Я с недоумением смотрела на небольшой, размером с авторучку, приборчик и задавала себе вопрос: ну в какую командировку уехал мой ум, когда я его покупала? Зачем мне это? И ведь штуковина стоит почти шесть тысяч рублей! Каким образом продавец ухитрился убедить меня раскошелиться? А знаете, что это такое? Электронный выщипыватель бровей, которым можно управлять через Интернет. Ни больше ни меньше. Как я приобрела сей механизм? О, эта история достойна отдельного рассказа. Я отправилась в торговый центр, чтобы купить новую кофемолку – прежняя, к сожалению, приказала долго жить, проработав всего пару месяцев. Вероятно, в столь скорой поломке бытового прибора виновата я сама: не следовало измельчать в нем до состояния пудры гречневую, пшенную и рисовую крупы. Но я, чтобы выглядеть посимпатичнее, решила делать перед сном маски для лица, вот и замучила до смерти несчастный прибор. В магазине была тьма хорошей бытовой техники, только мне, жадине, кофемолки за две тысячи показались слишком дорогими, и я надумала поехать на Горбушку.

   Если честно, это совсем глупая идея. Собственно, с чего мне пришло в голову, что на другом конце Москвы цены окажутся ниже плинтуса? Также стоило вспомнить о бензине, который мой внедорожник жрет, как оголодавший крокодил цыплят. Учитывая стоимость топлива, заплатить за товар придется в два раза больше, да еще предстоит кучу времени торчать в пробках. Оригинальная получается экономия. И все же я, придавленная своей жадностью, поспешила к выходу из торгового центра. Однако была перехвачена лучезарно улыбающимся парнем, который в два счета объяснил, что электронный выщипыватель бровей мне необходим, как мать родная.

   – Он компактный, с пятью захватывающими устройствами, электричества потребляет на копейки, удобен в любой ситуации, особенно незаменим в командировке, – соловьем пел дилер. – Бровещипом можно пользоваться в ресторане, кино, театре, на прогулке, в том месте, где нужно хорошо выглядеть. Ну представьте, у вас, например, романтический вечер на природе. Любимый готов предложить выйти за него замуж, а у невесты брови, как у носорога! Что делать? С нашим прибором эта проблема решится вмиг – спрячетесь за кустик, вжик-вжик-вжик, и выходите красавицей. А какая экономия времени! Едете домой, хотите облагородить брови, но нет времени ждать, пока прибор нагреется? Не расстраивайтесь, производитель подумал о работающих женщинах. Заходите в Интернет, вбиваете адрес своего бровещипа и отправляете ему приказ: включайся. И когда вернетесь домой, устройство встретит вас в прихожей с распростертыми объятиями, то есть, простите, с разогретыми дергательными зажимами. Правда, данная услуга будет доступна, по расчетам создателей прибора, лет через пятнадцать. Но ведь как прикольно!

   Парень просто загипнотизировал меня. Иначе чем еще можно объяснить мой поступок, когда я, словно крыса под звуки дудочки, потопала к кассе и, не колеблясь, отдала шесть тысяч рублей?

   Но вот что самое интересное. Собираясь в командировку, я сунула-таки в сумку недавно купленную коробочку и только сейчас, намереваясь отправиться на завтрак, спросила себя: «Танюша, за каким чертом тебе сия фигня?»

   В дверь постучали. Я быстро засунула нелепое приобретение под подушку и крикнула:

   – Войдите.

   В спальню заглянула горничная. Сильно хромая, она дошла до шкафа, сделала книксен и неожиданно покраснела.

   – Госпожа Сергеева, завтрак подан. Меня зовут Светлана. Разрешите убрать вашу комнату сейчас или лучше привести ее в порядок позднее?

   Я смутилась.

   – Спасибо, Светлана… э… э… А как ваше отчество?

   Женщина снова сделала книксен.

   – Просто Светлана, пожалуйста.

   – Тогда зовите меня Татьяной, – попросила я. – Занимайтесь уборкой в любое время.

   Горничная опустила глаза.

   – Хорошо, госпожа Татьяна. Все, как вы пожелаете. С вашего разрешения, я пойду оповещу господ Реутовых о сервированном завтраке. Вам что-нибудь надо?

   Светлана выжидательно смотрела на меня, а я на нее. Согласитесь, очень неудобно, когда женщина отнюдь не юного возраста поминутно приседает перед тобой и упорно именует тебя госпожой. Наконец я сообразила, что прислуга ждет ответа на свой вопрос, и пробормотала:

   – Спасибо. Мне ничего не нужно.

   – Разрешите идти? – осведомилась горничная.

   – Пожалуйста, – кивнула я.

   – Когда понадоблюсь, нажмите на кнопку в изголовье кровати, – лучезарно улыбаясь, произнесла Светлана. – Приятного вам завтрака.

   Сделав очередной реверанс, она испарилась. Похоже, у нее болит правая нога, горничная старалась осторожно ступать на нее.

   Я быстро причесалась и пошла по коридору в ту сторону, откуда раздавались голоса.

   Едва я устроилась на стуле, как высокий худой, совершенно седой мужчина, сидевший во главе стола, громко сказал:

   – Доброе утро, господа. Хочу объяснить, зачем собрал вас здесь вместе. Мое имя Сергей Павлович Мануйлов, я не женат, не имею детей или каких-либо других близких родственников. Детство мое прошло в приюте, но я благодарен судьбе, научившей меня стойкости и умению бороться с жизненными трудностями. Как знать, что бы случилось со мной, не погибни мои родители в автокатастрофе много лет назад. Скорее всего, я бы счастливо жил в крохотном селе дальнего Подмосковья, окончил среднюю школу, пошел работать на автобазу, как мой отец, а сейчас бы уже, вероятно, лежал в могиле, досрочно отправленный туда национальной русской болезнью под названием «алкоголизм». Но привычное течение жизни оборвала продавщица сельпо из городка Грязево, которая Первого мая, нарушив тогдашний советский закон, запрещавший торговать в праздники водкой, отпустила бутылку дешевого пойла моему отцу, Павлу Мануйлову. Тот, человек не жадный, приехав домой, угостил свою жену Алевтину. Супруги развеселились и решили продолжить банкет. Они оседлали семейный мотоцикл и поехали в Грязево за добавкой, прихватив с собой сына, дабы не оставлять его одного дома.

   Рассказчик обвел взглядом слушателей и продолжил повествование, периодически говоря о себе в третьем лице:

   – Момента аварии я не помню, был слишком мал. Да и если бы помнил, поведать о том, что случилось на шоссе, не смог бы по причине внезапно наступившей немоты. Да, да, у меня пропала речь. И спасибо доктору, которая, осмотрев вышедшего из больницы ребенка, сделала вывод, что он идиот, и отправила его в специализированный интернат для детей с проблемами развития. Моя судьба – сплошной фарт: выжил в катастрофе и не попал в обычный подмосковный детдом. Меня взял под свое крыло профессор Кириллов, который поставил перед собой благородную цель – возвращать речь людям. Ученый создал лабораторию, где испытывал на больных разные методы шоковой терапии, полагая, что сильный испуг поспособствует исцелению. К примеру: если человек внезапно ночью увидит крысу, он закричит: «Спасите!» – и речь вернется. Кириллов изощренно пугал своих подопечных, среди которых были и дети.

   – Оригинально, – не удержалась я от комментария.

   Сергей Павлович посмотрел на меня.

   – Согласен. Но такое уж тогда в советской стране было время. Немота, по мнению педагогов и докторов, не считалась болезнью, и если ребенок физически здоров, но не может изъясняться, он лентяй, хулиган, капризник. Ладно бы я ничего не слышал, тогда бы попал к глухонемым детям. Да только со слухом у меня все было в порядке! И таких, как я, подвергали наказаниям. О науке под названием «психология» советская педагогика предпочитала не знать. Кнут и пряник – вот примитивное оружие тогдашних воспитателей. Если мальчик старательно учится, слушается старших, аккуратно одет, ему положена конфета. Если наоборот, то он плохой, и для него припасен ремень. А профессор Кириллов считал таких, как я, больными и лечил. Хорошо помню, как меня привели в большую ярко освещенную комнату, за окнами которой расстилался залитый летним солнцем сад. Там сидел добрый дядя, который очень ласково побеседовал со мной и сказал: «Ты теперь будешь жить с нами. В уютной спальне тебя ждет мягкая постель, в библиотеке много прекрасных книг, в игровой масса машинок, к чаю у нас подают вафли, а сейчас ты можешь пойти во двор, нарвать яблок сколько хочешь. Вон там дверь на террасу». Наивный, полный радостного предвкушения, я бросился к створке, распахнул ее, шагнул – и неожиданно очутился в абсолютно темном помещении. И тут же мне на голову хлынула ледяная вода.

   – Вот мерзавец этот профессор! – снова не удержалась я. – Да он издевался над детьми!

   Хозяин дома усмехнулся.

   – Вы не правы. Спасибо Кириллову, в конце концов я научился разговаривать и оказался в московском детдоме. А дальше уже другая история, и я не стану утомлять вас деталями своей биографии. Перейду к цели нашего сегодняшнего собрания. Сейчас я умираю. Ничего особо трагичного в данном факте нет, всем когда-то придется уйти из жизни. Врачи не могут сказать точно, сколько мне еще осталось, ясно одно: к следующему лету кто-то из вас станет наследником моего состояния.

   Над столом пронесся общий вздох. Сергей Павлович улыбнулся:

   – Разрешите продолжить? Не могу назвать себя самым богатым человеком на земле, но кое-какие материальные ценности у меня есть. Вот этот двухэтажный дом, в котором мы находимся. Затрудняюсь назвать его цену, но, учитывая участок, обстановку, библиотеку, разные интерьерные штучки, полагаю, миллионов семь-восемь или даже девять.

   – Рублей? – уточнила женщина, сидевшая напротив меня. – Большие деньги-то!

   – Замолчи, – процедил мужчина в крикливом клетчатом пиджаке.

   – Что не так, Леня? – взвилась дама. – Я просто спросила. Интересно же.

   – Абсолютно согласен с вами, Жанна, – кивнул хозяин дома. – Включаясь в соревнование, надо выяснить размер приза.

   – Соревнование? – повторил Леонид. – Не понял.

   – Давайте не будем горячиться, – спокойно продолжил Сергей Павлович, – сейчас вы представите картину полностью. Кроме особняка и земли, у меня есть несколько банковских счетов, суммы на которых я озвучивать не стану, плюс разные мелочи вроде машины и небольшой яхты. Но самое главное – патенты. Дом состарится и развалится, деньги истратятся, автомобиль и яхта придут в негодность, а вот авторские права продолжат кормить наследника, его детей и внуков. Только, как вы уже успели понять, я не обзавелся потомством, а отдавать заработанное тяжким трудом государству не собираюсь, поэтому и решил созвать вас. Каждый из присутствующих здесь получил мое приглашение.

   Сергей Павлович взял со стола конверт, вынул из него лист бумаги и торжественно прочитал:

   – «Уважаемый имярек, господин Мануйлов имеет честь пригласить вас в гости в свой дом, находящийся в живописном месте ближайшего Подмосковья. Надеюсь, вы не откажетесь провести две недели в компании приятных людей, наслаждаясь изысканной кухней и элитарным общением. Мне будет особенно приятно встретиться в вами, так как я хочу назначить вас своим наследником. Все подробности изложу при нашей встрече. Пожалуйста, возьмите с собой паспорт, он понадобится при оформлении документа…» Ну и так далее.

   Мануйлов сложил листок и сунул его в карман. Затем продолжил:

   – Когда-то ваши родственники помогли мне – кто словом, кто делом. Одни дали кусок хлеба, другие похвалили, третьи были жестоки, но тем самым преподнесли мне хороший жизненный урок. Пожалуй, последним я благодарен больше, чем остальным, поскольку именно они сделали из глупого, наивного мальчика настоящего стоика, способного идти к цели, не обращая внимания ни на какие физические или моральные трудности. Итак, в течение двух недель я буду к вам присматриваться, потом сделаю выбор, назову имя того, кому достанется наследство. Все указанное время вы должны жить здесь. Упаси вас бог считать себя пленниками! Дом, сад, любые хозяйственные постройки открыты для обозрения. Гуляйте, купайтесь, загорайте, катайтесь на велосипедах, наслаждайтесь едой, вином, берите в библиотеке книги, DVD-диски. Интернета здесь нет, поэтому выйти в Сеть вы не сможете. И особняк построен в таком месте, где не работают сотовые телефоны. Если в какой-то момент вам надоест мое гостеприимство, только скажите – к дверям немедленно подадут машину и отвезут вас, куда вы пожелаете. Но! Покинув дом до истечения оговоренного срока, вы автоматически выбываете из списка претендентов на наследство.

   Сергей Павлович обвел присутствующих взглядом.

   – Деньги мне достались, повторяю, тяжелым трудом, и я хочу, чтобы ими после моей смерти распоряжался достойный человек. Назову несколько видов двуногих, к которым я испытываю презрение, прежде всего это трусы и вруны. Тот, кто сбежит из дома, будет причислен мною к категории слабых людишек сродни дезертирам, а значит, ни особняка, ни всего остального ему никогда не видать. Еще раз говорю: вы абсолютно свободны, у каждого есть выбор – бороться за наследство или сдаться, уехать прочь ни с чем.

   – Сомневаюсь, что кто-либо не сможет прожить пару недель в роскошных условиях, – громко произнес мужчина, по выправке похожий то ли на артиста балета, то ли на военного, то ли на человека, которого строгие родители заставляли в детстве часами стоять, прислонившись спиной к стене, чтобы выработать прямую осанку.

   – Вы правы, Николай, – улыбнулся Сергей Павлович. – Но все люди разные, одному невмоготу даже в легкий дождик пройти по улице без зонта, а другой в проливной ливень обойдется без плаща.

   – Я лично ни за что не уеду! – гордо заявил Николай.

   Жанна по-детски подняла руку:

   – У меня вопрос.

   – Не стоит начинать базар, – протянул Леонид.

   – Ты здесь не хозяин! – огрызнулась его жена. И обратилась к Мануйлову: – У меня в приглашении нет ни слова о том, что вы созываете кучу наследников. Я поняла, что являюсь единственной, кому вы собрались передать наследство.

   – Здесь написано «провести две недели в компании приятных людей», – подала голос коротко стриженная женщина, – следовательно, гостей предполагалось много.

   – Ну и где сказано, что они претенденты на имущество? – надулась Жанна Реутова. – Не знаю, как у вас, а у меня текст заканчивается фразой: «Будучи человеком бездетным и не семейным, я намерен передать все свое состояние в руки достойного человека, который правильно им распорядится». По-моему, предельно ясно – Сергей Павлович задумал осчастливить именно меня. А теперь выясняется, что кандидатов много и речь идет о соревновании! Что делать-то придется? Почему нас заранее не предупредили о конкурсе?

   – Дорогая Жанна, я просто хочу познакомиться с претендентами поближе. Полагаю, четырнадцати дней хватит, чтобы выяснить, кто из вас больше подходит на роль моего преемника.

   – Как на рынке, да? – слегка повысив голос, прищурилась Реутова. – Пришли покупать яблоки и прицениваетесь-присматриваетесь, где подешевле, какие с бочка́ми?

   Муж дернул ее за руку, но, похоже, Жанна из тех, кто, собравшись высказать человеку правду в лицо, не остановятся, невзирая ни на какие обстоятельства. Жест супруга не отрезвил ее, она заговорила еще быстрее:

   – Должны быть правила, как в футболе. Иначе ведь будет непонятно, кто выиграл. Где судья или жюри? Какие испытания нас ждут? Сколько победителей предполагается?

   – Наследство отойдет в одни руки, – пояснил Сергей Павлович.

   – Но это несправедливо! – не успокаивалась Жанна. – Обычно вручают золотую, серебряную и бронзовую медали.

   – Леонид, уймите жену! – гаркнул Николай. – От ее визга голова кружится.

   – Нет, нет, – быстро вмешался Сергей Павлович, – в моем доме каждый ведет себя, как пожелает. Если кому-то не по душе общение с другими гостями, он может покинуть особняк. Да, еще маленькая деталь: я не переношу запаха дыма. Среди вас есть любители сигарет?

   – Нет, – быстро ответила Реутова.

   Но ее муж сказал:

   – Я курю. Ничего, буду дымить только на улице.

   Мануйлов улыбнулся:

   – Хорошо. Господа, пейте кофе и непременно попробуйте кекс, его испекли специально к завтраку.

   – То есть вы наградите того, кто вам понравится? – тихо спросила стройная женщина. – В этом и есть соревнование? Мы должны вам угодить?

   Я невольно задержала взгляд на говорившей. Поверьте, я не ханжа и понимаю, что этой даме хочется похвастаться своей красивой фигурой. Но всему же есть предел! Гостья, задавшая вопрос, выглядела вульгарно – на ней была ярко-красная, туго облегающая тело кофточка-стрейч с таким глубоким вырезом, что из него вываливался бюст, а лифчик красотка не надела. Наверняка и юбка у нее размером с почтовую марку. Под стать наряду и прическа – копна круто завитых локонов, украшенная большой блестящей заколкой. В губы незнакомка явно вкачала гель, у нее татуированные брови, плюс наращенные, длиной с палец ресницы. И она, собираясь завтракать, нанесла на лицо яркий вечерний макияж. Ногти у дамы смахивают на когти медведя, покрыты пронзительно алым лаком, так что издали кажется, будто она опустила кончики пальцев в свежую кровь. Мне стало жаль дурочку. Ей явно хотелось выглядеть юной и модной семнадцатилетней девушкой, оделась и накрасилась она по указке гламурных журналов, а результат оказался плачевным. Боевой раскрас и то, что глянец называет «секси-платье», превратили эту особу в карикатуру.

   – В некотором роде, Анна, вы правы, – кивнул Сергей Павлович, – но хочу сделать небольшое уточнение. Я должен почувствовать с человеком духовную связь или найти в нем родственную душу. А может, обнаружится и кровное родство. Видите там, на комоде, портреты?

   Я прищурилась. На полированной поверхности между двумя серебряными канделябрами с длинными белыми свечами стояла пара рамок со старинными фотографиями. Мне бородатый пожилой человек в старомодном наряде и дама в платье начала двадцатого века почему-то показались смутно знакомыми. Мануйлов тем временем продолжал:

   – Это мой дед и его жена. Единственные семейные снимки, оставшиеся у меня. Не теряю надежды когда-нибудь узнать, как звали моих родственников.

   Во мне некстати проснулся сотрудник особой бригады:

   – Эти люди выглядят как представители дворянского сословия, а вы говорили, что появились на свет в небольшом подмосковном селе в семье алкоголиков.

   Сергей Павлович резко повернулся ко мне.

   – Татьяна, начиная с тысяча девятьсот семнадцатого года дворянство планомерно уничтожалось большевиками. К управлению государством пришли кухарки, затем их потомки. Как все малообразованные люди, они хотели побыстрее забыть о своем холопском происхождении, поэтому расстреливали тех, кому ранее служили. Полагаю, мои дед и бабка попали в горнило революции, а их дети и внуки не смогли противостоять обстоятельствам, сломались, начали спиваться и докатились до грязной избы в убогом селе. Увы, сей путь прошли в социалистической России многие некогда богатые и знатные люди. У меня в жилах течет мало рабоче-крестьянской крови.

   – Как вы это определили? – удивилась я. – Рассказать вам о вашей семье было некому.

   – Генетика, мой друг, – чуть снисходительно улыбнулся хозяин дома, – она говорит без слов. Покажите свою руку.

   Я удивилась, но положила кисть на стол.

   – Вот у вас предки, похоже, были пролетариями, – объявил Мануйлов.

   – Вовсе нет, – с легким злорадством возразила я.

   – И кто же ваши батюшка с матушкой? – осведомился Сергей Павлович.

   По моей спине пробежала волна озноба.

   – Папа, Андрей Хрюкин, пел на эстраде, исполнял советские патриотические песни. Мама тоже актриса. До моего рождения она работала в цирке с номером «девочка-каучук» – гнулась в разные стороны, складывалась буквально вчетверо, если не вшестеро, могла улечься в небольшую коробку. Публика восторженно встречала Зою Сергееву. Особый успех имел ее номер с воздушным шариком. Мама делала стойку на руках, перегибалась в пояснице и замирала в этой позе. Потом ассистент подавал ей лук, она ногами натягивала тетиву и стреляла в воздушный шарик, который на противоположной стороне арены держал помощник.

   – Неужели попадала? – полюбопытствовала Жанна.

   – Всегда! – гордо воскликнула я. – Ни одного промаха!

   – Снайпер, блин, – пробурчал Леонид Реутов. – Какой только ерундой бабы не занимаются.

   Я тут же обиделась.

   – А вы попробуйте! Думаю, не сможете и при помощи рук справиться с луком. Это только кажется, что тут ничего сложного нет, а на самом деле необходимы ежедневные тренировки и талант.

   Мануйлов рассмеялся.

   – Татьяна, неприятно вас разочаровывать, но то, о чем вы рассказали, является простейшим, примитивным фокусом. Вашей многоуважаемой матушке не надо было обладать талантом Робин Гуда и шлифовать свое мастерство стрелка по десять часов в сутки. Шарик лопался при любом раскладе, даже в случае промаха.

   – Почему? – не понял Николай.

   – У ассистента была маленькая иголочка, которой он его и прокалывал, – пояснил хозяин. – На самом деле в этом номере главная роль отводилась помощнику, потому что тот должен ткнуть в шарик в нужный момент, ни на секунду раньше или позже. И еще от него требовалось правильно встать на сцене, чтобы зритель не заметил, куда в реальности попала стрела.

   – Моя мама была гениальной акробаткой, – сердито произнесла я. – Она умерла, некрасиво обвинять покойницу в мошенничестве. И если вы полагаете, что легко выступать с номером «каучук», то сядьте на шпагат или сделайте элементарный мостик.

   Мануйлов прижал обе руки к груди.

   – Друг мой! Ни в коей мере я не хочу умалить талант Зои Сергеевой. И я действительно не сумею выполнить ни одну из гимнастических фигур, давно, увы, потерял хорошую физическую форму. Да я и на одной ноге не устою!

   – Я тоже, – захихикала Жанна. – Мигом свалюсь и отобью задницу.

   Леонид покраснел и дернулся, Жанна ойкнула и уставилась на супруга. Похоже, тот сейчас больно пнул под столом жену.

   – Но мы слегка отвлеклись, – сказал Сергей Павлович, – речь шла о происхождении человека, а не о его профессии. Татьяна, пусть ваши маменька и папенька преданно служили искусству, но посмотрите на кисти своих рук.

   – А что с ними не так? – фыркнула я.

   Лицо Мануйлова озарилось улыбкой.

   – Прекрасный маникюр, кажется, он носит название французского, очень элегантно. Но, Татьяна, у вас широкая кость, короткие пальцы, ладонь квадратная. Ногти тщательно опилены, им придана миндалевидная форма, хотя, полагаю, до похода в салон ваши коготки были не особенно изящны. Такие руки свидетельствуют о том, что поколения ваших предков занимались тяжелым физическим трудом, например, копали землю, таскали мешки или ковали железо. Пусть Зоя и Андрей выступали на эстраде, но у них были родители. Кто ваши дед и бабка с материнской и отцовской стороны?

   – Не знаю, не встречалась с ними, – ответила я.

   – А у меня другие ручки, – просюсюкала Анна. – Вот, гляньте, запястье, как у цыпленка!

   Она вскочила, обогнула стол и положила свою ладошку возле моей.

   – М-да, вы смотритесь вместе, как орангутанг и птичка, – бестактно брякнула Жанна.

   Я быстро спрятала руку под столешницу, Анна радостно захлопала в ладоши.

   – Значит, я благородных кровей.

   – Или из стаи воров, – неожиданно высказался Николай.

   Гламурная красотка сделала обиженную гримаску.

   – Почему? Я не беру чужое.

   – Ты нет, а вот твои предки могли тырить из карманов раззяв кошельки, – с серьезным видом продолжал Николай. – Для такого бизнеса как раз нужны крошечные, проворные лапки. Ну прям как твои.

   – Простите, можно чаю? – подала голос дама неопределенных лет, сидевшая по левую руку от Жанны.

   – Конечно, Раиса Ильинична. О, нам не подали питье! – спохватился хозяин, взяв телефон, лежавший возле его тарелки. – Карл, где же чай?

   Спустя пару секунд дубовая дверь столовой медленно растворилась, и появился мужчина пенсионного возраста, на нем были черный костюм, белая рубашка и ярко-синий галстук. Пиджак оказался явно велик ему, а брюки, наоборот, коротки, а обут слуга был не в ботинки, а в мягкие, сильно разношенные тапочки. В руках он держал поднос.

   – Чай подан, – торжественно объявил он. – Куда положить чайник?

   – Его лучше поставить, – захохотала Жанна.

   Глаза слуги забегали из стороны в сторону, и он повторил:

   – Куда чайник деть?

   Сергей Павлович поджал губы, затем ровным тоном произнес:

   – Карл, налейте гостям напиток.

   Лакей округлил глаза, шагнул вперед, зачем-то обогнул стол, встал позади меня, и я ощутила исходящий от него запах ванили. Слуга неожиданно оглушительно чихнул. В то же мгновение по моей спине потекла вода.

   – Простите… умоляю, извините… я не нарочно, случайно пролил… – забормотал Карл, – не понимаю, как это вышло, сейчас вытру…

   – Боже, он обварил ее кипятком! – закричала Анна.

   – Нет, нет, – бубнил слуга, – чаек холодный, даже приятно в этакую жару остудиться. В столовой-то душно. Сергей Павлович болеет, кондиционера у нас нет, чтобы он не простудился. Никакого ожога не будет, получилось что-то вроде приятного душа.

   – С сахаром и лимоном, – захихикала Жанна.

   – Нет, там просто заварка, – возразил Карл.

   Я пошевелила лопатками, пытаясь отлепить намокший шелк от спины. Затем тяжело вздохнула. Насколько знаю, следы от чая не отстирываются, значит, прощай, красивая блузка цвета слоновой кости, придется ее выбросить.

   – Пожалуйста, не сердитесь, – взмолился слуга, глядя на меня. – Хотите, подам вам кофе?

   – Она просто мечтает о капучино, – язвительно высказалась Реутова, – его надо вылить Маше на юбку, для симметрии.

   – Меня зовут Таня, – поправила я.

   – Прости, кисонька, – улыбнулась Жанна. – Маша, Клава, Рая, Таня… Вечно я деревенские имена путаю.

   Сидевшая напротив Реутовой Раиса Ильинична отложила вилку и посмотрела на хозяина.

   – Сергей Павлович, почему вы молчите? Велите вашему домработнику… Ой! Что с ним?

   Я взглянула на хозяина, вмиг забыла про испорченную блузку и бросилась к нему.

   – Вам плохо?

   Мануйлов попытался сделать вдох, потом начал странно дергать рукой, явно желая достать что-то из кармана пиджака, но трясущиеся пальцы не слушались. Я быстро залезла в его карман, вытащила ингалятор, поднесла ко рту Сергея Павловича и нажала на верхнюю часть прибора. Раздалось короткое шипение. Хозяин дома втянул в себя воздух, расслабился, взял у меня лекарство и прохрипел:

   – Спасибо, Татьяна, вы очень догадливы.

   – Вообще-то я не отличаюсь большой сообразительностью, – улыбнулась я, – но одна из моих знакомых астматик, поэтому я поняла, что с вами происходит. А если у человека проблемы с дыханием, он непременно носит при себе ингалятор.

   – Очень вам благодарен, – повторил Мануйлов. – Карл, что случилось? Ты меня взволновал до припадка! Прекрасно знаешь, что чуть я понервничаю, и астма душить начинает.

   – Ну, я того, пролил… не хотел… вообще ни на секунду не хотел… и не собирался… – талдычил лакей.

   – Скройся с глаз, пусть чай подаст Светлана, – распорядился хозяин. – Татьяна, мне очень жаль, что этот недотепа испортил вашу одежду. Естественно, ее выстирают, отгладят и вернут вам в первозданном виде. Еще раз примите мои глубочайшие извинения.

   – Никогда не любила эту блузку, – весело откликнулась я, – цвет неподходящий, и она мгновенно мнется. Теперь есть повод ее выкинуть, а то раньше жалко было избавиться от нее.

   – На фига ты ее покупала? – скривилась Жанна. – Денег много, да? Можешь себе позволить тратить их, не думая? И зачем тебе тогда наше наследство?

   Я сделала вид, что не слышу Реутову, и встала со словами:

   – Пойду переоденусь.

   Я встала и сняла блузку. Хватит философствовать на пустом месте, надо подумать, как связаться с Антоном. Телефон превратился в бесполезный кусок пластмассы, а этого никто не ожидал. По какой причине ни мне, ни Котову не пришло в голову, что в доме отсутствует сотовая связь? Спросите что-нибудь полегче, я не знаю. Может, все из-за того, что операция готовилась в условиях спешки, и о том, что мне придется ехать к Сергею Павловичу Мануйлову, не знал никто, кроме нас с Антоном? Мы не советовались с коллегами и не учли всех нюансов. Сейчас остальные члены бригады полагают, будто я нахожусь в отпуске. Котов великолепный специалист, опытный руководитель, но он тоже способен допустить ошибку. И еще. Татьяна Сергеева не совсем точно нас с Антоном проинформировала. Она сказала… Стоп! А то вы сейчас окончательно запутаетесь. Давайте начну от печки, объясню, каким образом я очутилась у Мануйлова и почему вспоминаю про какую-то еще Татьяну Сергееву.

   Некоторое время назад Антон попросил меня забрать у одного своего приятеля небольшую посылочку, которую тот привез из-за границы. Меня удивила просьба начальника (до сих пор он ни разу не использовал сотрудников как личных курьеров), но, естественно, я спорить не стала. Прибыла к восьми вечера по указанному адресу, позвонила в дверь и увидела на пороге… Антона. Все сразу встало на свои места: Котов пригласил меня на конспиративную квартиру. В распоряжении бригады есть несколько таких, но именно об этой я не знала.

   На маленькой кухне, кроме нас с начальником, оказались еще двое – дорого одетый мужчина по имени Феликс Головин и милая, может, чуть излишне полноватая женщина, которую звали Татьяна Сергеева. Я совершенно не удивилась, когда нас представили друг другу. Если бы меня звали «Австралия Бугульмуновна Ударьвнос», можно было прийти в изумление, встретившись с тезкой. Но сочетание «Таня Сергеева» так же эксклюзивно, как Галя Петрова или Маша Васильева. То, что Феликс близкий приятель Антона, стало понятно сразу – они были на «ты». А вскоре улеглось и мое удивление по поводу таинственности встречи. Как правило, те, кто нуждается в нашей помощи, приходят в офис, но эта пара не хотела туда являться. Феликс давно и прочно женат, Татьяна не первый год была его любовницей, он не желал, чтобы законная супруга узнала о его связи, и шифровался, прямо как профессиональный шпион.

   И каким только образом Феликс ухитрился так долго вести двойную жизнь и ни разу не проколоться?

   Нина, жена Головина, давно обитает в Италии. В начале девяностых, когда Феликс начал поднимать бизнес и неожиданно разбогател, на него несколько раз покушались киллеры, нанятые конкурентами. Времена тогда в России были темные, многие вопросы бизнесмены решали не за столом переговоров, смакуя прекрасно сваренный кофе, а на «стрелках», где часто открывали пальбу из всех видов оружия. Головин в ту пору имел репутацию бесшабашного человека, авантюриста и удивительного везунчика. Один раз наемный убийца выстрелил в его машину из какой-то штуки вроде базуки. Автомобиль, водителя и двух охранников разнесло в клочья. А что Феликс? Можете не верить, считать эту историю выдумкой, но когда к месту происшествия, воя сиренами, примчались спецмашины, Головин без единой царапины сидел на бордюре тротуара и отчаянно матерился.

   На вопрос обомлевшего врача «Скорой помощи»: «Мужик, как ты ухитрился выжить в таком аду?» – Феликс ответил:

   – Все умрут, а я останусь. Потому что я… Кощей Бессмертный.

   После того дня кличка Кощей Бессмертный намертво прилипла к Головину.

   Нину он никогда не вмешивал в свои дела, справедливо полагая, что воспитанная московская девочка из профессорской семьи не поймет его проблем. Но потом настал день, когда бандиты вломились на дачу Головиных.

   Нападавших было несколько, Феликс один. Бизнесмен выхватил пистолет, который всегда держал при себе, и начал отстреливаться, но в магазине ведь ограниченное количество патронов, а добраться до тайника с оружием Кощей Бессмертный не мог. Он уже решил, что настал его последний час, и собрался дорого продать свою жизнь. Жене Головин крикнул:

   – Нинок, вали скорей отсюда через подвал!

   Тихая, медлительная, не очень сообразительная Ниночка рванула из комнаты быстрее молнии, и ей удалось скрыться.

   Феликс спрятался за диваном и попытался прицельно стрелять в братков. Но пули почему-то пролетали мимо них, и в конце концов боеприпасы иссякли.

   – Усе, пацаны, – заржал один из братков, – я его выстрелы сосчитал. Берем гада тепленьким. Кощей пока живым нам нужен.

   Феликс понял, что синяя птица удачи навсегда умчалась прочь, и приготовился к рукопашному бою, но вдруг раздалась автоматная очередь. А потом в наступившей оглушительной тишине послышался слабый голос Нины:

   – Феля, ты жив?

   Головин чуть высунулся из укрытия и ахнул от удивления. На полу в разнообразных позах лежали убитые бандиты, а на пороге гостиной стояла, плача, Нина с автоматом «узи» в руках.

   – Где ты его взяла? – обомлел Феликс.

   Жена всхлипнула.

   – В кухне. В тайничке.

   Головин оторопел:

   – Ты знала, где хранится оружие?

   Нина зарыдала.

   – Миленький, не сердись! Я случайно! Мыла полы, тряпочка зацепилась за щепочку, я ее ножиком решила отрезать, а там что-то щелкнуло, и открылся люк с лесенкой. Я тебе не говорила, не хотела, чтобы ты ругался. А сегодня подумала: Фелю убьют! Побежала, схватила самый большой пистолет, и вот…

   – Кто тебя научил стрелять? – спросил Головин.

   Нина вздохнула.

   – Не знаю, само вышло. Подумала, там есть дырочка, из нее пулечка вылетит. Надо нажать на загогулинку, так в кино делают. Решила, если хоть в одного попаду, тебе будет легче. И пусть меня тоже застрелят, я без тебя жить не хочу, но и этим гадам вломить надо. А пистолетик как затарахтит: тр-р-р! И всех укокошило. Ой, не ругай меня! Никогда бы без твоего разрешения оружие не взяла, но как спросить, когда бандиты уже в комнату рвутся? Миленький, ты не злишься, что я эту штучку, не посоветовавшись с тобой, взяла?

   Феликс перевел дух.

   – Нинуша, я счастлив, что ты цапнула эту штучку. А теперь отдай ее мне, не то, боюсь, из дырочки еще может вылететь пулечка.

   Нина взвизгнула и отшвырнула «узи». Потом села на пол и пожаловалась:

   – Нога болит. Что-то стукнуло по ней, мешает.

   Только тогда Феликс увидел, что по светлым брюкам жены ползут темно-бордовые пятна. Нина проявила удивительное мужество – при побеге из комнаты в кухню она была ранена кем-то из бандитов. По счастью, пуля прошла по касательной, содрала с голени кусок кожи, не затронула ни кость, ни крупные сосуды. До того дня Ниночка панически боялась боли, падала в обморок, если надо было сдать кровь на анализ, но в минуту смертельной опасности, не обратив внимания на рану, кинулась защищать мужа, была готова умереть вместе с ним…

   О перестрелке на даче посторонние не узнали. Феликс спешно вызвал своих людей, трупы бандитов где-то закопали. Супруги Головины улетели в Италию. Там Феликс купил в небольшой деревушке уютный домик и сказал Нине:

   – В Москве опасно, поживи пока тут. Я буду часто приезжать.

   Нине не хотелось расставаться с мужем, но пришлось подчиниться и устраиваться в Италии. Больше Головина в Россию не возвращалась. Она выучила итальянский, завела подружек и поняла, что жить на берегу теплого моря намного приятнее, чем в Подмосковье, пусть даже и в роскошном доме.

   Бизнес Феликса круто пошел в гору. Лихие девяностые закончились, выжившие братки и их вожаки стали уважаемыми банкирами, крупными торговцами, политиками. Они обзавелись семьями, стали собирать произведения искусства, отправлять детей учиться в Лондон. Иногда в ком-то из респектабельных мужчин просыпался отвязный парень, член преступной группировки, и его конкурент неожиданно отъезжал на тот свет, но массовые перестрелки почти прекратились. В нулевые заклятых друзей старались убирать элегантно, так, чтобы смерть выглядела естественной или походила на самоубийство. Оружие или взрывчатку использовали лишь тогда, когда хотели нагнать страха на конкурентов.

   Шло время. Феликс жил в Подмосковье, Нина в Италии. Былой страсти между мужем и женой уже не было, но прекрасные отношения сохранились. Головин на уик-энд, праздники и вообще в любой свободный день летал к супруге. Это только кажется, что Апеннинский полуостров далеко, на самом деле авиалайнер тратит на путь до него чуть более трех часов. Если работаешь в Москве, в офисе, который расположен у метро «Университет», а живешь в Капотне, то каждый день проводишь в дороге больше времени, чем нужно на полет от Москвы до Милана.

   Детей у Головиных не было. Нина долгие годы лечилась, бегала на какие-то уколы, ездила на курорты. Потом Феликс услыхал об ЭКО и предложил супруге воспользоваться им. Нина почему-то смутилась, сказала, что уже не молода, и Феликс почувствовал в словах супруги фальшь. Тогда он сам пошел к семейному доктору и узнал правду: ребенок не родился по его вине. Не желая травмировать мужа, Нина долгое время утверждала, что бесплодна она.

   – Ваша жена потрясающий человек, – сказал обомлевшему Феликсу врач. – Она мечтала о малыше, но ваше психологическое состояние было для нее важнее всего на свете. Мужское бесплодие не надо путать с импотенцией, однако сильный пол крайне чувствителен к своим половым проблемам. Некоторые дамы прибегают к услугам анонимного донора и никогда не сообщают главе семейства, что его крови у ребенка нет. А Нина сказала: «Я не могу обманывать Феликса. Если господь не дает нам младенца, значит, так должно быть».

   Головин откровенно поговорил с супругой, и через полгода в семье появилась пятимесячная Виктория, здоровенькая девочка, родители которой разбились, катаясь на горных лыжах. Еще через два года к ней присоединился крохотный Алеша. Нина очень любит детей, Феликсу они нравятся, итальянский дом полон веселых голосов, собачьего лая, музыки, там кипит жизнь. Московский же особняк тих, хозяин редко поднимается на второй этаж, а на третий и вовсе не заглядывает. Нина в Россию не приезжает, но дети в сопровождении гувернанток посещают Москву во время каникул. Мать хочет, чтобы сын и дочь свободно владели русским языком.

   Феликс еще не стар, поэтому в его жизни появлялись разные женщины, но ни одна связь не длилась более двух месяцев. Так продолжалось до тех пор, пока Нина не сказала мужу, что Веронике надо найти хорошую преподавательницу русской литературы.

   – Девочка категорически не желает читать, – сердилась мать, – для нее существует только компьютер. Найди умного педагога, который во время московских каникул будет рассказывать ей о книгах и привьет любовь к чтению.

   Головин озаботился этой проблемой и познакомился с Таней Сергеевой, тихой женщиной, совершенно не соответствующей его представлениям о любовнице. Феликсу нравились стройные блондинки не старше двадцати лет, гламурные красавицы, бегающие на высоченных каблуках и выглядящие, словно ожившая фотография из глянцевого журнала.

   Танечка же носила пятидесятый размер одежды, предпочитала удобные туфли и почти не прикасалась к косметике. Она не щебетала без конца о всякой ерунде, не замирала в восторге у витрин бутиков, не сидела на диете, не заглядывала по несколько раз в неделю в салон красоты. Чем скромная женщина в конце концов привлекла Феликса? На этот вопрос он сам не знал ответа. Но нанял в учительницы другую даму, а с Сергеевой закрутил роман. С Танечкой ему было уютно, спокойно и надежно.

   И она никогда ничего не просила у Головина. На заре отношений Феликс преподнес Сергеевой красивые сережки. Любая из его прежних любовниц со счастливым визгом бросилась бы к зеркалу, нацепила их, а потом попросила бы в придачу кольцо и кулон.

   Танечка же взяла бархатную коробочку, подняла крышку и сказала:

   – Очень красивые. Спасибо, Феликс, но я не смогу их носить.

   – Почему? – удивился Головин.

   – У меня уши не проколоты, – пояснила она. – Извини, пожалуйста, не сочти меня капризулей, я очень рада подарку, но, признаюсь, не люблю украшения.

   Феликс растерялся.

   – Что же тебе доставляет удовольствие?

   – Конфеты, цветы, – улыбнулась Таня. – А еще я собираю игрушки – маленьких куколок, не больше десяти сантиметров высотой. Пошли, покажу мою коллекцию, она у меня в спальне, в шкафу.

   С того момента прошло семь лет, Таня стала для Феликса настоящей женой. По бабам Головин более не бегает, он искренне любит Сергееву, у них прекрасные отношения. Но! Феликс четко определил границы этих самых отношений, объяснив Тане:

   – Я никогда не брошу Нину и детей. Что бы ни случилось, Нинуша, Вика и Алеша всегда останутся моей законной семьей.

   Таня спокойно приняла эти условия. Она не устраивает Феликсу сцен, когда тот улетает в Италию, сама покупает детям подарки, которые отец вручает потом от своего имени, не претендует на огласку отношений с Головиным, не приезжает в его подмосковный особняк, когда его дети ненадолго прилетают в Москву.

   Сергеева преподает в институте, и никто из ее коллег не имеет понятия о том, что тихая Танюша, приезжающая на работу на недорогой иномарке, в выходной день летала на личном самолете Феликса в Вену, чтобы там насладиться оперой. Таня элегантно, но совсем недорого одевается, не имеет сумочки из крокодиловой кожи и никак не демонстрирует материального благополучия. О своей личной жизни она не распространяется. И, кстати, уши она так и не проколола.

   Живет Таня в скромной квартире, доставшейся ей от родителей. В доме много подъездов, тьма жильцов, соседи у Сергеевой часто меняются, она с ними знакомства не поддерживает. На все предложения Феликса купить ей просторную элитную жилплощадь она спокойно отвечает:

   – Лучше я останусь в своем гнезде.

   Первое время Головин настаивал, потом оставил попытки улучшить жилищные условия Танюши, подумал, что в доме на десять апартаментов с привратником, охраной и кучей прислуги, обожающей сплетничать про жильцов, будет трудно сохранить в тайне их отношения. А в обычном, густонаселенном доме никому до них с Таней дела нет. Да, Феликсу не очень нравится грязный подъезд, но он не так уж часто приезжает к любимой в гости. Свободное время они проводят за границей, улетают на два дня в Париж, Лондон, Вену. В Москве они почти не светились рядом, предпочитая общаться по телефону, Феликс купил номер специально для бесед с Таней, и никто, кроме него и Сергеевой, его не знает.

   Недавно Танечка сообщила Феликсу, что за ней следят. Он начал ее расспрашивать, и она пояснила:

   – Раньше в магазинчике у моего дома торговал мужчина, а теперь там появилась женщина.

   – Это все? – рассмеялся Головин.

   – Вчера я покупала хлеб, – продолжала Таня, – попросила нарезной. Новая продавщица протянула батон и сказала: «Не хотите попробовать мультизерновой? Он полезнее». Я отказалась, но тетка принялась уговаривать, и мне пришлось взять его. Торговка обрадовалась и дала мне вот эту карточку. Пояснила: «Теперь у нас постоянные клиенты получают дисконт. Не потеряйте, она накопительная. Хотя… Лучше вбейте номер в телефон. О, какой у вас красивый аппарат! Можно посмотреть?»

   Таня протянула продавщице свой мобильный, и в эту секунду с улицы вошел пьяный парень с синяками на лице. За ним влетел другой мужик, тоже весь в бланшах, и толкнул первого. Сергеева не успела ахнуть, как маргиналы затеяли драку. Продавщица живо выпихнула бузотеров на улицу, сто раз извинилась перед Таней, не взяла с нее денег за хлеб и вернула мобильный, который во время драки положила к себе в карман.

   Инцидент можно было бы считать исчерпанным, но, поднявшись в квартиру, Таня вспомнила, что из-за суматохи не купила кефир, который всегда пьет на ночь. Снова идти в павильончик у дома ей не захотелось, и она отправилась в супермаркет, расположенный дальше. Взяла кефир, встала в очередь к кассе и вдруг увидела в кафетерии магазина тех самых драчунов. Сейчас они мирно пили кофе, ели сосиски в тесте и вели себя как добрые приятели. Одежда на них осталась прежняя, а вот синяки с их лиц волшебным образом испарились.

   Головин напрягся. Он понимал, что тихая преподавательница никому не нужна, охота открыта на него. Несмотря на меры предосторожности, кто-то пронюхал о романе Головина и Сергеевой. Большинство людей выкинуло бы «заряженный» мобильник в ближайшую урну, но бизнесмен, прошедший школу девяностых и сумевший высоко взлететь в нулевые, научился хитрости и осторожности. Феликс велел Тане вести по аппарату с начинкой ничего не значащие беседы, звонить коллегам, заказывать пиццу, записываться на прием к врачу и так далее. Для общения с любовником у нее был второй телефон с номером, зарегистрированным не на ее фамилию, в магазин Татьяна взяла другой.

   Обращаться в свою службу безопасности Феликс по понятной причине не стал, решил справиться с проблемой собственными силами. Он нанял людей со стороны, профессионалов, умеющих держать язык за зубами. Они патрулировали двор, где жила Таня, и незаметно сопровождали ее. Но ничего подозрительного не заметили. Никто за Сергеевой не следил, в отсутствие хозяйки не пытался проникнуть в квартиру, около машины на парковке не крутился.

   – Может, ее с кем-то перепутали? – предположил начальник детективов. – Случается такое. Сергеева выглядит как среднестатистическая москвичка, в толпе не выделяется. Вероятно, «жучок» предназначался не ей.

   – Неужели кто-то нанял таких идиотов? – вскипел Феликс. – Дураков, не способных отличить одну женщину от другой?

   – Не все в нашем бизнесе настоящие профессионалы, – ответил собеседник.

   Головин было успокоился, и тут Тане пришло приглашение от Мануйлова. И сама Сергеева, и Феликс были удивлены. Татьяна сочла письмо розыгрышем, а бизнесмен встревожился и обратился к Антону, которого считал своим другом.

   Котов навел справки о Мануйлове и узнал много интересного.

   Сергей Павлович – сирота, воспитывался в разных детдомах, активно занимался спортом и после восьмого класса поступил в цирковое училище. Закончив его, начал кочевую жизнь. Гастролировал с разными коллективами, исколесил всю Россию. Сначала Мануйлов ходил по проволоке, потом стал фокусником. Ни семьи, ни детей у него нет. Цирковые артисты рано уходят на пенсию, исключение составляют иллюзионисты, вот те могут выходить на арену до преклонных лет. Однако Мануйлов не захотел бродить цыганом всю жизнь и осел еще в советские годы в Подмосковье, где купил большой участок земли и хороший дом. Откуда у Сергея Павловича деньги? Он продает фокусы.

   Мануйлов оказался талантливым изобретателем, он придумывает для иллюзионистов удивительные номера, проектирует уникальный реквизит. Кое-что Сергей Павлович делает сам в прекрасно оборудованной мастерской, у себя в особняке. Если же покупатель желает получить нечто масштабное, тогда к делу подключаются другие специалисты, но Мануйлов всегда контролирует изготовление оборудования для номера от начала до конца.

   Артисты, обращающиеся к Сергею Павловичу, понимают: он потребует за свою работу больших денег. Тем не менее они знают, что получат в конце концов оригинальный, интересный номер и вся аппаратура будет работать, как часовой механизм эксклюзивной сборки швейцарских мастеров. В качестве бонуса Мануйлов спроектирует одежду для ассистентов, посоветует, как лучше организовать сценическое пространство. В Сергее Павловиче явно пропал талантливый режиссер.

   Как Антон ни старался, найти современную фотографию Мануйлова он не смог. В распоряжении Котова оказался лишь снимок из паспортного стола, сделанный достаточно давно.

   Не знаю, как у кого, а в мой паспорт вклеено фото, на котором я совсем на себя не похожа. И меня всегда удивляло: ну каким образом сотрудники полиции могут опознать человека по его физиономии в паспорте? Я, например, после его получения неоднократно успела поменять прическу, цвет волос, форму бровей, толстела-худела, а также слегка изменилась из-за прожитых лет и разных жизненных коллизий.

   Сомнительно, что Мануйлов законсервировался и нынче выглядит так же, как в год выдачи удостоверения личности. А других снимков Сергея Павловича не нашлось. Он никогда не был звездой, за ним не бегали корреспонденты, в журналах его портретов не найти. И в социальных сетях его нет. Мануйлов не ищет одноклассников, не заводит приятелей в Интернете, не хвастается своей машиной, отдыхом за границей, не подыскивает невесту на брачных сайтах.

   Непонятно, как этот человек вообще общается с окружающим миром. Если верить официальным данным, в его доме отсутствует телефон, особняк не подключен к Интернету. Не покупал Сергей Павлович и мобильный телефон. Но ведь можно приобрести сим-карту, не показывая продавцу паспорта. Научно-технический прогресс развивается семимильными шагами, навряд ли Мануйлов привязывает записки к лапкам почтовых голубей.

   Сам хозяин редко покидает дом. Вместе с ним живут два человека – домработница, она же кухарка по имени Светлана, и Карл, мастер на все руки.

   В среде артистов о Мануйлове ходят легенды, поговаривают, что он сотрудничает с лучшими цирками мира и самыми известными фокусниками современности. Правда ли это? Ответа на вопрос нет. Покупатели реквизита крепко держат язык за зубами. Сергей Павлович тоже ни с кем не откровенничает, ни один журналист никогда не брал у него интервью. Но банковские счета его внушительны. И постоянно пополняются. Где и как Мануйлов встречается с заказчиками, неизвестно. Его дом стоит на отшибе, жители расположенной неподалеку деревеньки ничего о Сергее Павловиче сказать не могут. В гостях они у него не бывают и вообще давным-давно его не видели. Может, бывший циркач все же выезжает в Москву? Или кто-то навещает его? Но за то время, что Антон следил за поместьем, никто туда не являлся и оттуда не выезжал.

   Чем болен фокусник? И на сей вопрос ответа не найти. Сергей Павлович не посещает ни один медицинский центр. Вероятно, врач навещает его на дому. Мануйлов постарался спрятаться от внешнего мира, и ему это удалось сполна.

   – Либо он на самом деле собрался на тот свет и решил сделать Татьяну своей наследницей, либо открыл охоту на тебя, – сказал Антон Головину. – Только я пока не понимаю, какая роль в ней отведена твоей женщине.

   Сама Сергеева никак прояснить ситуацию не могла.

   – Про Мануйлова я ничего не слышала, – испуганно сказала Таня моему начальнику. – Может, он когда-то, еще до моего рождения, пересекался с моей мамой? Она выступала в цирке, исполняла акробатический этюд. Помню, рассказывала мне как-то, что долгое время никакого успеха не имела. Сейчас в жанре «каучук» почти никто не работает, но в советские годы таких, как мама, было пруд пруди, и ажиотажа у публики сверхгибкие акробатки не вызывали. Зоя Сергеева не имела титула звезды до тех пор, пока один из артистов не подарил ей идею номера со стрельбой из лука в воздушный шарик. Он же придумал обман с иголкой в руке ассистента и предложил эффектный костюм. Мама исполняла номер, стоя на некоем подобии гигантского барабана и, в отличие от большинства артисток этого жанра, была одета в черное трико без всяких блесток или сверкающих камушков. Голову ее скрывал трикотажный шлем, открытым оставалось лишь лицо. Но когда она становилась в позу для выстрела и ассистент, подавая ей лук со стрелой, отходил, происходила потрясающая метаморфоза: сначала слетал шлем с головы, и из-под него выпадала копна роскошных кудрявых волос, потом на мелкие части разлеталось черное трико, и девушка оказывалась… обнаженной. Зал ахал. Стрела пробивала шарик, артистка изящно выпрямлялась, поднимала руки в стандартном цирковом комплименте, и публика понимала: акробатка одета, на ней телесного цвета комбинезон, имитирующий человеческую кожу. Ни один худсовет не разрешил бы исполнять столь эротический номер в Москве и Ленинграде, но коллективы, в которых работала мама, колесили по провинции, а там даже в те годы позволялись разные вольности.

   – А она не называла имени своего благодетеля? – поинтересовался Антон.

   – Нет, – после колебания ответила Татьяна. – И спросить я теперь не могу, мамочка умерла, когда я была первоклассницей. Я вообще мало что знаю о ней. Хотя… она один раз сказала: «Человек, который придумал номер с шариком, обещал сделать из меня актрису экстра-класса. У него была масса оригинальных задумок, их с лихвой хватало на сольную программу. Но он рассчитывал, что я стану его женой. Меня же перестала привлекать кочевая жизнь, я мечтала о стабильности, о ребенке, поэтому отказала ему. И ни разу не пожалела о своем решении». Что, если Мануйлов и есть тот креативный цирковой артист?

   – Вероятно, да, но, возможно, и нет, – протянул Котов.

   Поразмыслив над ситуацией, Антон решил, что Татьяне Сергеевой лучше принять предложение Сергея Павловича. Вот только вместо любовницы Головина в резиденцию фокусных дел мастера отправлюсь я. На языке профессионалов такое мероприятие называется операцией под прикрытием и требует тщательной подготовки. Но у нас было мало времени. Я постаралась зазубрить основные вехи биографии любовницы Феликса, и надо сказать, мне стало жаль тезку. До семи лет девочка жила с любящей мамой и отцом. А после внезапной кончины Зои (та отравилась рыбными консервами) папаша отправил Таню в интернат. Андрей Хрюкин мотивировал свой поступок просто: он певец, выступает в разных городах, бабушек-дедушек в семье нет, кто будет заботиться о малышке? Таскать с собой ребенка на гастроли нельзя, девочка тогда останется без образования, а осесть дома Андрей не может, ему нужно зарабатывать деньги. В общем, исключительно из благих намерений папочка отдал Танечку в особое место. Это был не приют для бедных сирот. Нет, Андрей устроил дочку в элитное детское учреждение, где жили отпрыски дипломатов, служивших в тех странах, куда нельзя было привезти детей, а также ребятишки вечно гастролирующих артистов и других занятых людей, не имевших возможности лично их воспитывать. Ни о каких притеснениях, голоде, плохом обращении там речи не шло, для воспитанников создали райские условия. Но маленькая Танечка очень тосковала в интернате. Других детей родственники забирали на субботу-воскресенье, каникулы, а Сергеева почти всегда оставалась одна. Папа появлялся нечасто, и он предпочитал не возить Таню домой. Во время редких свиданий Андрей обнимал дочурку, тащил ее в магазин, покупал игрушки, сладости, одежду, кормил в ресторане, потом спохватывался и говорил:

   – У меня концерт! Сама доберешься назад? Боюсь, я опоздаю к началу, если повезу тебя.

   Танечка, нагруженная пакетами, медленно брела к метро, душу ей грели слова отца. Андрей при расставании всегда говорил одно и то же:

   – Заинька, понимаю, тебе нелегко. Я мог бы жениться и оставлять тебя дома, но где найти мамку, которая полюбит чужого ребенка? Лучше жить в прекрасном детском учреждении, чем в своей квартире с посторонней теткой. Она начнет бить тебя, морить голодом, а я буду далеко, до меня не докричаться. Когда тебе исполнится шестнадцать, ты станешь достаточно взрослой, чтобы вернуться домой и жить одной, ожидая меня с гастролей. Я очень переживаю из-за нашей разлуки, но пока по-другому нельзя. Потерпи, наберись мужества, помни: впереди прекрасные годы. Я выйду на пенсию, вот тогда будем нежно заботиться друг о друге, живя бок о бок.

   Танечка верила отцу, мечтала о том дне, когда навсегда покинет интернат, очутится в своей детской и больше никогда не расстанется с отцом. В конце концов счастливый миг настал, Таня получила аттестат об окончании школы, золотую медаль и переступила порог родного гнезда. Вот только Андрея там не оказалось – за пару месяцев до выпускных экзаменов дочери певец скончался от инфаркта. Татьяна без проблем поступила в педагогический вуз, а потом пошла работать преподавателем русского языка и литературы.

   У меня было такое же образование, и мы с тезкой оказались похожи внешне – обычные женщины с пятидесятым размером одежды. Правда, Таня носила мальчишескую стрижку и имела коньячный цвет волос. Мне пришлось укоротить и покрасить шевелюру. Когда я вернулась из салона, Антон с удовлетворением отметил:

   – Прекрасно, издали вы вообще будто один человек. Да и вблизи сходство необыкновенное.

   Одинаковые имена-фамилии оказались приятным бонусом.

   Вчера вечером я очутилась в резиденции Мануйлова, снабженная двумя мобильными и, несмотря на отсутствие Интернета, ноутбуком. Антон велел выяснить, что у Сергея Павловича на уме. Мне задание показалось не экстремальным, работа в бригаде приучила меня к разным приключениям. Но я понятия не имела, что хозяин вознамерился устроить кастинг наследников, и теперь попала в непростую ситуацию. Вдруг Мануйлов чудак, который действительно решил испытать нескольких людей, дабы определить достойного кандидата на свои деньги? Мне же придется из кожи вон лезть, чтобы выиграть сию олимпиаду, не подвести любовницу Головина, не лишить ее наследства. Конечно, у меня другое задание, но не хочется, чтобы тезка из-за меня потеряла большие деньги. Мне надо держать ухо востро, сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, всегда помнить, что они, вероятно, являются тестовым заданием. Неуклюжий Карл выплеснул на спину мне чай? Радуйся, что он оказался холодным, и веди себя вежливо. Скорей всего, таким образом Мануйлов решил проверить Татьяну Сергееву на вшивость. Как она поступит? Закричит? Начнет ругать Карла? Потребует купить ей новую одежду? Сделает вид, будто ничего особенного не произошло?

   Я решила продемонстрировать хорошее воспитание и спокойно отправилась переодеваться. А вот Жанна ведет себя агрессивно. Реутова, совершенно не стесняясь, говорит о желании получить состояние и пытается обидеть окружающих. Похоже, дамочка хорошо усвоила слова хозяина о том, что каждый, покинувший поместье, вычеркивается из списка претендентов на наследство, и решила хамить присутствующим, издеваться над ними до тех пор, пока они не сбегут от ее колкостей.

   Приди мне в голову странная идея выбирать наследника среди незнакомых людей, я бы отдала предпочтение интеллигентной Тане Сергеевой, а не хабалке Жанне. Но это я. А кто более понравится Мануйлову? Не сочтет ли он женскую мягкость за мягкотелость, а нежелание поставить на место грубиянку Реутову за трусость? Вдруг Мануйлову по душе бабы, способные заткнуть за пояс любого мужика? Надеюсь, хозяин не заставит нас выяснять отношения в кулачном бою!

   – Отлично, все в сборе. Таня, попробуйте кекс. Сейчас Карл подаст нам напитки.

   – Ваш слуга разлил чай, пошел за новым и назад что-то не торопится, – пожаловалась Жанна. – Или кухня находится в Москве?

   Лоб Мануйлова собрался гармошкой. Он взял телефон и сердито произнес:

   – Карл, почему… Что? Когда? Сейчас приду.

   Сергей Павлович быстро встал, положил трубку в карман и ушел, обронив на ходу:

   – Прошу меня простить, вернусь в ближайшее время.

   Пару минут в столовой висела напряженная тишина. Я решила разрядить обстановку.

   – Давайте познакомимся. Меня зовут Татьяна Сергеева, я преподаю русский язык и литературу в вузе, москвичка, не замужем.

   – Оно и понятно, почему ты осталась без мужика – мало кого такая квашня заинтересует, – не упустила возможности схамить Жанна. – Меня зовут Жанна Реутова.

   Ничто так не бесит хама, как вежливость в ответ на его грубость. Я широко улыбнулась.

   – Вы правы, Жанна, мне давно пора похудеть. Но не получается.

   – Жрать меньше надо, – буркнула она.

   – Согласна. Только все время кушать хочется! – засмеялась я.

   – Женская полнота прекрасна, – встал на мою защиту Николай. – Очень рад знакомству с вами, Танечка. Я Коля Вишняков, бывший военный медик, теперь мануальный терапевт. Если у вас болит спина, мигом уберу неприятные ощущения.

   – Спасибо, – смущенно ответила я. – Никогда не делала массаж и стесняюсь обратиться к мужчине. Он же будет трогать меня руками!

   – Тебе может понравиться, – откровенно заржала Жанна. – Некоторые мужики очень даже приятно руками трогают.

   – Замолчи, хватит, – сквозь зубы произнес Леонид.

   – Не затыкай мне рот! – гаркнула на супруга Жанна. – Я не из тех, кому можно кляп засунуть!

   – А я очень люблю массаж, – затараторила Анна. – Раз уж все представляются, скажу о себе. Анна Хачикян. Армянской крови во мне нет, фамилия досталась от первого мужа, я с ним сто лет в разводе. У меня собственный, очень доходный бизнес.

   – Торгуешь нефтью? Или открыла банк? – тут же осведомилась Жанна.

   – Нет, владею магазином одежды, – гордо ответила Аня. – Лучший винтаж в Москве.

   – Что у тебя с винтом? – не поняла Реутова.

   Анна снисходительно взглянула на скандалистку.

   – Слово «антиквариат» слышали? Знаете, что оно означает? Винтаж – это одежда из прошлого.

   – А… – протянула Жанна. – Антиквариат – это приличное название рухляди, у тебя секонд-хенд. На вес торгуешь? Или поштучно дерьмо отпускаешь?

   Леонид встал и попытался увести жену.

   – Жанна, пошли.

   – Куда? – буркнула та. – Я еще кофе не попила.

   – У меня голова заболела, – процедил муж.

   – И при чем тут я? – удивилась Жанна. – Слопай аспирин.

   – Зачем пить таблетки, если среди нас есть доктор, – кокетливо повела плечами Анна. – Колечка, вы умеете руками боль прогонять?

   Николай сделал вид, что увлечен бутербродом.

   – У меня предложение, – сказала Раиса Ильинична. – Смотрите, сколько в доме добра. Вон там, на буфете, полно серебра, оно дорогое… Кстати, я Нестерова.

   – Ерунда, – быстро подхватила нить беседы Аня, – нынче серебро не в цене, и то, на что вы показываете, не старое, а современное, похоже, итальянское, не очень хорошего качества. Зато фигурки… видите, на полке между окнами… вот они совсем не копеечные.

   – Тупые балерины и мужики в тапках? – скривилась Жанна. – Ни малейшей красоты, кое-как сляпано. Я в Турции купила танцовщицу, вот она – супер. Произведена в Германии! Юбочка, словно из тюля, вся в дырочку, а на самом деле это фарфор.

   – Такую мыть трудно, – вздохнула Раиса Ильинична. – Как из дырок пыль выковырнуть?

   Анна закатила глаза.

   – Коллекция, которую вы здесь видите, называется «Мастера советского балета», ее выпустили к стодвадцатипятилетию Большого театра в малом количестве, редко у кого сейчас есть все персонажи. Вон там, слева, Одетта в исполнении Галины Улановой, дальше Дон Кихот, его танцевал Корень.

   – При чем тут корни? – разинула рот Жанна.

   Аня снисходительно улыбнулась.

   – Сергей Гаврилович Корень был солистом Большого театра до тысяча девятьсот шестидесятого года, потом стал педагогом-репетитором. Он гений.

   – И что? – скривилась Реутова. – Кто его сейчас, кроме придурочных зубрил, помнит? И за фигом нам его фарфоровая скульптура?

   – Каждая фигурка из этого собрания стоит минимум сто пятьдесят тысяч рублей, – пояснила Аня. – Всего изделий пятнадцать, вот и умножайте.

   – Два миллиона двести пятьдесят тысяч? – ахнул Леонид. – Это ж можно крутой внедорожник купить!

   – Она врет, – с уверенностью заявила Жанна, – статуэтка не может столько стоить.

   Анна пожала плечами.

   – Не стану спорить.

   – Послушайте меня, пожалуйста, – попросила Раиса Ильинична. – Я не особо разбираюсь в вещах, мне серебро кажется дорогим. Но охотно верю Ане. Значит, тут много ценностей, которые я по недомыслию посчитала копеечными. Вы по дому ходили? Я вчера пробежалась по комнатам – они богато убраны, повсюду картины, ковры, люстры хрустальные.

   – Еще участок, – подала голос Аня.

   – Машина, яхта, – перечислил Николай.

   – Вы про деньги не забыли? – спросил Леонид. – Самое дорогое – счета в банках.

   – Сергей Павлович сказал про какие-то патенты, – вставила я словечко.

   – Давайте разделим все? – высказала наконец свое предложение Раиса Ильинична. – По-честному, на всех.

   – Не понял! – удивленно воскликнул Вишняков.

   Раиса Ильинична умоляюще посмотрела на бывшего военного медика.

   – Пожалуйста, не шумите. Если Мануйлов узнает, что я предлагаю, он меня выгонит. Но мне кажется, не совсем честно отдавать состояние в руки одного человека. И вы думали о соревнованиях? Может, они смертельно опасны и большинство присутствующих от них откажется. Или вообще невыполнимы. А ну как Сергей Павлович предложит бежать кросс по своему саду? Навесит нам на спины рюкзаки с камнями и крикнет: «Вперед!» Танечка, вы согласитесь?

   Я ответила:

   – Мне деньги очень нужны. Живу одна, спонсоров не имею. Преподаватели зарабатывают мало, а так хочется уехать жить к теплому морю. Во Францию, Италию или Испанию. Я-то побегу, но вот какой по счету доплетусь до финиша?

   Раиса Ильинична сложила руки на груди.

   – Слабым женщинам не обогнать мужчин.

   – Ну, моего Леньку даже курица обскачет, – хмыкнула Жанна, – он совершенно не спортивный.

   – А ты дура! – вскипел супруг. – Идиотка!

   Жена встала, опустила голову, сжала кулаки и взвизгнула:

   – Кто у нас тут развякался? А ну, повтори!

   Леонид открыл рот, но Николай сурово произнес:

   – Ребята, вы не дома! Потом полаетесь. Говори, Раиса!

   Та с благодарностью посмотрела на массажиста.

   – Деньги нужны всем. Я прежде не встречалась с Сергеем Павловичем и не понимаю, почему оказалась среди кандидатов в наследники, но мне ясна задумка хозяина поместья. Мануйлов начнет сталкивать нас лбами, подзуживать, провоцировать скандалы. А победа достанется не тому, кто первым с вещмешком за плечами достигнет финиша, а тому, кто больше всего понравится хозяину. Вы с ним хорошо знакомы?

   – Нет, – нестройным хором ответили присутствующие.

   – И как тогда догадаться, что Мануйлову по шерсти, а что против? – задала резонный вопрос Раиса Ильинична. – Понимаете, о чем я? Предложит нам хозяин через пропасть прыгать, все побегут к обрыву, а один, осторожный, останется стоять. По логике вещей он не должен вызывать уважения, да вдруг Сергею Павловичу именно опасливые люди по душе? Может, он глупых храбрецов на дух не переносит? Поставит плюсик за это задание не тем, кто его волю выполнил с риском для жизни, а зайцу одному разумному. Надо хорошо знать человека, чтобы ему угодить. Правила-то соревнований нам не объяснили, условия неизвестны. Стоит сигать через пропасть или лучше отказаться?

   В столовой повисла тишина, вскоре прерванная все той же Раисой.

   – Я предлагаю подыграть владельцу имения. Он ни в коем случае не должен знать о нашем разговоре, сделаем вид, что каждый сам за себя. Но в действительности мы будем одной командой, и кого бы ни выбрал в конце концов Мануйлов, богатство поровну разделим между всеми присутствующими. Знаете, некоторые спортсмены умирают во время соревнований от нервного напряжения – так хотят выиграть, что у них сердце разрывается. Я не желаю раньше времени уйти в могилу, не хочу переживать из-за того, что проигрываю. Но, если вдруг окажусь победительницей, буду мучиться совестью, что заграбастала состояние одна.

   – Круто придумано! – воскликнула Жанна. – Значитца, я постараюсь, заполучу наследство, а потом пилить его на всех? Фиг вам!

   – А если проиграешь? – усмехнулась Анна и потянулась к вазочке с конфетами. – Какие вкусные! Прямо как ванильный крем по вкусу.

   Реутова вскинула подбородок:

   – Я всегда и везде первая. Быстрее вас побегу, выше прыгну, дальше проплыву. Я получу наследство!

   – А вдруг наоборот надо? – спросила Нестерова.

   – Ты о чем? – удивилась Жанна.

   Я вклинилась в беседу:

   – Правил Сергей Павлович нам не сообщил, судьи нет, жюри тоже. Раиса Ильинична права: что, если хозяин дома посчитает выигравшим не первого, а последнего бегуна? Или, допустим, второго?

   Реутова прикусила губу.

   – И как делить наследство? – занервничал Николай.

   – Ну, это просто, – объявил Леонид. – Надо все продать и разделить деньги на шесть частей.

   – На пять, – поправил Вишняков.

   – Нас шестеро, – напомнил Леня.

   – Вы с Жанной за одного считаетесь, потому что семья, – уперся массажист.

   Реутова вскочила.

   – И что? Если у меня в паспорте штамп стоит, я должна мужу свои последние трусы отдать?

   Раиса Ильинична приложила палец к губам:

   – Тсс! Как и на сколько человек делить состояние, дело десятое, успеем еще обсудить это. Сейчас главное: мы договорились объединиться и потом разделить богатство поровну? Николай, вы как, согласны?

   – Да, – быстро ответил массажист.

   Нестерова взглянула на Леонида.

   – Я тоже – за, – кивнул Реутов и толкнул локтем жену в бок.

   Жанна, к моему удивлению, не стала спорить, молча кивнула.

   – Я присоединяюсь к большинству, – пролепетала Аня, опять взяв из вазочки конфету.

   Все повернулись в мою сторону.

   – Согласна, – коротко произнесла я.

   Раиса Ильинична поправила выбившуюся из прически прядь, тоже запустила руку в вазу и, разворачивая конфету, произнесла:

   – Отлично. Я знала, что нахожусь в компании здравомыслящих, умных людей, которые понимают: синица в руках лучше, чем журавль в небе. И…

   – Простите, господа, вынужден был вас оставить, – раздался голос Мануйлова, он как раз входил в столовую. – Случилось непредвиденное.

   – Заболела Светлана.

   – Надеюсь, у нее не инфекция? – забеспокоилась Раиса Ильинична.

   – Горничная утром всегда ходит босиком по росе, практикует закаливание, – пояснил Мануйлов. – Светлана, очевидно, наступила на камень и не обратила на это внимания, спокойно занялась своими делами. Но нога вдруг покрылась красными пятнами, и сейчас ей больно на нее наступить. На мой взгляд, это похоже на вывих.

   – Пусть Коля посмотрит, он врач, – предложила Анна.

   – Я сто лет не практикую, – начал отнекиваться Вишняков, – переквалифицировался в массажиста.

   – Ну и что? – удивилась Раиса Ильинична. – Ты же учился в институте.

   – Нет, нет, – не поддавался на уговоры тот, – не имею ни малейшего отношения к хирургии. Я был стоматологом.

   – Недавно ты назвался военным медиком, – напомнил Леонид.

   – По-твоему, у вояк нет зубов? – огрызнулся Коля. – Никогда не был на поле боя, работал в московской поликлинике. К ногам вообще не прикасался.

   Я удивилась, как быстро и дружно соискатели наследства перешли на «ты», и посмотрела на Николая. Он дантист? Немного странно, учитывая, что в тот момент, когда Вишняков улыбается, на одном из его верхних зубов виден небольшой никелированный крючок, свидетельствующий о наличии протеза. У моего отца был такой, и я знаю, что конструкция под названием «бюгель» представляет собой металлическую пластину, закрывающую большую часть нёба, к ней приделана фальшивая десна, из которой торчат сами коронки. Бюгель крепится при помощи изогнутых крючков к родным зубам, его, как правило, снимают на ночь и кладут в стакан с дезинфицирующим раствором.

   Надо сказать, что бюгель не очень-то удобен, к нему надо привыкнуть, железка во рту раздражает, а крючки не эстетичны, видны окружающим. Сейчас стоматологи предпочитают использовать импланты. Но старый вариант протеза до сих пор в ходу. Почему? Бюгель в разы дешевле современных разработок, и он не требует кардинальной обточки зубов, подходит как малоимущим, так и трусливым людям. Вот только увидеть во рту дантиста крючок – это все равно что встретить портного в пиджаке с оторванными пуговицами или парикмахера с грязной, давно не стриженной, плохо причесанной головой. Вы же понимаете, что пациент в первую очередь обратит внимание на зубы самого врача и не захочет иметь дело с тем, кто не может даже себе сделать красивую улыбку. Хотя, наверное, Коля панически боится бормашины? Случается такое и со стоматологами.

   – Ясно… – протянула Раиса Ильинична. – Я работаю в детском саду воспитателем и в медицине не сильна. Таня преподаватель, у Ани магазин. А ты, Жанна, понимаешь что-нибудь в переломах-вывихах?

   – В отличие от вас, я много в чем разбираюсь! – фыркнула Реутова. – Ладно, пойду посмотрю на Светлану.

   Жанна отсутствовала минут десять и назад вернулась крайне взволнованная. С порога воскликнула:

   – Менингит! Опасное инфекционное заболевание! Если Светлану срочно не увезти в клинику, мы все рискуем заболеть.

   – Менингит? – ужаснулась Аня. – После него становятся идиотами, если, конечно, выживают. Ой, я боюсь! Даже готова уехать отсюда!

   – Заболеть и мне не хочется, – испугалась Раиса Ильинична. – Если в доме зараза, да еще такая страшная… Прямо не знаю, как и поступить.

   – Вы уверены, что у Светланы менингит? – уточнила я.

   Жанна свысока посмотрела на меня.

   – Симптомы налицо: высокая температура, спутанность сознания, а главное, пятна на ноге. Они первейший признак.

   Раиса Ильинична начала креститься.

   – Спаси и сохрани!

   – Может, ну его на фиг, это наследство? – задумчиво протянула Анна. – Неохота заразу подцепить.

   – Мне тоже, – подхватил Николай.

   – Пусть лучше диагноз поставит профессиональный врач. Надо вызвать «Скорую», – посоветовал Леонид. – Сергей Павлович, это возможно?

   – Да, – быстро ответил Мануйлов. – Мудрые слова, не надо паниковать раньше времени.

   Я незаметно посмотрела на хозяина. Жизнь вруна нелегка, надо постоянно следить за собой, но все равно рано или поздно проколешься. Нас предупредили, что в доме отсутствует стационарная связь, а мобильные не ловят сеть. Как же владелец поместья собирается вызвать доктора? Значит, где-то в особняке спрятан телефон…

   – Карл! – крикнул Сергей Павлович. – Слышу, как ты топаешь по коридору.

   Дверь приоткрылась.

   – Слушаю вас, – сказал лакей.

   – Садись на велосипед и поезжай к Ефиму Глебовичу, – распорядился хозяин. – Объясни ему нашу ситуацию и попроси разрешения позвонить по его телефону в больницу.

   Я прикусила губу. Вот что получается, когда операция готовится в спешке! Ни Антон, ни я не подумали о соседях Мануйлова. Теперь понятно, как нелюдим общается с внешним миром – ездит на велике к тем, кто живет неподалеку. Насколько помню, в нескольких километрах отсюда есть деревня. Наверное, не очень удобно крутить педали всякий раз, когда хочешь с кем-то пообщаться, и уж тем более делать это поздней осенью, зимой или ранней холодной весной. Почему бы Мануйлову не обзавестись собственным телефоном?

   Я неожиданно чихнула и рассердилась на себя. Татьяна, что с тобой? Кроме велосипедов, у людей есть машины. Сергей Павлович садится в уютный внедорожник и за пять минут долетает, куда ему надо. Правда, по нашим сведениям, Мануйлов старается не покидать поместья, но я уже убедилась, что в информации, которую спешно нарыл Антон Котов, много неточностей.

   – Ваш Карл не рассыплется по дороге? – спросила Жанна.

   – Не должен, – без тени улыбки ответил Мануйлов, – он крепкий. Часа через три прибудет врач. Извините, господа, мне неудобно вас просить, но вам придется заняться хозяйством. Светлана не может встать.

   – Это наше испытание, да? – обрадовалась Аня. – Говорите, что надо делать. Я готова на все!

   – Даже у шеста голой за чужие денежки плясать? – вкрадчиво поинтересовалась Жанна.

   Хачикян растерянно заморгала.

   – Такая красивая женщина, как Анна, может заработать миллионы танцами, – подал голос Леонид, – стриптиз – это искусство, заниматься им не стыдно.

   – Большой дом – большие хлопоты, – вернул беседу в прежнее русло хозяин, – мой коттедж не очень велик, но работы в нем по горло. Кто из вас готов собрать опавшие листья? Это не трудно.

   Раиса Ильинична подняла руку.

   – Я! В плане уборки мне нет равных. Ненавижу грязь, пыль, любой беспорядок. Причем не только внутри дома, но и снаружи.

   – Дорожки в саду необходимо подмести, – озвучил следующее задание Мануйлов. – Территория большая, поэтому я купил специальный кар, спереди у него поливалка, сзади щетки.

   – С удовольствием покатаюсь на машинке, – оживился Леонид, – это ж не работа, а развлечение.

   – На участке есть фонтан, – продолжал хозяин, – за ним аллея с флоксами. Цветы, к сожалению, заболели мучнистой росой, их надо…

   – Обожаю цветы! – захлопала в ладоши Аня. – У меня и в магазине, и дома настоящие оранжереи, я читаю книги по садоводству, покупаю всякие журналы. Отдайте флоксы мне, думаю, после обработки их надо рассадить, отделить больные экземпляры от здоровых.

   – Я ничего не понимаю в этом, – признался Мануйлов, – и крайне рад, что среди моих гостей нашелся профессионал. Следующая проблема – лампочки в фонарях, большая часть из них перегорела. Николай, возьметесь?

   – Из меня электрик, как из кота учитель танцев, – признался массажист.

   – Ну же, рискните, – улыбнулся хозяин, – это совсем нетрудное задание.

   – Некоторые отказываются, поскольку понимают, что за них другие все сделают, а сливочки всем достанутся поровну, – прощебетала Аня.

   Раиса Ильинична округлила глаза. Анна прикрыла рот ладошкой:

   – Ой! Я не хотела! Молчу!

   – Согласен, – быстро одумался Вишняков.

   – А вам, Татьяна, предстоит побегать на кухне. Любите готовить? – осведомился Мануйлов.

   Я решила, что на простой вопрос следует дать честный ответ.

   – Не особенно. Я не замужем, поэтому предпочитаю обходиться полуфабрикатами.

   Сергей Павлович улыбнулся.

   – Ну, кисель-то сумеете сварить?

   – Надеюсь справиться с заданием, – ответила я.

   – По коням! – скомандовал хозяин дома.

   Раиса Ильинична вскочила, взяла лежавшую рядом с тарелкой сумочку и отрапортовала:

   – Я готова. Куда надо идти?

   Я невольно задержала взгляд на странной сумке, которую она держала в руке. Квадратный клатч по размерам напоминал айпад, но был значительно толще планшетника. Впрочем, наверное, правильнее сравнить сумочку Нестеровой с книгой Смоляковой, эта детективщица обожает строчить многостраничные произведения, безо всякого сожаления убивая героев штабелями. Кстати, темно-синий ридикюль из искусственной кожи совершенно не подходит к зеленому платью дамы и ее коричневым туфлям. Лично я недолюбливаю такие модели, их нельзя повесить на плечо, у них отсутствуют ручки, приходится нести сумочку, зажав в руке. Но Раиса, видимо, любит клатчи и, в отличие от меня, не расстается с ним.

   – Минуточку, а где взять машину? – спросил Леня.

   – И лампочки, – добавил Николай.

   – И метлу! – встряла Раиса Ильинична.

   Сергей Павлович встал.

   – Посидите тут пару минут, я отведу Татьяну на кухню, а потом покажу вам сарай, где находится инвентарь.

   Когда мы с хозяином дома очутились в просторной комнате с «островом», Мануйлов показал на большую плошку, в которой лежали гроздья темно-синего винограда.

   – Пожалуйста, вот вам исходный продукт. Кастрюли, миски, разная утварь висят на стене и находятся в шкафах. Я на кухню заглядываю редко, поэтому могу дать лишь общую информацию. Справа техника: миксер, хлебопечка, комбайн, йогуртница, а что за прибор вон та штука, понятия не имею, но, наверное, он нужен, раз Светлана его купила. Сахар, соль, мука и прочее в шкафах. Масло, молоко, полагаю, содержатся в холодильнике. Дверь ведет в кладовку, там хранятся овощи-фрукты-консервы.

   – Кисель надо делать из винограда? – уточнила я.

   Сергей Павлович взял из широкой миски ветку, усыпанную ягодами.

   – Вы про сей фрукт? Это сирлис.

   – Впервые слышу о таком, – призналась я.

   Мануйлов облокотился на столешницу.

   – Я болен, принимаю большое количество лекарств, они не лучшим образом сказываются на желудке. Чтобы не получить лекарственный гастрит, я должен каждый день выпивать литр киселя из сирлиса. Экзотические ягоды действительно похожи на виноград, но, в отличие от последнего, они твердые, их трудно не то что разрезать, а даже раздробить. Поэтому сирлис варят целиком. В Россию этот фрукт не поставляется, для меня его специально привозят. Видите, сколько запасов? – Сергей Павлович обвел рукой кухню. – Ваза около меня и большое количество плошек в разных местах, на подоконнике, на рабочих поверхностях.

   – Наверное, это фрукт дорогой, вдруг я испорчу его? – испугалась я. – Меня нельзя назвать умелой поварихой. Апофеоз моих кулинарных ухищрений – куриный суп с лапшой.

   – Не переживайте, – мягко произнес Мануйлов, – эта экзотика копеечная. Она великолепно переносит транспортировку, не портится месяцами. У меня есть приятель-летчик, который часто летает в Африку, ему ничего не стоит зайти на местный рынок и за доллар приобрести десять кило ягод.

   – Почему же дешевый и полезный продукт отсутствует в Москве? – задала я логичный вопрос.

   Мануйлов выпрямился.

   – Таня, плоды африканского кустарника нельзя есть сырыми, их употребляют только в виде киселя, иначе вместо пользы желудку будет нанесен вред. Но даже отваренный сирлис невкусен, надо добавить в кисель сахар, лимонный сок, корицу, цедру апельсина и, конечно, крахмал. Кто из хозяек захочет возиться? Вокруг полно клубники, малины, черешни, смородины, сливы – эти ягоды и фрукты не требуют чрезмерной обработки, можно сорвать их с куста или дерева и сразу съесть. Сирлис нужен только очень больным людям. Ну, дерзайте! И пожалуйста, сделайте напитка побольше, я хочу угостить всех присутствующих.

   На всякий случай я сказала:

   – У меня нет и намека на гастрит, никакого дискомфорта в желудке я не ощущаю.

   – Отсутствие симптомов не означает отсутствия болезни, – вздохнул Мануйлов. – Сирлис прекрасная профилактика назревающих проблем. Один раз съели, полгода не думаете о язве. Вы помните свою маму?

   – Смутно, – ответила я, удивленная столь резкой сменой темы беседы, – отрывочно. Когда она умерла, я пошла в первый класс. Порой хочется мысленно увидеть ее лицо, но черты размываются.

   – Зоя была счастлива в браке? – поинтересовался Сергей Павлович.

   Я села на табуретку.

   – И на этот вопрос не отвечу. Ребенку разобраться в нюансах отношений родителей трудно. Отец редко бывал дома, постоянно разъезжал по гастролям, но мама никогда не жаловалась на одиночество. Во всяком случае в моем присутствии.

   – Зоя тосковала по мужу? – не успокаивался Мануйлов.

   – Со мной она на эту тему не беседовала, – протянула я. – Была заботлива, читала мне сказки, шила для кукол платья. Мало кто из взрослых обсуждает свои интимные проблемы с детьми-дошкольниками. Хотя…

   Я замолчала.

   – Вы что-то вспомнили? Говорите! – обрадовался Сергей Петрович.

   – Мама однажды рассказала, что ее знаменитый номер с шариком и луком придумал один очень талантливый артист цирка, – зачастила я. – Из мало кому известной акробатки мама вмиг взлетела до ранга звезды. Уже будучи взрослым человеком, я купила книгу «Классика советского цирка» и нашла там рассказ про Зою Сергееву и ее эротический комбинезон. Мне мамочка про него ни слова не проронила, говорила только про лук и стрелы. Очень смелая идея для ханжски-пуританских советских времен. Мама призналась, что тот актер предложил ей руку и сердце, но он не хотел иметь детей и предполагал жить на колесах. А мама мечтала о своем доме, о семье, поэтому отказала ему. И знаете, хоть я была совсем маленькой, но все же поняла: мама сожалеет о том, что не ответила тогда согласием. Думаю, она была влюблена в циркача, но устала жить по-цыгански, вот и расписалась с эстрадным певцом в расчете на стабильность. Уж не знаю, оправдались ли ее надежды. А откуда вы знаете мою маму?

   Сергей Павлович выпрямился.

   – Обязательно расскажу, но позднее. Сейчас, извините, должен уйти, надо заняться другими гостями.

   Я осталась одна и начала изучать таинственный сирлис. Точь-в-точь черный виноград. Но на ощупь темно-фиолетовые ягоды оказались твердыми, они лишь слегка пружинили под пальцами. Я в задумчивости замерла у стола.

   Значит, кисель. Ну и как его готовят? Мануйлов вскользь упомянул, что в него надо положить сахар, цедру апельсина, влить лимонный сок и добавить корицу. А еще потребуется крахмал. В памяти ожило воспоминание.

   Вот моя бабушка насыпает в кастрюльку муку, наливает туда воду, ставит ее на газ, дает мне ложку и велит:

   – Хорошенько мешай, пока не загустеет.

   Потом она куда-то уходит, а я вожу столовой ложкой в белой жиже и недоумеваю, как та может стать вязкой. Большие часы на стене отсчитывают время: одна минута, две… Жидкость в ковшике не меняет консистенции. Мне делается скучно, к тому же ложка нагревается и жжет пальцы. Я перестаю мешать, делаю огонь посильнее, отворачиваюсь к окну, пару секунд разглядываю детей, весело играющих в мяч. Потом вспоминаю про варево, засовываю нос в кастрюлю и столбенею – вместо бело-серой жидкости в эмалированном ковшике теперь образовался неаккуратный комок. Я пытаюсь разломать его, появляется бабушка, с размаха отвешивает мне оплеуху и начинает причитать:

   – Лентяйка, неумеха косорукая! Ничего тебе поручить нельзя! Одна беда от девчонки, клейстер упустила! Муки больше нет, надо в магазин за ней бежать. Не успею я окна заклеить, достанется мне от дочери с зятем. Придется тебе это съесть в наказанье.

   Я пугаюсь, плачу и прошу:

   – Не надо, бабушка! Не хочу жевать твой клейстер!

   Старушка переводит дух, ставит кастрюлю в мойку и посылает меня в магазин. Вечером, когда к бабке возвращается хорошее настроение, я спрашиваю:

   – Разве клейстер можно есть?

   Старуха усмехается.

   – Что в нем плохого? Вода и мука! Положи туда сливочное масло и сахар – получится заварной крем, добавь протертую черную смородину с сахаром, будет пудинг. Если подлить смесь воды и муки к мясу, она станет соусом. Испугалась, что бабушка тебя отравит?

   Я киваю и снова начинаю плакать. Старушка морщится.

   – Сама глупость сделала, теперь рыдать затеяла. Хватит сырость разводить, ступай в комнату, почитай книжку.

   А еще я помню, что бабушка крахмалила воротник и манжеты у рубашек отца, постельное белье и скатерти.

   Сергей Павлович не повар, вот он и перепутал. В кисель, чтобы загустел, добавляют муку, крахмал используют только в хозяйственных целях.

   – Видишь ли, во времена моей юности вечеринки редко превращались в оргию, – недовольно перебил ее хозяин дома, – девушки были строгими, парни не такими распущенными. Большинство молодых людей конца шестидесятых – начала семидесятых были наивны в вопросах секса, и, можешь смеяться, мы страдали романтизмом, полагали, что нет поцелуя без любви. Во всяком случае я был таким. За пару лет до твоего появления на свет я, уже став артистом цирка, пришел на встречу одноклассников, увидел Надю и влюбился в секунду. В школьные годы соседка по парте не вызывала у меня никаких чувств, я в сторону Надюши даже не смотрел. А тут вдруг будто молния ударила в голову. Алла Викентьевна в принципе человек неплохой, но она не одобряла наших отношений. Какой матери понравится зять – нищий канатоходец, без семьи и даже минимального материального благополучия? Парень перекати-поле, цыган по образу жизни, – и девочка из приличной московской семьи. Понимая, что старшая Мурова сделает все, чтобы разрушить наш альянс, мы с Надей скрывали нашу связь. Я мотался по всему СССР – стремился заработать денег на свое жилье. Надя училась в институте, получала стипендию, не тратила ее на мелкие радости – копила на наше будущее. При каждой возможности я мчался к ней, ехал на попутках, зайцем в электричках. Нам редко удавалось провести вместе ночь, но неожиданно Надя забеременела. Аборт она делать не хотела, скрывала растущий живот от матери, однако, как понимаешь, шила в мешке не утаишь.

   Мануйлов вздохнул. Затем его голос зазвучал снова:

   – Алла Викентьевна пришла в ярость, чуть не убила дочь, клещами выдрала из нее имя любовника и ужаснулась. Мало того, что ее Надюша обзавелась пузом до свадьбы, так еще и сделала ребенка с самым неподходящим кавалером! В очередной приезд в Москву я помчался на свидание к Наденьке, но вместо нее увидел директрису детдома и услышал ультиматум: я навсегда забываю о Надюше, в противном случае меня посадят за изнасилование. У Аллы Викентьевны было много знакомых, а ее супруг, отец Нади, занимал высокий пост в системе МВД, так что угроза в мой адрес была не иллюзорной. Кроме того, дама передала мне записку от дочери. Надя написала несколько фраз, общий смысл их был таким: я тебя разлюбила, ты поступил непорядочно с наивной девушкой, бросив ее одну во время беременности, занимаешься исключительно собой, не думаешь ни о будущем ребенке, ни об его матери, я приняла предложение от другого мужчины и прошу более меня не беспокоить. «Исчезни из моей жизни навсегда» – вот как заканчивалось послание Надюши.

   – И вы ей поверили? – воскликнула Анна. – Ни разу не вспомнили о родной дочери? А сейчас, вместо того чтобы наконец-то вознаградить обездоленного, бедного ребенка, решили включить меня в состав сборной наследников? У нас есть шанс воссоединиться! Вам надо отправить всех домой и передать особняк, участок и прочее мне одной.

   – А если я не захочу так поступить, что ты станешь делать? – осведомился Сергей Павлович.

   – Буду преданно ухаживать за вами! – ажитированно пообещала Хачикян. Потом не удержалась и с обидой добавила: – Я не то что некоторые, никого в беде не брошу, не обреку родного человека на лишения.

   – Врешь, лапочка, – сурово произнес Мануйлов. – Я говорил всем кандидатам, что подыскиваю человека, который мне понравится. Основное условие – никакой лжи. Не терплю брехунов.

   – Я всегда говорю правду! – опрометчиво заявила Аня. – Честнее меня только папа римский!

   – Подозреваю, что у иерархов любой церкви полно шкафов, набитых скелетами, они мастера прятать концы в воду, – хмыкнул Мануйлов. – А ты лжешь без зазрения совести.

   – В чем я вас обманула? – ринулась в атаку Анна.

   – Ты намекала на свое тяжелое детство, упомянула голод и нищету, но Надя вышла замуж за директора крупного гастронома, Ивана Германовича Сайко. Он обожал падчерицу, одевал, как куклу, потакал всем ее капризам. Дочь Надюши не знала никогда обездоленной жизни, и сейчас одна проживает в трехкомнатной квартире в прекрасном районе, ездит на иномарке. Правда, ко мне в гости госпожа Хачикян приехала на такси, не захотела демонстрировать машину. Наверное, решила, что бедному человеку достанется больше. Вот про магазин старых тряпок ты сказала правду. Окончив исторический факультет, ты прекрасно разбираешься в антиквариате, тебя часто приглашают в качестве эксперта и хорошо платят. Но ведь денег всегда мало. Поэтому ты и соврала про фото?

   За стеной возникла могильная тишина. Потом снова раздался голос Мануйлова:

   – Ну же, наберись мужества и перестань рассказывать сказки. Ты сначала осторожно выпытала, известны ли мне имена и фамилии предков, а потом наплела, что у вас дома есть точь-в-точь такие же снимки. Подумала, я обрадуюсь и поверю в наше родство. Тебя удивили мои слова, что я воспитывался в детдоме, который возглавляла Алла Викентьевна, но ты, быстро сориентировавшись, повернула ранее неизвестный факт в свою пользу и стала намекать на какие-то семейные тайны. Анна, лжец по условиям соревнования сходит с дистанции, ему не положено даже яблочных огрызков.

   Хачикян заплакала.

   – Простите! Я… я…

   – Ну, Анечка, рассказывай правду! – потребовал Сергей Павлович.

   – Да, фотографий в нашей квартире не было, – выдавила из себя она.

   – Молодец, – похвалил Мануйлов, – хорошее начало. А зачем тебе, вполне обеспеченной даме, надобны средства, а? Только не ври!

   – У меня уже ничего нет, – всхлипнула Аня. – Магазин продан за долги, новый хозяин оставил меня директором, получаю копейки. Живу в старой квартире, где когда-то обитала вместе с мамой. И езжу на метро, машину на днях тоже продала. У меня тьма долгов, и если в ближайшее время я не оплачу их, придется продать апартаменты в центре, переселяться в спальный район.

   – Прости, дорогая, – перебил ее Сергей Павлович, – но в твое ужасное положение верится с трудом. Тебя же приглашают оценивать мебель и предметы интерьера в самые фешенебельные дома, твой гонорар за услуги исчисляется тысячами, и не рублей. Так?

   – Клиентов больше нет, – прошептала Анна, – уже пару лет никто ко мне не обращался.

   – Почему? – заинтересовался Мануйлов.

   – Кризис, – залепетала Хачикян, – люди не делают дорогих покупок.

   – Чем больше врешь, тем скорее уедешь отсюда! – пригрозил Мануйлов. – А по какой причине ты развелась, а? Даю тебе последний шанс. Или говоришь правду, или – бай-бай, май лав, гуд-бай, май бэби.

   Анна громко высморкалась.

   – Ну… Арам пожилой… ему шестьдесят в день свадьбы стукнуло… а я молодая… и… в общем…

   – Ты ему изменила? – предположил Сергей Павлович.

   – Да, – выдохнула Анна, превратившаяся в допрашиваемую.

   – Один разочек? – с хорошо слышимым ехидством уточнил хозяин дома.

   – Нет, – призналась врушка.

   – И сколько же раз ты ходила налево? – не отставал отец от дочери.

   – Не помню, не считала, – огрызнулась та. – Меня мама за Арама силой выдала, я не хотела.

   – Понятно… – протянул Мануйлов. – А что случилось в доме Арцыбашевых?

   – Откуда вы знаете? – обомлела Анна.

   – Ангел мой, я готовился к нашей встрече, – засмеялся владелец усадьбы, – собрал сведения о претендентах. Естественно, узнал, что ты моя родная дочь, и, признаюсь, не пришел в восторг, прочитав твое досье. Нет, все вроде нормально – диплом о высшем образовании, ты профессионал. Но! Ты, оказывается, обожаешь мужчин, теряешь голову при виде крепкого парня и тут же вешаешься ему на шею, готова отдаться в своем офисе или подстелиться под мужика в лифте. Нимфомания лечится трудно, но ты даже не делала попыток обратиться к специалистам, тебе нравится секс в любом виде и при любых обстоятельствах. Вот почему прекрасного, знающего, умного антиквара более не приглашают в приличные богатые дома – у тебя слава проститутки, охотницы за чужими мужьями и, что еще неприятнее, сыновьями. Ты падка на тех, кому едва исполнилось шестнадцать-семнадцать. Увы, чем старше становится сексуально разнузданная бабенка, тем моложе объекты ее влечения, ведь одногодки уже испытывают проблемы с потенцией, а вчерашний подросток – резвый конь. Ты нарушила неписаное правило, забыла про птичку, которая не гадит в своем гнездышке, положила глаз на детей богатых людей и моментально получила по лапам.

   Анна заплакала, но слезы дочери не разжалобили Мануйлова.

   – В твой магазин перестали заглядывать клиенты с толстыми кошельками, он разорился. Ты лишилась заработка, но не остановилась. И теперь покупаешь любовников – ходишь по клубам, выискиваешь симпатичных жеребчиков. Одна беда – красавице давно не двадцать, в глазах вчерашнего школьника она тетя Мотя, ровесница его матери. Вот и приходится заманивать мачо подарками. В ход идут часы, компьютеры, телефоны, короче – то, что нравится глупым, непорядочным парням. Дохода у тебя пшик, а расходы королевские. Катастрофа в этом случае неминуема, и она назрела. Теперь вопрос: почему ты решила, что я отдам честно заработанное шлюхе, которая врет, не краснея?

   – Вы сами сказали, что являетесь моим родным отцом, – простонала окончательно деморализованная Хачикян.

   – Это не аргумент! – отрубил Мануйлов. – Да, я хотел помочь. Несмотря на собранные факты, решил предоставить тебе шанс, включил в список наследников. И что? Мигом услышал ложь. Уезжай, Анна, ты не выдержала испытания.

   – Пожалуйста, умоляю, простите! Разрешите еще попробовать! – зарыдала безнравственная дочурка. – Я не плохая, просто запуталась. Если получу деньги, тут же отправлюсь к врачу и вылечусь от сексуальной зависимости. Я все поняла! Хотите, встану на колени!

   – Ладно уж, не надо, – сжалился Сергей Павлович. – Хорошо, пойду тебе навстречу. Но запомни: более ни одного слова неправды.

   – Конечно, – всхлипнула Аня.

   – И не смей вешаться на Николая, – сказал Мануйлов.

   – Нет, нет! – испуганно зачастила Хачикян. – Он не в моем вкусе, старый уже.

   – На безрыбье и рак рыба, – со смешком произнес отец сладострастной дамочки. – Полагаю, ты испытываешь интерес даже к Карлу.

   – Нет, нет, – твердила Анна.

   – Не лги! – крикнул хозяин дома.

   Хачикян моментально призналась:

   – Да, я могу лечь и с Карлом, мне трудно воздерживаться. Но я дала вам честное слово, значит, отвернусь от мужиков. Я сумею. Я справлюсь. Только не выгоняйте!

   Мануйлов неожиданно подобрел.

   – Верю. Теперь хочу задать тебе пару вопросов и жду на них откровенные ответы. Помни, капля вранья, и наследство пролетает мимо твоего носа. Ты ведь живешь в квартире матери?

   – Да, – не задумываясь, подтвердила Анна.

   – Там есть сейф?

   – Да.

   – Где он расположен?

   – За картиной, в гостиной.

   – Умеешь его открывать?

   – Да.

   – Что там хранилось?

   – Деньги. Документы.

   – Еще что?

   – Все.

   – Анна! Помни, ложь недопустима.

   – Честное слово, – залепетала Хачикян. – Мама с отчимом ничего от меня не скрывали, наоборот, Иван Германович говорил: «Вдруг мы с Надюшей погибнем внезапно, запоминай, как сейф открыть».

   – С какой стати им внезапно погибать? – удивился Мануйлов.

   – Папа Ваня боялся автомобильной аварии, – пояснила Аня, – всегда садился в такси позади водителя. Еще опасался поездов, покупал билеты в хвостовой вагон, считал, что он при крушении останется целым. А на самолетах и вовсе не летал.

   Мануйлов тут же поставил диагноз:

   – Похоже на психиатрическое заболевание.

   – Нет, Сайко был нормальным, – возразила Анна. – И с ним ничего такого не случилось, умер от инсульта.

   – Так что находилось в сейфе? – вернулся к прежней теме хозяин дома.

   – Деньги, документы, – повторила дочь.

   – Мама вела дневник? – задал следующий вопрос Мануйлов.

   – Дневник? – поразилась Аня. – В смысле записи о своей жизни? Нет.

   – Может, твой отчим любил строчить в блокнотах? – не успокаивался Сергей Павлович.

   – Ивану Германовичу это и в голову не могло прийти, – заверила Анна.

   – После смерти Сайко куда подевались его вещи? – наседал Мануйлов.

   – Мама отнесла одежду в церковь, часы отдала нашему соседу, который помогал с похоронами, а его жена получила картину, пейзаж, – перечислила Аня, – остальное дома. Но оно же общее, посуда и всякие хозяйственные вещи.

   – Надежда умирала в сознании? Она успела с тобой проститься, отдала последние указания? – продолжал допрос владелец усадьбы.

   – Мама понимала, что жить ей осталось недолго, – грустно объяснила Хачикян, – она просила меня выйти замуж, родить двух детей…

   – Может, она что-то передала тебе на хранение? – нервно перебил Мануйлов.

   – Ну, да, документы, драгоценности, – забубнила Анна.

   Тут же последовал вопрос:

   – А письма или дневники?

   – Не-а, – по-детски отреагировала дамочка, – не было такого. А что вам надо?

   Разговаривала Надя с бывшим любовником по телефону сквозь зубы, подчеркнуто вежливо, называла на «вы». Но в какой-то момент не справилась с ролью и зло воскликнула:

   – Ты подлец! Бросил меня за пару недель до родов, написал ужасное письмо. Как ты мог нацарапать фразу: «Надеюсь, ты удачно выйдешь замуж за обеспеченного человека, он будет заботиться о тебе и о ребенке»?

   Я тут же ответил, что даже не слышал о послании, и ей негоже обвинять меня в том, что совершила сама. Мол, до сих пор храню ее записку, в которой она отрекается от меня.

   Надя закричала, что я вру, мы поскандалили. Потом остыли и решили встретиться, чтобы окончательно расставить все точки над «i».

   Стоял очень теплый июнь, свидание было в парке. Мы сели на скамейку, я протянул Наде листок с ее каракулями. Она взяла бумажку и мигом вскрикнула:

   – Это не я писала!

   Я всегда не переваривал лгунов. Ранее, во время нашего романа, Надюша никогда не говорила неправду, но спустя два года после разрыва она здорово изменилась. Я почувствовал отвращение к Наде, сказал ей:

   – Глупо врать. Я отлично знаю твой почерк. Ты решила разорвать наши отношения, но побоялась честного, откровенного разговора и отправила ко мне мать в качестве почтового голубя. Зачем сейчас отрицать очевидное?

   Надя открыла сумочку и протянула мне конверт.

   – Ты, как обычно, усвистел со своим цирком, прыгал на канате, купался в аплодисментах, а меня положили на сохранение. Сообщить тебе о том, что нахожусь в больнице, я не сумела, плакала целыми днями в палате от тоски. А потом мама передала мне твое послание, в котором черным по белому было написано: не готов к браку, не хочу жить в Москве, намерен и далее кататься по городам и весям, а ты выходи замуж за достойного человека и забудь меня.

   Я вытащил из конверта письмо и остолбенел – оно было написано моим почерком.

   Наше свидание закончилось плохо. Надя показала на палку, на которую я опирался, и спросила:

   – Почему ты хромаешь?

   Пришлось признаться, что я упал с каната, сильно повредил бедро и сейчас нахожусь в сложном положении. Врачи обещают через некоторое время восстановить подвижность ноги, но выступать на арене я не смогу, мне придется осваивать другую профессию.

   Надя сжала кулаки и неожиданно накинулась на меня. Превратилась в натуральную фурию! Кричала, что я подлец, отрекся от нее и дочери, трус, приславший ей гадкое письмо. Два года я не думал ни о ней, ни о ребенке, а сейчас, когда жареный петух в темечко клюнул, решил устроить свою судьбу, задумал возобновить отношения и вновь закрутить роман, получить супругу и готовую доченьку. А поскольку я понимаю, что некоторые обиды не прощаются, то написал от лица Нади сам себе письмо и пытаюсь представить дело так, словно кто-то два года назад нас нарочно развел.

   Я пытался вставить хоть слово в поток ее обвинений. Куда там! Надя твердила, как заведенная: она никогда не отправляла мне никакого послания, а я мерзавец, накропавший обе цидульки. Потом она встала с лавки и объявила:

   – Не смей никогда даже думать обо мне! Через пару недель я выхожу замуж за прекрасного человека, он меня добивался еще с институтских времен. А я, дура, отсылала Ивана прочь, считала его стариком, любила тебя. И что? Ты ни разу дочери яблочка не купил, а Ваня нас содержит, к лучшим врачам Анечку определил, покупает ей вещи, игрушки. В общем, так. Анна не твоя дочь, а Ивана. А ты сволочь!

   На том мы и расстались.

   Меня вся эта история очень больно задела, я после того разговора в парке решил жить холостяком, детей не заводить. И слово, данное самому себе, сдержал. О бывшей невесте я не думал, запретил даже вспоминать о ней и нашей былой любви. И вдруг, спустя довольно долгое время, Надежда неожиданно позвонила. Беседовали мы по телефону, у Надюши уже не было сил, чтобы самостоятельно передвигаться по городу. Она и говорила с трудом, но смогла-таки все мне поведать.

   Иван к тому времени умер. Алла Викентьевна скончалась после зятя и перед смертью покаялась дочери в том, что сотворила.

   Сайко очень нравился старшей Муровой – солидный, обеспеченный мужчина, обожающий Надю, с таким ее дочь всегда будет как за бетонным забором. Иван готов жениться на ней и воспитывать ребенка, которого она родит, как собственного, потому что сам бесплоден. Но только глупая Надя воротит нос от своего счастья, намерена связать судьбу с голытьбой, санкюлотом, канатоходцем. Алла Викентьевна станет тещей балаганного артиста, нищего циркача, парня без денег и положения в обществе. Вот так позор! И как отвернуть дурочку от неподходящей партии?

   Алла Викентьевна решила откровенно поговорить с Иваном, и у них родился план. Сайко умел прекрасно подделывать чужой почерк, он и состряпал два письма, которые его будущая теща передала мне и своей дочери. Надя поверила в коварство бывшего возлюбленного, а я, насмерть обиженный невестой, уехал из Москвы на длительные гастроли. Надя не сразу согласилась расписаться с Иваном, пару лет колебалась, поскольку никогда не любила Сайко. Но верность кавалера, нежно заботившегося о ней и девочке, плюс постоянно повторяемые матерью слова о порядочности и богатстве немолодого претендента на ее руку возымели действие.

   И Алла Викентьевна, и Иван тщательно хранили тайну. Старшая Мурова открыла ее дочери, лишь стоя одной ногой в могиле. Не желала умирать с грехом на душе.

   Надя была потрясена сообщением, хотела тут же звонить мне, но ее остановила мысль об Анечке. Та, конечно, в курсе, что Иван ей отчим, но дочка очень любит его, считает родным батюшкой. И как сейчас нанести Ане травму? Стоит ли рассказывать ей, что совершили много лет назад бабушка Алла и папа Ваня? Аня очень эмоциональна, эта информация может навредить ее здоровью.

   И Надежда решила оставить все, как есть. Лишь смертельно заболев, она позвонила и открыла мне правду.

   Мануйлов замолчал.

   – Какая страшная история… – пролепетала Аня. – Сколько горя вам причинили бабушка и папа Ваня. Мама тоже хороша. Как она могла поверить той записке?

   – Так уж вышло, – горько произнес хозяин дома.

   – Вы из-за них остались без семьи, живете один, – всхлипнула Аня. – Мне так вас жаль.

   – Если ты испытываешь ко мне добрые чувства, то скажи, где спрятана книжка, – велел Мануйлов. – Полагаю, ее хранили в сейфе.

   – Там были только деньги и разные документы, – возразила Аня. – А зачем вам книжонка? Что в ней хорошего?

   Сергей Павлович пустился в объяснения:

   – Твоя мама во время того разговора по телефону сообщила, что Алла Викентьевна вела записи. Она была прирожденным сыщиком, умела раскапывать правду и имела доступ к разным документам. После похорон Аллы Викентьевны Надя никак не могла вынести из дома ее вещи. Ей казалось, что тогда от ее матери на земле и следа не останется. Надюша заперла комнату матери, оставила в спальне все, как есть, и не заходила туда. Убирать там дочь стала, лишь когда сама поняла, что жить ей осталось недолго. Надюша не хотела доставлять хлопоты тебе, вот и возилась потихоньку с вещами старшей Муровой. Когда большой гардероб опустел, Надя обнаружила в его нижней части тайник, там лежал запечатанный конверт, на котором было начертано рукой директора интерната: «Это было привезено из дома Сергея Мануйлова, принадлежало его родителям». Надюша разорвала конверт и нашла там книжечку со странными золотистыми страницами, похоже, их сделали из особого вида фольги. Там был текст, состоящий из странных знаков, и его украшали искусные рисунки. Надя попросила меня приехать за находкой, сказала: «Поторопись, Сережа, плохо мне совсем, жизнь заканчивается, не знаю, почему мама ранее не отдала тебе эту книжечку. Думаю, в ней содержатся зашифрованные сведения о твоих предках. Вещичка явно старинная, может, создана еще в прошлые века. Ты ее расшифруешь и узнаешь много интересного о своей семье». Мы договорились, что я приеду на следующий день, в районе обеда. Но, увы, ночью Надя умерла. Когда я очутился у дверей ее квартиры, туда как раз звонил представитель похоронного агентства.

   Мануйлов секунду помолчал.

   – Анна, я рассказал тебе всю историю предельно откровенно, и теперь ты, надеюсь, понимаешь, почему самым неприятным в жизни я считаю ложь. Поэтому скажи правду, где книжка, о которой я упомянул. Иначе никогда не получишь наследства.

   – Ей-богу, не знаю, – всхлипнула Аня, – никогда ничего подобного не видела. Вероятно, мама ее спрятала. Зачем мне вас обманывать? Я очень нуждаюсь в деньгах, к чему мне какие-то дурацкие записи… Давайте сделаем так: вы отпишете мне свое состояние, а я разбомблю родительскую квартиру, разберу ее на щепочки, но отыщу блокнот и вручу его вам.

   – Хорошо, – согласился Сергей Павлович. – Но я не могу сейчас объявить всем, что наследница найдена. Как-то неудобно перед людьми, ведь я оторвал их от дел, пообещал две недели прекрасного отдыха на природе, дал надежду на получение весьма крупной суммы… И в первый же день внезапно всех отправить домой? Нет, нет, лучше никого не обижать. Поступим так. Сегодня поздно вечером, когда все заснут крепким сном, я отвезу тебя в город, ты отдашь мне книжечку, мы вернемся сюда, а через оговоренный срок я объявлю тебя наследницей.

   – Но честное слово, я не знаю, где она спрятана! – вскричала Анна.

   – Подумай как следует над моим предложением, – вкрадчиво произнес Мануйлов. – Дом, участок, машина, яхта, патенты… Ты станешь валютной миллионершей, сможешь купить все и всех… Так как? По рукам?

   – Но говорю же, я понятия не имею ни о какой книжонке! – всхлипнула Хачикян. – Клянусь своим здоровьем!

   – Очень опасные слова, не надо их произносить вслух. Вдруг Господь услышит и парализует тебя? – припугнул ее отец. – Времени на размышления даю тебе до вечера. Предложение очень выгодное. Если не скажешь, где лежит то, что не отдала мне Алла Викентьевна, не видать тебе из моего огромного состояния ни копейки. Ты, Анна, даже не представляешь, о каких средствах идет речь. Короче, мне книжка – тебе наследство. Нет вещицы – нет золотых гор. Отдам накопленное Раисе Ильиничне. И ты никогда не сможешь потребовать через суд свою долю, ведь я тебя официально не признавал, в глазах закона мы чужие люди.

   – Почему Раисе Ильиничне? – задала глупый вопрос Аня.

   – Она мне больше всех нравится, – ответил Мануйлов.

   – Да? – взвизгнула Анна. – А вот сейчас я расскажу, что замечательная Райка придумала…

   В ту же секунду раздался оглушительный грохот, перешедший в звон.

   – Это в бойлерной, – встревожился владелец дома. – Летом туда никто не заходит, делать там нечего. Наверное, упала какая-нибудь железка. Пойду посмотрю, что случилось. А ты, дражайшая доченька, ступай заниматься флоксами. О нашей беседе помалкивай и размышляй, как лучше поступить, ехать сегодня ночью за книжкой или нет. И не вздумай даже намекнуть другим гостям о нашем родстве! Вылетишь вон в ту же секунду.

   Послышались шаги, потом все стихло. Я, простояв длительное время в крайне неудобной позе – на четвереньках, почти полностью втиснувшись в кухонный шкаф, начала выползать из него. Потом попыталась принять вертикальное положение, но ноги отказались подчиняться, я сумела лишь чуть-чуть приподняться и ощутила резкую боль в коленях. Чтобы не упасть, схватилась за то, что было под рукой. На беду, это оказался край доски, на которой стояла круглая керамическая миска с киселем. Она грохнулась на пол. Мне-то удалось быстро переместить руку, вцепиться в столешницу и устоять на ногах, а вот миска, шлепнувшись на плитку, развалилась на два куска. Из осколков выскочил глянцевый шар и бойко покатился в сторону открытой двери и коридора. Я ойкнула и кинулась за удирающим киселем.

   Я оглянулась по сторонам, потом тихо вымолвила:

   – Киселек, ау, ты где?

   Взгляд упал на стенные часы, и я испугалась. Скоро обед, а я играю в прятки с десертом. Что, если Мануйлов разозлится на повариху-неумеху и выставит ее вон? А я ничего до сих пор так и не разузнала, кроме того, что Анна Хачикян родная дочь хозяина. Интересные сведения, но они не объясняют, по какой причине моя тезка была включена в число претендентов на чужие капиталы. Передо мной поставлена задача выяснить, не является ли вся история с наследством неким спектаклем, затеянным, чтобы навредить бизнесмену Феликсу Головину. На то, что его любовница, роль которой я пока успешно исполняю, может заполучить огромный куш, ни Феликс, ни сама Татьяна не рассчитывают, но мне не хочется ударить в грязь лицом, я готова постараться и добыть для Тани деньги. Приготовление киселя одно из моих испытаний, и я замечательно с ним справилась. Одна беда – десерт удрал!

   Из моей груди вырвался вздох. Хватит балбесничать, пора включить мозг. На вешалку и в верхний ряд шкафов шар попасть не мог, он не умеет летать. Значит, он где-то на полу.

   Присев на корточки, я вновь зашептала:

   – Киселек, киселек, киселек…

   О радость! Беглец лежал чуть левее полированной консоли, на которой покоилась большая соломенная шляпа, украшенная множеством мелких искусственных цветов, у самой стены, удачно не вкатившись в скопище уличной обуви.

   Я перевела дух и рассмеялась от радости.

   – Привет, котик! Страшно рада тебя видеть.

   – И я тоже, – ответил кисель, – ты мне сразу понравилась.

   От изумления я шлепнулась на пятую точку и замерла с открытым ртом.

   – Вау! Ушиблась? – заботливо осведомился десерт.

   Потом до моего носа донесся аромат дорогого мужского одеколона, а на плечо легла чья-то рука.

   Я подскочила, обернулась и увидела Леонида, лицо которого расплылось в сладкой улыбке.

   – Здорово, что я встретил тебя, – промурлыкал Реутов. – От присутствия красивой женщины окружающий мир делается лучше. Почему ты сидишь на полу, да еще спиной к центральному входу? Что делаешь в холле?

   Я глупо хихикнула, потом догадалась сказать:

   – Хотела вынести помойное ведро, ищу свои ботинки.

   – Приятно услышать из твоих уст нежное обращение «котик», – прокурлыкал Леонид и посильнее сжал мое плечо. – Танечка, ты прекрасна, как дама с картины Кустодиева!

   Я постаралась высвободиться, но Реутов крепко вцепился в добычу.

   – Простите, Леня…

   – Давай на «ты»? – прошептал муж Жанны.

   – Леонид, слово «котик» относилось к туфле, – строго сказала я.

   Реутов засмеялся.

   – Ты беседуешь со штиблетами?

   – Одинокие женщины часто разговаривают с неодушевленными предметами, – парировала я. – А теперь отпусти меня, хочу переобуться.

   Прищурившись, Леонид возразил:

   – Но там лишь мужские ботинки.

   Я выхватила из кучи первые попавшиеся мокасины.

   – Нет. Это мои.

   – Ты носишь сорок пятый размер? – заморгал Реутов.

   – Отстань! – разозлилась я. – Да, у меня крупные ступни. Ты же не думаешь, что человек весом в семьдесят кило имеет лапки Золушки?

   Реутов отпустил мое плечо, но зато присел рядом на корточки.

   – А ты кокетка. Я умею определять на глаз и рост, и объем, и вес собеседницы. Ты тянешь на… э… девяносто четыре кэгэ.

   – Вот и нет, – обиделась я, – во мне всего-то восемьдесят с хвостиком.

   Леонид снова прищурился.

   – Но не семьдесят. Зачем женщины постоянно худеют? Глупая затея. Мужики обожают ватрушечек. Слушай, а что там, в углу, такое странное, круглое? Сейчас посмотрю…

   Я испугалась, что он полезет за киселем, повернулась ко входной двери и воскликнула:

   – Жанна, привет! Стой, куда же ты?

   Леонид отпрыгнул от меня, одновременно успел выпрямиться и встать спиной к вешалке. Я живо схватила с консоли шляпу и бросила ее прямо на шар. Она полностью закрыла десерт.

   – Где Жанна? – нервно спросил Реутов, оборачиваясь. – Она точно сюда заглядывала? Видела нас?

   – Твоя супруга на миг показалась в холле и испарилась, – злорадно соврала я, – а уж что она видела, понятия не имею.

   Леня бросился во двор. Я вернула шляпу на место, схватила кисель и поспешила на кухню. Времени до обеда почти не осталось.

   Положив десерт на тарелку, я оценила его внешний вид и немного приуныла. Шар стал похож на бархатный – на него налипла пыль с пола. И что теперь делать? Мыть кисель нельзя, он растворится и утечет в сливное отверстие. Может, поскрести бедолагу ножом?

   Я схватила ножик, начала им работать, очень скоро очистила кисель и издала стон. Все прекрасно, одна беда – теперь вкусно пахнущий киселек напоминает шар из кегельбана, исцарапанный когтями бешеного медведя. Ну как подать на стол такое блюдо? Может, украсить его кремом? Прекрасная идея! Только где взять крем? Жаль, нельзя посыпать мяч мелко наструганными сосисками. Я, кстати, замечательно их варю, а вот с приготовлением другой еды дело обстоит хуже. Впрочем, еще я потрясающе делаю кипяток. Танечка Сергеева мастер по превращению холодной воды в горячую!

   Я села на табуретку и погрузилась в размышления. Мануйлов внимательно изучал претендентов на наследство. На что угодно могу поспорить, любовница Головина кулинарка под стать мне, своей тезке. Думаю, Таня не сможет справиться даже с сосисками, поэтому Сергей Павлович и отвел меня на кухню. Заметьте, он не захотел, чтобы я приготовила картошку или макароны, с таким заданием справится даже младенец. Нет, Мануйлов заказал кисель. А кто из вас может соорудить его, не заглянув в кулинарную книгу? Хозяин надеется, что я потерплю неудачу? Ну так он этого не дождется!

   Я вскочила и ринулась к плите, способность логично мыслить вернулась в полном объеме. Когда я нагрела желатин, брошенный в воду, кашеобразная масса превратилась в прозрачную жидкость. Значит, надо повторить это, а потом живо разлить горячий десерт по чашкам.

   Напевая себе под нос, я поставила на огонь кастрюлю с водой, сунула туда шар, увидела, как тот медленно начинает таять, и чуть не запрыгала от восторга. Через пять минут на подносе стояли чашки, наполненные массой, напоминающей только что сделанный холодец. Кисель получился безупречным! Меня лишь слегка удивило, что черные, сморщенные бутончики гвоздики превратились в сине-красные распустившиеся цветочки. Но я до сих пор никогда не пользовалась этой специей и сочла трансформацию естественной. Вспомним, что ряд продуктов меняет цвет и форму, соприкасаясь с горячей водой. Например, раки. Сырые они зеленые, а готовые – красные!

   Не успела я обозреть творение своих рук, как на кухне появился Карл. Слуга налил себе из-под крана холодной воды, залпом опустошил стакан и рухнул на табуретку. Мне стало жаль его.

   – Вы устали? Ездили на велосипеде по самому зною за доктором?

   – Ерунда, – прохрипел Карл.

   – Врач скоро прибудет? – спросила я.

   – Вероятно, через час, – выдохнул лакей и шумно задышал.

   – Вам плохо? – испугалась я.

   Карл попытался улыбнуться.

   – Нормально.

   – Давайте заварю вам чаю, – предложила я.

   – Спасибо, – прошептал Карл. – Чего-то голова кружится, а скоро обед подавать. Светлана не встанет, одному крутиться придется. Знаете, я не умею обходиться с плитой. У нас Света заведует кухней, я слежу за домом в целом.

   – Трудно вдвоем управляться с большим хозяйством! – воскликнула я, насыпая в чайник заварку. – Комнат тут немерено, а еще сад.

   – За растениями ухаживаю я сам, – пояснил слуга, – у нас растут в основном неприхотливые многолетники и лесные деревья, огорода-сада нет. Для тщательной уборки два раза в неделю приходит Настя, крепкая баба из деревни Маркино. Она глупая, как пробка, вечно все путает, но физически крепкая и аккуратная, хорошо отдраивает коттедж. Однако сейчас Анастасия тоже отдыхает, хозяин всех распустил.

   – Странная идея избавиться от горничной перед приездом гостей, – удивилась я, ставя перед Карлом чашку.

   – Спасибо, вы так заботливы, – поблагодарил тот, – Анастасия не горничная, просто поломойка. Отпросилась у Сергея Павловича на чью-то свадьбу. Хозяин добрый человек, не стал протестовать. И Настя никогда с гостями не пересекается, ее стыдно людям показать. И внешне баба страшная, а уж как рот откроет…

   Домработник махнул рукой.

   – Никто ж не подозревал, что Светлана заболеет. Ох, что-то у меня пол с потолком местами меняются.

   – Срочно ложитесь в постель, – воскликнула я, – у вас, вероятно, сосудистый спазм. Когда сюда наконец-то доберется доктор, попрошу его вам давление померить.

   – Нет, нет! Кто же подаст обед? – испугался слуга.

   – Я справлюсь с этой обязанностью, – пообещала я, – вполне способна достать из холодильника суп и разогреть его.

   – Спасибо, – прошептал лакей, попытался встать и пошатнулся.

   Я быстро схватила Карла под руку, уловила исходящий от него аромат ванили и воскликнула:

   – Осторожно, не делайте резких движений!

   – Я не имею ни малейшего влияния на Сергея Павловича, – неожиданно произнес он, – хозяин меня никогда не послушает, я для него не авторитет.

   – Не стоит ждать от начальства любви, – улыбнулась я, – пусть лучше вовремя платит деньги и не заставляет пахать от зари до зари.

   – Если я скажу ему, что вы милая, сострадательная женщина, он не прислушается, – грустно произнес Карл, – мой голос в борьбе за наследство веса не имеет.

   – Полагаете, я предлагала отвести вас в спальню в надежде на лоббирование своих интересов? – усмехнулась я. – Простите, Карл, сколько лет вы работаете у Мануйлова?

   – Давно, – безрадостно ответил он, – счет годам потерял.

   – А до этого где служили? – продолжила я беседу.

   Лицо Карла озарилось счастливой улыбкой.

   – В униформе стоял. Вы в цирке бывали?

   – Очень давно, в детстве, больше с тех пор не довелось. Но не потому, что не люблю цирк, а из-за нехватки времени, – объяснила я. – Работаю в вузе, нагрузка большая, много учебных часов, плюс заседания кафедры, собрания сотрудников.

   Карл выпрямился.

   – Может, помните, как начинается действо? Та-та-тарам-та-та-тарам! Свет сначала направлен на дирижера оркестра, затем прожектор перемещается на арену. Та-та-тарам! Выходят две шеренги мужчин в костюмах с золотыми пуговицами и позументами. Это и есть униформа. А те, кто ее носит, называются униформистами. У них много работы. Если в отделении выступают лошади, надо скатать ковер, для выступления хищников монтируют клетку. Частенько униформист страхует акробата, держит лонжу, ну трос, который прикреплен к поясу артиста, когда тот выполняет сложный трюк. Клоуны включают униформистов в свои репризы. Я был старшим. Наш шпрехшталмейстер Аркадий Борисович – так по-цирковому называется ведущий представления – всегда повторял: «Если на арене Карл, я ни о чем не волнуюсь». Его доверие очень обязывало и льстило.

   – Вы были элитой цирка! – восхитилась я.

   Карл прислонился к стене.

   – Элитой? Почему вы так решили? Обычно униформистов считают рабочими волами, кем-то вроде грузчиков.

   Я всплеснула руками:

   – Ну что вы! Так думают только недалекие люди. Мне мама много рассказывала о цирке, я знаю про униформистов. Разве акробаты доверят свою жизнь неумехе, дилетанту или просто невнимательному человеку? Униформист, который держит лонжу, профессионал экстра-класса, мастер своего дела. Но кроме того он еще и прекрасный драматический актер. Мало кто сможет стать хорошим партнером для клоуна, надо обладать талантом импровизатора, иметь чувство юмора, быть готовым в любую секунду включиться в игру. Униформа – это киты арены. Посторонний человек, не член цирковой династии, может выучиться на дрессировщика, фокусника или жонглера, и его включат в представление. А вот в униформисты с улицы не возьмут, там исключительно свои, «рожденные в опилках», как говорила моя мама, акробатка Зоя.

   Карл заулыбался.

   – Вы прекрасно сказали! Спасибо. У меня перестала кружиться голова. Танечка, я сам подам обед. Вы меня вдохновили на работу, я мигом выздоровел.

   – Уверены? – поинтересовалась я. – Может, лучше полежите часок-другой? Если уроните супницу, Сергей Павлович не обрадуется.

   – Я никогда ничего не выпускаю из рук, заварку утром разлил, а не уронил на пол чайник, – уточнил слуга. – Просто споткнулся о край ковра. Давно его прибить или приклеить надо. Чудесно справлюсь с сервировкой обеда, мне часто приходится людей обслуживать. Пожалуйста, не рассказывайте хозяину о моем минутном недомогании и о нашем разговоре. Мануйлов не разрешает общаться с посетителями усадьбы, беседовать с ними можно только на хозяйственные темы.

   – А разве мы беседовали? – улыбнулась я. – Не помню этого.

   – Кисель. Сергей Павлович попросил приготовить десерт из сирлиса, – объяснила я. – Для удобства я налила его сразу в чашки.

   – Кисель из сирлиса это не сладкое, – возразил Карл, – он лечебный, поэтому употребляется до трапезы.

   Я заволновалась.

   – Сергей Павлович упомянул о лечебном свойстве ягод, но даже не намекнул, что кисель подают как аперитив. Боюсь, он получился слишком сладкий.

   – Пахнет великолепно, следовательно, прекрасен и на вкус, – успокоил меня Карл. – Танечка, вы были очень добры к простому поломою.

   Я подавила улыбку. Интересное слово придумал мой собеседник – мужское производное от существительного «поломойка». Кстати, вы никогда не задумывались, почему в русском языке названия некоторых профессий существуют лишь в одном роде: мужском или женском? Ну, допустим, он врач, а она кто? Врачиха? Или генерал. Как назвать даму, достигшую таких же успехов на военном поприще? Генеральша? Вот и неправильно, генеральша – это жена генерала. Или все та же поломойка. Ну-ка, образуйте от этого слова вариант, подходящий для парня, который драит пол… Не получится. Не означает ли этот грамматический казус, что русский народ издавна считает баб существами второго сорта, не способными стать врачами и полководцами, достойными быть лишь придатками к швабре? Зато сильный пол предназначен для блестящей научной и военной карьеры, а вот убирать помещение категорически не может.

   – Хочу вам кое-что рассказать, – после короткой паузы продолжил Карл, – дать фору перед остальными претендентами на наследство. Сергей Павлович тщательно готовился, перед тем как созвать сюда всю компанию, изучил каждого, узнал массу деталей, раскопал все секреты, хорошие и плохие. Ну, например, ему известно о вашей связи с Феликсом Головиным.

   Я вздрогнула.

   – Откуда?

   Карл тихо засмеялся.

   – Ну да, вы старательно камуфлируете свои отношения. Ваши коллеги и приятельницы, а также люди, окружающие бизнесмена, понятия не имеют о любви мадам Сергеевой и господина Головина. Между прочим, почему он вас прячет?

   – Феликс женат, – печально ответила я. – Былая страсть к Нине у него давно прошла, детей в браке не получилось, и в принципе Головин легко может развестись. Нина не из тех женщин, которые побегут в суд, чтобы откусить побольше от семейного пирога. И Феликс никогда не оставит Нину и приемных ребят без помощи. Но в свое время, очень давно, Нина спасла мужу жизнь, да и потом она несколько раз демонстрировала удивительную самоотверженность. Головин никогда не расстанется с ней.

   – Соответственно, после его смерти все состояние перейдет в руки вдовы? – уточнил Карл.

   – Феликс не стар, – возмутилась я, – он следит за собой, занимается спортом, правильно питается.

   – Головин не юноша, – гнул свое Карл, – и упоминать госпожу Сергееву в завещании он не станет. Хорошо, пусть Нина уйдет в мир предков первой, но остаются дети. Приемыши, усыновленные по всем правилам, законные получатели капиталов и бизнеса. Что обретете вы?

   – Мне не нужны деньги! – гордо воскликнула я. – У нас любовь!

   Карл цокнул языком.

   – Прекрасная и романтичная. Думаю, вы никогда не летаете в одном самолете отдыхать, а Новый год Головин проводит с женой, как, впрочем, и остальные праздники. К его друзьям вы не ходите, он к вашим и подавно. И это любовь? Танечка, вами пользуются, как резиновой куклой. Феликсу нужна женщина для постельных утех, вот он и подыскал себе подходящий вариант. Охотно верю в ваши сильные чувства к Головину, но вы для него просто спальная принадлежность.

   Я сжала кулаки.

   – Нет! Не смейте оскорблять Феликса! Он очень богат и легко может купить любую красотку, но выбрал меня – не очень красивую, с фигурой отнюдь не модели, женщину из простых, не имеющую могущественных родственников или влиятельных друзей. Это страсть!

   Карл протянул ко мне руки.

   – Деточка, опомнитесь! В юности мужики готовы уложить в койку любую симпатичную и не симпатичную бабенку, но с годами нормальный мужчина становится брезглив. Он не пойдет к проституткам, найдет постоянную любовницу, которая не нанесет вреда его здоровью, ничем не заразит. Теперь о моделях. Они капризны, требуют дорогих подарков. И что уж говорить о дамах из семей чиновных начальников! Разве те разрешат своим сестрам-дочерям попасть в шаткое положение любовницы женатого человека? Танечка, вы лучший вариант для Феликса. Но достоин ли он вас? Вы уверены, что знаете о Головине все?

   – Да! – резко ответила я.

   Карл отошел к мойке.

   – На втором этаже есть библиотека. Сергей Павлович ложится спать ровно в одиннадцать. Причем хозяин принимает снотворное и никогда не просыпается до девяти утра. Возьмите лестницу и откройте третий шкаф слева. На самой верхней полке увидите пьесы древнегреческих авторов, а за сочинениями Эсхила и Еврипида спрятан сейф. Туда хозяин положил материалы на Головина, полученные от детектива. В кабинете есть еще один несгораемый ящик, к нему у меня подхода нет, понятия не имею, что там хранится. А вот конверт с бумагами о проделках Головина господин Мануйлов убрал в простое хранилище. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Танечка, вы необыкновенная, умная, благородная женщина, истинная дочь…

   Лакей снова замолчал.

   – Чья дочь? – резко спросила я.

   – Своих родителей, – выкрутился слуга. – Они были замечательные люди!

   – Вы знали Зою и Андрея? – поразилась я.

   Карл кивнул.

   – С вашей матушкой мы вместе работали в шапито. Я восхищался ею. Господи! Сегодня странный день, постоянно говорю не то. Но это из-за того, что вижу вас. Поэтому и чай пролил. На секунду, когда вошел в столовую, мне показалось – передо мной Зоенька. Нет, я знал, что приедет ее дочь, одновременно хотел и боялся увидеть вас. Думал, вдруг Таня окажется заносчивой, злой? Но вы… вы… Вы – как мама. И у вас с ней просто одно лицо. И такая же добрая душа! Разрешите вас обнять? Уважьте старика.

   Не успела я ответить, как Карл буквально бросился ко мне, расцеловал в обе щеки и засуетился.

   – Время обеда. Танечка, умоляю, никаких намеков при посторонних о нашей откровенной беседе. Сергей Павлович любит ошеломить человека, он вам непременно покажет материалы про Головина. Не хочу, чтобы вы были шокированы, и наоборот… Короче, наследство должно достаться вам. Поэтому, Танечка, вам надо изловчиться, открыть сейф и прочитать бумаги. Необходимо подготовиться к беседе с Мануйловым. Ключ от сейфа носит на шее Тильда. Вы, кстати, встречали нашу Матильду? Бродит, хулиганка, где пожелает. Да, открыв сейф, вы будете неприятно удивлены, узнав кое-что про Феликса, но это как вскрыть нарыв – больно, но сохраняет здоровье. Если захотите потом побеседовать со мной, узнать подробности из жизни своей матушки, милости прошу к моему шалашу. Я не сплю до четырех утра, все вспоминаю, вспоминаю… Боже, я говорю бессвязно. Кстати, Тильда находится в кабинете. У меня мысли скачут, я потрясен.

   – Карл! – прогремело из коридора. – Где обед?

   Лакей ойкнул и кинулся к холодильнику, а я поспешила в столовую.

   Едва перед Жанной появилась чашечка с лечебным киселем, как она ехидно спросила:

   – Надеюсь, кулинарка не подсыпала в еду крысиный яд?

   – К сожалению, я не нашла банку с отравой. Все шкафчики перерыла в надежде обнаружить стрихнин, но безрезультатно, – парировала я.

   Раиса Ильинична подняла чашку.

   – Вот уж глупая шутка! Зачем Танечке убивать хороших людей?

   – Полагаете, Сергеева лишает жизни исключительно негодяев? – поинтересовался Николай.

   – Прекратите, – поморщилась Нестерова, – совсем не смешно. Люди должны любить и уважать друг друга!

   – В особенности, если одному из них предстоит стать наследником состояния, а остальных отправят лесом, – заржала Жанна. – Участие в борье за наследство здорово развивает человеколюбие.

   – Вас невозможно слушать! – возмутилась Раиса Ильинична и поднесла к губам чашку. – Что это?

   – Кисель из сирлиса, – ответил хозяин дома, – лечебный напиток. Очень рекомендую.

   – Он не пьется, – закапризничала Раиса.

   – Да, слегка густоват, – мирно согласился Мануйлов, – зато прекрасный аромат.

   – Желе положено есть ложкой, – неожиданно беззлобно заметила Жанна.

   Реутова положила в рот малую толику созданного мной продукта и энергично задвигала челюстями. Остальные последовали ее примеру, в столовой стало тихо. Я покосилась на свою порцию. Кто бы объяснил, по какой причине мне никогда не хочется есть то, что сама приготовила?

   Жанна выплюнула на ладонь темную, совершенно целую ягоду.

   – Это и есть ваш потрясающий сирлис?

   Мануйлов молча кивнул. Реутова повернулась ко мне:

   – Почему ты не порезала экзотическую ягоду?

   – А надо было? – насторожилась я.

   – Ну ты даешь! – захихикала Жанна. – Конечно, ягоды для киселя мельчат. Иначе как их отжать?

   – Совсем не жуется, – констатировала Раиса Ильинична, аккуратно вынимая изо рта сирлис. – Упругий, не поддается.

   – Вроде резины, – поддакнул Николай.

   – Как гуттаперчевый мячик, – подхватил Леонид. – Простите, Сергей Павлович, но ваш лечебный напиток – гадость.

   – Смахивает на холодец с корицей, – протянула Нестерова.

   Мануйлов вытер салфеткой губы, поковырял ложкой в чашке и спросил:

   – Друг мой, Таня, где вы нашли ягоды? В миске около мойки?

   – Нет, взяла гроздь из плошки на холодильнике, – отрапортовала я.

   – Ой, здесь искусственные цветочки! – заголосила Жанна. – Смотрите, незабудка из тряпочек!

   – И ромашка, – добавил ее супруг. – Ну прикольно!

   – Зачем класть в холодец, простите, в кисель, несъедобные цветы? – занервничала Раиса Ильинична. – Очень странная идея. А если б я проглотила их? Что было бы тогда?

   – Букет в унитазе, – радостно объявила Жанна.

   Леонид и Николай заржали, а я вспомнила, как бросила на укатившийся ком соломенную шляпу, украшенную цветами, и попыталась сохранить невозмутимое выражение лица. Это не сушеная гвоздика превратилась в процессе нагревания в разноцветные лютики, а к липкому шару прилипли украшения с головного убора!

   – Очень интересно, – пробормотал Сергей Павлович. – Господа, я полагаю… э… ну… В общем, скажу прямо и откровенно. Татьяна, в чаше на холодильнике был не сирлис.

   Я похолодела.

   – А что? Вы мне сказали, что миски с ним расставлены по всей кухне. И ветки были точь-в-точь как те, что в емкости на стойке.

   – Действительно, очень похожи, – согласился Мануйлов, – но на холодильнике находится ваза с имитацией винограда, это часть декора кухни. Вы сварили кисель из резиновой или силиконовой, уж извините, не знаю точного названия материала, изабеллы.

   Я остолбенела. Раиса Ильинична прикрыла лицо салфеткой; Жанна молча уставилась на меня; Леонид принялся издавать квакающие звуки; на Николая напал кашель. Один хозяин сохранил присутствие духа.

   – Думаю, нам пора переходить к супу, – сказал он. – Сегодня на обед прекрасный куриный бульон с лапшой.

   – У вас ведь нет собак? – вдруг спросила Жанна.

   – Почему вы интересуетесь? – улыбнулся Сергей Павлович.

   – Хозяева часто покупают барбосам резиновые игрушки, – с невозмутимым видом объяснила Реутова. – Одна моя коллега приобрела своей шавке бройлера, которого совершенно не отличить от настоящего. Хорошо, что у вас полканов нет. А то…

   Жанна прыснула, а потом захохотала во все горло. Я не знала, куда деваться. Ни разу в жизни не попадала в столь глупое положение.

   Мануйлов взял трубку и гаркнул в нее:

   – Карл! Суп!

   Дверь распахнулась, в столовую, согнувшись в три погибели, задом вошла женщина. Ее длинная юбка была подоткнута, поэтому нашему взору предстали две толстые ноги в драных гольфах и большая попа в розовых трикотажных трусах, кокетливо украшенных посередине черным бантиком.

   Мануйлов потерял самообладание.

   – Это кто? Что вам тут надо?

   – Если у вас есть два полушария, то это не обязательно мозг, – протянула Жанна.

   Леонид и Николай прыснули, Раиса Ильинична покраснела, Мануйлов лишился дара речи. Тетка выпрямилась, повернулась к компании лицом и басом произнесла:

   – Здрассти вам! Извиняйте, не знала, что в доме гости. Настя я, уборщица. Ой, юбка-то у меня задратая! Простите! Неудобно в длинной-то полы тереть.

   – Балетки у вас красивые, – вдруг сладеньким голосом пропела Жанна. – Красные, блестящие, на носах украшение из стразов. Таня, у тебя вроде такие же, я не ошибаюсь? Небось дорогая обувь, элитная.

   Я сделала вид, что не услышала замечания. Реутова слишком внимательна. Да, на мне точь-в-точь такие же лодочки без каблука, как у странной тетки. Ничего позорного в этом нет, но не очень приятно встретить женщину, обутую так же, как ты.

   – Немедленно покиньте столовую, – ледяным голосом произнес хозяин.

   – Так приказано влажную уборку делать-то, – не согласилась баба. – Я специальную тряпку купила, не вонючую, и средство… ну… гиги… гиникическое.

   – Гигиеническое, – машинально поправила я.

   – Вон! – гаркнул Мануйлов. – Вы уволены!

   Настя приоткрыла рот, вытерла нос тыльной стороной ладони и нараспев произнесла:

   – Уйтить уйду, не хочете, чтоб полы подраила, и не надо. Но выпереть меня не можете. Вы тут не хозяин.

   Лицо Сергея Павловича стало таким свирепым, что я испугалась и решила купировать назревающий скандал.

   – Анастасия, вы, похоже, устали, поэтому не поняли, что беседуете с господином Мануйловым.

   Баба уперла кулаки в необъятные бока.

   – А то я совсем дура! Не первый день здесь порядок навожу, он вовсе не Мануйлов.

   Настя дернула могучими плечами.

   – Откудова мне знать-то? Не подруга я ему. Сами за одним столом сидите, небось имя-то его знаете.

   Дверь опять открылась, появился Карл с большой супницей в руках. Лакей увидел поломойку, вздрогнул, воскликнул:

   – Анастасия!

   И уронил чашу. Супница угодила прямо в широкое пластиковое ведро на колесах и скрылась в грязной воде.

   – Утонул наш супчик, – охнула Раиса.

   – Откуда ты взялась? – взвизгнул Карл.

   – Вот он! – обрадовалась Настя. – Здрассти, Сергей Павлович. Рада вас видеть в добром здравии. Знаете, что вон тот мужик вами прикидывается?

   Карл закатил глаза.

   – Ты же в отпуске!

   – Приехала я к сеструхе… Двое суток перлась на ее Украину, гостинцев приволокла, – обиженно загудела поломойка, – а ейный муж давай претензию высказывать, что, мол, места у них в квартире мало, спать негде. А евонная мать с сестрой… не моей, своей, то бишь две бабки у них в хате… начали гавкать. Я плюнула им в рожу, подарки забрала и домой укатила. На хрена мне отпуск? Одни неприятные ощущеньица. Лучше, думаю, на работу пойду. Лучше, думаю, хозяину угожу. Лучше у Мануйлова, чем с гадюками на одном поле печенье есть. Чего меня, Сергей Павлович, в гости-то отправили? Я ж не хотела совсем, а вы настояли! Я ж не собиралась, а вы меня силком на ихнюю Украину погнали.

   Карл вытолкал Анастасию в коридор, выставил туда же ведро с утонувшей супницей, захлопнул дверь, навалился на нее спиной и зачастил:

   – Простите, господа. Анастасия хороший человек, я взял ее из жалости. У нее умственное отставание.

   – Мы заметили, – вздохнула Раиса Ильинична. – Бедная женщина, таким всегда помочь хочется.

   – Настя с Сергеем Павловичем никогда не встречалась, – тараторил Карл, наливаясь нездоровым румянцем, – незачем таким, как она, на глаза нашему хозяину показываться. Вот дурочка и решила, что я господин Мануйлов. Сто раз ей объяснял: меня зовут Карл Иванович. Но кто ж разберет, какие мысли бродят в ее глупой голове? Настя мне в ответ: «Хорошо, поняла, вы, Сергей Павлович – Карл Иванович, двойное имя у вас, в костюме ходите, значит, из господ, а у господ свои обычаи. Простые люди в обычных штанах ходют, их и кличут по-простому».

   – Сделай одолжение, не цитируй Анастасию, – поморщился Сергей Павлович. – Правильно ли я понял? Она уехала отдыхать, поссорилась с родственниками, прервала отпуск и сегодня вышла на работу, забыв тебя предупредить?

   – Именно так, – кивнул Карл. – Прошу меня простить за причиненное неудобство. Это никогда не повторится.

   – Ты не Мануйлов, – закричала из коридора Настя, – чего Сергеем Павловичем прикинулся?

   – Немедленно убери сумасшедшую бабу из дома, – приказал хозяин, – более не желаю ни слышать ее, ни видеть. Никогда.

   Карл спиной толкнул дверь и исчез в коридоре.

   – Опасно держать в доме психически больного человека, – неодобрительно произнес Николай, – еще пырнет ножом.

   – Похоже, на обед у нас один кисель из резинового винограда, – подвела итог Жанна.

   – Сейчас Карл подаст другую еду, – произнес Мануйлов, взяв телефон.

   – Послушайте, а где Аня? – удивилась я.

   – Ой, и правда! Анечки нет! – воскликнула Раиса Ильинична.

   – Меньше народа, больше кислорода, – буркнула Реутова. – Если Хачикян сбежала, я плакать не стану.

   – Наверное, она увлеклась флоксами, не смотрит на часы, – предположила Нестерова и повернулась к Жанне, – надо бы сбегать в сад.

   – Чего на меня смотрите? Вам надо, вы и бегайте, – схамила та, – а я себя великолепно и без этой богини ощущаю.

   – Давайте я схожу за Анной, – предложила я, – заодно свежим воздухом подышу.

   – Слышите, Сергей Павлович? Таня намекает, что в вашем доме отсутствует кислород, – сказала Реутова. – По-моему, очень некрасиво в гостях капризничать.

   – Пойду курну, – пробормотал Леонид и встал.

   Я решила не реагировать на очередное хамство Жанны и, спросив у Сергея Павловича, где в саду растут флоксы, вышла через широкие стеклянные двери на террасу и спустилась по ступенькам на тропинку, выложенную плиткой.

   На улице было жарко, солнце, несмотря на то, что полуденный час миновал, палило вовсю. Я люблю тепло, но когда столбик термометра зашкаливает за отметку плюс тридцать, испытываю дискомфорт. В такую погоду я предпочитаю сидеть в комнате с кондиционером, но сейчас с наслаждением втянула носом сухой, раскаленный воздух. Как приятно побыть хоть недолго одной!

   Дорожка вилась между кустами, название которых было мне неизвестно, и в конце концов привела к небольшому круглому фонтану. Мне показалось, что я очутилась в раю.

   Тихое журчание воды нарушало лишь пение птиц, от кустарника долетал приятный аромат, слева шла аллея, засаженная разноцветными флоксами, в самом ее конце виднелось небольшое сооружение, смахивающее на пагоду. Вероятно, это сарай, построенный в восточном стиле. И никого вокруг, ни единой души, ни малейшего признака людей.

   Пару минут я наслаждалась покоем, потом окликнула:

   – Аня! Вы пропустите обед!

   Хачикян не отозвалась, и я прибавила громкости.

   – Анна! Сергей Павлович не любит непунктуальных людей. Вас ждут за столом.

   Дальние кусты флоксов зашевелились. Я поняла, что Аня возится в земле на значительном расстоянии от меня и не слышит моего зова, и направилась в сторону аллейки. Заметила, как гнутся в разные стороны верхушки флоксов, и приросла ногами к плитке. А из цветов выбралась бело-черная собачка размером с мобильный телефон. Быстро перебирая лапками в красных ботинках, она, гордо задрав голову, пошла в мою сторону. У нее была почему-то лысая морда, чуть вытянутая, с широким, плоским розовым носом. Но меня поразил не внешний вид собаки неизвестной породы, а то, как она одета. Про яркие ботильоны я уже упомянула, и они не вызвали удивления – некоторым владельцам лень мыть лапы домашним любимцам, вот они и приучают их гулять в обуви. Но вы когда-нибудь видели пса в розовой шелковой курточке и бриджах? К костюму прилагалась шапочка-колпачок того же цвета, непонятным образом держащаяся на макушке прямо между розовыми же безволосыми ушами.

   Нос уловил знакомый запах. Собачка поравнялась со мной, подняла голову, и стало понятно: это не пес, а крохотная свинка. Хрюшка явно знала толк в элитной парфюмерии – я узнала аромат дорогих французских духов.

   Минипиг не сводила с меня взгляда.

   – Здравствуйте, меня зовут Таня, – выпалила я.

   И тут же прикусила язык. Вот уж глупость беседовать с поросенком, пусть даже облаченным в шелка!

   Луч солнца проник сквозь листву и упал на хрюшку. На правой передней ноге, чуть повыше того места, где заканчивался красный ботильон, вспыхнул ярким огнем золотой браслетик, на шее засверкал широкий ошейник, а в ушках заискрились сережки. Судя по блеску, в подвесках были мелкие, но настоящие бриллианты.

   Я потеряла дар речи, а луч добрался до моего лица, и в носу мигом защипало. Я чихнула раз, другой, третий, прикрыла на секундочку глаза, а когда их снова открыла, минипиг исчезла. Лишь оставшийся в воздухе запах свидетельствовал, что свинка-модница не продукт моего буйного воображения, не глюк от жары, она вполне реальна, стояла тут, а затем удрала.

   Чтобы прийти в себя, я решила умыться водой из фонтана. Приблизилась к нему, наклонилась и замерла в неудобной позе.

   Я служу в спецбригаде, поэтому не раз видела трупы. Покойники не вызывают у меня ни ужаса, ни страха, только жалость и чувство беспомощности. Ну, чем я могу помочь тому, кто не по своей воле покинул этот мир? Разве что вычислить преступника, найти убийцу, чтобы тот понес заслуженное наказание. И я не стала бы кричать при виде утопленника. Но сейчас я исполняю роль обычной учительницы Тани Сергеевой, поэтому обязана нестись к дому с воплями: «Помогите! Аня утонула в бассейне!»

   Я уже хотела заорать, как увидела, что левое веко трупа слегка дернулось. И сообразила: Хачикян жива. Анна упала в бассейн, но воды в нем по колено, утонуть в таком объеме взрослому человеку трудно. Хотя у нас когда-то было весьма необычное дело – мужчина захлебнулся, упав лицом в тарелку с супом. Аня, свалившись в фонтан, похоже, попыталась встать и потерпела неудачу, стукнулась сильно головой и потеряла сознание. Но ее волосы зацепились за один из выступающих камней, из которых сложен фонтан. Тело Анны полностью погружено в воду, она доходит до ее рта. Ей очень повезло, что я сейчас заглянула в фонтан. Через какое-то время голова Ани соскользнет на дно, и тогда ей уже никто не поможет.

   – Анечка, очнись! Сейчас позову врача! Аня, открой глаза!

   Веки бедняжки поднялись, я заликовала.

   – Аня, ты жива! Что случилось?

   Хачикян дернулась, глаза закатились.

   – Что случилось? – раздался за спиной голос Николая.

   Я мобилизовала все свои актерские способности.

   – Шла к флоксам, вижу: Аня… вылезает из бассейна… А-а-а-а! Помоги-и-ите! Она умирает!

   – Заткнись! – приказал Коля. – Немедленно иди в дом, зови Сергея Павловича и врачей. Срочно!

   – Откуда там врачи? – удивилась я.

   – Давай, шевелись! – заорал Николай. – Или лучше сиди тут, я сам сгоняю.

   Я вцепилась в него:

   – Нет! Я боюсь!

   Николай стряхнул меня, словно назойливую муху, и заорал:

   – Стоять! Молчать!

   Затем побежал в сторону особняка.

   Я привалилась к высокой березе. Увы, ничем помочь Ане я не могу, ей нужен доктор. Как она очутилась в воде?

   …Примерно через час все снова собрались в столовой.

   – Повезло, что к Светлане именно в то время, когда Таня пошла в сад, приехала «Скорая»! – воскликнул Николай.

   – Хорошо, что рядом оказалась Танечка, – всхлипнула Раиса Ильинична. – Говоришь, бедняжка пыталась вылезти из фонтана?

   – Да, – снова соврала я, – почти вывалилась из чаши, когда я ее увидела. Находись Аня в воде, мне бы ее не поднять. Как вы думаете, она выживет?

   Николай крякнул, Сергей Павлович побарабанил пальцами по столу.

   – В больнице Анне непременно помогут. Хочу сообщить вам, что у Светланы нет менингита. Слава богу, Жанна ошиблась, у горничной рожа.

   – Светлану нельзя назвать красавицей, но зачем же ее оскорблять? – возмутилась Нестерова.

   – Рожа – это название болезни, – пояснила Реутова, – она может поразить руку, лицо, ногу. У больного повышается температура, появляется покраснение кожи, боль.

   – Все-то ты знаешь, – усмехнулся Николай.

   – Да, – с вызовом ответила Жанна, – в отличие от некоторых. Рожа не опасна. Слава богу, что у Светланы не менингит. Я редко ошибаюсь, но хорошо, что в данном случае оказалась не права.

   – Думаю, всем надо отдохнуть, перекусить, выпить чаю, – обрадовался Вишняков.

   – Лучше принять ванну, – пробормотала Раиса Ильинична.

   – Спать собралась? – удивился Николай.

   – Нет. А почему ты так решил? – насторожилась Нестерова.

   – Все нормальные люди моются на ночь, – безапелляционно заявил стоматолог. – Я люблю почитать в кровати, но потом непременно встану, приму душ и лишь тогда укладываюсь спать. Я не грязнуля, как большинство людей.

   – Вот здорово! – засмеялась Раиса Ильинична. – Значит, я, принимая ванну не на ночь глядя, замарашка, а ты валяешься с книгой в постели, не помывшись, и считаешь себя образцом чистоплотности?

   – Я очень аккуратен, – надулся Коля, – и у меня свои привычки. Сначала отдых с хорошей книгой, затем душ. Всегда. Ежедневно. И утром тоже. Всегда. Ежедневно. А сейчас, повторяю, нам необходимо перекусить, выпить чаю.

   – Увольте, – замахала руками Нестерова, – мне аппетит надолго отшибло.

   – А вот у меня возник вопрос, – сахарно-медовым голосом вмешалась в пустой разговор Жанна. – По условиям соревнования человек, покинувший поместье, выбывает из борьбы. Аня уехала. Значит, она больше не участвует в конкурсе? Претендентов стало на одного меньше?

   Раиса Ильинична нахмурилась и с упреком обронила:

   – Жанна…

   – А что я такого сказала? – округлила глаза Реутова.

   – Анна при смерти. Врач же сказал, что у нее сильно повреждена голова, на затылке рана, – прошептала Нестерова. – Я не хочу ругать нашу медицину, но бедняжку увезла простая «Скорая» из рядовой подмосковной больницы, навряд ли там есть хорошие специалисты и современная аппаратура. Жизнь Анечки висит на волоске, а ты толкуешь про наследство. Совесть у тебя есть?

   – Я ее в детстве обменяла на фантики, – скривилась Реутова. – Помнится, ты сегодня с аппетитом завтракала. Яичница с беконом, бутерброд с сыром, чай с вареньем…

   – Ну и что? – жалобно спросила Раиса Ильинична. – Завтрак самая важная еда за весь день, без обеда и ужина можно обойтись, а вот без первой трапезы никак.

   Жанна погрозила Нестеровой пальцем.

   – А куда в тот момент подевалось твое сострадание? Ночью в Азии произошло землетрясение, люди погибли.

   – Да ну? Где? – заинтересовался Николай.

   – Неважно, – отмахнулась Реутова, – там всегда трясет. И вообще, вчера небось человек сто в Москве тапки откинуло. А Раиса Ильинична жареную ветчину лопала!

   Нестерова растерялась, беспомощно посмотрела по сторонам и пролепетала:

   – Ну… я же их не знаю…

   Жанна ответила с вызовом.

   – А я Анну впервые вчера вечером увидела. И она конкурент, претендует на мои деньги. Назови хоть одну причину, чтоб мне рыдать от горя.

   – Боже, какая ты злая! – выпалила Раиса Ильинична. – Ужасный характер!

   – Я откровенная, – парировала Жанна, – не корчу из себя пирожное безе, говорю, что думаю, не лукавлю, не прикидываюсь, ничего не изображаю. И характер у меня не ужасный, он просто есть, поэтому признаюсь честно: я нуждаюсь в средствах и очень рада, что толпа наследников поредела.

   – Главное в человеке душа, – строго произнесла Нестерова, – а деньги тлен. Надо думать о духовном обогащении.

   – Прекрасные слова, – похвалил Николай, – похоже, ты, Рая, человек тонко чувствующий, рубли для тебя не главное.

   Раиса Ильинична вскинула подбородок.

   – Именно так!

   Вишняков потер руки.

   – А я быдло, мне без волшебных купюр плохо. Слушай, Рая, если тебе бабки по барабану, откажись от наследства, тогда останется четверо претендентов: я, Жанна, Леонид и Таня. Сергеева, ты любишь бабло?

   – А есть на свете люди, которые ответят на данный вопрос «нет»? – усмехнулась я. – Даже абсолютный бессребреник должен одеваться и покупать продукты.

   – Вы тут все готовы друг другу глотки перегрызть за богатство! – закричала Нестерова.

   – А ты нет? – хмыкнул Леонид.

   – Я не вы! – воскликнула Раиса Ильинична. – Радоваться тому, что из-за несчастного случая Анечка выбыла из соревнования, не стану.

   – Так откажись от своих претензий, – наседал Николай, – раз состояние тебе побоку.

   Жанна посмотрела на Сергея Павловича:

   – Аня больше не в числе соискателей?

   – Мне жаль, Хачикян выбыла из игры, – кивнул Мануйлов. – Таково условие. Неважно, по какой причине человек покинул поместье, но тому, кто очутился за его пределами, ничего не достанется.

   – Это нечестно! – пропищала Раиса.

   Хозяин имения сложил руки на груди.

   – Деньги мои, мне и устанавливать правила.

   А Вишняков подначил совестливую соперницу:

   – Ну, давай, скажи: «Я, Нестерова Раиса Ильинична, отказываюсь от ваших миллионов, они – зло».

   – Нет! Я буду соревноваться! – зашипела та. – Знаете, почему? Чтобы капитал не попал в жадные руки. Надеюсь, Сергей Павлович по достоинству оценит эту беседу и поймет, кто достоин капитала, а кому лучше дать от ворот поворот. Да?

   Мануйлов почесал бровь и промолчал.

   – А почему вы думаете, что Аня упала в фонтан случайно? – вдруг осведомился помалкивавший до сей поры Леня.

   В столовой стало тихо. Жанна толкнула мужа локтем в бок.

   – Эй, на что ты намекаешь?

   Реутов оперся ладонями о стол.

   – Врач сказал, что у Анны две раны, одна на затылке, а другая на спине. Ну и как она их получила? И с какой стати Хачикян в воду падать? Она возилась с флоксами, а цветочки-то на аллее, а не в фонтане растут.

   Я откашлялась.

   – Сама я ничего не видела, но могу предположить, что Ане захотелось умыться. На улице духота, Она пошла освежиться, наклонилась над чашей, почувствовала головокружение, не устояла на ногах и шлепнулась в фонтан.

   – Верно, Танечка, – согласилась Нестерова, – поэтому у нее и рана на голове. Ею она о дно тюкнулась.

   Леонид постучал себя пальцем по лбу:

   – Вот где должна быть ссадина, если дурочка упала лицом в воду. А у Хачикян травма затылка.

   – Она же наклонилась, – пролепетала Раиса Ильинична.

   – Вперед затылком? – неожиданно серьезно спросила Жанна. – Перегнулась, словно хотела сделать мостик? Оригинальный способ умываться.

   Нестерова схватилась за щеки.

   – Вы хотите сказать…

   – Хачикян ударили сзади, – настаивал Леонид. – Может, она в ту секунду как раз и склонилась над чашей? Сначала ей попали по спине, и, вероятно, Анна устояла на ногах. Тогда преступник шарахнул ее по башке, и прощай-прости, Хачикян.

   – Невероятно! – просипела Раиса Ильинична, бледнея на глазах. – Очень странно.

   Руки Нестеровой затряслись, губы задергались, из глаз полились слезы.

   – Анну хотел убить кто-то из нас, – договорил Леонид. – Ну-ка, давайте сообразим, где каждый находился в момент нападения на нее.

   – А когда ее долбанули? – задал совершенно правильный вопрос Николай. – Лично я пошел менять лампочки в фонарях. Начал со светильников у центрального въезда и завис там до того, пока суматоха не поднялась.

   – Тебя видели там? Свидетели есть? – налетел на Вишнякова Леня.

   – Нет, – растерялся Коля, – я один ковырялся.

   – Значит, твое алиби не подтверждается, – злорадно заявил Реутов. – Теперь Татьяна. Отвечай, чем ты занималась до обеда? Аню стукнули до того, как мы сели за стол, потому что во время трапезы никто не выходил.

   – Я готовила на кухне кисель из сирлиса, – отрапортовала я, – меня видел Карл, я никуда не выходила.

   – Врешь, лапонька! – обрадовался Леня. – Я видел тебя в холле, ты в ботинках ковырялась. Небось рыскала по саду, приперлась назад, кроссовки снимала, а тут я!

   Я уставилась на Реутова.

   – Все не так. Я прибежала из кухни, а не с прогулки, торопилась за…

   Вовремя сообразив, что не стоит рассказывать про укатившийся кисельный шар, я примолкла.

   – Продолжай, не тушуйся, договаривай, – приободрил меня Леня. – Или язык отмерз?

   – На мне не было кроссовок, – возразила я, – только сумасшедший наденет их в такую жару, я ношу балетки. В холл я побежала за… вы мне не поверите… за свинкой в шелковой пижамке и драгоценностях. Очень она прикольная, я хотела ее рассмотреть.

   – Ну, ваще! – ахнула Жанна. – Ты нас за дураков держишь? Хрюшка в особняке?!

   – Простите, господа, – вмешался в беседу Мануйлов, – Татьяна говорит чистую правду. В доме живет минипиг. Забыл вас о ней предупредить. Не удивляйтесь, если встретите Тильду.

   – Спасибо, Сергей Павлович, – с жаром поблагодарила я хозяина за поддержку. – Вот, я имею алиби. А сам-то ты, Леня, что делал в прихожей?

   – Пардоньте за подробность, пришел отлить, – буркнул Реутов. – Свинью не заметил, видел лишь Татьяну, которая сидела на корточках и перебирала обувь. Кстати, меня она уверяла, что ищет свои штиблеты сорок первого размера.

   – Остереглась говорить про свинью, так и знала, что мне не поверят, – вывернулась я.

   – Ты хотел вылить воду? – не поняла сленга Раиса Ильинична. – Почему не выплеснул ее в саду?

   – Сергею Павловичу не понравится, если Ленька будет отливать на клумбу, – заржала Жанна.

   – Почему? – пожала плечами Нестерова. – Что в этом плохого?

   – Она права, – совершенно серьезно сказал Николай, – что естественно, то не стыдно. Жанна, а ты где шлялась? Кто-нибудь тебя видел?

   – А тебя? – заорала вместо ответа Реутова. – Ни у кого, получается, нет алиби, каждый мог долбануть Аньку!

   – Кроме Танечки, – встала на мою защиту Раиса Ильинична.

   – Свинья не свидетель! – взвилась Жанна. – А ты, святоша, можешь доказать, что сама не охреначила Анну по башке?

   Раиса прищурилась.

   – Конечно. Без труда.

   – Начинай! – велел Леня.

   Нестерова встала.

   – Я не способна на агрессию. И вот вам мое честное слово, что я не совершала преступления.

   – Она всерьез? – удивилась Жанна. – «Не способна», «честное слово»…

   – Разве этого мало? – изумилась Раиса Ильинична. – Я человек патологической честности, верю в Бога, живу по заповедям. Вы их помните? Не прелюбодействуй, не лги, не убий…

   Реутова скорчила гримасу.

   – Охотно верю, что с мужиками ты дела не имеешь, им столько не выпить, чтобы тебя трахнуть. А вот насчет вранья и убийства я сомневаюсь. Терпеть не могу таких, как ты, Рая, покрытых сахарной глазурью, под ней обычно дерьмо прячется. Знаешь старое правило? Хочешь продать какашку, заверни ее в бумажку. Сергей Павлович, Райка врет, как дышит. Пела тут про свое бескорыстие и честность, а сама предложила нам вас обмануть, поделить наследство поровну. Нестеровой денег больше всех хочется, но испугалась она, что не победит в соревновании, и решила хоть какую-то его часть получить.

   Раиса Ильинична закрыла лицо руками, в столовой наступила тишина.

   – Это правда? – спросил Мануйлов.

   Нестерова кивнула.

   – Молодец! – неожиданно произнес Сергей Павлович. – Люблю, когда люди упорно идут к цели. Но «распилить» деньги у вас не получится, в завещании оговорено, что наследник один. Осталось лишь имя его вписать.

   – Вы ее не выгоните? – оторопел Леня.

   – Нет. – Хозяин усмехнулся. – Я поддерживаю тех, кто борется за свои интересы, сам такой.

   – Хватит Раису обсуждать, меня послушайте! – разозлилась Жанна. – Упади Анька от головокружения, у нее бы появилась ссадина на лбу, щеке, носу, короче, в любом месте на морде, а не на затылке. И саму себя по спине стукнуть невозможно. Делаю вывод: Хачикян хотели убить. Вопрос: почему? Ответ: чтобы убрать из состязания конкурента. Мог ли Сергей Павлович напасть на Анну? Легко. Но зачем ему топить ее в фонтане? Хозяин хочет найти наследника, нет смысла ему пришивать Хачикян. Теперь Карл. Он тоже вне подозрений. Какой ему профит, если гостья трупом станет? Слуге ее кончина по барабану, бабло ему не светит. Домработница Светлана тоже вне игры. У нее беда с ногой, ее увезли вместе с Аней в одной карете. Прислуга отпала. Ну, и кто остается? Раиса, Ленька, Таня, Николай и я. Очень скоро кто-то из нас окажется вне подозрения. Знаете, почему? Преступник только начал. Он не остановится.

   – Ой! – взвизгнула Нестерова. – Господи, ты говоришь страшные вещи!

   – Если боишься, уезжай, – тут же посоветовал Вишняков. – Едва выйдешь за ворота усадьбы, убийца потеряет к тебе интерес.

   – Я вас одних в беде не брошу, – дрожащим голосом произнесла Раиса Ильинична, – вы мои друзья.

   Жанна прыснула, остальные молча смотрели на Нестерову. И тут от двери раздался тонкий голосок:

   – Здравствуйте!

   Я так резко повернулась, что чуть не свалилась со стула. В столовую вошла хрупкая девушка, брюнетка с копной вьющихся волос и огромными карими глазами. На зависть стройная фигурка незнакомки была облачена в простую футболку и шортики.

   – Здравствуйте, – повторила она и поправила прическу.

   Бесчисленное количество браслетов на загорелом запястье гостьи зазвенело, зазвякали колокольчики на одном из них.

   – Господа, прошу любить и жаловать – Елизавета Кочергина, актриса, – представил ее Мануйлов.

   – Дядя Сережа слишком добр, – мелодично сказала девушка, – я только учусь, нигде еще не снималась. Можно мне чаю? Есть не стану, до сих пор желудок ноет. И зачем я на бензозаправке салат съела? Никогда больше ничего там не куплю.

   – Дя-дя Се-ре-жа? – по слогам произнес Николай, поворачиваясь к Мануйлову. – Она ваша племянница? Вроде вы говорили, что у вас нет родственников. Это юмор, да?

   – Не в моих правилах шутить на серьезные темы, – поморщился хозяин. – Елизавета одна из тех, кто соревнуется за наследство.

   – Блин… – выдавила из себя потрясенная Жанна. – Мы так рады, что увидели ее. Ну, прям счастливы!

   – Как здорово! Когда поздно вечером дядя Сережа все-все мне рассказал, я испугалась, вдруг тут собрались злые люди, они будут друг на дружку тиграми рычать. Всем же нужны деньги. А ты такая милая, рада меня видеть. Спасибо! Давай дружить? Я Лизочка.

   Впервые за все время, что я знала Жанну, та заметно растерялась. Кочергина протянула главной скандалистке ладошку и пропела:

   – Просто отлично, что мы встретились. Я умею шить, могу тебе за пару часов юбочку сварганить. Дядя Сережа, у вас ведь есть швейная машинка, да? Должна быть. В каждом доме она непременно найдется. Ну как без нее? Я хотела стать портнихой, но покойная мама отправила меня во ВГИК, велела дать честнейшее слово, что стану звездой. И умерла. Но разве можно нарушить слово, а? Как тебя зовут?

   – Жанна, – коротко ответила Реутова.

   – А я Раиса Ильинична, – засуетилась Нестерова.

   Лиза подбежала к ней.

   – Здравствуйте, здравствуйте. Такая хорошая погода! Красивый дом! Такие милые люди! Как мне повезло! А еще я могу и деньги получить! Но если они достанутся другому, не беда. Я же обрету много друзей! Правильно, дядя Сережа?

   Мануйлов молча кивнул.

   – Почему ты называешь Сергея Павловича дядей? – спросил Николай.

   Лиза бросилась к Вишнякову.

   – Здравствуйте! Ну, он мне не отец, не дедушка, а решил в завещание вписать. Значит, дядя. Правильно? Да?

   – М-м-м… – протянул Коля. – Сергей Павлович, а почему вы от нас Елизавету до сих пор прятали?

   – Лиза приехала вчера, – объяснил Мануйлов, – но ей сразу стало нехорошо.

   – Салатик на бензозаправке, – затараторила Кочергина, – он был вкусный, но что-то попалось не свежее. Так мне плохо было!

   Лиза говорила и говорила. Мне стало ясно, почему Кочергина появилась в столовой ближе к вечеру.

   Перекусив в кафе, она ощутила недомогание и сразу по прибытии в дом Мануйлова рухнула в постель, забылась сном, пропустила и завтрак, и обед. А сейчас ей стало лучше, и Елизавета вышла к остальным гостям.

   – Одна ушла, другая пришла, – мрачно буркнул Леня. – Поздравляю с праздником!

   – У кого-то день рождения? – захлопала в ладоши Лиза. – Будет торт со свечами?

   Жанна кашлянула.

   – Прикольно.

   Лиза не поняла, что это в ее адрес.

   – Конечно! Обожаю веселушки. Тогда все танцуют, смеются. Это же лучше, чем похороны. Правда, дядя Сережа?

   – М-м-м… – протянул Мануйлов, – с этим трудно поспорить, похороны проходят в печали.

   Лиза села в кресло.

   – Ой, что сейчас расскажу! Смешное очень. У моей подруги Насти умер дедушка.

   – Уже весело, – съязвил Леня.

   – Прямо обхохочешься, – впервые согласилась с мужем Жанна.

   – Это только начало, – трещала Елизавета, – дальше слушайте. Привезли деда в крематорий. Не просто так, конечно, в гроб положили.

   – Ржу – не могу, – заявил Николай, – колики от гогота начались. Старичок около печки… Что-нибудь веселее слышали?

   – Вы такой смешливый! – захлопала в ладоши Лизочка. – Держитесь за стул, сейчас вообще свалитесь с него. Распоряжавшаяся в крематории тетка сказала присутствующим: «Прощание закончено, забирайте букеты». И тут выходит на середину зала Настька – она совсем-совсем глупая, – хватает букет из роз, поворачивается лицом к гробу, спиной к толпе и швыряет через голову цветы людям. Ну, как вам?

   – А зачем она это проделала? – разинула рот Раиса Ильинична.

   Лиза захлопала в ладоши.

   – Настюха впервые на похоронах оказалась, зато на свадьбы постоянно ходит. Подружки вечно расписываются то с одним, то с другим парнем. Обычаев похоронных Настя не знает, а свадебные выучила. Она решила, раз тетка велела забирать цветы, то свой букет надо в толпу швырять. У дедушки молодых родственников, кроме Настьки, нет, остальные уже старые, всем за сорок. В общем, Настюха у гроба вроде невесты. Вот и бросила букет.

   – Кто поймает, тот следующий в крематорий угодит? Оригинально… – буркнула Жанна. – Я бы от такой икебаны прочь шарахнулась. И что, кому цветы достались?

   – Полицейскому, который за порядком следил, – затрещала Лизочка, – прямо в лоб ему угодили.

   – Ну, этого не жаль, – фыркнул Коля. – Забавная у тебя подруженция.

   Лиза приложила пальчик к накрашенным бордовой помадой губам.

   – Скажу по секрету, она идиотка. Нехорошо так говорить, но ведь правда! Это ж надо – кинуть на похоронах букет в толпу… Не каждая додумается. Я не такая. Я свои орхидеи домой унесла.

   Я не поверила своим ушам:

   – Ты прихватила с похорон цветы?

   Лиза еще шире распахнула карие глазищи.

   – Их же велели забирать! И куда потом их девать? Цветочки живые, а там на окошках ни одной вазы не было. Орхидеи без воды загнутся.

   – Мое мнение о блондинках сильно поколеблено, – пробурчал Леня. – Обратите внимание, Елизавета шатенка. Простите, я хочу покурить.

   Реутов встал и вышел на террасу.

   Я тоже поднялась.

   – Голова заболела. Сергей Павлович, можно пройтись по вашему прекрасному саду?

   – Правильно, подышите воздухом, он лучше таблеток лечит, – ответил Мануйлов.

   – Ой! Я про пилюли знаю прикольную историю, – защебетала Лиза, – сейчас расскажу…

   Вторую сагу от Кочергиной я не услышала, потому что спешно покинула гостиную. Пробежала мимо Леонида, который попыхивал сигаретой с ароматом ванили, спустилась по лестнице в сад и пошла к фонтану.

   На улице стояла духота. Я обогнула какую-то колонну, обернулась и посмотрела на нее. Можете смеяться надо мной сколько угодно, говорить, что у меня отсутствует художественный вкус, но я, если когда-нибудь обзаведусь дачным участком, обязательно поставлю там фигурки петухов и курочек. А у Сергея Павловича в непосредственной близости от дома стоит небольшая колонна, на вершине которой установлен в углублении бронзовый шар диаметром с колесо для «Жигулей». Впритык к этой, на мой взгляд, совершенно чудовищной композиции стоит лавочка. Вам захочется отдохнуть около подобного сооружения? Мне так нет. А оно небось немалых денег стоит. И что там блестит? Не в силах побороть любопытства, я приблизилась к колонне вплотную, увидела привинченную к ней латунную табличку и прочитала: «Сергею в день юбилея от скульптора Ивана Фурцева, отца Нины, которая, благодаря таланту Мануйлова, получила золотую медаль на конкурсе фокусников». Все понятно, нелепое украшение – это подарок.

   Я еще раз окинула взглядом шар и пошла по дорожке, размышляя о том, что случилось с Хачикян.

   Жанна отвратительная особа, но она права. Если ты собралась умыться, то, потеряв внезапно равновесие, рухнешь в воду лицом вниз. Разбить затылок можно, только падая в фонтан спиной. Но вдруг Аня сидела на бортике? Захотела отдохнуть, от жары потеряла сознание и – бац! Холодная вода живо привела ее в чувство, она сделала попытку выбраться наружу и снова упала в обморок.

   Я приблизилась к фонтану, рассмотрела его, и моя версия моментально развалилась. У чаши нет широкого бортика, сесть практически не на что. Из здоровенной русалки бьют в разные стороны струи. Я опустила в воду руку. Может, ранним утром она и была прохладной, но за день под палящим солнцем наверняка согрелась и никак не могла привести Аню в чувство. А еще я очень хорошо знаю, что человек, которого сильным ударом по голове вывели из строя, упав в воду, погибает за считаные секунды – он непроизвольно пытается сделать вдох, жидкость попадает в легкие, и наступает конец. Похоже, Хачикян ударили именно сзади. Убийца увидел, как она свалилась в фонтан, и убежал, не посмотрев, жива ли жертва.

   Я наклонилась над чашей и начала внимательно рассматривать ее стенки, сложенные из грубых камней, скрепленных цементом. На одном из них сверкнуло нечто красное. Я вытащила из сумочки маникюрный набор. Многие женщины носят при себе пилочку или ножницы на тот случай, если вдруг сломается ноготь. Я не исключение. Правда, использую я набор чаще не для поддержания маникюра, а в иных целях. Острая металлическая пилка может послужить хорошим орудием самозащиты, заменив нож; ножницы вообще многофункциональная вещь, пригодятся при разных случаях, а пинцетом для бровей можно подцепить всякие мелочи. Вот как сейчас.

   Я осторожно сняла красный кусочек с камня, и тут же сразу вспомнились руки Ани, ее пальцы с длиннющими ногтями, словно измазанными кровью, и поняла, что держу обломок искусственного ногтя. Наверное, дело обстояло так: убийца подкрался, стукнул Аню по спине и затылку, увидел, как та упала в воду, и сбежал в твердой уверенности, что она умерла. Но Хачикян, несмотря на тяжесть травмы, попыталась выползти из фонтана, сломала ноготь, цепляясь за камни, и в конце концов потеряла-таки сознание. Она сползла на дно чаши, но волосы зацепились за один из валунов, и вода не достигла ноздрей. Думаю, в таком положении раненая долго бы не продержалась, но тут появилась помощь в моем лице.

   Я выпрямилась и стала вспоминать, что произошло после того, как мне удалось вытащить Аню и положить ее на дорожку. Неожиданно появился Коля, и он же побежал в дом за подмогой. Я осталась около Ани. Врач, который обучал членов спецбригады оказанию первой помощи, объяснял, как определить, есть ли у человека переломы. Я знаю, что жертву с поражением позвоночника трогать нельзя, но у Ани признаков этой травмы не нашла. И она дышала сама, искусственную вентиляцию легких делать не требовалось. Так вот, если вы вытащили человека из воды и у него нет проблем с дыханием, а также повреждений костей, его лучше положить на бок. Я поступила так, как меня учили, и увидела, что бежевая блузка Ани сзади слегка испачкана кровью. Задрав ее, я заметила на спине у Хачикян круглую отметину с дырочкой в середине. А вот на затылке у нее обнаружилось ранение, нанесенное палкой или железной трубой.

   Зачем использовать два орудия? Преступников было двое? Один, менее сильный, ткнул женщину чем-то в спину. Этот удар оказался слабым – крови почти не было и выглядел след совсем не страшно. Хачикян после него не свалилась в фонтан. Может, вскрикнула, хотела выпрямиться, и в то же мгновение второй убийца опустил ей на затылок трубу. Почему преступники удрали, не удостоверившись, мертва ли их жертва? Они не профессионалы, обычные люди, испугались содеянного и сбежали. Мужчина и женщина? Слабая дама начала, а ее сильный партнер завершил дело? Жанна и Леонид?

   Я медленно обошла фонтан. Реутовы не слишком похожи на любящих супругов. Жанна постоянно подчеркивает свою самостоятельность, а муж не упустил возможности пристать ко мне. И такая, как Жанна, не струсит, не промахнется, скорей уж запаникует Леонид.

   Странно, что покушавшихся на убийство было двое. В охоте на наследство каждый сам за себя. Помнится, в момент, когда Раиса Ильинична предложила нам поделить деньги поровну, Николай воскликнул:

   – Реутовы семья, их надо считать одним претендентом.

   И тогда Жанна принялась возмущаться:

   – Еще чего! Если у меня штамп в паспорте, по-твоему, я обязана мужу свои последние трусы отдать?

   Нет, Жанна и Леонид, хоть и считаются семьей, на самом деле ладят как кошка с собакой. Интересно, почему Сергей Павлович включил в список потенциальных наследников мужа с женой? Остальные претенденты – одиноки.

   Я села на скамеечку и стала наблюдать за работающим фонтаном. Каменная русалка держала в руках рыбу с открытым ртом, из которого во все стороны били струи воды. Скульптуру давно следовало почистить, она покрылась плотным зеленым налетом водорослей.

   Положив ногу на ногу, я достала из сумочки сотовый и посмотрела на дисплей. Мобильная связь отсутствовала. Может, педантично обойти сад в поисках уголка, где трубка поймает сеть? В Москве много мест, где пропадает сигнал. Далеко за примерами ходить не надо: в моей квартире можно спокойно говорить по телефону везде, кроме кухни, там аппарат моментально вырубается. Почему? Спросите что-нибудь полегче, ну, например, по какой причине солнце встает на востоке, а не на западе. Ладно, попробую спокойно поразмыслить над ситуацией.

   Почему напали именно на Аню? Отчего преступник решил, что она – главный претендент на деньги Мануйлова? Ведь логично предположить, что убрать задумали наиболее опасного конкурента. Сергей Павлович подчеркнуто любезен со всеми, он ни словом, ни взглядом пока не дал понять, что расположен к кому-то более, чем к другим. Так отчего пытались убить Хачикян?

   Вдруг налетел сильный порыв ветра и закачал деревья. За спиной послышался звон. Я обернулась и увидела, что с одного из садовых фонарей на вымощенную плиткой дорожку свалилась железная «шишечка», украшавшая вершину. Я хотела встать и вернуть ее на место, но замерла. Звон. Пытаясь сварить вкусный кисель, я начала рыться в кухонном шкафчике в поисках желатина и никак не могла достать коробку с пакетиками, почти полностью влезла в шкафчик и поэтому услышала разговор Хачикян и Сергея Павловича. Мануйлов открыл ей правду: она его дочь и имеет большие шансы на наследство, которые станут стопроцентными, если Анна расскажет, где спрятана записная книжка с зашифрованными, как я поняла, сведениями о предках хозяина.

   Когда беседа практически закончилась, раздался грохот и звон. Анна испугалась, а Мануйлов, не выказав никакого волнения, объяснил, что за стеной расположена бойлерная, куда летом никто не заходит, и, наверное, там что-то упало.

   Но что, если в котельной находился посторонний? Человек случайно зашел туда, заблудившись в чужом доме. Толкнул не ту дверь, хотел уйти, но услышал голос Мануйлова и остался. Сергей Павлович объяснял Ане, что библиотека на первом этаже была оборудована уже после окончания строительства особняка. Смею предположить, что звукоизоляция в «избе-читальне» не очень хорошая. Я ведь тоже стала невидимой свидетельницей беседы, не предназначенной для моих ушей.

   Почему Мануйлов откровенно разговаривал с Аней в помещении с хлипкими стенами? Думаю, он понятия не имеет о том, что, если влезть почти целиком в кухонный шкафчик, можно стать незримым слушателем разговора, который ведется в библиотеке. И в бойлерной, где, по мнению хозяина, никого летом быть не может, шум явно произвел кто-то из гостей. Причем этот человек успел удрать до появления Мануйлова.

   Вот по какой причине напали на Аню. Преступник знал, что она дочь Сергея Павловича и лидер гонки за его состоянием. Скажет Хачикян Мануйлову, где лежит нужная ему книжечка, и получит наследство. А вот если Анечка умрет, тогда у остальных претендентов появится надежда победить в гонке за миллионами.

   А у нас иная картина. Налицо, как пишут в протоколах, преступный умысел и попытка замести следы. Значит, в доме Мануйлова находится человек, который готов решать свои проблемы жестко, даже пойти на убийство. У него особый склад психики. И вот вам самая неприятная новость: если личность с задатками киллера переступила черту, то теперь уже не остановится, будет убирать тех, кто стоит между ней и деньгами. Под угрозой жизнь всех потенциальных наследников. Вероятно, нам нужно держаться группой, не есть, не пить, не гулять в саду, не спать, быть постоянно настороже.

   Я протяжно вздохнула и опять обошла фонтан в надежде обнаружить хоть какую-нибудь улику. Но, увы, преступник выбрал подходящее место для осуществления своего замысла. Дорожки посыпаны мелким гравием или уложены плиткой, на них не осталось следов от ботинок. Вода из фонтана бьет в разные стороны и давно смыла какие-либо волоски или волокна, оставленные преступником (пожалуй, киллер все же был один). И, похоже, орудие преступления он отсюда унес. Не отбросил в ужасе, не швырнул там, где стоял, а прихватил с собой, что говорит о хладнокровии мерзавца. Кстати, зачем ему два вида оружия? Одно вроде железная труба, а второе – непонятно что, оставившее круглый след с крохотной ранкой посередине. Может, поискать в кустах?

   Я раздвинула руками ветви.

   – Следы маскируешь? – спросил за спиной мужской голос.

   От неожиданности я вздрогнула, резко обернулась и увидела Николая, чье лицо украшала улыбка чеширского кота.

   – Стукнула Аньку и теперь осматриваешься, не забыла ли чего? – задал следующий вопрос Вишняков.

   – Просто гуляю, – ответила я, – дышу свежим воздухом. В доме душно.

   Массажист ухмыльнулся.

   – Других обманывай. Я за тобой давно наблюдаю. Сначала ты фонтан изучала, потом на скамейке сидела, теперь по кустам шебуршить пошла.

   – Глупости, – возразила я, – решила оглядеться. Вдруг найду нечто, указывающее на того, кто толкнул Анну в воду.

   Николай подмигнул мне.

   – Не тренди. Знаешь, кто громче всех кричит: «Держите вора»? Тот, кто сам кошелек стибрил. Не боись, я тебя не сдам!

   – Интересно, почему ты назначил меня на роль преступницы? – спросила я. – В первой половине дня я вообще не выходила на улицу.

   – А откуда ты знаешь время, когда напали на Аньку? – прищурился Вишняков.

   Я почувствовала, что потихоньку закипаю.

   – Сейчас вечер, темнеет. Аню нашли в районе обеда, значит, ее ранили…

   – И кто ее обнаружил? – перебил Коля. Он ткнул в меня пальцем и с многозначительным видом продолжил: – Люблю криминальные сериалы, а в них частенько повторяют: «Первый подозреваемый – тот, кто трупешник нашел».

   – Аня жива! – воскликнула я.

   – Пока, – уточнил Вишняков, – ее отволокли в хреновую больницу, где квалифицированной помощи не дождешься. По моим расчетам, шансы Хачикян выкарабкаться один к ста.

   – Ты оптимист, – буркнула я.

   – А ты преступница. И тому есть доказательства, – ухмыльнулся ехидно Коля. – Одежонка!

   – Чья? – не поняла я.

   Николай сел на скамейку и похлопал ладонью рядом:

   – Устраивайся, покалякать надо.

   Я опустилась на лавку.

   – Слушаю.

   Вишняков скрестил руки на груди.

   – Во время обеда на тебе было дурацкое платье из светлой ткани. А сейчас ты щеголяешь в синей юбке и голубой кофте. Почему переоделась?

   Я удивленно воззрилась на него.

   – Помогала Ане вылезти из фонтана, промокла и, естественно, сменила наряд.

   – И как же ты ей подсобила? – с нескрываемым интересом спросил собеседник. – Можешь показать?

   – Залезай в фонтан, ложись в воду, и я повторю свои действия, – невозмутимо ответила я.

   Николай встал и приблизился к чаше.

   – Эй, я просто пошутила, – сказала я.

   Вишняков повернул голову.

   – По твоим словам, Аня наполовину вылезла из воды, а ты схватила ее за плечи и кое-как вытащила. Да?

   Поскольку в мои планы не входило выдавать свою отменную физическую подготовку, я энергично закивала.

   – В воду ты не заходила, – задумчиво произнес Коля, – но намочила платье.

   – Конечно, – согласилась я. – Аня хоть и хрупкая, но тяжелая, я не занимаюсь спортом, руки у меня слабые, еле-еле справилась, пришлось обнять ее.

   – Отлично! – обрадовался Коля. – Тогда объясни, почему твой страхолюдский прикид был насквозь мокрый не только спереди, что объяснимо, но и сзади? К тому же со стороны спины его покрывали зеленые пятна. Знаешь, откуда они? Погляди на русалку! Чудовищный образчик садового дизайна покрыт водорослями, но вон там, в районе рыбьей спины, есть чистые места. Хочешь, расскажу, как дело обстояло? Ты ударила Аню, подошла посмотреть, как та тонет, перегнулась через край, поскользнулась и грохнулась в фонтан. Но встала на ноги, правда, спиной стерла водоросли.

   Я призвала на помощь все свое самообладание.

   – Здоровская версия, но она не полная. После того, как я предприняла попытку утопить Хачикян, я искупалась в фонтане, опомнилась и решила спасти Анну. Вытащила ее из воды.

   Николай широко улыбнулся.

   – А кто сказал, что ты хотела оказать утопленнице помощь?

   – Сам же видел меня около лежащей без сознания Анны, – разозлилась я. – Ты велел мне не покидать ее и поспешил за помощью.

   Вишняков вернулся к лавке.

   – Верно. Я видел, как ты присела рядом с ней, но вот момент спасения Аньки из воды остался за кадром. Сначала я не сообразил, что случилось, но спустя недолгое время у меня появились вопросы, и я нашел на них ответы. Пока убийца, то есть ты, барахталась в фонтане да обтирала русалку, Хачикян удалось выскочить из воды. Она хотела удрать, однако ты, несмотря на габариты, оказалась проворной, выпрыгнула и снова ударила Анну. Вот почему у нее две раны. Первую ты ей нанесла у фонтана, а другую на дорожке. Во второй раз ты постаралась, шандарахнула ее от всей души. Хачикян упала. Ты присела, небось решила проверить, жива ли она, а тут я. Снимаю шляпу перед твоим самообладанием. Другая бы испугалась, зарыдала, но ты хладнокровнее змеи, без задержки выдала версию про то, как самоотверженно спасала беднягу. Могло прокатить. Но я, на твою беду, слишком умен.

   – Ты идиот! – не выдержала я. – Во-первых, перестань заранее хоронить Хачикян! А во-вторых… Вот скажи, почему Анна осталась жива, когда ты ушел в дом? Я же, по твоему мнению, убийца, легко могла придушить ее, пока мы тут с ней на пару остались.

   Вишняков не смутился.

   – Наверняка объяснение найдется, я пока не размышлял на эту тему. Короче, заканчиваем бла-бла, у меня предложение: я молчу о своих подозрениях, а ты отдаешь мне наследство, если, конечно, оно тебе достанется.

   – Красиво, – согласилась я. – А как тебе встречная идея: я иду к Сергею Павловичу и рассказываю ему о твоем предложении?

   – Давай, давай, – захихикал Николай, отступая к кустам, – Мануйлов в секунду получит твое платье. Оно спрятано в надежном месте.

   – Ты шарил в моей спальне! – возмутилась я. – Украл одежду из ванной!

   – Не украл, а изъял обличающую преступницу улику, – повысил голос и Вишняков. – Ты толстая, небось потеешь сильно, криминалисты возьмут на анализ ДНК, и сомнений не останется: прикид твой, а водоросли с русалки.

   Ко мне безо всякого на то повода вернулось хорошее настроение.

   – Меня восхищает твоя удивительная подкованность в вопросах экспертизы.

   Коля скорчил гримасу.

   – Объяснил уже, я увлекаюсь криминальными сериалами. А ты подумай до утра и дай ответ на мое предложение. Я добрый, в угол тебя не загоняю, оставляю время подумать.

   Я решила вступить в игру.

   – Предположим на секунду, что я знаю некие детали происшествия в фонтане. Повторяю, это всего лишь предположение! Ответь, почему ты решил, что я имею шансы на наследство?

   Коля вскинул брови.

   – Жанна хамка и слишком хочет денег. Лиза феерическая дура. Леонид подкаблучник. Никто из перечисленных Мануйлову не может понравиться, уж поверь моей интуиции.

   – А Хачикян? – напомнила я. – Она милая.

   Вишняков демонстративно захлопал в ладоши.

   – Молодец. Хороший ход. Забудь про Аньку, она покойница. С такой травмой не выживают. Вот, кстати, и ответ нашелся, почему тебе ее придушить не потребовалось, та сама к праотцам уедет. Ну, на крайняк дурой станет, без ума и памяти. Кто у нас еще из конкурентов? Ты да я, да мы с тобой. Пошевели извилинами, Сергеева, мне не выгодно сдавать тебя.

   – Наоборот, – возразила я, – убийца Мануйлову вряд ли будет по душе. Кстати, в своих расчетах ты забыл про Раису.

   Николай вернулся к скамейке и сел.

   – Наш хозяин странный. Но я прекрасный психолог, вот и раскусил его. Сергей Павлович из тех, кто не любит слабаков, кроме того, он мужик вредный. Жанка из трусов выпрыгивает, так денег хочет. Значит, он их ей не даст. Ленька постоянно под жену прогибается, вроде пытается свою власть над бабой показать, а в последний момент отступает. Реутов в глазах Мануйлова трус, его тоже побоку. Раиса слишком много о своей честности говорит, однако ежу понятно – врет о своей любви к человечеству, а Мануйлов ложь не переносит. Думаю, Райке ничего не светит. Но обрати внимание, как он поступил, когда Жанка Нестерову сдала. Святоша за спиной хозяина пыталась свою игру замутить, и ему бы следовало ее поганой метлой вон гнать, поскольку он постоянно уверяет, что непримирим в отношении брехунов. И что? Сергей Павлович встал на сторону Нестеровой. Похоже, ему по вкусу люди с гнильцой. По всему видно, деньги он отдаст не самому положительному из нас, а, наоборот, тому, кто наибольшая гнида. Убийца может ему понравиться. Нет, я ему про тебя и Хачикян не расскажу. Нас реально трое претендентов: Райка, ты да я. Если бабло тебе достанется, на меня его перепишешь. Заартачишься – платье в полицию отнесу, у меня там полно знакомых, окажешься в солнечной Сибири на зоне. Переоформишь наследство – одежонку верну.

   – А если мне ничего не обломится? – задала я вопрос. – Тогда как?

   Коля сделал вид, что не слышит меня.

   – Давить на тебя не хочу, думай, что лучше: за решеткой или на свободе.

   Николай пошел по тропинке и исчез из виду. Я посмотрела ему вслед, решила еще раз сделать круг вокруг фонтана, но уже через секунду стало понятно, что это пустая затея. В августе темнеет мгновенно, только было светло, потом – раз, и наступила ночь. Я ничего не найду, лучше вернуться на место преступления завтра.

   Однако уходить из сада не хотелось. Жара наконец-то спала, духота исчезла, я опять села на скамейку, наслаждаясь свежим воздухом. Стояла почти полная тишина, от которой жители мегаполиса отвыкли начисто. Даже если находишься в квартире один, тебя все равно окружают звуки: мерное капанье воды из крана, шум в трубах (кто-то из соседей воспользовался туалетом и нажал на слив), с нижнего этажа доносится музыка, с верхнего звуки семейного скандала, сбоку рыдает младенец. Не бывает полной тишины и за городом. В деревне лают собаки, кричат петухи, громко перекликаются жители, в коттеджных поселках гудят газонокосилки и опять же брешут псы. А вот на участке Мануйлова все звуки словно растаяли. Ветра нет, деревья не шумят листвой. Фонтан внезапно перестал работать, видимо, он дистанционно управляется из дома, и рачительный Карл отключил его на ночь. Надо идти в дом, но меня охватила лень, я зевнула и решила еще чуть-чуть посидеть. Тело охватила истома, плечи потянуло вниз, голова склонилась…

   Лица неожиданно коснулась мягкая лапа, я подскочила, открыла глаза и заморгала. Вокруг сгустилась полная темнота. Я нашарила в кармане мобильный и глянула на экран. Час ночи! Надо же, я заснула на скамейке и могла так прокемарить до утра, да, похоже, на щеку мне села ночная бабочка и разбудила. Надо возвращаться в дом. Надеюсь, дверь не заперли на ключ?

   Держа перед собой сотовый, я побрела по тропинке. Мой мобильный кажется обычным телефоном, но в действительности он имеет массу дополнительных функций, в частности, в него вмонтирован фонарик, испускающий узкий, но яркий луч света.

   Без особых приключений я добралась до парадного входа и убедилась, что он заперт. Стеклянные двери на террасу тоже оказались блокированы. Сначала я растерялась, потому что ночевать на улице, пусть даже и в теплом августе, не особенно хотелось, но потом решила обойти особняк в надежде, что где-то осталось распахнутое окно. Через десять минут я приуныла – все окна первого этажа тщательно закрыты, ни в одной из комнат света нет. Ну и как поступить? Разбудить Карла?

   Я снова двинулась в обход здания и – о, радость! – наткнулась на ранее не замеченную приставную лестницу, упиравшуюся в балкон, дверь которого была нараспашку. Я быстро вскарабкалась наверх, перелезла через перила, и тут только меня посетила здравая мысль. Что, если я окажусь в спальне Сергея Павловича? Как объяснить ему свое поведение?

   Очень осторожно я заглянула в помещение и чуть не запрыгала от счастья. Это не личные покои Мануйлова, а большая библиотека с несколькими горевшими бра, стилизованными под старинные канделябры. Кто-то, судя по всему, искал себе чтение на ночь и ушел, забыв погасить свет.

   Слева, в углу комнаты, я увидела фигуру средневекового рыцаря в жестяных латах. Подошла к нему и обнаружила небольшую табличку: «Реквизит номера «Чудеса в замке». Гран-при и золотая медаль на конкурсе артистов цирка в Барселоне. Автор и исполнитель Сергей Мануйлов». Я осторожно постучала пальцем по латам, и рыцарь отозвался гулким звуком. На его правом боку на уровне талии обнаружилась защелка, напоминающая запор древнего чемодана, – никелированный «язычок», входящий в пазик. Я нажала на верхнюю часть застежки, и она абсолютно беззвучно поднялась. Я раскрыла латы. Внутри рыцарь оказался полым и широким.

   В голове немедленно ожило воспоминание. Вот я, восьмилетняя малышка, стою вместе со своими одноклассниками в музее. Нам показали всю экспозицию: картины, одежду, утварь, рассказали об эпохе Средневековья, а затем проводили нас в тронный зал, где стояли доспехи воина. Экскурсовод тогда сказала:

   – Существует поверье, что если женщина наденет на себя такой костюм, то станет красавицей и удачно выйдет замуж. В старину юные девушки всегда старались влезть в латы и постоять в них пару минут. Отцы и братья страшно злились на них за это. Но разве можно остановить ту, которая мечтает о счастье? И я не буду сердиться. Девочки, кто первый?

   Одноклассницы с визгом ринулись к рыцарю. Меня оттеснили, я оказалась самой последней в очереди. В тот момент, когда уже настал наконец-то мой черед, в зал притопала грузная старуха, директор музея, и принялась громко возмущаться.

   – Я же запретила трогать муляж! Его можно сломать!

   – Дети ведут себя аккуратно, – начала оправдываться экскурсовод. – Что латам сделается? Зато ребятам очень интересно.

   – Немедленно прекратите! – заорала директриса. – Уведите школьников.

   Я единственная из нашего класса так и не влезла в латы, и всю обратную дорогу одноклассницы смеялись, мол, я вырасту уродиной и никогда не выйду замуж, дразнили меня: «Танька-Танька колбаса, съела лошадь без хвоста, толстая тётёма, жирная солома». Дразнилка не имела смысла и от этого казалась еще более обидной. Я заревела, закричала: «Вот найду себе доспехи и приду в них на уроки!» Общий хохот послужил ответом.

   С той поры прошло много лет, доспехи рыцарей мне более не попадались. Детские обиды помнятся долго, и сейчас та, нанесенная в музее, неожиданно ожила. Во мне проснулась маленькая девочка, мечтающая стать красивой. Понимаю, как вам сейчас будет смешно, но я решила примерить доспехи. Вошла в жестяное сооружение и удивилась, насколько удобным оно оказалось. Похоже, его сделали для человека чуть выше меня ростом, через решетчатое забрало было все прекрасно видно. Правда, обзор слегка затрудняла тряпка, нечто вроде марли, зачем-то прикрепленная внутри шлема. Может, ее закрепили, чтобы артист не ударился лицом о железо? Или тот, кто носил костюм, не хотел, чтобы зритель разглядел его лицо? Мои ноги комфортно разместились внутри железных сапог, рука нащупала какую-то скобу, и я машинально взялась за нее. Послышалось тихое шипенье, передняя часть рыцаря захлопнулась, раздался щелчок, мне стало тесно, пришлось засунуть руки в жестяные рукава, пальцы попали внутрь перчаток. Интересно, что делал Мануйлов на конкурсе? Просто ходил?

   Однако надо вылезать. Я хотела вытащить руки, чтобы дернуть за скобу (скорей всего, доспехи открываются так же, как и запираются), и вдруг услышала знакомый баритон:

   – Думаю, нам лучше побеседовать здесь.

   – Мрачновато, – ответило хозяину дома звонкое сопрано. – А у вас много книг!

   Я затаилась и попыталась дышать через раз. Что привело Жанну и Сергея Павловича в библиотеку в столь поздний час?

   – Хотите выпить? – спросил Мануйлов. – Коньяк, ликер, виски?

   – Лучше просто сядем, – без привычной агрессии в голосе предложила Реутова. – Ой, какой рыцарь!

   – Нравится? – гордо спросил Сергей Павлович. – Мое изобретение. Много лет прошло, а он работает, как часы. Я надевал доспехи, закрывался, а дальше начинались чудеса. Айвенго кажется неподъемным, но на самом деле сделан из легкого материала и обошелся мне в целое состояние. Однако он того стоит. Подобного ему до сих пор нет.

   – Странное имечко, – хихикнула Жанна.

   – Вы не читали Вальтера Скотта? – предположил Мануйлов. – Не знаете про благородного рыцаря?

   – У меня хорошее образование, – обиделась собеседница. – Просто, согласитесь, обращаться к доспехам по имени не принято.

   – Айвенго кажется неуклюжим, – повторил Мануйлов, – но артист, надев этот костюм, может двигаться, почти не издавая звуков, делать гимнастические фигуры, садиться на шпагат, становиться на мостик, кувыркаться. Зал ревел от восторга, когда я приседал на одной ноге. Элементарный «пистолетик» не трюк для цирка, но когда его исполнял Айвенго, публика заходилась в восхищении. И это было лишь начало! Боюсь, вы не поверите, если я расскажу о всех возможностях рыцаря.

   – Он же железный! – воскликнула Жанна. – Как в таком вертеться?

   – Фокус-покус, – засмеялся хозяин дома. – Многие хотели и до сих пор мечтают купить этот костюм. Я зарабатываю продажей номеров для иллюзионистов, но Айвенго навсегда останется со мной. Он был одним из первых моих изобретений и стал талисманом. Никогда не расстанусь с ним. И доспехи вовсе не из железа.

   – А из чего? – полюбопытствовала Жанна.

   – Дорогая, этот секрет стоит миллионы, – ответил Сергей Павлович. – Сейчас-то работать легко, полно умных материалов, компьютеры, всяческие технические штучки-дрючки, но во времена моей молодости под руками были лишь молоток, гвозди и клещи. Приходилось проявлять смекалку, сообразительность, креативность. Могу смело сказать: Айвенго даже теперь, спустя десятилетия после создания, уникален. Он кажется неуклюжим и тяжелым? В том-то и фокус! Надо войти внутрь, потянуть за небольшую скобу, костюм закроется. Затем, если сильно нажать правой пяткой, сработает механизм активации, и артист обретет способность двигаться, станет вытворять такие фортели, что народ от восторга ладоши отобьет. После выступления Айвенго надо отнести на подставку, аккуратно всунуть его ступни в углубления и… ап! Знаете, что такое «ап» у цирковых? Это команда акробатов, приказ партнеру начать трюк, заодно и сообщение о своей готовности. «Ап!» значит «давай», «пошел». Так вот, ап! – и Айвенго обретает, если можно так выразиться, железность, вновь принимает вид неповоротливых доспехов, способен стоять самостоятельно. Мой номер начинался с того, что униформа выносила рыцаря, помещала его в центр арены, стучала по латам, предлагала зрителям пощупать доспехи. А когда все убеждались, что они тверже некуда, я активировал костюм. Подставка – его зарядка. У Айвенго есть лишь один недостаток – самому артисту костюм не снять, нужен помощник, который расстегнет защелку снаружи. Это мой просчет. В остальном латы безупречны. Я гениальный изобретатель. Как ты похожа на свою маму, когда хмуришься, – неожиданно перешел с собеседницей на «ты» Сергей Павлович.

   – На маму… – растерянно повторила Жанна. – Вы ее знали?

   – Не Серафиму Николаевну, а Веру Олейникову, – уточнил Мануйлов.

   – Кого? – изумилась Жанна.

   – Дорогая, не нервничай, – подчеркнуто спокойно произнес владелец особняка. – Ты ведь удивилась, когда получила приглашение? Помню, как зафонтанировала вопросами, едва войдя в этот дом. Остальные-то гости пошли отдыхать с дороги, а ты не могла успокоиться, интервьюировала меня.

   – А вы не отвечали, провоцировали мой интерес, нарочно дразнили! – сердито воскликнула Реутова. – Очень некрасиво.

   – Не женщина, а настоящий фейерверк… – мягко сказал Сергей Павлович. – Ты взлетаешь ракетой от любого, даже невинного замечания.

   – А не фига мне на хвост наступать! – рявкнула Реутова.

   Хозяин понизил голос:

   – Тсс, дорогая, совсем не нужно, чтобы сюда пришел кто-нибудь, привлеченный шумом. На тебя нельзя сердиться за вспыльчивость, она прописана в генах, досталась тебе от матери. Вера была красавицей, и ты на нее невероятно похожа. Но одновременно с прекрасной внешностью ты приобрела и характер Олейниковой, а он у нее… э… как бы помягче выразиться… не сладкий бублик. Собственно, из-за Вериной вздорности поломались судьбы многих людей.

   – Мою маму звали Серафима Николаевна, – перебила его Жанна.

   До меня донеслись шум шагов, тихий скрип, шуршание. Затем вновь раздался голос Мануйлова:

   – Прочитай вслух, дорогая.

   – «Я, Вера Андреевна Олейникова…» – начала Реутова. – Там дальше паспортные данные и местожительство, их тоже зачитать?

   – Не стоит, лучше пропусти, – посоветовал Сергей Павлович.

   – «Я, Вера Андреевна Олейникова, – повторила Жанна, – продаю свою дочь Серафиме Николаевне Рыкиной за десять тысяч долларов. Сделка осуществляется мною добровольно, без принуждения. Я отказываюсь от всех прав на ребенка и обещаю никогда не встречаться с ним. Пусть меня разразит гром, если я нарушу свое слово».

   Голос Жанны стих.

   – Последняя фраза звучит немного театрально, – вновь вступил в беседу Мануйлов, – но Рыкиной она показалась уместной. Хотя Серафима Николаевна сильно рисковала. Ведь Вера была взбалмошной, не управляла собой в припадках ярости, могла попытаться ее шантажировать. М-да… Понимаю, ты услышала непростое известие, но человеку необходимо знать правду о своих корнях.

   – Мне не пятнадцать лет, – пробормотала Жанна. – Неужели в год моего рождения в России ходили доллары?

   – Думал, ты задашь мне другие вопросы, – удивился Мануйлов. – Но готов утолить любой твой интерес. В России после революции 1917 года существовали магазины «Торговля с иностранцами», сокращенно Торгсин. А полвека спустя появились валютные «Березки», где на прилавках свободно лежало и продавалось то, о чем советский человек мог лишь мечтать: качественные продукты, сигареты, модная одежда…

   – Знаю! – перебив его, воскликнула Жанна. – Одна мамина знакомая работала за границей, получала какие-то чеки, вернулась в Москву и купила на них кооперативную квартиру.

   Сергей Павлович кашлянул.

   – Верно, существовали и так называемые валютные кооперативы. А еще работали магазины, куда пускали исключительно зарубежных граждан. Москвичу, даже имевшему в кармане заветные чеки Внешторга, путь в них был закрыт. Доллары, Жанна, ценились в Москве всегда, и твоя мать выручила за тебя хорошую сумму.

   – Я вам не верю! Детьми нельзя торговать! – крикнула Реутова.

   – Тише, – шикнул на нее Сергей Павлович, – ты ведь держишь в руках расписку.

   – Она поддельная, – зашептала Жанна. – Мама умерла, а вы сами нацарапали бумажонку.

   – Зачем же мне это понадобилось? – без тени возмущения осведомился хозяин дома. – И внизу листа есть подпись.

   – Понятия не имею, как расписывалась неизвестная мне Олейникова, – зашипела Жанна. – Объясните, что происходит?

   – Успокойся и выслушай меня, – мирно предложил Мануйлов, – попытаюсь растолковать тебе суть дела. Не нервничай, пойми: я желаю тебе добра.

   – Спасибки! – язвительно выпалила Жанна. – Осталось узнать, по какой причине вы решили позаботиться обо мне, бедняжке. Я вас до приезда сюда в глаза не видела.

   – Но тем не менее приехала за наследством, – заметил Мануйлов.

   – Вы же написали, что хотите отблагодарить и устно объясните, за что, – зачастила Жанна. – У меня сейчас тяжелые времена, почему бы и не заглянуть к незнакомому чудику, раз он мешок с пиастрами вручить жаждет. На свете полно безумцев, оставляющих капиталы собакам, кошкам, случайным прохожим, которые дорогу подсказали. Вы же не назвали число претендентов, письмо хитро составлено, все подумали, что они единственные избранные.

   – И тебя не удивило мое предложение? – со смешком спросил Сергей Павлович. – Не испытала изумления, когда аналогичное приглашение получил Леня?

   – У нас с мужем давно разлад, – разоткровенничалась Реутова, – хотя обитаем в одной квартире и вроде кажемся счастливой парой. У нас брачный контракт составлен, а там прописано: если Леонид от меня налево сходит, а я его поймаю, фиг ему, а не имущество, он должен убраться вон из квартиры с одним чемоданом, все остальное мое. И это правильно, потому как он прописан в квартире, где я с детства живу, пришел на готовенькое, стены не возводил, мебель не покупал. А если я без причины в суд с заявой побегу, мне ему половину всего отдать придется. Вот я и жду, когда супружник проколется. Вообще-то он пока не знает, что я с ним развестись хочу. Мне его сначала на измене подловить надо, хотя спим мы в разных комнатах. Не стала я ему про ваше послание говорить, сказала, что еду в командировку. Зачем наследством делиться? А Ленька от меня свое письмо тоже скрыл. И кто он после этого? Решил наследство тайком получить, обрадовался поди, что я уезжаю, а сам сюда помчался. И произошла встреча Чипа с Дейлом! Я, конечно, когда Леонида увидела тут, прифигела.

   Мануйлов крякнул.

   – Не знал, что у вас разлад, поэтому и Леню пригласил для подстраховки.

   – Чего? – не сообразила Жанна.

   Послышался звук, смахивающий на шлепок ладонью по столу, затем Сергей Павлович холодно приказал:

   – Хватит! Я тебя почти не знаю и не уверен, что ты достойна моего состояния. Но куда деть зов крови? Да, я принял решение наградить самого достойного из избранных. Но сердцу не прикажешь. Леонид вызван на всякий случай. Вдруг ты окажешься совсем отвратительной, и разум прикажет никогда не подпускать тебя к деньгам? Тогда, вероятно, их можно передать Леониду. Он муж, не бросит тебя без средств.

   – Зов крови? – опять слишком громко произнесла Реутова.

   – Я твой отец, – торжественно заявил Мануйлов.

   Мне потребовалось все самообладание, чтобы не дернуться. Вот так фокус! Сергей Павлович уже адресовал подобные слова Анне. Значит, Реутова и Хачикян единокровные сестры? Но они совсем не похожи, ни внешне, ни характером!

   – Кто? – ахнула Жанна.

   – Нет, так невозможно беседовать, – вздохнул хозяин. – Помолчи немного и узнаешь подробности. Ну, ты готова?

   Реутова молчала, и я боялась шелохнуться.

   – Отлично, – сказал Сергей Павлович и завел рассказ.

   …В молодости Мануйлов нравился женщинам, и ему доставляло удовольствие заводить интрижки. Длительные отношения Сергея не привлекали, он не испытывал потребности создавать семью, не хотел детей и стабильности. В каждом городе, куда циркач приезжал с гастролями, он непременно обзаводился временной любовницей. Найти даму на неделю было проще некуда. В провинциальном местечке приезд артистов из столицы яркое событие, местные жители рвутся на представление, а среди них немало хорошеньких девушек, готовых на приключения. Рыба сама плыла в сети. Когда Мануйлов выходил после работы на улицу, его там поджидали поклонницы, наиболее симпатичной улыбалась удача. Правда, Сергей всегда был осмотрителен: сначала шел с милашкой погулять, расспрашивал о семейном положении, проверял, нет ли на безымянном пальчике кольца. А уж убедившись, что красотка не замужем, задавал вопрос дня:

   – Одна живешь или с родителями?

   Если избранница имела собственную жилплощадь, Сергей шел к ней в гости. И на протяжении времени, которое цирк проводил в этом населенном пункте, жил, как счастливый кот. К услугам Мануйлова была домашняя еда, удобная постель со всеми утехами, чистые рубашки и прочие бытовые радости.

   Коли девица жила с родителями, Сергей провожал ее до калитки, галантно целовал руку и откланивался. Мануйлов не хотел конфликтов и не расстраивался, оставшись один. Городков на свете много, будет еще на его улице праздник.

   Но, как говорится, на каждого охотника находится сотый медведь. Очутившись в поселке Ожегино, Сергей пошел в магазин за какой-то ерундой, увидел за прилавком продавщицу и пропал.

   Почти год Сергей обхаживал избранницу, мчался в Ожегино при первой возможности, засыпал Веру подарками и – не получал в ответ даже скромного поцелуя. Коллеги подсмеивались над парнем, советовали плюнуть на гордячку и обзавестись нормальной любовницей, но Мануйлова словно опоили приворотным зельем.

   А потом вдруг Олейникова сама обратилась к нему и попросила:

   – Увези меня в Москву.

   Сергей схватил любимую в охапку и умчался с ней в столицу, где снял небольшую квартиру. Они стали жить как семья. Мануйлов парил над землей от счастья. Его не пугало, что у Веры оказался на редкость противный характер. Олейникова легко обижалась на любую ерунду, зато долго отходила, иногда по неделе не разговаривала. Но Сергею манера любимой дуться казалась очаровательной. Он прощал Вере все, не обращал внимания на постоянные смены ее настроения, капризы, крик, желание настоять на своем во что бы то ни стало в любой ситуации. Когда Вера забеременела, она сразу заявила:

   – Я сделаю аборт. Не хочу возиться с ребенком.

   Мануйлов умолил ее оставить малыша и окружил гражданскую жену трогательной заботой. В холодильнике теперь были свежие фрукты, деликатесы, рыночный творог для Верочки и стояла кастрюлька с холодной позавчерашней кашей для Сергея. Хозяйкой Олейникова была отвратительной. И она категорически отказалась расписаться в загсе, невзирая на справедливые слова Мануйлова:

   – Ребенок должен появиться на свет в законном браке.

   На все его неоднократные предложения следовал ответ:

   – Не хочу.

   – Почему?

   – Просто не хочу. Не хочу, и точка. Отстань!

   Через пару месяцев из поселка Ожегино навестить Веру прибыла Галя, ее старшая сестра. Женщины постоянно перешептывались и замолкали при появлении Сергея. А поскольку в съемной квартире была всего одна комната, Мануйлов не мог остаться с любимой наедине, спал на раскладушке на кухне.

   Приезд Галины дурно повлиял на Веру. Отныне та постоянно злилась на Мануйлова, жаловалась, что от него пахнет цирковыми животными, опилками. Сергей мужественно терпел все капризы, надеясь, что после появления на свет ребенка Вера смягчится. Но, откровенно говоря, ему все труднее и труднее удавалось удерживать улыбку на лице, Олейникова стала просто невыносима.

   Пол своего будущего ребенка они не знали. Сережа хотел заранее купить приданое, но Вера заявила:

   – Сбрендил? Это плохая примета – приобретать вещи нерожденному. И, по-твоему, девочка может носить голубое?

   – Постараюсь найти розовое, – пообещал Мануйлов.

   – А если родится мальчик? – звенящим от сдерживаемого гнева голосом спрашивала будущая мать. – Он дураком будет выглядеть в тряпках для девчонки.

   Мануйлов попытался переубедить истеричку. Нашел, как ему казалось, весомые аргументы:

   – Вера, в магазинах почти нет хороших товаров, да и с плохими тоже немалая проблема. Боюсь, я не успею за короткий срок, пока ты лежишь в роддоме, приобрести необходимое. Давай хоть кроватку с коляской сейчас купим.

   – И куда вы их денете? – влезла в разговор Галя. – У вас квартиренка меньше норы для мыши, поставить лишнюю табуретку негде. А уж колыбелька и подавно все свободное место займет.

   Едва Галина захлопнула рот, у Веры началась феерическая истерика. Она принялась орать, бросаться на Сергея с кулаками.

   – Говорила, не хочу рожать! Не хочу рожать, не хочу рожать… – кричала она.

   Тут бесконечное терпение Мануйлова закончилось, и он впервые дал гражданской жене отпор. Сергей не вопил, не топал ногами, не отвесил хамке оплеуху, он говорил спокойно, но жестко:

   – Да, квартира маленькая, поэтому пусть Галина сию секунду забирает свои вещи и уезжает домой. Там, где сейчас стоит ее раскладушка, прекрасно поместится кроватка для малыша. Впредь, собираясь навестить сестру, Галя должна спросить моего согласия и знать, что более двух дней она здесь не задержится. Вера, не хочешь рожать ребенка? Не надо. Не желаешь жить со мной в законном браке? Я не настаиваю. Ты плохая хозяйка, дурная баба и, как мне стало понятно, начисто лишена даже намека на материнский инстинкт. Сейчас я пойду погуляю, вернусь вечером. К тому времени чтобы и духа Галины в квартире не было. Кстати, ты сама можешь с ней уезжать в свое Ожегино. Дай тебе бог там свою любовь наконец-то встретить.

   – И что было дальше? – прошептала Жанна.

   – Не буду описывать, как я искал дочь, – вздохнул Сергей Павлович. – Поверь, люди, которые занимаются незаконным усыновлением детей, умеют прятать следы. Катерине были не известны настоящие имена покупателей, те велели звать их Таня и Ваня. Ни места жительства, ни места работы, ни вообще чего-либо о той семье посредница не знала. Вера пропала. Прописана она была в Ожегине, в столице не регистрировалась, а Москва огромна, в ней легко раствориться.

   – Как же вы узнали, что я ваша дочь? – заволновалась Жанна.

   Хозяин дома откашлялся и продолжил рассказ.

   …История с Верой навсегда отвернула Мануйлова от мысли о женитьбе. Женщины в его жизни появлялись, но никаких серьезных отношений циркач не затевал.

   Бежали годы, из нищего канатоходца Сергей стал хорошо зарабатывающим фокусником, потом сам начал придумывать номера и разбогател. И чем старше он становился, тем меньше ему нравились люди, и в конце концов он заперся в своем имении. Ни родственников, ни друзей у него не было, одиночество хозяина разделял лишь Карл, бывший коллега по цирку. Потом пришла тяжелая болезнь. Мануйлов задумался о смерти, и его внезапно расстроило отсутствие наследников. Получается, никто его после кончины не вспомнит, на могиле не заплачет. И тут, словно подслушав горькие мысли Сергея Павловича, к нему обратилась некая Серафима Николаевна Рыкина. Женщина, находившаяся в хосписе, прислала письмо с просьбой о встрече. «Речь пойдет о вашей дочери, проданной некогда мне Верой Олейниковой», – прочел он в послании.

   Мануйлов еле дождался утра, чтобы помчаться по адресу, указанному на конверте. Увидел в палате худую до прозрачности даму и услышал от нее повесть, о том, как она, Серафима Рыкина, и ее муж Геннадий купили за десять тысяч долларов девочку, названную Жанной.

   Перед тем как заключить сделку, супруги потребовали от беременной женщины провести полное обследование ее здоровья и добились от нее сведений о мужчине, от которого у нее будет ребенок. Сначала Олейникова отказывалась, но когда ей пригрозили, что сделка не состоится, назвала имя Мануйлова. Мол, артист приезжал в Ожегино на гастроли, снял комнату у Олейниковых… ну… и… у них случилась любовь. Вернее, поведала Верочка, это она, наивная, полагала, что их связывает чувство, но после окончания гастролей Сергей уехал в столицу. Узнав о беременности, Вера связалась с циркачом, а тот ответил: «Нет проблем, дам денег на аборт».

   Однако Верочка не способна на убийство, поэтому оставила ребеночка и хочет отдать его в добрые руки, так как ей не по средствам содержать дитя.

   Моральный облик Мануйлова не волновал будущих родителей, они только опасались, что отец малыша впоследствии захочет предъявить на него права, поэтому навели справки о нем. Результат их удовлетворил. Сергей был не женат на Вере, и если та, не оформляя официально на себя ребенка, передаст его Рыкиным, никто из биологических родителей никогда не сможет претендовать на отпрыска.

   Незадолго до родов супруги привезли Веру к себе на дачу, где через день специально нанятый врач принял здоровую девочку и составил документ о том, что ее произвела на свет Серафима. Рыкины расплатились с биологической матерью, Олейникова через двое суток уехала, и счастливые новоиспеченные родители постарались как можно быстрее о ней забыть. Но спустя пару лет Вера опять появилась в их жизни. Приехала на дачу, где Серафима теперь жила из-за малышки круглогодично, и заявила:

   – Платите мне еще, или я забираю девчонку.

   Рыкины возмутились. Геннадий пообещал вызвать милицию, но Вера не испугалась.

   – Хоть самого министра сюда кликайте, он вам не поможет. Сделают анализ и узнают, что я родная мать, а вы ребенка незаконно купили. Накажут всех, девочка очутится у родного отца. Мануйлов обрадуется, он ее давно отыскать пытается. Пла́тите – я молчу. Жадничаете – прощайтесь с девчонкой.

   Что оставалось Рыкиным? Естественно, они согласились заплатить вновь.

   Так супруги стали жертвой шантажистки.

   Вера выпила из Серафимы с Геннадием ведро крови, высосала у них немало денег, а потом исчезла так же внезапно, как и появилась.

   Лет через пять-шесть после того, как Олейникова испарилась, к Рыкиным приехала монашка и привезла посылку. В бумажном пакете лежали небольшая книжечка и письмо от Веры. Олейникова умоляла ее простить, сообщала, что прибилась к монастырю и благодаря сестрам и матери-настоятельнице теперь стала другим человеком. Ей очень стыдно за свое прежнее поведение. Чтобы искупить грехи, Вера принимает обет молчания, переселяется в одну из самых дальних и бедных обителей России, где будет молиться за всех людей, желая им здоровья и счастья. В конце концов Олейникова просила поведать дочери о том, какой непутевой была женщина, родившая ее, и рассказать об отце, Сергее Мануйлове. А еще она добавляла, что передает девочке вещь, которая обеспечит ее на всю жизнь. Вера никогда не выйдет из монастыря, и более Рыкины и Жанна о ней не услышат.

   Серафима пролистала странные, словно сделанные из золотой фольги странички книжки, не поняла, почему Вера посчитала ее большой ценностью, но не выбросила подарок. Однако она не выполнила просьбы Олейниковой, не стала открывать Жанне правду о биологических родителях. И только сейчас, накануне смерти, Рыкина отыскала Мануйлова и слезно молит его помогать дочери, не бросать ее одну.

   Сергей Павлович был шокирован этим известием и быстро навел справки о Жанне. Информация ему не особенно понравилась. Молодая женщина походила характером на Олейникову. Частный детектив, нанятый Мануйловым, собрал целое досье, в котором приводилось много рассказов о скандалах, которые закатывала Реутова, о ее нетерпимости, хамстве, тяге говорить людям в лицо гадости.

   – Просто я не хочу лгать, – перебила Мануйлова Жанна. – Все врут, сыплют фальшивыми комплиментами, а за глаза льют грязь. Я честно говорю о своем отношении к человеку, никогда не скрываю своих намерений, поэтому и сразу призналась, приехав к вам, что очень нуждаюсь в деньгах. Раиса мне напела, что, получив наследство, устроит тут приют для несчастных женщин, которых бьют мужья. Не знаю, может, она и в самом деле из тех дур, которые готовы помогать убогим, но я считаю, что если мужик метелит бабу, та сама виновата. Не фига было провоцировать его. Он тебя по носу стукнул? И как ты отреагировала? Сопли утерла и ушла к маме? А назавтра скот за тобой прибежал, пообещал больше пальцем не трогать, и ты назад примчалась, начала муженьку борщ варить, носки стирать? Так ты, блин, дура! Скоро драгоценный своей милашке вновь пятак начистит. Найдет повод и вмажет. Кто виноват? Жена. Почему? Следовало супругу в первый раз в ответ на зуботычину скалкой по лбу врезать и уйти навсегда. Начал мужик руки распускать – не остановится. Тот, кто женщину ударить не способен, никогда ее лупить не станет. А ты своим прощением мерзавцу дала понять: меня можно мордой об стол елозить, а потом извиниться, и я, добренькая, прощу. Не фига избитую бабу жалеть, она сама провокатор. Это раз. А два… Точно говорю: все любят баблосики. Все-все! Только я честно признаюсь, а другие маскируются, про приюты песни поют.

   – Просто фейерверк, а не женщина, – повторил уже произнесенную в начале разговора фразу Сергей Павлович и вздохнул. – Значит, ты, Жанна, готова за деньги на что угодно?

   – Если они хорошо оплачены, да, – отрезала Реутова. – А я правда ваша дочь?

   – Да, – тихо подтвердил Сергей Павлович.

   – Похоже, вы не рады встрече, – констатировала Жанна.

   – Я включил тебя и Леонида в список претендентов на наследство, – сказал Мануйлов. – Остальные попали туда за некие заслуги, а вы – как мои родственники. Говорил в начале нашей беседы: кровь не вода, умом я понимаю, что не стоит тебе ничего оставлять, а сердце требует.

   – Круто! – хихикнула Реутова. – Забудьте про Леньку, он говнюк, лентяй и бабник. Если решите меня проучить и ему состояние оставите, то зря надеетесь, что муж мне потом райскую жизнь устроит. Вообще-то странная идея – не мне из-за моего прямого характера имущество отдать, а вручить его Леньке в надежде, что тот меня содержать будет. Где логика-то? Все равно ж ко мне все попадет… Да только вы ошибаетесь, Леонид вмиг обо мне забудет, кинется ваши тугрики на баб тратить. Короче, я из всего человеческого дерьма, что сейчас тут толчется, самая подходящая кандидатура на роль владелицы поместья. Райка врет много, уличить ее я не могу, мало что о святоше знаю, но нутром чую, дрянной она человек. Елизавета дура феерическая, про Леньку я уже говорила, Татьяна крепко себе на уме, отмалчивается, но глазами всех прямо протыкает, она на шпионку похожа, ни на секунду не расслабляется. А Николай кто угодно, но не врач. Когда вашей горничной плохо стало, он даже посмотреть на нее не пошел, видно было, испугался мужик, нет у него ни малейшего медицинского опыта. В общем, они все лгут, а я честная.

   – Как поступишь, если получишь наследство? – резко спросил хозяин дома.

   – Буду наслаждаться жизнью, – отчеканила Жанна, – отдыхать в свое удовольствие, надоело пахать.

   – Откровенный ответ, – заметил Мануйлов. – Хорошо, что ты не унаследовала от матери ее патологическую лживость. Ладно, я тоже буду прямолинеен. Расскажи мне, где фокусбух, и получай завещание.

   – Фокус… что? – переспросила Жанна.

   – В цирке много немецких терминов, – усмехнулся Мануйлов. – Фокусбух – в переводе книга фокусов. В ней, как ясно из названия, записаны планы новых оригинальных фокусов. Много лет назад один человек подарил этот блокнот со своими разработками мне, в то время канатоходцу в цирке. Сделал то, что не всякий родной отец для сына совершил бы – поделился идеями. Искусный он был человек и очень талантливый художник, на страницах книжечки много прекрасных миниатюр. А текст зашифрован, вместо букв непонятные значки. Книжка – просто произведение искусства, на ее создание куча времени потрачена. Я потом, кстати, учителя превзошел, стал более умелым, чем он, но книжечка – память о том, кто заменил мне отца. Вера знала, сколь для меня ценен фокусбух, поэтому и украла ее. То ли хотела отомстить за мою любовь к ней, то ли думала продать. Да только записи, как я уже говорил, зашифрованы, ключ известен лишь мне, и обычному человеку, не иллюзионисту, блокнот без надобности. Впрочем, и фокуснику тоже, все трюки, описанные там, давно использованы. Понимаешь, Жанна, я умираю. Скоро, очень скоро смерть явится за мной… Мне одиноко, порой страшно. Я хочу взять ту книжечку с собой на тот свет, она мне дорога.

   Разговор стих. Затем раздался странный звук, отдаленно смахивающий на кашель.

   – Эй, вы чего, рыдать собрались? – испугалась Жанна.

   – Прости, дорогая, – с трудом произнес Сергей Павлович, – очень трудно постоянно держать лицо. И к старости я неожиданно для себя стал уязвим для эмоций. Пожалуйста, извини, что не нашел тебя раньше, может, наши жизни сложились бы иначе.

   – Ладно, ладно, – забормотала Жанна, – вы… того… не расстраивайтесь. Не такая уж я и плохая вообще-то.

   – Понимаю, я доставил тебе тяжкие переживания, сообщил, что родители твои приемные, – стенал Мануйлов.

   – Не, я давно знаю, что папа с мамой у меня не родные, – успокоила его Жанна. – Отец перед смертью правду рассказал. Уж не знаю, с чего вдруг он решил, что она мне нужна? Сообщил о биологической матери, которая бросила меня, а вот про мужчину, от которого я произошла на свет, промолчал. Мама не хотела меня расстраивать, запрещала папе откровенничать со мной, но тот все равно по-своему поступил. Меня его слова не расстроили. Я любила своих родителей, и мне плевать, из чьего живота я на свет вылупилась и кто меня туда запихнул… Ой! Слышите?

   – Что? – занервничал Сергей. – Где?

   – В коридоре кто-то ходит! – воскликнула Жанна.

   Мануйлов попытался ее успокоить:

   – Тебе кажется.

   – Нет, – возразила она. – У меня замечательный слух, и я уверена, что за дверью сопят.

   Раздались тихие шаги, скрип, затем хозяин дома с облегчением объявил:

   – Дорогая, там нет никого, пусто и тихо.

   – Странно, – пробормотала Жанна. – Наверное, надо лечь спать, я устала, словно цемент грузила. Тяжелый разговор получился. Но я так и не поняла, могу ли рассчитывать на деньги, дом и участок?

   – Получишь все, если отдашь фокусбух, – твердо сказал Мануйлов. – Повторяю: хочу взять его с собой на тот свет, велю положить в гроб. Таково мое последнее желание.

   – С удовольствием вернула бы вам книжку, – ответила Жанна, – но даже не слышала о ней.

   – Не может быть! – резко воскликнул хозяин дома. – Серафима сказала, что передала записи тебе.

   – Она что-то перепутала, – возразила Жанна.

   – Нет, – настаивал Мануйлов, – я знаю точно. Мать с тобой простилась и вручила фокусбух, велела его хранить.

   – Никаких наставлений я не получала, – недоумевала Жанна. – Мама давно болела, но умерла она внезапно – тромб оторвался. Мы не успели попрощаться.

   – Пожалуйста, не мучай меня, – еле слышно прошептал Мануйлов, – отдай книжечку. Знаю, ты зла на меня, но пожалей умирающего отца, не будь жестокой.

   – Трудно считать вас отцом, – четко произнесла Реутова, – никаких чувств к вам я не испытываю.

   – Жестокая откровенность, – прошептал Сергей Павлович. – Я скоро уйду из жизни.

   – Простите, – довольно холодно произнесла Реутова, – я уже говорила, предпочитаю не врать. Мне нужны деньги, а книжка без надобности. Неужели я отказалась бы ее на бабло поменять? Но, честное слово, никаких таинственных записей я не видела. Я разбирала и папины, и мамины вещи после их смерти. Они не хранили ни письма, ни блокноты, ни памятные сувениры.

   – Если не вернешь фокусбух, прощайся с моим капиталом, – пригрозил Мануйлов, – он достанется Николаю.

   – Ну и хрен с ним! – воскликнула Жанна. – Подавитесь, блин, своими деньгами! Чего пристали? Я завтра же уеду. Вы мой отец? Три ха-ха! Ничем вам не обязана и вашей бывшей сожительнице тоже. Спасибо ей, что продала меня маме с папой!

   – Решено, – патетически заявил Мануйлов, – победителем будет Николай. Да, Вишняков получит все. Но если захочешь отдать книжечку, впишу в завещание твое имя. Думай, время пока есть. У тебя один шанс, используй его, иначе ничего не получишь.

   – Можно мне пойти спать? – неожиданно жалобно, почти со стоном, выговорила Жанна.

   – Иди, дорогая, – разрешил Сергей Павлович. – Но…

   Последние его слова заглушили громкий звук шагов и резкий хлопок двери о косяк. Мануйлов тихо рассмеялся, чем-то зашуршал, запищал и сказал:

   – Какого черта! Я велел явиться не раньше двух. Вы где?

   – Тут, – пробасили от балкона.

   От неожиданности я, простоявшая неподвижно долгое время, покачнулась, но умудрилась сохранить равновесие. Сергей Павлович сейчас оказался вне зоны видимости, зато появилась стройная фигура, целиком затянутая в черное, голову и лицо пришедшего скрывал шлем с прорезями для глаз, наподобие тех, что натягивают грабители банков.

   – Куда идти? – спросил таинственный незнакомец.

   – В подвал, в прачечную, – отрывисто ответил Мануйлов. – Уносите ее живо и постарайтесь не шуметь. Сопели в коридоре, как больные верблюды. Надеюсь, мешок прихватили? Он крепкий?

   – Да, прочный. И мы не заходили в дом, – уточнил гость. – Я поднялся, как вы приказали, по приставной лестнице из сада. Максим стоит внизу. Понятия не имею, кто тут сопел, но точно не мы.

   – Работать! – коротко велел Сергей Павлович. – Хорош болтать, спускайся назад. Не ходите в подвал через особняк, не ровен час, разбудите кого. Да аккуратнее там, не сломайте пень. А то рассказали мне, как один раз Максим слишком сильно пенек рванул. Механизм надежный, многие годы исправно работает, но следует обращаться с ним бережно.

   – Понял, – коротко ответил таинственный гость. – Не волнуйтесь, все сделаем лучше некуда. Знаем, где ее спрятать. Никто не найдет, была и нету.

   – За дело! – приказал Мануйлов.

   Когда в библиотеке стало совсем тихо, я осторожно пошевелила рукой, потом переступила ногами, чувствуя онемение во всем теле. И усмехнулась про себя: не надо придумывать изощренных пыток, заставьте человека простоять неподвижно около часа, и он во всем признается, даже в том, чего не совершал.

   Я вздохнула. Рассказывая Жанне про Айвенго, Сергей Павлович упомянул, что удивительный костюм имеет лишь один, на его взгляд, недостаток: человек, который его надел, самостоятельно не сможет снять, расстегнуть застежку без помощи извне невозможно. И что мне теперь делать? Меня охватило уныние, но уже через несколько секунд оно растаяло без следа. Мануйлов еще сказал, что, сильно нажав на правую пятку, можно активировать Айвенго. Тогда сработает какой-то механизм, и человек в доспехах обретет способность к передвижению.

   Я резко вдавила пятку в пол, услышала тихий щелчок, а затем ощутила, что латы потеряли жесткость. Они словно обмякли и обхватили мое тело, как чуть великоватая перчатка. Я осторожно сделала шажок, затем другой и поняла: Айвенго совсем не стесняет движений, он легок, удобен, не производит шума. Вот только влезать в него надо босиком, а не в туфлях, но это уже детали. Доспехи прекрасный реквизит для оригинального номера. Полагаю, даже сейчас артист, выполняющий акробатические трюки в костюме рыцаря, произведет на зрителей большое впечатление. Представляю, какими аплодисментами награждали Мануйлова много лет назад. Доспехи вроде как железные, а когда влезаешь в них и включаешь, оказываются подвижными. Если Мануйлов способен придумывать и создавать такие штуки для актеров, он невероятно талантливый человек.

   Но что же мне все-таки теперь делать? Жить в библиотеке Сергея Павловича в образе железного пугала? Есть, конечно, и другой вариант. Интересно, как отреагирует хозяин, если сейчас к нему в спальню притопает Айвенго и заноет: «Откройте, пожалуйста, выпустите меня на волю?» И как скоро после освобождения из лат меня выкинут вон из поместья?

   Однако я нисколько не жалела, что «примерила» доспехи. Находясь в библиотеке, я узнала ворох не предназначенной для чужих ушей информации и поняла: Мануйлов – лгун, капитан Врунгель вместе с бароном Мюнхгаузеном ему в подметки не годятся. Сильно сомневаюсь, что Аня и Жанна на самом деле его дочери. Сергею Павловичу нужна записная книжка, вот он и пел женщинам небылицы о своем отцовстве в надежде, что те сообщат «папочке», где хранят документ. Хачикян и Реутова примерно одного возраста. Не мог же Мануйлов жить с Надеждой Муровой, конфликтовать с ее матерью, директрисой интерната Аллой Викентьевной, обожать издалека крохотную Анечку и одновременно состоять в гражданском браке с истеричкой Верой Олейниковой, ждущей от него ребенка?

   Или все же одна из приглашенных дам и правда его дочь? Но тогда кто? Аня или Жанна? Сергей Павлович соврал обеим или только одной? Какая информация на самом деле содержится в записях разыскиваемой им книжки? Ане было сообщено, что в ней сведения о предках Сергея Павловича. Мануйлов знает только имена родителей, больше ему ничего не известно. Хотя нет, постойте, он поведал гостям душераздирающую историю про мотоцикл, попавший в аварию. Он сказал, что его маменька с папенькой были алкоголиками, считает их неудачными отпрысками аристократических фамилий и мечтает откопать семейные корни. Зачем ему это? Ладно, не стоит задавать праздные вопросы, на свете полно людей, которым интересна их родословная, возможно, Мануйлов принадлежит к их числу. Но Жанне-то наш «барон Врунгель» озвучил иную версию – про фокусбух и некоего благодетеля, подарившего сироте из цирка идеи новых номеров. И похоже, наш дражайший хозяин не ведает, у кого хранится блокнот, он требовал его у двух женщин. Хотя… А вдруг записных книжек две?

   Где правда и где ложь? Что за мужчина влез по приставной лестнице в библиотеку? Кого он и его приятель должны унести из подвала?

   Тихое попискивание, которое я услышала после ухода Жанны, и слова Сергея Павловича: «Какого черта! Я велел явиться не раньше двух. Вы где?» – свидетельствуют о наличии в доме незарегистрированного телефона. По данным, добытым Котовым, стационарного аппарата здесь нет, особняк не подсоединен к линии. Значит, у Мануйлова мобильный? Но почему его трубка ловит сеть, а у других нет? Вероятно, Сергей Павлович ухитрился подключиться к кабелю незаконно. Почему? Что происходит в поместье? Кто толкнул Аню в фонтан?

   Я на секунду закрыла глаза. Таня, стоп! Обо всем этом ты подумаешь позднее. Сейчас надо решить главную задачу: как вылезти из Айвенго?

   Итак, имеем задачу: освободиться от костюма рыцаря. Предполагаемые решения? Попросить кого-нибудь расстегнуть застежку. Нет, это отпадает. Еще варианты? Попросить кого-нибудь открыть застежку.

   Я разозлилась на саму себя. Давай, Таня, соображай лучше! В доме Мануйлова у тебя друзей нет, любой из гостей, увидев госпожу Сергееву в столь экзотическом виде, моментально наябедничает хозяину. Хотя, может, рискнуть и пойти к Карлу? Слуга после моих слов о важности работы униформиста испытывает ко мне добрые чувства, даже подсказал, где в библиотеке сейф, в котором хранятся документы, компрометирующие Головина, и что ключ надо взять у Тильды, мини-свинки. Правда, непонятно, где очаровательная хрюшка прячет отмычку и как найти ее, ведь за весь суматошный день она попалась мне на глаза только один раз.

   Я стиснула зубы. Добраться до бумаг про Феликса необходимо, но прежде всего надо скинуть латы. Решено, иду к Карлу. Скажу ему, что по его совету зарулила ночью в книгохранилище, увидела доспехи и не удержалась, решила их примерить. Вряд ли лакей помчится докладывать хозяину о происшествии, ведь ему тогда придется сообщить Мануйлову о том, что он растрепал постороннему человеку секретную информацию про сейф и Тильду с ключом от него.

   Ко мне вернулось хорошее настроение. Я осторожно открыла дверь, выглянула в коридор, убедилась, что тот пуст, и двинулась в сторону лестницы. Если бы не балетки, которые я не скинула, влезая в доспехи, передвигаться было бы совсем удобно. Айвенго не стеснял движений. Вот только через забрало проходило не так уж много воздуха, мне стало душно. Добравшись до ступенек, я обнаружила в Айвенго еще парочку неудобств. Пониже спины, там, где располагается пятая точка, зачем-то было приделано нечто вроде подушки, и у меня создалось впечатление, будто я натянула памперс. Такое же утолщение имелось со стороны живота и вроде на спине, за лопатками. Скорей всего, это защитные устройства, оберегающие акробата от травм во время трюков.

   Я взялась рукой за перила и начала осторожно спускаться вниз. Доспехи устроены потрясающе, а если учесть, сколько лет назад они придуманы, то техническая сторона номера вызывает восхищение. Но вот сама идея теперь не казалась мне интересной. Ну, выходит на арену акробат и начинает кувыркаться, становится на мостик, садится на шпагат. Сомневаюсь, что даже в таких супергибких латах можно демонстрировать нечто поражающее воображение, предположим, сделать сальто в три оборота. Обычному зрителю, не способному задрать ногу на девяносто градусов, элементарные гимнастические упражнения могут показаться верхом совершенства. Но жюри конкурса, на котором Мануйлов получил Гран-при и золотую медаль, явно состояло из профессионалов, понимающих, что артист исполняет совсем не сложные кульбиты. Вероятно, номер производил сильное впечатление из-за необычного реквизита, а не из-за уникального мастерства циркача.

   Я сделала следующий шаг и почувствовала, как с правой ступни съехала балетка (летние туфли я всегда покупаю на размер больше – от жары отекают ноги, к вечеру обувь моего размера начинает жать). Втиснуть ногу в туфельку не удалось. Я решила не обращать внимания на мелкое неудобство и сделала шаг. Большой палец голой ступни подвернулся, мизинец свело судорогой, я потеряла равновесие, попыталась схватиться за перила, промахнулась и со всего размаха приземлилась на самую последнюю ступень. Слава богу, лестница закончилась, я не прокатилась целый пролет, не ушиблась, просто села на приделанную изнутри подушку и оценила предусмотрительность конструктора. Вот молодец! Намного приятнее оказаться в результате падения на мягком защитном устройстве, чем…

   Додумать чрезвычайно умную мысль не удалось. Меня очень сильно долбануло снизу, я приподнялась и упала на живот. Не успела ахнуть, как получила новый тычок, на сей раз со стороны груди. Меня снова подбросило вверх и опрокинуло на спину. Но и в этом положении долго оставаться не пришлось, невидимый кулак пнул между лопатками, я опять села и вскоре оказалась на животе. Ситуация повторилась: спина – задница – живот. Затем последовал новый каскад в обратном порядке: живот – задница – спина. Меня поднимало, переворачивало, я шлепалась и снова подпрыгивала. Все происходило в полной тишине, поскольку дом мирно спал, а сама я от неожиданности и растерянности онемела.

   В конце концов, во время очередного кульбита Айвенго занесло в столовую, и мне удалось уцепиться за тяжелое вольтеровское кресло. Невидимая «рука» пару раз энергично стукнула меня по попе, и вдруг пинки прекратились. Я замерла, боясь пошевелиться. Голова кружилась, изо рта капала слюна, из носа текли сопли, а из глаз слезы. Я не плакала, просто меня столько раз перевернуло, что тело перестало подчиняться мне. В ушах гудело так, словно я сидела внутри гигантского колокола, из которого усердный звонарь методично извлекает оглушительные звуки. Ног, рук и остальных частей тела я не ощущала. И совершенно не понимала, что случилось. Айвенго взбесился? Доспехи пытались избавиться от меня? Хотели вытряхнуть незваную гостью? Так ведь наши желания, мои и рыцаря, совпадают! Но защелка, несмотря на проделанные мною антраша, не расстегнулась.

   Я сидела на полу, вцепившись в кресло и боясь пошевелиться. В мозгу постепенно просветлело. Вот почему Мануйлов потряс на конкурсе судейскую бригаду! Он выполнял-таки сальто! В Айвенго, похоже, встроены мощные пружины или некие механизмы, подкидывающие акробата. Мой вес колеблется вокруг восьмидесяти килограммов, и он, наверное, совпадает с весом молодого Сергея Павловича. Мышцы тяжелее жира, поэтому подтянутые спортсмены подчас весят больше, чем толстяки. Я не умею управлять своим телом, как гимнастка, поэтому и плюхалась без конца на пол, а хитрые устройства, подбрасывающие артиста, реагируют на резкое нажатие.

   Разобравшись в ситуации, я отдышалась, но встать побоялась. Вдруг Айвенго снова включит функцию пинания? Как же быть? Наверное, лучше всего передвигаться по-пластунски, без рывков и толчков, плавно, тогда есть шанс целой и невредимой добраться до комнаты Карла. Вроде она последняя по коридору справа.

   Очень осторожно я отцепилась от кресла, медленно легла на бок, хотела перевернуться на живот, но замерла. Стоп! В районе груди есть утолщение, если я буду перемещаться ползком, под моим весом устройство снова может сработать.

   Я полежала немного в позе креветки, потом выдохнула, осторожно встала на колени, оперлась на кресло и медленно выпрямилась. Правая ступня нащупала внутри железного ботинка свалившуюся балетку, и тут же большой палец снова свело судорогой. Я быстро поджала ногу.

   Секунды летели, я маячила посреди столовой, как цапля на болоте. И вдруг меня осенило. Любой акробат может во время трюка совершить ошибку. Допустим, по сценарию циркач должен сесть на пятую точку, но неправильно выполнил кувырок и оказался на груди. Механизм немедленно сработает, и весь номер пойдет насмарку. Изобретатель явно предусмотрел систему отключения пинания, причем кнопка должна быть расположена в зоне досягаемости. Плюхнулся не туда – нажал, сделал вид, что так и надо, затем ловко перевернулся, опять ткнул в переключатель и… опля! Где бы я на месте изобретателя поместила кнопку? На спине? Конечно, нет. И не на ногах. На груди-животе она может сработать от удара. Остаются руки. Левое запястье! На него очень удобно нажимать пальцами правой руки.

   Я уставилась на запястье и чуть не взвизгнула от радости. Танюша, ты гений сообразительности, просто Леонардо да Винчи! На внутренней стороне предплечья, чуть повыше кисти, выступала едва заметная, чуть более темная, чем остальной металл, клавиша. Недолго думая, я нажала на нее и собралась было издать счастливый выдох… но воздух застрял в легких.

   Талию неожиданно туго перехватило ремнем, щиколотки и запястья – наручниками. Айвенго словно прилип к моему телу. Голову потянуло вниз, ступни наоборот, поволокло вверх, руки раскинуло в разные стороны, меня оторвало от земли и медленно понесло вперед, параллельно полу. Доспехи умели летать!

   Сказать, что я обалдела, это не сказать ничего. Слава богу, что перед стартом я находилась лицом к выходу из столовой, в которой, к счастью, не было дверей. Неведомая сила несла меня по воздуху, опомнилась я, лишь добравшись до конца галереи, и успела схватиться за косяк последней двери слева. Ура, скоро безумное приключение завершится! Я как раз добралась до спальни Карла, а бывший униформист точно знает, как отключить Айвенго. Вот только не нужно спрашивать, каким образом латы научились бесшумно планировать. Понятия не имею. Да и не очень мне интересно, что за двигатель встроен в доспехи, зато надо понять, как им управлять.

   Я держалась за косяк и продолжала висеть довольно высоко над полом. Повторное нажатие на клавишу не возымело успеха, чудо технической мысли на него не отреагировало. Тогда я, перебирая ладонями, почти перевернулась вниз головой, ухитрилась уцепиться за ручку двери и нажала на нее. Она открылась внутрь комнаты, я влетела в спальню, увидела большую кровать и позвала:

   – Карл! Проснитесь!

   Почему-то звук моего голоса побудил двигатель поднять Айвенго выше, я почти коснулась спиной белоснежного потолка.

   Одеяло откинулось, показалась крепкая, совершенно обнаженная фигура. Она села и громко чихнула. Пожилой слуга без одежды выглядел лучше многих мужчин средних лет. Похоже, он до сих пор упорно занимается спортом.

   – Карл, – снова подала я голос, – скорей, помогите! Больше не могу!

   Лакей задрал голову, и тут я поняла, что нахожусь не в его комнате, а в одной из гостевых опочивален, потому что подо мной сидел на кровати… Леонид.

   – Черт побери… – выругалась я.

   Ну, конечно, комната Карла расположена справа по коридору! Но меня так поразило умение Айвенго парить птичкой, что я все перепутала и влетела в спальню, расположенную напротив покоев слуги. М-да, ситуация…

   Как вы поступите, если, внезапно проснувшись ночью, узрите под потолком своей светелки рыцаря, планирующего в районе люстры?

   Леонид, к примеру, застыл.

   – Прости, – тихо сказала я, – ошиблась дверью. Не хотела тебя будить, сейчас улечу.

   Реутов не шевелился, не моргал и вроде перестал дышать. Я испугалась, что он сейчас грохнется в обморок, и решила его успокоить:

   – Добрый вечер. То есть спокойной ночи. Не волнуйся, все в полном порядке. Сегодня хорошая погода. Вернее, утром встанет солнце, если, конечно, будет солнце, а то ведь его может и не быть, солнца-то. Вполне вероятно, что завтра хлынет дождь…

   Леонид вскочил, кинулся к окну, открыл его и вывалился в сад.

   Я разозлилась и громко воскликнула:

   – Вот идиот!

   Теперь звук моего голоса побудил двигатель понести Айвенго к распахнутой раме. Вот тут я перепугалась до дрожи. Как далеко способен улететь рыцарь? Если я пересеку границу участка, Мануйлов точно выгонит проштрафившуюся претендентку, и задание окажется проваленным. Антон отругает меня, настоящая Сергеева лишится шанса на наследство. Но думаю, это еще не самое худшее из того, что может случиться. А если мы с Айвенго будем планировать над землей в районе одной из местных деревень? Я прямо вижу заголовки в газетах: «НЛО в виде рыцаря терроризирует село Большие Козы». На что угодно спорим, кто-то из пейзан непременно надумает подстрелить летательный аппарат! Наши селяне при встрече с неизведанным всегда подозревают, что оно явилось разграбить их огород, и хватаются за дробовики.

   Меня продолжало тащить в сторону зияющего проема. Я, пытаясь изменить направление полета, замахала интенсивно руками, задела большую металлическую люстру, полетела с воплем вниз, шлепнулась в разобранную постель Леонида и замерла, боясь вздохнуть. Послышался тихий щелчок, ремень стягивавший талию, ослаб, наручники тоже. Я перевела дух и поняла: Айвенго открылся. Тугой запор почему-то сработал без помощи извне.

   Невероятное счастье затопило меня с головой. Приключение закончилось благополучно. Сейчас скину доспехи, скорехонько верну их в кабинет и срочно лягу спать, чтобы завтра спуститься в столовую с отдохнувшим видом. Никто не должен догадаться о том, что со мной произошло ночью.

   Я собралась сесть и тут услышала знакомый голос:

   – Леня, ты почему так орешь?

   – Не надо на ночь наедаться, тогда и кошмары не приснятся. Спать нужно ложиться с пустым желудком. Дружочек, ты вопил белугой, меня разбудил, а теперь молчишь. Неужели сам не проснулся от своего ора? Леня, тебе, случайно, не плохо?

   Над постелью склонилась женская фигура. Затем она прижала к щекам ладошки и воскликнула:

   – Святые угодники! Отче наш иже еси на небеси! Сгинь, рассыпься! Статуя Командора! Каменный гость!

   – Тише, – рявкнула я, – ничего жуткого! Это не привидение.

   – Вы кто? – обморочным голосом поинтересовалась Раиса Ильинична. – Где Леня?

   – Пошел принять ванну. Скоро вернется и не обрадуется, обнаружив в своей спальне вас. Неужели вы не узнали меня? Разрешите представиться – Жанна… – зашипела я.

   Нестерова всхлипнула.

   – Жанночка? А что на тебе надето?

   На меня накатило вдохновение:

   – Пообещайте никому не рассказывать об увиденном и узнаете потрясающий секрет.

   – Молчу, как немой заяц! – воскликнула Раиса.

   Сравнение с длинноухим меня слегка удивило, но я не стала на этом зацикливаться, а продолжила:

   – Раз уж вы меня тут обнаружили, то скажу правду. Мне пятьдесят пять лет. Нет, уже шестьдесят, я запуталась в цифрах.

   – Выглядишь намного моложе… – ахнула Раиса. – Ну и ну! Чем ты пользуешься? Пьешь особые таблетки? Делаешь пластические операции?

   – Ложусь в капсулу времени, – зашептала я. – Она изготовлена… Тсс! Не могу сообщить подробности об устройстве. Скажу лишь, что доспехи экранируют вредные излучения. Хотите такие же?

   – Конечно! Очень! – зачастила Раиса Ильинична. – Авось ноги перестанут болеть, а то они внезапно подкашиваются, и мне приходится постоянно носить при себе Антуана, чтобы присесть на него. Это очень неудобно, одна рука вечно им занята.

   Хотелось поинтересоваться, кто такой Антуан и не вызывает ли Раиса удивления у окружающих, когда садится на мужчину, сопровождающего ее. Но у меня не было времени на удовлетворение любопытства.

   – Уходите живо! И ни одной живой душе не проболтайтесь про латы! Перед отъездом дам вам телефон фирмы, которая ими торгует. Она себя не рекламирует, без меня вам номер не отыскать.

   – Молчу как привидение, – пообещала Раиса Ильинична. – Жанночка, а почему ты в кровати Лени? У вас же разные комнаты.

   Хороший вопрос! На него надо дать ожидаемый ответ.

   – Муж принимает душ, скоро выйдет из ванной, у нас запланировано… э… кое-что.

   – Что? – заморгала Раиса. – Чем можно заниматься по ночам?

   – Кое-чем, – уточнила я.

   – Чем? – снова не сообразила дама.

   – Тем са-мым, – по слогам произнесла я. – Ясно?

   – Нет, – призналась Нестерова.

   – Уходите! – приказала я. – И молчите. Иначе никогда не сможете воспользоваться капсулой молодости.

   – Меня бессонница одолела, – грустно призналась Нестерова, – верчусь с боку на бок. Вы с Леней все равно бодрствуете, давайте вместе посидим, поболтаем. Я могу в кресле устроиться.

   – Нет! – гаркнула я. – Проваливайте. Мы хотим… э… того самого!

   – Кого? – жалобно спросила Раиса.

   Я рассвирепела.

   – Хватит прикидываться. Неужели вы не знаете, чем занимаются по ночам супруги?

   Нестерова ойкнула и стала похожа на переваренную свеклу.

   – Простите! Мне очень неловко. До свидания! Пока! Встретимся за завтраком. Спокойной ночи, то есть, ну… в общем…

   Бормоча извинения, Раиса Ильинична попятилась от кровати и в конце концов покинула спальню.

   Я со скоростью юной белки скинула доспехи, схватила их и помчалась в библиотеку. Латы спокойно висели в моих руках, и я надеялась, что правильно запомнила слова Мануйлова, как устанавливать доспехи на место. А вдруг Сергей Павлович не сказал о какой-нибудь тонкости? Но едва я опустила ноги рыцаря в два углубления в подставке, как послышалось шипение, Айвенго сам собой выпрямился и замер. Мягкий, податливый материал снова стал похож на жесть.

   Восхитившись в очередной раз гениальностью создателя устройства, я быстренько выскользнула в коридор, тускло освещенный двумя небольшими лампами. Увидела поодаль от двери в библиотеку бумажку, подобрала ее, рысью доскакала до своей спальни, села на кровать и только тогда перевела дух.

   После завершения каждого задания под прикрытием члены спецбригады непременно составляют отчет. Я не исключение, поэтому опишу все, что увидела и услышала, находясь в гостях у Мануйлова. Вопрос: стоит ли мне распространяться о знакомстве с Айвенго? Вообще-то история моей прогулки в доспехах ни малейшего отношения к расследованию не имеет. Представляю, как будет веселиться Котов, читая откровения подчиненной. Кличка Летающая Таня прилипнет ко мне до конца жизни.

   Ладно, пора на боковую, но сначала изучу найденную бумажку…

   Я зажгла настольную лампу, и сразу стало понятно, что передо мной красное разорванное колечко с надписью «vanilia». Я вспомнила, как Леонид мусолил в руках тонкую коричневую сигариллу. В доме Мануйлова не курят, и никто из гостей и постоянных жильцов не ощущает ни малейшего дискомфорта из-за моратория на табак, потому что курильщик среди нас лишь один – Реутов. Леонид часто машинально вынимает пачку, вытаскивает сигарету, некоторое время теребит ее пальцами, засовывает в рот, но не чиркает зажигалкой. Дымит он на веранде, и аромат от его сигарилл совсем не противный. Он похож на запах свежей выпечки, щедро сдобренной ванилью.

   Я положила остатки бумажного колечка в ящик ночного столика. И задумалась. Так, так…

   Во время беседы с Мануйловым Жанна воскликнула:

   – В коридоре кто-то есть!

   Хозяин, как мог, разуверил гостью, даже выглянул из библиотеки и констатировал:

   – Никого нет.

   Но Реутова не захотела признать, что ошиблась, упорно стояла на своем.

   Что, если Жанна была права? Принимая в расчет мою находку, можно предположить, что на втором этаже находился Леня, который решил проследить за супругой и подслушал ее шокирующе откровенную беседу с Сергеем Павловичем…

   Утром, встав под душ, я обнаружила синяки по всему телу и поэтому была вынуждена нарядиться в длинные брюки и блузон, скрывающий руки до запястий. Когда я спустилась к завтраку, за столом сидели Жанна и Леонид Реутовы, Раиса Ильинична, Лиза и Сергей Павлович. На мое тихое «доброе утро» присутствующие закивали, и только Лиза радостно затараторила:

   – Привет, привет, Танечка! Попробуйте рыбу, она замечательная, по вкусу похожа на белку.

   Раиса Ильинична замерла с поднятой вилкой, а Леня с издевкой спросил:

   – Елизавета, ты давно лакомишься белками? Сама их ловишь или на рынке покупаешь?

   – Какая прекрасная погода! – сказал Мануйлов.

   – Солнышко светит, – угодливо согласилась Нестерова. – Жанночка, ты прелестно выглядишь!

   – Как обычно, – буркнула Реутова.

   – Нет, нет, сегодня еще лучше, чем вчера. Учитывая твой возраст, просто сказочно, – ляпнула дама.

   Жанна оторвала взгляд от тарелки.

   – Что за намеки? Я молодая женщина! Вот привязалась… Делать нечего?

   – Милая, Раиса Ильинична ничего дурного не имела в виду, – попытался оправдать Нестерову Леня.

   – Заткнись, – буркнула жена, пребывавшая в отвратительном настроении, – дай спокойно попить кофе.

   – Лиза, будешь кекс? – прощебетала Раиса Ильинична.

   – Ни за что! – испугалась Кочергина.

   – Почему? – не сообразила Нестерова. – Похоже, его испекли утром.

   – Если буду есть кексики, то случится страшное, – ответила Лиза. – Встану на весы и увижу сто кило.

   – Бывает кое-что и похуже, – возразил Леонид, – и это связано не со зрением, а со слухом.

   Елизавета еще шире распахнула огромные карие глаза.

   – Это как? Придумали говорящие весы? Они громко объявляют результат взвешивания?

   – Нет, кошечка, – протянул Реутов, – залезаешь на них, но не успеваешь рассмотреть цифры в окошке, потому что…

   – Батарейка села! – захлопала в ладоши Лизонька.

   – Ты слышишь оглушительный треск, – как ни в чем не бывало продолжил Леня. – Крак! И весы под твоей тяжестью разваливаются.

   Лизавета схватилась руками за щеки.

   – Ужас! Ужас! Какая страшная, трагичная история! Она не для завтрака. На весы лучше смотреть, чем слышать, как они рассыпались. Правда, иногда от хорошего зрения нет ничего хорошего. Одна моя подруга с парнем развелась, потому что кошка вечно пялилась.

   Я отложила вилку и уставилась на Лизу. Кочергина прикидывается? Нет, ну не может человек быть настолько глупым!

   – Если эта история такая же прикольная, как про дедушку в крематории, хотелось бы ее послушать, – ехидно произнес Реутов.

   Мануйлов кашлянул, Жанна зло ткнула супруга локтем в бок. Но Лиза не заметила их маневров, затараторила со скоростью автомата «узи».

   – Это тоже рассказ, печальный. Но если хочешь, пожалуйста. У меня есть подружка Натка, а у нее парень был, Славка. Он живет один в квартире, ни мамы, никаких других злобин у него нет. Зато есть кот, зовут его, как врача, Панкреатит.

   – Кот Панкреатит? Прикольно! – восхитился Леня.

   – А при чем тут врач? – спросила Раиса Ильинична.

   – Славик стоматолог, – пояснила Лиза.

   – С какого боку тогда Панкреатит? – неожиданно развеселилась Жанна. – Логичнее обозвать пушистика Стоматит.

   – Не знаю, кто такой твой Стоматит, – надулась Лизочка, – а Панкреатит великий хирург. Его именем, когда диплом получают, клянутся, говорят: «Не буду больному гадничать, дам ему хороших таблеток от всей души».

   – Гиппократ! – заржал Леонид.

   Лизочка нахмурила лоб.

   – Да? Ну точно, я перепутала! Значит, у Славика кот Гиппократ. Он еще его ласково Клизмой называл. К Натке так же обращался: «Клизма ты моя любимая!» Она не обижалась.

   Присутствующие в столовой в едином порыве отложили вилки и уставились на рассказчицу. Всеобщее внимание вдохновило Лизочку, и она зачастила еще быстрее:

   – Натка жила у Славки. Захочет он ее в кровать уложить, кричит: «Клизма, иди сюда». Ната к нему в постель прыг, а кот следом. Он же тоже Клизма! Умный очень, кличку знал. Сядет Панкреатит на тумбочку и зырит.

   – Гиппократ, – поправила Раиса Ильинична.

   – Лучше не мешать ей, – посоветовал Леня. – Вещай дальше, солнышко!

   Лиза набрала полную грудь воздуха.

   – Маячит Панкреатит на тумбочке, сверлит парочку глазами. Славке это по барабану, мужчины-то толстокожие, а Натка смущалась. Говорила мне: «Неприятно, когда за тобой в самый интимный момент подсматривают, некомфортно как-то, неуютно». Один раз она Славку попросила: «Убери котяру». Парень плечами пожал, но унес Гиппократа. Только к делу приступили, Панкреатит на тумбочку скок и снова давай Натку сканировать. Моя подруга разозлилась и прогнала его сама. Так что вы думаете? Тот опять назад. Так они год сражались, и на майские праздники Натка сдалась. Лежат они со Славкой после секса в постели, курят, а Панкреатит Наташку взором жрет, застыл на тумбочке памятником. И тут Ната поняла: ей он теперь по барабану. Охота коту порнушку наблюдать, флаг ему в лапы. Откинула Натка одеяло и говорит: «Слышь, котяра, хоть обсмотрись весь на мою красоту, но тебе она никогда не достанется. Полюбуйся, какая я прелесть, конфетка сладкая, и уматывай. Завтра новое представление тебе со Славиком устроим!» А Панкреатит глаза выпучил, пасть разинул, икнул, и его стошнило прямиком на Славкин айпад, который на ночном столике лежал.

   – Видно, слишком твоя Наташа в обнаженном виде неотразима, раз несчастный кот от ее вида сблевал, – хохотнул Реутов.

   Лиза скорчила гримаску.

   – Вот и Славка так же сказал Натке: «Даже кота при взгляде на тебя косорылит, лучше нам разбежаться». Короче, лопнула их любовь. Кто виноват? Панкреатит. Очень печальная, трагическая история. От таких депрессия по всему телу начинается. Я вас сильно огорчила?

   – Все в порядке, милая, – с несвойственной ему нежностью отозвался Мануйлов.

   – Выпей, Лиза, кофе, – неожиданно проявила заботу Жанна, – положи туда побольше сахара.

   – Сладкое активизирует мозг, – добавил Леонид. – Правда, твой и без сахара искрит.

   Я потянулась к хлебнице и услышала вопрос Раисы Ильиничны:

   – А мне вот непонятно, почему котика стошнило? Он отравился?

   Реутов встал и пошел к дверям со словами:

   – Курну на террасе.

   Жанна прикусила губу. Но потом не удержалась и выпалила:

   – Натуральный карнавал в психушке! Раиса, забудь тупую историю.

   – Трагическую, – поправила Лиза. – А где дядя Коля? Почему он кофе не пьет?

   Мануйлов взял трубку.

   – Карл, сходи в спальню Вишнякова, пригласи его к столу.

   – Танечка, почему так тепло оделась? – пропела, глядя на меня, Нестерова. – Ты случайно не заболела?

   – Мне показалось, что с утра похолодало, – ответила я.

   – Толстые бабы любят прятать залежи жира, – схамила Жанна. – У них руки, как ноги, а ноги, как свиные окорока, поэтому они заматываются в тряпки.

   – Танюшечка не свинья, – вступилась за меня Лиза, – у хрюшки нет волос на голове.

   – Согласна, – кивнула Жанна, – ты, как обычно, права. Кушай, Лизочка, свою рыбу, похожую на белку, не отвлекайся.

   В столовую вошел Карл и торжественно объявил:

   – Николая в спальне нет!

   – Может, в туалете? – предположила Лиза. – Я там всегда перед завтраком по полчаса сижу.

   – Всем нам приятного аппетита, – скривилась Жанна. – Думай, когда говоришь.

   – Чего я сказала плохого? – не поняла Кочергина.

   – Неприятно слушать про твой запор! – рявкнула Реутова. – Вот уж точно, простота хуже воровства.

   – Девочки, не ссорьтесь, – взмолилась Раиса Ильинична. – Мы все друзья, любим друг друга.

   – Омм… – пропела Лиза, закрывая глаза и складывая щепотью указательные и большие пальцы обеих рук. – Супермантра для спокойствия. Омм… Кришна-Вишня! Омм!

   – Не Вишня, а Вишну, – зачем-то поправила я.

   – Не связывайся с ней, – посоветовала мне Жанна, – пусть хоть арбузом божество называет, лишь бы заткнулась.

   В столовую заглянул Карл.

   – Простите, Сергей Павлович, полиция прибыла.

   – Кто? – изумился хозяин.

   – Молодой человек в форме и с удостоверением, – уточнил слуга, – желает поговорить с вами. Его сюда пригласить?

   – Ни в коем случае, – отрезал Мануйлов, вставая, – сам к нему выйду.

   – Интересно, что случилось? – произнес Леонид, возвращаясь в столовую. – Пока я курил, видел, как в дом входил полицейский. Очень смешной – по виду ушастый, как Чебурашка, ему лет пятнадцать.

   Раиса Ильинична поежилась.

   – Ничего забавного от полицейских ждать не приходится.

   – Одну мою подружку, Алиску, они оштрафовали, – пожаловалась Лиза. – Да еще на работу бумагу прислали, написали там, почему ей надо деньги из зарплаты вычесть. Злые такие. Их главный даже хотел Алиску посадить, но папа ей суперского адвоката нашел.

   – И что украла твоя подруга? – лениво спросила Жанна, отхлебывая кофе.

   – Алиска не такая, – зачирикала Лиза, – она честная, как Колобок.

   – Как Колобок? – с недоумением повторила Раиса Ильинична. – Почему ты считаешь его образцом честности?

   – Он откровенно на чужие вопросы отвечал, а мог соврать и волку, и медведю, и трубочисту, – пояснила Лиза.

   – Колобок говорил с человеком? – продолжила удивляться Нестерова. – Вроде в сказке ему встречались одни звери.

   – А бабушка с дедушкой? – заржала Жанна.

   – Точно, – кивнула Елизавета, – они его съесть хотели. Настоящие людоеды!

   Я отвернулась к окну и постаралась не рассмеяться в голос.

   – Алиска врать не умеет, – вещала Лиза дальше. – Сидели мы вечером у нее дома. Скукотища! Папа Алисы запретил ей на день рождения идти, потому что там плохая компания. На самом деле компания хорошая, все свои, веселые, но отцу показалось, что она плохая, потому что Галя Андреева, ну та, у которой днюха была, в понедельник на свободу вышла. Она за наркоту сидела. А ее парень, Алешка, как раз в понедельник-то сам сел, и тоже за наркоту. Очень прикольно получилось – ее домой отпустили, а его, наоборот, в тюрягу сунули. Так они и не встретились.

   – Шекспир отдыхает, – с самым серьезным видом произнес Леонид, – Ромео и Джульетта в свободной России.

   – Они нормальные ребята, – невозмутимо вещала Лиза, – но Алискин отец прямо взбесился, пообещал ей руки-ноги выдернуть, если в гости усвистит. Я с ней из дружбы осталась. Сидели без дела весь вечер, а потом разошлись. И через два дня – такое! Вау! Приходят за Алиской полицаи… Жуть! Отец ее прямо ошалел, пообещал им руки-ноги выдернуть, но они его слушать не стали, увели Алиску. А за что? За эсэмэску!

   – Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – буркнула Жанна. – Что девчонка написала в сообщении? «Продам все государственные секреты Родины. За доллары. Дорого»?

   – Алиске было скучно, она решила повеселиться, отправить сообщение. Вбила номер от балды… ну, придумала его, – пояснила Лиза, – типа, получит кто-то, кого мы не знаем. Слова не обидные: «Я беременна».

   Леня рассмеялся, Раиса Ильинична посмотрела на него с укором:

   – Совсем не весело. Представь, что такая гадость прилетела к тебе, и Жанночка-красавица увидела бы это известие.

   – Мне по барабану, – с набитым ртом сообщила Реутова, – пусть хоть целый пионерский отряд с животами ходит.

   – За такую эсэмэску нельзя арестовать, – удивился Леонид.

   – Ой как ты ошибаешься! – воскликнула Лиза. – Алиске по полной программе не свезло. Номер подружка из воздуха взяла, но он реальный и принадлежит большому полицейскому начальнику, а у того жена ревнивая, вечно в его трубке шарится.

   – Бог шельму метит, – назидательно произнесла Раиса Ильинична. И добавила: – Нельзя другому пакости делать, они к тебе совершенно точно в тройном объеме вернутся.

   – Не повезло твоей Алисе, – кивнул Реутов. – Наша полиция из-за обычного человека не вздрогнет, а вот ради начальничка расстарается.

   – Простите, господа, – заговорил Мануйлов, возвращаясь в столовую, – у меня для вас две новости, обе неприятные. В больнице от полученных травм скончалась Анна Хачикян.

   Раиса Ильинична вскрикнула и начала креститься, Леня забарабанил пальцами по столу, Жанна с невозмутимым видом продолжила ковырять вилкой омлет.

   – Кто она такая? – пропищала Лиза.

   – Одна из предполагаемых наследниц, – ответил Реутов. – Ты ее не видела, потому что Аня до твоего появления здесь упала в фонтан и разбила голову.

   – Богородица, Заступница… – бормотала Нестерова, – спаси и сохрани…

   – Перестань, – поморщилась Жанна.

   – Надо помолиться за душу усопшей, – возразила та.

   – В комнате нет икон, – напомнила Жанна, – ты крестишься на фотографии предков Сергея Павловича. Я вижу, смотришь на снимки, которые стоят на консоли. Очень глупо.

   Я машинально глянула на старинные дагеротипы, заключенные в серебряные рамки. И снова благообразный мужчина и женщина с высоко уложенной прической показались мне знакомыми. Где-то я их уже видела, вот только не могу припомнить, при каких обстоятельствах.

   – Прибывший полицейский хочет поговорить со всеми, кто присутствовал в доме в момент происшествия, – сказал Сергей Павлович. – Это чистая формальность. Врачи сообщили полиции о ранах на теле Анны, поэтому вас опросят. Случившееся классифицируется пока как несчастный случай, и чтобы подтвердить эту версию, местному Шерлоку Холмсу необходимо заполнить всякие бумаги. Просто расскажете, что знаете.

   – Я ничего не видела! – закричала Лиза. – Я спала! Я в тот момент отравилась!

   – А откуда тебе известно, когда разбилась Аня? – лукаво спросила Жанна.

   – Ничегошеньки мне не известно! – затрясла роскошными кудрями Лиза. – Ни граммулечки!

   – Почему тогда говоришь «я в тот момент отравилась»? – проворковала вкрадчиво Реутова. – Откуда знаешь время?

   Лиза приоткрыла рот, помолчала мгновение, а потом произнесла фразу, совсем не относящуюся к теме разговора:

   – Вон те, на фотках, что на комоде стоят, мои родственники.

   Все разом повернулись к Кочергиной.

   – Дорогая, ты уверена? – изумился Сергей Павлович.

   Елизавета показала пальцем на портрет женщины:

   – Я ее у мамы на столе видела. Она у нее слева стояла, а телефон справа.

   – Надеюсь, ты спросила, как зовут даму? – осведомился Мануйлов. – Назовешь мне ее фамилию, имя?

   Лиза быстро замотала головой.

   – Не-а. Я про фотку не спрашивала. А один раз случайно ее уронила, рамка упала, стекло разбилось, и мама меня отругала, сказала: «Лизавета, ты неуклюжая, не прикасайся к моему столу, не трогай дорогие родные вещи. Мне не нравится, когда…» А дальше я плохо помню, только она про гипюр вспомнила.

   – Гипюр? – растерянно переспросил Сергей Павлович. – Это какая-то ткань?

   – Тонкий, ажурный материал вроде кружева, – вполне толково ответила Елизавета. И пояснила: – Я шить обожаю, могу вам такую рубашку смастерить… Меня мама научила, она работала в лаборатории, хотела вообще-то стать портнихой, но ее мамочка, моя бабка, не разрешила. Ой, она такая была злая, вредная! Мою мамулю постоянно гнобила. Хорошо, что она отравилась!

   – Кто? – не понял Леня.

   – Бабка съела консервы, – уточнила Лиза, – не помню какие, из рыбы. Поболела недолго и умерла.

   – Мой отец тоже ушел на тот свет, отведав сайру в томате… – ахнула Раиса Ильинична. – Бывают же такие совпадения.

   – И при чем тут гипюр? – усмехнулась Жанна. – Сайру в него завернули? Или сшили ей платье?

   – Ну нет же, – засмеялась Лиза, – ты не права, Жанночка. Рыбки голые плавают. Мама сказала про женщину на снимке, что она любит гипюр.

   – Говори фамилию! – потребовал хозяин дома.

   – Я не помню, – ответила Лиза.

   – Похоже, ты, голубка, врешь, – резко оборвала Кочергину Жанна. – Хочешь Мануйлова вокруг пальца обвести, надеешься, он решит, что вы родственники, вот и сочинила историю. Сергей Павлович нам в первый день сообщал, что тот, кто с ним общую кровь имеет, первый наследник. Но сам он в детдоме вырос, мало что о своей родне знает, у него есть только эти две семейные фотографии. Вот ты, Лизочка, и принялась фантазировать. В жизни не поверю, что твоя мать всего один раз тебе про предков сказала.

   – Так ведь я рассказ дяди Сережи не слышала, спала, с вами не сидела. И мама правда всего разок говорила, – заканючила Лиза. – Фотка на рабочем столе в ее кабинете стояла, меня туда не пускали, чтобы я чего не разбила. Мама была ученым, у нее всякие разные штучки имелись – пробирки, микроскоп, стеклышки прямоугольные…

   – Ложь! – гаркнула Жанна.

   – Почему ты злишься? – заморгала Лиза. – Были у нас дома стеклышки. Я как-то в мамин кабинет пошла, хотела карандаши взять, и одно раздавила. Меня в угол поставили и дверь на ключ стали закрывать. Ты у нас дома никогда не бывала, а меня во вранье упрекаешь. Лежали стеклышки, точно.

   – Про другое врешь! – рявкнула Реутова. – Про снимки! Неужели тебе мать о родичах так и не намекнула? Или она доченьку косорукую по сию пору в кабинет не пускает, за идиотку держит? Интересно, как ты тот разговор про женщину запомнила. Маленькие дети быстро всякую ерунду забывают. А ты у нас явно мегапамятливая, да еще в нужный момент фразу ввернула. Сдается мне, не такая уж ты идиотка, какой прикидываешься.

   Лицо Лизы удивленно вытянулось.

   – Кто идиотка? Я нормальная. Кретины голыми по улице ходят и руками едят. Разговор я запомнила, потому что мама меня здорово отшлепала, в угол поставила, на работу ушла, а домой уже не вернулась. Ее машина сбила, насмерть, и я осталась жить с тетей Фаиной, она меня воспитывала, пока в прошлом году не умерла. Я тетю Фаю сто раз упрашивала: «Расскажи про снимок, что в кабинете стоит». Там все оставили, как при маме, не трогали ничего, только пробирки-стеклышки убрали. А тетка отвечала: «Отстань, не знаю ту бабу, может, какая-то ее родня». Тетя Фая была сестра папы, а он давным-давно умер, я его вообще не помню. Мама работала ученым, а тетя Фая даже школу не закончила. Мама ее ко мне няней позвала, когда папочка умер. Вот.

   – Бедная девочка! – с жалостью воскликнула Раиса Ильинична. – С малолетства без родителей!

   – Меня тоже из золотой ложки жизнь не кормила, – отрезала Жанна, – у всех свои трудности.

   От двери раздался тихий голос Карла:

   – Простите, Сергей Павлович, полицейский ждет.

   – Совсем забыл о нем! – опомнился Мануйлов. – Господа, вам придется ответить на вопросы дознавателя. Это и есть вторая неприятная новость.

   – Долго мне тут стоять? – долетел из коридора недовольный тенор. – Я при исполнении! За проявление неуважения к представителю власти можно и наказать!

   – Карл, пригласите его сюда, – поморщился Сергей Павлович.

   Слуга испарился, а спустя мгновение снова материализовался в столовой, на сей раз в компании с мужчиной лет тридцати.

   – Добрый день, – сурово произнес гость. И представился: – Медведев Василий Михайлович, служу в отделении полиции «Буковское». Возникла необходимость опроса всех, находившихся в доме на момент причинения Анне Хачикян травмы, не совместимой с жизнью, произошедшей вследствие несчастного случая, а именно падения в бассейн.

   – В фонтан, – поправила я.

   – Значит, все-таки случайность… – протянул Реутов.

   – Зачем тогда нас допрашивать, раз Аня сама виновата? – нахмурилась Жанна.

   Василий Михайлович чуть наклонил голову.

   – У нас будет не допрос, а опрос. Можете отказаться, но я рассчитываю на вашу гражданскую сознательность. Есть инструкции, их необходимо соблюдать. Произошла смерть человека, надо составить отчет, сдать его вовремя.

   – Отчет – это святое, – хмыкнул Леонид. – Ну, спрашивайте. Хотя я ничего интересного не видел, а Елизавета вообще спала. У нас Таня главное действующее лицо.

   – Кто здесь Татьяна, которая участвовала в происшествии? – сурово осведомился местный Эркюль Пуаро.

   Я подняла руку:

   – Здесь. Но я не участвовала в происшествии, не видела момента падения Ани в фонтан. Я ее оттуда вытащила.

   – Очень плохо, – осудил меня Василий Михайлович. – Нашедши тело, не трогайте его, иначе уничтожаются улики. Гражданину предписано вызвать полицию и остаться до ее прибытия, не предпринимая никаких мер.

   – А если человек жив? – фыркнула Жанна.

   – Звонить в «Скорую», – не дрогнул Медведев. – Гражданам не стоит активность проявлять, оставьте дело для профи. Где устроим опрос?

   – Можно прямо тут. Вполне удобно – стол длинный, стульев много, – предложил Сергей Павлович.

   – Не положено! – отрезал суровый Василий Михайлович. – Во время опроса прозвучит информация, раскрытие которой является нарушением секретности. Необходимо изолированное помещение, желательно на возвышении, чтоб никто незаметно не подполз и не подслушал оперативные сведения. Учитывая хорошую погоду, лучше расположиться в саду. У вас тут чума как душно, я уже вспотел.

   Мануйлов сложил руки на груди, вздернул брови… Но я не дала ему высказаться от души.

   – Сергей Павлович, чем быстрее начнем, тем скорее завершим. Я готова пойти с Василием Михайловичем в сад и в деталях описать то, как пыталась спасти Аню. У вас, наверное, есть беседка?

   – Хорошая идея, Таня. Но в беседке провалился пол, я попросил бы вас туда не заглядывать, – вздохнул Мануйлов. – Карл, проводи господина полицейского и нашу гостью в летний павильон с пионами. Надеюсь, опрос скоро завершится, и мы спокойно займемся своими делами.

   – Жарко здесь, домик нагревается быстро. В нем хорошо после пяти вечера, когда солнце в другую половину сада уходит. Танечка, вам подать воды со льдом?

   – Не надо, Карл, – отказалась я.

   Слуга ушел, Василий поставил на стол портфель, достал оттуда какие-то бланки, пластмассовую коробочку, смахивающую на диктофон старого образца на батарейках, неожиданно приложил палец к губам, нажал какую-то кнопку и, держа прибор в руках, пошел по периметру помещения, громко и внятно говоря:

   – Первым делом надо заполнить личные данные. Ваше имя?

   – Татьяна, – представилась я и медленно повторила: – Та-ня! Сер-ге-ева!

   Вася сел к столу и резко понизил голос:

   – Нормально, прослушки нет. Тебе привет от Антона Котова. Почему ты не удивляешься?

   – Ожидал, что я упаду в обморок с криком: «Вот это да, не может быть!»? – хмыкнула я. – Догадалась, что ты хочешь поговорить со мной в укромном месте.

   – Я плохо сыграл тупого мента? – расстроился Василий.

   – Нормально. Но слегка перегнул палку, – поморщилась я. – Сначала довольно убедительно изображал идиота, когда завел про отдельное помещение в саду, сразу стало понятно: ты хочешь сообщить мне конфиденциальную информацию. И я ждала, что Антон найдет способ связаться со мной. Ты кто? Стажер? Мы не знакомы.

   – Я сотрудник отделения «Буковское», – пояснил Медведев. – Сегодня ночью ко мне домой из Москвы приехали и дали задание.

   – Хачикян действительно умерла? – спросила я.

   – Да, почти сразу после прибытия в больницу, – подтвердил Василий. – Удивительно, что ее вообще довезли живой. На теле две раны. Одна на спине, другая на затылке. Смертельной оказалась первая.

   – Я думала, вторая, – удивилась я, – отметина с крохотной дырочкой посередине выглядела не опасной.

   Василий сел боком на стуле и расставил ноги.

   – Эта самая крохотная дырочка получилась от тонкого длинного, очень острого предмета круглой формы. Вероятно, чего-то вроде спицы. Извини, я в экспертизе полный ноль, из объяснений Антона понял лишь то, что орудие повредило внутренние органы. Но Анна не сразу скончалась, умирала медленно. При таких ранах человек может первое время даже двигаться. Анна, очевидно, пыталась выкарабкаться из фонтана. Но потом силы покинули ее. Это опять же слова Котова.

   – Хачикян была без сознания, – грустно произнесла я, – она ничего не сказала. Я не знала, чем ей помочь.

   – «Скорая», забиравшая женщину, не приспособлена для перевозки тяжелораненых, – объяснил Медведев. – Медики приехали за горничной, а тут другая беда. В машине прикатила фельдшерица, а не врач, у нее нет опыта обращения с ранениями, и с собой был лишь стандартный набор лекарств – димедрол, но-шпа, анальгин. И тем не менее Хачикян доехала до больницы живой. Организм молодой, сопротивлялся. Местные врачи тоже невесть какие мастера. Они рану на спине сочли неопасной, занялись сначала травмой головы. И только когда пострадавшую стали терять, их осенило, что надо бы между лопатками хорошенько посмотреть. Да поздно уже было. Видишь, как бывает! Небольшая дырочка смертельна, а рана на голове выглядит жутко, но от нее не умрешь.

   – Ясно, – пробормотала я.

   Василий переменил позу.

   – В ране на затылке обнаружены микрозанозы, а в отверстии на спине частички железа и следы земли с примесью подкормки для многолетних растений, таких как флоксы, гвоздика и прочие.

   – Неподалеку от фонтана высажено много цветов, – воскликнула я, – в том числе флоксов, Аня как раз с ними возилась. Я внимательно осмотрю то место. А ты запоминай, что мне нужно от Антона.

   Медведев показал пальцем на диктофон:

   – Он работает.

   – Молодец, – похвалила я полицейского, – хорошо подготовился.

   Я продиктовала свои вопросы, краткий отчет и спросила:

   – А как я получу ответ? В доме, в библиотеке, похоже, есть незаконно установленный телефон, но я его пока не обнаружила. И не уверена, что смогу им воспользоваться.

   Василий прищурился.

   – Есть вариант. Котов удивился, когда я решение этой проблемы предложил, сказал, что я креативный человек.

   – Можешь гордиться, – улыбнулась я, – Антон очень редко хвалит тех, с кем работает. Ругает он нас тоже не часто, но иногда так глянет, что земля из-под ног уезжает. Ну, рассказывай свой план.

   Вынув из кармана самую обычную шариковую ручку, Медведев слегка повернул ее нижнюю часть и пустился в объяснения:

   – Если нужно, ею можно пользоваться. Вот, смотри, как калякает…

   – Прекрасно, – одобрила я, наблюдая, как Василий выводит на бумаге каракули, – поразительно. Неужели ручка предназначена для письма? Я думала, она исполняет русские народные песни.

   – Погоди веселиться. Слышишь? – спросил Василий.

   – Ручка таки запела? – восхитилась я.

   – За дверью сидит Зина, – сказал Медведев, – она шумно дышит.

   – Ты приехал не один? – насторожилась я. – Привел сюда тайком свою помощницу? Не лучшая идея.

   Не отвечая, Василий встал и распахнул дверь. В беседку медленно вошла рыжая собачка размером с лису. Хвост и спину ее украшали головки репейника.

   – Таня, это Зина. Зина, это Таня, – представил нас друг другу Медведев.

   – Зачем нам барбос с помойки? – возмутилась я.

   – Зина умнее многих людей, – обиделся Вася. – И она живет со мной, никогда по мусорным бачкам не шарилась.

   – Вид у шавки неопрятный, – не уступала я, – шерсть какая-то скомканная и колючки повсюду. Ты ее когда в последний раз мыл, на Рождество двухтысячного года?

   – Зина чистая! – бросился защищать любимицу полицейский. – Это я ее для конспирации обомжил.

   – Что ты с ней сделал? – не поняла я.

   – Обомжил, – повторил Василий. – Шкуру вспучил, лаком для волос побрызгал и руками помял. А репейник для убедительности. Получилась собака-бомж. Но ты полюбуйся на наш ум. Зинаида, поздоровайся с Таней, будешь с ней работать.

   Собака подошла ко мне, села и подняла лапу.

   – Пожми ей руку, – приказал Медведев.

   – Он уехал!

   На лице Нестеровой огромными буквами была написана радость. Так выглядит малыш, которому совершенно неожиданно сделали безо всякого повода подарок.

   Жаль разочаровывать Раису, но ей придется услышать правду.

   – Нет, он сидит в павильоне и ждет кого-то из вас.

   – Я погнал, – сказал, выходя из дома, Леонид и поспешил в сад.

   Нестерова скуксилась.

   – Что он там делает?

   – Проводит допрос, – ответила я. – Не волнуйтесь, это совсем не больно.

   Раиса Ильинична вновь засияла, как медный самовар на Пасху.

   – Так ты говоришь о полицейском?

   – Да, – кивнула я. – А вы о ком?

   – Николай прочь умелся! – с ликованием воскликнула Нестерова. – Представляешь, он сбежал! Вместе с вещами! Не захотел участвовать в соревновании. Нас становится все меньше!

   Я попыталась оценить услышанное, но Нестерова дернула меня за рукав.

   – Понимаешь, Танечка? Наши деньги увеличиваются. Мы ведь договорились поделить их поровну. Ты не передумала? Я побеседовала с Лизой, она тоже согласна. Как хорошо, что Николай уехал! Мне он не нравился – хмурый, угрюмый. Вот Ленечка другой, он открытый, улыбчивый. И Жанна вполне приятная. Да, она не очень хорошо воспитана, но душа у нее добрая. Лиза вполне милая девушка, а ты просто прелесть, умница, красавица, любо-дорого посмотреть. В завещании Сергей Павлович поставит одну фамилию, а потом-то мы сделаем, как задумали!

   Кое-как избавившись от фонтанирующей счастьем Нестеровой, я вошла в дом.

   Вот интересно! Реутова во всеуслышание сообщила Мануйлову о Раисином предложении поделить наследство поровну. Жанна полагала, что он с позором выгонит Нестерову, но тому неожиданно понравился поступок воспитательницы детского сада. Мало того, что Раиса Ильинична осталась в поместье, так еще и заслужила похвалу Мануйлова. Одобрение Сергея Павловича окрылило ее, и она снова заводит беседу о дележе шкуры неубитого медведя. Даме, как и всем, очень нужны деньги, она боится, что проиграет соревнование, и хочет урвать хоть малую часть капитала.

   Я добралась до столовой, увидела там Жанну, Мануйлова, Лизу и сказала:

   – Очень жарко, хочу принять душ.

   Затем прошествовала в коридор. Комната Николая располагалась почти впритык к лестнице, ведущей на второй этаж. Я осторожно нажала на ручку и вошла внутрь.

   Не очень широкая деревянная кровать была незастелена, одеяло откинуто. Три подушки, одна меньше другой, стояли все вместе у изголовья почти вертикально. Я всегда строю подобную пирамиду, если хочу почитать, – к спинке прикладываю самую объемную подушку, к ней приваливаю среднюю, затем маленькую, к которой и прислоняюсь. Шкаф в комнате, где жил Вишняков, зиял пустотой, внутри висели голые вешалки. Дорожной сумки или чемодана не было.

   Я прошла в ванную. Ни зубной щетки, ни пасты, ни мочалки, ни бритвы, ни дезодоранта, только на крючках два темно-синих полотенца, абсолютно сухих, а в раковине и душевой кабине не видно следов воды. Выходит, Николай с утра не умывался и не принимал душ. Я еще раз недоверчиво пощупала полотенца.

   В санузле при моей спальне висят точь-в-точь такие. Хозяева загородных домов часто покупают для гостей отдельное белье, а чтобы не перепутать его со своим, приобретают комплекты контрастного цвета. Допустим, семья пользуется светлыми, тогда тем, кто приезжает в дом, постелют темные. У Мануйлова – синие. Но, помнится, Сергей Павлович говорил о себе как о затворнике, и, по нашей оперативной информации, Мануйлов почти не выезжает из своего поместья. Зачем тогда ему столько гостевых комнат, оборудованных санузлами? И тот, кто предпочитает одиночество, не станет обзаводиться постельными и банными принадлежностями для гостей.

   Есть еще одна странность. Простыни, пододеяльники, полотенца и прочие вещи не новые, похоже, они произведены много лет назад, еще в советские годы. Я в детстве спала точь-в-точь на таком белье из льняного полотна, украшенного каймой из разноцветных полос. Сейчас таких жестких простынок и пододеяльников с овальным вырезом посередине днем с огнем не сыщешь. Нынче белье выпускается совсем другое и по фактуре ткани, и по расцветкам. Кстати, льняные вещи из моего детства и отрочества отличались превосходным качеством. Служили десятилетиями, выдерживали кипячение и частые стирки, не садились, не рвались. Наверное, Сергей Павлович все-таки редко достает из шкафов гостевые комплекты, поэтому и пользуется ими с незапамятных времен. Тем не менее его явно иногда навещают посторонние. Несмотря на свои пафосные заявления о неприятии лжи, Сергей Павлович еще тот фантазер. А жизнь вруна, повторяю, тяжела – приходится постоянно себя контролировать, это не всякому удается.

   Я отступила от раковины. Что заставило Николая сбежать? Чего или кого он испугался? Вишняков горел желанием получить наследство. Даже обвинил меня в нападении на Аню и начал шантажировать, пообещав не рассказывать никому о моем якобы преступлении в обмен на деньги, если они достанутся мне. В общем, был настроен по-боевому. И – убежал?

   Я присела на корточки и распахнула шкафчик под умывальником.

   Говорят, что все женщины похожи, но и про мужчин можно сказать то же самое. Сейчас объясню, к чему это я.

   Мой отец рано потерял передние зубы, а поскольку тогда об имплантах не слышали, ему сделали бюгель, конструкцию с пластмассовыми коронками и металлическими крючками. Папенька, помню, стеснялся протеза. Перед тем как отправиться в постель, он снимал искусственную челюсть и оставлял в ванной, но чтобы она не маячила на виду у всех, он прятал стакан с ней в шкафчик под раковиной.

   В первый день знакомства во время общего завтрака я заметила на одном из верхних зубов Николая металлический крючок и поняла, что бывший военный медик, каковым он объявил себя, носит протез. А чуть позже, когда Вишняков заявил, будто на самом деле он стоматолог, подумала: странно, что дантист пользуется дешевым не эстетичным бюгелем.

   И вот сейчас я убедилась в своей правоте, потому что увидела челюсть в стакане с голубым раствором. Коля, как и мой родитель, стеснялся вставных зубов, прятал их от посторонних глаз. Он так спешил удрать, что забыл надеть протез?

   Я вернулась в спальню и еще раз окинула ее взглядом. Если учесть положение подушек и находку в санузле, то, похоже, вчера вечером события развивались таким образом. Коля вынул бюгель, решил почитать перед сном, уютно устроился в кровати, но тут что-то заставило его встать и покинуть помещение. Вишняков не ночевал в своей комнате, иначе бы подушки не стояли у изголовья, а лежали горизонтально.

   Я снова пошла в ванную и изучила вставную челюсть. У Николая отсутствовали четыре зуба в верхней челюсти, один центральный и три сбоку. Это не драма, но не очень красиво щеголять с дырами. А теперь скажите, что вы прихватите, в спешке собираясь перед отъездом, расческу или бюгель? Можно ли забыть вставные зубы? А сейчас я не вижу щетки для волос, зато любуюсь на протез. Что-то здесь не так!

   Я покинула спальню Вишнякова, двинулась в столовую и нашла там одного Леонида.

   – Какое задание ты получила? – быстро спросил он. – Что тебе поручил Сергей Павлович перед отъездом?

   – Мануйлов уехал? – скрывая радость, спросила я.

   – Укатил вместе с бравым полицейским, – уточнил Реутов. – Ему надо опознать труп Ани. Вот ведь дурость! Личность Хачикян известна, но полисмен уперся копытами, дескать, такова инструкция, и уволок Мануйлова, аки орел горлицу. Хозяин всем приказал чем-то заняться. Я должен отмыть фреску, украшающую фасад дома. Карл мне выдал перчатки и всякие моющие средства. Раиса на кухне, варганит ужин. Тебя, после того как ты подала нам киселек из резинового винограда, более к плите не подпускают. Лизка шьет мантию для какой-то местной куклы. Что Жанка поделывает, я понятия не имею. А ты чем займешься?

   – Татьяна! – окликнул меня вошедший в столовую Карл. – Сергей Павлович отбыл на скорбную процедуру опознания. Вас хозяин не нашел, решил, что вы гуляете по саду. Приказал передать: нужно составить каталог книг в библиотеке. Третий шкаф. Карточки, ручка и прочее на столе.

   – Уже бегу! – обрадовалась я.

   Карл начал рыться в буфете. Леонид вытащил из кармана портсигар и добыл оттуда тонкую коричневую сигариллу.

   – Прошу прощения, у хозяина проблема со здоровьем, – немедленно отреагировал слуга, – убедительная просьба не курить в помещении.

   – Знаю, – буркнул Леонид.

   Реутов демонстративно разорвал тонкую целлофановую обертку на сигарилле, сунул ее в пустую керамическую плошку и быстро ушел. Хрусткий фантик живо расправился и спланировал на пол. Я наклонилась и подняла прозрачную скомканную обертку с красным ободком. На нем была надпись «vanilia». Я уловила аромат специи и еще чего-то сладкого.

   – Спасибо, Танечка, – ласково сказал Карл, – давайте мусор мне, я выкину.

   Не имею ни малейшего права осуждать гостей, но некоторые из них крайне неаккуратны, раскидывают по всему дому обертки от своих сигарет, швыряют окурки на землю у террасы.

   Я протянула Карлу бумажку. Значит, ночью под дверью библиотеки точно притаился Леонид. Подслушивая разговор Мануйлова с Жанной, он вынул сигариллу, «раздел» ее и машинально бросил обертку на декоративную тарелочку, стоявшую на крохотном столике у стены. Целлофан повел себя так, как я только что наблюдала – распрямился и слетел на пол.

   – Могу я вам чем-то помочь? – осведомился Карл. – Проводить вас в библиотеку?

   Я понизила голос:

   – Вы рассказали мне про сейф, мол, я найду там некие бумаги про Феликса…

   Карл опасливо огляделся по сторонам.

   – Да, да. Только, умоляю, никому ни слова! Хочу вам помочь. Вы единственная из всех этих людей достойны получить деньги Сергея Павловича. Но вам нужно знать правду про Головина. Обязательно поройтесь в сейфе за книгами. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Если у вас возникнут вопросы, я готов ответить на любые. Танечка, обстоятельства сложились крайне благоприятно для вас: хозяин уехал в полицию, лучше всего вскрыть сейф немедленно.

   – А где ключ? – поинтересовалась я. И услышала уже знакомые слова:

   – У Тильды на шее. Берите спокойно, она не кусается.

   – Я видела ее в саду, аккуратно осмотрела, но не обнаружила даже намека на ключ, – возразила я. – Кстати, а почему Тильда ходит в одежде и украшениях?

   Карл засмеялся и быстро прикрыл ладонью рот.

   – Простите дурака. Вы решили, что я имею в виду живую Тильду?

   – Есть еще и мертвая? – опешила я.

   Мой собеседник стал объяснять.

   – Слава богу, Матильда Третья бодра, весела и здорова. Иллюзионисты часто используют в своих номерах мелких животных. Наверное, видели классический трюк, когда из пустой шляпы-цилиндра вытаскивают кролика?

   Я кивнула, а Карл продолжал:

   – Публика приходит в восторг, увидев любое мало-мальски дрессированное существо, но мыши, хомяки, собачки и так далее – это стандартно. Сергей Павлович ездил с гастролями по всей России, и один раз в богом забытом городке к нему подошел местный житель и рассказал, что выращивает крохотных свинок. Не на мясо, а для души, хочет ввести моду на карликовых хрюшек. Он и подарил Мануйлову Матильду. Знаете, мы всем коллективом в нее влюбились. Милейшее существо, понятливое, чистоплотное, нежное, послушное! Зрители визжали, когда Мануйлов доставал Тильду, она у него была задействована во многих номерах. Карликовые свинки живут около двадцати лет. Тильда Первая скончалась от старости, не дожив немного до четверти века. Ей на смену пришла Тильда Вторая. Сейчас у Мануйлова появилась Тильда Третья. Она наиболее умная, ей всего пять лет. Минипиги простудливы, боятся сквозняков, поэтому даже в жаркую погоду их лучше одевать. Летом Тильда свободно гуляет по саду, ей там очень нравится, а зимой, весной и осенью сидит в доме. Тильда обожает хозяина, но предпочитает держаться подальше от посторонних. Если, Танечка, она вам показалась, значит, хочет подружиться. Смело гладьте свинку, она не кусается. А насчет украшений… Тильда девочка, поэтому неравнодушна к побрякушкам. И открою вам секрет: Сергей Павлович лишь с виду строг, на самом деле у него очень эмоциональная натура и большой запас нерастраченной любви. Тильда для Мануйлова как ребенок, отсюда и сережки в ушах, браслеты на ногах, разные ожерелья. Сплошное баловство, но оно никому не наносит вреда, радует хозяина…

   – Так где ключи? – бесцеремонно остановила я Карла.

   Слуга всплеснул руками:

   – Порой я бываю весьма несообразителен! Сказал вам, Танечка, «Они у Тильды», – и вы, естественно, увидев Матильду, решили, что я имел в виду ее.

   – Разве не так? – удивилась я. – Хотя я припоминаю, что вы вроде произнесли фразу: «Она в кабинете». А потом замолчали.

   Карл вытащил из кармана длинного фартука тряпку и начал яростно протирать полированный комодик.

   – Извините великодушно дурака. Я знаю о привычке Тильды сторониться гостей, поэтому мне и в голову не могло прийти, что она к вам выйдет. В библиотеке на столике стоит фигурка Тильды Первой. У нее на шее висит большой медальон, он открывается, там находится шифр от замка. Как такового ключа нет, надо набрать на двери пароль. Ох, что-то у меня виски ломит, пойду, накапаю себе микстуры от мигрени. Танечка, поторопитесь в библиотеку, не ровен час, Сергей Павлович вернется, упустите возможность взглянуть на документы.

   Я залезла на лестницу, отодвинула книги, увидела дверцу с клавиатурой. Белые костяшки с цифрами «1», «2», «3» и «4» казались новыми, а вот другие, например, «7», почти стерлись. Я быстро набрала кличку хрюшки и цифры, послышался щелчок. Я запустила руку в нутро сейфа и вытащила папочку с нотариально заверенными копиями документов. Мне хватило минуты, чтобы изучить их.

   Сверху лежало свидетельство о рождении, выписанное на имя Татьяны Карловны Сергеевой. Отцом являлся Хофштейн Карл Иванович, матерью Сергеева Зоя Петровна. Следующий лист тоже оказался метрикой. Ее выдали Сергеевой Татьяне Андреевне. Отцом этой девочки являлся Хрюкин Андрей Геннадиевич, матерью Сергеева Зоя Петровна. В углу второго документа стоял штамп «повторное, выдано в связи с утерей». Сергеева Татьяна Андреевна и Сергеева Татьяна Карловна появились на свет в один день, месяц и год. Это был один и тот же ребенок. Но до двух лет у девочки был отцом Карл Иванович, потом откуда ни возьмись появился Андрей Геннадиевич. А вот никаких документов про Феликса Головина в папке и в помине не было.

   Я сфотографировала находки айфоном, положила их на прежнее место, закрыла сейф, поправила книги и помчалась на поиски Карла. Обнаружила его в столовой, где он тщательно полировал серебряные подсвечники. Увидев меня, слуга выронил замшевую тряпочку и с испугом спросил:

   – Вы потрясены?

   – У меня возникли вопросы! – выпалила я. – Помнится, вы дали обещание ответить на все.

   Карл втянул голову в плечи.

   – Конечно, но не здесь. Сюда могут в любой момент войти посторонние. Давайте уединимся в моей комнате.

   Я не стала спорить, и мы быстро прошли в небольшую спальню, обставленную, как номер в дешевом отеле: узкая кровать под клетчатым пледом, пара кресел и небольшая тумбочка, на которой лежали лекарства. Судя по названиям, у Карла больной желудок, такой набор прописывают от язвы. А еще здесь пахло ванилью. Наверное, слуга пользуется одеколоном после бритья с ароматом этой кондитерской специи, я уже не раз ощущала от него этот запах.

   Карл опустился в кресло.

   – Танечка, устраивайтесь. Понимаю, вы ошеломлены и, вероятно, испуганы. Простите за то, что вот так обрушил на вас сведения про Головина, но…

   – Я не нашла ничего о Феликсе, – перебила его я, – зато обнаружила странные копии своих свидетельств о рождении.

   – О боже! – ахнул Карл. – Неужели я перепутал, в каком сейфе что находится? Или Мануйлов переложил бумаги? Что ж, теперь тайна открыта. Я не хотел, но раз уж так получилось… Танечка, вы видите перед собой родного отца.

   Я постаралась изобразить растерянность, забормотала:

   – Да? Странно… прямо не знаю, что и думать… Мама никогда о вас не упоминала. Почему?

   Карл сложил руки на груди и повел рассказ:

   – Зоинька была очаровательной девушкой, красавицей с чудным характером. А еще она отличалась трудолюбием. Среди людей цирка ленивых нет, но даже на фоне наших Зоя выделялась, постоянно репетировала, оттачивала свое искусство. Она нравилась многим мужчинам, в том числе Сергею Павловичу. Мануйлов придумал для нее оригинальный номер, попытался ухаживать за ней, но был вежливо отвергнут. Надо отдать должное Сергею Павловичу – он не затаил зла, не запретил Зое исполнять придуманные им трюки, проявил благородство. У нас с ним были хорошие отношения, поэтому, начав карьеру фокусника, Мануйлов позвал меня к себе в помощники, я долго работал с ним. Почему красавица Зоя не обратила внимания на блистательного мастера, а благосклонно взглянула на самого обычного ассистента? Понятия не имею. В то лето, когда у нас случился роман, мы колесили по Украине. Там было тепло, изумительная еда, прекрасные бытовые условия, приветливые люди. Короче, Танечка, мы с Зоей сошлись. Мне было некомфортно из-за того, что она отказала Мануйлову, предпочла ему меня. Учтите, за кулисами трудно хранить тайну, поэтому я сразу пошел к Сергею и честно ему сказал: «У нас с Зоей любовь. Простите».

   Мой собеседник вздохнул, секунду помолчал и пояснил:

   – Я всегда, несмотря на долгие доверительные отношения, обращаюсь к Мануйлову на «вы», а он зовет меня на «ты», так уж повелось.

   Карл снова помолчал, затем продолжил рассказ:

   – Откровенно говоря, я готовился услышать от фокусника массу нелестных слов. Сам я на его месте ни за что не удержался бы, напомнил и помощнику, и акробатке, сколько добра им сделал и как они отплатили за это. Но Сергей Павлович, человек благородный, сказал: «Я счастлив за вас, радуйтесь жизни. Но, Карл, не строй смелых планов, Зоя не намерена навсегда связывать свою судьбу с циркачом. Боюсь, ты для нее всего лишь развлечение на время совместных гастролей. Не обижайся, я не хочу, чтобы ты потом страдал». Но я тогда подумал, что в душе иллюзионист все же затаил обиду, и пропустил его слова мимо ушей. В сентябре мы вернулись в Москву, я названивал Зое, но та постоянно отказывалась от свиданий, причем поводы для отказа звучали глупо: сломала ноготь, не хочу, чтобы ты видел меня уродиной. Или еще хлеще: среда несчастливый день, не пойду в кино. Я был наивен и глуп, поэтому не сразу сообразил, что Мануйлов не зря меня предупреждал. Все получилось так, как он предсказал: гастроли завершились, мы более не сталкивались каждый день в шапито, в автобусе или в гостинице, в Москве у Зои полно приятелей, и я ей стал не нужен. Осознав собственную дурость, я перестал тиранить ее звонками, и наши отношения спокойно завяли. В октябре акробатка Сергеева с коллективом не поехала, среди наших разнесся слух, что ее берут в труппу московского цирка.

   Рассказчик опять вздохнул.

   – А зимой Зоя внезапно позвонила мне сама и огорошила новостью: она беременна, отец будущего ребенка я. Но сказала, что ей ничего от меня не надо, на алименты она не претендует, не предлагает жениться на ней, готова сама воспитывать малыша, у нее только одна просьба… Танечка, учти, при советской власти у людей был иной менталитет, чем сейчас. Если в метрике у новорожденного в графе «отец» поставят прочерк, это позор. Вот Зоя и попросила меня признать ребенка, пообещав, что никаких хлопот мне не доставит. Кстати, знаешь, доченька, почему тебя записали на фамилию матери? Опять же вспомним про те времена. Вслух руководители государства говорили об интернационализме, о равных возможностях для всех, в действительности же процветал антисемитизм, была, например, квота для евреев, поступавших в вузы или желавших устроиться на престижную работу. Печально известный пятый пункт анкеты, вопрос о национальности, мог тогда здорово осложнить жизнь. Мой отец этнический немец, поэтому я Хофштейн. Фамилия похожа на еврейскую, и тебе бы пришлось объяснять свое происхождение, что не очень-то удобно. Потому Зоя и захотела, чтобы дочь была Сергеевой. А я не спорил. Но разговор на эту тему у нас с ней состоялся позже, а в тот момент мы просто договорились, что я официально признаю ребенка, когда он появится на свет.

   Из груди Карла вырвался вздох.

   – Сергей Павлович, узнав о ситуации, предостерег меня: «Сейчас Зоя обещает не подавать на алименты. Но когда младенец родится, ему ого-го сколько всего понадобится, и она вспомнит о тебе. Будешь восемнадцать лет содержать отпрыска. И, между прочим, ты уверен, что являешься, так сказать, автором малыша?» Но я нутром чувствовал: ребенок мой. Поэтому не только дал тебе свое отчество, но и пытался заботиться о дочке. Танечка, я тебя сразу полюбил. Не могу передать, что творилось в моей душе в ту минуту, когда я взял в родильном доме из рук медсестры почти невесомый кулек…

   Карл отвернулся и продолжил сдавленным голосом:

   – У меня возникла надежда завести семью. Зоя благосклонно отнеслась к тому, что я навещаю дочь. А уж я старался: тащил фрукты и хорошую еду Зое, она ведь кормящая мать, доставал, где мог, детское бельишко, давал деньги. Так прошло полтора года. Однажды Зоя мне сказала: «Карлуша, нам необходимо поговорить серьезно». Я так обрадовался! Подумал, любимая поняла, что лучше меня ей никого не найти. И у нас ребенок, девочке нужен отец. Сейчас Зоинька скажет фразу, которую я давно ждал: «Мы фактически стали семьей, давай оформим отношения официально…»

   Карл резко повернулся ко мне.

   – Знаешь, доченька, я помню ту беседу в мельчайших подробностях. От Зои пахло болгарскими духами «Розовое масло», на ней были черные брючки и очень яркий красный пуловер крупной вязки с огромным воротником. Услышав ее слова: «Я устала жить одна, хочется прислониться к крепкому плечу», – я не выдержал, бросился к ней, обнял и прошептал: «Любимая, все, что имею – твое. Обещаю сделать вас с Танюшей счастливыми». Держу ее в объятиях, чуть не умираю от счастья… но потом внезапно соображаю: что-то не так. Она отталкивает меня! Я разжал руки и услышал: «Какого черта ты себе напридумывал? Наши отношения давно исчерпаны. Я не могу жить с человеком перекати-поле. Ребенку нужны стабильность и отец, который каждый день возвращается с работы домой, уделяет вечером девочке время. А ты сегодня тут, завтра уехал и три месяца не появляешься. Я выхожу замуж, прощай».

   Карл поднялся, прошелся туда-сюда по комнате. Снова сел в кресло и устремил на меня умоляющий взгляд.

   – Извини меня, Танечка, за мой правдивый рассказ. Пойми, я очень любил Зоиньку и по сию пору продолжаю хранить ей верность. Даже не смотрел на других женщин и остался холостым. Да, Танюшка, твой отец однолюб. И я никогда не сердился на Зою, желал ей исключительно счастья. В тот день я лишь спросил: «Зоя, а он хороший человек?» Услышал в ответ: «Прекрасный», – и ушел, чтобы не препятствовать их любви. А на прощание сказал: «Зоюшка, если жизнь повернется черной стороной, только свистни, я прилечу в любой момент куда угодно. А коли отношения с тем мужчиной дадут трещину, я тут же готов пойти с тобой в загс». Через некоторое время Зоя позвонила. Мне на всю жизнь врезались в память ее слова: «Мой муж хочет удочерить Таню. Сейчас она мала, но с годами повзрослеет, начнет задавать вопросы. Сделай одолжение, ради счастья Танечки откажись от нее. Кстати, она останется Сергеевой. Андрей по паспорту Хрюкин, фамилия не самая благозвучная, Танюшу потом в школе задразнят».

   Карл начал ломать пальцы.

   – Вот и вся история.

   – Ясно… – протянула я.

   – Считаешь меня предателем? – чуть не плача спросил он.

   – Нет. Вы же хотели угодить горячо любимой женщине, – ответила я. – Вероятно, вам будет неприятно это слышать, но папа и мама жили счастливо, я очень любила отца. Какая разница, кто тебя произвел на свет? Главное, кто поставил на ноги.

   – Я издали наблюдал за тобой, – запричитал Карл. – Думал, увижу, что девочку обижают, приду на помощь.

   – Вы же отсюда давно не выезжаете. Каким образом узнавали новости о дочери? – удивилась я.

   – До Москвы близко, – возразил Карл. – Но я поступил хитро – нанял одну женщину. Она смотрела иногда, как ты из дому выходишь, и фотографировала, потом снимки по Интернету мне посылала. То есть я рулил в интернет-салон, там и получал почту.

   Я кивала, усмехаясь про себя. Даже искусный врун способен проколоться. Карл создал целый роман, для пущей убедительности приплел сюда свою шпионку и – прокололся. Правда, мигом заметил промах, ловко вывернулся, но я теперь уверена, что в доме есть Интернет. Одного не пойму: зачем затеян весь этот спектакль?

   Очень хотелось задать Карлу пару вопросов. Скажем, поинтересоваться, где он взял копии документов. Сомнительно, что их ему предоставила Зоя. И зачем хранить бумаги, да еще в сейфе Мануйлова? Но, пожалуй, не стану ловить его на косяках. Пусть думает, что «дочка» поверила его рассказу.

   Карл внимательно наблюдал за мной.

   – Сейчас докажу, что я никогда не забывал о тебе! Когда Сергей Павлович рассказал о своей идее созвать наследников на кастинг, я упросил его пригласить мою дочь. Мануйлов сначала отказывался, у него были другие планы, но я сумел его убедить. Он смилостивился, однако сказал: «Татьяна стоит в самом конце очереди. Она твоя дочь, что дает ей крохотный шанс, я благодарен тебе за дружбу. Но она еще и дочь Зои, а вот тут возникают сложности. Не хотел раньше говорить, но… старшая Сергеева меня обокрала!» Я ахнул, потребовал объяснений и был потрясен.

   Слуга судорожно вздохнул.

   – Очень не хочется раскладывать перед тобой, детонька, весь пасьянс, да делать нечего. Оказывается, Зоя утащила у Мануйлова огромную ценность – записную книжку.

   – Наверное, ее обложка украшена бриллиантами-изумрудами?

   – Нет, – серьезно возразил Карл, – корочки самые обычные, кожаные, а вот листочки из золотой фольги. На них Сергей Павлович зашифровал придуманные им номера и нарисовал прекрасные миниатюры. Он великолепный художник, потрясающе оформил свои записи, долго корпел над иллюстрациями, создал настоящее произведение искусства. Да и текст выполнен каллиграфически. Мануйлов просто фонтанировал идеями, в молодости и зрелости полет его фантазии был безграничным. Иллюзионист сначала для себя выдумывал уникальные трюки, потом стал продавать их другим, изобретал фокусы, равных которым нет во всем мире. Хочешь открою тайну?

   – Очень, – выдохнула я.

   – Шоу Давида Копперфилда во многом основано на изобретениях Мануйлова, – торжественно заявил слуга. – Это великий секрет. Понимаешь, сколько денег получает хозяин?

   Я приоткрыла рот, замерла и ответила:

   – Нет.

   – Миллионы, – прошептал Карл. – В валюте.

   Я прижала ладони к щекам.

   – Ой!

   «Папенька» обвел рукой комнату.

   – Откуда, по-твоему, у хозяина дом, участок, средства на содержание поместья и жизнь в свое удовольствие? У циркачей трудные детство, юность и зрелость, нам приходится с малолетства и до дряхлости тяжело работать. Но еще хуже для бывшего артиста цирка старость – пенсия нищенская, ее не хватает подчас на элементарные нужды. А Сергей Павлович ни в чем себе не отказывает. Почему так получилось?

   – Не знаю, – растерянно ответила я. – Он накопил денег?

   Карл грустно усмехнулся.

   – Любой запас, если его не пополнять, иссякнет. Говорю же, Мануйлов придумывает фокусы и продает их за очень большую цену. Поверь, он гений, к нему приезжают со всего света, иллюзионисты стоят в очередь. Но в последнее время Сергей Павлович потерял свой дар. Думаю, это связано с болезнью, которая съедает его, отнимает фантазию. А в книжке записано очень много идей, там есть наметки неосуществленных номеров и постановок, которые хозяин придумал в момент наивысшего расцвета своего таланта.

   – Почему Мануйлов не воплотил свои замыслы в жизнь? – задала я резонный вопрос.

   Карл искоса глянул на меня.

   – Читала книги Жюля Верна? Французский фантаст в девятнадцатом веке описал подводную лодку, мобильный телефон, полет на Луну, компьютер, предсказал множество новинок техники, о которых тогда даже не мечтали, представить не могли, что подобное может когда-либо быть создано. Почему же француз сам не создал, ну, например, реактивный двигатель?

   – Как он мог это осуществить? – воскликнула я. – Не было соответствующих отраслей промышленности, об электронике и не подозревали, и одному человеку никогда не справиться с такой глобальной задачей, необходимо наличие конструкторского бюро, квалифицированных рабочих, ученых, знающих о математике-физике во сто крат больше, чем во времена Жюля Верна. Писатель оказался великим провидцем, но он лишь фантазер, в девятнадцатом столетии время для появления на свет мобильников еще не настало. Хотя, полагаю, имей Наполеон и его командование айфоны, исход битвы при Аустерлице стал бы иным.

   – Очень верные слова про то, что время не пришло, – похвалил меня Карл. – Они справедливы и в отношении Мануйлова. Когда Сергей Павлович начал заполнять книжечку, придуманные им трюки нельзя было воплотить из-за отсутствия нужной техники. Но сейчас все идеи хозяина осуществимы. Понимаешь ценность этих записей?

   Я старательно кивала и, как прилежная ученица, повторила «урок»:

   – Сергей Павлович из-за недуга и далеко не юного возраста уже не способен выдавать оригинальные идеи. А в книжке их записано много, и те, что прежде считались фантастикой, сейчас могут быть воплощены в замечательные номера.

   – Какая ты умница! – обрадовался Карл. – Зоя понимала ценность этой книжечки и украла ее. Она хотела насолить Мануйлову, который не скрывал своего к ней негативного отношения.

   – Разве Сергей Павлович плохо относился к моей маме? – удивилась я. – Он же поставил для нее потрясающий номер со стрельбой из лука.

   Карл помолчал. Наконец нашел ответ:

   – Правильно. Но Зоя оказалась неблагодарной, стала врать всем, что сама додумалась до идеи с имитацией голого тела и воздушным шариком. Потом у нас начался мучительный для меня роман, и Мануйлов один раз жестко побеседовал с Зоей. Та за словом в карман не полезла, и дружба лопнула. Окончательно разрушила их прежние отношения кража книжки. Танечка, хочешь стать наследницей всего состояния Мануйлова?

   – Не откажусь ни от дома, ни от сада, ни от банковских счетов, – подтвердила я, подавив желание задать новые вопросы. Ну как акробатка ухитрилась спереть столь ценную для Мануйлова вещь? Почему он не отправился к Зое и не отнял свой «склерозник»? В рассказе Карла много нестыковок! Однако мне не стоит на них реагировать.

   Карл втянул голову в плечи.

   – Сергей Павлович мечтает получить назад книжечку. Отдай ее – и ты станешь наследницей.

   – Никогда не слышала о сборнике фокусов, – вздохнула я, – мама о нем не упоминала.

   – Уверен, Зоя предупредила тебя о ценности украденного, – продолжал Карл, словно не слыша моих слов. – Ты уже, наверное, убедилась, что не способна разобрать зашифрованные записи. И даже если сможешь подобрать ключ, это ничего не даст. Ведь о рынке фокусов ты ничего не знаешь. Куда ты пойдешь? К кому обратишься? Верни книжку Мануйлову – и будешь богатой. Зачем тебе его записи?

   Я не удержалась и поинтересовалась:

   – Почему Сергей Павлович не обратился к Зое? По какой причине столько лет ждал, а сейчас страстно захотел получить назад свою собственность?

   Карл подался вперед, взял меня за руку и заговорил проникновенно:

   – Сергей Павлович гений. И как все сверходаренные люди, он расточителен в идеях. Обнаружив исчезновение своей бесценной книжечки, он сначала рассердился, но потом решил не связываться с Зоей. Подумал: «На страницах записаны неосуществимые идеи, лучше о них забыть и не общаться с неблагодарной акробаткой». Но сейчас появилась возможность реализовать те фантастические наработки. Мануйлов тяжело болен, в России он обречен на смерть, а вот в Германии или Америке медицина находится на другом уровне, там его могут спасти. Но в чужом государстве бесплатно в больнице даже воды тебе не подадут. Мануйлов ведь не может уже работать, денег на лечение не хватает. Он мечтает вернуть назад записи, продать их, получить необходимую сумму и встать на ноги. Пожалуйста, отдай то, что по праву принадлежит Сергею Павловичу. А тебе взамен достанется наследство. О’кей?

   Я с трудом удерживалась, чтобы не задавать напрашивающиеся вопросы. Так Сергей Павлович богат или у него нет средств? Если Мануйлов продаст фокусы-покусы, поедет в Европу и вернется домой здоровым, то о каком наследстве может идти речь? И это лишь пара очередных нестыковок в версии моего собеседника. Но я, конечно же, не стану на них указывать.

   – Зоя явно передала тебе записи незадолго до смерти, – снова заговорил Карл, не дождавшись от меня ответа. – Книжечка в темном переплете, выглядит проще простого. Странички очень тонкие, цвета золота. Внутри много текста и прекрасных иллюстраций. Записи, повторяю, не разобрать, они зашифрованы. Таня, подумай об этом чудесном доме и саде, брось на одну чашу весов поместье, на другую не нужную тебе книжонку и сделай правильный выбор.

   – Я готова отдать записи, – заканючила я, – но впервые о них слышу. Честное слово, мама ни о чем таком не упоминала.

   – Подумай, дорогая, – нежно прокурлыкал Карл.

   – Всю голову сломала! – пожаловалась я. – Но нет, мамочка даже не намекнула на столь ценную вещь.

   – Вероятно, в вашем доме есть тайник, – оживился Карл. – Куда Зоя прятала деньги на расходы?

   – В коробку из-под печенья, – лихо соврала я, припомнив свою маменьку. – А ее держала в шкафу, под бельем.

   – А накопленное на отпуск или крупные покупки? – не успокаивался слуга.

   – В жестянку из-под конфет, – выдала я. – Та «жила» в гардеробе, где висели зимние пальто.

   – В некоторых квартирах поднимаются подоконники… – задумчиво протянул лакей. – Или в паркете оборудованы маленькие углубления… Знавал я одну даму, та хранила стратегический денежный запас в морозильной камере – завернула купюры в пакет и запихнула между курами.

   – После маминой смерти холодильник миллион раз мылся, – возразила я, – пол у нас в нетронутом состоянии, а подоконники очень узкие и бетонные.

   – Как насчет гаража? – деловито осведомился Карл.

   – У нас его никогда не было, – отправила я мяч на территорию противника.

   – Ячейка в банке? – предположил лакей.

   – Мама не доверяла финансовым учреждениям, – печально протянула я.

   – Ладно, – сдался Карл, – давай пока поставим точку в нашей беседе. Хотя я уверен, что книжка хранилась у Зои. Постой! Пусть она прямо о ней не говорила, но, может, обронила нечто вроде: «Танечка, после моей смерти не выбрасывай старое пальто с антресоли, там в кармане ценная вещь»?

   – У нас в квартире нет антресолей, – возразила я.

   В глазах Карла мелькнуло раздражение.

   – Это я для примера. Твоя задача вспомнить некое предупреждение матери, ее намеки, часто повторяемые фразы. Ну вот что она тебе постоянно говорила?

   Я сдвинула брови, увидела перед собой свою родную маменьку и затараторила:

   – Не горбись. Выпрямись. Перестань жрать безостановочно, уродку замуж не возьмут, придется родителям всю жизнь тебя кормить. Учись хорошо, дуру замуж не возьмут, придется родителям всю жизнь тебя кормить. Отстань, зануду замуж не возьмут… Ну и так далее.

   Я умолкла, покосилась на Карла и завершила:

   – Кажется, это все из основных наставлений.

   – Иди, дорогая, отдохни, – заботливо предложил «папенька». – И вспоминай свою жизнь. Сведения о книжке хранятся где-то в твоей памяти, надо ее пробудить. Тогда наследство твое.

   Я встала. Карл тоже поднялся. Мы вышли в совершенно пустой коридор, потом свернули в столовую, и слуга всплеснул руками:

   – Совсем забыл про хозяйство!

   – Вам помочь? – услужливо предложила я.

   – Нет, Танечка, займись каталогом, – посоветовал Карл. – Иначе Сергей Павлович, вернувшись, будет недоволен.

   – В доме душно, – пожаловалась я. – Почему Мануйлов не поставит кондиционеры?

   – Пар костей не ломит, – произнес слуга. – На мой вкус, чем теплее, тем лучше. Хозяин болен, ему опасно простужаться. Выйди в сад, подыши свежим воздухом, и за работу. Но одновременно думай, Танечка, думай. Только от тебя зависит, получишь наследство ты или оно достанется Жанне.

   – Почему ей? – насторожилась я.

   Карл опустил взгляд в пол.

   – Разреши тебе не отвечать. Просто поверь – в лидерах Жанна. Но если ты добудешь книжицу, все переменится. И очень тебя прошу, ни слова о нашем разговоре никому, даже Сергею Павловичу. Записи передашь мне, а уж я отнесу их Мануйлову. Будет плохо, если хозяин догадается, что я тебе совет дал. Понимаешь?

   Я растерянно заморгала.

   – А если он сам спросит про книжку?

   – Отвечай спокойно, что ничего не знаешь, – порекомендовал собеседник. – Просто доставь книжку мне, и дело в шляпе.

   – Гостям ведь запрещено выходить за пределы имения, – напомнила я. – Если я покину поместье, то лишусь всякой надежды на состояние.

   Карл начал расставлять на буфете стаканы.

   – Не переживай. Как только вспомнишь, где находятся записи, шепни мне на ушко, я живо смотаюсь в Москву, заберу их, передам хозяину и улажу дело. Скажи, Танечка, ты не выгонишь старика Карла, когда получишь богатство? Разрешишь мне дожить остаток дней в тепле и уюте? Тебе же понадобится управляющий хозяйством. Я не стану обузой, буду работать!

   Карл приложил палец к губам:

   – Тсс. Все. Не ровен час, услышит кто.

   Я повторила его жест, затем через террасу спустилась в сад и направилась к аллее с флоксами.

   Солнце нещадно палило. В такую погоду не следует гулять, зной лучше переждать в доме, но мне надо внимательно изучить аллею с многолетниками. В смертельной ране Ани Хачикян обнаружили частички почвы, содержащие подкормку для флоксов, следовательно, орудие убийства контактировало с землей, где высажены неприхотливые, любимые московскими дачниками цветы. Может, преступник ткнул Аню в спину острой железкой, а потом, испугавшись содеянного, бросил ее в кустах? Вдруг мне повезет обнаружить заточку? Эксперты смогут найти улики, указывающие на киллера, им сгодится любая мелочь: волосок, прилипший к рукоятке, кожные частицы, микрокапельки пота, не говоря уж об отпечатках пальцев.

   Я остановилась. А ведь не обязательно, что преступник взял свое орудие поблизости от места, где обрабатывала цветы Аня. Убийца мог припасти его заранее. Ладно, начну все же со знакомой аллейки…

   Я уже была готова сдаться, но внезапно взгляд наткнулся на слегка помятый целлофан с тоненьким ярко-красным ободком. Это же обертка от сигариллы! А кто у нас любит курево, ароматизированное ванилином? Леонид. Значит, Реутов был тут. Чуть поодаль от прозрачной упаковки лежала небольшая лопатка и виднелся старый пень.

   Я подошла к нему и едва не закричала от радости. Газон тут имел проплешины, пожухлая трава перемежалась участками земли серо-коричневого цвета. На одном из таких мест виднелся четкий круглый след, а в его центре – отверстие. Похожую отметину я разглядела на спине у Ани. Наверное, орудие убийства было воткнуто тут. Выходит, преступник решил расправиться с Хачикян внезапно?

   Я выпрямилась. Похоже, дело обстояло так. Реутов, желая побеседовать с Аней, пришел сюда. Вначале разговор носил дружеский характер, потом Хачикян принялась спорить, может, сказала грубость. Леонид потерял самообладание, выхватил из земли нечто и ткнул им в спину Хачикян. Анне стало плохо, но она не умерла на месте, пошла к фонтану, очевидно, подумав, что после умывания ей станет легче. Она наклонилась над чашей… Дальнейшее понятно.

   Я еще раз оглядела лужайку. Всем хороша моя версия, но возникают вопросы. Ран у Ани две, их нанесли разным орудием. Зачем бить ее по голове, если уже ударил в спину? Я медленно обошла вокруг пня. Ладно, ответ есть. След от укола выглядел не опасным, мне он показался пустяковым. Возможно, так же подумал Реутов. Итак, раненая Хачикян побрела по дорожке. Убийца испугался, что жертва останется жива, схватил какой-то предмет и ударил Анну вторично, на сей раз по голове, когда та нагнулась к воде.

   Но от того места, где я обнаружила на земле загадочный след, до фонтана примерно метров двести. Могла ли Аня уйти так далеко?

   Хорошо, меняю версию. Анна и Леонид поругались, Хачикян решила умыться, кинулась к фонтану, а Реутов выдернул нечто, воткнутое в землю, побежал за жертвой, ткнул ее пониже лопаток, решил, что нанес легкую царапину, и опустил Ане на затылок палку.

   Я сделала еще пару шагов и замерла. На очередной проплешине, уже на приличном расстоянии от пня, метрах в двадцати от аллеи с флоксами, я увидела второй круглый след с дыркой посередине. «Спиц» было две? Они что, растут, как сорняки?

   В полном недоумении я с особым тщанием изучила землю и обнаружила еще пару идентичных кружков. Один располагался под давно отцветшим кустом сирени, другой возле старого дуба.

   Я растерялась. Может, пойти к Карлу, спросить, что такое оригинальное со стальным корнем колосится в саду? Поговорить с Леонидом, напугав его рассказом о целлофановой обертке? Ох, нет, мне не стоит делать ни то, ни другое. Супруг Жанны должен считать меня глупой претенденткой на наследство, ему не нужно знать, что я озабочена убийством Анны Хачикян и прочими странными вещами.

   – Чего поделываешь? – спросили за спиной.

   Я подпрыгнула от неожиданности и обернулась. В двух шагах от меня стоял Реутов.

   – Вроде кое-кто должен сидеть в библиотеке и составлять каталог, – нежно пропел он.

   – Тебе тоже дали задание, – огрызнулась я. – Зачем сюда притопал?

   Леня подошел к дубу, засунул руку в дупло и вытащил оттуда пачку сигарилл.

   – Прибежал за белочкиной заначкой.

   – Странное место для хранения курева, – удивилась я.

   Леонид выудил тонкую коричневую сигару, сорвал хрусткую упаковку, ничтоже сумняшеся бросил ее на землю и спросил:

   – Ты не против, если я закурю?

   Я милостиво кивнула.

   – Битте. Однако ты в странном месте хранишь свои вонючие сигареты.

   – Почему вонючие? Наоборот, ароматные, – обиделся Реутов. – Я положил их сюда для Ани. Она была заядлой курильщицей, но, когда приехала и услышала, что Сергей Павлович категорически возражает против дыма, прикинулась, что никогда даже не смотрела в сторону сигарет. Прикинь, как ее ломало!

   Я скорчила гримасу.

   – Да, Хачикян очень хотела понравиться хозяину. Но Анна вполне могла под благовидным предлогом выйти из дома, подымить в саду и как ни в чем не бывало присоединиться к компании.

   Леня сел на пень.

   – А запах? Анна употребляла французские «Житан», вырви-глаз, а не папироски. Даже если подымить на улице, за курильщиком всегда потянется шлейф «аромата». Мануйлов, который постоянно твердит, что вранье самый страшный грех, мог его учуять, и прости-прощай тогда Анины надежды на денежки. А я не скрываю, что балуюсь сигариллами. Ничего ужасного в курении нет, но если хозяин не переносит табачного дыма, я согласен выйти из дома, потому что хорошо воспитан родителями. В тот день, когда Хачикян по башке стукнули, я сюда подошел с сигариллой в руке. Смотрю, у Ани ноздри задергались, глаза заблестели, ну я и понял, что она страстная курильщица. Дай, думаю, подразню бабу. Встал рядышком, говорю о всякой ерунде и прямо перед ее носом смачно так затягиваюсь, дым медленно выпускаю… Ну, бабенка и не выдержала, попросила покурить, сказала, что со школы балуется. Я ее пожалел и положил пачку в дупло со словами: «Оставляю на всякий случай, если тебе невмоготу станет, пользуйся». А сегодня утром открыл свой чемодан и обнаружил, что Жанка, гадина, все мои сигариллы вышвырнула. Манера у нее такая: если мы поругаемся, непременно как-нибудь нагадит. То рубашку мою любимую «случайно» утюгом прожжет, то сварит пятилитровую бадью борща и глазами моргает: «Дорогой, почему не кушаешь? Я ради тебя старалась!» А сама знает, что меня от свеклы натурально крючит.

   Леонид передернулся и продолжал:

   – Много у Жанки всяких пакостей в запасе. Я в первый год совместной жизни думал, что она просто умом обделена. Ну как у нормальных людей бывает? Не захотел муж после работы в кино пойти, решил на диване у телика поваляться, жена разозлилась, недовольство высказала, поругалась парочка. А спустя час помирилась. У нас же на следующий день, после того как скандал закончился, вечно хрень начинается, вроде порчи моих рубашек. Не сразу я догадался, что Жанка мне мстит. Жизненная установка у бабы такая: только под ее дудку все должны плясать.

   – Непросто жить рядом с таким человеком, – посочувствовала я.

   Реутов оперся руками о колени.

   – Мы почти разбежались, хотя официальные бумаги пока не оформили. Я в коммерческом банке служу, а владелец не любит тех, кто разводится, тормозит такого сотрудника в карьере или вообще из коллектива выдавливает. Вот я Жанку и попросил подождать, пока другое место подыщу.

   – И она согласилась? – удивилась я.

   Леонид выпрямился.

   – Не бескорыстно. Мы договорились, что я часть зарплаты ей отдаю, оплачиваю все коммунальные расходы и покупаю продукты, то есть Жанна своих денег на хозяйство не тратит. Еще она поставила мне условие: баб на общую жилплощадь не водить. Но я не всегда его соблюдаю, ходят ко мне девушки-красавицы. Жанка в командировку умотает – хата вся моя.

   – Трудно жить в коммуналке, – вздохнула я, – в особенности, если в соседках бывшая жена.

   – Вот поэтому мне деньги больше всех и нужны! – с жаром воскликнул Леонид.

   Я усмехнулась.

   – Ты Ане не сочувствовал. Нарочно дымил ей в нос, а потом демонстративно сунул в дупло пачку, хотел, чтобы Хачикян сорвалась. Какой-нибудь претендент непременно обратил бы внимание Сергея Павловича на аромат ванили, исходящий от гостьи. Вот интересно, кто бы сдал Анну? А?

   Реутов рассмеялся.

   – На войне любые средства хороши, срабатывает закон джунглей: либо ты противника съешь, либо он тебя. И что дурного я совершил? Просто оставил сигариллы в дупле. А возьмет их Аня или нет, не от меня зависит. Ее решение, ей за него и отвечать.

   – И ты еще возмущаешься Жанной, которая портит твои вещи? – воскликнула я.

   Он скривился.

   – Жена должна помогать мужу, быть с ним в одной упряжке, в этом смысл брака. Чужой человек тебе ничем не обязан, а ты ему ничего не должен. Но Жанка решила меня из равновесия выбить. Шмыгнула в мою комнату, сигариллы из чемодана выкинула, думала, я взбешусь, устрою тут Ледовое побоище, упаду в глазах Мануйлова, и тот меня из списка претендентов вычеркнет. Ха! Обломалось ей! Не знала Жануся об этой заначке. А я не Хачикян, смолю редко, в основном после еды, мне и одной сигариллы в день для прекрасного настроения хватит.

   Леонид улыбнулся, словно хорошо пообедавшая кошка, потом со вкусом потянулся и встал с пенька.

   – Значит, ты разговаривал с Аней незадолго до ее смерти? – спросила я. – Был последним, кто видел ее живой?

   Реутов резко сел.

   – На что ты намекаешь? Анька прекрасно выглядела, когда я уходил. Она меня поблагодарила за курево и занялась флоксами.

   – Ты имеешь дурную привычку расшвыривать обертки от сигарилл, – нарочито спокойно произнесла я. – Одна валялась здесь, в траве, другая у двери в библиотеку. Зачем, кстати, ты туда ходил?

   Леонид не проявил беспокойства.

   – И чего? Мануйлов не запрещал по особняку гулять, наоборот, порекомендовал всем чтиво взять. Вот я и искал журналы, думал, найду спортивные издания, но там только книги тупые, ничего интересного. Порылся на полках и ушел.

   Я прислонилась спиной к стволу какого-то дерева.

   – Понятно. Вернемся к Анне. Ты уверен, что она была здорова, когда ты удалился, а?

   Собеседник вскочил.

   – Заканчивай свои грязные намеки! Думаешь, это я Хачикян по башке треснул? Да кто ты такая, чтоб я тут перед тобой оправдывался? Совесть человечества?

   Я снова ничего не ответила, просто глядела на Реутова. А тот нервничал все сильней.

   – Если я треснул Хачикян по башке, зачем тогда ей сигареты оставил?

   Я ехидно улыбнулась.

   – Ты сказал, что решил подставить Хачикян, соблазнить ее куревом. Но, может, соврал, и в дупле твоя собственная заначка? Знаешь привычки жены, вот и подстраховался. Вдруг Жанна курево уничтожит? А у тебя запас наготове.

   Леня раздул ноздри.

   – Ах ты дрянь! Стрелки на меня переводишь?

   Я поморщилась.

   – Сленг братков не к лицу интеллигентному человеку. Сам признался, что тебе очень нужны деньги.

   – И чего? – прошипел он.

   – Конкурентов много, – хмыкнула я, – их надо нейтрализовать.

   – Последней Аньку видела ты! – со злостью в голосе произнес Реутов. – Сама бабенку убила, а теперь ищешь, на кого вину свалить? Короче, Танька, ты прикусываешь язык, никому ни гу-гу про сигариллы в дупле и про мою встречу тут с Анькой, взамен я промолчу о твоей туфле. Хотя ничего плохого в моей беседе с Хачикян не было. А ты, голубка моя сизокрылая, одна была, когда Анну нашла. Так ли ты ни при чем? И подумай, как Мануйлову понравится мой рассказ про туфлю.

   – Не понимаю, – совершенно честно сказала я, – почему ты второй раз вспоминаешь про какие-то туфли.

   Леня растянул губы в деланой улыбке.

   – Когда живешь в стеклянном доме, глупо швыряться камнями. Как только я впервые увидел тебя, поразился, насколько безвкусно ты одеваешься, не учитываешь особенности плохой фигуры.

   Мне стало обидно. Но нельзя показывать негодяю, как меня задели его слова, и я подмигнула Реутову.

   – Можешь не деликатничать, называй меня просто толстухой. Всегда, даже в детстве, я была крупной, пошла в своих родителей. И совершенно не стесняюсь этого.

   – А зря, – фыркнул Леня. – Светлые брюки не подходят тем, у кого объем бедер зашкаливает за метр. Белый, бежевый, песочный, лимонный цвета зрительно увеличивают и без того не маленькую задницу.

   – Плевать, – отмахнулась я, – брюки льняные, мне в них комфортно.

   – Широкая блуза делает тебя похожей на куль, – не успокаивался Реутов, – в платье ты смотрелась намного лучше. Тонкая талия и пышная грудь красивое сочетание, за него можно простить необъятную попу.

   – У меня крепкий фундамент, – кивнула я. – Зато я уверенно стою на ногах, щелчком меня не сбить. И больше всего ценю в нарядах уместность и удобство. Я не из тех, кто приходит на пляж в черном платье и бриллиантах. И шубу на голое тело не надену.

   – Последнее прикольно, – хихикнул Леня.

   – Вернемся к обуви, – приказала я.

   Реутов сел на пень.

   – Женщину делают туфли и нижнее белье. Не знаю, что у тебя с последним, но обувка…

   Палец Реутова уперся в мои балетки.

   – Что с ними не так? – рассердилась я.

   Леня закатил глаза.

   – Ярко-красные лаковые, да еще с брошкой в виде бабочки… Чудовищная красота!

   Я внимательно посмотрела на туфли.

   – На мой взгляд, они очень милые. Правда, слегка мне великоваты, но в жару лучше не надевать туфельки по размеру, к вечеру нога опухнет и натрешь мозоли. Дорогой, ты отстал от моды! Полистай глянцевые журналы, в этом сезоне все модели нарядились в подобные балетки. Украшение из стразов – хит, лаковая кожа – тренд, красный цвет – фаворит.

   – Ну не подо все же! – скривился Реутов. – Нацепила их с сарафаном и с брюками! Кстати, где ты нашла эту красотищу? В переходе у метро?

   Я моргнула. Реутов случайно выстрелил в яблочко. Мне давно хотелось приобрести красные лодочки без каблука, я видела их в разных магазинах, но всякий раз удалялась без покупки. И дело было не в том, что в бутиках хотели содрать с меня бешеные деньги, а в другом. К сожалению, у меня широкая стопа, и та обувь, что впору мне по длине, часто не подходит по объему. Я приуныла и почти отказалась от своей мечты. Но однажды притормозила у подземки, и в ларьке рядом с будкой, где торговали мороженым, увидела эти туфли. Произведение никому не известной фирмы село на ногу, будто специально для меня сшитое, а на ценнике стояла смешная сумма. Правда, продавщица сразу предупредила:

   – Девушка, туфельки на один сезон, качество не очень хорошее.

   Но мне страстно хотелось купить обновку, поэтому я ответила:

   – Ерунда, не квартиру приобретаю.

   Торговка чуть понизила голос:

   – У меня дорого, езжай на рынок, у вьетнамцев такие же в полцены. Хозяин именно там затаривается, а потом здесь, у метро, с большой наценкой продает.

   Но я схватила вожделенные балетки и ни разу не пожалела об этом.

   – Молчишь? – заржал Леня. – Значит, я угадал. Дешевая ты баба, Сергеева! У Жанки и Раисы приличные босоножки, кожаные, а ты в клеенке.

   – Какое тебе дело до того, что я ношу? – взвилась я.

   – Никакого, – согласился Реутов. – Но наша Золушка вчера через забор лазила и потеряла там один свой хрустальный башмачок – то бишь жуткую тапку, а я подобрал. Станешь про мои обертки от сигарет рассказывать, я туфлю перед Мануйловым выложу и скажу: «Татьяна через изгородь перебиралась, уронила. Пора ее из списка вычеркнуть – Сергеева участок покидала».

   – И где ты ее нашел?

   Леонид показал рукой влево.

   – Сама чудесно знаешь, не прикидывайся. Если дойти до конца тропинки, упрешься в заросли ежевики. Кусты колючие, их специально вдоль заборов сажают, чтобы посторонние на участок не лезли, мало кому хочется в кровь изодраться. У Мануйлова по всей ограде камеры торчат, а там, где кустарник стеной стоит, их нет. Лучшее место, чтобы отсюда удрать.

   – А ты, значит, совершал обход чужих владений, искал лазейку? – поддела я Реутова.

   – Лучшая защита – нападение, – заржал Леонид. – Сама в кустах обувь посеяла, теперь меня поддеваешь. Прощайся с наследством, лапочка! За ужином я покажу всем лаковое уродство, и тебя вышвырнут вон за нарушение договора.

   – Ой, дяденька, не надо… – дурашливо заканючила я. И поинтересовалась: – Спрятал туфлю?

   – А то! – живо отозвался Реутов. – Лежит в правильном месте, тебе туда не добраться.

   Я показала пальцем на свои ноги:

   – Леня, и что ты видишь?

   Он живо воспользовался возможностью нахамить.

   – Дешевку, украшенную осколками пивных бутылок.

   – И никаких вопросов не возникает? – ласково протянула я.

   – Разве что один – как может женщина нацепить подобную красотищу, – отозвался Леонид.

   Я засмеялась.

   – Меня бы заинтересовало другое. У Сергеевой две ноги, и обе в балетках. Откуда же взялась третья туфелька, что лежала в кустах ежевики?

   Реутов притих. Я встала и повернулась вокруг своей оси.

   – Можешь убедиться, у меня нет третьей конечности. Ты нашел не мою обувь.

   – А чью? – пробормотал Леонид.

   – Сам ищи ответ, – ответила я. – Ладно, подскажу: кто-то другой лез через забор. Раиса Ильинична? Жанна? Лиза?

   Реутов сделал шаг, нагнулся и бесцеремонно задрал мою правую брючину.

   – Эй, поосторожней! – возмутилась я. – Ты ведешь себя как хам!

   А Леня резко выпрямился и заорал:

   – Наглая врушка! Вот почему ты паришься в брючках и кофте с длинными рукавами – скрываешь следы от колючек ежевики! Ты купила обувь во время акции «Отдаем две пары за одну цену». Посеяла балетку, а в запасе-то новая была. Реутова не обманешь! Ишь, жучка! Задумала меня в нападении на Аньку обвинить и таким образом от конкурента избавиться? Сама отсюда скоро вылетишь!

   Он развернулся и стремительным шагом пошел прочь.

   Я подождала, пока Реутов скроется из вида, сфотографировала мобильным телефоном круглые следы с дыркой посередине и пошла по тропинке к забору.

   При первом же взгляде на разросшиеся кусты ежевики стало понятно, почему тут нет камер наблюдения. Кусты оказались высокими, густыми, с мощными ветками, густо усыпанными острыми шипами. Если попадешь в такие заросли, невредимым не вылезешь.

   Я попыталась развести руками пару самых тонких побегов и вскрикнула от боли. Нет, только сумасшедший полезет в эту чащу. Жаль, Леонид не указал точно, где валялась балетка. Я пошла вдоль живой изгороди и вдруг увидела на одном кусте, в самом низу, почти у земли, нечто длинное темное, похожее на елочный дождик, только не блестящее. Пришлось присесть на корточки, чтобы рассмотреть находку поближе. Нет, это не новогоднее украшение, а обрывки черного полиэтилена. Из такого делают мешки для мусора.

   Осторожно сняв одну из ленточек, я поднесла ее поближе к глазам. Нет, пакеты для отбросов более тонкие, этот материал значительно прочнее, и от него пахнет чем-то очень знакомым, вроде лекарством или… Дезинфекция!

   Держа обрывок, я вновь наклонилась и осмотрела землю. В непосредственной близости от веток, с которых свисали клочки, обнаружился довольно большой остров примятого газона. В Подмосковье давно не шел дождь, поэтому тут не сочная зеленая трава, а чахлый буро-желтый сухостой. Если на него положить нечто тяжелое, трава потом не выпрямится. А вот и отпечатки обуви…

   Ощущая себя индейским вождем, читающим следы врага, я начала медленно бродить вдоль кустов и вскоре восстановила картину событий. Судя по размеру и количеству разных отпечатков ботинок, тут до меня побывало трое мужчин. Вероятно, двое тащили нечто тяжелое и уронили ношу или, устав, положили ее на землю, чтобы передохнуть.

   Я еще раз посмотрела на ленточку, понюхала ее и замерла. Темный, плотный полиэтилен и запах дезинфекции! Знаете, что это такое? Мешок для трупов. Тут же вспомнился разговор Мануйлова с невесть откуда взявшимся среди ночи в поместье мужчиной. Когда Жанна ушла из библиотеки, Мануйлов, услышав хлопок двери о косяк, рассмеялся, потом позвонил по телефону, и тут же в кабинет влез через окно парень. Хозяин отругал его за шум, который встревожил Реутову, велел идти в подвал, но не через дом, спросил, прихвачен ли мешок и насколько он крепок, приказал действовать быстро, тихо и аккуратно, уточнил, на месте ли напарник.

   И зачем понадобился мешок? Раз Мануйлов беспокоился о его прочности, похоже, таинственным посетителям, одного из которых звали Максим, предстояло тащить нечто объемное и тяжелое.

   Я замерла у ежевики. Следы, а их тут немало, разделяются на три ручейка. Один ведет от дорожки к тому месту, где стою я. Похоже, мужчина сошел с аллейки, приблизился к ежевике, потоптался немного и двинул назад тем же путем. Судя по рассказу Реутова, это был он.

   Мысленно благодаря сухую погоду и высохшую от жары траву, я внимательно оглядела окрестности. Эх, жаль, что я не один из героев Фенимора Купера, не индейский вождь Соколиный Глаз, но кое-что понятно даже мне. И спустя некоторое время я сообразила, что тут стряслось.

   Парни по приказу Мануйлова тащили мимо ежевики мешок с телом. Было темно, они передвигались на ощупь. Куда они шли? Смею предположить, что достаточно далеко от того места, где я сейчас стою, там, где заканчиваются посадки ежевики и виден глухой забор, расположена неприметная калитка, через которую можно покинуть усадьбу. Ни на секунду не сомневаюсь, что возле нее висит камера, а вот фонарей нет. Этот глухой участок сада совсем не освещается вечером.

   Я пошла вдоль кустов и остановилась около последнего. Молодец, Танечка! Впереди, прямо из забора торчит глаз видеонаблюдения, левее и ниже виднеется ручка-скоба калитки.

   Весьма довольная своей проницательностью, я посмотрела на следы двух человек, обрывающиеся возле малоприметной дверцы в заборе, и пошла назад.

   Итак, стояла ночь, в августе они особенно темные. Мужчины налетели на ежевику, оцарапались, уронили мешок, тот разорвался, и из него выпала туфелька. Значит, из усадьбы под покровом ночи уносили тело женщины. Ну и кто она? Раиса Ильинична, Жанна и Лиза с утра были вполне живы, я тоже не покойница. Так кого владелец дома приказал унести? Более никаких дам в особняке вроде не было.

   В полном недоумении я сделала несколько шагов. Помнится, Мануйлов бросил парням загадочную фразу: «Да аккуратнее там, не сломайте пень». И еще он посетовал, что Максим один раз слишком сильно его рванул.

   Кто такой Максим, неясно, а вот огромный пень виднелся неподалеку.

   Я поспешила к остаткам некогда могучего дерева и поняла: две цепочки следов мужских ботинок начинаются именно здесь. Получается, парни вместе с мешком материализовались будто из воздуха около пня и потопали вдоль кустов к калитке. Ну и что это нам дает?

   Я принялась пинать пень, попыталась расшатать его, залезла наверх и попрыгала на потемневшем обрубке, затем решила обойти его, зацепилась ступней за один из корней, выступавших из почвы, не удержалась на ногах, шлепнулась на землю и… услышала тихий скрип. Пень плавно приподнялся, отъехал вбок, под ним открылся круглый лаз с забетонированными стенами и железной лесенкой.

   Я вскочила и, забыв отряхнуться, начала спускаться по ступенькам. В какой-то момент снова раздался шорох, светлый круг над головой сменился темнотой – пень сам собой вернулся в исходное положение. Наступила тишина, я погрузилась во мрак. Но когда мои ноги коснулись пола, вспыхнул свет.

   Я заморгала и поняла, что нахожусь в подвале особняка, в каком-то техническом помещении. Пол покрывала темно-коричневая плитка. Справа стояли две стиральные машины, по левой стене змеились трубы с разноцветными кранами, неподалеку громоздилась пирамида из пластмассовых тазиков. В левом углу из специальной подставки торчали швабры, метлы, над ними висела полка с моющими средствами.

   Я еще раз осмотрела прачечную и наконец отпустила лесенку, за которую продолжала держаться. И она, щелкнув, бесшумно поднялась вверх и исчезла из вида. В ту же секунду что-то щелкнуло и в моем мозгу. Настя! Глуповатая поломойка Мануйлова! Вот она, согнувшись, спиной вперед входит в столовую, выпрямляется, поворачивается, удивляется присутствию гостей, рассказывает, как неудачно съездила к сестре… Сначала мне стало жаль недалекую бабу, убирающую за другими грязь. Потом я заметила, что у нас с ней одинаковые балетки, и расстроилась. Согласитесь, не очень приятно приехать в гости и встретить в доме женщину, у которой идентичные с вашими платье или обувь. Я не кокетка, не гонюсь за брендами и прекрасно понимаю: если приобретаешь вещь там, где отоваривается толпа покупателей, не стоит рассчитывать на эксклюзивность. И все же почему-то испытала дискомфорт, глядя на ноги Насти…

   Присев, я внимательно осмотрела пол. Но нет, никаких подозрительных пятен не было, в подвальном помещении царила чистота. Я на корточках передвигалась по подсобке и в конце концов добралась до стационарной, покрытой белой плиткой лестницы, которая вела наверх. Не стоило большого труда догадаться, что, поднявшись, я окажусь на первом этаже дома. Но глаз зацепился за одну странность: все швы между облицовочными плитами лесенки были цвета сливочного мороженого, и только на второй от пола ступеньке резали глаза несколько темных, почти черных полосок.

   Я огляделась, встала, подошла к венику, отломила от него прутик, вернулась назад и поковыряла палочкой заинтересовавшее меня место. И вдруг поняла: это кровь. Она затекла на затирку, отмыть ее нельзя, надо заново замазывать шов. Кто-то упал в подвале и поранился о край ступени?

   В глубокой задумчивости я пошла наверх, уткнулась в дверь, распахнула ее и очутилась в бойлерной, где стояли котлы отопления, здоровенный круглый бак с крышкой и три цилиндра, оплетенные искусственной соломой, с датчиками сверху. Еще тут обнаружился широкий, невысокий ящик, наполненный песком. Он был вплотную придвинут к стене, кто-то аккуратно разровнял в нем песок, вот только в одном месте остался примятый участок. Я наклонилась и увидела круглую отметину с дырочкой посередине.

   Наличие в бойлерной этого ящика меня совсем не удивило, я знаю, что владельцы загородных домов часто держат около газовых котлов огнетушители и емкости с песком, которыми можно закидать пламя, если вдруг возникнет пожар. А вот и небольшая лопатка, висит прямо над ящиком. Сергей Павлович предусмотрительный человек, он хорошо оборудовал котельную. Но откуда в коробе знакомый круглый след? Там что-то росло? Что вообще может расти в песке? Колючки? Перекати-поле с железным корнем?

   Я потерла щеки. Ну и глупость иногда лезет в голову! След оставило некое садовое украшение или какое-нибудь приспособление, например, железная подставка для вьюнка. Она хранилась тут в песке, потом ее вынули, унесли на улицу и там воткнули в землю. Ага, в песке след один, а на траве их несколько. Ну и что? Вероятно, человек искал наилучшее место для вьюнка, втыкал подставку то туда, то сюда. Или… Нет, что-то не так.

   Я перевела дух и направилась к следующей двери, на сей раз не пластиковой, а из дубового массива. Она вела в коридор. Я убедилась, что там никого, и на цыпочках поспешила в свою спальню. Нужно умыться, почистить брюки и нестись в библиотеку, чтобы изобразить прилежную работу над каталогом.

   – Большое спасибо, уже бегу.

   Слуга расплылся в улыбке и придержал для меня дверь.

   – У тебя блузка грязная, – заявила Жанна, едва я вошла в комнату, – вся в пятнах.

   – Ой, правда! – воскликнула я, кинув беглый взгляд на свою грудь. – Книги пыльные, вот я и перепачкалась.

   – Одежда пустяк, главное, чтоб на душе не было пятен, – многозначительно произнес Леня.

   – Пустяк? – ринулась в бой Жанна. – Тогда купи мне поскорей шубу, разорись на пустяк.

   – Ужасная привычка носить на плечах содранную с живого существа шкуру, – поежилась Нестерова. – Бедные зверушки!

   Жанна показала рукой на стол.

   – Вкусная курочка, Раиса Ильинична? Удалась?

   – Курица не птица, – живо поправил Леонид, – она дичь.

   – Бройлер? – удивилась я. – И в какое время на него открыт сезон охоты?

   – Дорогие, не спорьте, – выступила воспитательница детского сада. – Не хочу себя нахваливать, но курчонка я жарю лучше всех. Попробуйте скорей и оцените по достоинству.

   – Ненавижу таких людей! – рявкнула Жанна. – Шубы не носят, прикидываются жалостливыми, а цыпу поджаривают. Какая разница между норкой и несушкой?

   – Большая, – уперлась Раиса Ильинична. – Одна хищница, вторая нет.

   – Все жить хотят, – шумела Жанна. – А по твоей логике, тех, что на шубу идут, надо отпустить, а кто в перьях – сожрать. Круто! И босоножки у тебя кожаные, и сумка не из клеенки.

   – У меня ноги болят, – ни к селу ни к городу пожаловалась Нестерова, – долго стоять не могу, нужно обязательно сесть. Очень плохо себя чувствую.

   В столовую заглянул Карл.

   – Сергей Павлович, можно вас на минутку?

   Хозяин молча встал и вышел.

   – И сколько тебе лет? – бесцеремонно поинтересовалась Жанна.

   Нестерова опустила глаза.

   – Какая разница? Сорок еще не исполнилось.

   – Выглядишь плохо, – с присущей ей деликатностью заявила Реутова, – я думала, ты на пороге пенсии. И по отчеству представилась, единственная из всех его назвала при первой встрече.

   Глаза Нестеровой наполнились слезами.

   – Я работаю в детском саду воспитательницей, поэтому привыкла говорить: здравствуйте, я Раиса Ильинична. Очень люблю детей, и у меня есть мечта – построить приют, куда смогут обращаться женщины, которых бьют их мужья и сожители. Поэтому я и приняла предложение Сергея Павловича. Если получу наследство, на себя не потрачу ни копейки.

   – Любишь детей, а деньги отдашь дурам, которых мужики лупят, – засмеялась Жанна. – Ты просто образец логики.

   Раиса секунду молча смотрела на Реутову, потом грустно объяснила:

   – У тебя, наверное, было счастливое детство, ты жила в красивой комнате с игрушками. А я рано потеряла маму, осталась сиротой, с отцом.

   – Если есть отец, ты не сирота, – отбрила Жанна.

   Раиса скрестила руки на груди.

   – Судя по твоему поведению, тебя с пеленок избаловали. А мой отец начал пить горькую, продал из дома почти все, зимой я ходила в школу в сандаликах. Потом он на время опомнился, закодировался от алкоголизма и женился. Лариса оказалась очень доброй, старалась заменить мне маму. Мы целый год жили счастливо, и – бумс! Папаша снова к водке потянулся. Сколько раз мы с Ларой ночью раздетые из дома убегали.

   – Почему раздетые? – удивилась Лиза.

   Раиса грустно улыбнулась.

   – Значит, и у тебя детство было благополучное, иначе б не спрашивала. Отец в алкогольном угаре хватал нож и кидался на нас с воплем: «Убью!» Тут уж не до теплого пальто, выскакивали, как есть. Бежали к соседям, те вызывали милицию. Приедет патруль, а папенька уже чистенький, умытый, чай пьет на кухне. Он почему-то очень быстро трезвел, мог меньше чем за час снова человеческий облик принять. Милиционеры начинали нас с мамой и соседей ругать, грозили наказанием за ложный вызов, не верили нашим словам. Они-то видели трезвого мужчину, который им говорил: «Жена мне изменяет, вот и придумывает повод, чтобы с любовником повеселиться. Надеется, вы меня, парни, на пятнадцать суток посадите, ей две недели кайфа обеспечите». Один раз отец взбесился тридцать первого декабря, незадолго до полуночи. Я и Лариса по привычке к соседям кинулись, но те нам не открыли, крикнули из-за запертой двери: «Надоели хуже язвы. Сами свои проблемы решайте, делать нам больше нечего в праздник, как вас утешать». А мы убежали раздетые, я в шелковом платье, Лариса в легкой юбке с кофтенкой. И что делать? Сели в подъезде на окно, от стекла сильно дуло. Наутро у меня температура под сорок, у Ларисы воспаление легких. Вот почему у меня тазобедренные суставы болят, я их в ту ночь простудила, теперь мучаюсь. Жанна, я детей очень люблю, поэтому хочу, чтобы матери имели место, где с ребятами от подонков спрятаться.

   Раиса схватила бокал и начала жадно пить минералку.

   – Ну, мое детство тоже лучезарным не назовешь, – вздохнула Реутова, – меня воспитывали приемные родители. Правда, о том, что они не родные, отец сообщил накануне своей смерти. Он был очень хорошим человеком.

   Жанна неожиданно замолчала и отвернулась к окну.

   – А моя мама рано умерла, – затараторила Лиза. – А бабушка, прямо как у Раисы Ильиничны мамочка, консервами отравилась. Танечка, у тебя родители живы?

   – Нет, – после паузы сообщила я. – Мама скончалась, когда я пошла в первый класс. Она съела некачественную сайру.

   – Кто такая сайра? – не поняла Лиза.

   – Неужели никогда не слышала? – удивилась Раиса. – Рыба. Не элитная, не осетрина, но вкусная. Я из нее раньше паштет делала. Брала баночку, масло сливала, тушки вилкой разминала, добавляла лимонный сок, перемешивала, мазала на черный хлеб и ела. Прекрасный завтрак получался. Ботулизм опасная вещь, раньше, когда люди много дома консервировали, от него часто умирали.

   – Мы тут все, как по заказу, подобрались, – протянула Реутова, – все росли без отца или матери, и родня от ботулизма пострадала.

   – Про алкоголизм только Раиса Ильинична рассказывала, – обиженно возразила Лиза, – мои мамочка и бабушка спиртное не употребляли.

   – Повезло тебе, – вздохнула Нестерова.

   – Ботулизм не имеет ни малейшего отношения к бутылкам, – пояснила Жанна.

   – Тогда почему он бутулизм? – не успокаивалась Елизавета.

   – После «б» идет «о», а не «у», – поправила Реутова. – Ботулизм – токсико-пищевая инфекция, вызывается анаэробными бактериями, а те живут в консервах, которые приготовлены с нарушением технологии. Ну, например, банки были плохо простерилизованы. Еще их можно обнаружить в колбасе.

   – Сколько ты всего знаешь! – восхитилась Раиса.

   – Энциклопедию от скуки наизусть выучила, – ехидно заметила Жанна. И, вздохнув, добавила: – А вообще-то я тупая.

   – Моя подружка Ленка отравила своего Алешку морковкой. Насмерть! – радостно сообщила Лиза. – Ее посадили в тюрьму, но ненадолго, потому что она не хотела его в могилу свести, думала, Леха придуривается из вредности.

   Леонид взглянул на Жанну.

   – Морковкой можно убить человека?

   Супруга ухмыльнулась.

   – Почему нет? Ткнуть ею в глаз, и готово.

   – Нет, они не дрались, – зачастила Елизавета. – Лешка целый год капризничал, бубнил: «У меня аллергия на морковь, не клади ее в суп». Но как сварить первое без морковки? И что, в нем только картошка и лук плавать должны? Лена считала, будто Леха прикидывается, нарочно канючит, чтобы на ней не жениться.

   – Оригинально, – засмеялся Леонид. – А при чем тут свадьба?

   – Неужели непонятно? – изумилась Лиза. – Лешка повод искал, чтобы в загс не идти, и нашел его! Ленка морковь в суп нарежет, а он кусочки вылавливает и скрипит: «У меня аллергия, я от этого овоща умереть могу!» Это, значит, за обедом у них так. А вечером Лена у Лехи спрашивает: «Когда наконец в загс пойдем? Все подруги расписаны, одна я без колечка». Алексей ей в ответ: «Зачем мне жена, которая везде морковь сует?» Вот он какой хитрый, всегда под рукой повод имел Ленке отказать.

   – Не понимаю, – перебила девушку Раиса. – Если Лена мечтала стать законной женой Алексея, почему бы ей не забыть навсегда про морковь? И нет проблем.

   – Ага, разрешить Лехе победить? – воскликнула Лиза. – Дать ему понять, что любой его каприз выполнит? Ну уж нет! Надо отстаивать свою независимость. Ленка решила Леху ущучить. Она морковочку меленько натерла, смешала с тыквой, потушила, сметанки добавила, зеленюшкой посыпала и как гарнир к мясу подала. Вообще не разобрать, что в нем было, цвет у овощей оранжевый, вкус кинза забила. Ленка сказала Лехе, что там только тыковка, думала, вредина все слопает, тогда она ему скажет: «Вкусно? Чего же ты прыщами не покрылся? Там полно морковочки. Брешешь про аллергию, завтра идем заявление в загс подавать!» Леша овощное рагу слопал и… умер. Так все быстро случилось, Ленка ничего и не поняла. Проглотил он последнюю ложку, захрипел и лицом в тарелку – бумс! Лена решила, что он идиотничает, давай Леху трясти. Потом одного его оставила, ушла в комнату, крикнув: «Надоест актерствовать, иди ко мне, я спать отправилась». А утром на кухню выходит… Ой, мама, а там мертвец! Оказалось, у Алексея взаправду аллергия была, не выделывался он. Мы прямо все в шоке свалились – Леха на кладбище, Ленка на зоне. Страшная вещь морковь! Смертельная!

   Раиса Ильинична уронила вилку, Жанна закашлялась, Леонид вытаращил глаза. У меня тоже не нашлось слов, чтобы прокомментировать очередную историю Кочергиной.

   – Что случилась? – встревожился Сергей Павлович, входя в столовую. – Почему вы такие странные?

   – Перевариваем рассказ Лизы, – ответил Леонид. – Надеюсь, ее подружке на жизненном пути более не встретится ухажер с аллергией.

   – Сейчас принесут чай, – возвестил Мануйлов.

   – А вот я все думаю, думаю… – пробормотала Жанна.

   – О чем, дорогая? – спросил хозяин.

   Реутова вздрогнула.

   – Простите?

   – Ты сказала, что обдумываешь какую-то проблему, – напомнил Мануйлов.

   – Я? – удивилась Реутова. – Вовсе нет. Бубню песенку: «Все думаю, думаю, думаю, где найти мне судьбу мою».

   – Современные поэты пишут ужасные стишата, – поморщилась Раиса Ильинична. – Часто пользуются ненормативной лексикой.

   – «Все живые организмы имеют дырочку для клизмы», – дурашливо спела Жанна.

   Раиса вскочила.

   – Перестань! Гадость! Фу!

   – Чем тебя смутила шутка? – захихикал Леня. – И это ведь правда.

   – Вы оба отвратительны! – взвизгнула Нестерова и убежала.

   Я встала.

   – Извините, хочу сегодня пораньше лечь.

   – Конечно, дорогая, – тепло улыбнулся Мануйлов. – Вот, возьми яблоко, съешь перед сном, очень полезно.

   Я взяла большой ярко-красный плод, пришла в свою спальню, некоторое время листала журналы, потом открыла окно, высунулась наружу и дунула в ультразвуковой свисток.

   В ответ не раздалось даже шороха. Я подождала немного, услышала тихое царапанье в дверь и распахнула ее. В комнату торжественно вошла Тильда, облаченная в ярко-красную курточку.

   Я присела на корточки.

   – Тебя привлек звук? Извини, он относился к Зине. Да, видно, зря Василий понадеялся на хороший слух дворняжки, та сейчас крепко спит. А где твои штанишки?

   Свинка обогнула меня, прошлась по комнате и легла на пол возле кровати.

   – Эй, лучше уходи! – велела я. – Не привыкла спать в одном помещении со свиньями, пусть даже и карликовыми.

   Тильда не пошевелилась. Я осторожно коснулась ее ногой – она даже не открыла глаз. И как быть? Взять поросенка на руки и вынести вон? Я нагнулась, и тут через подоконник перемахнула тень.

   – Привет, – сказала я. – Ну и где письмо?

   Зинаида свалилась на бок, перевернулась на спину, растопырила четыре лапы и замерла. На животе псины обнаружилась непонятно как прикрепленная крохотная сумочка. Я осторожно открыла ее, вынула флэшку и сказала:

   – Спасибо, Зина.

   Псинка села и тихо заворчала. Немного странно беседовать с собакой, как с человеком, но у меня создалось впечатление, что воспитанница Василия хорошо понимает меня, поэтому я повторила:

   – Спасибо, Зина. Можешь уходить, когда понадобишься, позову.

   Собачка вновь издала добродушное ворчание, затем посмотрела на яблоко, снова перевела взгляд на меня и так несколько раз. На пятом дубле меня осенило – она просит угощенье!

   – Хочешь кусочек яблока? – спросила я.

   Зина заулыбалась во всю пасть. Хорошо хоть не сказала: «Экая ты, Таня, непонятливая. Прямо жираф, а не человек, медленно до тебя все доходит».

   Я взяла в руку огромный плод, Зина забила хвостом, а Тильда пискнула. Мне стало смешно – свинка явно собиралась поучаствовать в трапезе.

   – Ждите тут, – приказала я, возвращая яблоко на место, – схожу за ножом. Откусывать вам от плода не дам. И сама не стану, у меня полно пломб в зубах, еще выпадет какая-нибудь, придется к стоматологу обращаться.

   Зина легла на живот и положила морду на передние лапы. Тильда пристроилась у нее под боком. Я, пораженная сообразительностью четвероногой компании, поспешила в столовую.

   Там никого не было, и свет не горел. А я зажигать люстру не стала – через большие незанавешенные окна и распахнутую настежь дверь террасы в помещение широким потоком вливался свет полной луны.

   Я взяла со стола нож и вдруг услышала сердитый голос Жанны:

   – Вы меня обманули.

   – В чем, дорогая? – спросил Мануйлов. – Не возражаешь, если мы войдем в дом? На террасе сыро.

   Сообразив, что они через секунду очутятся в комнате, я со скоростью вспугнутой белки шмыгнула под стол и притаилась.

   – Вы сочинили историю про то, что меня Вера Олейникова Рыкиным продала, – зло продолжила Жанна. – И ведь я вам поверила! Мучилась весь день, думала про фокусбух, пыталась сообразить, где он может быть. А потом, когда Райка жалостливую историю про своего папахена алкоголика выложила, меня осенило. Судя по вашим словам, Серафима Николаевна купленную девочку до потери пульса обожала, раз перед смертью с ее родным отцом связалась в надежде, что тот не покинет ребенка, поможет дочке.

   – Правильно поняла, – согласился Сергей Павлович.

   – Я никогда не вру, – звенящим голосом перебила Жанна, – просто кое-что не рассказываю. Очень не люблю людей, которые своих родителей поносят, вечно ноют: «Мне мало внимания в детстве уделяли, не занимались мной, поэтому я неудачник». Неправда! Ничего хорошего из тебя в жизни не получилось, потому что ты лентяй и дурак. Не смей на отца с матерью пенять, будь им благодарен, что на свет произвели, вообще мог не родиться! Поэтому я сама всегда говорю: «Мое детство было замечательным», а о некоторых деталях умалчиваю. Но после нашего ночного разговора у меня прямо мозг вскипел. Сейчас нарушу свое правило, кое-чем поделюсь…

   Мануйлов и гостья в самом деле зашли в дом и, так же не зажигая электрического света, устроились в креслах. Реутова завела рассказ.

   …Геннадий был потрясающий отец, дочку обожал. Баловал, подарки приносил, всегда становился на сторону девочки во время семейных конфликтов. Серафима шесть суток в неделю казалась идеальной мамой: вскакивала рано утром, готовила завтрак, провожала Жанну в школу. Несмотря на непростую работу, мать всегда находила время, чтобы проверить уроки, выслушать дочь, поругать, похвалить, утешить. Но на седьмой день с ней случался натуральный припадок – маленькая Жанна получала оплеухи, слышала крики, упреки, Серафима топала ногами, швырялась предметами, обзывала дочь по-разному. Всю ненормативную лексику девочка узнала от нее, приемная мать не следила за речью в минуты гнева.

   Справедливости ради надо отметить, что Жанна никогда не была пай-девочкой, училась плохо, вечно хулиганила, классе в восьмом начала курить, забросила учебу, в девятом объявила, что уедет жить к своему приятелю, а в десятом сделала аборт. Одним словом, родители с ней нахлебались. И то, что мать периодически принималась, так сказать, летать на метле, вполне объяснимо – у нее просто нервы не выдерживали. Заканчивались истерики Серафимы всегда одинаково: ей делалось плохо, наваливалась головная боль. Она съедала горсть таблеток, потом приходила в комнату дочки и, тихо плача, говорила:

   – Прости, Жаннуся, ты очень хорошая девочка, дело не в тебе, а во мне. Ноша оказалась слишком тяжела, цена велика.

   А Жанна в ее слова не особо вслушивалась, знала, мама с катушек из-за нее съехала, потому что она опять двоек нахватала и учителям надерзила. Серафима с девочкой обнимались, принимали решение ничего не говорить о скандале отцу и тихо жили до следующего взбрыка Серафимы. Интересная деталь: она никогда не бузила в присутствии Геннадия, но тот знал о ссорах, о чем прямо сказал перед смертью Жанне. Он уже совсем слаб был, но у него хватило сил открыть дочке главную семейную тайну: она приемный ребенок. А история ее появления в семье такова.

   За год до рождения Жанны Рыкины потеряли дочь, девочка умерла от вирусной инфекции. Серафима чуть не помешалась от горя. Другого ребенка она родить не могла, здоровье не позволяло. Геннадий предложил взять малышку из детдома, но Сима боялась, что у крошки будет плохая наследственность, и отказалась. А потом близкий приятель Рыкина, у которого скончалась в родах жена, предложил друзьям удочерить своего младенца. В качестве приданого рожденной девочке он перепишет на Геннадия свое имущество: четырехкомнатную квартиру, машину, еще и денег даст. Рыкины тогда жили в однушке на первом этаже.

   Сима долго не соглашалась брать чужого ребенка, говорила, что никогда не сможет полюбить его, будет мучиться, глядя на подрастающую девочку, вспоминать родную доченьку. Но Геннадий считал, что заботы о новорожденном младенце вернут жене желание жить. Ведь известно, время – лучший лекарь. Душевные раны затянутся, и воцарится покой. А еще главе семьи хотелось улучшить условия жизни. В конце концов муж убедил Симу.

   Перед смертью Геннадий просил Жанну не обижаться на мать и заботиться о ней, когда его не станет. Она, услышав эту историю, поняла, что бедная мама всю жизнь тщетно пыталась полюбить навязанного ей приемыша, но скрытое раздражение прорывалось наружу, и случалась истерика. Жанне стало ее очень жаль. С того дня она взялась за ум и кардинально изменилась. Стала лучше учиться, поступила в институт. Девушке хотелось, чтобы мама поняла: Жанна лучшая из дочек. Кстати, через некоторое время та предложила приемной дочери:

   – Хочешь, разменяем жилплощадь, у тебя появится собственная квартира.

   Но Жанна вдруг испугалась. Подумала, что теперь, когда отца нет, мама от нее совсем отвернется. И закричала в ответ:

   – Никогда! Это же наше родное гнездо!

   Рассказчица на секунду умолкла и завершила свою повесть следующей фразой:

   – И все осталось по-прежнему. Мы стали жить мирно, мама больше не скандалила. Она смирилась, а я о ней заботилась. Понимаете?

   – Думаю, да, – ответил Мануйлов.

   – Вы мне наврали! – воскликнула Жанна. – Придумали историю про купленную девочку. Мой биологический отец друг Геннадия.

   – Дорогая, – спокойно возразил Сергей Павлович, – твой родной папа я, Геннадий солгал, не желая рассказывать о Вере. Думаю, он не хотел, чтобы дочь знала, какая у нее генетика.

   – Нет, – заявила Жанна, – я не верю. Вам очень нужен фокусбух? Поэтому вы и замутили эту историю? А если я всем открою правду?

   – Какую, дорогая? – осведомился Мануйлов.

   Жанна тихо рассмеялась.

   – Думали, вы самый хитрый, да? Созвали сюда кучу народа, полагали, я не догадаюсь, что дело в той книжице? Решили меня вокруг пальца обвести? В следующий раз, когда решите спектакль поставить, лучше готовьтесь, а то у вас косяк на косяке. Начнем с того, что Серафима не могла вам позвонить. Понимаете, папа Гена мне всю правду рассказал, про… про ту командировку. Не ожидали? Чего молчите?

   – Слушаю тебя, дорогая, – не дрогнувшим голосом сказал Мануйлов.

   – Вам ничего не досталось, – засмеялась Жанна, – они вас надули. Значит, так! Я знаю, где Геннадий добычу, вернее, свою долю, спрятал, да так ловко, что никто ее не найдет. Вам, конечно, охота все целиком захапать, но и часть сойдет. Ладно, получите ее, но только после того, как передадите мне свое имущество, все. Мне очень нужны деньги! Идет?

   Мануйлов ответил не сразу, и голос его был холодным:

   – Если, как ты говоришь, «добыча» в твоих руках…

   – Не вся, – поправила его Жанна, – доля Геннадия, ему ее мой биологический отец отдал.

   – Ладно, пусть так, – неожиданно согласился Сергей Павлович и продолжил: – Но это огромные деньги. Зачем тебе отдавать мне то, что тянет на нереальное состояние, и забирать взамен дом, сад и прочее. Не спорю, коттедж хороший, участок тоже и денежки в банке имеются. Но даже один листок из книжки обеспечит и тебя, и твоих детей, внуков, правнуков. Не вижу смысла в обмене. Ты лжешь, дорогая. Думаю, Геннадий, открыл приемной дочери правду, рассказал о командировке, но… но у тебя ничего нет.

   – Есть, – уперлась Жанна. – Я-то, в отличие от остальных дураков, которых вы тут собрали, поняла: дело именно в записях, вы их получить желаете. Вот и придумали хохму с наследством. Небось всем, как и мне, всяких историй наплели. Мол, «отдай книжечку, получишь мое имущество». На что угодно спорить готова, одна я сообразила, что это обман, а остальные поверили, и у них слюни потекли. Неужели никто не спросил: «Алло, Сергей Павлович, вы же умираете, за фигом вам какой-то, блин, «склерозник»?» Ой, ну я точно угадала! И вы на тот свет вовсе не собираетесь. Хотя в первый день очень демонстративно у всех на глазах в обморок рухнули, Танька-дура еще вам ингалятор подавать кинулась.

   – И что? – осведомился Мануйлов. – Да, у меня плюс к страшному диагнозу еще и астма.

   Жанна рассмеялась.

   – Сейчас стоит тяжелая погода, астматики еле ползают, а вы больше про пшикалку не вспоминали. Говорю же, в другой раз лучше готовьтесь, почитайте симптоматику заболевания. Между прочим, вы так и не озвучили, какая напасть сводит вас в могилу. И астматики плохо реагируют на стрессы, они вызывают у них приступы. Но вы нормально дышали, когда с Хачикян беда случилась. Нету у вас никакой астмы, спектакль разыграли. Есть у меня ответ и на ваш вопрос о том, почему долю Геннадия я хочу на дом с садом и счет в банке поменять. Да, совершенно верно, цена книжки заоблачная, но как ее продать? Только на аукционе, ко мне сразу куча народа примчится и допрос устроят. И никто книжку на торги не выставит, пока не узнает, откуда она взялась. И что мне рассказать? Это как обладать короной английской королевы – пусть я извернулась, сперла у бабули с головы шапку с камнями, да кто ж ее купит? Поэтому предлагаю обмен. Наследство должно быть моим! С остальными как хотите договаривайтесь. Плачьте им в плечико, обещайте золотые горы, обманывайте беззастенчиво, но имущество мое.

   – Покажешь свою часть, ударим по рукам, – подал голос Сергей Павлович.

   – Нашел дуру! – фыркнула Жанна. – Составь дарственную и забирай.

   – И почему я должен тебе верить? – вздохнул Мануйлов.

   – Придется рискнуть, – хмыкнула Реутова. – Ты вот над чем подумай. Мне папа Гена правду рассказал, а остальным-то их родня могла даже не намекнуть, что у них имеется. Может, их книжечки давно пропали? Вдруг моя одна осталась? И еще. Мне известно про командировку, и посвященные люди, сами знаете кто, еще живы. Немолоды, конечно, но при власти находятся. Не боитесь за свою жизнь? Вам, правда, уже и так в могилу пора. Но все равно ведь лучше под землей попозже очутиться.

   – Ты очень похожа на своего отца, – сказал хозяин. – Я имею в виду Олега. Остальные мои гости совсем не такие.

   – Он был умнее всех, вы его идеей воспользовались, – отбрила Жанна, – остальные совсем не такие. Решай прямо сейчас. Или завтра с утра едешь к нотариусу и составляешь на мое имя дарственную, или прощайся с мечтой.

   – Хорошо, – процедил Сергей Павлович, – ровно в девять поеду. У тебя паспорт с собой? Он понадобится.

   – Нет проблем, – ответила Реутова.

   Послышались шелест, скрип, звук шагов, потом снова раздался голос Жанны:

   – Хочу дать тебе совет: не стоит считать окружающих идиотами. Понятное дело, из ста человек девяносто девять дураки, но один может оказаться человеком подкованным. Ты сюда созвал стадо дебилов. Коля себя за стоматолога выдавал, а у самого во рту крючок от бюгеля торчал. Ну какой дантист будет с железкой на нёбе разгуливать?

   – Может, Николай боится бормашины, – возразил Сергей Павлович. – Ладно, ты права. Он санитар в морге, но не хочет, чтобы окружающие про это знали, поэтому врет.

   – Вот дурень! – засмеялась Реутова. – Ты сто раз повторил, что о нас справки наводил, а Вишняков все равно брехал. И как ты его упустил? Удрал Николаша. Интересно, кто его напугал? Может, тот, кто Хачикян убил?

   – Или он сам ее жизни лишил, – буркнул Мануйлов.

   – Дебил, – выдала свою оценку Николаю Жанна. – Но я умная. И хорошо знаю, чьи фото ты тут за снимки родни выдавал. Мужик с бородой – Иван Тургенев, а женщина – поэтесса Зинаида Гиппиус. То-то Лиза про гипюр вспомнила. Кочергина офигенная дура, и ее мать с кривой резьбой была, если на столе портреты не близких, а писак держала… Ну и к чему эта комедия?

   Мануйлов засмеялся.

   – Ты мне нравишься все больше и больше. Я человек с чувством юмора, люблю пошутить. Давай дружить, а? Нас с Олегом многое связывало.

   – Нет, я с такими, как ты, не вожусь! – отчеканила Жанна. – Оформляй дарственную, получишь книжонку, и гуд-бай. Одно мне непонятно: за фигом тебе Ленька? Он вообще не в курсе. Ничегошеньки не знает.

   – Остальные живут одни, а у тебя семья, – ответил Мануйлов, – муж и жена одна сатана, я думал, между вами секретов нет. Если ты не захочешь книжечку отдать, Леонида уломаю.

   – Ошибся, значит, – подвела черту под разговором Жанна. – До завтра.

   Стало тихо. Потом раздалось звяканье, бульканье. Затем до моего слуха донеслись тихий, неприятный смех, звук шагов, скрип, и наконец наступила тишина.

   Я высунулась из-под скатерки, убедилась, что в столовой никого нет, а дверь на террасу закрыта, и пошла в свою спальню, не забыв прихватить с собой нож.

   – Думала, псы любят исключительно мясные изделия.

   Собака-почтальон захрустела сочным фруктом. Тильда подошла к моей ноге и издала странный звук. Я протянула свинке ломтик, и презент был принят с восторгом. Зинаида, слопав свою порцию, опять уставилась на стол, где лежало яблоко.

   – Ну уж нет, – улыбнулась я, – хорошего понемножку. Ступай домой! Передай привет Василию. А я пока посмотрю, что он мне прислал.

   Дворняжка не шелохнулась. Я решила не обращать на наглую гостью внимания, хотела уже всунуть флэшку в ноутбук, но тут в дверь постучали. Я подошла к створке и распахнула ее.

   – Дорогая, всегда следует спрашивать, кто там, – назидательно произнес Сергей Павлович. – Можно войти?

   Я посторонилась.

   – Конечно.

   – О, да у тебя гости! – воскликнул Мануйлов.

   Тут только я сообразила, что мне придется объяснить, каким образом в спальне очутилась дворняга, обернулась и увидела, что у стола сидит одна Тильда – Зинаида успела удрать через распахнутое окно. Лишний раз восхитившись сообразительностью собаки, я защебетала.

   – Вот, хотела фильм на ноуте посмотреть, у меня закачано много комедий, но услышала сопение в коридоре, открыла дверь, и появилось это чудо. Такая прикольная! Ничего, что я ее яблоком угостила?

   – Ах ты маленькая попрошайка, – ласково пожурил хозяин хрюшку. – Она обожает фрукты. Яблоки ей разрешены, груши тоже, а вот виноград нет, от него пучит. И бананы с цитрусовыми под запретом. От первых толстеют, от вторых развивается аллергия.

   – Похоже, вы очень любите Тильду, – пробормотала я.

   – Разве можно плохо относиться к животным? – ответил хозяин. – Они наши меньшие братья. Согласна?

   – Угу, – кивнула я. – Интересно, можно ли объяснить это голодному тигру, если встретишься с ним на узкой дорожке? Хищник впечатлится тем, что он мой брат, или – ам, и проглотит меня? Хотя нет, я большая, таких по частям едят.

   Мануйлов улыбнулся.

   – У тебя есть чувство юмора, мне оно тоже присуще. Недавно я прочитал в одном солидном научном издании, что умение видеть в разных ситуациях смешные стороны передается по наследству, и получается, что все такие люди родственники.

   – Здорово! – восхитилась я. – Значит, у меня много близких. Жаль только, что они об этом не знают. Я порой ощущаю одиночество, но винить в том некого, сама виновата, не завела семью.

   – А как же Феликс Головин? – поинтересовался хозяин.

   Я вздрогнула.

   – Вы знаете? Но… как? Откуда?

   – Дорогая, я уже говорил, что прежде чем пригласить в дом кандидатов на наследство, изучил их биографии, – ответил Сергей Павлович.

   – Мы не афишируем свои отношения, – пробормотала я, – у Феликса есть жена Нина и дети.

   – Приемные, – уточнил Мануйлов.

   – Он их любит, как родных, – вздохнула я. – И мне совершенно не хочется уводить его из семьи.

   – Знаю, дорогая, – с сочувствием произнес фокусник. – Ты замечательная девочка, достойная своего отца и мамы. И тебе Господь должен послать счастье.

   – У меня оно уже есть! – с жаром воскликнула я.

   – Это Головин-то счастье? – скривился Сергей Павлович.

   – Мы любим друг друга, – гордо произнесла я.

   – Странное чувство любовь, – мрачно заметил собеседник. – Никакой радости в нем нет, сплошные терзания. Ладно, открою тебе тайну: когда-то мой верный Карл потерял голову от Зои.

   – У него был роман с моей мамой? – ахнула я.

   Мануйлов сел в кресло.

   – Да. Думаю, хватит скрывать правду, прошло очень много лет, ты давно взрослая, ни Зои, ни Андрея, светлая им память, давно на свете нет. Но я-то жив, и сейчас уже можно сказать: Таня, ты родная дочь Карла. Зоя родила девочку…

   Мануйлов продолжал излагать «правду», я старательно изображала ошеломление, испуг, растерянность… В конце концов Сергей Павлович подобрался к основной теме.

   – Не хочется бросать тень на Зою, но она украла у меня одну вещичку, книжечку. Переплет из темной, почти черной кожи, в ней тоненькие темно-желтые странички с зашифрованным текстом и мелкими рисунками.

   Я продолжала изумляться, а Мануйлов повторил историю про придуманные им технически сложные фокусы. Но окончание «сказки» прозвучало в новом варианте.

   – Перед смертью Зоя связалась со мной и сказала: «Сережа, прости, я очень виновата перед тобой. Забери свой фокусбух. Я его спрятала в квартире. Таня в курсе, где лежит книжечка, но она не знает, что там за информация. Дочь предупреждена, что о блокноте никому говорить нельзя и что за ним придет дядя Сережа».

   Я постаралась сохранить на лице изумление, хотя, честное слово, очень хотелось рассмеяться. Похоже, беседа с Жанной выбила Мануйлова из равновесия, и он стал совершать глупые ошибки. Ну кто расскажет семилетней девочке о тайнике, да еще потребует от ребенка молчания? Ладно, пусть Зоя была на редкость глупа и доверила секрет неразумной дочери, не побоялась, что она, охваченная любопытством, возьмет книжечку, покажет ее учительнице или, того хуже, подружкам. И как объяснить тот факт, что Сергей Павлович выжидал много лет, прежде чем вспомнить о столь необходимой ему вещице?

   – И вот сейчас, в связи с тем, что мне нужны деньги на лечение, – грустно продолжал хозяин дома, – я решил попросить: Таня, пожалуйста, верни книжечку, она тебе совсем не нужна. А я буду продавать придуманные ранее, во времена творческого взлета, наработки и смогу протянуть на этом свете лишние месяцы. Моя жизнь, Танечка, в твоих руках. Если я умру, бедный Карл тоже вскоре сойдет в могилу. Понимаю, он тебе почти не знаком, можно сказать – чужой человек, к тому же, пусть и по просьбе Зои, отказался от тебя, но, поверь, Карл всегда нежно любил свою дочурку. Ты его боль, его горе и его огромная радость. Пожалуйста, помоги нам еще порадоваться солнышку. Отдай книжечку.

   Я закрыла лицо руками. Надеюсь, Мануйлов примет этот жест за выражение крайней взволнованности.

   – Ты не такая, как все остальные претенденты на наследство, – повторил Мануйлов, – поэтому предлагать тебе свое имущество в обмен на книжечку я не стану.

   Я опустила руки. Ну надо же, как Жанна вывела из строя радушного хозяина – бывший циркач совсем перестал ловить мышей. Мне сейчас надо спросить: «Значит, другим вы такое предложение делали?»

   – Понимаю, что, говоря при всех о своем желании получить дом и сад, ты просто не хотела выделяться среди других гостей, – чирикал Сергей Павлович.

   – Я нуждаюсь в средствах, – возразила я.

   Мануйлов погрозил мне пальцем.

   – Дорогая, тебя полностью обеспечивает Головин. Вы ездите за границу, где можете спокойно отдыхать, не боясь встретить знакомых, за кордоном ты прекрасно одеваешься, пользуешься косметикой. Ты боишься, что кто-то узнает правду о твоем любовнике, поэтому в Москве педагог Сергеева серая мышка. И ко мне в гости ты приехала, облаченная по моде начала нулевых, потому что привыкла на людях одеваться как скромная учительница и отовариваться в секонд-хенде.

   Мне стало по-настоящему обидно.

   – Вовсе нет! Я посещаю большие торговые центры, покупаю хорошие вещи. Просто у меня крупная фигура, и выбор платья…

   – Не надо, дорогая, – перебил меня Мануйлов, – не стоит ломать комедию. Давай говорить откровенно.

   – Хорошо, – согласилась я. – Начинайте!

   – Отдаешь книжечку и получаешь взамен папку с компроматом на Головина, – отчеканил Сергей Павлович.

   – И зачем она мне? – удивилась я. – У нас с Феликсом тайн друг от друга нет.

   – Ошибаешься, – возразил Мануйлов, – секреты есть у всех. Зная, какие скелеты хранятся в шкафу любовника… – а поверь, у него не гардероб, а парижские катакомбы, набитые костями, – обладая информацией, ты сможешь припугнуть Феликса, поставить ему условие: он на тебе женится, и тогда ничто не всплывает на поверхность. Ведь жена не свидетельствует против мужа. Если Головин откажется уйти от Нины, ты его припугнешь, что оттащишь бумаги в управление, которое занимается организованной преступностью. Думаю, бизнесмен не совершит ошибки, и ты наконец станешь замужней женщиной, законной супругой, прекратится твое вечное унижение.

   Я приоткрыла рот. Очень вас прошу, если когда-либо решите шантажировать своего любовника, чтобы стать его женой, то лучше не начинайте боевые действия. Все шантажисты, как правило, плохо заканчивают.

   – Какая-то совершенно не нужная книжонка – в обмен на толстую подборку бумаг, которые сделают тебя госпожой Головиной, – продолжал искушать меня бывший фокусник. – Подумай, дорогая, и прими правильное решение. Сейчас Феликс с тобой, но что будет через пять, через десять лет? Прости, но ты ведь не помолодеешь, превратишься с течением времени в пожилую тетку. А мужчинам по вкусу молодость. Феликс свильнет к юной прелестнице. С чем ты останешься? Или Головин умрет. Кто тогда получит его деньги? Нина! А тебе фига с маком. Нет, даже без мака, просто дуля. Оцени свое будущее объективно. Я же предоставляю тебе уникальный шанс. Не упусти его.

   – Что в папке? – спросила я. – О чем идет речь в бумагах?

   Сергей Павлович расплылся в улыбке.

   – Дорогая, отдай книжечку – и читай документы. Ну? Как?

   – Я не понимаю ничего… – захныкала я, – вообще… голова кругом идет… Можно мне спать лечь? Я устала, буквально на части разваливаюсь…

   – Конечно, дорогая, – заботливо сказал собеседник. – Не будешь возражать, если мы побеседуем еще и завтра?

   Я кивнула. Мануйлов встал, сделал шаг в сторону двери и был остановлен моим восклицанием:

   – Сергей Павлович!

   Он обернулся.

   – Да, дорогая?

   – Вы совершенно правы, – пролепетала я, – я мечтаю стать женой Головина. Отдам вам книжечку в обмен на папку.

   Хозяин не смог скрыть радости.

   – Умница, дорогая! Единственно правильное решение! Завтра с утра обговорим детали, а сейчас спи и помни: у тебя теперь есть любящий отец Карл. А я его лучший друг, мы всегда придем к тебе на помощь.

   Пафосно завершив беседу, Мануйлов удалился. А я поскорее отправилась в ванную – мне захотелось встать под душ и смыть с себя ощущение липкой грязи, возникшее во время визита хозяина усадьбы.

   Подойдя к раковине, я зачем-то взяла в руки свою идиотскую покупку, электронный выщипыватель бровей, и вдруг услышала из комнаты:

   – Танечка! Плиз, Танечка!

   Я живо сунула дурацкое приобретение в карман, вернулась в спальню и увидела Лизу, залезающую в открытое окно.

   – Ты здесь! – радостно воскликнула девушка.

   – Где же мне быть? – удивилась я. – Ночь на дворе.

   – Не спишь? – поинтересовалась Елизавета.

   – Нет, как видишь, – ответила я.

   Лиза молитвенно сложила руки.

   – Пожалуйста, помоги!

   – Что случилось? – насторожилась я.

   – Я не трогала его, он сам упал, – всхлипнула Лиза.

   Ничего не понимая, я уточнила:

   – Кто и куда?

   – Шарик, – жалобно протянула Лиза. – Я как раз ушла, вернулась, а он уже на земле, в обломках…

   Я поняла, что спокойно принять душ не удастся, села на кровать и велела:

   – Рассказывай. Только медленно и четко!

   Елизавета прижала к груди кулачки и затараторила.

   В доме нет кондиционера, в спальне душно. Лиза распахнула окно, но заснуть все равно не смогла. И тогда ей взбрела в голову идея пройтись по саду. Девушка, чтобы далеко не ходить, вылезла в окно, двинулась вдоль дома и увидела Жанну. Та сидела спиной к ней на скамейке, расположенной у садовой колонны, на вершине которой громоздится большой бронзовый шар. Лизе захотелось подойти к Реутовой, поболтать с ней, но она вспомнила, какая Жанна злая, попятилась и отправилась дальше. Заходить в глубь территории Кочергина побоялась – фонари погасили, и, несмотря на полную яркую луну, дорожки, змеившиеся между раскидистыми деревьями, были погружены во мрак. А около коттеджа, как ей показалось, совсем не страшно.

   Она совершила обход вокруг здания. Шла не спеша, наслаждалась ароматом декоративного табака, наконец-то наступившей прохладой и в конце концов снова очутилась неподалеку от лавки, где сидела Жанна.

   Елизавета примолкла на секунду, а затем зачастила еще быстрее:

   – Танечка! Кто мне поможет? Сначала я к Сергею Павловичу хотела бежать, но постеснялась. К Леониду нельзя, он сразу умрет от горя, когда узнает. И к Раисе Ильиничне нельзя, она ведь вся больная и тоже умрет – от разорвавшегося сердца. Одна ты здоровая, вот я и пришла к тебе. Понимаешь?

   – Нет, – отрезала я. – Почему Реутов и Нестерова должны умереть?

   – Вау! Я не сказала? – округлила глаза Лиза. – Шар с колонны упал! Прямо на Жанну! И убил ее! Что делать, а? Мне страшно!

   Я молча кинулась к окну, перевалилась через подоконник, ринулась в сад, домчалась до скамейки и увидела, что верх колонны пуст. Тяжелый шар, рухнув с высоты, разломал деревянное сиденье лавочки. Жанна лежала на траве, лицом вниз, вокруг нее валялись остатки скамейки. Я присела рядом с ней, приложила два пальца к шее, услышала тихий плач Лизы и велела ей:

   – Ступай в дом.

   – Куда? – шмыгнула носом девушка.

   – Иди в свою спальню, – вздохнула я. – Лучше тебе тут не маячить.

   – Боюсь, – захныкала Лизавета. – Жанночка умерла, на нее шарик скатился… Что делать?

   – Замолчи и жди меня в комнате, – сурово приказала я. – Запри дверь на крючок, закрой окно, не открывай никому, кто бы и под каким бы предлогом к тебе ни рвался. Ни с кем не вступай в разговор, молчи. Я постучу в стекло вот так: три раза, пауза и снова три раза. Запомнила?

   – Да… – всхлипнула Лиза и убежала.

   Я наклонилась еще ниже над телом бедной Жанны, потом решила перевернуть ее. Взялась рукой за ее плечо и вдруг ощутила сильный тычок между лопаток. Удар лишил меня равновесия, я свалилась на ягодицы Жанны, а затем скатилась на землю лицом вниз. Только сделала попытку встать, как кто-то больно стукнул меня по плечу, и на секунду в глазах потемнело. Потом я уловила аромат ванили, услышала напряженное сопение, моей обнаженной шеи коснулось чье-то дыхание. Невидимый противник явно хотел понять, жива я или нет.

   Моя рука очень осторожно скользнула в карман, нашла прихваченный из ванной электронный пинцет, а потом, вывернувшись, резко воткнула его в того, кто навис надо мной.

   Негодяй не видел моего маневра и не ожидал нападения. Раздался вскрик. И тут же послышались шорох и топот.

   Я, кое-как справившись с головокружением, повернулась на бок, затем осторожно встала на колени, оперлась рукой о траву, ощутила, что пальцы стали мокрыми, поднесла ладонь к глазам, увидела красные пятна и поняла, что ранила напавшего на меня мерзавца. Мою жизнь спасла бесполезная покупка! Ну, да, электронный бровещипательный агрегат имеет тонкие и острые щипчики, и если такие вопьются в тело, мало не покажется. Убить человека при помощи пинцета сложно, а вот сделать ему больно можно легко. Не знаю, куда я ранила поганца, в ногу или в бок, но противник испытал не самые приятные ощущения и убежал.

   Я попыталась встать, но не вышло – дрожавшие ноги разъезжались в разные стороны. Удалось только сесть около неподвижно лежавшей Жанны. Я достала из кармана ультразвуковой свисток. Никто, кроме Зины, сейчас не придет мне на помощь, и надо радоваться, что я имею в друзьях умную собаку.

   Я открыла глаза и увидела Василия.

   – У тебя нервы, как у чугунного утюга, – повторил он, судя по всему, обращаясь ко мне.

   – Очень интересно… – пробормотала я, окончательно вынырнув из забытья. – Ну и почему ты сравниваешь меня со старинным гладильным прибором?

   – Современный весь на электронике, он эмоциональный, поэтому небось психопат, – пояснил Медведев, – а чугунина простая, у нее переживания отсутствуют.

   – Оригинально мыслишь. Спасибо, что не сравнил меня со стальным унитазом в вагоне поезда, думаю, тот тоже бесчувственный, – фыркнула я.

   – Это комплимент, – уточнил полицейский. – Я бы, пережив такие ночные приключения, глаз не сомкнул, залез бы в шкаф и трясся там.

   – Пожалуйста, шкаф в твоем распоряжении, – милостиво разрешила я. – Хотя нет, мне надо переодеться, чтобы к приезду Антона выглядеть прилично. Ну-ка выйди в коридор.

   – Котов уже прибыл, – отрапортовал Медведев, – а с ним еще люди. Ты пошла спать, а я их в саду около пяти утра встретил.

   Мы еще поговорили пару минут, потом Василий убежал, а я внезапно ощутила сильный дискомфорт между лопатками и пошла в ванную. Встала перед зеркалом, изловчилась изогнуться и увидела у себя на голой спине такую же круглую отметину, как у Ани, только дырочка отсутствовала.

   Мне было очень неудобно стоять, извернувшись буквой S, и я выпрямилась. Немедленно почувствовала головокружение и, чтобы не упасть, ухватилась за край раковины, рядом с которой лежал журнал (грешна, люблю почитать в ванне). Издание шлепнулось на пол и раскрылось на рекламе. Подняв его, я увидела большую фотографию и текст: «Если вы молодая мама, долго гуляющая с коляской, пенсионер, у которого болят ноги, или просто любите совершать пешие прогулки, то обязательно приходите к нам! Фирма «Антуан» приготовила вам приятный сюрприз, она поможет всем, и молодым, и пожилым, и здоровым, и инвалидам. Недорогое, элегантное, надежное устройство сделает вашу жизнь комфортной». На снимке был запечатлен рекламируемый товар.

   В столовую я влетела, забыв умыться. Обнаружила в комнате своего начальника двух незнакомых мужчин, одетых, несмотря на летний день, в черные костюмы с галстуками, хмурого Мануйлова и громко поздоровалась.

   – Ты в порядке? – коротко осведомился Антон.

   – Да, – кивнула я.

   Дверь открылась, появилась Раиса Ильинична, которую сопровождал Василий. Нестерова, заметно прихрамывая, добралась до стула, села, положила на стол свой неизменный клатч и спросила:

   – Что случилось? Кто эти люди? Почему меня разбудили? Вчера я приняла снотворное, у меня обострение артрита, еле хожу… Объясните наконец, что происходит, Сергей Павлович!

   Мануйлов молча отвернулся.

   В комнату вошел Леонид. За ним Лиза.

   – Ой! Сколько мужчин! – восхитилась она, обгоняя Реутова. – А я макияж не успела нанести, наверное, ужасно выгляжу, жуткая растрепа… Ой, меня зовут Лиза, и я не замужем. И парня никакого у меня нет, вот!

   Лицо одного из незнакомцев расплылось в улыбке, но очень быстро снова приняло суровое выражение. Леонид добрел до кресла, сел в него, скривился и простонал:

   – В доме есть анальгин? Меня радикулит разбил. Перед сном я принял холодный душ и застудился.

   – Сейчас подам, – сказали из угла, и я поняла, что не заметила Карла, который держался в отдалении от всех.

   – Нет, – коротко сказал Антон, – никто не покинет помещения, пока мы не разрешим.

   – Здорово! – обрадовалась Лиза. – Приятно посидеть в такой компании. Давайте познакомимся.

   – Меня зовут Антон Котов, – представился мой начальник, – я руководитель особой бригады. Слева сидит полковник Никита Королев, справа полковник Георгий Панин. Василия Медведева вы знаете. Теперь, когда народ в сборе…

   – Жанны нет, – подал голос Леонид. – Может кто-нибудь пойти и разбудить мою жену? Сам не способен к активному передвижению, спину пилой режет.

   – Жанна не придет, – тихо сказала я, – она погибла. Поэтому в дом приехали Котов и остальные.

   Леонид вскочил, пошатнулся и свалился назад в кресло. Раиса Ильинична вскрикнула и закрыла рот рукой. Лиза вытаращила глаза. А я продолжала:

   – Ночью, выйдя в сад подышать свежим воздухом, я обнаружила Реутову, которая лежала на земле без движения. Рядом валялся бронзовый шар среди обломков скамейки. Поясню: на участке Мануйлова есть колонна, наверху которой, в углублении, стояла здоровенная и, как теперь выяснилось, незакрепленная сфера.

   – Очень глупая идея, – перебил меня Никита Королев, – надо было приварить его к постаменту.

   Я развела руками.

   – Дизайнеры странные люди, они редко думают об удобстве для потребителя. Например, создают стулья, у которых сиденье и идеально ровная спинка образуют прямой угол. Попробуйте провести на таком больше четверти часа, и вас скрючит. Спинка должна иметь изгиб, но дизайнеру он кажется неэстетичным. В большинстве случаев создатель интерьерных штучек жертвует удобством ради красоты, которая подчас кажется обычному человеку уродством. Так и с этой колонной. Тот, кто придумал ее и установил, посчитал небольшое углубление вполне достаточным для удержания тяжелого шара.

   – Неважно, почему сферу не закрепили намертво, – остановил меня Антон, – главное другое – она скатилась. Так?

   – Верно, – кивнула я. – Скатилась и упала на Жанну, которая в тот роковой момент сидела на скамейке.

   Лиза распахнула глаза до такой степени, что я встревожилась – как бы прекрасные карие очи не выпали на щеки красотки. Леонид тяжело задышал, Раиса Ильинична судорожно зашептала:

   – Отче наш… Проклятие висит над этим домом… Сначала бедная Анечка, теперь Жанночка…

   – Реутова скончалась? – воскликнул Сергей Павлович. – Невероятно! Почему я ничего не знаю? Где тело? Неужели до сих пор лежит в саду?

   – Нет, его увезли в морг, – пояснил Антон. – Мы прибыли сюда в районе пяти утра – пробок на дороге не было, домчались вмиг и сразу занялись делом. Леонид, вы как?

   Реутов поднял голову и заговорил невпопад. Во всяком случае, так показалось мне.

   – Буду откровенен, я женился на Жанне по расчету. Она не в моем вкусе, зато имела хорошую квартиру, была коренной москвичкой. Я же приехал из небольшого городка, мыкался на съемной жилплощади. Понимаете?

   – Конечно, – кивнул Панин. – Не вам первому пришла в голову идея улучшить свой быт за счет удачного брака.

   Леонид потер шею.

   – Думал, потом разведусь и получу половину квартиры. Но Жанна настояла на брачном контракте, а в нем значилось, что, если мы разбежимся раньше, чем через десять лет после свадьбы, мне ничего не достанется. А если я ей изменю, то уйду голым даже после тридцати лет брака. Поэтому я терпел все закидоны супруги. Самое интересное, что я вскоре привык к Жанке. К тому же понял: у всех моих знакомых семейная жизнь намного хуже. Они, дураки, бежали в загс по любви, да чувства через шесть месяцев остыли, пошли скандалы, я же хотел квартиру, поэтому не строил никаких иллюзий, а когда нет иллюзий, то нет и разочарований. Люди стоят в очереди на жилье годами и могут его не дождаться, у меня же был четко определенный срок. Я честно зарабатывал апартаменты – помогал жене в быту, отдавал зарплату, не пил, не дрался, вот только ребенка не хотел. Но у Жанны, слава богу, дети не получались. И все шло хорошо, пока супруга вдруг не поняла: я ей не нужен, прошла у нее любовь. А кроме того, Жанка сообразила, что может потерять полквартиры. В договоре было условие: если муж до истечения десяти лет брака подает на развод или будет уличен в измене, он уходит прочь, не имеет права на имущество, а ежели жена проделает то же самое, то супругу отходит половина всего. Жанка меня на момент бракосочетания обожала, думала, контрактом крепко меня к себе привяжет, ей и в голову не приходило, что я ей надоем. И бац, попала в собственноручно расставленный капкан. Я-то вел себя прилично, ничего не делал, чтобы у Жанны появился повод на развод подать, был, в принципе, идеальным супругом, интеллигентно ждал свою долю хором. А она, поняв, что страсть увяла, отселила меня в отдельную спальню, вечно пилила, хамила, хотела, чтобы я не выдержал и ушел до того, как наступит десятилетний юбилей совместной жизни. Но я не поддавался. Как сейчас себя чувствую? Плохо. Все мои надежды разбиты, годы терпения пошли коту под хвост.

   – Вы вдовец, – напомнил Никита Королев, – войдете в права наследства, получите не часть квартиры, а все.

   – Как бы не так! – вскинулся Реутов. – Я потерял жилье навсегда. В брачном договоре указано: если Жанна умрет до того, как мы отмечаем эту чертову оловянную свадьбу, квадратные метры переходят ее лучшей подруге. И завещание на нее составлено. Мне – хрен!

   – Предусмотрительная женщина, – восхитился Георгий. – Похоже, она подумала, что любящему супругу может в голову простая мысль прийти: зачем ждать десятилетие, лучше скинуть дорогую женушку с балкона, и делу конец.

   – Боже, о чем вы говорите? – возмутилась Раиса Ильинична. – Жанна умерла! Леонид потерял дорогого человека, оставьте его наедине с горем!

   – Это невозможно, – возразил Нестеровой Антон, – в доме совершено два убийства.

   – О господи… – охнула воспитательница детского сада. – Не может быть! Здесь преступников нет! Только честные люди, никогда не имевшие дел с полицией. Вы ошибаетесь! Анечка упала в фонтан, а на Жанночку, сами же только что сказали, скатился незакрепленный мячик.

   – Бронзовый шар, – поправил Никита.

   – Это случайность, – настаивала Нестерова.

   Леонид закинул ногу на ногу и охнул.

   – Спина болит. Если вы намекаете, что я убил жену, то где мотив? Наоборот, я должен был с нее еще два года пылинки сдувать, чтобы полквартиры получить. А теперь апартаменты уйдут в чужие руки.

   Котов побарабанил пальцами по столу.

   – Верное замечание, но кроме вас тут еще много народа. Раиса Ильинична, например.

   Нестерова всплеснула руками.

   – Я?! Я верующий человек! Воспитатель детского сада!

   Антон показал пальцем на экран открытого ноутбука.

   – Однако ваше прошлое не безупречно. Будучи аспиранткой педагогического института, Раиса Ильинична Нестерова была осуждена за убийство соседки по лестничной клетке Ольги Сергеевны Поповой.

   – Вау! – воскликнул Леонид. – Ангел теряет оперение…

   – Ой! – пропищала Лиза.

   Раиса Ильинична вскочила.

   – Вы не имеете права! Судимость давно снята! А раз так, я совершенно чиста!

   – Документы не горят, – улыбнулся Никита. – Нынче вы добропорядочная гражданка, но кое-где остались не очень приятные для вас бумаги.

   – Злого умысла я не имела, – заплакала Нестерова, – посмотрите дело. Ольга Попова была уголовницей, наркоманкой, жить с ней рядом – сплошная мука. Я терпела сколько могла, но соседка озверела, напала на меня у лифта, пришлось вступить с ней в драку. Я не хотела никого убивать, защищалась, вот и ударила Попову по голове. Суд вошел в мое положение, я отсидела всего два года, поверила в Бога, пошла работать в детский сад. Я всей своей жизнью искупаю ту случайность! Хочу построить приют для жертв насилия. Я не способна никого убить.

   – Но один раз лишили человека жизни, – произнес Георгий, – есть опыт.

   – Ну, круто! – воскликнул Реутов. – Ай да святоша! Не зря ты мне двуличной казалась. Сергей Павлович, вы в курсе были?

   Мануйлов промолчал.

   – Если нет, то сейчас узнали, – не успокаивался Леонид. – Надеюсь, Раиса выбывает из числа наследников? Вы же не отдадите дом и прочее такой дамочке?

   – Мерзавец! – Раиса заплакала. – Не себе деньги хочу взять, как ты, на других потратить. А вот ты очень плохой человек, жил с женой за квартиру.

   – Подумаешь, так многие поступают. Зато я не убийца, – гордо заявил Реутов.

   – Ну, это с какой стороны посмотреть, – возразил Антон и снова показал на ноутбук. – Тут и про вас кое-что интересное есть.

   – Что?

   – Ничего! – вскинулся Леонид. – Я никогда не сидел!

   – Леонид Реутов ранее был женат на Валентине Грушиной, – заговорил Антон, поглядывая на экран. – У супруги была дочь, пятилетняя Алина, умственно отсталый ребенок. И вот однажды, когда мать работала в ночную смену, малышка утонула в ванне. Отчим решил помыть крошку перед сном, посадил ее в воду, пошел, как он потом объяснял следователю, за забытым полотенцем и отвлекся на телефонный разговор – ему позвонила коллега по работе. Когда беседа завершилась, он вернулся в ванную и обнаружил мертвую девочку.

   – Леонид убил бедняжку! – заорала Раиса.

   Реутов стукнул кулаком по столу.

   – Случилось несчастье. Кто ж знал, что девчонка встанет, поскользнется и упадет? Было следствие, мне помотали нервы, но в конце концов суд признал, что моей вины в этом нет.

   Котов почесал подбородок.

   – В материалах дела есть детали, которые судья почему-то предпочла проигнорировать. Например, показания соседки. Стены в доме тонкие, женщина постоянно слышала скандалы, которые Леонид устраивал сожительнице из-за девочки, требуя сдать ее в интернат, больной ребенок ему мешал. И еще момент, который отчего-то остался незамеченным. Реутов утверждал, что ему позвонила коллега с работы. Мол, речь шла о каких-то неотложных служебных делах, вот Леонид и забыл о малышке, оставленной в ванне. И сослуживица подтвердила его слова. Но! Слушайте внимательно. Вопрос судьи: «Вы уверены, что беседовали с Леонидом в двадцать два часа? Вы поддерживаете дружеские отношения?» Ответ: «Нет, ваша честь, до того дня Реутов никогда не звонил мне домой. Но у нас во вторник произошел сбой поставок, Леонид очень переживал, поэтому мы говорили долго, почти полчаса, пытались найти решение проблемы».

   Антон оторвал взгляд от компьютера.

   – Ну? Понятно?

   – Коллега не соврала! – воскликнул Леонид. – Я был очень расстроен, поэтому забыл о девчонке.

   – Пожалуй, и правда это нельзя считать убийством, – ожил Василий. – Ему позвонили, что на работе затык, вот парень и выбросил из башки домашние дела. И вообще, ребенка должна мать купать, а не отчим.

   Котов перевел взгляд на меня, заметив:

   – Ну, Леонид малышку никогда и не мыл, первый раз проявил о ней заботу. Татьяна, что скажешь?

   Я откашлялась.

   – Коллега Лени произнесла: «До того дня Реутов никогда не звонил мне домой. Но у нас во вторник произошел сбой поставок…» и так далее. Получается, в день несчастья не она звонила Леониду, а тот ей. Что в корне меняет дело. И ребенка отчим впервые решил в ванну посадить. Странно.

   – Нет, нет, – быстро возразил Реутов, – вы не так поняли. Имелось в виду, что мы с коллегой ранее не перезванивались.

   – Убийца… – прошептала Раиса. – Ему просто повезло, что к разбирательству отнеслись халатно. Леонида надо отдать под суд. О, я поняла! Это он убил Анну! И Жанну!

   – С ума сошла?! – подпрыгнул Реутов. – Зачем мне их убивать?

   – Чтобы получить наследство! – закричала Нестерова.

   – И потерять квартиру? – завопил Леонид.

   – Дом, сад и счет в банке лучше, чем обычная жилплощадь, – отбила подачу Раиса.

   Антон поднял руку.

   – Кстати, о наследстве. Давайте-ка с ним разберемся. Кто у нас хозяин дома?

   Лиза показала на Мануйлова:

   – Вот он. Сергей Павлович.

   – Нет, – усмехнулась я, – этого человека зовут иначе. Настоящий Мануйлов сейчас стоит у окна.

   – Там Карл, – растерянно пробормотала Раиса Ильинична, – слуга.

   Я покачала головой:

   – Нет. Подождите, дойдем до выяснения и этого. Сейчас же я скажу только вот что. Когда собираешься провести какую-то операцию, необходимо учесть все детали. Но подчас незначительные мелочи остаются незамеченными и губят все дело.

   – Не понимаю, – жалобно произнесла Лиза, – почему Таня так говорит? Она кто?

   – Татьяна Сергеева сотрудник спецбригады, – с запозданием представил меня Котов. – Она была направлена в дом Мануйлова вместо своей тезки Татьяны Сергеевой, приглашенной в качестве потенциальной наследницы. Письмо от Сергея Павловича было составлено хитро. Мы не поняли, что в поместье предполагается кастинг, думали, Татьяна будет одна, поэтому не могли узнать ранее подробности из жизни Реутова и Нестеровой. А вот когда она передала нам список гостей, тогда многое прояснилось. Но сначала слово Татьяне.

   Я кивнула и продолжила:

   – Как уже сказал Антон, присутствие других соискателей явилось для меня неожиданностью. Впрочем, для остальных приглашенных тоже. Постепенно я стала подмечать разные нестыковки. Сергей Павлович не сказал нам, чем смертельно болен, зато упомянул о наличии у себя астмы и начал при всех задыхаться, разволновавшись во время нашей первой трапезы из-за пустяка, из-за пролитого слугой чая. Но потом приступы не повторялись, хотя причины для волнения были, причем более серьезные. На эту деталь обратила внимание не одна я. Вчера, во время ночной беседы в столовой, Жанна…

   Мануйлов, вернее, человек, которого гости считали таковым, вздрогнул, а я развела руками:

   – Уж простите, я подслушала ваш разговор. Так вот, Реутова обвинила хозяина дома в симуляции. Она воскликнула: «Вы ни разу не кашлянули, даже когда Анну нашли раненной. Это мало похоже на астматика». Я согласна с Жанной, и у меня возник вопрос: зачем Мануйлову прикидываться больным? Ответ есть: чтобы никто не засомневался в его скорой смерти. Сергей Павлович очень убедительно задыхался – всего один раз. Больше припадков не было. И чем смертельно болен Мануйлов? Мне он велел сварить кисель из сирлиса и рассказывал о недуге, поразившем его желудок. И я попросила Антона выяснить все про это растение.

   – Как попросила? – заморгала Раиса Ильинична. – Ведь телефона тут нет.

   – В библиотеке спрятан аппарат, – возразила я, – но я воспользовалась не им, а услугами Зины.

   – Это кто? – не понял Реутов.

   – Неважно, – отмахнулась я, – не стоит отвлекаться на пустяки. Итак, сирлис. Это бытовое название кустарника, по-научному оно звучит так мудрено, что я правильно его произнести не способна. Сирлис еще именуют «желудочным пластырем», «огнетушителем», «бабушкиной травой». Растет он исключительно в Таджикистане, в одной местности, и является народным средством от язвы желудка. В Москве сирлис, а именно так называют плоды в Азии, не распространен, но при большом желании его можно приобрести на рынке. Ягоды хранятся при комнатной температуре очень долго, и их здесь на кухне полным-полно. Но я ни разу не видела, чтобы Сергей Павлович принимал таблетки. Не мог же он лечиться одним сирлисом? Зато у Карла на тумбочке возле кровати я видела медикаменты, которые как раз и выписывают врачи при язвенной болезни. Едем дальше. Мануйлов категорический противник курения, но в библиотеке, которая находится на втором этаже, есть уютное кресло, а около него столик, где приготовлено все для отдыха – пара книг, бутылка коньяка, фужер и… подставка с трубками. Зачем тому, кого крючит от табака, трубки? Кстати, там еще были пепельница и специальная толкушка, которой утрамбовывают в трубке табак. Немного странно, не так ли? Теперь обратимся к доспехам рыцаря, хранящимся в той же библиотеке. Это костюм, сделанный Мануйловым для оригинального номера – фокусник совершал в нем сложные акробатические трюки, при исполнении которых требуется точный расчет, а значит, наряд должен сидеть как влитой. Каюсь, я влезла в латы.

   – Странно, что не сломала себе шею, – ожил псевдо-Мануйлов. – Еще непонятнее, как сверхлюбопытной мадам удалось выйти из Айвенго. Его невозможно открыть изнутри.

   – В свободное время непременно в деталях расскажу о своем опыте, – пообещала я, – но пока оставим сию историю за скобками. Итак, костюм. Он мне подошел, из чего я могу сделать вывод: артист, надевавший латы, был ростом как я и весил килограммов восемьдесят. Сергей Павлович, если не ошибаюсь, у вас рост метр девяносто пять?

   – Нет, девяносто один, – буркнул тот.

   – Хм, а я еле дотягиваю до метра семидесяти, – призналась я. – Айвенго никак не мог быть вашим костюмом, в нем вы просто не поместитесь. И вот я, сложив вместе лекарства от язвы, трубки, доспехи и прибавив аромат ванили, который постоянно исходит от Карла…

   – При чем здесь специя? – вмешалась Раиса Ильинична.

   – Ваниль сама частая отдушка для табачных изделий, – пояснила я, – ею ароматизируют трубочный табак, из-за чего тот не дает такого вонючего дыма, как сигареты и прочее курево. Например, сигариллы Леонида – они тоже с запахом ванили, и совсем не противны для чужого носа.

   Нестерова показала на вазочку, наполненную леденцами.

   – Я думала, от Карла пахнет конфетами, они тут все время стоят. Аня их без конца ела. Я попробовала, мне понравился ванильный вкус, и тоже принялась грызть монпансье.

   – Хачикян сосала леденцы, чтобы отбить тягу к курению, – подал голос Реутов, – боялась, как бы Мануйлов ее из-за пристрастия к табаку не выгнал. Но потом соблазнилась моими сигариллами.

   Я повысила голос:

   – Теперь вспомним явление домработницы Насти, ограниченной особы, которая вдруг вышла на работу, хотя была отправлена отдыхать. Карл вскользь сказал мне, что Анастасия отпросилась на свадьбу сестры, но сама Настя говорила другое: мол, в неожиданный отпуск ее буквально выгнал сам хозяин.

   – Девка дура! – взорвался Сергей Павлович. – Нашли кому верить!

   – А еще Настя изумилась, когда вас назвали Мануйловым, – продолжала я. – Заявила: «Он не хозяин, вот Сергей Павлович» – и показала на Карла.

   – Идиотка! Она дебилка! – твердил псевдо-Мануйлов.

   – Ну да, все так и подумали, – усмехнулась я. – И Карл дал вполне внятное объяснение: дескать, он постоянно общается с прислугой, а та дура дурой, считает его владельцем дома. Да, Настя не производила впечатления светоча разума, но, полагаю, в ее случае о дебилизме как о медицинском диагнозе речи нет, женщина просто глуповата и необразованна. Давайте сложим вместе лекарства от язвы, трубки в библиотеке, запах ванили, исходящий от слуги, размер доспехов, восклицание Анастасии, и поймем: Карл вовсе не Карл, он – Сергей Павлович Мануйлов.

   Я замолчала. Присутствующие сидели тихо. Потом подал голос Никита Королев:

   – Еще интересная подробность. Карл Хофштейн, гражданин России, этнический немец, не так давно улетел в Германию к своим родственникам, о чем в службе пограничного контроля одного из московских аэропортов имеется соответствующая отметка.

   – Ой, как прикольно! – захлопала в ладоши Лиза. – Интересненько! Хотите, историю расскажу? Одна моя подружка…

   – Заткнись! – заорал Реутов.

   Лиза замерла с открытым ртом.

   – Он не Мануйлов? – завопил Леонид. – Кто тогда?

   – Вадим Павлович Гулин, – ответил Антон. – И я солидарен с Елизаветой, интересная у нас история получается. Давайте ее сейчас и расскажем. Никита, ты озвучишь?

   – Лучше Георгий, – не согласился Королев.

   – Я могу, – кивнул полковник Панин. – Слушайте. Когда Татьяна прислала нам список участников встречи, Котов пробил действующих лиц по базам, и выяснились очень занимательные вещи. Отец Раисы Ильиничны Нестеровой алкоголик, умер, отравившись сайрой, когда она была маленькой, девочку воспитывала мачеха. Жанна Реутова была удочерена в нежном возрасте Геннадием и Серафимой Рыкиными. Естественно, Жанна не помнила себя крошкой, что позволило приемному отцу сказать, будто ее взяли в семью сразу после рождения. Но нет, родителями Реутовой были Игорь и Наталья Светлановы. Игорь погиб в автокатастрофе, жена покончила с собой через месяц после его гибели, завещав свою квартиру двоюродному брату, Геннадию Рыкину, с условием, что тот возьмет на воспитание ее дочь. Елизавета Кочергина внучка Таисии Николаевны Кочергиной, которая тоже весьма некстати полакомилась рыбкой в томате. А мать Лизы, биолог, вскоре после смерти Таисии погибла от наезда автомобиля. Девочку воспитывала тетка Фаина. Николай Вишняков также вырос сиротой после гибели родителей – их машину столкнул с моста в реку так и не найденный водитель другого транспортного средства. Мальчика пригрел дядя. Зоя, мать Татьяны Сергеевой – я имею в виду не сотрудницу спецбригады, а приглашенную в особняк гостью, – умерла, когда девочка пошла в первый класс, а отчим, певец Андрей Хрюкин, отдал падчерицу в интернат. Наиболее благополучной на общем фоне кажется судьба Анны Хачикян. Та жила вместе с матерью, которая не так давно скончалась от тяжелой болезни в одном из хосписов Москвы. Надежда Мурова никогда не называла дочери имя ее отца. В паспорте у Ани отчество «Николаевна», но его ей дали по дедушке, которого звали Николаем Андреевичем. Вам не кажется странным, что все, кто был приглашен в поместье, во-первых, люди примерно одного возраста, разница в три-пять лет не в счет, а во-вторых, сплошь сироты? Мы стали копаться в прошлом родителей предполагаемых наследников Мануйлова и…

   Георгий сделал паузу. Собравшиеся напряженно молчали. Наконец Панин продолжил:

   – Здесь уже говорилось о том, что документы не горят. Происходят войны, революции, сменяются правительства, политические режимы, некоторые архивы случайно погибают, другие уничтожаются намеренно – кое-кто желает скрыть от потомков правду. Но есть организация, в которой бумаги не горят и не тонут, их тщательно сохраняют. В одном хранилище, на одной полке, в одном ящике, в одной папке мы нашли рассказ об операции «Музей», которая до сих пор является секретной. Я не имею права сообщить вам название государства, на территории которого все происходило, поэтому пусть в моем рассказе оно получит имя Нетландия.

   Леонид поднял руку.

   – А мать Елизаветы была замешана?

   – Нет, – покачал головой Георгий, – она никогда не служила в КГБ. Мы не знаем, почему убили Алену. Вероятно, это был банальный наезд, совпадение, не имеющее ничего общего с работой Таисии. Слушайте дальше…

   Вадим Гулин впадает в панику и обращается к высшему начальству. А тем временем умирает Илья Нестеров, который после возвращения из Нетландии стал алкоголиком. Вадим понимает – он следующий. Но почему-то бегут дни, а Гулин остается в неприкосновенности. Спустя пару месяцев Вадиму сообщают, что он может вздохнуть спокойно – его коллеги погибли от рук убийц, которых наняла вдова Камаля. Она была допрошена и призналась во всем, сказала:

   – Эти люди украли Аубу. Фазиль велел изготовить копию, в сокровищнице хранится она. Тот, кто сел на место моего мужа, никогда не признается, что Аубы в стране нет. Но я знаю, реликвию унесли воры, они действовали сообща и поплатились за это. Мой муж умер от сильнейшего стресса из-за потери реликвии, которую хотел спасти от врагов Нетландии. Камаль опасался, что Фазиль продаст раритет, он подл и способен на все. Я наказала тех, кто своими действиями убил самого преданного президента страны. Они прикидывались нашими друзьями, но в реальности были грабителями.

   Более вдова не произнесла ни слова. Ночью, после беседы с руководителями КГБ, она отравилась. Кого она нанимала для устранения агентов, как связывалась с киллерами, кто ей помогал – все это осталось невыясненным. Но, главное, никто так и не понял: Ауба в Нетландии или нет? Фазиль лжет, спасая свой режим, и действительно велел изготовить копию? Это могло быть правдой, потому что новый президент сразу издал указ, категорически запрещающий приближаться к Аубе всем, кроме него и специального хранителя. Якобы ради сохранности реликвии. Но, с другой стороны, Камаль мог врать всем, в том числе и супруге. Вполне вероятно, что он драгоценный ящичек не вывозил, просто затеял масштабную интригу, собираясь дестабилизировать жизнь в Нетландии и основательно нагадить Фазилю, севшему на его место. Оба варианта возможны, и на вопрос, как обстоит дело в действительности, ответа нет.

   Операция «Музей» оказалась кровопролитной, выжили лишь Вадим Гулин и Сергей Мануйлов. Судьба Олега Михайлова осталась неизвестной.

   После прихода к власти Михаила Горбачева не только в России началась другая жизнь. Изменения произошли и в Нетландии. Фазиль переметнулся на сторону американцев, о Камале прочно забыли. КГБ сменил несколько раз вывеску, из старых сотрудников в структуре почти никого не осталось, начальство некогда самой влиятельной и властной советской организации тихо поумирало. Сергей Мануйлов жил в Подмосковье и торговал фокусами. Вадим Гулин, постаревший и никому не нужный, работал охранником в гараже. И вдруг, спустя не одно десятилетие после проведения операции «Музей», когда память о ней окончательно заросла бурьяном, из тьмы вынырнул Олег Михайлов. Бывший певец обнаружился в Нью-Йорке. Он просто позвонил Гулину, сказал, что прилетает в Москву из США и хочет поговорить. Встречу назначили в одном из столичных кафе.

   Михайлов, одногодок Гулина, выглядел на десять лет моложе Вадима, был прекрасно одет и заявился в Россию, чтобы организовать выступление своей дочери, талантливой пианистки. У Олега все было в шоколаде – он имел американское гражданство, семью, ребенка, жил в предместье Нью-Йорка в собственном доме и ни в чем не нуждался.

   – А тебя, похоже, жизнь не балует, – отметил заокеанский гость, с жалостью разглядывая бывшего соратника.

   – Как тебе удалось сбежать? – не сдержал любопытства Вадим.

   Михайлов отмахнулся.

   – Неинтересная история. Скажи, хочешь разбогатеть?

   Гулин молча кивнул.

   – Тогда слушай… – обрадовался прежний коллега.

   Олег рассказал Вадиму, что почти все участники операции «Музей» были в сговоре: они решили украсть у Камаля Аубу и сбежать в Париже во время пересадки вместе с реликвией. Бывшего президента Нетландии вместе с семьей собирались вывезти из страны на советском военном самолете, а им предстояло вернуться в СССР как простым гражданам. То есть сначала долететь до Парижа, там провести в аэропорту пару часов и сесть в самолет, который направится в Москву. Как Михайлов и его приятели узнали про Аубу, откуда им стало известно, что Камаль задумал прихватить реликвию с собой, Олег Гулину не сообщил, а тот и не стал задавать вопросов. Понимал, что бывший коллега никогда ему все до конца не расскажет. Да и неважно, в какой темной воде Михайлов и компания нарыли информацию, главным было то, что они задумали украсть реликвию. Мануйлов и Николай Буров были не в курсе их плана – переводчика присоединили к группе в день отъезда в Нетландию, и Сергей тоже до отлета на задание с остальными не встречался. А вот Вишняков, Сергеева, Светланов, Кочергина и Михайлов были знакомы. Они составляли костяк группы и придумали свою операцию.

   Олег даже сейчас, когда прошло много лет после той командировки, не стал детально описывать, как действовали воры. Сказал лишь, что Зое в отеле перед самым выходом в мини-вэн удалось подменить содержимое ящика, положить туда простые записные книжки. Подлинники акробатка раздала сообщникам, каждому досталось по одной. Доля Олега, который в момент ограбления выступал на концерте, была у Сергеевой, Михайлову предстояло получить ее по дороге в Париж.

   Самолет в столицу Франции улетал в районе часа ночи, «труп» Камаля должны были обнаружить в восемь утра, к тому времени воры уже приземлятся в Париже и смогут смыться. Их ждали представители одной из капиталистических держав, готовой предоставить беглецам из СССР убежище. Преступники понимали, что Фазиль никогда не поднимет шума из-за пропажи реликвии, изготовит копию и будет молчать, чтобы не сеять в стране панику, а потом с радостью выкупит у похитителей подлинник Аубы.

   Но взрыв автомобиля разрушил все их планы. Николай погиб. Членов группы, кстати, по приказу Гулина, не ведавшего об афере коллег, впихнули в военный самолет, и в Париж они не попали, улетели вместе с Камалем. Михайлов с Мануйловым остались в Нетландии и угодили в тюрьму.

   – Представляю, как Вишняков, Сергеева, Светланов и Кочергина, сидя в военном самолете, всю дорогу ждали, вдруг Камаль откроет свой мешок и обнаружит подмену, – усмехнулся, рассказывая все это, Олег. – Но им повезло, беглый президент не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что он увозит из страны, и не полез в рюкзак. А то ведь Аубу могли обнаружить совсем не в его багаже…

   – Так вы ее в самом деле сперли! – ахнул Гулин.

   – Ну да, – прищурился Михайлов. – И раритет все еще в Москве. Продать его невозможно по понятным причинам. Так что книжечки до сих пор хранятся где-то у наших бывших коллег.

   – Почти все мертвы, – печально выдохнул Вадим, – вдова Камаля отомстила им за воровство.

   – Знаю, – кивнул Олег, – я давно занимаюсь этим вопросом. Но все участники событий, кроме Мануйлова, тебя и меня, имели детей, и, вот уж везение, их отпрыски живут в родительских квартирах. Книжки где-то в тайниках. Есть план: сироток необходимо собрать в укромном месте, сделать так, чтобы они не возвращались домой недельки две, а я займусь тщательным обыском их хором. Имею при себе специальную аппаратуру, которая в прямом смысле слова видит сквозь стены и землю. А ты тем временем опросишь деток, вероятно, они что-то знают.

   – Сомнительно, что родители рассказали им про Аубу, – протянул Гулин. – Кто сообщит несмышленышам такую тайну?

   – Были другие родственники, дяди, тети, бабушки, мужья, жены наших коллег, они потом воспитывали детей, – возразил Олег. – Информацию могли доверить им или оставить для отпрысков письма. Мы должны использовать все шансы.

   – Потратим кучу времени, денег и ни фига не обнаружим, – вздохнул Вадим. – В группе состояли совсем неглупые люди, которые понимали, что Аубу в России не продать, лучше уничтожить книжечки.

   – Нет! – уверенно воскликнул Олег. – Я их знаю, они спрятали свою часть реликвии, потому что были уверены: любой президент Нетландии выкупит раритет за громадные деньги и никогда не поднимет шума. Давай искать. Начнем с самого простого, с детей, обшарим их квартиры. Если ничего не обнаружим, двинемся дальше, изучим все семейные истории и непременно сообразим, где тайники.

   Михайлов говорил так убежденно, красочно описывая, сколько денег они получат, живописал в ярких красках богатую жизнь, которую начнет Гулин. И Вадим подумал: а что он теряет, если подпишется на авантюру? Да ничего! А вдруг Олег прав? Ведь тяжело жить в нищете. Гулину претила нудная работа охранника, тусклое существование без приключений, опасности и адреналина, к которым Вадим был приучен с юности, служа в КГБ. Ну и пусть он не молод, опыт же, как известно, не пропить. Ум еще острый, фантазия работает прекрасно, и организовывать операции Гулин не разучился.

   Олег с Вадимом придумали историю про наследство и привлекли к делу Мануйлова. Сергей Павлович был не прочь получить крупную сумму. Он с радостью согласился предоставить им свой дом, сказал:

   – Светлана нам поможет, выступит в роли горничной. Она мной обучена, умеет молчать, ничего не требует, счастлива, что я с ней живу. И сыновья, если надо, помогут. В поместье еще обитает Карл. Вот его нельзя включать в операцию, он полный идиот. Но мужик давно хочет навестить родственников в Германии, так что надо его туда отправить. Поломойку Настю я выгоню в отпуск. Чужих в здании не будет. Однако, ребята, простите, мне роль человека, который будет вести разговоры и прощупывать всех гостей, не по плечу. Никогда не занимался ни допросами, ни беседами, не владею нужной техникой, не состоял на руководящей работе, Я простая рабочая лошадка, бывший циркач, интеллектуальные заморочки не по моей части. Пусть роль хозяина исполнит Гулин, а я прикинусь слугой Карлом.

   – Хорошая идея, – обрадовался Олег. – Но мы тебе все же доверим небольшую роль – сделаем фальшивые копии свидетельств о рождении Татьяны Сергеевой, и ты прощупаешь ее.

   – Гулину с Михайловым надо писать сценарии для сериалов! – восхитилась я, прервав рассказчика. – Правда, они эксплуатировали одну идею. Лже-Мануйлов представился отцом Ане и Жанне, а моим папенькой назначили «Карла». И ведь как хитро поступили! Скромный слуга в благодарность за то, что я предложила заварить ему, внезапно почувствовавшему себя плохо, чаю и сказала пару добрых слов об униформистах, решил поведать мне, что в сейфе хранится компромат на Головина. Я, естественно, полезла в тайник и обнаружила там не сведения про Феликса, а бумаги, сообщающие, что мой отец Карл Хофштейн. «Слуга» же страшно удивился и воскликнул: «Наверное, Сергей Павлович их перепрятал. Я не хотел ничего говорить, но раз уж так получилось… Танечка, я твой отец». И далее прозвучала жалостливая история. Очень убедительная: слуга ничего не собирался рассказывать доченьке, но… «раз уж так получилось»… Кстати, упомяну еще об одной фальшивке, ее показывали Жанне. Лже-Мануйлов продемонстрировал расписку, якобы написанную Верой Олейниковой, в которой та отказывалась от дочери. Все оказалось враньем, бумагу состряпали специально для этой беседы, никакой Веры в помине не было. Гулин большой мастер на выдумки.

   – Значит, наследства нет? – Раиса Ильинична заплакала. – Я правильно поняла? Они придумали про деньги и что хозяин вычеркнет из числа претендентов тех, кто сбежит ранее оговоренного срока, только чтобы мы не вернулись домой, где шарит Михайлов?

   – Именно так, – окончательно расстроила я бедняжку.

   – Интересная пьеса, – протянул Антон. – Устроители балагана сыграли на человеческой жадности и не прогадали. Как только мы узнали от Михайлова план действий, сразу стало понятно, почему Жанну пригласили вместе с Леонидом. Раиса, Анна, Лиза и Николай живут одиноко, семей у них нет. У Татьяны есть любовник, но он к Сергеевой в гости практически не заглядывает и уж точно не пойдет в квартиру в ее отсутствие. А Жанна делит жилплощадь с мужем. Вот и пришлось звать Реутова, который никакого отношения к операции «Музей» не имел. Его родители живут в провинции, они простые труженики, даже близко не подходившие ни к КГБ, ни к Нетландии.

   – Верно, – кивнул Георгий, – Леонид идет в нагрузку к Жанне. Хотя Олег Михайлов сказал…

   – Вы его взяли! – вскричал тот, кого все считали Карлом.

   – Ну да, – подтвердил Никита. – А откуда бы нам удалось узнать все, о чем тут говорилось? Олега поймали в апартаментах Хачикян. Неужели вы до сих пор не догадались? Странно. По-моему, было ясно, кто заводила у нас. Михайлов не стал запираться, живо сдал своих подельников.

   – Сначала вам везло – все приехали, согласились участвовать в соревновании за наследство. Но потом птица удачи неожиданно облысела, возникли сложности – Светлана заболела рожей, – с наигранной жалостью произнес Антон, глядя на Гулина.

   Я решила вступить в беседу.

   – Жанна очень испугалась, начала в деталях описывать, какая у Лазаревой инфекция. Голова Реутовой напичкана самыми разными знаниями, и я, пока не получила от Василия флэшку, удивлялась, где она всего этого набралась. Но потом узнала, что она была корректором в издательстве, выпускающем словари, справочники, энциклопедии, и все стало ясно. Жена Леонида по долгу службы изучала много литературы.

   – Перед отъездом сюда Жанна работала с медицинским справочником, – пояснил Леонид, – и до тошноты меня доводила – у нее была тупая привычка читать вслух. Представляете, как это приятно? Придешь домой, хочешь поесть, идешь на кухню, а там супруга, которая приперлась чаю попить и прихватила с собой рукопись. Ответственная, мол, слишком, боится гранки не сдать вовремя, вот и бубнит про болезни. Брр!

   – Как у всех дилетантов, прочитавших хоть одну книгу о медицине, у Жанны возникало ощущение, что она профессор, – кивнула я. – А еще Реутова крайне авторитарна, ее девиз: «Все идиоты, я одна умная». Когда Карл сообщил, что Светлане плохо, Жанна тут же сказала: «Пойду посмотрю на горничную». В столовую она вернулась очень возбужденная и поставила диагноз: менингит. Почему ей пришла в голову именно эта болезнь? Реутова неправильно истолковала симптомы. Отметила повышенную температуру, головокружение, сыпь на ноге, головную боль, слабость Светланы и сделала неверный вывод. А затем принялась говорить, что менингит очень заразен, все мы в зоне риска. Мануйлов и Гулин забеспокоились, потому что гости в один голос заголосили: «Нам нужны деньги, но здоровье дороже. Светлану надо поместить в инфекционную клинику. Боимся оставаться с ней в одном доме, лучше уедем, чтобы не заболеть менингитом».

   Я увлеклась. Все события, происходившие в усадьбе, выстроились в логическую цепочку.

   – Гулин, исполняющий роль хозяина, понимает: если не успокоить людей, вся операция сорвется. Тут надо отметить одну важную вещь: чтобы дети тех, кто украл Аубу, не имели возможности общаться с внешним миром (ну, вдруг кто-то оставил ключи соседям на всякий случай и попросит их заглянуть в квартиру, чтобы удостовериться, все ли в порядке?), сценаристы приобрели блокаторы мобильной связи и разместили их в коттедже, на участке. Стационарный аппарат, установленный еще в советские годы техотделом КГБ, в доме есть. Однако номер никогда не был зарегистрирован, ни в одном справочнике его нет. Чтобы гости не заподозрили о наличии телефонной связи, лже-Мануйлов громогласно велит «Карлу» сесть на велосипед и ехать к соседу, чтобы вызвать врача. А сам идет в библиотеку, где в тайнике спрятан аппарат, и вызывает «Скорую». Пока медики добираются, кто-то нападает на Аню. Почему хотели убить Хачикян? Думаю, у меня есть ответ на этот вопрос. Незадолго до того, как Анна «случайно упала» в фонтан, Гулин, который прекрасно изображает хозяина особняка, проводит с Хачикян беседу, пытаясь выяснить у нее информацию про Аубу. Так уж получилось, что я стала незримой свидетельницей их разговора и отлично помню, как он пообещал отдать Ане наследство, если та передаст ему маленькую записную книжечку. В момент разговора из расположенной рядом бойлерной раздался шум. Хозяин не встревожился, сказал: «Какая-то железка упала, пойду посмотрю», – и ушел, а Анна отправилась в сад к флоксам. Полагаю, что кто-то из гостей зашел в котельную, услышал разговор Хачикян с лже-Мануйловым и решил убрать конкурентку.

   – Может, он сам ее ударил? – хмуро сказал Леонид, исподлобья глядя на фальшивого Сергея Павловича.

   – Нет, – не согласилась я. – Анна ничего не сообщила о местонахождении ценности, значит, она была нужна заговорщикам живой и здоровой. На Хачикян напал гость. На спине у Ани остался круглый след с дырочкой посередине, такие же я обнаружила на земле в разных местах: в саду в районе аллеи с флоксами, и он же оставлен в ящике с песком, который находится в котельной. Только я в момент обследования территории не понимала, от какого предмета эта отметина. Пока я вытаскивала бедняжку Анну из бассейна, в дом приехала «Скорая», врач поставила Светлане диагноз «рожа». Но тут прибежал Николай с сообщением о несчастье с Аней, и медики забрали в клинику и ее. Вот главная ошибка лже-Мануйлова – ему не следовало разрешать увозить Анну. Но, с другой стороны, что он мог поделать? На глазах у всех велеть оставить женщину, находящуюся без сознания, без помощи, когда врач находился в доме? Короче, организаторам спектакля оставалось лишь скрипеть зубами от злости и надеяться, что врачи, которые обязаны оповещать полицию, если к ним попадает человек с ранением, наплюют на инструкции.

   – Но им не везло фатально. Медсестре велели связаться со мной, – перебил меня Василий. – А в кабинете у меня как раз сидел Антон Котов, который понял, что его сотрудница лишена возможности позвонить, и приехал, дабы наладить с Сергеевой контакт.

   – Медведев приезжает в дом, – подхватила я, – и Мануйлов не может не впустить его, ведь Василий полицейский. Но фальшивый Сергей Павлович перестает беспокоиться, как только начинает разговаривать с местным сыщиком. У Медведева завидный актерский талант, он правдоподобно изображает тупого служаку и твердит о несчастном случае. Гулин расслабляется, а зря! Потому что происходит новая неприятность. В подвале, куда можно попасть через тайный ход в саду, обнаруживается труп Насти, глупой поломойки.

   – Настя не претендовала на наследство и не имела отношения к истории, связанной с Нетландией, – процедил Леонид. – Зачем ее кому-то убивать?

   – Анастасия громко заявила при всех гостях, что сидящий во главе стола человек не Мануйлов, а потом показала на Карла и назвала его Сергеем Павловичем, – напомнила я. – Правда, лже-слуга сумел вывернуться, свалил все на редкостную тупость поломойки. Но Настя живет в деревне и могла начать болтать. Впрочем, полагаю, устранять Настю не собирались, произошла некая случайность. Ведь так?

   – Тебе бы хрустальный шар, и получится гадалка Аза, – буркнул Гулин.

   – Никто в ее смерти не виновен, – тихо произнес Карл, то есть настоящий Мануйлов. – Лишать кого-то жизни вообще последнее дело, а уж убивать Анастасию и подавно. Шум рано или поздно поднимется, соседи в полицию сообщат, что она пропала. Настя ведь заметный человек, не говорит, а кричит, не ходит, а бегает, ее всегда и слышно, и видно. Начнутся поиски, сразу сюда придут… Я просто отвел дурочку в подвал, оттуда ни один звук наружу не вылетит, и сказал: «Кто тебя просил вмешиваться? Я придумал розыгрыш, хотел с гостями пошутить. Тебе отпуск дали? Вот и нечего было сюда приходить! Отправляйся домой, я тебя позову, когда будет надо убирать коттедж». А она в слезы, стала оправдываться, извиняться, все твердила: «Пожалуйста, не злитеся на меня. Не нарочно я, не злитеся!» Довела меня до трясучки. В конце концов я прикрикнул на дуреху: «Еще раз повторишь свое «злитеся, не злитеся», точно навсегда тебя уволю! Вытри лицо, и марш к себе!» Начал подниматься по ступенькам, дошел до двери и слышу вопль: «Стойте! Не злитеся!» Оборачиваюсь и вижу, как Настя кидается к лестнице. Дальнейшее заняло секунды, пересказывать дольше. Поломойка зацепилась ногой за ведро и с размаха упала лицом на лестницу.

   – На второй ступеньке осталось в швах между плитками темное пятно, – вспомнила я, – кровь въелась в цемент, отмыть ее не получилось.

   – Перелом переносицы, – коротко пояснил Гулин.

   Никита посмотрел на Георгия.

   – Возможный вариант. Я знаю случаи смертельного исхода при таких травмах. Где тело?

   «Карл» сгорбился, но промолчал. За него ответила я:

   – Мануйлов срочно связался с сыновьями. Парни приехали ночью, один поднялся по приставной лестнице в кабинет, получил указания, и ребята пошли через тайный ход в подвал. Они отлично знают о всех секретах коттеджа, считают, что отец до сих пор на службе, гордятся им, готовы помогать ему и его коллеге. А входить в дом им было опасно, вдруг кто из гостей ночью захочет попить, поесть или выйти в сад, и наткнется на двух незнакомцев. Ну и, конечно, повезло, что Анастасия умерла в подвале. Тело лежало там, куда не заглянут посторонние. Найти мешок для перевозки трупа студентам проще простого – взяли в учебном морге. И будущие врачи не боятся мертвецов.

   – Ты что, свечку держала? – не выдержал «Карл».

   – Нет, просто случайно оказалась в кабинете на втором этаже, когда Гулин беседовал с Жанной, – ответила я. – А потом услышала, как он же разговаривает с каким-то мужчиной.

   Мануйлов повернулся к подельнику:

   – Ну, и как ты ее не заметил?

   – Не знаю, – растерянно ответил тот, – комната была пуста.

   – Нет, как можно не увидеть здоровенную бабищу? – взвился «слуга».

   Мне стало обидно.

   – Как видите, некоторые здоровенные бабищи способны ловко маскироваться. А вы, мой многоуважаемый фальшивый папенька, зря считаете окружающих дураками. Подсказали мне, где взять ключик от сейфа, я вытащила из статуэтки Тильды бумажку, посмотрела на дверцы сейфа и сразу поняла: дело нечисто, пароль переделали, ранее он был вовсе не «Тильда 1234», последний установили перед тем, как в него полезу я.

   – Ты будто уже год бродишь по особняку и видела, как открывали сейф до приезда в дом гостей! – заорал «Карл».

   – Увы, у меня нет шапки-невидимки, – усмехнулась я, – просто кнопки «1», «2», «3» и «4» выглядели как новые, а вот «7», «8» и «5» потертыми. Может, я и здоровенная бабища, только вы, мужчины, постоянно совершали ошибки. У Зои было две книжечки, ее и Олега, а лже-Мануйлов просил у меня одну. Мелкий, но косяк! А теперь ответьте на мой вопрос. Труп Николая Вишнякова вы спрятали тоже в лесу? И на сей раз, наверное, обошлись без своих почтительных сыночков. Тело Насти надо было вытащить из подвала, а возраст у вас уже не тот, чтобы справиться с такой задачей. Коля же лежал на траве в саду. Его не так уж сложно было убрать с участка.

   «Карл» издал звук, похожий на стон.

   – Но ведь Вишняков уехал, – дрожащим голосом прошептала Раиса Ильинична, – сбежал из поместья.

   Я в упор посмотрела на нее.

   – Назови хоть одну причину, по которой Николай мог удрать. Нет, он жаждал денег, пытался шантажировать меня, очень хотел заполучить наследство. Судя по «пейзажу» в спальне, Вишняков читал в постели, и тут его позвали – кто-то заглянул в открытое окно. Похоже, убийца придумал отличный повод, чтобы выманить Николая, тот вылез в сад и был убит. Тело преступник оставил лежать на земле, очевидно, решив представить дело как несчастный случай. С Хачикян ведь вроде получилось удачно. Но убийца и представить не мог, как ему повезет! Рано утром, когда весь дом еще мирно спал, из коттеджа вышел «слуга» и наткнулся на бездыханного Вишнякова. И что делать?

   «Карл» показал на Гулина:

   – Это он нашел тело. И ему же пришла в голову идея быстро собрать шмотки Николая и объявить про его побег.

   – Учитывая форс-мажор, совсем не плохо, – одобрил Никита.

   – Да только сладкая парочка охотников за чужой реликвией не заметила зубной протез в стакане! – злорадно воскликнула я. – Гость прятал его в шкафчике под раковиной, а тот, кто в спешке запихивал шмотки в чемодан, туда не заглянул.

   – Вау! Прямо как в кино! – захлопала в ладоши Лиза. – Ну и история! Интересненько и жуткенько!

   – Заткнись! – прошипел Гулин. – Всегда знал, что нельзя поручать ответственное дело дураку.

   – Это я дурак? – набычился «Карл». – Кто дал мне пять минут на вынос хабара? Я не знал, что мужик с протезом, когда Вишнякова видел, у него все зубы на месте были.

   – Конечно, кто же станет без передних клыков ходить? – заметила Нестерова. – Это некрасиво! И дикция меняется. Он так смешно шепелявил.

   – Анну убили, Николая тоже, Жанна на том свете, – мрачно перечислял Реутов. – Кто их всех лишил жизни?

   – Ты забыл, что еще напали на меня, – напомнила я. – Не видела ни лица, ни фигуры преступника, почуяла лишь исходящий от него запах ванили. Такой, как у твоих сигарилл.

   – Меня там не было! – испугался Леонид. – Я уже объяснял, смерть Жанны мне, ее мужу, не выгодна.

   – Обертку от курева я нашла возле флоксов, такая же валялась в коридоре около библиотеки, где беседовали Гулин с Реутовой, – сурово произнесла я. – Отлично помню, как лже-Мануйлов заявил ей: «Если не отдашь мне книжку, все получит Николай». Ты стоял в коридоре…

   – Нет! – закричал Леня. – Ну нет же! Просто днем я заходил в библиотеку, швырнул случайно обертку. А ванилью пахнет и от Карла, и от Лизы с Раисой, они постоянно конфеты едят!

   – Точно, точно, – закивала девушка. – Очень вкусные леденцы! Где вы их берете, Сергей Павлович?

   – Подозревать меня просто смешно, – подала голос Нестерова. – Я одна из всех хочу положить деньги не в свой карман, а отдать их несчастным женщинам, построить приют.

   Я покосилась на Антона.

   – Я никак не могла понять, что за предмет оставил на спине Ани круглую отметину с дырочкой. Эксперт обнаружил в ранах микрозанозы, частички железа и следы удобрений для флоксов. Я нашла в саду и бойлерной похожие отпечатки и решила, что убийца выдернул из земли то, чем нанес раны. У Ани их две, причем вроде как от разных орудий. Ночью возле тела Жанны меня чем-то ткнули в спину. Сегодня утром я пошла в ванную, встала перед зеркалом, изловчилась и увидела у себя между лопатками такую же отметину, как у Ани, вот только дырочка отсутствовала. А потом задела журнал, который лежал возле раковины, он шлепнулся на пол и раскрылся на рекламе. Я увидела большую фотографию и текст «Если вы молодая мама, долго гуляющая с коляской, пенсионер, у которого болят ноги, или просто любите совершать пешие прогулки, то обязательно приходите к нам! Фирма «Антуан» приготовила для вас сюрприз, он поможет всем, и молодым, и пожилым, и здоровым, и инвалидам. Недорогое, элегантное, надежное устройство сделает вашу жизнь комфортной». А на снимке был запечатлен рекламируемый товар. Вот тут меня осенило. Орудие убийства было одно, и его не выдергивали из земли, а втыкали в нее. Только оно сломалось, наверное, во время нападения на Колю. Раиса Ильинична, дайте мне вашего Антуана.

   – Зачем? – напряглась Нестерова.

   – Кто это такой? – не понял Никита.

   Я показала рукой на квадратный клатч, как всегда, лежавший на столе около воспитательницы детского сада.

   – Это не сумка, а изделие фирмы «Антуан», которое владелица называет тем же именем.

   Раиса хотела схватить аксессуар, но Котов оказался проворнее. Мой начальник взял вещицу, повертел ее в руках, и вдруг послышался тихий щелчок.

   – Видите? – спросила я. – Перед вами так называемый стул для прогулок, небольшое сиденье, из которого при нажатии выдвигается складная нога, конструкция напоминает букву «Т». Если у человека, как у Нестеровой, болят ноги, он будет счастлив заиметь такое приспособление. Оно легко раскрывается, и у тебя появляется возможность передохнуть. Чтобы стул хорошо держался и не падал, в ноге в том месте, где она опирается о землю, есть, я думаю, железка, острая и достаточно длинная, которая втыкается в почву.

   Антон начал изучать складной стульчик.

   – Точно, там есть дырка, но нет никаких заточек.

   – Так я и говорю, что она сломалась, – сказала я. – Поэтому я осталась жива. Раиса, вы ударили Аню в спину, когда та наклонилась над чашей фонтана. Железка нанесла Хачикян смертельную рану, но она почему-то не упала. А вы, не поняв, что уже фактически убили несчастную, треснули ее по затылку – перехватили стул за ножку и стукнули Анну сиденьем. Ведь так? Одно орудие, две разные раны. И вы не сразу отважились на преступление, сначала сидели около Ани, наблюдали, как она возится с флоксами. Та переходила от куста к кусту, вы переставляли Антуана, продвигаясь вместе с ней, поэтому там много следов. Потом Хачикян пошла к фонтану, а вы следом, уже приняв решение. И это вы стояли в бойлерной, подслушивая беседу Анны с хозяином дома. У вас устали ноги, но Антуана нельзя воткнуть в плитку, только во что-то мягкое. И тут – о, радость! – вы увидели ящик. Так называемый пожарный. Нога стула уперлась в песок, и вам удалось сесть.

   – Ужасное обвинение! – взвизгнула Раиса. – Ну да, я ходила по саду, один раз забрела в бойлерную. И что? Я присела отдохнуть!

   – Нет, вы убили Аню, Николая, Жанну и напали на меня, – произнесла я. – Избавлялись от конкурентов.

   – Прикольно… – заморгала Лиза. – Ну, ваще!

   – Это гадко! – заплакала Раиса. – Придумала нелепицу!

   Мне стало противно.

   – Если вас в ближайшее время осмотрит врач, то найдет на теле маленькую, но весьма болезненную ранку от электронного приспособления для выщипывания бровей. Оно случайно оказалось у меня в кармане, а я изловчилась и ткнула им нападавшего.

   Нестерова машинально схватилась за левый бок.

   – Никаких отметин нет.

   – Врешь! – заржал Леонид. – Чего тогда сейчас перекорежилась? Ты же рецидивистка, в молодости соседку на тот свет отправила, есть опыт решения вопросов при помощи насилия.

   – А ты малышку утопил! – не осталась в долгу Нестерова. – Нет, я не трогала ни Аню, ни Колю, ни Жанну.

   – Давайте пригласим человека, который точно может подтвердить факт нападения Раисы на него, – медленно произнесла я. – Входи!

   В проеме открытой двери на террасу возник силуэт женщины.

   – Она жива! – вскрикнула Раиса.

   – Ну да, – улыбнулась я. – На одно убийство у вас в обвинении будет меньше, но двух смертей вполне хватит на очень долгий срок.

   – Как видишь, я вполне бодра, – заявила Жанна, входя в столовую. – Отлично помню, как услышала шорох за спиной, обернулась – ба, Райка с перекошенной мордой сзади. И тут же шар вниз с колонны грохнулся.

   – Нестерова скрылась в полной уверенности, что сбросила тяжелое украшение на голову Жанны, – пояснила я присутствующим. – Но, по счастью, Реутова успела уклониться, бронзовый шар шлепнулся на скамейку и сломал ее. Жанна свалилась вместе с обломками на землю, потеряв сознание от страха.

   – Я здорово испугалась, – призналась Реутова. – Никогда мне так страшно не было, потому что я мгновенно поняла – Райка убийца, это она Анну жизни лишила.

   – А я сразу обнаружила, что Реутова цела, просто в беспамятстве, – сказала я, – поэтому быстро отослала Лизу прочь.

   – Ой, как интересненько! – защебетала Кочергина. – Точно, я в дом побежала. Увидела, что Жанна лежит, позвала Танечку, а затем ушла. Вот как все вышло. Вот это история! Ваще, прям кино! Суперское!

   Я строго посмотрела на Елизавету, та осеклась на полуслове, и мне предоставилась возможность завершить рассказ.

   – Когда напавший на меня человек убежал, я привела Жанну в чувство и вызвала Зину. Отправила собаку к Медведеву с сообщением о произошедшем, псина быстро притащила ответ: «Котов едет. Велел объявить Жанну мертвой». Мы с Реутовой пошли в мою комнату, долго болтали, потом я задремала, а Жанна устроилась в ванной. Думаю, ей там было неудобно и жестко. Раиса, а как вы выманили в сад Николая?

   – Шар упал сам, – прошептала Нестерова, – скатился, едва я к нему подошла. Я ужасно испугалась, подумала, что он убил Жанночку, и убежала. Николая я не видела.

   Вот тут мое терпение лопнуло.

   – Хватит врать! Вы недавно прошептали: «Кто ж станет без передних клыков ходить». Откуда вы знаете, каких зубов нет у Вишнякова?

   – Ты сама сказала, что Мануйлов и его приятель забыли забрать из комнаты вставную челюсть, – пролепетала Нестерова.

   – Верно, – согласилась я, – но я ни разу не произнесла слов про то, что протез передний. Николай на людях без бюгеля не появлялся, он может быть внизу или вообще в глубине рта. А еще вы сказали: «Он так смешно шепелявил». Это-то как вы узнали?

   Нестерова зарыдала, застучала кулаками по столу и начала признаваться:

   – Я волновалась за одну свою подопечную. Она убежала жить к подруге, послушала мои советы, бросила мужа-насильника. Но я опасалась, что она дрогнет, вернется к мерзавцу, поэтому звонила ей каждый вечер, просила быть стойкой.

   Я внимательно слушала убийцу.

   На участке Мануйлова сотовая связь отсутствует. Раиса Ильинична решила побродить по саду в надежде обнаружить уголок, где телефон действует. И таки набрела на него.

   – Гулин и компания установили глушилки, – вздохнул Никита. – Их сейчас легко приобрести через Интернет, и это удовольствие не очень дорогое. Но в любой защите бывают дыры.

   – Сотовый работал прямо у дома, надо было встать вплотную к стене, на углу, – говорила Раиса, – шаг вправо, шаг влево – и пшик. Я случайно вычислила нужную точку, поговорила с глупышкой. И успела вовремя, та уже была готова в очередной раз простить негодяя. Я хотела сунуть сотовый в сумочку, и тут из окна вываливается Николай! Разинул рот, а в верхней челюсти дыра, и давай меня шантажировать. Пообещал настучать Мануйлову, что я воспользовалась телефоном. А еще прошепелявил: «Я видел, как ты около Аньки бродила, понял, кто Хачикян убил и чем ее треснули. Складной стул у тебя есть, я видел такой раньше. Отдашь мне наследство, если оно тебе достанется, тогда промолчу». И я… не знаю, как это получилось… совсем случайно… я ткнула его Антуаном в грудь… Николай упал… я убежала… не знала, что делать… А на следующий день хозяин заявил, что Вишняков собрал вещи и уехал. И я успокоилась. Значит, он остался жив и решил выйти из соревнования. Ну, не знаю, почему он сбежал, главное, Коля не умер и его более в поместье нет. А Аня… Мне деньги нужны на благие дела, не отдавать же их нимфоманке… Хачикян развратница, шлюха, зачем ей миллионы? Такая все на мужиков спустит… Я же потрачу деньги на несчастных, построю приют. У меня благородная цель, я старалась для людей. Деньги надо было мне отдать. Я же не знала, что их нет! Во всем Мануйлов с Гулиным виноваты, про наследство соврали, их посадить надо. Я ни при чем, я хороший, сострадательный человек…

   – Вот сука! – воскликнул Реутов. – Жанна, я тут глупостей наплел про квартиру…

   – Лучше нам поговорить дома, – ответила жена.

   – Хочу сообщить тебе новости.

   – Одна плохая, другая хорошая? – улыбнулась я.

   – Нет, обе замечательные, – продолжал Котов. – Принято решение о создании еще одной бригады, и впервые за всю историю нашей организации начальником в ней будет женщина. В структуре служит немало опытных сотрудниц, но шеф выбрал, на мой взгляд, лучшую – тебя.

   Я растерялась.

   – Меня? Но я совершенно не умею руководить людьми.

   Антон поправил на столе стопку бумаг.

   – Научишься. У тебя огромный потенциал, его надо использовать. Соответственно, возрастет и зарплата.

   – Вместе с ответственностью, – пробормотала я. – А вдруг я не справлюсь?

   – Трус не играет в хоккей, – усмехнулся Котов. – Тебя обучали лучшие агенты, настало время вылезать из пеленок. Вопросы есть?

   – Аубу нашли? – тут же спросила я.

   Котов нахмурился.

   – Нет. Куда подевалась бесценная реликвия – неизвестно. Может, когда-нибудь книжечки и всплывут на поверхность. Или они все уже уничтожены. Михайлов, Гулин и Мануйлов задержаны. Раиса Ильинична тоже под стражей. Это все, что ты хотела узнать?

   Я тут же вспомнила милую свинку и воскликнула:

   – Бедная Тильда! Что с ней?

   – Поросенка забрал Василий, – улыбнулся Котов. – Медведев страстный любитель животных, относится к своей собаке так, словно она человек. Правда, ради справедливости отмечу, что Зина и впрямь очень умная, хозяин ее прекрасно выдрессировал. Но уверять всех, что Зинаида умоляла его взять в дом Тильду, которую полюбила с первого взгляда… Ей-богу, это чересчур. А Василий мне раз пять сказал: «Зина так просила! Обещала следить за Тильдой, и я пошел ей навстречу». Ну, теперь, когда тебе известно, что минипиг прекрасно устроена, может, спросишь что-то еще?

   – Зачем Мануйлову понадобились портреты Ивана Тургенева и Зинаиды Гиппиус? – задала я вопрос. – Понимаю, рассказывая гостям в столовой историю своего детства и юности, лже-Мануйлов врал так, что барон Мюнхгаузен, по сравнению с ним, кажется ребенком. Наплел с три короба, но понятно, почему он так поступил. А вот снимки… Какая-то глупость!

   – Ну, не такая уж и глупость, – мягко возразил босс. – Наследства-то не было, не стоило при отправке домой приглашенных будить в ком-то надежду на получение коттеджа, сада и прочего. Вот Гулин и придумал, как ему показалось, хороший ход, сделал копии фотографий литераторов, поставив их в столовой, и решил после завершения истории сказать гостям: «Никто из вас не смог назвать фамилии моих родственников, а это и было главным испытанием. Значит, я никого не впишу в завещание, прощайте».

   – Совсем не умно, – скривилась я. – Кто-то мог узнать писателей. Жанна же определила, кто они, сразу. Правда, она промолчала, всех о своих мыслях не оповестила, но, думаю, долго держать язык за зубами Реутова не собиралась.

   – Тогда бы лже-Мануйлов заявил, что проверял кандидатов на честность – специально им соврал и ждал, кто уличит его во лжи, – хмыкнул Котов. – Бывший агент был готов к такой ситуации. Но вот чего он не ждал, так это того, что гости будут подходить поодиночке и шептать ему на ухо: «На снимках мои родичи, только не помню ни их имен, ни фамилий». Первой такое заявление сделала Анна.

   – Знаю, – кивнула я, – слышала, как она фантазировала.

   – Но ты не знаешь, что потом с таким же «признанием» прибегали к нему Раиса, Леонид и Николай, – скривился Антон. – Представляю, как Гулин веселился, выслушивая очередное вранье. Всем сестрам по мозгам.

   – Прости, ты о чем? – не поняла я.

   – Слышала поговорку «Всем сестрам по серьгам»? – спросил начальник.

   – Конечно, – ответила я, – ты знаешь, что у нее есть продолжение? «А всем старцам по ставцам», то есть всем пожилым по подарку.

   – Нет, не слышал, – сказал Антон, – гости Мануйлова хотели получить по серьгам, желательно с крупными бриллиантами, думаю, и от дармовых орехов они бы не отказались. И что в результате? Всем сестрам по мозгам! Получили милые наследнички за свою жадность по полной программе. Только ты и Лиза не признали своих «предков».

   – Лиза слишком глупа, – хмыкнула я. – Ты бы слышал, какие истории она плела про своих подружек!

   – Кстати, о Елизавете, – оживился Котов. – Помнишь, вначале я сказал, что хочу сообщить тебе две новости. Первая – твое назначение на пост руководителя новой бригады. А вторая сейчас придет.

   В то же мгновение дверь в кабинет отворилась и появилась… Лиза в элегантном темно-голубом платье. Волосы девушки были аккуратно забраны в хвост.

   – Добрый день, – произнесла Кочергина. – Разрешите сесть?

   Я опешила, Антон потер руки.

   – Таня, познакомься с первым членом твоей бригады. Бабушка Лизы работала в КГБ, внучка пошла по ее стопам. Комитета государственной безопасности более не существует, но есть другая структура, в которой Елизавета служит. А по документам она студентка, готовится стать актрисой. Когда Кочергиной пришло сообщение о наследстве и приглашение приехать к Мануйлову, она сразу показала послание своим начальникам Никите Королеву и Георгию Панину. Те велели ей поехать к Мануйлову и выяснить, что он затеял, им показалось подозрительным желание Сергея Павловича осчастливить совершенно незнакомого человека. Естественно, Кочергина скрывала там свою истинную личность.

   Я справилась с удивлением и улыбнулась девушке:

   – Вообще-то в институтах такие стоеросовые дуры, какую ты изображала, не учатся.

   Лиза тут же согласилась:

   – Верно. Но я не хотела, чтобы окружающие воспринимали меня всерьез. Кстати, я поняла, что Жанна жива, просто находится в глубоком обмороке, и позвала тебя. Глупая Лиза не должна была сама приводить Реутову в чувство, ей следовало запаниковать.

   – Ты знала, что я член спецбригады? – удивилась я.

   – Нет, – покачала головой Кочергина.

   – Тогда почему кинулась именно ко мне? – недоумевала я.

   – Просто ты мне больше всех понравилась! – весело заявила Елизавета.

   – Ты мне тоже, – из вежливости ответила я.

   – А на самом деле у тебя единственной оказалось открыто окно, – добавила девушка. – Вот я в него и влезла, не зная, чья это комната. Увидела на стуле кофту и поняла, что спальня твоя, и принялась кричать: «Таня, Таня…»

   – А почему ты не сразу пришла в столовую, зачем задержалась? – не успокаивалась я.

   Лиза вздохнула.

   – Не поверишь! Я правда отравилась, съев салат по пути к Мануйлову. Приехала и рухнула в постель.

   – Короче, – подвел черту под разговором Антон, – Лиза переходит к нам. Вы, девушки, ступайте, попейте кофейку, пообщайтесь и через час приходите назад.

   Елизавета вскочила и поспешила к двери, я последовала за ней.

   – Таня! – окликнул Антон.

   Я обернулась.

   – Все, что ни делается, все к лучшему, – сказал Котов.

   – Наверное, – кивнула я. – Но я как-то побаиваюсь перемен, опасаюсь, что везение покинет меня, фея удачи повернется спиной ко мне, забудет, кто я такая. Глупо, да?

   Антон улыбнулся.

   – Есть верный способ заставить фею удачи повернуться к тебе лицом.

   – Какой? – заинтересовалась я.

   Котов встал из-за стола.

   – Если удача резво удирает прочь, не рыдай, не канючь, не жалуйся на жизнь, не сиди сложа руки, а быстро догоняй беглянку и побольней пни ее ногой. Стопроцентно удача притормозит и обернется, чтобы посмотреть на нахалку.