прямо на него. Что-то острое полоснуло по ноге. Олег вскрикнул от боли. Толчок отшвырнул его назад. Саянов взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Выбитый фонарь вылетел из пальцев, крутясь, выхватывая из тьмы куски зеленых лесных стен. Короткий пронзительный визг резанул уши Олега за мгновение до того, как он грохнулся навзничь и основательно приложился затылком…
   Очнулся Олег, вероятно, через несколько минут. Спина ныла. Никто его не трогал, и вокруг, если не считать цвирканья насекомых и скрежещущих звуков неизвестного происхождения, было тихо. Олег сел. На затылке вспух желвак, но голова не кружилась. И кости, похоже, целы. Ущерб невелик. Несколько синяков и царапин.
   Фонарь упал в заросли, но, к счастью, не погас. Иначе бы Олегу его нипочем не найти.
   Повезло. А куда подевалась ночная фея? Неужели сбежала?
   Нет, она не убежала.
   Она была здесь. Саянов сразу увидел ее, едва направил луч на тропу.
   Она тоже лежала на спине, как Олег – минуту назад. Но ей было уже не подняться. Клинок Саянова вошел чуть выше подвздошной кости, прочертил глубокую борозду в живой плоти и вышел под левой грудью, оставив алую черту снизу, на безупречном полушарии. Острый, как бритвенное лезвие, клинок вошел в брюшную полость не меньше чем на ладонь. Саянов не был врачом, но все равно сразу сообразил: только мгновенный перенос в хорошо оснащенную клинику мог бы спасти девушку.
   И тут, к ужасу своему, Олег обнаружил, что раненая – в сознании.
   Огромные прекрасные глаза, полные муки, глядели прямо на Саянова… Однако он мог бы поклясться: девушка его не видит.
   «О черт! – подумал он. – Ведь я ее убил!»
   Острая боль в собственной ноге отвлекла его. Он посветил вниз.
   На подъеме его правой ноги – рваная, обильно кровоточащая рана! Чем это она?
   Круг света сместился, и Саянов понял, чем нанесена рана.
   Бедра девушки, длинные, гладкие, с округлыми выпуклостями мышц, плавно сужались к коленям, а от колен…
   Ниже колен ее кожу покрывал нежный светлый пух. Как у двухнедельного котенка. На икрах, которые более подошли бы мужчине-атлету, пух был гуще, чем на голенях. Пуховый покров обрывался над лодыжками, и пятка была вполне человеческой, а вот стопа…
   Она была не плоской, а округлой, совсем маленькой, не длиннее пятнадцати сантиметров. И заканчивалась не пальцами, а аккуратным копытцем. Цвета слоновой кости, раздвоенные, заостренные копытца глянцево блестели в луче фонаря. На кончиках одного из них была кровь. Скорее всего, кровь Олега.
   Световой круг скользнул вверх, от колен к безупречному телу, изуродованному ударом клинка. Трава под ним покраснела от крови, но кровотечение было слишком слабым, принимая во внимание размер и глубину раны. Сознание Саянова механически отметило этот факт. Будь рядом больница…
   Но здесь это только продлит агонию.
   – Прости, малышка, – с раскаянием по-русски пробормотал Олег. – Я не хотел!
   «Вот они – „козы“, которые живут в пещерах! – подумал он. – Чертов Винченца! Он должен был меня предупредить!»
   – Что же я могу сделать для тебя, малышка? – проговорил он, наклоняясь над ней.
   Только теперь Саянов заметил, что остановившиеся зрачки девушки не круглые, а стреловидные, вертикальные. Как у кошки.
   Ей, наверное, очень больно.
   В доме осталась аптечка. Там есть какие-то анальгетики…
   – Потерпи, девочка, – произнес он, коснувшись ее руки. – Сейчас я попробую что-нибудь придумать…
   – Не трогать!!!
   Саянов подскочил. Сабля будто сама собой оказалась снова в его руке. Развернувшись так быстро, что едва не потерял равновесие, Саянов направил фонарь… и увидел еще одну женщину.
   Она была старше раненой. Но у нее были такие же прекрасные лицо и тело. Только волосы – не вьющиеся, с золотом, а прямые и почти белые.
   Как и первая, эта тоже была совершенно обнаженной. И так же прикрывала глаза от луча фонаря. Трава скрывала ноги женщины почти до колен, но он заметил тот же мягкий пух и мог бы поклясться, что эти длинные сильные ноги оканчиваются острыми копытами.
   – Убери свет! – повелительно произнесла женщина.
   – Ты говоришь по-русски? – изумился Олег.
   – Мне ведом язык всего живого. – В этом голосе было столько властной силы, что Саянову захотелось встать по стойке «смирно».
   Ну и ситуация. Известный русский ученый Олег Саянов, стоящий навытяжку перед голой дикаркой с копытцами козочки.
   Однако луч в сторону Олег отвел. Простая вежливость. Женщина сделала несколько шагов. Походка у нее была, как у стоящей на пуантах балерины. Она глядела на раненую.
   – Это произошло случайно, – сказал Олег.
   Женщина молчала.
   – Ей нужна помощь…
   – Ты не должен противиться!
   Олег обернулся. Еще одна. И такая же красивая.
   – Оставь ее, – сказала вторая. – Она умрет. А если ты будешь сопротивляться, то повредишь себя.
   Женщины синхронно двинулись вперед. Саянов попятился. Раненая оказалась между ними и Олегом. Но красавицы не обращали на нее внимания.
   Саянову стало по-настоящему страшно.
   Но страх никогда не превращал его в кисель. Наоборот. Напуганный Олег Саянов становился крайне опасным.
   Бросок вправо – и сабля у него в руке.
   Кровь на клинке еще не успела высохнуть.
   Они должны были испугаться… Любой испугался бы…
   Но красотки не испугались. Забеспокоились, да. Однако это было беспокойство взрослого, обнаружившего, что маленький ребенок раздобыл нож.
   Козоногие переглянулись, потом одна из них скакнула вперед и схватила Олега за правую руку. Она была очень быстрой, а хватка – по-настоящему сильной.
   Саянов ударил ее левой по скуле. Хорошо приложил. По-мужски.
   Красотка разжала пальцы и отпрыгнула назад. Потерла лицо. Впечатление такое, что ей не было больно. Кажется, она удивилась.
   «Вот крепкая стерва! – подумал Саянов не без восхищения. – Меня бы такой удар уложил на полчаса!»
   – Ты не должен противиться! – властно произнесла вторая.
   – Даже и не думай, – сказал ей Олег. – И не надо ко мне лезть! Я умею пользоваться этой штукой. Давайте договоримся по-хорошему. Я сейчас пойду домой и поищу лекарства, чтобы помочь вашей сестренке. Хорошо?
   Женщины перебросились несколькими словами. Они говорили на языке, которого Олег не знал.
   – Ну как, договорились? – спросил Саянов.
   На раненую он старался не смотреть. И был совсем не уверен, что сможет еще раз пустить саблю в ход. Он никогда никого не убивал.
   Одна из козоногих поднесла ладони рупором ко рту. Хочет позвать на помощь? Кого?
   …Низкий пульсирующий звук заставил Саянова содрогнуться.
   Женщина закричала еще раз, и сердце Олега сжалось от необъяснимого ужаса. Третий вопль – и он оцепенел.
   Руки онемели, мускулы превратились в желе.
   Вторая женщина подошла и вынула из руки Саянова саблю. Он не мог сопротивляться. Не мог произнести ни звука.
   От козоногой исходил мускусный аромат. Рука ее легла на голую спину Саянова, и ему почему-то стало очень холодно. Холодно – в тропиках! Рук Олег по-прежнему не ощущал, ноги стали резиновыми.
   Приблизилась и та, что кричала. Она толкнула Олега в грудь, и он, как кукла, опрокинулся на спину. Но не ударился. Вторая поймала его у самой земли, мягко опустила на траву.
   Фонарь Саянова лежал в нескольких шагах. Луч света отражался от глянцевой листвы.
   Олег ощутил, что чувствительность понемногу возвращается к нему, попробовал повернуть голову… и увидел на расстоянии двух шагов глаза раненой девушки.
   Он шевельнул правой рукой. Его вялые пальцы коснулись чего-то гладкого и твердого. Нога одной из женщин!
   Она стояла над ним.
   Снизу козоногая выглядела великаншей.
   Олег услышал треск ткани. Приподнял голову.
   Вторая козоногая с легкостью, как бумагу, рвала его шорты.
   Саянов попытался встать, но первая козоногая, присев, ухватила Олега за волосы и прижала голову к земле. Ее груди почти касались лица Саянова. Мускусный запах стал гуще. Олег слышал ее учащенное дыхание.
   Он не видел, что делает вторая. Но – чувствовал. Очень хорошо чувствовал. Нельзя сказать, что ему это было неприятно. Разве что кончилось все очень быстро. Хотя нет, не кончилось.
   Первая козоногая отпустила его волосы и заняла место подруги. Та наблюдала, присев на корточки. Ее глаза мерцали синим огнем. Она ждала своей очереди.
   И дождалась.
   Они снова поменялись. И еще раз. Олег, и прежде полагавший себя темпераментным мужчиной, в эту ночь дважды превзошел себя. Несмотря на то что его прекрасные насильницы совершенно не пользовались обычными приемами, чтобы привести его в форму. И использовали одну-единственную позу. Зато все остальное у них было великолепно. И Олег вновь и вновь чувствовал свою готовность. Он не мог этого объяснить. Может быть, причина в запахе? Или в их нечеловеческой природе? Но так или иначе забавы их продолжались не меньше двух часов.
   И все это время раненная Саяновым девушка была жива и неотрывно смотрела на него огромными блестящими глазами.
   И она была еще жива, когда две ее соплеменницы, ничуть не утомленные любовными играми, с легкостью подняли восьмидесятикилограммовое тело Олега и потрусили вниз по тропе, неся Саянова как некий предмет, не способный к самостоятельному движению.
   Впрочем, надо отметить, что он и был таким предметом. Поставь его сейчас на ноги, он бы упал.
   «Должно быть, теперь они меня съедят», – мысленно сострил Олег, глядя на белую большую грудь, мерно подрагивающую у самого его носа.
   Саянов нисколько не удивился, когда женщины принесли его к обрыву над пещерой, которую он обнаружил днем. Одна из козоногих спрыгнула вниз, а вторая бросила ей Олега. Как мешок с мукой. А та поймала – и даже не пошатнулась.
   Саянов подумал о сабле, оставленной рядом с раненой.
   «Жаль, если она пропадет!»
   Мысль эта равно относилась и к сабле, и к раненой девушке.
   Теперь он не был уверен, что она умрет. Человек с такой раной не прожил бы и получаса.
   Тела козоногих были горячими. Градусов тридцать восемь, не меньше. Саянова это возбуждало. Он больше не боялся. Все было слишком невероятно. Олег наблюдал за собой, как будто это был не он, а кто-то другой. Кто-то неизвестный.
   Саянова била дрожь, но он не боялся. Сейчас Олег был готов ко всему. К любому будущему. Ведь в любом случае он ничего не мог изменить. Сейчас.
   Женщины вновь подхватили его и вдвоем внесли в горло пещеры. Спустя несколько секунд Олега Саянова окутала полная темнота.

Глава пятая Узник сладострастных нимф

   Тьма окружала Саянова. Она была полна звуков, запахов, ощущений. Большинство ощущений приносили руки. Ловкие руки вкладывали ему в рот пищу, отводили к ручью (вскоре Олег сам научился находить его – по звуку), укладывали на мягкое ложе из свежей травы, которую меняли каждый день. Эти же руки натирали его пахучими маслами и разминали мышцы. Временами Олег ощущал себя ребенком. Правда, довольно активным «ребенком». Сексуальные игры, которыми развлекали его козоногие прелестницы, были весьма интенсивными. К собственному удивлению, Саянов не чувствовал себя изнуренным. Его потенциал возрос под стать требованиям его нимфоманок-соложниц.
   Различать своих «подружек» Олег научился не сразу. Уж очень они были похожи. Сексуальные привычки у них тоже были одинаковые. И довольно однообразные. Количество имело явный приоритет над качеством.
   Помимо подружек-нимфоманок в пещере, где теперь жил Саянов, имелись и другие обитатели. Но они, похоже, интереса к Олегу не проявляли.
   Если оценивать ситуацию с чисто животной точки зрения, жилось Саянову не так уж плохо. Все потребности его тела были удовлетворены. Кормили его вкусно, разнообразно и много. Причем такой пищей, какую он никогда прежде и не пробовал. Кое-что Саянов опознавал: фрукты в сладком молоке, шарики из тертых орехов с медом, сырую рыбу с побегами папоротника… Но это были только компоненты сложных блюд, которые подносили Олегу женские руки.
   Поначалу Саянову казалось, что в пещере холодновато. Но всерьез окоченеть он не успевал, потому что стоило ему замерзнуть, как рядом неизменно оказывалось горячее тело козоногой. А потом он и вовсе перестал чувствовать холод. Привык, наверное.
   Еще одной приятной неожиданностью было отсутствие насекомых. И это в тропиках, где одних только тараканов десятки видов.
   Определить, как долго длится его подземное заточение, Саянову было непросто. Чувство времени пропало напрочь. Олег ел, спал и совокуплялся. Именно эти действия определяли ритм его жизни. Если в ней был ритм. Нельзя сказать, что ум Саянова пребывал в спячке, но для серьезного анализа происходящего ему не хватало данных. Он знал, что существа, захватившие его, не люди, а этакие очаровательные сатирочки женского пола. Но кто они? Откуда взялись? Каковы их цели? Судя по поведению, смысл их жизни состоял в том, чтобы пылко совокупляться с ним, Олегом Саяновым. Интересно, как они жили до его приезда на остров? Порой у Олега возникало ощущение, что их главная цель – получить от него как можно больше семени. Стоило ему кончить – и козоногая теряла к нему интерес… Пока его соответствующий орган вновь не приходил в рабочую форму. Никаких внешних проявлений оргазма Олег у козоногих не замечал. Равно как и желания продлить процесс. К попыткам Саянова их приласкать красотки относились довольно равнодушно. Хотя и не препятствовали. Посредством тактильного исследования Олег выяснил, что кожа у его подружек сухая, горячая и гладкая. Волосы – мягкие, но порядком спутанные. Расчески здесь были не в ходу. То, что росло у них в паху, практически не отличалось от человеческой «растительности», бедра были совсем гладкие, а вот голени покрывал густой мягкий пушок.
   Физически козоногие были намного сильнее Саянова, но с тех пор, как он принял их правила игры, к насилию они больше не прибегали. И пахло от них отнюдь не козлом, а очень даже приятно. Особенно – в процессе интимного общения. Феромоны, надо полагать.
   Отсутствие света способствовало обострению второстепенных органов чувств. Например, свое место в пещере Олег научился находить по запаху. Слух его тоже обострился необычайно и теперь стал главным средством ориентации в пространстве. Саянов пришел к выводу, что жизни его ничто не угрожает. Если бы его собирались убить, вряд ли обслуживали бы так тщательно.
   Правда, Саянов читал, что у всяких первобытных народов была практика жертвоприношений, в соответствии с которой пленников, перед тем как отправить в лучший мир, жаловали по-царски.
   Поразмыслив, Олег решил отнестись к ситуации фаталистически. То есть – будь что будет. И взялся за систематическое исследование места заточения и его обитателей.
   Пещера была огромна. Не менее сотни шагов в поперечнике. Выхода из нее Олег не обнаружил, хотя искал очень старательно, потому что знал: выход есть. Иначе как он тут оказался? Однако единственным обнаруженным «отнорком» был тот, что вел к отхожему месту и заканчивался щелью, через которую вытекал ручей. Размеры щели были таковы, что покинуть через нее пещеру мог бы средней упитанности суслик.
   Бродя во тьме по пещере, Саянов постоянно натыкался на ее обитателей, вернее, обитательниц. С формами весьма впечатляющими или более скромными, повыше и поменьше ростом. Некоторые были совсем девчушки. Стоило Саянову прикоснуться к какой-нибудь из обитательниц пещеры – и козоногая замирала в неподвижности до тех пор, пока Олег оставался рядом. Он выяснил, что может трогать их без всякого стеснения, и по ряду признаков определил: многие не прочь познакомиться с ним поближе.
   Но ни одна не тронула его и пальцем, а стоило его собственным движениям стать слишком вольными, как тут же появлялась одна из соложниц Саянова и уводила «собственность» подальше от соблазна. Олег был почти уверен: «хозяйки» по очереди караулят его.
   А вот мужики ему ни разу не попадались. Может, они живут в другой пещере? Судя по поведению его соложниц, партеногенез не был популярен среди обитательниц пещеры.
   Вскоре Саянов по запаху не только узнавал своих «хозяек», но и более того – мог сказать, зачем они приближаются к нему: покормить, поухаживать или порезвиться.
   Огорчало, что они не желают с ним разговаривать. Как всякий нормальный ученый, Олег мог загрузить свой мозг и без посторонней помощи. Но иной раз хочется просто поговорить. Тем более ему было известно, что козоногие неплохо болтают по-русски. Более того, ему еще при первом знакомстве было заявлено, что им «ведом язык всего живого». Да и вообще, Саянов был совсем не прочь узнать, откуда взялись эти очаровательные полиглотки. Но козоногие обращались с ним примерно как его брат – с девочкой из «эскорта». По принципу: «заткнись и в койку». Обидно, однако.
   Между собой козоногие болтали на языке, которого Саянов не понимал. Иногда ему казалось, что он улавливает отдельные слова… Но не более.
   А вот интонации говоривших он научился различать очень хорошо. И убедился, что, несмотря на ангельскую красоту, нрав у обитательниц пещеры далеко не ангельский. По крайней мере четыре раза за время пребывания в пещере Саянов слышал звуки, в которых можно было безошибочно признать шум драки. И два раза это происходило совсем рядом. Возможно, из-за него? Получить ответ на этот вопрос было не у кого.
   Стены пещеры были сухие и гладкие. На каменном полу повсюду валялись охапки свежей и уже подсохшей травы. В центре пещеры высилось несколько колонн неправильной формы. Они наталкивали на предположение, что пещера – искусственная. Вот только гладкость этих стен была какая-то слишком уж совершенная: никаких следов инструмента.
   Первое время Олег очень много спал. Просыпался, лишь когда «владелицы» будили его. Позже сонливость прошла, и все свободное время Олег мог предаваться собственным мыслям. И – планировать бунт. Впрочем, дальше планов дело не шло. Даже зрячий и вооруженный, он вряд ли сумел бы противостоять одной-единственной козоногой. А уж слепой и безоружный… Впрочем, он пытался бороться: отказал в близости своим соложницам!
   Те, однако, не стали применять силу. Просто оставили Саянова в покое. На некоторое время. И «крепость» пала. Собственная плоть потребовала прекращения бунта.
   Время шло. Судя по отросшей щетине, Олег провел здесь не меньше месяца. И – никаких перспектив обрести свободу.
   Саянов уже перестал надеяться, что в этом раю для хряков-производителей когда-нибудь что-нибудь изменится, когда вдруг случилось чудо. Олег прозрел!
   Вообще-то слово «вдруг» не совсем точное. Процесс прозрения происходил постепенно.
   Сначала в окружающей тьме появились тени, потом – смутные движущиеся фигуры, и наконец, однажды, проснувшись, Саянов убедился, что отчетливо видит все вокруг. Правда, сначала открывшийся ему мир был черно-белым, краски появились много позже, но даже черно-белый мир был намного лучше темноты.
   Теперь, когда Олег мог видеть, он понял, отчего не смог найти выхода.
   Выходы были. Даже несколько. Но располагались они на двух-трехметровой высоте.
   Сама же пещера оказалась вовсе не такой грандиозно-огромной, как ему казалось сослепу. Хотя и далеко не маленькой. Впрочем, многие вещи он представлял правильно. Родник, бивший из расщелины в круглую чашу, колонны (явно искусственного происхождения)… Даже число обитательниц Олег определил довольно точно: немногим больше двадцати.
   Половину времени козоногие проводили под землей: спали, ели, общались, занимались приготовлением пищи. С наступлением ночи большинство уходило наверх. Взрослые и дети без помощи рук кузнечиками вспрыгивали в один из проходов и исчезали в тоннеле. Олег тоже мог бы взобраться наверх. Но его, без сомнения, тут же догнали бы и вернули.
   Разумеется, Саянов сделал всё, чтобы скрыть свое прозрение. Он вел себя так, будто ничего не изменилось.
   Зрячему, ему было куда легче изучать обитательниц пещеры. И теперь Саянов знал наверняка: практически все козоногие проявляют к нему интерес. А сдерживает их, судя по всему, сила двух его «хозяек». Хотя кое-кто из обитательниц пещеры вел себя нахальнее прочих. Например, сознательно оказывался на пути Олега, когда тот, изображая слепого, бродил по пещере. Но это происходило лишь тогда, когда одна из «хозяек» отсутствовала.
   Небезынтересным было и то, что союз его соложниц был единственным союзом в пещере. Если не считать двух матерей, чьи девочки были относительно малы и требовали заботы, все красотки оказались ярко выраженными индивидуалистками. Например, еда принадлежала той, которая ее принесла, и только ей. Олег ни разу не видел, чтобы пищей делились. А его самого кормили исключительно «хозяйки».
   При детальном рассмотрении Саянов обнаружил немало различий между обитательницами пещеры. Любая из них украсила бы обложку мужского журнала, но у каждой был свой «имидж». Имелись также возрастные отличия. Более старшие были крупнее: больше груди, шире бедра, рельефнее мышцы. Именно к таким, старшим, относились «хозяйки» Саянова.
   Слово «старшие», впрочем, достаточно условно. На вид этим самым старшим было не больше тридцати. Ни старух, ни даже просто пожилых – не было.
   Любая из красоток была сильнее Олега. И практически каждая с удовольствием заполучила бы его в собственное пользование. Если бы не «хозяйки» Саянова. На этом «конфликте интересов» можно сыграть.
   Вскоре в монотонной жизни Саянова случилось еще одно событие. Одна из соложниц утратила к нему сексуальный интерес. Олег попробовал выяснить причину охлаждения у второй, но ответа не удостоился. Тем не менее он счел это знаком. Пришла пора действовать.
   Выбор Олега пал на одну из «тайных почитательниц», чье сложение, возраст и внешность примерно соответствовали тому же у соложниц Саянова. Надо полагать, силой она им тоже не уступала.
   Выбрав время, когда из «хозяек» в пещере осталась лишь одна, та, которую он больше не интересовал как мужчина, Олег приступил к делу.
   «Наткнуться» на свою избранницу было совсем нетрудно. Тем более что это происходило уже не раз и не вызвало особенного беспокойства у «хозяйки» Саянова. Она лишь бросила на женщину предупреждающий взгляд, когда та застыла на месте, подставляя себя рукам Саянова.
   Но на этот раз Олег был особенно нежен. Он прикасался к ней бережно и умело: лицо, шея, спина, грудь. Давно уже руки Олега не были так чутки. Козоногая закрыла глаза и глубоко дышала. Когда ладони Олега прошлись по горячему животу, он ощутил наконец, что козоногая дрожит.
   Краем глаза Саянов заметил: его «караульщица» пристально следит за разворачивающейся сценой.
   Пальцы Олега двигались по гладкой коже живота, пока не коснулись волосков на лобке. Когда он дотронулся до ее лона, козоногая содрогнулась всем телом, глаза ее широко открылись… И сильные руки ухватили Олега за ягодицы. Но больше бедняжка ничего не успела сделать.
   В следующий миг Саянов был буквально выдран из объятий разъяренной фурией. Его «хозяйка» неуважительно отшвырнула свою «собственность» прочь и отвесила нарушительнице такую оплеуху, что эхо ее достигло самых дальних уголков пещеры. Та не осталась в долгу. Издали Саянов наблюдал, как они вертятся на месте под сухой цокот раздвоенных копыт и резкие хлесткие звуки ударов. Драка была стремительной и жестокой, но, к удивлению Олега, ни та ни другая не пользовались ногами. А ведь удары острых копыт были бы сокрушительны.
   Пятеро других козоногих, находившихся в это время в пещере, с явным интересом наблюдали за схваткой. А вот шестая смотрела на Олега. Очень внимательно смотрела. Эта красотка была моложе остальных и внешне так похожа на ту бедняжку, которая умерла от удара сабли, что Олегу стало немного не по себе.
   Девушка, скрытая от дерущихся спинами своих соплеменниц, приблизилась к Олегу, улыбнулась совсем по-человечески и протянула ему руку. Саянов с трудом удержался от ответного жеста. Он ведь слеп! Но рука по-прежнему висела в воздухе, и Олегу ничего не оставалось, как коснуться ее, приняв как факт, что его тайна раскрыта. Теперь всё зависело от того, сохранит ли козоногая тайну. Они обменялись взглядами, и Саянов понял: не выдаст!
   Олег закрепил их союз, сжав тонкие пальчики. Наклонясь и прикоснувшись губами к маленькой ушной раковине, он шепнул:
   – Меня зовут Олег.
   – Я знаю. – Голос был как дуновение лесного ветра.
   – А тебя?
   – Шествующая-По-Ночной-Тропе!
   Первое из имен Древних, которое услышал Олег Саянов.
   – Шествующая! – прошептал Саянов, и в груди у него разлилось тепло.
   Драка окончилась победой «хозяйки». Торжествуя, она положила руку на плечо Саянова. Обозначила, так сказать, имущественное право. Лицо победительницы украшал здоровенный кровоподтек, лоб пересекли две длинные царапины.
   Побежденная выглядела похуже, но взгляд, который она искоса бросила на Олега, говорил: от своих притязаний козоногая не отказалась.
   Победительница отвела Саянова к ложу, потом окунула лицо в холодную воду источника. Ее соперница сделала то же самое.
   Все их раны зажили буквально через несколько часов.
   Потрясающая способность к регенерации.

Глава шестая Кровь и страсть

   «Сколько же времени я здесь?» – думал Саянов, растянувшись на колкой соломе.
   Он потрогал отросшую бороду. Вполне приличных размеров! И куда гуще, чем три года назад, когда Олег, по прихоти одной из своих подружек, перестал бриться.
   Слегка озадаченный, Олег ощупал голову и обнаружил настоящую львиную гриву. Такая же была у Саянова, когда он юношей, создавая образ повесы-музыканта, не стригся больше года.
   Неужели он здесь так долго? Быть того не может.
   Олег уселся на своей подстилке и задумался.
   Определенно с его телом что-то происходило. Странно, что он раньше этого не заметил. Хотя что значит «не заметил»? А способность видеть в темноте? А сексуальная неистощимость? Да не было дня, чтобы он трахнулся меньше четырех раз!
   Саянов ощупал гениталии. Яички определенно увеличились!
   Через полчаса, проведя ряд экспериментов, Олег убедился, что изменения коснулись не только прически и репродуктивных функций. Например, глубоко вздохнув и задержав дыхание, Саянов почувствовал желание выдохнуть только через сто двадцать ударов пульса. Очень редких ударов, черт возьми!
   Сантиметр за сантиметром Олег обследовал свое тело, удивляясь, почему он не сделал этого раньше. Все мышцы увеличились и стали твердыми, как самшит. Саянов должен был потерять форму без обычных нагрузок, а произошло обратное. Грудь Саянова покрылась курчавой шерстью (прежде это были реденькие волоски), и похоже, что живот скоро станет таким же волосатым. Пресс просто каменный. Треснув сам себя кулаком, Олег не почувствовал ровно ничего.
   Тут же ужасная мысль пришла Олегу в голову…
   Но – слава Богу!
   Ноги его остались прежними. Никаких пугающих изменений, если не считать малость огрубевших подошв.
   Что еще? За все время его заточения ни разу не напомнил о себе чертов желудок. Гастрит пропал. Да у него за все это время вообще ничего не болело!
   И холода он больше не чувствовал. Даже мытье холоднющей родниковой водой стало сплошным удовольствием.
   Олег поднялся и сделал несколько движений из семейной боевой системы. Тело работало, как швейцарский хронометр. Мощи и резкости определенно прибавилось.
   Саянов попрыгал на месте – и обнаружил, что без труда выпрыгивает метра на полтора вверх.
   Оставшаяся на карауле «хозяйка» наблюдала за экспериментами Саянова без особого интереса. Чем бы дитя ни тешилось…
   Собственная возросшая мощь подвигла Олега на новые подвиги.
   Он дождался ситуации, когда на страже осталась козоногая, не претендующая на близость, и, одновременно, та красавица, которую Олег спровоцировал на драку. Затем, выбрав момент, Олег сделал знак молоденькой Шествующей, собравшейся покинуть пещеру: не уходи.
   Саянов не особенно надеялся, что девушка послушается: козоногие были вовсе не склонны подчиняться. Зато все они были очень любопытны. Шествующая-По-Ночной-Тропе осталась.
   Улучив момент, когда сторожившая его направилась в боковой коридорчик (там было отхожее место), Саянов поманил Шествующую.
   – Останься со мной, – сказал ей Олег, когда девушка подошла.
   – Земноликая! – Девушка бросила взгляд туда, куда ушла «хозяйка».
   – Ну и что?
   – Земноликая не позволит мне быть рядом с тобой! – тихо возразила девушка. – Она – сильнее меня! Сильнее всех, кроме Дающей Плод!
   – Дающая Плод – это вторая? – сообразил Саянов.
   – Да! Она ушла в мир Светлой Луны. Ей нужно много пищи.
   Надо же, какие мы, оказывается, разговорчивые. Если хотим…
   – Ты боишься? – Рука Олега обвилась вокруг талии Шествующей.
   – Я не могу сделать тебя моим. – Шествующая-По-Ночной-Тропе с опаской посмотрела туда, куда ушла Земноликая. – Они убьют меня так же, как убили Жертвующую Ветру. И Маат не отомстила им!
   «Что еще за Маат?» – подумал Олег, но уточнять не стал.
   – Шествующая, – Олег обнял ее покрепче, – это не они, а я убил Жертвующую Ветру. Случайно. Мне очень жаль!
   Не хватало еще ее напугать!
   Однако Шествующая не испугалась, а рассмеялась. Олег впервые слышал, как смеется козоногая. Очень мелодично.
   – Ты из Детей Дыма, – проговорила она. – Как ты мог убить Древнюю?
   – Саблей, – ответил Олег. – Случайно. Но она выжила бы (очень может быть – учитывая невероятные способности козоногих к регенерации), если бы твои соплеменницы позволили мне ей помочь!
   – Этого не может быть – безапелляционно заявила Шествующая-По-Ночной-Тропе. – Дитя Дыма может убить Древнюю только огнем. И сабли у тебя быть не могло. Тот, кто приводит к нам Дающих Семя, знает: у вас не должно быть оружия. Даже больших ножей. Чтобы вы не убивали сами себя от страха.
   – Ваш слуга недоглядел, – сказал Олег. (Ну Винченца! Ну сука! Дай мне только до тебя добраться!) – У меня была сабля. Скажи, почему Жертвующая Ветру подстерегала меня? Почему она, а не ты?
   – Жребий. – В голосе Шествующей послышалась зависть. – Нерожавшие бросили жребий, и он указал на Жертвующую Ветру. Ты достался ей. Так решила Маат .
   Второй раз Шествующая-По-Ночной-Тропе упомянула это имя, выделив его особым тембром голоса. И вновь Олег решил не уточнять, что это за зверюга такая – Маат. Есть более неотложные вопросы.
   – Послушай, – сказал он, – а если бы жребий указал на тебя?
   Шествующая погладила его плечо.
   – Ты был бы моим, – сказала она с нежностью. – Ты – сильный. И приятный. И по-прежнему крепок, хотя живешь здесь так долго. Хотела бы, чтоб ты принадлежал мне, а не им!
   – У тебя есть шанс, – сказал Саянов. – Возможно, я буду принадлежать тебе, а ты – мне!
   Шествующая снова засмеялась:
   – Я – тебе? Ты так шутишь…
   – Она идет! – оборвал девушку Олег.
   – Ох! – выдохнула Шествующая и подалась назад.
   Но Земноликая уже увидела их. И выражение ее лица не сулило доброго.
   Шествующая-По-Ночной-Тропе оскалила зубы. Она боялась, но готова была принять бой. Даже гримаса вызова не могла испортить ее красоты.
   Олег стоял сбоку. Земноликая не обращала на него внимания: он был имуществом.
   Саянов выжидал. Он знал: у него есть только один удар. Только один. Даже его улучшившиеся физические данные – ничто в сравнении с быстротой и силой козоногих.
   Земноликая ударила без предупреждения. Очень быстро. Будь удар направлен на Саянова, Олег уже валялся бы на земле. Но Шествующая не менее стремительно отпрянула назад.
   Вот он, шанс!
   Саянов толкнулся правой ногой и вогнал ребро левой стопы в солнечное сплетение Земноликой. Удар прошел полностью. В самую масть. Земноликая, отброшенная на несколько шагов, скорчившись, жадно ловила ртом воздух.
   Шествующая снова оказалась рядом с Саяновым. Она с изумлением смотрела на соплеменницу, прижимавшую руки к животу.
   Земноликая с трудом выдавила пару слов на своем языке. Шествующая отрицательно замотала головой.
   Одна из обитательниц пещеры (ну как же без зрителей!) что-то сказала.
   – Что она говорит? – спросил Олег.
   – Земноликая говорит: я ударила ее ногой! – оскорбленным тоном заявила Шествующая.
   Если удары ногами здесь под запретом, то Олега ждут неприятности. Хотелось бы знать, насколько серьезные.
   – А Ранняя Зрелость говорит: ее ударил ты! – Теперь в голосе Шествующей звучало удивление. – Она не лжет?
   – Нет, – без особой охоты признал Олег. Даже если табу на удары ногами влечет за собой кару, нет смысла отрицать очевидное.
   Земноликая отняла руки от живота и убедилась, что кожа не повреждена. Она перевела взгляд на Шествующую, потом – на Саянова. Казалось, она не верит своим глазам.
   – Ты – удивителен, – сказала Шествующая. – Может, ты – не Дитя Дыма?
   Подобная мысль явно появилась не у нее одной.
   Обитательницы пещеры обступили Олега, оттеснив Шествующую-По-Ночной-Тропе в сторону. Саянов испытал что-то вроде облегчения, когда понял, что с ним не собираются расправляться. И он понял, что сам больше не является табу.
   Козоногие трогали его голову, грудь, плечи. Саянов не знал, как реагировать, но прикосновения этих пальцев возбуждали…
   И вдруг словно вихрь разметал обступивших его козоногих.
   Это вернулась вторая «хозяйка». Дающая Плод.
   Обитательницы пещеры поспешно отступили. Вокруг Саянова мгновенно образовалось пустое пространство.
   Дающая Плод обменялась несколькими быстрыми репликами с Земноликой, бросила взгляд на Олега (оценивающий) и, отыскав в толпе Шествующую, сделала ей знак.
   Девушка вышла в пустое пространство. Она нервничала, но явно решила не уступать. Дающая Плод что-то сказала ей с явной угрозой. «Теперь или никогда!» – подумал Саянов и, шагнув вперед, оказался между Шествующей и ее противницей.
   – Я, – заявил он твердо, кивнув в сторону Шествующей, – выбрал ее! Ты – убирайся!
   Если бы стена пещеры вдруг заговорила, наверняка это меньше удивило бы Дающую Плод. За то время, что Олег был с ними, и она, и Земноликая привыкли к его покорности.
   Это было на руку Саянову. Теперь, зная, что удары его кое-что значат для обитательниц пещеры, Олег чувствовал себя более уверенно.
   Дающая Плод, даже не посмотрев на него (ее глаза были обращены на Шествующую), протянула руку, чтобы отбросить Саянова в сторону.
   Олег отбил руку жестким блоком.
   Козоногая оскалилась. Сопротивление ее рассердило. Саянов понял: сейчас ему достанется.
   Но тут выступила Шествующая.
   – Он – мой! – заявила девушка по-русски, чтобы Олег тоже понял.
   Дающая Плод одарила соперницу недобрым взглядом.
   Земноликая встала позади Дающей Плод и всем своим видом дала понять, что в стороне не останется.
   Саянов и его «подружка» явно уступали этой «сладкой парочке».
   Олег огляделся в поисках подходящего орудия. Хорошая дубина могла уравнять шансы. Но на каменном полу пещеры не было ничего, кроме разбросанных пучков высохшей травы.
   И вдруг у Саянова появился неожиданный союзник!
   Из толпы козоногих выпрыгнула женщина и недолго думая вцепилась в волосы Земноликой. Миг – и та уже на земле, а напавшая упирается коленом ей в спину.
   Земноликая закричала, Дающая Плод оглянулась…
   Саянов никогда не был джентльменом в подобных ситуациях. Он тут же врезал козоногой по затылку.
   Кисть у него онемела, а Дающая Плод, вместо того чтобы упасть, взвилась в воздух на добрых два метра, развернулась и обрушилась бы на Олега сверху, если б Шествующая не совершила такой же великолепный прыжок.
   Они столкнулись в воздухе и упали на пол пещеры.
   Копыта их ударили в камень одновременно, с оглушительностью выстрела. Шествующая схватила противницу за руки. Вряд ли она сумела бы удержать Дающую Плод больше секунды. Но секунда – достаточно длинный промежуток времени. Саянов провел серию из трех ударов: в живот, горло и переносицу.
   Черт возьми! Дающая Плод выдержала! И отшвырнула свою соперницу с такой силой, что та упала на спину.
   Дружный крик вырвался из уст козоногих, окруживших дерущихся.
   Саянов приготовился к худшему…
   Но прошла секунда, еще одна… Дающая Плод не нападала, она пятилась от него. На лице ее была растерянность.
   Саянов кинул взгляд на лежащую на полу Шествующую – и понял!
   Бедро девушки рассекала глубокая, обильно кровоточащая рана. След раздвоенного копыта!
   Вокруг медленно нарастал ропот.
   Дающая Плод все еще пятилась. Между нею и Саяновым было уже больше десяти шагов. Он боковым зрением увидел, как напавшая на Земноликую женщина отпустила ее, обе они поднялись и глядят на Дающую Плод.
   Козоногие разом двинулись вперед. Саянов испытал мгновенный страх: сомкнутая стена козоногих надвигалась на Дающую Плод, а он оказался посредине.
   Лицо Дающей Плод, прекрасное лицо античной Геры, исказилось от ужаса.
   Ибо сама Смерть была на божественных лицах надвигавшихся на нее козоногих.
   – Нет! – закричал Олег, вскидывая руки.
   Она была слишком красива, чтобы умереть.
   Но как брошенный камень может остановить волну?
   Слитный звук накатился на Саянова, и, хотя удар был направлен не на него, нервы Олега превратились в стебли замерзшей травы. Разъяренная толпа пронеслась мимо Саянова – к скорчившейся от страха Дающей Плод.
   Козоногие окружили ее.
   Эти создания чужды жалости. И жалость чужда им.
   «Слишком красива, чтобы умереть!»
   «Эй, Олежек, а почему ты так уверен, что не тронут тебя?» – поинтересовался кто-то внутри.
   Звук поднимался, как океанская волна. Он пронизывал плоть Олега тысячей ледяных пружин, сокращающихся, стягивающих, разрывающих внутренности…
   – Нет! – взревел он в ярости. И ринулся в свалку. Но его собственный голос был как удар кулака в мокрую шерсть. Он угас, не оставив даже эха.
   Стена отбросила Саянова.
   Его подхватило, закрутило, перевернуло и вышвырнуло наружу, ударив головой о каменный пол.
   Последнее, что отпечаталось в гаснущем сознании: тугой комок голых тел и отвратительные звуки, похожие на те, что издает трясина, когда у нее отнимают пойманную добычу.

Глава седьмая Шествующая-По-Ночной-Тропе

   Когда Олег пришел в себя, то по каким-то неуловимым приметам решил: снаружи уже вечер. То есть он провел в беспамятстве больше десяти часов.
   Он сел, застонав от вспыхнувшей в затылке боли. Но боль быстро ушла.
   Гибкая грациозная фигура тут же оказалась рядом с Олегом.
   Шествующая-По-Ночной-Тропе. Ее руки обняли Саянова, горячее бедро прижалось к его бедру.
   Олег посмотрел вниз и увидел на гладкой коже тонкий затянувшийся рубец.
   Маленькие руки обежали все тело Олега, обследовали его бережно и дотошно, а потом с ласковой настойчивостью уперлись в грудь, опрокидывая навзничь.
   Олег помотал головой. Тело его освобождалось от сонной немощи с поразительной быстротой.
   Маленькая богиня нажала сильнее, и Олегу пришлось опереться на руку, чтобы не оказаться лежащим на спине.
   – Ну-ка полегче, детка, – сказал он, снимая руки Шествующей со своей груди.
   – О! – удивилась она. – Но я хочу…
   Олег притянул ее к себе и закрыл рот поцелуем. Ее губы были неумелыми, но Саянов был уверен: она быстро научится.
   – Принеси мне воды! – велел он, отпустив ее.
   – Воды? Тебе? – Ее изумление возросло. – Но если ты хочешь пить, то…
   – Шэ! – произнес Олег очень серьезно. – Ты будешь делать то, что я прошу.
   – Шэ? – Бровки девушки поднялись.
   – Я буду звать тебя так, – пояснил Олег.
   – Тебе не нравится мое имя?
   – Мне нравится звать тебя: Шэ. Не возражай! – добавил он мягко.
   Не следовало забывать, что эта сногсшибательная красавица вдвое сильнее его.
   – А теперь принеси мне воды.
   Она все еще колебалась.
   – Ты не должен отказывать мне, – произнесла Шествующая. – Мы, Древние, говорили о тебе, пока ты странствовал в мире Туманной Луны. Раз уж ты показал, что можешь принадлежать сразу двоим, соединяться с тобой будут двое: я и След Прошлого. Но сначала – я! И давать тебе пищу тоже буду я. К чему говорить пустые слова, когда я вижу: ты готов соединиться со мной?
   Насчет готовности Шествующая была права.
   – Принеси мне воды, – спокойно сказал Саянов. – И забудь о том, что вы решили. Иначе я пойду развлекаться вон к той женщине!
   Он кивнул в сторону ближайшей козоногой. В конце концов, все они были достаточно красивы, а Олег мог быть уверен: ни одна ему не откажет. Черт возьми! Он обзавелся гаремом! И каким!
   – К Рожденной-В-Ручье? – Шествующая была ошеломлена. – Но она трижды имела Дающего Семя, и ее дочь, Стерегущая Воды, уже имела Дающего Семя. Разве она лучше меня? – В вопросе не было и тени кокетства.
   – Ты – лучше, – охотно признал Олег. – Но она будет делать то, о чем я попрошу.
   – Ты полагаешь? – усомнилась девушка.
   – В таком случае я пойду к другой!
   Шествующая была шокирована.
   – Но мы решили…
   – Я решил иначе!
   Они все еще обнимали друг друга, и Олег позволил себе кое-какие вольности. Но остановил девушку, попытавшуюся ответить тем же.
   – Вода! – напомнил он.
   – Но как я это сделаю? – озадаченно спросила Шествующая.
   – А как вы носите воду?
   – А зачем ее носить? – удивилась козоногая. – Хочешь пить – идешь и пьешь.
   – А если не можешь идти?
   – Тогда умрешь, – с полнейшим равнодушием ответила козоногая. – Те, что не могут добыть себе необходимое в мире Светлой Луны, идут в мир Темной.
   – То есть умирают?
   – Да, вы называете это так.
   – Но меня же кормили, – напомнил Олег.
   – Ты – Дающий Семя! – торжественно произнесла Шествующая. – Маат велит тебя кормить и поить. И каждая из нас знает, как и чем возместить твои силы. И я знаю, не сомневайся. Хотя, – призналась девушка с некоторым смущением, – я никогда не кормила Дающего Семя. Мне ведь еще только шестьсот двенадцать полных лун.
   – Сколько?
   – Шестьсот двенадцать полных лун. Я участвовала в восемнадцати жребиях, но Маат не благословила меня.
   Маат, надо полагать, какая-нибудь местная богиня. Олегу было плевать на дикарские суеверия. Даже на суеверия столь очаровательных и экзотических дикарок. Но возраст… Если перевести на годы, получится полтораста с гаком. Врет или правда?
   – Ты будешь меня кормить, – разрешил он.
   – О да! – с готовностью согласилась Шествующая и снова попыталась повалить Олега на сено.
   Но он не дался. Саянов взял ее руки, соединил их лодочкой:
   – Вот так. Поплотнее. Зачерпнешь воду и принесешь мне.
   – Ты же не напьешься таким количеством… Может… – она задумалась на секунду, – мне взять раковину?
   Саянов мысленно поаплодировал сам себе.
   – Нет, – сказал он. – В твоих руках. – И добавил многозначительно: – Тебе не придется жалеть о том, что выполняешь мои просьбы.
   Шествующая подумала еще немного и легко вскочила на ноги:
   – Хорошо. Я принесу.
   И ускакала.
   Через полминуты она вернулась и, опустившись на колени, протянула Олегу сомкнутые ладони.
   Саянов наклонился к ним, медленно выпил принесенную воду.
   – Тебе ведь не было неприятно? – спросил он, улыбаясь и вытирая рот тыльной стороной ладони.
   – О нет! Это… необычно. Хочешь, я принесу еще?
   Но Саянов поймал ее за руку:
   – Постой! Воды довольно! Запомни: многое из того, что я буду делать, покажется тебе необычным. Но обещаю: тебе будет приятно. Ты поняла?
   – Поняла. А теперь…
   – А теперь ляг на спину!
   Глаза девушки округлились.
   – Я? Зачем?
   – Шэ!
   – Хорошо. Я лягу. Но когда ты соединишься со мной?
   – Скоро! Вот умница! Вытяни ноги и закрой глаза.
   Девушка послушалась. Олег некоторое время разглядывал ее, вытянувшуюся на каменном полу, потом коснулся пальцами ее горла. Грудь Шествующей быстро поднялась и опустилась. Олег кончиками пальцев провел по сторонам ее шеи, а от шеи – вниз. Руки его накрыли полушария грудей, слегка стиснули их, снова заскользили вниз, прошлись по натянувшейся коже живота девушки.
   Шествующая еще раз судорожно вздохнула, потянулась…
   – Лежи! – властно бросил Саянов.
   Обогнув выпуклость лобка, руки его коснулись гладких бедер. Мышцы их были округлыми, далеко не такими развитыми, как у более старших обитательниц пещеры.
   Указательным пальцем правой руки Саянов провел по свежему шраму. Девушка вздрогнула, но не пыталась помешать.
   Золотистый пуховый покров начинался сразу от коленной чашечки. Он был не так густ, как у Земноликой или Дающей Плод. У Шэ сквозь него легко прощупывалась кожа. Икроножная мышца была твердой, как железо, а лодыжка – гладкой и очень тонкой. Тоньше, чем запястье Олега. Зато – со стальными жгутами сухожилий. Кожа на почти человеческой пятке была нежной, как у младенца. Но там, где стопа округлялась, переходя в копыто, кожа была жесткой и шероховатой примерно на ширину сантиметра. Там же Олег нащупал два крохотных отростка, слева и справа, – рудиментарные пальчики.
   Твердая поверхность самого копыта на ощупь напоминала отполированный бильярдный шар. Но кромки были очень острыми. Едва коснувшись их, Олег вспомнил сходное ощущение: будто потрогал клык собаки.
   – Ты чувствуешь, когда я прикасаюсь к тебе здесь? – спросил Олег, поглаживая изнутри образованную двумя расходящимися концами вилочку.
   – Да…
   Как и прежде, нечеловеческая нога не вызывала у Саянова ни отвращения, ни даже брезгливости. Она выглядела естественно. И была естественной. Не менее естественной, чем его собственная. Интересно, какой виток эволюции создал этих красавиц?
   Девушка открыла глаза:
   – Ты медлишь? Зачем?
   Олег положил руку на ее живот, и у него тотчас возникло ощущение: упругая плоть этого безукоризненного живота обняла его пальцы, и они погрузились в нее…
   Хотя он отлично видел свою руку, лежащую на поверхности этой великолепной чаши.
   – Закрой глаза!
   Олег не собирался отвечать на вопросы.
   Светлые волоски на лобке девушки не имели сходства с шелковистым пухом, покрывавшим ее икры.
   «А жаль!» – подумал Саянов.
   Под его ладонью, под приятной теплой бархатной кожей, под твердыми мускулами живота Шэ возникло движение. Олег угадал эту пульсацию за мгновение до того, как она началась. По изменившемуся аромату, острому запаху жаждущей близости козоногой, так хорошо знакомому. Больше ничто не говорило о растущем желании. Кисти рук Шествующей свободно лежали ладонями вверх, губы были слегка раздвинуты, веки – опущены.
   Но Саянов увидел, как чуть согнулись и прижались друг к другу колени ее сомкнутых ног. Рука его дрогнула, пальцы невольно впились в мякоть под нежной кожей внизу живота Шэ.
   Глаза девушки распахнулись. Руки потянулись к чреслам Олега. Но он накрыл ее кисти собственными руками и, подняв, соединил над головой Шэ. Груди девушки приподнялись, и соски коснулись волос на груди Саянова. Он бедром оттолкнулся от пола и всей тяжестью упал на девушку сверху. Олег ощутил себя легким и твердым, будто сделанным из крепкого, хорошо высушенного дерева. Хотя вес его перевалил за восемьдесят, Шествующая будто не почувствовала тяжести. Ноги ее разошлись, икры легли сверху на икры Олега, заскользили вверх, щекоча кожу пуховым покровом.
   Тело ее было готово принять плоть Саянова и знало, что нужно делать. Однако! Олег испытал короткий шок: это умное великолепное тело оказалось девственным!
   «Шестьсот двенадцать лун, восемнадцать жребиев…» – вспомнилось Саянову, когда он почувствовал сопротивление…
   Больше он ничего не успел подумать. Пальцы Шествующей вонзились ему в ягодицы, и он охнул от боли, когда его плоть одним могучим толчком была вдавлена в девственное лоно.
   Вскрик его слился с воплем Шэ, тела их забились в слитном ритме, содрогнулись – и через несколько секунд распались.
   Олег скатился на пол, упал на спину и остался лежать, раскинувшись на колкой соломе со сгустком пульсирующей, нарастающей боли вместо сердца, почти не чувствуя тела и совершенно не ощущая собственных гениталий. Словно их не было – только режущая боль внизу живота, соперничающая с болью в груди. Уже догадываясь, что произошло что-то очень нехорошее, Олег попытался вздохнуть, но не смог. И провалился во тьму.

Глава восьмая Крепкий парень Олег Саянов

   Саянов пришел в себя и закашлялся, поперхнувшись.
   Сильная рука обнимала его за плечи. Он подумал: Шэ!
   Но это оказалась другая.
   – Пей! – велела козоногая, выжимая из плода сок. – Пей. Ну ты и силён, человек!
   Это показалось Саянову издевкой.
   Внезапно он вспомнил, что он ощутил, проваливаясь в беспамятство.
   И ему очень захотелось убедиться, что главное – на месте.
   Слабой рукой Саянов проверил наличие детородных органов. Органы были на месте, где им положено быть. Вот только чувствительность была – как у парафиновой свечки. Нулевая.
   Испугаться Саянов не успел.
   – Это пройдет, – угадала его мысли козоногая. – Ты очень силен, – повторила она, вкладывая ему в рот сладкий пищевой комок.
   – Не нахожу, – отозвался Олег, вяло шевеля челюстями.
   В жизни каждого мужчины бывают эпизоды, когда чувство юмора полностью исчезает. Сейчас с Саяновым произошел как раз такой случай.
   – Маат была с вами, – проговорила козоногая.
   Теперь Саянов вспомнил ее: это она вмешалась в драку, свалив Земноликую.
   – Как тебя зовут? След Прошлого?
   – Да.
   Похоже, ей было приятно, что Олег знает ее имя.
   – Расскажи, что со мной произошло, – попросил Саянов.
   – Ты соединился с Шествующей-По-Ночной-Тропе, – сказала козоногая.
   – Это я помню. Что случилось со мной?
   – Ты соединился с Шествующей-По-Ночной-Тропе, – повторила козоногая. Она не поняла вопроса.
   – Милая, я, как ты выражаешься, соединялся много раз. И в прошлом, и с твоими симпатичными сестричками. И ни разу в жизни во время этого процесса со мной не случалось такого неприятного казуса.
   – Земноликая и Дающая Плод принимали семя прежде, чем встретили тебя, – сказала След Прошлого.
   – Об этом я тоже догадался, – хмыкнул Олег. – Но, поверь, малышка Шествующая – не первая девственница в моей жизни.
   – У тебя были самки Детей Дыма. – След Прошлого пренебрежительно фыркнула. – Маат дает им жизнь, но они больше не приносят Ей даров. Только мы, Древние, чтим Маат. Ты соединялся с Земноликой, и она зачала от тебя. (Так вот почему подружка ко мне остыла!» – догадался Саянов.) Но чрево Земноликой уже было открыто. И Дающий Семя, который это сделал, умер. Так случается часто. Когда чрево Древней открывается для новой жизни, Дающий Семя может отдать не только семя, но и часть собственной жизни. Или всю жизнь, если сила его жизни невелика. Или если Маат захочет взять его жизнь целиком. Твою жизнь Маат хотела забрать до конца.
   – Почему? – чувствуя холодок в позвоночнике, спросил Олег. Похоже, он зря счел таинственную Маат простым суеверием. Это «суеверие» сегодня чуть его не прикончило.
   – Маат знает, – философски ответила След Прошлого.
   – И что теперь? – встревожился Саянов. – Может, я могу что-нибудь для нее сделать? Чтобы она не сердилась?
   – Ты можешь не тревожиться, – успокоила его козоногая. – Ты оказался так силен, человек, что Маат полюбила тебя!
   – Откуда ты знаешь?
   – О! Я знаю! Мать сущего ничего не скрывает от нас, Древних.
   – Ты все время твердишь, что я силен, – сказал Олег. – Почему?
   – Будь ты слаб, ты был бы мертв. Даже Шествующая-По-Ночной-Тропе все еще пребывает в краю Туманной Луны, а ты уже бодрствуешь. Ты очень силен. В тебе, верно, кровь Древних? (Это была шутка, понял Саянов.) Хочешь соединиться со мной?
   А это уже была не шутка.
   – Ты с ума сошла! – убежденно произнес Олег. – Да я даже пениса своего не чувствую.
   – Это не страшно, – успокоила его След Прошлого. – Ты согласен?
   – А нужно мое согласие? – с иронией спросил Саянов.
   Он чувствовал себя не сильнее выброшенной на песок медузы.
   – Я думаю, что мне нужно и твое согласие, – очень серьезно ответила След Прошлого. – Я слышала твой разговор с Шествующей-По-Ночной-Тропе.
   «Да уж, – подумал Саянов. – Об уединении мне придется забыть надолго».
   – Дам я согласие или не дам – тебе не выжать из меня и капли семени! – Саянов негромко рассмеялся. – Подумай, стоит ли стараться ради столь сомнительного результата? А вдруг я после этого помру?
   – Принимать Семя – наивысшая сладость. – Голос козоногой был очень серьезен. – И ты не умрешь. Не думай, что мы только берем, человек. Мы отдаем куда больше тому, кто умеет взять! Я думаю, ты умеешь…
   – Не знаю.
   – Соединись со мной!
   – Вряд ли я в состоянии…
   – Ты только скажи «да» – и больше ни о чем не беспокойся, – уверенно заявила След Прошлого. – Обещаю, тебе будет хорошо!
   И она оказалась права. Всё получилось, и получилось неплохо.
   «А я действительно крепкий парень! – подумал Олег Саянов получасом позже. – И не только крепкий, но и умный. Теперь они все будут плясать под мою дудку. Если, конечно, таинственная Маат не будет против…»

Глава девятая Тот-Кого-Изгнали

   Первая попытка Саянова покинуть пещеру не удалась. Шествующая и След Прошлого вцепились в него мервой хваткой.
   – Там – солнце! – заявила След Прошлого. – Ты хочешь ослепнуть, человек?
   Олег не настаивал. Главное – козоногие в принципе не против того, чтобы он покинул пещеру. А коли так, то можно подождать еще несколько часов.
   – Расскажи мне о Маат, – попросил он Шествующую. – Это ваша богиня?
   – Богиня? Почему ты так решил?
   Саянов пожал плечами:
   – А разве – нет?
   – Ты можешь считать ее богиней, – согласилась Шествующая. – Когда-то она была богиней для Детей Дыма. Спроси об этом След Прошлого. Она знает.
   – Спрошу, – согласился Саянов. – Но сейчас я хочу узнать, что есть Маат для тебя.
   – Для меня она – не Маат, – сказала козоногая. – Для Древних у нее другое имя.
   – Какое? Я могу его узнать?
   – Нет! – отрезала Шествующая.
   – Почему? Его нельзя произносить вслух?
   Олег вспомнил: что-то такое было в какой-то из религий.
   – Можно. Но ты всё равно его не воспримешь.
   Саянов задумался… Что ж, такое возможно. Не исключено, что диапазон слуха у Древних пошире, чем у людей.
   – И все же ты попробуй, – предложил Олег. – Вдруг у меня получится.
   – Нет, – вновь отказалась козоногая. – Настоящее имя Маат – это власть над живым. Ты уже слышал его.
   – Когда это?
   – Имя Маат властвует над живым. Мои сестры связывали тебя ее именем. Или ты забыл?
   – Такое забудешь… – пробормотал Олег, вспомнив свою первую встречу с Древними.
   – Маат властвует над живым, – раздался другой голос.
   След Прошлого. Она присела на корточки рядом с Олегом. Погладила себя между ног.
   – Не хочешь соединиться со мной? – простодушно предложила она.
   – Позже, – отказал Саянов. – Что значит: «властвует над живым»? Вы произносите ее имя – и человека разбивает паралич?
   – Маат дает жизнь. Маат отнимает жизнь, – сказала След Прошлого. – Поэтому власть над живым – ее власть.
   – А над мертвым? – спросил Саянов.
   Просто так спросил. Без всяких задних мыслей.
   Но этот вопрос почему-то привел Древних в замешательство.
   Шествующая и След Прошлого переглянулись. На их прекрасных лицах возникло одинаковое выражение, которое можно было бы истолковать так: откуда он знает?
   Шествующая начала что-то говорить. На своем языке.
   След Прошлого бросила только одно слово. Саянов угадал, что оно означает. «Молчи!» А еще вероятнее: «Заткнись!»
   Шествующая осеклась.
   След Прошлого уставилась на Саянова.
   Олег уже преподнес им немало сюрпризов. Мало ли что еще есть у него в запасе? Вдруг он настолько продвинут, что и язык Древних теперь понимает?
   Увы, так далеко он еще не продвинулся. Пока апгрейд Олега Саянова проходил исключительно на физиологическом уровне. А ведь недурно было бы овладеть и прочими экстраординарными навыками козоногих. Типа: «нам ведом язык всего живого». Или феноменальными способностями к регенерации.
   Может, они и мысли читать могут?
   Ну нет, это вряд ли. Иначе хрен бы ему позволили взбунтоваться.
   – Ты многое знаешь, человек, – сказала След Прошлого.
   – Это верно, – согласился Саянов. – Мы, Дети Дыма, как вы выражаетесь, вообще много знаем. К примеру, дифференциальное исчисление.
   Однако дифференциальное исчисление козоногую не интересовало.
   – Может, все-таки соединимся? – предложила она. – Тебе будет приятно.
   – Сначала – со мной! – ревниво заявила Шествующая, решительно выпятив дерзко торчащие грудки. – Я – первая!
   – Ты – первая, – согласилась След Прошлого. – А потом – я. До заката еще много времени. Мы обе успеем соединиться.
   «Чистый феминизм, – подумал Саянов. – Мое мнение в расчет не принимается».
   Впрочем, он был не против. Тем более что лучшего времяпрепровождения он пока не ожидал. Ничего. Ночью он выберется наружу – и тогда дел будет уже невпроворот. А пока – предадимся разврату.
   – Сначала – След Прошлого! – заявил он решительно.
   – Я тебе не нравлюсь? – мгновенно огорчилась Шествующая.
   – Наоборот. Лучшее – на десерт.
   Знала ли она слово «десерт», неизвестно. Но смысл поняла – и сразу расцвела.
   А След Прошлого не обиделась. Она была, как заметил Саянов, отнюдь не глупа. И догадалась, что человек просто хочет проявить свою волю. Ну и на здоровье. Особенно если эта воля полностью отвечает желанию Древней…
   Когда наступила ночь, Саянов вместе с Шествующей выбрались на поверхность, и Олег с удовольствием вдохнул воздух свободы. Воздух был восхитительно вкусный. А свет узкого серпика луны показался Олегу таким же ярким, как сияние восходящего солнца.
   Теперь он понимал, почему Древние не хотели выпускать его днем. От тропического солнца он бы точно ослеп.
   – Теперь дневное солнце – не для тебя, – сказала Шествующая, когда Саянов поделился с ней своими мыслями.
   В ее голосе слышалось одобрение.
   – Солнце ослепляет Древних, – сказала козоногая. – Прежде было не так. Но теперь солнце – для Детей Дыма, а Древним Маат отдала ночь.
   – Выходит, я теперь тоже – Древний? – пошутил Олег.
   Шествующая не ответила.
   Она поймала ящерицу и теперь ела ее. Сырой. Огонь, надо полагать, тоже атрибут Детей Дыма.
   Олег улегся на песок. Ему было хорошо. Он глядел в сияющее фиолетовое звездное небо. За такое зрелище не жаль пожертвовать способностью видеть днем. Хотя что значит – пожертвовать? Если дело только в яркости, то вернуть себе возможность гулять при солнечном свете – вопрос чисто технический. Решить его несложно. Темные очки, например. Или – линзы. Снизить эффективность светового потока в несколько десятков раз – вот и вся проблема. В бунгало наверняка найдется всё необходимое.
   Шествующая опустилась на песок рядом с Олегом. Потерлась пышной гривой волос о его живот, мурлыкнула, как кошка. В свете луны кожа ее казалась перламутровой. Тонкие пальчики, способные разорвать живую плоть, как ломтик сыра, касались Саянова легче птичьего перышка. Это Олег научил Древнюю человеческим ласкам. Впрочем, Шествующая оказалась очень способной ученицей. Небесноглазая Шэ, никогда не видевшая утреннего неба… Что он для нее? Просто человек? Дающий Семя? Или всё же нечто большее?
   Что мог сказать об этом славный парень и способный ученый Олег Тенгизович Саянов? Он и мотивацию обычных женщин понимал с трудом. Вернее, даже не пытался понять. Они приходили и уходили. Некоторые – возвращались, некоторые – нет. Музыкант Саянов не испытывал недостатка в подругах. Ученый Саянов был более разборчив, но все равно не понимал, почему новые подружки, с жадностью вцеплявшиеся в него и совершенно счастливые в первую неделю, спустя месяц-другой покидали его чуть ли не по собственной инициативе. Наверное, не видели в нем брачной перспективы. По крайней мере так Олег решил – сам для себя. И больше не парился.
   Но здесь, на острове, у Саянова было достаточно времени, чтобы обдумать свое прошлое. И у него появилась мысль: а что, если они чувствовали в нем нечто чуждое? Что, если тот, кто тасует карты судеб, пометил карту «Олег Саянов»? Что, если он, доктор химических наук Олег Тенгизович Саянов, – не из тех, кого Древние называют Детьми Дыма? Основания для этого имелись.
   О том, что их семья особенная, Олег знал с детства. С трех лет, когда дед Тенгиз начал его учить «дорожке», начальным движениям фамильного воинского искусства. С тех пор, как на его глазах старший брат Олега влегкую раскидал четверых старшеклассников, каждый из которых был крупнее его… И позже получил выволочку от отца за то, что у одного из агрессоров оказалась сломана кость стопы. Правда, родителей пострадавшего, потребовавших у Тенгиза Тенгизовича компенсацию за «увечье», отец тоже шуганул. Отец работал начальником лаборатории в Институте криминалистики, ездил на рыбалку с начальником РУВД и был в дружеских отношениях с половиной прокурорского и милицейского начальства. Так что «превышение пределов самообороны» не повлекло за собой никаких последствий, кроме еще большего уважения к семье Саяновых со стороны местной молодежи.
   Со временем Олег научился сражаться не хуже брата. Дед даже утверждал, что Олег – лучше. Но с точки зрения традиции это значения не имело. Тенгиз был Тенгизом. Старшим, Олег – младшим. Навсегда. И в этом тоже была особенность семьи Саяновых.
   Олег как-то спросил, почему в их семье старших всегда называют Тенгизами.
   «Так повелось, – ответил отец. – В честь основателя рода».
   «А кто – основатель?» – спросил Тенгиз.
   «Чингисхан!» – ответил дед и захохотал.
   Олег так и не сумел узнать, сказал дед правду или пошутил.
   Но как бы там ни было, а семья Саяновых хранила свои традиции. В том числе – приоритет старших. Никому из братьев даже в голову не пришло бы спорить с отцом. А тем более – с дедом. Даже когда брат стал ворочать миллионами американских долларов, ничего не изменилось. Хотя кто знает: стал бы брат таким крутым без поддержки отца и деда?
   Олег отдыхал. Его голова лежала на животе Шествующей. Только что Олег и Древняя замечательно и с обоюдным удовольствием «соединились», и теперь ветерок с моря ласкал Саянова, осушая пот и балуя его ноздри феерическими ароматами тропиков. До рассвета оставалось часа два.
   – След Прошлого говорила: раньше вы не прятались, когда всходило солнце, – негромко произнес Олег. – Это правда?
   – Не мы. Те, кто жили до нас. Очень давно.
   Голос Шествующей был таким же размеренным и глубоким, как шум прибоя.
   – Тогда этот мир принадлежал Древним. Тогда Тот-Кого-Изгнали был с нами.
   – Тот, кого изгнали? – Это было что-то новенькое.
   – Нет. Тот-Кого-Изгнали!
   – Не понял. Это – имя?
   – Нет. Так зовем его мы, Древние. Сейчас.
   – А раньше его звали иначе?
   Похоже, у Шествующей не было особого желания поддерживать разговор. Но все же, после долгой паузы, она сказала:
   – У него было много имен.
   «Ага, – подумал Саянов. – Еще один персонаж здешнего пантеона».
   – А почему его изгнали? – спросил Олег.
   Его живо интересовала местная мифология. Он чувствовал, что для Древних она весьма значима. Олег отлично знал, что такое традиции. И понимал, что традиции, которым не одна сотня лет, это уже не традиции и даже не образ жизни. За нарушение их адепты-Древние запросто могут убить. А в том, что они – могут , Олег не сомневался. Следовательно, чем больше он будет знать, тем больше у него шансов остаться в живых.
   Однако козоногая не пожелала ответить.
   Тогда Саянов слегка перефразировал вопрос.
   – А кто его изгнал? – поинтересовался он.
   Древняя фыркнула, спихнула его голову со своего живота и встала на ноги.
   Правильнее было бы сказать – вскочила, но Олег знал, что в ее движении не было торопливости. Когда козоногие торопились, они двигались намного быстрее.
   Секунда – и Шествующей уже нет рядом.
   Вопрос Олега так и остался без ответа.

Глава десятая Настоящее и прошлое Олега Саянова

   Из неровно обломанного пня рвались вверх тонкие побеги. Живучесть у здешней растительности потрясающая. Упавшее дерево, за которым Олег Саянов впервые увидел Древнюю, было сдвинуто в сторону. Саянов в очередной раз подивился невероятной силе козоногих, позаботившихся о том, чтобы освободить тропу.
   А вот об останках Жертвующей Ветру не позаботился никто, кроме падальщиков. Ее кости лежали прямо на тропе. Длинные волосы, все еще обрамляющие череп, почернели от пыли.
   Кости не интересовали Олега. Он искал саблю. И сразу нашел ее. Древние не потрудились забрать оружие.
   Гладкую поверхность клинка кое-где тронула ржавчина: прошло довольно много времени с тех пор, как саблю швырнули в траву. На коже рукояти отпечатались следы зубов какого-то грызуна. Но оплетка практически не пострадала. Видимо, обработанная специальным составом кожа не показалась зверьку аппетитной.
   Саянов поднял саблю. Оружие было слишком легким. Вес сабли, конечно, остался прежним, это Олег стал сильнее. Однако ему придется потренироваться, чтобы привыкнуть к новым ощущениям. Интересно, прибавилась только сила или скорость реакции тоже увеличилась? Неплохо бы, а то в сравнении с козоногими Саянов – настоящий тормоз.
   Ножны остались в доме. Поэтому, когда Олег побежал дальше, ему пришлось держать саблю в руке. Оружие его не обременяло. Бег Саянова был бегом зверя: легким, быстрым, бесшумным. Его ноздри мерно втягивали воздух, густой от тысяч запахов. Уши ловили множество звуков, удивительно отчетливых, как будто разделенных во времени и пространстве. Олег мог абсолютно точно определить, где шуршит ящерица, а где птичий клюв трудится над ореховой скорлупой. Этот бурлящий котел звуков был для Олега столь же внятен, как для хорошего шеф-повара – букет специй или для дирижера – нота, взятая каждым оркестрантом.
   Это было замечательно. Саянов упивался миром, который дарили новые способности.
   Бунгало, естественно, возвышалось на прежнем месте. Внешне – почти никаких изменений с тех пор, как рассерженный Саянов покинул его ненадежные стены. Свет, конечно, не горел: за два месяца дизель успел «выпить» все горючее. Да еще стены начали затягивать ползуны, и на вырубке поднялась молодая поросль.
   Дверь была открыта. Но едва Саянов сделал несколько шагов по открытому пространству, большой черный ком выметнулся из дома и полетел на него.
   Лушка!
   Олег засмеялся, протягивая руки…
   Выручила обострившаяся реакция.
   Клыки собаки ляскнули в нескольких сантиметрах от горла Саянова.
   – Лушка! – повелительно закричал он и увидел, как сука, изготовившаяся ко второму прыжку, замерла, недоумевая.
   Это существо говорит голосом хозяина, выглядит, как хозяин…
   Но пахнет – ч ужим !
   Колебалась собака недолго. Угрожающее рычание перешло в хриплый рык, и черный зверь ринулся в атаку.
   Саянову пришлось пустить в ход саблю. Конечно, ударил он не острием, а плашмя. И недостаточно сильно.
   Лушка взвизгнула, но решимость ее не поколебалась. Собака атаковала снова. Второй удар был более увесистым – суку отбросило метра на два.
   «Не зашибить бы…» – подумал Олег.
   Но Лушка вновь бросилась на него.
   «А еще говорят, будто ньюфаундленды никогда не нападают на людей», – подумал Саянов, уворачиваясь от собачьих зубов.
   На самом деле это было не так уж трудно. Олег получил ответ на свой вопрос по поводу ускорения реакции. Ответ положительный. Он запросто перехватывал и отшвыривал суку.
   Так они «развлекались» минуты две, а потом Саянов проголодался. Поэтому после очередного яростного прыжка Лушка оказалась схваченной за шкирку, раскрученной в воздухе и брошенной в растущие шагах в семи кусты.
   Пока сука с поистине дьявольским рычанием выдиралась из колючек, Олег покинул поле битвы и помчался вниз по тропе. Лушка пыталась его преследовать, но недолго. Шагов через сто она бросила это занятие и вернулась в бунгало. А Олег Саянов продолжал мчаться с быстротой оленя, пока не оказался на краю обрыва.
   Спрыгнув на первую террасу, он отыскал подходящую расселину, спрятал в нее саблю, аккуратно присыпав песочком. Таскать с собой такую саблю без ножен неудобно и опасно. Да и козоногим демонстрировать оружие не стоит – мало ли как они к этому отнесутся. Может, у них есть какой-нибудь сакральный запрет на железо? Не зря же во всяких мифах волшебный народец держится от кузнечной продукции подальше. У Киплинга даже сказка такая есть: «Холодное железо».
   К Киплингу Олега приохотил дед. Дед считал Железного Редьярда великим воином. Внук – тоже. И был уверен, что во всякой мифологии сэр Редьярд разбирался намного лучше, чем Олег Саянов.
   Так что спрячем-ка мы сабельку подальше. Как говорится: подальше положишь – поближе возьмешь.
   Закончив свой нехитрый труд, Саянов спустился на бережок и громко позвал:
   – Шествующая! Ты где? Я есть хочу!
   Конечно, он не остался голодным. Кормить Дающего Семя – это святое. Обязанность и привилегия. И право на приоритет в интимном общении. Словом, минуты не прошло, как Олег Саянов уже кушал свой десерт.
   И в полной мере ощущал, что жизнь прекрасна и удивительна. В первую очередь потому, что в ней есть существа противоположного пола. Пусть даже их стройные ножки немного отличаются от общепринятого стандарта, зато всё остальное…
* * *
   Первую подружку Олега звали Светочка Чикина. Она была на полгода старше Саянова и на голову ниже. Росту в Светочке было чуть больше полутора метров. У нее были прямые желтые волосы, маленькое веснушчатое личико и заостренный, хищно изогнутый носик. Пожалуй, ее можно было назвать пикантной. Но назвать ее красивой не решился бы никто. Зато у Светочки имелись отличные ноги, которые она щедро демонстрировала окружающим.
   Олег познакомился с ней на школьной дискотеке. В тот вечер на Светочке была такая короткая юбка, что казалось удивительным, как она может прикрывать трусики.
   – А ты пошел бы со мной, если б я была в брюках? – спросила она Саянова несколькими днями позже.
   – Не знаю, – честно признался он.
   В своем кругу Олег считался парнем крутым. По большей части благодаря спортивным и интеллектуальным достижениям. О том, что он весьма привлекателен для прекрасной половины человечества, Олег догадывался, но по молодости и неопытности еще не знал, что с этим делать.
   Маленькая Светочка, похожая на подвижную птичку. С точеными ножками и хрипловатым смехом. Она многому научила Саянова. Но за одно Олег был ей особенно благодарен: Светочка Чикина избавила его от постыдного вожделения к будущей невестке.
   То есть это тогда считалось, что Алиса – его будущая невестка. Тенгиз на ней так и не женился, хотя Алиса и родила от него сына. Наверное, от отчаяния. Не зная, как еще привязать к себе Тенгиза.
   Она даже назвала ребенка Тенгизом – эта семейная традиция Саяновых была ей известна. Тем не менее братец остался холостяком. Правда, сына признал, поддерживал финансово и даже принимал более или менее активное участие в его воспитании.
   Алиса была на десять лет старше Олега, и младший брат великолепного Тенгиза был для нее чем-то вроде щенка или обезьянки. Его можно было послать за кока-колой или кремом для загара, но уж никак нельзя было воспринимать как мужчину.
   Высокая рыжая белокожая Алиса очень хотела стать смуглой и поджарой. Она приезжала на дачу Саяновых, где Олег летом жил безвылазно, а брат – периодически, и проводила время в ожидании Тенгиза.
   Времяпрепровождение Алисы не отличалось разнообразием. Она или готовила что-нибудь вкусное, или загорала на лужайке позади дома. Причем загорала исключительно топлес , то есть в одних крохотных трусиках, из-под которых выбивались рыжеватые пружинистые волоски. А поскольку просто загорать ей было скучно, то она звала Олега и болтала на всякие интересующие ее гламурные темы. Олега ее болтовня интересовала не больше стрекотания кузнечиков, зато его очень интересовали ее чуть подрумянившиеся на солнце крупные груди с плоскими коричневыми сосками. А когда Алиса, чисто машинально и бесцельно, не открывая глаз, начинала поглаживать бедро сидящего рядом подростка, рот Олега наполнялся слюной, а плавки едва не лопались.
   Вряд ли Алиса задумывалась над тем, что делает. Как сказано выше, Олег был для нее чем-то вроде щенка или обезьянки.
   Окажись Светочка Чикина рядом с Алисой, она смотрелась бы довольно посредственно. Но именно благодаря Светочке Олег Саянов вступил на тропу «великой мужской охоты». И для этого преображенного Олега Алиса перестала быть эталоном женщины. Она, безусловно, была очень хороша, но (зачем скрывать очевидное?) довольно-таки глупа. Да и немного старовата для такого парня, как он.
   Впрочем, в это лето Алиса перестала приезжать на их дачу. А к Новому году у Олега появился племянник.
   Еще через год Алиса едва не вышла замуж. В семье Саяновых всерьез обсуждали этот эпизод ее биографии, потому что кандидатом в мужья был гражданин по фамилии Хомячонков. Дело было, конечно, не в фамилии. Тем более что гражданин Хомячонков своей фамилии мало соответствовал, поскольку был здоровенным бугаем саженного роста и карьерно растущим бригадиром весьма известной преступной группировки.
   Перспектива появления подобного отчима у самого младшего представителя Саяновых Тенгиза-отца и Тенгиза-деда совсем не радовала. Зато Тенгиз-прадед отнесся к замужеству своей несостоявшейся невестки довольно спокойно.
   – Это ненадолго, – сказал он.
   И оказался прав.
   Красавица Алиса так и не стала женой бандитского бригадира. Незадолго до свадьбы жениха, не вынимая из джипа, основательно отперфорировали из автомата Калашникова. После этой радикальной процедуры жених перестал быть женихом, а стал «очередной жертвой криминальной разборки».
   Владельца «перфоратора» так и не нашли.
   В дальнейшем жизнь Алисы протекала более спокойно.
   А вот Светочке Чикиной не повезло. Через год после ее знакомства с Олегом Светочку на полном ходу выбросили из машины. Светочка разбилась насмерть. Олег был на ее похоронах и впервые в жизни напился до полной невменяемости.
   В те времена ничто, кроме особых семейных традиций, не говорило о том, что Олег Саянов – не такой, как другие.
   А он был не таким. По крайней мере не таким, как мужчины, которые оказывались на острове до него.
   Ну да, козоногие не скрывали, что мужчины появлялись на острове не так уж редко. Большинство привозил посредник, но некоторые оказывались здесь случайно. Красивый остров посреди океана выглядел заманчиво и с борта яхты, и из иллюминатора самолета. Куда потом девались незадачливые яхтсмены, было понятно. А вот что происходило с яхтами, Олегу было очень интересно. Еще его очень интересовало, были ли среди этих случайных посетителей женщины. Но козоногие подружки Саянова внести ясность в этот вопрос отказывались.
   А вот о мужчинах рассказывали охотно.
   Впрочем, схема развития событий всегда одна и та же. Экзотическая ночная встреча с очаровательной нимфой, бурный секс под тропическими звездами… А далее – два варианта. Примерно в трех случаях из пяти счастливый (или несчастный – с какой стороны посмотреть) партнер козоногой помирал сразу. Олега это не очень удивило. Он хорошо помнил то, что испытал во время первой близости с Шествующей. Если же при первом соитии Дающий Семя ухитрялся выжить, то его транспортировали в пещеру, где и использовали по прямому назначению до тех пор, пока тот, образно выражаясь, не отбрасывал копыта. По словам Древних, самые крепкие (именно таких старался подбирать посредник) не могли продержаться больше одной луны.
   Даже След Прошлого не помнила ни одного случая, чтобы оказавшийся на острове Дающий Семя ухитрился приспособиться к новым условиям. И уж точно никто из них не убивал Древнюю.
   Зато некоторые сумели зачать козоногое потомство. Причем тут тоже все было не так просто. Потому что в доисторические времена Древние не рожали от людей. У них, надо полагать, были свои собственные «бычки-производители». К примеру, персонаж, известный под кодовым именем «Тот-Кого-Изгнали». Один на всех, надо полагать. Так, собственно, и восполнялась популяция. Вернее, даже не восполнялась, а увеличивалась, потому что Древние жили довольно долго. Как и отчего они умирали, если рядом не оказывалось крутого парня с саблей, Олег так толком и не понял. След Прошлого говорила: Маат дает жизнь. И отнимает жизнь тоже Маат. Но было ли это заявление философским тезисом или же общей характеристикой физического процесса, Саянов разобраться не сумел. Да не очень-то и пытался. Более того, он решил: больше ни одной дефлорации Древней. Пусть След Прошлого и сказала, что эта самая Маат не питает к нему враждебных чувств. Как знать, чем может обернуться «любовь» этой могущественной астральной особы? Лучше не рисковать. Хотя искушение было велико. Юные Древние (экий, однако, каламбур) были совершенно очаровательны.

Глава одиннадцатая Дом на вершине

   Песчаный берег был пуст: для Древних еще слишком светло. Они обычно покидали пещеру с первой звездой. Глаза Саянова были не настолько чувствительны.
   Перепрыгнув через надломленный ветром ствол можжевельника, Олег сбежал вниз и нырнул в теплую воду. Он медленно уходил в глубину, наслаждаясь тем, что совсем не чувствует желания дышать. Рыбы, проскальзывая мимо, оставляли сияющий след. Яркие тропические рыбки. Некоторые – почти метровой длины. Козоногие ловят их руками… Олег тоже попробовал – не получилось. Рыбки неизменно оказывались проворнее.
   Поиграв минут пять, Олег вынырнул и брассом поплыл к берегу. Плыть было лень – вода слишком теплая.
   Прошлой ночью он, с помощью Шэ и еще одной козоногой, которую звали Мраморная, сплел нечто вроде сети из тонких и очень гибких лиан. Собственно, работали в основном козоногие, и получалось у них на удивление ловко. Потом, по их совету, Саянов опустил сеть в воду, чтобы лианы не потеряли гибкости. Нет, ловить рыбу он не собирался. Сеть нужна была ему для другого.
   Сейчас Саянов вытащил сеть из воды, свернул рулончиком и знакомой тропинкой двинулся в сторону бунгало. Окружающий лес уже перестал казаться ему сплошной зеленой стеной и распался на отдельные деревья. Причем очень многие из этих деревьев приносили съедобные плоды. Например, шагах в сорока от берега Саянов обнаружил несколько кокосовых пальм. Кроме того, здесь росли бананы, гуаво, манго и даже банальные яблони. Словом, с фруктами на острове был полный порядок. В мясе тоже не чувствовалось недостатка: оно активно бегало, прыгало, ползало и летало вокруг. Плюс рыба, крабы, устрицы, птичьи яйца… Остров мог бы прокормить сотню человек. Но люди здесь водились в очень ограниченном количестве. Угадайте почему?
   Саянов рассмеялся и попытался поймать за хвост зазевавшуюся мартышку. Мартышка, взвизгнув, увернулась.
   За две сотни шагов от бунгало Саянов с помощью острого камня срубил бамбуковый стебель и привязал к нему сеть.
   Получилось неплохо. Оставалось надеяться, что ему хватит силы и ловкости, чтобы реализовать свой замысел.
   Лушка выбежала из дома, как только он показался на открытом пространстве. И так же, как раньше, не раздумывая, бросилась в атаку. Саянов в прыжке накрыл ее сетью и, опрокинув, прижал к земле. Собака рычала, как демон, и отчаянно пыталась вырваться. Но в итоге запуталась настолько, что почти не могла шевельнуться. Конечно, Олег ей немного помог, но все оказалось даже проще, чем он предполагал.
   – Ну вот, девочка, – ласково проговорил Саянов, опускаясь рядом. – А теперь объясни мне, пожалуйста, почему ты так жаждешь меня сожрать?
   В горле собаки клокотало, как в гейзере.
   – Лушка, Лушка… – Олег потрепал ее по голове.
   Сука рванулась, лязгнула зубами, но ее морда прочно застряла в ячейке сети, так что намерение сократить количество пальцев Саянова не увенчалось успехом.
   Олег почти два часа просидел с ней рядом, поглаживая ее и приговаривая обычные бессмысленные слова. Собака должна понемногу привыкнуть к его новому запаху и осознать, что имеет дело с человеком, а не со зверем. Кажется, Саянову это удалось. Лушка успокоилась.
   Однако выпутывать ее из сети Олег не стал. На всякий случай.
   Оставив псину снаружи, Саянов вошел в дом. Найдя банку собачьих консервов, Олег вскрыл ее, вынес наружу, вывалил содержимое на траву и только после этого осторожно распутал собаку. Нападать на него Лушка не рискнула. Она была умная псина. И кстати, истощенной тоже не выглядела. Похудела немного, но, видимо, только потому, что ее нынешняя пища оказалась подвижнее собачьих консервов.
   Однако консервами она тоже пренебрегать не стала. Правда, сначала покосилась на Саянова: не его ли это пища?
   – Ешь, Лушка! Можно! – разрешил Олег – и полкило мяса исчезло в мгновение ока.
   Что ж, мир, если не мир, то перемирие между ними установлено.
   Олег снова вошел в дом, теперь уже в сопровождении Лушки.
   Если не считать пыли, внутри все было в порядке. Собака не пускала внутрь непрошеных гостей.
   Сейчас Лушка неотступно следовала за Саяновым из комнаты в комнату, сдержанно порыкивая.
   Олег разглядывал собственные вещи… как чужие. Он словно бы вернулся из другого мира. Или очутился в другом мире. Компьютер, плазменная панель, унитаз, ванна, бритвенные и постельные принадлежности… Все это казалось далеким прошлым.
   Тем не менее это был его дом. Замечательный дом на самой макушке острова. И остров тоже принадлежал ему.
   То, что пока на острове не было непрошеных гостей, еще не говорило о том, что они не могут появиться в ближайшее время. Сволочь Винченца заявится сюда, когда будет абсолютно уверен, что Древние разделались с Саяновым.
   Саянов открыл кейс, в котором лежали документы, подтверждающие его право на эту поистине уникальную землю.
   Документы были в порядке. Заверено и зарегистрировано по всем правилам. Еще один набор остался в местном Земельном департаменте. Третий комплект Олег сразу по заключении сделки отправил курьерской почтой брату в Москву.
   Одна из бумаг показалась Саянову весьма интересной. Она гласила, что прежний владелец острова, некто Селлери Дейн, пропал без вести два года назад. Поскольку в положенный срок никто из родственников пропавшего не заявил свои претензии на имущество, то оно было конфисковано государством и передано некоему Куто Буруме, который из собственных средств покрыл налоговую задолженность… составлявшую аж двести шесть евро. Земельные налоги здесь были просто смешные, о чем поганец Винченца не преминул в свое время сообщить Саянову. Теперь Олегу было понятно, почему остров стоил так дешево. Предыдущий владелец приобрел его дешевле, чем стоил унитаз в ванной этого бунгало. Правда, еще неизвестно, во что ему обошлись чиновники, утвердившие передачу. Хотя – вряд ли очень дорого. Брат предупреждал, что в этой стране уровень коррупции составляет сто процентов. Зато взятки сравнительно невелики. На один американский доллар здесь можно было прожить неделю. Если, конечно, не останавливаться в «Хилтоне».
   Помнится, юрист обращал внимание Саянова, что стоимость острова очень занижена, но порядком измотанный перелетом и сменой часовых поясов Олег не придал этому значения. Решил, что речь идет о той цене, за которую приобретает остров он сам. И спросил только: всё ли оформлено правильно?
   Юрист сказал, что сделка полностью законна, и Олег успокоился.
   Кстати, пресловутого «завещания» среди документов не оказалось. Да и какое завещание мог оставить человек, ставший Дающим Семя?
   Подумав немного, Саянов сложил в кейс все остальные документы: паспорт, страховки, права и сертификаты – и упаковал кейс в полиэтилен. Потом снял задную панель стирального автомата, засунул пакет внутрь и вернул панель на место. На всякий случай.
   Потом он открыл шкаф, отыскал шорты попросторнее и бросил их на кровать. Он хотел было принять душ, но вдруг понял, что совершенно не чувствует себя грязным.
   Убедившись, что в доме всё в порядке, Саянов сходил в сарай и проверил дизель. Дизель работал. И ветряк. И солнечная батарея на крыше. Электричества было – море. Но установить связь с окружающим миром Олегу не удалось. До рассвета осталось не так уж много времени, поэтому все прочие дела пришлось отложить до следующего раза.
   Спустя час Саянов покинул свой дом, кроме шорт, прихватив с собой только одну вещь – зажигалку.

Глава двенадцатая Пленник собственного острова

   Зеленая птица с длинным переливчатым хвостом выпорхнула из кустов прямо перед Олегом. Саянов подпрыгнул, поймал ее левой рукой и мягко приземлился на траву.
   Птица заорала и клюнула его в предплечье. Саянов свернул ей шею, прокусил кожу на зеленом, лишенном перьев горле и высосал немного крови. Вкус у крови был омерзительный. Похоже, изменения пищеварительной системы еще не зашли настолько далеко, чтобы Олег, подобно козоногим, мог лопать сырое мясо.
   Интересно, что проделывает с пищей Шествующая, чтобы сделать ее такой вкусной? До сих пор его желание познакомиться с этим процессом разбивалось о каменное упорство козоногой. Мол, таковы правила. Иногда, из-за своей приверженности «уставам», Древние напоминали Олегу армейских служак.
   А все-таки он неплохо устроился. Какой шейх может похвастать подобным гаремом? А такими репродуктивными органами?
   Олег засмеялся. А эту птичку он поджарит на углях и угостит Шэ.
   Прыгая козлом с террасы на террасу, Олег спустился к морю. Перед тем как выкупаться, он зарыл птицу в песок, чтобы не попортили вездесущие крабы.
   Когда, наплававшись, Саянов выбрался на берег, то увидел силуэты двух Древних, сидящих на корточках в тени террасы.
   «Одна – Шэ. А вторая?»
   Козоногие явно ждали его.
   Саянов ошибся. Та, которую он принял за Шествующую, была Ранняя Зрелость, самая бойкая из Древних. Во всяком случае, когда речь шла о том, чтобы поприставать к Саянову. Второй была Охотница. Эта – постарше, но в отличие от других более зрелых козоногих Охотница сохранила довольно изящное сложение.
   Олег натянул шорты. На лицах Древних так явственно читалось разочарование, что Саянов усмехнулся.
   Ему ничего не стоило поразвлечься с обеими. Тем более что и Охотница, и Ранняя Зрелость возбуждали его, каждая по-своему. Но секс был валютой, которой он укреплял собственное положение. Не следовало разбрасываться ею просто так.
   Саянов выкопал из песка птицу и принялся ощипывать.
   – Мне нужны сухие сучья, – проговорил он, подчеркнуто не глядя на козоногих. Те исчезли в мгновение ока.
   Пальцами Саянов разорвал брюшко птицы, выпотрошил ее и вымыл в морской воде. Стая рыбок тут же набросилась на птичьи внутренности.
   Женщины принесли хворост. И отошли подальше.
   Хотя свет костра не ослеплял их так, как свет солнца, тем не менее огонь Древние недолюбливали.
   Неслышно подошла Шэ. Остановилась позади, глядя, как Олег переворачивает птицу, надетую на деревянный вертел. Шествующую Олег узнавал не глядя. По запаху.
   Прикрывая глаза от пламени, девушка протянула ему комок ритуальной пищи. Саянов взял.
   – Сегодня и я угощу тебя, – пообещал он. – Узнай, на что рассчитывают твои подружки!
   – Я спрошу, – обещала козоногая.
   Хотя она прекрасно знала, чего хотят другие. И знала, что для Саянова это тоже не секрет.
   – Охотница уже пол-луны дает мне рыбу для тебя, – сообщила Шествующая. – И мясо. И никогда ничего не просит.
   – Зато Ранняя Зрелость просит за троих, – заметил Саянов. – Скажи ей – пусть уйдет. А Охотница пусть останется. Я соединюсь с ней, если ты этого хочешь.
   На лице Шествующей появилась гримаска: она вовсе не хотела, чтобы Саянов совокуплялся с другими Древними! Она с удовольствием сделала бы Олега своей безраздельной собственностью. Но Шэ понимала, что не стоит настаивать на монополии. Олег понемногу учил ее дипломатии. И главным все-таки было то, что она, Шествующая-По-Ночной-Тропе, кормит Дающего Семя. Это было самое важное, хотя Саянов так и не смог выяснить – почему так.
   – Я соединюсь с ней, когда выйдет луна, – сообщил Саянов, поворачивая вертел. – Сначала – с ней, а потом – с тобой… Чтобы у нас было побольше времени, – добавил он после паузы.
   Саянов вовсе не хотел обижать лучшую из своих возлюбленных.
   Вкус у жареной птички оказался так себе. Особенно в сравнении с теми лакомствами, которыми баловала его Шествующая. Козоногая съела несколько кусочков. Из вежливости. Пахнущее дымом мясо было ей так же неприятно, как Саянову – сырое.
   Оставив птицу наполовину недоеденной, Олег поманил рукой Охотницу. Древняя подошла и опустилась рядом на песок. Она молчала. Но в каждом ее жесте была врожденная гордость. Ростом она была меньше Шествующей. И намного меньше своих сверстниц-козоногих. Но в этом худощавом небольшом теле чувствовалась гибкость и стремительная сила. Впечатление не обманывало. Саянов был уверен: Охотница может побить даже След Прошлого, считавшуюся самой сильной из Древних – теперь, после смерти Дающей Плод.
   – Я соединюсь с тобой, – сказал Саянов Охотнице.
   Охотница кивнула. Выглядело это так, словно не она, а Саянов получает милость. Олегу это понравилось. Определенно у этой Древней особый шарм.
   – Не уходи, – сказал он Шествующей. – Я хочу, чтобы ты была рядом.
   – Я останусь, – охотно согласилась Древняя.
   Охотнице это, похоже, не очень понравилось, но ее мнение не было решающим.
   «Пожалуй, пора внести в процесс некоторое разнообразие», – подумал Олег.
   Кто ему помешает «соединяться» сразу с двумя красотками? Надо выяснить, что «думает» по этому поводу Маат. Если она не против…
* * *
   Как и опасался Олег, катер не завелся. Этого следовало ожидать. Поганец Винченца подстраховался: вдруг очередному лоху удастся удрать от козоногих нимф? Или, чем черт не шутит, сами нимфы попытаются смыться с острова? Словом, катер не завелся. До материка – сотня километров. Можно, конечно, соорудить парус, но вот беда – Олег Саянов никогда не занимался парусным спортом и понятия не имел, что делать, если ветер подует не туда. Этак его унесет к черту на кулички – выбирайся потом. Ориентироваться по солнцу и звездам Саянов не умел. Из всех примет знал только одну: с северной стороны деревьев мох гуще. Очень полезная примета в открытом море. Разумеется, на катере был спутниковый навигатор, но он, само собой, работал только при запущенном двигателе.
   Словом, плавание под парусом отменялось. Да и сделать парус было не из чего. Саянов заглянул в моторный отсек (так, кажется, это называется?) – и сразу понял, что понимает в этом не больше, чем в парусах. Максимум, что он мог сделать с двигателем внутреннего сгорания, – это поменять свечи. Или масло. В этом двигателе он свечей не обнаружил. Вполне возможно, что они просто выглядели иначе, чем свечи «восьмерки», первой саяновской машины. Словом, вывести из строя такой агрегат понимающему человеку – раз плюнуть. А непонимающему искать неисправность – занятие бессмысленное.
   Проще попытаться понять, почему не работает спутниковая связь.
   Саянов оказался прав. Это оказалось действительно проще. Более того, дома Олег устранил бы неисправность за пятьдесят минут. Сорок минут – съездить в магазин и купить новый модем и новый блок питания к спутниковой антенне, пять минут – «воткнуть» блок и заменить «убитый» модем, еще пять минут – установить драйвера.
   По странной случайности магазина на острове не было, а Саянов, привыкший к тому, что хорошая техника ломается крайне редко, резервной связью не обзавелся.
   Тем более что все тот же пакостник Винченца еще в первый приезд продемонстрировал Олегу отменно работающую радиостанцию (сейчас она, понятное дело, тоже была «мертва») и даже наскоро объяснил, как ею пользоваться, хотя Саянов и говорил, что ему это не нужно, потому что у него есть компьютер, в котором…
   В общем, Винченца сделал правильные выводы. И у него была масса времени, чтобы вскрыть саяновский ноут и немножко поработать скальпелем.
   Итак, Олег Саянов продолжал оставаться заключенным. Правда, уже не в пещере, а на острове.
   Ну, и что дальше?
   «Разве ты не для того приобрел этот кусочек тропиков, чтобы пожить вдали от беспокойного мира и подумать о вечном? – спросил себя Олег Саянов. – Купаться в океане, есть тропические фрукты и не думать о суетных мелочах… Может, даже снова начать сочинять стихи. Как в юности…»
   В принципе, всё так. И даже более того, потому что персональный гарем не входил в список мечтаний.
   Однако есть разница между заточением добровольным и… добровольно-принудительным.
   В конце концов Олег убедил себя: нет оснований впадать в панику. Жизнь прекрасна и полна наслаждений. А изменения, происходящие с организмом Олега, могут стать основой поистине уникальной научной работы. Не говоря уже о самих Древних. Правда, Саянов – не физиолог, не биолог, не мифолог… и еще много разных «логий» ему недоступны. Однако ученый есть ученый, а, по некотором данным, слово «химия» произрастает из древнего названия Египта. Так что косвенным образом химик Саянов причастен к самой древней из известных человеческих цивилизаций. Словом, надо браться за работу.
   Саянов уселся за компьютер, подрегулировал экран так, чтобы не резало чувствительные глаза, и занялся делом. Да так увлекся, что едва не пропустил рассвет. Скорость, с которой он преодолел дистанцию от бунгало до пещеры, сделала бы честь чемпиону мира по бегу.
   Саянов успел. Собственно, он мог бы остаться в бунгало. Скажем, закрыть чем-нибудь окно в ванной и просидеть там светлое время суток. Но – скучно. Да и кушать хочется. А после яств, которыми его потчевала Шэ, замороженные продукты просто в рот не лезли.
   Саянов успел. Но решил, что больше такого случиться не должно. Яркий свет – это проблема, которую необходимо решить. И, думается ему, решить эту проблему намного проще, чем починить двигатель катера.

Глава тринадцатая Ученые изыскания Олега Саянова

   – Мы пришли оттуда – След Прошлого показала в сторону африканского материка. – Очень давно. Мы были гонимы – и это справедливо.
   – Почему? – удивился Саянов.
   – Это справедливо, – повторила След Прошлого. – Дети Дыма изгнали нас, как мы изгнали его из этого мира.
   – Кого – его ? – спросил Саянов. Второй раз он слышал от Древней это загадочное прозвище. Тот-Кого-Изгнали. Саянов нутром чуял: речь идет не просто о персонаже древнего нечеловеческого мифа.
   Но След Прошлого вновь проигнорировала вопрос. Ее глаза были открыты и смотрели прямо на Саянова. Смотрели, но не видели. Олег знал, почему ее зовут – След Прошлого. Время от времени эта Древняя впадала в транс и видела то, чего нет. Считалось, что она видит прошлое. Саянов не знал, так ли это. Шизофреники тоже видят то, чего нет. И те, кто накушался ЛСД.
   Однако то, что След Прошлого знает об истории Древних больше, чем другие, было несомненно. Знает, но рассказывает очень неохотно. И только то, что считает нужным.
   Пока удалось установить следующее.
   Древние полагают себя древнее людей. Что, впрочем, ясно и по самоназванию.
   Когда людей не было, Древние жили очень хорошо. Но не потому, что не было людей, а по какой-то другой причине. В это время среди них встречались особи мужского пола. В какой пропорции – неизвестно. И некие Имена были соединены. И Маат, нынешняя богиня Древних, была не такой, как сейчас. Но – была. И был (или была) кто-то еще. Кого теперь нет. Предположительно, его звали Тот-Кого-Изгнали. Хотя, возможно, тогда его звали иначе. Прояснить не удалось. След Прошлого выдавала готовые сентенции. Дословно. Так в давно знакомой компании приводят старые анекдоты. Одна фраза – и всем все понятно. Проблема заключалась в том, что Саянов был из другой компании.
   Итак, сначала все было замечательно.
   Потом случилось нечто. То ли родился кто-то не тот. То ли, наоборот, никто не родился. Но идиллия кончилась. Люди (то есть Дети Дыма) к этому времени уже были. Но еще не были проблемой. И уже был Тот-Кого-Изгнали. И была (с большой долей вероятности) некая третья сила, которая и спровоцировала это изгнание. Но изгнали – сами Древние. И это, как выяснилось позже, было большой ошибкой. Позже изгнали самих Древних. На этот славный остров. А может, и еще куда-нибудь. Процесс этот был довольно долгий – чуть ли не тысячелетия. Но сделать ничего было нельзя. Тот-Кого-Изгнали уволок с собой в небытие (или куда там его изгнали) нечто важное. Без чего у Древних не было ни шанса вернуть себе былую власть. И теперь им, бедняжкам, приходится рожать одних девочек, да еще с помощью совершенно никудышных половых партнеров – Детей Дыма. Но даже на это они были бы неспособны, если бы таинственная Маат не переделала что-то в самих Древних. Кстати, по ходу выяснилось, что в плане большого секса Олег Саянов стоит лишь на пару ступенек выше, чем обычная мужская человеческая особь. Но на безрыбье, как говорится…
   Олег был разочарован. Он-то считал себя крутым мачо, феерически взбутетенившим однообразные половые будни общины Древних. А оказывается… Правда, ни одна из Древних, даже наиболее расположенная к диалогу Шествующая, так и не смогла внятно объяснить, в чем именно заключается его никудышность. Что-то вроде неполноты проникновения. Причем не в физическом смысле (тут всё нормально), а в сакрально-эзотерическом. То есть – непонятно каком. Несмотря на гордое заявление, что им, Древним, ведом язык всего живого, адекватного ответа Саянов так и не получил. Шествующая заявила, что в его языке подходящих слов не имеется, а язык Древних он, Дитя Дыма, по убожеству своему понять не способен в принципе. Унизила – и тут же предложила «соединиться». Где логика, спрашивается?
   Женщины есть женщины, утешил себя Саянов. Даже те, что с копытцами.
   В общем, с историей Древнего народца ясности добиться не удалось. Зато с анатомией и физиологией дело обстояло получше.
   Начал Олег с себя. Для начала замерил общие физические параметры. Рост остался прежним. Зато вес увеличился значительно. На двадцать шесть килограммов. Как такое могло произойти, Саянову было непонятно. Мышцы, конечно, поднакачались, но не до бодибилдинговой монструозности. Хорошая боевая мускулатура. Во всяком случае – с виду. По логике вещей, Саянов должен был стать не тяжелее, а легче, поскольку накопленный за время ученых штудий жирок сошел полностью. В конце концов Олег решил, что весы врут, и больше к вопросу количества не возвращался. Занялся качественными изменениями. Изменения были значительными. Во-первых, существенно увеличилась сила. Причем не только чисто мужская, но и обычная, физическая. Теперешний Саянов мог без особого надрыва подтянуться раз двадцать на одной руке, прыгнуть метров на десять в длину или на два – в высоту. Причем не флопом или перекидным, а по-настоящему. То есть взять и запрыгнуть на карниз, расположенный на пару дециметров выше, чем его макушка.
   То, что у него значительно увеличилась дыхательная пауза, Саянов выяснил раньше. Но теперь он отхронометрировал время задержки и получил потрясающий результат: в спокойном состоянии он мог обходиться без воздуха восемнадцать минут. А если предварительно произвести гипервентиляцию легких, то – больше получаса. Насколько больше, Олег уточнять не рискнул. После тридцатиминутной задержки дыхания он эксперимент прекратил, поскольку потребность дышать была по-прежнему умеренная, а вот пульс замедлился до пяти ударов в минуту.
   Но это – в спокойном состоянии. Во время плавания под водой интервал сокращался минут до пятнадцати.
   Совсем по-другому стало работать сердце. В спокойном состоянии пульс был порядка тридцати шести ударов в минуту. В состоянии подвижном, то есть после того, как Саянов одним духом взбежал с берега на макушку острова, частота пульса составила двести восемьдесят ударов в минуту… И после остановки менее чем за минуту возвратилась в норму. Причем без каких-либо неприятных ощущений. Еще один важный момент: бегал Саянов теперь быстрее собаки . То есть легко побивал мировой спринтерский рекорд. Причем на существенно большей дистанции.
   Увеличилась не только скорость бега. Полный комплекс упражнений с саблей, раньше занимавший восемнадцать с половиной минут, теперь Олег без труда выполнял за одиннадцать.
   Еще у Саянова заметно улучшилась кожа. И зубы. Волосы превратились в настоящую львиную гриву, а бородку он подстригал уже дважды.
   Словом, Олег вдумчиво погонял свой организм в разных ритмах и зафиксировал результаты. Через недельку он все повторит и оценит разницу. А пока стоит заняться физиологией и анатомией Древних.
   Начал Олег с того, что изучил скелет погибшей козоногой. Ничего неожиданного осмотр не дал. Кроме «устройства» стоп, скелет почти не отличался от человеческого. В стопах два пальца были намного длиннее остальных и заканчивались копытами. Вот и всё различие. Хотя – нет, было еще одно. Кости Древней оказались необычайно прочными. Сначала Олег обратил внимание на след, оставленный клинком на двух ребрах Древней. След был, надо сказать, ничтожный. Так, царапины. Саянов удивился. Он помнил, что махнул рукой с саблей с изрядной силой. То есть не вложился, конечно, но удар должен был получиться неслабым. Голову барана таким ударом, конечно, не отрубишь, но ребро развалить – запросто. Олег знал это наверняка, потому что в свое время дед специально водил его в разделочный цех мясокомбината – нарабатывать навык работы с «плотью». Ребрышки козоногой были намного тоньше ребер свиньи. А удар, выходит, держали лучше. Саянов мысленно попросил прощения у покойницы, взял камень килограммов на пятнадцать и попытался оным камнем сломать лучевую кость скелета. Не удалось.
   Да, не повезло бедняжке. Прийдись удар не в мягкие ткани живота, а по этим железобетонным ребрышкам, отделалась бы девушка неглубокой резаной раной. Что, учитывая замечательную регенерацию Древних, вряд ли помешало бы ей довести дело до конца. И кто знает, как в этом случае обернулась бы судьба Саянова. Есть вероятность, что печально. Вполне мог угодить в число тех Детей Дыма, которые не перенесли первого соития.
   Еще одну любопытную подробность Саянов выяснил в процессе общения с живыми Древними. Сердце у них не слева, а справа. Любопытная подробность. Олег где-то читал, что подобная анатомическая особенность имеется у Сатаны. Впрочем, автор статьи мог и ошибаться. Вряд ли у него (автора) была возможность узнать это при непосредственном общении с объектом.

Глава четырнадцатая Знать и уметь

   Проблему света Саянов решил.
   Путем осторожных экспериментов он выяснил, что ни одни из имеющихся в его распоряжении темных очков не дают необходимого затемнения, поскольку недостаточно плотно прилегают к лицу.
   «Прибор дневного видения» Саянов изготовил из маски для подводного плавания. Срезал с нее нижнюю часть «носа», чтобы можно было нормально дышать, вставил изнутри светофильтры, снаружи приклеил стекла от больших зеркальных очков, дополнил устройство бейсболкой с длинным козырьком – и счел, что вопрос решен. Но оказался прав лишь отчасти. Солнце действительно больше не слепило его. Однако ходить в тропическую жару в пластиковой маске – занятие не из приятных. Пришлось снабдить прибор системой вентиляции. Конечная конструкция получилась не слишком элегантной, но за сохранность глаз можно было не беспокоиться. Кроме того, Олег оборудовал одну из комнат бунгало для «дневного режима»: закрыл щитами окна, а дверь завесил пледом. Теперь, в случае чего, он мог оставатся в бунгало днем и без маски.
   Теперь у Саянова было то, чего, как выяснилось, ему очень не хватало. Возможность уединения.
   Правда, Олега беспокоило, как Древние отнесутся к тому, что он будет время от времени «дневать» вне пещеры…
   Древние отнеслись без восторга, но удерживать Саянова не стали. Он уже доказал свое право самостоятельно принимать решения.
   – Хотел бы я услышать сказки, которые рассказывают ваши матери, – произнес Олег, глядя на дымчатую поверхность океана. – Тебе ведь рассказывали сказки, Шэ?
   – Сказки? – Козоногая, сосредоточенно выковыривавшая мякоть из панциря краба, прекратила свое занятие и недоуменно посмотрела на Саянова. – Это что?
   Теперь уже растерялся Олег.
   – Ну, это такие истории… Волшебные истории. Допустим, о говорящих животных. О том, чего не бывает…
   – О том, чего не бывает, или о говорящих животных?
   Саянов почувствовал, что опять попал впросак.
   – Ты хочешь сказать, что животные разговаривают?
   – Конечно, – без тени сомнения подтвердила козоногая.
   – И этот краб, которого ты ешь, он тоже разговаривает?
   Шествующая посмотрела на Саянова с сомнением.
   «Ты совсем дурак – или шутишь?» – читалось в ее взгляде.
   – Этот – не разговаривает, – сказала она. – Он – мертвый.
   – А был живой – разговаривал?
   – Ну да.
   – И что же он говорил? – спросил Саянов, который тоже усомнился: не разыгрывает ли его Древняя? Это было бы тем более странно, что с юмором у козоногих проблемы.
   – Сначала просил отпустить его в море. Потом – не делать ему больно.
   – Но ты его не послушалась?
   – А почему я должна его слушаться? Он же краб. Пища.
   – И что же, он так и сказал: не ешь меня?
   – Так и сказал.
   Лицо Шествующей было абсолютно спокойно. Ни тени улыбки. Она не шутила. Сюр какой-то получается.
   – Шэ, у краба нет языка, нет голосовых связок. Я думаю, он вообще не способен издавать звуки, тем более говорить.
   Древняя подумала некоторое время, потом ее озарило.
   – Я поняла, – сказала она. – Ты думаешь: говорить можно только звуками. Как твоя собака.
   Час от часу не легче.
   – И что же говорит моя собака?
   – Разное. Но она никогда не просила ее не есть! – Древняя улыбнулась. Вот теперь это точно был юмор. Специфический.
   – Но вы все же ее не съели?
   – Нет.
   – Почему?
   – Здесь хватает еды. А она – забавная. Говорит звуками, не боится. С ней можно играть.
   – А кто говорит не звуками?
   – Все живое, – ответила Древняя. – Кроме Детей Дыма.
   – Ладно, – согласился Саянов, понимая, что разговор зашел в тупик.
   Слова – одинаковые, а смысл в них он и козоногая вкладывают абсолютно разный. Впору задуматься: понимают ли они друг друга вообще?
   – Ладно, расскажи мне вот что: чему учила тебя мать? Она ведь учила тебя, верно?
   – Учила, – согласилась Древняя. – Ловить пищу учила, правильно чиститься. Еще: как готовить пищу для Дающего Семя.
   – И – как? – мгновенно отреагировал Саянов.
   Древняя смутилась. Нет, она действительно смутилась. Совсем как человек: взгляд – в сторону, щеки порозовели…
   – Стой! – воскликнул Олег, понимая, что она сейчас вскочит и умчится. – Я больше не буду об этом говорить. Скажи: твоя мать рассказывала тебе о вашей истории? О тех Древних, что жили раньше?
   – А зачем? – спросила Шествующая.
   – Ну-у… Чтобы ты знала больше.
   – Я знаю все, что знает моя мать, – сказала козоногая.
   – Но каким образом ты получила это знание?
   – Но ведь она же родила меня. Конечно, я знаю все, что знает она.
   – Тебя учили другие Древние?
   – Зачем другим Древним меня учить? – в очередной раз удивилась Шествующая. – Они знают, что я все знаю.
   – И как давно ты это знаешь?
   Шествующая задумалась…
   – Пятьсот лун… Может быть, немного больше. Первые сто лун я знала не все.
   – Значит, мать все-таки давала тебе знания? – уточнил Олег.
   – Я же сказала: нет! – В голосе козоногой послышалось легкое раздражение.
   – Но ты же сказала, что она рассказала тебе, как ловить пищу?
   – Я знала , как ловить пищу! – возразила Шествующая.
   – Тогда зачем она тебя учила?
   Древняя одарила Саянова очередным взглядом типа: «Ты совсем дурак – или только сегодня вечером?»
   – Знать и уметь – не одно и то же, – заявила она.
   Она была права. Но если принять сказанное ею за чистую монету, то выходило, что это племя ко всем своим супервозможностям имеет еще и наследственную память. Однако, если они настолько превосходят людей, почему тогда прячутся в подземных пещерах? Допустим, сейчас у людей есть мобильные телефоны и ядерные боеголовки. Но, по прикидкам Саянова, Древние живут на этом острове не меньше четырехсот лет. А четыреста лет назад такая вот малышка запросто прикончила бы рыцаря в полном боевом, так сказать, голыми копытами. А дай ей в руки Олегову саблю – так она искрошит не только рыцаря, но и всю его дружину. И это только за счет физических возможностей. А ведь есть еще Голос. И всякие другие сверхъестественные навыки. Если же добавить к этому информацию о том, что раньше Древние прекрасно видели и днем…
   – Шэ, – сказал Саянов, – почему вы здесь, на этом острове? Почему вы не уйдете отсюда? Вы могли бы заставить любого из Детей Дыма увезти вас на материк.
   – Могли бы, – согласилась Шествующая. – Но Дети Дыма не смогли бы увезти отсюда Маат.

Глава пятнадцатая Олег Саянов возвращает долги

   Олег Саянов думал о ее словах, пока не наступило утро. Это утро он встретил в своем бунгало. Сидел за компьютером и думал. Если Маат нельзя увезти – значит, она материальна. Если она материальна, то она должна где-то находиться. Значит, теоретически, ее можно обнаружить… Олегу здорово не хватало Интернета. Сейчас бы вошел в «гугл», запустил бы поиск на ключевые слова: Маат, Древние, Дети Дыма… Наверняка что-нибудь бы выскочило…
   Погруженный в свои мысли Саянов не сразу обратил внимание на посторонний звук. А обратив, только через несколько секунд осознал, что это. Слух Олега изменился, поэтому опознание произошло не сразу. Но когда произошло, Саянов едва не подпрыгнул до потолка. Его ушей достиг треск двигателя. К острову приближался катер!
   Волнение охватило Олега. Как удачно, что он здесь, в доме, а не в пещере! Чертовское везение!
   Саянов поспешно нацепил на голову свою светоподавляющую систему, подхватил саблю и выбежал из дома.
   Звук мотора стал намного громче.
   Олег свистнул, зовя Лушку.
   Собака не отозвалась. Примирившись с его существованием, сука так и не пожелала признать в нем своего хозяина.
   Ладно, наплевать!
   Саянов отыскал дерево повыше и с ловкостью гиббона вскарабкался на верхушку. Подъем на двадцатиметровую высоту занял у него полминуты.
   Большой бело-голубой катер подходил к бухте. Чертовски знакомый катер. Челюсти Саянова сжались: похоже, он дождался. Время возвращать долги!
   Катер вошел в бухту, и Саянов увидел, как закачался на волне его собственный катерок.
   Спустя несколько минут катер пришвартовался, и на пирс выбрались двое мужчин.
   Один из них был Саянову прекрасно известен. Винченцо Винченца. Подлец посредник. А вот второй – незнакомец. Высокий европеец крепкого телосложения. На вид – лет тридцати – тридцати пяти.
   Олег соскользнул вниз и двинулся им навстречу.
   Обострившийся слух позволял ему слышать их разговор за полкилометра.
   – …совсем недорого! – бодро вещал Винченца. – Чудеснейшее место, сами видите!
   – А как насчет охоты? – спросил незнакомец.
   У него был звучный голос теледиктора.
   – Из крупной дичи – только козы. («Ха! – подумал Саянов. – Посмотрел бы я, кто на кого будет охотиться!») Но только вы должны помнить: остров не слишком большой, сбалансированная экология. Не следует убивать больше мяса, чем нужно к вашему столу. Зато подводная охота – никаких ограничений! – Винченца прищелкнул языком. – И полный набор удобств! Клянусь, вы не заметите разницы между здешним бунгало и вашим домом в Сан-Диего! Вы будете вполне… О!
   Саянов выпрыгнул на тропу прямо перед ним. И сабля его коснулась горла посредника раньше, чем тот успел мигнуть. Его спутник отпрянул с похвальной быстротой. Судя по его реакции, оружия у него не было.
   – Удивлен? – поинтересовался Олег, глядя в выкатившиеся от ужаса глаза Винченцы. – А теперь вынь пистолет и дай его мне!
   – У меня… нет оружия! – прерывающимся голосом просипел посредник.
   – Да? – Он быстро проверил карманы чернокожего и убедился, что на сей раз Винченца не соврал. Он был безоружен. Досадно. Саянов не отказался бы от какой-нибудь огнестрельной штуковины.
   Олег резкой подсечкой сбил Винченцу с ног и наступил на него босой ногой. Острие сабли обратилось к ухоженному джентльмену из Сан-Диего.
   – Меня зовут доктор Саянов, – вполне доброжелательно сообщил Олег. – Я владелец этого острова.
   – Но, сэр… Как это может быть? – Ухоженный джентльмен выказал не столько страх, сколько растерянность. Для человека в его положении он держался совсем неплохо. – Мне показали документы… Вы же умерли!
   – Сожалею, сэр! – Саянов слегка поклонился. – Считайте, что я призрак.
   Господин из Сан-Диего натужно рассмеялся.
   – На вашем пирсе нет таблички «Приват», – произнес он своим звучным, хоть и несколько дрожащим голосом. – Вам совсем не обязательно меня убивать, доктор. Если вы позволите мне покинуть ваши владения, я обещаю, что больше никогда не вернусь.
   Саянов задумался. Если этот ухоженный мистер уплывет, то Саянов потеряет и красивый сине-голубой катер. Правильно ли это? Сейчас оба незваных гостя в полной его власти. Олег нисколько не сомневался, что без труда справится с обоими. И ему даже не потребуется держать их в плену. Достаточно спровадить вниз, в пещеру Древних. Порадовать, так сказать, девушек разнообразием…
   Наверное, господин из Сан-Диего каким-то образом почувствовал, что сейчас решается его судьба.
   Если бы он продолжал болтать, Саянов скорее всего выбрал бы не гуманность, а катер. Но джентльмен помалкивал. Терпеливо ждал, как этот здоровенный голый парень с острой саблей распорядится его жизнью.
   Самым разумным вариантом было бы оставить Винченцу на острове, отвезти господина из Сан-Диего на материк, прикупить там средства коммуникации – модем, исправную радиостанцию – и вернуться на остров. И уж тогда разобраться с чернокожим посредником. Олег Саянов прежний, каким он был до знакомства с Древними, наверняка так бы и поступил. Но Саянову нынешнему мысль о том, чтобы вот так взять и покинуть остров, почему-то была очень неприятна. Необъяснимое чувство, некий иррациональный страх: а вдруг он не сумеет вернуться? Просто фобия какая-то…
   Саянов колебался недолго. Он принял решение. Возможно, неправильное. Но он ведь все-таки ученый, а не киллер. Катер, конечно, жалко. Но Олегу было психологически легче примириться с тем, что он вновь останется без средств сообщения, чем вот так вот, без подготовки, прямо сейчас покинуть остров. Или убить человека.
   «Я заставлю Винченцу отремонтировать мой катер, – успокоил он сам себя. – Он его сломал – он его и починит».
   – Я отпущу вас, – сказал Олег господину из Сан-Диего, опуская саблю. – Сейчас вы спуститесь вниз, сядете на катер и уберетесь туда, откуда приехали! Но предупреждаю: больше мне не докучайте.
   Господин из Сан-Диего не сдвинулся в места.
   – Что-то неясно? – поинтересовался Саянов.
   – Сэр, – с достоинством произнес господин из Сан-Диего, – я никуда не уеду без этого господина!
   И указал на Винченцу.
   Определенно, этот человек умел себя держать. При других обстоятельствах Олег охотно познакомился бы с ним поближе, но – при других обстоятельствах.
   – Ты! – гаркнул он. – Это моя земля! И я тебя сюда не звал! Или ты уберешься, или через пару часов крабы и крысы очистят твой скелет от мяса!
   Человек из Сан-Диего побледнел и сделал шаг назад.
   Развитый нюх Саянова уловил кислый запах страха. Впрочем, любой бы испугался, увидев перед носом такой клинок.
   Винченца, которого на несколько мгновений оставили в покое, сделал попытку встать, но Саянов не глядя снова вмял его в землю.
   – Проваливай! – приказал неудавшемуся покупателю Саянов. – Надеюсь, ты еще не заплатил?
   – Нет, – растерянно пробормотал тот. – Я должен заплатить, когда мы вернемся.
   – Уже не должен! – заверил его Олег. – Уезжай и радуйся, что сохранил свои деньги. Бегом!
   – П-прощайте, сэр… – Господин из Сан-Диего повернулся и бегом припустил вниз. Ткань его элегантной светлой рубашки потемнела от пота.
   – Как я рад тебя видеть! – сказал Олег, за шкирку, как котенка, поднимая Винченцу, чтобы привести его в вертикальное положение. – Сейчас мы с тобой поднимемся в дом и поговорим. Нам ведь есть о чем поговорить, мой дорогой сукин сын!
   Винченца исподлобья посмотрел на него.
   – Было бы лучше, если бы я тоже уехал! – пробормотал он. – Мсье! Клянусь Богом, я никогда…
   – Это точно, – согласился Олег. – Ты – никогда.
   В этот момент они услышали, как заработал двигатель катера.
   – Слышишь? – спросил Олег. – Мой-то катерок ты испортил. Значит, теперь тебе придется остаться здесь надолго.
   – Я могу исправить! – с жаром воскликнул Винченца. – Клянусь вам, мсье! Только не нужно меня убивать!
   – Тебе еще предстоит это доказать, – проворчал Саянов. И, заметив опасный блеск, появившийся в глазах Винченцы, легонько коснулся клинком черной щеки, оставив на коже красную метку. – Кстати, ты можешь умереть прямо сейчас, если тебе лень пройтись до бунгало.
   – Я пойду, мсье! – с энтузиазмом заявил Винченца. – Всё, что вы прикажете!
   – Так сколько же лет ты возишь сюда людей? – спросил Олег.
   – Двадцать два года. С тех пор, как отец передал мне семейное дело.
   – Семейное дело? Так ты это называешь? – Саянов усмехнулся.
   Винченца тоже подхихикнул. Но его подобострастный вид не обманывал Саянова. Этот мерзавец воткнет нож ему в спину, как только возникнет подходящая возможность.
   Только она не возникнет.
   – Двадцать два года? И за все это время тебя ни разу не взяли за задницу?
   – Мой отец хорошо научил меня! – не без гордости сообщил негодяй. – Я продавал этот остров тридцать четыре раза.
   – Неужели никто из наследников не заинтересовался пропажей родственника?
   – Многие интересовались. – Винченца хихикнул. – Однако у нас такая бедная страна… Все хотят немножко кушать. Особенно чиновники. А недавно, слышали, мсье, у нас случилась революция? Теперь у нас правит очень хороший президент…
   – Да ну? Неужели?
   – Конечно, хороший! Ваш брат, мсье, немножко помог ему. Дал чуть-чуть денег, чтобы накормить наш голодный народ. И народ выгнал плохого президента, Еджава Вулбари. Так что теперь у нас есть очень хороший президент. Теперь у вашего брата, мсье, концессия на разработку нашего нефтяного шельфа, а у президента и его родни много-много денег… А у бедных чиновников по-прежнему совсем ничего нет. Поэтому они никак не могут научиться обеспечивать сохранность даже очень важных документов.
   – А ты не боялся, что мой брат приедет сюда и захочет узнать, что со мной случилось?
   – А чего мне бояться? – Винченца пожал плечами. – Я – всего лишь посредник. Ваш брат, мсье, сам попросил меня продать вам этот остров. И я его продал очень-очень дешево. Ваш брат это знает и не станет ругать бедного Винченцу, если что не так.
   – Даже когда узнает, что бедный Винченца продал мой остров по новой одному мсье из Сан-Диего?
   Винченца промолчал. Но Саянов и так знал, на что рассчитывал поганец. Пройдет немного времени – и господин из Сан-Диего исчезнет. Так же, как и остальные хозяева. А состряпать липовые документы при нужных связях – всего лишь вопрос денег. Связи у Винченцы были. Деньги – тоже.
   – Ты, должно быть, очень богат, а? – поинтересовался Саянов.
   – Да, я обеспеченный человек, мсье, – согласился Винченца. – Хорошо обеспеченный. Хотя большая часть денег все равно уходит. Налоги, издержки, взятки… – Лицо его приняло скорбное выражение.
   – Да, – согласился Саянов. – И еще ты немного задолжал. Мне.
   – Я верну вам все деньги, мистер Саянов! – мгновенно отреагировал Винченца.
   Олег расхохотался.
   – Я дам вам… миллион долларов! – воскликнул чернокожий. – Целый миллион долларов! И этот прекрасный остров! Он тоже останется у вас!
   – Миллион, говоришь? – Саянов уставился на посредника. Надо полагать, вид Олега в уродливой маске и с острой саблей в руке не прибавлял мерзавцу бодрости. – Не маловато ли?
   – Два… Три миллиона… – неуверенно промямлил посредник. У него начала дергаться щека. – Это всё, что у меня есть, мсье!
   «Врет», – безошибочно определил Саянов.
   – Мы договорились, мсье? Скажите, что мы договорились!
   – Отчасти, – холодно произнес Саянов. – Ты мне очень много должен, парень. И вернешь этот долг сполна. А первое, что ты сделаешь, – это починишь мой катер.
   – Конечно, мсье! Немедленно! – Чернокожий вскочил. – Я могу идти работать?
   – Можешь, – разрешил Саянов. – Только я пойду с тобой.
   – Мсье мне не доверяет? – Винченца попытался изобразить обиду.
   Олег ухватил его за загривок, придавил немного – чтоб прочувствовал силу Саянова – и произнес очень спокойно:
   – Будешь болтать – язык отрежу.
   Винченца, открывший было рот, тут же его захлопнул.
   И они отправились к катеру.
   Чернокожий влез в рубку, повозился совсем немного: двигатель кашлянул, фыркнул – и заработал. Никаких сомнений: тут бы только и видели мерзавца. Но рядом был Олег.
   – Ну что? – спросил он. – До материка доплывем?
   – Запросто! – заверил взбодрившийся Винченца. – Мсье не хочет одеться? И снять вот это? – Чернокожий показал на «светоуменьшитель».
   – Хочет, – согласился Саянов.
   – Тогда пусть мсье идет переодевается, а я пока прогрею двигатель?
   – Нет, дружок, это будет слишком просто, – разочаровал его Олег. – Глуши мотор. К бунгало мы прогуляемся вместе.
   – Хорошо, мсье. – Винченца особенно и не надеялся, что его фокус прокатит.
   Когда тот выключил двигатель, Олег отпихнул его в сторону и завел мотор сам. Движок завелся замечательно. Саянов взял чернокожего за шкирку и, не особо даже напрягаясь, перекинул через фальшборт. Мерзавец шлепнулся на бетон, а Олег сдернул швартовы и малым ходом увел катер от пирса.
   Катер шел легко, двигатель работал ровно, уверенно. Можно было надеяться, что больше никаких сюрпризов нет.
   С берега жалобно вопил Винченца. Испугался, сукин сын, что Саянов его бросил. Интересно, он в курсе, что делают на этом острове с особями мужского пола, когда темнеет? Или этого Древние не тронут? У них как-никак симбиоз…
   А может, и нет. Когда Саянов причалил, чернокожий ухватил швартов и буквально заплясал от радости.
   – Как правильно, мсье, что вы вернулись. Если я останусь здесь, кто даст вам деньги?
   – Четыре миллиона, – сказал Саянов.
   – Но я говорил – у меня есть только три!
   О, мы уже торгуемся.
   Олег снова взял его за загривок. Винченца – здоровый мужик, ростом почти не уступающий Саянову, – затрясся, как осиновый лист.
   – Ссышь, когда страшно? – по-русски спросил его Олег.
   – П-простите, мсье, я не понимаю… – жалобно промямлил Винченца.
   Вот только Саянову его было совсем не жалко. Гаденыш обрек его на смерть. И фактически убил несколько десятков человек.
   – Хорошо, хорошо… Четыре миллиона… Я найду деньги, я займу…
   «Нет, ублюдок, так легко ты не отделаешься», – подумал Олег.
   – Что ты знаешь об этом острове? – спросил Саянов, когда они снова оказались в бунгало.
   – Очень хороший остров! Очень красивый… Экологически чистый… – Голос чернокожего предательски дрогнул. Поганец явно кое-что знал. И очень боялся. И не мог понять, почему Саянов жив.
   – А я думаю: ты кое-что знаешь, – негромко произнес Олег, поигрывая саблей.
   Винченца глядел на клинок, как лягушка – на змеиный язык.
   Чернокожий облизнул губы. Ему страшно было говорить, но молчать – еще страшнее.
   – Мой отец говорил… – Винченца не сводил глаз с мерцающего клинка, – на острове живет древняя богиня. И она пожирает всех мужчин.
   – Ну да. – Олег решил его немножко раззадорить. – И такой смелый, что запросто приезжаешь сюда без всякого оружия. Так я тебе и поверил!
   – Я не лгу, мсье! – запротестовал Винченца. – Отец говорил: она выходит только ночью. Я никогда не остаюсь здесь на ночь.
   – Ах вот как? И от кого твой отец услышал эту сказку?
   – Это не сказка, мсье! Пожалуйста, поверьте мне!
   Впрочем, Олег видел, что ублюдок засомневался.
   Отцам, конечно, надо верить, но вот перед ним сидит доказательство того, что информация насчет всех мужчин не совсем верна. Выходит, бизнес накрылся?
   – Я говорю правду, мсье! Наша семья… Мы давно знаем об этом острове. Еще дед моего деда знал о нем. Он был великий африканский колдун.
   – У вас в Африке куда ни плюнь – все колдуны, – проворчал Саянов.
   – Я не колдун, мсье! – запротестовал Винченца. – И только рассказываю, что мне говорил отец!
   – Допустим, я тебе поверю… – произнес Саянов.
   – Да, мсье, да. Давайте поедем на материк. Пожалуйста!
   – Успеем, – отрезал Олег. – Пойдем-ка, дружок, прогуляемся.
   – Куда? – испугался Винченца.
   – Что ты дергаешься? Разве сейчас – ночь? – усмехнулся Саянов.
   Скелет девушки все еще лежал на тропе. Винченца остановился как вкопанный.
   – Кто это? – нервно спросил Винченца.
   – Не твое дело! – отрезал Саянов, подталкивая чернокожего вперед и размышляя, успел ли его пленник разглядеть нечеловеческие особенности скелета.
   Когда они достигли края обрыва, Олег схватил Винченцу и вместе с ним спрыгнул вниз. Чернокожий трясся и потел. Но не пытался протестовать.
   Спустя две минуты они были у входа в пещеру.
   – Вперед! – велел Саянов, подталкивая Винченцу.
   – Но здесь совсем темно! – возразил тот, упираясь… И ощутил прикосновение металла к шее.
   – Вперед! – негромко повторил Олег, и пленник содрогнулся от его ледяного голоса.
   Олег Саянов не любил причинять боль.
   Но и не испытывал угрызений совести, если ему приходилось это делать. Он очень хорошо усвоил разницу между садизмом и необходимостью.
   Когда они углубились достаточно далеко, Олег снял и положил на пол свой «светоуменьшитель».
   Его пленник то и дело спотыкался, хотя пол в коридоре был ровный.
   Когда они достигли пещеры, Саянов схватил Винченцу за шиворот и спустил вниз.
   Винченца бессмысленно таращился в обступившую его тьму. Он был на грани безумия. На грани того, чтобы завопить от ужаса. Единственное, что удерживало его, – еще больший страх. Страх, который внушала ему сабля Олега. Куда его привели?
   Винченца чувствовал движение вокруг, слышал непонятные звуки, кажется, голоса… Может, это логово Богини-пожирательницы, о которой говорил отец?
   Если так, то здесь не одна богиня! Он чувствовал: вокруг живые существа. И их много! Но никакая богиня не внушала ему такого ужаса, как тот, кто привел Винченцу в это подземелье.
   Винченца стоял на ослабевших ногах, слушая и обоняя. «Должно быть, я уже спятил? – подумал он. – Откуда эти женские голоса? Может, я умер и уже в раю?»
   Нет, это мало похоже на рай…
   Козоногие обступили пленника со всех сторон. Их запах пробудил в Саянове желание. Ничего, он потерпит еще немного!
   Ранняя Зрелость дотронулась до щеки пленника. Винченца отпрянул назад и, взмахнув руками, задел грудь Танцующей-В-Листве. Олег видел, как переменилось его лицо.
   «Жаль, что он не видит моих подружек!» – подумал Саянов.
   – Как ты его находишь? – спросил он Шествующую.
   – Этого человека следует вернуть в мир Детей Дыма! – заявила козоногая.
   – Да? – удивился Саянов. – Чем он плох?
   – Древние знают его, – вмешалась След Прошлого. – Он – тот, кто добывает нам Дающих Семя. Отведи его назад!
   – Да! Да! – поддержали другие.
   – Он – мужчина, не хуже прочих! – возразил Олег. – Я отдаю его вам.
   – Если мы возьмем его, кто приведет нам Дающих Семя? – воскликнула Ранняя Зрелость.
   – Довольно! – оборвал ее Саянов. – Где Рожденная-В-Радость? Пропустите ее!
   Старшие неохотно расступились. Рожденная прошла между ними, маленькая, легкая девочка-подросток. Прошла и остановилась, поглядывая то на Олега, то на его пленника, на лице которого страх смешался с жадным любопытством.
   Саянов оглядел Рожденную, гибкую, с уже обозначившимися выпуклостями грудей:
   – Дай мне руку!
   Взяв ее кисть, казавшуюся больше из-за тонкости предплечья, Олег задержал в руке длинные горячие пальцы, заглянул в огромные синие глаза:
   – Хочешь соединиться с этим человеком?
   Она не решилась сказать «да».
   – Если жребий укажет мне…
   – Я – твой жребий! – произнес Саянов куда резче, чем хотел.
   Внутри у него ярость смешалась с желанием. Очень острым желанием. Олегу вовсе не хотелось отдавать эту крошку Винченце. Да он никому не хотел ее отдавать! Он жаждал ее! Сейчас! Немедленно!
   «Нет, – сказал себе Саянов. – Это не ты. Это – Маат. Возьмешь ее – и окажешься во власти Маат». Вспомнив, как это было с Шествующей, Олег почувствовал страх. Страх помог справиться с желанием.
   – Ты возьмешь этого человека, – медленно, пересиливая себя, произнес Саянов. – И соединишься с ним! След Прошлого… – Олег в упор посмотрел на Древнюю, – поможет тебе, если необходимо!
   – О нет! – живо запротестовала Рожденная. – Я справлюсь сама!
   Саянов посмотрел на запястье шириной в два его больших пальца, но ничего не сказал. Эта крошка – одна из Древних.
   Саянов молча вложил в ее руку руку Винченцы. Три козоногие одновременно шагнули вперед: След Прошлого, Полная Всадница и Тяжелая Роса. Самые старшие из Древних, если не считать Земноликой.
   Саянов нахмурил брови. Он не должен им уступать! И не уступит.
   – Если она возьмет его, кто даст Древним Семя? – с вызовом спросила Тяжелая Роса.
   – Я! – отрезал Саянов.
   Повернулся и прыгнул в проем коридора.
   Он не собирался спорить. Древние должны видеть его уверенность в том, что приказ будет выполнен.
   Ножны сабли холодили ногу. Когда впереди забрезжил дневной свет, Олег надел свой прибор.
   Может, он допустил ошибку? Не следовало ли ему остаться и посмотреть, как малышка возьмет ублюдка?

Глава шестнадцатая Кое-Что об истории Древних

   Олег сидел на пляже, позволяя океану накатываться на свои ноги, когда за его спиной послышались шаги.
   – Он ушел в мир Темной Луны, – тихо сказала Шествующая, опускаясь рядом на песок. – Возьми, ты голоден.
   Она вложила ему в рот пищевой комок. Еда пахла душистыми травами, но вкусом напоминала мясо краба в соевом соусе.
   – Я поел рыбы, – сказал Олег, неторопливо перемалывая зубами вязкую пищу. – Но то, что приносишь ты, куда вкуснее жареной рыбы.
   – Потому что это твоя настоящая пища.
   Козоногая смотрела, как Олег ест. Глаза ее блестели.
   – Голоден не только твой желудок, – заметила она.
   – С желанием я могу справиться.
   Саянов не был уверен в этом. Но из политических соображений…
   – Ты не должен себя сдерживать! – озабоченно проговорила Шествующая. – Маат это неугодно!
   – Может быть, стоит рассказать мне, что ей угодно, а что – нет? – произнес Саянов.
   – Рассказать? – Шествующая была удивлена. – Но о ней не рассказывают! Мы, Древние, знаем, что ей угодно.
   Она была так мила и желанна, что Саянов понял, что сейчас он просто не в состоянии продолжать расследование.
   – Вот это ты мне и расскажешь, раз знаешь. – Олег проглотил последний кусок. – Но не сейчас. Позже!
   И, вскочив, подхватил Шэ на руки.
   – Мы соединимся в море! – прошептал он в маленькое ушко. – Маат не рассердится?
   – Не-ет…
   Девушка была не такой уж легкой. Но Олег держал ее на руках без малейшего напряжения. Он с силой прижал грудь Шэ к своей: как приятно чувствовать удары ее сердца…
   Час спустя они снова были на берегу. И Саянов решил, что сейчас самое время вернуться к прерванному разговору.
   – Маат, – проговорил он. – Расскажи о ней. Как ты ее чувствуешь?
   – Она появляется внутри. – Шествующая устроилась на груди Саянова и принялась играть колечками волос, покрывающих его живот. – Маат всегда со мной. Я не помню времени, когда она не была со мной.
   Но когда мы соединяемся, когда я принимаю Семя, Маат становится мной. Без Маат Древние не могли бы рождаться из семени Детей Дыма.
   Саянов подумал, что было бы интересно сравнить генотип козоногих с человеческим. У него было серьезное подозрение, что они относятся к разным видам. Коли так, то потомства у них быть не должно. И тогда таинственная Маат совершает в организмах Древних то, что человеческие генетики – в пробирках. Но у Маат это получается лучше, поскольку Древние, в отличие от замесов льва с леопардом, способны давать плодовитое потомство. А вот если люди и Древние относятся к одному виду… Что ж, тогда следует признать, что гены Древних более сильные и всегда доминантны…
   – Значит, Маат была с тобой с самого рождения? – спросил Саянов.
   – Не с рождения. Раньше. С тех пор, как я осознала себя в чреве моей матери.
   – Ты помнишь, как была плодом? – спросил Олег.
   – Конечно. А ты – нет?
   – Нет!
   – Шутишь? – Козоногая приподнялась, чтобы увидеть его лицо. – Ты помнишь! Я вижу это в тебе.
   – В таком случае ты видишь во мне больше, чем я есть. – Саянов развеселился. – Но продолжай, моя радость.
   – Маат помогает расти Древней. Потому мы рождаемся раньше, чем Дети Дыма. И быстрее достигаем зрелости.
   – Но ты как-то сказала, что тебе больше сорока лет, – напомнил Саянов. – А выглядишь семнадцатилетней. По человеческим меркам.
   – Мы не меряем время годами – солнце не властелин над нами. Мне шестьсот тринадцать лун.
   – Пусть так, – не стал спорить Саянов. – И как долго вы живете?
   – Пока Маат не позовет.
   – Позовет? – Он это уже слышал.
   Маат дает жизнь. И отнимает жизнь тоже Маат. И еще ее нельзя увезти с этого острова. Построить непротиворечивую гипотезу на основании того, что говорили Древние, было невозможно.
   Олег сел.
   Головка Шествующей соскользнула с живота Саянова ему на колени. Древняя тут же куснула Саянова за самое сокровенное. Играючи, но чувствительно. Олег шлепнул ее по затылку.
   – Как Маат зовет вас, когда вам приходит пора уйти в мир Темной Луны? – поинтересовался он.
   – Я не знаю, – беззаботно ответила Козоногая. – Меня она еще не звала. И не скоро позовет.
   – А как это бывало с другими?
   – Древняя слышит зов и уходит в море. И больше не возвращается.
   – Занятно, – пробормотал Олег. – А скажи, моя радость, от обычных причин, естественных, Древние умирают?
   – Естественных? Как это?
   – Болезней, например, старости…
   – Болезней у нас нет. И той болезни, что ты называешь старостью, – тоже. Никто из тех, кого я помню, не уходил без Зова. Хотя нет, я знаю одну. Жертвующая Ветру. Ее кости лежат на тропе. Никто не знает, слышала ли она Зов. Никто не узнает, от чего она умерла. От того ли, что не захотела себя исцелить, или потому что не смогла. Знаешь, если бы я тогда была рядом, я, может быть, помогла бы ей. Интересно, что чувствует Древняя, умирающая без Зова.
   – Ты хочешь сказать: ей можно было помочь? – спросил Олег. – И она осталась бы живой?
   – Любая из нас могла бы ее исцелить.
   – Но почему тогда ни Дающая Плод, ни Земноликая этого не сделали?
   – А зачем? – Недоумение Шествующей было совершенно искренним. – Помоги они – и не получили бы тебя, ведь Маат было угодно отдать тебя Жертвующей Ветру.
   – Тогда, может, воля Маат была в том, что Дающая Плод тоже погибла? За то, что не спасла Жертвующую.
   – Ты странно мыслишь, – сказала козоногая. – Дающая Плод нарушила закон. Древние не нарушают закон. Если Древняя нарушает закон, значит, она не Древняя, а чудовище. (Нет, не чудовище, а Чудовище. Шествующая произнесла это слово как имя собственное.) Чудовище должно быть уничтожено.
   Вот так всё просто.
   Олегу понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
   – Ты снова голоден! – внезапно заявила Шествующая. – Ты должен много есть! Больше, чем Древние!
   И умчалась с легкостью и быстротой морской пены, подхваченной ветром.
   Облако затмило серп луны, и границы вещей утратили четкость, окутались красноватым облаком, которое развеялось, когда глаза Саянова приспособились к перемене освещенности.
   «Они живут века! – думал он. – Целые века – на этом острове. И целые века кто-то привозил сюда мужчин. Или те сами приставали к берегу – перед подобным чудом невозможно устоять!»
   Олег представил, каким выглядит остров с борта каравеллы. И каким он должен казаться морякам, месяцами не видевшим земли…
   Век за веком козоногие отнимали жизни людей, чтобы продолжить цепь собственных… Такова воля Маат. Воля той, кто приказывает им умереть или позволяет жить хоть тысячу лет.
   «Интересно, – подумал Олег, – если увезти Древнюю с острова, станет ли она бессмертной? Или напротив – немедленно умрет».
   Ответ на этот вопрос дал бы кое-какую информацию о природе загадочной Маат. А сделать это не так уж сложно. Посадить ту же Шествующую на катер – и покатать с ветерком.
   А если она умрет? А что будет с ним самим, если он уедет отсюда? Он ведь тоже изменился. Вчера Саянов измерил собственную температуру. Тридцать восемь и шесть десятых. Однако он чувствует себя прекрасно. И морская вода кажется ему горячей. А температура тела малютки Шэ наверняка еще выше.
   Считается, что, чем выше температура, тем быстрее обмен веществ. И соответственно, короче жизнь. Однако у птиц температура намного выше, чем у людей, а, к примеру, ворон или попугай живут намного дольше.
   В этом было нечто завораживающее. «Если я становлюсь таким же, как Древние, то тоже перестану болеть? И такой „болезнью“, как старость, – тоже?»
   Жить, пока не позовет Маат…
   А когда позовет… Ему ведь необязательно ее слушаться…
   Саянов прислушался к себе, пытаясь найти присутствие внутри чего-то… мистического. Но не ощутил ничего и никого. Ничего потустороннего. И непохоже, чтобы его мозги стали работать как-то иначе. Изменилась только физиология.
   «Не торопись, Олежек, – сказал себе Саянов. – Глядишь, лет через двести ты сообразишь, как развязать этот узелок!»
   Олег рассмеялся. Идея ему понравилась. Рядом возникла тень. Не Шэ – След Прошлого.
   – Не прогонишь меня?
   Саянов покачал головой. Он закрыл глаза, и тотчас руки Древней обхватили его.
   Олег позволил козоногой воспользоваться его телом. И получил свою долю удовольствия. И заодно провел эксперимент. Шествующая говорила, что во время «соединения» присутствие Маат становится сильнее.
   Если это и так, то Саянова это не касалось.
   След Прошлого отпустила его.
   Олег открыл глаза и увидел стоящую над ними Шествующую. Она принесла пищу.
   След Прошлого поспешно отошла, а Шэ, опустившись рядом, принялась кормить Олега, отщипывая от комка маленькие кусочки и вкладывая их прямо в рот Саянова. Теперь у пищи был вкус фруктового салата.
   След Прошлого с благоговением, издали, смотрела, как он насыщается. Шествующая бросила на нее ревнивый взгляд. Кормление было куда более интимным процессом, чем секс. Может, поэтому Древние никогда не делились пищей?
   – Как себя чувствует маленькая Рожденная? – спросил Олег.
   – Она спит! – ответила Шэ. – И не проснется до следующего восхода.
   (Имелся в виду восход луны.)
   Олег был удивлен тем, что козоногая употребила слово «спит», обычно она говорила «в мире Туманной Луны».
   – Шэ, – спросил он, – как давно вы, Древние, живете на этом острове?
   – Долго, – ответила козоногая. – Тысячи лун этот остров принадлежит Маат.
   – Много тысяч лун назад весь мир принадлежал нам.
   Это сказала След Прошлого. Спокойно. Так говорят о прошедшем дожде.
   – Тогда Тот-Кого-Изгнали был с нами, – сказала След Прошлого.
   «Это я уже слышал», – подумал Саянов.
   – Он повелевал, и многие живые умирали, когда он сердился, – сообщила След Прошлого. – А потом Гонитель, Дети Дыма называли его – Ишфетту, сотворил Чудовищ.
   – Погоди, – попросил Олег. – Какой еще Ишфетту? Этот-то откуда взялся?
   – Он не «взялся», – возразила След Прошлого. – Он был всегда. Но прежде он не творил. Он – разрушал. Имя ему было – Хаос.
   «Логично, – подумал Саянов. – Если есть Порядок, как же без Хаоса».
   – Гонитель сотворил Чудовищ. И они были такими сильными, желанными и обильными семенем, что Древние соединялись с ними. И тоже рождали Чудовищ, которые множились.
   «А вот это уже что-то новенькое!» – подумал Саянов.
   Он слушал очень внимательно.
   – Чудовища были желанны Древним, – повторила След Прошлого. (Олегу показалось – или в ее голосе действительно прозвучали ностальгические нотки?) – И Хаос пришел в мир Древних. Имена распались, и власть над мертвым была утрачена. Тогда Тот-Кто-Правил, стал Тем-Кого-Изгнали. И Маат, творительница сущего, стала неполной. И ослабела власть ее над миром. Мир Древних погибал. Дети Дыма и Чудовища заполонили его. Но Древние не могли отказаться от них. Чудовища были великолепны! Лучше, чем Тот-Кого-Изгнали! – След Прошлого тихо засмеялась.
   – Ты помнишь? – удивился Саянов. – Ты что… жила в те времена?
   – Ее имя – След Прошлого, – заметила Шествующая.
   Ну да, у них же генетическая память, напомнил себе Олег.
   – И тогда Маат изменила нас, – продолжала След Прошлого. – Она вложила в нас ненависть. К семени Гонителя, к Чудовищам. И сделала так, что Древние смогли отличать рождающихся Чудовищ и убивать их. Но было поздно. Дети Дыма перестали поклоняться Маат. Ишфетту овладел ими. Дети Дыма преследовали нас… – Лицо Древней омрачилось.
   – Выходит, мы, люди, оказались сильнее Древних? – спросил Саянов. – Не понимаю.
   Он знал возможности козоногих и был уверен: сотня бойцов с холодным оружием не сможет справиться даже с одной Древней.
   – Когда Тот-Кого-Изгнали был изгнан, он соединялся с дочерьми Детей Дыма. Он не мог иначе.
   «Я его понимаю, – подумал Саянов. – Неделя воздержания в моем теперешнем состоянии – и я буду готов „соединиться“ с кем угодно».
   – Те, с кем соединялся Тот-Кого-Изгнали, получали частицу его силы. Истинная речь не лишала их силы. Они не слышали Маат, но могли убивать Древних. Они убивали и Чудовищ, которые теперь желали не только Древних, но и самок Детей Дыма. И самцам Детей Дыма это не нравилось. (Тут Саянов был полностью с ними солидарен.) Дети Дыма не видели различий между Древними и Чудовищами. Они считали, что мы – одного племени. Древних становилось все меньше и меньше… И тогда Маат вновь изменила Древних. Теперь мы могли не только отличать Чудовищ и избавляться от них сразу по рождении, но и принимать семя Детей Дыма, рожая истинных Древних. И вот наступил день, когда у одной из нас родился Тот-Кого-Изгнали, истинный древний муж, повелевающий мертвым и живым.
   – И что же с ним стало? – спросил Саянов.
   – Его убили, – сказала След Прошлого. – Он был совсем мал и слаб. Родившая его Древняя не смогла защитить рожденного.
   – И что случилось потом?
   – Эту Древнюю тоже убили.
   В голосе козоногой не было скорби. Она лишь констатировала факт.
   – С тех пор Тот-Кого-Изгнали рождался не раз, – продолжала След Прошлого. – И всякий раз его убивали.
   – И ты всё это помнишь? – спросил Саянов.
   – Не всё. Только Маат помнит всё. Ее волей мы оказались здесь. Теперь нас много. Если случится так, что Тот-Кого-Изгнали будет рожден вновь, он не погибнет.
   «Интересно, сколько во всем этом сказки, а сколько – правды? – подумал Саянов. – И почему эта красавица, всегда так старательно державшая язык за зубами, вдруг разоткровенничалась? Или это как-то связано с тем, что я привел к ним Винченцу?»
   – Спрашивай, – сказала След Прошлого, словно угадав его мысли. – Сейчас я могу ответить на твои вопросы.
   – Почему – сейчас, а не раньше?
   – Земноликая скоро родит.
   – Вот как?
   Это что же, для папаш Древних нет информационных запретов?
   – Да. Она скоро родит. А мы знаем, что твоя кровь сильна. Может быть – сильнее крови Древних. Она родит – и мы узнаем, от кого сила твоей крови.
   Шествующая негромко вскрикнула и быстро убрала руку с бедра Олега.
   Саянов посмотрел на подружку и увидел, что губы ее побелели, сравнявшись цветом с кожей щек.
   – Нет… – прошептала она, отодвигаясь от Саянова. – Ты – не Чудовище? Скажи мне! Ты ведь не Чудовище, да?
   – Да вроде нет, – сказал Саянов, садясь и стряхивая с себя песок. – Не очень понимаю, о чем ты…
   Хотя кое-что он начинал понимать… В формате только что изложенной мифологии.
   – Если его кровь сильнее крови Древних, то мы скоро узнаем, кто он, – заявила След Прошлого..
   – А если я все-таки из Детей Дыма? – предположил Олег.
   – Тогда родится еще одна Древняя, – ответила козоногая. – Если так, то тебе нечего бояться.
   – Я не боюсь.
   Сабля лежала на песке. Совсем недалеко…
   Олег увидел, как напряглись мышцы Шествующей. Она готовилась прыгнуть…
   Сумеет ли он справиться с этой малюткой? С ее острыми копытцами, с чарующим голосом падшего ангела?
   – Нет, – сказала След Прошлого. – Он – твой, но не убивай его сейчас. Подожди, пока родится дитя Земноликой. Тогда мы узнаем, кто он.
   – Как же ты узнаешь? – небрежно осведомился Олег.
   – Мы узнаем.
   – А мне покажете? – Саянов не без усилия выдавил из себя смешок.
   – Ты не увидишь.
   – Почему же?
   – Потому что умрешь!
   Это был приговор, не подлежащий обсуждению.
   «Ну нет, – подумал Олег. – Скорее умрете вы все! – И, посмотрев на озаренное светом великолепное тело Шествующей, добавил мысленно: – Может быть, не все. Тебя я оставлю, моя малышка…»
   Он сам не знал, была ли это пустая бравада, или он действительно верит, что сможет справиться с двумя десятками козоногих.
   Что ж… Посмотрим.
   Огрызок луны коснулся горизонта.
   Саянов вскочил, подхватил саблю… Его ноги были великолепно легки, а тело казалось совершенно невесомым, когда он взбегал вверх по заросшему лесом склону.
   Древние за ним не последовали…

Глава семнадцатая Фиаско

   – Ты больше не боишься меня? – спросил Олег.
   – Нет. – Шествующая вложила ему в рот еще один кусочек пищи.
   Они были втроем: Шествующая – рядом, След Прошлого – чуть поодаль.
   Шэ сидела, подогнув под себя ноги. Кожа на ее плечах и груди отливала золотом. Она была так красива…
   «Она – не человек, – напомнил себе Саянов. – А ты не один из них».
   Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться.
   Он больше не ночевал в пещере. Спал наверху, в бунгало. Днем. В темное время суток следовало быть наготове.
   Древние вели себя точно так же, как и до его разговора о Гонителях и Чудовищах. Как будто ничего не было.
   «Я в любой момент могу сесть на катер и уплыть», – сказал себе Саянов.
   Но ему не хотелось спасаться бегством. Ему хотелось разобраться… В первую очередь ему хотелось понять, кто такая Маат… Ему казалось: он слышал раньше это имя… Эх, будь у него Интернет, он выяснил бы это в одно мгновение. Но чтобы приобрести необходимое оборудование, нужно ехать на материк… Олегу не хотелось покидать остров. У него было ощущение, что делать этого не следует. Может произойти что-то непоправимое…
   «Когда мы соединяемся, когда я принимаю Семя, Маат становится мной», – сказала Шествующая. Но почему тогда Олег не чувствует этого? Может быть, потому, что преградой становится личность самой Древней. А если Древняя спит…
   – Скажи мне, Шэ, Рожденная-В-Радость еще спит?
   – Да.
   – Я хочу с ней соединиться!
   – Но она спит!
   – Я соединюсь с ней спящей!
   – Но…
   – Я принесу ее, если ты желаешь, – вмешалась След Прошлого.
   – Да.
   По лицу Шэ было видно: она рассердилась.
   – Нет! – заявила она.
   – Да, – сказал Саянов.
   Шествующая вскочила, фыркнула и умчалась, осыпав их песком.
   Обиделась.
   След Прошлого засмеялась.
   – Поторопись! – велел Олег, видя, что След Прошлого не спешит исполнять его желание.
   Козоногая молча смотрела на него.
   – Я жду, – напомнил Олег.
   – Я передумала, – сказала След Прошлого. – Хочешь – пойди и возьми ее сам.
   Саянов встал и устремил на козоногую жесткий взгляд. Они были одни на пустынном берегу.
   – А я – не передумал , – произнес он, вложив в эти слова достаточно гнева, чтобы Древняя это почувствовала.
   Она почувствовала.
   Впервые Олег увидел испуг на прекрасном и надменном лице Древней.
   Да, она испугалась.
   След Прошлого прыгнула назад, вскинула руки ко рту.
   Рокочущий стон прокатился над лагуной.
   Звук наполнил Олега… и не овладел им. Прошел насквозь (в костях возникло что-то вроде щекотки) и угас. Магия Древних была бессильна, когда дело касалось нового Олега Саянова.
   – Я жду! – повторил он с угрозой.
   Древняя повернулась и побежала. Олег слышал, как шуршат ее копыта, отбрасывая мелкий песок.
   Олег не был уверен, что она вернется, но она вернулась. И принесла маленькую Рожденную-В-Радость.
   След Прошлого бережно опустила ее к ногам Олега. Малышка и впрямь спала как убитая. На внутренних сторонах ее бедер запеклась кровь. Ее собственная или кровь Винченцы?
   – Где тело Давшего Семя? – спросил Саянов.
   – Укрыто.
   – Что с ним сделают?
   – Оно послужит пищей.
   Сказано было как само собой разумеющееся.
   «Еще и это!» – ужаснулся Олег.
   Хотя вряд ли подобное можно было назвать каннибализмом. Китайцы едят обезьян. Почему бы Древним не есть людей?
   – Не для меня, – предостерег он.
   Сказанное одной из Древних так или иначе становилось известным и другим.
   – Так и будет, если позволишь мне давать тебе пищу.
   – Посмотрим. Вымой ее. – Олег показал на Рожденную.
   След Прошлого повиновалась.
   Олег слышал плеск воды и то, как скользят руки козоногой по телу Рожденной.
   Древняя принесла Рожденную, опустила на песок.
   Она улыбалась. Улыбка была довольно неприятная. Насмешливая.
   Саянову эта улыбочка очень не нравилась, но он не мог запретить ей улыбаться.
   Мокрые круглые ягодицы Рожденной притягивали его взгляд. Золотистые волосы падали на песок. Лунный свет скользил по худой спине к тонкой шейке.
   Олег опустился на колени, раздвинул ноги спящей. Тело ее было теплое и совершенно расслабленное. Он хотел ее, очень хотел. Он даже забыл, что это – эксперимент. Забыл о том, для чего ему понадобилось брать ее спящей…
   Только у него ничего не получилось. Он понял, почему След Прошлого усмехается. Вход был заперт. В самом прямом смысле этого слова.
   И как Олег ни старался, он ничего не мог сделать. Единственное, в чем он преуспел: След Прошлого перестала улыбаться. От нее остро пахло желанием.
   – Соединись со мной… – попросила она слегка задыхающимся голосом.
   – Нет! – мстительно отрезал Олег.
   Он оставил в покое маленькую Рожденную и поднялся, чувствуя на себе жадный взгляд козоногой. Это слегка ослабило огорчение от фиаско, которое он потерпел.
   – Унеси ее обратно. Я сам решу, кого осчастливить.
   «Вот подходящее слово! – подумал Саянов с удовольствием. – Осчастливить».
   Им всем следует усвоить: не он принадлежит им, а они – ему. Это его остров.

Глава восемнадцатая Трагедия

   Прошло три луны.
   Олег Саянов ел, спал, охотился, совокуплялся… И работал. Вел дневник, фиксировал, сопоставлял, анализировал…
   В его электронной библиотеке не оказалось ни одной книги по мифологии. Это был прокол. Олег слишком привык к тем возможностям, которые предоставляло наличие Интернета и кредитки. А ведь ничего не стоило купить пару дисков с наследием мировой культуры… А также приобрести спутниковый телефон, резервную рацию, да что там – хотя бы аварийный маячок…
   Много бы он отдал за возможность получить доступ к нормальному оборудованию… Но Олег так и не решился покинуть остров. Несколько раз он пытался. Уходил на катере в океан на пару миль… И возвращался. Дурацкое ощущение: покинув остров, он больше сюда не вернется.
   Мысль о том, что он больше никогда не увидит Древних, вызывала панику.
   Он не мог обходиться без своих козоногих подруг. Он даже сомневался, что способен спать с обычной женщиной, после того как познал Древних. Хуже, чем пересесть с «мерседеса» на раздолбанный «Москвич». Не получится. Или в аварию угодит, или сломается по дороге. В Древних было совершенно всё. Тела, голоса, запах, ласки… Нет, конечно, со временем можно привыкнуть…
   Но покинуть остров Саянов так и не смог.
   Древние… Олег был близок с каждой из них, кроме совсем молоденьких. Он безошибочно отличал их друг от друга, мог заранее угадать, как любая из них отреагирует на его слова… Но они по-прежнему казались ему загадочными. Сотни раз он держал Шествующую-По-Ночной-Тропе в своих объятиях, но каждый раз, увидев, как Шэ одним великолепным прыжком взмывает на береговую кручу, Олег замирал от восхищения. Он уже понял, что изящные копытца лучше и удобнее, чем обычные человеческие ноги. Легкость и воздушность балерины, бегущей на пуантах, выглядела бы неуклюжей трусцой в сравнении со свободным стремительным скольжением Древних.
   Но это было то, что притягивало Саянова-мужчину. Саянова-ученого, несомненно, намного больше интересовала Маат. Древние были реальны, осязаемы. Вещественны. А Маат была чем-то запредельным. Но она – существовала. Олег в этом больше не сомневался. Саянов записал и систематизировал все, что слышал о ней от Древних.
   Главным источником его информации была След Прошлого. Сейчас, наслушавшись ее историй (правда, не зная, можно ли им верить), Олег даже позволил себе провести кое-какие аналогии с человеческими мифами. Например, он предположил, что Древние считают себя созданными по образу и подобию Маат… И после смерти сами становятся ею. Маат как творец мира Древних и некое инфернальное бессознательное… Иногда Саянову казалось, что он тоже чувствует присутствие Маат, что он вот-вот нащупает ключ к этой тайне… Дайте только срок: рано или поздно он доберется до истины…
   Олег еще не знал, что времени у него почти не осталось.
   Было около трех часов ночи. До рассветных сумерек – немногим более часа. Саянов, Шэ и Охотница высматривали спящих птиц. Копыта козоногих тонули в густой траве, и человеку-наблюдателю они могли бы показаться прекрасными девушками, странствующими в ночном лесу. Только на этом острове не могло быть человека-наблюдателя, а Саянов никогда бы не спутал движения Древних с движениями людей.
   Охотница увидела птицу. Попугая. Прыжок! Тело ее оторвалось от земли… Саянову вспомнилось зрелище выпрыгнувшего из воды дельфина. Охотница взлетела почти на три метра, и руки ее с идеальной точностью сомкнулись на тельце дремлющей птицы. На миг она словно зависла в воздухе со вскинутыми руками.
   Попугай не издал ни звука. Пальцы Охотницы свернули ему шею раньше, чем ее ноги коснулись земли.
   Она оглянулась, и Саянов помахал рукой. Он искренне восхищался ее ловкостью.
   Охотница бросила убитую птицу Шэ. Третью по счету. Шествующая не возражала против роли носильщицы. Охотница была мастером. Совершенством. И она была единственной, кто в соединении искал новых ощущений. Кроме, может быть, Шэ. Но та делала это, чтобы угодить Олегу, а Охотница – ради собственного удовольствия. Зато у Охотницы не было той изысканности в мелочах, что была у Шествующей. Остальные Древние стремились лишь к оргазму семяизвержения. Даже След Прошлого. С последней он совокуплялся почти так же часто, как с Шэ. Это была плата за ее истории. Приятная плата. Шествующая, След Прошлого, Охотница – они были «любимыми женами» его «гарема». Ах да, еще малышка Рожденная… Но и остальные козоногие не оставляли его равнодушным.
   Олег не раз задумывался о том, почему любое проявление индивидуальности в козоногих порождает в нем желание. Он придумал уже сотню объяснений… Но точного ответа не нашел. Возможно, это был один из механизмов, наполнявших его тело силой, достаточной, чтобы «управиться» с жаждущими близости Древними.
   С каждым днем его силы увеличивались. Не только сексуальная мощь. Физически он тоже становился сильнее. И быстрее. Определенно, все складывалось очень недурно для Олега Саянова. По крайней мере он так думал.
   Еще один великолепный бросок Охотницы… Но на сей раз жертве удалось ускользнуть. Маленькая сова. Олег проследил ее полет, пока птица не скрылась за кроной высокого дерева.
   Они уже были почти на вершине острова. Метрах в ста от бунгало.
   Олег уловил движение в траве и быстро наступил на пробегавшую ящерицу. Оглушив добычу щелчком, он передал ящерицу Шествующей.
   Девушка взяла и… и вдруг застыла с окаменевшим лицом, будто прислушиваясь.
   Саянов насторожился… Но не воспринял от своих органов чувств ничего, заслуживающего особого внимания.
   Рука Шествующей разжалась, ящерица упала на траву и осталась лежать, слабо подергиваясь.
   Олег взглянул на Охотницу и увидел, что она – в таком же столбняке.
   – Что? – спросил он шепотом.
   И не получил ответа.
   Олег переводил взгляд с одной на другую, пытаясь угадать, что же произошло. Обе – напряженные, с пустыми глазами, ни на что не реагирующие… Прошло несколько мгновений… Охотница сорвалась с места и стрелой ринулась вниз. Тело ее белой тенью мелькнуло между деревьями и пропало. Шествующая бросилась бежать, лишь на миг отстав от Охотницы. Еще какое-то время Саянов слышал хруст ветвей, Древние пренебрегли тропой и проламывались сквозь заросли кратчайшим путем. Они умчались к пещере.
   Тревожное чувство овладело Олегом. Чувство растущей опасности. Он огляделся. Ничего. Но беспокойство нарастало. Изнутри. Саянов коснулся рукояти сабли. Он всегда брал ее на ночную охоту. И ни разу ею не воспользовался. На острове не было животных крупнее лесной крысы. Если не считать желтых толстых питонов, которых Древние никогда не трогали. Но даже питона Олег сейчас мог бы прикончить голыми руками.
   Саянов выбрался на тропу и побежал к морю. Ступни его негромко ударяли в землю. Ветер бил в лицо.
   Каждым прыжком он покрывал не меньше двух метров. Саянов мог бы бежать и быстрее. Больше того, тревога подстегивала его бежать быстрее… Но ум сдерживал: не торопись.
   Берег моря был пуст. Ни одной Древней на белой полосе песка. В море и на береговой круче – тоже никого. Следы на песке очень глубокие. Древние прыгали с самого верха, метров с десяти. Надо полагать, они очень торопились. Что же произошло?
   Саянов вбежал в пещеру и увидел их – всех. Все двадцать шесть Древних были здесь. Никто из козоногих не обратил на Олега внимания. Они столпились в дальнем углу, где пещерный свод образовывал подобие купола.
   Оттуда доносились непонятные всхлипывающие звуки. Обнаженные спины женщин – тесно, одна к другой, в несколько рядов… У Олега возникло нехорошее предчувствие. Что-то в поведении Древних напомнило Саянову день, когда была убита Дающая Плод.
   Олег подошел ближе. Ростом он превосходил любую из Древних, но все равно ничего не сумел разглядеть через их головы. А пропустить его никто из них и не подумал.
   Олег втянул носом воздух.
   Пахло кровью. И еще чем-то. Знакомым…
   И в воздухе не было вражды.
   Младшие стояли во внешнем круге и среди них – Рожденная-В-Радость.
   Саянов коснулся ее плеча. Девушка стремительно обернулась.
   – Что? – одними губами спросил Олег.
   – Земноликая… – прошептала девушка и отодвинулась.
   Саянов уловил… Нет, не неприязнь. Отчуждение.
   – Ребенок? – спросил он. – Уже?
   – Еще нет, – ответила Рожденная с явной неохотой.
   И отодвинулась еще дальше.
   Беременность у Древних длится меньше, чем у людей.
   Земноликая была первой. Но еще по меньшей мере десять козоногих понесли от него. Олег, у которого до сего времени не было детей, испытал что-то вроде гордости.
   И даже забыл о том, что говорила След Прошлого.
   Он жил с ними, любил их, постоянно чувствовал их желание… Ему казалось нелепым, что их следует опасаться.
   Тонкий вскрик заставил Олега вздрогнуть.
   Наступила тишина. Слышалось только слитное дыхание Древних.
   Будто волна пробежала по телам. Ближайшие Древние разом повернулись.
   Саянов, еще не понимая, обратил внимание на одинаковость поз и выражений лиц. И вдруг почувствовал сильное желание оказаться наверху. И – подальше от пещеры. Но не шевельнулся. Олег был словно в каком-то трансе…
   Боковым зрением Саянов уловил, как пятится от него малышка Рожденная. И тут его будто толкнуло в грудь – такой материальной была волна ярости, исходящая от его недавних подруг.
   «Чудовище! – понял он. – Земноликая родила Чудовище !»
   Жуткий крик вырвался из двух десятков прекрасных уст.
   Но голоса Древних не имели власти над Саяновым, и этот крик подарил Олегу решающее мгновение. Иначе он ни за что не успел бы опередить козоногих, когда они живой волной хлынули на него.
   Ум Олега еще осмысливал происходящее, а тело уже отреагировало: Саянов прыгнул назад и вверх. Не поворачиваясь.
   И оказался стоящим в горле коридора, над головами козоногих. Олег еще не успел оценить невероятность прыжка, когда из толпы выметнулось гибкое тело, переворачиваясь в воздухе, нацеливаясь в него, как живой снаряд.
   Сдвоенный удар копыт прошел над головой Олега. Рефлексы прежнего Саянова соединились с возможностями нового, и он упал на руки, пропуская изогнувшееся тело Охотницы над собой.
   Острые копыта с визгом проехались по камню. Восстанавливая равновесие, козоногая сделала полный оборот, коснулась коленом каменного пола…
   Сабля Саянова со свистом рассекла воздух.
   Охотница вскочила с невероятной быстротой. Она была проворнее, намного проворнее Саянова. Она могла отпрыгнуть. Она могла уклониться и ударом острого копыта пронзить его насквозь.
   Но она бросилась прямо на клинок. Может быть, она не понимала, что такое сабля. Может быть, она думала, что сабля – это что-то вроде рога или удлиненного клыка. Она может ранить, но любую рану потом можно залечить.
   А может быть, ее гнал вперед инстинкт. Или приказ .
   Охотница допустила единственную ошибку. Она не уклонилась, а вскинула руку, пытаясь поймать или отбить взлетевший клинок. Охотница ловила птиц на лету…
   Клинок в руке Саянова оказался быстрее птицы. Сабля отсекла руку Древней и, не замедлив движения, прочертила глубокую полосу поперек лица Охотницы. Наискось сверху вниз.
   Так Олег Саянов второй раз пролил кровь Древней.
   Первым.
   Оставь Саянов Охотницу за спиной, ему бы не уцелеть.
   Впрочем, в этот момент Олег об этом не думал. Он ни о чем не думал, просто защищал свою жизнь. Как умел. А он – умел.
   Перескочив через падающее тело, Саянов развернулся, встречая волну нападающих.
   Коридор был узок. Древние теснились: каждая старалась первой добраться до Врага. И ни одна не обращала внимания на Смерть в его руке. И ни одна не пожелала уклониться или отступить.
   Спустя полминуты все было кончено. Два десятка мертвых тел вповалку лежали на каменном полу коридора. Живых не было. Саянов рубил всех, кто пытался убить его. А ярость Древних была такова, что они атаковали, даже получив смертельную рану.
   Саянов опустил саблю. Да, все они лежали здесь. Он перешагивал через тела, узнавая… Та-Что-Пляшет. Тяжелая Роса, Одетая-В-Туман, След Прошлого… Олег ощутил особенно острый укол боли, когда увидел Шэ. Сабля до позвоночника рассекла ей горло, но прекрасное лицо Древней не пострадало. Расширенные остановившиеся глаза смотрели на Саянова…
   Олег наклонился и закрыл их. По крайней мере Шествующая-По-Ночной-Тропе умерла быстро. Не так, как Жертвующая Ветру.
   Последней, у самого конца коридора, лежала Земноликая. Измученная родами, она все же нашла силы, чтобы попытаться прикончить отца своего ребенка. Чудовища…
   Внутри Олега все онемело, остался только холодный собранный ум.
   Он спрыгнул вниз, в пещеру. Поймал боковым зрением несколько маленьких, жмущихся к стенам фигурок. Девочки.
   Слава Богу, хоть этими не овладело безумие!
   Новорожденный лежал на полу, в шаге от места, где родился. Из ошметка пуповины еще сочилась кровь. Младенец был мертв. Убит. Скрюченное тельце, испачканное смазкой, крохотные копытца… Мальчик. Обычный младенец, какой и должен был родиться у козоногой. Чудовище…
   «Мой сын…» – подумал Олег.
   Уловив сбоку тень, Саянов обернулся, занося саблю…
   Удержал руку. Рожденная-В-Радость!
   Она застыла в ужасе, не в силах шевельнуться.
   – Не бойся, – хрипло проговорил Олег, опуская руку. – Если ты не нападешь, я тебя не трону. Не нападешь?
   Козоногая быстро замотала головой.
   – Оставайся здесь. И они пусть останутся. – Саянов кивнул в сторону девочек. Ему не хотелось, чтобы дети видели изуродованные тела старших. Саянов забыл, что Древние – не люди. И дети их – дети Древних, а не людей. Генетическая память… Впрочем, сейчас это не имело значения.
   Погребение отняло у Саянова весь следующий день.
   Он перенес тела на дальний конец пляжа, обложил валежником и поджег. Так, показалось ему, лучше, чем зарыть их в землю или бросить в море. Вместе с убитыми козоногими сгорел и крохотный трупик его сына.
   След Прошлого оказалась права: Саянов так и не узнал, в чем «чудовищность» ребенка.
   Глядя на копоть, пятнающую голубизну неба, он подумал о том, что Маат вряд ли понравилось то, что он сделал.
   Если Маат существует…
   Песок вокруг был таким же белым, лес – радостно-зеленым, а море – голубым и теплым. Солнце жгло спину. Огромный погребальный костер казался маленьким и ненастоящим, когда Олег смотрел на него с края обрыва. Тем более что ветер дул в сторону моря.
   «Это было необходимо, – утешал себя он. – Это – было…»
   Костер догорел.

Глава девятнадцатая Месть

   В живых остались четыре девочки и Рожденная. Они не проявляли враждебности. Только страх.
   «Это пройдет», – думал Олег.
   Инстинкт самосохранения, солдат из джунглей, поселившийся внутри, настаивал: их надо убить! Всех!
   Но Олег Саянов был слишком цивилизован, чтобы по велению инстинкта убивать детей.
   «Я уеду, – думал он ночью в своем бунгало. – Уеду, и пусть эти дети живут по собственным законам. Пока остров принадлежит мне, их никто не потревожит».
   О да, он не хотел, чтобы их тревожили: козоногие растут быстро.
   Прошла еще одна ночь. Утро было ясным и светлым.
   Саянов поел консервов, показавшихся ему грубыми и безвкусными. Однако больше не было никого, кто мог накормить Олега той , особой пищей.
   Он так и не узнал, как ее готовили.
   До вечера Олег просидел за компьютером. Записал всё, ничего не скрывая.
   Это было нелегко. Мысли путались. Организм Саянова властно напоминал: он – мужчина. Только выработанная многолетней тренировкой дисциплина ума помогала усидеть в рабочем кресле. Образы Древних, возникавшие в сознании, были настолько реальны, что Саянов понимал: еще чуть-чуть – и у него начнутся галлюцинации.
   Но Олег собрал волю в кулак – и закончил свой труд. Не забыл он упомянуть и о своем нынешнем состоянии. Закончил. На всякий случай скопировал на диск. И распечатал на принтере.
   Компьютер отнес на катер, а диск и распечатку спрятал в ящик стола.
   Всё. Можно уплывать. Но не тут-то было. Его буквально трясло от вожделения. Пожалуй, могло бы помочь окунание в прорубь, но в тропиках такой сервис не предусматривался. Он пробовал изнурить себя упражнениями, но его новое замечательное тело без всякого напряжения переносило любые физические нагрузки. А перед глазами так и мелькали обнаженные тела козоногих. Саянова уже бросало то в жар, то в холод.
   Он попытался себя обмануть: мол, на материке полно борделей с потрясающими африканскими путанами…
   Плевать его организму было на путан. Организм желал Древних. Хотя бы тех девочек, которые остались в живых.
   «Они слишком малы, – останавливал себя Саянов. – Ты не можешь…»
   И тут словно кто-то отдернул шторку в его мозгу: Рожденная-В-Радость!
   Никогда Олег Саянов не бегал так быстро!
   Когда он ворвался в пещеру, малышки прыснули в разные стороны. Только старшая осталась на месте. Она догадалась, зачем он пришел.
   Древняя не испугалась. Они уже не раз были вместе. Рожденная-В-Радость знала: он придет. И она подарит ему радость. И им будет очень хорошо.
   Олег положил руки на плечи Древней и ощутил под гладкой кожей восхитительно хрупкие косточки. Ладони его опустились, обхватив бедра девушки, и подняли ее вверх. Олег держал Рожденную перед собой на вытянутых руках, пожирая глазами плавные изгибы ее тела и чувствуя, как сила вибрирует внизу его живота.
   Потом взгляд его коснулся желтых стен пещеры, и он содрогнулся от отвращения: они напомнили ему склеп. Нет! Он не соединится с малюткой здесь, в этой могиле.
   С Рожденной в руках Саянов запрыгнул в тоннель. Как легко это получилось!
   Древняя не проронила ни звука. Только пригнулась, чтобы не удариться головой о свод коридора.
   Олег опустил ее на песок у кромки воды. Зрачки девушки сузились, когда свет полной луны упал на ее лицо. От теплой кожи шел восхитительный запах. Тонкие руки расслабленно лежали вдоль тела, остроконечные груди смотрели прямо в звездное небо.
   Взгляд Олега остановился на впадине ее живота, и по лунной белизны коже прошел трепет, будто не взгляд, а пальцы Саянова коснулись этой белой кожи.
   Взгляд Сиянова скользнул вниз, и, повинуясь его воле, колени девушки разошлись, а тело слегка выгнулось ему навстречу.
   Пальцы Олега зарылись в песок рядом с рассыпавшимися золотыми волосами.
   Рожденная приняла его, и через секунду тело Саянова содрогнулось от невероятного кайфа. Даже если бы в этот миг глаза Саянова были открыты, он бы все равно не обратил внимания на выражение лица Рожденной.
   Между тем на этом лице не было и намека на тот безудержный восторг, каким загорались лица Древних, принявших Семя .
   Тонкие черты безупречного лица Рожденной были неподвижны, как у мертвой. Только глаза оставались живыми и глядели прямо на парящий над островом шар луны.
   Олег Саянов не заметил ничего потому, что тело Рожденной отвечало ему всей полнотой инстинктивного чувства. Но – одно лишь тело. Не будь Олег таким изголодавшимся, он уловил бы, что в их соитии чего-то не хватает…
   Рожденная-В-Радость отрешилась от своего тела. Чтобы устоять. Она видела над собой обрамленное густой гривой счастливое лицо мужчины… Такое крохотное в сравнении с великолепной Луной!
   «ТЫ ВЫПЬЕШЬ ЕГО! – требовала Госпожа. – ТЫ ПОВИНУЕШЬСЯ МНЕ! ТЫ – ЭТО Я!»
   «Повинуюсь», – соглашалась Рожденная.
   Всё – так. Древние – всего лишь воплощения Госпожи. Древние не могут Ей противиться, как не может мышца отвергнуть нервный импульс, повелевающий ей сократиться. Никогда. Даже во время соединения… Особенно во время соединения, потому что Древняя не может принимать Семя Детей Дыма без творящего начала Госпожи.
   Но этой ночью Рожденная-В-Радость творила Соединение сама .
   Это было чудесно! И силой совершаемого Древняя могла существовать вне Госпожи.
   «Он прекрасен!»
   «ОН НЕ ТАКОВ, КАКИМ ЕГО ВИДИШЬ ТЫ! – настаивала Маат. – Я ПОКАЖУ ТЕБЕ, КАКОВ ОН НА САМОМ ДЕЛЕ!»
   Но Рожденная не желала смотреть. Она помнила безумие, охватившее всех, кто покинул мир Светлой Луны. Все они повиновались Маат – и ушли в мир Темной Луны. Только она, Рожденная-В-Радость, может сейчас любоватся сиянием Луны Светлой. Потому что она – в Радость.
   «ЭТО Я, МОЯ ВОЛЯ УДЕРЖАЛА ТЕБЯ! – пришел ответ. – ТЫ МНЕ ДОРОЖЕ МЕСТИ! СМОТРИ!»
   Обрывки прежних памятей содрогались внутри Рожденной, пока тело ее содрогалось в объятиях Дающего Семя.
   «Кто останется со мной, если ты заберешь его жизнь?»
   Нет! Рожденная не отдаст этого мужчину! Маат хочет оставить Древних без Семени! Маат хочет погубить их всех! Маат отняла жизнь того, кто привозил Дающих Семя. Маат уже пыталась взять жизнь этого человека. Через Шествующую-По-Ночной-Тропе. Теперь Шествующая в мире Темной Луны. А она, Рожденная, будет жить. И этот мужчина будет жить! Он силен, его Семя останется в Древней. И даст плод без помощи Маат! И родится Тот-Кого-Изгнали!
   От осознания этого Рожденная испытала высочайший экстаз. И в этом экстазе увидела то, что было скрыто. Мир, в котором кровь Гонителя и кровь Изгнанного соединились воедино…
   Сознание Рожденной заволокла багровая дымка. Тело ее забилось, как рыба, выброшенная на раскаленные камни…
   Олег стиснул ее изо всех сил, и оба, подпрыгивая и извиваясь, покатились по песку, и семя извергалось из Олега Саянова мощными быстрыми толчками.
   Он кричал, и крик его эхом отражался от обступивших бухту скал. И в этом крике терялся, тонул тонкий крик девушки.
   Они докатились до места, где песок твердеет, пропитавшись морской водой. Докатились – и распались.
   Рожденная лежала на спине под фиолетовым шатром неба, вышитым драгоценностями звезд. Лежала, часто и быстро дыша, и волна шелестела у самого ее уха. Она чувствовала звонкую легкость внутри и приятное тепло вытекающего из лона Семени.
   Но внутри оставалось довольно, чтобы зачать.
   Рожденная-В-Радость слушала тихое воркование волн и таяла от счастья, недоступного Детям Дыма.
   А наследник тех, кто из поколения в поколение передавал своим потомкам искру древней крови, Олег Саянов, не слышал плеска прибоя, хотя соленые волны океана раз за разом накатывались на него.
   «Дитя Дыма» Олег Саянов был мертв…
   Большая белая яхта под флагом Эфиопии со скоростью восемь узлов вспарывала сапфировую плоть океана.
   Держась на полкабельтова позади, рыская время от времени из стороны в сторону, прощупывая пространство вокруг и вверху решетчатыми ушами локаторов, за яхтой спешил зеленый военный катер. Без всякого флага.
   Впереди из чистой синевы воды поднималась полукруглая правильной формы зеленая гора.
   – Выглядит неплохо, – проворчал чернокожий человек в зеленой чалме и в легком костюме из светлосерого шелка. – Вы осмотрели его, Раххам?
   – Да, мой господин!
   Тот, кого спросили, почтительно следовал за человеком в чалме, прогуливающимся взад-вперед по надраенной палубе яхты. Четверо охранников, в защитного цвета комбинезонах, с автоматами на груди, были похожи на статуи. Только блестки пота на черной коже окаменевших лиц говорили о том, что они – живые. Еще один человек, худощавый, лет сорока, с соломенными, выгоревшими на солнце волосами, развалился в шезлонге, уложив ноги на поручни. В морской бинокль он разглядывал изумрудную зелень острова.
   – Братья Нигу осмотрели его три дня назад, – доложил Раххам. – Обнаружен пустой дом наверху. Вполне пригодный для жилья.
   – Развалюха? – Человек в зеленой чалме прищурился. Выпуклый лоб его пересекали три вертикальных шрама.
   – Нет, мой господин. Очень хороший дом. С удобствами.
   – Кто хозяин?
   – Пусть вас это не тревожит, мой господин. Есть другие проблемы. Братья нашли обожженные человеческие кости на побережье. Не слишком старые. И еще катер.
   – Исправный?
   – Вполне, мой господин.
   – Катер и кости… – Человек в чалме почесал шрамы на лбу. У него на родине любой мужчина, взглянув на эти шрамы, сразу же определил бы его племенную принадлежность. – А на острове – никого?
   – Именно так, мой господин. Братья хорошо искали.
   Человек в чалме повернулся к шезлонгу.
   – Как вам, полковник? – спросил он блондина.
   – Недурно. Бухта узкая, глубокая, подходы удобны, но заминировать не составит труда. Западный берег полностью огражден скалами. И само основание острова – скальное. Это хорошо! Можно разместить до тысячи человек. Если есть деньги, этот островок можно сделать по-настоящему неприступным.
   – Деньги есть, – высокомерно произнес человек в зеленой чалме. – Сколько потребуется. Всё самое современное. Не считаясь с затратами. Я обязан исправить политическую ошибку моего народа!
   – А что с другой стороны? – Полковник вопросительно посмотрел на Раххама.
   – С западной стороны – отличная бухта. Изолированная. Ни одной акулы!
   – Хорошо, – одобрил полковник. – Потом можно будет построить отель и принимать туристов.
   Молодой человек смутился. Виновато посмотрел на своего хозяина. Но человек в чалме был настроен добродушно.
   – Так мы и сделаем, – сказал он. – Но – после победы.
   Тот, кого назвали полковником, ухмыльнулся, продемонстрировав крупные желтые зубы:
   – Акул нет. Хозяина нет. А имя у этого острова имеется?
   – Конечно, сэр! – ответил Раххам. – Козий Танец.
   Конец первой части

Часть вторая Африканское сафари Тенгиза Саянова

Глава первая Сын председателя Тенги Заяна

   – Ай донтспиг ингла! – сказал чиновник и уставился в засиженный мухами потолок. Толстые черные щеки его лоснились от пота.
   – Пойдем, Тенгиз! – сказала своему спутнику длинноволосая длинноногая девушка в алом топике и черных? неровно обрезанных шортах.
   – Ну уж нет! – мотнул головой тот, кого назвали Тенгизом. – Этот мерзавец, внебрачный сын мула и шлюхи (чиновник мигнул), нагло врет!
   Упершись загорелыми мускулистыми руками в край разделявшего их барьера, Тенгиз навис над жирным африканцем.
   Тот с прежней невозмутимостью разглядывал потолок, по которому ползали длинные тени от лопастей вентилятора.
   – Ты слыхал такое имя – Тенгиз Саянов? – произнес молодой человек очень медленно и раздельно. – Тенгиз Саянов! Председатель правления компании «Ойл-юнион». Слыхал, верно?
   – Тенги Заян! «Ойл-юнион»! О-о-о! – Чиновник всем своим видом изобразил восторг.
   – А теперь посмотри сюда, – сказал молодой человек, раскрывая перед чиновником красный паспорт гражданина России и тыча пальцем в написанное в нем имя.
   Чиновник заглянул в паспорт, потом посмотрел на молодого человека.
   – Этот паспорт фальшивый, – сказал он на не очень чистом, но вполне понятном английском. – Я видел председатель Заян по ти-ви. Ты – не он. Я вызываю полицию.
   – Дурак, – сказал молодой человек. – Я не председатель правления «Ойл-юнион». Я его сын, дубина!
   – Не надо меня обзывать! – Чиновник надул щеки. – Говори, я тебя слушаю.
   – Давно бы так. – Молодой человек убрал руки со стола и выпрямился.
   Он был высок, худощав и больше походил на шведа, чем на русского. Типичный европеец. Непохоже, впрочем, чтобы он очень страдал от жары.
   А вот девушке было жарко. Ее топик стал совсем мокрым и плотно облегал груди. Довольно маленькие груди. А вот ноги у девушки были очень хорошие. Длинные, светлые и гладкие. Девушка сидела в кресле и разглядывала ремешки босоножки. Ступня у девушки была такая узкая и аккуратная, что сразу становилось ясно: она никогда не ходила босиком.
   Чиновника звали Куто Буруме, и ему очень нравились белые девушки. В борделе он всегда брал именно белых девушек. Эта, без сомнения, стала бы жемчужиной любого борделя. Она очень понравилась Куто Буруме.
   А вот ее спутник чиновнику совсем не нравился. Очень наглый и грубый. Ведет себя так, будто это его страна и его департамент. Даже денег не предложил. Надо бы поставить его на место, но если он действительно сын самого Заяна, то может пожаловаться отцу. А тот пожалуется президенту, и тогда с Куто Буруме может случиться беда. Сам Куто – очень цивилизованный человек, знает английский и делопроизводство, учился в Египте. А господин президент – человек совсем дикий. Он вспомнит, что Куто Буруме – из того же племени, что и лидер оппозиции Вулбари. И пропал тогда Куто Буруме.
   – Я ищу моего дядю, – заявил белый. – Его фамилия тоже Саянов. Он купил остров, который называется Козий Танец. Я хочу с ним связаться.
   – С островом? – спросил чиновник.
   – С дядей! Насколько мне известно, кроме него на этом острове никто не живет.
   – Так позвоните ему, – предложил чиновник.
   Молодой человек оглянулся, подмигнул своей девушке: видишь, как все просто! Потом достал телефон.
   – Говори номер, – сказал он чиновнику.
   Телефон был дорогой, это Куто Буруме определил сразу. Но мобильный, а не спутниковый.
   – Откуда я могу знать его номер? – Чиновник изобразил глубокое удивление. – Это ведь ваш дядя, а не мой.
   – У меня нет его номера, – сказал молодой человек с раздражением. – Если бы он у меня был, то для чего, по-твоему, я вот уже пятнадцать минут с тобой толкую?
   – Не знаю, – равнодушно ответил чиновник. – У вас есть еще вопросы?
   – У меня очень много вопросов, – сказал грубый молодой человек. – Но сначала я хочу знать, где этот остров. Его координаты.
   – Сейчас я попробую узнать, – сказал чиновник, уткнулся в экран монитора и забарабанил по клавишам.
   Если бы настырный молодой человек увидел то, что появилось на экране, он бы очень удивился, потому что данная картинка не имела ничего общего с базой данных Земельного департамента. Это была фотография белой девушки, очень похожей на спутницу невежливого молодого человека. Но у девушки на фотографии были хорошие большие сиськи и губы толстые, как у настоящей черной женщины. Девушка сидела на диванчике, а справа и слева от нее стояли черные мужчины в полной боевой готовности. И «готовности» их были никак не меньше чем по пятнадцать дюймов у каждого. Судя по лицу девушки на фотографии, она была в восхищении.
   Куто Буруме представил спутницу молодого человека на месте девушки с фотографии, а себя – на месте одного из черных мужчин. И возбудился. Впрочем, наглый молодой человек этого не увидел. Так же, как и изображения на экране.
   – У нас ничего нет ни о вашем дяде, ни о его острове, – сказал Куто Буруме, убирая слайд с экрана. – Вы уверены, что этот остров существует?
   – Абсолютно уверен! – Молодой человек положил на стойку фотографию.
   На ней был изображен остров. Снятый сверху, со всех сторон окруженный синевой океана круглый кусочек земли. Зеленый островок, обведенный белой полоской песка в веночке прибоя.
   Буруме сделал вид, что разглядывает фото. Потом посмотрел на молодого человека.
   – Что это? – спросил чиновник.
   – Это тот самый остров. Насколько мне известно, он находится примерно в сотне миль от вашего побережья.
   – Немало островов находится у нашего побережья. И многие – куда ближе. Может быть, вам стоит обратиться в картографический отдел?
   – Остров называется Козий Танец, – сказал белый. – И он должен быть зарегистрирован в вашем департаменте. Мой дядя приобрел этот остров у прежнего владельца, и сделка была оформлена здесь.
   – У вас есть документы? – спросил чиновник.
   – Они есть у моего отца. Если надо, он пришлет копии.
   «От него не отделаться, – подумал Куто Буруме. – Придется разбираться с этим островом».
   – Когда была заключена сделка? – деловито спросил чиновник.
   – Два года назад.
   – Почему же ваш дядя не сообщил вам свои координаты?
   Молодой человек пожал плечами.
   – И вы только теперь решили его навестить?
   – Какое это имеет значение?
   – Почему бы тебе не слетать в Африку и не посмотреть, как дела у дяди Олега? – предложил Тенгизу отец. – О нем больше года ни слуху ни духу. Если бы это был не твой дядя, я бы уже начал беспокоиться. Но от Олега можно ожидать чего угодно. Он с детства безбашенный.
   Тенгиз почти не знал своего дядю. По словам отца, тот был порядочным разгильдяем, но – очень умным разгильдяем.
   Однако идея Тенгизу понравилась. Тропический остров, пальмы, кораллы – и никаких туристов.
   – Какое имеет значение, почему я решил его навестить? – раздраженно бросил Тенгиз ленивому негру. – Это мой дядя, вот и всё.
   – Да-да, – поспешно согласился чиновник. – Я могу попробовать поискать остров вашего дяди… – И уставился на Тенгиза.
   – Так ищи! – сердито сказал молодой человек.
   – Это будет не быстро. Трудная… большая работа! Столько документов… Все очень запутанно. Стоит больших усилий! Но я мог бы попытаться…
   Тенгиз достал бумажник, вытянул купюру в пятьдесят евро.
   – Найдешь, как связаться с моим дядей, получишь в три раза больше, – сказал он.
   Чиновник улыбнулся. Эмаль на его верхних резцах отсутствовала, отчего казалось, что в ряду белых зубов зияет провал.
   Черная мясистая рука накрыла купюру.
   – Я сделаю все, что смогу, сэр, – сказал чиновник. – Можете быть уверены! Приходите через три дня. Вы располагаете таким временем?
   – Располагаю, – сухо ответил белый. – Через три дня. Лора, пошли!
   Белая девушка поднялась, скользнула по Буруме ничего не выражающим взглядом. Как по мебели. И направилась к выходу. Молодой человек обогнал ее, открыл дверь…
   Куто Буруме проводил взглядом обтянутую джинсой круглую попку и облизнулся. Потом проверил купюру. Купюра была настоящая. Белая девушка в борделе мамаши Хо стоит семь долларов. На пятьдесят евро можно устроить настоящую оргию…
   Буруме взялся за телефон:
   – М\'шака, это я, Куто. Только что из моего офиса вышел белый парень с белой девкой. Проследи за ними.
* * *
   – Куда теперь? – спросила Лора, когда ее спутник остановился в задумчивости в тени волосатой пальмы, чьи длинные широкие листья зонтом укрывали тротуар. – Эй! Саянов! Очнись! Здесь слишком жарко, чтобы размышлять! Уведи меня куда-нибудь, где есть кондиционер, пока я не растеклась по асфальту!
   – Да, конечно! – спохватился Тенгиз. – Поедем пока в отель! И выкупаемся, когда жара немного спадет, хорошо?
   – Отель «Хайатт», – сказал Саянов, когда они сели в такси.
   Такси – старый, порядком раздолбанный «cитроен», покатило по набережной. Стекол в нем не было. Кондиционера – тоже. Лора ощущала себя куском сыра в микроволновке. Океан, который она видела слева, в просветах между пальмами, издали казался таким прохладным и желанным… Хотя Лора знала, что вода на мелководье – температуры теплого чая. Бассейн в отеле был намного привлекательнее: его охлаждали.
   Тенгиз обнял девушку. Лора дернула плечами, и ее друг убрал руку.
   – Жарко, – оправдываясь, проговорила Лора. – Надо было тебе взять в рент нормальную машину. С климат-контролем. Покатались бы по окрестностям.
   – Пустыня, – сказал Тенгиз. – Тут вокруг – пустыня. Послушай, раз у нас три дня – давай слетаем в Найроби. Ты же хотела посмотреть слонов?
   – Найроби – это где? – спросила Лора.
   – Это в Кении.
   – Кения – это далеко?
   – Не очень. Если на самолете.
   – Значит, тоже Африка? Может – ну его, твоего дядьку? В Каннах сейчас изумительная погода. Двадцать два. Я смотрела по Интернету.
   – Я должен пообщаться с дядей, – сухо сказал Тенгиз. – Могу взять тебе билет до Москвы.
   – Чтобы ты тут трахался со всякими черными и подхватил СПИД? – фыркнула Лора. – Нет уж, Саянов, я позабочусь о твоем здоровье! Черт с тобой, полетели в твою Кению. Но сначала – в отель. Купаться и пить пиво. Ты обратил внимание, как на меня смотрела эта жирная жаба, здешний чиновник? Не глаза, а щупальца прямо… Я на твоем месте не стала бы ему доверять.
   – Эта жирная жаба принадлежит к союзу племен, поддерживающих оппозицию, – сказал Тенгиз. – Пусть только попробует нашалить – и я найду на него управу. Здесь с такими не церемонятся.
   – А с чего ты взял, что он – из оппозиции? – вяло удивилась Лора.
   – Ты обратила внимание на шрамы на его лбу? Я посмотрел кое-что, прежде чем ехать сюда. Это своего рода свидетельство о рождении.
   – Но если он принадлежит к оппозиции, почему тогда ему доверили такой важный пост? – спросила Лора.
   – Тоже мне – важный пост! – Тенгиз фыркнул. – Обычный клерк. В этой стране, где большая часть населения умеет читать только цифры на купюрах, человек со знанием английского и умеющий работать с компьютером мог бы рассчитывать на более серьезную должность… Будь у него на лбу другие насечки.
   – Все они дикари, – сказала Лора. – Если ты не хочешь в Канны, тогда, может…
   – Не может, – отрезал Тенгиз, и Лора обиженно замолчала.
   Осторожно объезжая торговцев в живописных нарядах, расположившихся прямо на раскаленном асфальте, такси подъехало к воротам, ведущим на территорию отеля «Хайатт».
   …Маленький голубой «пежо», незаметно сопровождавший такси от самого Земельного департамента, ловко развернулся между лотков с товарами и покатил обратно.
   Такси медленно ехало по тенистой аллее мимо горько-зеленых лужаек и пустынных теннисных кортов к огромному вертикально-плоскому зданию отеля.
   Спустя несколько минут швейцар в униформе распахнул двери вестибюля, и Лора окунулась в долгожданную прохладу.
   Ключи от номера Тенгиз носил с собой, поэтому сразу же направился к прозрачной капсуле лифта.
   Пока они поднимались, Лора скептически разглядывала свое отражение в зеркальном стекле.
   Когда Тенгиз распахнул двери их «люкса», Лора, оттолкнув его, с воплем гурона, вышедшего на тропу войны, ринулась в ванную. Тенгиз со снисходительной улыбкой опустился в кресло рядом с телефоном и позвонил в ресторан.
   Когда спустя минут десять Лора окликнула его: «Не хочешь ко мне присоединиться?» – Тенгиз все еще обсуждал с метрдотелем будущий обед. К еде Тенгиз Саянов относился очень серьезно.

Глава вторая Во поле растет чертополох…

   Ночь была теплая и не слишком влажная, несмотря на ветер, который дул со стороны океана. Глядя из окна вниз, Тенгиз подумал о белой каменистой пустыне, с трех сторон окружающей город. И о нефти, запрятанной под тысячами тонн песка. Отец приезжал сюда не чаще двух раз в год. И останавливался здесь, в «Хайатте». В «королевских» апартаментах, в сравнении с которыми этот «люкс» смотрелся номером в придорожном мотеле. Впрочем, и расценки здесь намного ниже, чем в Европе. И все же «королевские» апартаменты были Тенгизу-младшему не по карману. Но он не жаловался. Отец подарил ему квартиру, купил машину, оплачивал учёбу и давал на расходы вполне достаточно, чтобы Тенгиз мог чувствовать себя свободным и богатым.
   Еще он думал о том, стоит ли информировать отца о возникших затруднениях. Отец не любил, когда его напрягали по пустякам. И ему очень нравилось, когда сын решает вопросы самостоятельно. Тенгиз подозревал, что отец рассматривает его как некое долговременное капиталовложение. И отправив сына в Африку, фактически – с особым заданием личного порядка, потом тщательно проанализирует результаты и сделает выводы. Отец уже не первый раз давал сыну кое-какие поручения. Каждый раз – неформальные. Съездить куда-нибудь, организовать какую-нибудь мелочь, а заодно присмотреться… Главное – присмотреться. Тенгиз понимал, что отцу очень важно знать, чем дышит эта страна. Отец никогда не увидел бы сегодняшнего толстого чиновника. Его принимал бы лично земельный министр. А еще вернее, здешний президент сам вызвал бы министра и велел тому сделать все, что пожелает господин Саянов. Ибо именно господин Саянов обеспечил господина президента и деньгами, и оружием, и контингентом военных специалистов в то время, когда президента звали еще не президент, а просто Генерал.
   Надо сказать, что шансов у Генерала было не много. Его конкурент, которого Саянов-отец называл Шейхом, имел куда больше шансов. Он был мусульманин и пользовался поддержкой арабской нефтемафии. Он имел неплохие связи с ЦРУ и мог рассчитывать на поддержку США…
   Чтобы блокировать Штаты, пришлось включить кое-кого в совет директоров будущей «Ойл-юнион». Арабов таким образом блокировать было невозможно, поскольку по их версии «Ойл-юнион» вообще не должна была появиться на свет, а местная нефть – так и остаться под землей.
   Словом, Саянов-отец сделал все, чтобы язычник Генерал слопал мусульманина Вулбари. Так и вышло.
   К большому сожалению Генерала, слопать получилось только в переносном смысле. Шейх успел смыться в Саудовскую Аравию.
   «Как говорил мой дед, а твой прадед: все они – людоеды. Но этот, по крайней мере, наш людоед», – сказал отец Тенгизу. При этом под «нами» отец подразумевал не свой концерн, а Россию в целом.
   Отец Тенгиза был настоящим патриотом и расходовал немалые суммы на поддержание патриотического имиджа. В основном – на взятки и на СМИ.
   Лора появилась из ванной голая, мокрая, обворожительная. Проследовала к креслу, стоящему напротив открытой веранды. Плюхнувшись в него, девушка обтерла пальцы о ковер, раздобыла откуда-то сигарету, прикурила, выпустила вверх синеватую струйку дыма и сделала «гламурное» лицо.
   Тенгиз принюхался: вроде обыкновенный табак. И на том спасибо.
   Лоре недавно исполнилось девятнадцать, и она считала себя настоящей светской львицей. Если бы это было так, она никогда не стала бы подругой Тенгиза. Он не любил законченных стерв. Зато ему очень нравились такие, как Лора Кострова. Красивые, неглупые, ухоженные девчонки из обеспеченных семей с традициями.
   Впрочем, для Лоры традиций не существовало. Она была выше этого.
   Перекинув длинную тонкую ножку через подлокотник, Лора грациозно потянулась и сообщила:
   – Хочу холодного пива!
   Тенгиз напомнил себе: ни поза девушки, ни ее нагота не являются приглашением заняться любовью. Даже у себя дома Лора надевала трусики только из уважения к родителям.
   – «Новое поколение выбирает секс и кокс», – с пафосом заявляла она.
   В дверь постучали.
   – Накинь халат, – попросил Тенгиз.
   Лора фыркнула и крикнула по-английски:
   – Войдите!
   Важный, как монарх, негр в белом смокинге внес заказ. Осведомился, есть ли пожелания, с царственным лицом принял долларовую бумажку-чаевые и отбыл, никак не отразив лицом факт присутствия в апартаментах голой белой девушки.
   Это было тем более забавно, что некая другая часть его тела, не столь вышколенная, ясно продемонстрировала: Лора не осталась незамеченной. И еще он забыл открыть шампанское.
   – Не удивлюсь, если тебя изнасилует здешний лифтер, – заметил Тенгиз, когда за посыльным закрылась дверь.
   – Это будут его проблемы. – Лора уронила на подлокотник палочку пепла.
   Ей было совершенно наплевать, какими глазами смотрит на нее прислуга. В этом проявлялись остатки ее аристократизма.
   Тенгизу это нравилось, хотя он никогда не сказал бы об этом вслух.
   Откупорив бутылку пива, он бросил ее девушке.
   – Жалеешь, что взял меня с собой? – спросила Лора.
   Ход ее мыслей был загадкой для Тенгиза.
   – Как можно? – усмехнулся он, наливая себе шабли. – Ты ведь спасаешь меня от СПИДа. Иди-ка сюда!
   Лора погасила сигарету, поднесла к губам горлышко бутылки…
   Зовя ее, Тенгиз каждый раз заключал сам с собой пари: придет или нет?
   Пришла. Выскользнула из кресла, опустилась на ковер рядом с Тенгизом, положила голову ему на колено, взглянула снизу.
   Ее синие глаза казались черными в слабом свете бра.
   – Скажи мне, Саянов, ты способен на настоящую романтическую любовь?
   – Конечно, – улыбнулся Тенгиз.
   – Докажи!
   – Балладу или романс?
   – Балладу!
   Тенгиз улыбнулся. Это была их собственная игра. С тех пор, как он узнал, что по-настоящему возбуждает его подругу.
Во поле растет чертополох.
Был бы музыкантом, да оглох.
Был бы богомазом да ослеп.
…А герой въезжает на осле.
А герой (глаза его горят)
На осле въезжает в стольный град.
Он чудное имя взял – Гийом,
И рубаха пестрая на нем…

   – произнес он торжественно. Да, Тенгизу было известно, чем ее пронять. Его голос – вот что было для малышки лучшим афродизиаком.
   Слегка изменив тембр голоса, Тенгиз продолжал:
Раньше он был жилист и горбат.
Раньше у него был дом и сад,
Земляки и, кажется, жена.
А теперь вот – дудочка одна…

   И снова, обычным голосом:
Во поле растет трава овсюг.
Угадай-ка: в помощь, а не друг.
Угадай-ка: родич, а не брат.
На героя праздничный наряд.
Он, герой, для всякого хорош.
На героя, правда, непохож.
А осел трусит, не торопясь,
Пух летучий втаптывая в грязь.

   И опять – более высоким:
Во поле растет дурман-трава.
Ты уж, верно, начал забывать,
Как она смеялась… Как легка
На ладони тонкая рука…

   Пальцы девушки сжали его руку. Лора Кострова была настоящей женщиной. Если знать ее маленькие слабости. Тенгиз знал. И сейчас его голос заставил ее дрожать:
   Во поле растет полынь-трава.
   – Что же, братец, в пепле голова?
   Помер кто из близких?
   – Ближе нет.
Я усоп. Восплачьте обо мне!
Но герой смеется и – цок-цок
На осле. А рядом озерцо.
Вдоль погоста едет, не спеша.
У него улыбка хороша.

   Там, где влажные волосы Лоры касались обивки, на коричневом плюше кресла оставались темные пятна. Тенгиз поднял девушку и, усадив к себе на колени, поцеловал твердую ложбинку между грудей.
Во поле растет… Ан не растет!
Только пыль колючая метет.
Только темный холмик впереди.
Вот лежит… И дырочка в груди.
А осел трусит по мостовой.
Он, герой, веселый и живой.
У него ни денег, ни родни,
Но зато сам Бог его хранит.

   – Представь, – сказал он, – это написал мой прадед. Пятьдесят лет назад.
   – Саянов… – шепнула Лора.
   – Что?
   – Возьми меня скорее…
   Из открытой двери на веранду в номер текла жаркая африканская ночь. Холодный воздух из кондиционера струился понизу, поэтому здесь, на ковре, было прохладно.
   – Ты кое-что забыл… – сказала Лора.
   – В смысле – предохраняться?
   – Вывесить табличку «Не беспокоить». Если сейчас войдет какой-нибудь чернокожий…
   – Как войдет – так и выйдет, – слегка охрипшим голосом произнес Тенгиз. – Это «Хайатт», а не общежитие на Малой Бронной.
   В общежитие на Малую Бронную они поехали после ночного клуба. Прошлым летом. В большой студенческой компании. С этого все и началось…
   – Разве тебе там было плохо? – спросила Лора. И мурлыкнула, когда он провел рукой по ее спине.
   – Здесь – лучше.
   – Да, – согласилась она. – Здесь лучше. Там было слишком жарко. А здесь – кондишн… Хорошо быть богатым!
   – Да ладно, – сказал Тенгиз. – Разве это богатство? Так, пара тысяч долларов.
   – А я вот люблю деньги, – сказала Лора. – Это, наверное, наследственное. Знаешь, кто у меня прадедушка по материнской линии?
   – Купец? – предположил Тенгиз.
   – Не-а. Раввин.
   – Не вижу связи, – заметил Тенгиз.
   – Ну как… Он же – еврей. Очень уважаемый, между прочим. Сейчас в Израиле живет.
   – В гости хочешь заехать?
   – Да нет. Я его почти не знаю. Да он и старенький совсем. Ему почти девяносто. Он уж и делать ничего не может – только молится.
   – Занятно, – произнес Тенгиз.
   – Ну не знаю! Лично я ничего занятного в старости не вижу.
   – Да я не о том, – сказал Тенгиз. – У меня прадеду тоже почти девяносто. И тоже священник. Иеромонах.
   – Ты ж говорил, что он – какой-то там страшно секретный полковник? – возразила Лора.
   – Это не тот, другой был полковником. Это мамин дед. Он меня крестил, кстати. Я когда маленьким был, мама меня часто к нему возила.
   – А теперь?
   – А теперь я у него редко бываю. Отец не одобряет. Говорит: не хватало еще, чтобы его единственный сын монахом заделался.
   – Слушай, а если он – монах, то как он может быть твоим прадедом? – спросила Лора.
   – Так он же не с детства монах. Он сначала обычным человеком был. Всю войну прошел… Женился. А потом вот уверовал – и ушел из мира.
   – А как же семья?
   – А что – семья? Дети у него уже взрослые были. Ну бабушка огорчилась, конечно…
   – Э-эх! – Лора с удовольствием потянулась. – В старости, наверное, хорошо в монахи уйти. Когда уже не хочется ничего… такого.
   – Это ты о чем? – иронически изогнув бровь, поинтересовался Тенгиз.
   – А ты догадайся…
   Утром они улетели в заповедник.
   На маленьком двухмоторном самолете.
   В ЮАР.
   В последний момент Тенгиз решил заменить Найроби на парк Крюгера.
   – Это намного ближе, а слоны есть и там! – сказал он Лоре.
   Девушка не стала возражать. И впрямь, какая разница? Говорят, в южно-африканском парке слоны даже больше!

Глава третья Сафари

   – Эй, – воскликнула Лора, – что это?
   На плоской, ровной, как стол, равнине, поросшей короткой желтой травой, поднималось странное сооружение. Издали оно напоминало европейский средневековый замок.
   – Это коппие, миссис, – отозвался проводник-фари. – Хотите подъехать поближе?
   И развернул «лендровер».
   Большое стадо зебр нехотя расступилось, давая им дорогу.
   Вблизи коппие меньше напоминало замок. Огромная куча невесть откуда взявшихся камней, увенчанная солидным круглым валуном. На нем с флегматичным видом расположилась компания из нескольких грифов.
   – Кто это построил? – спросил Тенгиз.
   – Я думаю, никто, мистер Саянов, – отозвался проводник. – Не представляю, кому это могло понадобиться – ворочать такие громадины.
   – Может быть, – вмешалась Лора, – здесь когда-то были поля и, чтобы их расчистить, камни сгребали в одно место?
   – Вряд ли, мэм, – возразил проводник. – Для полей нужна вода, а здесь ее нет. Там, дальше, есть река, – проводник махнул рукой в сторону горизонта, – да и то в жаркое время она полностью пересыхает.
   – Но так ведь было не всегда! – настаивала девушка. – Я видела фильм. Там говорили, что еще двадцать тысяч лет назад здесь все было иначе!
   – Двадцать тысяч лет назад – может быть. – Белые зубы проводника делали его улыбку ослепительной. – Хотите сфотографироваться?
   – Хочу! – Лора выбралась из машины и направилась к природному феномену.
   «А может, и не природному», – подумал Тенгиз, рассматривая коппие. Каменный холм был не очень велик, но впечатление производил солидное. Особенно посреди плоской саванны.
   Лора взобралась наверх. Грифы потеснились, но улетать и не подумали.
   Тенгиз ее сфотографировал.
   – И много здесь таких сооружений? – спросил Саянов у проводника.
   – Здесь – не много, – ответил тот. – Но там, – он кивнул в сторону Трансваальского хребта, – много. Их любят павианы.
   Лора уселась в машину.
   – Уф, – сказала она. – От этих птиц так мерзко воняет. Почему они меня не боятся?
   – Здесь никто не боится людей, – сказал проводник. – Поедем к реке, сэр, – предложил он. – Сейчас это самое интересное место!
   – Да, – сказал Тенгиз, с трудом отводя взгляд от каменного конуса.
   Ему вдруг пригрезилось, что на макушке коппие сидит не гриф, а человек с дудочкой у рта.
   – А теперь вот – дудочка одна… – пробормотал он.
   У Саянова-деда в столе лежала самодельная дудочка. Время от времени он вынимал ее из ящика и вертел в руках.
   Говорил, она помогает ему думать. Отец рассказал, что дудочка очень старая. Антиквариат. Ее привез в Москву прапрадед Тенгиза. Вместе с такой же старой саблей. Сабля хранилась у отца в спальне. Как-то отец на спор разрубил этой саблей железный прут в палец толщиной. На клинке даже щербинки не осталось.
   «Лендровер» катил по саванне со скоростью километров двадцать в час. Пейзаж был довольно однообразный. Только невысокие акации нарушали монотонность ландшафта.
   Зато животных становилось все больше: зебры, канны, импалы, большие куду, жирафы, деликатно объедающие верхушки акаций. Не было только обещанных слонов.
   Наконец впереди показалась желто-зеленая лента реки.
   – Эй! – воскликнула Лора. – Остановите, пожалуйста!
   В тени одинокой акации расположилась самка-гепард с двумя малышами. Мамаша, раскинув лапы, лежала на спине, а котята, энергичные пятнистые мячики, прыгали вокруг, то и дело используя материнский живот в качестве горки.
   – Хотите взглянуть поближе? – спросил проводник, останавливая машину и протягивая Лоре бинокль.
   Однако едва девушка поднесла бинокль к глазам, самка села, стряхнув с себя детенышей. Теперь она внимательно смотрела на группу антилоп, пасущихся примерно в пятистах шагах от нее. В бинокль Лора прекрасно видела ее оранжево-желтые сосредоточенные глаза и две черные полосы, пересекающие нос.
   Хищница поднялась. Медленно, с опущенной головой, на слегка согнутых лапах она двинулась к антилопам. Малыши, предоставленные самим себе, тут же притихли, затаились в траве. Гепард подходил все ближе к добыче. Одна из антилоп перестала щипать траву и подняла голову. Самка моментально застыла с поднятой лапой и стояла так, пока антилопа вновь не начала есть. Только тогда хищница продолжила движение. И всякий раз, когда какая-нибудь из антилоп поднимала голову, гепард замирал. Прошло уже минут пятнадцать, а самка не сделала и пятидесяти шагов. Лора положила бинокль на колени – и упустила момент, когда антилопы почувствовали присутствие врага. После некоторого замешательства они отбежали шагов на сто и продолжали пастись.
   Самка разочарованно поднялась и вернулась к детенышам.
   – Поехали? – предложил проводник. – О нет! – тут же добавил он. – Смотрите!
   К реке приближалась еще одна группа антилоп.
   – Теперь она будет удачливее, – сказал проводник.
   – Почему? – поинтересовалась Лора.
   – У одной из антилоп что-то с ногой.
   Самка преобразилась. Она уставилась на хромавшее животное, потом легла на землю. Желтая трава полностью скрыла хищника. Антилопы не замечали опасности: ветер дул от них.
   Охотница выждала, пока между нею и добычей осталось шагов триста, и ринулась вперед, с каждым прыжком наращивая скорость. Антилопы, увидев гепарда, бросились наутек. Хромая скакала с той же быстротой, что и остальные. Но хищница безошибочно определила жертву.
   Перепуганная антилопа метнулась влево, вправо… но нет, ей было не уйти. Живой снаряд ударил ее, сбив с ног. Антилопа, перекувырнувшись, ухитрилась снова встать на ноги, но самка достала ее ударом лапы, сшибла – и тут же задушила.
   Проводник включил мотор. «Лендровер» подъехал поближе. Самка гепарда лежала на своей добыче и громко пыхтела. На людей она не обращала внимания.
   «Идеальная машина для убийства», – подумал Тенгиз, вспоминая размытые очертания летящего в воздухе тела.
   Подбежали котята, запрыгали вокруг, обнюхивая и покусывая добычу. Самка поднялась. Все еще тяжело дыша, она схватила антилопу за шею и поволокла к акации. Один из детенышей повис, вцепившись в тушу. И проехался до самого дерева. В тени самка оставила добычу и легла в стороне. Ее небольшая голова быстро поворачивалась, озирая окрестности. Котята с рычанием принялись рвать жертву. Тенгиз посмотрел на возбужденное лицо Лоры, не отрывающей глаз от бинокля. Ему самому зрелище не показалось привлекательным. Вспоротый живот газели, вывороченные внутренности, вьющиеся мухи…
   – Может, поедем? – предложил он. – Ты же хотела взглянуть на слонов?
   – Я знаю место, где они пьют, сэр, – сказал проводник.
   – Поехали, – нехотя согласилась Лора, не отрываясь от бинокля.
   В этом зрелище, в том, как маленькие, пушистые, очаровательные зверьки превратились в окровавленных фурий, было нечто исконное, первосущностное. Нечто возбуждающее и притягательное, воздействующее прямо на спинной мозг, минуя сознание.
   Лора вздохнула и положила бинокль на сиденье. Саванна была пресной, как кукурузная лепешка без соли… До тех пор, пока желтая трава не окрашивалась кровью.
   Проводник не солгал. Через каких-нибудь десять минут они увидели слонов.
   Водитель остановил машину на довольно большом расстоянии.
   – Не стоит, мэм, – сказал он в ответ на пожелание Лоры подъехать поближе.
   Шестеро серых гигантов топтались на берегу. Время от времени один или другой запускал хобот в воду, желтую, как горчичный соус, и, набрав побольше, совал хобот в рот. Или устраивал себе маленький душ. Уши слонов жизнерадостно раскачивались.
   – Они не выглядят опасными, – сказала Лора.
   – Мэм, – проводник повернулся к ней, – если вы не понравитесь кому-то из них, он запросто перевернет «лендровер» вместе с вами.
   – Но мы можем уехать!
   – Они бегают со скоростью двадцать миль в час.
   – Но у вас есть ружье!
   – Чтобы убить слона, мэм, даже из большого ружья, нужно подпустить слона очень близко, – терпеливо разъяснил проводник. – И если двух выстрелов окажется недостаточно, слон убьет всех нас. Ей-богу, мэм, я предпочту голодного льва разъяренному слону!
   – Я вовсе не говорила о том, чтобы их убивать, – обиделась Лора. – Можно ведь выстрелить в воздух, и он испугается…
   Проводник молча смотрел на нее.
   Лора вздохнула и снова взяла бинокль, наведя его на ближайшее к машине животное. Слон вытянул хобот. В бинокль были отчетливо видны два темных круглых отверстия на его конце и два нароста, похожие на большой и указательный пальцы.
   Лора отложила бинокль и взялась за фотоаппарат.
   Тенгиз смотрел на линию гор, поднимавшихся на востоке.
   «Африка, – думал он. – Возможно, именно здесь появились первые люди…»
   Слоны закончили водные процедуры и не спеша двинулись прочь, время от времени подхватывая хоботами ветки кустарника и отправляя их в рот.
   – Будем возвращаться в лагерь, сэр? – спросил проводник.
   – Да, – кивнул Саянов.
   Сегодня они увидели достаточно.
   Они провели в парке еще один день. Видели бегемотов, буйволов, зебр (этих можно было наблюдать, не выходя из огороженного проволочной сеткой лагеря), львов и гиен. Кормили шакалов, нашли совершенно целый череп гну. Череп этот, с парой великолепных рогов, Тенгиз решил увезти с собой. Под конец один из здешних работников, южноафриканец Сэм Ванвейль, который подвозил Тенгиза и Лору из аэропорта, пригласил их посмотреть, как ловят жирафа.

Глава четвертая Старый жесткий носорог

   Чиновник Земельного департамента Куто Буруме поперхнулся, и изысканное лакомство – жирная жареная гусеница – выпало у него изо рта на клавиатуру. А Куто Буруме так и остался сидеть: оцепеневший, с открытым ртом, глядя на монитор.
   На мониторе было нечто ужасное. Там был смертный приговор ему, Куто Буруме. А может, кое-что похуже, чем смертный приговор. О том, что творится в подвалах президентского дворца, ходили такие слухи… Лучше повеситься.
   Трясущейся жирной рукой чиновник потянулся к телефону.
   – Али? – пискнул Буруме в трубку. – Беда, Али! Во имя Аллаха, да, Али, это я! А кому мне еще звонить? Это касается нашего… Понял! Да, Али! Никаких имен! Да, я еду!
   Чиновник вскочил, уронив на пол тарелку с гусеницами. Красный соус расплылся по ковру безобразным пятном, но Буруме даже не взглянул на испорченный ковер. Через минуту он выбежал из дома, выскочил на улицу и замахал руками, привлекая внимание велорикши.
   Обычно Буруме передвигался важно и неспешно, поэтому зрелище бегущего чиновника привлекло внимание соседей. А один из них, осведомитель СБ, сделал отметку в памяти: сообщить начальству, что неблагонадежный Куто Буруме сегодня очень торопился. Велорикшу, который увез чиновника, осведомитель тоже запомнил.
* * *
   Зрелище было достойное. Два джипа отсекли от группы молодую самку и понеслись за ней, подпрыгивая и мотаясь из стороны в сторону, со скоростью шестидесяти километров в час. Жираф же скакал плавно и грациозно, ухитряясь при этом совершать круги, уворачиваться и оставлять с носом ловца, стоящего в кузове с двадцатифутовым бамбуковым шестом, завершавшимся петлей лассо. Наконец охотникам удалось прижать жирафа к полосе кустарника и набросить мягкое лассо на длиннющую шею. В ту же секунду один из джипов угодил колесом в нору и перевернулся.
   К счастью, никто не пострадал.
   Десять человек совместными усилиями запихнули пойманного жирафа в транспортный ящик. Все это время остальные жирафы высокомерно и равнодушно взирали на происходящее.
   – Арабы полагали, что жираф – гибрид леопарда с верблюдицей, – сказала Лора. – Сложение верблюда, голова оленя, копыта быка и хвост птицы. А шкура леопарда. Возможно, идея принадлежит грекам, пару тысяч лет назад назвавшим жирафа «камелеопардалис», а в средневековой Европе «камелеопардалис» превратился в «хамелеонпардуса» и, соответственно, «научился» менять цвет.
   – Вы много знаете, мисс Лора, – с уважением произнес Ванвейль, очищая от колючек выгоревшую куртку.
   – Я люблю смотреть познавательные каналы, – сказала Лора. – Послушайте, Сэм, скажите как биолог: есть хоть какая-то вероятность скрещивания верблюда и леопарда?
   – Как биолог скажу: никакой, – ответил Ванвейль. – Потомство производится только внутри вида. Потомство, способное к размножению. Я не имею в виду мулов. А два таких разных организма, как леопард и верблюд, даже совокупиться не смогут.
   – Но оплодотворение бывает и искусственное! – заметила Лора.
   – Гены не обманешь, – возразил Ванвейль. – Это все равно что пытаться открыть один замок ключом, предназначенным для другого!
   – А как насчет отмычки?
   Южноафриканец засмеялся.
   – Но все-таки, – настаивала Лора. – Неужели весь разнообразный бестиарий не имеет под собой ничего реального?
   – Я не биолог, – сказал Тенгиз. – Но, если мне не изменяет память, некогда существовали создания, имевшие и когти, и копыта!
   – Даже – рога и клыки, – сказал Ванвейль. – Но это было время экспериментов. Теперь старушка-природа предпочитает более стабильные формы. Поэтому, если прочтете, что на калифорнийский берег выбросило парочку русалок, – передайте привет Стивену Спилбергу. Это я говорю как биолог. А как человек, милая мисс Лора, я готов поверить даже в кентавров и химер. Садитесь в машину, я отвезу вас в львиный детский сад. Конечно, у маленьких львят, как и у людей, копыт нет, но от этого они не стали менее очаровательными.
   Это был последний день их пребывания в заповеднике. Завтра Ванвейль должен был отвезти их в аэропорт.
   На следующее утро под окнами деревянного домика, выделенного гостям, раздался рокот подъезжающего джипа. Однако вместо Ванвейля из машины выпрыгнул невысокий загорелый человек лет на двадцать старше.
   – Я – Дан Райноу, – представился он. – Сэм просил отвезти вас. Сам он, к сожалению, занят, но желает счастливого пути! Вы готовы?
   – Да, – ответил Тенгиз. – Благодарю.
   – Не стоит. Мне тоже нужно в аэропорт. Это ваши вещи? – Райноу потянулся к чемоданам.
   – Спасибо, я сам, – отказался Тенгиз. Этот человек не походил на слугу.
   – Как пожелаете. Очень приятно, миссис…
   – Мисс. Зовите меня Лора.
   – А меня – Тенгиз, – сказал Тенгиз, забрасывая саквояж на заднее сиденье. – Тенгиз Саянов.
   Если бы он увидел в этот момент лицо Райноу, то удивился бы.
   Но когда Тенгиз распрямился и протянул ему руку, Райноу уже овладел собой и выглядел как обычно.
   Рукопожатие его было не слишком крепким, но у Тенгиза от этого рукопожатия осталось странное ощущение. Будто он подержался не за живую руку, а за твердое дерево.
   – Тенгиз… – произнес Райноу. – Вы ведь из России, верно?
   – Да, – подтвердил Саянов. – Я русский.
   – А какова цель вашего прибытия в Африку?
   – Туризм. А как оказались здесь вы? Вы ведь родились не здесь. У вас калифорнийское произношение…
   Райноу засмеялся.
   – Калифорнийское – значит скверное, – сказал он.
   Лора спустилась по лесенке на посыпанную песком дорожку. В руке у нее была красная сумка.
   Райноу тут же оказался рядом, подхватил сумку, распахнул перед девушкой дверцу джипа:
   – Пожалуйста, мисс Лора!
   Тенгиз попытался прикинуть, сколько Райноу лет. Если судить по лицу – не меньше шестидесяти. Если по мускулатуре и по тому, как он двигается, – не больше сорока.
   – Вам идет этот цвет, – сказал Райноу, имея в виду голубую косынку, которой Лора повязала голову, прежде чем надеть шляпку.
   Джип покатил по дороге, оставляя позади широкий шлейф пыли. Километров через двадцать они миновали предупредительный знак. Здесь была граница заповедника.
   – Первый раз в Африке? – спросил Райноу у Лоры, которая сидела справа от него.
   – Я – да. А Тенгиз бывал в Африке уже раз десять.
   – Неужели? – Райноу посмотрел на молодого человека в зеркало на лобовом стекле. – И что же побудило вас так часто навещать этот континент?
   «Он мне не нравится, – подумал Тенгиз. – Какой-то неестественный. И фразы строит как-то слишком правильно. Судя по всему, английский для него – не родной…»
   – Я люблю путешествовать, – сухо ответил он.
   – Тенгиз – странное имя для русского.
   – Сожалею, но меня зовут именно так, – буркнул Тенгиз, тоном давая понять, что не желает продолжать разговор.
   Райноу повернулся и посмотрел на него. Джип продолжал катиться по петляющей дороге.
   – Саянов Тенгиз, – сказал Райноу. – Мне кажется, я не впервые слышу это имя.
   – Так зовут моего отца. У него бизнес в Африке. Вы не могли бы смотреть на дорогу, мистер Райноу?
   – Не беспокойтесь, мистер Саянов. А могу я поинтересоваться, сколько лет вашему отцу?
   – Это не тайна. Ему сорок. А почему вас это интересует?
   – Простое любопытство. Лет двадцать назад я слышал об одном человеке. Его тоже звали Тенгиз Саянов. Но этому человеку уже тогда было за пятьдесят. Так что он не может быть вашим отцом.
   – Возможно, это был твой дед, – сказала Лора. – Его ведь тоже зовут Тенгиз.
   – Мой дед никогда не был в Африке, – отрезал молодой человек.
   «А вот прадед, насколько я знаю, бывал», – подумал он.
   Но говорить об этом вслух не стал. Прадед был очень даже непростой человек. Тенгиз слышал краем уха, что прадед служил в каком-то особом подразделении КГБ. Когда отец начал делать бизнес в Африке, прадеду было уже за семьдесят. Но отец как-то проговорился, что, если бы не дед, он ни за что не рискнул бы нырнуть в этот пруд с крокодилами. Однако теперь прадед умер, а африканский бизнес отца процветает. Стало быть, теперь у самого отца тоже достаточно связей.
   Они переехали по мосту через канал, наполненный зеленой жижей, и оказались в туземной деревушке. Райноу сбавил скорость. Пыльные взъерошенные куры, кудахча, выскакивали прямо из-под колес. Голые черные ребятишки на тоненьких, как палочки, ногах глазели на машину из дверных проемов круглых соломенных хижин.
   В аэропорт они приехали за сорок минут до отлета.
   – Благодарю, – довольно холодно сказал Тенгиз. – Сколько мы вам должны за услуги? – демонстративно достал кошелек.
   Он думал, что Райноу обидится, но тот глянул насмешливо – и Тенгиз почувствовал себя ослом.
   – Это я вам должен, – сказал он. – Мне было очень приятно прокатиться в такой славной компании. Как вам сафари?
   Лора наградила Тенгиза сердитым взглядом:
   – Мне очень понравилось, Дан. У вас замечательный парк!
   – Не у меня. Я – нездешний… Так же, как и вы. – И пристально посмотрел на Тенгиза. В этом был какой-то подтекст… – Сэм попросил меня подбросить вас, – продолжил Райноу после небольшой паузы, – потому что я тоже сегодня улетаю. Я работаю в парке Царо. Это в Кении. Если пожелаете – приезжайте. Обещаю, что не пожалеете. Как-никак – я ваш должник! – И улыбнулся так заразительно, что даже Тенгиз не смог удержаться от ответной улыбки.
   Достав из бумажника карточку отеля, Тенгиз надписал собственное имя и вручил ее Райноу:
   – Мы будем там еще несколько дней.
   Он так никогда и не понял, почему сделал это. Возможно, ангел Тенгиза пошептал на ухо своему подопечному.
   – Какой приятный мужчина! – сказала Лора, когда они уже находились в кабине самолета, в двух километрах над желтой плоскостью бушвельда.
   – Пожалуй, – согласился Тенгиз. – Как думаешь, сколько ему лет?
   – Лет? – удивленно спросила Лора. – Не знаю. Много.
   – Он какой-то странный! И слишком интересовался моим именем.
   – Почему ты думаешь, что твой отец – такая большая шишка, что каждый африканец…
   – Этот Райноу не африканец, – перебил ее Тенгиз. – Он – белый. И что-то скрывает.
   – А мне он понравился. Такой добрый!
   – Ну прямо Дед Мороз!
   – Точно! – обрадовалась Лора. – Вылитый Дед Мороз. Только без бороды. И фамилия у него прикольная: Носорог.
   – Мне он больше леопарда напоминает, – брякнул Тенгиз. И вдруг понял, что нечаянно попал в яблочко.
   Именно это он чувствовал в этом белом из Кении. Дан Райноу был опасен. Тенгиз видел таких людей в окружении отца. Вежливых, остроумных… И готовых запросто прикончить собеседника, если в этом возникнет необходимость. Тенгиз вдруг понял: этот Дан Райноу убивал людей. И не находил в этом ничего предосудительного.
   Лора обняла своего спутника, положила голову ему на плечо.
   – Какой дикий край! – проговорила она с восхищением. – Только представь – сто веков назад здесь все было так же. («А как насчет алмазных копей?» – подумал Тенгиз.) Зебры, акации, туземцы. Они выглядят такими… естественными!
   – У этих естественных туземцев весьма жестокие обычаи! – заметил Тенгиз. – Тоже – естественные. И еще более жестокие боги.
   – Как будто наши славянские боги были добрее!
   – Не думаю, – согласился Тенгиз. – И наши, и римские. Мы как-никак наследники римской культуры.
* * *
   «А этот мальчик чертовски похож на тебя, Белый Дьявол, – подумал человек, которого вот уже лет пятнадцать называли Даном Райноу, поднимаясь по трапу маленького самолета и разглядывая карточку, вручённую ему Тенгизом. – Такой славный аккуратный мальчик… Хм… „Хайатт“… Однако с деньгами у паренька все в порядке. Пожалуй, я навещу его… Непременно навещу. Нет, ну надо же, какие славные пушистые щенки могут появляться у таких свирепых волчар, каким был ты, мой полковник. Белый Дьявол. Здесь, в Африке, у тебя было больше врагов, чем гиен в моем парке. Большую часть их ты успел прикончить раньше, чем помер сам, а те, кого ты не добил, ни за что не рискнули бы тронуть твоего родственника, пока ты был жив. Но ты помер, полковник. А здесь не Европа. Здесь – Африка, и потомки должны отвечать за своих предков как минимум до седьмого колена… А я так и не вернул тебе должок, полковник. Может, пришла пора рассчитаться? „Хайатт“… „Хайатт“ – это круто. Но лучше бы тебе, мальчик, не появляться там, где твой дедушка играл в крикет отрезанными головами».
   Человек, которого звали Даном Райноу, задраил люк и похлопал по плечу чернокожего пилота.
   – Извини, старина, – сказал он на суахили, – но тебе придется еще некоторое время пожить вдали от своих жен. Мы меняем курс.
   – Три недели, – недовольно проворчал пилот. – Носорог, я хочу домой!
   – Не скули! Я, когда мы долетим, куплю тебе самую жирную шлюху в лучшем столичном борделе.
   – Нам нечего делать в Кейптауне!
   Это сказал второй чернокожий, здоровенный малый, чьи вытянутые ноги занимали половину салона.
   – Золотые слова, Тарра, – сказал белый. – Но разве я сказал, мы летим в Кейптаун?
   – Значит, ты хочешь лететь в Найроби?
   – Тарра, на этом прожаренном континенте есть и другие столицы. Глянь-ка на это! – Белый сунул здоровяку карточку. – Помнишь полковника Саянова?
   – Дьявол? Мне говорили: он помер… Ты сам мне и говорил. Так что же, он жив?
   – Он – нет. Я думаю, это его внук.
   – А что нам за дело до его внука?
   – Тебе, может, и нет дела. А мне – есть, – жестко произнес белый. – Я чувствую: у мальчишки скоро будут большие проблемы.
   – Черти бы забрали твое чутье, Носорог, – проворчал чернокожий.
   – Значит, ты со мной, убийца-масаи? – ухмыльнулся белый.
   – А куда я денусь! – Чернокожий тоже осклабился и погладил приклад лежащего рядом здоровенного, как гранатомет, ружья. – А ты, Муку?
   – Я только пилот! – тонким голосом воскликнул Муку. – Я в ваши игры не играю!
   Большой негр захохотал, а белый успокаивающе похлопал пилота по плечу:
   – Мы знаем, Муку, мы всё знаем. Ты, главное, заставь эту птичку отнести нас в нужное место, а дальше – дальше мы сами. И помни про толстую шлюху! Считай, что летишь на праздник.
   – То-то будет праздник у браконьеров, когда вас прихлопнут, – пробормотал пилот и отправился в диспетчерскую выправлять новые документы.
   Белый вытащил из кармана скатанные в рулончик доллары и сунул чернокожему.
   – Пусть полежат у тебя, – сказал он. – У Генерала ко мне претензий нет, но его родня таких, как я, не любит.
   – Угу, – согласился негр. – Старый, жесткий, совсем невкусный.

Глава пятая Античные стихи и сексуальное насилие

   Когда они вернулись в отель, портье подобострастно осклабился и протянул Тенгизу аккуратно сложенные в папочку документы.
   – Факс от вашего почтенного папы, – сообщил он на ужасном английском.
   – Скажи, чтобы мне сделали копию, а эти отправили в Земельный департамент с указанием: для господина Буруме.
   – Все сделаем непременно! – заверил портье.
   Бой подхватил запыленную сумку, и Саянов с Лорой направились к лифту.
   Через полчаса они, голые, валялись на просторной, как теннисный корт, кровати и предавались неге.
Голос флейты остёр и тонок,
Кудри бога – в смоле!
Помолись за меня, Мадонна,
Страсть мою пожалей!
Голос флейты упруг и резок.
Щеки бога в пыли…
Потрудись за меня, Железо,
Если мало молитв!

   Тенгиз откинулся немного назад, искоса взглянул на девушку.
   Лора делала вид, что ей всё равно. Но это было не так.
Раскатись барабанной пляской,
Будто по полю – град.
Ноги бога в безумной пляске
Мнут тугой виноград.
Голос флейты – нездешний голос:
Прочь, зверье, из берлог!
Вон идет золотой и голый,
Пьяный радостью бог!
Не отринь же меня, Спаситель!
Се – Твое колдовство.
Выше сердце мое несите:
Этот голос – живой!
Бог идет по траве бессонниц,
Не сгибая колен.
Помолись за меня, Мадонна,
И хмельного налей.
Голос флейты – над полем битвы.
И над полем любви.
Голос флейты – моя молитва.
Лучше прежних молитв!

   – Он был верующий, твой прадед? – спросила Лора.
   – Вряд ли. Он был полковник и коммунист.
   – Ну и что?
   – Тогда верующих в коммунисты не брали, – пояснил Тенгиз. – Ты не знала?
   – Жаль, что ты не пишешь стихов! – сказала Лора и вздохнула.
   – Разве я плохо их читаю? – спросил Тенгиз.
   Свесившись с кровати, он налил полный бокал сока и протянул девушке. Лора выпила примерно треть, а остальное выплеснула себе на живот и размазала ладошкой.
   – Шиза, – обреченно констатировал Тенгиз.
   – Сам ты – шиза! Ты будешь лизать мой животик и чувствовать вкус грейпа!
   – Дай сюда, я тоже пить хочу! – Тенгиз отобрал у нее бокал, начал наливать себе, но Лора толкнула его в спину, и он выронил кувшин. Густое желтое пятно расползлось по ковру, как маленькое солнце. Тенгиз выругался.
   – Ты не матерись, а лучше слазай в холодильник и принеси мне пива, – заявила Лора.
   – Сходи сама, психанутая! – рявкнул Тенгиз… и слетел на пол, прямо в грейпфрутовую лужу.
   Лора снова захихикала и погладила себя по ноге, которой так ловко спихнула его на пол.
   Молодой человек поднялся, посмотрел на нее сверху, упер кулаки в бедра и произнес:
   – Знаешь, чего мне сейчас хочется?
   – Меня! – мурлыкнула девушка.
   Она опрокинулась на спину, забросила правую ногу на согнутую в колене левую, раскинула руки…
   Спустя четверть часа Тенгиз оторвался от нее и, откатившись в сторону, принялся стирать простыней с груди коктейль из пота и грейпфрутового сока.
   Лора грациозно соскочила на ковер и, покачивая узкими бедрами, отправилась в ванную. Она чувствовала себя отлично.
   – Иди сюда! – позвала она сквозь шум льющейся из душа воды.
   – Нет уж! – отозвался Тенгиз. – Я лучше подожду, пока ты освободишь место!
   – Здесь хватит места на четверых! – возразила девушка.
   Тенгиз услышал, как она выключила душ и плюхнулась в ванну.
   Лора была права: там хватило бы места на четверых. Ванна походила на маленький бассейн. Вода в ней была проточная. И это в стране, где большую часть воды добывают из-под земли или привозят в цистернах.
   – Иди сюда, лентяй! – еще раз позвала Лора. – Я не буду к тебе приставать!
   – Так я тебе и поверил, – пробормотал Тенгиз.
   Но встал и побрел в ванную. Перевалившись через бортик, он плюхнулся в теплую воду и жалобно застонал.
   – Ага! – сказала Лора. – Я слышу: ты еще достаточно бодр, чтобы сыграть пару-другую сетов.
   – Ты обещала! – напомнил Тенгиз жалобным голосом.
   – Ну и что? – лениво произнесла Лора. – Я – девушка ветреная и всё уже забыла. Знаешь, есть такое понятие: девичья память?
   Она покачивалась на воде, подложив под голову надувную подушку и разглядывая мозаику на стене: трех обнаженных чернокожих девушек, весело улыбающихся под зелеными листьями пальмы. На фоне океана. У океана был цвет медного купороса, а крона пальмы – такой ядовитой зелени, что и мысли не могло возникнуть о подобном цвете у настоящей листвы.
   – У тебя патологическая склонность к насилию! – заявил Тенгиз.
   – Угу, – охотно согласилась Лора. – Насилие у меня в крови. Ты знаешь, что меня насиловали шесть раз только на улице?
   – Вот как? – Тенгиз повернулся и с интересом посмотрел на подругу. – А я думаю, ты врешь.
   – Вот еще! – Лора фыркнула. – Разве я стала бы этим хвастаться? Разве на меня это похоже?
   – На тебя – похоже, – улыбнулся Тенгиз. – Тем более что ты никогда мне не рассказывала.
   – Ты мне тоже многое не рассказывал! Например, занимался ли ты онанизмом?
   – Тебе это интересно?
   – Очень!
   – Пусть это останется моей маленькой тайной! – Тенгиз захихикал. – А насчет изнасилования, думаю, ты врешь.
   – А вот и не вру! Первый раз меня прихватил какой-то азер…
   – Уверена, что именно азер?
   – Да какая разница! Какой-то черный!
   – Неужели настоящий негр?
   – Если бы! Это был наш «черный»! А мне, между прочим, было всего четырнадцать лет! А на вид – еще меньше. Я была такая маленькая! Он показал мне огромный нож и затащил в какую-то машину. Наверняка – угнанную. Я страшно перепугалась. У меня чуть сердце не остановилось! Но мне, можно сказать, повезло: этот маньяк кончил, даже не успев стянуть с меня трусики! Я тогда еще носила трусики. – Лора кокетливо улыбнулась. – Представляешь?
   – С трудом, – сказал Тенгиз.
   Он не знал, верить ей или нет. Лора Кострова любила пофантазировать.
   – Ну и что было потом?
   – А потом, – продолжала девушка, – мимо проехала милицейская машина, и урод от страха едва не перерезал мне горло. И опять мне повезло. Он так перепугался, что уже был ни на что не способен. Выпихнул меня из машины и укатил.
   – И ты, конечно, никому ничего не сказала?
   – С ума сошел? Я ничего не сказала бы, даже если бы он меня изнасиловал. Чтобы мамаша меня затаскала по психологам? Чтобы вся моя школа узнала: Лору Кострову изнасиловал азер?
   – Ты же не уверена, что это был азер…
   – Издеваешься?
   – Уточняю.
   – Меня вечно насилуют! – заявила Лора. – И почему-то всегда – черные!
   – Ну да, – поддакнул Тенгиз. – Такие маньяки!
   – Да, маньяки! Один такой напал на меня прямо в подъезде. Я спускалась по лестнице, а он поднимался. И заглянул мне под юбку. Почему эти черные с ума сходят, когда видят хрупкую юную девушку? Он сразу схватил меня. Чуть ребра не сломал! Утащил на черную лестницу и трахнул!
   – Ты сопротивлялась, кричала? – Тенгиз не верил ни одному ее слову.
   – Я что, ненормальная? Чтобы он меня покалечил? Ты что, телик не смотришь? Лучше быть трижды изнасилованной, чем оказаться со сломанной шеей и пожизненной инвалидностью! Тем более что тебя так и так трахнут!
   – Гм, – только и сказал Тенгиз.
   – Можешь мне поверить! Самое лучшее – это немного потерпеть, а потом сбегать на профилактику.
   – Разве есть профилактика от СПИДа?
   – А какая, к дьяволу, разница?
   – Существенная, малышка. – Тенгиз похлопал ее по розовому от горячей воды бедру.
   – Вот гадость! – очень естественно огорчилась Лора. И задумалась. – Ты должен купить мне пистолет! – заявила она, поразмыслив. – Большой пистолет с такой вертящейся штукой.
   – Револьвер?
   – Ну да. Большой такой, черный. Если какой-нибудь проклятый черный решит во мне поковыряться, то я покажу ему пистолет и скажу: или надевай презерватив, или я отстрелю тебе яйца!
   – Восхитительно, – сказал Тенгиз. – Почему бы не сделать это сразу?
   – Что – сразу?
   – Отстрелить яйца. Нет яиц – нет проблем. – Он ухмыльнулся и сделал вид, что нажимает на спуск.
   – Какой ты жестокий, – надменно произнесла Лора. – Все эти маньяки, которые прихватывают девочек, они сами – сексуальные жертвы!
   – Сколько раз, говоришь, тебя насиловали?
   – Шесть! – гордо ответила Лора. – Но это – не считая нахалов вроде тебя, которые полагают, что если им просто говорят «нет», а не бьют коленом между ног, то это кокетливая форма приглашения. Но теперь – всё!
   Она хищно оскалилась и, ухватив Тенгиза за горло, окунула его в воду.
   – Теперь – все! – повторила она, когда ее друг, отплевываясь и кашляя, оторвал пальчики девушки от своего горла. – Теперь я застрелю всякого негодяя, который на меня полезет!
   – Ну коли так, то я пошел спать, – решительно заявил Тенгиз и взялся за край ванны.
   – Ладно, – милостиво произнесла Лора. – Я разрешаю тебе овладеть мною еще раз, если ты настаиваешь!
   – Разве я посмел бы? Вдруг ты меня убьешь? Нет, я спасаюсь бегством!
   – Нет уж, ты попался! Ладно, так и быть: мы умрем вместе! – пообещала Лора. – Божественной смертью!

Глава шестая Смерть на пустынном пляже

   Было около восьми часов утра, когда Тенгиз и Лора вышли на набережную. Такси брать не стали. Торопиться было некуда. Солнце только-только взошло, и потому было относительно прохладно: по асфальту можно было пройти босиком, не рискуя обжечь пятки.
   Несмотря на ранний час (а скорее всего, именно поэтому), людей на набережной было довольно много. Причем по крайней мере на четверть это были туристы. Впрочем, и место было туристическое: слева от променада тянулась череда разнокалиберных отелей. Взошедшее солнце взблескивало на стекле и металле, отражалось от синих плоскостей бассейнов.
   От полосы пляжей тротуар был отделен метровым парапетом и линией пальм, посаженных так, чтобы тень крон укрывала гуляющих даже в полдень.
   С другой стороны тротуара неторопливым потоком двигались машины.
   На Лоре была голубая короткая майка с алыми солнечными кругами на груди и спине, символические шорты и широкополая соломенная шляпа. Взгляды идущих навстречу мужчин тянулись к ней, как липкие паутинки. Тенгизу это льстило. Совсем чуть-чуть. Сам он был одет в белые капри, свободную рубаху без рукавов, а на голове – замечательная шапочка с длинным козырьком. Замечательность шапочки состояла в том, что внутри у нее была натянутая на специальный каркас теплонепроницаемая прокладка. Стоила вся эта конструкция аж пятьдесят баксов, а защищала макушку от солнца не лучше, чем соломенная шляпа Лоры. Правда, шапочка была гораздо меньше.
   Трое солдат с небрежно закинутыми за спину автоматами развинченной походкой проследовали по набережной. Толпа уважительно расступалась перед ними.
   – Я куплю газету, – сказал Тенгиз, приостанавливаясь. – Ты иди, я догоню.
   Пока он расплачивался, откуда-то сбоку появилась целая толпа танцующих африканцев. Один, тощий, гибкий, как змея, неистово лупил ладонями в небольшой барабан. Остальные пели и кружились, хлопая себя по бедрам. Чернокожая девушка в юбке из разноцветных лент преградила Тенгизу путь. Она улыбалась во весь рот. Остроконечные грудки с блестящими от масла сосками подпрыгивали в такт движениям ног, притоптывающих по асфальту.
   Тенгиз дал ей доллар. Девушка сунула его в колечко-серьгу и воткнула в волосы Тенгиза распустившуюся орхидею.
   Лора не спеша двигалась вперед, сдержанной улыбкой отвечая на улыбки встречных, легким движением головы отклоняя предложения познакомиться, а взмахом руки – предложения купить что-нибудь вроде ожерелья из клыков шакала. Когда большой черный лимузин с затемненными стеклами остановился чуть впереди нее, девушка сделала шаг в сторону, пропуская выпрыгнувшего из машины молодого негра в светло-сером костюме…
   …Но тот решительно преградил ей дорогу.
   – Лора! – воскликнул он, расплывшись в улыбке.
   Девушка удивленно посмотрела на него. Она была уверена, что видит этого человека первый раз в жизни.
   – Лора! Ай, как не стыдно! – воскликнул негр по-французски и хлопнул в ладоши. – Ты что же, не узнаешь меня?
   – Простите? – Лора понимала французский, но не очень хорошо.
   Она оглянулась, высматривая Тенгиза, но тот где-то застрял.
   – Ну что за вздор! – закричал негр. – Ты – Лора Кострова, верно?
   – Верно… – Лора совсем растерялась.
   – Ну вот! – обрадовался негр.
   И вдруг с ошеломляющей быстротой обнял ее за талию и увлек в темное нутро «линкольна» прежде, чем Лора успела воспротивиться. Машина тут же тронулась с места.
   Никто из тех, кто наблюдал эту сцену, не заподозрил ничего дурного. Тем более что, проехав метров двести, машина остановилась, дверца ее распахнулась, и втянутая энергичным негром девушка выбралась на тротуар. Поправив соломенную шляпу, она помахала рукой сидящим в лимузине и, слегка покачивая бедрами, двинулась дальше по набережной. Опытный глаз мог бы заметить, что походка девушки изменилась. Но опытных глаз поблизости не оказалось.
   Черная машина сорвалась с места и смешалась с катящими по дороге автомобилями.
   Выбравшись из толпы танцующих, Тенгиз обнаружил, что потерял из виду свою подругу. Он не слишком обеспокоился (дорога одна, маршрут известен), только прибавил шагу – и минут через пять впереди возникла узкая спина с алым кругом между лопаток и желтое соломенное сомбреро. Тенгиз пошел быстрее, полагая, что догонит подругу через пару минут. Однако расстояние между ними не сокращалось. Тенгиз еще прибавил шагу, он почти бежал, но голубая майка с символом восходящего солнца по-прежнему маячила в полусотне шагов впереди.
   «Что за ерунда?» – подумал Тенгиз.
   Но по-настоящему он заволновался, увидев, как Лора повернула направо и сбежала по лестнице к воротам закрытого пляжа.
   – Лора! Лора! – закричал он.
   Но девушка даже не обернулась.
   Бегом, расталкивая встречных, Тенгиз ринулся вперед и достиг лестницы в тот момент, когда Лора проскользнула в приоткрытые ворота.
   Прыгая через две ступеньки, он сбежал вниз, протиснулся в щель (створки были стянуты цепью в фут длиной), испачкав ржавчиной рубашку, и увидел Лору, быстро идущую по пляжу к кабинкам для переодевания.
   Даже теперь Тенгиз не заподозрил неладное. Такая выходка была вполне в стиле его подруги.
   – Лора! Стой! – сердито закричал он и побежал к ней, утопая сандалиями в песке.
   Большой корабль, вышедший из порта и взявший курс в сторону Австралии, басовито загудел, заглушив его крик.
   Длинный пляж был совершенно пуст. Только стройная фигурка девушки в тридцати шагах впереди.
   Тенгиз, задыхаясь, настиг ее и схватил за руку. Девушка быстро обернулась.
   Это была не Лора!
   Тенгиз застыл с открытым ртом. И в этот миг страшный удар обрушился на его голову.
   Девушка в майке Лоры совершенно равнодушно смотрела, как он валится на песок. Двое черных мужчин подхватили обмякшее тело, оттащили его поближе к парапету и прислонили к стене.
   – Готов? – спросил один из них.
   – Шутишь? – ухмыльнулся второй, пряча нунчаки во внутренний карман куртки. – Я черепицу насквозь пробиваю, не то что этот хилый черепок! – Негр толкнул легонько носком ботинка окровавленную голову белого. Голова качнулась, оставив на белом камне ярко-красный след. – Не веришь?
   – Верю, верю. Давай бери бумажник, часы, телефон – и сматываемся, – сказал первый.
   Тело их жертвы со стороны пляжа было прикрыто кабинкой для переодевания, и, поскольку на воротах значилось, что пляж будет закрыт еще двенадцать дней, преступники могли надеяться, что тело найдут не слишком скоро.
   Через минуту все трое вышли на набережную и, непринужденно болтая, двинулись в сторону грузового порта.
   Однако расчет преступников не оправдался. Не прошло и двух часов, как на тело наткнулся патруль военной полиции.
   – Глянь, – сказал один из полицейских сержанту. – Какой-то дерьмовый бродяга дрыхнет там, за будкой. Пойдем-ка позаботимся о парне.
   – Похоже, о нем уже позаботились, – заметил более наблюдательный сержант. – Ну-ка, живо к нему!
   – Да это же белый! – с беспокойством воскликнул полицейский, когда они оказались рядом.
   – Погляди, что в карманах, – приказал сержант.
   Тело повалилось на бок, едва полицейский прикоснулся к нему. Но это не помешало выполнить приказ сержанта.
   В карманах было пусто. Ни денег, ни документов.
   Сержант попытался снять с головы белого шапочку, но та присохла к кровавой корке. Однако даже поверхностный осмотр обнаружил изрядную вмятину в черепе.
   – Всё ясно, – сказал сержант. И взялся за рацию.
   Дежурный отозвался не сразу, но сержант не спешил. Настоящие африканцы никогда не спешат. А этому белому уж точно некуда торопиться. Доложив, где они, сержант сообщил:
   – Обнаружен неопознанный труп. Белый. Ограблен. Да, ясно, что никаких документов… Хотя погоди…
   Наклонившись к телу, сержант задрал край рубахи Тенгиза и ухватил прикрепленный кольцом к ременной петле ключ. Сильным рывком полицейский сорвал его и прочитал выгравированную на никеле надпись «Хайатт».
   – Пиши, – сказал он в микрофон. – На теле обнаружен ключ от номера восемьсот отеля «Хайатт». Да, «Хайатт».
   – Он точно мертвый? – спросил дежурный.
   – Башка проломлена.
   – Проверь! – велел дежурный, и сержант, присев, приложил палец к шее убитого белого.
   – Поправка, – сказал он, не скрывая удивления. – Парень живой. Пока живой.
   – Жди! – приказал дежурный. – Я свяжусь с отелем. У них своя медслужба.
   Когда через три минуты дежурный вызвал патрульного, он был здорово обеспокоен.
   – От тела – ни на шаг! – жестко приказал он. – Машина с врачом из отеля уже выехала! Пошли кого-нибудь встретить. Раненого не трогать и глаз с него не спускать! Ты понял меня?
   – Успокойся, – буркнул сержант. – У него уже украли все, что можно. А из отеля пусть пришлют катафалк. Я ж говорю: ему башку проломили. Кровищи больше, чем от зарезанной свиньи!
   – Пошути у меня! – рявкнул дежурный и отключился.
   – Важный, как бородавка на члене, – проворчал сержант. – Н\'Гана! Давай наверх. Встретишь «скорую», приведешь сюда.
   И уселся на песок рядом с раненым. Второй полицейский остался стоять, опершись спиной на синий пластик кабинки.
   Не прошло и пяти минут, как на пляже появилась целая толпа. Два представителя отеля – управляющий и врач, – трое полицейских во главе с капитаном и еще двое мужчин, о которых сержант мог с уверенностью сказать только одно: это не журналисты.
   Пострадавшего быстро и бережно погрузили на носилки и бегом понесли наверх. Ворота уже были открыты. Приклад автомата вполне заменил ключ от замка.
   Трое патрульных смотрели, как суетятся пришедшие с капитаном, осматривая место.
   – Большая шишка, – сказал сержант.
   – Могли бы раскошелиться на пару зеленых! – заметил Н\'Гана.
   – Как же! – отозвался сержант и сплюнул на песок красный ком жвачки. – Да без толку это. С дыркой с башке и черный копыта откинет. А уж белый…
   Двое патрульных согласно кивнули.
   Но Тенгиз выжил.

Глава седьмая Дед Мороз

   Тенгиз стоял на склоне заросшей лесом горы. Над его головой ветер раскачивал лохматые макушки кедров. Внизу лежало озеро. Чудесное озеро. Вода в нем будто светилась изнутри, и потому поверхность озера казалась не синей, а белой.
   Над головой раздался шорох. По толстенному стволу сбегал вниз небольшой зверек. Горностай. В двух метрах от земли горностай оттолкнулся от коры, растопырился, спланировал на голову Тенгиза и остался там, уцепившись коготками за всклокоченную гриву.
   У Тенгиза никогда не было таких густых и длинных волос. А теперь вот появились.
   «Это сон», – подумал Тенгиз, опустил глаза и посмотрел на свое тело. Тело было голое. И несомненно – его собственное. Но какое-то не то чтобы накачанное… Скорее, спортивное.
   «Я пришел купаться», – внезапно, как бывает именно во сне, понял Тенгиз.
   И бросился вниз.
   Бежать было невероятно легко. Он толкался от земли, словно от батута, и через считаные секунды оказался у воды.
   Горностай спрыгнул с его головы и нырнул в кусты.
   А Тенгиз нырнул в воду.
   Вода была теплая !
   Тенгиз нырнул и поплыл под водой, распугивая рыбешек и погружаясь все глубже, пока не увидел на дне, меж камней, толстую усатую морду размером с два кулака.
   Обладатель морды тоже его увидел. Дернулся, пытаясь забиться поглубже, но тут же передумал и рванулся наружу… Прямо в руки Тенгиза.
   Тенгиз успел подумать, что такая большая и сильная рыба наверняка выскользнет…
   Но его руки, не менее быстрые, чем «усатая морда», вцепились в толстое тело, сжались, сминая чешую, пальцы проникли под жабры, погрузились в плоть. Ноги Тенгиза оттолкнулись от дна, и он, с шипением разрезая воду, взмыл к поверхности вместе со своей отчаянно вырывающейся добычей. Выбросившись из воды почти по пояс, Тенгиз с силой метнул добычу на берег. Этот бросок сделал бы честь мастеру водного поло. Трепыхающаяся рыба, пролетев не меньше полусотни метров, ухнула в заросли.
   Тенгиз поспешил к берегу.
   Но первым успел горностай. Он вцепился в бок рыбины, раза в три большей, чем он сам, и с яростным хрипением терзал бьющееся рыбье тело.
   Тенгиз выволок рыбину с повисшим на ней зверьком на лужайку, разбил ей голову подвернувшимся камнем… И понял, что очень, очень голоден.
   Но голоден был не только он. Шорох за спиной заставил его оглянуться. Тенгиз увидел девушку. Очень красивую девушку. И – совсем голую. Тенгизу она очень понравилась. Но Тенгизу-спящему – нет. Он начал подниматься с угрожающим ворчанием… И страшный удар обрушился ему на затылок.
   «Их – двое», – успел подумать Тенгиз, падая в темноту и понимая, что с ним случилось что-то очень плохое… 
   Тенгиз с трудом разлепил глаза. У него было ощущение, что череп его плотно набили ватой через щель, проделанную от затылка до темени. В ушах стоял пульсирующий гул, перед глазами в желтом тумане плавали серые тени. Еще был какой-то рокочущий звук. Словно вода стекала по большой трубе.
   Тенгиз шевельнулся – и ощутил короткую боль в предплечье.
   «Что со мной?» – попытался спросить он. Но губы онемели, и вместо голоса получилось что-то вроде звука сминаемой бумаги…
   И вдруг туман рассеялся. Зато накатила тошнота, желудок судорожно сжался… Но тошнота тоже прошла, и молодой человек увидел над собой знакомое лицо. Дочерна загорелое, изрезанное сетью морщин и озаренное добродушной улыбкой. «Дед Мороз!»
   – Райноу… – прохрипел Тенгиз. И это была уже членораздельная речь. – Что… Где…
   – Тише, сынок, тише. Сынок, тебе вредно напрягаться.
   Райноу повернул голову и спросил у кого-то, оставшегося вне поля зрения Тенгиза:
   – Ему можно говорить, доктор?
   – В принципе – да, – ответил невидимый. – Не перегружайте его. Травма серьезная. Возможна амнезия…
   – Увидим. Мне бы хотелось, доктор, поговорить с ним наедине. По-родственному, так сказать…
   – Да, разумеется.
   Дверь хлопнула раньше, чем Тенгиз успел запротестовать.
   – Что это значит? – проговорил он и сделал попытку приподняться.
   – Нет уж, лежи! – довольно резко произнес Райноу.
   Произнес по-русски.
   – Меня зовут Данила Жилов, – сказал он. – Я сказал им, что ты мой племянник. Запомни это и не вздумай оспаривать.
   По-русски он говорил свободно, но в речи чувствовался легкий акцент. Как у человека, долго жившего за границей.
   – Кто вы такой? – уже более твердо произнес Тенгиз. – И что вам от меня надо?
   – Я кое-что задолжал твоему деду, сынок, когда он был здесь, в Африке. А я всегда возвращаю долги.
   – Мой дед никогда не был в Африке… – пробормотал Тенгиз, пытаясь сообразить, что можно предпринять, чтобы избавиться от этого опасного и, скорее всего, ненормального человека. Закричать? Опрокинуть что-нибудь?
   – Не ври мне, сынок. Хотя… Возможно, это был брат твоего деда. Мне всё равно.
   «Дед Мороз» сделал движение рукой – и в этой руке словно по волшебству появился широкий короткий нож из вороненой стали.
   Тенгиз завороженно смотрел на черный клинок.
   «Сейчас он меня добьет», – мелькнула мысль, не вызвавшая, впрочем, никаких сильных эмоций. Так, вероятно, чувствует себя кролик, оказавшийся в дециметре от раскрытой пасти удава.
   – Посмотри на этот нож, – сказал Жилов-Райноу. – Этим ножом твой дед перерезал горло одному здешнему парню, которого наши ребята звали Папа Карло Наоборот. А знаешь, почему его так звали?
   Тенгиз промолчал. Но Жилову-Райноу ответ был не нужен.
   – Папа Карло, если ты помнишь, сделал из березового поленца человечка, – сказал он. – А тот парень, наоборот, очень любил делать поленца из человечков. И непременно выстругал бы из меня березовую чурочку, если бы не твой дед.
   – Прадед… – с трудом выдавил Тенгиз. – Не дед, а прадед. – Его понемногу отпускало.
   – Пусть будет прадед, – согласился Данила Жилов. – Он подарил мне этот нож и сказал: «Ты сегодня снова родился, старший лейтенант Жилов. Держи на память. Пусть это будет твой талисман». И с тех самых пор мы с этим ножиком всегда месте. А теперь, сынок, скажи мне: ты помнишь, что с тобой произошло?
   – Я… Нет… Что со мной случилось? Что у меня с головой?
   – Тебя ударили по затылку. Крепко ударили. Может – водопроводной трубой. А может, чем-нибудь посолиднее. В полиции сказали: тебя заманили на этот пляж и ограбили. Скажи, сынок, за каким дьяволом тебе понадобился этот закрытый пляж?
   – Какой пляж? – спросил удивленный Тенгиз. – Какой…
   И тут внезапно память вернулась к нему. И внутри стало холодно.
   Жилов увидел, как задрожали бледные губы Тенгиза, и, положив руку на грудь молодого человека, слегка надавил, во второй раз не позволив ему подняться:
   – Не надо напрягаться, сынок. Просто скажи мне, в чем проблема.
   – Лора! Где она?
   – Лора – это та самая девушка, которая была с тобой в заповеднике?
   – Да!
   – Лора, – повторил Жилов. – Славная девушка. Мне она сразу понравилась.
   – Вы знаете, где она?
   – Жаль огорчать тебя, сынок, – ласково произнес Жилов, – но я не знаю, где твоя девушка. Лежи, лежи! – повелительно сказал он, пресекая очередную попытку Тенгиза встать.
   Это было нетрудно: молодой человек был не сильнее улитки.
   – Док сказал: тебе нужно еще немного полежать. Пару дней.
   – Два дня? А сколько времени я…
   – Не волнуйся! Меньше суток. Тебе крупно повезло, сынок. Здешние ребята очень удивились твоей шапочке. Ты что, был готов к тому, чтобы получить по затылку?
   – Шапочке? – не сразу сообразил Тенгиз. – Нет, это просто такая конструкция. От солнца.
   – И от чугунной трубы. Правда, обломки каркаса попортили твой скальп, но это намного лучше, чем дырка в черепе. А теперь скажи, что тебе понадобилось на пляже?
   – Лора. Я шел за ней.
   – А что ей понадобилось на этом чертовом пляже?
   – Это… Оказалось, это не она!
   И Тенгиз выложил всё, что произошло утром.
   Жилов выслушал внимательно. Но от вопросов воздержался.
   – В целом диспозиция ясна, – сказал он. – Будем действовать по обстановке. То есть я буду действовать, а ты спать.
   – Я не устал! – горячо возразил Тенгиз.
   Он и впрямь чувствовал себя лучше, чем в начале разговора.
   – Сейчас четыре часа утра, – сказал Жилов. – И тебе действительно надо отдохнуть.
   – Вы поможете мне?
   – Сделаю всё, что смогу. Слушайся меня, сынок, а я со своей стороны обещаю, что немедленно займусь поисками твоей девушки, и кое-кто очень огорчится, если сделает ей плохо. Отдыхай, сынок. Сейчас придет доктор и сделает тебе укол, а завтра днем я приду к тебе и расскажу, что удалось сделать.
   И одарив Саянова добродушной улыбкой Деда Мороза, Жилов покинул палату.
   Когда он снова появился в палате, часы, расположенные над дверью, показывали два часа пополудни.
   К этому времени Тенгиза дважды покормили, вымыли и сменили повязку на голове. Чувствовал он себя неплохо, но при любом усилии в висках начинало стучать, а попытки подняться вызывали приступы головокружения.
   Зато ничего не болело. Хотя это, возможно, было результатом действия болеутоляющего.
   Дед Мороз пришел без подарков.
   – В отель твоя девушка не вернулась, – сказал он. – Впрочем, иного я и не ожидал, раз ее нет здесь, у твоей постели. Я говорил с полицией. Там утверждают – и я не стал их переубеждать, – что ты стал жертвой случайных грабителей.
   – А это не так? – спросил Тенгиз.
   – Не так. Девушка, которую ты принял за Лору, танцоры, задержавшие тебя…
   – Думаете, танцоры тоже соучастники? Если так, то можно сообщить в полицию. Кое-кого из них я хорошо запомнил.
   Тенгиз имел в виду девушку, которая подарила ему орхидею.
   – Ну… Танцоры могут быть и ни при чем, – сказал Жилов. – Что было у тебя в бумажнике?
   – Ничего существенного. Немного денег, кредитка… Но там тоже не много денег… Около пятисот евро. Но все равно надо бы ее заблокировать.
   – По местным меркам – огромная сумма, – заметил Жилин. – И все-таки я не думаю, что это ограбление. Масштаб не тот. Я опросил торговцев сувенирами на набережной. Один видел, как девушка, очень похожая на твою подругу, села в длинную, как автобус, черную машину. Говорит, в машине был какой-то ее друг… Есть у твоей Лоры черные друзья с большими черными машинами?
   – Мне об этом неизвестно, – осторожно ответил Тенгиз.
   От Лоры можно ожидать чего угодно. Даже черных друзей на черных лимузинах.
   – А что сказал второй торговец?
   – Он тоже видел девушку, похожую на твою Лору. Только на этот раз она вышла из большой черной машины. Белая девушка в большой шляпе и майке с красными кругами. Видимо, это была та самая девушка, которая заманила тебя на пляж. Знаешь, сынок, мне почему-то кажется, что уличные грабители не ездят на черных лимузинах. А ты как думаешь?
   – Та девушка могла ждать в машине, – сказал Тегнгиз. – Они заманили туда Лору, потом сняли с нее одежду… – Тенгиз запнулся. Он вспомнил о том, что рассказывала Лора. О насильниках. Что, если она не врала и у нее действительно такая «удача»: нарываться на сексуальных маньяков?
   – Я не думаю, сынок, что ей сделали что-то очень нехорошее, – сказал Жилов. – Даже если исключить вариант похищения с целью выкупа, то все равно в этой стране молодая и ухоженная белая девушка представляет собой изрядную ценность. Любой из племенных вождей с удовольствием отдаст за нее двадцать – тридцать тысяч долларов. За целую, разумеется. И тем не менее здесь очень редко пропадают молоденькие туристки. Здешний президент, большая сволочь, кстати, забирает в свой личный карман изрядную долю доходов от туристического бизнеса. А к своему карману президент относится очень трепетно. Если ему станет известно, что похитили одну из туристок, он займется этим лично.
   – Тогда, может, стоит ему об этом сообщить? – предложил Тенгиз. – У меня есть такая возможность.
   – Правда? – Жилов с неподдельным интересом посмотрел на Саянова. – Ты знаком с Генералом?
   – Мой отец знаком. У них – совместный бизнес.
   Какой именно, он не стал уточнять. Если Данила Жилов – такой всезнайка, то наверняка сумеет выяснить, что Тенгиз – сын председателя Тенги Заяна.
   – А скажи мне, сынок, как твой отец относится к твоей подружке? – спросил Жилов.
   Тенгиз пожал плечами: как?.. Да никак он к ней не относится.
   – Тогда, я думаю, и президент не станет о ней особо беспокоиться. Его главной задачей будет найти и наказать похитителей. Да так, чтобы у остальных его подданных напрочь отбило желание воровать туристок. Понимаешь, к чему я клоню?
   – Понимаю, – буркнул Саянов. – И что вы предлагаете?
   – Для начала будет неплохо… – Жилин устремил на Тенгиза взгляд своих цепких, утонувших в паутине морщинок глаз, – если ты расскажешь мне всё как есть.
   – Все? – переспросил Тенгиз. – В каком смысле – все?
   – Все, что с вами происходило с тех пор, как вы оказались здесь. И какой у твоего отца бизнес в этой стране. И насколько Генерал заинтересован в нем.
   – Хороший бизнес. И Генерал в нем очень заинтересован. А теперь скажите мне, господин Жилов, почему я должен вам доверять?
   – А у тебя есть выбор, сынок? Вряд ли тебе ни с того ни с сего попытались проломить голову. Была причина. И эту причину я должен найти. Иначе я не смогу разобраться в этом деле раньше, чем те, кто пытался тебя убить, разберутся со мной. Или с тобой. Или с твоей подружкой. Подумай сам, сынок: твои враги уже знают всё, что им требуется. Друзей у тебя здесь нет. Так что если ты намерен отказаться от моей помощи, то наилучший вариант для тебя – покинуть страну. Думаю, администрация отеля этому поспособствует. Мне уже на это намекнули. Кстати, родственники твоей девушки – влиятельные люди?
   – Не очень… Не настолько… Слушайте, я понял к чему вы клоните, – заявил Тенгиз. – Я не намерен удирать домой!
   – Похвально, – одобрил Жилов. – Что ж, я тебя слушаю.
   – Хорошо, – согласился Саянов. – У меня действительно нет выбора. Я думаю, это может быть связано с моим дядей…
   Тенгиз говорил не менее получаса, прервавшись только один раз, когда вошла медицинская сестра, чтобы сделать ему укол.
   Когда он закончил, Жилов произнес:
   – Кое-что проясняется. Этот чиновник, он действительно соплеменник Шейха?
   – Судя по знакам на лбу – да.
   – В таком случае я вижу два варианта. Первый – рассорить твоего отца с Генералом. Например – убить тебя и свалить на президента. Возможно такое?
   – Думаю, да. А второй вариант?
   – Второй связан с твоим дядей. Если с этим островом что-то нечисто… Ты говоришь – от дяди уже два года не было вестей? Твой отец не поинтересовался – почему?
   – Он попросил меня это выяснить, – сказал Тенгиз.
   – Понятно. – Данила Жилов покачал головой. – Начал ты неплохо. Одно радует: ты стал поперек дороги людям Шейха, а не Генерала. Еджав Вулбари нынче здорово потерял в силе. И люди его вынуждены вести себя очень осторожно.
   – Вы сумеете найти Лору? – напрямик спросил Тенгиз.
   – Будь мы в ЮАР, или, например, в Танзании, или в Кении, я бы сказал тебе: «Да!» Но в этой чертовой стране у меня не так много друзей. И все же я попробую кое-что узнать. А теперь, сынок, я с тобой попрощаюсь, потому что намерен заняться делом.
   – Хотите прижать чиновника?
   – Если я нажму на него, он даст сигнал своим – и твою девушку увезут из города. Нет, я поищу ее по другим каналам. В этом городе не так много черных лимузинов. И похищенных белых девушек – тоже. Что-нибудь всплывет – и очень скоро.
   – Вам могут потребоваться деньги… – сказал Тенгиз. – Я позвоню в отель и скажу, чтобы вам предоставили кредит.
   – Деньги пригодятся, – согласился Жилов. – Например, чтобы посадить под твоей дверью охранника. Вдруг твоим врагам придет в голову еще раз попытаться проломить тебе черепушку.
   – Пусть будет охранник, – согласился Тенгиз.
   – Вот и хорошо. А сейчас, сынок, мы с тобой расстанемся. Поправляйся побыстрее. Твоя помощь тоже будет нелишней. Завтра я к тебе наведаюсь.

Глава восьмая Данила Жилов ведет следствие

   Однако на следующий день Жилов так и не появился.
   Зато Тенгиз окреп настолько, что сумел встать. А к вечеру он более или менее свободно передвигался по палате… И упорно боролся с искушением позвонить отцу.
   Еще Тенгиз выяснил, что покинуть свою палату не может. У дверей снаружи дежурил здоровенный полицейский, который очень вежливо, но решительно пресек попытку молодого человека выйти в коридор.
   Тенгиз не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы настаивать.
   Ему принесли ужин. Сделали еще один укол и опять поменяли повязку на голове. Ни медицинская сестра, ни врач не выразили желания поговорить. Тенгиз узнал только, что рана его заживает очень быстро (он не удивился: с детства на нем все заживало как на собаке) и, может быть, завтра снимут швы.
   Один полицейский за дверью сменил другого. Такой же необщительный. Тенгиз не был отрезан от внешнего мира. На тумбе рядом с кроватью стоял телефонный аппарат. Молодой человек мог позвонить куда угодно. Вот только – кому, кроме отца, он может позвонить в нынешней ситуации? Но как раз отцу звонить и не хотелось. Расписаться в собственном бессилии… Нет, для этого Тенгиз был слишком горд. Кроме того, он знал своего отца. Плевать ему на Лору. Скажет: лети домой – и всё. А то и распорядится, чтобы Тенгиза доставили на Родину. Он это может. А потом объяснит: заботился, дескать, о твоей безопасности.
   Словом, этот день Тенгиз провел, маясь от неизвестности.
   Но уснул легко. И снилось ему коппие.
   Коппие было огромно, как замок. Метров пятнадцать в высоту и не меньше пятидести – в поперечнике. У его подножия толпилось множество людей. Все они были полуголые и вооруженные. Многие – размалеваны. Некоторые держали на поводках зверей. Кажется, это были гепарды.
   Собравшиеся люди были очень сердиты. И очень сердиты они были на того, кто стоял на самой макушке коппие. Этого Тенгиз никак не мог разглядеть. Однако видел, что человек полностью обнажен. И если люди внизу были сплошь черные, то одиночка на вершине явно относился к другой расе. Светлая фигурка с гривой желтых, как солнце, волос.
   Гнев собравшихся внизу нарастал. Тенгиз разглядел в толпе нескольких шаманов в деревянных масках. Эти бесновались больше всех. Прыгали, размахивали руками и палками…
   Наконец напряжение достигло критической точки – и вся толпа пришла в движение. Черные воины шустро полезли вверх по камням…
   Человек на вершине стоял, не шевелясь, до тех пор, пока самые проворные не забрались почти на самый верх. К этому времени склоны коппие были облеплены черными людьми, как термитник – термитами. И лишь в самый последний момент, когда передовым остался лишь один хороший рывок, чтобы добраться до него, желтоволосый быстро поднес руку к лицу…
   И – словно невидимая волна покатилась от него во все стороны. Атакующие замерли на мгновение… А потом покатились со склонов. Бросая оружие, сшибая друг друга, ударяясь о камни… Многие так и остались лежать у подножия. Те же, кто еще мог передвигаться, стремглав мчались прочь. Шаманов, пытавшихся остановить бегство, просто растоптали. Минута – и у подножия коппие остались только мертвые и умирающие.
   Человек на вершине опустил руку.
   Тенгизу очень захотелось рассмотреть его получше. Он прищурился, пытаясь…
   И ему удалось. Крохотная фигурка стремительно увеличилась. Только лица желтоволосого Саянов разглядеть так и не смог. Оно тонуло в золотистой дымке. Но каким-то непонятным образом (все-таки это был сон) Тенгиз понял, что этот удивительный человек тоже видит его. Да, он его видел. По-женски тонкая рука поднялась… Сердце Тенгиза замерло от ужаса…  
   И он проснулся. А проснувшись, понял, что тот, на вершине, совсем не собирался его пугать. И жест, который успел увидеть Тенгиз, вовсе не был угрожающим. Он приглашал Саянова подойти поближе.
   Некоторое время Тенгиз приходил в себя: сон был на удивление реалистичный.
   Однако за окном все еще было темно, и Саянов постепенно успокоился и снова уснул. На этот раз – без столь эффектных сновидений.
* * *
   Жилов появился на следующее утро. И не один, а в обществе высоченного негра в выгоревших шортах и безрукавке, которую стоило бы постирать.
   Полицейский им с достоинством козырнул.
   – Рад тебя видеть в хорошей форме, сынок! – с порога заявил Жилов.
   – Не знал, что вы отдаете приказания местной полиции, господин Жилов! – язвительно произнес Тенгиз вместо приветствия.
   – Данила. Зови меня – Данила, сынок. Конечно, он меня уважает, ведь это я нанял его охранять твою персону. В этом гадючнике никто не сделает это лучше полицейского. Разве что военный полицейский, но там у меня меньше связей. Познакомься, сынок, этого лба зовут Таррарафе, и он мой друг. По-русски он знает только матерщину, но если тебе предстоит встреча с вооруженными и неприятными людьми, то я знаю лишь одного человека, который был бы более кстати, чем Тарра.
   – И кто же это? – спросил Тенгиз, пожимая руку негра: очень темную, очень большую, с длинными сильными пальцами. Лицо Таррарафе, совершенно черное, тем не менее имело скорее европейские, чем африканские черты.
   – Этот человек – я, сынок. – Жилов ухмыльнулся, но тут же стал серьезным. – Мне удалось кое-что выяснить, – сказал он, усаживаясь на край кровати.
   – Вы нашли Лору? – с надеждой спросил Тенгиз.
   – Пока нет. Я даже решил рискнуть и подержать за вымя твоего знакомого из Земельного департамента, однако из этого ничего не вышло. Чиновник Буруме взял недельный отпуск и уехал в родную деревню. Отмечу, что произошло это на следующий день после вашего общения. Так что встречаться с тобой в тот день, когда на тебя напали, Буруме не планировал.
   – А нельзя ли съездить к нему в деревню? – спросил огорченный Тенгиз. – Я думаю, он что-то знает.
   – Я тоже так думаю, – согласился Жилов. – И съездить к нему в деревню можно. Но надо прихватить с собой роту солдат. А лучше – батальон.
   – Так серьезно? – удивился Тенгиз. – Он не выглядел опасным.
   – Чтоб тебе было понятнее: представь себе, что ты на Кавказе, ну, скажем, – в Чечне, захочешь пообщаться с нехорошим парнем, уехавшим к себе в горный аул. Даже если сам парень – безрукий инвалид, у его родственников с руками все в порядке. И с оружием – тоже. Не говоря уже о том, что они у себя дома и знают каждый кустик и каждую заложенную мину на три километра в округе. Что характерно: мины предназначены как раз для таких нежелательных гостей, как мы. Так что о своем предложении забудь. Пока твой толстячок не вернется на рабочее место, для нас он недоступен. Но не расстраивайся. Мы нашли лимузин.
   – Разве в столице только один лимузин? – спросил Тенгиз с сомнением.
   – Почему один? Их тридцать четыре. Но черных только тринадцать. Мы проверили все. Пять машин – из президентской конюшни. Ими в тот день не пользовались. Шесть машин принадлежат разным отелям и участвовать в похищении не могли. Осталось две. Одна – в ремонте, а ко второй мы подобраться не сумели, поскольку вокруг толпилось много очень серьезных парней. И хозяин ее, что характерно, президент местного филиала Сити-банка, большой друг американского посла и, по совместительству, двоюродный брат господина Еджава Вулбари. Дружок твоего папаши, господин президент, с удовольствием схарчил бы этого субьекта, но не хочет ссориться с ЦРУ.
   – А что тогда можем мы? – разочарованно произнес Тенгиз.
   – Кое-что можем, – самодовольно произнес Жилов. – Для начала мы с Таррой немножко поговорили с шофером лимузина. Парень оказался настоящим крепышом, но зато при нем не было дюжины охранников. Мы взяли его в туалете местного кабака и снесли в тихое место, где никто не мог воспрепятствовать нашей беседе. Не скажу, что паренек с самого начала был расположен к разговору, но наши аргументы произвели на него впечатление, и он кое-что рассказал…
* * *
   – Что вы делаете? – пискнула Лора по-английски, оказавшись внутри лимузина. – Кто вы такие? Я вас не знаю! Имейте в виду… Ой!
   Один из негров притиснул ее к дивану и накрыл ладонью рот, второй деловито принялся избавлять ее от одежды. Лора отчаянно извивалась, пыталась укусить руку негра… Кончилось тем, что один из негров ударил ее в живот, и на этом сопротивление Лоры кончилось. Пока она разевала рот, изо всех сил пытаясь вдохнуть, черные преспокойно ее раздели. То есть просто стащили с Лоры майку и шорты, сняли босоножки. Больше на ней ничего не было, а от шляпки ее избавили раньше.
   – Если будешь орать, тебе будет очень больно, – сообщил ей по-английски негр в белом костюме. – Будешь вести себя хорошо – ничего плохого с тобой не случится. Ты поняла?
   Лора не отреагировала.
   – Ты поняла?! – с угрозой повторил негр, больно ухватив Лору за промежность.
   Лора испуганно кивнула.
   Потом скосила глаза и очень удивилась. На диванчике напротив голая мулатка надевала на ноги Лорины босоножки. Босоножки эти были недешевые. Куплены в Италии за сто восемьдесят евро. Но не ради же босоножек они ее схватили!
   Мулатка обулась, притопнула стройными ножками, сделала гримаску, сказала что-то на местном языке. Пожаловалась на то, что босоножки ей малы, догадалась Лора.
   Негр в белом костюме рыкнул недовольно. Мулатка поспешно натянула Лорины шорты и майку, напялила светлый парик, нахлобучила соломенную шляпу и выбралась из машины.
   Пока дверь была открыта, негр в белом костюме на всякий случай зажимал Лорин рот. Впрочем, в этом не было необходимости. Лора и так не собиралась кричать, потому что второй негр прижал к ее шее здоровенный блестящий тесак.
   Лора не знала, что нож – всего лишь психологическое средство воздействия. Негр ни за что не посмел бы испачкать кровью салон хозяйской машины. Впрочем, если бы он решил убить девушку, нож бы ему не понадобился.
   Машина тронулась, второй негр спрятал тесак, а первый убрал руку с ее лица… И снова ухватил Лору за промежность.
   Лора дернулась, негры загоготали.
   Потом первый перестал ржать и сказал:
   – Не бойся. Веди себя хорошо – и мы тебя не тронем.
   – А я и не боюсь! – храбро заявила Лора. – Вы еще не знаете, кто мой друг!
   Негры переглянулись и снова загоготали. Лора почувствовала себя ужасно униженной.
   – Знаешь, а твоего друга мы не боимся, – сказал первый негр.
   Эта фраза показалась смешной не только его приятелю, но и шоферу.
   – Но с тобой все будет хорошо, – сказал первый негр, ухмыляясь. – Ты, главное, не описайся. Если ты провоняешь салон, мой дядя тебя точно убьет.
   По-английски он говорил очень хорошо, почти без акцента. И фразы строил правильно.
   Лора немножко успокоилась. Дорогая машина, хороший английский одного из похитителей… Всё не так просто. Возможно, ее изнасилуют… но вряд ли убьют. Непонятно только, зачем та мулатка забрала ее одежду. Вон на соседнем диванчике лежат ее собственные тряпки. И туфли – на полу… Зачем она переоделась в Лору? А что, если Тенгиз…
   – Мой друг… – дрожащим голосом проговорила Лора. – С моим другом не случится ничего плохого?
   – Заботливая белая курочка, – насмешливо произнес негр в костюме. – Не думай больше о своем петушке. Теперь у тебя будут другие петушки. Постарайся им понравиться.
   Тут Лора не выдержала и заплакала.
   Второй черный что-то сказал по-своему. Первый хмыкнул, взял одежду мулатки и швырнул Лоре.
   – Надень, – сказал он. – Моего друга беспокоит твоя стриженая киска. А нам не велено тебя трогать. Так ведь можно и машину испачкать! – и захохотал.
   Машина не спеша ехала по набережной. В окно были видны роскошные отели и жизнерадостные туристы. Только тонкое стекло отделяло Лору от этого мира. Если его разбить…
   Но Лора не рискнула. И правильно. У нее все равно ничего не получилось бы. У этого лимузина были специальные стекла. Пуленепробиваемые.
* * *
   – Белую девушку трудно спрятать в этом городе так, чтобы никто об этом не узнал, – сказал Жилов. – Таррарафе проверил то, что поведал нам шофер. Мы знаем, куда ее привезли в день похищения. Сейчас ее там наверняка нет, но один мой приятель взялся повертеться около этого места и поспрашивать что да как. Это обойдется нам в пятьдесят долларов. Мелочь, правда? Но здесь это большие деньги.
   Тенгиз смотрел на Жилова и не мог понять, нравится ему этот человек или нет. То, что он рассказывал, выглядело как занятная игра.
   – А шофер, которого вы допрашивали, вас не выдаст?
   Жилов повернулся к Таррарафе и сказал что-то на суахили.
   Высокий чернокожий, до этого момента с безразличным видом изучавший вид из окна, посмотрел на Тенгиза.
   – Может, и расскажет, – произнес он на ломаном английском. – Рыбам. А рыбы – уже никому. Рыбы не говорят.
   «Я не ошибся, – подумал Тенгиз, переводя взгляд с красивого шоколадного лица Таррарафе на морщинистое, цвета темной бронзы, с белесыми полосками бровей лицо Жилова. – Этому Даниле человека убить – что мне рюмку водки выпить. Однако в нынешнем моем положении этот человек – именно тот, кто нужен».
   – Когда ты ищешь человека для определенной работы, не важно, хороший ли он человек. Важно – насколько он хорош для данной работы, – сказал как-то отец Тенгиза, когда тот пытался пристроить в одну из его фирм своего университетского приятеля.
   – Но если этот человек тебе не нравится, хорошо ли будет с ним работать? – возразил Тенгиз.
   – Если человек хорошо работает, он мне нравится, – ответил отец. – Свинья живет в дерьме и воняет. Поэтому, если в этот ресторан приведут живую свинью, это будет нехорошо. Но свиной эскалоп, который ты ешь, согласись, пахнет замечательно. Всякой вещи – свое место.
   Помнится, Тенгиз тогда подумал: «Поэтому ты, отец, и не женился на маме». Тенгиз любил маму, но понимал, что отцу она – не пара. Не та порода. К счастью, сын пошел в отца, а не в мать.
   «Порода» – это из лексикона отца. Дед, например, говорил не «порода», а «генотип».
   Мама, конечно, была на отца обижена, но Тенгиз считал, что она не права.
   Мама была красивая, но не великого ума. Вот и Лорка ей не нравилась.
   «Не поймешь – то ли школьница, то ли шлюха, – сказала она Тенгизу. – Хотя нынче что шлюха, что школьница…»
   Махнула рукой и ушла на кухню. Готовить. Готовила мама Тенгиза вкуснее, чем шеф-повар в отцовском ресторане. Так что, заезжая за сыном, отец никогда не отказывался перекусить… Но замуж все равно не брал, опровергая пословицу о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
   Видимо, дело было в том, что настоящим сердцем отца был его бизнес, а желудком – многочисленные счета в своих и чужих банках.
   Тенгиз задумался – и едва не пропустил мимо ушей то, что говорил Жилов. А между тем, судя по позе, Данила говорил важное.
   – …Поэтому ближе к вечеру мы попробуем вытащить твою подружку. Не хочешь к нам присоединиться, сынок?
   – Я? – удивился Тенгиз. – Но я…
   Он хотел сказать, что мало пригоден для силовых акций, но Жилов его перебил:
   – Твой врач сказал: ты почти в норме. С завтрашнего дня можно оформлять документы на выписку. Так почему бы не сделать это сегодня?
   «Ты свинья, – сказал себе Тенгиз. – Эти, в сущности, чужие тебе и Лоре люди будут рисковать жизнью, чтобы ее освободить, а ты намерен прятаться в больничной палате?»
   Как удачно, что Данила не дал ему договорить. Еще решил бы, что Тенгиз струсил.
   – Отлично! – решительно сказал Саянов, поднимаясь. – Поехали!
   – Не торопись, сынок, – остановил его Жилов. – Разве я сказал – сейчас? Вечером мы за тобой заедем. Тарра!
   Негр поднялся.
   – До свидания! – сказал ему Тенгиз по-английски.
   Чернокожий не ответил. И не улыбнулся. Молча вышел из палаты.
   – Он немного молчалив, наш Таррарафе, – сказал Жилов. – И у него нелучшие манеры. Зато он очень хорошо стреляет, и потому врагов у него меньше, чем могло быть у человека с таким характером. До вечера, сынок.
   – Зачем ты хочешь взять его с собой, Носорог? – спросил Таррарафе. – Он будет только мешать.
   – Возможно, – согласился Жилов. – Но я хочу посмотреть, чего он стоит. Есть ли у него характер. Мужество. Словом, хочу посмотреть, что еще он унаследовал от Белого Дьявола, кроме физиономии. Знаешь, Тарра, это был такой человек! Жалко, что ты его не знал.
   – Благодаря тебе, Носорог, я знаю его лучше, чем свою старшую жену, – усмехнулся Таррарафе. – Но я бы все равно брать парня не стал. А если его убьют?
   – Ну ты и скажешь! – Жилов снизу вверх посмотрел на своего друга и ткнул его кулаком в живот. – Как же его могут убить, если мы будем рядом?

Глава девятая Пейнтбол по-взрослому

   Время тянулось ужасающе медленно. Тенгиз весь извелся. Тем более что заняться было совершенно нечем: ни книг, ни телевизора, на окнах – жалюзи, сквозь щели которых не видно ничего, кроме крон деревьев внизу.
   Некоторым, хотя и довольно болезненным разнообразием, было снятие швов. Повязку на его голове заменили марлевой нашлепкой, которую удерживала эластичная сетка. Врач осмотрел его, проверил рефлексы, поводил пальцем около Тенгизова носа и остался доволен.
   У Тенгиза тоже не было жалоб, если не считать того, что макушка ужасно зудела. Он поинтересовался по поводу счета и узнал, что счет отослан в отель. По договоренности с управляющим. Со страховой компанией они тоже разберутся сами.
   За Тенгизом пришли, когда дневная жара начала спадать.
   – Твоя новая одежда, – сообщил Жилов, вручая Тенгизу пакет.
   Внутри оказались пятнистые камуфляжной расцветки шорты, такая же рубашка с короткими рукавами и большая панама с ремешком, вроде тех, что носили здешние военные.
   – Извини, если будет немного великовато, но заезжать за твоими вещами в отель не стоит. Тебя мигом возьмут на заметку, а это в наши планы не входит, – сказал Жилов.
   – Сойдет. – Тенгиз быстренько оделся, затянул ремень. – Вы ее нашли?
   – Думаю, да. Скоро, сынок, ты узнаешь это точно.
   Верзилы-полицейского за дверью не оказалось.
   Бесшумный лифт опустил их на три этажа вниз, в холл.
   Жилов предъявил документы охраннику («Интересный госпиталь!» – подумал Тенгиз), и они вышли в больничный парк. Несмотря на то что самое жаркое время уже было позади, а густая листва неплохо защищала от солнца, воздух был горяч, как в сауне.
   Тенгизу вспомнился джип, на котором Жилов подвозил их с Лорой в аэропорт, и у него возникло серьезное опасение, что нынешнее авто Данилы будет тоже не слишком комфортабельным, а главное – без спасительного кондиционера.
   Они пешком преодолели длинную аллею и, вновь предъявив документы, оказались на городской улице.
   Тенгиз оглянулся.
   Надпись на воротах сообщала, что он провел время в частной клинике некоего Эддиса.
   Опасения Тенгиза оправдались. Машина Жилова была совершенно не приспособлена к здешнему климату. Это был обшарпанный «лендровер» со снятой крышей, без тента, выкрашенный в желто-зеленый цвет. Кожаные сиденья раскалились так, что было удивительно, почему они не загораются.
   Таррарафе уселся на место водителя, Тенгиз и Жилов – позади. «Лендровер» бодро зафырчал и покатил по улице между аккуратными, прячущимися в зелени домиками. Частная клиника Эддиса располагалась отнюдь не в бедном квартале.
   Однако минут через десять они оказались в куда менее респектабельном месте. «Лендровер» свернул на узенькую улочку, обогнул фруктовый лоток, едва не раздавил черную тощую свинью и удостоился визгливой брани со стороны мясистой и практически голой негритянской матроны.
   Тенгиз представить себе не мог, что за цивилизованными виллами прячутся столь убогие и столь грязные строения.
   Однако ж Таррарафе сделал еще один поворот – и они очутились в месте еще более грязном и нищем. Ветхие хижины сменились чем-то вроде шалашей из картона и полиэтилена. Тощие облезлые собаки возились в пыли вместе с голыми черными ребятишками. Таррарафе непрерывно сигналил и вертел баранку. Лендровер бросало из стороны в сторону. Неожиданно дорога, если это можно назвать дорогой, уперлась в обветшавшую глиняную стену, в которой зиял пролом в человеческий рост высотой.
   Таррарафе резко затормозил, нырнул под сиденье и вынырнул, держа в руках нечто среднее между ружьем и базукой. Внизу у приклада торчал короткий магазин, а диаметр ствола наводил на мысль об охоте на слонов.
   – Возьми, – раздался сбоку голос Жилова, оторвав Тенгиза от созерцания смертоносного монстра. Данила протянул Тенгизу впечатляющих размеров черный пистолет. – Умеешь пользоваться?
   Тенгиз покачал головой.
   Он стрелял из «макарова», пару раз – из «калашникова» да еще – из охотничьего ружья у деда на даче. По бутылкам.
   – Еще я в пинбол играл, – сообщил Тенгиз. – Данила, а где у этой штуки предохранитель?
   – У этой штуки предохранителя нет, – сказал Жилов. – Штука стреляет самовзводом. Система простая: ловишь негодяя на мушку и нажимаешь на спуск. Всё как в пейнтболе. Только держи покрепче, двумя руками. Можешь особенно не целиться: куда бы ни попал – эффект будет достаточный.
   – А вы? – спросил Тенгиз. – Может, лучше вы его возьмете, Данила?
   – Я лучше вот это возьму, – ответил Жилов, вынимая из кожаной сумки короткий автомат. – Значит, так: если вдруг появится полиция – покажешь это! – Жилов ткнул пальцем в цветной документ, прижатый к лобовому стеклу. – А если кто из здешней шушеры – продемонстрируй пистолет. Можешь и пальнуть для острастки.
   – Я бы лучше с вами пошел, – сказал Тенгиз.
   – Плохая идея. Во-первых, твоя голова еще не готова к оплеухам, а во-вторых, я хочу найти машину там, где ее оставил. Тарра, вперед!
   С этими словами Жилов перемахнул через борт «лендровера» и устремился к пролому. Однако Таррарафе все равно его опередил и нырнул в дырку первым.
   Тенгиз огляделся. Единственной «зеленью» в этом районе столицы были изумрудно-зеленые мухи, тучами вьющиеся над мусорными кучами. Белое раскаленное небо и белая, сухая, как пепел, пыль. Но вода здесь была. Сочилась из ржавого крана, похожего на голову изогнувшейся змеи. Там, где капли падали на землю, в пыли образовалось темное пятно. Тенгизу захотелось пить, и он решил пошарить в кожаной сумке Жилова. Вдруг там окажется банка пива? Тенгиз был совершенно спокоен. Должно быть, оттого, что Жилов выглядел чертовски уверенно, когда лязгнул затвором автомата. Эта уверенность была заразительна.
   Покопаться в сумке ему не удалось. К машине подошли четверо пузатых, серых от пыли мальчишек и уставились на Тенгиза.
   – Сигарета! – пропищал один из них, протягивая тощую ручонку.
   – Попроси у своего отца! – сказал Тенгиз.
   – У меня нет отца! – ответил пацаненок. – Жвачку дай!
   Тенгиз полез в карман, надеясь выудить пару монет…
   За стеной что-то громко треснуло. Может, выстрел?
   Тенгиз застыл, прислушиваясь. Нет, больше никаких звуков.
   Монет в кармане не оказалось, а бумажник Тенгиза вот уже несколько дней как сменил владельца.
   За глиняной стеной послышался звук шагов. Кто-то бежал. И не один человек – несколько.
   Тенгиз схватил пистолет, который положил на сиденье, когда собирался поискать пиво…
   Из дыры в стене выскочил Жилов, за ним, пригнувшись, – Таррарафе. Негритята кинулись врассыпную. Таррарафе бросил винтовку на правое сиденье.
   – Опоздали! – с досадой сказал Жилов.
   Тенгиз увидел у него на тыльной стороне ладони широкую алую полосу. Словно кто-то мазнул ярко-красной краской.
   – Ты ранен, Данила?
   – Это не моя. – Жилов принялся вытирать руку грязным носовым платком.
   Ему пришлось прервать это занятие и уцепиться за штангу, когда Таррарафе вдавил педаль газа, одновременно резко выворачивая руль. Тенгиза швырнуло на Жилова, а того – на дверцу «лендровера». Жилов выругался.
   – Куда мы едем? – спросил Саянов.
   – В порт.
   При слове «порт» Тенгиз представил Главный пассажирский порт столицы: широкий синий овал, вырезанный в береговой линии, белые аккуратные лайнеры, чистые причалы, муравьиные дорожки пассажиров, стекающие по лестницам и трапам. То есть зрелище, которое Тенгиз не раз наблюдал из окна гостиничного номера.
   Однако Таррарафе привез их совсем в другое место. К безобразному нагромождению складов, ангаров, каких-то хибарок, притулившихся прямо под опорами могучих портовых кранов. Этот порт был грязный и шумный и тоже походил на муравейник, только порядком разворошенный. Здесь не было белых туристических лайнеров, зато в изобилии встречались военные катера, рыскающие между разномастными – от танкера до крохотной рыбачьей лодчонки – судами.
   «Лендровер» взлетел вверх по раскаленному шоссе и, перемахнув через высшую точку, ринулся вниз. Тенгиз мигом охватил взглядом всю пеструю панораму торгового порта. Найти что-то или кого-то в этом хаосе размером с небольшой город было, на его взгляд, совершенно невозможно.
   Но Жилов и Таррарафе придерживались другого мнения.
   «Лендровер» ринулся к широченным воротам, протиснулся между трейлером и погрузчиком и, провожаемый ленивыми взглядами сидяших под тентом охранников, с непринужденностью носорога вбуравился в толпу.
   Таррарафе заклинил кнопку клаксона, и теперь тот гудел непрерывно. Вслед «лендроверу» летели проклятия, но Тенгизу казалось: эти чернокожие, постоянно болтающие и скалящиеся, не способны рассердиться всерьез.
   Буквально растолкав бампером толпу за воротами, машина свернула в один из проходов. Таррарафе погнал ее по бугристому асфальту со скоростью добрых сорок километров в час. Мимо проносились длинные ряды контейнеров.
   Таррарафе еще раз свернул, «лендровер» ударил в приоткрытую створку ворот, взлетел по пандусу и резко затормозил перед железным ангаром с полукруглой крышей. Снаружи никого не было. Большие ворота ангара были заперты, но сбоку чернела щель – маленькая дверца.
   – Нас ждут, – сказал Таррарафе Жилову.
   – Возможно, – отозвался Жилов. И Тенгизу: – Инструкции прежние, сынок. И будь начеку. Будет жарко.
   «Куда уж жарче?» – подумал Тенгиз. Он чувствовал себя, как гусь в духовке.
   Жилова жара, похоже, не напрягала. Привык, должно быть. А о его черном приятеле даже и говорить нечего. Он даже не вспотел.
   Двое мужчин исчезли в серебристой туше ангара.
   И тут же внутри забухало и загрохотало. Тенгиз огляделся. Вокруг – никого. Тогда он вынул врученный Жиловым пистолет и, взяв двумя руками, навел на чернеющее отверстие в блестящей стене. Как заправский стрелок утвердил локти на верхнем крае правой дверцы машины, прищурил глаз…
   Вовремя. Из ангара, выпучив глаза, выскочил негр с автоматом в руках. Его взгляд остановился на «лендровере», и в тот же миг, а может, даже и раньше, автомат оглушительно загрохотал. Звук выстрелов ударил по нервам Тенгиза с не меньшей силой, чем пули – в стальной бок машины.
   Тенгиз вздрогнул, и указательный палец его, совершенно без участия хозяина, нажал на спусковой крючок. Пистолет рванулся из рук, но этот единственный выстрел оказался эффективнее автоматной очереди.
   Человек, выскочивший из ангара, как-то нелепо, спиной, шарахнулся назад – и исчез. Внутри прогремело еще несколько выстрелов, и все стихло.
   – Эй, не стреляй! – раздался голос Жилова. – Это мы!
   Однако первым появился не он, а тощий, одетый в белый костюм чернокожий. Следом возник Таррарафе, держа тощего за буйную шевелюру. На левой штанине пленника расплывалось красное пятно. Жилов появился последним, наклонившись, подобрал автомат, выпавший из рук негра, подстреленного Тенгизом.
   Жилов открыл дверцу «лендровера», и Таррарафе втолкнул пленника на заднее сиденье.
   – Опять опоздали! – огорченно произнес Жилов.
   – Что? – спросил Тенгиз. В его ушах еще стоял грохот выстрелов.
   – Увезли твою подружку.
   Таррарафе запустил двигатель.
   – Так ты все еще утверждаешь, что не умеешь стрелять? – поинтересовался Жилов.
   – Ну-у…
   Тенгизу казалось, он смотрит какой-то боевик. Не хватало только полицейских машин с воющими сиренами.
   – Ты попал парню в сердце с тридцати метров. Проделал в нем дыру в кулак величиной. Молодец! Не следовало ему портить нашу машину!
   – Я его убил? – спросил Тенгиз.
   – Вероятно. Мне еще не попадался никто, способный выжить с дыркой от сорок пятого вместо сердечной мышцы.
   «Убил. Я убил человека», – подумал Тенгиз.
   И сам удивился, насколько мало взволновала его эта мысль.
   Может, потому, что тот чернокожий слишком смахивал на киношного террориста?
   Тенгизу вообще трудно было поверить в его реальность. Хотя автомат убитого, смертоносная штуковина с коротким стволом, с оттопыренной рукояткой вместо приклада, валялся здесь же, на сиденье, между пленным и Жиловом. Раненый чернокожий бросал на автомат алчные взгляды. Жилов же не только не потрудился обезопасить пленника, но, казалось, совсем не обращал на того внимания.
   – Сматываемся, – сказал Жилов. – Это территория военного ведомства, так что через пять минут здесь будет куча военных.
   – Почему – через пять? – спросил Тенгиз.
   Он видел джип с солдатами у второго поворота, метрах в пятистах отсюда.
   – Потому что они не будут слишком торопиться. Дадут возможность перебить побольше народу. Они бы и вовсе не появились, да вдруг начнется пожар?
   – Правопорядок – на высоте? – Тенгиз сделал попытку улыбнуться. – А что с Лорой?
   – Жива, – успокоил его Жилов. – В целости и сохранности. Есть распоряжение обращаться с ней вежливо.
   – Откуда вы знаете?
   – Так сказал один из этих парней, там, на свалке.
   – Он не мог солгать? – обеспокоенно спросил Тенгиз.
   Жилов пожал плечами:
   – Не думаю. – Он покосился на пленника, и тот мгновенно отвел глаза от оружия. – Перед смертью, сынок, люди лгут редко. Зачем им?
   Таррарафе ловко обогнул кучу пластиковых тюков и оказался в начале длинной асфальтовой полосы между складскими строениями.
   – Куда мы едем? – Тенгизу пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев мотора. – Разве выход – там?
   – Там тоже! И меньше шансов натолкнуться на солдат!
   Таррарафе затормозил так резко, что Тенгиз едва не упал ему на голову.
   Военный джип, выскочивший из-за угла одноэтажного строения без окон, развернулся боком, надсадно взвизгнув покрышками. Ствол крупнокалиберного пулемета уставился прямо на Тенгиза.
   Лежавший на сиденье автомат свалился на пол, и пленник с неожиданным проворством попытался его ухватить. Жилов ударил чернокожего каблуком по кисти. Тенгизу показалось: он услышал, как хрустнула кость. Но раненый даже не вскрикнул. Только оскалился и снизу с ненавистью посмотрел на Жилова. Таррарафе высоко поднял над головой руки.
   – Не стреляйте! – закричал он по-английски.
   Рожи у солдат были такие, что Тенгизу хотелось зажмуриться. Дырка в пулеметном стволе была огромная – как у пушки. По крайней мере так показалось Саянову.
   – У нас специальное разрешение! – Жилов, вставая и тоже демонстрируя поднятые руки. – Мы – люди министра Н\'гари!
   При этом он толчком ноги отправил автомат под сиденье.
   Поверили ему или нет, но пулеметчик по-прежнему держал их под прицелом.
   Из джипа выбрались двое: солдат и младший офицер.
   Офицер приблизился к «лендроверу».
   На его физиономии крупными буквами было написано: «Я – власть».
   Его можно было понять. Ствол пулемета очень красноречиво подтверждал его полномочия.
   Таррарафе вынул из-под стекла пропуск и передал Жилову. А тот – офицеру. Трехцветный квадрат из глянцевого картона с печатью и замысловатой подписью офицер изучил очень внимательно. Разве что на зуб не попробовал. Похоже, проверка его почти удовлетворила, но он все равно остался недоволен.
   – Здесь – территория порта! – заявил он. – Мы уважаем министра Н\'гари, но он не распоряжается здесь. Никто не имеет права стрелять на территории порта. Только военная полиция. У этого человека – оружие! – Палец офицера указал на Таррарафе. – Я могу расстрелять вас!
   – Можешь, – спокойно согласился Жилов. – Но я не советую. Не хочу, чтобы с таким хорошим человеком, как ты, случилось плохое. Ты хорошо говоришь по-английски. Тебя ждет хорошая карьера. А если ты расстреляешь нас, министр Н\'гари пожалуется своему брату.
   – Я объясню, что вы стреляли на территории порта, – не очень уверенно возразил офицер.
   Жилов засмеялся. Это был очень ненатуральный смех. Тенгиз подумал, что офицер рассердится, но тот, скорее, удивился:
   – Почему тебе весело, белый?
   – Я представил, как ты будешь объяснять брату министра Н\'гари, почему ты нас убил.
   Офицер промолчал.
   – Ты не станешь стрелять в нас, командир, – сказал Жилов. – И не станешь нас задерживать, потому что мы делаем работу для министра Н\'гари. Мы арестовали преступника и везем его в полицию. Дай нам проехать!
   – Возможно, я так и сделаю, – произнес офицер, подходя поближе и рассматривая их пленника. По тому, как он прищурился, Тенгиз решил: офицер близорук.
   Пленник глядел на военного с нескрываемой злобой. Офицер сделал еще шаг, взялся рукой за крыло машины… И вдруг лицо его перекосилось.
   – Черный сын гиены! – завопил он, хватаясь за пистолет. – Я узнал тебя!
   Тенгиз решил: всё! Сейчас их расстреляют.
   Он не сообразил, что ярость офицера направлена исключительно на пленника.
   – Что ты делаешь, командир? – воскликнул Жилов. – Этого человека необходимо допросить! Он – преступник!
   – Я сам допрошу его! – отрезал офицер. – Забери этого гнилого пожирателя падали! – приказал он своему солдату.
   – Нет! – энергично возразил Жилов. – Его необходимо допросить в полиции. Он знает ценные сведения. Министр Н\'гари будет недоволен!
   Офицер поглядел на пропуск: тот все еще был у него в руке.
   – Я сам допрошу преступника! – процедил он. – Я сам – полиция! Забери вонючку! – велел он солдату. – И пристрели любого, кто будет мешать! Ты уверен, что у тебя был пропуск, мистер? – бросил он Жилову.
   Какое-то время они сверлили друг друга взглядами.
   Жилов сдался.
   – Хорошо, – сказал он. – Забирай!
   И выпихнул пленника из машины.
   Офицер тут же пнул его по раненой ноге, и пленник повалился на бок. Молча. Солдат перехватил автомат в левую руку, а правой, за шиворот, поволок раненого к джипу. Пленник не издал ни звука. Тенгиз был потрясен его стойкостью.
   – Министр Н\'гари может потребовать его назад! – насмешливо заявил офицер. – Только опасаюсь, этот человек не протянет долго! У него опасная рана. Даже не может ходить! – Он протянул Жилову пропуск. – В следующий раз, если собираетесь кого-то арестовать на нашей территории, – скажите нам. Мы сами все сделаем. Для министра Н\'гари мы постараемся!
   – Почему он его забрал? – спросил Тенгиз, когда военный джип, выплюнув клуб черного дыма, укатил прочь.
   – Вероятно, у них старые счеты. В этой стране половина народа спит и видит, как бы перерезать вторую половину. Но нам от этого не легче, сынок, потому что я надеялся узнать у этого ублюдка, куда увезли твою девушку.
   – Не нужно было его отдавать, – еще более мрачно сказал молодой человек.
   – Боюсь, у нас не было выбора. У них было явное превосходство в огневой мощи.
   – Может, попробовать забрать его назад? Раз у тебя связи в здешнем правительстве…
   – Только эта бумажка. – Жилов взмахнул пропуском. – Притом – фальшивая. Министр Н\'гари понятия не имеет о моем существовании. Я бы предложил ему денег, но бравый сержант не обменял бы того парня и на тысячу долларов: это видно было по его роже. Если бы он узнал, что у нас есть деньги, боюсь, наша участь была бы печальна. Из-за денег в этой стране убивают даже чаще, чем в России.
   Некоторое время они ехали молча, потом Тенгиз спросил:
   – Данила, а кто такой – брат министра Н\'гари?
   – Президент, – ответил Жилов. – Можешь себе представить, что он выслушивает оправдания какого-то сержанта?
   «Лендровер» выехал на автостраду, идущую вдоль побережья на север. С одной стороны ее лежал пологий песчаный берег, усеянный выброшенным волнами мусором. С другой – обветшалые промышленные постройки компании «Моис-пластик», закрытой по личному распоряжению президента, потому что это предприятие принадлежало лидеру оппозиции. Об этом Тенгизу рассказал отец. И попросил по возможности выяснить, не собирается ли кто-нибудь снова его запустить. Судя по всему – нет. Завод растянулся на целую милю, и его территория пребывала в полном запустении.
   Среди встречных машин легковых почти не было: грузовики, в основном военные, цистерны, фургоны, джипы с солдатами – вроде того, что остановил их в порту. Тенгиз посмотрел в сторону океана и увидел три нефтяные вышки. Кровь земли, питающая и поящая город, возникший в бесплодной пустыне. Нефть, алмазы. Что еще может заставить человека поселиться там, где до ближайшего источника пресной воды – двести километров? Или двести метров под землю.
   Быстро темнело. Пахло бензином, пылью и гниющими водорослями. Таррарафе включил фары. Он вел машину левой рукой. Правая его рука лежала на спинке сиденья, и длинные пальцы выстукивали ритм на выдубленной солнцем коже чехла. Африканец что-то напевал, причем по-английски, но гудение мотора не давало Тенгизу разобрать слова. Сбоку профиль Таррарафе напоминал египетскую фреску. Тенгиз смотрел, как кивает в такт пению удлиненная голова африканца, и вдруг его осенило.
   «Да он – масаи!» – подумал Тенгиз.
   Интересно, что делает масаи в Южной Африке?
   «Хотя с чего я взял, что Таррарафе – из заповедника Крюгера? Данила говорил, что прилетел из Найроби…»
   Свет встречных машин слепил глаза. Большинство водителей ехало с включенным дальним светом.
   «Интересно, куда мы направляемся?» – подумал Тенгиз.
   – Данила! – позвал он. – Куда мы едем? Есть еще одно место, где может быть Лора?
   Жилов покачал головой:
   – Прости, сынок, я потерял след. Парень, которого у нас отобрали, был последней ниточкой. Знаешь, его было чертовски сложно взять живым. Легче скрутить леопарда! Всё, что нам сейчас остается, сынок, – это еще раз проанализировать факты и подумать, кому ты наступил на мозоль. Возможно, тогда мы сумеем определить, куда двигаться дальше.
   – Для начала я хотел бы узнать, куда мы едем.
   – В надежное место, – ответил Жилов. – Я снял на пару недель одну берлогу на северной окраине. Район бандитский, но зато совсем нет полицейских, и чужаки там не в почете.
   – Я бы предпочел вернуться в отель, – заметил Тенгиз. – Я сниму вам номер рядом с моим и…
   – …Тебя тихонько зарежут во сне.
   – Что ты говоришь, Данила! Это же «Хайатт». Там охрана, собственная безопасность и все такое…
   – Вот именно. Первым делом они «обезопасят» нас. Неужели ты думаешь, что нас пустят в отель с этим железом? – Жилов погладил автомат. Ласково, как ребенка.
   – Я предупрежу, что нам нужна специальная охрана…
   – Угу. – Жилов ухмыльнулся. – Ты видел президентский дворец, сынок?
   – Каждый день. Его было видно из окон моего номера.
   – А ты знаешь, что случилось с предыдущим президентом этой страны? – спросил Жилов. – Не с Вулбари, а с тем, который правил до него?
   – Кажется, его убили?
   – Вот именно, сынок. И не какой-нибудь управляемой ракетой, заметь, а обычной пулей. Какой-то ловкий парнишка пальнул прямо в открытое окошко президентского нужника. И знаешь, где располагалась позиция стрелка? В одном из номеров твоего безопасного «Хайатта». Хороший выстрел, надо отметить. От отеля до дворца – метров шестьсот. Но бывают стрелки и получше. Вот на том сиденье лежит «триста третий» «ли энфилд» нашего друга Тарры. И наш друг Тарра тоже способен поразить из него цель с дистанции в шестьсот метров. А если очень захочет – то и с тысячи. Не хочу тебя огорчать, сынок, но в этой стране достаточно пятисот долларов, чтобы нанять снайпера. Идея ясна?
   – Да, – пробормотал Тенгиз. – Очень убедительно. Непонятно только, зачем было лупить меня железякой по голове, если можно было пристрелить за такую смешную цену?
   – Наверное, твоим недоброжелателям не хотелось, чтобы кто-то подумал, что тебя прихлопнули не из-за сотни долларов в твоем кармане. Конечно, я мог бы организовать тебе безопасность. Мой профиль – убивать, а не защищать, но защищать меня тоже когда-то учили. Однако хочу тебе напомнить, сынок, что наша задача – не только уберечь тебя от пули, но и отыскать девушку. Или ты передумал?
   – Нет, – мотнул головой Тенгиз. – Мы будем искать Лору.

Глава десятая Кое-что об опасностях, которые подстерегают одинокого человека

   «Лендровер» сбросил скорость и свернул с автострады на боковую дорогу, освещенную редкими фонарями. Через несколько минут они въехали в поселок.
   По обе стороны дороги в беспорядке размещались одноэтажные домики. У многих окна светились электрическим светом. «Лендровер» миновал мигающую красным рекламу магазина. И нечто вроде бара на свежем воздухе, чьи посетители, как по команде, обернулись и проводили глазами медленно едущую машину. В сравнении с полиэтиленовыми лачугами это был престижный район. Хотя Тенгиз не стал бы утверждать, что смутно видимые в темноте строения возведены не из картонных коробок.
   Таррарафе проехал улицу до самого конца и остановился под последним фонарем. Впереди, словно запирая дорогу, стояла окруженная проволочной оградой хижина. Этакая увеличенная модель собачьей будки. Три ее окна ярко горели.
   Таррарафе вышел из машины, а Жилов остался. Остался и Тенгиз. У него было ощущение, что за ним наблюдает не одна пара глаз. Да и голова вдруг напомнила о себе противной пульсирующей болью в затылке.
   Таррарафе вошел в дом и через минуту вышел в сопровождении рослого африканца в полосатом халате, с головой, повязанной белым платком.
   Жилов сложил автоматы и пистолет Тенгиза в сумку и застегнул молнию. Здоровенное ружье Таррарафе он взял в руку, а ремень сумки перебросил через плечо.
   – Пойдем, – бросил он Тенгизу.
   Вслед за Таррарафе и африканцем они прошли шагов сто назад по улице и свернули в неосвещенный переулок. Теперь Тенгиз ориентировался в основном на белый платок проводника, хорошо заметный в темноте.
   Шли недолго, но по крайней мере три раза навстречу им выныривали темные фигуры. Выныривали и, обменявшись парой слов с человеком в халате, исчезали.
   Взошла луна, стало светлее. Тенгиз наконец перестал спотыкаться о каждый бугорок.
   Еще сотня шагов, переход через канаву по скрипучей прогибающейся доске – и они оказались перед участком, огороженным земляной стеной в половину человеческого роста. Роль ворот выполняла стальная труба, которую Таррарафе просто сбросил на землю.
   Тенгиз увидел дерево. Первое дерево с момента, когда их «лендровер» выехал на автостраду. Рядом с деревом, вернее, под ним располагалась круглая хижина. Над ее конической крышей на опорах, еле различимых в темноте, чернел загадочный куб.
   Человек в халате попрощался с Таррарафе и ушел.
   Жилов поднял стальную трубу и положил ее сверху на ограждение.
   – Похуже, чем «Хайатт», – сказал он. – Зато здесь тоже есть вода и электричество.
   Внутри хижина представляла собой почти правильный круг шагов двенадцать в диаметре. Стены, заклеенные плакатами, вели свою родословную от фанерных ящиков. Пол был покрыт грязными циновками, на которые чья-то заботливая рука высыпала мешок свежих древесных опилок. Пахло в хижине деревом, дымом и перцем. И непохоже было, что здесь постоянно живут люди. На одном из ящиков, заменяющих мебель, стоял большой телевизор, а немного подальше – новенький холодильник «Самсунг».
   Жилов немедленно заглянул внутрь – и извлек пару банок пива для себя и Тенгиза и йогурт, который отдал Таррарафе.
   – Гостиница с полным пансионом, – сказал Жилов.
   Внимание Тенгиза привлекла странная конструкция из толстой, уходящей в землю трубы и белой коробки, из которой сверху выглядывал красный кожух электромотора. Еще пара труб, потоньше, исчезала в потолке, а четвертая спускалась с крыши, оканчиваясь метрах в двух над полом.
   – Душ, – сказал Жилов, заметив, куда смотрит молодой человек. – Можешь помыться, вода в баке теплая.
   И занялся сложенными у стены вещами.
   Таррарафе подошел к холодильнику и перегрузил в него несколько пакетов из картонного ящика.
   – Буду делать кушать, – сказал он по-английски.
   Тенгиз воспользовался предложением и вымылся.
   Жилов дал ему полотенце. Когда Тенгиз оделся, со двора уже восхитительно пахло жареным мясом.
   – Как твоя голова, сынок? – спросил Жилов.
   – Более или менее.
   – Я скажу Таррарафе, чтобы он приготовил для тебя лекарство. Его снадобья действуют не хуже патентованных средств. Он ведь у нас потомственный колдун, наш Тарра. К сожалению, лекарства его воняют, как дерьмо, и вкус у них – соответствующий. Однако помогают. Глянь сюда! – Жилов задрал рубаху и показал на три длинных шрама на боку.
   – Лёвушкина работа. Мы думали, он уснул, а зверек только притворялся. Чесанул меня когтями до самых ребер. Самая паршивая рана, сынок, – от когтей крупного хищника. Загнивает мгновенно. А у нас, как назло, не осталось антибиотиков. Пришлось прибегнуть к услугам масайского колдуна.
   – И как? – спросил Тенгиз.
   – Настойка черного перца на верблюжьей моче, приправленная свиным навозом, пожалуй, была бы менее омерзительна. Но, как видишь, я жив.
   Вошел Таррарафе с подносом, распространяющим неописуемый аромат. Рот Тенгиза мгновенно наполнился слюной. Вероятно, сказанное Данилой относилось исключительно к лекарствам Таррарафе, а не к его стряпне.
   Вилок не предусматривалось, но рук, зубов и ножей оказалось достаточно, чтобы за десять минут все приготовленное Таррарафе исчезло.
   Отправив бумажные тарелки в ящик для мусора, Жилов достал еще несколько банок пива и, бросив на пол спальный мешок, растянулся на нем, предложив Тенгизу сделать то же.
   – Устраивайся, сынок, – сказал он. – Кроватей с балдахинами здесь не предусмотрено. Зато нет ни змей, ни скорпионов. Фирма гарантирует.
   Таррарафе, захватив одеяло, вышел во двор.
   – Он будет нас охранять? – спросил Тенгиз.
   – Без ружья? – Жилов рассмеялся. – Нет. Он поговорит с духами предков и ляжет спать. Здесь нас никто не побеспокоит. А теперь давай немножко побеседуем о твоем дяде. Он тоже богатей, как твой папаша?
   – Дядя Олег? Нет, что вы. Он – ученый.
   – Да ну? Наверное, нобелевский лауреат?
   – С чего вы взяли?
   – Что-то я не слыхал, чтобы ученые становились владельцами островов.
   Тенгиз пожал плечами:
   – Он купил этот остров два года назад. И уехал. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Но отец сказал, что для дяди Олега это нормально. Отец считает, что его младший братец немножко со сдвигом «крыши». Он в молодости с музыкантами зажигал, а отец – он вообще всех, кто с богемой связан, считает психами. Правда, на день рождения всегда каких-нибудь звезд приглашает. Говорит, это часть имиджа.
   – Наверное, он прав. Но давай поговорим о твоем дяде. Ты с ним как, в хороших отношениях?
   – Честно говоря, ни в каких. То есть он нормальный дядька, мы не ссорились…
   – И почему ты решил его проведать?
   – Отец попросил. Ну и мне прикольно показалось: свой остров, экзотика…
   – И что тебе помешало просто арендовать катер и сплавать на остров?
   – Ну… Я не был уверен, что дядя обрадуется моему появлению. Сначала я решил навести справки. Должен же он хоть изредка появляться на континенте? Продукты, снаряжение, почта…
   – И что ты выяснил?
   – Я сходил в Земельный департамент и поговорил с этим чиновником, который сбежал. Он сказал, что такого острова у них в базах нет. Но обещал выяснить координаты и помочь связаться с моим дядей. За деньги, понятное дело…
   – …А сам постарался тебя убить, – подхватил Жилов. – Есть у меня серьезное ощущение, что все дело в этом острове. Может быть, сплавать туда?
   – Для этого сначала надо выяснить его координаты, – заметил Тенгиз.
   – Не думаю, что это так трудно. Тебе известно название острова?
   – Да. Козий Танец.
   – Тогда мы можем поискать его координаты в лоции. А потом нанять самолет и проверить, на месте ли он. Вдруг его смыло цунами?
   – А такое возможно?
   – Остров – вряд ли. А вот твоего дядю запросто могло смыть. Особенно если остров коралловый.
   – Почему – особенно?
   – Потому что коралловые острова здесь – низенькие, – пояснил Жилов. – Хорошая волна накрывает их целиком.
   – Значит, мой дядя мог погибнуть от стихии?
   – Мог, – согласился Жилов. – Еще его могла съесть акула. Правда, лично я не знаю ни одного человека, которого бы съела акула, но в принципе – почему бы и нет?
   – Это не смешно! – сердито сказал Тенгиз.
   – А я и не смеюсь. Человек, который в одиночку живет на острове, может погибнуть от тысячи причин. Упасть со скалы. Утонуть. Умереть от аппендицита. Его может укусить змея или ядовитый паук. Его могут убить нехорошие люди, которых, поверь, в здешних водах хватает. Последняя версия мне кажется очень вероятной. Богатый иностранец на безлюдном острове… Твой чиновник мог слить информацию о нем своим соплеменникам, а те, в свою очередь, приплыли на остров, ограбили и убили твоего ученого дядю. Просто, как китайская лапша.
   – Не так уж и просто, – возразил Тенгиз. – Мой дядя очень хорошо дерется. В молодости он даже участвовал в каких-то соревнованиях по единоборствам.
   – Интересный у тебя дядя, – усмехнулся Жилов. – И ученый, и музыкант, и кикбоксер… Только против хорошего ствола никакие единоборства не помогут. Поверь профессионалу, сынок. Не хочу тебя огорчать, но, скорее всего, твоего дяди уже нет в живых. Однако даже если он и жив, то вряд ли поможет нам отыскать твою подружку.
   – Может, мне все-таки обратиться за помощью к отцу? Стоит ему сказать слово президенту – и здесь все забегают, как тараканы…
   – …И перепуганные похитители припрячут девушку так, что найти ее уже не будет никакой возможности. Или по-быстрому продадут в гарем какого-нибудь племенного вождя. И тогда ты ее точно никогда не увидишь. Твоему бате доложили о том, что с тобой произошло?
   – Нет. Я просил управляющего отелем не сообщать отцу…
   – …И тот охотно согласился, верно? Ему тоже не нужны лишние проблемы. Ладно, сынок, давай-ка спать. Утром, на свежую голову, что-нибудь придумаем.
   И выключил свет.
   – Данила… – через пару минут позвал Тенгиз. – Там кто-то шуршит в углу. Здесь точно нет змей?
   – Разве что – двуногие. Спи!

Глава одиннадцатая Много черных вождей хотят иметь красивую белую женщину

   Тенгиза разбудил истошный женский крик.
   Мощность крика была такова, что он легко перекрыл бы газующий трактор «Беларусь», а богатство обертонов заставило бы скромно потупить голову лучшую исполнительницу романсов.
   Тенгиз не сразу уловил, что в это могучее соло вплетается тусклый бубнящий баритон.
   Тенгиз привстал и увидел Жилова.
   Жилов слушал. Нет, не так. Жилов СЛУШАЛ! Он наслаждался каждым коленцем этой трели.
   – Случилось что-то? – спросил Тенгиз. – Почему она кричит?
   – Она сердится, – сказал Жилов. – Этот мужчина обещал ей деньги.
   – И не дал?
   Новый вопль прервал речь Жилова. Но он продолжил, когда мощность звука упала.
   – Не дал, – сказал он. – Ах, как поэтично!
   – Что же тут поэтичного? – удивился Тенгиз.
   – Речь этой женщины полна поэзии. Вот послушай, что она говорит…
   Новый вопль. Тенгиз, как и прежде, не понял ни слова.
   – Я не понимаю.
   – Естественно, ты не понимаешь, – согласился Жилов. – Она ведь поет свою песню на суахили. Она говорит ему: «Ты, старый вонючий облезлый похотливый бабуин с гнилым бананом вместо пениса и разбитым горшком дерьма вместо головы! Где деньги, которые ты обещал? Где они, ты, липкий червяк из навозной кучи?»
   – Ну и что он отвечает?
   – Говорит, что она – бездонная слониха и чрево ее подобно чреву гиены, а жадность и прожорливость вообще неописуемы…
   Пронзительный женский вопль вновь перекрыл голос Жилова.
   – Она говорит ему, что он – паршивый мешок фекалий, – перевел Жилов. – Она говорит: «Чтоб я еще позволила такой вшивой болотной крысе, как ты, дотронуться до своего прекрасного зада! Пусть твой язык распухнет и почернеет! Пусть твои руки высохнут и станут как сухие ветки, объеденные саранчой и покрытые лишайными струпьями, пусть шелудивая сука откусит тебе член, когда ты захочешь с ней совокупиться, пусть…»
   Тут послышался звонкий шлепок, затем пронзительный, уже совершенно нечленораздельный визг и шум, который мог бы издавать запертый в доме дикий буйвол.
   – Как хорошо!
   Это сказал Таррарафе. Масаи сидел на корточках у двери.
   – Хорошо проснуться от голоса женщины, полной жизни. От голоса сильной женщины, охваченной страстью и гневом, – сказал Таррарафе. – Особенно хорошо, если женщина – не твоя! Доброе утро, друг!
   – Как себя чувствуешь, сынок? – спросил Жилов.
   – Нормально!
   Тенгиз рывком поднялся и невольно охнул: его голове не нравились резкие движения.
   – Есть хочу как зверь! – сказал молодой человек, и это была истинная правда.
   – Сначала – пей это. – Таррарафе вложил ему в руки стеклянную банку, в которой плескалось около стакана мутной темно-коричневой субстанции.
   Тенгиз осторожно понюхал. В богатом букете «ароматов» запах мышиных экскрементов преобладал.
   – Пить? Это? – Тенгиз посмотрел на Таррарафе как на ненормального.
   – Надо, – кивнул головой африканец. – Хорошее лекарство. Самое лучшее.
   – Меня стошнит! – убежденно произнес Тенгиз, держа банку на отлете, так, чтобы вонь не шибала прямо в нос.
   – Живот – пустой. – Таррарафе для убедительности похлопал себя по рельефному брюшному прессу. – Пей, не бойся!
   – Пей! – присоединился к нему Жилов. – Он вылечил меня от львиных когтей. А парня, которому бородавочник располосовал бедро, Тарра поставил на ноги за неделю. Он – настоящий шаман. Без шуток!
   – Мой отец – шаман, – возразил африканец. – Духи повинуются ему, как гиены – старой самке-вожаку, – доверительно сообщил он Тенгизу. – Не слушай Носорога. Мой отец – шаман, а я – ничто! – Масаи скромно потупился, изображая смирение. Правда, смирение у этого здоровенного темнокожего красавца получалось не очень убедительно.
   Тенгиз улыбнулся. Таррарафе – тоже.
   – Пей, брат! – сказал он. – Пей – и выздоровеешь!
   Тенгиз, стараясь не дышать, слегка пригубил. На вкус суспензия была на-амного отвратительнее своего запаха.
   «Мужество, – сказал себе Тенгиз, – вырабатывают в испытаниях!»
   И бесстрашно осушил банку.
   Желудок Тенгиза отреагировал мгновенно и бурно. Едва первая капля лекарства коснулась его стенки, он сжался до размеров кошачьей мошонки. Но Таррарафе был начеку. Ладонь его накрыла разом рот и нос Тенгиза, а твердый, как шомпол, палец ткнул американца в левое подреберье. Эффект был положительный. Если не считать того, что Тенгиз едва не задохнулся и минут десять кашлял и фыркал, пытаясь избавиться от тошнотворных капель в бронхах и носоглотке. Но желудок его больше не смел возмущаться.
   – Жестко, – заметил Жилов. – Но эффективно. Завтракать!
   – Мне не проглотить и крошки! – заявил Тенгиз, ополаскивая лицо условно холодной водой.
   – Я так не думаю, – сказал Жилов.
   И оказался прав. Желудок Саянова перестал буйствовать, и Тенгиз умял все, что приготовил для него Таррарафе.
   – Вот теперь мы можем поговорить, – сказал Жилов.
   – Может, выйдем наружу? – предложил Тенгиз.
   – Не думаю, что тебе стоит лишний раз попадаться на глаза. Не исключено, что нам придется еще некоторое время использовать эту виллу. Итак, давай еще раз прикинем, как похитители поступят с твоей подружкой. Сейчас, когда они знают, что мы их ищем. Тарра, что скажешь ты?
   – Много сильных вождей хотят иметь среди жен красивую белую девушку, – сказал Таррарафе. – Много-много черных вождей готовы платить большие деньги. Да. Однако девушка, которую ищут сильные люди, люди, готовые убивать, – такая девушка стоит меньше, много меньше. Продавать ее сейчас – терять деньги.
   – Но похитители могут и утаить, что девушку ищут, – возразил Тенгиз.
   – Могут, – согласился Жилов. – Но если правда всплывет, продавцам придется солоно. Здесь у каждого вождя – своя гвардия. И благодаря щедрости покойного Советского Союза эти «гвардейцы» уже давно пользуются не копьями и дубинками, а «калашами» и РПГ. – Он говорил по-английски, чтобы Таррарафе тоже понимал, о чем он. – Если бы речь шла только о нас, я предположил бы, что воры спрячут девушку где-нибудь в городе или в окрестностях и будут ждать, пока нам не надоест ее искать.
   – Но ее не убьют? – спросил Тенгиз.
   – Много тысяч американских долларов, – сказал Таррарафе. – Столько заплатит сильный вождь за твою девушку, честную девушку с нежной светлой кожей. Кто станет убивать такие деньги? Мы найдем ее, брат! – И улыбнулся, блеснув ровными зубами.
   – Тарра мыслит правильно, – согласился Жилов. – Но есть одна проблема.
   – Какая? – насторожился Тенгиз.
   – Если кроме нас ее начнут искать люди президента.
   – Но мы же не обращались в полицию! – воскликнул Тенгиз.
   – Мы – нет. Но подранок, которого у нас вчера отняли, может сболтнуть лишнее. И тогда к делу подключится не только полиция, но и вояки. А то и cлужба безопасности Генерала. И как только об этом станет известно похитителям, положение твоей Лоры сразу станет очень напряженным. Если похитителям придется выбирать между деньгами и перспективой попасть в лапы президентских людоедов, они прикончат девочку не задумываясь.
   Тенгиз помрачнел:
   – Что же делать?
   – Постараться найти ее раньше, – сказал Жилов. – Кстати, возможен еще один вариант: ее могут вывезти из страны.
   – Но как же ее перевезут через границу без документов?
   Жилов засмеялся.
   – За деньги можно пересечь даже границу США, – сказал он. – Я и то знаю одно такое местечко – на границе с Мексикой. А здесь, сынок, даже денег не надо. Потому что здесь границы просто нет. Сел в машину – и поехал. На дороге, конечно, есть посты, но их ничего не стоит объехать – вокруг километры пустыни. А еще проще – взять рыбачью лодку и уйти морем. Здешние морские погранцы иногда досматривают кораблики поприличнее, но старые лоханки, на которых местные ходят за рыбой, никого не волнуют. Однако… – Жилов с важностью поднял указательный палец, – здесь везде есть глаза и уши, которые можно купить. И если кто-то наймет или купит такую лодку, об этом я узнаю. Но и это не повод сидеть и ждать у моря погоды. У меня есть предложение. Тарра, как ты смотришь на то, чтобы еще разок посетить усадьбу родственника нашего дорогого Шейха?
   – Ты сошел с ума. – В голосе масаи чувствовалась настоящая убежденность.
   – Ага. – Жилов ухмыльнулся. – Причем довольно давно. Еще в те времена, когда служил под началом прадедушки нашего молодого друга. Который, кстати, наверняка поддержал бы мою идею. Правда, за его дедушкой стояла мощь некогда великой страны, а за нами – исключительно жажда справедливости, но ведь и это немало. Верно, сынок?
   – Я пойду с вами! – решительно заявил Тенгиз.
   – Храбрый мальчик, – отметил Жилов.
   – Нет! – сказал Таррарафе. – Тебя убьют. У этого дома – сильная охрана.
   – Возможно, – согласился Тенгиз. – А нам нужен именно дом? Вы говорили, что этот родственник – президент местного Сити-банка. Может быть, нам проще проникнуть в банк?
   – Смелое предложение! – отметил Жилов.
   – Банк охраняется лучше дома, – возразил Таррарафе. – Там – деньги.
   – Зато в банк может прийти кто угодно, – сказал Тенгиз. – Например, я.
   – А вот это плохая идея, – покачал головой Жилов. – Там везде камеры, а фото твоего симпатичного личика наверняка у них в базе данных. Тебя узнают и схватят. И доделают то, что недоделали на пляже.
   – Ну не в банке же! – возразил Тенгиз. – Если я войду туда открыто, а потом не выйду – вот это уж точно не останется незамеченным. А я ведь – не Лора. Если пропаду я, мой отец всех тут поставит на уши.
   – Если он узнает, что ты был в этом банке. Записи с видеокамер ведь можно и подтереть.
   – Значит, надо сделать так, чтобы у нас было свидетельство независимых источников. И чтобы наши противники об этом знали, – сказал Тенгиз. – Нет, из банка я выйду. А вот моя дальнейшая безопасность – уже ваша забота.
   – Мне не нравится, нет, – буркнул Таррарафе.
   – А мне – да! – возразил Жилов. – Узнаю саяновскую породу! Будь по-твоему, сынок. Но надо всё тщательно обдумать и правильно обставиться.
   – Есть у меня одна идея… – сказал Тенгиз.

Глава двенадцатая Доктор Абусалихвулбари, банкир

   – Они не посмеют нас тронуть, дядя Абусалих! – воскликнул молодой, щегольски одетый чернокожий, в котором Лора Кострова, несомненно, узнала бы своего главного похитителя.
   Абусалих Вулбари, грузный, бегемотоподобный, показался бы постороннему наблюдателю тупой и ленивой грудой черного сала. Но это было обманчивое впечатление. Двоюродный брат Шейха не был ни тупым, ни ленивым. Его ум оставался таким же быстрым и острым, как в те времена, когда двадцатитрехлетний Абусалих выиграл конкурс биржевых маклеров на Чикагской бирже, в течение месяца в два с половиной раза увеличив базовый капитал.
   Абусалих Вулбари аккуратно обрезал кончик сигары и вопросительно посмотрел на молодого человека.
   Тот поспешно щелкнул зажигалкой.
   Абусалих Вулбари раскурил сигару.
   – Ты неправ, Али, – сказал он. – Генерал не посмеет тронуть меня . Но ты, мой дорогой племянник, – совсем другое дело. Как так получилось, что мой человек оказался в руках военной полиции?
   – Я не знаю, дядя. На них напали. Какие-то посторонние…
   – Дурак! – рявкнул банкир. – Запомни: в этой стране нет посторонних! Если они напали на нас, значит, они люди Генерала.
   – Совсем не обязательно! – Али был одним из немногих, осмеливавшихся возражать Абусалиху Вулбари. Вернее, одним из немногих, кому это сходило с рук. – Это не люди Генерала. Это какие-то иностранцы… И с ними видели русского мальчишку, который терся у Куто и которого наши люди не смогли убрать.
   – Твои люди – безрукие недоумки, – с неудовольствием пробасил Абусалих. – Ты должен довести работу до конца. И выясни наконец, кто этот сопляк и почему от него столько беспокойства. Мальчишка, который снимает «люкс» в «Хайатте», а потом остается в живых после того, как ему проломили голову, может оказаться не простым туристом. Напомню тебе, что русские играют на стороне Генерала и, следовательно, они – наши враги.
   – Ты зря беспокоишься, дядя, – возразил Али. – Я наблюдал за ним. Мальчишка не при делах. Обычный студентик. Сынок богатого папочки.
   – Но ты сам говоришь: его видели вместе с теми, кто пострелял наших людей в порту. Порасспроси подробнее, что он там делал. Словом, займись им, племянник. Немедленно.
   – Да, дядя. – Али поклонился и вышел.
   – Все приходится делать самому, – проворчал Абусалих, набирая номер: – Джим, это я. У вас в отеле остановился русский. В двухместном «люксе». Можешь узнать, кто он? Для начала: как его зовут… Ну и что? Даже если номер зарегистрирован на его подругу, его данные все равно должны быть в вашей базе… Не серди меня, Джим! Даю тебе десять минут на то, чтобы выяснить его имя!
   Абусалих отключился и взял из коробки новую сигару.
   Телефон зазвонил через три минуты.
   – Узнал? Молодец… Повтори еще раз. Эти русские имена… язык сломаешь, пока выговоришь. Его фото пришлешь мне факсом.
   «Чинги Синов», – записал Абусалих.
   Имя ему ничего не говорило. Возможно, если бы он увидел это имя написанным, то сумел бы проассоциировать его с могущественным другом президента Тенги Заяном, но сейчас у него такой ассоциации не возникло.
   Если бы Абусалих знал, чьим сыном является «русский мальчишка», он был бы намного осторожнее…
   Но перепуганный Куто Буруме умолчал о «сыне Тенги Заяна», потому что испугался, что, зная, кто он, его сородичи примутся обрубать концы и уберут не молодого белого, а самого Куто. Буруме просто сообщил, что некий русский интересуется Козьим Танцем. А исполнители Али Вулбари, присвоив бумажник Тенгиза и выудив оттуда все деньги, выкинули бумажник в мусорный бак, не потрудившись прочитать имя на кредитной карте.
   Вошел секретарь. Молча положил на стол факс. На листе – лицо белого мальчишки лет двадцати. Чем-то смутно знакомое… В отличие от большинства своих соплеменников, для которых все европейцы были на одно лицо, Абусалих Вулбари неплохо различал белых…
   Банкир все-таки мог бы докопаться до правды, зарытой не так уж глубоко, но следующий звонок окончательно сбил его с толку.
   Звонил Али.
   – Ты был прав, дядя, – сказал он. – Этот русский – не простой студент. Один бродяга в порту видел, как он завалил Вонючку. Тот выпустил в него очередь из автомата – и не попал. А русский выстрелил всего один раз – и попал Нуме прямо в сердце. С пятидесяти шагов, под автоматным огнем – одним выстрелом. Бродяга говорит, он больше не стрелял. Значит, был уверен, что насмерть. В общем, ты был прав, дядя. Восхищен твоей мудростью. Это – русский коммандос. Неудивительно, что мои парни не смогли его убить. Им еще повезло, что он сам их не прикончил.
   – Ничего, племянник, ты тоже со временем поумнеешь, – проворчал Абусалих, довольный тем, что оказался прав. – Прикажи своим, чтобы были поосторожнее с его девкой. Не исключено, что она тоже может быть опасна.
   – Да ну, дядя! Не может быть! Ведет себя, как перепуганная дура. Совсем не похожа на…
   – Мальчишка тоже не похож на убийцу! – сердито перебил его дядя. – Запомни, племянник: именно такие, «непохожие», – и есть самые опасные. И предупреди своих похотливых гамадрилов, чтобы к ней не лезли, или я велю отрезать им яйца. Если, конечно, девка не оторвет их раньше.
   – Да, дядя. Я так и сделаю. Будем держать ее под снотворным. А этого белого мы найдем…
   На столе Абусалиха активизировался маленький экранчик. Секретарь.
   – Господин генеральный директор, вас хочет видеть какой-то русский.
   – Опять русский… – проворчал Абусалих и тронул сенсор, переключившись на другую камеру, чтобы посмотреть на нежданного посетителя… И снова взялся за телефон: – Али, – сказал он, – не надо искать русского. Он у меня в приемной.
   Помня о том, что посетитель с пятидесяти метров попадает в сердце бегущего человека, Абусалих принял все необходимые меры безопасности. Русского обыскали с необычайным старанием, а во время беседы в кабинете присутствовал охранник, в совершенстве владеющий кун-фу.
   Не то чтобы директор банка всерьез предполагал, что русский захочет его убить… Но подстраховаться не мешает.
   – Чем обязан? – спросил он, когда русский переступил порог кабинета.
   – Меня зовут Иван Костров, – соврал русский.
   Абусалих глазом не моргнул.
   – Доктор Вулбари, директор этого банка, – представился он. – Чем обязан?
   Вид у русского был довольно взъерошенный. Это – после обыска. Но Абусалих мысленно согласился с племянником: этот мальчишка не выглядит опасным… И от этого еще более опасен.
   – У меня случилось несчастье: пропала моя подруга.
   «Неужели он накопал что-то на меня?» – забеспокоился Абусалих, но виду не подал.
   – Я – директор банка, – сказал он. – А вам нужно в полицию.
   – Это деликатное дело. – Русский довольно убедительно изобразил смущение. По-английски он говорил свободно, но с сильным акцентом. – Мне не хотелось бы афишировать то, что мы отдыхаем здесь вместе. Я хочу нанять хорошего детектива. Но для этого нужны деньги. Управляющий отелем, в котором мы остановились, рекомендовал мне обратиться к вам.
   – Мы не даем кредитов без обеспечения, – сказал Абусалих. – Даже по рекомендации управляющего отелем «Хайатт». До свидания, мистер Костров.
   Уголки губ русского дернулись.
   – Мне не нужен кредит, – сказал он. – Я хочу перевести деньги из России и получить их здесь, наличными.
   – О какой сумме идет речь?
   – Тридцать тысяч долларов.
   – На эти деньги вы сможете нанять лучших детективов нашей столицы. – Абусалих позволил себе улыбнуться. – Наши комиссионные – пятнадцать процентов.
   – Десять, – возразил русский.
   – Двенадцать.
   – Согласен. Но деньги я хочу получить завтра.
   – Вы их получите сразу, как только я узнаю об их поступлении, – сказал Абусалих. – Я распоряжусь, чтобы вам открыли счет.
   – У меня нет с собой паспорта. Если…
   – Пустые формальности. Просто заполните анкету, и клерк сообщит вам номер вашего счета.
   – Приятно иметь с вами дело, доктор Вулбари!
   – Взаимно, мистер…
   – Костров, – подсказал русский.
   Это же имя он указал в анкете, которую принесли Абусалиху.
   – Он – наш, – сказал Абусалих своему племяннику, который примчался в банк, разминувшись с русским на каких-нибудь десять минут.
   – Думаешь, он действительно хочет перевести деньги? – усомнился Али. – А если это какая-то хитрость? А если он завтра не придет? Надо было взять его сразу!
   – Ты опять недооцениваешь своего дядю. Ему навесили маячок. Кстати, в отель он не поехал, так что может вывести нас на своих дружков. Надеюсь, на этот раз твои бойцы не оплошают?
   – Я могу поднять их в течение минуты.
   – Не торопись. Подождем до завтра. Тридцать тысяч долларов никогда не бывают лишними.
   – Он проговорился, – сообщил Тенгиз, садясь в машину. – Сказал, что знает, в каком отеле я остановился, хотя я ему этого не говорил.
   – А может, он сделал это специально? Хотел посмотреть на твою реакцию?
   – Может, – не стал спорить Тенгиз. – Но если бы не эта оговорка, я бы решил, что он не при делах. Вел себя очень естественно…
   – Настолько, что ты перевел бы через него деньги?
   – Пожалуй. Если бы у меня были такие деньги! – Тенгиз засмеялся. – У меня есть тысяч пять-шесть, и обналичить их я могу без помощи этого Вулбари. Вы заметили кого-нибудь?
   Жилов покачал головой.
   – За тобой никто не следил, – сказал он. И добавил на суахили: – Тарра, покатайся по городу, проверим, не ведут ли нас, а потом езжай к карьеру.
   – То есть я рисковал зря? – спросил Тенгиз.
   – Ну почему же? Свою роль приманки ты выполнил. Они повесили на тебя маячок.
   – Откуда ты знаешь?
   – У меня развитое логическое мышление, – ухмыльнулся Жилов. – Раз за тобой не бегут вприпрыжку шустрые черные парни, значит, в этом нет необходимости.
   – И что теперь делать? – спросил Тенгиз.
   – Вести себя естественно. Например, кое-что купить.
   – Детектор? – догадался Саянов.
   – Неправильный ответ.
   – Почему? Я видел здесь магазин, где торгуют такими штуками…
   – Даже если мы купим детектор на рынке, а не в магазине, эта информация может утечь куда не надо. Нет, сынок, мы сейчас купим тебе новую одежду, а с этой я немного поработаю. «Жучок» можно найти и без детектора. Просто придется немного дольше повозиться.
   – А если он не в одежде?
   – Не беспокойся, – сказал Жилов. – Если он есть, мы его найдем. Тарра, остановись у этого магазинчика, – добавил он по-английски. – Обновим гардероб нашего молодого друга. Я выйду вместе с ним. Прошвырнемся по магазинам, прикупим кое-какую электрику. А ты тем временем сгоняй на рынок и купи килограмма три мыла. Встречаемся на условленном месте. На выход, сынок, время не ждет.
   – Данила, а зачем нам столько мыла? – спросил Тенгиз, когда джип укатил.
   – Это, сынок, особое мыло. И оно не для нас. Это – подарок.
   – Он не пришел, дядя, – сказал Али. – Я знал, что он не придет.
   – Я тоже, – отозвался Абусалих Вулбари. – Еще с утра.
   Он сидел за столом. Племянник – на стуле у двери. Стройный, мускулистый, в элегантном белом костюме, он являл собой разительный контраст с дядей, больше похожим на огромную черную жирную жабу. Единственной общей чертой дяди и племянника были родовые шрамы. И еще – черная, как антрацит, кожа. Впрочем, у их главного врага кожа была не менее черной.
   – Как ты узнал, что он не придет? – спросил Али.
   – Деньги, – сказал Абусалих. – Их нет.
   – Надо было брать его вчера, дядя. Прямо здесь, в банке.
   – Это мой банк, – строго произнес Абусалих. – И я дорожу его репутацией. Что скажут клиенты, если в моем банке станут исчезать люди? А Генерал? Ему нужен только повод, чтобы вцепиться мне в глотку. – Абусалих потер жирную шею, словно уже чувствовал на ней пальцы победителя. – Маячок, – сказал он. – Мои люди отследили его. Русский сейчас за городом. В районе песчаного карьера.
   – Плохое место, – сказал Али. – Там пещеры. Некоторые так велики, что можно спрятать автобус. Чтобы найти его там, потребуется неделя.
   – А маячок? – напомнил Абусалих. – По его сигналу ты запросто отыщешь русского.
   – Я не поведу своих людей под землю! – возразил Али. – Чтобы их поубивали?
   – Я сам пошлю людей, – сказал Абусалих. – Сто человек. Это очень хорошо, что русский спрятался за городом. Я не рискнул бы привести воинов в столицу. Они сделают дело и уедут. Так-то, племянник. Теперь ты не боишься?
   – Я ничего не боюсь, дядя! – обиделся Али. – Я принесу тебе голову русского.
   – Мне не нужна его голова, – строго сказал Абусалих. – Русский мне нужен живым.
   – Он опасен, – напомнил Али.
   – Можешь отрезать ему руки… Нет, лучше ноги. Возможно, мне понадобится его подпись. Но это будет не твое дело. Тебя там не будет. Ты нужен мне в другом деле. Увезешь русскую девку на остров. Расскажешь Еджаву все, что тут случилось. Я не доверяю телефону. Его могут перехватить. Мои американские друзья делают это с легкостью.
   – А девку зачем везти? – удивился Али. – Давай ее продадим. У меня уже есть покупатель!
   – Подойди ко мне, – велел Абусалих.
   Когда племянник оказался у стола, Абусалих велел ему:
   – Наклонись!
   И влепил такую затрещину, что Али едва удержался на ногах.
   – Дядя! – обиженно воскликнул он.
   – Твой покупатель – он кто? – сердито спросил Абусалих.
   – Хороший человек! Он…
   – Ты сказал ему, что это за девушка?
   – Ему я ничего не говорил, – пробормотал Али, держась за скулу. – Мы общались через посредника. Я сказал ему, что есть хорошая европейская девушка…
   – Сказал, что русская?
   – Ну да. Он же все равно это узнает, когда мы передадим ему девку.
   – Убей, – сказал Абусалих.
   – Кого – девку?
   – Посредника, дурень.
   – Его нельзя убивать! Мы с ним…
   – Ты хочешь домой, в деревню, Али? – перебил его Абусалих.
   – Нет, дядя, не хочу!
   – У твоей матери еще два сына, ты помнишь об этом?
   – Да, дядя.
   – Возможно, твои младшие братья окажутся умнее тебя.
   – Дядя, не надо! Я все сделаю! Прости! – Али схватил жирную руку Абусалиха и прижался к ней ушибленной щекой. – Прости, дядя!
   – Ладно, – смилостивился доктор Вулбари. – Я даже объясню тебе, зачем нам эта девка.
   – Спасибо, дядя! Ты очень добр!
   Абусалих хмыкнул:
   – Этот русский… Если ему все-таки удастся удрать от моих людей… Пусть у нас будет запасной вариант.
   – Ты хочешь, чтобы он поплыл на остров за девкой? – Глаза Али расширились от удивления. – Но что скажет господин Еджав?
   – Ты все расскажешь моему брату. Он одобрит. Брат говорил, что его остров – настоящая крепость. У него будет возможность проверить, насколько она неуязвима.
   – А если твои бойцы захватят русского, дядя? Мне можно будет продать девчонку?
   – Какой ты жадный, племянник, – усмехнулся банкир. – Нельзя же думать только о деньгах. Подумай лучше о воинах там, на острове! Разве им не нужны поощрения? Пусть эта девка станет наградой самым лучшим. Она привлекательна?
   – На мой вкус – слишком тощая, – ответил Али.
   – Ничего. Когда вокруг нет ни одной женщины, даже такая старуха, как твоя мать, покажется красоткой.
   – Не надо так говорить о моей матери, – обиделся Али.
   – Мне-то она не мать, а младшая сестра, – сказал Абусалих. – Отец наш умер. Я сам выдавал ее замуж. И я буду говорить о ней все, что захочу.
   – Да, дядя, – покорно ответил Али. – Когда мне ехать? Завтра?
   – Сейчас.

Глава тринадцатая Работа, вредная для неокрепшей психики

   – Ого! – сказал Тенгиз. – Да это же целая армия.
   Внизу, на дне карьера, сгрудилось не меньше дюжины машин и два стареньких автобуса.
   – Это не армия, а сброд. – Жилов опустил бинокль. – Сгрудились, как овцы. И командир у них – полный недоумок. Даже не послал проверить, что наверху.
   – По-моему, это повод для радости, а не для недовольства, – заметил Тенгиз.
   – Я радуюсь, – ответил Жилов. – Если бы их муштровал кто-то вроде твоего предка… Черные звали его Белым Дьяволом. Знаешь почему? Потому что он всегда знал, где враг. А откуда ударит он сам, не знал никто. Знаешь, как он погиб?
   – Я слыхал, он умер от какой-то болезни.
   – Вздор! Полковника не брала никакая зараза. Его околдовали.
   – Данила, вы серьезно?
   – Серьезнее некуда. Три черных шамана из разных племен собрались, чтобы это сделать. Они терпеть не могли друг друга, но твой прадед чем-то им здорово досадил. Но об этом я узнал позже. Один из пленных проболтался.
   Тенгиз пристально посмотрел на Жилова, пытаясь сообразить: разыгрывает его Данила или говорит всерьез. Медно-красное, изборожденное морщинами лицо Жилова было невозмутимо.
   – Ты хочешь спросить: отомстили ли мы за полковника? – проговорил Жилов. – К сожалению, нет. После его смерти местные словно взбесились. Нам пришлось покинуть район.
   Тенгиз осторожно заглянул за край. Осторожно, и все же от его движения осыпалось немного песка.
   – Лежи спокойно, – недовольно проворчал Жилов. – Они неумелые, но не слепые.
   – Они идут в пещеру, – сказал Тенгиз.
   Черная цепочка крохотных человечков с махоньким оружием наперевес тянулась к черной дырочке в белой сорокаметровой стене карьера.
   – Недоумки, – буркнул Жилов. – Даже не интересно.
   Тенгиз посмотрел на Таррарафе. Масаи лежал в песчаной выемке, обнимая свое здоровенное ружье. Он был безмятежен. И в отличие от Тенгиза совсем не страдал от жары.
   – Считаем до тридцати, – сказал Жилов. – Раз, два…
   Первый раз земля вздрогнула при счете «двадцать восемь». Второй – через десять секунд. Первый звук был совсем негромкий, второй – посолиднее. Из пещеры вылетело облако пыли: словно грязно-желтый язык. «Мыло», купленное Таррарафе, не подвело.
   После первого взрыва оставшиеся внизу фигурки засуетились, многие бросились к входу в пещеру, но после второго почти все переменили решение.
   – Два заряда всегда надежнее одного, – сказал Жилов. – Первый – ленточный, прямо у маячка. Второй – у входа…
   Он снова взялся за бинокль.
   Кто-то внизу принял на себя командование. Человечки перестали бегать туда-сюда, построились. Потом от основного отряда отделились шестеро и двинулись в сторону пещеры.
   – Видишь его? – спросил Жилов по-английски.
   – Да, – тоже по-английски ответил Таррарафе. – Снять?
   – Нет. Уходим.
   – Разве мы не будем брать «языка»? – удивился Тенгиз.
   – Храбрый мальчик! – Жилов усмехнулся. – Там внизу – полсотни солдат. Хочешь пойти и взять кого-нибудь из них?
   – Я?
   – Ты ведь сказал: «мы», разве нет?
   – Я имел в виду… – Тенгиз смутился. Он привык, что его новые друзья с легкостью управляются с превосходящими силами противника.
   – Расслабься, сынок, – сказал Жилов. – Мы получим то, что нам надо. Но чуть попозже. На, глотни! – Он протянул Тенгизу флягу. – И – двинулись. Не вижу смысла валяться на солнцепеке, если можно спокойно подождать в тени.
   – Вот на этом повороте мы их и встретим, – сказал Жилов, загоняя «лендровер» в тень, отбрасываемую отвесным склоном. – Очень хорошее место: справа – скалы, слева – тоже скалы. И такой удобный поворот.
   – Вы рискнете напасть на пятьдесят человек? – спросил Тенгиз.
   – Кто говорит о пятидесяти? Это будет один-единственный джип. Учись, сынок, анализировать то, что ты видишь. Скажи мне: что есть главное оружие разведчика?
   – Смотря какого.
   – Любого. Сынок, главное оружие разведчика – мозги. И умение ими пользоваться. Человек смотрит, разведчик – видит. В чем разница, сынок?
   – А есть разница?
   – Еще какая! Ты вот – просто смотришь. А я смотрю – и осознаю. Например, я смотрю на машины, на которых приехали эти глупые черные парни, – и вижу, что приехали они не из столицы.
   – У меня не было бинокля, чтобы рассмотреть номера, – заметил Тенгиз.
   – Не надо бинокля, чтобы увидеть, что они приехали прямо из пустыни. И все их машины – развалюхи. Кроме одного очень симпатичного джипа…
   – …Который тоже приехал из пустыни, – сказал Тенгиз.
   – Ну да, – согласился Жилов. – Он их встречал. Причем ждал где-то поблизости, потому что пыли на нем намного меньше… Номера, кстати, на нем есть, – добавил он после небольшой паузы. – Столичные. – Жилов подмигнул Тенгизу. – А теперь, – сказал он, – будем рассуждать. Твои предложения, сынок?
   – Поставить себя на их место? – предложил Саянов.
   – Ну разве что – тебя, – фыркнул Жилов. – Я бы на их месте вел себя совсем по-другому. Допустим, я знаю, что в пещере сидят трое не совсем бестолковых ребятишек. При этом мне неизвестно, куда эта пещера ведет и есть ли у нее другой выход. Никакого желания бегать по незнакомым коридорам у меня нет. Поэтому моя задача – взять злодеев быстро и тихо. Значит, я не пущу внутрь целую толпу пыхтящих топочущих балбесов, я пошлю пару-тройку опытных разведчиков. Таких, как я или Тарра. Они подберутся к цели, очень тихо и очень осторожно, потому что знают, что на подходе к противнику их могут ждать всякие неприятные сюрпризы. Те ведь тоже постараются, чтобы при появлении посторонних как следует шумнуло. И эти разведчики непременно обнаружат взрывное устройство.
   – То, которое у входа?
   – То – вряд ли. Я его очень хорошо запрятал. А вот мины контактного действия спрятать трудновато. Они, конечно, их найдут. И попытаются снять, если очень смелые.
   – Погодите, Данила! Выходит, вы заранее знали, что таких, как вы, у них не будет?
   – Таких, как я, у них в принципе быть не может! – строго произнес Жилов. – Но хорошие саперы – вполне. И от таких я, ясное дело, подстраховался. Поставил под одним хорошо замаскированным зарядом еще один, замаскированный еще лучше. Если бы они попробовали снять первую мину или хотя бы извлечь взрыватель, получился бы большой бум. И много мясного фарша на стенах. А чуть позже – еще один бум, который завалил бы вход в пещеру. Тут возможно два варианта, поскольку я не знаю, какой у них приказ. Первый – попытаться раскопать завал. Второй – убраться восвояси.
   Но это – если бы у этих болванов был толковый командир. В нашем же случае они гуртом ввалились внутрь. С таким подходом не то что хорошего бойца – даже бородавочника не изловить. А вот ленточный заряд, срабатывающий от первого лоха, накрывает не только его, но и десятиметровую полосу за его спиной. Думаю, человек тридцать сразу отбыли в свой африканский рай.
   – А остальных накрыл второй взрыв? – предположил Тенгиз.
   – Это вряд ли. Разве что – самых проворных. Остальные точно не успели бы добежать до выхода. Нет, второй взрыв просто перекрыл им пути отхода. Так что теперь их дружкам по-любому придется раскапывать завал. С этим они справятся часа за четыре. Но будут ли их ждать парни, которые приехали из столицы?
   – Могут и подождать, – предположил Тенгиз. – Им же интересно, были мы в пещере или нет?
   – Конечно, интересно. Только готов поспорить, что больше они в пещеру сунуться не рискнут. Не та закваска. Так что парни из столицы, скорее всего, двинут в город. За дальнейшими инструкциями. А вернее – от греха подальше. Они-то понимают, что взрыв могли услышать не только они, но и люди Генерала. Ладно, сынок, не знаю, как ты, а я малость проголодался. Давай-ка перекусим, пока время есть.
   После обеда Жилов с Тенгизом комфортно устроились в тени, а привычный к жаре Таррарафе вскарабкался наверх: контролировать дорогу.
   Спустя час он уронил вниз камешек.
   – Видишь, я был прав, – удовлетворенно произнес Жилов и достал из «лендровера» метровую доску с торчащими наружу гвоздями.
   – Знак «стоп», – пояснил он. – Для особо непонятливых.
   Джип вылетел из-за поворота и угодил на доску сразу двумя колесами. Доска с треском разлетелась, гвозди брызнули из-под днища, джип подпрыгнул, его занесло, раскрутило, вынесло с дороги и крепко приложило боком о скалу. Внутри сработали и опали подушки безопасности. Жилов, подхватив автомат, как спринтер, с низкого старта, рванул к машине. Тенгиз приотстал, и к тому моменту, когда он оказался около джипа, Жилов уже распахнул обе дверцы и даже успел выдернуть наружу водителя. Несмотря на сработавшие подушки безопасности, пассажирам джипа пришлось кисло. Тот, кто ехал сзади, вообще не подавал признаков жизни. Сидевший на переднем сиденье выглядел получше, ворочался и пыхтел. Жилов уронил водителя на дорогу, бросил Тенгизу: «Обыщи!» – и ухватил переднего пассажира, но вытащить не сумел. Тот орал и трепыхался.
   – Я! – сказал подоспевший Таррарафе, отодвинул Жилова и, поднатужившись, извлек пассажира из салона. Стало понятно, почему тот орал. У него была сломана рука.
   Тенгиз вспомнил, что ему велено, и склонился к водителю.
   Тот был вооружен основательно. Справа на поясе – здоровенный нож, слева – не менее солидный пистолет.
   Когда Тенгиз вытягивал пистолет из кобуры, водитель открыл глаза и ухватил его за руку. Вцепился как клещами. Но – ненадолго. Везде поспевающий Жилов пнул его в ухо. Водитель заорал и отпустил Тенгиза.
   – Левша, – сказал Жилов. – А ты, сынок, в следующий раз не стесняйся – бей посильнее.
   Таррарафе уже обшарил второго. У того оказался такой же солидный арсенал.
   «Не будь у него сломана рука, он бы непременно схватился за пистолет», – подумал Тенгиз.
   Впрочем, он не сомневался, что Данила успел бы выстрелить раньше.
   Жилов отправился за третьим, но доставать его не стал.
   – Готов, – сообщил он. – Ладно, хватит и двоих.
   Таррарафе очень проворно связал «добычу». Водителю – руки и ноги, пассажиру – только ноги. Ясно было, что теперь он не очень шустрый.
   Оба понемногу отходили от шока и возвращались в реальный мир. Суровая действительность которого не привела их в восторг.
   Пассажир, баюкавший сломанную руку, мрачно выдавил несколько слов.
   – Интересуется, кто мы, – перевел Жилов Тенгизу. – Тарра, ответь ему.
   Масаи, перехватив винтовку, треснул пленника прикладом в лицо. Тот опрокинулся на спину и завопил.
   Таррарафе ухватил его за шиворот и вернул в сидячее положение.
   – Кто из вас – босс? – негромко спросил Жилов по-английски.
   Его поняли.
   Боссом оказался негр со сломанной рукой.
   – Иди погуляй, сынок, – сказал Жилов. – Мы будем с ними работать, а это вредно для твоей неокрепшей психики. Заодно и за дорогой последишь.
   К сожалению, он не снабдил Тенгиза затычками.
   Впрочем, длилось все это сравнительно недолго.
   Минут двадцать или около того.
   Потом за Тенгизом пришел Жилов.
   – Пойдем, – сказал он. – Мы закончили.
   Да, они закончили. Водитель лежал с перерезанным горлом, пассажир скрючился на земле. Его колотила дрожь. Таррарафе песком стирал с рук кровь.
   Тенгиза замутило, но он сумел сдержаться.
   – Что вы узнали? – спросил он.
   – Много чего. Возьми винтовку Тарры и садись за руль. Справишься?
   – Без проблем, – ответил Тенгиз.
   Водить он научился в тринадцать лет.
   Таррарафе тем временем отволок тело убитого к покалеченному джипу, а живого забросил в багажник «лендровера» и прикрыл брезентом.
   – Давай метров пятьдесят вперед – и остановись, – сказал Жилов. – Надо прибраться.
   Он вернулся к джипу, открыл бензобак, отошел шагов на десять и очень ловко забросил что-то прямо в горлышко. А потом припустил к «лендроверу». Он успел пробежать метров тридцать, когда раздался взрыв и машину охватило пламя.
   Жилов перепрыгнул через борт и уселся рядом с Тенгизом.
   – Красиво горит, – сказал он. – Но любоваться некогда. Поехали.

Глава четырнадцатая Похищенная

   Лора очнулась. Она лежала на чем-то твердом, и ей было очень плохо. Болела голова, живот, все, что могло болеть. Она попыталась подняться, но голова закружилась. Ее затошнило и вырвало желчью. Хорошо, что она успела наклониться над краем своего неудобного ложа.
   Обессиленная, Лора свернулась клубочком. Ей было так плохо, что не хотелось жить.
   Однако ни умереть, ни даже спокойно полежать ей не дали.
   Грубая рука опрокинула ее на спину, в тумане, обволакивающем ужасный мир, возникло некрасивое черное лицо. Рот черного открылся, раздалось злобное рычание.
   – Пить… – прошептала Лора по-русски.
   Черный схватил ее и затряс, злобно рыча и брызгая слюной. Эта тряска отозвалась еще большей болью. Лора жалобно застонала. Ее скрутил рвотный спазм, но желудок был пуст.
   Черный швырнул ее на кровать и заорал еще более злобно.
   Лора закрыла глаза.
   Черный перестал орать. Потом раздался звук удара. Но ударили не Лору. А потом кто-то очень деликатно приподнял ее голову и поднес к губам чашку с водой…
   – Что ты орешь, как бабуин? – спросил Али, входя в дверь.
   – Посмотри! Эта белая сука наблевала на пол! Клянусь Аллахом, я заставлю ее…
   Удар у Али был поставлен неплохо: во время учебы во Франции он занимался карате. Сторож отлетел к стене.
   – За что? – завопил он.
   – Заткнись и слушай, ты, отродье свиньи! – процедил Али.
   – Ты оскорбил меня! – заорал сторож.
   – Если ты сейчас не заткнешься, я тебя убью, – холодно произнес Али. – Эта девушка стоит сотни таких придурков, как ты. Поэтому ты, позор своих родных, будешь ходить за ней, как за родной матерью. А сейчас – бегом за тряпкой!
   Построенный сторож пулей выскочил из комнаты, а Али наклонился к девчонке. Вид у нее был скверный.
   Али дал ей напиться. Она смотрела на него, не узнавая.
   Али достал телефон:
   – Доктор, ты? Сын Иблиса! Бегом сюда!.. Ты знаешь куда! Что?.. А жить ты хочешь? У тебя пятнадцать минут! Если не успеешь, я тебе уши отрежу!
   Али спрятал телефон, уселся на стул напротив кровати и стал смотреть на пленницу. Он вспомнил, какой она была, когда ее взяли. То, что сейчас лежало перед ним, больше напоминало мумию, чем юную белую девчонку.
   Явился сторож. Подтер рвоту. Ворчать он не смел. Али с удовольствием констатировал, что глаз его уже начал заплывать.
   – Что ж ты, шакалий сын, не дал мне знать, что девке плохо?
   – Так откуда я знал? – пробубнил сторож. – Она же спала.
   Пришел доктор.
   Али демонстративно посмотрел на часы.
   – Уложился, – сказал он. – Посмотри, что с ней.
   Морда у доктора тут же стала озабоченной. Он пощупал пульс, оттянул веки, заглянул девчонке в рот…
   – Думаю, это реакция на транквилизатор, – сказал он. – Кто мог знать, что она плохо переносит…
   – Ты! – перебил его Али. – У тебя есть… – он поглядал на часы, – семь часов, чтобы привести ее в порядок. Причем учти, что потом ее придется снова усыпить. Ты понял меня?
   – Может, лучше отвезти ее в больницу? – предложил доктор.
   – В больницу отвезут тебя, – сказал Али. – Если ты не сделаешь то, что я сказал. А если она умрет, я собственноручно отрежу тебе яйца. Я понятно говорю?
   – Вполне, – сухо ответил доктор. – Мне понадобится…
   – Меня это не касается, – отрезал Али. – Если что надо, скажешь тем балбесам, что валяют дурака в соседней комнате. Я распоряжусь. Но оплатишь всё сам. Это твои проблемы.
   Часа через четыре Али зашел проверить, как идут дела. Дела шли.
   Девчонка лежала закрыв глаза, но выглядела намного лучше. Рядом с кроватью стояла капельница.
   – Я думаю, все обойдется, – сказал доктор вполне уверенно. – Она даже немного поела. Я подобрал для нее подходящее снотворное. Больше проблем не будет.
   – Значит, тебе повезло, – сказал Али.
   И добавил мысленно: «Мне тоже».
   – Никуда не уходи, – велел он. – Ты мне понадобишься.
* * *
   – Нам повезло, – громко, перекрикивая шум мотора, произнес Жилов. – Мы взяли одного из бригадиров охраны Абусалиха Вулбари.
   – Он знает, где Лора?
   – Нет. Зато у него есть личная карточка и право доступа во все помещения банка, кроме хранилища.
   – Это радует, – без всякого энтузиазма произнес Тенгиз. – И все-таки хотелось бы узнать, что с Лорой.
   – Похищением занимался не он, а племянник Абусалиха по имени Али, – ответил Жилов.
   – А почему ее украли, он не знает?
   – Нет. Зато он знает, где обычно держат особенно ценных пленников. И мы туда наведаемся. Давай поднажми. Мы должны вернуться в город раньше, чем стемнеет.
   «Место, где держат пленников» оказалось вполне пристойным домиком на окраине города. Почти сразу за постом военной полиции.
   Кстати, «лендровер» Жилова полицейские в очередной раз проигнорировали. Не сказать, что Тенгиза это особенно огорчило – он помнил, что у них в багажнике. Но – удивило. За все это время их машину остановили только один раз. В порту. Но там у полицейских был особый повод.
   Домик был огорожен бетонным забором, «украшенным» поверху несколькими нитками колючей проволоки. Проволока Жилова с Таррарафе не смутила. Зато Жилов очень положительно отозвался об отсутствии видеокамер.
   – Работаем по старой схеме, – распорядился он. – Ты, сынок, остаешься в машине. Мы идем на объект. За этим недобитым присмотри, – сказал он, сдергивая с пленника брезент.
   Брезент ему понадобился. Он набросил его поверх колючей проволоки. Вернее, брезент понадобился не ему, а масаи, поскольку самого Жилова Таррарафе поднял вверх, и тот рыбкой нырнул через стену. Вместе с автоматом, разумеется. Масаи преодолел стену не столь красиво, но тоже достаточно ловко. Тенгиз бы так не смог.
   Саянов достал пистолет, вынул обойму. Одного патрона не хватало. Не страшно.
   Улочка была пуста. И в самом доме тоже было тихо. Никакой стрельбы. Прошло минут пять. Потом ворота начали открываться. Тенгиз взял их на прицел. На всякий случай. Он очень надеялся, что наружу выйдут его друзья. Вместе с Лорой.
   Вышли действительно Жилов с Таррарафе. Но без Лоры.
   – Ее уже увезли, – сообщил Жилов, усаживаясь рядом с Тенгизом. – Куда – неизвестно. В доме осталось двое деревянных солдатиков. Они даже не видели, как ее увозили, – их вызвали позже.
   Таррарафе тем временем не без труда сдернул со стены брезент и снова прикрыл пленника. Тот выглядел подозрительно плохо.
   «Уж не помер ли?» – подумал Тенгиз.
   – А теперь куда? – спросил он.
   – Рули на местный Бродвей, – велел Жилов. – Есть еще одно местечко, которое стоит посетить.

Глава пятнадцатая Суровая жизнь банкира

   – Вызови охрану, – велел Абусалих секретарю по громкой связи. – Я выхожу.
   Он тяжело поднялся, проверил, закрыт ли сейф, сунул в карман пиджака ключи и вышел из кабинета.
   Секретаря не было.
   Абусалих нахмурился. Это было нарушение порядка. Если парень не сумеет обосновать свое отсутствие, он будет уволен. Абусалих уселся на диван… И сразу понял, что причина, по которой секретерь не приветствовал босса, действительно веская. Секретарь лежал под собственным столом, упакованный, как египетская мумия, с заткнутым ртом и выпученными от ужаса глазами. Увидев банкира, он глухо замычал.
   В первое мгновение Абусалих подумал, что Генерал все-таки решился… Но тут же отбросил эту мысль. Люди Генерала не стали бы вязать секретаря. Они бы его убили.
   Может, это чья-то дурацкая шутка?
   Самым разумным было бы вызвать охрану, но вместо этого Абусалих подошел к столу, присел на корточки и протянул руку, чтобы вытащить кляп.
   – А вот это уже лишнее, – сказали за спиной банкира, и что-то твердое уткнулось ему в жирный затылок. – Встань и повернись.
   Абусалих выполнил сказанное. Он был не в том возрасте и не той комплекции, чтобы сопротивляться.
   Увиденное Абусалиха не порадовало. Прямо ему в физиономию смотрело отверстие ствола, размером конкурирующего с небольшой пушкой. Этот неприятный предмет держал в руках чернокожий. Не местный, судя по чертам лица и отсутствию шрамов. Справа от черного стоял белый. Небольшого роста, но с очень неприятным лицом. Обострившаяся интуиция подсказалад Вулбари, что этот белый не менее опасен, чем его здоровенный черный приятель.
   «Как вы сюда попали?» – этот вопрос вертелся на языке банкира. Но он не стал его задавать. Если удастся выкрутиться из этой ситуации, позже он все узнает.
   – Если вам нужны деньги, – по-английски сказал Абусалих, – то ключи от сейфа – в левом кармане пиджака.
   – Интересное предложение, – тоже по-английски произнес белый. – Но сейчас нас интересует другое.
   – Я к вашим услугам, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Абусалих. Но крупные капли пота, выступившие на лице, говорили, что его душевное состояние далеко от гармонии.
   – Где девушка? – спросил белый.
   – Какая девуш… – начал Абусалих, но не закончил, потому что негр очень ловко крутанул свое ружье, приклад которого угодил банкиру в пах.
   Абусалиху стало так больно, как не было никогда в жизни. Он скрючился настолько, насколько позволял объемистый живот, и явно собирался завалиться на ковер…
   Удар тяжелого ботинка в подбородок бросил Абусалиха на стол. И тут же черные клешни ухватили банкира за галстук и придавили лицом к столешнице.
   – Не надо меня бить… – из последних сил прохрипел банкир.
   – А ты нам не ври, – проникновенно произнес белый, заглядывая Абусалиху в глаза. – Повторяю вопрос: где девушка?
   – Ее здесь нет, – выдавил банкир.
   Он понял, что произошло нечто очень скверное. Подручные того русского все-таки добрались до него.
   – А где она?
   – Ее нет в городе.
   – Я не спрашиваю, где ее нет, – ровным голосом произнес белый. – Я спрашиваю: где она? Еще один неправильный ответ – и ты останешься без глаза.
   – Я отвечу, отвечу, – пробормотал Абусалих («О Аллах Милостивый и Всемогущий, спаси меня!»). – Только не убивайте меня!
   – Правдивый ответ – и ты будешь жить, – пообещал белый.
   – Мы даже тебе ничего не отрежем, – прошептал на ухо банкиру черный. Английский у него был отвратительный, но Абусалих все понял очень хорошо.
   Что ж, он сам собирался дать знать этим людям, что девушка – на острове. Правда, он не намеревался сделать это лично. Хотя сейчас, после того как эти двое прошли сквозь патентованную систему безопасности и все посты охраны его банка, эта идея уже не казалась Абусалиху безупречной.
   Ладно, у Шейха тоже отличные спецы. И больше сотни солдат. Они справятся. Должны справиться.
   – Ее увезли на остров, – сказал банкир.
   – Какой остров?
   – Тот, который искал ваш человек. Козий Танец.
   – Почему – туда?
   – Там – спокойнее. Там… – Абусалих сделал вид, что колеблется.
   – Ты говори, не стесняйся, – поощрил его белый. – От нас никто ничего не узнает.
   – Там – база, – сказал банкир. – Контрабанда.
   – Что именно?
   – Оружие.
   – Какая охрана?
   – Точно не знаю. Но много. Человек тридцать, может, больше.
   Белый и черный обменялись взглядами. Судя по лицу белого, охрана в тридцать человек его не очень напугала. Это почему-то совсем не удивило Абусалиха.
   – Ладно, – сказал белый. – В каком, говоришь, кармане у тебя ключи от сейфа?
   – В левом боковом, – и, когда белый извлек ключи, поспешно добавил: – Там снизу – маленькая панель. За ней – кнопка отключения сигнализации. Надо нажать три раза.
   – Молодец, – похвалил его белый.
   Но Абусалих в первую очередь заботился о себе. Если сюда ворвется охрана, эти двое вряд ли будут возиться с заложником. Они вполне способны перестрелять весь дежурный наряд. А первым прикончат его, Абусалиха Вулбари.
   Рука черного по-прежнему прижимала банкира к столу. Крайне неудобная поза. Абусалиху было очень плохо. Низ живота крутила жуткая боль…
   Белый вскоре вернулся.
   – Всё в порядке, – сказал он черному. – Отпусти его.
   Черный разжал пальцы, и Абусалих бессильно сполз на мозаичный пол. Встретился с глазами секретаря… Они были полны животного ужаса.
   Абусалих на мгновение ощутил гордость: сам он все еще оставался человеком.
   Белый наклонился и заглянул банкиру в глаза.
   – Я всегда выполняю обещания, – сказал он. – Ты будешь жить. Но если ты солгал – мы вернемся, обещаю!
   Он выпрямился.
   «Если они меня не свяжут, вызову охрану. Может, их удастся перехватить…»
   Приклад огромного ружья мелькнул в воздухе и опустился на затылок Абусалиха.
   Жилов и Таррарафе возникли из сумрака так внезапно, будто материализовались из пустоты. Жилов нес черный мешок для мусора. Автомат он закинул за спину. Таррарафе держал свою «базуку» в руке.
   – Как прошло? – спросил Тенгиз, уступая масаи место за рулем.
   – Замечательно! – ответил Жилов. – Внутрь вошли – как к себе домой. Это ж надо: обезопасить служебный вход магнитной картой и отпечатком пальца.
   – Неужели никаких охранников?
   – Да нет, были двое. Но они на нас даже не взглянули, пока мы не вошли. А когда вошли – смотреть было уже поздно. Пусти Тарру за руль, сынок.
   – А где этот? – спросил Саянов, пересаживаясь на заднее сиденье. Он имел в виду пленника.
   – Там оставили. В отличие от его сородичей мы человечину не едим! – Жилов засмеялся.
   Таррарафе запустил двигатель, и «лендровер» неторопливо покатил между непрезентабельными зданиями, сгрудившимися позади роскошных строений парадной набережной.
   – Короче, сынок, побеседовали мы с твоим банкиром, – с удовольствием произнес Жилов. – Раскололся он, как говорится, до самых ягодиц. Угадай, сынок, куда они увезли твою подружку?
   Тенгиз пожал плечами:
   – В пустыню?
   – Наоборот. В море. И не просто в море, а на тот самый остров, который прикупил твой дядя. Только, сдается мне, он там больше не живет.
   – Почему вы так думаете, Данила?
   – Потому что там местная оппозиция, к лидеру которой наш банкир имеет самое непосредственное отношение, устроила склад боеприпасов. Вряд ли твой дядя дал им на это разрешение. Не хочу тебя огорчать, сынок, но, скорее всего, его давно скормили крабам.
   Тенгиз погрустнел.
   – Я позвоню отцу, – сказал он после паузы.
   – Зачем? – поинтересовался Жилов.
   – Он должен знать. Дядя Олег – его брат.
   – Позвони, – не стал спорить Жилов. – Но сначала я тебе поведаю, как будут дальше развиваться события. Ты позвонишь отцу. Твой отец, естественно, позвонит президенту, а президент примет меры. Я читал, он как раз закупил недавно по случаю несколько «Миражей». Птички хоть и не первой свежести, но вполне способны превратить небольшой островок в кучу пепла и головешек, а я, между прочим, твердо решил поплясать на вашей с Лорой свадьбе.
   – Данила, почему вы решили, что я собираюсь на ней жениться? – ляпнул Тенгиз.
   – О, раз ты не хочешь, тогда я сам на ней женюсь! – Жилов засмеялся. – А поскольку я – нормальный мужчина, а не некрофил, то я хочу получить живую девушку, а не оставшиеся после бомбежки угольки. Ты против?
   – Да нет, – пробормотал Тенгиз. – Хотя, насколько мне известно, у отца здесь есть и свои собственные люди. Может, они смогут что-то сделать?
   – И что же, по-твоему, они сделают?
   – Поедут на остров – и разберутся.
   – Неплохая идея. Именно это мы и собираемся сделать.
   – Мы?
   – Сынок, ты можешь остаться, – разрешил Жилов.
   – Нет уж! – воспротивился Тенгиз. – Я – с вами! Только…
   – Тебя смущает новое население острова? Не напрягайся. Толстый сказал: там человек тридцать местных балбесов. Думаю, мы справимся. А сейчас извини. Хотелось бы немного отдохнуть перед ужином.

Глава шестнадцатая Козий Танец

   Небольшая яхта подошла к пирсу около полуночи. Ее ждали. На белом пиджаке человека, спрыгнувшего на пирс, тут же заплясали красные пятнышки лазерных целеуказателей.
   Саму яхту держали на прицеле более серьезные штуковины. Одно нажатие на кнопку – и роскошная океанская красавица превратится в смесь огня, воды и обломков.
   – Не надо меня убивать! – весело закричал Али, взмахнув руками. – Я привез привет от моего дяди Абусалиха! Здорово, Курт! Как делишки? Извини, что поднял с постели. У меня срочное дело для Шейха!
   Курт Штабб, здоровенный рыжий баварец с красной рожей и волосатыми веснушчатыми лапами, вышел на пирс, оглядел гостя с головы до ног и проворчал:
   – Для тебя я не Курт, а капитан Штабб, деточка. Что привез?
   – Новости для твоего хозяина, – тем же насмешливым голосом произнес Али. – И еще кое-какой груз.
   – Какой груз?
   – А вот это не твоего ума дело!
   – Проверить лодку на наличие посторонних! – рявкнул капитан.
   Четверо солдат ринулись по пирсу. Если бы Али не отпрянул в сторону, его вполне могли бы спихнуть в воду.
   Через полминуты из катера вытащили еще троих, обыскали (нашли два пистолета) и уложили на пирсе.
   – Кто такие? – строго спросил Штабб.
   – Это мои люди, капитан! – с плохо скрываемым бешенством произнес Али.
   – Проверим. Сержант, взять этих троих и доставить…
   – Отставить, капитан!
   Худощавый чернокожий в зеленой чалме спустился на пирс.
   – Мир тебе, дорогой Али!
   – И тебе мир, во имя Аллаха Милостивого, дорогой Раххам!
   Они обнялись и церемонно облобызались.
   Штабб демонстративно сплюнул в море.
   Люди Али, отряхиваясь, поднимались с бетонного пирса.
   – Что ты привез, Али? – спросил Раххам.
   – Новости для ушей господина. И еще – груз.
   – Что за груз?
   – Увидишь.
   Через некоторое время, не без усилий, Али с помощниками вытащили из катера и поставили на пирс большой ящик с ручками, смахивающий на гроб. Правда, в гробу обычно не делают вентиляционных отверстий.
   Штабб, не удержавшись, сунулся к ящику:
   – Это что?
   – Не твое дело, капитан! – с удовольствием произнес Али. – Дай пройти!
   Он и его люди подхватили ящик и понесли его вверх по дорожке, по обе стороны которой черными стенами стояли джунгли.
   Капитан Штабб двинулся следом, пытаясь угадать, что спрятано в ящике. Вариантов было много, но ни один из них не соответствовал истине.
   Спустя некоторое время капитану надоело гадать и его мысли вернулись в привычную колею. То есть к тому, как уговорить начальство на денек-другой отпустить его на материк. Капитан Штабб испытывал острую потребность в женщине. А лучше – в двух. Удовлетворить же эту потребность можно только на материке. Чертов наниматель не потрудился завезти на остров шлюх. Штабб был сердит. Секретарь нанимателя, наглая черная макака, унизил его.
   Солдаты охраны, возглавляемые сержантом, двигались на некотором отдалении от капитана. Все знали, что такое сердитый Штабб. Ему только подвернись под руку – запросто останешься без зубов.
   Солдаты тоже гадали, что находится в ящике. И они были ближе к истине, чем их капитан, потому что с легкостью переносили свои желания на любой предмет. Впрочем, желания у них были такие же, как у капитана.
   Никто из них не заметил пары глаз, наблюдавших за процессией из чащи.
   В отличие от солдат и капитана наблюдавшее за ними существо совершенно точно знало, что находится внутри ящика. Для этого ему не нужны были глаза – хватало обоняния.
   Процессия давно скрылась, а существо все еще сидело, не шевелясь, и размышляло. И предмет его размышлений, переведенный на человеческий язык, мог бы звучать примерно так: «Не пора ли выпускать джинна из бутылки?»
* * *
   Друзья провели эту ночь там же, где прошлую. Жилов сказал: более надежного места пока не предвидится. Их действительно никто не побеспокоил. Однако Тенгизу Саянову приснился очень странный сон.
   Была ночь. Тенгиз стоял под сенью колоннады и смотрел вдаль, туда, куда уходила казавшаяся бесконечной аллея, украшенная статуями. То были каменные изваяния львов с собачьими головами. Тенгиз откуда-то знал, что длина аллеи – две тысячи двойных шагов. Еще он знал, что аллея эта соединяет два храма: тот, в котором сейчас находится он сам, огромный и прекрасный дар богу, и второй – чуть поменьше, но тоже далеко не маленький.
   Тот храм тоже был Даром. Но не ему, а той, кого строители именовали Истиной и полагали Основой Мира.
   Тенгиз запрокинул голову и посмотрел вверх. Над ним была крыша, сложенная из камня. Огромные балки, расписанные яркими красками, покоились на гигантских колоннах, изукрашенных затейливой резьбой: картинками и иероглифами. Тенгизу-спящему было ведомо их значение, но оно было ему неинтересно. Для него было много важнее, что этот храм – создан. Невероятное творение слабых человеческих рук, его строили много веков. И он не закончен. Его будут достраивать и украшать до тех пор, пока не иссякнет любовь к нему, их богу. Тенгизспящий был уверен, что она никогда не иссякнет.
   А Тенгизу-настоящему было немного страшно. Гигантские колонны давили на него. Он казался себе крохотным и ничтожным. Ему казалось: те, кто смог построить такое, не могут быть слабыми и беспомощными.
   Тенгиз-спящий не разделял его страхов. Он даже не чувствовал их, потому что ему было плевать на громадные плиты, из которых сложен храм. Он знал: если ему придет в голову разрушить это колоссальное сооружение, он сделает это за несколько мгновений. Храм для него был лишь знаком. Но знаком не просто радующим, а очень важным. Тенгиз-спящий был богом, а боги очень серьезно относятся к тем, кто им поклоняется.
   Тенгиз-спящий вышел из тени. Полная луна ярко озаряла окружающий мир. Это был его мир, и он был прекрасен. Тенгиз-спящий чувствовал его на десятки тысяч шагов. Он чувствовал остывающую пустыню и густую, полную жизни воду великой реки. Он чувствовал море, в которое впадает эта река, и поросшие лесами горы, откуда брали начало эти неспешные воды. Он видел Дома Мертвых, которые сооружали для своих владык ничтожные обитатели этой черной от живительного ила земли. Это было правильно, потому что в каждом из этих владык когда-то жила частица той, кто была частью его самого. Или он был частью ее. Но люди думали, будто они раздельны. Поэтому ее храм стоял в двух тысячах двойных шагов.
   Тенгиз-настоящий смотрел вдоль аллеи, прекрасной в ослепительном лунном свете, но для его глаз аллея была пустынна.
   Зато Тенгиз-спящий уже увидел ту, что идет к нему.
   Она была женщиной. По смешным законам строителей этого храма женщинам было запрещено находиться внутри его стен. Даже мужчинам, если то не были особо посвященные жрецы, было разрешено находиться лишь на площади сразу за воротами.
   Но этой женщине было позволено пересекать священные границы. Она сама себе это позволила. Точно так же, как сама посвятила себя в верховные правители этой земли. И никто не смел воспротивиться. Она была женщиной, но в ней жила частица божества. Правда, у нее был супруг. И он долго жил здесь, в этом храме. И молил о том, чтобы ему была дарована толика божественной истины. Но в нем не было настоящей любви к богу, только алчная жажда власти. И ему, мужчине, было отказано. А женщине – дано.
   Тенгиз-спящий не жалел о своем выборе. Это привнесло приятное разнообразие в его общение с крохотными обитателями этой земли. Правда, женщине пришлось заплатить за божественный дар. Ей больше никогда не родить сына.
   И вот она пришла. На ней была одежда мужчины. И даже небольшая бородка была привязана к ее круглому гладкому подбородку.
   – Я пришла, о мой повелитель, – прошептала женщина. Голос ее дрогнул.
   Она боялась не его. Она боялась, что он сочтет ее недостаточно прекрасной. И – отвергнет.
   Она не знала, что он в одно мгновение может сделать ее совершенной. Или – убить.
   Женщина сняла свой тяжеленный головной убор, отвязала нелепую бородку.
   «А она красива», – подумал Тенгиз-настоящий. И вдруг вспомнил ее имя. Хатшепсут.
   Женщина избавилась от одежды. Она стояла нагая в ослепительном лунном свете, и даже Тенгиз-спящий понял, что она очень хороша. В ней действительно текла древняя кровь.
   Тенгиз-спящий засмеялся и пропел несколько слов.
   Гранитная плита, на которой стояла женщина, превратилась в мелкий нежный песок. Женщина вздрогнула, но сразу овладела собой. Ее ноги утонули в песке, могущество бога приводило ее в трепет, но не в ужас. Он был ее богом.
   Тенгиз-настоящий посмотрел вниз и увидел, как поднимается его мужской орган. Во сне этот орган был очень велик. Значительно больше, чем в реальности. Тенгиз-настоящий видел, как он раздувается, наполняясь кровью… И дивным светло-зеленым огнем.
   Женщина тоже опустила взгляд… И тотчас закрыла глаза.
   Тенгиз-настоящий увидел, как судорога прошла по ее животу, а колени начали подгибаться…
   Но упасть она не успела. Тенгиз-спящий подхватил ее обмякающее тело и прыгнул. Этот прыжок вознес бога и его ношу на пятнадцать ступеней вверх – внутрь Священного Покоя. Здесь стоял почерневший от крови жертв алтарный камень.
   Тенгиз-спящий опустил на него влажное трепещущее тело царицы.
   Женщина раскинула руки. Мягкая грудь ее расплющилась о камень, голова запрокинулась вверх, тонкие пальцы вцепились в каменные кромки.
   Тенгиз-спящий провел ладонями по внутренней поверхности ее бедер, плавным движением широко развел в стороны ноги царицы. Но – медлил…
   Тенгиз-настоящий увидел влажное открывшееся лоно женщины. Там кипела и бурлила первичная женская сила. Там всё исходило от жара и жаждало соединения.
   Тенгиз-настоящий, не удержавшись, сделал движение к сладкому жерлу…
   Но телом этим правил не он. Тенгиз-спящий не шевельнулся. Он ждал.
   И дождался. Она пришла. Дивная и извечная. Неотделимая всерождающая. Его богиня.
   И только когда красное пламя подземного огня объяло распростертое тело царицы, Тенгиз-спящий соединил Землю и Небеса.
   И мир содрогнулся.  
   Когда Тенгиз проснулся, снаружи уже светало. Тенгиз мало что запомнил из своего сна. Практически ничего. Только распростертое на плоском камне нагое женское тело. Но послевкусие от сна осталось приятное. И еще Тенгиз помнил имя женщины. Хатшепсут. Что-то смутно знакомое. Впрочем, имя он почти сразу позабыл. Всё, что осталось в памяти: ему приснился эротический сон. Тенгиз счел это хорошим признаком. Организм выздоравливает.

Глава семнадцатая Уходит наш парусник в синее море…

   После завтрака Жилов устроил военный совет.
   – Мы отплывем на Козий Танец как можно скорее, – сказал он. – И лучше будет, если никого не станем нанимать. Возьмем в аренду, а еще лучше – купим катер и следующей же ночью постараемся добраться до острова. Незаметно.
   – В моем бумажнике – восемьсот долларов, – сказал Тенгиз. – И еще около двух тысяч – на счете. Не думаю, что этого хватит на катер.
   – Деньги – не вопрос, – отмахнулся Жилов. – Кстати, Тарра, мы так и не разобрали свою добычу. Где она?
   – Ты оставлять ее на заднее сиденье, – сказал Таррарафе. – Мне принести?
   – Немедленно! Ну я и лопух, – сказал он Тенгизу по-русски. – Оставить такое. Устал, должно быть. Трудный вчера выдался денек.
   – А что там? – спросил Тенгиз.
   – Увидишь!
   Вернулся масаи, передал Жилову мешок.
   – Оп-па! – воскликнул тот, картинным жестом высыпая его содержимое на стол.
   – Богато живут африканские банкиры, если выкидывают такое в мусорные корзинки, – заметил Тенгиз.
   На столе громоздилась куча денег: евро, долларов и местных «фантиков». И еще – изрядное количество бумаг.
   Тенгиз выудил одну: с красивыми разноцветными разводами и золотой печатью.
   – Это что за бумажка? – спросил Жилов.
   – Эта бумажка называется – сертификат АНБ, и стоит она десять тысяч долларов.
   – Ни хрена себе! А эта?
   – А это, Данила, акция. И ее номинал – пять тысяч долларов. Сколько она стоит, сказать не могу. Надо слазать в Интернет, посмотреть котировки.
   – Слазай, – разрешил Жилов. – Я потом отвезу тебя в одно укромное местечко. Заодно отправишь е-мейл отцу: мол, с нами все в порядке. Отбываю на сафари. Вернусь и поеду к дяде. Чтобы он знал, где тебя искать, если мы вдруг не сумеем сработать на должном уровне. Это я так, страхуюсь. Вдруг нам все-таки понадобятся тяжелые орудия.
   – Но сначала нам нужно купить катер.
   – Катер – нет! – подал голос до сего момента молчавший масаи. – Нужно – тихо, надо покупать парусную лодку черных.
   – Больше ста миль? – с сомнением произнес Жилов.
   – Ветер хорошо дует сейчас, – сказал чернокожий.
   – Убедил, – согласился Жилов.
   – Очень хорошо, брат, – кивнул Таррарафе. – Слушай меня – и убьешь всех своих врагов. – Лицо масаи осветила по-детски радостная улыбка.
   – Значит, лодка, – подытожил Жилов.
   – Я умею управляться с парусом, – сообщил Тенгиз. – И прокладывать курс.
   – Молодец! – похвалил Жилов. – Тарра, мы покупаем лодку.
   Масаи поднялся.
   – Пойду говорить с Матаком, – сказал он. – Нужна хорошая лодка. Он поможет.
   – Твой друг меня восхищает и пугает одновременно – сказал Тенгиз, когда Таррарафе ушел.
   – Теперь он – и твой друг! – напомнил Жилов. – Тарра – сильный человек! Его отец был не просто шаманом, а чем-то вроде верховного жреца нескольких племен. Власти обидели его – посадили в тюрьму. Правда, вскоре выпустили: кто посмеет здесь, в Африке, всерьез оскорбить сильного шамана? Это хуже, чем публично ударить полицейского. Но Тарра – он в то время был куда моложе, чем сейчас, – обиделся на родичей, которые позволили арестовать отца, и ушел из племени.
   – А как вы-то с ним познакомились? – спросил Тенгиз.
   – Несколько лет он был моим помощником в Кенийском заповеднике. Я его знаю уже много лет. Правда, последние два года мы не виделись, а сейчас я позвал – он приехал. Люблю иметь его рядом, когда жарко! – Жилов засмеялся. – И не только потому, что он отлично стреляет. Он ведь еще успевает подумать, прежде чем выстрелить. Я, например, не успеваю. Кстати, хочу тебе кое-что показать!
   Он встал, подошел к вещам и вернулся, неся свой автомат и пистолет, который давал Тенгизу.
   – Займись-ка делом! – сказал он, выщелкивая пистолетный магазин на ладонь и проверяя, не осталось ли патрона в стволе. – Вот тебе масленка, ветошь, шомпол. Работай!
   – Один выстрел – а сколько грязи! – пошутил Тенгиз.
   – Вчера надо было этим заняться, но я тебя пожалел. Как твоя голова?
   – Прекрасно! – ответил Тенгиз и не покривил душой. То ли у него был исключительно здоровый организм, то ли лекарство Таррарафе помогло, но чувствовал он себя замечательно. Последствия удара по макушке совсем не ощущались.
   Лучи света, прямые, желтые, почти вещественные, длинными клинками пронзали воздух, вырываясь из щелей. Тенгиз использовал один из них, чтобы оценить качество своей работы.
   У смазочного масла был запах, напомнивший Тенгизу детство. Когда отец привозил его на дачу к деду и они вместе копались в разных механизмах. У деда был такой хитрый агрегат для дачного хозяйства, которым можно было и траву стричь, и землю боронить, и еще всякое такое. Одна беда – он постоянно ломался. Еще у деда был старый «eазик», тот, который называют «козлом» за отменную прыгучесть. Дед раскатывал на нем по местным буеракам и утверждал, что он лучше любого навороченного джипа. Отец как-то предложил ему соревнование – и дед выиграл. «Паджеро» отца потом вытаскивали трактором. Однако этот «козлик» требовал непрерывного ухода. Впрочем, деду это было только в радость. Дед у Тенгиза рукастый… А вот прадеда Тенгиз почти не знал, хотя тот умер лишь несколько лет назад.
   Тенгиз поднял голову и перехватил взгляд Жилова. Тот смотрел, как молодой человек управляется с коротеньким шомполом. Собственные руки Жилова двигались совершенно автоматически.
   – Данила, – спросил Тенгиз, глядя на эти заученные движения, – вы где воевали?
   – Воевал? – Жилов рассмеялся. – Ну нет! Я – пацифист!
   Теперь расхохотался Саянов.
   – Я, между прочим, не шучу, – сказал Жилов. – А как иначе назвать человека, который лучшую часть жизни провел в борьбе за мир во всем мире? Было когда-то такое подразделение – «Вымпел». Теперь это уже не секрет. Твой прадед был моим командиром.
   – И чем вы занимались?
   – Да всем. Без шуток, сынок. Мы могли всё. Какой-нибудь нынешней «Аль-Кайде» даже не снилось то, что мы могли. Но здесь мы главным образом занимались тем, что избавляли маленьких черных дьяволов от гнета капиталистических эксплуататоров. А знаешь, кстати, в чем главное достоинство освободителя?
   – В чем?
   – Вовремя освободить освобожденных от своего присутствия! Вот так!
   Он выбросил левую руку и поймал большую зеленую муху, кружившую с жужжанием над частями автомата, разложенными на циновке.
   – Вот так. Поймал. Встряхнул. Отпустил.
   Жилов разжал кулак, и муха с возмущенным гудением вылетела в дверь.
   – Урок политики, – продолжал Жилов. – Оса. Полезла в банку с яблочным повидлом. Увязла. Ты, сынок, хочешь ее спасти. Берешь ее за крылышки и быстро-быстро! – выдергиваешь и бросаешь подальше. Пока она не попробовала на тебе жало. Поди растолкуй осе, что ты ее спас. Поди растолкуй нищему тощему зулу, что сытый богатый белый… Это ты, сытый богатый белый, хочешь ему помочь. О, зулу знает, как ты можешь ему помочь! Из твоей одежды он сделает юбку. Часы повесит на шею. А личный номер прицепит к мочке уха. И скажи спасибо, если твое мясо покажется ему неподходящим для праздничного супа. Вот этим, – Жилов за каких-нибудь несколько секунд собрал автомат и прицелился в Тенгиза, – вот этим ты можешь объяснить зулу, что не стоит покушаться на твои штаны и часы. Но зулу ты все равно не переубедишь.
   Он лязгнул затвором, присоединил магазин и вытер руки ветошью.
   – Однако это была интересная работа. И мне нравилось то, что я делаю. Что – и как. Отличный адреналин, как сейчас выражаются. Дай я покажу, как это ставится… – И в два движения собрал пистолет Тенгиза. Заглянул в ствол: – Нормально. Принимается.
   – Да, стрелять вы научились замечательно, – заметил Тенгиз.
   – Я? Замечательно? – Жилов рассмеялся. – Вот Тарра действительно замечательно стреляет. Будь у него это большое ружье, когда мы встретились в первый раз, – прощай, старина Жилов! Но у Таррарафе тогда был древний кремневый динозавр. И шел дождь. У старины Жилова тоже была не бог весть какая мощная игрушка – простой карабин. И еще пара рук, конечно. И все прочие навыки. А Тарра был тогда совсем молодой, и рядом с ним лежала пара превосходных бивней. И он забыл, что, когда идет дождь, кремневое ружье может его подвести.
   – Так он был браконьером! – догадался Тенгиз.
   – С точки зрения закона – да. Но – не со своей собственной. Он – сын шамана, но из племени охотников. Когда лев видит в саванне фигуру человека с длинным копьем и большим щитом, лев спешит убраться подальше. Потому что человек этот – масаи. И такими они были задолго до того, как в Африке появился первый европеец. А если лев бежит от человека с копьем, то что он может сделать против четырех парней на «хаммере» с автоматами?
   Так что мы в Кении, или в ЮАР, или в Танзании, словом – везде, где есть парки, вынуждены вести нашу маленькую войну. Не то не останется ни слонов, ни носорогов – ничего. Ты же знаешь историю с бизонами? Здесь было то же. Один охотник укладывал за день дюжину слонов. Спорт своего рода. Напоминает мне о парне из Чикаго, что залез на крышу и из винтовки с оптическим прицелом подстрелил восемнадцать человек. Правда, он не украсил их высушенными головами свою гостиную. Но только потому, что в цивилизованных странах это не принято. А почему бы африканскому парню не заработать сотню-другую, продав пару бивней? Или десяток пар? И если раньше лихой парень пользовался стальной проволокой и отравленными стрелами, то теперь к его услугам наш русский АКМ вроде этого. И заметь, у этих парней он появился намного раньше, чем правительству пришло в голову вооружить автоматами нас, своих егерей. Свое оружие я купил на собственные денежки.
   – Суровая у вас жизнь, – сказал Тенгиз. – Я-то думал, что егеря занимаются животными. И что, в парке Крюгера тоже…
   – Везде, – сказал Жилов. – Но не думай, что всё так печально! Теперь у нас есть самолеты, газ, техника. Патрульные с воздуха вызывают нас, как только замечают неладное. А уж мы прочесываем местность, пока не найдем голубчиков. Тогда остается лишь вытрясти у оставшихся в живых информацию и выпотрошить тайники. Кстати, почти половина егерей – из бывших браконьеров. Меньше риска и – единственный способ уйти от мести старых друзей.
   – И Таррарафе – тоже?
   – Нет! Я купил его иначе. Отвез в питомник, где выкармливали пару носорожков, потерявших матерей. А носорог – что-то вроде тотема его отца. Кстати, прозвищем я тоже обязан Таррарафе. Но и я его кое-чему научил. Хотя главное в нашем деле он усвоил раньше.
   – А что – главное? – спросил Тенгиз.
   – Главное то, что, когда смотришь вот так, – он поднял автомат и прицелился, – мировоззрение человека здорово меняется. А! Вот и Тарра!
   Масаи вошел в хижину и присел на корточки.
   – Я договорился, – сказал он. – Можем идти смотреть лодку.
   – Хорошо, – одобрил Жилов. – Но – позже. А сейчас пойдем и припрячем наши денежки. Там, куда мы пойдем, деньги нам ни к чему. Однако сначала мы сходим в одно место, и ты, сынок, нам скажешь, сколько мы вчера заработали.
   «Одно место» снаружи показалось Тенгизу довольно-таки занюханной хижиной, хозяином которой был бородатый лохматый индус.
   А вот внутри жилище было довольно комфортным, и, главное, здесь имелось несколько довольно приличных компьютеров.
   – Десять долларов в час, – сказал индус. – Дальше – скидка десять процентов. Сутки – шестьдесят долларов.
   – Часа мне хватит, – сказал Тенгиз.
   Первым делом он заглянул в свой ящик. Куча спама и ничего интересного, кроме лаконичного письма отца. Отец интересовался, как у него дела.
   Тенгиз ответил именно так, как говорил Жилов. Мол, едем на сафари, а потом – к дядюшке.
   Второе дело – котировки. С этим делом он тоже управился быстро. Записывать ничего не стал и после окончания работы потер журнал, а затем слазал на пяток русских сайтов попопулярнее, покрутился в новостных лентах и решил, что этого достаточно. Разумеется, если тот же индус захочет выяснить, где он побывал, это не будет сложной проблемой. Маскировка делалась как раз для того, чтобы такого желания не возникло.
   Минут через сорок, расплатившись, они покинули местный «компьютерный центр» и поехали прятать деньги. С учетом ценных бумаг сумма получилась довольно-таки солидная: больше шестисот тысяч евро.
   – Твоя доля – полсотни, – сообщил Жилов Тенгизу. – Как-никак мы, сынок, сделали почти всю работу.
   – Да ничего мне не надо! – запротестовал Тенгиз. – Данила, хватит того, что вы рискуете жизнью ради меня!
   – А это, сынок, вовсе не твоя забота! – отрезал Жилов. – За это уже твой прадед рассчитался. С лихвой. Всё, закрыли вопрос!
   Деньги спрятали в пустыне. Засунули в какую-то расщелину. На съезде с дороги Таррарафе оставил метку: вбил в грунт на обочине кусок арматуры.
   – На всякий случай запомни расстояние отсюда до поста, – посоветовал Жилов. – Вдруг тебе придется ехать за нашим кладом одному.
   Тенгиз расстояние запомнил. Хотя и не был уверен, что сумеет отыскать закладку, даже оказавшись на расстоянии десяти метров от нее.
   Пост, на котором маялись от безделья несколько местных полицейских, они опять проехали беспрепятственно.
   Тенгиза давно интересовало, почему их никогда не останавливают. Он спросил об этом Жилова, и тот сообщил, что у них, оказывается, особые номера.
   – Такие выдают в гараже господина министра полиции, – сказал он. – Но купить их тоже можно.
   – И что же, полицейские не отличают фальшивые номера от настоящих?
   – Так они и есть настоящие, сынок. – Жилов усмехнулся. – Триста евро – пара. Немалые деньги для этой страны. И конечно, нужно знать, к кому обращаться. Именно это и есть самое главное, сынок. От серьезных претензий эти жестянки не спасут, равно как и пропуск под нашим лобовым стеклом, но всякий местный коп поймет, что хозяин этой машины знаком с серьезными людьми в их департаменте. И потому не рискнет беспокоить нас по пустякам. Вот если бы нас застукали за ограблением банка или нашли труп в багажнике… – Жилов засмеялся и похлопал Тенгиза по плечу. – Только нас не застукают. Я очень везучий, сынок. Иначе уже давно словил бы свою пулю. А старина Таррарафе – вообще сын шамана. У него, между прочим, целая коллекция амулетов на все случаи жизни. Тарра, – сказал он по-английски, – у тебя есть амулет на удачу?
   – Удача – нет, – ответил масаи, ловко огибая разлегшуюся на дороге свинью. – Успех – да.
   – Что ж, это даже лучше, – сказал Жилов. – Удача – дама ветреная, а вот успех – парень верный. То что нужно. Тарра, останови вон у той лавки. Надо прикупить кое-какое снаряжение.
   – Вот эта! – сказал Матак, указывая на суденышко. – Хозяин хочет двести американских долларов.
   – Многовато, – сказал Таррарафе, и оба чернокожих принялись солидно обсуждать достоинства и недостатки парусника. Причем Матак напирал на достоинства, а Таррарафе – на недостатки.
   Тенгиз подошел поближе и стал разглядывать лодку.
   Она явно ничем особенным не отличалась от десятка других суденышек, стоящих тут же, у деревянных пирсов. Едва ли больше пяти метров в длину, лодка напоминала уменьшенный самбук. Наклоненная вперед мачта была принайтована к столбу, укрепленному перед мачтовой банкой. Парус – один. Однако обводы вполне приличные. И дерево крепкое. Палуба – только над ютом, но, без сомнения, суденышко выдерживало – и еще выдержит – не слишком свирепый шторм.
   – Сумеешь одолеть сотню миль на этой замарашке? – спросил Жилов.
   – Безусловно! – уверенно ответил Тенгиз.
   – Тарра! – крикнул Жилов. – Грузим вещи!
   – Да, – отозвался масаи, и они с Матаком ударили по рукам.
   – Сто шестьдесят пять долларов! – сказал Таррарафе, подходя к Тенгизу. – Вместе с комиссионными. И еще за десять он будет стеречь нашу машину.
   Тенгиз вынул из бумажника указанную сумму. Оставалось еще долларов триста наличными.
   «Там, куда мы плывем, деньги не нужны!» – заявил Жилов. Но немного наличных никогда не помешает.
   Тенгиз подошел к «лендроверу» и ухватился за верх пластикового баула, собираясь вскинуть его на плечо. Это оказалось не таким простым делом: баул весил килограммов восемьдесят.
   – Это железо для моей спины!
   Таррарафе отодвинул Тенгиза в сторону и, подхватив баул, потрусил к паруснику, где груз принял Жилов. Тенгиз выбрал предмет полегче – двадцатилитровую бутыль с водой.
   Спустя час они вышли в океан. Парусник действительно оказался неплохим. Идя бакштагом, он делал не меньше восьми узлов. Жилов правил с непринужденностью опытного моряка. Таррарафе сидел на носу, в тени поднятого паруса, и с хрустом разминал коричневые, остро пахнущие зерна бронзовым пестом, время от времени помешивая содержимое ступки длинным пальцем. Тенгиз ничего не делал. Просто смотрел на блестящую поверхность океана, на белых морских птиц. Соленая вода шуршала под днищем. До темноты оставалось еще восемь часов.

Глава восемнадцатая Остров Козий Танец. Счастливый конец капитана Штабба

   – Как дела, приятель? – гаркнул Курт Штабб, с размаху хлопнув часового по плечу.
   И с удовольствием хрюкнул, увидев, как дернулся черномазый.
   – Ну-ну! – заржал он, отводя в сторону направленный на него ствол. – Это всего только я, Чап!
   «Если это лучшие головорезы нашего фюрера, не быть ему президентом!» – подумал Штабб, глядя, как часовой тщетно пытается унять дрожь.
   – А, это вы, капитан, сэр… – Английский часового был таким же скверным, как и у самого Штабба. Но друг друга они понимали.
   – А кого ты ждал, Чап? Кинг-Конга?
   – Не нужно шутить так, капитан, сэр! – попросил африканец. – У этого острова дурная слава! Здешним духам может очень не понравиться такая шутка, сэр!
   – А мне не нравится, Чап, что ты – разиня! – рявкнул Штабб. – Будь ты моим человеком – спустил бы с тебя шкуру! Сам! Но ты – не мой человек, – добавил он потише. – Так что шкуру с тебя спустит господин полковник.
   Страх часового перешел в ужас. Штабб именно этого и добивался. Черномазые должны бояться белых командиров больше, чем своих дурацких суеверий. Или других черномазых. Штабб не первый десяток лет зарабатывал деньги здесь, в Африке, и оч-чень хорошо знал, что нужно, если не хочешь оказаться мясом в туземной похлебке.
   – Не говорите полковнику, капитан, сэр! Пожалуйста! – Голос солдата стал тонким и дрожащим. – Я не слышал вас! Но я не ждал, что кто-то придет со стороны базы!
   – Ты лопухнулся! – жестко произнес Штабб. – А лопухнулся потому, что больше думал о своих сраных духах, чем о парне, который подползет к тебе сзади, чтобы перерезать горло! Тебе, а потом – всем нам! Не спорить!!! – гаркнул он, заметив, что африканец собирается что-то сказать. – Ты – ублюдок! Из-за тебя твоего господина могли зарезать, как свинью! Ты понял?!
   – Да, сэр!
   Лицо часового стало серым.
   – Если большой вождь узнает, он заставит тебя сожрать твой собственный член!
   – Да, сэр!
   – Вот так, Чап! – проворчал Курт Штабб, смягчаясь. – Надеюсь, ты все понял и будешь теперь держать настороже свои большие черные уши?
   – Да, капитан, сэр!!!
   По выкаченным глазам часового видно было, что ему пришлось пережить. Он не верил своему счастью: гнев белого прошел!
   – Хорошо, Чап! Работай.
   Курт хлопнул часового по широкой спине и ухмыльнулся.
   Ответить на его улыбку солдат не рискнул.
   – Я еще проверю тебя! – пообещал Штабб.
   Выйдя из освещенной прожектором полосы, капитан нырнул в заросли. По правде говоря, Штабб нисколько не сомневался, что часовой остался таким же разиней и болваном, как до их разговора.
   – Духи, – пробормотал он с презрением. – Духи…
   Тропа, расчищенная три дня назад, вела к лагуне.
   Спустя десять минут залитая лунным светом водная поверхность мелькнула в просвете между деревьями.
   Курт вышел из зарослей и поглядел сверху на ровную, как ртутное зеркало, гладь залива.
   – Недурно бы повозиться с девчушкой в этой парной водичке! – сказал он сам себе.
   И, расстегнув ширинку, помочился с края обрыва на песок внизу. Застегнул молнию, постоял еще пару минут, размышляя: не выкупаться ли? Конечно, к этой части берега акулы не подходят. Камни мешают. Но кроме акул в этих южных водах до хрена всякой сраной сволочи.
   «Нет! – решил наконец Штабб. – Лучше приму душ!»
   И повернулся спиной к обрыву.
   Рука его выхватила пистолет раньше, чем он осознал, что увидели его глаза.
   Шагах в двадцати, сразу же за полосой кустарника, растущего на едва прикрытых почвой камнях, Штабб увидел белую человеческую фигуру.
   К счастью, человек не двигался, и обе руки его были на виду. Поэтому палец капитана, уже начавший нажимать на спуск, остановился.
   – Вот срань! – пробормотал Курт Штабб, приглядевшись, и опустил пистолет. – Я же тебя чуть не замочил, красотка!
   Пистолет отправился обратно в кобуру, тонкие губы Штабба растянулись по-волчьи: капитан улыбался. И шагнул вперед.
   – Так, значит, вот что было в этом ящике, – пробормотал он по-немецки. – Так я и знал, что наш черномазый фюрер не захочет долго обходиться без сладенького.
   Он сделал еще один шаг. Между ним и девушкой оставалось футов двадцать. И еще – взъерошенный шар куста, закрывающий красотку до пупка. Но выше пупка на ней не было даже намека на одежду. А девчушка и впрямь была красавица. Лунный свет придавал ее коже оттенок легкой голубизны. Пряди длинных волос падали на ее лицо, закрывая его подобием шелковистой вуали, из-под которой за капитаном наблюдали большущие глаза, словно наделенные собственным светом. Плечи незнакомки были немного широковаты для девушки, но именно той ширины, которую предпочитал Курт Штабб. А груди свежестью и формой превосходили все, каких когда-либо касался Курт Штабб своими цепкими мозолистыми лапами.
   А перепробовал он немало.
   Во рту у капитана стало сухо, как днем в Калахари.
   – А ты – милашка! – хрипло произнес капитан и сделал еще несколько шагов.
   Теперь их разделял только куст в четыре фута шириной. Кожа у девушки была гладкая и блестящая, как шелк.
   – Я… Я могу арестовать тебя! – проговорил Штабб по-английски срывающимся голосом.
   Девушка медленно покачала головой.
   – Тебя привез этот черномазый слизняк Али?
   Красавица вновь качнула головой и, чуть наклонив ее в сторону, глядела на капитана.
   – Чья же ты, сучонка? – пробормотал Штабб, переходя с английского на немецкий.
   Гром и дьяволы, она глядела на него так, словно не она, а он был диковиной в этом чертовом лесу! Будь она черной, капитан решил бы, что малышка – дикая аборигенка. Но девчушка была белее сметаны!
   Рот Штабба, только что сухой, как пески пустыни, вдруг наполнился слюной.
   – Ну ладно, – пробормотал он вновь на родном языке. – Чья бы ты ни была, вряд ли кто посмеет меня обвинить! Чтобы Штабб встретил в лесу голую девку и не трахнул ее? Да мне все равно никто не поверит!
   И шагнул в сторону, обходя куст.
   Девушка не двинулась с места, только чуть повернула голову.
   – Готов спорить на месячное жалованье, – громко сказал капитан. – Ты, моя гладкая телочка, прибежала купаться, позабыв надеть трусики!
   Штабб подбадривал сам себя. Честно говоря, он был немного смущен. Кто поверит, что такая встреча смутит Быка-Штабба? И все-таки он чувствовал неловкость.
   Может, оттого, что девчонка так ненормально красива?
   Что-то похожее испытывает человек, сунув руку в карман за мелочью и обнаружив там тысячедолларовую банкноту.
   Но у капитана так давно не было женщины. После такого долгого воздержания Курт Штабб мог бы трахнуть собственную сестру!
   Лунный свет падал прямо на красотку, следовательно, сам Штабб оставался в тени.
   «Тем лучше, – подумал он. – Если девке придет в голову на меня настучать, она даже не запомнит моего лица!»
   Он наконец обогнул куст. Точно! Девка была совершенно голая! В чем мать родила! Когда капитан обошел куст, она повернулась ему навстречу. Тень от куста косой линией пересекала ее бедра. И она продолжала улыбаться!
   – Похоже, ты, шлюшка, совсем не против, чтобы я тебя вздрючил? – пробормотал Штабб по-немецки и тоже улыбнулся.
   Черт! Ему все еще не хватало решимости, чтобы схватить ее! Ноздри капитана раздулись. Он чуял ее запах, и жаркая волна прошла по его телу. Он решительно протянул руки…
   – Ты не хочешь снять с себя одежду?
   Штабб открыл и закрыл рот. Это сказала девушка. Сказала по-немецки. Причем с тем же отчетливым баварским акцентом, какой был у самого Штабба! У капитана возникло такое ощущение, словно его ударили в челюсть.
   Немка? Вот дерьмо!
   – Ты что, передумал? – В нежном певучем голоске девушки слышалось огорчение.
   «Ах ты шлюха! – подумал капитан. – Наш черномазый хозяин острова умеет выбирать девок!»
   И с невероятной скоростью принялся срывать с себя одежду.
   Красавица глядела на него с прежней чарующей улыбкой из-под рассыпавшихся по лицу волос.
   Пояс с кобурой последним упал на кучку одежды. С оружием капитан расставался очень неохотно.
   Голый, широкий, вспотевший от волнения, Штабб шагнул к девушке. Он был готов к тому, что она отпрянет и бросится бежать. Но она, наоборот, сделала движение навстречу, и ее горячие руки коснулись костлявых бедер капитана раньше, чем его собственные лапищи легли на гибкую талию. Бык-Штабб притянул красотку к себе, прижал ее животом к своему животу и повалил в густую траву. Острые ноготки впились в волосатые ягодицы Штабба, тело девушки под ним выгнулось, и быстрым рывком, как заправский борец, она заставила капитана перекатиться на спину, оказавшись сверху. Капитан не сопротивлялся, только засмеялся хрипло и, поймав ладонью ее затылок, притянул поближе к себе прелестное личико. Но девушка вывернулась, мотнув головой. Курт Штабб поймал толстыми пальцами длинную шелковистую прядь, дернул… и отпустил, ощутив, как пальчики девушки сомкнулись на его мужской гордости. Она привстала, упираясь второй рукой в живот капитана, и с нежнейшей улыбкой медленно начала опускаться вниз. Капитан Штабб испустил сдавленный стон. Его желание достигло предела. И преодолело его.
   Бычье сердце бравого капитана Штабба затрепетало от нестерпимого наслаждения…
   И остановилось.
   Истинный хозяин острова видел, как умер человек. И не огорчился его смерти. Он знал, что та же участь постигнет многих. Таких, как Курт Штабб. И совсем не похожих на него. Он знал это наверняка. Потому что возродился именно для этого. Соединить Имена. И вернуть мир Древним.
   Конец первой книги

notes

Notes

1

   Там, где авторство стихов не указано, оно принадлежит автору.

2

   О. Мандельштам. Газелла.

3

   Трагедия: буквальный перевод – козлиная песнь. По факту – приношения козла на Дионисийских играх в Древней Греции. Кстати, сам бог Дионис появлялся на данном мероприятии именно в виде козла. Или сатира. Сатиров тоже называли козлами. Далее следовали самозабвенные пляски и ритуальные совокупления. Еще одна деталь: мужчины на дионисии не допускались.

4


...
 bat.01.gg ::  2024-04-19 [Apr:04:1713475911] ::  up 4 days, 7 hours, 36 minutes, 26 seconds ::  CPU load 0% ::  RAM free 358.047MB/15921.7MB (2.2488)%