Annotation

   В прежние века во Франции аристократия считала, что спать надо исключительно в полусидячей позе, которая очень полезна для здоровья. Об этом рассказал экскурсовод в Версальском дворце, и я, помнится, чуть не зарыдала от жалости к несчастной королеве Марии-Антуанетте, увидев ее постельку. С тех пор меня мучает мысль: что, если все рекомендации современных врачей столь же ошибочны, как и советы их коллег времен Людовика Шестнадцатого? Может, не следует худеть, питаться обезжиренными продуктами и мучить себя спортивными занятиями? Вдруг спустя двести-триста лет какая-нибудь стопятидесятикилограммовая Дашенька Васильева, поедая пирожные со взбитыми сливками, обольется слезами от сочувствия к своей тезке из двадцать первого века, узнав, что та питалась листьями салата и гремела гантелями, желая сохранить здоровье, поскольку наука будущего докажет: полнота и волчий аппетит – прямой путь к бессмертию? Ведь знаем же мы теперь, что почивать нужно лежа, а не сидя. Хотя Мария-Антуанетта скончалась вполне себе здоровой^[1]. Ну да я отвлеклась от основной темы рассказа, простите.

   Как правило, Зинаида живет у сестры около месяца. Она и ее супруг работают веб-дизайнерами, на службу им ходить нет надобности, главное, чтобы под рукой был ноутбук. После отъезда любимой родственницы с чадами и домочадцами у Риточки еще пару недель дергается правое веко.

   Прошлым летом через день после очередного нашествия уральских половцев соседка Гребневой забыла закрыть кран в своей ванной, и квартирка Маргариты оказалась затоплена. Подруга позвонила мне в пять утра и, перемежая слова всхлипываниями, попросила:

   – Умоляю, приюти нас на денек. Стоим на улице с маленькими детьми и двумя стариками.

   А теперь оцените положение. Я в тот момент жила одна в огромном доме в поселке Ложкино. Основная часть моей семьи, вместе с собаками-кошками, перебралась во Францию, где у нас в небольшом местечке под Парижем есть коттедж. Правда, я совершенно случайно обзавелась новыми домашними любимцами^[2] и наняла в домработницы украинку Анжелу, но моя спальня намного больше всей квартиры Риты, и в подмосковном особняке много пустующих комнат. Поставьте себя на мое место: повернулся бы у вас язык отказать в гостеприимстве оставшейся без крова семье с тремя детьми мал мала меньше? Конечно же я привезла всех «утопленников» в Ложкино, где им так понравилось, что табор задержался у меня на три месяца.

   Потом я отвезла шумное семейство в аэропорт и, помахав ему вслед платочком, впала в эйфорию. Лишь присутствие Риты удержало меня от того, чтобы сплясать джигу прямо возле стойки регистрации. Потом я пригласила уборщиц, и они отмыли дом, купила новый сервиз взамен разбитого, сменила ковер на лестнице, который детишки прожгли с помощью набора «Юный химик», выбросила постельное белье, основательно покрытое коричневыми пятнами (свекровь Зины большая любительница вкушать кофе в кровати), приобрела новое зеркало вместо того, что случайно разбил свекор подруги… Ну, не стану сейчас перечислять весь ущерб, это мелочно.

   Через полтора месяца после отъезда Зинаиды дом в Ложкине приобрел прежний вид. Я на конец-то спокойно выдохнула, жизнь потекла привычным порядком. И вот неделю назад Ритуля нагрянула ко мне и затвердила как заведенная:

   – Только от тебя зависит мое счастье!

   Надеюсь, вы, зная о том, как в моем доме гостило семейство ее уральских родственников, не осудите меня за то, что я моментально сказала Гребневой:

   – Ритуля, извини, не могу сейчас обсуждать твои проблемы, мне надо срочно паковать сумки.

   – Ты уезжаешь? – ахнула она. – В Париж?

   Вообще-то я не умею быстро придумывать веские причины для отказа в нужный момент, но в тот день отличилась потрясающей сообразительностью. Мозг заработал, как мощный суперкомпьютер, и за долю секунды просчитал все варианты. Так, сейчас самый конец зимы, следовательно, Зинаида опять намылилась в Москву. Сестре Риты очень понравилось в Ложкине, она хочет вновь осчастливить меня визитом. То-то ее свекровь перед отъездом сказала: «У вас прекрасный участок, почему огород не разведете? Вот вернемся в Москву весной, и я вскопаю на полянке с десяток грядок. Там солнечно, огурцы живо в рост пойдут…»

   Едва мне вспомнились ее слова, как язык сам собой ляпнул про отъезд. Вот только Рита решила не сдаваться и поинтересовалась, не в Париж ли я улетаю. И что будет, если я отвечу, мол, да, как всегда, рейсом в двенадцать тридцать из аэропорта Шереметьево? Точно ведь Гребнева закричит: «Пожалуйста, разреши моим пожить в твоем доме! Они никому не помешают, все равно особняк пустовать будет!» И что тогда прикажете мне делать?

   Решение пришло в секунду. Я опустила глаза и начала врать с вдохновением, которому мог бы позавидовать барон Мюнхгаузен:

   – Какой Париж? Я затеяла ремонт коттеджа. Сюда приезжает бригада строителей. Представляешь ужас? Я не могу принимать гостей, самой некуда деваться.

   Я ожидала, что Рита начнет причитать, и приготовилась жестко держать оборону. Но на лице Гребневой совершенно неожиданно засияла радостная улыбка.

   – Тебе негде жить пару месяцев? – уточнила она.

   – Да, да! – подтвердила я. – Ничего радикального я не затеваю, просто косметическое обновление, думаю… э… к началу осени закончить.

   – А животные? – не успокаивалась Рита. – Афину с Гектором куда денешь?

   Этот вопрос меня изрядно удивил. Гребнева не принадлежит к людям, которые любят собак-кошек. Нет, она никогда не обидит никого из братьев меньших, но дома у себя ни щенка, ни котенка не заведет. Тогда с чего она проявляет заботу о моих питомцах? Подумай я на эту тему чуть подольше, может, и избегла бы грядущих неприятностей, но суперкомпьютер, устав от работы, снова превратился в мозг простой блондинки, поэтому я заявила:

   – Они отправятся в Париж. А мне, несчастной, придется ютиться на съемной квартире, в ужасных условиях. Ведь на короткий срок, сама понимаешь, приличное жилье не сдают.

   Высказавшись, я подумала, что спасла себя от очередного визита Зинаиды с табором, и изо всех сил постаралась сохранить на лице удрученное выражение.

   – Вот здорово! – неожиданно воскликнула Ритуля. – Лучше не бывает! Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Полное совпадение интересов. Господи, я думала, придется тебя целый день на коленях умолять, и вдруг такая удача!

   Я поняла, что совершила роковую ошибку, соврав про ремонт. А Гребнева, сияя, словно майское солнышко, быстро ввела меня в курс дела. Но прежде чем передать ее рассказ, придется кое-что объяснить.

   У меня есть приятель Сергей Николаев. Его отец, бывший главврач крупной психиатрической больницы, давно скончался. А вот мать, Майя Михайловна, всю жизнь проработавшая бок о бок с мужем, здравствует и до сих пор, несмотря на далеко не юный возраст, продолжает трудиться. Сергей был женат, но отношения в браке у него не сложились, супруги разъехались, некоторое время жили врозь, затем сходили в загс и стали свободными людьми. Риту я тоже хорошо знаю, мы приятельствуем не первый год. И нет ничего удивительного в том, что Сергей, приехав как-то раз в Ложкино, столкнулся у меня в доме с Гребневой. Они сразу понравились друг другу, и у них завязался роман.

   Конфетно-букетный период у них давно прошел, и все стали воспринимать Риту и Сергея как супругов. Все, кроме Майи Михайловны, которая не желала иметь ничего общего с Гребневой. Пожилая дама вбила себе в голову, что Маргарита Николаевна (так она именовала мою подружку) является причиной развода ее сына, наивного Сереженьки, павшего жертвой наглой особы, которая отбила его у законной жены, и потому считала Риту своим злейшим врагом. Сергей пытался объяснить матушке, что его брачный союз лопнул задолго до знакомства с Ритой, но Майя Михайловна сурово говорила:

   – Ты уже не ребенок, и я не имею права ругать взрослого мужчину, живи с кем хочешь, вот только в дом к матери шалаву не приводи.

   Но полгода назад мадам Николаева неожиданно сменила гнев на милость и разрешила Рите заглянуть на чашечку кефира. Гребнева сделала все, чтобы понравиться потенциальной свекрови, и достигла успеха – Майя Михайловна растаяла. Теперь она называет гражданскую жену сына «деточкой» и обожает болтать с ней по телефону. Но у пожилой дамы бессонница, в силу возраста ей хватает для отдыха нескольких часов, поэтому беседы, как правило, затягиваются за полночь. А Рита работает врачом в кардиологическом центре, в восемь утра уже должна совершать обход больных, вот и привыкла падать в кровать не позднее десяти вечера. После того как Майя Михайловна воспылала к Гребневой любовью, последняя катастрофически не высыпается. Честно сказать матери Сергея: «Простите, мне завтра в несусветную рань подниматься» – она не способна, не хочет злить даму. Тем более сейчас, когда Сергей предложил Рите отправиться в загс – свадьбу они решили сыграть в июне.

   Кроме любимого сына у Майи Михайловны есть обожаемый кот по кличке Рудольф Иванович, некогда подобранный ею на помойке. Кошак давно позабыл времена, когда спал на трубах в подвале, а бачок с отбросами считал рестораном с тремя мишленовскими звездами^[3]. Теперь он вкушает лишь особым образом приготовленные яства, спит на тщательно взбитой перинке. И упаси вас бог позвать его:

   – Руди! Иди сюда!

   В лучшем случае он вас проигнорирует, в худшем – написает в тапки тому, кто посмел столь панибратски обратиться к его высочеству. Кота следует величать почтительно:

   – Рудольф Иванович, будьте любезны, проследуйте пить чай с булочками.

   А еще лучше подать ему чашку прямо в обитую бархатом корзинку. Вас удивляет, что тринадцатикилограммовый котище любит чай? Вы просто не знаете Рудольфа Ивановича! Он еще и жвачкой пользуется, чтобы иметь свежее дыхание.

   У Риты на кошек аллергия, но она, наглотавшись антигистаминных таблеток, гладит котяру. И тот – вот уж изумление! – весьма мил с ней.

   Сейчас Гребневой предстоит улетать в командировку в Екатеринбург, она проведет в этом городе около трех недель. А Сергей позавчера отбыл в тур по России – будущий муж Ритули начальник пиар-службы крупного бизнесмена, которому отчаянно захотелось стать депутатом. Впереди выборы, нужно склонить на свою сторону избирателей, так что раньше конца марта Николаев в Москву не вернется. И все было бы ничего, если бы вчера Майя Михайловна не поскользнулась. Старушка упала и сломала ногу. Рита в секунду поместила ее в самую лучшую столичную клинику и наняла сиделку. Мать Сергея лежит в частном медцентре «Хирургия», в отдельной, прекрасно оборудованной палате, которая смахивает на номер дорогого отеля, еду ей доставляют из ресторана, заботливый медперсонал готов удовлетворить любую прихоть пациентки. Однако есть одно «но»: кота ей с собой взять не разрешили.

   Майя Михайловна сказала Рите:

   – Деточка, ты же меня выручишь? Откажешься от командировки и поживешь с мальчиком? Я буду век тебе благодарна. Если нет, я уйду из больницы. Пусть нога перестанет двигаться, значит, сяду в инвалидное кресло, а Рудольфа Ивановича ни за что не брошу. Он один умрет! Кто ему приготовит паровое суфле из телятинки с нежными артишоками и савойской капустой?

   Присутствовавшие при беседе врачи чуть не скончались, услышав про блюдо, которым кормят кота, но твердо заявили:

   – Госпоже Николаевой лучше находиться у нас, в таком возрасте перелом – опасная вещь.

   Что оставалось делать Рите? Она клятвенно пообещала наплевать на свою работу, поселиться в квартире будущей свекрови, дабы лелеять кошака и каждый вечер ровно в двадцать два ноль-ноль докладывать даме о том, как ее «сыночек» провел день. Слава богу, Майя Михайловна не умеет пользоваться компьютером, программа скайп ей недоступна, и она не потребовала демонстрировать ей шесть раз в день наглую морду Рудольфа Ивановича.

   Оцениваете сложившуюся ситуацию? Сергей не может вернуться в Москву, поскольку лишится работы, если бросит бизнесмена. В Екатеринбурге столичного доктора Гребневу ждут больные, она не имеет права кинуть их на произвол судьбы. И что делать? Нанять человека, который будет приглядывать за котом, никак нельзя – Рудольф Иванович терпеть не может посторонних и вмиг выживет из дома даже самую распрекрасную няньку. А если вдруг Майя Михайловна узнает, что котяра жил один и его навещали лишь для кормления и мойки лотка, она мигом снова возненавидит будущую невестку…

   Вот Ритуля и примчалась ко мне в Ложкино с предложением пожить в квартире болезной мадам. Чем не решение проблемы? Рудольф Иванович благосклонно относится ко мне, я ему не чужая, помню день, когда он жалким тощим котенком появился в семье Николаевых. Гребнева приготовилась падать ниц передо мной, биться головой о пол, обещая за услугу все, что угодно. И что услышала, не успев изложить просьбу? Подруга задумала делать ремонт, собирается снять какую-то халупу, чтобы перекантоваться там на время покраски стен и циклевки полов, переживает заранее из-за плохих условий, в которых окажется. Ну надо же, как все отлично устроилось! Ура! Ура! Бьют барабаны! Звучат литавры!

   Риточка прыгала от счастья и повторяла:

   – Вот шикарно вышло! Майя, конечно, вредина, обожает держать пальцы китайским веером, вечно твердит, что у нее и сын, и кот, и дом, и вообще все-все самое лучшее, а я дворняжка, которую с улицы погреться пустили. Но мне на это наплевать. Главное, чтобы Майя до нашей с Сергеем свадьбы скандалов не устраивала. А там посмотрим, чей китайский веер покруче будет, ее или мой!

   Мне оставалось лишь молча моргать, наблюдая за ликованием Риты. Путей к отступлению не было, я сама загнала себя в угол.

   – Тогда лучше сказать – родия^[4], – пробормотала я.

   – Что? – не поняла Эля. И через секунду продолжила: – Да я ангел, а не человек! Но вот мужчины рядом нет. Думаешь, я капризничаю? Завыбиралась прямо? Хочу богатого, знаменитого, с депутатским значком? Нет, не нужен мне такой! Дайте обыкновенного! И что получается? На первом свидании все идет отлично. На втором, у меня дома, тоже вроде сначала все прекрасно. Но когда зовешь мужчину к себе, угощаешь приготовленным тобой потрясающим ужином, то он, конечно, понимает, что после кофе с пирожными надо перейти к новому этапу отношений. И вот я ухожу в ванную, возвращаюсь вся такая ароматная, сексуальная, грудь четвертого размера, причем родная, не силиконовая, а кавалера и след простыл. Сбежал! Начинаю ему звонить – трубку не берет. А на следующий день слышу из телефона: «Данный номер не обслуживается…» Знаешь, позавчера уборщица наша, Фарида, замуж вышла. Таджичка, в Москву недавно приехала, ножом-вилкой пользоваться не умеет, а ведь нашла, нашла, нашла себе парня! Он в клинике компьютерами заведует, с высшим образованием, с жилплощадью, машиной, сирота круглый. Почему Фариде, которая трех слов по-русски связать не может, повезло, а мне нет? Ответь, пожалуйста!

   – Может, потому, что она не способна безостановочно болтать два часа подряд? – снова не сдержалась я.

   Но Эля, кажется, совершенно не умела слушать собеседника и задала следующий вопрос:

   – Ты замужем?

   – Нет, – честно ответила я.

   – Но хоть разок-то выходила? – не успокаивалась гостья.

   – Четырежды пробовала завести семью, – призналась я, – а потом поняла, что мне лучше живется без штампа в паспорте.

   – Четыре мужа… – с завистью протянула Эля. – Как же ты их заставила в загс пойти?

   – Сами туда побежали, – улыбнулась я, – никого на аркане я не тащила. И после первого развода была уверена, что мне не стоит никогда идти в загс. Но видишь, как получилось.

   – А сейчас кто-нибудь есть? – жадно поинтересовалась болтунья.

   – Да, – призналась я, – очень приятный человек, профессор Маневин.

   – И что, он тебя тоже замуж зовет? – не успокаивалась она.

   Я улыбнулась.

   – Да, предложение делал, но я пока не готова сменить статус свободной женщины на ярмо замужней дамы. Хотя, если уж совсем честно, Феликс мне нравится. У него два мопса. Замечательные собачки, одна черного окраса.

   – Вот ты-то мне и нужна! – подпрыгнула Эля. – Помоги, пожалуйста!

   – Рада бы, но как? – удивилась я.

   Собеседница понизила голос:

   – Майя Михайловна с удовольствием советы раздает, но что она о мужчинах знает? Сразу после школы выскочила замуж и жила счастливо сто лет. На всякий вопрос отвечает фразой: «Вот мой Олег Михайлович…» Конечно, Майечка умная, но у меня такое впечатление, что ей феноменально повезло. Они с супругом жуть как похожи были, даже отчество имели одинаковое. Я использовала Майины советы, но они не срабатывают! Понимаешь?

   – М-м-м… – протянула я, опять демонстративно глядя на большие ярко-красные часы, украшавшие стену кухни. – Время просто галопом несется, а мне еще столько надо сделать. В супермаркет за продуктами, например, сходить.

   И тут ожил городской телефон. Я схватила трубку и услышала мужской голос:

   – Майечка! Обзвонился вам на мобильный, а вы не отзываетесь. Уже волноваться начал. Как наша договоренность? В силе?

   – Простите, пожалуйста, – остановила я незнакомца, – Майя Михайловна вчера сломала ногу…

   – Как? – воскликнули, перебив меня, на том конце провода. – Где?

   – На улице, – вздохнула я. – Поскользнулась, упала и…

   – Я имел в виду, в каком месте травмирована нога? – снова перебил незнакомец. – Помощь нужна? Куда отвезли Николаеву?

   – Все под контролем, – успокоила я собеседника, – перелом лодыжки, не шейки бедра. Майя Михайловна лежит в прекрасном месте, в частном медцентре «Хирургия», пробудет там до полного выздоровления.

   – А вы кто? – задал новый вопрос мужчина.

   – Даша Васильева, – представилась я, – знакомая госпожи Николаевой, буду на время ее отсутствия ухаживать за котом Рудольфом. Простите, с кем я разговариваю?

   Но из трубки вместо ответа полетели короткие частые гудки.

   – То, что рекомендует Майя, подходит исключительно для ее мужа, – громко вещала Эля. – Я только сейчас это сообразила! Она мне посоветовала: «Сделай мужчине шоколадный торт, и он твой». Я послушалась, а Кирилл его даже не попробовал. Или это был Василий? А, неважно. И я, дура, этот торт раз семь пекла. Нет бы сразу понять: Олег Михайлович все с какао любил, а остальным парням, может, лимонный кекс подавай. Твои к чаю что требовали?

   – У меня было четыре мужа, – напомнила я, – каждый имел свои пристрастия.

   – Вот! – закричала Эля. – Как же хорошо, что мы подружились! Майечка Михайловна замечательная, но в личной жизни она уж очень скромная, а мне нужен совет от вампы.

   – От кого? – не поняла я.

   – Женщина, которая шагает по мужикам, как по грязи, называется вампа, – пояснила Эля. – Неужели никогда не слышала? Парни к вампе, как мухи на варенье, слетаются, наперебой в загс зовут, а она не соглашается, коллекционирует женихов. Скажи, как мне стать образцовой вампой? С чего начать? Поделись своим опытом.

   – Никогда не была женщиной-вамп, – пытаясь не рассмеяться, возразила я. – Просто влюблялась в человека, и если он отвечал мне взаимностью, мы шли в загс.

   Эля неожиданно схватила меня за руку:

   – Умоляю, объясни, что я не так делаю? Отчего ни разу не вышла замуж? Мне ведь уже тридцать восемь!

   – Правда? – удивилась я. – Вам столько не дашь!

   – Ой, пожалуйста, давай без «вы», мы же лучшие подруги! – воскликнула гостья.

   Я опять покосилась на часы. Путь от совершенно незнакомых женщин до «лучших подруг» мы проделали за три часа десять минут. До Парижа и то лететь дольше. Этак к полднику превратимся в сестер.

   – Ну, скорей говори! – поторопила Эля.

   – Рада бы помочь, но ведь я не знаю, как ты ведешь себя на свиданиях, – ответила я.

   – Точно, – пробормотала Эля, – вероятно, дело в неких мелочах. Я их не вижу, зато мужчина примечает и улепетывает. Слушай! У меня сегодня назначена встреча со Степаном. Парень перспективный, не хочется его упустить. Я поэтому к Майе и примчалась – думала инструкции получить. А тут ты… И это здорово, что именно ты, а не она. Короче, приходи сегодня в семь ко мне. Идти недалеко, я живу через дорогу, сейчас адресок напишу. Посмотришь, как я со Степой общаюсь, и скорректируешь мое поведение. О’кей? Отлично. Жду!

   Эля вскочила и хотела ринуться к двери, но я остановила ее:

   – Погоди! Спасибо за приглашение, однако я вынуждена отказаться.

   – Почему? – воскликнула гостья. – Неужели не хочешь помочь лучшей подруге? Заодно и поешь вкусно. Не хвастаясь, скажу: я готовлю так, что ты тарелку проглотишь.

   Мне не хотелось обижать глупенькую Элю, поэтому я постаралась придумать железобетонную причину, не позволяющую мне сегодня совершать визиты.

   – Рита… ну, та девушка, которая здесь будет ночевать… работает врачом, сегодня придет очень поздно, а Рудольфа Ивановича нельзя оставить одного, у него болит живот.

   Эля нахмурилась.

   – Скажу по секрету, отвратительный у Майи кот – капризный, избалованный. Ладно, тогда мы с парнем к тебе сами прирулим.

   Я судорожно закашлялась, потом промямлила:

   – Прости, я не собиралась принимать гостей.

   – Не волнуйся, – защебетала Эля, – я все принесу: еду, выпивку, полотенца, постельное белье.

   – Полотенца, постельное белье? – растерянно повторила я.

   – У нас же второе свидание, – понизила голос Эля, – пора и того… самого… Значит, жди в девятнадцать ноль-ноль.

   В первую секунду я обомлела – мне на жизненном пути до сих пор как-то не попадались особы, напролом шагающие к своей цели и не обращающие ни малейшего внимания на такие мелочи, как желания и чувства других людей. Потом я пришла в себя и поняла: Эля точно притопает сюда вечером с туго набитыми сумками и неким Степаном.

   – Спасибо за приглашение, мы не опоздаем! – прочирикала гостья.

   – Нет уж, лучше я к вам, – помимо воли вырвалось у меня.

   – Отлично! – захлопала в ладоши Эля и бросилась в холл.

   Я так разозлилась на себя, что даже не пошла провожать «лучшую подругу», осталась на кухне. Меня вывело из ступора пронзительное мяуканье Рудольфа Ивановича. Кот, похоже, тоже был доволен уходом чрезмерно назойливой и беспардонной гостьи и сейчас явно просил есть.

   Я открыла баночку консервов «Кролик в нежном соусе», аккуратно наполнила розовую пластиковую мисочку, найденную в одном из кухонных шкафчиков, и сделала приглашающий жест рукой.

   – Силь ву пле, месье!

   Кошак легко вспрыгнул на разделочный столик, глянул на еду, повернулся ко мне и произнес с недоумением:

   – Мяу?

   Почему-то мне сразу стало понятно: Рудольф Иванович спрашивает, что это за дрянь подана ему на обед.

   Я посмотрела на лист бумаги, пришпиленный на самом видном месте на стене, около электрочайника, и в очередной раз прочитала расписание дня любимого «сыночка» Майи Михайловны. Только не подумайте, что я имею в виду Сергея, своего старинного друга и жениха Риты. Нет, речь идет о коте.

   Итак… «Подъем в шесть утра. Прогулка во дворе. Завтрак в шесть пятнадцать. Утром надо приготовить паровой омлет с добавлением натурального, не консервированного лосося. Рыбу брать дикую, а не выращенную в водоеме, иначе у котика возникнет аллергия. К омлету можно добавить овощи (проследить, чтобы в них не было ГМО и прочей гадости) или самостоятельно сделанные сухарики из ржаного хлеба. Буханку для крутонов покупать исключительно в магазине на улице Олеко Дундича, там выпекают хлеб по старинной технологии. От другого у Рудольфа Ивановича появляется метеоризм и колики. Внимание! Форточка на кухне не закрывается. Она специально сделана так, чтобы не захлопнулась. Рудольфу Ивановичу необходим свежий воздух, на кухне стоит газовая плита, при ее включении сжирается кислород».

   Я посмотрела на окно, поежилась и опять уставилась на педантично составленную инструкцию. Можно не приводить замечательный документ полностью? Скажу лишь, что ровно в четыре часа дня котяру следовало угостить котлеткой из куриной печени, обжаренной в оливковом масле холодного отжима, исключительно испанского производства – от греческих же оливок кот, видите ли, впадает в меланхолию.

   Ну, а теперь признаюсь: ознакомившись с написанным каллиграфическим почерком Майи Михайловны распорядком дня Рудольфа, я поняла, что не могу его соблюдать. Во-первых, мне жаль своего времени. Во-вторых, я не умею готовить парфэ из судака (кто бы мне объяснил, что это такое?) и не стану плясать под дудку вконец обнаглевшего Рудольфа. Кроме того, котяра чудовищных размеров, живот его буквально подметает пол, а хвост не обхватить и двумя ладонями. Конечно, толстый мурлыка смотрится умильно и кажется донельзя добродушным. Но последнее, как правило, ошибочно, у любого представителя кошачьих есть острые, как хорошо заточенные лезвия, когти. А насчет полноты могу сказать: ожирение – это прямой путь к скорой смерти.

   Я погладила любимца Майи по спине.

   – Ешь, что дали. Наша задача слегка сбавить вес.

   Рудольф Иванович вывернулся из-под моей руки и разразился серией коротких звуков, которые следовало расшифровать так:

   «Не пошла бы ты, Дарья, со своей диетой туда, куда хорошо воспитанный человек даже дворовую собачонку не пошлет».

   Я рассердилась.

   – Рудольф, запомни! Люди на Земле существуют отнюдь не для обслуживания обнаглевших животных. Коты же созданы природой, чтобы ловить мышей и крыс, то есть помогать людям. А вовсе не наоборот.

   – Он не любит розовую миску, – вдруг произнес за моей спиной приятный тенор. – И Рудольф Иванович очень обижается, если к нему обращаются без отчества.

   От неожиданности я вскрикнула. Повернулась и задела локтем красивую, похоже, старинную фарфоровую чашку. Та шлепнулась на плиточный пол и развалилась на несколько осколков.

   – А кто в курсе-то? – усмехнулся Николай Петрович. – Валентина Гавриловна, как ты сейчас сказала, совсем лишилась ума, у нее старческая деменция^[5], бабку содержат в психиатрической лечебнице. Кто ей поверит? Людмила в Лондоне. Кто еще? Юрка? Он будет молчать. И что, в конце концов, знает Бибиков? Расскажет правду о вашем браке? Сейчас это уже никого не волнует. Проехали. Живем счастливо дальше.

   – Ты забыл про дом на Новодонской! – вдруг закричала Регина Львовна. – Кое-кто еще вполне нормален, не все старухи безумны. Свидетелей тьма! Все помнят Аню!

   – Новодонская теперь называется бульваром Коваленко, – попытался успокоить ее муж. – Учитывая привычки аборигенов, думаю, девять десятых из тех, кто видел Анну, давно спились, а выжившие забыли, как их самих зовут.

   – Светка-то опознала Ванечку, – напомнила ему супруга, – по родинкам. Вдруг еще кто-то таким же глазастым окажется? Телефон она свой дала, сказала, хочет зубы лечить.

   – Забудь! – буркнул муж. – Я с ней разберусь, она к нам никогда не сунется. Конец разговорам! Завтра же отвезу парня в свою клинику, пусть ему эти чертовы отметины удалят. И все. Никаких проблем. И подумай, ну что страшного, если кто-то вспомнит Аню? Девочка умерла от неизлечимой болезни, есть документ. Что нам грозит? Ваня никогда ничего не заподозрит.

   – Нет, – перебила Регина Львовна, – так нельзя. Я решила рассказать Ване правду.

   – Офонарела? – выпалил отец. – Совсем…

   Иван вздрогнул. Николай Петрович никогда не употреблял матерных слов и вдруг выругался в лицо любимой супруге.

   – Не могу я вечно жить в страхе, – продолжала мама. – В день смерти Ани ты убеждал меня, что истина никогда не выплывет на свет.

   – Правильно, и не всплывет, если сами глупостей не наделаем, – перебил ее Николай Петрович. – Хватит истерик. Устал от твоих постоянных слез по ночам, от нытья и припева: «Девочку убили». Возьми себя в руки! А может, тебе опять таблеток попить? Только не тех, что раньше, сейчас есть препараты получше. И я тебя не обманывал, все концы утоплены в глубокой воде.

   – А Светлана Перепечкина? – снова захныкала мать. – Она, по твоему мнению, дура, зато внимательная. Узнала «браслет», наговорила Ване всякого, жонглировала фамилией Бибиков. Баба помнит и Юру, и Анечку мою несчастную. Сегодня прозвенел первый звонок. Светка…

   – Сказано, забудь о твари! – взревел муж.

   – Тише, – взмолилась мама, – мы на балконе.

   – Два часа ночи, все давно спят, – возразил Николай, но орать перестал. – Запомни, дура: если посмеешь рот открыть, я тебя в порошок сотру. Ты никакого права не имеешь самостоятельно что-то решать.

   Мать зарыдала, послышались странные звуки, словно по полу прыгает гигантская лягушка. Затем через открытое окно в спальню Вани вновь потянулся запах дыма. Ваня перегнулся над подоконником и увидел отца. Он остался один, смотрел вдаль, стоя в профиль к сыну. Мальчик не мог как следует рассмотреть его лицо, но щека отца казалась окаменевшей. Он глубоко затянулся, затем швырнул сигарету вниз, произнес сквозь зубы: «Сука!» – и выпрямился. Испуганный Иван живо спрятался, и через пару секунд до его ушей долетел характерный скрип – человек, которого Иван всю жизнь считал родным отцом, закрыл дверь балкона изнутри супружеской спальни.

   В квартире было несколько санузлов, Иван ретировался в тот, что прилегал к ванной, и, чтобы хоть как-то успокоиться, стал читать свои любимые стихи. Лавров-младший абсолютный гуманитарий. Он увлекается поэзией Серебряного века ^[6], сам составляет вирши, которые никому не показывает, и ничегошеньки не смыслит в физике-математике-химии.

   Не успел он перевести дух, как в дверь принялась стучать Юлия:

   – Ваня, открой!

   Паренек проигнорировал ее просьбу, но противная тетка не ушла, наоборот, удвоила старания:

   – Тебе плохо? Ответь! Ванечка! Дорогой! Котик!

   От последнего словечка у Ивана снова начался зуд, он потерял терпение и хотел было заорать: «Отвалите!» Но тут какая-то женщина с той стороны двери сказала Юлии:

   – Прекрати!

   – Он, наверное, сознание потерял, – зачастила приставала, – надо дверь выбить.

   Только Иван подумал, что, пожалуй, лучше ему выйти, как из коридора донесся шорох, а затем вдруг откуда-то с потолка долетел голос этой самой второй женщины:

   – Ты что творишь, а?

   Ваня не удивился. Ванная и туалет имеют общую трубу вентиляции, поэтому звуки беспрепятственно проникают из одного помещения в другое. Значит, сейчас одной из посетительниц удалось затолкать зловредную тетку-прилипалу в ванную с джакузи.

   – Мальчик внезапно лишился матери, – ответила Юлия, – он нуждается в сочувствии. Вот горе-то!

   – Но не для тебя, – зло перебила другая женщина.

   – Господи, Лика, что за слова? – возмутилась Юлия.

   – Я знаю все! – перебила ее Лика.

   – Что? – с вызовом поинтересовалась «прилипла».

   – Думаешь, раз Регина скончалась, Коля твой? Гадина!.. – выругалась Лика. – Я же вижу, ты давно сафари на Лаврова открыла.

   – Не неси чушь! – зашипела Юлия. – Я его операционная сестра, поэтому всегда рядом. Не повторяй тупые сплетни. Я не охочусь ни на чьих мужей.

   – Верно, – неожиданно согласилась Лика, – из ружья в открытую не стреляешь, змеей вползаешь в чужую семью. Отстань от мальчика, не смей делать его объектом своих манипуляций.

   – Дура! – гаркнула Юлия.

   – Эй, можно руки помыть? – закричали из коридора.

   Женщины перестали ссориться и ушли…

   Иван прервал рассказ и посмотрел на меня.

   – Понимаете? Лавров убил мою маму. Понял, что она готова раскрыть мне тайну, сообщить, куда подевалась Аня, и убил. Мама никогда не жаловалась на здоровье, по врачам не бегала. С чего ей внезапно умирать? Да еще сразу после того, как решила во всем мне признаться? Я же мигом догадался, о чем она рассказать собралась. А Николай этого допустить не мог. Он и с мамулей никогда не ругался… ну, кроме того раза, на балконе. Отец казался заботливым. А вскоре после похорон у нас поселились Юлия и Настя.

   Я удивилась.

   – Твой отец привел в дом другую женщину? А кто такая Настя?

   – Дочь Юлии, – пояснил Ваня. – Она хорошая, на год старше меня, учится в институте. Мы с ней подружились.

   – И как твой отец объяснил появление в квартире Юлии? – недоумевала я.

   Иван сгорбился.

   – Очень просто. У нас большая квартира, двухэтажная, восемь комнат. Родительская и моя спальни наверху, между ними библиотека. А внизу гостиная, столовая, кухня и три пустые комнаты. После маминой смерти Лавров нанял дом работницу, но та воровала деньги, и пришлось ее выгнать. Наверное, он пожаловался на работе, что готовить некому, и Юлия пришла обед сварить. Сначала просто к нам в гости заруливала, по хозяйству помогала, затем у нее дома пожар случился. Денег у Юлии немного. Она медсестра, но не такая, что больным уколы делает, а операционная, им родственники ничего за уход не дают. Квартиру ей снять не по карману, а еще ведь нужно свою двушку ремонтировать, новую мебель покупать. Юлия денег у отца за готовку-стирку-уборку не брала. Вот он и предложил ей ответную помощь. И похоже, прилипала у нас надолго задержится, никак ремонт в квартире не начинает. Она такая противная!

   Я посочувствовала пареньку:

   – Воспитывает тебя, постоянно делает замечания, ругает и хвалит свою дочь Настю?

   – Вот и не угадали, – возразил Иван, – совсем наоборот. Заботливая до жути, шагу мне ступить не дает.

   Мальчик широко раскрыл глаза, глупо заулыбался и запищал, явно пытаясь сымитировать голос Юлии:

   – «Ванечка, покушай пирожков, специально тебе испекла. Ванятка, надень шапочку, простудишься. Ванюша, не сиди у компьютера, глазки испортишь. Котик, почему ты не доел супчик? Не нравится? Сейчас новый сварю».

   Он передернулся.

   – Ни на секунду не отстает. Лучше б она меня гнобила, а то прямо как шоколад с медом и взбитыми сливками. Зато Настю свою Юлия шпыняет. «Не тронь булочки! Зачем они тебе, и так задница толстая. Для Ванюши их испекла, он сирота. Не куплю тебе новые туфли, еще старые хорошие, я Ванечке свитер приобрела, ему одежка нужнее. Немедленно выключи канал с песнями, пусть Ванятка познавательную программу смотрит». Мне перед Настей неудобно, но она молодец, не злится на мать. Хоть ей и обидно. Пару раз я замечал, как Настя после материнской взбучки в ванную бежала и душ там включала. Наверное, плакала. Вот тупая Юлька-липучка! А я, видите ли, котик Ванятка…

   Иван мрачно ухмыльнулся и замолк.

   – А почему ты оказался в клинике? – задала я бестактный вопрос.

   Подросток съежился.

   – Мне плохо стало. То в жар кинет, то в холод. Желудок взбунтовался, тошнило постоянно, сон пропал. Я Николаю Петровичу пожаловался, а тот спокойненько так ответил: «Ваня! Я знаю про твои проблемы с математикой. Мне репетитор рассказал, что ситуация с алгеброй и с геометрией совсем невеселая. Понимаю, ты боишься контрольных, которые перед концом триместра начнутся, надеешься их из-за болезни пропустить. Но это неправильно. Нельзя голову в песок прятать, перестань симулировать, начинай усердно заниматься!» Только мне все хуже делалось. Что ни съем, наружу выскакивает, голова кружится, руки трясутся. В конце концов Юлия заметила, что я загибаюсь, и Николаю настучала. Мне он не поверил, а в словах липучки сомневаться не стал. Отвез меня к себе на работу, там по кабинетам протащил, и доктора поставили диагноз: невроз. То есть, по мнению врачей, в принципе я здоров, но из-за стресса, вызванного смертью мамы, нервы расшатались, отсюда и плохое самочувствие. Через день Николай меня сюда привез. Вообще-то через неделю мне уже лучше стало, однако находиться здесь придется долго. Николай Петрович сказал, что потом я пойду в экстернат, в свой класс не вернусь, программу не догоню. Попросил, чтоб я не волновался, он так сделает, что у меня получится хороший балл по ЕГЭ, и я непременно попаду на журфак МГУ. А мне в голову разные мысли полезли. Почему дома меня тошнило, зато в клинике я прямо воскрес? По какой такой причине Лавров решил о моем ЕГЭ позаботиться? Раньше-то зудел: «Учись хорошо, сам всего добивайся, на доброго папу не рассчитывай. Ты мужчина, должен самостоятельно карьеру делать». Когда я на тошноту и головокружение пожаловался, Лавров отмахнулся, а стоило Юлии шум поднять, сразу меня в клинику запихнули. Как в тюрьму посадили – айпад, мобильник и ноутбук отняли. Хорошо, Майечка Михална тайком мне сотовый дала, чтобы нам переписываться. Почему Лавров так себя ведет? Стопудово, он мне дома в еду какую-то отраву подливал. Задумал и меня убить по-тихому. Он так маму мою на тот свет отправил. Опытный врач знает, как и какие лекарства для этого использовать. Получается, прилипала мне жизнь спасла. Она же медсестра, вот Николай Петрович и испугался, что все откроется. Живо меня в клинику поместил, хотел показать Юльке, какой он заботливый. Но я же вернусь домой, и что тогда будет? Ой!

   Иван вдруг вскочил и занырнул под стол, накрытый свисающей до пола скатертью. Меня охватила жалость. Я нагнулась, приподняла край льняной ткани и поинтересовалась:

   – Что тебя испугало?

   Ваня прижал палец к губам.

   – Тише, он тут.

   – Кто, дружок? – осторожно осведомилась я, понимая, что паренек серьезно болен.

   – Николай, – прошептал мальчик. – Мне страшно. Слышите шаги под окнами? Вы должны спасти Майю Михайловну. Николай доведет задуманное до конца. Он толкнул Николаеву под машину. Не вышло ее убить, он повторит попытку! Я вам все-все сейчас расскажу… Знаю, думаете, я псих, но это не так. Предупредите врачей там, где лежит Майка Михална, пусть вообще никого к ней не впускают. Она правду про смерть Ани раскопала.

   Я залезла под стол и обняла Ваню. Он не сопротивлялся, уткнулся в мое плечо и притих. Я осторожно гладила мальчика по голове и бор мотала:

   – Все будет хорошо…

   Иван вытер нос кулаком и отстранился от меня.

   – Ага. Мама воскреснет, вернется с того света, приведет убитую Аню, Николая Петровича накажут, Юлия уметется прочь, и мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день. Вы можете мне помочь?

   Я уже твердо решила обратиться в клинику, найти врача, ответственного за Ивана, и попросить внимательнее следить за ним. Навряд ли отец паренька будет доволен, узнав, что мальчик, страдающий манией преследования, отягощенной бредом, разгуливает по территории и рассказывает встречным и поперечным небылицы. Сейчас надо отвести Ваню в корпус и сдать в руки медперсонала.

   – Вы можете мне помочь? – звенящим от напряжения голосом повторил несчастный ребенок.

   – Конечно, дорогой, – сказала я. – Но давай сделаем глубокий вдох, задержим дыхание, досчитаем до трех и медленно выдохнем.

   Иван улыбнулся:

   – Вы прямо как моя мама. Он ушел?

   – Сюда никто не приходил, – опрометчиво возразила я.

   Лицо парня вытянулось:

   – Но я слышал. Майечка всегда из-за Рудольфа Ивановича форточку открытой на кухне держит, вот звуки с улицы в дом и проникают. Значит, вы мне не верите. Думаете, что перед вами псих.

   Я опомнилась.

   – Извини, я неправильно выразилась. В дом не врывались посторонние. Сейчас гляну, не стоит ли кто под окном.

   – Пожалуйста, – прошептал Ваня. – А еще хорошо бы проверить маленькую терраску, оттуда есть выход на улицу.

   – Сиди спокойно, я скоро вернусь, – пообещала я и поспешила в спальню Майи Михайловны, где на тумбочке у кровати стоит телефон, напрямую соединяющий хозяйку коттеджа с больницей.

   – Слушаю, – сказал удивленный голос, едва я поднесла трубку к уху.

   – Вас беспокоит Даша Васильева, – представилась я. – Много лет дружу с Майей Михайловной, и пока она в больнице, буду приглядывать за Рудольфом Ивановичем.

   – Понятненько. Уже знаю, что с Майечкой случилось, – раздалось в ответ. – Меня зовут Роза, я работаю старшей медсестрой. Подумала сначала, что Николаева сбежала из клиники, ведь этим телефоном исключительно она пользуется. У вас проблемы?

   Я рассказала о визите Вани и попросила:

   – Может кто-нибудь увести мальчика? Сделать это надо невзначай, чтобы у него не сложилось впечатления, будто я вызвала подмогу. Не хочется, чтобы он решил, что все взрослые предатели и лгуны. Ваня хороший паренек, но, на мой взгляд, ему необходима помощь врача.

   – Не волнуйтесь, – успокоила меня Роза, – здесь все такие артисты – Голливуд рыдает. Сможете еще четверть часика продержаться? Пожалуйста, не бойтесь, Лавров не агрессивен, не опасен, он просто никак не может свыкнуться с мыслью о смерти матери.

   – Мы вполне мирно беседуем, – заверила я, – но опасаюсь, что паренек, уйдя из дома Майи Михайловны, вообще сбежит. Пожалуйста, придите за ним.

   – Убежать отсюда невозможно, – заверила Роза, – у всех пациентов на ноге закреплен электронный браслет, на нем есть кнопка. Клиенты уверены, что это вызов медперсонала. Станет человеку нехорошо, голова, скажем, закружится, или сердце защемит, можно сразу на помощь позвать. И это правда. Но у браслета есть еще одна функция, о которой мы подопечным не сообщаем, – это маячок. Если человек без спроса пытается пересечь границы нашей территории, у охраны срабатывает сигнал.

   – Как дела? – спросил Феликс^[7]. – Ты уже в избушке Майи Михайловны? Поешь колыбельную Рудольфу Ивановичу?

   – Можно я перезвоню через пару минут? – спросила я.

   – Конечно, – согласился Маневин.

   Я, продолжая держать телефон в руке, посмотрела на Элю.

   – Извини, пожалуйста, у меня очень срочный разговор. Давай побеседуем о твоих женихах завтра.

   – Угу, – мрачно глянув, кивнула моя новая знакомая.

   Я оделась, вышла на улицу, набрала номер Феликса и сказала:

   – Прости, рядом были посторонние люди. У меня все нормально, за исключением того, что я познакомилась с парочкой не совсем нормальных людей.

   – Рассказывай, – велел он.

   Я живописала визит Ивана и как сидела в шкафу у Эли, услышала смех профессора и спросила:

   – Приедешь?

   – Сегодня не получится, – вздохнул Маневин. – Мама отправляется на день рождения к Нине Алексеевне, и я, как почтительный сын, обязан ее сопровождать. Еще должен был купить подарок, но начисто забыл о нем и сейчас теряюсь в сомнениях. Что можно подарить даме, которой исполняется девяносто четыре года?

   – Халат, ночную рубашку, тапочки, – перечислила я.

   – Хорошая идея, но не для Нины Алексеевны, – опять вздохнул Феликс. – Она рассердится и закричит: «За старуху меня держите?»

   – Тогда коробку дорогих швейцарских конфет, – предложила я. – Они всегда к месту.

   Но Феликс отмел и это предложение.

   – Тетушка на диете, ей врач запретил сладкое, жирное, мучное.

   – Думаю, что, справив девяностолетие, человек может забыть про всякие ограничения и спокойно лопать все, что хочется, – ляпнула я и осеклась.

   – Считаешь, что в преддверии скорой кончины лучше как следует подкрепиться? – ехидно спросил Феликс.

   – Ты меня неправильно понял, – смутилась я. – Я имела в виду… э…

   А что, собственно, я могла иметь в виду? Ох, не зря бабушка Афанасия постоянно твердила мне: «Дашенька, язык твой злейший враг, прежде чем открыть рот, посчитай до десяти». Но я постоянно забываю о ее совете и регулярно попадаю в идиотское положение.

   – Тетушка не собирается в лучший мир, – сказал Маневин, – и со здоровьем у нее полный порядок. Нина Алексеевна не хочет растолстеть, постоянно сидит на диете. Шоколад она воспримет как издевку. Может, посоветоваться с Игорем?

   – Это кто? – спросила я.

   – Муж тетки, – объяснил Феликс. – То есть Нина тетка моей мамы, а я ей вроде внучатый племянник. Извини, плохо разбираюсь в шуринах-деверях-зятьях.

   – Главное, ты ей не невестка, – хихикнула я. – А сколько стукнуло дядюшке? Лет сто сорок?

   – Тридцать пять, – после паузы ответил Феликс.

   Я подумала, что ослышалась.

   – Сто тридцать пять? Однако, в твоей семье полно долгожителей.

   – Отними сотню и получишь возраст Игорька, – произнес Маневин.

   – Ага, – растерялась я, – понятно.

   – Ты скоро их всех увидишь и сама все поймешь, – сказал Феликс. – Ладно. Побегу в магазин, авось найду что-нибудь подходящее.

   – Отличная мысль, – одобрила я. – Если впадешь во время веселой вечеринки в меланхолию, звони, окажу скорую психологическую помощь.

   Дверь в избушку Майи Михайловны оказалась незапертой. Я в недоумении постояла на пороге. Вроде, уходя, я поворачивала ключ в замке… Или забыла? Отлично помню, что первыми из коттеджа вышли Ваня с Розой, я была замыкающей. Неужели я убежала, не заперев створку?

   Я сняла сапожки, повесила куртку на вешалку и пошла на кухню. Хотелось попить чаю и, несмотря на еще не поздний час, лечь в кровать. Я потянулась к шкафчику, где хранится заварка, взяла круглую жестяную банку, открыла крышку…

   Из спальни Майи Михайловны послышались скрип, шорох, затем тихий стук.

   – Рудольф Иванович! – закричала я. – Не смей безобразничать!

   В коридоре раздались шаги, я ринулась на звук с криком:

   – Стой! Стрелять буду! Здание окружено со всех сторон агентами ФБР. Немедленно сдавайтесь!

   Наверное, не следует смотреть подряд несколько американских сериалов, купленных на Горбушке. А я вчера, каюсь, довольно долго сидела перед экраном. Ну почему вдруг мне взбрело в голову орать об агентах Федерального бюро расследований? Из какого оружия я собралась палить по непрошеному гостю? Если честно, у меня нет ни пистолета, ни даже завалященькой рогатки. И очень глупо бросаться в погоню за грабителем с пустыми руками, надо было прихватить на кухне хотя бы сковородку или скалку!

   Я оглядела прихожую, приоткрыла дверь и высунулась наружу. В парке стояла тишина, было темно, из гущи подступающих к домику деревьев не раздавалось ни звука. Я заперла дверь, проверила, закрыт ли вход с веранды, пошла в спальню к Майе Михайловне, зажгла свет и ойкнула, увидев полный разгром.

   Центральный ящик старинного секретера брошен на кровать, содержимое рассыпано вокруг, а дно вскрыто. Сразу стало ясно: в ящике было тайное углубление. На полу около кровати белела какая-то бумажка. Я нагнулась, подняла ее и поняла, что держу в руках копию метрики, выданной… Анне Юрьевне Бибиковой, рожденной на свет шестнадцатого марта почти пятнадцать лет назад. Мать девочки звали Региной Львовной Горкиной, отца – Юрием Кирилловичем Бибиковым.

   У меня зашумело в голове. Анна Юрьевна Бибикова? Значит, у Вани таки была сестра-близняшка. Вероятно, мальчик не сумасшедший. И похоже, он сказал правду. Кстати, насчет того, что в доме кастелянши есть тайник… Наверное, в нем действительно хранились документы, собранные Майей Михайловной для Вани. Я отлично знаю, что мать Сергея Николаева страстная любительница детективных романов и сериалов на криминальную тематику. Именно поэтому у нас с ней когда-то и возникли дружеские отношения. Несмотря на возраст, Майечка легка на подъем и обожает приключения. Видимо, она поверила Ване и нарыла много интересного.

   Я взяла ящик с секретом, вернула на место дно и попыталась всунуть его в секретер. Но вдруг услышала шорох сминаемой бумаги, засунула руку в прямоугольное углубление и вытащила еще одну помятую ксерокопию. На сей раз это оказалась фотография, запечатлевшая худенькую, стриженную почти наголо девочку лет трех-четырех, на макушке которой волшебным образом держался огромный бант. Малышка была одета в белое кружевное платье с морем воланов, на ногах – черные лаковые туфельки. Лицо ее выглядело хмурым, не было и намека на улыбку. Крохотные пальчики девчушка сжала в кулачки. Даже беглого взгляда на снимок хватило, чтобы понять: я вижу копию Вани. Мальчик вступил в подростковый возраст, у него нет пухлых щек и носа кнопочкой, но ямочка на подбородке и странные, словно раздвоенные мочки ушей свидетельствовали о том, что передо мной изображение родной сестры Ивана. Ведь такие черты наследуются генетически.

   Я перевернула ксерокс фото и прочитала надпись, сделанную аккуратным, ученическим почерком. «Моей Анечке четыре года. Прощай, доченька, тебя со мной больше никогда не будет. Не говори, любовь прошла, о том забыть лишь он желает. Мое же сердце тихо плавит огонь несбыточных надежд. Зачем, зачем ушла ты? И куда? Быть может, душенька жива, и я страдаю зря? Нет, ты не живешь, а мне за то, что разрешила убить тебя безжалостным рукам врача, рыдать всю жизнь и даже после смерти не обрести покоя. Нам никогда не свидеться. Твоя мама Регина, которой нет прощения».

   У Лавровых родился сын Павлик, которому вскоре после рождения поставили диагноз: болезнь Гюнтера^[8]. Наташа и Николай самоотверженно ухаживали за ребенком, но мальчик умер. А короткое время спустя Николай повел в загс Регину. С женой Лавров не разводился – та покончила с собой на следующий день после смерти сына.

   Я вылезла из кровати, сбегала на кухню, заварила себе чашечку чая из ромашки, принесла ее в спальню, вновь залезла под одеяло и, прихлебывая настой, попыталась сделать выводы из прочитанного.

   Лавров был женат дважды. Обе супруги – ныне покойные. Одна сама приняла решение расстаться с жизнью, не перенеся кончины сына, вторая умерла от инфаркта. Мальчик Павлик был инвалидом, что подтверждается документами из солидного медицинского учреждения, которое не разорялось, не расформировывалось, существует по сей день и давно компьютеризировано. Аня умерла от порока сердца. Следует ли считать Ивана неким заменителем Павлика и Анечки? Может, Регина и Николай, лишившись детей, решили усыновить сироту и жить счастливо? И им удалось создать полноценную семью, где царила любовь.

   Все складывалось замечательно, пока продавщица мороженого Светлана Перепечкина не увидела на руке мальчика приметную россыпь родинок. Желая оградить Ваню от стресса, Лавров убивает Свету. А потом и Регину? Собственно, чем хирургу помешала жена? Ну, скажем, она не могла забыть Анечку, страдала и в конце концов решила открыть Ване правду. Но почему бы в самом деле не рассказать подростку, что он приемный? Сообщить о смерти Ани, Павлика… Значит, Лавров все же убил дочь Регины, потому и требовал молчать о девочке. Он защищал не Ивана, а себя.

   Минуточку!

   Я замерла с открытым ртом. Перепечкина узнала Ваню по «браслету» на запястье. Аналогичный, по ее словам, был у Ани и Регины. Каким образом мальчик из монастырского приюта мог получить примету, которая была запрограммирована в чужих генах? Следовательно, Иван – кровь и плоть Регины. Но почему он очутился у монахинь? У Бибиковых в браке появились близнецы, они решили, что им не поднять двоих детей, и отказались от мальчика? После насильственной смерти Анечки мать вспомнила о малютке и вернула его домой? Просто бред какой-то! Если Николай избавился от одного ребенка Регины, с чего вдруг он согласился пригреть второго?

   Стоп. Теперь другие вопросы. Что раскопала Майя Михайловна? Откуда у нее копия снимка Анечки, да еще со столь откровенным текстом на обороте? Кто влез в коттедж Николаевой и вскрыл тайник? Откуда вору известно про второе дно ящика?

   У меня закружилась голова.

   Я выключила айпад, потушила свет, зевнула и свернулась калачиком. Но сон все не приходил. Через некоторое время на кровать вспрыгнул Рудольф Иванович, тихонечко прошел по одеялу и устроился около моей груди. Я погладила кошака, услышала громкое счастливое мурлыканье и поняла, что вредина неожиданно полюбил меня.

   Хм, многие люди, получив от кого-то помощь в трудную минуту, стараются позже дистанцироваться от человека, бросившего им спасательный круг. Не каждому приятно вспоминать о минутах слабости или о неудачах, ведь потом надо как-то выражать чувство признательности. Но Рудольф Иванович оказался способен на благодарность. Я обняла кота и наконец-то провалилась в сон.

   Вопрос об аборте не поднимался, у Регины оказался отрицательный резус. Оба любовника были медики, поэтому хорошо понимали, чем грозит прерывание первой беременности^[9]. Лавров испытывал большое желание разорвать узы прежнего брака, оформить новый, но не мог так поступить. И не оттого, что боялся мести сановного тестя – к тому времени тот умер. Причина вынужденного проживания его с нелюбимой супругой крылась в ином. Его сын Павлик появился на свет с неизлечимой патологией. Жена не работала, ухаживала за мальчиком. И Николай, человек порядочный, несмотря на адюльтер, был не в состоянии бросить Наташу в столь тяжелой ситуации. Вот в каком непростом положении он очутился.

   В отличие от большинства женщин Регина на любовника не давила, не устраивала истерик, не закатывала скандалов. Горкина очень любила Николая и не желала доставлять ему неприятности, от чего Лаврову было только хуже.

   В конце концов он признался:

   – Извини, я не могу уйти из семьи, пока жив Павлик. А с его болезнью прогнозы делать трудно. Вероятно, мальчик скончается через пару месяцев, но может протянуть и лет пять – семь. Я лишь обещаю, что после похорон ребенка мы наконец-то сможем открыто начать совместную жизнь.

   Ну и что оставалось делать Регине? Она только кивнула…

   Бибиков встал и распахнул форточку.

   – Чего там и как у них складывалось, я не в курсе. То, что сейчас вам рассказал, мне изложил сам Николай. Я к нему в больницу угодил по «Скорой». Когда в Москву с зоны вернулся, пристроился в автобусный парк мойщиком. Работа тяжелая, грязная, малооплачиваемая, зато дали бесплатную койку в общежитии. Бытовые условия дрянь, хуже, чем за решеткой: в комнате одиннадцать человек, горячей воды нет, чтобы помыться, надо в баню ходить. Но мне жить вообще негде было, поэтому я обрадовался. Подумал, ничего, сейчас дух переведу и попробую получше устроиться. И тут вдруг – аппендицит.

   «Граф» скрестил руки на груди и продолжил повествование.

   …Когда у Юрия заболел живот, он решил, что отравился. Выпил пару таблеток, которые дали добрые соседи, и лег спать. А ночью понял: дело плохо. То есть настолько, что придется вызывать «Скорую помощь».

   Если богиня судьбы захочет подстроить двум людям встречу, она непременно выполнит задуманное.

   Бибикова погрузили в машину, мини-вэн отправился в сторону муниципальной больницы и – сломался. Мотор у старенькой неотложки отказал в паре метров от ворот фешенебельного медцентра. Юрию было совсем плохо, и фельдшер бросилась в коммерческую клинику с просьбой о помощи. Первым, кого она увидела, был Лавров, который в ту ночь дежурил.

   Николай Петрович настоящий врач. Поняв, что больной в крайне тяжелом состоянии, он немедленно прооперировал его. А потом убедил хозяина центра, что этот экстренный случай можно превратить в прекрасную пиар-акцию. Частная клиника оказала бесплатные услуги неимущему человеку, не бросила его в беде. Владелец согласился с хирургом, Юрия оставили в шикарной палате до полного выздоровления.

   Лавров часто навещал своего подопечного и однажды ночью во время очередного дежурства разоткровенничался. Рассказал о своей ситуации с женой и упомянул о любовнице.

   – Снаряд два раза в одну воронку не попадает, – прокомментировал Бибиков, – сделайте с супругой еще одного ребенка, наверняка он родится здоровым.

   – Да нет, – усмехнулся Николай, – ты просто не знаешь, как с генетическими проблемами бывает. Больше никаких детей от Натальи! Да и жить с женой до гробовой доски я не собираюсь, люблю Регину. Вот с ней у нас точно родится полноценный наследник, я мечтаю о сыне. Будем ходить с ним в походы с палаткой, на рыбалку, непременно отдам парня в спорт, пусть играет в хоккей.

   – Сейчас вроде рентген живота беременных делают, определяют, кто на свет вылупится. Ты свою Регину обязательно своди, – посоветовал Юра. – А то появится девчонка, ты расстроишься.

   – Процедура эта называется ультразвуковое исследование, – поправил хирург. – Но я не хочу, чтобы Регине его делали. Многие специалисты до сих пор сомневаются, совершенно ли безопасно УЗИ для плода. Не собираюсь рисковать здоровьем ребенка. И я совершенно уверен, что у нас будет мальчик. У меня просто не может родиться девочка.

   – У Николая уже был больной Павлик, – пробормотала я, – ясно, почему он так нервничал, опасался УЗИ.

   Юрий снял с шеи медальон, положил на стол и продолжил.

   – И тут он мне предложение сделал. Спросил:

   «Хочешь получить бесплатную квартиру?» Я прямо обомлел, а Лавров говорит:

   – Старшие Горкины редкие сволочи, а младшая сестра моей подруги, Людмила, дура. Девица заметила, что Регину тошнит по утрам, и помчалась к матери. Валентина Гавриловна сообщила новость Льву Юрьевичу, отец схватился за ремень, отлупил старшую дочь и потребовал немедленно выходить замуж за того, кто сделал ей ребенка, или отправляться на аборт. Мужлану наплевать, что у нее отрицательный резус.

   – Так она вроде не маленькая, – удивился Юрий. – Почему не даст отпор отцу?

   Николай не услышал вопроса, продолжал рассказ:

   – Знаешь, только недавно до меня дошло: мой ребенок окажется незаконнорожденным. В метрике в графе «отец» поставят прочерк. Всякий раз, когда потребуется предъявить документ, Регина будет дергаться. И каково пацану придется? Пойдет в садик или школу, кто-нибудь из администрации язык распустит, мальчонку дразнить начнут. Но это еще полбеды, хуже другое: Лев Юрьевич имеет в семье большую власть, а жена ему подпевает, они могут заставить дочь аборт сделать. Для Горкиных-старших важнее не счастье детей, а что люди скажут. Плевать, если после аборта у дочери куча проблем образуется, главное – соблюсти приличия. А если Регина устоит, откажется от операции, несмотря на прессинг родителей, то ее дома так затретируют, что выкидыш случится. Моя подруга очень эмоциональная, и папаше это известно, он не упустит шанса избавить семью от незаконнорожденного ребенка. У Горкина менталитет Кабанихи^[10], и жена ему под стать.

   – Пусть Регина убегает от таких предков, – посоветовал Юра, – сними ей квартиру.

   – Ты плохо представляешь, каков Лев Юрьевич, – поморщился Лавров. – Он всю Москву прочешет, а дочь найдет и домой притащит. Я Регину защитить не могу. Ведь если вмешаюсь, Горкин сразу выяснит, что отец нерожденного малыша женат, и устроит мне ад. Приедет к Наташе… Лучше не думать, что будет дальше. А вот если Регина чин чинарем распишется, тут он успокоится и более дочь не тронет. За нее тогда супруг будет отвечать. Горкин придерживается правил «Домостроя»: замужняя дочь – отрезанный ломоть. Ты послушай внимательно и спокойно, какое я хочу тебе предложение сделать.

   Едва Николай начал излагать свою задумку, Юрий хотел воскликнуть: «Ну нет, спасибо!» Но потом понял, что судьба подкидывает ему шанс перестать быть бомжом.

   Оказывается, пару лет назад Лавров спас жизнь одному высокопоставленному чиновнику. Специалисты, к которым тот обращался, лечили его уколами и таблетками, а Николай сразу увидел корень проблемы и настоял на срочной операции. Государственный муж оказался человеком благодарным. Врач попросил его о помощи, и он воскликнул:

   – Нет проблем.

   А идея у Лаврова появилась такая. Юрий получает небольшую жилплощадь в доме, который вскоре снесут. Всем обитателям здания предоставят хорошие квартиры в новостройках. То есть Бибиков обретет сначала не особо комфортабельное жилье, но впоследствии станет хозяином прекрасной квартиры. Взамен же оформит брак с Региной и запишет родившегося ребенка на себя.

   – Встретишься с ней всего два раза, – убеждал Лавров пациента, – в день свадьбы и развода. Как только Павлик умрет, я разорву отношения с Наташей и соединюсь с Региной. Ты откажешься от прав на сына…

   – Вдруг родится девочка? – некстати напомнил Бибиков, чем разозлил врача.

   – Не неси чушь! – зашипел тот. – Я жду здорового наследника. Так хочешь получить отдельную квартиру или нет?

   – Очень! – честно признался Юрий. – Но мне неохота жить с твоей Региной и воспитывать ребенка.

   – С ума сошел? – засмеялся Лавров. – Сказал же, вы два раза встретитесь. На бракосочетании и во время развода.

   – А она где поселится? – уточнил Бибиков. – Вдруг родители Регины потребуют, чтобы зять им помогал на даче огород копать?

   – Успокойся, ее отец с матерью тебя не побеспокоят, – ответил Николай. – Ты им точно не понравишься, дел с бывшим зэком Горкины никогда иметь не захотят, вот почему ты мне идеально подходишь. Лев Юрьевич даст согласие на брак из-за беременности Регины, но пить с тобой по субботам чай не пожелает. Ни вас в гости к себе Горкины не позовут, ни к вам не побегут. Я покупаю квартиру на Новодонской на имя Регины, и она туда въедет уже замужней женщиной. День в неделю я стану со второй семьей проводить, соседи будут считать меня Юрием Бибиковым, законным супругом Регины. А в остальное время всем скажем, что у меня командировки. Ну, есть же такие профессии, когда люди постоянно находятся в разъездах. Никто не удивится, сейчас время непростое, каждый крутится, как может, зарабатывает, как умеет.

   – Только не говори, что ты врач, – предостерег пациент Лаврова. – Приставать начнут, наш народ любит на дармовщинку лечиться. Прикинься дальнобойщиком, вот. Они вообще дома не бывают, мотаются взад-вперед по стране.

   – Спасибо за идею, – обрадовался Николай. – По рукам?

   – Постой! Вдруг вы разругаетесь, разбежитесь, а пацан на меня записан будет? – засомневался Юрий. – Регина на алименты подаст, и плати, Бибиков, деньги восемнадцать лет?

   Лавров похлопал его по плечу:

   – Исключено. Регина крайне порядочный человек.

   – Все хорошие, пока бабла дело не коснется, – не сдавался бывший зэк.

   – Дурачок, – усмехнулся хирург. – Невозможная ситуация, но, предположим, Реги помутилась умом, я ее не остановил, и появилось заявление об алиментах. Ты тогда объявляешь: ребенок не от меня, делаешь анализ крови, и она остается с носом.

   – Если мужчина официально признал малыша своим, то он все равно должен алименты платить, – не выдержала я, прервав рассказчика. – Или придется затевать процедуру отказа от родительских прав. Вот тогда анализ ДНК поможет, подтвердит, что вписанный в метрику как отец мужчина не имеет отношения к ребенку.

   – О таком мне Николай не говорил, – нахмурился «граф».

   Я подавила вздох. Ну почему россияне, принимая важное решение, не советуются с адвокатом? Совет юриста не так уж дорого стоит, а поход в консультацию может спасти от больших неприятностей.

   Юрий тем временем продолжал:

   – В общем, я согласился. Лавров все сделал, как обещал, мне досталась однушка на выселках. Квартирка была размером с собачью будку, ванной нет, кухни тоже, только маленькие ниши. В одной плита с раковиной, в другой «лейка». Комната девятиметровая. Зато своя. Регину я видел три раза. Два в загсе, когда брак-развод оформляли, а третий, когда она с девчонкой собралась в Турцию и понадобилось разрешение отца на вывоз ребенка. Мы с ней к нотариусу пошли. Вот уж я удивился! Регина красавица, глаз не оторвать: волосы до плеч, глаза огромные, фигура, как у модели. А девочка у нее уродина с дурацким бантом на голове. Но главное – ее поведение. Сели мы в приемной, народу полно, многие с детьми. Все ребята сидят или ноют тихонечко, а эта колбасой носится, ко всем пристает. Одного толкнула, другого, у кого-то игрушку отняла, драку затеяла, топала, орала… Так всем надоела, что нас без очереди пропустили. Регина девочку за руку берет и говорит: «Пошли, доченька, скорей. И скажи «спасибо» дядям с тетями, которые тебя, самую маленькую, пожалели!» А капризница давай вырываться, визжать. Тут какая-то бабка и рявкнула: «Ремня ей хорошего надо дать и три дня не кормить. Папаша, чего вы молчите? Приструните дочь, смотреть противно на вашего ребенка». Я встал, взял девчонку за плечо, а она извернулась и как цапнет меня. Я испугался, что паразитка вену перекусила, так кровь хлынула. Регина в лице переменилась, шарфик свой скрутила и типа жгута сделала. Оформили мы доверенность и в аптеку пошли. Регина бинт купила, йод, попросила фармацевта о помощи. Девушка приветливой оказалась, обработала рану и говорит: «Надо вам непременно в травмпункт. Нельзя укус собаки без внимания оставлять, вдруг она бешеная? Необходимо уколы сделать». Иду я по улице и думаю: хорошо, что детей не завел. Вдруг бы такая же сучонка, как у Регины, родилась? И ведь не знаешь, что из живота вылупится. Лотерея. Николай хороший мужик, а Регина…

   Бибиков на секунду примолк, затем продолжил:

   – Я таких красивых, как она, раньше не встречал и обалдел, когда впервые увидел. Милая очень, улыбалась, смущалась. Ну кто я Регине? Фиктивный муж. Какое ей дело до моей руки? Могла спокойно уехать. Но нет, в аптеку повела, потом предложила обедом угостить. Я обрадовался, но сказал: «Спасибо, конечно, давно домашнее не пробовал. Только что Николай скажет? И соседи шушукаться начнут». А она головой покачала: «Коля мне не запрещает с людьми общаться. А дворовых сплетниц опасаться нечего. Я стоматолог, веду частный прием на дому, ко мне много народа ходит, тебя примут за пациента». Ну, я и согласился. Здорово у нее дома было, чисто, уютно, еда сама в рот просилась. А кабинет она оборудовала на застекленной и утепленной лоджии. Помнится, я ее спросил: «Соседи не жалуются, что посторонние постоянно шастают?» Регина в ответ: «Нет, они сами ко мне бегают, за полцены пломбы ставлю». Бывают же такие женщины. Все при ней, хозяйка прекрасная, еще и деньги зарабатывает, не то что…

   Бибиков махнул рукой и притих.

   Дверь в кабинет «аристократа из Трансильвании» распахнулась так резко, что ударилась о стену. В комнату внеслась женщина, которая впустила меня в квартиру. Она подскочила к столу, бесцеремонно повернулась ко мне спиной и с возмущением спросила:

   – Не то что кто? На кого ты, драгоценный муженек, прозрачно намекаешь?

   – За что? – удивился он. – Я заботился исключительно о собственной персоне. Тебя могли задержать после посадки, мне бы пришлось ждать, пока местная полиция перестанет пить кофе и займется нарушительницей. Не хотелось провести день в беседах с ажанами^[11]. В следующий раз лучше кричи: «Боевые слоны наступают». В это поверит меньшее количество пассажиров…

   Я выпорхнула из воспоминаний, услышав повторный вопрос Феликса.

   – Помнишь адрес ресторана?

   – Конечно! Разве я могу забыть про праздник твоей мамы? – воскликнула я.

   Маневин снова рассмеялся.

   – Ты сейчас напоминаешь мне кое-кого из моих студентов. Они, садясь отвечать на билет, громко сообщают тему, ну, допустим «Эпоха троецарствия», а потом бодро вещают: «Люди времен трое царствия очень любили французскую живопись. Сейчас я вам расскажу об импрессионистах»^[12]. Наивный студиозус полагает: давно впавший в маразм препод не сообразит, что отвечающий ничего не знает про древний Китай и рассказывает о том, о чем имеет хоть какое-то представление. Я не спрашивал тебя про день рождения Глории, поинтересовался, помнишь ли месторасположение трактира. Твои последние слова выдали тебя с головой: ты забыла, что надо ехать на вечеринку.

   – Извини, – смутилась я. – Понимаешь, столько дел навалилось!

   – И каких? – сразу спросил Феликс.

   – Потом расскажу, – заюлила я, – времени нет совсем.

   – Адрес шабаша вышлю эсэмэской, – пообещал Маневин. – Имей в виду, Глория обожает музыкальные шкатулки и статуэтки.

   – И что? – не поняла я.

   – Думаю, про подарок ты тоже не вспомнила, – усмехнулся Феликс. – Пожалуй, куплю сейчас матери что-нибудь, а ты преподнесешь от себя.

   Мне стало совсем неудобно. Феликс прав, про презент я не подумала. По некоторым его замечаниям мне давно ясно, что он почтительный, заботливый сын, однако особой любви к Глории не испытывает, им руководят чувство долга и вбитая с детства в голову мысль: примерные мальчики обожают мам и выполняют их приказы. Но Феликс может решить, что я невнимательна к нему, раз так пофигистски отнеслась к празднику будущей свекрови. И ведь он же буквально вчера сказал, что я скоро увижу всех его родственников. Нет бы мне заострить внимание на том, что он имеет в виду, и вспомнить про тусовку!

   – Спасибо, – произнесла я, – но симпатичная вещица уже лежит в багажнике машины, упакованная в красивую бумагу с бантом.

   – Разреши полюбопытствовать, что ты приобрела? – заинтересовался профессор.

   На долю секунды я растерялась. Жизнь вруна тяжела и полна опасностей – солжешь один раз, затем придется выдумывать вторую байку, объясняющую первую, следом третью, подкрепляющую вторую, потом четвертую… ну и так далее. Ей-богу, лучше говорить правду, это гораздо спокойнее и проще. Но я уже ступила на скользкий путь вымысла, отступать нельзя, надо срочно придумать ответ.

   – Это шкатулка со статуэткой.

   – Да ну? – восхитился Феликс. – Вроде я не упоминал при тебе о коллекции Глории.

   – Просто у меня прекрасно развита интуиция, – выкрутилась я.

   Продавец, похоже, не знавший старый анекдот^[13], возразил:

   – Наш бутик самый крутой. Здесь сама Елена Петровна, жена хозяина, отоваривается.

   Я посмотрела на бейджик, прикрепленный к пиджаку консультанта.

   – Евгений, давайте подберем что-нибудь поскромнее.

   – На вечеринку собрались? – деловито предположил юноша. – Там лучше выделиться из толпы, чтобы вас все заметили. В этом платье вы будете королевой.

   – Венценосной особой на мероприятии должна быть дама, которая станет моей свекровью, – вздохнула я, – вполне удовлетворюсь ролью фрейлины. Пока не знакома с матерью жениха, но думаю, для первой встречи…

   – Знаю! – потер руки Евгений. – Джастен момент, бите, плиз!

   Парнишка метнулся к стенному шкафу, отодвинул дверцу, порылся внутри и вытащил нечто, более всего напоминавшие рюкзак, с которым я ходила с пионерским отрядом в поход. Для тех, кто не застал советские времена, опишу вещь. Цвет – застиранно-грязный хаки. Покрой – мешок с рукавами. Зато ничего варварски блестящего, ни тебе «брильянтов» из бутылочных осколков, ни воланов из фольги.

   – Тренд сезона, – отчеканил Евгений, – только вчера сшит руками Ив Сен-Лорана, сегодня прилетел из Парижа. Дорого. Элегантно. В одном экземпляре. Вот кутюр!

   – От-кутюр, – протянула я, – мне не по карману.

   – Скидочку организую, – пообещал консультант. – Лично для вас – особую!

   – Думаю, наряд стоит дороже автомобиля бизнес-класса, – пытаясь не рассмеяться, произнесла я. – Как правило, все, созданное руками призраков, имеет непомерную цену. К вашему сведению, Ив Сен-Лоран скончался в две тысячи восьмом году. Очень жаль, он был невероятно талантлив.

   – Я имел в виду, что наряд сконструирован его последователями, – выкрутился Евгений.

   – А-а-а, – протянула я. – Спасибо, очаровательный прикид. Но мне бы хотелось нечто по ярче.

   Юноша вытащил изумрудно-зеленый комплект: корсет с золотой шнуровкой и юбка-тюльпан.

   – Супер, да?

   – Прекрасно! – восхитилась я. – Но корсет предполагает большой бюст. Увы, не могу похвастаться подобным.

   – Можно вшить импланты, – бодро посоветовал Евгений. – Это сейчас легче легкого. Елена Петровна уже в который раз грудь увеличивает.

   – Боюсь, не успею с операцией до вечеринки, – вздохнула я, – она вот-вот начнется. Давайте примерю голубое на бретельках. Вроде ничего смотрится.

   Платье неожиданно село прекрасно. Когда я вышла из кабинки в торговый зал, Евгений рассыпался в комплиментах.

   – Как на вас сшито! Глаза такие яркие стали! Берите без сомнений. Его сама Елена Петровна купить хотела, но оно ей на размер маловато. Сшито в одном экземпляре, лично…

   – Возьму, – остановила я Евгения. – Можете ценник отрезать? Прямо от вас поеду в ресторан.

   Продавец взял ножницы.

   – Разрешите дать совет?

   – Пожалуйста, – кивнула я.

   – Необходимы соответствующие туфли и украшения, – справедливо заметил консультант. – Могу подобрать и то и другое. Смотрите, какая прелесть…

   Перед моим носом появилась тоненькая цепочка, на которой покачивался бант размером с небольшое яблоко, сделанный из искусственного жемчуга.

   – Оригинальная штучка, авторская работа, – чирикал юноша. – Аксессуары делает талантливая художница, у нас с ней договор. Стопроцентно ни у кого такого не встретите.

   Продолжая ворковать, парень ловко накинул на мою шею украшение, и мне пришлось признать, что оно идеально сочетается с нарядом. Тонюсенькая цепочка была совершенно незаметна, создавалось ощущение, что бантик висит сам по себе.

   – Шикарно! – зацокал языком Евгений. – И в Париже лучше не подобрать. Вот еще пуссеты для комплекта. Размер ножки у нас какой?

   Через пять минут нашлись и подходящие лодочки. Мне, правда, не очень понравилось, что их платформа украшена мелкими золотыми заклепками, но я решила не привередничать.

   – Если Елена Петровна вас увидит, от зависти умрет, – прошептал Евгений, вручая мне пакет с украшениями и туфлями. – Вы красавица! И у нас подарочек, как для лучшего клиента, – бесплатный визаж. Спускайтесь на первый этаж, в зону косметики, найдите там визажиста Нику, отдайте ей этот талон и скажите: «Я от Жени!» Ника вам потрясный макияж и причесон сделает.

   Парень явно старался сделать приятное даме, оставившей на кассе солидную сумму.

   Я от души поблагодарила его и сказала:

   – Не успею накраситься, сейчас пойду искать подарок.

   Глаза Евгения загорелись.

   – Платье? Туфли? Бижу? Я подберу!

   – Нужна музыкальная шкатулка и статуэтка, – разочаровала я услужливого консультанта.

   Женя схватил телефон.

   – Алиса? Привет. Сейчас к тебе подойдет… э…

   – Даша, – подсказала я.

   – Дарья, – повторил юноша, – наша лучшая клиентка. Ей нужны музыкальная коробка и фигурка. Есть? Секундочку!

   Евгений посмотрел на меня.

   – Старинная вещь, играет Моцарта, на крышке кавалер и дама, они танцуют.

   Я пришла в восторг.

   – Отлично!

   – Приготовь к показу, – велел Женя коллеге. – И учти, Дарья подруга Елены Петровны.

   Парнишка положил телефон на прилавок и смутился.

   – Не очень-то прилично врать, но Алиска обалдуйка и лентяйка, на простого покупателя нагавкать может, а вот со знакомой нашей Елены Петровны будет внимательна. Вам на первый этаж в магазин «Старина нового времени». Да! Еще вот что! Не верьте Алиске, если заведет, что прибамбас в десятом веке смастерили, антиквариата у нее нет, сплошной новодел, но имитация хорошая и недорого.

   Я поспешила за подарком, увидела довольно большую шкатулку, на крышке которой красовались дама в атласном платье и кавалер, наряженный в бархатный костюм по моде времен Людовика Шестнадцатого.

   – Как она работает?

   – Проще некуда, – ответила Алиса и повернула ключик, торчавший сбоку.

   Изнутри послышалась мелодия «Ах, мой милый Августин, Августин». Фигурки стали вращаться, приближаться друг к другу, отъезжать к углам крышки и снова соединяться в середине.

   – Ой, как мило! – обрадовалась я. – И прекрасно для пожилой дамы, которая коллекционирует подобные штучки.

   – А как зовут женщину? – заинтересовалась Алиса.

   – Глория, – ответила я.

   Фигурки перестали кружиться в танце. Девушка показала на шею дамы.

   – За отдельную плату сюда можно повесить медальон с ее именем. Гравировку сделаем за минуту.

   Я чуть не захлопала в ладоши.

   – Отличная идея. А что тут за красная кнопка?

   – Где? – прищурилась продавщица.

   – Сбоку, – уточнила я.

   – Нажмете, и мелодия играть перестанет, – быстро ответила Алиса, пробивая чек. – Гарантия целых три месяца. Вот, держите.

   Я взяла прямоугольную бумажку и машинально прочитала напечатанный на ней текст: «Изделие «Французская страсть». Страна изготовитель Китай – Аргентина. Поставщик Сингапур. Внимание! Не является игрушкой. Не предназначена для детей младше шестнадцати лет».

   – Пакетик нужен? – спросила Алиса.

   Я оторвалась от изучения талона.

   – Конечно, подарочная упаковка необходима.

   Удачной оказалась и встреча с Никой. Девушка мгновенно наложила мне макияж, потом слегка взлохматила волосы, попшикала на них лаком и сказала:

   – Короткая небрежная стрижка – хит сезона. Судя по платью, у вас вечером торжество?

   – Верно, – улыбнулась я.

   Ника вынула ободок, сделанный в виде косички из светлых волос, и осторожно надела на мою голову.

   – Пустяк, а придает праздничный вид. Возьмете?

   – Вообще-то я не ношу обручи, – протянула я, обозревая себя в зеркале.

   – Зря, вам очень идет, – заметила девушка. – Он недорогой, берите, не пожалеете. Аксессуары у меня в единственном экземпляре, сама их мастерю. Будет у вас прекрасное дополнение к наряду, законченный лук.

   Я еще раз полюбовалась на себя.

   – Давайте. Похоже, безделица мне действительно к лицу.

   …В ресторан я опоздала самую малость, явилась спустя пятнадцать минут после указанного времени, но не чувствовала себя виноватой. Четверть часа – это совсем не страшно. Наоборот, воспитанный гость никогда не появится ровно в девятнадцать ноль-ноль, он чуток припозднится.

   Я сняла верхнюю одежду, отдала ее гардеробщику, позвонила Феликсу, сказала в трубку:

   – Уже тут. – И, выпрямив спину, пошла в зал.

   Отчего-то при моем появлении собравшиеся перестали разговаривать и начали глазеть на меня. Мне стало не по себе. Чего они так уставились? У меня чулок «поехал»? Или макияж размазался? Но потом пришло понимание, здесь скопились родственники и лучшие друзья Глории. Готова спорить, что матушка Феликса по секрету шепнула каждому: «Дорогуша, сын хочет представить нам свою обожэ».

   Решив не ударить в грязь лицом, я еще отчаяннее свела лопатки, приклеила на лицо самую приветливую улыбку, поискала глазами Маневина, увидела его около кресел, в которых сидели разновозрастные леди, приблизилась к нему и тихо сказала:

   – Привет.

   Феликс обернулся и вытаращил глаза.

   – Что-то не так? – шепотом поинтересовалась я.

   – Э… э… – пробормотал Маневин, – ты чудесно выглядишь. Платье… э… э…

   Поскольку раньше Феликс не отличался косноязычием, я поняла, что он восхищен моим видом, и состроила ему глазки. Маневин закашлялся, потом пару раз глубоко вдохнул и странным, каким-то не своим голосом произнес:

   – Дорогая мама! Разреши представить тебе Дашу Васильеву.

   – Давным-давно мечтаю познакомиться с вами, – произнес звонкий, совсем не старческий голос.

   Я повернулась на звук и онемела. Передо мной на диване сидели две женщины. Одна из них, очевидно, мать Феликса, полная седовласая дама, наряженная в темно-серую хламиду и замотанная в километр бус от великой Коко, холодно-изучающе смотрела на меня. Вторая, вероятно, подруга матушки или младшая родственница, была ярко-платиновой блондинкой. Ее коротко стриженные волосы торчали в разные стороны, их придерживал ободок в виде косички чуть более темного колера. На лицо был нанесен безупречный вечерний макияж. Причем незнакомке на веки приклеили такие же ресницы, что и мне. Да и помаду гостья подобрала того же приятного розового оттенка.

   Но не идентичность укладки и грима заставили меня лишиться дара речи. Дама, чье имя пока не сообщили, была в голубом платье на бретельках, имела на шее бантик из искусственного жемчуга, висевший на паутинно-тонкой цепочке, а на ногах у нее были лодочки на платформе, сплошь утыканной золотыми заклепками. Учитывая одинаковые фигуры, светлую кожу, голубые глаза и любовь к традиционно красному лаку на ногтях, мы смотрелись близнецами. Да что там, мы являлись клонами! Овечка Долли^[14] рядом не стояла!

   Я удивилась. Услужливая продавщица не сообщила о богатом музыкальном репертуаре шкатулки. И похоже, она понятия не имела, зачем в ней кнопка!

   Фигурки тем временем сблизились, послышался тихий щелчок, мужская половина пары лишилась брюк, а с женской сползло платье.

   – Вау! – взвизгнула Ларочка. – Угарно!

   Остальные гости, включая меня, лишились дара речи. Куколки разом вытянули руки, обнялись и… Разрешите, я не стану живописать, чем стали заниматься кавалер с дамой под аккомпанемент бодрого напева про амур-тужур.

   – Порнушка динозаврских времен, – запищала Лариса. – Круто! Ваще прикол! Тетя Лори, дайте мне прибамбас на один денек, в школе его покажу. Такого даже в Инете нет!

   Глория принялась нажимать на красную кнопку, но шкатулка не умолкала. Я попятилась. Ну, Дашутка, ты произвела настоящий фурор. Гости стоят с вытаращенными глазами, Зоя Игнатьевна забыла про кашель. Мне еще ни разу в жизни не удавалось так «удачно» подобрать подарочек на день рождения. А если прибавить сюда мой внешний вид, то станет понятно, с какой силой свекровь полюбит невестку.

   Мелодия стихла, куклы разбежались в стороны и замерли.

   – Надо их одеть! – обрадовалась Ларочка. – Можно я этим займусь?

   Глория встряхнулась.

   – Спасибо, дорогая, очень мило с твоей стороны предложить мне помощь. Но – нет! Сама потом облачу фигурки. Они антикварные, очень дорогие. Дашенька приобрела их на Сотбис. Да?

   Я поняла, что Глория изо всех сил пытается спасти ситуацию. Одно дело притащить в подарок идиотский сувенир, купленный в лавке, где выставлены кружки, из которых невозможно выпить воды, взрывающиеся подушки и прочая дребедень. И совсем иное заполучить раритет на аукционе. В первом случае я выгляжу полнейшей кретинкой, во втором – богатой дамой, у которой несколько рискованное чувство юмора.

   – Вот тут на крышке написано «Сделано в Китае», – не утихала Лариса. – И указан год производства. Совсем даже она не старинная.

   Феликс решил прийти на помощь матери.

   – Лариса, там одни иероглифы, как ты поняла их смысл?

   – Вы забыли, дядя? – ухмыльнулась школьница. – У меня в гимназии китайский – основной язык. Нам на нем даже математику преподают. И…

   Конца фразы я недослушала, мне в конце концов удалось незаметно протиснуться к стене, завернуть за колонну и спрятаться в туалете.

   – Ну ты и дура! – не выдержал Николай. – Страдающие порфирией^[16] не рожают детей!

   – А эта сподобилась! – затопала ногами Ната. – Ты знал правду про мать, но ничего не сказал, потому что хотел жениться на мне и устроиться в Москве за спиной моего папы. Когда появился больной Павлуша, ты и вовсе прикусил язык, молчал о маменьке, потому что хотел, чтобы вся ответственность легла на меня. Вроде я должна быть виновата, и только я. Ты мерзавец и сволочь!

   Наталья начала бить кулачками по груди онемевшего мужа. Таня кинулась к подруге, оторвала ее от Лаврова, оттащила к диванчику, усадила и скомандовала:

   – Коля, живо сделай ей укол. Не стой памятником, видишь же, нервы у человека ни к черту!

   Но Николай неожиданно ответил:

   – Я тоже не железный. Да, я никогда не говорил о своей матери, но теперь скажу правду. Мария Алексеевна, по словам моего отца, происходила из истово верующей семьи, где расшибают о пол лоб при молитве, а всех остальных, не воцерковленных, людей считают врагами. Папа никогда не рассказывал, каким образом ему удалось жениться на маме, да еще уговорить ее родить ребенка. Когда мне исполнилось одиннадцать месяцев, она вернулась к родителям. Потом отреклась от мира, постриглась в монахини и сейчас носит имя мать Аполлинария. Насколько мне известно, сия особа заведует приютом, где воспитываются брошенные дети. Вот такая гримаса судьбы: сама забыла про собственного сына, а жалеет чужих ребят. Секундочку…

   Николай быстро вышел из кухни. Наташа начала грызть ногти, Таня боялась поднять на нее взгляд.

   – Держи, – сказал Лавров, вернувшись. – Перед смертью отец прислал мне письмо, в котором очень подробно рассказал о своей жене и моей матери. Почитай на досуге. Там, кстати, указан ее московский адрес. Я к ней в гости не наведывался и не собираюсь. А ты сходи, посмотри на свекровь, убедись, что она не страдает порфирией, и заткнись. Я тебя подменю, посижу с Павликом. Можешь прямо сейчас отправляться. Ну, давай, смазывай лыжи салом…

   Наташа зарыдала.

   – Да сделай же ты ей укол! – возмутилась Волошина.

   Николай пошел к холодильнику, где хранились лекарства…

   Рассказчица замолчала и начала тереть ладонью лоб.

   – Матушка Аполлинария… – пробормотала я. – Интересный поворот сюжета. По нашим сведениям, незадолго до смерти Наталья пыталась встретиться с Марией Алексеевной, звонила в ее московскую квартиру, но там никого не оказалось. Мать Аполлинария только прописана в столице, фактически же проживает в монастыре. Зачем Наташа ринулась к незнакомой женщине? По какой причине покончила счеты с жизнью именно в доме, где та прописана? Это осталось невыясненным.

   Волошина открыла ящик стола, вытащила блистер, выщелкнула одну таблетку, сунула ее в рот и мрачно произнесла:

   – Моя несчастная подружка совсем потеряла голову. Она понимала, что ребенок долго не протянет. Николай тоже переживал, но он давно завел себе любовницу, Регину Горкину, нашу бывшую однокурсницу. Где уж они встретились, не спрашивайте, но мы, врачи, вертимся в одном кругу. Регинке Коля еще со студенческих лет нравился, она ему откровенно на шею вешалась, но тогда Лавров был влюблен в Наташу, никого более не замечал. Потом страсть к жене остыла, брак держался на порядочности Николая, на его чувстве ответственности. Понимаете, Лавров хороший человек: он не бросил Нату, жалел и ее, и Павлика. Однако жизнь берет свое. Псова похоронила себя около инвалида, а Коля завязал отношения с Регинкой, у них родился ребенок, девочка.

   – Откуда вы знаете? – удивилась я.

   Волошина почесала переносицу.

   – Случайно вышло. Я старалась помогать Наташе. Уйдет она поздним вечером с Павликом гулять, а я обед приготовлю…

   – Странно, что Николай, хорошо зарабатывающий человек, не нанял домработницу, – запоздало удивилась я. – И почему бы Лаврову в самом деле не пригласить к Павлику сиделку?

   Татьяна печально улыбнулась.

   – Сразу видно, у вас в семье нет тяжелого инвалида. Те, кто ухаживает за больными, не очень-то хотят утруждать себя, подыскивают таких недужных, с кем полегче. Ребенок с порфирией выглядит пугающе – он похож на вампира, у него зубы красного цвета. Болезнь Гюнтера редкая, большинство простых медработников низшего звена о ней ничего не знает, сиделки в основном возятся с инсультниками, спинальниками. Ну, еще с теми, у кого болезнь Альцгеймера. Что же касается простых поломоек… Облик Павлика пугал даже врачей, что уж говорить об обычных, не очень грамотных женщинах. Николай несколько раз пытался привести в дом прислугу, но все заканчивалось одинаково – едва тетки видели Павлушу, как тут же убегали. Все, как одна, считали несчастного малыша заразным. Объяснить им, что порфирия – генетическая болезнь и воздушно-капельным путем не передается, не представлялось возможным. Да что там необразованные горничные! Иногда из районной поликлиники наведывалась докторица. Она никому не была нужна, мальчика лечили лучшие специалисты, приведенные Николаем, но таково правило – детей обязан регулярно посещать районный врач. Так та боялась даже в прихожую войти. Закутается в плащ, даже летом кожаные перчатки на руки натянет, а на лицо маску, в дверь позвонит и прямо на лестнице, не шагнув в квартиру, скороговоркой бубнит: «Я вам нужна? Нет? До свиданья». И чешет прочь, словно за ней голодные волки гонятся.

   Я молча слушала Татьяну, а она говорила и говорила…

   В тот вечер она готовила суп, а Наташа гуляла с Павлушей. Где-то около полуночи зазвонил городской телефон. Таня удивилась – как уже было сказано, близких людей у Лавровых не осталось. Один раз Ната показала на телефонную трубку и грустно произнесла, глядя на подругу:

   – Может, отказаться от городского? Я ни с кем, кроме тебя, не беседую, и мы с тобой пользуемся мобильными. Да и Николай тоже разговаривает исключительно по сотовому.

   И вдруг аппарат ожил! Волошина подумала, что кто-то неправильно набрал номер, и решила не реагировать на вызов. Но звонивший оказался человеком упорным и не собирался сдаваться. В конце концов Таня схватила трубку и довольно сердито буркнула:

   – Алло!

   – Простите, это квартира Николая Петровича Лаврова? – спросил смутно знакомый женский голос.

   – Да, – удивилась Татьяна.

   – Позовите его, – потребовала собеседница.

   – Лавров на работе, – ответила Волошина, – у него дежурство, звоните на мобильный.

   – Он трубку не берет! – прозвучало в ответ.

   – Значит, не может говорить, – пояснила Волошина, – вероятно, у него экстренная операция.

   – Господи! Что же мне делать? – закричала собеседница. – Дочка заболела! Температура сорок! Она совсем маленькая!

   Татьяна удивилась: почему тетка звонит Лаврову? Николай ведь хирург, не педиатр, но, будучи врачом, посоветовала:

   – Вызывайте «Скорую». И не нервничайте так, у ребятишек случаются подчас резкие скачки температуры. До приезда доктора можно сделать водочное обтирание. Намочите салфетку спиртным, протрите тело малыша, исключая лицо…

   – У нас девочка, – прошептали из трубки.

   – Пол значения не имеет, – усмехнулась Волошина, – закутайте малышку в сухую простыню, положите под одеяло и ждите медиков. Аспирин или анальгин ни в коем случае не давайте.

   – Спасибо, – тихо сказали на том конце провода, – я все это сама знаю, просто растерялась…

   Последние два слова незнакомка произнесла, слегка грассируя, и тут Татьяна поняла, почему голос показался ей знакомым.

   – Регина? Ты?

   – Нет, нет, нет, – испуганно зачастила в ответ собеседница, – я… я… не знаю никакой Регины, даже не слышала о ней. Я… я… Аня. Да, меня зовут Анна, вот!

   И из трубки полетели частые гудки.

   Волошина уставилась на телефон. Она готова была поклясться, что узнала говорок Горкиной. Бывшая однокурсница чуть картавила, звук «р» получался у нее не всегда правильно. Зачем Регине скрываться? Ведь она прекрасно знает, на ком женат Лавров, ей следовало поздороваться с Наташей и спросить у той совета. Кстати, Горкина и сама врач, правда, стоматолог, но студенткой слушала общие лекции, они вместе посещали семинары. Дантисты получают азы медицинского образования, специализация у будущих врачей начинается не с первого дня занятий.

   Волошина еще раз глянула на аппарат, сообразила, что у нее дома такая же модель, определяющая номер звонившего, нажала на нужную кнопку. И когда высветились цифры, записала их. Но соединиться со старой знакомой не успела, вернулась Наташа. А чуть позже, выйдя на улицу, Таня вынула телефон, потыкала в кнопки и сразу услышала нервный голос:

   – Ну наконец-то! Николаша, у нас беда, Анечке очень плохо! Это все твои таблетки! Говорила же сто раз, доченьке нельзя…

   Волошина отсоединилась. Теперь у нее не осталось сомнений: домой Лаврову звонила Регина Горкина…

   – И как вы поступили? – заинтересовалась я. – Рассказали подруге о своем открытии?

   – Конечно нет! – вспыхнула Татьяна. – Зачем Наташу зря волновать?

   – Ну, я бы сразу сообразила, что Регину и хирурга связывают близкие отношения, – вырвалось у меня.

   – И что? – с вызовом произнесла собеседница. – Сообщить измученной Натке, что у ее мужа появилась любовница? А вдруг Регина просто консультировалась у Николая? У нее заболела дочка, Горкина распсиховалась…

   – М-м-м… – протянула я.

   – Следовало все разузнать точно, – возразила Татьяна. – Мне, кстати, уже давно казалось удивительным, что Коля раз в неделю ездит в какие-то командировки. Отлучки длились сутки и повторялись регулярно. Да, хорошие врачи имеют возможность взять частных клиентов, но понимаете, с подработкой то пусто, то густо. А у Николая – словно по расписанию. Я решила проследить за ним. Поехала на Горбушку, там есть магазин, где продают всякие штучки, чтобы неверную жену или мужа-ходока поймать, описала продавцу ситуацию, прикинулась супругой врача. Парень предложил «маячок». Прикрепляешь небольшую коробочку на магните к корпусу автомобиля в незаметном месте, та посылает сигнал, и ты на ноутбуке видишь, где находится машина. Я ее взяла, подумав: если Лавров в Подмосковье укатит, мощности сигнала не хватит, а в столице проблем нет. Мне прямо в лавке программу в компьютер закачали. Как всегда, в четверг Коля собрался к частному клиенту, и я ему коробочку под иномарку – хоп! Ну и живо адрес установила – улица в непрестижном районе.

   – Новодонская, – пробормотала я.

   – Точно! – подтвердила собеседница.

   – Привет, Тань, – без особой радости произнесла женщина, – я Инна Корсакова. Помнишь меня? Мы всегда сидели вместе с тобой на семинаре по латыни. Да талес дозес…^[17] Никак мне латынь не давалась.

   – Что ты делаешь у Натки? – прохрипела Таня.

   – Я работаю с Колей, – невпопад ответила Инна, – мы давно с Лавровым дружим.

   – Что случилось? – повторила Волошина. – Говори скорей.

   – Неприятно исполнять роль вестника несчастий, – пробурчала Корсакова, – да делать нечего. Коля подойти не может, Павлик ночью умер.

   – Как? – ахнула Волошина. – Ему же вроде лучше стало!

   – Скоропостижно скончался, – после паузы произнесла Инна, – прошлой ночью во сне, совсем не страдал. Николай мальчику, как всегда, укол поставил, а тот… вот… так…

   – А Наташа… – выдавила из себя Татьяна. – Она как?

   В трубке повисло молчание.

   – Ее тоже нет, – догадалась Таня.

   – Псова сегодня покончила с собой, – скороговоркой произнесла Инна, – нам совсем недавно сообщили, только что узнали…

   Рассказчица встала, сделала пару шажков по своему крохотному кабинетику, села на кушетку и уставилась на меня.

   – И вы помчались в милицию с заявлением? – предположила я.

   – Их хоронили в один день, – устало произнесла Волошина, – гробы в общую могилу опускали. Было много народу. В основном коллеги Коли. Пришли и бывшие однокурсники. Все же врачами стали, новость о смерти сына и жены Лаврова быстро разнеслась. Никого присутствие Регины не удивило, она ведь с нами в одном институте училась. Горкина вела себе тихо, к Николаю не лезла, ничем своих особых отношений с ним не демонстрировала, ни разу к нему не подошла, держалась около Корсаковой, постоянно поправляла платок черный, он на лоб сползал. Но я-то знала правду, и меня возмутило, что Регина позволила себе приехать в квартиру Псовой, а потом заявиться на кладбище и демонстрировать скорбь. Я-то в курсе была, что она звонила Нате и потребовала у нее отдать ей Колю.

   – Женщина, выбившая Псову из колеи, не представилась, – напомнила я.

   Татьяна вскочила:

   – Ну а кто еще это мог быть? Лавров не кричал на всех углах об адюльтере, точно Регинка постаралась.

   Я отвела взгляд в сторону. Нет, Таня ошибается. В отличие от Волошиной мне известно, как развивались события наутро после смерти Пав лика.

   Наташу затопило горе, ей требовалось найти человека, на которого можно возложить вину за кончину мальчика, хотелось кого-нибудь растерзать, побить. Николай, наверное, поехал в морг, а его жена ринулась к Регине. Любовница мужа в тот момент показалась ей средоточием зла, а ее дочке следовало умереть. Где Псова раздобыла кислоту? В конце концов, это не важно. Она приехала на Новодонскую с желанием уничтожить Аню. Наташа была уверена, что Николай сделал сыну смертельную инъекцию, чтобы избавиться от инвалида, чье существование мешало ему развестись с ней. В тот момент несчастная мать не могла мыслить трезво, ею руководила одна эмоция: Аня должна исчезнуть с лица земли. «Пусть тебе тоже не для кого будет супчик варить!» – крикнула она Регине. Так сказала Вера, бывшая соседка Горкиной, нынешняя жена Юрия Бибикова, которая в момент визита Псовой сидела в санузле. И это она, распахнув дверь, спасла жизнь Ане, на ребенка попала лишь одна капля едкого раствора.

   Так вот, если вернуться к рассказу Веры, а врать той незачем, становится понятно: Регина никогда не вела с супругой Лаврова жесткую телефонную беседу. Наташа кричала про болезнь Ани, о том, что «таблетками она не лечится». А мать девочки бормотала: «Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал? Как ты узнала мой адрес?»

   Зачем ей так себя вести? Ведь все маски уже сорваны, Псова в курсе ее отношений с Николаем… Нет, Нате анонимно звонила не Горкина. А кто? Хороший вопрос. Некая особа, знавшая секреты Лаврова, близкий друг, человек, которому Николай доверял, как себе.

   – Стою я у вырытой ямы, смотрю, как гроб Наты туда опускают, – продолжала Волошина, присаживаясь на стул, – и слышу тихий разговор за спиной. Одна баба говорит: «Бедный Николай Петрович, весь черный стоит… Надо же такому случиться – в одночасье и жены, и сына лишился». А вторая ей: «Ты не знала? У Павлика порфирия была, наконец-то на тот свет ребенок убрался, а то и сам мучился, и родителей извел. Супруга доктора от горя умом тронулась, с крыши сиганула. Жаль ее, но зато она избавила Лаврова от нового несчастья – не придется нашему Николаю Петровичу по психушкам колесить, искать, куда получше пристроить жену. Должно же немножечко счастья ему перепасть, он его заслужил, человек очень хороший. Теперь Лавров богатый вдовец, инвалидом не обременен, другая жизнь у него пойдет».

   Моя собеседница стиснула кулаки и прижала их к груди.

   – Вот тут меня как топором по голове стукнули. Прямо череп на две части развалился! Вспомнила я про брачный контракт. Коле ведь в случае развода фига полагалась, все-все Наташе должно было остаться… – Татьяна поморщилась. – На поминки я не пошла. Побоялась, увижу Регинку с фальшивой скорбью на лице, не сдержусь, выпалю ей в морду, что знаю и думаю. Нехорошо в такой момент скандал затевать. Домой поехала, водки тяпнула, спать свалилась. Решила, утро вечера мудренее, успокоюсь после сна. Ага! Мне на следующий день совсем плохо стало, вот я в милицию и рванула. До сих пор за свой поступок стыдно. Хорошо, что следователь мои слова записал, а предпринимать ничего не стал.

   – То есть сейчас вы не уверены, что Лавров убил Павлика? – уточнила я.

   Волошина вздохнула.

   – Слава богу, ко мне вернулась способность мыслить здраво. Коля не такой. Он мужественно нес свой крест, пытался лечить Павлика. Не один ведь год мальчик прожил, скончался, вступив в школьный возраст. Николай не ездил в отпуск, не оставлял жену надолго, очень старался быть хорошим отцом и мужем. Зачем ему столько времени ждать, если он хотел избавиться от сына? Да, Коля фактически завел вторую семью, но, знаете, его можно понять – Наташа ведь забросила его, Павлик ей весь свет затмил. Лаврову просто захотелось человеческого счастья, чтобы жена была веселая, малыш здоровый… Я его не осуждаю. Если кто и виноват в смерти Наты, так это Регина, она своим звонком ей душу перебаламутила. Так получилось, что события совпали: вечером Горкина гадостей Псовой наговорила, а ночью Павлуша умер. Тут любая женщина умом тронется. А у Наты и без того психика надломлена была, вот бедняжка на следующий день и покончила с собой. Регину я не простила и не прощу.

   – Вы знали, что ее дочка Аня умерла? – спросила я.

   Волошина быстро перекрестилась:

   – Нет. Мы с Колей более не общаемся. Ни разу после похорон Наты не виделись. Да уж, не везет ему с детьми. Слышала, вроде Лавров сейчас заведует крупной коммерческой клиникой, у него безупречная профессиональная репутация. Он в самом деле прекрасный врач. Мне Николай ни разу после гибели Наты не позвонил, и у меня нет желания с мужем покойной подруги чай пить. Я могу свое заявление из полиции отозвать?

   – В этом нет необходимости, дело давно закрыто и помещено в архив, – сказала я. – Мой визит вызван обвинением следователя во взятке. Больше вас никто не побеспокоит.

   И я еще в тот момент подумала: вот совпадение, сама недавно купила такие. Я приобрела их в Париже, где шопинг намного дешевле, чем в Москве, но все равно большая жаба начала душить меня прямо посреди улицы Сент-Оноре^[18]. Став обладательницей чудесных сапог, я считала, что буду самой модной из всех московских модниц, и вдруг увидела точь-в-точь такие же на ногах сотрудницы клиники. Ясное дело, я сразу же внимательно оглядела их и заметила, что бежевые кожаные кисточки с золотыми шнурами, украшавшие бегунки молний, отсутствуют. И теперь мне стало понятно почему: дама с ресепшн потеряла одну кисточку, вот и отцепила вторую. Внимание, вопрос дня! Каким образом одно из украшений попало в дом Майи Михайловны?

   Я посмотрела на Рудольфа Ивановича.

   – Жаль, милый, ты не можешь рассказать, где нашел прибамбас, но подозреваю, что обнаружил его в спальне Майечки. И плохо, что твоя временная нянька не может вспомнить, как зовут милейшую особу, встречающую посетителей клиники очаровательной улыбкой.

   Кот свалился на бок и стал прилежно вылизывать лапу, а я поспешила к телефону, который связывает коттедж с лечебницей.

   – Добрый вечер, Дашенька, – весело произнесла Роза, едва я сняла трубку. – Как там наша Майечка? Есть ли хорошие новости?

   – Каждый день беседую с Ритой, будущей невесткой Николаевой. Пока положительных изменений в состоянии Майи Михайловны нет, она по-прежнему находится в реанимации, телефоном там пользоваться запрещено, – отчиталась я.

   – Отсутствие плохих новостей уже хорошая новость, – откликнулась старшая медсестра, – Майечка сильная женщина, она преодолеет болезнь.

   – Очень надеюсь, – вздохнула я.

   – Чем могу помочь? – деловито спросила Роза.

   – У вас на ресепшн сидит администратор, – зачастила я. – У этой женщины очень красивые сапожки, но, похоже, она потеряла кисточку с застежки. А я ее случайно нашла. Сама выйти на улицу не могу, только что приняла ванну, боюсь простудиться. Может, э… э… Простите, а как зовут служащую?

   – Инна Корсакова, – ответила Роза.

   Я ойкнула.

   – Что случилось? – насторожилась медсестра.

   – Ерунда, – пробормотала я, – ноготь сломала.

   – Сейчас скажу Инночке, она уже сто раз мне про потерянное украшение рассказывала, очень ей его жаль. Вы уходить не собираетесь?

   – Нет, нет, – заверила я, – хочу провести остаток дня в коттедже.

   – Правильно, – одобрила собеседница, – погода дрянь, если есть возможность, лучше не высовываться на улицу. Но Инна обязательно к вам прибежит. Думаю, минут через десять.

   Я аккуратно положила трубку на рычаг допотопного аппарата и понеслась в свою комнату. Инна Корсакова! Именно так, по словам Татьяны Волошиной, зовут ее однокурсницу, которая ответила по телефону в квартире Лаврова в день, когда скончалась Наташа и Павлик. Вернее, сначала к аппарату подошла Регина, а когда Таня, не сдержав возмущения, спросила у нее, что она там делает, Горкина быстро передала трубку Инне. И Корсакова объяснила, что работает вместе с Лавровым и дружит с ним.

   У меня застучало в висках. Интересно, это одна и та же Инна или на ресепшн сидит полная тезка приятельницы Николая Петровича?

   Я схватила платье, живо натянула его, потом взялась за косметичку. Борис Павлович, хозяин клиники неврозов, тоже учился вместе с Лавровым. Администратором в медцентре работает их общая с хирургом подруга студенческих лет. На что угодно готова спорить: Лавров попросил Инну выкрасть из дома Майи Михайловны папку с документами, а затем велел ей же спереть мой айпад! Сейчас я загоню воровку в угол и заставлю рассказать правду. Пусть вернет планшетник, там не законченная мной игра «Царство вампиров», я никак не могу найти ключ от тайника…

   – Прости, – закричал знакомый голос, – вошел без приглашения, у тебя дверь не заперта!

   – «Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря, Глеб Жеглов и Володя Шарапов ловят банду и главаря»^[19]. Спорить с этими словами не хочется. Но нельзя посадить человека, опираясь лишь на то, что ты уверен в его виновности. Нужны улики, доказательства, свидетели. Понимаешь, что ты наделал?

   – Пригласил врача для спокойной беседы, – пожал плечами Феликс. – Я не считаю его серийным маньяком. Очень внимательно слушал все твои рассуждения, и у меня появились вопросы. Ну, например, если Лавров задумал отравить Ваню, зачем запер его в клинике неврозов? Подростка следовало оставить дома – там подсыпать яд легче, чем в больнице. По какой причине Николай Петрович запретил передачи сыну в палату? Глупое поведение для современного Борджиа^[20].

   Но я не слушала Маневина.

   – Сейчас Лавров позвонит в дверь. Ты его спросишь: «Вы убили Аню?» И что он ответит? Полагаешь, Николай признается? Да он вообще сюда не придет! Он помчится домой и постарается замести следы. Ваня в опасности, нам…

   – Вообще-то я уже здесь, – произнес приятный баритон.

   Я резко обернулась и увидела на пороге кухни стройного темноволосого мужчину в джинсах и пуловере.

   – Коля… – простонала Инна. – Я не хотела, я…

   – Знаю, милая, – остановил ее доктор. – Извини, что втянул тебя в неприятности. А на ваш вопрос, Дарья, у меня есть ответ: я никого не убивал.

   – Почему я не удивлена вашими словами? – скривилась я. – Поражает только факт вашего появления здесь, господин Лавров. Кстати, как вы попали в дом?

   – Дверь была открыта, – пожал он плечами, – я потянул за ручку и вошел.

   – Даша, ты опять не повернула ключ в замке, – вздохнул Феликс. – Николай Петрович, вам не кажется, что нам пора откровенно поговорить? Иван, Дарья и Майя Михайловна Николаева считают вас преступником. Но я…

   – Майя Михайловна узнала правду, – остановил его Лавров. – В документах, которые хранятся у меня в тайнике, есть история болезни Ивана. Я не толкал Николаеву, не покушался на ее жизнь. Да, Инна по моей просьбе следила за Ваняшей и услышала его разговор с Майечкой, тот самый, когда Николаева сказала: «Через пару дней я все тебе объясню, мне осталось собрать совсем немного документов». Корсакова сразу позвонила мне. Я испугался. И тут последовал вызов от Майи Михайловны, которая предложила встретиться в городе. Мы увиделись в небольшом ресторане и побеседовали. Должен сказать, что старушка активна, умна, сострадательна. Уникальная женщина! Она сказала: «Нужно сообщить Ване правду. И будет лучше, если это сделаю я. Подросток считает вас убийцей, поэтому не поверит вам, тем более что истина окажется для него шокирующей». И я согласился с ее предложением. Майя при мне послала Ивану эсэмэску и поехала домой. Встречу моему сыну она специально назначила в тот же день, когда мы общались, только на вечер – хотела подготовиться к непростой беседе. Но до коттеджа Николаева так и не доехала, упала и травмировала лодыжку. Конечно, аргумент, что по своему воспитанию и психологическому складу я не способен на убийство, вас не убедит. Но подумайте: зачем мне лишать жизни женщину, взявшуюся решить самую огромную проблему моей жизни? Вас не удивило, что Инна, которую я попросил взять из стола Майи папку, знала, где находится тайник? Николаева никому не сообщала, где он оборудован.

   Я вспомнила: Ваня говорил, что не знает, куда Майя Михайловна положила папку, предлагал обыскать коттедж. Значит, Корсакова, незримо присутствуя при беседе Николаевой с мальчиком, не могла услышать о двойном дне ящика секретера.

   Лавров кивнул.

   – Вот, Дарья, наконец, сообразила – я говорю правду. А мне Майя указала местоположение папки. У Николаевой потрясающая интуиция! Собираясь уходить, она внезапно обронила: «Коля, у меня возникло предчувствие скорой беды. На всякий случай запомни, где спрятаны бумаги. Вдруг со мной что случится? Нельзя, чтобы документы попали в чужие руки. Я уже не молода, вдруг упаду, разобью голову, попаду в больницу надолго? Ты тогда сразу в мой дом иди. На ресепшн есть вторые ключи, я их там давно в шкафчике спрятала. Не хочется, чтобы дверь ломали, если со мной что-то случится». И ведь правда старушка упала, повредила по дороге домой ногу!

   – Я не знала про твои отношения с Майей, – обиженно протянула Инна, – считала ее подлой бабкой! Мне ты ничего о беседе с ней не рас сказал.

   – Прости, – вздохнул Николай Петрович, – элементарно не успел. Я услышал про несчастье на следующий день после того, как оно произошло. Мы планировали так: я приеду сюда вечером, Майя позовет Ивана, и мы втроем все обсудим. Я в районе обеда позвонил Николаевой, дабы удостовериться, не меняется ли наш уговор, она не отзывалась ни по одному телефону. Потом трубку в коттедже сняла незнакомая женщина, которая сообщила, что Николаева лежит с травмой.

   Лавров повернулся ко мне.

   – Полагаю, это были вы?

   Я кивнула и задала свой вопрос:

   – А вы приходили в центр «Хирургия» к Майе, принесли ей фрукты? После вашего ухода у Николаевой и случился инфаркт.

   Хирург нахмурился.

   – К сожалению, у пожилых людей бывают проблемы с сердцем, в особенности после травмы. Хотя, когда я покидал палату, ничто не предвещало беды, Майя рвалась уехать домой, хотела, чтобы мы наконец побеседовали с Ваней, я ее убедил спокойно лечиться, пообещал, что на следующее утро привезу сына к ней, в «Хирургию», и разговор состоится прямо в палате. Хорошо, что я знал, с каким медцентром у нее заключен контракт на услуги, она сама мне об этом к слову сказала. Поэтому мне было известно куда ехать. Еще подумал тогда: если увижу, что с Николаевой плохо обращаются, перевезу ее в клинику, которую возглавляю сам.

   – Это характеризует вас как сострадательного человека, – заметил Маневин. – Но объясните нам в конце концов, куда подевалась Аня?

   Лавров секунду помолчал, потом начал рассказ.