«Никогда не ложись в постель с мужчиной, у которого проблем больше, чем у тебя…»

   Услышав эту замечательную фразу, я оторвалась от изучения меню и посмотрела на двух молодых женщин, сидевших за соседним столиком.

   — Обожаю его! — ажитированно воскликнула в этот момент одна из них, симпатичная блондинка с волосами до плеч и густой челкой. — Умный, красивый, внимательный, креативный! Вчера принес букет, сказал: «Любимая, я хотел преподнести тебе красные розы, но потом подумал: это слишком банально, а ты девушка необычная. Поэтому утром съездил в лес и набрал полевых цветов». Согласись, очень мило и оригинально, никто из наших знакомых так не поступит.

   — Полевые цветы так называются потому, что растут в поле и на лугу, а не в лесу, — наставительно произнесла вторая девушка. — И ты слишком доверчива. Думаю, твой драгоценный возлюбленный обычный врун. Он просто не стал заморачиваться и носиться по окрестностям, а купил букет в бутике «Веночек», где как раз такие, якобы собственноручно нарванные, и продают. Он лгун.

   — Нет! — разозлилась ее собеседница. — Ты, Катька, из зависти гадости говоришь, потому что понимаешь: мы скоро поженимся. А кое у кого вообще парня нет.

   — Оля, ты сошла с ума, — продолжала Екатерина. — Повторяю: никогда не ложись в койку с мужчиной, у которого проблем больше, чем у тебя. И уж тем более нельзя выходить за такого замуж. Твой кавалер в последнее время похудел, под глазами у него синяки, вид не из лучших. У него точно полно неприятностей. Все сейчас у Ромео плохо, а будет еще хуже.

   — Ну да, у него в семье горе, — сказала Ольга, — он переживает.

   — Может, так, а может, нет, — не сдалась подруга, — лучше разорви с ним отношения.

   — Это почему? — с вызовом спросила Оля. — За кого хочу, за того замуж и пойду!

   — Ну и зря. Этим ты убьешь родителей и бабушку. Да и ему никто не позволит сейчас жениться, — зашипела Катя. — А если вы на всех наплюете и оформите брак, то предки вам ни копейки не дадут. И тогда у твоего «зайчика» проблем в жизни еще больше станет. Где жить будете? Только не в нашем городе, вы здесь на улицу выйти не сможете.

   — Очень ты, Катя, меркантильная, — надулась Оля, — не стоит только о деньгах думать, есть и другие ценности.

   — Например? — заинтересовалась Екатерина.

   — Любовь! — воскликнула Ольга. — Такая, чтобы с первого взгляда, навсегда! Как удар молнии! С тобой это случалось?

   — Ммм… — протянула Катя, откусывая сразу полэклера. — Честно говоря, не припоминаю что-то. Но какие мои годы, может, еще огреет битой из-за угла.

   — А вот со мной произошло! Я встретила его, и свет перевернулся, — затараторила Оля. — Желаю и тебе испытать такой… э… удар током по голове.

   — Мерси, не надо, — усмехнувшись, отказалась Катя. — Ведь башка, по которой шандарахнуло током, перестает работать как часы.

   — Считаешь, что твой мозг функционирует, как напольный Павел Буре в кабинете отца? — прищурилась красавица блондинка.

   — А у тебя есть сомнения? — хмыкнула Катерина.

   — Я не про то, просто теперь мне ясно, почему из тебя иногда кукушка вылетает, — злорадно пропела Оля.

   За соседним столиком повисло молчание.

   — Выбрали? — спросила подошедшая ко мне официантка.

   — Два пирожка с капустой и чай, — заказала я. — Подскажите, какой напиток лучше?

   — Конечно, наш фирменный, — гордо заявила девушка. — Он, правда, чуть-чуть дороже обычного, но всем очень нравится. Вот тут в меню про него подробно написано.

   Я начала читать пункт, на который указала официантка.

   «Чай «Английский полдник в Лоскутове». Собранный на лучших плантациях Индии, обработанный по уникальной технологии в Италии, расфасованный в герметичные пакеты во Франции, этот лист прибыл к нам из Германии. Мы завариваем его с любовью по традициям русского купечества славного города Лоскутово. Наслаждайтесь ароматом и вкусом настоящего английского чая, который предпочитают королевские дворы. Прекрасного вам аппетита, хорошего настроения, добра, удачи и благополучия! Цена за чайник — восемь евро».

   Я закрыла карту и вернула ее заученно улыбающейся официантке. Кто-нибудь может объяснить, почему листочки из Индии, побывавшие на фабрике в Италии, затем пропутешествовавшие по маршруту Апеннинский полуостров — Франция — Германия — Россия и в конце концов очутившиеся за Уральскими горами в городе Лоскутово, называются «Настоящим английским чаем»? Может, где-то в недрах кухни уютного кафе прячется подданный Великобритании? Это он, обучившись всем традициям купцов Лоскутова, заливает чаинки кипятком? И с какой радости цена указана в евро? Мы же не в Европе. Кстати, если учитывать название напитка, то логичнее было бы выставить счет в фунтах стерлингов.

   — Ой, дура! — взвизгнул женский голос. — Ты что сделала?

   Я опять посмотрела на соседок. Ольга, вскочив, промокала салфеткой блузку, по которой расплывались темно-коричневые потеки.

   — Офигела? — кричала она. — Теперь кофточка испорчена!

   — Все претензии к моей кукушке, — спокойно ответила Катя, вставая. — Ты же сказала, что она из меня выскакивает, а кукушки всегда оправдывают чужие ожидания. Услышала птичка твои слова, раз — и вылетела.

   — Эй, люди! Она на меня кофе вылила. Видели? — жалобно пропищала Оля, глядя вслед уходящей Кате.

   Поскольку в кафе никого, кроме меня и официантки, не было, я сказала:

   — Когда я обернулась, инцидент уже произошел, не могу быть свидетелем.

   — Заткнись! — топнула ногой Оля. — Раз вы тут такие подлые, оплачивать счет не буду!

   Высказавшись, красавица схватила сумку и удрала.

   — Ну и ну! — возмутилась я. И повернулась к официантке: — Вам нужно обратиться в полицию.

   Работница кафе отреагировала на редкость спокойно.

   — Забудьте.

   — Вы позволите нахалке просто уйти? — удивилась я. — Судя по пустым чашкам и остаткам пирожных, девицы угостились на славу. Хозяин вычтет у вас из зарплаты стоимость их заказа.

   Из служебного помещения высунулся парень.

   — Кто тут вопил? Лена, что случилось?

   — Оля с Катей поспорили, не беспокойтесь, Николай Сергеевич, — ответила официантка.

   — А-а-а… — протянул молодой человек. — Ладно, убери поскорей столик.

   Во мне проснулось любопытство.

   — Вы знаете этих посетительниц?

   — Нет, — отрезала Елена.

   — Только что назвали их по именам, — напомнила я.

   — Вам показалось.

   — Вы сказали: «Оля с Катей поспорили», — зачем-то продолжила я бессмысленный разговор.

   — Вы не местная? — задала свой вопрос официантка. — Из Москвы? Акаете по-тамошнему. У меня сестра в столице живет, в Чертанове, летаю к ней несколько раз в году, знаю, как у вас говорят: Масква-а?а… В каждом городе свои привычки, у нас в Лоскутове всех незнакомых женщин Олями и Катями называют. Увидят мужики симпатяшку и скажут: «Во, Ольга идет!» Или Катька. Да, здесь так. Чай нести?

   Послышался звонок колокольчика, в кафе вошел мой начальник Иван Никифорович.

   — Вот ты где! Звоню, звоню в номер, не отвечаешь. Нас ждут в пять вечера. Успела поесть?

   — Да, — соврала я и посмотрела на настенные часы. — Сейчас шестнадцать сорок пять; похоже, мы опоздаем, непременно ведь в пробке застрянем.

   — Пойдем пешком, дом на соседней улице, — пояснил Иван, — тут пять минут неспешным шагом. И в благословенном Лоскутове заторов нет. Жду тебя на улице, а то душно тут.

   Шеф ушел. Я встала.

   — Простите, работа зовет.

   — Ни чая, ни пирожков не хотите? — уточнила Лена.

   — В следующий раз, — ответила я, — не сегодня.

   Едва мы отошли от кафе, как Иван полез в карман пиджака, вытащил пачку сигарет, подержал в руке, а потом неожиданно бросил в урну в виде красного пингвина. Увидев ее, я восхитилась:

   — Ну надо же! Такие стояли в Москве во времена моего детства. Только вроде они были черно-белыми. А сейчас в столице днем с огнем такой урны не найти. Послушай, ты вроде выкинул полную пачку. Или мне показалось?

   — Нет, не показалось, — ответил шеф. — Я бросаю курить.

   — Молодец, — одобрила я. — Давно? Вчера ты еще дымил.

   — Я уже час без никотина, — гордо сообщил начальник. — Не понимаю, почему люди твердят, что трудно отказаться от пагубной привычки? Никаких неудобств я не испытываю.

   — Тебе повезло, — улыбнулась я. — Когда у Димона родился ребенок, Кораблев тоже отказался от сигарет. Мучился полгода, все вспомогательные средства перепробовал, еле-еле отвык.

   — Не хочу никого обидеть, — после паузы продолжил Иван, — знаю, что Дима твой близкий друг и гениальный специалист…

   — Верно, — согласилась я, — Кораблев лучший в мире компьютерщик, это даже наш Роберт признает.

   — Но вот с силой воли у него слабовато, — закончил фразу Тарасов, — поэтому он с никотиновой зависимостью так долго боролся. А я железный.

   — Ага, — пробормотала я. — Только, понимаешь, всего шестьдесят минут без курева — это очень мало и…

   — Ошибаешься, — перебил меня Иван, — самые трудные именно первые мгновения.

   — Да ну? Кто тебе это сказал? — удивилась я.

   — А я книгу скачал — «Жизнь без сигарет. Легко и просто. Советы никотинолога», — пояснил шеф, — в ней прочитал.

   — Никотинолог? — изумленно повторила я. — Впервые слышу о таком специалисте.

   — Когда мир начал бороться с табакокурением, появились никотинологи, — снисходительно пояснил Иван, — это психологи, которые помогают людям справляться с зависимостью от никотина.

   — А-а-а… — протянула я.

   — Мама мне посоветовала, — уточнил Тарасов, — у нее куча знакомых с помощью этой книги бросили курить. Там очень подробно и простым языком написано, как надо себя вести, чтобы навсегда забыть про пагубную привычку. Вот послушай.

   Иван Никифорович вытащил из кармана айфон, открыл нужную страничку и начал читать:

   — «Решили бросить курить? Вы молодец. Я горжусь вами. Не сворачивайте с намеченного пути. Уверен, у вас это получится. Вы смелая, волевая, сильная личность, именно вы хозяин своего тела, а не сигарета. Запомните это. Скажите: «Нет» — и выбросите пачку немедленно. Если имеете привычку распихивать сигареты по всем карманам, как только наткнетесь на них, швыряйте «раковые палочки» в мусор. Это ваша задача на первые шестьдесят минут».

   — Раковые палочки? — пробормотала я. — Оригинально.

   Иван собрался спрятать телефон.

   — Автор так именует сигареты.

   И тут из руки шефа донеслось тихое попискивание.

   — Эсэмэска прилетела, — сказала я.

   — Нет, напоминалка сработала, — оживился Тарасов. — Значит, первые шестьдесят минут я без сигареты продержался. Что там дальше? «Дорогой друг! Следующий сложный период: два часа без никотина. Чтобы его пережить, нужно правильно себя вести. Расскажите родителям, друзьям, коллегам о том, что более никогда не намерены прикасаться к «козьим ножкам». Если почувствуете сильное желание отравиться никотином, выходите на улицу и говорите прохожим о своем решении бросить курить. Вы человек слова. Вам стыдно его нарушить. Весь мир в курсе того, что вы задумали отказаться от табака. Неужели сдадитесь? Неужели распишетесь в собственном безволии? Нет, нет, нет! Итак, начинаются самые ответственные сто двадцать минут. Переживите их с высоко поднятой головой. Вы сможете. Я верю в вас. Я вами восхищаюсь. Вы железный. Вы чугунный. Вы кремень!» — Шеф сунул айфон в карман. — Не зря эта книга пользуется огромной популярностью, очень воодушевляющий текст. Так умно построен! Не следует читать ее одним махом. Покупаешь ее, закачиваешь в телефон, и программа начинает работать — в нужное время ты получаешь очередную порцию информации. Я продержался час, стал испытывать желание покурить — бумс, появилась страница с правильными словами. Враз охота дымить пропала. Так, тебе я уже рассказал о своем решении, мама знает, надо будет сообщить всей бригаде… Нам сюда. Вот дом Шаровых.

   Я посмотрела на трехэтажный особняк с балконами.

   — Величественное сооружение. Да еще с мемориальной доской.

   Иван Никифорович подошел поближе к стене и стал читать вслух:

   — «Здание построено архитектором Кутовым по заказу Михаила Ильича Шарова, владельца завода «Посуда Шарова». Памятник архитектуры. Охраняется мэрией Лоскутова».

   Дверь дома открылась, на крыльцо вышла девушка.

   — Вы, наверное, полицейские из Москвы? — спросила она. — Отец вас ждет. Проходите, пожалуйста.

   — Наверх глянь, — шепнул Иван, когда мы вошли в овальный холл.

   Я задрала голову и увидела куполообразный потолок, украшенный фреской, которую уместнее всего было бы назвать «Чаепитие богов в Лоскутове». На картине были изображены герои греческих мифов на горе Олимп, в принципе весьма распространенный сюжет для мастеров прошлых веков, но его отличала одна деталь: Зевс, Гера, Аполлон и прочие небожители Эллады угощались напитком из фарфоровых чашек с яркой надписью «Посуда Шарова», а центр стола украшал чайник с тем же фирменным знаком.

   — Дом отделывали мастера из Италии, — пояснила девушка, заметив, что я рассматриваю потолочное панно, — но Михаил Ильич, наш прапрадед, сам продумал интерьер особняка, каждое помещение носит свое имя. Сейчас мы находимся в парадной прихожей «Боги Олимпа», через коридор «Римские каникулы» попадем в малую гостиную «Весна Флоренции». Василий Петрович, мой отец, провел ремонт, и дом стал еще прекраснее.

   — Отрадно, когда люди чтят память предков, — заметил Иван Никифорович, — человек, не помнящий родства, не вызывает уважения.

   — Все Шаровы считают так же, — кивнула девушка, вводя нас в квадратную комнату, обставленную мягкой мебелью, обитой нежно-зеленой тканью в мелкий цветочек.

   Высокий мужчина встал из кресла и пошел нам навстречу.

   — Добрый день, господа, рад, что вы нашли время прилететь. Как устроились? Номера удобные? Я просил Олега Лазаревича, владельца отеля, чтобы моих гостей разместили наилучшим образом.

   Иван не стал долго поддерживать светскую беседу.

   — Спасибо, комнаты хорошие. Разрешите представить вам начальника особой бригады Татьяну Сергееву. Давайте сразу приступим к делу. У нас имеются лишь общие сведения, хочется узнать подробности.

   Хозяин дома показал на диван.

   — Прошу, присаживайтесь. Думаю, вы поняли, что я Василий Петрович Шаров. Красавица, встретившая вас, моя старшая дочь Анна, она заведует на нашей фабрике отделом вип-клиентов, который занимается производством сервизов, ваз и прочих предметов на заказ.

   — Все, что клиенты попросят, — пояснила, улыбнувшись, Аня, — любая тематика, роспись по их желанию, нет ограничения их фантазии. — Затем она предложила: — Чай, кофе?

   — Можно капучино? — попросила я.

   — Конечно, с огромным удовольствием, — кивнула дочь хозяина. И посмотрела на моего шефа. — А вам?

   — Любой чай по вашему вкусу, — ответил тот.

   — О нет! — вдруг запротестовал Василий Петрович. — Не советую ориентироваться на ее пристрастия. Она пьет исключительно Лапшанг Сусонг, и особо чувствительные люди, уловив его аромат, падают в обморок. Напиток с запахом и вкусом испорченной рыбы, прямо скажем, на любителя. Аня, сделай одолжение, не пугай москвичей, угостись в их присутствии эспрессо.

   — Ну, не все так плохо, — весело сказала девушка, — просто у папы обостренное обоняние, ему даже предлагали стать «носом», то есть человеком, который создает духи.

   — Итак, в чем проблема? — деловито поинтересовался Иван, глядя вслед Анне, двинувшейся к выходу из гостиной.

   Василий Петрович стер с лица улыбку светского льва.

   — Попробую рассказать последовательно.

   Я незаметно включила в кармане крохотный, но очень чуткий диктофон.

   — Чтобы вы разобрались в сути вопроса, начать придется издалека, — предупредил владелец дома.

   — Мы никуда не торопимся, — сказала я, — чем больше информации, тем лучше.

   — Отлично, — обрадовался Шаров и завел историю.

   …С давних времен жители Лоскутова зарабатывали на жизнь производством посуды. Деревенька очень удачно стояла возле большого оврага, где было много глины. Местный люд лепил незатейливые кособокие плошки, обжигал их в печках и продавал на базаре. Заняться обычным крестьянским трудом, то есть выращивать зерновые культуры или овощи-фрукты, лоскутовцы не могли — на глинистой почве ничего хорошего не росло. Хотя, если честно, то и с посудой дело обстояло неважно, она была некрасивой и долго не жила. Горшки-кувшины-тарелки быстро покрывались трещинами, протекали, народ брал их только потому, что леворукие мастера соглашались на обмен: отдавали кучу кружек-мисок за небольшое количество муки или мешок брюквы.

   Все изменилось в тринадцатом веке, когда некая Марфа, вдова с тремя детьми, приютила у себя в доме солдата. Баба пустила служивого переночевать из жалости, уж больно несчастным тот выглядел: длинный, худой, сутулый. Через неделю местные кумушки принялись допрашивать Марфу, надолго ли солдатик задержится в Лоскутове, а та огорошила подружек заявлением, что они с Емельяном пойдут к батюшке за благословением на свадьбу. Сплетницы решили, что Марфа окончательно из ума выжила, мало ей троих вечно голодных, оборванных мальчишек, так еще решила себе на шею не пойми кого посадить. Короче, все стали ждать, когда бывший служивый начнет колотить свою молодуху.

   А через год все Лоскутово, кроме семьи Федора Бражкина, работало на Емельяна. Шаров оказался совсем не глуп, и у него, как выяснилось, водились деньги. Откуда ни возьмись в Лоскутово приехали приятели солдата, и местный люд охнуть не успел, как они развернули бешеную деятельность, организовали артель, начали делать посуду, которая оказалась намного лучше той, что лепили местные мужики.

   Прошли столетия. В середине девятнадцатого века изделия от Шарова были почти в каждой российской семье, а в Лоскутове работал огромный завод. Деревенька давно превратилась в город, добрая половина которого принадлежала купцам Шаровым. Потомки Емельяна и Марфы занимались не только производством фарфора, но и открыли школы, построили несколько церквей, обучали рабочих. Многие в Лоскутове молились за здравие хозяев, дававших населению стабильную работу с хорошей зарплатой и, как принято говорить сейчас, социальный пакет. Однако в море народной любви к фабрикантам присутствовал литр яда.

   В Лоскутове жили также те, кто ненавидел Шаровых, это были потомки Федора Бражкина и их друзья. Почему между Бражкиными и Шаровыми возникла вражда? Легенда гласит, что Емельян, женившись на Марфе и открыв мастерскую, крепко поругался с Федором, который, оправдывая свою фамилию, варил брагу и продавал ее. Вроде бы Шаров потребовал от соседа прекратить незаконную торговлю, а когда тот не послушался, «стукнул» на него в полицию, и Федора отправили на каторгу. Жена Бражкина осталась одна с кучей детей, все они вскоре умерли от голода.

   Жуткая история, правдивость которой вызывает сомнения. Лоскутово в те патриархальные времена являлось забытым богом местом, крохотной деревушкой. Была ли там полиция? Существовали ли на Руси в давнюю давнину жандармы? И если все дети бедной женщины ушли в лучший мир, то как появились на свет потомки Бражкина? Но на то и легенда, чтобы в нее верили, несмотря на отсутствие логики. Главное: с той поры Шаровы и Бражкины скалят друг на друга зубы. Обе семьи, всегда бывшие самыми богатыми в околотке, неустанно дрались и мерились достатком.

   Когда в конце девятнадцатого века Михаил Ильич, прадед Василия Петровича, возвел шикарный особняк, Бражкин мигом построил усадьбу в пяти километрах от городка. Шаров развивал посудный бизнес, а Петр Федорович торговал продуктами, имел лицензию на продажу спиртного, принадлежавшие ему обозы колесили по России. Михаил Ильич отправил сына учиться во Францию, Бражкин отвез своих мальчиков в Германию. На Рождество Шаровы раздавали бедным подарки — понятное дело, это была посуда. Бражкины тоже не забывали о милосердии и со словами: «Какой толк в миске, если та пуста?» приносили нищим продукты, причем среди яств всегда была бутылочка «беленькой». Поэтому Шаровы обвиняли Бражкиных в спаивании народа.

   Но все-таки люди конца девятнадцатого — начала двадцатого века были более лояльны, чем их далекие предки. Кулачных боев Михаил Ильич и Петр Федорович не затевали, поджогов домов-лавок не устраивали, яд друг другу в еду не подсыпали. А вот раньше подобное случалось. Лоскутовцы из поколения в поколение передавали рассказы, как в бог весть какие времена один из Шаровых зарубил топором Бражкина, за что сын погибшего пустил «красного петуха» на фабрику убийцы. Было ли это правдой? Нет ответа на сей вопрос. Но обитатели Лоскутова верили охотничьим байкам. Город давным-давно разделился на два лагеря: шаровцы и бражкинцы. Люди самозабвенно обсуждали, как стародавние противники строят роскошные дома, пытаются во всем перещеголять друг друга.

   В тысяча девятьсот семнадцатом году грянул большевистский переворот, и вражда вспыхнула ярким факелом. Шаровы были за белых, Бражкины за красных, в Лоскутове несколько раз менялась власть… На эту тему написано много книг, незачем долго рассказывать, как потомки Емельяна и Федора начали уничтожать друг друга. Потом случился тридцать седьмой год, затем грянула война. Из Шаровых выжили двое: младший сын Михаила, Илья, и Петр, сын Ильи, родившийся до войны, но в силу юного возраста в ней не участвовавший. Бражкиных тоже осталось двое: появившийся на свет в один год с Петей Семен и его отец, Константин Федорович, ровесник Ильи Михайловича. Остальные Шаровы и Бражкины погибли. Но даже смерть всех родичей не примирила Илью и Константина. В семьях появились дети, и им с раннего детства внушали: Шаровы и Бражкины враги.

   Когда началась перестройка, внук Ильи Михайловича, Василий Петрович Шаров, приватизировал умирающую фабрику посуды и за короткий срок ухитрился сделать ее преуспевающим предприятием. Он выкупил дом предков, где в советские годы находился горсовет, сделал ремонт и сейчас благополучно живет в особняке вместе с тремя дочерьми, матерью и любимой женой.

   А внук Константина Федоровича, Игорь Семенович Бражкин, продолжая традиции предков, открыл большой продуктовый рынок, который со временем переделал в супермаркеты. Магазины Бражкина давно перестали быть приметами только Лоскутова, филиалы находятся во многих городах.

   Одним словом, и Василий Петрович, и Игорь Семенович добились материального успеха. Кроме того, они оба счастливы в семейной жизни.

   Шаров женат на тихой Светлане Алексеевне. Брак был заключен по страстной любви, хотя Алевтина Степановна, мать Василия, говорила ему:

   — Сыночек, зачем тебе девушка без рода, без племени? Ни отца, ни матери, ни каких-либо родственников у нее нет, она не пойми откуда приехала в Лоскутово. Сейчас Света тебе нравится, но что будет лет через пять, когда страсть утихнет? О чем вы с ней разговаривать станете? Что за хозяйка получится из неловкой девочки? Сумеет ли она аккуратно распоряжаться деньгами? Посмотри вокруг, есть много достойных невест, равных тебе по происхождению и воспитанию. Например, Каролина Круглова, наследница прекрасной обеспеченной семьи, красавица. А Света, уж прости за откровенность, неприметная, тощенькая, мордочка блеклая, говорит еле слышно, улыбаться не умеет. Ну что ты в ней нашел?

   Но, несмотря на речи Алевтины Степановны, Василий заключил брак и вот уже много лет живет с супругой душа в душу. У них три дочери: Аня, Катя и Оля. Все три девушки умницы-красавицы, гордость родителей.

   Петр Ильич Шаров, отец Василия, к сожалению, скончался вскоре после рождения сына. Зато Илья Михайлович, дед, перешагнул за столетний юбилей, заменил внуку отца, вырастил его и умер, успев увидеть, как Василий Петрович возродил производство посуды и разбогател.

   Алевтина Степановна, слава богу, жива и вполне бодра, она, несмотря на старческие хвори, крепкой рукой ведет хозяйство. Светлана Алексеевна выучилась на эндокринолога, является главврачом центральной лоскутовской больницы…

   Послышалось тихое позвякивание, в гостиную с подносом в руках вернулась Аня. Она начала ставить на столик чашки, печенье, конфеты. Отец спокойно подождал, пока дочь снова уйдет, и продолжил рассказ. Я опять незаметно включила в кармане диктофон и превратилась в слух.

   …Не так давно Василий Петрович решил стать мэром Лоскутова — успешный бизнесмен решил строить политическую карьеру, улучшить жизнь в родном городе. Понятное дело, что сотрудники объединения «Посуда Шарова» собрались всем коллективом проголосовать за босса. Василий хороший хозяин, его уважают и любят. А прежний мэр хотел баллотироваться на второй срок и не собирался сдавать свои позиции без боя. На самом деле кандидатов на высокий пост было пятеро, но все прекрасно понимали, что реальных претендентов двое, оставшиеся не наберут и одного процента голосов. И вот вам самая интересная деталь: имя действующего градоначальника, который не желает уступать кресло Шарову, Игорь Семенович Бражкин.

   Разгорелась предвыборная борьба, в процессе которой противники сначала вели себя корректно, но потом пустили в ход когти и зубы. Василий Петрович напомнил мэру его обещание построить новый корпус больницы.

   «И где же здание, оборудованное по последнему слову медтехники? — вопрошал Шаров. — Где просторные палаты? Где суперсовременный томограф? Куда пошли деньги, выделенные на возведение клиники? Мы видим законсервированный котлован».

   Игорь Семенович не растерялся и заявил о несчастье, которое случилось на фабрике Шарова.

   «Широкая общественность ничего об этом не слышала, но мне стало известно, что рабочий Сергей Вахрушин погиб, когда вышла из строя одна из печей. Василий Петрович заткнул семье покойного рот деньгами, и шума не возникло. Но если человек не способен навести порядок на собственном предприятии, сумеет ли он руководить городским хозяйством?»

   И пошел обмен «комплиментами», которые делались все злее и злее. А потом Бражкин погиб в банальном ДТП… — Василий Петрович примолк, затем спросил:

   — Понимаете?

   — Конечно, — кивнула я. — Сейчас Лоскутово и окрестности наверняка вовсю обсуждают произошедшее. Друзья Игоря Семеновича открыто говорят, что Шаров решил убрать конкурента, вспоминают историю вражды двух семей…

   — В точку, — нахмурился хозяин.

   — Мой сын неспособен на смертный грех! — раздался из коридора звонкий голос, и в гостиную вошла пожилая дама в красивом темно-бордовом платье. — А вот Бражкин преступник, это известный факт.

   Василий Петрович встал.

   — Знакомьтесь, господа, Алевтина Степановна, моя мать. Мама, это специалисты из Москвы, Иван Тарасов и Татьяна Сергеева.

   — Очень приятно, — хором сказали мы с шефом.

   — Вы муж и жена? — осведомилась Шарова.

   — Нет, — быстро ответила я, — коллеги.

   — Мама, они из Москвы, — повторил Василий Петрович, — я вызвал лучших из лучших, чтобы нашли мерзавца, который сбил Игоря.

   Алевтина Степановна приподняла правую бровь.

   — Мерзавца? Ну-ну… Господа, мой сын излишне толерантен. Подонком в этой ситуации является Бухалкин.

   — Бражкин, мама, — поправил сын.

   — Что в лоб, что по лбу, — сердито отмахнулась родительница, — суть не меняется. Человек, наехавший на Бухалкина, купил бутылку водки в его магазине, выпил ее и сел за руль. Бог просто восстановил справедливость, всевышнего не обманешь. Кто виноват в смерти Бухалкина? Он сам! Не стоило ему спаивать русский народ. А ты хочешь наказать несчастного, который очистил мир от черной плесени.

   Василий Петрович молча слушал пожилую даму. Было ясно: он понимает, что спорить с матерью бесполезное дело, та останется при своем мнении.

   — Бабулечка! — крикнул из коридора девичий голосок. — Оля разбила голубой графин!

   Хозяйка вскочила.

   — Опять безобразница набедокурила… Иду уже!

   Алевтина Степановна двинулась к двери, но на пороге обернулась и посмотрела сыну прямо в глаза.

   — Глупое дело ты затеял. Вспомни нашего мальчика, несчастного Степана, и подумай, кто виноват в его безвременной кончине.

   Шаров с минуту молчал. Иван Никифорович кашлянул.

   — Я тоже с мамой живу. К сожалению, она порой склонна делать поспешные выводы, и ей трудно согласиться с чужим мнением. Давайте вернемся к Игорю Семеновичу. Что с ним случилось? Мы, конечно, можем сами все выяснить, но хочется выслушать историю от вас.

   — Местный начальник полиции Федор Михайлович Дубов будет вам помогать. Он наш общий с Гариком приятель, — вздохнул бизнесмен, — вечно то у него, то у меня списывал домашние задания, мы с Федей за одной партой сидели.

   — Бражкин был вашим одноклассником? — уточнила я.

   — Сейчас в Лоскутове учебных заведений много, на выбор, — улыбнулся собеседник. — И частных, и муниципальных, есть даже гимназия, где латынь и древнегреческий преподают. Но во времена нашего с Гариком детства была лишь одна, как сейчас принято говорить, элитная школа. Не удивлю ведь, если скажу, что конкурс в ней устраивали не для детей, а для родителей. Нас с Игорем и Федей зачислили в первый «Б».

   — И как вели себя дети, чьи предки с незапамятных времен состояли в непримиримой вражде? — поинтересовался Иван.

   — Сначала глупо, — признался Василий Петрович. — Класса до шестого мы дрались по любому поводу, а потом подружились. Но, понимая, что родителям наша дружба никак не понравится, скрывали ее. Ни один человек не знал, что мы часто проводили вместе время после уроков.

   — Лоскутово стало разрастаться после перестройки? — уточнила я.

   — Да, в середине девяностых очень быстро появились новые дома — наша фабрика дала рабочие места, и это привлекло народ со всей России, — кивнул Шаров. — Я горжусь тем, что поднял из руин градообразующее предприятие. Сейчас оно одно из крупнейших в Европе. Лоскутово расширилось, слилось с соседним Новокожинском, где находится завод, на котором делают ремни для вентиляторов и много еще чего из кожи. Потом к конгломерату присоединились поселки Матвеевск, Бруново, Лапино, еще Филимоново пару лет назад влилось, по их названиям стали именовать районы Лоскутова. Если так дальше пойдет, придется задуматься о строительстве метро. Ну это пока шутка, хотя в ней большая доля правды.

   — Сейчас двум мальчикам, решившим скрыть свои дружеские отношения, сделать это совсем не трудно, — сказала я, — сел после занятий в маршрутку, укатил из центра города, допустим, в Матвеевск, и там знакомых не встретишь. Но как вам-то удавалось дружить? Неужели никто не видел отпрысков местных Монтекки и Капулетти на совместных прогулках и их родителям не стукнул?

   Василий Петрович встал, взял с книжной полки альбом, перелистал страницы и показал один снимок.

   — Это Фрида Генриховна Брауде, доктор исторических наук, автор популярных детских книг «Жизнь маленького Вани», «Приключения мальчика из семнадцатого века». Я лет в тринадцать зачитывался ее приключенческими романами. Брауде считалась местной знаменитостью. В советские времена она летала за границу, выступала там на каких-то конференциях, часто бывала в Москве, дружила со столичными актерами-музыкантами. Фрида Генриховна была одинока, но очень любила детей и пару раз приходила в школу, где мы учились. После очередного выступления писательница спросила у меня: «Васенька, ты любишь Майн Рида?» Я честно ответил, что впервые слышу об этом авторе. Брауде протянула мне небольшой листочек и сказала:

   «Вот моя визитная карточка, тут указаны адрес и телефон. Дам почитать тебе «Всадника без головы». Скажи родителям, что я тебя пригласила, и приходи завтра после уроков в гости». Конечно, мама без вопросов меня отпустила. А я буквально онемел, когда вошел в апартаменты Фриды Генриховны. Не подумайте, что я жил в трущобе и обомлел, увидев богато убранные комнаты с хрусталем в горках и бронзовыми люстрами под потолками. Мой дед хорошо зарабатывал, мама была гинекологом, главврачом роддома, мы жили в полном достатке. Но книг в доме не водилось.

   Василий Петрович усмехнулся.

   — Вернее, у матери в спальне были специализированные издания, поэтому я был очень продвинутым мальчиком по части акушерства и гинекологии, что резко повышало мой рейтинг среди друзей. Дед и мать по вечерам часто отсутствовали, я приглашал ребят, и мы самозабвенно разглядывали картинки в медицинских справочниках. Современные подростки могут свободно купить всякие эротические журналы, влезть в Интернет, а у нас в их возрасте такой возможности не было. У деда тоже стояли книги, но относящиеся к его работе, и еще художественные альбомы, которые меня не интересовали. А у Брауде все шкафы оказались набиты томами, книжные полки были везде, даже на кухне и в туалете. В первый-то раз я прибежал к Фриде Генриховне из простого любопытства, хотелось посмотреть, как живут знаменитости, ведь Фриду Генриховну один раз даже показали по телевизору. — Шаров секунду помолчал. — Брауде дала мне Майн Рида, велела прочитать за десять дней и вернуть, предупредив, что спросит о содержании. Я честно прочел, однако не впечатлился. И потом откровенно заявил: «Книжка для девчонок». Писательница рассмеялась и вручила мне «Таинственный остров» Жюль Верна. Вот он мне чрезвычайно понравился. Я стал регулярно бегать к Брауде и через полтора месяца столкнулся на ее кухне с Бражкиным. Сейчас-то я понимаю, что мудрая женщина решила искоренить вражду между семьями, задумала нас подружить. Мы с Гариком сначала недовольно фыркали при встречах, потом нам стало интересно вместе. О чем только мы не говорили с Брауде, сидя за круглым столом, покрытым потертой бархатной скатертью. Пили крепко заваренный чай, прямо чифир, ели сушки и болтали часами: о литературе, философии, истории, любви, зависти, понятии долга, даже о сексе. В общем, Фрида Генриховна была моими университетами. Она умерла, когда мы с Игорем учились в выпускном классе, и наше частое общение с Бражкиным прекратилось. Потом мы оба уехали в Екатеринбург, который тогда назывался Свердловском, поступили в разные институты. Общих интересов не стало, но расположение друг к другу мы сохранили, пересекались порой в общих компаниях. Вероятно, вернувшись в Лоскутово, мы, став взрослыми, смогли бы нормально общаться. Но тут случилась история с Каролиной Кругловой. — Василий Петрович поморщился. — Не люблю людей, которые во всех больших и малых неприятностях обвиняют родителей, но в произошедшее в самом деле внесла свою лепту мама, подталкивая меня к женитьбе на Каролине. Стоило мне на выходные или праздники прикатить домой, как она тут же либо звала меня пойти вместе с ней в гости к Кругловым, либо их к нам зазывала, а потом, когда мы оставались одни, заводила: «Каролина такая красивая стала! Очень достойная девушка! Отец интеллигентнейший человек, мать милейшая женщина. Карочка играет на пианино, владеет английским языком, учится на терапевта…» Круглова и правда была симпатичной, да только мне не нравилась. Но маму, если она что задумает, даже всемирный потоп не остановит. Она купила два билета в театр и велела пригласить Каролину. Я, чтобы избежать скандала, согласился, пошел на идиотский спектакль. Еле-еле высидел до конца, чуть со скуки не умер. Потом, конечно, проводил Каролину до дома и услышал: «Вася, спасибо за чудесный вечер, я твоя должница. Приглашаю тебя в субботу на свой день рождения». И что мне оставалось делать?

   — Обложили, как волка флажками, — с сочувствием произнес Иван Никифорович. — Иногда женщины могут загнать в угол, из которого живым не выбраться.

   — Пришлось покупать букет цветов и направляться туда, куда совсем не хотелось, — вздохнул Василий Петрович. — Вот так судьба порой зависит от мелочи. Нет бы ответить: прости, Каролина, я занят. И все. Все! Ан нет, хорошее воспитание помешало. Гостей оказалось тьма, но Каролина кинулась ко мне, забыв про остальных, и не отходила весь вечер. Все сразу сделали вывод: мы — пара. И как назло, там оказался Бражкин. Игорь выпил, взял меня за локоть и спросил: «У вас с Карой серьезно?» Я стал выворачиваться: «Ты о чем?» Гарик надулся: «Я понять не мог, почему Каролина на меня даже смотреть не хочет, теперь ясно, кто причина. Желаю вам счастья». Короче, я и чихнуть не успел, как молва нас с Кругловой женихом с невестой объявила. Она стала к нам домой заходить, мама ее «моя девочка» называла. Я же, интеллигент паршивый, никак не мог собраться с силами и прояснить недоразумение, стеснялся… А вскоре познакомился со Светланой, влюбился. И наконец завел с Каролиной честный разговор: «Извини, в театр я тогда пригласил тебя по приказу матери, которая мечтает, чтобы я на тебе женился». Кара меня перебила: «А ты против? Я совсем тебе не нравлюсь?» Я и рубанул: «Да, я люблю другую».

   — И вы остались живы? — хмыкнул Иван.

   — Я пережил череду маминых скандалов, — улыбнулся Василий. — А Кара вышла замуж за Бражкина, и тот после свадьбы перестал со мной здороваться. До смешного доходило. Лоскутово тогда еще не очень велико было, магазины наперечет, столкнемся в какой-нибудь лавке, Игорь отворачивается. Я сообразить не мог, с чего бы это, решил, что его родители узнали про наши нормальные отношения и козью морду сыну состроили. Один раз, когда Бражкин в очередной раз молча мимо прошел, я не выдержал: «Может, хватит нам подростков изображать? Взрослые женатые мужики, скоро по тридцатнику стукнет, а ведем себя глупо, дуемся, как дети». Игорь меня за лацкан пиджака схватил и зашипел: «Думал, я не знаю? Кара мне всю правду рассказала. Она не ты, честная, как алмаз, не способна во лжи жить». Я ничего не понял и спросил: «Гарик, ты о чем?» И он выдал речь. Мол, отношения у нас с Каролиной дошли до интима, несколько месяцев страсть пылала нефтяной бочкой, а потом я переметнулся к Светлане, потому что у той были деньги, очень большие, на средства жены я фабрику и поднял. Представляете поворот сюжета?

   Рассказчик обвел нас тяжелым взглядом и продолжил:

   — Я растерялся, начал оправдываться: «Игорь, у нас с твоей женой никогда ничего подобного не было. В театр сходили, пару раз в кино, но даже не целовались». А он в ответ: «Не ври! Она в первую брачную ночь расплакалась и выложила, кто ее девственности лишил». Я ему: «Ей-богу, я правду говорю, никакой постели не было! И у Светы ни копейки нет. Откуда бы у нее капиталу взяться?» Тут Гарика понесло: «А где тогда ты бабло взял, которое в фабрику вложил?» Меня его вопрос возмутил. «Твое какое дело?» С той поры мы снова врагами стали. Когда я решил в мэры баллотироваться, Игорь неожиданно позвонил и заорал: «Решил отомстить за то, что Каролина мне трех сыновей родила, а у твоей Светки одни девки получаются? Гадалку помнишь? Так все по ее предсказанию будет!»

   Василий Петрович опять замолчал, потер шею.

   — Не хотел говорить, тяжело до сих пор, но вы все равно узнаете, что к чему. Наши сразу москвичам про ведьму доложат, народ сказки любит. Есть местная легенда. Якобы мой предок Глеб Михайлович один раз повстречал цыганку, и та ему нагадала, что род Шаровых прервется, фабрика перейдет в руки Бражкиных. Случится это, когда у потомка Глеба родятся подряд три дочери, а у потомка Бражкина появятся на свет три сына, и все дети выживут. Семья Шаровых уйдет в небытие, когда младшая девочка совершит ужасную глупость. До этого у владельцев посудной фабрики и у Бражкиных большинство детей погибнет в младенчестве. — Шаров нахмурился. — Я не верю в предсказания, думаю, что история про цыганку миф, запущенный кем-то из зависти и злости, но все же странно. У Глеба появилось на свет пять дочерей и сын последыш. Все девочки умерли, не достигнув года. Мальчик выжил, у него было семь детей, из них остался лишь мой прадед Михаил Ильич. Из его восьми наследников семеро ушли на тот свет младенцами, за жизнь зацепился только Илья, это мой дед. У него в браке родился лишь один сын Петр. То есть мой отец. С ним особая история. Дед рано женил его на Галине Строевой, но та никак не могла забеременеть, и в конце концов пара развелась. Илья Михайлович через некоторое время сосватал сыну другую жену, с Алевтиной Степановной вы сегодня познакомились. Их отпрыск перед вами. Братьев-сестер у меня нет, отец скончался вскоре после моего рождения, я его плохо помню, папу мне заменил дедушка.

   — А что с Бражкиными? — не удержалась я, перебив хозяина дома.

   — С ним тоже не все просто, и у них умирали дети. Но! В нашей семье мальчики были редкостью, а у наших врагов получались только пацаны, никаких представительниц слабого пола. И что мы имеем сейчас? Каролина произвела на свет троих парней, у нас со Светой столько же девочек. Слава богу, все живы и здоровы! Нет, нет, все это идиотское совпадение. Однако моя мать верит в предсказание. Помню, когда родилась Аня, старшая дочка, она поджала губы, ни малейшей радости я на ее лице не увидел. Даже не удержался, сделал ей замечание: «Мама, поздравь Свету». А она плечами дернула. «С чем? Ты выбрал неправильную жену, теперь весь род Шаровых погибнет. Вот у Каролины мальчик родился, Бражкины сохранят фамилию. Чует мое сердце, невестка «подарит» тебе еще двух девок».

   Василий Петрович показал на стену.

   — Видите наше родословное древо?

   Иван Никифорович встал и приблизился к картине.

   — Ого! Первый Шаров, сын Емельяна и Марфы, появился на свет в одна тысяча двести одиннадцатом году!

   Хозяин дома усмехнулся.

   — Илья Михайлович, мой дед, решил составить родословную. Он поднял церковные книги, в царские времена их хранили пуще глаза, и ему удалось найти записи о браке Марфы и Емельяна и о рождении у них сына. Но деду документ не понравился.

   — Почему? — удивился Иван Никифорович.

   Василий Петрович поднялся, подошел к стене, отодвинул висевшую на ней картину, открыл обнажившийся сейф, вынул оттуда лист бумаги и продемонстрировал его нам.

   — Дед считал, что Марфа и Емельян жили чуть ли не в библейские старозаветные времена, а тут значится, что они поженились в тысяча семьсот девяностом году. Дров в костер его разочарования подбрасывало то, что в семье Бражкиных есть старинная Библия, в которой скрупулезно делали записи его предки. На первой странице там указана дата «1254 год», именно тогда на свет появился Федор. И что же, получалось, будто род Бражкина, недостойного человека, намного старше семьи Шарова? Дедушка решил слегка подправить историю. Он обложился всякими историческими книгами, атласами, справочниками, корпел над ними долго, потом позвал художника. — Бизнесмен снова сел в кресло. — У меня развито логическое мышление, поэтому в голове сразу возник вопрос: каким образом Емельян и Федор могли поругаться, если Бражкин жил в тринадцатом веке, а Шаров повел Марфу под венец спустя не одно столетие? Церковная книга подлинная, хранится в архиве под замком, значит, либо война между семьями выдумана, либо Бражкин подделал свою семейную Библию, либо Федор прожил фиг знает сколько времени. В последнее верится с трудом. Вывод напрашивается один: наверное, наши предки повздорили не так уж и давно, чуть более двух столетий назад, а то ли дед Игоря, то ли его отец состряпал фальшивую Библию. И как это объяснить Илье Михайловичу? В результате усилий моего дедушки получилось генеалогическое древо, доказывающее, что наш род появился раньше Бражкиных. На мой взгляд, это смешно, но дед упорно всем лгал. Кстати, Илья Михайлович не ладил с Алевтиной, своей невесткой, сердился на нее за то, что она родила только одного сына, меня.

   — Но, если я правильно поняла, ваш отец рано скончался, — уточнила я, — ваша мама просто не успела зачать других детей.

   Василий Петрович потер затылок.

   — Верно. Однако для деда это был не аргумент. До самой своей смерти Илья Михайлович при каждой возможности твердил: «Ерунда вышла — обманула меня Алевтина, здоровой прикидывалась. Когда я сватов засылал, ее родители на иконе клялись: наша семья из века в век многоплодная, наша дочь подарит вам десяток внуков. И я, старый дурак, поверил. Не сообразил: нищие они, голодранцы, хотят больную девку в обеспеченную семью пристроить. Где мои десять внуков? Одним еле-еле разродилась». И вот что интересно. Дед дожил до появления на свет Ани, Кати и Оли. Мою жену Светлану он любил, никогда ее девочками не попрекнул, правнучек обожал. Алевтину Степановну же костерил постоянно. А моя мать, когда увидела новорожденную Аню, закатила скандал, кричала: «Не следовало не пойми на ком жениться, у нее мальчик не получился!» Странно слышать от профессионального гинеколога упреки в адрес женщины за рождение дочери. Пол ребенка при зачатии определяет отец, и я напомнил об этом матери. Она сначала притихла, а потом принялась… лечить меня и невестку.

   — От чего? — не поняла я.

   — От девочкопроизводства, — без тени улыбки уточнил Шаров. — Сначала велела нам ехать на курорт, пить минеральную воду, затем в ход пошли таблетки, уколы, народные средства. Мы со Светой килограммами ели грецкие орехи, давились тошнотворным травяным чаем, жена забеременела, и… на свет появилась Катя. Ну, не стану утомлять вас ненужными подробностями. У меня прекрасные дочери, я их люблю, больше отпрысков не планировал, и вдруг Света сообщила, что ждет ребенка. Через девять месяцев на свет появился мальчик. Вот она, ирония судьбы — лечились, соблюдали диету, употребляли биодобавки, а рождались девочки, перестали думать об этом, махнули на все рукой, и родился Степан. Здоровый, веселый малыш, который бегал, шалил, как все дети. Моя мама не просто обожала внука, а боготворила его, хвалила по поводу и без оного. «Степочка уронил на пол вазу и разбил ее? Ай молодец! Ни у кого такие красивые осколки получиться не могут, только у Степочки, он артистическая натура». Удивительно, но потворство не испортило ребенка, мальчик, повзрослев, стал сам над собой подтрунивать. Помню, как Степа один раз протянул мне дневник со словами: «Прости, папа, огреб неуд по географии. Но согласись, двойки, которые я получаю, намного лучше двоек Феди Бражкина, не так ли? У нашего недруга «бананы» простые, а у меня, представителя рода Шаровых, талантливые, высокохудожественные». Справедливости ради замечу, что учился сын хорошо.

   — Что с ним случилось? — спросила я.

   Василий Петрович ссутулился.

   — Степа подцепил простуду, слег. Пару дней его ломало, температура поднялась, но не слишком высоко, врач не обеспокоился. Затем начался бронхит, открылся кашель хуже, чем при коклюше, градусник показал сорок. Я опять вызвал доктора, тот диагностировал грипп и немедленно отправил мальчика в больницу. А там у него зашкалило давление, его поместили в реанимацию, но улучшения не наступило. Врачи Степе вводили лекарства внутривенно, но они оказались неэффективны. Градусник стабильно показывал очень высокие цифры, тонометр — двести двадцать на сто сорок. Я перепугался, с помощью санавиации перевез сына в Екатеринбург, и там он умер, из-за гипертонического криза случился инсульт. Диагноз: осложнение на фоне гриппа. Степану едва исполнилось тринадцать.

   — Соболезную вашей утрате, — произнес Иван Никифорович. — Давно произошло несчастье?

   — Год назад, — пояснил хозяин. — Я поэтому и решил баллотироваться в градоначальники — надеялся, что борьба за кресло мэра отвлечет от мрачных мыслей, которые теснились в моей голове. Ну вот и отвлекся, теперь все говорят, что Шаров убил Бражкина ради захвата власти в Лоскутове. Прошу вас, найдите того, кто лишил Игоря жизни, только так можно обелить мое честное имя.

   Я вынула из сумки ноутбук, открыла скайп.

   — Сейчас наш сотрудник Троянов расскажет, что он знает о том ДТП. Роб, ты на связи…

   По кабинету полетел голос компьютерщика:

   — Всем привет! На первый взгляд случай банальный. Игорь Семенович Бражкин был сбит машиной вблизи оживленной трассы, которая ведет на Екатеринбург. Место происшествия пустынное. Вблизи него активно строится новый район Филимоново, но уже готовые дома и те, что только начинают возводить, не выходят к шоссе, подъезда к ним оттуда нет. Что Бражкин делал на проселке, неясно. Одет он был официально, в костюм, рубашку и галстук, но портфеля при себе не имел. Его личный автомобиль находился на парковке у крупного торгового центра Лоскутова.

   — Бражкин, наплевав на правила безопасности, сам водил «Мерседес», — перебил Василий Петрович. — Ему не раз говорили: «Вам по статусу положено иметь шофера». Но Игорь отмахивался: «Не желаю быть пассажиром, водитель будет меня раздражать, а я вожу машину с четырнадцати лет и лучше любого профессионала».

   — Как Бражкин добрался до шоссе, сразу не установили, — продолжал Роберт. — Уже говорил, что тело Игоря Семеновича нашли не на шоссе, а на узеньком проселке справа от трассы. О трупе анонимно сообщила женщина, которая позвонила в полицию из телефона-автомата, находившегося у продуктового павильона в пяти километрах от места ДТП по направлению к Екатеринбургу.

   — Заявительница проехала мимо, не останавливаясь? — уточнила я.

   — Похоже, так, — согласился Троянов. — Невероятно глазастая дамочка. Я изучил снимки местности со спутника, посмотрел план, сделанный полицейскими, и не понял, как она покойника заметила. Звонившая не представилась; едва дежурный попросил ее назвать имя-фамилию, бросила трубку. Продавец магазина понятия не имеет, кто пользовался телефоном; тот находится на улице. Стражи порядка решили, что мэр пал жертвой пьяного водителя. Шофер мчал по магистрали, повернул на проселок, сбил Бражкина и скрылся. Вскрытие эту версию подтвердило — Игорь Семенович скончался от травм, полученных при ударе, скорее всего, легкового автомобиля. Полицейские решили исследовать местность, пошли по проселочной дороге и очутились у мастерской по ремонту гармошек и аккордеонов. На парковочной площадке около нее обнаружилась неприметная, наглухо тонированная темно-синяя «десятка». Подобных в Лоскутове много. Внутри незапертой машины лежала сумка мэра. Да, простите, я не сказал: рядом с телом Бражкина валялся его разбитый мобильный. По документам «десятка» и мастерская принадлежат некоему Николаю Фатееву, жителю Лоскутова.

   Василий Петрович кашлянул.

   — Мы с ним учились в одном классе. Коля из неблагополучной семьи, родители пили, но сам Фатеев отрицательно относился к алкоголю. Я с ним после окончания школы связи не поддерживал, но иногда на улицах видел его — всегда чисто одет, трезв, но сразу понятно, что большими деньгами не обладает. Я был очень удивлен, когда мне рассказали про принадлежащую Фатееву мастерскую. И уж совсем не представляю, как вещи Игоря оказались в машине Николая. Хотя… Мы ведь были одноклассниками, может, Бражкин с ним во взрослой жизни дружил? Я не в курсе их отношений.

   — Николай Витальевич Фатеев прописан на Старом бульваре, дом шесть, квартира пятнадцать, — продолжил Троянов, — мастерскую он приобрел пятнадцать лет назад. Но давайте сначала о ДТП. По следам на земле и на трупе, изучив осколки разбитой фары, эксперт определил марку тачки: «Форд Фокус», цвет черный.

   — Мда… — крякнул Иван.

   — И я о том же, — подхватил Роберт, — весьма распространенная марка и очень популярный колер. Полиция объявила в розыск автомобиль с поврежденным передним крылом, прошерстила все автомастерские, гаражи, но машина словно утонула. Возникло две версии. Первая: по трассе гнал подвыпивший водитель, который не справился с управлением, его занесло на проселок, алконавт сбил Игоря и умчался прочь. Вторая: мэра убили, старательно представив дело как банальный наезд. Теперь дальше…

   Мы внимательно слушали рассказ компьютерщика.

   Полицейские опросили жену Бражкина Каролину и всех членов семьи, включая домработницу, Олесю Ивановну Пирогову. Градоначальник жил в загородном особняке в пяти километрах от Лоскутова, большого штата прислуги у него нет. Обычно чиновники такого ранга держат несколько шоферов, охрану, садовника, горничных, но у Бражкиных не так. Водителей нет, домочадцы сами сидят за рулем, цветами на участке и хозяйством занимается Каролина, ей помогает Пирогова. Олеся служит у Бражкиных много лет, и ничего, кроме слов: «Игорь Семенович был лучшим человеком на свете», из нее вытащить не удалось.

   Так что же выяснили местные Пинкертоны?

   В тот день Каролина из дома позвонила мужу в мэрию. Почему не на мобильный? Супруг предупредил ее, что все рабочее время проведет за столом в своем кабинете, никуда выезжать не планирует, и что опять где-то бросил свой сотовый, теперь не может его найти. Поскольку Бражкин пару раз в месяц терял, но потом всегда благополучно находил трубку, жена не удивилась. Вечером она набрала его городской номер и спросила:

   «Дорогой, когда ты вернешься?»

   «А что у нас на ужин?» — поинтересовался супруг.

   «Тушеный кролик, салат с языком, мусс из клубники, — перечислила жена. И пояснила: — Как раз из-за десерта я и волнуюсь, ведь его надо готовить прямо перед подачей».

   «Ооо! — обрадовался Игорь Семенович. — Я собирался еще с документами поработать, но меню такое соблазнительное… Ладно, выезжаю через пять минут. Надеюсь, проскочу переезд без проблем».

   Вы же помните, что семейство мэра живет за городом? Чтобы попасть домой из Лоскутова, Бражкиным надо пересечь железнодорожные пути, и если шлагбаум опущен, простоять можно долго. Поэтому, когда супруг не вернулся вовремя, Каролина не встревожилась, а стала смотреть телевизор.

   Между тем градоначальник к тому моменту уже был мертв. Как выяснилось, он погиб почти сразу после беседы с женой, ее звонок оказался последним, на который мэр ответил. Через четверть часа после Каролины на номер Бражкина стала названивать его мать. Ирина Федоровна настойчива, а сын не имел привычки игнорировать ее вызовы. Но в тот день он никак не мог ответить, потому что умер, разбитый телефон валялся неподалеку от трупа. Старшая Бражкина всполошилась… Дальше понятно.

   Однако возникают вопросы. Например, зачем Игорь Семенович солгал жене, что сидит в кабинете? И что вообще он делал поздним вечером на проселочной дороге?

   — Я не понял, как Гарик мог отвечать по мобильному, если Каролина ему в офис звонила? — удивился Василий Петрович.

   — Не новая уловка, — пустился в пояснения Роберт, — есть программа, которая переадресовывает вызовы со стационарного аппарата на сотовый. Абонент в полной уверенности, что звонит человеку на домашний или служебный номер, а в реальности тот ведет с ним беседу по мобильнику. Теперь о Николае Фатееве. По документам мастерская по ремонту гармошек работает, более того, она приносит прибыль, хотя и копеечную. Фатеев является индивидуальным предпринимателем, платит в положенный срок налоги, претензий к нему нет.

   — Так, — протянула я, — в принципе, ничего особенного. Человек владеет небольшим бизнесом.

   — Согласен, — подхватил Роберт. — Правда, у меня возник вопрос. Кому сейчас нужны гармошки? Вот у тебя много приятелей, которые в свободное время наяривают на трехрядках?

   — Ни одного не припомню, — призналась я.

   — Ага. А теперь послушайте разговор Юрия Климова, одного из патрульных, приехавших по вызову анонима на место происшествия, со следователем Валерием Окошкиным. Включаю запись…

   Следователь: Вы заметили машину «Жигули» десятой модели. И как поступили?

   Патрульный: Удивился я. За фигом она тут? Прошел вверх чуток и увидел, е?мое, мастерскую. Какой болван ее тут открыл? Во блин! Гармошки он чинит… Смехота! Сколько народа к нему ходит, один калека в сто лет? А уж место для бизнеса нашел… Сюда ж никто по своей воле не сунется!

   Окошкин: Вам показалось странным, что ремонтом занимаются в глухом углу?

   Климов: Дураков на свете много, не подумают, где офис устроить, а потом плачут, что клиентов нет. Мой сосед хотел в селе Безбожном магазин для собак-кошек открыть. Ну не идиот ли? Там одни алкоголики живут! Но этот, с аккордеонами, всех переплюнул, устроился в избе Чубареки.

   Валерий: Кто? Что за чебуреки?

   Юрий: Чубарека из Филимонова. До сих пор орудует. Весной этого года на Митю Прозорова напал, все лицо ему когтями исцарапал. Митька еле домой дошел и Таньке, жене своей, объяснил: «Чубарека наскочил. Из темноты вылетел, располосовал щеки». Уверен я, Игоря Семеновича та же сволочь сгубила. Только драть не стала, а под машину пихнула. Хоть кого спросите, многие так считают. Избу на дне карьера все стороной обходят. Он там появляется, потому как с колдунами дружил.

   Следователь: Чубарека — это фамилия или прозвище? Имя, отчество, адрес мужика знаешь?

   Патрульный: Это не мужик.

   Валерий: Женщина?

   Юрий: Нет. Чубарека он и есть Чубарека. Вы давно в Лоскутове-то?

   Окошкин: Какая разница? Приехал два месяца назад. И что?

   Климов: Да ничего. Сообразил я: новенький вы. Местные все про Чубареку слышали. Тыщу лет назад в Филимонове жила семья. Мимо ехал барин, он изнасиловал их дочь, потом убил ее и в реку Лоскутку бросил. Мать побежала на берег и попросила водяного Чубареку наказать преступника. Почему она к Чубареке кинулась? Потому что дух реки любил девушку, хотел сделать ее своей женой. Понятно пока объяснил?

   Следователь: Мммм…

   Патрульный: Чубарека утопил обидчика, а потом из-за того, что любимую потерял, ума от горя лишился. И с той поры наказывает всех, кто плохо себя ведет. Прозорову за дело досталось — Митька ни одной бабы не пропустит, вот ему Чубарека рожу и покорябал.

   Окошкин: Твоего Прозорова какая-нибудь из подружек исцарапала, а он жене наврал про этого Чебурека. Ты надо мной издеваешься?

   Климов: Конечно, нет.

   Следователь: Тогда за каким хреном сказки рассказываешь? Реально думаешь, что мэра Чебурек переехал?

   Патрульный: Он водить не умеет, а под машину запросто пихнет.

   Валерий: Ты меня достал! Сейчас позвоню Дубову, пусть начальник полиции с подчиненным-дураком, который в бабкины враки верит, разбирается.

   Юрий: Просто я объяснил, чего народ говорит. Поставил вас в известность. Две версии у людей.

   Окошкин: Про Чебурека я уже слышал. А еще какая?

   Климов: Игоря Семеновича задавил Василий Петрович Шаров.

   Валерий: Владелец посудной фабрики?

   Юрий: Он самый.

   Следователь: Назови мотив.

   Патрульный: Они три тыщи лет друг на друга злятся.

   Окошкин: Что не поделили? Бабу? Деньги? Когда вражда стартовала? По какой причине?

   Климов: Так вы ничего не знаете? Когда еще нашего Лоскутова на свете не существовало, жили в нем Шаровы и Бражкины…

   Запись оборвалась.

   — Дальше неинтересно, — сказал Роберт, — Юрий пересказывает легенду о междоусобной войне, следователь окончательно теряет самообладание. Второй патрульный примерно ту же чушь, что и Климов, нес.

   — Теперь понимаете? — спросил нас с Иваном Василий Петрович. — Необходимо во что бы то ни стало отыскать того, кто сбил Игоря! Иначе мне до конца жизни носить клеймо убийцы. Ну и выборы я, конечно, с треском проиграю.

   — Кто сейчас во главе города? — поинтересовалась я.

   — Марлен Фирин, бывший зам Бражкина. Хороший мужик, справляется пока, но мэром ему не бывать. Градоначальником вместо отца хочет стать Константин, старший сын Гарика. Выборы в конце лета, времени у вас не так много, — заметил владелец фабрики.

   — Почему Алевтина Степановна обвиняет в смерти внука именно покойного Игоря Семеновича? — изменила я тему беседы.

   Шаров отвернулся к окну.

   — Матери просто надо найти кого-нибудь, чтобы взвалить вину за эту трагедию. Ей невыносимо осознавать, что Степан умер из-за гриппа. В день, когда он скончался, Каролина привезла в ту же клинику в Екатеринбурге своего младшего внука Евгения, у которого была сильная аллергия. Каталку с потерявшим сознание подростком толкали по коридору отделения реанимации мимо нас, стоявших у входа в палату Степы. Догадываетесь, при каких обстоятельствах толпу родственников в интенсивную терапию приглашают? Мы только-только вышли от Степана. Мальчик еще был жив, но я благодарен доктору, который решил, что ни нам с женой, ни дочерям, ни бабушке не стоит наблюдать за последними минутами жизни ребенка.

   Василий Петрович тяжело вздохнул.

   — Медики находились у постели Степы, туда спешно привезли какой-то аппарат. Но я уже понял — надежды нет. А Светлана и моя мать твердили: «Сейчас нашего мальчика спасут. Три профессора здесь, приехал самый главный кардиолог, светило, академик». Но ведь не бог же он! И тут мимо везут Женю. Он весь в капельницах, за каталкой Каролина идет, лицо белое, словно лист бумаги. Кровать на колесах втолкнули в соседнюю палату. Через считаные секунды от Степы вышел тот самый академик и отправился к Жене, а через пару минут нам сообщили о смерти нашего мальчика. Мать с тех пор говорит: «Бражкин убил моего внука. Он позвонил профессору, велел ему бросить Степочку и заняться Евгением». Я-то понимаю, что врач покинул сына, когда констатировал его смерть, и сразу направился к другому ребенку, чье состояние внушало опасения, но вот мама полагает иначе.

   — Понятно, — кивнул Иван Никифорович. — Мы начнем работу и посмотрим, как…

   В этот момент в кабинет влетела хорошенькая блондиночка с волосами до плеч, с густой челкой и капризно протянула:

   — Папа, вели Кате от меня отстать! Почему она себя главной считает? Мне что, до пенсии от нее слышать: «Ты самая младшая, слушай умных людей»?

   Я сразу узнала во вбежавшей красавице Олю, девушку из кафе, ту самую, которая, обидевшись на свою спутницу, умчалась прочь, отказавшись оплачивать заказ. Ну, теперь ясно, почему официантка не нервничала. Наверное, счет уже доставили сюда, в красивый особняк отца юной скандалистки.

   — Прости, папа, — чуть задыхаясь, сказала другая девушка, тоже заходя в кабинет. — Оля здесь?

   Я мигом поняла, что вижу Катю, с которой Оля сидела в кафе за одним столиком. Блондинка высунула язык, выпучила глаза и упала на диван со словами:

   — Давно умерла!

   — Знакомьтесь, господа, — улыбнулся Василий Петрович, — мои дочери, средняя Екатерина и младшая Ольга.

   — Зачем подчеркивать возраст? — тут же разозлилась Оля. — Какая разница, кто когда родился?

   Катя опустила ресницы.

   — Добрый день. Извините, что помешала, уже ухожу. Ольга, ты со мной!

   — Нет, я с папой посижу, — прочирикала сестра.

   — Оля, ты со мной! — повелительно произнесла Катерина.

   — Иди, дорогая, — распорядился отец, с улыбкой посмотрев на Олю, — у нас дела.

   Младшая дочь встала, одернула платье и, забыв попрощаться, выскользнула за дверь. Но проходя мимо Кати, нарочно наступила ей на ногу.

   — Ой! — вырвалось у средней сестры.

   — Я сделала тебе больно? — преувеличенно заботливо спросила Ольга. — Не хотела! Иди скорее к бабушке, она своей любимице компрессик сделает, укольчик поставит, в кроватку ее уложит. Ты же у нас хрупкая, со слабым иммунитетом, не то что я, лошадь здоровенная.

   Екатерина, сказав «до свидания», исчезла в коридоре. За ней, весело хихикая, последовала Оля.

   Отец девушек развел руками.

   — Дети… Вечно они друг друга подкалывают!

   Выйдя из дома Шаровых, Иван полез в правый карман пиджака, потом в левый, затем похлопал себя по бокам.

   — Телефон ищешь? — предположила я.

   — Нет, он в сумке, — пробормотал босс. — Сигареты найти не могу, была целая пачка, и нету.

   — Ты ее выбросил, — напомнила я.

   — Черт! Совсем забыл, я же бросил курить, — поморщился Иван. — Голова болеть начала. У тебя есть таблетки? Что-нибудь вроде аспирина.

   — Нет. Но вон там аптека, можешь купить, — предложила я. — Подожду тебя здесь.

   — Пойдем вместе, — неожиданно попросил шеф. — У меня с фармацевтами никогда разговор не складывается. Не знаю, чем нервирую теток за прилавком, но они вечно вредничают, даже аскорбинку без рецепта не дают. Не любят меня женщины.

   — Не преувеличивай, — засмеялась я. — Кстати, мужчины тоже в аптеках работают.

   — Не веришь? — прищурился Иван Никифорович. — Сейчас увидишь! Сколько за лекарствами хожу, всегда тетки за прилавком попадаются. Не идут парни в провизоры.

   Мы с Тарасовым вошли в небольшой торговый зал, и я шепнула боссу:

   — Один ноль в мою пользу — здесь лекарства отпускает представитель сильного пола.

   — Ему же сто лет, — тихо возразил Иван. — Дед еле-еле жив от старости, его нельзя считать представителем сильного пола.

   — Может, он и потерял мужскую силу, — согласилась я, — но женщиной точно никогда не был.

   — Что хотите? — громко поинтересовался фармацевт.

   Иван толкнул меня в бок.

   — Аспирин, пожалуйста, — попросила я.

   — Какой? Растворимый, в таблетках?

   — Лучше шипучий, — решила я.

   — Со вкусом банана подойдет? — уточнил аптекарь.

   — Фу, никогда! — передернулся Иван. — Дайте самый простой.

   Дедуля снял с носа очки в темно-коричневой оправе, нацепил пенсне, болтавшееся на шнурке на шее, и помрачнел.

   — Кто лекарство принимать будет? Вы, девушка?

   — Нет, мой спутник, — объяснила я.

   — Тогда почему со мной вы беседуете?

   — Ну… Иван Никифорович… стеснительный… — замурлыкала я.

   — Ситуация ясна, — отрезал дед. — Итак, молодой человек, вам необходим аспирин?

   — Не такой уж я и молодой, — закокетничал Иван.

   — Лекарство для какой цели? — продолжал дедок.

   — Чтобы выпить его, — дал гениальный ответ Тарасов.

   — Назовите дозировку, — потребовал провизор.

   Иван Никифорович заморгал.

   — Разве не все таблетки одинаковые?

   — Нет, уважаемый, — торжественно заявил старичок. — Какой специалист прописал вам медикамент?

   Иван повернулся ко мне.

   — Она.

   — Вы врач? — заулыбался, тоже глядя на меня, фармацевт. — Терапевт?

   — Не имею медицинского образования, — пробормотала я. — У моего спутника ломит затылок, поэтому я подумала про ацетилсалициловую кислоту.

   — Ясно, — проскрипел дед. — Сколько ни толкуй людям о вреде самолечения, всегда найдутся такие индивидуумы, сами себе лекари. Прежде чем отпустить препарат, который, к моему сожалению, выдается без рецепта, я должен уточнить: боль слабой или сильной интенсивности? Что явилось ее причиной? Мигрень? Невралгия? Миалгия, артрит, менструация?

   — Последнее маловероятно, — сказала я. — Да и все остальное тоже.

   Старичок оперся ладонями о прилавок.

   — Прекрасно, думаем дальше. Голубчик, вам когда-нибудь ставили диагноз перикардит, синдром Дресслера, ревматическую хорею? Ваш личный врач вел разговор о профилактике тромбозов и эмболий, развитии инфаркта миокарда, инсульта?

   Иван Никифорович попятился.

   — Нет.

   Дедок приосанился.

   — Принимаете гинкго билоба? Обязан предупредить: сочетание этого БАДа с ацетилсалициловой кислотой может привести к закупорке сосудов мозга.

   — Мммм, — смутился Иван, — с билбобой я не знаком.

   — Прекрасно! — восхитился старичок. — Сейчас получите аспирин. Но! Прежде я обязан информировать вас о побочных эффектах использования лекарства. Частые реакции со стороны больного: тошнота, потеря аппетита, дискомфорт в области желудка, диарея, гастрит, язвенная болезнь. Чуть реже: аллергические реакции, кожная сыпь, «аспириновая» астма и «аспириновая» триада.

   — Триада? — переспросил Иван Никифорович. — Преступное объединение лиц китайского происхождения?

   Дедуля постучал кулаком по прилавку.

   — Нет. «Аспириновая» триада — это: астма, эозинофильный ринит, полипоз носа, гиперпластические синуситы. Кроме вышеперечисленного, у человека, употребляющего аспирин, возможны головная боль, нарушение зрения, шум в ушах, асептический менингит, желудочные кровотечения, печеночная и почечная недостаточность, нефротический синдром, тромбоцитопения, лейкопения, анемия. Вот вам коробочка. Прошу.

   Иван Никифорович отпрыгнул от прилавка.

   — Не надо. Голова сама прошла.

   — Прекрасно, молодой человек, — кивнул дедок. — Разрешите дать вам совет: боль под черепом может возникнуть по многим причинам и…

   — Он бросил курить, — весьма невежливо перебила я старика.

   Тот обрадовался.

   — Почему сразу не сказали? Есть масса средств, облегчающих отвыкание от никотина: жвачки, пластыри, свечи, полоскания.

   — Ничего не надо, — гордо отказался шеф. — Я могу справиться с пустяком при помощи силы воли. Уже давно не прикасался к сигаретам…

   Раздался звонок телефона. Тарасов глянул на экран и выскочил из аптеки.

   — Давно ваш муж покончил с пагубной привычкой? — спросил дедудя.

   — С завтрака не дымит, — серьезно ответила я. — И мы не супруги. Приехали в Лоскутово в командировку, Иван Никифорович мой начальник.

   Старичок открыл один из ящиков.

   — Дорогая, возьмите антиникотиновый набор. Молодой человек не первый, кто решил отринуть сигареты без помощи медикаментов. Сейчас ваш спутник пребывает в эйфорически-приподнятом настроении, но к вечеру он потеряет задор и начнет сердиться на вас. Как только увидите оскаленные клыки, доставайте «Антитабак». В его состав входит несколько средств, снимающих раздражение, бессонницу, возбудимость, тремор, недержание мочи, заикание, агрессию.

   — Наверное, вы правы, — согласилась я, вынимая кошелек.

   — Дорогая, Григорий Николаевич Фролов всегда прав, — похвалил себя дед. — Вы еще сегодня где-нибудь около полуночи вспомните меня добрым словом. Если же ваш шеф совсем выйдет из-под контроля, то вот моя визитка, можете звонить в любое время, всегда дам совет. Я несу ответственность за своих клиентов. Понимаете, душенька, на дворе эпоха капитализма, надо выживать. Эта аптека моя личная собственность. Раньше я жил не тужил — предприятие в самом центре города, народ потоком шел, в Лоскутове мало где лекарства в большом выборе имелись. А теперь ими во всех магазинах торгуют. Пооткрывали ларьков, но разве в них соблюдают правила хранения? А люди не понимают разницы. Мне приходится бороться за каждого покупателя, поэтому я расширяю спектр услуг. Можете звякнуть с любым вопросом. А еще я открыл бесплатный лекторий, по воскресеньям рассказываю о БАДах, здоровом образе жизни.

   Я взяла карточку.

   — Спрячьте, — велел провизор, — и не выбрасывайте. Никогда не знаешь, что в какую минуту потребуется. А это подарок от меня. Ириски с антиникотиновым эффектом самоприкрепляются во рту, медленно рассасываются, помогают человеку, бросившему курить, снять раздражение, приступы озлобленности.

   — Спасибо, но лучше отдайте конфеты кому-нибудь другому, — отказалась я. — Не первый день работаю с Тарасовым, никогда не видела его злым, босс умеет держать себя в руках.

   — А сколько раз он на вашей памяти отказывался от табака? — вкрадчиво спросил Фролов.

   — Впервые сегодня об этом меня в известность поставил, — призналась я.

   — Берите ириски, — чуть рассердился дед.

   — Спасибо, вы очень добры.

   — Просто я люблю своих клиентов, — улыбнулся Григорий Николаевич.

   Ивана я нашла чуть поодаль от аптеки. Шеф стоял на цыпочках, разводя руки в стороны.

   — Эй, с тобой все хорошо? — забеспокоилась я.

   Тарасов вздрогнул и чуть не потерял равновесие.

   — Занимался упражнениями. Книжка позвонила.

   — Книжка? — переспросила я.

   — Забыла? — удивился Иван. — Я же объяснял! Ну да, книжка. Та, которую я в телефон закачал. Она меня похвалила за правильное поведение. И я уже не новичок, бросающий курить, а мастер двенадцатого класса.

   — Очень интересно, — хмыкнула я. — Теперь можно вопрос по работе? Это мое расследование? Смертью Бражкина занимается моя бригада?

   — Конечно, — заверил шеф, — я просто наблюдающий, не обращай на меня внимания. Через пару часов здесь соберутся все: Глеб Валерьянович, Денис, Роберт и Антонина.

   Я молча слушала Ивана Никифоровича.

   Антонина Юрская — психолог, заменила в моей бригаде Кочергину. Лиза отличный специалист и умная женщина, но в последнее время работать с ней стало почти невозможно — она обижалась по каждому поводу, устраивала истерики, рыдала… Я не знала, что делать. Мне не хотелось жаловаться начальству на Елизавету, с которой нас связывало нечто вроде дружбы, но Кочергина превратилась в балласт, положиться на нее я уже не могла. Следовало, забыв о хороших отношениях, пойти к Ивану и честно сказать: «Лизе лучше отдохнуть. На примете у меня есть Антонина Юрская, она работала с нами, показала себя с лучшей стороны. Тоня не простой детектив, а профессиональный психолог, профайлер, такой специалист в бригаде очень нужен».

   Но я все откладывала беседу, надеялась, что Лиза просто устала и все придет в норму. А еще было очень неудобно — мне ни разу не доводилось избавляться от сотрудника в связи с его плохим характером. Я ощущала дискомфорт, считала себя кем-то вроде Салтычихи и терпела закидоны Кочергиной. Слава богу, на помощь неожиданно пришел сам Иван Никифорович. Он сообщил, что при проведении обязательного для всех сотрудников бригады медосмотра у Елизаветы выявили непорядок с гормонами, ей предстоит длительное лечение, закончив которое она скорее всего очутится в другом коллективе, под моим началом более работать не станет.

   Я мысленно перекрестилась, пожелала Лизе скорейшего выздоровления и взяла на ее должность Антонину. Иван Никифорович и Петр Степанович, наш очень большой босс, ничего против Юрской не имели. Тоня работает несколько месяцев и с каждым днем нравится мне все больше и больше. Она быстро нашла общий язык с Денисом, Робертом, экспертом Глебом Валерьяновичем Борцовым, не выпячивает свое «я», не подлизывается к Ивану. Я рада, что Антонина с нами, и жду с нетерпением ее прибытия в Лоскутово. Впрочем, для успешного выполнения задания нужны все сотрудники.

   А теперь скажите мне, зачем Иван Никифорович полетел за Урал? У Тарасова в подчинении несколько бригад, ему лучше оставаться в офисе, а не кататься по России. Отчего шеф бросил остальных подчиненных и присоединился к нам? Я бы еще поняла его, если бы нынешнее дело было крайне серьезным. Но у нас наезд на мэра города, похоже, банальное ДТП, которое не особенно умелые местные сыщики не смогли распутать. Василий Петрович Шаров, желающий возглавить Лоскутово, дернул все свои связи, вышел на моих боссов, и я оказалась тут. Но зачем приехал Иван? Причем Тарасов второй раз вмешивается в расследование моей бригады. Помню, когда это случилось впервые, я сильно напряглась, приняв его вмешательство за признак недоверия. Но теперь знаю, что Иван Никифорович считает меня, единственную женщину в нашей структуре, занимающую пост начальника бригады, крепким профессионалом. Зачем же ему понадобилось сейчас к нам присоединяться?

   Может, прав Глеб Валерьянович? После завершения первого дела, в котором принял участие Иван, эксперт шепнул мне: «Танюша, ты Ване просто нравишься как женщина, вот он и ищет повод оказаться поближе к тебе».

   Нет, это невозможно. Я толстая, некрасивая, одеваюсь немодно, макияж накладываю кое-как, об умении готовить, шить, вязать лучше промолчу. Борцов просто пошутил, а я, как дурочка, несколько дней пребывала в задумчивости и искоса поглядывала на Ивана. Потом опомнилась, посмеялась над собой и продолжала спокойно работать. Тарасов тоже занимался служебными делами, никаких попыток сблизиться не делал. Ну, разве что каждый день вызывал меня к себе в кабинет для отчета и подробно расспрашивал, как идут дела. С другими начальниками бригад шеф так не поступает, но проявление интереса к работе никак нельзя считать желанием завести роман. И вот, пожалуйста, получая задание разобраться в смерти Игоря Семеновича Бражкина, я услышала, что Иван Никифорович опять решил поскакать во главе моего войска на лихом коне, с острой шашкой в руке.

   — Каковы твои планы? — осведомился босс, встряхивая кистями рук.

   — Съезжу к Фатееву, — ответила я. — Побеседую с Николаем Витальевичем, узнаю, с какой прибыли он платит налоги, выясню, почему в его машине оказалась сумка мэра. Может, он объяснит, с чего вдруг Игорь Семенович зарулил на проселочную дорогу.

   — Хорошая идея, — одобрил Иван. — А я пообщаюсь с Ириной Федоровной, матерью Бражкина. Ты не против?

   — Ты — шеф. Разве я могу возражать против решений начальника? — спросила я.

   Тарасов почесал щеку.

   — Ага. Так я и думал: ты считаешь, будто я отнимаю у тебя расследование. Василию Петровичу меня попросил помочь… э… один человек. Слушай, не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание. Совершенно не собираюсь тебя подсиживать…

   Мне стало смешно, и я перебила шефа:

   — В табели о рангах ты занимаешь намного более высокое положение, чем я.

   — Имел в виду, что не собираюсь взять на твою должность другого сотрудника, — забубнил Иван. — Догадываешься, что не я верховный руководитель?

   — Слышала о человеке, который создал структуру наших бригад и теперь руководит ею, — спокойно ответила я. — Но его можно сравнить с саламандрой — о ней говорят, однако никто ее не видел. Может, ее и вовсе нет?

   — Наш царь точно есть. И он позвонил мне, — чуть понизил голос Иван, — велел лично проконтролировать исполнение просьбы Шарова. Пришлось лететь за Урал, кожей чувствуя твое недоумение и недовольство. Пойми, я доверяю тебе, как самому себе, но Их Величество отдали приказ, ослушаться я не имею права.

   Я улыбнулась.

   — Иван Никифорович, перестань оправдываться, давай работать. Идея поговорить с Ириной Федоровной отличная, езжай к ней. У тебя очень хорошо получается общаться с леди, справившими семидесятилетие. Меня они недолюбливают.

   — Ты отлично придумала отправиться к Фатееву, — зачастил шеф, — вытянешь из мужика необходимые сведения на раз. Прекрасно умеешь разговорить любого человека.

   — Мастерская по ремонту гармошек кому перешла? — задала я вопрос дня.

   Галина Тимофеевна и Наташа переглянулись, потом хором спросили:

   — Что?

   Я пустилась в объяснения, перемешивая правду и ложь.

   — Николай Витальевич Фатеев индивидуальный предприниматель. Ему принадлежит фирма «Ни Ви Фат», название он придумал, используя свои паспортные данные. Это мастерская, в которой можно починить баян, гармонь и подобные инструменты. Дело приносило мало прибыли, но кое-какие клиенты были. Фатеев аккуратно в положенный срок платил налоги, но в нынешнем году этого не сделал, потому я и пришла к Николаю Витальевичу. Для уточнения, в чем причина.

   Я перевела дух. Надеюсь, Галина Тимофеевна и Наташа не знают, как на самом деле взимаются долги по налогам.

   — Мастерская? — растерянно повторила Наташа. — Никогда о ней не слышала!

   — Починка гармошек? — удивилась Галина Тимофеевна. — На них в моем детстве играли, потом перестали. Папенька ими не увлекался, а вот дед мастер был. Ната, знаешь, у кого сейчас баян есть?

   — Нет, — пробормотала молодая женщина. — Зачем он нужен? У всех плееры, через них любую музыку слушать можно. Наверное, аккордеоны есть у артистов, в театре. Да и не мог дядя Коля инструменты ремонтировать, потому что он пекарь по профессии. Сначала на хлебозаводе работал, потом на частном предприятии. Кстати, у него слуха совсем не было. Один раз в ванной запел, так тетя Лена к двери кинулись: «Николаша, тебе плохо? Ты стонешь, ужасные звуки издаешь!» Очень все потом смеялись, когда он ответил: «Эй, вы чего? Распеваю от удовольствия».

   — Значит, есть оформленная на Николая собственность? — оживилась Галина Тимофеевна. — Мы докажем, что Варя его родная внучка, ей наследство достанется. Видела я недавно в сериале, что специальный анализ делают. Вроде ТНД называется.

   — ДНК, — поправила я.

   — Точно! — обрадовалась бабка. — Это же считается доказательством?

   Я постаралась уйти от прямого ответа.

   — По данному вопросу вам лучше проконсультироваться со знающим адвокатом. Но если затеете разбирательство, на свет выползет правда об отце Георгия, выяснится, что он не сын Владимира.

   — При чем тут Жорик? — отмахнулась пенсионерка. — О Варечке говорю.

   Наташа погладила старушку по спине.

   — Тетя Галя, пойми, если Варя родня Николаю, то и Жорик тоже. Не видать тогда моему мужу наследства от Владимира Ивановича, а оно побольше какой-то мастерской.

   — Ах ты, господи! — всплеснула руками Галина. — А как-то извернуться нельзя? Жора получит от отца по метрике много добра, а Варюше от деда по крови кое-что достанется. Где мастерская находится?

   — От вас рукой подать, — пояснила я, — ее адрес улица Карьерная, дом один.

   — Сторожка Кудрявцева! — подпрыгнула Наташа. — Она же стоит на дне оврага, ее не увидишь ниоткуда, случайно на нее не наткнуться.

   — Странно, — протянула Галина Тимофеевна, — в ремонтную мастерскую должны люди идти, надо было такое место выбрать, чтоб в глаза бросалось. Может, вы адрес перепутали?

   Я отвергла ее предположение:

   — Нет.

   — Точно сторожка Кудрявцева, — повторила Наташа, — я же говорила.

   — Не мог Коля проклятое место купить! — вскипела Галина Тимофеевна. — У него, как и у всякого мужика, ума большого в голове не было, но чтобы дом колдунов взять… Вообще ни в какие ворота не лезет! Татьяна, вы знаете, что это за дом? Нет? Сейчас расскажу. Только еще кофе сварю.

   Галина Тимофеевна бросилась к плите и, готовя напиток, начала выкладывать информацию. Мне пришлось во второй раз выслушать историю про Чубареку.

   …Поселок Филимоново, сейчас слившийся с Лоскутово, был небольшим, всего шестьдесят домов. Люди там жили разные. Соседи и дружили друг с другом, и враждовали, и ругались, играли свадьбы, рожали детей. Как во всякой провинции, в селе хорошо помнили, чьи родственники пили горькую, а чьи работали с утра до ночи, у кого отец дрался, кому можно доверять, а с кем никогда не стоит иметь дела. Поповы из поколения в поколение ручкались с Николаевыми и косились на Федоровых. Кузнецовы, наоборот, корешились с Федоровыми и терпеть не могли Поповых. Но все жители Филимонова в один голос издавна говорили детям:

   — Никогда не ходите в овраг, там живут Кудрявцевы, ведьмаки, друзья Чубареки. Они знахари, могут лечить, а могут и навести порчу, заболеете от нее — не выздоровеете. Когда водяной людей убивать стал, он напал на сына Кудрявцева, и старик, чтобы парня спасти, продал Чубареке душу. С тех пор все члены семьи у нечисти в услужении. Колдуны-болтуны терпеть не могут, когда их зря беспокоят, станете шуметь, выйдут и превратят вас в мышей.

   — Почему помощников Чубареки колдунами-болтунами зовут? — спросила один раз Галя у мамы.

   — Это в шутку. Кудрявцевы ни с кем не разговаривают, — пояснила мама, — выслушают человека, сделают, что он просит, и все молчком.

   — Они немые? — еще сильнее испугалась Галочка.

   — Да нет, — пожала плечами родительница, — просто рта перед посторонними не раскрывают, вот их вроде как в шутку и зовут колдуны-болтуны. Хотя мне от этого прозвища не смешно, а жутко.

   Маленькая Галя боялась оврага, на дне которого стоял дом колдунов, до обморока. Но когда девочка пошла в первый класс, учительница Мария Алексеевна объяснила ребятам:

   — Советские дети не должны верить рассказам малограмотных людей. Злых и добрых волшебников не существует. Вас скоро будут принимать в октябрята, тот, кто верит в поверья, не получит звездочку. Понятно? Есть вопросы?

   — Овраг Чубарека вырыл, — вдруг сказал Паша Харитонов, — и он Кудрявцевым дом из камней сложил. Человеку такого не сделать!

   Мария Алексеевна рассердилась.

   — Карьер возник из-за того, что многие годы там добывали глину для производства посуды. В девятнадцатом веке месторождение истощилось, и тогда нашли новые запасы в другом месте. У большинства из вас родители работают на фабрике. Вы что, ни разу там в музее не бывали? В избе на дне оврага издавна жили Кудрявцевы, которые были там сторожами. Сейчас в карьере беречь нечего, но дом по-прежнему принадлежит той же семье. В пятницу после уроков мы с вами туда пойдем, познакомимся с хозяевами, и вы поймете: никакие они не ведьмаки, обычные люди. Это внеклассное занятие, участие в нем по желанию. Но те, кто откажется, не получат звездочку октябренка. Трусы не имеют права стать внучатами Ленина.

   — Меня мама не пустит, — захныкала Катя Егорова. — Она говорит, что Кудрявцевы людям всякие зелья продают. Когда у моей бабушки от болезни ноги не слушались, мамка к колдунам-болтунам пошла, заплатила им и принесла банку отвара. Бабуля из нее пила и выздоровела. К знахарям многие ходят. Вы, Мария Алексеевна, к нам недавно приехали, поэтому не знаете, что нельзя к травникам просто так, без дела, соваться. Еще обозлятся и нас в лягушек превратят.

   — Мракобесие! — рассердилась учительница. — Хорошо, Егорова, сиди дома. Я уже объяснила: поход добровольный. Значит, тебя за трусость, глупость и веру в сказки в октябрята не примут. Тому, кто звездочку не носил, потом ни пионером, ни комсомольцем не стать. Останешься ты, Екатерина, на обочине жизни, на тебя пальцем показывать станут и говорить: «Вот идет Катя, которая верит в Бабу Ягу». Да тебя ни на одну хорошую работу не возьмут! Конечно, в нашей стране любой труд почетен, но лучше быть бухгалтером, например, или учителем, чем дворником.

   После такого заявления посетить обитель страшных Кудрявцевых согласились все. Маленькая Галя тоже поплелась в овраг. Девочка тряслась от ужаса, у нее подкашивались ноги, но перспектива остаться без заветного значка с портретом Ленина пугала ее сильнее. Если школьник не октябренок, он изгой, с ним никто не будет играть. Его не позовут ни в поход, ни на день рождения, посадят на последнюю парту, будут ставить одни двойки. Ну и дворником работать совсем не хочется, лучше стать бухгалтером и сидеть в теплой комнате, вертя ручку арифмометра.

   Когда группа первоклашек во главе с учительницей добралась до здания, сложенного из тщательно обтесанных камней, Мария Алексеевна постучала в дверь и крикнула:

   — Товарищи Кудрявцевы! К вам в гости пришли ученики школы номер один.

   Створка приотворилась, из дома вышел… Чубарека. Дети завизжали и кинулись врассыпную. А Галя приросла ногами к земле, потеряв способность двигаться и слышать. Зато зрение у нее резко обострилось, она ясно увидела, как учительница попятилась, упала со ступенек и осталась лежать на земле. Чубарека — мохнатый, страшный, с рогами, копытами и хвостом — подошел к училке, наклонился, потом выпрямился и двинулся к Гале. Малышка стояла столбом. Водяной приблизился к ней почти вплотную, и она ощутила мерзкий запах, исходящий от жуткого создания. Чубарека поднял руку, потом вытянул ее вперед, и школьница увидела, что кончики его пальцев в крови… Тут свет в ее глазах померк.

   Очнулась девочка в больнице. Около кровати сидела заплаканная мама, которая, увидев, что дочь пришла в сознание, разрыдалась и заговорила:

   — Дочка, как же ты нас напугала! Слава тебе, господи, очнулась… Галочка, повезло-то нам как! Пока ты болела, папке предложили новую работу, он теперь самого директора фабрики на машине возит. Из барака мы уехали, дали нам квартиру в центре Лоскутова. У нас три комнаты с ванной и кухней, горячая вода, телефон. Пойдешь в другую школу. Тебе куклу купили! У нее глаза закрываются, красота необыкновенная. Я ей платьев нашила, отец дом для нее смастерил, мебель сделал.

   — Мамочка, Чубарека убил Марию Алексеевну? — пропищала Галя.

   Мать бросилась обнимать дочь.

   — Нет, нет, учительница здорова, ее в Свердловск на работу перевели. Тебе страшный сон приснился, ты с кровати упала и ударилась, сознание потеряла, в больницу попала, долго без памяти лежала.

   — Мы не ходили в овраг? — заморгала Галочка.

   — Нет, нет, говорю же, это просто сон, — уверяла мама.

   Малышка поверила ей. После клиники она сразу очутилась на новой квартире, пошла в другую школу, в Филимоново не ездила. И только закончив седьмой класс, Галина узнала правду. Она собиралась поступать в медучилище, пошла на подготовительные занятия и во время лекций встретила свою бывшую одноклассницу из Филимонова. Та рассказала, что поход к Кудрявцевым состоялся на самом деле, и дети увидели колдуна. Но все благополучно убежали, а Галя осталась на месте. Ребята примчались на центральную площадь села в истерике, их увидели взрослые, на место происшествия спешно прибыла милиция, которая обнаружила Галю, лежащую без чувств на земле, и мертвую Марию Алексеевну.

   Абитуриентка еле дождалась окончания лекций, прибежала домой и заставила мать рассказать о давнем происшествии. Выяснилось, что когда маленькую Галю доставили в больницу, врачи никак не могли привести ее в сознание. Через неделю доктора разделились на две группы. Одни говорили, что ребенок не выйдет из комы, умрет, не очнувшись, а другие проявляли оптимизм: девочка выживет, вот только разум к ней не вернется, слишком сильный стресс испытала первоклашка. Директором фабрики тогда был Илья Михайлович Шаров. Он получил прекрасное образование, пришел на фарфоровую фабрику юнцом и несмотря на то что был потомком тех, у кого после большевистского переворота нацинализировали предприятие, сумел стать руководителем. Шаров пожалел заболевшего ребенка. Он решил помочь семье Федоровых, взял отца Гали своим персональным шофером, мать устроил контролером ОТК, выделил семье трехкомнатную квартиру. А потом от всего сердца радовался, когда их дочка поправилась. Замечательная кукла, умеющая открывать-закрывать глаза и говорить «мама», была подарком от добросердечного деда Василия Петровича.

   Вас удивляет, что Галя столько лет не знала правды? А между прочим, ничего странного в этом нет. Интернета в те годы не существовало, мобильных телефонов, с помощью которых можно обменяться с подружками эсэмэсками, тоже. Родители перевели дочь в другую школу, уехали в новый район, и все связи с прошлым оборвались. Во времена детства Галины Тимофеевны информация быстро не распространялась, желтой прессы не было, телешоу на экране не демонстрировали. Да и первый телевизор купили, когда девушка уже училась на медсестру. И телефона у них дома не было, бегали звонить в будку во дворе…

   Пенсионерка сняла со спинки стула платок и накинула себе на плечи.

   Я задумалась. И что получается? Чубарека существует, моя собеседница видела его собственными глазами. Николай не мог сторожку Кудрявцевых купить — его родители коренные жители Филимонова, в детстве Коля тоже слышал про водяного миллион раз. Чинить гармошки Фатеев не умел.

   — Ну-ка, подождите! — вдруг воскликнула Галина Тимофеевна и схватила со стола сотовый.

   — Лена, это я. Слушай, у Коли была мастерская по починке гармошек? Нет, я не шучу и не издеваюсь… Ага! Потом объясню… И еще вопрос: Николаша избу колдунов-болтунов Кудрявцевых покупал? Ой, да не заболела я! Ну не кричи! Просто ответь. Знаю, что не первое апреля сегодня. Ага, ага… Спасибо. Вечером расскажу, почему спрашивала.

   Старуха положила трубку на стол и усмехнулась.

   — Лена решила, что у меня в голове жирные тараканы завелись… Так вот, ничего жена Николая ни про гармошки, ни про приобретение избы не слышала. Зачем Коле недвижимость с дурной репутацией? В овраг все ходить опасаются, лично я туда и за миллион наличкой не сунусь.

   — Баба Галя, а куда Кудрявцевы подевались? — подала голос Наташа.

   Старушка призадумалась.

   — Вроде их всех давным-давно в тюрьму посадили. Или они умерли. Чего-то я слышала про них, но забыла. Выходит, про дом неправда: и денег у племянника на покупку не было, и родне он о мастерской не доложил. Нет, нет, ошибка у вас, Татьяна, в документах.

   — Может, и так, — согласилась я. — А теперь объясните, как к той избе пройти.

   Попрощавшись с Наташей и Галиной Тимофеевной, я вышла на улицу и направилась в сторону пустыря, где виднелось несколько больших деревьев. Вроде бы они были совсем рядом, но это оказался обман зрения. Я успела отправить на ходу эсэмэски Троянову и Юрской, поговорить с Иваном Никифоровичем, а деревья по-прежнему оставались далеко. Мне понадобилось минут десять, чтобы достичь цели. Наконец я оказалась под раскидистыми ивами и увидела грязную речку шириной метра два. Не больше был и мостик, по которому следовало перебираться на другую сторону. Место выглядело безлюдным, переправа весьма ненадежной, на ней не хватало нескольких досок, а оставшиеся буквально расползались под моими ногами.

   Кое-как я перешла на другой берег, и дорога сразу резко пошла вниз. На склоне была вырублена полузасыпанная землей лестница с шаткими перилами по бокам. Я еле-еле спустилась по ней, пару раз чуть не упала, а когда достигла последней ступени, обнаружила, что между ней и дорожкой, ведущей к дому, зияет здоровенная яма, перепрыгнуть через которую не представлялось возможным.

   Любой другой человек признал бы свое поражение и вернулся назад, но у членов бригады при себе много интересных приспособлений. Я вытащила из сумки небольшой пакетик, достала из него аккуратно сложенный темно-зеленый прямоугольник и дернула за висящую сбоку веревку. Раздалось тихое шипение.

   Через пять минут, перебросив через препятствие надувной мост, сделанный из чрезвычайно крепкой ткани, я легко перебралась, куда хотела. Затем снова потянула за шнурочек, сложила «понтон» и спрятала его. Не спрашивайте, как снаряжение надувается-сдувается, я понятия не имею, просто им пользуюсь, как учили.

   Узкая кривая тропинка привела меня к дому. Над покосившимся деревянным крыльцом, которое уж лет двадцать как следовало покрасить, висела вывеска «Ремонт музыкальных инструментов. Гармони, баяны, аккордеоны». Сбоку прибита табличка: «Часы работы: понедельник с 6.00 до 8.00 утра. Мастер принимает по предварительной договоренности. Опустите заявку в ящик». Чуть пониже маячил не запертый на замок железный короб. Я откинула крышку — пусто. Ясно, никто не хотел реанимировать заболевшую трехрядку.

   Меня охватило изумление. Почему Николаю Фатееву пришла в голову мысль приобрести этот дом? Как человек, родившийся и всю жизнь проживший в Филимонове, он должен был хорошо знать историю колдунов Кудрявцевых. Младенцу понятно, что ни один из обитателей стихийно разросшегося Лоскутова по доброй воле не сунется в овраг — легенды живучи (вспомним хотя бы полицейского Юрия, самозабвенно докладывавшего следователю про Чубареку). Ладно, пусть Николай свалял дурака, приобрел дом. Но чего ради ему взбрело на ум заниматься починкой гармошек?

   Не найдя ответа ни на один вопрос, я решила изучить окрестности. Обошла дом по часовой стрелке и увидела, что справа от него начинается проселочная дорога, усыпанная мелким красно-бордовым щебнем. Пошла по ней вперед и сообразила: проехать тут можно. Метров через двести проселок свернул налево, моему взору открылась площадка, где легко припарковались бы две машины.

   Дорога резко вильнула и вывела меня к оживленной трассе, по которой потоком неслись автомобили. Я выбралась на обочину и поняла, что подъехать к мастерской музыкальных инструментов может лишь тот, кто хорошо знает, где находится проселок, — бордовый щебень заканчивался за пару сотен метров до выезда на магистраль, дальше шла серо-коричневая земля, выглядевшая так, словно по ней скакала конница Чингисхана. И навряд ли кому-нибудь из водителей пришла бы в голову мысль использовать растущий вдоль шоссе лесок в качестве сортира, потому что прямо передо мной маячил щит с надписью: «Поселок Безбожный — 500 м. Магазин, туалет, кафе — 5 км». Уж наверное лучше потерпеть чуть-чуть и воспользоваться комфортным ватерклозетом.

   Несколько минут я постояла в задумчивости, задавая себе разные вопросы. Например, почему тот, кто провел узенькую шоссейку, не засыпал ее щебнем до соединения с трассой? Не хотел, чтобы проезжающие мимо догадывались о наличии дороги и стоящего в конце ее домика?

   Я опять посмотрела на указатель. Хм, до туалета пять километров. На машине это не расстояние, но мой автомобиль остался у многоэтажки, где живут Наташа с Галиной Тимофеевной. А мне, как назло, срочно понадобилось… э… ну, вы понимаете. И что делать? Ладно, придется устраиваться в кустиках.

   Поднявшись в лесок, я разглядела отходящую влево от проселка еле-еле заметную тропинку, которой, похоже, совсем не пользуются. В гуще деревьев я заметила нечто вроде пещеры. Вот здорово, нашла укромное место. Только внутрь грота мне не попасть, лаз очень маленький. Ну да не беда…

   Я приблизилась к плоскому камню, лежащему на земле, и увидела уголок чего-то белого, торчащего из-под него. Вынув из кармана перчатки, подняла булыжник, обнаружила полупрозрачный полиэтиленовый пакет и, забыв, зачем залезла в кусты, начала рассматривать находку.

   На пакете краснела надпись «Дорога», внутри нашлись чек из магазина, пустые обертки от жевательного мармелада «Куколки», шоколадки «Слива» и мороженого «Ягодка», наклейка с изображением Барби в фиолетовом платье. Я достала из другого кармана пакет для улик, спрятала туда найденное и, не снимая перчаток, вернулась к обители колдунов.

   Дверь в дом оказалась заперта, но человечество давно придумало разного рода отмычки, которые у меня, конечно, имелись. Тоненькая палочка, всунутая в скважину, провернулась, замок тихо щелкнул, я толкнула дверь и очутилась в прихожей. Пошарила рукой по стене, но выключателя не нашла. Что ж, вполне ожидаемо. На такой случай в моей сумке лежал маленький, однако очень мощный фонарик. Вспыхнул луч света. Отлично, теперь я могу спокойно рассматривать интерьер.

   Я стояла в небольшом холле. Мебели в квадратном помещении не было никакой, но потертости на стене без слов говорили о том, что ранее тут находилось нечто вроде консоли и вешалка. Люстра на потолке отсутствовала, но недавно точно висела — в центре его торчал крюк, к которому определенно крепился светильник.

   Двери между холлом и коридором, ведущим в глубь дома, не было. Правда, когда-то она тут имелась, просто кто-то аккуратно удалил дверную коробку. Но следы-то остались!

   В коридорчике я заметила нишу, внимательно изучила ее и сообразила, что здесь был шкаф-купе, хотя раздвижных панелей нет, полок и перекладины для вешалок с одеждой тоже. Пройдя по коридору, я обнаружила слева примерно тридцатиметровую спальню — на паркете сохранились черные круги от ножек кровати и двух тумбочек. На одной из стен зияли дырки. Что тут висело? Картины? Ковер? Или, может, полки?

   Я подошла к окну и начала изучать раму. Да уж! Не в каждой квартире увидишь подобное! Обычные люди, делая ремонт, заказывают пластиковые рамы, жильцы побогаче ставят стеклопакеты из дерева. Но есть эксклюзивное предложение для тех, кто готов потратить на обустройство своего дома немереные суммы и вызывает специально обученных мастеров. Как правило, их услугами пользуются владельцы замков-дворцов, желающие сохранить аутентичный вид недвижимости, или хозяева, возводящие здания, стилизованные под старину. Для таких дорогих в прямом смысле этого слова клиентов изготовят окна, так сказать, из любой эпохи, установят соответствующую фурнитуру, состарят подоконники, которые будут выглядеть двухсотлетними. Но никаких щелей не останется, естественно, по комнатам не будет гулять сквозняк, открываться-закрываться рамы станут бесшумно. И здесь, в доме колдуна, был именно такой эксклюзивный вариант.

   Я еще раз обошла помещение и переместилась в прилегавший к бывшей опочивальне санузел. Ни ванны, ни рукомойника, ни унитаза там не обнаружилось, на стенах остались выводы под трубы. Полотенцесушитель был откручен, кафель сбит, на полу кое-где блестели осколки плитки.

   Я сфотографировала ванную, спальню и перешла в кухоньку. Здесь тоже отсутствовали техника, шкафчики, исчезли стол, стулья…

   Старательно запечатлев все увиденное в жилых помещениях, я хотела отправить снимки Борцову, но поняла в доме были проблемы со связью. Ладно, отошлю материал позже.

   Вернувшись к машине, я услышала звонок телефона.

   — Куда ты подевалась? — спросил Троянов.

   — А вы где? — ответила я.

   — Сидим в гостинице, ждем тебя, — вздохнул компьютерщик.

   — Борцов с вами? — поинтересовалась я.

   — Нет, он в Китае, — ответил Роберт.

   — Где? — оторопела я.

   — В отеле была? — захихикал наш компьютерный гений.

   — Да. А что?

   — В номер поднималась? Рассмотрела его как следует? — веселился Троянов.

   — Не успела, — призналась я. — Вошла, бросила сумку у входа, отправилась в ближайшее кафе перекусить, затем мы с Иваном пошли к Шарову. Самолет опоздал на два часа, времени на обустройство не было.

   — Тебя ждет сюрприз, — радостно объяснил Роберт. — Я тут уже все изучил. Обратила внимание, что гостиница называется «Звезда Земля»?

   — Вроде Земля планета, — перебила его я. — Или я ошибаюсь? Никогда не отличалась познаниями в астрономии.

   — Планета, — подтвердил компьютерщик. — Но не будем придираться к владельцам постоялого двора. Они решили скреативить: каждый номер посвящен какой-нибудь стране. Глеб Валерьянович очутился в Китае, я в Америке, Тоня в Замбии, Иван Никифорович в Японии, Денис в Германии, ты в СССР.

   — Такого государства уже нет, — напомнила я.

   — А в отеле есть, — возразил Роберт. — Тебе долго ехать?

   — Навигатор пишет пятнадцать минут, — ответила я.

   — Хорошо жить в Лоскутове, — обрадовался Троянов, — не потратишь полдня на дорогу до офиса и столько же обратно.

   Денис встретил меня в холле и, забыв поздороваться, засуетился:

   — Пошли в малый конференц-зал. Нас всех поселили на одном этаже, там всего шесть номеров и есть место для совещаний. Лифт слева, он странный, почему-то розовый.

   — Наверное, жене владельца гостиницы нравится гламурный цвет, — предположила я, рассматривая глянцевые стены кабины. — Ух ты, надо же, кнопки в виде голов животных…

   — Направо, — скомандовал Жданов, когда мы очутились в коридоре, — третья дверь.

   Я толкнула створку, увидела овальный стол, сидящих за ним членов бригады и воскликнула:

   — Весьма удобно!

   — Мне тоже так показалось, — согласилась Тоня. — Ой, какое у тебя миленькое платье! Шелковое?

   — Вискоза, — ответила я, — на распродаже купила. Вообще-то я не собиралась приобретать обновку, зашла в магазин за шампунем, но не пойми зачем зарулила в один бутик. Смотрю — вещь стоит на две трети дешевле. Ну, и не удержалась.

   — Вискоза лучше шелка, — похвалила мое приобретение Антонина, — так сильно не мнется. И настоящего шелка теперь днем с огнем не найти.

   — Жаль только, что рукава слишком длинные, — вздохнула я, — приходится закатывать.

   — Можно их вовсе обрезать, — дал совет Денис.

   Мы с Антониной посмотрели на Жданова, он стушевался.

   — Я просто так сказал. Многие женщины ходят в одежде с голыми руками.

   — Не бывает одежды с голыми руками, — назидательно произнес Троянов. — Тань, никогда не покупай в наших магазинах шмотки на распродаже. За неделю до снижения цен администрация увеличивает стоимость нарядов вдвое, если не втрое, а потом в определенный день пугающую цифру перечеркивают, рисуют меньшую. И тетушки сметают товар, хотя на самом деле ничего не выигрывают.

   — Не порти человеку удовольствие от приобретения, — остановил Роберта Глеб Валерьянович. — Танюша, платье очаровательное, Троянов просто позавидовал, ему такое никогда не носить.

   — С этим не поспоришь, вы, как всегда, попали в точку, — рассмеялся компьютерщик. — Думаю, я бы выглядел сногсшибательно в шелковом наряде с оборочками.

   — Вечно мне все замечания делают, — с запозданием обиделся Денис. — Почему Роб сказал, что одежды с голыми руками не бывает? Посмотри в окно, полно женщин в такой!

   Троянов оторвался от компьютера.

   — Здесь нет окон, глухие стены. А у платьев-блузок нет рук.

   Жданов открыл рот.

   — Ну ты сказал! Глеб Валерьянович сидит в пиджаке. Или он, по-твоему, в жилетке?

   — У жакета из льна, который надел Борцов, есть рукава, но не руки, — уточнил Троянов.

   Денис опешил, но достойно ответить не успел, в зал вошел Иван Никифорович в сопровождении кряжистого мужчины средних лет.

   — Всем привет, — произнес шеф. — Знакомьтесь, Федор Михайлович Дубов, начальник полиции Лоскутова, временно будет нам помогать. Начинаем! А чем здесь пахнет? Фу!

   — Ничего не ощущаю, — удивился Глеб Валерьянович. — Может, девочки надушились?

   — Я не пользуюсь парфюмерией, — в унисон сказали мы с Тоней.

   Потом Юрская добавила:

   — Это непрофессионально. Захочешь куда-то незаметно пройти, а духи выдадут.

   — Дело Воронкова, — вздохнул Борцов, — давняя история, ей лет двадцать. Наша сотрудница тайно проникла в квартиру подозреваемого, и тут внезапно вернулся хозяин. Женщине было некуда деться, и она спряталась за занавеску, а через секунду получила пулю в грудь. Чудом выжила. Потом выяснилось: преступник заглянул домой на секунду, хотел взять какую-то вещь и уйти, но почувствовал посторонний запах, понял, что в помещении кто-то есть, и пальнул по занавеске. После того случая на всех семинарах повышения квалификации стали твердить: агент не имеет права пользоваться парфюмерией, ему надо…

   — Табаком несет, — остановил эксперта Иван, — как от пепельницы. Кто накурил?

   — У нас никто не курит, — удивился Роберт.

   — Дыма без огня не бывает, а если огня нет, головешки на виду остались, — неожиданно сказал Федор Михайлович.

   — Отвратительно воняет, — не успокаивался босс, — откройте окна.

   — Их тут нет, — остановил его Борцов. — И мой нос ничего не учуял. А твой, Таня?

   Я, в отличие от Глеба Валерьяновича, сразу сообразила, что у шефа начался период раздражения, вызванный отказом от курения, и дипломатично вывернулась:

   — К сожалению, не могу похвастаться острым обонянием.

   Босс подергал носом.

   — Отвратительно воняет, прямо в мозг бьет. Неужели не ощущаете?

   — Бригада не курит, — вмешалась в разговор Тоня. — Наверное, раньше тут проводили совещание заядлые курильщики. Давайте включим кондиционер.

   Не дожидаясь ответа, Антонина встала и повернула рычажок в стене. Послышалось тихое гудение.

   — Сейчас проветрится, — пообещала Юрская.

   — Надеюсь, — передернулся Иван Никифорович. — Людей, которые убивают себя сигаретами, нужно отселять в резервации.

   — Так вы же сами постоянно с сигаретой, — ляпнул Денис.

   Я изо всей силы пнула Жданова под столом ногой, но поздно, тот уже успел высказаться.

   — Слово не корова, ушло со двора, назад не приведешь, — заявил Федор Михайлович, заметивший мой маневр.

   — Кто курит? Я? — возмутился шеф. — Давно бросил! Жданов, когда ты меня в последний раз с цигаркой во рту видел?

   — Вчера вечером, когда вы сообщили, что нам в Лоскутово ехать надо, — ответил излишне честный Денис.

   — Верно, — не рассердился шеф, — но с полуночи к раковым палочкам я не прикасаюсь. Финита! Отныне в нашем офисе категорический запрет на любой вид зависимостей.

   — Поп-расстрига все иконы в щепки рубит, — высказался местный сыщик.

   Все молча уставились на Федора Михайловича, тот смутился.

   — Моя жена диссертацию пишет по пословицам. Тема у нее: «Малоизвестные версии широко распространенных поговорок». Вот, например: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». Так все говорят. Но, оказывается, есть тьма вариаций: «Слово не вода, утечет, не вернешь». Или: «Слово не ребенок, убежит со двора, за руку назад не приведешь». Слышали такие?

   — Нет. Очень интересно, — вежливо сказал Глеб Валерьянович.

   — Рита огромную работу проделала, — оживился полицейский, — объездила весь регион, собрала горы материала, сейчас его систематизирует. По всей квартире бумажки развешаны со списками поговорок, я на них постоянно натыкаюсь, вот и стал цитировать. Не обращайте внимания. Нервничаю сильно из-за жены, очень уж ей хочется кандидатский диплом получить.

   — Таня, рассказывай, — велел шеф, поворачиваясь ко мне.

   Я откашлялась. Похоже, Иван Никифорович, несмотря на свое обещание не лезть в мое расследование, решил встать у штурвала.

   Босс чихнул. Затем поправился:

   — То есть я хотел сказать — начинайте совещание. Меня как будто тут нет.

   — Ежа в мешке не утаишь, так исколет, что охнешь, — пробормотал Дубов.

   Борцов поднял руку.

   — Разрешите? Я получил от Татьяны фото интерьера мастерской по ремонту гармоней.

   — Это что такое? — изумился Денис.

   Я постучала карандашом по столу.

   — Глеб Валерьянович, извините, но придется начать мне. Вы-то с Робертом уже в курсе, а остальные еще нет.

   Я рассказала о своем разговоре с Наташей и Галиной Тимофеевной, о том, как побывала в доме колдунов Кудрявцевых и изучила окрестности вокруг него.

   — Теперь моя очередь, — обрадовался Борцов. — Итак, что я могу сказать о сторожке… Конечно, лучше побывать на месте самому, и я непременно туда съезжу, но пока, судя по фото, вырисовывается интересная картина. В ванной комнате некогда стояла сантехника фирмы «Брау».

   — Никогда не слышала о такой, — удивилась Тоня. — А ведь недавно ремонт делала, изучила весь рынок.

   — «Брау» работает только по индивидуальным заказам, — пустился в объяснения эксперт, — производит товар наивысшего качества, любого дизайна, формы, цвета. Короче, любой каприз за ваши большие деньги. На массовый рынок «Брау» не выходит, клиентами фирмы являются звезды Голливуда, крупные бизнесмены, члены королевских семей. Реклама этому производителю без надобности, список своих заказчиков они берегут, как формулу ракетного топлива, имен никогда не раскрывают. О том, что в доме селебретис стоит ванна от «Брау», становится известно по фотографиям в журналах. Некоторые звезды разрешают делать снимки обстановки своих домов, а фанаты рассматривают их с лупой в руке. Людей очень волнуют мелкие детали: чем любимая актриса пудрится, каким шампунем она пользуется, что за баночки на кухне поставила.

   — Как вы узнали марку сантехники, если ее самой нет? — удивился Федор Михайлович. — Птицу видно по полету, а бегемота слышно по топоту.

   Мне с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица. Слова про птицу часто я слышала в детстве от матери, а вот про бегемота никогда. Неужели существует такой вариант широко распространенной поговорки? На Руси в древности жили африканские звери?

   — По осколкам плитки, которая тоже от «Брау», и по выводам труб, по их расположению, диаметру, — объяснил Борцов. — «Брау» отличается от всех производителей. Если снять обычный унитаз, итальянский, российский или немецкий, то легко поменять его на другой. Не факт, что каждый подойдет, но из пяти предложенных три точно встанут. С «Брау» это не прокатит — выходы для труб особенные. Если хотите, могу рассказать в деталях.

   — Не надо, — остановила я Глеба Валерьяновича. — Сколько может стоить набор ванна-раковина-унитаз от «Брау»?

   — Там еще биде имелось, — уточнил эксперт. — Танюша, дать ответ на твой вопрос я не могу. Ведь неизвестно, какой была сантехника — белой фаянсовой, никелированной, стеклянной, каменной, покрытой золотом, отделанной с внешней стороны мозаикой, с монограммой хозяина…

   — Ну хотя бы нижняя ценовая планка какая? — не отставала я. — Если взять самое простенькое, дешевое?

   Борцов крякнул.

   — Слово «дешевое» — это не о «Брау». Тысяч пятнадцать евро. Но я называю примерную сумму.

   — Однако круто для простого пекаря Фатеева, — хмыкнул Жданов.

   — Кухня тоже была не простая, — продолжил Борцов. — Я изучил дыры от креплений шкафов и думаю, что там было изделие «Дербо». Эта фирма работает тоже на заказ, использует только массив дерева…

   — Как «Брау», только для кухни? — спросил Роберт.

   — Да. И, предвидя вопрос Тани о цене, могу предположить, что комплект потянул более чем на сто тысяч евро, — продолжил Глеб Валерьянович. — Добавьте сюда эксклюзивные окна, паркет, остатки которого выглядят совсем не дешево, и станет понятно: либо господин Фатеев теневой олигарх, либо дом куплен на его имя для отвода глаз. То есть бывшей обителью колдунов пользовался кто-то, не желавший светиться. И он совершенно точно не чинил там баяны-аккордеоны с прочими музыкальными инструментами. Скажите, Федор Михайлович, кто такие Кудрявцевы? Почему народ их колдунами считает?

   — История с учительницей Марией Алексеевной — правда? — дополнила я.

   — На чужой роток не накинешь платок, а если и набросишь, то без платка останешься, — заявил Дубов. — Разве можно запретить людям чушь нести? Меня самого в детстве бабка пугала: «Не ходи в старый карьер, там ведьмаки живут, загрызут тебя». Я очень боялся и послушался, а вот мой одноклассник Миша Огурцов, назло своей матери, решил пойти. Меня с собой звал, говорил: «Родители дураки, сторожка пустая. Пошли, не дрейфь!» Но я конкретно не хотел с колдуном встретиться и отказался. Мишка меня трусом обозвал и один в Филимоново на велике поехал. А назад не вернулся — его на подъезде к карьеру грузовик сбил. Все сочли это делом рук Чубареки, и даже у самых оголтелых безобразников желание туда бегать как отрезало. Про учительницу Марию Алексеевну я ничего не знаю, но, если фамилию ее подскажете, я в архиве пороюсь.

   — Бабакина, — неожиданно ответил Троянов.

   Даже я, знающая, что Роберт может выяснить любую информацию за пару секунд, поразилась. Компьютерщик тем временем продолжал:

   — Газеты, вот кладезь сведений. Итак, местное издание «Правда рабочего края» за май тысяча девятьсот пятидесятого года, статья «Мракобесие и невежество». Зачитываю текст…

   «Деревню Филимоново несколько дней назад всколыхнуло событие, которое не оставило равнодушной нашу редакцию. Молодая учительница Бабакина Мария Алексеевна погибла во время экскурсии, которую проводила для учащихся первого класса «А» местной школы. Дети и педагог спустились в заброшенный карьер, в котором ранее на протяжении нескольких веков добывали глину, шедшую на производство фарфора Государственной посудной фабрики имени большевика Варягина.

   Во время прогулки Бабакина оступилась, упала, ударилась головой о торчащий из земли камень и скончалась на месте. Перепуганные дети побежали к родителям, а семилетняя Галина Барсукова осталась — ей стало плохо, она потеряла сознание. Ребенка доставили сначала в медпункт, а затем в больницу Свердловска, где провели лечение. Больше двух недель школьница находилась без сознания, но советские врачи, самые лучшие в мире, поставили Барсукову на ноги.

   Наш корреспондент приехал в клинику, чтобы написать о торжестве советской медицины. Только в нашей стране могут бесплатно сделать человека полностью здоровым, в Америке простому рабочему приходится отдавать за лечение ребенка миллионы. Но, к сожалению, жители Филимонова охвачены мракобесием и пребывают в невежестве. Они сообщили нашему корреспонденту следующее.

   Мария Алексеевна возмущалась рассказами детей, которые боялись колдуна, якобы живущего в карьере. Учительница выяснила, что в доме обитает семья Кудрявцевых, чьи предки с незапамятных времен работали сторожами. Когда добыча глины прекратилась, Кудрявцевы остались жить в доме, который построили много веков назад. Сейчас там прописаны восьмидесятилетняя Аграфена Николаевна, ее сын Иван, невестка Раиса, внук Андрей, его жена Наталья и десятимесячный младенец Евдокия. Мария Алексеевна сказала директору школы, что хочет показать детям дом Кудрявцевых, рассказать ученикам, как жили люди раньше, а заодно продемонстрировать, что волшебников на свете не существует. Разрешение на поход было ею получено. Но руководитель учебного заведения и преподаватель проявили халатность — не выяснили, что Аграфена Николаевна давно страдает душевным заболеванием, поэтому неприязненно реагирует на незнакомых людей.

   Бабакина привела детей в карьер, выстроила у крыльца, сама поднялась по ступенькам и постучала в дверь. Аграфена Николаевна находилась в доме одна. Она испугалась, схватила ухват, распахнула дверь и, потрясая им, крикнула:

   — Пошли вон!

   Старуха всегда мерзнет, поэтому зимой и летом одета в душегрейку из овчины мехом наружу, черную кофту и такого же цвета ватные штаны. На голове у больной был платок, который она носит так, как принято у местных бабок: концы косынки закручивают, обвивают вокруг макушки и завязывают. Аграфена Николаевна не очень аккуратно справилась с задачей, «хвосты» платка поднялись над макушкой, напоминая рога.

   Когда бабка в таком виде выскочила на крыльцо, держа ухват, дети перепугались, закричали:

   — Ведьмак нас убьет!

   И бросились бежать.

   Учительница Бабакина, не ожидавшая со стороны обитателей дома проявления агрессии, сделала шаг назад, оступилась, упала, ударилась виском о камень и скончалась.

   Товарищи! Колдунов не существует, есть глупость и мракобесие. В школе, которую посещают дети из Филимонова, Лоскутова, Малиновки, Красного городка и др., проведен урок под названием «Нет суевериям». Аграфена Николаевна Кудрявцева не хотела никому причинить зла, пожилая женщина не в себе. Сейчас она помещена в больницу, где проходит лечение».

   Роберт оторвался от экрана.

   — Я успел порыться в архиве местного загса. Из семьи Кудрявцевых до наших дней в живых осталась только Евдокия Андреевна, которой в детстве сменили фамилию, девочка стала Хвостовой. Она выучилась на швею, сейчас на пенсии, но работает надомницей от фабрики детской одежды.

   — Производство большое, — перебил Троянова глава полиции, — там выпускают распашонки, ползунки, пеленки. Товар недорогой, пользуется спросом. Многие наши бабы строчат их дома. Очень удобно для тех, у кого семья, дети маленькие, — ты не привязана к офису, сама себе хозяйка. Оплата сдельная.

   — Евдокия не замужем, брак никогда не оформляла, детей не рожала, — снова заговорил Роберт. — Жила в доме Кудрявцевых, потом продала его Николаю Фатееву, переехала по адресу: Лоскутово, улица Фестивальная, дом четыре, квартира десять, где и… Упс!

   — Что такое? — встрепенулась я.

   — Хотел сказать «где и живет до сих пор», — протянул Троянов, — ан нет, Евдокия Андреевна скончалась от гриппа. Упокоилась вскоре после наезда на мэра.

   — От чего женщина умерла? — подпрыгнула я. — Можешь найти ее историю болезни?

   — Прогресс проник всюду, — пропел Троянов, бегая пальцами по клавишам, — Интернет тут у них, как в Москве. В смысле, так же виснет. Сейчас нарою…

   — Живет медведь в берлоге, да у него там бочка меда припрятана, а у другого мужика в избе одна паутина, — выдал очередную поговорку Дубов.

   — Роб не хотел вас обидеть, — заговорила Антонина, — он вовсе не считает Лоскутово медвежьим углом. Кстати, в Московской области тоже проблемы с Сетью, она «рваная». Я живу в Обушкове, это всего двадцать километров от МКАДа, так там постоянно Интернет не ловится.

   — Чего обижаться, если мы и впрямь от столицы далеко? — пожал плечами Федор Михайлович. — Ну да и хорошо, в Москве-то надо мной было бы сто начальников, а в Лоскутове только Василий Петрович.

   — Шаров владелец фабрики, никаких постов не занимает, — напомнил Денис, — вот покойный Игорь Семенович Бражкин являлся мэром.

   Дубов прищурился.

   — Лев на виду, слон в тени, как драться начнут, второй первого затопчет. Я из команды Шарова. Вот и все. Уважаю очень и его, и Алевтину Степановну, она у моей жены роды принимала, спасла и супругу, и младенца. Даже если весь город от Шаровых отвернется, я им пироги носить буду. Меня общественное мнение не колышет. Вот дурачье, напридумывали, что Шаров Бражкина машиной переехал, про семейную вражду чушь несут.

   — А разве не было ничего? — спросила Тоня. — Предки Игоря и Василия дружили?

   — Не участвовал в битве — не говори, какая конница там скакала, — нараспев произнес начальник полиции. — Не жил я в древние времена. Бабушка моя разные сказки в уши мне пела, может, и есть в них доля правды. Но покопайся в биографии каждого человека, и непременно найдешь у него деда Соловья-разбойника или Бабу Ягу в тетках. На моей памяти ни разу Василий Петрович на Игоря Семеновича не кидался. Да, чай они вместе не пили, но на празднике города, на балу, я лично наблюдал, как Максим, младший сын Игоря и Каролины, с Олей Шаровой танцевал. И никто из родителей детям замечаний не делал, не растаскивал их. Не в Средневековье живем, ведьм на кострах не жжем.

   — Нашел! — воскликнул Троянов. — Хм, интересная картина вырисовывается. Евдокия Андреевна обратилась к врачу в районную поликлинику, жаловалась на ломоту в суставах, высокую температуру, головную боль, но насморка и кашля не было. Терапевт диагностировал грипп.

   — Я бы сделал то же самое, — ответил Борцов, — все признаки вирусной инфекции налицо. Надеюсь, ей не назначили антибиотики?

   Роберт двинул мышкой.

   — Нет, доктор оказался знающим, прописал антивирусную терапию, велел десять дней принимать по две таблетки, утром и вечером, предупредил, что температура спадет на третий день. Но получилось иначе. У Евдокии начался сильный кашель, ртутный столбик снижаться не желал. Тогда медики решили, что у больной пневмония. Хвостову госпитализировали, нашли бронхит, стали колоть антибиотики. Через день у Евдокии Андреевны зашкалило давление, с утра намерили сто восемьдесят на сто десять, сделали необходимую инъекцию. Но, несмотря на принятые меры, к обеду пациентке стало хуже — двести двадцать на сто двадцать семь, температура сорок. Лекарства, отлично помогавшие другим больным, не работали у Хвостовой. В пять утра Евдокия Андреевна скончалась — сердце не выдержало.

   — Мда, — крякнул Борцов, — встречаются люди, не реагирующие на терапию. Что у нее там в анамнезе? Гипертоническая болезнь, повышенный холестерин?

   Роберт покачал головой.

   — Ничего подобного. Хвостова раз в год проходила полную диспансеризацию, ничего серьезного у нее никогда не находили, давление было сто двадцать на восемьдесят. Евдокия занималась спортом, была членом клуба «Здоровье».

   — Есть у нас такой, — подтвердил Федор Михайлович, — спасибо Светлане Алексеевне Шаровой. Лет двадцать назад ее пригласили в Германию на научную конференцию. Жена Василия Петровича вернулась и сказала: «Изо всех сил постараюсь приучить лоскутовцев к здоровому образу жизни. Европа давно поняла, надо предупреждать сердечно-сосудистые недуги, а не только лечить запущенные случаи». И организовала клуб. Сначала там лекции по питанию читали, показывали, как правильно гимнастику делать. То есть с малого начиналось. Теперь это большой центр. Подчеркну — он бесплатный, существует за счет города. Там фитнес-залы, бассейн, кружки по интересам, работают врачи-диетологи, проводятся занятия с психологом. Моя жена, например, увлеклась ходьбой с палками, у них целый отряд бегает по окрестностям.

   — Так, я продолжу, — остановил Дубова Роберт. — Хвостова из клуба не вылезала, занималась на тренажерах, ходила на йогу, посещала бассейн, состояла в секции моржей, зимой в проруби купалась, придерживалась здорового питания, не ела мясо, сахар, копчености, не курила, не пила.

   — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — хихикнул Денис. — Не помогло тетке ничего.

   Глеб Валерьянович посмотрел на меня.

   — Вирус коварен. Хотя, если учитывать образ жизни Хвостовой, мне тяжесть течения ее болезни кажется странной. Обычно люди, ведущие здоровый образ жизни, легче переносят недомогания. Но мы не знаем, что было у Евдокии Андреевны с генетикой.

   — Роберт, ну-ка глянь историю болезни Фатеева, — велела я. — И заодно медицинскую историю Степана Шарова. Правда, мальчик скончался в одной из больниц Екатеринбурга.

   — Нет проблем, — отозвался Троянов, — я уже влез в базу местной клиники. Николай Витальевич заболел две недели назад и обратился к районному терапевту с жалобами на ломоту в суставах и температуру. Катаральных явлений не наблюдалось.

   Я молча слушала Троянова, остальные тоже не комментировали.

   — Один в один симптомы, как у Хвостовой, — отметила Антонина, едва Роберт умолк. — Но почему мы не знали, что Фатеев умер?

   — Совсем недавно на тот свет ушел, отметка в базе еще не появилась, — стал оправдываться Роберт. — Часто так бывает, могут через неделю и даже позже данные о смерти внести.

   — Ищи меддокументы Степана Шарова, — поторопила я нашего компьютерного гения. — И еще глянь, сколько человек одновременно с Хвостовой и Фатеевым оказались в больнице Лоскутова с аналогичными диагнозами.

   — Есть, мой генерал! — воскликнул Роберт.

   Спустя некоторое время, выслушав в очередной раз Троянова, Иван Никифорович встал и начал ходить по залу.

   — Странная, однако, картина вырисовывается. Степан Шаров умер год назад, а симптомы его заболевания один в один совпадают с признаками инфекции, которая убила не так давно Фатеева и Хвостову.

   — Причем мальчик до этого тоже ничем серьезным не хворал, — подхватил Дубов, — цеплял лишь обычные детские напасти вроде ветрянки. Спортсмен, играл в футбол за юношескую сборную Лоскутова.

   — И, обратите внимание, подросток умер в мае, когда эпидемии в Лоскутове не наблюдалось, местные жители массово отболели в слякотном январе, — подчеркнула Антонина.

   — Но тогда грипп у всех был иным, — дополнил Роберт. — Слушайте, с какими жалобами зимой обращались к врачам люди: температура не выше тридцати восьми, тошнота, рвота, диарея, отсутствие аппетита, потеря веса. В основном народ переносил заразу неплохо, но кое-кто оказался в клинике на капельницах — из-за сильного поноса началось обезвоживание. Смертельных случаев не наблюдалось, все благополучно выздоровели.

   — Совсем не похоже на Степана, — сказал Денис.

   — Вот-вот, и я о том же, — кивнула Тоня. — И что мы имеем? Умирает Евдокия Андреевна, потом Николай Витальевич. О чем это говорит?

   — Кто-то убил Степана Шарова, а затем, спустя год, тем же способом расправился с Евдокией и Николаем, — предложил Жданов.

   — Не стоит пока делать столь далеко идущие выводы, — остановил его Роберт. — Я не имел возможности тщательно изучить ситуацию. Покопаюсь в архиве, вероятно, найду еще случаи заболевания странным гриппом. Единственное, что могу сказать точно: ни в год смерти Степы, ни сейчас эпидемии ни в Лоскутове, ни в прилегающих окрестностях не было, обстановка спокойная. И если в прошлом году, когда Шаров потерял сына, кое-кто подхватил желудочный грипп, то в нынешнем ничего подобного не наблюдалось.

   — Зима была холодной, весна быстрой и теплой, с погодой повезло, а вирус любит слякоть, сырость, — пояснил Борцов.

   Я подошла к стеклянной доске, взяла фломастер и нарисовала кособокий домик.

   — Это сторожка Кудрявцевых. Евдокия Андреевна продала ее Фатееву. Почему? По какой причине она решила расстаться с гнездом предков?

   — Есть ответ! — обрадовался Роберт, глядя на экран. — Сделка регистрировалась со всеми положенными формальностями. Думаю, Хвостову впечатлила сумма, которую ей предложил Николай, — триста пятьдесят тысяч долларов.

   — Сколько? — обомлел Дубов. — С ума сойти! У меня приятель в Екатеринбурге недавно купил четырехкомнатные апартаменты на улице Степана Разина. Две лоджии, четырнадцатый этаж, несколько санузлов, холл, гардеробная, кухня огромная. С мебелью брал и с техникой, а отдал за все сто пять тысяч баксов. И это сейчас, когда цены на недвижимость ополоумели. В тот год, когда Хвостова сторожку продавала, жилье в разы дешевле шло.

   — За сто тысяч долларов в те времена моя знакомая приобрела в Москве в Куркино прекрасную трешку, — заметил Глеб Валерьянович. — Правда, без отделки, голые стены.

   — Сказала кума, что горшок с золотом нашла, да, на ее рваное платье глядя, не верится, — выдал Федор Михайлович. — Где Фатеев такую прорву деньжищ нарыл?

   — Николай являлся подставным лицом, — объяснила я, — ему заплатили за оформление дома на себя. Напомню: его невестка Наташа и Галина Тимофеевна понятия не имеют о том, что он владел мастерской по ремонту музыкальных инструментов. Бабка при мне позвонила вдове, та тоже не в курсе. И что мы имеем? Хвостова по-тихому продает жилье, Фатеев его приобретает и молчит. Много лет никто ничего не подозревал.

   — Ого! — воскликнул вдруг Роберт, не отрывая глаз от компьютера. — Через три месяца после покупки дома колдунов Фатеев приобрел две машины: иномарку и «Жигули», плюс участок под дачное строительство. Все бюджетное. Землю он купил в местечке Сабурово, двенадцать соток.

   — Там кооператив «Медная гора», — тут же объяснил Дубов. — Хорошее место — речка рядом, лес, но не элитное. Многие работники с посудной фабрики в Сабурове дачки построили.

   — Сейчас поглядим, что за «Медная гора», — пообещал Троянов. — Стойте, вот что интересно! Ту иномарку Фатеев продал через семь лет, купил новую. А вот «Жигули» менял раз в год. Последняя приобретенная им машина та, что около дома колдунов нашли в день смерти мэра, в ней сумка Бражкина лежала.

   Я начала чертить от домика стрелки.

   — Думаю, он потратил гонорар, полученный от настоящего покупателя сторожки. Денег ему хватило на хорошую машину и дачу. Но Фатеев регулярно приобретал неизвестному пока нам человеку изделия российского автопрома. Похоже, у подлинного владельца дома Кудрявцевых со звонкой монетой все в порядке.

   Роберт поднял руку.

   — Фатеев пекарь, до появления у него недвижимости в карьере он трудился на муниципальном хлебозаводе в Бажово. Зарплату ему платили смешную, работа тяжелая, в три смены, регулярно приходилось вкалывать ночью. А став официально хозяином сторожки, Фатеев с завода уволился, и больше я никаких его служебных подвигов не вижу.

   — Вроде Николай Витальевич пристроился к частному булочнику, — пробормотала я, — то ли Галина Тимофеевна, то ли Наташа обмолвилась об этом.

   — В Лоскутове я его не нахожу, — отрезал Роберт. — Может, конечно, в другой город ездил, но сомневаюсь, что мужик вообще пахал. Его кто-то содержал, а Фатеев благодетелю «Жигули» регулярно покупал. Кстати, он два раза за время, прошедшее после покупки дома, себе иномарку приобретал.

   — Стойте! Наш хлебопек точно на хозяина не работал! — осенило меня. — Кто разрешит наемному служащему частые длительные отпуска? А Фатеев несколько раз в год ездил к своему приятелю-леснику, жил у него подолгу. Итак. Все было хорошо в течение многих лет, но вдруг — бац! — Игорь Семенович погибает, а автомобиль, принадлежащий Фатееву, с сумкой мэра внутри находят возле мастерской по ремонту гармошек. Вскоре от гриппа умирает Хвостова, потом сам Фатеев, при этом более никто из их ближнего и дальнего окружения вирус не подцепил. Теперь вспомним, что за пару минут до кончины Бражкин говорит с женой, врет ей, будто сидит в офисе и собирается домой. А в действительности он болтает по мобильному, находясь вблизи сторожки. Зачем градоначальник туда покатил? По какой причине лгал Каролине?

   — Брешет Иван, что в поле жнет, а сам в сарае Феклу мнет, — высказался полицейский. — Думаю, Бражкин любовницу завел.

   — Учитывая интерьер сторожки, дорогую сантехнику и кухню, предположение Федора Михайловича вполне реально, — кивнул Иван Никифорович.

   — Василий Петрович обмолвился, что они с Николаем вместе учились, — вспомнила я. — Бражкин ходил в тот же класс и прекрасно знал Фатеева.

   Наш босс подскочил к доске.

   — Предположим, что у мэра Лоскутова была страсть к молодым блондинкам.

   — Распространенное хобби, — усмехнулся Борцов.

   — Нет стопроцентно верных мужей, есть непойманные, — заржал Денис. — Ну пошел мужик по бабам, и что?

   Я села к столу.

   — Ничего, будь Бражкин простым человеком, без политических амбиций. Но он у всех на виду, мэр города как-никак, тут уж надо выбирать, либо красотки, либо карьера.

   — Вот он и скумекал, как и медведя не убить, и шубу из его шкуры сшить, — пробасил Дубов. — Купил сторожку, отделал ее и начал туда бабенок водить. Место гениально выбрал: народ в Лоскутове суеверный, про колдунов-болтунов Кудрявцевых даже младенцы знают, никто в карьер не сунется. А для тех, кто все же туда полезет, на доме висит вывеска про ремонт гармошек. Прочитает ее человек и уйдет.

   — Да, — согласилась я, — похоже, все было продумано. Если идти от пустыря, как шла я, то сначала придется спускаться по почти разрушенной лестнице. Там не всякий пролезет, я регулярно занимаюсь спортом и то пару раз чуть не грохнулась. Когда очутилась внизу, увидела здоровенную яму, которую не могла перепрыгнуть, я ее преодолела с помощью нашего волшебного моста.

   — Это что такое? — удивился Дубов.

   — Потом объясню, — отмахнулась я. — С трассы дорога к бывшей обители колдунов не видна, надо точно знать, что она есть, тогда попадешь на проселок. Теперь понятно, почему его не до конца щебнем засыпали. Надо же, домик спрятали, как логово диверсанта. И, создавая интерьер, позаботились, чтобы посторонний любопытный взгляд внутрь не проник. Окна там, судя по следам на стенах, изнутри закрывали жалюзи. На гармошках сейчас практически никто не играет, клиенты в мастерскую не рвались. Да и не знали о ней люди.

   — Глупо, — буркнул вдруг Жданов. — Зачем богатому человеку жилье с плохой репутацией? Он может приобрести любой дом в приличном месте, квартиру в новостройке, таунхаус…

   — Ты всерьез это спросил? — поразилась я. — Наоборот, место выбрано гениально. Бражкина все в Лоскутове прекрасно знают. О какой квартире в новостройке может идти речь? Игоря Семеновича сразу вычислили бы соседи. Известна гражданам и машина мэра. Проскочит он незаметно в здание, а местные кумушки увидят дорогую иномарку с мигалкой и начнут удивляться: «Зачем градоначальник к нам прибыл?»

   — Синее ведерко легко снять, — возразил Денис.

   — И номера скрутить? — прищурилась Антонина. — Небось они у мэра красивые.

   — Ноль, ноль, один, — уточнил Дубов. — У Каролины ноль, ноль, два.

   — А у сыновей последние цифры три, четыре, пять, — без тени улыбки сообщил Роберт. — Хорошо быть хозяином Лоскутова.

   — К тому же к сторожке никто близко не сунется, ведь самый главный сдерживающий фактор — это страх, — продолжала я. — Местный люд суеверен, с детства слышал сказки про Чубареку, колдунов. Жива и здравствует Галина Тимофеевна, которая, полагаю, всем вокруг по сто раз рассказала, как ведьма учительницу убила и ее саму чуть жизни не лишила. Мне эта история была доложена со смакованием. И вспомним еще полицейского Юрия. Молодой парень, носит форму, но водяного боится.

   — Хорошая версия про любовное гнездышко, — протянул Борцов, — но есть и другие. Например, сторожку мог приобрести пока не известный нам человек. Возможно, он (или она) состоит в родственной связи с кем-то из семьи Бражкина. Домик стал его (или ее) любовным гнездышком. Игорь Семенович узнал об адюльтере и приехал в карьер, чтобы застать парочку. У Бражкина есть мать, три сына, две невестки, жена… Может, кто-то из близких шалуном оказался?

   — Хочет дитятко халвы съесть, да бесплатно ее не получить, — возразил Дубов очередной поговоркой. — Триста пятьдесят тысяч гринов за древнюю развалюху, куча бабла на ремонт, постоянно давать деньги Фатееву… Сыновья у Игоря Семеновича не дураки, старший со средним сейчас бизнесом покойного отца рулят, младший ученый, кандидат наук, но таких деньжищ у них нет. Каролина благотворительностью всю жизнь занимается, не работает. Где ей горы баксов взять? Наверняка сам Игорь Семенович там гулял.

   — Или нет. Попробуем зайти с другой стороны, с женской, — подала голос Антонина. — Муж ворочает фирмой, на супругу у него времени не хватает, та сначала обижается, потом находит себе милого друга, человека не бедного…

   — Вы не знаете Каролину, — заспорил Федор Михайлович. — Она из себя королеву корчит, ни с кем из местных не дружит, держится с людьми вежливо, но холодно, отстраненно. Вот Светлана Шарова иная — веселая, добрая. И врач отличный. Если Каролина мужика завела, то он точно не из наших, ей тут, по ее мнению, равных нет.

   — Если человек заводит любовниц, он покупает вторую трубку, — пробормотала Тоня. — Причем регистрирует ее на вымышленное имя, держит ее, допустим, в машине, в гараже, на работе.

   Дубов налил в стакан минералки.

   — Автомобиль, в котором нашли сумку Игоря Семеновича, тщательно обыскали и ничего интересного не нашли. В портфеле деловые бумаги, мобильник был один, лежал разбитый около покойного.

   — Это не исключает наличия второго сотового, — не успокаивалась Антонина, — просто вы его не обнаружили.

   Троянов оторвался от ноутбуков.

   — Есть третий вариант произошедшего, очень простой, тупой, как валенок. Мэр сторожку не покупал, жене не изменял, Шарова на адюльтере не ловил. Он приехал посмотреть на карьер. Район Филимоново стал бурно застраиваться, там нет огромных супермаркетов, которые любил возводить Бражкин. Иногда самое элементарное объяснение бывает правильным. Игорь Семенович изучил план карьера, увидел там сторожку, узнал, что она в частной собственности Фатеева, и приехал поговорить с хозяином. Не знал, что бывший однокашник живет в другом месте, вот и прикатил вечером, чтобы наверняка застать владельца. Дверь ему не открыли, он понял, что в доме никого нет.

   — А зачем вышел к шоссе? — высказала я недоумение.

   Тут Глеб Валерьянович показал на свой телефон на столе.

   — Таня, ты не пробовала из хитрого дома кому-нибудь звякнуть?

   — Хотела вам эсэмэску отправить, но там проблемы с Сетью, — ответила я.

   — Конечно, дом, считай, в яме, — пояснил Роберт.

   — Полагаете, Бражкин направился к проезжей части, чтобы позвонить? — пробормотала я.

   — Вполне вероятно, — кивнул Борцов. — Походил по карьеру, подумал, стоит ли заморачиваться здесь со стройкой, толкнулся к Фатееву, потом решил с кем-то срочно поговорить, понял, что Сеть отсутствует, и отправился к шоссе.

   — Почему он не сел в свою машину, потопал пешком? По какой причине врал жене, что сидит в офисе? Зачем купил дешевый автомобиль на подставное имя? — встал на мою сторону Иван Никифорович.

   — Ну, с тачкой понятно, — ответил шефу Жданов. — Просто не хотел светиться.

   — Почему? — повторил босс. — Какой смысл скрывать свою поездку в карьер, если хочешь построить там супермаркет? Зачем ему вообще другие колеса? У мэра был новейший «Мерседес» с блатными номерами и мигалкой. Бражкин по Лоскутову и окрестностям королем летал. При выезде на трассу работники ГАИ крупного чиновника вмиг узнавали, честь отдавали. И что, человек, долгое время катавшийся на эксклюзивном авто, в котором есть подушки безопасности, коробка-автомат, климат-контроль, кожаные ортопедические сиденья, камера заднего вида и еще куча прибамбасов, вдруг сел в «Жигули»? Представляете его ощущения? Не хочу ругать отечественный автопром, но «десятке» до «мерса» далеко. Роберт, сколько лет Фатеев приобретал продукцию ВАЗа?

   — Пятнадцать, — тут же подсказал Троянов. — Менял колеса раз в год, и понятно, почему — «вазики»-тазики быстро сыпаться начинают.

   — Зачем мэру неприметная тачка? — повторил босс. — Ответ может быть только один: если он шифровался.

   Я раскрыла сумку и вытащила полиэтиленовый пакет.

   — Осматривала место, где было найдено тело Бражкина, и в кустах, чуть поодаль, обнаружила пакетик из магазина «Дорога».

   — Нашла лиса полено, решила, что оно золотое, — хмыкнул Федор Михайлович. — Рядом трасса, народ вышвыривает из машин разное барахло.

   — Нет, — возразила я, — полиэтилен легкий, далеко не улетит, запулят его в окошко — упадет под колеса. К тому же я наткнулась на сей предмет в кустах в укромном месте, он лежал на земле под камнем. Думаю, кто-то зашел в тихий уголок, скажем, пописать приспичило, и имел при себе пакет. Он его положил и придавил булыжником, чтобы не улетел. А потом убежал, забыв о нем.

   — Нелогично, — возразил Денис. — Если так о ерунде позаботился, значит, она была ему нужна. И удрал, ее не взяв?

   — Я о том же подумала, — согласилась я, — мешочек представлял для неизвестного ценность. По какой причине он его оставил? Возможный ответ: увидел наезд на Бражкина и перепугался. Я внимательно изучила обстановку: из тех зарослей хорошо видно проселок, а человека, стоящего в кустах, со стороны дороги не заметить.

   Глеб Валерьянович вытащил из кармана перчатки, открыл мою находку и стал рассматривать содержимое.

   — «Дорога» — это сеть лавок, которые на бензоколонках работают, — внес ясность Дубов. — Там белибердой торгуют: жвачка, конфеты, лимонад, игрушки, газеты, товары для автомобилистов. Ну и кафе открыто.

   — На чеке дата и время, когда неизвестный сделал покупку, — сказал Глеб Валерьянович, — и это был день гибели Игоря Семеновича, незадолго до наезда человек приобрел упаковку мармелада «Куколки», бутылку колы объемом ноль тридцать три миллилитра, шоколад «Слива», мороженое «Ягодка». Говорящий набор.

   — Ребенок, — кивнула Антонина, — скорее всего девочка. Денис, не спрашивай, как я определила половую принадлежность. Мальчик бы купил мармелад, допустим, «Веселые червяки», конфету «Танк» и мороженое «Джеймс Бонд». Не знаю, есть ли в продаже подобный товар, но сомневаюсь, что хоть один маленький мужчина польстится на «Куколки».

   — «Дорога» продает сладкое с изображениями машин на обертках, — сообщил Дубов. — Мой внук, пятилетний Сашка, всякий раз, когда мимо едем, кричит: «Деда, заворачивай, мой альбомчик!» Вот же придумают, чтобы взрослых разорить… Берешь плитку шоколада, а тебе еще тетрадку втюхивают, куда надо вклеивать картинки, что под оберткой лежат, причем непременно разные. Сначала собирательство коллекции легко идет, а под конец — трудно. Сашке надо всего пять штук найти, а ему все повторные изображения попадаются. Прямо извел меня. Родители ему конфеты не покупают, диатез у парня, и у нас с ним уговор: картинку он берет, а содержимое не трогает, матери с отцом о походах на бензозаправку не докладывает.

   — Лучше не приучать малыша врать родителям, — неодобрительно заметила Тоня.

   — И что потом с альбомом делать? — удивился Глеб Валерьянович. — Хранить?

   Антонина засмеялась.

   — Нет, его обменивают на игрушку. Машинку дадут.

   — Ага, за три копейки, — поморщился Дубов. — Легче ее купить, потому как если посчитать рубли, на шоколад выброшенные, то чепухня золотой получается. Но не все так просто. Тачки составляют серию, их двадцать одна штука. Чтобы получить весь набор, необходимо сдать столько же полных альбомов с наклейками. У Саши в садике все дети с ума посходили — носятся с тетрадями, хвастаются, у кого сколько игрушечных автомобилей. Если у тебя один-два, ты жалкий лузер, а тот, у кого десять и больше, лидер.

   — Гениально! — восхитился Глеб Валерьянович.

   — И для девочек подобное есть, — подхватила Антонина. — Смотрите, в пустой упаковке из-под жевательного мармелада «Куколки» лежит картинка. Глеб Валерьянович, можете прочитать, что на обертке написано?

   Борцов взял со стола очки и нацепил их на нос.

   — Произведено на фабрике… срок годности… состав… Ага! «При покупке конфет «Куколки» требуй у продавца бесплатный альбом для наклеек. Заполни его и обменяй на одну из эксклюзивных куколок в прекрасных нарядах. Тот, кто соберет всю серию из двадцати пяти наших лучших в мире малышек, станет участником конкурса «Поездка в Диснейленд». Подробности на сайте».

   — Потрясающе! Тысячи девочек выцыганивают у родителей на бензоколонках конфеты с наклейками. Попробуй отказать ребенку, с которым еще долго вместе ехать, тот ведь станет ныть… Легче купить ему лакомство. А если родители кремень, малыш к дедушке-бабушке на кривой козе подъедет. Наш Федор Михайлович с виду суров, а ради внука на все готов. Небось специально с ним в магазин ездит.

   — Детей воспитывай, внуков балуй, они за тебя твоим детям отомстят, — смущенно пробормотал Дубов очередную поговорку. — Один пока у нас пацанчик, умный, хороший, ну как ему отказать? Придешь домой — в прихожую летит, в карман ручонку сует: «Деда, что ты мне принес?»

   — Наверное, альбомы интересуют детей лет до двенадцати, — предположила я, — у подростков другие пристрастия. Девочка — скорее всего, младшеклассница, воспользовавшись тем, что родители на работе, тайком отправилась на бензоколонку за конфетами. Может, у нее диатез, как у Саши, мать не разрешает есть сладкое и пить колу. Ребенок опустошил у прилавка бутылку, пошел домой, по дороге полакомился конфетами, ну и захотел пописать. Заботливо придавил мешочек камнем, присел в кустиках, а тут Игорь Семенович Бражкин на проселке возник, и на него машина наехала. Девочка перепугалась и убежала, забыв про пакет.

   Денис оперся локтями о стол.

   — Ты, Тань, прямо блокбастер придумала. С чего ты решила, что она убийство видела? Может, раньше ушла? Или с родителями на машине ехала, те ее на обочине ждали?

   — Роберт, посчитай, сколько времени потребуется ребенку, чтобы добраться от бензоколонки до места гибели Бражкина, — попросила я компьютерщика. — Учти два варианта: пешком и на велосипеде. И глянь по карте, куда девочка могла двигаться. Она определенно живет неподалеку.

   Потом я повернулась к Жданову.

   — Наклейка очень ценная вещь, ее ни за что не бросят, даже если она повторная. Картинку принесут в школу и обменяют на недостающую. А эта девочка забыла пакетик, значит, ее явно что-то сильно напугало. Почему я предполагаю, что малышка отправилась на заправку тайком? Объясняю. Если бы она ехала в машине, то незачем брать с собой в кустики пакет с драгоценной наклейкой. Его можно было оставить в салоне. Далее, допустим, что школьница шла пешком вместе с мамой. Тогда почему не отдала ей пакет, когда села пописать? А мешочек лежал на земле под камнем. Нет, малышка находилась там одна.

   — На месте эксперты работали. Наши ребята не заметили пакет? — расстроенно протянул глава лоскутовской полиции.

   — Вероятно, его почти полностью закрывал булыжник, — деликатно пояснил Борцов. — Случается порой, что улика ускользает от внимания специалиста.

   — Плохо искали, работали спустя рукава, поленились в лесу пошарить, — безжалостно заявил Иван Никифорович. — Ваши сотрудники, Федор Михайлович, накосячили, я бы их уволил. Татьяна же предельно внимательна, она профессионал высокого класса.

   Я решила оправдать незнакомых оперов.

   — Мне просто повезло. Отошла в сторонку, начала осматривать местность, увидела нечто смахивающее на пещеру, заглянула за куст…

   — Ну ты молоток! — восхитился Жданов. — Мне б в голову не пришло туда полезть.

   Роберт кашлянул, Глеб Валерьянович усмехнулся, а я смутилась. Опытные коллеги поняли, по какой причине я оказалась в укромном местечке. Борцов решил перевести беседу в иное русло.

   — Большое везение в другом — улику дождь не испортил, она пролежала не один день и сохранилась.

   — Под пакетом был плоский камень, — пояснила я, — а сверху довольно крупный булыжник, полностью его закрывавший, я случайно уголок заметила.

   — Давно не было ливня, — вздохнул Федор Михайлович, — сушь стоит, потому и сохранился.

   — Вот и хорошо, — кивнула я. — Завтра Роберт поищет сообщения о тех, кто умер, подцепив ту же болячку, что Степан Шаров, Николай Фатеев и Евдокия Хвостова. Кстати, Роб, на кого зарегистрирована могила последней?

   — Моментумо… — отозвался Троянов.

   — А Жданов с утра пошляется по городу, — продолжала я. — Он у нас гений по части общения. Денис, зайди в кафе, поболтай с разными людьми, послушай местные сплетни, узнай, что народ про смерть Игоря Семеновича говорит, порасспрашивай о семьях Бражкина и Шарова. Авось чего полезного и выудишь.

   — Нашел! — воскликнул Троянов. — Кипяткова Элеонора Борисовна, адрес тот же, что у Хвостовой, только квартира не двадцать девять, а тридцать. Ближайшая соседка.

   Я обрадовалась.

   — Она, похоже, была подругой покойной. Ведь посторонний человек не станет оформлять на себя захоронение. Тоня, ты отправишься к Кипятковой и тщательно ее расспросишь. А я попробую найти девочку.

   — Трудная задача, — отметил Иван Никифорович.

   — Дурак иголку в стоге руками нашаривает, умный человек сено через рядно протрясет, — выдал очередную народную мудрость Федор Михайлович.

   — Могу эту задачу упростить, — сказал Роберт. — Тань, от бензоколонки до места обнаружения тела Бражкина девочке лет семи-восьми идти минут пять-десять, на велике докатить, конечно, быстрее. И я вроде знаю, где она живет. Если пройти по шоссе вперед, то слева будет проселок, ведущий к населенному пункту под названием Безбожное. Скорее всего, малышка оттуда.

   — Точно, я видела на трассе щит-указатель, — вспомнила я.

   — Гнилая слободка, — поморщился Дубов, — моя головная боль. Там несколько бараков. Возвели их сто лет назад для рабочих, которые в карьере пахали. Во время Отечественной войны, когда на Урал беженцы из Москвы и других городов прибыли, их разместили в тех спешно отремонтированных строениях. В сорок седьмом году большинство народа домой вернулось, и древние постройки снести хотели. Они уже в те времена для жилья непригодными считались: коридорная система, туалет во дворе, общая кухня. Коммуналка без элементарных удобств. Но почему-то бараки остались. В семьдесят восьмом начали шоссе строить, и тогда вселили в них дорожных рабочих. У них вахтовый метод был: две недели трудились, две — дома. Трассу прокладывали не один год, в восемьдесят девятом законсервировали — денег не хватило, а в две тысячи первом работы возобновили, и через семь лет магистраль наконец-то полностью закончили. Теперь красота, свистят по ней машины туда-сюда, через Лоскутово сквозного проезда нет. Раньше-то дальнобойщики из Сысерта в Красноуфимск по городу неслись. В две тысячи девятом бараки снова разобрать решили, но воз и ныне там. Сейчас в общагу выселяют за коммунальные долги. Злостных неплательщиков отправляют в Безбожное. Ясно, какой там контингент? Пьяницы, лентяи, наркоманы…

   — Не очень удачная мысль селить маргиналов в одном месте, — поморщился Иван Никифорович, — большое гнездо для тех, кто способен на преступление, вить не стоило.

   — Лучше их среди нормальных людей оставлять? — прищурился Дубов. — Чтобы в подъездах гадили, у соседей воровали?

   Тарасов разозлился.

   — День прошел, а мы далеко не продвинулись. Я беседовал с Ириной Федоровной, матерью Игоря Семеновича. Она про сына только самое хорошее рассказывала — тот просто ангел с крыльями был, никаких сложностей с ним не возникало даже в детстве. Идеальный человек — заботливый, щедрый, обожал жену, сыновей, внуков, к невесткам как к родным дочерям относился, о жителях Лоскутова радел словно о собственных детях… Ну что ж, если всем на завтра задачи ясны, давайте заканчивать. Я от запаха табака одурел, кондиционер не помогает, только дым туда-сюда гоняет.

   Над моим номером реял красный флаг с серпом и молотом, а на двери висела табличка «СССР. Эх, хорошо в стране советской жить!»

   Я открыла дверь, пошарила по стене и нажала на выключатель. Под потолком вспыхнула трехрожковая люстра. Ну и ну! Я словно на машине времени переместилась в годы своего детства. У нас дома на окнах висели точь-в?точь такие же желтые занавески из парчи. Мать купила их у какого-то мужика из МИДа, постоянно летавшего то ли в Сирию, то ли в Ливан. Дядька привозил с местных базаров ткань в рулонах, а москвички ее охотно покупали.

   Правда, иногда возникали казусы. Помню, как мне сшили красное праздничное платье из материала, приобретенного все у того же продавца. Мне обновка совсем не нравилась, но с матерью и бабкой, которые велели облачиться в ужас цвета пожара и идти в нем на свадьбу какой-то дальней родственницы, спорить было бессмысленно. Знаете, что получилось? Я вошла в чужую квартиру и обнаружила: там на окнах висят занавески из той же ткани, что и мой наряд, и ею же обиты кресла со стульями…

   Я стала осматривать номер. Телевизор «Рубин», смахивающий на допотопный сейф. На панели пращура современных лазерных панелей чернела клавиша с надписью «вкл. выкл.». Не удержавшись, я нажала на нее. Неужели динозавр работает?

   Комнату наполнил знакомый голос:

   — Да, именно так. Работа вот-вот начнется.

   На голубом экране появилось изображение Василия Петровича Шарова и незнакомого мужчины. Последний, глядя прямо в камеру, произнес:

   — Вы смотрите программу «День в Лоскутове», у нас в студии Василий Шаров.

   Затем ведущий обратился к владельцу посудной фабрики:

   — А почему вас заинтересовал именно медархив?

   — Перевести в электронный формат необходимо все городские документы, — ответил наш наниматель. — Для бумаг загса и полиции в казне деньги нашлись, а для медицинской отчетности нет. Ее сочли не столь важной. Но это не так, и я принял решение оцифровать данный архив за свой счет и пригласил специалистов. Здание, в котором находится хранилище, аварийное, ценности не представляет, после окончания оцифровки его снесут, сотрудники (а они все женщины-пенсионерки) смогут уйти на заслуженный отдых. Заведующей архивом, госпоже Бундт, девяносто лет, она имеет право спокойно лежать в гамаке на даче, вместо того чтобы рыться в пыльных историях болезни. Представляете экономию для бюджета города? Не надо платить зарплату коллективу, тратить деньги на содержание и ремонт здания. Оцените и удобство для врачей. Нужно доктору что-то узнать о здоровье пациента, чтобы правильно его лечить, он компьютер включит и на раз информацию получит. Сейчас же надо запрашивать эти сведения. Подчеркну: если я стану мэром, то буду правильно управлять финансами. Например, на месте разобранного здания медархива построю бесплатный досуговый центр для жителей нашего города, там будут большая библиотека, клубы по интересам…

   — Это хорошо, — перебил журналист, — но как с соблюдением врачебной тайны? Если любой человек через ноутбук сможет просмотреть истории болезней…

   — Кто вам сказал, что любой? — заспорил Шаров. — Пароль, регистрация…

   Я выключила телевизор, увидела кровать со спинкой из никелированных прутьев, к которым были привинчены металлические шарики, и села на нее. Господи, она же с панцирной сеткой!

   У окна громоздился двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, на котором лежало толстое стекло, слева чернел телефон с наборным диском и трубкой на витом шнуре. На стене висел ковер с изображением мишек в сосновом бору, на полу лежал темно-коричневый синтетический палас, мечта советской хозяйки. Я чуть не зарыдала от умиления. Моя бабка, всю войну просидевшая в эвакуации в каком-то тихом месте, ухитрилась после победы получить звание ветерана, а с ним и все полагающиеся льготы. И в один прекрасный день она притащила домой палас, близнец того, на котором сейчас я стояла. Это был единственный случай на моей памяти, когда отец и мать кинулись целовать старуху.

   В дверь постучали.

   — Войдите! — крикнула я и увидела шефа.

   Иван Никифорович снял пиджак, остался в рубашке с коротким рукавом и мятых льняных брюках, а на его ногах красовались странные сооружения, похожие на вьетнамки, но на высокой деревянной платформе.

   Громко стуча подошвами, Тарасов сделал пару шагов и присвистнул:

   — Твой номер смахивает на нашу старую дачу, только кресла-качалки не хватает.

   — Что у тебя на ногах? — удивилась я.

   — Тапки, — вздохнул Иван и покачнулся.

   — Удобные? — усомнилась я.

   — Вовсе нет, — признался шеф. — Еле-еле по коридору протопал, раз пять мог навернуться. И грохочут нещадно.

   — Зачем купил эту ерунду? — укорила я начальника. — Хочешь, дам одноразовые?

   — У тебя есть? — обрадовался босс.

   Я открыла сумку и вытащила шлепанцы.

   — Держи. Мастер по маникюру, моя тезка, всегда дарит мне несколько упаковок, говорит: «Полетишь в командировку, скажешь Красновой спасибо, ведь далеко не во всех отелях тапки предложат».

   — Передай от меня доброй женщине мерси, — простонал шеф, меняя обувь. — Маловаты чуток, но сойдут. Фу… Представляешь, меня поселили в номере «Япония» — повсюду циновки, стол еле-еле над полом возвышается, под голову на лежанке полагается три деревянных бруска. Как на них спать? Они тут что, вообще о клиентах не думают? Увлеклись дизайном, а на то, как постояльцы будут себя чувствовать в их креативных интерьерах, им плевать. О, зато у тебя целая гора нормальных подушек, штук восемь, и все в кружевных наволочках.

   — Забирай, сколько хочешь, — милостиво разрешила я.

   — Вот спасибо! — обрадовался Иван. — Может, еще одеяльце лишнее найдется? На моей, так сказать, кровати в качестве оного лежит какая-то пеленка размером с носовой платок.

   — Может, это полотенце? — засмеялась я.

   — Нет, — грустно возразил шеф, — в ванной висит нечто, смахивающее на холщовый мешок, только без дна, который, похоже, и выполняет роль полотенца.

   Я открыла трехстворчатый шкаф, вытащила синее байковое одеяло, встряхнула его и протянула Ивану.

   — Пожалуйста. Обрати внимание на штемпель со словом «ноги». Наверное, этот край должен прикрывать нижние конечности.

   — Где владельцы гостиницы раздобыли эти раритетные вещи? — поразился босс. — На барахолке? Слушай, у тебя случайно нет таблетки от головной боли?

   — Аспирин не помогает? — уточнила я. — Мы же днем упаковку купили.

   — Прекрасно действует, — заверил Иван.

   — Ну так выпей еще одну таблетку, — посоветовала я. — С момента, когда мы приобрели лекарство, прошло уже много времени. Хотя, наверное, лучше уточнить у Глеба Валерьяновича, через сколько часов можно повторно глотать препарат.

   — Я все съел, — после небольшой паузы признался Тарасов.

   Я подумала, что ослышалась.

   — Прости, что ты сделал?

   — Аспирина нет, — уточнил Иван Никифорович. — Таблетка расчудесно действовала первые пятнадцать минут, а потом боль опять возникала, приходилось новую пилюлю в воду бросать.

   — В упаковке было двадцать штук! — испугалась я. — Как ты себя чувствуешь?

   — Нет, десять, — возразил Иван. — Голова трещит, везде дымом пахнет и хочется в кого-нибудь табуреткой запустить. Прямо руки чешутся! Еле-еле сдержался, когда на совещании Дубов очередную поговорку выдал, уже за стул схватился, но подавил желание.

   — Это из-за того, что ты отказался от курения.

   Я на всякий случай отступила на пару шагов. В моем номере полно тяжелых предметов, например, телефон на столе, телевизор, нужно соблюдать осторожность.

   — Не корчи из себя доктора! — огрызнулся босс. — И ты не права, курить мне совсем неохота, моя сила воли за один день победила никотиновую зависимость. Просто я испытываю потребность придушить одного из окружающих меня дураков. При чем здесь мое решение не прикасаться к цигаркам, а? Отвечай немедленно!

   — Что ты заказала? — спросил Иван, садясь в кресло, накрытое накидкой из ковровой ткани.

   — У них нет выбора, — ответила я. — Зато ужин и завтрак входят в стоимость номера. Извини, я оставлю тебя на пять минут, руки помою.

   — Конечно, — кивнул шеф и закрыл глаза.

   Я схватила сумку и ринулась в санузел.

   Осматривать ванную комнату времени не было, но краем глаза я заметила, что умывальник эмалированный, а краны точь-в?точь как те, что были когда-то в моей школе, — круглые, белые, с надписью «хол.» и «гор.».

   Руки мыть я не собиралась, вытащила полученный от аптекаря «Антиникотиновый набор» и принялась его изучать. Первым попался пакет с надписью «Свечи, облегчающие отвыкание от курения. Быстро тают, имеют приятный аромат ванили». Я вскрыла упаковку и увидела десять штук белых столбиков чуть меньше обычных свечек. Из их заостренных концов не торчало ничего похожего на фитиль, наверное, это новомодный вариант, который горит безо всяких веревок. Я понюхала одну свечку, от нее действительно веяло ароматом кондитерской специи. Так, если я зажгу ее, шеф ничего дурного не заподозрит, многие женщины обожают живой огонь. Отлично. Что там еще?

   Я вытащила сверток с этикеткой «Штоки со вкусом перца. Избавляют от агрессивности, вспышек ярости, успокаивают, обеспечивают хороший сон». Ну просто то, что доктор прописал! В свертке из плотной бумаги оказалось нечто, смахивающее на сладкую соломку: темно-коричневые твердые круглые палочки. Я осторожно отгрызла от одной небольшой кусочек и тщательно его разжевала. Вкус перца ощущался слабо, еда была пропитана каким-то растительным маслом. Никогда не пробовала ничего подобного, но слопать можно. Надеюсь, мне удастся убедить Ивана схарчить пару этих штоков. Интересно, почему они так называются?

   Неожиданно в ушах зазвенел сердитый голос моей учительницы немецкого языка Ядвиги Стефановны:

   — Сергеева, ленивее тебя только мыши в подвале! Опять не выполнила задание! Останешься после уроков и напишешь сто раз слово «шток». Для твоего сведения, «шток» — это палка. И нечего губы кривить, не вздумай плакать. Потом, во взрослой жизни, спасибо мне скажешь за то, что я безалаберную девчонку заставила существительное «шток» выучить. Оно тебе в жизни понадобится.

   Спасибо, Ядвига Стефановна, наконец-то мне пригодился ваш урок! Пусть кто-нибудь теперь объяснит, по какой причине товар, который, если верить информации на упаковке, производит Нижнебаландинский комбинат химической промышленности, носит название «шток». Почему не написать просто: «Палочки со вкусом перца»? Мы ведь живем в России!

   Танюша, не отвлекайся, сейчас принесут ужин, нужно быть во всеоружии. Что еще есть в наборе? Ага, пластиковая бутылочка с надписью «Соль Живительная. Используйте по мере необходимости». Ну с этой специей просто, ее надо подсыпать в еду. А еще у меня есть ириски, предложу их Ивану на десерт.

   Навесив на лицо улыбку, я выскочила из ванной, и в ту же секунду раздался стук в дверь.

   — Кто там? — спросил Иван.

   — Ужин, — ответили из коридора.

   Босс вскочил с кресла и открыл створку.

   — Добрый вечер, товарищи и самураи, — произнес одетый в черный фрак мужчина, — ваша вечерняя трапеза доставлена. Где желаете ее сервировать? Здесь или в номере «Япония»?

   — Тут, — ответила я.

   — Предполагаете вкушать еду за столом или в постели? — продолжал официант. — В ванной?

   — За столом, — выпалила я.

   Лакей исчез в коридоре.

   — А где еда? — заморгал Иван.

   Из коридора донесся грохот и тихий вскрик. Мы с шефом бросились на звук. Мужчина во фраке держал в одной руке складной столик, а в другой поднос с тарелками, накрытыми никелированными крышками, рядом стояла каталка.

   — Прошу меня извинить, — загудел официант, — я палец прищемил. Сейчас разложу обеденную мебель, которая вносится в номер «СССР» для подачи еды.

   — Просто вкатите тележку, — попросила я.

   — Вы уверены? — удивился работник ресторана.

   — Да, — кивнула я. — Запаркуйте ее между креслами.

   — Как пожелаете, — согласился лакей, прислонил стол к стене, поставил поднос на каталку и ловко втолкнул ее в мой номер. — Плиз! Ужин для дамы из «СССР»…

   Парень сделал многозначительную паузу и поднял крышку одной тарелки.

   — Сосиски с зеленым горошком. А также по два куска белого и черного хлеба, порция сливочного масла, чай грузинский тридцать восьмой номер с сахаром, булочка с корицей.

   — Обалдеть! — выпалила я.

   — Вы сразу заметили фишку, — улыбнулся официант, — а ведь не все ее распознают. Мы скрупулезно придерживаемся концепции номера, еда соответствует эпохе и стране. Ужин у вас прямо как в СССР. И обратите внимание на столовые приборы.

   — Гнутые алюминиевые вилки, чайные ложки и никакого ножа, — усмехнулась я, — сосиски придется рвать зубами, а горошек закатывать на вилку пальцем или корочкой хлеба.

   — О! Вы забыли! — расстроился официант. — Как в советских столовых можно было получить ножик?

   — Его следовало попросить на кассе! — воскликнул Иван.

   — Плиз… — расплылся в улыбке лакей и протянул мне нож. — Мы за аутентичность. А для вас, самурай, традиционный ужин японца.

   — Да ну? — испугался Иван. — И что они любят?

   — Салат из морской капусты с ореховым соусом, суши, печенье из рисовой муки, зеленый чай с жасмином, — огласил меню работник ресторана.

   — А можно мне тоже сосисочки? — жалобно попросил шеф. — Терпеть не могу азиатщину.

   — Для каждого номера своя подача, — уперся парень во фраке.

   — Уносите мой ужин, дайте меню, — потребовал шеф.

   — Еда входит в стоимость номера, — напомнил официант.

   — И фиг с ней, — начал злиться Иван. — Где карта блюд?

   — За горячее на заказ придется платить отдельно, — предупредил официант.

   — Хорошо, — сквозь зубы процедил шеф.

   — Но кухня уже закрыта, — заблеял лакей, — заказать блюдо можно только до десяти вечера.

   Босс покраснел.

   — Обожаю суши, а салат из морской капусты моя любимая еда, — затрещала я. — И печенье из рисовой муки — полный восторг. Иван Никифорович, давай поменяемся? Ненавижу сосиски, от зеленого горошка я покрываюсь прыщами, да и булочка с корицей мой враг. С таким весом выпечка для меня под запретом.

   — Отлично! — обрадовался босс.

   — Суши, похоже, из неочищенного риса, — удивилась я, рассматривая то, что мне предстояло съесть, — никогда не пробовала подобные, крупа всегда была белой, а эта коричневая.

   Официант опустил глаза.

   — Лоскутово, увы, не Москва и не Токио, были перебои с зерном. Наш повар сделал блюдо из гречки.

   — Необычненько… — пробормотала я, внимательно изучая комки. — А что в качестве начинки? Угорь? Вроде здесь белое мясо и какие-то зеленые вкрапления.

   — Огурец, — подсказал лакей. — С овощами у нас проблем нет, они местные, экологически чистые, а вот с угрем напряженка. Сегодня его нам не поставили. Поэтому использован буртыкач.

   — Кто? — заморгала я.

   — Буртыкач, — повторил официант. — Лоскутовская с древности всем известная белая рыба. Не сомневайтесь, наши сотрудники ее в обед в речке за гостиницей выловили. Водоросли из того же водоема, свежайшие, нарвали их в районе полудня. Пшенная мука для рисовых печенин прекрасного качества, зеленый чай из оранжереи отеля, выращиваем сами. Цветы жасмина оттуда же, никакой химии. Разрешите уйти? Когда закончите ужинать, вытолкните тележку в коридор.

   Пшенная мука для рисового печенья? Великолепно! Но вслух удивляться не стоит.

   — Да, да, спасибо, до свидания, — скороговоркой выпалила я. — У вас есть спички? Оставьте их нам.

   — Уверена, что хочешь полакомиться ноу-хау из ядрицы с неведомым обитателем местных вод по кличке буртыкач? — спросил Иван, когда лакей ушел.

   — Конечно, — соврала я, — обожаю гастрономические эксперименты и всегда вожу с собой специи. Как ты относишься к свечам? Можно я зажгу их?

   — Давай, — кивнул Иван.

   Я переложила рисовые печенюшки из пшенной муки на бумажную салфетку, взяла зажигалку, оставленную официантом, оплавила нижний конец свечек, укрепила их на блюдечке и попыталась поджечь заостренный конец. Пламя не вспыхнуло, но белый столбик начал медленно таять, в воздухе отвратительно завоняло.

   — Волшебный запах, — неожиданно заявил шеф. — У тебя прекрасный вкус, ты выбрала восхитительный аромат.

   У меня от исходившего от свечи смрада запершило в горле и зачесалось в носу, но ради спокойствия Ивана Никифоровича я была готова на подвиг и не сделала попытки выбросить источник зловония.

   Шеф втянул в себя воздух и схватил вилку.

   — Наслаждение!

   Я ликовала. Аптекарь не обманул, антиникотиновый набор работает! Иван, счастливо улыбаясь, принялся за сосиски. Отлично, теперь для закрепления результата применим штоки.

   Я протянула боссу палочку.

   — Попробуй!

   Начальник взял угощенье, откусил, пожевал, проглотил и промямлил:

   — Ничего. Оригинально. Это хлеб?

   Стараясь не дышать, я сказала:

   — Сухарики. Специально для сосисок.

   Мерзкие свечи тем временем продолжали плавиться, издавая амбре хуже, чем помойка летом. Тарасов взял блюдечко, на котором таяли свечки, и поднес его к самому носу.

   — Оооо! Как называется этот чудесный ароматизатор? Где ты его купила?

   — В Интернете, — в очередной раз солгала я, — адрес не помню.

   — Найди, пожалуйста, — попросил шеф, — поставлю их у себя в кабинете.

   — Съешь еще палочку, — сладко пропела я, — с сосисочкой.

   — Что-то она как-то… не того… не особенно мне нравится, — попытался сопротивляться босс.

   Но я проявила настойчивость.

   — Пожалуйста! Ну, за маму… за бригаду… за успешное завершение дела… заедай сосиской… ням-ням…

   — Она не соленая, — пожаловался начальник, старательно жуя очередную темно-коричневую фиговину.

   — Отлично! — обрадовалась я и вытащила соль под названием «Живительная». — Нужное всегда при мне.

   — Не предполагал, что ты такая предусмотрительная и хозяйственная, — одобрительно заметил Иван Никифорович.

   Я потрясла бутылочкой над тарелкой Тарасова, но из мелких дырочек ничего не посыпалось.

   — Отсырела, — предположил он. — Дай-ка сюда…

   Тарасов взял упаковку, отвинтил пластиковую крышечку, полез внутрь ножом… По комнате поплыл запах, гаже, чем от свечи, к аромату помойки добавился букет из тухлых яиц и засорившейся канализации.

   — Потрясающе! — в восторге простонал босс. — С чем соль? С черным трюфелем?

   Чтобы не отвечать, я быстро запихнула в рот суши. Гречка оказалась переваренной, этакая холодная размазня, а буртыкач напоминал… Сравнения у меня не нашлось. До сегодняшнего дня мне никогда не попадалось ничего, столь же неописуемо мерзкого. Чтобы заглушить вкус яства, я зачерпнула салат из водорослей и судорожно начала его жевать.

   Никто из вас в детстве не пробовал слопать кувшинку, растущую на пруду? Помнится, меня десятилетнюю мать один раз летом отправила на каникулы к дальней родственнице в деревню. Местные ребята решили подшутить над москвичкой, дали мне белый цветок на толстом стебле и завели песню:

   — Вкуснее ничего на свете нет, это наше любимое лакомство.

   Чтобы не обижать бедных сельских детей, никогда не евших ничего слаще морковки, я, передергиваясь от отвращения, жевала угощенье до тех пор, пока баба, шедшая мимо с ведром, не заорала:

   — Чего творите, ироды? Решили над городской дурочкой поиздеваться? Девочка, не ешь гадость!

   Сейчас я вновь ощутила во рту вкус того самого растения. И, забыв о манерах, кинулась в ванную, где выплюнула «амброзию» в унитаз, а потом старательно почистила зубы. А вернувшись в комнату, увидела шефа на кровати.

   — Иван, ты спишь? — тихо спросила я, подходя к нему.

   Он не ответил, не открыл глаз, не пошевелился.

   Я испугалась, схватилась за мобильник, набрала номер Глеба Валерьяновича, потом Антонины, Роберта, Дениса… Никто не отвечал. Видимо, члены бригады, устав за долгий день, крепко спали. Я сняла трубку телефона на столе и покрутила диск.

   — Доброе утро… простите, вечер, — откликнулся сонный голос, — рецепшен. Что желаете?

   — У вас есть врач? — воскликнула я.

   — Имеется аптечка, — пробормотал администратор, — йод, бинт, зеленка. Что случилось?

   Я посмотрела на Ивана Никифоровича.

   — Мой приятель заснул.

   — И что? — Голос наполнился удивлением.

   Иван Никифорович вдруг громко всхрапнул. Его щеки стали розовыми, он зачмокал губами и повернулся на бок.

   — Ничего, — пробормотала я, кладя трубку на аппарат.

   Наверное, не стоит нервничать из-за того, что шефа подкосила усталость и он занял мое спальное место. Я же могу пойти спать в его номер. Это отвратительный «аромат» усыпил Тарасова? Или так подействовали штоки? Я потрясла Ивана, но он никак не отреагировал. Мне стало тревожно, на душе заскребли когтями дикобразы. Вдруг у шефа аллергия? Или я поступила неправильно, заставив его одновременно нюхать и жевать гадость? Надо срочно проконсультироваться с тем старичком-аптекарем. Где его визитка?

   Бумажка нашлась в сумке, я набрала номер и услышала бодрый баритон:

   — Григорий Николаевич Фролов, провизор, на проводе. Чем могу помочь?

   — Простите за поздний звонок, — смутилась я.

   — Для медика понятия времени не существует, — отрезал дедок. — Кто вы? Не узнаю по голосу.

   Я начала издалека:

   — Сегодня днем я приобрела в вашей аптеке «Антиникотиновый набор». Еще вы подарили мне ириски…

   — Добрый вечер, душенька, — обрадовался старичок, — я всегда запоминаю красивых женщин. Так в чем проблема? Ваш любовник разозлился из-за отсутствия курева? Используйте то, что купили, прекрасно помогает.

   — Мой босс, — сильно выделив голосом второе слово, продолжила я, — категорически против, как он говорит, «костылей», считает, что только слабовольный субъект использует пластыри и прочее.

   — Ох уж эта молодежь… — неодобрительно сказал Григорий Николаевич. — Ну ничего, у вас есть секретное оружие, имя ему женская хитрость.

   Я засмеялась.

   — Уже воспользовалась им: зажгла свечи из набора, сказала, что люблю огонь. Правда, пламя не появилось, воск просто стал таять.

   Фролов вдруг закашлялся.

   — Пахло противно, — продолжала я, — но Ивану Никифоровичу понравилось.

   — Ага, — протянул провизор.

   — Затем я его накормила штоками с перцем.

   — Накормила? — спросил провизор. И повторил: — Накормила?

   — Сказала, что это сухарики, — хихикнула я. — Шеф ел палочки неохотно, пытался отказаться, но не на такую напал, я впихнула в него все содержимое упаковки.

   — Все? — эхом отозвался Фролов. — Вроде там десять штук!

   — Восемь, — уточнила я. — С сосисками хорошо пошли.

   — Ммм… — раздалось из трубки.

   — Соль боссу тоже по душе пришлась, — неслась я дальше, — правда, она слиплась, но Иван Никифорович отковырнул хороший кусок, положил на зеленый горошек и с удовольствием съел.

   — Да что вы говорите… — протянул собеседник.

   — Потом я пошла в ванную, отсутствовала минут пять, не больше. А когда вернулась, обнаружила босса лежащим на кровати. Он дрыхнет! Храпит даже! Теперь вопрос: это нормально, что человек, употребивший ваш прекрасный набор, в одну секунду уплыл в царство Морфея? Еще меня интересует, можно ли его разбудить. Или лучше оставить спать до утра? Почему-то я разволновалась. Извините, если зря вас побеспокоила.

   — Что вам сказать, душенька… — пропел Григорий Николаевич. — Прежде всего, позвольте дать совет. Всегда, собираясь использовать БАД и вообще любой препарат, внимательно читайте инструкцию. В ней, как правило, подробно описан способ применения. Если доктор прописал какие-то таблетки, тщательно запишите его указания, не думайте, что пилюли можно глотать как попало. Ведь одни лекарства принимают до еды, другие после, это принципиально важный момент…

   — В наборе не было инструкции, — остановила я распевавшего соловьем провизора.

   — Была.

   — Нет!

   — Была!!

   — Нет!!! Только этикетки на пакетах со свечами, палочками и на баночке с солью.

   — Душенька, возьмите коробку из-под набора, — попросил собеседник.

   Я сбегала в ванную и притащила упаковку.

   — Откройте, — попросил дед, — гляньте на внутреннюю сторону крышки. Что вы видите?

   — Ой, тут бумажка! — поразилась я. — Но я ее раньше не видела. Как она туда попала?

   — Ангел мой, вы ее просто не заметили, что естественно для красивой девушки, — дипломатично сказал Григорий Николаевич, — поэтому и случилось… кха… кха… небольшое недоразумение.

   — Что не так? — занервничала я.

   — Свечка, которую вы зажгли, предназначена не для освещения помещения, — зажурчал Фролов.

   — Так я и решила, — перебила я его. — На упаковке написано: «Облегчают отвыкание от курения, имеют приятный аромат ванили». Ежу понятно, что свечи издают запах, который поможет при отказе от курения.

   — Солнышко, эти свечи не жгут, — пробормотал провизор, — они анальные, вставляются в задний проход на ночь. Неужели вас не удивило отсутствие фитиля?

   Потрясенная, я на секунду замерла с открытым ртом, потом выпалила:

   — Зачем в попе запах ванили? И свечи здоровенного размера!

   — Дружочек, сей вопрос следует задать производителю, — заметил Фролов. — Сейчас ведь все ароматизируют. На кой ляд, например, банановая отдушка горчичникам, которые в мою аптеку на днях поступили? Ну, наверное, чтобы с больного человека побольше денег содрать. Не переживайте, запах свечки не губителен. А насчет того, что они большие… Душенька, там есть деления, их отламывают. Все это в инструкции объяснено.

   Я не нашлась, что ответить, а провизор продолжал:

   — Вот штоки как раз одоратор.

   Я схватилась рукой за письменный стол.

   — Палочки… что?

   — Ангел мой, главное — спокойствие. Нервное возбуждение разрушающе действует на нервную и сердечно-сосудистую системы, — предупредил Фролов. — Штоки ставят в огнеупорную посуду, поджигают, они курятся, их дым способствует расслаблению.

   — Какого черта тогда на них написано «со вкусом перца»? — зашипела я. — Полный и окончательный идиотизм!

   — Ну-ну, дружочек, спокойнее, — попросил Фролов. — Дураки встречаются везде. Полно неграмотных людей, для которых слова «вкус» и «запах» одно и то же.

   — Иван съел всю упаковку! — запаниковала я.

   Григорий Николаевич чем-то зашуршал.

   В восемь утра на бензоколонке никого не было. Я показала зевающей продавщице чек и спросила:

   — Не помните, кто делал эти покупки?

   Торговка отреагировала грубо.

   — А тебе что за дело?

   Я вынула бордовое удостоверение.

   — Полиция… — поморщилась тетка. — Так бы сразу и сказали. Тут обычно покупателей лом, все проезжие, вижу их один раз в жизни, лиц не запоминаю, имен не спрашиваю.

   — А если кредиткой расплачивались? — прищурилась я. — Вообще-то положено паспорт требовать.

   — Положено-покладено, — проворчала женщина. — Мне вон два выходных положено и зарплата по пятнадцатым числам. Так отдыхать третью неделю не отпускают. И по этому чеку наличка была.

   — Товар приобрела маленькая девочка, — продолжила я, — ей от восьми до двенадцати лет, собирает альбом «Куколки», вероятно, живет в Безбожном, в бараке.

   Торговка поджала губы, а я говорила дальше.

   — Она была одна, без родителей, пришла пешком или приехала на велосипеде, могла выпить колу и ела конфеты прямо у прилавка. Обратите внимание: стоимость ее покупки двести сорок четыре рубля.

   — И что? — вопросила продавщица. — Я никого не обманываю. Можете на ценники посмотреть и пересчитать. Точно, как в аптеке.

   — Я не подозреваю вас в нечестности, — улыбнулась я, — сразу видно, что вы человек порядочный, аккуратный, внимательный, любите детей, никогда их не обидите. Веду речь о другом. Если дам вам тысячу, а товара возьму на триста целковых, на чеке будет строчка — получена тысяча, сдача семьсот. Так?

   — Конечно, — уже другим, приветливым тоном ответила женщина.

   Я постучала пальцем по ксерокопии кассового документа.

   — А здесь такой позиции нет. Почему?

   — Значит, покупатель ровно отсчитал, копейка в копеечку, — ожидаемо ответила продавщица.

   — Двести сорок четыре рубля, — нараспев произнесла я, — не у всякого такая сумма в портмоне найдется. Большинство людей вытащит три сотни или две плюс полтинник. Вы на чай берете? Может, покупатель дал денег чуть больше и сказал: «Сдачу себе оставьте»?

   — Не откажусь от бакшиша, — усмехнулась тетка, — да никто пока не предлагал. Народ жадный, даже копеечки с блюдечка сгребает, и большинство теперь кредитки сует.

   — Двести сорок четыре целковых, — упорно повторила я.

   — Вспомнила! — подпрыгнула собеседница. — Это была Люська! Точно, она! Ей девять лет, живет в Безбожном с матерью. Верка хорошая женщина, не пьянчуга, не за коммунальные долги выселенная, просто не везет бабе — муж у нее от какой-то болячки умер. Вера дочери запрещает сладкое есть, а Люська сюда прибегает, когда у матери ночная смена, покупает конфеты. Не часто приходит, деньги девчонке редко достаются. В последний раз гору мелочи из карманов выгребла. Как на паперти насобирала, одни монеты высыпала.

   — Дайте мне мармеладных «Куколок» с наклейками, — попросила я.

   — Сколько? — деловито уточнила торговка. — Если хотите альбом собрать, то картинки еще есть в вафлях и коробочках с пастилой.

   — Давайте по пятнадцать штук каждого товара, — решила я. — Получится сорок пять экземпляров для коллекции?

   — Верно. Повторные, конечно, попадутся, но их у меня обменять можно, — оживилась работница заправки, — по рублю штука. Вам за большую покупку подарки положены. За «Куколок» календарь с их фото, за вафли постер с ними же, если его на стену повесить, красиво будет, а за пастилу пенал. Вот если б у вас пятьдесят штук коллекционного товара набралось, я вручила бы вам настоящую куколку в платье. Она подарочная, о ней все девочки мечтают.

   — Тогда добавьте еще пять вафель, — попросила я, — и давайте эту самую вожделенную куклу.

   Несмотря на установленный за полкилометра от населенного пункта щит, поворот к поселку Безбожное я проглядела. В нужном месте на шоссе не было никакого знака, а проселок, засыпанный серым щебнем, оказался неприметным. О том, что мне нужно повернуть направо, я сообразила уже после того, как миновала узкую дорожку; пришлось тормозить и пятиться задом, слыша недовольные гудки проносящихся мимо машин.

   Дома в населенном пункте выглядели близнецами: двухэтажные покосившиеся строения с облупившейся штукатуркой. Вокруг них расстилался квадрат голой земли безо всяких признаков цветов или травы. Здесь не было ни детской площадки, ни садика с лавочками для старушек, ни стола со скамейками, где по вечерам собирается молодежь или мужчины режутся в домино-карты. Чуть поодаль от первого барака стояли две некогда зеленые, а сейчас ободранные дощатые будки, на одной белой краской чья-то рука криво вывела букву «М», на другой «Ж».

   Мне стало не по себе. Над Безбожным словно нависла туча неприятностей, нищеты, безнадежности… Жаль обитателей поселка, трудно жить в такой обстановке.

   Я припарковала машину, открыла дверцу, увидела мелкий грязный щебень вперемешку с брошенными бычками и горестно вздохнула. Из-за того, что ночевать пришлось в чужом номере, на моих ногах была та же обувь, что и вчера, — новые, очень красивые мокасины розового цвета. Представляю, во что они превратятся после прогулки по такой дороге. Но делать нечего.

   Старательно обходя мусор, я двинулась к подъезду, открыла дверь и закашлялась — в нос ударил отвратительный запах. Похоже, некоторые жильцы ленятся добежать до дощатых будок и используют в качестве сортира лестницу. Пришлось зажать нос рукой. Я повернула налево, где расстилался длинный коридор с давным-давно не мытым полом, обшарпанными стенами и мутным окошком вдали. На смену жалости пришло негодование. Ладно, вы, местные обитатели, глушите горькую, не платите коммуналку, поэтому и очутились здесь, у вас из-за беспробудного пьянства мало денег, но кусок самого простого хозяйственного мыла стоит дешево, на тряпки можно пустить старую вещь. Что мешает отмыть коридор и окно? Стекло легко освежить, разведя в воде копеечный зубной порошок.

   И сколько стоят семена травы на рынке? Помнится, пару недель назад мы с Димоном купили для его фазенды здоровенный мешок посадочного материала за четыреста рублей. Вот только не надо говорить: «Для нищего человека это большая сумма». Я не спорю, почти полтысячи — это деньги, но давайте переведем их в самые дешевые бутылки водки. Понятия не имею, сколько надо отдать за «беленькую» в Лоскутове, но в Москве за четыре сотни можно купить две поллитровки. Ну да, всего две, но, судя по запаху, витающему в загаженном помещении, местное население не отказывает себе в горячительных напитках. Почему никому из жильцов не приходит в голову несколько дней походить трезвым, а на сэкономленные средства приобрести семена и облагородить двор? Или им просто нравится жить по уши в дерьме?

   Я постучала в первую дверь. Высунулась девочка с личиком, усыпанным веснушками.

   — Здравствуй, милая, я ищу Люсеньку и ее маму Веру. Подскажи, где они живут, — спросила я.

   В глазах ребенка заплескался ужас.

   — Кто вам нужен, тетенька?

   — Люся и ее мама, — терпеливо повторила я.

   Малышка судорожно сглотнула, на ее шее запульсировала венка.

   — Ой, тетенька, они в соседнем доме на втором этаже, последняя комната по коридору. Но их сейчас нет, ушли в магазин. Честное слово, я видела из окна! Не вру, правду говорю! Вы из полиции, да? Люся и мама скоро не вернутся. Они, если за покупками отправились, то на целый день. На автобус сели! На рынок подались! Он огромный-огромный! Долго ходить надо, чтобы нужную вещь недорого купить. Они завтра вернутся. К вечеру!

   Я посмотрела на покрасневшую и даже вспотевшую девочку и нарочито вздохнула.

   — Жаль, я принесла Люсеньке подарок.

   Малышка открыла рот.

   — От кого? За что?

   — Ты угадала, я работаю в полиции, — сказала я, — а хорошим детям, таким, как Люся, мы приносим сувениры. Вот в этом пакете пятьдесят упаковок лакомств с наклейками, а еще календарь, постер и коллекционная куколка. Увы, Люся это теперь не получит.

   — Почему, тетенька? — жалобно пропищала девочка.

   — Ее же дома нет, — пожала я плечами, — а завтра я уже сюда не приеду.

   — Оставьте мне, — догадалась предложить малышка, — обязательно передам ей. Честное слово, я не вру!

   — Не могу, — ответила я.

   — Почему?

   — Ты не Люся, а нужно, чтобы получательница расписку дала.

   Ребенок зашмыгал носом.

   — Люсенька, с кем ты разговариваешь? — раздался за моей спиной усталый голос.

   Я обернулась и увидела худенькую женщину с двумя ведрами, полными воды, в руках.

   — Вы кто? — спросила она.

   — Татьяна Сергеева, — представилась я. — А вы Вера, мать Люси? Разрешите войти?

   — Мамочка, она из полиции, подарочки принесла, — пролепетала дочка, снова краснея, как бакинский помидор.

   — Заходите, — испуганно предложила хозяйка.

   Я придержала дверь.

   — Вам помочь с ведрами?

   — Спасибо, сама справлюсь, — отказалась Вера.

   Услышав от меня историю о том, как я нашла Люсю, Вера схватилась за сердце.

   — Доченька! Ты одна вечером ходишь по шоссе на бензоколонку?

   Та молча опустила голову.

   — По проезжей части машины как угорелые летят, темно, собьют тебя и не заметят! — ужаснулась мать.

   — Там фонари есть, — возразила Люся, — и сейчас светло, даже ночью хорошо видно. Я аккуратно. И не по шоссе бегу. Если у заправки налево повернуть, там тропинка есть, она поверху лесом идет, а потом вниз спускается. По трассе надо пройти, но совсем чуть-чуть.

   — Конфеты покупаешь, колу пьешь… — с запозданием вспомнила мать. — Сто раз тебе объясняла: папа рано умер от диабета, ты в зоне риска. Пока ты здорова, но если будешь сладким увлекаться, болезнь, не дай бог, привяжется. И где деньги берешь?

   — На обедах экономлю, — призналась малышка.

   Вера всплеснула руками.

   — Даю каждый день десятку на второе и булочку. Спасибо нашему мэру покойному, у детей еда в буфете со скидкой. Постой! Ты, значит, не перекусываешь в школе?

   — Нет, — всхлипнула Люся.

   — Заплатила по чеку двести сорок четыре рубля, — нервничала Вера. — Получается, почти месяц без горячего обходилась? Люсенька, так и заболеть недолго!

   — Наклейки очень хочется, — прошептала дочка. — Ведь у кого их нет, тот лузер, с ним играть не станут.

   — Почему мне про картинки не сказала? — не успокаивалась Вера. — Я бы их тебе купила!

   — У нас денег нет, — заплакала Люся, — ты в двух местах работаешь, стыдно просить.

   Вера бросилась обнимать девочку, а мне стало до слез жаль и мать, и ребенка.

   — Вера, вы кто по профессии?

   — Бухгалтер, — пояснила женщина. — Служила много лет в фирме, но та три года назад лопнула. Пыталась в другое место устроиться, но нигде не берут. Сейчас на рынке халатами торгую, на хозяина пашу, и на автобазе маршрутки по ночам мою.

   — Разрешите задать Люсе пару вопросов? — осведомилась я.

   — Конечно, — кивнула мать.

   Я показала пакет, набитый сладостями.

   — Люсенька, даже если ты не захочешь честно рассказать, что видела, я все равно оставлю подарок. Там много наклеек, а сладкое мама будет по чуть-чуть выдавать, чтобы ты не заболела. Поняла? Ну, забирай.

   Девочка кивнула, схватила полиэтиленовый пакет и пришла в восторг.

   — И куколка моя? И постер? И пенал? И календарик?

   — Конечно, — заверила я.

   — Тетя Таня, все вам расскажу, — серьезно пообещала Люся, — я знаю, подарки зарабатывать надо.

   — Давай вернемся мысленно в тот вечер, когда ты пришла на бензоколонку за покупками, — предложила я. — Можешь вспомнить все, что происходило, шаг за шагом? Расслабься, не волнуйся, говори спокойно. Закрой глазки. Чем пахло в магазинчике?

   Люсенька послушно зажмурилась.

   — Булочками и гамбургером. Их дяденька, который передо мной стоял, купил. А я купила…

   Малышка заговорила, я незаметно включила в кармане записывающее устройство и стала внимательно слушать.

   …Люся взяла сладкое и колу. Упаковку с мармеладными куколками она вскрыла первой — очень хотела посмотреть, какая ей попалась наклейка. Люсеньке повезло, такой картинки у нее в альбоме пока не было. В самом чудесном настроении она пошла по боковой тропинке к дому, путь пролегал невдалеке от избы Чубареки. Люся слышала про дух водяного, но она его не боялась, знала, что ее не тронут. Мама объяснила дочке: Чубарека наказывает только плохих детей, вроде Владика Семенова, который пил со взрослыми парнями водку, ругался матом, прогуливал школу, дрался. Стоит ли удивляться, что Чубарека уложил Владика в больницу, а потом сделал так, что его отправили в приют? А Люсенька отлично учится, всегда посещает занятия, помогает маме, она очень-очень хорошая девочка. Таких детей Чубарека любит! Единственный грешок Люси — это то, что она откладывает деньги, которые мама дает на обед. Но она же не ворует, рубли все равно ее. И не врет мамочке, просто не все ей рассказывает. Чубарека не разозлится на такое.

   Шагая по тропинке, Люся съела все мармеладки и конфету-мороженое. Она хорошо знала: мусорить нельзя, природу надо беречь, поэтому не бросила обертки в лесу, а засунула их в пластиковую сумочку. Покончив с лакомствами, она несколько раз полюбовалась на наклейку, а вскоре захотела пописать. Девочка осмотрелась, приметила укромное местечко, положила пакет с драгоценной наклейкой и фантиками на плоский камень, придавила его булыжником, чтобы, не дай бог, ветер не унес ее богатство, и присела.

   Сквозь ветки ей хорошо было видно часть проселочной дороги, которая ведет к дому, где живет Чубарека. Хоть Люся и понимала, что убивать ее не за что, но, приблизившись к повороту, всегда испытывала страх и несколько минут стояла между деревьями, собираясь с духом. Набравшись смелости и задержав дыхание, она стремглав неслась вперед, пересекала узкую дорогу и, пробежав метров сто по оживленному шоссе, начинала дышать. Почему девочка пользуется лесной тропинкой, а не идет по трассе? Путь через посадки намного короче, и скоростное шоссе у бензоколонки сужается, обочины почти нет, машины несутся на бешеной скорости, пешеходу ничего не стоит угодить под колеса. И все равно ведь придется шагать мимо поворота к избе Чубареки. А вот после него магистраль расширяется, сбоку есть нечто вроде тротуара. В тот день Люсенька сидела в кустиках, и тут по проселку спустилась машина. За ней бежал мужчина. Он размахивал руками, пытался остановить шофера. Пиджак у дяденьки был расстегнут, галстук подпрыгивал вверх, это выглядело смешно, и девочка тихо захихикала.

   Автомобиль, не затормозив, вылетел на трассу и исчез. В ту же минуту раздался телефонный звонок, дядя вытащил трубку и ответил на вызов:

   — Да, да, дорогая. Я в кабинете. Да ну? Вкуснота! Ты меня балуешь. Сейчас поеду домой. Минут через пятнадцать-двадцать буду. И я тебя.

   Потом он вытащил другую трубку и сказал:

   — Мышка, прости старого дурака! Я был не прав. Не сердись. Люблю тебя больше всех на свете. Давай забудем глупые…

   Люсеньке всего восемь лет, но она знает, что есть мужчины, которые изменяют своим женам, поэтому сразу поняла: дядя врун. Ему только что звонила тетенька, которой он солгал, что сидит на работе, а сам сейчас наговаривает сообщение на автоответчик для любовницы. Такое часто показывают в сериалах, до которых девочка большая охотница.

   Малышка сидела в кустах не шевелясь. Она слегка испугалась, но не Чубареки, а этого мужчины. Неизвестно же, как он поступит, если поймет, что его тайна стала известна постороннему. Поэтому Люся решила не выдавать себя. Подумала: незнакомец не будет долго стоять на проселке, потому что пообещал жене скоро приехать. Люся умная девочка, с логикой у нее все в порядке.

   — Мышка, я готов сделать все, о чем ты попросишь, — вещал тем временем дядя, — мы оба погорячились, с кем не бывает.

   Потом он спрятал телефон во внутренний карман пиджака и достал трубку, на которую ему звонила жена. Наверное, он хотел набрать номер, но не успел, потому что откуда ни возьмись появилась машина. Она на бешеной скорости пролетела по проселку, сбила мужчину, тут же дала задний ход, выехала на шоссе и испарилась. Люся, перепугавшись донельзя, вскочила и, забыв про свой пакет, бросилась назад на бензоколонку. Она понимала — надо вызвать врачей, но у нее нет мобильного телефона, и доктора станут расспрашивать, кто им звонит, придется назвать свою фамилию, тогда мама узнает, что дочь вечером бегала за сладким. Но ведь бедному дяде надо помочь! И умненькая девочка сообразила, как поступить.

   Примчавшись на заправку, она огляделась, увидела симпатичную тетю, немного похожую на ее маму, и кинулась к ней со словами:

   — Подвезите, пожалуйста, до Безбожного!

   — Где это? — спросила женщина.

   — Рядышком совсем, — заканючила Люся, — пять минут всего. Я сюда за конфетами без спроса прибежала, мамочка скоро вернется и меня отругает, если дома не застанет.

   — Нехорошо родителей обманывать, — ласково пожурила ее незнакомка — Ладно, садись.

   — Только ехать надо очень медленно, иначе я поворот пропущу, — заныла юная пассажирка.

   — Хорошо, — согласилась водительница.

   Автомобиль пополз по шоссе, Люсенька прилипла к окну и вскоре закричала:

   — Стойте, там дяденьку сбили!

   Женщина затормозила.

   — Где?

   — Вон, вон! — кричала девочка. — Справа лежит, на дорожке узкой. У вас есть мобильный? Вызовите «Скорую».

   — Ничего не вижу, — пробормотала владелица авто. — Ты уверена, что там пострадавший? Нельзя звать врачей попусту. Я сама медсестра, знаю, как ложные вызовы неприятны.

   — Надо выйти, тогда увидите, — посоветовала Люся.

   Женщина вышла на обочину и рассердилась.

   — Девочка, ты меня обманула!

   Люся прошла чуть вверх по дорожке и закричала:

   — Вот он!

   Через секунду около нее оказалась автолюбительница, которая бесстрашно приблизилась к пострадавшему, присела около него на корточки, потом встала, обронив:

   — Он умер.

   Люсенька попятилась и спустилась к машине. Через пару минут вернулась и тетенька, держа в руках мобильный телефон, красивый, золотой, и несколько купюр.

   — Девочка, — вкрадчиво поинтересовалась незнакомка, — как ты узнала, что там труп? С дороги его не видно.

   Люсенька растерялась. А женщина юркнула за руль и умчалась, оставив ее одну на трассе…

   — Матерь божья! — перекрестилась Вера, когда дочь умолкла. — Детонька, почему ты до сих пор ничего мне не рассказала?

   — Боялась, что ты заругаешься. И за пакетиком не вернулась… страшно очень… пропала моя наклейка… — заплакала Люся.

   Вера схватила малышку в охапку, забормотала:

   — Запомни, маме всегда надо правду говорить. Ну покричу немного, пошумлю, но потом из беды выручу.

   А мне очень захотелось найти «добрую тетеньку» и надавать ей, бросившей перепуганного ребенка около мертвеца, пощечин.

   Кое-как подавив приступ злости, я перевела дух. Значит, я не ошиблась, у Бражкина был второй телефон, просто его украла «симпатичная женщина». И она же вытащила из кошелька мэра наличку. А нас и местных полицейских отсутствие денег не смутило, ведь у Игоря Семеновича были кредитки. Пластиковые карты подлая баба не тронула.

   Мне понадобилась пара минут, чтобы успокоиться и продолжить разговор.

   — Люсенька, можешь описать, как выглядел автомобиль, за которым бежал мужчина?

   Девочка вытерла ладонью лицо.

   — Маленький совсем.

   — Знаешь, как модель называется?

   Люся покачала головой, а я пожалела, что свидетелем ДТП стал не мальчик, вот тот бы живо сообщил об автомобиле в деталях.

   — Цвет какой?

   — Темный.

   — Черный?

   Люся неуверенно кивнула, и я решила задать провокационный вопрос:

   — Может, серый, темно-синий?

   — Да, — согласилась малышка.

   — Или коричневый? — не успокаивалась я. — Оранжевый?

   — Машина быстро ехала, я не разглядела, — прошептала Люся, — там тетя сидела.

   — Можешь описать ее внешность? — обрадовалась я.

   — Не видела ее, окна темные.

   — Почему тогда ты решила, что за рулем был не мужчина?

   — Дяденьки на таких не катаются, — протянула Люсенька, — они большие джипы любят, а эта машина малюпусенькая, как у Дюймовочки.

   Я признала свое поражение и решила подобраться к проблеме с другой стороны.

   — Расскажи, пожалуйста, на чем ездит дама, которая согласилась тебя подбросить домой.

   — На машине.

   — Отлично. И как она выглядит?

   Люся начала размахивать руками.

   — Ну… спереди блестящая… руль круглый… сиденья жесткие…

   Я вынула из сумочки айпад и сразу поняла, что он бесполезен — в Безбожном нет ни Интернета, ни мобильной связи. Научно-технический прогресс вдребезги разбился, повстречавшись с бараком, стоящим на обочине цивилизации.

   — Планшетник у нас ловить не будет, — деловито сообщила Люся. — Вот в школе работает, но у меня такого нет.

   — Вы не прокатитесь со мной в центр Лоскутова? — попросила я Веру. — Наш сотрудник покажет девочке снимки разных автомобилей.

   Мать поморщилась.

   — Дел много, постирать надо, белье замочено.

   — У нашего компьютерщика несколько айпадов, — тоном Лисы Патрикеевны завела я, — ему столько не нужно, он один Люсе подарит.

   — Мама! — с мольбой закричала девочка. — Ну мама же!

   Вера с укоризной взглянула на меня.

   — Наобещаете, а дочка ничего не получит.

   — Полагаю, я смогу убедить Роберта, — улыбнулась я.

   Люся умоляюще сложила руки.

   — Мама!!! Ну мама!!!

   — Ладно, — согласилась Вера.

   — Значит, с меня айпад? — ухмыльнулся Троянов, выходя из конференц-зала в небольшой предбанник, где я уютно устроилась в кресле.

   — У тебя их штуки четыре, — напомнила я, — и всеми ты не пользуешься. Люся хорошая девочка, но у ее матери совсем нет денег.

   Роберт поднял руки.

   — Сдаюсь, уговорила. Теперь что касается твоего вопроса об арестованных в пятидесятых годах колдунах…

   — Эй, ты забыл про малышку, ей надо фото машин показать, — напомнила я.

   — С девочкой и ее мамой Тоня занимается, я объяснил ей, куда нажимать, чтобы картинки менялись, — успокоил меня компьютерщик. — Про то, что Кудрявцевы кого-то отравили, в газетах тех лет нет ни словечка. Зато вот статейка, датированная шестидесятым годом. Слушай.

   Троянов открыл планшетник и начал читать.

   «Удивительная находка. Известный профессор, автор учебников и научно-популярных книг, Леонид Валерьевич Вербицкий занят сейчас очень интересным делом. Мы задали ученому несколько вопросов.

   — Скажите, Леонид Валерьевич, над чем вы работаете?

   — У меня на столе лежит уникальный материал, старинные рукописные книги, в них содержатся бесценные сведения. На данном этапе я перевожу записи на современный русский язык.

   — Значит, в скором времени мы сможем их прочитать?

   — Работа предстоит огромная, надеюсь, лет через десять завершу ее. Книги полны бесценных сведений, в них не только пересказ местных легенд, большинство из которых нам неизвестны, но и рецепты блюд.

   — То есть это кулинарные книги?

   — Нет. Записи делали члены семьи Кудрявцевых, в основном мужчины, ведь девушек в темные времена грамоте не обучали. Но есть несколько тетрадей, заполненных женским почерком, и это свидетельствует о том, что у Кудрявцевых существовало равенство полов. Я бы назвал эти книги дневниками. Чтобы вы поняли суть дела, процитирую небольшую часть, естественно, специально для вас перетолковав ее на современный лад. «Марта десятого числа одна тысяча шестьсот пятого года от Рождества Христова. На улице мороз. Чтобы не замерзнуть, надо хорошо поесть. На вечер томленка. Брюкву почистила, нарезала, сложила в чугунок, налила туда немного воды, поставила в печь. Жаль, сушеные грибы закончились, с ними вкуснее. Этой осенью надо грибов побольше запасти. У Вани грудь болит, приходила его жена, просила помочь. Взяла одну черную редьку, выдолбила в ней ямку, положила меда, сок потек. Велела Ване его все время пить. Если не поможет, пойду, послушаю, как он кашляет. Если собакой лает, внутри не булькает, то надо сделать настойку из душицы. Взять по мерке, как ложка деревянная, трав, залить водою горячею одной плошкой, укутать и оставить до зари. С утра пить. Если же у Вани внутри клокочет, душица ему не в помощь. Тут другой рецепт: черпалка цветов василька…» Дальше не стану цитировать. Понимаете теперь, почему я сравнил записи с дневниками и по какой причине они бесценны?

   — Скажите, профессор, травы в древности назывались так, как сейчас?

   — Конечно, нет, в этом и заключается сложность работы. В тексте написано не «душица», а ныне забытое слово. И сложно понять, каков размер упомянутых автором деревянной ложки, а также плошки и черпалки.

   — Но вы-то знаете?

   — Конечно. Черпалка — это пять миллиграммов, плошка примерно четыреста миллилитров.

   — В книгах есть неизвестные рецепты? Какой-нибудь из них вас удивил?

   — Сложно ответить однозначно. Я был потрясен, узнав, что Кудрявцевы умели лечить опухоли, слабоумие, генетические недуги. Получается, кое в чем они опередили современную науку. Я опробовал на себе настойку из черноплодной рябины от повышенного давления. Работает прекрасно. Ну а самый пока удивительный для меня рецепт — это состав зелья, проглотив которое мужчина навсегда влюбится в женщину, подавшую ему сей напиток.

   — Поделитесь его составом?

   — Нет! Лично я считаю, что чувство должно возникнуть само, а не в результате чужой воли. Да и в наших условиях правильно приготовить этот отвар невозможно, он содержит кое-какие уже исчезнувшие растения и редкий вид грибов.

   — Вы считаете, что современные врачи должны использовать в своей практике опыт народных лекарей?

   — Необходимо отделять зерна от плевел, понимать, что, например, при аппендиците спасет жизнь нож хирурга, никакой отвар при перитоните не поможет».

   Роберт закрыл айпад.

   — Вербицкий скончался в семьдесят девятом году, у него была дочь. Валерия Леонидовна родилась в начале шестидесятых, сейчас она тоже доктор наук, причем аж двух, защитила диссертации по химии и биологии. Госпожа Вербицкая работает в Медянске, это примерно час езды от Лоскутова в направлении Екатеринбурга, там создан научно-исследовательский медицинский центр, который весьма успешно занимается разработкой новых лекарств. Валерия Леонидовна глава всего комплекса, куда входит еще и клиника. А ее муж, неприлично богатый человек, прочно поселившийся в списке Форбса, поддерживает супругу во всех ее начинаниях. Не так давно Вербицкая внедрила в производство препарат от сосудистых проблем. Я не очень разобрался в том, как работают таблетки и от чего защищают, но они пользуются большой популярностью, в Интернете их с пеной у рта рекламируют. Думаю, Валерия Леонидовна получает неплохие деньги.

   Я улыбнулась.

   — «От каждого по способностям, каждому по труду». Думаю, так бы отреагировал на твое последнее замечание Федор Михайлович Дубов.

   — Танюша, это не поговорка, — сказал Глеб Валерьянович.

   Я обернулась.

   — Не слышала, как вы вошли.

   — Извини, заснул у тебя в номере, — смущенно сказал шеф, когда мы вдвоем вышли к лифту.

   — Ерунда, — засмеялась я, — ты просто устал, ведь вчера был суматошный день — перелет из Москвы, потом не ближний путь на машине до Лоскутова, поесть нормально удалось только вечером.

   — Но ты-то не вырубилась, — вздохнул босс.

   Я слегка приукрасила действительность.

   — Заснула через пять минут после тебя.

   — Где ночевала? — вдруг спросил Иван.

   — В номере «Япония», — пояснила я. — Неуютно там, вместо душа бочка стоит. А ты хорошо отдохнул?

   — Продрых до одиннадцати, — признался начальник. — С чего меня так унесло? Проснулся от звонка мамы. Сначала даже не понял, что нахожусь в Лоскутове. Может, на кухне какую-то дрянь в ужин подмешали? Голова странная, как не моя, и гудит, словно вчера я ведро виски выпил. А еще зверски есть хочется.

   — Так это понятно, время-то обеденное. Что ж, хорошая котлета тебе не помешает, — посоветовала я.

   — Ненавижу мясо! — вмиг вскипел босс. — Есть животных мерзко!

   — В понедельник ты на моих глазах безо всяких угрызений совести слопал тушеного кролика, — зачем-то сказала я. И сделала это зря, потому что босс тут же взвился:

   — Заяц не животное!

   Мне следовало вспомнить об отказе Ивана Никифоровича от курения и захлопнуть рот, но меня в недобрый час потянуло спорить.

   — А кто? Не птица же и не растение!

   — Он тупой! — затопал ногами шеф. — Не похож на собаку! Он идиот! Из них вертеть котлеты можно, у них ума нет!!!

   Мимо проходил Борцов и, услышав крики, притормозил со словами:

   — Что случилось? Иван Никифорович, ты почему такой красный? Давай-ка тебе давление померяю.

   Я, наплевав на все правила приличия, бесцеремонно втолкнула Ивана в кабину, вошла следом за ним и сказала Борцову:

   — Все нормально, просто мы обсуждаем детали дела.

   Затем сразу же нажала на кнопку с цифрой «один» и повернулась к шефу.

   — Тебе надо пить успокаивающие капли.

   — Я не истеричка! — огрызнулся босс.

   — Конечно, нет, просто организм нервно реагирует на отказ от курева, — мирно продолжила я.

   — Глупости! — продолжал шуметь шеф — Не надо мне дудеть одно и то же! Просто я зверски проголодался!

   Вспомнив про коробочку с ирисками, подаренную провизором Григорием Николаевичем, я затараторила:

   — Извини, не понимаю, почему мне в голову мысль о сигаретах пришла. Ты завтракал?

   — Нет, — признался босс. — Когда проснулся, в гостинице предложили какую-то азиатскую экзотику, вроде сушеных лягушек в соевом соусе.

   — Не знала, что японцы их едят, — искренне удивилась я, — полагала, что употребление квакушек в пищу исключительно французский гастрономический изыск.

   Иван передернулся.

   — Конечно, я не рискнул попробовать сие блюдо, — вздохнул Иван. — Поехал к Каролине, вдове Игоря Семеновича, но ее не застал, поговорил со старшим сыном. Сказал ему напрямую: «Чтобы найти того, кто лишил жизни вашего отца, нам надо знать правду. У вашего отца была любовница?»

   Я украдкой глянула на экран мобильного, но шеф немедленно отреагировал:

   — Торопишься? Расскажу вечером на совещании.

   — У меня в запасе почти час, — ответила я. — Пошли в кафе, перекусим, заодно и поболтаем.

   Мы устроились за тем же столиком, что и вчера, сделали заказ. Шеф взял из корзиночки кусок хлеба и, отщипывая от него кусочки, продолжил рассказ:

   — Константин категорически отрицал наличие в жизни отца другой женщины, говорил, что родители нежно относились друг к другу. Конечно, порой ссорились, но это были мелкие бытовые стычки на уровне «зачем на ужин приготовили курицу, я просил рыбу». По принципиальным вопросам у супругов расхождений не было. Каролина всегда поддерживала мужа, заботилась о нем. Праздники и выходные дни Бражкин проводил с семьей. В кино, театр, на концерт мэр никогда не ходил без жены и детей. Раньше, когда мальчики были маленькими, родители брали ребят и дружной компанией катались на лыжах, санках или устраивали походы по окрестностям. Бражкины состояли в клубе «Турист», обошли пешком всю округу, посетили все исторические памятники области. Потом стали ездить на велосипедах. Став мэром, Игорь Семенович сократил время отдыха, но воскресный семейный обед остался. Сейчас дети выросли, Константин и Семен работали с отцом. Максим увлекся наукой — закончил биологический факультет университета, поступил в аспирантуру, написал диссертацию. Младший сын пока не женат, а его братья обзавелись семьями. Каролина занимается благотворительностью, построила на деньги мужа деревню «Родное гнездо». В двадцати домах поселились пары, у которых двое своих и по семь-восемь приемных детей.

   Я тоже потянулась к хлебу.

   — Слышала о таких проектах. Родители получают зарплату, а сироты живут в семье, где их на самом деле любят. Если Каролина создала такое село, она молодец.

   — На нее, по словам Константина, там все молятся, — сказал Иван Никифорович.

   Шеф хотел еще что-то добавить, но помешали женский вскрик, грохот и звон. Мы с Тарасовым одновременно вскочили, я увидела упавшую официантку и валяющийся рядом с ней поднос, а также разбитые тарелки с моим салатом и окрошкой, которую заказал Иван.

   — Алиса! — испугалась выбежавшая на шум из подсобного помещения женщина. — Ты жива?

   — Звезданулась я, — простонала официантка, — наступила на что-то, нога подвернулась. Все нормально, Катя. Простите, не донесла ваш заказ, сейчас заново сбегаю.

   Последняя фраза адресовалась нам с Иваном Никифоровичем.

   Шеф подошел к девушке.

   — Не думайте о заказе, главное, вы ничего не сломали. Но все равно вам надо бы к врачу…

   Тарасов вдруг пошатнулся, замахал руками, но успел уцепиться за буфет у стены и устоять на ногах.

   — На полу рассыпано что-то, — выдохнул он, — я как на коньках покатился.

   Я тоже сделала несколько шагов вперед, наклонилась и стала рассматривать паркет. Через пару секунд заметила нечто серое, круглое… Камешек! А вон там еще один. И еще…

   — Вот зараза! — воскликнула Алиса, вставая. — Опять она нам их принесла! В тот раз Маринка шлепнулась, теперь я. Есть у нас одна клиентка типа вип, каждый день поесть прибегает, выпендривается по полной…

   — Алиса! — предостерегающе крикнула Катя.

   Официантка умолкла на полуслове и, прихрамывая, ушла в глубь служебного помещения.

   — Не подумайте, что мы о посетителях сплетничаем, — засуетилась Екатерина, — любим своих гостей, рады каждому, даже такому, как… Ой, молчу! Алиса просто испугалась. А Мариша здорово навернулась, никак не поправится, ухитрилась ногу сломать. Вот так же, на камешке поскользнулась. Наступила на него и — брык! Только тот не серый был, а бордовый. Сейчас ваш заказик принесу. Уж простите, не нарочно Алиска загремела, мы вам десятипроцентную скидочку сделаем за долгое ожидание.

   Я посмотрела на телефон.

   — Мне кофе и салат не подавайте. К сожалению, пора уезжать, иначе я опоздаю.

   — А я, пожалуй, все же поем, — решил Иван Никифорович. — Пойду руки помою.

   Он направился к двери, на которой висела табличка с изображением писающего мальчика, Катя помчалась на кухню. А я вынула из сумочки коробку антиникотиновых ирисок, шариковую ручку, взяла со стола визитку кафе, написала на ней «Комплимент от шеф-повара», засунула бумажку под тонкую резинку, которая придерживала крышку коробки, и опустила конфеты в карман пиджака Тарасова, висящего на спинке стула.

   Босс настоящий профессионал, но я успела понять, что в быту он, как многие мужчины, рассеян. Хозяйством у него занимается мать. Иван ходит с ней в свободное время по магазинам, помогает нести тяжелые сумки, но он не думает, какие продукты купить, и вообще не заморачивается домашними делами. Все, что не относится к службе, его не интересует. Не удивлюсь, если каждое утро родительница вешает около его кровати костюм, рубашку, галстук.

   Сейчас шеф пообедает, уйдет из кафе, по привычке начнет хлопать себя по карманам в поисках сигарет и сообразит: вот уже сутки, как с курением покончено, сигарет нет. Вместо них Иван Никифорович обнаружит ириски с визиткой, подумает, что это сюрприз от администрации кафе, и, готова спорить на месячный оклад, мигом слопает несколько конфет. Почему я уверена, что босс поступит именно так? Ответ прост: мне известна одна его тайна — он самозабвенный сластена. Иван старательно скрывает пристрастие к пирожным, шоколадкам, пломбиру, утверждает, что это не ест, но, как я уже говорила, мы с ним одно время изображали супругов, жили в одной квартире, и я случайно узнала, что он обожает слопать на ночь парочку эклеров или большую порцию мороженого с печеньем.

   На упаковке с ирисками не написано, что это средство, облегчающее жизнь того, кто расстается с табаком, на крышке значится другое — конфеты «Какао со сливками». Уверена, шеф не удержится и непременно полакомится ими. А старичок-провизор во время нашего ночного разговора заверил: «Ириски прекрасное средство, мигом снимают раздражительность, нервное напряжение, купируют тягу к сигаретам. Их многие покупают и остаются довольны». Вчера я дала маху со свечкой, ароматическими палочками и нюхательной солью, но сегодня просто молодец, отлично придумала, как подсунуть лекарство. Начальник начнет лопать конфетки, перестанет злиться и сетовать на запах дыма, который бедолагу сейчас преследует (понятно же, что никто рядом с ним не курит, номер в гостинице был проветрен, в зале заседаний не было пепельниц, у Тарасова просто глюк, но ему-то от этого не легче). Нет, ну какая же я умница!

   Продолжая расхваливать себя на разные лады, я села в машину и уронила ключ зажигания. Пришлось выйти, наклониться и пошарить около педалей. Ключ нашелся сразу, а еще на резиновом коврике обнаружилось несколько серых камешков, точь-в?точь таких, как в кафе. Я взяла их, потом снова села за руль. Откуда в автомобиле щебень? Ответ мог быть только один. И я посмотрела на свои ноги.

   Грешна, обожаю дорогую модную обувь, в моей гардеробной полным-полно туфель, ботильонов, сапог, балеток, лоферов… Короче, у меня болезнь сороконожки. Знаю, что нет необходимости приобретать очередную обувь, но устоять при виде какой-нибудь модной новинки не могу. К сожалению, служба не позволяет часто ходить на каблуках или высокой платформе, поэтому нежно любимые мною двенадцатисантиметровые шпильки я выгуливаю в выходной день. Но большинство всемирно известных брендов с удовольствием выпускают удобную обувь для женщин, подобных мне.

   Если помните, я, приехав в Безбожное, очень расстроилась, когда увидела серый грязный щебень, и поняла: сейчас сильно испачкаю или даже испорчу туфли. В данный же момент на мне были обуты те же розовые кожаные, украшенные на мысках стразами мокасины.

   Ой, лучше не спрашивайте, сколько я заплатила за эту прелесть, фотографию которой увидела в любимом гламурном журнале. Увидела, а потом еле-еле дождалась свободного дня, чтобы помчаться за ними в фирменный магазин, расположенный в самом центре Москвы. Неслась и боялась, что столичные модницы уже успели раскупить красоту. И ведь не зря тряслась, мне досталась последняя пара. Мокасины я приобрела весной, они лежали на полке, поджидая своего часа, и вот он настал — я взяла их с собой в командировку. Кстати, имейте в виду: если вам предстоит долго ходить пешком и даже бегать, но вы не можете надеть кроссовки, потому что надо облачиться в платье, смело выбирайте мокасины, они столь же удобны, как спортивная обувь, поскольку имеют рифленую, совершенно не скользкую подошву да еще колодку округлой формы. В них вы понесетесь по городу юным гепардом, и к вечеру щиколотки не опухнут. Одним словом, комфортная обувь — это прекрасно! А если она еще и модная, розового цвета, со стразами…

   Сняв один мокасин, я перевернула его и поняла, что в подошве застряло множество мелких серых камешков. Долго размышлять на тему, где я их подцепила, не пришлось — сразу вспомнила, что именно этим материалом засыпана дорога, ведущая от трассы к поселку Безбожное. Я припарковала машину чуть поодаль от бараков, прошлась немного пешком, и щебенка набился в подметки. Выходит, именно я виновата в падении официантки Алисы — камешки выпали на пол из моих подошв.

   Я опять обулась. Помнится, официантка воскликнула: «Опять она нам их принесла! В прошлый раз Маринка шлепнулась, теперь я. Есть у нас клиентка типа вип…» Коллега мигом остановила разболтавшуюся подавальщицу, стала извиняться и тоже упомянула, что другая официантка недавно поскользнулась на камешке, только тот был не серый, а бордовый… И что? Собственно, почему эти слова кажутся мне очень важными?

   Я завела мотор. Мой лучший друг Димон любит повторять: «Проблемы надо решать в порядке живой очереди, а не хвататься разом за все». Сейчас скатаюсь в Медянск, поболтаю с госпожой Вербицкой. А потом вернусь в кафе и поговорю с девушками. Что-то не дает мне покоя бордовый гравий, из-за которого незнакомая Марина получила серьезную травму.

   — Давайте сэкономим наше с вами драгоценное время и, минуя светские формальности, предисловие и вступление, сразу приступим к основной теме беседы, — предложила Валерия Леонидовна.

   — Отличная идея, — кивнула я. — Ваш отец изучал старинные книги колдунов Кудрявцевых?

   — Не назвала бы их книгами, — пояснила профессор, — скорее, это дневники. Множество тетрадей, переплетенных в кожу. Подавляющая часть записей сделана от руки, а в конце девятнадцатого века, вроде в тысяча восемьсот девяносто пятом году, если я правильно помню, у Кудрявцевых появилась пишущая машинка. В своей первой печатной записи тогдашний глава семьи упоминает о том, как приобрел изделие фирмы «Ундервуд», и очень хвалит его. Господа Кудрявцевы никогда не были бедными людьми. Первые записи датированы тысяча триста сорок восьмым годом.

   — Ничего себе! — ахнула я. — Неужели тогда была в ходу бумага?

   Вербицкая чуть наклонила голову.

   — Да, есть мнение, что на Руси писчая бумага вошла в употребление в первой половине четырнадцатого века. Считается, что ее через Новгород завезли ганзейцы, то есть немецкие купцы. Понятно, что стоило это удовольствие ой как дорого и простому человеку нужно не было. Зачем неграмотному листы для письма? Но Алексей Кудрявцев, который первым писал дневники, был весьма образован. Начальная запись сообщает, что сын Ивана Калиты Семен по прозвищу Гордый, великий князь Московский и Владимирский, повелел знахарю составить лекарство от чумы, которая тогда косила население Европы. Князь опасался, как бы зараза не доползла до его семьи. Алексей сделал снадобье, тщательно каждый день фиксируя, как подбирает его состав, он был не просто лекарь, а очень талантливый ученый. Кстати, тогда еще не Кудрявцев, а Алексей по прозвищу Кудрявый, фамилия появилась позднее. У него родилось четыре сына и две дочери. Все дети выжили, что для того времени, когда младенческая смертность была огромной, необычно. В записках знахаря упомянут рецепт состава, которым он поил жену во время родов. Это сильное обезболивающее. Еще он давал супруге настой, убивавший инфекцию, а деток потчевал каплями, которые сейчас назвали бы витаминами. В последней записи Алексей, проживший рекордные для своего времени девяносто два года и сохранивший четкий разум, составил памятку для будущих поколений. Велел в ней обучать грамоте и мальчиков, и девочек, никогда не ругаться, не дробить семью, жить всем вместе, зятьев и невесток приводить в дом, а не уходить в чужие семьи, но тайных знаний по медицине пришлым родственникам не сообщать, обучать лекарскому искусству только детей, передавать им знания, велеть вести книги… Если последующие поколения нарушат заповеди Алексея, он восстанет из могилы и всех проклянет.

   — Сурово, — поежилась я.

   — Для людей прошлых веков это страшная перспектива, — подтвердила Валерия, — да и сегодня кое-кто испугается такой угрозы. Я уверена, проклятие и правда на энергическом уровне действует, поэтому никогда, даже в самую злую минуту, нельзя говорить близким что-нибудь вроде фразы: «Чтоб тебя черт унес». Мой отец проделал титаническую работу, перевел записи Кудрявцевых на современный язык, подобрал аналоги названиям трав и других составляющих лекарств. Я папу в детстве практически не видела, он постоянно сидел в кабинете за закрытой дверью. Иногда по ночам я просыпалась от его громкого голоса — он зачитывал маме очередной рецепт и рассказывал, как его перетолковал. Матушка преподавала в мединституте, поэтому понимала мужа и во всем его поддерживала. Когда мне исполнилось десять, я получила от папы первое задание — тот велел расшифровать название «белоцвет», выяснить, как растение именуется сегодня, и обосновать свою догадку. У отца была огромнейшая библиотека, и я начала ползать по полкам. Перерыла много изданий, наконец поняла, что «белоцвет» — это ромашка, объяснила, почему пришла к такому выводу. И только спустя несколько лет сообразила, что отец распрекрасно все про это аптечное растение знал, Кудрявцевы в ранних записях называли его «желтый глаз» из-за яркой сердцевины. Просто он хотел проверить, есть ли у меня задатки исследователя, брошу ли я просматривать скучные научные книги или захочу получить результат. Я увлеклась и с той поры начала у него учиться. Сейчас горжусь, что адова работа Леонида Валерьевича по расшифровке записей Кудрявцевых дала свои плоды. На основании тех дневников мы создали прекрасное лекарство от гипертонии «Леовербиц», названное в честь отца.

   — Не всякая дочь так увековечит память родителя, — похвалила я ее. — Но дневники колдунов никогда не издавались. Почему?

   Валерия Леонидовна поправила красивые бусы.

   — Они не представляют интереса для массового читателя. Если взять бытовой пласт, это просто монотонное описание дня: встали, поели, работали, поужинали, легли спать. А то, что касается составления лекарств, опасно для обывателя. Ну, например, рецепт приворотного зелья. Масса дураков решит его составить и применить на практике, а там, пусть и в микроскопических дозах, используется белладонна. Если превысить дозу этого растения из семейства пасленовых, то человек, выпив настой, легко отправится к праотцам.

   Я обрадовалась, что разговор свернул в нужную сторону.

   — Дневники попали в руки профессора Вербицкого в результате ужасных событий — Кудрявцевых обвинили в отравлении людей. Знахари могли не только лечить, но и убивать?

   Профессор провела ладонью по столу.

   — Вспомним слова, приписываемые Гиппократу: «В ложке лекарство, в чашке яд». Та же белладонна, или, как ее еще называют, красавка, в малых дозах помогает при целом ряде заболеваний. Но увеличьте дозу, и все — вам конец!

   Вербицкая нажала на кнопку в столешнице и попросила:

   — Елена, принеси нам чаю. Уважаемая Татьяна, почему вас волнуют дела давно минувших дней? Как те канувшие в Лету события связаны со смертью Игоря Бражкина?

   — Мы рассматриваем много версий, от банального ДТП до хладнокровно организованного покушения, — ответила я. — Отмечу, что несколько человек, связанных с мэром, скончались от гриппа. Болезнь у них, независимо от возраста, пола и состояния здоровья, протекала одинаково: ломота в суставах, никаких респираторных явлений, затем резкое повышение температуры, насморк, кашель.

   — Вы описали картину вирусного заболевания, — констатировала Вербицкая, — ничего удивительного, оно развивается именно так.

   — Вот только эпидемии в Лоскутове и окрестностях не наблюдалось, — возразила я.

   — Бывают единичные случаи, — не встревожилась профессор, — до массового поражения не всегда дело доходит.

   — Ни один из заболевших не выжил, — продолжала я, — температура и давление у них не упали, несмотря на все принятые врачами меры. Мы предполагаем, что бедняг могли отравить ядом. Такой готовили Кудрявцевы, его состав явно указан в книгах знахарей, и рецепт отравы наверняка знала Евдокия Андреевна Хвостова. Ей принадлежал дом на дне карьера, где много лет жили те, кого в Лоскутове считали колдунами. Хвостова являлась последним представителем династии целителей.

   — И что? — нахмурилась Валерия Леонидовна.

   — Думаю, Кудрявцевым было известно много способов не только того, как вылечить человека, но и как его убить, — продолжала я. — Мы найдем в архиве их дело и узнаем, что происходило. В прошлом веке в СССР газеты были партийными, журналисты писали только то, что им разрешали или велели, поэтому в местных изданиях тех лет нет ни слова о судьбе Кудрявцевых. В советской стране создавалось впечатление, будто преступлений не совершается, а если отдельные личности нарушают закон, их якобы мигом ловят. Но архивы милиции тщательно сохраняются, мы непременно найдем нужные папки. Евдокия была маленькой девочкой, когда все ее родственники отправились за решетку. Малышку отдали в приют. То ли кто-то сглупил, то ли сделал так нарочно, но Евдокия осталась прописана в доме на дне карьера. И она в нем опять поселилась, когда, повзрослев, покинула интернат. В конце девяностых строение купил у Хвостовой один мужчина. Книг с записями у Евдокии не было, их передали вашему отцу, но скляночка с ядом могла быть спрятана где-то в избе. Евдокия на нее случайно наткнулась, поняла, что именно нашла, и стала потихоньку продавать отраву.

   — Постойте! — ахнула Валерия Леонидовна. — Вы уверены, что дочка Кудрявцевых выжила? Впервые об этом слышу!

   Я перевела дух. Надеюсь, я говорю убедительно, Вербицкая поверит, что мы подозреваем Хвостову.

   — Да, Евдокия не погибла, оставшись сиротой. Но меня интересует сам препарат знахарей. Отрава действует хитро, даже современные врачи принимают симптоматику за грипп, с ней не справляются даже новейшие лекарства. И, между прочим, рецепт зелья знал ваш отец.

   — Леонид Валерьевич давно скончался, — процедила сквозь зубы собеседница. — И он не отравитель!

   — Конечно, нет, — согласилась я. — Но, уж извините за повтор, состав убийственного средства и способ его приготовления описаны на страницах дневников, а вы их изучали и можете ответить на интересующие нас вопросы. Ну, например, сколько лет яд сохраняет свои свойства? Можно ли его сейчас изготовить? Это трудно?

   — Вы обвиняете меня в смерти людей? — вскипела моя визави.

   Я всплеснула руками.

   — Ни в коем случае! Просто помогите нам. Подумайте, кто имел доступ к дневникам, кроме Леонида Валерьевича, его жены и вас? Где сейчас бесценные бумаги? Или мы ошибаемся, и никакого яда в помине не было, Кудрявцевых в конце пятидесятых годов ложно обвинили? В начале нашего разговора вы сказали, что очень хотите найти того, кто задавил Игоря Семеновича. Именно поисками негодяя и занимается моя бригада. И выяснилось следующее. Несколько людей, тесно связанных с Бражкиным, умерли от загадочного гриппа. Мы считаем, что их отравили, а следующей жертвой должен был стать мэр. Но у преступника внезапно закончилось зелье. Вдруг он его элементарно пролил? Вот мерзавец и решил сбить Бражкина автомобилем. Но нам почти ничего не известно о снадобье. Что, если мы бежим не в том направлении? Ну, допусти, яда не существовало, или он быстро изменяет свои свойства, через пару дней после создания превращается в простую воду. Мы потратим массу времени и не добьемся результата. Помогите нам!

   Вербицкая потерла ладонями виски.

   — Хорошо. Расскажу все, что знаю, но ваша версия, будто кто-то сегодня использует зелье, настоящий бред. Хотя в одном вы правы: лекари оказались преступниками. Но давайте по порядку…

   Когда Кудрявцевы поселились на дне карьера, не ведал никто. Семья обосновалась в домике давным-давно, ее члены из поколения в поколение служили сторожами, охраняли место, где добывали глину для завода посуды. Кудрявцевы с посторонними не общались, но тех, кто приходил к ним за лекарствами, не гнали. Продавали настойки, отвары, растирки, вправляли грыжи, изгоняли беса из бившихся в корчах, заговаривали больные зубы, давали детям мазь от золотухи. К колдунам, крестясь и читая молитвы, бегало много народа, и всем казалось, что ведьмаки бессмертны. Ведь никто не знал, сколько им лет, не видел гробов с телами умерших знахарей, не гулял у них на свадьбах или крестинах. О Кудрявцевых не было известно ничего, кроме того, что они много столетий живут на дне оврага.

   Случившийся в тысяча девятьсот семнадцатом году большевистский переворот никак не изменил уклад их жизни. А когда началась Великая Отечественная война, никто из мужчин семьи не пошел воевать, все получили белые билеты по болезни. В те годы на фронт рвались даже безногие инвалиды, а вполне молодые и с виду здоровые парни Кудрявцевы спокойно сидели дома. В Лоскутове была еще пара мужиков, удачно откосивших от участия во фронтовых действиях, все вокруг считали их дезертирами, женщины, не стесняясь, говорили трусам в лицо:

   «В тылу спрятались, когда наши мужья и сыновья Родину защищают!»

   Но ни старику Кудрявцеву, ни двум его сыновьям никто претензий не предъявлял. Народ откровенно побаивался колдунов — скажешь им правду, а ведьмаки нашлют на тебя и твою родню порчу… Но, главное, все знахари, включая странную бабку Аграфену Николаевну, день и ночь работали в госпитале, помогали лечить раненых, и у них это здорово получалось.

   Кудрявцевых опасались, но уважали, бежали к ним, если кто из домочадцев занедужил, а больная на всю голову Аграфена ловко принимала роды и умела выхаживать недоношенных младенцев. Жители Филимонова, Лоскутова и близлежащих деревень хорошо помнили случай, как у жены одного местного начальника случились преждевременные роды, на свет появился младенец чуть больше ладони. Врачи положили несчастного ребеночка на стол и объявили мертвым. А сестра роженицы пулей полетела к Кудрявцевым и привела бабку. Та начала перебрасывать тельце из холодной воды в горячую, капать крохе что-то в нос, жгла свечи, курила какие-то травы, и, о чудо, малыш запищал. Аграфена забрала его к себе и через три месяца отдала здоровеньким рыдающей от счастья матери.

   Так бы и жили себе Кудрявцевы, занимаясь подпольным врачеванием, но потом их всех, кроме маленькой Дуси, арестовали. И выяснилось, что семья не только лечила больных, но и выписывала путевки на тот свет здоровым. Малоразговорчивые непьющие отец и два сына оказались наемными убийцами.

   Киллеров приговорили к высшей мере наказания и расстреляли, их жены погибли в лагере. Хорошо хоть сумасшедшая бабка незадолго до появления в доме милиции сама отошла в мир иной. Старинные книги попали в руки профессора Вербицкого, и тот откопал в них рецепт того самого яда.

   Валерии Леонидовне было двадцать лет, когда умер отец, она училась в университете. За полгода до кончины ученый показал дочери дневник, в котором детально описывалось, как делать отраву, и сказал:

   — Я не врач, всего лишь человек, прочитавший ради расшифровки записей армады книг по медицине. Обрати внимание: малыми дозами этого яда поколения Кудрявцевых успешно лечили гипертонию. Полагаю, зелье может стать основой для хорошего лекарства.

   Вот с той поры Вербицкая и задумалась о создании революционного медикамента, прием которого всего один раз в день сделает жизнь гипертоника комфортной и безопасной. Путь к созданию препарата оказался тернист и долог, но в конце концов «леовербиц» стал продаваться в аптеках.

   — Значит, медикамент не является вашей оригинальной разработкой? — уточнила я. — Изначально его придумали колдуны Кудрявцевы?

   Глаза Валерии сузились.

   — Многие препараты уходят корнями в народную медицину. Индейцы племени чероки при первых признаках простуды жевали кору ивы и выздоравливали. Но прошли века, прежде чем профессор Мюнхенского университета Иоганн Бюхнер получил из ивовой коры экстракт в виде кристаллов. Название белой ивы по латыни Salix Alba. Бюхнер назвал новое вещество по имени дерева — салицином. Позднее итальянский химик Рафаэле Пирья лабораторным способом получил салициловую кислоту, то есть миру явилось то, что стало основой аспирина. Так кто создатель самого покупаемого на земном шаре препарата? Индейцы племени чероки? Бюхнер? Пирья? Но если копнуть глубже, мы выясним, что еще Гиппократ говорил о чудодейственном горьком порошке, который получают из коры ивы. Ну и кто же автор аспирина?

   — Простите меня за полнейшую безграмотность в области создания лекарств, — забубнила я, — задала неправильный вопрос. Имела в виду, что одному человеку невозможно придумать и выпустить новый препарат.

   — Под моим началом работает целая команда, — спокойно пояснила профессор. — И нельзя, придумав лекарство, тут же отправить его в аптеки, на проверку его свойств уходит очень много времени. Вы думаете, что «леовербиц», который вырос из знахарского настоя, может использоваться как яд? Это прекрасное средство, но, конечно же, имеет противопоказания, а если превысить дозу, оно станет опасным для жизни. И что, теперь изъять из продажи все лекарства, потому что даже марганцовкой и глазными каплями можно убить человека? А как насчет ножей, которые продаются повсюду и имеются в каждом доме? Ими пользуются на кухне все хозяйки, но кто-то перерезает себе вены… Кстати, «леовербиц» не может вызвать симптомы гриппа, о которых вы рассказывали.

   — Речь идет не о ваших таблетках, — отмахнулась я, — а об отраве, которая легла в их основу. Где рецепт яда Кудрявцевых?

   Валерия Леонидовна уточнила:

   — Оригинальный? Тот, старинный?

   — Да, — кивнула я.

   Профессор показала на допотопный железный шкаф.

   — В моем сейфе. Но если кто-нибудь решит им воспользоваться, ничего не получится.

   — Почему? — удивилась я.

   — Потому что кое-каких трав сейчас днем с огнем не найти, — пояснила Вербицкая. — Когда Кудрявцевых арестовали, Филимоново, Лоскутово и другие деревеньки, слившиеся ныне в город, были крохотными селами. Трассы на Екатеринбург не существовало, на ее месте стоял лес, там росло много лекарственных трав. Потом началось строительство, вырубили деревья, и некоторые растения безвозвратно исчезли. Например, был один цветок…

   Ученая дама встала, взяла с полки книгу, перелистала ее и показала мне картинку.

   — Латинское название вам ни к чему, а местное население окрестило его «глазом черта».

   — Какой красивый! — восхитилась я, рассматривая светло-фиолетовые листья и белые махровые лепестки, посередине которых ярко выделялись синие и красные круги. — Необычный, словно художником нарисован.

   — Собственно, он и нарисован, цветной фотографии в те далекие годы, до того, как растение исчезло, не существовало. Да, «глаз черта» хорош и очень опасен, — подчеркнула Вербицкая, убирая томик на место. — В ход шли и корни его, и стебли, и листья, и ягоды, причем все крайне ядовиты. Но теперь его нет в природе, истреблен человеком. А Кудрявцевы его использовали. Так вот, без этого «глаза черта» рецепт отравы не работает. И без кое-каких других составляющих, которых нынче не найти, тоже. Можно лист со старинным рецептом на стену повесить, никому плохо не будет.

   — Но вы же чем-то «глаз черта» при создании таблеток заменили? — догадалась спросить я.

   — Конечно, — кивнула Валерия Леонидовна, — нашла аналог.

   — Следовательно, яд можно сделать, взяв вместо старинных ингредиентов современные? — наседала я.

   — Да, — неохотно признала Вербицкая.

   — Кстати, не дадите список ваших работников? — задала я следующий вопрос.

   Моя собеседница поджала губы.

   — Ни один из моих сотрудников ни на что дурное не способен. Мы не убийцы, а ученые. Мы, как и медики, свято соблюдаем заповедь «Не навреди».

   Я тут же вспомнила о докторе Менгеле, немецком враче, проводившем опыты над узниками Освенцима, о его коллеге докторе Хагене, который хотел создать вакцину от сыпного тифа и использовал в качестве подопытных кроликов несчастных людей, оказавшихся в концлагере Нацвайлер, но промолчала.

   Валерия Леонидовна постучала по клавиатуре, раздалось тихое шипение, из принтера выполз листок бумаги, и профессор протянула его мне.

   — Прошу. Здесь костяк группы, список тех, кто создавал «леовербиц» вместе со мной. За порядочность и высокую мораль каждого ручаюсь головой.

   — Девять человек, — пробормотала я. — Все до сих пор тут работают?

   Вербицкая нацепила на нос очки.

   — Ираклий Гогоберидзе в прошлом году скончался. Олег Гордеев с две тысячи тринадцатого живет в Германии, получил лабораторию в одной фармакологической фирме. Мария Донская вышла замуж за американца, переехала в США. Анна Тимофеева попала в автомобильную аварию, осталась жива, но, на мой взгляд, ее существование трудно назвать жизнью — Аня вследствие черепно-мозговой травмы лишилась разума. Сергей Растопчин перебрался в Питер, заведует там кафедрой.

   — Лучше скажите, кто остался с вами, — попросила я.

   — Максим Игоревич Бражкин, — ответила Валерия Леонидовна. — Он к нам присоединился уже во время клинических испытаний. Был тогда моим аспирантом, сейчас кандидат наук. На редкость талантливый молодой человек. Хотя при таких родителях, как Игорь и Каролина, удивляться этому не стоит. Нынче Макс моя правая рука…

   Профессор осеклась и продолжила другим тоном:

   — Вам уже донесли дурацкую сказку о вражде семей Бражкиных и Шаровых? О том, что род Василия Петровича исчезнет с лица земли, когда у Шаровых родятся три дочери, а у Бражкиных столько же сыновей?

   Я кивнула.

   — Надеюсь, вы не верите в эти глупости? — засуетилась ученая дама. — Нельзя воспринимать всерьез сплетни.

   Дверь кабинета тихо открылась, появилась полная девушка с подносом в руке.

   — Вы чай просили, куда его поставить?

   — Ну, наконец-то! — рассердилась Вербицкая. — Сколько ждать-то можно? Мы уже заканчиваем беседу, а секретарша только соизволила прийти. И что за дурацкий вопрос — «куда его поставить?». На стол, Елена, на стол! Люди, как правило, наслаждаются чаем, сидя за столом.

   У молодой сотрудницы затряслись руки, белые чашки на круглом подносе тоненько зазвенели. Девушка опустила ношу на указанное начальницей место и попятилась к двери.

   — А ну стой! — скомандовала профессор. — Что из чайника свисает?

   — Ниточки, — пролепетала секретарша.

   — Лично я не пью ничего с веревками, — отрезала Вербицкая, — и моя гостья, полагаю, тоже. Объясни, зачем ты положила в качестве заварки дрянь?

   — Это пакетики, — пояснила Елена, — на ниточках бумажки с названием сорта. Я их наружу вытащила, чтобы в кипятке не утонули.

   — Пакетики? — протянула Валерия Леонидовна. — Пакетики?

   — Да, — съежилась Лена, — я сегодня утром их в супермаркете на станции купила.

   — Пакетики из лавки на станции? — буквально пропела хозяйка кабинета. — Елена! Я тебе объясняла, что чай в презервативах употребляют только бомжи и нищие?

   — Объясняли, — прошептала несчастная секретарша.

   — Говорила, что надо использовать натуральный лист, а не пыль со дна мешка?

   — Говорили.

   — Я купила во Франции килограмм прекрасного сорта «Марко Поло» всемирно известной фирмы «Марьяж Фрер»?

   — Купили.

   — Дала его тебе?

   — Дали.

   — Когда?

   — Позавчера.

   Вербицкая оперлась локтями о стол.

   — Так почему сейчас я вижу гадость из забытого богом шалмана, где отовариваются маргиналы? Где мой «Марко Поло»?

   — Нету, — чуть слышно ответила Лена.

   — Куда же он делся? — удивилась Валерия. — За пару суток килограмм чая не закончится.

   — Исчез, — делаясь ниже ростом, призналась секретарша. — Я пришла утром, хотела кофейку глотнуть, открыла дверцу… Опаньки! Пусто. И моя баночка с растворимым тоже пропала.

   — Хочешь сказать, что чай украли? — перебила ее Вербицкая.

   — Наверное, — еле слышно ответила девушка.

   — Кто посмел? — покраснела от гнева начальница.

   — Не знаю… Может, уборщица взяла? Вы ее вчера выгнали за то, что она бумаги на столе не в том порядке положила, — зачастила Лена, — и швабра очень разозлилась на вас.

   Валерия Леонидовна прищурилась.

   — Да, когда человек не может работать как следует, я ему указываю на дверь. Потому что могу простить все, кроме непрофессионализма. И тебя выставлю, если еще раз выполнишь свои обязанности спустя рукава. Ясно объяснила?

   Лена судорожно закивала.

   — Ступай отсюда! — приказала начальница. — Забери эту мерзость и найди мой «Марко Поло». Живо!

   Елена трясущимися руками схватила поднос, ринулась к двери, бедром толкнула ее и вылетела из кабинета.

   — Извините, Татьяна, что вам пришлось присутствовать при неприятной сцене, — заулыбалась Вербицкая. — Я собрала прекрасную команду единомышленников, в моей лаборатории сейчас семь докторов наук, мы активно работаем над новым лекарством, которое, не побоюсь этих слов, произведет переворот в медицине. Здесь собрались лучшие специалисты России! Но хорошую секретаршу и уборщицу я, признаюсь, найти не могу. Как ни стараюсь, в приемной оказываются до изумления глупые, необразованные бабы. А поломойки ничтоже сумняшеся трогают документы, хотя им строго-настрого запрещено приближаться к письменному столу.

   Из коридора раздался звон. Затем послышался крик:

   — Лена, ты ушиблась? Вау, всю посуду побила! Ну, теперь тебе влетит по самые уши!

   Валерия Леонидовна поморщилась.

   — Вот вам иллюстрация к нашему разговору. Эта девчонка даже ходить нормально не умеет! И зачем я поддалась на уговоры своего завхоза, взяла на работу ее дочь? Юлия была прекрасным сотрудником, но, к сожалению, умерла. Я наивно полагала, что дочь пошла в мать, и фатально ошиблась.

   Мне показалось странным, что Вербицкая столько внимания уделила незначительному косяку секретарши. Ну принесла она не тот чай, ничего страшного. Зачем отчитывать девушку в присутствии постороннего человека, устраивать ей допрос? В том, что Елена уронила поднос, в немалой степени есть и вина начальницы, которая довела ее до трясучки.

   Я внимательно посмотрела на красную от злости Валерию Леонидовну.

   — Максим Игоревич сейчас на работе?

   — Нет, — быстро ответила та, — он в библиотеке, уехал в Екатеринбург. Максим очень талантлив, весь в отца, которому удавалось любое дело, за которое он брался.

   В течение нескольких минут она, не останавливаясь, исполняла хвалебную оду в честь Игоря Семеновича Бражкина, его жены Каролины, их сыновей и невесток. Я терпеливо выслушала торжественную песню, а затем спросила:

   — Как насчет версии про Хвостову? Могла последняя из Кудрявцевых найти яд и использовать его? Я поняла, что никто из ваших сотрудников не способен применить отраву. Может, людей убивала Евдокия?

   Валерия Леонидовна пожала плечами.

   — Была ли спрятана отрава и обнаружила ли ее Хвостова, понятия не имею. В отношении ее использования отвечу. Яд сохраняет свои свойства вечно, не теряет их при температуре от минус семидесяти до плюс девяноста восьми градусов. Есть только одно «но» — его следует держать в таре из красного стекла. Кудрявцевы сами выдували пузырьки, у них была мастерская, а пробки они заливали особым материалом, который очень похож на сургуч, но ярко-синего цвета. После открытия флакона «обливку» надо нагреть и снова запечатать пробку. Смертельная доза очень мала, восемь-десять капель зелья без вкуса, цвета и запаха.

   Перед тем как отправиться назад в Лоскутово, я решила зайти в туалет. Обнаружила там запертую кабинку и встала у окна, ожидая, пока она освободится. Из крана в рукомойник медленно капала вода, а за закрытой дверкой стояла тишина. Минут через пять я подумала, что дверь просто плотно прикрыта, а красная полоска на задвижке вовсе не свидетельство того, что там кто-то есть, просто человек, уходя, не повернул щеколду в положение «свободно», поэтому дернула за ручку.

   — Простите, я уже выхожу, — произнес внутри кабинки женский голос.

   Я отступила к стене.

   — Это вы меня извините, думала, там пусто.

   Дверь распахнулась, показалась Елена. Глаза ее покраснели, нос распух, губная помада размазалась по подбородку. Увидев меня, секретарша опешила, потом прошептала:

   — Она же не имеет права уволить человека, у которого чай украли. Вы ведь из Москвы, из полиции, приехали выяснить, кто Игоря Семеновича задавил? Можете не отвечать, я прекрасно знаю, чем вы занимаетесь. На телефоне сижу, городские звонки в кабинет грымзы перевожу, иногда случайно ее разговоры слышу. Вы на чьей стороне?

   Я прикинулась дурочкой.

   — Не понимаю.

   Елена схватила меня за руку.

   — Мы находимся не так уж далеко от Лоскутова, а там народ на два фронта поделен — одни за Шаровых, другие за Бражкиных. Вы за кого? Вас наняли Шаровых виноватыми сделать? Все считают, что Василий Петрович киллера для мэра нанял. Каролина вам заплатила, чтобы вы это подтвердили и конкурента ее драгоценного старшего сыночка с дороги убрали?

   — Вы ошибаетесь, — ответила я, — мы на стороне справедливости, никоим образом не включены в какие-либо подковерные игры.

   Лена приблизилась ко мне.

   — Правда? Тогда помогите мне, пожалуйста, я в большой беде. У меня через полчаса рабочий день заканчивается, подъезжайте в Макаркино, это четыре автобусные остановки в сторону Лоскутова. Подождите на шоссе, только сидите в машине. Я там не одна выхожу, в маршрутке еще двое наших дальше едут, Наташка и Светка из бухгалтерии, жуткие сплетницы. Они всегда в окно смотрят, тут же Валерии донесут, что ее секретарь с москвичкой тайком встречалась.

   — Хорошо, — согласилась я, — припаркуюсь подальше от остановки, не беспокойтесь.

   Я прождала примерно полчаса. Наконец из желтого микроавтобуса выбрались два человека — незнакомый мне парень и Лена. Юноша, не оглядываясь пошел к скоплению блочных домов, секретарша медленным шагом направилась в ту же сторону. Маршрутное такси рвануло с места и исчезло за поворотом трассы. Елена замерла, некоторое время оставалась на месте, потом начала оглядываться. Я медленно вырулила из-за деревьев, между которыми запарковала машину. Девушка замахала руками, подбежала и села на переднее сиденье, тут же сказав:

   — Давайте отъедем чуть назад и повернем направо. Там площадка для пикников, в будний день на ней никого нет.

   Когда мы устроились на лужайке, я обратилась к Лене:

   — Однако вы сильно Валерию Леонидовну боитесь.

   — Вербицкая ужасная дрянь, все-все может сделать, — зачастила секретарша, — прямо не знаю, с чего начать.

   — Давайте начнем от печки, — предложила я. — Рассказывайте спокойно, не торопитесь. Что у вас случилось? Чем больше информации я узнаю, тем лучше.

   Лена сделала несколько судорожных вздохов и заговорила, проглатывая окончания слов. Пришлось ее остановить.

   — Пожалуйста, не так быстро, не надо спешить, — попросила я.

   — Не буду, — пообещала девушка.

   …Юлия Малютина, мать Лены, много лет работала у Валерии Леонидовны завхозом, а потом тяжело заболела и была вынуждена уволиться. Ее дочь к тому времени закончила школу, поступила на курсы секретарей и получила диплом с отличием. Вербицкая хорошо относилась к Юлии, ценила аккуратную трудолюбивую сотрудницу, поэтому, когда умирающая женщина попросила профессора пристроить на службу свою дочь, ответила:

   — Нет проблем, я как раз ищу грамотную помощницу.

   Вот так Леночка оказалась в приемной Вербицкой. Случилось это чуть больше двух лет назад.

   Девушка тогда была стройной, очень хорошенькой, и, конечно же, на нее сразу обратили внимание мужчины. Только не подумайте, что сотрудники лаборатории нагло приставали к новой сотруднице. Нет-нет, ничего подобного. Местные мужчины были женаты, имели детей и вообще казались восемнадцатилетней Лене дряхлыми стариками, ведь большинство из них отметило сорокалетие. Ухаживания выглядели совершенно невинно: мужчины говорили Лене комплименты, дарили конфеты. А женщины посмеивались: «Ну, наши павлины хвосты распустили… Не обращай внимания, Ленок, они давно на цепи сидят, перед тобой красуются без серьезных намерений, просто у них обострение охотничьего инстинкта».

   — Никогда не завяжу отношений с окольцованным, — заверяла их Лена, — мама мне всегда говорила: «На чужом горе счастья не построить». Найду себе свободного, без детей и жены. И молодого. Что со стариком-то делать? Конфеты беру, потому что никого обидеть не хочу. Я же потом ими вас угощаю.

   Женский коллектив одобрял поведение девушки, и все шло хорошо, пока однажды в приемную не вошел парень, взглянув на которого Елена сразу поняла: это ОН!

   — Как вас представить? — покраснела секретарша.

   — Максим Бражкин, — улыбнулся незнакомец. — Валерия Леонидовна меня прекрасно знает, я работаю у нее в лаборатории, вернулся из отпуска. А вы и есть та удивительная красавица, о которой мне сегодня с утра все уши прожужжали?

   Секретарша не нашлась, что ответить, смешалась. И тут в приемную вплыла главбух Вера Николаевна.

   — Макс! — обрадовалась она. — Как ты отдохнул? Чудесно загорел! А у нас теперь Леночка работает. Правда, она прелесть?

   Молодой человек сказал несколько дежурных комплиментов и скрылся в кабинете Валерии Леонидовны.

   — Кто это? — спросила Лена у Веры Николаевны.

   — Ты не поняла? — изумилась та. — Младший сын Игоря Семеновича Бражкина, лоскутовского мэра. Два его старших брата заняты в отцовском бизнесе, а Макс в ученые подался. Он невероятно талантлив. Кстати, мать парня, Каролина, лучшая подруга нашей Валерии. Но ты на Макса губу не раскатывай, ему в невесты родители ровню найдут, из такой же богатой семьи.

   Лена изобразила равнодушие.

   — Мне смазливые не нравятся. И у меня с Володей роман, с моим одноклассником. Я его люблю.

   — Правильно, — одобрила главбух, — дерево по себе рубить надо. Не знала, что у тебя жених есть.

   Никакого возлюбленного у Леночки не было, юношу по имени Володя она выдумала. Почему девушка так поступила? У нее у самой не было ответа на этот вопрос, просто показалось, что отъявленной сплетнице Вере Николаевне лучше сообщить о своей счастливой личной жизни.

   Несколько месяцев Елена старательно изображала равнодушие при виде входящего в приемную Максима, а тот всегда улыбался, делал комплименты. Впрочем, точно так же любимчик Вербицкой вел себя и с другими сотрудницами лаборатории. Младшего Бражкина здесь обожали все, от начальницы до уборщицы.

   В самом конце весны Лена получила зарплату и решила купить себе новые туфли. Девушка прибежала в финансовый отдел и спросила:

   — Вера Николаевна, подскажите, где можно приобрести красивую обувь не по сумасшедшей цене?

   — Поезжай в Сестринск, там есть гипермаркет «Чаша», найдешь в нем что душе угодно и сэкономишь. Садись на маршрутку до Головлева, она прямо у входа останавливается, — посоветовала тетка. — А какие туфельки ты хочешь купить?

   Лена начала самозабвенно описывать босоножки, которые на ком-то видела, главбух вытащила из стола несколько модных журналов, и женщины увлеклись рассматриванием фото. Оторвал их от приятного занятия Бражкин, который вдруг вышел с кипой бумаг в руках… из-за громоздкого шкафа, делившего кабинет на две части.

   — Вроде все подписал, — сказал он, — если какой лист пропустил, извините.

   — Ой, Макс, — заморгала Вера Николаевна, — я совсем про тебя забыла.

   Елена смутилась, молодой мужчина заулыбался.

   — Разрешите высказать свое мнение? Сейчас на пике моды не тонкая шпилька, а невысокий квадратный каблук. Моя мама получает каталоги фирм, где постоянно делает покупки, и там на летний сезон предлагаются именно такие модели. Фэшн-мир решил подумать не только о красоте, но и об удобстве. Удачной вам покупки, Лена!

   — Вот же достанется кому-то счастье, — вздохнула главбух, когда Бражкин ушел. — Красив в мать, умен в отца, да еще характер золотой.

   После работы Леночка отправилась в «Чашу». Бродила по залам до самого закрытия и вышла поздно вечером, совершенно счастливой. Вера Николаевна дала ей отличный совет! На отложенные для покупки туфелек деньги девушка приобрела не только модные босоножки, но и симпатичную сумочку. В торговом центре и впрямь все оказалось недорого.

   Напевая песенку, секретарша поспешила к остановке — и растерялась. Она была уверена, что автобус ходит, как всегда, до двадцати трех часов. Но на остановке висело объявление «В связи с ремонтом дороги последний рейс в девятнадцать ноль-ноль. Просим извинения за доставленное неудобство». Часы показывали девять тридцать, сгущались сумерки, небо заволокло тучами, загрохотал гром, явно начиналась гроза. Лену охватила паника. Конечно, можно поймать попутку, но садиться в машину к незнакомому человеку опасно. К тому же шофер потребует денег, а она спустила на обновки все, что взяла с собой. Лена знала, что не умеет остановиться и способна потратить всю зарплату на понравившиеся шмотки, поэтому всегда брала в магазин ограниченную сумму. Сейчас в ее кошельке лежали только деньги на маршрутку. И что делать? Пешком не дойти, да и дождь вон уже идет…

   И вдруг возле остановки притормозила старенькая, видавшая виды иномарка.

   — Садись, домчу с ветерком, — сказал знакомый голос.

   За рулем машины находился… Максим.

   — Что вы тут делаете? — удивилась Лена, влезая в салон. — И вроде у вас «Мерседес».

   — Моя тачка со вчерашнего дня в ремонте, — пояснил Бражкин, выруливая на шоссе. — Поставил ее в сервис «Атлант», он тут рядом, там дали эту колымагу на замену. Не очень хорошие колеса, но лучше, чем пешком. Ну да мне на ней всего до пятницы кататься. Ты чего трясешься, замерзла?

   Лена попыталась унять нервную дрожь.

   — Вроде нет, но и правда чего-то меня колотит. Испугалась, что домой не доберусь, автобус-то отменили.

   Максим притормозил у обочины, взял с заднего сиденья термос и ланч-бокс, налил в кружку кофе, достал из коробки пирожок и сказал:

   — Ешь давай. Моя мама мастерица по части выпечки. Сейчас хлебнешь горячего, и отпустит. Если нервы сдали, надо поесть и расслабиться, пища лучше лекарства действует.

   — Потрясающе вкусно, — пробормотала секретарша, уминая угощение.

   — Рад, что понравилось, — улыбнулся Макс и включил радио.

   Леночка смежила веки и неожиданно ощутила сильную усталость, от выпитого кофе стало жарко, в салоне играла приятная музыка, захотелось спать…

   Разбудил ее холод. Лена открыла глаза, несколько минут не могла понять, где находится, почему вокруг светло, отчего так сильно болят спина, рука и низ живота. Но потом сообразила: она сидит на остановке маршрутки у торгового центра «Чаша», и сейчас утро. Чуть поодаль стояли две тетки и смотрели на нее с неодобрением. На скамейке около нее лежали два пакета с ее покупками.

   — Как я тут оказалась? — простонала Лена, испытывая нестерпимую головную боль.

   — Бухать меньше надо, — сказала, как плюнула, одна из женщин. — Нажралась и ничего не помнишь.

   — Вот уж позор родителям, — подхватила другая, — не дай бог такую дочь иметь.

   — Скажите, который час? — взмолилась Лена.

   — Девять пятнадцать, — сжалившись, ответила баба, — вон автобус катит.

   Девушка кое-как встала и влезла в маршрутку. Домой она уже явно не успевала, поехала прямо на работу. Оказалась там за полчаса до прихода всех сотрудников, пошла в туалет, сняла кофту, ужаснулась тому, что увидела, с трудом помылась, кое-как накрасилась и села за стол, чувствуя себя хуже некуда.

   — Экая ты сегодня бледная, — отметила Валерия Леонидовна. — Выпей кофе и съешь бутерброд. Небось давление упало, погода сильно изменилась.

   Но Лену затошнило при одной мысли о еде. Вскоре в приемную вошел Максим.

   — Доброе утро, Леночка, — как всегда, приветливо сказал он и положил на стол секретарши шоколадную конфету. — Как дела? Красивые туфли купили?

   — Зачем вы меня на остановке бросили? — не выдержала Елена. — Обещали домой подвезти и обманули.

   Максим изумился.

   — Я? Обещал отвезти? Куда? О какой остановке идет речь?

   — Вчера у торгового центра «Чаша», — ответила секретарша.

   — Что мне там делать? — продолжал недоумевать Бражкин.

   На звук голосов из кабинета выглянула Вербицкая.

   — О чем спорите?

   Максим повернулся к ней.

   — Надо вызвать врача, Лене, кажется, плохо.

   — У нас тут своих докторов армия, — усмехнулась профессор. — Елена, что случилось?

   Секретарша показала на Бражкина пальцем.

   — Это он виноват!

   Пока Леночка рассказывала о своей вчерашней встрече с Максимом, он молчал. А едва она завершила свое сбивчивое повествование, Бражкин попросил Вербицкую:

   — Посмотрите в окно, Валерия Леонидовна. Всем известно, что я езжу на ярко-красном «Мерседесе». Машина приметная, мне ее родители на день рождения подарили, ни разу пока не встретил ни в Лоскутове, ни даже в Екатеринбурге похожую. Автомобиль новый, года нет, с какой стати ему ломаться? Про сервис «Атлант» я никогда не слышал, обслуживаюсь у официального дилера в салоне «Тигр». Знаю, что там дают на время ремонта подменную тачку, но только «Мерседес» в прекрасном состоянии. И своего коня в мастерскую я не сдавал. И вчера, и ранее ездил на нем, сегодня тоже. Можете спросить у нашей охраны, ребята подтвердят.

   — Нет, вы ехали на каком-то металлоломе, — жалобно пропищала Лена, — поили меня кофе, кормили пирожками, сказали, что их ваша мама печет.

   Максим и профессор переглянулись. После минутного молчания Валерия Леонидовна заговорила:

   — Каролина моя лучшая подруга. Она потрясающий человек — построила деревню для сирот, помогает обездоленным детям стать счастливыми. Кара прекрасная жена, любящая мать, но вот готовка не ее конек. Она даже яичницу не пожарит, на кухне хозяйничает домработница. Пироги Кара не печет, семья придерживается здорового питания.

   — А я, Леночка, никогда не пью кофе, — добавил Максим. — Кстати, и другим не советую, зеленый чай лучше бодрит. Вы, похоже, заболели, у вас температура, отсюда и бред.

   — Нет! — пошла вразнос Елена. — Вы меня изнасиловали и назад на остановку привезли! Кофе в термосе был со снотворным! Отлично помню, как мы встретились, даже время назову: двадцать один тридцать.

   Максим вынул из кармана айфон и открыл фото.

   — Вчера я гулял на дне рождения приятеля в клубе «Дождь», меня там сто человек видели. Посмотрите на снимки. Еще есть видео, сейчас найду… Обратите внимание на часы над стойкой бара. Сколько они показывают?

   — Двадцать два ноль пять, — растерянно ответила Лена.

   — Пожалуйста, давайте включим логику, — попросил Бражкин. И вдруг перешел на «ты». — Допустим, я подхватил тебя у «Чаши». Да, от торгового центра до клуба можно докатить за четверть часа. Но я же должен был тебя изнасиловать, а на это нужно время. Ладно, допустим, я кролик, мне хватило пяти минут. Но не на обочине же безобразничать? Может мимо полицейская машина проехать, патруль заинтересуется, почему тачка раскачивается. И потом, тебя ведь следовало снова одеть, а ты без сознания, джинсы на неподвижное тело трудно натягивать. Хорошо, допустим опять же, что я справился со всем быстро и отвез тебя назад на остановку. Теперь подсчитаем: десять минут, чтобы заехать в кусты, пять на сам процесс, еще столько же на приведение тебя в порядок, потом назад к остановке. Сколько получается?

   — Полчаса, — быстро ответила Валерия Леонидовна.

   — И как я мог в клубе в двадцать два ноль пять очутиться? — вздохнул Максим. — Я же телепортацией не владею. Лена, изучи фотографии. Вот эту, например, видишь? Сделана в семь вечера, я с подарком вхожу в «Дождь». Там, между прочим, повсюду камеры, и приятели постоянно айфонами щелкали. Пожалуйста, не говори больше глупости. Мы с Валерией Леонидовной никому об этой беседе не сообщим, но если ты продолжишь нести чушь, я буду вынужден оправдываться, и ты попадешь в идиотское положение.

   — Вы меня изнасиловали! — затопала ногами Лена.

   — Да почему тебе в голову подобный бред пришел? — вскипела Вербицкая. — С Максимом любая девушка в кровать с разбега прыгнет, ему не нужно ни на кого нападать!

   — Леночка, вы прелестны, — подхватил Бражкин, снова переходя на «вы», — но, извините, совершенно не в моем вкусе. Я люблю ухоженных женщин, одетых по последнему слову моды, эффектных, элегантных. Вы очаровательны, но никоим образом не являетесь объектом моего внимания, нас разделяет пропасть: происхождение, образование, материальное положение. И я никогда не нападаю на женщин, я за ними ухаживаю, мне не интересен голый секс, для интимных отношений нужно испытывать к партнерше чувство.

   — И все равно я говорю правду! — зарыдала Лена. — Когда я мылась в туалете, увидела, что трусы на мне надеты наизнанку!

   — Ну, это, конечно, неопровержимое доказательство развратных действий Макса… Елена, захлопни рот! — велела Валерия Леонидовна.

   У девушки потемнело в глазах, она сдернула с себя кофточку. Максим отвернулся, а профессор попятилась.

   — Что это?

   — Теперь верите? — воскликнула Лена.

   — Макс, — воскликнула Вербицкая, — только глянь!

   — Не могу, она без одежды, — смутился Бражкин.

   — Немедленно посмотри, — приказала начальница. — Девчонка вся в синяках, на плече кровавая ссадина, и, похоже, ребро сломано. Елена, что произошло?

   Сын мэра схватил брошенную девушкой на стол блузку и набросил на нее.

   — Леночка, вы ехали с кем-то на мотоцикле, упали. Травмы говорящие. Помните, кто вас вез?

   — Вы! — крикнула Лена. — Именно вы!

   — Она бредит, — вконец испугался Бражкин. — Красная вся, потная… Да у нее температура к сорока подскочила, горит вся…

   Елена хотела возразить, но ощутила приступ тошноты, ее вывернуло прямо на рабочий стол.

   Дальнейшее помнилось секретарше отрывками. «Скорая»… больница… палата… уколы… пищащие на разные лады аппараты… И голос врача:

   — Третий день за сорок, давление двести двадцать на сто двадцать семь. Не девушка, а электророзетка. Не понимаю, почему она еще жива.

   Потом вдруг Лена очнулась в одноместной палате. Ей захотелось пить и в туалет. Она села, но установленный у изголовья монитор завизжал, и мгновенно примчались медсестра и два доктора.

   Через десять дней, когда Лена встала на ноги, медики объяснили, что она подхватила жестокий грипп и лежит в клинике уже больше месяца.

   — Крайне тяжелая форма болезни, — растолковал ей лечащий врач Виктор Антонович. — И похоже, с тобой кто-то очень плохо поступил, было сломано ребро, много синяков, на плече большая ссадина. Хоть что-нибудь помнишь?

   — Нет, — прошептала Лена, — ничего.

   Доктор закрыл дверь в палату.

   — Леночка, я не стал вызывать полицию и не привел гинеколога.

   — Зачем он мне? — испугалась девушка.

   — Вот и я так решил, — вздохнул врач, — у меня дочка твоих лет. Думается, события разворачивались так: ты с кем-то выпила, кавалер оказался дурным человеком, избил тебя, может, надругался. Лоскутово хоть и большой город, да не слишком, а твой Медянск и вовсе с пятачок размером. Придет в палату полиция — затеет расследование. Подонка не найдут, зато по округе полетят сплетни: Малютину, пьяную, избили и изнасиловали. Или похуже слух запустят, мол, ты собой на дороге торгуешь. Я в твоей карте написал: падение с велосипеда. Вроде поехала ты кататься и свалилась. Будет кто спрашивать, так и отвечай: упала утром, наверное, грипп начался, отсюда и слабость, а когда пришла на работу, совсем плохо стало. Иначе, милая, никогда замуж не выйдешь, дурная слава прилипчива. Грипп у тебя был очень тяжелый, теперь необходим восстановительный период. На работе тебе предоставили бесплатную путевку в санаторий на двадцать четыре дня. Спустя недельку выпишешься и поедешь на курорт.

   Лена послушалась врача, отправилась пить лечебную воду и… начала толстеть. У нее проснулся бешеный аппетит, на службу она вышла, прибавив почти десять кило. В первый же день, увидев Максима, секретарша пролепетала:

   — Простите, я плохо помню, какую чушь несла насчет вас. Это была галлюцинация из-за гриппа. Врач Виктор Антонович все объяснил. Мне так стыдно.

   — Я ничего не помню, — улыбнулся Бражкин, — и ты забудь. Просто подцепила вирус, и он у тебя в мозгу галлюцинацию вызвал. Ничего не было.

   Коллеги тоже делали вид, что все о’кей. Никто не сочувствовал Лене, не интересовался ее здоровьем. Ну, заболела, ну, выздоровела, и что?

   Конечно, Лене было обидно, но самым ужасным оказалось другое. Теперь, когда она ложилась спать, в ее голове неожиданно оживали воспоминания. Вот она бредет в темноте, под ногами что-то похрустывает. Потом — раз, и видно на земле много мелких красных камешков. Елена просыпалась в холодном поту, шла пить воду и не понимала, отчего видение пугает ее до испарины. Потом стали появляться иные картины: деревянная спинка кровати, на которой золотом нарисована какая-то неведомая зверушка… статуэтка черного лебедя… чья-то рука касается ее, и из клюва птицы начинает литься вода… Большая деревянная дверь…

   Малютиной казалось, что она сходит с ума. А потом вдруг пришло видение ясное, четкое, словно цветное кино, — накрапывает дождь, гремит гром, подъезжает машина, за рулем Максим, он говорит: «Садись, докачу с ветерком»…

   Рассказчица умолкла и уставилась на меня. Некоторое время мы сидели в тишине, потом секретарша закрыла лицо руками.

   — Понимаете? Я все вспомнила! Бражкин предложил мне кофе с пирожком, я угощенье выпила-съела и отключилась. Он надо мной надругался в какой-то квартире, а потом назад на остановку привез и бросил. В напитке снотворное было или наркота! И небось не в первый раз Максим так поступил. Просто все забывают о происшествии, а у меня память ожила. Помогите мне, пожалуйста! В местную полицию я пойти не могу, там все Игоря Семеновича обожали, скоро, наверное, его старший сын Константин мэром станет. Я обещаю молчать про историю, произошедшую со мной, если Максим купит мне квартиру в Екатеринбурге и на работу там устроит. Честное слово, рта никогда не открою.

   — Леночка, будет трудно доказать факт насилия, — сказала я. — Ведь тебя не осматривал в больнице гинеколог, биоматериал на анализ не брали, значит, ДНК преступника нет. А твои воспоминания не могут служить доказательством.

   — Они хотят меня со свету сжить, — всхлипнула Лена. — Имею в виду Валерию и компанию. Профессор ради Бражкиных в берлогу к медведю залезет, они ее лучшие друзья. Ругает она меня теперь постоянно, мол, глупая я, бумаги путаю, по телефону неправильно отвечаю, с людьми грубо разговариваю, расписание ее не помню, чай плохо завариваю…

   — Может, тебе самой уйти? — предложила я.

   — А жить на что? — заплакала девушка. — Накоплений у меня нет. Пытаюсь второй месяц найти место, но везде облом. Побеседую в кадрах, там пообещают, что позже сообщат о решении, и тишина. Догадываюсь, как все происходит: менеджер по персоналу в лабораторию звонит, и ему на меня наговаривают.

   — Зачем Валерии Леонидовне поступать таким образом? — удивилась я. — Если она захочет, то живо найдет способ избавиться от неугодного сотрудника. Наоборот, следует звонящим тебя расхвалить, чтобы неумеха поскорее ушла!

   — Не понимаю, чего ей надо, — зарыдала Лена, — и ненавидит, и не отпускает. А еще Максим заставляет меня каждый день анализы сдавать, замучил совсем.

   — Зачем? — насторожилась я. — Какие анализы?

   — Кашляю до сих пор, — призналась Лена. — Грипп сто лет назад прошел, а дохаю без остановки, так, что сердце колотится, в глазах темно, дыхание останавливается. Вербицкая ежеутренне злится: «Максим прав, ты сидишь в приемной, надо убедиться, что не являешься распространителем какой-нибудь заразы. Иди, сдай кровь. Макс ждет». И до завтрака, вот уже сколько времени, как только я из санатория вернулась, из меня по пробирке крови выкачивают. Может, мне не у Бражкиных денег просить, а у Шарова? Пусть он для меня квартиру в Екатеринбурге купит, работу там найдет, а я ему про похождения Максима доложу. Ему это выгодно — Константина тогда мэром не выберут, Василий Петрович первым человеком в Лоскутове станет. У Шарова денег лом, что ему однокомнатная квартирка? Но только мне с ним с глазу на глаз не встретиться. А вам легко с Бражкиными и с Василием Петровичем поговорить. Кто мне денег даст, на сторону того я и встану. И у меня есть секретное оружие. Я знаю самую страшную тайну Игоря Бражкина.

   — Какую? — тут же проявила я закономерное любопытство.

   Лена прикусила было губу, помолчала, но потом все же решила выложить козыри на стол.

   — Слышали о вражде между Шаровыми и Бражкиными?

   — Здесь, даже если не захочешь, узнаешь эту историю, — улыбнулась я, — о ней все говорят. Никто не в курсе, правда ли много лет назад предки нынешних олигархов обидели друг друга, но народ уверен, что две семьи до сих пор находятся в состоянии войны. Думаю, это преувеличение. Василий Шаров и Игорь Бражкин учились в одном классе, потом оба получили хорошее образование, разбогатели, у мужчин крепкие семьи, дети. Зачем им враждовать? На дворе не темное время Средневековья, а двадцать первое столетие.

   Елена посмотрела на торчащую из держателя бутылку минералки.

   — Не дадите попить?

   — Бери, пожалуйста, — разрешила я, — она непочатая.

   Девушка принялась отвинчивать пробку.

   — Ошибаетесь. Они просто прикидываются вежливыми. Про бал слышали?

   Я напрягла память. Вроде Дубов вскользь говорил о каком-то городском празднике, на котором сыновья Бражкина танцевали с дочками Шарова.

   Лена сделала несколько глотков.

   — В лоскутовском концертном зале двадцать пятого декабря устраивают бал, отмечают сразу два праздника: Новый год и день рождения города. Лучшим людям пригласительные бесплатно раздают, а простой народ может купить билет. Пустят всех, но для женщин обязательно длинное платье, для мужчин смокинг. Я в прошлом году у подружки одолжила наряд и пошла, интересно было на телеведущего Рогова посмотреть, его из Москвы пригласили торжество вести. Очень, кстати, милым оказался, со всеми танцевал, даже со мной один раз. Бюстье подружки мне чуть велико было, я его булавками подколола, одна расстегнулась и больно в грудь воткнулась. Побежала я в туалет, а там народу — к рукомойникам не пробиться. Пошла по коридору, смотрю, дверка маленькая. Толкнула ее и увидела комнату с трюмо, на столике косметика лежит. Еще диван, кресла, вешалку с одеждой; я решила: наверное, кто-то из артистов здесь переодевался, и зашла, чтобы быстренько булавку поправить. Только корсаж расстегнула — хорошо, у него застежка спереди, — как дверь заскрипела. Я перепугалась и за диван села. Запах духов в воздухе поплыл, я высунулась аккуратненько, глянула — перед зеркалом Оля Шарова, младшая дочка Василия Петровича стоит. Сообразив, в чью раздевалку вперлась, я еще сильнее испугалась. Если бы там певичка какая расположилась, она бы злиться на меня не стала, а Ольга жутко капризная. Не дай бог у нее на пути оказаться. Аня-то с Катей другие, спокойные, со всеми вежливо на «вы» разговаривают, не хамят, пальцы не растопыривают, младшая же сестра просто атас. Сейчас расскажу одну историю.

   Лена снова глотнула минералки и продолжила:

   — Как-то в Лоскутове в кафе я ее увидела. Оля вошла, оглядела зал и громко спросила: «Какого дьявола за моим столиком мужики сидят?» Официантка бросилась к клиентам, попросила их пересесть, а те не местные оказались, приезжие, ответили соответственно: «Зал пустой, девчонке есть где устроиться, не намерены причуды какой-то фигли-мигли выполнять». Шарова-младшая к ним подбежала, давай орать: «Мой папа вас в порошок сотрет! Вы что, не знаете, кто я?» А ей парни прямо в лицо: «Знаем-знаем кто, ты коза невоспитанная, наглая и глупая. Пошла вон отсюда, пока мы тебе уши не оборвали!» Такие конкретные пацаны оказались. Короче, жуткий скандал получился, официантку потом уволили. Понимаете теперь, в каком ужасе я была, когда поняла, что в гардеробную Шаровой случайно зарулила? А Ольга, как назло, давай перед трюмо вертеться, уходить не собирается. И тут…

   Елена округлила глаза. Я молча ждала продолжения. И оно последовало.

   — Вау! — всплеснула руками рассказчица, едва не расплескав воду. — Входит Бражкин, мэр лоскутовский. Обнимает Шарову, целует нежно в щечку и говорит: «Солнышко, я попробую все уладить. Не волнуйся. Я тебя люблю». Ольга к нему прижалась, и вдруг из коридора доносится голос Василия Петровича: «Ляля, ты где?» Игорь Семенович одним прыжком в шкаф, ну прямо как в анекдоте. А Ольга флакон с парфюмом схватила, обшикалась с ног до головы, крикнула в ответ: «Иду, папа, подушиться забежала». И шмыг в коридор. Бражкин из гардероба через минуту вылез и ушел. Следом я осторожненько из комнаты вышмыгнула. Даже про булавку забыла, пришлось потом в туалет идти, в очереди к зеркалу стоять.

   Девушка сделала пару глотков из бутылки и посмотрела на меня в упор.

   — Сообразили? У Игоря Семеновича роман с Ольгой был! То-то она на его похоронах вдовой выглядела. Заявилась вся в черном, в шляпе с вуалью. В ритуальном зале полно журналистов шныряло, все с камерами, местные новости большой сюжет о церемонии показали. Посмотрите в Интернете, как младшая Шарова себя вела, вам все понятно станет. Если Константин Игоревич мне поможет, квартиру купит, работу найдет, честное слово дам, что никому про адюльтер его папочки не расскажу. Если же лесом пошлет, я Василию Петровичу правду открою, тот точно скандала с дочерью-развратницей не захочет. Шаров в мэры метит, ему к выборам шумиха вокруг его имени не нужна. Так обоим и скажите: есть у Лены Малютиной горячая информация, продается за однушку и работу.

   Завершив разговор с секретаршей, я поехала в Лоскутово, но по дороге остановилась там, где погиб Бражкин, и взяла с проселочной дороги горсть бордового щебня.

   Зайдя в кафе, где некоторое время назад мы с Иваном пытались перекусить, я спросила у официантки:

   — Как ваша нога, Алиса?

   — Спасибо, вроде ничего, — ответила девушка.

   — Хорошо, что не сломали, — вздохнула я, — вашей коллеге не так повезло.

   — Ужас просто! — затараторила девушка, — Маринка со всей дури навернулась!

   — Поскользнулась на камешке? — спросила я.

   — Да. А вы откуда знаете? — удивилась Алиса, успев забыть, что сама рассказывала подробности произошедшего.

   — Люди часто получают травму из-за мелких предметов, рассыпанных по полу, — ответила я. — Представляете, со мной сегодня то же, что и с вами, приключилось. Зашла в торговый центр и чуть не упала, еле-еле на ногах удержалась. Вот, посмотрите, что нашла.

   Я вынула из сумки несколько бордовых камешков и показала их Алисе.

   — Вау! — подскочила та. — Похожие у нас в кафе были, когда Маринка грохнулась. Даже цвет такой.

   — Это щебень, таким посыпают небольшие дороги, — продолжала я, — проселки, где мало машин ездит.

   — Знаю, у нас на даче тоже щебенка, только серая, — подхватила Алиса. — Катя меня из-за нее чуть не уволила.

   — Из-за гравия? — нарочито удивилась я. — Вы шутите?

   Алиса сдвинула брови.

   — Нет. Просто в Лоскутове есть священные коровы, которых никогда трогать нельзя.

   — Обидели одно такое животное? — захихикала я.

   Девушка закатила глаза. Затем спросила:

   — Вы же полицейские из Москвы? Приехали искать, кто нашего мэра сбил?

   — В Лоскутове информация разносится мгновенно, — сказала я.

   — Моя сестра работает в гостинице, Нина рассказала, кому номера из столицы заказали, — призналась Алиса. — Весь город уже гудит: Василий Петрович супер-пупердетективов вызвал, хочет доказать свою непричастность к происшествию. Шаров боится выборы проиграть, ведь вместо Игоря Семеновича его старший сын баллотируется, у Константина больше шансов, чем у хозяина фабрики.

   — Почему? — заинтересовалась я.

   Официантка пошла к бару.

   — Сварю вам кофейку. Или поесть хотели?

   — Лучше чай с пирожками, — попросила я.

   Алиса открыла стеклянный прилавок.

   — С капустой? Сейчас подогрею. У Игоря Семеновича семья хорошая, сыновья работящие, двое с отцом в бизнесе, третий ученый. Старшие женаты, у них дети. Каролина Олеговна вообще святая, ребятишкам-сиротам помогает. У Василия Петровича не так, а в Лоскутове семейные ценности много для людей значат.

   — Вы несправедливы к Шарову, — возразила я. — Его мать Алевтина Степановна замечательный акушер-гинеколог, жена Светлана Алексеевна главный врач больницы, две дочери с отцом работают, Оля еще учится.

   — Так, да не совсем, — заспорила работница кафе. — Понимаете, недобрые они, что Алевтина, что Светлана. Мать Шарова так рожениц отчитывает! К ней на прием идти боятся. У моей соседки сложно беременность протекала, она к Алевтине на консультацию записалась. Доктор на нее собакой налетела, давай ругать: «Ребенка нельзя рожать, не имея мужа, малышу необходим отец. Если ты думаешь, что потом замуж выйдешь, то знай: чужие дети никому не нужны, многие мужики своих кровных не любят!»

   — Пожалуй, излишне прямолинейно, но по сути верно, — вздохнула я.

   — Затем Алевтина Любочку отчихвостила за позднее обращение, — не слыша меня, продолжала Алиса. — Натявкала: «Надо было сразу в консультацию идти, а не ждать седьмого месяца. Анализы ты не сдавала, осмотры не проходила, УЗИ не делала… Вот родится урод, сама виновата будешь!» Светлана Алексеевна свекрови под стать. Нашему повару операцию делать надо было, грыжу вырезать. Он поехал в Екатеринбург, а там его бортанули, без направления не взяли. Андрей, чтобы его получить, к жене Шарова пробился, неделю в приемной у нее просидел и — фигу получил. Светлана Алексеевна отказала, объявила: «Грыжесечение в любой клинике прекрасно проводят, с этим мы в Екатеринбург не отправляем. У нас хирурги великолепные, ложитесь в нашу больницу, в Лоскутове, не дурите».

   — И как? Убрали повару грыжу? — полюбопытствовала я.

   — Через неделю забыл о ней, — без особой охоты признала Алиса.

   — Значит, Светлана Алексеевна оказалась права? — не удержалась я.

   — Ну… да, — через силу согласилась официантка. — Но Андрей в Екатеринбург хотел. Неужели трудно человека уважить? А уж дочки у Василия Петровича… Они часто в наше кафе ходят. Аня с Катей нос задирают, никогда не поздороваются, чаевых не оставляют, с таким видом сидят, словно одолжение нам делают, на лицах большими буквами написано: мы царицы, падайте на колени и ползите. Но эти еще ничего, скандалы не мутят, а Оля вообще чума, с порога бучу затевает. Не дай бог, кто-то за ее любимый столик сел, не успокоится, пока людей не выгонит. Блюда на кухню постоянно возвращает, то, мол, пересолили, то пережарили, то мясо сырое. Прямо не знает, к чему примотаться. По-моему, она специально сюда прибегает, когда негатив сбросить хочет, устроит служащим разнос и довольна. Еду не оплачивает, так уходит. Хозяин потом счета в особняк Шарова отправляет, домработница рассчитывается. Видите ресторан «Альто пицца» на другой стороне площади? Туда сыновья Бражкина ходят. Вот они вежливые, к работникам по имени-отчеству обращаются и всегда десять процентов чаевых оставляют. Почему нам не повезло их в клиентах иметь? Сюда они не заглядывают, здесь родственники Шарова укрепились. Именно из-за Оли Маринка ногу сломала.

   — Алиса, ваша коллега поскользнулась на камешках, — мягко напомнила я.

   — А кто их принес? — рассердилась та.

   Я сделала глоток чаю и уточнила:

   — Ольга притащила щебень и раскидала его по полу? Слабо верится в это.

   Алиса поправила салфетки в вазочке.

   — По-другому все получилось. Ольга явилась, за стол села, Маринка ей еду понесла и — плюх! Вскрикнула, потом заплакала — больно ей очень стало. Шарова-младшая вскочила и завопила: «Ты кофе на брюки мне пролила, вон пятно на штанине! Заплатишь за испорченную одежду!» И к выходу потопала. Между прочим, больше никого из посетителей в тот момент в кафе не было. На пороге Ольга обернулась, ногой топнула, приказала: «Сейчас же извинись за мое испорченное настроение!» Маринка прошептала: «Простите, я не хотела». Грымза на улицу умелась, а я заметила, что у хамки с туфелек что-то мелкое упало. Не удивляйтесь этому: зрение у меня орлиное, за километр муху вижу. Так вот, едва ведьма за дверь, я пошла посмотреть, чего она потеряла. Мокасины у нее прямо как у вас, только голубые, на мысках тоже стразы, и мне подумалось, что они отвалились, а Ольга могла вернуться и битву из-за них устроить. Гляжу — на полу щебенка бордово-красная, тютелька в тютельку, как вы сейчас показали. Я сообразила, что у мокасов подметка рифленая, камешки туда набились, а в кафе выпали. И кто виноват, что Маринка навернулась? Дочь Шарова!

   — Незваный гость хуже налогового инспектора, — объявил Федор Михайлович, входя в конференц-зал, — никто его не ждал, а он приперся.

   — Это не про вас, — возразила Антонина.

   — Присаживайтесь, пожалуйста, — попросила я Дубова. — Мы только начали, рассказываю, как съездила к Валерии Леонидовне Вербицкой и о чем говорила с официанткой в кафе.

   Присутствующие молча выслушали мое сообщение, потом слово взял Роберт:

   — Таня сразу позвонила мне, и я по ее просьбе выяснил некоторые детали. В Лоскутове всегда используют серый щебень, которого в районе навалом. Им засыпаны дорожки в местном парке, несколько проселков, материал берут горожане, имеющие загородные дома. Это самый дешевый, так называемый вторичный щебень, в основном перемолотый бетон, а также асфальт, отсортированные по стандартным фракциям. Хороший бюджетный материал, поэтому он очень популярен. А вот красно-бордовые камешки, которые принесла в кафе Ольга Шарова на своих подошвах, — это гранитный щебень, самый дорогой из всех возможных. Особенно цена высока при небольшом размере камешков, то есть фракций пять-десять миллиметров. Гравий может быть и крупнее — сорок-семьдесят миллиметров, тогда он дешевле. Для сравнения: вторичный щебень при всех равных показателях встанет покупателю раза в два дешевле, так что почувствуйте разницу. Гранитный щебень в Лоскутове никто не берет. Я прошерстил все местные фирмы, торгующие им… кстати, многие путают его с гравием, но это не синонимы…

   — Да ну? — удивилась я.

   — И мне удалось найти заказ, сделанный в магазине «Дант», — продолжал Троянов, не обратив внимания на мой возглас. — Несколько лет назад один житель Лоскутова заказал именно гранитный щебень в большом количестве. Угадаете его фамилию?

   — Николай Витальевич Фатеев, — вспомнила я.

   — Молодец, возьми приз, — усмехнулся Роберт. — Мне объяснить, зачем пекарю понадобился дорогущий материал, или сами догадались, что им засыпали парковку и дорогу к бывшему дому Кудрявцевых? Замечу еще, что щебенку надо регулярно досыпать, она разносится машинами, застревая в рисунке шин.

   — И правда больше никто этот материал не приобретал? — уточнила я.

   — Нет, — отрезал компьютерщик. — Я тщательнейшим образом изучил документы. И могу сказать с уверенностью: серый щебень идет нарасхват, бордовый нет. Что ж, логично — зачем платить в два раза дороже? «Дант» уже подумывает о том, не отказаться ли от гранитного варианта вообще.

   — Так, может, у названной тобой фирмы люди дорогой материал не берут, а у других покупают, — высказал свое мнение Денис.

   Троянов наклонился над одним из ноутбуков.

   — Нет. «Дант» монополист на рынке в Лоскутове и ближайших окрестностях. У продавца завод в Медянске. Кстати, местное население поначалу недовольно было — когда стройка началась, народ во все инстанции письма строчил, требовал запретить возведение предприятия, боялись за экологию. Но потом многие пошли туда работать, и шумиха прекратилась. Еще названная фирма дает десятипроцентную скидку тем, кто живет в Медянске, Лоскутове, в прочих городках и поселках, что невдалеке расположены, плюс бесплатная доставка. Поэтому у «Данта» в околотке конкурентов нет. Конечно, никто не запрещает желающему купить щебенку в «Пингвине» или «Домсервисе», но эти фирмы находятся довольно далеко, цену не скашивают, за привоз материала расплачиваться надо отдельно, поэтому местный люд только у «своих» торговцев затаривается щебнем и гравием. Но я на всякий случай проверил и убедился: за последние десять лет другие производители в Лоскутово ничего не доставляли.

   — Ольга была около дома Кудрявцевых, — принялся подводить итоги Жданов, — из ее подошвы в кафе выпали камешки, официантка на них поскользнулась и сломала ногу. Секретарша Елена видела, как Игорь Семенович целовал в гримерке Олю и обещал ей что-то уладить. Фатеев учился с Бражкиным в одном классе. Бедный, в прямом смысле слова, пекарь купил дом колдунов, менял часто «Жигули», но сам ездил на дешевых иномарках, причем по нескольку лет. Да, чуть не забыл! Николай замутил в бывшей обители знахарей роскошный ремонт. Вывод: мэр Бражкин любовно обустроил себе гнездышко для тайных свиданий с Олей Шаровой. Но кто-то из близких либо владельца фабрики посуды, либо торговца харчами узнал о романе и нанял киллера. Потом этот же человек отравил Евдокию Андреевну и Николая Витальевича, чтобы никому правду не разболтали. Думаю, преступник из семьи Шаровых.

   — Мммм… — протянула я.

   — Да! — повысил голос Денис. — В живых оставили девушку, а не мужика. Убийца из клана Бражкиных поступил бы наоборот, убрал бы Ольгу.

   — Дом в карьере перешел в собственность Фатеева много лет назад, — напомнила я, — Оля тогда еще пешком под стол ходила. Пусть Бражкин изменял жене, но он не педофил.

   — Почему нет? — уперся Жданов.

   Глеб Валерьянович кашлянул.

   — Денис, известны случаи, когда растлители детей похищали их и потом долго жили с ними. Но едва те достигали половой зрелости, преступники теряли к ним интерес. И как ты себе представляешь ситуацию: Игорь Семенович регулярно увозит семилетнюю Олю в дом колдунов, а потом возвращает к папе-маме? Никто этого не замечает, а сама девочка молчит? Нет, если у мэра с девушкой была связь, то она возникла, когда младшая дочь Шарова заневестилась. Что не исключает возможности найма киллера со стороны разных людей. Василий Петрович, Светлана Алексеевна, Каролина Олеговна и все ее сыновья-невестки, Катя и Аня Шаровы, Алевтина Степановна — любой мог захотеть наказать сластолюбца Бражкина. Кроме того, есть неизвестные нам прежние любовницы мэра. Кого-то же тот привозил в дом на дне карьера раньше! У женщин легко вспыхивает ревность. Допустим, предыдущая получила отставку, проследила за мэром, увидела новую кралю…

   — Здорово же мужик шифровался, если его за столько лет на «горячем» не поймали, — восхитилась Антонина. — И никто из красавиц не проговорился. Наверное, они получали щедрые подарки. Наезд на Бражкина все меньше и меньше походит на банальное ДТП.

   Борцов, как прилежный школьник, поднял руку.

   — Можно мне продолжить?

   — Я кое-что интересное нарыл, — одновременно с Глебом Валерьяновичем сказал Роберт.

   — Пожалуйста, говори, — вежливо предложил Троянову эксперт.

   — Нет, нет, после вас, — галантно отказался компьютерщик, — я не тороплюсь.

   — Я тоже не спешу, начинай, — стоял на своем Борцов.

   — Не хочу вас опережать, — помотал головой Роб.

   Иван Никифорович покосился на меня, и я взяла руль беседы в свои руки.

   — Глеб Валерьянович, слушаем вас.

   Тот открыл толстую папку, лежащую перед ним на столе.

   — Роберт пытался найти кое-какие сведения в местном архиве медицинских документов…

   — У них там бардак, — подал голос Троянов. — И почти ничего не оцифровано, в электронный вид переведены лишь документы за последние несколько лет, я могу только в них пошарить.

   — В общем, мы решили работать в паре, — сообщил эксперт и потер руки. — Я, со своей стороны, отправился в архив и стал возиться с историями болезней, люблю работать с живыми записями, а Роб погрузился в доступные ему электронные базы. И, пожалуй, будет правильнее, если рассказ начну я, потому что выяснил интересные факты прошлых лет. Кстати, Троянов сетует, что в компьютере у местных архивистов все плохо, а я отмечу, что в реальных бумагах полнейший порядок. Заведует хранилищем медкарт и всего прочего Агния Генриховна Бундт, этническая немка. Внимание: даме девяносто лет.

   — Офигеть, — пробормотал Денис. — Она еще ходит?

   — Прекрасно бегает, — заверил Борцов. — Логическому же мышлению госпожи Бундт позавидуют представители гораздо более молодого поколения. Семьи у Агнии Генриховны нет, архив ее любимый ребенок. Так вот…

   Глеб Валерьянович погладил ладонью лежащий сверху лист бумаги и продолжил рассказ. Мы все внимательно его слушали.

   …Поняв, что Агния Генриховна обладает уникальной памятью, наш эксперт принялся расспрашивать хозяйку архива о вспышках гриппа в Лоскутове. Бундт рассказала, что вирусное заболевание посещает местный околоток в межсезонье, как правило, осенью, иногда слякотной зимой или затяжной весной. Но до эпидемий доходит не так уж часто. С тех пор как Светлана Алексеевна Шарова основала фитнес-клуб, начала активно пропагандировать здоровый образ жизни и регулярную диспансеризацию, возродила на предприятиях мужа смотровые кабинеты для женщин, местное население стало меньше болеть, сократилась смертность от онкологии, которую теперь диагностируют на ранней стадии, когда возможно полное исцеление. Но все же от гриппа иногда умирают, и в основном люди уходят на тот свет из-за собственной глупости: затемпературят, но к врачу не спешат, занимаются самолечением, в результате чего зарабатывают осложнения на печень-почки-сердце, и потом им в больнице помочь уже не могут. Доктора ведут разъяснительную работу регулярно, особенно в опасный сезон, а когда учащаются заболевания гриппом, выступают по местному телевидению-радио. Они обращаются к зрителям-слушателям:

   «Если вы ощутили недомогание, оставайтесь дома, не идите на работу, дабы не разносить вирус, вызывайте терапевта. И уж тем более нельзя идти в поликлинику, если столбик градусника рванул вверх. Соблюдайте также меры предосторожности по отношению к членам своей семьи — наденьте маску, пользуйтесь отдельной посудой-полотенцами. Если есть возможность, супругам не следует спать в одной постели. Проветривайте часто комнату, кварцуйте помещение лампой, которую можно купить в аптеке. Беременных, маленьких детей, пожилых людей постарайтесь временно отправить пожить к родственникам».

   Кое-кто прислушивается к здравым советам, отметила Агния Генриховна, но, увы, на свете много безответственных людей, которые, кашляя и чихая во все стороны, бегут в офис. И уж совсем нехорошо, когда так себя ведут члены семей медиков. Вот у прекрасного гинеколога Алевтины Степановны скончался от гриппа муж. Петру Ильичу стало плохо в рабочем кабинете, его оттуда увезла в больницу «Скорая помощь». Ну почему жена-врач позволила супругу отправиться больным на службу? Правда, случилось это очень-очень давно, наш Василий Петрович Шаров был тогда крохой, под столом машинкой играл!

   Услышав, что Петр Ильич умер от гриппа, Глеб Валерьянович поинтересовался, можно ли отыскать историю его болезни. Вопрос он задал риторический, поскольку отлично знал, что такие документы хранят в течение двадцати пяти лет. Но Агния Генриховна встала и ушла куда-то в глубь стеллажей и вскоре, к огромному удивлению эксперта, принесла и отдала ему пухлую карту со словами:

   — Никогда не уничтожаю ничего, что связано с элитой наших мест. Мало ли, вдруг понадобится? Сейчас я не нарушаю медицинскую тайну, ведь человека уже нет. И вы представитель полиции.

   Глеб Валерьянович не стал уточнять, что он из особой бригады, а просто принялся внимательно изучать документ и выяснил кое-что интересное.

   В юности Петр Ильич заболел туберкулезом. Где он подцепил палочку Коха, осталось невыясненным, отец и мать мальчика были здоровы. Старший Шаров, понимая, что диагноз может сильно осложнить жизнь сына, сделал все, чтобы в Лоскутове никто не узнал о неприятности, случившейся в семье директора посудной фабрики. Тогдашний главврач больницы пошел одному из самых влиятельных граждан Лоскутова навстречу, Петю с диагнозом «воспаление легких» отправили в Москву. Подростка поместили в специализированную клинику, потом перевели в санаторий, а спустя энное время паренек вернулся здоровым на родину. Главврач вызвал Агнию, уже тогда заведовавшую архивом, и сказал ей:

   — Знаю, ты умная женщина. Спрячь эту историю болезни, она настоящая, со всеми анализами и прочим. В регистратуре же отныне будет находиться другая карта, где значится, что у Пети после тяжелого воспаления легких случилось осложнение на почки. Надо же как-то объяснить, почему мальчик так долго лечился. Но, как понимаешь, подлинный документ очень важен, в жизни случается всякое, вдруг произойдет рецидив чахотки, потребуются старые записи. Убери понадежней карту и молчи.

   Бундт выполнила его просьбу.

   Петр Шаров поступил в институт, женился на Галине Строевой, но детей у них не было. Супруга регулярно посещала гинеколога, пыталась выяснить, почему никак не может забеременеть. Ее медкарта, вернее — копия, тоже до сих пор хранится у Агнии Генриховны.

   Глеб Валерьянович внимательнейшим образом изучил и этот документ и сообразил: судя по анализам и исследованиям, которые делали в те далекие годы, женщина была здорова, вполне могла родить ребенка, но — не в браке с Петром. Кстати, матерью Галина действительно стала: через пять лет после развода с Шаровым, выйдя замуж за другого мужчину. Строева уехала жить в Екатеринбург, медкарту увезла с собой, но Бундт предусмотрительно ее сначала скопировала и спрятала в сейф. Зачем? Агния Генриховна всегда хотела быть полезной семьям, занимавшим высшие позиции в иерархии лоскутовского общества.

   — Мало ли по какой причине сведения о здоровье Гали могли понадобиться Илье Михайловичу, — объяснила она свой тогдашний поступок Борцову.

   Узнав эту историю, Глеб Валерьянович задумчиво почесал в затылке. Тихий внутренний голос подсказывал ему, что причиной отсутствия детей в первом браке Шарова является вовсе не бесплодие Галины, виной тому сам Петр Ильич. Но его не проверяли на способность зачать ребенка. В те времена многие считали, что младенец в семье не появляется из-за болезни женщины. И учтите, Лоскутово в пятидесятые годы был маленьким городком, глухой провинцией, куда не сразу доползали новости о медицинских открытиях и прогрессивных методах лечения.

   Борцов вытащил из папки новый листок.

   — Петр Ильич, супруг Алевтины, скончался, когда сыну исполнилось четыре года. Ему стало плохо в кабинете на фабрике. Илья Михайлович тогда занимал пост директора предприятия, а Петр был там художником. И вот однажды у младшего Шарова поднялась температура, его ломало. Вызвали «Скорую», Петра отвезли в больницу. Там у него начался кашель, давление рвануло вверх, градусник, несмотря на все принятые меры, показывал сорок. Короче, спустя три дня молодой еще мужчина покинул бренный мир.

   — Знакомые симптомы, — отметил Иван Никифорович, — отрава колдунов-болтунов Кудрявцевых.

   — Знахарей на тот момент давно не было в живых, — возразила я.

   — Оно так, — кивнул Борцов, — но яд ведь полностью сохраняет свои свойства на протяжении столетий. У кого-то могла заваляться бутылочка из красного стекла, отлить из нее требовалось малую толику, несколько капель. Вспомните, нам это после беседы с Вербицкой рассказала Татьяна. Кроме того, Валерия Леонидовна опубликовала несколько статей, рассказывающих о создании препарата «леовербиц», лекарство — тема ее докторской диссертации. Все работы на соискание ученых степеней сохраняются, любой человек может их прочитать, если только труд не закрытый. Но диссертация Вербицкой как раз имела гриф секретности.

   — Однако дама защитилась не так давно, — подхватил Роберт, — поэтому представила в ученый совет и прочие инстанции не только напечатанный на бумаге текст, но и уже обязательную электронную версию. Абракадабра, фокус-покус, и вот вам ее диссер!

   Глеб Валерьянович посмотрел на один из ноутбуков Троянова и поморщился:

   — Терпеть не могу читать с экрана, скажу своими словами. Вербицкая не скрывала, что в основе препарата яд Кудрявцевых. Думаю, ее докторская работа засекречена потому, что профессор сообщает состав древней отравы, которую легко изготовить в современных условиях.

   Я остановила Борцова.

   — А мне ученая объяснила, что листок с рецептом можно на стену вешать. Знахари использовали растения, которые исчезли с лица Земли, например «глаз черта».

   — Все верно, — согласился Глеб Валерьянович, — только есть нюанс. Яду очень много лет. Колдуны передавали записи из поколения в поколение, добавляли туда свои наработки, но старые прописи не осовременивали. Сейчас воспроизвести отраву можно, используя современные средства. «Глаз черта», увы, исчез, но есть химическое соединение, его заменяющее. В лаборатории Вербицкой воссоздали яд и работали с ним.

   — То есть человек, изучивший диссертацию, может сделать то же самое? — встрепенулся Иван Никифорович.

   — Теоретически да, — согласился эксперт, — хотя практически это сложно. Нужно иметь доступ к веществам, большая часть которых никогда не поступает в открытую продажу и является материалами строгой учетности. Однако, даже раздобыв составляющие, не так-то легко изготовить зелье, необходимы определенные знания, специальное оборудование. Да и к научной работе с грифом «секретно» совсем не просто подобраться. Роберт-то куда угодно пролезет, а обычный человек нет.

   — Но кто-то из сотрудников лаборатории Вербицкой мог это осуществить? — настаивал Иван.

   — Да, — кивнул Борцов. — А теперь вернемся к смерти Петра Ильича. Ей предшествовали события, очень заинтересовавшие нас. За день до того, как отец вдруг заболел, маленький Вася во время прогулки вырвался из рук няньки, побежал за мячиком и угодил под машину. Ребенок потерял много крови, ему понадобилось переливание. Доктора использовали имевшийся в клинике запас, но предупредили, что может понадобиться донор. Так как у малыша редкая группа крови, более такой в больнице нет, придется ее заказывать, поэтому надо бы подстраховаться, чтобы на всякий случай иметь нужную под рукой. Мать мальчика кинулась в больницу, но ее биоматериал не подошел. Мы не знаем, почему Петр не поехал вместе с женой, а утром вместо больничной лаборатории порулил на работу, но у него кровь на анализ, чтобы понять годится ли он в доноры, не брали. И в тот же день он заболел гриппом. Когда супруга увезли с фабрики на «Скорой», Алевтина по радио обратилась к лоскутовцам. Суть ее выступления в двух словах такова: «Мой маленький сын погибает, нужна кровь. Я не подхожу для переливания, а у мужа вирусная инфекция. Умоляю, помогите!» Через час в клинику приехала семнадцатилетняя Нина Родионова, уборщица, у которой была та же группа резус отрицательной крови. И Василия спасли. А вот Петр Ильич ушел к праотцам.

   — Жена отравила Петра! — подскочила Антонина. — Перепугалась, что лаборатория выяснит отсутствие родства.

   — Теперь о страшном гриппе, который убил давным-давно Петра Ильича и в наше время Степана Шарова, а также Фатеева и Хвостову, — сменил тему Борцов. — Роберт нашел за последние три года еще шесть таких случаев.

   — Умерли пять девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати трех, все пышечки с большой грудью, но не бесформенные толстухи, и все светловолосые, с голубыми глазами, — сообщил Троянов. — Раиса Скоркина, сирота, работала уборщицей в одном из супермаркетов, график работы сутки через трое, жила в селе Кокошкино, снимала комнату у полубезумной старухи. Бабка не обратила внимания на то, что жиличка не ночевала дома, коллеги по работе сразу не подняли шума, решили, что Рая загуляла, она иногда пропускала смены. Потом выяснилось, что бедолагу нашли на скамейке в парке без сознания и отвезли в больницу. Диагноз: грипп. Скоркина умерла через сутки, не могли сбить давление и температуру. Через полгода от того же недуга ушла Ирина Касаткина, жившая с матерью-алкоголичкой. Девушка торговала на рынке чулками и однажды не открыла ларек. Окружающим лоточникам дела до нее не было, родительница, пребывавшая в пьяном угаре, понятия не имела, куда подевалась дочка. На Касаткину наткнулись на остановке маршрутки первые пассажиры, они же вызвали «Скорую». Скончалась Ира вечером в день госпитализации, диагноз — грипп. Чтобы сэкономить время, скажу: остальные жертвы либо не имели близких, либо тоже жили в неблагополучных семьях, где о них абсолютно не беспокоились. Пострадавших находили рано утром в общественных местах — на остановках транспорта, на скамейках в парке или на улицах. Все выглядело так, будто им просто стало плохо, несчастные сели и потеряли сознание.

   — А что выявило вскрытие? — спросила я.

   — Ничего, — пожал плечами Роберт, — его не делали.

   — Почему? — возмутился босс.

   — Диагноз был ясен, — вздохнул Глеб Валерьянович. — Смерть наступала в реанимации в присутствии врачей, не видевших в случившемся никакой криминальной подоплеки. И никто не заметил странной закономерности: девушки умирали с промежутком в шесть месяцев, они внешне были похожи, и в Лоскутове в то время не было эпидемии гриппа.

   — Серийный убийца… — пробормотал босс. Потом голос его зазвенел: — И как вы этого не поняли?

   Последний вопрос был обращен к Дубову.

   — Мне никто из врачей ничего не сообщал, — вскинулся Федор Михайлович, — впервые об этих смертях сейчас услышал.

   — Странные в Лоскутове медики! — вспылила я. — Девушек находят в бессознательном состоянии на улице, они умирают, а доктора просто выдают труп родственникам? И давайте-ка вспомним случай с Малютиной. Врач Виктор Антонович увидел ее с травмами и… не пригласил гинеколога, потому что, видите ли, решил помочь секретарше, дескать, медсестры растреплют про изнасилование, Елене потом никогда замуж не выйти. Вы слышали что-нибудь более идиотское? Я — нет! Если у женщины кровоподтеки, ссадины, есть признаки сексуального насилия, то следует немедленно звонить в полицию. А у вас это правило нарушается.

   — Разберусь, — буркнул Дубов.

   — Роберт, глянь, не было ли у погибших следов побоев? — потребовала я.

   Троянов уткнулся носом в экран.

   — Будем считать, что нам повезло, медкарты покойных оцифрованы. Да, у всех синяки, у троих сломанные ребра, у одной повреждена ключица. И что интересно: у каждой большая ссадина на плече, почти на одном месте.

   — Но врачи не обратились в правоохранительные органы, — покачала я головой и еще сильнее разозлилась. — Медики проявили преступный пофигизм! В Лоскутове нет порядка!

   — Танюша, к сожалению, подобное и в Москве, и в других городах случается, — остановил меня Борцов. — В приемном покое видят девушку со следами побоев, находят у нее в сумочке паспорт, выясняют, что пострадавшая из неблагополучной семьи, и машут рукой: «А, сама виновата, небось согласилась на секс за деньги, не угодила партнеру, вот и получила по шее». Приезд полиции всегда связан с неудобствами — появится человек в форме, начнет всех расспрашивать, ни работать спокойно, ни чаю всласть попить не даст. Легко можно представить ход мыслей медперсонала. Из-за кого, собственно, беспокоиться? Из-за шлюхи, которой накостыляли? Ей не впервой, небось привыкла к грубому обращению. Пусть скажет спасибо, что в палату положили и первую помощь оказали. В отделении мест для хороших людей не хватает, только проституток нам не хватало… Увы, кое-кто в наших больницах именно так рассуждает.

   — Отвратительно! — воскликнула Антонина. — Федор Михайлович, вы обязаны найти людей, нарушивших должностные инструкции! Это очень просто, надо лишь проверить по числам, кто работал, когда несчастные попали в клинику, кто их лечил. И все ли травмы медики описали в историях болезни? Могли намеренно кое-что «не заметить».

   — Разберусь, — повторил Дубов.

   — А мы, к сожалению, уже ничего не выясним, кроме того, что девушки внезапно умерли, — продолжала Антонина. — Глеб Валерьянович, мне послышалось, что вы сказали: «Шесть девушек за последние три года?». Потом вроде Роберт говорил, что жертв пять.

   — Нет, не послышалось. Одна из тех, кто подцепил странный вирус, осталась жива, — пояснил Борцов, — это Елена Малютина, секретарь Вербицкой. Ее, как нам уже доложила Татьяна, нашли на остановке маршрутки у торгового центра «Чаша». Все выглядело так, словно девица поздним вечером вышла из магазина вместе с покупками и отключилась.

   — Но есть одно принципиальное отличие, — перебила я, — Елена очнулась, приехала на работу и в присутствии Валерии Леонидовны обвинила Максима Бражкина в изнасиловании. Сын Игоря Семеновича не разозлился на нее, а стал показывать фото в телефоне, взывал к логике, объяснял, что никак не мог надругаться над Малютиной, отвезти ее назад на остановку, а потом успеть в клуб на день рождения. Продемонстрировал за окном свой новенький красный «Мерседес», сказал: «Леночка, я не езжу на раздолбанной иномарке, за рулем которой я, по вашему утверждению, вчера сидел». А потом воскликнул: «Девушка больна, у нее, похоже, температура!»

   — Малютина оказалась в больнице, — заговорил Троянов. — Врачи не надеялись, что пациентка выживет, но Елена поднялась, хотя провела в клинике много времени.

   — Роб, посмотри, пожалуйста, делает ли бешено дорогая фирма сантехники, которой был оснащен дом на дне карьера, краны в виде черных лебедей, у которых из клюва льется вода? — попросила я. — Лена начала стихийно вспоминать произошедшее, и ей привиделась во сне такая птица. Валерия Леонидовна ближайшая подруга Каролины, Максим почти родной для Вербицкой человек. Профессор возненавидела Елену за, как она считает, клевету на сына Бражкиной. Ученая дама не может справиться со своими чувствами, один вид секретарши вызывает у нее бурю негативных эмоций, при мне она буквально стерла подчиненную в порошок. Но, безостановочно ругая «косорукую, глупую, не умеющую даже чай нормально подать толстуху», руководитель лаборатории тем не менее ее не увольняет, хотя в два счета может выпереть девушку вон. Я очень удивилась этому факту, а сейчас, кажется, понимаю причину странного нежелания Вербицкой избавляться от плохой сотрудницы. По словам Лены, ее каждое утро отправляют сдавать анализ крови. На этом настаивает Максим, якобы для того, чтобы убедиться: Елена не заразна. Но, думаю, в реальности младший Бражкин пытается понять, почему Малютина выжила, по какой причине на нее не подействовала отрава Кудрявцевых.

   — Мммм… — промычал Денис.

   Я повернулась к Жданову.

   — Говори.

   — Ммм… — снова простонал парень.

   — Мы тебя слушаем, начинай, — велел ему Иван Никифорович.

   — Мммм…

   — Хватит идиотничать! — рассердилась я. — Нашел время и место для глупостей.

   — Мммм… — не сдался Денис.

   Мне захотелось треснуть его по затылку.

   — Ты не можешь открыть рот? — неожиданно спросил Глеб Валерьянович.

   Жданов судорожно кивнул.

   — Мммм…

   — Что с ним? — встревожился шеф.

   — Паралич челюсти, — предположил Роберт.

   — Инсульт! — перепугалась Антонина.

   Глеб Валерьянович вскочил и подошел к Денису.

   — Не похоже. Ну-ка, дай посмотрю, что с зубами.

   Жданов схватил лист бумаги и криво написал на нем: «Конфета».

   Борцов крякнул. Иван Никифорович, по-своему поняв молчание подчиненного, схватил коробку, сдернул с нее крышку и сунул ириски под нос Денису.

   — Если это поможет заговорить, съешь все!

   Парень затряс головой и снова промычал нечто нечленораздельное.

   Босс вытащил одну ириску, положил ее в рот и протянул:

   — Тогда я тебя не понимаю…

   — Надо срочно вызвать «Скорую», — занервничала Тоня, — потому что…

   Юрская осеклась.

   — Что тебе пришло в голову? Говори! — потребовала я.

   Антонина приблизила лицо к моему уху и зашептала.

   — Где больше двух — говорят вслух. Если третий мешает, молчи, как из-под трамвая, — объявил Дубов, озвучив сразу два перла из арсенала супруги.

   — Антонина, огласи присутствующим, что сейчас мне сообщила, — велела я.

   Юрская опустила взгляд.

   — Все Лоскутово знает о приезде в город специалистов из Москвы. Правда, нас считают полицейскими, но фиг бы с этим. Серийный убийца, орудующий тут, умен, что, если он отравил Дена? Жданов бегал по городу, болтал с разными людьми. Вдруг маньяк подлил ему яд в чай-кофе?

   Денис вскочил, подбежал к доске и написал на ней крупными буквами: «Конфета!»

   — Он ел ириски, — прошептала Тоня. И встрепенулась: — Я права! Глеб Валерьянович, сделайте что-нибудь! Таня, срочно звони Вербицкой, вероятно, в ее лаборатории антидот есть. Иван Никифорович!

   — Мммм… — протянул босс.

   Антонина ахнула.

   — Шеф! Скажите хоть слово!

   — Ммм… — выдавил из себя Тарасов.

   Денис стал подчеркивать написанное им разными фломастерами.

   — Ириска! — осенило Борцова. — Дэн, она склеила зубы? Ты их разжать не можешь?

   Жданов быстро закивал.

   Борцов повернулся к шефу.

   — Ваня, и ты в недобрый час схватил тянучку. Тоже челюсти склеились?

   Иван Никифорович стал багровым и утвердительно кивнул.

   — Как-то утром рано-рано шли из дома два барана, первый в реку угодил, а второй за ним решил, — пробормотал Дубов.

   Антонина захлопала в ладоши.

   — Ура! Не отрава! Надо им дать горячего чая, ириска вмиг растает. Дэн! Почему ты не написал: «Конфета зубы склеила»? Мы бы вмиг поняли, в чем дело.

   Жданов отвернулся к стене. Я включила чайник, бросила в кружки пакетики с заваркой и через пару минут поставила их перед нашими мычащими горемыками-сладкоежками. Денис первым схватил чашку, поднес ее ко рту — и, издав звук, смахивающий на сдавленный визг, уронил ее.

   — Что? Что? Что? — засуетилась Тоня. — Почему он не хочет пить?

   — Попробуй-ка похлебать кипяточку, если челюсть не открывается, — оценил ситуацию Дубов, — вмиг губы обожжешь.

   — Надо им трубочки дать! — осенило Тоню. — Сейчас сношусь в буфет и притащу.

   — Не торопись, — остановил ее Роберт, — соломинкой, если рот не открывается, воспользоваться не удастся.

   — И как быть? — растерялась Антонина.

   — Обычно ириска сама во рту тает, — улыбнулся Глеб Валерьянович, — надо подождать, и проблема рассосется в прямом смысле слова.

   Денис схватил фломастер и принялся быстро водить им по доске.

   — «Она не делается меньше, — прочитала я, — только сильнее зубы склеивает».

   — Странно, — удивился Борцов. — Ну-ка, дайте состав вкусняшки изучить. Что там в нее положили? Ага, фенолформальдегидные смолы, этилацетат, полиуретан, ацетон, ароматизатор, идентичный натуральному табаку, изолат соевого белка, гидролизат коллагена, l-карнитин, пшеничные пищевые волокна, молочный жир, фруктоза… Мда, очень странный рецепт, впервые такой вижу.

   Роберт схватил «мышку».

   — Здоровская конфетка! Первая часть ингредиентов, до ацетона включительно, почти полностью повторяет состав всеми любимого универсального клея.

   — Батюшки! — ахнула Тоня. — Они отравятся!

   — А вторая часть — это одна из разновидностей фитнес-батончика, — продолжал Роберт. — Классная конфета, мечта спортсмена-токсикомана. И клей пожевал, и вроде как о правильном питании позаботился. А при чем тут ароматизатор, идентичный натуральному табаку?

   Мне захотелось залезть под стол и затаиться. Добрый боженька, сделай так, чтобы никто из наших чересчур умных голов не догадался, что ириски предназначены для облегчения жизни людей, бросающих курить!

   — Да, удивительный состав, — не успокаивался Глеб Валерьянович.

   Я изо всех сил постаралась говорить спокойно.

   — И как теперь от конфеты избавиться?

   Троянов откашлялся.

   — Думаю, способ тот же, что и для удаления суперклея.

   — Ну и чем же его с зубов убирают? — заинтересовалась Тоня.

   Глеб Валерьянович сложил руки на груди.

   — В стоматологии данное соединение не применяют. В быту, если испачкали руки, хорошо помогает ацетон. Если пятно от клея на одежде, его надо сначала счистить бритвой, а затем использовать все тот же ацетон.

   — Жидкость для снятия лака! — обрадовалась Антонина. — Она у меня с собой, сейчас принесу.

   — Не надо, — остановил Юрскую Роберт, — нельзя наливать в рот демитилкетон.

   — А это что? — не поняла я.

   — Ацетон, — хором ответили Троянов и Борцов.

   — Вы ужас какие умные теоретики, все на свете знаете, а теперь примените знания на практике, — рассердилась Тоня. — Откройте им рты! Иначе шеф и Жданов от голода умрут!

   — Дениса мы раньше на части порвем — оттого что он все время молчит, — съязвил Роберт.

   — Желтый Демид всегда на солнышко глядит, как созреет, так в еду полезет, — пробурчал Дубов.

   Теперь я испытала желание стукнуть по затылку Федора Михайловича, без устали и порой совершенно не к месту изрекающего народные мудрости.

   — При чем тут подсолнух? — заморгал Роберт.

   — Где цветок? — не поняла Антонина.

   — Дубов сейчас о нем говорил, — пояснил Глеб Валерьянович. — Желтый Демид — это подсолнечник, такое название встречается в старых книгах русских травников.

   Начальник лоскутовской полиции решил ради исключения заговорить обычным языком.

   — Можно попробовать подсолнечное масло. Я, если суперклей на руки попадает, обмаслю их и подожду немного. Это всегда срабатывает.

   — Верно, существует такой способ, — закивал Борцов, — я забыл о нем. Но руки не рот, а зубы не пальцы.

   — С этим не поспоришь, — хихикнул Роберт. — Думаю, обоих необходимо отвезти к местному стоматологу.

   Иван Никифорович ринулся к доске и написал:

   «Никогда! Не желаю дураком выглядеть!»

   Денис подскочил к шефу и вывел красным фломастером на стекле:

   «Да! Над нами же ржать станут!»

   «Тащите масло», — добавил строчку ниже босс.

   Я взяла трубку местного телефона.

   — Рецепшен? Из конференц-зала беспокоят. Нам нужно подсолнечное масло. Нет, только оно. Принесите поскорей, пожалуйста.

   Глеб Валерьянович открыл свой портфель и выудил оттуда два одноразовых пятикубовых шприца. Потом подошел к Дэну и попросил:

   — Оскаль зубы.

   Жданов послушно выполнил приказ.

   — Отлично! — обрадовался Борцов. — Налью масло за щеку, а ты начнешь полоскать рот. Ваня, с тобой поступлю так же.

   Иван Никифорович поджал губы, но кивнул.

   В дверь постучали.

   — Войдите! — крикнула я.

   Появился мужчина в черном фраке, тот самый, что вчера сервировал ужин в моем номере.

   — Рад приветствовать вас, господа. Куда поставить заказ?

   — На стол, — распорядилась я.

   Официант снял с подноса набор соль-перец-уксус-масло и водрузил около ноутбуков.

   — Господа не желают хлеба?

   — Нет, — ответил Роберт.

   — Горячие закуски, вторые блюда? — не успокаивался парень.

   — Спасибо, нам хватит того, что есть, — отказалась я.

   Лакей окинул членов бригады изумленным взором, затем, ничего не сказав, откланялся и исчез.

   — Кажется, он посчитал нас психами, которые ужинают смесью из приправ, — хихикнула Антонина.

   — Плевать, — отмахнулся Роберт.

   — Нуте-с, начнем, помолясь, — пропел Глеб Валерьянович и набрал в шприц тягучую желтую жидкость. — Денис, сиди и не дергайся. Понимаю, не очень приятно держать во рту то, что я тебе сейчас туда впрысну, но альтернативы нет.

   — На Ваню масла не хватает, — сообщил эксперт, завершив работу со Ждановым. — Пожадничали в ресторане.

   — Это легко исправить, — пообещала я и вновь взялась за телефон. — Рецепшен? В конференц-зале требуется подсолнечное масло.

   — Вам его еще не принесли? — удивился администратор. — Андрей давно ушел.

   — Официант был, но нам нужно еще, — пояснила я. — Принесите скорей и побольше.

   — О’кей, бежим, — пообещал администратор. Но обманул.

   Через пять минут я опять вцепилась в трубку.

   — Конференц-зал на проводе. Где масло?

   На сей раз из наушника защебетал женский голос:

   — Сто миллионов раз просим прощения за небольшую задержку…

   И тут же раздался стук в дверь.

   — Извините, — зачастил официант. — Вот соль, перец, уксус, майонезик, кетчуп, соевый соус, еще и сахар приволок. Тростниковый, коричневый, лучше его для здоровья нет.

   — Все это без надобности, — остановила я разболтавшегося Андрея, — необходимо самое простое растительное масло, но его-то я и не вижу.

   Глаза Андрея забегали из стороны в сторону.

   — Оно, простите, в том комплекте, что я в первый раз доставил.

   Тоня помахала в воздухе пустой бутылочкой.

   — Закончилось!

   — Там же под завязку было, — удивился официант. — И с чем употребили «Лоскутовское отборное»? Еду вы не заказывали.

   — Нужно масло, — рассердился Роберт, — причем не в аптечном количестве, не пару ложек, а пол-литра.

   — На кухне проблемка, — покраснел Андрей, — поставщик подвел. Попробуйте майонезик. Собственноручного изготовления, вкуснее его только… не знаю даже что. С нашим провансалем кирзовые сапоги сожрать можно. И его у нас завались, десятилитровое ведро, полнехонькое. Если пожелаете, в секунду сервирую. С каким гарниром подать майонез? Картошечка? Котлетки из буртыкача? Овсяная кашка? Готов удовлетворить любой ваш изысканный вкус.

   Денис издал громкий, смахивающий на кваканье звук. Мы все разом повернулись к Жданову. Того передернуло, потом любитель чужих ирисок скривился, скорчил рожу, схватил с края стола коробку с бумажными салфетками, выхватил одну и прижал к губам.

   — Масло проглотил, — догадался Троянов.

   Жданов издал стон.

   — Будешь говорить? — спросила Антонина.

   Дэн засопел и начал краснеть. Когда цвет щек стал багровым, парень, по-прежнему держа у рта салфетку, написал на доске: «Нет!!!»

   Официант медленно отступил к двери.

   — Андрюша, — окликнула я его.

   — Мама! — испуганно заорал тот. — Откуда вам мое имя известно?

   — На рецепшен сказали минуту назад: «Андрей к вам давно пошел», — объяснила я.

   Официант перекрестился.

   — Чего желаете?

   — Масла! — громогласно заявил Троянов. — Да побольше!

   — Несусь стрелой, только не нервничайте, — пропищал Андрей и умелся прочь.

   — Странное у них тут обслуживание, — удивился Глеб Валерьянович. — Надеюсь, сейчас получим необходимое.

   На этот раз в дверь постучали минуты через две.

   — Войдите! — заорала я.

   На пороге материализовалась девушка в синем платье. В руках она держала поднос, на котором высилось нечто, прикрытое белой салфеткой.

   — Добрый вечер, господа, — просюсюкала работница отеля. — Желание самых виповых гостей для нас закон. Вы заказали масличко? Вот оно! Самое лучшее!

   Движением фокусника девица сдернула ткань, и я увидела темно-зеленую бутылку без этикетки, заткнутую пробкой.

   — Доставлено только что с полей солнечной Италии, выдавлено из лучших оливок, — стрекотала официантка, приближаясь к Денису и почти наваливаясь на него. — Вау, я на вас салфетку уронила, не сердитесь…

   Девушка грохнула поднос на стол, неожиданно схватила Дэна за руку и начала ее трясти, приговаривая:

   — Не хотела вас обидеть, могу помочь, пытаюсь помочь. Понимаете меня? Кивните, если «да».

   Жданов вскочил и отбежал подальше от официантки.

   — Дорогая, до свиданья! — заорал Роберт.

   — Уверены, что я не могу помочь? — осведомилась девица, по-прежнему глядя на Дениса.

   — Спасибо, милая, если понадобитесь, мы позвоним, — заверила Антонина. — А где Андрей?

   — Этот трус сидит в прачечной, — выпалила девушка. — Ой, хотела сказать: у него смена закончилась. До шести утра с вами буду я, меня зовут Марина. Счастлива помочь. Я понятно сказала? Хочу помочь. Помочь хочу.

   — Марина, ступай вон! — заорал Дубов. — Надоела! Подадут селедку к молочной каше и думают, что угодили.

   — Федор Михайлович? Вау! — жалобно произнесла официантка. — Что вы тут делаете? Не заметила вас.

   — Ужинаем мы, — сердито ответил начальник полиции. — Исчезни!

   Марина кинулась в коридор.

   — Это дочь нашего главного пожарного, — пояснил Дубов. — С моей девчонкой в одном классе училась и тогда нормальной казалась. Правда, года два-три я с ней не встречался. Странная она какая-то стала. Может, крышу снесло, потому что до сих пор не замужем?

   — Я странен, а не странен кто ж, тот, кто на всех глупцов похож, — без интонации процитировал бессмертную комедию «Горе от ума» эксперт, набирая в шприц масло. — И содержимое тары необычно. Вроде масло, но не пойми какое, на оливковое не похоже.

   Антонина задергала носом.

   — Вроде рыбой пахнет.

   — Тебе кажется, — отмахнулся Роберт.

   — Сиди тихо, не дергайся, — приказал Денису Борцов. — Неприятно, но придется еще потерпеть. Ваня, теперь твой черед.

   Босс начал чихать, потом зажал нос пальцами.

   — Действительно, слегка подванивает, — отметил Троянов. — Этикетки нет. Ну-ка…

   Компьютерщик взял бутылку и начал вертеть ее в руках.

   — Сколько времени им во рту масло держать? — заинтересовалась Юрская.

   Дубов посмотрел на свои руки.

   — Меня клей минут через тридцать отпускает.

   — Ой, как долго, — покачала головой Антонина.

   — Этикетку зачем-то содрали, — отметил Троянов, — на стекле остались следы. А, вот где информация осталась! Приклеена на донышко, туда посмотреть не догадались.

   Денис издал громкий всхлип.

   — Ты опять «лекарство» проглотил? — упрекнула его Тоня. — Глеб Валерьянович, вам придется снова шприц в ход пускать.

   — Экий ты, Дэн… э… маслоглот, — щелкнул языком Борцов. — Бери пример с Ивана Никифоровича, сидит с полным ртом, терпит. Роб, давай бутылку.

   — Маслице-то не простое! — воскликнул Троянов.

   — А какое? — заморгала Юрская.

   — «Лягушачий жир, — начал читать Роберт, — получен путем выдаивания элитных жаб, обитающих в пойме реки Бултыхалка. Производится экологически чистым путем на ферме «Квакша Медянска». Предназначен для лечения кожных проблем, врожденной идиотии, запора, поноса. Хорошо помогает при нервном переутомлении. Способ применения: небольшое количество выдоенного безболезненным путем лягушачьего жира нанести на проблемное место и втирать по часовой стрелке в течение сорока семи с половиной минут шесть раз в день».

   — Вти-рать? — по слогам произнесла я. — То есть употреблять наружно? Если у больного псориаз, экзема, прыщи, то понятно. Но как лечить этим средством идиотизм и порванные в клочья нервы?

   — Мазать им мозг, — совершенно серьезно ответил Роберт.

   — А понос? — подхватила Тоня. — В этом случае как?

   — Догадайся сама, — пробормотал Троянов. И начал хохотать, повторяя: — Ой, не могу! Ферма по выдаиванию лягушек! Они тут написали… сейчас скончаюсь… Тань, прочитай…

   Я вгляделась в мелкие буквы и озвучила текст:

   — «Ни одна элитная жаба, обитающая на ферме «Квакша Медянска», не пострадала. Освобождение пресмыкающегося от жира способствует долголетию особи, подвергающейся процедуре».

   — Жир от счастливой лягушки… — простонал Роберт, — до чего дошел прогресс…

   — Но тогда это не растительное масло, а продукт липосакции земноводного, — оторопела Антонина, — он животного происхождения.

   — «Цена три тысячи за четыреста миллилитров», — разглядела я еще одну строчку. — Ничего себе!

   — Ох, держите меня семеро… — заржал Троянов.

   — Говорила вам, рыбой воняет, — надулась Тоня, — а вы: не пахнет совсем.

   Я тем временем продолжала зачитывать информацию:

   — «Состав лягушачьего жира: восемьдесят процентов пальмового масла, десять соевого наилучшего сорта, пять рыбьего жира, четыре с половиной рапсового масла, ноль пять подсолнечного».

   — Три тысячи за такую дрянь? Полное надувательство! Обман! — разозлилась Юрская. — Где лягушачий-то жир?

   — Жабы доятся в основном пальмовым маслом, — серьезно заявил Глеб Валерьянович. — Дэн, не егози и постарайся больше не глотать. Сейчас наберу шприц.

   — Нет! — заорал Жданов. — Не хочу, чтобы в меня впрыскивали лягушачье сало, полученное после того, как жабу раздавили!

   — Выдоили, — поправил Борцов. — «Давить» и «доить» разные глаголы.

   — Ой, у него челюсти расцепились! — заликовала Антонина. — Дэн, как ты себя чувствуешь?

   — Отвратительно, — заявил Жданов. — Во рту немыслимо мерзкий вкус, а в желудке черти в футбол играют.

   — Не стоило масло глотать, — укорил его Глеб Валерьянович, — оно может дать ярко выраженный слабительный эффект.

   — В этой гостинице все сумасшедшие, — простонал Жданов. — Официантка, которая лягушачий жир приперла, мне в карман записку сунула.

   — С телефоном и адресом квартиры для свиданий? — хмыкнул Роберт.

   Жданов бросил на стол скомканный клочок.

   — Сам почитай!

   Антонина взяла листок.

   — «Дорогой друг! Мы поняли, что люди из Москвы пытают вас, заливая в рот масло. Скажите нам, как мы можем вам помочь. Если от вас в течение часа не поступит сведений, вызываем полицию».

   Троянов снова захохотал.

   — Ничего веселого не вижу! — возмутился босс. — Завтра весь город будет болтать о зверствах приехавших москвичей. Насмотрелись идиоты тупых сериалов, и вот результат. Официант — псих, от страха в кладовке спрятался.

   — Да еще Тоня с Дэном масла в огонь плеснули, — потешался Роберт. — Простите, скаламбурил. Но как иначе сказать? Антонина же в присутствии Андрея злобно так у Дениса спросила: «Говорить будешь?» А тот на доске «Нет!» написал. Получилось, как в той киношке, где главного героя из небоскреба выкинули, а он жив остался.

   — Иван, у тебя тоже челюсти расцепились! — обрадовалась я, только сейчас сообразив, что слышу голос шефа. — Все, больше никаких антиникотиновых средств. Мы можем продолжать совещание?

   — Хочу почистить зубы, — заявил Жданов. — Уродская ириска!

   — И мне того же хочется, — признался шеф. — Еще бы чаю. Надо вкус рыбы чем-то перебить.

   Я посмотрела на часы.

   — Кухня закрыта, а ужин в номер заказывать не советую.

   Антонина встала.

   — На соседней улице я видела супермаркет, схожу, куплю сыра с хлебом.

   — Лучше вместе пойдем, — галантно предложил Роберт.

   — Нет, это плохой магазин, покажу вам маленькую лавочку с хорошим выбором, она неподалеку, — предложил Дубов.

   — Тань, поставь пока чайник, — попросил Троянов.

   Денис, успевший открыть дверь в коридор, замер и обернулся, воскликнув:

   — Только сейчас скумекал! Помните, кто звонил на телефон Бражкина после того, как мэр умер?

   — Конечно, — кивнул компьютерщик, — я сам эту информацию узнавал. Игорь Семенович поговорил с Каролиной и через пару минут погиб. Спустя некоторое время его стали искать мать, старшие сыновья, жена. Кто за кем звонил, уже не помню, но я всех назвал.

   — Всех? — уточнил Денис. — То есть номер набирали Каролина, Ирина Федоровна, Константин и Семен? Так?

   — Верно, — согласился Роберт. — Ах да, еще невестки Раиса и Надя.

   — Вот интересно, а почему Максим не забеспокоился о папе? — спросил Дэн. — Его-то вызова ты не обнаружил.

   На мгновение стало тихо. Я уставилась на Жданова.

   Парень попал в мою бригаду необычным образом, но его оставили на службе. Дениса нельзя пока считать крепким профессионалом, он старательный подмастерье, ему еще учиться и учиться, но у Жданова есть два ярких таланта. Во-первых, он гениально умеет разговаривать с людьми, те рассказывают ему то, в чем даже себе не всегда признаются. А еще он может задать неожиданный вопрос, и бригада замирает в недоумении, почему мы сами до этого не додумались.

   — Вероятно, Максим понятия не имел, что отец вовремя не прибыл к ужину, — нашелся Троянов. — Скажем, был в кино или на вечеринке… В общем, узнал о несчастье последним.

   — А ты проверь, — посоветовал Дэн, — изучи все телефонные переговоры Бражкиных — кто, когда, кому звонил.

   — Жданов прав, — кивнула я. — Ладно, сейчас поужинаем и продолжим совещание.

   Когда мы с Глебом Валерьяновичем остались одни, он неожиданно сказал:

   — Не используй больше ириски и прочую ерунду, они не помогут Ивану отвыкнуть от курения.

   Я изобразила удивление.

   — Вы о чем? Не понимаю.

   Борцов показал на визитку кафе, лежащую на столе.

   — Танюша, текст про комплимент от администрации написан твоим почерком, а Ваня этого не заметил. Ну-ка, быстренько уничтожь улику.

   Я схватила карточку, разорвала ее на мелкие кусочки и спрятала их в карман.

   — Ириски тоже надо выбросить, — продолжал Глеб Валерьянович. — Гадость несусветная! Где ты их раздобыла?

   — В аптеке дали в качестве подарка, — призналась я. — Состав я не изучила, теперь буду внимательней. Босс злится, ему без курева некомфортно, и он вбил себе в голову, что электронные сигареты и другие средства, облегчающие отвыкание, — это костыли для слабовольных людей, а он железный, поэтому сам справится. Вчера ему казалось, что повсюду пахнет дымом, сегодня с утра он рычал, как голодный тигр. Мне просто жаль его. Да и себя тоже — начнет придираться к членам бригады, придется защищать ребят.

   — Кое в чем Ваня прав, — остановил меня Борцов, — слабаку не справиться с никотиновой зависимостью. Но все эти жвачки, наклейки на кожу и прочее, на мой взгляд, чистой воды плацебо. Вот электронная сигарета неплохо работает.

   Я поставила локти на стол.

   — Знаю. Димон такой три недели пользовался и без особых мук забыл про пагубную привычку, но Иван Никифорович даже смотреть на нее отказывается.

   Глеб Валерьянович вытащил из своего необъятного портфеля коробочку и снял крышку.

   — Напомню тебе один из законов Ньютона: на всякое действие есть противодействие. Мужчин, подобных Ване, много, и для них придуманы обманки, в частности вот она. Что ты видишь?

   — Красивую шариковую ручку, — ответила я, — дорогую, с инкрустацией.

   Глеб Валерьянович обрадовался.

   — Да, прекрасная самописка. Кстати, Иван ноутбуком лишь при крайней необходимости пользуется. Он, как и я, из породы динозавров, предпочитает писать от руки. Так вот, на самом деле ты видишь не канцелярскую принадлежность, а аналог электронной сигареты.

   — И как он работает?

   — Попробуй, черкни что-нибудь, — предложил эксперт.

   Я взяла стило, сняла колпачок и начала выводить на листке: «Меня зовут Таня, я живу в Москве…» Нос уловил приятный запах, повеяло чем-то знакомым, вроде жареной картошки с грибами. Наверное, ее сейчас готовят на гостиничной кухне.

   — Ну как? — осведомился Глеб Валерьянович.

   — Пишет мягко, — одобрила я, дергая носом.

   — Ощущаешь аромат? — На лице эксперта мелькнула усмешка.

   — Так это от ручки? — удивилась я. — Думала, из ресторана по вентиляции добрался.

   — При нажатии на стержень, — принялся объяснять Борцов, — активируется баллончик, спрятанный в корпусе, крохотная дырочка пропускает запах находящегося внутри вещества. Каждый человек воспринимает его по-своему. Одним чудится букет спиртного, другие унюхивают еду, парфюм, но всегда что-то приятное. На самом деле аромат лекарственный, он купирует тягу к никотину, снимает агрессию, успокаивает. Подари Ване эту ручку, он с радостью будет ею пользоваться. Не хочу выдавать чужой секрет, только намекну: твой грозный босс каждый вечер сидит над рукописью. О чем пишет, не спрашивай, не скажу.

   — Как-то странно ни с того ни с сего преподнести Ивану Никифоровичу ручку, — засомневалась я.

   — Между прочим, у него через два дня день рождения, — улыбнулся Глеб Валерьянович.

   — Не знала, — пробормотала я. — Шеф никакой личной информации не выдает, иногда только бросает пару слов о маме, из чего я поняла, что она имеет на него огромное влияние.

   — Предупрежу и остальных тоже, — продолжил Борцов. — Ребята купят сувенирчики, вечерком посидим в ресторане и вручим их, сделаем Ване сюрприз. Заказ таверны беру на себя.

   — Отлично, — обрадовалась я. — Но почему вы сами не отдадите боссу коробочку?

   Эксперт откашлялся.

   — Танечка, мой подарок Ивана, безусловно, порадует, но у него тьма самописок, он сунет очередную в стакан на столе и забудет о ней. А той, что получена от тебя, станет пользоваться каждый день. Ваня же к тебе…

   — Ладно, — быстро перебила я Борцова, — сделаю, как вы предлагаете. Только не говорите, что я нравлюсь боссу, это неправда!

   — О чем шепчетесь? — поинтересовался Тарасов, входя в конференц-зал.

   Я схватила со стола коробку и спрятала ее в сумку.

   — Сыр и все остальное приехало, — объявил Роберт, возникая на пороге, — извольте жрать, пожалуйста. Тань, взбодри чайник, посуду мы взяли на рецепшен.

   — Марина смотрела на нас с ужасом, — захихикала Антонина, разворачивая покупки. — А Роб еще попросил у нее щелкунчик. Девушка начала извиняться: «Простите, щипцов для орехов нет». И тогда Троянов сказал: «Жаль, ими очень удобно пальцы ломать».

   — Перестаньте по-идиотски шутить! — рассердилась я. — Здешние администратор и официант люди без намека на чувство юмора.

   — Побеседовала я с Элеонорой Кипятковой, соседкой покойной Хвостовой, на которую записана могила Евдокии, — заговорила Антонина, когда мы сели пить чай с бутербродами. — И вот что узнала…

   Женщины дружили, вместе посещали клуб «Здоровье», но Элеонора понятия не имела, что ее приятельница в далеком детстве носила фамилию Кудрявцева. Евдокия о себе рассказывала мало, соседка знала, что она швея-надомница, раньше жила в селе Филимоново, потом продала дом и перебралась на новое место жительства.

   Один раз Кипяткова поинтересовалась у подружки, почему у нее в квартире нет фотографий родни, и та ответила:

   «Родители умерли, когда я еще в пеленках была. Воспитывалась в детдоме и вспоминать те годы не люблю. Замуж не выходила, сына-дочери не родила, одним словом, нет на свете людей, чьи снимки мне хотелось бы перед глазами держать. Одинокая я».

   Но Элеонора не поверила соседке…

   — Почему? — удивился Иван Никифорович, прервав повествование Юрской.

   — Сейчас объясню, — пообещала Тоня и продолжила…

   Хвостова говорила, что живет на пенсию и на деньги, которые ей приносит шитье. Элеонора тоже получает от государства ренту, ей платят по пятым числам каждого месяца, и где-то в районе второго-третьего у Кипятковой заканчиваются деньги, ей приходится пить пустой кефир. И вообще она не может себе многого позволить — не покупает новую одежду, обувь и даже не мечтает о загранпутешествиях.

   А у Хвостовой жизнь текла иначе. Пенсию она тоже получала пятого, но если Элеонора заглядывала к ней четвертого, у той на столе были конфеты, зефир, соседка доставала из холодильника дорогой импортный сыр. Кипяткова как-то не выдержала и спросила:

   «Дуся, как ты ухитряешься выкручиваться?»

   «Да просто, — пояснила Евдокия, — шью для фабрики, имею частных клиентов, поэтому летаю в Турцию отдохнуть и иногда балую себя».

   Вот только соседка никогда не видела ее за работой. Швейная машинка Хвостовой всегда была закрыта; в какой бы день и час Элеонора ни забегала к приятельнице, нигде не валялось ни куска ткани.

   По первым числам каждого месяца Хвостова всегда ездила в Екатеринбург. Укатывала утром, возвращалась вечером, причем обвешанная пакетами.

   «У меня в столице Урала есть клиентки, — объясняла она Кипятковой. — Шью по их заказам постельное белье, занавески. Мужья у дам владеют магазинами, беру у них со скидкой продукты и всякие мелочи…»

   Антонина обвела нас взглядом.

   — Все понятно?

   — Конечно, — кивнула я. — Ей платили за молчание. Евдокия Андреевна знала, кто приобрел дом на дне карьера, ведь при сделках с недвижимостью необходимо личное присутствие сторон.

   — Вообще-то некоторые нанимают для этого адвоката, — возразила Тоня. — Но похоже, Игорь Семенович больше доверял Хвостовой, чем законнику. И не ошибся в выборе тех, кого сделал своими помощниками. Ни Евдокия, последняя из рода Кудрявцевых, ни Фатеев не выдали Бражкина. А еще мне в голову пришла простая мысль: домик-то для свиданий надо убирать — мыть полы, смахивать пыль, стирать белье. То есть без домработницы там никак. Ну и кто поддерживал порядок в уютном любовном гнездышке?

   — Евдокия Андреевна, — первым из нас высказался Жданов. — Конечно, она была не молода, но отличалась крепким здоровьем. И ведь не в корыте же ей приходилось пододеяльники-наволочки тереть, наверняка была и автоматическая прачка, и пылесос, и утюг с паром.

   — Пенсионерке давали деньги не только за молчание, но и за ведение домашнего хозяйства, — предположила я.

   — Теперь послушайте, что мне удалось выяснить! — выпалил Денис, прыгая от нетерпения на стуле.

   — Выкладывай, — приказал Иван Никифорович.

   — Я пошатался по центру, поболтал с людьми, — завел Жданов, — услышал в разных вариациях сагу про Чубареку и колдунов-болтунов. Местное население четко на два лагеря разделилось: бражкинцы и шаровцы. Первые про Василия Петровича гадости несут, считают его убийцей мэра, вторые льют помои на Игоря Семеновича и Каролину, называют первую леди Лоскутова барыней. Дескать, она ходит задрав нос, ни с кем не здоровается, а благотворительной работой вместо Каролины занимается ее помощница. Но потом…

   Дэн обвел нас торжествующим взглядом.

   — Но потом…

   — Давай уже, не тяни, — приказала я.

   Жданов затараторил, и через пару минут стало ясно: парню опять в голову пришел вопрос, о котором никто, кроме него, не подумал.

   Каким-то непостижимым образом стажер ухитряется вычислять тех, кто обладает интересной информацией. Вот и сегодня Дэн присел в парке на скамейку, где уже устроился пожилой дядечка с костылем.

   — Ногу сломали? — посочувствовал ему Жданов.

   — Чертова девка! — моментально завопил пенсионер. — Чтоб ей под «КамАЗ» попасть. Я ее машину узнал, в полицию сообщил, потребовал сикуху наказать, да только в нашем городе правды не доказать. В отделении мне сказали: «Тачка в угоне, ее уперли, на вас преступник наскочил». Ага! Думают, я дурень, не понимаю, что Дубов дочь Шарова отмазывает.

   — При чем тут дочка Василия Петровича? — спросил Жданов и услышал такую историю.

   …Собеседник Дениса, Антон Петрович Баков, живет в Лоскутове. Он на пенсии, но работает паркетчиком, не пьет, не курит, все деньги приносит в семью. А вот его родная сестра Валентина алкоголичка, квасит безостановочно, коммунальные услуги пять лет не платила, за что и подверглась выселению в Безбожное. Хоть Баков и не одобряет Валю, но все-таки родная кровь, поэтому раз в месяц он заезжает к непутевой сестре, привозит мешок картошки и мыло.

   — Иначе с голоду помрет, вшами обзаведется, — объяснил он Жданову.

   Антон Петрович в очередной раз доставил Валентине гостинцы, выехал на трассу, и тут его старенькие «Жигули» закапризничали. Баков припарковался на обочине, открыл капот, начал копаться в моторе, и через секунду в багажник его «пятерки» влетела на своей крохотной иномарке Ольга Шарова. Пенсионер упал, сломал ногу, а дочь Василия Петровича, даже не подумав остановиться, улетела по шоссе вперед.

   — Правды в Лоскутове не найти! — возмущенно повторил Баков. — Работать я не могу, денег лишился, а ведь еще тачку ремонтировать придется. Дубов всегда Шарова защищает, они с детства друганы, вот он и придумал про угон тачки. Не моргнув глазом мне заявил: «ДТП у вас случилось в тот день, когда Ольга Шарова была в Екатеринбурге. Мы опросили девушку, она билет на поезд показала, сообщила, что ездила за покупками. Автомобиль Ольги Шаровой стоял неподалеку от дома, хозяйка его вечером припарковала не во дворе, а на улице. Рано утром на вокзал Олю отвезла мать, Светлана Алексеевна подтвердила слова дочери. То, что малолитражку угнали, обнаружили не сразу, а лишь на следующий день». Ага! Я дурак, да? Мамаша все вранье мерзавки поддержит. Билет они где-то раздобыли, а может, его и вовсе не было. Федька ради Василия зубами луну с неба достанет…

   — Ври Емеля, твоя неделя, понедельник придет — Демьян тебе уши оборвет, — обозлившись, выдал на-гора Дубов, прервав рассказ Жданова. — Бакову хоть что говори, не верит. Втемяшил в свою деревянную башку, что Ольга рулем крутила, и все, с места его не сдвинуть.

   Денис возразил начальнику полиции.

   — Я спросил Бакова, почему он уверен в личности виновницы ДТП. Антон Петрович ответил: «Тачанка ее наглухо затонирована со всех сторон, а лобовуха-то прозрачная. Так что я расчудесно наглую морду видел: блондинка, волосы до плеч, челка по брови, помада красная, рожа размалеванная, темные очки-«киски», оправа блестящими камушками усыпана. Мне внучка недавно в журнале «Гламур Лоскутова» снимок девки Василия показала и заныла: «Деда, купи очки, как у Ольги Шаровой, подари мне на день рождения! Их в бутике «Мечта» продают. Возьми издание с собой, а то перепутаешь». Я приперся в магазин, показал фото. Кривляка за прилавком через губу процедила, что такой красоты у них отродясь не было. Шарова небось ее в Екатеринбурге, в Москве или аж в Париже оторвала. А еще торговка цену очков назвала — шесть моих пенсий. Внучка расстроилась, рыдала неделю. Вот скажите, вообще прилично по улице разгуливать в таких дорогих очках, о которых другим лишь мечтать остается? Да мне те очки поперек горла встали, я их ночью с закрытыми глазами узнаю. Ольга за рулем сидела! Баста!»

   — Ночью, с закрытыми глазами… — задумчиво повторил Иван Никифорович. — Игоря Семеновича сбили вечером. Зачем Оле прятать глаза от несуществующего солнца?

   — Для понта, — хмыкнул Роберт, — нацепила как аксессуар к одежде.

   — Дружба дружбой, а табачок врозь и затрещины вместе не получать, — зашумел Дубов. — Я во всем поддержу Василия Петровича, но ДТП замазывать не стану. Да и зачем? Трупов нет, «жигуль» Бакова старше Лоскутова по возрасту. Василий Петрович влегкую может Антону новую тарантайку купить и потерянный из-за сломанной ноги заработок компенсировать. Но шантажировать друга не позволю. Выдумал Баков эту историю. Считал, что прокатит, а не свезло. Ольга в Екатеринбург уехала, а ее игрушку угнали. Кто-то другой драндулет Бакова в багажник стукнул и удрал, а мужик решил: Шаров богатый, набрешу, что его дочка рулем крутила, и получу новенькое авто. Да еще деньжат отгрызу. Что Оле на том шоссе вечером делать? Ни магазина, ни клуба, ни ресторана, ничего приличного там вблизи нет.

   — Надо показать фото малолитражки девочке Люсе, — пробормотала я. — Может, за этой иномаркой и бежал Игорь Семенович? Глеб Валерьянович, уж не знаю, почему, но у меня возникло ощущение, что заведующая медархивом Агния Генриховна Бундт неспроста хранит в личном сейфе медкарты всех Шаровых и Бражкиных. Чего-то вам пожилая дама недорассказала. И не зря она гостю из Москвы сразу свои закрома продемонстрировала. Завтра с утра езжайте к ней и попытайтесь узнать, что старушка утаила.

   — Вот оно! — вдруг азартно воскликнул Роберт, глядя на экран компьютера. — Супер!

   — Ты что-то нашел? — полюбопытствовал шеф.

   — Много разного, — радостно заявил Троянов. — Кто-то уничтожил в доме на дне карьера весь интерьер, но остатки былой роскоши требовалось вывезти. Понадобились рабочие, которые разбирали шкафы, снимали саноборудование. То, что их нанимали не в Лоскутове, ежу понятно. Я начал искать, кого позвали для деликатной работы, и обнаружил фирму в Вельске, называется «Консьерж-вип». На их сайте написано: «Выполним любое ваше задание. Дорого. Полное соблюдение тайны».

   — Вельск? — удивился Дубов. — Далековато от нас.

   — Всего-то два часа на самолете от Екатеринбурга, — продолжал Роберт. — В общем, пошарил я кое-где и кое-что выяснил. Фирма «Консьерж-вип» на следующий день после похорон Игоря Семеновича наняла грузовой самолет по маршруту Вельск — Екатеринбург. Лайнер приземлился в девять утра. Чего уж они там с собой везли, непонятно, но через двое суток та же организация опять зафрахтовала «птичку», на сей раз наоборот, из Екатеринбурга в Вельск. Имен клиентов нам не сообщат, даже если мы получим ордер от прокурора. Бизнес такой, делают для заказчиков абсолютно все и держат язык за зубами. Но я, опираясь на расценки компании, которая сдает в аренду грузовые самолеты, посчитал, какую примерно сумму отдал инкогнито, к которому из Вельска прилетела бригада…

   — Стоп! — засуетился Жданов. — Откуда ты знаешь, что сотрудники фирмы «Консьерж-вип» порулили именно в Лоскутово? Самолет сел в Екатеринбурге, может, наниматель там.

   Роберт расплылся в улыбке.

   — Сколько мяч в воде ни топи, он всплывет. Простите, от Федора Михайловича любовью к поговоркам заразился.

   — Такой я не слышал, — загудел Дубов, — знаю другую: концы в воду не спрятать, всплывут, в узел завяжутся.

   — Смысл выражений один: как ни старайся тайну сберечь, всегда кто-нибудь о ней узнает, — заметил Троянов. — Сотрудники фирмы поехали из Екатеринбурга на трех фурах с номерами Вельска, то есть машины они с собой привезли. На посту ГАИ за километр от Лоскутова их тормознули, потребовали документы. Те оказались в полном порядке, и грузовики пропустили. Обратно ехали без приключений.

   Роберт встал, написал на стеклянной доске цифру, подчеркнул ее красным фломастером и повернулся к нам лицом.

   — Есть догадки, кто из местных жителей мог расстаться с такими деньгами?

   — Сумма впечатляет, — усмехнулся Борцов.

   — Ты случайно лишний ноль не нацарапал? — осведомился Денис.

   — Нет, — заверил компьютерщик. — Столько заказчик заплатил только за перелет туда-сюда. Вернее, эти деньги перечислил фирме «Консьерж-вип». Так из чьего они кармана? Федор Михайлович, вопрос к вам.

   Дубов крякнул.

   — Бражкин это.

   — А Шаров? — провокационно поинтересовалась я.

   — Нашел дурак целковый, да в реку бросил, — покраснел начальник полиции. — У Василия Петровича деньги есть, но он не идиот, чтобы их на ветер вышвыривать. Рабочие прилетели разбирать дом на дне карьера после смерти мэра. Значит, семья Игоря Семеновича была в курсе, чем он там занимался. Такие деньжищи только его родственники отстегнуть могли.

   — Человек пошел на безумную трату, желая скрыть правду о том, что творилось в бывшей обители колдунов, — протянул Глеб Валерьянович. — Похоже, там происходило нечто совсем нехорошее. Таня, ты просила узнать, производит ли «Брау» краны в виде черных лебедей? Отвечаю. Да, это их классическая модель, называется «Сказочное озеро», вода льется из клюва птицы.

   — Елена Малютина, несмотря на все усилия серийного убийцы, кое-что заметила, — обрадовалась Антонина.

   — Но это нам мало поможет, — подал голос Иван Никифорович, — воспоминания секретарши весьма туманны.

   Роберт сел на свое место и показал на самый большой ноутбук.

   — Социальные сети удобная вещь. Скажем, инстаграм, где люди выставляют на всеобщее обозрение свои фото. Некоторые аккаунты неожиданно начинают пользоваться успехом, обрастают подписчиками, и тогда их владельцы неплохо зарабатывают на рекламе. Снимаются, допустим, в каком-нибудь кафе с булкой в зубах, указывают адрес и пишут: «Вкусно — супер, счет небольшой, уютно». В каждой местности есть свои звезды, а в Лоскутове это Ольга Шарова. Девушка, похоже, живет в Сети. Между прочим, никто не запрещает иметь несколько профилей, один для публичного пользования, другой для узкого круга. Кстати, так поступают многие селебретис. Например, Милада Смолякова. У писательницы несколько сот тысяч подписчиков в Сети «Школьники», она регулярно с ними общается. Полагаю, там от имени Милады работает ее помощник. Но мало кто в курсе, что у Смоляковой есть инстаграм, зарегистрированный под ником «Maflove». Профиль закрыт, в нем всего десять человек. Вот там ее личные фото для узкого круга друзей и родственников.

   — С чего ты взял, что «Maflove» — это писательница? — засмеялся Жданов. — Бог инстаграма на ушко шепнул?

   Роберт спокойно объяснил:

   — Просто поразмыслил. Люди в качестве ника часто используют клички домашних животных, их же ставят как пароли, чего лично я категорически не советую делать. Милада рассказала всей стране, что у нее есть любимая собака Мафи, фотографировалась с псиной во всех журналах и… вот ваш «Maflove».

   — А вдруг это все-таки не Смолякова? — упорствовал Жданов.

   — Она, — уперся Троянов.

   — Может, у кого-то кошка Мафи живет? — настаивал Денис. — Профиль закрыт, правды не узнать.

   Роберт развернул ноутбук.

   — Любуйся! Писательница и псина дома на кровати. Милада без макияжа, в пижаме, волосы стянуты в хвост, псина у нее из чашки чай лакает. Не для посторонних фотка. Убедился?

   — Ты же говорил, аккаунт закрыт, — растерялся стажер.

   Троянов вернул компьютер на место.

   — Дэн, я могу залезть куда угодно, поэтому меня в социальных сетях нет. И онлайн-банком никогда не пользуюсь.

   — Прекрасно, — остановила я Роба, — мы убедились в неограниченности твоих возможностей. А теперь поясни, зачем ты все это устроил?

   — Максим Бражкин уверял, что не мог изнасиловать секретаршу Вербицкой, потому что сразу после работы поехал на день рождения друга. В качестве подтверждения своих слов он продемонстрировал фотографии с праздника. Все присутствовавшие на тусовке выложили кадры в Сеть, кое у кого инстаграмы закрыты для чужих. А я не поленился в них влезть и составил из снимков ленту событий. Как сие проделал? Ну вот, например, в ноль часов три минуты Олег Фокин запечатлел девушку, пляшущую на барной стойке, слева виден Максим. В ноль четыре Рита Репина сняла певицу Мару, возле сцены младший сын Бражкина… Я выудил из всех профилей кадры с Максом, разложил их в хронологическом порядке и теперь могу рассказать, чем занимался уважаемый Максим Игоревич весь вечер, буквально по секундам.

   — Начинай, — скомандовал Иван.

   Спустя два дня мы в полном составе сидели в доме, стоящем на въезде в Лоскутово. Он находился на строго охраняемой территории за высоким забором, верх которого украшали камеры. Зал, где сейчас расположилась большая компания людей, был богато декорирован — повсюду позолота, хрустальные люстры, ковры, картины в бронзовых рамах. У одной стены на диване и креслах устроились Каролина Бражкина и сыновья покойного мэра: старший Константин с женой Раисой, средний Семен с супругой Надей, младший холостой Максим. Чуть поодаль на стуле с высокой спинкой сидела Ирина Федоровна, мать умершего градоначальника. Напротив в противоположном конце квадратного зала разместились все Шаровы: Алевтина Степановна, Василий Петрович со Светланой Алексеевной, их дочери Аня, Катя, Оля.

   Места для членов бригады были ближе к центру помещения, мы прекрасно видели непримиримых врагов, а они спокойно обозревали нас.

   — Мы похозяйничали тут без спроса, — улыбнулся Иван Никифорович, — притащили доску. Информация легче воспринимается, если она написана. Итак, господа, вы наверняка задаетесь вопросом, зачем мы вас тут всех собрали.

   — И хочется услышать на него ответ, — процедила Алевтина Степановна. — Мы бросили важные дела, надеюсь, не зря.

   Босс покосился на меня, я встала и подошла к доске.

   — Василий Петрович пригласил нас для выяснения обстоятельств гибели мэра Лоскутова.

   — Вот как? А семью покойного господин Шаров о своей акции не предупредил! — взвизгнула Ирина Федоровна. — Какое право он имел затевать расследование в отношении моего несчастного сына?

   — Бабушка! — предостерегающе одернул ее Константин.

   — Неужели вы не хотите узнать, кто убил Игоря Семеновича? — поинтересовалась Антонина. — Обычно близкие мечтают увидеть преступника за решеткой.

   — Естественно, мы хотим отомстить за отца, — кивнул Константин, — но наша полиция тщательно изучила все обстоятельства и пришла к выводу, что виноват пьяный водитель, найти которого не представляется возможным.

   — Дубов одноклассник Шарова, — перебила сына Ирина Федоровна, — из руки Василия ест, поэтому замазывает любые скандалы, связанные с его дочерьми.

   — Понесла корова Якова чушь про всякого, — возмутился, как всегда, словами поговорки Федор Михайлович. — Это что я замазал? Конкретно назовите!

   Бражкина-старшая отвернулась к окну, процедив:

   — Все. Что ни натворят, ты мигом прячешь. Я тебя мальчишкой помню, ты у Шаровых дневал-ночевал, жрал-пил, они тебе одежду покупали.

   — Выкладывайте факты! — потребовала Алевтина Шарова. — Когда и кто из нас совершил плохой поступок? А?

   Мать мэра махнула рукой.

   — Сами знаете. Незачем воздух сотрясать.

   — Понятия не имеем. Уж сотрясите воздух, — ухмыльнулась Катя, — хотим услышать о себе правду. Если сейчас ничего не скажете, я лично подам на вас в суд за клевету.

   Лицо Ирины Федоровны покрылось красными пятнами.

   — Наглая девчонка! Не смей таким тоном со старшими разговаривать!

   Катя и Аня рассмеялись. Алевтина Степановна бесцеремонно ткнула в сторону Бражкиной указательным пальцем.

   — Эй ты, выжившая из ума маразматичка, не смей клеветать на моих внучек! Нашлась тут аристократка подзаборная… Думаешь, не знаю, где Семен тебя отрыл? В гостинице при вокзале! Ты, Ирина, там номера мыла.

   — Ухожу прямо сейчас! — закричала мать покойного.

   — Замолчи, — велел бабушке Константин, — мы не скандалить сюда пришли.

   — Верно, — согласилась я, — пора перестать размахивать саблями. Мы выяснили некоторые подробности, и они в корне поменяют ваше отношение друг к другу. Информация касается личной жизни членов ваших семей.

   — Поэтому организовали встречу в доме, который местное представительство ФСБ использует для бесед с разными людьми, — пояснил Иван Никифорович. — Здесь подслушать нас невозможно.

   — Что собираетесь сообщить секретного? — с тревогой спросила Каролина.

   Я обвела присутствующих взглядом.

   — Имя Агния Генриховна Бундт кому-нибудь из вас знакомо?

   — Нет, — хором ответили Бражкины.

   — Если вы ведете речь о заведующей архивом меддокументов, то я с ней встречалась. Но какое отношение она имеет к нам? — удивилась Светлана Алексеевна Шарова. — Бундт очень пожилая, в позапрошлом году ее хотели отправить с почетом на пенсию. Помню, я столкнулась с начальником департамента здравоохранения на одном совещании, тот меня после окончания заседания придержал и спросил: «Как тебе идея отправить наконец-то Бундт на заслуженный отдых? Ей скоро девяносто стукнет, пора у телевизора в халате дремать». А я ответила: «Агния Генриховна прекрасно работает, молодым фору даст, память у нее уникальная, на любой вопрос ответ мигом выдает. Зарплата у завархивом мизерная, и карьеры там не сделаешь, амбициозный молодой человек туда на работу не пойдет. И кто ее место займет? Какой-нибудь пофигист. А Бундт живет архивом, это ее детище. Старушка одинока, ни мужа, ни детей нет, сядет у телевизора в халате и вскорости от тоски умрет. Оставьте ее на посту, она заслужила особое к себе отношение. Вот если увидим, что она перестала с обязанностями справляться, тогда и решим проблему». Потом, правда, я насторожилась, после того как у нас с Бундт состоялся один странный разговор.

   — О чем? — тут же спросила я.

   Светлана Алексеевна начала пояснять:

   — Агния Генриховна явилась ко мне неожиданно, без звонка. Вошла в кабинет и заявила: «Знаю, что вы не согласились на мое увольнение. Спасибо за хорошую характеристику не говорю, я ведь безупречно работаю, вы лишь оценили мой труд по достоинству. Но все же испытываю желание как-то вас отблагодарить: после моей смерти получите некоторые документы. Поступайте с ними, как сочтете нужным, но у вас в руках окажется мощное оружие, откроется чужая тайна. Даже представить себе не можете какая. Вот если бы вы поддержали идею меня на пенсию отправить, тогда…» Бундт развернулась и ушла, не договорив. Я опешила. Ну, думаю, зря ее интересы лоббировала, кажется, у старушки начались проблемы с головой.

   — Нет, — возразил Глеб Валерьянович, — остроте ума начальницы архива можно позавидовать. У нас с ней состоялся непростой разговор, и в процессе его выяснилось, что Агния Генриховна более всего на свете опасается лишиться своего любимого детища. Архив заменил ей все: мужа, детей, любовника. Вы в курсе, что она там живет? В прямом смысле слова.

   — Где? В архиве? — удивилась главврач. — У Бундт хорошая квартира, лет десять назад она получила ее от города.

   — Да, дама владеет просторной двушкой, — согласился Борцов, — но Агния Генриховна оборудовала для себя студию в здании хранилища, весьма уютную. Я у нее в гостях побывал, мне понравилось. Помещение состоит из спальни-гостиной, кухни и ванной. И там есть сейф, в нем госпожа Бундт хранит наиболее ценные бумаги, свой страховочный полис.

   — Страховочный полис? — переспросила Аня Шарова.

   Глеб Валерьянович вынул из портфеля папку.

   — Именно. Ведь лишиться архива для Бундт смерти подобно. Давным-давно, когда Агнии Генриховне было всего тридцать лет, тогдашняя начальница облздрава попыталась выпихнуть ее из кресла, посадить в него своего сына. Заведующей удалось остаться на должности, но она до гипертонического криза испугалась и решила обезопасить себя. Как? В общем-то, самым обычным, хорошо известным политикам, дипломатам, чиновникам, военачальникам, да и простым смертным способом: нарыть компромат на верхушку города и пустить его в ход, когда ее вновь решат уволить.

   Константин рассмеялся.

   — Это же смешно! Что бабка могла накопать?

   Борцов встал и начал ходить по комнате.

   — Вы сейчас продемонстрировали общее отношение к медархиву. Мол, какая ерундень, подумаешь, ничего интересного — анализы, записи врачей о том, как, допустим, вашему папеньке лечили насморк. Кому нужны покрытые мхом сведения? Но вы жестоко ошибаетесь. В медкартах указано много тайного. А Бундт умна, хитра, по складу ума она ученый, поэтому не просто собирает факты, а систематизирует их, делает выводы. И она имеет в распоряжении все, подчеркиваю, все документы местной системы здравоохранения. Например, историю болезни Игоря Семеновича с его трехмесячного возраста. В одном сейфе в рабочем кабинете Агния Генриховна держит бумаги Бражкиных, Шаровых, Дубовых и всей элиты города, а в железном шкафу, оборудованном в квартирке при архиве, хранятся результаты научных изысканий дамы, которые подтверждаются документами. Бундт регулярно ходит в больницу Лоскутова, в центральную и районные поликлиники, делает копии медкарт интересующих ее людей и утаскивает их в свою нору.

   — Это безобразие! — взорвалась Светлана Алексеевна. — Она не имеет права!

   — Агния Генриховна не собиралась никого шантажировать ради получения денег, — продолжил эксперт, — но в случаях, когда ее пытались убрать с занимаемой должности, без промедления, образно говоря, расчехляла оружие. Накануне пятидесятипятилетия Бундт одна чиновная дама объявила ей: «Пора вам на покой. Завидую от всей души: дача, цветы, птички, будете отдыхать в гамаке с вязаньем…» Через час заведующая архивом положила перед чиновницей папку и безо всякого волнения заявила: «Ознакомьтесь с ксерокопией ваших меддокументов. Из них следует, что вы несколько раз лечились от венерических заболеваний. Как только я поселюсь на даче среди цветочков, информация об этом окажется на столе у начальства и станет достоянием всего города».

   — Крутая бабулька, — засмеялась Оля Шарова, — не дает себя в обиду.

   Катя ткнула сестру локтем в бок. Та, решив не оставаться в долгу, пихнула ее ногой.

   — Девочки, прекратите, — велела дочерям Светлана Алексеевна. — Оля, сиди спокойно.

   — Почему всегда мне замечание делают? — возмутилась младшая сестра. — Катька первая начала!

   — Приятно видеть прекрасно воспитанных детей Василия, — съязвила Ирина Федоровна, — они достойны своих родителей.

   Алевтина Степановна покраснела, открыла рот, но я не дала ей высказаться от души.

   — Вообще-то Ольга права. Да, Агния Генриховна защищается, как умеет.

   — Я не предполагала, что Бундт способна на такое, а ведь выглядит безобидной бабочкой, — покачала головой Светлана Алексеевна.

   — Среди чешуекрылых есть смертельно ядовитые представители, — не преминул заметить Борцов. — Напомню, заведующая архивом никогда первой не затевает «ковровую бомбардировку», жестко реагирует лишь на попытки ее сместить. А недавно Василий Петрович посягнул на самое святое — именно на архив.

   Владелец посудной фабрики удивился.

   — Не собирался прогонять Агнию Генриховну. Я с ней мало знаком, видел один-два раза мельком. Ко мне обратились из нашего департамента здравоохранения, попросили оказать материальную помощь для ремонта здания хранилища, оно ведь ветхое, на ладан дышит. Я выдвинул альтернативное предложение — о переводе бумажных материалов на электронные носители. Негоже в современном мире пещерными людьми жить. Бумаги ветшают, пора наконец вспомнить о научно-техническом прогрессе. Через месяц к нам приедут специалисты, и работа закипит.

   — Вы рассказали о своих планах корреспонденту местного телевидения? — спросила я.

   — Ну да. А почему бы нет? — пожал плечами Василий Петрович. — Пояснил: Лоскутово не израсходует на масштабную работу ни копейки, это мой подарок городу. Когда оцифровка полностью закончится, мэрия сэкономит кучу денег: здание архива разберут, бумаги утилизируют, не надо будет тратить бюджетные средства на свет, воду, отопление хранилища, не придется платить сотрудникам архива зарплату — там сплошь пенсионерки, пусть займутся внуками. Сэкономленные средства пойдут на покупку оборудования для больницы. Что плохого? Мою идею все поддержали с восторгом.

   — Я скорей сдохну, чем соглашусь на их брак! — визжала Каролина. — Василий подлец, обещал на мне жениться и бросил, повел в загс Светку-уродку, мне пришлось, назло Шарову, за Игоря замуж идти!

   — Мама, — оторопел Костя, — что ты несешь? Как это понимать — «назло Шарову»?

   — Ничего, я ему отомстила, — истерично захохотала вдова мэра, — троих сыновей родила, а у Шарова три тупые девки получились. Конец его фамилии! И не будет моего благословения на женитьбу Максима на дуре Ольге!

   — Жаба! — подпрыгнула младшая дочь Василия Петровича. — Смотри не тресни от злобы, говно во все стороны брызнет.

   Каролина вскочила и сжала кулаки. Ольга тоже встала, наклонила голову, сделала шаг к креслам, в которых расположились Бражкины. Константин схватил за руки мать, Аня в ту же секунду вцепилась в сестру.

   — Они не могут идти в загс, — простонала Светлана Алексеевна, — ведь сейчас выяснилось, что наши дети состоят в близком родстве.

   — Кто это знает? — хмыкнула Оля. — Если болтать не будете, правда не вылезет. А Бундт надо язык отрезать. Папа, ты же ради меня на все пойдешь, да? Макс, милый, почему ты молчишь?

   — Так, все сейчас сядут и будут слушать Татьяну, — скомандовал Иван Никифорович. — Сергеева, продолжай!

   Я выпрямилась.

   — Полагаю, Максим не говорит ни слова, потому что догадался: гости из Москвы выяснили всю правду о доме колдунов Кудрявцевых. Наверное, нет необходимости рассказывать собравшимся легенду про Чубареку и ведьмаков?

   — А что с той развалюхой? — удивился Василий Петрович. — Она еще цела? Мне в детстве няня сказки про дух водяного на ночь вещала, жуть как его боялся.

   Я обстоятельно рассказала про Николая Фатеева, Евдокию Хвостову, фирму «Брау» и роскошную отделку дома, а также о том, как мэр обманул жену, прикинувшись, будто беседует с ней по телефону из своего офиса.

   — Намекаете, что у отца была любовница? — побагровел Семен. — Чушь! Папа и мама обожали друг друга.

   Я повесила на доску очередной лист.

   — Это информация от мобильного оператора. Можете удостовериться: судя по сигналу, мэр за пару минут до смерти находится неподалеку от домика Кудрявцевых. И послушайте показания девочки Люси. Тише, пожалуйста, я включу диктофон…

   Когда звонкий голосок ребенка стих, Раиса, жена Константина, швырнула в меня бутылку минеральной воды и крикнула:

   — Вы девчонке заплатили!

   Я ловко увернулась от стеклянной емкости, та угодила в стену, разбилась и дождем осколков осыпалась на паркет.

   — Спросите у свекрови, она, похоже, в курсе измен мужа, — спокойно предложила Антонина невестке Бражкиной.

   Рая подбежала к Каролине, присела перед ней на корточки и заглянула в глаза.

   — Скажи, она лжет?

   Каролина расплакалась, Раиса вскочила, вернулась к мужу и прижалась к нему.

   — Мама, — прошептал Костя, — творится настоящее безумие.

   — А еще нас упрекали! — обрадовалась Оля. — Подумаешь, бабушка налево сходила, сто лет назад все у них с дедом Бражкиным случилось, а у вас папаша потаскун.

   — Заткнись, — прошипел Семен, злобно уставившись на нее. — Закрой пасть, иначе огребешь по хлебалу.

   — Фу… — поморщилась Ольга. — Неприлично так с двоюродной сестрой разговаривать. Ой как плохо тебя родители воспитали, братик.

   Семена передернуло, он стиснул губы, встал с места… Надя вцепилась в мужа.

   — Сема, девчонка провокатор, не иди на поводу у дряни. Знаешь, как ее назвать надо?

   — Как? — с наигранным интересом осведомилась младшая Шарова. — Ну, продолжай!

   — Лучше все послушайте меня, — сердито сказала я. — Ольга, помните ДТП с Антоном Петровичем?

   На лице наглой девицы возникло выражение непонимания.

   — Чего?

   Я уточнила:

   — Через несколько минут после гибели Игоря Семеновича принадлежащая вам иномарка влетела на шоссе в багажник «Жигулей» пенсионера Бакова, стоявших на обочине. Мужчина упал, сломал ногу.

   — А-а-а, тот кретинский чудик, — отмахнулась Оля. — Ему же объяснили: мою тачку угнали, я в Екатеринбурге по магазинам шлялась, кучу шмоточек купила.

   — Баков видел вас за рулем иномарки, — возразила я.

   — Он же псих! — заржала Ольга. — Идиотом родился, идиотом и умрет!

   — Блондинка с волосами до плеч, с густой челкой, в очках, оправа которых украшена стразами, — перечислила я. — Так описал вас Баков. А еще девочка Люся узнала машину, за которой бежал Игорь Семенович, она ваша. И вот маленький, но жирный штришок. Секретарша Валерии Леонидовны Вербицкой видела, как во время городского бала в комнате, которую младшей Шаровой отвели для переодевания, Ольгу целовал мэр Бражкин.

   — Шлюха! — заорала Раиса. — Она спала и с Максом, и с его отцом!

   Ольга на секунду опешила.

   — Эй, это было совсем не то, о чем вы думаете!

   — Малютина сидела в укрытии, прекрасно разглядела вас и готова подтвердить, что Бражкин, обнимая Олю, нежно говорил: «Солнышко, не волнуйся, я все улажу».

   — Стерва, — с угрозой прошептала Каролина. — Маленькая грязная дрянь.

   Денис и Троянов вскочили, явно собираясь встать между девушкой и вдовой Игоря Семеновича. Но я опередила события.

   — Оля, нам надо знать правду, в противном случае вы попадете в неприятную ситуацию. Бражкин с вами нежничал, вас видели сразу после убийства мэра в двух шагах от места преступления. И еще… — Я прикрепила на доску новое фото. — На этом снимке на вас голубые мокасины со стразами на мысках, новинка весенне-летнего сезона. Очень хорошо вас понимаю, это удобная и красивая обувь. Посмотрите на мои ноги — я купила себе такие же, только розового цвета. Один нюанс: у мокасин рифленая подошва, в которой застревают мелкие камешки. В мои подошвы набилась серая щебенка после посещения Безбожного, а в вашей оказалась бордово-красная. Такой в Лоскутове засыпана только одна дорога — проселок, который ведет к бывшему дому Кудрявцевых. И вы там были. Потом приехали в кафе, где постоянно обедаете-ужинаете, камешки выпали на пол, официантка наступила на них, поскользнулась, упала, сломала ногу. Помните этот казус?

   Ольга неожиданно не стала хамить, просто кивнула.

   Я развела руками.

   — Напрашивается вопрос: зачем вы посещали бывшее жилье колдунов?

   — Хватит, — впервые подал голос Максим. — Ольгушка не знает про него. Мы встречаемся в другом месте, я снял дом. Да, мой отец ее в комнате отдыха целовал, но в этом не было ничего любовного. Простая отеческая ласка, без сексуального подтекста. Папа знал о нашем романе.

   — Макс! — возмутился Константин. — Понимаешь, что ты наделал? Мы с Шаровыми враги!

   — Отец так не считал, — отрезал младший брат. — Ему случайно стало известно про снятый мной особняк, посыпались вопросы, короче, он прижал меня к стенке. Папа вообще умел это — любой секрет из человека выдавить. Беседа состоялась за день до бала. Я рассказал о ней Оле, и она впала в истерику, испугалась: «Твой отец все растреплет жене, а Каролина Шаровых ненавидит. Бабушка мне историю женитьбы твоих и моих родителей давно рассказала. Папа бросил Кару, и та его самого и всю его родню прокляла. Но бабуля на нее не сердится, считает, что ее сын зря Каролину променял на мою маму, и долго злилась из-за рождения трех дочерей, немного успокоилась, лишь когда Степан родился. Не пойду на праздник, там точно скандал случится».

   Максим подошел к возлюбленной и взял ее за руку.

   — Посторонним кажется, что Оле все по барабану, что она бессердечная хамка, думает лишь о своих удовольствиях. Но это не так, Ольга специально маску надевает — не хочет никому свои истинные чувства демонстрировать. Отец на мою откровенность отреагировал иначе, чем я ждал. Злиться не стал, предупредил: «Встречайтесь пока по-прежнему тайно, сейчас не время ваши отношения открывать, скоро выборы, неизвестно, как электорат на роман сына Бражкина и дочери Шарова отреагирует. Вот стану опять градоначальником, и устроим свадьбу. Вижу, ты удивлен. Макс, мне вражда между нашими семьями давно надоела, пора топор войны закапывать. Каролина наверняка запротестует, но я с женой разберусь, она на почве Васи ополоумела. Пригласи на новогоднем балу Ольгу танцевать, мы это позиционируем как начало улаживания отношений между Бражкиными и Шаровыми. Я и Косте с Семеном велю Анну и Катю на вальс пригласить». На празднике в середине вечера папа шепнул мне: «Я зашел в комнату отдыха к Ольге, обнял ее, сказал, что все улажу». Теперь понимаете? Это был поцелуй будущего свекра в щеку, а не любовника в губы.

   — Макс, отец не мог сказать про мать «ополоумела»! — возмутился средний брат. — Родители уважали друг друга, их любовь образец для подражания, мы с Надей так же хотим через годы отношения пронести.

   — Дурак, — проронила Каролина.

   По лицу Максима скользнула тревога.

   — Нет, мама, отец хотел покончить с враждой.

   — Я говорю не про Игоря, а про Семена… — начала Каролина. Но сын быстро ее перебил:

   — Не надо, я понял, о чем ты.

   Вдова Игоря Семеновича судорожно вздохнула и опустила голову.

   — Зачем Ольга ездила в дом на дне карьера? — спросила Раиса.

   — Ей-богу, я близко к нему не подходила! — горячо возразила девушка. — Я бы туда соваться не стала — вдруг Чубарека реально существует?

   Несмотря на тяжелый, нервный разговор, раздался дружный смех Бражкиных и Шаровых. Серьезность сохранили Каролина, Максим, Ирина Федоровна, Алевтина Степановна и Оля.

   — Ничего веселого не нахожу, — надулась младшая дочь Василия Петровича. — Мне бабушка про водяного в детстве часто рассказывала. И про колдунов. У них люди лекарства покупали в красных бутылочках с синим сургучом. И про Чубареку полная правда. Можете не верить, но энергетические сущности живут среди нас. Недавно я книгу в Интернете читала, там выложена вся правда про таких, как наш Чубарека. Главное — их нельзя беспокоить. Так что я к дому в овраге ближе чем на десять километров не подойду. Вот Таня Мамалыгина отправилась дух дразнить — и умерла!

   — Татьяна скончалась от тяжелой наследственной болезни, полученной от матери, — вздохнула Светлана Алексеевна. — Мамалыгина ушла из жизни, когда вы с ней в восьмом классе учились. Неужели ты до сих пор помнишь о бедной девочке?

   — Мама, мы были лучшими подругами, — серьезно ответила Оля. — Один раз летом залезли с ней в погреб к старухе Иванченко, разбили там банки. Но бабка первая начала — она нас крапивой по ногам хлестнула, когда мы просто мимо шли, вот мы и решили отомстить. Грымза бабушке пожаловалась, та нас ругать стала: «За такими, как вы, Чубарека всегда приходит. Больше не безобразничайте, иначе он вам капель тайком ночью в чашку с водой подольет, они без запаха и вкуса, вы ничего не почувствуете, а утром заболеете и немыми на год станете». Я с тех пор по ночам не пью, боюсь. А Таня не струсила, предложила: «Пошли к дому в овраге. Вот увидишь, спляшем на крыльце, и ничегошеньки не случится. Не верю я в сказки». Я отказалась, она одна побежала. А осенью заболела и умерла. Вот так! Ни за что на свете к логову колдунов не приближусь!

   Светлана Алексеевна сердито посмотрела на свекровь.

   — Алевтина Степановна, вы зачем внучке глупости рассказывали, пугали ее? Ничего хорошего из этого не получилось, она до сих пор ерунды боится.

   — Не смей старшим замечания делать! — отрубила старуха. — Ольга без руля и ветрил, справиться с ней, иначе как страх внушив, не получалось. Ты, невестушка дорогая, диссертацию писала, в Екатеринбург шлендрала, о детях не думала. А я по три месяца с девками на даче сидела, свою работу побоку пустила. Аня с Катей послушные уродились, а Ольга бешеный огурец — то на велосипеде по шоссе укатит, то полезет в пруд купаться, где каждый сезон двое-трое тонут, то костер разожжет и в огонь баллончик с лаком для волос бросит. Как такую от беды уберечь? Чубарека мне здорово помогал, притихала язва басурманская.

   — Послушайте, может, Оли около того дома и не было никогда? — прошептала Катя. — Чего вы на нее напали?

   — Свидетели Баков и девочка Люся, узнавшие ее машину, голубые туфли с камешками… — перечислила я и взглянула на Ивана. А тот спокойно произнес:

   — Мы вынуждены задержать Ольгу Шарову в связи с подозрением в убийстве Игоря Семеновича Бражкина. Федор Михайлович!

   Дубов покраснел и отстегнул от пояса наручники.

   — Василий Петрович, прости…

   — Ничего плохого я не делала! — закричала девушка. — Папа, спаси меня!

   Катя вскочила и загородила собой младшую сестру.

   — Не дам!

   — Офонарели, ироды? — зашумела Алевтина Степановна. — Зачем ей Игоря давить?

   Оля заплакала, Катя обняла ее. Василий Петрович встал.

   — Мы уходим.

   — Нет, — отрезал Тарасов, — вашей дочери сейчас зачитают ее права. Татьяна!

   Я зачастила:

   — Вы имеете право хранить молчание…

   — Стойте! — звенящим голосом произнесла Светлана Алексеевна. — Оставьте мою девочку в покое. Это я.

   — Вы убили Игоря Семеновича? — уточнил шеф.

   — Нет, я ехала на машине Оли, — призналась жена Шарова. — И туфли голубые мои, а не дочкины. Но я их всего разок надела, мозоль натерла и в шкаф убрала.

   — Верно, мама их купила, а я ей позавидовала, — всхлипнула Ольга. — Один раз потихоньку надела, когда поехала в кафе, и больше мокасины не трогала, они мне маловаты оказались.

   — Ничего не понимаю, — выдохнул Василий Петрович.

   — Все просто, — влез в беседу Денис. — Ваша жена, зная, что младшая дочь отправилась в Екатеринбург, села за руль ее машины, натянула блондинистый парик, а в бардачке небось нашла очки от солнца. Вечером они не нужны, но Светлана Алексеевна не хотела, чтобы ее узнали. И никому бы в голову не пришло, куда госпожа Шарова каталась, но она въехала в «жигуль» Бакова, пришлось удирать. В подошвы мокасин набился бордовый щебень, Оля их потом взяла и в кафе в них пошла. Дочь вернулась домой, не обнаружила свою тачку и заявила об угоне. Светлана Алексеевна, куда машину дели? Неужели в чей-то гараж на разбор отдали? Очень неразумно.

   Каролина, не пойми почему, заплакала. На лице Максима на мгновение появилось выражение детского изумления. Так реагирует крохотный ребенок, впервые увидев собаку или кошку, — смотрит на животное и изо всех сил пытается понять, что это такое. Потом Макс моргнул и обнял мать.

   — «Мини Купер» Оли я в лесу бросила, — медленно произнесла жена Шарова. — Не хотела навредить пенсионеру, это случайно получилось, я компенсирую все его траты.

   — Мама, а зачем ты в карьер ездила? — изумилась Аня.

   Василий Петрович молча смотрел на супругу.

   — Светлана Алексеевна, — оживился Глеб Валерьянович, — что произошло в доме колдуна? Почему Игорь Семенович вам звонил и говорил: «Мышка, мы погорячились».

   — Мышка? — удивленно повторил Константин. — Мышка?

   Вдова мэра закрыла лицо руками и уткнулась в грудь Макса. Только сейчас мне стало понятно: мать и младший сын очень близки, они друг для друга на все готовы. Нет, Константина и Семена она тоже любит, но Максим — особенный для нее ребенок.

   — Светлана Алексеевна, вы голову моете? — вдруг спросил Жданов.

   Жена Шарова вздрогнула, она явно не ожидала столь странного вопроса.

   — Да. Конечно.

   Я уставилась на Дениса. Та-ак, парень решил импровизировать… В нашем тщательно разработанном и старательно расписанном сценарии беседы этой фразы не значится. Наверное, надо остановить излишне креативного стажера, а то он дров наломает.

   — Отлично, — потер руки Жданов. — А куда выпавшие волосы деваются? Ну, те, что с мыльной пеной смываются?

   — Ну, вероятно, в трубу уходят, — растерянно ответила супруга Василия.

   — О! — поднял палец Дэн. — Но должен вас разочаровать: посторонние предметы не могут вместе с водой утечь в канализацию, потому что дорогая фирма «Брау», дабы избежать поломок, ставит решеточки в том месте, где отвод из ванны крепится к основной трубе. А то ведь уроните губку, та шмыг и забьет намертво проход в основной стояк.

   Брови Глеба Валерьяновича поползли вверх, а я, ничегошеньки не смыслящая в сантехнике и трубах, подумала: Жданов несет несусветную чушь.

   Денис же продолжал:

   — Нашему эксперту раз плюнуть решетку вытащить, и на ней обнаружатся волосы Светланы Алексеевны. Одного хватит, выделим ДНК и докажем: госпожа Шарова в доме колдунов мылась. Даже если вы там последний раз душ в двухтысячном году принимали, улики никуда не делись. Между прочим, в могилах волосы по нескольку столетий сохраняются. Лучше вам самой правду рассказать. Да и не делали вы ничего плохого, Бражкина машиной Оли не давили, Игоря Семеновича убил «Форд Фокус» черного цвета, а у вашей дочери «Мини Купер».

   Я наконец поняла задумку Дениса; он решил, что Светлана Алексеевна испугается наличия улик и станет откровенничать. Да только главврач совсем не дура. Сейчас она произнесет: «Мальчик, начнем с того, что внутри труб решеток нет». Ложь Дениса внушит недоверие к материалам, которые висят на доске, и мы окажемся в идиотском положении.

   — Светлана Алексеевна, вы не обязаны ничего рассказывать, — вмешался Максим, — вас на понт берут.

   Каролина Олеговна вцепилась в сына.

   — Ты на чьей стороне? Она же… она…

   — Тише, мама, — попросил Макс, — тебе лучше помолчать.

   И тут, как-то обреченно махнув рукой, заговорила жена Василия Петровича.

   — Устала я, сил нет. Пора заканчивать.

   — Нет, нет! — испугался Максим. — Очень прошу, ради памяти папы, ни слова!

   Светлана Алексеевна встала.

   — Каролина, слушай. Чуть более пятнадцати лет назад я ездила в Питер. Там была конференция, посвященная фитнесу, а я как раз затеяла в Лоскутове клуб «Здоровье» организовать, поэтому заинтересовалась мероприятием. В свободный день пошла в Эрмитаж и столкнулась там с Игорем. До этого мы виделись лишь на официальных мероприятиях, а тут оказались нос к носу, отправились вместе по залам. Потом пообедали, выпили и — проснулись утром в одном номере.

   Вдова мэра зажала руками уши, но Светлана Алексеевна не остановилась.

   — Игорь был не особенно счастлив в браке. Он женился на тебе по огромной любви, но ты ежедневно напоминала ему, что согласилась на поход в загс исключительно из желания отомстить Василию. Глупое поведение! Хотя ты никогда и не отличалась большим умом. А я к тому времени родила троих дочерей и находилась под тяжелым моральным давлением мужа и свекрови — Шаровы требовали сына. Алевтина Степановна шипела мне в спину: «Каролина трех мальчиков принесла, а ты бракоделка. Из милости голодранку в приличную семью взяли, а она постараться не может». Мне дико было такие речи от профессионального гинеколога слышать, так рассуждают малообразованные старухи. Я старалась пропускать злые слова мимо ушей, но вода камень точит. Василий ни разу не остановил мать, не защитил меня. Когда я его просила: «Дорогой, вели Алевтине Степановне от меня отвязаться», — он пожимал плечами и бубнил: «Не обращай внимания, у нее сложный характер. Не затевать же скандал с пожилой женщиной».

   Шарова сделала секундную паузу, бросив на супруга взгляд, полный упрека. Затем, тяжело вздохнув, продолжила, по-прежнему обращаясь к одной Каролине.

   — Сначала мне было очень неприятно, затем горькая обида съела мою любовь к Васе. С твоим мужем произошло то же самое. Он имел троих сыновей, крепкую семью на зависть друзьям и врагам, но любовь к жене давно испарилась, брак ваш держался на гипертрофированном чувстве ответственности Игоря. А еще он имел большие, очень амбициозные карьерные планы, для осуществления которых требовалась чистая, без скандалов биография. Тогда в Питере нас потянуло друг к другу. И мы поняли, что не сможем разлучиться. Вернувшись в Лоскутово, Гарик оборудовал для свиданий дом на дне карьера. Я понятия не имею, как ему удалось провернуть покупку и сделать ремонт, но через пару месяцев он сообщил мне адрес. Я приехала, увидела лачугу, вошла и поняла: это дворец. Встречаться часто не получалось, но когда мы оказывались вместе, время останавливалось, окружающий мир исчезал. Меня ничто не волновало, я не думала о том, кто убирает дом, покупает вино, цветы, меняет белье, стирает мой халатик, приносит косметику-парфюмерию. Я просто приезжала в сказку. А потом забеременела. И свекровь наконец-то получила внука, только рожденного не от ее сына.

   — Степа был ребенком моего отца? — жалобно спросил Константин. — Значит, мне брат?

   Светлана Алексеевна усмехнулась.

   — Ну да! Шаров-то запрограммирован на девочек.

   Затем жена нашего нанимателя повернулась к его матери.

   — Уважаемая Алевтина Степановна, вы что, работая всю жизнь акушером-гинекологом, так и не узнали, что пол ребенка при зачатии определяет отец? Вам следовало рвать нервы не мне, а сыну.

   — Гадина! — зашипела старуха. — Ты изменяла мужу! Дрянь. Потаскуха. Мерзавка. Шлюха подзаборная.

   Светлана Алексеевна расхохоталась.

   — Счет один-один. Вы ведь Василия, как мы сейчас узнали, произвели на свет не от Петра Ильича, своего законного супруга.

   — Постойте, — пробормотала Раиса. — Что у нас тогда получается? Если Игорь Семенович единокровный брат Василия Петровича и он же отец Степана, то, выходит, Степа моему покойному свекру одновременно сын и племянник? Ой, сейчас у меня голова треснет!

   Старшая Шарова вцепилась в диванную подушку и начала колотить ею по подлокотнику, крича:

   — Я имела право на связь с Семеном, потому что спасала фамилию Шаровых! Не родись Вася на свет, сейчас бы в Лоскутове Бражкины верховодили! А ты дрянь развратная!

   — Следуя вашей логике, я тоже имела право на рождение сына от Игоря, — отбила подачу Светлана Алексеевна. — Кстати, у вас все равно ничего хорошего не вышло — девочки, ваши внучки, выйдут замуж, и трендец Шаровым. И я, в отличие кое от кого, не убивала своего мужа, Василий жив, здоров и невредим. А вот где его юридический папочка? С чего, интересно, Петр Ильич на тот свет внезапно отправился, а?

   Алевтина Степановна попыталась встать, но не смогла, ноги отказались держать ее.

   — Бабушка, ты дедушку убила? — разинула рот Оля. — Чем? Ножом зарезала или застрелила?

   Мать Василия Петровича швырнула во внучку подушкой.

   — Дура! Наглая, невоспитанная идиотка! Неужели не ясно, что москвичей специально вызвали, чтобы оболгать Шаровых и возвысить Бражкиных?

   — К детективам обратились не мы, — подала голос Ирина Федоровна. — И, Ангелина, заметь: твой сын наполовину Бражкин, шаровской крови в нем нет. Да и Степан был тоже из наших, причем на три четверти.

   — Нет, неправда, — отрезала старуха, — это вранье.

   Константин показал на доску, возле которой на полу валялись обрывки ксерокопий документов.

   — Анализ ДНК подтвердил наше родство с Василием Петровичем. Правда, исследования крови Степана нет, но навряд ли Светлана Алексеевна все выдумала. Кстати, думаю, что ее жизнь после шокирующего признания кардинально поменяется.

   — Вот и слава богу, — прошептала мать Оли. И повторила: — Устала я, сил больше нет, не вижу смысла продолжать жить с Василием.

   — Ваш роман с мэром длился до его смерти? — спросила я.

   — Нет, — после небольшой паузы ответила Светлана Алексеевна. — Пару лет назад мы, оставшись друзьями, прекратили интимные отношения.

   — Почему? — спросила Антонина.

   — Это очень личная информация, — увильнула от ответа женщина.

   Я вынула из папки очередную ксерокопию.

   — Если там новый пасквиль на Шаровых, я опять его порву, — пригрозила Алевтина Степановна. — Уничтожу, как остальные документы.

   — Бабушка, не старайся, это ведь не подлинники, — пробормотала Катя, — настоящие бумаги в каком-нибудь сейфе. И нам уже хуже не станет, хуже просто некуда.

   — Не смей так говорить! — закричала Оля. — Я знаю, как только ты эту фразу произнесешь, мигом ваще агромадная беда начинается. Папа, зачем ты их из Москвы вызвал? Разве мы плохо жили? Какого хрена захотел правду про смерть Бражкина выяснить? На фига тебе кресло мэра? Вон что вышло!

   Я прикрепила листок к доске магнитом.

   — Перед вами очередная жемчужина из собрания Агнии Генриховны Бундт. Примерно три года назад Игорь Семенович начал регулярно летать в Москву. Заведующую медархивом его вояжи удивили. Пожилая дама почуяла аромат тайны и обратилась к частному детективу Роману Варскину.

   — Родятся в пруду крупные щуки, да их простой пескарик за усы дергает, — подал вдруг голос Федор Михайлович. — Рома из наших, его по состоянию здоровья комиссовали, нашли непорядок с сердцем. Он агентство открыл. Дорого берет, хорошо теперь живет.

   — Варскин мог Агнии Генриховне безвозмездно услугу оказать, — предположил Глеб Валерьянович. — У Бундт полно компромата, может, и на Романа папочка есть.

   — Нам неинтересно, как милая старушка расплачивалась с сыщиком, — остановила я эксперта, — важно иное: Варскин узнал, что мэру поставлен малоприятный диагноз — опухоль мозга.

   — Мама, это правда? — ахнул Константин.

   — Почему ты нам не сказала? — подскочил Семен.

   Максим опустил глаза.

   Старший брат показал на него пальцем.

   — Похоже, он знал.

   — Ага, любимчик всегда в курсе! — взвыл Семен. — Ну да, наш милый Максик, лучший дружочек мамы. Чмок-чмок, зайчик, всегда рядом, за руку держится… Ах, ах, Макс у нас ученый… А мы с Костей быдло. Мамуля всегда торгашей презирала.

   — Неправда, — прошептала Каролина Олеговна, — я ко всем детям отношусь одинаково.

   — Все сыновья любимые, но один любим больше, чем другие, — прошелестела Надя.

   — Конечно, конечно, вы ко всем детям одинаково относитесь, — подхватила Раиса, — просто первые два сына вам не очень нравятся.

   — Макс узнал случайно, — прошептала Бражкина, — не спрашивайте как, это вас не касается.

   — Он тебе ребро сломал, — сказала вдруг жена Василия Петровича, — я в курсе.

   Вдова мэра кивнула и тихо заплакала.

   — Кто кому ребра ломал? — опешила Раиса.

   Светлана Алексеевна встала.

   — Татьяна, полагаю, я объясню ситуацию лучше вас. Опухоли мозга — темная история, но кое-что известно. У Игоря новообразование было не злокачественное, росло медленно. Первой на то, что с Бражкиным творится нечто странное, обратила внимание я, заметив, что Гарик внезапно стал проявлять несвойственную ему агрессивность. Прости, Каролина, не хочу тебе делать больно, но придется сказать. В сексе Игорь всегда был нежен, думал больше о моих ощущениях, чем о своих, одним словом, лучший любовник на свете. И вдруг он превратился в грубияна — причинял боль нарочно, явно получая от этого удовольствие. Один раз выбил мне зуб. Агрессия накатывала на него только в постели; одевшись, Гарик становился прежним и пугался того, что сделал, просил прощения, не понимал, как такое совершил, повторял: «Мышка, это не я! Ничего не помню!» Мне удалось убедить Игоря обратиться к врачу. В Лоскутове по понятным причинам делать это он не захотел, отправился в Москву. Там поставили диагноз, выписали лекарства и велели раз в полгода прилетать на цикл уколов.

   — Почему ему не сделали операцию? — рассердился Константин.

   — Хирургическое вмешательство в мозг дело опасное, — вздохнула Светлана Алексеевна. — Игорь боялся: вдруг врачи заденут что не надо, и он ослепнет, оглохнет, превратится в овощ. И он категорически не желал оперироваться в России. Я нашла хорошую клинику в Европе, Гарик туда полетел. Один. Сказал всем, что его позвали на конференцию мэров активно растущих провинциальных городов, присутствие супруги не предусматривается. Но на самом деле он лег на обследование. Зарубежные специалисты предложили не торопиться с операцией, согласились с лечением, которое подобрали в Москве, только посоветовали приобрести медикаменты у них. Терапия не только уменьшила новообразование, но снимала приступы агрессии, которые возникали у Гарика в период полового возбуждения. Кстати, на вопрос, почему это происходит, никто из медиков ответить не смог. Мозг вообще большая загадка, а опухоль у Игоря находилась в плохо изученной зоне, она на что-то давила, отсюда и такая реакция. Но как только наступала разрядка, Гарик становился прежним. Поэтому никто из посторонних ничего не замечал. Сексом-то на людях не занимаются.

   На губах рассказчицы показалась легкая усмешка. Через секунду Светлана продолжила.

   — Одним словом, врачи выписали пациенту кучу таблеток, и среди них было лекарство, отбивающее естественное желание вступать в половой контакт. Но вот вам самый главный момент: эти пилюли антагонисты другого препарата, который Бражкину вводили через капельницу один раз в полгода. Понимаете? Чтобы не кидаться с кулаками на партнершу, Игорю приходилось сидеть на медикаменте, типа «Антисекс», назовем его так, но по жизненным показаниям для купирования развития опухоли ему прописали вливания, которые не действовали бы из-за применения этих пилюль. Поэтому за неделю до химиотерапии «Антисекс» в обязательном порядке отменялся.

   Светлана Алексеевна мельком взглянула на Каролину Бражкину.

   — Гарик решил скрыть от жены правду о своем здоровье, опасаясь, что та, узнав про опухоль, впадет в панику, начнет закатывать истерики, однажды не сдержится при посторонних, и тайна вылезет наружу. Близости с ней ему не хотелось, впрочем, со мной тоже. Наша интимная связь прекратилась, но дружба осталась, мы по-прежнему встречались в доме Кудрявцевых, ужинали, болтали о всяком, стали как брат и сестра. А потом произошел казус. За сутки до отлета в Москву, — Игорю тогда должны были в первый раз после возвращения из Европы провести курс внутривенных вливаний, короче, за двадцать четыре часа до химии Игорь набросился на Каролину.

   Шарова повернулась к законной жене. Вернее, к вдове Бражкина.

   — Будем откровенны, ты ведь не особенно горячая женщина, Кара. Даже в молодости с приближением ночи ты постоянно жаловалась на головную боль, а после рождения троих детей и вовсе перебралась спать в отдельную комнату. Близость у вас с Игорем происходила раз в два-три месяца и всегда только по его инициативе. Но когда он совсем потерял к жене интерес, Каролина встрепенулась и потребовала своего. Гарик увиливал, как мог, он находился под воздействием таблеток «Антисекс», но перестал пить препарат за неделю до отлета в Москву, и ему снесло голову.

   Светлана протяжно вздохнула.

   — Игорь позвонил мне в три утра, в ужасе зашептал: «Мышка, не знаю, как это вышло, похоже, я сломал Каре ребро. Что делать?» Я велела ему не паниковать, немедленно ехать в клинику, сказать там, что у Каролины закружилась голова, отчего она упала в ванной, и попросить дежурного врача вызвать меня. Ему удалось уговорить жену соврать, но, к сожалению, невольным свидетелем происшествия стал Макс, который обожает мать. Константин и Семен уже тогда жили отдельно. Юноша услышал крики из спальни, сначала постеснялся вмешиваться, потом увидел, что отец с трясущимися руками убежал в кабинет, и пошел посмотреть, что с мамой. Та, рыдая, рассказала, как с ней поступил супруг. Максим пришел в ужас, побежал к отцу, налетел на него, и… Игорь выложил ему всю правду про опухоль и лечение. Так?

   Младший Бражкин, к которому был обращен вопрос, кивнул.

   — Да. Я сильно испугался, но взял себя в руки, мы с отцом отвезли маму в клинику. Я ей объяснил: «Если не хочешь, чтобы наша семья на долгое время стала объектом внимания всех СМИ, успокойся и скажи врачу, что упала, выйдя из душа. Папа немного выпил, поэтому так себя повел, больше это не повторится. Отец никогда не проявляет агрессивности, ну сорвался, с кем не бывает». Мама умный человек, она все поняла, выдала версию про мокрую плитку на полу ванной, ей оказали помощь и отправили домой. Папа улетел в Москву, вернулся с шубой из соболя, бриллиантовым колье и собачкой породы корги. Мать давно мечтала о такой, но отец никогда не терпел животных в доме.

   — Лаврик прелестен, — вдруг улыбнулась Каролина, — мой мальчик любимый.

   — Нет худа без добра, а добра без худа, — изрек Дубов.

   Светлана Алексеевна закинула ногу на ногу.

   — Игорь прибыл из столицы в прекрасном расположении духа. Опухоль не росла, врачи выразили осторожный оптимизм, предположили, что новообразование может начать уменьшаться. Прошло еще полгода. А за два дня до отлета Игоря в столицу в приемный покой лоскутовской больницы поступила девушка с симптомами гриппа. Кроме того, оказалось, что ее избили и изнасиловали, на плече у бедняжки был здоровенный кровоподтек. В таких случаях медики обязаны вызывать полицию. Ко мне пришел Николай Михайлович, дежурный врач, доложил ситуацию и сказал: «Пострадавшая без сознания, не сможет ничего рассказать. И похоже, преступник не только тщательно вымыл жертву, но и протер спиртом, никаких следов ни на теле, ни под ногтями нет. Может, не стоит звонить в полицию? Эксперты не найдут улик, только измучаем несчастную». Но я приказала действовать по закону. Николай позвонил в отделение, там вяло спросили: «Документы у нее есть?» Доктор ответил: «Да, запишите данные». И все. Полная тишина. Через несколько дней, когда больная умерла, полиция вдруг проснулась. Явился следователь, узнал, что жертвы нет в живых, и махнул рукой. «А, сама нарвалась. У девчонки была плохая репутация, о ней никто хорошего слова не сказал». Историю болезни покойной он смотреть не стал, уехал.

   Я исподлобья взглянула на Дубова. Может, врачи и нарушают закон, но подчиненные Федора Михайловича не лучше.

   Жена Василия Петровича поежилась и продолжала:

   — Я тогда не заподозрила ничего дурного. Лишь подумала, что, к сожалению, полицейский прав, если вы без руля и ветрил, ждите беды. В этом году за сутки до отъезда Игоря в Москву в полдень я спустилась в приемный покой, а там как раз оформляли девушку, которую нашли утром в парке изнасилованной и избитой. Она была без сознания, с высокой температурой, врач диагностировал грипп. У нас есть инфекционное отделение, оно размещается в отдельном здании, на расстоянии от основного комплекса. Оттуда пришли медсестра с санитаркой, им предстояло отвезти пациентку на каталке в палату. И нянечка сказала: «Ну вот, опять с вирусом, избитая и с насилием!» Мне словно в лицо холодной водой плеснули. «Видели раньше таких?» — спросила я. «Да, — кивнула санитарка, — в мою смену месяцев пять-шесть назад один в один. Вон у нее синячище на плече. В тот раз у девчонки такой же цвел».

   Светлана Алексеевна замолчала, провела рукой по лбу. Потом заговорила снова:

   — Я увидела отметину и остолбенела. Вспомнилось: когда Игорь на меня напал, он изо всей силы вцепился в мое плечо, вмиг налился кровоподтек, который долго сходил. А у Каролины, когда ее привезли в клинику, на том же месте была ссадина. Мне стало страшно. Я бросилась набирать номер Бражкина. Тот не отвечал, пришлось звонить в офис. Трубку взяла секретарша. Она не удивилась моему звонку, я ведь главврач больницы, иногда беспокою мэра по разным вопросам — и сообщила: «Игорь Семенович сегодня в шесть утра улетел на совещание в Москву». Я от неожиданности воскликнула: «Как? Он же собирался в столицу завтра!» Секретарь объяснила: «Да, но вчера неожиданно поменял билет». Когда Игорь вернулся, я не стала интересоваться, по какой причине он улетел на сутки раньше и ничего мне не сказал об изменении планов, просто потребовала встречи вечером в нашем доме.

   Шарова встала и подошла к вдове.

   — Скажи, муж, когда насиловал тебя, здорово вцепился в плечо? Так сильно, что даже содрал кожу?

   — Нам нужен адвокат! — закричал Константин.

   К Каролине подскочил Максим, обнял ее одной рукой, другой толкнул Светлану Алексеевну, прошипев:

   — Отойди.

   — Не трогай мою мамочку, урод! — заорала Катя.

   Супруга Василия Петровича подняла ладонь.

   — Спокойно. Ни вопли, ни тычки не изменят того, что случилось. Слушайте дальше. Пока Игорь находился в Москве, я затеяла расследование: подняла медицинские документы и… обнаружила шесть девушек с идентичными травмами. Все они были изнасилованы, избиты, с синяком или кровавой ссадиной на плече, все оказались в инфекционном отделении, потому что заболели гриппом. Жертв находили на улицах, но они были тщательно вымыты, в том числе волосы, а кожу на теле им еще протирали спиртом. Пятеро скончались, одна выжила, но ей посоветовали обратиться к психиатру, девушка ничего не помнила, не могла рассказать, что с ней случилось… Их всех привозили в больницу за день-два до отлета Бражкина в Москву на очередные капельницы. Господи! Я поняла, что происходит! За неделю до отъезда Игорь прекращал пить таблетки, сдерживающие половую активность, первые дни контролировал себя, но потом ему сносило крышу. Он боялся опять накинуться на Каролину или напасть на меня, поэтому находил девушек из социальных низов, о которых никто беспокоиться не станет. Я спросила себя: где он может бесчинствовать? Дома? В рабочем кабинете? Исключено! Снять квартиру, отправиться в гостиницу или к выбранной жертве в ее жилье тоже невозможно. Остается один вариант: наш любимый дом на дне карьера. Значит, мы с Игорем встречались там, ужинали, болтали, смеялись, нам было хорошо, а потом он притаскивал туда…

   Светлана Алексеевна сжала голову руками.

   — У меня чуть череп не треснул от этой ужасной мысли. Я еле дождалась возвращения Бражкина и сразу позвонила ему по нашему секретному номеру, потребовала немедленного свидания. По моему тону Игорь понял: что-то произошло, и испугался, попытался отвертеться от встречи. Но у него не получилось. Я была вне себя, буквально слетела с катушек и закричала в трубку: «Или прямо сейчас ты едешь в избу, или забудь навсегда мое имя!» Сама сразу побежала на парковку и только там сообразила: нельзя ехать без маскировки, ведь меня в Лоскутове даже дворовые кошки знают. Поэтому порулила домой за париком. Обычно мы с Гариком заранее планировали свидание, и я утром брала парик с собой, а в тот день оказалась не во всеоружии. Парик у меня блондинистый, с челкой до бровей.

   Шарова посмотрела на меня.

   — Знаете, Татьяна, только когда вы произнесли фразу «мать косила под младшую дочь», я внезапно поняла: такую прическу носит Ольга. Поверьте, у меня не было мысли прикидываться ею. Я брюнетка с короткой стрижкой, поэтому остановила выбор на светлых волосах, они кардинально меняют мою внешность. В общем, примчалась я тогда домой, сунула в сумку парик, села за руль, а машина не завелась. Пришлось взять «Мини Купер» уехавшей в Екатеринбург дочки. По дороге я остановилась, натянула парик, нанесла яркий макияж и поняла: забыла темные очки, которые тоже использовала для маскировки. Порылась в бардачке и обнаружила там оправу со стразами. Дело обстояло именно так, никак не иначе.

   Светлана резко повернулась к дочери.

   — Оля, поверь, я тобой не прикидывалась.

   Младшая дочь молчала, с укоризной глядя на мать. А та, вздохнув, продолжила рассказ.

   — Мы с Бражкиным сели за стол, и я сразу сказала: «Врать бесполезно, я знаю тебя, как себя, к тому же провела расследование. Немедленно выкладывай все, тогда я попытаюсь тебе помочь. Рано или поздно преступник попадается. Да, пока полиция машет ушами, но не сегодня завтра кто-то задумается над странными случаями гриппа у избитых и изнасилованных девушек. Как ты их инфицируешь?» Игорь заплакал и сообщил: «Это работа Макса. Когда я теряю разум, то мчусь сюда, а он кого-нибудь привозит. Мы решили, что так будет лучше, сын пообещал снимать в соседних поселках или на шоссе проституток, которые привыкли к любым прихотям клиента. Предварительно Максим им дает какое-то лекарство — не спрашивай названия, я не разбираюсь в фармакологии, — шлюхи находятся в состоянии полуобморока, не сопротивляются. Сын уверяет, что, очнувшись, девица никогда не вспомнит, где была, с кем занималась сексом. Макс оставляет нас одних, потом возвращается. Я уезжаю, он увозит «фей дороги» в тихое место, кладет им в сумку деньги. Это все. Про грипп я слышу впервые, про их смерть тоже, я никого не убивал».

   — Мамочки… — потрясенно прошептала Раиса. — Значит, милый Максик травил несчастных, чтобы те, не дай бог, ничего не растрепали, а Игорь Семенович ничего не знал?

   — Нет, знал! И врал, — звонким голосом выкрикнула Каролина. — Решил обелить себя в глазах любовницы! Мой муж был самозабвенным лгуном — состоял в незаконной связи с развратной бабой, сделал ей сына… Ненавижу! Ненавижу! Обещал Максу… чуть не на коленях стоял… клялся: всего один раз достань мне девушку… а получилось…

   Светлана Петровна кивнула.

   — Я тоже Бражкину не поверила. Его слова звучали… ну… как вранье. Я отвесила ему оплеуху, выбежала из дома, села в «Мини Купер», выскочила на трассу и въехала в багажник «Жигулей». Дальше вы знаете. Девочка Люся слышала, как Игорь говорил в телефон: «Мышка, мы погорячились». Я верю ребенку. Мышка — это прозвище, данное мне Гариком, о нем ни одна живая душа, кроме нас, не знала. Кстати, в момент, когда я очутилась на шоссе, как раз раздался звонок с нашего секретного телефона. Но я не стала отвечать, открыла окно и выбросила мобильник, поэтому стукнула драндулет Бакова — смотрела не вперед, а в сторону.

   Шарова рухнула на диван, оказавшаяся рядом Аня вскочила и пересела в кресло, подальше от матери.

   Иван Никифорович повернулся к Максиму.

   — Вы использовали яд колдунов Кудрявцевых из запасов лаборатории. Действовали осторожно, брали понемногу. И обманули отца — девушки не были проститутками. Но принадлежали к низшим слоям общества: работали в непрестижных местах, не имели родителей, или те являлись алкоголиками, наркоманами. Вы тщательно подбирали кандидатуру, не хватали первую попавшуюся, готовились заранее. Единственная допущенная ошибка — Елена Малютина. Забыл старое правило, что птичка в гнезде не гадит, и прихватил помощницу Вербицкой. Вот уж глупость! Да, Максим, вы потеряли бдительность и повели себя по-идиотски. Прямо как дурачок.

   Как я и ожидала, младший Бражкин, услышав последнюю фразу, разозлился:

   — Я все четко планировал! Никаких осечек! Не собирался использовать Елену, но девчонка, которую я заранее наметил, разбилась, катаясь со своим хахалем на мотоцикле. Времени подыскивать другую не было, это не так-то легко. Секретарша сама виновата, вечно на глаза лезла, по сто раз в день старалась со мной столкнуться, вот я и подумал: «Почему нет? В принципе, она подходит».

   — Конечно, по жизненным параметрам подошла, — усмехнулась я. — Да только Малютина выжила, ее не взяла отрава. Как это могло случиться?

   — Интересный вопрос, — подхватил нить разговора Роберт. — Ответа на него наш кандидат наук не знал, но очень хотел узнать, поэтому, наплевав на все предосторожности, попросил Вербицкую не увольнять Лену и принялся изучать ее кровь. Как же, вы ведь талантливый ученый, исследователь… Что соврали Валерии Леонидовне? Какую причину своего пристального внимания к анализам Малютиной назвали? Молчите? Ладно. Я, кстати, могу подтвердить, что Елена вас зря обвиняет, вы ее не насиловали. Как я узнал это? Объясню. Участники вечеринки выложили свои снимки с тусовки в Сеть, я их старательно изучил. Вы, Максим Игоревич, популярная личность, каждый из присутствующих счел своим долгом с вами щелкнуться, а потом похвастаться в Интернете: вот я рядом с самым крутым лоскутовским парнем. Но в течение праздника есть два промежутка, когда вы не попали никому в объектив. Потому что вас тогда в клубе не было. В первый раз вы поехали за Еленой, угостили ее якобы испеченным мамой пирожком и доставили очередное развлечение отцу. А во второй раз отсутствовали, когда мыли Малютину и возвращали ее на остановку. В Лоскутове бурная светская жизнь, вечеринки каждый день, вас с распростертыми объятиями ждут везде. Но сын мэра совсем не к каждому придет, ведь не царское это дело какую-нибудь посудомойку с днюхой поздравлять. Однако вот что странно! За полгода до того, как Светлана Алексеевна поругалась с Игорем Семеновичем, Максим совершенно неожиданно появился на свадьбе Олега и Ани Кулешовых, простых студентов, детей небогатых родителей. Мажор привез молодым сертификат на покупку стиральной машины и веселился с гостями до глубокой ночи. Молодожены чуть не скончались от счастья, в социальных сетях пошел гул: почему Макс посетил Кулешовых? Что их связывает? Ответы были разными, но правильный знаю я. В тот день в Лоскутове была только одна гулянка. На следующее утро Игорь Сергеевич улетел в командировку, а в районе полудня в больницу доставили избитую девушку с гриппом. Большинство серийных преступников действует по одной и той же схеме, потому их и ловят. Поход на тусовку ради алиби — это ваш почерк, Максим.

   — Младший Бражкин не только поставлял отцу девушек, — вклинилась я в рассказ Троянова, — а еще после смерти мэра зачистил территорию. Именно Макс вызвал фирму «Консъерж-вип», и ее сотрудники оперативно разобрали все, что находилось внутри дома. Вот окна, увы, пришлось оставить. Вы, наверное, подумали, что в запертую обитель колдунов никто не полезет? Тем более что снаружи стеклопакеты выглядели дряхлыми. Затем младшему сыну пришлось убить Хвостову и Фатеева; они-то знали, кто истинный владелец домика в карьере. С пенсионеркой проблем не возникло. Что вы ей принесли? Торт? А вот с бывшим пекарем Николаем случилась незадача — тот незадолго до происшествия с мэром укатил к другу-леснику. Но ничего, вы разобрались с одноклассником отца после его возвращения.

   Максим вздрогнул.

   — Я бы не тронул их, но оба поступили одинаково. Не успели гроб отца опустить в могилу, как Евдокия потребовала ежемесячных денег за молчание. Большую сумму, намного больше той, что ей регулярно давал отец. И Фатеев, едва вернулся, заявил то же самое. Они меня вынудили, сами виноваты.

   — Молчи! — закричала Каролина. — Ни слова без адвоката!

   Лицо молодого ученого осунулось.

   — Давайте покончим с этой историей. Да, отец заставил меня приводить к нему женщин.

   — Как ты мог? — заорал Константин. — Понимаешь, что теперь с нами всеми будет? Почему ничего не рассказал мне?

   — И что бы ты сделал? — с ехидцей спросил младший брат. — Я пытался уберечь семью от больших неприятностей. В первый раз отец пообещал мне, что это единичный случай. Лечение, мол, подействует, опухоль исчезнет, он опять станет прежним. Клянусь, я понятия не имел, что дом колдунов куплен папой и отделан для встреч со Светланой Алексеевной. Только сейчас услышал правду и был шокирован…

   Я вспомнила удивленные глаза Максима, его растерянность, когда звучал рассказ Шаровой, поверила ему и пробормотала:

   — Вот почему вы испугались и попытались помешать Светлане Алексеевне говорить. Сообразили: она могла знать правду про убийства.

   Максим никак не отреагировал на мои слова, продолжил:

   — Отец соврал мне, что давно купил жилье для встреч с любовницами, но про Шарову даже не намекнул. Мы с ним тогда впервые как мужик с мужиком поговорили. Он объяснил, что у них с мамой, как он выразился, «никогда упоения в бою не было», исключительно тусклый, супружеский интим раз в два-три месяца, потом мать и вовсе от него отказалась. И как поступить здоровому мужчине? В таких случаях многие разводятся, но отец не хотел детей травмировать, купил на имя Фатеева дом, и много лет его временные подружки туда приезжали. Клялся, что все бабы из Москвы, прилетают специально, в Лоскутове он ни с кем дела не имеет. Повторяю: о Светлане Алексеевне он ничего не говорил. А вот про то, что Хвостова там убирает, про покупку Фатеевым дешевых машин, на которых отец в карьер ездил, я знал. С Евдокией в домике столкнулся. Отвез девку, спустя пару часов вернулся, стал с кровати белье снимать, а старуха с улицы вошла и буднично так говорит: «Езжайте домой, Максим Игоревич, не мужское дело грязь убрать. Не волнуйтесь, приберу». Она то, что происходит, понимала, поэтому гору денег за молчание и запросила. Гадина жадная! А я поверил отцу, что девушка ему нужна всего один раз, вскоре наступит полное выздоровление. Но затем была вторая, третья, четвертая… Случилась невероятная история с Еленой… Я понял… осознал, что меня сделали серийным убийцей… спасая реноме отца, я погубил свою душу… Я виноват. Я использовал любовное зелье колдуна-болтуна.

   — Любовное зелье колдуна-болтуна? — возмутилась я. — Вы так смертельный яд называете? Оказывается, отрава всего лишь невинное любовное зелье!

   — Мне так было легче, морально спокойнее, — прошептал Макс. — Я себе говорил: «Они просто пьют любовное зелье колдуна-болтуна, пьют, чтобы на время стать возлюбленными моего отца».

   — Молчи! — заплакала Каролина Олеговна. — Дорогой, умоляю, закрой рот. Я найму лучшего адвоката. Солнышко, ты не преступник, ты стал игрушкой в руках сумасшедшего больного человека… его никто не мог остановить… даже я…

   — Господи, — перекрестилась Раиса, — Кара-то все знала. Моя свекровь в курсе происходившего! Они с Максом вдвоем… вместе… покрывали Игоря Семеновича.

   — Ради вас и внуков, — завизжала Каролина. — Скажите спасибо, что мы вас от позора спасли. Сейчас тут из-за Василия мучаемся. Какого дьявола он москвичей в Лоскутово приволок? У нас дурак Дубов полицией руководит, Федьке никогда бы правду не узнать, он безмозглый, тупой кретин!

   Я мысленно похвалила Федора Михайловича. Он не стал возмущаться, не зафонтанировал поговорками, а молча смотрел в окно, делая вид, что слова Бражкиной к нему никак не относятся.

   — Молчи, дорогой! — надрывалась Каролина. — Более ни слова! Завтра из Москвы прилетит лучший из лучших адвокатов.

   Максим обнял мать и притянул ее к себе.

   — Это не поможет. Светлана Алексеевна недавно сказала: «Я устала, поэтому открою правду». Ну так вот, я тоже очень устал. Пусть все наконец закончится. Пора поставить точку. Татьяна, это я задавил отца. Все!

   Сначала в комнате воцарилась мертвая тишина, потом вскочил Семен:

   — Что с нами будет?

   — Все, кроме Максима и убийцы мэра, отправятся домой, — ответил Иван Никифорович.

   Алевтина Степановна показала пальцем на Светлану Алексеевну.

   — И эта шлюха тоже?

   — Адюльтер осуждается общественным мнением, но в уголовном кодексе статьи за супружескую неверность нет, — ответил Глеб Валерьянович.

   — Всем придется нелегко, — посочувствовала присутствующим Антонина, — вам предстоит осознать, что вы близкие родственники. Хоть и не нравится вам, но это так.

   — Макса отпустят? — с надеждой спросила Оля.

   — Дура, ты не поняла, что он убил нескольких женщин и отца? — воскликнул Константин. — Мерзавца посадят пожизненно, уж я постараюсь!

   Оля кинулась к старшему сыну Бражкину и затрясла перед его носом кулаками.

   — Давай! Начинай! А я побегу в газеты, и ты никогда не станешь мэром. Еще сделаю так, что ты убежишь в панике из Лоскутова со своей жирной бабой и тупыми детьми. Рухнула твоя карьера! Но я не отстану. Переедешь в Екатеринбург, я и там о тебе всем правду расскажу: Костя сын психа и сам сумасшедший.

   — Да я тебе голову оторву! — закричала Раиса.

   — Отлично, — захохотала Оля, — тогда Константин до кучи мужем убийцы станет. Круто!

   — Погодите вы, — попросил разошедшихся родственников Семен. — Почему их шеф сказал: «Все, кроме Максима и убийцы мэра, отправятся домой». Но ведь нашего отца задавил мой брат, он в этом только что признался. Или…

   Иван Никифорович подошел к доске, поместил на ней еще один лист бумаги и объявил:

   — Вот информация от оператора мобильной связи. Игорь Бражкин солгал жене, что сидит в рабочем кабинете, хотя был за городом и беседовал с ней по сотовому, воспользовавшись услугой переадресации звонка.

   — Хватит повторять одно и то же, уже слышали! — вскипел Семен.

   Шеф не стал раздражаться.

   — Верно, об этом мы говорили. Но есть один нюанс. Ваша мать звала мужа на ужин, и некоторое время мы считали, что она тогда находилась в собственных апартаментах. А потом наш компьютерщик решил проверить звонки на домашний телефон Бражкиных. И обнаружилась интересная штука: они тоже, оказывается, перенаправлялись на мобильник Каролины Олеговны. Ну и зачем сие ей понадобилось, если она готовила на кухне любимому супругу ужин? Обнаружив эту странность, Роберт стал изучать все соединения. И выяснил следующее. За пятнадцать минут до общения с благоверным первая леди города связалась с Максимом. Тот находился в Медянске в лаборатории. Это известно точно, потому как сначала мать звякнула сыну на сотовый, тот не отвечал, и тогда она набрала городской номер. Разговор длился пять минут. Еще информация к размышлению. Через некоторое время после того, как мэр упал на проселочную дорогу, Каролина снова позвонила мужу. Бражкин, естественно, не отозвался. Она начала разыскивать мужа, на сей раз вызывала его с домашней трубки. Потом беспокойство проявила Ирина Федоровна. А Каролина принялась названивать Константину, Семену. Макса, своего любимого сына, не беспокоила. Тот же не искал ни мать, ни отца. Костя, Сеня, Рая, Надя — все терзали сотовый Игоря Семеновича. Все, но не Максим. Почему?

   — Потому что он убил отца и знал, что он не откликнется, — подал голос Василий Петрович.

   — Неверный ответ, — возразил босс, вытаскивая из папки несколько снимков. — Обратите внимание на фото с дорожных камер. Господин Бражкин-младший в тот день получил гору штрафов — он летел от Медянска до Лоскутова на своем красном «Мерседесе», напрочь забыв о знаках, ограничивающих в небольших городках скорость движения, поставил личный рекорд, добрался от лаборатории до родного дома за предельно короткий срок. Нарушать правила нехорошо, но это обеспечило Максиму алиби: он не мог убить отца, потому что в момент наезда на Игоря Семеновича находился в городке Школьное, где его зафиксировал объектив. На трассе камеры отсутствуют, а вот в населенных пунктах установлены, и по сделанным стоп-кадрам для выписки штрафов понятно, как ехал приметный «мерс»: Медянск, Васильевск, Краснопрудск, Алимов, Школьное, Морозово, Каменск, Медногорск, Факельное, Лоскутово.

   — Так кто задавил отца? — прошептал Константин.

   Я помахала очередным документом.

   — Счет из магазина, где продают «Форд Фокус». Тут значится, что Олеся Ивановна Пирогова вскоре после смерти мэра приобрела в Екатеринбурге машину черного цвета. Напомню вам, что экспертиза установила: Игоря Семеновича убил человек, сидевший за рулем автомобиля марки «Форд Фокус» именно черного цвета.

   — Моего свекра переехала Пирогова? — удивилась Надежда. — Кто это такая?

   — Впервые о ней слышу, — подхватила Раиса.

   — Это же домработница, — сообразил Семен. — Только мы ее по отчеству никогда не зовем, Леся в нашей семье сто лет работает, можно сказать, родной стала, мои дети ее бабушкой называют.

   — Олеся Ивановна не древняя старуха, — возразила я, — ей всего-то пятьдесят пять. Но вы правы, Пирогова нанялась к вам давно, будучи семнадцатилетней девушкой, она любит вас всех, предана Каролине и детям хозяйки.

   — Леся? — опешил Константин. — Зачем ей убивать отца?

   — Ваша домработница не совершила ничего дурного, — объяснил Иван Никифорович. — Машину ей раз в четыре года покупает Каролина, авто служит для поездок на рынок, по магазинам, короче, для хозяйственных дел. Ну не отправлять же за туалетной бумагой и стиральным порошком голубой «Бентли» жены мэра? Так вот, вскоре после смерти хозяина Пирогова попала в аварию. Олеся Ивановна выехала из ворот участка хозяев, ей стало плохо: голова закружилась, — и женщина въехала в забор. Никто не пострадал, кроме несчастного «Форда», у него были помяты капот и бампер, разбиты фары, потек радиатор. Машину чинить не стали, на следующий день приобрели новую. Мы полагаем, что убийца мэра действовал по заранее намеченному плану — подстерег Бражкина на проселочной дороге.

   — Стоп! — крикнул Семен. — Светлана Алексеевна сказала, что их встреча была спонтанной, не запланированной. Как преступник мог знать заранее, что отец побежит за машиной Шаровой и очутится именно в эту минуту в нужном месте? А?

   Вопрос повис в воздухе, на него никто не ответил.

   К Каролине обратилась Антонина.

   — Вы знали про дом и про девушек, Максим все вам рассказал. Ваш сын человек с особым строем психики, на него не действуют моральные законы, которые боится нарушить большинство людей. Кроме того, у него крайне завышенная самооценка. Он полагает, что принадлежит к элите общества; тех, кто стоит ниже, считает… ну… вроде букашек-таракашек. Макса воспитывали в атмосфере вседозволенности, ему чуть не с пеленок внушали мысль о его избранности, восхищались любыми его поступками. Надо отметить, что Максим умен, талантлив, работоспособен, школу окончил на одни пятерки, получил красный диплом в университете, блестяще защитил диссертацию. Константин и Семен не могут похвастаться подобными успехами, в их аттестатах хилые троечки, в институт парней отец кое-как впихнул. Старшие дети не особенно утруждали себя, будучи студентами, балбесничали, прогуливали лекции. Причем высшее образование оба получали в никому не известном вузе менеджмента в Красноустье, а Максим учился в Екатеринбурге. Почувствуйте разницу! Костя и Семен рано женились, чему в меру сил способствовали отец и мать, надеясь, что невестки возьмут мужей в ежовые рукавицы. Максим пока не женат, за него родители не беспокоились, к браку не подталкивали. Да, старшие братья ныне бизнесмены, но давайте скажем честно: не они создавали фирму, успешно торгующую по всей стране, пришли на готовенькое, сделанное отцом. Максим же сам добился впечатляющих успехов, стал кандидатом наук, пишет докторскую, ему пророчат звание академика.

   — Мой младший сын уникум, — заявила Каролина.

   — Но, несмотря на все свои победы, Максим постоянно нуждается в эмоциональной подпитке, — продолжала Юрская, — ему нужен человек, который будет ежедневно по нескольку раз говорить: «Ты лучший, ты всегда поступаешь правильно». Для Максима таким человеком является мама. Он в глубине души понимал: нехорошо привозить отцу девушек, давая им яд. Поэтому он пытался договориться со своей совестью, выбирал, как он полагает, «балласт общества», тех, чья жизнь вроде бы не приносит никакой пользы. Но, несмотря на это, его постоянно терзала мысль: я поступаю неправильно, отличник, хороший человек такого делать не должен. И Максим бежал к матери за индульгенцией. А Каролина говорила своему любимому сыну: «Ты спасаешь репутацию семьи и мою жизнь. Если перестанешь обеспечивать отца шлюхами, он сорвется, опять покалечит меня, я могу умереть». Макс очень зависим от матери, ради нее он готов на любые жертвы, а Каролина обожает сына. Макс просто обязан был все ей рассказать. И сейчас, уверяя нас, что мать понятия не имела о том, что творилось в доме Кудрявцевых, молодой человек лжет, защищая ее. Ради матери, повторяю, Максим готов на все, поэтому и убивал — чтобы не случился скандал, который повредит мамуле. Не папе! И он готов даже сесть в тюрьму, взяв на себя убийство отца. Бражкин проявлял жестокость к девушкам, спокойно травил их и одновременно испытывал глубокую любовь к матери. Вам это кажется нелогичным? Но это классическое поведение серийного маньяка. Большинство из них, мучая и уничтожая людей, очень нежно относятся к родителям, женам, детям. Первое, что кричат родственники тех, кто совершил множество убийств: «Вы ошибаетесь! Он прекрасный человек, мухи не обидит, обожает сына!»

   Я кашлянула, Антонина замолчала. Сейчас мы не одни, не служебное заседание проводим, обсуждая между собой разные версии, поэтому я никак не могла остановить сотрудницу, сказать ей: «Тоня, в твоих словах есть резон, но вспомни, Максим имел тайну от матери, ничего не сообщил ей о своих отношениях с Ольгой. Хотя я с тобой согласна, Каролина была в курсе того, что делает ее муж с несчастными девушками». Вслух я сказала иное:

   — Мы знаем, что случилось в тот роковой день. Выяснилось это, когда Роберт просматривал видео с камер, установленных в разных местах на улицах города.

   — Программа «Безопасный город», — забыв о поговорках, пояснил Дубов. — Мэр потратил кучу денег на аппаратуру, получилось круче, чем в Москве, кривая преступности резко вниз пошла.

   — Да, камер много, — подтвердил Роберт. — Одна висит прямо у выезда из мэрии. В день убийства Бражкина ближе к концу рабочего дня на другой стороне улицы припарковался черный «Форд Фокус», по номерному знаку понятно: машина принадлежит Олесе Ивановне Пироговой. Где-то через полчаса от офиса отъехал Игорь Семенович, «Форд» последовал за ним. На своем шикарном «Мерседесе» мэр добрался до самого крутого торгового центра, находящегося в его собственности, запарковался на стоянке среди других автомобилей и вышел наружу, надев кепку и темные очки. Весьма простенькая маскировка, но народ не узнавал градоначальника. Бражкин пересек площадку, сел в неприметные «Жигули», купленные на имя Фатеева, и поехал в дом колдунов. «Форд» продолжил преследование. Что произошло дальше — неясно, на шоссе видеонаблюдения нет. Я согласен с Антониной; Каролина знала про несчастных девушек, но, думаю, без подробностей. Максим только объяснил матери, что ей можно не бояться — агрессия отца в момент отмены таблеток уходит в другом направлении. И не стоит опасаться раскрытия тайны, девушки никому ничего не расскажут, это он гарантирует. Где происходят сексуальные «игрища» мужа, Каролина понятия не имела. Учтите немаловажную деталь: супруга мэра знала, когда тот в очередной раз отбывал в Москву на капельницы, и никогда не искала его в неделю, предшествующую отъезду, что хорошо видно по ее телефонным звонкам. Обычно она часто связывалась с Игорем Семеновичем, а в последние пару лет были недели, когда она вообще не набирала его номер. Нежелание говорить с мужем возникало незадолго до его отправки в столицу и проходило, едва самолет с Бражкиным оказывался в аэропорту Шереметьево. Но вернемся к «Форду» Пироговой.

   — Это Олеська! — взвизгнула Каролина. — Я ее не просила! Домработница заподозрила хозяина в адюльтере, проследила за ним, а когда мой муж порулил на проселок, бросила тачку, пошла пешком, чтобы понять, куда это Игорь Семенович направился, и увидела на парковке «Мини Купер» Ольги и «Жигули», примчалась домой и сказала: «Езжайте туда скорей! Переведу вам звонки с домашнего на мобильный, вы мужу звякните, велите домой спешить, мол, ужин готов. А сами езжайте к парковке у дома, загородите съезд. Они с Ольгой к своим машинам пойдут, а там вы! Нельзя мужику такое прощать, совсем он с ума сошел, с Шаровой связался. Вдруг кто про них узнает?»

   — Мама, замолчи! — закричал Максим.

   Каролина вскочила.

   — Я его покрывала, думала, муж болен, нужно терпеть, пока он не поправился. Игорь мне каждый день в любви клялся. Что кривишься, Светлана? Слышать неприятно? Но это чистая правда! У нас был счастливый брак, в который ты развратной змеей вползла.

   Вдова медленно подошла ко мне.

   — Мы с Максимом три года в панике, а Игорь спит с уродиной Шаровой? С дочерью Васьки? Ко мне не прикасается вообще, я молчу, понимаю: он болен… И что оказалось, а? Я знала и про таблетки, и про его сексприпадки и вообще про все! Но Олеся увидела, как мой муж помчался на встречу с паскудой сразу после возвращения из Москвы, а в столице он всегда принимал пилюли, которые желание убивали. Значит, подлец врал? С мерзкой девчонкой он все и на лекарствах мог? Он нас предал, и с кем!!! Я чуть не умерла, позвонила Максу, закричала: «Сыночек, отец подлец, он в доме колдунов Кудрявцевых с любовницей, с младшей дочерью Васьки Шарова. Ну, я сейчас разберусь с ними!» Макс испугался. «Мама, — говорит, — ты ошибаешься».

   У Каролины перехватило дыхание. Антонина встала, подошла к ней, обняла ее и повела к креслу, говоря на ходу:

   — Вы не хотели убивать Игоря.

   — Нет, — всхлипнула Каролина, — я думала… решила… это подлость. Добралась до поворота, гляжу, «Мини Купер» Ольги вылетел, она за рулем. Челка… волосы… очки на носу. Опоздала я их поймать! Сначала расстроилась, а потом решила действовать по намеченному плану, позвонила мужу, завела про ужин, он ответил: «Я выезжаю из офиса!» И я свернула на проселок, предполагая, что он покатит вниз, а я его не пропущу, выйду, начну вопросы задавать… Но Игорь стоял на дороге… и… и… сама не знаю почему, я нажала на газ… я не хотела…

   — Это я виноват, — закричал Максим, — следовало про наш роман с Олей рассказать, но мама никогда бы меня не простила. Я пришел в ужас, когда услышал, что говорит мать… она поехала в дом Кудрявцевых… Не знал, с кем там папа, испугался, что он кого-то сам нашел… Но почему? Таблетки же он принимал! Я ринулся в Лоскутово, три четверти дороги одолел, и тут мне на пейджер Олеся эсэмэс сбросила: «Мама дома».

   — Куда? — изумился Роберт. — На пейджер? Мне в голову не пришло, что он у вас есть! Зачем вам древнее средство связи, если мобильные имеются?

   Максим с шумом выдохнул.

   — У нас клинические испытания идут, набраны группы, в больничном корпусе сотовые запрещены, у врачей пейджеры. Если кого-то ищут, ему сообщение пишут. Так давно повелось, пейджер всегда в моем кармане, он на вибрации, не на звонке. Если я по мобильному не отвечаю, мама или Олеся сбрасывают: «Позвони».

   — Черт, и как я про пейджер не подумал, — рассердился на себя Троянов, — вот дурак!

   — Я помчался домой, — продолжал Макс, — увидел помятый «Форд»… спрятал его в нашем старом гараже…

   — А вы говорили, что все места хранения и парковки машин обыскали! — упрекнул Дубова Жданов.

   — Да, город и окрестности прочесали, — начал оправдываться начальник полиции. — Но не обыскивать же владение мэра! Он жертва, вся его семья приличные люди.

   — Приличные люди могут совершать неприличные поступки, — не успокаивался Денис.

   Я повернулась к Максиму.

   — А затем вы инсценировали аварию?

   — Да, — кивнул тот. — Выехал из ворот участка и через двести метров вломился в наш же забор. Потом за руль села Олеся, мы вызвали ГАИ. Через пару дней купили новый седан.

   — Умно поступили, — отметила Антонина, — выждали время, не на следующий день дельце провернули.

   — Вот непонятно мне! — воскликнул Денис. — В Лоскутове камер полно, на трассе их нет вовсе. Мы не видели, как «Форд» повернул к дому Кудрявцевых, зато наблюдали, как автомобиль катил по городу. Но почему потом ни одна камера не заметила разбитую машину Пироговой, когда Каролина возвращалась домой, убив мужа? И мы ее тоже не видели.

   — Зачем ей через Лоскутово ехать? — удивился Дубов. — У Бражкиных загородный особняк, до него от бывшего Филимонова есть другая дорога, Каролина сообразила проехать два километра вперед, развернулась, ушла вправо и через пять-семь минут до дома докатила. Ехала по дороге местного значения, не через центр. И поэтому я думаю, что она не в состоянии аффекта на мужа наехала, спокойно его убила и смылась, понимая: машина разбита, лучше ей огородами пробираться.

   — Я не хотел маму нервировать, не хотел… про Олю говорить, — монотонно твердил Максим, — я ничего плохого, я не хотел… не хотел…

   — Каролина не хотела убивать Игоря Семеновича, — прошептала Катя, — Макс не хотел причинить боль матери, и оба, жена мэра и его сын, не хотели, чтобы правда о болезни Бражкина стала достоянием общественности. Все хотели как лучше, и вон что получилось. Мама, зачем ты… ты-то как в этом дерьме оказалась? Тебе не было нас жаль? Папу? Дочек?

   — А ты у отца своего поинтересуйся, за каким дьяволом ему понадобилось сюда бригаду из Москвы вызывать! — процедил Константин. — Несчастья отсюда выросли.

   — Не-е-ет, — зло протянула Раиса, — беда началась, когда ее бабка Алевтина с нашим дедом Семеном потрахалась, чтобы сына родить. Она узел завязала, вот где корень истории.

   — Заткнитесь! — заорала Оля. — Господи, как вам не стыдно!

   Присутствующие почему-то подчинились. Федор Михайлович поднялся.

   — Максим Игоревич и Каролина Олеговна, вам придется проехать со мной, вы имеете право на адвоката, от всей души советую им воспользоваться.

   — Что будет с нами? — жалобно спросила Аня, глядя на Ивана Никифоровича.

   Тот сухо ответил:

   — Мы выполнили свою работу, выяснили, что Василий Петрович Шаров не имеет отношения к смерти Игоря Семеновича Бражкина. Дальнейшее — забота начальника полиции Лоскутова.

   Я посмотрела на Катю.

   — Последний вопрос к вам. Вы знали о романе Максима и Оли. Мне не интересно, как вы выяснили правду об отношениях младшей сестры с сыном врага вашей семьи. Но почему не рассказали ни отцу, ни матери, ни бабушке о романе Ольги?

   Екатерина дернула плечом.

   — Я не ябеда. Вот Степан вечно кляузничал. Я пыталась сама Олю от глупых шагов удержать и…

   — Степан! — вдруг закричала Светлана Алексеевна, перебив дочь. — Ведь мой сын погиб от странного гриппа! Его тоже отравили! Кто? Максим! Почему?

   — Мы не работали в этом направлении, — ответила я, — смертью подростка не занимались, дать ответ на ваши вопросы не можем.

   Эпилог

   — Спасибо, ребята, — растроганно произнес босс, поднимая бокал с вином, — не ожидал. Не очень люблю свой день рождения, но вы мне устроили замечательный праздник. Тронут, очень тронут! И откуда только узнали про эту дату? Роберт, непременно буду пользоваться ноутбуком, который ты мне подарил. Ну зачем ты потратился? Обязательно обучусь всем интернетным премудростям, пока ведь только почтой пользуюсь и еще кое-чем, совсем простеньким. Тоня, рубашка замечательная, люблю серо-голубой цвет, размер идеально подходит, завтра же ее надену. Денис, откуда ты узнал, что я неровно дышу к халве в шоколаде? Я полагал, что мою страсть к сладкому никто не заметил. Теперь, если я раздамся в боках и обзаведусь брюхом, переведу стрелку на тебя: «Какие претензии ко мне? Жданов виноват, вручил пятикилограммовую коробку конфет, пришлось их съесть, чтобы не испортились». Глеб Валерьянович, у меня нет слов — нож для разрезания писем! Вы вспомнили мою коллекцию? Это лучший экспонат!

   — Да ладно, Ваня, — смутился эксперт, — у тебя есть настоящие раритеты, не чета моему презенту.

   — Всем огромное спасибо! — не мог успокоиться Иван Никифорович. — Прекрасный вечер! Вы меня прямо как ребенка забаловали!

   — Таня, а где твой подарок? — спросил Борцов.

   Я достала из сумки кожаную коробочку.

   — Дорогой Иван Никифорович, от всей души поздравляю тебя с днем рождения, желаю здоровья, успехов по службе, счастья в личной жизни, ну и денег побольше.

   — Что там? — полюбопытствовал Денис.

   — Ваня, открывай скорей, — попросил Глеб Валерьянович.

   Босс аккуратно развязал темно-синюю ленту и откинул крышку.

   — Оооо! Ручка! Очень элегантная, строгая, как я люблю. Танюша, прямо в сердце угодила! И…

   Договорить шеф не успел — в кафе погас свет. Но через секунду слева появилось яркое пятно, оно стало медленно приближаться к нам, заиграла музыка, приятный женский голос запел:

   — С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя, с днем рождения, Ваня, с днем рожденья тебя…

   Посетители принялись хлопать в ладоши и подпевать, две официантки подкатили к нашему столу тележку, на которой стоял трехъярусный торт со свечами.

   — За-ду-вай… за-ду-вай… — начали скандировать все.

   — Постойте, — закричал звонкий голосок. — Желание!

   В зале вспыхнул свет, к нам подбежала прехорошенькая девочка лет восьми, которая держала в руках лист бумаги.

   — Дядя, дядя, — затараторила она, — надо написать самую огромную-преогромную мечту, потом поджечь, пепел высыпать в стакан с водой и выпить. Я так всегда делаю, и все-все исполняется.

   — Вроде такой ритуал проводят на Новый год, — усомнился Глеб Валерьянович.

   — И обязательно на день рождения, мне бабушка объяснила, а она самая умная, — не сдалась малышка.

   — Простите, господа, — сказала пожилая женщина, подходя к нам и беря внучку за руку. — Настенька всегда хочет людям помочь. Пойдем, зайчик, не мешай чужому празднику.

   — Бабушка, он решил свечи просто так задуть, не загадав желания, — застрекотала девчушка. — Дядя, вот вам листок, сейчас карандаш принесу.

   Иван Никифорович улыбнулся.

   — У меня есть ручка. Тетя Таня только что мне очень красивую подарила. Обещаешь, что моя мечта осуществится?

   — Да, да, — закивал ребенок, — непременно. Я хотела собачку, папа никак не разрешал, а после дня рождения мне Куки купили.

   — Ну, раз Куки подарили, — сказал босс, — это серьезный аргумент. Итак…

   Иван Никифорович открутил колпачок.

   — А о чем вы мечтаете? — поинтересовалась Настя.

   — Не скажу, иначе не исполнится, — погрозил ей пальцем босс, загородил листок ладонью и начал писать.

   — Бабуля, — зашептала девочка, — тебе не видно?

   — Приятно пахнет, — отметил Иван, — вроде шашлыком.

   — Нет, шоколадным муссом, — возразила Антонина.

   — Мне вином, — выдал свою версию Роберт.

   — Кто-то здесь трубку курит, — повел носом Жданов, — табак с ванилью.

   — А что это гудит? — удивился босс. — Тихо так — у… у… у…

   В ту же секунду верхняя часть ручки затряслась, послышался глухой звук, потом громкое: ба-бах! Нечто темное пролетело мимо моего носа и попало в торт. Он закачался, подпрыгнул, взмыл к потолку, затем начал падать. Куски коржей, кремовые розочки и свечи полетели в разные стороны. Народ завизжал и стал закрываться салфетками. Большая люстра, украшавшая потолок, вздрогнула всеми хрустальными висюльками и обрушилась на пол. По счастливой случайности она угодила в пустой центр зала, предназначенный для танцев. Посетители заорали и бросились в разные стороны. Стоявшие около тележки с тортом официантки решили спрятаться под нашим столом, запутались в длинной скатерти, сдернули ее, и вместе с ней на паркете оказались тарелки.

   — Ложись! — завопил бармен. — Трансформеры нападают!

   Висевшие в подставках над стойкой бокалы начали по очереди лопаться, потом та же участь постигла бутылки — раздавался тихий звук «дзынь», и их горлышки планировали вниз.

   — Кто стреляет? — заорал мужской голос.

   — А-а-а… — отреагировала публика, — а-а-а…

   Я присела за массивный стул, и тут возле меня на пол шлепнулось нечто, смахивающее на пулю. Я уставилась на прилетевший предмет. Нет, это не пуля, а… часть авторучки, которую я по наущению Глеба Валерьяновича преподнесла пять минут назад шефу. Я схватила находку и сжала в кулаке.

   — Господа, соблюдайте спокойствие! — закричал мужской голос. — Никто не стрелял, это недоразумение. Сейчас всем подадут за счет заведения напитки, просим оставаться на местах, любое спиртное до конца вечера бесплатно.

   Я встала и окинула взглядом зал. Да уж! «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями…»

   — Что случилось-то? — удивился Денис. — Мимо меня какая-то хрень просвистела.

   — Ручка, — пробормотал шеф, — от нее только передняя часть осталась.

   — Тань, ты специально купила боссу прикольную самописку, которая при нажатии взрывается? — заржал Троянов.

   Иван опешил, я начала оправдываться.

   — Глупости ты говоришь, обычная ручка.

   Роберт отнял у босса остатки презента.

   — А вот и нет. Смотрите, это пружина, тут было нечто вроде баллончика, сейчас от него лишь основание осталось.

   — Суперэффект! — взвыл Денис. — Ну, вообще! Торт в лохмотья, люстра на полу, посуда в куски… Танюша, где ты взяла бомбу?

   Я уперлась взглядом в Борцова.

   — Да вы что? — замахал руками эксперт. — Это всего лишь электронная сигарета, честное слово! Наверное, в ней что-то перемкнуло.

   — Электронная сигарета? — переспросил босс. — Зачем она мне? Танечка, скажи, Глеб Валерьянович что-то напутал?

   Я изо всех сил попыталась улыбнуться, мысленно костеря себя на все лады. Сергеева, сначала ты запалила свечи, которые предназначены совсем для иного употребления, потом накормила шефа палочками, ароматизирующими воздух, и нюхательной солью, затем был инцидент с ирисками, и вот теперь взорвалась электронная сигарета. Молодец, Татьяна, зажигаешь не по-детски!

   У меня в кармане весьма кстати запищал телефон, я вытащила трубку и услышала голос Шарова:

   — Мы здесь, сидим в машине.

   Я быстро сбросила шефу эсэмэску и со словами: «Извините, надо привести себя в порядок», — выскользнула из зала.

   Мощный джип владельца посудной фабрики был припаркован через улицу от ресторана. Я села на переднее сиденье и поздоровалась:

   — Добрый вечер, Василий Петрович. Привет, Оля.

   — Что за дурацкие игры? — спросил сидевший за рулем Шаров. — Зачем вы меня с дочерью сюда позвали?

   Задняя пассажирская дверь внедорожника громко хлопнула, около Ольги очутился Иван Никифорович.

   Я не стала разводить китайские церемонии.

   — Ольга, во время нашего утреннего разговора, говоря про дух водяного, вы сказали: «Он существует, из красной бутылочки с синим сургучом зелье в еду подмешивает». У меня возник вопрос: откуда вы знаете, что яд хранится в такой таре?

   Девушка опешила.

   — Ну… я просто так сболтнула. Чего пристали?

   — Люди привыкли, что жидкие лекарства держат в обычных прозрачных склянках, некоторые наливают в темно-коричневые, — продолжала я. — Лично мне до разговора с Валерией Леонидовной ничего про красную бутылочку известно не было. Даже не предполагала, что есть препараты, сохраняющие свои свойства в таком стекле.

   — Это все, что вас интересовало? — разозлился Шаров.

   — Да, — мирно подтвердила я. — Но красную бутылочку с синим сургучом выдумать трудно. А мы точно знаем, что именно в такие Кудрявцевы разливали отраву, сами готовили и тару, и оригинальную сургучную пробку. Теперь давайте вспомним, что Петр Ильич, законный муж Алевтины Степановны, ваш, Василий Петрович, если можно так выразиться, юридический отец, скончался от того самого странного гриппа. На момент его смерти все Кудрявцевы, кроме Евдокии, жившей в приюте, уже были на том свете, Алевтина Степановна не могла купить яд у знахарей. Но в Лоскутове жили люди, которые когда-то приобрели у колдунов отраву, способную храниться вечно, не теряя своих свойств. Понятия не имею, где ваша мать эту бомбу замедленного действия раздобыла, но уверена: красная склянка с опасным средством до сих пор у нее, а ваша дочь в курсе, где она спрятана. Так, Оля?

   Девушка вжалась в спинку сиденья.

   — Вы знаете?

   Вместо меня ответил Иван Никифорович:

   — Да.

   — Откуда? — пролепетала Ольга.

   Я смотрела прямо в лицо сильно испуганной дочери Василия Петровича и молчала. Нет, мы ничего точно не знаем, просто догадываемся.

   Отец обернулся, насколько мог протиснулся между передними сиденьями, схватил Олю за руки и сжал с такой силой, что та вскрикнула:

   — Больно!

   Шаров отвесил дочке оплеуху.

   — Немедленно рассказывай все!

   Я схватила его за локоть.

   — Не бейте ее, она не виновата! Оля не предполагала, что в бутылочке яд. Да?

   Девушка зарыдала.

   — Да, да, да! Бабушка часто рассказывала про Чубареку, пугала меня: «У духа водяного зелье есть, будешь глупости нести, он ночью тебе его из своей красной бутылочки с синим сургучом в стакан с питьем накапает, онемеешь на год. Чубарека всегда так непослушных наказывает, и те долго молчат». Лет до десяти мне это твердила, я пугалась и переставала болтать. А потом бабуля словно забыла про Чубареку. Но я-то помнила! Папочка, Степан совсем не такой был, как ты думал. Брат при тебе и маме сладким кексом прикидывался, а с нами подличал. У Кати таскал деньги из кошелька, и она его один раз поймала, пригрозила: «Еще раз покрысятничаешь, родителям расскажу!» Степка ответил: «Супер! А я им твой секрет раскрою, расскажу про противозачаточные таблетки, которые ты пьешь. Вот отец обрадуется!» И Катя ему сама платить стала, чтобы не наябедничал. Меня братец тоже шантажировал. Как-то я в своей спальне сидела, мы с Максом ночью по телефону болтали. Я его имя произнесла, а Степан подслушал, пришел ко мне и заявил: «Будешь у меня слугой, а то отец про твои отношения с Бражкиным узнает». И пришлось мне для него всякое делать, даже у мамы из стола деньги тырить. Потом он потребовал ключ от склепа.

   — Ключ от склепа? — повторил Василий Петрович.

   — Да, — всхлипнула Оля, — от захоронения на кладбище, где прадедушка Илья с прабабушкой и дедушка Петя похоронены. В гробницу ведь без ключа не попасть, двери заперты.

   — Зачем ему понадобилось тревожить покой мертвых? — поразился отец.

   — Не знаю, — заплакала дочь. — Я выждала момент, когда дома никого не было, пошла в бабушкину спальню и начала в старинном секретере рыться, ну, в том, которому больше ста лет. Я знаю, бабуля там все самое ценное прячет… Ящички выдвигала, случайно на что-то нажала — щелк! — открылось потайное отделение. В нем лежала красная бутылочка, на пробке синий сургуч. Я поняла: это микстура Чубареки. А чему бы еще в таком флаконе быть? Склянка старинная, сразу видно, да еще красная, с синим сургучом…

   Оля замолчала.

   — И что ты сделала? — спросила я.

   Девушка вытерла мокрые глаза руками.

   — Пошла к Степану в комнату, налила немножечко в бутылку с соком, которая у брата на тумбочке стояла. Он всегда перед сном сок пил, домработница ему приносила из холодильника заранее, чтобы согрелся… А утром Степан заболел…

   — Ты убила брата, — еле слышно произнес Василий Петрович.

   — Нет, нет, нет, папочка, — зачастила дочь, — я этого не хотела. Думала, Степка на год онемеет, всем лучше будет.

   Отец замахнулся, но я успела вцепиться ему в руку.

   — Дура! — заорал Шаров. — Кретинка! Разве можно верить в идиотские россказни? Чубарека… водяной… Моя мать лишилась разума! Я ее ненавижу! Что теперь будет с моей дочерью?

   Иван Никифорович спокойно ответил:

   — Что касается нас, то все, прозвучавшее сейчас в этой машине, в ней и останется. Мы прекрасно понимаем: доказать, что Ольга нашла яд Кудрявцевых и воспользовалась им, невозможно. Любой, даже не очень опытный адвокат вмиг вытащит девушку из-под стражи. Но вам, как отцу, нужно знать правду. Прощайте, мы завтра рано утром возвращаемся в Москву. Советую немедленно отобрать у Алевтины Степановны зелье и уничтожить его.

   — Язык не поворачивается сказать вам спасибо, — пробормотал Шаров.

   Шеф вышел на улицу.

   Я не смогла удержаться от замечания:

   — Правда не всегда бывает сладкой, поэтому некоторые предпочитают ее не знать.

   — Папочка, папочка! — заверещала Оля. — Я тебя очень-очень люблю! И я твоя родная, самая настоящая доченька! А Степан, как мы теперь знаем, был сыном Игоря Семеновича. Зачем тебе из-за смерти чужого человека переживать? Кто тебе роднее, я или посторонний мальчишка?

   Ответа Василия Петровича я не услышала, потому что постаралась как можно быстрее вылезти из машины. Увидела шефа и ахнула:

   — Ты куришь?

   — Да, — подтвердил тот. — Понимаешь, табак на самом деле полезен, он активирует мозг, снижает плохой холестерин в сосудах, способствует стройности фигуры.

   Я усомнилась.

   — Неужели? Я слышала обратное: курильщики живут меньше тех, кто не прикасается к сигаретам, намного чаще болеют раком легких. И вообще с сигаретой дружат только люди, не способные управлять своими желаниями, ведь они зависимы от плохой привычки, которая ими руководит.

   — Глупости, — отрезал босс, — я легко бросил курить, ты была тому свидетелем.

   — И так же легко снова начал, — съязвила я.

   Иван прищурился.

   — Я, в отличие от слабовольных людей, о которых ты сейчас упоминала, управляю своими желаниями. Захотел — бросил дымить, захотел — снова взял пачку. В моем случае возврат к курению демонстрация силы духа, умения управлять собой. Пошли назад, к нашим.

   Мы медленно двинулись по улице. Когда до входа в ресторан осталось совсем немного, Иван Никифорович неожиданно взял меня под руку.

   — Танюша, я давно хотел сказать…

   Договорить он не успел — дверь трактира распахнулась, вышел Дубов, увидел нас и воскликнул:

   — Вот вы где! А там новый деньрожденный торт привезли!

   Я быстро отодвинулась от Тарасова.

   — Здорово. Хочу его попробовать.

   — Идите. Докурю и присоединюсь к вам, — буркнул босс.

   — Федор Михайлович, можете выполнить одну мою не очень обременительную просьбу? — спросила я, поднимаясь на крыльцо.

   — Для вас что угодно, — заверил начальник полиции.

   — Устройте на хорошую работу Веру, мать Люсеньки. Вы же знаете, она не пьяница, не наркоманка, потратила все накопления на лечение мужа, службу потеряла из-за того, что фирма обанкротилась. Помогите маме с девочкой, не место им в поселке маргиналов.

   — Ладно, — кивнул Дубов. И тут же усмехнулся: — Все вы, бабы, одинаковы. Вроде Сергеева на мужской службе, давно пора железной кожей обрасти, но Таня жалостливая, как домохозяйка. Не волнуйтесь, пристрою Веру.

   Я улыбнулась и вошла в ресторан.

   Начальник полиции ошибается, женщины разные, они делятся на практичных леди и романтичных принцесс. Первые, увидев в ванной грязное зеркало, сразу начнут его протирать чем попало, вторые же нарисуют на заляпанной поверхности сердечко, пронзенное стрелой. Но в одном они сходятся — все хотят встретить на жизненном пути Настоящего Джентльмена.

   Кто же такой Настоящий Джентльмен в понимании железных леди и воздушных принцесс? Это мужчина, который в случае развода уходит из собственного дома голым, оставив бывшей жене абсолютно все, даже свои носки. 

   Татьяна вспоминает басню И. А. Крылова «Кукушка и петух». Здесь и далее примеч. авт.

   «Любовник леди Чаттерлей», роман Дэвида Лоуренса, опубликован в 1928 году. Книга вызвала большой скандал из-за откровенного для того времени описания сцен сексуального характера.

   История, о которой упоминает Таня, описана в книге Дарьи Донцовой «Бабки царя Соломона», издательство «Эксмо».

   Жостер — крушина слабительная.

   Пьер-Жозеф Прудон (1809–1865) — французский политик, публицист, экономист, философ, социолог. Его называют отцом анархизма.

   Из этических соображений автор не указывает подлинное название лекарства, применение которого делало мужчин бесплодными.

   Герострат — житель греческого города Эфеса (ныне находится на территории Турции), в 356 году до н. э. сжег там храм Артемиды, желая, чтобы его имя запомнили потомки. И ведь запомнили!