Я осторожно кашлянула.

   Девушка, сказавшая кому-то по телефону фразу про супруга, взглянула на меня и закруглила беседу:

   – Успокойся! Ну не поздравил тебя Николаша с годовщиной вашего знакомства, и что? А представь, каково бы тебе пришлось, если бы он помнил, сколько денег ты на косметику тратишь и как часто теща в гости прикатывает. Все, перезвоню позднее. Что вы хотите?

   Последний вопрос явно относился ко мне, и я улыбнулась.

   – Ищу Арину Обнорскую.

   – Вы ее нашли, – ответила красавица. – Слушаю!

   – Меня зовут Татьяна Сергеева, – представилась я. – Вот… приехала… Здравствуйте.

   Хозяйка кабинета чуть сдвинула брови, наморщила маленький носик и прикусила пухлую нижнюю губу. В больших серо-голубых глазах явственно читалось недоумение. А я, на секунду забыв о работе, от всей души позавидовала даме, которая сейчас пыталась сообразить, зачем к ней пожаловала незнакомая толстушка. Арина необыкновенно красива, внешность ей досталась от родителей, а вот о фигуре журналистка наверняка позаботилась сама. Интересно, какой у нее объем талии? Сантиметров пятьдесят пять, не больше. На Обнорской эффектное красное платье, оно выгодно подчеркивает грудь примерно третьего размера, руки обнажены, и видно, как хорошо развиты у Арины мышцы. Она, похоже, регулярно посещает тренажерный зал.

   – Господи! Вы же Танюша! – воскликнула хозяйка кабинета. – Извините, не узнала вас. На фото вы… э… э…

   – …значительно моложе и стройнее, – закончила я фразу за Обнорскую.

   Та опомнилась.

   – Нет, нет, на снимках люди всегда выглядят полнее, камера визуально прибавляет килограммы. Да и возраст тоже. Но если вы будете выглядеть более юно, чем сейчас, то придется запретить вам участие в нашем проекте, потому что к нему допускаются только те, кому исполнилось восемнадцать.

   – Спасибо за комплимент, – смущенно поблагодарила я.

   – Я говорю чистую правду! – очень искренне возразила Арина. – Если честно, я немного удивлена, почему вы стали одной из победительниц.

   – Я совсем уродина и не подхожу для конкурса? – расстроилась я. – Рассчитывали увидеть этакую симпатяшку с длинными локонами и стройными ногами? А тут я – восемьдесят три кило, ничем не примечательная внешность.

   Собеседница закатила глаза:

   – Танечка! Первым делом вам придется избавиться от комплекса неполноценности и перестать думать, будто окружающие воспринимают вас как чудовище. Это не так.

   – Да? – с надеждой спросила я. – Кому-то я могу хоть чуточку понравиться?

   Обнорская отступила на шаг от письменного стола.

   – Вы очаровательны. Свежий цвет лица, ни одной морщинки, яркие глаза, прекрасная кожа. Поверьте, миллионы женщин умрут от зависти, увидев вас на обложке нашего журнала «Дом солнца».

   – Навряд ли они восхитятся моей фигурой, – уныло протянула я.

   – Вскоре вы себя не узнаете! – с энтузиазмом пообещала Арина. Затем нажала на белую коробочку на столе: – Ксения, зайди, приехала Сергеева… Танюша, сейчас попытаюсь вам объяснить, почему я удивилась, поняв, что вы участница проекта «Убей лишний вес». Ольга Ивановна Николаева, наш главный редактор и владелица холдинга «Медиафорт», строго предупредила сотрудников на совещании: «Женщины, которые в этом году будут худеть вместе со звездой, должны выглядеть страшнее графика падения цен на нефть. Вес за центнер, лицо жуткое, одежда старомодная, манеры неуклюжие. Одним словом, нужно, чтобы читатели явственно увидели разницу: к нам пришла уродина невыносимая, а ушла королева. Если Олеся Фонарева ей еще и жениха найдет, совсем здорово получится». А вы очаровательны, у вас милая улыбка, одеты со вкусом. Ну, может, не по последней моде, но вполне достойно. Знаете, какие у нас претендентки были? Бегемоты отдыхают! Вот я и недоумеваю, почему такую симпатичную Танечку Сергееву выбрали? С вами и работать особенно не потребуется.

   Жаль, что среди моих многочисленных талантов отсутствует способность краснеть по заказу. Сейчас порозовевшие от смущения щеки оказались бы очень кстати. Я потупилась и еле слышно пробормотала:

   – О каком женихе идет речь?

   Арина засмеялась.

   – Я поясню. Олеся Фонарева заведует отделом «Семья и брак», она по образованию психолог. Вы же читаете наше издание?

   – Конечно, – подтвердила я, – ни одного номера не пропускаю. Фонарева ведет колонки «Как выйти замуж» и «Сохраним любовь».

   – Вы молодец! – восхитилась Обнорская. – Наш журнал вообще-то предназначен для женщин, но не поверите, сколько мужчин покупают «Дом солнца», а потом пишут Олесе: «Помогите мне найти супругу». И Фонарева изо всех сил старается помочь одиноким людям. На прошлогоднем проекте у нас сложилось две пары.

   – Об этом в условиях конкурса ничего не было, – удивилась я.

   Арина снисходительно посмотрела на наивную посетительницу:

   – Танечка, у нас соревнование «Убей лишний вес», и принять в нем участие мечтают десятки тысяч россиянок. Мы и так едва справляемся с наплывом желающих, а если бы объявили, что заодно удачно выдаем победительниц замуж, сюда кинулась бы вся страна. Здание редакции разнесли бы по кирпичику! То, что мы помогаем женщинам обрести личное счастье, – наш маленький секрет.

   Арина улыбнулась и привычным жестом поправила широкий браслет на запястье.

   – Какая красивая вещь, – не удержалась я. – Глаз не оторвать!

   Обнорская вытянула руку.

   – Да уж! Умели раньше делать. Нехорошо, конечно, на работу антиквариат носить, но я обожаю это украшение. Оно мой талисман, никогда и ни при каких обстоятельствах с ним не расстанусь. С голода умирать буду, а не продам!

   Я украдкой посмотрела на часы заместителя редактора, щедро украшенные россыпью бриллиантов вокруг циферблата, оценила стоящую на диване сумку из натуральной крокодиловой кожи с золотыми уголками… Однако… Смерть от недоедания, вызванного безденежьем, Арине в ближайшее время явно не грозит. Продав один ридикюль, который так и кричит: «Я стою непомерных денег!», можно неплохо жить пару-тройку лет.

   Дверь открылась, и в кабинет влетела блондинка, одетая, на мой взгляд, самым странным образом: белое платье в романтическом стиле с рисунком в мелкий цветочек, джинсовый жилет, весь в металлических заклепках, и грубые, смахивающие на армейские, черные ботинки с шерстяными гольфами. В волосах у нее торчал гребешок, украшенный ярко-розовыми стразами, а на запястьях звенело штук десять разноцветных браслетов.

   Кабинет у Арины крохотный, я стояла у стены, поэтому распахнутая дверь полностью закрыла меня от вошедшей. Та, решив, что Обнорская одна, громко спросила:

   – Кошмар пришел? Или надо пойти на охрану и встретить помесь слона с Квазимодо?

   Арина округлила глаза, моргнула, но быстро нашла выход из неловкого положения:

   – Нет, Ксения, фотограф пока не прибыл. И тебе не обязательно самой его встречать, отправь секретаря. Лучше…

   Но сотрудница оказалась не так умна, как начальница. Она перебила Арину:

   – Эй, ты чего? Я имею в виду тетку, которая приперлась для участия в проекте.

   – Служебные дела обсудим позднее, – повысила голос хозяйка кабинета, – а сейчас познакомься с одной из победительниц нашего ежегодного проекта «Убей лишний вес» Татьяной Сергеевой.

   – Здрассти… – подала я голос из укрытия.

   Ксения быстро-быстро заморгала, захлопнула дверь и, увидев меня, пробормотала:

   – Привет. Рада встрече.

   – Танюша, разрешите представить Ксению Рябикину, координатора и исполнительного директора нашего мега-мероприятия, которая сейчас все вам расскажет, покажет, объяснит, – церемонно произнесла Арина. – Кстати, Ксю у нас заведующая отделом моды, человек с тонким вкусом, она вас научит всяким фэшн-хитростям. Правда, дорогая?

   – Непременно, – согласилась более чем экстравагантно выглядевшая Рябикина. – Пошли, Таня. Или у вас есть вопросы к первому заместителю главного редактора?

   – Пока нет, – пролепетала я.

   – Ксюш, ты не слишком спеши, не бери Танюшу сразу в оборот. Она, наверное, слегка ошарашена стремительным развитием событий, – улыбнулась Арина. – Вчера только узнала о том, что включена в команду, а сегодня уже у нас. Познакомь ее с журналом, устрой экскурсию… Вот незадача! Совсем забыла!

   Обнорская поморщилась.

   – Танечка, вы пришли к нам раньше остальных участниц. Те не москвички, летят из других городов, прибудут на следующей неделе. Я просила Олесю Фонареву предупредить вас, что проект стартует в среду.

   – Простите, – смутилась я, – мне не звонили. Может быть, мне лучше прийти в другой день?

   – Нет, нет, Танюша, мы рады видеть вас раньше, – еще шире заулыбалась Арина. – Состязание продлится месяц, его срок жестко ограничен. Вы просто стартуете первой и финишируете за несколько дней до остальных. Ну а теперь гуляйте по редакции. И последнее, дорогая. Прошу вас, если вдруг что-то будет не так, сразу – ко мне в кабинет. Входите без стука и с порога начинайте: «Что за безобразие…» – ну и так далее.

   В ответ я через силу улыбнулась.

   – Спасибо, я не умею скандалить.

   Ксения по-свойски ухватила меня за локоть и с неожиданной для ее хрупкого тела силой вытолкнула в коридор, бормоча себе под нос:

   – Тогда вы уникум. А то в последнее время к нам мастера художественной ругани зачастили… Слушай, давай сразу перейдем на «ты»? Согласна?

   – Прекрасная мысль, – кивнула я, шагая по извилистому коридору. – А еще надо забыть про отчество.

   – Супер! – обрадовалась Ксюша. – Похоже, мы договоримся. Честно признаюсь, когда я узнала, что в нашем очередном состязании участвует педагог, испугалась. Ну, думаю, сейчас занудина явится, сложит губы куриной гузкой, начнет уму-разуму учить, мораль читать. В прошлом году мы работали с врачом… не подумай, что с профессором, – обычная тетка из муниципальной поликлиники, рентгенолог… так она извела весь наш коллектив. И то ей плохо, и это дрянь, и буфет у нас неправильный, и сами мы кривые, диетологов пригласили тупых, а спецы из салона красоты уроды. И ведь не бабка, тридцать лет капризуле едва исполнилось. Я в первый день знакомства повела ее на экскурсию, не знала еще, с кем дело имею, и обратилась к ней: «Дорогая Ирочка…» Продолжить она мне не дала. Покраснела, руки в боки уперла и выдала: «Меня зовут Ирина Петровна. Не позволю по отношению к себе неуважение проявлять». Ладно, хватит о грустном. Начинаю экскурсию. Журнал «Дом солнца» создан Ольгой Ивановной Николаевой. У нее много успешных проектов, но наше издание особенное. Ориентировано оно на простых женщин, дает им советы на все случаи жизни, например, как вести хозяйство и хорошо выглядеть на скромные средства. Вот уже десять лет мы проводим конкурс «Убей лишний вес», чрезвычайно популярный. Огромному числу наших читательниц помогли стать красавицами.

   – Ксю, подожди! – закричали сзади.

   Мы с Рябикиной одновременно обернулись. Я увидела, что к нам спешит Арина, и лишний раз позавидовала ее точеной фигуре, облаченной в красное платье без рукавов. Мне очень нравится эта модель, ее еще называют «платье Диора». Но щеголять в нем может себе позволить только женщина с тонкой талией, а при моем весе элегантный наряд будет выглядеть как на корове коньки для фигурного катания. Впрочем, беговые коньки тоже не подойдут буренке. Я тяжело вздохнула. Носить мне всю жизнь трапециевидные балахоны или широкие брюки…

   Обнорская приближалась, а я недоумевала: это Арина? Каким образом она ухитрилась измениться менее чем за пять минут? Только что ее волосы были причесаны на косой пробор, а сейчас на голове у нее ободок. Да и платье не цвета сочного томата, а скорее раздавленной клубники, к которой подмешали чуть-чуть сливок.

   – Ксю, ты видела Розу? – спросила женщина, подойдя вплотную.

   Только тогда мне стало понятно, что это не Арина.

   – Нет, Олеся, сегодня мы не встречались, – ответила Рябикина. – Вероятно, она у Михаила. У тебя креативная прическа. Красивый аксессуар! У Арины я такой вчера видела. Кстати, сегодня Обнорская без украшений в волосах, у нее прическа с локонами.

   Олеся быстро сняла ободок и руками сделала на голове пробор.

   – Похоже?

   – Один в один, – кивнула Рябикина.

   – Супер! – обрадовалась Олеся и умчалась, так и забыв со мной поздороваться.

   Я проводила красавицу взглядом.

   Ксения, увидев мое удивление, хихикнула:

   – Это не Арина!

   – У Обнорской есть сестра? – спросила я.

   Рябикина засмеялась.

   – Нет. Сейчас ты видела Олесю Фонареву. Уж не знаю, из какой задницы ее вытащила Арина… Обнорская добрый человек, вечно всем помогает. Я иногда пытаюсь ей объяснить: большинство людей живет плохо не потому, что у них злая судьба, а из-за своей лени и апатии. Но разве Арину остановишь? Когда нам понадобилась сотрудница в отдел интервью, на это место претендовало несколько вполне достойных кандидаток. Фонарева на их фоне выглядела бледно. Но Обнорская выбрала Олесю. Я была удивлена, спросила у Арины: «Почему она?» И услышала в ответ: «Другие легко себе работу найдут, а эту никто не возьмет, у нее ведь ни опыта, ни таланта нет. Жалко девушку». Фонарева прониклась к Арине любовью и принялась старательно под нее подделываться: покрасила волосы, сделала похожую прическу, покупает те же шмотки. И теперь мы имеем карикатурную копию, над которой посмеивается весь коллектив. Одна Обнорская молчит, ни разу идиотке не сделала замечания типа: «Прекрати приобретать вещи, смахивающие на мои. Я ношу достойные бренды, а ты натягиваешь дешевые фейки и позоришь редакцию». У Обнорской невероятный запас толерантности. Ты видела, как Олеся ободок с головы стащила после того, как про сегодняшнюю прическу Арины услышала? Вчера наша начальница с таким же в волосах ходила, а сегодня-то уже нет… А это наш музей, входи.

   Я, изрядно уставшая от безостановочно тараторящей Ксении, очутилась в просторной комнате.

   – Здесь фотографии всех победительниц… – продолжала, не умолкая, Рябикина. – Фигурки «Стройная Венера»… Конкурсантки забирают награду домой, а звезды передают свою для экспозиции. Если ты всех в нынешнем году обойдешь, то непременно такую получишь. Хочешь на призы полюбоваться?

   Я изобразила восторг:

   – Очень!

   Ксения указала на стеклянный шкаф.

   – Вот они, их и вручат вам через месяц. Пока они у нас.

   – На сей раз назовут только двух победительниц? – спросила я, подойдя ближе и глядя на богинь.

   – Почему? – не поняла Ксюша. – Как всегда, будут золотая, серебряная и бронзовая Венеры. Ты уже победила, попала в проект. Теперь остался только вопрос: какое место ты займешь?

   Я показала на полку:

   – Тогда здесь не хватает статуэтки из золота.

   Рябикина еще раз посмотрела. Потом ойкнула, быстро усадила меня в кресло в углу и со словами: «Посиди тут, не скучай, я скоро вернусь!» – унеслась прочь.

   От нечего делать я начала оглядывать помещение.

   Наверное, следует объяснить, почему руководитель особой бригады Татьяна Сергеева очутилась в редакции гламурного журнала.

   На днях один из больших начальников нашей структуры, Иван Никифорович, попросил меня найти его похищенную любовницу Лору Павловну Селезневу. Шеф не юнец, и его возлюбленная не трепетная девушка. Раньше Лора преподавала домоводство в обычной общеобразовательной школе, а потом совершенно неожиданно получила место секретаря в моей бригаде. Узнав, что в коллективе есть женщина, которая будет подавать кофе, я пришла в изумление, ведь до того, как стать начальницей, я работала в разных бригадах, и нигде не было технического сотрудника. Поражал и резкий поворот в жизни Лоры – из простой школы она попала в весьма засекреченную структуру, да еще в том возрасте, когда большинство российских женщин подумывает о воспитании внуков. Сначала у нас с Селезневой не сложились отношения, но потом неприязнь исчезла. А еще мне стало известно, что у Ивана Никифоровича с Лорой роман, который они тщательно скрывают.

   Когда босс понял, что его любимую похитили, он обратился ко мне. Отлично помню наш разговор, состоявшийся во дворе моего дома. После звонка шефа я примчалась на стоянку, увидела его джип, влезла на заднее сиденье и спросила:

   – Что случилось?

   Начальник вынул из кармана мобильный, нажал на кнопку. Раздался противный писклявый голос: «Если хочешь получить ее назад, сделай то, чего не сделал. Сроку – неделя».

   – Кто это? – удивилась я.

   Иван Никифорович стукнул кулаком по колену.

   – Не поняла? Лора пропала.

   – Господи, ее похитили… – ахнула я. – Почему?

   – Долго будете играть в гляделки? Начинайте задавать вопросы.

   Компьютерщик Роберт Троянов и эксперт Глеб Валерьянович Борцов даже не моргнули. Денис Жданов тоже не открыл рта. А вот Лиза Кочергина пробормотала:

   – Неудобно у руководства подробности личной жизни выяснять.

   – Ага, – подхватил Денис, – меньше знаешь – целее будешь.

   Иван Никифорович вдруг сгорбился, шумно выдохнул и разом стал выглядеть на десять лет старше. Я хлопнула в ладоши:

   – Так. У нас клиент. Сконцентрировались, выкинули из головы глупости. Иван Никифорович, у вас есть враги?

   Он усмехнулся.

   – Я много лет оттрубил в МВД, а в нашем управлении – со дня его создания, с тех времен, когда была одна бригада, которая размещалась в убогом подвале. За годы работы я посадил тьму преступников, все они явно не мои друзья, и почти у каждого из них есть близкие, которые, несмотря ни на что, их любят, а меня проклинают. Вот и делай выводы.

   – Надо поднять дела, по которым работал Иван Никифорович, – оживился Роберт, – порыться в них.

   – Тебе жизни не хватит, чтобы все их просмотреть и во всем разобраться, – устало обронил шеф. – А мы знаем: шансы выжить у жертвы похищения с каждым днем уменьшаются в геометрической прогрессии.

   – Если вспомнить телефонный звонок, то в запасе есть еще неделя, – подал голос Денис.

   Лиза сдвинула брови:

   – Жданов! Последний человек, которому можно верить, это преступник. Я не исключаю вероятности, что Селезнева уже мертва.

   – Эй, ты полегче, – остановил ее Роберт.

   Кочергина резко выпрямилась:

   – Простите, Иван Никифорович, понимаю, вам больно это слышать, но нельзя не учесть и такой поворот событий. Скажите, телефон, по которому вам звонили, он…

   – Личный, не служебный, – быстро ответил на еще не прозвучавший вопрос шеф. – Номер был известен только мне и Лоре. Более никому.

   – Всегда есть кто-то, кого не учитываешь, – неожиданно высказался Денис. – Например, клерк сотовой компании.

   – А кто в курсе, что у вас с Селезневой близкие отношения? – поинтересовалась я.

   – Мы о них на всех перекрестках не трубили, – пожал плечами Иван Никифорович. – Но если очень захотеть, то любого можно выследить. Парик, темные очки я для встреч с Лорой не надевал, бороду не приклеивал, маску не натягивал. Дочь моя о нас знает.

   Я решила затронуть непростую тему:

   – Говорят, ей не нравится Лора.

   Босс поднял голову.

   – «Говорят»… Прекрасное словцо! Моя жена погибла при невыясненных обстоятельствах, и дочка до сих пор не может мне простить, что я не спас ее мать, поэтому не желает слышать о другой женщине в жизни отца. Но, несмотря на подростковое упрямство, которое демонстрирует мой давно повзрослевший ребенок, в глубине души Майя знает: Лора никак не связана с гибелью Ирины. Я не изменял жене, с Селезневой познакомился после того, как стал вдовцом. И кстати, именно благодаря дочери. Майя очень рано родила сына. Мальчишка шебутной, спокойно на одном месте посидеть больше минуты не может. Один раз дочка заболела, температура у нее поднялась, ну и позвонила мне: мол, придется тебе внука из садика забрать.

   Иван Никифорович обвел нас взглядом.

   – Я не верю в судьбу, и лет мне тогда уже порядочно стукнуло, да я и по молодости с первого взгляда не влюблялся, всегда сначала к человеку приглядывался. А тут… прямо мистика какая-то. Мне следовало шофера за Ваняшей послать или помощника своего. В конце концов, мог домработнице это поручить. Я плохой дед, вечно занят, внука вижу редко, в садике у него вообще не бывал. А в тот день глянул в окно – солнце светит, погода прекрасная, и словно кто из кресла меня выпихнул, сказал: «Езжай, Иван, за парнем, купи ему мороженое, игрушку, отдохни немного». Я и поехал. Сам за руль сел, водителя отпустил, хотел себя обычным человеком почувствовать, а не гончей собакой. Поднимаюсь в группу, выводят внука, а тот на индейца похож, весь фломастерами разрисован… Милая женщина, преподаватель детской студии творчества, лепечет: «Ванечка замечательный мальчик, живой, любознательный, его ругать нельзя. Ничего, помоете вечером в ванне, боевой раскрас сразу сойдет, я его почти оттерла». Так мы с Лорой и встретились впервые. Она в садике подрабатывала. Ее уроки в школе в час дня заканчивались, и она спешила в детсад. Я Ваняшу одел, повел к машине, смотрю, а эта приятная дама с сумками по аллейке идет, и издали видно, что ноша тяжелая. Я и предложил: «Хотите, подвезу?» Она обрадовалась.

   Иван Никифорович потер затылок.

   – Невероятная история. Случилось невозможное: я отпустил шофера, пришел за внуком, посадил незнакомку в свой автомобиль… Короче, нарушил все правила личной безопасности. А когда доставил Лору к ее дому, понял: вот та, кого я искал всю жизнь. Ирина была прекрасным человеком, превосходной хозяйкой, верной спутницей жизни, родила мне дочь, и я очень горевал, лишившись ее. Но наши отношения напоминали ровное тихое пламя. Мы никогда не разговаривали на повышенных тонах, не ревновали, и периода страстной влюбленности у нас не было. Меня с Ириной познакомил Петр Степанович, она была его одноклассницей. Однажды Петя сказал: «Жениться тебе пора». Я ему ответил: «Сам знаю. Но где хорошую женщину найти? С нашей-то работой – это проблема. Да не всякая график мой выдержит». Спустя месяц Петя меня позвал в гости. За столом сидели Ирина и ее мать. Собственно говоря, это и все. Я пошел в загс, хорошо зная: надо остепениться, Ира лучшая кандидатка на роль спутницы жизни. А с Лорой получилось иначе – я влюбился без памяти.

   – Почему же вы не отвели ее под венец? – бесцеремонно поинтересовалась Лиза.

   Я пнула Кочергину под столом ногой. Понятно, ее разбирает любопытство, но сейчас не время и не место для его утоления. Шеф разозлится и, между прочим, будет совершенно прав.

   Но Иван Никифорович неожиданно спокойно ответил:

   – Я неоднократно предлагал Лоре зарегистрировать брак, а она всегда отвечала: «Зачем? Нам и так хорошо. Глупо в нашем возрасте ставить в паспорте печать».

   Последний раз я пытался узаконить нашу связь три месяца назад. Услышал знакомую фразу о возрасте и воскликнул: «Время бежит, если я умру раньше, тебе ничего не достанется! Ни квартира, ни дача, ни деньги!» А Лора парировала: «Имущество отца принадлежит дочери, я не собираюсь грабить Майю и Ваню. И я очень хорошо обеспечена, не на улице живу». В общем, отчитала меня да еще обиделась. Она гиперэмоциональна, различает только черное и белое, полутонов не видит, меня называет конформистом, но я знаю: повозмущается Лора, подует – и все забудет.

   Иван Никифорович махнул рукой.

   – Рассерчав на меня, она всегда уносилась домой. С первого раза так повелось, когда мы затеяли выяснять отношения после полуночи, не сойдясь во взглядах на просмотренное кино. Лора тогда ракетой улетела, прямо в тапках, забыв переобуться. Я сначала разозлился, потом встревожился, начал ей звонить, но ни мобильный, ни домашний не отвечали. Я поспешил к ней домой, принялся в дверь барабанить, она не открыла. Ну и…

   Босс смущенно крякнул.

   – Вы замок вскрыли, – влез со своим замечанием Денис. – Я бы так же поступил.

   Шеф почесал лысину.

   – Лора тогда понятия не имела, где я работаю, считала меня сотрудником МЧС, которого часто в разные места катастроф и бедствий посылают. В общем, совершенно не ожидала моего вторжения. Услышав, что кто-то в замке ковыряется, она решила, что к ней лезет грабитель, схватила на кухне чугунную сковородку, встала в прихожей и, когда темная фигура перешагнула через порог, долбанула «преступника». Целилась в голову, но попала по ключице, а то бы я сейчас с вами не беседовал.

   – Прикольно… – протянула Лиза.

   – Вот почему ты меня ночью к себе позвал и наплел, что в ванной поскользнулся, упал, – хмыкнул Глеб Валерьянович. – Бубнил тогда: «К врачу не пойду, еще решат, что у меня проблемы со здоровьем, от работы отстранят. Придумай, как травму вылечить побыстрей». Я не поверил, решил, что ты подрался. По молодым-то годам ты постоянно руками размахивал.

   – Вы давно друг друга знаете? – снова не сдержала любопытства Кочергина.

   – Ты столько лет на свете не живешь, – усмехнулся эксперт. – Мы одноклассники. После школы Ваня на юридический подался, а я – в медицинский. Потом…

   – Вечер воспоминаний лучше завершить, – прервала его я. – Иван Никифорович, зачем вы нам историю со сковородкой поведали?

   – Мы после того дурацкого происшествия целые сутки проговорили, – вздохнул шеф. – Я Лоре правду о себе сообщил. Мол, имею дело с черной стороной жизни и отлично знаю, что с человеком социопат, маньяк или просто пьяный урод сделать способен, потому полез без разрешения в ее жилье – из-за тревоги, а не от наглости. Слишком часто я вот так во входную дверь звонил-звонил, потом сносил ее с петель и находил хозяев мертвыми. Я же, ребята, опером на земле начинал, мрачного опыта на десятерых хватит. А Лора тогда меня предупредила: «Я – фейерверк. Вспыхну, посверкаю и сразу гасну. Если в момент, когда сильно разозлилась, я не убегу, такого наговорить могу, что не обрадуешься. Имей в виду: когда я унеслась, тревожиться не стоит. Через пару часов вернусь, и все по-старому будет». Мы друг друга поняли и учли особенности своих характеров. Я более не шел за Лорой, если она в гневе удирала. Мы живем в паре минут ходьбы друг от друга, недалеко ей бежать. Поэтому, когда Лора в очередной раз сбежала, я тяпнул рюмашку коньяка, умылся, лег на диван и стал ждать, когда оживет телефон. Но неожиданно заснул. Проснулся утром – никаких пропущенных вызовов на трубке не отмечено. Я встревожился, а тут бац – звонок от похитителя.

   Роберт ткнул пальцем в мышку. Из ноутбука снова донесся противно пищащий голос: «Если хочешь получить ее назад, сделай то, что не сделал».

   – Можно поработать со звуком, – предложил Троянов. – Авось что-нибудь выпадет.

   – Начинай, – приказала я. – У кого еще есть соображения?

   Шеф снял очки и положил их на стол.

   – Нет ответа, Кочергина. Ежедневно я вижу тьму разного народа. Вот сегодня с утра поклялся выделить всем вам известному Димону денег на новое оборудование.

   – Мне оно тоже нужно, – ревниво заметил Троянов.

   – И ты можешь на него рассчитывать, – кивнул босс. – Вопрос: получишь ли финансирование. «Пообещать» и «дать» – это разные глаголы. Доктору своему я поклялся сесть на диету, Майе честное слово который год даю, что вместе с ней на море слетаю.

   – Да еще в допросной ты частенько говорил: «Давай, расскажи, как все было, а я тебе помогу», – протянул Глеб Валерьянович. – Кто-то эти слова запомнить мог, потом срок получил и решил отомстить.

   – Дел у Ивана Никифоровича столько, что комп перегрелся, – объявил Роберт. – И это только в нашей структуре, которая не так уж давно существует. А что, если похититель Селезневой из вашего милицейского прошлого?

   – Может, мы идем не в том направлении? Вдруг надо покопаться в биографии Лоры? – предположила Лиза. – Возможно, хотели отомстить именно ей.

   – Ага, поэтому ее похитили и прислали Ивану Никифоровичу сообщение с требованием выполнить его обещание… – скривился Жданов. – Нет, собака где-то у босса зарыта.

   – Биография Лоры прозрачна, никаких темных пятен, – вскинулся начальник.

   – Подтверждаю, – подхватил Роберт, глядя в ноутбук. – Селезнева коренная москвичка, ее родители учителя, жили в столице. Отец преподавал математику с физикой, мать – русский язык и литературу. Закончила с золотой медалью школу, поступила в институт легкой промышленности, потом работала в разных местах конструктором одежды. Отовсюду увольнялась по собственному желанию из карьерных соображений: в одном месте была простым сотрудником, во втором – старшим специалистом, в третьем – начальником отдела. В середине девяностых, когда многие российские предприятия развалились, Селезнева ушла в ателье простой портнихой. Около пяти лет назад она бросила иголки и нитки с наперстком, стала вести в школе уроки домоводства, подрабатывала преподавателем студии детского творчества в частном детском саду. Вышла замуж за Андрея Ильича Леонова. Супруг был старше Лоры на двадцать лет, детей в браке не получилось. Фамилию она не меняла, осталась с девичьей. В девяностых Леонов скончался. Ничего криминального, банальный инфаркт. Обычная женщина, правильная, работящая, таких тысячи в России.

   – Но совсем не все связаны близкими отношениями с начальником особой засекреченной структуры, – заметила я. – Скажите, Иван Никифорович, Лора не жаловалась, что за ней следят?

   – Нет, – отрезал он, – никогда.

   – Может, кто-то затеял с ней скандал в магазине? – продолжала я. – Вы говорили, что Селезнева гиперэмоциональна. Она ни с кем не конфликтовала? Например, в школе или в детском саду?

   – Лора прекрасно воспитана, небольшой фейерверк зажигался лишь для меня, – сухо ответил босс. – С посторонними она всегда держалась вежливо. И родители учеников, и сами дети к ней прекрасно относились.

   – А за последнюю неделю с ней не произошло ничего из ряда вон выходящего? – не утихала я. – Не обязательно некое крупное событие, так, какая-нибудь ерунда. Скажем, колесо у машины проколола?

   – Никаких неприятных сюрпризов, – после небольшой паузы сообщил шеф. – И Лора не водит автомобиль.

   – Ваня, бывают и приятные неожиданности, – отметил Глеб Валерьянович. – Внезапно подарили цветы. Выиграла в лотерею кофемолку. Получила сувенир от какой-то фирмы. Нашла на улице золотое кольцо.

   – Нет, нет и нет, – бубнил босс. – Хотя… магазин…

   – Вы что-то вспомнили! – обрадовалась я.

   – Чистую глупость, – медленно произнес Иван Никифорович, – ерунду. Но раньше с Лорой такого не происходило.

   – Говори скорей! – приказал Борцов.

   Начальник скрестил руки на груди, и мы услышали следующую историю…

   Вечером накануне похищения Селезнева прибежала к Ивану Никифоровичу из супермаркета радостная и рассказала, что к ней в отделе хозтоваров подошла молодая женщина. «Ой, здрассти! – воскликнула она. – Как я рада вас видеть! Где вы сейчас работаете? Спасибо вам за все, что вы для меня сделали! Я замуж вышла, сына родила, больше глупостей, как в школе, не делаю». Лора сообразила, что перед ней одна из бывших учениц, имени-фамилии которой она вспомнить не может, и сказала:

   – Приятно слышать хорошие новости. Так и знала, что у вас все замечательно сложится.

   Незнакомка открыла сумочку, вынула небольшую статуэтку из желтого металла и протянула Селезневой:

   – Возьмите. Пусть она останется у вас на память обо мне.

   Лоре сувенир показался дорогим, и она стала отказываться, но девушка настаивала. А потом пояснила:

   – Лора Павловна, я теперь художница, сама мастерю эти фигурки. Помните, вы говорили: «Солнышко, тебе лучше заняться ремеслом, с профессией в руках никогда голодной не останешься. Высшее образование хорошо, но не обязательно. Кто больше людям нужен: прекрасный портной или философ, не выходящий из своего кабинета?» Я вам поверила, пошла в художественное училище и сейчас не бедствую. И вы правы, статуэтка очень дорогая. Хоть она и выполнена из дешевого материала, а стоит покруче золота. Знаете почему? Ну, во-первых, это авторская работа, а во-вторых, богиня – заговоренная на удачу. Вы же помните мою бабушку?

   Лора растерялась от напора незнакомки, но из приличия кивнула. И девушка обрадовалась.

   – Все вокруг считали бабулю еврейкой, а на самом деле она цыганка, знала море магических заклинаний. Кстати, и меня им обучила. Поставьте богиню на комод, и очень скоро все ваши желания исполнятся.

   Незнакомка сунула статуэтку в руки опешившей Селезневой и растаяла в толпе посетителей супермаркета.

   Иван Никифорович велел ей выкинуть подарок и попросил впредь никогда ничего у посторонних не брать. Лора рассердилась:

   – Это моя бывшая ученица!

   Он возразил:

   – Ты не узнала девушку, не вспомнила ее имени. Почему же решила, что обучала ее домоводству?

   – Она сама так сказала, – объяснила Лора.

   Наивность Селезневой и ее доверчивость привели Ивана Никифоровича в раздражение:

   – Значит, если я заявлю сейчас, что владею сокровищами Монтесумы, ты будешь считать меня богаче арабских шейхов?

   – В твоем случае я усомнюсь в сказанном, – ответила любовница, – потому что знаю: это неправда.

   – Отличная позиция, – засмеялся Иван Никифорович. – По-твоему, соврать могут исключительно близкие? Остальные честнее святых?

   – Какой смысл девушке меня обманывать? – пожала плечами Лора. – Она ничего у меня не выпрашивала, а подарила. Фигурка, похоже, не из дешевых.

   – Только не говори, что водрузишь ее на комод и распахнешь окно в ожидании птицы удачи! – расхохотался наш шеф.

   Лора поджала губы и промолчала…

   – Интересная история, – заволновалась я. – Имя бывшей ученицы знаете?

   – Она его не назвала, фамилию тоже не упомянула, – произнес Иван Никифорович. – Сейчас мне это кажется странным. Почему незнакомка не сказала: «Ой, Лора Павловна, я Лена Иванова, в таком-то году вы у нас преподавали»? Неужели предполагала, что учительница помнит всех бывших подопечных? И почему девица улепетнула, вручив сувенир?

   Глеб Валерьянович встал.

   – Где сейчас презент?

   – Наверное, в квартире Лоры, – ответил босс. – Уверен, она эту статуэтку не выкинула. Ну что, к ней?

   Я кивнула.

   – Мы с Глебом Валерьяновичем поедем в квартиру Лоры Павловны. Роберт и Елизавета останутся в офисе.

   Борцов отправился на своем автомобиле, а босс сел в мой джип, и я решила воспользоваться подходящим моментом для трудного разговора.

   – Иван Никифорович, раз уж мы теперь откровенны друг с другом, мне необходимо задать вам один вопрос.

   – Слушаю, – сухо разрешил начальник.

   – Федор Жданов ваш человек? – с улыбкой осведомилась я.

   – Кто? – поразился шеф.

   Я покосилась на него. Его удивление выглядело вполне искренним, но я-то знаю, что Иван Никифорович старый лицедей, он, если потребуется, сумеет изобразить кого угодно, от милого зайчика до Фредди Крюгера.

   – Ху из Федор Жданов? – продолжал недоумевать он.

   – Двоюродный брат Дениса, замечательного полицейского, которого за профессионализм направили в мою бригаду, – пояснила я.

   Иван Никифорович вынул из кармана бумажный платок и промокнул им лоб.

   – Впервые слышу про Федора, никогда не встречался с парнем.

   – Вот это неправда, – прощебетала я, – вы только что с ним весьма долго общались.

   Брови босса взметнулись вверх.

   – Татьяна, ты на солнце перегрелась?

   – Учитывая холодный день, ваше предположение маловероятно… – парировала я. – Федор вам известен под именем Денис.

   – А ну, тормози! – велел шеф.

   – Да мы и так в пробке стоим, – вздохнула я.

   – Немедленно объясни, что за чушь ты несешь! Какое отношение Денис имеет к этому Федору? – принялся допытываться начальник.

   – Федя его двоюродный брат, – ответила я. – Жданова приняли в бригаду, но по какой-то неизвестной пока мне причине он на службу не явился, вместо него приехал его кузен. Парни похожи, словно близнецы, так порой случается у кузенов, только цвет волос разный, но покрасить их сегодня – раз плюнуть. Где настоящий Денис, я понятия не имею. Федор имеет незаконченное медицинское образование и диплом театрального училища, но карьеры на подмостках не сделал, снялся в паре сериалов отнюдь не в главных ролях. А теперь успешно изображает сотрудника в подведомственном мне коллективе.

   – Ты уверена? – изумленно воскликнул Иван Никифорович.

   – На сто процентов, – отрезала я.

   Шеф заерзал на кресле.

   А на кухне было такое количество утвари, что у меня разыгрался комплекс неполноценности. Похоже, я отвратительная хозяйка: из приспособлений для готовки в моем доме есть лишь толкушка, да и та не используется. А здесь столько всего! Причем большую часть штучек я ранее не видела, даже не понимаю: для чего они нужны? Вот, например, эта железная палочка с крючками или крохотная удочка из красного пластика. Что с ними делать надо?

   Еще оказалось, что Лора обожает безделушки. Их у нее тьма-тьмущая, и нигде нет застарелой пыли, даже на книгах, коих немало на открытых полках. Интересно, что читает Селезнева? «Страсть на пляже», «Любовник леди Мюрей», «Принц и нищая», «Путешествие в рай», «Конфета для двоих»… Сплошные любовные романы зарубежных писателей! У такой женщины должны храниться толстые собрания фотографий. Где они? Да вот же, на верхней полке лежит стопка переплетенных в искусственную кожу альбомов. Я начала перелистывать страницы.

   Я принялась рассматривать снимок, запечатлевший полную женщину в сарафане, нехуденького мужчину в спортивных штанах (такие мой отец называл «трениками») и круглощекую девочку в летнем цветастом платьице. Потом перевернула находку и прочитала на обороте надпись фиолетовыми чернилами: «Крым. Планерское. Лорочка, папа и мама на море».

   – А вот и детское фото, которое ты мечтал увидеть! – обрадовался Иван Никифорович. – Я понял, куда твои мысли зарулили. Хотел нам внушить, что Лора не та, за кого себя выдает, ее наняли с целью поближе подобраться ко мне. Слышал термин «профессиональная шизофрения»? Некоторым врачам повсюду мерещатся тяжелобольные люди, а полицейским – преступники. Вот и ты стал жертвой этой болезни. Уж поверь, я хорошо изучил женщину, с которой сплю в одной постели не первый год. Лора – самое бесхитростное существо на свете! И я ее биографию проверил, она прозрачна!

   Глеб Валерьянович показал пальцем на снимок:

   – Зачем тогда прятать фото? С чего вдруг столь разношерстный гардероб?

   – Уверен, на это есть очень простые ответы, – хмыкнул мой босс. – Таня, а что ты думаешь?

   – Пока ничего, – дипломатично ответила я. – Предлагаю, не задерживаясь, работать по разным направлениям. Роберт должен тщательно изучить детские и юношеские годы Лоры Павловны. Вероятно, Иван Никифорович прав, найдется незатейливое объяснение отсутствию семейных фотографий и тому, почему найденный нами снимок был спрятан за Ниагарским водопадом. Еще нужно отправиться в журнал «Дом солнца» и разведать там обстановку. Пока это единственная хлипкая ниточка, иных у нас нет. Телефоны Ивана Никифоровича прослушиваются, надеюсь, похититель выйдет на контакт.

   Шеф покраснел.

   – Знать бы, что мерзавец имел в виду. Что я должен сделать?

   – В конце концов мы непременно догадаемся, – решила я приободрить начальника.

   А тот внезапно севшим голосом произнес:

   – Что-то у меня голова заболела…

   Я опустила глаза. Босс очень переживает, да и понятно почему. Мне не хочется его расстраивать, но делать нечего, придется…

   – Давай уж, говори, – велел Иван Никифорович, – не мнись.

   – Вы прямо экстрасенс, чужие мысли читаете, – тихо произнесла я. – Помните, мы говорили про магазин «Мишка Пастила»? Вы передали слова Лоры, что незнакомка, торопясь в хлебный отдел, увидела совершенно случайно у стеллажей с хозтоварами любимую учительницу и подошла к ней?

   Шеф кивнул.

   – Так вот, это невозможно, – отчеканила я.

   – Почему? – не понял Борцов.

   – Супермаркет рядом, пойдемте, сами увидите, – пообещала я.

   Когда мы вошли в магазин, я решила дать своим спутникам некоторые объяснения:

   – Все торговые точки сети «Мишка Пастила» имеют одинаковый интерьер и дизайн. Смотрите, слева от входа молочные товары, за ними сыры, колбасы, мясо, рыба, площадка с овощами, фруктами и хлеб. Если же мы двинемся вправо, то сначала попадем в кулинарию, затем увидим бакалею, винно-водочные изделия, соки с минералкой и хозтовары.

   Глеб Валерьянович схватил тележку:

   – А ну, двинули направо!

   Мы пробежали по отделам, очутились около первого стеллажа со средствами для мытья посуды и замерли.

   – Хлеб нам не попался, – сказал эксперт.

   – Он слева, – повторила я. – Девица соврала, она не могла очутиться тут в погоне за батоном. И, скорей всего, впервые зашла в «Мишку Пастилу», иначе бы не совершила такой дурацкой ошибки.

   – Вероятно, Лора плохо расслышала ее слова, – без особой уверенности произнес Иван Никифорович. – Или перепутала, бывшая ученица сказала «лимонад».

   – Я понимаю, как можно перепутать «хлеб» и «халва», слова на одну букву начинаются, но «батон» и «лимонад»… – Глеб Валерьянович пожал плечами.

   – Теперь следующее, – продолжала я. – Незнакомка утверждала, будто краем глаза заметила Лору Павловну, которая выбирала стиральный порошок. Так?

   Шеф молча кивнул.

   – Опять же простите, но это невозможно, – мягко сказала я. – Сейчас мы находимся у ряда со средствами для мытья посуды, потом пойдут полки с туалетной бумагой и памперсами, и только затем – порошки для стирки и прочее. Обратите внимание, стеллажи стоят в форме буквы Z. Почему не прямо, как везде, понятия не имею. Верхняя «черточка» этой самой Z является центральным проходом, и человек, идя по нему, прекрасно видит покупателя, изучающего полки со средствами от накипи. Даже, вероятно, может разглядеть и того, кто стоит возле ополаскивателей и антистатиков для белья. Но вот того, кто выбирает порошок, никак не заметит, он находится вне поля зрения. Девица солгала, она специально подстерегла Лору, чтобы вручить ей статуэтку.

   Глеб Валерьянович, решив провести следственный эксперимент, быстро нырнул в стеллажи и спустя секунды крикнул:

   – Ваня, ты меня видишь?

   – Нет, – ответил шеф. – Таня права, перед глазами всякая хрень в разноцветных упаковках, а ты исчез.

   Послышались шаги, Борцов с большой упаковкой в руках вновь очутился около нас.

   – Прихватил «Био-Мотос». Говорят, хорошее средство. И у них акция – берешь пакет весом в три кило, а платишь как за один килограмм.

   Иван Никифорович дернул плечами.

   – Лора в тот день, когда ту бабенку повстречала, тоже «Био-Мотос» выбирала. Он бывает с разными отдушками, Лоре нравится лавандовая, она такой искала.

   Я взяла с полки большую бутыль и прочитала на этикетке: «Ополаскиватель для постельного белья со вкусом шоколада». Вот здорово, наверное, приятно после стирки пожевать наволочку или простынку…

   – Ваня, ты все еще думаешь, что «ученица» подошла к Лоре случайно? – осведомился Борцов.

   – Нет, – коротко отозвался шеф.

   – Однако странно, – пробормотала я, когда мы очутились на улице около машины. – Зачем дарить Лоре фигурку, которую вручают победительнице конкурса?

   – Понятия не имею, – огрызнулся Иван Никифорович. – Но теперь уверен: кретинская статуэтка как-то связана с похищением. Венера отправится в лабораторию, авось Борцов что-нибудь на ней найдет. А ты завтра рули в «Дом солнца» и на месте изучи обстановку.

   – Хорошо, – кивнула я, – надо только найти подходящий предлог для визита.

   Начальник вытер рукой лоб.

   – Ты будешь одной из победительниц их чертового конкурса, читательницей, мечтающей похудеть вместе со звездой.

   – И как вы это устроите? – поразилась я. – Нельзя, чтобы кто-нибудь из журналистов узнал о присутствии в редакции представителя особой бригады.

   Босс хлопнул в ладоши:

   – Можешь не стараться, не стану объяснять очевидные вещи. Завтра же рули в «Дом солнца». Легенда твоя такова: ты отличный частный репетитор, грузишь в головы школьников знания по русскому языку и литературе, благодарные родители дарят тебе коробки конфет…

   Глеб Валерьянович встал между мной и боссом.

   – Ваня! Отпусти вожжи, расследование ведет Татьяна!

   – Нет-нет, – остановила я Борцова. – Прекрасно, что Иван Никифорович нашел решение проблемы. Сама-то я не имею возможности быстро проникнуть в редакцию журнала в качестве участницы проекта.

   Если честно, тогда я сомневалась, что шефу удастся выполнить задуманное. Но, очевидно, возможности Ивана Никифоровича безграничны. Во всяком случае, сейчас я сижу в кресле в музее редакции, посвященном популярному конкурсу, смотрю на полку с призами в стеклянном шкафу, вижу, что одна из фигурок испарилась без следа, и знаю, где она находится: в лаборатории у Борцова.

   В сумочке затрясся телефон, я вынула трубку и тихо произнесла:

   – Говори, Роберт.

   – Ты одна? – осведомился Троянов.

   – Да. Но в любой момент сюда могут войти, и тогда я сразу отсоединюсь, – предупредила я. – Что случилось?

   – Вроде потянулась ниточка, – сообщил компьютерщик. – Ты велела Борцову изучить статуэтку, которую Лоре дала незнакомка. Глеб нашел на ней много «пальчиков», а я отпечатки по базе прогнал. Знаешь, кто наследил?

   – Сделай одолжение, не тяни, – попросила я.

   – Фигурку держало в руках много людей, часть «пальчиков» фрагментарна, невозможно определить, кому они принадлежат. Другие не идентифицируются, поскольку в наших базах не засветились. Понятно, что «Венеру» трогал кто-то в перчатках, но это был, полагаю, Борцов. Или ты с Иваном Никифоровичем. Но могу назвать двух женщин, в чьих руках побывал сей шедевр. Это сама Лора, у нее брали отпечатки при поступлении на работу в бригаду, и некая Ирина Олеговна Медведева.

   – Кто она такая? – тут же спросила я.

   – Весьма интересная особа, – зачастил компьютерщик. – Приехала в Москву четыре года назад из Мижевска, городка, находящегося в четырехстах километрах от Москвы, и довольно быстро сделала карьеру на ниве гламурной журналистики. Сейчас работает в издании «Дом солнца» заместителем главного редактора, часто катается за границу на всякие недели моды и фэшн-мероприятия, знакома с кучей иностранных коллег. Ирина училась в Мижевском педагогическом институте, а заканчивала образование в Бронске, но учителем никогда не работала. Дважды выходила замуж. Родители Медведевой люди интеллигентные: отец – доктор наук, химик, заведовал в городе Канске лабораторией в одном из НИИ, мать – переводчица с английского. В Канске Ирина и родилась. Это населенный пункт наподобие Академгородка под Новосибирском. Был построен в начале пятидесятых годов прошлого века и населен учеными, которым создали идеальные условия для творчества. В советские годы в Канск без особого разрешения нельзя было въехать, да и понятно почему: большинство НИИ пахало на оборону. Город снабжался продуктами и товарами намного лучше Москвы, на семью из трех человек там давали четырехкомнатную квартиру. Детям в школах преподавали доктора и кандидаты наук, а Канский университет считался одним из лучших в России. В общем, райское местечко. После перестройки город потерял элитарность, но до сих пор еще пользуется хорошей репутацией в научном мире. Сейчас, конечно, Канск открыт, туда может приехать любой. И едут, между прочим, со всей России абитуриенты, которые хотят обучаться в тамошних вузах. Ирина окончила там школу. Вскоре уехала в Мижевск, не очень большой городок, где поступила, как я уже говорил, в пединститут. Потом перевелась в Бронск, получила диплом и – очутилась в Москве.

   – А как отпечатки пальцев девушки попали в базу полиции? – поинтересовалась я.

   – Незадолго до того как Ирина закончила школу, у директора учебного заведения кто-то украл кошелек с зарплатой, – пояснил Роберт, – дело было вечером, в школе оставалось двое преподавателей и шесть девочек, которые занимались танцами. Директор школы вызвал полицию и настоял на том, чтобы у всех присутствовавших взяли отпечатки пальцев. А местные полицейские почему-то пошли у него на поводу. На следующий день родители подняли скандал, но дело уже было сделано. Кстати говоря, вора нашли почти мгновенно. Им оказался преподаватель танцев, а «пальчики» навсегда остались в базе.

   – Надо бы мне поговорить с этой Ириной Олеговной, – пробормотала я. – Жаль, дамочка не занимается проектом «Убей лишний вес». Со мной, как с победительницей конкурса, общалась другая местная начальница, тоже зам. главного редактора, Арина Обнорская.

   – А теперь самое интересное, – объявил Троянов. – Начинаю рассказ о мужьях Медведевой. Первый раз девушка расписалась, когда ей едва стукнуло восемнадцать. Второго апреля Ирина стала совершеннолетней, а третьего у нее в паспорте уже появился штамп загса. Кстати, тебе не кажется странным, что абитуриентка укатила получать высшее образование в Мижевск? Неужели родители, наверняка имевшие в Канске полезные знакомства, не могли устроить дочурку в какой-нибудь вуз в ее родном городе? Мижевск – дыра цивилизации, молодые люди используют любую возможность, чтобы оттуда удрать, а Ирина решила получить профессию в институте, который не вошел даже в рейтинг «Тысяча учебных заведений России». Забавно, да?

   – Ну, может, у Медведевой в кармане лежал аттестат с одними тройками, поставленными сердобольными учителями из жалости к туповатой девочке, – предположила я. – А родители ее из породы людей, которые считают, что диплом о высшем образовании, пусть даже выписанный в Мижевске, является жизненной необходимостью.

   Роберт кашлянул.

   – Отец Медведевой трагически погиб вскоре после того, как его юная дочка стала замужней дамой, – в его лаборатории случился пожар. Мать покончила с собой вскоре после смерти супруга. Жестоко так говорить, но хорошо, что Инна Леонидовна не дожила до суда, на котором ее зять получил пожизненное заключение.

   – Что? – подпрыгнула я. – Муж Медведевой – осужденный преступник?

   – Первого супруга Ирины звали Андрей Геннадьевич Молоков. Он лидер мижевской преступной группировки. Грабил со своими подельниками проезжавшие по трассе фуры, убивал владельцев легковушек, потом сбывал их машины, контролировал большинство кафе на разных шоссе и «плечевых» проституток, обслуживавших дальнобойщиков. И при этом он математик, автор нескольких учебных пособий, преподаватель одного из вузов в Канске, кандидат наук, доцент, собирался защищать докторскую. Его долго не могли вычислить, Молоков оказался хитрее лисы. В Канске вел безупречно правильный образ жизни: прекрасный педагог, отличный сын, нежно заботящийся о престарелой матери, оставшийся из-за нее до сорока лет холостяком, чтобы не травмировать родительницу знакомством с невесткой. Жил он скромно, в простой двушке, ездил на стареньких «Жигулях», одевался прилично, но вовсе не шикарно. А вот под Мижевском он, как потом выяснилось, построил добротный дом, где в гараже стояли новенькие иномарки, а в спальне его ждала юная жена-красавица, на которую было предусмотрительно записано имущество. Когда Андрея Геннадьевича осудили и отправили по этапу, Ирина развелась с ним, переехала в Бронск и спешно вышла замуж за Илью Обнорского, сменила фамилию. Теперь она Ирина Олеговна Обнорская.

   – Погоди, погоди, – забормотала я, – Ирина – Арина…

   – Ага! – по-детски воскликнул Роберт. – Значит, дамочка представляется Ариной? Слушай дальше. С Ильей она развелась, не прожив с ним и полугода. Думаю, брак был фиктивным, его оформили с одной целью – избавиться от девичьей фамилии «Медведева», которую она не меняла при первом замужестве. И вот что интересно. Переехав в столицу, красотка поселилась в прекрасной трехкомнатной квартире в новостройке, которая была приобретена на ее имя еще в годы брака с Молоковым. Кроме того, она обзавелась малолитражкой японского производства, пристроилась на работу в «Дом солнца» и начала делать карьеру.

   – Стоп! Возникает масса вопросов. Почему Арина избежала наказания? Если все имущество бандит оформил на нее, значит, она понимала, что муженек отнюдь не простой преподаватель вуза. И еще! Самолеты и поезда ежегодно доставляют в Москву тысячи провинциалок, которые мечтают строчить статьи о тряпках и посещать светские вечеринки в статусе модного репортера. Пальцев на руках хватит, чтобы перечислить тех, кому все-таки удалось зацепиться в глянце да еще стать начальницей. Столица сурова к искательницам счастья, у них нет ни денег, ни связей, ни нужных знакомств, ни влиятельных покровителей. Начинающие журналистки мечтают, чтобы их статейку напечатало хоть какое-нибудь крошечное, мало кому известное издание. Арину же приняли на работу в престижное место. Думаю, не много найдется гламурных журналов, руководство которых захотело бы иметь в штате пусть бывшую, но жену человека, осужденного до конца дней быть в изоляции.

   – Тут мне пока нечего тебе сказать, – вздохнул Троянов. – Однако…

   Но я, услышав за дверью шаги, не дослушала его, быстро нажала на «отбой», сунула телефон в карман и сделала вид, что рассматриваю картину на стене. А из коридора тем временем летел недовольный голос Обнорской:

   – Что за манера поднимать по любому поводу бучу? Ты почему, Рябикина, сея панику, носишься по коридорам?

   Дверь распахнулась, передо мной предстали безукоризненно элегантная, с безупречно уложенными волосами Арина и красная, вспотевшая, растрепанная Ксения.

   – Танюша, – сладко запела Обнорская, – бога ради, простите. Ксюша у нас очень эмоциональная, нервничает по любому поводу. Вы, наверное, огорчились?

   – Ну конечно, – забубнила я, – испугалась, что конкурс отменят. Если дорогой приз исчез, как проводить соревнования?

   – Ничто не пропадало, – заулыбалась зам. главного редактора. – У нас все на месте!

   – Просто безобразие! – загремел невдалеке властный женский голос. – Стоит уехать на пару дней, как все идет вразнос.

   – Ой, мамочки… – испуганно прошептала Рябикина. – Ольга вернулась. Почему она так рано прилетела? У нее отпуск через неделю заканчивается.

   – Не знаю, – без тени волнения на лице ответила Арина. – Сама думала, что Николаева еще на острове, купается в океане.

   Дверь снова распахнулась, и я увидела стройную даму в темно-синем платье. Из груди вырвался вздох. Каким образом некоторые женщины ухитряются сохранить талию в шестьдесят сантиметров, даже когда их юность давно прошла? Ольгу Ивановну можно хоть сейчас выпускать на подиум: сорок второй размер одежды, идеальная осанка, стройные ноги, легкая походка…

   – Ксения, объяснись! – не замечая меня, потребовала владелица издания. – Только вошла в редакцию – и сразу услышала твой истеричный вопль. В чем дело?

   Рябикина замялась. И тут опять раздался крик:

   – А что у нас случилось? Правда, что приз сперли? Полицию вызывать нельзя! – В комнату влетел клон Арины в красном платье.

   – Добрый день, Олеся, – холодно поздоровалась Николаева.

   Вбежавшая стала ниже ростом и ляпнула:

   – Ой, вы уже вернулись? Не ждали вас раньше следующей недели…

   – Похоже, весь коллектив счастлив узреть главреда, – проронила Ольга Ивановна. – Рябикина онемела, Фонарева вопит, как торговка в базарный день. Олеся, откуда ты знаешь, что «Венера» пропала?

   – Так Валя сказала, секретарша. Ей – Нина Петровна из отдела аксессуаров, которая ужасную новость от Ксении услышала. Та к ней в комнату влетела и завизжала: «Видели Арину? У нас беда! Катастрофа! Жуть! «Венеру» сперли, надо отменять мероприятие!» Только она другой глагол употребила, не «сперли», а…

   – Мы поняли, – сухо остановила разболтавшуюся Олесю владелица издания.

   – Ксения, – всплеснула руками Арина, – у меня просто слов нет, чтобы охарактеризовать твое поведение! Олеся, ступай на рабочее место.

   Фонарева живо убежала.

   – Что за манера закатывать истерики? – гневно продолжала Обнорская. – Отвечай, Рябикина!

   Ксения покраснела. И словно язык проглотила, молчала чуть не целую минуту. И вдруг ее прорвало:

   – Ты меня просто ненавидишь! Олеську обожаешь, ей все можно, а я вечно затрещины получаю. Знаешь, как твоя распрекрасная Фонарева с людьми беседует? Она вообще с приветом! Позавчера или два дня назад, точно не помню – работы много, все дни в один сливаются, – короче, совсем недавно я на четвертом этаже вошла в лифт. Гляжу, в кабине Олеся с пакетом в руке, она, значит, сверху ехала. А запах в кабине – кошмар! Геранью несет, надушилась наша красотка. Ну, я у нее и спросила: «Новый парфюм приобрела? Польский или российский? Дешево и сердито?» А она зубы оскалила, прямо как собака, и заорала: «Молчи! Еще раз пасть раскроешь, и зубов не останется!» Я жутко испугалась, вид у нее совершенно безумный был. Слава богу, на втором этаже вошла Роза, наш диетолог, и заахала: «Олесенька, ты руку порезала? У тебя кровь на пальцах. Зайди ко мне, ранку обработаю». Фонарева взвизгнула: «Отстаньте все от меня!» – и вынеслась из лифта с перекошенной мордой. Правда, на следующий день она ко мне подошла со своей улыбочкой и говорит: «Извини, Ксю, нагавкала на тебя. Сама не пойму, почему так агрессивно себя повела. Мигрень потом началась, все таблетки у Розы съела, а башка все равно разламывалась. Наверное, в погоде дело, Розка тоже на ломоту в висках жаловалась». Я ей ответила: «Забудь. У самой сутки мозг скручивало. Видимо, это и правда из-за погоды. На улице буран начинается, снег сыплет». В общем, помирились, но осадочек у меня остался…

   Арина оборвала ее:

   – Ясно. Но сейчас мы говорим не о невоспитанности Олеси, а о твоем поведении.

   – У меня от тебя, Рябикина, мигрень начинается, – зло сказала Ольга Ивановна. – Надо уметь отвечать за свои поступки, а не рассказывать, какие хамки другие!

   Арина, как послушная школьница, подняла руку:

   – Разрешите объяснить? Пару дней назад уборщица решила вытереть пыль в шкафу и уронила одну из статуэток. От постамента отвалился кусок. Поломойка в слезах принеслась ко мне, упала на колени, зарыдала, умоляла не наказывать ее. Я, предвидя, какой резонанс может вызвать это происшествие, попросила косорукую о нем не распространяться, уволила ее и задумалась, как поступить. Просить Мэта Харриша сделать новую статуэтку невозможно, он обидится за то, что мы неаккуратно обошлись с его творением, и на будущий год откажется от сотрудничества с изданием. Я порылась в записной книжке, нашла одного приятеля, Лешу Иванченко. Он не художник, не скульптор, зато мастер на все руки. Алексей способен починить все сломанное так, что будет выглядеть лучше, чем новое. Отвезла ему «Венеру». Утром Леша позвонил, попросил не волноваться, заверил: «В понедельник вернешь приз в шкаф». Зная, что вы, Ольга Ивановна, наконец-то выбрали время и отправились ненадолго позагорать, я не стала вас беспокоить. Сказала себе: «Если Николаева позвонит и спросит, как дела, тогда придется доложить ей правду. В противном случае она и не узнает, вернувшись в Москву, о досадном происшествии. Зачем человеку на отдыхе дергаться? Ситуация под контролем, повода для беспокойства нет». Но Ксения!..

   Арина повернулась к притихшей Рябикиной:

   – Зачем ты понеслась по редакции с воем? Почему не подошла ко мне по-тихому, не спросила о судьбе «Венеры»? Какого черта вопила, всех переполошила? Теперь и бухгалтерия, и отдел аксессуаров в возбуждении, новость обсуждается в каждом углу. Не удивлюсь, если завтра мы увидим ее в «Желтухе». Нам нужна такая реклама? Ты подумала, как отреагирует Мэт Харриш, если, не дай бог, узнает, что мы повредили его скульптуру?

   – Я была у тебя в комнате, – всхлипнула Ксения, – и никого там не нашла. Побежала к охраннику, тот сказал…

   – Дорогая, если я отошла на пять минут в туалет или в буфет за чаем, это не означает, что нужно гарцевать по редакции, оповещая каждого о пропаже приза, – вроде бы ласково произнесла Обнорская, но мне показалось, будто из ножен выдернули шпагу.

   Рябикина зарыдала и убежала.

   Арина сложила руки на груди.

   – Ольга Ивановна, разрешите представить вам одну из трех наших победительниц, Татьяну Сергееву.

   Лицо Николаевой на короткое мгновение исказила недовольная гримаса, потом появилось любезное выражение.

   – Прости, Арина, но мне в данный момент…

   – Танечка скромно молчит, – слегка повысила голос Обнорская, – но очень досадно, что она стала свидетельницей наших профессиональных проблем.

   Ольга Ивановна прищурилась и наконец поняла, что рядом все это время находился посторонний человек. Надо отдать должное Николаевой, она умеет владеть собой. Хозяйка журнала вытянула вперед обе руки, ее лицо озарилось такой искренней счастливой улыбкой, что я на секунду поверила: она крайне рада встретиться со мной.

   – Танюша, извините! Я близорука, а сегодня повредила линзы и еще не успела купить новые, в общем, брожу как ежик в тумане. Арина права, к сожалению, вы услышали неприятный разговор. Я в огромном смущении и могу загладить свою вину лишь одним способом. Арина, какой врач должен стать куратором Танечки на проекте?

   – Роза Ивановна, – ответила Обнорская. – Как раз сейчас я собиралась звонить ей.

   – Не надо, – приказала Николаева. – Я соединюсь с Эдуардом Семеновичем. Танечка, это мой личный диетолог, консультант и тренер. Поверьте, он – лучший.

   – Ваша фигура – прекрасная реклама этого специалиста! – воскликнула я. – Потрясающе выглядите! Мне казалось, что женщины, которым исполнилось сорок, всегда слегка расплываются, так предначертано природой. А вы просто танагрская статуэтка! Ох, простите, не хотела вас обидеть, называя вслух ваш возраст…

   Ольга Ивановна рассмеялась, стало понятно, что у нее резко повысилось настроение:

   – Танюша, откуда вы узнали, сколько мне лет?

   – Медальон на вашей шее подсказал, – пояснила я. – На крышке блестящими камушками выложены четверка и ноль. Очевидно, это украшение – подарок на юбилей, только поэтому я и догадалась. На самом деле вам от силы можно дать тридцать пять.

   Николаева пощупала кулон.

   – Танечка, вас сей момент отведут к Эдуарду Семеновичу. К сожалению, у меня дела, я записалась к гомеопату, иначе бы сама познакомила вас с доктором.

   – Вы заболели? – встревожилась Арина.

   – На Мараби, где мы отдыхали с Леоном, налетела гигантская волна, пришлось спешно покинуть остров, едва успели на последний рейс, – пояснила Николаева. После нашего отлета аэропорт закрыли. Я перенервничала, хочу попить какой-нибудь травяной сбор.

   Помахав нам рукой, Ольга Ивановна скрылась в коридоре.

   – Уфф… – вырвалось у Арины. – Спасибо, Танюша!

   – За что? – заморгала я.

   – Ваша искренняя наивность и полнейшее незнание ювелирных брендов превратило тигра в милую кошечку, – устало произнесла Обнорская. – Безделица, которую носит Николаева, получена ею от сына Льва. Или Леона, как его все называют.

   Я продолжала играть роль простоватой училки:

   – Похоже, юноша неплохо зарабатывает, вещичка не выглядит дешевой.

   Арина ответила:

   – Цена на ювелирку от «Форти» стартует с десяти тысяч евро, верхней границы не существует. «Форти» в переводе с английского означает цифру «40», которая является логотипом дома, она у них присутствует везде, как Х у Шанель или Н у Гермес.

   – Так на медальоне указан вовсе не возраст Николаевой… – смутилась я.

   – Нет, – сдерживая смех, сказала Арина. – Но вы здорово польстили Ольге Ивановне, чей настоящий возраст никому не известен. Полагаю, ей за пятьдесят.

   – Невероятно! – на сей раз вполне искренне удивилась я.

   – А вот насчет Леона вы не ошиблись, он зарабатывает о-го-го сколько! Лева – гениальный портной, модельеры рвут его на части. Ну, пошли к Эдуарду? Ох, простите, телефон… Алло! Что? Не слышу вас! Кто звонит? Алло… Алло!

   Обнорская положила трубку в карман платья, проворчав:

   – Сотовая связь в Москве, как всегда, отвратительна.

   Обнорская, чей вес навряд ли превышал сорок пять килограммов, бросила быстрый взгляд на висевшее в углу громадное зеркало.

   – Ты прав, я раздалась в бедрах. Это от стресса.

   – Могу предложить процедуру «полный релакс», – сказал доктор, – минус один размер за визит.

   Я опешила. Если Обнорская еще похудеет, ей придется приобретать одежду в магазинах для детсадовцев.

   – Спасибо, не премину воспользоваться. Но сейчас познакомься с Татьяной, победительницей конкурса «Убей лишний вес». Она пришла к великому Эдуардо на консультацию.

   Доктор погасил улыбку.

   – Рад встрече, присаживайтесь.

   Потом, схватив Арину за руку, он отвел ее к окну и свистящим шепотом осведомился:

   – Что за дела, Рина? Я не участвую в ваших глупостях. В проекте всем заправляет Роза, ей и карты в корявые лапы. Не понимаю, как вы могли назначить куратором конкурса бабу, чей обхват талии больше ее роста, но не стану злопыхателем. Я по горло занят, ко мне стоит очередь клиентов, они пишутся за год. А ты приводишь бесплатного носорога!

   – Сергеева – протеже Ольги Ивановны, – вздохнула Обнорская, косясь в мою сторону. – И сделай одолжение, не кричи.

   – Я тих, как трава в январе! – заорал доктор.

   – Разве тебе Николаева не звонила? – удивилась Арина. – Она нам приказала сюда идти, я полагала, Ольга Ивановна тебя предупредила.

   – Никто, даже сам Зевс, лошадиный герой, не имеет права приказывать великому Орнели! – завопил врач.

   Мой мучитель – или лучше сказать «спаситель»? – схватил с подоконника тонкую пластинку со множеством кнопок и приблизился ко мне.

   – Это же калькулятор, – удивилась я.

   – Спасибо, дорогая! – язвительно воскликнул доктор. – Уж прости дурачину темную, перепутал. Давай сюда ногу и молчи. В век электроники нам ленты с делениями не нужны, техника нынче на уровне фантастики. Подносишь измеритель к щиколотке и – вот в окошечке цифра. Восемь сантиметров!

   – Сколько? – подскочила я.

   – Закрой рот! – приказал диетолог. – Теперь бедра. Эге, тридцать девять. Сейчас померяем рост… так-с… он у тебя шестьдесят семь. Вводим параметры и ждем-с.

   – Простите, Эдуард, – робко произнесла я, – не хочу вам мешать…

   – Вот и сиди тихо, – велел врач. – Ну, что имеем? Прекрасно. Тебе, учитывая твои параметры, следует весить тринадцать килограммов. А сколько у нас? Прыгай на весы! Вон они, в углу.

   – На мне одежда, я завтракала с утра, выпила недавно бутылку воды, – забубнила я, подходя к стоящим на полу серым весам. – Показания будут некорректными.

   – Стоять! Заткнуться! – взвизгнул Эдик. – Двести пятьдесят четыре килограмма! Тебе не кажется, дорогая, что при росте шестьдесят семь сантиметров это как-то слишком? Где мой калькулятор? Вычитаем… э… э… Получается, Сергеевой необходимо потерять… погоди-ка… триста шестьдесят четыре кило! Дорогая, у меня шок!

   – В ваши расчеты вкрались ошибки, – осторожно заметила я. – Не бывает на свете женщин менее семидесяти сантиметров ростом. Ну, может, одна или две на земном шаре и живут, но это точно не я.

   – Я никогда не совершаю ошибок, потому и признан лучшим диетологом мира, по версии журнала «Дом солнца», – объявил Эдуард. – Ко мне на прием приходят туши, а уходят балерины.

   – Ни в коей мере не подвергаю сомнению ваш профессионализм, но в вашем чуде техники могли сесть батарейки, – гнула я свою линию.

   – Сейчас проверим, – занервничал врач и поднес к своей шее «калькулятор». – Четыре метра девяносто восемь. М-да, действительно, я слегка пониже буду.

   Я постаралась не расхохотаться. Может, хитрый приборчик считывает не сантиметры, а размер самомнения? Вот тогда его показания правильные.

   – Ладно, сейчас принесу новые элементы питания, – решил доктор и выскочил за дверь.

   Я вынула из кармана мобильный. Так и есть, уже пришла эсэмэска от Роберта! «Арине звонили со служебного телефона из кабинета директора кафе «Голодный рыцарь». Адрес: магазин «Мишка Пастила», улица… дом…» Не та ли это торговая точка, что поблизости от домов, где живут Иван Никифорович и Лора? Простое совпадение? Или нет? Навряд ли в харчевне большое количество сотрудников, и далеко не все имеют доступ в комнату начальства. Надо срочно ехать туда. Но, к сожалению, убежать не получится, я же участница конкурса, которой несказанно повезло попасть в руки Орнели. Будет странно, если я смоюсь, не получив от гуру никаких указаний.

   Дверь кабинета приоткрылась, внутрь вкатился «колобок», наряженный, несмотря на холодную погоду, в ярко-красные джинсовые шорты и фиолетовую майку. На ногах у него розовело нечто вроде кроссовок на высоком каблуке.

   – Вы Таня? – осведомился «колобок». – Наконец-то я нашла вас! Я Роза Гаврилова, куратор потери веса проекта журнала «Дом солнца». Пошли, надо начинать работу.

   – Простите, – смутилась я, – но Ольга Ивановна прикрепила меня к Эдуарду Семеновичу.

   Гаврилова подошла ко мне вплотную:

   – Слушай меня внимательно. Ты симпатичная, очаровательная и совсем не тучная, всего пара килограммов лишние. Мы их легко сгоним с помощью моей специально разработанной авторской системы. А Эдик шарлатан, он по образованию слесарь.

   – Да ну? – изумилась я. – Почему же Ольга Ивановна пользуется его услугами?

   «Колобок» округлила глаза:

   – Господи! Сама подумай и не задавай глупых вопросов.

   – У Николаевой прекрасная фигура, – не утихала я.

   – Она и до встречи с самозванцем таковой была, – фыркнула Роза. – Эдька ничего не понимает в диетологии, ему просто повезло устроиться около обеспеченной женщины. Соображаешь? А у меня за плечами шесть лет мединститута в Москве, стажировка в Америке и Франции. Чуешь?

   Я кивала, но не двинулась с места.

   – Мой кабинет номер десять, по коридору слева, – зачастила Роза. – Жду тебя с нетерпением. А Орнели… Кстати! Настоящая фамилия мужика Гавкин, он просто взял себе звучный псевдоним. Хочешь реально избавиться от лишнего веса – приходи ко мне. Если намерена расползтись квашней, то оставайся с Эдькой. О! Здравствуй, дорогой!

   – Привет, милая! – обрадовался вошедший в кабинет Орнели. – Рад, что заглянула. Чем могу помочь?

   – Ищу определитель жирности продуктов питания, – пропела Роза. – Аня сказала, ты его взял.

   – Секретарша, как всегда, ошиблась, – рассердился Эдуард, ставя на стол большую коробку. – Мне понадобился человеческий жиромер.

   Гаврилова показала рукой на приборчик, который прикрепляли ко мне.

   – Милый, продуктовый измеритель жира лежит слева от ноутбука.

   Я потупилась. Орнели перепутал аппараты, схватил не тот. Теперь понятно, почему хитроумное устройство обзывало меня то сосиской, то сыром, то сливочным маслом.

   Эдик раздул щеки:

   – Анну надо выгнать! Я попросил у Мальвины одно, а Красная Шапочка выдала другое. Сегодня же побеседую с Олечкой. Надо менять эту козу со щенятами на нормальную сотрудницу.

   Роза сложила ладони домиком.

   – Дорогой, ты прав, Аня – на редкость глупая девица.

   – Просто Кот в сапогах! – продолжал возмущаться врач. – Ни малейшей сообразительности! И слепая, как Дюймовочка! Розочка, твоя дочь уже окончила институт? Она вроде пятое высшее сейчас получает? Хочешь, попрошу Ольгу взять ее на место Анны? Работа секретаря не трудная, даже твоя Катерина справится.

   – Милый, спасибо за заботу, но Катюшенька в Нью-Йорке. Она давно получила все дипломы и служит при ООН личным переводчиком генерального секретаря, – на едином дыхании выпалила Гаврилова.

   – Удивительно! – поразился Эдик. – Вроде я вчера видел Катеньку в пиццерии «Лос-Италос», она лопала там пиццу с начинкой из кабаньего сала. Помнится, я еще подумал: наверное, Розочка не в курсе, где ее доченька харчится.

   – Ты обознался, – прощебетал «колобок». – А сам-то что делал в «Лос-Италос»? Отвратительная забегаловка!

   – Собирал материал для своей новой книги по правильному питанию, – не замедлил с ответом Эдуард Семенович. – Проводил социологический опрос посетителей на тему «Роль пиццы плохого качества в моей жизни». Из ста человек девяносто девять заявили, что заглянули в «Лос-Италос» впервые, так как очень захотели есть, а поблизости не нашлось достойного ресторана. А сотая опрошенная – кстати, ею оказалась твоя дочь – призналась: «Я здесь бываю три раза в неделю, мне очень нравится местная кухня, обожаю их фокаччо из сала с солеными огурцами, маринованным луком и анчоусами. У меня от него никогда желудок не болит. А вот от замороженной пиццы, которую мама на завтрак и ужин в СВЧ-печке разогревает, кишки в узел завязываются». Прости, родная, нам с Танюшей надо работать.

   – Конечно, дорогой, – кивнула Роза. Потом повернулась ко мне: – Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло? На прошлом проекте Эдуард занимался девушкой из Питера. Ну прямо слонопотам! Господи, нам было жаль ее до слез! Эдик сделал все, что мог, ночами не спал, работал с несчастной. Я даже испугалась за его здоровье. Разве можно всего себя отдавать чужому человеку?

   – Для меня нет посторонних, – приосанился Эдуард Семенович.

   – Верно, дорогой, – согласилась Роза. – И ты смог достичь результата. Представляете, Танюша, моя подопечная потеряла всего тридцать один килограмм, и я была очень собой недовольна – отвратительно низкий показатель. Пришла девица в проект с показателем девяносто кило, а ушла, похудев до пятидесяти девяти. Я плохо поработала. А Эдик! Ему-то достался самый тяжелый, в прямом смысле слова, вариант. Орнели получил даму, вес которой был сто двадцать четыре килограмма! А после нашего конкурса на финальном взвешивании все с восторгом увидели…

   Гаврилова сделала эффектную паузу и торжественно объявила:

   – Сто двадцать три кило семьсот граммов! Это рекорд! Ну, я помчалась!

   – Зависть – ужасное качество, – буркнул Эдуард, когда Роза испарилась. – Мне жаль Гаврилову, у нее нелегкая жизнь. Мужа нет, да и был ли он? Дочь все учится, самообразовывается, никак работать не начнет. И в профессии у Розки полный швах. Хорошо, Оля ее к себе на проект пригласила. Николаева с ней давно дружит, поддерживает неудачницу, надеется, что для нее совместная работа с суперпопулярным изданием станет путевкой в новую жизнь. Ладно, вернемся к нашим делам. Вот, открывай коробку…

   – Что там? – полюбопытствовала я.

   – Супердиета Орнели «Килограмм в секунду», – гордо пояснил Эдик. – Мое замечательное ноу-хау. Смотри, здесь банки по двести пятьдесят миллилитров. Один раз в четыре часа тебе нужно брать из каждой упаковки по столовой ложке порошка, заливать горячей водой в количестве ста миллилитров и медленно, наслаждаясь вкусом, съедать получившуюся кашу. Твой организм получит идеально сбалансированное питание и непременно начнет худеть. Теперь измеритель приема пищи. Куда его лучше приделать? К руке. Вытягивай лапу!

   Я, не очень понимая, что задумал диетолог, выполнила приказ. Эдик схватил какую-то железную трубочку и прижал ее чуть пониже моего локтя.

   – Ой! – взвизгнула я. – Колется!

   – Чип установлен, – объявил доктор. – Теперь я на экране компьютера смогу видеть, выполняет ли пациентка мои указания. Если пропустишь хоть один прием коктейля, вылетишь из проекта, и тебя, как Татьяну Онегину, ближе чем на километр ко дворцу Снежной королевы не подпустят.

   – Главную героиню поэмы «Евгений Онегин» звали Татьяна Ларина, – зачем-то поправила его я. – К тому же к замку Снежной королевы добиралась не она, а девочка Герда.

   – Я включу звонки, – сказал Эдуард Семенович, делая вид, что не слышит меня. – Прием моего мегапохудательного питания осуществляется в пятнадцать, девятнадцать, двадцать три и одиннадцать часов. Более никакой еды. Ни крошки! Ни грамма! О’кей? Помни, чип уже пашет. Давай номер своего телефона в своей избушке на собачьих лапах и ступай! На сегодня все.

   Я не стала спрашивать, что имел в виду гуру, когда сказал: «Включу звонки», написала на листе бумаги цифры и медленно пошла по коридору, держа в руках коробку. Диетолог производит странное впечатление, но, вероятно, он хороший специалист? Думаю, владелица журнала, обеспеченная женщина, не стала бы пользоваться услугами афериста. Скорее всего диета от Орнели замечательная, мне надо ее придерживаться…

   Вдруг мне стало смешно. Заявление про чип, который будет передавать сведения о нарушении конкурсанткой режима питания, доктор сделал с важным видом. Но я-то понимаю, что он просто уколол мне руку, а россказни про электронный прибамбас – просто способ припугнуть участницу проекта, ничего не смыслящую в технике тетку, дать ей понять: у Орнели все под контролем, его приказов нельзя ослушаться. Но я-то в курсе, что подобных чипов пока не придумали. Существуй они в действительности, Роберт бы нам все уши прожужжал о полезном изобретении.

   – Пст… Эй! Пст… – раздалось слева.

   Я притормозила. Одна из дверей в коридоре приоткрылась, оттуда высунулась рука и поманила меня.

   – Таня, Таня, сюда, – зашептал знакомый голос.

   Я занырнула в комнату и увидела Ксению с Розой.

   – Хочешь выиграть главный приз? – осведомилась Рябикина.

   – И обзавестись верными друзьями? – спросила Гаврилова.

   – Конечно, – сказала я. – А что для этого надо сделать?

   Женщины переглянулись и заговорили, перебивая друг друга:

   – Нам тебя жаль.

   – Попала в лапы мошенника!

   – Орнели околдовал Ольгу Ивановну.

   – Она ему в рот смотрит и верит.

   – Скоро Эдуард в журнале всю власть захватит!

   – Ты будешь худеть по моей программе, – заявила Роза. – Вот тебе упаковка: «Эксклюзивная диета доктора Гавриловой», а Эдькино барахло вышвырни. Гляди, тут семь контейнеров. Через каждые два часа тебе следует употреблять по три мерные ложечки содержимого каждого и запивать особым лимонадом, который легко приготовить. Надо лишь бросить щепотку порошка из круглой банки в стакан и залить его любой минералкой без газа. Поняла?

   – Угу, – пробормотала я. – Это все?

   – Мыло! – добавила Гаврилова. – Оно в синей бутылочке.

   – Тебе понравится, – вклинилась в беседу Ксения. – Потрясающе пахнет ванилью.

   Я попятилась.

   – Не уверена, что смогу выпить средство для мытья тела.

   Гаврилова хихикнула:

   – Обожаю людей с чувством юмора. Гелем надо мыться как можно чаще, он вымывает подкожный жир, расщепляет его. А в коричневой упаковке уникальная грязь из пещеры Тонкой Валентины. В прошлые века тучные женщины ездили к горе, расположенной на Алтае, мазались тамошней особой глиной и прямо на глазах стройнели. К сожалению, в наши дни многие замечательные народные средства забыты. Но я их возрождаю. Все ясно?

   – Не совсем, – призналась я. – Вам не трудно повторить?

   – Внутри лежит подробная инструкция, разберешься, – пообещала Роза. – И не такие дуры все прекрасно понимали.

   Ксения потерла руки:

   – Арина и Ольга Ивановна начальницы, они наверху сидят, а мы с Розой непосредственно проводим конкурс. С кем надо корешиться?

   – С вами, – покорно ответила я.

   – Ай умничка! – захлопала в ладоши Гаврилова. – Только никому не говори, что сидишь на моей системе.

   – Наоборот, пусть все думают, будто тобой занимается Эдик. А на торжественном вечере, в момент вручения тебе «Золотой Венеры», ты откроешь правду, – ликовала Ксю.

   – Мы тебе поможем, – пообещала Роза, – подключим к системе постоянного оповещения и предупреждения. Совместными усилиями изгоним представителя ханжества и мракобесия из редакции журнала «Дом солнца».

   – Дай руку, – велела Рябикина.

   Я не успела пискнуть, как она нацепила мне на левое запястье браслет из желтого металла и защелкнула его. Затем удовлетворенно произнесла:

   – Шикардос! Даже не пробуй от него избавиться, снять без ключа невозможно. «Наручник» тесно прилегает к коже, изнутри к прибору приделаны особые полоски. Я буду проверять их состояние. Все крайне просто, вроде теста на беременность, только на тот пописать надо, а в нашем случае бумажка посинеет, когда ты ешь похудательную смесь. Розино изобретение.

   Я с трудом удержалась от смеха. У Эдуарда чип, у Розы браслетик… Диетологи терпеть друг друга не могут, но действуют одинаково – пугают участниц проекта.

   – Если завтра не увидим изменения цвета, выкинем тебя из проекта, – хищно заявила Гаврилова. – Предателю предателева смерть!

   – Да! – топнула ногой Ксюша. – И кол осиновый в могилу!

   Въехав наконец на нужную улицу, я рассердилась. Проще было дойти пешком! Потратила бы три минуты, а не полчаса.

   Я запарковала джип на подземной стоянке и поднялась на первый этаж торгового центра, где раскинулся магазин «Мишка Пастила».

   Кафе «Голодный рыцарь» оказалось почти пустым. Я удивилась данному факту, но, сев за столик и раскрыв меню, сразу поняла, что посетителей отпугивают цены. И, не удержавшись, сказала подошедшей официантке:

   – Дорого у вас. Чай стоит семьсот рублей!

   Я сделала несколько шагов – и заметила единственную в обозримом пространстве малолитражку. Затем приблизилась к трехдверной малышке, заднее стекло которой украшало изображение розовой гусеницы, обутой в разноцветные ботинки, и увидела… Арину, которая лежала головой на руле. Обнорская почувствовала мой взгляд, внезапно резко выпрямилась, встретилась со мной глазами, заорала и упала боком на кресло рядом.

   Постучав пальцем в стекло, я позвала:

   – Арина!

   Она не откликалась, похоже лишившись чувств. Поколебавшись пару секунд, я достала из сумки небольшой, смахивающий на шариковую ручку предмет, поднесла его к водительской двери, нажала на кнопочку… Чпок! Автомобиль разблокировался. Я заглянула в салон.

   – Арина, очнитесь!

   Журналистка не шелохнулась. Пришлось обойти «малютку» с другой стороны и распахнуть дверцу со стороны пассажира. Теперь мне хорошо было видно лицо Обнорской с закрытыми глазами.

   Как правило, у женщин в сумках хранится масса самых разных вещей, но моя торбочка просто кладезь всего необходимого: я никогда не знаю, куда меня занесет по работе, поэтому лучше иметь под рукой широкий выбор нужных средств. Сейчас я выудила со дна тюбик, нечто вроде губной помады, открутила крышку и поднесла остро пахнущий столбик к носу Обнорской. Арина дернулась, ее веки приоткрылись.

   – Привет! – воскликнула я. – С возвращением в реальный мир.

   – Пожалуйста, не трогайте меня, – прошептала она. – Пожалуйста!

   – Извините, я не хотела вас напугать, – сказала я. – Вам плохо? Может, позвать врача?

   Арина моргнула, замерла. Потом спросила:

   – Таня?! Как ты сюда попала?!

   – Приехала за продуктами, – вполне правдоподобно соврала я. И продолжила в том же духе: – Впервые очутилась в этом супермаркете, запуталась на парковке, уехала на лифте вниз и испугалась – никого нет, куда идти, не знаю. Увидела машину и обрадовалась – вдруг в ней сидит водитель? Заглянула внутрь, а тут ты! – тоже перешла я на простую форму общения. Ведь в такой ситуации не до церемоний.

   Обнорская резко поднялась и отшатнулась от меня:

   – Господи! Ты с ним заодно! Я только сейчас поняла! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не трогай меня! Хочешь, я все-все тебе отдам? Квартиру, машину… Только не мучай меня больше. Отпусти. Я уеду из Москвы. Больше не могу. Нет сил.

   – Даже пальцем тебя не трону, – осторожно произнесла я, – вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

   Журналистка, судорожно вздохнув, спросила:

   – Правда?

   – Стопроцентная, – подтвердила я. – Можно мне сесть? Похоже, у тебя неприятности?

   Обнорская облокотилась на руль и затряслась:

   – Я так устала! Я ни в чем не виновата, просто фигурку отдала.

   – Лоре Павловне? – уточнила я.

   Арина всхлипнула, закатила глаза. Я вновь вытащила из сумочки тюбик, отвернула крышку и сунула белый, отвратительно воняющий столбик под нос собеседнице.

   – Убери, меня стошнит, – простонала Обнорская. – Что это за дерьмо у тебя?

   – Аромат не из приятных, – согласилась я, – зато, нюхнув его, человек сразу в чувство приходит. Ладно, давай поговорим начистоту. Меня действительно зовут Татьяна Сергеева, и дома лежит честно полученный диплом, в котором указано, что я преподаватель русского языка и литературы. Но давно не работаю по специальности, а служу в особой бригаде, которая занимается раскрытием преступлений…

   Пока я представлялась и сообщала о похищении Лоры, Обнорская сжималась в комок. А когда мой рассказ завершился, она выдавила из себя:

   – Я просто отдавала им фигурки.

   Я моментально среагировала на местоимение «им»:

   – Кроме Лоры, были и другие люди, получившие из твоих рук «Венеру»?

   Арина кивнула:

   – Да… Нет.

   – «Да» или «нет»? – наседала я.

   Обнорская затряслась.

   – Статуэтки были, но не наши. Не из журнала, а другие. Мне трудно объяснить…

   Я выпрямила затекшую спину.

   – Арина! На твою беду, Лора Павловна очень близкий человек одного из моих начальников. Естественно, я доложу ему о нашей беседе. Знаешь, что произойдет, если он услышит от меня: «Обнорская не захотела со мной откровенничать»? Он сам за тебя возьмется. Поверь, в кабинете у босса рыдают даже мужчины, а потом они получают за свои преступления пожизненное наказание.

   Арина вцепилась в мою руку:

   – Ты знаешь!

   – Про Андрея Геннадьевича Молокова, твоего первого мужа? – уточнила я. – Конечно. Информация о нем не засекречена. В общем, лучше тебе сейчас все честно рассказать. Из любой неприятности можно выбраться, если рядом есть друг, а я хочу тебе помочь. Ведь ты в беде? Или я ошибаюсь?

   – Не виновата я, – устало повторила Арина. – И ничего плохого не делала. Мне отдавали приказ, я ехала куда велели. Не знала, что ту женщину похитили… Гадина заставляла, грозила рассказать про Андрея…

   Арина разрыдалась, уронив голову на грудь. Я начала гладить ее по затылку и приговаривать:

   – Ну-ну, успокойся… Возьми вот салфетку… Слезами горю не поможешь, лучше подумай, как из беды выпутаться. Но я не смогу тебе помочь, пока не узнаю, что происходит.

   Обнорская притихла, взяла протянутый мной бумажный носовой платок, вытерла лицо и решилась на откровенность.

   …Ирине Медведевой исполнилось шестнадцать лет, когда она тайком от строгих родителей удрала с подружками в ночной клуб и там познакомилась с обаятельным Андреем Молоковым. А много ли надо школьнице, чтобы влюбиться в опытного симпатичного взрослого мужчину? За короткий срок тот покорил девочку красивыми ухаживаниями – дарил цветы, конфеты, милые безделушки. Ясное дело, Ирочка, не задумываясь, отдалась любимому и стала ждать предложения руки и сердца. Молоков, надо воздать ему должное, повел себя благородно. Он откровенно побеседовал с девушкой:

   – Мы непременно распишемся, но сейчас нужно соблюдать осторожность, потому что ты несовершеннолетняя. В глазах закона я подлый мужик, развративший ребенка. Меня отправят на зону, а там с педофилами разговор короткий. Давай подождем, пока тебе исполнится восемнадцать. Да, знаю, нам могут разрешить расписаться и сейчас, но только если твои родители дадут на это согласие. И что-то мне подсказывает: они совсем не обрадуются перспективе обрести такого зятя.

   Ирочка согласилась с аргументами Молокова, потому что прекрасно понимала: папа с мамой сделают все возможное, чтобы разлучить ее с любимым. За месяц до совершеннолетия девушка узнала от жениха план будущей жизни: у него есть дом в Мижевске, после оформления брака молодожены переедут туда, а Арина будет учиться в местном институте.

   – Мы не останемся в Канске? – удивилась Ирина.

   – Дело в моей маме, – признался Андрей. – Ее зовут Алла Борисовна, она с ненавистью относилась к моей первой жене, сделала все возможное, чтобы разрушить нашу семью, и добилась успеха. Не хочу повторения той истории. Поэтому – Мижевск. Извини, я не скажу о своей женитьбе матери, которой скоро будет восемьдесят. Сильное волнение ухудшит ее здоровье, ведь и так недолго ей на этом свете жить осталось. Понимаешь?

   Большинство девушек на месте Ирины стали бы негодовать: как это – скрыть брак? Но Ира очень любила Андрея, поэтому согласилась. Промолчала невеста и когда выяснилось, что Молоков не хочет затевать пышной свадьбы. Ирочка, мечтавшая о белом платье, марше Мендельсона, лимузине с куклой на капоте, много раз перед сном представлявшая себе, как она кидает букет в толпу радостно визжащих и отчаянно завидующих ей подружек, поплакала в подушку, но настаивать на своем не решилась. Да и, честно говоря, близких друзей у нее теперь не было. За два года, что она и Андрей прятали свои чувства от посторонних, Ирина растеряла всех приятельниц и приобрела славу буки, которую волнует лишь учеба в школе да занятия с репетиторами. Никто из одноклассников и понятия не имел, что зубрила Медведева не бегает по дополнительным урокам, а сидит дома, готовая по первому звонку Андрея сорваться к нему на свидание.

   Сообщить родителям о замужестве Молоков разрешил ей лишь в день росписи. Прямо из загса молодожены прибыли к Медведевым.

   Была суббота, Олег Петрович и Инна Леонидовна занимались домашними делами, когда их дочь влетела в квартиру и закричала:

   – Мама, папа, я вышла замуж! Вот! – И она положила на стол паспорт со свежей печатью.

   Инна Леонидовна ахнула, а Олег Петрович засмеялся:

   – Хорошая шутка.

   – Это правда, папа, – продолжала Ира. – Знакомьтесь, мой Андрюша…

   Что тут началось! Нет смысла пересказывать, какие выражения полились из уст всегда вежливого Олега Медведева. Инна Леонидовна молчала, но лучше бы она тоже кричала. От того, что мама не произнесла ни слова, Ирочке стало совсем плохо.

   Когда Олег Петрович чуть притих, Молоков попытался успокоить тестя:

   – Понимаю ваше волнение, но я сделаю все возможное…

   – Ты уже сделал все возможное! – снова взлетел на волне злобы Медведев. – Сколько тебе лет? Мерзавец! Развратил ребенка! Насильник!

   – Я совершеннолетняя, – бросилась на защиту мужа юная жена. – Мы любим друг друга.

   Отец вытянул руку и произнес сакраментальную фразу:

   – Выбирай: либо он, либо родители!

   – Я замужем, – гордо заявила Ира.

   – Тогда убирайся вон! – завопил отец. – Отправляйся куда хочешь! Ты нам больше не дочь!

   Ира поступила в институт, где ее никто не знал. В Канск она никогда не ездила, с бывшими знакомыми-приятелями не общалась. Семейная жизнь оказалась совсем не такой, как ей мечталось, – Андрей постоянно отсутствовал. Работа требовала его присутствия в Канске, с женой Молоков проводил от силы сутки в неделю. Еще он был против появления детей, мягко говорил:

   – Давай немного поживем для себя.

   Ирина сразу затосковала одна в большом доме. Буквально через неделю после свадьбы она решилась поговорить с мамой и позвонила ей. Но Инна Леонидовна, услышав голос дочери, заорала:

   – Ты – убийца отца! Вчера у него в лаборатории случился пожар. Он погиб. Огонь уничтожил записи, которые Олег вел много лет, результаты всех его трудов, книги. Нет у меня больше любимого мужа! И все из-за дочери, променявшей родителей на чужого мужика. Забудь о моем существовании, желаю тебе тех же страданий, что ты доставила мне!

   Это был последний разговор Иры с матерью. Инна Леонидовна покончила с собой.

   Узнав о трагической смерти отца, а затем о самоубийстве матери, Ира прорыдала несколько недель. Потом постепенно справилась с горем…

   В один из тоскливых дней она затеяла в доме перестановку мебели. Захотела передвинуть здоровенный диван в гостиной, но тот оказался слишком тяжелым. Тогда Ирочка подумала: надо снять с него все, что можно. Собрала кожаные подушки, бросила их на пол – и вдруг увидела на месте одной из них блестящую цепочку с красивым медальоном, украшенным затейливой резьбой. Что должна подумать женщина, внезапно обнаружив в своем доме, да еще в диване, чужое украшение? Ирина заплакала и послала Андрею эсэмэску: «Я знаю, ты мне изменял».

   Через два часа муж примчался в Мижевск с букетом наперевес и со множеством битком набитых пакетов, влетел в особняк, осушил поцелуями слезы жены, вручил ей подарки, услышал про некстати обнаруженный кулон и стал утешать вчерашнюю школьницу:

   – Я после знакомства с тобой ни разу не посмотрел на другую женщину!

   – А цепочка с подвеской откуда? – всхлипнула Ира.

   – Есть одно предположение, – протянул Андрей. – Где у нас телефон домработницы?

   – В книжке записан, она на кухне, на столе, – прошептала Ирочка.

   – Неси сюда, – приказал супруг, взяв трубку.

   Соединившись с прислугой, он включил громкую связь:

   – Валентина? Молоков беспокоит.

   – Добрый вечер, Андрей Геннадьевич, – ответила домработница. – Что случилось?

   – Да вот, решили с Ириной уют навести, начали перемещать диван в гостиной, а из него выпала цепочка, – завел глава семьи.

   – Плетение «косичкой» и круглая ажурная подвеска? – обрадовалась Валя. – Ой, это моя! Думала, где-то на улице посеяла. Вот здорово, что украшение у вас! Оно мне очень дорого, муж на годовщину свадьбы подарил. Извините, пожалуйста!

   – Не за что вам прощения просить, – улыбнулся Андрей. – Когда в следующий раз придете, заберите цепочку, я оставлю ее на кухне.

   Ирочка бросилась на шею Андрею:

   – Прости, прости, прости…

   Он засмеялся:

   – Солнышко, я бы сам забеспокоился, обнаружив случайно в спальне чужие мужские носки, брюки, рубашку, трусы, а потом и голого парня в шкафу.

   Ира улыбнулась сквозь слезы. У кого-нибудь есть лучший муж? Нет! Самый умный, прекрасный, чудесный, благородный, сексуальный, щедрый, веселый, потрясающий мужчина достался ей.

   Через неделю после глупой сцены ревности Молоков привез с собой в Мижевск неприятного лысого старикашку. Тот разложил в кабинете Андрея кипу бумаг, вручил Ире раритетную вещь – перьевую ручку с чернилами – и велел:

   – Ставьте свою подпись на каждой странице дважды. Но не просто черкайте, а сначала аккуратно пишите: «Медведева Ирина Олеговна».

   – Зачем это? – спросила Ира.

   – Солнышко, сделай как велит Яков Абрамович, – ласково попросил Андрей, – потом поговорим.

   Вечером юная супруга узнала, что Молоков переписал на нее все свое имущество, в том числе дом, счета в банке, и очень удивилась.

   – Жизнь непредсказуема, – пояснил муж, – все мы под богом ходим. Вдруг я попаду в ДТП и скончаюсь? Что тогда с тобой станет? Откуда ни возьмись налетят проходимцы, наврут, что я им кучу денег должен. Бывшая жена может возникнуть. Мы давно в разводе, но это ей не помешает на дом и прочее претендовать. Тебе придется нанимать адвокатов, тратить деньги, нервы. А теперь никаких переживаний. Я нищий, а супруга у меня богатая.

   Ирочка перепугалась до дрожи:

   – Если с тобой случится несчастье, я жить не буду, рядом с тобой в могилу лягу!

   Молоков взял ее за плечи и встряхнул:

   – Запомни: если произойдет несчастье, ты обязана жить дальше. Поклянись, что не совершишь глупости.

   Ира, заливаясь слезами, дала обещание. Потом, успокоившись, спросила:

   – А когда мы родим ребеночка?

   Андрей обнял жену.

   – Подождем год, у меня есть план. Хочу уехать с тобой на Кипр, там прекрасный климат, спокойная обстановка. Купим дом на берегу и устроимся, как старик со старухой, у самого синего моря. Не хочется, чтобы наш малыш появился на свет в убогом Мижевске.

   Ирочка пришла в восторг, снова ощутила себя счастливой и принялась считать дни до отлета.

   Планам Молокова не суждено было осуществиться. Через два месяца после беседы о Кипре Андрея арестовали. А еще спустя пару недель Иру стали таскать на допросы. Она не понимала, что происходит, и на все вопросы следователя Варганова растерянно отвечала:

   – Ничего не знаю. Когда Андрюша вернется домой?

   Георгий Павлович крякал и заводил по новой:

   – Вы в курсе, чем ваш супруг зарабатывал на жизнь?

   – Он преподаватель, – лепетала Ирина, – учит студентов математике.

   – Неужели вы не понимаете, что на зарплату доцента особняка не построишь? – взвился следователь, услышав в очередной раз про чтение лекций. – Какой у Молокова оклад?

   Ира замерла.

   – Андрюша не говорил, а я не спрашивала. Деньги у нас в коробочке лежат, я беру на хозяйство сколько надо.

   – Ушам и глазам своим не верю, – пробормотал Георгий. – Ступайте, Ирина Олеговна, потом еще побеседуем.

   Ира осела дома, старалась не выходить на улицу и не включала телевизор, потому что местный канал безостановочно вещал про ее Андрюшу страшные вещи. Домработница Валентина поселилась вместе с ней, но никаких бесед о хозяине не вела.

   Однажды ночью она поскреблась в дверь спальни Ирины и протянула ей туго скатанную бумажную трубочку, запаянную в полиэтилен.

   – Это что? – не поняла спросонья Ира.

   Валентина оглянулась и зашептала:

   – Какой-то мужик приходил, принес письмо от Андрея Геннадьевича.

   Трясущимися руками Ира открыла послание и начала читать микроскопические, но четко прорисованные буквы:

   «Ирина! На суд не ходи. Газет не читай. TV не смотри. Езжай в Бронск, улица Сталелитейная, десять. Там живет Илья Обнорский. Он все оформит: развод со мной и брак с ним, возьмешь его фамилию. Илья переведет тебя в бронский пединститут, получишь там через некоторое время диплом. Потом уезжай в Москву. Адрес: улица Викторова, семь, квартира девятнадцать. Она куплена на твое имя, заселяйся спокойно, обо мне там никто не слышал. Иди в журнал «Дом солнца», Ольга Ивановна Николаева, его владелица, возьмет тебя на работу. Меня она не знает, тебя тоже, но в штат примет. В столице назовись Ариной. Официально имя менять не стоит, твой паспорт редкие люди увидят. В Мижевске жила Ирина Медведева, а в Москве появится журналистка Арина Обнорская. С Ильей потом разведешься. Он ликвидирует в Мижевске всю собственность, положит выручку в банк и предоставит тебе всю инфу о финансах. Доверяй ему, как мне, я когда-то спас Илью от смерти. Следователь оставит тебя в покое. Забудь меня. Я плохой человек. Я тебе изменял. Помнишь медальон? До нашей свадьбы в доме жила другая женщина. Из твоей эсэмэски я сразу понял, что ты нашла ее украшение, позвонил по дороге Валентине, пообещал три месячных оклада, если она разыграет спектакль, объявит цепочку своей. Прощай, Ира, живи счастливо, найди себе достойного мужа, роди детей. Но выполни мою последнюю просьбу. Прежде чем вступать в отношения с каким-либо мужчиной, обратись к Илье с вопросом: «Что за человек мой избранник? Можно ли связывать с ним свою судьбу?» Никогда не заводи романа с тем, кого не одобрит Обнорский. Все. Вычеркни меня из своей памяти и жизни навсегда. Андрей».

   Увидев подпись, Ирина зарыдала так, что примчалась Валентина. Она попыталась утешить хозяйку, принесла ей успокоительных капель и осталась в спальне, пока та не заснула.

   Утром Валя сказала посеревшей от переживаний Ирине:

   – Послушай меня, я тебе по возрасту в матери гожусь.

   Ира вздохнула. До сих пор Валентина всегда обращалась к ней исключительна на «вы» и разговаривала лишь о домашних делах.

   – Муж твой страшный человек, – продолжала домработница. – Руки у него по локоть в крови. Душегуб настоящий, но тебя обожает. Я в его доме не первый год служу. Не стану скрывать, раньше тут бабы бывали, в особенности после того, как он с первой женой развелся. Та от него сбежала, когда поняла, что с убийцей живет. А едва он с тобой познакомился, всех шлюх разогнал, ни одна здесь более не появлялась.

   – А медальон? – всхлипнула Ира.

   Валентина достала из кармана фартука маленький альбомчик.

   – Гляди, специально рано утром домой смоталась.

   Ирина начала перелистывать страницы.

   – Видишь фотку? – спросила Валя. – Я тут с мужем на отдыхе. Чего у меня на шее висит?

   – То самое украшение, – пролепетала молодая женщина.

   – Внизу на снимке дата пропечатана, – не успокаивалась домработница. – Когда нас щелкнули?

   – Десять лет назад. Андрюша соврал! – заликовала Ирина. И тут же расстроилась: – Зачем?

   – Любит он тебя сильно, – после небольшой паузы ответила Валя. – Уж извини, прочитала я его письмо. Некрасиво, конечно, поступила, но не удержалась. Ты что, не заметила? В нем каждая строчка заботой полна, Молоков тебя из-под удара выводит. Сразу видно, очень за жену переживает, план жизни ей наметил. Разве станет мужчина так о нелюбимой бабе печься?

   – Он велел его забыть… – всхлипнула Ира.

   Валентина села на кровать хозяйки.

   – Правильно. Понимает, что статус жены осужденного на пожизненное заключение преступника – жирное клеймо на биографии. Сделай так, как велит Молоков, отваливай в Москву, затеряйся в огромном городе, никому не рассказывай о первом браке, не пытайся устроиться на работу в те места, где человека под лупой изучают, и все станцуется.

   – Как мне одной жить? – заплакала Ира. – Я не умею.

   – Научишься, – жестко сказала Валентина, – деваться-то некуда. В нашем околотке люди вслед тебе плевать станут, странно, что до сих пор еще в особняке окна камнями не разбили. Прекрати лить сопли, отправляйся к Обнорскому.

   Следующие полтора года стали для Ирины настоящим кошмаром. Ирина выполнила все приказы Молокова. Стала на время супругой Ильи, взяла его фамилию, через полтора года получила диплом о высшем образовании и собиралась навсегда уехать в Москву. Следователь более не беспокоил ее, сама Ирина ему не звонила, о судьбе Андрея не спрашивала. Но о том, как идет долгое и тяжелое следствие, постоянно говорили и в Бронске, где теперь она жила. Суд пока не состоялся, но Ирочка понимала, что Андрей явно получит пожизненный срок. За пару дней до назначенного отъезда в столицу Ирине неожиданно позвонил Варганов и сказал:

   – Можете сегодня приехать в Канск? Это очень важно. Буду ждать вас в своем кабинете в двадцать три пятнадцать.

   – Андрюша умер! – в ужасе закричала Ира.

   – Нет, Молоков жив и здоров, – поспешил утешить ее следователь. – Пожалуйста, поспешите. Более ничего не могу вам сообщить.

   Ирина схватила сумочку и кинулась в гараж.

   – Хорошо. Пошли.

   – Куда? – насторожилась Обнорская.

   – Тут недалеко, – загадочно ответил Варганов и повел ее по пустынным в столь поздний час коридорам мимо запертых дверей.

   Одна лестница, другая, поворот, галерея, лифт, снова ступеньки, узкий проход, вымощенный старой бело-красной плиткой. Наконец они оказались возле решетчатой двери, перед которой стоял караульный в форме. Варганов что-то показал дежурному, тот нажал на кнопку. Преграда из прутьев отъехала в сторону, впереди появилась другая, выкрашенная в синий цвет. Первая с лязгом захлопнулась, вторая не раскрылась, Ира и Георгий Павлович остались в небольшом пространстве, смахивающем на клетку. Обнорская повернула голову влево, увидела прикрепленное к кирпичной неоштукатуренной стене объявление: «В накопителе больше двух не скапливаться», перепугалась и вцепилась в руку Варганова.

   – Где мы? Куда вы меня ведете?

   – Все в порядке, – успокоил ее следователь, – сейчас дверь откроется.

   И действительно, медленно, словно нехотя, решетка откатилась и освободила проход. Они вновь пошли по бесконечным коридорам. Когда Ира окончательно запуталась в поворотах, Варганов открыл узкую дверь и подтолкнул ее внутрь. Ира очутилась в небольшой комнате без окон, посреди которой находились лишь стол и два стула. На одном сидел… Андрей!

   Ира хотела закричать от радости, но из горла не вырвалось ни звука. Она кинулась к мужу, обняла его и через секунду поняла, что обе руки Андрея прикованы к железной палке, которая приделана к столешнице.

   – У вас пять минут, – предупредил Георгий Павлович и удалился.

   – Слушай и запоминай, – приказал Андрей без предисловий, – навряд ли нам еще когда-нибудь удастся поговорить наедине. Обнорскому можешь доверять, как мне. В Москве в банке «Прогресс-один» у меня арендован сейф. О нем даже Илья не знает. Код к нему – число нашей первой встречи, вторая буква твоего имени…

   Ира старательно кивала. Молоков быстро излагал информацию, которая могла понадобиться жене, и завершил рассказ словами:

   – Никому не верь, кроме Ильи. Если начнутся проблемы с отъездом, кто-то станет совать палки в колеса или в Москве что будет не так, мигом соединяйся с ним. Все. Уходи.

   – Андрюша, я люблю тебя, – заплакала Ира. – И буду ждать тебя вечно!

   – Не стоит, – спокойно ответил Молоков, – лучше считай меня покойником. Если соберешься замуж…

   – Никогда! – выкрикнула Ирина. – Я…

   Дверь открылась.

   – Все, – коротко объявил Георгий Павлович.

   – Еще минуточку, – всхлипнула Ира, – это же наше последнее свидание в жизни…

   – Уводите ее! – приказал Андрей и отвернулся.

   Обратная дорога показалась Ирине короткой. Очутившись в кабинете, Варганов сказал:

   – Насчет последнего свидания вы не правы. Приговоренные к пожизненному заключению имеют право на две краткосрочные встречи в год, а также могут получать одну посылку или передачу и одну бандероль раз в двенадцать месяцев. У вас будет возможность увидеть мужа.

   – Суд еще не состоялся, может, Андрюше дадут меньше? – прошептала Ира. – Пусть хоть двадцать пять лет.

   Георгий Павлович молча смахнул со стола невидимые соринки.

   – А где сидят те, кому дали пожизненное? – еле слышно спросила Ирина.

   – Самое близкое от Москвы место – поселок Сосновка в Мордовии, – пояснил следователь. – Но куда направят Молокова, я не знаю. Судья, как вы правильно заметили, еще не зачитал приговор. Ира, если возникнут проблемы, звоните.

   Дальше жизнь молодой женщины потекла по намеченному Андреем плану. Она уехала в Москву, без всяких сложностей устроилась на работу, поселилась в хорошей квартире…

   Обнорская, оборвав рассказ, схватила бутылку воды из держателя между креслами, почти залпом осушила ее и спросила:

   – Знаешь, что меня поразило? Живя с Андрюшей в Мижевске, я и не подозревала, что в столице есть жилплощадь, оформленная на мое имя, и когда впервые вошла туда, ахнула. Интерьер был оформлен так, словно я сама руководила ремонтом: цвет стен, занавески, люстры, мебель, даже посуда… Тут же вспомнилось, как мы с Андрюшей обсуждали наше будущее жилье на Кипре. Я покупала журналы, показывала ему, допустим, кухню, рассказывала, что мне нравится. Значит, уже тогда он знал, что может случиться беда, и готовил гнездо для меня. И вот почему он отказывался заводить ребенка – не хотел, чтобы я осталась с малышом на руках. Ну почему, почему, почему, зная о возможности ареста, Андрюша не схватил меня в охапку и мы не улетели на Кипр? Почему он остался в Канске?

   Я отвернулась к окну. Андрей Молоков – жестокий, хладнокровный убийца, руководитель преступной группировки, на его счету много загубленных жизней. Сколько вдов и сирот сейчас проклинают Андрея и желают ему гореть в аду? Но для Ирины муж – самый прекрасный человек на свете. Обнорская, похоже, ни на секунду не задумалась над тем, каково происхождение денег, на которые было приобретено ее уютное гнездышко.

   Я не знаю, по какой причине Молоков не сбежал из России, когда понял, что его могут арестовать. Меня интересует другое: почему у следствия не возникло множества разных вопросов. Хотя бы элементарного: откуда у неработающей студентки средства на покупку элитного жилья, машины? Неужели Варганов не понимал, что особняк в Мижевске и счета в банке просто поменяли хозяина? Отчего не конфисковали имущество преступника? Конечно, я не юрист, в тонкостях законов не разбираюсь, но, согласитесь, это странно.

   – …Жизнь в столице складывалась удачно, – заговорила Обнорская. – Если, конечно, не считать слез по ночам, пролитых по Андрюше. Я понравилась Ольге Ивановне, стала хорошо зарабатывать. А потом повалили беды. Внезапно умер Илья. Заболел гриппом, не обратился к врачу, сам начал пить какие-то таблетки и скончался от осложнения на сердце. Я узнала об этом через пару недель после его похорон. Представляешь, понадобилось что-то у него уточнить, позвонила, а мне вдруг ответил какой-то мужик: «Девушка, забудьте этот номер, Обнорский помер». Андрей запретил мне когда-либо прилетать в Канск или Мижевск и иметь дело с теми, кого я там знала, но я так хотела узнать, что стряслось с Ильей! Вот и звякнула Варганову.

   …Георгий Павлович ответил сразу. Мобильный у него остался прежним, а место службы поменялось. Оказалось, что следователь тоже перебрался в Москву. Он пообещал разузнать подробности о кончине Ильи Обнорского и не подвел. Буквально на следующий день перезвонил, сообщил про вирусную инфекцию, а затем спросил:

   – Какая-то проблема? Зачем вы искали Илью? Я могу вам помочь?

   – Да! – выпалила Арина. – Мне не разрешают свидания с Андреем, говорят, я ему не родственница. Как же так?

   – Но ты ему действительно посторонний человек, – напомнил Варганов, переходя на свойский тон.

   От негодования и Обнорская перешла с полицейским на «ты»:

   – Что за чушь ты несешь? Я жена Андрюши!

   – Бывшая, – поправил ее Георгий. – Между прочим, успевшая после развода выйти замуж и развестись.

   – Но это же неправда! – заорала журналистка и осеклась.

   – Что именно? – спокойно поинтересовался Варганов. – Брак с Ильей?

   Арина вспомнила приказ супруга хранить тайну и попыталась исправить положение.

   – До сих пор я считаю Андрея Геннадьевича не чужим человеком. У Молокова, кроме меня, никого нет, наверное, он ждет посылку, надеется на свидание. Но я не знаю адреса, где он находится, мне его не сообщают, потому что я осужденному никто. Полное безобразие.

   – В глазах закона бывшая супруга осужденному никто, – вздохнул Варганов.

   – Неужели нельзя ничего сделать? – заплакала Арина.

   – Ладно, досконально изучу этот вопрос и доложу тебе о результатах. О’кей? – предложил Георгий.

   – Спасибо, – обрадовалась Обнорская…

   Моя собеседница закашлялась, а я снова испытала удивление. Почему следователь Варганов помогал Арине? Устроил преступнику неправомерное свидание с бывшей женой, пообещал ей покровительство, дал номер своего мобильного. Есть лишь одно объяснение этому, но мне совсем не хочется произносить его вслух. Впрочем, вы и сами знаете, что некоторые люди берут взятки.

   – Георгий опять не подвел, – продолжала тем временем Обнорская. – Через несколько дней он позвонил мне и сказал: «Извини за не очень радостную новость, но свиданий с Андреем не будет. Дело даже не в том, что ты ему по закону чужая. Молоков написал заявление, в котором просил никого, никогда, ни под каким видом к нему не пускать. А еще отказался от посылок и бандеролей. Не спрашивай почему, мне неизвестно, что заставило его принять такое решение».

   Журналистка вдруг схватила меня за руку и с жаром воскликнула:

   – Ты понятия не имеешь, как тяжело знать, что любимый жив, к нему можно приехать, обнять его, поговорить, но это невозможно, невозможно, невозможно!

   Я возразила:

   – Обнять заключенного, содержащегося на особом режиме, не разрешат. Комната свиданий поделена на три части. В двух, за решетками, находятся осужденный и его жена. Они не могут даже пожать друг другу руки, потому что их разделяет пространство, по которому курсирует охранник.

   – Я могла его хотя бы увидеть… – тоскливо протянула Арина. – Не представляю, как Андрюша теперь выглядит, наверное, похудел…

   – Часто ты перезванивалась с Варгановым? – заинтересовалась я.

   – Нет, поздравила его с Новым годом и двадцать третьим февраля, – сказала Арина, – а он мне прислал эсэмэски тридцать первого декабря и Восьмого марта. Я не решилась с ним связаться, когда… когда…

   Обнорская замолчала.

   – Когда – что? – спросила я.

   Арина схватила носовой платок и начала рвать его на мелкие клочки. Наконец немного успокоилась и заговорила:

   – Через два года после того, как я приехала в Москву, мне ночью, около трех часов, кто-то позвонил. Сначала я подумала, что это ребятишки балуются. Ну, знаешь все эти детские телефонные развлечения: «Здравствуйте. Вы спите? А к вам идет убийца!» Сама лет в девять так безобразничала. Голос в трубке и правда пищал противно так… Сначала он осведомился: «Как дела?» Я хотела разъединиться, но услышала: «От Андрея поступают сведения?» И сообразила, что вовсе не стала объектом дурацкой шутки. А дискант верещал: «Думаешь, Молоков в безопасности? Его хорошо охраняют? До Андрея Геннадьевича ничьи руки не дотянутся? Наивная ты наша! Есть один человек, который на что угодно пойти готов, лишь бы его придавить. Знаешь, сколько охранник в колонии за свою работу получает? Намного меньше, чем ты в журнале огребаешь. Непременно отыщется среди тюремщиков человечек, который мечтает свои материальные проблемы решить. Не спастись твоему Андрюше…»

   Голос верещал, и Арина леденела от ужаса. Почему она сразу поверила анониму? Журналистка по вечерам сидит в Интернете, зарегистрирована на разных сайтах под названием «Для родственников заключенных», «Тюрем нет», «Общество невинно осужденных», на форумах, где общаются жены и матери преступников, и начиталась множества историй о том, какой беспредел творится в пенитенциарной системе России, знает прейскурант взяток и сколько требуется заплатить администрации зоны, чтобы у тебя приняли лишнюю передачу или разрешили дополнительное свидание.

   – Но если ты будешь меня слушаться, – звенел дискант, – Андрей останется цел и невредим. И никто в редакции не узнает о том, что ты его бывшая жена. Имей в виду, если сообщишь кому о нашей беседе, Молоков покойник, а о прошлом журналистки Обнорской раззвонят всем. Подумай над моим предложением. Я с тобой свяжусь. Помни, от твоего решения зависят жизнь Андрея Геннадьевича и собственная карьера.

   Арина отбросила трубку, посмотрела на часы и вновь схватилась за мобильный. Несмотря на ночной час и строгое предупреждение никому не сообщать о беседе, Обнорская решила соединиться с Варгановым, чей номер был вбит в записную книжку. Но не успела она нажать на пару кнопок, как снова ожил домашний телефон.

   – Экая ты непонятливая, – попенял тот же голос. – Или хочешь лишить Андрюшу жизни? Валяй, вызывай полицейских. Что ты им скажешь, а? «К вам обращается Ирина Обнорская, в недавнем прошлом Медведева, бывшая супруга преступника, на совести которого десятки загубленных жизней? Живу сейчас в роскошной квартире, езжу на престижной иномарке, денег не считаю, работаю в гламурном журнале, вкусно ем, модно одеваюсь, пожалуйста, поймайте того, кто об опасности, грозящей моему Андрюшеньке, предупреждает?» Как думаешь, кинутся к тебе стражи порядка на помощь? А вот Молокова точно удавят втихаря. Затянут веревку на шее и потом объявят: «Суицид». Знаешь, как в случае самоубийства бандита говорят? «Гадюке гадючья смерть». Зароют Андрея Геннадьевича в землю без гроба, в полиэтиленовом мешке, и лежать ему в общем захоронении под табличкой с номером. У тебя даже не будет могилы, где памятник поставить можно. Но ты сама сейчас сделала выбор. Или еще подумаешь?

   – Я согласна, – выдохнула Арина.

   – Умница, – пропищал голос, – приятно, что мы достигли взаимопонимания…

   – Никогда нельзя связываться с шантажистом! – неодобрительно сказала я.

   – И как я должна была поступить? – всхлипнула журналистка. – Иди речь только о том, что обнародуют мои личные тайны, я бы не повелась. Ладно, потеряю работу – найду другую. Но на кону стоит жизнь Андрюши!

   Я молча слушала Обнорскую. Аноним точно знал, на какую педаль нажать, чтобы она стала послушной игрушкой в его руках.

   Я перегнулась через кресло и взяла бутылку, в которой осталось немного минералки.

   – Ты нервничаешь, отсюда и жажда.

   Обнорская начала жадно пить.

   – Значит, это шантажист велел тебе вручить Лоре Павловне золотую «Венеру»? – уточнила я.

   Арина оторвалась от питья.

   – Нет.

   – А кто? – удивилась я.

   Журналистка бросила пустую тару назад.

   – Извини, я неправильно выразилась. Да, приказ, как всегда, отдал тот же голос, однако передать Селезневой требовалось очередную жуткую лабуду. Но лучше я все по порядку расскажу…

   Первым заданием для Обнорской было встретить Маргариту Валерьевну Друзь двадцать девятого января прошлого года на улице Маркова, у здания телекомпании УТВК, в восемь вечера, когда та выйдет на улицу, и с верхней ступеньки крыльца крикнуть: «Госпожа Друзь, подождите!» Потом в расстегнутой куртке без шапки и шарфа побежать вниз, нацепив заранее пропуск, то есть изображая сотрудницу телевидения. А нагнав Друзь, сказать: «Вы Маргарита Валерьевна? Извините, администратор, растяпа, забыл отдать вам сувенир, который вручается лучшему участнику нашего шоу. Вы покорили всю съемочную группу своим артистизмом и красноречием!»

   Если бы Друзь отказалась по какой-то причине от дара, Арина должна была сделать все возможное, чтобы она его взяла.

   Но никаких сложностей не возникло. Друзь обрадовалась, поблагодарила ее и ушла.

   Вторым оказался Вадим Олегович Пряхов. Он был совсем молодой. Обнорской велели надеть оранжевую куртку с надписью «Особые подарки. ru», позвонить в дверь его квартиры, сказать: «Вам бандероль. С днем рождения! Наша фирма поздравляет вас и желает благополучия», протянуть пакет и квитанцию, попросить на ней расписаться и откланяться.

   Опять же, если Вадим попытается отказаться от посылки, надо извернуться, но сделать так, чтобы она у него осталась. Но Пряхов чуть не запрыгал от восторга, пробормотал: «Знаю, от кого подарок»… – и захлопнул дверь.

   Третьим стал некий Юрий Николаевич с дурацкой фамилией Фофан. Арина изображала собирательницу заварочных чайников, приехала в кафе, села к нему за столик и сказала: «У меня есть для обмена фигурка». Фофан вынул из сумки сверток в тряпке, внутри был красный в белый горошек фарфоровый чайник. Обнорской предписывалось взять предмет и самую малость покапризничать, найти какие-либо крохотные изъяны, ну, допустим, маленький скол. Если его не будет, покритиковать цвет – дескать, он недостаточно красный, затем сменить гнев на милость: «Хорошо, беру, вот вам балерина», – и отдать Фофану статуэтку танцовщицы из неглазурованного фарфора. И снова имелось условие: если дядька от нее откажется, всучить ему статуэтку во что бы то ни стало. Однако Фофан так обрадовался, что не смог сдержать возгласа: «Боже! Она прекрасна!»

   – А что предназначалось другим? – спросила я.

   – Друзь досталась очаровательная кошка из такой же шершавой керамики. Киска выглядела прямо как живая, ее погладить хотелось, – объяснила Арина. – Пряхов при мне бандероль не открывал, поэтому я не знаю, что было у него.

   – И много сувениров ты раздала? – поинтересовалась я.

   – Четыре, – вздохнула Обнорская. – Последней получательницей была Лора Павловна Селезнева. Я выучила текст про ученицу, которая ненароком встретила бывшую преподавательницу, но случилась незадача.

   Арина раскашлялась, я посмотрела на заднее сиденье.

   – Воды больше нет.

   – Знаю, – пытаясь справиться с приступом, прохрипела собеседница. – Две бутылки вожу с собой на всякий случай и обычно за день одну едва начну. А сегодня прямо как верблюд в пустыне.

   Я решила наконец-то задать главный вопрос:

   – Почему ты отдала Селезневой золотую «Венеру»?

   Обнорская отдышалась.

   – Лоре приготовили очень красивую вещицу – небольшой керамический горшочек, из которого торчал букетик искусно сделанных из неглазурованной глины цветов. Прямо прелесть, расставаться с ней не хотелось, сама бы не отказалась от такой. Получив сувенир, я вернулась на работу, провела совещание с сотрудниками, велела секретарше сварить мне кофе и решила еще раз полюбоваться на горшочек. Подумала: вдруг на нем где-нибудь есть товарный знак или название предприятия-изготовителя, я поеду в их фирменный магазин и там что-нибудь себе подберу. Мне очень нравятся интерьерные мелочи.

   Я вспомнила спальню Лоры, комодик, заставленный всякой ерундой вроде керамических курочек, зайчиков, ангелочков, и подавила вздох. Большинство женщин не устоит перед искушением повертеть в руках очаровательную статуэтку, изображающую кошечку, собачку или цветок. Коллекционер пойдет на что угодно, дабы получить вожделенный экземпляр для своего собрания. А от подарка на день рождения зачем отказываться? Тот, кто по непонятной причине придумал историю со статуэтками, знал, что Маргарита Друзь восхитится именно кошкой, Фофан собирает балерин, а Лоре придется по душе керамический букетик.

   – Короче, я вертела в руках безделицу и уронила, – покаялась Арина. – Не пойму, как она у меня выскочила. Дзынь, и на куски развалилась! Смотрю на осколки и понимаю: это катастрофа… До встречи с Лорой осталось полтора часа, пора выезжать, ведь в городе пробки, не дай бог, опоздаю. Но сувенира-то нет! Прямо плохо мне стало, чуть в обморок не грохнулась. Соображать перестала, одна мысль в голове жужжала: что делать? И пришла на ум мысль: надо взять одну из наших «Венер» да всучить Селезневой. Какая разница, что она получит? Тупая, как потом поняла, идея, но в тот момент она мне показалась выходом из положения. Я сгребла черепки и выкинула их в мусорную корзинку. Потом рванула в редакционный музей, схватила золотую фигурку, та самой привлекательной из-за цвета мне показалась, поспешила в супермаркет «Мишка Пастила» и выполнила поручение. Уехала домой и только тогда сообразила, что натворила. Как я могла так сглупить… Надо было по пути в магазин на встречу с училкой остановиться у любой сувенирной лавки и купить первую попавшуюся лабуду. Да и в самом «Мишке» есть отдел, набитый сувенирами, там наверняка можно найти похожий горшочек. Почему меня так перемкнуло? Я прямо разум потеряла, когда тот букет грохнула, жутко стало, ну словно смерть в спину дышит. Руки заледенели, ноги судорогой свело, дышала через раз, в висках стучало: «Убьют Андрюшу, потому что я сувенир кокнула». На дорогу домой из «Мишки Пастилы» я кучу времени потратила. На Ленинском проспекте случилась авария, машины по одной полосе ползли. Меня же то в ознобе колотило, то жарко становилось так, что окна открывать приходилось. А потом, уже в квартире, отпустило, я подумала: «Спокойно, Арина! Выход всегда найдется. Ольга Ивановна улетела косточки греть, призы вручать придется аж через месяц, позвоню Косте, попрошу его по-быстрому сделать копию».

   – Кто такой Костя? – бесцеремонно перебила я Обнорскую.

   – Один из участников позапрошлогоднего проекта, – снова кашляя, пояснила Арина. – Занял третье место, очень радовался, что похудел на двадцать кило. Он художник. Между нами говоря, эти «Венеры» несуразно страшные, китчевые, их любой дурак вылепит. Я позвонила Косте Филиппову, наврала, что кто-то приз спер. Мне, мол, неохота шум поднимать – приедет полиция, начнется следствие, информация просочится в желтую прессу. Попросила его помочь, пообещала заплатить. Костя меня успокоил: «О чем ты говоришь! Не переживай, получишь в пятницу фигурку. Никому и в голову не придет, что ее не ваш драгоценный Харриш сляпал. Об оплате не парься, мне приятно тебя выручить». Я выдохнула – поняла, что вытащила хвост из западни, а тут Рябикина тебя в музей отвела. Ну и закрутилась карусель! Да еще Ольга Ивановна раньше времени вернулась. А гадина-шантажист сразу после того, как правда открылась, звякнул мне и запищал: «Обмануть меня вздумала? Отдала не ту статуэтку! Полагала, что я правду не узнаю? Чего молчишь? Немедленно иди в свой кабинет, я перезвоню». Мы с тобой как раз у Эдуарда были. У меня, как услышала противный голос, прямо в глазах потемнело.

   Арина зашлась в кашле.

   Обнорская судорожно вздохнула, высморкалась в бумажный носовой платок и опять раскашлялась.

   – Кажется, я заболеваю, – пробормотала она, отдышавшись. – Грипп по Москве гуляет, голова тяжелая, в горле скребет, и, похоже, температура поднимается.

   Но я пропустила жалобы журналистки мимо ушей.

   – Что сказал шантажист, когда вновь с тобой созвонился?

   – Очень злился, – поежилась Арина. – Потом успокоился, сменил гнев на милость, заявил: «Предоставляю тебе шанс исправиться. Отправляйся в кафе «Голодный рыцарь» в торговом центре». Дал адрес. Я его спросила: «А где оставить машину?»

   – Странный вопрос, – хмыкнула я, думая о том, что нужно узнать у Обнорской, как таинственный незнакомец передавал ей «презенты».

   – Вовсе нет, – возразила собеседница. И тут же ответила на мой незаданный вопрос. – Так мерзавец мне задания оставлял. Всегда четко приказывал: «Едешь в магазин. Автомобиль устраиваешь в подземном паркинге, на втором этаже в квадрате Е-6. Уходишь в торговый зал, возвращаешься через час». Я делала как он велел и находила потом на заднем сиденье пакет. В нем лежали снимки человека, статуэтка и текст с заданием. Или, как в случае с Пряховым, куртка курьера и посылка. Но сегодня условия немного изменились. Мне было приказано ехать в забегаловку, сесть за определенный столик, взять у официантки конверт, заклеить его, бросить в почтовый ящик у входа в «Мишку Пастила» и оставаться в паркинге два часа. Я в точности исполнила указание. И даже обрадовалась, что уезжать запрещено – сил завести мотор не осталось. Сколько я там просидела, не знаю. А потом ты появилась, и я подумала…

   На Арину снова напал кашель.

   – Ясно, – вздохнула я. – Зачем ты спустилась на самый нижний уровень парковки?

   – Так этот гад приказал, – прохрипела Обнорская. – Он всегда укромные уголки выбирает, где народа поменьше или вообще никого нет. Мне надо домой, плохо совсем.

   Но я не могла отпустить ее, не узнав всего.

   – Адрес получателя помнишь?

   – Улица Собачья Площадка, дом один, квартира два, Иванова Анна, – прошептала Арина. – Некоторые московские улицы смешно называются. Например, Девятая Рота, Двенадцатая линия Красной Сосны, проезд Соломенной сторожки. Кстати, про Собачью Площадку я впервые услышала.

   Тронув собеседницу за руку, я спросила:

   – Неужели ты не заглянула внутрь? Не поинтересовалась, что написано в послании?

   – Было дело, – просипела Обнорская. – Нашла там половинку листа А4 с фразой «Гуси улетают на юг». Ни подписи, ни обращения.

   – Забавно, – кивнула я. – Скажи…

   Журналистка не дала мне задать очередной вопрос – показала на горло и несколько раз беззвучно открыла рот.

   – Голос пропал? – догадалась я.

   Арина кивнула.

   Делать нечего, пришлось сворачивать беседу. Перед тем как вылезти из малолитражки, я попросила Обнорскую поехать домой и лечь в постель. Предостерегла ее:

   – Похоже, ты правда подцепила вирус, завтра не выходи на работу. У тебя дома на двери есть щеколда?

   В ответ увидела три растопыренных пальца.

   – Целых три штуки? – восхитилась я. – Задвинь все и спи спокойно. Когда проснешься, непременно звякни мне. А сегодня отключи телефоны. И домашний, и личный мобильный, и рабочий.

   Обнорская сделала головой отрицательное движение. Я попыталась успокоить ее:

   – Сомневаюсь, что шантажист сможет навредить Молокову. Впрочем, давай сюда сотовый.

   Арина протянула мне трубку, я вошла в меню, открыла позицию «Автоответчик» и, сделав тембр голоса более низким, наговорила короткий текст: «Вы позвонили Арине Обнорской. У меня грипп. Временно потеряла голос. Оставьте сообщение после гудка. Как только смогу разговаривать, соединюсь с вами».

   – Вот, теперь все будут знать, что заместитель главного редактора журнала «Дом солнца» болеет. Отправь эсэмэску Ольге Ивановне, предупреди ее о недомогании и выздоравливай. Ох, извини, можно личный вопрос? Тебе будет достаточно кивнуть. Эдуард хороший диетолог?

   Журналистка повертела указательным пальцем у виска. Потом подняла большой палец.

   – Больной на всю голову, но прекрасный специалист? – уточнила я. Последовал энергичный кивок «собеседницы».

   – А Гаврилова?

   Те же жесты повторились.

   – Она тоже сумасшедшая и замечательный профессионал, – улыбнулась я. – Похоже, Орнели и Роза друг друга терпеть не могут.

   Обнорская согнула пальцы и потрясла ими.

   – Отношения как у кошки с собакой, – сообразила я. – Спасибо. Извини, что тебя задержала.

   Арина открыла бардачок, вытащила оттуда блокнот, ручку и написала: «Ок! Мне лучше. Озноб прошел. Кашлять тоже. Просто голос пропал».

   – Поправляйся. А я пока подумаю, как тебе помочь, – пообещала я и пошла к лифту, чтобы подняться из паркинга.

   – Скажите, сюда можно бросить конверт? – спросила я у скучавшего рядом охранника.

   – Не волнуйтесь, письмо доставят, – приветливо ответил тот. – Жаль, вы на пять минут опоздали. Только что курьер приезжал, забрал корреспонденцию, поехала бы сразу ваша весточка по адресу.

   – Спасибо, – пробормотала я.

   Отошла в сторону, позвонила Роберту, назвала ему адрес и попросила:

   – Проверь, кто там проживает.

   – Никто, – в ту же секунду ответил Троянов. – Собачья Площадка исчезла с карты Москвы полвека назад, в начале шестидесятых, когда стали прокладывать новый Арбат.

   Я рассказала Роберту все, что узнала от Арины, и с запозданием удивилась:

   – Зачем отправлять письмо по несуществующему адресу?

   Троянов отреагировал сразу:

   – Хороший вопрос, жаль, не знаю на него ответа. Но его нужно поискать.

   – Позднее устроим мозговой штурм, – пообещала я. – А сейчас займись Маргаритой Валерьевной Друзь, Вадимом Олеговичем Пряховым, Юрием Николаевичем Фофаном. Адреса первой и последнего неизвестны, точный год рождения всех троих тоже. Маргарита, вероятнее всего, участвовала в телешоу про кошек. Фофан, возможно, коллекционирует статуэтки балерин. Пряхов проживает по улице Белопольской, дом девять, номера квартиры нет, она то ли на пятом, то ли на шестом этаже. Необходима полнейшая информация на этих людей. Есть ли между ними связь? Что общего у них с Лорой?

   – Понял, – коротко ответил Троянов. – Когда вернешься в офис?

   – Надеюсь, скоро. Никто не должен уходить домой! – велела я. – Если успеешь до моего возвращения выполнить это задание, начинай шерстить всех сотрудников журнала «Дом солнца». Кто-то из них определенно связан с похищением Селезневой. Извини, у меня звонок по другому телефону…

   Я вытащила трубку, которой следовало пользоваться учительнице Сергеевой, увидела на экране незнакомый номер, а потом услышала механический голос:

   – Служба оповещения Розы Гавриловой. Пора принимать пищу. Не пропускайте время приема. Внимание! Вам необходимо подкрепиться.

   Я отсоединилась и поспешила к машине.

   Коробка с диетой от Розы стояла на заднем сиденье моего джипа. Внутри обнаружились пластиковые контейнеры с синими крышками. Надеюсь, Гаврилова сообразила приложить инструкцию? Точно, вот она! Ну-ка, почитаем внимательно.

   «Здравствуйте! Вы приняли ответственное, самое правильное решение в своей жизни – собрались потерять лишний вес. И это прекрасный шаг. Помните, ожирение ведет к диабету, гипертонии, холециститу, импотенции, облысению, косоглазию…»

   Я удивилась. Вроде разъезжающиеся в разные стороны глаза человек получает при рождении. Или я ошибаюсь? Наверное, да, Роза Ивановна врач, ей лучше знать. Ладно, продолжу изучение листовки.

   «Ожирение – причина возникновения перхоти, остеохондроза, депрессии, бесплодия, выпадения зубов, перелома конечностей, дисфункции головного мозга, ранней смерти. Из-за лишних килограммов вы можете потерять работу и семью. Как же избежать печальной участи? Ответ один: эксклюзивная диета Розы Гавриловой. Она очистит вашу кровь от ядов, токсинов, свободных радикалов, последствий опасного УФ-облучения, вернет радость жизни, любовь, здоровье и прекрасное настроение. Вам нужно обратить внимание на то, что некоторые продукты во время коррекции веса по методу Розы Ивановны Гавриловой запрещено употреблять категорически, а именно: хлеб, масло, сыр, мясо, птицу, рыбу, рис, макаронные, кондитерские и молочные изделия, сахар, овощи-фрукты-ягоды, консервы, чай, кофе и любые напитки, чья температура более тридцати пяти или ниже десяти градусов по Цельсию, каши, соленья, копчености, а также сухари, баранки, блюда, в состав которых входят мука и дрожжи. Все остальное употребляйте, но не более чем по двадцать граммов в день. Приветствуется прием ягод Алихи, крупы Банглата и смеси Чунь. Последнюю можно есть без ограничения. Вы можете приобрести рекомендованное в магазине «Счастливая еда» и соединить с диетой Гавриловой».

   Я почесала бровь. Никогда не слышала про Алиху, Банглата и Чунь. Но с другой стороны, во времена моего детства в магазинах не было, например, авокадо и киви. Многие люди о них и не слышали, они даже не упоминались в советских энциклопедических словарях, а теперь эти плоды из далеких стран продаются повсюду и давно перестали быть экзотикой. Но вернемся к инструкции.

   «Во время курса потери веса ваше тело начнет выделять токсины, поэтому пристальное внимание следует обратить на личную гигиену. Для полного и глубокого очищения тела снаружи вам предлагаются гель для душа, маска из лечебной грязи, биоэнергетическая мочалка, выращенная в экологически чистом районе южной Сахары и доставленная в Москву не в замороженном, а в живом состоянии».

   Три раза подряд я перечитала последнюю фразу, но мое недоумение лишь усилилось. Мочалку привезли живой? Значит ли это, что мне придется ее кормить, поить, выводить гулять? И как пользоваться банной принадлежностью, которая дышит? А вдруг она закапризничает, заявит: «Таня, я сегодня очень устала, не желаю избавлять тебя от токсинов»!

   Я потрясла головой, и образ требующей по утрам кофе со сливками губки исчез. Надо дочитать текст до конца.

   «Перед вами набор всего необходимого, уложенного в специально разработанные пластиковые контейнеры. Достаньте их из коробки и поставьте перед собой».

   Я живо вытащила коробочки и поместила их на сиденье.

   «В черном мешочке вы найдете портативный электронно-механический смешиватель, созданный в конструкторском бюро космических ракет имени Айвазовского с применением нанотехнологий по заказу Розы Гавриловой».

   Я решила не придираться к построению фразы. Ну да, над текстом не работал редактор, но ведь все равно понятно, что имеется в виду. Попутно возник вопрос: интересно, Айвазовский, который упомянут в листовке, имеет отношение к художнику-маринисту, носившему ту же фамилию? Но я сразу одернула себя: Таня, не отвлекайся, разбирайся с диетой.

   «Для вашего удобства смешиватель-дробитель-взбиватель-распылитель поставляется в разобранном виде, что помогает диетодержателю самостоятельно привести механизм в рабочее состояние. Достаньте детали и поместите их перед собой. Вы видите основной стержень, стакан, рубильный нож, шпрундель, висбундель, пирбундель и мирбундель. Отверните несущую гайку, положите на дно лезвие, соединенное с взбивательно-распылительной венчиколейкой, сверху опустите легкосплавный смешиватель и соедините его с основной конструкцией шпрунделем. Висбундель наверните на шпрундель, вставьте в окно висбунделя пирбундель, закрепите его с помощью мирбунделя, захлопните крышку, подключите аппарат к электросети, загрузите в продуктолоток нужное количество ингредиентов и нажмите на красную кнопку. Устройство для вашего удобства подключается в автомобиле через прикуриватель.

   Внимание! Если поменять местами мирбундель и шпрундель, вы получите только распылитель. Поставите вместо висбунделя пирбундель – аппарат будет работать как взбиватель. Дважды внимание! Использование несущей гайки не из комплекта недопустимо. Трижды внимание! Производитель предусмотрел замену продуктолотка на кормоприемник, но последний не входит в комплектацию.

   Приемник можно приобрести по адресу: Доминиканская республика, улица Чачачачаваче, дом двенадцать, ежедневно с девяти до шестнадцати по европейскому времени. Проезд: регулярный рейс самолета до города Санто-Доминго».

   Я оглядела кучу странных железок, лежащих на сиденье джипа, и растерялась. Что из них шпрундель? Где тут висбундель? А мирбундель? Единственная узнаваемая вещь среди железок – это никелированная кружка с крышкой. Пожалуй, нужно принести части этого аппарата Роберту. Будет лучше, если загадочное устройство соберет технарь Троянов, а не филолог Сергеева, не разбирающаяся во всяких механизмах. Жаль, конечно, что сразу не смогу сесть на диету, но ничего, начну курс перед сном.

   Я принялась аккуратно сгружать «запчасти» назад в коробку, как вдруг услышала заливистую трель телефона, увидела незнакомый номер и услышала ритмичную музыку с весьма занимательным текстом:

   – Ура, ура, ура. Пора. Пора. Пора. Нам всем давно пора кричать: «Ура, ура, ура!» И нам пора, пора, пора начинать диету от лучшего врача, фигуротерапевта, члена академии диетологии и общего оздоровления тела, профессора, доктора наук по разделу потери веса и возрождения биоэнергии живого организма Эдуарда Орнели.

   Теперь я взяла другую коробку, открыла ее, вынула лежащие внутри пластиковые контейнеры и поняла, что Роза и ее коллега приобрели тару в сетевом магазине. Помнится, я зачем-то заглянула в один из таких и долго шла вдоль стеллажей, заставленных этими лоточками с синими крышками, которых было великое множество всех размеров, по копеечной цене. Гаврилова слукавила, рассказывая в инструкции о специально разработанной упаковке для диетической еды. Наверное, она не видела, что раздает клиентам ее конкурент Орнели.

   Эдуард тоже приложил к набору еды инструкцию, я взяла ее и углубилась в чтение.

   «Всем известно, как важно здоровье. Если весы показывают вам лишние килограммы, то надо ужаснуться и понять: неслышным шагом, с улыбкой на оскаленном лице к вам подкрадываются страшные, жуткие, неизлечимые болезни, вызванные неправильным питанием. Флора и фауна вашего желудка стонет под горой отработанных шлаков, задыхается от токсинов, гибнет из-за вашего беспечного отношения к себе. Мы ударились в приобретение материальных благ, суетимся, зарабатываем деньги и не задумываемся на простую тему, не спрашиваем себя: что мы возьмем в мир иной? К гробу багажник не приделаешь, последнее платье карманов не имеет. Квартира, автомобиль, сберкнижка останутся в материальном мире, за черту жизни уйдет лишь ваше тело. Каково будет предстать перед Господом в виде жирной туши? И какую сумму придется заплатить вашим родственникам за гроб размера кинг-сайз? Сколько деревьев будет погублено из-за того, что вы не захотели стать стройным? Хватит рыть себе могилу зубами! Диета Орнели – вот выход из тупика. Диета Орнели, и в конце черного тоннеля блеснет луч солнца. Диета Орнели, и ваши волосы, ногти, зубы, кожа засияют здоровьем. Диета Орнели – и ваши печень, сердце, почки, легкие, руки-ноги-голова скажут: «Спасибо, спасибо, спасибо!» Скорее загляните в коробку. Вы увидите набор контейнеров. В них уникальные блюда, изготовленные из пока не очень известных в России, но крайне популярных во всем мире ягод Алихи, крупы Банглата и смеси Чунь».

   Я обрадовалась. Ну надо же, как здорово! Роза заботливо предупредила, что ее курс прекрасно сочетается с незнакомыми мне продуктами, а Эдуард сделал из них какие-то блюда. Можно питаться по системе Гавриловой, дополняя ее диетой Орнели. И голодать не придется, и вес уйдет.

   Перед тем как отправиться в «Дом солнца», я старательно изучила материалы о конкурсе «Убей лишний вес» и была впечатлена его результатами. Участники худели кто на двадцать, кто на пятнадцать, а кто и на тридцать килограммов. Значит, надо прочитать инструкцию Эдуарда до конца и начинать курс.

   «Диета Орнели проста и доступна. Вам не понадобится никаких особых приспособлений. Откройте лоток, возьмите мерной ложкой порошок Алихи, насыпьте его в едальную кружку и добавьте четыре капли любой минеральной воды без газа. Затем обратите внимание на контейнер с пластинами Чунь. Их нужно активировать».

   Я еще больше обрадовалась. Хорошо, что Эдуард не предлагает собирать конструкцию из гаек и шпрунделей-брунделей. У него все просто, безо всяких сложностей. Вот мерная ложечка, зачерпываю серый порошок, вода у меня всегда с собой. Нет, Орнели просто молодец! В коробке есть все необходимое, там нашлась даже пипетка. Раз, два, три, четыре. Теперь помешаем. М-да, смотрится не очень аппетитно, но это же здоровая еда, это не жареная картошечка с грибочками, не селедочка с луком, не пельмешки, следовательно, она не должна и не будет радовать глаз и услаждать обоняние. Все полезное, как правило, отвратительно на вкус. Вспомним хотя бы геркулесовую кашу на воде, без сахара, соли, фруктов. Жуткая гадость, зато желудок от нее в восторге.

   Все идет отлично. Что у нас там дальше? Пластины Чунь. Перед моими глазами возникла шеренга контейнеров-близнецов, вынутых из двух упаковок – от Розы и от Эдуарда. Ну и где у нас пластины?

   Я начала открывать коробочки. В этой лежит нечто, смахивающее на сухой корм для кошек. И во второй тоже. В третьей я увидела кругляши, смахивающее на пуговицы для пальто. Ну и как активировать сию Чунь? Посмотрим, что мне подскажет руководство.

   «Возьмите чайную ложечку минеральной воды без газа и смочите Чунь».

   Плеснув жидкости, я увидела, как пуговка начинает быстро увеличиваться в размерах. Все понятно. Для удобства транспортировки продукт высушивают, тогда он занимает минимум места, а потом, намокнув, разбухает. И что теперь?

   «Пластиковым ножом намазывайте Алиху на Чунь и употребляйте внутрь. Пользуйтесь только столовыми приборами, находящимися в коробке. Они выполнены из энергетически нейтрального материала и не вступают в контакт с продуктами. Металлические, серебряные, золотые, бронзовые, платиновые и прочие вилки-ложки в разы уменьшают пищевую ценность Чунь. Наслаждайтесь медленно, тщательно разжевывая каждый кусок. В процессе еды думайте о том, как теряете лишний жир, очищаетесь, омолаживаетесь, здоровеете. В вашей голове должна содержаться исключительно позитивная информация…»

   Не дочитав инструкцию до конца, я отложила листок, обмазала Чунь, ставшую размером с яблоко, вязкой субстанцией и, после краткого колебания, впилась в «бутерброд» зубами.

   Алиха оказалась на вкус кисло-сладкой, слегка напоминала грушу. А Чунь была совершенно нейтральной, безвкусной. Правда, от нее слегка попахивало то ли травой, то ли рыбой, короче, чем-то знакомым, но чем именно, я так и не поняла. А еще комок очень плохо откусывался. Знаете, в ветчине иногда попадаются жилки, которые невозможно прожевать. И мне вдруг вспомнилась давняя история.

   Когда я училась то ли во втором, то ли в третьем классе, нас повели в детский театр. Спектакль показался мне скучным, зато в буфете всем дали по бутерброду с тамбовским окороком. Я очень обрадовалась угощению, поскольку мои родители самозабвенно копили на машину и колбасных изделий у нас дома не водилось. Помнится, я попыталась откусить хлеб с умопомрачительно пахнущей вкуснятиной, но не смогла этого сделать: помешали какие-то толстые нитки, протянутые внутри мяса. Некоторое время я боролась с сэндвичем, как Лаокоон со змеями, а потом выплюнула его на тарелку. Что тут началось! Учительница и председательница родительского комитета, сопровождавшие нас на представление, буквально налетели на меня. Чего я только не выслушала! Мне прочитали лекцию про хлеб, который всему голова, его, мол, выращивают колхозники, они трудятся день и ночь, а нерадивая ученица в прямом смысле слова наплевала на чужую работу. А ветчина? Свинью надо выкормить, потом зарезать… Услышав последние слова, я зарыдала от жалости к убитому животному и с тех пор стараюсь не прикасаться к окороку. Правда, сосиски, буженину, карбонад и прочее, в чем присутствует свинина, ем с удовольствием.

   Чунь сильно напоминала тот злополучный бутерброд из театрального буфета. Не по вкусу, а по сложности откусывания. В инструкции могли бы и не указывать, что диетическую пищу полагается жевать медленно, быстро слопать ее не получится даже у волка, обладателя острых клыков. Мне удалось целиком справиться с Чунь, обмазанной Алихой, минут через пятнадцать.

   Когда последняя крошка исчезла в желудке, я зверски захотела пить. Залпом осушила небольшую бутылочку минералки, неожиданно икнула пару раз и поняла, что наелась по уши, под завязку, сейчас просто лопну от обжорства, нет сил не то что пошевелиться, а даже дышать. Но все же решила дочитать инструкцию до конца.

   «После поедания Алиха-Чуни вы должны остановиться и более не прикасаться к еде, несмотря на то, что будете испытывать легкое чувство голода».

   Я снова икнула.

   «У некоторых людей, наоборот, возникнет ощущение переполненности желудка». Я икнула опять.

   «И тем и другим необходимо сразу после приема пищи выполнить простейшие упражнения, способствующие правильному пищеварению и ободрению сознания. Исходное положение: стоя, ноги на ширине плеч…»

   Часто икая, я вылезла из машины, устроилась позади джипа, поместила листок с инструкцией под щетку на заднем стекле и сосредоточилась на тексте.

   «На счет раз отведите правую ногу в левую сторону».

   Я вытянула конечность перед собой, произвела указанное действие и продолжила чтение.

   «Не опуская первой ноги, заведите другую вправо и оставайтесь в таком положении пять секунд. Дышите ровно, спина прямая, подбородок слегка вздернут. По истечении указанного времени медленно поставьте обе ступни на землю, сделайте глубокий вдох и медленный выдох. Повторите двадцать один раз».

   Я замерла в неподвижности. Отвести одновременно правую ногу влево, а левую вправо? Каким образом можно оторвать обе ноги от пола да еще продержать их в подобном состоянии пять секунд? Я не владею левитацией! Вероятно, в руководстве опечатка. Завтра попрошу у Эдуарда объяснений, а сейчас попробую выполнить другое упражнение.

   «Перегнитесь в пояснице вперед до положения 90 градусов. Вытяните руки назад. Следите, чтобы голова-лопатки-копчик находились на одной линии. Совершайте поступательно-вращательные движения животом, мерно сжимая и разжимая мускул желудка. Дышите глубоко. Думайте о прекрасном. Постарайтесь слегка приподнять печень, но не расстраивайтесь, если не добьетесь успеха. Через месяц регулярных занятий вы легко будете выполнять эти простые упражнения повышенной сложности для малотренированных людей с излишним весом и преобразитесь».

   Теперь я икала уже безостановочно. Мне кажется – или Чунь, находясь у меня внутри, продолжает увеличиваться в размерах? Интересно, из чего состоит смесь? И еще вопрос: вы умеете двигать мускулом желудка и шевелить печенью? Лично я – нет, хотя регулярно занимаюсь спортом и легко достаю до пола ладонями.

   Я быстро выдернула листок с инструкцией из-под щетки. На сегодня достаточно. Завтра попрошу Орнели показать мне, как правильно делать упражнения, в руководстве явная путаница. А сейчас хватит лентяйничать, пора за работу браться. Ну надо же, как пить хочется! Может, я заразилась от Арины гриппом? Заболеть сейчас совсем некстати.

   – Бери пряники. Свежие. Только что Лиза принесла.

   Я ощутила, как Чунь начинает тихо выползать из желудка, змеей красться по пищеводу к горлу… и спешно отказалась:

   – Нет, нет, ешь сам!

   – Шоколадные, – продолжил соблазнять меня Троянов, – пахнут умопомрачительно. Ну хоть понюхай!

   Открытая упаковка оказалась у меня перед носом, я машинально сделала вдох, попыталась справиться с подступившей тошнотой и громко икнула.

   – Ты случайно не заболела? – насторожился Роберт. – От еды отказываешься и вся какая-то красная.

   – Недавно плотно пообедала, – соврала я, – вот и стало жарко. Надеюсь, ты не прав и у меня нет вируса. Я разговаривала с Ариной Обнорской, та постоянно кашляла, а потом потеряла голос. Не хотелось бы сейчас свалиться, Ивану не понравится, если вместо поисков Лоры я улягусь в кровать.

   – Может, у Арины простая простуда? – предположил Роберт. – Грипп никогда не дает в начале респираторных явлений, стартует высокой температурой, а насморк и прочее случаются уже после того, как градусник зашкалило. Вероятно, Арину продуло на сквозняке. Или у нее развилась аллергия на тебя.

   Я решила не реагировать на глупые шутки.

   – Рассказывай, что выяснил про Друзь, Пряхова и Фофана.

   Троянов схватил «мышку».

   – В принципе, они обычные люди, никаких эпатажных поступков, конфликтов с законом, происшествий. Маргарита Валерьевна по образованию медсестра, а по состоянию души – кошатница. Ранее работала в разных больницах, подолгу нигде не задерживалась. Увольнялась сама, претензий к ней не было, наоборот, начальство давало ей очень хорошие характеристики. Больше всего, три года, она продержалась в госпитале «Живое сердце». Пять лет назад ушла оттуда, купила коттедж в Подмосковье, переехала на новое место жительства и начала карьеру судьи на кошачьих выставках. Ныне Друзь признанный авторитет, ее зовут не только на российские, но и на международные соревнования. Близких родственников у нее нет. На пару с Эрикой Рудольфовной Кнаббе Друзь владеет питомником кошек. Она действительно участвовала в телешоу «Умные животные», но там никогда не раздают призов и не делают подарки гостям.

   Компьютерщик оторвался от экрана и бросил взгляд на меня – внимательно ли я его слушаю. Я была вся внимание.

   – Далее у нас Вадим Пряхов, самый молодой из компании, ему двадцать три года. Парень пять лет назад приехал в столицу из подмосковного города Котово, где расположена ткацкая фабрика. На родине он учился в колледже, который готовит кадры для этой фабрики, собирался стать художником, придумывать новые рисунки для постельного белья, но потом резко изменил свою жизнь. В Москву Вадим прибыл в день своего восемнадцатилетия и быстро стал успешным фотографом. Его за неконфликтный нрав и виртуозное владение фотошопом любят звезды разных мастей. Пряхов знатный тусовщик, похоже, посещает все светские мероприятия. Но, с другой стороны, его профессия предполагает публичность. Надо же ему где-то искать клиентов. Вадим не женат, не обременен детьми. Дела Пряхова шли очень успешно, молодой человек приобрел в столице квартиру.

   Троянов опять бросил взгляд в мою сторону. Я ободряюще кивнула.

   – Юрий Николаевич Фофан тоже из Подмосковья, из города Громск. Там он родился, рос и никогда не покидал надолго родные пенаты, за исключением двух лет, что служил в армии. Фофан высокий, статный, в юности активно занимался спортом. Внешне просто красавец – как говорится, косая сажень в плечах, голубые глаза, темно-русые волосы. Неудивительно, что на привлекательного призывника, выделявшегося среди своих одногодков правильной речью и выправкой, обратили особое внимание, и Юра попал служить в мегаэлитный Президентский, или, как его еще называют, Кремлевский полк. Он стоял в карауле на Красной площади, у Вечного огня, а еще побывал со своими сослуживцами почти во всех московских музеях, посещал консерваторию, театры. В Президентском полку стараются изо всех сил окультуривать военнослужащих.

   – Интересное слово – «окультуривать», – усмехнулась я.

   – Это мои армейские годы о себе напомнили, – засмеялся Роберт. – У нас в части висел плакат: «Окультуривание солдата – главная задача библиотеки». Наверное, Фофану очень понравилось в столице, поэтому он, отслужив и вернувшись в родной город, в конце концов перебрался в Москву. А окультурили его во время службы по полной программе. Юрий стал владельцем небольшого магазина, где продается антиквариат, букинистическая литература, автографы.

   – Это все? – спросила я.

   Роберт подул на клавиатуру.

   – Нет. Знаешь, что общего у всех фигурантов? Они бесследно пропали!

   – Что ты имеешь в виду? Уточни! – потребовала я.

   – Друзь ждали на очередной кошачьей выставке. Она должна была появиться на судейском месте в зале около полудня, – внезапно вмешался в разговор до сих пор сидевший молча Денис. – Но так и не пришла.

   – У Маргариты Валерьевны есть подруга и совладелица питомника кошек Эрика Рудольфовна Кнаббе. Она-то и обратилась в полицию. Но по сию пору об исчезнувшей сведений нет, – пояснила Лиза.

   – Когда исчезла Друзь? – спросила я.

   – Тридцатого января прошлого года, – снова взял слово Роберт. – А в марте того же года пропал Пряхов. Вадим договорился о работе в Киеве, собирался улететь туда девятого числа. Но принимающая сторона накосячила с билетом, опоздала его купить, в самолетах свободного места не нашлось, фотографу купили билет на поезд. Однако, когда в Киеве Вадима пришли встречать, его в вагоне не оказалось. Организатор решил, что Пряхов ухитрился-таки сесть в лайнер и прилетит в столицу Украины, но тот словно в воду канул. Искать его начали не сразу, а через неделю, когда из отпуска вернулась любовница фотографа, манекенщица Люся Малышова. Она пошла в полицию, но так ничего и не выяснилось. Время, когда фотохудожник испарился, установить не удалось. Известно, что последним его видела эстрадная певица Кика, которую Пряхов снимал для гламурного издания шестого марта. От нее Вадим уехал в девять вечера. Все. Более его никто не видел.

   Троянов сделал короткую паузу и продолжил:

   – А пятнадцатого сентября того же года дочь Фофана Зинаида Майорова заявила об исчезновении своего отца. Фофана тоже не нашли, сейчас в его квартире живут дочка и зять. Они и управляются с магазином. Интересная деталь. Объявить человека умершим по закону можно лишь после того, как в течение пяти лет о нем не будет известий. Но существует процедура признания гражданина безвестно отсутствующим. В суд можно обратиться, если истек год со дня исчезновения. И тогда имущество пропавшего отдается в доверительное управление некоему лицу. Зинаида – единственная дочь Фофана, естественно, она получила право распоряжаться его магазином и квартирой.

   Роберт умолк и снова взглянул на меня. Я откашлялась.

   – Все исчезнувшие получили от Арины фигурки.

   – Что было в бандероли Пряхова, нам неизвестно, – перебила меня Лиза.

   – Хорошо, – согласилась я, – скажу иначе: Маргарите, Вадиму и Юрию Обнорская вручила предметы, которые ей передал человек с писклявым голосом. Друзь, любительнице мурок, досталась фигурка кошки из керамики, Фофану статуэтка балерины из неглазурованного фарфора.

   – Она ее обменяла на чайник, – снова уточнила Кочергина.

   Мне пришлось согласиться с замечанием.

   – Верно, и это свидетельствует о том, как тщательно преступник готовился. Он узнал, что Юрий жаждет получить именно такую танцовщицу, и был в курсе любви Друзь к муркам.

   – Ну, эта информация не секретная, – пробормотал Роберт. – Небольшой, совсем неглубокий заплыв в Интернете и – бите-дритте. Вот полюбуйтесь, здесь, например, снимки Пряхова времен его появления в Москве и беседы парня с корреспондентами. Вадим не только щелкал знаменитостей, но и сам раздавал интервью. С парнем незадолго до исчезновения говорил репортер журнала «Красивые и счастливые». Зачитываю его откровения.

   Вопрос: «Легко ли вам было начинать карьеру в Москве?»

   Ответ: «Помогло то, что я приехал в столицу на следующий день после своего восемнадцатилетия. Знаете, такой наглый подросток, абсолютно уверенный в собственной гениальности. Прямо с вокзала я без тени сомнения отправился в редакцию издания «Снимки со всей планеты», пробился к главному редактору, разложил у него на столе свои наивные работы… Ха-ха-ха! Виталий Семенович обалдел от нахальства желторотого юнца. Но понимаете, он очень хороший, добрый человек, поэтому взял провинциала на работу. Я стал его ассистентом, таскал за ним кофры, ставил свет и учился, учился, учился. Да, мне невероятно повезло. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что в двадцать пять лет человеку уже не выкинуть подобный фортель, возникнет страх, всякие мысли типа: куда я еду? Кто меня там ждет? Вдруг сгину в Москве? Вот, посмотрите, этот снимок сделан в день, когда я впервые вошел в редакцию. У них в офисе такая фишка – абсолютно каждого человека, что появляется на пороге, щелкают, а потом вручают ему фото на память. Видите, какое наивное и одновременно самоуверенное выражение лица у меня восемнадцатилетнего? Первый год в Москве был очень трудным и голодным, подчас у меня не хватало денег на еду».

   Еще вопрос: «Родители вам не помогали?»

   Ответ: «Я сирота. Отца не знаю, мать скончалась, когда мне стукнуло два года, совсем не помню ее. Меня воспитывала бабушка, тянула на маленькую пенсию и на зарплату вахтера в женском общежитии. Она никак не могла подкинуть мне деньжат, мы с ней копейки считали, она единственный родной мой человек, к сожалению уже покойный. Но я очень рад, что бабуля дожила до того момента, когда я стал хорошо зарабатывать. Я успел купить ей, всю жизнь ютившейся в крошечной комнате коммуналки, симпатичную однушку, обставил ее, набил шкаф хорошей одеждой. Хоть короткое время, но успела баба Лена пожить, как она говорила, «королевишной». А еще я свозил ее в Турцию, чтобы поплавала в теплом море. Это был мой первый выезд за рубеж. Раньше меня на лето всегда отправляли в деревеньку Конский Завод. Она так смешно и неправильно называется! Надо говорить «конный завод». В тридцатых годах прошлого века там разводили лошадей. В селе жила близкая подруга бабушки, Марфа Авдеевна, которая меня кормила-поила, а я за это огород ей копал, воду носил, за коровой ухаживал. Да-да, я приспособлен к деревенской работе с малолетства. Нищета вообще отличный учитель жизни. Именно в селе мне впервые пришла в голову мысль заняться фотографией. Удивительно, но я отлично помню, как десятилетним пацаном в пять утра отогнал скотину в стадо, сдал ее пастуху, пошел домой и замер от восторга. У тропинки буйно цвел куст жасмина, на одной из ветвей сидела малиновка, такая розовая, леденцовая, словно игрушечная. Луч солнца пробился сквозь зеленые листья, позолотил белые цветы над птицей. Я стоял, полный восхищения, но солнышко вскоре зашло за тучу, малиновка улетела… И тогда мне стало вдруг понятно: красоту надо запечатлевать, она очень хрупкая, вмиг исчезает. Вот с того я задумался о фотографии».

   – Странно… – внезапно перебил Роберта Денис.

   Троянов оторвался от чтения.

   – Что тебя удивило?

   – Если верить словам Пряхова, снимок сделали в день, когда он приехал в Москву?

   – Он же об этом в интервью сообщил, – подтвердила Лиза. – Да и с первого взгляда ясно: перед нами провинциал. Посмотри на его прическу, одежду, ботинки – все далеко не модное, купленное по дешевке на захолустном рынке. В Москве пять лет назад уже не носили спортивные костюмы в пир, мир и добрые люди, а в маленьких городах такой наряд с эмблемой крупного производителя до сих считается шиком. И в руке у парня дорожный баул.

   – А на шее висит камера, – добавил Жданов.

   – Понятное дело, – подал голос Глеб Валерьянович, – он же мечтал стать фотографом и заявился не куда-нибудь, а в издание «Снимки со всей планеты».

   – Я немного разбираюсь в аппаратуре, но, думаю, Роберт в ней понимает больше меня, – продолжил Денис. Затем кивнул на снимок: – Сколько стоит такая вот камера?

   Троянов покачал головой:

   – В фотоделе я полнейший профан.

   Жданов оперся локтями о стол.

   – Зеркалка, которую мы все сейчас видим, очень дорогая штука. Это вам не мыльница, не пластиковая коробка, которой большинство туристов щелкает достопримечательности, а профессиональное оборудование. Роберт, глянь на фирменный чехол, там видна марка – «Linda». Можешь открыть сайт производителя и сказать, сколько стоит такое оборудование?

   Троянов повернулся ко второму ноутбуку и поводил «мышкой» по коврику.

   – Вот, пожалуйста. Эта фирма широко известна в кругах профессионалов. Она не производит фототехнику для массового потребителя, не пытается вытеснить с рынка «Kodak» или «Canon». «Linda» работает для журналистов, операторов, фотохудожников. Стартовая цена на ее оптику примерно семьсот долларов, верхнего предела нет. На сайте компании висит информация о хозяине телеканала «Мир в фотографиях», которому друзья подарили камеру ценой в полтора миллиона долларов. Но это был спецзаказ, на крышке футляра бриллиантами выложили имя юбиляра.

   – Семьсот долларов – большая сумма для паренька из забытого богом местечка, – завершил свое выступление Жданов.

   – Может, он их накопил? – неуверенно произнесла Лиза.

   – Интересно, с каких доходов? – нахмурился Роберт. – Я же читал интервью Пряхова вслух, и парень там ясно говорит: у них с бабушкой подчас не хватало денег на еду. Все детство и отрочество Вадик отдыхал у какой-то тетки в деревне Конский Завод, а это тебе не пятизвездочный отель на Бали, к тому же свежий воздух и речка шли в обмен на работу в коровнике.

   – В день восемнадцатилетия Вадим рванул в Москву с дорогой камерой на шее… – пробормотала я. – Пряхов не рассказал корреспонденту, кто его приютил в столице?

   – Сейчас посмотрю, – откликнулся Троянов. – Вот. Зачитываю. «Свет не без добрых людей. Майя Михайловна, секретарь редакции «Снимки со всей планеты», позвонила своей соседке Олесе Никитичне, та сдала юному покорителю столицы однокомнатную квартиру. Говорят, что вокруг много злости, но мне в Москве не встретились подлые, вредные люди. Наоборот, окружающие очень мне помогали, вели по жизни».

   – Значит, какие-то денежки у Пряхова имелись, за жилье ведь надо платить, – констатировал Глеб Валерьянович. – Вообще-то я не советую верить селебритис, они отчаянно врут, сообщая о том, как трудно пробирались к славе. Вероятно, бабушка Вадима продала семейное серебро или какую-нибудь реликвию, чтобы собрать любимого внучка в столицу. Она была умной женщиной, понимала, что пареньку лучше штурмовать большой город, где возможности для активного творческого человека неисчерпаемы.

   – Что могло связывать всех этих людей? – задала я главный вопрос. – И каким образом в их компании оказалась Лора Павловна? Лиза, составь нам таблицу, Маргарита Валерьевна Друзь, вехи ее биографии, которые нам известны. Вадим Пряхов…

   – Поняла, – остановила меня Кочергина и подошла к стене, где у нас висит большая стеклянная доска.

   – Сколько ехать из Москвы до городка Котово? – поинтересовалась я у Троянова. И услышала:

   – Около двух часов на электричке.

   Я посмотрела на Жданова.

   – Ясно, – кивнул Денис. – Нужно съездить на родину Вадима, порасспрашивать соседей, авось чего выплывет?

   – Смотрите! – окликнула нас Лиза.

   Все повернулись в ее сторону.

   – Материала у нас маловато, но даже при столь скудных сведениях заметна одна общая деталь, – затараторила Елизавета. – Пять лет назад все действующие лица нашей истории резко изменили свою жизнь и из лузеров превратились в успешных людей. Маргарита Друзь бросает службу в больнице, начинает заниматься кошками, и вскоре ранее никому не известная скромная медсестра покупает коттедж в ближайшем Подмосковье, становится судьей международной категории и открывает питомник.

   Роберт повернулся к компьютеру и забарабанил пальцами по клавиатуре. А Лиза продолжала:

   – Не сомневаюсь, что Маргарита стала хорошо зарабатывать и у нее резко повысился социальный статус, ее начали приглашать в качестве гостьи на разные теле– и радиопрограммы. Вадим Пряхов примерно в то же время перебирается в Москву и делает карьеру фотографа, быстро становится известным в определенных кругах. А Юрий Николаевич Фофан переезжает в Первопрестольную из своего Громска, открывает антикварную лавку. Кстати, этот самый Громск и Котово, откуда родом Пряхов, находятся неподалеку друг от друга.

   – А еще Фофан приобретает трехкомнатную квартиру, – подсказал Глеб Валерьянович. – Пряхов тоже весьма быстро обзавелся недвижимостью. Ох, простите, Лизонька, перебил.

   – Ничего, вам можно, – улыбнулась Кочергина. – И вы совершенно правы. Причем квартира и лавка Фофана расположены не на окраине мегаполиса, а в пределах Садового кольца, где квадратные метры о-го-го сколько стоят. Пойдем далее. Лора Павловна Селезнева приблизительно в то же время из портнихи переквалифицировалась в учительницу домоводства.

   – Последний вариант я не могу назвать успешным, – скривился Жданов.

   – Надо спросить у Ивана Никифоровича, – остановила я Дениса. – Вероятно, Селезнева всегда хотела работать с детьми, однако по какой-то причине раньше не могла осуществить свою мечту. Но вот что особенно интересно. Селезнева меняет место жительства. Где она была ранее прописана?

   – В коммуналке на улице Прохорова, – пробурчал Троянов. – Старый район, там дома девятнадцатого века. Лора имела одну комнату в тринадцать квадратов.

   – Ну, тогда понятно, – сказал Глеб Валерьянович. – Такие здания – лакомый кусочек для строительных компаний, они расселяют многонаселенные «клоповники», делают дорогой ремонт, а потом по астрономическим ценам продают апартаменты богатым клиентам.

   – С вами трудно поспорить, – остановила я Борцова, – но бизнесмены – люди расчетливые. За одну комнатенку Лоре Павловне никто не мог предложить двушку, да еще в центре Москвы. Как правило, корпорации, которые переделывают коммуналки в хоромы, предоставляют их бывшим обитателям площадь в домах, которые сами же возводят на окраинах, и при этом стараются выгадать. Например, говорят: «Вы имели в общей квартире двадцать пять квадратных метров, дадим вам однушку с комнатой в семнадцать метров. Да, жилая площадь меньше, зато вы получите личную кухню и прихожую. И никаких соседей по ванной и туалету. А то, что новый дом находится не в загазованном Центральном округе, только плюс. У вас из окна виден лес, где птички поют, будете дышать свежим воздухом».

   – Откуда эти четверо взяли деньги? – удивился Жданов. – Были не особенно обеспечены, а пять лет назад обзавелись новым жильем, не побоялись рискнуть сменить профессию. Значит, имели в загашнике деньги.

   – Замечательный вопрос, – поддакнул Борцов.

   – Слушайте все! – воскликнул вдруг Роберт. – С именем Маргариты Валерьевны, оказывается, был связан скандальчик. Я только что нашел сведения в Интернете.

   – Рассказывай, – приказала я.

   – Карьера Друзь-кошатницы началась с представления ею на выставке новой породы кошек. Маргарита Валерьевна показала крупное животное с необычной «мраморной» рыже-черной окраской, с хвостом-помпоном и сильно вытянутой мордой. Кот неожиданно вызвал большой интерес знатоков, вокруг него разгорелись споры. Друзь объяснила, что много лет пыталась вывести московского бобтейла, и вот пожалуйста – смотрите на результат селекционной работы. Официальные сообщества кошколюбов посмеялись над ней, но Друзь уперлась, зарегистрировала клуб «Кэт М» и собрала вокруг себя единомышленников. Уже на следующий год она организовала выставку, на которой продавала котят из своего питомника. Московские бобтейлы быстро вошли в моду, хотя официально такая порода не признана.

   – А где скандал-то? – не понял Денис.

   – Склока разгорелась, когда Друзь принялась активно торговать своими кисками, – пояснил Роберт. – Некая Антонина Львова обвинила ее в обмане, заявив: «Никакой селекционной работы Друзь не вела. Это я создала московского бобтейла, хотела идти с ним на выставку, но у меня случилось несчастье, заболел сын, понадобились деньги на лечение. И мне пришлось продать уникального кота этой Друзь, которая страстно мечтала въехать в сообщество любителей кошек на белом коне». Маргарита Валерьевна спокойно отреагировала на выступление Львовой. Когда к ней обратился корреспондент «Желтухи», а именно это издание вовсю раздувало скандал…

   – Кто бы сомневался! – усмехнулась я. – Если где-то что-то плохо пахнет, то, к гадалке не ходи, возле ароматной кучи уже стоит папарацци, фотографирует дерьмо и кормит им читателей. Или, что тоже вероятно, сам же какашку принес, а потом соврал, будто случайно мимо шел и ее невзначай узрел.

   – Среди представителей «желтой» прессы встречаются и порядочные люди! – вспыхнул Жданов. – Они разоблачают нечестных политиков, хотят сделать мир чище!

   Я покосилась на Роберта, Троянов отвел взгляд в сторону. Ну да, мы-то с ним знаем, что, назвавшись Денисом, в нашей бригаде служит Федор, у которого жена – корреспондент «Желтухи». Не стоило мне сейчас выступать с резким заявлением, надо держать себя в руках.

   Компьютерщик продолжал:

   – Так вот, Друзь без всякого аффекта сказала газетчикам: «Пусть госпожа Львова подает в суд. Я могу представить многолетние записи, дневники наблюдений, снимки кошек и котят. А что есть у клеветницы?» На том скандал захлебнулся, Львова заткнулась.

   – Ну, это ерунда, – отмахнулся Денис, – каждый успешный человек непременно расскажет о чем-то подобном. Писателей, музыкантов обвиняют в плагиате, ученых – в присвоении чужих изысканий и изобретений. Стоит кому-нибудь залезть на вершину славы, как снизу раздается злобное тявканье: «Звезда-то бездарная, она украла мелодию (рукопись, диссертацию, научное открытие) у меня». Это элементарная зависть, не следует воспринимать такие обвинения всерьез, как и слова о том, что каждая исполнительница главной роли переспала с режиссером, оператором и шофером гримвагена.

   – Денис, охлади свой пыл, нас не интересует история появления на свет породы московский бобтейл, – остановил Жданова Борцов. – Речь о другом. Откуда у простой медсестры появились деньги на покупку коттеджа, причем не за двести километров от столицы, а в ближайшем Подмосковье? Роберт, где Маргарита Валерьевна жила до переезда?

   – Ранее она обитала в Капотне, в однушке гостиничного типа: комната девять метров, кухня два, вместо ванны – душ. А потом очутилась в поселке «Садовый», десятый километр Новорижского шоссе, – сообщил Троянов. – То есть из самого экологически неблагополучного района Москвы перебралась в престижный поселок. Из норы – в двухэтажный особняк. Ловко, однако.

   Я решила подвести итог.

   – Завтра с утра Лиза поедет к Эрике Рудольфовне Кнаббе, подруге Друзь. Денис у нас отправляется в Котово, а я пообщаюсь с дочкой и зятем Фофана. Глеб Валерьянович и Роберт остаются в офисе.

   – Бабушка Вадима скончалась, сам он давно уехал с исторической родины, в городке небось давно позабыли Пряхова, зря только время потрачу, – неожиданно заныл Жданов. – Ну что там можно интересного узнать? Наболтают глупостей про то, как парень в детстве стекла соседям футбольным мячом бил. Лучше поговорить с его любовницей-манекенщицей.

   – Согласна, беседовать с красивой девушкой намного приятнее, чем с бабками, – без тени улыбки сказала я. – Однако приказы начальства не обсуждаются. Но спасибо за напоминание, мы забыли про девушку. Где она сейчас?

   Роберт постучал по клавиатуре.

   – Людмила Малышова вскоре после исчезновения жениха уехала в Нью-Йорк. Подписала контракт с крупным модельным агентством и вышагивает по подиумам США, Франции, Италии и других стран. В Москву не приезжает.

   – Понял, – кивнул Денис. – Котово так Котово.

   – Может, я нанесу визит Зинаиде, дочери Фофана, и ее супругу Степану? – предложил Борцов. – Еще не забыл, как работать в поле. А вы, Танечка, наверное, должны быть в «Доме солнца», ниточка-то туда тянется. Человек, шантажирующий Обнорскую, позвонил сразу после того, как Ксения Рябикина побежала по редакции с воплями, что приз пропал, а конкурс отменят. Новость слышали только свои.

   – Да, – подтвердила я, – Ольга Ивановна пригрозила страшными карами тому, кто вынесет информацию за пределы офиса.

   – Интернет пока молчит, – добавил Троянов, – никаких сенсаций вроде: «У журнала «Дом солнца» сперли приз конкурса» – нет. Значит, местный люд крепко держит язык за зубами.

   Глеб Валерьянович встал.

   – Вот-вот! Новость не ушла на улицу, но реакция звонившего последовала незамедлительно, шантажист велел Арине ехать в трактир «Голодный рыцарь». Значит, у него есть информатор среди сотрудников.

   – Или он сам работает в журнале, – добавила Лиза. – У меня еще один вопрос. А зачем Обнорской было приказано посетить кафе? Никаких фигурок ей на сей раз не дали.

   – Аноним оставил для нее незапечатанное письмо, – напомнила я. – Арина его заклеила и опустила в ящик.

   – Как-то странно, – протянула Кочергина. – Мы можем получить конверт?

   – Да, – ответил Роберт. – Как только сортировка выловит из потока письмо на несуществующую улицу Собачья Площадка, нам сообщат, я позаботился об этом.

   – Танечка, вам надо продолжать изображать милую, мечтающую похудеть толстушку, – сказал Борцов. – Направляйте свои стопы в «Дом солнца».

   – Абсолютно согласна, – кивнула я. – Поэтому к дочери Юрия Николаевича Фофана загляну завтра часов в восемь утра, а в редакцию явлюсь, как мне было велено, ровно к четырнадцати ноль-ноль. Диетологи не любят рано вставать. Может, они считают, что подъем ни свет ни заря ведет к ожирению? На сегодня все свободны. Роберт, задержись на секунду, у меня к тебе личная просьба.

   – Зря ты ополчилась на «Желтуху», – попенял мне Троянов, когда мы остались одни.

   – Знаю, не смогла удержаться, – отмахнулась я, – впредь постараюсь не терять над собой контроль. Ты не мог бы собрать один прибор? Его мне дала диетолог Роза. Предполагается, что участница проекта будет использовать сей агрегат для приготовления особых блюд.

   Троянов потер руки:

   – Показывай, что там.

   Мой расчет оправдался: компьютерщик за считанные минуты справился с задачей и вручил мне стакан с крышкой.

   – Ничего особенного, на мой взгляд, обычная кофемолка. Никаких обещанных в инструкции функций взбивания и прочих нет. Внутри вертится нож, он рубит овощи, или что там нужно туда засовывать.

   – Спасибо, – обрадовалась я и, вытащив из кармана зазвонивший телефон, поспешила в подземный паркинг, говоря на ходу: – Алло… Кто это?

   – Вас приветствует диета Розы Гавриловой, – произнес бархатный тенор. – Пора принимать завтрак!

   – Минуточку, сейчас двадцать три ноль одна. Вы уверены, что настало время первого приема пищи? – спросила я.

   Естественно, никто мне не ответил, раздалось пожелание:

   – Завтрак – главная еда дня. Откройте коробку и приступайте. Хорошего аппетита.

   – И вам того же, – хмыкнула я. – Вот доберусь до дома и слопаю очередную вкусняшку.

   Вырулив на шоссе, я позвонила Ивану Никифоровичу:

   – Вы еще не спите?

   – Сижу, как идиот, у телефона, – мрачно ответил шеф. – Пока ничего.

   – Можно мне заехать? – осведомилась я.

   – Валяй, – разрешил он.

   Сев у шефа на кухне, я решила пренебречь приличиями и начала разговор не с обсуждения погоды, а сразу задала вопрос в лоб:

   – Вы проверили Лору, когда поняли, что у вас серьезные отношения?

   – Конечно, – подтвердил босс.

   – И что? – напряглась я.

   – Ничего, – пожал он плечами, – биография обычной российской женщины.

   – Откуда у Селезневой деньги на просторное жилье в центре столицы? – беспардонно поинтересовалась я.

   Иван Никифорович почесал кончик носа и завел подробный рассказ.

   Оказывается, от покойного супруга у Лоры осталась довольно большая библиотека. Андрей Ильич был библиофилом, собирал книги. Особых денег у него не было, раритеты он приобрести не мог, но постоянно ходил по букинистическим магазинам, рылся в развалах на рынке и тащил в дом потрепанные фолианты, уверяя, будто обнаружил удивительный раритет. Потом выяснялось, что Леонов ошибся, приобрел издание, вышедшее, скажем, в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Ну да, оно старое, но особой ценности не представляет, потому что том является девятым из собрания сочинений никому не известного писателя Пупкина-Волгодонского, напечатанного многомиллионным тиражом.

   После смерти мужа Селезнева долго не могла выбросить ни одной его вещи, тогда вдова жила в небольшой комнате густонаселенной коммуналки. О том, чтобы повесить полки в коридоре или переоборудовать под домашнюю библиотеку кладовку, даже речи не было. Это в собственной квартире можно забить литературой и прихожую, и кухню, и даже санузел, а в общей… Короче, Лора продолжала жить, лавируя между стопками книг на полу. Но в конце концов она решилась-таки избавиться от «библиографических редкостей».

   Она человек аккуратный, обстоятельный, к тому же свободно управляется с компьютером. Желая понять, какие книжки все же можно продать, чтобы получить хоть какой-нибудь доход, а от чего следует безжалостно избавиться, Лора загрузила специальную программу «Букинист» и с ее помощью сама стала оценивать оставшееся от Николая Ильича наследство. Для начала пролистывала страницы книги, проверяла все ли на месте, осматривала переплет, а потом искала в таблице имя автора, год выхода, название произведения и примерную сумму.

   В одном из томов ей попалась старинная открытка – кто-то из прежних владельцев книги, похоже, использовал ее вместо закладки. Вдова внимательно рассмотрела находку.

   – Иван Никифорович, вы где работаете? – спросила я.

   – С ума сошла, Сергеева? – разозлился босс. – Нашла время для шуток!

   – Извините, я неправильно задала вопрос. Кем вас считают соседи по дому? Что за должность и место службы указаны в ваших официальных документах? – уточнила я. – Например, про себя я знаю: если кто-то любопытный пожелает узнать, каким образом Сергеева зарабатывает себе на кусок хлеба с сыром, он выяснит, что я репетитор, бегаю по частным урокам с утра до ночи, поэтому вполне прилично зарабатываю. Мой роскошный джип куплен в кредит, на квартиру оформлена ипотека. То есть ничего особенного, многие так живут. А у вас как?

   – Я бывший военный, нынче в отставке, служу начальником охраны в небольшом коммерческом банке, имею достойный оклад, – пояснил шеф. – В квартире проживаю много лет – в свое время, придя на службу в бригаду, поменял старую жилплощадь на эту. Банк предоставил мне шофера и машину, иногда сам сажусь за руль. Но все наши легенды, что твоя, что моя, годятся лишь для утоления любопытства простых людей. А вот профессионалы, если возьмут нас в разработку, на раз-два раскопают правду.

   – Похоже, шантажист – любитель, – протянула я. – Он смог получить лишь поверхностные сведения, поэтому знает: с вас много, несмотря на большой оклад, не получишь, требовать выкуп бессмысленно. Но вы имеете нечто, нужное похитителю, эта вещь ему дороже денег. Что это такое? Иван Никифорович, что вы кому-то не отдали? Завещание? Картину? Ювелирное изделие? Деньги? Документы?

   Босс встал.

   – Иди домой, Сергеева. Понятия не имею, о чем ведет речь похититель.

   Я тоже поднялась.

   – Вы действительно не знаете или не хотите говорить? Жизнь Лоры зависит от вашей откровенности.

   – Ступай, Татьяна! – ледяным тоном приказал хозяин дома.

   – Извините, Иван Никифорович, – тихо произнесла я. – Вы сами велели мне вести расследование как обычно, без скидок на ваш статус. И конечно, знаете, что первыми под подозрение всегда попадают ближайшие родственники. А что это у вас за картина такая интересная на стене висит? На ней бабочка нарисована. Никогда бы…

   Я умолкла.

   Шеф вдруг улыбнулся:

   – Никогда бы – что? Не подумала о моем интересе к чешуекрылым? Ожидала увидеть в квартире начальника полотно с морским пейзажем или батальной сценой? Я в детстве собирал бабочек и случайно обмолвился о своей коллекции Лоре, она мне подарила собственноручно написанную акварель. Это Тизания агриппина, одна из крупнейших бабочек мира. Размах ее крыльев достигает тридцати с половиной сантиметров, то есть больше, чем у некоторых птиц. Я восьмилетним мечтал заполучить Тизанию, но не сбылось… Знаешь, что отличает Лору от многих людей? Она очень внимательно слушает собеседника. Я один раз вскользь обмолвился о своей детской мечте, а Лора запомнила и встала за мольберт. Таня, она прекрасный, светлый человек, и я правда не понимаю, что должен отдать!

   Домой я приехала далеко за полночь и сразу рухнула в постель. Спать мне оставалось всего ничего, будильник был заведен на шесть пятнадцать. Но когда в комнате раздался противный, не очень громкий, но проникающий прямо в мозг звук, я стукнула часы ладонью и подумала: «Сосчитаю до десяти и встану. Раз… два… три… четыре…» И тут заорал мобильный телефон. Меня подбросило на кровати, я автоматически схватила лежащую на тумбочке трубку:

   – Сергеева. Слушаю.

   – Пора, пора, пора! Подумай о диете, – запело мне в ухо.

   Я перевела дух и глянула на часы. Шесть тридцать. Не поняла, чья «напоминалка» сейчас сработала, Гавриловой или Орнели, но спасибо заклятым друзьям-диетологам, я не опоздаю к родственникам Фофана. И ведь знаю, что нельзя лежать после сигнала побудки. Все эти «только пять минут подремлю» и «посчитаю до десяти, а потом точно встану» до добра не доводят, надо сразу вылезать из-под одеяла и маршировать с закрытыми глазами в ванную.

   Я поспешила на кухню и открыла коробку с диетическими блюдами. Значит, так, слева еда Гавриловой, справа – Орнели. С чего начать? И вот странность: мне не очень-то хочется есть. Обычно я не страдаю отсутствием аппетита, но сегодня могу спокойно выйти из дома, не позавтракав. Ну ладно, приступаю к трапезе.

   Вчера я попробовала Чунь и ягоды Алиха от Эдика, сегодня у меня есть стакан, в котором нужно дробить какие-то продукты от Розы. Что там у нас в инструкции? Я взяла листок и начала читать.

   «Завтракать нужно, не вставая с кровати. Возьмите рубильно-взбивально-распылительное устройство, откройте контейнер, достаньте мерной ложкой стручки биофасоли, добавьте к ним особый соус (коричневая банка), тщательно взбейте все, положите в тарелку, сверху плесните немного соуса из плодов Ханяши и ешьте медленно. Если после употребления завтрака все еще будете ощущать голод, ни в коем случае не ешьте вторую порцию. Присядьте сто пятьдесят раз, и желудок перестанет требовать пищи».

   Я принялась перебирать коробки. В одной обнаружилось что-то, сильно напоминающее отрубленные мышиные хвосты, это явно была стручковая фасоль. Соус тоже выглядел непривлекательно: серая тягучая масса с какими-то жесткими вкраплениями. Понюхав содержимое контейнера и банки, я ощутила приступ тошноты и решила не прикасаться к набору Розы. Глупо сидеть одновременно на двух диетах. И потом, меня смутило начало: «Завтракать надо, не вставая с кровати. Возьмите устройство…» Находясь под одеялом, трудно перемалывать фасоль, а потом лить в нее соус.

   Поэтому я решительно отбросила текст Розы и схватила руководство, лежащее в другой коробке. И что тут предлагается на завтрак?

   «Перед первым приемом пищи необходимо сделать очистительную маску для лица».

   Ага, у Орнели, как и у Розы, еще косметические процедуры! Ну-ну…

   «Возьмите из черной банки горсть лечебной грязи, ровным слоем нанесите ее на лоб, щеки, нос, подбородок и ждите пятнадцать минут. Легкое покалывание кожи не должно вас смущать, это микрочастицы массы борются с токсинами, выгоняют их из вашего организма. Пока кожа впитывает лечебные масла и другие ингредиенты, нужно провести носо-рото-ушную гимнастику. Человеческая голова является воротами инфекции, она всегда торчит снаружи…»

   Теперь на меня напал приступ смеха. Очень точное замечание! Мне еще ни разу не повстречался человек, у которого башка помещена внутрь организма. Хотя, если бы природа наградила людей умением втягивать голову в плечи, как делают черепахи, это, наверное, могло бы помочь в разных нестандартных ситуациях. Допустим, в момент аварий на дороге. Мы же не садимся в автомобиль в шлемах!

   Бросив взгляд на часы, я осадила свое разыгравшееся воображение: ну и глупость же иногда приходит тебе в голову, Таня, дочитывай руководство быстрее, времени мало, скоро выезжать! Итак, что там дальше? «Голова дышит, разговаривает и получает вирусы, бактерии, микроорганизмы, стрептококки, стафилококки, ленточных паразитов, змеевидных личинок…»

   Мне стало нехорошо. Впервые в жизни я подумала о том, что в воздухе на самом деле полно всякой заразы. А ведь мы им дышим! Руки легко помыть, а что делать с кислородом? Его-то в воде не прополощешь. Может, руководство и написано корявым языком, но по сути оно правильное. И что мне предлагает Орнели?

   «Настоящим спасением является особая гимнастика, разработанная в десятом веке китайским целителем Ван Хао».

   Я взяла темную банку и поспешила в ванную. Сначала намажусь маской, а уж потом буду выполнять упражнения, держа перед глазами инструкцию.

   Грязь оказалась темно-коричневого цвета, но пахла не землей, а чем-то приятным, вроде цветка или какого-то фрукта. Я старательно нанесла ее на кожу, оставив свободными лишь глаза и губы, засекла время и вернулась на кухню. Пора ознакомиться с гимнастикой Ван Хао.

   «Возьмите две кружки, наполните одну водой и медленно переливайте жидкость из правой емкости в левую, думая о том, как прекрасен и тих окружающий мир, сколько в нем доброты и гармонии, умиротворенности, любви к ближнему. Совершите действие двадцать один раз. Вода готова для гимнастики. Нельзя использовать незаряженную жидкость, вместо пользы от нее будет один вред».

   Вынув из сушки две кружечки с изображением собачек, я наполнила одну до краев из фильтра и начала процедуру переливания, старательно бормоча себе под нос:

   – Как хорошо и замечательно сейчас дома. Сколько вокруг спокойствия…

   – Др-р-р-р! – раздалось слева.

   Я вздрогнула и едва не уронила кружки. Семен, мой сосед слева, давно делает ремонт. Каждое утро он включает то дрель, то перфоратор. Обычно мне грохот не мешает, я даже рада, когда он несется из-за стены, потому что спать под такую «музыку» невозможно, значит, я не опоздаю на работу. Но сейчас ведь необходимо думать о блаженной тишине! Слава богу, Семен, будто услышав мои мысли, тут же перестал долбить стену. Я снова попытаюсь сосредоточиться:

   – Прекрасен воздух моего жилья, я полна любви к окружающим…

   Др-р-р-р! – донеслось из-за стены. – Др-р-р-р!

   Я слегка повысила голос:

   – Обожаю человечество…

   Др-р-р-р!

   Мои руки дрогнули, часть воды расплескалась. Сколько раз я перелила ее? Сбилась со счета из-за соседа.

   Др-р-р-р!

   Я попыталась отыскать в душе́ нежные чувства ко всем людям.

   Др-р-р-р… – забился в истерике перфоратор.

   – Чтоб ты провалился! – выпалила я. И расстроилась. Ну вот, теперь придется начинать все заново. Итак! – Обожаю всех, включая Семена!

   Др-р-р-р…

   – Чего надо? – нелюбезно заорал он. – Ступай прочь, убогая! Развелось вас в Москве, понаехали хрен знает откуда, теперь попрошайничаете… Вон какая здоровущая, на тебе пахать можно, лошадь, а не баба!

   – Сеня, – только и смогла выдавить я, – что с тобой?

   – Эй, ты кто? – продолжал кричать сосед. – Громче говори! Не слышу!

   – Семен! Это я, Таня Сергеева! – завопила я. – Сними затычки!

   Он стянул наушники.

   – Фу, черт, забыл про них… Чего тебе, убогая? Катись мимо! И зачем мы консьержке платим, а? Сброд всякий в подъезд впускает.

   – Сеня, что с тобой? – обиделась я. – Неужели я так сильно за сутки изменилась? Вроде вчера утром мы в подъезде столкнулись и мило побеседовали.

   Сеня отступил на шаг от порога.

   – Таня?

   – Она самая, – фыркнула я. – Не узнал? Вероятно, тебе глаза пылью от ремонта засыпало.

   – Господи! – испугался Семен. – Чем ты заболела-то?

   – Трудно найти человека здоровее меня, – заверила я. – Отчего говоришь о недуге?

   Сеня округлил глаза.

   – Ну… ты почернела совсем…

   Тут только я вспомнила про маску из грязи, нанесенную на лицо.

   – А… Не волнуйся, это крем такой, чуть позднее я его смою.

   – Фу, – выдохнул Семен. – Ну вы, бабы, даете! Увидишь этакую красотищу в потемках и враз помрешь от ужаса.

   – Сделай одолжение, не включай минут десять перфоратор, – попросила я.

   – А он у меня не работает, – заверил сосед, – я дрелью орудую.

   – Без разницы чем, мне нужна на короткое время тишина.

   – Да пожалуйста, – согласился Семен, – кофейку пока попью. А что у тебя случилось? Детей вроде нет, младенца спать не укладываешь.

   – Заряжаю позитивом воду для гимнастики, – честно ответила я.

   – Зачем? – задал вопрос Сеня.

   Я пустилась в объяснения:

   – Худею по особой диете, которая включает в себя спецпитание, упражнения, лечебную маску для лица. Все в коробках лежит.

   – Дорогая? – неожиданно заинтересовался сосед.

   – Сколько стоит, не знаю, мне обе бесплатно достались, – продолжила я бессмысленный разговор.

   – Обе? – переспросил Семен.

   Я медленно вдохнула и на выдохе произнесла:

   – Я выиграла конкурс, объявленный журналом «Дом солнца», теперь теряю вес под их руководством. Два диетолога дали мне свои наборы. Я выбрала один, второй не нужен. Все, извини, пойду выполнять упражнения. Не греми, хорошо?

   – Лады, – пообещал Сеня и захлопнул дверь.

   Он сдержал слово. Я, старательно взращивая в душе цветок обожания ко всем людям, зарядила воду и прочла описание первого упражнения.

   «Зажмите любую ноздрю левым указательным пальцем правой руки».

   Несколько минут ушло на рассматривание ладоней – я пыталась сообразить, где у меня левый указательный палец на правой руке, потом догадалась, что в тексте, наверное, опечатка, и продолжила чтение.

   «Свободной ноздрей втяните из кружки количество воды, равное мере цзин, наполните мысленно ее светом и вылейте через левое ухо».

   Поскольку я понятия не имела, что такое мера цзин, то решила просто втянуть носом столько жидкости, сколько получится. Знаете, ощущение оказалось не из приятных. Я постояла некоторое время у «мойдодыра», наклонила голову влево и потрясла ею. Из уха ничего не вылилось. Но главное, было непонятно, куда подевалась вода. Из носа она испарилась и нигде не появилась. Я снова обратилась к инструкции.

   «Второе упражнение. Возьмите стакан с заряженной водой. Встаньте спиной к стене, прижмите к ней пятки, голени, весь позвоночник и таз. Не отрывая ступней от пола, а икр и таза от стены, начинайте медленно нагибаться вперед, не округляя спины. Стакан держите в правой руке, медленно опуская ее вместе с телом. Когда ваш нос окажется на уровне коленей, поднесите к нему емкость с водой, втяните ноздрями меру цзин и перекачайте жидкость в уши. Внимание! Подбородок в этот момент должен быть прижат к ногам. Оставайтесь в такой позиции три минуты, удерживайте воду внутри уха. Дышите ровно, спокойно, думайте о позитивном, гоните прочь болезни, перечисляйте свои недуги в алфавитном порядке, например: «Убирайся вон, артрит, бурсит, венозная недостаточность, гангрена, дальнозоркость…» и так далее. Если у вас нет болячек на все буквы, то расставляйте имеющиеся в порядке строгой очередности. Пример: «Уходи подальше, понос, ревматизм», а не «ревматизм, понос». Повторите десять раз».

   – Тесть у меня был человек неуживчивый, – продолжил начатый разговор зять Фофана. – Да и теща хороша. Допекла мужа, тот взял и в Москву свинтил, бросил жену.

   – Папа с мамой не разводился, – уточнила Зина, – семья сохранилась.

   Степан махнул рукой:

   – Не смеши. Юрий Николаевич в столице, а Варвара Михайловна в Громске. Ничего себе совместная жизнь.

   – Достала мама отца, – вздохнула Зина, – тут Степа прав. Очень она его к Москве ревновала.

   – Фофану повезло по полной программе, – не дал ей договорить супруг. – Он красавец был и за свою внешность попал в Президентский полк. В столице воинскую службу проходил, по Красной площади маршировал.

   – Солдат по выходным по театрам водили, – вмешалась Зина. – Один раз папа в Большом побывал, балет впервые увидел и на всю жизнь очаровался. Потом в магазине купил фигурку танцовщицы в пачке, очень красивую. Так его коллекция и зародилась.

   – Юрий Николаевич книгами про танцы обзавелся, пластинками с музыкой, – снова перебил Степан. – Громск от Москвы недалеко, тесть по выходным в столицу мотался. В театр ходил, в этот… ну… как его…

   – Имени Станиславского, – подсказала Зинаида, – там тоже балет показывают. Билеты достать трудно, но папа за долгие годы со всей администрацией сдружился. Его и директор знал, и кассиры, давали ему пропуска как самому верному фанату. А мама орала: «Деньги зря тратишь, от семейного бюджета откусываешь, на дерьмо заработанное спускаешь! Просто тебе нравится на полуголых балерин пялиться, только о себе думаешь!» Она не права была, отец за всю свою жизнь на море ни разу отдохнуть не поехал. В средней полосе отпуск проводил, ему в поликлинике давали бесплатную путевку в санаторий «Конский завод».

   – Куда? – напряглась я.

   Зина засмеялась.

   – Смешное название, да? Это в Подмосковье. Очень давно там лошадей разводили, а потом устроили профильный санаторий для людей с болезнями желудочно-кишечного тракта. На территории скважина есть с минеральной водой. Папе там очень нравилось: лес, река, тишина, условия хорошие, персонал вежливый, кормили прилично, номера без подселения – если человек один прибыл, то никого постороннего к нему в комнату не заселят. И отцу после двухнедельного пребывания в лечебнице сразу легче делалось, камни у него в желчном пузыре были. Ну да, у него был не самый легкий характер, но маме не следовало его грызть.

   – А вы почему пришли? – наконец догадался спросить Степан.

   – В деле, связанном с исчезновением Юрия Николаевича, выявились новые обстоятельства, которые требуют проверки, – обтекаемо ответила я.

   Зинаида схватила мужа за руку и так сильно сжала ладонь Степана, что тот ойкнул, а потом забормотал, как в начале разговора:

   – Ну мы ваще ничего не знаем. И все уже в полиции рассказывали. Че могло случиться? Мы давно поняли: нет тестя в живых.

   – Вы помните день, когда пропал Юрий Николаевич? – спросила я.

   – Мы с ним повздорили, – всхлипнула Зина. – Из-за балерины, вернее, из-за той девицы, что фигурку на чайник сменяла. Отец чушь про сведенную татуировку понес, я не сдержалась, начала с ним спорить. В общем, выставил папа нас со Степой вон. Был на редкость агрессивным, я его таким и не помню. Обычно он просто нудил, а тут табуреткой запустил.

   – Верно, – согласился Степан, – он никогда себя так не вел, разбушевался по полной. Я тоже психанул, хотя раньше всегда сдерживался.

   – На погоду ты среагировал, – с видом знатока заметила Зинаида. – Я вообще-то не приучена родителям хамить. У меня мама такая была: если я слово поперек скажу, сразу мне по губам чем ни попадя. Один раз она горячие щи мешала, а я чего-то заявила, ну и получила поварешкой. Потом неделю ни есть нормально, ни разговаривать не могла. С тех пор предпочитала ни с матерью, ни с отцом не спорить, усвоила урок. Но в тот день мне так обидно стало! И чего папа развизжался? В общем, меня словно с цепи спустили.

   – Сначала нормально сидели, чаю с мармеладом попили, булочек поели, – вспоминал Степан. – Потом тесть балерину принес, на стол водрузил и давай ее нахваливать. Минут десять соловьем пел. Смотрю, Зинка покраснела и спрашивает: «Папа, ты зачем так сильно одеколоном облился? Дышать нечем!» Я носом подергал – и точно, пахнет каким-то цветком.

   – Геранью, – уточнила Зинаида. – Она у нас в Громске на всех подоконниках цвела, мама ее от моли завела. Кстати, помогало. Мне ее запах всегда нравился, а тут прямо злобу вызвал.

   – Вот и пошли у них с отцом клочки по закоулочкам, – продолжил Степан. – Я решил не вмешиваться. Поорут, подумал, и перестанут. Хотя, конечно, недоумевал, чего их так поперло. А потом и меня понесло. Разругались с тестем насмерть, едва от драки удержались, наговорили друг другу всякого! Я из дома вылетел, стою на улице, дышу и прямо чувствую, как вновь нормальным делаюсь. Смотрю, Зинка летит, вся в слезах. Начала на меня наскакивать, я ее успокоил как мог. Дотопали мы с ней до дома, наша квартира тут неподалеку, чаю попили, друг на друга смотрим. И вдруг Зина спрашивает: «Чего нам крышу сорвало?»

   – Нет, – не согласилась жена, – это ты сказал. А я ответила: «Погода меняется. В газетах писали: сегодня страшная магнитная буря». Пошли мы спать, а я с боку на бок верчусь. Голова у меня болела – жуть. И совесть мучила, что наорала на папку. Чего он сделал-то? Нудил про свою балерину? Обозвал девку дурой? Зафигом я незнакомку защищать решила? Встала я, на часы поглядела – полночь. Поздно, конечно, но подумала, все равно не спит отец. Набрала его номер, слышу: «Алло». Голос усталый, безнадежный. Папа так говорил, когда маму хоронил, она за год до этого умерла. Ой, как мне его жалко стало! Я заплакала, бормочу: «Папочка, прости меня, глупую. Ты самый лучший, добрый, в Москву нас перевез, квартиру в столице купил, на работу пристроил. Мы со Степкой свиньи неблагодарные…» А он в ответ: «Да, хорошо».

   Я спросила: «Папа, ты сердишься?» И слышу опять: «Хорошо. Да».

   Степан обнял жену.

   – Тут я подошел, трубку у Зинки отнял, спрашиваю: «Дядя Юра, ты там как?» А он в ответ протянул: «Хоро-о-о-шо». Мне сразу стало понятно, что к чему. Я телефон на стол положил и жену утешил: «Все в порядке, он явно стакан тяпнул. Наверное, спал уже, а ты его разбудила. Завтра поговорите».

   У меня возник вопрос:

   – Почему вы решили, что тесть выпил? Он увлекался алкоголем?

   – Нет, к бутылке он прикладывался редко, только когда сильно нервничал, – пояснил Степан. – Он пьянел быстро, с ног валился. Другие шумят, скандалят, дерутся, а дядя Юра храпака задавал. Если ему проспаться не дать, разбудить не вовремя, тесть вел себя как зомби, отвечал невпопад. Спросишь: «Дядя Юра, воды тебе налить?» – а он: «Нет, нарежь скорей». Очень смешно вообще-то.

   – Когда Степа про выпивку сказал, я успокоилась, – всхлипнула Зина. – Утром мы с мужем рано на работу подались. Плохо себя в тот день чувствовали, словно с похмелья, голова кружилась, подташнивало. На погоду грешили, давление скакало. Я папке не позвонила, на работе затык случился. Только к вечеру дух перевела, набрала его номер. Не ответил.

   Зина опустила голову, тяжело вздохнула.

   – Мы забеспокоились, к папке домой пошли. Он дверь не открыл, но у нас от его квартиры запасные ключи имелись. Вот и все. С тех пор ни слуху от него, ни духу…

   – Вам никто не звонил? – спросила я. – Может, выкуп требовали?

   – Нет, нет! – замахала руками Зинаида. – Полная тишина! Телефон молчал, у нас ничего не просили.

   Я откашлялась.

   – Объявить человека умершим по закону можно только после того, как в течение пяти лет о нем не будет никаких известий. Но существует процедура признания гражданина безвестно отсутствующим. В суд можно обратиться, если прошел год со дня исчезновения. И тогда имущество пропавшего отдается в доверительное управление некоему лицу. Зинаида – единственная дочь Юрия Николаевича, и, естественно, она получила право распоряжаться его магазином и квартирой. Так?

   – Ну да, – подтвердила Зина, – все по закону. Свою однушку мы сдали, переехали сюда.

   – Но многие люди отказываются подавать такое заявление, потому что уверены: пропавший жив, и ищут его, – вкрадчиво произнесла я.

   – Мы тоже ждем Зинкиного отца, – заволновался Степан. – Но что мы могли сделать? Не стоять же магазину и квартире запертыми.

   – Разрешите посмотреть на спальню Юрия Николаевича, – попросила я.

   Супруги переглянулись и хором задали вопрос:

   – Зачем?

   – Хочется взглянуть на его личные вещи, – пояснила я.

   Возникло молчание. Потом Степан неуверенно протянул:

   – Их нет.

   – Куда же они подевались? – с хорошо разыгранным удивлением воскликнула я.

   – В церковь снесли, – заявила Зина, – бедным отдали.

   – А еще ремонт сделали, – напомнила я. – Вроде недавно закончили, так?

   У Зинаиды забегали глаза.

   – Ну… думали… вернется папа, а кругом чистенько.

   – И когда затеяли ремонт? – наседала я.

   – В октябре прошлого года, – призналась Зина.

   Я внимательно посмотрела на притихшую парочку.

   – Первый вопрос, который родственники без вести пропавшего задают при виде полицейского, позвонившего в квартиру, звучит так: «Что-то стало известно? Его нашли?» От вас я ничего подобного не услышала. Еще нюанс. Если ничего не известно о судьбе родного человека, а, как я поняла из нашей беседы, у вас отношения с Юрием Николаевичем были нормальные, то члены семьи остерегаются говорить о нем в прошедшем времени. Не скажут: «Папа был человеком со сложным характером», а скажут: «У папы сложный характер». Улавливаете разницу? Он пропал в середине сентября, а в октябре вы уже затеяли ремонт, отнесли его личные вещи на помойку…

   – В церковь! – пискнула Зина. – А что в этом плохого? Папке одежда уже не нужна, а бедным людям в радость. Надо помогать нищим.

   – Заткнись, – сквозь зубы процедил Степан.

   Я сразу воспользовалась ошибкой Зинаиды:

   – Неужели вы так быстро поняли, что отцу вещи более не понадобятся? Отчего не подумали, что Юрия Николаевича сбила машина и он лежит в какой-нибудь больнице, потеряв память? Месяц – слишком короткий срок, чтобы опустить руки и решить, что он покойник.

   – Да… – завела было Зинаида.

   – Молчи! – приказал Степан. – Захлопни рот! Вы нас в чем-то подозреваете?

   Я развела руками:

   – Если пропала жена, в подавляющем большинстве случаев бывает виноват муж. Ушел и не вернулся отец семейства? Надо порасспрашивать его супругу и детей. На мой вопрос, не звонил ли кто после того, как вы обнаружили исчезновение отца, последовал ответ: «Нет, телефон молчал, у нас ничего не просили». Из чего я заключаю, что к вам все-таки обращались и велели выполнить некое задание. Объяснить ход моих мыслей? Одна моя знакомая, учительница младшей школы, вышла во время урока на пару минут, а когда вернулась, спросила у главного безобразника в классе: «Сережа, ты с места вставал?» – «Нет! – закричал шалун. – Честное слово, к вашему столу не подходил, журнал не листал!» Понятно?

   – Нет, – всхлипнула Зина.

   Степан крякнул.

   Я повернулась к дочери Фофана:

   – Вы должны были ответить на вопрос о звонке: «Да, клиенты интересовались». Или: «Нет, у папы друзей не было, звонков не поступало». Но любящая дочка отреагировала, как тот мальчик-второклассник: «Ничего у нас не просили».

   Хозяйка квартиры вскочила.

   – Думаете, я куда-то дела папу?

   Я окинула ее взглядом:

   – Вы единственная наследница. Антикварная лавка и трехкомнатная квартира в престижном районе Москвы – лакомые кусочки, которые постоянно растут в цене. Хоть вы и любите отца, но характер у него тяжелый. Нелегко с таким родителем. Наверное, вы устали. Да и Степану надоело под тестя подстраиваться, а в однушке тесно. А вот если Юрий Николаевич исчезнет, все проблемы решены…

   Зинаида кинулась ко мне с воплем:

   – Да как вы смеете? Да мы отца со Степой с ложечки кормили-поили, думали, оклемается! Чуть не умерли со страху, когда мешки везли и на кладбище шли! Все сделали ради него!

   – Дура! – выпалил муж. – Вот кретинка!

   Зина быстро прикрыла рот ладонью. Я показала рукой на стул:

   – Садитесь, Зинаида. И начнем разговор заново. Я буду задавать вопросы и хочу услышать правдивые ответы. Сейчас наша беседа носит дружеский характер, я сижу у вас в гостях в уютной комнате. Но если пойму, что вы опять лжете, придется нам встретиться в другом месте. Поверьте, там совсем не комфортно – на окнах решетки, стулья привинчены к полу…

   – Ничего плохого мы не сделали! – вскинулся Степан.

   – Хорошо, тогда перестаньте врать, – отрезала я. – Рассказывайте все с самого начала. Итак, день накануне исчезновения Юрия Николаевича. Что стряслось?

   – Зинаида, ступай в гараж, подойди к стеллажу с инструментами…

   – Папа, ты здоров? – испугалась дочь.

   – Делай как он велит, – внезапно пропищал чей-то противный голос, – иначе живым назад папашу не получишь.

   – Кто вы? – похолодела Зина.

   Но ответа не получила. Зато вновь прорезался отец, монотонно повторил:

   – Ступай в гараж…

   Зине на секунду показалось, что его речь записана на пленку: Юрий Николаевич повторил текст трижды.

   Зинаида тут же позвала Степана, и они помчались в гараж. По дороге дочь безостановочно набирала номер мобильного отца и слышала равнодушное: «Абонент временно недоступен».

   Антиквар снова соединился с дочерью, когда та была в боксе возле стеллажа.

   – Ты в гараже? – спросил отец.

   – Да, – ответила Зина.

   Фофан монотонно объяснил, где расположен тайник. Из хитро оборудованного схрона супруги извлекли несколько туго набитых мешков. Степан развязал один и взвизгнул:

   – Баксы!

   В других тоже оказались доллары.

   – Сколько же тут денег? – обалдела Зинаида.

   – Несколько миллионов, – предположил Степа.

   – Откуда они? – впала в панику жена. – Во что папа вляпался?

   – Хорош трендеть! – гаркнул муж. – Надо бабло в машину погрузить и везти куда велено.

   – Боюсь, – заплакала Зина.

   Супруг молча схватил одну упаковку.

   – Может, нам никуда не ездить? – заныла Зина. – Вдруг что-то плохое случится?

   – Уж случилось, – зашипел Степа. – Честно такую прорву деньжищ не заработаешь. Если не отдадим тюки, твоего папашу придушат, а потом и нас кокнут.

   Выехав на шоссе, Степан буркнул:

   – Давно меня сомнения насчет твоего отца терзали. Чего это он сорвался из Громска? Откуда у него средства на покупку жилья и магазина? И нам еще однушку приобрел. Кстати, мог бы побольше фатерку тебе подарить, вон сколько деньжищ в гараже гноил. С бандитами папахен твой якшался, вот и влип в офигенные неприятности.

   Нервничая все сильнее, Майоровы, как им было велено, приехали в покинутую деревеньку, оставили открытую машину у разрушенного клуба и пошли пешком на местное кладбище. Там на одной из могил сидел Юрий Николаевич.

   Зина бросилась к отцу и – остолбенела. Фофан выглядел ужасно. Нет, он не был избит или изуродован. Похоже, у него случился инсульт: он не мог говорить, не фокусировал взгляд. Но на ноги встать смог. Зина и Степан кое-как дотащили беднягу до своего автомобиля и увидели, что мешки исчезли. В деревне стояла тишина, ни в одном из покинутых домов не было огней. Юрий Николаевич стонал. Майоровым стало страшно. И тут у Зины сработал телефон.

   – Скажешь кому про деньги – умрешь, – пропищал дискант. – Везде тебя найду. Не скроешься. Обратишься в полицию – сдохнешь. Повезете папашу в больницу – живыми не доедете. Валите домой и молчите, иначе все покойники!

   Зина выронила трубку, забилась в машину и затряслась от ужаса.

   Майоровы доставили Юрия Николаевича в его квартиру, уложили в постель, попытались накормить-напоить, однако безуспешно, и обрадовались, когда он заснул. Три дня Зина ухаживала за отцом, но лучше Юрию Николаевичу не стало, и в конце концов он умер.

   Я не поверила своим ушам:

   – Вы не оказали тяжелобольному человеку квалифицированной медицинской помощи?

   Зина втянула голову в плечи, а Степан загудел:

   – Так бандит запретил! Пообещал всех зарезать!

   – Мы на дом врача привели, частника. По объявлению нашли, кучу денег ему заплатили, потом гору лекарств купили, – перечисляла Зина. – Только ничего не помогло, помер папа. Похоронили его на даче.

   Я подумала, что ослышалась.

   – Где?

   – Дядя Юра сорок соток в Подмосковье имел, – нехотя пояснил Степан. – Собирался дом кирпичный поставить, говорил: «Скоро небось внуков мне родите, детям свежий воздух нужен, надо дачу построить». После мы участок тот продали, другой купили, теперь там дача будет, уже оплатили коробку.

   Я постаралась сохранить официальный тон:

   – Интересно, откуда у вас деньги? Дорогой ремонт, новая мебель, возведение загородного дома… Неужели торговля антиквариатом столь выгодна?

   – Накопили, – быстро ответил Степан.

   – С каких доходов? – не отставала я.

   Зина сложила руки ковшиком:

   – Мы люди честные, не воры, чужого не возьмем. Намекаете, что затырили один мешок? Нет! Нам бандитских капиталов не надо.

   Мне стало противно.

   – Но вы их прихватили. Отсюда и средства.

   – Мы не воры, – обиделся Степан.

   – Но деньги взяли, – не сдалась я.

   – На следующий день нашли в багажнике несколько пачек, – соврала Зинаида. – Наверное, из одного плохо завязанного мешка выпали. И мы их не на квартиру и дом, а на врача и лекарства для папы потратили, очень хотели его вылечить. Но доктор сразу сказал: «Тяжелое поражение центральной нервной системы. Медицина в данном случае бессильна». Хотите, дам вам телефон врача? Он подтвердит мои слова!

   – Блин, ну и дура же ты, – устало сказал муж.

   – Чего я сказала глупого? – заморгала Зина. – Из мешка выпали пачки. Он был плохо завязан.

   – Конечно, – согласилась я, – всем понятно, из упаковки, где миллионы лежат, всегда пара сотен тысяч выпадает. Вы заботливые люди, пригласили доктора, не пожалели средств на лекарства. Даже привезли Юрия Николаевича в Москву, а ведь могли оставить его на кладбище. Кстати, почему вы не похоронили Фофана по-человечески? Не отпели в церкви, не упокоили там, где положено, не поставили памятник?

   Зинаида всплеснула руками:

   – Не понимаете? В полиции наше заявление о пропаже отца лежало. И как нам свидетельство о смерти получить? Кончину надо официально зарегистрировать, вызвать «Скорую». И как докторам объяснить, что у нас дома походный лазарет, а покойник весь в уколах? Врачи живо полицаям стукнут, а те удивятся, почему Юрий Николаевич дома, если он исчез, начнут расспрашивать. Дело о пропаже уже открыли! И мы бизнесмену тому сказали: без понятия, где господин Фофан, испарился незнамо куда.

   – Чем дальше на север, тем хуже погода! – рассердилась я. – Если вы хотели избежать шумихи, то почему пошли в полицию с заявлением об исчезновении Юрия Николаевича? И о каком бизнесмене вы говорите?

   Зинаида откашлялась.

   – Один олигарх хотел купить своей жене на день рождения серебряный сервиз. Обязательно восемнадцатый век, с царского стола, исторический. Папа расстарался, достал. Бизнесмен ему кучу денег заплатил и попросил: «Упакуйте шикарно, и пусть коробки в магазине сутки постоят. Не хочу, чтобы жена заранее презент увидела. У нас дом большой, но супруга сама хозяйство ведет, нереально от нее что-нибудь спрятать, во все углы нос сует, порядок наводит». При мне разговор состоялся, я в подсобке была, все слышала.

   – И когда ты трепаться перестанешь! – взвыл Степан.

   – Сервиз очень дорогой, сколько стоит – не скажу, коммерческая тайна, – неслась дальше Зина, не обращая внимания на мужа. – Я, когда поняла, что с папой беда случилась, совсем про него забыла. А тут охранник того богача приперся, стал дверь квартиры пинать, заорал: «Где хозяин лавки? Магазин закрыт, нам сервиз срочно нужен!» Я ему объяснила: «У нас несчастье, отец пропал. Понятия не имеем, где он. Ваши чашки-тарелки скорей всего у него в кабинете». Пошла в магазин. Мужик притих, мы с ним вниз спустились, все помещение обшарили – нет коробок. Куда их отец задевал, одному богу ведомо. Секьюрити опять разъярился; уходя, пообещал: «Хозяин с вами, жуликами, разберется, заставит бабло вернуть». Только хам ушел, я в полицию понеслась. Подумала, у богатых кругом связи, вдруг олигарх нас с мужем прессовать будет, скажем тогда: «Дети за отца не ответчики, мы в его бизнесе не участвовали. Юрий Николаевич исчез, сервиза нет. Наверное, отец его с собой взял». Позвонит клиент в участок, а там ему подтвердят: чистая правда, есть заявление от родственников гражданина Фофана. Мы ведь в обеденный перерыв, обеспокоенные, что папа не отвечает по телефону, зашли к нему в квартиру – и тут, здрасте, явился охранник. Когда я бумагу в полиции заполняла, было около двух часов дня, никто еще не звонил, шантажист вечером прорезался. У меня заявление брать не хотели: говорили, подождать надо, но я так плакала, просила, что начальник сжалился, сказал: «Видать, крепко отца любишь. Ладно, садись вот тут и пиши, нарушу ради тебя порядок». Но больше я в отделение не ходила, потому что похититель позвонил и молчать приказал. А полицейские, слава богу, о нас позабыли. Уж извините, когда я вам рассказывала, как события разворачивались, напутала слегка, забыла, что за чем следовало. А сейчас вспомнила и про олигарха, и про то, что около полудня к папке заглянули. Нервничаю очень, мозги подводят.

   – Этот похититель и серебро спер! – с жаром воскликнул Степан. – Больше некому! Похитил тестя и дорогие вещи схапал, увез и его, и коробки!

   Я постаралась удержать рвущиеся на волю злые слова. Ай да парочка! Сначала всплыла история о том, что несколько пачек долларов «случайно» выпали из мешков и затерялись в багажнике, а теперь выясняется, что сервиз стоимостью в немалую сумму исчез в неизвестном направлении. И дочурка бы не полетела быстрее ветра в полицию, не начни ей угрожать охранник. Однако очень оборотистые и ушлые ребята эти Майоровы. Понятно, почему они не отвезли несчастного Юрия Николаевича в клинику и тайком зарыли его тело на дачном участке. А тут еще богач, у которого пропал дорогой сервиз, объявился, но Зина быстро сориентировалась, решив свалить ответственность на пропавшего отца.

   – Слава богу, олигарх нас больше не теребил, – завершила рассказ Зина. – Небось для него сотни тысяч – как для меня три рубля.

   Степан встал и начал кружить по комнате:

   – Откуда у Юрия Николаевича столько бабла? Вот загадка!

   – Не мельтеши! – приказала ему жена. – Кто ж тебе ответит? Но я знаю, когда у него деньги появились – лет пять назад. Папа тогда с мамой поругался и желудок лечить уехал. Вернулся из санатория другим человеком. Он, правда, всегда после отдыха благостный приезжал. Пару месяцев улыбался, ни на какие мамины подколы не реагировал, не злился. Как-то раз мамуля даже решила в этот «Конский завод» тайком скататься и взглянуть, чего ему там так нравится. Подумала, что он любовницу завел, бабу местную. Мне сказала: «Поймаю кобеля с поличным и все что можно у него оторву. Будет знать, как по чужим постелям шастать! Запомни, доченька: своего никому отдавать нельзя. Если кто на твоего мужа губы раскатает, бритвой надо по этим губешкам чикнуть».

   – Ну, и тещенька… – поежился Степан. – Доброты в ней немерено от рождения было. И ума хватало, учила дочь правильному, по ее мнению, поведению.

   Зинаида не обратила внимания на слова супруга.

   – Назад мама приехала разочарованная: в санатории никого из женщин моложе пятидесяти не оказалось, а горничные, официантки, тетки с ресепшен и врачихи – вообще пылью веков покрытые бабки.

   – Ясное дело, почему Юрию Николаевичу там нравилось, – хихикнул Степан. – На работу вставать не надо, есть-пить четыре раза в день дают, лес, рыбалка, все тебе улыбаются, про здоровье спрашивают, и жены-пилы рядом нет.

   – Но в последний раз папа там до конца срока не остался, – уточнила Зинаида. – Он так рассчитал, чтобы вернуться двадцать второго августа (двадцать третьего у меня день рождения), а появился восемнадцатого. Мы его не ждали, генеральную уборку затеяли. По всей двушке раскардаш, окна моем, бац – отец входит! Мамуля на него налетела: «Чего рано приперся? Квартира не убрана, обед не сготовлен». А он неожиданно обиделся: «Раз мне не рады, уеду». Повернулся и ушел. Мать ему вслед крикнула: «Раньше девяти вечера не показывайся!» Папа и не вернулся, объявился двадцать второго. Маманя на него накинулась: «Где шлялся?» И услышала в ответ: «В Москву по делам ездил». Ох какой скандал она закатила! Люстры тряслись. Утром отец мне подарок сделал – сережки бриллиантовые, кулон им в комплект и золотую цепочку. Я даже растерялась, очень уж дорогое подношение, никогда такое не получала. И тут мать опять метлу оседлала, давай с вопросами приматываться: «Где взял? Сколько стоили? Деньги от семьи ныкаешь? Заначки делаешь?» Папа тихо ей попенял: «У дочки день рождения, не порти праздник». Но разве ж ее остановишь?

   Зинаида махнула рукой:

   – В общем, налетела чуть ли не с кулаками, ответа требовала, откуда деньги на украшения появились. Потом заявила: «Девчонке двадцать три года, а ты ей брюлики купил. Не по возрасту ювелирка! У тебя жена голая ходит, зимой в драповом пальто бегает, а все вокруг в шубах. Или отвечай, где бабло надыбал, или пошел вон». Отец ко мне повернулся и сказал: «Извини, не хотел, чтобы так получилось, да, видно, иначе нельзя. Валентина, я на развод подаю. В Москву ездил на работу устраиваться, нашел место с большим окладом. Дочери презент приобрел на подъемные, их начальство мне для переезда в столицу выдало. Живи, Валя, счастливо, надоела ты мне хуже проказы». Мать в слезы: «Юра, ты с ума сошел…» Но папа на ее рыдания внимания не обратил и действительно умотал в Москву. Правда, развод не оформил, просто жил отдельно. И мамины похороны он оплачивал.

   – Мораль: бабы, помните, мужик тоже человек, будете ему на голову наступать, в семейном счастье топить – он подергается, а потом из-под пятки вывернется и уплывет, – подытожил Степан.

   Не успела я войти в редакцию, как ко мне кинулась Роза Ивановна:

   – Ты здесь?

   Я удивилась ее вопросу.

   – Да. Прибыла к назначенному времени, не опоздала.

   – И никто тебя не предупредил?! – всплеснула руками Гаврилова.

   Я ощутила беспокойство:

   – Нет. А что такое?

   Диетолог поджала губы, поманила меня рукой и быстро пошла по коридору.

   – Ольга Ивановна велела никому не говорить, – заговорщицки понизив голос, сообщила Роза, когда мы очутились в ее кабинете, – но ты все равно узнаешь, народ только об этом и говорит. Арина умерла.

   Я подскочила.

   – Обнорская? Заместитель главного редактора?

   – Она самая, – подтвердила Гаврилова.

   Я без спроса села в кресло.

   – Что случилось?

   – Авария. Вчера поздно вечером она ехала по какой-то улице, – начала объяснять диетолог, – а там дом строят. По неизвестной причине Арина влетела в возводимое здание. Ужас! Машина всмятку, говорят, у Обнорской не голова, а каша, тело как из мясорубки. Очень надеюсь, что она умерла сразу, не почувствовала боли. И ведь я пыталась ей внушить: «Рина, не гоняй сломя голову». Но она только смеялась. Вот и довеселилась! Один раз Арина меня на брифинг с журналистами повезла. Моя машина на техобслуживании была, я безлошадной оказалась. Вышла из редакции, стала такси ловить, и тут Обнорская подъезжает, дверцу открывает, предлагает: «Прокатить? Ты же на встречу собралась?» Я, наивная дурочка, обрадовалась, села, и она понеслась. Господи, я за короткую поездку с жизнью раз десять простилась. Обнорская летела как угорелая, проскакивала перекрестки на желтый свет, виляла из ряда в ряд. Я ей тихонечко напомнила: «Рина, в тоннеле нельзя перестраиваться». А она хохочет: «Здесь камер нет. Видишь, у меня на торпеде прибор установлен? И не пищит. Не волнуйся, штраф не пришлют». Но разве в деньгах дело? Вторую жизнь никто не подарит.

   Роза взяла меня за локоть и понизила голос:

   – Знаешь, Танечка, в редакции много людей с прибабахами. Вот, например, Рябикина. Молодая современная девушка, у нее на столе ноутбук, ведь Ольга Ивановна всех сотрудников компьютерами снабдила. Даже я, человек старой формации, шагаю в ногу с прогрессом, имею имейл, интересуюсь всякими программами, связанными с диетологией. А Ксения? Почту никогда не смотрит, статьи пишет от руки… Хорошо, что не на камне текст высекает и не гусиное перо берет, а шариковую ручку. Все у нас знают: чтобы Рябикина материал просмотрела, надо отпечатать его на принтере и положить ей на стол. Смех, да и только! Или вот Фонарева, которая до мелочей копирует Обнорскую. Просто анекдот! Ладно хоть «клон», как Арина, сломя голову по улицам не носится. Кстати, остается лишь удивляться, почему нашу горе-гонщицу ГАИ ни разу не поймала. И что? Где Обнорская? В морге. У нее родственников нет, Ольга Ивановна похоронами велела нам заниматься, надо место на кладбище найти, поминки организовать. Забот выше крыши, поэтому на ближайшие дни работа по проекту «Убей лишний вес» приостановлена. Но непременно возобновится. Надеюсь, ты не расстроилась?

   – Я мало знала Арину, однако внезапная смерть молодой женщины всегда потрясает, – сказала я.

   – Да, да, да, – скороговоркой выпалила Роза, – только я конкурс имела в виду. Не переживай, проводим достойно покойницу, и все по-прежнему пойдет. А ты вроде похудела. Следуешь моей диете? Не ешь ничего постороннего?

   – Мне вообще на еду смотреть не хочется, – призналась я. – Смесь Чунь весь желудок заполняет, даже дышать трудно.

   Не успели последние слова вылететь изо рта, как я пожалела о сказанном. Чунь-то была в коробке Орнели! Сейчас Гаврилова сообразит, что я игнорирую ее фасоль, которую нужно молоть шпрунделем-висбунделем, и обидится.

   – Чунь, – оживилась Роза, – прекрасная вещь. Я ее советую в качестве дополнения к основной еде. Но обычно все говорят, что Чунью не наешься, она прямо растворяется в желудке.

   – Не знаю, у меня она кирпичом там лежит, – пробормотала я.

   – Интересная индивидуальная реакция, – отметила Гаврилова. – Извини, дорогая, я диетолог, не могу давать профессиональные советы по макияжу, но чисто по-дружески хочу узнать: зачем ты лицо, как Марфуша из фильма «Морозко», намазюкала? Днем лучше легкий грим наносить, а у тебя слишком темный тон и бордовый румянец. К тому же не очень аккуратно все наложено, полосами.

   Дверь кабинета распахнулась, появилась Ксения.

   – Фонареву не видели?

   Роза Ивановна закатила глаза:

   – Здравствуй, Рябикина.

   – Привет, – небрежно обронила Ксюша. – Олеся не забегала?

   – Нет, она в мой кабинет не стучала, – выделив голосом глагол, ответила диетолог. – Вообще-то, здесь часто женщины без одежды находятся. Это так, некоторым к сведению.

   Ни слова не говоря, Ксения захлопнула дверь.

   – Удивительно бесцеремонная девица! – возмутилась Гаврилова. – Странно, что Ольга Ивановна ее привечает.

   Дверь снова распахнулась, явив нам все ту же Рябикину.

   – Знаю, вы меня терпеть не можете, – заявила она, – всем говорите, что я невоспитанная тупая провинциалка из семьи идиотов. Так вот, к вашему сведению, я из Питера, мои родители – доктора наук.

   Роза растерялась.

   – Дорогая, хочешь успокоительных капелек? Понимаю, ты остро переживаешь смерть Арины, поэтому не обижаюсь. Нам всем до слез жалко Обнорскую.

   – В особенности вам, – скривилась Ксюша. – Наушничали Ольге Ивановне про Рину, ни одного ее промаха не пропускали. У вас сегодня радости океан, потому что…

   Диетолог подошла к стеклянному шкафу, который громоздился около окна, бормоча по пути:

   – Капли стресс не снимут. Лучше таблеточки найду.

   Расположенная напротив меня дверь открылась, высунулась женщина:

   – Виталий, перестань кричать!

   Послышались торопливые шаги, в поле моего зрения возник парень в коротких, едва доходящих до щиколоток розовых джинсах и кургузом зеленом свитере. Он был обут в кеды. Самая подходящая для холодной погоды одежда и обувь.

   – Елизавета Сергеевна, вы знаете, где Олеся? – налетел он на даму.

   – Понятия не имею, – тоном вдовствующей королевы ответила та. – А вот в чем уверена, так это в том, что нельзя мешать коллегам творить. Шум сбивает с мысли, не дает сосредоточиться.

   – Так Фонаревой у вас нет? – уточнил Виталий.

   – Сегодня Олеся не почтила нас своим присутствием, – церемонно сказала Елизавета Сергеевна. – Не соизволила даже на планерке светлым ликом сверкнуть.

   Справа от диванчика, на котором я сидела, приоткрылась еще одна дверь, в коридор с кипой папок в руках вышла девушка и замерла. Ее явно заинтересовала беседа.

   – Катастрофа! – взвыл парень и картинно схватился за голову.

   – Бога ради, Виталий, какие в вашем отделе интервью могут быть катастрофы? – скривилась Елизавета. – Вы готовите материал за полгода вперед, имеете время каждую строчку вылизать. Вот у нас в новостях с модного подиума вечная нервотрепка. Только я подготовила репортаж о показе российского дизайнера Олега Сопрыкина, отобрала снимки, выбила место на полосе, номеру завтра уходить в печать – и облом. Оказывается, Сопрыкин сегодня утром бегал голый по московским улицам, стреляя в народ из водяного пистолета, заряженного… Опущу мерзопакостные подробности. Ольга Ивановна в негодовании, велела материал про него не ставить, заменить другим, и мне теперь нужно написать двести строк до пяти вечера. Вот где засада! Но я, в отличие от некоторых, не ношусь по редакции с воплями.

   Девушка со стопкой папок хихикнула.

   – Что тебе надо, Лена? – холодно осведомилась Елизавета Сергеевна.

   – Ничего, – ответила та. – Коридор общий, в нем каждый имеет право находиться.

   Дама закатила глаза и исчезла в своем кабинете.

   Лена окинула меня оценивающим взглядом, решила не здороваться с незнакомкой, явно не принадлежащей к элите фэшн-мира, и поманила Виталия пальцем. Они исчезли за поворотом левого коридора, но далеко не ушли, я прекрасно слышала, как девушка спросила:

   – Зачем тебе Фонарева?

   – Просто кошмар! – пожаловался парень. – Сдал ей три недели назад интервью с актером Баланиным, она обещала спешно его посмотреть, правку внести и вернуть, чтобы я отдал материал лицедею на визу. Сто раз ей напоминал: «Олеся, прочти текст». А она отвечала: «Завтра, сегодня никак». И дозавтракалась! Вчера вечером Баланин мне сообщил о своем сегодняшнем отлете в Нью-Йорк. Он в одиннадцать вечера из аэропорта – ту-ту! На полгода Москву покидает. Или я привожу ему готовое, исправленное редактором интервью, или его нельзя будет публиковать до возвращения звезды.

   – Актер не слышал об электронной почте? – развеселилась Елена. Они явно остановились поболтать.

   – Баланину сто лет, – пустился в пояснения Виталий, – он компьютером не пользуется, не доверяет электронике, любит по старинке по бумажке читать.

   – Интересно, он в шкуре по улице ходит? – потешалась Лена. – В пещере живет? Или все же об электричестве слышал?

   – Тебе смешно, – чуть не заплакал интервьюер, – а Обнорская мне за косяк с Баланиным голову откусит. Интервью с ним в плане стоит, номер в понедельник сдают, но визы-то нет. Катастрофа!

   – Ерунда, – засмеялась Лена. – Сколько раз я интервью без согласования с начальством в номер ставила, и ничего.

   Я поняла, что они не знают о смерти Арины.

   – Ты работаешь с подзвездками, которые на все ради пиара готовы, – возразил журналист. – А тут корифеи, они пальцы растопыривают. Баланин меня в районе шести вечера обрадовал, я бросился Фонареву искать и не нашел. Звякнул Арине, рассказал о ситуэйшен. Угадай, что та ответила? «Твои проблемы. Я собираюсь на важное мероприятие, не мешай!» Но потом сменила гнев на милость, снисходительно посоветовала: «Ты как маленький! Иди в кабинет к Олесе, открой ее комп, скачай исправленное интервью и тащи Баланину».

   – Ну и почему тогда ты бегаешь по редакции и орешь? – не поняла Елена.

   – Неудобно без разрешения в ноутбуке Фонаревой шарить, – промямлил Виталий. – Это как в чужом белье рыться.

   – Так не в личном же, а в служебном, – успокоила его Лена. – Он общедоступный. Вспомни, нам даже запрещают на рабочие компы пароль ставить. К тому же тебе Арина велела так поступить. Не тормози, дурачок, Обнорская у нас дама влиятельная, ее надо слушаться.

   – Действительно… – протянул корреспондент. – И чего я клювом щелкаю? Слушай, а почему Николаева Арину обожает? Чем она хозяйку пленила? Ольга соглашается со всем, что наша принцесса скажет, на планерках хвалит ее без остановки.

   – Может, хочет своего Леона на Обнорской женить? Говорят, у Арины отец – олигарх, – предположила Лена.

   – Да ну? – изумился молодой человек. – Точно знаешь?

   – Стопудово, – без колебаний ответила сплетница. – Я про нее все знаю. Обнорская дочь мужика из списка «Форбс», тот с матерью ее развелся, женился на другой, платит офигенные алименты.

   – Обнорской давно не восемнадцать, – здраво заметил Виталий.

   – И чего? – удивилась Елена. – Родная дочь, своя кровь, возраст тут ни при чем. Короче, этот «Форбс» Арину содержит, а Ольга про то знает и перед фифой приседает.

   – У Николевой своих денег полно, – вздохнул парень.

   – Денег много не бывает, их вечно не хватает, – менторски заявила девушка.

   – Чего тогда Арина на машине среднего класса ездит? – засомневался Виталий. – Папаша, нафаршированный миллиардами, мог бы ей поприличнее колымажку купить.

   – В колесах не разбираюсь, – откликнулась Лена, – но в драгоценностях знаю толк, потому что мой отец ювелир. Я с детства фианит от брюлика влет отличаю. Видел у Арины браслет? О-го-го сколько стоит!

   – Не обратил внимания, на Обнорской много чего навешано, – отмахнулся журналист.

   – А ты присмотрись, – посоветовала Елена. – Там есть бриллиант нехилый, карата три, не меньше.

   – Врешь! – воскликнул Виталий. – Кто станет ходить на работу с такой дорогой ювелиркой?

   Лена презрительно сказала:

   – Котик, это тебе, нищему на окладе, такой камень невероятной ценностью кажется. У Арины есть безделицы покруче.

   – Вы дружите? В гости друг к дугу ходите? Ты сама видела шкатулку с ее цацками? – поддел коллегу парень.

   – Я все всегда знаю точно, – разозлилась Елена.

   Я подавила смех. Да уж, девушка – обладатель стопроцентно верной информации в отношении отца Обнорской! Мне-то известно, что Олег Петрович был не олигархом, а доктором химических наук, к тому же он погиб при пожаре в своей лаборатории. И, думаю, сообщение о трехкаратнике так же верно, как и заявление о человеке из «Форбса», который до сих пор спешит выполнять любой каприз обожаемого чада.

   – Если ты не доверяешь моим словам, то не стану говорить, где сейчас Олеся, – явно надулась Елена.

   Виталий воскликнул:

   – Ленуся, пожалуйста! Мне очень надо! Жутко не хочется без спроса в чужой комп лезть!

   – Нет, нет, – начала ломаться девушка, – я же глупости говорю?

   – Проси что хочешь, – взвыл интервьюер, – только скажи, куда Фонарева подевалась!

   Елена кашлянула.

   – Ладно. Но с тебя пять билетов на премьеру блокбастера «Одинокий волк». На предпоказ, тусню со звездами и банкет.

   – И где я их столько возьму? – опешил Виталий.

   – Точно знаю, что тебе пропуска присылают, – не отступила Лена.

   – На одно лицо с пометкой «пресса», – засуетился Виталий. – По нему к столам со жрачкой не пройти, а кресло не в вип-партере, а в журналистской зоне.

   – Как хочешь. Я могу назвать точное местонахождение Олеси, дать телефон. Тебе решать, насколько Фонарева тебе нужна, – пропела девушка.

   – Получишь билеты сегодня вечером! – выпалил собеседник. – Ну?

   – Точно? – недоверчиво переспросила Лена.

   – Мамой клянусь! – пылко воскликнул парень.

   Елена рассмеялась.

   – Арина Олесю к себе приблизила, решила сделать ее главным редактором приложения «Бьюти дом солнца», а Варвару Макарову уволила.

   – Ага, – пробормотал Виталий, – дней десять, как Варьку турнули не пойми почему. Только это было распоряжение Николаевой, она одна властью казнить и миловать обладает. Арина приказы об увольнении не подписывает.

   Лена еще больше развеселилась:

   – Ты валенок, вокруг ничего не видишь и не знаешь. Объясняю вкратце: Ольга пляшет под дудку Арины. Обнорская чего-то с Варькой не поделила, и где теперь Макарова? На улице. Олеська же давно Арине в рот смотрит, сумку за ней носит, воду подает, туфли чистит.

   – Офигеть! Прямо щеткой с кремом? – поразился Виталий.

   – Ты идиот, – констатировала Елена. – Непонятно, как только в нашем образцово-показательном серпентарии живешь? Нет, Олеся на самом деле лабутены Рины бархоткой не полирует, это выражение такое красивое. Обнорской поклонение нравится, вот она Олеське руководящую должность и предложила. Фонарева от счастья офонарела. Хорошо я скаламбурила, да?

   – М-м-м… – промычал Виталий, который, похоже, потерял дар речи.

   А вот у Елены с этим был полный порядок:

   – Олеська давно под свою благодетельницу косит…

   – Ленуся, я потом все твои рассказы с удовольствием выслушаю, а сейчас просто скажи, где Фонарева, – перебив ее, чуть не захныкал Виталий. – Время идет!

   – Совершенно случайно мне стало известно… не подумай, что я подслушивала, просто они очень громко договаривались… – начала Лена и примолкла.

   – Кто и о чем? Ну, не тормози! – почти зарыдал парень.

   – Арина и Олеся, – наконец-то добралась до сути Елена. – Обнорская с Фонаревой вчера вечером собрались пойти на презентацию нового клипа певицы Дуси. Я в редакции задержалась, время к девяти шло, сидела в своем кабинете, думала, что вообще одна тут осталась. Вдруг из коридора голоса. И я их узнала. Двери у нас картонные, поэтому не хочешь – а свидетелем чужой беседы станешь. Сейчас передам ее подробно…

   Обнорская сказала своему клону:

   – Тебе нужно чаще ходить на тусовки, собирайся скорей.

   А туповатая Олеся заныла:

   – У Дуси все сливки соберутся, надо домой нестись, переодеваться, причесываться, боюсь, не успею.

   Арина ей лекцию прочла:

   – Журналист всегда должен быть готов к разным ситуациям. Я держу в кабинете несколько нарядов, от кэжуел до вечернего, в пол, платья. Мало ли, как фишка ляжет, не будет возможности домой заехать. Ладно, так и быть, выручу тебя. Пошли, сегодня фирма «Мумо» прислала для рекламы свои шмотки, подберем платье. Встречаемся в одиннадцать.

   – Где?

   – Сброшу эсэмэской адрес, – пообещала Обнорская. – Наизусть его не помню, Дуся скреативить решила, тусня не в клубе и не в ресторане.

   – Ты отсюда поедешь?

   – Пока не знаю.

   – Если из редакции покатишь, прихвати меня с собой, – заключила Фонарева. – Неудобно в вечернем наряде чесать по улице, и туфли надо с собой тащить: за окном буран гуляет.

   – Ты же не в платье с декольте пойдешь, – возразила Арина, – пальто накинешь.

   – Пожалуйста! – нудила Олеся. – Холодно очень, ветер дует. Придется шапку натягивать, прическу помну…

   – Ленка, я понял, что они вместе отправились клубиться. Где сейчас Олеся? – перебил патологически болтливую собеседницу Виталий.

   – Пытаюсь объяснить, но ты не даешь, – протянула Елена, – нетерпеливый очень.

   – Да скажи же, наконец! – заорал журналист.

   – Напились они в хлам, – заявила Елена. – Сейчас обе дрыхнут с похмелья. Ни Обнорской, ни Фонаревой в редакции нет. Проспятся и придут. Стопудово. Я правду говорю.

   – Блин… – простонал Виталий. – По-твоему, Олеся дома?

   – А где еще? – отрезала Елена. – Не на улице же! Кемарит в постельке. Часам к шести припрется. Хочешь совет? Лезь в ее ноутбук спокойно. И не забудь, ты мне билеты обещал!

   Послышались торопливые шаги, и незнакомый мне голос спросил:

   – Вы чего тут стоите?

   – Просто так. Разве нельзя? – с вызовом ответила Елена.

   – Ольга Ивановна совещание в большом зале проводит, все уже там, – пояснил баритон.

   – У нас в это время никогда не бывает совещаний. Что случилось? – испугался Виталий.

   – Вы не знаете? – удивился незнакомец. – Редакция давно гудит. Арина Обнорская на машине всмятку разбилась. Говорят, села пьяная за руль – и кирдык.

   – Ничего себе новость! – ахнул журналист.

   – Славно они вчера тусанулись, – пробормотала Елена, – оторвались по полной… Как это я ничего не знала, а? Почему не в курсе?

   – Блин… – протянул Виталий. – Ну блин прямо!

   – Погребение – такой же ритуал, как и свадьба, – кипятилась Ксения Рябикина. – Почему мы в деталях сообщаем о бракосочетаниях и стыдливо умалчиваем о похоронах? Знаете, что мода на траурные наряды меняется? Сейчас в тренде шляпки почти без полей, с короткой вуалью. Мы обязаны учить наших читательниц демонстрировать хороший вкус в любых обстоятельствах.

   – Ксюша права, – поддержала коллегу Роза Ивановна. – И прощальный стол в России делают по старинке, пекут блины размером с колесо. Можно же сделать мини-блинчики на один укус, а сверху, в нашем случае, положить вырезанную из овощей букву «А» или «О». Получится красиво, элегантно, не пошло. Я отвечаю за банкет и продемонстрирую новый стиль оформления и подачи блюд, удивлю всех рецептами.

   – Роза, это не банкет, а поминки, – напомнил Эдуард Орнели. – И Ольга Ивановна велела нам двоим о столе позаботиться.

   Гаврилова покраснела.

   – Глупости, я главная по столу! Пойду уточню у Николаевой.

   – Сбегай, дорогая, – милостиво разрешил коллега-диетолог. – А я пока велю помощнику съездить в магазин «Реджина фарфор» и взять у них напрокат сервизы.

   – Через мой труп! – взвизгнула Гаврилова. – Я со стыда сгорю, если придется в ужасные по виду и качеству тарелки салаты раскладывать! Только «Ньютон меркьюри» достоин быть на мероприятии журнала «Дом солнца».

   – Можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывести деревню из девушки, – съязвил Эдуард. – Позолоченные железки всегда привлекали варваров. До восприятия элегантного белого фарфора надо еще дорасти.

   – У «Реджина» фаянс! – возмутилась Роза.

   – О нет, дорогая, – засмеялся оппонент, – лучше помолчи, иначе всем станет известно, что госпожа Гаврилова выросла в медвежьем углу. Фаянс – это керамические изделия из глины. Фарфор – тоже, собственно, керамика, но непроницаемая для воды и газа. Фаянс бывает блестящим, матовым или вообще не глазурованным. Правда – последний не подходит для посуды.

   – Почему? – не выдержала я, до той поры молча слушавшая перепалку.

   – Потому что в изделиях имеются малюсенькие, не заметные глазу поры, – снисходительно пояснил Орнели. – В них забиваются микрочастицы пищи, которые нельзя отмыть, и спустя некоторое время цвет посуды изменится не в лучшую сторону. Из не покрытого ничем фаянса хорошо делать аромалампы в виде домиков, книг, зверей. Внутрь ставится свеча, на нее помещается колбочка с раствором, запах проникает из изделия через те самые поры наружу, комната наполняется дивным ароматом… О, Татьяна! Рад вас видеть. Но, уж извините, сегодня у нас особый день. Давайте встретимся после похорон.

   – Конечно, – быстро согласилась я и удрала, оставив специалистов по здоровому питанию ругаться друг с другом.

   Перед тем как уехать в свой офис, я решила на всякий случай заглянуть к Ксении и осторожно расспросить ее о сотрудниках журнала. Хотя Рябикина – последний человек, с кем мне хотелось бы общаться.

   Ее кабинет располагался дверь в дверь с туалетом. Согласитесь, не очень приятно работать в комнате, находящейся возле сортира, даже если тот сияет чистотой и пахнет фиалками.

   Я нажала на ручку, приоткрыла дверь, тихо поинтересовалась:

   – Можно?

   Не услышала ответа и вошла внутрь.

   В ту же секунду нечто мягкое упало мне на грудь, и я сквозь ткань моментально ощутила влагу.

   – Ура! Я победил! – заорал маленький мальчик, выскакивая из-за длинной занавески, обрамлявшей окно. – Ты умерла! Вау!

   Он замер, а я посмотрела на свою блузку. На груди расплывалось темно-синее пятно, которое медленно сползало к талии. Ребенок взвизгнул и кинулся назад, за штору.

   – Что это? – обомлела я, трогая пальцем пятно.

   – Вы меня ищете? – раздался за спиной голос Ксении.

   Я обернулась.

   – Таня! Что случилось? – ахнула Рябикина. – Где ты так перемазалась?

   – Заглянула сюда, чтобы спросить, можно ли уходить домой, – пробормотала я. – Эдуард и Роза заняты организацией поминок, велели мне уезжать, сказали, что работа продолжится после похорон. Я понимаю, что у вас несчастье, погибла Арина. Но ведь диетологи в «Доме солнца» не начальники, поэтому я решила поговорить с кем-нибудь из руководства, уточнить, если я покину редакцию, не будет ли мой поступок считаться отказом от участия в проекте. В условиях конкурса сказано: кто пропустит занятия и процедуры, выбывает из борьбы. Зашла в кабинет, откуда-то выскочил ребенок и что-то в меня швырнул.

   Ксения сжала губы в нитку, приблизилась к окну, отдернула штору и сердито произнесла:

   – Владимир! Немедленно объяснись!

   – Я не хотел, честное слово, – заканючил мальчик. – И краска отстирывается вроде.

   – Вроде?! – гневно повторила Ксения. – Понимаешь, что ты натворил? Испортил Тане одежду. Ей теперь придется ехать домой переодеваться. Как тебе вообще в голову пришло бросаться всякой гадостью?

   – Это бомбочка для пейнтбола, – пояснил ребенок. – Папа купил, а я две штуки взял. И не хотел в нее попасть, думал, ты входишь!

   – Я? – подскочила Ксения. – Задумал сестру измазать? Ты хоть представляешь, сколько мое платье стоит? Ну, сейчас получишь!

   Рябикина схватила безобразника за ухо, с силой крутанула его и дернула вверх. Володя заплакал.

   – Пожалуйста, не бей его, – попросила я. – Мальчик просто шалил, не думая о последствиях своего поступка. Ему же всего лет семь.

   – Восемь, – зло уточнила Ксения, отвешивая рыдающему брату оплеуху. – Устроили мне папа с мамой праздник, родили этого… слов не подберу кого! Одни глупости у него на уме. Владимир! Больше никогда сюда не придешь!

   – И не на-а-адо, – всхлипывал ребенок, – лучше одному дома сидеть, чем с тобой, злобиной, рядом находиться!

   Толкнув сестру, он выбежал в коридор.

   – Видала? – гневно спросила Ксения. – Отдала мать обожаемое чадушко в какую-то супергимназию, а там раз в месяц каникулы. Родители постоянно в командировках, няня заболела, пришлось мне братца-кролика стеречь. Но я же не просила их его рожать. Прости, Танюша, чужие проблемы утомляют. Подожди чуть-чуть, попробую новую одежду тебе подобрать, нам привозят от разных модельеров шмотки для фэшн-съемок. Сейчас сбегаю на склад. Хотя…

   Рябикина протяжно вздохнула и нахмурилась.

   – Спасибо за предложение, – улыбнулась я. – Наверное, в журнал поставляют платья размером этак сорок два – сорок четыре. Их же надевают манекенщицы.

   – Ты права, – согласилась Ксения, – но я не считаю тебя… э… полной, просто модельки – беговые куры, мало кто влезает в предназначенные им туалеты.

   Я потрогала пятно.

   – Подсохло. Поеду домой и переоденусь.

   – Мне так неудобно… – смутилась Рябикина. – Давай договоримся: химчистка за счет редакции.

   – Не переживай, – улыбнулась я, – если пятно не отстирается, будет повод купить что-то новенькое.

   – Чудесно! – обрадовалась Ксения. – Но ты не должна одна идти на шопинг. Вот моя карточка, позвони, когда соберешься в магазин, я отвезу тебя в замечательный бутик, где сделают сорокапроцентную скидку.

   Я взяла визитку.

   – Заманчивое предложение, непременно позвоню.

   Прикрывая рукой пятно на груди, я вышла в коридор и увидела Володю, который прятался за поворотом.

   – Тетя Таня, – тихо произнес мальчик, – вы на меня не сердитесь?

   Я погладила его по взъерошенным волосам.

   – Честно? Ты совершил удивительно глупый поступок. Прежде чем швырять бомбочку, следовало удостовериться, кто входит в кабинет. И вообще идея измазать сестру на редкость тупая. Я не злюсь, понимаю, что это случайность. А ты сделай правильные выводы. И прими совет: наладь хорошие отношения с Ксенией, она тебя любит.

   – Ага… – протянул Володя. – Ксюха противнее жабы! Всегда кричит, командует, маме жалуется!

   – Сестра намного тебя старше, – улыбнулась я, – отсюда и ваши разногласия. Но ты мужчина, прояви ум и такт. Худой мир лучше доброй ссоры. Вырастешь – поймешь, как хорошо иметь старшую сестру.

   – Хотите подарок? – спросил Володя и протянул мне сложенную из бумаги птичку.

   Я изобразила восторг:

   – Это мне?

   – Сам сделал! – похвастался мальчик. – Называется оригами. Пока вы с Ксенькой разговаривали, я успел сложить. Это совсем не трудно. Научить?

   – Спасибо, не сейчас, – ответила я, убирая поделку в сумку.

   – Вы ее дома поставьте на видное место, – посоветовал он. – Журавлик приносит счастье и исполняет желания.

   Я еще раз поблагодарила Володю, вышла из редакции и направилась к своей машине.

   Не успела я войти в квартиру, как в дверь позвонили.

   – Привет, Танюша, – заискивающе произнесла соседка Тамара. – Есть минутка?

   – Может, вечером поболтаем? – попыталась я увильнуть от разговора.

   Тома жалобно вздохнула.

   – Ладно, заходи, – разрешила я. – Только времени у меня в обрез. Надо переодеться и бежать.

   – Где ты так извозюкалась? – спросила соседка.

   – Ученик бросил бомбочку с краской. Целился в сестру, а попал в меня, – изложила я свою версию событий.

   – Вот гаденыш! – возмутилась Тома. – Теперь его предки должны обновку училке купить. Ой, у тебя телефон звонит.

   Я вынула из сумки трубку и услышала знакомый напев от Орнели:

   – Пора-пора нам за диету приниматься…

   Отключив, я положила мобильник на стол, но уже через секунду услышала новый сигнал вызова. Теперь прозвучало напоминание от Розы.

   – Интересная у тебя манера разговаривать, – заметила соседка. – Молчишь, ни звука не произносишь. Люди не обижаются?

   – Это записи, которые предупреждают о том, что пора поесть, – пояснила я. – Выиграла конкурс «Убей лишний вес», который проводит журнал «Дом солнца», меня познакомили с диетологами, а те…

   Тамара слушала мои объяснения с открытым ртом, а когда я замолчала, всхлипнула:

   – Танечка, кошечка, миленькая, вот поэтому я к тебе и приползла. На коленях стою! Семен рассказал, что ты сегодня утром заходила, просила минут десять не шуметь, и восхищался, как ты похудела. А на меня наорал: «Корова жирная, жрешь что ни попадя! Возьми пример с Сергеевой. Поучись у умной бабы. Мне на твои бока и задницу смотреть противно». Семья рушится! Сене маленькие нравятся, худенькие, а я после родов никак вес не сброшу. Все надеялась, перестану ребенка кормить и стройной стану.

   – Так твоей дочке пятнадцать лет, – напомнила я.

   – И че? Не давать девочке поесть, раз она паспорт получила? – возмутилась Тамара. – Отправить ее голодной на занятия? Утром ей кашу сварю, сухофруктами засыплю, подам. А она нос воротит. И куда еду деть? Выбросить рука не поднимается, я ее съедаю. Суп моя Машка не жрет, хоть какой свари, котлеты ей не по вкусу, требует салаты без заправки. А намедни, когда я ее отругала за нетронутый ужин, заявила: «Не хочу, как ты, в свинью превратиться. Не приставай! Лучше сдохну, чем макароны с мясом на ночь съем». Вот как дети теперь с родителями разговаривают! Я хрюшка! А кто виноват, что матери за всеми доедать приходится?

   – Так чего ты от меня хочешь? – остановила я Тамару.

   Я, успев уже открыть коробки с контейнерами и достать смесь Чунь, хихикнула:

   – Тома, если ты решишь худеть, тебе придется забыть про доедалки.

   – Даже не притронусь к другой еде! – страстно пообещала соседка.

   – И нужно делать особую гимнастику, – продолжала я. – Сразу предупреждаю: упражнения очень трудные. У меня пока не получаются.

   – Я все сделаю! – заверила Тамара. – Выбора нет, Семен объявил: или теряешь вес, или я на развод подаю. Помоги, Танюшечка, в ноги кланяюсь! А что ты делаешь сейчас?

   – Намереваюсь слопать смесь Чунь, – объяснила я, – она не имеет никакого вкуса, словно бумагу жуешь, зато после ее употребления аппетит начисто отшибает.

   – Дай попробовать! – ажитировалась Тома. – Ну пожалуйста, родненькая, любименькая! Хочешь, каждое утро и вечер буду гулять с твоей собакой в знак благодарности?

   – У меня нет собаки, – удивилась я.

   – Точно! Перепутала тебя с Ямщиковыми. Ну ничего, если купишь пса, рассчитывай на меня, я никогда от своих обещаний не отказываюсь, – заверила Тома. – Так как эту Чунь жрут?

   – Очень просто, зубами, – улыбнулась я и протянула ей серый комок. – Угощайся.

   Минут пять мы с Тамарой сосредоточенно двигали челюстями, потом одновременно начали икать.

   – Не похоже на бумагу, – сделала вывод Тамара. – Та по вкусу совсем другая.

   – Ты ела бумагу? – изумилась я.

   – Газету, – покраснела соседка.

   Я не нашлась, что сказать, а жена Семена решила прояснить ситуацию:

   – В прошлом году я обратилась к бабке Лукерье, которая гарантировала мне избавление от лишнего веса методом древних славян. Все очень просто. За час до еды надо взять газету, шесть страниц. Глянцевое издание не подойдет. Листы нужно порвать, накапать на них заговоренную Лукерьей воду, потом хорошенько руками помять и в рот отправить.

   – Просто слопать? – пытаясь не расхохотаться, уточнила я.

   – Без соли, сахара, перца, подсолнечного масла или кетчупа, – перечислила Тамара. – Потом подождать шестьдесят три минуты сорок одну секунду – и можно приступать к обычной еде. Я два месяца газетами давилась. Уж поверь, теперь «Комсомольскую правду» от «Желтухи» по вкусу отличаю. Первая намного приятнее, да и по содержанию интереснее.

   – И вес снизился? – поинтересовалась я.

   – Ваще ни на граммульку не упал, – грустно призналась соседка. – А винить некого, сама виновата. Поехала к бабке с жалобой: мол, ее вода дорогая, десять тысяч пол-литра, начала на старуху наезжать, а та тихонько спросила: «Точно сорок одну секунду ждала? На сорок второй ела? Может, сорок третью захватила? Если ты условия не соблюла, какие ко мне претензии? Второй раз курс проводить нельзя, твой организм уже к газете привык, она не подействует. Знаешь, почему древние славяне такие стройные были? Бумагу с точностью до доли секунды в рот запихивали!»

   Я молча смотрела на Тому. Сказать ей, что первое периодическое издание появилось в России в царствование Петра Первого, второго января тысяча семьсот третьего года? Вот про историю создания часов ничего не знаю, но что-то подсказывает: в Древней Руси не было приборов с секундными стрелками. Ай да бабка! Заработать тысячи на воде из колодца и старых газетах додумается не каждый мошенник. И кстати, на газеты старушке тратиться не приходилось, их покупала, так сказать, худеющая сторона.

   Соседка вытянула вперед руку и начала загибать пальцы:

   – Еще я глотала активированный уголь, пятнадцать таблеток на кило веса.

   Я вздрогнула.

   – Уточни, какое количество ты за один раз принимала?

   Тамара сгорбилась.

   – Умножь сто на пятнадцать и получишь ответ. А теперь общее количество умножай на шесть.

   – Извини, на шесть-то зачем? – не сообразила я.

   – По числу приемов пищи. Доктор-углевод, ну тот, под присмотром которого я углевую диету проходила, велел кушать через каждые два часа. Очень трудный курс. Сначала жрешь сто пятьдесят черных таблеток, а они противные… – Тому передернуло, – затем завтрак. Только переведешь дух, а уже пора предобеденный уголь в рот засовывать. Я выдержала пять дней и перешла на соду.

   – Куда ты перешла? – встрепенулась я.

   – На пищевую соду! – заявила соседка. – С ее помощью поддерживает стройность весь Голливуд. Простая, совсем недорогая, доступная диета. Покупаешь пятнадцать кило натрия гидрокарбоната и без спешки съедаешь их за пять дней. Никаких ограничений в питании нет, главное условие – каждый кусок, который отправляешь в рот, обвалять в соде. Сначала непривычно, но через сутки привыкаешь. Повторять курсы можно два раза в год. Все стройными делаются, а мне не повезло, мой жировой слой оказался содовоустойчивым. Врач-содовод анализ сделал и расстроился: «Дорогая Тамара, вы уникум. Один человек на пятьсот тысяч населения – ваша печень соду в жир превращает».

   Тамара с вожделением посмотрела на контейнеры.

   – Чего только я не перепробовала! Давилась пюре из сырого лука, его надо в еду подмешивать, тогда жрачка теряет калорийность. Я после завтрака на обед глянула, и меня сразу стошнило. Поужинать тоже не смогла, горько очень. Потеряла за день триста граммов. Здоровский эффект! Утром на следующий день посмотрела на манку с луковым пюре и поняла: не могу его есть, совсем аппетит отшибло. Но ведь с голодухи и помереть недолго! А Сеня злился, воняло ему, видите ли, отправил меня на кухню спать. Видали, какой нежный? Я же терплю, что он год ремонт делает, полквартиры раскурочил, конца и края его работе нет. Так дашь мне свою диету? И, Тань, денег у меня нет, сделай скидочку по-соседски.

   Я показала на упаковку с контейнерами:

   – Забирай. Платить не надо. Подарок.

   – Даром отдаешь? – обрадовалась Тома.

   – Верно, – подтвердила я. – Но имей в виду, никакой еды, кроме как из контейнеров, употреблять нельзя. Там еще есть инструкция по сбору одного устройства, она тебе не нужна, блендер уже в рабочем состоянии. И непременно занимайся гимнастикой, описание упражнений прилагается. Говорят, диета вкупе с физической активностью дает хороший результат.

   Тамара показала пальцем на другую коробку:

   – Хочу вон ту.

   – Сама на ней сижу, – возразила я.

   – Вон ты какая? – обиделась соседка. – Себе получше взяла, а мне барахло подсунула? Не по-приятельски это. Надо соседке самое лучшее отдать.

   – Извини, могу предложить лишь этот вариант, – твердо сказала я. – Забирай контейнеры и уходи. Дверь захлопни. Побегу в ванную, времени совсем нет.

   – Не беспокойся, аккуратно закрою твою квартиру, – пообещала Тамара.

   Когда я через пятнадцать минут, переодевшись вновь, вошла на кухню, соседки и след простыл. Вместе с ней испарились обе коробки с диетами.

   Первая, на кого я наткнулась в офисе, оказалась Лиза. Она тут же начала отчитываться, идя со мной по коридору:

   – Я поговорила с Эрикой Рудольфовной. С Друзь она познакомилась после того, как та переехала в новое жилье рядом с домом Кнаббе. Кроме того, Эрика ветеринар, и соседки, объединенные любовью к животным, начали общаться. Быстро подружились, стали не разлей вода. Маргарита, занятая созданием питомника, предложила Эрике бросить работу и помогать ей с кошками. Та с радостью согласилась. Собственно говоря, это все.

   – Все? – поразилась я. – Не густо. Я просила тебя выяснить, ездила ли Маргарита Валерьевна в санаторий с поэтичным названием «Конский завод».

   Кочергина выдержала эффектную паузу.

   – Сказав «все», я имела в виду, что сообщила информацию, которую поначалу выдала Кнаббе. Я представилась ей сотрудником полиции, соврала, что у нас сменилось начальство, новый босс велел привести в порядок нераскрытые дела, поэтому я и приехала к ней. Судьба Друзь неизвестна до сих пор, и я, мол, подумала: вдруг уважаемая Эрика Рудольфовна знает о лучшей подруге какие-нибудь новости, но забыла оповестить следователя. Возможно, владелицу питомника похитили, требовали выкуп. Кнаббе заверила, что Маргарита как в воду канула. Никто ей не звонил – ни сама Маргарита, ни вымогатель. Тогда я попросила описать, как прошел день накануне исчезновения Друзь. И выяснилось, что задушевные подружки неожиданно поругались. Ранее-то никогда не ссорились, а тут стали выяснять отношения из-за пустяка. Сейчас передам рассказ Эрики подробно…

   Кнаббе давно уговаривала Маргариту сделать в питомнике ремонт, а Друзь отвечала:

   – Не вижу ни малейшего смысла в лишних тратах. У нас великолепное помещение, животные содержатся в идеальных условиях.

   – Да, кошки в шоколаде, – согласилась Кнаббе. – Но посмотри на свой кабинет и выставочное помещение, где мы показываем котят покупателям!

   – Чем оно тебе не нравится? – удивлялась хозяйка. – Чистота хирургическая!

   – Вот-вот, – кивала Эрика, – никакого уюта. Оцинкованный стол, на который врач помещает кота, когда рассказывает о состоянии его здоровья будущим владельцам, да пяток пластиковых стульев. Все.

   – А что еще надо? – не понимала Маргарита.

   – Интерьер следует оформить по-другому. Поставить удобный диван, кресла, журнальный столик, цветы, повесить на окна занавески, а на стены – постеры или картины с изображением котов. Не помешает шкаф с книгами по ветеринарии, палас на полу, – перечисляла подруга.

   – Вот еще! Не хватало еще деньги на ерунду выбрасывать! – восклицала рачительная Маргарита. – Этак и сбережений лишиться можно. Я не хочу умирать в нищете.

   Последние слова Маргарита Валерьевна повторяла часто, Кнаббе знала, что та панически боится потерять деньги.

   – Самое страшное, что может случиться с человеком, – это жить на пенсию, которую ему отсчитывает жадное государство, – говорила Друзь всякий раз, когда продажа котят по какой-то причине буксовала.

   Эрика Рудольфовна, услышав такое заявление, тут же возражала:

   – Нельзя складывать все яйца в одну корзину. Сегодня спрос на московского бобтейла высок, порода вошла в моду. Но вдруг потом интерес спадет? Давай разводить еще персов или ориенталов. Они всегда в цене, люди к ним давно привыкли.

   Но Маргарита коротко отвечала:

   – Нет. Это не обсуждается.

   – Ладно, – неконфликтно соглашалась Эрика. – А как насчет ветеринарной клиники? Мы могли бы жить в одном доме, допустим в твоем, а мой переделать под лечебницу. Или наоборот. Разноплановый бизнес всегда удачнее.

   – Никогда! – пугалась подруга. – Представляешь масштаб трат?

   – Ерунда, – смеялась Кнаббе, – возьмем кредит.

   – А потом не сможем его выплатить и умрем в нищете, – возражала Друзь.

   – Ну хоть приемную надо уютней сделать, – увещевала ее Эрика. – Люди должны видеть, что питомник процветает. А то заходят, оглядывают приемную и думают: «Куда мы приехали? У хозяйки денег нет на нормальную обстановку».

   – Главное в питомнике – здоровье животных, – парировала Маргарита Валерьевна, – их правильное содержание.

   – С этим полный порядок, – вздыхала компаньонка, – кошки живут королевами. Но ведь в их личные царские покои мы никого не пускаем.

   – И правильно. Нам не нужна инфекция, которую непременно занесут посетители, – хмурилась Рита.

   Эрика Рудольфовна разводила руками и замолкала.

   Такие беседы случались раз в полтора-два месяца и всегда проходили по одному сценарию. Но в день исчезновения Друзь разговор потек иначе.

   Кнаббе кошка из неглазурованной глины показалась дешевкой. «Богатый телеканал мог бы разориться на награду подороже», – подумала она. Но, естественно, не стала высказывать вслух свое мнение – не хотелось огорчать Риту. Была и еще одна причина не обсуждать жадность телевизионщиков – ветеринар приготовила подруге сюрприз.

   – Смотри, что я купила! – радостно воскликнула Эрика Рудольфовна, распахивая дверь в помещение для посетителей.

   При виде появившейся там мягкой мебели лицо Маргариты вытянулось.

   – За свой счет, – быстро добавила Кнаббе, – приобрела в недорогом магазине. Нравится?

   – Ну… если ты так решила, то можно… – протянула Друзь. – В принципе ничего, уютнее стало. Но зачем так тратиться?

   Подруги выпили чаю и разошлись.

   Утром Эрика, как всегда, пришла в девять утра на работу, повесила плащ, прошла в приемную, полюбовалась на новую обстановку, мысленно похвалила себя и услышала гневный вопль Маргариты:

   – Кто разрешил привозить в мой питомник идиотские кресла и вульгарный диван с рынка?

   Кнаббе опешила:

   – Вроде вчера мебель тебе понравилась… И она приобретена на мои собственные деньги!

   Маргарита принялась орать, Эрика Рудольфовна обомлела. Она не предполагала, что интеллигентная Рита, читающая на ночь стихи и обожающая ходить на концерты в консерваторию, знает подобные слова. А сейчас изо рта подруги неслись площадные ругательства.

   У Эрики от изумления даже голова стала кружиться. Хотя, может, дело было не в воплях Маргариты, а в запахе ее новых духов, которыми Друзь прямо-таки облилась спозаранку. Раньше заводчица московских бобтейлов никогда не пользовалась едкими ароматами, потому что кошки их не любят, но сейчас в комнате воняло геранью так, словно тут была оранжерея. Кнаббе стояла молча, не зная, как реагировать. Потом попыталась ответить:

   – Рита, не спорю, основной капитал и организационные хлопоты были твоими, но я тоже влила свои финансы в предприятие и бесплатно работаю ветеринаром. Мы равноправные партнеры по бизнесу. Что происходит? Почему ты кричишь «мой питомник»? И отчего покупка мебели так тебя взбудоражила?

   Услышав эти слова, Друзь совсем озверела. Эрика тоже вскипела, наорала в ответ на Маргариту Валерьевну, наговорила ей гадостей, еле-еле удержалась, чтобы не отвесить компаньонке пощечину, и убежала домой. Кнаббе так обиделась, не передать словами. А еще у нее возникло желание никогда не видеть подругу. Тогда она позвонила своей знакомой, управляющей в подмосковном санатории, и спросила, не найдется ли там свободной комнатки по приемлемой цене.

   – Можешь приехать прямо сейчас, – обрадовала ее приятельница.

   Эрика Рудольфовна живо упаковала сумку и укатила из дому. Настроение у нее упало ниже плинтуса, ей требовалось время, чтобы решить, как жить дальше.

   Впереди были две недели на отдых и обдумывание ситуации. Чтобы не иметь соблазна позвонить Маргарите и, не дай бог, получить от нее эсэмэску или увидеть на дисплее сообщение «Звонок Друзь», еще по дороге в санаторий она заехала в салон сотовой связи, купила новый номер, вставила в трубку только что приобретенную симку, а старую на глазах у продавца швырнула в мусорную корзину. Кнаббе хотела сжечь все мосты, в сердцах решив более не общаться с компаньонкой.

   Первые три дня после прибытия в санаторий Эрика провалялась в кровати. У нее тряслись ноги, к горлу подступала тошнота и зверски болела голова. Потом здоровье нормализировалось, Эрика Рудольфовна успокоилась и пришла к выводу, что между близкими людьми случаются порой конфликты, надо только не раздувать скандал, а гасить его. Домой Кнаббе уезжала с твердым намерением спокойно поговорить с Маргаритой и помириться. Собиралась войти к ней и с порога заявить:

   «Мы не разговаривали четырнадцать дней, отдохнули друг от друга, теперь можем спокойно обсудить произошедшее. Я поступила опрометчиво, самостоятельно купив мебель, но и тебе не следовало так реагировать на мой поступок. Давай забудем дурацкий скандал и будем жить по-прежнему. Ей-богу, не понимаю, почему я так вспылила. Извини, что наорала, мне это несвойственно».

   Выйдя из машины около своего коттеджа, Кнаббе сразу отправилась в соседний дом, но он оказался заперт. Кнаббе пошла в питомник, увидела там только уборщицу Лену, которая кинулась к ней со словами:

   – Слава богу, хоть вы вернулись! Куда все подевались? Прямо не знаю, что делать! Корма заканчиваются, я покупателей назад заворачиваю – как им котят отдать без вас?

   – Я ездила развеяться, устала от забот, – сказала полуправду Эрика. – Что за вонь?

   – Наполнители для лотков подошли к концу, – пояснила Елена. – Купила пару мешков за свой счет, но меняю гранулы не так часто, как положено, экономлю.

   – Маргарита совсем от жадности с ума сошла? – возмутилась Кнаббе. – Денег на расходы не выдала?

   – Хозяйки нет, – пояснила работница. – Может, она, как вы, отдохнуть решила? Ни копейки на ведение дел не оставила, просто испарилась, и все.

   Ветеринар забеспокоилась. Да, ее компаньонка человек расчетливый, если не сказать скупой. Друзь душит жаба при мысли о покупке дешевенького постера в приемную, но для животных всегда приобреталось все самое лучшее: корма, лекарства, игрушки, домики, лакомства. И не было случая, чтобы Рита, покидая на время Москву, забыла выделить средства на содержание питомника. Наоборот, всегда оставляла больше, чем требуется, на случай форс-мажора.

   Эрика Рудольфовна схватила хранящиеся у нее запасные ключи от дома подруги и вошла внутрь. Неожиданно на нее накатил страх – что, если с Ритой случилось несчастье? Вдруг сейчас ее взору предстанет бездыханное тело на полу? Но все комнаты оказались пустыми.

   Кнаббе обзвонила общих знакомых. Вскоре она поняла, что с Друзь вот уже две недели никто не встречался и не разговаривал. А уж узнав, что та не явилась на выставку, где ей надлежало оценивать кошек, Эрика кинулась в полицию. Однако там особого рвения не проявили. Маргариту Валерьевну начали искать лишь после того, как совладелица питомника добралась до полицейского начальства и пригрозила обратиться в прессу.

   Через некоторое время Кнаббе решила навести в доме подруги порядок. Сначала открыла стол в ее кабинете и убедилась, что Друзь не меняла завещания. Приятельницы давно выразили свою последнюю волю, указав, что дом каждой и доля в бизнесе в случае смерти одной переходят в руки второй. Эрика, естественно, уже простила Риту за скандал и забыла о своем желании уехать от нее подальше. Сейчас она мечтала, чтобы Маргарита вернулась. Но при виде ее паспорта ветеринар заплакала: надежда увидеть Друзь живой и здоровой таяла, как горящая свеча.

   Спустя шесть месяцев после таинственного исчезновения Риты Кнаббе собралась с духом, вошла в спальню подруги и наконец-то решилась разобрать постель. Когда она сдернула простыню, из ее горла вырвался возглас удивления. Матрас был вспорот, как консервная банка, по периметру, а потом очень аккуратно срезанную ткань водрузили на место, прикрыли пружины, постелили белье. Кто совершил это, оставалось неясным. Сама Рита? Или, может, в доме тайком орудовал посторонний человек?

   Эрика Рудольфовна пристально изучила внутренности матраса и поняла: тот служил сейфом. Почему такая мысль пришла ей в голову? Дело в том, что большая часть «начинки» отсутствовала, за краешек одной пружины зацепился небольшой клочок серо-зеленого цвета. Размер находки был примерно с ноготь мизинца, но Кнаббе, в голове которой при виде странных полостей в матрасе зароились подозрения, взяла лупу и вскоре догадалась: это обрывок долларовой купюры, и вполне вероятно, Друзь жива, просто сбежала, прихватив «золотой запас». Однако что случилось, почему Маргарите пришлось в спешке покинуть дом, бросив все имущество, документы, а главное – обожаемых кошек, было непонятно. Ясно одно – бегство совершалось в панике, подруга не взяла с собой ничего, в шкафу не хватало только ее любимого твидового костюма, сапог на меху, шубки из норки и шапки. Небольшая малолитражка Маргариты Валерьевны осталась в гараже, значит, она двинулась пешком, имея при себе тяжелые сумки, туго набитые деньгами (о том, что средств было немало, свидетельствовали обширные пустоты в матрасе).

   Сейчас Кнаббе одна руководит кошачьим питомником и ждет, когда компаньонка даст о себе знать. Эрика Рудольфовна уверена: рано или поздно подруга объявится, ведь у нее остались дом, имущество, кошки, а значит, Друзь точно должна позвонить, прислать письмо или связаться с ней каким-то другим способом. Эрика переехала жить в особняк Маргариты, взяла ссуду в банке и открыла, как и мечтала, свою ветеринарную лечебницу. Клиника маленькая, но приносит доход. Котята тоже хорошо продаются. Дама совсем не бедствует и педантично откладывает долю прибыли партнерши по бизнесу на свой счет в банке. Как только Рита даст о себе знать, Кнаббе вручит ей всю сумму…

   – Обнаружив тайник в матрасе, Эрика не побежала в полицию? – уточнила я.

   – Нет, – ответила Лиза. – Говорит, что вспомнила о нелюбви Маргариты Валерьевны к воспоминаниям, та никогда не рассказывала о своих романах или о друзьях из «докошачьей эры», и решила: у подруги была некая тайна, возможно связанная с криминальным миром. Почему вдруг в голову Кнаббе пришла эта мысль? Так ведь количество денег, хранившихся в столь своеобразном сейфе – в матрасе, – было немалым. Если они заработаны честным образом, отчего не положить капитал в банк, не получать проценты? Нет, история денег явно непростая, пришла к выводу Эрика. «Может, Друзь отдали гигантскую сумму на хранение? Вот откуда у Риты появились средства на строительство двухэтажного дома и открытие питомника», – сказала мне Кнаббе. А потом добавила: «Недавно я смотрела по телевизору сериал. Там главный герой получил от бандита три миллиона долларов. Преступник понимал, что его вот-вот посадят и конфискуют награбленное, поэтому нашел очень положительного человека и предложил купить ему просторную квартиру. Тот в обмен должен был спрятать капитал, а отдать его, когда владельца с зоны выпустят…»

   Мы уже сидели с Кочергиной в кабинете, и в разговор вклинился Денис.

   – Смотрел я это кино, – подал он голос. – Мужик, услышав, что бандюгану дали десять лет, попытался поднять на чужие деньги бизнес…

   – Большое спасибо, продолжать не надо, – остановила я Жданова, – мысль понятна. Друзь надула криминального авторитета, сменила место жительства, род деятельности и наивно решила, что находится в безопасности. А владелец денег отыскал обманщицу, вот ей и пришлось спешно смываться. Только сомневаюсь, что события развивались таким образом. Уголовники совсем не милые, случайно попавшие за решетку люди, какими их часто представляют в своих произведениях писатели и кинематографисты. Настоящий бандит приехал бы к Друзь, в поисках долларов разнес бы ее дом на молекулы, но отнял свое, а потом пристрелил бы воровку.

   – Может, он так и поступил? – сказал Роберт. – Друзь показала тайник в матрасе и отправилась на тот свет. Не сообразила, бедняга, что будет жива, пока молчит, в противном случае ее непременно убьют, когда выяснят, где деньги.

   – Вероятный поворот событий, – согласилась я. – Но меня смущает отсутствие верхней одежды Маргариты: шубы, шапки, сапог. Сам знаешь, с тем, кого решили прикончить, не церемонятся. Натянут на голову наволочку, запихнут в багажник автомобиля и увезут в лес в чем человек был – в пижаме, халате, ночной рубашке. А Друзь ушла, экипированная по-зимнему. Лиза, ты узнала насчет «Конского завода»?

   – Эрика не помнит, чтобы подруга при ней упоминала это название. Я уже говорила, Друзь не распространялась о своем прошлом. А когда ветеринар познакомилась с кошатницей, та в Подмосковье отдыхать не ездила.

   Я посмотрела на членов своей бригады.

   – Давайте подведем некоторые итоги. У Фофана невесть откуда появились деньги, и он резко поменял свою жизнь: приобрел в Москве хорошее жилье, магазин, купил квартиру дочери и зятю – и в конце концов исчез. Перед тем как пропасть, антиквар встретился с Ариной, которую некий человек по телефону шантажом заставлял выполнять его поручения. Обнорская выменяла у Юрия Николаевича заварочный чайничек, вручив ему статуэтку балерины из неглазурованного фарфора. Этим же вечером Фофан, занудливый, всегда уверенный в своей правоте, но уравновешенный, не скандальный, закатывает феерическую истерику дочери и зятю. Повод для ссоры пустяковый, о нем даже говорить не стоит. Поздним вечером того же дня, решив помириться, Зина звонит отцу, а тот отвечает ей как зомби – односложно, апатично. Дочь думает, что отец выпил, и не тревожится. Затем антиквар исчезает, его родне звонит человек с писклявым голосом, передает трубку Фофану, а Юрий Николаевич объясняет, где лежат спрятанные деньги. Зинаида со Степаном достают мешки, привозят их в деревню, оставляют, как им велено, в своей машине, идут на кладбище, находят больного антиквара и уезжают с ним домой. Фофану плохо, однако родственники не обращаются в больницу. Во-первых, им запретил преступник, а во-вторых, они украли деньги из мешка и сервиз у богача и теперь боятся вопросов, которые могут задать врачи и полицейские.

   – Идиоты! – сказал Роберт. – Человек не может существовать без печени, почек, сердца, а без мозга живут толпы, и ничего.

   Я никак не отреагировала на реплику Троянова.

   – Примерно в то же время, что и Фофан, полностью изменяет свою жизнь Друзь. Она строит дом, заводит питомник. И в том же году, что и антиквар, пропадает без следа.

   – Маргарита Валерьевна, по расчетам Кнаббе, ушла тридцатого января, – уточнила Лиза. – В доме кошатницы на кухне висел календарь. Друзь, человек крайне пунктуальный, каждый вечер перед сном зачеркивала число. Последний крестик стоит на цифре «29».

   – Может, она просто забыла пометить остальные дни? – хмыкнул Жданов.

   – Нет, – категорически возразила Кочергина. – Эрика Рудольфовна утверждает, что ее подруга всегда перед сном подходила к календарю. У нее был своеобразный ритуал.

   – Друзь исчезла. Ее верхней одежды в шкафу нет, но машина стоит в гараже, а на кровати вспорот матрас, где, вероятно, хранилась большая сумма денег, – продолжала я. – Вы не видите в двух описанных случаях сходства? Неожиданный резкий поворот в жизни, открытие своего дела – и исчезновение. Не является ли человек с противным голосом организатором похищения и Друзь?

   – Он не звонил ее родственникам, – произнес Жданов. – Фофана вернули дочери с зятем, а судьба Маргариты неизвестна.

   – Правильно, – кивнула я. – Но к кому мог обратиться преступник? У Друзь нет родных, а Кнаббе, которой теоретически можно было позвонить, поменяла номер сотового. И обратите внимание! Арина вручает владелице питомника статуэтку кошки, выполненную из необожженной глины, а наутро интеллигентная женщина, ранее не устраивавшая склок, закатывает отвратительный скандал. Почему Фофан и Друзь начали летать на реактивной метле? Смею предположить, что к приступам истерики имеют отношение презенты, полученные от Обнорской.

   – Антиквар и кошатница смотрели на них и озлоблялись? – совершенно серьезно спросила Лиза.

   – Нет, конечно, – улыбнулась я. – Но статуэтки точно как-то связаны с пропажей людей. Иначе зачем было их вручать? И именно накануне исчезновения! Кстати, кошка Друзь сохранилась?

   – Не знаю, – растерялась Кочергина, – не спрашивала.

   – Танцовщица Фофана продана вместе с его коллекцией, – пригорюнилась я. – Одна надежда на глиняную мурку Маргариты. Очень хочется отдать ее Борцову. Между прочим, где сейчас Глеб Валерьянович?

   – На вскрытии Обнорской, – пояснил Роберт.

   – Вадиму Пряхову прислали фотоаппарат из неглазурованной керамики, – вдруг заявил Денис. – Теперь моя очередь рассказывать. У Пряхова никого из родных не осталось, бабушка умерла, ее квартира в Котово продана посторонним людям. В городке совсем нет молодежи, он тихо умирает, там одни старухи безумные, у которых с памятью полная хана. Никаких сведений о Вадиме от местных жителей мне добыть не удалось. Я было расстроился, и тут одна из бабок обронила фразу, мол, молодежь нынче развратная. Вторая подхватила: «Да уж, совсем стыда и совести лишились! Вон, Сонька Малышова свою дочь Люську с Вадькой Пряховым в одну кровать укладывала. Разрешала неженатым блудничать». И оказалось, что мать Людмилы Малышовой, манекенщицы, подруги фотографа, работает в санатории «Конский завод» библиотекарем. Я понесся туда. Благо недалеко оказалось, за четверть часа добрался. Лечебница функционирует, там полно людей, которые восстанавливаются после операций или перенесенных болезней. Интерьер, правда, не менялся со дня основания учреждения: в коридорах красные ковровые дорожки, в комнатах трехстворчатые шкафы с зеркалами, деревянные кровати, тумбочки, похожие на сундуки. Под стать обстановке и сотрудники, самой молодой пятьдесят лет. Но память у них у всех о-го-го какая! Вадима там прекрасно знают, отзываются о нем очень хорошо. Родственница, к которой Пряхова ребенком отправляли на лето, на Конском Заводе постоянно подрабатывала в санатории – нанималась то посудомойкой, то уборщицей. Спокойная, непьющая тетка. Мальчик всегда был чисто одет, никогда никому не грубил, вежливо здоровался со взрослыми. В обход правил ему разрешили пользоваться библиотекой. Книги Вадик брал в основном про животных, а еще парнишке нравились приключения. Томами пользовался аккуратно, страницы не загибал, возвращал литературу вовремя, с удовольствием пересказывал прочитанное, за что был любим библиотекаршей Софьей Борисовной Малышовой, у которой подрастала дочь Люся, на четыре года младше Вадика.

   Денис оперся локтями о стол.

   – Книгохранилище в санатории работает с одиннадцати утра до семи вечера, Софья Борисовна оказалась на месте, и мы с ней славно поболтали. Малышова честно сказала: «Думала, Вадик сделает предложение Люсеньке. Ведь целый год вместе жили! Но не срослось». Я предположил, что женщина ненавидит парня, который, как говорится, поматросил и бросил ее дочь. Ан нет, та продолжила: «Я Пряхову, несмотря на разрыв отношений с Люсей, очень благодарна, он ей дорогу к деньгам и славе проложил».

   – И как это у него получилось? – заинтересовалась Лиза.

   – Сейчас расскажу, – пообещал Жданов. Уселся поудобнее и начал повествование.

   Пряхов, внезапно перебравшись в Москву, не забыл про бабушку. Отремонтировал ей квартиру и приезжал навестить.

   За полтора года до исчезновения фотограф прикатил к старушке и, когда вытаскивал из машины туго набитые сумки, увидел Софью Борисовну, которая в компании с очаровательной, стройной, длинноногой брюнеткой шла по двору. Молодой человек поздоровался, библиотекарь обрадовалась, увидев своего бывшего благодарного читателя, принялась расспрашивать, как у него дела. Вадим рассказал, что работает в Москве, делает снимки для разных модных журналов.

   Наверное, Софья Борисовна, мать юной красавицы, сразу сообразила, что такой вариант упускать никак нельзя. Перед ней приятный, хорошо воспитанный парень, работает и живет в столице, имеет машину, прекрасно одет и, похоже, не стеснен в средствах, вон сколько подарков притащил бабке… И женщина решила действовать.

   – Похоже, ты не узнал мою дочь Люсеньку, – засмеялась она.

   Брюнетка улыбнулась:

   – Привет. Я тебя помню, ты мне один раз велосипед починил.

   Вадим удивился: гадкий утенок с разбитыми коленками превратился в райскую птицу.

   Вот так и начался их роман. Люсеньке тогда едва исполнилось семнадцать, но мать прекрасно понимала: в крохотном умирающем городке девочке личное счастье не устроить, и работу ей, кроме как в санатории «Конский завод», не найти. А библиотекарь не хотела, чтобы ее дочка-красавица тосковала на ресепшн убогого места или убирала там номера, а потом, от полной безнадежности, вышла замуж за какого-нибудь заезжего вдовца, если не за местного алкоголика. Вот Софья и делала вид, будто не замечает, как Вадик влезает в спальню Люсеньки через окно. И не сказала решительное «нет» дочери, когда та заявила:

   – Уезжаю в Москву. Вадька обещает сделать из меня супермодель.

   Софья Борисовна собственноручно сложила чемодан девочки, дала ей, сколько могла, денег и помахала рукой вслед уходящей машине.

   Люся в столице не пропала. Она поселилась у Вадика, а Пряхов не обманул, занялся карьерой любимой. Он отправлял ее фото в разные издания, заставлял бегать по кастингам, и в конце концов старания увенчались успехом. Малышова понравилась представителю одного крупного агентства, с ней подписали контракт, и юная модель собралась улететь в Америку.

   За две недели до отъезда Люся неожиданно рано утром прикатила к матери – попрощаться перед долгой разлукой. Но Софья Борисовна почуяла неладное и спросила, как дела у Вадима. Дочь состроила гримаску:

   – Мы с ним сегодня ночью поругались. У него случился приступ звездной болезни, совсем с ума сошел. Вчера получил от главного редактора объединения «Фэшн-ньюс» подарок ко дню рождения – курьерша принесла ему жутчайшую дрянь, фотокамеру, но не настоящую, а из керамики. Вадька носился с сувениром по квартире, не знал, куда его поставить, а мне вещь не понравилась. Ну я и сказала что-то нелестное про нее. А потом уехала на съемки, до двух ночи простояла под софитами, вернулась домой около трех. Смотрю – Вадик не спит, сидит у компьютера. А в комнате стоит отвратительный запах цветочных духов. У бабы Клавы в избе всегда так воняло от горшков на окне, забыла, как растение называется.

   – Герань, – подсказала Софья. – Она очень полезная, моль уничтожает.

   Люся скривилась:

   – Фу-у-у, гадость! Я только вдохнула, и сразу голова заболела. Спросила Вадьку: «Где ты парфюм взял? Жутко отвратительный!» Что тут началось… Армагеддец просто. Пряхов как заорет! Мол, я ему по гроб жизни обязана, поскольку он меня из навоза вытащил, денег на мою раскрутку немерено потратил… Ну и подобное. А потом завизжал: «Пошла вон!» У меня прямо в глазах потемнело. Вот гад! Вот скотина! Естественно, я ему достойно ответила. По полной программе оттянулась, переорала его. Потом кое-какие шмотки в сумку покидала, и адью. Зависть – страшная вещь. Как же, меня в Нью-Йорк пригласили, а Вадька в Москве остается… В принципе, понятно, что нам вместе не жить: я в Америке, он в России. Но я надеялась на сохранение хороших отношений. А Пряхов не смог порадоваться моему успеху.

   Люся от души нажаловалась маме, потом пошла в душ, поспала немного и села завтракать. В момент, когда девушка пила кофе, зазвонил ее телефон. Малышова сначала слушала, а потом зло воскликнула:

   – Ну хватит! Совсем даже не смешно! Я думала, ты извинишься за то, что ночью меня из дома выгнал, но ты комедию устраиваешь. А не пойти бы тебе куда подальше…

   Люся отключила аппарат от сети, вытащила из трубки симку и в сердцах произнесла:

   – Все, теперь никогда не дозвонится! Я даже номер поменяю. Пойду сейчас на базар и куплю новую симку.

   – Вадик звонил? Что сказал? – полюбопытствовала мать.

   Дочь скривилась:

   – Урод! Не зря говорят, что чужой успех некоторых корежит. Вчера он меня выпер, вещи как следует собрать не дал. Я пыталась платья-туфли уложить, а Пряхов вопил: «Вали давай отсюда, гадина!» Потом вырвал у меня из рук сумку, швырнул ее на лестницу, отправил туда же пальто с сапогами и дверь запер. Представь, в каком я очутилась положении. На дворе предрассветный час. Куда деваться? И в квартире, в столе, остались паспорта, документы. Мне без них в Нью-Йорке никак. Сволочь! Знает, что мне вот-вот в США улетать, а на пару недель никто квартиру не сдаст. Кто Вадька после этого? Завистливая, мерзкая скотина. Визжал: «Не ожидал, что такую страхолюдину без вкуса и шарма в США пригласят. Хотя чего ждать от америкосов? Вкуса у них самих ноль! Мои снимки ни разу на нью-йоркскую неделю фотографии не взяли, не нужно им истинное искусство, зато там делают карьеру невзрачные личности вроде Люськи». И ведь ни малейшего повода я Вадьке для истерики не давала. Просто ему захотелось меня носом по полу повозить. Зовут тебя в Америку? Рассчитываешь стать звездой подиума? Помни, в Москве ты никто, ютишься у меня из милости, отправляйся на улицу и кантуйся до отлета с бомжами. Рассчитывает, что я трезвонить начну, буду из-за документов нервничать.

   – Вдруг он тебе загранпаспорт не отдаст? – испугалась Софья Борисовна.

   Люсенька сложила фигу и повертела фигурой из трех пальцев в воздухе:

   – Вот ему! Сама возьму, я прихватила ключи от его берлоги. А если попытается документы заныкать, напишу заявление в полицию.

   – Ой, не надо! – испугалась Софья.

   – Мама, нельзя всех бояться, – осуждающе покачала головой Люся. – Знаешь, завари, пожалуйста, чаю с малиной. Что-то у меня в горле першит и башка на части от боли разваливается. Наверное, я простудилась, пока на лестнице босая и раздетая прыгала. Вадим меня в халате выпихнул, одевалась у лифта.

   Софья Борисовна поспешила к чайнику.

   – А что он тебе сейчас сказал, когда позвонил?

   Люся поморщилась и потерла ладонями виски.

   – Опомнился! Сообразил, что не следует собачиться с человеком, который может за него в Нью-Йорке разным людям словечко замолвить. Сначала от зависти ума лишился, а теперь остыл, доперло до хама – надо назад отыгрывать. Что говорил? Пургу нес. Сначала не своим голосом пищал: «Людмила Малышова? Если хотите увидеть Вадима живым, немедленно сделайте то, что он велит». Потом своим тенором запел: «Люся, езжай домой, открой шкатулку, которую мне Левон подарил, там ключ от банковской ячейки…» Дальше я слушать не стала. Знаю, знаю, кто его надоумил комедию ломать, – Никита Бастрыкин, у него креатив из всех мест фонтанирует. Готова спорить, Вадик ему про скандал сообщил, а тот ему посоветовал: «Изобрази, что ты в беде, и дура Люська сразу про обиду забудет, на помощь кинется». Хотя я и правда глупая, раз с Пряховым долго жила. Но все же не настолько идиотка, как он думает. Мама, не переживай, денек тут побуду, поем, посплю, а завтра с утра поеду в Москву и заберу свои документы.

   – Доченька, а вдруг с Вадимом и впрямь что-то нехорошее случилось? – задергалась старшая Малышова. – Я хочу с тобой отправиться в столицу.

   – Ой, я тебя умоляю! – возмутилась Людмила. – Естественно, это спектакль! Лучше пойду лягу, сил никаких нет, устала. Если тебе охота, едем завтра в Москву вдвоем.

   Но женщинам не удалось сразу осуществить задуманное, Люсенька проснулась с температурой, насморком и кашлем, действительно простудившись. За документами она поехала лишь через пять дней. Софья Борисовна решила сопровождать дочь.

   Люся беспрепятственно открыла дверь квартиры своим ключом. Вошла в спальню и обрадовалась, увидев, что ее паспорта в целости и сохранности. А потом, заметив включенный компьютер, удивилась. Пряхов, едва они начали жить вместе, рассказал ей о своей боязни пожара. Оказывается, в детстве Вадик стал свидетелем того, как сгорел дом соседей, и с той поры боялся оказаться на пепелище, поэтому всегда, уходя из дома и перед сном, проверял, отключены ли все электроприборы. Люсенька посмеивалась над фобией любовника, но тот не обращал внимания на ее подколы. Одним словом, Пряхов никак не мог покинуть квартиру, оставив ноутбук в спящем режиме.

   Но сейчас, доставая бумаги, Малышова случайно задела «мышку», и экран засветился. Появилась почта. Более сорока неотвеченных писем! Половину посланий отправили разгневанные клиенты, которые выговаривали фотографу за пропуск назначенной съемки. Остальные содержали интересные рабочие предложения и вопросы, почему Пряхов не отвечает.

   Люся испугалась. Неужели последний звонок Вадима был не шуткой? Вдруг любовнику реально требовалась помощь?

   Людмила решила посоветоваться с мамой и пошла на кухню. Софья Борисовна мыла посуду и встретила дочь словами:

   – Ну и грязь тут! На плите сковородка, на которой жарили мясо, в ней уж плесень заколосилась. Хлеб в пакете зацвел, молоко в холодильнике прокисло.

   Манекенщица поняла: с Вадимом случилась беда, и стала гадать, что произошло. После ссоры Пряхов, похоже, заснул. В спальне на кровати, на левой половине, обнаружились смятое одеяло, скомканная подушка. Правая часть, где всегда спала Люсенька, была прикрыта пледом. А в ванной валялась на полу пижама парня. Значит, Вадик встал утром, куда-то ушел и, судя по всему, больше не возвращался.

   Люся по-прежнему чувствовала обиду и не намеревалась возобновлять с любовником отношений, но она добрый человек, поэтому занервничала. Малышова позвонила одному из постоянных заказчиков Вадима, полицейскому, который в своей структуре являлся начальником средней руки. Тот велел сразу идти в отделение, рассказать о произошедшем. И пообещал посодействовать, чтобы, нарушив правила, у нее приняли заявление о пропаже человека, хотя она и не родственница.

   Девушка поступила так, как советовал полицейский. У нее на самом деле взяли показания, сказали, что оповестят, если появится какая-нибудь ясность. И все. Люся благополучно улетела в Нью-Йорк, хорошо там устроилась, прекрасно зарабатывает. Софья Борисовна собирается к дочери в гости. О судьбе Пряхова ни старшая, ни младшая Малышовы ничего не знают. Фотограф словно в воду канул.

   Денис замолчал.

   – Очень знакомая история, – хмыкнула Лиза. – Фигурка в подарок, скандал, бесследное исчезновение… Только денег не хватает.

   – Что-то мне подсказывает: доллары присутствовали и на этом балу, – пробормотала я. – Вадим успел сказать Люсе про ключ от ячейки.

   – Фофан был немолод, Друзь тоже, они не доверяли банкам, поэтому спрятали доллары как умели, – произнес Троянов. – Пряхов же отнес капитал в деньгохранилище. На счет он его положить не мог, а в бронированный ящик – без проблем.

   – Ну а теперь – та-ра-ра-рам! Приз в студию! – объявил Денис. – После разговора с Таней я подумал: будущий антиквар вернулся из санатория «Конский завод» раньше времени, прервал свой отдых, чего прежде никогда не случалось. Почему?

   Жданов обвел нас торжествующим взглядом.

   – Я предположил, что Фофан там, в санатории, нашел деньги. Побоялся держать их в своем номере, где мешки легко могла заметить горничная, и смылся в Москву.

   – Миллионы долларов были разбросаны по территории лечебницы? – хмыкнула Лизавета. – Он их собирал, как грибы?

   – Очень смешно… Сначала дослушай! – огрызнулся Денис. – Я решил задать директрисе санатория ряд вопросов и пошел к ней в офис. Ее на месте не оказалось. Стены ее кабинета были украшены множеством фотографий, и я принялся их рассматривать. Пока начальница где-то бегала, времени на разглядывание хватило. Впрочем, я сразу сообразил: здесь существует традиция общих съемок, отдыхающих принимают, как в советских здравницах, заездами.

   – Это что такое? – не поняла Кочергина.

   – Ты не знаешь? – удивилась я. – Назначается несколько дней, когда принимают людей с путевками. Например, пятого числа народ является и, заселившись, начинает лечиться. А после окончания санаторного курса так же дружно отбывает. Номера моют, затем заезжает новая смена. В советские годы у отдыхающих существовала традиция в первый день фотографироваться всем заездом в центральном холле или перед входом в здание. Через пару дней каждому вручался снимок, на оборотной стороне которого значилось: «Дом отдыха, например, «Лесная быль», май тысяча девятьсот семьдесят второго года». Далее шел список имен и фамилий тех, кто проводил совместно с тобой отпуск.

   – Точно! – подхватил Денис. – У моих родителей были такие фотки.

   – А я сам раньше ездил в санатории МВД, – сказал за моей спиной Глеб Валерьянович. – Где-то дома, в альбомах, полно подобных снимков.

   Я резко обернулась к двери, на пороге стоял наш эксперт. Борцов смутился:

   – Простите, не хотел мешать.

   Жданов хлопнул в ладоши:

   – Звучат фанфары, бьют барабаны! Наступает самый волнующий момент – откидывается крышка сундука с сюрпризами. Я нашел фото того года, когда Фофан удрал из санатория раньше срока. Угадайте, кто с ним рядом стоит?

   – Маргарита Валерьевна Друзь, – подсказала Кочергина.

   – И Лора Павловна Селезнева, – добавил Роберт. – Особого фокуса у тебя, Денис, не вышло. Все и так догадались, что великолепная четверка столкнулась в «Конском заводе».

   – Тройка, – поправил Жданов. – Вадима среди отдыхающих нет.

   – Но он часто приходил в санаторий в библиотеку, – напомнила я, – значит, мог встречаться с Фофаном, Друзь и Селезневой.

   – Ежу понятно, именно там они нарыли капитал, поделили его, коренным образом изменили свою жизнь, исполнив все желания, – хмыкнул Троянов.

   – Вы не знаете самого главного! – ликующе заявил Жданов и открыл свой айпад. – Роб, высылаю тебе фото того заезда. Выведи его на большой экран, пусть все увидят.

   Я впилась глазами в монитор, а Денис стал пальцем показывать на лица.

   – Вот Юрий Николаевич, через три человека слева – Маргарита Валерьевна. А в первом ряду Лора Павловна.

   – Где? Не вижу. Можешь еще раз на нее указать? – попросила я.

   Жданов схватил карандаш и ткнул им в изображение:

   – Да вот же!

   Троянов прищурился:

   – Женщина слегка похожа, но, прости, это не наша Лора.

   – Она, она! – заверил Жданов. – Я попросил директрису порыться в архиве, врач нашла медкарту Селезневой. Все сходится – ее зовут Лорой Павловной. Приехала в санаторий после операции по удалению желчного пузыря, ей предписывалась строгая диета. А еще ее беспокоил шрам, который превратился в рубец.

   – Ну, значит, это не наша Селезнева, – пробормотал Троянов. – Встречаются же полные тезки. Сейчас гляну…

   – Адрес проживания, между прочим, тот же, что был ранее у любимой женщины Ивана Никифоровича, – не сдавался Жданов. – В регистрационной анкете указаны номер дома, который сейчас расселен, и коммунальной квартиры, откуда переезжала Селезнева. Место работы тоже совпадает – портниха в ателье.

   Кочергина посмотрела на меня:

   – Странно, однако.

   – Иван Никифорович, – опять прозвучал за моей спиной голос Борцова, – глупый вопрос, но ответь: Лоре удаляли желчный пузырь? Ты уверен? Не ошибаешься?

   Борцов спрятал телефон и доложил:

   – Шрама от удаления желчного пузыря у Лоры не было.

   – Орган могли убрать лапороскопически, – сказала я, – тогда следов не остается.

   – В истории болезни Селезневой написано про рубец, – напомнил Денис.

   Роберт резко повернулся на кресле:

   – Тань, какие блюда готовила нам Лора?

   Вспомнив про свою нынешнюю диету, я закатила глаза.

   – Кролик в сметане, слоеные пирожки, котлетки… Но как связаны выдающиеся кулинарные таланты Селезневой с ее холециститом? – не сообразила я.

   – У моей матери была проблема как раз с желчным пузырем, – сказал Жданов. – Она после операции соблюдала жесткую диету: ничего жареного, жирного, копченого. А Лора Павловна садилась обедать вместе с нами. Ела, правда, совсем немного, но…

   – Понятно, – остановила я его. – Ты прав, после резекции желчного пузыря не стоит даже смотреть на слоеное тесто, которое содержит уйму сливочного масла. Получается, наша Лора не та Лора, что отдыхала в «Конском заводе»? Но ведь она прекрасно вписывается в картину. Арина Обнорская рассказала, как, случайно разбив статуэтку, предназначенную для Селезневой, от страха перед анонимом всучила Лоре «Венеру». Да, любимой женщине Ивана Никифоровича досталась не та фигурка, но ведь ее имя тем не менее было в списке получателей! Думаю, четыре наших пропавших украли огромную сумму, принадлежащую тому, кто позже шантажом заставил несчастную Арину раздавать керамические фигурки.

   Троянов прокашлялся.

   – Вопрос, который вы ни разу не задали. А почему необожженная глина? Отчего балерина не из хрусталя? Кошка не из металла? Фотоаппарат не из пластмассы?

   Мне замечание компьютерщика не показалось серьезным.

   – Наверное, такие легко купить, они продаются в любом магазине. Намного важнее другое – с какой целью раздавались сувенирчики?

   – Вдруг твой интерес и вопрос Роберта про глину тесно связаны? – протянул Глеб Валерьянович. – Может… может… Крутится в голове некое соображение. Знаете, я уверен, что глина выбрана неспроста, но пока не готов изложить стройную теорию. У меня ее просто нет. Зато есть предварительное заключение о причине кончины Арины Обнорской. Ей нанесли многочисленные удары по голове предметом, напоминающим бейсбольную биту. Но из ран были извлечены микроскопические кусочки дерева, покрытые розовой краской и лаком, что поколебало мою уверенность о бите как об орудии убийства.

   Жданов почесал подбородок:

   – Бейсбольная бита для Барби? Гламурная штука, не встречал таких.

   А у меня перед мысленным взором возникла картинка…

   Мы стоим с Обнорской в кабинете, и входит Фонарева со словами:

   – Смотрите, что мне подарили. Полный прикол! Набор называется «Блондинка-автолюбитель», здоровенный ящик, крышка украшена стразами, внутри маникюрный набор, губная помада, зеркальце, шоколадка и главная фишка – орудие бэттера розового цвета. А не слизать ли нам эту идею? Выпустить такой же наборчик, но вместо биты положить журнал «Дом солнца». Хотя аксессуар для бейсбола тоже уместен на дороге. Надо положить его в багажник, мало ли что, еще пригодится.

   – Не болтай глупости, – осадила тогда Олесю Обнорская. – И кто презент преподнес?

   Фонарева не смогла ответить на вопрос, только предположила, что его привез курьер и оставил на ее столе. Интересно, где сейчас та бита? Выглядела она не игрушечной…

   – Лора Павловна Селезнева, – громко произнес Роберт, – на пять лет старше нашей секретарши. Прописана в Москве, в новом жилом комплексе «Поющие ручьи». Переехала туда около пяти лет назад. Ранее имела небольшую однокомнатную квартиру в противоположном конце города, на юго-западе. Жила вместе с матерью, которая скончалась от инсульта за двенадцать месяцев до того, как дама стала обладательницей роскошных апартаментов. Была замужем, развелась десять лет назад. Бывший супруг вновь женился, на итальянке, и укатил в Палермо, где находится по сегодняшний день. Детей не имела. Работала преподавателем домоводства.

   Кочергина привстала:

   – Думаешь, это она отдыхала в «Конском заводе»? А аноним просто перепутал женщин? Почему ты сразу не узнал, что у нашей Лоры есть полная тезка?

   – Я не делал запроса по всем Лорам Павловнам Селезневым, – начал отбиваться компьютерщик. – Ввел данные секретарши с ее годом рождения и местом регистрации, выпало одно имя, сразу стало понятно: это наша сотрудница.

   Я встала:

   – Где сейчас Лора номер два?

   – Наверное, дома, – упавшим голосом произнес Троянов. – Полагаю, она жива-здорова, отметок о ее кончине нет. Подождите, сейчас фото из паспортного стола загрузится. Вот оно!

   В комнате установилась тишина. Первым ее нарушил Жданов:

   – Никогда не мог понять, как можно узнать человека по снимку в документе?

   – М-м-м… – протянул Роберт. – Фото сделано, когда Селезневой «намбер ту» исполнилось сорок пять лет, сейчас ей намного больше.

   – А вдруг есть третья Селезнева, полная тезка уже найденных женщин? – предположила Лиза.

   – Нет, – отрезал компьютерщик, – их в базе всего две. Одна на пять лет моложе другой.

   – Тише! – велела я. – Роберт, возьми фото нашей Лоры из ее паспорта.

   – Бите, – пробурчал Троянов.

   – Теперь наложи его на снимок из санатория, который принес Денис, – приказала я. – Включи свою умную программу, которая может сравнить два изображения и определить, один ли человек на обоих снимках.

   Троянов кивнул, я впилась взглядом в монитор. И меньше чем через минуту увидела в окошке: «Совпадение 99,8 %».

   Я схватила Троянова за плечо:

   – Немедленно вытащи фото секретарши из ее анкеты, что заполняют при поступлении на службу в бригаду, и сравни его со снимком в паспорте Лоры-два.

   – Умереть не встать! – заголосил Жданов через пять минут. – Это она! Что происходит?

   – Две женщины, полные тезки, но с разными годами рождения и местами проживания, обменялись биографией и документами, – пояснила я. – Наша Лора стала швеей, вдовой, пошла работать в школу, подрабатывать в садик, познакомилась с Иваном Никифоровичем, полюбила его и попала на службу в бригаду. Лора-два превратилась в разведенную преподавательницу домоводства, дочь женщины, умершей от инсульта. Общее у них одно: обе около пяти лет назад резко изменили свои квартирные условия к лучшему. Одна выехала из коммуналки в большую двушку в центральном районе, другая перебралась в элитную новостройку.

   – Если секретарша поменялась биографией с другой теткой, – перебил меня Троянов, – то она самодеятельная художница. Восемь лет назад, еще проживая вместе с матерью в крошечной однушке, наша Лора принимала участие в фестивале, который устроил журнал «Женское счастье». В Инете есть ссылка на статью, которую потом напечатало издание. Вот. «Первое место и Гран-при получила самодеятельная художница Лора Павловна Селезнева, написавшая картину «Радость». На фото победительница и ее работа». Господи, по-моему, это ужас!

   – И правда мазня. Ваще слов нет, – подала голос Лиза. – Зато на снимке стопроцентно наша Лора.

   Я глянула на экран, увидела пухлого младенца, около которого сидел очаровательный котенок с розовым бантиком на шее, стаю бабочек, порхавших вокруг них, розы, выписанные по углам. И воскликнула:

   – Ну и ну!

   – Ты о чем? – хором спросили Лиза с Робертом.

   Я взяла бутылку с минералкой.

   – Я заезжала к Ивану Никифоровичу домой и восхитилась картиной, которая украшает его гостиную. На ней изображен лес и потрясающей красоты гигантская бабочка. Меня поразило мастерство, с которым автор выписал насекомое, казавшееся живым, и я выразила свой восторг вслух. Шефу была приятна моя реакция, он объяснил, что в детстве собирал чешуекрылых, мечтал заполучить экзотическую Thysania agrippina. О своем ребячьем увлечении босс рассказал Лоре, а та нарисовала Тизанию и подарила ему картину. Помнится, я еще подумала: «Ну надо же, у Лоры настоящий талант, ей бы следовало учиться не на конструктора одежды, а на художника».

   – Ну, насчет дара ты погорячилась, – усмехнулась Кочергина.

   – Бабочка очень красивая, – встала я на защиту секретарши.

   – Ребеночек с котиком тоже удались, – развеселилась Елизавета. – А что на ней надето? Мрак!

   Я опять посмотрела на фото победительницы фестиваля, наряженной в бордовое платье с люрексом, и повернулась к Борцову:

   – Глеб Валерьянович! Одежда!

   – Я уже обратил внимание, – кивнул эксперт. – Поменявшись личностью с другим человеком, наша Лора старательно одевалась по чужому вкусу. Наверное, опасалась разоблачения. Но дома она становилась самой собой. Убранство ее нынешней квартиры и написанное восемь лет назад полотно «Радость» абсолютно сочетаются между собой. Единственное, что осталось у Лоры от ее прошлой жизни, – это фото, где она маленькая, с любимой мамой. Но на всякий случай Селезнева спрятала снимок под изображением водопада.

   – Почему эти дамы решили совершить обмен? – вопросил Денис.

   – На этот вопрос нам ответит Лора-два. Надо срочно ехать к ней! – воскликнула я. – Совершенно уверена, она-то точно знает, откуда доллары. Надеюсь, вторую Селезневу не похитили.

   – Сейчас проверим, – буркнул Роберт и взял телефон. – Алло! Вас беспокоит служба телеизмерений. Вас не затруднит ответить на пару вопросов? Отлично. Какой канал вы предпочитаете смотреть? Ага, первый. И сейчас сериалом наслаждаетесь? Прекрасно. Да, да, согласен, чудесный фильм. Длинная реклама? Непременно запишу ваше пожелание. Назовите свое имя, пожалуйста. Лора Павловна Селезнева? Огромное спасибо, извините, что отнял у вас время.

   Троянов положил трубку на стол.

   – Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин. Дамочка смотрит исторический сериал про дворцовые интриги, но возмущается, что его часто прерывает реклама средств от перхоти и памперсов.

   Я посмотрела на часы.

   – Навряд ли Лора-два уйдет куда-то гулять, время позднее.

   – В клуб она точно не двинет, – хихикнул Денис.

   – Лиза со мной, – распорядилась я, – Жданов едет на квартиру к нашей Селезневой и осматривает там каждый миллиметр.

   – Погодите! – остановил меня Борцов. – Я не доложил все результаты вскрытия Арины Обнорской. Причина смерти…

   – Так вы уже сказали, – бесцеремонно оборвал его Денис. – Удар битой по башке.

   – Я произнес другую фразу, – терпеливо возразил Глеб Валерьянович, – покойной нанесли множество ударов по голове.

   – Это разве не одно и то же? – усмехнулся Жданов.

   – Конечно нет, – ответил бесконечно толерантный эксперт. – Деревяшкой розового цвета, предположительно битой, колошматили несчастную Арину уже после смерти. Похоже, тот, кто лишил Обнорскую жизни, ненавидел ее всей душой и находился в состоянии аффекта. Больше всего досталось голове и лицу.

   – Маньяк? – предположила Лиза. – Психопат?

   Глеб Валерьянович склонил голову:

   – Все вероятно. На Арину мог напасть психически неуравновешенный человек или наркоман. Но, знаете ли, на мой взгляд, ограбление инсценировано.

   – Деньги, кредитки и драгоценности, кроме браслета в виде змеи, который преступник не смог снять, исчезли, – сказал Денис.

   – Верно, – согласился Борцов, – если смотреть поверхностно, ситуация проще некуда. Красивая обеспеченная девушка, случайно перепутав дорогу, заехала в неподходящее место, решила спросить у единственного попавшегося ей на дороге прохожего, как выбраться на нужную магистраль, притормозила, опустила стекло или приоткрыла дверь, а маргинал, то ли находясь под воздействием наркотиков, то ли просто обозленный на весь мир за свою никчемную жизнь, потерял над собой контроль. Не спорю, такое случается, но если знать, что Арину отравили, тогда, согласитесь, картина выглядит иначе.

   – Отравили? – подскочил Денис. – Чем?

   – Ядом, который я пока назвать не могу, анализ не может быть готов через десять минут, – пояснил Глеб Валерьянович.

   – Как вы тогда вообще поняли, что ей какой-то дряни подсунули? – не успокаивался Жданов.

   Роберт крякнул, а Борцов вновь ответил невозмутимо:

   – Есть такие методы. В случае с Обнорской мы имеем ярко-синие пятна на языке и в полости рта, что позволяет предположить…

   – Конверт! – осенило меня. – Кто-то вызвал Арину в кафе «Голодный рыцарь», велел ей заклеить письмо и бросить его в почтовый ящик. То-то я понять не могла, зачем отправлять послание на давно не существующую Собачью Площадку.

   – Вот мерзавец, – покачала головой Лиза.

   – Весьма изобретательно, – кивнул Борцов. – Хотя был риск, что попытка сорвется. Вдруг объект окажется брезгливым и намочит палец водой или применит влажную салфетку?

   – Вы о чем? – занервничал Жданов.

   Кочергина встала.

   – Если тебе дадут письмо в бумажном конверте, как ты его заклеишь?

   Денис широко улыбнулся:

   – Оближу клапан. Так все делают.

   – Вот! – кивнула Лиза. – Понял?

   – Да! – заорал Денис. – Яд нанесли на край вместо клея!

   – Или поверх него, – уточнил Глеб Валерьянович. – Как бы преступник ни старался представить смерть журналистки следствием случайного нападения психопата, можно с уверенностью сказать: произошло хорошо продуманное убийство. Некоторый риск, повторяю, в затее убийцы был, ведь встречаются люди, которые не станут водить языком по бумаге, но Обнорская, на свою беду, оказалась не из их числа.

   – Пятна на слизистой во рту… – забубнил Роберт, включая третий ноутбук. – Где я о таких совсем недавно читал? Память дырявая стала.

   – Девичья, – улыбнулась Лиза.

   – Это не радует, – протянул Троянов, не отрываясь от компьютера, – наоборот, перспектива превратиться из мужчины в блондинку меня пугает.

   – А вдруг тебе понравится? – захихикала Кочергина. – Таня, мы едем?

   Я направилась к двери и услышала вопрос Дениса:

   – Почему Обнорская не умерла сразу в кафе? Слизнула яд и осталась жива?

   Борцов стал читать Жданову краткий курс токсикологии:

   Я, понимая, что Селезнева сейчас рассматривает нас с Лизой на экране домофона, заулыбалась во весь рот.

   – Лора Павловна, мы инициативная группа, собираем подписи жильцов под заявлением, хотим потребовать сменить нам управляющую компанию.

   – Безобразие творится, – подключилась к разговору Елизавета, – счета растут, теперь мы еще должны платить за обустройство двора.

   – Консьержек обещали, и где они? – возмущалась я. – Грязь и в лифте, и на лестницах.

   Створка распахнулась, перед нами предстала симпатичная дама с модной стрижкой, одетая в черные брючки и бежевую тунику. Несмотря на то что Лора Павловна не ждала гостей, ее лицо украшал легкий макияж, а руки – несколько браслетов.

   – Абсолютно с вами согласна, – церемонно произнесла хозяйка квартиры, – входите.

   Мы с Лизой вошли в просторную прихожую.

   – Разрешите снять куртки и обувь? – спросила Кочергина. – Заявление на пяти листах, вы же не станете его подписывать не глядя?

   – Конечно нет, – ответила я за Лору, – ни один умный человек так не поступит. Мало ли чего на бумаге понапишут.

   – Прошу вас, – любезно улыбнулась Селезнева. – Верхнюю одежду оставьте на вешалке, возьмите тапочки, они пластиковые, совершенно чистые.

   Минут через пять мы очутились в большой гостиной, объединенной с кухней, и устроились за круглым столом. В отличие от апартаментов нашей Лоры, где на каждом шагу торчало по керамическому зайчику или фарфоровой собачке, на стенах висели постеры с изображением младенцев-ангелочков, а окна закрывали бордовые портьеры в рюшах и воланах, в жилище Селезневой номер два царил дух минимализма. Стеклопакеты были не прикрыты ни жалюзи, ни какими-либо шторами, в интерьере преобладали серо-белые тона, а из украшений была лишь одна абстрактная картина на стене – скопище разнокалиберных черных шаров на фоне желтой кирпичной кладки.

   Лора выжидательно посмотрела на нас:

   – Давайте заявление.

   Я открыла сумочку, вынула оттуда настоящее служебное удостоверение (не то, в котором написано, что Татьяна Сергеева является преподавателем-репетитором в школе заочного обучения имени Успенского), раскрыла его и показала хозяйке.

   Самообладание на время покинуло Селезневу.

   – Что это значит? Вы не из инициативной группы жильцов? Обманщицы! Сейчас вызову полицию!

   – Лора Павловна, в некотором роде мы представляем правоохранительные органы, – мягко произнесла Лиза, доставая свой документ.

   Дама стиснула губы в нитку, внимательно изучила наши «корочки», потом, взяв себя в руки, попеняла нам:

   – Не стоило комедию ломать. Отчего вы не назвались сразу правильно?

   – На лестничной клетке четыре квартиры, – пояснила я, – дом современный, каждая входная дверь снабжена видеофоном. Не знаю, как ваши, а мои соседи весьма любопытны, обожают смотреть и слушать, что у лифтов происходит, кто к кому пришел, о чем у двери говорил.

   – Зачем досужие разговоры? – подхватила Лиза. – Пока сплетня с вашего этажа во двор спустится, суть дела сто раз изменится. Завтра утром пойдете в магазин, а старушки на лавочках зашепчутся: «Гляди, гляди, вчера ее арестовали, сегодня отпустили. Взятку она большую дала. И откуда у людей столько денег?»

   – Что привело вас ко мне? – остановила Кочергину хозяйка.

   – Все тот же вопрос, Лора Павловна: откуда у вас деньги? Новая элитная недвижимость в Москве тянет на запредельную сумму, – ответила я. – Плюс ремонт, мебель… Извините за прямоту, но времени на подготовительную беседу нет.

   Селезнева скрестила руки на груди.

   – Вот уж не предполагала, что органы правопорядка интересуются риелторскими сделками. На мой взгляд, лучше им заняться поимкой бандитов, воров, педофилов и наркоманов, которые вольготно разгуливают по улицам. Также неплохо было бы искоренить взяточничество в собственных кругах и обратить внимание на культурный уровень сотрудников. Я честно приобрела апартаменты при помощи агентства, имею на руках бумаги, подтверждающие законность совершенной сделки. Что же касаемо миллионов… Мне их в качестве прощального подарка дал очень близкий знакомый. Но имя его я никогда не назову – он женат и чиновен. Еще вопросы? Если нет, попрошу покинуть мой дом.

   Я вновь открыла сумочку и достала ксерокопию паспорта нашей Лоры.

   – Ваша полная тезка пропала. Ранее, в прошлом году, бесследно исчезли Маргарита Друзь и Вадим Пряхов. Похищали также Юрия Фофана, но потом его в тяжелом состоянии вернули родственникам, на руках которых он и умер. Мы считаем, что пять лет назад, летом, отдыхавшие в санатории «Конский завод» Фофан, Друзь, Селезнева и постоянный посетитель тамошней библиотеки Пряхов украли большую сумму чужих денег, поделили ее и зажили припеваючи. Но у кучи долларов имелся хозяин. Он захотел вернуть свою собственность и в конце концов догадался, кто прибрал к рукам его капитал. Лора Павловна, вы в опасности. Ваша полная тезка понятия не имеет о мешках, набитых валютой, и в конце концов расскажет своему похитителю об обмене паспортами и биографиями. Вы на редкость удачливый человек – мы успели прийти сюда раньше, чем бандиты.

   – Ваша жизнь теперь вне опасности, вы находитесь под нашей защитой, – вступила в разговор Лиза. – Но подумайте о другой Лоре. Ей никто, кроме вас, помочь не может. Расскажите, пожалуйста, что произошло в санатарии. Любая, даже самая тонкая ниточка поможет понять, где искать Селезневу. У Лоры мало времени, если честно, его почти нет. То, что вы до сих пор пребываете в добром здравии, говорит о том, что тезка пока молчит, не выдает вас.

   Я же подумала: или это свидетельство того, что наша Лора мертва. Возможно, подруга Ивана Никифоровича скончалась, так и не поняв, что ее похищение связано с обменом личностями, которое задумала владелица этих элегантных апартаментов. Почему я так решила? За короткое время общения с секретаршей бригады мне стало ясно, что она человек эмоциональный, импульсивный. А аферу подготовил некто расчетливо-хладнокровный. И скорее всего, автор идеи находится сейчас перед нами.

   На страстную речь Кочергиной не последовало никакой реакции. Хозяйка дома смотрела на абстрактную картину, продолжая сидеть со скрещенными на груди руками. Ну прямо иллюстрация из учебника по психологии, раздел, посвященный поведению человека и его жестам. Селезнева сейчас демонстрировала классическую «закрытую» позу, без слов говорящую о том, что с нами не желают откровенничать. Лоре Павловне плевать на жизнь другой женщины, ее волнует лишь собственная шкура.

   Я встала.

   – Хорошо, мы уходим.

   – Удачного вам вечера, – проявила светскую любезность владелица апартаментов.

   Я закашлялась, полезла в сумочку за носовым платком и незаметно нажала на одну из кнопок моего телефона.

   – Первый, первый… – захрипело из сотового. Потом раздался характерный треск и снова прорвался мужской голос: – Первый, прием… в подъезд входят трое посторонних, их вид внушает подозрения. Первый…

   – Спасибо, сворачивайте охранное наблюдение, – громко сказала я в ответ, – мы уезжаем.

   – Понял, – проскрипело после короткой паузы из мобильника, – есть сворачивать охранное наблюдение. Покинем территорию через пять минут.

   – Действуйте, – приказала я и захлопнула сумку.

   – Стойте! – всполошилась Селезнева. – С кем вы разговаривали?

   Я без зазрения совести начала врать:

   – Когда мы поняли, что вам угрожает смертельная опасность, то сразу поставили у дома бдительных парней, мимо которых и муха не пролетит. Теперь они покидают пост.

   – Почему? – испугалась Лора Павловна.

   Кочергина развела руками:

   – Если человек честно отвечает на наши вопросы, он считается свидетелем и попадает под программу защиты. Но вы с нами не сотрудничаете, значит, мы не имеем права опекать вас.

   Селезнева вскочила:

   – Меня могут убить! Немедленно верните секьюрити!

   Я пожала плечами:

   – Лора Павловна, как всегда, вопрос упирается в деньги. У бригады строго распланированный бюджет, который запрещено транжирить направо-налево. Наша охрана будет оберегать только свидетеля.

   Селезнева, забыв о воспитании, показала на Лизу пальцем:

   – Она минуту назад сказала: «Вы теперь в безопасности».

   – Верно, – подтвердила Кочергина. – Потому что мы полагали, что вы правильно оцените обстановку, поможете нам в поисках своей тезки. Но раз вы отказываетесь…

   Елизавета поднялась.

   – Погодите! – закричала Лора Павловна. – А что со мной сделают, если я расскажу правду?

   Я обернулась.

   – Начните потихоньку, а мы подумаем, как избавить вас от больших неприятностей.

   – Значит, малых мне не избежать, – тут же сделала вывод Селезнева. – Я требую гарантий!

   – Каких? – осторожно спросила Лиза.

   – Я выкладываю правду, способствую поимке преступника, а меня не станут привлекать ни к какой ответственности, – торжественно заявила дама.

   Я вернулась к стулу и села.

   – Я не обладаю полномочиями, чтобы решить вопрос с вашим иммунитетом, но, думаю, начальство постарается обеспечить его свидетельнице.

   – Предлагаете поверить вам на слово? – скривилась Лора Павловна. – А если вы меня обманете?

   Лиза, тоже вернувшаяся на место, развела руками:

   – Придется рискнуть.

   Я демонстративно посмотрела на часы:

   – Времени мало. Принимайте решение. Уговаривать вас мы не станем.

   – Ладно, ладно, – засуетилась Селезнева, – слушайте. И, пожалуйста, не зовите меня Лорой Павловной. С детства ненавижу сие имя вместе с прилагаемым к нему отчеством. Я с семи лет, хоть это и бесило отца, представляюсь Лаурой. Нет, наоборот! Именно потому, что дражайший папенька запрещал мне произносить вслух «Лаура», я иначе себя не называла. Назло ему! У нас шла непримиримая война, отец в ней долго побеждал, но я взяла реванш.

   – Лаура так Лаура, – без промедления согласилась я. – Говорите по сути дела.

   Селезнева приложила ладони к щекам, на некоторое время замерла и завела рассказ.

   …Лорочка родилась в интеллигентной семье. Папа преподавал математику и физику, мама вела русский язык и литературу. Дочь они определили в первый класс своей школы. Когда ребенку исполнилось десять лет, Павел Яковлевич стал директором учебного заведения. Ни отец, ни мать не пили, не курили, не ругались нецензурными словами, вели здоровый образ жизни, занимались спортом, ходили в театры. И с материальной точки зрения у Селезневых все было прекрасно. Они жили в просторной четырехкомнатной квартире, имели машину, дачу, летом выезжали купаться в теплом море, нормально питались, носили немного старомодные, но качественные вещи. Идеальная семья, которую многим можно было поставить в пример. Но, как говорится, не все мирно под оливами.

   Павел Яковлевич был деспотом, а Инесса Львовна во всем подчинялась мужу. Супруге даже в голову не приходило, что с мужем можно поспорить или просто высказать собственное мнение.

   Селезнев методично составлял для семьи расписание на неделю, и кое-что в нем не менялось годами. Вставать предписывалось в пять тридцать, затем получасовая зарядка, ледяной душ, завтрак и – в школу. После окончания основных занятий Инесса Львовна открывала двери театральной студии, а Павел Яковлевич приглашал детей в физматкружок. Домой дружная семья возвращалась в восемь, ужинала и в девять отправлялась в постель. В выходные поднимались в шесть. По субботам всегда затевались генеральная уборка квартиры, стирка, поход за продуктами, а затем занимались спортом. Зимой после обеда шли на каток, летом в бассейн. В кровать Лору по выходным укладывали в девять, но родители не уходили в спальню, оставались сидеть у телевизора. Воскресенье отдавалось культурному досугу: посещали музеи, ездили на экскурсии по городу и области, на вечер покупали билеты в театр, консерваторию. Кино, цирк, эстрадные концерты оставались за скобками, так как Павел Яковлевич считал, что любой легкий жанр развращает человека, отучает его думать.

   Селезнев все решал за жену и за дочь. Лора даже не могла самостоятельно выбрать себе платье в шкафу. Например, отец командовал:

   – Для похода на балет тебе прекрасно подойдет бархатный сарафанчик и белая блузка. А мама нарядится в темно-зеленый костюм.

   Если вы подумали, что глава семьи жалел денег на супругу и ребенка, то ошиблись. Шифоньеры ломились от красивой одежды, комната Лоры была завалена игрушками и книжками. Но вещи покупал глава семьи, а он никогда не интересовался желаниями женщин, выбирал то, что нравилось ему. Лорочка с пеленок знала: просить у папочки куклу бесполезно. Нет, конечно, он принесет Лялю, но она будет не той, что по вкусу ей. Отчего не приобрести девочке желаемую игрушку? Однажды Лора прямо спросила об этом отца. И услышала в ответ:

   – Ты еще мала. Когда вырастешь, поймешь, я плохого не посоветую.

   Павел Яковлевич никогда не кричал на родных, не бил их, не издевался над ними, а проявлял заботу, нежность. Просто он тотально контролировал все и очень огорчался, если что-то шло не по его плану. Такое родительское давление может превратить ребенка в апатичное существо, из которого сформируется инфантильный взрослый человек, не способный решить самостоятельно ни одну проблему. Но с Лорой получилось иначе.

   В восемь лет малышка объявила:

   – Мне не нравится имя Лора. Теперь я Лаура.

   На выбор имени повлиял роман Майна Рида, который дала девочке почитать одноклассница. Хитрая Селезнева, понимая, что дома отец отнимет приключенческий роман, глотала его на переменках и очаровалась белокурой Лаурой, с которой случилось несметное количество приключений.

   Папа огорчился, услышав заявление дочери, рассказал, что ее назвали в честь бабушки, замечательной женщины. Но девочка уперлась и демонстративно не отзывалась, если ее звали: «Лора, подойди». Отец тоже проявил упрямство. Он не собирался сдаваться и нашел компромисс – стал обращаться к дочке по фамилии. Вот и звучало в доме, как в классе: «Селезнева, иди ужинать». Или: «Селезнева, отправляйся спать». Конечно, полную победу дочь над отцом не одержала, Павел Яковлевич ни разу не произнес имя Лаура. Но начало партизанской войны показалось школьнице успешным.

   И вот она окончила с золотой медалью школу, встал вопрос о дальнейшем ее образовании.

   – Ты прекрасно владеешь карандашом и кистью, надо поступать в художественный вуз, – решил папа.

   Лаура усмехнулась и сдала экзамены в институт легкой промышленности. Почему туда? Девочка очень любила рисовать, а на факультет, где обучали конструкторов одежды, брали лишь тех, кто обладал талантом живописца.

   Уже на первом курсе Селезнева поняла, какую ошибку совершила: ей вовсе не хотелось всю жизнь просидеть в конструкторском бюро при какой-нибудь швейной фабрике. И признала, что отец предложил совсем не глупость, надо было освоить профессию иллюстратора книг. Но согласиться с Павлом Яковлевичем она не могла, поэтому мучилась в ею же выбранном вузе.

   Инесса Львовна умерла, когда Лаура получила диплом. Павел Яковлевич погоревал с годок и женился на симпатичной Полине, у которой было две девочки-подростка. Родная дочь почувствовала себя дома чужой. Нет, ее не обижали, мачеха оказалась чудесным человеком, а Аня с Машей милыми детьми. Но Лауру до колик раздражало, что новая семья буквально смотрит в рот отцу, беспрекословно подчиняется ему. Как-то раз она посоветовала сводным сестрам:

   – Скажите отчиму хоть один раз «нет»!

   – Зачем? – удивилась Аня. – Дядя Паша нас любит.

   – И лучше знает, как поступить, – подпела Маша. – Чего спорить-то, когда тебе добро делают?

   Лаура обозлилась. А через несколько месяцев заявила, что выходит замуж, и привела жениха знакомиться с отцом и мачехой.

   Когда Андрей Ильич, попив чаю, покинул дом, отец сказал:

   – Доченька, он тебе не пара. Подожди, еще встретишь свою судьбу. У этого мужчины ни кола ни двора, комната в коммуналке, за плечами два рухнувших брака.

   – Ни в одном детей не завел, – поддержала мужа Полина. – То ли категорически их не хочет, то ли бесплоден. Оба варианта не радуют.

   – Не лезьте в мою жизнь! – заорала Лаура и побежала в загс.

   И ведь опять отец оказался прав. Счастливой семейной жизни не вышло, детей у Лауры не родилось. Селезнева работала в ателье портнихой, получала скромную зарплату, жила в коммунальной квартире, в той комнате, куда пришла после свадьбы. Андрей Ильич жилищные условия так и не улучшил, ему вообще на все было наплевать. Он, в отличие от Павла Яковлевича, не пытался руководить Лаурой, но и не старался обеспечить супруге достойное содержание. Потом муж умер. Через какое-то время Полина и отец тоже скончались, большую квартиру Аня и Маша не разменяли, хотя вышли замуж и нарожали детей. Вот они-то счастливо жили вместе. И одно время часто звали Лауру в гости, предлагали ей стать крестной матерью племянников, как они говорили. Но Селезнева решительно оборвала все связи со сводными сестрами.

   Несколько лет назад Лаура начала болеть. У нее немели руки-ноги, отказывал желудок, часто возникала головная боль, из-за любого ерундового повода накатывали слезы. В конце концов пришлось идти к врачу. А тот сказал:

   – Милочка, вам необходимо отдохнуть. Никаких особенных проблем, кроме камней в желчном пузыре, я у вас не вижу. Съездите на море, развейтесь и соблюдайте диету.

   – Может, подскажете, где денег на беззаботное времяпрепровождение взять? – огрызнулась Селезнева.

   Доктор спокойно ответил:

   – Сейчас всем тяжело, но люди выкручиваются. Помните, злость и неудовлетворенность жизнью провоцирует разные болезни, в частности проблемы с желудочно-кишечным трактом.

   Пациентка, разозлившись на специалиста, вышла из кабинета, хлопнув дверью, поняла, что сейчас разрыдается, и села на стул в коридоре. Был вечер, поликлиника заканчивала работу, больных в здании осталось мало. Вдруг откуда-то появилась женщина, в темно-красном платье, украшенном стразами, вышивкой, кружевами, бантами, воланами… короче, всем сразу.

   – Вы к доктору? – чуть задыхаясь, поинтересовалась она.

   – Нет, – буркнула Лаура, у которой при виде нелепо разодетой тетушки неожиданно пропало желание плакать.

   – Вот повезло! – обрадовалась незнакомка и юркнула в кабинет.

   Селезнева невольно хихикнула. Надо же нацепить на себя такое!

   Женщина пробыла на приеме недолго, вышла через пять минут, села на соседний стул и начала рыться в сумке. Лаура посмотрела на ее ридикюль и едва не расхохоталась в голос. Ярко-оранжевый мешок из кожзама с «золотыми» заклепками украшали желтые пластмассовые значки с фотографиями щенят и котят. Безнадежно плохое настроение Селезневой неожиданно исправилось, она непроизвольно заулыбалась и очень удивилась собственной реакции. Обычно Лауру раздражают безвкусно одетые люди, в последнее время ей до судорог хотелось стукнуть пятидесятилетних баб, щеголяющих по улицам в кожаных мини-юбочках и ботфортах, по безмозглой башке. А вот незнакомка с безумной сумкой почему-то ее не взбесила. Наоборот, Лаура испытывала к ней симпатию, хотя наряд той, что сидела рядом, нельзя было назвать даже безвкусным, он просто не подлежал никакой критике.

   Из кабинета вдруг выглянула медсестра:

   – Селезнева, вы еще не ушли? Зайдите, доктор забыл вам кое-что сказать.

   Лаура встала. Соседка тоже поднялась. Обе одновременно сделали пару шагов и столкнулись на пороге кабинета.

   – Простите, позвали меня, я Селезнева, – сказала Лаура.

   – Нет, это я Селезнева, – ответила женщина. – Лора Павловна.

   Лаура попятилась:

   – Как вас зовут?

   – Лора Павловна Селезнева, – повторила жутко одетая тетка. – А что?

   Лаура вынула свой паспорт и раскрыла его.

   – Ну и ну! – ахнула тезка. – Мы полные тезки, только годы рождения немного разнятся. Ну надо же, я словно сестру нашла! Давайте выпьем чаю с пирожными, тут неподалеку есть прекрасная кондитерская.

   Вот так началась их дружба. У женщин оказалось много общего: обе не имели семей, не обзавелись детьми, жили в стесненных обстоятельствах, существовали на небольшую зарплату и увлекались рисованием. Правда, работали в разных направлениях. Лаура любила полотна Пикассо, Целкова, Кандинского и писала абстракции. Лора же любовно выписывала амурчиков, котяток, щенят, райских птичек, цветочки. Но, вот же странность, работы подруги не раздражали конструктора одежды. А еще Лора была сентиментальна, очень любила свою маму, носила в паспорте ее фотографию и обожала профессию учительницы.

   – Дети – лучшее, что есть на свете, – говорила она, – работа в школе – самое благородное занятие. Я в юности хотела пойти учиться на художника, но мама отговорила, сказала: «Живописцы зависимые люди. Купят их картины – есть деньги. Не купят – нет грошей в кармане. И как жить? Лучше ступай в педагогический».

   – И ты послушалась? – возмутилась Лаура, услышав впервые эти слова. – Почему не настояла на своем?

   – Так мама посоветовала, – заморгала Лора. – И мне очень понравилось ребят учить. Сначала я преподавала химию, но недолго, аллергия началась, ушла в домоводство. Жалко, что нет своих деток. Иногда такие глупые мысли в голову лезут: вдруг повстречаю мужчину-вдовца с малышами… Моему бывшему подфартило, женился на итальянке, а у той пятеро дочек!

   – Хорошенькое везение, – пробурчала Лаура. – По-моему, сомнительное удовольствие – чужих спиногрызов на ноги ставить.

   Но, несмотря на разное отношение ко многим проблемам, Селезневы крепко сдружились. Лора заботилась о Лауре, и когда той удалили желчный пузырь, готовила подружке еду. Надо отметить, что кулинаркой Лора оказалась изумительной, могла соорудить волшебно вкусное блюдо из простой картошки.

   Через полгода после операции Лауре дали бесплатную путевку в санаторий «Конский завод». Там она неожиданно обзавелась приятелями из числа отдыхающих – сблизилась с Маргаритой Друзь и Юрием Фофаном. Стихийно образовавшаяся компания обожала пешие прогулки, приятели обошли всю округу. Однажды Юрий Николаевич предложил:

   – Местный парень, который ходит в санаторную библиотеку, его зовут Вадим, сказал, что в трех километрах отсюда есть историческое место, алтарь древних славян, сложенный из гигантских камней. Давайте сходим туда?

   – Все юноши выдумщики, – отмахнулась Лаура, – такого наплетут, что уши вянут.

   – Нет, Пряхов хороший паренек, – возразил Фофан. – Да вы, наверное, его видели, он всегда носит при себе еле живой от старости фотоаппарат.

   – Аккуратненький мальчик в отглаженной рубашечке? – спросила Друзь. – Вежливый, всегда здоровается?

   – Точно, – подтвердил Юрий. – Пряхов мечтает стать всемирно известным фотографом, окрестности знает, как свой двор, излазил их все, снимки делал. Вадик за небольшую сумму готов отвести нас к святилищу. Говорит, если очутиться у алтаря в тот момент, когда на него упадет первый луч солнца, и загадать желание, то оно непременно очень быстро исполнится.

   – Я вас умоляю! – закатила глаза Лаура. – Сколько местный гид хочет за поход?

   – По триста рублей с каждого и еще по пятьдесят, если мы захотим там сфотографироваться и получить по снимку на память.

   – Недорого, – обрадовалась Друзь, – я пойду.

   – Отлично, двинем в четыре утра, – засуетился Юрий Николаевич. – Надо взять с собой воду и бутерброды.

   – Ой, как романтично! – захлопала в ладоши Маргарита. – Сто лет не бродила ночью по дорогам; последний раз, помнится, это было в пятом классе. Мы в деревне отдыхали, и я удрала с местными детьми на кладбище. А ты, Лаура, идешь?

   – Никогда в таких забавах не участвовала, – призналась Селезнева, – отец не разрешал.

   – Как здорово! – снова заликовала Друзь. – Значит, впервые отправишься. Тебе понравится, поверь!

   И Селезнева, которая сначала хотела отказаться от похода, тоже согласилась на экскурсию.

   Вадик не обманул. Он привел группу на вершину холма, где громоздилось сооружение из замшелых камней, рассказал байку о жертвоприношениях, а когда солнце стало подниматься, горячо зашептал:

   – Скорее, скорее, задумывайте желание! Сейчас луч коснется верхнего камня, надо успеть!

   Лаура поморщилась. И что ей загадать? Любви? Уже вроде поздно. Хорошей работы? Ее точно не найти. Здоровья? Новой благоустроенной квартиры? Вообще-то, конечно, обрыдло жить в тесноте, в коммуналке, не иметь ни своей ванной, ни кухни…

   Серый валун стал вдруг ярко-желтым и неожиданно заискрился, словно алмаз. «Денег! – пронеслось в голове у Селезневой. – Все остальное можно купить, даже любовь».

   Когда начали спускаться с холма, Фофан спросил:

   – Ну, девочки, чего у древних славянских богов клянчили? Небось каждой по мужу?

   – Упаси бог! – фыркнула Лаура. И неожиданно призналась: – Хочется иметь весомый счет в банке.

   – Мне тоже, – вздохнула Друзь.

   – И я о приличной сумме денег размечтался, – протянул Юрий. – Экие мы все жадные тут собрались.

   – А как без рублей-то? – деловито парировал Вадим. – А я камеру хорошую хочу, в Москву мечтаю уехать и на работу в журнал «Снимки со всей планеты» устроиться.

   Продолжая разговаривать, четверка вышла на пустую проселочную дорогу и неторопливо пошагала по ней. Вдруг сзади раздался шум. Лаура оглянулась и едва успела отпрыгнуть в сторону. Прямо на нее мчался роскошный джип с затонированными стеклами, даже лобовое стекло имело дымчатый оттенок.

   – Вот псих! – заорал Юрий, грозя вслед машине кулаком. – Чтоб тебе все колеса проколоть!

   – Наркоша, – обронил Вадим.

   – Ты его знаешь? Можешь подсказать, где он живет? – спросила Друзь. – С удовольствием с мужика деньги за свою испорченную куртку потребую, всю ее грязью заляпал.

   – Впервые эту тачку увидел, – ответил Пряхов. – По этой дороге вообще-то никто не ездит, она тупиковая, впереди заброшенный карьер, из которого когда-то песок брали.

   – И далеко до него? – заинтересовался Юрий.

   – Километра полтора примерно. Но мы раньше свернем, – объяснил Вадик.

   – Значит, сейчас этот идиот назад помчится, – сделал вывод Фофан. – Поймет, что пути конец, и развернется. Ну-ка, Вадюша, видишь вон ту поваленную березу? Давай-ка ее поперек проезда положим, а сами в кустах спрячемся. Гаденышу притормозить придется, выйдет, чтобы дерево убрать… И тут мы! Пусть Рите денег на новую куртку дает.

   – Отличная идея, – одобрила Друзь. – Хамов учить надо.

   Сказано – сделано!

   Четверка затаилась в кустах, но джип все не появлялся.

   – Пошли посмотрим, чего он там делает! – азартно воскликнул Пряхов.

   Компания двинулась вперед. А добравшись до конца дороги, остолбенела…

   Лаура замолчала на минуту, взяла со стола бумажную салфетку и промокнула ею лоб. Затем продолжила:

   – Шофер, наверное, был пьян или правда, как предположил Вадик, находился под воздействием наркотиков. Машина проломила хлипкое ограждение, поставленное в конце пути, и упала в карьер. Мы спустились вниз. Хотели помочь водителю. Позвонить в «Скорую» не могли, сотовая связь отсутствовала, решили вытащить раненого. Вдруг он ногу или руку сломал и сам передвигаться не способен? Хоть и хам, а жаль человека. Однако водитель был мертв. В салоне автомобиля мы увидели двадцать картонных коробок. Юрий вскрыл одну, и на нас столбняк напал. Там лежали пачки долларов. Когда мы вышли из шока, стали соображать, что делать. Вадим сбегал домой, приволок две тачки, и они с Фофаном перевезли найденное в тайник, который указал Пряхов. Потом мы поделили найденные доллары, каждому досталось по пять миллионов. До конца отпуска никто из нас в санатории доживать не стал. Я выкинула из своих чемоданов и дорожной сумки все вещи, аккуратно уложила туда сокровище, соврала директрисе, что срочно вызывают на работу, и попросила вызвать мне такси. Остальные тоже воспользовались наемными машинами. Я видела из окна номера спешный отъезд сначала Друзь, а потом Юрия. Как поступил Пряхов, понятия не имею, но думаю, парень тоже подался в Москву.

   Хозяйка квартиры усмехнулась:

   – Понятно было, что происхождение денег туманно, их же не бронированный банковский автомобиль перевозил.

   – Не посмотрели документы шофера? – продолжала Лиза. – Не узнали, на чье имя зарегистрирован внедорожник?

   Лаура прищурилась.

   – Зачем? Мы сразу поняли: судьба послала нам уникальный шанс, словно услышала, как четверо нищих, стоя у древнеславянского алтаря, взмолились о богатстве, и – хоп! – отправила нам состояние. Все прекрасно знали, что «лимоны» незаконные, официального расследования их исчезновения не будет, они вроде как не существуют. Странно, конечно, что капитал перевозил один человек без охраны, но нас подробности мало волновали. Фофан оглядел деньги и прошептал: «Куплю квартиру в Москве, займусь любимым делом. Господи, спасибо тебе!» Пряхов тоже не сдержался: «Смогу профессиональным фотографом стать». Друзь промолчала, но по ее лицу стало понятно, что Маргарита правильно использует свой шанс. Мы долго молчали, смотрели на коробки, и никто не решался руки к деньгам протянуть. Первой нарушила тишину Рита: «Доллары с плохой репутацией, на них наверняка террористы хотели оружие купить, чтобы мирных людей убивать. Хорошо, что миллионы до получателя не дошли. Но оставлять их тут нельзя. Полицейские, когда найдут труп, заберут все себе. Пусть уж лучше баксы послужат нам, а не взяточникам в форме. Забрав деньги, мы сделаем благое дело». Мы поделили добычу и более никогда не встречались.

   – А что с внедорожником? – спросила я.

   – Вадик утверждал, что той дорогой никто не пользуется. Пояснил: «Джип в рассветный час летел по основному шоссе, а там есть поворот. Водитель не справился с управлением или не заметил его, понесся прямо, не сообразив, что попал на старую, давно не используемую трассу, и угодил в яму. А может, заснул за баранкой от усталости. Алкоголем-то от мужика не пахнет. В старый карьер даже дети не лезут, песок «живой», постоянно оседает, шевелится. Через пару недель автомобиль занесет, и точка».

   Я внимательно посмотрела на Селезневу.

   – Фофан, Друзь и Пряхов оказались наивны и глупы, им не пришло в голову, что кто-то начнет искать деньги. Но вы умная женщина, поэтому решили обезопасить себя и поменялись с Лорой Павловной документами.

   Лаура встала, пересела в кресло.

   – Умением мыслить Господь меня не обидел, я сразу догадалась: доллары кому-то везли, и тот человек постарается выяснить, где его капитал исчез. Явится на место аварии, осмотрится кругом, спросит: «Что тут рядом находится? Ба, санаторий!» Зарулит туда, станет расспрашивать персонал, узнает про трех постояльцев, неожиданно прервавших курс реабилитации. А адреса всех гостей и их паспортные данные хранятся в архиве… Вам понятен ход моих рассуждений?

   – Более чем, – подтвердила я. – Как же вам удалось подбить подругу на авантюру?

   Лаура скрестила ноги и усмехнулась:

   – Лора! Вот уж кто до седых волос сохранил веру в сказки и в появление под окном принца на белом коне. Я ей поведала, что встретила свою любовь, невероятно богатого американца. Он, мол, уже вручил мне колечко, хочет увезти меня в США. Но мне не разрешат выезд из России, потому что покойный муж, Андрей Ильич, работал на спецслужбы, занимал высокий пост, руководил внешней разведкой.

   Брови Лизы изогнулись и поднялись, а я округлила глаза. Лаура рассмеялась:

   – Нет, Андрей никакого отношения ни к КГБ, ни к ФСБ никогда не имел, но Лора – боже, какая она наивная! – не усомнилась в рассказанной мною истории. К тому же я пообещала, что заокеанский олигарх купит ей хорошую квартиру в центре Москвы, даст деньги на ремонт, мебель и всякую обожаемую дурочкой ерунду. Но знаете, что послужило самым сильным аргументом и в конечном итоге убедило Лору согласиться? Я сказала: «Ты с детства живешь в одном доме, в квартире с несчастливой судьбой, где долго лежала больной, а потом умерла твоя мама. Из этой однушки убежал твой муж. В жилье все пропитано отрицательной энергетикой, которая, словно барьер, отталкивает счастье. Если личная жизнь никак не складывается, надо переехать в другое место, сломать судьбу, взять чистый лист и начать писать новую историю. И нужно окружить себя счастливыми людьми, потому что счастье, как, собственно, и несчастье, заразно. Если все твои подруги убогие нытики, неудачницы, то и ты такой будешь. Сейчас жизнь выдала тебе козырную карту, есть возможность получить прекрасную «чистую» квартиру. И, самое главное, как только ты станешь «мной», быстро найдешь себе пару. Встретишь любовь, познакомишься с мужчиной, у которого будут дети.

   – Вы знали, на какую педаль нажать, – не сдержалась Лиза.

   Лаура встала.

   Троянов резко крутанулся на стуле.

   – В редакции «Дом солнца» работает некая Олеся Кирилловна Фонарева?

   – Да, – подтвердила я. – Бойкая болтливая девушка, изо всех сил старающаяся походить на своего кумира – Арину Обнорскую. Правда, я не знаю ее отчества.

   Компьютерщик повернулся к своим экранам.

   – Девица приехала в Москву из городка под названием Бронск, где окончила пять классов местной школы. В столице ее приютила Анна Сергеевна Литвинова, родная сестра Ангелины Фонаревой, матери девочки, которая умерла от передоза, будучи героиновой наркоманкой.

   – Не повезло ребенку, – искренне пожалела я Олесю.

   – Отец ее, Кирилл Игоревич Фонарев, – продолжал Роберт, – широко известный в узких кругах человек, занимался торговлей наркотиками с юных лет. Говорят, ему еще в советские годы военные летчики из Таджикистана матрасы, набитые травкой, привозили. Одним словом, культовая фигура подпольного рынка стимуляторов, мэтр, гуру. Скончался пять лет назад в преклонном возрасте от инфаркта. Дочку он произвел на свет вовсе не молодым кузнечиком, женившись на двадцатилетней мисс Бронск. Брак просуществовал недолго, Ангелина вскоре подсела на иглу. Или провинциальная красавица надоела мужу, и он, дабы избавиться от нее, стал обеспечивать супругу герычем. Между прочим, Фонарев никогда не привлекался к суду.

   – Почему? – удивилась Лиза.

   – Хитрый, умный, имел много связей, компромата на других, корешился с разными людьми, не жадничал, платил полиции, – перечислил причины Роберт. – И вот интересная подробность. Во второй половине нулевых Кириллу Игоревичу наконец-то прижали хвост, задержали, но обвинения не предъявили, отпустили.

   Настал мой черед задать вопрос:

   – И каким же образом наркоторговец выбрался из мышеловки?

   – Фонарев слил Молокова, известного нам Андрея Геннадьевича, мужа Арины Обнорской, – ответил компьютерщик. – Когда под ногами Фонарева задрожала земля, он, чтобы спасти свою шкуру, предложил следователю рассказать, кто на самом деле управляет мижевской группировкой и пачками убивает людей. На тот момент менты Канска, которые пытались поймать главного бандита, дали ему кличку Призрак, поскольку у них не было ни малейшего соображения по поводу его личности. Все водители погибали, никто не выжил, так что вывести следствие на след бандитов оказалось просто некому. Свидетелей убийств тоже не имелось. Владельцы кафе на трассах не вспомнили ничего интересного, даже когда выяснилось, что шоферов «ловили» на красивую девушку. В мелких придорожных ресторанчиках, как правило, большое количество посетителей и одна официантка, которой при беготне с тарелками недосуг рассматривать лица клиентов. В банде придерживались железной дисциплины, ее члены, кстати говоря немногочисленные, ничем не выделялись из толпы, ни шиковали, не тратили направо-налево награбленные деньги, не пили, не гуляли. Наоборот, как впоследствии выяснилось, были примерными семьянинами, отличными служащими, никто о них слова плохого сказать не мог. В Канске по сию пору многие уверены, что милиция элементарно подставила простых работяг. То есть взяла деньги у настоящих отморозков и отправила под суд невиновных. Про то, что во главе группировки стоит Молоков, знал лишь один человек, вот он напрямую общался с членами банды, и именно его те считали паханом. Андрей же Геннадьевич оставался в тени. И тут Фонарев предлагает информацию в обмен на свою свободу и неприкосновенность… Появилась возможность спасти десятки жизней тех, кто мог стать очередной жертвой дорожных грабителей. Конечно, следствие ухватилось за нее.

   – Сделка? Но ведь такое в России не разрешено! – воскликнул молча до сих пор сидевший Жданов.

   – Сейчас рассматривается вопрос о том, чтобы у нас, как в США и в ряде европейских стран, разрешили заключать соглашения с подследственными, – пояснил Роберт. – Но следаки всегда, даже в советские годы, договаривались с преступниками. Короче, Кирилла Игоревича отпустили. А вскоре он умер. Молокова арестовали, дали ему пожизненный срок.

   – Подожди, – остановила я Роберта. – Зачем нам Фонарев? Какое отношение он имеет к похищению Лоры?

   Компьютерщик встал и взял с моего стола измятый листок.

   – Это письмо Олеси. Оно все объясняет. Можешь читать вслух, хотя мы с Денисом его уже вдоль и поперек изучили.

   Ничего не понимая, я схватила бумагу.

   «Ксения! Покидая навсегда редакцию «Дом солнца», спешу сообщить, что я убила Арину Обнорскую. Она жена Андрея Геннадьевича Молокова, бандита, осужденного сидеть за решеткой до конца своих дней. Знаешь ли ты, что Ольга Ивановна Николаева – первая супруга Молокова? Да-да, наша хозяйка тоже жила с преступником, а потом развелась с ним. Бандит дал своей бывшей бабе денег на бизнес, так что гламурный журнал вырос на грядке, обильно политой кровью невинных жертв. Почему я отняла у Обнорской жизнь? Все очень просто: Молоков убил моего отца, Кирилла Игоревича Фонарева. Папа отправил к Андрею Геннадьевичу курьера с крупной суммой денег, которую был ему должен, а Молоков доллары не получил. Отец поклялся, что посланец уехал и назад не возвращался, похоже, он оказался банальным вором. Молоков возразил:

   – Евгений Лазарев, что повез бабки, твой воспитанник. Вряд ли бы он решился самолично нагреть руки. А ты, Кирилл, крыса, не раз своих обманывал. Только со мной такие штучки не проходят.

   Папа занервничал, велел своим людям во что бы то ни стало отыскать Лазарева. И те нашли Евгения – в морге.

   Неподалеку от отцовского особняка находится заброшенный карьер. И вот на его дне обнаружили полузасыпанный внедорожник, на который случайно наткнулся один из местных жителей, затеявший строительство и вознамерившийся на дармовщинку разжиться песочком. Но долларов в машине не оказалось. При вскрытии тела выяснилось, что Лазарев внезапно скончался от тромбоэмболии. Смерть застала его за рулем. Евгений был молод, никто не предполагал, что он внезапно умрет. Менты ничего не знали про картонные коробки, в которых лежало двадцать лимонов гринов. Эксперт предположил, что джип ехал по основной трассе с приличной скоростью, тромб закупорил сосуд в тот момент, когда Фонарев совершал поворот. Мертвый не может крутить рулем, автомобиль продолжил движение вперед, его занесло, внедорожник очутился на давно не используемой, идущей под уклон дороге, пролетел по ней и угодил в глубокий карьер.

   Отец поспешил сообщить новость Молокову, предположив, что кто-то из местных жителей наткнулся на машину и спер доллары. Андрей Геннадьевич извинился, и они договорились отыскать вора. А вечером папа умер от инфаркта. Но он никогда не жаловался на сердце! Я поняла, что Молоков только прикинулся, будто поверил в несчастный случай с аварией и кражей, а сам отравил отца. Тогда я поклялась отомстить ему. Но, к сожалению, его арестовали. Зато на свободе осталась Арина, которую муженек обеспечил деньгами, работой, велел для прикрытия зарегистрировать второй брак и отправил к своей бывшей жене, приказав той взять Обнорскую на службу. Дальнейшие подробности не нужны.

   Мне удалось наказать всех воров, то есть тех, кто забрал миллионы из джипа, и убить Арину, которую я ненавижу всем сердцем. Не могу описать ощущение радости, когда я опускала раз за разом на ее голову биту. Зачем я написала это письмо? Ты всегда, не стесняясь, называла меня тупой дурой, идиоткой безмозглой, которой нельзя доверить даже чай подать. Но теперь-то понимаешь, как фатально ты ошиблась? Образ болтушки – отличная маска.

   Живи пока, Ксения, но помни: я не забываю своих обидчиков, а ты здорово издевалась надо мной. Если как-нибудь вечером в твоей квартире раздадутся тихие шаги или скрипнет дверь, то, вероятно, это буду я. Спи спокойно, Рябикина, не нервничай, смерть бывает лишь раз в жизни».

   Прочитав текст трижды, я зафонтанировала вопросами:

   – Как это письмо попало к тебе? Почему Рябикина обратилась в нашу бригаду? В редакции все думают, что я простая участница проекта «Убей лишний вес»! От кого Ксения узнала, что мы занимаемся поисками Лоры?

   Роберт кашлянул.

   – Тань, послание принесла ты.

   – Перестань шутить! – рассердилась я.

   – Нет, правда, – продолжил нести чушь Троянов. – Оно лежало у тебя на столе.

   – Птичка, – выдал вдруг Жданов.

   – А кое-кому вообще лучше помолчать! – еще больше разозлилась я.

   Роберт встал, взял у меня письмо, быстро сложил из него журавлика и повертел им в воздухе.

   – Оригами! – ахнула я. – Так, так… понятно… Всем в журнале известно, что Ксения ничего не читает на компьютере. Олеся положила записку на рабочий стол Рябикиной, а ее младший брат Володя схватил листок, смастерил из него птичку и подарил мне. Сначала он запустил в меня бомбочкой для пейнтбола и испортил мою блузку, а потом решил таким образом извиниться.

   – Надо срочно искать Фонареву, – занервничала Лиза. – Куда она могла деться?

   – Глупо оставлять такое послание, – вздохнул Троянов, – еще глупее предупреждать Рябикину о своих планах убить ее.

   – Немедленно поднимай все материалы по Фонаревой, перелопать ее биографию, – потребовала я от Троянова. – Я позвоню Ивану Никифоровичу, пусть приходит сюда. Ему придется выслушать правду о Лоре и задействовать все свои официальные и неофициальные связи, чтобы разобрать жизнь Олеси на атомы. Думаем все! Куда эта девица могла отвезти Селезневу?

   – Зачем она вручала своим жертвам фигурки? – неожиданно спросил компьютерщик. – Какова их роль?

   – Отыщем мерзавку и спросим, – пообещала я.

   – А еще пятна на языке и щеках Арины… – забубнил Роберт. – Где-то я про них читал…

   – Вот полный отчет по трупу Обнорской, – сказал Борцов, входя в комнату. – Арину убил неизвестный яд, принятый ею орально. Версия о том, что Обнорская облизала клапан конверта, на котором была отрава, имеет право на жизнь.

   – То-то она, сидя на парковке в машине, постоянно кашляла, жаловалась на плохое самочувствие и безостановочно пила воду, – с запозданием вспомнила я. – Я попросила ее оставаться дома, никуда не ходить. Но Арина не послушалась. Она, классическая карьеристка, думала исключительно о работе, поэтому вернулась в редакцию, где держала в шкафу одежду на любой случай, переоделась и поехала на вечеринку к какой-то певичке. Мне довелось услышать беседу двух журналистов «Дома солнца»: девушка по имени Лена говорила корреспонденту Виталию, что Арина велела присутствовать на том же мероприятии Фонаревой. Олеся вроде не хотела ехать, мол, она одета неподобающим образом. Обнорская пожурила ее, сказала, что нужно всегда иметь в кабинете несколько комплектов разноплановых нарядов, и пообещала дать ей платье для тусовки. А Фонарева, вместо того чтобы поблагодарить заботливую начальницу, заныла: «Подвези меня, неудобно в вечернем прикиде такси ловить». Обнорская согласилась. Все. Больше женщин никто не видел. Утром они не пришли на службу, но коллеги не всполошились. Все та же Лена выдвинула версию, что они просто напились и сейчас мирно спят, явятся обе ближе к вечеру.

   – Ты посмотришь отчет? – спросил Глеб Валерьянович, кладя передо мной прозрачную папку.

   Я кивнула и начала перелистывать страницы.

   – Куда могла направиться Олеся? – повторила вопрос дня Лиза.

   – Уехать, улететь из Москвы, – пробормотал Роберт, глядя на монитор. – Обнорская убита вчера поздно вечером, у Фонаревой были в запасе почти сутки. В принципе, она может оказаться даже в Америке. Если есть паспорт с визой, то почему нет?

   – Я вот тут подумал, почему Фонарева так усердно… – начал Денис.

   – Пятна! – перебив его, закричал Троянов. – Черт побери, я все мучился, где про них читал… В деле Андрея Молокова! У части жертв бандитов во рту и на пищеводе имелись темно-синие или фиолетовые отметины. Местные эксперты предположили, что водителей отравили ядом. Помните, я рассказывал вам, как орудовали убийцы? Подсылали красивую девушку, которая подсаживалась за столик к жертвам. Она находила момент и незаметно подливала шоферам отраву. Но! Интересная деталь! Молоков разбойничал давно, тела убитых его бойцы никогда не прятали, трупы просто бросали. Так вот, в течение шести лет у погибших не было никаких следов во рту, зато позднее появились.

   – Яд банда начала применять не сразу? – уточнил Борцов.

   – Именно так, – подтвердил Роберт. – Оцените совпадение: в тот год, когда преступники разжились отравой, Молоков женился на Медведевой.

   – Ее отец, Олег Медведев, работал химиком! – воскликнула Лиза.

   – В точку! – подпрыгнул Роберт. – Двадцатого июля Арина, тогда называвшаяся Ириной Медведевой, расписывается с Андреем Молоковым. Двадцать седьмого пожар уничтожает лабораторию Олега Медведева, а сам он погибает в огне. А в сентябре находят первый труп с пятном во рту. Ну-ка, попробую вот сюда еще заглянуть…

   – Хочешь сказать, что зять убил тестя? – спросил Борцов. – И украл некое отравляющее вещество?

   В комнату вошел Иван Никифорович.

   – Кого вы просили пристроить меня в «Дом солнца»? – забыв поздороваться, спросила я у босса.

   – Приятеля, – ответил тот.

   – Можете назвать имя? – не успокаивалась я.

   – Лукинский Федор Егорович, – после небольшой паузы ответил шеф. – Депутат, высокопоставленный чиновник.

   – Навряд ли он сам звонил в редакцию, – предположила я. – Пожалуйста, прямо сейчас, несмотря на то, что наступила ночь, выясните у Лукинского, кто по его приказу беседовал с Николаевой.

   Иван Никифорович достал телефон, несколько раз набрал номер, а потом сказал:

   – Не отвечает. Голос на английском сообщает о недоступности абонента. Похоже, Федор за границей.

   Но я не привыкла сдаваться:

   – Роб, немедленно добудь мобильный номер Николаевой.

   Троянов кивнул, и вскоре я получила возможность соединиться с владелицей издания «Дом солнца». Однако Ольга Ивановна тоже не отвечала, и понятно почему: в столь поздний час нормальные люди, как правило, спят.

   – Попробуй на домашний позвонить, – посоветовала Лиза, – сотовый она могла в сумке оставить, а та на вешалке в прихожей висит.

   Я уже собралась отсоединиться, но вдруг услышала всхлип и женский голос:

   – Алло!

   – Добрый вечер. Вас беспокоит Татьяна Сергеева, участница проекта «Убей лишний вес», – быстро сказала я. И собралась представиться по-настоящему: – Ольга Ивановна, на самом деле…

   – Т-танюша! – не дав мне договорить, заикаясь, произнес хриплый голос.

   – Вы заболели? – насторожилась я. – Голос пропадает? Кашель? Насморк?

   – Эт-то К-ксения, – донеслось в ответ, – Ряббикина. С-сижу в коридоре б-больницы. Т-тут жутко! Грязно. От-твратительно. Холодно. Страшно. И автомат б-больше б-банок не дает. С к-коктейлями.

   Я включила громкую связь, а Рябикина все говорила и говорила, изредка перемежая свою речь всхлипываниями. Скоро мы поняли, что Ольга Ивановна попала в реанимацию. У Николаевой случился то ли инсульт, то ли инфаркт, Ксения, которая сопровождала начальницу, не знает точно диагноза. Сейчас Рябикина находится в клинике, держит вещи Николаевой, включая сумку и телефон. Уехать домой она не может, потому что, желая успокоиться, пока владелицу издания осматривали в приемном покое, Рябикина добыла из стоящего поблизости автомата несколько банок джин-тоника или какого-то другого дешевого пойла и слегка окосела. Слава богу, у журналистки хватило ума не садиться за руль.

   Спиртное притупило ум, Ксения не удивилась, с какой радости рядовая участница проекта «Убей лишний вес» трезвонит ночью Николаевой и откуда она знает номер личного мобильного главного редактора. Рябикина жаловалась без умолку, плакала, просила забрать ее из «ужасного, грязного, отвратительного коридора», но сообщила причину, по которой Ольге Ивановне стало плохо.

   Журналисту Виталию, разговор которого с девушкой по имени Лена я случайно подслушала, требовалось спешно завизировать интервью с какой-то звездой. Текст парень сдал вовремя, но Фонарева никак не возвращала ему выправленный вариант, а сегодня вообще не явилась на работу. Виталий отправил Олесе кучу эсэмэсок и наконец получил ответ: «Иди открой мой комп и возьми статью». Корреспондент помчался в ее кабинет, «оживил» ноутбук и первым, что он увидел на вспыхнувшем экране, оказалось письмо Фонаревой, адресованное Рябикиной, то самое, которое потом дал мне мальчик Володя в виде журавлика.

   Виталий прочитал послание, пришел в ужас и помчался по редакции с воплем:

   – Фонарева убила Обнорскую!

   С ним же он ворвался в кабинет главного редактора. А та, услышав правду, воскликнула:

   – Он меня убьет, когда узнает, что случилось с Ариной! У него очень длинные руки, даже сейчас он может все!

   Потом Ольге Ивановне стало плохо. Приехала «Скорая», Ксения вызвалась сопровождать владелицу журнала в больницу.

   – Неинтересная тема, – оборвала я Жданова.

   Но тот неожиданно уперся:

   – Наоборот. Вы вот думаете, что Олеся сделала себе фальшивые документы и улетела в Америку. А что, если все не так? Между прочим, на улице буран, аэропорты не работают.

   – Есть поезда, автобусы, электрички, машины, – перечислила Лиза. – И, вероятно, преступница сидит сейчас на заранее снятой квартире, где-нибудь в Лианозово, пьет чай. Надо разослать фото Фонаревой, пусть полиция подключается к поискам. Необходимо обыскать ее квартиру и рабочий кабинет, изучить компьютер.

   – Я знаю фамилию, которой она воспользуется, – объявил Денис. – Вот вы никак не хотите въехать в мои рассуждения, а между тем…

   – Живо говори, что придумал! – заорал Иван Никифорович.

   – Зачем Фонарева копировала Обнорскую? – с тупым упорством повторил Жданов.

   – Чтобы стать ближе к Арине и ее убить, вот и прикидывалась фанаткой Обнорской, изображала любовь к ней, – пояснила я. – Мы всегда испытываем симпатию к тому, кто похож на нас.

   – Нет! – не согласился Жданов. – Она специально старалась создать внешнее сходство, потому… Вот скажите, кого сейчас не будут искать? Чью фамилию даже не вспомнят?

   – Обнорской! – ахнула я.

   – Обнорской! – обрадовался Денис. – В точку! Арина в морге, все в курсе, что ее труп в холодильнике. Думаю, Фонарева купила билет на имя убитой. Можете мне руку отрубить, если я ошибаюсь.

   Троянов схватился за «мышку». Ему понадобилось немного времени, чтобы узнать: в тот день, когда я впервые появилась в редакции, рано утром, еще до моего появления в ее кабинете, Арина Обнорская купила три билета на скорые поезда, уходящие из Москвы в разные концы России, и забила себе места в лайнерах, улетающих в Париж, Токио и Пекин. Также быстро выяснилось, что ни японское, ни китайское консульство виз женщине не выдавало.

   – Рассуждаем спокойно, – приказал Иван Никифорович. – Токио и Пекин отпадают, эти города выбраны для отвода глаз. Бригадиров поездов сейчас предупредим, проводники пройдут по вагонам, осторожно проверят наличие пассажирки. Нам остается рейс на Париж. Когда он вылетает?

   – Сегодня, то есть, собственно, вчера, в девятнадцать сорок пять, – мгновенно ответил Троянов.

   – Она уже во Франции! – расстроилась Кочергина. – Туда примерно три с половиной часа лету. Небось даже прошла паспортный контроль по прибытии. Хотя можно попытаться связаться со спецслужбой аэропорта – там иногда жуткие очереди у пограничников, в особенности ближе к вечеру, открыто одно окно, и все возле него толпятся.

   – Нет, она еще в Шереметьеве, – заявил Роберт. – Из-за погодных условий рейс отложен. В Москве буран, в Париже снегопад. Предполагаемое время вылета пока не названо. Наша красавица в здании аэропорта.

   – Как бы не так, небось она давно ушла и сейчас пытается смыться из столицы другим путем. Давно пытался до вас свои соображения довести, но меня никто не слушал, – обиженно проговорил Жданов.

   – А вот и нет! – радостно возразил Роберт. – Обнорская прошла контроль, пограничный и таможенный, уже стояла на трапе самолета, и тут – упс! – вылет отложили. Из «стерильной зоны» она выйти не пыталась, ждет, когда объявят посадку.

   – Любят у нас людей в неведении держать, – покачал головой Жданов, – твердят одно: «Рейс отложен по погодным условиям». А сколько тупо сидеть-то? О времени пассажирам не сообщают.

   – Кто же знает, когда метель и боковой ветер стихнут? – возразила Кочергина Денису. – Олеся чувствует себя в безопасности, думает, что убитую Арину искать не станут, считает себя намного умнее полицейских, не знает, что делом занимается особая бригада. Сидит, как миленькая, на диване.

   Лиза вскочила:

   – Боже, благослови буран, заносы и обледенение полосы!

   – По коням! – скомандовал Иван Никифорович.

   – Танечка, я возьму свой отчет о вскрытии Обнорской? – спросил Борцов. – А вы потом его дочитаете, сейчас некогда.

   Я взяла листы, уронила один, наклонилась за ним, машинально бросила на текст беглый взгляд и сразу выпрямилась.

   – Простите, Глеб Валерьянович, здесь описание рук убитой. Вы ничего не упустили?

   – У вас возникли сомнения? – удивился Борцов. – Там, как вы правильно заметили, именно описание ран на конечностях, ну и состояние ногтей, кожи.

   – Тело у вас в секционной? – спросила я. – Можно на него взглянуть?

   – Конечно, – кивнул Глеб Валерьянович, – пойдемте. Но разве это сейчас необходимо?

   – Да, – твердо ответила я. – Мне надо только кое на что посмотреть. Всего пара минут, и дело может в корне измениться.

   – Молчать! – заорал шеф. – Сейчас операцией командую я. Роберт и Глеб остаются в офисе. Остальные вперед! По машинам! Молча!

   Иван Никифорович уже выскочил в коридор.

   – Босс слишком нервничает, это плохо, – вздохнул Роберт. – Пригляди за ним, Танюша, а то наломает дров.

   – Постараюсь, – кивнула я. – Обеспечь нам поддержку ребят из захвата, пусть тоже рулят в Шереметьево. Сейчас забегу на мгновение в морг, а потом из машины по конференц-связи расскажу, какая идея пришла мне в голову, когда я поднимала упавший лист из отчета.

   – Таня, – остановил меня Троянов. – Я тут нашел предсмертное письмо Инны Леонидовны, матери Арины. Отправлю его тебе, почитай по дороге. А за руль пусть сядет Лиза.

   Стройную блондинку, одетую в скромный черный пуховичок, быстро обнаружили в просторном помещении «стерильной зоны». Она сидела возле магазина, торгующего продуктами, и без всяких признаков волнения держала перед глазами айпад. Я быстро подошла к ней и воскликнула:

   – Вот это встреча!

   Убийца подняла глаза, вскочила, но я живо обняла ее, крепко прижала к себе и зашептала:

   – Все. Комедия окончена. Супружеская пара справа и мужчины слева – группа захвата, им разрешено применение оружия. Если броситесь бежать, получите пулю в коленную чашечку. В тюремной больнице не очень умелые врачи, а калеке на зоне тяжело жить. В ваших интересах тихо пойти с нами.

   Блондинка попыталась-таки высвободиться, но ее тут же схватили под руки двое крепких парней.

   Через час после возвращения в офис мы с Иваном Никифоровичем вошли в ярко освещенную комнату без окон, и я сказала сидевшей около стола женщине:

   – Понимаю, вам хочется поспать, но мы не можем предоставить такую возможность. Вот кофе для бодрости сейчас принесут. Или предпочитаете зеленый чай?

   Блондинка не издала ни звука.

   – Игра в молчанку еще никому не помогала, – строго заявил шеф.

   Я решила сыграть в доброго полицейского.

   Я на секунду прервала свой рассказ и посмотрела на женщину, сидевшую за столом. У той на лице застыло спокойное выражение, словно она слушала занимательную, но совершенно не относящуюся к ней историю. Ладно, продолжим…

   Ирочка тоже оказалась посвящена в тайну работы отца. В конце своего пространного письма Инна Леонидовна указала: «Хочу, чтобы все поняли, какими важными для страны исследованиями занимался мой муж. Олег Петрович был гений, никто его разработки закончить не сумеет. И пожар вспыхнул не случайно, его подстроили Ирина с мужем. Уходя из отчего дома, дочь крикнула отцу: «Не имеешь права делать мне замечания, ты убийца, готовишь яды, которые будут душить людей. Ненавижу тебя! Только посмей сделать нам с Андрюшей плохо, враз разнесу твою ведьмину лабораторию!» Я не хочу жить, зная, что моя дочь лишила жизни своего великого отца, осиротила науку и подорвала безопасность государства». И в том же письме был детально описан предшествующий выпаду дочери скандал.

   Дело о пожаре в лаборатории вел… Георгий Павлович Варганов. И он же разбирался с суицидом Инны Медведевой. В первом случае следователь ничего подозрительного не усмотрел. Эксперт пришел к выводу, что на столе ученого взорвалась одна из установок, в которой шел синтез некоего вещества, что и вызвало пожар. Смерть Инны тоже не посчитали насильственной, криминалисты в один голос заявили: самоубийство. Папки с документами сложили и отправили в архив, где им предстояло лежать нетронутыми. А потом Роберт Троянов спросил себя: «Во рту трупа Арины Обнорской остались сине-фиолетовые пятна. Где я читал о подобных отметинах?»

   А видел наш компьютерных дел мастер сообщение о следах, когда просматривал дело Андрея Геннадьевича Молокова, экспертиза указывала на их наличие на слизистой оболочке полости рта убитых шоферов. Маленькая деталь: до женитьбы на Ирочке Молокова у жертв бандитов ничего такого не обнаруживали. Ядом водителей начали потчевать после того, как дочь Олега Петровича стала счастливой женой. Потому и возникло у Троянова предположение: может, Инна Леонидовна была права? Вдруг Ирочка вовсе не нежная ромашка, а верная помощница супруга? Она рассказала Андрею, над чем работает отец, и они похитили из лаборатории все имеющиеся там варианты ядов, а потом подожгли помещение?

   Возникли и другие вопросы. Например, почему Варганов, найдя многостраничное послание в доме самоубийцы Инны Медведевой, изъял его основную часть? Да скорее всего Георгий Павлович давно прикормлен Молоковым и служит бандиту. Тогда по какой причине следователь не передал Андрею Геннадьевичу обличающее его послание тещи для уничтожения? Зачем сохранил документ? Ну, тут ответ найти несложно: если служишь преступникам, надо иметь компромат на них, и Варганов старательно копил «папочку» на Молокова. Она и сейчас хранится у Георгия Павловича, в ней много интересного.

   Теперь обратимся к другой истории, которая, на первый взгляд, никак не связана с Ариной Обнорской.

   Четверо людей разного возраста и воспитания, но объединенные желанием изменить свою жизнь к лучшему, находят в пустынном месте джип, в прямом смысле слова набитый долларами. Они поделили между собой двадцать миллионов и разбежались. Маргарита Друзь, Юрий Фофан и Вадим Пряхов, не думая о том, что им может грозить опасность, начинают жить в свое удовольствие. А вот Лора Павловна Селезнева ведет себя поумнее. Она меняется биографией и документами со своей подругой, тоже Лорой Павловной Селезневой. Расчет дамы прост: тот, кто захочет разыскать деньги, найдет не ее, а полную тезку и начнет спрашивать у той, куда подевалось богатство. Но проходит несколько лет, а хозяин капитала не объявляется. Лаура, так предпочитает называть себя Лора Павловна, успокаивается. И зря. Потому что остальные члены славной компании вдруг стали исчезать.

   А теперь – внимание! Юрий Фофан накануне пропажи закатывает скандал дочери Зинаиде и зятю Степану. Те в ответ ругаются с антикваром, чего никогда ранее не случалось. Степан, рассказывая об этом случае, очень удивлялся – казалось бы, с чего они все неожиданно полетели на реактивной метле? Еще родственники отмечают, что в квартире Юрия Николаевича попахивало геранью. И после посещения тестя у Степана заболела голова, а Зинаида стала как пьяная и на следующий день на работе почувствовала недомогание. После скандала Зину мучит совесть. Она звонит отцу, чтобы извиниться, но тот отвечает ей как автомат: «Хорошо». Женщина решает, что он выпил, и больше не нервничает. Потом Юрий Николаевич сам соединяется с дочерью и безучастным голосом рассказывает, где лежат мешки с деньгами. Когда дочь нашла отца на кладбище, тот был в бессознательном состоянии и через пару дней умер.

   Маргарита Друзь незадолго до своего исчезновения набрасывается на лучшую подругу и партнера по бизнесу. Повод к скандалу пустяковый – та купила новую мебель в приемную. Во время выяснения отношений Кнаббе ощущает запах герани и едва сдерживается, чтобы не кинуться на компаньонку с кулаками. А на следующий день она чувствует себя разбитой, у нее мигрень.

   Вадим Пряхов ни с того ни с сего кидается на свою любовницу. Люся Малышова делает сожителю замечание: «Фу, ну и гадостный ты себе парфюм купил. Воняет геранью, как у бабки в избе». Фотограф звереет, выкидывает Малышову из квартиры, а манекенщица, в принципе спокойная, воспитанная девушка, впадает в ярость. На следующий день Люся заболевает, как ей кажется, гриппом – у нее подскакивает температура, возникает слабость.

   Только с Лорой Павловной Селезневой ничего подобного не происходит. Она очень эмоциональна, иногда выясняет отношения с любовником, но тут же уносится домой. Он привык к такому поведению подруги, у них даже выработался ритуал: Лора убегает, но спустя некоторое время звонит Ивану Никифоровичу из своей квартиры. На следующий день все у них прекрасно. Поэтому, когда Селезнева в очередной раз сбежала, ее возлюбленный лег на диван и от усталости заснул. Ни запаха герани, ни припадков ярости, ни вообще чего-то из ряда вон выходящего не было.

   Роберт Троянов постоянно задавал вопрос: «Зачем раздавать пропавшим людям грошовые статуэтки из неглазурованной глины?» И у нас не находилось ответа. А потом следователь Варганов отдал нам все письма Инны Леонидовны, и я сообразила: один из ядов, над которым прилежно работал Олег Медведев, проникал в организм лабораторного животного через дыхательные пути. Причем отрава пахла геранью, вызывала агрессию, затем апатию, болезнь и смерть. Правда, это похоже на то, что происходило с Друзь, Фофаном и Пряховым? Кто-то подсунул этим людям «Инин».

   Но почему исключили Лору? Преступник не желал причинить вреда Селезневой? Ан нет, любимую женщину Ивана Никифоровича тоже ведь похитили. И тут меня осенило: фигурки! Ну как всучить человеку яд, который ему для достижения нужного эффекта требуется вдыхать не менее пяти-восьми часов?

   Убийца нашел элегантное решение. Каждому из четверки дарилась статуэтка. Фофан получил экземпляр для коллекции, Друзь – награду от телепрограммы, Вадим – подарок на день рождения от важного в мире фэшн-бизнеса человека. Лора же столкнулась с «ученицей» и стала обладательницей «Венеры». Все сувенирчики, исключая богиню, были выполнены из неглазурованной глины. Что, если внутри них помещался яд? Он был в упаковке, которая медленно разрушалась. Такие «патроны» из саморастворяющихся материалов иногда используют поджигатели.

   И мне вспомнилось, как диетолог Орнели говорил о микропорах в фаянсе. Тогда и стал понятен замысел преступника. Не покрытое глазурью изделие имеет по всей поверхности крохотные дырочки, через которые яд через определенное время начнет просачиваться наружу. Друзь, Фофан и Пряхов долго дышали отравой. Их знакомые и родные, став жертвой агрессии Маргариты, Юрия Николаевича и Вадима, убегали, но, тоже вдохнув запах герани, впадали в истерику, а потом плохо себя чувствовали. По счастью, им не досталось смертельной дозы. А что Лора? Арина, которую шантажом заставили раздавать фигурки, случайно разбивает ту, что предназначалась Селезневой, пугается – и хватает из музея «Венеру». Поэтому Лора и не была отравлена.

   Теперь подумаем на другую тему. Чьи же двадцать миллионов растащила четверка? У нас есть ответ на этот вопрос: наркодилера Кирилла Игоревича Фонарева. Торговец должен был передать деньги Молокову, но его гонец умер за рулем, джип упал в песчаный карьер. Андрей Геннадьевич не верит Фонареву и убивает его. Олеся Фонарева, дочь распространителя дури, хочет отомстить за отца. Ей известно о нежном чувстве, которое осужденный руководитель преступной группировки испытывал к своей второй жене, и она приходит к мысли уничтожить Арину. Она шантажом заставляет Обнорскую разносить фигурки. Позже угощает ее ядом. А затем, не справившись с собственной яростью, начинает избивать ее мертвое тело розовой бейсбольной битой. В основном лупит по лицу. Изуродовав труп, Олеся уезжает. Умная, хитрая убийца оставляет в автомобиле документы Обнорской. Все, кроме загранпаспорта. На отсутствие последнего мы не обратили внимания, что понятно: мало кто просто так возит его с собой. Прикинувшись Ариной, Фонарева рассчитывает улететь в Париж, думая, что никто не станет искать госпожу Обнорскую, ведь полиции известно: та лежит в морге.

   Неплохой ход, но он не сработал. Преступнице тотально не повезло с погодой, в Москве началась метель, все рейсы отменены. Олеся застряла в «стерильной зоне». Можно было, конечно, после прохождения ряда формальностей снова пересечь границу и уехать в Москву, но наша фигурантка не желает привлекать к себе внимание, надеется, что посадку вот-вот объявят. И она твердо уверена, что обвела вокруг пальца полицейских, использовав паспорт покойницы.

   Пока мы ехали в Шереметьево, Роберт без устали носился по просторам Интернета и узнал массу интересного.

   Теперь зададим вопрос. Откуда Олеся Фонарева знает про яд «Инин» и другой, тот, что оставляет пятна во рту? Где дочь Кирилла Игоревича добыла препарат, который имелся лишь в лаборатории Олега Петровича Медведева? Почему Арина, когда ей во время моего первого визита в редакцию позвонил некто по мобильному телефону, продемонстрировала нервозность и страх, не скрыв эмоции? По какой причине Обнорская посмеивалась при виде Фонаревой, которая усиленно ее копировала, и не делала Олесе замечаний? Боялась шантажистки? Но ведь Арина не знала, что ее преследует коллега по работе: звонивший тщательно скрывал свою личность.

   И вот, на мой взгляд, наиболее интересная деталь. Зачем Обнорская велела Рябикиной устроить для участницы проекта, то бишь для меня, экскурсию по офису? Арина же знала, что Ксения непременно поведет меня в музей и заметит пропажу «Венеры». А ведь именно Арина разбила керамический горшок, предназначенный Лоре, сама же и унесла дурацкую статуэтку Мэта Харриша. Кроме того, замредактора договорилась с каким-то скульптором об изготовлении копии и вот-вот должна была получить ее. То есть, по идее, Обнорской следовало сделать все, чтобы мы с Ксенией не шлялись по редакции. Можно было придумать сто причин, по которым гостье не следует заглядывать в музей. Да хотя бы просто запереть его на ключ. Но нет, Арина спокойно говорит об экскурсии. Почему? Я знаю ответ, но озвучу его чуть позднее.

   В отчете о вскрытии тела Обнорской есть интересная деталь. Глеб Валерьянович, очень аккуратный, вдумчивый эксперт с большим опытом, отметил, что на кисти трупа есть особая примета – круглый шрам. А теперь вспомним Степана и Зину, повествующих о своей ссоре с Юрием Николаевивичем Фофаном:

   – Папа порой нес чушь. Он заметил, что у девушки, передававшей ему балерину, около большого пальца на руке была круглая отметина, явно след от сведенной татуировки, поэтому и обозвал ее дурой.

   Собственно говоря, из-за его высказывания и разгорелся семейный скандал.

   Но ведь Обнорская рассказала мне, что это она передавала всем фигурки, а у Арины кисти рук совершенно чистые. Я обратила внимание на роскошный браслет, змею, обвивавшую запястье журналистки, и восхитилась украшением. Обнорская стала демонстрировать его со всех сторон. Отлично помню, никаких круглых или других шрамов у нее не было.

   Другой нюанс. Ксения Рябикина недолюбливает Олесю, считает ее выскочкой, наглой нахалкой. Она рассказала мне, как недавно вошла в лифт, ехавший вниз, и натолкнулась на Фонареву, державшую в руках пакет. В подъемнике пахло геранью. Ксения, как всегда, решила поддеть коллегу и с ехидной улыбкой поинтересовалась:

   – Парфюм новый приобрела? Польский или российский? Дешево и сердито?

   – Молчи! Еще раз раскроешь пасть – и зубов не останется! – заорала в ответ Олеся.

   Рябикина испугалась. До этого дня Фонарева никак не отвечала на выпады коллеги, делала вид, что ее не задевают колкости, а тут вдруг такая злобная агрессия! Рябикина от страха вжалась в угол лифта. Тот, слава богу, затормозил на втором этаже, в него вошла диетолог Роза. Врач подергала носом, явно тоже учуяв цветочный запах, и сказала:

   – Олесенька, ты руку порезала? У тебя кровь на пальце.

   – Отстаньте! – взвизгнула девушка и выскочила из кабины.

   Сложим вместе герань, агрессию, пакет, порез на руке Фонаревой и спросим: а вдруг Олеся везла разбитую фигурку? Вернее, тот самый керамический горшочек с цветами? Побоялась вышвырнуть осколки в редакции и потащила их на помойку на улице… Но ведь, если верить рассказу Обнорской, безделицу разбила она, Арина!

   Теперь вернемся к трактиру «Голодный рыцарь». Почему я туда пошла? Обнорской позвонили по телефону, она молча выслушала, что ей сказали, демонстративно занервничала, я насторожилась, велела Роберту выяснить, кто звонил журналистке, и помчалась в кафе. Придется признать: преступник управлял мной, как марионеткой. Он, во-первых, знал, что победительница конкурса на самом деле начальница особой бригады, и затеял свою игру под названием: «Подставь Фонареву».

   Даша, официантка в кафе, рассказала мне, что трубкой в кабинете директора воспользовалась блондинка, которая заказала на вынос два латте с ванильным сиропом и попросила вручить ее подруге письмо в незаклеенном конверте. Девушка запомнила адрес – Собачья Площадка. А ведь таковая улица ныне не существует! Еще посетительница попросила передать подруге, чтобы та подождала ее на парковке, на минус третьем этаже. Спустя некоторое время пришла вторая блондинка, заклеила конверт и ушла. Следом явилась я. А затем обнаружила в паркинге крайне взволнованную Обнорскую. Получается, что Арину вызвали в «Голодный рыцарь» лишь с одной целью – заставить ее облизать клапан конверта. Потом мы находим труп в машине и понимаем: Обнорскую отравили.

   Прекрасно задуманный, хорошо разыгранный спектакль. Я не сразу сообразила, что в нем было несколько неувязок. Каюсь, я невольно помогла преступнику, попросив Роберта узнать, кто звонил Арине, и не уточнила когда. Троянов ответил эсэмэской с адресом кафе. Но Арине в моем присутствии звонили дважды. В первый раз она не проявила никаких эмоций, лишь посетовала на отвратительную сотовую связь. Зато во второй чуть в обморок не свалилась от волнения.

   Во время нашей беседы в кабинет Арины вошла Олеся, у нее в руках был ящик с розовой битой и два стакана латте с ванильным сиропом. Фонарева сказала, что бегала в «Голодный рыцарь» за кофе, а еще ей передали набор для автомобилистки-блондинки, ну и так далее. Сейчас, вспоминая эту сцену, я понимаю, что мне откровенно намекали: Таня, смотри, Олеся ходила в трактир, заказала на вынос напиток, и у нее есть приметная розовая принадлежность для бейсбола. По убеждению преступника, Сергеева, побывав в кафе, поговорив сначала с официанткой, потом на парковке – с Ариной, а затем узнав, что Обнорскую забили битой, вспомнит о той сцене и решит, что виновница всего – Фонарева! Убийца думал, что наш эксперт не сможет установить, что жертву отравили, «Инин» ведь никому неизвестен. Человек, задумавший данное преступление, считает себя опытным кукловодом. И я в самом деле повелась – кинулась в кафе, потом на подземную стоянку… Все получилось так, как задумывалось.

   Но вскоре у членов бригады зароились сомнения.

   Когда мы ехали в аэропорт, я попросила Роберта уточнить, в какое время Арине поступил вызов из «Голодного рыцаря» и кто еще ей звонил в течение того утра. Выяснилось, что на личный, не служебный, мобильник замредактора в период с восьми до шестнадцати звонили всего один раз, из кафе. Разговор продолжался менее тридцати секунд и по времени совпадал с тем, когда Обнорская при мне твердила: «Алло, ничего не слышно…» Откуда же взялся второй вызов, тот самый, что выбил журналистку из колеи? А объяснение очень простое. У Арины, как и у меня, в телефон закачана программа «неожиданный звонок», то есть нажимаешь на кнопочку – и трубка звенит, хотя на том конце никого нет. Подноси аппарат к уху и говори что хочешь. Это первый косяк. Глупо было не подумать о проверке звонков. Вторая неувязка – письмо. Мы хотели его выловить, предупредили почту, но оно до сих пор не нашлось. Похоже, его и не бросали в ящик.

   Вот так, сложив вместе свои косяки, мы поняли: найден изуродованный труп не Обнорской, а Олеси Фонаревой. Но где же тогда Арина? Да вот она, живая и здоровая!

   – Думаю, вам надо перестать молчать. Мы же прекрасно видим, кто сейчас сидит перед нами в допросной. Честное слово, глупо так себя вести. Вы проиграли. Или всерьез думаете, что мы все разом ослепли, не узнаем вашего лица и до сих пор считаем, будто в морге находится труп заместителя Николаевой? Кстати, у Фонаревой на запястье и правда около большого пальца есть круглый шрам от травмы, полученной в студенческие годы.

   Но женщина за столом продолжала изображать Снежную королеву.

   – Хватит, Обнорская! – вскипел Иван Никифорович. – Я попросил своего приятеля устроить нашу сотрудницу Татьяну Сергееву в редакцию «Дом солнца». Мой знакомый позвонил Варганову и велел тому решить проблему. Да-да, вам крупно повезло. Следователь, в чьей нечестности у нас сейчас нет сомнения, тут же пообещал исполнить приказ и предупредил вас: «Будь осторожна, не знаю почему, но вашим изданием заинтересовалась особая бригада, просят пристроить их человека в проект по сбрасыванию веса».

   – Вы начали свою игру, сделали все, чтобы подозрение пало на Фонареву, – влезла я в разговор. – На самом-то деле все наоборот! Это вы, Арина, шантажировали Олесю, которая тщательно скрывала от окружающих, чья она дочь, не желая, чтобы все узнали об ее отце-наркоторговце. С чего Обнорская взъелась на безобидную сотрудницу журнала, нам тоже понятно. Ведь Андрей Геннадьевич Молоков попал в тюрьму из-за Кирилла Игоревича Фонарева, который донес на него, сообщил мижевскому начальнику следственного управления, что безуспешно разыскиваемый главарь банды – всеми уважаемый преподаватель математики. Эта информация попала бы к Варганову, и милейший Георгий Павлович в очередной раз, как с пожаром в лаборатории и самоубийством Инны Медведевой, прикрыл бы вашего разлюбезного супруга. Но за день до откровений Фонарева Варганов улетел в Египет, отправившись в законный отпуск. А его заместитель, исполнявший временно обязанности начальника, сразу понял, какая золотая монета упала ему в руки. Так что, когда Варганов вернулся, Молоков уже содержался в СИЗО, откуда купленный следователь вызволить его не мог.

   Сделав короткую паузу, во время которой Обнорская по-прежнему сидела молча, не шелохнувшись, я продолжила восстанавливать давние события…

   – Однако Варганов выяснил, кто донес на Молокова, и передал информацию Андрею. Молоков во время этого разговора спокойно объяснил Варганову:

   «Я был должен Фонареву двадцать лимонов гринов наличкой».

   Я посмотрела на присутствующих:

   – Теперь внимание!

   Когда Арина писала письмо-признание от лица Олеси, то она переврала, как было дело, указала, что все наоборот, это Фонарев задолжал Молокову. Ну да понятно, почему она так поступила: чтобы мы не сомневались, почему Андрей донес на Кирилла: не получил денег и сдал ее отца. Арина в том письме ситуацию наоборот вывернула. А вот теперь надо рассказать, как же в реальности все было. Повторю объяснение Андрея, то самое, которое он дал Варганову: «За бабками Кирилл прислал своего верного Женю Лазарева. Я удивился, что парень без охраны приехал, но ничего не сказал. Коробки погрузили во внедорожник, Евгений ночью отбыл. До подмосковного городка, где жил Кирилл, часов пять-шесть езды на хорошей машине. Я позвонил Фонареву, сказал: «Птица летит». На следующий день он звякнул с сообщением: «Грач не прибыл». Мы встретились, поговорили. Я предположил, что Лазарев либо убит, либо сбежал с деньгами. Подчеркнул: нельзя было отпускать мужика одного. Короче, надо его искать. Кирилл кивал, соглашался, но, как я сейчас понимаю, решил, что я веду нечестную игру, мои люди напали на его верного помощника и забрали деньги назад. Поэтому Фонарев решил отомстить и донес на меня».

   Тело Лазарева нашли уже после того, как Фонарев умер, а Молоков оказался под арестом.

   Ирина Медведева была вовсе не наивной девочкой. Супруга главы банды убийц и грабителей – жестокий, умный человек с прекрасными артистическими способностями. Андрей Геннадьевич сразу понял, что Ирочка станет ему не только любящей женой, но и верной помощницей. У вас нет никаких моральных принципов и начисто отсутствует жалость. Что же касается любви, то ее вы испытывали лишь к одному человеку на свете: к осужденному на пожизненное заключение преступнику. Я не сомневаюсь, что именно вы рассказали Молокову, чем занимается ваш отец, и посоветовали поджечь лабораторию. Олег Петрович был недоволен зятем, мог скандалить, а зачем вам с Андрюшей привлекать к себе внимание? И самоубийство матери не особенно ранило душу дочери. На канском кладбище могилы четы Медведевых заросли бурьяном, там нет ни памятника, ни даже простого деревянного креста. Вы никогда не вспоминаете о родителях. Они ведь не приняли вашего избранника, следовательно, стали вашими врагами.

   А вот за то, что Молоков оказался за решеткой, вы решили жестоко отомстить. Вы знали о той роли, которую сыграл Кирилл Фонарев в судьбе обожаемого вами мужа. Готова спорить, что информацией с вами поделился Андрей во время того неправомерного свидания. А искать Друзь, Пряхова, Селезневу и Фофана вам помогал все тот же Варганов. Кстати, его давно допрашивают в соседней комнате, и бывший следователь сдает вас с потрохами.

   Да, вы хотели не только вернуть деньги, но и отомстить. Думаю, дело обстояло так. Кирилл Игоревич уже был мертв, зато осталась его дочь Олеся. Ей, журналистке, работавшей в маленькой газетенке, позвонил аноним и велел идти в «Дом солнца». А там ее приветливо встретила заместитель главного редактора. И вы начали свою игру, заставив ее вручать фигурки и задумав свалить ответственность за исчезновение людей на Фонареву, поэтому и поощряли наивное желание девушки походить на вас. По вашему плану, когда последний из четверки будет наказан, именно Олеся «убьет» Обнорскую и «покается» в преступлении. Вы придумали затею с фигурками, зная, что через несколько часов после вдыхания «Инина», когда первоначальная агрессивность пройдет, люди станут покорно апатичными и останется лишь перед рассветом явиться к ним домой – и послушный вашей воле человек безропотно пойдет за вами.

   Первой жертвой стала Друзь. Вы отвезли Маргариту в укромное место и велели ей позвонить Кнаббе. Ведь таскать мешки с деньгами – тяжелое и опасное дело, черновую работу предстояло выполнить близким похищенного. Но Эрика Рудольфовна уехала в санаторий, причем, не желая после скандала общаться с подругой, поменяла мобильный номер. Вам пришлось самой вспарывать матрас и забирать доллары. Вам повезло: дома Кнаббе и Друзь стоят на отшибе, вас никто не заметил.

   Так же получилось с Пряховым, Вадим ушел с вами беспрекословно. Потом вы дали ему трубку, велели соединиться с Люсей. Но Малышова, услышав голос обидевшего ее любовника, оборвала разговор и выбросила симку. Опять вам пришлось действовать самой. Впрочем, тут риска оказалось меньше, чем в предыдущем случае. Думаю, охранник в банке увидел у вас ключ и отошел в сторону. Он ведь не имеет права досматривать то, что вынимают из хранилища. К тому же секьюрити в зале ячеек не требует документов, только ключ.

   С Фофаном наконец вышло как надо. Его дочь и зять привезли мешки куда было велено, на кладбище, за что и получили назад Юрия Николаевича. Вот только не стоит думать, что вы благородно выполнили обещание. Вы знали, что антиквар не жилец, он ничего не сможет рассказать, объяснить, где его держали, и решили: пусть с трупом возятся родственники.

   А вот с Лорой получилось странно, да? Вы не знали, что Фонарева разбила горшок и, в полном ужасе от содеянного, схватила «Венеру». Олеся совершила феерическую глупость, но она потеряла голову от страха. И небось надеялась, что никто не узнает, кто украл ужасное творение Мэта Харриша. Вот почему вы совершенно спокойно велели Ксении проводить экскурсию, просто не подозревали, что приза в музее нет. А Рябикина, использовавшая любую возможность нагадить Олесе, историю про лифт рассказала. Надо отдать вам должное, услышав, как Фонарева везла в лифте пакет, а тот пах геранью, вы сразу поняли, что произошло, и, мгновенно взяв вину на себя, купировали начинающийся скандал…

   – Где Селезнева? – не выдержал Иван Никифорович.

   Арина переменила позу и вдруг впервые за время допроса спокойно сказала:

   – Мы можем договориться. Вы сделаете кое-что для меня, а я расскажу, где тетка.

   На лице шефа появилось злое выражение, и я быстро сказала:

   – Арина, в вашем случае не стоит выдвигать условий.

   – Почему? – пожала плечами журналистка. – Я сделала что хотела, они все наказаны. Деньги вам не найти. Пойдете на сделку – узнаете, где находится Селезнева. Не захотите – я отправлюсь на зону. И, кстати, предупреждаю: не стоит меня пугать, что окажусь в бараке с отвязными бабами, это на меня не подействует.

   – Что вы хотите? – процедил босс.

   – Свидание с Андреем, – ответила Арина. – Суточное.

   – С ума сошла! – возмутился Иван Никифорович.

   Обнорская пожала плечами:

   – Ваше дело. Я встречаюсь с мужем, и вы получаете информацию. Нет – не получаете ничего. Бить меня бесполезно, пугать смертью тоже. Выбирайте. Я отвечу на все ваши вопросы, но лишь после того, как проведу двадцать четыре часа наедине с супругом. Если откажете, ни слова от меня не добьетесь.

   Иван Никифорович встал и пошел к двери.

   Не знаю, каким образом шефу удалось выполнить невыполнимое, кого он просил об услуге и как потом будет за нее расплачиваться, но через несколько часов Арину в сопровождении конвоя отправили на самолете на зону, где сидел Молоков. Вернувшись назад, она опять очутилась в нашей комнате для допросов.

   – Получила, чего хотела? Теперь выкладывай, где Лора! – приказал Иван Никифорович.

   Арина криво улыбнулась.

   – Это наш последний разговор. Татьяна, вы на редкость сообразительны. И то, что не сразу разобрались в деле, не говорит о вашей глупости, просто у вас был достойный соперник. Я имею в виду себя. Если есть вопросы, задавайте, но сразу отмечу: все ваши умозаключения и догадки верны.

   – Отчего столько времени проходило между вашими преступлениями? – поинтересовалась я. – Вы знали имена тех, кто украл деньги, раздобыть их адреса, я думаю, не составило труда. Почему вы не сразу разобрались со всеми, кто приложил руку к деньгам вашего мужа? Зачем было тянуть?

   Обнорская поджала губы.

   – Это очень личное, вас совершенно не касается.

   – И все же отвечайте, – потребовала я.

   Арина дернула плечом.

   – Даты имели для меня огромное значение. Друзь, например, была отравлена в годовщину нашего с Андреем знакомства. Пряхов получил свое в день, когда Андрюша впервые признался мне в любви. Понятно? Я не хочу далее обсуждать эту тему, но повторю, для меня эти даты были крайне важны.

   – Почему вы, сидя со мной в машине на парковке, рассказали о помощи Варганова? Неужели не понимали, что навлекаете подозрение на Георгия Павловича, столько помогавшего вам? – тут же поинтересовалась я.

   Арина рассмеялась:

   – Танюша, когда Варганов предупредил меня о появлении в редакции члена особой бригады, причем не простого сотрудника, а руководительницы, я сразу поняла: каким-то образом ищейки напали на мой след. И подумала: очень удачно, что это случилось только сейчас, когда все дела завершены и осталось лишь отправить на тот свет Фонареву. В моих-то планах было раззвонить о ее преступлениях, очень хотелось замазать мерзавку, пусть бы о ней говорили как об убийце и сволочи. А Георгий уже был мне не нужен. Я собиралась улететь в Париж, а оттуда – к сожалению, из Москвы прямого рейса в Буэнос-Айрес нет – рвануть в Аргентину. В Россию намеревалась вернуться через пару лет.

   Я не поверила своим ушам.

   – Вернуться в Россию?

   Обнорская кивнула:

   – Да. А для чего, по-вашему, мне понадобились украденные мерзкими людишками доллары, из-за которых моего мужа посадили? Не разграбь подлецы джип, Фонарев не донес бы на Андрюшу. Мы сейчас с ним могли бы гулять с нашим ребенком по Кипру. Я хотела освободить Молокова. Имея приличную сумму, можно и не такое провернуть. А Георгия следовало наказать! Не обрати вы внимания на мои слова о помощи мне Варганова, я бы вам перед отлетом имейл отправила с подробностями о следователе.

   – В чем же он провинился? Ведь так верно служил и Молокову, и вам? – не поняла я.

   Арина сжала кулаки.

   – Георгий не вовремя уехал отдыхать в Египет, а из-за этого доносу Фонарева дали ход!

   – Понятно, – пробормотала я. – А что должен был совершить Иван Никифорович? Вы, как всегда изменив голос, позвонили ему и потребовали: «Сделай что не сделал».

   – Верно, – кивнула Арина. – Я же не знала, что Лора – любовница начальника вашей структуры. Сейчас объясню. То, что Олеся разбила фигурку, я поняла, лишь когда услышала рассказ Ксении о скандале в лифте, а из музея пропала «Венера». А раньше я терялась в догадках: почему «Инин» не подействовал на Селезневу. Мне пришлось колоть ей его.

   – Колоть? – повторила я. – Делать укол?

   Обнорская скорчила гримасу.

   – Вы прямо как моя мама, к каждому слову придираетесь. «Инин» действует на все живые организмы одинаково: возникают агрессия и ярость, затем сонливость, апатия и полное послушание. Прекрасно помню, как отец рассказывал об этом матери после проведения испытаний на людях.

   – Отраву проверяли на людях? – остолбенела я.

   Арина расхохоталась:

   – Ваша наивность, учитывая место работы, трогает до слез. Дорогая, Олег Петрович работал на спецслужбы. Да, яд тестировали на, как он говорил, «разумном материале». Но не будем углубляться в ненужные подробности. «Инин» существовал в двух видах – для инъекций и для вдыхания. Как действует второй яд, вы знаете. А первый работает иначе: после укола проходит всего минута, и наступает стадия полного послушания. Нет ни агрессии, ни ярости, ни апатии, вы сразу получаете абсолютно покорное существо, которое идет куда велено и честно отвечает на любые вопросы.

   – Зачем тогда понадобилась история с фигурками? – буркнул Иван Никифорович. – Можно было уколоть жертву, допустим, в магазине, подождать чуток и увести.

   – К сожалению, «Инина» для инъекций всего две дозы, – скривилась Арина. – Вот другого было в избытке. Я решила сохранить инъекции на форс-мажорный случай. С Фофаном, Друзь и Пряховым проблем не возникло, с Лорой же… Я приехала к ней во двор, позвонила по телефону и сказала: «Лора, спускайся вниз». Маргарита, Юрий и Вадим беспрекословно подчинились мне. А Селезнева вдруг спросила: «Кто это? Что случилось?» И я сообразила, что «Инин» не подействовал, пришла пора ставить укол.

   – Как же вы выманили Селезневу? – звенящим голосом осведомился Иван Никифорович.

   – Очень просто. Продолжила разговор, зашептала: «Лора, ты что, не узнаешь меня? Это я… Скорей, не могу подняться, плохо с сердцем. Спустись, помоги, я умираю». Если бы уловка не подействовала, я поднялась бы наверх. Но через пять минут Селезнева выскочила из лифта. Я поджидала ее в подъезде. Спустя шестьдесят секунд Лора покорно села в машину, и мы уехали. Я спросила у нее: «Где спрятаны деньги?» Она, будучи под воздействием «Инина», ответила правду: «На кухне. В буфете есть тайник».

   – Черт возьми! – закричал Иван Никифорович. – Да, все верно, Лора хранила в шкафу под нижним ящиком свои сбережения. Свои! Она ничего не воровала! Тебе, гадина, надо было задать вопрос: «Где доллары, украденные из джипа?»

   – Совершенно с вами согласна, – абсолютно не обидевшись на оскорбление, продолжала Арина. – Но я тогда не знала об обмене документами, поэтому действовала по привычному плану. Я приказала Лоре: «Назови телефон своего любовника». Она сказала номер, я набрала его, услышала сонный мужской голос и произнесла: «Если хочешь получить Лору назад, делай то, что та говорит!» – и передала трубку Селезневой. А ей заранее приказала: «Вели ему взять деньги из тайника, везти их на улицу Железный Тупик и оставить в брошенном гараже». Тетка так и сделала.

   – Что? – взвизгнул Иван Никифорович. – Впервые об этом слышу!

   – Вранье, – отрезала Арина. – Вы ей ответили: «Хорошо, прямо сейчас побегу».

   – Не было такого! – взревел шеф.

   – Я слышала собственными ушами, – стояла на своем Обнорская, – работала громкая связь.

   – Ну нет же, нет! – твердил босс.

   – Вы с какого телефона звонили? – спросила я у Арины.

   – Специально купила номер, – пояснила та.

   – Назовите его, – потребовала я. Затем нажала пальцем на кнопку в столешнице: – Роберт!..

   – Слышал, понял, проверю, – прозвучало в ответ.

   – По указанному адресу никто не приехал, – продолжала Обнорская. – Я позвонила мужику еще раз, сказала: «Сделай что не сделал».

   – Ложь! Ложь! – закричал Иван Никифорович.

   Арина развела руками:

   – Какой смысл мне сейчас врать?

   – А потом, уже после смерти Фонаревой, вы еще раз позвонили Ивану Никифоровичу? – уточнила я.

   – Ага, – по-детски ответила жена бандита. – Захотелось, чтобы он понервничал, подергался.

   – Иван Никифорович, какие последние четыре цифры мобильного номера, о котором никто, кроме вас с Лорой Павловной, не знал? – раздался из переговорного устройства голос Троянова.

   – Тридцать два семьдесят восемь, – отчеканил босс.

   – Обнорская звонила по нему два раза, – доложил Роберт. – Но с ее телефона был еще один вызов, самый первый. И тогда набрали тридцать два семьдесят семь. Этот номер принадлежит Ивану Борисовичу Губанову двадцати девяти лет, менеджеру агентства по устройству праздников. Я с ним уже связался. Губанов подтвердил: да, был среди ночи идиотский звонок. Сначала кто-то пищал, потом женский голос попросил взять из тайника деньги и куда-то их отвезти. Иван Борисович решил, что его, как обычно, разыгрывает ближайший друг, большой приколист, поэтому ответил: «Хорошо, прямо сейчас побегу», – и спокойно заснул.

   – Какого черта ты трезвонила этому Губанову, а сейчас лжешь, что беседовала со мной?! – заорал босс.

   Арина вытаращила глаза.

   – Во, блин, ошиблась… Ткнула пальцем не туда… У меня сенсорный телефон, он без кнопок, цифры на клавиатуре близко расположены. Вообще-то я очень аккуратная, но тогда, значит, попала мимо. Глупо получилось! Надо же, какая нелепая история!

   Мы с Иваном Никифоровичем молча смотрели на Обнорскую.

   Я никак не могла поверить услышанному. Арина просто не туда ткнула пальцем? Столь простое объяснение не укладывалось в голове. Первым опомнился Иван Никифорович:

   – Где Лора? Адрес!

   Арина закатила глаза.

   – Я ее отпустила. Я им всем подарила свободу. Я честный человек, держу свое слово. Сказала Зинаиде и Степану: «Привезете доллары – получите папашу назад». И всем ворам обещала: «Говорите, где деньги, и как только я их возьму, вы свободны». И они уходили.

   – Куда? – подскочила я.

   Обнорская округлила глаза.

   – Я не спрашивала. Оставляла их на улице. Лору посадила на скамейку в парке около кафе «Голубой поросенок». Предварительно взяла у нее ключи и посетила ее квартиру, но в буфете нашла всего сто тысяч российских рублей.

   Иван Никифорович начал медленно подниматься. И вдруг пошатнулся, стал падать, но я успела броситься к шефу, вцепиться в его плечи и закричать:

   – Сюда! Скорей! Долго его не удержу!

   – Как быть? – спросила я сегодня у Троянова. – Нам с тобой по-прежнему делать вид, будто мы ничего не знаем о подмене? Общаться с Федором как с Денисом?

   – Надо подождать, пока шеф вернется, – пробормотал Роберт. – Нам не нужен глобальный скандал сейчас, когда Иван Никифорович находится в реанимации.

   – Ладно, – согласилась я, – пусть будет по-твоему. Босс встанет на ноги и сам разрулит идиотскую ситуацию.

   – Парень не так уж и плох, – неожиданно высказался Троянов. – Ведь догадался же он, что преступница скрывается под именем Арина.

   – Верно, – согласилась я. – Еще бы узнать, кто его в нашу бригаду подослал, и можно успокоиться. Ладно, поеду домой, устала очень. Завтра с утра приедет какой-то человек, его к нам направил Петр Степанович. Беремся за новое дело.

   – Мы теперь под началом Пети? – удивился Роберт.

   – А ты как думал? – вздохнула я. – Иван Никифорович болен.

   – Черт… – буркнул Троянов.

   – Согласна, – кивнула я. – Но, знаешь ли, наше с тобой мнение никого из руководства не интересует. Все, сматываюсь, пора спать.

   Не успела я принять душ и налить себе чашечку чая, как из соседней квартиры раздались громкие звуки, словно кто-то швырял на пол гири: пять-десять секунд тишина, потом – бумс! И так не один раз. Я глянула на часы: была полночь, взяла половник и решительно постучала им в стену кухни. Вообще-то, я не принадлежу к числу вредных людей, которые яростно колотят днем скалкой по батарее, если услышат мяуканье соседской кошки, но, согласитесь, заниматься ремонтом в столь поздний час – откровенное хамство.

   Только я вернула поварешку на место, как раздался звонок в дверь. Пришлось идти в прихожую и смотреть на экран видеофона. На лестнице никого не было, только у порога лежал белый конверт. Я открыла дверь, взяла письмо, вернулась в квартиру, вынула листок и прочитала набранный на принтере текст: «Ее можно спасти. Она еще жива». На секунду мое сердце екнуло. Кто еще жив? Лора? Но это просто невероятно!

   Я взяла телефон, соединилась с Трояновым, рассказала ему о случившемся и, услышав: «Еду к тебе», – села на стул в холле.

   О ком идет речь в послании? Фофан на кладбище. Тела Пряхова, Друзь и Селезневой до сих пор не найдены, но женщины наверняка давно покойницы. Обнорская бросила их на улице в таком состоянии, когда помочь беднягам уже никто не мог. Если человека отравили любым видом «Инина», нечего рассчитывать на его спасение. Или мы ошиблись? Вдруг Лору Павловну сейчас держат в каком-то укромном месте? Кто? Где?

   Я перевела дух. Спокойно, Таня! Любимая женщина Ивана Никифоровича умерла.

   По прихожей вновь полетел птичий щебет. Я посмотрела на видеофон. На экране маячила… негритянка с фиолетовыми, торчащими дыбом волосами, одетая в розовый короткий халат без рукавов и с глубоким вырезом.

   – Вы к кому? – поинтересовалась я, во все глаза рассматривая экзотическую даму.

   – Эй, открывай! – знакомым голосом велела африканка. – Это же я, Тамара, твоя соседка, жена Семена.

   Я высунулась на лестничную клетку.

   – Ты на себя не похожа.

   – А, – махнула рукой Тома, – мажусь маской из диеты, от нее кожа темнеет.

   – Верно, – вспомнила я. – А волосы?

   – Сегодня в салон сбегала, покрасилась в самый модный цвет сезона, – гордо сообщила Тамара. – Называется «веселый баклажан».

   Я опустила глаза. Да уж, точно веселый, прямо обхохочешься.

   – Сергеева, ты не обиделась, что я обе коробки с диетой унесла? – заныла соседка. – Ведь мне так надо похудеть! Сенька меня извел, ради семейного счастья я решила сразу на двух диетах посидеть. Если их пара, то и вес с удвоенной скоростью падать будет.

   – Не уверена, что твой расчет верен, – сказала я. – Для лучшего эффекта советую использовать половину предложенной Орнели и Гавриловой пищи, а не лопать удвоенное ее количество.

   Тамара надулась.

   – Между прочим, ты сама все напутала. Угостила меня мочалкой, а уверяла, что это Чунь.

   – Мочалкой? – повторила я. – Ты о чем?

   Тамара поманила меня рукой:

   – Пошли к нам.

   Я пошла за ней, Тома показала мне банки.

   – В этой вот мочалка, причем живая, но засушенная. Накапаешь на нее водичкой – она увеличивается в размерах. И будет расти дальше, если продолжать ее поливать, прямо в дыньку-колхозницу превращается.

   – Нет, ты держишь смесь Чунь, – возразила я. – Она плоская, овальная и становится намного больше от соприкосновения с жидкостью.

   Тамара перевернула пластиковую упаковку.

   – Ну-ка, глянь, что там внизу написано. Читай!

   – Мочалка, – озвучила я. – А где Чунь?

   Тома потрясла идентичной банкой:

   – Вот. Здесь.

   Я заморгала. Затем икнула. Теперь понятно, почему меня тошнило после каждого проглоченного куска. А потом, когда я запивала то, что принимала за Чунь, водой или чаем, мой желудок раздувался, как футбольный мяч: мочалка набухала.

   – Почему диетологи используют одинаковую тару? – возмутилась я.

   – Фиг их знает, – ответила Тамара. – А почему ты не перевернула банку? Там же указано, какая внутри жрачка лежит.

   – Надо быть полными дураками, чтобы писать название на дне! – вскипела я. – Обычно его указывают на крышке!

   Тамара захихикала:

   – Ты просто не догадалась, поэтому и жрала прибамбас для бани. А я умная.

   – И как успехи? – поинтересовалась я.

   – Пока прибавила два кило, – пригорюнилась Тома. – Дикий аппетит ваще развился! Двумя диетами не наедаюсь.

   – Понятно. А зачем ты ко мне пришла на ночь глядя? – спросила я. – Если подозреваешь, что у меня в загашнике третья коробка с едой, то ошибаешься.

   Тамара сложила руки на животе.

   – Да нет. Хотела узнать, чего ради ты в стену колотила.

   – Потому что Семен затеял в неурочный час ремонт, – пояснила я. – Какие-то железки на пол кидал. Правда, сейчас перестал.

   – Не, мужик в командировку укатил, это я шумела, – покачала фиолетовой головой соседка. – Пытаюсь упражнение сделать. Ну, то, из диеты: «Встаньте вплотную к стене, прижмите к ней пятки, голени, таз, медленно наклонитесь вперед, коснитесь пола…»

   – Помню, – протянула я, – у меня оно не получалось.

   – Аналогичная хрень, – вздохнула Тома. – Таз постоянно падает!

   – Что? – не поняла я.

   Тамара подошла к столу, взяла стоявший на нем большой эмалированный таз, в котором удобно замачивать белье, приблизилась к стене, прижала спиной таз к ярко-синим обоям, начала медленно наклоняться…

   Ба-бах! – таз грохнулся на пол.

   Соседка выпрямилась.

   – Вот так постоянно. Не могу сообразить, как же его удержать? В инструкции велено не отрывать таз от стенки, а он, зараза, всякий раз валится.

   Я прикусила губу. Сказать Томе, что составитель руководства имел в виду не емкость для стирки, а просто попу? Ну не писать же автору: «Прислоните задницу к стене». Это как-то не гламурно и не научно.

   Тамара подняла тазик и с жалостью протянула:

   – Весь оббился, надо новый покупать, деньги тратить. Ну ладно, для сохранения семьи мне ничего не жалко. Семен в последнее время совсем другим стал. Раньше-то он мне цветы покупал, конфеты приносил, слов ласковых не жалел, да и за собой следил. А теперь только брюзжит и по квартире в рваных трениках шляется. Прежде-то на ночь брился!

   Я пошла к двери.

   Зря Тамара переживает. Если муж больше не приносит вам букеты, не делает подарков без повода, не говорит комплименты, не признается в любви, а безостановочно ворчит, ходит по дому в семейных трусах и вместо того, чтобы рысью нестись к вам в постель, играет на компьютере, не расстраивайтесь. Этот мужчина никуда не уйдет, он с вами навсегда!