Нет, не отворачивайтесь от них. Слушайте. Поддакивайте. Поздравляйте родителей тестя с праздниками, возите их на фазенду, с улыбкой запихивайте в свою новенькую, купленную в кредит иномарку грязные ящики с рассадой, гладьте облезлую кошку его мамаши, осыпайте комплиментами ее дочь – и будете вознаграждены: вас примут в стаю врагов вашей тещи. Еще Ленин писал, что бороться за свое счастье в одиночку не получится, шагать к светлому будущему надо в коллективе! Начнет теща нападать на вас, вы пожалуетесь ее свекрови – и можете быть спокойны…

   – Стоп! – заорал с потолка въедливый голос. – Гримера на площадку! Попудрите героиню, она блестит!

   Я пошевелила лопатками, пытаясь отклеить от спины прилипшее шелковое платье, и стала наблюдать, как девушка в джинсах осыпает пудрой лицо толстой тетки в красной мохеровой кофте. Интересно, где она откопала сей наряд? В последний раз я видела подобный лет тридцать назад, они тогда были на пике моды.

   В моем ухе послышался щелчок, потом прогремел баритон:

   – Дарья! Ты забыла свою реплику!

   – Прости, – раcстроенно сказала я.

   – Ничего, – смилостивился голос в ухе. – Внимание на суфлера, не тормози. Соберись!

   – Извини, – пробормотала я.

   – Все устали, – сказал невидимый собеседник, – сейчас через стоп повторим и перерыв.

   Я кивнула и машинально улыбнулась. Сидящий рядом в кресле мужчина, облаченный в белый халат, поправил на шее стетоскоп и с участием спросил:

   – Опять голоса терзают? Как ваше самочувствие?

   – Спасибо, отлично, – ответила я. Абсолютно не хотелось сообщать доктору правду: мне жарко, душно, хочется есть, пить, а главное – я испытываю навязчивое желание достать из уха того, кто там поселился, и растоптать его каблуком. Кстати, о туфлях! Ненавижу шпильки, а ведь сейчас на мне лодочки на высоком каблуке.

   – Не нервничай, – посоветовал врач, – сделай дыхательные упражнения, полегчает.

   Я продолжала сидеть с намертво приклеенной к губам улыбкой, ожидая, когда в ухе оживет голос и будет командовать.

   – Начали, – заорал баритон. – Даша, твоя реплика. Проснись и пой.

   Наверное, пора объяснить, что происходит, успокоить тех, кто решил, что Даша Васильева заболела и находится в сумасшедшем доме. Я не потеряла рассудок, хотя не могу гарантировать, что в ближайшее время этого не случится. Я оккупировала кресло не в Кащенко, а в телецентре. Хотя положа руку на сердце могу сказать: место, где снимают шоу, чтобы потом транслировать его в эфире, мало чем отличается от дурдома. Хотя нет, в психушке имеются врачи, лекарства, санитары. Медики пытаются помочь несчастным, у которых помутилось сознание, а на телевидении добрых докторов нет, тут все перевернуто с ног на голову и никого это не удивляет. Если вы увидите в длинных коридорах здания, где расположены студии, мужчину или женщину, которые, размахивая руками, беседуют сами с собой, возмущаются, обижаются, спорят с невидимым собеседником, то не торопитесь вызывать «Скорую помощь». Вы просто столкнулись с ведущим какой-то программы, который получает трепку от режиссера через «ухо» – небольшой передатчик размером с ноготь указательного пальца. Круглая пупочка вставляется непосредственно в слуховой проход, и человек слышит «голос». Если при входе в студию вы наткнетесь на парня, который задрал какой-то женщине юбку, не кидайтесь к охране. Молодой человек – звукооператор, он вешает на участницу программы аппаратуру, которая будет записывать ее речь. Непосредственно на съемочной площадке вы увидите потного, взлохмаченного мужчину, безостановочно вопящего:

   – Эй, поворачивай седьмой налево, пятый направо от девятого на двенадцатый и направь свет на Машу.

   Один из прожекторов повернется и озарит стол, за которым сидит парень с трехдневной щетиной.

   – Маша, хорошо? – завопит мужик. – Маша, подай стул влево!

   Небритый парень покорно передвинет стул и спросит:

   – Маша сидит правильно?

   Нет, нет, все в порядке, это ставят свет, а чтобы зря не утомлять ведущую, вместо нее посадили кого-то из рабочих.

   А вон там в углу группа постоянно дымящих сигаретами, пьющих кофе и энергетические напитки людей. Знакомьтесь: перед вами режиссер, его помощники и сценарист. Даже не пытайтесь понять смысл их разговоров. Фразы типа:

   – Убей Машу на пятой минуте, пусть она кивает, а остальные делают ладушки вместе с крокодилами, и не забудьте пригнать кран без стопа, иначе великий и ужасный нас всех за отсутствие лайфа...! – поставят вас в тупик и могут даже испугать.

   И, пожалуйста, не считайте самым главным на площадке вон того сорокалетнего мужчину, обвешанного сотовыми телефонами и жонглирующего рациями. Пусть вас не обманут его дорогие часы, ботинки из кожи оленя, рубашка из последней коллекции Армани и аромат дорогого парфюма. Роскошный мачо – двадцать пятый ассистент, он подчиняется приказам, звучащим из тех самых раций и сотовых. Хозяйка этого балагана – тетка неопределенного возраста в мятой блузке и грязных джинсах. На лице у нее нет ни грамма макияжа, про маникюр дама позабыла, волосы стянула в хвост, ноги всунула в разношенные тапки, давным-давно забила на себя, потому что озабочена массой проблем: красивым кадром, четким звуком, правильным текстом, реакцией героев, зрителей, поведением ведущего, рейтингом программы и местом в сетке.

   – Ведущие свободны! – донеслось сверху. – Перерыв десять минут. Переодевайтесь на следующую съемку.

   Я встала с кресла. Тут же подошел Стас, задрал мне блузку, расстегнул намотанный на талии бандаж с двумя коробочками размером с сигаретные пачки, отстегнул микрофон от воротника блузки и дернул скотч, приклеенный к моему левому уху. Я взвизгнула.

   – Прости, – вздохнул звукооператор. – Я не хотел, волосы прилипли.

   – Ерунда, – сказала я.

   – Здорово свекровь тещи героя свою невестку уконтрапупила, – захихикал Стас. – Эк она ее размазала. Круто сказанула: «Не корчи тут из себя врача, я отлично помню, как ты институт на хилые тройки закончила! Все гуляла, пока моего сына не увидела. Нечего тебе на всю страну опытным врачом прикидываться! Выслушай людей! Язва желудка лечится исключительно керосином, а не таблетками. Лекарства – отрава!»

   Стас заржал и ушел, я с наслаждением потянулась. Шоу, которое мы снимаем, называется «Истории Айболита». Строится оно не самым оригинальным образом. В центре действа – два гостя: простой человек, которому удалось при помощи методов народной медицины избавиться от болезни или вредной привычки, и звезда шоу-бизнеса, политик, писатель, некий селебритис с аналогичной проблемой. Он обращается к профессиональным медикам и называет целителей без диплома шарлатанами. Ведущие программы и зрители выслушивают обе стороны, а потом делятся впечатлением.

   Вот сейчас мы снимали сюжет про Николая, страдавшего язвой желудка. Его теща Люда, врач по образованию, пыталась лечить зятя таблетками. У Люды есть свекровь, Анна Семеновна, которая явилась в студию и с негодованием сказала невестке:

   – Ты дура, училась на одни тройки! Решила угробить своего зятя? Мало тебе моего сына, принялась за мужа дочери? От язвы спасает лишь настойка чеснока на керосине.

   За пять минут свекровь тещи Николая расправилась с ней, чем, похоже, доставила огромное удовольствие язвеннику. Он просто расцвел, слушая Анну Семеновну.

   Я осторожно пошла вперед, переступая через шнуры и кабели, змеящиеся по полу. Несколько дней назад я споткнулась о провода и чуть не упала. Спасибо Диме, врачу, второму ведущему шоу, он успел меня подхватить. Вас удивляет рецепт лечения язвы, озвученный Анной Семеновной? Чеснок и керосин? А вот меня после месяца съемок – уже нет. Я теперь знаю, что эти два ингредиента – основные составляющие почти всех волшебных народных средств. Чеснок едят сырым, варят, парят, жарят, тушат, запекают, прикладывают ко всем больным местам, используют как противозачаточное, омолаживающее, способствующее долголетию средство, настаивают на спирту, водке, заваривают с чаем, давят из него сок и закапывают в нос, посыпают живот, если он болит, превращают в кашицу и накладывают на виски при гангрене ноги. Короче, караул! Создается впечатление, что на дворе двенадцатый век, про антибиотики и противовирусные препараты никто не слышал. Да и зачем идти в аптеку? Хватай чеснок и лечи им шизофрению, грипп, чуму, холеру, оспу, туберкулез и все болезни по справочнику. Круче чеснока только керосин. Это наше все! Никогда не забуду мужика, который, указывая пальцем на свою припудренную лысину – гримеры постарались, – уверял нас:

   – Примочка из керосина со зверобоем спасла мои волосы.

   Дмитрий не выдержал, забыл про сценарий и выдал не заготовленную, а импровизированную реплику:

   – Простите, но у вас их нет, ни одного волоска не видно!

   – Сейчас да, – согласился дядька. – Остатки кудрей после натирания волшебным средством выпали, но так и должно быть. Сначала теряем гриву, потом она заново вырастает. Я ощущаю, как под кожей новая поросль пробивается.

   Я вошла в тесную комнату и шлепнулась в кресло. Какое отношение я имею к съемкам телепрограммы? Самое непосредственное. Я ведущая.

   Большая семья с трудом сводила концы с концами, Наталья Петровна страдала диабетом, поэтому рано ушла на пенсию по инвалидности. Алена работала логопедом в детской поликлинике, потом выучилась на психотерапевта и открыла частную практику, правда, много денег не зарабатывала. Походы к личному душеведу стали популярны у наших людей недавно. Вера репетиторствовала, Костя чинил в своем гараже чужие машины. В общем, выживали, как умели. Наталья Петровна твердой рукой вела домашнее хозяйство, она же заведовала семейным бюджетом. Раз в году семья отправлялась на море и всегда методично откладывала средства на крупные покупки. Жили все вместе в стандартной трешке. Конечно, четырем взрослым и двум быстро растущим детям было тесно на семидесяти пяти квадратных метрах с одним санузлом и крошечной кухней. Но Орловы не ссорились: все скандалы умело гасила Наталья Петровна, которая всегда дипломатично принимала сторону невестки.

   В девяностых годах Вере невероятно повезло. Она купила у метро билет одной из многочисленных лотерей и неожиданно выиграла квартиру.

   Когда рыдающая от счастья Верочка сообщила домашним об удаче, и муж, и свекровь, и Алена в один голос сказали: «Не верь! Это обман. Не ходи в контору, которая обещает жилплощадь, разведут тебя как котенка».

   Орлова пообещала не связываться с лотерейщиками, но впервые обманула родных, поехала по указанному в билете адресу и... получила ключи от четырехкомнатных апартаментов в новом спальном районе.

   Положив связку в карман, Вера ничего не сказала домашним. Она быстро и тайно продала новую жилплощадь, а на вырученные деньги открыла пекарню и кондитерскую. Лишь став успешной обладательницей бизнеса, она сообщила правду родственникам. Впервые Орловы с шумом поскандалили. Константин, Алена и Наталья Петровна возмутились.

   – Зачем нам печь с плюшками? – бубнил муж. – Глупее ничего не придумать!

   – У меня нет личной жизни, потому что я никогда не бываю дома одна, – дрожащим голосом произнесла Алена, – можно было выкроить однушку для меня и вам улучшить условия.

   – Деточка, разве правильно в одиночку принимать стратегическое решение и распоряжаться по своему усмотрению нашими четырьмя комнатами? – спросила Наталья Петровна.

   И тут тихая Вера впервые продемонстрировала характер, благодаря которому позднее она заняла место в списке самых богатых женщин России. Она заявила:

   – Вы останавливали меня, не позволяли идти за выигрышем, я вас не послушалась и оказалась права. Комнаты не ваши, а мои! Я приобрела билет на свои заработанные деньги, выиграла квартиру и вольна поступать с ней, как считаю нужным.

   Орловы притихли, а Вера продолжала:

   – Не хочу жить в нищете и считать копейки. У меня появился шанс, и я непременно оседлаю удачу.

   – Смотри, не свались с бешеной лошади, – язвительно прокомментировала Алена ее заявление.

   Вера окинула ее взглядом.

   – Нет. Я крепко держусь за гриву. Ты хочешь иметь свою квартиру?

   – Ну да, – кивнула Алена, – уютную однушку.

   – Скоро я смогу подарить тебе двушку в любом районе, – пообещала Вера.

   Ответом послужил смех, развеселились все, даже общая любимица, кошка Клепа, начала громко мяукать.

   – Жалко актера, – шепнула я Стасу, который отдирал от моего уха скотч.

   – Неа, – ответил звукооператор, – ни на секунду. Так ему и надо.

   – Злость ухудшает здоровье, – вздохнула я, – постарайся быть добрее.

   Парень начал аккуратно сматывать провод.

   – Чего Харцев на программу припер? Почему не уехал, когда мать его покойной жены скандал затеяла? Ты бы осталась?

   – Наверное, нет, – призналась я.

   – А этот здесь, – скривился Стас. – Ему нужна реклама, надеется привлечь внимание режиссеров, получить роль в сериале, огрести бабла. Готов пиариться за счет семейной трагедии. Не, у меня он никаких чувств, кроме брезгливости, не вызывает. Чумовая программа получается. Олег ща на Петра Первого похож, глазья выпучил, в руках топор, собрался всем головы отчекрыжить.

   Я хотела сказать звукооператору, что Петр Первый был великим реформатором, а припадки ярости царя, скорее всего, вызывались сбоем в работе щитовидной железы, что косвенно подтверждают его глаза навыкате, но не успела: нас с Димой позвали на совещание.

   После интенсивного мозгового штурма было решено продолжить съемки завтра. Я побежала в гримерку и увидела в коридоре Алену в плотном кольце зрителей. Все хотели получить телефон чудо-специалиста. Над толпой несся визгливый голос Таисии:

   – Глядите, вот УЗИ опухоли! А вот снимок, который я сделала в декабре. Где она?

   – Нету, – шелестели слушатели. – О! А! О!

   Я прижалась к стеночке и бочком-бочком попыталась миновать разгоряченную толпу, но Алена заметила меня.

   – Даша, погодите.

   Я приклеила к лицу телеулыбку.

   – Слушаю вас.

   – Когда программа выйдет в эфир? – деловито осведомилась психотерапевт.

   – Да, когда? – подвякнула Таисия.

   – Вопрос не ко мне, а к режиссеру, – смиренно ответила я. – Я исключительно ведущая, не организую шоу, не принимаю стратегических решений.

   – А почему нам велели завтра с утра приходить? – допытывалась Алена. – Я не поняла. Делают еще одну передачу, теперь уже со мной?

   – Нет, сегодня не успели дописать финал, – пояснила я, – придется еще поработать. Как правило, мы укладываемся в один день, но с вами не получилось.

   Алена заморгала.

   – В каком смысле финал? Я думала, программу прямо завтра, максимум в конце недели выпустят на экран.

   Я засмеялась.

   – Нет, еще предстоит монтаж, и премьера назначена на весну.

   На лице Алены появилось разочарование.

   – Но режиссер, который приглашал нас сюда, сказал: «Станете согероиней самого рейтингового шоу, вас сразу увидят миллионы!» Я подумала, что... ну... короче... уже завтра... или...

   Я, удерживая на губах улыбку, кивала. Ну конечно, Борис, ассистент по гостям, напел Алене сладкие песни. Ему нужно заманить людей для участия в съемках. Отсюда и слова про «самое рейтинговое шоу» и «миллионы зрителей». Ушлый Боря забыл упомянуть крошечные детали: программа выпустится весной, и, если режиссеру выступление Алены не понравится, он его вырежет недрогнувшей рукой. Тогда ей не удастся позвездить во всю мощь. Но я не имею права рассказывать Алене, как идут дела на телекухне, поэтому крикнула:

   – Сергей!

   Морозов, как раз показавшийся в коридоре, помахал мне рукой. Я взглянула на Алену.

   – Видите мужчину? Это один из начальников, он ответит на любые ваши вопросы.

   Нехорошо подставлять людей, но лучше, если с сестрой Константина поговорит продюсер. Таисия и Алена пошли ему навстречу, а я поторопилась в свою гримерку и стала приводить себя в порядок. Процесс занял около часа. Сначала потребовалось вытащить из прически армию заколок, невидимок, шпилек, расчесать волосы и придать им нормальный вид. Затем настал черед грима, который смылся с лица лишь после пятого намыливания гелем. Когда я со счастливым стоном влезла в свои любимые джинсы и мягкий кашемировый свитер без единой пайетки, на столике у зеркала зазвонил телефон. Я знаю, что это аппарат внутренней связи. Им воспользовался кто-то из своих, явно разыскивают не меня, но ответить нужно. Я подняла трубку и сказала:

   – Шоу «Истории Айболита», никого нет, на сегодня съемка закончена.

   – Ой, а с кем я говорю? – спросил женский голос.

   – Ведущая Дарья Васильева, – представилась я.

   – Даша, простите за беспокойство, мне очень надо подняться в гримерную, где я переодевалась. Это Вера Орлова.

   – Разве вы не уехали? – удивилась я.

   – Сейчас объясню, только подскажите, куда идти, я запуталась в коридорах, – попросила Вера. – Стою возле двери с надписью «ЭБГ». Вроде шла правильно, а куда забрела?

   Я засмеялась.

   – В этом здании можно кружить неделю и не найти выход. Вы повернули у лифта направо, а надо налево. Вернитесь к подъемникам, ищите комнату ноль сорок девять, это ваша гримерка, она находится около моей, ключ лежит на столике, я его вижу.

   – Здорово! – обрадовалась Вера. – Уже бегу.

   – Что-то потеряли? – спросила я у Орловой, когда та появилась у меня перед глазами.

   Женщина смутилась.

   – Кольцо.

   – Дорогое? – насторожилась я.

   Вера вытянула правую руку.

   – Ну, если думать о каратах, то не особенно, хотя камень хороший, но для меня оно ценнее бриллиантов из Оружейной палаты, всех вместе взятых. Когда Костя сделал предложение, он мне кольцо подарил. Я тогда чуть не умерла, как увидела. Ничего не смыслила в ювелирке, носила одни пластмассовые браслеты. А Константин преподнес мне настоящий бриллиант в тяжелой золотой оправе.

   Вера знала, каково материальное положение будущего мужа, и не удержалась от вопроса:

   – Где взял?

   – Купил, – с достоинством ответил Костя.

   Первые месяцы жизни с Константином Вера не знала, где муж достал деньги, но потом Наталья Петровна спросила у сына:

   – Косточка, а почему ты больше не занимаешься своей коллекцией? – и правда вылезла наружу.

   – У меня есть знакомый ювелир Яцек, живет в Медведкове, в доме, где расположен «Дом книги». Один раз, когда я потеряла браслет, подарок невестки Зайки, он по фото выполнил копию, Зая ничего не заметила. Мастер может использовать натуральные камни или стразы. Поезжай, он тебе сделает отличную копию кольца, просидит пару суток, не вставая, но выполнит заказ из тех материалов, которые есть у него в наличии. Позже у него же попросишь сделать кольцо с подлинным брюликом. Ему нужен только снимок украшения, желательно детальный. Костя не узнает, что талисман пропал, скажешь: «Отдала починить, одна лапка погнулась».

   – Дай телефон! – обрадовалась Вера. – Прямо сейчас позвоню.

   Я вытащила мобильный. Вера договорилась с Яцеком и стала благодарить меня:

   – Мне в голову б не пришло заказать копию! Этот мастер, похоже, хороший человек, услышал, что срочно надо, и предложил приехать сегодня к одиннадцати вечера.

   – Яцек прекрасный специалист, – повторила я, – правда, не дешевый.

   – За все надо платить, – вздохнула Орлова и передернулась.

   Я моментально среагировала на ее движение:

   – Что-то не так?

   Собеседница взглянула на один из экранов, которые висели на стене.

   – У меня был отчим, который любил повторять эту фразу. Как правило, он ее произносил, отводя меня для наказания в кладовку, где мама хранила запасы на зиму. Наивный Степан Арнольдович полагал, что пребывание в помещении, где активно шуршат мыши, испугает строптивую девочку. Но он ошибался! Я никогда не боялась грызунов, они мне казались милыми, умными, добрыми, а еще в кладовке на полках хранилась армия банок с вкусными компотами, вареньем, маринованными овощами.

   Вера на секунду примолкла, хихикнула и продолжила:

   – Я в углу, где мама домашнее вино держала, прятала открывалку и мешочек с сухариками. Степан меня в чулан отведет, замок отопрет и говорит:

   – Не хочется тебя наказывать, но и позволить безобразничать не имею права. Пойми, Вера, за все надо платить, не бывает преступления без наказания. В твоих силах выбрать, как поступить. Ходишь в школу, приносишь пятерки? Тогда вечером спокойно бежишь в кино и получаешь деньги на мороженое. Не слушаешься, прогуливаешь занятия? Сиди вместо прогулок с подружками в кладовке. Это не я тебя наказываю, ты сама себя наказала! За все надо платить!

   Я стою, глазки в пол, личико несчастнее некуда, а в душе над Степой потешаюсь. Нет преступления без наказания? Три ха-ха! Сейчас съем компот из персиков, намажу на сухарики домашнюю баклажанную икру, закушу маринованными огурчиками-помидорчиками, можно тушенкой побаловаться, выбор еды замечательный. Едва наемся, меня мама выпустит. Она дверь открывает, я на кухню несусь. Ясное дело, после плотного ужина горячего чаю попить хочется. Степан после десяти спать уляжется, мама мне в комнату тайком поужинать принесет картошечки отварной, тех же огурчиков-помидорчиков, консервов домашних и говорит:

   – Доча, поужинай, небось живот от голода подвело!

   А я отказываюсь, мне-то есть неохота. Мама упрашивала, иногда плакала. Я ее очень-очень любила, но правду о том, как недавно от пуза наелась, рассказывать не собиралась. Она могла Степану проболтаться. И сидеть тогда мне не в уютной кладовке, а в старой бане, где вместо еды одни ржавые тазики. Отчим строгий был, суровый, своих детей не имел, вот и держал меня в ежовых рукавицах, боялся, что я, как мой непутевый отец, плохо кончу. Тот любил выпить, хотя совсем уж пьяницей его нельзя было назвать, наливался Борис Арнольдович примерно раз в две недели. К сожалению, отцу хватало небольшой дозы, чтобы потерять человеческий облик, он от алкоголя зверел.

   – Ты называешь Степана отчимом, а почему у них с твоим отцом отчества одинаковые? – удивилась я.

   – Мама после смерти моего отца вышла замуж за его брата, – уточнила Вера.

   – Дорогая! – возмутилась я, увидав прямо перед своим носом мохнатую морду. – Ты весишь больше меня, я сейчас упаду на спину!

   Афина вывалила язык и одним махом слизала у меня со щек, лба и носа весь макияж.

   – Потише, – велела я, уворачиваясь от любвеобильной Фины. – Фу, чем ты пахнешь?

   – Чеснок, – заявил Гектор, выходя из-за угла коридора, – гадость, дрянь!

   Я покосилась на ворона. До знакомства с Гектором я и не подозревала, до какой степени умны эти птицы. Или мне случайно достался Конфуций в перьях? Гектор способен произнести много слов, причем он не передразнивает вас, а говорит осмысленно. Но ум не сделал ворона интеллигентным, не мешает ему издеваться над Афиной. Собака вымахала до размеров хорошо откормленного пони, но в голове у нее заключен крохотный мозг, который, на беду, еще и плавает в тормозной жидкости. Фина приветлива, позитивна, весела, любит всех и вся, но вот с соображением у нее плоховато. Гектор не упускает момента клюнуть простоватую подругу в темечко и с укоризной произнести:

   – Дура!

   Афина не обижается, похоже, она считает это слово комплиментом, и в ответ на грубость усиленно машет хвостом.

   Гектор отчаянный ябеда. Вот сейчас он поставил меня в известность о мелком хулиганском поступке, который не первый раз совершает псина. Афина обожает чеснок (согласитесь, немного странное пристрастие для собаки). Едва я выйду за порог, Фина рулит в кладовку, носом открывает плетеную корзину, вытаскивает пару головок чеснока и сжирает. Полакомившись от души, негодяйка топает в мою спальню, где укладывается отдохнуть на кровать. Представляете, какой аромат потом исходит от подушек? И ведь псина знает, что ей запрещено ходить в чулан, но, тем не менее, нарушает приказ. Бесполезно прятать от Афины чеснок, она его всегда находит. Я должна не ругать глупую собаку, а запирать дверь в комнату с припасами. Но, увы, я частенько убегаю, позабыв про щеколду.

   – Чеснок, – четко повторил Гектор.

   – Боишься, что я не пойму, как набезобразничала твоя подруга? – усмехнулась я. – Сигнализируешь о чужих проступках? Ябеде первый кнут.

   Гектор развернулся и молча удалился в кухню. Вот скажите: почему ворон, умеющий летать и самозабвенно парящий над садом в момент прогулки, передвигается по дому исключительно на двух лапах?

   Я последовала за доносчиком в кухню, хотела наполнить чайник и увидела, что раковина заткнута пробкой, а из крана капает вода. Надо вызвать мастера, поменять прокладку, но у меня в связи со съемками нет свободного времени днем. Ну скажите, почему слесари, электрики, телефонщики и иже с ними работают в то же время, что и жильцы? Если в вашей квартире прорвало трубу, придется отпрашиваться со службы, чтобы устранить протечку. На мой взгляд, логично изменить расписание работы коммунальщиков, пусть ходят по вызовам с пяти до восьми утра, а затем с семи до одиннадцати вечера.

   Я уставилась на воду, в которой плавали корки черного хлеба и куски яблока. Дашенька, в каком состоянии ты находилась перед отъездом в телестудию? Отчего тебе пришло в голову заткнуть сливное отверстие да еще смахнуть в раковину остатки завтрака? Хорошо, что вода не перелилась через край на пол!

   Я выдернула пробку и удивилась еще раз. Вроде я ела на завтрак йогурт, не делала бутербродов, и мне не свойственно грызть утром фрукты, обычно я лопаю их на ночь!

   Но долго задаваться вопросами мне не пришлось, Афина загремела пустой миской, и я поспешила к холодильнику за банкой собачьего корма.

   На съемку я приехала ровно в девять утра, быстро надела платье и села в кресло к гримеру.

   – Эй, не та одежда! – воскликнула Таня.

   – Все правильно, – возразила я, – сегодня должны доснять финал с Орловой, поэтому я и сижу в ужасном розовом наряде с колючими пайетками.

   – Ох уж эта Ядвига! – забурчала Татьяна. – Вечно все забывает. В десять делаем проходной сюжет, Вера явится к полудню, давай натягивай оранжевый прикид.

   Я покорно потрусила к стойке с вешалками. Кроме основной темы, в передаче есть несколько небольших сюжетиков, ими разбавляют шоу, чтобы оно не показалось зрителю монотонным. На две-три минуты на экране появляется человек, который спешит поделиться небольшим рецептом. Но упомянутые «две-три минуты» иногда снимают несколько часов.

   Похожая на апельсин, сверкая свежим макияжем, я с приклеенным скотчем «ухом» села в кресло и удостоилась комплимента от Димы:

   – Шикарно выглядишь!

   – Ты тоже, – сказала я ответную любезность. – Где сценарий?

   – У Ядвиги, – хмыкнул Дмитрий. – Только не спрашивай, куда умотала девчонка!

   – Не буду, – сказала я и увидела Ядю. Та неслась к нам, сжимая в руках кипу листочков.

   – Прогресс, – не замедлил съязвить Дима, – до начала съемок целых три минуты, а текст уже на месте!

   Я взяла свои бумажки и прочитала на первой: «Вставка в сюжет про Орлову. Волшебный антиалкогольный камень. На площадке Галина и Сергей Родкины. Она его отучила от водки народным способом дедушки Лукьяна. Продемонстрируют в эфире. Пишем лайф. Вопросы Дарьи на ее усмотрение. Дмитрий не участвует».

   Загадочное слово «лайф» означало, что блок предполагают снимать без остановок.

   – Готова? – спросило женским голосом «ухо».

   Меня затопила радость. Слава богу, сейчас мной руководит не напористый Олег, на рабочее место вернулась интеллигентная Ксюша. И вот парадокс: Олег вечно топает ногами, возмущается и орет «тише» таким тоном, что я испытываю желание купить себе памперсы, но у него съемочный процесс проходит из рук вон плохо, а Ксю очень деликатна, вежлива, никогда не повышает голоса, и у нее все идет как по маслу. А еще Ксения настоящая красавица и умница, как, впрочем, и ее сестра Тата, которая командует людьми на съемочной площадке.

   Словно в подтверждение моих мыслей, с потолка раздался голос Таты:

   – Героев на место, проверьте реквизит, стол, внимание, начинаем, тридцатисекундная готовность.

   – Даша, поехали, – сказала Ксения.

   Я уставилась в черный глаз камеры и зачастила:

   – Ну, а сейчас настало время рубрики «Совет не постороннего человека». У нас в студии находятся Галина и Сергей Родкины, и они готовы рассказать вам нечто интересное. Ну, кто первый?

   – Молодец, – шепнула в ухо Ксюша.

   Я ощутила прилив благодарности. Ничего особенного не сделала, всего-то произнесла написанный сценаристом текст, но Ксю меня приободрила.

   – Я, – подскочила Галина, – в нашем доме завсегда я разговоры веду, Серега не умеет.

   – Угу, – кивнул муж.

   – Значитца, квасил мой мужик без продыху, – затарахтела Галя, – с армии начал! Ждала его честно, думала, поженимся, детей заведем, а он как дембельнулся, с дураками товарищами загулял! И поехал, и помчался на быстрых конях в пьяную степь!

   Я постаралась не засмеяться.

   «Ухо» слегка затрещало.

   – Не останавливай ее, – попросила Ксюша, – смешно говорит, живо, сразу понятно, это оригинальный текст, не сценарий. Пусть продолжает, не смущай ее.

   А Галина и не собиралась останавливаться.

   – Сначала охламоны пиво с водочкой кушали, потом те, кто поумней, заливать зенки бросили, работать хорошо стали, машины купили, мебель, ковры, шубы своим бабам. А мой! Ваще алканавт без башни! Со службы его поперли, покатился сухим листом в навоз!

   – Поэтичное сравнение, – прокомментировало «ухо» голосом Таты.

   – Перешел Серега из-за отсутствия средств на аптеку, – излагала Галя.

   – Заболел? – неожиданно участливо поинтересовался Дмитрий, которому в этом эпизоде полагалось молчать.

   – Да он здоровее чугунной гири! – объявила Галя. – Начал настойки хряпать: боярышник, валерьянка, пустырник.

   – Они на спирту! – понимающе кивнул Дима.

   – Во! – подняла вверх палец Родкина. – Теперь ответьте! За фигом государство разрешает их выпускать? Соблазняет слабовольных мужиков! Есть таблетки, жрите их, люди больные, не хрена спиртягу глотать. А хозяйственный магазин? Тама еще круче! Стеклоочиститель! Незамерзайка! Лак для паркета! Мастика полировочная!

   Дима подпрыгнул в кресле.

   – Простите, я не стану объяснять, насколько вредно для здоровья употребление внутрь бытовой химии. Хотя чисто теоретически могу представить, что пью лак для пола или раствор для удаления масляной краски. Это жидкости. Но мастика походит на сыр, ее нельзя выпить!

   – Необученный ты, – вздохнула Галина. – А дрель на что?

   Настал мой черед удивляться.

   – Прибор, с помощью которого дырявят стены?

   – Ага, – подтвердила Галя. – Берем сверло, опускаем в мастику, включаем дрель, вжик-вжик: твердая часть на железяку намотана, а та, что мозг дурманит, типа спиртяга, отдельно плещется!

   – Креативно, – крякнул Дима.

   – Ну так! – гордо произнесла Галя. – Мозг у Сергея хороший, жаль, не с того конца заточен.

   – Еще можно табуретовку сварить, – неожиданно подал голос ее муж.

   Мы с Димой разинули рты, а Сергей, заметив ненаигранное изумление ведущих, решил поделиться с нами рецептом:

   – Берешь меблю, ломаешь на мелкие кусья, штоб в кастрюлю легли, и кипятишь до мягкости. Потом хлебанешь супчику. Эх, забирает! Вштыривает лучше, чем от покрышек!

   – Покрышек? – хором произнесли мы с Дмитрием.

   – Небось коньячок в магазинах берете? – участливо спросил Сергей. – Я не осуждаю вас за транжирство. Вы богатые, при славе, вам в супермаркет дорога. А куды итить простому человеку, государством обворованному, хозяином завода, олигархом наказанному? А? Я скажу! Прямиком на авторынок. Тама добываете ошметок покрышки и готовите из него в скороварке винцо под названием «Гонщик Спиди». Почему гонщик? Как оно тебя погонит! Аж за ушами трещит!

   – Останови парня, – попросила Ксюша. – Верни к теме излечения от алкоголизма народным способом. А то пока получается программа «Сто рецептов табуретовки».

   – Галина! – громко сказала я. – Вы отчаялись справиться с пристрастием мужа к спиртному. И после того, как лечение у нарколога никакого результата не дало, обратились к деду Лукьяну.

   – Не, не так! – возразила Родкина. – За чертом к докторам на поклон идти? Какой толк? Я сразу к дедушке на двадцатый год Сережкиного пьянства пошла! Измылил он мое терпение.

   Я попыталась найти смысл в заявлении «сразу к дедушке на двадцатый год Сережкиного пьянства пошла» и решила не заострять на нем всеобщее внимание. Либо сразу, либо через двадцать лет! Но у Галины своя логика.

   – Дед продал мне антиалкогольный талисман! – гаркнула Галя.

   Я обрадовалась: наконец-то разговор вырулил на верную дорогу.

   – Знаю, что вы принесли амулет в студию. Можете его показать и пояснить, как он действует? – спросила я.

   – Легко, – кивнула Галя, вскочила на ноги, пнула мужа, схватила его за руку и подтащила к большому столу, где на рулоне серого упаковочного скотча лежали ножницы.

   Я встала, наученная Ксюшей, заняла место справа от Сергея и поинтересовалась:

   – Где же волшебное средство?

   – А в моей сумке! – визгливо пояснила Родкина. – Не хотела дорогую вещь на виду бросать. Вона!

   Короткопалой рукой Галина открыла полотняный мешок, который висел у нее на плече, и вытащила оттуда два кирпича.

   – Вау! – взревел Дима. – Я думал, талисман маленький, вроде медальона.

   – Как они работают? – спросила я.

   – А ну, ложи грабли! – приказала Галя.

   Сергей покорно водрузил руки на столешницу. Галина схватила скотч и уверенно примотала кирпичи к запястьям супруга.

   – По первости вы их притачиваете, – нараспев говорила она, – а потом заклинание читаете, главное, чтоб уверенность в душе была, настрой на исцеление, иначе способ не сработает. Ща, записывайте за мной: «У острова Буяна живут два дурмана. Нехай они себе мою беду забирают и никогда не отпускают. Тьфу, тьфу! Крепко-накрепко заперто. Ключ в коробке, коробка в лягушке, лягушка в море Лаптевых у острова Буяна. Тьфу, тьфу, помоги, отведи». Во!

   Галина трижды плюнула на кирпичи. Сергей опустил руки.

   – Все? – не поняла я.

   – Ага, – кивнула Галина, – снимаете оберег, когда мужик пить бросит. Отказался от стакана – нету талисмана. Мой через день зарыдал, потом трое суток молчал, спустя неделю тверезый ходить стал. Работает талисман. Одно условие: вы его ни на секунду не убираете!

   – Спите с кирпичами, завтракаете-обедаете, моетесь? – уточнила я.

   – Усе делаете! – закивала Галя. – Даже в сортир с ними шастаете! Отвязываете после полнейшего отказа от алкоголя.

   – Мужественный человек, – дрожащим голосом произнес Дмитрий. – Я б и часа не выдержал, отвязал бы и выбросил.

   Галина подняла огромный кулак и продемонстрировала его доктору.

   – Эвон! У меня не забалуешь! Я за антиспиртовой амулет десять тысяч рублей отвалила! Заплочено – пользуйся. Моего колбасило по-черному, но я не сдалась! Или пьешь с талисманом, или по-хорошему бросаешь!

   Я не смогла остаться равнодушной.

   – Дед Лукьян, однако, бизнесмен. Кирпичи легко найти на строительном рынке за копейки, а если хорошо попросить, так две штуки и бесплатно дадут!

   – Экая ты быстрая, – укорила меня Родкина. – А наговор? Еще дедушка лекарство свое особой водой зарядил, заговор над ним прочитал и секрет мне открыл. Вот про него не скажу, это тайна. Охота узнать, катите к дедуле, он милосердный, никому не отказал, всем помогает. Серегу пить как отрубило. Работает на бензоколонке, хорошие деньги получает. В понедельник мы палас купили. Боритесь, бабы, за своих мужиков! Побеждайте пьянство с помощью деда Лукьяна, дай ему Господь добра побольше.

   – Но ведь помогло! – воскликнула Таня, завивая мои волосы на щипцы. – Что скажешь, Даша?

   Я предпочла промолчать. Слава богу, на этой фазе разговора в гримерку вошла Тата и, отбросив на спину густые, на зависть красивые длинные волосы, объявила:

   – На сегодня все!

   – Супер! – взвизгнула Татьяна.

   – У нас съемка финала с Верой, – напомнила я.

   – Откладывается на завтра, – вздохнула Тата, – героиня заболела. Вроде простудилась. Звонил муж, сказал, у Орловой температура.

   – Вот здорово, – ликовала Таня, сгребая в кофр коробочки с гримом. – У моей лучшей подруги сегодня свадьба, успею в ресторан.

   – Тата, дай мне телефон Орловой, – попросила я.

   – Записывай, – ответила девушка, – хочешь с ней поговорить?

   – Мы вчера долго болтали после съемок, – объяснила я, – вроде подружились, надо ей звякнуть, спросить про самочувствие.

   – Заодно намекни Вере, что нам не с руки задерживать программу, – попросила Тата. – Пусть не залеживается.

   – Непременно, – пообещала я и начала переодеваться.

   Мобильный Орловой твердил про недоступность абонента, трубку домашнего телефона сразу снял Константин.

   – Добрый вечер, – вежливо сказала я.

   – Ну наконец-то, – выпалил Орлов, – сколько ждать можно! Петр Сергеевич обещал, что вы перезвоните утром! Гляньте на часы! Обед уже! Балалайкин вас характеризовал как свою лучшую сотрудницу, и...

   – Простите, это Даша, – попыталась я остановить Константина, но он вновь перебил меня:

   – Отлично. Где встретимся? Лучше в центре!

   Я воспользовалась короткой паузой и пояснила:

   – Это Даша с телевидения. Ведущая программы «Истории Айболита»!

   – А-а-а, – разочарованно протянул он, – рад вас слышать.

   – Можно Веру? – попросила я.

   – Она спит, – сообщил Константин, – у нее голова болит.

   Я от всего сердца посочувствовала бизнесвумен.

   – Вот бедняжка, я сама мучаюсь мигренью, понимаю, каково вашей жене.

   – Верушка простудилась, – пояснил Костя.

   – Передайте ей мои пожелания побыстрее выздороветь, – попросила я и сунула телефон в карман, но он сразу затрезвонил. На дисплее высветились слова «Яцек Потоцкий».

   – Ты отправила вчера ко мне тетку, – как обычно, забыв поздороваться и задать вопрос «как дела?», зачастил Яцек, – где она сейчас? Мобила не отвечает. Странно! Она так нервничала, торопила меня, утром в неприличную рань помчалась к Надежде, с дороги мне звякала...

   Я попыталась остановить Яцека.

   – Какая Надя? Вера простудилась и спит дома, она даже не смогла приехать на съемку! Из-за нее у нас простой!

   – Ничего про болезнь не знаю, – уперся Яцек, – но около шести утра твоя Орлова направилась к Наде, заплутала в переулках, я ее по телефону инструктировал, как доехать, слышал, как Надюха крикнула: «Кто там?» Ну и обрадовался!

   – О какой Надежде идет речь? – спросила я.

   Яцек с пулеметной скоростью начал сыпать словами. Ювелиров принято считать обстоятельными людьми, которые молча работают с металлом и камнями. Но к Яцеку такая характеристика совершенно не подходит. Потоцкий ураган, не ходит, а носится, громко и быстро разговаривает, производит много шума, крайне активен и одновременно, вот уж странность, усидчив. Если клиенту необходимо срочно изготовить перстень или браслет, Потоцкий не разогнет спины, пока не выполнит заказ. Он дотошен, методичен и очень талантлив. Яцек часто тараторит на предельной скорости, и тогда вы улавливаете из его речи лишь отдельные слова, но не понимаете смысла. Вот и сейчас он трещал сорокой:

   – Давно еще, делал, много, шикарно, она удивилась, дал номерок, но решила, так как! – уловило мое ухо.

   – Дорогой, – нежно попросила я, – остановись, помолчи секунду.

   Яцек послушно выполнил просьбу.

   – А теперь начни заново, – велела я, – не спеши.

   – Вечно меня одергивают, – обиделся Яцек, но подчинился.

   Я наконец-то получила возможность разобраться в произошедшем.

   Вчера, ровно в одиннадцать вечера, Вера приехала к Яцеку, показала ему на ноутбуке фото кольца и спросила:

   – Можете сделать копию?

   – С полпинка, – ответил ювелир.

   – Вещь нужна срочно, – уточнила заказчица, – и она должна повторять оригинал в мельчайших подробностях. Вместо бриллианта подберите любой камень, который, на ваш взгляд, лучше всего его сымитирует. Потом заменю эрзац на настоящий.

   – А где Надя? – спросил Яцек. – Надеюсь, с ней все в порядке?

   – Какая Надя? – не поняла Вера.

   Потоцкий указал пальцем на экран.

   – Я делал это кольцо для нее пару лет назад. Больше Надюша мне не звонила, а сейчас вы пришли. Постойте-ка! Вас же ко мне направила Даша Васильева? Что с Надей? Можете не отвечать! Я догадался! Она умерла? Передоз? Говорил я ей, бросай наркоту. Но вам-то зачем ее колечко? Копия копии? Подобного заказа я еще не получал.

   Вера стукнула кулаком по столу.

   – А ну перестань стрекотать! Объясни по-человечески! Я о Наде никогда не слышала!

   Яцек смутился и примолк, но Вера заставила ювелира сказать правду. Лет пять назад к Потоцкому пришла клиентка, девушка лет двадцати, назвалась Надей, принесла крупную брошь и попросила:

   – Сделайте копию.

   Яцек выполнил заказ, Надежда заплатила за работу и ушла. Спустя несколько месяцев она объявилась вновь, на сей раз с браслетом из платины с изумрудами. Потоцкий снова не ударил в грязь лицом, и Надя вскоре примчалась с рубиновыми серьгами.

   Когда Яцек в очередной раз открыл постоянной заказчице дверь, она икнула, покачнулась и, сев на пол, сказала:

   – У тебя паркет пляшет, как палуба на теплоходе.

   От Нади не пахло спиртным, зато она постоянно шмыгала носом, чесала его обеими руками. Яцек понял: девица нюхает кокаин, и прямо спросил:

   – Зачем тебе копии ювелирки?

   – Я плачу деньги и не желаю расспросов, – заявила любительница волшебного порошка.

   Яцек заявил:

   – Проваливай. Не хочу вляпаться в криминальную историю. Где наркота, там беда.

   – Ну ладно, – испугалась Надя, – я не воровка. Драгоценности принадлежат моей матери, она их сама покупала, не на чужие деньги приобретала. Любит мамахен камушки и ни в чем себе не отказывает. Бабка моя никакого отношения к деньгам своей дочери не имеет, они с мамахен не ладили, вечно цапались. Но когда у муттер инсульт случился, бабка живехонько в ее счета лапу запустила, брюлики матери присвоила. Вот я и придумала феньку, таскаю потихоньку у старухи драгоценности, делаю копии, кладу в ее захоронку, а себе подлинник забираю. Цацки завещаны мне, а не бабке. Коксом я не увлекаюсь, первый раз нюхнула, очень устала, бегаю между больницей и работой, а дома бабахен концерты закатывает. Она энергетический вампир, если никого за день не уконтрапупит, потом давлением мучается.

   Яцека объяснение удовлетворило, он впоследствии сделал для Нади еще несколько копий разных украшений. Последней работой стало это кольцо.

   – Ты уверен, что именно оно? – мрачно уточнила Вера.

   Потоцкий взял с полки альбом, перелистал его и продемонстрировал заказчице фото.

   – Я помню все свои работы, всегда делаю снимок готового заказа. С этим кольцом вышла одна странность. Раньше Надя оставляла вещь, которую следовало повторить, на все время моей работы и никогда не торопила меня с выполнением. А тут дала мне колечко и конкретно сказала: «Сфоткай его. Подлинник заберу. Надо сделать копию через день».

   – Ну и как? Ты справился? – спросила Вера.

   – Я ни разу не подвел клиента! – гордо воскликнул ювелир. – Изловчусь и сделаю.

   – Можно посмотреть все, что она тебе приносила? – попросила Орлова.

   Яцек не нашел причин для отказа и показал Вере снимки. Она сказала:

   – Дай мне телефон Нади. Украшение мне нужно срочно, лучше всего прямо сегодня. Может, Надежда согласится продать свою копию? Я тебе хорошо заплачу за ее номер.

   Яцек отверг деньги.

   – Я не торгую контактами, записывай.

   Сегодня в шесть утра Орлова позвонила Яцеку и спросила:

   – Ты бывал у Нади дома?

   – Да, – ответил ошарашенный столь ранним звонком Потоцкий, – пару раз сам привозил ей работу.

   – Никак не могу найти ее дом, – воскликнула Вера, – адрес непонятный! Улица Бурцева, дом десять, корпус восемь, строение четыре «а»!

   Яцек засмеялся.

   – Да уж! Без пол-литра не сообразить. Езжай по маленькому переулку, заверни за булочной налево и упрешься в двухэтажный сарай. Тебе надо подняться снаружи по железной лестнице.

   – Не вешай трубку, – попросила Вера, – я вижу лавку с хлебом.

   – Ты на правильном пути! – обрадовался ювелир. – Ищи барак.

   В конце концов Яцек услышал восклицание: «Кто там?», Орлова поблагодарила его за помощь и отсоединилась.

   – Во сколько ты с ней общался? – насела я на Яцека.

   – Где-то в районе шести, – повторил Потоцкий, – а что?

   Я быстро произвела в уме расчеты.

   – Ничего. Говори координаты Нади, телефон, адрес, все, что знаешь!

   Хорошо, что Яцек, рассказывая о звонке Веры, упомянул про пекарню, возле которой следовало повернуть, иначе я никогда бы не нашла злополучное строение четыре «а». Убогий, покосившийся домик прятался на задворках шумной улицы. Мне пришлось бросить машину около небольшого магазина и идти пешком. Вероятно, пару лет назад к бараку можно было подъехать с комфортом, но сейчас повсюду виднелись шлагбаумы, запертые на замки. Аборигены старались отгородиться от варягов, желающих запарковаться в их дворах.

   Надя распахнула дверь и сразу заговорила:

   – Принесла? Ты по телефону обещала заплатить деньги, если я расскажу про Веру.

   – Вся сумма со мной, – кивнула я.

   – Давай! – оживилась женщина.

   – Что, прямо на пороге беседовать будем? – улыбнулась я. – Дует сильно, на улице февраль, впусти в квартиру.

   Надежда посторонилась.

   – Входи, топай на кухню.

   Я вошла в грязное донельзя помещение и не удержалась от замечания:

   – Ну и ну! Надо мыть посуду и подметать пол хоть раз в пятилетку!

   – Ты что, из санэпидемстанции? – окрысилась Надя. – Гони бабло!

   – Сначала ответь на мои вопросы, – не согласилась я.

   – Нашлась хитрая! Все расскажу и получу фигу, – не уступила Надежда, – мне деньги нужны.

   – Похоже, ты не работаешь, – констатировала я, – давно сидишь на наркотиках?

   – Какая разница? – разозлилась хозяйка. – Ты Красный Крест вместе с полумесяцем? Или пришла мне помощь оказать? Хочешь чего узнать – отслюнивай хрустики! За бесплатно воробьи чирикают, а я другая птица.

   – Дам тебе половину суммы, вторую часть вручу после рассказа, – предложила я.

   – По рукам! – живо согласилась Надежда.

   Я открыла кошелек, собеседница алчно посмотрела на купюры. После того как ассигнации оказались у Нади, она сказала:

   – Я честная. Все-все объясню! И фотки покажу!

   – Какие? – удивилась я.

   – Интересные, – прищурилась Надя, – жди тут, не люблю, когда по квартире посторонние шастают.

   Я покорно замерла на деревянной табуретке, срубленной, похоже, в те времена, когда человек изобрел один топор. Надя вышла из кухни.

   Я не умею петь, совершенно лишена дара запоминать и воспроизводить мелодии, но обычный, не музыкальный слух у меня острый. Поэтому я уловила характерный скрип, сообразила, что Надя открывает входную дверь, бросилась в прихожую, успела схватить нахалку за куртку и, втянув ее назад, спросила:

   – Ты куда?

   – Торт к чаю купить, – не моргнув, соврала Надя, – тебя угостить хочу.

   – Ну спасибо, – съехидничала я, – давай обойдемся без китайских церемоний. Шагай назад.

   Очутившись на кухне, Надя села на стул и сказала:

   – Не хочешь кофе, слушай так.

   – Начинай, – велела я.

   – Спрашивай, – сказала хозяйка.

   – К тебе сегодня утром приходила Вера. Что она хотела? – Я сразу задала главный вопрос.

   Надежда скривила губы.

   – Выложила передо мной фотки. Две бабы и мужик. Велела сказать, кто из них давал мне драгоценности, чтобы копии у Яцека сделать. Я честно на дядьку указала. Зачем мне его покрывать? Саша врал, оказывается.

   – Ты приносила Потоцкому чужие вещи, не мамины? – на всякий случай уточнила я. – Обманула ювелира, рассказала ему сказочку про злую бабушку?

   Надя не смутилась.

   – Мне деньги были нужны, а Саша платил.

   – Где ты его встретила? – насела я на Надю.

   – Он в нашем супермаркете еду раньше покупал, – пояснила она, – я на кассе сидела, Саша всегда дорогие продукты выкладывал. Сыр французский, вино итальянское, колбаса копченая, шоколад швейцарский. Я все думала, повезло ж кому-то! Парень с большими средствами, на классной иномарке!

   – Даже машину рассмотреть ухитрилась, – не выдержала я.

   – Моя касса была у окна, – продолжала Надя, – и тачка у Саши яркая – оранжевый «Порше». Не захочешь, а заметишь, она среди остальных черно-синих телег сразу выделялась, была самой дорогой.

   Я польстила, решив наладить контакт с хозяйкой:

   – Ты наблюдательная.

   – Да! – с достоинством подтвердила Надя. – Очень! Мигом сообразила, что Саша с бабой живет, но они не расписаны!

   Надежда снисходительно хмыкнула.

   – Если у парня семья, ему список покупок дадут, в корзинке у него будут крупы, макароны, молоко, мясо, чтобы обед сготовить, овощи всякие. А у Саши были сплошные деликатесы.

   – Вероятно, супруги ждали гостей, – подначила ее я.

   Надя заморгала.

   – Несколько раз в неделю? Сколько же они зарабатывают, что вечеринки постоянно устраивают? И для гостей двести граммов колбаски маловато. Нет, он к любовнице ходил, ананасы ей носил!

   – Вдруг мать навещал? – не согласилась я. – Баловал старушку-пенсионерку.

   Надя покрутила пальцем у виска.

   – Ты того, да? У мумий здоровья нет, им один геркулес да гречку можно жракать! Я все на этого Сашу смотрела, а потом решила, что такой шанс не стоит упускать, и сказала: «Похоже, девушка вас не ценит!»

   Покупатель окинул кассиршу цепким взглядом и миролюбиво ответил:

   – Ошибаетесь, Надежда, я приобретаю еду исключительно для себя, один живу.

   – Совсем-совсем? – кокетливо уточнила Надя и поправила на блузе бейджик с именем.

   – Абсолютно, – с напускной грустью подтвердил покупатель.

   Стрелки часов супермаркета перевалили за полночь, в магазине никого не было, и Надя продолжила беседу:

   – Может, вам кто и поверит, но не я! Еще скажите, что ваш дом на другом конце Москвы.

   – Точно! – кивнул покупатель. – Я работаю неподалеку, в моем районе круглосуточных супермаркетов нет, приходится через весь город пакеты с едой возить.

   – Хотите, объясню, как я поняла, что вы врете? – предложила Надя.

   – Попробуй, – перешел на «ты» он.

   Кассирша кивнула на покупки.

   – Мороженое, пирожные, вино сладкое, сыр с плесенью, хрустящие хлебцы. Набор не для мачо.

   – А копченая колбаса и коньяк? – улыбнулся незнакомец. – У меня такой вкус! Обожаю сладкое.

   Надя указала на плоскую пачку.

   – И курите бабские сигариллы со вкусом ванили и корицы? Да любого парня от них стошнит.

   – Отвыкаю от вредной привычки, – нашелся собеседник. – Меня зовут Саша, а ты, судя по значку, Надя? Да, Надежда, не стать тебе следователем по особо важным делам. Некоторые мужчины едят конфеты.

   Надя улыбнулась.

   – Нет. Вы идете к бабе. Она живет в двух шагах от магазина. Если человеку предстоит долгий путь с харчами, он для мороженого специальный пакет из фольги просит, за пять рублей сумку льдом набьет, пломбир не растечется.

   Саша опять нашелся:

   – Не знал об этой услуге, в следующий раз непременно ею воспользуюсь.

   Надя расхохоталась.

   – Значит, сегодня попрете так? Нехай брикет плавится? И зачем вам, одинокому, вон тот прибамбах?

   Палец ее уперся в упаковку презервативов. Саша засмеялся, схватил уже оплаченную коробку дорогущих швейцарских конфет и протянул ее Наде.

   – Молодец. Уела! Выпей после работы чаю!

   Надя не взяла подарок.

   – Спасибо, за конфеты заплачено сто долларов. Мне лучше деньгами.

   Саша достал бумажник и положил на резиновую ленту зеленую купюру. С тех пор он всегда приветливо здоровался с Надюшей и непременно оставлял ей некоторую сумму на чай.

   Где-то через полгода Саша перестал заглядывать в супермаркет, и Надя поняла: он поругался с любовницей. Кассирше стало грустно. В глубине души она надеялась, что рано или поздно встретит принца на белом коне, который выкрадет ее из супермаркета, отвезет в замок и предложит выйти за него замуж. Саша отлично годился на эту роль, правда, вместо рысака имел оранжевый «Порше», но в наше время автомобиль предпочтительнее скакуна. Очевидно, Надя не произвела на Сашу должного впечатления, раз богач, расплевавшись с любовницей, не вспомнил про бойкую на язык кассиршу.

   Через месяц как-то вечером Надя, одурев от работы, автоматически нажимала на кнопки кассы. От мельтешения продуктов ее слегка подташнивало. Кефир, молоко, яйца, капуста, молоко, яйца, капуста, кефир, яйца, капуста, кефир, молоко… швейцарский шоколад, сыр с плесенью, копченая колбаса, коньяк!

   Надя оторвалась от экрана компьютера и первый раз за пару часов взглянула внимательно на покупателя. Она давно научилась смотреть в лицо человека и не видеть его, но на сей раз сфокусировала взгляд и воскликнула:

   – Саша!

   Тот кивнул.

   – Привет. Ты через пятнадцать минут заканчиваешь работу. Я подожду в машине.

   Представляете, как долго тянулось для Надежды время? Она еле дождалась появления сменщицы и кинулась на улицу.

   Оранжевого «Порше» на парковке не было, Надя расстроилась – вдруг Саша подшутил над ней? Но тут новый темно-синий «Мерседес» коротко гуднул, тонированное стекло дверцы водителя поехало вниз, и показалось лицо Александра.

   – Забыл сказать, я поменял тачку! Заныривай!

   Надежда села в роскошную иномарку, Саша безапелляционно заявил:

   – Едем к тебе!

   Кассирша испугалась.

   – У меня не убрано.

   – И чего? – засмеялся Александр.

   Увы, отношения у них развивались не так, как рассчитывала Надежда. Саша выпил чаю, съел пару бутербродов и не стал распускать руки. Он предложил кассирше:

   – Хочешь денег? Буду платить тебе за услуги.

   Наде стало обидно.

   – Если я торчу на кассе, то, по-твоему, проститутка?

   – Мне не нужен секс, – поморщился Саша, – предлагаю деловое партнерство. Выполнение мелких поручений.

   – Например? – насторожилась Надя.

   Саша вынул из кармана коробку.

   – Смотри, тут кольцо.

   – Красота! – с завистью оценила его Надя. – Брюлики настоящие? – спросила она.

   – Отвезу тебя к ювелиру, – продолжал Александр, не отвечая на вопрос. – Закажешь у него копию, потом заберешь заказ и отдашь мне. Это все. Двести долларов за услугу.

   Большинство женщин задали бы вопросы и отказались от сомнительного предложения. Но Надежда всегда нуждалась в деньгах, поэтому воскликнула:

   – Согласна!

   – Тогда в путь, – потер руки Саша.

   Визиты к Потоцкому стали постоянными, вручив ювелиру очередную драгоценность, Надя не спешила на улицу, где ее ждал в машине Саша, болтала с Яцеком и изо всех сил кокетничала с ним. Наденьке хотелось заиметь хорошего, интеллигентного, обеспеченного мужа, а на пути попадались сплошные обмылки. Яцек выгодно отличался от мужиков, окружавших Надю, но он не обращал на нее ни малейшего внимания, приветливо поддерживал пустую беседу про погоду, сплетничал о знаменитостях, но дальше трепотни дело не шло.

   Зимой Надя упала и сломала ногу, Саша велел позвать Яцека домой, кассирша позвонила ювелиру, тот не стал ворчать, сам привозил ей готовые заказы, пока Надя мучилась в гипсе.

   Потом все вернулось на прежние рельсы. Один раз Саша притащил Надюше кольцо с бриллиантом и велел:

   – Не оставляй у ювелира украшение, пусть Яцек сфотографирует его или зарисует, а ты сиди и жди, пока он не отдаст подлинник. Копию пусть делает по картинке. Эй, очнись!

   – М-м-м, – простонала Надя.

   – Что с тобой? – заботливо осведомился Саша.

   – Похоже, я заболела, – ответила кассирша, – давай отложим поездку.

   – Это невозможно! Одевайся! – приказал Александр.

   – Нет сил, – сказала молодая женщина, – на работе все слегли, я, наверное, тоже грипп подцепила. Шагнуть не могу!

   Саша ушел, и Надя решила, что работодатель согласился отсрочить ее визит к ювелиру, но он быстро вернулся, протянул ей трубочку, подставил ежедневник, на обложке которого белела дорожка порошка, и отрывисто приказал:

   – Нюхни!

   Среди Надиных приятелей много алкоголиков, с наркоманами она не водится, но, естественно, в курсе, что на свете есть люди, для которых шприц – лучший друг. И никто из знакомых кассирши не употреблял кокаин. Этот стимулятор широко распространен среди золотой молодежи, журналистов, людей шоу-бизнеса, он дорог и не дает такого мощного кайфа, как героин. Кокаином пользуются не для того, чтобы улететь в мир глюков, а для бодрости, чтобы спеть не два концерта, а три, не спать ночь, плясать в клубе до рассвета. Многие ошибочно считают порошок невинной забавой, чем-то вроде энергетического напитка.

   Надя послушно вдохнула порцию и ощутила прилив сил. Вялость исчезла, ноги перестали дрожать, в голове появилась ясность, мир предстал в ярких красках, настроение поднялось. Она быстро собралась и покатила к Яцеку.

   Когда Потоцкий загремел замком, пол под ногами Надюши закачался, вздыбился и стал вести себя наподобие дикого мустанга. Около двух часов Надюша возвращалась в нормальное состояние, потом оклемалась и ушла. Через день кассирша забрала готовый заказ и более не встречалась с Сашей. Он ей не звонит, не приходит, словом, не появляется. При последнем свидании Александр дал Наде пакетик с белым порошком и посоветовал:

   – Нюхай, когда устанешь, здорово помогает!

   Надя помнила, какую странную реакцию вызвала у нее первая порция волшебного стимулятора, и решила им не пользоваться, но подарок взяла. Потом как-то так получилось, что кокаин пошел в ход, и сейчас Надюша без него уже не может обойтись.

   – Нечего на меня как на наркоманку коситься! – возмутилась она, поймав мой осуждающий взгляд. – Героин я не колю! Всего-то кокс нюхаю! Детская забава!

   – Можешь описать Сашу? – попросила я.

   Надя протянула руку, сложила ладонь ковшиком и пропела:

   – Мани-мани-мани! Гони вторую часть бабок. Плюс еще одну треть от суммы за портрет Александра.

   Я покорно добыла из недр сумочки кошелек. Надюша спрятала мзду и начала отрабатывать гонорар.

   – Он высокий, спортивный, за собой следит. Смотрится на сорок, но ему больше. Сколько, не знаю, небось в районе пятидесяти. Волосы красит, но не в черный цвет, как некоторые идиоты, а в темно-русый, явно посещает дорогой салон, поэтому цвет смотрится натурально. Уверена, он колет ботокс. На лбу ни морщинки, гусиных лапок нет, это же нереально! У каждого человека в середине жизни они появляются. Глаза серые, в носогубки у него, похоже, гель вкачан, но, опять же, не в дешевом салоне, классно сделано. Мужик с большими деньгами. Одежда, телефон, машина – все со вкусом и от лучших брендов. Я в этом хорошо разбираюсь. Парфюм элитный, маникюр он делает. Разговаривает, как адвокат, заслушаться можно. Часы у него разные, но все офигенные, даже предположить боюсь, сколько они стоят.

   – Фамилию он тебе не говорил? – уточнила я. – Своего телефона, адреса не давал?

   – Нет, – сказала Надя, – всегда сам звонил.

   Я уже поняла, кто такой Саша, но продолжала допрашивать кассиршу:

   – Как отреагировала Вера, когда ты указала на снимке мужчину?

   Надя сказала:

   – Она растерялась, расстроилась, сникла, пробормотала: «Не может быть, он не мог, ты ошибаешься». А я заявила: «Отлично знаю Сашу, ни с кем его не спутаю, копии ювелирки велел делать он». Она встала и говорит: «Ладно, поеду, проверю» – и ушла.

   – Во сколько вы расстались? – спросила я.

   Надя потерла пальцами виски.

   – Ну... может... в шесть, полседьмого, офигеть, как рано было, точнее не скажу.

   Я поблагодарила кассиршу и отправилась на улицу к своей машине. Наблюдательная Надюша дала очень точное описание Константина, супруга Веры. Муж бизнесвумен похож на плейбоя. Первая мысль, которая пришла мне в голову при виде Кости, – он посещает косметолога. Потом гример Таня сказала:

   – Мужик у героини метросексуал. Ботокс во всех местах, гель закачан даже в щеки. Не удивлюсь, если он себе импланты в задницу вставил, чтобы ягодицам красивую форму придать.

   Звукооператор Стас, присутствовавший при этой беседе, скривился.

   – Гадость! Он пидор? То-то мне показалось, что у кента ногти блестят от лака. Фуу!

   – Если мужчина следит за собой, он, по-твоему, обязательно гей? – накинулась Таня на Стаса. – Не все же моются раз в месяц, как некоторые! Не хочу называть имена вслух!

   – Я грязнуля? – обиделся Стас.

   – Ага, – подтвердила Татьяна, и разговор перешел на личности.

   Я во время перерыва в съемках украдкой понаблюдала за Костей и пришла к выводу, что Танечка права. Лицо немолодого мужчины никогда не останется гладким. Супруг Веры явно посещал косметолога. Но разве это плохо? Если человеку хочется казаться моложе, то сейчас в его распоряжении есть для этого богатый арсенал: кремы, маски, уколы, лазеры, в конце концов, пластическая хирургия. Повторяю, молодиться не преступно. А вот хорошо ли, пока жена находится в коме, делать копии ее драгоценностей? И зачем они Константину? Живи он в бедности, я бы предположила, что он продает оригиналы, тратит в свое удовольствие вырученные деньги, а эрзац-украшения складывает в коробку – вдруг Наталья Петровна или Алена заглянут туда и удивятся отсутствию драгоценностей. Яцек отличный мастер, его работу не отличишь от настоящего изделия. И Константин ничем не рисковал, полагая, что жена никогда не выйдет из комы. Она богата, в средствах Костя не ограничен. Почему ему в голову пришла подобная идея? Надо задать ему пару вопросов и начать с такого: «Если Вера лежит, по вашим словам, с гриппом, то как она сегодня утром очутилась у Надежды?»

   – Алло.

   – Здравствуйте, Алена, – сказала я.

   – Это Наталья Петровна, – прозвучало из трубки.

   Я решила подольститься к старухе.

   – Ох, простите, у вас голос юной девушки, поэтому я обозналась!

   – Жаль только, что внешность карги, – отрезала пенсионерка, – кто звонит?

   – Даша Васильева, ведущая шоу «Истории Айболита», – представилась я, – хочу поговорить с Костей.

   – На предмет чего? – поинтересовалась собеседница.

   – Вера не пришла на съемку, – зачастила я, – нам сообщили, что она вроде простудилась, мы беспокоимся, как там наша замечательная героиня?

   Наталья Петровна всхлипнула.

   – Ох, Дашенька, простите, я держалась из последних сил, но, похоже, они исчерпались. У нас горе!

   – Вера! – испугалась я. – Что с ней?

   Свекровь Орловой заплакала.

   – Невестка снова в коме.

   – Не может быть! – закричала я. – Вчера Вера выглядела здоровой, разговаривала, смеялась, была полна планов! Не верю!

   Старушка издала протяжный стон.

   – Кома – малоизученное явление. В первый раз Вера погрузилась в нее тоже на безоблачном фоне. Прилетела из командировки, стала в кабинете заниматься делами и уснула на пять лет.

   – Но Костя пару часов назад говорил о простуде, – не утихала я, – сообщил мне о легком недомогании жены.

   Наталья Петровна взяла себя в руки.

   – Извините, милая, не могу ничего объяснить. Вчера вечером мы с Аленой, приехав со съемок, сразу легли спать, даже не поужинали, так устали. Вера же задержалась в студии, затем отправилась по делам. Не хочу показаться равнодушным человеком, которому наплевать на невестку, но я никогда не лезу в бизнес Верочки, не делаю ей замечаний типа: «Почему ты разъезжаешь по ночам, бросаешь моего сына одного дома?» Я отлично понимаю: Вера нас содержит, мы захребетники, поэтому никаких претензий не высказываю, наоборот, говорю исключительно слова одобрения и восхищения. Вы считаете меня конформисткой?

   – Конечно, нет, – ответила я, – вы умная, тактичная женщина, хотите счастья сыну.

   – Утром мы с дочерью очень рано уехали в медцентр, – продолжала мать Константина. – Я проходила плановое обследование, анализы сдавала, поэтому не завтракала и захотела к полудню есть. Мы с Аленой зашли в кафе, планировали спокойно посидеть и ехать на съемку, как раз по времени получалось. Веру должны были с десяти до двух снимать без нас, потом обеденный перерыв, а с пятнадцати общая съемка, мы все хорошо с дочкой рассчитали, не любим опаздывать. Пьем кофе, и тут звонит Костя с ужасным сообщением. Вера проснулась совершенно разбитой, жаловалась на головную боль, сын решил, что у нее простуда, отменил съемку, напоил супругу чаем с малиновым вареньем, укутал одеялом и успокоился: Верочка мирно заснула. Через полчаса сын пошел ее проведать и увидел: жена в коме. Понимаете, он знает, что это такое, пять лет провел у кровати больной.

   – С ума сойти! – воскликнула я. – В какую больницу поместили Веру?

   – Не успела спросить, – прошептала старуха.

   – Наверное, туда, где она находилась раньше, – предположила я.

   – Понятия не имею, – простонала пенсионерка, – но сомневаюсь. Лечащий врач Веры Эдуард Михайлович уехал по контракту за границу, остальной медперсонал в том центре неприятный. Я понимаю, что вам необходимо снять программу, но сейчас это потеряло смысл: Вера опять в коме, ее пример никого не может вдохновить!

   В ухо полетели короткие гудки, я соединилась с Сергеем Морозовым.

   – Жесть! – заорал продюсер, услышав новость. – Великий и ужасный взбесится! Он сам утвердил график съемок! Надерет мне задницу! Уроет на хрен! Выгонит вон!

   Ксюша, которой я позвонила чуть позже, отреагировала иначе.

   – Беда! – воскликнула она. – Несчастная Вера! Почему судьба к ней так жестока?

   – Не знаю, – вздохнула я, – а еще говорят про снаряд, который в одну воронку дважды не попадает. Невероятно жаль Орлову. До слез.

   – Чем ей помочь? – шмыгнула носом Ксю.

   – А можно? – эхом отозвалась я.

   – Букет надо послать, коробку конфет, – оживилась Ксюша, – пусть знает, что мы от души желаем ей поскорей выздороветь.

   – И мягкую игрушку, – раздался голос Таты, – Мишку плюшевого, его приятно тискать!

   – Девочки, – сказала я, – человек в бессознательном состоянии не способен наслаждаться вкусом шоколада, он не может гладить игрушку. Сильно сомневаюсь, что такой больной воспринимает запахи.

   – Ты не права, – заспорила Ксюша, – вспомни, как Вера говорила в студии: «Никогда не покидайте тех, кто вроде лежит без рефлексов, не считайте их овощами! Я слышала абсолютно все, понимала смысл слов, но не имела возможности ни ответить, ни пошевелиться».

   В ту же секунду трубку у сестры выхватила Тата.

   – Пожалуйста, Дашенька, сделай одолжение, мы не можем уйти из монтажной, купи за наш счет розы, самые красивые, коробку шоколада и отвези Вере. Пусть она ощутит аромат цветов, конфет, скажи ей: «Верочка, ждем вас, вы непременно поправитесь, мы снимем чудесную программу, вы, как и хотели, поможете многим больным!» Мы обязаны поддержать Веру. Господи, как же все ужасно!

   Я подавила тяжелый вздох. Вчера вечером в кафе телецентра Орлова мне призналась, что пять лет пролетели для нее словно миг. Она не понимала, сколько времени провела в забытьи, выпала из жизни. Во время записи Верочка соврала из благих побуждений. С одной стороны, хотела сделать приятное родным. А с другой… Люди, которые справились с тяжелой болезнью, как правило, делятся на две части: одни не хотят даже думать о перенесенном недуге, накладывают вето на любые разговоры о нем, другие, наоборот, при каждом удобном случае восклицают: «Люди, я выздоровел, и вам удастся выкарабкаться, посмотрите на меня: две руки, две ноги, одна голова. Чем я от вас отличаюсь? У Бога вип-клиентов нет! Если я справился, то и вы сможете. Никогда не отчаивайтесь».

   Вера принадлежит ко второй группе, поэтому и соврала про свои ощущения. Орлова хочет, чтобы родственники не отключали аппаратуру, дали шанс человеку выйти из комы, верили в его благополучное выздоровление.

   Но не стоит говорить об этом Ксюше и Тате. Сестры эмоциональны, они всегда сопереживают чужой беде. Даже работа на телевидении не сделала их циничными и жестокими.

   Я еще раз вздохнула.

   – Конечно, я доставлю розы и конфеты. Вот только доберусь до Кости, чтобы узнать, куда он поместил жену. Насчет денег не волнуйтесь.

   – Поделим расходы на троих, – предложила Тата, – всем хочется поучаствовать.

   – Идет, – согласилась я, – продиктуй адрес Орловой. Думаю, Костя не станет беседовать по телефону, съезжу к нему.

   Несмотря на февраль, на лавочке у подъезда, где жила семья Орловых, сидела замотанная в шарфы и шали тетушка с детской коляской. Я вышла из машины, осмотрела парковку, поняла, что шикарного «коня» Константина нет, и заколебалась. Вероятно, он держит дорогое авто в гараже или еще не вернулся из больницы? Стоит ли мне подниматься наверх? Очень не хочется беспокоить лишний раз Наталью Петровну.

   – Набирайте номер квартиры, – неожиданно сказала тетка, – у нас не кодовый замок, а домофон. Я лифтер. К кому хотите попасть?

   – Я думала, вы няня, – улыбнулась я.

   Консьержка покачала коляску.

   – Вот, гуляю со Славиком. Мне все равно, где сидеть, от подведомственного подъезда не удаляюсь. Через час Славочку заберут, вынесут Катюшу, потом настанет очередь Маши и Гали.

   – Вам не холодно? – удивилась я. – В феврале не очень комфортно целый день торчать на улице.

   Дежурная вытянула ногу.

   – Валенки теплые, ноги газетой обернула, тулуп зять с военного склада принес, под ним свитер, жилет, водолазка шерстяная, варежки пуховые. Мне даже жарко! Дочь на меня пять платков намотала! Пенсия у меня маленькая, а детям помочь хочется. Отдаю сыну зарплату, а дочке доход от прогулок. Так вы к кому?

   – Хочу встретиться с Костей Орловым, не знаете, он уже вернулся? – спросила я.

   Из коляски донеслось кряхтение, консьержка начала ее трясти.

   – Умотал в тот момент, когда мне Петю вынесли. Малыш все успокоиться не мог.

   – Наверное, его «Скорая помощь» испугала, – предположила я, – выла сиреной, носилки тащили. Крошечные дети остро чувствуют несчастье. Жаль, что, вырастая, делаются жестче.

   – Какая «Скорая»? – не поняла старушка. – Сегодня в доме вообще ничего интересного не происходит! Тишина! Вот прошлый понедельник выдался разнообразным. Сначала Еремины поругались и подрались, так вопили, что из шестнадцатой милицию вызвали, пришел наряд, натоптал у лифта. Едва менты удалились, в тридцать девятую реанимация прикатила и увезла хозяина в больницу. Вот мне удивительно, до чего странно дома строят, даже такие шикарные! Лифты у нас роскошные, с зеркалами, а носилки туда не входят. Хозяйка из тридцать девятой полкорпуса обежала, искала мужиков, чтоб помогли больного по лестнице стащить. В «Скорой» врач пигалица, вес, как у кошки, и фельдшерица ей под стать, а...

   – Сегодня врачи наведывались в дом? – перебила я словоохотливую старуху.

   – Нет, – с достоинством ответила она.

   – Вы уверены? – переспросила я. – Может, не заметили?

   Она принялась поправлять платки.

   – Белый автобус с красным крестом? Знаете, как он подъезжает? С шумом. Врачи в подъезд войдут, через минуту шофер прется и ругается во весь голос: «Что за люди! Натыкали по всему двору иномарок! Не встать, не развернуться! Почему место для муниципального транспорта не отгородили?» А я при чем? Сижу у лифта за деньги. Пожарные тоже хороши, вечно вопят, что им подход к гидранту перекрыли, аварийщики злятся, что на их люках запарковались, и все ко мне с претензиями. А я что могу? Кто из жильцов мне подчинится, если я велю им убрать тачки со двора?

   – Вы ходили обедать? – вклинилась я в ее речь с очередным вопросом.

   – Я ем на рабочем месте! – гордо заявила консьержка. – Вообще не отлучаюсь! Не было сегодня у нас докторов.

   Сзади послышались торопливые шаги, затем раздался вежливый голос:

   – Здравствуйте, Дарья Валентиновна.

   Старуха, оказавшаяся моей тезкой, бойко ответила:

   – И вам, Константин Петрович, всего хорошего.

   Я обернулась. В шаге от скамейки стоял Орлов с пакетами из дорогого супермаркета.

   – Дарья? – безо всякой радости воскликнул он. – Вы кого-то ищете?

   – Вас, – ответила я, – приехала от лица съемочной группы. У нас просьба.

   Орлов покосился на лифтершу, которая от желания услышать чужой разговор вытянула шею, быстро переложил пластиковые сумки в одну руку, схватил меня за плечо, бесцеремонно подтолкнул к своему шикарному автомобилю и с чувством произнес:

   – Есть же предел бесцеремонности. Я не хотел принимать участие в ваших съемках, не желал делать из семейной трагедии шоу, но сотрудники телецентра уговорили Веру. Жена после выздоровления испытывает желание помочь больным, впавшим в кому, и разумные доводы вроде того, что не стоит на весь мир трубить о своих проблемах, не помогают. Вера отработала съемки, что вам еще надо? Заявились без приглашения с новыми предложениями?

   Я облокотилась о дверь седана.

   – К сожалению, канал, для которого делаются «Истории Айболита», не принадлежит к числу центральных и, как вы выразились, «весь мир» о Вере не узнает. И программа с вашей женой не выйдет в эфир, потому что мы не сняли финал. Я приехала уговорить госпожу Орлову поработать сегодня пару часов в студии.

   – С ума сошли? – зашипел Константин. – Супруга лежит в постели, у нее грипп! Я полгорода обежал, пока необходимые лекарства нашел.

   Я изобразила настоящую блондинку.

   – Может, вы зря искали таблетки в продмаге? У вас в руках фирменные пакеты. Лучше было пойти в аптеку.

   Константин моргнул.

   – В супермаркете есть аптечный ларек. До свидания! Верочка спит, – Орлов явно попытался отделаться от меня.

   – Дома? – уточнила я.

   – Нет, на коврике в подъезде, – взорвался Орлов.

   – Однако, странно, – протянула я, – ваша мать плачет в телефонную трубку, говорит, что невестка снова в коме, жалеет вас, ведь вы снова повезли жену в больницу. А вы спокойно закупаете продукты и говорите о гриппе. Можно взглянуть?

   Воспользовавшись тем, что Костя растерялся, я бесцеремонно засунула нос в сумки, которые он нес домой, и порылась в покупках.

   – Сыр с голубой плесенью, копченая колбаса, баночка красной икры, бутылка элитного коньяка, коробочка клубники, очень дорогая для февраля ягода!

   – Вот, блин, дура, – выпалил Костя.

   Я очаровательно улыбалась.

   – Может, я и не отличаюсь особым умом, зато у меня хорошее зрение и не менее острый слух. Где лекарства для Веры? Не вижу противовирусных препаратов, витаминов, капель в нос. Неужели, «обежав полгорода», вы не нашли ничего для внезапно занедужившей жены? И где она? Если дома, то почему Наталья Петровна говорит о коме? Если вы увезли жену в клинику, то каким образом доставили ее в больницу? «Скорая помощь» у подъезда сегодня не останавливалась. Дарья Валентиновна ни на шаг не покидает свой пост, и она не видела машину с красным крестом. Что с вашей супругой? Советую ответить откровенно, наши режиссеры Ксюша и Тата крайне обеспокоены, очень нервничает продюсер Сергей Морозов, я тоже волнуюсь за Веру. Если я не получу от вас объяснений, то подниму тревогу. Да, вы обеспеченный человек и можете при помощи денег решить многие проблемы. Но у меня финансовых возможностей не меньше, а у телевидения огромные связи. Поверьте, поднимется большой шум. Он вам нужен?

   Константин тупо молчал. Я решила выдернуть из рукава козырную карту и указала на пакеты.

   – Знаете, ваши покупки удивительно напоминают приобретения Саши. Тот тоже любит сыр типа рокфор, твердую колбасу, коньяк. Правда, сегодня вы не прихватили конфет. Не потому ли, что не планировали свидания с любовницей? Затарились на ужин одному себе, любимому?

   Константин прикинулся дурачком.

   – Саша?

   – Вы правильно расслышали имя, – кивнула я, – тот самый ловелас, который сначала рассекал на эксклюзивном оранжевом «Порше», а затем пересел на тюнингованный «Мерседес», Саша давал кассирше Наде драгоценности для изготовления копий по их образцу. Яцек замечательный мастер, таких, как Потоцкий, в Москве больше нет, никто не может изготовить подделку так, чтобы она не отличалась от оригинала. Последнее, что сделал для Саши Яцек, это кольцо, тот самый талисман, который чересчур заботливый муж не разрешил снимать с пальца жены в клинике. Круг замкнулся. Саша и Костя одно лицо. Хотите, я расскажу, как разыгрывались события? Вера лежала в коме пять лет. Это большой срок, вы считали, что супруга не выздоровеет. Вслух вы говорили другое, но в душе были уверены: жена умрет. Ваши личные заработки невелики, а хочется красиво жить, гулять с любовницами, пить элитный коньяк, вот вы и придумали хороший ход. Брали драгоценности Веры, заказывали дубликаты, фальшивки клали в коробочки, оригиналы продавали. Думаю, не стоит уточнять, куда утекли деньги. Сегодня утром Вера беседовала с Надей и выяснила правду. Что она вам сказала, прикатив домой? Обвинила в воровстве? Уличила в измене? Вы убили жену?

   – Садитесь.

   – Нет, – не согласилась я. – Поднимаемся в вашу квартиру.

   – Там мать и сестра, – воскликнул Костя, – при них я не могу говорить.

   – Тогда поговорим в магазине, – сказала я, – вон в том торговом центре непременно отыщется зона отдыха.

   – Пошли, – неожиданно охотно согласился Костя, и мы направились к многоэтажному зданию, украшенному гирляндами разноцветных лампочек.

   Прямо у входа нас встретил огромный плакат «Скоро День святого Валентина».

   – Вам не кажется, что четырнадцатое февраля следовало бы назвать «День продажи задорого дешевого товара»? – спросил Костя. – Или «День покупки ненужной дряни»?

   – Лучше поговорим о Вере, – предложила я, – сядем неподалеку от сервис-центра и пообщаемся.

   – Здесь шумно, – возразил Костя, – поищем более укромное местечко.

   – Не сегодня, – отрезала я.

   Орлов остановился.

   – Вы считаете, что я способен обидеть женщину? Я из тех мужчин, что восхищаются дамами, даже если те бесцеремонные и настырные хамки.

   – Где Вера? – перебила его я. – Зачем вы наврали матери про ее кому?

   Костя опустился в кресло, я села на небольшой диванчик.

   – Измена жене – это не преступление, – торжественно произнес Орлов.

   Я навалилась на подлокотник.

   – Забудем про заповедь «не прелюбодействуй» и признаем: подавляющее большинство мужчин не хранит верность своим женам. Это, как вы выразились, не преступление. А вот желание избавиться от опостылевшей супруги посредством ее физического устранения является уголовно наказуемым деянием.

   Костя закатил глаза и вздрогнул, из кармана его куртки полетела бравурная мелодия. Орлов вытащил мобильный. Я нагло заглянула через его плечо и успела прочитать на дисплее «Балалайкин».

   Муж Веры чуть отодвинулся и сказал:

   – Да, Петр Сергеевич! Хорошо. Извините, я сейчас занят. Перезвоню.

   Едва Орлов завершил беседу, как я показала на его телефон и вкрадчиво спросила:

   – У вас ответственная работа, требующая постоянного присутствия в офисе?

   Костя положил ногу на ногу.

   – Да, приходится вертеться. Постоянно дергают, не оставляют в покое.

   – Петр Сергеевич Балалайкин шопоголик, – остановила я новый поток лжи, – всегда сидит без копейки, поэтому, нарыв инфу, мигом тянет ее клиенту, выгрызает у того деньги и спустя десять минут тратит их на приобретение ботинок. Принято считать, что на туфлях помешаны женщины. Но встречаются и парни, скупающие обувь коробками.

   Константин отпрянул в сторону, я по-голливудски улыбнулась ошарашенному собеседнику.

   – Москва большая, но одновременно и маленькая. Сначала вам не повезло с Потоцким – я хорошо знакома с Яцеком и вчера отправила к нему Веру, когда та расстроилась, не найдя своего кольца в гримерке. На вашу беду я знаю и Балалайкина. Петр Сергеевич, человек с веселой фамилией, держит агентство частного сыска, он не гнушается нарушать закон, готов добывать нужные клиенту сведения любым путем, берется за выполнение крайне деликатных поручений и не раз имел дело с полковником милиции Дегтяревым. Но мой ближайший друг Александр Михайлович излишне мягкосердечен, поэтому Петр Сергеевич разгуливает на свободе. У многих чешутся руки наподдавать пакостнику, но тот всегда выныривает чистеньким из болота. Утром, когда я вам звонила, вы вначале приняли меня за одну из сотрудниц Балалайкина. А я, услышав его фамилию, удивилась: ну зачем Орлову частный сыщик с репутацией койота? Что для вас делает этот нечистоплотный человек?

   Константин захрустел пальцами, я поморщилась:

   – Перестаньте, отвратительный звук. Потоцкий подтвердит факт беседы с вашей женой. А еще есть кассирша Надя, которую вы из непонятных соображений пристрастили к кокаину. Она тоже не станет держать рот на замке.

   – Все не так, как вы думаете! – с отчаянием воскликнул Константин. – Вы неверно трактуете события, из-за вас Веру убьют. Мне велели не ходить в милицию, не рассказывать о похищении ни одному человеку. Я просил вас отправиться в укромное кафе не потому, что хотел причинить вам вред, а из страха быть увиденным преступником. Если он решит, что я поделился с вами информацией, Вера покойница.

   В торговом центре работали мощные кондиционеры, на улице дул пронизывающий февральский ветер. Мне было зябко, а на лбу Константина выступила испарина, цепочка мелких капель блестела и над его верхней губой. Я посмотрела на его подрагивающие пальцы, встала и громко сказала:

   – Константин, поскольку Вера больна гриппом, то на вопросы анкеты для нашего сайта придется отвечать вам. Давайте сядем в тихом месте?

   Орлов кивнул, вскочил и почти бегом кинулся в глубь торгового центра. Похоже, он не первый раз посещает этот магазин и знает, где тут можно поговорить без свидетелей. Я двинулась за ним, внимательно поглядывая по сторонам. Никто из покупателей не заинтересовался нами, ни один человек не поспешил следом, а в крохотной закусочной, где было всего четыре столика, мы оказались вдвоем. Если за Костей и следили, то «недремлющее око» проявило беспечность.

   История, рассказанная Орловым, звучала как плохой, нашпигованный штампами детектив. Вчера после съемок Вера не сразу поехала домой. Костя думал, что она отправилась на работу, и не волновался. Правда, пару раз он пытался соединиться с женой по телефону, но слышал фразу про недоступность абонента. «Убитый» мобильный не насторожил мужа: Вера не любит отвлекаться во время совещаний, она всегда отсоединяет сотовый от сети и часто повторяет:

   – До сих пор никто не радовал меня словами: «Верочка, я принес миллион евро, возьми его себе». Наоборот, обычно я слышу фразу: «Вера, дай денег». Если кому-то очень нужно, он меня и после совещания отыщет.

   Около полуночи Костя спокойно лег в кровать. У них с женой разные спальни, муж хочет полноценно отдыхать ночью, да и после четверти века совместной жизни сексуальный пыл у него поутих. Костя посмотрел телик и задремал.

   Проснулся он от резкого звонка мобильного. На экране высветилось «абонент неизвестен». Вот тут надо сделать отступление и кое в чем признаться. Константин очень любит Веру, гордится ее успехами в бизнесе, восхищается работоспособностью супруги, но... постоянно ей изменяет.

   – Женщинам следует топить близких подруг, – откровенничал он. – Едва завелась у тебя закадычная приятельница – в воду ее. У всякой бабы непременно возникает желание заграбастать чужого мужа. Приходит девушка в семейный дом, юбка по самое не хочу, декольте до пояса, и начинает глазками стрелять. Кто же откажется от бесплатного ужина?

   Костя особенно не стеснялся, укладывал в койку подружек жены, коллег по работе и пару раз получал от своей матери нагоняй.

   – Вера гордый человек, – предостерегала сына Наталья Петровна, – поймает тебя с поличным и уйдет.

   – Мать, не лезь в нашу жизнь, – смеялся Костя. – Верке некуда идти. И она никогда не догадается о моих шалостях.

   – Не связывайся с одинокими бабами, – советовала Наталья Петровна, – ходи налево исключительно с замужними, они будут тайну хранить, не захотят свою семью разрушать.

   Костя лишь махал рукой. Он отлично знал, что мать его прикроет, и не особенно стеснялся.

   Когда Вера неожиданно стала получать большую прибыль, Орлов присмирел. Жена, свободно ворочающая миллионами, это не скромный репетитор, стаптывающий каблуки в погоне за десятью долларами. Богатая баба увидит мужика с другой и уйдет со всем своим капиталом.

   Константин стал тщательно соблюдать меры предосторожности, а номер очередной любовницы вбивал в свой мобильный под именем «абонент неизвестен». Если баба звонила в неподходящий момент, а Вера спрашивала:

   – Кто такой наглый, в выходной день в одиннадцать вечера беспокоит? – Костя показывал телефон и равнодушно отвечал: – Номер скрыт, я таким не отвечаю.

   К слову сказать, Орлов научился выбирать временных спутниц, воспользовался советом матери, перестал заводить связи с неокольцованными дамами. Когда Вера впала в кому, супруг искренне переживал за ее жизнь, ездил в клинику, сидел у койки, читал жене вслух книги. Но назовите мужчину, который сохранит верность полутрупу?

   – Поймите, я был уверен, что Верочка не сегодня завтра скончается, – каялся он. – Она уже была мертвой, жизнь поддерживалась аппаратами. Мне требовались деньги. Где их взять? Я привык ездить на хорошей машине, пересесть на «Жигули» невозможно! Снова покупать одежду в секонд-хенде немыслимо! У меня нервная работа, значит, нужен хороший отдых во Франции, Испании, а не поездка в далекое Подмосковье на берег речки Вонючки.

   – Косметолог, спа-процедуры, рестораны, – кивнула я, – вы стареющий плейбой, который вот-вот превратится в плейдеда. Полагаю, дамы пятидесяти лет не очень привлекают вас. Тянет к молодым, а они хотят любви с богатым и симпатичным.

   – Чушь! – воскликнул Костя. – Я никогда не покупал женщин, они сами вешаются мне на шею. Да, я щедр и тщательно слежу за собой, но разве это плохо?

   – Вера на пять лет выпала из жизни, – сказала я. – Никто из Орловых у руля ее бизнеса не встал. Наталья Петровна больна диабетом, было бы странно, сядь она в кресло руководителя, ваша мать занимается домашним хозяйством. Забот ей хватает. Но Алена? Или вы? Почему не захотели управлять кондитерскими?

   Константин побарабанил пальцами по столу.

   – Сестра – психотерапевт, она не собирается менять род деятельности. Я увлечен своей профессией, с трудом могу представить себя в роли владельца сети дешевых кофеен-кондитерских.

   – Но бизнес Веры развивался, – заметила я, – и приносил вам доход, вы отлично жили за счет тех самых дешевых кофеен-кондитерских.

   – Роман старался, – пояснил Константин, – Вера оказалась намного умнее и предусмотрительнее, чем я полагал. У жены было несколько хороших адвокатов, они составили кучу бумаг, предусмотрели любой форс-мажор. Вера написала завещание, а еще подготовила документ, объяснявший, как следует действовать в случае временной нетрудоспособности основательницы дела. Во главе бизнеса встал Роман. Кислов управлял всем и выдавал нашей семье положенные деньги! Размер суммы колебался в зависимости от прибыли, но ее хватало на безбедное существование и на прихоти. В случае смерти Веры Кислов терял свои полномочия. Упоминался ли он в завещании, никто не знал, оно хранилось в адвокатской конторе и не озвучивалось.

   – Так я и думала, – кивнула я, – у вас не хватало денег на любовниц, поэтому пришлось запустить руку в драгоценности жены. Думали, что ничем не рискуете, Вере никогда не встать, а она очнулась.

   – Яцек гений, – уныло сказал Костя, – он делал потрясающие копии, их не отличить от подлинников. Вера не усомнилась в них. И она украшения редко носила, приобретала как инвестиции, вкладывала деньги.

   – Почему вы не разрешили снять с руки больной жены дорогое кольцо? – недоумевала я. – По какой причине не положили его в шкатулку?

   Константин насупился.

   – Это мамина блажь. Через некоторое время после того, как Веру устроили в палате, Эдуард Михайлович сказал:

   – Заберите перстень, он мешает больной.

   Я хотел его снять, и тут мама коршуном налетела:

   – Нельзя трогать талисман, это оберег семьи. Костя жене много лет назад его на палец надел, Вера никогда не расстается с кольцом. Константин, не молчи!

   И что мне оставалось делать? Спорить с матерью? Пришлось исполнять навязанную роль, я заявил:

   – Никто не прикоснется к украшению, оно хранит Верушку.

   Медсестра, которая присутствовала в палате, растрогалась и разнесла по коридорам новость: у больной Орловой есть особое колечко, муж его считает талисманом. И пошло-поехало!

   – Давайте вернемся к событиям сегодняшней ночи, – предложила я. – Вы проснулись от звонка скрытого абонента. И как поступили?

   – Разозлился, – честно ответил Костя. – У меня сейчас отношения с Катериной, женой одного спортсмена, тот часто укатывает на сборы, соревнования.

   – Удобно, – кивнула я, – почти командир подводной лодки, отсутствует дома большую часть года.

   – Я строго-настрого велел ей не звонить в поздний час, – зачастил Константин, – объяснил, что мне напряги с женой не нужны. Так нет! Очень меня ее поведение возмутило, я набрал номер Катерины и сказал ей:

   – Русского языка не понимаешь? Спасибо тебе! Перебудила весь дом, дура! Не хочу более с тобой дела иметь!

   Слава богу, по имени ее не назвал, потому что вдруг услышал в ответ мужской голос:

   – Че? Какая «дура»? Какой номер вы набирали?

   Я сразу сообразил, что Катин муж неожиданно вернулся, она не могла звонить. Пришлось выкручиваться, извиняться:

   – Номером ошибся.

   Спортсмен успокоился, а я пошел проверить, спит ли Вера. Теперь уже на себя злился, следовало удержаться от звонка Катерине. Конечно, в нашей квартире толстые стены, дубовые двери, звук далеко не улетит, но, тем не менее, тревога в душе появилась.

   До утра Костя не сомкнул глаз. В полдень на экране его мобильного телефона снова возникли слова «абонент неизвестен». Орлов схватил трубку. Из нее донесся хриплый бас:

   – Миллион долларов, и получишь Веру назад.

   – Кто говорит? – испугался Орлов.

   – Миллион долларов, и получишь Веру назад, – повторил незнакомец, потом вдруг прорезался дрожащий голос жены: «Косточка, сделай, как он просит. Езжай к Роману, возьми миллион мелкими старыми купюрами. Упаси тебя бог обращаться в милицию, меня убьют».

   – Ты жива? – спросил Костя.

   – Пока да, – ответила жена, – меня не бьют, не обижают, сейчас сижу, смотрю телевизор, но, если завтра к вечеру миллион не появится в нужном месте, тогда мне конец.

   Вера стихла, зато снова загремел бас:

   – Никому ни слова! Завтра в одиннадцать вечера жди звонка. Нет бабок, нет жены. Если вмешаешь ментов, она покойница! Впутаешь мать, сестру – жена умрет.

   Костя посмотрел на меня.

   – Понимаете? Я был вынужден сказать матери, что у Веры кома! Якобы я отвез ее в лечебницу.

   – Почему сразу кома? – не поняла я. – Зачем так пугать Наталью Петровну?

   Константин свел брови к переносице.

   – А что я мог ей сообщить? Правду?

   – Есть масса других болезней, – вздохнула я. – Например, гипертонический криз! Резкое повышение давления требует госпитализации, но диагноз не так страшно звучит, как кома!

   Костя потер ладонями лицо.

   – Надо знать маму. Она тут же помчится к Вере, захочет сидеть у ее постели. И как ей объяснить, почему к жене не пускают? Кома лучше, мать страшно испугалась, у нее разыгралась мигрень, она лежит в кровати. Скоро Вера очутится дома. Скажу, что врачи ошиблись.

   – Ваше поведение выглядит глупо, – не выдержала я, – вы нашли деньги?

   – Да, – кивнул Костя. – Не волнуйтесь. И очень прошу, не болтайте. Ситуация под контролем.

   – Зачем вам понадобился Балалайкин? – спросила я.

   – Похититель велел, чтобы чемодан с деньгами передал он, – объяснил Костя.

   – Почему не вы? – поразилась я.

   Орлов пожал плечами.

   – Спросите у него. Я хочу вызволить жену, поэтому согласился на любые условия.

   – Ага, – пробормотала я.

   Константин встал.

   – Надеюсь на вашу порядочность. Успокойте режиссеров и продюсера, скажите им, что кома – ошибочный диагноз. Мол, у Веры элементарная гипертония. У страха глаза велики, Наталья Петровна неверно поняла сына. Да, жена, наверное, была у Нади, она все узнала, мне предстоит скандал, но супругу похитили до того, как мы с ней поговорили. Можете мне не верить, но я люблю Веру и готов на все ради ее спасения. Секс с другими бабами – это просто секс!

   Когда Орлов ушел, я повертела в руке мобильный, набрала номер и сказала:

   – Здравствуй, Игорь, беспокоит Даша Васильева.

   – Приятная неожиданность, – обрадовались на том конце провода, – уж не чаял тебя услышать, ждал, ждал звонка и понял: дружбы не получилось.

   – Мог и сам звякнуть, – возразила я.

   – Не нервничай, – приказал Собачкин, – мне не впервой, я умею убеждать людей. Как чего выясню, расскажу. Жди! Я пошел.

   Еда в закусочной оказалась ужасной, все перечисленные в меню салаты были заправлены майонезом. Я попросила официантку:

   – Принесите, пожалуйста, «Цезарь» без соуса, – и услышала в ответ:

   – Как вам из него подливку убрать? Повар сразу утром большую кастрюлю готовит.

   – Не люблю майонез, – призналась я, – есть что-нибудь без него?

   – Пельмени, – предложила женщина, – они со сливочным маслом и уксусом.

   – Лучше чай, – быстро заказала я.

   – И все? – нахмурилась официантка.

   – Несите сухое пирожное, – добавила я.

   – Черствое? – уточнила официантка.

   – Вроде миндального, – объяснила я и удостоилась сердитого взгляда, за которым последовала реплика:

   – Один кусок?

   Спустя четверть часа на столике появился френч-пресс со светло-желтой жидкостью и большой ломоть серого бисквита, укутанный шубой из взбитых сливок. Гору жирного десерта украшал крошечный длинный орешек. Я не имела права упрекать официантку за несъедобный десерт, сама попросила миндальное пирожное и не уточнила, каким оно должно быть.

   Собачкин появился в тот момент, когда я совсем изъерзалась на неудобном стуле с жесткой спинкой. Семен плюхнулся за столик и указал на пирожное.

   – Почему не ешь?

   – Не хочу, – честно ответила я, – оно очень жирное.

   – Ну, тогда я его уничтожу! – воскликнул Собачкин и придвинул к себе тарелочку. – Эй, девушка, живенько кофе сооруди!

   Нелюбезная официантка расцвела в улыбке и опрометью кинулась к бару. Я удивилась ее прыти, но еще больше меня поразило качество напитка, который подали Семену. Кофе восхитительно пах и, судя по довольному кряканью Собачкина, на вкус оказался великолепным. Я констатировала:

   – Ты понравился местной работнице.

   – Вообще люди ко мне положительно относятся, – с набитым ртом ответил Семен, – я вызываю их расположение, подталкиваю к откровенности.

   – Надеюсь, тебе удалось вытряхнуть правду из Кости, – вздохнула я.

   – С полпинка, – кивнул Собачкин, – глуповат был Ваня бедный! Ох, у них там сейчас дома Армагеддон! Мамаша сыночка мордой о лаковый паркет возит, последнее, что я слышал, когда дверь захлопывал, был крик старухи:

   – Понимаешь, что мы теперь из-за твоего желания переспать со всеми проститутками страны стали нищими?

   Никто Веру не похищал, миллиона не требовал.

   – Зачем он это выдумал? – возмутилась я. – Соврал мне!

   Семен соскреб с тарелочки последние крошки бисквита.

   – Дурак. Идиот, он считает себя самым умным, а всех остальных тупыми. Избалованный мамашей и женой бездельник. Теперь слушай, как было дело.

   Вера позвонила мужу около семи утра и сказала:

   – Я знаю все. Пока я лежала в больнице, ты крал мои драгоценности, чтобы гулять. Я умирала, а ты веселился. Прощай, больше мы не увидимся. Ты свободен и волен жить, как хочешь. Тебе останутся квартира, машина, мебель и прочее. Но моих денег ты более не увидишь, кредитки закрыты. Меня не ищи, я не желаю иметь с тобой дела. С Аленой тоже, я терпела ее выходки исключительно из-за Натальи Петровны. Свекровь я люблю, но понимаю: если начну ей финансово помогать, она с вами поделится, а мне надоело тебя на горбу тащить! Кстати, у Яцека Потоцкого и Надежды хорошая память. Надеюсь, вопросов у тебя нет?

   И бросила трубку.

   Константин перепугался. Сам он зарабатывает три копейки, мать получает грошовую пенсию, кое-какие денежки водятся у Алены, но сестра не из тех, кто поможет брату и матери.

   – Похоже, в этой семье все не так, как выглядит со стороны, – пробормотала я.

   – Не оригинально, – ухмыльнулся Семен, – я ни разу не видел человека с плакатом на шее: «Изменяю жене» и не встречал мать, которая заявляет вслух: «Ненавижу своих детей». Но мир полон парней с любовницами и родительниц, которые мучают отпрысков. Такова природа человека: он любит упаковывать собственное дерьмо в яркий фантик. Чем красивее снаружи, тем гаже внутри.

   – Однако, ты человеколюб и оптимист, – вздохнула я.

   Собачкин откинулся на спинку стула.

   – Чем громче кто-то вопит: «Обожаю невестку, варю благоприобретенной доченьке вкусный куриный бульон, чешу спинку, подаю тапки», тем яснее я понимаю, что мамаша ненавидит жену сына. Появись у нее возможность, она бы ее под поезд сунула, но маскирует истинные чувства лаком с блестками. Вот так.

   Семен вытащил из кармана пачку сигарет и задымил, я мгновенно закашляла. Собеседник положил сигарету в пепельницу.

   – Я нарочно чуть приоткрыл дверь в комнату, где беседовал с Константином, дожал его, выяснил кое-какие сведения, и тут мамочка влетела. Как я и рассчитывал, она в коридоре подслушивала, беспокоилась за сыночка, вдруг его злой дядя обидит. Здорово маман беседует, я аж ее зауважал. Кулаком по столу хрясь! Как заорет: «Смотри мне в глаза! В глаза!!!» Натуральное гестапо.

   Испуганный Константин покаялся во всех прегрешениях. Узнав о желании жены уйти, он быстро придумал план. Через час после беседы с Верой Костя позвонил Балалайкину, а тот пообещал прислать свою помощницу. Константин хотел найти Веру, упасть ей в ноги, вымолить у нее прощение. Вот только денег на оплату услуг сыщика у него не было. Петр Сергеевич охотно улаживает любые дела, но он дорого стоит. Вам кажется странным, что муж богатой бизнесвумен не смог наскрести пару тысчонок в валюте на гонорар Балалайкину? Тогда послушайте, что обозленная до предела Наталья Петровна кричала сыну в присутствии Семена:

   – Костя! Ты же умный, талантливый, я всегда гордилась тобой! Не всякая женщина воспитает талантливого инженера, без пяти минут доктора наук, ученого! Алена у меня не очень удачная получилась! Все никак не пробьется, мечтает о славе, деньгах, но, видно, ума и таланта господь ей не дал. Вместо этого он наградил ее упрямством и вредностью. Сколько раз ей Верочка помощь предлагала, говорила: «Аленушка, давай я тебе офис куплю».

   Но нет, моя упорная дочь бубнит про то, как самостоятельно на вершину славы влезет. Повторяет: «Не хочу никому быть благодарной»! Но ты! Умный человек! И что наделал!

   Наталью Петровну несло. Очень скоро Семен понял: Алену мать считает неудачницей и ничтожеством, Костю обожает, он для Натальи Петровны свет в окне. Веру свекровь очень любит, постаралась заменить ей родителей. Наталью Петровну раньше безмерно удивляло поведение Аллы Мамалыгиной. Вера раз в неделю навещала мать и возвращалась всегда на взводе. Алла никогда не приходила в гости к Орловым, не звала их к себе, не поздравляла с праздниками, не интересовалась внуками. Даже не была на свадьбе Веры!

   Сначала Наталья Петровна считала Мамалыгину моральным уродом, но потом Вере пришлось нанять матери сиделку, и она открыла свекрови неприглядную правду: Алла психически больна. Узнав это, Наталья Петровна не испугалась, наоборот, стала еще пуще демонстрировать Вере свою любовь. А невестка оказалась благодарной щедрой женщиной. Удачно раскрутив собственное дело, она не сказала членам своей семьи:

   – Деньги заработала я, а вы сидите тихо и кланяйтесь мне до пола за каждую купленную морковку.

   Нет, Орлова захотела сделать их счастливыми, завела всем кредитные карточки и не контролировала ежедневные расходы свекрови, мужа и золовки. Разумеется, крупные траты вроде поездки на шикарный курорт или покупки машины она отслеживала, но «мелочь» не считала. Вера действительно много зарабатывала и не переживала по поводу десяти-двадцати тысяч долларов, которые куда-то улетучивались.

   – Я ей говорила, – причитала Наталья Петровна, – многократно повторяла: «Верушка, деньги любят счет. Не надо никого баловать. Это развращает». А она беззаботно отвечала:

   – Предлагаешь смотреть в онлайн-банке, сколько раз Костя сходил в ресторан? Я доверяю мужу, он хлебосольный человек, ему приятно угощать коллег, купить приятелю на день рождения хороший подарок.

   Самое интересное, что, потеряв в присутствии Собачкина всякое самообладание и злясь на Костю, Наталья Петровна считала сына жертвой. Во всех неприятностях свекровь обвиняла невестку.

   – Она приучила моего сына к мотовству, ни разу не сделала ему замечания, не велела потуже затянуть пояс и придержать свое «хочу». Мужчина требует воспитания, а Вера поощряла Костю в транжирстве. Увидел дорогущую машину? Получи. Желаешь ее поменять? Пожалуйста. Задумал устроить приятелю именины в ресторане? На здоровье. Купил сто сорок восьмой костюм? Сходи за сто сорок девятым и возьми сразу два, чтобы круглое число в шкафу висело. У сына пропал стимул к развитию, он более не испытывал желания идти вперед, не рвался зарабатывать. Зачем? Все само в руки падает, он никогда жену по доходам не обгонит. Вера сама виновата, она вырастила из Кости бездельника.

   Справедливости ради следует добавить, что Алена и Наталья Петровна тоже пользовались неограниченным кредитом. Но свекровь практически ничего не тратила на себя, она ходила в одних сапогах несколько лет и всегда ругала невестку, когда та делала ей подарки.

   – Ну зачем мне эта сумка? Небось тыщи стоит! – ворчала пенсионерка. – У меня есть приличный ридикюль!

   – Ага, – радостно кивнул Собачкин, – это имитация. Я пытаюсь отвыкнуть от пагубной привычки. Хорошая вещь. Внешне от нормальной не отличить, на конце тлеет красный огонек, вместо дыма идет пар. А ты увидела его и ну кашлять. Сработал стереотип: раз у человека сигарета, значит, она воняет. Никогда не считай ничего аксиомой. Сомневайся во всем, только так докопаешься до сути дела. На улице лежит снег, значит, пришла зима. Глянь на календарь. Вдруг на дворе лето, а снег – это природный катаклизм? Ты составила простую цепочку: муж подменял брюлики, обручальное кольцо пропало, следовательно, его спер Орлов. Но на мой взгляд, Константин не брал украшения, это нелогично. Его прихватил кто-то посторонний, увидев в гримерке, посчитал настоящим и прикарманил. Костя после звонка Веры впал в панику. Он боялся сообщить матери об ее уходе, опасался скандала и думал, что лишится денежных средств. В порыве вдохновения престарелый «мачо» придумал для Натальи Петровны версию про кому. Он рассчитывал, что мать свалится с гипертоническим кризом, попадет в больницу, а он с помощью Балалайкина отыщет жену и вернет ее назад. А тебе он сначала соврал про грипп, а потом второпях выдал версию про похищение. Полагал, что ты испугаешься, не захочешь связываться с похитителями и будешь молчать.

   Я села на стул.

   – Он кретин? Идиот?

   – Инфантильный, сексуально озабоченный Питэр Пен, – без тени улыбки заявил Семен. – Оранжерейный эгоист, мот, бездельник. Могу продолжить сию хвалебную оду.

   Собачкина прервал звонок моего телефона.

   – Ну и как там дела? – грустно спросила Тата.

   – Лес все гуще, – вздохнула я. – Вера, оказывается, сбежала, она не в коме.

   – Слава богу! – оживилась Тата. – Врачи ошиблись? Это тот случай, когда косяк медиков радует. Как ее самочувствие? Что с ней?

   – Она ушла из дома, – повторила я и кратко изложила Тате всю историю.

   – Сейчас перезвоню, – пообещала она и отсоединилась.

   – Игорь говорил, что ты бабушка с толстым кошельком, – зевнул Семен. – Можешь нанять меня для поиска бизнес-дамочки, не откажусь подзаработать.

   Я не принадлежу к людям, которые злятся по любому поводу, по пальцам могу пересчитать случаи, когда у меня в глазах темнело, а руки тряслись от ярости. И если гнев все же берет надо мной верх, я всегда стараюсь с ним справиться. Но Собачкин явно дурно влиял на меня, я разъярилась второй раз за нашу беседу.

   – Какая я тебе бабушка!

   – Но ведь и не девочка, – парировал Семен, – тетя средних лет.

   Я задохнулась от возмущения, но на сей раз сумела криво улыбнуться.

   – Уже лучше, пройден путь от старухи до дамы. Разве госслужащим разрешают работать частным образом?

   – У меня своя контора, – пояснил Семен. – Маленькое легальное предприятие, я плачу налоги и сплю спокойно. Разве Игорь сказал, что я пашу на государство?

   Мой телефон снова заработал, и это опять оказалась Тата.

   – Дашенька, у нас тут война с применением всех видов оружия, – вздохнула она. – Морозов в истерике, великий и ужасный его в порошок стер, а заодно пообещал нас всех уволить. Если не сделаем программу с Верой, всем капец.

   – Нельзя ли объяснить ему… – начала я.

   – Ох, невозможно, – перебила Тата, – если он упрется, отползай в крапиву. А еще он мстительный. Выпрет человека и присматривает за ним. Узнает, что тот на другой канал устроился, тут же позвонит руководству своего бывшего сотрудника и на мозг ядом накапает.

   – Мило, – пробормотала я, – неужели хозяин канала никогда не слышал про форс-мажор?

   – Великий и ужасный на совещаниях часто повторяет: «Мне нужны креативные работники, а не те, кто от погодных условий зависит. Взялся плясать, танцуй, не жалуйся на артрит. Нога болит? Освободи место здоровым, в стране безработица». Жаль будет, если придется уходить, нам с Ксюшей проект нравится, он многим людям помочь может, и с тобой приятно работать, – сказала Тата.

   – То есть владелец канала прикроет наше шоу, если мы не выпустим сюжет про Веру? – воскликнула я. – Он совсем дурак? Столько денег вложил в съемки, и ку-ку?

   – Покажет готовые выпуски, и адью, – уточнила Тата, – похоже, ему Римма Ивановна хвост накрутила.

   – Его жена тоже работает на телевидении? – спросила я.

   – Великий и ужасный женат на сетке программ, – развеселилась Тата. – Рейтинг ему тесть, доля – теща. Римма его домработница, она хозяйский канал день и ночь смотрит и барину потом на мозг капает: «Ведущий вечерних новостей урод» или: «Почему детских шоу нет!».

   – И он прислушивается к мнению домработницы? – с недоверием спросила я. – Он с ней... ну... короче, они любовники?

   Тата расхохоталась.

   – Прикольное предположение. Жаль, ты Римму не видела, ничего, в мае на дне рождения канала познакомишься. Будет наша «серая кардинальша» сидеть в первом ряду, разодетая в платье из парчи. Нет, никаких сексуальных отношений там нет, хозяин любит блондинок-малолеток, он называет Римму «голос народа», всегда на совещаниях гудит: «Если моя домработница хвалит шоу, значит, оно выстрелит, надо к ней прислушиваться». В принципе мы Римме должны букет купить, идея запустить «Истории Айболита» принадлежит ей, она хозяина по утрам и вечерам полгода спрашивала: «Почему на нашем канале ничего про медицину нет?»

   И добилась своего, более того, требовала позитива, просила не пугать людей, и вот сейчас хорошая программа вырисовывается. Ты замечательно в формат вписалась. Я сначала других ведущих хотела пригласить, но они никогда не согласятся на кабеле работать.

   – Ты имеешь в виду Елену Малышеву? – предположила я. – Она гениальна, ей всегда веришь.

   – Елена чудесная, – согласилась Тата, – вечно всем помочь хочет, она и в жизни, как на экране, настоящий врач с активной жизненной позицией и одновременно сострадательная. Нет, я про других думала. Доктора Хауса и Геннадия Петровича Малахова.

   Я чуть не уронила трубку.

   – Ты всерьез?

   – Конечно, нет, – хихикнула Тата, – у великого и ужасного денег на звезд не хватит. Но, согласись, могло оригинально получиться. Прикинь, что с Хаусом будет, когда он монолог Малахова про салат из редьки для лечения кашля услышит. Думаю, долго он не выдержит, хряснет Геннадия Петровича палкой, но Малахов у нас не агрессивный, в драку не полезет. Он Хаусу заварит чаек от нервов, цветы кабачка плюс подорожник, напоит его, успокоит. Мы бы точно все каналы порвали с такими ведущими. Ладно, поговорим о грустном. Если не сможем доснять финал с Верой, прощай шоу.

   Меня неожиданно обуяли чувства, о которых я ранее и не подозревала. То есть как это «прощай шоу»? Столько работали, утрясали формат, вставали на рассвете, ложились за полночь, потели в душной студии, обхаживали героев, и вот сейчас, когда программа может наконец-то ехать по накатанной колее, всех выгонят? Большое количество людей останется без работы! Великий и ужасный отвратителен, а эта его Римма... ну просто слов нету! И еще! Я успела по секрету намекнуть близким подружкам, коих у меня немерено, на свое скорое появление на голубом экране в качестве звезды. Это что же получается? Весной покажут несколько передач, и все? Представляю, какие сплетни поползут по знакомым! Дарья Васильева не справилась с работой, возомнила себя Опрой Уинфри и теперь кусает себе локти?!

   Я откашлялась.

   – Тата! Главное, не сдаваться! Кто-нибудь может сказать злобному и кровожадному, что информация о вновь впавшей в кому Вере – наглая ложь? В действительности наша главная героиня элементарно загрипповала и скоро выздоровеет.

   – На это способна только Ксюша, – задумчиво протянула Тата, – она умиротворяюще даже на бенгальских тигров действует.

   – Пусть выпросит у мерзкого и гадкого неделю, я успею найти Веру, – выпалила я.

   – Ты уверена? – с легким сомнением спросила Тата. – Завтра с утра предстоит снять второй проходной сюжет. А после обеда мы продолжим работу дальше, возьмем нового героя. Где ты найдешь время на поиск Орловой?

   – Справлюсь! – запальчиво пообещала я. – Найму помощника, поднапрягусь, но не сдамся без боя.

   – Я побежала искать Ксю! – воскликнула Тата.

   Я положила трубку на стол, Семен потер руки.

   – Ну-с! Составим план действий.

   Меня снова охватило раздражение.

   – С чего ты взял, что я буду заниматься поисками совместно с тобой?

   – А с кем еще? – по-детски изумился Семен. – Ты хочешь найти пропавшую Веру, я лучший на ниве поиска людей. Получу мани, а ты обретешь суперспеца. Просто, эффективно, красиво. Насколько я понял, ты сама хочешь участвовать в поисках.

   – Неправильно понял! – взвилась я. – Участвуешь ты, а я руководитель.

   – Вау! Создай штаб, – посоветовал Сеня.

   Мне стало смешно, но тут же возникло неприятное чувство. Неужели я напоминаю Дегтярева? Полковник при любой возможности организует штабы и возглавляет их работу. С кем поведешься, от того и наберешься.

   Я облокотилась о стол.

   – Попроси сварить тебе кофе.

   – Я уже налился по уши, – ответил Семен.

   – Им угощусь я, мне приволокли вместо чая бурду. А ты произвел на официантку неотразимое впечатление, – призналась я. – Хорошо, работаем вместе.

   Собачкин не стал кривляться, поманил девушку, сделал заказ и сразу приступил к работе.

   – Времени мало. Я пороюсь кое в каких документах, а ты поезжай к Алле, матери Веры, расспроси ее о детстве дочери, о привычках, короче, попытайся составить психологический портрет беглянки, по возможности разузнай о старых друзьях, с которыми потом у бизнес-леди оборвалась связь.

   – Зачем ворошить пыльные воспоминания? – скривилась я. – Нужно узнать, не снимала ли Орлова номер в гостинице, коих в Москве полно. Навряд ли она покинула столицу.

   Семен вынул из кармана симбиоз телефона с компьютером.

   – Это не составит труда. Но вспомни, Вера хочет спрятаться, она обижена, унижена, не желает видеть мужа. Маловероятно, что беглянка поселится в «Мариотте» или «Балчуге», даже дура поймет, что именно там ее станут искать.

   – На окраине города много крохотных пансионов, – заспорила я.

   – Нет, – снова не согласился Семен. – Орлова не скрывается от закона, ей нет нужды жить в мотеле-клоповнике, она приучена к комфорту.

   Наладонник издал короткий писк, Собачкин ткнул пальцем в экран.

   – Ну! Что и требовалось доказать! Я попросил проверить кредитку Веры.

   Я уставилась на Семена, а тот загундосил:

   – Я был уверен, что ты меня непременно наймешь, и решил не терять зря времени. Вера не пользовалась кредитками! Со вчерашнего дня она не совершила ни одной покупки.

   – Как ты это выяснил? – вырвалось у меня.

   Семен кашлянул.

   – Просто. Раз, два, и опля. Наличку в банкомате она тоже не брала, значит, квартиру не снимала.

   – Могла пойти к подруге, – предположила я.

   – Во! – кивнул Семен. – Верно мыслишь. Но только те, с кем Орлова поддерживает отношения сейчас, ей не годятся. Она не идиотка, сообразила небось, что свекровь с мужем всех обзвонят. И неприятно приехать к подруге и заявить: «Костя завел любовницу». Мой богатый жизненный опыт подсказывает, что баба, желающая скрыться от родных, помчится к кому-то из прошлой жизни. Однокласснику. Девочке, с которой дружила во дворе. Соседке по студенческому общежитию. Кое-какие отношения сходят на нет после замужества, Орловы не знают, с кем общалась Вера, когда была Иосифовой. А ее мать может помнить их имена.

   – Алла в психушке, – напомнила я.

   – Нельзя упускать ни один шанс, – надулся Собачкин, – и еще. Дочь устроила ее в дорогую лечебницу, значит, заботится о ней. Может, Вера там? Примчалась поплакать на груди мамаши и осталась в уютной палате. За деньги для тебя нарушат все правила, пустят переночевать в клинике. И самое последнее. Очень трудно найти человека, если не составлен его психологический портрет. Надо влезть в голову к беглецу, начать мыслить, как он, и тогда возникнет ясность. Созвонимся после девяти и обменяемся информацией.

   Собачкин вытащил из портмоне кредитку и помахал ею в воздухе.

   – Девушка, рассчитайте нас.

   – Спрячь, – велела я, – сама заплачу.

   – Фигушки, – ответил парень, – гусары денег не берут, я привык угощать женщин, а не жрать за их счет.

   – Я наняла тебя, следовательно, несу все расходы, – снова разозлилась я.

   – У тебя глаз красный, – заботливо сказал Семен, – купи капли! Что касаемо денег за торт, то мы сели пить чай, не будучи нанимателем и работником. Слушай, ты не заболела? Сидишь злая, сопишь, как простуженная лягушка!

   – Ты мастер художественного сравнения! – вспыхнула я. – До сих пор никто не считал меня похожей на жабу.

   – Правда? – удивился Семен. – Они красивые, глазастые.

   – Зеленые и в бородавках, – закончила я. – Так мы работаем?

   – Йес, – кивнул Собачкин, – я готов.

   Я решила сразу уточнить финансовый вопрос.

   – Сколько стоят твои услуги?

   – Две тысячи долларов, – мирно заявил Семен.

   – В день? – ахнула я.

   – Ты чего? – изумился в свою очередь Собачкин. – Олигарха видно по вопросу! Где я клиентов с таким прайсом найду? За розыск половину ты платишь сразу, и она не возвращается в случае неудачи. Со второй частью расстаешься, когда получаешь адрес или пакет необходимых документов. Тебе скидка.

   – Спасибо, я в ней не нуждаюсь, – гордо заявила я.

   – Ты сама участвуешь в расследовании, – объяснил Семен, – поэтому заплатишь полторы штуки. Предоплата все равно тысяча. Почему ты носишь синий свитер?

   – Он серый, – удивилась я.

   – Отдает в синеву, – не согласился Собачкин. – Блондинке больше пойдет зеленый! Ярко-изумрудный!

   – Ну тогда я точно буду смахивать на милых твоему сердцу пучеглазых квакушек! – фыркнула я и ушла.

   По дороге к машине меня настигла эсэмэска: «Адрес психклиники: Сентябрьская улица, дом восемь. Удачи в нелегком труде частного детектива. Соб.»

   Неожиданно ко мне вернулось хорошее настроение, похоже, Семен вовсе не противный. Игорь охарактеризовал Собачкина как опытного специалиста. Почему же я так злюсь на парня?

   В холле приветливо горел камин, причем не электрический, а самый настоящий, с дровами.

   – Ну надо же, живой огонь! – вырвалось у меня.

   – Очень успокаивает, – сказала женщина лет пятидесяти, сидевшая за большим письменным столом. – Стараемся создать уют. Вы к кому?

   – Хочу проведать Аллу Мамалыгину, – ответила я, – если, конечно, это возможно.

   – Аллочка у нас не первый год, – вздохнула дежурная, – но до сих пор ее мало кто навещал.

   – Неужели дочь Вера не заглядывает к матери? – удивилась я.

   – Как же, приходит, – кивнула администратор, – она очень заботливая. Аллочка у нас модница, дочка ей одежду красивую покупает, косметику, духи. Балует нещадно, что мать попросит, то ей и приносит. На Новый год нам артистов прислала! Вы присядьте, я вызову Анну Павловну, она скажет, можно ли с Аллочкой повстречаться, какое у нее расположение духа. Знаете, от настроения у наших подопечных многое зависит!

   Я не поняла, каким образом говорливая тетушка связалась с доктором, вроде не нажимала ни на какие кнопки, не звонила по телефону, но из коридора послышалось шуршание, и в холл вышла молодая женщина в элегантном модном платье из джерси. Она улыбнулась мне, словно хорошей знакомой, и спросила:

   – Вы к кому?

   – Хотелось бы повидаться с Аллой Мамалыгиной, – снова воскликнула я, – если, конечно, вы позволите. Мы дальние родственники, я давно живу за границей, во Франции. И, признаюсь, не знала, какая с Аллой приключилась беда. А тут приехала, навестила Веру, услышала, где находится ее мать, и подумала: может, Алла мне обрадуется? Вспомним с ней прошлое! Хотя я не уверена, что она меня узнает, мы не виделись... э... более двадцати лет.

   Анна Павловна чуть наклонила голову.

   – Понятно. Давайте попробуем. Аллочка сегодня в тонусе, правда, сразу предупрежу, личность женщины сильно изменилась. И я не смогу оставить вас наедине, у нас существует строгое правило: все свидания происходят исключительно в присутствии врача или медсестры.

   Я кивнула:

   – Конечно.

   – Тогда снимайте курточку, наденьте тапочки, – засуетилась дежурная, – они одноразовые, при вас из пакетика достану. Бахилами мы не пользуемся, они какие-то не домашние.

   – У вас паспорт с собой? – подхватила Анна Павловна. – Мы регистрируем посетителей.

   – Водительские права подойдут? – спросила я.

   – Очень хорошо, – одобрила администратор, взяла документ и сказала: – У вас очень милое имя, Дашенька.

   Обласканная сверх меры, я пошла вместе с Анной Павловной по коридору. Врач неожиданно остановилась.

   – Забыла вас предупредить. Если вы захотите угостить Аллочку, вам принесут чай.

   Я смутилась.

   – Простите, я не додумалась прихватить торт!

   – И очень хорошо! – воскликнула врач. – У нас запрещено кормить больных. В нашем буфете большой выбор лакомств: вафли, печенье, зефир, мармелад, все не бесплатное, но и не дорогое. За умеренную цену вы порадуете Аллочку.

   У меня при словах «запрещено кормить» возникла ассоциация с зоопарком, но, естественно, я не стала говорить о своих мыслях, только произнесла:

   – У вас все очень продумано, совсем не похоже на больницу.

   – Мы позиционируем свое учреждение не как клинику, – уточнила Анна Павловна, – здесь дом, где живут те, кто нуждается в покое и заботе.

   – Нет уколов? – улыбнулась я. – И таблеток?

   – Куда без них, – вздохнула врач, открывая дверь. – Но мы постарались создать здесь домашнюю обстановку. Аллочка сейчас в гостиной, идите смело.

   Я очутилась в просторной комнате, на одной стене которой висел большой телевизор, показывали фильм «Девчата», старую советскую кинокомедию. Напротив экрана в креслах сидело несколько человек разного возраста. В левом углу за маленьким столиком две дамы мирно складывали детский пазл.

   – Аллочка! – весело воскликнула Анна Павловна. – К вам пришли.

   Одна из женщин, занятых мозаикой, подняла голову.

   – Кто?

   – Ваша старая знакомая Даша, – бодро продолжила врач, – не узнаете?

   Аллочка чуть прищурилась, я фальшиво заулыбалась.

   – Здравствуйте!

   – Нет, – пробормотала мать Веры, – нет.

   – Может, выпьем чаю? – предложила я.

   В тусклых глазах больной появилось оживление.

   – С шоколадными вафлями?

   – Непременно, – пообещала я.

   – Меня зовут Нина, – представилась вторая дама, – я тоже хочу чашечку. Я люблю зефир!

   – Ниночка, давайте Катя вам книгу почитает? – предложила Анна Павловна.

   – Нет, – со слезами в голосе возразила дама, – нас вкусным сейчас угостят.

   Я взглянула на доктора.

   – Могу я предложить Нине зефир?

   – Да, проблем нет, просто не совсем удобно, – замялась врач, – вы пришли к Аллочке, а Нина напросилась. Уж извините, но она как ребенок, обожает сладкое.

   Минут через десять нам подали чай и угощение. Я дождалась, пока Аллочка съест пару вафель, и спросила:

   – Как Вера? Она давно вас навещала?

   – Не помню, – равнодушно ответила Алла и потянулась за новой порцией десерта.

   – Сегодня дочка не приходила? – не отставала я.

   – Нет, – вместо пациентки ответила Анна Павловна, – для Аллы времени не существует. Слова «завтра», «вчера», «через месяц» для нее пустой звук. Она живет лишь здесь и сейчас.

   Я решила зайти с другой стороны.

   – В детстве мы с Верой часто ходили в гости к ее близкой подруге, очень милой девочке... забыла... как звали малышку... э... э... вы не помните?

   – Нет, – обронила Алла, – нет, нет. Никуда она не ходила, она дома сидела. Боря не разрешал.

   – Да, – кивнула я, – все знали, что отец у Верочки строгий.

   Алла прикрыла лицо руками.

   – Нет, он умер. Сам умер. Сам. Сам.

   Я решила оставить болезненную тему.

   – Да, конечно, но вашей дочери повезло, ей достался заботливый отчим. Степан Арнольдович очень любил Веру, он заменил ей родного отца.

   – Степа умер. Сам умер. Сам. Сам, – попугаем повторила Аллочка. – Вера его обожала! Обожала! Да! Обожала! Верите мне, да? Да?

   – Конечно, – кивнула я, – она всегда говорила: «Степан Арнольдович был лучшим на свете папой».

   Аллочка засмеялась и погрозила мне пальцем:

   – Хитрая! Они все умерли. Арнольд. Валентина. Сами. Сами. Сами умерли. А мы в квартире остались. Знаешь, какая у нас жилплощадь?

   Я обрадовалась, кажется, на больную нахлынули воспоминания, главное, не сбить бедняжку с правильного настроения.

   Алла развела руки.

   – Громадная! О! Шесть комнат! Вера в своей спит, я у себя. Вещей полно! Фигурки в буфете! Продаешь одну, живешь месяц!

   Лицо Мамалыгиной исказилось, она согнула пальцы и зашипела:

   – Арнольд! Сделай так, чтоб сука ничего из нашего не получила. Вон из моей обители! Рвань нищая! Степа, столкни бабу с лестницы. Какие деньги на похороны? Сдох, и хорошо. И тебе пора за ним. Дрянь! Степан! Не смей выб...ку конфеты совать! Вон! Вон!

   Я вздрогнула, Аллочка опустила руку.

   – Валентина так говорила. Я копеечку просила, Борю упокоить. Ох, он меня бил! И в лицо, и в грудь, но я молчала. Отец Верочки! Думала, нам чего достанется, Веру оденут, обуют. Но нет! Выгнали! А потом умерли, и все нам перешло! Вот! Степа тоже бил! Никто меня не защищал!

   – Сейчас вас Верочка балует, – попыталась успокоить пациентку Анна Павловна.

   Но Мамалыгина зарыдала в голос, доктор обняла ее за плечи, подняла и повела в коридор.

   – Она всегда так, – тоном девочки-ябеды произнесла Нина, – любит поплакать. Увидит Верочку, и в слезы. А почему? – Нина понизила голос. – Хочешь, тайну расскажу? Ты мне вкусный зефир, я тебе секрет. Справедливо, да?

   – Давайте, – тоже шепотом ответила я.

   Нина поманила меня пальцем.

   – Наклонись, на ухо наговорю. Анна Павловна гриппом заболела, Владимир Михайлович отошел из дома. Нельзя никого пускать без него. А Лена, она у двери всегда сидит, ее и провела к Аллочке!

   Нина схватилась руками за щеки.

   – Ой, ой, ой! Она Алле глупостей наговорила. «Расскажи мне, где другая живет, иначе Вера умрет. Я ее лучшая подруга! Не скажешь, и все у тебя отнимут, квартиру заберут!» Аллочка так заплакала! Лена ту живо вытолкала, мне зефиру дала, чтоб я ее не выдала. Вот! Тайна! Тсс! Секрет! Я доем вафли? Алла уже не захочет!

   Нина засунула в рот вафли, я решила действовать оперативно и быстро вышла в холл.

   – Уже уходите? – удивилась дежурная.

   – Алла расстроилась, заплакала, – пояснила я, – мне очень неудобно. Планировала доставить ей приятные эмоции, а вместо этого огорчила.

   – Не берите в голову, – утешила меня администратор. – Мамалыгина всегда одинаково реагирует, увидит Веру и давай хныкать. Ну какие у нее причины для огорчений? Живет на всем готовом, ни о чем не думает, за будущее не тревожится, любые ее капризы дочь исполняет. Иногда я Мамалыгиной завидую. Я б на ее месте радовалась!

   – Надеюсь, вы никогда не очутитесь в психиатрической лечебнице, даже такой, как эта, – вздохнула я, – вас ведь Лена зовут?

   – Откуда вы знаете? – удивилась дежурная.

   – Нина сказала, – ответила я. – Женщина, которая вместе с Аллочкой пазл складывала, она еще одну историю припомнила.

   Глаза Елены забегали в разные стороны.

   – Нине нельзя верить! У нее старческое слабоумие! Не понимает, что несет.

   – Мне она показалась вполне разумной, – не согласилась я. – И Нина весьма подробно описала визит некоей особы, которая явилась сюда и довела Мамалыгину до истерики.

   – Не было здесь такого! – решительно отрубила Елена. – Нина выдумывает. Вчера она рассказывала, как утром гуляла по Красной площади. Прикажете ей верить?

   Из коридора вынырнула Анна Павловна.

   – Ваш визит нельзя назвать удачным, – сказала она, – если хотите, загляните завтра.

   – Нет смысла, – быстро влезла в разговор Елена, – Алла всегда рыдает. Не тратьте время зря! Уходите и не возвращайтесь. С Мамалыгиной наладить контакт не получится.

   Анна Павловна заморгала. Она явно была поражена вмешательством дежурной, но цеховая солидарность удержала врача от замечания в ее адрес. Если у меня и возникли сомнения в правдивости слов Нины, то после «выступления» Лены они испарились. Я оперлась о стойку.

   – Извините, я была вынуждена прибегнуть к обману. На самом деле я никогда не дружила с Верой и Аллу впервые увидела сегодня.

   Елена ойкнула, Анна Павловна резко выпрямилась.

   – Кто вы?

   – Агент ФСБ Дарья Васильева, – недрогнувшим голосом представилась я. – В процессе работы над одним делом мы вышли на Аллу Мамалыгину, она является важным свидетелем.

   – Больного человека нельзя допрашивать, – возмутилась Анна Павловна.

   Я начала оправдываться.

   – Я просто хотела побеседовать, ни о каком протоколе речь не идет.

   – Вам следовало поставить в известность Веру, – не унималась доктор.

   После некоторого колебания я сообщила:

   – С Орловой поговорить невозможно.

   – Она заболела? – спросила Елена.

   – Нет, – коротко ответила я.

   – С Верой случилось несчастье? – испугалась Анна Павловна.

   Я вспомнила Дегтярева и решила использовать прием полковника, большого мастера много говорить, но ничего не сообщить по сути.

   – Сейчас ведется работа, о результатах которой сообщать рано. Во многом успех оперативно-разыскных мероприятий зависит от граждан, которые могут помочь сотрудникам, ответив на ряд вопросов. Что с Аллой? Почему она очутилась в клинике?

   Анна Павловна прижала пальцы к вискам:

   – О врачебной тайне слышали?

   – Конечно, – кивнула я, – а вы знаете, как поступят родственники ваших подопечных, когда выяснится, что Елена, администратор лечебницы, пускает в помещение незарегистрированных посетителей и разрешает им беседовать с больными наедине, без врача или медсестры?

   – Она лжет! – закричала Лена. – Я не видела ту толстуху! Нина соврала.

   Мне стало смешно.

   – Значит, в тот день, когда Анна Павловна слегла с гриппом, а другой доктор, которого Нина назвала Владимиром Михайловичем, отлучился, вы не устраивали свидания Аллы с некоей особой?

   – Нет! – солгала Елена. – Это строго запрещено.

   – Не было полной женщины, которая хотела встретиться с Мамалыгиной? – не сдавалась я и снова услышала:

   – Нет!

   Анна Павловна поняла, что имеет в виду «спецагент», и возмущенно зацокала языком, а я стукнула кулаком по стойке.

   – Хватит! Откуда вы тогда знаете, что дама, которая здесь не появлялась, имела излишний вес? Сами секунду назад воскликнули: «Не видела ту толстуху».

   Анна Павловна укоризненно посмотрела на дежурную.

   – Лена! На этот раз не надейся на мою жалостливость!

   – Елена уже была замечена в нарушении правил? – обрадовалась я.

   Врач молча кивнула, а дежурная заканючила:

   – Моя внучка дорогой мобильный телефон просит, чем она других хуже?

   – Ты уволена! – решительно заявила Анна Павловна.

   Елена залилась слезами.

   – Вы не можете меня выставить! Я служу здесь не первый год.

   – Еще как могу, – не смягчилась доктор.

   Я тронула Анну Павловну за плечо.

   – Если Елена честно расскажет, кто и с какой целью приходил к Алле, можно дать ей шанс исправиться. Но только в случае ее полнейшей откровенности.

   – Я знаю правила, – зачастила дежурная, – не оставила их вдвоем, сама села рядом.

   Анна Павловна всплеснула руками.

   – Час от часу не легче! Значит, ты бросила дверь без присмотра?

   – Заперла на щеколду, – прошептала Лена и умоляюще посмотрела на меня.

   Я поощрительно улыбнулась:

   – Продолжайте, и все уладится.

   Внучка выпрашивала у нее на Новый год дорогой мобильный, Лена потихоньку откладывала на подарок, но декабрь приближался стремительно, а заработок у дежурной невелик. Лена поняла: ей не накопить на сотовый, и приуныла, а тут денежки сами пришли и попросились в руки. Женщина, которая хотела навестить Аллу, выглядела прилично, была одета аккуратно, разговаривала вежливо и очень расстроилась, когда услышала от Елены, что та в отсутствие врача не имеет права ее впустить.

   – Я ехала издалека, – пригорюнилась незнакомка. – Можно подождать доктора?

   – Нет смысла, – ответила Лена, – он раньше чем через два часа не появится, а в девять вечера у нас уже отбой. Если вы укажете время своего визита, я предупрежу доктора, он вас завтра будет ждать.

   – Мне сегодня надо, – занервничала посетительница, – очень.

   Она вынула кошелек, отсчитала несколько купюр, положила на стойку и тихо попросила:

   – Помогите, пожалуйста! Поверьте, дело первостатейной важности, мне необходимо задать Алле вопрос. Всего один! И я сразу уйду.

   Если у вас дома есть двенадцатилетняя девочка, которая каждый день, придя из школы, мрачно заявляет:

   – Со мной никто общаться не желает, потому что я нищая, без мобильного с выходом в Интернет, – то вы хорошо поймете Елену.

   Дежурная сразу поняла: вот она, недостающая сумма для приобретения подарка, о котором грезит любимая внученька. Она дрогнула.

   – Хорошо, но я буду присутствовать при вашей беседе.

   – Нет проблем, – обрадовалась толстуха.

   Мамалыгина никак не отреагировала на тетку, а та спросила:

   – Аллуся, помнишь меня?

   – Нет, – равнодушно ответила больная.

   – Я Ира Сметанина, – представилась гостья, – ты должна мне помочь. Хочешь?

   – Да, – кивнула Алла.

   – Где сейчас Алиса Спиридонова? – задала следующий вопрос Ирина.

   – Нет, – обронила Алла.

   – Угостите нас чаем, – вклинилась в их разговор Нина, бесцеремонно присоединившись к компании, – с зефиром.

   Сметанина взглянула на Елену.

   – Если ее угостить, Мамалыгина разговорится?

   – Наши подопечные обожают сладкое, но не могу обещать, что Алла ответит вам, – объяснила Елена, – она разговаривает лишь тогда, когда хочет.

   – Можно ее заставить? – вошла в раж Ирина.

   – Даже пытаться не стоит, – вздохнула Елена.

   Гостья покраснела.

   – Уговорить? Упросить? Умолить?

   – Мамалыгина не совсем здорова, вам лучше недельку-другую сюда регулярно поездить, Алла пообвыкнется и захочет с вами поболтать, – дала совет Елена.

   – Нету у меня времени, – воскликнула Ирина, – эй, смотри сюда! Где Алиса Спиридонова? Не молчи. Ты все знаешь! Я уверена! Ты в курсе! Она лучшей подружкой твоей дочки была! Где Спиридонова? Алиса! Ну?

   Елена не успела ойкнуть, как Ирина схватила Аллу за плечи, изо всей силы встряхнула ее и закричала:

   – Живо рассказывай! Где Алиска? У меня Соня умирает, ей донорская печень нужна! Ты здесь всех врачей обдурила, психопаткой прикидываешься, но я в курсе, что здоровее тебя никого нет. И отлично все про Веру знаю! Борис, Арнольд, Валентина, Степан. А? Где они, а? Говори, где твой муж и его семья?

   Алла зарыдала, Елена перепугалась, вытолкала Ирину в холл, отвела Мамалыгину в палату, нарушив все инструкции, дала подопечной таблетку успокоительного, велела Нине молчать о произошедшем и вернулась на рабочее место в полной уверенности, что Сметанина ушла.

   Ан нет, Ирина сидела в кресле у стойки.

   – Немедленно уезжайте, – приказала Елена.

   – Хочешь денег? – в лоб спросила Ирина.

   – Даже за миллион не пущу вас больше к Мамалыгиной, – решительно отвергла ее предложение Лена, – да и сейчас бессмысленно предпринимать новые попытки, Аллочка спит.

   Ирина встала.

   – Если сможешь за два дня вытянуть из Мамалыгиной адрес, где живет Алиса Спиридонова, я заплачу тебе тысячу долларов.

   – Я бы с удовольствием вам помогла, – воскликнула Елена, – но Алла не в себе.

   Сметанина нахмурилась.

   – Она врет. Прячется здесь, потому что много плохого натворила, Мамалыгина страшный человек! Она дочери жизнь сломала, а теперь и моя Соня умрет, у нее гепатит, ей необходима пересадка печени, а в очереди много больных, не дожить Сонюшке до операции. Десять месяцев минуло, а она все девятая в списке, говорят, доноров нет. Но даже если и обнаружится нужный орган, перед Сонюшкой восемь претендентов. В России все решают деньги. Если я найду Алису, то смогу оплатить пересадку печени в Германии. Мамалыгина точно знает, куда Спиридонова подевалась! Верка с Алиской не разлей вода были, Спиридонова прямо поселилась у Иосифовой, ночевала у нее! Спроси Алку, смотри ей в лицо и заяви: «Знаю, ты прикидываешься психической, имей совесть, расскажи, где Алиса!» Узнаешь, куда подевалась Спиридонова, получишь кучу денег!

   Елена окончательно перепугалась. Сейчас Сметанина не казалась милой, от нее исходила волна агрессии.

   – Лучше вам поговорить с Верой, – пролепетала дежурная, которая знала, что Орлова лежит в коме, но хотела избавиться от Ирины. – Мамалыгина неадекватна, но ее дочь нормальна, она расскажет вам, что вы хотите.

   Елена надеялась, что Ирина прямо сейчас поедет к Вере и покинет клинику, но Сметанина не сделала ни шагу к двери.

   – Верка ненормальнее мамаши, у нее своя игра! Ты что, не слышала: Орлова в коме! Лежит бревном, за нее аппарат дышит.

   – Я в курсе! – прошептала Елена. – Она давно мать не навещала! Несчастье какое! Ой, беда!

   – Горе не у них, а у меня, – осадила ее Сметанина, – моя единственная дочь, хорошая девочка, умная, талантливая, погибает от гепатита. Вот это трагедия. А Верка прикидывается, тоже решила спрятаться, но к ней не подобраться, в палату не войти. Я буду звонить сюда, а ты, если хочешь денег, все разузнай!

   Елена судорожно дернула шеей и замолчала.

   – Когда здесь Сметанина была? – удивилась я. – Я думала, она приходила недавно.

   – Больше года прошло, – проныла Елена.

   – Бедная Вера, – подала голос Анна Павловна, – мы очень переживаем за Орлову, она замечательный человек, не то что ее свекровь. Вера у нас как по расписанию каждый четверг появлялась. Уж не знаю, каким образом она дела свои устраивала, но независимо ни от чего всегда к матери приходила. Мы, правда, ей навстречу шли, впускали и в семь утра, и в полночь. Один раз, помню, она такая бледная явилась, прямо синяя, чуть не упала, голова у нее закружилась. Я испугалась, предложила давление померить, но Вера ответила:

   – Не беспокойтесь, я плохо спала в самолете, меня от недосыпа всегда пошатывает.

   Ну я ей и попеняла:

   – Надо вам было сразу домой ехать и отдыхать.

   А Орлова в ответ:

   – Нет, мама меня ждет.

   Самоотверженная дочь. У нас в основном брошенные постояльцы.

   – Ага, – зло произнесла Елена, – брошенные! Смешно! За огромадные деньги в шикарных палатах с качественным питанием и медуслугами! В муниципальную психушку загляните, вот там настоящие брошенные!

   Анна Павловна покачала головой:

   – Да, родственники заплатили деньги, но забыли о больных, а Вера как на работу бегала. Вот в газетах писали: «Чудо случилось, женщина после пятилетней комы очнулась». А я думаю, ее Бог за любовь к матери наградил.

   – Не уверена я, что Вера Аллу обожает, – ляпнула Елена.

   – Перестань пороть чушь! – резко осадила ее врач. – Лучше объясни, зачем ты эту Сметанину к Вере отправить пыталась? Ведь знала, что та без сознания, находится в клинике, куда посторонних не впускают.

   – Напугала она меня, – откровенно призналась Лена, – я понадеялась, что услышит мой совет и уйдет! И я чушь не несу! Вера за мать платила и сюда постоянно бегала, но она вроде как чего-то боялась.

   – Чего? – быстро спросила я.

   Елена сложила на груди руки.

   – Не знаю. Но после того как выздоровела, Вера здорово изменилась. Другим человеком стала.

   Анна Павловна погрозила Елене пальцем:

   – Мы не настолько хорошо знаем Орлову, чтобы делать такие выводы. Не придумывай.

   Елена уперла руки в бока.

   – Да ну? Чего ж она сюда теперь редко приходит? До болезни раз в неделю заявлялась, а как очнулась, всего трижды заглядывала.

   Я повернулась к врачу.

   – Почему вы считаете свекровь Веры плохим человеком?

   Анна Павловна грустно посмотрела на меня.

   – Орлова внезапно исчезла, один четверг пропустила, другой. Я забеспокоилась, позвонила ей на мобильный, но он был отключен. Домашнего номера у меня не было, но я его в конце концов раздобыла и нарвалась на эту...

   – Наталью Петровну, – подсказала я.

   – Точно, – кивнула психиатр, – начала с ней беседовать, узнала про кому, выразила сочувствие. А свекровь Орловой спрашивает: «Скажите, Алла скоро умрет?»

   Анна Павловна оторопела, а Наталья Петровна продолжала:

   – Вера оставила распоряжение оплачивать пребывание Мамалыгиной в вашей клинике. Вы в курсе, это не дешевое удовольствие, мне хочется знать перспективу, понять, сколько времени еще деньги придется на безумную тратить!

   Психиатр посмотрела на меня.

   – Хорошая женщина! Экономная и хозяйственная!

   – Деньги счет любят, – заявила Елена.

   Алла Павловна поежилась, а я повернулась к дежурной.

   – Ирина, пытавшаяся допросить Аллу, обещала вам денег за информацию. Как вы собирались связаться со Сметаниной?

   Елена потупилась.

   – Она номер оставила, мобильный.

   Я обрадовалась такой удаче.

   – Вы его сохранили?

   Дежурная вынула из ящика стола свой сотовый телефон, порылась в записной книжке и озвучила номер.

   Выйдя на улицу, я соединилась с Семеном и услышала:

   – Соб у аппарата.

   – Васильева на проводе, – в тон ему ответила я, – нужно срочно установить владельца одного номера, его имя, фамилию, отчество, местожительство. По моим сведениям, хозяйку зовут Ирина Сметанина.

   Семен не стал задавать лишних вопросов.

   – Присылай эсэмэской данные, сделаю за пять минут.

   Когда человек говорит про пять минут, всем понятно, что раньше чем через час нечего ждать результата. Но Семен позвонил в ту секунду, когда я села за руль.

   – Сейчас этим номером владеет Яков Сергеевич Пенкин, – сказал он.

   – Жаль, что не Ирина Сметанина, – разочарованно протянула я, – но все равно пришли мне адрес Пенкина, вероятно, он ее муж или брат.

   – Дослушай меня до конца, а потом делай выводы, – возмутился Семен, – Яков Сергеевич купил этот номер в марте прошлого года, ранее он принадлежал Ирине Георгиевне Сметаниной, проживающей по адресу: улица Варина.

   – Ты гений! – воскликнула я. – Нет ли там домашнего телефона Сметаниной?

   – Нет, – отрезал Собачкин, – но могу проверить, не висит ли на ней новый сотовый. Не отключайся, дело пустячное.

   Из моего мобильного зазвучала бравурная музыка, я терпеливо держала трубку возле уха. Наконец мелодия стихла, прорезался голос Семена:

   – Ирина Георгиевна более не пользуется мобильной связью. Может, теперь объяснишь, в чем дело?

   – Сейчас налажу хэндс фри, – пообещала я, – подожди секунду. Не люблю крутить рулем и прижимать плечом телефон к уху. И еще подскажи, где улица Варина, мне нужно срочно встретиться с Ириной.

   Дверь в квартиру Сметаниной распахнулась сразу. Я увидела приятную светловолосую женщину в красном спортивном костюме и спросила:

   – Можно увидеть Ирину Георгиевну?

   – А вы кто? – вопросом на вопрос ответила незнакомка.

   – Меня зовут Дарья, мне очень надо поговорить с Ирой о Вере Иосифовой, – ляпнула я первое, что пришло в голову.

   Блондинка отступила на шаг от порога и перекрестилась.

   – Вспомнили! Они умерли. Я больше ничего о них не знаю.

   – Кто умер? – растерялась я.

   – Ира и Соня, – уточнила женщина. – Квартира теперь наша.

   – Простите, – прошептала я.

   – Ничего, – равнодушно отозвалась дама. – Извините, скоро муж придет, а у меня котлеты не пожарены.

   Дверь захлопнулась, я осталась на лестнице, потопталась немного у лифта, потом спустилась на первый этаж и ощутила, как в кармане вибрирует телефон.

   – Ирина Георгиевна Сметанина умерла в январе прошлого года, – зачастил Собачкин. – Точнее, она покончила с собой. На отчаянный шаг ее, похоже, толкнула смерть дочери Софьи Николаевны Сметаниной. Та скончалась от гепатита тридцать первого декабря позапрошлого года. Веселый у них праздник получился.

   – Да уж, – вздохнула я, – а что по Алисе Спиридоновой?

   – В Москве есть три женщины с такими именем и фамилией, – продолжил Семен, – одна проживает на Юго-Западе, она пенсионерка, недавно справила восьмидесятилетие.

   – Маловероятно, что это наш вариант, – протянула я.

   – Вторая школьница, ей десять. А вот третья, – без передышки частил Собачкин, – похоже та, которую мы ищем, у нее квартира в проезде Хоркина. Хочешь самое интересное?

   – Говори! – приказала я.

   – Алиса Спиридонова, Вера Иосифова и Ирина Сметанина в детстве посещали одну школу. Внимание! Директором учебного заведения являлся Георгий Петрович Сметанин.

   – Отец Ирины! – подскочила я.

   – Точно! Хвалю за сообразительность, – хихикнул Собачкин. – Угадай, где живет сейчас Георгий? Кстати, он по сию пору успешно стоит у штурвала учебного заведения. Ну? Раз, два, три! Не догадалась? Его квартира находится на этаж выше Ирининой.

   – Здорово, – одобрила я инициативного Семена, – ты действуешь со скоростью звука. Диктуй точный адрес Спиридоновой и ее телефон. Если эта Алиса действительно школьная подруга Веры, Орлова могла затаиться у нее.

   – Уже поздно, – предостерег Собачкин.

   – Самое время, чтобы сидеть дома у телика, – возразила я, – наплюю на воспитание и потревожу Спиридонову.

   Трубку Алиса не снимала, я послушала гудки, а потом сообразила: если Вера прячется у Спиридоновой, то ехать в гости к Алисе лучше без предупреждения.

   Длинная обшарпанная пятиэтажка ощетинилась открытыми нараспашку дверями подъездов. Я вошла внутрь первого, очутилась в темноте, нащупала рукой перила, ногой ступеньки, начала осторожно подниматься и налетела на что-то железное. Оно загремело, зазвякало, зазвенело.

   Слева появился узкий луч света, из квартиры высунулась баба, ее голову украшали антикварные железные бигуди с черными резинками.

   – Чтоб тебе сдохнуть, пьянице отвязной, – заорала она. – А ну подымай ведро, коли опрокинула! Ночь на улице, а ей по хрену! Нажралась и ползет в дом! Когда вас всех из Москвы выселят, подонков!

   – Простите, на лестнице темно, – начала я извиняться, – сейчас соберу мусор.

   Дверь распахнулась полностью.

   – Ты не из наших, – констатировала тетка в бигуди, – трезвая и одета прилично.

   – В гости иду, – дипломатично ответила я, засовывая в эмалированное ведро пустые пакеты из-под молока и кефира.

   – Люба! – заорали из квартиры. – Реклама заканчивается. Беги скорей, фильм смотри.

   – Ща! – завопила в ответ Люба. – И к кому ж в этом доме нормальные люди ходят? Здесь на всех этажах алконавты. В какую квартиру ни ткнись, морды опухшие. Хулиганят, ящики почтовые жгут, окна на лестнице колошматят, блюют и ссут на пол.

   Я решила провести разведку боем:

   – Алиса Спиридонова тоже такая?

   – Она в какой проживает? – деловито поинтересовалась Люба.

   – В двадцатой, – сказала я, стаскивая грязные перчатки.

   – На пятом, – кивнула Люба, – там ваще чума! Девятнадцатую хозяйка хачикам сдает, у нее в двушке их штук десять устроилось, все на одно лицо, идут, бормочут, и не поймешь, то ли здороваются, то ли убить задумали. Восемнадцатая за год шестерых хозяев сменила, кто въедет, сразу помирает. В семнадцатой дедушка жил психованный, он зимой ногу сломал, чего с ним сейчас, понятия не имею, в его фатере парни с девками гудят, устроили разврат. Про двадцатую ничего не слышала, но я тут всего три месяца. Сняла за бесценок жилплощадь, радовалась, дура, а сейчас хочу удрать поживей. Не дом, а дно жизни.

   – Люба! – донеслось из комнаты. – Скорей! Гля! Они нашли своего ребенка!

   Тетка, не попрощавшись, грохнула дверью, а я очень осторожно, помня о мусорных ведрах, выставленных на лестницу, стала подниматься вверх по выщербленным ступенькам.

   – Спиридонова не открывает.

   – Позвони еще, – посоветовал Собачкин.

   – И в дверь уже колотила, – вздохнула я, – ноль эмоций.

   – Может, она в ночной смене? – предположил Собачкин.

   – Узнай, где работает Алиса, – попросила я, – и поинтересуйся, может, у нее есть другое место жительства?

   – Если она там не прописана или апартаменты не в ее собственности, никакого следа не обнаружится, – заметил Семен. – Ладно, попытаюсь. А ты пока опроси соседей.

   Я посмотрела на часы, поколебалась короткое время и позвонила в дверь квартиры с косо прибитой цифрой «19». Мне сразу открыли, из тесной прихожей выглянула девушка от силы лет семнадцати, схватилась рукой за стену и заплетающимся языком сказала:

   – Супер! Ханку принесла? Если нет, беги в ларек! Без выпивона на тусню не пускаем! Че уставилась? Непонятно? На халяву не войдешь!

   Я попыталась наладить контакт с юной пьяницей:

   – Простите, не знаете, где ваша соседка?

   Девица громко икнула.

   – Я не живу тут, пришла в гости!

   – Позовите, пожалуйста, хозяйку, – попросила я.

   – Как ее зовут? – деловито поинтересовалась собеседница.

   – Не знаю, – растерялась я.

   Девчонка повернулась в сторону комнаты, из которой неслась громкая музыка, и заорала:

   – Ай! Кто в дом-то въехал?

   – Нелька, – ответил хриплый бас.

   – Не, Ритка, – поправил резкий дискант.

   – Короче, вали отсюда, – неожиданно разозлилась девица, – кто жилье снял, мне по фигу! У нас праздник, новоселье!

   Продолжать беседу было бесполезно, я постучала в филенку, на которой мелом было выведено «18». На сей раз на пороге показался мужчина азиатской наружности, который, услышав мой вопрос, испуганно ответил:

   – Работаем стройка, живем, документ-регистрация имеем, не шумим, спим, дети спят, женщины спят, завтра утром на стройка. Где хозяина, не знаем, деньги платим.

   Пришлось обратиться в семнадцатую квартиру. Из-под ее дверей сильно дуло, но на звонок никто не откликнулся, похоже, там никого нет.

   Я вышла во двор и поспешила к машине. Опрашивать соседей – пустое занятие, большинство квартир в здании постоянно меняют жильцов, это и впрямь какое-то «дно жизни», где одни пьют, вторые употребляют наркотики, а третьи нищенствуют, им ни до кого нету дела, это вам не респектабельный комплекс с лифтерами и приличными соседями, которые с большой радостью сплетничают друг про друга. Ладно, попытаюсь поймать Алису завтра, сразу после съемок опять сюда прикачу. Если, как предположил Семен, Спиридонова работает по ночам, то днем она отсыпается.

   Афина не вышла меня встречать, из-за поворота коридора показался один Гектор, который, расправив крылья, заявил:

   – Собака!

   – Что с ней? – испугалась я.

   – Собака, – повторил ворон и с достоинством удалился к лестнице.

   Я поспешила в кухню и обнаружила Афину на полу около плиты. Она лежала на спине и громко храпела, раскинув четыре лапы.

   – Фина, – позвала я, – ау, очнись! Ну ты хороша! Вообще-то псам положено сторожить дом и поднимать шум, когда даже хозяин входит в холл! Громко лаять! И если проник посторонний, особо ответственные собаки должны укусить чужака. Эй, Афина! Хочешь сыру?

   Лохматая псина повернулась на бок, попыталась сесть, потерпела неудачу, пару раз вильнула хвостом и вновь стала издавать звуки, похожие на раскаты грома.

   – Дура! – со смаком произнес за спиной Гектор.

   Я обернулась.

   – Надеюсь, ты не меня имеешь в виду. Впрочем, высказываться таким образом об Афине тоже некрасиво, ее просто сморило, на улице холод, ветер, метет снег, я сама мечтаю заползти под одеяло.

   Продолжая говорить, я подошла к мойке и удивилась. Сливное отверстие заткнуто пробкой, воды в раковине, правда, нет, но на дне лежат куски яблока, щепки... Неожиданно мне стало неуютно. Дом в Ложкине большой, я сейчас в нем одна, и отлично помню, что утром не ела фрукты. Откуда тогда они здесь?

   Звонок телефона заставил вздрогнуть. От неожиданности я не успела придать голосу нормальный тон, а нервно спросила:

   – Кто там?

   – Ты перепутала сотовый с входной дверью? – засмеялся Собачкин.

   – Нет, – промямлила я.

   Семен потерял веселость.

   – Эй, что случилось?

   Мне не хотелось откровенничать, но как-то так само собой получилось, что я нервно зашептала:

   – Вернулась домой, а на кухне кто-то явно побывал, грыз яблоки, бросил куски в мойку. О! Афина-то как крепко дрыхнет! Вероятно, ее угостили снотворным! Собака нормально дышит, ее не отравили, просто погрузили в сон.

   – Немедленно звони Дегтяреву, – приказал Семен, – пусть к тебе придет.

   Из столовой послышался шорох. Я похолодела.

   – Ой!

   – Быстро говори, что происходит, – занервничал Собачкин.

   – Не знаю, – с трудом подавив желание заорать от страха, прошептала я, – кто-то здесь шастает. Александра Михайловича нету. Они с Темой позавчера укатили в Австралию, в небольшой городок, куда стремятся рыбаки со всего мира. Тема подарил отцу охоту на гигантских креветок. Ой! Опять шуршит!

   Из гостиной долетело тихое постукивание.

   – Ты живешь в Ложкине? – деловито осведомился Семен.

   – Ага, – выдохнула я.

   – Оружие в доме есть? – спросил Собачкин.

   – Нет, – пискнула я, – и я стрелять не умею.

   – А бейсбольная бита? – не унимался частный детектив.

   – В нашей семье никто не увлекается любимой игрой американцев, – прошептала я, – Маша ходит в тренажерный зал, Зайка плавает.

   – Ну да, в России сей вид спорта не популярен, зато биты в дефиците, их сложно приобрести, – хмыкнул Семен. – Ты где сидишь?

   – На кухне, возле Афины, – ответила я, замирая от ужаса.

   – Там и оставайся, – велел парень, – я еду.

   Воспитание предписывало возразить: «Ну что ты, не стоит беспокоиться, уже поздно, завтра рабочий день». Но кто из нас вспомнит об аристократических манерах, находясь в пустом доме, где спрятался посторонний?

   – Собаченька, миленький, поторопись, – зачастила я, – он ходит, шумит, двигает мебель. Страшно, аж жуть! Ты далеко?

   – Живу в паре минут езды от тебя, – обнадежил меня Семен, – мой дом в Павловской Слободе.

   – Я покупаю в вашем городке колбасу, – обрадовалась я, – в фирменном магазине мясокомбината.

   – Извините, связь прервалась, – сказал мелодичный женский голос.

   Я села на пол, прижалась к Афине и пару раз чихнула. От собаки веяло знакомым запахом, но я никак не могла сообразить каким, поэтому нагнулась и начала обнюхивать ее. Внезапно мне отчаянно захотелось спать, я прикрыла глаза, вытянула ноги, положила голову на живот Фины и подумала:

   «Надо встать, на полу жестко!»

   – Гадость! – закричали над ухом. – Гадость!

   Я села, открыла глаза, увидела мужчину с меховой шапкой в руке, перепугалась почти до обморока и крикнула:

   – Стой! Стрелять буду, здание заминировано! Я нажала на тревожную кнопку, сейчас сюда ОМОН ворвется.

   – Очнись! Это я, – не испугался незваный гость.

   Мой взгляд сфокусировался.

   – Собачкин! Милый! Дорогой! Ты здесь! Солнышко!

   – Я же обещал, – ответил Семен, – чего на полу валяешься? Где твоя хваленая большая собака?

   – Вот, прямо перед тобой, неужели не заметил? – удивилась я. – Лежит, задрав лапы!

   Собачкин сел на корточки, прижимая одной рукой к груди шапку. Другой потрогал Афину.

   – Она живая? Я решил, что это игрушка или шкура из синтетики, такие в мебельных магазинах продают.

   – Идиот! – сказал Гектор.

   Собачкин бросил ушанку у морды Фины и в изумлении завертел головой.

   – Кто тут?

   Я кивнула в сторону ворона, который устроил себе наблюдательный пункт на плите.

   – Знакомься, это Гектор. Он иногда несет чушь.

   – Афина дура, – возмутилась птица, – Даша дура, Гектор супер! Кошка гадость! Идиот пришел!

   – Он у тебя, похоже, очень любит окружающих, – усмехнулся Собачкин, – нашел для каждого добрые слова, главное, себя не забыл похвалить. Замолчи, мешок с перьями.

   – Хам! – коротко заявил Гектор и перебрался на кухонный шкафчик.

   Семен потряс Афину, но та лишь громче захрапела.

   – У твоей шавки летаргия? Чем от нее воняет?

   – Понятия не имею, – честно ответила я, – но запах знакомый.

   Собачкин пару раз дернул носом, встал, заглянул в раковину, потом взял со столика небольшую бумажку, повертел ею перед лицом, зачем-то засунул руку в мойку и засмеялся.

   – Напилась до бессознанки.

   Большинство людей, услышав несправедливое замечание в свой адрес, обидятся, а я почему-то в такой ситуации принимаюсь оправдываться. Вот и сейчас завела:

   – Я не употребляю алкоголь, у меня на спиртное неправильная реакция, алкоголь не опускается в желудок, а мигом поднимается в мозг!

   – Я говорю о собаке! – уточнил Семен. – Твоя шавка назюзюкалась, потому и валяется ветошью.

   – Не говори ерунды! – возмутилась я. – Фина не алкоголичка! Она интеллигентная, приветливая псина, простодушная и...

   – Дура! – бесцеремонно перебил меня Гектор. – Кошка гадость! Выбросить! Съесть!

   Я решила не обращать внимания на вопли ворона. У любого человека бывают дни, когда его все раздражает. Птицы не исключение. Вероятно, Гектор сегодня встал с левой ноги, простите, крыла, вот и вредничает. В конце концов, он мужчина, значит, не очень умеет управлять своими эмоциями.

   – Где бы Афине взять вино? – продолжала я. – Собака не может открыть специальный шкаф с бутылками, у него непростой замок, подчас мне не сразу удается победить этот механизм.

   Семен ткнул пальцем в раковину.

   – Самогон!

   – Что? Где? – не поняла я.

   Собачкин с самым серьезным видом продолжил:

   – Обрати внимание на распотрошенное яблоко. На дне мойки осталось небольшое количество нерастворенного сахара, а на столике бумажка от палочки дрожжей. Все составляющие самодельной водки налицо.

   Я попятилась к окну и от изумления задала глупый вопрос:

   – А зачем там деревяшки?

   Семен взял одну щепку, понюхал ее, потом бросил назад.

   – Обломок темно-коричневого цвета. Небось коньяк мастерила.

   Я с трудом справилась с удивлением.

   – Думаешь, Афина заткнула пробкой раковину, принесла из кладовки дрожжи, развернула их, бросила в воду, нагрызла туда яблоко, щепок, насыпала сахару и, подождав пару часов, нахлебалась браги?

   – Есть другое предположение? – воскликнул Семен.

   – Дура, – выругался Гектор.

   Я не одобряю грубости, но сейчас согласилась с вороном:

   – Фина хорошая, но малосообразительная. Ей ни за какие пряники не приготовить самогон.

   – Тем не менее слонолошадь спит, – возразил Собачкин, – и от нее за метр разит перебродившими дрожжами.

   – Нашла Веру?

   Мне пришлось разочаровать режиссеров:

   – Пока нет, но иду по следу.

   Ксюша села на диван, откинула на спину длинные вьющиеся волосы и выпалила:

   – Нам повезло, хотя вряд ли стоит считать удачную беседу с хозяином везением. Я пошла к великому и ужасному во второй половине дня. Все рассчитала, он сова, а вынужден вставать в шесть утра. Ну какое у несыти может быть настроение до обеда?

   – Хватательно-глотательно-сжирательное, – заявила Тата, которая сегодня надела простое, но очень элегантное платье из ткани, имитирующей джинсовую, – некоторые сотрудники не знают про биоритм хозяина, бегут к нему сразу после выпуска «Вставай, страна».

   – Потом Кирка, его секретарша, мешок с обглоданными костями на помойку тащит, – с самым серьезным видом продолжила Ксю, – но я отправилась к нему после восемнадцати. Великий и ужасный уже наелся человечины, напился крови, подустал и был вполне мил. Услышал о болезни Орловой и снисходительно промурлыкал: «Сейчас грипп ходит. Сами не заразитесь. Отложите программу на неделю. Потом продолжите. Снимайте другие сюжеты, работайте по плану, помните, весной передача стартует в эфире».

   – У нас осталось шесть суток, – подвела итог Тата.

   – Гадкий и сладкий дал нам много времени, – оптимистично заметила я. – Если вы мне чуть-чуть сократите рабочий день, то, надеюсь, я успею отыскать Орлову. Уже раздобыла адрес ее лучшей подруги-одноклассницы. С большой долей вероятности, та знает, куда подевалась Вера.

   В дверь постучали, Тата встала и отодвинула шпингалет. В гримерку влетела Ядвига и, как всегда, молча сунула мне сценарий.

   – Красивые у тебя туфли, – заметила Тата. – Дорогие! На распродаже брала? Дай глянуть, похоже, они из последней коллекции «Трада». Сама хотела такие купить в Париже в магазине «Полетт», но моего размера не нашлось.

   Ядвига, не сказав ни слова, убежала.

   – Она немая? – предположила я. – Ни разу не слышала ее голоса.

   Ксюша округлила глаза:

   – Нет, конечно, она просто странная, работает молча, ни с кем не общается, только кивает. Не очень я ею довольна, то одно напутает, то другое. Пару дней назад я строго сказала: «Яда, еще один косяк, и ты уйдешь. Мне на проекте безголовые администраторы не нужны». Вот тогда она разговорилась, извинилась, пообещала больше не допускать небрежности!

   – Откуда у Ядьки туфли из последней коллекции? – недоуменно произнесла Тата. – Не стесняюсь признаться, я обувной маньяк, всегда людям на ноги смотрю.

   – Все просто, она их купила, – улыбнулась я, – «Полетт» – отличный магазин, но мне там больше всего нравится кафе в подвале. Суфле из баклажанов! М-м-м!

   – Интересно, лабрадор еще жив? – засмеялась Ксю.

   – Месяц назад собака, которая принадлежит управляющему, вполне бодро махала хвостом, – ответила я, – вот только передвигается она с трудом. Ей, похоже, лет пятнадцать.

   – Ядя не могла приобрести эту обувку, – не успокаивалась Тата.

   Я пожала плечами:

   – Ну почему же? За туфлями нет необходимости лететь в Париж, небось они представлены в столичных бутиках.

   – Нет в Москве подобных, – не согласилась Тата. – Я искала и не нашла! Увидела ботиночки у пары женщин на ногах и обзавидовалась. Откуда у Яди такие деньги? Она сумку всегда одну и ту же таскает, свитер с декабря не меняла, и вдруг ботильоны, которые мало кто может себе позволить.

   – Любовник подарил, – предположила Ксю. – Нашла Ядька обеспеченного кавалера, а он ее приодеть решил!

   – Почему только ботики купил? – спросила Тата. – Мог на хороший кашемировый кардиган разориться или на приличные джинсы.

   – Значит, он не особенно богат, – предположила Ксю.

   – Кто? – спросила гримерша Таня, вваливаясь в комнату с железными кофрами, набитыми косметикой. – О ком сплетничаете?

   – Ядька разгуливает в шикарных туфлях, – объяснила Тата, – вот мы и соображаем, где она их раздобыла.

   – Парень преподнес, – настаивала Ксю.

   – Купила, – повторила я свою версию.

   – Не, девочки, – сказала Таня, – у Яди мать очень больна, она на нее все деньги тратит, самой ничего не остается, и о мужиках она не думает.

   – А ты откуда знаешь? – удивилась Тата. – Неужели она рассказала?

   Татьяна принялась выкладывать на стол многочисленные коробочки с румянами.

   – Я услышала пару дней назад ее беседу по телефону. Ядя просила у кого-то в долг, ну прямо умоляла. Я возьми потом и спроси:

   – Тебе сколько надо?

   Всегда молчаливая Ядвига ответила:

   – Тысячу долларов. Как можно быстрее. Я их должна отдать.

   – Поумерь свой аппетит, – менторски посоветовала гримерша. – Живи по средствам. А то у одного просишь, чтобы другому вернуть. Заведи тетрадочку, записывай туда расходы, через месяц поймешь, где поджаться. Ну, например, ты постоянно в кафе ужинаешь или лишнюю блузку хапнула на распродаже!

   Ядвига опустила глаза:

   – Я не хожу по бутикам. Если совсем пообношусь, иду в секонд-хенд, где вещами на вес торгуют. Жаль, там обуви не бывает, у меня туфли совсем развалились, подметка отлетает. И «Веселый бургер» мне не по карману. Мама болеет, ей очень дорогие лекарства нужны, вся зарплата на них уходит, я по ночам подъезды мою, днем на программе работаю, и все равно не хватает. Тысячу долларов надо за ампулы витаминов.

   – Вот беда! – прошептала Тата. – Мы не знали. Почему Ядвига никому не сказала?

   – Гордая очень, – вздохнула Татьяна, – польская кровь в жилах течет. Не может она с протянутой рукой ходить.

   – Надо придумать, как ей помочь, – озаботилась Тата. – Может, пустить шапку по кругу?

   – От милостыни она откажется, – отмела эту идею Таня. – Даже пытаться не стоит!

   – Я поговорю с Клавой! – воскликнула Ксю. – Пусть она Ядю повысит до должности гостевого редактора, там зарплата вдвое больше.

   – Значит, она никак не могла купить обувь, – вернулась к старой теме Тата.

   – Дались тебе ее ботинки, – воскликнула я. – Какая разница, где бедная девочка ими разжилась! Ясно одно, в магазин «Полетт» она не заглядывала, на поездку в Париж у Яди денег нет.

   Тата вскинула голову.

   – У меня обостренная интуиция. Она мне подсказывает: ботильоны – очень важная деталь.

   – Почему? – не поняла я.

   – Не знаю, – вздохнула Тата, – понимаешь, иногда по моей спине ползают странные мурашки, холодные, острые, ну как мелкие, колкие льдинки.

   Мне стало весело.

   – А обычные мурашки какие?

   Тата поежилась:

   – Теплые, как пузыри от нарзана. А когда между лопатками появляется ощущение холода, жди беды или что-то важное произойдет. Ксю!

   Сестра, успевшая шагнуть к двери, остановилась, Тата спросила:

   – Помнишь, как я тебя в самолет не пустила?

   Ксения передернулась и сказала:

   – Необъяснимая история. Я собиралась в Лондон на лето, родители оплатили три месяца обучения в школе кинематографии. Татку они отправили в Париж, тоже с начала июня по конец августа, язык учить. Нам было тринадцать и четырнадцать лет.

   Тата улетела пятого числа, седьмого следовало отбыть в Лондон Ксюше, ее самолет вылетал около полудня.

   В районе восьми утра раздался звонок Таты. Она потребовала, чтобы Ксю обменяла билет на другой рейс. Рассудительная, некапризная Тата в тот день словно сошла с ума. Она рыдала, кричала, нахамила родителям и в конце концов заявила:

   – Если Ксю меня не послушает, я прямо сейчас сигану с моста Александра Третьего в Сену. Тогда она точно в тот самолет не сядет.

   Отец с матерью рассердились, а Ксюша, которая любит сестру больше всех на свете, спросила:

   – Ты не хочешь, чтобы я училась в Англии?

   – Я не хочу, чтобы ты летела днем, – всхлипнула Тата, – отправляйся в Лондон вечером.

   – Хорошо, – согласилась Ксю, – запросто.

   Когда она около девяти вечера приехала в аэропорт, таможенник, изучавший ее документы, не удержался и воскликнул:

   – Вы поменяли билет! Поставьте свечку своему ангелу-хранителю.

   Ксю поняла: случилось нечто ужасное. Потом она узнала: утренний самолет, тот самый, на котором ей предстояло лететь в Лондон, разбился, никто из пассажиров не выжил.

   – Вау! – подпрыгнула Таня. – Татка, ты экстрасенс?

   – Мурашки по спине тогда ночью поползли, – пояснила режиссер. – Мне тревожно стало, плохо.

   Таня перекрестилась, Ксюша открыла дверь.

   – Это правда, она мне жизнь спасла.

   – Ведущие, на площадку! – загремело из коридора.

   – Ишь, Мишка командовать решил, – усмехнулась Таня.

   Тата вскочила и побежала за Ксюшей.

   – Чего только не случается, – запричитала стилист. – Мурашки у нее! Почему я ничего не чувствую и вечно в неприятности попадаю!

   Но мне было некогда болтать, хотелось побыстрее завершить съемку и ринуться на поиски Веры.

   Сев в свое кресло и поздоровавшись с Димой, я с огромным удивлением поняла, что основное действующее лицо у нас сегодня Алена, сестра Константина и дочь Натальи Петровны. Стараясь не измениться в лице, я шепнула в микрофон, прикрепленный к воротнику платья:

   – Меня не предупредили о новой героине.

   – Ночью переделали сценарий, – ответило «ухо». – Живо просмотри текст. Основные вопросы Димины, твои по ходу. Слева на желтом диване сидит актер Владлен Рамин, у него рак, вторая стадия. Алена берется его вылечить.

   – Мы же не хотим пропагандировать шарлатанство? – возмутилась я. – Или спешно изменили концепцию программы? До сих пор у нас шла речь о людях, которые преодолели недуг при помощи народных средств. Но мы решили никогда не говорить о раке, он лечится сильнодействующими лекарствами, преступно советовать людям с онкологией настойку из корней лопуха.

   – Мотор! – прозвучало с потолка. – Пишем!

   Дмитрий уставился на Алену. По тому, как он сдвинул брови, я поняла, что он с трудом сдерживается, дабы не взорваться от негодования. Очевидно, Ксю сказала Диме в «ухо» пару слов. Коллега натянул на лицо улыбку и процедил:

   – Здравствуйте, в эфире программа «Истории Айболита». Сегодня у нас в студии психотерапевт Алена Орлова.

   Сестра Константина помахала рукой камере.

   – Вы утверждаете, что можете лечить людей, страдающих онкологией, методом гипноза? – сердито спросил Дима.

   – Плохо верится в подобное, – не утерпела я.

   Алена положила ногу на ногу.

   – Формат телепрограммы не позволяет мне употреблять профессиональные термины. Поэтому я соглашусь на слово «гипноз», хотя оно в данном случае не совсем подходит. Лучше сказать «трансовое изменение сознания».

   – Вы уж с нами попроще, – ехидно попросила я, – в одной из наших программ принимала участие женщина, которая избавила мужа от алкоголизма при помощи кирпичей, примотанных к его рукам. Вот это доступная методика, понятная даже мне.

   – Не пыли, – попросило «ухо».

   Алена никак не отреагировала на мой выпад, сохранив спартанское спокойствие.

   – Можно верить или отвергать мои наработки, но больные-то выздоравливают.

   – Есть в зале кто-нибудь из пациентов Орловой? – поинтересовался Дима.

   – Мы туточки! – закричали с места, где сидят зрители. – Идем.

   Когда зеленый диван, стоявший напротив того, на котором расположилась Алена, заполнили люди, Дима сказал:

   – Знакомьтесь. Потапов Сергей Михайлович. Мы не нарушаем врачебную тайну, пациент Алены сам хочет рассказать свою историю.

   – А мне дадут слово? – занервничала полная женщина в ярко-зеленом платье.

   – Обязательно, – пообещал Дмитрий, – но сначала внимание на экран.

   Следующий час я пребывала в растерянности и тихо радовалась, что в сюжете про психотерапевта мне отвели второстепенную роль. Я не понимала, как реагировать на материал, который спешно собрали редакторы. Учитывая, что на подготовку сюжета у них было меньше суток, они проделали титаническую работу.

   На плазменной панели демонстрировали истории болезней, анализы, результаты УЗИ. У всех пациентов был рак разной стадии, и им всем по разным причинам отказали в лечении. Потапова посчитали почти покойником и отправили умирать домой. У Таисии Корнеевой была аллергия на подавляющее количество препаратов, включая те, которые применяются при наркозе, поэтому врачи лишь развели руками и расписались в собственном бессилии. Людмиле Кокорекиной, правда, было удалено новообразование, но во время курса химиотерапии у бедняжки резко упало количество лейкоцитов в крови, уколы пришлось прекратить, болезнь стала развиваться.

   – Мы дезертиры с кладбища, – улыбнулась Таисия, – бесперспективные больные. Таких из клиник поскорей выписывают, чтобы процент смертности не повышать. Дай бог счастья Алене, все мы теперь здоровы.

   Зал загудел. Наш звездный гость Владлен Рамин приподнялся из кресла.

   – Вы всем помогаете?

   – Стараюсь, – дипломатично ответила Алена, – вас точно спасу, приходите сегодня вечером ко мне на Тульскую улицу.

   Мне очень не понравилась откровенная самореклама, которой занялась героиня, поэтому я влезла с вопросом:

   – Сколько вы берете за сеанс?

   Алена посмотрела прямо в камеру.

   – Я работаю бесплатно.

   – В смысле? – напрягся Дима.

   – Не беру с онкологических больных ни копейки, – уточнила Орлова, – это благотворительная программа.

   – Правда, – кивнул Потапов, – со мной десять сеансов провели даром.

   – Она не врет, – подтвердили Корнеева и Кокорекина.

   Я опешила. До сих пор я считала дочь Натальи Петровны хитрой бабой, которая решила использовать ситуацию с Верой в своих интересах. Помнится, Алена утверждала, что работала с ней по специально разработанной системе и лишь благодаря ее стараниям «Спящая царевна» пробудилась. Проверить правдивость ее слов невозможно, она действительно посещала палату, где лежала Вера, а уж какие слова шептала Алена, делала ли она пассы, читала ли заклинания, осталось за кадром. Я решила, что она элементарно хочет заманить к себе клиентов, заработать побольше, и вдруг, как говаривала моя бабушка, такой пердюмонокль! Алена милосердна и бескорыстна! Но, простите, зачем тогда она решила принять участие в телепрограмме?

   Словно услышав не заданный вслух вопрос, Алена сказала в камеру:

   – Почему я решила прийти к вам? Скажу правду. Корпорация «Бивин» основала фонд помощи тем, кто болен раком. Сейчас руководство корпорации намерено открыть крупный центр психологической помощи всем, кто столкнулся с этой проблемой. Я очень хочу, чтобы генеральный директор фирмы Аксель Штрих принял меня и узнал о методах, которыми я владею. Я пыталась соединиться с ним, но меня отфутболили его секретари. Эта телепрограмма дает мне возможность сказать: «Господин Штрих, в России есть человек, способный заменить целый штат врачей. Сейчас я могу помочь ограниченному количеству больных, но, получив в свое распоряжение центр, вылечу сотни людей».

   – Офигеть, – забыв о статусе ведущего, выпалил Дима, – а на что вы живете, если ничего не зарабатываете?

   Алена сдвинула брови домиком.

   – Кто вам сказал, что я не получаю денег? Я психотерапевт, надеюсь, хороший, беру гонорары за свои сеансы. Но онкология – это святое. Не желаю наживаться на тех, кому в дверь стучит смерть.

   Владлен бросился к Алене:

   – Я немедленно отвезу вас к Акселю, мы знакомы, играем с ним в одной компании в Мафию. Штрих должен услышать о вас. Вы потрясающая.

   – Спасительница! – зарыдала Таисия.

   – Я молюсь каждый день за Алену, – причитала Люда, – она ни копеечки у меня не взяла, ни рублика. Я предлагала, а она сказала: «Людочка, лучше покупай себе телячью печень, гранаты, икру». Не знаю, как ее отблагодарить.

   Люда сползла с дивана и начала бить поклоны Орловой, Таисия бросилась ее целовать, а Потапов заплакал. Зрители в зале зарыдали, в моем «ухе» послышалось сдавленное всхлипывание, потом Ксюша хрипло сказала:

   – Снято. Больше тут нечего сказать.

   Чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о семье Орловых, я включила радио и стала слушать какую-то программу.

   – Итак, к нам дозвонился Николай, – бодро зачастила ведущая. – Коля, ау!

   – Ага, – ответил хриплый бас, – тут я. Можно привет передать любимой жене?

   – Она далеко от вас? – спросила девушка у микрофона.

   – Не, рядом, на диване сидит, – объявил Николай.

   – Тогда она обойдется, – засмеялась хозяйка эфира, – мы сейчас отгадываем загадку. У вас есть ответ?

   – Вопроса я не слышал, – прогудел Николай, – тока приемник включил, для смеху номер набрал и попал! Круто, да, Тань?

   Издали послышалось конфузливое женское хихиканье.

   – Специально для вас повторяю, – заявила ведущая. – Вы слушаете радио «Пинг-понг ФМ», в студии Лада Калинина. Итак. Наша сегодняшняя викторина посвящена пословицам и поговоркам. Их по осени считают. Кого? Николай, говорите.

   – Чего? – не врубился тот.

   – Кого по осени считают? – повторила Лада.

   – Картошку? – предположил мужик. – Или банки с огурцами?

   – Слушайте внимательно, – посоветовала Лада, – я спросила не «что», а «кого». Значит, имеется в виду живое существо.

   – Собак? – робко предположил Колян.

   – Че, совсем дурак? – прозвучало на заднем фоне визгливое контральто. – За хреном Барбосам перепись делать.

   На секунду повисла тишина.

   – Коля, не спите, – велела Лада, – кого по осени считают?

   – Кабачки! – гаркнул слушатель.

   – Слушайте подсказку, – смилостивилась ведущая, – маленькие, желтенькие.

   – Не кабачки, – уныло резюмировал Коля. – Хотя, может, они перезревшие?

   – С ногами, – дополнила информацию Лада, – еще пищат.

   – Ну... ну... ну... – протянул Коля, – не овощи. У них лап нету. О! Марья Ивановна! Теща любимая!

   – Идиот! – возмутилась жена. – Вечно у тебя моя мамочка во всем виновата!

   – Не придумывай, – осадил ее муж.

   – Вчера мы с тобой глядели фильм про Сталина, кто вслух сказал: «Почему Господь позволил родиться на свет ему, Гитлеру и Марии Ивановне?» А? – запоздало разозлилась супруга.

   – Не шуми, Кать, – попросил Николай, – теща на ногах ходит, и она от злости желтеет, в кассу ответ.

   – Коля, включите мозг, – велела ведущая, – сколько у вас тещ?

   – Одна, и той много, – вздохнул мужчина.

   – Значит, ее пересчитывать не надо, – логично заметила Лада, – повторяю вопрос: кого по осени считают? Маленькие, желтенькие, пушистенькие, на ножках, пищат. Коля, вы яичницу любите?

   – Конечно, – обрадовался недоразвитый.

   – Я все уже подсказала! Отвечайте! – велела хозяйка студии. – Бог мой! Даже самый трудный пазл легко сложить, если повертеть его в разные стороны, посмотреть на него справа, слева, сверху!

   Я невольно улыбнулась. Лада лишь сильнее запутает малосообразительного Николашу, лучше ей не упоминать про головоломки, а сосредоточиться исключительно на пословицах. Хотя ведущая права: если посмотреть на загадочную картинку с разных ракурсов, она скоро перестанет быть таинственной.

   – Николай, вспомните об омлете и дайте правильный ответ, – решительно произнесла ведущая.

   – Масло! – заорал Коля.

   – Оно тут при чем? – растерялась Лада.

   – Желтое, мягкое, – перечислял Николай, – на нем глазунью жарят.

   – Пушистые! – возмутилась Лада. – С ногами!

   – Ну... это... – забубнил Николай, – загадка сложная.

   – Ты какие пословицы знаешь? – спросила Лада, перейдя на «ты».

   – По реке плывет топор из села Кукуева, – продемонстрировал эрудицию Коля, – ну и пусть себе плывет, железяка...

   – Не надо частушек, – взвизгнула Лада. – Давай пословицу.

   – На дворе трава, на траве дрова, – подсказала Коле жена.

   – Не пойдет, это скороговорка. Пословица – народная мудрость, – объяснила Лада, – ну, например, аппетит приходит во время еды.

   – И че тут умного? – не понял Коля. – Если жрать охота, то и жрешь!

   – Это не о пище, – пояснила Лада.

   – А о чем? – поразился Николай. – Аппетит приходит во время еды.

   – Допустим, ты моешь пол в одной комнате, во второй, а потом приходит аппетит и ты приводишь в порядок еще четыре, про которые забыл, – сообщила Лада.

   – У меня однушка, – заявил Коля, – как это можно про комнату позабыть? Глупости не болтай.

   – Кого по осени считают? – вернула его к злободневной теме ведущая. – Маленькие, желтые, на ногах, пищат, родятся из яйца! Ну?

   – Цвет у них какой? – уточнил Коля.

   – У кого? – не поняла Лада.

   – У яиц, – ответил Николай.

   – Какая разница? Белый! – объявила Лада.

   – Масло! – обрадовался Коля.

   – Ё-моё! – донеслось из радиоприемника.

   – В бутылке, не в пачке, – засуетился придурок.

   – Оно что, льется из яиц? – заорала Лада.

   – Кто? – спросил Коля.

   – Масло! – завопила ведущая.

   – Ты там одна в студии сидишь? – озабоченно спросил Николай. – Позови народ, совсем опсихела. Не бывает в яйцах масла. Так кого по осени считают?

   – Сливочное, вологодское, – умирающим голосом простонала Лада, – оливковое рафинированное, оно пушистое, на ногах, пищит.

   – Вау! Я заработал приз! – восхитился Николай. – Могу взять деньгами? Ерунды типа кружки-бейсболки не надо.

   Беседа неожиданно прервалась ритмичной музыкой. Лада сообразила, что под влиянием Коли сморозила глупость, и предпочла «слить» радиослушателя.

   А я, развеселившись, въехала в нужный двор и припарковалась у подъезда.

   Сегодня после моего звонка за дверью Спиридоновой послышались шаги, я навесила на лицо сладкую улыбку. Створка распахнулась, я попятилась.

   – Что ты здесь делаешь? – еле вымолвила я.

   – Входи, – велел Семен, – не бойся, хозяйки давно нет. Осторожно, тут грязно. Не снимай обувь, впрочем, куртку лучше тоже оставить. Чуешь запах?

   Я кивнула:

   – Затхлость. Такой аромат, как правило, стоит в давно не проветриваемых нежилых помещениях. Как ты сюда попал?

   Собачкин забегал по небольшой комнате, он разглядывал вещи и одновременно говорил:

   – Я навел справки. Спиридонова выучилась на медсестру, работала в больнице, жила сначала неподалеку от Сметаниной, затем перебралась сюда. Небось у нее с деньгами было плохо, раз продала хорошую двушку и в эту трущобу переехала. На работе ее не замечали, тихая, исполнительная. И когда Алиса уволилась, о ней не вспоминали. Никаких следов Спиридоновой найти не возможно. Она сейчас нигде не числится, не имеет кредиток, водительских прав, ни разу не обращалась к врачам. Странно, да?

   – Вовсе нет, – не согласилась я, – многие люди ни разу в жизни не садились за руль, а пластиковые карты распространены исключительно в крупных городах.

   – Но Алиса москвичка! – напомнил Семен. – Клиника, в которой она работала, перечисляла сотрудникам зарплату через банк. Спиридонова не очень много получала и, похоже, нуждалась. Двадцать пятого и десятого числа она сразу снимала в банкомате все деньги. Но вот что интересно, последнюю получку она не тронула, деньги так и лежат на счету. Срок действия кредитки давно истек, но, если Алена попросит возобновить карту, ей выдадут новую и она сможет распорядиться суммой, на которую набежали проценты. Почему не очень обеспеченная медсестра не трогает деньги? А? Теперь обрати внимание на некоторые странности в этой комнате.

   Семен взял с телевизора программу передач.

   – Глянь, расписание за какой год?

   – Это очень старая газета, – ответила я.

   Собачкин кивнул.

   – Верно. Еще у нее в туалете на бачке валяется гламурный журнал под названием «Мак». Тоже из эпохи египетских пирамид.

   Я вышла в коридор, распахнула дверь в совмещенный санузел, увидела журнал и удивилась:

   – Он на английском языке!

   – И чего? – не понял меня Семен. – Нас интересует дата! Ты когда-нибудь встречала бабу, которая с увлечением листает глянец времен неандерталов? Мода быстро меняется.

   Я взяла издание и сдула с него пыль.

   – Понимаю, куда ты ведешь, Алисы здесь не было несколько лет. Но меня удивляет выбор ее чтения. Навряд ли простая медсестра в совершенстве владела языком Шекспира. Зачем ей покупать «Мак», который издают в Лондоне? В Москве продается российский вариант, он ничуть не хуже иностранного, те же красивые фото, шмотки, статьи про то, как поймать богатого мужа. Еще один немаловажный момент. Заморский журнал стоит намного дороже, чем русский, Алиса не самый обеспеченный человек, зачем тратить лишние деньги?

   Семен махнул рукой.

   – Не ищи смысла там, где его нет. В случае с женщинами нет никакой логики. Почему они отдают бешеные бабки за сумки? Отстегивают тысячи исключительно за логотип? Купи себе рюкзачок за пару сотен и бегай! Так нет! Тратят не одну зарплату на кусок кожи!

   – Это же сумка! – возмутилась я. – А теперь ответь, по какой причине парни приобретают для своих автомобилей колеса за немыслимые деньги? Ну какая разница, литые у машины диски или обычные? Низкопрофильная резина неэкономична, она быстро изнашивается, и, тем не менее, мужчины предпочитают именно ее. Где ваша логика?

   – Это же машина! – удивился Семен.

   – Нам с тобой не договориться, гусь свинье не товарищ, – вздохнула я, – вернемся к чтиву. Я настораживаюсь, если вижу нечто, не вписывающееся в общую картину.

   – Например, журнал на английском языке? – ехидно перебил Собачкин.

   – И его тоже, – кивнула я, – но отвлекись от «Мака». Посмотри внимательно на ванную. Она маленькая, тесная, здесь давно не делали ремонта, отсутствует занавеска, а на крючке висят дорогие полотенца. По случайности у меня такие же, я знаю, сколько они стоят. На полуразбитой полочке у потускневшего зеркала очень дорогой набор по уходу за лицом, крем, лосьон и пенка. Спиридоновой такие не по карману. На бортике ванны гель для тела производства Франции, тоже отнюдь не копеечный.

   – Не вижу ничего странного, – пожал плечами Семен.

   – В обшарпанной ванной элитная косметика, – пояснила я.

   – Ерунда, – хмыкнул сыщик, – пошли, осмотримся.

   Через полчаса мы сидели на кухне, и Собачкин поинтересовался:

   – Твои выводы?

   – В квартире давно никто не живет, – ответила я, – хозяйка отсутствует несколько лет.

   – Она умерла, – подхватил Собачкин.

   – Свидетельства о смерти мы не видели, – возразила я, – скорей уж можно думать об исчезновении, о котором не заявлено. Родственников у Алисы нет, с работы она уволилась, соседи в доме постоянно меняются, в подъезде живут сплошные алкоголики, отсутствия Спиридоновой просто не заметили.

   Собачкин посмотрел в окно, за которым сыпал мелкий снег.

   – Жил человек, и нету. Словно муха, никому не нужная. Не редкий случай. Знаешь, почему свидетельства о кончине нет? Сбила Алису на улице машина, женщина умерла, не приходя в сознание, документов в сумочке не было, личность не идентифицировали, близкие ее не искали. Тело продержали в морге положенный законом срок, затем кремировали за госсчет, и усе! Грустно.

   Я указала на полку над плитой.

   – Видишь чашки?

   – И чего? – не понял Семен.

   – Странно, что ты стал сыщиком, – не выдержала я, – не замечаешь очевидных вещей. Перед тобой четыре кружки. Две дешевые, фаянсовые, с аляповатым рисунком, третья имеет надпись «Больница», она явно принесена Алисой с работы, а вот четвертая из дорогого костяного фарфора, украшена изображением охотничьих собак. На что угодно готова спорить, ее изготовили в Англии. Подобную чашку на рынке не купишь, и стоит она ого-го сколько! Зачем Алисе обзаводиться дорогой посудой?

   Собачкин хмыкнул:

   – Не усложняй! Небось получила ее в подарок. Главное, Спиридоновой тут нет.

   – Мне кажется, здесь обитали две женщины, – продолжила я, – Алиса и еще кто-то. Спиридонова пила чай из дешевой посуды, не делала ремонт, не уделяла внимания интерьеру. Вон на окне вместо занавесок рванина висит. Зато ее подруга была дамой со средствами. Дорогой журнал, гель, английская кружка принадлежат ей. Если мы найдем даму, делившую с Алисой кров, узнаем, что случилось со Спиридоновой. Кстати, вторая жиличка тут тоже давно не появлялась, повсюду пыль, грязь.

   – Мы идем по следу Орловой, – перебил меня Семен, – ее здесь нет. Остальное неинтересно.

   Я встала.

   – Ирина Сметанина пыталась связаться с Алисой. Зачем?

   Собачкин достал свою электронную сигарету.

   – Хотела с помощью Спиридоновой раздобыть денег на операцию дочери в Германии.

   Я обвела рукой убогую кухоньку:

   – Откуда у бывшей медсестры тысячи евро? Она совсем нищая. И, тем не менее, Ирина пребывала в уверенности, что Алиса может ей помочь. И к кому направилась Сметанина? К матери Веры. У самой Орловой, лежащей в коме, она ничего не могла узнать. Следовательно, Верочка и Алиса тесно связаны. Спиридонова, по мнению Сметаниной, могла дать ей средства на лечение Сони, вероятно, та бы их взяла у Орловой. Надо поехать к отцу Ирины и поговорить с ним, мне только нужен адрес школы, в которой директорствует Георгий Петрович, думаю, он сейчас на работе, а не дома.

   – Не вопрос, – кивнул Семен и взял телефон.

   – Чем могу помочь?

   – В вашей школе училась Вера Иосифова. Вы ее помните? Девочка дружила с Ириной, – отчеканила я.

   Георгий Петрович кивнул:

   – Да. Они с моей дочерью поддерживали хорошие отношения. Я тогда был простым педагогом, пришел в школу, как думалось, ненадолго, ранее работал в НИИ, писал кандидатскую, не собирался преподавать. Но, когда моя жена умерла, дочь задурила, начала носить двойки, прогуливать занятия, вот я и решил за ней приглядеть. Меня сразу взяли, школа нуждается в учителях-мужчинах. Я рассчитывал дотянуть Ирину до получения аттестата, а потом вернуться на прежнее место работы, но увлекся и остался здесь навсегда. Почему вы спрашиваете? Ирина скончалась.

   – Она ведь дружила с Иосифовой и Спиридоновой? – уточнила я.

   Георгий Петрович отвернулся к окну.

   – Да. Мне эти отношения крайне не нравились.

   – Почему? – тут же спросила я.

   Сметанин начал перекладывать бумажки.

   – У вас есть дети?

   – Двое, уже взрослые. Дочь учится в институте, сын работает, – ответила я.

   Георгий Петрович вытащил из стакана карандаш, вставил его в настольную точилку и, медленно вращая ручку, сказал:

   – Чужих ребят воспитывать легко. Есть масса книг о психологии детей, поведении подростков, издаются специальные журналы. Мне всегда удавалось найти общий язык со школьниками, завоевать их доверие, я постоянно твержу родителям: «Не кричите на детей, не ругайте их за плохие отметки, никто не хочет быть в классе аутсайдером, если ваше чадо носит домой «лебедей», ему необходима помощь. Скандалами добра не добиться». Но со своей дочерью я взаимопонимания не достиг.

   – Сапожник без сапог, – вздохнула я.

   Георгий Петрович оставил карандаш в покое.

   – Не секрет, что у преподавателей собственные отпрыски самые педагогически запущенные. Поверьте, я много думал, в чем моя ошибка? Почему мы с Ириной стали чужими людьми? Да что там прикидываться, дочь со мной долгие годы не разговаривала, держала меня за врага. А началось все с ее дружбы со Спиридоновой и Иосифовой, еще у них одна в компании была, хорошая девочка, но очень тихая. Иосифова тоже нормальный ребенок. А вот Алиса!

   Я незаметно включила в кармане диктофон. Слава богу, он не издает никаких щелчков, работает бесшумно. У меня цепкая память, но лучше, когда есть запись беседы.

   По воспоминаниям Сметанина, Иосифова сидела на последней парте, никогда не поднимала руку и казалась тупой двоечницей. Но если учителя вызывали Верочку к доске, то всегда получали исчерпывающе правильный ответ. У тихони были идеальные тетради, ей всегда ставили за контрольные пятерки, и она безукоризненно выполняла домашние задания. У Веры были мама, папа, дядя, бабушка, дедушка. Правда, никто из родственников в школу не заглядывал, но в этом не имелось ни малейшей необходимости. Старательная, малообщительная девочка-отличница не вызывала у Георгия Петровича беспокойства. Школу посещало много ребят из неблагополучных семей, вот они требовали внимания. К тому же Иосифова приходила в гости к Ире с первого класса. Лариса, покойная супруга Георгия, хорошо относилась к девочке, поощряла ее дружбу с дочкой.

   – Вера не по годам серьезна и ответственна, – говорила Лара, – надеюсь, она положительно повлияет на Иринку. Да и семья у Иосифовой работящая. Отец – железнодорожник, мать ради дочери пошла в школу техничкой, дед – директор завода. Я спокойно отпускаю к ним в гости Иру, плохому ее там не научат.

   Вот отношениям с Алисой Лара не радовалась. Спиридонову воспитывала мать-алкоголичка, имени своего отца девочка не знала, отчество у нее было «Ивановна», но его присвоили просто так. Алиса, в отличие от Веры, постоянно шумела, разговаривала громко, не смущаясь взрослых, употребляла совсем не детские выражения. Лариса постоянно делала Алисе замечания, а однажды, открыв дверь, вытолкала девочку на лестничную клетку и жестко сказала:

   – Я не намерена слышать дома нецензурную брань! Не желаю, чтобы Ира переняла твои манеры. Моя дочь не из социальных низов, ей предстоит поступать в университет. У тебя, судя по отметкам, другие планы. Найди себе компанию среди равных, оставь Иринку в покое. Каждое воскресенье ты сидишь у нас с утра, не даешь дочери побыть с родителями. Ты нам надоела! Неужели не понимаешь, что нужно уйти? Убирайся, сегодня мы хотим отдохнуть без гостей. И не смей звонить Ирине!

   Спиридонова убежала.

   В понедельник, вернувшись из школы, Ирина, не стесняясь Веры, которая пришла вместе с ней, устроила матери скандал. Девочка топала ногами и кричала:

   – Ты выгнала Алису!

   Лариса решила держаться твердо:

   – Да! Она тебе не подруга.

   Ира в истерике умчалась в детскую, Вера смутилась и деликатно ушла, а в семье началась война. Младшая Сметанина объявила матери бойкот, правда, сначала предупредила:

   – Или Алиска ходит к нам, или я с тобой не общаюсь!

   Лариса разозлилась и ответила:

   – Да пожалуйста. А я не буду о тебе заботиться. Сама себя обслуживай, раз из-за грубиянки готова родную мать затоптать.

   Во вторник Ира ела на обед хлеб, но с Ларисой не разговаривала. В среду Лара нарочно не пошла в магазин, не убрала комнату дочери, не погладила ее форму. Лариса надеялась, что строптивое чадо посидит в грязи, поголодает, поносит потерявшее вид платье и одумается, попросит прощения.

   Но коса нашла на камень. До субботы мать и дочь находились в состоянии открытой вражды, а в воскресенье Лара умерла, ее ударило током от кофемолки. В момент смерти супруги Георгий Петрович отсутствовал, Ирина вместе с классом была на экскурсии в музее. Девочка вернулась домой около пяти, она, как это часто бывало, привела с собой Веру. Именно Иосифова первой вошла в кухню, увидела тело Ларисы и проявила недетскую сообразительность. Она не подпустила подругу к трупу матери, вызвала «Скорую», милицию, а потом выступила в роли свидетеля.

   Спустя короткое время после похорон Лары в квартиру Сметаниных вновь зачастила Алиса. Георгий Петрович считал ее неподходящей компанией для дочери, но решил не применять карательных санкций. Ирина находилась в шоке, она постоянно вспоминала, как в последнюю неделю жизни мамы конфликтовала с ней, и заливалась слезами. Отец понимал: сейчас не время избавляться от Алисы, грубиянка-двоечница способна утешить его дочь.

   Каждый год учащиеся проходили диспансеризацию. Как правило, детей отводили в районную поликлинику, где к ним относились формально. Врачи спрашивали ребенка:

   – На что жалуешься? – получали быстрый ответ: «У меня ничего не болит» и ставили в карточке штамп «здоров». Но той зимой старшеклассникам сделали рентген.

   После чего главврач поликлиники позвонил Георгию Петровичу с малоприятным разговором. На снимке у Веры обнаружились многочисленные мелкие переломы, которые зарастали сами по себе. У девочки несколько раз страдали ребра, ключица, запястья.

   – Сообразил, о чем свидетельствуют травмы? – сурово спросил доктор, хороший знакомый Георгия.

   – Иосифову бьют дома, – вздохнул Сметанин.

   – Я обязан сообщить в милицию, – заявил главврач, – но понимаю, что на школу в этом случае падет тень, затеется разбирательство, возникнет вопрос, почему педагогический коллектив не заметил насилия. Учитывая наши с тобой неплохие отношения, я придержу информацию. А ты уж разберись.

   Расстроенный Георгий Петрович вызвал мать девочки.

   Алла возмутилась:

   – Как вы смеете такое говорить! Я пальцем не трогала Веру.

   – Проследите, чтобы насилие прекратилось, иначе я сообщу об этом в милицию, – не успокаивался Георгий Петрович.

   – Не надо! – испугалась Алла. – Я сама разберусь.

   Вера, опустив глаза, на все расспросы педагога отвечала фразой:

   – У меня все нормально.

   – Откуда тогда многочисленные переломы? – вскипел директор. – Немедленно рассказывай правду! Если тебя избивают отец и мать, их лишат родительских прав!

   Иосифова испугалась и затараторила:

   – Никто меня не мутузит. Я записалась в секцию прыжков на батуте, падаю постоянно в зале. Только маме не говорите, она мне не разрешила там заниматься, сказала, это опасно.

   – Рассказывай, как связаться с тренером, – приказал учитель.

   Вера замялась, и тут в кабинет с воплем «Пожар!» влетела учительница истории.

   Поднялась кутерьма. В школе загорелся подвал, детей в спешном порядке эвакуировали, приехали пожарные. Почти месяц шло разбирательство, милиция выясняла, кто виноват в поджоге, Георгий Петрович начисто позабыл про Иосифову. История с переломами была похоронена и более не всплывала.

   О Вере Сметанин вспомнил лишь тогда, когда у нее трагически погиб отец, Борис свалился в открытый канализационный люк. Все вокруг жалели девочку, ставшую сиротой, а у Георгия Петровича в голове мелькнула мысль: может, это к добру? Если папаша избивал дочь, то Иосифова избавилась от мучителя.

   Алиса, Вера и Ира по-прежнему дружили, но педагог знал: Спиридоновой, имевшей в дневнике одни двойки, вот-вот придется уйти в какое-нибудь училище. Детские отношения не крепки, Алиса покинет класс, и дружба между ней и Иришей сойдет на нет...

   Георгий Петрович нахмурился и замолчал.

   – Похоже, ваши ожидания не оправдались? – предположила я.

   Сметанин втянул голову в плечи.

   – Нет. Алиса у нас прямо поселилась. Она решила стать медсестрой. В училище иные отношения, чем в школе, там ребят считают взрослыми людьми, у них другие разговоры, не детские интересы. Я очень беспокоился за дочь, переживал из-за ее дружбы со Спиридоновой. А потом женился на Елизавете, и все стало совсем плохо. Ирина начала изводить мою жену, обижала ее крохотную дочку, Оксану, щипала ее, толкала. Супруга скрывала безобразное поведение падчерицы, не желала меня расстраивать. Но правда открылась. Оксана из-за Иры попала в больницу, я побеседовал с дочерью, поверьте, без агрессии, сказал ей:

   – Ира, понимаю, ты ревнуешь к Оксане, привыкла быть единственным ребенком в семье, но иметь сестру, даже сводную, очень хорошо. Чем больше у человека родственников, тем крепче он стоит на ногах. И неужели тебе не стыдно третировать десятилетнего ребенка? Посмотри на Веру, она нежно относится к Оксане, можно сказать, дружит с ней, хотя малышка для Иосифовой совсем посторонняя. Лариса, глядя с небес на тебя, огорчается, не позорь покойную маму.

   Ирина сжала кулаки и накинулась на отца, изо рта первокурсницы вылетело невероятное обвинение.

   – Ты убил маму! Хотел избавиться от нее, чтобы расписаться с любовницей! Я все знаю! Ты убийца!

   Сметанин опешил, влепил дочери пощечину, Ирина ударила отца в ответ, завязалась драка, в которой победила девушка. Она оставила отца лежать на полу и убежала. На следующий день к Георгию Петровичу заявилась Алиса.

   – Ирина больше не хочет с вами жить, – сказала Спиридонова, – она поселится в квартире мамы!..

   ...Сметанин снова завертел точилку, методично превращая карандаш в опилки, и продолжил:

   – Мы с Ларисой были знакомы с детства, жили в одном подъезде на разных этажах, когда поженились, начали строить совместную жизнь в моей квартире, а Ларину сдавали. Так поступали многие, кому посчастливилось обладать лишней жилплощадью. Получалась неплохая добавка к семейному бюджету. Лариса не выписывалась из трешки, Ирина была прописана у матери, этим она и воспользовалась.

   В тот день Алиса передала Сметанину требование нахалки-дочери:

   – Ирина требует прогнать жильцов из ее квартиры и более не желает вас видеть! Если вы этого не сделаете, Ира в милицию пойдет, расскажет о вас всю правду, вас посадят. У нее есть доказательства, что вы совершили преступление, убили Ларису.

   – Она сошла с ума! – заорал Георгий. – И пусть хоть раз о других подумает! У нас с женой семья, двое детей, Оксана и Ирина, нужны деньги, а съемщики хорошо платят.

   – Ваши проблемы никого не беспокоят, – зло перебила его Алиса. – Трешка принадлежит Ире, она там прописана!

   Георгий Петрович разозлился не на шутку. Он освободил жилье, вышвырнул из своей квартиры вещи дочери и поклялся никогда более не иметь с мерзавкой дел. Одно время директор даже хотел сменить район проживания, но потом передумал. Школа, где работает Сметанин, находится в двух шагах от дома, тратить три часа на дорогу Георгию Петровичу не хотелось. Да и нельзя давать мерзавке уверенность, что она напугала отца. Он любил Ларису, та умерла из-за неисправности кофемолки.

   – И вы не сталкивались в подъезде? Во дворе? – спросила я.

   – Господь миловал, – мрачно ответил Сметанин. – Я ухожу в семь, а возвращаюсь к полуночи, на скамейке у подъезда не сижу, моя вторая жена Лиза умерла, когда Оксане исполнилось пятнадцать. Оксана прожила со мной до своего замужества. И вот парадокс: родная дочь вычеркнула меня из жизни. Я совершенно случайно от посторонних людей узнавал о ней новости. Родила девочку, мужа нет и не было, назвала ребенка Соней, мало зарабатывает. А вот Оксана каждый день забегала, она обо мне нежно заботится. Неисповедимы пути Господни, темна вода в облацех.

   – Вы знали про болезнь Сони? – остановила я директора.

   Георгий Петрович раздул щеки.

   – Есть жестокое выражение: «За нас отомстят наши внуки». Софья стала наркоманкой, села на иглу, заработала гепатит и скончалась, не дождавшись пересадки печени. Ей никак не могли подобрать донора.

   – Для человека, который перестал общаться с дочерью, вы хорошо осведомлены о ее делах, – отметила я.

   Сметанин поморщился:

   – Она ко мне заявилась! Со скандалом! Вошла в дом и закричала: «Дай денег! Раскошеливайся, иначе хуже будет!»

   Георгий Петрович был поражен поведением Ирины. Он никак не ожидал, что давно вычеркнутая из его жизни дочь примчится с таким требованием, поэтому категорично ответил:

   – Разговаривай нормально или убирайся!

   Ирина сжала кулаки. Неизвестно, чем завершился бы ее визит, но, к счастью, именно в этот момент к отчиму заглянула Оксана. Она успокоила Иру, увела ее, а потом, вернувшись, рассказала Георгию Петровичу правду о Соне.

   – Похоже, ваша внучка скоро умрет, – горестно вздыхала падчерица. – У нее практически не работает печень. Ира пришла просить денег на операцию в Германии.

   – Вопль «раскошеливайся, иначе хуже будет» мало смахивает на просьбу, – не удержался Сметанин. – А сколько ей надо?

   – Двести пятьдесят тысяч евро, – сообщила Оксана.

   Георгий Петрович чуть не свалился на пол.

   – Она с ума сошла? Откуда у директора школы такое состояние?

   – Вы знаете, где сейчас живет Алиса Спиридонова? – неожиданно спросила Оксана.

   – Понятия не имею, чему крайне рад, – отрезал директор школы, – а почему ты ею интересуешься?

   Оксана поколебалась, но ответила:

   – Ира в отчаянии. Если уж она решилась на откровенный разговор со мной и стала жаловаться, дело плохо. Соня – вот ради кого она живет. Ирина уверяет, что Вера Иосифова, теперь Орлова, сказочно разбогатела и непременно дала бы ей всю сумму, но...

   – Даже если бывшая подруга детства владеет горой золота, по какой причине ей отдавать Ирине хотя бы часть? – перебил отчим падчерицу.

   Оксана пожала плечами:

   – Не знаю. Только Ирина не сомневается: Орлова могла бы ее выручить. Но Вера уже несколько лет лежит в коме.

   – Вот несчастье! – воскликнул Сметанин. – Бедная девочка! Она мне всегда нравилась, тихая, старательная. Если Орлова и впрямь разбогатела, то полагаю, благодаря своей исключительной работоспособности.

   Падчерица странно посмотрела на отчима:

   – Вероятно. Может, подумаете, где найти Алису? Ирина хочет, чтобы Спиридонова побеседовала с Натальей Петровной.

   – С кем? – окончательно запутался директор.

   Оксана объяснила план Иры.

   – Орлова лежит на аппаратах, ее финансами управляет свекровь, Наталья Петровна. Ирина знает некую тайну, за которую старшая Орлова точно заплатит деньги из капитала невестки.

   – И при чем в этой каше Спиридонова? – не понял Георгий Петрович.

   – Все логично, – пожала плечами Оксана, – Ирина владеет секретом, Наталья Петровна непременно даст за его сохранение двести пятьдесят тысяч на операцию Соне, но Ира не имеет доказательств, одно бла-бла. А вот Алиса и Ника Моргунова могут подтвердить слова Ирины, они тоже в курсе. Скажут Наталье Петровне, что Ира не врет. Та не смогла найти Алису, а сейчас ваша дочь пытается вычислить местожительство Моргуновой. Вы ее помните?

   Директор порылся в памяти.

   – Вероника Моргунова! Училась в одном классе с Ириной, талантливая художница, вроде поступила в Строгановское или Суриковское. А она при чем? Девочка иногда заглядывала к нам в гости, хороший был ребенок.

   – Ирина вскользь упомянула про какое-то братство, – вздохнула Оксана, – в него входили она, Вера, Алиса и Ника. Девочки поклялись всегда приходить на помощь друг другу. Алиса или Ника, которая тоже в курсе тайны, непременно поедут к Наталье Петровне вместе с Ирой, та, чтобы информация не вылезла наружу, даст Ире деньги, и Соня выздоровеет. Ирина уверена, надо отыскать Моргунову со Спиридоновой, и все будет о’кей. Но Алисы нигде нет, а на поиски Ники тоже может уйти немало времени. Поэтому Ира просит денег у вас. В долг, она отдаст, как только получит сумму от Натальи Петровны.

   Несмотря на тягостность разговора, Георгий Петрович засмеялся:

   – И откуда у меня столь головокружительные деньги? Извини, милая, ты повторяешь бред, который придумала Ирина.

   – Можете продать квартиру, – прошептала Оксана, – вы живете в хорошем районе, имеете три комнаты, общая площадь более ста сорока метров, дом сталинской постройки. В ваших силах спасти внучку.

   – Вы не обратились к риелтору? – уточнила я.

   Директор сильно крутанул ручку и сломал ее.

   – Я не знаком с Софьей, она мне чужая, назвать внучкой девушку, которая ни разу ни на минуту не заглянула к деду, никогда не проявила ни заботы, ни внимания, у меня язык не поворачивается. Дочь Ирины наркоманка, отброс общества!

   – Ну да, – тихо сказала я.

   Георгий Петрович швырнул испорченную точилку в корзину.

   – Начинать тягомотину с продажей квартиры было бессмысленно. Софья скончалась через пару дней после визита Ирины. А та решила взять грех на душу, покончила с собой, дочь сама выбрала путь. Какие ко мне претензии? Ей давно не восемнадцать, не двадцать, даже не тридцать лет. И к чему наша тягостная беседа? Ирина умерла. Все. Конец.

   – Вера Орлова пропала, – сказала я. – Мы предполагали, что она прячется у Алисы, но та, похоже, не появлялась в своей квартире уже не один год. Не знаете, где сейчас живет Спиридонова?

   – Нет и не хочу знать, – разозлился Сметанин, – слава богу, никаких дел с невоспитанной девчонкой не имел.

   – А Ника Моргунова? – настаивала я. – Вы упомянули, что она тоже принадлежала к детской компании.

   – Забыл о ней, – откровенно признался Сметанин. – Девочка получила аттестат и ушла во взрослую жизнь. Более я с ней не встречался.

   – Неужели в школе никогда не собираются выпускники разных лет? – не успокаивалась я. – Многие люди не теряют связи с учебным заведением на протяжении всей жизни. Вероятно, вы общаетесь со старостами классов, они оповещают бывших учеников о встречах, знают все контакты.

   – Бывают благодарные дети, – согласился Сметанин. – Но моя дочь к их числу не относилась, и подруги у Ирины соответствующие. Люди сбиваются в стаи, находят себе подобных. Ирина не посещала никаких вечеров, мы с ней разорвали отношения. Приятельницы ее, даже те, что вели себя прилично, ей под стать, вылетели из гнезда, в котором получили знания, и не обернулись.

   – Теперь понятно, – вздохнула я.

   – Что именно? – вышел из себя Георгий Петрович. – Какова цель вашего визита?

   – Понятно, почему Ирина завещала жилплощадь не вам, а другим людям, – пояснила я, – а о цели своего визита я говорила неоднократно: ищу Веру Орлову.

   – В моем кабинете ее нет, – нахамил директор. – Извините, меня дела ждут!

   Я вышла на улицу и, начерпав полные сапожки снега, с трудом добралась до своей «букашки». Москву накрыла густая метель. Скорее всего, движение на всех магистралях парализовано, МКАД превратилась в одну сплошную пробку, не лучше положение и на остальных дорогах. Перспектива передвигаться в толпе злых водителей со скоростью беременного ленивца меня не вдохновляла. Я залезла в салон, завела мотор, соединилась с Семеном и в деталях передала ему беседу со Сметаниным. Рассказ исчерпался к моменту моего выезда на Кольцевую. Семен отрапортовал в ответ:

   – Спиридонову я пока не обнаружил, вероятно, она умерла. И, как я предполагал, похоронена в безымянной могиле. Попытаюсь найти Веронику Моргунову. Если она училась в одном классе со Сметаниной, то по школьным документам я установлю ее отчество и местожительство в детстве. Оттуда и начну плясать.

   – Грустная история, – вздохнула я, – четыре подружки, поклявшиеся всегда помогать друг другу, выросли, и у всех судьба сложилась не лучшим образом. Ирина Сметанина рано потеряла мать, разругалась насмерть с отцом, кстати, она, уж не знаю почему, обвиняла его в кончине жены.

   – Подросткам свойственны бурные проявления чувств, – прокомментировал мои слова Собачкин. – Ты когда-нибудь хамила бабушке Афанасии? Допустим, когда она увезла тебя с улицы Кирова, нынешней Мясницкой, в спальный район.

   – Хочется сказать «нет», но на самом деле лет в тринадцать-четырнадцать я постоянно отстаивала свою свободу, на которую никто не покушался, – честно ответила я, – мне повезло, бабушка была на редкость умной женщиной, она не могла поступить, как Сметанин. Вдруг в словах Ирины есть доля правды? Что, если Георгий Петрович избавился от надоевшей ему Ларисы, желая жениться на Лизе? Дочь не побежала в милицию, но простить убийцу не смогла. Иначе по какой причине отец не пытался возобновить отношения с родным ребенком? Эй! Ты здесь? Подай гудок!

   – Внимательно тебя слушаю, – отозвался Собачкин, – но пока не нахожу ничего криминального. Лариса Сметанина умерла в результате глупого случая, ее долбануло током. С Елизаветой Георгий пошел в загс через два года вдовства, у его новой жены имелась девятилетняя девочка Оксана. Ничто не указывает на связь между директором и Лизой Григорьевой. Никто не станет убивать жену, а потом долго ждать, чтобы оформить брак с предметом новой страсти.

   – Откуда тебе известно про мою бабушку Афанасию? – резко спросила я.

   – Куда ты едешь? – попытался увильнуть от ответа Семен.

   – Пытаюсь добраться домой. Так откуда тебе известно? – повторила я.

   – Ты ее имя случайно в разговоре про кошку упомянула, сказала: «Назову кису Фасей, как бабулю!», а я запомнил, – солгал Собачкин.

   – Но мы не вели бесед о моем детстве... – протянула я. – Ты копался в моей биографии?!

   – Я просто навел справки, – стал оправдываться Собачкин.

   – Какая гадость! – вырвалось у меня. – Некрасиво шарить без спроса в чужой жизни.

   – Сейчас мы с тобой по уши залезли в биографии незнакомых людей, – повысил голос детектив.

   – Это оправдано! – рассердилась я. – Мы ищем Веру! А ты рылся длинным носом в моих, образно говоря, чемоданах.

   – Ну не сердись, – заныл Собачкин, – мне надо знать, с кем имею дело! Вдруг ты сестра Бен Ладена!

   – Как делишки? – воскликнул он. – Где стоишь?

   – В трехстах метрах от поворота к поселку «Урожай», – ворчливо ответила я. – Устала толкаться в месиве машин, никаких сил больше нет.

   – Приезжай ко мне, – велел Семен. – Я нашел Нику Моргунову. Вместе поужинаем, я тут, рядом.

   – Здорово! – обрадовалась я. – Говори адрес.

   Собачкин объяснил дорогу, пробка неожиданно рассосалась, «букашка» орлом взлетела на холм, где стояла красиво подсвеченная церковь.

   – Быстро добралась, – похвалил меня Семен, распахивая тяжелую дверь. – Я приготовил овощное рагу на сковородке, такое подают в Париже в кафе «Стойка», на улице Дантон.

   Я удивилась:

   – Ты бываешь в столице Франции?

   – А чего странного? – заморгал Собачкин. – Сел в самолет, и ау! Так ты хочешь ужинать?

   Только услышав вопрос Собачкина, я сообразила, до какой степени проголодалась.

   – Входи, наконец, – приказал Семен. – Чего на пороге застряла!

   Я сделала шаг, взвизгнула и уцепилась за косяк. В просторной прихожей отсутствовал пол. Прямо перед моими глазами зияла яма. Вернее, ничем не прикрытый вход в подвал. За порогом круто вниз шла каменная лестница, ее обрамляли грубые краснокирпичные стены, кое-где горели факелы.

   – Мама, – воскликнула я, – сколько твоих гостей сломало здесь шею?

   – Ни один не пострадал, – серьезно ответил Семен. – Иди смело.

   – Похоже, ты любитель книг про Дракулу, – занервничала я. – Никогда не видела особняков, у которых вместо прихожей обрыв.

   – Прикольно, да? – довольно засмеялся Собачкин.

   Я сдула со лба прилипшую от пота челку, пискнула:

   – Угу, – а потом удивилась еще сильнее.

   Итак, вместо прихожей – пропасть с невероятно длинной лестницей. В Подмосковье много подземных вод, почти все жители Ложкина, построившие дома с подвалами, мучаются и постоянно занимаются гидроизоляцией. Минус первый этаж – дорогое удовольствие. Чем глубже он сделан, тем больше денег стоил хозяину. Даже у нашего соседа банкира Сыромятникова, который летает по всему миру на собственном самолете, в цоколь ведет то ли семь, то ли шесть ступеней, а у Семена их раз, два... десять... пятнадцать. Остальные теряются вдали. Собачкин дорылся до центра Земли? И сколько миллионов в валюте он угробил на стройку? Может, частный детектив – единственный обожаемый сын владельца всей нефти на планете? И вот что странно! Справа, на уровне первого этажа, арка, за ней простирается длинный коридор. Логично предположить, что он ведет в жилые помещения. И как туда попасть? Перепрыгнуть яму десять метров шириной?

   Пока я пыталась понять, каким образом Семен ухитряется добираться до комнат, из-под арки торжественно выплыли коты. Их было трое, один рыжий, два черных. Тот, что шел первым, абсолютно спокойно поднял переднюю лапу, собираясь перебраться в холл.

   – Стой, упадешь! – закричала я.

   – И фиг с ним, – заржал Семен.

   Я обомлела, а кот... преспокойно двинулся по воздуху. Он шагал с высоко задранным хвостом над крутой лестницей безо всякого страха. За предводителем с довольным видом следовали два товарища. Рыжий приблизился к моим ногам, потерся головой о джинсы, сел прямо над головокружительно глубокой ямой и нежно замурлыкал. Я схватила ртом воздух, наклонилась и провела рукой над первой ступенью. Ладонь ощутила ровную, отполированную поверхность.

   – Стекло! Ты сделал прозрачный пол! – удивилась я. – Ну и дурацкая идея!

   Собачкин одернул свитер.

   – Все ждал, когда ты сообразишь, что я спокойно стою, не имея под ногами опоры. Удивительно, до чего люди одинаково реагируют, очутившись здесь! Столбенеют и трясутся. Никто не смотрит на меня и не думает: «Сеня не упал вниз. Почему?»

   – Потому что ни одному нормальному человеку не придет в голову вырыть подвал, а потом положить сверху стекло! – зашипела я. – Когда-нибудь впечатлительный человек рухнет у тебя на пороге с инфарктом.

   Собачкин захохотал:

   – Не! Я не зову дураков. И ты опять пролетела мимо кассы. Никаких ям! Дом стоит на цельном фундаменте. Это картина. Видела в Париже на тротуарах объемные композиции? Такой вид рисунка, не знаю, как их делают, но эффектно.

   Я села на корточки, начала вглядываться в лестницу, ведущую вниз: красные кирпичи кладки, факелы. И сообразила: в холле на полу граффити, простите, не знаю, как по-другому назвать этот вид живописи.

   – Давай топай на кухню, – «пригласил» Собачкин.

   Я боюсь высоты. Полет на самолете возможен для меня исключительно после коктейля из успокаивающей микстуры, заполированного парой бокалов шампанского. Пожалуйста, никогда не применяйте мой рецепт от аэрофобии, он вреден для здоровья, действует на мозг, как удар мокрой тряпкой. В салон меня вносит бортпроводник, за несколько часов я прихожу в себя и с сильнейшей головной болью высаживаюсь в аэропорту Шарля де Голля, плохо понимая, в какую сторону идти. Где багаж? Паспортный контроль? Остановка такси?

   Как-то раз, показывая столицу Франции впервые приехавшим приятелям из Москвы, я отправилась с ними на Эйфелеву башню, а там, бог знает на какой высоте, есть насквозь просвечивающее пластиковое напольное покрытие. Все присутствующие с радостными восклицаниями становились на него, а у меня началась паника, сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

   Вот и сейчас руки-ноги затряслись, спина похолодела и одновременно вспотела. Огромным усилием воли я заставила себя пересечь нарисованную пропасть. Ну зачем я согласилась приехать к Собачкину в гости? Что у него в кухне? Очаг с котлом на ржавых цепях? Деревянная тумба для разделки туш и топор?

   Но просторная столовая неожиданно оказалась буржуазно уютной, а еда невероятно вкусной. На столе очутилось мое любимое овощное рагу, хлеб с семечками, сыр эдам голландского производства, черный цейлонский чай, варенье из клюквы и печенье «Макарон».

   – Покупаешь печенье во французской булочной на Садовом кольце? – улыбнулась я, принимаясь за сладкое. – Единственная пекарня в Москве, где его хорошо делают.

   – Верно, – подтвердил Собачкин. – И круассаны там беру, но исключительно маленькие.

   – Надо же! Я тоже предпочитаю их, – обрадовалась я. – Большие почему-то всегда плохо пропекаются.

   Плотно поужинав, я решила заняться делами.

   – Что интересного ты обнаружил?

   Собачкин постучал пальцем по стоящему около его чашки ноутбуку.

   – Вероника Моргунова, одноклассница Сметаниной, Иосифовой и Спиридоновой. Девочки были очень разные, но сбились в стаю. Наверное, их сблизили перенесенные несчастья. У Ирины трагически погибла мама, отец женился второй раз. Георгий Петрович очень заботился о своих учениках и забыл про родную дочь, Ирина его ревновала, в конце концов порвала с ним отношения, перебралась в квартиру умершей матери.

   Я пожала плечами:

   – Сама тебе это рассказала, зачем еще раз повторяешь?

   Но Семен не обратил внимания на мое замечание.

   – Мать Алисы Спиридоновой, Галина, пила горькую, девочка часто ходила голодная, питалась по чужим людям. В конце концов Галя замерзла на улице, как всегда, набухавшись водки, легла в парке на скамейку и отошла в мир иной. Спиридоновой тогда едва исполнилось шестнадцать. Умри непутевая мамаша годом раньше, девочку могли забрать в приют, а так Алису оставили без присмотра, она уже успела поступить в медучилище, получала стипендию и считалась взрослой.

   – Невеселое детство, – кивнула я, – хоть в интернат не угодила, и на том спасибо!

   – Некоторым ребятам лучше жить на гособеспечении, чем в родной семье! – воскликнул Семен. – С другой стороны, если тебя с юных лет бьют по морде, ты вырастешь сильным человеком, смело встречаешь испытания.

   – Не всегда, – возразила я. – Статистика показывает, что большинство серийных маньяков в детстве подвергались унижениям в родной семье, их мучили близкие.

   – Вера Иосифова терпела побои от отца, – продолжал Семен. – Думаю, девочка не очень переживала, когда папенька свалился в канализационный люк и сломал себе шею. Но ее мать Алла Мамалыгина – просто наглядное пособие к статье «Виктимное поведение» в учебнике психологии. Избавилась от злого тирана Бориса и очень скоро вышла замуж за его брата Степана. Вера угодила в новую беду, которая удивительно напоминала старую. Затем в конце тоннеля вспыхивает свет. Валентина с Арнольдом, родители отца и отчима, не любившие Аллу и не проявлявшие ни малейшего внимания к внучке, погибают, через несколько лет уходит из жизни Степан, Мамалыгиной достается огромная квартира, настоящий дворец.

   – Даже сейчас, практически потеряв разум, Алла не устает радоваться своей удаче, – подхватила я, – во время нашей встречи она повторяла: «Знаешь, какая у нас квартира! Много комнат! Посуда! Мебель». Превращение из нищей поломойки в обеспеченную даму до сих пор, спустя не один десяток лет, восхищает бедняжку!

   Семен открыл ноутбук:

   – Получение наследства самое главное событие в жизни Аллы, к Вере судьба была благосклоннее. Иосифова поступила в институт, удачно вышла замуж, обрела заботливую свекровь, хорошего мужа, основала бизнес. Ей удалось пробиться наверх, хотя, полагаю, травмы, нанесенные в детстве, остались в ее памяти навсегда.

   – Именно Вера нашла мертвого отца! – воскликнула я. – Она видела, как он торопится домой, и бросилась греть ему ужин. Когда Борис не появился в избенке, девочка выглянула во двор, заметила открытый люк, полезла вниз по железным скобам, привинченным для ремонтных рабочих. Она поняла, что случилось, но думала, что папа жив, ему нужна помощь, и не потеряла самообладания, вызвала «Скорую». Что бы ни говорили учителя и психологи о воспитании личности, я уверена: человек уже рождается с определенным характером, в процессе жизни он лишь шлифует его, порой прикрывает свои недостатки воспитанием и образованием или прячет излишнюю чувствительность, ранимость под грубостью, но царапни ногтем лакированную поверхность – и из-под нее вылезет или гнилая фанера, или благородное красное дерево.

   Семен закатил глаза:

   – Очень поэтично, но мне больше нравится изучать факты, а не заниматься психологическими этюдами. Иосифова, став Орловой, здорово изменилась. Из тихой, незаметной девочки выросла женщина, которая смогла основать серьезный бизнес. В девяностые это было совсем непросто, очень опасно и дорого. Где она взяла деньги?

   – Вера везунчик. Она выиграла в лотерею квартиру, – напомнила я, – некая компания «Бивин» делала себе таким образом рекламу.

   – «Бивин», «Бивин», – забормотал Собачкин, барабаня пальцами по клавиатуре, – нашел! Риелторская фирма, поднималась в начале девяностых. На их сайте нет никаких упоминаний о розыгрыше жилплощади.

   – Вероятно, акция была одноразовой, – предположила я, – для раскрутки фирмы.

   – Но почему о ней не упомянуто в истории фирмы? – спросил Собачкин, поглаживая мышку.

   – Прикидываешь, сколько лет назад все происходило? – улыбнулась я. – Новость давно умерла.

   – Не согласен! – заспорил Семен. – «Бивин» продемонстрировала редкостную честность, без писка отдала квартиру Орловой. Даже сейчас, когда российский рынок медленно вылезает из стадии первичного накопления капитала, которая, как правило, характеризуется разгулом преступности, в особенности мошенничества, это удивляет. Правда, сегодня у тебя есть шанс заполучить выигранный автомобиль, мотоцикл, пылесос, но в начале девяностых?! А «Бивин» не обманула Веру. Это огромный плюс для риелторской конторы, о нем должны постоянно напоминать потенциальным клиентам, но... этих сведений нет!

   Я попыталась утихомирить Семена:

   – Тебя потянуло не в ту степь. Мы занимаемся поиском Орловой, времени мало, не уходи в сторону от проблемы.

   – Кузя! – заорал Собачкин. – Эй! Выползи из тьмы.

   – Незачем шуметь, – сказал тихий голос.

   Я обернулась и поняла, что гора, как мне показалось, пледов на одном из диванов у окна, на самом деле человек, который сидит, поджав ноги.

   – Поройся в загашниках «Бивина», – приказал Семен. – Найди упоминание про лотерею, выясни, кто и когда вручал Вере выигрыш.

   – Уже понял, – прошелестел Кузя, – только чай возьму.

   Шерстяные одеяла зашевелились и распались, замерцал голубой свет. Незнакомый мне Кузьма, оказывается, не дремал в тепле, а гулял по Интернету.

   Тощая фигура в джинсах стекла с дивана и приблизилась к столу. Передо мной стоял подросток лет пятнадцати.

   – Кекс есть? – спросил он у Семена.

   – Возьми в буфете, – сказал тот.

   Кузя шагнул влево и наступил на кота.

   – Мяууу! – с негодованием завопил мурлыка.

   – Не кричи, – шикнул на него Кузя, – и не раскидывай хвост по комнате, сиди скромно. Нет кекса.

   – Он около вазы с яблоками, – подсказала я.

   Парнишка не отреагировал, он маячил около стеклянной дверцы, покачиваясь с пятки на носок. Мне показалось, что мальчик меня не услышал, поэтому я окликнула его:

   – Кузя! Кекс на верхней полке, слева.

   Худенькое личико, украшенное очками в массивной темно-коричневой оправе, повернулось ко мне.

   – Меня зовут Арсений Михайлович, – торжественно произнес тинейджер.

   – Простите, пожалуйста, – смутилась я, – я думала, вы Кузьма!

   – Нелепое предположение, – холодно заявил мальчик, – вы Пафнутия Меркуловна?

   – Нет, можете обращаться ко мне Даша, – попыталась я наладить контакт.

   – Надо же! – прищурился Арсений. – А я подумал, вы Пафнутия Меркуловна! Удивительно на нее смахиваете! На чем основан мой вывод? Ни на чем! Так же, как и ваш! Сеня, почему у нас сегодня один силос на ужин? Ты же терпеть не можешь овощи! Где свинина с жареной картохой?

   – Мне нужна твоя помощь, – зачастил Собачкин, – необходимы любые сведения о Нике Моргуновой.

   – Ща, – кивнул Арсений, схватил блюдо с кексом и потащился к дивану.

   Глядя, как паренек заматывается в пледы и руками ломает кекс, я тихо сказала Семену:

   – Твой младший брат очень суров. Почему ты зовешь его Кузей?

   – Он мне не брат, – пояснил Собачкин, – фамилия Арсения Кузьмин. Ну как-то так пошло, что его в роте все Кузя да Кузя звали, я и привык.

   – В роте? – заморгала я. – Это что значит?

   Детектив взял чашку.

   – Армейское подразделение, еще бывает дивизия, полк, батальон, ну и так далее.

   Я окончательно растерялась:

   – Арсений – сын полка? Он сирота и его воспитывают военные?

   – Неа, – захихикал Собачкин и набил рот печеньем. – Мы вместе служили, два года оттрубили. Потом я на юридический поступил, а Кузя – на мехмат, он – компьютерный гений. Мы совладельцы агентства, наш профиль – поиск пропавших людей.

   Я подавилась очередным печеньем.

   – Сколько же ему лет?

   – Двадцать восемь, Кузя на год меня старше и на столетие умнее, – вздохнул Собачкин.

   Я судорожно закашлялась.

   – В случае острой респираторной инфекции следует воспользоваться маской, которую необходимо менять каждые два часа, – прозвучало с дивана.

   – Даше печенье не в то горло попало, – пояснил Семен.

   – Есть следует сидя за столом, – не преминул заявить Арсений, – тщательно пережевывая пищу, запивая каждый кусок, тогда не будешь издавать неприличные звуки.

   – Сами лопаете кекс на диване, роняя крошки на пледы! – возмутилась я.

   – Мне простительно, я гений, – заявил Арсений. – Первая информация о Нике Моргуновой в ноутбуке.

   – Ничего нового, я это сам разузнал.

   – Я же предупредил, первая! – подчеркнул Кузьмин. – Будет вторая, третья, четвертая. Дарья, ты любишь овощи?

   Мне не хотелось поддерживать беседу с чванливым, дурно воспитанным парнем, но он оказался партнером Собачкина, а худой мир лучше доброй ссоры, поэтому я постаралась как можно приветливее ответить:

   – Да, в основном ими и питаюсь!

   – Ясно, почему Сенька силос на стол выставил! – пронудил Кузя. – Понравиться тебе решил. У него метода такая! Подстраивается под объект!

   Я с изумлением воззрилась на Собачкина, а тот сердито буркнул:

   – Глупости!

   – Не, ты свининку уважаешь, – долетело с дивана, – лады, я заткнулся.

   – Правильное решение, – одобрил Собачкин, – слово – серебро, молчание – золото.

   – Ты предпочитаешь мясо? – спросила я у Семена.

   – Нет, обожаю морковь с зеленым горошком, – солгал детектив и трогательно покраснел.

   – Откуда ты узнал, что я часто ем рататуй в парижском кафе «Стойка»? – насела я на Семена.

   – Из блога, – нехотя признался сыщик.

   – Я не веду дневник в Сети, не пользуюсь Интернетом, предпочитаю живое общение, – пресекла я его новую попытку соврать.

   – У Маши прочитал, – признался Сеня, – она рассказала, как ты на улицу Дантона ради рагу ходишь. Дальше просто. Нашел сайт едальни, залез в меню, прочитал рецепт блюда и повторил его. Единственное, чего не положил – артишоки. Я их в Москве не нашел.

   – Про крупнолистовой чай, варенье из клюквы и печенье «Макарон» тоже Манюня сообщила! – догадалась я.

   – Она о тебе много пишет, – подтвердил Собачкин.

   – Не верю! – сердито сказала я. – Маня не станет сплетничать о матери, это не в ее стиле. И никогда не расскажет о моих привычках незнакомым людям.

   – У твоей дочери есть дневник, – забубнил Кузя, – он запаролен, войти в него могут лишь... ща... Александра Хейфец, Денис Глод, Кирилл Когтев, Юрий Субботин...

   – Это Машкины лучшие друзья, – кивнула я.

   – Мария не откровенничает в Сети, – зудел Арсений, – не занимается душевным эксгибиционизмом, в общей доступности есть лишь фото ваших животных, которыми она гордится, но с близкими обсуждает все вопросы. В частности, советовалась с Денисом в отношении диеты собаки Афины, большой обжоры, просила Хейфец как бы случайно заехать в Ложкино, померить твою кровать, сама не помнит, какой у матери матрас в ширину – два двадцать или два сорок! Ты спишь на аэродроме?

   – Какая тебе разница, – опешила я, – хоть на танковом полигоне! И зачем только Мане понадобилось гонять ко мне Сашку с сантиметром?

   – Она тебе на Восьмое марта подарит белье, – выдал секрет Кузя, – пододеяльник, голубой, с изображением мопсов, две наволочки и простыню на резинке. Мы что, пили на брудершафт и уже перешли на «ты»? Я не намерен фамильярничать через десять минут после знакомства.

   Я, ошарашенная тем, сколько интимной информации обо мне нарыла парочка наглых сыщиков, огрызнулась:

   – Сам первый начал «тыкать».

   – Мне можно, я гений, – прозвучало в ответ, – а ты должна заслужить право смотреть на солнце.

   Я повернулась к Семену:

   – У Кузи мания величия? Он считает себя директором земного шара? И как он получил доступ к личным записям Маруси? Кузя не включен в список ее приятелей.

   – На то он и пароль, чтобы его хакнуть! – объявил Арсений.

   Я схватила телефон, набрала номер Манюни и быстро сказала:

   – Солнышко, в твой сетевой дневник влез чужак, он хакнул пароль.

   – Ты уверена? – деловито спросила Маня.

   – Стопроцентно. Прости за плохую новость, тебе лучше быть осторожней, – попросила я, – пока больше ничего не скажу, нахожусь не дома.

   – Передай ей привет от Крэбса, – заорал Кузя.

   – Тебе привет от Крэбса, – машинально повторила я.

   – Муся! – восхитилась Манюня. – Ты знаешь Крэбса? Откуда? Он гений! О! О! Крэбс у меня в айпаде! О! Суперсобачки! Мамуля! Что происходит? Такой прикол! Песики целуются! Он мне прислал мультик с мопсами!

   С дивана донеслось довольное хихиканье.

   – Потом поболтаем, – пообещала я и отсоединилась. – Кто такой Крэбс?

   – У меня в Сети разные ники, ты сейчас услышала один из них, – ответил Арсений.

   – Самое отвратительное, что может сделать человек, это прочитать чужие записи! – зашипела я. – Кузя, ты... ты...

   – Как насчет серийных убийств? – осведомился Арсений. – Или педофилии? Это, по-твоему, милые занятия? Или ты считаешь, что нет ничего ужаснее, чем чтение блогов?

   – Ребята, не лайтесь, – умоляющим тоном произнес Семен. – Даша, у нас мало времени!

   – Он в тебя влюбился, – ехидно заявил Кузя, – вот и попросил нарыть деталей, понравиться хотел. Я ему сказал: «Скока у тебя баб было? И сплошной облом. Почему? Ты стараешься под них подладиться, ломаешь себя, а надо наоборот! Лахудры любят силу! Власть! Деньги!»

   – Похоже, ты пользуешься успехом у женщин, – бросилась я в бой.

   Странно, но Арсений примолк, зато зачастил Сеня:

   – Глупости, мы с Дарьей временно работаем вместе, я хочу, чтобы ей было комфортно.

   – Я ни на секунду не поверила Кузе, ведь я тебя на много лет старше и не могу являться объектом интереса парня, который моложе моего сына. Хватит болтать ерунду! Перестань рыться в моей жизни! Я не нуждаюсь в особых условиях! Заинтересована как можно быстрее обнаружить Орлову, честно признаюсь, я хочу вести шоу «Истории Айболита». Если Вера через несколько дней не появится на съемочной площадке, гадкий и сладкий, он же великий и ужасный, прихлопнет программу. Моя мотивация понятна? Вперед и с песней! Надеюсь, вы помните, что работаете не даром? Семен!!!

   – Что? – выдохнул Собачкин.

   – Немедленно читай добытые сведения о Нике Моргуновой, – приказала я.

   – Она воспитывалась теткой, потому что в младенчестве лишилась родителей, – с готовностью затараторил Семен, – милая тетушка хотела племяннице добра, поэтому держала ее в строгости, не разрешала никуда ходить, даже в кино с подружками, только в школу и назад. Вероника мечтала стать художницей, но тетя велела ей поступать в медучилище. Ника подчинилась, наверное, чувствовала себя несчастной, но едва Моргунова пошла учиться на сестру милосердия, как тетка попала под автобус. Никакого криминала, Серафима Сергеевна поскользнулась на остановке и угодила под колеса отъезжающего автобуса.

   – Не повезло! – прокомментировала я.

   – Думаю, Ника была другого мнения, – возразил Собачкин. – Она тут же кинулась в художественное училище, куда ее взяли, вопреки всем правилам, без экзаменов. Педагоги оценили ее яркий талант.

   – Где сейчас Моргунова? – обрадовалась я. – Вероятно, Вера поехала к ней!

   – Прописана по улице Горской, – ответил Собачкин. – Есть телефон.

   Я схватила трубку:

   – Диктуй!

   Через пару секунд мне ответил мужской голос:

   – Слушаю.

   Меня охватила радость охотничьей собаки, которая увидела в густом лесу кусок сочной телячьей вырезки. Я включила громкую связь.

   – Добрый вечер. Извините за поздний звонок. Позовите Нику!

   – Она уехала, – перейдя на шепот, сообщил незнакомец.

   Я с трудом скрыла разочарование.

   – А когда вернется?

   – Никуля уже много лет живет в Америке, в ее планы поездка в Москву не входит, – пояснил собеседник.

   – Но Моргунова прописана по этому адресу! – удивилась я.

   – Верно, только хозяйки нет, в квартире живу я, – объяснил незнакомец.

   – А вы кто? – бесцеремонно поинтересовалась я.

   – Олег Елин, снимаю у Моргуновой квартиру, – представился собеседник.

   – Дайте номер ее сотового, – потребовала я.

   – Ника не пользуется мобильной связью, – сказал Олег, – она старается держаться подальше от благ цивилизации.

   – Поэтому выбрала для местожительства Нью-Йорк? – не удержалась я от ехидства. – Да уж, там стопроцентно живешь вдали от прогресса, готовишь еду на костре, спишь в гамаке под деревом.

   – Какой еще Нью-Йорк? – поразился Олег. – Ника чурается мегаполисов. Она поселилась в Айдахо, это название штата, там есть огромный парк, Моргунова в нем работает лесником, иначе ей бы не разрешили поселиться в заповеднике, она кормит медведей. Недавно на Новый год Вероника прислала мне открытку с красивой маркой, сама ее нарисовала. Ника невероятно талантливая художница, пишет удивительные картины и с успехом их продает. Если б мои полотна расхватывали с такой же скоростью, как ее, я купил бы себе особняк под статуей Свободы и жил в свое удовольствие. А Моргунова забилась в дебри и никогда оттуда не вылезает, тратит почти все заработки на благотворительность.

   – Ладно, телефона у нее нет, подскажите ее e-mail, – остановила я собеседника, который, вероятно, тоже пытался пробиться на ниве искусства.

   – Я уже объяснял, Ника не пользуется благами цивилизации, она пишет письма ручкой на бумаге, – уточнил Олег, – ничем вам помочь не могу. У меня с ней связи нет.

   Я решила поймать собеседника.

   – Но как-то же вы ей передаете арендную плату!

   – Ника не берет денег за квартиру, – пояснил он, – говорит, что Господь велел помогать друг другу даром.

   – Тетушка точно схоронилась в медвежьем углу, – заявил Арсений, – можете полюбоваться.

   Я быстро простилась с квартирантом Моргуновой и, заинтересованная словами Кузи, поспешила к дивану.

   – Можешь сесть, – милостиво разрешил хакер, – только не наваливайся, ненавижу людей, которые нарушают мою личную зону. Отодвинься к подлокотнику.

   – Может, сбегать в душ? – язвительно осведомилась я. – Продезинфицироваться перед тем, как устроиться около гения? Облиться хлоркой?

   – Нет, – на полном серьезе ответил Кузя. – Она противно воняет.

   – Показывай, что нарыл! – приказал Семен, бесцеремонно плюхаясь возле приятеля с другой стороны.

   Кузя поежился, но замечаний в адрес Собачкина не отпустил, а сказал:

   – Это лес.

   Я заморгала и спросила:

   – Где?

   Арсений показал на экран.

   – Парк в Айдахо, многокилометровый массив. Судя по карте, малая его часть оборудована для туристов, площадки под палатки, места разведения костров, трейлерные стоянки, построено несколько мотелей и гостиниц, которые предназначены для охотников и рыболовов, в сезон там бывает довольно много людей, в остальное время года практически никого. В одиночку по парку передвигаться нельзя, исключительно группой в сопровождении рейнджера, но даже организованные экскурсии никогда не заглядывают на территорию за озерами, ее посещают лишь профессиональные лесники. А вот дом Вероники Моргуновой.

   – Где? – не поняла я. – Извини, я вижу только какие-то темно-серые пятна.

   – Это лес, – вдруг улыбнулся Кузя.

   Изображение стало стремительно увеличиваться, у меня, как в самолете, резко идущем на посадку, на секунду даже заложило уши. Пятна разошлись в стороны, возник желтый квадрат, он раздвинулся, появился коричневый прямоугольник.

   – Забралась в глухомань, – прокомментировал увиденное Арсений, – сто верст на верблюде через тайгу.

   – И не боится ведь, – пробормотал Семен, – мобильного нет, Интернета тоже, вдруг чего случится? Гризли нападет, а врачей не вызвать.

   Кузя тронул мышку.

   – Вероятно, она врет. Имеет и сотовый, и радио, но не хочет посторонним номера сообщать. На крыше-то есть тарелка и антенна, телик в наличии, не такая уж эта Моргунова отшельница. Шоколадно устроилась, беседка, сарай, вольер для собак, ба, да у нее и лошади есть.

   Меня охватило любопытство:

   – Как ты смог увидеть коттедж Ники, если у нее нет Интернета?

   Кузя медленно повернул голову:

   – А зачем мне Сеть?

   Я почувствовала себя полнейшей идиоткой.

   – Ну... чтоб подключиться к ней... я смотрела сериал, там маньяк действовал... в ноутбуках жертв имелись камеры, он как-то в них проникал и видел, чем занимаются женщины.

   – Детский трюк! – поморщился Арсений. – Мне он не нужен. Я использую спутник. Над планетой их летает множество, надо лишь сообразить, к какому лучше подключиться, и, плиз, кино в реальном времени. Лучшие те аппараты, которые используют спецслужбы.

   – Наверное, это дорогое удовольствие. И как отреагирует человек, когда выяснит, что за ним подглядывают? – спросила я.

   Кузя нажал на одну клавишу.

   – А как он узнает? Это ваще без шансов!

   – Это так же некрасиво, как читать чужие письма, – буркнула я.

   – Не стоит затевать спор, – быстро вмешался Семен. – Куда ты еще влез?

   – В каталог работ Моргуновой, – пояснил Кузя, – она пишет сериями. Например, любимые животные. «Портрет спаниеля Лорда», «Пейзаж с лошадью Мартой», «Медвежата».

   – Вероника анималист, – резюмировала я.

   – Отнюдь, – не согласился Арсений, похоже, он любит спорить по любому поводу. – Вот работа «Сто грехов человека».

   – Насколько я помню, их меньше, – оживился Семен.

   – Моргунова нарисовала лишь четыре полотна, а не сотню, как заявила в названии, – сообщил Арсений. – Любуйтесь! Фу! Не люблю людей, которые рисуют, как пятилетние дети, руки длиннее ног, голова огурцом.

   – Это манера такая, – защитил Моргунову Собачкин, – типа примитивизм, стилизация под детскую акварель!

   Я молча разглядывала картинки, а Кузя продолжал:

   – Та, на которую ты уставилась, называется «Жестокость».

   – Можешь открыть остальные? – попросила я. – Хочу видеть их рядом.

   – Моргунова наваяла тьму холстов, получится мелко, не разберешь ни фига, – предупредил Арсений.

   – Ты же говорил, их всего четыре! – удивилась я.

   – А! Ты имеешь в виду серию «Сто грехов человека», надо четко ставить задачу, – укорил меня Кузьмин. – На, получай.

   – Ничего особенного не видите?

   Арсений почесал затылок.

   – Кроме цены, которую ей заплатил опсихевший коллекционер из Лондона, нет.

   – Возьмем «Хитрость», – сказала я. – Что там изображено?

   – Мазня детсадовки, за которую америкос, которому некуда девать бабки, отсчитал океан долларов, – возвестил Арсений, – я тоже так сумею! Положи рядом великие произведения Моргуновой и рисунок пятилетней Фаины, дочки одной из Сениных бывших любовниц, их не отличить. Может, Файкины каракули тоже собирателю предложить? Сень, ты бы звякнул Юльке, посоветовал ей к тому американцу обратиться!

   Собачкин сердито засопел:

   – Нет у меня никаких любовниц!

   – Я же сказал «бывших», – уточнил Арсений.

   – Мальчики, внимание на экран, – приказала я. – Итак, «Хитрость». В центре композиции женщина, она лежит на полу.

   – Ты считаешь, что огурец, украшенный сверху рыжей мочалкой, это баба? – заржал Арсений. – С таким же успехом это может быть мужчина!

   Я толкнула Кузю локтем.

   – Ваше компьютерное величество, спуститесь с высот Олимпа, разуйте глаза! Огурец с мочалкой обвязан фартуком, на котором написано «Лариса», около него валяется банка, из которой...

   – Бегут тараканы, – радостно заржал Кузя, – меленькие-меленькие...

   – Снова мимо кассы, – не согласилась я, – вероятно, у тебя от постоянного общения с компьютером испортилось зрение. То, что ты назвал тараканами, на самом деле зерна. Чуть поодаль от тела находится банка с надписью «кофе». Ну, дошло? Лариса – кофе.

   Арсений молча обозревал экран, Семен оказался более догадлив.

   – Черт, как я сам не увидел? Картина «Злость», на ней изображен автобус, под его колесами стопудовая баба, толпа, стеклянная остановка.

   Я кивнула.

   – А «Безумие» посвящено явной алкоголичке, она лежит в сугробе, сжимает в руке пустую бутылку. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, Ника начертила на наклейке слово «Водка». «Жестокость» состоит из нескольких сюжетов. Вот мужчина, которого вынимают из канализационного люка; старуха, она лежит у подножия, похоже, со сломанной шеей; человек с разбитой головой, упавший на надгробие; и тело мужчины на полу около телевизора. Моргунова изобразила все ужасное, что случилось в детстве с ней и с ее подругами. «Хитрость» про Ирину Сметанину, ее мать умерла, когда воспользовалась неисправной кофемолкой. «Безумие» повествует о судьбе мамаши Алисы, та пила без продыха и замерзла в снегу после очередного возлияния. «Злость», вне всякого сомнения, это про свою тетку, которая не разрешала Нике заниматься любимым делом, велела учиться на медсестру. Пришлось бы Моргуновой маяться в какой-нибудь больнице со шприцем и клизмой, но тетушка вовремя угодила под автобус.

   – «Жестокость» – сюжет из тяжелого детства Веры Иосифовой, – перебил меня Семен. – Моргунова очень талантливая художница, она владеет и карандашом, и маслом. Вот вам ее другие произведения, полюбуйтесь, прекрасные пейзажи и портреты хороши! «Сто грехов» она намеренно стилизовала под детские рисунки, воспользовалась красками, которые чаще всего берут малыши, – акварелью. Одного не пойму, при чем тут грехи? Кузя?

   Арсений сделал вид, что не услышал вопроса, а я сказала:

   – Мать Алисы пила, по сути, она была сумасшедшей. Ну как еще можно назвать женщину, которая, имея дочь-школьницу, начисто забывает о ней и тонет в водке? Только безумной.

   Лариса Сметанина не хотела, чтобы Ирина дружила со Спиридоновой, выгнала ее из квартиры, а когда Ириша возмутилась и нахамила маме, та решила хитростью поставить дочь на место, перестала покупать продукты, готовить, убирать, стирать. Хотела таким образом принудить девочку к покорности. Отсюда и слово «Хитрость» на полотне.

   С «Жестокостью» тоже все понятно: Борис и его родственники плохо обращались с Верой.

   В отношении «Злости» у меня пока нет четкого объяснения, к сожалению, мы очень мало знаем о Веронике, но смею предположить, что ее тетка была злым человеком. Встречаются опекуны, которые демонстрируют любовь к детям, кормят их, одевают, воспитывают, но на самом деле не испытывают к подопечным добрых чувств. Когда воспитанница станет выбирать профессию, по-настоящему любящий человек попытается дать ей совет:

   – Дорогая, ремесло живописца часто не приносит материального дохода. Почитай биографии великих художников. Увы, большинство из них голодало, впадало в безумие, умирало в нищете. Лишь после кончины Ван Гога человечество оценило его талант, сейчас его картины продаются на аукционах за немыслимые миллионы, Поль Гоген скончался без гроша в кармане, не успев насладиться ни славой, ни благополучием. Всю свою жизнь большинство импрессионистов бедствовало. Да, теперь их называют гениями, но при жизни они слышали от критиков: нелепые полотна, плохая композиция, неумение работать со светотенью. Профессия медсестры, врача, юриста и т. д. даст тебе стабильный заработок и избавит от множества негативных эмоций, которые непременно сопровождают любой творческий процесс.

   Я отлично понимаю, что большинство близких людей хочет ребенку добра. Но они же, попытавшись переубедить чадо и поняв, что оно все равно мечтает поступить в художественное училище, горько вздохнут и скажут:

   – Ладно, если жить без кистей и палитры не можешь, то иди, овладевай мастерством.

   Но так поступят лишь искренне любящие опекуны. Остальные представят, что им придется содержать никому не известную, не нужную миру художницу, и заявят:

   – Ступай в медучилище (химфак, юридический и т. д.)! Никаких возражений! Я тебя кормила, поила, настал твой черед меня отблагодарить.

   Думаю, именно эти слова услышала Вероника.

   Арсений посмотрел на Семена.

   – Фантазия хороша для литератора, а в нашем деле необходимы факты! Неизвестно, о чем Моргунова говорила с теткой.

   Сил спорить с Кузей у меня не осталось, я встала.

   – Пожалуй, поеду.

   – Пошли, – сказал Собачкин, тоже поднимаясь.

   – А ты куда? – удивилась я.

   – Проводить тебя собрался, – подал голос Арсений, – рассчитывает на твою благодарность, полагает, что, откушав любимого рагу, слопав обожаемые «Макарон» и поняв, какой Сенька заботливый, ты растаешь и пригласишь его на свой аэродром, застеленный простынями с изображением мопсов.

   – Дурак! – по-детски отреагировал Семен.

   – Не обращай внимания, – посоветовала я, – компьютерные гении часто инфантильны. Они безусловные профи в своей области, но в остальном – двенадцатилетние подростки с соответствующим юмором.

   Собачкин засмеялся, Арсений обиделся и заорал:

   – Я не ребенок!

   – Конечно, – кивнула я, – не расстраивайся. Ты взрослый, солидный мужчина, деликатный, воспитанный и благородный.

   – Зато Сенька офигевший кошатник, – ни к селу ни к городу заявил Кузя.

   Похоже, хакер хотел уесть приятеля, он не замолкал:

   – Он спит почти не шевелясь, никогда не высовывает из-под одеяла ноги или руки, понимая, что коты мигом нападут. Утром с закрытыми глазами первым делом топает на кухню – насыпать корм в миски. Если к кому в гости заглянет, сразу кидается закрывать окна со словами: «Вы что! Седьмой этаж! Можно ломануться за птицей и упасть!» Хочешь продемонстрировать ревность к Собу? Написай ему в ботинки, поверь, это он оценит по достоинству!

   Я не успела отреагировать на этот спич: Кузя неожиданно быстро вскочил и убежал. Семен потер затылок:

   – Поехали!

   – Арсений странный, – не выдержала я, – ты молчал, инфантильным капризником Кузьмина назвала я! Но он напал не на меня, а на тебя. Где логика?

   Собачкин пошел в сторону холла.

   – Кузя не обижается на посторонних, можешь ругать его как угодно, он глазом не моргнет. Но, ты правильно отметила, я молчал, и этот факт расстроил его. Я не защитил Арсения. Давай оставим все без комментариев. Арсений оригинал, у него свои понятия о добре, зле, дружбе. Он очень честный, благородный, гениальный, но более чем странный. Его надо либо принимать целиком, либо не общаться с ним, а перевоспитать его невозможно! О’кей?

   Собачкин спокойно прошел над картиной, изображающей лестницу в подвал. Я, хоть и знала, что это граффити, замерла на пороге. Кузьмин гений? Ну пока я в этом не уверена, на мой взгляд, он всего лишь хорошо разбирается в компьютерах. Подобных ему нынче пруд пруди. И отсутствие элементарного воспитания вкупе с раздутым самомнением не следует называть странностью.

   Хозяин дома вытащил из шкафа мою куртку.

   – Боишься?

   Я тут же изобразила непонимание:

   – Чего?

   – Почему ты не идешь к выходу? – засмеялся Собачкин.

   – Задумалась, – соврала я. – Сделай доброе дело, распечатай мне изображение картин Ники Моргуновой, хочу еще раз изучить их на досуге.

   – Ерунда вопрос, – кивнул Собачкин, сунул мне пуховичок и ушел.

   Я сделала пару судорожных вдохов-выдохов и бочком, держась за стену, двинулась ко входной двери. Сейчас, когда я осталась одна, могу смело сказать: Кузя, конечно, странная личность. Но Семен с его холлом тоже с левой резьбой! Теперь обратимся ко мне, которая, покрывшись холодным потом, еле-еле бредет к выходу. Я отлично знаю, что под ногами не яма со ступенями, упав на которые можно сломать шею, а твердая, крепкая поверхность. Но, несмотря на это, я трясусь, словно бурундук, съевший ядовитый гриб. Похоже, я тоже из армии шизанутых. Мы тут все с приветом, и раз уж судьба временно свела нас вместе, нужно попытаться достичь взаимопонимания.

   На утреннюю съемку я, как обычно, приехала заранее и нашла Ксюшу в состоянии растерянности. Она держала в руке лист бумаги. Увидав меня, обрадовалась:

   – Дашута, прочитай расписание съемок на конец февраля и скажи, что в нем не так!

   Я быстро пробежала глазами текст.

   – Хочешь проверить мою сообразительность? «Тридцатого февраля запись программы про кулинара-целителя». Смешно.

   – Великий и ужасный тоже странно отреагировал, – вздохнула Ксю, – погладил меня по голове. Я сначала решила, что он пончики свои любимые откушал, а салфетки не нашел, вот и решил так вытереть лапы, но он неожиданно произнес: «Ксения, тебе надо отдохнуть». Представляешь? Я всю ночь не спала! Сначала я испугалась, что совсем на ведьму похожа стала, великий и ужасный сотрудникам отпуска не предлагает, свободные дни у него надо отвоевывать с боем. Затем мне в голову пришла мысль: вдруг шеф решил канал своей домработнице подарить и нас всех вон погонят?

   – Твоей красоте позавидует любая женщина, – утешила я Ксю, – и, полагаю, отвратительный и омерзительный все же не отдаст канал в руки малообразованной горничной. Дело в заявке на тридцатое февраля.

   – Ну и что с ней? – подбоченилась Ксю. – Героя хозяин сам утверждал.

   – Посмотри на дату, – посоветовала я.

   – Тридцатое февраля, – повторила Ксюша, – хороший день.

   – Ты всерьез? – засмеялась я. – Про тридцатое?

   – Ну да, – пожала плечами Ксю.

   – Великому и ужасному не понравилось число, – вздохнула я.

   – А-а-а! – протянула Ксю. – А-а-а!

   – Поняла? – улыбнулась я. – Сладкий и липкий решил, что девушке, которая запуталась в календаре, необходимо погреть косточки на пляже. Даже мерзкий и злобный способен иногда на сострадание.

   Ксюша кивнула, пошла к двери, открыла ее и обернулась.

   – Все равно не понимаю. Чем ему этот день не угодил? Может, Раиса увлеклась астрологией? Шепчет барину в уши про тридцатое февраля всякие глупости? Ну вроде «падающая Луна в Стрельце превратит все начинания этих суток в пыль».

   Я на секунду растерялась, Ксю убежала, вместо нее в комнате появились Стас и Таня. Звукооператор начал распутывать провода, гример принялась трясти флакон с тональным кремом.

   – Чего такая кислая? – спросил парень. – Не выспалась?

   – Ксю запланировала съемку на тридцатое февраля, – хихикнула я.

   – Да что ты говоришь! – всплеснула руками Таня, чуть не уронив косметику.

   – Смешно, да? – спросила я.

   – Ничего смешного! – расстроилась Татьяна. – Я думала, нам хоть в конце месяца выходной дадут! Тридцатого февраля планировала с подругами устроить спа-день, массаж, обертывания, пилинг, полнейший расслабон.

   – Тридцатого февраля? – уточнила я.

   – Именно, – надулась гримерша, – мы еще в конце января записались в салон!

   Я повернулась к Стасу.

   – Что скажешь по поводу даты?

   Звукооператор начал прилаживать к воротнику моей блузки микрофон.

   – Я к стоматологу собрался, но раз нашелся повод не пойти, не зарыдаю.

   – Ведущие, на площадку, – заорали из коридора, – Дима, Даша, начинаем.

   Я поспешила на зов в состоянии глубочайшего удивления. Неужели я одна знаю про количество дней в феврале? Может, и вам надо напомнить, что их всего двадцать восемь? Раз в четыре года, правда, случается двадцать девять, но тридцать не бывает никогда.

   – Ксю, что у нас висит над зрителями?

   – Баннер, – ответило «ухо» голосом Таты. – Сейчас будет сюжет про народного целителя Мефодия, он лечит уши. Реклама рассчитана на одну съемку. А что?

   – Текст читала? – поинтересовалась я.

   – Нет, им отдел рекламы занимался, – легкомысленно отозвалась Тата.

   – Ну так послушай, озвучу его тебе, хотя, наверное, сама видишь, какая красота, – старательно сдерживая смех, сказала я.

   – И чего там? – зажурчала Тата. – Тэкс... «Антон Юрьев, врач-окулист высшей категории, подберет вам слуховой аппарат». Вау!

   – Где глаза и где уши? – вопросила я. – Как насчет стоматолога, к которому следует обращаться в случае бесплодия или насморка? Зубы в носу! Шикарное название для очередной программы.

   – Кто отвечает за растяжку? – закричала по громкой связи Ксюша.

   Одна из женщин, стоявших позади камер, подняла руку.

   – Я, Ольга Меленкова. Все оплачено, с руководством канала согласовано, никаких проблем.

   – Кроме одной, – заржал Стас, – окулист не лечит уши!

   Меленкова сердито посмотрела на парня.

   – Каждому следует заниматься своим делом. Ты заведуешь звуком, не лезь в чужую епархию.

   – Простите, ваше высочество, но окулист только глазами занимается, – смиренно сообщил Стас.

   – Да ну? – фыркнула Меленкова. – Уши-горло-нос-глаза соединены в черепе, их один доктор лечит.

   – Ого! – ожил Дима. – Интересно! До сих пор я наивно полагал, что отоларинголог и окулист – разные специальности.

   – Ушнюк не глазнюк, – подвел итог Стас.

   – Снимите баннер, – приказала Ксю.

   Меленкова затопала ногами.

   – Вы с ума сошли? За него заплачено! Клиент в суд подаст!

   Я заерзала в кресле. Справедливое замечание про безумие: сегодня вся съемочная группа в легком неадеквате.

   – Живо исправьте текст! – велела Ксюша. – За десять минут! Все сидят смирно! Ждем-с.

   – Переписать глазнюка на ушнюка! – подхватил Стас.

   Дима откинулся на спинку кресла:

   – Фу! Еще работать не начали, а я уже устал.

   – Наверное, день такой, – вздохнула я. – Ксю запланировала съемку на тридцатое.

   Дима поднял брови.

   – Февраля?

   – Клево, да? – улыбнулась я. – А ужасный и сладкий ей отдохнуть предложил. Теперь она ходит расстроенная, не понимает, по какой причине барин сострадание к крепостной девке проявил. Не зря Грибоедов в бессмертной комедии «Горе от ума» написал: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

   – Тридцатого февраля мы собрались переезжать на новую квартиру, – неожиданно сказал Димон. – Жена взбесится, когда про съемку узнает! Как ты думаешь, может, еще отменят?

   Я молча уставилась на доктора, а тот, явно расстроенный, поджал губы, замолчал, и четверть часа мы сидели тихо.

   – Работаем, – приказала Ксю.

   – Переписанный баннер еще вешают, – крикнула Меленкова, – рабочие на площадке.

   – Мы сейчас зрителей не показываем, – ответила Тата, – берем героев. Начали. Даша, подводка!

   Я скосила глаза на столик. Надеюсь, сегодня Ядвига не подвела и выдала мне правильный сценарий.

   – А сейчас в нашей студии Мефодий. Она расскажет о гимнастике...

   – Стоп! – занервничало «ухо». – Если Мефодий, то «он», а ты употребила местоимение женского рода.

   – Так написано в тексте, – уперлась я: – «Мефодий, она расскажет».

   – Убить Ядвигу! – рявкнул Стас, у которого сегодня, судя по всему, было замечательное настроение. – А ну, подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Нарубить его на шашлык! Нашинковать в капусту! Вечно она все путает!

   – Ядвига! – закричала Тата.

   От стены отделилась хрупкая, почти бестелесная фигурка и подняла руку.

   – Ты не вычитала сценарий! – сурово сказала Ксю. – Мефодий – он!

   – Она, – прошелестела девушка.

   Я не усмотрела в ответе администратора ничего удивительного. Студию поразил вирус безумия. Съемки у нас назначены на тридцатое февраля, окулист выписывает слуховой аппарат, Мефодий – дама – все это звенья одной цепи.

   – Ядя, ты умеешь говорить! – восхитился Стас. – О чудо, чудо!

   – Мефодий сидит на диване, – уже более смело произнесла девушка. – Посмотрите!

   Все повернулись туда, куда указывала Ядвига, я заморгала, а Дима брякнул:

   – Вы женщина?

   – На данном витке жизни не мужчина, – хмыкнула тетка, уютно расположившаяся неподалеку от ведущих. – Я Мефодий!

   – Здрассти! – выдохнуло «ухо».

   Я привычно повторила:

   – Здрассти.

   – И вам, дорогуша, доброго денька, – пожелала Мефодий, – чему вы так удивлены?

   – Имя мужское, – заметил Дима.

   Над камерами зажглись красные огоньки, пошла запись.

   – Я великий целитель Мефодий, был в прежние времена личным травником Чингисхана, за что и награжден фамилией «Татарский», – с достоинством объявила тетка, – дух вечен, тело смертно, поэтому его приходится время от времени менять, и не всегда попадается подходящее. Сейчас я пребываю в женском образе.

   – Не повезло! – заметил Дмитрий. – Небось кучу времени на маникюр-педикюр-эпиляцию уходит.

   – Непременно найду того, кто этого клоуна на съемку проходного сюжета поставил, – пообещало «ухо», – в сценарии ОНО Мефодий, и меня заверили, что на собеседовании проблем не возникло. Даша, нам главное – снять! Постарайся заткнуть фонтан глупостей про сто десятую жизнь, уведи это чудо в перьях в русло профессиональной деятельности, избегай обращаться к нему по имени. Надеюсь, справимся. Кстати, Чингисхана вроде отравили. Или он чем-то заболел?

   У меня за время работы ведущей успел выработаться некоторый автоматизм. Я знаю, что последняя фраза Ксю, прозвучавшая в моем «ухе»,  – это та, которую мне необходимо озвучить, поэтому я затараторила попугаем:

   – Кстати, Чингисхана вроде отравили. Или он чем-то заболел?

   Гостья крякнула.

   – Военачальник упал с лошади. Мы с его молодой женой тайно закопали тело, вдова испугалась содеянного и утопилась. А я двинулся в Египет.

   – Умоляю, – простонала Ксю, – говорим исключительно про лечение отита.

   – И об ушах! – радостно зачирикала я. – Вы знаете, как справиться с воспалением?

   – Гимнастикой Чингисхана, – выдала Мефодий. – От суровых жизненных условий военачальник мучился отитами, пока я к нему не пришел.

   – О боже! – выдохнула Ксюша. – Вежливенько, но твердо запрети ЭТОМУ нести чушь про давно покойного татаро-монгола!

   – Давайте забудем про Чингисхана, – предложила я. – Речь сейчас не о нем, а о вас!

   – Верно думаете, – похвалила меня Мефодий. – Великий всадник здесь ни при чем! Антиотитная гимнастика разрабатывалась мною не для Чингисхана!

   – Без имени! – сурово напомнила я.

   – А по просьбе египетского фараона Рамзеса Второго! – завершила Мефодий.

   Похоже, несчастная Ксю потеряла дар речи, потому что «ухо» отреагировало милым голосом Таты:

   – Час от часу не легче. Рамзес тоже не годится.

   – Рамзес тоже не годится, – выдохнула я.

   – Да, ему не повезло, – согласилась Мефодий, – мы с его супругой...

   – Нашим зрителям представился уникальный шанс, – перебил гостью Дима, – они постараются запомнить вашу авторскую гимнастику. Пожалуйста, продемонстрируйте упражнения.

   Я с благодарностью посмотрела на доктора. Спасибо, Димочка, ты настоящий друг.

   Мефодий встала и вытянула руки.

   – Уши любят движение. Итак! Сначала правое вперед, затем левое. По пять раз! Начали. Все вместе. Айн, цвай, драй!

   В студии повисла тишина. Понимаю, что вы обо мне подумаете, но я честно пыталась пошевелить ушными раковинами, потерпела неудачу и воскликнула:

   – Не двигаются!

   – А вы развивайте активность, – посоветовала Мефодий. – Сначала освойте махи вперед-назад, затем вверх-вниз, потом по кругу.

   – По кругу? – повторил Дима. – Это как?

   – Показываю, – заявила Мефодий. – Внимание на мои органы слуха!

   – Ничего не вижу! – сказал спустя небольшое время Дмитрий.

   – У вас глаза вращаются, – заметила я, – вы их к носу скашиваете.

   Мефодий подняла указательный палец.

   – О! Женщины внимательнее других людей! То, что вы приняли за глаза, на самом деле уши!

   Я онемела, Тата и Ксюша, похоже, тоже. Один Дима сохранил самообладание.

   – Уши – это уши. А глаза – это глаза! – возвестил он.

   – Вот поэтому человечество и погибает от отита, – подытожила Мефодий. – Люди опираются на знания, оставленные нам Гиппократом, но наука шагает вперед, пора пересмотреть догмы. Глаз и ухо едины. Научитесь обмениваться ими, и забудете об остеохондрозе.

   – Он в позвоночнике, – напомнил Дима.

   – А к нему приделана голова, – не смутилась Мефодий, – глаза и уши в ней. Дарья!

   – А? – вздрогнула я.

   – Хочу показать на вашем примере, как менять ухо с носом. Идите сюда! – приказала Мефодий.

   – Может, не надо? Я привыкла, когда все на своих местах находится. Сильно подозреваю: если изменить что-то в моем теле, например, перетасовать порядок костей, поставив вместо черепа коленку, мне лучше не станет, – струсила я.

   – Не буду врать, этого я не умею, – сказала Мефодий.

   – Ступай, быстро завершим сюжет и пойдем сплоченной группой убивать помрежа по гостям, – устало произнесла Тата.

   Я безо всякой радости приблизилась к целительнице, она вытянула вперед руки и пошевелила пальцами.

   – Видели знаменитый портрет Зигмунда Фрейда? – спросила она.

   – Вы после Рамзеса и Чингисхана занимались великим психологом? – развеселился Дима и тут же добавил: – Шутка! Решил схохмить, но никто не оценил.

   Помреж по зрителям быстро сказал:

   – Ха-ха-ха.

   Несколько человек в зале заливисто захохотали.

   – Нет, с Фрейдом я никогда не работала, – серьезно произнесла Мефодий, – сейчас веду речь о его портрете. Извините, не помню фамилию художника. Если бросить на рисунок беглый взгляд, то увидите просто лицо мужчины в черно-белом цвете. Но, приглядевшись, вы поймете: лицо психолога – это тело обнаженной женщины.

   – Был такой итальянец, Арчимбольдо Джузеппе, жил в конце шестнадцатого века, – подхватил Дмитрий, – рисовал портреты из овощей и фруктов. Зубы – початок кукурузы, щеки – помидоры, лоб – ветка бананов.

   – В первую секунду глаз видит изображение, затем понимает, из чего оно состоит, иногда надо повертеть картину, обозреть ее вверх ногами, – подхватила Мефодий. – Но, если поменять глаза с ушами, вы станете сверхчеловеком! В скопище точек и кругов увидите прекрасную даму. Даша! Стойте спокойно, закройте веки.

   Целительница быстро встала за мою спину, я ощутила, как на глаза надавливают ее пальцы. Они действовали слишком грубо, и я возмутилась:

   – Осторожно.

   – Синие круги заплясали? – осведомилась Мефодий.

   – Да! – соврала я.

   – Значит, еще надо, – объявила целительница.

   – Ой, ой! – закричала я. – Больно! И не дергайте меня за ухо!

   – Как же органы местами поменять? – парировала шарлатанка. – Через шесть часов занятий происходит ротация ухо-глаз.

   – Не хочу, – зашептала я в микрофон. – Тата, Ксю, спасите.

   – Спасибо, – закричали с потолка. – Снято.

   – Уже? – разочаровалась Мефодий. – Я думала, до вечера камеры оставят, покажут процесс глазоушной трансформации.

   Ко мне вернулось зрение, я впервые увидела баннер, заново повешенный рабочими над зрителями, и закричала:

   – Ксю! Ты смотрела на рекламу?

   – Ее переписали, не волнуйся, – успокоила меня режиссер.

   – Ты читала новый текст? – простонала я.

   – Антон Юрьев, дипломированный врач-ушнюк, выпишет вам глазастый аппарат, – продекламировала Ксения.

   Я, не дожидаясь, когда ко мне подойдет Стас, сама отодрала от головы скотч и вытащила изрыгающее ругательства «ухо». Ксюша воспитанная девушка, но любому воспитанию есть предел. Сейчас у бедной Ксю отказали тормоза.

   – Эй, ты переключилась на другой канал, – предостерегла я. – Великий и сладкий приказал, чтобы его рабы смотрели только передачи хозяина.

   Тата кивнула на экран:

   – Узнаешь?

   – Алена Орлова, – ахнула я, – это что за программа?

   – Канал «Сто М», новости мегаполиса, – ответила режиссер и прибавила звук.

   – Господин Аксель Штрих сегодня объявил имя человека, который возглавит основанный им центр помощи людям, страдающим онкологическими заболеваниями, – затараторили за кадром. – Пост получила Алена Орлова, психотерапевт, которая разработала уникальную, помогающую абсолютно всем методику лечения рака. Госпожа Орлова бесплатно лечила своих пациентов, но на посту главврача ей положена немалая зарплата, размер которой является коммерческой тайной. Говорят, господин Штрих никак не мог найти нужного человека, кандидатура Орловой ни разу не всплывала на многочисленных совещаниях. Решение миллиардер принял сегодня ночью, после трехчасового вечернего общения с Аленой, которую Акселю представил его друг, известный актер Владлен Рамин. Благодаря протекции киноартиста Орлова теперь станет значимой фигурой, она получит не только солидный оклад, но и высокое положение в обществе. А на улице тем временем скопилось огромное число народа, все хотят получить помощь от Орловой. Нашему корреспонденту удалось узнать, что один из кабельных каналов готовит передачу, посвященную Алене. Орлова не только успешно справляется с онкологией, она вывела из комы жену своего брата. Вера провела в вегетативном состоянии пять лет...

   Тата треснула ладонью по пульту.

   По экрану запрыгало изображение бурундуков, и раздался визгливый речитатив:

   – Кто умнее всех на свете, это Пуффин, знайте дети, он молоко пьет и до ста лет проживет.

   – Алена получила пост руководителя огромного центра? – с сомнением спросила я. – Аксель Штрих настолько доверяет Владлену?

   – Ну и дела! – подпрыгнула Тата. – Ксю новости в ноутбуке смотрела и мне звякнула. Прости, я без стука к тебе вломилась, шла мимо по коридору, вспомнила, что в гримерке телик есть. Вот как карьеру делают! Алена стартовала с места ракетой. Надо рассказать великому и ужасному!

   Тата умчалась прочь, а у меня в сумке занервничал сотовый. На экране был номер Семена.

   – Риелторская контора «Бивин» никогда не проводила лотерей, – с места в карьер заявил Собачкин. – Квартир не раздавала.

   – Что-то они напутали, – возразила я, – прошло много лет, вероятно, старые сотрудники успели уволиться, новенькие не в курсе, что происходило на заре бизнеса.

   – Нет, – возразил Сеня. – У них там строжайший учет, я беседовал с Натэллой Саркисян, она бессменный секретарь хозяина Павла Колобкова. Сам Павел уехал отдыхать, а помощница на месте.

   – Может, мы перепутали название фирмы? – расстроилась я. – Надо уточнить у Натальи Петровны. Вероятно, не «Бивин», а какой-нибудь «Пивин».

   – Не! «Бивин», – повторил Семен.

   – Почему ты постоянно споришь? – поморщилась я. – Неужели мое предположение насчет неверного названия неразумно?

   Собачкин откашлялся.

   – Вера Орлова не участвовала в лотерее, она в девяностых годах приобрела с помощью фирмы «Бивин» квартиру.

   Мне показалось, что я ослышалась.

   – Купила? За деньги?

   – Ну не за банановые шкурки, – прозвучал на заднем фоне голос Кузи. – Отличный вопрос от умной бабы!

   – Это ошибка! – отрезала я. – Говори адрес офиса, я сейчас смотаюсь к Саркисян и не уеду, пока не дороюсь до правды.

   Судя по красивому зданию, дела у «Бивина» шли превосходно. Натэлла оказалась дамой моих лет, с головы до пят упакованной в вещи с известными логотипами.

   – Я уже говорила вашему коллеге, мы никогда не проводили лотерей, – сердито произнесла она. – Это не наш стиль.

   – Вера Орлова рассказывала о своей неимоверной удаче и свекрови, и мужу, и его сестре, – не успокаивалась я. – Семья едва не поругалась из-за квартиры, все хотели ее получить для себя, но Вера продала жилье и вложила средства в создание бизнеса.

   Натэлла сняла очки и положила их на стол.

   – Дорогая, вы демонстрируете редкостную, детскую наивность. «Вера Орлова рассказывала!» Мало ли что она выдумала!

   – Она купила квартиру? – спросила я.

   – Правильно, – подтвердила Саркисян, – совершила сделку. Заполучила метры и через год с нашей помощью продала их.

   Я перестала понимать происходящее.

   – Через год?

   Саркисян кивнула:

   – Что странного вы в этом находите?

   – Все! – выпалила я. – Начнем с того, что у Орловой не имелось средств. В девяностые годы население России было сплошь нищим, Вера бегала по частным урокам, а ее муж, инженер, чинил в своем гараже чужие машины. Супруги не могли приобрести жилье.

   Натэлла встала, открыла большой железный шкаф и начала рыться на полках, приговаривая:

   – Ну не все в девяностые умирали с голоду, кое-кто стремительно вынырнул из безденежья. И некоторые женщины не сообщают родным правду. Получают от любовника жилплощадь, а мужу или матери поют песни про лотерею.

   Я опешила. Натэлла положила на стол папку.

   – Павел давно компьютеризировал офис, я на старости лет овладела новыми технологиями, но мне приятнее иметь дело с бумагой. Мы храним все документы – о всех клиентах. Итак, Вера Орлова. Договор на покупку квартиры. Договор продажи. Никаких подводных камней. Приобрела четырехкомнатную в хорошем районе, сама в доме ни дня не жила. А через двенадцать месяцев мы благополучно сбыли апартаменты с рук.

   – Вот это и странно! – воскликнула я. – В чем смысл? Заиметь жилплощадь и не пользоваться ею?

   – Она деньги сделала, – пояснила Натэлла. – Купила дешево, продала дорого. Прямо скажем, «четверка» ей задарма досталась!

   – Лучше поместить деньги в банк, набегут хорошие проценты, очень уж непростое дело – возня с квадратными метрами, – гнула я свою линию.

   Саркисян погладила папку ладонью.

   – Девяностые годы! Вы в то время рискнули бы доверить даже пять копеек банку? Помните популярный анекдот тех лет? «Наш банк открывает вклад под названием «Безвозвратный», начисляется тысяча процентов в месяц. Несите нам свои рублики! Больше они к вам не вернутся». Сделка с квартирой давала прибыль, недвижимость росла в цене, как тесто на дрожжах.

   – Не хочу никого обидеть, но сколько людей пострадало от черных риелторов-мошенников? – сказала я.

   – Вы меня не оскорбили, потому что «Бивин» всегда работал честно, – произнесла Натэлла. – И Павел, и Виктор копейки чужой не взяли. Владельцы фирмы предпочитали не связываться с сомнительными сделками, не шли на поводу у людей, которые говорили: «В нашей «трешке» прописана еще бабушка, но она живет в деревне. Давайте мы подмахнем за бабку бумагу, в которой она согласие на продажу квартиры дает, а ваш нотариус ее заверит». Нет, если Павел или Виктор слышали подобные речи, у них был один ответ: «Приводите бабку в офис, без ее присутствия сделка не совершится». К сожалению, Виктор в девяностых умер, Павел потерял лучшего друга, но справился с эмоциями. «Бивин» выжил.

   Меня царапнуло беспокойство:

   – Его убили конкуренты?

   – Нет, Витя упал с лестницы, – после небольшой паузы ответила помощница хозяина. – Споткнулся, рухнул и сломал шею. «Аннушка уже пролила масло». Надеюсь, я точно процитировала Булгакова.

   Я придвинулась поближе к столу Саркисян, а та продолжила:

   – Кто-то разбил на ступеньках бутылку. Купил подсолнечное масло и уронил, а убрать за собой поленился. Виктор жил в пятиэтажке, все деньги владельцы фирмы вкладывали в бизнес, о себе не думали. В подъезде темнота, скользкие ступени, железные перила... Трагическая случайность. Павел страшно переживал, объявил награду тому, кто вычислит человека, разлившего масло. Очень уж Колобкову хотелось его наказать!

   – Нашли? – спросила я.

   Натэлла отмахнулась:

   – Конечно, нет.

   Я вспомнила трущобу, в которой расположена квартира Алисы Спиридоновой, и промолчала.

   – Так сердце екнуло, когда я программу «Королева эклеров» увидела, – вдруг сказала Саркисян.

   Я снова потеряла нить беседы, Натэлла оказалась внимательной. Она заметила мое замешательство и пустилась в объяснения.

   – Я увлекаюсь кулинарией, – пояснила она, – в начале нулевых на одном из телеканалов шло шоу под названием «Королева эклеров». Вела его замечательная женщина, кондитер Лариса Хабарова. Я всегда домой торопилась, чтобы к началу успеть, ручку готовила, тетрадь, рецепты записывать. Хабарова использовала простые, недорогие продукты. Вот сейчас полно подобных передач, но туда постоянно приглашают звезд, а у них чувство меры отсутствует, они спокойно советуют населению: «Возьмите на рынке кусок свежей осетрины, не берите свежезамороженную в магазине». Вдумайтесь! Да благородная рыба не по карману большинству семей России! Еще лучше звучит, когда какая-нибудь дама заявляет: «Рецепт я привезла из путешествия на Мальдивы, куда мы летаем по пятницам с бойфрендом! Гигантская черепаха в соусе из столетнего коньяка!» Ну и зачем мне знать об этом блюде? Сколько лет надо копить, чтобы приобрести каплю этого напитка? И элементарно жаль черепаху!

   Натэлла привычно поправила пучок волос и продолжила:

   – Хабарова так никогда не поступала. Некоторые ее рецепты я помню наизусть до сих пор. Вот, например! Берем один стакан пшеничной муки без горки, одно яйцо, одну банку сгущенки, только настоящей, а не растительной, ну, знаете, такие бело-синие жестянки, пол чайной ложки соды, ее гасим соком лимона или уксуса. Дальше очень просто! Нагреваете духовку до ста восьмидесяти градусов, противень смазываете сливочным маслом, все ингредиенты просто смешиваете вилкой в миске, выливаете на противень – и в печь! Готовится минут десять-пятнадцать, корж должен стать золотистого цвета. Потом живенько подрубаете его со всех сторон широким шеф-ножом, мажете вареньем, скручиваете в рулет, и готово. Основное условие: сворачивать бисквит надо горячим, если остынет – поломается. Возможны варианты! Печете в круглой форме, тогда у вас получается основание для торта, его можно намазать джемом, кремом...

   Я деликатно кашлянула.

   – Пока я не улавливаю связи между кулинарией и фирмой «Бивин».

   Саркисян отвернулась к окну.

   – Я всегда опаздывала к началу передачи. Она стартовала в восемь, а я в дом вбегала в пять минут девятого, включу телик и слышу голос ведущей: «Сегодня мы готовим коврижку».

   Целый год я рецепты записывала, а потом заболела, сидела с температурой дома и впервые увидела заставку программы. Дверь подъезда, потом лестница, камера движется, звучит музыка и голос за кадром: «Идем в гости к Ларисе Хабаровой. Самый обычный дом, самый обычный подъезд, обычная лестница, обычная дверь, но за ней живет необычная женщина, Лариса Хабарова, она легко сделает из ничего торт, пирожное, любой десерт. Шоу «Королева эклеров» для вас!» Я прямо похолодела, ничего записать не могла, пальцы ходуном заходили.

   – Почему? – не поняла я.

   Натэлла сложила руки на груди.

   – Сто раз я входила в тот самый подъезд, отлично помнила и стены, и лестницу. Там жил наш Виктор, там он упал со ступенек и умер. После смерти совладельца «Бивина» в парадном ремонта не делали, все осталось по-прежнему. Больше я никогда не смотрела программу Хабаровой, не могла!

   – Давайте вернемся к Орловой, – вкрадчиво попросила я. – Сколько она заплатила за жилье?

   – Это коммерческая тайна, – не пошла на уступки Натэлла.

   – Уж наверное четыре комнаты стоили не копейки, – вздохнула я. – Откуда у Веры средства? Не спрашивали?

   – Конечно, нет, – удивилась Натэлла. – Мы же не полицейская организация, которая сует нос в финансовые дела граждан! Накопила, получила наследство, продала драгоценности, коллекцию деревянных солдатиков, взяла у спонсора – не наше дело. Главное, чтобы квартира, выставленная на продажу, была «чистой», а покупателю правильно оформили документы. Естественно, можно торговаться, просить скидку, Орловой мы хорошо снизили сумму.

   – Можете назвать банк, через который она перечисляла средства? – заехала я с другого конца.

   – Понимаю, куда вы клоните, хотите просмотреть путь платежки, он должен привести к тому, кто отправил миллионы, – усмехнулась Саркисян.

   Я вздохнула и решилась на откровенность:

   – Натэлла, помогите, пожалуйста. Вера Орлова исчезла, мне необходимо в кратчайший срок ее найти. Мало того, что о ней беспокоится свекровь, которая искренне любит невестку, так еще от Веры зависит судьба телешоу «Истории Айболита», которое веду я. Мое заявление может вам показаться эгоистичным, но хозяин канала поставил сотрудникам условие: либо мы доснимаем программу с Орловой, которая исчезла до конца съемок, либо все будут уволены. Большое количество людей лишится работы, а у режиссеров, операторов, звуковиков, редакторов, администраторов и прочих, кто задействован в шоу, – семьи, дети. Сами знаете, как в наше время тяжело устроиться на работу. Вера не хочет, чтобы ее отыскали, она надежно спряталась. Мы предположили, что Орлова отправилась к каким-то некогда очень близким ей людям. Ну согласитесь, глупо прятаться у близкой подруги. Там Орлову мигом обнаружат. Устроиться в гостиницу тоже не лучший путь, и мы знаем, что Вера не брала денег со своего счета, значит, она не воспользовалась съемной жилплощадью. Мне удалось найти сведения о подругах детства Орловой, но одна покончила с собой, вторая в эмиграции в Америке, третья пропала. Я почти впала в отчаянье, и тут выяснилась информация про покупку квартиры! Вероятно, Вере деньги дал близкий человек, ладно, прямо скажу, любовник. Иначе зачем ей скрывать от родных факт покупки жилья, выдумывать про лотерею...

   – Можете не продолжать, – остановила меня Саркисян, – ход ваших мыслей понятен. Хотите отправиться к мужчине и спросить, к кому могла податься Орлова?

   – Или она у него! – обрадовалась я. – Некоторые связи не ржавеют. Кстати, сейчас Вера очень успешная бизнесвумен, она владеет сетью кофеен-кондитерских «Орел».

   – Скажите пожалуйста! – покачала головой Натэлла. – Я часто покупаю там эклеры. Они у них замечательные.

   Я улыбнулась:

   – Веру журналисты называют «Королева эклеров».

   – Прямо как шоу Ларисы Хабаровой, – вздохнула Натэлла.

   Я вздрогнула. Действительно! Почему я сама не заметила совпадения названия программы с прозвищем Орловой?

   – Принесла в чемодане тьму рублей? – усомнилась я.

   – Долларов, 2014 поправила Саркисян. – Деревянные в девяностых никто брать не хотел. Да, именно так. Большинство клиентов вынимало наличные. «Бивин» только-только вставал на ноги, когда убили Виктора. Павел ходил мрачнее тучи, вдобавок его свалил грипп. Да, теперь я вспомнила! Здесь в документах стоит дата оплаты квартиры: двенадцатое октября. Это девятый день после смерти Вити. Мы с Павлом собирались идти к его вдове на поминальный ужин, и тут появилась Орлова, свалилась словно снег на голову, вошла и сказала:

   – Срочно покупаю квартиру, вот деньги.

   Я ей осторожно намекнула:

   – Верочка, мы с вами подобрали очаровательную «четверку», но она никуда не денется, залог внесен. Давайте займемся бумагами завтра.

   Ан нет! Она уперлась:

   – Я принесла всю сумму! Не желаю с ней по городу ездить.

   Пришлось мне остаться, пересчитывать на машинке купюры, проверять их. На рынке ходило много фальшивок, я каждую ассигнацию особым ластиком терла, если он зеленел, значит, деньги не настоящие. Представляете объем работы? Я так и не помянула Витю за общим столом, дома около полуночи, в одиночестве, стопочку опрокинула.

   – Наличка! – разочарованно протянула я.

   – Следов не осталось, – подтвердила Натэлла. – Хотите совет?

   – Выслушаю с благодарностью, – ответила я.

   Саркисян обвела рукой кабинет:

   – Я работаю с Пашей много лет, хорошо разбираюсь в бизнесе, хоть никогда и не училась на экономиста. Я правая рука Колобкова. У него есть жена, взрослые дети, но он их в рабочие дела не посвящает. Понимаете, я знаю больше, чем Марина, с которой он живет тридцатый год. Не подумайте дурного, у них отличная семья, но Паша бережет супругу. Зачем впечатлительной женщине знать, какие методы иногда применяются?

   Саркисян встала, поставила папку с документами Орловой в шкаф, прислонилась спиной к дверце и продолжила:

   – Те, кто поднимал в девяностых фирму с нуля, могут рассказать много интересного. Когда мы начали риелторскую деятельность, то сперва обосновались в Одинцове, думали, там, на отшибе, попроще будет. Через пару месяцев в офис ввалились братки и затеяли разговор: «Вам крыша нужна! За процент от прибыли мы готовы вас прикрывать, гоните лавэ, иначе…»

   Дальше пошли угрозы, я испугалась, бритоголовые парни в золотых цепях на толстых шеях, с автоматами Калашникова в руках – это вам не пушистые зайчики.

   – Да уж, – кивнула я.

   Натэлла села в кресло.

   – У нас только-только первые сделки наметились, денег никаких еще не было, а уже аллигаторы приплыли. Короче, мы с Пашей стоим в растерянности, а Витя к окну кидается и из него выскакивает. Офис на первом этаже располагался.

   Бандиты развеселились:

   – Во! Один удрал, кинул вас!

   Павел бледнеет, я чуть на пол не падаю. В конце концов Колобков говорит:

   – Чего вы хотите?

   Бандюганы сообразили: горе-бизнесмен в шоке, и окончательно охамели.

   Главарь ноги на стол положил и ну командовать:

   – Переписывайте на меня контору! Потом «спасибо» скажете, что от такого геморроя избавились.

   Ну и дальше в подобном духе. Речь толкнул на четверть часа, с особым смаком расписывал, что с нами сделают, если мы откажемся ему новорожденный бизнес отдать: уши-носы отрежет, руки-ноги отрубит, в бочку с цементом живьем нас засунет.

   Саркисян потерла руками виски.

   – Вот удивительно. Чем больше главарь распоясывался, тем сильнее я злилась, страх прошел. Ну и попыталась с уродом договориться, спрашиваю: «Зачем вам дело, не приносящее дохода? Дайте нам раскрутиться».

   И тут Витя назад через окно влезает, очень спокойно мордоворотам говорит:

   – Валите, пока целы! У нас уже есть крыша, будете выжучиваться, без башки останетесь! Не верите? К окну подойдите!

   Бритоголовые неожиданно послушались. Натэлла вместе со всеми приблизилась к окну и обомлела. Во дворе, направив на первый этаж дула пушек, стояло два танка! Братков будто языком слизнуло, они больше не возвращались. Витя, в отличие от Натэллы с Павлом, не потерял самообладания, вспомнил, что рядом с их конторой расположена воинская часть с нищими офицерами, рванул туда и договорился с танкистами. За сто долларов те согласились напугать бандюганов.

   – К чему мое повествование? – спросила Натэлла. – Опасных ситуаций было много, и я о них знаю, а Марина нет. Вы говорите, что Вера – серьезная бизнес-леди. Побеседуйте с ее помощником, замом. Кому-то на службе она доверяет больше, чем членам семьи. И еще, если Орлова решила затаиться по доброй воле, то она непременно руководит делами из подполья. Из семьи бизнесвумен может уйти, а любимое, выпестованное детище никогда не бросит! Поверьте, я знаю владельцев разных предприятий, они готовы лишиться жены, любовницы, матери, детей, но не своих компаний.

   Мне оставалось лишь ругать себя за то, что до сих пор не догадалась побеседовать с Романом Кисловым.

   Покидая кабинет Саркисян, я оставила даме свою визитку и попросила:

   – Если вдруг вспомните нечто, связанное с Орловой, звоните, пожалуйста, в любое время дня и ночи.

   Натэлла поместила мою карточку в специальную подставку и не удержалась от замечания:

   – Прошло много лет, в памяти о той сделке подробностей не сохранилось.

   – Человек ничего не забывает, – возразила я, – он просто прячет ненужное подальше, но вполне способен вытащить на свет дела давно минувших лет. Главное, уцепиться за какой-нибудь крючок. В случае с Верой это девять дней после смерти Виктора. Подумайте, вы собирались на поминальный ужин, что на вас было надето?

   Натэлла кивнула.

   – Это легко. У меня тогда имелась одна юбка и три кофты, две светлые, одна черная, – я надела ее.

   – Цветы? – предположила я.

   – Павел принес, – медленно сказала Саркисян, – двенадцать роз, шесть от себя, шесть от меня. Дождь шел, Колобков промок. И Вера вошла мокрая, она была без зонта, я взяла у нее куртку, встряхнула. Я еще удивилась, вещь – потрепанная, дешевая, а в сумке большая сумма денег.

   – Не в чемодане? – уточнила я.

   – Нет, – уже более уверенно сказала Натэлла. – Именно спортивная сумка, влажные пятна по бокам, ливень хлестал.

   – Видите, сколько деталей вы вспомнили! – похвалила я собеседницу. – Вдруг после моего ухода что-то еще в памяти оживет? Вера звонила по мобильному какому-то мужчине?

   – В первой половине девяностых? – фыркнула Саркисян. – Может, у кого-то в ту пору имелись сотовые, но точно не в карманах простых людей.

   – Духи? – предположила я. – От Веры приятно пахло, вы не удержались и воскликнули: «Ах, волшебный аромат!» Клиентка смутилась и ответила: «Мне их преподнес сердечный друг Иван Иванович Иванов, прописан по адресу: Ивановская улица, дом один, квартира два, работает в магазине «Иваново».

   Или что-то с деньгами! Одна купюра была вымазана, вы не захотели ее брать, а Вера воскликнула: «Не волнуйтесь. Сейчас попрошу Иванова Ивана Ивановича обменять бумажку, это он мне деньги ссудил».

   Натэлла улыбнулась:

   – Ладно, попробую.

   Сев в машину, я схватилась за мобильный, начала названивать разным людям, но дважды потерпела неудачу. У Кислова сработал автоответчик. Вежливый голос произнес стандартную фразу:

   – К сожалению, сейчас не могу ответить, оставьте сообщение после звукового сигнала, непременно соединюсь с вами позднее.

   Я откашлялась и сказала:

   – Роман, меня зовут Дарья Васильева, я веду шоу на телевидении под названием «Истории Айболита». Мы готовим программу об Орловой. Возник ряд вопросов. Жду вашего звонка в любое время, и после полуночи или в шесть утра.

   У Семена тоже отозвался автоматический секретарь. Увы, он был так же дурно воспитан, как Собачкин. Сначала из трубки донесся кашель, затем короткое:

   – Говорите.

   – Говорю, – в тон ему ответила я, – позвони. Куда подевался?

   После двух неудач номер домашнего телефона Орловых я набирала без всякой надежды, но мне ответили сразу.

   – Слушаю внимательно, – произнес молодой голос.

   – Здравствуйте, Наталья Петровна! – обрадовалась я. – Вас снова беспокоит Даша Васильева, ведущая шоу «Истории Айболита».

   – Слушаю, – холодно повторила пенсионерка.

   – Разрешите к вам подъехать? – без долгих приготовлений поинтересовалась я.

   – Зачем? – не обрадовалась пожилая дама.

   – Поговорить надо, – уточнила я.

   – Тема беседы? – потребовала ясности Наталья Петровна.

   – Вера Орлова, мне…

   – Не стоит, – остановила меня старуха. – Верочка обижена на Костю. Между нами говоря, абсолютно справедливо. Мой сын продемонстрировал худшие качества своего характера. Я его дурному не учила.

   – Пожалуйста, Наталья Петровна, – взмолилась я. – Мне очень надо кое-что у вас спросить.

   – Ну ладно, – смилостивилась она, – хорошо.

   – Еду! – воскликнула я.

   – Нет! – быстро возразила старуха. – По телефону!

   – Лучше нам с глазу на глаз потолковать, – настаивала я.

   – Не получится, – возразила старшая Орлова, – Алена получила высокое назначение, стала главврачом медцентра, открытого Акселем Штрихом…

   – Поздравляю, – вклинилась я, – видела сюжет в новостях, посвященный вашей дочери.

   – Пока от этой должности одни неприятности, – недовольно произнесла мать психотерапевта. – Алена рано утром уехала в офис, а у подъезда папарацци дежурят, фотографируют, к соседям с дурацкими вопросами пристают, хорошо, мы с жильцами дома почти не общаемся, много акулы пера не узнают. Итак, что вы хотите?

   Я решила не настаивать на встрече.

   – Вера вам рассказывала о своем детстве?

   – Очень мало, почти ничего, знаю лишь, что у нее был суровый отец, жестокий отчим и слабовольная мать, – ответила Наталья Петровна, – но мы уже обсуждали данную тему с вашим приятелем-детективом. Неужели он вам не сообщил о беседе?

   – Мой следующий вопрос может показаться вам бестактным. Почему вы не обеспокоены исчезновением невестки? – рискнула я ступить на тонкий лед.

   Наталья Петровна кашлянула.

   – Константин признался, что жена не в коме, она ушла из-за его измены. Вера здорова, деятельна, проведет некоторое время в одиночестве и непременно вернется. Девочка меня любит, я люблю ее, все у нас наладится, мы сможем найти компромисс. А вот вы почему никак не утихомиритесь?

   Я решила использовать аргументы, которые отлично подействовали на Натэллу Саркисян:

   – Нам необходимо доснять финал. Если программа с Верой не появится в эфире, членов съемочной группы уволят.

   – И при чем тут я? – равнодушно отозвалась Орлова.

   – Думаю, вы знаете, где Вера, она с вами связывалась, – насела я на нее.

   Но Наталья Петровна оказалась из породы людей, про которых говорят: «Где сядешь, там и слезешь».

   – Чушь! – отрубила она. – Глупость неимоверная! Оставьте нас в покое. До свидания.

   – Погодите, – закричала я.

   Но договорить мне не дали. Из трубки понеслись короткие гудки. Я решила не сдаваться и опять набрала номер. Включился автоответчик, объявивший голосом Константина: «Временно не можем ответить. Говорите после гудка». Я разъединилась, хотела положить трубку, но сотовый зазвонил. Из трубки послышался приятный баритон:

   – Вас беспокоит Роман Кислов. Я готов к разговору!

   – Давайте встретимся прямо сейчас! – обрадовалась я. – Называйте место!

   – Без сомнения, это будет лучшая кофейная в центре города, – зачастил Кислов. – Любите пирожные?

   – Обожаю, – заверила я, заводя машину, – надеюсь в течение часа туда добраться.

   – Не волнуйтесь, я дождусь, – заверил Роман, – моя жажда встречи с вами зашкаливает за все пределы, я готов не спать ночь.

   И он весело захохотал.

   В кафе, куда я добралась на удивление быстро, не оказалось ни одного посетителя, что, учитывая вечернее время, выглядело странно. В центре города не так уж много мест, куда студент или не очень обеспеченный мужчина может пригласить любимую. Сеть кофеен «Орел» сделала ставку не на вип-клиентов, а на обычных людей, полакомиться десертом от королевы эклеров можно себе позволить. По идее, тут должно толкаться много народу, и вот – никого!

   Зато служащие выстроились в ряд. Все они были одеты в белоснежные курточки с золотыми пуговицами, на головах бейсболки с надписью «Королева эклеров». Увидев меня, они зааплодировали, а темноволосый мужчина с огромным букетом роз бросился вперед.

   – Вы Дарья? Счастливы видеть в нашей кофейне телевидение. Добро пожаловать! Располагайтесь, как дома! Мы к вашим услугам!

   Я не ожидала столь пафосного приема, поэтому растерялась, а Кислов говорил, словно пел:

   – Разрешите представиться, Роман. Теперь об остальных! Олег, кондитер, работает со дня основания кафе. Ирина, официантка, служит столько же. Остальные трудятся у нас три-четыре года.

   – Я с Ирой пришла, – неожиданно подала голос полная женщина, стоявшая последней справа.

   – Ах, да, – спохватился Кислов, – еще Рита. Все готовы сказать хорошие слова про Веру, мы ее обожаем. Только есть небольшая просьба: бейсболки не снимем, о’кей? Лишняя реклама нам не помешает. Будете кофе? Чай? Где остальные?

   – Кто? – не поняла я.

   – Ну, съемочная бригада, – засуетился Роман, – камера, свет, грим. Нас уже пару раз показывали по телевизору, мы знаем, как проходят съемки.

   – Вот почему отсутствуют посетители! – осенило меня. – Вы закрылись для съемок.

   – Конечно, – потер руки Кислов.

   – Жаль вас разочаровывать, но я приехала одна, исключительно ради приватной беседы с вами, – улыбнулась я.

   Если Кислов и огорчился, то вида не подал, а хлопнул в ладони.

   – Прекрасно. Работаем в обычном режиме, впускайте народ, мы с Дашенькой уединимся в кабинете. Чай, кофе?

   – А что у вас вкуснее всего? – заинтересовалась я.

   – Латте с ванильным сиропом, – посоветовала Рита. – Сама готова десять порций выпить.

   – Не влезай, когда не просят, – резко остановил официантку Роман.

   Кондитер Олег сердито глянул на проштрафившуюся, Маргарита опустила голову, съежилась и постаралась стать незаметной. Мне стало жаль явно непопулярную в коллективе официантку, поэтому я сказала:

   – Латте с ванильным сиропом – мой любимый напиток!

   Рита вскинула подбородок и улыбнулась.

   – Есть и получше, – решила поспорить Ирина. – Капучино по-венски, не так сладко!

   На сей раз Роман не одернул женщину, а Олег не стал скалить в ее сторону зубы. Похоже, Ирину начальники любили, а вот Маргариту нет.

   – Латте, – повторила я, – терпеть не могу капучино.

   Маргарита развернулась и ринулась к бару, а мы с Кисловым направились в кабинет.

   – Согласен, – кивнул Роман, – готов к сотрудничеству.

   – Как вы общаетесь с Верой после ее недавнего побега? – с места в карьер кинулась я.

   Лицо Кислова чуть вытянулось.

   – Не понял!

   Я поморщилась.

   – Не надо! Мы же договорились быть откровенными. Я задала вам простой вопрос: каким образом Орлова связывается с вами? По телефону? У вас есть некий секретный номер? Только умоляю, не говорите, что ничего не знаете!

   – Я ничего не знаю, – эхом повторил Роман.

   Дверь открылась, вошла Рита с подносом, Кислов незамедлительно разозлился.

   – Кто тебя звал?

   – Латте и пирожные, – испуганно пролепетала Маргарита.

   – Фу, – выдохнул Кислов.

   – Спасибо, – поспешила я поблагодарить официантку. – О! Мой любимый напиток с ванильным сиропом!

   Кислов подождал, пока Маргарита уйдет, и уставился на меня. Я повторила:

   – Роман, не надо!

   – Ей-богу, впервые слышу, что Вера пропала, – воскликнул Кислов, – куда она подевалась?

   – И вас не удивило, что хозяйка бизнеса несколько дней отсутствует на рабочем месте? – с недоверием осведомилась я.

   Кислов почесал щеку.

   – Она предупредила, что подписалась на съемки, я и не дергался.

   – И не звонили Вере? – не успокаивалась я.

   – Зачем? Проблем не было, – спокойно ответил Роман.

   – А просто поболтать? – наседала я. – Обсудить разные ситуации?

   – Дела идут нормально, – пожал плечами он.

   – Сейчас я веду речь о личных проблемах, – уточнила я.

   Кислов поднял руки.

   – Может, объясните, что случилось?

   – Наталья Петровна с вами не беседовала? – поразилась я. – И Константин не побеспокоил?

   Кислов нахмурился.

   – Ну… нет.

   – Я полагала, у вас хорошие отношения, – протянула я.

   – Буду благодарен, если вы расскажете, что с Орловой, – попросил Роман.

   Я отхлебнула латте и едва удержалась от гримасы, напиток оказался приторно-сладким, зато эклеры были дивно хороши.

   – Я люблю заварной крем, – не удержалась я от похвалы, – к сожалению, сейчас повсеместно кладут масляный, он излишне жирный.

   – Добро бы настоящий, – вздохнул Роман. – Большинство кондитеров взбивает сгущенку с маргарином в пропорции один к одному, подсыпает в месиво чуток какао, оно любой вкус замаскирует. И получите «крем королевский шоколад». А мы по старинке варим на молоке. Спасибо Ларисе Хабаровой, она наши эклеры здорово разрекламировала, это была гениальная затея Веры. Орлова предложила проспонсировать программу Хабаровой, в конце про «Орел» бегущей строкой упоминали, давали адрес кафе. Кулинарные шоу тогда были в новинку, к нам народ повалил. Орлова настоящая бизнесвумен, заточена на успех, она крепче многих мужчин, железная леди, может работать месяцами без отдыха, честная, копейки чужой не присвоила, имеет свое мнение, но готова к компромиссам. Я ею восхищаюсь! По-настоящему! Очень хотел, чтобы Вера из комы поднялась, но понимал – это невозможно! И тут она воскресла! Чудо!

   – Учитывая, как старались ее родные, то нет, – улыбнулась я.

   – Что случилось с Верой? – быстро изменил тему Кислов.

   – Не знаю, – соврала я.

   – Лжете, – сурово сказал Кислов.

   – Ладно, не хочу выдавать чужие тайны, – призналась я.

   Роман расправил ладонью скатерть.

   – Деньги или бабы?

   Я поперхнулась эклером, а Кислов грустно улыбнулся.

   – Что она обнаружила? Узнала правду о заначке Натальи Петровны или наконец поймала Константина с очередной любовницей?

   Я проглотила кусок пирожного, допила немыслимо сладкий латте и отодвинула пустой бокал.

   – Хорошо. Давайте начистоту.

   – Согласен, – кивнул Кислов.

   – Вы знали, что Костя изменяет жене?

   – А вы? – вопросом на вопрос ответил Роман.

   – Случайно это выяснила, – вздохнула я, – а вот про заначку Натальи Петровны впервые слышу. Похоже, в семье Орловых все не так гладко, как кажется на первый взгляд.

   – Серпентарий, – зло отрубил Роман. – Думаете, почему Вера никого из родных к бизнесу в случае форс-мажора подпускать не хотела? Отлично понимала: муж, свекровь и золовка раздербанят фирму. Да и дети у нее жабы! Мы с Верой никогда не обсуждали личные вопросы, я не совладелец, а генеральный директор. Да, имею отличный оклад, процент от прибыли, бонусы, но являюсь служащим! Высокооплачиваемым, элитным, со всеми привилегиями, но таким же сотрудником, как недотепа Рита, которая вам посоветовала латте с ванильным сиропом. Мы его из-за чрезмерной сладости сейчас удаляем из меню. Маргариту надо бы выгнать, но только она пришла к нам в год открытия первого кафе, Вера – жесткий человек, но она порой бывает сентиментальной, поэтому тупая Рита снует по залу с подносом. Одна надежда, что сама свалит. Так вот, я с Орловой семьями не дружу, но иногда кое-что вижу и слышу.

   Роман положил ногу на ногу, а я незаметно включила в сумке диктофон.

   Незадолго до того, как впасть в кому, Вера передала Кислову пакет и сказала:

   – Здесь заверенные по всем правилам бумаги. Если со мной что-то случится, ты управляешь делами и не подпускаешь к бизнесу никого из моих родственников. Они не захотят развивать фирму, начнут ее распродавать по частям, погубят дело, в которое я вложила душу. Все должно идти по-прежнему. Ты у руля, моя часть прибыли передается в ведение Натальи Петровны. Костик наивен, он не справится с финансами.

   – А что с тобой может случиться? – запоздало занервничал Кислов.

   Орлова пожала плечами:

   – Инфаркт, инсульт, авария… В любом случае, если я временно лишусь трудоспособности, на капитанском мостике будешь стоять ты.

   – С чего тебе эти глупости в голову пришли? – изумился Кислов.

   Вера совершенно неожиданно сказала:

   – Обычно я сплю, словно в яму проваливаюсь. А тут сон нехороший привиделся: больничная палата, кровать, на ней тело, во рту трубка. Я словно сверху гляжу, медленно снижаюсь, сажусь на постель. Ба! Да это я! А в ушах звучит голос: «Живой труп».

   Кислову стало жутко, но он не подал вида, наоборот, укорил Веру:

   – Здрассти! Приехали! Умная, образованная женщина верит снам! Ты же не бабка из медвежьего угла!

   Орлова улыбнулась:

   – Я поднимала фирму с нуля, это мой ребенок, который родился в муках. Наталья Петровна – хороший человек, она искренне пытается меня любить, заставляет себя хвалить невестку, но на самом деле никаких нежных чувств у нее ко мне нет. Свекровь понимает: с женой сына надо поддерживать хорошие отношения, и старается изо всех сил. Спасибо ей за это, она не сволочь, не истеричка, обычная тетка, плюс диабет и возраст. Станет она тащить большой бизнес, если учесть, что, продав его, будет обеспечена до конца дней?

   – Нет, – признал Роман.

   – Посмотрим на Костю, – вздохнула Вера. – Мы много лет в браке, муж – хороший человек, он меня никогда не обидел, пальцем не тронул, пытался, как мог, обеспечить семью, возился с чужими машинами. Но Костик слабый, инертный, его любимая фраза: «Я сделал все, что мог». Произнесет ее, сложит лапки и покоряется судьбе. Сколько раз я ему предлагала, еще в бедные годы: «Костя, давай наймем пару слесарей, я буду заказы искать, организуем ремонтный бизнес». А он в ответ: «Нет, не получится», и перечисляет причины, из-за которых ничего не выйдет. Я всегда ищу возможности для развития дела, а муж мигом сдается. Знаешь, люди делятся на две категории. Одни, увидев на полу человека в крови, орут: «На помощь! Кто-нибудь, вызовите «Скорую»!» А другие молча кидаются к телефону звонить врачам. Костя из первой плеяды, я – из второй. Это не значит, что он хуже, просто мы разные. Пойми правильно, Орловы сделали для меня много хорошего: Наталья Петровна приняла в семью, Костик назвал женой, Алена проявляла толерантность. Я хотела их отблагодарить, поэтому, разбогатев, выполняю желания родственников, балую, плачу за их ко мне хорошее отношение. «Орел» я основала ради благополучия семьи, хотела заработать, не предполагала, как широко пойдет дело. А теперь оно мне дороже всего. Костя сможет руководить компанией?

   – Навряд ли, – ответил Кислов, – я не сомневаюсь в уме Константина, но он не бизнесмен.

   – Об Алене даже говорить не стоит, – кивнула Вера. – Ей хочется заработать славу великого психотерапевта, у золовки непомерные научные амбиции, а тут! Эклеры! Фу! Несолидно! Непочетно! Дети, Миша с Катей, живут за границей.

   – Можешь не продолжать! – перебил Кислов.

   – Отлично, – одобрила Вера, – тогда вот тебе второй пакет, там завещание.

   – Ну вообще! – возмутился Роман. – Не возьму!

   Орлова швырнула белый конверт на стол.

   – В случае моей смерти ты получаешь семьдесят процентов акций, по десять достается сыну с дочерью, по пять мужу и свекрови.

   – Мне? – ахнул Кислов. – Ты с ума сошла!

   Вера встала и неожиданно обняла Романа.

   – Говорила уже, «Орел» – мое любимое детище. Если б ты только знал, что я делала, дабы сохранить его на плаву. Помнишь дефолт?

   – Такое забудешь, – хмыкнул Роман, – мы чуть не утонули!

   – А почему устояли? – устало спросила Орлова.

   Кислов тоже обнял Веру.

   – Ты полгода вливала в дело деньги, я не спрашивал, откуда их взяла, но они спасли фирму.

   Вера высвободилась из рук Романа и села в кресло.

   – До черного августа и после него тоже бывали ситуации, когда нам грозил крах. Но мы выжили.

   – Снова благодаря тебе, – подчеркнул Кислов. – Открывался денежный кран с мощной струей!

   Вера прикрыла лицо ладонями.

   – Мы с тобой ребеночка по имени «Орел» выпестовали, взрастили, я тебе верю. Ты не продашь фирму, продолжишь дело. Тридцати процентов моим на безбедную жизнь хватит. Ты их обеспечишь прибылью. А если они сто получат, поделят фирму на пять частей, Миша с Катей свои доли вытащат и за границу переведут. Костя привык широко жить, он деньги тратить начнет, Алена попытается психотерапевтический центр открыть. Дай ей бог удачи, но не за счет моей фирмы. Наталья Петровна свою долю в банку положит и на огороде зароет!

   Роман встал и забегал по кабинету.

   – Через месяц после этой беседы Вера впала в кому. Я до сих пор в недоумении: она правда видела вещий сон? Говорят, иногда людям мозг предупреждение посылает, предсказывает тяжелую болезнь. Как вы думаете?

   – Не знаю, – честно ответила я, – читала о подобных случаях. Но с моими знакомыми такого не случалось. Ко мне неприятности приходят неожиданно, мой мозг помалкивает накануне происшествий.

   – Не прошло и трех месяцев, как Наталья Петровна начала ныть, – зло сказал Кислов. – Денег мало, на содержание невестки улетает огромная сумма. Константин матери поддакивал, Алена же заявилась ко мне и конкретно обвинила в воровстве, дескать, я даю Орловым копейки, а большую часть чужой доли присваиваю!

   – Лихо! – покачала я головой.

   Роман чихнул.

   – Да уж! Я ей отчитался о прибылях, показал документы и расписки ее матери о получении денег, Алена, несмотря на весь свой психотерапевтический опыт, взбесилась. Матери позвонила и ну орать прямо при мне, не стесняясь. Оказывается, Наталья Петровна милых деток обманывала, получала от меня полный мешок золотых пиастров, отсыпала три четверти в загашник, а на остаток вела хозяйство. Конкретно прижала детей, внуков урезала. Думаю, она так всегда поступала и сейчас делает, прячет десятину от суммы, полученной на ведение домашних дел.

   – Жадная бабуля! – буркнула я.

   – Вы слушайте дальше! – воскликнул Роман. – Через день заявилась в офис сама Наталья Петровна, глаза в пол, на голове темный платок, и ну дудеть: «Роман, Верочка очень мучается. Врач сказал, ее страдания невыносимы! Невестка не может слова произнести, каждый час для нее ад! Думаю, надо отключить аппаратуру».

   Кислов разозлился и резко перебил старуху:

   – Зачем вы пришли? Орлова в состоянии овоща, сама за себя не отвечает. Если вы намерены убить невестку, то я вам помешать не могу. Что хотите?

   – Завещание, – откровенно призналась Наталья Петровна, – оно существует?

   – Да, – кивнул Кислов, – бумага составлена.

   Пенсионерка молитвенно сложила руки.

   – Дорогой, очевидно, вы в курсе последней воли несчастной Верочки? Только скажите, все поделено поровну или, не дай Господи, Верушка Костику большую часть отписала? Я должна это знать! Исключительно ради блага семьи!

   И тут у Романа сдали нервы. Он в деталях сообщил свекрови Веры, какая судьба ждет «Орел» после кончины хозяйки.

   Наталья Петровна пришла в ужас:

   – Мы получим копейки?

   – Золотые, – уточнил Кислов.

   – И будем зависеть от вас? – дрожащим голосом пролепетала Наталья Петровна.

   – От прибыли! – гаркнул Кислов. – И еще могу пояснить. Вам крайне невыгодно перекрывать Вере систему жизнеобеспечения. Пока она жива, пусть даже в состоянии овоща, вы получаете больше. После регистрации смерти невестки вам отвалится всего-то пять процентов.

   – Я умру с голоду! – обомлела старуха.

   – Маловероятно, – буркнул Роман, – но вот черную икорку не похаваете, в свой любимый пятизвездочный отель в Баден-Баден на воды в бизнес-классе не полетите. Капец малине!

   Старуха вцепилась в подлокотники кресла.

   – А если Верочка очнется, она сможет переписать завещание?

   Кислов не верил в выздоровление Орловой, но мысль о том, что алчная бабка отсоединит больную от дыхательной аппаратуры, вызвала у Романа такое негодование, что он воскликнул:

   – Естественно. Ухаживайте за невесткой, берегите ее, лелейте. Чем дольше Вера протянет, тем больше бабла вы загребете. А если к ней вернется разум, в награду за самоотверженность вы получите хороший куш.

   – Дорогуша, – запричитала Наталья Петровна, – вы уж никому не рассказывайте про завещание, ни Косте, ни Алене! Они хотят Веру от шланга отсоединить. А я человек верующий, считаю, раз Господь ее жизнь не погасил, то мы права не имеем чужой судьбой распоряжаться.

   Роман сел на стул, оперся локтями на стол и посмотрел мне прямо в глаза.

   – С того дня Наталья Петровна начала активную кампанию по спасению невестки, всех заставила около койки Веры дежурить. Любая попытка врачей погасить тлеющую в больной искру жизни пресекалась на корню. Персонал клиники восторженно ахал и говорил:

   – Какая семья! Свекровь, муж, золовка! Все вокруг несчастной скачут.

   Я один знал, что старуха будет поддерживать Веру столько, сколько сможет. Она боится потерять деньги, отсюда и забота, зашкаливающая за все пределы. Костя по приказу матери честно свою повинность отбывал, Алена тоже вахту несла, только внуков Наталья Петровна не привлекла. Миша с Катей ни разу в Россию не прилетели, что без слов говорит об их трепетной любви к маме. А потом Орлова очнулась!

   – Получается, это вы спасли ей жизнь, – пробормотала я.

   – Я здесь ни при чем. Вере повезло, но, знаете, в последнее время я ждал чего-то такого, вроде ее побега из семьи. Она вернулась из комы другой.

   – То есть? – насторожилась я.

   Роман замахал руками.

   – Нет, нет, все лучшие качества остались при ней, но появилась какая-то странная манера затихать, словно она вслушивается в себя. Один раз Вера меня спросила: «Я все вспомнила?»

   – Даже слишком много, – пошутил Кислов, – кое о чем лучше забыть.

   – Мне кажется, что внутри моей души сидит еще один человек, – без тени улыбки сказала хозяйка, – он пока молчит, заперт за толстой дверью, но знает какие-то тайны.

   – Тебе надо отдохнуть, – посоветовал Роман, – поехать на море одной, выспаться как следует.

   Орлова засмеялась:

   – Я пять лет дрыхла, пора работать.

   – Сходи к психотерапевту, – рискнул предложить Кислов, – хороший спец с любой проблемой справится.

   – Как вспомню про Алену, так сразу охота пропадает с психологом общаться, – откровенно призналась Орлова, – подозреваю, что три четверти «душеведов», как и она, прочитали две книги за жизнь, затвердили несколько вопросов, которые следует задавать пациентам, и работают по одной схеме. И, наверное, все они хотят бешеной славы.

   – Алена честолюбива? – удивился Кислов. – Мне она казалась женщиной без амбиций, впрочем, я мало ее знаю, встречаемся нечасто, в основном на твой день рождения.

   Вера подошла к окну, повернулась спиной к Кислову и тихо произнесла:

   – На Алену положительным образом влияет зависть. У сестры моего мужа сильно развито желание заполучить все лучшее, что есть у других людей.

   – Полагаю, этим качеством обладает девяносто процентов населения земного шара, – усмехнулся Роман.

   – Нет, – возразила Вера, – как правило, человек видит у соседа шикарную машину и начинает мучиться. Ему делается обидно, ну почему у другого роскошная тачка, а у него ржавые «Жигули»? Ночами не спит, ворочается в кровати, встает, спускается во двор и сладострастно царапает ключом чужую новенькую иномарку. Или принимается сплетничать: «У Кольки-то жена шлюха, ей любовник за удовольствие тачку приобрел, катается теперь Николай, пыжится от гордости, а его рога крышу подпирают». Встречал таких?

   – Конечно, – подтвердил Роман, – и среди близкого окружения, и в Интернете их полно, плюются ядом в любого, кто чуть-чуть над ними возвысился.

   – Алена другая, – возразила Вера, – она зубы сцепит, вслух ничего не произнесет, но решит заполучить такую же машину. Сама. Без чужой помощи.

   – Похвально, – оценил Кислов.

   – С одной стороны, да, с другой – Алена ни перед чем не остановится, ей дико хочется славы и денег, – вздохнула Вера. – Меня она терпеть не может за то, что я выбилась. Как-то раз к нам приехало телевидение, снимали в квартире программу «Утро с интересным человеком». У шоу формат семейный: ведущий пришел в гости, а там сидят героиня, ее родственники и завтракают. Наталья Петровна и Костик обрадовались, как дети, заторопились к столу, им хотелось, как сказала свекровь, «попасть в телевизор», они восторга не скрывали. Алена категорически отказалась, ушла в другую комнату. Я попыталась ее уговорить, но она отрезала:

   – Нет. Мне не хочется служить фоном, на котором ты яркую звезду изображать будешь. Очень скоро я сама стану знаменитой, тогда камера меня крупным планом покажет. За чужой счет пиариться не собираюсь, не желаю, чтобы ты потом говорила: «Я дала жене брата возможность для раскрутки». Все сделаю сама, так вверх стартану, что ты в пыли останешься. И мама, которая меня ужасной неудачницей считает, рот разинет, и Костя, ее любимчик, от удивления свалится. Я вам еще покажу! Просто мой звездный час пока не настал, шанс не выпал, но он непременно появится, и, уж будь уверена, я его не упущу. Вы все от зависти передохнете!

   Роман чуть подался вперед.

   – Оцениваете, какие гадюки водились под камнями в семейном саду Орловых? Жадная, думающая лишь о деньгах Наталья Петровна, мот и бабник Костя, амбициозная, злая, охваченная гордыней Алена и равнодушные дети, Катя с Мишей. До комы у Веры на носу сидели розовые очки, она не оценивала домашних по достоинству. Но после чудесного возвращения к жизни что-то случилось, хозяйка стала иной. Поэтому я ждал от нее сюрпризов. И вот вам побег!

   – Значит, где находится Вера, вы не знаете? – подвела я итог разговора.

   – Даже не подозреваю, – подтвердил Кислов.

   – И не можете вспомнить имен ее близких друзей? – чисто для проформы спросила я.

   Роман смахнул рукой со скатерти крошки.

   – У Веры не было подруг, в моем присутствии ей ни разу не звонили женщины с желанием просто поболтать. Я никогда не слышал от Орловой фразу: «Сегодня с девочками пойдем в спа». Не было случая, чтобы я ей позвонил, а она ответила: «Извини, Роман, я в кино» или «Давай завтра поговорим, выпиваю у приятельницы на дне рождения». Нет, она всегда обсуждала рабочие вопросы. Когда Орлова впала в кому, на столе остался ее ежедневник, я его спрятал, но, признаюсь, сначала пролистал. Мне многое стало в ней понятно. У Веры не было личного времени. Страницы заполняли расписания рабочих встреч, в фитнес она ходила после десяти вечера, на прогулку по магазинам выделяла максимум час. Меня поразил один день в ее планинге. «Двадцать тридцать. Купить в «Манель» туфли. Двадцать сорок пять. Ужин с представителем из Новосибирска. Кафе «Бок». Ну какая женщина отведет на поход в роскошный, набитый шмотками бутик считаные минуты? В половине девятого Орлова вошла в магазин, без двадцати вышла из него, пять минут ей оставалось на дорогу до кафе, оно через квартал от «Манель»! Понимаете? Она померила обувь, оплатила, и фью! В сумочке платиновые кредитки, можно скупить весь ассортимент! Да моя жена осела бы в «Манель» на неделю. А Вера заскочила на бегу, ей этот поход не в удовольствие, просто нужны были шпильки, «Манель» производит лучшие туфли в мире. Не было у Орловой подруг, она кошка, которая гуляет сама по себе. Нет, не так, не гуляет, а работает сама по себе.

   Я распрощалась с Романом, пересекла зал кафе, уже забитый посетителями, вышла на улицу, поежилась от ледяного ветра и поспешила к припаркованной неподалеку машине.

   – Даша, – раздалось сзади, – Даша, постойте.

   Я обернулась. Ко мне семенила полная дама, одетая в темно-коричневый пуховик с опушкой из меха Чебурашки, переболевшего краснухой. Искусственные завитки имели бурый цвет, но кое-где из общей массы пробивались ярко-алые пучки.

   – Вы ищете Веру? – чуть запыхавшись, спросила женщина, и я узнала Риту. – Только не думайте, что я подслушивала!

   – Конечно, нет, – улыбнулась я, отлично понимая, что Маргарита во время нашей беседы с Романом стояла в коридоре, прижав уши к двери, за которой вели задушевную беседу телеведущая и Кислов. – Мы с ним просто слишком громко говорили, вы случайно нас услышали.

   Маргарита кивнула:

   – Правильно. Можно отойти подальше? Не хочу, чтобы болтуны из «Орла» нас увидели, они меня там за придурковатую держат.

   Я открыла дверцу машины.

   – Садитесь, сейчас отъедем на пару кварталов.

   Рита втиснулась в малолитражку.

   – Вы со мной по-человечески разговаривали, и я с вами по-хорошему. Орлова пропала?

   – Просто не могу до нее дозвониться, – обтекаемо ответила я. – А почему вы спрашиваете?

   Маргарита вздохнула.

   – Вера хороший человек, она меня талисманом «Орла» называет, никому в обиду не дает. Роман и все остальные живо языки прикусывают, улыбаться мне начинают, если Орлова в кафе находится. Она тут часто бывает. Если хозяйка исчезла, мне плохо придется. Вы ее найдете?

   – Очень хочу отыскать Веру, но пока не представляю, в каком направлении бежать, – призналась я.

   Рита оглушительно чихнула.

   – Будьте здоровы, – автоматически ответила я.

   Официантка шмыгнула носом.

   – Вы хорошая. Другие б заорали: «Прикрывай рот, не распространяй бациллы». А вы здоровья мне желаете. Поэтому я все расскажу. Ваня врал.

   – Кто? – уточнила я. – Какой Ваня? Кому он солгал?

   Рита понизила голос до шепота:

   – Ваня, управляющий кафе. Его, когда Вера в кому впала, начали расспрашивать. Ну, мол, что случилось? А он отвечал: «Орлова сидела в кабинете одна, пила чай. К ней никто не заглядывал, я ее не беспокоил, после закрытия кафе в служебное помещение постучал и нашел Веру Борисовну без сознания». Это все враки. Не так было!

   – А как? – занервничала я.

   Маргарита засопела, расстегнула куртку, меня обдало запахом приторных духов.

   – Роману вломят, когда выяснится, что управляющий кафе обманщик? Кислова накажут?

   – Непременно! – воскликнула я.

   Лицо официантки расплылось в счастливой улыбке.

   – Ну слушайте.

   В день, когда Вера впала в кому, кафе закрылось, как всегда, в одиннадцать вечера. Рита направилась к метро, спустилась к кассам и не нашла в сумке кошелек. Маргарита расстроилась, но потом вспомнила, что днем выбегала в супермаркет за колбасой на обед. Сотрудникам кофейни разрешено бесплатно угощаться пирожными, но если вы с утра до вечера разносите десерты, вам очень скоро не захочется даже смотреть на сладкое. Рита взяла двести граммов «Докторской» и слопала ее в подсобке, портмоне она бросила на стол. Его судьба Риту не беспокоила, в «Орле» над ней постоянно подшучивают, и не всегда по-доброму, но там работают честные люди, чужих денег они не возьмут. С неба валил снег, под ногами растекалась каша из грязи, было поздно, и Рита попыталась уговорить дежурную у турникетов пустить ее в метро бесплатно, рассказав про забытый кошелек с проездным.

   Куда там! Баба в форме тупо бубнила:

   – Показывай удостоверение для бесплатного проезда или засовывай талон в турникет.

   Пришлось бедняжке идти назад. У сотрудников «Орла» есть ключи от кафе, все знают код сигнализации, поэтому Маргарита не сомневалась: она спокойно попадет внутрь и возьмет кошелек с проездным.

   Но задняя дверь, через которую Рита хотела войти, оказалась не заперта, из-под двери кабинета Веры пробивалась полоска света и слышались голоса. Шефиня еще не ушла, она вела с кем-то беседу. Риту охватило любопытство, она поспешила в женский туалет.

   Чтобы вы поняли, почему официантка кинулась в уборную, а не приложила по привычке ухо к створке, надо объяснить устройство внутренних помещений кафе. «Орел» находится в доме постройки пятидесятых годов прошлого века. Раньше на первом этаже помпезного здания располагался ресторан. Посетители входили в холл, сдавали пальто в гардероб, могли помыть руки в расположенном поблизости туалете и шли в зал. Для служащих был предусмотрен свой санузел, мужскую и женскую часть которого разделял двадцатиметровый предбанник с окном. В советские годы на квадратные метры не скупились. Когда Вера купила это помещение и затеяла ремонт, ей не разрешили рушить стены, дом считался памятником архитектуры, но шефиня щедрой рукой раздала взятки, и БТИ закрыло глаза на некоторые переделки. В частности, Орлова превратила холл между служебными сортирами в свой кабинет. Неудобно? Но другой возможности выкроить себе рабочую комнату у Орловой не было. Вера запретила вешать на двери сортиров таблички «М» и «Ж», приказала уборщицам мыть их каждый час и успокоилась.

   А Рита, частенько курившая тайком в туалете, внезапно сделала открытие. Если встать вплотную к стене, на которой висит раковина, и приложить ухо к кромке зеркала, то можно без труда услышать, о чем Орлова говорит в своей комнате. Маргарита не поделилась своим наблюдением с коллегами, пользовалась «прослушкой» в одиночестве. Рита любила шефиню, была благодарна ей за приличный оклад и хорошее отношение и не собиралась использовать полученную информацию против хозяйки, ей было просто интересно. Вот и теперь любопытство зашкалило: ну с кем Орлова беседует в ночной час?

   – Я все объяснила, – произнес незнакомый женский голос.

   – М-м-м, – промычала Вера.

   – Я никому не скажу, – продолжала незнакомка, – сохраню твою тайну.

   – М-м-м, – прозвучало в ответ.

   – Никому, никогда, ничего не расскажу, но это нужно прекратить, – повторила гостья.

   – М-м-м.

   – Да или нет?

   – Ты ошибаешься, – с трудом произнесла Вера. – Раньше да, было, но сейчас нет!

   – Ой ли? Ты выскакивала из всех трудностей. А если в этой стране снова случится дефолт? Революция? Перестройка? Вновь будешь спасать свои пирожные? – рассердилась тетка.

   – Давай забудем наш разговор, – уже тверже заявила Орлова.

   – Нет, так не пойдет. Мои условия тебе известны! Или будет по-моему, или никак! Ты отдаешь бизнес! Уходишь из дела. Уезжаешь за границу. Денег тебе по гроб жизни хватит.

   – И что будет? – вдруг воскликнула Орлова. – Куда ты со своим компроматом потопаешь? В милицию? Давай, шагай. Чего молчишь? Ага! Тебе скандал не нужен, он в первую очередь по твоей башке шарахнет. Утонем вместе!

   – Зачем в милицию? – не смутилась незнакомка. – Есть родственники, они захотят отомстить. Тебя не станет, физически.

   – Сволочь! – устало сказала Вера. – Я подозревала, что ты гадина!

   – Не стоит употреблять бранные выражения, я охраняю интересы своей семьи. Нам не нужен позор! Поэтому я пришла сюда ночью, хотела поговорить без свидетелей. Кстати, ты уверена, что в офисе никого нет?

   – Ни единой души, – подтвердила Вера.

   – Хорошо. Думай. Имей в виду, я написала все, что знаю, на бумаге, спрятала ее подальше, и есть записи твоей подруги! Я составила завещание: если внезапно умру, адвокат найдет документы, – пригрозила неизвестная.

   Вера возмутилась:

   – По-твоему, я способна…

   – После того, что я о тебе узнала, – перебила Орлову тетка, – уверена: ты способна на все! И конец болтовне! Продавай дело. Уезжай из России. Я желаю тебе добра. Несмотря на твои поступки. Живи с мужем счастливо где-нибудь в Австралии.

   Раздался стук шагов, Рита бросилась к двери, чуть приоткрыла ее и увидела спину удалявшейся женщины. Маргарита на мгновение растерялась, и тут из мужского туалета выскользнул Иван. Управляющий поспешил за незнакомкой, на ходу натягивая куртку.

   Маргарита чуть приблизилась ко мне, запах приторно-сладких духов стал сильнее.

   – Ваня тоже подслушивал! Может, когда туалеты ремонтировали, рабочие какие-то дырки не заделали? Я на конец разговора попала и не поняла, почему баба хозяйке угрожает, Ванька, похоже, с начала беседы уши грел!

   – Можете описать незнакомку? – спросила я у Риты.

   – Неа, лица не видела, – ответила официантка.

   – Рост? Цвет волос? – не успокаивалась я. – Фигура? Примерный возраст?

   Маргарита прикусила губу.

   – Голос звонкий, молодая она, не старуха, те хрипят. На голове была шапка. Вот пальто у нее шикарное. Темно-синее, воротник чуть светлее, из крашеной ламы, на спине хлястик с пряжкой в виде двух переплетенных букв «М» и «С», от пояса вниз идет складка, в ней пуговицы перламутровые. Обалденных денег прикид стоит, я шмотки люблю, правда, приобретать их зарплата не позволяет, поэтому покупаю журналы, картинки смотрю и на себя вещи мысленно примеряю. То пальто я видела в издании «Бок», фирмы «Манель», стоит, как машина! Видно, баба из тусовщиц, обычному человеку такое пальтецо без надобности. Спустится в метро, его живо испачкают. Знаете, почему Иван о посетительнице молчал?

   – Нет, – ответила я.

   Маргарита широко улыбнулась.

   – Он, сволочь, проводил ту бабу до дома, шел за ней, узнал, где она живет. Когда вернулся в кафе, Вера уже в коме была. Я все думала-думала и дотумкала. «Скорая» в «Орел» около двух ночи прикатила. Никто не спросил: «Ваня, че ты так поздно в кафешке сидел?»

   – Управляющий сам ответил на незаданный вопрос, – перебила я Риту. – Он говорил, что не мог уйти, пока Орлова оставалась в кабинете, а потом все же решился ее побеспокоить.

   – Полная хрень, – отмахнулась Рита. – Вера частенько за полночь засиживалась, а Ванька со всеми уходил. Просто все очень испугались и про слова управляющего забыли, а я думала, думала и поняла: все отлично складывается. Небось баба неподалеку от «Орла» живет, или Ванек ее на машине преследовал, после полуночи пробок мало. Туда-сюда сгонял и потом Веру в коме нашел.

   – Почему он не рассказал никому о визите дамы? – спросила я.

   Маргарита начала загибать пальцы:

   – Ванька в первое время, пока Вера на аппаратах лежала, машину купил! Оделся как король! Часами шикарными обзавелся! Шантажировал он ту женщину! Она Веру в кому вогнала, уж не знаю как, но сумела Орлову разума лишить, может, чего ей в чай сыпанула, а Ванька лапы нагрел!

   – А вы почему молчали? – возмутилась я.

   – Меня никто не спрашивал, – после короткого колебания ответила Рита, – и… Ваня-то тю-тю!

   – Тю-тю? – повторила я. – Уехал? Он больше тут не служит?

   – Неа, – скривилась Маргарита. – А Роман остался, и всё мне замечания тупые делает, придирается ни за что! Сделайте так, чтобы Вера, когда найдется, его наказала! Скажите ей, Кислов за сотрудников в ответе, пусть его уволят за Ванино вранье. А про меня молчите, лады? Вы хорошая, вы меня пожалели!

   Оставалось лишь удивляться Маргаритиной инфантильности, только меня сейчас не интересовало, почему взрослая женщина ведет себя, как первоклассница.

   – Рита, дадите мне телефон и адрес Ивана? – попросила я.

   – Зачем? – прищурилась официантка.

   – Поговорить с ним хочу, – объяснила я очевидное.

   – Не получится, он умер, – заявила Маргарита.

   Из меня посыпались бестолковые вопросы.

   – Как? Когда? Почему?

   – Примерно через полгода после того, как Вера заболела, – ответила собеседница, – весной или в начале лета! Поскользнулся Ванька на лестнице, жил в доме без лифта, поднимался по ступенькам, а на них кто-то масло разлил! Он сверзился и сломал шею. Да и фиг с ним, он противный был, надо мной постоянно смеялся. Вы сделайте так, чтобы Романа уволили, он за Ванино вранье в ответе как начальник. Расскажите все Орловой! Пусть она Кислова гонит.

   – Немедленно включи новости, – приказал он.

   – Нахожусь возле дома в автомобиле, – ответила я, – узнала кое-что интересное.

   – Тогда войди в Интернет, – перебил Собачкин, – там такая буча кипит! Включи ноутбук.

   – Он дома. Но я умею пользоваться лишь «Скайпом» и справочной системой, – призналась я.

   – Давай домой, – велел Семен, – в Сети найдешь все записи, там такое!

   – Что именно? Это связано с Верой? – забеспокоилась я.

   – С Аленой, – уточнил парень. – Жаль Наталью Петровну, непруха бабке повалила! То невестка убегает, то сынишка на продаже драгоценностей жены попадается, то с дочуркой не пойми чего происходит.

   – Расскажи подробности, – взмолилась я, – у меня с компьютером сложности, он меня ненавидит! У нас с ним полнейшая несовместимость.

   – Слушай, – велел Собачкин.

   Через пару минут я припарковалась у обочины. Вожу машину много лет, но так и не стала асом, а сведения, водопадом льющиеся из Собачкина, оказались настолько ошеломительны, что требовали моего полного внимания.

   Сегодня утром некая Зинаида Борисова напала в утреннем эфире на Алену Орлову.

   – Может, она и хороший психотерапевт и вывела жену брата из комы, но лечить рак не умеет! – заявила женщина корреспонденту телепрограммы «Скандал».

   – Вы ошибаетесь, – подначил Борисову репортер, – есть люди, могу назвать вам фамилии и имена, в частности Кокорекина Людмила, Сергей Потапов, они считают Алену своей спасительницей, демонстрируют документы, из которых ясно: от больных отказались врачи, а после обращения к Орловой они избавились от рака.

   И тут Зинаида сделала шокирующее заявление:

   – Я работаю в фармакологическом объединении, которое разработало и выпускает препарат блокатор роста клеток, тимозин альфа один.

   – А если попроще, доступнее для простого зрителя? – попросил журналист.

   Борисова начала говорить без сложных медицинских терминов:

   – Наше лекарство вызывает гибель опухолевых клеток, не повреждая здоровые клетки человека. Оно блокирует образование сосудов опухоли, нарушается кровоснабжение злокачественной ткани, что приводит к ее отмиранию. Но это я сейчас примитивно объяснила. А для специалистов сообщу: оно ликвидирует резистентность слабо или совсем нечувствительных к химиопрепаратам опухолевых клеток. Воздействует на них через рецепторы на их поверхности, приводит к «геморрагическому» блокированию роста клеток. Оказывает стимулирующее действие на фагоцитоз, усиливает экспрессию антигенов ГКГС 1 класса, СД-четыре и СД-восемь…

   – Спасибо, спасибо, – остановил научную даму репортер.

   – Нет уж, дослушайте! – уперлась Зинаида. – Это новое слово в лечении онкологии!

   – Очередная панацея! Долой операции, другие лекарства, пользуйтесь исключительно тем, что выпускаем мы! – съехидничал корреспондент.

   – Разве я это сказала? – возмутилась Борисова. – Средства от рака, которое стопроцентно вылечит всех больных, нет в природе! Для вашего сведения, подобных препаратов и для других недугов не придумано. Кое-кто умирает даже от насморка! Но создание блокатора роста клеток – прорыв в медицине, инъекции помогают многим, даже безнадежным больным. Мы позиционируем его в первую очередь как терапию от рака молочной железы. Подчеркиваю, в комплексной терапии с химиопрепаратами. Традиционного лечения никто не отменяет, наша разработка помогает усилить его эффективность во много раз. Хорошие показатели имеем по меланоме, аденоме, раку желудка, простаты, почки, гортани. К сожалению, есть люди, на которых не действует, как говорят в народе, «химия», но если им вводить наш блокатор, то организм хорошо реагирует на цисплатин, доксирубицин, цитозар и другие препараты.

   – Блокатор можно колоть всем? – спросил корреспондент.

   – Ну конечно, нет! – сурово ответила Борисова. – Есть противопоказания: беременность, период кормления грудью, повышенная чувствительность к компонентам.

   – Никак не пойму, – вздохнул репортер. – Это БАД? Вроде акульего хряща или вытяжки из моллюсков?

   Зинаида покраснела и отчеканила:

   – На него лицензия ФС, могу назвать номер! Это лекарство! Оно существует в России легально, на законных основаниях! Увы, оно не очень пока известно! Как вы знаете, рецептурные препараты рекламировать запрещено, зато БАДы и прочие «чудесные» средства и способы – можно! Бизнесмен, который спонсировал создание блокатора, в свое время похоронил мать, она скончалась от рака. Сын поклялся в память о ней помогать другим и создал лабораторию, в которой был разработан наш блокатор.

   – А почему его широко не используют? – пытал Зинаиду парень.

   – Вопрос не ко мне, – нахмурилась ученая дама, – к врачам и чиновникам от медицины. Блокатор продается в аптеках, его активно покупают те, кто о нем где-то услышал. Алена Орлова приобретает его в одном месте, его заведующая – моя подруга. Я уверена, психотерапевт погружает больных в гипнотический сон и делает им инъекции. Все сходится. Не зря Орлова утверждает, что нужно пройти у нее десять сеансов. Десять уколов – вот стандартный курс лечения нашим препаратом. Да, совсем забыла, блокатор отпускается по рецепту врача. Моя приятельница удивилась, когда Орлова стала постоянно покупать препарат, показывая рецепт на сорок доз. Столько сразу не прописывают. Но провизор не имеет права спорить с врачом, если тот прописал, необходимо отпустить. А потом в новостях рассказали о новом главвраче центра Акселя Штриха, и Надежда узнала Алену. Орлова ни словом не упомянула о том, что она приобретала наш блокатор роста клеток, зато охотно говорила про свои психотерапевтические методы борьбы со злокачественными образованиями.

   – Сколько стоит одна ампула? – спросил корреспондент.

   – На сегодняшний день около полутора тысяч рублей, но, сами понимаете, цена может меняться, причем не в сторону уменьшения, – честно ответила Борисова. – Курс обойдется в пятнадцать тысяч. Дорого, но не до такой степени, чтобы нормальная работающая семья не могла его себе позволить.

   – Алена утверждает, что лечила людей бесплатно, ее пациенты подтверждают слова Орловой. Зачем ей тратить собственные средства? – изумился репортер.

   Зинаида сдвинула брови.

   – Молодой человек, вы действительно столь наивны? Госпожа Орлова решила стать во главе центра Акселя Штриха. Данная должность дает солидное материальное положение, но, главное, статус в обществе. Возглавив это заведение, Алена делается важной фигурой не только в России, но и за рубежом. Штрих увлекающийся человек, Орлова сумела запудрить Акселю мозги. Новая методика! Вставшие на ноги онкологические больные! Родственница, которую она подняла из комы. Если вы услышите от специалиста такие песни, а потом он скажет: «Я и вам помогу, платите тысячу евро в час и будете здоровы», – что вы подумаете?

   – Что передо мной человек, желающий нажиться на чужом горе, – не задумываясь ответил парень.

   – А если скажет: «Лечу бесплатно», тогда как? – не успокаивалась Зинаида.

   – Ну, она отличный врач, – промямлил репортер.

   – Вот-вот, – сказала Борисова, – на то и был расчет. Не знаю, почему актер Владлен Рамин отвел Орлову к Акселю, понятия не имею, где они познакомились, слышала, что у артиста онкология, но Алена понравилась миллиардеру, его впечатлило ее бескорыстие. Она потратила на блокатор свои деньги, но они в итоге принесли ей пост главврача.

   – Значит, Орлова колола больным блокатор роста клеток, они выздоравливали, а Алена объясняла положительный эффект своими методиками? – подвел черту журналист.

   – Именно так, – твердо заявила Борисова, – онкологических больных спасает наш блокатор роста клеток.

   Я отодвинула от уха ставшую горячей трубку и включила громкую связь.

   – Ну и как это тебе? – спросил Семен.

   – С ума сойти, – ответила я, – если это правда…

   – Очень похоже на то, – не дал мне договорить Собачкин. – Борисова – танк, оцени мобильность дамы. О назначении Орловой объявили вчера, а рано утром Зинаида уже появилась в студии, интервью показали в девять утра.

   – Я тоже бы воспылала негодованием на месте ученой, – вздохнула я.

   – В одиннадцать Борисова вывесила на сайте объявление, она просила всех чудом вылеченных Аленой людей приехать в лабораторию для проверки на применение лекарства. Если анализы не подтвердят факт использования блокатора роста клеток, Зинаида обещает публично извиниться перед Орловой и уйти с поста заведующей лабораторий.

   В семнадцать на сайте появились результаты анализов Кокорекиной и Корнеевой, которые откликнулись на призыв. Ни малейших сомнений не осталось: Орлова использовала блокатор роста клеток.

   – Ух ты! – выдохнула я. – И какова реакция Акселя?

   – Борисова отправила Штриху открытое письмо, в Интернете бушует скандал, у дома Орловой сидят в засаде папарацци, – сказал Семен. – Я всегда удивляюсь: ну почему некоторые события привлекают излишнее внимание прессы? Иногда о дне рождения какой-нибудь певички из третьего эшелона раструбят все СМИ, а серьезная новость промелькнет на странице одного издания и канет в Лету! Ну подумаешь, какая-то баба стала главврачом некоего центра! Но к Алене Орловой сейчас приковано всеобщее внимание. Репортеры живо нашли ее знакомых, а те дали ей характеристику: честолюбива, амбициозна, страдает гордыней, жаждет славы и денег, готова ради достижения своих целей на все, как специалист не представляет собой ничего особенного, завистлива. У меня Алена не вызывает светлых чувств, но так топить человека в минуту, когда он уже сам пошел ко дну, чрезвычайно некрасиво.

   – Каждая жена достойна своего мужа, а каждый человек – своих друзей, – протянула я. – Похоже, дочь Натальи Петровны очень мечтала сделать яркую карьеру, понятно, почему она так себя вела.

   – И почему? – тут же спросил Семен.

   – Многие родители имеют любимчиков среди своих детей, – вздохнула я, – и мало кто из них признается, что по-разному относится к отпрыскам. Интеллигентные папа и мама всегда стараются завуалировать свои истинные чувства, никогда не завалят подарками одно чадо, одаривают игрушками для всех. Но детей не обмануть, как ни старайся. Наталья Петровна обожает Костю, она отлично видит отрицательные качества сыночка, пытается бороться с его любовью к бабам и мотовством, но ее сердце отдано одному Константину, мать им гордится, охотно рассказывает, что сын невероятно талантлив, имеет двоих детей. А что Алена? Она, по мнению Натальи Петровны, никак не может определиться в жизни. Годы бегут, дочь уже давно не девочка, но ни семьи, ни успехов на профессиональном поприще у нее нет. Алена безуспешно пытается пробиться, ей не очень комфортно живется. Костя удобно устроился за спиной у матери. Ворчание Натальи Петровны он воспринимает как фон, его оно не злит. Когда мамочка, преследуя благую цель накопить средства себе на старость, отняла у него почти все деньги, наш Казанова нашел выход: начал торговать драгоценностями жены, лежащей в коме. Лишь побег супруги заставил Костю слегка заволноваться. Но обрати внимание, что он делает! Орлов боится реакции матери на исчезновение Веры и нанимает Балалайкина, чтобы искать супругу. Алена, в противовес брату, излишне амбициозна. Ей хочется утереть нос всем, сделать головокружительную карьеру, получить деньги, славу. Более того, она собирается сама найти тучу, из которой прольется золотой дождь, не желает, чтобы Наталья Петровна сказала: «Спасибо Вере, дала толчок моей неудачнице, помогла ей, ссудила деньгами».

   И вот Алена придумывает историю с блокатором роста клеток. Не знаю, от кого она услышала о замечательном лекарстве, скорее всего из Интернета, и каким образом собиралась объявить миру о своей уникальной методике лечения рака, но она изменила своим принципам, когда узнала, что Вера станет главной героиней шоу. Решила заявить о себе, используя всю мощь телевидения. Алена взяла с собой пациентов, чтобы заинтересовать режиссеров программы и получить доступ к микрофону, заявила, что вывела Веру из комы, привлекла к себе внимание и добилась желаемого результата: ей предложили сняться в небольшом сюжете. Ну и завертелось. Полагаю, Алена рассчитывала, что после показа программы Аксель Штрих согласится с ней поговорить, но вышло просто шикарно. Актер Владлен Рамин, близкий друг иностранного миллиардера, настолько впечатлился бескорыстием уникальной специалистки, что прямо после съемки повез ее к Акселю. Я видела, как они вместе садились в машину. Орлова получила то, о чем мечтала, правда, всего на один день. Думаю, завтра Штрих объявит об отставке только что назначенного главврача и начнет активно пропагандировать блокатор роста клеток, лекарства, которое на самом деле помогает онкологическим больным. Может, Вера услышит шумиху, поймет, что Наталье Петровне сейчас очень плохо, и вернется домой?

   Вам нравится находиться в большом доме одной, когда все помещения и прилегающая к нему территория погружены во тьму?

   Я выскочила на крыльцо, схватила мобильный и набрала номер нашего электрика.

   – Алло, – пробормотал мужской голос.

   – Мышка, ты спишь? – спросила я.

   Вообще-то электрика зовут Евгений, но Маша в детстве приклеила ему прозвище «Мышка», и сейчас большая часть населения Ложкина, где старательный, педантичный и невыносимо правильный специалист чинит все, что связано с электричеством, по-другому его не называет.

   – Нет-нет, – поспешил соврать угодливый Женя. – Даже и не думал ложиться. Простите, не узнал вас.

   – Даша Васильева, – представилась я. – У меня свет погас везде.

   – Уточните, пожалуйста, – попросил Мышка, – везде – это где?

   – Сад, дом, навес для машин, – перечислила я.

   – А как вы выяснили, что в доме темно? – не успокаивался Женя.

   Такого вопроса от мастера я ну никак не ожидала. Наверное, он принял перед сном успокаивающие капли, и сейчас мозг Евгения, как наш генератор, никак не включается на полную мощность.

   – Зашла в холл, пощелкала выключателем, и ничего!

   – Как вы попали на участок? – бубнил Мышка.

   – Въехала в ворота, – отрапортовала я.

   – Значит, они открылись, – констатировал мастер. – Электричество есть, иначе вы стояли бы на дороге. Без тока створки в стороны не поедут и калитка не откроется.

   – Действительно, – пробормотала я.

   – Дашенька, – пропел Мышка, – вы сегодня небось нажали перед уходом на выключатель, который обесточивает весь коттедж и сад, но на ворота его действие не распространяется. Помните, что у вас есть такой?

   – Да, – согласилась я, – вы его сделали по просьбе Дегтярева, полковнику лень гасить за собой свет в комнатах, поэтому он решил, что, прежде чем покинуть здание, очень удобно вырубить все одним махом. Но мы не пользуемся этой услугой, потому что в доме всегда кто-то есть. Ирка, Иван…

   – Но сейчас-то все в Париже, – напомнил Женя. – Вы одна, вот с утречка и стукнули по клавише.

   – Мышка, выключатель установлен довольно высоко, мне надо встать на скамеечку, иначе не дотянусь, а я не помню, чтобы на нее залезала, – возразила я.

   – Дашенька, лично я не могу вспомнить, что проделывал сегодня после завтрака, – вздохнул Женя. – Вы щелкните обесточивателем.

   – Ладно, – согласилась я, – не отсоединяйтесь.

   Положив трубку у зеркала, я придвинула к стене крохотный пуфик, встала на него, нажала на тумблер и – о радость! Под потолком вспыхнула люстра, а через большое стекло во входной двери стали видны ожившие фонари в саду.

   – Ну, о’кей? – закричал из трубки Мышка.

   – Работает, – ответила я, – честное слово, не помню…

   Женя не дал мне договорить.

   – Ерунда, Дашенька, не расстраивайтесь, такие мелочи мало кто помнит, главное, с электричеством порядок. Странно, однако, что охрана вам не позвонила! У них на пульте должен был возникнуть сигнал, сообщающий об отключении системы безопасности.

   – Я не активировала ее, – нехотя призналась я.

   – Но почему? – поразился электрик.

   – Постоянно забываю пароль, – промямлила я, – в Ложкине тихо, никаких происшествий.

   – Ай-ай-ай, – укоризненно произнес Женя. – От души советую всегда ставить дом на охрану. Спокойной ночи!

   Я повесила куртку в шкаф и крикнула:

   – Гектор!

   Ворон торжественно вышел в холл.

   – Это ты клюнул выключатель? – сурово спросила я.

   Птица чуть склонила голову.

   – Чеснок.

   – Прекрати ябедничать, – велела я. – Сама разберусь с Афиной. Речь сейчас о тебе! Кто трогал обесточиватель?

   – Дурак! – сообщил Гектор.

   – Приятно, что ты самокритичен, – похвалила я его, – более так не поступай.

   Ворон раскрыл крылья, помахал ими и разразился серией звуков. Сначала он издал нечто вроде шарканья, стук, писк, скрежет и вдруг сказал незнакомым голосом: «Брысь, птица!»

   – Спасибо за концерт, – вздохнула я, – а где Афина и кошка?

   – Дуры! – заявил Гектор и удалился.

   Я отправилась на кухню и обнаружила там картину, ставшую в последние дни традиционной. Раковина заткнута пробкой, в ней вода, щепки, куски яблока, на разделочном столике бумажка от дрожжей. На полу, у мойки, раскинув в стороны голенастые лапы, храпит во всю мощь немаленьких легких Афина. У нее на голове между ушами, свернувшись трехцветным клубком, сопит кошечка-приблудыш.

   Я сунула руки в воду, нащупала на дне раковины остатки нерастворенного сахара, присела около Афины и обнюхала ее морду. Запах опять показался мне знакомым. Моя подруга, парижанка Мадлен, привозит от своей матери из деревни Сен-Пат большие бутыли с яблочной самогонкой, которую гонят французские крестьяне. Мадлен хранит спиртное в крохотном чуланчике в коридоре. Если засунуть в него нос, то мгновенно учуешь аромат кальвадоса. И точно так же сейчас благоухает Афина.

   Я выпрямилась. Каким бы абсурдным ни казалось предположение, высказанное вчера Семеном, похоже, он прав. Собака ждет, когда хозяйка убежит из дома, приносит из кладовой яблоки, пакет сахарного песка, дрожжи, затыкает раковину, наливает туда воду, разгрызает фрукты, высыпает сахар, дрожжи, ждет, пока масса забродит, и наклюкивается приготовленным кальвадосом. Понимаю, у вас возникает вопрос, как она открывает кран? Он у нас легко поднимается и опускается. Только не спрашивайте, где Афина взяла рецепт самогонки! Вероятно, прочитала в кулинарной книге, коих в библиотеке тьма. Наша домработница Ирка скупает тома с рецептами, вот только опробовать их не собирается. У Ирки два коронных блюда: геркулесовая каша, смахивающая на полузастывшее желе, и гречка, напоминающая размазню.

   Я снова села около псины и с укоризной сказала:

   – Пьяная собака – позор семьи! Сомневаюсь, что найду нарколога, который лечит двортерьеров от пагубной зависимости. Обойдусь собственными силами! Так спрячу сырье для кальвадоса, что ты никогда его не найдешь. Однако ты, креативная гурманка, бросаешь в сусло щепки. Пытаешься придать спиртному благородный темно-коричневый цвет, как у коньяка? Может, твой прапрапрадед жил когда-то в доме Ричарда Хеннесси? Или лежал у ног Уинстона Черчилля?

   – Выгони дуру! – потребовал Гектор. – Вон! Афина гадость! Кошка дрянь!

   – А Гектор хороший? – усмехнулась я.

   – Умница, – согласилась птица и утопала прочь.

   Я налила себе чаю, разложила на столе копии картин Ники Моргуновой и начала внимательно разглядывать цикл «Сто грехов человека». Почему мне эти полотна кажутся важными? По какой причине не могу о них забыть? Сосредоточиться на творчестве Вероники мешали мысли об Алене. В моей голове постоянно всплывало воспоминание о съемках и слова психотерапевта, как она бескорыстно помогает онкологическим больным. Чем больше я думала об Алене, тем сильнее злилась на нее. Если б она на самом деле хотела помочь людям, то во весь голос кричала бы про блокатор роста клеток, рассказывала о новом мощном лекарстве. А она вспоминала столпов психологии, Зигмунда Фрейда… Фрейд… Фрейд… помнится, Орлова завела речь о портрете гениального психолога, шутке художника… смотришь на изображение, видишь лицо мужчины, а потом поворачиваешь портрет и понимаешь, что это на самом деле фигура обнаженной женщины.

   Я уставилась на сделанные Кузей копии «Ста грехов человечества», вскочила, чуть не наступив на задремавшего у стула Гектора, и ринулась на второй этаж, в кабинет Дегтярева. У полковника на столе лежит большая лупа!

   Следующие полчаса я разглядывала картины Моргуновой через увеличительное стекло, потом схватила телефон. Где Гектор? Пусть он во всеуслышанье заявит: «Даша дура!» Отгадка под рукой. И ведь некая таинственная сила постоянно подбрасывала мне подсказки, но я их упорно не замечала! Сначала услышала в машине радиопрограмму. Помнится, ведущая Лада просила мужчину, дозвонившегося в студию, отгадать пословицу, спрашивала: «Кого по осени считают?» Следовало ответить: «Цыплят», но слушатель оказался на редкость туп, и в какой-то момент Лада воскликнула: «Бог мой, даже самый трудный пазл легко сложить, если повертеть его в разные стороны, глянуть на картину справа, слева, сверху!»

   Мне бы вспомнить ее слова, когда я увидела на экране ноутбука серию, стилизованную под детское творчество! А еще Семен говорил про живописца, который писал оригинальные портреты людей: вроде набор фруктов, ан нет, лицо! Как его звали? Арчимбольдо Джузеппе. Художники часто зашифровывают в своих работах некую информацию, Ника одна из таких авторов.

   – Ну кто там? – проскрипел Сеня.

   – Даша! – закричала я. – Немедленно найди все координаты Оксаны Григорьевой! Срочно! Сию секунду! Домашний адрес! Телефоны! Место работы! Я еду к ней!

   – Кого? – прохрипел Собачкин.

   – Директор школы Георгий Петрович Сметанин, отец Ирины, близкой подруги и одноклассницы Веры Орловой, тогда Иосифовой, женился после смерти первой супруги Ларисы, на Елизавете Григорьевой, даме с дочкой, ее звали Оксана. И я абсолютно уверена, что она знает, где Орлова, скорее всего королева эклеров сейчас у этой Оксаны дома! Ну?

   – На часы смотрела? – зевнул Собачкин. – Пять утра.

   – Ну и что? – не смутилась я. – Бери ноутбук! Времени мало! Интернет не спит!

   – Соб дрыхнет, – выдохнул Семен.

   – Мания величия зашла так глубоко, что ты начал вещать о себе в третьем лице? Мы, Николай Второй? «Соб дрыхнет», – передразнила я сыщика, – эй, очнись!

   – О-о-о, – простонал мобильный, – люди любят говорить «Работа не волк, в лес не убежит». Категорически не согласен, работа, скорее, кролик, она тебя по полной программе затрахает. Я не Семен, он спит. Арсений Михайлович трубку сняли.

   – Зачем брать чужой сотовый? – рассердилась я.

   – За фигом трезвонить в час ночной, когда еще утро не занялось? – продекламировал Кузя. – «В рассветный час среди кустов найдешь чудовищ ты ужасных. Не стоит нам бродить в лесу…», дальше не помню, кто автор стишат, не скажу. Оксана не работает, она в декретном отпуске, недавно родила девочку, вот дура, в ее возрасте уже о внуках думают. По образованию Григорьева бухгалтер, сейчас на иждивении мужа Игоря Анатольевича, он врач-хирург. Семья живет в квартире, которую Оксана получила по завещанию от… Вау! Ирины Сметаниной!

   – Женщина в красном спортивном костюме! – ахнула я. – Она не захотела со мной беседовать, не впустила даже в прихожую, сказала, что надо жарить котлеты, дескать, недосуг ей болтать, еда для муженька не готова!

   – Не стоит меня долго благодарить, – обиженно буркнул Кузя, – право, это слишком. Очень люблю вскакивать в пять утра и рыться в Инете. Хобби у меня такое.

   Я опомнилась.

   – Спасибо, Кузя.

   – Пожалуйста, кстати, тебе идет серый цвет, – неожиданно заявил компьютерщик. – Надеюсь, это все? Не стесняйся, если надо съездить за пиццей, свистни, я смотаюсь, дорогуша! Мы, гении, спокойно относимся к наглой бесцеремонности. Слушай! Я только сейчас понял! У тебя же в столовой большие напольные часы, со стрелками и цифрами?

   Я не поняла, куда клонит Арсений, но на всякий случай подтвердила:

   – Правильно.

   – Ты не умеешь определять время! – заржал парень. – Привыкла пользоваться электронными часами, там прямо выскакивает: ноль пять десять. А со стрелками думать надо! Вот почему ты позвонила в такую рань!

   Я бросила трубку на стол. Спасибо Кузе, он выполнил мою просьбу, но компьютерщик невыносим, с таким человеком лишний раз общаться не хочется.

   – Гарик, – крикнула она, – ты книги забыл!

   Врач покачал головой, взял у жены пластиковую сумку, поцеловал супругу и уехал.

   Я перевела дух, подождала минут десять и, взяв с сиденья папку, направилась к Григорьевой.

   – Что вам надо? – удивилась Оксана, увидев на пороге незваную гостью.

   – Поговорить, – ответила я.

   – Немного неподходящее время для визита, – нахмурилась хозяйка. – Вы ведь уже приходили. Что за странная настойчивость? Кажется, вы представились как Дарья.

   – Они все умерли, правда странно? – быстро сказала я.

   – Кто? – вздрогнула Оксана.

   – Мать Ирины Сметаниной, родственники Веры Иосифовой, мать Алисы и тетка Ники Моргуновой, – пояснила я, – странно, да?

   – А я здесь при чем? – тихо спросила Оксана.

   – Как? – удивилась я. – Вы же дружили! А потом со всеми бывшими одноклассницами случились странные истории. Моргунова сбежала в Америку, не желает общаться с людьми, забилась в глухой угол одного из национальных парков США. Алиса Спиридонова исчезла, где она, сказать невозможно. Ирина покончила с собой. В живых остались лишь вы и Вера, но Орлова сбежала от семьи. Полагаю, она находится у вас в квартире. Мне надо с ней побеседовать.

   – Ошибаетесь, – нервно произнесла Оксана, – с чего вы вообще взяли, что я тесно общалась с теми девочками? Да, я сводная сестра Сметаниной, только Ира меня ненавидела, била исподтишка, третировала.

   – И завещала вам свою квартиру, – напомнила я. – Оксана, мне лучше войти, потому что я поняла, чем занимались школьницы. В этой папке копии картин Моргуновой, серия «Сто грехов человека». Еще я прихватила лупу. Хотите увидеть нечто интересное? Полотна рассказывают, как девочки избавлялись от тех, кто не давал им жить счастливо. И вы там тоже есть.

   Оксана отступила в глубь холла, и я захлопнула за собой дверь.

   – Неправда! – ожила Григорьева. – Убирайтесь вон! Иначе я мужу позвоню, вызову милицию.

   Я прислонилась спиной к двери.

   – Понимаю, что вы не участвовали в убийствах. Первой погибла Лариса Сметанина. Вы тогда были совсем крошкой и не жили вместе с Георгием Петровичем и Ирой. И потом тоже не лишали жизни людей, но знали о преступлениях и никому о них не сообщили. Я уверена, Вера сейчас тут. Вы покрывали Иосифову в детстве, поэтому она и прибежала к верной Оксане. Смотрите.

   Я достала из папки лист, положила его на столик у зеркала, протянула Григорьевой лупу и сказала:

   – Есть такие изображения-секреты. Вроде нарисован дом, а вглядишься в картинку, повертишь ее в разные стороны и понимаешь: ба, да это дракон. Перед вами акварель «Злость», она рассказывает о кончине тети Ники Моргуновой.

   – И где написано, что картина именно о ней? – вступила в беседу Оксана.

   – Замечательный вопрос, – обрадовалась я. – Акварель стилизована под неумелую мазню ребенка, но обратите внимание на колеса автобуса!

   – Чего с ними? – не поняла хозяйка квартиры.

   – Акварель примитивна, – объясняла я, – а на покрышках искусно выписан затейливый орнамент. Черточки, кружочки, закорючки… там зашифрованы слова, ну! Чуть разверните бумагу, возьмите лупу.

   – Вижу! – воскликнула Оксана. – Тут написано Вера Иосифова!

   – О! – обрадовалась я. – Теперь переместите взгляд на раскидистое дерево у остановки. У него много веток, они голые, потому что дело происходит зимой. Но переверните рисунок вверх ногами и сфокусируйтесь на левой стороне кроны, там спрятаны две фигурки, и у них есть имена.

   – Точно, – прошептала Григорьева, – боже! Вера и Оксана!

   – Интересная композиция, – сказала я. – На колесе автобуса, который раздавил несчастную тетю Моргуновой, фамилия Иосифова. Из этого следует, что именно Вера убила ее.

   – Нет, нет, – зашептала Оксана, – нет!

   – Ну задавил-то тетю Ники шофер, – кивнула я. – Все сочли происшествие несчастным случаем. Гололед, немолодая женщина поскальзывается и падает под колеса «Икаруса», который не вовремя начал движение. Трагично, но не удивительно. Вот только Моргунова знала правду. Почему картина называется «Злость»? Злобная тетка не разрешала девочке учиться на художницу, приказывала ей овладеть более земной и впоследствии нормально оплачиваемой профессией, которая позволит племяннице содержать ее. Злая, злая, злая тетя! Думаю, она сильно давила на Нику. Вера толкнула бабу под колеса, затерялась в толпе и ушла незамеченной. С другой стороны, даже останься она на месте, никто бы не заподозрил отличницу, гордость школы. Вот только Верочке хотелось излить душу. Нелегко убить человека, и она пошла к вам и все-все рассказала. На каждом полотне Моргуновой есть ваше зашифрованное изображение и слова «Оксана Григорьева». Вы были для старших подружек-убийц кем-то вроде психотерапевта!

   Хозяйка схватила меня за руку.

   – Все не так!

   – А как? – тут же спросила я. – И где Орлова? Позовите ее, пожалуйста!

   Оксана потащила меня по коридору, втолкнула в кухню и сказала:

   – Верушка вообще ни при чем. Все придумала и провернула Алиса Спиридонова, это ее рук дело, она серийная убийца.

   Я включила в кармане диктофон, а Григорьеву словно прорвало, фразы вылетали из нее фонтаном.

   Когда Елизавета Григорьева вышла замуж за Георгия Петровича Сметанина, для ее дочери настали тяжелые времена. Нет, отчим прекрасно относился к падчерице, заботился о ней, даже баловал. Оксана до сих пор поддерживает с ним хорошие отношения, она ему очень благодарна, но Ирина! Старшая девочка возненавидела младшую. Ира ревновала отца к Оксане, злилась, что у той есть родная мама, постоянно к ней придиралась, била, ломала игрушки, рвала тетради, книги, вещи, делала разные гадости, а потом сваливала вину на Оксану. Елизавета жалела сироту, просила дочку быть внимательной к Ире, пыталась подружить детей, но успеха не достигла. В какой-то момент Ирина принялась обвинять Георгия Петровича в смерти Ларисы.

   – Он нанял убийцу! – шептала Ира Оксане, когда девочки укладывались спать. – Из-за твоей матери! Она спала с женатым мужчиной! Лизка б…! А ты б… отродье! Убили мою мамочку. Ее убили другие! Другие! Другие! Я здесь совсем ни при чем!

   Оксане стало страшно. Ирина в этот момент казалась ей сумасшедшей, но Григорьева не жаловалась ни матери, ни отчиму.

   У девочки была старшая подруга Вера Иосифова, которой она рассказывала все. В отличие от Иры Верочка приветливо общалась с Оксаной. Их разделяло несколько лет. Как правило, старшеклассницы презрительно смотрят на младших. Но Вера охотно помогала Оксане с уроками, делала ей красивые прически и часто приглашала к себе в гости. Жила Иосифова в огромной квартире, набитой вещами, первое время Оксаночка путалась в комнатах, но потом привыкла. Алла, мать Веры, не выходила из своей спальни, девочки чувствовали себя хозяйками в доме, Иосифова часто говорила о своих планах после окончания школы. Отличница, будущая золотая медалистка, Вера собиралась поступить в иняз. Никаких связей у нее не было, но аттестат с отличием открывал в те годы двери любого института, даже элитарного МГИМО. Оксана не сомневалась, что Иосифова станет студенткой. Григорьевой очень нравилось у Веры, но, к сожалению, к ней так же часто приходили Ника Моргунова и Алиса Спиридонова. Моргунова везде таскала с собой альбом и рисовала. Оксане казалось, что Вероника важничает, изображает из себя художницу и высокомерно молчит, не желает общаться с неталантливыми людьми.

   – Чего Моргунова выделывается? – спросила как-то Оксана у Веры. – Припрется, сидит в углу надутая, спросишь ее о чем-нибудь, она огрызается: «Отстань». Зато ест много! Вечно у вас в холодильнике шарит!

   Иосифова спокойно ответила:

   – Ника хочет стать художницей, тетка ей не разрешает, приказывает идти в медицинское училище, кричит: «Я тебя кормить-поить-одевать не буду!» Злая баба. Жалеет продукты покупать, все орет: «Иди работать и на свои деньги жрачку себе бери».

   – Вот жаба! – возмутилась Оксана.

   Спустя некоторое время тетку Моргуновой задавил автобус, и Оксана обрадовалась: теперь Ника будет сама себе хозяйка.

   Через пару дней после похорон Оксана впервые прибежала к Вере без приглашения. Ей срочно понадобилось решить задачу по математике. Иосифова не подходила к телефону, вот Григорьева и примчалась, не предупредив ее. Вера впустила Оксану, но выразила недовольство:

   – Вообще-то я занята.

   – Ой, прости, – захныкала Оксана, – боюсь двояк по математике получить. Можно у тебя в тубзик сходить?

   – Ладно, – смилостивилась Вера, – иди, только потом помой руки.

   Григорьева двинулась в санузел, и в этот момент в дверь кто-то позвонил. Оксана воспользовалась сортиром, затем ванной, пошла на кухню и услышала хорошо знакомые голоса.

   – Ты решила всех выдать? – сурово спросила Алиса.

   – Нет, – тихо ответила Ника.

   – Тогда перестань хныкать, – рявкнула Спиридонова, – сама просила: «Давайте ее убьем, не хочу всю жизнь клизмы ставить». И чего? Мы тебе помогли, а ты ревешь!

   – Мне ее жалко, – всхлипнула Моргунова.

   – Цветочки на могиле сажать собралась? – возмутилась Алиса.

   И тут Григорьева неожиданно чихнула.

   – А ну входи, не подслушивай! – заорала Вера.

   Оксана бочком просочилась в кухню. Ника была бледной, с фиолетовыми кругами вокруг глаз, Алиска тряслась в ознобе, одна Вера казалась спокойной.

   – …! – выпалила Спиридонова.

   – Не ругайся при маленькой, – сердито сказала Иосифова.

   – Пошла на …! – огрызнулась отвязная Алиса. – Какого… приперлась? Кто тебя звал?

   – Сама пришла, – растерялась Оксана, – задачку решить!

   – Какого… ты ее впустила! – возмутилась Алиса, поворачиваясь к Вере. – И че теперь? …!

   – Она зашла раньше Ники, – оправдывалась Вера, – в туалет попросилась.

   Моргунова закрыла лицо руками.

   – Мне плохо! Тетка опять ночью приходила! Стояла у моей кровати, плакала, спрашивала: «За что?»

   Алиса бросилась к ней:

   – Заткнись!

   Моргунова отпихнула Спиридонову.

   – Отойди, у вас руки в крови.

   – …! …! – заорала Алиса. – А ты чистенькая? Просто тетку убить попросила!

   – Я не думала, что она после смерти ко мне ходить будет! – заплакала Ника.

   – Замолчите, – велела Иосифова. – Здесь Оксана!

   – Она меня преследует, – рыдала Моргунова. – Пойду в милицию и все расскажу. Совесть замучила!

   – А ты, как Ирка, убеди себя, что не виновата, – заржала Алиса. – …! Обвини других и утешься!

   Моргунова закатилась в рыданиях. Оксану охватил ужас, она не понимала, что происходит, но чувствовала: старшие девочки делают что-то ужасное.

   Спиридонова схватила со стола чашку, набрала в нее воды и вылила Нике на темечко. Моргунова взвизгнула, перестала плакать и сказала:

   – Совсем того? Мне холодно и мокро!

   – …! Прекращай квакать, – зло отрезала Алиса, – …! …!

   – Она ж моя тетя, – всхлипнула Ника.

   – Тетя Мотя, – рявкнула Спиридонова, – забудь. Хотела на художницу учиться?

   Моргунова кивнула.

   – В добрый путь! – оскалилась Алиска. – Избавилась от гадины! …! …!

   Потом Спиридонова неожиданно схватила Оксану за косу.

   – Она теперь с нами! Все слышала!

   – Ты дура? – возмутилась Вера. – Оксана маленькая, ничего не понимает.

   – …! Тогда ее убить надо! – выпалила Спиридонова. – Иначе сдаст нас! Отпускать ее живой нельзя!

   Иосифова пнула ногой Алису, та не осталась в долгу и отвесила Вере затрещину, Моргунова зарыдала, Оксана впала в ступор. Драка закончилась так же быстро, как и началась, Вера села верхом на Алису, а та неожиданно закрыла глаза и захрипела. Иосифова встала.

   – Вот дура!

   – У нее из кармана упаковка из-под лекарства от кашля выпала, – сказала Моргунова.

   Оксана нагнулась и подала Иосифовой картонную коробочку.

   – Мы хотим тебе добра!

   Последней каплей оказалось требование Ларисы порвать отношения с Алисой. После масштабного скандала с матерью Ира примчалась к Иосифовой, туда же пришли и другие девочки. Сметанина рыдала, и тогда кто-то сказал:

   – Давайте убьем Ларку, хватит ей Иру мучить.

   Сначала Сметанина испугалась, отказалась, вернулась домой. А там ходила, поджав губы, разозленная мать. Еды не было, в детской мотались по полу клубы пыли. Мамаша всерьез задумала проучить дочь.

   На следующий день стало еще хуже. Ира попыталась поговорить с мамой, но та лишь буркнула:

   – Порвешь дружбу со Спиридоновой, тогда помиримся. Нет – живи как знаешь.

   И Ира поняла, что ее жизнь будет незавидной. Сломав дочку один раз, Лариса будет применять этот метод во всех случаях. Ларисе никогда не понравятся другие девочки, мальчики, одежда, прическа Ирины, она не собирается считаться с желаниями дочери, поработит ее, заставит всегда плясать под свою дудку.

   Сметанина прибежала к Вере, та собрала девочек, так родилось Братство. Школьницы порезали себе руки и расписались на бумаге кровью, поклялись никогда не предавать членов организации. Многие дети забавляются подобными играми, но, как правило, дальше составления устава и сборов на чердаке дело не идет. А у компании девочек в процессе мозгового штурма родился план убийства Ларисы.

   На следующий день Ира утащила из дома кофемолку. Она знала, что ее никто не хватится, кофе употребляла только мать один раз в сутки после обеда. Умная Вера и рукастая Алиса поколдовали над электроприбором, и тот превратился в орудие убийства.

   Смерть Ларисы сочли несчастным случаем, никто не подумал, что к произошедшему причастна Ира и ее подруги. К тому же у членов Братства было замечательное алиби: во время гибели Ларисы они с классом находились на экскурсии.

   Потом разобрались и с остальными. Открыть люк и толкнуть туда Бориса не составило труда. Проводник, как всегда, был пьян. Еще проще получилось с его матерью Валентиной. Злобная бабка Веры всегда ходила по лестнице, никогда не пользовалась лифтом. Она поскользнулась на растительном масле, которое было разлито на ступеньках, получила сильный толчок в спину и, пролетев по лестнице, сломала себе шею. Ее муж Арнольд очень горевал, часто ходил на кладбище и однажды оступился, рухнул на какое-то надгробие и раскроил себе череп.

   Ни одна душа не заподозрила неладное. Все происшествия с родственниками Веры выглядели несчастными случаями. Смерть матери Алисы, алкоголички и опустившейся бабы, тоже никого не изумила.

   Иосифовы переехали в роскошную квартиру, Степан, единственный оставшийся в живых родственник Веры со стороны отца, женился на Алле.

   – Почему он это сделал? – влезла я с вопросом.

   Оксана поморщилась.

   – Мама Веры, Алла, была хорошим человеком, она очень любила дочь, но защитить ее не могла. Другая бы не дала себя гнобить, сказала родителям Бориса: «Ваш сын меня изнасиловал, я несовершеннолетняя, пусть Арнольд мне квартиру добудет, гоните деньги на содержание внучки, иначе заяву в милицию отнесу, не стану оформлять брак с Борькой, спасать вашу семью от позора». Нет, Алла вышла замуж, а потом терпела побои. Она Верке постоянно твердила:

   – Молчи, доченька, нам сплетни не нужны, пусть все думают, что у Иосифовых хорошая семья, авось успокоятся. Боря в конце концов до смерти допьется, а нам после смерти деда с бабкой часть их богатства останется. Потерпим, потом Бог вознаградит нас.

   Вера была не такая, как мать. Ей не хотелось десятилетиями ждать счастья, она решила действовать и получила желаемое. А потом Алла заболела. Что-то у нее с головой случилось. Знаете, мне показалось, что Алла каким-то образом поняла правду и не захотела иметь с Веркой ничего общего, сторонилась ее, выходила из своей комнаты только по ночам. Иосифова жутко переживала, она мне как-то сказала:

   – Мама хуже ребенка. Сначала плакала, мечтала жить в богатстве, а когда его обрела, испугалась, перестала со мной разговаривать, замкнулась.

   Не знаю, что у них дальше получилось, после того как Верка окончила первый курс, мы отдалились друг от друга, никто не хотел общаться. Началась взрослая жизнь, детство закончилось.

   Я заставила себя посмотреть на Оксану.

   – Я никак не могла найти ответа на вопрос, почему Вера, выйдя замуж за Константина, поселилась в не очень просторной квартире Орловых? Даже когда у нее родилось двое детей, не перебралась к матери, которая одна шиковала в многокомнатных апартаментах. Наталья Петровна вскользь упомянула, что она постаралась заменить невестке маму, а еще она сказала, что Вера раз в неделю навещала Аллу, возвращалась всегда на взводе, никогда не звала мать в гости к Орловым и не знакомила Костю с тещей. А потом Вере пришлось нанять матери сиделку, и свекровь узнала про ее психическую нестабильность. Думаю, тихая, неконфликтная Алла мучилась от того, что знала: Вера убийца. В конце концов психика ее не выдержала. Когда я была в больнице у Мамалыгиной, та начала хвастаться своей большой квартирой, с детским восторгом рассказывала про «вот такие огромные комнаты», вспоминала безделушки, посуду, то, как она продала одну маленькую статуэтку и безбедно жила на вырученные деньги. Восторженное повествование больная перемежала восклицаниями: «Они сами умерли. Сами! Сами умерли!» Видно, тема смерти родственников до сих пор волнует Мамалыгину, и она пыталась убедить себя в непричастности дочери к убийству. Мне бы обратить внимание на ее слова, но Алла выглядела сумасшедшей, вот я и не задумалась над ее речами. Но вы не ответили на вопрос, почему Степан женился на Алле.

   Оксана ответила:

   – Он любил ее, постоянно приходил к Мамалыгиной, помогал ей. Борис был мерзавец и пьяница, он издевался над женой и дочерью. А Степан очень положительный, правильный мужчина, но он считал, что супруга и ее дочь – объекты воспитания, и пускал в ход кулаки. Если Алла и Вера поступали, по его мнению, не так, Степан наказывал и жену, и падчерицу. Делал он это из благих побуждений. Но какая разница? Оба брата применяли физическое насилие.

   – Странно, что Вера так долго ждала, не избавлялась от отчима, – вздохнула я. – Не сразу его убрала.

   Оксана поежилась и накинула на плечи шерстяной платок, висевший на спинке стула.

   – Как-то раз Георгий Петрович вызвал Верку в свой кабинет и начал пытать. Он просек, что Иосифову дома мутузят, и сказал: «Не бойся, можешь мне сказать правду, твоих родственников лишат родительских прав, ты будешь жить в интернате, там тебя никто пальцем не тронет». И Верка сообразила: надо молчать, иначе ее в детдом запихнут, не дай бог Сметанин поднимет шум. Вот Степан и жил до того момента, пока падчерица не подросла и ей более не грозило очутиться на попечении органов опеки. Верка боялась интерната, она решила, что девочку из полной семьи точно туда не отправят, лучше не рисковать, потерпеть отчима. Из двух зол – жить в интернате или терпеть побои – она выбрала, на ее взгляд, меньшее.

   – Странно, что Алла до сих пор жива, – пробормотала я, – в особенности если учесть привычку Веры устранять проблемы радикальными методами и вспомнить, что мать догадалась, чем занималась дочь.

   – Можете мне не верить, но Вера обожала Аллу, – воскликнула Оксана. – Она хотела обеспечить ей счастливую жизнь и ради этого пошла на все!

   В моем кармане зазвонил сотовый, я приложила телефон к уху и услышала нервный голос:

   – Дарья? Это Натэлла. Вы просили позвонить, если я что-то вспомню. Так вот! Всю ночь я думала и поняла! Нам необходимо встретиться! Срочно!

   – Быстро не получится, – ответила я, – но как только освобожусь, потороплюсь к вам!

   – Позвоните, когда соберетесь, – попросила Саркисян, – я сижу дома.

   Я положила мобильный на стол и уставилась на Оксану.

   – Кто из девочек непосредственно убивал несчастных?

   Григорьева начала комкать край шали.

   – Меня приняли в Братство, когда уже все случилось! Я была самая младшая и очень испугалась, узнав правду. Вера подробностей не рассказывала, а я не лезла с расспросами, поймите, мне было до беспамятства жутко.

   – Зачем тогда вы присягали на верность Братству? – удивилась я.

   Оксана всплеснула руками.

   – Неужели не понимаете? Повторяю, я была малышкой и многое бы отдала, чтобы тогда случайно не подслушать разговор Веры с Алисой. Спиридонова уже в школе была наркоманкой, глотала таблетки, хотела меня убить. Пришлось вступить в Братство, давать клятвы, я очень испугалась за свою жизнь. Вообще-то большинство детей создает всякие тайные общества, это игра.

   – Но в вашем случае ребячья забава переросла в нечто преступное, – сказала я.

   – Я не имела никакого отношения к преступлениям, – зашептала Оксана. – Я примкнула к ним, когда они уже все сделали, просто заваривала им чай, мыла после собраний посуду! Братство часто устраивало всякие мелкие пакости учителям, типа клея, налитого в ботинки физрука, который высмеял на уроке Нику. Мы собирались по средам, и они планировали месть, думали, кому потихоньку нагадить. Я всего-то служила им домработницей! Убили родственников они до моего вступления в общество.

   – Степана убило током от телевизора, когда Вера поступила в институт, – напомнила я.

   – Ну да, – нехотя согласилась Оксана, – но… понимаете… Вера меня любила, она сказала Алисе: «Ксютка маленькая, вот чуть подрастет и нам станет в серьезных делах помогать, а пока пусть просто мелкие пакости делает!»

   – Мелкие? Какие? – не поняла я.

   Григорьева опустила глаза.

   – Члены Братства друг друга защищали. А кто еще мог нам помочь? У всех дома было плохо и в школе тоже. Над Верой вечно смеялись из-за одежды, она ходила в уродских вещах, донашивала за другими юбки с кофтами. Больше всех над ней потешалась Света Ремнева. У той отец был летчик, доченьке из-за границы наряды привозил. Ну я ей пару раз пальто в раздевалке ножницами порезала. Генка Фисеев Алису дразнил, кривлялся и говорил: «Ты – плод пьяного зачатия, мама твоя с каждым за бутылку ложится». Я у отчима таблеток от давления взяла и Генке в столовой в суп кинула! Вот уж все повеселились! Фисеев сам на алкоголика стал похож, шел, качался, а потом описался! В коридоре! При всех! На следующий день он на занятия не пришел! Его родители в другую школу потом перевели. Нас никто и заподозрить не мог, потому что я маленькая, а Вера и Алиса в столовку вообще не ходили!

   – Вы сейчас намеренно не упомянули Ирину с Никой? – спросила я.

   Оксана сгорбилась.

   – Ирина не знала, что я вошла в Братство. Она тогда почти опсихела, в собраниях не участвовала. Все по матери плакала, а потом начала отца упрекать, кричала: «Ты ее убил, чтобы на Лизке жениться!» А когда в институт поступила, в эту квартиру перебралась, порвала с Георгием Петровичем связь. Я только удивлялась, когда ее крики слышала. Ирка согласие на смерть Ларисы дала, она ее инсценировать помогла, а потом отца гнобить стала. Ну и как это назвать?

   – В психологии это носит название посттравматический синдром, – пояснила я. – В бытность преподавателем я увлекалась научной литературой. Бывают убийцы, которые испытывают раскаянье, им плохо от содеянного, но признать свою вину они не могут. И мозг подсовывает им решение проблемы: надо вытеснить из сознания все воспоминания о своем участии в преступлении, поверить, что ты не сам убил человека, а кто-то другой. Ирина убедила себя в виновности Георгия Петровича, перенесла на него свою вину, возненавидела отца и ушла из дома.

   – Считаете ее психопаткой? – хмыкнула Оксана. – Нет! Ирка просто отводила от себя подозрения. Она почти сразу после того, как умерла Лариса, порвала с Братством, позднее перебралась на другую жилплощадь и перестала общаться и с подругами, и с отцом.

   Я молча слушала Григорьеву. Ну вот, теперь есть ответ на вопрос, зачем Ирине понадобилась Алиса Спиридонова. У Сметаниной умирала от гепатита дочь, требовались деньги на пересадку печени. Ирина решила шантажировать Веру: та разбогатела и, по мнению Сметаниной, могла отсчитать двести пятьдесят тысяч евро. Но вот беда – Орлова лежала в коме, и тогда Ира кинулась разыскивать остальных членов Братства. Как говорится, утопающий хватается за соломинку. На что она надеялась? Наверное, рассчитывала заставить Алису поехать к Наталье Петровне, рассказать ей правду о Вере и потребовать валюту за молчание.

   Я кивнула, Григорьева сбегала в комнату и вернулась назад с малышкой на руках и конвертом.

   – Какая у вас красивая дочь, – польстила я, – очаровательный ребенок!

   Оксана отвела глаза, я вытащила лист бумаги и начала читать:

   «Оксана! Прости меня. Ты ничего плохого мне не сделала. Ненавидела тебя по детской глупости. Только сейчас я поняла: за все надо платить, все плохое и хорошее возвращается бумерангом. Меня наказали. Соня умерла. Я знаю, душа вечна. Хочу, чтобы мы с дочкой не мучились в аду. Поэтому прошу, прости меня за все плохое, что я тебе сделала. Оставляю тебе свою квартиру, живи в ней, поминай меня добрым словом и молись за нас с Сонечкой. Самоубийство грех, но жить больше нет сил. Если не покончу с собой, повторю судьбу Аллы, матери Веры, угожу в психушку. Прощай, Оксана. Никогда не общайся с Верой, она самый страшный человек на земле, ее Господь наказал, уложил в кому за то, что она убила много людей. Иосифова нам всем судьбу сломала! Ника Моргунова из-за нее в Америку уехала, чтобы, не дай бог, Верка ей про смерть тетки не напомнила и не заставила на себя работать. Алиска на наркоту подсела, скатилась на дно, квартиру продала, в трущобе поселилась и сгинула невесть где. Бесследно пропала, но я знаю, Верка Алиску убила, чтобы та чего не разболтала. Чувствую, именно она ее убрала, как и всех остальных. Прощай, Оксана. Ирина».

   Я положила лист на стол.

   – Ирина обвиняет Веру в смерти Алисы и всех, кого приговорило Братство.

   Григорьева посадила малышку в высокий стульчик и дала ей деревянную ложку.

   – Сметанина была неадекватна. Людей убрала Алиса. Верочка не могла, она очень хорошая, она только придумывала сценарии, а Спиридонова их осуществляла, поверьте.

   У меня не хватило слов, чтобы ответить Григорьевой. «Хорошая» Вера только придумывала сценарии? Маленькая девочка отчаянно застучала ложкой по столу. Оксана сказала:

   – Все случилось очень давно, уплыло во тьму и забылось. Но Ирина права, закон бумеранга работает. Братство развалилось, но его членов провидение наказало. Моргунова живет отшельницей, Спиридонова стала маргиналкой. Сметанина покончила с собой, Вера лежала в коме, а я никак не могла родить ребенка, лечилась, всех врачей обошла, всякие ЭКО делала, ноль реакции. Знаете, почему мне удалось дочку родить? В моем возрасте уже о внуках думать надо! Я случайно по радио выступление священника услышала, он сказал:

   – Если Бог детей не дает, значит, есть грех на душе, покайтесь искренне, тогда вы очиститесь и забеременеете. Я на исповедь сходила, и вскоре Танечка родилась. Вот так. С Верой я много лет дел не имею, она, как понимаю, тоже решила забыть прошлое, начала новую жизнь, завела семью, стала богатой. Я последний человек, к кому она прятаться придет. Можете по квартире походить, везде заглянуть, нет тут Верки. Знаете, почему я вам правду выложила?

   – Привлечь вас к ответственности за то, что вы знали про убийства и не сообщили о них, невозможно, – ответила я. – Улик нет, все произошло давно, ничего нельзя доказать. Но вы сообразили: незваная гостья настроена решительно, еще начнет к вам ходить, приставать, не дай бог муж чего узнает. Вам просто страшно, а после вашего рассказа я от вас отстану, буду искать Орлову в другом месте.

   Оксана погладила дочь по голове.

   – После рождения Танюши я стала церковным человеком, мое сознание изменилось. Людского суда я не боюсь, только Божий имеет значение. Господь дал мне Таню, но он ее и отнять может. У Иры-то Соню забрал! Покайся Сметанина, попроси милости, ее девочка осталась бы жива. Вас провидение в качестве испытания мне послало. Когда вы первый раз пришли и разговор про Иру завели, я струсила, смолчала, не поняла, что Господь ничего просто так не делает. И сразу мне знак: через час после вашего ухода Таня заболела, у нее температура подскочила без всяких на то причин, Бог мне пальцем погрозил! Когда вы снова явились, я смирилась и чистосердечно все рассказала. И что? Смотрите, Танюша веселенькая, есть хочет! Бог мне велел все вам выложить, а вы меня теперь простите, Христа ради, за деяния глупого детства.

   Я лишилась дара речи, а Оксана опустила голову на грудь, вытянула вперед руки и повторила:

   – Простите, Христа ради. Я искренне раскаиваюсь.

   – Бог простит, – с трудом произнесла я.

   Натэлла Саркисян встретила меня в красивом дорогом халате, провела в комнату, где работал телевизор, убрала звук, села в кресло и без всякого предисловия сказала:

   – После вашего ухода я все прокручивала в голове ситуацию и вспомнила. Понимаете, я еще тогда, много лет назад, обратила внимание на странное совпадение, но быстро о нем забыла и лишь сейчас все вместе сложила. Вы мне посоветовали, как прошлое вспоминать, я начала думать, и картина встала перед моими глазами очень четко. Вера пришла к нам с адресом, сказала, что хочет именно эту жилплощадь, но не может сама заниматься оформлением. «Четверки» не было в базе, ее хотел продать приятель Павла. Непонятно, как Вера узнала об этом, но меня сей факт не насторожил.

   Натэлла попросила Орлову подождать, а сама рванула к Колобкову и сказала:

   – Вашему другу повезло, нашлась покупательница, похоже, она впервые приобретает квартиру, думаю, мы можем запросить с нее по максимуму. Скажу, что апартаменты эксклюзивные, экстра-класса, цена большая, но за качество надо платить.

   – Нет, – неожиданно не согласился Колобков. – Сделай ей скидку, сбрось… э… двадцать процентов.

   Саркисян показалось, что она ослышалась.

   – Сколько?

   – Двадцать процентов, – повторил шеф и добавил: – Хочу в память о Вите доброе дело сделать. Дал себе честное слово: первый покупатель, который после кончины друга придет, получит возможность сэкономить.

   – Повезло бабе, – выдохнула Натэлла и вернулась к Орловой.

   В те годы люди расплачивались за сделки наличными. На девятый день после смерти Виктора Вера принесла в спортивной сумке деньги. Натэлла начала пересчитывать купюры, проверять их и вдруг изумилась: на одной из стодолларовых бумажек обнаружились написанные шариковой ручкой слова «принц-два». Саркисян опешила. Три дня тому назад она, как сейчас, пересчитывала деньги, а ей позвонил сынишка, заныл в трубку:

   – А как же управляющий Ваня? – спросил Семен. – Он, по-вашему, не человек?

   – Грязный шантажист! – звонко воскликнула старуха. – Все ему было мало! Он за мной проследил, постоянно требовал денег, вымогал огромные суммы. Я вынуждена была отнимать их у семьи. Мерзавец!

   Алена кинулась к матери.

   – Молчи!

   Но Наталью Петровну оказалось трудно остановить.

   – Они говорят неправду! Я не травила Верочку!

   Старуха начала рассказ. Он оказался на удивление связным, несмотря на ее потрясение.

   По мере того как мать выкладывала информацию, Алена пятилась и в конце концов исчезла в недрах огромных апартаментов. Я не растерялась и включила диктофон. Знаю, что эта запись никогда не будет принята судом, но все же решила запечатлеть рассказ на пленке.

   В тот день, когда Вера впала в кому, к Наталье Петровне пришла женщина в форме фирмы, доставляющей посылки, и протянула ей пакет.

   – Что это? – удивилась старуха.

   – Бандероль из Америки, – ответила курьер, – велено передать лично в руки Эн Пе Орловой. Это вы?

   – Я, – еще сильнее изумилась пенсионерка.

   Курьерша ушла. Наталья Петровна ушла в свою спальню, разорвала оберточную бумагу, увидела общую тетрадь и записку. «Уважаемая Н.П. Орлова! Меня зовут Вероника Моргунова, я одноклассница вашей невестки Веры, сейчас живу в Америке и хочу вам кое-что рассказать…» – так начиналось послание.

   Далее Ника подробно описывала деятельность Братства и в конце указала: «В бандероли лежит тетрадь, ее прислала мне Алиса Спиридонова, которую ваша невестка до сих пор использует. У Алисы есть квартира, в которой Вера устроила себе логово. Иногда, соврав дома, что едет в командировку, Орлова прячется у Алисы, переодевается, гримируется и идет убивать. Спиридонова в юности была наркоманкой, почти потеряла человеческий облик, скатилась до жизни в трущобе, но она поборола пагубную страсть, бросила наркотики, а потом в ее жизни снова появилась Вера, и Спиридонова села на иглу. Несмотря на зависимость, Алиса способна оценивать действительность, она очень хочет избавиться от Орловой, но боится ее, поэтому она переправила мне эти записи. Спиридонова отмечала все дела, которые она помогала проворачивать Вере. Но больше у Алисы нет сил, а Вера ее не отпускает. Я вас прошу, поговорите с невесткой, скажите, что вы знаете все, велите ей остановиться, освободить от себя несчастную Алису. Уезжайте подальше, ведите тихую жизнь, иначе случится беда. Веру непременно поймают, и тогда вашей семье придется плохо».

   Наталья Петровна пришла в ужас, но сохранила остатки самообладания, позвонила Вере, узнала, где та находится, и кинулась в кафе «Орел». Был поздний час, невестка находилась в офисе одна. Наталья Петровна рассказала про тетрадь и письмо. Свекровь думала, что убийца испугается, но у Веры оказались стальные нервы.

   – Чушь! – твердо заявила она. – Вероника в своем американском лесу с ума сошла!

   – Я поговорю со Спиридоновой, – пригрозила Наталья Петровна.

   – Алиска давно пропала, – быстро перебила Вера, – ее квартира пуста, она ушла из дома и не вернулась. Думаю, сдохла на улице от передоза.

   Наталье Петровне стало ясно: в письме Моргуновой – чистая правда. Пока до Ники добралось послание от Алисы, пока художница написала ответ, пока он летел в Москву и попал к старшей Орловой, Вера успела разобраться с Алисой, которая устала помогать ей. Вера – наемный убийца, с детских лет она научилась расправляться с людьми. Над семьей Орловых нависла опасность, рано или поздно невестку схватят, что тогда будет с Костей, с любимым сыночком Натальи Петровны?

   Я искоса взглянула на Семена. Интересно, помнит ли он наш визит в нору Спиридоновой и мои слова о том, что квартирой пользовались две разные женщины?

   – Я объяснила ей, что грозит нам, если она не продаст бизнес, – бормотала старуха, – и ушла. Она не явилась ночевать, а потом выяснилось – Вера впала в кому!

   Собачкин потер ладонью затылок.

   – Подобные случаи описаны в медицине. Полагаю, Вера слишком сильно перенервничала, внешне вида не подала, но внутри у нее бушевало торнадо, вот нервы и не выдержали, она впала в бессознательное состояние. Посттравматический синдром имеет разные проявления. Вы, Наталья Петровна, здорово напугали невестку, в буквальном смысле слова до отключки. Смелая вы тетенька, другая бы побоялась, что киллерша ее прихлопнет.

   Наталья Петровна широко распахнула чуть поблекшие глаза.

   – Нет! Верочка меня любит, она должна была подумать, успокоиться и понять: я права. Но случилась кома. Кабы не болезнь, мы бы улетели в теплые края, купили дом, жили бы счастливо! Я сожгла тетрадь Алисы и письмо Вероники!

   Я заморгала, а Собачкин со вкусом чихнул и повернулся ко мне.

   – Думаю, нет нужды интересоваться, по какой причине свекровь Веры не пошла в милицию?

   Я кивнула.

   – Наталья Петровна не собиралась выносить сор из избы, а главное, боялась потерять деньги невестки. И где сейчас Вера?

   Старуха быстро перекрестилась.

   – Не знаю! Ей-богу! Она очнулась, вспомнила нас, начала нормально работать, но вот про… ну… э…

   – Ремесло наемной убийцы, – подсказал Сеня.

   Старуха поморщилась.

   – Про способ решения некоторых проблем она забыла. Не помнила вообще ничего. Я пару раз заводила разговор на опасную тему, но Верочка меня не понимала. Можете не верить, но эта дверь в ее памяти оказалась заперта навсегда. Никакого смысла прятать невестку у нас нет, новых безобразий ей уже не натворить, а о старых никому не известно. Где сейчас Вера, понятия не имею! Надеюсь, она простит Костю, вернется, и наша жизнь наладится.

   – Как ни странно, но я верю вам. Я разговаривала с Верой и поняла, что она беспокоится, чувствует, что вспомнила не все. И еще. Раньше Орлова каждую неделю приезжала в лечебницу, где содержится ее безумная мать. У администратора сложилось впечатление, что заботливая дочь чего-то боится. И я сейчас знаю, что Алла догадалась, каким образом ей досталась «большая-пребольшая квартира» и много хороших вещей. Психика Мамалыгиной не вынесла этой информации, Алла потеряла разум, а Вера проверяла, не сболтнула ли мать врачам лишнего. Хоть Алла и помутилась умом, да вдруг доктора заподозрят неладное? Любой преступник, даже самый жестокий и хладнокровный, испытывает страх перед разоблачением. Убить мать Вера не могла, она ее очень любит. Но после возвращения из комы Орлова за год приехала в клинику всего несколько раз. Что изменилось? Вера не помнит ни про Братство, ни про убийства, перестала бояться длинного языка мамы.

   В дверь позвонили. Из коридора опрометью вылетела Алена.

   – Здравствуйте, Антон Семенович, – закричала она.

   Мужчина в дорогом кашемировом пальто кивнул и быстро сказал:

   – Я член коллегии адвокатов Поваров, моя клиентка Наталья Петровна Орлова более не произнесет ни слова. Прошу вас предъявить служебные удостоверения. Вы кто? По какому праву находитесь в квартире?

   На следующий день в десять утра мы с Собачкиным заперлись вместе с Татой, Ксюшей и Сергеем Морозовым в кабинете продюсера и изложили им всю историю. Телевизионщики отреагировали соответственно своим характерам.

   – Ужасно! – в один голос воскликнули девушки.

   А Тата добавила:

   – Какая страшная история!

   – Что будет с Орловыми? – спросила Ксюша.

   Семен цокнул языком.

   – Надежда Петровна сказала, что сожгла тетрадь Алисы. Никаких улик нет!

   – Но Даша так логично рассказала, – робко продолжила Ксю, – всем же понятно, что Вера убийца.

   – «Всем понятно» для суда не аргумент! – заявил Семен.

   – Вера ничего не помнит, – воскликнула Тата, – она стала другим человеком, настроена помогать людям.

   – Прошлое Орловой темно и похоже на гнилое болото, – остановил ее Собачкин, – но ничего нельзя поделать, она избежит наказания.

   – Хорош философствовать! – зашипел Морозов. – Великий и ужасный меня убьет! Конец шоу! Если только твой сын снова бабла не отсыплет. Позвони Аркадию, он щедрый спонсор. Тогда босс разрешит продолжить съемки. Ну хочешь, я с твоим сыном поговорю, скажу ему: «Ладно, пусть нас выпрут и «Истории Айболита» закроют, понимаю, вам на бригаду наплевать, но ведь и родная маменька останется без венка славы!»

   – Сергей! – в один голос закричали девушки, а Тата сказала:

   – Как не стыдно! И ты нарушаешь условия контракта! Даша ничего не должна знать!

   – Я бы на месте Аркадия тебе уши открутила, – сердито добавила Ксю.

   Меня охватила растерянность.

   – Кеша – спонсор шоу? Это его идея пристроить меня в телеведущие? Значит, меня пригласили на работу не за ум и красоту?

   Морозов заржал:

   – Жирные денежки из драной козы сделают прекрасную антилопу!

   – У тебя замечательный сын, – затараторила Ксю. – Он не хотел, чтобы ты маялась в одиночестве в пустом доме.

   – И ты невероятно талантлива, – подхватила Тата, – работоспособная, аккуратная, интеллигентная, не капризная. Если Аркадий перестанет поддерживать программу, мы будем настаивать на твоей кандидатуре в качестве ведущей другого проекта.

   Я заморгала. Так! Все понятно. Я слишком часто звонила Марусе в Париж и ныла, что меня ничто не радует, даже детективы Смоляковой кажутся нудными. Машка расстроилась из-за того, что мать затосковала. А еще девочка знала про мой тяжелый разрыв с Бурдюком. Маша пошла посоветоваться к Кеше, а тот придумал фишку с телепрограммой! Я должна была сообразить, что дело нечисто!

   Ксю положила мне руку на плечо.

   – Ты супер! И…

   Договорить она не сумела. Из коридора послышись грохот и женский визг. Не сговариваясь, вся компания выскочила в коридор, я увидела лежащую на полу Ядвигу, кинулась к ней и спросила:

   – Что случилось?

   – Нога подвернулась, – со слезами в голосе произнесла всегда молчаливая администратор.

   – Красивые ботиночки, – вздохнула Ксю, – но каблучок неудобный, очень узкий.

   – Надо снять их, – посоветовала я, решительно расстегнула «молнию» у ботильона, вздрогнула и посмотрела на Семена.

   То ли Собачкин умел читать чужие мысли, то ли мы за несколько дней работы научились понимать друг друга без слов, но сыщик сказал:

   – Так! Ядвига, мы сейчас с Дарьей отвезем тебя домой. Полежишь и побережешь ногу, судя по тому, как выглядит щиколотка, у тебя растяжение.

   – Нет, нет, нет, – активно запротестовала девушка, попыталась встать и не смогла.

   – Лучше скажи Семену и Дарье «спасибо», – протянула Тата. – Отпускаю тебя на три дня с сохранением зарплаты. Не спорь!

   Всю дорогу до дома Ядвига пыталась остановить нас с Собачкиным, повторяя:

   – Я могу идти сама, притормозите у метро.

   Но мы не слушали девушку. Когда автомобиль Сени, где мы сидели втроем, замер у подъезда, Ядя храбро выкарабкалась из машины, встала на обе ноги и воскликнула:

   – Огромное-преогромное спасибо! Дальше я сама! Все о’кей!

   Я посмотрела в ее наполненные слезами глаза и с сочувствием сказала:

   – Тебе же очень больно.

   – Нет! – лихо соврала она.

   Семен подхватил ее на руки.

   – Я отнесу тебя!

   – Нет, нет, не надо, – стонала Ядя.

   Собачкин, не обращая внимания на просьбы девушки, пошел в подъезд, мы уместились в лифте, доехали до нужного этажа.

   – Давай ключи, – велела я пострадавшей, – или ты боишься? Кого ты прячешь?

   Ядя зарыдала.

   – Как вы догадались?

   Я бесцеремонно влезла в ее сумочку, порылась, выудила связку ключей и, отпирая простенький замок, объяснила:

   – По ботиночкам. У них на подошве фирменная наклейка культового парижского магазина «Полетт», значит, ботильоны куплены в столице Франции. Они очень дорогие, прости, но тебе не по карману. И на одной «молнии» оторвана кожаная петелька, наверное, неудобно пользоваться застежкой. Когда мы с Верой Орловой сидели в кафе на одиннадцатом этаже, на ней были именно эти полусапожки, с наклейкой и отсутствующей петелькой. Вопрос: каким образом они попали к тебе?

   Ядя молчала.

   – И еще, – сказала я, входя в крохотный холл. – У Орловой пропало кольцо. Кто его взял? А? Что ты сделала с Верой? Кто-то попросил заманить ее в укромное место, а потом расплатился ботильонами? Понимаешь, что ты стала сообщницей преступника? Веру убили? Или нет?

   – Я жива, – донеслось из комнаты, и в коридор вышла владелица фирмы «Орел». – Не пугайте Ядвигу! Ботиночки сама ей отдала, у обуви Яди отлетела подошва.

   – Кольцо я Вере вернула, – прошептала администратор. – Хотела… мама… ну… она…

   Орлова распахнула дверь и поманила меня пальцем.

   – Видишь кровать?

   – Да, – кивнула я. – И женщину тоже. Она умерла?! Такая бледная!

   – Отнесите Ядю на кухню, – распорядилась Орлова. – Там диванчик стоит. Я вам сейчас все расскажу. Давайте сядем и спокойно поговорим. Надеюсь, вы меня поймете.

   Мы двинулись в глубь помещения.

   – Надеюсь, – пробормотал Семен, – ох, как надеюсь!

   Я незаметно пнула Собачкина.

   – Конечно, мы вас выслушаем.

   Бизнесвумен села на треугольную табуреточку и завела рассказ.

   Побывав у Надежды и узнав правду про то, как Костя заказывал копии ее драгоценностей, Вера почувствовала себя глубоко униженной и решила более никогда не встречаться с неверным супругом. На пике негативных эмоций она позвонила Константину, сказала ему все, что о нем думает, «убила» его кредитные карточки, перевела дух и поняла, что погорячилась. Следовало действовать не под влиянием настроения, а спокойно обдумать ситуацию. И тут ей неожиданно позвонила Ядвига. Вера не насторожилась, хотя было очень раннее утро. Администратор с телевидения знала номер телефона главной героини шоу, к тому же Ядвига говорила совершенно спокойно, без тени волнения.

   – Извините за беспокойство, – сказала она, – у нас форс-мажор. Забыли сделать небольшую подсъемку с вами, всего-то проход по двору. Съемочная группа уже на месте, просим вас подъехать буквально на десять минут, знаю, что еще рано, но времени нет. Да! Я нашла сегодня в гримерке ваше кольцо, оно закатилось под стол, сейчас со мной, как приедете, отдам.

   Вера была взбудоражена общением с Надей и ссорой с Костей, поэтому не задала сам собой напрашивающийся вопрос: «Вчера я обшарила тщательным образом комнату и не обнаружила колечко. Говори правду, как оно к тебе попало?»

   Нет, Орлова поехала по указанному адресу. Ядвига полагала, что Вера кинется в дом, чтобы вернуть дорогую вещь, и соврала про досъемку. Если бы она сказала только про кольцо, Орлова могла ответить:

   – Зачем мне невесть куда мчаться? Давайте пересечемся в центре города или в студии.

   А так, по мнению администратора, получалось здорово, съемка плюс украшение.

   Вот только колечко уже не имело для хозяйки фирмы «Орел» ни малейшей ценности. Вера поспешила выполнить просьбу Ядвиги совсем по другим причинам. Ну, во-первых, она, крайне обязательная, не хотела подводить съемочную группу, а во-вторых, и это главное, Орлова не знала, что ей делать, куда направиться, как вести себя дальше. Досъемки эпизода пришлись как нельзя более кстати, утро будет занятно, она успокоится и сможет мыслить трезво.

   Ядвига впустила Веру, провела в спальню, указала на кровать, где недвижимо лежала женщина, и решительно сказала:

   – Это моя мама! Она спит беспробудно уже два года. У нее летаргический сон. Ее не лечат, потому что не знают, как справиться с бедой. Мама находится дома, она дышит сама, я колю ей всякие питательные препараты. Вы должны с ней поговорить. Прикажите ей проснуться! Я вас отсюда не выпущу, пока не разбудите мою мамочку. Когда она очнется, я отдам ваше дорогущее кольцо. Хотите получить его назад? Тогда действуйте. Дверь заперта, вам не удастся убежать.

   В первую секунду Вера разозлилась, но потом ей стало смешно. Справиться с маленькой, хрупкой, слабой физически девушкой смог бы даже детсадовец. У глупышки нет оружия, она наивно решила, что женщину, поднявшую в суровые девяностые бизнес, остановит дешевый замок в хлипкой двери? Но уже через мгновение Орлову охватила жалость. Из всех углов комнаты кричала нищета, зато на тумбочке лежала гора недешевых лекарств, а к руке больной был прикреплен самый современный аппарат для измерения давления.

   – Почему ты думаешь, что я смогу помочь твоей маме? – спросила Вера.

   Ядя прижала руки к груди.

   – Врачи говорят, что во время подобного сна больные ничего не слышат, но вы-то даже в коме, а она намного хуже летаргии, воспринимали речь! Откуда докторам точно знать, какие ощущения испытывает больной! А вы сами похожее пережили! Расскажите маме, как вы выздоровели! Пожалуйста, она вас послушает и очнется!

   – Бедная Ядвига, – прошептала я, – она понятия не имела, что главная героиня шоу соврала! Из благих побуждений сказала неправду про свои ощущения, на самом деле вы не воспринимали никаких звуков. И вы здесь остались?!

   Вера кивнула:

   – Да. В этой квартире меня бы никто искать не стал, требовалось время, чтобы спокойно все обдумать, понять, как жить дальше.

   – Вы разрешили Яде надеть свою обувь, – вздохнула я.

   Орлова удивилась:

   – Ну и что? У ее зимних сапог подошва отвалилась!

   – Милосердный поступок! Всучили нищей девушке обноски! Использовали ее жилплощадь в качестве бесплатного убежища. Нет бы купить бедняге новые вещи. Вы можете себе позволить такие расходы! – укорил бизнес-леди Семен.

   Вера вздернула подбородок.

   – Молодой человек, я обретаюсь здесь всего несколько дней, завтра утром собралась выйти. Душа в порядке, приняты все стратегические решения. Судьба Ядвиги теперь коренным образом изменится, я беру над ней шефство. Что же касается ботильонов, то налички у меня с собой нет, а использовать кредитку не хотелось. Я понимала, что меня ищут, и не желала оставлять следы. И последнее! Вас сюда не приглашали. Я свободный человек и имею право распоряжаться своей жизнью, никого ни о чем не спрашивая. Претензий к Ядвиге у меня нет. Она попросила помочь ее матери, Галине Михайловне, я согласилась добровольно. Что еще? Кому я дала свои ботинки, по какой причине не купила новые, отчего тут временно живу, касается лишь меня. Есть еще вопросы?

   – Вам передавала огромный привет Ника Моргунова, – звонко сказала я.

   На лице Веры появилось выражение искреннего недоумения:

   – Ника? Простите, не помню ее. Но все равно спасибо.

   – Ну как же, – вступил в беседу Семен, – Моргунова! Ваша бывшая одноклассница, уехала в Америку, стала там известной художницей. Кстати, Ника дружит с Алисой Спиридоновой, та тоже училась с вами. К сожалению, Алиса с подростковых лет увлеклась наркотиками, ей удалось на длительный срок избавиться от зависимости, затем она снова села на иглу. Спиридонова вела дневник, она переслала его Моргуновой, сейчас он в наших руках, там много интересного, в частности подробный рассказ о Братстве. Помните, как в детские годы основали такую организацию?

   Вера потерла лоб.

   – С трудом всплывают воспоминания о школе. Моргунова? Спиридонова? Вроде были такие девочки. Братство? Вполне вероятно, дети обожают тайные общества, но подробности в уме не задержались. Я не сентиментальна, не имею страниц в социальных сетях. На мой взгляд, только не состоявшийся во взрослой жизни человек тоскует о прошлом. Детство, отрочество, юность – это просто этапы жизни. Некоторые люди предаются воспоминаниям или строят планы на будущее. И что получается? Вчера прошло, завтра еще не наступило, помни об этом и живи сегодня…

   Вера Орлова действительно ничего не помнит ни о Братстве, ни о заказных убийствах. Кажется, врачи называют такой эффект избирательной амнезией, и этот казус описан в научной литературе. Человек навсегда вытесняет любые воспоминания о какой-то неприятной ситуации. Очевидно, Наталья Петровна, потребовав от невестки немедленно продать бизнес и затаиться где-нибудь за границей, настолько возбудила и перепугала Веру, что та впала в кому, а потом очнулась другим человеком. Сейчас Вера – спонсор лаборатории, в которой изучают людей, находящихся в вегетативном состоянии, Орлова тратит огромные деньги на научные исследования, поддерживает родственников несчастных, часто выступает в СМИ, повторяя:

   – В жизни бывают чудеса, в них надо верить.

   Правда, иногда в моей душе копошится червячок сомнения. А на самом ли деле Вера ничего не вспомнила о своей деятельности в качестве наемной убийцы? Во время нашей беседы в кафе телецентра она подробно рассказывала о своем детстве, о родном отце, о Степане, о том, как весело проводила время в чулане, набитом домашними консервами. Она помнила детские обиды и… забыла все остальное? Так бывает? И чем дольше я думаю о Вере, тем яснее понимаю: правды мне не узнать.

   Таким ли уж большим потрясением стало для бизнесвумен известие об изменах супруга? Неужели она не понимала, что ей достался ветреник? Я отлично знаю, тормоза для блудного мужа еще не изобретены, сложно остановить мужчину, решившего сходить налево. Может, и Вера тоже думала об этих тормозах и предпочла приспособиться к ситуации? Хотя нет! Вера не из тех женщин, которые закрывают глаза на похождения своей второй половины. И сейчас у меня опять возникает все тот же вопрос: что помнит Вера? Все? Или?.. Ответа нет.

   Шоу «Истории Айболита» более не снимают. У великого и ужасного родилась идея другого проекта, и мне предложили стать там ведущей. Поверьте, Аркадий не имеет ни малейшего отношения к развитию моей телекарьеры. Я просто понравилась владельцу телеканала. Между прочим, он очень милый холостой мужчина, я теперь не зову его «сладкий и гадкий», потому что… Ладно, об этой истории расскажу в другой раз. Но, предвидя ваше любопытство, поясню: я по-прежнему живу в Ложкине одна. То есть вместе с Афиной, Гектором и приблудной кошкой, которая на самом деле оказалась котом. Это выяснилось после визита ветеринара Паши, который приехал делать кисе прививку. Я, честно говоря, была немало удивлена.

   После отъезда врача в тот же день ко мне прибыл Арсений. Я подружилась с Семеном, а вот с Кузей мне трудно поддерживать хорошие отношения, «гений» слишком самовлюблен и циничен. Только он мог додуматься, что Собачкин испытывает нежные чувства к женщине, которая годится ему в мамы! Кстати, сейчас у Соба роман с Ксюшей!

   Ладно, не стану отвлекаться. Зачем в Ложкино заявился Арсений, если нас связывают, мягко говоря, натянутые отношения? Сеня попросил своего друга и компаньона установить у меня дома самый лучший компьютер. Я начинаю овладевать техническими достижениями.

   – Представляешь, – не сдержалась я, увидав Кузю. – Моя кошечка, которую я в честь своей бабушки успела назвать Фасей, на самом деле кот! Только что ветеринар укатил!

   – Ничего странного, – как всегда, равнодушно отреагировал «гений». – На земле встречаются организмы либо женского, либо мужского пола, третьего, четвертого и прочих вариантов не дано!

   – Я считала ее Фасей, – продолжала я расстраиваться, – и что? Как теперь звать киску? То есть киса! Кота! Мужчину!

   – Володей, – сказал Арсений.

   Я удивилась:

   – Почему? Это не кошачья кличка!

   Арсений пошел по коридору в глубь дома.

   – Мне нравится. Всегда хотел быть Володей. А Фася, по-твоему, лучше?

   – Так звали мою бабушку, – уперлась я, – и звук «ф» в начале очень привлекателен для киски. Ф-ф-ф – как-то по-кошачьи звучит! Володя вообще никуда не годится.

   – Тогда окрести его Фолодя, – без тени улыбки заявил Кузя. – Звучит! Хороший ник! Фолодя!

   Я незамедлительно разозлилась, но постаралась замаскировать это под любезной улыбкой. Фолодя! Как вам такое предложение?!

   – Эй, Фолодя, – крикнул Кузя.

   Котенок неожиданно бросился на зов.

   – Он в восторге, – отметил Арсений. – Фо-ло-дя! Фу, Гектор, отойди! Я на тебя сердит! Безобразник! Чего рожу отвернул? Не прикидывайся валенком! Видел я твои фокусы! Коньячных дел мастер! Сомелье в перьях! Решил выжить из дома глупую Афину?

   Гектор нахохлился и быстро побежал в сторону лестницы. Я поразилась: никогда ранее ворон не носился с такой скоростью, и он выглядит виноватым.

   – Ага, испугался, – засмеялся Кузя, – у меня все под контролем!

   Я насторожилась.

   – Что ты имеешь в виду, говоря «все под контролем»? Какие фокусы Гектора ты видел?

   Арсений молча вошел в столовую, поставил на стол ноутбук, открыл крышку, побегал пальцами по клавиатуре и сказал:

   – Ну глянь! Сеня велел тебе не говорить, но я считаю, что не фига тень на плетень наводить! Когда вы работали над делом Орловой, Сенька за тебя испугался. Он тогда к тебе неровно дышал, пытался ухаживать, овощное рагу готовил, хорошо, что любовь из его глупой башки быстро выветривается. Сеня, как фейерверк, загорается и гаснет. У него за месяц четыре новые страсти и все по два часа длятся. Лады, вернемся к нашим баранам, то есть к тебе. Сенька попросил временно взять твой дом под видеонаблюдение.

   Я чуть не лопнула от злости.

   – Что?!

   – Не стоит благодарности, – снисходительно кивнул Арсений, – там, на стене, камера. Если б в дом вошел человек с плохими намерениями, мы бы тебя защитили.

   – Ты влез в коттедж в отсутствие хозяйки и не спросив у нее разрешения! – заорала я. – Так вот почему в саду не горели фонари и в особняке не было света! Это ты нажал на клавишу и обесточил весь дом, перепутав выключатели! Мне до штуки, которая гасит в здании все лампы, не достать, нужна табуреточка, а Сеня… длинная оглобля. Я могла бы догадаться, когда ты ляпнул: «Тебе идет серый цвет». Но как ты увидел меня? Мы тогда говорили по телефону! Ты не знал, что у меня есть серая пижама!

   Арсений указал на экран:

   – Смотри.

   Я глянула в ноутбук и испытала новый шок. Пленка запечатлела Гектора. Вот ворон опускает пробку в раковину, клювом поднимает кран, улетает, возвращается с яблоком, улетает, возвращается с пачкой дрожжей, улетает, возвращается с пакетиком сахара, улетает, возвращается с куском деревяшки… Глупая Афина сидит у мойки и лишь вертит головой в разные стороны, следит за манипуляциями безобразника.

   Наконец Гектор садится на край плиты и МОИМ голосом произносит:

   – Фина, кисонька, пей! Вкусно!

   Наивная собака становится на задние лапы, засовывает морду в раковину и с хлюпаньем и чавканьем заливает в себя «кальвадос».

   – Не верю! – прошептала я. – Вот мерзавец! И ведь он постоянно мне говорил, что Фина напилась!

   – Интриган, – подытожил Кузя, – склочник! Безобразник! Выщипи ему перья! Фолодя, не имей дел с Гектором, держись от него подальше, он тебя плохому научит!

   Я медленно приходила в себя. Ну Гектор! А ведь он сообщил мне про визит Арсения, изобразил голосом шарканье, скрип, стук и сказал незнакомым голосом «брысь, птица»! Мне надо научиться принимать ворона всерьез.

   Арсений начал смеяться, я попыталась улыбнуться. Слава богу, именно в этот момент зазвонил мобильный, и я услышала веселый голосок Таты:

   – Дашуль! Тридцатого февраля запланировано три съемки, не забудь нужное количество комплектов одежды!

   – Не волнуйся, – заверила я, – тридцатого февраля я буду в студии в полной боевой готовности со всеми шмотками.

   Кузя сложился пополам от смеха:

   – Тридцатое февраля! Ты еще глупее, чем кажешься!

   В первую секунду я растерялась, потом разозлилась на себя. Ну вот, заразилась от коллег! «Гений» продолжал хохотать.

   Я округлила глаза.

   – Сеня, хочешь чаю?

   – Не откажусь, – сказал Арсений.

   – Будь добр, – нежно попросила я, – сними с верхней полки вот ту фарфоровую коробку, я храню в ней лучшую заварку. Осторожно, не урони, это подарок дорогого мне человека.

   Компьютерщик, посмеиваясь, встал, протянул руку, взял бело-синюю вещицу, а та незамедлительно рассыпалась на куски, осколки рухнули на пол.

   – Вау, – ахнул «гений».

   – Ой, ой, ой, – запричитала я, – ты слишком сильно сжал пальцы! Раздавил!

   – Черт, – пробормотал Сеня, – не пойму, как это вышло!

   Я живо бросила на руины полотенце. Отлично! Умник не заметил, что на полу нет листочков чая, коробка пластиковая, это прикол, который когда-то купила Маша. Стоит вроде целая, а если взять, разваливается. Через пару секунд после того, как кто-нибудь разбивает «чайницу», я кричу: «Шутка».

   Но сейчас промолчу.

   – Не хотел, чес слово, – забубнил Арсений. – Давай куплю новую.

   – Такой не найдешь, – мстительно заявила я, – это эксклюзив! Пошли, надо устанавливать компьютер. Конечно, сегодня я буду плакать!

   – Я все сделаю в лучшем виде, – засуетился Сеня, – объясню, научу! Ты поймешь! Ты вовсе не дура! Это я обзывался из вредности.

   Я постаралась сохранить печальное выражение на лице и на всякий случай всхлипнула. Ну, Сеня, сейчас ты мне полностью наладишь ноутбук и будешь терпеливо читать курс молодого бойца, без насмешек. Любая женщина отлично знает: самая полезная в жизни вещь – это мужчина, который чувствует свою вину.