Мальчики делаются невероятно капризными после того, как им исполнится сорок лет.

   — Убили! — истошно заорали со второго этажа. — Катастрофа! Боже! Это невозможно пережить!

   Я открыла хлебницу и увидела подсохший батон. Нет причин сегодня беспокоиться, Вадим опять учит новую роль. А вот позавчера, когда он влетел в гостиную со словами: «Труп у окна не шевелится, он мертвый», я оторопела, потом бросилась в холл, добежала до лестницы, пришла в себя, повернулась к Вадиму и спросила:

   — Где тело?

   Вадик, шедший за мной, закатил глаза, схватился за сердце и прошептал:

   — В оранжерее, между кадками с бонсаями.

   Я бросилась вверх по лестнице, но на площадке между первым и вторым этажом у меня неожиданно заработали мозги. Я остановилась, перегнулась через перила и сказала Вадику, который стоял внизу у комода:

   — Эй, ты ничего не перепутал? Когда-то в нашем доме был оборудован зимний сад, но кошка Клеопатра повадилась писать в кадки с пальмами. Поэтому его превратили в обычную комнату. И кого могли убить в Ложкине? В особняке сейчас живем ты, я, Елизавета и Лика. Правда, я бы с удовольствием придушила последнюю, но, боюсь, мне не справиться со стокилограммовой девушкой. Потому-то она по сию пору живехонька. И ни одного бонсая в доме нет, их тут и не было никогда. Так где мертвец?

   Вадим небрежно махнул рукой.

   — Расслабься. Я учу роль для нового сериала, проверяю интонацию. Ну и как?

   — Потрясающе, — вздохнула я и отправилась назад, к недопитому чаю.

   — Не обманываешь? — с подозрением спросил Вадим. — Творческому человеку надо знать правду!

   — Великолепно! — с жаром воскликнула я.

   За время общения с Полкановым я успела понять: вот правду-то ему ни под каким соусом сообщать не стоит, он ее слышать не желает. Когда Вадюша, заламывая руки, с придыханием просит:

   — Дорогие, умоляю, скажите свое мнение о моем творчестве, — это означает лишь одно: господин Полканов хочет услышать оду его редкостной гениальности. Будьте осторожны, если станете петь ему осанну. На заре нашего знакомства я решила польстить Вадиму и сказала:

   — Ты изумительно сыграл в сериале «Из ниоткуда в никуда»! Переплюнул Михаила Безногова, он на твоем фоне померк.

   Вадим опустил уголки рта, выпучил глаза и протянул:

   — Я переплюнул Безногова? Ты нас сравниваешь? Ангела со свиньей? У Мишки тесть олигарх, он ему роли покупает! У него ни микрона таланта! Поставить нас рядом — это оскорбление в мой адрес, меня обожают миллиарды зрителей.

   Я поняла, что совершила оплошность, и попыталась ее исправить:

   — Разве я сказала Безногов? Тебе послышалось. Я имела в виду Бреда Питта.

   — Этот бездарь? — подпрыгнул собеседник.

   Следующие полчаса он произносил спич на тему: «Кто на свете всех умнее, всех румяней и белее?» Угадайте правильный ответ! Ну, конечно же, светлоликий Вадим Полканов.

   И теперь я, наученная горьким опытом, нахваливаю красавчика, не пытаясь сравнивать его ни с кем, и уже не вздрагиваю, когда он вопит: «Ужас! Все сюда, я истекаю кровью, мне отрезали голову!»

   До меня долетел характерный аромат горелого, и я услышала тихий шепоток:

   — Черт! Опять сбежал!

   Я повернулась к плите, увидела домработницу Лику, которая с самым несчастным видом обозревала эмалированный ковшик, покрытый темно-коричневыми пятнами, и спросила:

   — Что ты делаешь?

   — Кофе варю, — плаксиво протянула она. — Вадим Сергеевич попросили! Я так старалась! Заварочки от души положила, сахарку добавила, ложкой разболтала, огонек малюпусенький сделала, чтоб хорошо распарился, отвернулась на секундочку, а оно! Дрянь! Сбежало! Почему бы вам специальную египтянку не купить? Ладно, сама допью что осталось, на полчашки хватит.

   Я посмотрела в простодушное лицо Лики, ее по-детски ясные серо-голубые глаза, мысленно досчитала до десяти и почти нежно спросила:

   — Зачем нам египтянка?

   Лика заморгала.

   — Кофе варить!

   Я показала на блестящий агрегат возле электрочайника.

   — Анжелика, в доме есть специальная машинка. Неужели ты забыла? Я тебе подробно объяснила, как ею пользоваться. Засыпаешь зерна в контейнер, наливаешь воду, нажимаешь кнопку и подставляй чашку под струю. Нет нужды привозить из Египта даму, которая займется варкой эспрессо.

   Лика, приоткрыв рот, с изумлением уставилась на чудо технической мысли. Я села на табуретку и попыталась провести сеанс аутотренинга.

   Дашенька, спокойно, Анжелика девушка из далекого глухого села Муравка. Она не знакома с современными бытовыми приборами, в ее родном доме нет ни воды, ни магистрального газа. К услугам жителей есть колодец и машина, которая раз в месяц привозит красные баллоны с пропаном. Вернее, обязана привозить, но у дышащего на ладан автомобиля куча приобретенных от старости недугов, и он приезжает значительно реже, поэтому очень часто горелки на плитах муравчан не работают, и тогда местные хозяйки пользуются керосинками да примусами. Мне кажется забавным, что Лика не способна запомнить, на какую кнопку надо нажать, чтобы получить ароматный напиток. Представляю, как она захохочет, если я очутюсь в Муравке! Я там натурально умру от голода и жажды, не смогу добыть воды из колодца и не зажгу керосинку даже под страхом смертной казни.

   — Бабушка говорила, что нас погубит электричество, — авторитетно заявила Лика. — Как только люди придумали мотор, человечество стало вымирать. Баба Ната была умнее всех, к ней даже из города лечиться ездили. Ну ее, машинку, я на плитке кофеек сгоношу, но нужна удобная кастрюлька, египтянка!

   — Турка! — осенило меня.

   — Во! — засмеялась Лика. — Перепутала. Помню, что она по стране называется, а по какой, забыла!

   — Телефон звонит! — закричал Вадим. — Немедленно ответьте!

   Я покосилась на трубку на столе и в очередной раз не отреагировала на вопль Полканова.

   Наверное, теперь пора объяснить, что происходит в Ложкине и откуда тут появились Лика с Вадимом. Я уже рассказывала, что Аркадий, Зайка и Маша перебрались в наш дом в пригороде Парижа. Собаки и кошки тоже улетели в страну трех мушкетеров. Домработница Ирка и садовник Иван нынче зубрят «басурманский» язык. Изредка Ирка звонит мне и шепчет:

   Едва мы сели на продавленные стулья, как Майя затрещала сорокой:

   — Мне сорок девять лет! Это ужасно!

   Я попыталась приободрить ее:

   — Замечательный возраст, проблемы молодости позади, можно наслаждаться жизнью.

   — Точно! — сердито воскликнула Майя. — Глобальные проблемы убежали вместе с молодостью, пришла старость с ерундовыми заморочками.

   — О чем речь? — улыбнулась я. — Ты в самом расцвете сил.

   Мирская обхватила голову руками и начала со вкусом жаловаться. Через пять минут я почти утонула в водопаде ее стонов.

   Майя не замужем, одна воспитывает дочь Галю, никаких кавалеров на горизонте у Мирской нет. Родители умерли, оставив ей в наследство крохотную малогабаритную двушку на окраине Москвы. Галина хочет красиво одеваться и проводить время с однокурсниками, а те носятся по ночным клубам. Машины у Майи нет, она ездит в вонючем метро и в грязной маршрутке. Шуба для нее недостижимая мечта, зарплата — горькие слезы…

   Майка перевела дух, снова открыла рот, но я успела спросить:

   — А при чем тут мой дом?

   Мирская покраснела.

   — Я отвечаю за съемки сериалов. Представить не можешь, какая это собачья работа, я на канале пятнадцатый год вкалываю. Но в последнее время Алексей Волгин стал делать мне намеки про возраст, понимаешь?

   Я кивнула. Леша личный помощник хозяина телеканала. На мой взгляд, босс, Сергей Петрович Михайлов, человек добрый, но большая часть подчиненных зовет его «Великий и ужасный». Я теперь знаю Сергея достаточно хорошо и понимаю, что самое неприятное для него — это делать сотруднику замечание. Михайлов никогда не кричит на подчиненных, не устраивает прилюдных порок, лишь молча морщится, если кто-то допускает оплошность или совершает глупость. Вот только не надо думать, что Михайлов сахарная вата. Для казни провинившегося у него есть Леша Волгин. Если тот, столкнувшись с вами в коридоре, бросает на ходу:

   — Зайди срочно ко мне, поговорить надо, — быстро натягивайте чистое белье и готовьтесь к смерти.

   В отличие от босса Лешик не страдает милосердием. У него злой язык, он наделен большими полномочиями и преспокойно сносит головы с плеч. Алексея спускают с цепи всякий раз, когда Михайлову хочется крови. А еще Лешенька умеет нашептать кое-что хозяину на ушко таким образом, что получается вроде бы правда, а на самом деле ложь. Друзей у Волгина на канале нет. Полагаю, что многие телерабы хотели бы завязать с правой рукой Великого и ужасного приятельские отношения, но Волгин держит дистанцию, никогда не улыбается, обедать в кафе на десятом этаже не ходит, в местный спортзал не заглядывает, говорят, даже туалетом не пользуется, чтобы там его не поймали у писсуара.

   Месяца три тому назад Лешенька вдруг стал во время совещаний проявлять заботу о Майе. Началось с того, что он спросил:

   — Майя, может, выключить кондиционер, вам не дует?

   Мирская чуть не свалилась со стула, но ответила:

   — Спасибо, не стоит ради меня другим в духоте мучиться.

   Алексей демонстративно схватил пульт и заявил:

   — В вашем возрасте легко простудиться, все-таки уже не двадцать лет, когда организму любой стресс нипочем.

   Спустя пару недель Алексей неожиданно очутился у Мирской за спиной в столовой и спросил:

   — Майя, вы берете «Оливье»? Он же с майонезом!

   Она с трудом удержала поднос, но вежливость требовала ответить Волгину, поэтому Мирская заулыбалась:

   — Грешна, обожаю главный российский салат.

   — В вашем возрасте лучше не увлекаться жирным соусом, — заботливо сказал Волгин. — Могут возникнуть проблемы с желудком.

   — Я абсолютно здорова! — отрезала Майя.

   — Слава богу! — воскликнул Алексей. — Но рисковать не стоит. В вашем возрасте следует осторожничать.

   Не прошло и двух дней, как Мирская столкнулась с «Малютой Скуратовым» нашего канала у лифта.

   — Майя, вы сегодня очень бледны, — зацокал языком Алексей. — Нездоровится?

   — Ерунда, — бойко отбила мяч она, — голова побаливает.

   — Ступайте домой, — велел Алеша, — заползайте под одеяло, выпейте чаю и баиньки. В вашем возрасте необходимо заботиться о себе. Майечка, вы замужем?

   — Нет, — чуть слышно ответила Мирская.

   — Странно, что такая красивая и умная женщина живет одна, — расплылся в змеиной улыбке Алексей. — В вашем возрасте нужно иметь за спиной каменную стену, за которой можно спокойно переждать любые бури. Слабой половине человечества лучше не работать, а отдыхать, заниматься собой. Спа-салон, фитнес-центр, шопинг, вы меня понимаете? Напряженный ритм телевидения больше подходит молодым.

   Майя перепугалась до дрожи в коленках. Всем на канале известно, что Волгин — злые уста и карающий меч Великого и ужасного. У Майи скоро пятидесятилетний юбилей, она молодец, выглядит на сорок, работает без устали, но отдел кадров знает о возрасте безотказной дамы, и Алексей неделикатно намекнул ей: готовься на выход, дорогуша, с вещами!

   Несмотря на охватившую ее панику, Майя решила сохранить лицо и с достоинством произнесла:

   — Я люблю спа и шопинг, но не мыслю себя без работы, к тому же на посещение массажиста и косметолога нужны деньги.

   — С такой красотой нетрудно найти мужчину, который охотно будет вас баловать, — замурлыкал Алексей. — Просто оглянитесь, вероятно, он рядом с вами. Выйдете замуж, осядете дома, перестанете нервничать. В вашем возрасте вредно жить в постоянном стрессе!

   — Я молодая, здоровая, сильная, способна работать еще триста лет, — разозлилась Майя. — Перестаньте делать мне оскорбительные намеки!

   Волгин отпрянул, а Мирская вскочила в весьма вовремя подъехавший лифт и умчалась наверх. В душе укоренился страх: а ну как ее вытурят с работы? Куда тогда деваться? Как жить? Накоплений у нее нет. Если Алексей и дальше продолжит нежную травлю, она сама отправится к Михайлову и скажет: «Я пахала на вас пятнадцать лет, а теперь вы меня гоните вон, как дряхлую собаку?»

   Ничего хорошего после такого заявления с Майей не произойдет, но она хотя бы временно испортит Великому и ужасному настроение. Мирская отлично знает, как тот не любит скандалов.

   Но Алексей неожиданно перестал намекать Мирской на ее преклонный возраст, он придумал новый финт. Два дня назад личный палач его величества зазвал Майю в свой кабинет и устроил ей царский прием. Едва она увидела, как Лешенька достает из шкафа коробку швейцарского шоколада, английское печенье и бутылку французского коньяка, она поняла: дело плохо, не к добру такая щедрость и веселый оскал Волгина.

   — Мы, как вы знаете, долго вели переговоры об участии в нашем новом сериале Вадима Полканова, — медовым голосом завел Алексей.

   — Верно, — кивнула Майя, — это моя идея. Вадим делает кассу. В принципе Полканов уже дал согласие, но что-то застопорилось, возникли финансовые помехи.

   — Мы только что договорились, — потер руки Алексей, — с деньгами все утрясли, но есть одно препятствие, вот устраним его, и Вадим наш.

   — Говорите, — улыбнулась Майя, — я привыкла исполнять капризы звезд, ничему не удивляюсь.

   — Сразу предупреждаю, Полканов потребовал невозможного, — вздохнул Волгин.

   — Ерунда, — отмахнулась Мирская, — для меня невыполнимых дел не существует. Чего он хочет?

   Алексей сел в свое кожаное кресло.

   — Знаете, я всем говорю: «Майя наш лучший работник, без нее никуда, добрая волшебница канала». Но, боюсь, тут даже вы спасуете. Вадим хочет на время съемок поселиться в доме Дарьи Васильевой, ведущей одного из наших шоу.

   — Ну и ну! — изумилась Майя. — Что за глупость?

   Алексей ухмыльнулся.

   — Мачо затеял ремонт, его квартира в руинах. Он недавно расплевался с очередной любовницей, решил вымести ее дух из дома, даже потолок и пол ободрал.

   — Если после каждой бабы стены красить, так и разориться можно, — не выдержала Майя.

   — Ему жить негде, — засмеялся Алексей, — громить пентхаус Полканов начал, когда работал с объединением «Телемурк», оно ему номер в гостинице снимало. Сейчас их проект завершен, ясный день, Вадиму больше проживание в отеле не оплатят. Полканов бьется в истерике.

   — Не вижу повода для беспокойства, — обрадовалась Майя, — пусть он остается на месте, мы возьмем расходы на себя, и все будет о’кей.

   — Я предложил то же самое, — кивнул Алексей. — А Елизавета, помощница Полканова, с виду белая незабудка, а по сути акула-людоед, достала дурацкий журнал, ткнула в фото пальчиком и прощебетала: «Вадим хочет занять вот эти комнаты».

   Алексей попытался растолковать Лизе, что дом принадлежит Дарье Васильевой, канал никакого отношения к особняку не имеет. Но Лизочка, отбрасывая на спину белокурые локоны, хлопала кукольными ресницами и пищала:

   — Вадик хочет туда, и точка. Снимите ему особняк. Договоритесь с Васильевой. Она ведет у вас шоу, неужели не согласится? Если до субботы Полканов не переедет, он примет предложение объединения «Синий треугольник», сыграет в их сериале, принесет бабло вашим конкурентам! Вадим в восторге от васильевского особняка, он там будет подпитываться правильной энергетикой. Но если лучший актер России не поселится в Ложкине, то прощайте, господа.

   Из кабинета Волгина Майя ушла в твердой уверенности: ее благополучие и жизнь зависят от того, получит ли капризный актер новую игрушку. Если Вадим благополучно начнет съемки на канале Михайлова, Мирская может не беспокоиться о карьере, а вот если нет…

   Уяснив суть вопроса, я брякнула:

   — Нет.

   Майя попыталась надавить на меня, но у нее быстро закончились все аргументы. Да, я вела шоу «Истории Айболита» и сейчас готовлюсь к новому проекту, мне нравится стоять перед камерами, а потом слушать восхищенные отзывы подруг, которые сидят у экранов. Но, если мне придется уйти из эфира, плакать не стану, материально я не нуждаюсь, мой доход не зависит от воли Сергея Петровича Михайлова.

   Исчерпав арсенал стандартных угроз, намекнув мне на потерю славы, денег и полнейшее забвение у зрителей, Мирская сменила тактику. Она заплакала, напомнила о капризной дочери, об отсутствии мужа, подкатывающей неотвратимой старости и под конец выпалила:

   — Дашута, если ты не согласишься, меня выпрут с канала. Придется слоняться по улицам, шаркая по лужам драными ботами, и выпрашивать милостыню.

   Я отлично понимала, что стала объектом манипуляций, но как теперь ответить Майе: «Нет»? В конце концов я придумала отговорку:

   — Мой сын, которому принадлежит дом, крайне негативно отнесется к его сдаче. Я готова тебе помочь, но Аркадий стопроцентно откажет. И вы не сможете оформить документы, владелец особняка проживает в Париже, в Россию не прилетит, ему некогда.

   Майя не сдалась:

   — А как насчет гостей? Если к тебе приедет подруга, Аркадий устроит скандал?

   — Конечно, нет, — засмеялась я, не заметив хитро расставленную ловушку.

   — Вот и отлично! — захлопала в ладоши Мирская. — У вас полно места. Пригласи Вадика к себе пожить. Это отличный выход из положения. Ты остаешься на месте, Полканов удовлетворит свой каприз, канал не потратит денег! Шикарно!

   Я могла бы поспорить с последним утверждением, мне предложение совсем не понравилось, но я сказала другое:

   — В доме полно животных. Полканов случайно не аллергик?

   — Нет, нет, — радостно завопила Майя, — он обожает кошечек-собачек-птичек-рыбок-червячков.

   Я скрипнула зубами, но решила не сдаваться.

   — Есть одно препятствие.

   — Я возьму любую крепость, — оптимистично пообещала Майечка.

   — Не могу найти домработницу, — зачастила я, — дома запустение, не очень чисто, и еды нет.

   — Пустяки! — фыркнула Мирская. — Горничная приедет завтра же. Почему ты раньше мне не сказала? Уно моменто.

   Майя схватила трубку и начала бойко набирать разные номера. Через десять минут она, как обожравшаяся кошка, промурлыкала:

   — Дашуня, в восемь утра жди Лику, это работящая, не испорченная Москвой баба, прибыла две недели назад из села Муравка. Крепкая, здоровая, не истеричная крестьянка, готова пахать с утра до ночи, не гнушается никакой работы, обожает домашних животных. Своей семьи не имеет, честна до глупости. Есть у тебя еще проблемы? Озвучивай, я их решу.

   Поскольку мне в голову ничего не приходило, пришлось выдавить:

   — Пока все.

   — Прекрасно, — прощебетала Майя. Потом обняла меня и с чувством произнесла: — Дашка, спасибо! Ты меня натурально спасла. Я по гроб жизни буду тебе благодарна. Держи визитку, там все мои телефоны, звони. Если что надо — звезду с неба достану.

   Я уныло покосилась на белый прямоугольник, потом спрятала его в сумочку и ушла. Молодец, Дашутка, поздравляю, ты мастер спорта международного класса по влипанию в малоприятные истории. Очень надеюсь, что до Зайки и Аркадия никогда не дойдет известие о проживании в Ложкине Вадима Полканова. Боюсь, ни детям, ни Ольге моя инициатива не придется по вкусу.

   Принято считать, что первое впечатление от человека самое верное. Представьте, как я удивилась, увидев на пороге юную, симпатичную, похожую на свежевыпеченную булочку блондинку лет пятнадцати. У ног ее стоял ряд огромных чемоданов и кожаных сумок.

   — Здравствуйте, это Вадим Полканов, — нежным голосом пропела она. — Где носильщики? Нужно оттащить багаж в отведенные для него апартаменты.

   От неожиданности я попятилась и сказала:

   — Добрый день, Вадим Сергеевич, меня зовут Даша. Очень рада временно приютить вас в своем доме.

   «Булочка» тряхнула тщательно завитыми локонами.

   — Вадим ненавидит отчество, он еще молод и не готов быть «Сергеевичем», и на «вы» к нему не следует обращаться. В отличие от большинства знаменитостей Вадюша совсем не пафосный. Чем человек гениальнее, тем он проще. А я вообще-то Лиза, пресс-секретарь Полканова, Вадик сейчас подойдет. Так кто-нибудь поможет внести чемоданы?

   Я удивилась. Полканов спортсмен, в последнем сериале он играет циркового актера, который благодаря силе воли поднимается из инвалидного кресла. Особенно эффектны последние кадры: главный герой, обнаженный по пояс, ловко жонглирует пудовыми гирями. Как правило, ни одну сцену не снимают с первого дубля, наверняка режиссер заставил Полканова бросать железо весь день. Неужели такой физически сильный мужчина не может сам внести в особняк свои вещи? За него их таскает крохотная Лиза?

   — Ау! Проснитесь! — пропела Елизавета. — Надеюсь, меня поселят неподалеку от Вадика? А то на съемках у Буракова нас разместили в гостинице на разных этажах. Я похудела на три кило за неделю, носилась колбасой по лестницам.

   Я опять изумилась и снова сказала то, что не следовало:

   — Вас тоже надо приютить? Майя говорила лишь о Вадиме!

   Елизавета сдула со лба белокурую прядь.

   — Лучше нам сразу перейти на «ты» и постараться наладить контакт. Я не агрессивна, готова к компромиссам, аккуратна, спокойна, ем, что дают, не выпендриваюсь. Почему я должна быть рядом с Вадюшей? Скажи, ты сможешь поливать из водомета толпу сумасшедших баб, которые будут рваться сюда с желанием обнять Вадика?

   — Нет, — ошарашенно ответила я. — Мне это и в голову не придет.

   — Так, — деловито кивнула Лиза. — Готова ли ты отвечать на бесконечные телефонные звонки, общаться с теми же фанатками и, что намного хуже, с журналюгами? Чувствуешь в себе силу убить папарацци, которые засядут в кустах с фотоаппаратами? Знаешь, сколько изюминок нужно положить Вадику в кашу? Как ему заварить чай? А?

   Я попятилась в холл.

   — Меня никто не просил ухаживать за Полкановым. Я согласилась принять его исключительно из хорошего отношения к Мирской. Тут не пансион с системой «все включено». Это частный дом, я в нем живу, а не зарабатываю сдачей комнат.

   В Ложкине царит патриархальный уклад. Поселок застроен давно, никаких гастарбайтеров на территории нет, жильцы практически не меняются, разве что дети подрастают. Те, кто был в момент нашего заселения малышами, сейчас превратились в студентов, и я их не узнаю. Ложкинцев благополучно обходят стороной разные беды, нас не грабят, не обворовывают, не устраивают пожаров. Случаются неприятности, но мелкие. Поэтому население поселка расслабилось, мы не закрываем калиток, свободно заходим на участки друг к другу и ленимся запирать на замок входную дверь.

   Я глянула на экран видеофона и увидела девочку лет тринадцати. На ней была красивая дорогая кожаная куртка, под курткой шелковое платье, в ушах посверкивали бриллиантовые сережки, а ноги обуты в недешевые туфли. Подумав, что это кто-то из соседских девочек, чье стремительное взросление прошло мимо меня, я распахнула дверь и сказала:

   — Привет.

   — Здравствуйте, тетя Даша, — вежливо произнесла девочка, — мы хотим, чтобы в поселке организовали театр. Вы не против?

   — Конечно, нет, — улыбнулась я.

   — Подпишете письмо коменданту? — деловито спросила она.

   — Давай, — согласилась я, — как тебя зовут?

   — Катюша, — представилась девочка, — может, разрешите мне в гостиную пройти? Бумагу составлял мой папа, он адвокат, получилось несколько листов.

   — Подпишу не глядя, — легкомысленно пообещала я.

   Катя укоризненно щелкнула языком.

   — Ну разве так можно? Надо внимательно изучить документ. Вдруг там что-то нехорошее.

   Я смутилась.

   — Ты права, заходи.

   Когда мы с Катей вошли в столовую, там по-прежнему сидел Вадим.

   — Ни у кого не получилось упаковку с пилюлями открыть, — жалобно произнес Полканов. — Как ни старались, не вышло!

   Не успел он договорить, как в комнату влетела Лиза, схватила тубу, в мгновение сняла с нее крышку и воскликнула:

   — Ничего сложного. Нажать, крутануть и снова надавить.

   Я покосилась на банку с пилюлями. Может, мне тоже стоит принимать средство для развития интеллекта? Авось после нескольких курсов буду соображать, как откупоривать тубы с лекарствами.

   — Вы Вадим Полканов? — звонким голосом воскликнула Катя. — Актер из сериалов?

   — Да, — быстро ответила Елизавета, встав между девочкой и своим подопечным. — А ты кто такая?

   Я поняла, что Лиза посчитала школьницу одной из надоедливых фанаток, и решила прийти на помощь милой девочке.

   — Знакомьтесь, это Катенька, наша соседка, она живет в доме… э… солнышко, подскажи, где, я забыла.

   Катерина без приглашения села к столу.

   — Моя фамилия Соловьева, маму зовут Ирина Алексеевна.

   Я судорожно пыталась вспомнить, кто такая Соловьева, а Катя продолжала:

   — Вам это имя знакомо?

   — Ну, конечно, — лихо соврала я и вдруг сообразила: вопрос адресован Вадиму.

   — Ирина Соловьева, — повторила девочка, — официантка из ресторана «Теленок», мама в нем до моего рождения работала, сейчас она управляющая кафе «Фасоль».

   — Нет, — покачал головой Вадим, — никогда не заглядывал ни в «Теленок», ни в «Горох».

   — «Фасоль», — поправила Катя.

   — Туда тоже, — заверил Полканов.

   — Ты здесь не живешь, — с запозданием сообразила я. — И никакой театр у нас открывать не собираются.

   — Простите, тетя Даша, мне пришлось вас обмануть, — тихо сказала Катя, — но к Вадиму очень сложно подобраться. Если он устраивает автограф-сессию, то рядом находится куча охраны, поговорить с ним по душам не дают. Я писала Вадиму Сергеевичу на емайл, но ответа не получила, отыскала его мобильный, но к трубке подходит женщина и отвечает: «Он за границей, связи с ним нет». У ворот киностудии Полканова поймать нереально, он не идет, как все, через проходную, а въезжает в ворота на машине. Но я узнала, что он переехал в ваш дом, вот и воспользовалась шансом.

   — Кто тебе сказал, где его искать? — поразилась я.

   — Чистая правда, — выпалила Катя.

   Я не поняла девочку, а Лиза быстро пояснила:

   — Это название сайта в Интернете. Платите деньги и получаете любые сведения.

   — Там можно вещи купить, — подхватила Катя, — допустим, белье, книги, обувь знаменитости, и всегда верные адреса, телефоны и прочее.

   Я ощутила себя неандертальцем перед телевизором.

   — Где хозяин портала берет информацию и кому нужны поношенные шмотки?

   Катя засмеялась, а Елизавета зло воскликнула:

   — Понятия не имею, как этот мерзавец нарывает сведения, давно хочу ему голову открутить. И полно дураков, которым хочется исподнее звезд заполучить за приличные, кстати, бабки. Лифчик певицы Майры на сайте «Чистая правда» был выставлен за пять тысяч евро, и его вмиг приобрели!

   Из кухни послышались грохот и голос Лики:

   — Офигеть! Вот как люди миллионы огребают!

   Мне стало жаль домработницу, слишком много информации свалилось на бедняжку за одно утро. Сначала хорьки со съеденными зернами кофе, теперь торговля обносками народных кумиров.

   — Баран тупой! — меланхолично сказал Гектор, входя в столовую.

   Я не одобряю поведения ворона, подчас он слишком груб, но как еще можно назвать человека, который отсчитывает такую сумму за потасканный бюстгальтер Майры? Кстати, кто-нибудь слышал, как она поет? Видел ее на экране телевизора или на сцене? Я — нет.

   — Хорошо, — кивнула Лиза, — я оценила твою находчивость. Обычно я не поощряю хамства и спускаю нахалок с лестницы. Но тебе повезло, Вадик даст автограф. Сейчас принесу его фотооткрытку.

   — Спасибо, не нужно, — остановила ее Катя.

   На лице Лизы появилось выражение удивления.

   — И что ты хочешь? Совместный снимок? Давай свой мобильный!

   Я не успела моргнуть, как Лиза выхватила у девочки из руки трубку, быстро нажала на кнопку и вернула ей со словами:

   — Супер, ты с Вадимом рядом. Довольна?

   — Нет, — возразила Екатерина.

   — Уж не замуж ли ты за Вадима Сергеевича собралась? — издевательски осведомилась пресс-секретарь.

   — Это невозможно, — спокойно парировала Катя.

   — Хорошо, что ты трезво оцениваешь обстоятельства, — ехидно сказала Лиза.

   — Это невозможно, — повторила незваная гостья, — потому что я его дочь!

   Вадик откинулся на спинку стула:

   — Опять! Ну сколько можно!

   — Дочка? — подпрыгнула я. — Родная?

   — Кривая, — зашипела Елизавета. — Пятая за весну! А еще появляются бывшие жены, мамы, папы, бабушки, братья, сестры. Всем нужны деньги срочно на операцию по поводу онкологии, все хотят лечиться в Америке, требуют по миллиону долларов без учета стоимости билетов Москва — Нью-Йорк.

   Я плюхнулась на диван.

   — Мои родители давно скончались, — устало произнес Вадим. — Никаких родственников у меня нет, в загс я не ходил, но тем не менее Лизавета постоянно получает послания от брошенных мною супружниц. Их число перевалило за три тысячи. Я брачный гигант.

   — Но я правда ваша дочь, — закусила удила Катя. — Настоящая!

   — Показывай свидетельство о рождении, — потребовала Елизавета.

   — В нем не указано имя отца, — смутилась Катя, — но я готова сдать анализ ДНК.

   — Деточка, почему ты решила, что Вадим твой папенька? — уже более ласково осведомилась Лиза.

   — Мама сказала, — объявила Катя.

   Елизавета расхохоталась.

   — Супер. Я могу соврать, что являюсь дочерью принца Чарльза, пробиться в Букингемский дворец и потребовать себе английский трон. До свидания, кисонька, не надейся здесь поживиться.

   Катя выпрямилась.

   — Денег мне не надо. У нас с мамой все есть, и квартира, и еда, и одежда. Мамуля мне про отца никогда не рассказывала, в детстве я о Полканове ничего не слышала. Призналась она недавно. Я из нее инфу клещами вытянула, шантажом. Интересно ведь, кто мой папа! А мама на мой вопрос мямлила:

   — Мужчина один, симпатичный, когда подрастешь, узнаешь, кто он.

   Ну я и сказанула:

   — Или ты сообщаешь мне его фамилию, или я не хожу в школу.

   Неделю дома просидела, только тогда она раскололась. Мамуля работала в кафе «Теленок», раньше Полканов там часто ужинал, пока не достиг большой известности, денег много не имел, мама его часто в долг кормила, у них случилась любовь. Когда мамочка сообщила о беременности, Вадим ей предложил сделать аборт, дал денег, но она не пошла на операцию. Сказала ему, что полюбила другого, и рассталась с Вадимом, а он перестал ходить в кафе.

   — Посиди тут минутку, — приказала Лиза и убежала.

   Катя посмотрела в упор на ошарашенного артиста.

   — Мне ничего не надо. Ни денег, ни помощи. Мы с мамой хорошо живем, я не собираюсь быть актрисой, мечтаю стать хирургом, пришла к вам не для того, чтобы просить протекции на вступительных экзаменах. Я учусь на одни пятерки, уверенно иду на золотую медаль, занимаюсь в кружке при мединституте, меня в вузе почти все преподаватели знают, я стопроцентно поступлю на первый курс, сдам экстерном за девятый-десятый класс и окажусь в институте.

   — Зачем ты тогда сюда приехала? — удивилась я.

   Катя подперла щеку кулаком.

   — Мама всегда говорит: «Если человеку плохо, а ты помочь можешь, протяни ему руку». Я прочитала в журнале большое интервью Полканова, он там рассказывал, что одинок, не имеет ни родственников, ни друзей, хочет завести ребенка, девочку, но до сих пор не встретил ту, которая согласилась бы сделать его отцом. Вадим Сергеевич жаловался на женщин, что все они нацелены на веселье, кутеж-гудеж, а не на семейную жизнь. Верность, желание вести хозяйство, исполнение роли супруги и матери нынче не в чести. Поэтому ему так плохо, что в голову приходят мысли о суициде. И я подумала, надо найти Вадима Сергеевича и рассказать про нас с мамой. Мать никогда не смотрит на мужчин, у нее ни с кем нет отношений, она до сих пор любит Полканова. Я хорошая девочка и тоже готова его любить. Поймите, нам ничего не надо. Когда мамуля рассказала мне об отце, она категорично сказала:

   — Никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не открывай правду, Вадим хороший человек, он не слышал о твоем появлении на свет, уверен, что я тогда сделала аборт, и забыл об Ирине Соловьевой. Наш роман был скоротечный, Полканов мне ничего не обещал, замуж никогда не звал. Но, если б я заявила о младенце, принесла сверток в одеяле, сунула ему в руки и сказала: «Знакомься с дочкой», — Вадим мигом повел бы меня в загс.

   Я не хотела такого поворота событий, поэтому разорвала наши отношения. Решение родить тебя я приняла в одностороннем порядке, без согласия отца, и мне одной нести за него ответственность. Красиво ли я буду выглядеть? Долгие годы молчала, а как только Вадим стал суперстар, прибежала с признанием?

   Катюша перевела дух.

   — Благородно, — бормотнула я, окинув взглядом совсем не дешевые часы и модную одежду девочки.

   Похоже, Ирина много зарабатывает и не экономит на дочке.

   — Интервью меня напугало, — продолжала Катя, — Вадим Сергеевич мой отец, поэтому я обязана ему помочь. Он должен знать, что его мечта о дочери давно осуществилась, я жива, сижу перед ним. Мама по сию пору любит Вадима Сергеевича, если он хочет семью, то легко ее получит. Повторяю, нам его деньги не нужны. Я хочу спасти папу от самоубийства.

   Вадим закашлялся, я растерялась, из кухни донеслись всхлипывания Лики, затем она воскликнула:

   — Вечно мужикам везет! Не рожал, не кормил-поил-одевал, по ночам коляску не качал, в школу не провожал, сказки на ночь не читал, а какую хорошую доченьку получил. Сердечную! Ласковую! Умную! В институт поступит! Врачом станет! Вылечит его в старости! Не надо в район будет ездить в поликлинику, деньги тратить!

   — Тут… ну… в общем… такое дело… — забормотал артист, — даже не знаю, как объяснить…

   — Прямо! — закричала Елизавета, входя в столовую. — Не стоит мочалку жевать. Катерина, ты не можешь быть дочью Вадима! Вот, смотри!

   Катя взяла в руки бланк, поданный Лизой.

   — Читай вслух! — приказала пресс-секретарь.

   — Анализ спермы Полканова Вадима Сергеевича, — огласила девочка и покраснела.

   — Чего смущаешься? — ехидно осведомилась Лиза. — Заявилась со взрослым разговором, будь готова к взрослой реакции собеседников. Знаешь, как дети получаются?

   Катя кивнула.

   — Сперматозоид оплодотворяет яйцеклетку. У меня по биологии пятерки, как и по остальным предметам, — промямлила она.

   — Нам повезло, — издевательски произнесла пресс-секретарь. — Приятно иметь дело с умницей. Считается, что в отсутствии детей виновата женщина, но на самом деле очень часто это происходит по вине мужчины. Сперматозоиды у него малоподвижные или их недостаточно. Анализ, который ты держишь в руках, содержит слово «азооспермия», это означает, что господин Полканов ни при каких обстоятельствах не способен сделать ребенка. Невер! Нишьт! Жамэ! Надеюсь, по иностранным языкам у тебя тоже «отлично», и ты поняла слово «никогда», произнесенное мной на дурном английском, немецком и французском. Я не полиглот, не получила хорошего образования, но научилась бороться с девушками, которые называют себя дочерьми Вадима. Специально, чтобы не вести долгих бесед, мы сделали анализ. Если хочешь, подавай в суд, но предупреждаю, ты станешь посмешищем. Вадим не импотент, он сексуально активный мужчина, страстный любовник, но не отец. Способность к зачатию и умение трахаться — не связанные между собой вещи. Вадим, вероятно, имел твою мамашу в разных позах, но ты родилась от другого мужчины. Может, он был дворником, и Ирине стыдно признаться в связи с пролетарием метлы. Красивее соврать про Вадима.

   Девочка заявила:

   — Мама никогда не лжет.

   Меня охватила жалость. Бедная Катюша! Лизе лучше замолчать и не добивать девочку.

   Пресс-секретарь неожиданно улыбнулась.

   — Пусть так. Госпожа Соловьева честна до глупости. Но тогда она откровенная б…

   — Лиза! — предостерегающе воскликнула я. — Замолчи!

   — Ну конечно, — воскликнула я. — Что-то случилось?

   Катя шмыгнула носом.

   — Мама пропала.

   — То есть как пропала? — воскликнула я.

   — Ушла и не вернулась, — слишком громко произнесла моя собеседница, и я поняла, что она с трудом сдерживает слезы, — ее до сих пор нет.

   — Еще не поздно, — попыталась я успокоить девочку, — вероятно, она на работе задержалась.

   — У мамы сегодня выходной, — воскликнула Катерина. — Мне страшно.

   Из трубки донеслось сопение, шуршание, потом снова прорезался голосок.

   — Ладно, простите, не знаю, зачем позвонила, больше не буду.

   — Ты сейчас где? — перебила я Катю.

   — Дома, на кухне, — ответила девочка.

   — Диктуй адрес, — велела я.

   Катя с плохо скрытой радостью быстро назвала улицу и номер дома, я включила навигатор и отпустила педаль газа.

   Жизнь в столице имеет много хороших сторон. Здесь легче найти работу, чем в провинции, поступить в институт, попасть к хорошему врачу, снять удобную квартиру. В большом городе сплетничать о тебе станут лишь коллеги по работе и знакомые, остальным жителям до тебя нет дела. Но в Москве, например, многокилометровые пробки. Никогда нельзя угадать, сколько времени уйдет на дорогу. Иногда, правда, случаются приятные сюрпризы, вот как сегодня. Совершенно неожиданно я долетела до дома Кати меньше чем за тридцать минут.

   — Мама вернулась? — спросила я, когда девочка распахнула дверь.

   Катя помотала головой.

   — Неа. Входите, сейчас дам вам тапочки.

   Я переобулась и отправилась вслед за ней на кухню. Маленькая стандартная квартира была очень уютной. Сразу стало понятно: Ирина с любовью вила гнездо. На крохотной кухоньке царили чистота и порядок, каждый сантиметр пространства хозяйка использовала со смыслом. Стол имел откидную доску, на подоконнике выстроились в ряд электрочайник, тостер и СВЧ-печка, над шкафчиками, нависшими над мойкой и разделочным столиком, открытые полки, на них красовалась утварь, которой Ирина пользовалась не каждый день: большая ярко-красная утятница, казан и многолитровая кастрюля для холодца.

   Катя деловито заварила чай, поставила в центр стола коробку шоколадных конфет и предложила:

   — Угощайтесь.

   — Спасибо, — поблагодарила я. — Почему ты решила, что твоя мама пропала?

   — Она жаворонок, всегда встает в шесть, — сказала Катя. — Если не работает, ложится не позже десяти. Сегодня мама дома, они с Еленой Михайловной меняются. Допустим, понедельник-вторник мама в кафе управляется, среду-четверг подруга, затем…

   — Понятно, — остановила я девочку, — скользящий график. Ирине положено уже лежать в кровати.

   Катя кивнула.

   — А она где-то бродит.

   — Вероятно, отправилась к подруге, — предположила я. — Заболталась и сейчас спешит в родные пенаты. Звякни ей на мобильный.

   — Сто раз звонила, — всхлипнула Катя. — Телефон отключен. Мама никогда не отсоединяет сотовый. И мне не разрешает, постоянно говорит: «Я должна знать, что с тобой все в порядке». Мама исчезла!

   — Спокойно, — чуть громче, чем следовало, произнесла я. — Давай не впадать в панику. Почему сразу «исчезла»?

   — Телефон, — простонала Катя.

   — Его могли украсть, — попыталась я найти разумное объяснение. — Вытащили из сумки, выбросили сим-карту, это рядовое происшествие. Попытайся вспомнить, что собиралась сегодня делать Ирина?

   Катюша потерла ладонью лоб.

   — Ничего!

   Я улыбнулась.

   — Просто лежать в постели и разглядывать потолок?

   — Нет, — чуть веселее ответила девочка. — Она хотела перегладить кучу белья, приготовить на два дня еду, пропылесосить.

   — Хорошо, — кивнула я, — Ирина не планировала покидать квартиру. А ты как проводила время?

   Катя опустила голову.

   — Сами знаете. В Ложкино поехала.

   — Смею предположить, что твоя мать понятия не имела о предстоящем свидании с Полкановым. Так? — на всякий случай уточнила я.

   Катя насупилась.

   — Ага. Я прогуляла школу. Первый раз. Никогда не отлыниваю от учебы.

   — Ну, я вот не была отличницей, как ты, могла сбежать с уроков в кино, — усмехнулась я, — поэтому не стану читать тебе лекцию о необходимости посещать занятия. Когда ты вернулась, где была мама?

   Катя ответила:

   — На кухне, готовила голубцы.

   — А потом ушла?

   Девочка кивнула.

   Я покосилась на кастрюлю, стоявшую на плите:

   — Обожаю голубцы. Угости меня, если не жаль.

   Девочка сгорбилась.

   — Голубцы сырые. Мама их скрутила, сложила в чугунок, но не потушила.

   — Можно посмотреть? — спросила я, не дожидаясь ответа, встала и подняла крышку. — Действительно, еда не готова. По какой причине Ира второпях умчалась из дома? Ей позвонили?

   Катя помотала головой и прошептала:

   — Нет.

   — Кто-то зашел? — предположила я. — Соседка? Подруга?

   — У мамы нет друзей, — с усилием произнесла Катюша. — Ей некогда тусоваться, она работает, устает очень, у нее постоянно голова болит, мигрень замучила.

   Я снова села на табуретку.

   — Катя, что случилось? Вы поссорились? Расскажи правду. Если хозяйка, планировавшая весь день провести дома, уносится прочь, не позаботившись приготовить голубцы, которые она самозабвенно крутила, значит, дело спешное.

   Катерина откашлялась.

   — Я вернулась и спросила: «Разве можно обманывать человека? Вадим Полканов не способен иметь детей, я видела его анализ. Это медицински доказанный факт».

   — Так, — протянула я, — продолжай, пожалуйста, с этого момента поподробнее.

   Десяти минут хватило, чтобы понять, как разворачивались события в семье Соловьевых.

   Катерина уехала из Ложкина, приняв решение не ссориться с мамой. Если та ее обманула, значит, на это были веские причины. Катя очень любит мать, бережет ее и готова простить ей вранье. Но во время неблизкого пути из Подмосковья до дома Катя изменила решение. Чем дольше девочка размышляла о поведении мамы, тем сильнее оно ее бесило. Катюша приехала домой в состоянии озлобления и сразу обрушила на мать град упреков. Ира не ожидала атаки, растерялась, бормотала глупости, вроде:

   — Доченька, ты перепутала адрес, разговаривала не с тем артистом.

   Но Катя вытащила мобильный и сунула лгунье под нос:

   — Полюбуйся, я снята рядом с Полкановым, внизу день и час, когда сделали фото.

   — Катерина! — ахнула мама. — Ты пропустила занятия!

   Последнее замечание взбесило Катю, и она вывалила на бедную Иру ушат обвинений, завершив их фразой:

   — Я не просила меня рожать. Но если уж я появилась на свет, то имею полное право знать, от какого отца. Твои отношения с ним мне не интересны. Но он мой папа. Немедленно назови его имя.

   — Не могу, — вдруг сказала Ира. — Этот человек женат, он очень известен в России, ему скандал навредит.

   — Так же, как Вадиму? — зашипела Катя. — Наврешь теперь, что трахалась с певцом-циркачом-телеведущим? Не пытайся, не поверю.

   — Извини за Полканова, — почти спокойно произнесла Ирина, — он был первым, кто пришел мне в голову. Ты сильно давила, я и ляпнула про него. Только что сериал с Полкановым смотрела, вот и пришло на ум. Я полагала, ты успокоишься.

   — Почему меня твои слова не удивляют? — издевательски засмеялась Катя. — Ты понадеялась, что я не прорвусь к звезде? Охрана притормозит дурочку? Запрягусь ему емайлы писать, а на них секретарь отвечает? Ошибочка вышла, ложь раскрылась. Вываливай правду! Не смей мне врать.

   — Не хами матери, — приказала Ирина.

   — Не обманывай дочь, — воскликнула Катя. — Не хочу больше слушать про крутую знаменитость. Знаю, кто мой отец!

   Ирина шагнула к окну.

   — Знаешь? Откуда?

   Катя поняла, что мать испугана, и решила добить ее:

   — На студенческой вечеринке ты перетрахалась со всеми без разбора, поэтому сейчас и выдумываешь про звезд. Стыдно правду сказать: «Я б…».

   Выпалив матерное слово, Катюша поняла, что перегнула палку. Сейчас мама придет в негодование, и мало дочери не покажется. Но Ирина отреагировала иначе:

   — Катюша! Сколько мне лет?

   — Сорок пять, — удивленно ответила девочка, которая не ожидала этого вопроса.

   — А тебе тринадцать, — воскликнула Ирина, — посчитай-ка, сколько мне стукнуло на момент твоего рождения?

   — Тридцать два, — протянула Катюша.

   — Поздновато для студенческих гулянок, — сказала Ира. — Диплом я получила десятью годами раньше, но после твоего рождения не работала по специальности, пошла в ресторан официанткой. Ты не задумывалась, почему я бегаю с подносом?

   — Нет, — после колебания ответила Катя.

   Ирина села на диван.

   — Это простая история. Я работала учительницей в школе, преподавала географию. Те, кто дает знания детям по основным предметам: русский язык, математика, английский, — зарабатывают на жизнь репетиторством. Но кому нужна география? Я очень хотела выйти замуж, родить дочку. Только в школах в основном работает бабье, из мужчин физрук да трудовик, выбирать не из кого. Не на улице же знакомиться.

   — Можно в клуб пойти, — перебила Катя, — в Интернете пошариться.

   Ира усмехнулась.

   — Детка, я начала работать в конце восьмидесятых. Всемирная сеть и клубы тогда еще не были общедоступны. Я тянула лямку, тянула, а потом поняла: время уходит. Мужа можно найти и после сорока. Но если я сейчас не рожу, поезд уйдет.

   Ирина встала, отвернулась к окну и продолжила рассказ.

   Поскольку никаких лиц мужского пола в школе не наблюдалось, она начала искать того, от кого можно забеременеть. В конце концов выбор пал на одного родителя, женатого человека, чей сын учился у Иры. Ну какой мужик откажется от симпатичной женщины, если та откровенно строит ему глазки? Ирина не собиралась уводить чужого супруга, она действовала из другого расчета. «Донор» был хорош собой, воспитан, имел высшее образование, выглядел здоровым. Его сын отлично учился, не болел, значит, получил от отца нормальные гены.

   Забеременев, Ирина тут же порвала с кавалером отношения, разошлись они по обоюдному согласию. Но учительница осталась на прежнем месте работы, а живот не скрыть. Спустя положенный срок фигура Соловьевой изменилась, любовник испугался и примчался к ней с разговором.

   Будущая мать успокоила его. Ребенок будет только ее, она никогда не потребует алиментов, не явится к нему домой с пищащим кульком, не устроит скандала на службе. Свое слово Соловьева сдержала. Просидев полгода с младенцем в декретном отпуске, Ира была вынуждена искать другую работу. Причина весьма тривиальная: деньги. В школе мало платили, надо было ходить на уроки ежедневно, отдавать Катюшу в ясли Ира не хотела. А потом подвернулось место официантки в трактире «Теленок». Оклад плюс чаевые, работа сменная — ее устраивало все. Ирочка наняла няню и начала карьеру официантки.

   Спустя несколько лет отец Кати разбогател, позвонил бывший любовнице и предложил ей помощь. Встречаться с девочкой бизнесмен не собирался, но деньги на ее содержание и образование с той поры дает исправно. Вот такая история.

   Катя с недоверием отнеслась к откровениям матери.

   — Отец нам отстегивает рубли?

   Ирина кивнула.

   — У тебя модная одежда, украшения, компьютер, айфон, кредитка. Летом ты ездишь в Англию, учишь там на курсах язык, в августе мы непременно отдыхаем на море. И едим с тобой не абы что, я хожу в дорогой супермаркет. Откуда деньги?

   — Ты зарабатываешь, — растерялась Катя, — управляешь рестораном.

   — «Фасоль» популярное заведение, — кивнула Ирина, — я там главная над персоналом, но не владелица, а наемный работник. Моего оклада хватает на еду и коммунальные услуги. Остальное от твоего отца.

   — Как его зовут? Говори, — потребовала Катя.

   — Нет, — твердо ответила Ирина, — я ему обещала не раскрывать тайну. Сейчас он очень высоко взлетел, планирует политическую карьеру, скандал повредит его продвижению. Не дай бог газетчики о нас пронюхают! Я не имею права подвести человека, который по отношению к нам всегда был порядочен и щедр.

   И тут Катей снова овладела ярость. Девочка швырнула на пол пару чашек, растоптала осколки и заорала на мать:

   — Ты лохушка! По закону ребенку положено платить алименты! Двадцать пять процентов от всех заработков! Интересно, его сын пешком ходит, а? А жена? Из кого у нее шуба? Чего он скрывается? Кидает нам огрызки, а ты радуешься: получила дура ботву от морковки! Назови его имя! Не хочешь? Я сама узнаю! Поеду в твою школу, возьму классный журнал за год до моего рождения, выпишу всех мальчишек, обойду их родителей…

   Внезапно Катя осеклась:

   — Мама, ты мне соврала! Мой отец не из родителей твоих учеников, да? Ты продолжаешь лгать? Я из окна выброшусь! Вот прямо сейчас!

   Ирина схватила ее за плечи.

   — Слушай! Я поеду, поговорю с твоим отцом, а когда вернусь, честно расскажу, кто он.

   Из Катюши словно вынули батарейку, у нее хватило сил лишь на фразу:

   — Слабо в это верится, ты просто сказочница.

   Ира обняла дочь.

   — Твой отец всегда на виду, я не могу не предупредить его, что открываю тайну твоего рождения. Спрашивать разрешения на откровенный разговор не буду, но не имею права оставить его в неведении. У него семья. Вернусь часам к шести вечера. Будь умницей, сделай уроки, успокойся, посмотри кино. Господи, как у меня голова болит! Прямо раскалывается.

   От переживаний у Катерины тоже начала болеть голова. Когда мама убежала, девочка легла в кровать и провалилась в сон. Очнулась в семь, удивилась отсутствию матери, в восемь заволновалась, в девять поняла, что случилось несчастье. Около десяти позвонила мне. Больше ей обратиться не к кому. У Ирины нет ни подруг, ни родственников. У Кати есть двое близких приятелей, но разве они могут дать совет в такой ситуации?

   Мне очень хотелось упрекнуть Катю: «Ведь я просила тебя не закатывать матери истерик, советовала удержаться от выяснения отношений». Но какой смысл ругать подростка, когда он уже навалял глупостей? Поэтому я спросила:

   — У твоей мамы точно нет подруг?

   — За всю жизнь ни одной не видела, — мрачно подтвердила Катя и всхлипнула. — Мне надо взять платок, он в детской.

   Я пошла с нею и очутилась в просторной комнате, набитой игрушками и книгами. На столе стоял компьютер, музыкальный центр — на полке. На спинке кресла лежал не очень новый коврик с изображением утенка. Он был странным: перья интенсивно красного цвета, клюв синий, лапы зеленые.

   Катя схватила коврик и прижала к груди, потом вернула на место.

   — Странный у тебя носовой платок, — сказала я.

   — Коврик у меня с детства, — пояснила девочка, — он волшебный, если я волнуюсь, стоит его в руках подержать, и я сразу успокаиваюсь. Мама говорила, что пыталась его выбросить, но я так орала, что ей пришлось идти на помойку и принести его назад. Я того случая не помню, но коврик всегда меня утешает. Возьму его в руки, постою — и опять в порядке.

   Мы вернулись на кухню. Я решила не сдаваться.

   — Кто к вам в гости ходит?

   Катюша начала загибать пальцы.

   — Соня, Сережа, Нина, Вера, еще Оля, она меня на год младше, но не дура.

   — Я имела в виду не твоих друзей, а маминых, — остановила я девочку.

   — Тогда никто, — пожала плечами Катя.

   — У Ирины есть кавалер? — заехала я с другой стороны.

   Девочка засмеялась.

   — В ее-то возрасте? Неа.

   Я подавила вздох. Сорокапятилетняя Ирина кажется девятикласснице древней старухой.

   — С кем мама беседует по телефону?

   Катерина пожала плечами.

   — Ну… ни с кем.

   — Говори ее рабочий, — не отставала я.

   — Не знаю его, всегда ей на мобильный эсэмэски шлю, — протянула Катя.

   — Адрес «Фасоли», — потребовала я и услышала очередное:

   — Не знаю, никогда там не была.

   — Ты не приезжала к матери на службу?

   — Нет, а зачем? — удивилась Катя.

   — Просто так, посмотреть, где она работает, — вздохнула я. — А соседи? С кем мама общается?

   Последовал стандартный ответ:

   — Не знаю, ни с кем.

   Я попыталась выбить хоть какую-нибудь информацию об Ирине:

   — Сколько лет вы тут живете?

   — Всегда, — шмыгнула носом Ира, — с рождения.

   — На торце здания более темными кирпичами выложена цифра «2000». Иногда строители отмечают таким образом год окончания работ по возведению дома. Значит, ваша семья обитает тут более десяти лет. Ты, естественно, не помнишь квартиру, куда тебя принесли из роддома, была слишком мала тогда. Но, наверное, Ирина рассказывала о своем прошлом?

   — Нет, не знаю, — проныла Катя.

   Я разозлилась:

   — Тебе хоть что-нибудь о матери известно? Слова «не знаю» мне уже надоели.

   — Мама готовит, убирает, ходит на работу, — прошептала Катя и расплакалась.

   Я обняла девочку, начала гладить ее по голове. Все правильно. «Мама готовит, убирает, ходит на работу». Кате повезло, кое-кто из подростков добавит к этому списку ряд других глаголов: занудничает, кричит, обзывается, злится. Редкие дети исчерпывающе отвечают на простые вопросы: что печалит маму? Ну, если забыть про двойки, вызовы к директору и нежелание отпрыска учить английский. Что беспокоит? Чего она боится? О чем мечтает? Какой была в юном возрасте? Какие совершила ошибки? Мама ведь человек, а не помесь кухонного комбайна с пылесосом и стиральной машиной, но чаще всего этот человек детям абсолютно не знаком.

   Я разжала объятия.

   — У вас же есть фотоальбомы?

   Катя обрадовалась смене темы разговора.

   — До фига.

   — Неси! — приказала я и достала из сумочки мобильный.

   Семен ответил мгновенно. Сначала из трубки донесся далекий гул голосов, затем тихая музыка, характерное позвякивание, и раздался баритон:

   — Владелец агентства «Поиск» Соб у аппарата.

   Я усмехнулась. Фамилия у Сени Собачкин, на мой вкус, очень милая, но парень предпочитает короткое «Соб». Сеня постоянно влюбляется. Он не отвязный Дон Жуан — Казанова, который соблазняет женщин из спортивного интереса, а потом рисует «звездочки» на парадной двери своего дома. Нет, Сенечка лирический герой, Ромео, до секса у него дело часто не доходит. Собачкин очаровывается почти каждой встреченной дамой, неделю ухаживает за Джульеттой, потом натыкается на новый объект, забывает про старый, и так постоянно. Одно время даже я, совершенно не подходящая Собачкину ни по возрасту, ни по менталитету, стала его героиней. Кажется, любовь Сени к Дашутке длилась… э… дай бог памяти… дней пять. Теперь мы друзья, иногда я обращаюсь к нему за помощью, иногда он ко мне. Кстати, Сеня роскошно готовит и живет неподалеку от Ложкина. Я беззастенчиво пользуюсь его хлебосольством, пару раз в неделю непременно зарулю к Семену и Кузе, слопаю ужин и уеду, упрекая себя в обжорстве. Кто такой Кузя? Ближайший друг и компаньон Собачкина, его полная противоположность. Сеня говорлив, суетлив, способен мгновенно обидеться, простить вас и снова разозлиться. Весь процесс займет у него полминуты. Собачкин гениальный переговорщик, он легко убедит бедуина, живущего в пустыне, купить гидрокостюм для подводного плавания и хоккейные коньки в придачу. Любая представительница женского пола от шести до девяносто семи лет помчится исполнять его просьбу, загипсованный больной ради Собачкина согласится поучаствовать в марафоне, а водолаз прыгнет с парашютом. Сеня знает огромное количество людей, у него вечно трезвонят три мобильных, он дает деньги в долг, забывает, кому ссудил, и страшно удивляется, когда сумма возвращается обратно. Кстати, ему всегда приносят долг. Почему? Не спрашивайте, не знаю. Любой человек, с которым Сеня пообщался более пяти минут, зачисляется им в друзья, Собачкин ради него вскочит ночью с постели и помчится в Тульскую область, дабы вытащить тачку приятеля, застрявшую в канаве. Сеня безалаберен, он обожает глупые шутки. Первое, что видит человек, вошедший в дом Соба, — это длинную лестницу, уходящую в очень глубокий подвал. Я знаю, что в холле обычный пол, ступеньки изображены на нем в особой «голографической» манере, и тем не менее покрываюсь холодным потом, когда на подкосившихся ногах иду в жилую часть дома. Остается лишь удивляться, каким образом Сеня ухитряется быть лучшим специалистом по розыску пропавших людей. Даже если вы попросите его отыскать человека, который исчез пятьдесят лет назад при невыясненных обстоятельствах, Сеня эти самые обстоятельства прояснит. Он гений.

   Кузя другой. Большую часть суток он проводит, уткнувшись в монитор, и за весь день может сказать пару слов или вообще ничего. Женщин он опасается, с холостяцкой жизнью расставаться не хочет, не одобряет, как сам говорит, «обезьяньих замашек» Соба и мечтает выгнать из дома армию людей, которая постоянно толчется в гостиной и столовой. Кузя виртуозно владеет компьютером, он в курсе всех новинок, которые еще не дошли до потребителя, и может нарыть в Интернете любую информацию. Остается лишь удивляться тому, что молодые мужчины живут в одном коттедже и никогда не ссорятся.

   — Соб слушает! — повторил Сеня. — Говорите, не тормозите!

   — Судя по голосу, ты проводишь время в компании очередной любовницы? — предположила я. — И разве твое агентство называется «Поиск»? У него же нет вывески!

   — Я завален работой по горло, — невпопад ответил Собачкин. — Еле-еле выкроил секундочку на кофеек.

   — Бедненький, — лицемерно пожалела я Сеню. — А где у нас Кузя? Мне нужны его компьютерные таланты.

   — Что тебе надо? — полюбопытствовал Собачкин.

   Очень хорошо, что я поймала Семена в компании с очередной Джульеттой. Сейчас Собу захочется произвести выгодное впечатление на даму, и он в два счета выполнит мою просьбу, не станет ныть и вспоминать про загруженность. Нажму еще на одну педаль и тогда точно получу необходимое.

   — Спасибо, дорогой, но дело сложное, лучше мне обратиться к Кузе, ты ведь не носишь с собой ноутбук.

   — Обалдеть! — возмутился Сеня. — Да я сплю с ним! Из рук не выпускаю! Давай, говори скорей, я гений сети.

   А еще отчаянный хвастун и павлин! Но мне желание Собачкина распушить хвост перед новой девушкой на руку. Говорят, нехорошо манипулировать людьми, но иногда умение дернуть за нужные веревочки бывает весьма полезным.

   — Ирина Алексеевна Соловьева, сорок пять лет, — затараторила я, — управляющая рестораном «Фасоль», мне известен ее нынешний адрес, вышлю его тебе эсэмэской.

   — Что тебе конкретно надо? — поторопил меня Собачкин.

   — Все! — алчно воскликнула я. — Любую информацию. Контакты, родители, состав семьи, бывшие мужья, дети, прежние места работы, детали биографии.

   — Ок, я жду сообщения, — выпалил Семен и отсоединился.

   Я успела отослать ему название улицы, номер дома и квартиры семьи Соловьевых до того, как на кухню со стопкой альбомов вернулась Катя.

   — Мама снимки аккуратно раскладывает, — произнесла девочка. — Это мы на море, на даче, вот мой день рождения в кафе.

   Я начала перелистывать картонные страницы. Ирина на самом деле методична. На каждом форзаце есть надпись. Допустим: «Лето 2008 г. Египет, август 13-28-е числа». И любуйтесь на кадры, которые запечатлели Катюшу в бассейне, на берегу моря, около верблюда, в магазине сувениров. Главной героиней всех съемок является девочка, изображение матери мелькает редко, Ирина почти всегда одна, порой вместе с Катей и никогда с другими людьми.

   — Меня больше всего интересуют снимки вашего выхода из роддома. Где они? — спросила я.

   — Их нет, — сказала Катя.

   — Вот странно, — удивилась я, — обычно матери трепетно относятся к фотографиям, где стоят с конвертом с младенцем в руках.

   Катюша почесала нос.

   — Я один раз спросила, где мои совсем детские фотки, да и мамины тоже. Хотелось на бабушек-дедушек посмотреть. А она сказала, что все документы погибли при пожаре, ей потом пришлось восстанавливать свой паспорт, мою метрику.

   — Да, жаль, — протянула я, — снимков не вернуть.

   — Точно, — вздохнула Катя, — так я бабушку с дедушкой и не увидела. Они до моего рождения умерли.

   — Знаешь, где они работали? — поинтересовалась я.

   — Неа, — призналась Катя, — мама о них ничего не рассказывает. Думаю, она с родителями поругалась и убежала от них. Но мне правду не говорит, чтобы плохой пример не подавать. Родители обожают себя приукрасить, их послушать, так они в детстве на крыльях летали. У меня подружка есть, Оля Шмакова. Ее отец за каждую четверку ремнем лупил и орал:

   — Дура! В кого такой тупой лентяйкой уродилась! Я учился на «отлично», родителям с десяти лет помогал, газеты до занятий разносил, деньги с пеленок в дом притаскивал.

   Олька ему верила, а потом ее предки ремонт затеяли, поснимали с антресолей древние чемоданы эпохи динозавров, и Шмакова в хламе отцовский дневник за десятый класс нашла. Вау! Там одни колы, замечаниями даже обложка исписана. Ольга ему дневничок показала и пригрозила:

   — Еще раз меня пальцем тронешь, пойду к нашему директору, покажу ему вот это и про побои сообщу.

   Зачем взрослые лгут?

   — Понимают, что в молодости натворили много глупостей, и хотят удержать детей от опрометчивых шагов, — ответила я, — желают им счастья.

   Звонок мобильного прозвучал так громко, что я вздрогнула и схватила трубку.

   — Соловьева Ирина Алексеевна, москвичка, ранее проживала на Миусской площади, на задах улицы Горького. Отец Алексей Михайлович, авиаконструктор, доктор наук, профессор. Мать Ариадна Олеговна, чертежница, работала вместе с мужем. Бабушка, мать отца, Кира Алексеевна, поэтесса, скончалась в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, через двенадцать месяцев после первой посадки Ирины.

   Последняя фраза прозвучала настолько дико, что я переспросила:

   — После чего?

   — Ирина Алексеевна была осуждена в марте восемьдесят третьего за воровство. Отсидела два года. В восемьдесят шестом снова попала на зону по обвинению в нанесении телесных повреждений, повлекших за собой большой ущерб здоровью, — бубнил Семен. — На сей раз, учитывая рецидив, ей вломили много. Ира шила брезентовые рукавицы в Мордовии до восемьдесят девятого.

   Я, стараясь не измениться в лице, слушала Семена. Вот тебе и учительница географии, тихая скромная женщина, решившая родить девочку от чужого мужа! Кате ни в коем случае нельзя знать даже крупицу правды.

   — Эй, отреагируй, — потребовал Сеня, — подай гудок. Создалось впечатление, что я беседую с немой.

   Я справилась с замешательством.

   — Слышно прекрасно. Я нахожусь в компании Кати, тринадцатилетней дочери Ирины. Соловьева вовремя не вернулась домой, девочка нервничает. Я подумала, что ее мать задержалась у родственников. Но Катя ничего не знает ни о бабушке, ни о дедушке, их фото нет, они погибли в пожаре. Снимки, а не старики. Катюша лишь сообщила, что мама до ее появления на свет работала в школе учительницей географии.

   Собачкин чихнул прямо в трубку.

   — Круто! Надеюсь, ты не включила громкую связь?

   — Не догадалась, — буркнула я, — давай без вопросов. Что еще у тебя есть?

   — К школе такую козу на километр подпускать нельзя, — загудел Семен. — Научит первоклашек добру. Высшего образования у Ирины нет, географию она постигала, разъезжая по России в спецвагоне для зэков. Ей попалась отличная мать. Когда дочь отпускали, она всякий раз в своей квартире ее прописывала, небось надеялась, что Ирочка ума наберется. Ан нет, не в медведя конфетка! Девяносто первый год у Ирины ознаменовался новой посадкой, она торговала с лотка газетами на площади. Там завязалась драка, в которой убили гражданина Звягина Юрия Николаевича. Народу махалось много, но экспертиза доказала, что решающий удар ножом нанесла Ирина. И укатила наша красотка на двенадцать годков в солнечную Республику Коми. Но вот тебе фокус! В тысяча девятьсот девяносто девятом она была прописана в коммуналке на улице Щелкина.

   — Что-то не сходится, — пробормотала я. — Ты, часом, не перепутал гражданок? Может, о другой Соловьевой сейчас рассказываешь?

   — А ты, часом, не перепутала адрес нужной тебе бабы в эсэмэске, которую мне отправила? — разозлился Собачкин. — Может, не то название улицы написала?

   — Нет, — ответила я.

   — Ну и я нет, — отрезал Сеня. — Смотрю биографию тетки, чьи координаты от тебя получил.

   — Человек не может оказаться одновременно в двух местах, или курорт, или Москва, — пробормотала я, глядя на Катю.

   — Зона не курорт, — не понял Собачкин.

   — Да, да, Катя мне чай предложила, — невпопад сказала я.

   — Тьфу, забыл, — воскликнул Сеня. — Соловьева могла выйти по условно-досрочному освобождению. Хотя нет, надо отсидеть три четверти срока. Так что раньше двухтысячного Ирина за ворота зоны не могла шагнуть. Слушай, может, она таки освободилась в миллениум?

   — Нет, — возразила я. — Катя появилась на свет в девяносто восьмом.

   — Импосибл! — щегольнул знанием английского Соб. — Никаких детей у зэчки нет. Ни одного упоминания о дочери ни в каких документах.

   — М-м-м, — промычала я. — В бумагах путаница! Архив затопило! Такое случается! Вот беда!

   — Поговори с матерью Ирины, — посоветовал Соб, — с бабушкой Кати.

   — Она жива! — ахнула я.

   — Почему нет? — удивился Семен. — Ариадне Олеговне всего шестьдесят три года, по нынешним понятиям она еще невеста. Живет в прежней квартире на улице Горького. Сейчас вышлю адрес.

   — Да, спасибо за идею, — воскликнула я. — А что было потом? Ну… когда… закончилось то… что началось в конце девяностых.

   — Хорошо, когда человек умен и догадлив, как я, — не упустил возможности похвалить себя Сеня. — Ирина прописалась по новому адресу, в коммуналке. На улице Щелкина она появилась в тысяча девятьсот девяносто девятом. Похоже, Ариадне Олеговне надоело давать приют беспутной дочери, она ее к себе в очередной раз прописывать не стала. И я ее отлично понимаю: сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит. Я бы тоже уголовницу послал подальше. Вот только неясно, каким образом Ирина метры в коммуналке получила. Прямо сказочная история, похоже, кто-то ей наворожил. Может, мать родная? К себе криминальное дитятко оформлять не захотела, но нажала на нужные педали, и опаньки, наша Ира имеет крышу над непутевой головой. Но дальше больше. Через двенадцать месяцев Ира приобретает отдельную жилплощадь, ту самую, адрес которой я от тебя получил. И с той поры, вот уже больше десяти лет, Соловьева добропорядочная гражданка, никаких правонарушений за ней не числится. Хотя постой-ка! Катерина…

   — А с ней что? — поинтересовалась я.

   — Катя приехала с матерью в отдельную квартиру, — протянул Сеня, — зарегистрирована честь по чести в домовой книге. Но откуда она взялась?

   — Хранится в столе у паспортистки или начальника ДЭЗа, — ответила я.

   — Не книга, а девочка, — уточнил Собачкин. — Катерине на момент регистрации в двушке исполнилось два года. Но со старого места жительства Ирина выписывалась одна, никаких упоминаний о ребенке нет.

   — Наверное, в домоуправлении напутали или во время пожара часть документов сгорела, — предположила я. — Кстати, у Соловьевой тогда пропали семейные фотоальбомы, не осталось ни одного снимка крошечной Кати, не сохранились памятные кадры выписки девочки из роддома.

   Семен откашлялся.

   — Ирина жила в коммуналке, в доме гостиничного типа. Представляешь, как выглядит такая халабуда?

   — Десятиметровая комната, коридор с двадцатью дверьми, кухня с одной плитой и раковиной размером с чашку, санузел без ванной: один унитаз, — ответила я. — Те, кто придумал подобные хоромы, сами должны в них до конца своей жизни ютиться. Там даже хомячку тесно.

   — Дом стоит по сию пору, — перебил меня Собачкин. — Но теперь это отель, здание купил «Фонд Макс», он же и расселял жильцов в двухтысячном году.

   — Соловьева на тот момент уже уехала? — спросила я.

   — Точно, — буркнул Собачкин, — но не о том речь. Ничего не горело. Не было там никаких пожаров. Ты думаешь о том же, о чем и я? Вероятно, Ирочка в своей комнатушке уронила свечку, а та ну крайне удачно угодила на фотографии с документами. Фрр! Усе и погорело. Но само здание никогда не страдало от огня, документация жива. Жильцы в доме менялись быстро, прописывались — выписывались, одна комната могла за год трех владельцев сменить, но в бумагах порядок. Ирина въехала без детей, перекантовалась в общаге около двенадцати месяцев и выехала одна. В собственные хоромы, приобретенные за наличные деньги, оформилась вместе с двухгодовалой Екатериной, чьей матерью является с тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Все. Если тебе что еще понадобится, звякни завтра. Ночью лучше спать, даже тем, чьи шкафы забиты скелетами.

   Я никак не отреагировала на его слова, положила телефон в карман и мгновенно была атакована Катей, которая хотела узнать, что рассказал Собачкин. Я постаралась обойти острые углы.

   — На месте дома, где ранее жила твоя мать, сейчас стоит гостиница. Судя по документам, Ирина являлась единственным ребенком в семье, никаких братьев, сестер не имела. Замуж она никогда не выходила. Лучше тебе сейчас лечь спать, утро вечера мудренее.

   — А вы уйдете домой? — с плохо скрытым страхом поинтересовалась Катя.

   — Хочешь, поедем в Ложкино? — предложила я.

   — Нет, — после паузы отказалась девочка, — если мама вернется и не найдет меня, то перепугается. Останусь в квартире, запрусь на замок, пододвину к двери комод. Еще можно на пол пустые спичечные коробки положить! Видела в одном телесериале. Героиня так от смерти спаслась. Насильник шасть в ее комнату, наступил на коробок, тот с треском лопнул…

   — У вас есть раскладушка? — перебила я Катерину. — Не хочу в пробке стоять, с твоего позволения, останусь тут. Надеюсь, Ирина не рассердится на незваную гостью.

   — Раскладушки нет, но вы можете лечь на кресло-кровать, — обрадовалась девочка, — подушку, одеяло и белье я дам. Пошли в мамину спальню.

   В отличие от детской, набитой игрушками и новинками техники, комната матери выглядела аскетично. Ничего лишнего. Узкая софа, покрытая серо-коричневым пледом, стенной шкаф, тумбочка и кресло. На стенах не было картин, нигде никаких безделушек, книг, дисков, впрочем, телевизор и музыкальный центр тоже отсутствовали. В помещении только спали, не валялись на кровати с конфетами и журналом, не отдыхали, глядя любимое кино. Ничего лишнего. На прикроватном столике стояли самый простой будильник и круглое зеркало в вычурной, похоже, серебряной рамке. Оно настолько не гармонировало по стилистике с остальной обстановкой, что я бестактно без спроса взяла вещицу и глянула в посеребренное стекло. Отражения не было. Зеркало оказалось испорчено, его покрывала паутина трещин и россыпь темных пятен.

   — Ой, поставьте скорей его на место, — испугалась Катя, — не трогайте, нельзя ни в коем случае к нему прикасаться!

   — Извини, — произнесла я и возвратила зеркальце на тумбочку. — Похоже, оно старинное.

   — Мама один раз сказала, что в нем заключено чудовище, — поежилась Катерина, — она на него молилась, брала в руки и говорила какие-то странные слова.

   — Кто, скажи мне, всех милее, всех румяней и белее? — пошутила я.

   Но девочка серьезно ответила:

   — Нет. «Сиди, не выходи, сиди, не гляди, сиди, не отвечай, про Нормандию не забывай». Я ее один раз в детстве спросила: «Мама, почему ты с зеркалом разговариваешь?» А она ответила: «Катя, никогда не трогай его даже пальцем, внутри живет чудовище по имени Андрюша из Нормандии!» Ну, я очень перепугалась! А мама перестала перед сном с зеркалом разговаривать, оно у нее просто на тумбочке стоит. Года два назад я у нее возьми да спроси: «Мамочка, зачем ты мне про монстра Андрюшу рассказывала? Я из-за него в твою комнату заходить боялась».

   Ира посмотрела на дочь.

   — Ты о чем?

   Катерина ей напомнила, старшая Соловьева почему-то занервничала.

   — Катюша, зеркальце — единственная память о моих родителях. Я не хотела, чтобы ты его разбила, вот и напугала тебя. Сейчас ты взрослая и понимаешь, что никаких Андрюш в нем нет.

   — Но ты каждый вечер произносила: «Сиди, не выходи, сиди, не гляди, сиди, не отвечай», — напомнила дочь, — и еще что-то там про Нормандию.

   — Тебе послышалось, — отрезала мать, — никогда не трогай мое зеркало. Оно очень мне дорого, это подарок на память о сказке, которую я больше всего любила. Про Андрюшу из Франции.

   — Может, мама произнесла имя Андрэ? — спросила я. — Не Андрюша?

   — Точно! — подпрыгнула Катя. — Откуда вы знаете?

   — Из сборника «Старинные сказки Нормандии», — ответила я. — Когда я училась в институте, курс французской литературы у нас вела супружеская пара, Мария Николаевна и Александр Иванович. Имена у них были русские, зато фамилия вполне парижская — Дюма. Как чету французов занесло в Москву, я понятия не имею. На студенческий взгляд, педагоги были просто мумии, выглядели очень дряхлыми, но обладали светлым умом и рассказывали на лекциях и семинарах удивительные истории. У меня создалось впечатление, что преподаватели захаживали в гости к Ги де Мопассану, Вольтеру, Буало и прочим светочам французской литературы. Мария Николаевна вела факультатив по сказкам. Одно предание про Андрэ, во Франции это и мужское, и женское имя, произвело на меня очень сильное впечатление. Андрэ была веселой девушкой, не любимой родителями. История умалчивает, по какой причине отец и мать терпеть не могли дочь, но они заставляли ее с утра до ночи работать по дому, превратили в прислугу, никогда не брали ее на балы. Единственный, кто жалел ребенка, — это бабушка, но она не могла защитить Андрэ от жестокой матери и равнодушного отца. Однажды к Андрэ посватался хороший юноша, но родители отказали жениху, не желая лишаться бесплатной служанки. «Предки» парня тоже были против невестки, его мать заколдовала Андрэ, подселила в ее душу демона жестокости. Бабушка девушки уже умерла, некому было ее удержать, злые чары восторжествовали. Андрэ убила своих родителей, сожгла дом, ушла в лес и стала разбойницей, она грабила людей, отнимала у них деньги и одежду до тех пор, пока к ней не явился призрак старушки. Бабушка подарила Андрэ зеркало и сказала ей:

   — Завтра ты станешь другой, хорошей, доброй. Злая Андрэ заточена в этом стекле. Смотрись в него каждое утро: пока не увидишь своего изображения, все будет хорошо. Но если в зеркале отразится твое лицо, значит, чудовище вырвалось на свободу. Тогда берегись.

   Утром Андрэ проснулась, глянула в зеркальце и ужаснулась всему, что наделала. Она стала усердно молиться, ушла от разбойников, вышла замуж за бедного человека с десятью детьми, воспитала их и жила до глубокой старости в спокойствии и счастье. Зеркало оставалось тусклым и темным, но один раз, спустя много-много лет, Андрэ вдруг увидела отражение лица.

   — И опять стала бандиткой? — воскликнула Катя.

   — Нет, — улыбнулась я, — она продолжала вести праведный образ жизни, стала примером для остальных женщин.

   — Нестыковочка, — хмыкнула Катерина, — бабушка-волшебница о другом говорила.

   — Верно, — согласилась я, — ты точно углядела кульминационный момент. Призрак старушки сказал: «Если ты увидишь свое лицо». А что узрела Андрэ спустя десятилетия?

   — Собственное отражение, — пожала плечами Катя.

   — Нет, — возразила я, — на Андрэ глянула старуха. Девушка изменилась со временем, она не узнала себя, подумала, что из зеркала смотрит ее бабушка. Меня легенда потрясла. Я написала по сказкам Нормандии диплом и поняла, что народные легенды вовсе не «Золушка» и не «Кот в сапогах».

   — Глупая история, — фыркнула Катерина, открывая шкаф, — потускневшее зеркало само собой не превратится в новое. И почему она себя не узнала? Утром небось шла в ванную чистить зубы, умывалась, а что висит над раковиной?

   Я засмеялась:

   — Катюша, преданию не одна сотня лет. Зеркала тогда были очень дорогим и редким удовольствием, его могли себе позволить лишь короли или богатые люди. Андрэ никогда не видела своего изображения. Ей негде было его увидеть.

   — Все равно идиотская байка, — не смутилась Катя. — Убила родителей, отнимала у людей деньги, а потом раскаялась и жила счастливо. Это несправедливо, Андрэ следовало наказать. И чем она маме понравилась? Я впервые эту историю слышу! Держите.

   Я взяла протянутые Катей плед и подушку. Хороший вопрос. От кого Ирина узнала старинную нормандскую легенду, которая не является широко известной?

   Разложив кресло, я позвонила Лике и предупредила:

   — Сегодня я не приеду ночевать. Ты помнишь, как кормить Афину и Фолодю?

   — Из коробок достать сухари, — отрапортовала Анжелика.

   — Молодец, — похвалила я ее, — не забудь отмерить нужное количество корма специальным стаканчиком. Пожалуйста, будь аккуратна.

   Потом я умостилась на жесткой подушке и неожиданно быстро заснула.

   Утром меня разбудила Катя, я села и не сразу поняла, где нахожусь, потом спросила:

   — Который час?

   — Полседьмого, — ответила девочка, — мне в школу пора.

   Я зевнула.

   — Очень рано ты встаешь.

   — Уроки начинаются в восемь, на дорогу уходит сорок минут, — деловито перечислила Катя, — еще надо умыться, одеться, сумку сложить, кофе попить. Вы можете спать, только придется остаться в квартире до моего возвращения. Связка ключей одна, дверь не захлопывается. Раньше у нас был замок, который защелкивался, но я понесла помойку и…

   — Понятно, — сказала я, — сама многократно вызывала слесаря, стоя на лестничной клетке. Я уйду с тобой, не беспокойся, соберусь в мгновение ока. Мама не пришла?

   — Нет, — выпалила Катя, — видите же, ее комната пустая. Что теперь делать? Маму украл маньяк! О них постоянно по телевизору говорят. Надо идти в милицию, да?

   Я встала с кресла-кровати. Нет тела — нет дела. Пока не найден труп, никто из ментов суетиться не станет. Заявление о пропаже человека примут лишь спустя трое суток после того, как он не явился домой. Милиционеры услышат, что Ирине сорок пять, и начнут отбиваться:

   — Они осталась ночевать у любовника, выпила лишнего, сейчас дрыхнет. Не гоните волну.

   Если сказать, что, по словам дочери, у Соловьевой нет кавалеров и она не пьет, они ответят:

   — Баба скрывает мужика от ребенка. Никогда не наливалась водкой, а вчера изменила своим принципам.

   — Так что делать? — воскликнула Катя.

   Я потерла глаза.

   — Ступай, приводи себя в порядок, отвезу тебя в школу.

   — Мама пропала, — прошептала Катерина, — ее убили. По телеку это часто показывают.

   Я обняла Катю.

   — Давай не впадать в панику. Единственное, что мы знаем точно: Ирина не ночевала в своей постели. Но это не означает, что ее лишили жизни. Она могла попасть под машину, свалиться в метро с сердечным приступом и получить сотрясение мозга. У дурных вестей быстрые ноги. Когда найдено тело, родственникам сразу звонят. Дуй в ванную, дай мне окончательно проснуться и сообразить, как действовать.

   Катя помчалась в коридор, я посмотрела ей вслед. Нехорошо врать ребенку, но и правду сказать нельзя. Не рассказывать же девочке о неопознанных изуродованных трупах, которые хранятся в спецхолодильниках, а по истечении установленного законом срока исчезают с лица земли. А еще бывает, что человек исчезает бесследно. Ушел в магазин за хлебом и не вернулся. Но Ирина поехала к отцу Кати, и это дает надежду. Если отыскать мужчину, вероятно, он расскажет, где находится его прежняя любовница.

   Я быстро оделась и пошла на кухню. А может, не стоит считать Иру «прежней любовницей»? Если вспомнить поездки на курорт, обучение Кати в Лондоне, одежду девочки, обстановку ее комнаты, компьютер, то становится понятно: мать во многом лгала ребенку. Но в ее словах правда все-таки была. Отец Екатерины заботился о незаконнорожденной дочери, вполне вероятно, что он продолжает поддерживать интимные отношения с Ириной, а та успешно скрывает эту связь от девочки.

   Я подошла к окну и уставилась на улицу. Мало найдется на свете людей, которые могут годами хранить тайну. Как правило, есть подружка, мама, сестра, соседка, кто-то еще владеет секретом. Значит, буду действовать по стандартной схеме. Сначала попрошу Кузю проверить больницы, морги и отделения милиции. Вдруг Ирину задержали за какое-нибудь правонарушение, например, она вспомнила буйную молодость и сперла у кого-то кошелек? Пока компаньон Собачкина будет просеивать в поисках жемчуга песок, я смотаюсь к Ариадне Олеговне Соловьевой, вероятно, мать в курсе дел дочери. Судя по тому, что два раза бывшую зэчку прописывали в родительской квартире, мать любит свое непутевое чадо. И надеюсь, что старушка, услышав про оставшуюся без присмотра внучку, заберет ее к себе, несмотря на то что тринадцать лет о девочке не вспоминала.

   Благополучно доставив Катю в школьный двор, я хотела уехать, но девочка сказала:

   — Уроки сегодня закончатся в четыре. Нам не разрешают пользоваться мобильными ни на занятиях, ни на переменах.

   — Жесткое правило. Неужели вы подчиняетесь? — улыбнулась я.

   Катя пожала плечами.

   — Гимназия платная, есть система штрафов. Пришел без формы — плати, опоздал на урок — плати, поймали с мобилой — плати. Каждому учащемуся предоставляется личный шкафчик, телефон надо поставить в режим «без звука» и оставить на полке. Поскольку за мое непослушание придется расплачиваться маме, ведь сама я не зарабатываю, то я подчиняюсь, даже надеваю сменку. Пожалуйста, позвоните мне, если что-то узнаете.

   — Хорошо, сразу после четырех наберу твой номер, — пообещала я.

   Катя вынула из кармана айфон.

   — Сейчас скажу вам номер Сони, это моя лучшая подруга, ей можно эсэмэснуть «Катя, набери», и я тут же перезвоню.

   — Ты же говорила, что сотовыми пользоваться запрещено, наложат штраф, — напомнила я.

   — Соне плевать, — легкомысленно отмахнулась Катерина, — ее отец основной наш спонсор, Никитиной ничего не сделают, перед ней даже директор стелется. И Сонька не наглеет. Да, не оставляет мобилу в шкафу, носит в кармане, но по вибрации эсэмэски чует и из сортира потом с кем надо связывается. Зачем других дразнить?

   — Ладно, буду держать тебя в курсе дел, — кивнула я.

   — В шестнадцать десять можно на мой звонить, — напомнила Катя.

   — Не беспокойся, — сказала я, — тетя Даша понятливая.

   Дом, где проживала Ариадна Олеговна, выглядел обветшалым. В советские времена район за метро «Белорусская» считался суперэлитным. Здесь стояли сталинской постройки дома, в подъездах сидели лифтерши. Милые старушки спрашивали у гостей: «К кому идете?» Удивительное явление! Сразу становилось понятно: вы попали в другую реальность, туда, где никто не использует лифт в качестве туалета, а лестницу как гостиную для приятелей или курилку. Но сейчас от былого величия семиэтажки осталась лишь дубовая, сильно обшарпанная дверь со здоровенной латунной ручкой. С фасада частично облетела штукатурка, а когда я, с трудом распахнув створку, вошла в гулкий просторный холл, выложенный красно-белой плиткой со щербинами, в нос ударил запах переваренных щей и кошачьей мочи. Лифт походил на ажурную клетку, которая скользит внутри шахты, огороженной решетками. Настоящий антиквариат. Увы, как многие старые механизмы, он оказался сломан. На двери висело объявление «Не работает».

   Я вздохнула и зашагала вверх по широким ступеням. Стоит ли упоминать, что Соловьева живет на седьмом этаже? Я давно подметила закономерность: если подъемник забарахлил, мне непременно понадобится забраться под самую крышу. А вот если в здании есть два лифта, мне нужно в квартиру в подвале. Спущусь в узкий коридорчик — там непременно не будет света. Налечу на переполненное помоями ведро, поскользнусь и упаду носом в остатки селедки.

   Сопя от напряжения, я добралась до квартиры, позвонила и услышала:

   — Кто там?

   На прямой вопрос я дала прямой ответ:

   — Даша Васильева.

   В замке заворочался ключ, я увидела женщину, которой с натяжкой можно было дать пятьдесят лет.

   — Вы племянница Олеси из двенадцатой? — спросила хозяйка.

   — Нет, — ответила я, — будьте любезны, позовите Ариадну Олеговну.

   — Я перед вами, — кокетливо произнесла дама.

   — Потрясающе выглядите, — ляпнула я.

   — Здоровое питание, занятия спортом, ежедневные обливания холодной водой и позитивный настрой, — улыбнулась Ариадна Олеговна, — и надо работать, ходить на службу, иначе обленишься, и тебе конец. Если вы не родственница Олеси, то тогда из ДЭЗа? По поводу лифта? Полнейшее безобразие! Мэрия велела поменять во всех старых домах…

   — Простите, — перебила я вдову авиаконструктора, — я от Кати.

   Хозяйка посторонилась.

   — Входите, обувь можно не снимать, московская причуда заставлять людей вместо туфель натягивать чужие засаленные тапки кажется мне отвратительной. Она свидетельствует о лени хозяйки, которой не хочется лишний раз взять швабру. Сюда, пожалуйста, прошу вас в гостиную. О какой Кате идет речь? У меня несколько знакомых с таким именем, впрочем, клиентов тоже.

   Я замялась, не зная, как начать сложный разговор. Ариадна Олеговна пришла мне на помощь:

   — Значит, меня вам порекомендовала Катя. Хорошо. Квартира новая? Или вы намерены переоборудовать старое жилье? Сразу предупреждаю, необходимо взять разрешение на перепланировку.

   — Речь не о ремонте, — прервала я Ариадну, — Катя ваша внучка.

   — Моя кто? — поразилась Соловьева.

   — Дочь Ирины. Понимаю, она причинила вам много страданий, — зачастила я, — но Катя ни в чем не провинилась. Похоже, с Ирой стряслась беда.

   Хозяйка сгорбилась и разом постарела.

   — С Ирой всегда происходили неприятности. Вы из милиции? Хотя, думаю, нет, не похожи. Впрочем, времена меняются. Когда я последний раз общалась со следователем, это была плохо накрашенная блондинка, пахнувшая потом. Помнится, она мне сказала:

   — Чего рыдаете, мамаша? Истерите, как потерпевшая. Ваша дочь отброс общества, гнить ей на помойке. Вы воспитали преступницу. Поздновато сопли со слезами мешать, раньше следовало волосы на себе рвать.

   Я облокотилась на ручку кресла.

   — Ирина вот уже более десяти лет не попадала в зону внимания правоохранительных органов. Она управляющая в ресторане, хорошо зарабатывает, воспитывает дочь-школьницу. Ваша внучка талантливая девочка, отличница, хочет побыстрее получить аттестат и поступить в медицинский.

   — Я рада, что Ирина взялась за ум, — спокойно произнесла Ариадна, — но я в душе похоронила дочь. Ни малейшего желания видеться с ней нет. Мы давно посторонние люди. Благодарить за дрова, которые наломала Ира, надо мою свекровь, Киру Алексеевну. Она так меня ненавидела! Страстно, горячо, непримиримо!

   Из уст Ариадны Олеговны полился рассказ. Я не перебивала хозяйку. Отлично знаю первое правило сыщика: дай человеку высказаться до конца, не останавливай его. В шелухе пустых на первый взгляд, глупых, злых слов может мелькнуть тоненькая ниточка. Дернешь за нее, и весь клубок размотается.

   Шестнадцатилетняя Ариадна не поступила в институт, провалилась на вступительных экзаменах и устроилась на работу в конструкторское бюро помощницей чертежника. Никаких ответственных дел щебетушке не поручали, в ее обязанности входило чинить карандаши сотрудникам, чистить ластики и следить за наличием в конторе свежего белого хлеба. Кляксы от туши замечательно удалялись его мякишем.

   В середине сентября заведующий приказал Аре отвезти в Подмосковье пакет с книгами.

   — Они предназначены самому Алексею Михайловичу Соловьеву. Веди себя прилично, не хихикай, не болтай глупости, не гримасничай, — внушал ей начальник, — отдай посылку, вежливо попрощайся и уходи. Запомни, Соловьев гений, он работает даже когда спит, не мешай человеку. Усекла?

   Ариадна кивнула и помчалась на электричку. Несмотря на осень, в Москве стояла жара, на девушке было легкое ситцевое платье, волосы она заплела в косы и заколола шпильками. Косметикой вчерашняя школьница не пользовалась, по дороге от станции к дачному поселку девочка раскраснелась и походила на героинь с картин Кустодиева. В молодости Аря была пухленькой, о диетах не думала, обладала крепкими зубами, пышным бюстом и роскошным румянцем.

   Дверь ей открыл сам Соловьев.

   — Наяда! — воскликнул профессор.

   Вчерашняя школьница решила, что ее начальник предупредил академика о посылке, а тот по старости лет перепутал имя курьерши, и задорно произнесла:

   — Нет. Я Ариадна.

   Ариадна Олеговна закинула ногу на ногу и продолжила:

   — Сейчас я с вами предельно откровенна. Откуда взяться уму у вчерашней школьницы? Ира меня раздражала криком, пугала своим видом. У дочери был диатез, ее вечно мазали серой вонючей мазью, волосы у нее не хотели расти. На редкость страшненький получился ребенок. Я была очень благодарна Кире, когда та стала приглядывать за Ириной. Разве родная бабушка сделает плохо внучке? Ира была единственным ребенком, муж обожал девочку, но оцените его занятость и невероятную важность работы. Авиация! Это вам не курами торговать.

   Пока Ире не исполнилось четырнадцать, Аря была счастлива через край. Обожаемый муж, интересная работа рядом с супругом, дом — полная чаша, материальный достаток, налицо все признаки успешного советского человека: дача, машина, поездки за рубеж. Алексей Михайлович никогда не работал на оборону, он занимался гражданскими лайнерами, поэтому беспрепятственно передвигался по всему свету в компании нежно любимой жены. Свекровь смирилась с невесткой, перестала устраивать скандалы, даже подружилась с Арей, самозабвенно воспитывала Иру. О чем еще мечтать женщине?

   К тринадцати годам Ира стала демонстрировать норов. Могла сказать Ариадне:

   — Ты мне замечаний не делай, я слушаюсь только бабушку. — Но мать пропускала эти заявления мимо ушей.

   Ариадна была слишком молода, она не заморачивалась ерундой. Ну, нахамил ребенок, так что? Все подростки грубияны. К тому же Ире в седьмом классе удалили аппендикс, из больницы девочка вернулась злой, раздраженной, огрызалась на каждом шагу, напоминала волчонка. Ариадна подумала, что на дочь плохо подействовал наркоз. Решила, пройдет пара месяцев, остатки лекарств выйдут из организма дочери, и та успокоится. Но Ирочка стала хмурой, сердитой, отвратительно училась, еле-еле закончила школу. Навряд ли это можно было объяснить удалением аппендикса. Когда Ирина попалась на воровстве, после той операции прошло уже почти шесть лет.

   Весть о том, что Ирина осуждена за уголовное преступление, ошеломила мать. К сожалению, в тот момент, когда девушку арестовали, ее родители находились в Америке, в Москве оказалась лишь Кира Алексеевна. Поэтесса сочла обвинение ерундой. Ну, вытащила девочка в метро кошелек из сумки старушки, но ведь она честно объяснила следователю:

   — Мы поспорили с подружкой, что я незаметно смогу взять портмоне. Я не хотела красть, мы просто пошутили.

   Кира Алексеевна совершенне искренне считала внучку ни в чем не виноватой, полагала, что за глупость не сажают. Ну, пожурят дурочку, наложат штраф, незачем сообщать сыну и невестке неприятную весть, все уладится без их помощи. Сколько раз Кира Алексеевна скрывала от родителей «подвиги» их дочурки! О скольких безобразиях Ирины они никогда не узнали?! Ира утащила у одноклассницы часы? Бабушка купила потерпевшей новые. Ирина порезала ножом сумку учительницы по химии? Кира тут же притащила несколько дорогих сумок, и преподавательница не подняла шум. После того как Ирина заглянула к соседке за солью, у той пропала большая сумма денег? Кира Алексеевна возмутилась до глубины души: ее внучка не способна на такой поступок. Но на всякий случай возместила убыток.

   Случай в метро не рассматривался ни бабушкой, ни девочкой как серьезный. Шутка, глупость, забава. Назначенный суд — чистая проформа. Ирина была настолько уверена в своей безнаказанности, что сказала подружкам:

   — Вы без меня в кино не ходите. В десять утра мне мораль прочитают, как раз успеем на сеанс в полдень.

   Но на фильм в тот день девочки пошли без Соловьевой. Иру заключили под стражу.

   — Бабушка, разберись, — закричала девушка, когда ее уводили милиционеры, — какая-то чепуха получается!

   И только тогда Кира Алексеевна решилась сообщить правду родителям. Ни Алексей Михайлович, ни тем более Ариадна, ни многочисленные знакомые академика не смогли ничего сделать. К моменту возвращения Соловьевых в Россию приговор вступил в законную силу. Ирине исполнилось восемнадцать лет. Бабушке внучка казалась малышкой, но по закону девушка считалась взрослой и срок отсиживала в обычной, не детской, колонии.

   Ариадна сложила пальцы в замок, хрустнула суставами и без особых эмоций произнесла:

   — Кира неправильно воспитала мою дочь. Она никогда не наказывала ее, во всем ей потакала, баловала и не почуяла опасность. Никакой моей вины в случившемся нет. Я честный человек, никогда не взгляну на чужие вещи, а как выяснилось, Ирина таскала игрушки и деньги с детского сада. Свекровь считала, что это пройдет. Следовало выдрать девчонку, а она с ней пуси-муси! И что самое нелепое! Кира Алексеевна, умирая, обвинила во всем меня! Вызвала в больницу, сорвала с важного совещания и толкнула спич, смысл которого был таков: Ира воровала, потому что я не уделяла ей внимания, желала обрести мою любовь. Сама Кира умирает от горя, я обязана после ее кончины посвятить остаток жизни девчонке-уголовнице.

   Слышали когда-нибудь подобный бред? Если хочешь, чтобы родители тебя обожали, веди себя соответственно, учись на пятерки, слушайся старших. Ирина — испорченный человек, она потом еще два раза попала за решетку. Слава богу, Алексей умер, всего позора не хлебнул, зато мне полной чашей досталось.

   Ариадна зябко поежилась.

   — Вы меня разволновали. Я давала себе слово более не думать об Ирине, но нервы стресса не выдерживают. И ведь я ее не бросила! Всякий раз у себя прописывала, умоляла: «Ирина, подумай о репутации семьи, ты позоришь память отца, бросаешь тень на мать. У меня, в отличие от тебя, идеальная биография, я научилась людям квартиры оформлять. Зачем мне дочь уголовница? Если о тебе станет известно, я растеряю клиентов. И стыдно-то как! Мать интеллигентный человек, отец авиаконструктор, а ты? Позор!» А девчонка злилась, орала, один раз на меня с вилкой кинулась, визжала:

   — Правильно бабушка говорила: ты хуже мачехи!

   Хорошо же свекровь внучку воспитала! Здорово у нее получилось! Ну, после того как она в меня вилку воткнуть пыталась, лопнуло мое ангельское терпение. Я ее выгнала.

   — На улицу? — уточнила я.

   Ариадна поморщилась.

   — Не надо драм. Я предложила ей жить на даче. Хорошее место, сорок километров от Москвы, городок Чапск, там есть фабрика елочных игрушек, можно на работу устроиться, жить честно! Но Ирине не по сердцу работать, завести семью. Она в Чапск не поехала. Ее снова посадили! За убийство! Ужас! Слава богу, более мы не пересекались, где она сейчас, я не знаю. Если она снова совершила преступление, я за нее не отвечаю. Сколько сейчас Ирине лет? Э… э… тридцать восемь?

   — Сорок пять, — поправила я. — И в самом начале нашего разговора я сказала, что Ирина Алексеевна много лет работает в ресторанном бизнесе, растит дочь Катю.

   — И что? — не поняла Ариадна.

   — Вчера вечером Ирина не вернулась домой…

   — Небось снова на воровстве попалась, — перебила меня хозяйка. — Уголовники, они как наркоманы, до конца не излечиваются. Или, может, кого ножом пырнула? Ничему не удивлюсь.

   Я чуть повысила голос:

   — Ваша внучка осталась одна, ей всего тринадцать.

   — И что? — повторила дама.

   — Девочка не способна себя обеспечить, ей нужен опекун, — объяснила я.

   Ариадна Олеговна сложила губы куриной попкой.

   — В стране полно детдомов. Полагаю, государство обязано заботиться об отпрысках заключенных.

   — Ирина не арестована, вероятно, ее похитили, — я сделала очередную попытку достучаться до каменного сердца хозяйки.

   — Хорошего человека не украдут, — отрезала Ариадна. — На меня вот никто не покушается. Вы пришли, чтобы всучить мне чужого подростка? Спасибо, не надо! Когда Ирка рожала, совета у матери не спрашивала, а то б я сказала: «Делай аборт, хватит мне позора».

   — Я должна задать вам несколько вопросов, — не сдавалась я. — С кем дружила ваша дочь?

   — Не знаю, мы не общаемся, я уже говорила, — холодно обронила мать.

   — А в детстве? Назовите имя ее лучшей подружки.

   — Не знаю, — поморщилась Ариадна.

   — Может, помните, как звали первую любовь Иры?

   — Не знаю.

   — Она не рассказывала о зоне?

   — Нет.

   — Не упоминала тех, с кем вместе сидела?

   — Нет.

   — Может, что-то есть в переписке? — цеплялась я за последнюю надежду. — Женщины, как правило, часто пишут из мест заключения.

   Ариадна отвернулась к окну.

   — Кира какие-то письма получала. Когда Ирину впервые посадили, свекровь постоянно с конвертами бегала, слезы лила. А чего реветь? Надо было нормально девчонку воспитывать.

   — Где письма? — обрадовалась я. — Можно на них взглянуть?

   Брови дамы взметнулись вверх.

   — Полагаете, я их храню? У меня еле-еле архив гения Алексея Михайловича в шкафах уместился.

   — Неужели вам совсем не интересно? — не выдержала я.

   Ариадна Олеговна сложила руки на коленях.

   — Сами сказали, Ирине сорок пять! Вдумайтесь! Ей скоро на пенсию. И что я, по-вашему, обязана по сию пору водить ее за руку? Настал ее черед помогать мне. Но где дочь, которой отданы мои лучшие годы? Не вижу, не слышу от воровки слов благодарности, не получаю знаков внимания, никаких, ни моральных, ни материальных. По какому праву вы явились сюда с упреками? Ставите мне в вину, что я не помню, как звали детей, которые более трех десятилетий назад сюда заглядывали? Еще спросите про сексуальную распущенность девицы! Извините, я не вела список любовников Ирины. Она с тринадцати лет под мужиков ложилась. После смерти Киры Алексеевны мне пришлось разбирать ее бумаги, и там, среди груды ее ужасных, никому не нужных поэм, нашлась медицинская карточка девчонки. Свекровь ее подальше запрятала, и это редкий по разумности поступок. Не представляю, как бы я среагировала, наткнувшись на документ, допустим, за год до посадки Ирины. Два аборта! Первый сделан в четырнадцать! Второй через год! И до кучи — венерическая инфекция. Очень не хотелось рассказывать чужому человеку эти малоаппетитные подробности, но вы меня буквально вынудили! Ирина проститутка и воровка, эти два занятия часто связаны. С меня хватит. Прощайте, более не беспокойте.

   — Сейчас уйду, — пообещала я, — последний вопрос, из области литературы.

   Ариадна Олеговна удивилась:

   — О книгах?

   — Да, — кивнула я, — наверное, у вас обширная библиотека.

   — Естественно, — подтвердила хозяйка. — Сейчас не модно забивать полки томами, люди предпочитают смотреть телевизор, но Алексей Михайлович был человеком старой, интеллигентной формации, у нас собрана вся классика, русская и зарубежная. Современных авторов я не уважаю, в их книгах одна грязь.

   — Не припомните, где сборник «Старинные сказки Нормандии»? Он выпускался в советское время малым тиражом. Такой толстый том, темно-бордового цвета, — продолжала я. — Сейчас, наверное, это библиографическая редкость. В книге были удивительные иллюстрации, к сожалению, я не могу назвать имени художника.

   Ариадна чуть склонила голову к плечу.

   — Сказки Нормандии? Детская литература? Что-то вроде «Маша и три медведя»?

   — Не совсем, — возразила я, — эти предания рассчитаны на взрослых.

   — Наш разговор с каждой секундой делается все более странным, — нахмурилась хозяйка. — При чем здесь сказочки?

   Если хочешь разговорить собеседника, не следует на него обижаться. Я постаралась улыбнуться как можно более приветливо.

   — В спальне вашей дочери нет никаких безделушек, картин, журналов, ничего, что может рассказать о ее душевном настрое, вкусах и привычках. Но на тумбочке стоит антикварное зеркало. Похоже, оно было для Иры очень ценной вещью, она не разрешала дочери приближаться к нему. Мне удалось выяснить, что это напоминание об одной из сказок Нормандии. Следовательно, Ира их читала. Более того, легенды сильно повлияли на нее, раз она так дорожила зеркалом. Вот я и подумала: если сказки были прочитаны в детстве и взяты в домашней библиотеке, это всего лишь воспоминание о родителях, бабушке, счастливых беззаботных днях. Но если книга к Ирине попала позднее, то, вероятно, тот, кто ей рассказал про сказки Нормандии, был для Соловьевой очень близким человеком. Надо попытаться его найти, расспросить, куда подевалась женщина. Это очень тонкая нить, но за нее можно уцепиться.

   — Глупости, — поморщилась Ариадна, — ищите Иру в притоне, или в канаве, или как там называются места, где толкутся мошенники-грабители. Клуб с большой дороги.

   Я вцепилась в край кресла, но сумела удержать сползающую с лица улыбку.

   — Пожалуйста, найдите «Старинные сказки Нормандии», бордовый том с замечательными иллюстрациями.

   Ариадна подошла к узкому шкафу из красного дерева, выдвинула один ящик и начала перебирать карточки, нанизанные на тонкий железный прут, одновременно она приговаривала:

   — Алексей Михайлович был ученым, он не сваливал литературу на полки, как хлам, составил каталог. Нет, книги, о которой ведете речь, в доме никогда не было. Надеюсь, более вас ничего не интересует?

   Я распрощалась со вдовой академика, спустилась во двор, села в машину и позвонила Кузе.

   — М-м-м, — бормотнули из трубки, — кто там? Войдите.

   — Ты спишь? — поразилась я.

   — Который час? — зевнул компьютерщик.

   — Скоро обед, — хихикнула я.

   — Давай уточним временные рамки, — незамедлительно стал занудничать Кузя. — Допустим, шахтер начал рубить уголь в пять утра, он захочет похлебать супчик уже в одиннадцать. Теперь возьмем летчика, тот прилетел из Америки в час ночи, проснулся лишь на другой день в восемнадцать ноль-ноль, пообедать он захочет около девятнадцати.

   — Найди книгу «Старинные сказки Нормандии», — остановила я поток пустой болтовни.

   Кузя со всхлипом зевнул.

   — Назови издательство и год выпуска.

   — Понятия не имею. Толстый бордовый том с иллюстрациями, красивая бумага, нам на семинаре преподаватель дал книгу перелистнуть, а потом вручил ксерокопии. Помнится, он говорил: «„Старинные сказки Нормандии“ редкость, сомневаюсь, что вы их обнаружите даже в букинистических магазинах. Но если случайно наткнетесь, сразу покупайте». Кузя, ты меня слышишь или заснул?

   — Отличный совет дал препод, — прозвучало в ответ. — Рекомендованная им книжонка самая необходимая, дома нужнее кулинарной! Надеюсь, ты ее давно приобрела и выучила назубок.

   — Пока не успела, — в тон ему ответила я, — но надеюсь с твоей помощью исправить свой промах.

   — Знаешь, что такое героическая предусмотрительность? — спросил Кузя. — Это умение прилюдно броситься всем телом на ту амбразуру, где нету пулемета. И подвиг совершил, и жив остался, главное, не ошибиться, сначала надо точно разузнать, откуда не полетят пули.

   — Ищи книгу, — велела я.

   У меня нет никаких претензий к производителям машин из Германии. Малолитражка, на которой я рулю вот уже второй год, пока ни разу не подвела меня. Правда, я в положенный срок сдаю автомобиль на техобслуживание, вовремя «переобуваю» его, не лечу во весь опор через ямы и колдобины, не заскакиваю с размаха на бордюр тротуара, не практикую экстренное торможение и вообще никогда не мчусь по трассе быстрее чем семьдесят километров в час. Придерживаюсь правила «тише едешь, дальше будешь», и, поверьте, оно хорошо работает. У моей машины есть куча достоинств: подогрев сидений, руля, климат-контроль, удобное водительское кресло, автоматически регулируемые зеркала и много чего еще. И только один недостаток — некуда положить телефон.

   Почему дотошные немцы предусмотрели держатель для бутылки, место под стакан, лоток, куда можно поместить бутерброды, и забыли про сотовый? Неужели в Германии еда и выпивка в процессе управления автомобилем не являются грехом, а болтовня по мобильному категорически запрещена? Я не знаю ответа на этот вопрос, но трубку деть некуда. Вот и сейчас я чуть притормозила, и она незамедлительно спланировала с торпеды на пол и, естественно, в ту же секунду затрезвонила.

   Чертыхаясь, я припарковалась, нашарила телефон и сердито сказала:

   — Слушаю.

   — Дашута, — затараторила Лиза, — ты в каких делах? Гоняешь по городу? Где сейчас находишься?

   Рассказывать ей правду не хотелось, и я обошлась обтекаемым ответом:

   — Я в центре.

   — О! Повезло! — обрадовалась Лиза. — Можешь мне помочь?

   — А что? — на всякий случай уточнила я. — У меня свои планы.

   — Пустяки, — зачастила Лизавета. — Вадик находится в клинике «Артемон», его надо забрать, отвезти на съемку в павильон, он всего в паре кварталов от лечебницы, и оставить там на попечение режиссера. Сможешь? Потратишь на все около часа! Плиз! С моей машиной маленькая проблема, я задерживаюсь.

   — Хорошо, — без особой радости согласилась я. — Диктуй адрес «Артемона».

   По счастью, лечебница находилась через два дома от того места, где жила Ариадна Олеговна.

   Я быстро добралась до клиники и запоздало удивилась. Что делает Вадим в ветлечебнице? Почему я решила, что здесь обслуживают домашних любимцев? А кого еще могут привести в заведение под названием «Артемон»? Если кто забыл, так звали пуделя в книге про Буратино. Вероятно, Вадим участвует в благотворительной акции, посвященной бездомным собакам.

   И тут я увидела вывеску «Клиника альтернативной пластической хирургии „Артемон“». Ну и ну! Неужели у того, кто обратится к местным специалистам, отрастет хвост и длинные уши, покрытые шерстью? Хотя не стоит ерничать. Украшают же стены многих детских поликлиник изображением доктора Айболита. Все забыли, что милый старичок-то по образованию ветеринар. «Приходи к нему лечиться и ворона, и лисица», и в Африку дедуля порулил, чтобы спасти обезьян. Ну не было у него лицензии на лечение детей. Какое отношение Айболит имеет к малышам? Лично я вижу некоторую нелогичность в таком оформлении кабинетов педиатров. Но, согласитесь, назвать клинику пластической хирургии «Артемон» еще более странно.

   В просторном холле сидела только девушка-администратор. Услышав, что я приехала за Полкановым, она кивнула, убежала и через минуту привела Вадима. Он выглядел обычно. Ни кучерявой шерсти, ни усов, ни задорно поднятого вверх хвоста у него не было. Лицо не покрывали синяки, губы не опухли, кожа имела обычный цвет. Если над Полкановым и совершили какие-то манипуляции, это осталось незаметным.

   — Дашута? — удивился Вадик. — А где Лизка?

   — Она задерживается, — отрапортовала я, — попросила меня отвезти тебя на съемку.

   Полканов схватился за сердце, закатил глаза, отбросил со лба невидимую прядь волос, вздернул подбородок и произнес:

   — Минута опоздания к тревоге. Чу! Там шаги! Не смерть ли бродит у порога? А ну как ей на ум пришло меня забрать в час ночи серой?

   — Сейчас день, — возразила я, — и ты выглядишь до тошноты здоровым. Лиза тоже в полном порядке, у нее с машиной ерунда какая-то.

   — Ладно, говори, куда двигать, — перешел на нормальную речь Полканов.

   Я взяла Вадима под руку и отвела к машине. Моего образования не хватает, чтобы понять, какую пьесу он сейчас процитировал. Вероятно, что-то из Шекспира. Может, это Лопе де Вега или Мольер.

   Когда мы очутились в студии, я сказала Полканову:

   — Желаю удачных съемок.

   — Тьфу на тебя! — молниеносно разозлился Вадим. — Разве можно произносить эти слова перед началом работы? Удачу сглазишь. Не…

   Закончить фразу он не успел. Послышался взрыв. Я инстинктивно присела и прикрыла голову руками. А Вадик, вот странность, совсем не испугался. Он топнул ногой:

   — Пожалуйста! Началось! Лампа лопнула! А кто виноват? Ты со своими тупыми замечаниями.

   Я выпрямилась.

   — Извини, не имею ни малейшего понятия о местных порядках.

   — Тогда лучше заткнись, — нахамил Вадик.

   — Дорогой мой, — закудахтал толстый мужчина в джинсах и измятом темно-зеленом пуловере, выруливая из глубины помещения, — ну наконец-то!

   — Привет, Гриша, — безо всякой радости ответил Вадик, — я не опоздал?

   — Самую малость, — заверил Григорий, — часа на два, не больше. Кирилл, начинаем!

   — Напомните сцену, — капризно прогундосил Полканов.

   — Ну, я побегу, — сказала я.

   — Этта кто? — полюбопытствовал Гриша, окидывая меня оценивающим взглядом. — Твоя мама?

   От негодования у меня пропал голос, а Полканов даже не улыбнулся.

   — Нет, квартирная хозяйка, я поселился у Дарьи на время съемок, Лизка куда-то подевалась, Васильева ее временно замещает.

   Теперь я разозлилась так, что даже вспотела. Квартирная хозяйка? Вот здорово! И никого я не заменяю, оказала наглому актеру дружескую услугу, привезла его на съемочную площадку, нарушила свои планы, но больше никогда ему не помогу. Даже если Вадик свалится в речку, кишащую крокодилами, не протяну нахалу руку!

   — Тебе нельзя уходить, — озабоченно заявил Григорий, хватая меня за руку. — По условиям контракта Вадим не имеет права находиться в павильоне без сопровождающего лица.

   — Извините, я не имею ни малейшего отношения к Полканову, — возразила я. — Приютила Вадима и Елизавету в своем особняке исключительно по просьбе Маши Мирской, я не сдаю внаем комнаты и не нанималась быть тенью артиста. До свидания.

   Гриша умоляюще сложил руки:

   — Пожалуйста! Если Вадик тут останется один, меня сожрут юристы.

   — Давай убьем всех адвокатов, — предложила я.

   — Отлично сказала, — обрадовался Григорий, — я придерживаюсь того же мнения.

   — Это Шекспир, — пояснила я.

   — Гениально, — закатил глаза Гриша, — написано сто лет назад, а современнее некуда.

   Я хотела напомнить режиссеру, что Шекспир родился в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом, а умер в тысяча шестьсот шестнадцатом году, а вовсе не столетие назад. Но потом решила не демонстрировать знаний, полученных во время курса зарубежной литературы. Твердо решив уйти, не обращая внимания на стенания Григория, я сделала шаг в сторону и услышала звонок телефона. На противоположном конце провода опять оказалась Лиза.

   — Дашута, забыла тебя предупредить…

   — О том, что Вадика нельзя оставлять одного под софитами? — перебила я.

   — Пожалуйста, побудь там полчасика, — взмолилась Лиза. — Ну куда тебе спешить, а?

   Мое терпение лопнуло.

   — Но у меня полно дел!

   — Ерунда, — зачирикала пресс-секретарь, — я попала в аварию! Знаешь небось, как долго ждать гаишников! Но уже все, я оформила протокол и несусь в студию.

   — Надеюсь, ничего страшного? — испугалась я.

   — Мелочь! — возвестила Лиза. — Я врезалась в бетономешалку! Лоб в лоб! Хлоп! И откуда чертова бандура вырулила! Пустая была дорога, и вдруг! Бумс!

   — Бетономешалка! — в ужасе закричала я. — Ты жива?

   — А кто сейчас с тобой беседует? — хмыкнула Лиза.

   Я перевела дух.

   — Что с тобой?

   — Колесо спустило, — весело заявила она. — Лучше спроси, что с идиотским «миксером»! Он вдребезги! Запчасти разлетелись по всей дороге! Выглядит прикольно.

   Я вспомнила крохотную «букашку» Лизы и пришла в ужас.

   — Говорю же, ерундовина, — тараторила глупышка, — гаишники дураки, прилетели стаей! Я очень нервничаю! У меня сердце болит.

   — Немедленно потребуй, чтобы «Скорая» доставила тебя в больницу, — воскликнула я.

   — За Вадика волнуюсь, — уточнила Лиза. — Очень прошу, побудь с ним!

   — Конечно, — заверила я ее, — никуда не уйду.

   — Ты настоящий друг, — восхитилась Елизавета, — буду максимум через час.

   Я засунула трубку в карман и повернулась к мужчинам.

   — Хорошо, я остаюсь. Лиза угодила в аварию, столкнулась с бетономешалкой.

   — Вот и отлично, — потер руки Григорий, — можно работать. Вадик, ты помнишь суть?

   — Естественно, — ехидно ответил тот, — я пока еще не впал в маразм.

   — Он от бабушки ушел, он от дедушки ушел, кто он? — дурашливо пропел Гриша. — Вадя, отвечай! Он кто?

   — Колобок, — рявкнул Полканов, — мне надоели твои шутки.

   Режиссер похлопал его по плечу.

   — Неправильно, зайка. От бабули и дедули ушел ум. Шутка.

   — Вы не поняли? Лиза угодила в ДТП, — повторила я, — она врезались в бетономешалку.

   — Пустяк, — сказал Вадик, — вечно она на дорогу не смотрит. Помню, Лизка торопилась как-то в спа-салон, болтала за рулем по телефону, выскочила на Красную площадь, там репетиция парада шла, и вломилась в ракету типа «земля — воздух». Прикольно получилось. Хорошо хоть она не стартовала. В смысле, ракета.

   Я подумала, что Вадик шутит, но тут Гриша добавил:

   — Я всегда считал, что на параде муляжи возят!

   — Не, — замотал головой Вадим. — Хрень была настоящая, мне пришлось потом к военным ехать, автографы раздавать. Лизка мастер спорта по глупостям. Втюхаться в ракету! Что ей бетономешалка? Расфигачит ее и не заметит.

   — Хватит болтать о пустяках, — поморщился Гриша и повел нас в дальний угол зала. — Вадя, давай повторим задачу. Сегодня снимаем уход Орла от погони.

   — Орла от погони, — повторил Вадим, — ага… значит… ну… Орла от погони. Отлично.

   Григорий надулся.

   — Ты хоть помнишь, в каком сериале снимаешься? Или в мозгах все ленты перемешались?

   — Прекрати, — скривился Вадик. — Орел уходит от погони. Иду переодеваться. Даша, устройся тут!

   — Да, правильно, лучше сядь на стул и не выступай, — приказал Гриша.

   Я была настолько удивлена поведением мужчин, которые даже не попытались изобразить беспокойства по поводу аварии, в которую угодила Лиза, что молча заняла отведенное мне место и беззвучно сидела до того момента, как начались съемки.

   — Шикарно, — заорал Григорий, когда Вадик появился под софитами. — Значитца, внимание! Ты готов? Граф на стреме?

   — Напомни действие, — капризно попросил Полканов.

   — Орел мчится по городу, — закричала женщина, у которой на голове сидели большие наушники. — За ним гонится Граф. Путь Орлу преграждает семиэтажное здание, герой ловко карабкается вверх, Граф не отстает. Когда они достигают крыши, Орел прыгает на соседний дом, преодолевая пять метров пропасти, Граф следует за ним и падает. Конец. О’кей?

   — Йес, — кивнул Вадим. — Все, как обычно.

   Мне стало любопытно. Павильон огромный, но где тут здоровенный дом? Как режиссер собирается снимать прыжок с крыши на крышу? Вадик что, сам проделает этот трюк?

   — Тишина на площадке! — заорали сбоку. — Первый идет Граф, выпускаем по хлопку, Орел побежит, когда преследователь приблизится к красной точке. Кадр сто девяносто семь, дубль один! Мотор!

   Послышался резкий, похожий на выстрел звук. Я вздрогнула, Вадик присел, потом завизжал и понесся в сторону камеры, установленной на высокой подставке. Из темноты одним прыжком вылетел пес, раза в два больше Афины. Из его рта капала кровь, рыжая шерсть стояла дыбом, хвост торчал, как восклицательный знак.

   — И-и-и-и, — орал Вадик, несясь со скоростью, которой позавидуют бегуны Эфиопии.

   — У-у-у-у, — выл пес, быстро сокращая расстояние.

   Собака выглядела жутко. Мне захотелось нырнуть под стул, но, несмотря на стресс, я поняла, по какой причине Вадима снимают одновременно в пяти сериалах. Капризный, тщедушный, апатичный Полканов преобразился в долю секунды. Сейчас его лицо искажал настоящий ужас, тело летело вперед снарядом, руки не успевали за ним, болтались сзади, пальцы свела судорога, по сгорбленной спине стало понятно: главный герой охвачен первобытным страхом. Наверное, так паниковал неандерталец при виде молнии, ударившей в дерево. Пришлось признать: Вадим гениален. Он идеально владеет телом. Ему не нужно кричать: «Мне страшно!» Эмоции понятны без лишних слов. Высший пилотаж!

   За пару секунд Полканов достиг больших дверей студии, распахнул их и выскочил в коридор. Пес запоздал на мгновение, ткнулся мордой в захлопнувшуюся створку, сел перед преградой и заскулил.

   — Степочка, Степочка, — закричала хрупкая девочка, выныривая из мрака зала, — заинька! Ты не ушибся? Чертов Полканов! Куда его понесло? Степонька, иди сюда!

   Тут только я сообразила, что кровь в пасти монстра не настоящая — всего-то уловка гримеров. Собака медленно потрусила к хозяйке. Та достала из привешенного к поясу мешочка кусочек сыра и сунула подопечному:

   — Ешь, пусик!

   — Что за хрень! — завизжал Гриша. — Вадим…! Эй!

   У меня в кармане затрясся телефон, я быстро выхватила трубку и шепнула:

   — Кто там?

   — Скажи дураку, что я вернусь на площадку только после того, как уберут дерьмо! — заорал Вадим.

   — Где Полканов? — надрывался Григорий. — Какого… он в галерею усвистел?

   Я откашлялась и крикнула в ответ:

   — Он у меня на телефоне. Просит убрать с площадки… э… какашку!

   Григорий замер, потом вполне мирно сказал:

   — Спроси, что он имеет в виду?

   — Дерьмо собачье, — завопил Вадим, слышавший Гришу.

   Мне пришлось повторить фразу.

   — Зоя, уведи пса, — распорядился режиссер.

   Девушка схватила монстра за ошейник.

   — Пошли, Степонька.

   Когда они исчезли, я сказала в телефон:

   — Проход свободен.

   Дверь в студию приоткрылась, показалась голова Вадима.

   — Безобразие, — начал возмущаться артист, — вы с ума посходили? Натравили на меня страх побережья Австралии!

   Я с трудом удержала на лице серьезное выражение. Полканов не играл перепуганного насмерть героя, он на самом деле испытывал ужас.

   — Рая! — надрывался Вадим. — Откуда в сценарии собака Баскервилей?

   — Я тебя предупредила, — ответила женщина с наушниками, — Орел удирает, Граф его настигает.

   — Я думал, он обычный граф, — слегка сбавил тон Полканов.

   — Что смешного? — спросила я, когда народ успокоился.

   Рая взяла меня за руку, подвела к пространству, раскинувшемуся слева от камер, и спросила:

   — Неужели ты считаешь, что собака взаправду должна гавкнуться с высоты? Мы не уроды! Никого не убиваем. Для сложных трюков существуют дублеры, но в нашем сериале особых заморочек нет. Смотри вниз. Что ты видишь?

   Я прищурилась.

   — На полу настелена декорация, фасад здания.

   — Молодец, — похвалила Рая, — Вадик ляжет на живот и поползет по картинке, ты за ним. Сообразила? Ну?

   Я еще раз осмотрела огромное полотнище.

   — Вадим не карабкается вверх по отвесной стене! Он елозит по полу! А зритель на экране видит совсем другое… наивные люди полагают… это же обман! — возмутилась я.

   — Кинофокус, — поправила меня Рая. — Старая кинематографическая уловка!

   — Вы Вадима представляете храбрецом, который сам исполняет трюки, — прошептала я.

   — Ну и что? — деловито осведомилась Раиса. — Если артист работает с декорацией, ползет по ней, это и называется трюк! И надо прыгать! С одной скамеечки на другую! Никакой лажи, просто чуть другой ракурс. Дашуня, отработай, и ауфвидерзеен!

   — Если не надо сигать с одной крыши на другую, я готова, — согласилась я.

   — Гриша, она перестала выделываться, — заорала Рая.

   — Легла на точку! — завопил режиссер. — Орел, в кадр, Граф, соберись! Погоня по вертикальной стене! Мотор.

   — Кадр сто девяносто восемь дубль один!

   Трах-тарарах!

   Вадик пополз вперед, я старательно поспешила за ним.

   — Стоп! — взвизгнул Гриша. — Дарья! Собаки не передвигаются, оттопырив задницу. И ты бежишь! Не ползешь!

   Я перестала понимать, чего им от меня надо.

   — Но я-то ползу по декорации!

   — Да, изображая бег, ясно? — осведомился постановщик.

   — Что тут непонятного? — простонал Вадим. — Очень трудно работать с непрофессионалом. Я устал!

   — Тебе предлагали суперпрофи Степана, — не упустила возможности уколоть его Зоя. — Сам отказался. Степа, в отличие от Дарьи, умеет все! Ползет бегом по стене. Плавает брассом на паркете. Выпрыгивает из подвала с парашютом. Танцует лезгинку в ластах. Недавно изображал жену слона! И никаких капризов, типа: «Я устал, умру, платите больше, несите на площадку пряники в мармеладе».

   Я закашлялась. Таланты Степана поражают. У меня начинает развиваться комплекс неполноценности. Ну, возможно, я смогу исполнить лезгинку, облачившись в костюм аквалангиста, но выскочить из подпола с раскрытым парашютом мне слабо. И за супругу слона мне никогда не сойти, разве что это будет карликовая особь.

   — Работаем с тем, что имеем, — сказал Федор. — Какое кино, такие и собаки в нем. Давайте снимать.

   Вадик поманил меня пальцем.

   — Повторяй мои движения. Вытягивай попеременно руки, делай вид, что подтягиваешься, пару раз изобрази, как лапы соскальзывают. Слегка привстань, не растекайся лужей по картинке. Не слушай дебилов, каждая шваль хочет актера пнуть. Мнят себя великими, типа они Тарантино, Вуди Ален или Сергей Эйзенштейн! Ан нет! Всего-то Гришка идиот!

   — Легли на точку! Мотор! — взревел Гриша.

   — Кадр сто девяносто восемь дубль два! Пошли.

   Бах!

   Я шлепнулась на изображение кирпичной кладки и поползла «бегом».

   Через полчаса, после десятка попыток, Гриша смилостивился и небрежно сказал:

   — Граф свободен. Остальные продолжают. Эй, кто там?

   Дверь студии приоткрылась, в щели мелькнула вспышка света.

   — Папарацци! — заорала Раиса. — На площадке посторонние!

   Створка хлопнула о косяк и снова распахнулась. Перед нами предстала Лизавета с фотоаппаратом в руке. Левой девушка держала за шиворот тщедушного мужичонку. Раз! Камера брошена на пол. Два! Лиза растоптала ее в крошку. Три! Журналист улетел в коридор, получив от Лизоньки пинок. Пресс-секретарь указала пальцем на режиссера и отчеканила:

   — Нарушение договора! Пункт восемь дробь двенадцать а! Никаких съемок для желтой прессы на площадке. У нас продан эксклюзив журналу Олега Строева. Штрафная санкция. С тебя бабло! Наличкой! Сейчас же! Конверт в студию!

   — Лизочек, не пыли, — взмолился Гриша. — Пошли, пообедаем.

   Я отправилась в гримерку, сняла меховой комбинезон, попыталась причесаться и была остановлена незнакомой женщиной, вбежавшей в комнату. Она сунула мне несколько ассигнаций, пакет и ведомость.

   — Распишись в графе «получено».

   Кое-как удерживая трясущимися пальцами ручку, я вывела в указанном месте корявую закорючку.

   Администратор испарилась, я вышла следом за ней, огляделась по сторонам, нашла угрюмо стоявшую поодаль Зою, протянула ей купюры и сказала:

   — Они твои.

   — Вау, спасибо! — обрадовалась дрессировщица.

   — И корм забирай, — улыбнулась я. — Мне он без надобности. Извини, не хотела у Степы работу отнимать.

   — Ты не виновата, — кивнула Зоя. — Это Вадик козел!

   Я решила завершить беседу комплиментом:

   — Степан намного лучше меня справлялся с ролью.

   — Учитывая, что ты впервые оказалась перед камерой, сработала на отлично, — не осталась в долгу Зоя.

   Она расстегнула мешочек, висящий у нее на талии, выудила оттуда кусок сыра и поднесла к моему лицу. Я машинально открыла рот, шматок эдама оказался на языке. Секунду мы с Зоей пялились друг на друга. Дрессировщица опомнилась первой.

   — Блин! Совсем забыла, что ты не собака! Можешь спокойно есть сыр, он свежий. Скорей себе дерьма куплю, чем Степе.

   Я быстро прожевала упругий ломтик.

   — Спасибо. Очень вкусно.

   — Хочешь еще? — хлебосольно предложила Зоя.

   — Нет, — отказалась я, — меня жажда замучила. Где у них кулер?

   — Похудеешь, пока найдешь, — махнула рукой Зоя, — секундочку.

   Дрессировщица нагнулась, достала из большой сумки термос, широкую чашку-пиалу, наплескала туда светло-коричневой жидкости и подала мне со словами:

   — Пей на здоровье, сама заваривала из набора трав.

   Напиток был предложен с таким радушием, что отказаться я не могла.

   Я взяла пиалу, осушила ее и удивилась:

   — Необычный вкус.

   Зоя кивнула:

   — Сама разработала. Крапива для шерстистости, подорожник от кариеса, мята для суставов и еще десять травок, которые делают собаку мощной, умной и работоспособной. Тебе не повредит.

   — Спасибо, — бормотнула я, возвращая Зое чашку.

   — Рада была познакомиться, — улыбнулась дрессировщица. — Может, судьба еще раз нас столкнет. Степа часто снимается. Ты на выход?

   — Да, и как можно скорее, — воскликнула я, сдерживая икоту.

   То ли моему желудку не понравился сыр, то ли он взбунтовался из-за чая для собачьей работоспособности, то ли от всего вместе.

   — Пошли, провожу, — предложила Зоя и помахала перед моим лицом пиалой. — Надо Степину миску как следует помыть, ты из нее пила, мало ли чего. Я очень за гигиеной слежу.

   Я не смогла удержаться и икнула во весь голос.

   — Эй, ты не больная, часом? — насторожилась Зоя. — Вот так всегда! Хочешь человеку помочь, а потом Степину посуду выбрасывать приходится. Что с тобой?

   — Все нормально, — пробормотала я между приступами икоты. — От усталости со мной частенько это приключается.

   — Ну-ну, — протянула Зоя, — удачи тебе. Ступай одна на выход. Степа, открой рот, прысну туда мирамистином. Бог весть что от этих людей приличная собака подцепить может!

   Я помахала дрессировщице рукой и пошла к машине.

   Очутившись в автомобиле, я отдышалась, набрала номер Кузи и поинтересовалась:

   — Что ты выяснил про «Старинные сказки Нормандии»?

   — Это библиографическая редкость, — начал докладывать компьютерщик. — Том был выпущен в конце двадцатых годов прошлого века издательством «Древо», оно просуществовало совсем недолго, всего год, и благополучно закрылось. Тираж составил пятьсот экземпляров.

   — Негусто, — вздохнула я.

   — Это сейчас Милада Смолякова миллионами проданных книжонок хвастается, — протянул Кузя, — сто лет назад по-другому дела шли.

   — Лучше вернемся к интересующей меня книге, — остановила я парня, который вознамерился прочитать мне лекцию.

   — Какое количество томов нынче находится в чьих-то библиотеках, неизвестно, но не стоит рассчитывать, что можно спокойно приобрести сборник, — тоном престарелого профессора, вещающего перед первокурсниками, продолжил Кузя. — У московских букинистов его нет. Никто из книголюбов от этого не страдает, особой популярностью сказочки не пользуются. Если хотите почитать их, топайте в библиотеку имени Владимира Булгакова, там эта книга есть вместе с кучей других редкостей. Если хочешь купить уникум, могу посоветовать повесить в том же хранилище объявление, там клуб обожателей печатного слова, у них сайт в Интернете. Вот, слушай: «Ищу басни Мефодия Баумгарта, тысяча семьсот восемьдесят шестой год. Куплю дорого или обменяю». У тебя вроде филологическое образование?

   — Изучала иностранные языки, естественно, и литературу, — ответила я, — русскую вкупе с зарубежной. Но кто такой Мефодий Баумгарт, понятия не имею. И всегда считала, что писателя Булгакова звали Михаилом.

   — Ща гляну, — пообещал Кузя.

   — Можешь не беспокоиться, — остановила я его. — Автор «Мастера и Маргариты», «Белой гвардии», «Собачьего сердца», пьесы «Дни Турбиных» Михаил Афанасьевич Булгаков родился в тысяча восемьсот девяносто первом, а скончался в тысяча девятьсот сороковом году.

   — Но он же не монополист на эту фамилию, — резонно возразил Кузя. — Вот, нарыл. Владимир Егорович Булгаков, ученый, психиатр, профессор, преподаватель, автор книг по психиатрии, в частности выпустил научно-популярное пособие «Как помочь семье больного». Книголюб, владелец обширного собрания печатных редкостей, завещал открыть после своей смерти музей, что и выполнили. Вот там есть твои «Старинные сказки Нормандии». Так, пара секунд… ага, вот содержание. В томе десять легенд. Кошелек, который заглатывал владельцев, зеркало, где хранилась душа убийцы, расческа, лишавшая тех, кто ею пользовался, памяти, перчатка…

   — Можешь остановиться, я отлично помню эти истории, — сказала я.

   — Жутковатые сюжеты, готовые сценарии для триллеров, — протянул Кузя. — Нашим кино- и теледеятелям надо пошарить в библиотеках, найдут кучу давным-давно забытых произведений. А то все одно и то же по зомби-ящику. Короче, если нужны сказки, езжай в библиотеку, адрес я тебе эсэмэской отправил, а где купить том, не знаю.

   — Подскажи адрес ресторана «Фасоль», — сменила я тему.

   — Сейчас сброшу, — пообещал Кузя.

   В харчевне, где работала Ирина Соловьева, было не протолкнуться от посетителей. То ли здесь вкусно кормили, то ли цены радовали, но ни одного свободного места в просторном зале не нашлось. Я притормозила одну из официанток, на всех парах несущуюся к длинному столу, за которым сидело человек двадцать.

   — Простите, пожалуйста…

   — Бизнес-ланч из трех блюд, — привычно сказала девушка, — салат с итальянской заправкой, суп дня…

   — Где я могу найти Ирину Алексеевну, вашу управляющую? — спросила я.

   — Спросите у Елены Михайловны, — посоветовала официантка. — Вон она, у бара. Видите, блондинка с укладкой?

   Я кивнула и стала протискиваться между стульями.

   Елена Михайловна профессионально улыбнулась:

   — Хотите поговорить с Ириной? Она заболела, но я-то на месте и могу решить любую проблему. Дайте-ка угадаю! Вы та самая женщина, что вчера забыла в туалете мобильный? Если назовете парочку контактов, вспомните несколько имен, фамилий, я отдам вам трубку. Ну, кто у вас в друзьях?

   — Оставлять где попало мобильные — мое хобби, — засмеялась я, — вы правильно вычислили мой характер. Еще я теряю книги, косметику и документы. Но трубка в туалете принадлежит другой растеряхе. Ирина моя подруга, я заскочила ее навестить.

   Елена Михайловна не смогла скрыть удивления:

   — Подруга?

   — Ну да, — улыбнулась я, — бежала мимо, решила заглянуть. Ира говорила, что у вас вкусно кормят.

   — Соловьевой сейчас нет, — протянула Елена.

   — Странно, — удивилась я, — вроде сегодня ее смена, или я ошиблась?

   Управляющая повернулась к бармену.

   — Коля, присмотри за залом, если я понадоблюсь, зови, буду в комнате отдыха.

   — Не волнуйтесь, — меланхолично ответил парень, — еще не вечер.

   — Твоя правда, — вздохнула Елена и указала мне на маленькую дверь. — Пойдемте, там потише, здесь галдят, трудно разговаривать.

   — Не очень у вас просторно, — отметила я, когда мы оказались в пятиметровой комнатушке, одну из стен которой украшали грозные объявления «Не курить», «Не есть», «Не читать».

   — Странно, что барин не велел написать «Жить запрещается», — ухмыльнулась Елена Михайловна, усаживаясь на колченогую табуретку. — Отличная у нас комната отдыха, да?

   — Уютной ее назвать трудно, — согласилась я. — Тут, похоже, даже чайника нет.

   — Нам не разрешают есть в подсобке, — пояснила управляющая.

   — Целый день бегать голодными? — возмутилась я. — Ваш хозяин очень добрый человек.

   — На обед отводится двадцать минут, можно заскочить в «Бургер-плаза», — вздохнула Елена, — напротив нас дверь. Там дешевле, но очень однообразно: картошка-фри, гамбургер, пирожок с клубникой. Через неделю надоедает.

   — У вас более разнообразное меню? — подхватила я удачно завязавшуюся беседу.

   Елена быстро взглянула на дверь.

   — Вы кто?

   — Даша, знакомая Иры, — улыбнулась я. — Жаль, что она заболела. Ирочка не сказала, что с ней?

   — Аппендицит, — ответила Елена Михайловна. — На работе дней десять не появится, ей вчера сделали операцию. Ирина очень ответственный человек, попросила врача звякнуть мне на мобильный около часа ночи. Честно говоря, я была поражена.

   — Чему? — не замедлила спросить я. — Аппендикс может воспалиться у любого человека.

   — Меня поразил не факт болезни, хотя он тоже необычен, — вздохнула Елена. — А сам звонок. Не ожидала, что Ирина знает мой номер.

   Меня охватило недоумение.

   — Вы же сменяете друг друга, неужели не обменялись номерами?

   Елена Михайловна закинула ногу на ногу.

   — Ирина чрезвычайно закрытый человек. Робот, механизм без эмоций. Работает в «Фасоли» не первый год, но я о ней ничего не знаю, остальные, кстати, тоже. Идеальная служащая, мечта любого хозяина, стоглазая управляющая, от нее невозможно ничего скрыть. К Ирине никогда не приходят ни знакомые, ни подруги. Она не опаздывает, не пропускает работу и действует четко по инструкции, не дает ни малейших послаблений персоналу. Каждую смену педантично заполняет листок нарушений. Мне из-за нее постоянно от хозяина влетает.

   — Вы в одном статусе? — поинтересовалась я.

   Елена тяжело вздохнула.

   — Должность называется красиво: «управляющая», но на самом деле ты розга для официанток, боксерская груша для посетителей, девочка для битья Леонида Петровича, владельца кафе. Смена двенадцать часов, мы с Ириной работаем по очереди. Леонид придумал жесткую систему штрафов. Кое-какие его карательные меры правильные. Ну, например, приказ мыть руки после посещения туалета. Наши официантки не очень чистотой заморачиваются. Если я замечаю, что кто-то руки не ополоснул, обязана отметить имя неряхи в листке, сдать его после смены, а у девчонки в конце месяца из зарплаты произведут вычет. Вот там, у окна, висят правила, хотите прочитайте, занимательный документ.

   Я повернула голову и прищурилась. «Опоздание на работу, за каждые пять минут — 10 руб. Грязные руки — 20 руб. Курение во дворе — 30 руб. Обувь не по форме — 50 руб. Отсутствие формы — 200 руб. Грубость клиенту — 1000 руб. Еда в комнате отдыха — 300 руб. Использование служебного телефона в личных целях — 300 руб. Употребление алкоголя, наркотиков — немедленное увольнение. Пропуск работы без справки от врача — немедленное увольнение».

   — Здорово, да? — хмыкнула Елена Михайловна. — Концлагерь. Вроде десятка — не большая потеря, но к концу месяца ползарплаты тю-тю.

   — Этак ваш Леонид Петрович останется без работников, от него все убегут, — не одобрила я сурового владельца «Фасоли».

   — Ошибаетесь, в Москве безработица, — не согласилась Елена. — Одна девчонка уйдет, на ее место сразу пятеро просится.

   — В столице много заведений общественного питания, зачем молодым женщинам добровольное рабство у Леонида Петровича? — удивилась я.

   Елена Михайловна начала покачивать ногой в черной лодочке на высоком каблуке.

   — Так, да не так. Элитные рестораны, куда ходят богатые и знаменитые, ни одного служащего, даже уборщицу при сортире, с улицы не возьмут. В первоклассные заведения требуются люди, имеющие не менее десяти классов образования, хорошие рекомендации и знание английского языка в объеме, достаточном, чтобы обслужить иностранца, добавьте сюда приятную, хоть и не модельную внешность.

   — Красавицам карьера официантки заказана? — с недоверием перебила я. — Всегда считала, что наоборот.

   Управляющая поправила завитую челку.

   — Скандал никому не нужен. Не дай бог, посетитель на девчонку западет. Обычная внешность предпочтительнее. Если человек работает в трактире суперразряда, он держится за место. Всякие там «Быстробургеры» и «Китайская лапша» предпочитают нанимать студентов. Низший сегмент — стеклянный павильон в Зюзюкино, где в меню пиво, водка, пельмени плюс люля-кебаб из мяса, которое поймали во дворе. Стремное место. Туда берут в основном гастарбайтерш. Ресторанов, подобных «Фасоли», не так уж и много.

   — Их полно, — уперлась я. — На одной улице с вами четыре штуки.

   — И все пустые, — терпеливо пояснила Елена. — Хозяева цены подняли, посетители туда не заглядывают, а у нас демократично, поэтому народу толпа. Ирина никому ничего не прощает, непонятно, как она все заметить успевает. Я не могу одновременно за залом смотреть и на дверь туалета коситься. Потому к вечеру у Соловьевой лист нарушений целиком исписан, а у меня и на треть не заполнен. Леонид посмотрит и ну орать:

   — Елена! Плохо выполняешь свои обязанности! Учись у Иры, у нее муха мимо носа не пролетит.

   — Представляю, как Соловьеву не любят в коллективе, — протянула я.

   — Верно, — согласилась Елена, — но ей на отношение людей плевать. Одно могу сказать: Соловьева никогда исподтишка не действует, ничего личного не демонстрирует. Приметит непорядок, подойдет и скажет: «Таня, чулки не прозрачные, а темные, ты курила во дворе и опоздала на восемь минут с обеда». Татьяне остается лишь руками разводить — сама виновата. Но так, чтобы тайком безобразия сотрудникам приписывать, — нет. Ирина очень честная, до глупости. Месяца два назад она после закрытия ресторана нашла кошелек. В нем не было никаких документов или кредиток, только сто тысяч рублей. Служащие ушли, Ира одна была, могла себе деньги забрать, никто б и не узнал. Но Соловьева объявление на двери повесила и на нашем сайте. Бармен Коля возьми да и скажи: «Стоит ли так беспокоиться? Что упало, то пропало!»

   Ирина ему в ответ: «Жизнь — улица с двусторонним движением. Как ты поступишь, так и с тобой будут. Честность — лучший способ сделать жизнь счастливой и избежать неприятностей».

   С Ириной что-то случилось? — спросила управляющая.

   Я замялась.

   — Я не болтлива, — продолжала Елена. — Но и не глупа. В первый раз Ирина заболевает, и через несколько часов, опять же впервые, здесь появляется ее подружка, внезапно решившая пообедать в «Фасоли». Вы бы не удивились? Так что произошло? Ира жива?

   Я решилась на откровенность:

   — Вчера вечером Соловьева ушла из дома и до сих пор не вернулась. Ее дочь, школьница, очень нервничает. Она, как и вы, уверяет, что у мамы нет ни подруг, ни близких знакомых, девочка никогда не видела дома гостей, Ирина не устраивала праздников, вечеринок.

   — Похоже на правду, — перебила меня Елена, — Ирка всегда вызывается работать тридцать первого декабря, и в другие праздники спокойно выходит, поэтому я считала ее одинокой. О дочери впервые слышу, она о ней даже не намекала. И в коллективе ни с кем близко не сошлась. Правда, у нас текучка большая, работа пахотная, почесать языком некогда, но ведь что-то узнается случайно. Девушки хвастаются покупками, подарками от парней, цвет волос изменяют, новую губную помаду покупают. С любовником-мужем-родителями повздорят, всю смену носом шмыгают, отдых планируют, кредит берут. А Соловьева как автомат. Пришла, ушла, никто ее злой, обиженной, радостной или в слезах не видел. Штирлиц рядом с ней отдыхает.

   — Попытайтесь предельно точно вспомнить, что она вам сказала, — попросила я. — Звонок раздался почти ночью. Вы, наверное, испугались?

   — Мало кто обрадуется, если за полночь мобильный задергается, — заметила Елена. — У меня мама с диабетом. Первая мысль, когда я трубку схватила, была: «Мамуле плохо!» Но из трубки раздался мужской голос:

   — Извините за беспокойство. Говорят из клиники по поводу Ирины.

   Елена Михайловна почувствовала невероятное облегчение, потом — удивление.

   — Какой Ирины?

   — Соловьевой, из «Фасоли», — пояснил звонивший. — Ее увезли на операцию.

   — Господи, что произошло? — испугалась Елена.

   — Приступ аппендицита, — без задержки ответил врач. — Она просит вас завтра выйти на работу, заменить ее. Пожалуйста, предупредите начальника: Соловьева в клинике, просит десять свободных дней, бюллетень представит.

   — Пусть не беспокоится, — остановила доктора Елена, — она за два года на моей памяти ни разу не болела, имеет право спокойно лечиться.

   — Все? — уточнила я.

   Елена кивнула.

   — Что-нибудь показалось вам необычным? — наседала я.

   — Кроме самого звонка, нет, — протянула коллега Соловьевой.

   Я кивала в такт ее словам. Все бы ничего, но есть несколько штрихов, которые заставляют насторожиться. Ариадна Олеговна упомянула, что характер дочери окончательно испортился после того, как ей в тринадцать лет удалили аппендикс. Может ли у человека вырасти второй? Ладно, предположим, Ира анатомический уникум, у нее с течением времени появился еще один аппендикс. Но Кузя по моей просьбе вчера поздно вечером проверил больницы и морги. Ни в одном учреждении Ирины Соловьевой нет. Хорошо, допустим, в регистратуре напутали. Или ее привезли после того, как Кузя прошерстил врачебные записи. Но почему Ира не предупредила Катю? Мать забыла о дочери? Ей успели дать наркоз, а она последним усилием уходящего сознания вспомнила о работе, но не о своей девочке? Оставила Катю мучиться в неведении?

   — Более ничего не знаю, — расстроенно сказала моя собеседница.

   Дверь в комнатушку приоткрылась, всунулась девушка, кудрявая, как барашек.

   — Елена Михайловна, там посетитель скандалит. Он заказал котлеты из курицы с жареной картошкой, ему их подали с гречей. Съел спокойно, а сейчас говорит: «Не хочу платить, не то принесли».

   Управляющая встала:

   — Иду, Ната.

   «Барашек» исчез, я протянула Елене Михайловне визитку.

   — Вдруг что-то вспомните или услышите о Соловьевой, звоните мне в любое время.

   Елена положила карточку в карман юбки, мы вместе вышли в зал, управляющая отправилась утихомиривать скандалиста, а я выбралась на улицу, порадовалась неожиданно яркому солнцу, глянула на часы и набрала телефон, который мне оставила Катя.

   — Алле, — кокетливо произнес высокий голос, — Сереж, ты? Не молчи. Я знаю…

   — Можно Катю? — сказала я.

   Голос сразу поскучнел.

   — Вы не туда попали.

   — Вы Соня? — спросила я.

   — Предположим, — ответила девочка.

   — Катя Соловьева сказала, что вы ее лучшая подруга и вас не накажут за использование строго запрещенного мобильного. Меня зовут Даша.

   — Хочется посмотреть на лицо отца, когда он увидит в моем дневнике запись: «Болтала по сотовому, „двойка“ за непослушание», — засмеялась Соня. — Директор живо дурака-учителя выгонит, побоится папуськиных денег лишиться. Вам Катьку?

   — Да, если она рядом, — попросила я, — или пусть сама соединится с Дарьей.

   — Ну… я… ваще-то… типа… сейчас занята, — протянула Соня, — а затем в кино иду.

   Мне стало тревожно.

   — Соня, где Катя?

   — На английском, — ответила девочка.

   — Уроки уже закончились, — отметила я.

   — Ой, надоела, отвяжись, — схамила Соня, — хорош трезвонить! Отвали! Мы с Катькой поругались.

   В ухо полетели частые гудки. Я нажала кнопку быстрого набора и услышала баритон Семена:

   — Привет.

   — А где Кузя? Зачем берешь его трубку? — удивилась я.

   — У нас новое дело? — поинтересовался Собачкин. — Где предоплата? Бесплатно только белочки в лесу бегают.

   — Не в деньгах счастье, — парировала я.

   — С ними легче, — возразил Сеня, — и любовь в обрамлении купюр крепче.

   — С милым рай и в шалаше, — усмехнулась я.

   — Точно, — обрадовался Собачкин, — в особенности, если он стоит во дворе своего особняка и туда лакей таскает запеченную осетрину. Намедни, сидючи в приемной стоматолога, я взял от скуки в руки журнал и прочитал статейку. Автор советовала перед вступлением в брак проверить свои чувства, съездить вместе с женихом отдохнуть на море. Две недели, проведенные на Сейшелах, и вы увидите все скрытые недостатки избранника.

   — Неплохой рецепт, — согласилась я.

   — Эхма, не там любовь исследуется, — закряхтел Собачкин. — Чего можно на Мальдивах, Гоа или в Турции-Египте не поделить? Куда жрать пойти? Лучше всего пожить в однушке в спальном районе, со свекровью-тещей на кухне, живо ясно станет, каков градус чувства!

   — Когда твое агентство прогорит, будешь зарабатывать как семейный консультант, а сейчас передай трубку Кузе, — велела я.

   — Разоримся мы только в одном случае — если начнем работать бесплатно, — отбрил Собачкин. — Так есть клиент? Расценки тебе известны. Автомат по выдаче информации работает отлаженно. Всунул купюру — получил ответ. Не всунул — отказ. Закон вселенской справедливости. Чтобы получить крошку, отдай песчинку, иначе нарушится равновесие в природе. Я доступно объяснил?

   — Более чем, — ответила я, — клиент есть, предоплату отдам. И остальное тоже. Зови интернет-сыщика.

   Минут через десять я снова побеспокоила Соню и опять услышала капризное:

   — Але! Сереж! Хорош прикалываться!

   — Софья Евгеньевна Вартанова, — противным голосом проскрипела я, — телефонная компания отключает вас от сети.

   — Эй, эй, стойте, — закричала Соня, — какого хрена?

   — За регулярную неуплату, — злорадно пояснила я, — на вас с марта задолженность висит.

   — Глупости! — заверещала Соня. — Мой отец вашу контору по кирпичам разнесет.

   — Ну, это вряд ли, — сердито произнесла я, — девушка, давайте спокойно разберемся, без агрессии.

   — Говори, — гаркнула школьница.

   — Софья Евгеньевна Вартанова? — опять осведомилась я.

   — Я уже сказала: да!!!

   — Не стоит нервничать, у вас тариф «Триста смс», вы его регулярно превышаете, поэтому…

   — Я на безлимитном! — забушевала девочка. — На самом крутом! Все включено!

   — Секундочку, не бросайте трубочку, — попросила я, следя за часами. — Мне нужно полторы минуты для уточнения. Могу, пока автоматика настраивается, ввести вас в курс наших эксклюзивных предложений. Новый тариф…

   — Заткнись! — рявкнула Соня. — Работай молча.

   Я выждала требуемое время и загнусавила:

   — Извините за задержку, спасибо за понимание, произошла досадная накладка, приношу вам от лица нашей компании извинения.

   — Мне не отрубят связь? — перебила Соня.

   — Никогда, — заверила я. — Надеемся, вы и впредь продолжите пользоваться…

   — Да пошла ты! — выпалила хамка и отключилась.

   Я в мгновение ока перезвонила Кузе.

   — Засек? Времени хватило? Я задержала Софью на проводе дольше, чем ты просил.

   — Объект находится в доме шесть, квартира десять, улица Варкина, — отрапортовал компьютерщик, — попутного ветра тебе в хвост.

   Я завела мотор и направилась на улицу Варкина.

   Грязный подъезд, жуткий запах на лестнице и сильно пьяный мужик, пытающийся подняться по ступенькам, должны были навести на мысль об ошибке Кузи. Что делать дочери богатого папаши в непрезентабельном здании, населенном, похоже, маргиналами? Но я знаю, что хакер не допускает оплошностей, поэтому спокойно преодолела пролет и позвонила в квартиру.

   За дверью раздался быстрый топот, звон, стук, я переминалась с ноги на ногу, наконец, чуть ломающийся голос подростка спросил:

   — Кто там?

   — Открывай, Сережа, — крикнула я, — не волнуйся, свои. Анна Егоровна попросила тебе яблочек занести, беспокоится, как сыночек без нее время проводит.

   Дверь распахнулась, в прихожей, плавно перетекавшей в узкую комнату, стоял высокий худой парнишка в натянутой наизнанку футболке и джинсах.

   — Вам чего? — испуганно спросил он.

   Я быстро вошла в квартиру и захлопнула дверь.

   — Извини, Сережа, пришлось тебя обмануть. Я ищу Соню Вартанову. Она ведь спряталась в твоей комнате.

   — Ваще о такой не слышал, — глупо соврал мальчик.

   Я укоризненно зацокала языком.

   — Сергей, будь благоразумен. Твоя мама, хозяйка квартиры Анна Егоровна Воронина, работает кассиром в супермаркете. Она сейчас на круглосуточном дежурстве и не придет ночевать. Но Соне-то надо уйти домой. Я займу пост у твоей двери, и рано или поздно девочка выйдет. Со второго этажа ей не спрыгнуть. Сразу скажу, меня совсем не интересует, чем вы тут занимаетесь. Нужно побеседовать с Софьей о Кате Соловьевой.

   — Нет тут никого, — уперся мальчик.

   Я улыбнулась.

   — Сколько лет твоей маме?

   — Сорок, — опешил Сережа.

   — Зарплата, наверное, не очень велика, — сказала я, — навряд ли ей по карману вон те туфли на красной подошве, они стоят около тридцати пяти тысяч рублей. И пятнадцатисантиметровый каблук даже вкупе со скрытой платформой не лучший выбор для сорокалетней дамы. Ну разве что на праздник их надеть. Обувь небрежно валяется под вешалкой, а на крючке висит сумка раза в три дороже туфель. На стуле шарф от всемирно известной фирмы.

   — Я дома один, — стоял на своем Сергей.

   Я достала телефон, нажала на кнопки. «Сырные шарики, сырные шарики», — завизжало из сумки.

   — Вот интересно, — обрадовалась я, — звоню Соне и слышу песенку веселых бурундучков из мультика. Только не говори, что фанатеешь от этой мелодии!

   — Как вы узнали, где я? — сердито спросила стройная девочка, выглядывая из кухни. — Никто вообще-то про нашу с Сережкой дружбу не знает! За мной шпионят? Вас папа нанял?

   — Нет, твой отец ни при чем, — успокоила я Соню.

   — Кто наврал, что мы с Серегой тут? — задала глупый вопрос Вартанова.

   — Наврал твой телефон, современные нафаршированные электроникой трубки замечательны всем, кроме одной детали — их легко отследить, — пояснила я. — Но еще раз скажу, ты находишься вне зоны моего интереса. Где Катя? Дома ее нет, а сотовый заблокирован.

   Софья сдернула с запястья махрушку и стянула длинные каштановые волосы в хвост.

   — Понятно, вас ее папаша прислал. Я ей не советовала к Вадиму ходить. Какая радость в отце, если он дочь столько лет видеть не хочет? Но Катьку переклинило, она опсихела: «Папочке плохо, он жалуется на одиночество, надо ему помочь».

   — Ты знала, что Катя поедет к Полканову, и пыталась ее отговорить? — уточнила я.

   — Не люблю человеку на мозг пыль трясти, — поморщилась Вартанова. — Катя взрослая, не первоклашка. Она спросила мое мнение, я высказалась, а уж дальше как получится. Она сегодня после третьего урока ушла.

   — Куда? — спросила я.

   Вартанова тряхнула головой.

   — Отпросилась у Нинели Митрофановны, ей из больницы позвонили, сказали, что маму на операцию забрали. Только Нинели она правду не сообщила. Та никогда б ее одну не отпустила! Она твердит: «Я за вас в школьные часы отвечаю, до шестнадцати десяти вы под моим наблюдением». Глупо. Значит, в четверть пятого мы можем под автобус попасть, и Нинельке это по фигу?

   — Стоп! Отвечай на мои вопросы, — сердито приказала я. — В районе полудня Кате позвонили?

   — Да, — подтвердила Соня.

   — В вашей гимназии запрещены сотовые, — напомнила я. — Соловьева не хотела, чтобы мать платила штраф за ее непослушание.

   — Ага, она такая, всего боится, — ухмыльнулась Софья. — А я свободна, на мою мобилу тренькнули, попросили Катьку, как раз на большой перемене, мы в буфет шли. Я ей трубку передала, Катюха забежала в пустой кабинет английского. Выходит вся зеленая, скажи, Сереж?

   — Синяя, — уточнил мальчик, — говорит: «Ребята, чего делать? Мою маму сейчас оперировать будут, что-то страшное, я не поняла. Слово длинное, не повторю».

   Сергей и Соня переглянулись, а потом заговорили, перебивая друг друга.

   Вартанова, Соловьева и Воронин дружат давно. Сережа старше девочек на год, но это им не мешает, как, впрочем, и разница в финансовом и социальном положении родителей. Соня дочь богатого человека, у нее есть и мама, и папа, но они все время заняты на работе, поэтому доченьку воспитывают учителя и постоянно меняющаяся прислуга. Соня с младых ногтей научилась избавляться от противных домработниц. Когда очередная горничная, исполняющая и роль няни, сильно допекает девочке, та подсовывает в ее вещи какое-нибудь кольцо матери, и «воровка» изгоняется из дома. В последний год в семье Вартановых поселилась совсем молодая Ксюша, и для Сони началась райская жизнь. Они сдружились с Ксенией, прикрывают друг друга, и все складывается чудесно. Катя и Сережа тоже относительно свободны, у них вечно работающие мамы. Ирина хорошо зарабатывает, а вот Анна Егоровна считает каждую копейку, но, экономя на всем, оплачивает дорогую гимназию, мечтает о поступлении Сергея в университет.

   Катя и Сережа отлично учатся, им жалко мам. Соне наплевать на аттестат. Она знает: отец устроит ее в любой вуз на платное отделение. Соня и Сережа любят друг друга, они хотят пожениться, Катя пока не обзавелась кавалером. Когда родители в командировке, Соня спокойно может явиться домой за полночь, Ксения ее не упрекнет. Но от Софьи требуется не пропускать занятий, тихо сидеть на уроках, не хамить преподам и получать свои незаслуженные четверки, которые вместо троек-двоек велит учителям ставить директор. Только ей нельзя приводить приятелей, Ксения не желает мыть полы. Кате тоже не позволяют устраивать дома сборища. Ирина Алексеевна не любит шум, грязь и беспорядок. Если Катюша зовет в гости друзей, ровно в девять им надо смыться, оставив после себя идеально убранные комнаты. Вот Анне Егоровне наплевать на то, сколько немытых чашек она обнаружит в мойке, ее не разозлят ни Катя, ни Соня, сидящие у телевизора. Зато она может даже кусочки рафинада в сахарнице пересчитать, а потом упрекнуть детей в обжорстве. В общем, каждый взрослый со своим прибамбахом.

   — Ну… вы неправильно нас поняли, — начал выкручиваться Сергей.

   — Это не наш секрет, — оборвала его Вартанова, — мы не имеем права выбалтывать.

   Я оторвалась от стены.

   — Устала стоять.

   — Так уходите, — схамила Соня.

   Я не обиделась на наглую девицу. Бесперспективно злиться, если хочешь получить побольше информации. С любым человеком, даже немотивированно агрессивным, можно договориться. Надо лишь сообразить, на какую педаль лучше нажать во время разговора. А уж с подростками совсем просто, их быстро вразумит короткая фраза, которую я сейчас и произнесу со спокойным видом:

   — Соня, ты же взрослый человек!

   — Не первоклассница, — выдала ожидаемую реакцию школьница.

   — Тогда и рассуждай по-взрослому, — нахмурилась я. — Ирина пропала вчера вечером, ни разу не позвонила дочери, не забеспокоилась, как та себя чувствует, оставшись впервые одна дома. Насколько я поняла, она любит дочь, следовательно, ей совсем не безразлично моральное состояние Катюши. Но Ирина словно утонула, от нее не было никаких известий. Отчего бы не соединиться с Катей, не успокоить ее, не сказать:

   — Солнышко, у меня приступ аппендицита, мне сделают операцию, но ничего страшного нет. Тебе придется пару деньков пожить без меня.

   Но Ира молчит. Зато коллеге по работе по ее просьбе врач рассказывает об аппендиците. О службе Соловьева вспомнила, а о любимой дочурке нет?

   Сережа поскреб пальцем щеку.

   — Моя мама, если ей голову оторвет, своему главбуху названивать будет, обо мне и не вспомнит, — сердито буркнула Соня. — У родителей всегда бизнес на первом месте.

   — Ирина Алексеевна не такая, — вдруг сказал Сережа, — она вообще-то странная, но очень заботливая. Катьке обувь чистит. Вроде строгая, никогда не улыбается, голос, словно замороженный, но я ни разу не слышал, чтобы она орала или ругалась. Если Катюха чего поклянчит, она это тут же получает. Первой из класса айпадом обзавелась. Даже Соне позже купили, а у меня так его вообще до сих пор нет. Странно, что Ирина Алексеевна в больницу попала и Кате не сообщила.

   Соня дернула плечом и промолчала. Я продолжила:

   — Непонятного много. Ирине Алексеевне удалили аппендикс в школьном возрасте. По данным наших специалистов, вчера вечером гражданку Соловьеву никто не госпитализировал ни в одну из московских больниц. Но есть и хорошая новость: в списках моргов ее фамилии тоже нет. И, кстати, если в хирургическое отделение попадает женщина, у которой есть ребенок-школьник моложе четырнадцати лет, персонал обязан позвонить учителям, директору, близкому родственнику, а не непосредственно девочке. С Ириной случилась беда, Катю, похоже, выманили под благовидным предлогом. Вы ей звонили?

   — Мобила не отвечает, — сказала Соня, — мы думали, она около мамы в палате сидит, поэтому трубка выключена.

   — Если что-то знаете, лучше расскажите, — велела я, — пару минут назад прозвучало слово «секта». Почему?

   Соня посторонилась.

   — Идите на кухню, там сесть можно.

   Я молча повиновалась и протиснулась на узенький диванчик, придвинутый почти впритык к крохотному столу. Соня и Сережа устроились на треугольных, кукольного размера табуретках.

   — «Секта» — это такая шутка, — решила быть откровенной Соня. — На самом деле там типа клуб.

   Сережа рассмеялся:

   — Они спектакли ставят. Уржаться. Тетя Ира роль учила, а мы уж подумали, что у нее крыша протекла.

   — Давайте по порядку, — попросила я, — и не перебивайте друг друга. Кто начнет?

   — Я! — воскликнула Соня.

   Девочка рассказала следующее.

   На лето дружная троица всегда расстается. Софью увозят в Италию, там Вартановы снимают дом на побережье. Сергея Анна Егоровна отправляет на три месяца в деревню к тетке, а Катя остается в городе, ждет конца июля, когда они с Ириной уезжают на две недели в Египет или Турцию. Первого сентября компания воссоединяется и обменивается новостями, как правило, хорошими.

   Но этой осенью Катя показалась приятелям встревоженной. В первую неделю учебы она даже нахватала четверок, чего с ней никогда ранее не случалось, и Соня спросила:

   — Ты чего, влюбилась? Сидишь на уроке, в окно смотришь. Кто он? Надеюсь, не турок?

   — Я не дура, — вспыхнула Соловьева.

   — Значит, влюбилась, — захлопала в ладоши Сонюшка. — Ну, рассказывай.

   — Нечего, — отбивалась Катюша, но Вартанова не отставала, и в конце концов загнанная в угол Катя призналась:

   — Дело не во мне. Мама в кого-то втюхалась!

   Соня присвистнула.

   — Ну и ну. Ты его видела?

   — Неа, — грустно сказала Катенька.

   — Значит, телефонные разговоры слышала? — предположила Соня.

   — Нет, — совсем помрачнела подруга.

   — И с чего ты это тогда взяла? — заржала Вартанова. — Вау, ты их в постели застукала! Прикольно.

   — Да нет же! — возмутилась Катя. — Мама никого в гости не приводит, у нее работа тяжелая, устает очень, хочет вечером покоя, тишины, порядка и чистоты. Я еще в мае заметила, что она какая-то грустная, тихая, но решила: на службе косяки. В Турции мы в одном номере жили, и она по ночам на балконе сидела, типа воздухом наслаждалась, но я слышала, как она плакала. А сейчас начала ему письма писать. Вчера я потащила ведро на помойку, а там куча листочков, мелко изодранных, я хотела их вместе сложить, в комнату принесла, но ничего не получилось, совсем немного разобрала: «больше не могу», «сил нет», «освободите», «заберите навсегда», «снимите груз с сердца».

   — Совсем плохо, — деловито заметила Соня. — Может, она замуж хочет? Помнишь, что с Лариской случилось, когда ее мамахен новым мужиком обзавелась? Ларку живо к бабке на Украину сплавили. Старые дети в новой семье без надобности. Странно, что Ира его домой не тащит. Где они встречаются?

   — Может, у перца своя хата есть? — резонно предположила Катя.

   — Надо их выследить, — оживилась Соня.

   — Зачем? — хмуро спросила Катя.

   — Ты идиотина? — рассердилась на нее Вартанова. — Хочешь получить урода в папы?

   — Нет, — призналась Катерина, — если меня родной отец бросил, то чужой мужик точно не полюбит. Кто я ему буду? Дочь жены.

   — Стопудово, — согласилась Соня. — Они себе своего младенца заведут, ты станешь ему памперсы менять.

   — Мама уже старая, — возразила Ира.

   — По телеку рассказывали про тетку, которая в семьдесят сына родила, — прищурилась Соня. — Хочешь братика?

   — Никогда, — испугалась Катя, — я сразу из дома убегу.

   — Надо на жениха посмотреть, — озвучила созревший в голове план Софья, — понять, чего твоя мать его домой не приводит. Может, он семейный? Тогда живи, Катька, спокойно, мамашке просто потрахаться охота.

   — Заткнись, моя мама не такая, — разозлилась Катерина.

   Соня заржала, и девочки подрались, потом успокоились, помирились и решили узнать побольше о кавалере Ирины. Для начала выяснить его имя, фамилию и адрес. Катя стала регулярно проверять мамин мобильный, но там не нашлось ни странных звонков, ни любовных эсэмэсок, лишь сообщения от самой Кати, которые она регулярно посылает матери.

   Катя было приуныла, но через пару дней ей улыбнулась удача. Ира пошла в душ, а трубка, лежавшая на кухне, тихо пискнула. Катюша бросилась на звук и увидела на экране текст: «Смена времени встречи. Пятница, 19.00. Не как обычно, а в 19.00».

   На следующий день утром перед школой Катя ухитрилась еще раз засунуть нос в сотовый матери, но не обнаружила ничего нового, зато увидела, что извещение о встрече в пятницу стерто. И это показалось ей весьма подозрительным. Зачем убирать из памяти телефона невинную фразу? Вот почему Катя не находила ранее эсэмэсок с признаниями. Мама шифровалась получше иностранного шпиона, уничтожала переписку с мужчиной, но оставляла короткие сообщения от Кати. Вероятно, Ирина подозревала, что дочь может проявить любопытство, и не хотела будить ее подозрений.

   Катерина была поражена. Мама техническая идиотка, она не сумела освоить компьютер, как дочь ни старалась, ни объясняла, ни растолковывала, Ирина так и не научилась отправлять е-майлы. Если старшей Соловьевой требуется воспользоваться поисковой системой, она просит дочь, и Катюша лезет на нужные сайты. В мобильном телефоне Ирина освоила лишь две функции: она умеет звонить и читать-посылать сообщения, все остальное ей не под силу. Когда память трубки перегружается, Ирина приносит аппарат Кате и просит:

   — Освободи место.

   — Ма, это очень просто, — сердится девочка. — Нажать сюда и туда. Сто раз показывала.

   — Если так просто и быстро, помоги молча, — отвечает Ирина. — Мне этого не запомнить.

   А сейчас выяснилось: Ирина отлично знает, как «убить» одно ненужное послание, оставив другие в целости.

   В пятницу Ирина сказала Кате, что у нее на работе собрание, и ушла где-то в районе половины шестого. Старшая Соловьева и предположить не могла, что за ней по пятам пойдет Соня.

   Вартанова удачно проследила за Ириной, а когда та вошла в квартиру в жилом доме, тут же соединилась с Катей, ожидавшей ее звонка около метро.

   Апартаменты, куда впустили Иру, находились на первом этаже и были угловыми. Все окна оказались предусмотрительно зашторены, никаких щелей в портьерах не обнаружилось. На короткое мгновение Соне показалось, будто она слышит заунывно-протяжную музыку, но потом снова стало тихо.

   В октябре темнеет рано. Девочки подумали, что мужчина непременно должен проводить любимую женщину до метро или поймать ей такси, поэтому они решили устроиться на лавках на детской площадке и понаблюдать за подъездом. Около двух часов никакой особой активности вокруг входной двери не наблюдалось. Туда-сюда ходили разные люди, вероятно, жильцы. Потом на детскую площадку пришла женщина с маленькой собачкой. Пока чихуахуа писала в песочницу, тетка стала приматываться к подросткам:

   — Что вы тут делаете?

   — Сидим, — вежливо ответила Катя, — отдыхаем.

   — Уходите отсюда, — велела баба, — небось курите, пьете, а потом тут наши дети презервативы находят.

   — И где у нас бутылка? — попыталась воззвать к логике Катюша. — Сигареты?

   — Зачем девочкам презики? — вступила в беседу Соня. — Если так о малышах волнуетесь, то уберите свою собаку, она в песок срет.

   — Вот я сейчас милицию позову, — взвизгнула бабенка. — Там и будете объясняться.

   — Отвали, — рявкнула Соня, — проваливай, пока жива.

   — Мы маму ждем, — решила смягчить грубость подруги Катя, — она в гости пошла в этот дом.

   — Ах, вы из этих, из сектантов, — неожиданно протянула тетка.

   — Из кого? — испугалась Катя.

   Собачница хмыкнула:

   — На первом этаже они собираются, все на голову больные, какие-то сборища устраивают. Надо бы хозяина оттуда вытурить, да нельзя, потому что там музей оформлен! Жильцы его побаиваются, он умеет мозги запудривать и, говорят, вовсе не сектант, а врач, но я сюда в августе въехала, глаз у меня свежий. Наметан он у меня на таких уродов. У моей подруги дочь тоже так на собрания бегала, а потом главарь заставил ее квартиру-машину продать и ему деньги вручить. Я подобных «гуру» за километр вычисляю. Старых жильцов колдун запугал, а я новенькая, понимаю, кто он! Буду бороться! Вы, девочки, если родители с ума сошли и на собраниях башкой об пол бьются, жалуйтесь в отдел опеки. Иначе и жилплощади лишитесь и денег, из школы вас заберут, замуж за главного сектанта отдадут. Вот так.

   Подхватив псинку, тетка ушла, Катя и Соня, здорово напуганные, поехали домой.

   — Секта намного хуже нового отца, — справедливо решила Софья. — Нам в том дворе лучше больше не показываться. Эта баба приставучая. Зашлем туда Серегу.

   Воронин помчался к дому днем, вошел в подъезд и обнаружил на двери загадочной квартиры латунную табличку «Музей книги. Вход свободный».

   Сережа решил рискнуть. Толкнул незапертую дверь, увидел длинный коридор, доску с объявлениями и стал их изучать. Все они посвящались литературе. Одни люди хотели продать издания, другие их приобрести. Потом появилась женщина и с улыбкой поинтересовалась:

   — Кого-то ищешь?

   Сергей не растерялся и задал вопрос:

   — Здесь можно продать макулатуру? От бабушки куча брошюр про здоровье осталась.

   — Нет, милый, ты пришел в музей редкой книги, он создан на основе частной коллекции профессора Булгакова, — ответила женщина. — Владимир Егорович всю жизнь охотился за ценными экземплярами и завещал после своей кончины сделать свое собрание общедоступным. Хочешь посмотреть?

   Сергей обрадовался возможности заглянуть в глубь помещения:

   — Давайте.

   Дама взглянула на часы.

   — Вообще-то мы сюда пускаем группами, по предварительной договоренности, но к нам крайне редко заглядывают школьники, ради тебя я сделаю исключение. Пошли. Экспозиция начинается с мемориального кабинета Владимира Егоровича.

   — У меня денег нет, — на всякий случай предупредил мальчик.

   — Мы работаем бесплатно, такова была воля профессора Булгакова, — торжественно провозгласила женщина и распахнула белые двери.

   Полчаса Сережа рассматривал застекленные шкафы, где теснились тома, и слушал рассказ про мебель. Тетку, которая назвалась Эммой Генриховной, было невозможно остановить, она сыпала словами без пауз.

   — Письменный стол восемнадцатого века сделан из дуба, украшен медальонами и является точной копией того, за которым работал Эмиль Золя. Чернильница из бронзы приобретена на аукционе, ранее она находилась в кабинете Диккенса, а маленькая фигурка овечки некогда украшала камин в комнате Эмилии Бронте.

   Сергею оставалось лишь моргать. Имена, перечисленные женщиной, были незнакомы мальчику, и вообще он не понимал, почему надо восхищаться потрепанными книгами, когда можно пойти и купить новые? Это же противно — листать грязные страницы и держать в руках засаленный переплет!

   Но музейная курица явно считала иначе. Она чуть не рыдала от восторга, тыча указкой в полки. А когда Сережа устал и решил присесть на непрезентабельную табуреточку с бархатным, сильно потертым сиденьем, Эмма Генриховна громко заорала:

   — Не сметь! Это подлинная мебель из дома Чехова!

   Сережа чуть не упал от вопля и решил поскорей смыться. Он подождал, пока баба отвернется к здоровенной этажерке, набитой фарфоровыми фигурками, и толкнул одну из дверей комнаты. Мальчик рассчитывал очутиться в коридоре, но вместо него увидел квадратный зал, метров сорока, не меньше, одна часть его была оборудована под сцену, во второй стояли стулья.

   — Там нет ничего интересного, — заявила женщина, — у нас работает клуб книголюбов, мы ставим спектакли.

   — Театр! — догадался Сергей.

   — Самодеятельный коллектив, — кивнула дама.

   — Всех берете? — спросил мальчик.

   Женщина мягко улыбнулась:

   — В принципе да. Но тебе с нами будет скучно, самой молодой актрисе почти сорок. Здесь собираются…

   — Старички, — ляпнул Воронин.

   — Мы себя считаем молодыми, — засмеялась дама, — но, боюсь, ты прав.

   Когда Катя и Соня узнали про театр, они слегка успокоились. В Интернете они нашли сайт Музея. Там висело объявление, приглашающее желающих принять участие в театральных спектаклях.

   — Никакой секты нет! — запрыгала Катя. — Песни они поют и стихи читают на репетициях. Тетка с собакой психованная, ей везде сектанты мерещатся, крыша у дуры поехала.

   — И замуж тетя Ира не собирается, — добавила Соня. — Твоя мама никому любовных писем не пишет, она роли переписывает, так лучше текст запоминается.

   — Почему она мне не рассказала? — запоздало удивилась Катя.

   — Стесняется, — предположила Соня.

   — Или ей стыдно, — высказал свое мнение Сережа.

   — Ничего плохого в театре нет! — возразила Катя.

   Соня произнесла традиционную фразу:

   — Родители странные. Может, тетя Ира думает, ты над ней хохотать примешься, дразниться или обидишься, что она не с тобой свободное время проводит.

   — Надо ей сказать, что я не против, — засуетилась Катя. — Наоборот, хорошо, если она друзей нашла, а то постоянно одна.

   — Лучше молчи, — посоветовала Соня, — не фига лезть без спроса в чужую жизнь.

   Катя согласилась с Софьей и перестала рыться у матери в телефоне. А Ира к середине ноября опять стала сидеть дома в свободные от работы дни. Похоже, она разочаровалась в самодеятельности или там не оценили ее талант.

   — И почему вы решили, что Кате звонят из театра? — не поняла я.

   Соня ответила:

   — Ее так позвали! Уржаться можно. Голос, будто сериал рекламирует! По телеку мужчина так говорит в анонсе: «Скоро на нашем канале покажут лучший фильм десятилетия, правда о том, чего никто не знает».

   — Во времена моего детства говорили: «Голос Левитана», — улыбнулась я.

   — Он был художник, не артист, — снисходительно поправила меня Соня.

   — Юрий Левитан, — уточнила я, — диктор, который во время Великой Отечественной войны читал все сводки Совинформбюро, и он же сообщил о капитуляции фашистской Германии.

   — Разве тогда уже был телек? — заморгал Сережа.

   — Юрий Левитан работал на радио, — пояснила я. — В вашей гимназии историю преподают? Ладно, вернемся к звонку. Так что сказал красивый мужской голос?

   — «Соизвольте пригласить к телефонному аппарату Екатерину Соловьеву», — продекламировала Соня. — Нормальный человек разве так скажет? Вот я и решила: из того театра звонили!

   — Больше идиотов нет! — подхватил Сережа. — У Сонькиного телефона звук мощный, можно громкую связь не включать, я тоже услышал. Прикольно. Катюша в инглиш-кабинет рванула, а Соня сказала:

   — Что случилось? Никогда Катьке мама не звонила!

   Ну я и говорю:

   — Это не мать. Небось из секты какой-то дурак прорезался.

   А Соня в ответ:

   — Кроме матери, Катюха никому номер не давала! Мой телефон не общий. И за фигом секте Катю искать?

   — Мы между собой театр сектой зовем, для прикола. Иногда Катьку подкалываем, ну, типа, дочь сектантки. Это хохма, — сказал Сергей.

   — Затем Катя вышла и про больницу рассказала, — перебила парнишку Соня, — и все. Теперь у нее телефон выключен.

   Сев в машину, я первым делом позвонила Николаю Рябцеву, подчиненному Дегтярева, и спросила:

   — Коленька, как дела?

   — Ох, не к добру твой интерес, — настороженно ответил Николай. — Сразу говори, во что влипла?

   — Нужна небольшая консультация, — продолжила я, — если исчезла семья, мама и дочка, и родственников у них нет, может ближайшая подруга подать в ОВД заявление об исчезновении?

   — Насколько я знаю, такую бумагу примут исключительно от близких людей по истечении установленного срока, — оттарабанил Николай. — А кто пропал?

   Я вкратце изложила ему ситуацию, Рябцев поскучнел.

   — Не гони волну. Вероятно, сегодня вечером твоя Соловьева домой припрет. Загуляла с любовником.

   — Она не из бесшабашных особ, — вступилась за Иру я.

   — А потом мужика повстречала и башку потеряла. Сколько я таких случаев знаю, — загудел Николай. — Не зря про три дня придумано, девяносто процентов «пропавших» в пятницу вечером в воскресенье домой приходят и ну каяться, рассказывать, где гуляли.

   — Катю вызвали из школы, — напомнила я, — попросили приехать на площадь у Курского вокзала. Место выбрано не случайно, там толчея, легко затеряться, бесполезно расспрашивать про девочку, никто ее не запомнил.

   Николай зашуршал какими-то бумажками.

   — Хочешь, дам тебе телефон Юрки Бондарева? Он спец по розыску. Наш отдел этим не занимается. Могу ему звякнуть, сказать о тебе, хотя, полагаю, он о дегтяревской подруге наслышан, отнесется к тебе с полнейшим пониманием. Как там, кстати, Александр Михайлович?

   — Нормально, — вздохнула я, — ловит свою рыбу и счастлив. Сам знаешь, два раза в год посидеть неделю с удочкой на берегу, где не берет мобильный, для полковника святое. Вернется через пять дней.

   — Записывай номер Бондарева, — деловито сказал Николай.

   — Спасибо, не надо, — угрюмо ответила я и положила трубку на пассажирское сиденье.

   Ничего нового я не услышала. Очень хорошо знаю, как в милиции не любят брать заявления о пропаже людей. Нет, если из коляски, оставленной глупой мамашей, исчезнет младенец, тут милиция кинется на поиски. Всем понятно, крошечный ребенок сам не удерет. Хотя бывают варианты. Несколько лет назад Юра Бондарев, которого я, кстати, отлично знаю, занимался поисками месячного крошки. Мать новорожденного, студентка, вроде ее звали Изабелла, пошла с сыночком в детскую поликлинику. Народу перед кабинетами оказалась тьма, Изабелла через час захотела в туалет, но как пойти туда, имея на руках сверток с ребенком? Вот она и решила положить сына в коляску. В поликлинику нельзя ввозить «экипаж», все они остаются у дверей. Изабелла выскочила во двор, положила кулек в коляску и помчалась в санузел. А когда она вернулась, наследник испарился.

   Сначала мать перетрясла все пеленки и даже заглянула под матрасик, потом спросила у нянечки, которая сидела в гардеробе:

   — Здесь малыш не проходил?

   — У нас грудничковый день, — удивилась тетка, — тех, кто научился самостоятельно передвигаться, не принимают.

   Только после этих слов Изабелла сообразила: ребенка украли. Поднялась суматоха, сначала сотрудники клиники сами искали грудничка, затем кто-то догадался позвонить профессионалам. У Бондаренко на тот момент только-только родилась дочка, поэтому Юра воспринял этот случай как личное горе и развел бешеную активность. Сразу скажу: розыск пропавших — трудная работа, а поиски новорожденного — самое тяжелое направление. Клиника стояла на шумной улице, кто угодно мог схватить мальчика и убежать. Шансов найти кроху практически не было.

   Сын Изабеллы исчез во вторник около пяти вечера, а в районе одиннадцати Бондаренко, который настроился на бессонную ночь, позвонила испуганная женщина и, плача, сказала:

   — Пожалуйста, простите, не ругайте Мишу, он не нарочно. Не хотел красть мальчика, он его не заметил.

   И все выяснилось. Изабелла перепутала коляски, положила сына в чужую, то ли очень торопилась в туалет, то ли не привыкла пока отличать свой экипаж от других. На беду через секунду после того, как она унеслась прочь, из поликлиники вышел компьютерщик Михаил, которого жена попросила отвезти на прививку четырехмесячную дочь. Миша положил девочку в коляску и укатил домой. Почему он не заметил, что там лежит уже один ребенок? По какой причине не обратил внимания на мальчика, когда вынимал в подъезде свою доченьку? Ответы на эти вопросы дала его жена.

   — Да он живет не в нашем мире! Вообще ничего вокруг не видит! Один компьютер в голове.

   Миша оставил коляску в подъезде за лифтом. Консьержки в пятнадцатиэтажной многоквартирной башне нет. Мальчик Изабеллы сначала мирно спал, потом стал плакать. Жильцы, пробегавшие к лифту, не обращали внимания на детские вопли, наверное, думали, что около капризничающего младенца стоит мать, зачем лезть? В районе десяти вечера одна женщина все же решила взглянуть, почему из-за лифта доносится отчаянный крик.

   Мальчика вернули глупой мамаше, Юра вздохнул с облегчением.

   К сожалению, не все похищения так легко раскрываются, чаще бывает иначе. Ни малыша, ни преступника не находят. Если же исчезнет взрослый человек, то в голове сотрудника, к которому прибежали встревоженные родственники, моментально возникают предположения: загулял, напился, изменил супруге. Члены семьи уверяют, что муж-жена никогда не совершали никаких левых зигзагов и запоев. Но парни в форме говорят:

   — Давайте подождем. Не имеем права принять у вас заявление, пока не прошел определенный срок.

   Самое интересное, что большинство исчезнувших находится через сутки и выясняется: правда загулял, напился, изменил жене, реже — попал в больницу без документов.

   Телефон затрезвонил, я взяла трубку.

   — Дашута, привет, — воскликнула Лиза.

   — Если хочешь опять подсунуть мне Вадима, то лучше не пытайся, — быстро сказала я. — Больше не стану присматривать за ним, уже набегалась в костюме Шарика, снялась в большом количестве дублей.

   — Нужна твоя помощь, — словно не слыша меня, продолжала Лиза, — у нас акция «Помоги детям».

   — Звучит благородно, — осторожно сказала я.

   — Ее проводит канал телевидения, который сейчас снимает сериал с Вадиком, — деловито вещала Елизавета, — суть проста: Полканов вручает малышу подарок. Пиар-отдел нашел ребят из малообеспеченных семей и поделил их между звездами. Певица Карелия поехала к какой-то девочке, балерун Майский преподнес билеты на спектакль со своим участием сразу пятнадцати гражданам: папе, маме и ораве их отпрысков. Милосердие нынче в моде, Вадик не может остаться в тени, это очень подходящий повод для появления в прессе. Нам нужны вивики. Не можешь купить парочку? По пятнадцать сантиметров. Маленькие будут плохо смотреться на фото в газетах.

   — Вивики? — переспросила я.

   — Ну да, штучки две, — подтвердила Елизавета, — не потеряй чек, мы тебе деньги вернем. Будь другом, выручи! У меня дел по горло! Вывеску надо приделать, палату успеть оборудовать до вечера.

   — Баран тупой, — послышался на заднем фоне голос Гектора.

   — Ты дома? — удивилась я. — И что значит «оборудовать палату»?

   — Маленький мальчик, который ждет визита Вадика, лежит в больнице, — быстро заговорила Лиза, — у него очень опасное заболевание, поэтому никто из шоу-биза к малышу не спешит, трусливые подонки! Боятся заразиться. Ребенок плачет, ждет вивиков, акция «Помоги детям» длится уже месяц… сейчас гляну, как зовут парнишку… э… Никита Павлов. Диагноз выговорить не смогу… абр… дрк… мри… короче, не важно. Совсем Никите плохо. Вадик узнал о нем и принял мужественное решение. Он принесет бедняжке обожаемых им вивиков.

   — Оказывается, у Полканова доброе сердце, — пробормотала я, — вот уж не ожидала.

   — Поскольку визит снимает телевидение, нужна подготовка, — частила Лиза. — Не парься, это моя проблема. Успею все, уже организовала кровать, аппаратуру, постельное белье, фуршет для корреспондентов. Но чертовы вивики из головы выпали!

   Да уж! Лиза молодец, она сделала все, чтобы картинка на экране получилась эффектной. Ну прямо вижу, как понукаемые усердной пресс-секретаршей люди сдергивают с постели малыша застиранное бельишко, застилают новое, натягивают на ребенка красивую пижаму, втаскивают в палату цветы, ставят там телевизор, Лизочек подумала обо всем, из ее слишком умной головки выпала лишь малозначительная мелочишка — подарок несчастному больному не куплен. Ну, право, какая ерунда! Главное, создать для Вадика достойное обрамление.

   — Плиз, притащи хреновых вивиков, — ныла Лиза.

   Мне совершенно не хотелось участвовать в подготовке торжественного прибытия Полканова в больницу. Только жаль ребенка, которому пообещали игрушку.

   — Дашунечка, — стенала Лиза, — одна надежда на тебя! Глупо, если Вадюша в палату с одними цветами вопрется!

   — Уже еду в магазин, — вздохнула я.

   — Я тебя обожаю! — заорала Лиза. — Учти, вивики должны быть в Ложкине не позже девятнадцати сорока пяти. В двадцать ноль-ноль прибудут чертовы папарацци, чтоб их разорвало на части!

   Последняя фраза пресс-секретаря показалась мне странной и даже настораживающей, но тут я увидела большое здание торгового центра. Где здесь можно припарковаться?

   Когда же последний раз я покупала игрушки? Аркадий давно вырос, его детские годы пришлись на время пустых прилавков, поэтому мальчику доставалось то, что переставало интересовать ребят моих подруг. Кеша получал не совсем новые машинки и конструкторы. Маше повезло больше. Помню ее восторг от пластмассовых пони с разноцветными гривами и кукол Барби, но потом девочка увлеклась ветеринарией и стала просить всякие справочники, пробирки, микроскопы и прочее оборудование для домашней лаборатории. Дети Зайки и Аркадия большую часть своей жизни провели у киевской бабушки, а сейчас они живут в Париже. С внуками я вижусь редко, с удовольствием дарила бы им всякие электронные чудеса, вроде айпада и пиэспи. Но у Ольги очень жесткая позиция, она категорически против «стрелялок», «бродилок» и «квестов». В компьютерах, которые установлены в детских, есть хитрые устройства, блокирующие выходы туда, куда запрещает мама. В общем, лавка с куклами и машинками — не то место, куда я регулярно заскакиваю, поэтому сейчас, отправившись бродить между стеллажами, я растерялась.

   В центре громадного зала в корзинах было навалено огромное количество мягких собачек, кошек, ежиков и прочих зверушек. Но! Сначала я увидела фиолетового поросенка с красными глазами и синим чубчиком, потом попятилась от непонятного создания: то ли черепахи, то ли крокодила, то ли зебры. Не надо считать меня идиоткой, которая не способна отличить рептилию от четвероногого млекопитающего, но как назвать существо, у которого круглое тело под бело-черным панцирем, морда лошади и хвост, как у ящера? Оно кто?

   — Вам нужен Карлин? — сказала продавщица, подбегая ко мне. — Берите скорей, последний остался.

   — Остальных раскупили? — с сомнением спросила я. — Кому этот ужас понравился?

   Девушка погладила отвратительного монстра.

   — Он милый! В мультике Карлин спасает лес от чудища Марва. Марва тоже был в продаже, но он уже закончился. Герои всегда хорошо расходятся, в особенности если фильм новый, потом интерес падает. Вон, гляньте, там стеллажи с куклами Пинкс. Пошли, покажу!

   — Марина, — крикнула кассирша, — тебя на второй этаж зовут, в обувь.

   — Пусть Света идет, — отозвалась продавщица, — я занята с покупателем.

   Она улыбнулась мне и сделала шаг в сторону ряда шкафов.

   — Вот они, Пинкс.

   Мне не нужны были куклы, но не хотелось останавливать услужливую Марину, поэтому я двинулась за ней, очутилась в окружении жутких уродов и стала озираться.

   — Прикольно, да? — улыбалась спутница. — Прошлогодний хит для девочек. Мультик про фей Пинкс. Очаровашки!

   Марина схватила с полки фигурку и начала вертеть ее перед моим носом. «Лялька» выглядела устрашающее. Зеленые волосы, глаза размером с блюдце, губы, как у поп-певицы, переборщившей с гелем, тонкие длинные руки, короткие ноги, толстая попа, отсутствие шеи и непонятная коробочка, приделанная к спине. Жуть!

   — Очень востребованная серия, — вещала Марина, — она объясняет девочке, что физическая красота не главное, Пинкс не Барби, она обычная, как все!

   Я покосилась на продавщицу. Сказать ей, что, как правило, малышки не рождаются с волосами цвета сочного кактуса и у них все же есть хоть намек на шею? А еще у подавляющего большинства представителей homo sapiens ноги длиннее рук, если наоборот, то это кто-то вроде орангутанга, и ящиков между лопатками у людей нет. Во всяком случае, ко мне он точно не приколочен.

   — У нас огромный выбор Пинкс, — соблазняла меня Марина, — много ролевых моделей. Пинкс — врач, учитель, космонавт, шофер, манекенщица, принцесса, королева, балерина, слесарь, дворник. Аксессуаров тьма: карета, жилой дом, мебель, ковры, бытовая техника. Возьмете набор для спальни, получите в придачу Пинксового мужа. Отличный презент для дошкольниц.

   — А как зовут супруга Пинкс? — задала я совершенно дурацкий вопрос.

   Марина заморгала, взяла со стеллажа коробку, перевернула ее и сказала:

   — Вы первая этим поинтересовались. Обычно просят: «Дайте Пинкс и ее мужика».

   Вот вам разбушевавшийся феминизм. Кто-то еще сомневается в главенстве женщин на Земле? Пусть представители сильного пола думают, что хотят, но сейчас перед моим взором возник ценник с надписью: «Набор принадлежностей для Пинкс. Кровать — 1 шт. Подушка — 4 шт. Комплект белья, балдахин, ковер, тумбочка, зеркало — по 1 шт. Муж — 2 шт.».

   Супруг — всего лишь аксессуар для спальни, имя ему не положено. Впрочем, есть и хорошая новость: девочка, получившая такой наборчик, не вырастет меркантильной особой, в ее детской головке понятие «муж» и «кошелек» не сольются в единое целое. Портмоне-то в коробочке нет. Я еще раз внимательно перечитала ценник и только сейчас удивилась:

   — А почему мужей двое?

   Марина почесала кончик носа.

   — Хм. Экая вы въедливая. Никто до сих пор не удивлялся. Может, запасной, на случай поломки? Или любовник! Берете? Вам в подарок нужна праздничная упаковка?

   Я представила, как приношу в дом коробку с Пинксовыми мужьями, вручаю крохотной дочке и назидательно произношу:

   — Держи, Манюня, и знай: если один муж при употреблении сломается, там есть запасной.

   Навряд ли у меня хватит духа рассказать малышке о том, кто такой любовник и зачем он нужен.

   — Только спальню купите или еще и кухню прихватите? — деловито осведомилась Марина.

   — К ней тоже прилагается муж? — вздохнула я.

   Марина сдвинула брови:

   — Сейчас гляну. Нет, там в комплекте домработница. Мужчина в спальне и вроде все. Хотя, нет. Вот здесь набор «Предметы для сада. Гамак, фонари, скамейка, кусты и муж». Но он тут один! Спальня выгоднее, цена одинаковая, а парней двое, выходит, один бесплатный!

   Я опомнилась.

   — Извините, зря трачу ваше время, я приехала за… этими… сериал по телевизору идет, показывает кабельный канал, смешное слово… ики… тики…

   — Мимики! — засмеялась Марина. — Это новинка! Месяц ими всего торгуем.

   — Точно, — обрадовалась я. — Спасибо, где их взять?

   — Больших или маленьких? — уточнила девушка.

   — Самых лучших, — потребовала я.

   Марина подвела меня к пластиковому монстру. Он держал круглый прозрачный цилиндр, внутри которого виднелась горстка разноцветных шариков.

   — Пожалуйста, мимик-гигант, нажмете кнопочку, и он начнет стрелять мимикятами.

   — Не очень красивая игрушка, — расстроилась я, — очередное страшилище.

   — Дети в восторге, — успокоила меня Марина, — младшие школьники от них с ума посходили!

   — Давайте пять штук, нет, лучше десять! — попросила я.

   Вадим известный актер, у него большие гонорары, неприлично ему привозить больному ребенку пустячок.

   — У нас только пара в наличии! — расстроилась Марина. — Хватайте эти, пока остались.

   — Несите на кассу, — велела я, — и еще прихватите вон ту машинку и пистолет. Нет ли у вас книги по оригами? Ребенок лежит в кровати, складывание фигурок из бумаги — хорошее развлечение.

   — Ну, если вам жаль купить компьютер, то, конечно, дарите бедолаге мятые листочки, — сказала Марина, окидывая оценивающим взглядом мою сумку и туфли.

   Я начала оправдываться:

   — Это не мой сын, подруга попросила купить.

   — Вторая касса, — сказала продавщица и, потеряв интерес к покупательнице, убежала.

   Я пошла вперед, увидела за стойкой другую девушку и сказала:

   — Вон те коробочки мои. Сколько?

   — Двадцать пять тысяч, — не моргнув глазом, сообщила кассирша.

   Я улыбнулась.

   — Это ошибка. У меня несколько небольших игрушек.

   — Давайте пересчитаем, — вежливо предложила кассирша, — пистолет и машинка в сумме дают три тысячи.

   — Мда, — крякнула я, — они что, из золота?

   — Ну что вы! — засмеялась девушка. — Конечно, нет, обычные, дешевенькие, из пластика.

   Я ощутила себя скрягой, настоящим Гобсеком и Скруджем Мак Даком.

   — Хорошо. Но откуда появились двадцать пять тысяч?

   — А мимики? — удивилась хозяйка кассы. — Они по одиннадцать тысяч каждый.

   — Сколько? — ахнула я. — Абсолютно несуразная цена для фигурки со стаканом из пластика с шариками внутри.

   — Они стреляют! — крикнула из стеллажей Марина.

   — Ну ладно, еще пружинки! — согласилась я. — Все вместе, полагаю, должно потянуть рублей на триста.

   Марина выбежала на открытое пространство.

   — Женщина! Мимики самый модный товар! Произведены в Америке! Посчитайте, сколько билет из Нью-Йорка стоит?

   — Они летели в бизнес-классе? — разозлилась я. — Останавливались по пути в Лондоне-Париже? Жили в отелях класса «Георг Пятый» или «Ритц»?

   — Не хотите, не берите, — надулась Марина, — пусть у всех детей они будут, а у вашего фиг.

   В моей сумке зазвенел телефон, меня опять разыскивала Лиза.

   — Купила? — закричала она. — Нашла игрушки?

   — Они стоят по одиннадцать тысяч штука, — ответила я.

   — Одиннадцать кусков чего? Евро? — спросила пресс-секретарь.

   — Конечно, рублей, — засмеялась я.

   — Так бери живо, — велела Лизавета, — помнишь, что надо быть в Ложкине вовремя?

   Я взглянула на большие часы, висящие над кассой, и обрадовалась:

   — Не волнуйся, времени полно, я успею даже еще в одно место заскочить!

   — Смотри, не опоздай! — предостерегла Елизавета. — Подведешь нас!

   — Никогда, — заверила я, — значит, беру уродов.

   Владимир Булгаков был коренным москвичом, известным врачом, книголюбом, гостеприимным хозяином, в хлебосольном доме которого всегда с радостью принимали представителей творческой интеллигенции. Писатели, художники, композиторы, артисты любили Владимира Егоровича за веселый нрав и широкую душу. А вот коллеги-врачи относились к нему с некоторой настороженностью: психиатр иногда высказывался довольно резко в отношении больных людей. Один раз на научной конференции Владимир Евгеньевич заспорил с оппонентами и в пылу дискуссии заявил:

   — Детей, которые появились на свет больными, надо умерщвлять!

   Поднялся дикий шум. Булгаков понял, что перегнул палку, и попытался объясниться:

   — Вы меня неправильно поняли. Я имел в виду тех несчастных, у которых неизлечимая патология, они живут пару месяцев в страданиях и гибнут. Неужели педиатр не в курсе, что новорожденный скончается через считаные недели? Зачем мучить и его и родителей? Врач должен сделать смертельную инъекцию ребенку и сказать матери, что плод погиб в родах.

   Но, как вы понимаете, лучше от этого уточнения ему не стало. Как раз в то время проходили выборы в академию, и большинство ученых было уверено, что Булгаков не наберет и одного голоса, но он получил заветное звание академика почти единогласно, и в кулуарах зашептались, что радикальная позиция психиатра совпадает с линией партии. Вообще, Булгаков не раз выступал с эпатажными заявлениями. Он говорил, что психиатрическим больным нужно законодательно запретить иметь детей, лучше всего подвергнуть их стерилизации, считал депрессию простой ленью и утверждал, что все преступники, начиная с девочки-малолетки, укравшей в магазине конфету, и кончая серийным маньяком, — сумасшедшие. И что самое интересное: коллеги возмущались, а Владимир Егорович обрастал регалиями, занимал руководящие посты и, похоже, был особой, приближенной к императору. Каких только сплетен не ходило о психиатре. Масла в огонь подлило самоубийство его жены. Она выбросилась из окна трехэтажной дачи. Через день был опубликован отчет медэксперта, в котором говорилось, что Наталья Николаевна случайно упала с подоконника, когда мыла окна. Но досужие языки замололи еще сильнее. Как же! Жена академика сама решила протереть газетой стекла! Вот увидите, не пройдет и полгода, как Булгаков женится на юной аспиранточке, своей любовнице, он снова выплыл сухим из воды.

   Но вопреки ожиданиям профессор остался холостым. Он сам, без нянек и домработниц, воспитывал сына Егора, чем опять вызвал лавину сплетен. Ну очень странно — иметь кучу денег и не приставить к мальчику бонну! Егор ходил за отцом, как нитка за иголкой, спал у него в кабинете, если тот задерживался в клинике, где был главврачом, сидел тихо в своей комнате во время посещений платных клиентов. Да, да, не удивляйтесь, в советские годы многие врачи имели частную практику, Булгаков не был исключением. Кстати, вот вам еще одно эпатажное для коммунистической эпохи декларативное заявление Булгакова. Он частенько говорил:

   — Доктор должен получать от больного деньги, чем больше, тем лучше. Бесплатность медуслуг плодит лентяев, которые носятся по специалистам, выискивая себе диагноз от скуки и нежелания работать. В носу засвербело? Пойду-ка к отоларингологу, отниму у него кучу времени, создам очередь в коридоре. Случайно чихнул? Это повод посетить терапевта, сделать рентген легких, сдать анализы. А вот если этим людям придется за все заплатить кровные рубли, мы сразу избавимся от симулянтов и ипохондриков, сможем больше времени уделить тем, кто реально нуждается в помощи. Бесплатная медицина убивает по-настоящему больного и балует дурака.

   Стоит ли удивляться, что после окончания школы Егор пошел по стопам отца? Вот только он не захотел учиться на психиатра. Парень выбрал редкую в те годы профессию, решил стать психологом.

   Всю свою сознательную жизнь Владимир Егорович собирал книги. Интересовался он и предметами искусства, старинной мебелью, интерьерными штучками. Огромная восьмикомнатная квартира психиатра походила на музей, но книги там были главными экспонатами.

   После своей смерти Владимир завещал часть апартаментов под общедоступный музей книги. Егор выполнил волю отца. Сейчас в трех комнатах представлены наиболее ценные экспонаты, а большая гостиная, где ранее старший Булгаков устраивал пышные вечеринки, превратилась в театральный зал.

   Егор, кстати, доктор наук, профессор, активно практикующий психотерапевт, использует метод театрокоррекции.

   Эмма Генриховна на секунду прервалась.

   — Знаете, что это такое?

   — Боюсь, что нет, — честно ответила я.

   Дама сказала:

   — Я не профессионал, а всего лишь экскурсовод на окладе. Кстати, все расходы по содержанию экспозиции несет на своих плечах Егор Владимирович. Музей не государственный, частный. Так вот, о методе театровосстановления личности: Егор дает человеку роль в спектакле и таким образом его вылечивает. Ну, допустим, кто-то жалуется на аэрофобию, боится сесть в самолет. Тогда ему достанется роль летчика, или вообще разыграют пьесу-катастрофу, где лайнер терпит крушение.

   — Групповая терапия, — пробормотала я, — подразумевает полнейшую откровенность между теми, кто принимает в ней участие, у них нет секретов друг от друга.

   Эмма Генриховна чуть склонила голову.

   — Браво. Вы все же владеете кое-какими знаниями по предмету.

   — Понимаете, я очень одинока, — вздохнула я, — нечем заняться в свободное время, забиваю жизнь работой-работой-работой. Мне очень тяжело, но это же не фобия! И не мания! Я просто не умею отдыхать.

   — Трудоголизм — одна из серьезнейших проблем, — с умным видом заявила Эмма Генриховна. — Вам повезло, Егор Владимирович сейчас набирает новую группу. Вполне возможно, что он напишет роль и для вас.

   — Напишет? — повторила я. — Сам?

   Хозяйка выпрямилась.

   — Ну да, в зависимости от вашей проблемы. Егор очень талантлив, он такие пьесы создает! Лучше многих драматургов.

   Я робко подняла руку:

   — Можно спросить?

   — Ну конечно, душенька, — милостиво разрешила хозяйка кабинета, — если моих скудных знаний хватит, я отвечу.

   — Предположим, я краду всякую мелочь и хочу избавиться от пагубной привычки. Егор Владимирович напишет роль, я ее сыграю и избавлюсь от этой наклонности?

   — Именно так, — подтвердила Эмма Генриховна. — Но сначала вам придется пообщаться с остальными членами коллектива и предельно честно рассказать о себе все. Хотя я очень грубо объясняю.

   — Страшно как-то, — поежилась я, — выкладывать посторонним людям собственные секреты не хочется. Вдруг они воспользуются моей откровенностью, начнут меня шантажировать.

   — Таков метод, — пожала плечами дама. — Если вы реально мечтаете излечиться, согласитесь на любую терапию.

   — Егор Владимирович дорого берет? — продолжала я пытать Эмму Генриховну.

   Дама понизила голос:

   — Вот на сей вопрос не отвечу, бухгалтерия не в моей компетенции. Лишь намекну: психотерапия не дешевое удовольствие. Извините за бестактность, но вы не похожи на человека с материальными проблемами.

   — Я вполне прилично зарабатываю, — кивнула я, — и понимаю: сама судьба привела меня к вам, дает шанс изменить жизнь.

   — Ничего не бывает случайным! — менторски провозгласила собеседница. — Во всем есть свой смысл. Например, вы споткнулись, упали, разорвали чулок, вынуждены были вернуться домой переодеться, кипели от злости, опоздали на работу. И очень хорошо!

   Я решила подыграть Эмме Генриховне, которая за годы работы при Булгакове тоже стала считать себя душеведом.

   — Ерунда! Не вижу ни малейшего повода для радости в дурацком происшествии.

   Дама снисходительно улыбнулась.

   — Потому что вы не способны увидеть ситуацию со всех сторон. Но вечером включите телевизор, а там в новостях расскажут о взрыве в метро. И тут вы сообразите: не упади вы утром, не вернись домой приводить себя в порядок, лежать бы вам сейчас в морге, потому что вы спешили как раз на тот поезд, в котором взорвалась бомба. Надо научиться видеть знаки судьбы. Сережа в музей не зря попал, некто рассчитал, что мальчик расскажет вам об экспозиции, вы приедете полюбоваться на библиотеку, узнаете о театротерапии, пройдете курс лечения и избавитесь от трудоголизма. Вот вам вся цепочка.

   — Боюсь, — снова поежилась я.

   — Право, смешно, — снисходительно улыбнулась Эмма. — Поверьте, это совсем не больно, ни уколов, ни операций Егор не делает, даже таблеток не выписывает.

   Я потупилась.

   — Меня пугает откровенность, на которую придется пойти. Предположим, я расскажу вслух о своих проблемах, а кто-нибудь начнет меня шантажировать. Наверное, Булгаков делает записи?

   — Да, исключительно для себя, они недоступны другим людям, и я ни разу не слышала, чтобы у него возникли неприятности из-за несоблюдения врачебной тайны, — успокоила меня дама.

   Дверь в комнатушку распахнулась, вошел стройный седой мужчина.

   — Не следует швыряться камнями, если живешь в стеклянном доме, — не поздоровавшись, сказал он, — у каждого в группе своя проблема. Просто скучающих или празднолюбопытствующих у нас нет, я беру лишь тех, кто реально нуждается в помощи. Предположим, вы рассказываете, что убили мужа. А ваш сосед признается, что убил жену. Ну и кто кого будет шантажировать? Обоюдоострая ситуация получается.

   На всякий случай я сказала:

   — Я давно в разводе и не собираюсь ни с кем идти под венец.

   Егор Владимирович улыбнулся.

   — Ради примера я сгустил краски.

   — Допустим, я мучаюсь совестью из-за совершенного мною тяжкого преступления, — медленно произнесла я, — а у другого члена группы булимия. Его болезнь ерунда по сравнению с моей бедой.

   — Совершенно исключено, чтобы в группе произошло нечто подобное! — воскликнул Егор Владимирович. — Коллектив подбирается по принципу одинаковости проблем. Я заумно высказался?

   — Нет, вполне понятно, — успокоила я психолога. — Тогда следующий вопрос!

   Занимательную беседу прервал звонок в дверь, Эмма Генриховна подскочила.

   — Экскурсия! Группа работников книжных магазинов из провинции.

   Егор Владимирович встал и предложил мне:

   — Хотите поговорить? Первая консультация бесплатная, многим хватает одной беседы, чтобы обрести равновесие.

   — Нашу гостью зовут Даша, — прокудахтала Эмма, выходя в коридор. — Она преподаватель французского языка.

   Булгаков придержал дверь рукой, мы с ним тоже очутились в коридоре, Егор сделал несколько шагов, распахнул другую дверь и сказал:

   — К сожалению, мой французский далек от совершенства, практики не хватает. Устраивайтесь поудобнее, вон то кресло самое уютное. Так какой еще вопрос?

   Я опустилась на сиденье и поняла, что оно слишком мягкое.

   — Неужели есть люди, которые, убив кого-то, остались безнаказанными и пришли к вам, чтобы избавиться от мук совести? И неужели участие в «Гамлете» может им помочь?

   Булгаков рассмеялся.

   — Каюсь, грешен, я занимаюсь плагиатом. Беру, допустим, «Отелло» и переделываю на нужный лад. Ну согласитесь, маловероятно, что ко мне на прием явится чернокожий высокопоставленный военный, который задушил молодую жену, блондинку, оклеветанную другим мужчиной. Я с таким случаем пока не сталкивался. Значит, я сделаю Отелло европейцем, а Дездемона, возможно, будет его сестрой, а не супругой. И поймите, главное — не совершить преступление в реальности, а желать его совершить, планировать, вынашивать идею. Подавляющая масса моих подопечных — это те, кто готов преступить черту и мечтает, чтобы его остановили. Хотя бывают и спецгруппы. В них те, кто перешел Рубикон и оказался по ту сторону закона. Теперь о сохранении тайны. Я никогда ничего никому не сообщаю о своих клиентах.

   — Рукописи не горят, — сказала я, — истории болезней тоже.

   Егор Владимирович бросил быстрый взгляд на компьютер, стоявший на столе.

   — Давайте договоримся. Я гарантирую вам сохранение тайны. Ни один мой пациент до сих пор не пожалел, что прошел через групповую терапию.

   — Можно с кем-нибудь побеседовать? — заканючила я. — Ну, с теми, кто сюда постоянно ходит.

   — Нет, — решительно отрезал Булгаков, — я не разглашаю имен. И, как вы выразились, «постоянно» сюда никто не ходит. Курс рассчитан на срок от полугода до двенадцати месяцев. Потом я вам стану не нужен. К сожалению, у психотерапии, как у любого метода, есть отрицательная сторона. Попадаются пациенты, которые начинают испытывать зависимость от сеансов. Врач для них, словно наркотик. Я всегда жестко предупреждаю людей: «Мы изживаем проблему, и все». Она решена? Мы расстаемся. Постоянно заниматься в театре нельзя.

   — А если возникнет новая? — воскликнула я. — Допустим, я вылечилась от тяги к убийству, а через пять лет подцепила аэрофобию? Тогда вы меня возьмете?

   Егор Владимирович улыбнулся.

   — Нет ответа. Каждый случай уникален. Простите, звонок.

   Булгаков взял со столешницы трубку с мигающим экраном и сказал:

   — Слушаю, Костя. Да, да, конечно, уже выезжаю, не беспокойся.

   Потом он вернул мобильный на прежнее место и сказал:

   — Извините, ваш визит не планировался заранее. Обычно первая консультация занимает около двух часов. Я не могу сегодня уделить вам столько времени. Если хотите, запишитесь, я буду готов к продолжительной беседе. Сегодня мы просто пообщались по-дружески. Не сочтите меня человеком, который не желает вникнуть в ваши проблемы, но я обещал Константину Грекову поучаствовать в его программе «Неспящие в Москве».

   — Я знаю о ней! — обрадовалась я. — Ведущий, психолог Греков, отвечает на звонки людей, тех, кто не спит после полуночи, а приглашенный гость комментирует происходящее. Странно, что вы, серьезный специалист, согласились прийти на это шоу.

   Егор Владимирович встал:

   — Константин мой ближайший друг. Его отец Павел Иванович теснейшим образом работал с моим папой, был его личным помощником. Сколько помню себя, столько знаю Костю, у нас с ним практически все воспоминания общие. После кончины Павла Ивановича мой батюшка взял его сына под свое крыло. Костя тоже закончил психфак, у него обширная практика. Греков экстраверт, ему необходима публичность, а я интраверт, недолюбливаю телевидение, но отказать ему не могу. Еще раз прошу простить за скомканный разговор.

   Я тоже поднялась.

   — Это я должна извиниться, свалилась к вам на голову, как сосулька с крыши. Спасибо за ваше долготерпение. У кого мне записаться на консультацию?

   Полковник Дегтярев любит устраивать собрания сотрудников.

   — Не забываем о мотиве, — торжественно объявляет Александр Михайлович в начале очередного совещания, — рассуждения типа: «Его убили из-за синих туфель» — принимаются лишь в том случае, если далее следует объяснение, почему эти синие туфли так важны для преступника. Фразы «чует мое сердце» слышать не желаю. Я понимаю, «чуйка» хорошая вещь, но нам нужны факты, а не бла-бла!

   А я сейчас, торопясь в Ложкино, занимаюсь как раз тем, что полковник называет «бла-бла». Строю версию, опираясь исключительно на собственную фантазию. Хотя нет, кое-какие факты все же есть. Сворачивая на финишную прямую к воротам поселка, я уже сочинила складную историю.

   Ирина Соловьева, преступница-рецидивистка, непонятным образом вышла на свободу, не отсидев весь срок за убийство. Вероятно, она попала под амнистию по беременности. Правда, в ее документах нет никаких упоминаний о ребенке, но будем считать, что это элементарный косяк. Иногда отлаженная бюрократическая машина дает сбой. К тому же если вспомнить, что Ирина была последний раз осуждена в тысяча девятьсот девяносто первом году, то ничего удивительного в этом нет. Страна разваливалась на части, система исполнения наказаний тоже трещала по швам, начальники исправительных структур сменялись с калейдоскопической скоростью, на зонах царил беспорядок, стоит ли удивляться, что документы Соловьевой не оформили должным образом? Ирина забеременела в лагере скорее всего от охранника, или, может, постарался кто-то из местных начальников. Он же поспособствовал освобождению женщины. Любовник Иры женат, скандал ему не нужен. Но он оказался порядочным человеком, не бросил Иру, дает ей деньги. Судя по тому, как хорошо живет сейчас Соловьева, отец Кати сделал успешную карьеру, может, он теперь богатый бизнесмен, и ему по-прежнему не нужен шум.

   Я не психолог, но даже без высшего душеведческого образования мне понятно: у Ирины было не очень удачное детство. Нет, ее не били, не унижали, кормили, поили, но вечно занятые родители не обращали на нее внимания. Ариадна Олеговна родила ребенка в очень юном возрасте, дочь ей мешала, воспитанием внучки занималась бабушка, поэтесса Кира Алексеевна. Кто знает, какую романтическую чушь она вкладывала в голову ребенка? А Ирочка в подростковом возрасте, чтобы привлечь к себе внимание мамы, начала бунтовать, воровала, рано заинтересовалась мальчиками, «нарубила дров» и была выгнана Ариадной. Ни подруг, ни близких друзей у Иры нет, похоже, любовник запрещает ей общаться с посторонними. В конце концов Соловьевой стало невмоготу, и она обратилась к Булгакову. Катя выяснила, что мать занималась в театральном кружке несколько месяцев, а затем вроде его забросила. Но теперь я знаю, что психотерапевт набирает группу, а через определенное время расстается с ней. Во время занятий Соловьева рассказала всем о себе правду. Люди, которые были с ней в одной группе, в курсе проблем управляющей рестораном «Фасоль». Ирина честно сообщила о своем прошлом и назвала имя любовника, откровенность — главное условие лечения. Одногруппники теперь знают все секреты Иры, а она владеет полной информацией о них. Значит, добыв список тех, кто вместе с Ириной участвовал в спектакле, и расспросив их, я узнаю имя отца Кати. И зачем оно мне? Ну-ка, вспомним, с чего началась история нашего знакомства с Катюшей? Девочка приехала к Вадиму в поисках своего отца.

   Я знаю, что предшествовало ее визиту. Катя систематически давила на мать, требовала назвать имя отца. Подростки часто бывают нетерпимы, грубы, ими управляют разбушевавшиеся гормоны, и они не воспринимают ничьи аргументы. Почему Ирина не рассказала дочери сказку о папе-космонавте, погибшем при полете? Не знаю, могу лишь предположить, что у девочки в метрике в графе «отец» стоит прочерк и врать дочери Соловьева не могла. По какой причине Ира ляпнула про Вадима Полканова? Снова не знаю точного ответа. Может, она думала, что девочка никогда не сможет встретиться со звездой, полагала, Катя обрадуется, что ее отец — артист, и успокоится? Или просто брякнула, не подумав. Ну представьте такую ситуацию. Усталая, замороченная тяжелой работой Ирина приходит домой, начинает хлопотать на кухне, включает любимый сериал, и тут возникает Катя с песней на тему: «Немедленно скажи, кто мой папа». Старшая Соловьева изо всех сил старается сдержать собственные эмоции, но тот, кто жил с тринадцатилетней дочерью, отлично знает: девочка способна вывести из себя самого Папу Римского. Даже святой начнет швырять тяжелые предметы, если на него насядет подросток-правдоискатель. И у Иры сдают нервы.

   — Отец? — кричит она, видит на экране Полканова и указывает на него рукой: — Да вот он!

   Ире просто хочется прекратить скандал, но слова вылетели, а одна ложь, как водится, тянет за собой другую, вот мать Кати и придумала роман с Вадимом.

   На всем скаку Лиза чуть не наступила на рыжего Ваню, который по-прежнему сидел на полу с ноутбуком, но он не стал возмущаться: настолько был поглощен делом, что, похоже, даже не заметил, как пресс-секретарь пронеслась в миллиметре от него.

   — Вы лучше устройтесь в столовой, — посоветовала я, бочком протискиваясь мимо незваного гостя.

   — Ну погоди! — воскликнул тот в ответ. — Теперь я все знаю!

   Иван оторвал от экрана затуманенный взгляд, сфокусировался на мне и спросил:

   — Столовая? Нам талонов на еду не давали.

   Я поняла, что передо мной разновидность Кузи, симбиоз человека с ноутбуком, и поспешила за Лизой. Та уже успела влететь в комнату и негодовала на весь дом:

   — Никому ничего нельзя поручить! Вечно все самой приходится делать! Скоро я буду картошку чистить!

   Под аккомпанемент ее голоса я вошла в гостевую и огляделась. Перемены в ней поражали. Большая двуспальная кровать из темного дерева, тумбочка к ней, мягкие кресла, диван, консоль, книжные полки, ковер, картины и симпатичные безделушки исчезли. Теперь у стены громоздилась никелированная конструкция с приподнятой передней частью, еще тут были выкрашенный белой краской прикроватный столик, несколько круглых табуреток, вешалка-палка в углу и стул с прямой спинкой. Лиза оказалась настоящим режиссером-постановщиком. В бывшей гостевой, кроме новой мебели, появилось несколько медицинских аппаратов, они мигали разноцветными лампочками, чертили на экранах линии и выглядели устрашающе. На тумбочке стояло много баночек, бутылочек с микстурами и штатив с пробирками. На ложе в горе подушек утопал худой мальчик, опутанный проводами. У меня защемило сердце, на вид подростку было лет четырнадцать. Вот уж не повезло несчастному! В детстве человек не должен болеть, недугами ему надлежит обзавестись к концу долгой жизни. И что за родители достались бедняге? Почему они согласились на этот спектакль, разрешили тащить сына через весь город в Ложкино? Сколько часов в пробках провел и еще проведет после «спектакля» больной? Как идиотская затея отразится на его состоянии? Неужели никто не сказал Елизавете:

   — Дорогуша, ты дружишь со своей головой? Разве можно устраивать подобные «благотворительные» мероприятия?

   — Шторы, — топала ногами в дорогих туфлях на шпильке Лизавета, — кто из вас, подонков ленивых, видел хоть в одной лечебнице такие гардины? Гобеленовый маразм с деревенским рисунком плюс грязный тюль?

   Мне стало обидно. Занавески я покупала в Париже, мне понравились вытканные на них сценки из сельской жизни. А полупрозрачная ткань, которая висит на окне вместе с тяжелыми драпировками, совершенно чистая. К сожалению, я ошиблась в цвете, купила персиковый тюль, он за прошлое лето выгорел и стал каким-то серым. Низ его изодрал Фолодя, чуть повыше, где-то на уровне моего пояса, видны темные полосы — это уже работа Фины, собака любит смотреть в окно. Если дома никого нет, Афина бежит в гостевую, лапами сбивает тюль в сторону и любуется пейзажем.

   — Немедленно снимите эти тряпки, — бушевала Лиза, — живо!

   — Журналисты приехали! — торжественно объявила Лика, всовываясь в комнату. — От охраны звонили, спросили: «К вам демонстрация. Пускать?»

   — Ну, конечно! — подскочила Лизавета. — Так! Внимание! Хрен с ними, с драпировками. Последняя проверка перед запуском. Кирилл, ты готов?

   — Да! — слишком бодро для больного отрапортовал юноша с кровати. — Можно спинку чуть опустить? Неудобно очень, шею ломит.

   — Потерпишь, — гаркнула Лиза. — Марат, он у нас не слишком ли хорошо выглядит? Подмажь синевы под глазами.

   Тощий парень с волосами, стянутыми резинкой в хвост, молча приблизился к постели и стал накладывать кисточкой темный тон на лицо больного.

   — Не делай из меня панду, — возмутился Кирилл.

   — Будешь капризничать, больше не приглашу, — пригрозила Лизавета, — тоже мне, нашелся Бред Питт!

   И только сейчас до меня дошло!

   — Он не болен!

   Марат заржал, а Лиза фыркнула:

   — Кто?

   — Мальчик в кровати, — прошептала я.

   Лизавета махнула рукой.

   — Не до глупостей сейчас. Даша, где вивики?

   — В пакете, — чуть слышно ответила я.

   — Надо их достать и отдать Лике, — приказала Елизавета, — все помнят свои роли?

   — Да, — прозвучал нестройный хор.

   Я в полнейшей растерянности пошла за игрушками, взяла пластиковую сумку и налетела на Марата, который вышел в коридор.

   — Ну ты даешь! — ухмыльнулся стилист. — «Он не болен»! Разве Лизка свою Буратину к настоящему холерику-дизентерику подпустит? И с реальным инвалидом некрасивая картинка получится. У нас акция, ее снять надо гламурно.

   — Проходите, люди добрые, — заголосил из холла чей-то дискант, — не шумите, пожалуйста, бахилки бесплатные нацепите, у нас в лечебнице стерильность соблюдается. Главврач из глубочайшего уважения и любви к великому артисту Вадиму Полканову разрешил вам снимать, но в клинике больные, им не нужен грохот.

   Марат развернулся и исчез, я осталась одна и наблюдала, как орда людей с камерами втекает в гостевую. Можно по-разному относиться к Лизе, мне она с каждым днем нравится все меньше, но нельзя не признать — она гениальный организатор. Лизавета предусмотрела все, не забыла про охранника на входе, поставила в коридоре двух парней, которые преградят доступ любому, кому взбредет в голову проникнуть тайком в другие палаты «клиники».

   Я вздохнула и, смешавшись с толпой корреспондентов, поспешила к «несчастному ребенку».

   После того как пресса выстроилась полукругом, появился Вадим, одетый с подкупающей простотой. Я еще раз мысленно зааплодировала Лизавете. Браво, дорогая, участнику милосердной акции как-то неприлично облачаться в дорогие, эксклюзивные шмотки. Сейчас на Полканове были самые простые джинсы и светло-серая рубашка безо всяких опознавательных знаков.

   Артист подошел к кровати, храбро взял Кирилла за руку и толкнул речь, смысл которой был крайне прост: Вадим полон сострадания к мальчику и хочет подарить ему любимые игрушки.

   Когда прозвучали последние слова, произошла небольшая заминка, Полканов растерянно посмотрел на Лизу, та шагнула в сторону, но тут дверь распахнулась и появилась Лика. Домработница торжественно шагала под прицелом объективов, неся на вытянутых руках поднос, на котором стояли фигурки купленных мною мимиков. Игрушечной машинки и пистолета не было.

   Щеки Лики рдели бордово-свекольным цветом, губы были интенсивно-фиолетовыми, а глаза щетинились частоколом черных ресниц, которые от количества наваленной на них туши напоминали лапы навозной мухи. В ушах горничной покачивались золотые серьги, на груди, поверх белого халата, сверкали цепочки с кулонами, на запястьях звенели браслеты. Слава богу, халат медсестры скрывал платье, зато ноги от середины колена оказались на всеобщем обозрении. Я не смогла сдержать судорожного всхлипа. Где Лика нашла ажурные черные чулки и ярко-красные туфли на тонкой шпильке из стали и с мыском, щедро осыпанным голубыми стразами?

   По толпе журналюг пробежал смешок, но Лика, которой хотелось покрасоваться на фото, лишь замедлила шаг. Она отлично понимала: судьба не часто предоставляет шанс прославиться, надо им воспользоваться по полной программе. Пройдя половину «палаты», Лика резво развернулась и стала двигаться спиной к Вадиму. Все правильно, если идти нормально, фотографы запечатлеют исключительно зад, и кто тогда тебя узнает?

   В конце концов она добралась-таки до Полканова, тот схватил поднос и сказал Кириллу:

   — Вот тебе замечательные вивики!

   — Мимики, — звонко поправил «больной», — это герои не мультика «Лес», а персонажи кино «Чаща», оно идет по каналу «Квартира».

   Лицо Елизаветы заметно вытянулось.

   — Вадим, вы можете еще раз передать мальчику поднос? — закричали из толпы.

   — И окликните ребенка громко по имени и фамилии, — попросил мужчина, который держал над толпой длинную конструкцию с микрофоном в чехле из искусственного меха.

   — Как его зовут? — свистящим шепотом осведомился Полканов, повторяя манипуляции с подносом.

   На секунду повисло молчание, и я поняла: Елизавета учла все нюансы, тщательно выстроила мизансцену, но забыла незначительную деталь, не поинтересовалась именем настоящего больного ребенка, которому Вадик сейчас от всего щедрого сердца вручает презент. И тут Кирилл решил, что настал его звездный час.

   «Инвалид» бодро сел в постели, уставился в камеры и зафонтанировал:

   — Меня зовут Кирилл Лагутин. Я мечтаю сняться в главной роли в небольшом фильме, серий на пятьсот. Я очень талантлив! Пригласите меня, пожалуйста!

   Вадим остолбенел, журналисты быстро защелкали фотоаппаратами. Лиза выскочила на середину комнаты:

   — Господа, прошу вас проследовать во двор, под навес, там накрыт фуршет.

   — У нас вопросы к мальчику! — крикнула девушка в ярко-зеленом платье.

   — Вы же видите, ребенок болен, находится под воздействием лекарств, он несет чушь, проявите понимание и сострадание, — нашлась Елизавета.

   — Мы хотим мимиков подснять, — загудел парень с камерой и, не дожидаясь разрешения, велел: — Вадим, возьмите игрушки в руки.

   — Нет, — заорала Лиза, — никогда!

   Но Полканов уже успел взять фигурки.

   — Люди, вас ждет угощенье, — надрывалась Елизавета, — селедочка-водочка.

   Пресса гурьбой повалила на выход, а я пошла в кухню и снова налетела на рыжего Ваню с ноутбуком, теперь рядом с ним стоял Марат и говорил:

   — Заканчивай с этой ерундой. Узнает Нинка, пошлет тебя далеко-далеко.

   — И как она поймет? — произнес парень. — Это безопасный маневр. А я зато теперь в курсе. Во врунья! Мне набрехала, что к матери подалась, мол, та заболела, а сама с подружками в СПА намылилась. Приеду туда и посмотрю на ее хитрую рожу.

   — Дурак ты, Ваня, — с укоризной сказал Марат. — Вот тогда Нинка точно скумекает, что ты в ее компе шаришь.

   Иван ничего не ответил, он с утроенной скоростью застучал по клавишам. Стилист повернулся ко мне:

   — Хоть ты ему объясни! Он очумел от ревности, поселился у своей девчонки в ноуте, каждый ее шаг проверяет, боится, что она от него слиняет! Только хуже будет! Сообразит Нина про слежку и пошлет Ваню со всей своей крестьянской простотой и пролетарской прямотой на три веселые буквы.

   — Не стоило забирать тайком у любимой ноутбук, — вздохнула я, — лучше верни его на место, пока она не обнаружила пропажи. Иначе, боюсь, предположения Марата оправдаются.

   Иван соизволил оторвать взор от экрана.

   — Ничего я не тырил. Это моя машина.

   Я удивилась:

   — Но ты только что уличил Нину во вранье!

   — Верно, — покраснел Ваня, — во! Зачитываю! «Девчонки, не опаздывайте, баня заказана на десять, сеанс до полуночи». Мне поет про больную маму, а сама в парилку попрет!

   — Лучше перестань, — буркнул Марат, — рано или поздно Нинка о шмоне узнает! И некрасиво это, в чужих файлах рыться. За такое канделябрами по фейсу можно получить. Потом не проси, чтобы я вас помирил.

   — Да нужен ты мне, — отмахнулся Иван.

   — Пошел на… — выругался Марат и ушел.

   Я села на пол около парня.

   — Если ты не стащил компьютер Нины, то как смог прочитать письмо, которое она сбросила подругам?

   — Я сижу в ее ноуте, — протянул Ваня.

   Я попыталась разобраться в ситуации:

   — У вас с Ниной общий комп? Да она глупышка! Неужели не понимает, что любимый мужчина мгновенно поймает ее на лжи?

   — Нина нормальная! — сказал Марат, возвращаясь из кухни. — Это Ваня дебил. Он тайком к ней в ноут влез и шарится без спроса.

   — Вали отсюда, — цыкнул Иван на стилиста, — я не нуждаюсь в советчиках.

   Марат поджал губы.

   — Отличненько, ты сжег мосты. Я тебе больше не друг.

   — Много вас, таких дружков, — насупился Ваня.

   Марат, гордо задрав голову, величаво удалился.

   — Прыщ, — бросил ему в спину Иван.

   Я схватила парня за плечо.

   — Ты можешь вломиться в чужой компьютер без ведома владельца?

   — И чего? — сразу кинулся в атаку юноша. — Полно идиотов, которые из дома убегают, а Интернет не отключают. Если безлимитная оплата, то им по барабану, пусть пашет. Так они считают, кретинье! Все письма, которые им на почту пришлют в это время, потом вскрывают! Таких хакнуть сам бог велел, будет им наука! Вырубай, дебилино, агрегат, если из дома упер! Не лезь в непонятные депеши, ползуном обзаведешься.

   — Ползуном? — спросила я. — Это кто?

   — Ползун, — пожал плечами Ваня, — иначе не скажешь.

   Но он, наверное, оценил мою растерянность и решил прочитать мне курс молодого бойца.

   — Ты из квартиры свалила, а Интернет пашет, если компьютер не выключила. Вернулась домой, а в почте письмишко не пойми от кого. Что тупой делает? Ну, ты, например?

   — Непременно прочту послание, — честно ответила я, — из любопытства.

   — Во-во, — засмеялся Иван, — главное, тему правильно найти. Ты чем увлекаешься?

   Я начала загибать пальцы.

   — Собаками, кошками, птицами, криминальными романами, детективными сериалами.

   — Увидишь сообщение: «Наш сайт предлагает новые фильмы о псах и ленты на полицейские темы за умеренную плату, доставка в день заказа, оплата при получении», и непременно его откроешь, — заржал Иван, — увидишь какую-нибудь ссылку «„Кинушка. ру“ вас ждет» и пойдешь, а там ничего интересного. Закроешь послание и забудешь о нем, но программка, которую тебе в письме заслали, уже тайно поселилась в ноутбуковых мозгах и начала работать. Я со своего компа теперь в твоем что угодно делать могу.

   — И хозяин ничего не узнает? — прошептала я. — Это же катастрофа! А безопасность государства? Этак можно все военные секреты узнать!

   Ваня с хрустом потянулся и начал вертеть шеей.

   — В хорошо защищенный угол не так-то легко пролезть, а вот к обычному дебилино запросто. Хотя любую защиту можно сковырнуть. Но тебе зачем столько знать? Запомни две штуки: ушла из компа, выплыви из сети, отключи Интернет. И никогда не вскрывай никаких писем от незнакомцев! Просто, но помогает.

   Я вскочила и, забыв поблагодарить Ивана, бросилась на второй этаж в свою спальню. Желание прямо сейчас, немедленно, сию секунду позвонить Кузе толкало меня в спину железным кулаком.

   Из сна меня вырвал громкий звонок телефона. Я подскочила, схватила трубку и осипшим голосом спросила:

   — Манюня, все в порядке? Который час в Париже?

   — Машка дрыхнет, — ответил Кузя, — во Франции четыре утра, у нас шесть.

   — Фуу, — выдохнула я, — ненавижу ночные звонки.

   — Почему? — задал глупый вопрос Кузя.

   — Пугают, — прохрипела я. — Как-то не принято сообщать людям после полуночи хорошие вести. Тебе кто-нибудь звонил в два часа с известием: «Кузенька, ты выиграл в лотерее миллион»? С радостной информацией подождут до утра.

   Кузя издал звук, похожий на хрюканье.

   — Шесть часов уже утро. Если не хочешь по ночам болтать, выключи трубку.

   Я завернулась в одеяло.

   — Ага, а вдруг что-то важное пропущу, потом себя изругаю.

   — Наилучший образец женской логики. Боюсь звонков по ночам, но не хочу отключать телефон, боюсь пропустить известие, которое боюсь услышать, поэтому не отсоединяюсь от сети, но продолжаю бояться звонков по ночам. Супер. Ладушки. Пока.

   — Эй! Зачем ты меня разбудил? — возмутилась я.

   — Хотел рассказать, какую рыбу я добыл из садка Булгакова, но ты, похоже, не выспалась, вот я и отложил беседу, — заботливо произнес Кузя.

   — Издеваешься? — зашипела я. — Немедленно вываливай, весь сон пропал! Если разбудил, говори. Ты смог влезть в ноут к психиатру?

   — Ну да, — ответил парень. — У этого Владимира одни рабочие файлы, ничего личного.

   — Меня это не удивляет, — перебила его я, — психотерапевт использует ноутбук исключительно для хранения историй болезни.

   — Нет личных писем, поздравительных открыток от приятелей, фото с вечеринок, — словно не слыша меня, бубнил мой помощник, — так не бывает.

   Я повысила голос:

   — Булгакова интересует исключительно профессиональная деятельность. Ты обнаружил следы Ирины Соловьевой?

   — Да, — подтвердил Кузя.

   — Озвучивай по порядку, — приказала я и легла на бок, — я вся сплошное внимание.

   Некоторое время назад Ирина Соловьева обратилась к Егору Булгакову. Психотерапевт после первой консультации завел на нее карточку, в которой указал: «Повышенная тревожность. Страх. Нежелание общаться с людьми. Сильные боли в голове, желудке, ночные судороги в ногах. Была обследована в поликлинике, диагноз: здорова, легкое переутомление. Выражает желание покинуть Москву, „уйти, куда глаза глядят“, тяготится общением с дочерью, оценивает материнство как каторжный труд. Эмоционально закрыта, находится в оборонительной позиции по отношению ко всему миру. Увлечений нет, работу не любит, это лишь способ заработка. На предложение сменить службу ответила: „Поздно. В моем возрасте умирать пора. Я заслужила наказание, мне его следует покорно нести“. Огромное недовольство жизнью. В результате лечения хочет: „Быть как все, навсегда забыть о своих ошибках (что и когда совершила, рассказывать отказалась), полюбить дочь так, как любят детей все родители“. Определена в группу. Состав: Светлана Кускова, Алена Новгородцева, Евгений Красюк, Любовь Малахитова (мало мужчин).

   Первое занятие. Кускова откровенна (см. записи в карте). Новгородцева насторожена. Красюк смущен (нужны еще мужчины. Пока подходящих нет). Малахитова показалась мне неадекватной (наркотики?). Соловьева отмалчивалась, ее испугала откровенность Новгородцевой, которая рассказала о желании убить сына, на контакт не шла, ощущала дискомфорт».

   И так пять занятий. Не получалось у Егора Владимировича с Ириной, остальные откровенничали, она — нет. Каждый член группы рассказывал о себе, Соловьева попросила быть последней в очереди, у них по одному занятию на человека отводилось. Все высказались, в пятницу предстояло признаваться Ирине, а она не явилась к Булгакову.

   Я опять села.

   — То есть как не явилась?

   — Ничего удивительного, — ответил Кузя, — поход к психотерапевту дело добровольное, не всякому по душе. Может, ей не хотелось прилюдно душевно обнажаться, одногруппники не понравились, или Булгаков излишне давил, торопил ее, вел себя бесцеремонно.

   — Егор Владимирович производит впечатление деликатного человека, — не согласилась я. — Он словно родом из девятнадцатого века, сейчас таких воспитанных людей очень мало осталось.

   — Ты когда родилась? — неожиданно поинтересовался Кузя. — В тысяча восемьсот каком?

   — Спасибо за комплимент, но должна тебя разочаровать, — парировала я, — первые две цифры в моем паспорте один и девять!

   — Тогда откуда ты знаешь, какими были люди прошлых веков? — стал занудничать Кузя. — Обожаю заявления вроде «во время Столетней войны воины носили ботфорты». Ау, ты тогда жил, сам это видел?

   — Давай прекратим обсуждать не относящуюся к делу тему, — попросила я, но Кузя разошелся:

   — Мало выглядеть профессором, разговаривать, как академик, носить очки. Надо быть по сути таковым. Народ глуп. Видят мужика в военной форме с генеральскими погонами, слышат, как он об оружии рассуждает, и делают вывод: «О! Это главнокомандующий».

   Тупицы! Считали внешний ряд. В голову не приходит, что китель и знаки отличия можно купить. Да я тебе любой документ за короткий срок сварганю. Желаешь получить удостоверение президента земного шара? Только моргни. В общем, мне этот твой Егор Владимирович не понравился.

   Конечно же, у меня возник вопрос:

   — Почему?

   Ответ был замечателен:

   — Потому что не понравился.

   И этот тип упрекает женщин в отсутствии логики!

   — Слушаешь или дрыхнешь? — неожиданно рассердился Кузя.

   Я попыталась пошутить:

   — Внимаю тебе, затаив дыхание.

   Но, похоже, Кузя нынче встал не с той ноги.

   — Нет, ты сопишь, как больная спящая собака.

   Ну пожалуйста! Вот вам новое милое заявление.

   — Говори, наконец, по делу! — потребовала я.

   — Пытаюсь, да кое-кто не дает, — возмутился Кузя, — я всю ночь по сети ныкался, не спал, не ел, не пил.

   Я замела хвостом:

   — Ты лучше всех! Самый умный!

   — И внешне вполне приятный, — уже ласковее добавил собеседник.

   — Ален Делон! — опрометчиво подхватила я.

   На секунду в трубке повисло молчание, потом Кузя загудел:

   — Сидят две бабки на лавке, одна другой говорит: «Маш, помнишь, мы с тобой в шестидесятых мечтали походить на Брижитт Бардо?» «Ох, было, Танюша, — отвечает вторая, — но недотягивали до нее по линии лица, волос, фигуры и бюста». — «Радуйся, Маня, — заявляет Таня, — я в журнале увидела сегодняшнюю фотку Бардо, мы теперь точь-в-точь, как она». Что, все так плохо? Я напоминаю Делона? Да он смахивает на Горлума! Весь в морщинах!

   — Ты точь-в-точь молодой Ален Делон! А еще юный Шварценеггер и Бред Питт десятилетней давности, — заверила я.

   — Уже легче, — успокоился Кузя, — ну, хорошо. Я говорю, а ты молчишь. О’кей? Ненавижу пение дуэтом.

   — У тебя никогда не будет более внимательного слушателя, — пообещала я.

   Уж не знаю, почему Булгаков не понравился нашей компьютерной ищейке, но Кузя решил покопаться в биографии Егора Владимировича и узнал подробности его жизни.

   Егор стал заниматься психологией, потому что вырос в семье известного психиатра. Владимир Егорович, потеряв вследствие несчастного случая жену, сам воспитывал сына. Мальчик постоянно находился рядом, следовал за отцом тенью. А потом ребят стало двое. Владимир Егорович взял в дом Костю Грекова, сына своего лучшего и, похоже, единственного друга. Вокруг старшего Булгакова вечно крутилась толпа прихлебателей, и тех, кому нравился гостеприимный, обласканный властями академик, хватало. Но по-настоящему близкий человек был один — Павел Иванович Греков. Ну не мог Булгаков позволить, чтобы его сын очутился в приюте. Костя тоже стал тенью приемного отца. Нет, Владимир Егорович не усыновлял его, тот остался Грековым и «Павловичем» по отчеству. Доктор наук оформил опекунство.

   Костя и Егор были неразлучны, оба поступили на только что открывшийся психфак МГУ, выбрали специальность «медицинская психология» и учились на одни пятерки. С третьего курса научным руководителем всех работ и в конце концов диплома Грекова стал старший Булгаков, он же рекомендовал Костю в аспирантуру и стал куратором его кандидатской.

   А вот Егору такой чести не досталось. Он не прибился ни к одному профессору и начал писать диссертацию на год позже Грекова. Более того, Костя обучался в очной, а Егор в заочной аспирантуре. Родному сыну академика приходилось намного труднее, чем опекаемому его отцом Грекову. Строго говоря, когда Константин стал закладывать фундамент своей научной карьеры, он уже формально вышел из-под крыла доброго дяди Володи, но тот до самой смерти его опекал. Егор же сначала устроился на работу в простую поликлинику, а потом взялся за науку.

   Чтобы предстать в конечном итоге перед ученым советом для защиты кандидатской, необходимо иметь публикации в профильных журналах. Но кому нужны размышления вчерашних студентов? В советские годы опубликоваться было огромной проблемой, и решить ее аспирантам помогали научные руководители, которые поступали просто: указывали в своей статье двух авторов. Допустим, академика В. Е. Булгакова и никому пока не известного К. П. Грекова. Владимир Егорович тянул Костю за уши, у парня через два года учебы в аспирантуре вышла брошюра. Ясное дело, в соавторстве с добрым опекуном. Сразу оговорюсь: Владимир Егорович активно писал свои труды и не нуждался в очках за счет своих студентов, просто помогал Константину.

   С Егором опять получилось иначе. У него на момент представления диссертации имелась всего пара статеек в каких-то никому не известных изданиях, что-то вроде «Журнала философии города Пырск». Отец не принимал никакого участия в научной судьбе родного сына. Все это выглядело странно. Кое-кто может сейчас воскликнуть:

   — Владимир Егорович не желал упреков в семейственности, не хотел, чтобы за сыном тянулся шлейф «мальчик при папаше».

   Но ведь академик мог хотя бы попросить кого-нибудь из членов редколлегии «Вестника МГУ» или других весомых изданий опубликовать статьи Егора. Психиатра любили, уважали, его побаивались, ему бы непременно пошли навстречу. Но нет, родному сыну приходилось пробиваться самостоятельно.

   Последнее, что успел сделать опекун для Кости, — это пристроить его на теплое местечко в научно-исследовательский институт, а Егор остался штатным психологом в простой районной больнице.

   Молодые мужчины стали подниматься по карьерной лестнице. Они не были родными братьями, но их судьбы оказались очень похожими. Оба не обзавелась семьями, не завели детей, стали докторами наук, профессорами, открыли обширную психотерапевтическую практику. Костя работал в разных госструктурах, одно время он заведовал лабораторией, пытался перевоспитывать преступников. Греков опубликовал книгу с коротким названием «Судьба». В ней рассказывал о том, как, набрав группу рецидивистов, мужчин и женщин, вернул их всех к нормальной жизни. Четверо уголовников были отобраны из разных колоний, доставлены в Москву и отданы в руки психолога. У каждого его подопечного за плечами было несколько ходок, они считались отбросами общества, но благодаря усилиям Грекова превратились в нормальных граждан. К сожалению, успех Константина остался незамеченным, эксперимент начался в середине девяностых годов — не самое лучшее для России время. Состоялся он исключительно благодаря одной чиновнице, Галине Петровне Мартынюк. Чем Костя подкупил Галину, осталось неизвестным. Но дама, несмотря на то что страна разваливалась, как карточный домик, смогла пробить бюрократические препоны и добиться для Грекова финансирования.

   Егор не разделял взглядов названого брата. Он считал, что человек, преступивший закон, никогда не станет благонадежным членом общества. В некотором роде Егор был так же радикален, как и его отец. Подчас сын делал заявления, которые легко могли выйти из уст покойного психиатра. Например, во время доклада на одной конференции Егор сказал:

   — Общество напрасно тратит деньги и силы, пытаясь перевоспитать убийц, насильников и воров. Черного кобеля не отмыть добела. А если кобель все же сменит цвет шкуры, то внутри останется черным. Это генетика. Одним суждено стать великими математиками или музыкантами, другим предначертано убивать себе подобных. Нельзя никого хвалить или ругать. Это всего-то игра хромосом. Если мы хотим оздоровить общество, его отбросы должны жить в резервации, им надо запретить размножаться. Зачем содержать стада заключенных на зонах? Лучше бросить все силы на поимку преступников, изолировать их и стерилизовать.

   Если успешного завершения эксперимента Кости по перевоспитанию преступников никто не заметил, то выступления Егора наделали шуму. Средства массовой информации начали публиковать статьи о Булгакове. Одни называли психолога «фашистом», требовали его прилюдно расстрелять на Красной площади, другие активно поддерживали профессора и кричали:

   — Правильно. Всех преступников надо переловить, закопать и дальше жить счастливо.

   Егор неожиданно стал знаменитостью, его звали в теле- и радиопрограммы, брали у него интервью. В конце концов, на одном из каналов узнали, что Булгаков и Греков вместе воспитывались, и устроили шоу с участием ближайших друзей. Телевизионщики ожидали скандала, потирая руки, предполагали увидеть драку двух ученых, чьи научные взгляды кардинально расходились. Но, к их огромному разочарованию, Костя с Егором были очень дружелюбно настроены, сразу заявили, что они лучшие друзья, но это никак не мешает каждому иметь собственные взгляды. Атмосфера накалилась лишь под занавес.

   Первым маску толерантного, уважающего чужое мнение человека сбросил Константин. Он громогласно заявил:

   — Не бывает генетических преступников.

   — Ошибаешься, — со спокойной улыбкой возразил Егор. — Вспомни народную мудрость: яблоко от яблони недалеко падает. Желание уничтожить себе подобных может перейти к человеку от деда, бабки, дяди, тети, не обязательно от отца с матерью.

   — Послушать тебя, так все вокруг потенциальные преступники, — взвился Костя.

   Егор закинул ногу на ногу.

   — Это нормально, когда мать кричит ребенку: «Я тебя за двойки утоплю», она не собирается в действительности лишать нерадивого чада жизни. Но я веду речь о других людях. Сам знаешь, социопатия не лечится, но она передается через гены.

   — Да любой человек может при определенных обстоятельствах убить своего ребенка! — гаркнул Константин.

   — Нет, — отрезал Егор, — это невозможно.

   — Еще как возможно, — наседал Греков.

   Егор не отступал:

   — Никогда, если среди его родственников не было убийц.

   Костя неожиданно улыбнулся:

   — Наш разговор из научной беседы плавно перетекает в ненаучный скандал.

   — Что доказывает: мы обычные люди, отягощенные образованием, — подхватил Егор, — но наше происхождение и воспитание удерживают нас от банальной драки. А вот если в твоем роду есть поколения кулачных бойцов, то в какой-то момент руки сами двинут противника в челюсть, не помогут никакие университеты. Перевоспитать уголовников нельзя. Их надо изолировать. Совершил непотребство? Навсегда в резервацию. И никаких детей от преступивших закон.

   — Мне удалось кое-кого перевоспитать, — вновь разгорячился Костя.

   — Не уверен, — поморщился Егор, — надо посмотреть, что будет с этими людьми через двадцать лет. И как поведут себя их дети. Благоприобретенные навыки не передаются. Надеюсь, ты не забыл лекции нашего биолога?

   Тут ведущий ожил и задал гениальный вопрос:

   — Вы о чем?

   Константин схватил стакан воды и начал жадно пить, а Егор, который в отличие от сильно нервничающего друга сохранил олимпийское спокойствие, дал пояснение:

   Кузя оказался прав. Болтливость Светланы Кусковой превысила все мои ожидания. Мне еще не встречалась женщина, которая тараторила бы быстрее спорткомментатора, ведущего в прямом эфире трансляцию чемпионата мира по хоккею. Не успела я войти в крохотное ателье, как навстречу мне кинулась щуплая дама, одетая, несмотря на май, в объемный пуловер и черные, слишком плотные для разгара весны брюки.

   — Здравствуйте, здравствуйте! Вы Дарья! Откуда я это знаю, если мы говорили исключительно по телефону? Клиенты приходят с пакетами, а у вас пустые руки. Я теперь Роману прямо говорю: «Не люблю тебя, и это нормально». Мне не стыдно! Он меня возродил! Егор! Да, да, да! Хотите чаю? Можно одновременно наш каталог посмотреть. Юбку шьем за один день! «Карандаш» самая модная форма, «тюльпан» устарел. Сядем в кабинете! Сотрудников нет!

   И в таком ритме без остановки Светлана горланила около двух часов. Мне лишь изредка удавалось вставить вопрос, на который незамедлительно следовал исчерпывающе подробный ответ, снабженный массой ненужных деталей. Если отмести весь мусор, вырисовывалась интересная картина.

   Светлана вышла замуж по приказу матери. Супруга Кускова не любила, детей от него не хотела, но мамаша сломала дочь. Она постоянно повторяла:

   — Надо, чтобы было как у всех, мужик и ребенок. Иначе ты неполноценная. Очнись, доча! Тебе тридцатник стукнул, старой девой во дворе называют, мне перед соседями стыдно.

   Чтобы матушка не конфузилась при виде тех, кто живет с ней в одном доме, Свете пришлось натянуть белое платье и родить Романа. Ничего хорошего из этого брака не получилось. Муж пил, распускал руки, изменял жене, и вот оно, счастье, в конце концов он умер. Светлана была так рада своему освобождению, что на поминках, хлебнув водки, пустилась в пляс. Матери уже не было в живых, а свекровь не могла остановить невестку. Вдова ей прямо в лицо заявила:

   — Кончилась твоя власть. Я теперь свободна!

   Расплевавшись с родней мужа, веселая вдова начала наконец-то жить по своему вкусу. Света всегда хорошо зарабатывала, она замечательная швея, трудолюбия у Кусковой хватает. Кроме того, она не пьет, не курит, никогда не подводит клиентов, единолично владеет ателье и не считает копейки. Ей хватает и на приличную еду, и на симпатичную машину, и на отдых у теплого моря. Миллиардами Светлана не ворочает, но не желает расширять свое дело. Зачем? Огромные доходы приносят такие же хлопоты, а портниха намерена жить на полную катушку, заводить романы с мужчинами, путешествовать, баловать себя. Раз в три месяца Кускова непременно куда-нибудь едет. Ну, допустим, на четыре дня в любую европейскую столицу. Если грамотно составить маршрут, то можно посмотреть кучу достопримечательностей, а на авиабилеты существуют скидки, перевозчики устраивают акции, за двести евро подчас можно слетать в Париж и обратно. В счастливой жизни дамы было лишь одно неудобство. Его звали Роман.

   Мать не любила сына. Принято считать, что женщина, увидев в руках акушерки новорожденного, обливается слезами счастья и в ту же секунду начинает испытывать к ребенку бескрайнее обожание. Только алкоголички, наркоманки, проститутки, психически ненормальные бабы не радуются появлению на свет малыша. Конечно, есть те, кто отказывается от своих детей, даже не захотев посмотреть на них. Встречаются моральные уроды, которые издеваются над крошками, морят их голодом, бьют. В нашем мире хватает зла. Но существуют и вполне обычные женщины, не способные горячо полюбить сына или дочь. Нет, нет, они заботливые матери, их отпрыски всегда накормлены, хорошо одеты-обуты, отправлены в школу, мамы следят и за их оценками, и за поведением, ругают в меру, хвалят за успехи, помогают. Но мало кто знает, а чаще всего, никто, ни подруги, ни коллеги по работе, ни члены семьи не догадываются, что вся эта идиллия происходит из желания спрятать свое безразличие к чаду. Общество осуждает «кукушек», все вокруг с чувством повторяют: «Дети наше все», а та женщина, что не испытывает к малышу никаких эмоций, считает себя, мягко говоря, сволочью. Ну как же так? Подружки умиляются своим младенцам, постоянно рассказывают о них, демонстрируют фото, хвастаются их успехами, а кое-кто просто не понимает: что хорошего в орущем существе, которое не дает тебе спать по ночам, постоянно болеет, требует неусыпного внимания, траты денег и сил? Потом, когда человечек подрастает, он начинает хамить маме, считает ее дурой, не желает слушаться, творит глупости. Опять ей нет покоя. Не зря же есть пословица: «Маленькие детки спать не дают, от больших сам не уснешь». И лет через двадцать, если вам повезет, «крошка» начнет дружить с вами. Два десятилетия своей молодости и зрелости отдать воспитанию ребенка? Зачем? Чтобы получить стакан воды в старости? Не лучше ли прожить этот срок в свое удовольствие, а потом купить кулер и поставить его у кровати? Кто сказал, что все женщины обязаны любить детей?

   Но не принято озвучивать вслух подобные размышления. И любая, даже самая самоотверженная мама порой испытывает желание хоть на пару денечков избавиться от горячо любимого чада. Иногда очень хочется надавать затрещин обнаглевшему подростку, но об этом тоже не говорят, потому что в обществе считается: слова «женщина» и «прекрасная мать» синонимы. А те, кто не испытывает безбрежной любви к малышам, моральные уродки. Поверьте, это не так, и не надо стыдиться того, что вы не желаете производить на свет младенца. Просто скажите честно:

   — Ребенок не входит в мои планы. Да, Катя, Маша, Лена, Таня ходят с колясками, а мне этого не надо.

   Вот только основная масса тех, кто с удовольствием прожил бы в одиночестве, рожает детей, потому что этого требуют от них мама-папа, муж-свекровь или подруги-коллеги-соседки.

   Светлана принадлежала к вышеописанной категории. Рому она воспитывала правильно, никогда не обижала, но… почти каждый день ругала себя за то, что не может искренне любить мальчика. Свете не хотелось тратить денег на сына, они ей доставались не в подарок. Но Кускова наказывала себя, покупая сыну дорогие вещи. Мать не испытывала радости при мысли, что ей придется брать мальчика с собой в поездку. В принципе Рому можно было оставить в Москве, но портниха всегда и везде ездила вместе с сыном, повторяя про себя: «Ты плохая мать, имей совесть, не демонстрируй ребенку свои истинные чувства».

   Кускова очень открытый человек, она никогда не таит на душе камня и лучше прямо выскажет человеку в лицо свои претензии, чем затаит обиду и будет подличать исподтишка. Света предпочитает выяснять отношения в честном бою, наверное, поэтому у нее много друзей. Но вот о своих проблемах с Ромой Света молчала и слыла замечательной матерью. Роман рос очень хорошим, беспроблемным мальчиком и обожал маму, от чего Свете было еще хуже. Вырасти сын безобразником, она могла сказать себе: «Ну да, я равнодушна к сыну, но и он хорош, двоечник-хулиган». Ан нет, мальчик приносил из школы исключительно отличные оценки и всегда, даже став старшеклассником, прислушивался к советам матери. Он был замечательным ребенком, а Светлана ощущала себя змеей подколодной, хладнокровной гадиной, которая не способна на любовь к собственному отпрыску.

   Пару лет назад у Кусковой начались проблемы со здоровьем, головные боли, тошнота, температура по вечерам. Портниха бросилась к врачам, бегала безрезультатно по кабинетам, пила горстями прописанные, совершенно не помогающие ей таблетки, пока один доктор не посоветовал обратиться к психотерапевту, дал Свете координаты Егора Булгакова и сказал:

   — Он решит вашу проблему.

   Швея послушалась, через семь месяцев занятий она ощутила себя другим человеком, и сейчас в ее душе поселились мир и покой. Вот!

   Завершив рассказ, Светлана схватилась за телефон.

   — Давайте дам вам номер Егора Владимировича, он гений. Его метод называется «театротерапия». Будете репетировать роль, затем сыграете в пьесе, и, уж поверьте мне, вам станет легко и свободно!

   Я постаралась вернуть беседу в нужное русло.

   — Света, с вами занималась Ирина Соловьева, можете что-нибудь о ней вспомнить?

   Только что откровенно болтавшая о своих проблемах швея сделала строгое лицо.

   — Почему вы спрашиваете?

   Я решила тоже быть честной.

   — Во время групповой терапии люди рассказывают о своих сокровенных проблемах. Насколько я знаю, у Соловьевой были сложности с дочерью?

   — Вы ее спросите, — холодно предложила Светлана. — Что в группе происходит, там и остается. О себе я вам правду говорю, о других нет. Даже не пытайтесь ничего узнать.

   — Не могу побеседовать ни с Ирой, ни с Катей, они исчезли, — сказала я. — Единственный человек, который может помочь их найти, — это вы. Ирина никому никогда ничего о себе не рассказывала. Мы думаем, что ее и девочку похитил отец Екатерины. Если знаете его имя, скажите, пожалуйста.

   Светлана схватилась за сердце, заохала, заахала, бросилась ставить чайник, выпила кружку очень сладкого чаю, слегка успокоилась и зачастила:

   — Ну ладно. Егор Владимирович нам внушил: никаких ля-ля о товарищах по группе, если я язык распущу, то и обо мне кто-нибудь спеть может. Соблюдай закон, и его соблюдут в отношении тебя. Но Ирка у нас недолго была, и она на сеансах молчала, значит, я не нарушу правило. Ирка ко мне в гости прибегала, мы беседовали по-дружески. Я поговорить люблю, посплетничать, языком с удовольствием чешу, но, если попросите меня молчать, я могила! Сейф! Но она же пропала?

   — Уехала вечером к отцу Кати и не вернулась, — подтвердила я, — на следующее утро исчезла и девочка.

   — Ирка не ездила к отцу Кати, — выпалила Светлана, — его нет, отца этого.

   — Он умер? — предположила я.

   — Не, — буркнула Света, — девочка родилась от анонимного донора.

   Я уставилась на Кускову, а та затараторила с удвоенной скоростью.

   На первых занятиях Егор Владимирович попросил собравшихся вслух обозначить проблему, которая привела их к нему. Светлане очень хотелось поскорее избавиться от своих болячек, поэтому она выступила первой и в красочных деталях живописала свои отношения с Романом. Остальные участники вдохновились монологом Светы и на следующих сеансах рассказали о себе. А вот Ира зажалась, ее что-то испугало.

   — Испугало? — перебила я Светлану.

   Кускова кивнула:

   — Точно. Вот только не понимаю, что именно. Сначала-то она нормально сидела, ну нервничала немного, так всем не по себе было. Никогда раньше мы не встречались, а сейчас придется секреты открывать. Но все справились, а Ирка нет. Шел пятый сеанс. Последней она осталась, мы ждали, а Соловьева молчала, хотя настал ее черед признаваться. Тогда Егор Владимирович завел разговор о всякой ерунде, о книгах, у него отец их собирал, открыл шкаф в кабинете, показал самые ценные издания. Меня маленькие книжечки потрясли! На одной полке стояли томики размером со спичечный коробок, переплеты шикарные, с драгоценными камнями, красота невероятная. Трогать их Булгаков не разрешил, пояснил:

   — Коллекционные вещи требуют особой заботы, лишний раз их тревожить не стоит. Я всегда надеваю специальные перчатки, форточку закрываю, если надо раритет достать. Сейчас вам историю изданий расскажу.

   Очень интересно было, мы все увлеклись, а вот Ирина затряслась и вообще говорить перестала.

   — Соловьевой внушили страх книги? — с недоверием уточнила я.

   — Похоже на то, — подтвердила Светлана, — она на полку поглядела и сказала:

   — Голова кружится, воздуха не хватает!

   Егор Владимирович, добрая душа, не замедлил ее ободрить:

   — Нет причин для волнений, это обычная реакция человека на небольшой стресс. Никто никого здесь ни к чему не принуждает. Созреете и включитесь в разговор.

   Психотерапевт подумал, что Ирка разволновалась, а я сразу поняла: она струсила и больше в группу не явится. И точно, она нас покинула. Вот уж я прибалдела, когда Соловьева причапала в ателье! Актриса из нее плохая, хоть она и попыталась изобразить, что случайно сюда заглянула, типа блузку заказать, и очень мне, как хозяйке, удивлена. Я ей не поверила, в лицо спросила:

   — Чего тебе надо? Говори, не дрожи, если смогу — помогу. Только учти, денег в долг никому не даю. Хоть ты со мной сто лет дружи, в кредиторы не запишусь, научена горьким опытом. Кому рубли отсчитывала, исчезали живехонько, я теряла и приятелей, и тыщи.

   Ирина села на краешек стула и с трудом произнесла:

   — В средствах я не нуждаюсь, хорошо зарабатываю, в другом проблема. У меня никого нет, не спрашивай, почему так получилось, но ни одного близкого человека, а нужен совет, я дошла до ручки. Как жить дальше?

   — Ну ты даешь! — подскочила Света. — Ну и спросила! Что я могу тебе ответить?

   — Как мне жить? — с отчаяньем повторила Соловьева.

   — Счастливо назло всем, — озвучила свой принцип портниха. — Держать спину прямо, что бы ни случилось.

   — Ты очень смелая и сильная, — прошептала Ира. — Как этому научиться?

   Кускова махнула рукой.

   — Это одна видимость. Реально я слабачка, реву по ночам, утром глаза накрашу — и фик-фок на один бок, в ателье иду.

   — Нет, ты храбрая, — повторила Ира, — призналась, что Романа не любишь. А я от Кати смертельно устала, порой так ненавижу ее, что даже зубы ныть начинают, но я молчу.

   — Я хочу свою проблему решить, — пожала плечами Света, — поэтому слушаю Егора Владимировича. Посоветовал он откровенничать, я язык и развязала. Возвращайся в группу, вместе мы справимся. Ты попробуй, потихонечку начни.

   — Не могу, — прошептала Ира, — при всех вслух не получится. Можно, я только тебе расскажу?

   — Я не психотерапевт, — попыталась отбиться от роли жилетки Светлана. — Еще насоветую плохое. Лучше ты с Егором Владимировичем пообщайся. Попроси его, он с тобой с глазу на глаз детали обсудит. Булгаков очень хороший.

   — К нему никогда! — истерично воскликнула Ирина. — И вообще ни к одному психологу не пойду. Я совсем с ума схожу! А судьба надо мной смеется. Ты как врача нашла?

   — Приятели посоветовали, — ответила швея, — самое верное дело — сарафанное радио.

   Ирина обхватила голову руками и застонала.

   — Болит? — с сочувствием поинтересовалась Кускова.

   — Под черепом будто винт крутится, — пожаловалась незваная гостья. — А я, знаешь, как в группу попала? По телеку программа шла, Булгаков в ней выступал и очень мне понравился. Я решила, что он поможет!

   — Конечно, конечно, — закивала Света, — возвращайся к нам!

   Ира стиснула кулаки, выпрямила спину, задрала подбородок и, сидя в неудобной позе, заговорила срывающимся голосом. Света поняла, что Соловьевой совсем плохо, и не решилась ее ни перебить, ни остановить. Дослушала повествование до конца.

   У Иры с детства не ладились отношения с людьми, с мамой-папой контакта не было, а бабушка требовала абсолютного послушания. Если Кира Алексеевна велела, чтобы внучка в июне надела шерстяные чулки, а на голову теплую шапочку, девочка должна была бодрым аллюром спешить исполнять приказ. Старушке не приходило в голову, что у нее и внучки разная терморегуляция. Ребенку летом жарко, а даме, чей возраст к семидесяти, зябко. Иногда Ира все-таки пыталась возражать, тогда бабушка обижалась, начинала плакать или, хуже того, валилась на диван и слабым голосом произносила:

   — Я сейчас умру. Сердце от нервов останавливается.

   Ирину охватывал ужас, она делала все, что требовала Кира Алексеевна. Старуха любила часами сидеть в кресле и читать вслух великую поэзию, Ире вменялось в обязанность находится рядом и внимать ей. Много ли детей может сидеть неподвижно на одном месте с полудня до ужина? А несчастная Ирочка была прикована к неудобной низенькой табуретке. Бабка начинала с бессмертных творений поэтов прошлых веков, а заканчивала собственными виршами. Спустя много лет, после кончины Киры Алексеевны, Ирине попалась на глаза картина неизвестного художника восемнадцатого века. Она была ей знакома до боли: пожилая дама полулежит на софе с открытой книгой в руках, а рядом, на крошечном пуфике, сидит очаровательная малышка в пышном платье и, чуть приоткрыв рот, внимательно смотрит на старуху.

   Ире показалось, что художник скопировал их с бабушкой. Но в отличие от картинного ребенка Соловьева никогда не радовалась часам, проведенным со старухой. Ира возненавидела литературу всеми фибрами души, а также русский язык, заодно и историю. Кира Алексеевна обожала Гомера, и описание щита Ахилла несчастная внучка затвердила наизусть. Как всякой девочке, ей хотелось играть с подружками, но старуха внучку далеко не отпускала. В младших классах Ирочка покорялась, в средних начала сердиться, а в старших отчаянно захотела свободы. Но Кира Алексеевна держала ее на коротком поводке. Едва Ира собиралась ступить за порог, как у бабки случался очередной сосудистый спазм и Ире приходилось скидывать пальто. Однажды девочка не выдержала и пожаловалась маме:

   — Меня бабушка не отпускает погулять с друзьями.

   Ариадна Олеговна, которая в ту секунду старательно закалывала волосы у зеркала, недовольно воскликнула:

   — И правильно! Нечего шляться по улицам! Без дела ходят лишь очень плохие девочки, воровки и проститутки. Иди, делай уроки и не приставай к взрослым. Прилежные дети всегда заняты!

   Урок был усвоен дочерью сразу. Хорошие девочки всегда заняты, а плохие гуляют? Вот и отлично. Ирочка станет самой плохой девочкой, уж очень надоело ей подчиняться бабке.

   И младшая Соловьева постаралась вести себя так скверно, как только возможно. В конце концов она очутилась за решеткой, а когда вышла на свободу, не взялась за ум и опять угодила на зону, освободилась и снова была осуждена. Наверное, Ире судьба уготовила стать профессиональной уголовницей, но тут ей неожиданно улыбнулась удача. Соловьеву вызвал в кабинет начальник лагеря и сказал:

   — Собирай хабар. Возвращаешься в Москву.

   Ирина не на шутку перепугалась, попыталась выяснить, зачем ее отправляют в столицу, но хозяин зоны ничего толком ей не объяснил. Притихшую от страха Соловьеву посадили не в особый вагон для зэков, а в самолет, сопровождали ее не солдаты-конвойные, а толстая тетка в обычном платье. Она сказала:

   — Ира, ни к чему нам внимание к себе привлекать. Будешь вести себя тихо, я наручники сниму. Станешь бузить, нацеплю «браслеты» обратно.

   Соловьева пообещала слушаться и была вознаграждена обедом, который давали пассажирам. Зэчке разрешили не только съесть курицу, но и выпить кофе. После приземления рецидивистку доставили в обычный с виду двухэтажный дом, отвели ей личную комнату, выдали цивильные вещи, туалетные принадлежности, а потом появился симпатичный мужчина и сказал:

   — Давайте познакомимся. Я Константин Павлович Греков, психолог. Вас отобрали для участия в эксперименте.

   Вот тут Ирину охватил подлинный ужас. В среде заключенных ходит много баек, в частности, об урановых рудниках, на которых работают «пожизники». Якобы после того, как судья произносит слова «пожизненное заключение», зэка вместо спецколонии отправляют в шахту, где он и рубит кайлом радиоактивную руду. Ни малейшей правды в глупых россказнях нет, но кое-кто верит. А еще заключенные шепотком поговаривали об опытах:

   — Самых задиристых в лабораторию отправляют, на них лекарства испытывают, перед тем как в производство запустить. Или студентам на стол кладут, надо же на ком-то медикам тренироваться!

   Ирина не верила слухам, только посмеивалась, когда бабье рассказывало очередные страшилки. А тут нате: очутилась в Москве и слышит про эксперимент.

   Константин Павлович понял, в каком состоянии находится его подопечная, и поспешил разъяснить:

   — Ничего страшного. Мы с вами просто будем учиться, никакой боли.

   Ирина слегка повеселела.

   — И таблеток не дадут?

   — Зачем здоровой красавице пилюли? — удивился Греков. — Лекарства предназначены для пожилых и немощных.

   Через год в судьбе Ирины произошли волшебные изменения. Ее отпустили на свободу, досиживать срок не потребовали, просто сказали:

   — Ступайте, Соловьева, вы теперь другой человек.

   Ирина и сама понимала: да, она больше никогда не преступит закон. Константин Павлович смог перевернуть сознание женщины. Он дал ей талисман, старинное зеркало, в котором была навсегда спрятана Андрэ.

   — Кто? — не поняла Светлана.

   Ирина воскликнула:

   — Ну да, откуда тебе знать! Греков сначала определял, какого вида твоя злая сущность. Работа шла по сказкам. Ты какие помнишь?

   От такого вопроса Света только еще больше удивилась и сказала:

   — «По щучьему велению», «Спящая красавица».

   Ирина выпрямилась.

   — Первая не подходит, там из женщин одна щука. Зато во второй есть ведьма, она напророчила про веретено, которым уколется дочь короля. Я на нее похожа?

   — На колдунью? — уточнила Кускова. — Не очень-то.

   Соловьева расслабила спину.

   — Правильно, мы с той старухой не монтируемся. Подобрать сказку очень трудно. Константин Павлович долго бился, пока не обнаружил «Легенду об Андрэ».

   — Не слышала о такой, — удивилась Светлана.

   — Я тоже, — подхватила Ира, — но когда Греков ее прочитал, меня прямо торкнуло. Мы с Андрэ как двуликий Янус.

   — Кто? — снова не поняла необразованная портниха. — Ванус?

   — Янус, — повторила Ирина, — двуликий бог начала и конца, а также дверей, входов, выходов. Я очень благодарна Грекову. За тот год, что участвовала в эксперименте, я получила знаний больше, чем за всю учебу в школе. Изучила литературу, историю, биографии великих людей, живопись. Константин Павлович со мной постоянно занимался, фильмы показывал про лучшие музеи мира, давал послушать симфонические концерты. Я реально преобразилась. А потом мне отвели комнату в коммуналке, Греков устроил работать в ресторан «Теленок» администратором и сказал:

   — Прощай, Ира. Вот тебе зеркало, то самое, из сказки про Андрэ. Помни, в нем заключена злость. Поставь его на видное место, так, чтобы, проснувшись, натыкаться на него взглядом, а засыпая, видеть последним. Начинай и заканчивай день одной фразой, ее необязательно произносить вслух, можно подумать: «Зло не во мне, оно в серебре, не выберется наружу никогда, не пускает его доброта». И все у тебя будет в порядке.

   — А если ты нечаянно разобьешь подарок, что произойдет? — наивно поинтересовалась Света.

   Ирина потерла щеку рукой.

   — Я тот же вопрос задала, а профессор ответил:

   — Ничего страшного, оно даже треснуть не должно, потому что волшебное. Ну а если оно все-таки на части разлетится, ты осколки положи в железную коробку с крышкой, поставь на прежнее место и те же слова говори. Вспомни сказку, там ведь посеребренное стекло один раз разбилось, его склеили, ничего плохого не случилось. Даже если у тебя миллиметровая зеркальная крошка останется, зло в ней удержится.

   Ира начала самостоятельную жизнь. От прежней уголовницы у нее осталась лишь одна черта: она не доверяла людям, не заводила подруг, ни с кем не откровенничала.

   Потом ей захотелось завести семью, ребенка. Ира никак не могла найти подходящего мужчину и в конце концов отправилась на искусственное оплодотворение от анонимного донора.

   — Фантастика! — не выдержала я. — Эту процедуру разрешили производить одинокой женщине? Да еще той, кто обитает в коммуналке и не имеет достаточно материальных средств?

   — Ничего по данному вопросу не знаю, — честно ответила Света, — но Ира прямо сказала, что она заплатила врачу деньги, и тот ей все сделал. Я поверила. Наши люди за приличную сумму что угодно совершат, а здесь благородная помощь женщине, которая хочет забеременеть, да не от кого.

   — Здорово, — вздохнула я. — И после родов Ира через несколько лет невзлюбила столь желанную девочку?

   Кускова прищурилась.

   — У тебя есть дети?

   — Двое, — ответила я, решив не рассказывать, что Аркадий и Маша достались мне уже, так сказать, готовыми, в разном возрасте.

   — А муж? — допрашивала Света.

   — У меня за плечами несколько разводов, — обтекаемо сказала я, — с течением времени я пришла к выводу: не получается у меня жить в браке.

   — Ну, тогда ты понимаешь, каково это — тащить ребенка без отца, — пробурчала моя собеседница. — Ирка устала, в голове у нее вечно сидела мысль о заработке, Катя стала раздражать ее, чем дальше, тем больше, ну и в конце концов Ирке захотелось ее убить!

   Я подскочила.

   — Убить?

   Света вытаращила глаза.

   — Ужас, да? Я тоже перепугалась, когда это услышала! Ирка ночью встала, пошла на кухню, взяла молоток, которым отбивают мясо, и двинула к девчонке в спальню.

   Соловьева приблизилась к кровати дочери и замерла. У нее в голове словно спорили два человека, один кричал:

   — Стукни девчонку по темечку и убегай прочь!

   Второй протестовал:

   — Ира, Ира, никогда!

   — Сорви в ванной пластиковую занавеску, заверни труп, стащи его в машину, отвези за город и утопи в реке.

   — Ира, Ира, никогда!

   — Вымоешь комнату, в гимназии скажешь, что не можешь больше платить и переводишь девчонку в простую школу. Никто ничего не заметит, у тебя нет ни родных, ни подруг. Уйдешь на другую работу, переберешься в другой дом.

   — Ира, Ира, никогда! Нельзя убивать! Беги скорей, посмотри в зеркало, где спрятана Андрэ.

   Голоса визжали, перебивали друг друга, в конце концов они оглушили Соловьеву, та выронила молоток и больше ничего не помнила. Очнулась Ира на полу, ей на лицо лилась холодная вода, рядом на коленях стояла Катя.

   — Мамуля! — закричала она. — Ты очнулась! Я вызвала «Скорую», а она все не едет! Что случилось? Тебе плохо? Я проснулась от стука, гляжу, ты лежишь, рядом молоток.

   Ирина села, осмотрелась и разом вспомнила про голоса. Соловьевой стало жутко, неужели она правда хотела убить Катю? А та все приставала к ней с вопросами, никак не замолкала, не видела, что мать лучше сейчас не трогать. Ира поняла, что у нее через секунду начнется истерика, удержаться она не сможет. Но тут, на счастье, в дверь позвонили, наконец-то явились врачи.

   Пока Катя впускала их, Ирина слегка успокоилась и озвучила докторам вполне связную историю. Якобы ночью ей послышался шум в кухне. Она пошла посмотреть, кто безобразничает. Никого там не застала, но посторонние звуки раздались снова, Ира испугалась, поняв, что шумят у Кати в спальне, вдруг в квартиру проник преступник? Мать схватила на всякий случай молоток и пошла к дочери. Первый, кого увидела Ирина, был кто-то странный, вроде инопланетянин, марсианин… Дальше темнота.

   — Это же Альф! — заорала Катя, показывая рукой на кресло, в котором сидела игрушка, изображающая героя мультфильма. — А шумели в соседней квартире, там часто по ночам гуляют.

   Доктор взглянула на медсестру, та живо наполнила шприц и вколола Соловьевой лекарство. Врач села заполнять бумаги, попутно ворча:

   — Телевизор, компьютер, сериалы. Наиграются в лабуду, насмотрятся чуши, потом их колбасит. Ирина, сходите к невропатологу, займитесь спортом, попринимайте пустырник, валерьяну, пейте успокаивающий чай. Сидим тут у вас из-за ерунды, а где-то человек от инфаркта умирает.

   — Из-за таких у нас процент смертности растет, — вставила свое словечко медсестра.

   — Мамочка сознание потеряла, а вы ее ругаете! — наскочила на них Катя. — Я на вас жалобу напишу.

   Школьница налетела на баб чуть ли не с кулаками, те быстро исчезли из квартиры. Катюша бросилась обнимать Ирину:

   — Мамулечка, я никому не дам тебя в обиду! Хочешь, буду спать с тобой в одной комнате?

   Соловьева обняла девочку, ей стало так гадко, что и словами не передать. Катюша очень любит ее, а она?!

   Надо было что-то делать, и Ира решила обратиться к психотерапевту.

   Светлана навалилась грудью на стол.

   — И ничего у нее не получилось. Егор Владимирович ей не понравился, рассказывать про молоток при посторонних она не могла, и заявилась ко мне, в ателье.

   — Мда, — протянула я.

   — Ходила сюда несколько месяцев, как на работу, — поморщилась Кускова, — скажу честно, она мне надоела. Припрется, сядет и молчит. Ладно бы, разговаривала, жаловалась, плакала! Нет! Угнездится на стуле, глазами шнырь-шнырь. Я не выдержала, спросила:

   — Слушай, зачем ты приезжаешь?

   А Соловьева в ответ:

   — Мы с тобой подруги, пообщаться хочу.

   Своеобразно Ирка общение понимала. По ее разумению, дружба так вот и выглядит! Она ко мне на работу в любое время припирается, устраивается надгробием и замирает. Соловьева заранее не звонила, не интересовалась: «Светка, можно, я загляну? У тебя самой какие планы?» Нет. Ей в голову вступило — встречайте. То, что здесь клиенты, сотрудники, я занята — мимо. Плюхнется на стул и молчит. Час, другой, третий. Вроде ничего плохого не делает, просто моргает, а раздражает до бешенства. Я себя как под лупой чувствовала, ее глаза постоянно на своем теле ощущала, то они по спине шарят, то по шее. Брр!

   Кускова передернулась.

   — И вот что интересно. Ты, если в гости к подруге собралась, с пустыми руками приедешь? Хоть вафельный тортик да прихватишь. Или нет?

   — Торт — это святое, — засмеялась я, — ну еще игрушку детям и лакомство для собаки.

   — Нормальный подход, — одобрила владелица ателье, — но у Ирки мозги набекрень. Ни разу ничего не приволокла.

   Я спросила Кускову:

   — И сколько времени длились ваши отношения?

   Света легкомысленно махнула рукой.

   — В календаре ее визиты я не отмечала, может, месяца четыре или пять. А потом я не выдержала и, глядя ей в психованные глаза, сказала: «Ирина, некогда мне с тобой нянчиться. Клиентов умасливаю. Больше не приходи». Она кивнула и ушла. Все.

   — Соловьева не стала задавать вопросы, выяснять отношения, напрашиваться на продолжение странной дружбы? — удивилась я.

   — Ни словечка не проронила и более не появлялась, — подтвердила портниха, — как утонула. Хочешь мое мнение? Я, когда к Егору Владимировичу пришла на ознакомительную беседу, считала себя ку-ку. Совсем с потерянной крышей. Спасибо Булгакову, он нам доходчиво объяснил: у каждого своя фишка, не надо хотеть стать, как все. Не можешь над сыном сюсюкать-умиляться? Не сюсюкай и не умиляйся, не заставляй себя никого любить. Но и никого никогда не осуждай, попытайся понять человека, в каждом, если постараться, обнаружишь хорошее.

   Я Егора Владимировича уважаю, живу теперь так, как хочу, себя поедом не ем, и с Ромкой у меня все наладилось. И людей я уже ни в чем не обвиняю. Но Ирка! Она реально сумасшедшая, от такой лучше подальше держаться, целее будешь.

   Выйдя на улицу, я села в машину и медленно поехала вперед, разыскивая кафе, где можно спокойно выпить кофе. Подходящее обнаружилось через пятьдесят метров. Я устроилась в маленьком зале и попыталась привести в порядок полученные сведения.

   Ирина Соловьева стала участницей программы, целью которой было перевоспитать преступников, сделать их нормальными членами общества. Допустим, Константину Грекову удалось вернуть на путь истинный нескольких рецидивистов. Даже могу поверить, что преступников после прохождения годичного курса у психотерапевта освободили. Вероятно, Греков побегал по кабинетам, задействовал свои связи и выбил бывшим подопечным жилье в коммуналках. Он же пристроил их на работу. Ирина очутилась в ресторане «Теленок». До этого момента есть хоть какая-то ясность. Далее начинается туман.

   Светлана рассказала о желании Соловьевой иметь ребенка. В истории появляется анонимный донор. Немного странно, что молодая симпатичная женщина, у которой, судя по бурно проведенной юности, не было проблем с кавалерами, решает зачать чадо не тем путем, который предначертан ей природой. Ну, впрочем, всякое бывает. Ира забеременела, родила, значит, ей полагалось взять декретный отпуск и заняться малышкой. Но, судя по документам, которые нарыл Кузя, Ирина безо всякого перерыва работала в «Теленке». Потом она внезапно покидает его и через считаные дни появляется в «Фасоли». Оба заведения примерно одного класса, должность та же, оклады те же. Просто иллюстрация к пословице «Меняем шило на мыло». Зачем уходить из ресторана, чтобы попасть в аналогичный? Возможно такое объяснение: Соловьева не поладила в «Теленке» с начальством, поссорилась с коллективом, или на нее написал жалобу скандальный клиент. Но в это же время управляющая переезжает из скромной комнатушки в квартиру. Где она взяла деньги? Жилплощадь в Москве всегда была запредельно дорогой. Очень сомневаюсь, что у Соловьевой имелись солидные накопления. Ей кто-то помог? Отец Кати! История про анонимного донора — ложь. И самое главное! Катя-то родилась в тот год, когда Иру забрали с зоны! Получается, она участвовала в эксперименте беременной, девочка появилась на свет до того, как мать окончательно освободили. Но в коммуналке Ира была прописана одна.

   В сумочке занервничал телефон. Я достала трубку. На дисплее высветилась фамилия «Собачкин».

   — Мне в голову пришла светлая мысль, — забыв поздороваться, зачастил Семен, — я проверил свидетельство о рождении Екатерины Соловьевой. Это дубликат, копия, то есть то, что было выдано при регистрации ребенка, утеряно. Ничего особенного в этом случае нет, книги загса содержатся в архиве, там есть соответствующие записи. Родитель, посеявший документ, пишет заявление, сотрудник проверяет соответствующий том, и получите дубликат. Но! Вот тебе фокус! Екатерины Ивановны Соловьевой, появившейся на свет шестого ноября, в Москве не существует. Угадай, что я сделал дальше?

   — Проверил родильные дома, искал, в котором из них родилась Катя, и не нашел, — ответила я.

   — Что за манера портить людям сюрприз, — недовольно пробубнил Собачкин, — верно. Ирина не рожала девочку. И где она ее взяла?

   — Маленькая поправочка, — вздохнула я, — есть категория женщин, которые предпочитают альтернативные варианты родов. В ванной, в бассейне, в бане, в лесу, на природе. Им не приходит в голову, что могут случиться непредвиденные обстоятельства, перед которыми спасует акушерка. Понадобится реанимация младенца или матери. К сожалению, такая самодеятельность не всегда хорошо заканчивается.

   — Ты вроде не удивлена, — совсем сник Собачкин.

   Я попыталась объяснить Сене ход своих мыслей:

   — У Ирины был любовник, женатый мужчина, богатый и высокопоставленный человек, которому не нужна шумиха вокруг незаконнорожденного ребенка.

   — И почему он не велел Соловьевой сделать аборт? — перебил меня Сеня.

   — Тут ничего не скажу, и сам вопрос вторичен. Катя родилась, — отбила я подачу, — но факт ее появления на свет решили скрыть. Мужчина левым путем добыл свидетельство о рождении, и он оказался порядочным человеком, по сию пору содержит и Ирину, и дочь.

   — Супер-пупер папаша года! — заявил Собачкин. — Дайте ему хрустальный кубок и повесьте медаль на шею. И куда подевались Ира с Катей, а? Что произошло, когда девочка в силу подросткового упрямства стала доставать матушку вопросом: «Кто мой папочка?» К кому ринулась Ирина? К своему любовнику! И каков результат? Милейший человек, богач, облеченный властью, что сделал? Где Соловьевы? Постой, у меня второй звонок!

   Из трубки полетели короткие гудки. Собачкин, как всегда, нажал не на ту кнопку, и мы разъединились. Пару секунд сотовый молчал, потом зазвонил, я, не посмотрев на экран, поднесла его к уху:

   — Семен, продолжай!

   — Надеюсь, ты помнишь неприятность с вивиками, которые ты перепутала с мимиками? — прозвучало из телефона. — Ты моя должница. Приезжай срочно в телецентр. Бегом.

   — Лизонька, в чем проблема? — заюлила я.

   — Если забыть о том, как я гасила последствия твоей оплошности, упрашивала мерзотных журналюг не публиковать снимки Вадима с игрушками конкурентов, не вспоминать, что пиар-акция с участием Полканова в благотворительной миссии с больным несчастным подростком полностью провалилась, не окупив вложенных в нее средств, и не обращать внимания на километры порванных в клочья моих нервов, то у нас полный порядок, — ехидно сказала Елизавета. — Пока до Великого и ужасного весть о том, как Вадюша благодаря тебе отрекламировал сериал другого канала, не доплыла. Я своими ручками изъяла «Желтуху» из подборки прессы на столе босса. Могла бы тебе сказать, что секретарша Анька, которая подает царю на стол папку с обзором газет, обожает французский парфюм, и мне пришлось ей покупать бадью совсем недешевых духов, но я интеллигентно промолчу.

   — Извини, пожалуйста, — совершенно искренне попросила я. — Я представить не могла, какая буча поднимется из-за детской игрушки. На мой взгляд, мимики копия вивиков. Что мне сделать во искупление греха?

   — Я уже сказала прямым текстом! — заорала Лиза. — Лети в телецентр. Десять минут назад позвонили из программы «Барабан», нас там ждут!

   — «Барабан»? — поразилась я, спеша к машине. — Скандальное шоу с разоблачениями? Его ведет Роза Розова? Я не ошибаюсь?

   Елизавета затрещала со скоростью, с которой голодный дятел выстукивает из-под коры аппетитных жучков-червячков. Я, прижимая мобильный к уху, устроилась за рулем и выехала на проспект.

   Рассказ Елизаветы был информативен.

   Неделю назад певичка Манон, в миру Таня Козлова, подралась во время концерта. Манон давно славится дурным характером и буйным нравом. Гримеры, костюмеры и личные помощники меняются у звезды с калейдоскопической скоростью. Татьяна швыряет в обслуживающий персонал стульями, обувью, лампами, коробками с гримом, короче, всем, что попадется под руку, а потом оплачивает выбитые зубы и услуги хирурга-косметолога, который накладывает швы на раны пострадавших. Почему никто из обиженных не подал на нее в суд? Рукоприкладство за кулисами не редкость, между своими дело стараются решить миром. Один платит, другой получает деньги и не поднимает шума. Подчас от гневливых звезд или их наглых охранников достается журналистам. Иногда стенка на стенку сходятся секьюрити, случаются массовые драки, побоища из-за ерунды. Например, на вручении одной весьма престижной музыкальной премии танцор певца «N» случайно толкнул бэк-вокалиста негасимой звезды «Р».

   — Куда прешь…! — возмутился певец.

   — Ты чего материшься! — заорал балерун.

   Словесная перепалка разгорелась, на помощь танцовщику подтянулись коллеги, а вокалист свистнул своих. Через пять минут за кулисами дралось около двадцати человек. Битва происходила тихо, обе стороны понимали, что на сцене идет шоу, поэтому старались удержаться от воплей, но руками и ногами размахивали без зазрения совести. Никто так ничего и не узнал, ну разве что публика в зале была слегка удивлена, когда девчачья группа «Мышки» пела одну и ту же песню шесть раз. Коллективу в «уши» из будки режиссера сообщили о скандале и велели:

   — Держитесь, девки, не покидайте подмостки, пока у нас буря не утихнет. Шоу должно продолжаться.

   А поскольку у малышек была заряжена всего лишь одна фонограмма, им пришлось изображать заевшую пластинку в течение четверти часа. И ничего, сошло.

   Но Манон перешла все границы, она напала на обычного зрителя. У Татьяны есть манера спускаться в зал и проходиться по рядам, собирая букеты. Уж сколько раз ее пытались остановить:

   — Лучше не ходить в народ.

   Но Козловой плевать на советы, она ничьим приказам не подчиняется.

   В день, когда разбушевалась буря, Танюша начала свое «озеленение», а к ней подбежала девушка на высоких каблуках. Фанатка хотела вручить ей букет из роз, наступила шпилькой на неровность в полу, пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за рукав концертного платья Манон. Тонкая ткань лопнула, Татьяна вырвала из рук зрительницы цветы и толкнула незадачливую поклонницу. Та шлепнулась, эстрадная дива пару раз пнула девицу, поколотила ее розочками, швырнула цветы ей на голову и, сказав в микрофон пару соленых выражений, отбыла за кулисы.

   Народ замер в шоке, а сотрудники Манон похолодели от ужаса. Все поняли: этот скандал никак не замять. Он произошел на глазах у огромного количества зрителей. Грянула буря. Пресса завизжала на разные голоса. Интернет и СМИ разделились на два лагеря. Имя Манон звучало на каждом углу.

   Ясное дело, Лиза захотела урвать хоть кусочек от сочной котлетки чужого пиара. Она провела маркетинг, поняла, что Вадиму лучше примкнуть к стану тех, кто пытается жалеть Козлову, и ринулась в кабинет Великого и ужасного с предложением:

   — Давайте сделаем выпуск шоу «Барабан», посвященный Манон.

   Владелец канала отказался, он хотел соблюсти нейтралитет, понимая: если встанешь на одну сторону, скорее всего, потеряешь тех, кто примкнул к противнику. Лучше затаиться и не лезть в драку. Но Елизавете очень хотелось пропиарить Полканова, и она предложила:

   — Вадим готов выступить миротворцем. В прямом эфире он помирит Таньку и ту девку. Козлова попросит прощенья, девчонка его примет. Мир, дружба, жвачка, все рыдают от умиления. Рейтинги взлетают выше Останкинской башни, остальные каналы, включая центральные, кусают локти от зависти.

   — Ладно, — согласился Великий и ужасный, — если такой формат, тогда да.

   Лиза расчудесно понимала: новость, как и каша, хороша горячей. Пресс-секретарь оседлала метлу на атомной тяге и полетела печь пирог.

   За сутки ей удалось уговорить и Манон, и Валентину. Что было обещано той и другой, Елизавета предпочла не сообщать. Сценарий программы лег на стол царя вчера днем. Хозяин вызвал Елизавету и сказал:

   — Ох, думаю, нам не нужен прямой эфир. Чую засаду! Что-то случится.

   Елизавета начала убеждать начальника в обратном и в конце концов воскликнула:

   — Чем угодно клянусь! Программа получится супер! И запускать ее надо завтра, а то конкуренты подсуетятся и раньше нас примирение устроят. Идея не очень оригинальна, она витает в воздухе.

   — Подумаю, — буркнул начальник.

   Елизавета очень расстроилась. Она надеялась на другую реакцию. Но владелец канала был не в восторге. Вечером произошла глупая история с перепутанными игрушками, утром Лиза понеслась в телецентр, договорилась с секретаршей Анькой, изъяла со стола его величества «Желтуху», выдохнула с облегчением, пошла в кафе, хотела наградить себя кофе и налетела на Великого и ужасного, который ей сказал:

   — Довольна?

   Она вздрогнула. Ей подумалось, что шпионы кормильца-батюшки разузнали про вивиков-мимиков, и сейчас очаровательный Сергей Петрович Михайлов (такое имя стоит у государя императора в паспорте) забавляется с ней, как тигр с воробышком.

   — Чем? — осторожно поинтересовалась Лиза.

   Михайлов почесал подбородок.

   — Хороший вопрос. А кто просил о спецвыпуске «Барабана»? Он состоится сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Прямой эфир.

   У Лизы под ногами закачался пол.

   — Мне не сказали!

   — Велю выпороть главреда на конюшне, — схохмил Великий и ужасный. — Я ему сам приказал предупредить участников шоу. Надеюсь, Вадим не подведет.

   — Нет, нет, — засуетилась Елизавета.

   — И Манон явится? — улыбнулся Михайлов. — Смотри, ты за это отвечаешь головой. Прямой эфир. Поди сама проверь всех. Да! Васильеву не забудь.

   — Какую? — разинула рот Елизавета. — Среди гостей запланированы исключительно знаменитости. Певцы и шоумены, еще депутат Банкин.

   Сергей Петрович опять улыбнулся, на этот раз как-то совсем неласково.

   — Значит, ведущая нашего канала Дашенька для тебя недостаточно хороша? Ну, ну! Вадиму в ее доме жить нравится? Ему уютно? Комфортно? Чего притихла? Бесполезно скрывать от меня правду. Я знаю все. Захотели потрафить ополоумевшему от собственной значимости Полканову, выкрутили руки слишком доброй Васильевой, а теперь ты ее человеком пятого сорта считаешь? Слушай и запоминай. Дарья сегодня будет на шоу около Полканова. Она говорит больше и чаще остальных. Розе велено не отбирать у Васильевой микрофон. Ты в курсе моих планов по Даше? Она скоро станет лицом канала! Захлопни рот, одерни юбку и подключайся к редакторам «Барабана». Похоже, они зашиваются.

   — Меня никто не звал на программу, — воскликнула я.

   — Да я уже поняла, — завопила Елизавета, — умоляю, поспеши.

   — Я собиралась заниматься совсем другими делами, — протянула я.

   — Ты мне должна! — закричала Лиза.

   Раздался писк, связь прервалась. Я забыла вечером зарядить сотовый, а зарядного устройства у меня в машине нет, все хочу его купить, да руки не доходят. Представляю, какая истерика началась у Лизы. Стопроцентно она думает, что я нарочно прервала разговор.

   К зданию телецентра я подрулила с мокрой спиной и дрожащими ногами. Много лет сижу за рулем, но так и не научилась управлять автомобилем. Шестьдесят километров в час — вот моя предельная скорость, а сейчас мне пришлось нажимать на педаль газа и лавировать из ряда в ряд. Странно, что я осталась жива после такой гонки.

   Едва я возникла на пороге большой комнаты, где собрались участники программы, как Елизавета подскочила ко мне и обняла:

   — Фу!

   — Надеюсь, это вздох радости, — улыбнулась я, — дай мне зарядку для телефона, моя трубка умерла.

   Лиза показала пальцем на длинную тумбу.

   — Там подключи.

   Я устроила свой мобильный у розетки и оглядела присутствующих.

   Так, кто у нас здесь? Незнакомая девушка с парадной прической, слишком большими, чтобы быть настоящими, «бриллиантами» в ушах, в сильно декольтированном мини-платье в пайетках, сетчатых колготках и лаковых лодочках на платформе толщиной с орфографический словарь русского языка. Это явно та самая избитая певицей Валентина. Звезды одеты намного проще. Певица Ника в черных джинсах и серой блузе, шоумен Роман в серых брюках и черной рубашке, Вадим в темном костюме.

   За спиной послышалось шарканье. Я обернулась. А вот и наша легенда, депутат Банкин. Старика ведут под руки два молодых помощника, сзади следует хорошенькая девушка с железным чемоданчиком. Шестьдесят лет назад Ваня Банкин плясал в ансамбле вприсядку и не мог предположить, что через полвека его назовут патриархом сцены, великим, гениальным, потрясающим певцом. Биография Банкина походит на кастрюлю с грибным супом. Поднимешь крышку, посмотришь внутрь, вроде хорошо видно, как в содержимом плавают кусочки моркови, лука. Вглядишься и понимаешь: отлично просматриваются лишь первые два сантиметра, потом бульон темнеет, что там на дне, не понять, а уж из каких мухоморов сварена похлебка, известно одному повару. За последние двадцать лет Банкина обвиняли во многих грехах: связи с мафией, сокрытии доходов, левых концертах, плагиате. Часто вспоминали и о том, что Иван по образованию танцор, петь начал случайно и орет очень громко, мимо нот. Злые языки шипели, что у милейшего Ивана Николаевича в каждом городе, куда он когда-либо заезжал с гастролями, есть по бастарду. Но я не верю сплетням. Если учесть, что Банкин пел по всей России, то получается, из его незаконных детей можно сформировать целую армию. Но никто из ребят не ищет через прессу папеньку. Другие сплетники с пеной у рта утверждают обратное: мэтр хорошо законспирированный гомосексуалист, иначе по какой причине он никогда не женился?

   Но вся эта болтовня осталась в прошлом. Нынче, учитывая престарелый возраст Банкина (зимой он отметил восьмидесятипятилетие), его богатство, связи и депутатство, пресса пишет о старике исключительно в превосходном тоне, а молодежь шоу-бизнеса кланяется Ивану Николаевичу в пояс. Несмотря на пошатнувшееся здоровье, Банкин до сих пор с большой охотой приезжает на телесъемки и поет на разных мероприятиях. Голос у него почти не изменился, желание светиться на сцене огромное, но здоровье не позволяет отработать двухчасовой концерт. Иван Николаевич не нуждается в деньгах, он давно стал бизнесменом, обзавелся фабрикой, выпускает то ли пиво, то ли водку, но, как дряхлая цирковая лошадь, хочет вечно участвовать в представлениях. И, честно говоря, у него есть своя аудитория, которая с огромным удовольствием прилипает к телевизорам, когда видит на экране худощавое лицо со светлыми кудрями. Иван Николаевич никогда не экспериментировал с внешностью, он до сих пор кучерявый блондин. И в репертуарном плане от него не жди неожиданностей. Песни о любви к родине, матери и жене — вот три кита его творчества. Банкин по-старомодному вежлив, всегда сыплет комплиментами, всегда в концертном костюме и лаковых туфлях. Старая школа. За высокий профессионализм Банкин любим редактурой всех каналов. Если старик пообещал быть, точно будет. Иван Николаевич никого никогда ни разу не подвел. Известен случай, когда он появился в эфире через пару часов после серьезной операции.

   Лишь одна маленькая шероховатость. Во время программы, чему бы она ни посвящалась, Банкин непременно споет одну песню, вторую, пятую… Остановить его невозможно, он будет работать, пока не устанет. В остальном он чудесный человек. Что касается сексуальной ориентации, сказать ничего не могу. Ивана Николаевича всегда сопровождают два симпатичных помощника и прехорошенькая медсестра. Чем старше делается Банкин, тем более юная у него команда.

   — Иван Николаевич! — подскочил Вадим. — Какое счастье вас видеть!

   — Здравствуйте, — вежливо кивнул Банкин и покосился на одного из своих ребятишек.

   — Очень рад видеть вас, Вадим Полканов, — быстро произнес юноша. — Мне так понравился ваш последний сериал! Ивану Николаевичу тоже.

   — Совершенная правда, дружок, — царственно кивнул старик. — Вы, Вадим, талантливы и убедительны.

   Полканов расплылся в довольной улыбке. Приятно, когда похвала исходит от легенды эстрады, человека, чьи песни страна слушала еще до твоего рождения. А я мысленно зааплодировала членам команды Банкина. Ребята, вы молодцы. Один короткий взгляд шефа, и стало понятно: Иван Николаевич понятия не имеет, кто сейчас «счастлив его видеть». Помощник мигом изящно подсказал старику имя звезды. Но Полканов абсолютно уверен: Иван Николаевич действительно в восторге от его творчества.

   — А где Манон? — во весь голос спросил Банкин. — Я приехал по просьбе Танечки, хочу ее обнять.

   — Сейчас узнаю, — кивнул второй юноша и исчез.

   — Вы за или против Манон? — бесцеремонно поинтересовалась Ника.

   Иван Николаевич покосился на другого секретаря, тот отреагировал без задержки:

   — Дорогая Ника, мы не хотим выяснять отношения до программы, иначе собьется настрой.

   — Да, — кивнул Банкин, — верно.

   Но на Нику интеллигентная просьба заткнуться не возымела действия.

   — Манон отвратительно поступила! Я настроена на борьбу с ней.

   Банкин сел на диван.

   — А что сделала Танюшенька?

   — Вы не в курсе? — поразилась певичка.

   — Естественно, Иван Николаевич знаком с ситуацией, — живо вмешался его секретарь, — его вопрос надо понимать как удивление. В смысле, ну что уж такого отвратительного она сделала?

   — Мне надо переодеться! — ожил Банкин. — Где костюм? Туфли? Гример?

   — Сюда, пожалуйста, — засуетился Вадим, — там есть еще одна комната.

   Живая легенда прошествовала в соседнее помещение, а к нам примчалась Лиза:

   — Все о’кей? Народ в сборе? Отлично! Фуу! Полчаса до эфира. И…

   Дверь распахнулась, появился тощий тип в джинсах и заорал:

   — Лизка! Твою налево! Манон отказалась участвовать в программе! Не приедет! Отключила все телефоны! Позвонила ее секретарь и заявила: «Снимайте кого хотите, Татьяна не прибудет. Без комментариев».

   — Черт бы ее побрал! — возмутилась Ника. — Я из-за этого эфира отменила концерт. Вот сучка!

   — Идиотка! — загудел шоумен Роман. — Я билет в Питер сдал. Что за хамство?

   — У меня съемки! — начал качать права Вадим. — Лиза, разберись.

   — Ваще ерунда, — взвизгнул тип в джинсах. — У нас прямой эфир! Не запись! И что теперь делать? Великий и ужасный головы нам откусит.

   — Можно без Таньки шоу провести, — скривилась Ника. — Я-то здесь! Выскажу свое мнение по теме.

   — Блин, кому ты нужна, — брякнул тип в джинсах, который от стресса забыл о вежливости, — что тебя слушать? На Манон народ клюнул. Заявили о ее примирении с Валентиной.

   — Ой, — расстроилась избитая зрительница, — значит, не будет программы? Ну как же так, а? Мои папа с мамой у телека сидят, и соседи тоже, и коллеги. Я хочу выступить!

   — Без Манон никак! — заорали из коридора, и в гримерку влетела девушка в черном платье и сапогах из овчины. Весьма странная обувь, если вспомнить зеленый май за окном. — Лизка, Великий и ужасный весь… он… ну, не передать словами! Прямой эфир! Лучше тебе смыться из Москвы на пару недель. У нас еще ни разу такого косяка не случалось. Все бывало, но чтоб прямой отменился! Вау! О! Спасите наши души! Нет программы! Шоу нет!

   Банкин высунулся из соседней комнаты:

   — Не стоит плакать. Покажите зрителю балет «Лебединое озеро». Отличный выход, так всегда поступают, когда умирает генсек ЦК КПСС.

   Несмотря на нервозность, Роман и Ника захихикали, а Лиза выпрямилась:

   — Будет вам программа! Никаких косяков!

   — Отыщешь Манон и притащишь ее сюда? — с сомнением спросила девушка в современных валенках, — осталось двадцать семь минут до начала.

   — На…ть на Таньку! — заорала Лизка. — Делаем другое шоу!

   — Какое? — разинула рот Ника.

   — Тебе что, принципиально, по какой теме пиариться? — деловито осведомилась Елизавета. Не велик пока Никушкин рейтинг. — Слушайте меня! Если постараемся, все прокатит. Валентина!

   — А? — вздрогнула жертва рукоприкладства.

   — Хочешь стать главной героиней шоу «Барабан»? — налетела на нее Лиза. — Подумай хорошенько. Твои мама, папа у телека сидят! Программу ждут?

   — Очень! — ответила Валя.

   — Шикарно, — гаркнула Лиза, — оставляем все, как есть. Ты несла цветы звезде, а она тебя розами по морде отхреначила. Меняем лишь хамло. У нас не Манон, а солист иностранной группы «Нью африканс соулс» Боб Смит! Далее все по плану. Ника!

   — Тут! — быстро отозвалась певичка.

   — Ты резко осуждаешь придурка, — чеканила фразы Лизавета. — Говоришь все, что думаешь! Роман!

   — Слушаю, — кокетливо произнес шоумен.

   — Защищаешь африканца, — приказала Елизавета, — побольше эмоций, кидайся на Нику. Давай агрессию, злость. О’кей?

   — Ладно, — кивнул Рома.

   Елизавета посмотрела на администраторов:

   — Что стоите, как описанные белками елки? Крутой эфир получится. Варька, Петька, чего носы повесили?

   — Все ничего, но где взять Боба Смита? — прохныкала Варя.

   — Во блин, совсем про него забыла! — подпрыгнула Лиза и полетела в коридор.

   Я пошла за ней, увидела, как она выхватила из толпы гомонящих зрителей, пока не посаженных в зал, симпатичного парня, и услышала строгий вопрос:

   — Ты кто?

   — Игорь, — ошалело ответил юноша.

   — Зритель на шоу «Барабан»? Самотек или артист?

   — Студент второго курса театрального училища, — представился Игорь, — из массовки. Триста рэ за съемку.

   — Хочешь получить десять тысяч и славу? — тоном змея-искусителя вопросила Елизавета.

   — Да, — без тени колебания ответил парень.

   Лиза втолкнула его в гримерку и торжествующе объявила:

   — Знакомимся. Хам Гарри. Солист «Нью африканс соулс». Засыпай кента пудрой. Пока Игоря гримируют, я его проинструктирую.

   — Вы говорили, что меня побил Боб Смит, — не к месту высказалась Валентина.

   — Ок! Боб тоже его имя, — покладисто согласилась Елизавета. — Боб-Гарри Смит. Нет проблем, все решаемо. Верка!

   — Здесь! — подскочила администратор.

   — Нужна его музыка, видеоряд и прочая лабуда, живо, часы тикают, — заорала Лиза.

   — И где я это все возьму? — испугалась Вера.

   — Твоя печаль, — рявкнула пресс-секретарь, — не о том думаешь. Представь картину: у нас нет программы, ты стоишь у телецентра, а у тебя из задницы торчит пропуск на канал. Его туда сам Великий и ужасный засунул, когда узнал, что накрылся прямой эфир.

   Девушка ринулась в коридор.

   — Простите, — пролепетала Ника, — но наш африканец хам Гарри-Боб Смит белый! В смысле не негр!

   — Ерунда, — топнула ногой Лизавета. — Петька, гримеров сюда, быстро! Солист не чернокожий, он белый, но из Африки. Все можно придумать, не надо только козлить!

   В комнату влетела женщина лет сорока.

   — Лиза, Лиза, Сергей Петрович хочет…

   Елизавета кинула взгляд на часы, бросилась было к двери, потом пошатнулась на каблуках, скинула сапоги и босиком кинулась в коридор.

   — Ща я ему все объясню, дайте пройти!

   Я выглянула в коридор. Елизавета летела пулей вперед. Люди, шедшие навстречу, отпрыгивали к стенам. Всем же ясно: если по телецентру со скоростью обезумевшей петарды несется девушка без обуви, дело серьезное.

   Можете мне не верить, но за пять минут до эфира студия замерла в боевой готовности. Валентина как основной гость была усажена в центре на одном из двух одинаковых зеленых пуфиков, второй пока оставался пустым. Ника, Роман, Вадим и я устроились на деревянной скамье, а зрители разместились в зале.

   — Внимание, — крикнули из темноты. — Роза, ты где?

   Сбоку бесшумно вырулила ведущая в синем платье, встала на точку, раздалась музыка, над камерами вспыхнули красные лампы, и рулевая эфира, очаровательно улыбаясь, произнесла:

   — Здравствуйте, с вами шоу «Барабан» и его ведущая Роза Розова. Может ли человек выяснять отношения на кулаках? Как прочно насилие вошло в нашу жизнь? Некоторое время назад певица Манон избила зрительницу, та хотела всего-то навсего подарить ей цветы. Итак, в нашей студии пострадавшая Валентина…

   Зал забил в ладоши, Роза перечислила имена гостей и завершила вступительную часть фразой:

   — Сначала выслушаем Валю, а потом поговорим и с Манон.

   — Она все же приехала? — тихим шепотом спросила Ника, которая сидела справа от меня.

   — Мальцева пропала на следующий день после взрыва, — пояснил Семен, — оба происшествия произошли на территории одного отделения милиции. Склад расположен через пару улиц от торгового центра, весь наличный состав по пожарищу бродил, на поиски потерянной девочки времени не нашлось.

   — Здорово! — вырвалось у меня.

   — Сказал ведь, ей не повезло, — продолжал Семен, — активные поиски Кати начались через два дня. Но время было упущено.

   — Почему родители не стали бить во все барабаны? — возмутилась я. — Не кинулись в вышестоящие организации? В прокуратуру?

   Собачкин издал протяжный вздох.

   — Я не очень-то в курсе. Вот про пожар знаю, потому что тогда мой приятель Николай Говоркин служил в отделении, на территории которого расположен склад. Когда решили, что это дело рук террористов, то сразу подключили спецструктуры. Затем, когда эта версия отпала, подумали про Колокольцева. Он уже был арестован, неделю как сидел в СИЗО, но мог быть подражатель.

   Я потеряла нить беседы.

   — Колокольцев? А это кто?

   Сеня издал странный звук.

   — Социопат-взрывник. Вениамин, по кличке Колокол. Сам мастерил бомбы. Знаешь, совсем нетрудно сделать взрывное устройство, сегодня в Интернете полно инструкций. Кликни в любой поисковой системе «Как сделать бомбу» и получишь ответ, даже картинки есть. На счету Вениамина не одна загубленная жизнь, его долго не могли поймать, потому что не было ни малейшей связи с жертвой. Ну, допустим, преступник подорвал автомобиль Иванова, потому что сей Иванов спал с его женой. Ан, нетушки. Веня просто закладывал бомбу от балды, куда хотел. Но незадолго до взрыва склада мерзавца арестовали.

   — Ладно, теперь вернемся к пропавшим девочкам, — потребовала я. — Что с ними случилось?

   Собачкин засопел, затем недовольно продолжил:

   — Тело Галины обнаружили через месяц, ее убийцу не нашли. А Екатерина Мальцева исчезла. Спустя полгода Светлана, мать Кати, покончила с собой, отравилась таблетками от гипертонии.

   — Суицид? — с недоверием переспросила я.

   — Стопроцентно, — подтвердил Сеня, — нет ни малейшего в этом сомнения, была записка, отсутствовали следы насилия. На момент смерти Светы ее муж Виталий неделю находился в командировке, в Москву не приезжал. Тьма свидетелей подтвердила: парень был с ними. Понимаешь? По возрасту Катя Мальцева нам подходит. И по времени тоже. Восемнадцатого июня она пропала, а двадцать пятого августа Ирина спешно въезжает в новую квартиру с дочкой. Ребенка могли где-то спрятать на короткий срок. Эй, ты слушаешь?

   — Да, — сказала я, — очень внимательно.

   — И мне пришла в голову мысль, — затараторил Семен, — сделать анализ ДНК! Надо взять мазок у Виталия и сравнить с пробой Кати.

   — Хорошая идея, — согласилась я, — но у нас нет девочки.

   — Зато есть ее зубная щетка, расческа, щипчики для ногтей, — быстро перечислил Сеня, — генетический материал получить можно. Засада с Виталием. Он…

   — Умер, — перебила я.

   — Жив, но женился на немке, уехал в Германию и вполне счастлив, — вздохнул Сеня. — Не угадаешь, что он мне заявил, когда я ему позвонил с вопросом: «Господин Мальцев, не собираетесь ли в ближайшее время посетить Москву?»

   — Рискну предположить, что он не хочет возвращаться на историческую родину, — усмехнулась я.

   — Угадала, — совсем не радостно подтвердил Собачкин, — и тогда я ему намекнул про анализ ДНК.

   Меня охватило беспокойство.

   — Ну ты даешь! Никаких доказательств, что Катя Соловьева — пропавшая Мальцева, у нас нет, твоя версия построена на песке. Зачем обнадеживать отца? И что мы можем ему сказать? Екатерина ушла из школы, и мы по сию пору понятия не имеем, где она? Каково будет человеку узнать, что его малышка нашлась и снова пропала?

   — Если получим ДНК Мальцева, то, вполне вероятно, доказательства появятся, — закипятился Семен, — и Виталий не огорчился, потому что Екатерина не его дочь.

   Я пару секунд переваривала эту информацию.

   — А чья?

   Семен быстро пересказал свою беседу с Мальцевым.

   До рождения Кати Виталий и Светлана жили вместе не один год, и у них был сын Герман. Виталий любил супругу, но не считал зазорным сбегать налево. Светлана знала о зигзагах мужа и молча терпела. Она была моложе его, в загс пошла сразу после окончания школы, родила сынишку, не получила никакой профессии, сидела дома. А Виталий отлично зарабатывал и после очередного «левака» притаскивал законной супруге шубу, кольцо с бриллиантом, дорогие часы или вез Свету на курорт. Семья для Мальцева — святое. Виталий сам рос без отца и не хотел для любимого Герочки такой же участи. В понимании мужчины, у него все сложилось прекрасно. Жена занимается домом и ребенком, он обеспечивает им безбедное существование, есть квартира, машина, дача, бизнес. Любовницы приходят и уходят, а Света навсегда, она мать Германа. Все парни полигамны, Виталий ничего плохого не совершает, семья не ущемляется, наоборот, Светке перепадает много подарков. Слава богу, ему не досталась дура, которая закатывает скандалы из-за чужого волоса, обнаруженного на лацкане пиджака. Света ни о чем его не спрашивала, а Виталий ценил неконфликтность жены и был рад, когда на свет появилась еще и дочка.

   Когда Катюше исполнился годик, мать Виталия бесцеремонно сказала:

   — Сыночек, а твоя ли девочка?

   — Мать, уймись, — приказал Витя, — сколько лет мы со Светкой вместе, а ты все бесишься, развести нас мечтаешь.

   — Нет, дорогой! — возразила новоиспеченная бабушка. — Ты повнимательнее на дочурку погляди. Вы с женой темные, глаза карие, кожа смуглая, Герман одной масти с вами. А Катя? Волосы светлые, радужка голубая, и девчонка бледненькая, как снег. Вот уж по пословице получается: ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца.

   Виталий отчитал мамашу. Он отлично знал, что она ненавидит Свету, но с той поры стал присматриваться к Кате и в конце концов устроил жене скандал.

   — Ты дурак? — разозлилась она. — Глянь на моих предков, и сразу поймешь, в кого Катюшка уродилась. Я шатенка, они светлые, и что? Впрочем, если хочешь, давай кровь на анализ сдадим, я не боюсь исследования.

   Последняя фраза окончательно убедила Виталия в честности жены. Его теща с тестем действительно имели чисто славянскую внешность. Откуда у них взялась цыганистая Света? То, что толстая, страшная, вздорная Елена Ивановна могла изменить своему симпатичному, веселому, обаятельному мужу, Виталий и помыслить не мог. Нет, он, конечно, понимал, что красота женщины сильно зависит от количества принятого ухажером на грудь спиртного. Но чтобы лечь с Еленой Ивановной в постель, потребуется выпить столько, сколько ни один мужик не осилит. Значит, это шутки генетики.

   После пропажи Кати семья Мальцевых начала стремительно разрушаться. Света впала в депрессию, слегла, отказалась есть-пить, перестала разговаривать. Германа забрала свекровь. Виталию было немного легче, он отвлекался на работе.

   Тридцатого декабря, под Новый год, Мальцев, придя из офиса домой, нашел труп жены. Светлана позаботилась о том, чтобы никто не заподозрил мужа в убийстве. Она оставила на столе пустые блистеры от таблеток, приняла душ, сделала прическу, надела красивое белье, положила рядом с собой документы и предсмертную записку. В ней она признавалась в измене. Объясняла, что захотела отомстить Виталию за его бесконечные адюльтеры и родила Катю от другого мужчины.

   Со дня смерти Светы прошло много лет. Виталий не помнил письма в подробностях, но его копия находится в деле, которое милиция открыла по факту самоубийства. Собачкин пошарил по сусекам, нашел записку, прочитал ее и ахнул. Светлана прямо назвала имя отца Катерины. Им оказался врач, которого Мальцева одно время посещала.

   Узнав правду, Виталий взбесился и хотел набить морду гаду, но потом вдруг успокоился. Раз Катя не его дочь, то и горевать о ней не стоит. Плакать по самоубийце он тоже не собирался. Все его чувства к жене утонули в океане разочарования. Мальцев не пошел на ее похороны, целый год гулял с разными бабами, потом женился, уехал за границу и сейчас не испытывает желания вспоминать ни Свету, ни Катю. Судьба девочки ему неинтересна, потому что это не его дочь. Пусть о Катерине заботится ее биологический отец.

   Семен примолк, затем спросил:

   — Хочешь знать имя счастливого папеньки?

   — Немедленно говори, — потребовала я.

   — Уверена? — издевался Сеня.

   — Пожалуйста, — взмолилась я, — сейчас скончаюсь от любопытства.

   — Есть предположения? — медлил Соб.

   — Ты мне надоел! — не выдержала я.

   — Повесить трубку? — деловито осведомился Сеня.

   — М-м-м, — простонала я, мысленно строя планы мести.

   Ну ничего, будет и на моей улице праздник, Собачкин еще попросит о чем-нибудь меня, вот тогда я припомню ему сегодняшний разговор.

   — Ладно, — сжалился Сеня, — слушай и запоминай. Егор Владимирович Булгаков. Эй, почему ты молчишь?

   — Жду, когда ты назовешь имя отца Кати, — смиренно ответила я.

   — Егор Владимирович Булгаков, — повторил Семен, — ты не врубилась? Давай еще раз: Егор Владимирович Булгаков.

   — Психотерапевт? — глупо уточнила я. — Тот, к кому ходила на занятия Ирина Соловьева?

   — Здравствуй, тетя жираф, — обрадовался Семен, — мама у тебя жираф, папа жираф и вся семья жирафья. Дошло, наконец!

   — Здесь какая-то ошибка, — пробормотала я, — у психолога нет детей.

   — Давай поболтаем с врачевателем мятежных человеческих душ! — предложил Сеня.

   Я вскочила с дивана.

   — Готова ехать к нему прямо сейчас.

   — Отлично, — обрадовался Собачкин, — я с ним, кстати, уже созвонился. Булгаков ждет меня, но, думаю, он не выгонит и тебя, все-таки интеллигентный человек. А как поступают воспитанные люди, узрев на пороге незваную гостью? Они думают: «Черт бы тебя, надоедливую дуру, вон унес». Но вслух произносят: «О! Дорогая! Сколько лет, сколько зим! Скорей заходи, пообщаемся». И ведут тебя на кухню, где угощают не очень свежей колбасой, надеясь, что у нахалки живот схватит и ее «Скорая помощь» в больницу увезет.

   — Живот! — пробормотала я. — Я дура! Подумала, что про аппендицит Елене Михайловне сообщил отец Кати. Ну почему мне не пришла в голову простая мысль: любовник не сказал бы про операцию, он же сто раз видел шрам на животе Ирины!

   Дверь в квартиру Булгакова оказалась, как и в прошлый мой визит, незаперта. Из помещений, отведенных под музей, слышался возбужденный речитатив Эммы Михайловны, а на вешалке висело несколько ветровок.

   — Похоже, у них экскурсия, — отметила я.

   — Ну, это нам не помеха, — сказал Соб. — Куда топать?

   — Кабинет хозяина слева по коридору, — вспомнила я и пошла вперед.

   Увидав нас, Егор Владимирович вежливо встал.

   — Вы, очевидно, Семен?

   — Собачкин, владелец агентства «След», — без колебаний представился Сеня.

   Я чуть не рассмеялась. У конторы опять новое название. Сене надо наконец-то определиться, чем он руководит.

   Булгаков перевел взгляд на меня и отступил на шаг.

   — Дарья? Мы договаривались о консультации? Извините, никаких записей о вашем визите у меня нет.

   — Мы вместе, — перебил его Сеня. — Васильева работает на нас.

   Я незаметно ущипнула обнаглевшего Соба за бок, но он даже бровью не повел, а быстро спросил:

   — Разрешите сесть?

   — Конечно, — опомнился Булгаков, — прошу вас, чем могу помочь? Я не раз сотрудничал с правоохранительными органами еще в советские годы. Но вы частная структура?

   Сеня лучезарно улыбнулся:

   — Верно, но так же, как и милиция, ловим преступников.

   — Ваш труд необходим, — торжественно заявил Егор Владимирович. — Он идет на благо обществу. Я весь внимание. Итак?

   — Вам знакома девочка Катя Соловьева? — без долгой прелюдии схватил быка за рога Сеня.

   — Сразу не вспомню, — нахмурился Егор. — Но слово «девочка» исключает ее из списка моих клиентов. Я занимаюсь только с теми, кому исполнилось восемнадцать. Дети не мой профиль.

   Я вмешалась в разговор:

   — К вам ходила ее мама, Ирина Соловьева.

   Булгаков не проявил никакой тревоги или волнения.

   — Вероятно. Если хотите, я проверю список своих подопечных. Но, предупреждаю сразу, единственное, что я могу, — это подтвердить факт визита женщины ко мне. Остальное попадает под понятие врачебной тайны.

   — Ирина умерла, — выпалила я, — тайны более нет.

   — Несите ордер, сообщу подробности, — уперся Егор Владимирович, — я знаю закон.

   — Нас волнует Катя, — сказал Сеня.

   — Я уже говорил: с детьми не работаю, — вежливо, но твердо ответил психотерапевт.

   — Хорошо. Теперь малышка Екатерина Мальцева, — кивнул Семен, — припоминаете этого ребенка?

   — Нет, — равнодушно произнес Егор.

   — Ее маму звали Светланой, — подсказала я.

   Булгаков развел руками:

   — Увы, объясните поточнее, в чем дело. Я хочу вам помочь, но пока не понимаю сути вопроса.

   — Она проста, — нежно произнес Сеня. — Екатерина Мальцева ваша родная дочь, ее произвела на свет ваша же любовница, Светлана. Когда девочку похитили, мать отравилась.

   Егор сложил руки на столе.

   — Не надо нам лгать, — предостерегла я, — Мальцева оставила записку, в которой назвала ваше имя. У нас есть подозрение, что Катя жива, ее одиннадцать лет назад украла Ирина Соловьева, она не так давно пыталась лечиться у вас. Или прикидывалась пациенткой, приходила на разведку. Давайте разговаривать честно, на кону жизнь подростка.

   Егор Владимирович молчал. Сеня побарабанил пальцами по колену.

   — Ладно, мы уйдем, но советую вам оценить свои перспективы. Я покажу копию предсмертной записки Светланы прокурору, получу ордер. У вас возьмут на анализ ДНК, сравнят с генетическим материалом Екатерины Соловьевой, и если ваше родство будет доказано, то первый вопрос, который вы услышите от следователя, прозвучит так:

   — Уважаемый господин Булгаков, почему вы тайно содержали Катю с Ирой, а потом убили их? Вам надоело тратить деньги на женщину и ребенка?

   Психотерапевт продолжал сидеть молча, я решила его разговорить:

   — До сегодняшнего дня мы считали, что биологический отец Кати — женатый человек, занимающий солидный пост. Госчиновник высокого уровня, депутат, дипломат, в конце концов, церковнослужитель, таким мужчинам категорически противопоказан адюльтер, а если священник и вовсе принял сан монаха, то это исключает плотские отношения с женщиной. Но, простите, вы психотерапевт с чистым паспортом, чего вам опасаться? Да, врачу не положено спать с пациенткой, за подобное поведение по голове не погладят, но вы не работаете в больнице, вас неоткуда выгнать, вы занимаетесь частной практикой. Ну, пойдут сплетни, вы потеряете часть пациентов, слухи улягутся, и к вам придут новые желающие заниматься театротерапией. Ирина не замужем, вы не женаты, почему помогали ребенку тайно?

   — И вы знали, что Катюша жива! — воскликнул Сеня. — Иначе б не давали деньги Ирине.

   Егор отвернулся к книжным шкафам. По его лицу скользнула странная ухмылка.

   — Похоже, вы любили дочь, — продолжал Семен, который не заметил мимолетной гримасы психолога. — Так зачем сей спектакль? Это по вашей просьбе Соловьева выкрала Катюшу?

   — Нет, Сеня, — остановила я приятеля, — господин Булгаков не знал, у кого живет девочка, иначе бы он не взял Ирину в свою группу. А вот она по какой-то причине сообразила, что Егор — отец Кати, и прекратила походы к психологу, ведь так?

   Булгаков медленно повернулся ко мне.

   — Злой и добрый полицейский. Старая уловка. А вы решили поиграть в тупого и умного сыщика?

   — Дарья не дура! — благородно вступился за меня Сеня.

   — Разве я сказал, что дурой считаю ее? — хмыкнул Булгаков. — Вовсе нет. То, что Ирина украла Катю, неправда. Девочку забрал другой человек. Я считал, что малышка погибла, ее принесли в жертву, положили на алтарь ради спасения десятков чужих жизней. Поверьте, мне было трудно принять такое решение.

   — Что? — хором спросили мы с Собачкиным, потом я спросила:

   — Жертвоприношение?!

   Егор откинулся на спинку кресла.

   — Это распространенная в прошлом практика. Да и в настоящем порой приходится соглашаться на смерть одного человека, если она поможет сотням других людей избежать гибели. Не буду сейчас приводить примеры из истории майя или Древней Греции, вспомню тысяча девятьсот семьдесят девятый год. Некий Николай Филиппенко захватывает детский сад, удерживает под прицелом воспитательницу и двадцать пять малышей. Филиппенко профессиональный военный, поэтому операцию проводит безупречно, здание не станут штурмовать, тогда дети погибнут. Николай требует привести к нему Нину, бывшую жену, и обещает: «Как только я увижу ее, сразу освобожу всех». Но супруга не собирается идти к мужчине, с которым развелась из-за его жестокого обращения с ней. Она абсолютно уверена: Николай задумал ее убить. Переговоры затягиваются, и тогда Филиппенко выдвигает условие: если Нина через час не войдет в садик, он убьет одного ребенка, а затем будет расстреливать каждый час по невинному созданию до тех пор, пока не увидит бывшую жену. Но та категорически отказывается подчиниться, и Николай убивает малыша. Обезумевшие родители пока еще живых ребят бросаются к Нине и силой притаскивают ее к зданию сада, заставляют войти внутрь. У нее попросту нет выбора, за спиной отряд сошедших с ума отцов и матерей. Они разорвут бедняжку в клочья, если та не выполнит приказа захватчика.

   Нина исчезает в доме. Через пару минут дети бегут к своим родным, спецгруппа берет помещение без применения оружия. В актовом зале они находят три трупа: Николая, Нины и несчастного малыша.

   Я поежилась:

   — Надеюсь, вы пересказали сюжет кинофильма.

   Егор положил ногу на ногу.

   — К сожалению, нет. Нину принесли в жертву, чтобы спасти детей. Другой вопрос, можно ли менять одну жизнь на другие. Позволительно ли отвести на смерть ребенка, чтобы прекратить серию убийств? А?

   — Катю из игровой комнаты мебельного магазина украли вы! — ахнула я.

   — И кому ее отдали? — оторопел Сеня. — Ирине?

   — Нет, — прошептала я. — Булгаков не знал, что девочка у Соловьевой. Я в этом уверена. Кто забрал Катю? Почему? Какие игры вы вели? С кем?

   Егор чуть привстал, потом снова опустился в кресло.

   — Попытаюсь объяснить. Не знаю, поймете ли вы.

   — Попробуем, — процедил Семен сквозь зубы.

   — Я оказался в непростом положении, — мрачно начал Егор Владимирович, — будто сам дьявол меня загнал в ловушку.

   Я постаралась выключить все эмоции и заставила себя спокойно слушать психолога.

   Егор Владимирович отлично знает про нежные чувства, которые во время лечения могут испытывать к врачу пациентки. Если у женщины понимающая мать, ласковый муж, хорошие подруги, она решит свои проблемы в узком семейно-дружеском кругу. На кушетке у психолога, как правило, оказываются те, кому не с кем поговорить. А доктор, который работает с пациенткой, предельно внимателен, вникает во все ее проблемы и помогает с ними справиться. Стоит ли удивляться, когда у дамы возникает к нему любовь? Первое правило практикующего психолога звучит так: никогда не ложись в постель с пациенткой. И Булгаков свято соблюдал его, пока не встретил Мальцеву.

   Светлана была дивно хороша собой, умна, воспитанна, много читала, любила антиквариат, неплохо разбиралась в нем, но больше всего восхищалась старыми книгами, и Егор дрогнул.

   Сеансы психотерапии Света посещала с согласия мужа, совсем не дешевые походы к Булгакову оплачивал Виталий. Ни к чему не обязывающие отношения длились около шести месяцев, потом врач и Светлана мирно расстались без скандала.

   Спустя год Света приехала к бывшему любовнику и сделала ошеломляющее заявление. Она родила от Егора дочь.

   — С ума сошла? — сказал Булгаков, вмиг позабыв о своем психологическом образовании.

   Светлана спокойно ответила:

   — Нет. Я тебя люблю всей душой, но отлично понимаю: ты никогда не женишься, ты холостяк по складу натуры и безразличен к детям. У меня есть сын Герман. Даже если ты и решился бы зарегистрировать наши отношения, никогда не полюбил бы Геру, а я не хочу осиротить мальчика. Поэтому Катя записана на Виталия, муж не сомневается в своем отцовстве. Мне от тебя ничего не надо, денег я никогда не попрошу.

   — И зачем тогда заявилась? — зло спросил Егор.

   Светлана пожала плечами.

   — Не знаю. Подумала, вдруг тебе интересно узнать правду? На свете существует генетическое продолжение рода Булгаковых. Неужели тебе это не важно?

   — Абсолютно! — заявил Булгаков.

   На том и расстались. Егор хотел забыть о существовании Светланы и Кати, но почему-то не получалось. Чем глубже психотерапевт старался похоронить проблему, тем активнее она вылезала наружу. Обратись к Булгакову пациент с такой незадачей, Егор Владимирович вмиг бы нашел нужные слова и избавил человека от тревоги, но самого себя лечить не получалось. И в конце концов Егор решил: если он постоянно думает о Кате, нужно встретиться, посмотреть на девочку и успокоиться.

   Булгаков позвонил Светлане. Приготовился услышать отказ, но Мальцева неожиданно сказала:

   — Хорошо. Выбирай место.

   Катя никакого впечатления на отца не произвела. Мужчины редко умиляются младенцами. А вот Светлана неожиданно показалась ему еще красивее, чем раньше. Роман возобновился. Они по-прежнему держали свои отношения в тайне. Виталий постоянно уезжал в командировки, во время отлучек супруг изменял Свете, и у той не возникло никаких угрызений совести по поводу встреч с Егором. Чаще всего любовники общались в первой половине дня, когда Герман находился в школе. Мальцева брала коляску и якобы шла с Катей на прогулку, а сама приезжала в огромный многоквартирный дом, где Егор снял затрапезную однушку.

   — И вы не боялись? — удивился Сеня.

   — Кого? — пожал плечами Булгаков.

   — Тех, кто мог рассказать Виталию об адюльтере, — пояснил Собачкин. — Насколько я понял, вы не собирались лишаться статуса холостяка, а Светлана не предполагала разводиться.

   — Да, — подтвердил Егор, — особых перемен мы не хотели.

   — Ну, тогда вы сильно рисковали, — сказал Собачкин.

   Психотерапевт вяло улыбнулся.

   — Нет. В доме была тьма жильцов, тысячеквартирный монстр не трехподъездная пятиэтажка, на нас никто не обращал внимания, обычные мужчина и женщина, ничего интересного.

   — А девочка? — не успокаивался Соб. — Она могла разболтать правду!

   — У него нет своих детей, — сказала я Егору.

   — Понял, — кивнул психолог и посмотрел на моего спутника. — Как правило, дети начинают понятно изъясняться годам к трем, а то и позже. Катя не умела говорить, в основном произносила слоги и отдельные, непонятные слова.

   — Лучше расскажите, что случилось с девочкой, — потребовала я.

   Егор потер ладонью колено.

   — В тот год в Москве орудовал социопат по кличке Колокол.

   — Вениамин Колокольцев, — уточнил Сеня.

   — Именно так, — согласился Егор, — его никак не могли вычислить. Мужчина получал удовольствие от факта взрыва, он не имел ничего общего с жертвами, просто закладывал бомбы в то место, где, по его мнению, должно было оказаться побольше народа. Но на вокзалы, в метро, аэропорты он не лез, осторожничал, понимал, там много охраны, велик шанс, что его поймают. Поэтому Колокольцев выбирал небольшие, но людные магазинчики, желательно частные. Ну, допустим, точку с гамбургерами на стройрынке. Туда за грошовыми котлетами идет люд, в помещении вечная толчея, два продавца мечутся, как взбесившиеся белки, видеонаблюдения нет. Если в харчевне произойдет взрыв, жертв окажется много, а шансов найти подрывника мало. И пресса особого внимания происшествию не уделит.

   Сначала сотрудники милиции не связывали вместе взрывы, происходившие в разных концах города, но потом криминалисты определили по остаткам бомб, что их смастерил один человек, и была открыта почти безрезультатная охота на маньяка.

   В конце концов следователи от отчаянья обратились к психологам, и Егор Владимирович составил так называемый профиль. Он сказал сыщикам:

   — Обратите внимание на мужчину от тридцати до сорока пяти лет. Статистика свидетельствует, что женщины среди бомбистов встречаются крайне редко, а уж в рядах «сериальщиков» их и вовсе нет. Ваш фигурант имеет техническое образование, он аккуратен, педантичен, вероятно, живет с матерью, служит в небольшой конторе, разъезжает по городу, не привлекая ничьего внимания, возможно, мастер по ремонту стиральных машин, электроплит, установщик телеантенн, что-то такое. Скорее всего, ездит на мини-вэне. Преступник коренной москвич и живет в треугольнике между проспектом Волкова, улицей Смыслова и проездом Кагина. Тут не было ни одного взрыва, белое пятно на карте.

   Благодаря таланту Булгакова Колокольцева скоро взяли, а в МВД стали подумывать о создании группы психологов-профайлеров. Через некоторое время Булгакову позвонили от высокого милицейского начальства и предложили создать научный центр поведенческого анализа.

   Булгаков отказался:

   — Спасибо за доверие, но нет. Я готов помогать в единичных случаях, но не могу постоянно иметь дело с преступлениями. Я психотерапевт, который использует свой собственный метод работы с обычными людьми. Могу порекомендовать на эту должность опытного специалиста Константина Грекова, он интересуется проблемами криминального поведения людей.

   После беседы Егор немедленно набрал номер друга и рассказал ему о предложении. Костя пришел в восторг:

   — Я всегда мечтал заниматься чем-то подобным! Ты же знаешь, у меня не так давно благополучно завершился эксперимент, четверо рецидивистов вернулись к нормальной жизни. Буду с нетерпением ждать звонка.

   — Обязательно потом звякни мне, — попросил Егор.

   Спустя пару дней в районе часа ночи Булгакова разбудил писк телефона. Егор чертыхнулся про себя: он жаворонок, просыпается ни свет ни заря, зато спать ложится не позже одиннадцати. Все близкие осведомлены о его графике, они не станут беспокоить его после полуночи. Все, кроме Кости. Тот, наоборот, сова и часто забывает о привычках названого брата.

   Егор прижал трубку к уху и недовольно произнес:

   — Ну, Константин, что на сей раз? Ты договорился о работе?

   Но в ответ прозвучал какой-то мяукающий, вкрадчивый, явно измененный голос:

   — Егор Владимирович?

   — Слушаю, — сухо произнес Булгаков.

   — Мне нужно с вами поговорить. Срочно, — промурлыкал незнакомец.

   Психотерапевт удивился, откуда потенциальный клиент мог разузнать номер его личного сотового. Для общения с внешним миром у доктора есть другой телефон.

   — Давайте пообщаемся завтра, — спокойно сказал Егор, — в девять утра вас устроит? Можете приехать на бесплатную консультацию.

   — Вы не поняли, — произнес незнакомец, — я взрывник. Колокольцев дурак, он подражатель, на его счету несколько удачных акций, но остальные организовал я. Идиота вычислить нетрудно, потому как он тупой, но меня вам не поймать.

   Егор постарался взять себя в руки. Меньше всего он хотел, чтобы человек на том конце провода понял, до какой степени сейчас растерян психолог. Об аресте Колокольцева знал крайне узкий круг людей. Когда дела о взрывах объединили в одно и стало понятно, что нужно искать маньяка, оперативно-следственная группа начала соблюдать строжайшую секретность. Ни малейшей информации не просочилось наружу. Об аресте Колокольцева тоже не сообщалось. Откуда звонивший знает о нем? Где он раздобыл номер телефона Булгакова, который есть только у нескольких человек?

   — Гадаешь, откуда я получил секретные данные? — засмеялся незнакомец, переходя на «ты». — Не утруждайся, не узнаешь. Я могу все. Для меня не существует невозможного. Предлагаю сделку.

   — Какую? — как можно спокойнее поинтересовался Егор и тут же добавил: — Я с незнакомцами ни о чем не договариваюсь.

   — Тогда зачем спросил «какую»? — вкрадчиво поинтересовался незнакомец. — Либо не имеешь со мной дела, либо вопрос задаешь. Итак! Ты отдаешь мне свою дочь, а я прекращаю взрывы. Навсегда.

   — С ума съехал? — заорал Егор. — Урод ненормальный!

   — И это слова психотерапевта? — укоризненно пропел мерзавец. — Очень красиво!

   Булгаков опомнился.

   — У меня нет дочери.

   — А Катя? — промяукали из трубки. — Сказал уже, я знаю все, врать бесполезно. Решай. Вручаешь мне девочку, и я исчезаю. Нет — продолжаю взрывать.

   Егор молчал, не зная, как реагировать на слова неадекватного типа, большой профессиональный опыт испарился невесть куда.

   — Хорошо, подумай, — милостиво разрешил преступник, — я с тобой свяжусь.

   Егор очнулся:

   — Мне не о чем думать. Нет.

   — Дочь тебе дороже десятков чужих жизней? Понимаю, — прошептал незнакомец. — Ладно, ты сам решил. Улица Новый тупик, дом пять. Приезжай завтра пораньше.

   — Никогда, — отрезал Егор.

   — Ты точно приедешь, — засмеялся звонивший, — и там узнаешь цену своего решения.

   До утра Булгаков не сомкнул глаз, а потом пошел в гараж и, понимая, что им манипулируют, все же отправился по указанному адресу. Уже за пару кварталов до места стало понятно: случилось нечто из ряда вон. Дорога была забита спецтранспортом: врачи, пожарные, аварийщики. Первым, кого Егор увидел, выйдя из своей машины, был следователь Геннадий Майков, который ранее работал по Колокольцеву.

   — Примчался? — без всякого удивления спросил он. — Как полагаешь, это подражатель? Случайное совпадение? Еще один взрывник?

   — Что случилось? — прохрипел Булгаков.

   — Тебе не сказали? — поморщился Гена. — Я же велел ввести тебя в курс дела, позвонить, объяснить. Ну, народ. Бомба на складе игрушек. Десять трупов, несколько тяжелораненых, думаю, к обеду число трупов увеличится, врачи сказали, двое совсем плохие. Эй, ты как?

   Егор прислонился к мини-вэну криминалистов.

   — Нормально, просто запах ужасный.

   — Пейзаж там еще хуже, — объявил Геннадий. — Мой тебе совет, не ходи к складу, стой тут.

   Следователь ушел, у Булгакова пискнул телефон, на экране возникла эсэмэска: «Хочешь меня остановить?» Егор написал в ответ: «Да» — и нажал на кнопку.

   — Обалдеть! — с чувством произнес Сеня.

   — И вы согласились отдать психу маленькую девочку? — с недоверием спросила я. — Родную дочь?

   — Неродную тоже не следовало, — протянул Собачкин.

   — Вы не понимаете, — устало сказал Егор. — Это была жертва. Я сначала категорически отказал мерзавцу, и что получилось? К вечеру в больнице умерло еще двое молодых людей. Преступник обещал навсегда прекратить взрывы, если получит Катю. Я утром видел гору обезображенных тел и знал: откажусь от сделки, бомбист не успокоится. Как я должен был поступить?

   — Зачем ему девочка? — перебила я.

   — Не знаю! — воскликнул Егор Владимирович.

   — Вы были уверены, что не отдаете ребенка на смерть? — не успокаивалась я. — В руки педофила-насильника, садиста?

   — Не знаю, — еще тише ответил Егор.

   — Ты дурак? — гаркнул Семен. — Как можно… слов нет!

   — Я спасал людей, — горько произнес психотерапевт.

   — Вы поверили психу? — налетела я на врача.

   Булгаков закрыл глаза.

   — Он не обманул, такие не врут, когда предлагают сделку. Я составил его профиль и понял: взрыватель устал, он хочет остановиться, но не может, ему нужен якорь, который его удержит.

   Сеня стиснул руки.

   — Роль якоря предназначалась Кате. Почему ей?

   — Не знаю, — привычно ответил психотерапевт, — это нечто глубоко личное. Я сильно задел преступника, когда искал его и вышел на Колокольцева. Может, обидел, посчитав Вениамина главным действующим лицом. Иногда бывает, что следователь, психолог, криминалист, даже простой конвойный в СИЗО, любой, кто, по мнению патологической личности, хорошо ее изучил, превращается для нее в заклятого друга. С одной стороны, преступник ненавидит мента, с другой — уважает его, хочет быть с ним на равных.

   Я внимательно слушала Егора. В его словах была правда. Александр Михайлович рассказывал мне, что порой между следователем и преступником при допросах завязываются странные отношения, в которых причудливо переплетаются разные чувства. И в богатом опыте полковника имелся случай договоренности с серийным насильником. Дегтярев тогда был всего-то лейтенантом и безуспешно пытался поймать парня, который нападал на женщин, избивал их, насиловал и уходил. Хорошо хоть, никого не убивал. Александр Михайлович чувствовал себя полнейшим идиотом, негодяй действовал нагло, уверенно, не оставлял следов, всегда пользовался презервативом, не снимал маски. Ни одна жертва не смогла дать его описание. И вдруг молодому следователю прислали письмо. В нем из вырезанных газетных букв была склеена фраза: «Александр прекрати меня искать я перестану навсегда будешь искать продолжу». Знаков препинания не было. И Дегтярев пошел на поводу у негодяя: он сдал дело в архив, получил по шапке от начальства, заработал немало неприятностей. Но серийный насильник сдержал слово, он более никогда не охотился на женщин. Если быть честным — молодой следователь совершил должностное преступление. Мне о том случае полковник рассказал не так давно, в состоянии хорошего подпития, после того как его коллегу уволили из органов за проступок.

   — У всех есть грешки, — заплетающимся языком говорил Дегтярев. — Я сам не святой. Хотя взяток не беру, дела за деньги не закрываю, ни у кого на поводке не бегаю. А тот насильник?! Мне его было не поймать. Сколько б он еще баб изуродовал, а?

   В жизни случается всякое, никогда не надо с пафосом восклицать: «Да как он мог! Да я бы на его месте!»

   Лучше промолчите. Вы же не были на этом чужом месте. Вас не загоняли в угол, не заставляли делать выбор, когда и так и этак будет плохо. Не надо осуждать других, лучше посочувствуйте человеку.

   Я судорожно вздохнула. Молодец, Дашутка, хорошая речь, но в тебе самой сейчас нет ни капли сочувствия к Егору Владимировичу. Он отдал двухлетнюю малышку преступнику! Какую оценку дать такому поступку?

   — Это была жертва, — упорно твердил Егор, — вспомним Библию. Авраам повел сына, чтобы убить его в угоду Господу…

   — Вот только руку, занесенную папашей, остановил посланец божий, — не выдержала я. — На мой взгляд, это не очень хороший пример.

   — Отставить теологические споры! — топнул ногой Сеня. — Говорим про Катю!

   Мне стало понятно: Собачкин, услышав шокирующее признание психотерапевта, потерял самообладание. Да оно и понятно, почему.

   — Рассказывай, как практически осуществилось похищение, — чуть ли не закричал Сеня, перейдя на «ты».

   — Пожалуйста, тише, — взмолился профессор, — в квартире посторонние, посетители музея.

   Я подошла к Сене, положила ему руки на плечи и пообещала:

   — Он не будет шуметь. А вы отвечайте на вопрос.

   — Одиннадцать лет прошло, — мрачно сказал психолог, — все подробности я не помню.

   — Выкладывайте, — разозлилась я, — вы отправили эсэмэску, и что дальше?

   — Он позвонил, — чуть слышно сказал Егор, — приказал завтра привести Катю на Курский вокзал.

   Я вздрогнула. Туда же направилась подросшая девочка через одиннадцать лет. Это случайность? Или продуманный план?

   — Ребенка надлежало оставить в зале ожидания на скамейке, — откровенничал Егор, — предварительно Кате надо было дать снотворное. Спящая девочка на вокзале не вызовет подозрений.

   — Так! — с угрозой произнес Сеня. — Ну и?

   Егор закрыл лицо ладонями.

   — Я созвонился со Светой, выяснил, что она собирается пойти в мебельный магазин вместе с Катей, предполагает оставить ребенка в комнате для игр. Войти туда и забрать незаметно малышку не составило труда. Я просто выждал, когда воспитательница отвлечется, и взял Катю. Девочка меня хорошо знала, не заплакала, обрадовалась, протянула руки.

   — Наивная! — с издевкой произнес Сеня. — Небось думала, папочка куклу купит, а он ей таблеток в рот и на вокзал.

   — Я сделал укол, — поправил его Егор. — И не дай бог вам испытать то, что я чувствовал, оставляя Катю на скамейке.

   Я не поверила своим ушам.

   — Вот так просто ушли? Не спрятались, чтобы подсмотреть, кто подойдет к малышке?

   — Таково было условие сделки, — промямлил Булгаков. — Я покидаю вокзал, не оглядываясь, не задерживаясь, не иду в милицию, на Катю не вешают «маячок», иначе будут новые взрывы. Да как вы не можете понять? Я спас десятки, сотни людей!

   — Зато убили Светлану, — зло произнес Семен. — Женщина покончила с собой, не могла смириться с потерей дочери.

   — Я ей не давал таблетки! — попытался оправдаться психолог. — Она сама.

   — Вы в это верите? — спросила я.

   — Неужели сердце не екнуло? — допытывался Сеня. — Не мучил вопрос: где Катя?

   Егор Владимирович достал из ящика стола бумажный платок, приложил к глазам и произнес:

   — Да я каждый день себя ем! Ежечасно! Я думал, что девочку убили! Такова плата за договор.

   Сеня молча ломал пальцы, потом произнес:

   — Ладно, бессмысленно причитать и спрашивать, мучила ли отца совесть. Где сейчас Катя?

   Егор Владимирович заморгал.

   — Понятия не имею! Я думал, вы мне скажете.

   — Почему Ирина Соловьева обратилась к вам? — задала я вопрос.

   На этот раз Булгаков не стал требовать ордер, он вмиг позабыл о понятии «врачебная тайна» и, видимо, обрадованный сменой темы, зачастил:

   — Проблемы с дочерью. Ирина ее с трудом терпела, тяготилась ролью матери, хотела избавиться от девочки, но понимала, что эти мысли плохие, поэтому наказывала себя, заставляла еще больше заботиться о ребенке, пыталась быть идеальной мамой, заваливала девочку подарками, ни в чем ей не отказывала, буквально выламывала себе руки и потому еще больше ненавидела Катю. Эта нередкая проблема называется «комплекс лучшей мамы» и хорошо поддается лечению. Но для успешной борьбы со своими демонами нужно мужество, а у Ирины его не было. Она не смогла заниматься в группе, сбежала. Я ее не остановил, в психотерапии главное — готовность человека к изменениям, его личное, не навязанное никем со стороны желание стать другим. У меня бывают пациенты, которые уходят, а потом возвращаются.

   — Вы знали, что Ирина воспитывает вашу Катю? — наскочил на хозяина Семен.

   — Конечно, нет! — затряс головой Булгаков. — Понятия не имел. Да поймите, наконец, в моей жизни случилась трагедия. Я никогда не хотел быть ни отцом, ни мужем, но встреча со Светой заставила меня задуматься о семье. Незадолго до первого звонка преступника я стал размышлять о том, чтобы сделать предложение любовнице. Света была права, Герман играл важную роль в принятии решения, я не способен испытывать нежные чувства к чужому ребенку, но ведь его можно оставить отцу. И тут появляется бомбист. На одной чаше весов собственный ребенок, невинная крошка, на другой — жизнь незнакомых мне людей, их непременно убьют, жертв будет становиться все больше и больше… Как поступить?

   — Прекрасный вопрос для профессионального психолога и человека, который находился в группе по поимке серийного взрывника! — взвился Собачкин. — Ответить на него? Тебе надо было без замедления идти к спецам, отдать им свой телефон, сообщить о контакте.

   Егор поморщился.

   — Давай без нравоучений. Да, я работал с органами правопорядка, знаком с тем, как ведутся дела, могу реально оценить умственные способности оперативников и следователей. Колокольцева ловили год! И обнаружили его только благодаря моей помощи.

   — Молодец! — выкрикнул Сеня. — Подать Тяпкину-Ляпкину медаль за взятие маньяка.

   Егор повысил голос:

   — Но случай со складом игрушек показал, что я ошибся. Я сделал профиль, хпо нему взяли Колокольцева. Однако был еще и другой взрывник, о котором ученый, то есть я, и не подозревал. Вениамин всего лишь подражатель. Встречаются люди, восхищающиеся преступниками, например, бабы влюбляются в насильников, убийц, ездят к ним на зону, подкармливают, одевают, обувают, готовы выйти замуж за мерзавца. Попадаются мужчины, которые берут с маньяка пример, повторяют его преступления, хотят славы. Колокольцев принадлежал к последним, а я совершил ошибку, вырвал вершки, а корень остался в земле. Не было смысла обращаться в милицию, началась бы стандартная бюрократическая процедура поиска. Сначала пробьют номер звонившего мне, затем… а затем все! Я же знал, что преступник не дурак, телефон он приобрел на Горбушке, взял краденый, сим-карта тоже не в головном офисе компании получена. Если Колокольцев шифровался целый год, то сколько времени будут искать его вдохновителя? Десятилетия? И какое количество трупов очутится в моргах? А я мог решить проблему за сутки, и я ее решил. А уж какая цена заплачена за это решение, не важно. Люди остались живы, и никто не подозревает, что мог умереть раньше срока, никто мне «спасибо» не скажет. Что вы от меня хотите? Если Катя не убита, я… я… я на такое и надеяться не мог! И откуда преступник узнал про ребенка?

   — В вашем кабинете есть миниатюрные издания, — перевела я разговор в другое русло, — красивые крохотные книжечки, переплеты украшены драгоценными камнями. Где они находятся?

   Егор, который вновь приложил к глазам бумажный платок, бросил его в корзинку, но он, не долетев до нее, медленно спланировал на пол. Я проводила его взглядом и повторила:

   — Где они?

   Егор встал, подошел к одному из шкафов, открыл створки и сказал:

   — Смотрите, но не трогайте книги руками. Я никому не разрешаю прикасаться к раритетам, сам пользуюсь специальными перчатками.

   — Миниатюры занимают четвертую полку, а на пятой снимки в рамках, — протянула я.

   — Не могу назвать себя сентиментальным человеком, но некоторые, особенно дорогие для меня снимки держу в кабинете, — кивнул Егор. — Слева в ажурной раме портрет отца, сделан незадолго до его смерти. Рядом с ним мама, она покончила с собой, у нее было биполярное расстройство, или маниакально-депрессивное состояние. Папа не смог помочь ей, она выпрыгнула из окна. Понятное дело, по Москве полетел слух, будто Булгаков убил жену. Отец не хотел, чтобы я рос с сознанием того, что мать, забыв о ребенке, убила себя. Поэтому ее смерть была классифицирована как несчастный случай. Но когда я учился в МГУ, он передал мне письмо от матери. Самоубийцам свойственно оставлять близким записки, и я узнал правду. А это наше общее фото с Костей.

   — Выглядите счастливыми, — сказала я, — похоже, снимок сделан в этом кабинете. Вы с ним сидите на диване. Вы мало изменились с тех пор.

   — Костя тоже, — печально сказал Егор. — Да, мы тогда были счастливы, папа активно работал, а нам будущее представлялось прямой дорогой, без ухабов и рытвин.

   Я всмотрелась в изображение.

   — Что это лежит на спинке дивана? Вроде коврик с изображением утенка? Необычный предмет для рабочей комнаты мужчины, да и расцветка оригинальная, утенок красный, клюв у него синий, лапы зеленые. Это иллюстрация галлюцинаций наркомана?

   Егор закрыл шкаф.

   — Глупость. Чепуха, подарок Кости. В советские годы выехать за границу было очень сложно, поездка в Болгарию почиталась за счастье. Но мой отец, профессор Булгаков, ухитрился пристроить Костика в группу ученых, которых отправили на конгресс в Варну. Греков очень хотел привезти всем подарки, но тогда разрешалось взять с собой лишь тридцать долларов, может, чуть больше, я уж сейчас точно не помню. Костик купил мне брелок, а папе ничего не мог подыскать, очень расстроился, а перед самым отлетом в аэропорту купил этот коврик. Он детский, но денег хватило только на него. Отец всегда поддерживал Константина. После смерти Павла Грекова он почувствовал ответственность за его сына. Приволоки я эту безвкусицу, отец бы вежливо меня поблагодарил, а потом убрал коврик с глаз долой. Но его преподнес Костя, поэтому коврик мирно лежал на диване, абсолютно не соответствуя убранству кабинета. Если кто-то из посетителей бросал недоуменный взгляд на «шедевр», отец пояснял:

   — Мой подопечный, Костя, участвовал в международной конференции, привез мне как опекуну его на память.

   Отец всегда возвышал Константина, он мог сказать без подробностей: «Это подарок от младшего Грекова». Ан нет, говорил про приглашение за границу, придавал Косте статусности. У него была такая позиция. Родной сын, то есть я, талантливый, умный, у него жив отец, не последний человек в области психиатрии, сын не нуждается материально, ему помогать нет нужды, с фамилией «Булгаков» он сам пробьется. А Костя сирота и не так одарен, как родной сын. Грекова надо тянуть. Поэтому мой отец стал научным руководителем опекаемого. Брать родного отпрыска под свое крыло не захотел, это неудобно, да и необходимости нет: Егор сильный, а Костя слабый. По этой же причине Греков раньше меня в аспирантуру попал, место одно было, и на перспективную службу его отец устроил, я сам лапами скреб. Отец постоянно твердил:

   — Егор, ум и талант даны тебе от природы, нельзя дар на ветер пустить, если стану тебе помогать, ты обленишься, ничего не добьешься. Костя сирота, мой долг его опекать, он и сам пытается пробиться, не отчаивается. И с меньшими задатками люди становились великими. Главное, труд ежедневный, постоянный, он, как известно, из обезьяны сделал человека. Я могу продолжить мысль классика: а лень человека превращает в обезьяну.

   — Где коврик сейчас? — перебила я Егора.

   Сеня приоткрыл рот. Ему явно хотелось сказать: «Дашутка, перестань интересоваться ерундой», но у профессионалов не принято делать замечания напарнику в присутствии допрашиваемого, поэтому Соб промолчал.

   Егор спросил:

   — Почему вас интересует ковер?

   — Просто так спросила, — ответила я.

   Булгаков сел в кресло.

   — Дарья, я хорошо читаю язык тела: вы непроизвольно стиснули пальцы в кулак, выставили вперед ногу, чуть наклонили голову, «бодаете» лбом воздух. Вы явно в дискомфорте и напряглись, когда увидели фото с сувениром из Варны. Так в чем дело?

   Я села на диван.

   — Теперь мне стало понятно, почему Ирина прекратила занятия в группе. Кускова вспомнила, как Соловьева зажалась, когда пришел ее черед рассказать присутствующим о своей проблеме. И кажется, я понимаю, что мучило Ирину. Думаю, забрав у Егора дочь, преступник передал ее Соловьевой.

   — Зачем? — хором спросили мужчины.

   Я развела руками.

   — Нет ответа, я просто фантазирую. Взрывник приобрел для Иры с девочкой квартиру, переселил их туда, он же выправил малышке документы, та превратилась в Екатерину Соловьеву. Имя крошке менять не стали, она к нему привыкла, и «Катя» не редкость, думаю, в Москве их не одна тысяча. Если примем эту версию, то сразу найдем ответ на многие вопросы. Почему Ирина сменила работу, ушла из «Теленка» в «Фасоль»? Вероятно, на первой работе знали, что Соловьева бездетна. Где небогатая женщина раздобыла денег на отдельную жилплощадь? Их дал взрывник. Он же потом содержал Иру и Катю. Не спрашивайте о причине заботливости преступника, мне его мотивы неведомы. Не понимаю, и отчего малышку отдали Соловьевой. Ирина старалась быть хорошей матерью, но в душе она ею не являлась. А что получается, если человек каждый день приказывает себе: «Люби девочку, обожай ее?»

   В конце концов накопится критическая масса и произойдет взрыв. Однажды ночью Соловьева предприняла попытку ударить Катю молотком, но огромным усилием воли подавила этот порыв. Теперь вспомним об уголовном прошлом Иры, Костя отлично с нею поработал…

   — Греков? — поразился Егор. — Он был знаком с Соловьевой?

   — А ты не знал? — спросил Сеня. — Соловьева из числа тех четырех рецидивистов, которых вернул к нормальной жизни твой близкий друг, почти брат.

   — Надо же, — пробормотал Булгаков.

   — Неужели вы никогда не обсуждали эксперимент Грекова? — спросила я.

   Егор Владимирович сложил руки на груди.

   — Говорили. Помнится, Костя брал у меня книгу «Старинные сказки Нормандии». Я не хотел ее давать, издание уникальное, но он так просил! В конце концов я дал ему том на три дня и очень потом пожалел. Костя его отксерил, на страницах остались следы копировального аппарата. Да, Греков одно время был поглощен своей идеей. Если честно, у Кости не очень много ярких научных достижений, он хороший специалист, но не талант. Идею работать по сказкам он слизал у меня, я когда-то придумал эту методику, но очень скоро от нее отказался, написал пару статей и перешел на театротерапию. Да вам это неинтересно.

   Я встала и подошла к книжному шкафу.

   — Ирина очень устала, а еще она после случая с молотком боится, что в ней проснется преступница. По неясной пока причине Соловьева не обращается к Косте, она видит по телевизору выступление Егора и спешит к нему на прием в надежде, что этот специалист научит ее искренне любить девочку. Пока члены группы рассказывают о своих бедах, Ира относительно спокойна, но затем наступает время ее исповеди, и она испытывает ужас. Она внезапно осознает: надо освободиться от всех тайн, а как рассказать про взрывника и Катю? Ирина надеялась сочинить глупую историю, уж не знаю какую, то ли про анонимного донора, то ли про высокопоставленного чиновника. Но она видит, как Егор Владимирович умело заставляет людей вытряхивать скелеты из шкафов, и впадает в ступор.

   Психотерапевт не желает торопить ее, он открывает шкаф и для разрядки обстановки рассказывает о миниатюрах. Когда Ира увидела книги, она застыла, как лужа в мороз. Но не красота и редкость изданий поразили беднягу. Она впервые обратила внимание на снимки.

   — Верно! — подтвердил Егор. — Она спросила: «А с кем вы сняты?» Я ответил: «С отцом, великим психиатром, и со своим названым братом, Константином Грековым. Вот еще наше фото, оно сделано лет десять назад в Лондоне, мы ездили туда вместе и сфотографировались на память».

   Я села на подлокотник кресла.

   — Ира узнала Константина и испытала шок. Ей совершенно не хотелось столкнуться со своим первым психологом, а он, оказывается, может в любой момент заглянуть к Булгакову без приглашения. Но главное! Ира узнала коврик. Очень приметный, дурацкий, с идиотской картинкой. Сувенир, который Костя привез Булгакову из Варны, лежит в комнате Кати, я его видела, коврик наброшен на спинку кресла. Попадаются порой такие «вечные» вещи: приобретешь их за копейку на лотке у входа в метро и пользуешься полжизни. У меня есть халатик, купленный в начале девяностых у бабули возле булочной, до сих пор он, несмотря на древний возраст, выглядит как новый. Рискну предположить, что вы, Егор, неся девочку на вокзал, завернули ее в первую попавшуюся вещь, которую обнаружили в машине.

   Психотерапевт не стал возражать.

   — Верная догадка. Я отвел Катю в свою машину, сделал ей укол, девочка плакала, пришлось ее успокаивать. Я показал ей коврик с картинкой, она на него легла, завернулась, как в кокон, и уснула. Когда мы подъехали к вокзалу, внезапно зарядил дождь, парковка была расположена довольно далеко от зала ожидания, требовалось пройти через двор. Я не стал доставать малышку из коврика, так в нем ее и отнес. Ребенок не промок, и никто не увидел ни цвета волос Кати, ни ее целиком.

   — Ты заботился не о здоровье несчастной двухлетки, а хотел протащить ее незаметно сквозь толпу, — обозлился Сеня.

   — Нет, я боялся простудить малышку, — уперся Егор.

   В моем кармане заработал сотовый. Я достала трубку, увидела на дисплее слово «Кузя», выскользнула из кабинета в коридор, встала около вешалки и, глядя на ботинки, стоявшие на решетчатой подставке, шепотом сказала:

   — Говори. Есть новости?

   — Вагон и маленькая тележка! — ликовал компьютерщик. — Значит, так. Я уже сообщал, что возле тела Иры обнаружен след от шины. С отпечатком повезло, он принадлежит редкому автомобилю, эта марка в Россию не поставляется. В Москве есть всего лишь один такой джип, его привез из Нью-Йорка журналист Пит Депхью, избалованный плейбой, он истратил кучу денег, но доставил любимую игрушку в город, где ему предстояло работать несколько лет.

   — У богатых свои причуды, — прокомментировала я его сообщение.

   Но Кузя не обратил внимания на мое замечание.

   — Перед возвращением в США Пит продал внедорожник Константину Грекову, и психолог по сию пору на нем рассекает.

   — Интересная подробность, — промямлила я.

   — Это еще не все! — тоном фокусника, который сейчас вытащит из шляпы парочку кроликов, произнес Кузя. — На одежде Ирины нашли синтетические бордовые волокна, кроме них, еще обнаружили собачью шерсть, псина — овчарка. Багажник джипа Грекова устлан синтетическим покрытием цвета «бордо», и у психолога есть немецкая овчарка по кличке Марта. Сейчас криминалисты получают ордер, дело упирается в технические детали. Надо сравнить волокна и шерсть с одежды трупа с образцами из машины Константина и шерстью его собаки Марты. Если установят их идентичность, то…

   Я перебила Кузю:

   — Греков убил Ирину, положил ее тело в свой джип, отвез подальше от дома и выбросил на пустыре. Дурацкий поступок. Всегда остаются следы, а в этом случае их столько, что у суда не возникнет и тени сомнения в личности убийцы.

   — Должен тебя разочаровать, — остановил меня спец по ноутбукам. — Вскрытие показало: Ирина скончалась от аневризмы головного мозга. Ты в курсе, что это такое?

   — В общих чертах, — ответила я, — локальное расширение артерий головного мозга, может протекать бессимптомно, чаще всего бывает врожденным, проявляется в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет.

   — Все точно, — похвалил меня собеседник.

   — Получается, Ирина умерла сама? — растерянно уточнила я.

   — Выходит, так, — подтвердил Кузя, — аневризма — как мина. Никогда не знаешь, когда рванет. Радует одно: Соловьева скончалась быстро, может, не поняла даже, что умирает. Это лучше, чем десять лет лежать в параличе.

   — Зачем перевозить тело, если смерть не криминальная? — поразилась я. — С какого боку тут Константин?

   — А ты его спроси, — без тени ехидства посоветовал лучший друг Собачкина.

   — Непременно, — пробормотала я, — слушай, поищи один документ, он точно должен быть.

   — Ладно, — согласился Кузя, когда я объяснила, что надо найти, — для меня нет проблем на суше и на море, я гений.

   — Хорошо работать с великим человеком, — хихикнула я.

   — Точно, тебе повезло, — абсолютно серьезно согласился компьютерщик. — Стой, ага… ну я так и думал!

   — Что случилось? — занервничала я.

   — Рабочий момент, — пояснил собеседник, — у меня связь с лабораторией, где идет обработка улик, найденных возле тела Ирины.

   Я решила не уточнять, каким образом Кузя влез к криминалистам, а он продолжал:

   — Даже профессионал всегда наследит, хотя некоторые пылесосят место преступления, обрабатывают его химическими препаратами, надевают защитные спецкостюмы, чтобы не оставить частички кожи, волосы, и все равно попадаются. Тот, кто выбросил тело Соловьевой, любитель. Я тебе уже говорил, что в непосредственной близости от нее обнаружили еще и железную цилиндрическую вещицу, в ней есть дырочка. Представляешь, о чем я?

   — Не совсем, — ответила я.

   На том конце провода послышался смешок.

   — Это наконечник шнурка мужских ботинок. К сожалению, он слишком мал, отпечатки пальцев с него не снять.

   — Наконечник шнурка мужских ботинок? — повторила я.

   — Фирма «Иль» использует такие блестящие штучки, они не несут ни малейшей функциональной нагрузки, — зачастил Кузя. — Шнурок через дырочку вдевают в наконечник, завязывают узелок и получается красота. На мой взгляд, это неудобно. Если надо перешнуровать туфли, придется снимать «украшение». Но каждый производитель выпендривается как может. Значит, пока мы имеем: следы от джипа Грекова, волокна напольного покрытия его машины и шерсть предположительно собаки Константина на одежде Соловьевой, плюс бомбошку со шнурка. Надо бы проверить ботинки парня…

   Я уже не слышала Кузю. Разглядывала мужские темно-серые полуботинки, стоявшие на подставке под вешалкой. Левый башмак имел длинные шнурки, заканчивавшиеся двумя блестящими, напоминающими капли ртути наконечниками. На правом был только один.

   Я сунула телефон в карман, схватила ботинок, поспешила в кабинет и бесцеремонно перебила Егора, который что-то рассказывал Сене, вопросом:

   — Чья это обувь?

   Булгаков откровенно удивился:

   — Костина.

   Я решила поймать психотерапевта на лжи:

   — А почему они стоят у вас в прихожей?

   Егор поднял брови.

   — Дурная московская традиция. Коренные жители столицы привыкли сразу, зайдя в гости, снимать штиблеты. Во всем мире люди просто вытирают подошвы и проходят в квартиру, а у нас считается хорошим тоном надевать грязные хозяйские тапки. Костя не исключение, он всегда переобувается.

   — Греков сейчас здесь? — подпрыгнул Сеня. — Почему ты не сказал о его присутствии?

   — Так вы не спрашивали, — хмыкнул Егор. — Я живу в родительских апартаментах, здесь много комнат, у Константина в детстве и юности тут была своя спальня. После окончания вуза он вернулся в трешку своего отца, Павла Ивановича, и до сих пор там обитает. Но часто сюда заглядывает, его старая опочивальня не переоборудована, она мне не нужна. Мы близкие друзья, почти братья, Костя порой остается здесь ночевать и…

   Я, продолжая держать ботинок в руке, потребовала:

   — Немедленно веди нас к Грекову.

   — Пожалуйста, — согласился Егор, вставая, — третья дверь после столовой.

   Когда мы втроем вошли в большую квадратную комнату с двумя окнами, Константин сидел у компьютера. Услышав шум, он обернулся, и я поняла, что он на самом деле мало изменился. Не потолстел, не обрюзг, глаза не утонули в «мешках», волосы по-прежнему вьющейся волной падают на лоб. Ирина легко могла узнать психолога на старом фото.

   — Что-то случилось? — быстро спросил Костя. — Гоша, это кто?

   Егор замялся, а я потрясла ботинок:

   — Это ваш?

   — Мой, — удивленно ответил Костя.

   — Где вы потеряли железку от шнурка? — не давая Грекову опомниться, спросила я.

   Константин крутанулся на стуле.

   — Где потерял что? Извините, кто вы?

   — Костик, лучше ответить на их вопросы, — посоветовал Егор. — Это детективы.

   Константин попытался изобразить равнодушие, но я увидела, как на его шее быстро запульсировала жилка, дернулся кадык, и сказала:

   — Вам дали хороший совет. Лучше не лгать. Возле трупа Ирины Соловьевой найдены следы шин вашего джипа. Приятно раскатывать на автомобиле, зная, что такой в городе один, но вот пользоваться им для перевозки трупа чудовищная глупость. Собачья шерсть на одежде Соловьевой показывает, что она была у вас дома. Ирина приехала к вам и внезапно умерла. Вы запаниковали, погрузили труп в багажник и отвезли его подальше. Мой вам совет: всегда тщательно проверяйте, не остались ли на месте преступления улики вроде потерянного наконечника от шнурка.

   — Костя! — ахнул Егор. — Ты! Убил женщину?!

   — Нет, нет, — замахал руками психолог. — К ее кончине я не причастен! Она вдруг упала, я наклонился, решил, что это обморок, а Соловьева не дышала. Поверь, она сама умерла. К ее кончине я не причастен!

   — Это правда, — кивнула я, — Ирина скончалась от аневризмы головного мозга.

   — Вот видите! — обрадовался Костя. — Я всего лишь увез тело.

   — Почему ты так поступил? — зло спросил Сеня.

   — Испугался, — ответил Греков.

   — Чего? — наседал Семен. — Нормальный человек в таком случае вызывает «Скорую помощь», а не увозит труп.

   Я села в кресло, поставила ботинок на пол и, улыбнувшись, сказала:

   — А у меня возник другой вопрос. Константин Павлович, я всегда очень внимательна к чужим словам, не только к лексике, но и к интонации. Вы только что воскликнули: «Нет, нет. К ее кончине я не причастен». И мне стало интересно, если человек говорит: «К ЕЕ кончине я не причастен», то кого он убил? К чьей кончине вы причастны?

   Костя свесил голову на грудь.

   — Боже, — пробормотал Егор, — Костик, что происходит? Скорей ответь! Прошу тебя! Ради памяти моего отца, Владимира Егоровича.

   Греков рассмеялся:

   — Вон оно как! Вспомнил про моего благодетеля! Рассказать? А тебе понравится правда? Она некрасивая и состоит в том, что ты, великий психотерапевт, агрессивно утверждающий с экрана телевизора о генетической предрасположенности к убийству, ты, написавший книгу, призывающую заточить всех, кто хоть раз преступил закон, в резервацию, сам убийца! А я тебя разоблачил!

   Егор беспомощно посмотрел на меня.

   — Костя сошел с ума.

   Греков резко выпрямился.

   — Нет, я нормальнее тебя, нашего гения! Обаяшка, везунчик, талант, звезда! Ты хотел, чтобы я рассказал правду? Так слушай. Хрен со мной, меня жизнь с детства по башке лупит. Мне на себя плевать, но и тебе достанется. Думал, что о твоем договоре с дьяволом никому не известно? Ха!

   Егор опустился на диван.

   — Костя! Да что с тобой?

   — Домашнее животное заговорило, — продекламировал Греков. — Устраивайтесь, господа, поудобнее, правда штука колючая. Как правило, тот, кто восклицает: «Хочу знать истину», вовсе не намерен ее узнавать. А ведь придется. Сеанс душевного стриптиза, у шеста профессор Греков, благодарная публика рукоплещет! Готовы? Я снимаю брюки, любуйтесь на голую жопу.

   Детские обиды самые больные, из них вырастают немалые взрослые проблемы. Павел Иванович, отец Кости, был секретарем Владимира Егоровича, другом Булгакова, пожалуй, единственным по-настоящему близким ему человеком. Но Владимир платил Павлу зарплату и приказывал ему исполнять свои поручения. Порой Булгаков отчитывал помощника. Профессор был перфекционистом. Поймите, он никогда не унижал Павла, не повышал на него голос, не допускал хамства, повторяю, старший Греков имел статус единственного друга Булгакова, но он был у него на окладе, поэтому не смел обидеться, возмутиться, хлопнуть дверью и уйти. Характер у Владимира отнюдь не медовый, дружить с ним было непросто. Все закидоны ученого терпел только Павел Иванович.

   Костю в доме психиатра считали кем-то вроде племянника, ему по-родственному дарили полезные подарки типа зимнего пальто или ботинок, брали его на дачу на каникулы, и Егор ни разу не сказал приятелю: «Мой папа главнее, поэтому ты обязан мне подчиняться».

   Нет, если у мальчишек возникали разногласия, они решали их в кулачном бою, и Костя, не стесняясь, лупил Гошу. Но все равно в глубине души младший Греков знал: Владимир Егорович начальник его папы. Захочет тот, чтобы отец Кости сплясал джигу, тому придется выделывать коленца. И доброта старшего Булгакова подчас казалась унизительной подачкой. Ну зачем Владимир всегда отправлял мальчиков вместе в лагерь? Почему привозил им из поездок одинаковые подарки? Он явно подчеркивал статус Кости.

   — Во дурак! — хлопнул себя по колену Егор. — Да отец тебя любил! После смерти Павла Ивановича воспитывал, как родного сына. Если уж на то пошло, обижаться следовало мне, тебе от моего папы доставалось больше заботы.

   Константин поднял указательный палец.

   — Вот! Ни один человек не замечал унижения, но я-то его ощущал. Ну, например, возвращаются наши папы из поездки в Германию, привозят нам подарки. Булгаков вытаскивает из чемодана джинсы, рубашки, свитера, каждому мальчишке по комплекту одежды. А мой отец дарит нам блоки жвачки! Почувствуйте разницу.

   — Ну и что, — ответил Сеня, — у Булгакова было больше денег и соответственно шире покупательская способность. И, кстати, по советским временам, блок жвачки — это круто!

   — Очень обидно было, — сказал Костя.

   — Что вас задевало? — удивилась я.

   Греков скривился:

   — Я не ожидал от вас понимания. Хорошо, разжую проблему. Вручая мне вещи, Владимир подчеркивал, что я из нищей семьи и мой отец не способен достойно одеть сына. Босс с барского плеча бросает подачки для оборвыша.

   — Господи, Костик, папа и мне всегда вещи привозил, — сказал Егор, — в советские времена в магазинах ничего приличного не было.

   — Ты его родной сын, — заявил Константин, — тут все ясно. А мне унижение. Зарабатывай мой отец, как его шеф, последний никогда не посмел бы преподносить мне штаны и рубахи.

   — Как все запущено, — пробормотал Егор Владимирович. — Я понятия не имел о твоих чувствах.

   — Я где-то читал, что учиться на психфак идет много людей с личными проблемами, — заметил Собачкин.

   — Просто не верится, — не успокаивался Егор, — я-то всегда думал, что папа тебя больше любит, чем меня!

   Костя вскочил.

   — Да ну? Владимир Егорович меня за шиворот к счастью тащил, дипломом руководил, в аспирантуру помог поступить, на работу хорошую устроил, а тебя нет. Почему?

   — Ответ прост, — поморщился Егор, — ты ему больше нравился. Ты с ним не спорил, считал его гением, не скрывал своего преклонения, а я вечно отстаивал собственную точку зрения, мог нахамить отцу, редко с ним соглашался. Дурачок был.

   — Ответ не так прост! — взвизгнул Константин. — Забыл, как твой папаша твердил: «Егор сам пробьется, он талант, ему мои мозги достались. Помогать такому человеку только вредить. А Костю надо проталкивать, он без искры божьей!» Владимир Егорович меня тянул потому, что считал идиотом! А ты у него в гениях ходил!

   Егор замер с полуоткрытым ртом, а Костя, который впервые в жизни решился на откровенность, заговорил:

   — Да, да, это мне на всю жизнь обида! Я доказывал, что лучше тебя, но никто этого не замечал. Твои даже крохотные удачки воспринимались как великие свершения. А мои оглушительные успехи оставались в тени. Кто смог перевоспитать четырех рецидивистов, а?

   — Ты, — ответил Егор.

   — Точно! — кивнул Костя. — Я положил огромное количество сил на этот эксперимент. Сколько труда стоило пробить его, получить финансирование, базу для работы. И потом я не мог бросить людей, они исправились! Выбил им жилье, устроил на работу, дошел до самого высокого милицейского начальства, договариваясь о ликвидации их судимости. Беспрецедентное дело, никто ни до, ни после меня такое не осилил. И какова же была реакция общества? Я дал всем понять: не нужна изоляция преступников, их можно переделать. И что, а? Что? Как отреагировала страна? Никак! Я хотел продолжить работу, так мне не дали, сказали: «Хватит опытов, у нас другие проблемы». Ни газеты, ни журналы не заинтересовались, ни одного интервью не напечатали. Ко мне должны были репортеры толпой ломиться… и никого! Но стоило нам вместе с Егором поучаствовать в телепрограмме, поспорить на тему перевоспитания преступников, как Булгаков стал звездой! К нему после некорректного заявления о генетической подоплеке криминала не прибежал только ленивый. А я опять остался в тени! Булгакову предложили создать центр поведенческого анализа. Я, я, я мечтал о такой работе, но ее решили отдать Егору. Тот отказался, благородно порекомендовал меня. И что? Никто мне не позвонил. Я вечный лузер. Знаете, как мой лучший друг Егор отреагировал, когда я рассказал ему об удачном завершении эксперимента? Я прибежал в состоянии восторга! В эйфории! У меня получилось! Булгаков выслушал и рожу скривил:

   — Что у тебя получилось, мы узнаем лет через двадцать, не раньше. Сейчас твои кролики хорошие, но что станет с ними в будущем? И идея сказкотерапии отнюдь не нова, я ее выдвинул в своей работе на третьем курсе, а потом отбросил как малоперспективную.

   Здорово, да? Мой эксперимент — это аборт Булгакова. И затем Егор Владимирович меня отчитали за слегка помятые страницы книжонки «Старинные сказки Нормандии». Их величество мне издание на сутки дали, скорчив недовольную мину.

   Булгаков покачал головой:

   — Ты живешь в аду, который создал сам. Я тогда сказал правду, а она тебе не по нраву. Хочешь, принесу текст своей древней курсовой работы? Она у меня в кабинете. В скромном студенческом докладе изложена идея использования народных легенд для терапии, даже книга та же упомянута — «Старинные сказки Нормандии». Я их тогда случайно прочитал и вдохновился.

   — Нет! — заорал Костя.

   Егор встал.

   — Все, мне надоело! Подождите, сейчас я принесу рукопись.

   — Нет! Нет! Нет! — бесновался Греков. — Не так! Легенды Нормандии первым прочитал я, увидел книгу на полке, прочел и сообразил: это новая методика. Рассказал тебе, ты поржал, и я решил, что глупость придумал, а потом, бац, твоя курсовая. Все наоборот было, не я у тебя идею украл, а ты у меня. Я гений, а ты… ты…

   — Я могу положить на стол курсовую, датированную лохматым годом, — сухо произнес Булгаков. — Доказательство моих научных исканий. А ты что предъявишь? Обвинение в плагиате?

   В кабинете вдруг установилась тишина. Я прервала ее через пару секунд:

   — Во время того памятного телеэфира, когда Егор сделал эпатажное заявление про генетику преступников, Костя воскликнул в запале: «При определенных обстоятельствах ты можешь убить своего ребенка». Странное заявление, вы ведь в курсе, что у Булгакова нет детей. Или?… Вы узнали про Катю? Каким образом?

   — Костик! — простонал Егор. — О боже! Как я не понял! Это он! Наверное… телефон, да? У нас тут старые аппараты, если говорить по одному, то, подняв трубку другого, можно стать незримым участником чужой беседы. Мы со Светой по ночам разговаривали, я ей после двенадцати звонил, ждал, пока Герман заснет, мы о разном болтали, в том числе о Кате. А ты подслушивал.

   — Да, — смело признался Костя, — я был в курсе, но молчал. Твоя личная жизнь — это твоя личная жизнь.

   — Но когда Егор вновь стал героем, помог поймать Колокольцева, вы решили отомстить за свои неудачи, — сказала я. — Момент вам показался подходящим. Вас в очередной раз унизили, Егору предложили создать центр, а вам, когда друг, отказавшись, назвал вашу кандидатуру, даже не позвонили!

   — Господи! — закричал Булгаков. — У Кости золотые руки! Он с детства всякие штуки мастерил. Один раз сделал для учительницы географии модель вулкана, тот выглядел, как настоящий, из него даже лава текла. Все педагоги в восторг пришли! Константин! Что ты наделал!

   Греков с шумом выдохнул:

   — Я хотел экспериментально доказать: Егор не прав, преступником человек становится в процессе жизни, а не получает готовую программу в генах. После поимки Колокольцева Булгаков совсем загордился, нос задрал, со всеми сквозь зубы разговаривал. Его следовало чуток встряхнуть. Ну, и я ему позвонил, прикинулся вроде как настоящим взрывником. Что вы так на меня уставились? Интересуют детали? Почему Егор меня не узнал? Изменить голос легко, Егор правду сказал, я все детство технические штучки конструировал. В советские времена издавался журнал «Техника молодежи», там на страницах чего только не было! Схемы разные, читательские письма публиковали с описанием всяких приколов. Я очень увлекался созданием разных аппаратов, сделал искажатель звука, наверное, мне надо было пойти в техвуз. И бомбочки мастерил отменные, в любой аптеке за ерундовые деньги покупал составляющие. Идиллическое время. А сейчас еще проще, через Интернет тебе черта в шоколаде доставят.

   — Это ты взорвал склад игрушек! — сказал Собачкин.

   Константин положил ногу на ногу, вздернул подбородок, и я поняла: Грекову нравится находиться в центре внимания, наконец-то все смотрят исключительно на него, а Егор остается в тени.

   — Ученые всегда ставят эксперименты. Мой был таков. Потребовать за прекращение взрывов у Егора дочь и посмотреть на его реакцию.

   — Почему именно дочь? — возмутился Сеня. — Квартиру, машину, дачу, деньги, отказ от научной деятельности, есть масса вариантов! Но впутывать в такое ребенка!

   — Вы не понимаете, — подал голос Егор. — Это профессиональное. Костя работает со сказками, у него в голове одни схемы. Чем ремесленник отличается от художника? Первый мыслит стандартно: солнце всегда желтое, кровь красная. А талант креативен. Костя без полета, у него шаблонное мышление.

   Я потерла ладонью лоб.

   — Насколько я помню, в народных легендах нередки ситуации, когда герой получает что-то от колдуна, а тот приказывает: «В обмен дашь мне первое, что увидишь при входе в дом». Ну и ясное дело, это оказывается младенец, который неожиданно родился в отсутствие отца. Шаблон.

   — Идиоты! — с презрением выпалил Костя. — Не так!

   — А как? — моментально отреагировал Сеня.

   Греков снисходительно улыбнулся.

   — Это как бревно над пропастью. Вправо шагнешь, упадешь, влево — тоже, дуй вперед, выбора нет. Я знал, что сначала Егор откажется. Но когда склад взлетит на воздух, ему придется туго. То-то он завертится. Будет метаться, рассказывать о предложении маньяка. Сообщит: «Я поймал не того», признает свою ошибку, потеряет лицо, станет объектом насмешек прессы. Отдать девчонку и избежать позора? Потом замучаешься думать, что с ней преступник сделал! Вы поставьте себя на место Егора. Я очень хотел посмотреть, как их величество выкрутится. Что он выберет: жизнь дочери или свою карьеру.

   — И ты, гаденыш, убил двенадцать человек?! — взвыл Собачкин. — Экспериментатор х…в!

   — Не так планировалось! — затряс головой Костя. — Я тщательно выбрал объект. Склад плюшевых игрушек, кому они нужны?! Не продукты, не лекарства, ничего серьезного. После восьми вечера там не оставалось ни одного человека, сторож всегда спал в бытовке, она расположена у ворот, далеко от основного здания. Бомба была небольшой мощности, по сути, пукалка. Ну, возникнет пожар, сгорят медведи-зайцы, чепуха чистой воды. Я под видом оптового покупателя приехал на склад и лишний раз убедился в правильности своего выбора, охраны никакой, работают бабы предпенсионного возраста, такие на службе не задержатся. Заложить взрывной механизм оказалось пустяком. Поймите, взрыв планировался после полуночи, ну с поправкой в четверть часа. Никаких жертв. Я хотел лишь встряхнуть Егора.

   И Константин уставился на Булгакова.

   — Но вы не знали про пиротехнику, — процедил Семен. — Она хранилась на складе нелегально. И то, что именно в тот вечер сторож, студент Максим, решит отпраздновать свой день рождения, тоже никому, кроме приглашенных, не было известно. «Пукалка» жахнула, фейерверки, петарды взорвались, результат: гора трупов.

   — Я ни при чем, — задергался Костя. — Это случайно получилось. Вы представить не можете, как я испугался, когда новость услышал.

   — Но, тем не менее, вы позвонили Егору и продолжили эксперимент, — напомнила я.

   — Нет! — возмутился Греков.

   — Был вызов! — подскочил Егор. — А я находился на пожарище, мимо проносили мешки с трупами, вот почему я принял решение пожертвовать Катей!

   Костя стиснул подлокотник кресла.

   — Я набрал номер, чтобы… хотел… совет получить… готов был все рассказать, а он сразу говорит: «Отдаю девочку!» И как я должен был поступить? Егор не дал мне возможности покаяться, твердил: «Ты подонок, мерзавец. Но, надеюсь, соблюдешь уговор! Привезу девочку на Курский вокзал, оставлю ее в зале ожидания!» И что мне прикажете делать?

   — Немедленно рассказать всем правду, — прошептала я.

   — Ты дура? — взвизгнул Костя. — Я убил двенадцать человек. За такое по головке не погладят! И Егор думал, что взрыв на складе дело рук маньяка. Был лишь один способ заставить его молчать: взять эту чертову девчонку! Иначе по следу взрывника бросятся все собаки!

   — Что ты собирался делать с Катей? — почти спокойно поинтересовался Семен. — Убить?

   Костя схватился за голову:

   — Маленького ребенка? Никогда. Я не способен раздавить даже таракана. Я, когда планировал эксперимент, думал, что Егор не согласится, не отдаст дочь, прикажет матери ее спрятать, увезти из города, как-то решит проблему. А когда склад на воздух взлетел, я хотел… полагал… анонимно… репортерам сообщу… сделаю заявление от лица маньяка… расскажу про его предложение психологу, про ошибку Булгакова, что не того он поймал. И про дочь настучу… ребенок от любовницы не преступление, а свидетельство моральной нечистоплотности. Да вышло все иначе. Егор Катю на вокзал приволок, не захотел малышку укрыть, отдал ее преступнику. Я такого представить не мог! Свою дочь привез сам!

   — Батенька, ты подлец! — не выдержал Сеня.

   Я постаралась не реагировать остро на последнее заявление Кости, даже улыбнулась ему.

   — Понимаю, слишком вас Булгаков обидел. И представляю, как вы были ошарашены его решением. Куда деть ребенка? Милиция начнет искать Катю, могут выйти на вас.

   — Да, да, именно так, — обрадовался Греков. — Я думал в первую очередь о малышке. Я раскаивался! Ругал себя! Поймите, я ни на мгновение не сомневался, что Егор спрячет дочь, а он ее отдал! Я впал в панику!

   — Следовало вернуть девочку матери, привезти ее домой, оставить на пороге, — буркнул Сеня.

   Костя заломил руки.

   — Где взять адрес? Я понятия не имел, кто ее мать! В телефонных беседах Егор имен не называл, фамилий тоже, об адресе речь никогда не шла. Я знал лишь, что девочку зовут Катя. К любовнице Булгаков обращался «Золотце». Я попал в жутчайшее положение! Врагу не пожелаешь! Ну не оставлять же ребенка себе!

   — В Москве есть детские дома, — произнесла я. — Церкви, на худой конец, станции метро. Рыдающая малышка привлекла бы внимание, ее отвели бы в милицию, и вы свободны. Но вы предпочли поступить иначе. Отдали ребенка Ирине Соловьевой, наверное, она вас считала богом. Как же, ее родная мать не захотела иметь с ней дела, отказалась от дочки, Ира мотает третий срок, ничего хорошего впереди ей не светит, и вдруг появляется рыцарь в сверкающих доспехах, вытаскивает бедолагу за шиворот из гнилого болота на солнечную поляну. Вы хороший специалист, сумели перекроить Соловьеву, в прямом смысле слова освободили ее, помогли с жильем, с работой. Ира была благодарна, разве она могла вам отказать? Что вы ей сказали? Как объяснили появление Кати? Почему бывшая зэчка согласилась заботиться о малышке?

   Греков притворился глухим, а Егор встал и облокотился о шкаф.

   — Синдром Теодора. Так, Костя?

   — Что за зверь? — спросил Сеня.

   Булгаков печально улыбнулся.

   — Оборотная сторона психотерапии. Хороший специалист никогда не скажет: «Ира, тебе надо учиться в институте, без образования теперь никуда». Нет, он построит беседу таким образом, что Ирина сама примет решение поступить в вуз. Ключевое слово тут «сама». Нельзя ничего решать за пациента, навязывать ему, подталкивать. Психолог не хирург, я не могу скальпелем за пару часов вырезать проблему и выкинуть в утилизатор. Придется работать месяцами, должно возникнуть доверие, которому нельзя дать перерасти в более сильное чувство. Не следует любить пациентов или близко дружить с ними, а любимых и друзей нельзя пользовать. Нужно очень осторожно идти по острию между доверительными отношениями и зависимостью человека от вас. Получается это не у всех и не всегда. Синдром Теодора — это полнейшее подавление психологом своего подопечного, внушение ему мысли: «Без врача ты пропадешь». Такой пациент не рискнет без совета с гуру даже за хлебом выйти. У психолога ведь тоже свои тараканы, кое-кто идет в эту профессию, чтобы господствовать над другими. Чаще всего синдром Теодора проявляется у одиноких женщин без высшего образования, переживших насилие, катастрофу, короче, сильный стресс. Вот почему эксперимент Кости удался. Он задавил бывших уголовников, похоронив их волю под бетонной плитой своей собственной. Психотерапевт велел им жить правильно, не сами преступники осознали пагубность своего поведения, им в мозг вложили программу. Ирина не задавала вопросов про девочку, она была полностью под воздействием Кости. Греков велел ей воспитывать малышку? Женщина не спорила, ни о чем не спрашивала, повиновалась всем его приказам: переехала, поменяла место работы.

   — Сережа, одноклассник Кати, описывая старшую Соловьеву, употребил слово «замороженная», — протянула я.

   — Правильно, — кивнул Егор, — очень точное сравнение, именно замороженная. Это ведь было продолжение эксперимента, да, Костя? Дарья интересовалась, почему ты не отвел девочку на порог детдома, не оставил в метро. Ты промолчал, но я знаю ответ. Ты хотел посмотреть, сможешь ли властвовать над Ирой. Как она справится с ребенком? Насколько сильно твое воздействие? Задумал новый эксперимент. Можешь ли ты быть богом? Но заморозка-то начала таять!

   — Вот почему Соловьева не обратилась со своей проблемой к Косте! — подхватил Семен. — Она не могла ему рассказать, что хотела убить Катю. Ире стыдно, страшно, она боится, что Греков, узнав о желании бывшей зэчки лишить подростка жизни, поймет: Ирина вновь становится преступницей, — вернет ее в тюрьму досиживать срок.

   — И бедняжка, как на грех, приходит к Булгакову, — влезла я. — Видит его фото с Костей и убегает в еще большем страхе. Одиннадцать лет Соловьева живет под гнетом чужой воли, воспитывает нелюбимого ребенка, она устала и морально, и физически, друзей нет, посоветоваться не с кем. От отчаяния Ира пытается установить добрые отношения с Кусковой, но так и не решается открыть ей всю правду. К сожалению, Катя вступает в подростковый возраст со всеми его проблемами. Девочка начинает доставать мать вопросами о своем отце. Бывшая заключенная не находит ничего лучшего, чем соврать про свой роман с Вадимом Полкановым. Ирина и представить не может, на какие поступки способны тринадцатилетние девочки. Они совсем не малышки, а вполне взрослые люди. Катя приезжает в Ложкино и узнает: мать солгала. Девочка возвращается домой и устраивает феерический скандал. Соловьева понимает, необходимо срочно что-то делать, иначе она убьет Катерину. И мчится к Косте.

   Я посмотрела на Грекова.

   — Она же вам наконец-то сказала правду? Про себя и Катю, про свои мучения, про нежелание воспитывать чужого ребенка, про письма, которые она вам писала и рвала? Катя нашла в мусоре клочки бумаги со словами «заберите», «больше не могу». Девочка решила, что мама влюбилась. В тринадцать лет любовь кажется единственной проблемой, но Ирина составляла послания Бармалею, своему кукловоду. Она твердо потребовала от вас избавить ее от девочки, вырвалась из вашей власти! И умерла от аневризмы. Катя говорила, что у мамы часто случалась мигрень. Полагаю, Соловьева не бегала по врачам, не проходила раз в год обследование, не знала о сосудистой патологии. Ну болит голова, съем таблетку. На фоне мощного стресса у бедняги сильно поднялось давление, и все.

   — Она упала на пол, — еле слышно подтвердил Костя. — На полуслове, не договорив фразу. Рухнула, и конец. Я испугался, дождался ночи, засунул ее в джип и отвез подальше от своей квартиры. Я не мог вызвать к себе медиков, милицию. Потом подумал, что ее могут искать с работы. Взял мобильный телефон, там было всего три номера в контактах. Один назывался «Работа. Елена Михайловна». Ну я и позвонил, сказал про аппендицит.

   Я не удержалась от комментария:

   — Не очень умная идея. Ирине аппендикс удалили в детстве. А почему вы сразу не соединились с Катей?

   Глаза Кости забегали, словно тараканы под внезапно вспыхнувшим светом.

   — Не знаю. Растерялся. Отвез тело. Устал. Перенервничал. Не понимал, как поступить. Боялся. Подумал, начнут оформлять девочку в приют, обнаружится, что до двух лет малышки Соловьевой не существовало. Я пережил стресс, принял снотворное, проснулся в одиннадцать. Вспомнил про девочку, опять полез в телефон Ирины, а там номера «Катя» и «Катя школа». Первый оказался отключен. По второму ответила девочка, вроде Слава.

   — Соня, — поправила я.

   — Она передала трубку Екатерине, — не обращая внимания на мои слова, бубнил Греков, — я попросил ее приехать на Курский вокзал. Сказал, что больница рядом, но найти маму трудно, корпуса разбросаны по дворам, придет санитар, проводит.

   — Почему именно Курский вокзал? — поразился Сеня.

   — Эффект повторного действия, — не замедлил с ответом Егор. — Хорошо и подробно описан в научной литературе, объясняет, по какой причине большинство преступников не меняют почерка. Задушил убийца жертву в лесу и ушел безнаказанным. Вторую он тоже в чащу поведет, потому что в первый раз все с рук сошло. Константин одиннадцать лет назад унес Катю из зала ожидания, и его не заметили. Все очень просто.

   — Где сейчас девочка? — боясь услышать ответ, спросила я.

   Костя закрыл глаза.

   — На моей даче.

   — Она жива? — прошептала я.

   Греков вскочил:

   — Я не убийца!

   — Ага, только отправил на тот свет двенадцать молодых людей и довел до смерти Соловьеву, — отметил Сеня.

   Константин упал в кресло.

   — Говорил же! Это трагическая случайность! Ирина сама скончалась. Не смейте меня обвинять. Я заботился о Соловьевой, содержал и ее и девочку, фактически работал на них, давал много денег. Можете проверить, переводил суммы на карточку. Я очень переживал за Катю, а Егор о ней даже не вспоминал. Ему было наплевать на дочь. Меня иногда подмывало спросить: «Гоша, тебе не интересно, что с дочкой, а?» И сейчас, обратите внимания, не он, а вы поинтересовались судьбой подростка. Катерина спит, я ей даю лекарство.

   В моем кармане завибрировал мобильный, я вынула телефон и прочла полученную эсэмэску.

   — И как ты предполагал действовать дальше? — осведомился Сеня. — Держать Екатерину на препаратах? Сколько времени? Неделю? Месяц?

   — Не знаю! — с отчаянием произнес Греков. — Не знаю!

   — Или собирался ее убить? — предположил Семен.

   — Нет! Нет! — зачастил Костя. — Никогда!

   — Простите, — сказала я. — Егор, можно сюда прислать емайл? Вижу на столе компьютер и принтер. Распечатаете документ?

   — Не вопрос, — кивнул Булгаков.

   Костя тем временем монотонно бубнил:

   — Ну нет, нет, конечно, нет! Я не знал, как поступить! Я подыскивал школы за границей… думал… хотел… не знаю пока… пока не знаю…

   Из принтера с тихим шуршанием выполз листок, я взяла его, быстро прочитала и сказала:

   — В любом, даже гениальном, произведении можно найти мелкие неточности. Чаще всего на них не обращаешь внимания. Но порой они цепляют. Егор, вы хорошо относитесь к Косте?

   Психотерапевт сцепил пальцы рук в замок.

   — Считаю его своим братом, поэтому прощаю многие вещи. Я знаю, он мне завидует, но с этим ничего не поделать. К сожалению, сейчас в процессе разговора мне стало понятно: Костя ненавидит того, кто всю жизнь…

   — А вы никогда ему не завидовали? — перебила я. — Вам не казалось, что Владимир Егорович более озабочен воспитанником, чем родным сыном?

   — В юности я испытывал сие разрушительное чувство, — искренне ответил психотерапевт, — но с течением времени понял: отец был прав. Я сильный, умный, талантливый, помогать мне не надо, без преодоления трудностей можно облениться. А Костя слабый, зависимый, не особенно одаренный, ему нужен костыль. Нет, сейчас у меня нет никакой ревности, мне очень жаль Костю.

   Я кивнула:

   — Не ожидала услышать ничего другого. Но помните про крохотные нестыковочки, о которых я говорила минуту назад? Когда мы с Сеней находились в вашем кабинете и сообщили, что Катя, вероятно, жива, вы начали промокать глаза платком. Я не видела слез, но если человек прикладывает к векам салфетку, то как-то думаешь о слезах как явном свидетельстве горя или волнения. После того как я попросила показать полки с миниатюрами, вы швырнули салфетку в корзинку, а та не упала быстро, как положено мокрому листку, а мягко спланировала. Значит, была сухой. И зачем вы делали вид, что плачете? Хотели показать нам свое горе? Продемонстрировать боль, которую испытываете при мысли о девочке?

   — Чушь, — отрезал Егор. — Я просто почесал глаза. Никогда не актерствую.

   — У меня сложилось другое впечатление, — не сдалась я.

   — Не вижу в этом смысла, — безо всякого волнения произнес Егор.

   — Когда мы вошли к Косте, вы ему посоветовали: «Скажи скорей правду», — воскликнула я.

   — И что? — не понял Егор.

   Я вздохнула.

   — Любящие родственники поступают иначе, они советуют: «Молчи, не произноси ни слова, я вызову адвоката». Думаю, вы очень хотели, чтобы Костя раскаялся.

   — Ну, хватит, — разозлился Егор, — составление психологических профилей не ваша область.

   Я помахала листом бумаги.

   — Подождите. Рассказывая о смерти своей матери, вы бросили фразу: «Самоубийца, как правило, оставляет записку». И мне пришла в голову простая мысль. Светлана Мальцева покончила с собой вскоре после похищения дочери, она написала письмо мужу, назвала в нем имя своего любовника. Но, очевидно, она составила и послание для вас. Я попросила нашего специалиста поискать документ в архиве. Профессионалу это нетрудно, требуется всего-то заглянуть в дело о суициде Мальцевой. Менты такие бюрократы, сохраняют всякую ерунду, например, письма самоубийц. Если родственник хочет, ему снимут копию. Но, вот странность, большинство членов семьи, прочитав записку, отдают ее следователю и восклицают:

   — Спасибо, не нужно.

   Дело быстро закрывают и складируют на полке, там оно и лежит сколько ему положено. Извините, может, я не очень верно рассказываю, я не юрист, но сейчас важно другое. Письмо Светланы к вам у меня в руке.

   Булгаков дернулся, а я начала читать вслух:

   — «Егор! Решение уйти из жизни я приняла сама, никто меня к нему не подталкивал. Хочу тебя успокоить, ты в этом не виноват. Я не могу жить без Кати. Девочку убили, она одна на том свете, матери положено уйти вслед за ребенком, найти его и сопровождать в царство мертвых. За судьбу Германа я спокойна, Виталий хороший отец, он никогда не обидит сына. Уходя навсегда, хочу попросить прощения за тот ад, что устроила тебе в последние месяцы. Прости, Гоша, прости, прости, прости. Решение родить Катю было принято исключительно мною, я думала, что продолжу жить с Виталием, но, сам знаешь, через год мне захотелось вернуться к тебе. Я начала устраивать скандалы, требовала жениться на мне. А ты трусливо говорил: „Золотце, подожди, не разрушай свою семью. С Виталием ты будешь много лет счастлива, а я не приспособлен для женитьбы, я эгоист, давай оставим все, как есть“. Я боялась тебя потерять и терпела, надеялась, что ты переменишься, волновалась за Германа, не хотела причинить боль мужу. Ты меня отверг, сказал: „Что порвано, то порвано!“ И тогда меня охватила злость, я пообещала тебе подать на определение отцовства Кати, развестись с Виталием, потребовать на девочку алименты. Я говорила тебе много злых слов, а ты спокойно отвечал: „Золотце, не делай того, о чем пожалеешь“. Ах, как я на тебя злилась, почти ненавидела, твердо решила на весь свет заявить о наших отношениях. Я хотела причинить тебе боль. А потом пропала Катя, и жизнь потеряла для меня смысл. Прости за все. Гоша, я не хотела на самом деле ничего делать, я очень тебя люблю, но жить без дочери не могу. Прости, прости. Света».

   Я отложила листок.

   — Костя, в тот день, когда вы узнали о смерти людей на складе, сразу позвонили Егору?

   — Да, — ответил Греков.

   — И он, не дав вам слова сказать, предложил привезти Катю на вокзал?

   — Да, — шепнул Костя.

   Я посмотрела на Егора:

   — Получается интересная картина. Из предсмертного письма Мальцевой понятно: она вас долго терроризировала, устраивала истерики, потом ушла, но захотела вернуться. Вы не жаждали создавать семью, ребенок и жена вам не нужны, и уж тем более вы не желаете шумного скандала, который повредит карьере. Полагаю, вы, Егор Владимирович, были осведомлены, что ближайший друг подслушивает ваши разговоры. Вы, Егор, отличный манипулятор, сумели использовать личностные особенности Кости. Зная названого брата, как облупленного, вы дергали его за ниточки. Наверное, вы же подкинули ему идею, как отомстить за «унижения юности». Осторожно, ненавязчиво намекнули на похищение ребенка, надеялись, что Греков спрячет девочку подальше, может, убьет. У меня много вопросов к вам, Егор. Например, такой. Почему, когда маньяк позвонил и предложил совершить чудовищную сделку, вы не обратились в милицию? Почему поехали утром по адресу, который продиктовал преступник?

   Психотерапевт засмеялся:

   — Дорогая, вам следует писать сценарии для примитивных криминальных сериалов. Я попросту не воспринял его звонок всерьез. Но к утру сообразил: вероятно, меня беспокоил психически больной человек, ему нужна помощь, он сейчас стоит там, на улице. Ну и поспешил к несчастному. Да, я совершил ошибку, не понял серьезности момента.

   — Вот почему вы сразу предложили отвезти ему Катю, — уперлась я. — Вы вертели им, как хотели. А на самом деле задумали с его помощью избавиться от ребенка и надоедливой Светланы. Не хотели жениться, не желали неприятностей от любовницы, не планировали платить алименты и прекрасно понимали: Светлана психически нестабильна, способна на суицид. Интересно, что бы вы предприняли, не решись ваша любовница покончить с собой? Лишний вопрос! Света, как и рассчитывал милейший Гоша, отравилась. Вы поняли: мирно договориться со вздорной бабой не получится, она закусила удила, жаждет вселенского скандала. А Костю вы выбрали потому, что отлично знали его, могли влиять на него, предсказать любой его шаг. Еще вы ревновали Костю к отцу. Интересный коктейль получился. Константин ненавидит Егора, но не может с ним расстаться, Егор не терпит Костю, но ему нравится им манипулировать. Ребята, вам нужен хороший психотерапевт.

   Греков закрыл глаза:

   — Да, вы… правы… он… вспоминаю… Егор часто говорил о… голова болит, хочу спать, очень хочу спать, невозможно… спать.

   Булгаков скривился.

   — Интересный рассказ. Жаль, он основан на мелочах вроде той, что я не посоветовал Косте молчать до появления адвоката, дескать, хотел, чтобы он побыстрее признался. Вот только в этой истории есть правда, и она звучит так! Константин Греков взорвал склад, убил двенадцать человек, похитил Екатерину Мальцеву и незаконно передал ее Ирине Соловьевой. Вследствие действий Грекова Светлана Мальцева покончила с собой. Также ему можно вменить в вину перемещение тела Ирины. Следует тщательно проверить: труп ли он запихнул в багажник? Может, Соловьева была на тот момент жива и скончалась в джипе? Тогда это еще одна статья Уголовного кодекса. И есть улики, следы шин, собачья шерсть, наконечник от шнурка. Это правда! А болтовня о моих манипуляторских талантах просто бла-бла. Записка Светланы ничего не доказывает. После ее смерти меня вызывали к следователю, задавали вопросы. Я ответил честно: «Была связь. Мальцева изменила со мной мужу, но рушить семью не хотела. Дочь записала на супруга. Я не чадолюбив, чувства к Светлане иссякли».

   Вот и вся история, дело закрыли. Сейчас Костя сознался во всем, какие претензии ко мне? Забирайте Грекова и покиньте мой дом. Хотите комментарий психолога? Видите, Костя спит. Так вот, преступник после ареста, если его оставить одного в комнате для допросов, почти всегда засыпает. Почему? Невиновный впадает в истерику, виновный засыпает. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

   В конце июня мы с Сеней сидели в саду и пили кофе. Лика наконец-то освоила машину для приготовления эспрессо, и теперь все давятся бледно-коричневой жижей, которая плещется в чашечках. Домработница научилась нажимать на кнопки, но она скупердяйка, насыпает в контейнер считаные зерна, и у пойла начисто отсутствуют вкус и аромат.

   — Прокурор не удовлетворил ходатайство адвоката, — сказал Собачкин. — Грекова не отпустили из следственного изолятора под подписку о невыезде. Будет сидеть в камере до суда.

   — Как ты думаешь, сколько ему дадут? — вздохнула я.

   — За двенадцать трупов и похищение? Даже предположить боюсь, — поморщился Сеня.

   — А Булгаков выйдет сухим из воды? — грустно спросила я.

   — Он украл Катю, потому что его вынудили это сделать, пугая уничтожением невинных людей, — мрачно ответил Сеня. — Готов поспорить, и суд, и журналисты, и все вокруг зарыдают, когда Егор Владимирович будет давать показания. Где доказательства, что Булгаков сам придумал этот план и использовал Грекова, манипулируя им? Их нет!

   — Нет, — эхом повторила я.

   — Дашка! — закричала Лиза, вывешиваясь из окна первого этажа. — Где у нас манто из бобра?

   — Поищи в гардеробной под крышей, — посоветовала я.

   Елизавета исчезла.

   — За каким чертом ей летом шуба? — изумился Сеня.

   — Лучше не интересоваться, — улыбнулась я, — планируется очередная акция: Вадим дарит эскимосам мобильные телефоны от компании-спонсора. Поскольку Полканов не полетит на Север, то Эскимосию устроят в нашем дворе.

   — Жесть! — фыркнул Соб. — Когда они наконец уедут?

   Я пожала плечами.

   — Майя Мирская, завотделом сериалов, та, что поселила в Ложкине звезду и пресс-секретаря, просила пригреть их до осени, канал начинает съемки нового сериала, для Вадима огромный стресс менять место жительства, он может сорваться, завалит работу.

   — А твоя какая печаль? — возмутился Семен. — Ты этой негасимой звезде кто? Мама? Папа? Если актеру нравится жить в Ложкине, пусть покупает здесь дом или строит себе особняк. Вот прихлебала!

   — Уже привыкла и к нему и к Лизе, — улыбнулась я.

   — Очень недальновидная позиция, — разозлился Собачкин, — на телике будут снимать бесконечную мыльную сказку Шахерезады, а ты превратишься в хозяйку пансиона!

   Мне стало смешно.

   — Ты придумал замечательное название для очередного многосерийного фильма с Полкановым в главной роли. Мыльная сказка Шахерезады. Непременно сообщу его продюсеру. Представляешь, Мирская абсолютно неожиданно собралась замуж за Алексея Волгина, личного помощника Сергея Петровича Михайлова, владельца телеканала.

   — Твоего ухажера, — хихикнул Собачкин. — Ну не красней, я знаю, ты с ним на тусовки бегаешь.

   Я прикинулась, что не услышала. Ну, хожу иногда с Сережей на мероприятия, и что? У нас деловые отношения. Скоро стартует новое шоу, где ведущей буду я. Лучше расскажу подробности про Майю.

   — Мирская переживала, что Волгин ее ненавидит, намекает на ее преклонный возраст, хочет выгнать, и в конце концов у него в кабинете скандал устроила, заорала:

   — Хочешь меня уволить? Действуй прямо.

   А Волгин ей в ответ:

   — Маечка, прости, я дурак, люблю тебя давно, пытался намеками дать тебе понять о своем чувстве.

   В результате у них в августе будет свадьба, я подружка невесты. И…

   Договорить мне не дала Афина. С оглушительным лаем собака помчалась по дорожке к калитке. За ней со словами:

   — Баран тупой, — полетел Гектор.

   Один Фолодя не нервничал. Кот, развалившийся на краю стола возле вазочки с печеньем, даже не шевельнулся.

   — Я открою! — крикнула Катя, выходя из дома. — Тетя Даша, там кто-то у ворот стоит.

   — Сама посмотрю, — остановила я девочку. — Где Лика?

   — Ушла, — ответила Катюша, — с пакетом. Может, за хлебом в поселковый мини-маркет двинулась?

   — Сейчас лето, — в спину мне сказал Сеня.

   Я обернулась:

   — Знаю. И что?

   — Осенью Катерине нужно идти в школу, — напомнил Семен, — и она не может жить у тебя просто так.

   — Предлагаешь сдать девочку в приют? — рассердилась я. — Она мне совершенно не мешает. Дом большой, и Маша сказала, чтобы я Катю оставила.

   — Ну, раз Маша сказала, — ехидно протянул Семен, — тогда да. Но надо подумать, спланировать, оформить ваши отношения.

   — Ерунда, — отмахнулась я, — Аркадий прилетит из Парижа через неделю, он адвокат, вот пусть и займется этим.

   — Ты настоящая блондинка, — вздохнул Семен, — не зацикливаешься на проблемах.

   Я повернулась и пошла по дорожке к забору. А зачем, как выразился Собачкин, зацикливаться на проблемах? Все можно быстро разрешить. Ну, допустим, вас замучили тараканы на кухне, не выводятся никакими способами. Что делать? Заведите в спальне муравьев, желательно кусачих, и сразу забудете о тараканах.

   This file was created

   with BookDesigner program

   bookdesigner@the-ebook.org

   18.06.2011

    «Монопри» — сеть парижских супермаркетов.

    Об этом рассказано в книге Дарьи Донцовой «Тормоза для блудного мужа», издательство «Эксмо».

    Mein Arbeit — моя работа.

   Брижит Бардо (род. 1934 г.) — французская киноактриса. Брак с кинорежиссером Роже Вадимом она заключила в 1952 г.

    Одна из выигрышных комбинаций в карточной игре «покер».

   Почему кот получил столь странное имя, рассказано в книге Дарьи Донцовой «Тормоза для блудного мужа», издательство «Эксмо».

   Об этом рассказано в книге Дарьи Донцовой «Легенда о трех мартышках», издательство «Эксмо».

   Ариадна, дочь царя Миноса, дала Тесею, решившему убить Минотавра, живущего в лабиринте, волшебный клубок, который помог тому выйти из путаницы галерей. Древнегреческий миф.

   Граф де ля Фер, Атос, герой романа А. Дюма «Три мушкетера».

    «Крытка» — закрытая тюрьма.

    В древнегреческой мифологии два чудовища, обитавшие по обе стороны узкого пролива. Они губили мореплавателей.

    БСЭ — Большая Советская Энциклопедия.

    РОНО — районный отдел народного образования — название советских лет.

   Даша перефразирует выражение «Ночь длинных ножей», «Nacht der langen Messer», — путч Рема — 30 июня 1934 г. Расправа Адольфа Гитлера над штурмовиками, которыми командовал Эрнст Рем, заподозренный в подготовке антигитлеровского путча.

    Ямб и хорей — стихотворные размеры. В ямбе ударение падает на четные слоги, в хорее на нечетные.

   Суфлер — экран, на который выводят текст, шпаргалка для ведущего. Аппарат не видят ни зрители, ни гости. «Ухо» — небольшой микрофон в ухе, через него ведущий получает указания от режиссера.