© Донцова Д. А., 2015

   © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

   Я оторвалась от большого картонного ящика, в котором безуспешно искала вилки, и посмотрела на произнесшую эту фразу женщину в заляпанном краской комбинезоне.

   – Простите, Надя, что вы сказали?

   – Машина без верха называется кабриолет, – объяснила она.

   – Ты зачем сюда пришла? – нахмурившись, вмешалась Роза Леопольдовна. – Чтобы людям вещи раскладывать мешать?

   – Нет, нет! – зачастила Надя. – Меня Николай прислал, просил у вас кое-что взять. Дайте, пожалуйста, побыстрее.

   – Если вы скажете, что нужно вашему мужу, то я попытаюсь это найти, – вздохнула я, оглядывая несметное количество коробок, заполонивших комнату.

   – Ну… такое… розовенькое такое, – принялась размахивать руками Надя, – круглое и квадратное… стоит в углу…

   Я потрясла головой. Нечто розовенькое, причем одновременно круглое и квадратное, да еще способное стоять? Даже представить не могу, что это такое.

   – Название скажи, – велела Краузе.

   – Чье? – разинула рот Надя.

   – Вещи, – уточнила няня Кисы.

   – Какой? – заморгала Надежда.

   – Той, за которой ты явилась, – объяснила я.

   – Мне ничегошечки от вас не надо, – протянула Надя. – У нас все есть, машину покупать собрались. Правда, подержанную, на новую денег не собрали.

   – Зачем тогда притопала? – начала закипать Роза Леопольдовна.

   – Так Колька послал, – повторила Надя. – Ему потребовалось, не мне. По работе надо, не для себя. Ну… как же ее… простое слово, недлинное… апельсин и яд…

   Я села на табуретку.

   – Роза Леопольдовна, у нас есть фрукты?

   – Дорогая Лампа, я не помню, что из еды привезли в новый дом, – заявила няня. – Извините, от переезда голова идет кругом. Если хотите, схожу в магазин при поселке.

   – Не надо, – возразила я. – За фруктами прислали Надежду, они нужны Николаю. А вот что прораб имел в виду под ядом, непонятно.

   Краузе подбоченилась.

   – Совсем мужик обнаглел! Апельсинами его угощать тут никто не собирается. Надежда, возвращайся к мужу и четко передай: «По договору бригаде положены харчи на завтрак, обед и ужин. Вам их завезли на неделю. Черную икру, перепелиные яйца, шоколад и апельсины с ядом покупайте сами, хозяйка гастрономических изысков не обещала». Сегодня ему захотелось одних деликатесов, завтра он пожелает фуа-гра, а в пятницу потребует устриц! Что на меня уставилась? Ступай, не мешай разбирать вещи.

   Я с благодарностью посмотрела на няню. Она умеет разговаривать со строителями, может твердо сказать прорабу «нет», а я, беседуя с ним, всякий раз мямлю, не умею выразить свои претензии.

   – Чего-то я не поняла… – жалобно протянула Надя.

   Роза Леопольдовна свела брови в одну линию.

   – И в чем загвоздка?

   – Колька не просил апельсинов, – заныла Надя.

   Няня повернулась ко мне.

   – Вы слышали, что Надежда минуту назад потребовала?

   – Апельсины и яд, – подтвердила я.

   – Я другое говорила, – возразила жена прораба, – надо розовое, круглое, квадратное. А название у того, чего Николай хочет, простое, не длинное и не короткое, вроде как апельсин или яд. Сами фрукты не нужны, у Коли на них аллергия с детства. И отрава-то зачем? Дайте поскорей, что мужу требуется, а то он заругается! У него в последнее время злобность характера развилась, чуть что, сразу орет бешеным крокодилом. Когда в загс пять лет назад шли, он ласковым был, а теперь крышу сорвало. Одно слово – человек-кабриолет.

   Я потерла ладонью висок, позавидовав нервной системе Николая. Похоже, нервы у него из железобетона, раз он прожил в браке не один год, прежде чем стал покрикивать на супругу. Я познакомилась с Надей всего две недели назад, но уже успела превратиться, по ее терминологии, в мадам-кабриолет. Скажу честно: впервые в жизни встретила такую глупую, ничего не умеющую делать особу, как Надежда. Да Коле надо медаль за такое терпение выдать!

   Краузе открыла одну из коробок, заглянула внутрь.

   – Простите, Лампа, вы не помните, куда мы положили принадлежности для письма?

   – Все где-то там, – пробормотала я, показывая на пирамиды коробок-близнецов.

   Тут Надя вытащила из кармана заляпанного краской комбинезона фломастер и, улыбаясь, сказала:

   – Во, забирайте. Навсегда! Мне не жалко.

   – Спасибо, не надо, – отказалась от подарка Краузе и вручила малярше кусок картона. – Иди к супругу, пусть напишет, что ему требуется, и принеси нам его каракули. Поняла?

   – Вы меня дурой считаете? – оскорбилась Надя.

   – Просто слегка забывчивой, – смягчила я ситуацию. – Со всеми случается, и я часто забываю нужную информацию. С утра пыталась вспомнить, какой день недели на дворе, то ли четверг, то ли среда, но так и не сообразила.

   – Сегодня вторник, – обронила Краузе.

   – Не-а, понедельник, – заспорила Надя, – четырнадцатое февраля.

   – Января, – поправила я. – Месяцы я не путаю.

   – Все, Надежда, ступай в большой дом, – распорядилась Роза Леопольдовна. – Да скажи Николаю, пусть в следующий раз с заданием присылает Веру.

   – Моя сестра говорить не умеет, – надулась Надя. – Она инвалид, ее из жалости в бригаду европейской отделки квартир взяли.

   – Зато ты слишком разговорчивая! – разозлилась Краузе. – Ну, чего стоишь? Видишь, сколько у нас работы? Ты тут незваная гостья, развлекать тебя светской беседой не собираемся!

   – Сурово вы с ней, – вздохнула я, когда Надежда наконец удалилась.

   Няня поморщилась.

   – Стараюсь быть вежливой с людьми, однако встречаются бестолковые особы, которые, пока на них не рявкнешь, весь мозг выгрызут.

   – Люди-кабриолеты, – усмехнулась я.

   Роза Леопольдовна рассмеялась.

   – Надежда круглая дура, но иногда оригинально высказывается. Пойду, попытаюсь отыскать кухонную утварь…

   Краузе пошла к одной стене комнаты, я направилась к другой.

   Вам интересно, почему все вещи оказались упакованы? Куда мы всей семьей перебрались? Сейчас объясню.

   Год назад наши мопсихи Фира и Муся неожиданно заболели. Всегда веселые собаки не носились по квартире, а лежали в разных углах гостиной, старательно нализывая лапы. Я наивная, как бабочка, решила, что они повзрослели и начали заботиться о внешности. Но через неделю мопсихи отказались от еды. Спешно вызванный ветеринар Паша с ходу поставил диагноз:

   – У них аллергия на реагент, который льют на дороги.

   – Читала в Интернете, что он безопасен, – возразила я.

   Доктор хмыкнул:

   – Приятно встретить человека, который верит информации, выловленной в Сети. Посмотрите на свои сапожки, вон у двери стоят. Что с ними случилось?

   – Не знаю, – призналась я. – Купила новые ботильоны хорошего качества, из натуральной кожи, поносила всего неделю, а они скукожились, покрылись трещинами… Погодите, вы думаете, это произошло из-за гадости, которую на улицах разбрызгивают?

   – Вот именно, – кивнул ветеринар. – У Фиры с Мусей воспалились лапы, а мопсихи, пытаясь облегчить боль, нализались этой пакости и отравились.

   – Но я всегда мою им лапки после прогулки.

   – И хорошо делаете, иначе бы собачки вовсе ходить не смогли, – похвалил меня Павел. – Но вы же своих питомиц не кипятите, правда? А дорожная химия водой, даже теплой и с мылом, до конца не смывается.

   – И что теперь делать? – занервничала я.

   – Купите им тапки, – дал совет звериный доктор.

   Следующий месяц мы с Максом пытались объяснить Фире и Мусе, что надо обуваться перед выходом на променад. Сначала я приобрела для них резиновые боты, потом угги, затем кроссовки на липучках. Но вредные мопсихи, едва их обували, замирали и не желали двигаться. А если я на руках выносила их на улицу, мигом падали на бок. Пришлось признать свое поражение.

   Тогда я приобрела специальный крем, на упаковке которого была надпись: «Для упрямых животных, не желающих носить калоши. Оберегает от раздражения. Не токсичен. Не оставляет следов на полу. Не скользит». Фира и Муся спокойно разрешили обработать лапки и охотно побегали во дворе. Но дома, когда я начала мыть собачек, обнаружилось, что прекрасный крем никак не смывается.

   Я опять взяла упаковку и увидела ранее не замеченную надпись, сделанную мелкими, размером с маковое зерно, буковками: «Снимается исключительно лосьоном “Антикрем”». Решив немедленно сгонять в магазин за этим средством, я вышла из ванной и – упала. Роза Леопольдовна, увидев это, бросилась ко мне на помощь и тоже шлепнулась. Замечательное средство для псов сделало пол в квартире скользким катком! И оно, как и обещала реклама, оказалось весьма стойким. Мы с Краузе на протяжении двух дней драили плитку и паркет, прежде чем перестали передвигаться по квартире, держась за стены.

   Через неделю после этого у Кисы начался кашель, который не проходил, несмотря на все принятые меры. Редька с медом, сок алоэ, горчичники, шерстяные носки, сироп подорожника, мукалтин и прочие испытанные средства оказались бессильны.

   – Ваш ребенок должен жить на свежем воздухе, – сказал педиатр, прописывая уколы, – иначе у девочки разовьется астма. Сейчас улицы поливают химией, она испаряется и оседает в легких.

   – Ищем коттедж! – объявил Макс.

   Остаток зимы, весну и лето мы катались по Подмосковью в поисках подходящего дома. Многие наши приятели обзавелись загородной недвижимостью, и мы с Максом, наслушавшись их рассказов об ужасах, связанных с возведением особняков, твердо решили: приобретаем только готовое здание. Не станем тратить три-четыре года жизни на стройку, хотим переехать на природу уже осенью.

   К октябрю нам с мужем стало понятно, что поиски подходящего коттеджа могут растянуться на десятилетия. И тут вдруг позвонила Капа, мать Макса, ничего не знавшая о наших планах:

   – Лампуша, знакомая моих знакомых продает особняк неподалеку от Москвы. Просит за него недорого, потому что ей срочно нужны деньги. Если кто из твоих приятелей ищет загородное жилье, то лучшего варианта не найти. Поселок старый, небольшой, стоит в лесу, до МКАД десять минут на машине. Дом двухэтажный, участок огромный, есть гостевой коттедж, баня, гараж на две машины. Особняк прекрасно оборудован, продается вместе с мебелью и всем необходимым.

   Мы заинтересовались предложением, приехали в поселок под названием «Крот» и поняли, что нашли дом своей мечты.

   С владелицей недвижимости мы не встречались, знали только, что ее зовут Тамара Федоровна Николаева. Сделку от ее имени совершали адвокат и риелтор, которые выполнили все формальности мгновенно. Потом мы нашли бригаду ремонтников, договорились, что восьмого января они приступят к работе, и обложились мебельными каталогами. Кровати, столы, стулья, диваны, кресла, мебель для кухни, то есть все, полученное вместе с домом, было хорошего качества, но использовалось чужими людьми, а нам хотелось приобрести новую мебель по своему вкусу.

   – Надеялась уже в этом году нарядить елку во дворе тридцать первого декабря, – со вздохом сказала я Максу.

   – Это обязательно сбудется, – улыбнулся муж.

   – Через двенадцать месяцев, – грустно уточнила я.

   – Мы переедем намного раньше, – начал утешать меня Макс, – в конце мая точно справим новоселье.

   В полночь, когда били куранты, я быстро нацарапала на бумажке текст: «Хочу очутиться за городом как можно быстрее». Затем слопала клочок и запила шампанским.

   Ох, не зря умные люди предостерегают: «Бойтесь своих желаний, они исполняются».

   Я испугалась, бросилась в общую комнату и поняла: случилась беда. Пол был усеян осколками, люстра лежала на паркете, натяжной потолок сорвало начисто, вдобавок по стенам текли реки воды. Я остолбенела. И тут раздался звонок в дверь, а потом понесся истошный вопль соседки Людмилы Ивановны:

   – Лампа! Роза Леопольдовна! Спасайтесь, нас взрывают!

   Мы с Краузе лихорадочно забегали по квартире, потом бросились на выход и по лестнице сбежали во двор. Няня держала на руках тепло одетую Кису, я крепко сжимала две перевозки, в которых сидели перепуганные Муся и Фира.

   Вскоре примчались, воя сиренами, пожарные машины, несколько карет «Скорой помощи» и полиция. Жильцов отвели в расположенную поблизости школу и разместили в актовом зале.

   Мы с Розой Леопольдовной посмотрели на соседей и поняли, что являемся самыми глупыми жильцами. Все присутствующие, покидая квартиры, закутались в дорогие шубы, взяли сумки с едой, одеждой, документами, драгоценностями. А мы с Краузе прихватили только Кису, двух мопсов и пакет собачьего корма, а сами сбежали в чем были – я во фланелевой пижамке с изображением щенят разных пород, няня в кружевной ночной сорочке с пикантным вырезом. Хорошо хоть она догадалась тепло одеть Кису и накинуть на себя куртку. Я, правда, тоже влезла в пуховик, зато на ногах были домашние тапки в виде котят.

   – Следовало паспорта захватить, – с запозданием догадалась Роза Леопольдовна.

   – Не помню, где документы лежат, – пригорюнилась я, – то ли в моем секретере, то ли у Макса в кабинете.

   – Похоже, соседи заблаговременно приготовились к любым катаклизмам, – резюмировала няня, осматривая окружающих. – У них явно стояли в прихожих заранее собранные тревожные чемоданчики. А я, лохушка, зачем-то сцапала с комода газету с кроссвордом и сунула ее в карман.

   Через час стало известно, что гастарбайтеры, делавшие ремонт в квартире над нашей, решили самостоятельно, не обратившись в «Мосгаз», перенести в другой угол кухни плиту. Они производили сварку, что-то не так сделали, и – прогремел взрыв. По счастливой случайности обошлось без жертв, но четыре квартиры, включая нашу с Максом, оказались непригодны для проживания, а во всем доме отключили свет, газ и водопровод.

   Сутки мы провели в школе, потом пожарные разрешили зайти домой. К тому времени из Челябинска прилетел находившийся там в командировке Макс и радостно заявил:

   – Все супер! Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Переезжаем в гостевой домик на купленном участке. Места там полно, на первом этаже кухня-гостиная и еще одна комната, на втором три спальни. Лампудель, ты хотела нарядить елку в нашем особняке? Ура! Теперь ты это сделаешь! Справим Старый новый год за городом. Это здорово!

   Я не нашлась, что сказать в ответ, а Макс развил бешеную активность.

   Если мой муж берется за какое-то дело, то оно выполнится быстро и качественно. В районе пяти вечера в разрушенной квартире появилось много людей в комбинезонах с логотипом «Переезд с удовольствием», они начали живо запихивать вещи в привезенные с собой картонные ящики. Я тоже занималась сборами – на каждую коробку методично наклеивала белую бумажку, написав на ней: «Кухонная утварь», «Обувь», «Белье» и так далее. Рабочие делали то же самое.

   На следующий день утром мы уже были на своем участке. Я оглядела армию коробок и приуныла – разбирать их придется долго.

   – Ерунда, – утешил меня муж, – глаза боятся, а руки делают. Поступим так: вы с Розой займетесь шмотками, а я поговорю с директором детского сада, который находится тут неподалеку.

   К обеду Киса оказалась в группе. Милая заведующая детсада, учитывая наши обстоятельства, приняла девочку в виде исключения без медкарты.

   – Я пообещал ей принести документы завтра, – объяснил мне Макс. – Найдешь их?

   – Конечно, – заверила я супруга. – Коробки самым тщательным образом подписаны, отрою ту, на которой наклеена бумажка «Документы», и готово.

   – Умница, – похвалил Макс. – Дела в агентстве идут наилучшим образом, я на работе возьму тайм-аут…

   Договорить мужу не удалось – у него заработал телефон. И вскоре я поняла, что заниматься домашними делами он не сможет.

   – Придется вам с Краузе вдвоем разбираться, – убрав трубку, сказал Макс. – Где моя дорожная сумка? И надо бы вещи кое-какие прихватить. Хотя… Ладно, куплю все на месте. А мой паспорт весьма удачно лежит в сейфе агентства. Все, я помчался. Сами ничего тяжелого не таскайте, зовите Николая, его рабочие что надо перенесут.

   – Ты куда? – попыталась я узнать хоть малую толику информации.

   – Помнишь дело Майи Плотниковой? – спросил супруг.

   – Э… э… – протянула я.

   – Симпатичная блондинка, спортсменка, познакомилась на международных соревнованиях с марафонцем из Африки… – начал пояснять Макс.

   – И у них вспыхнула страстная любовь, – вспомнила я. – Парень прилетел в Москву, девушка родила от него сына, а потом они разругались, отец тайком вывез малыша на свою родину. Майя безуспешно искала сына, затем обратилась к нам, но даже мы не смогли ей помочь.

   – Выяснили лишь, что отец отправил сына в родное кочевое племя, оно сегодня тут, завтра там, бродит по джунглям, – уточнил муж. – И вот сейчас со мной связался коллега из Интерпола. Разбираясь с одним делом, они работали в Африке и обнаружили в деревне Мбуну белого мальчика пяти лет, который сказал, что его зовут Нчами-Сережа, у него две мамы, одна Мхата, а вторая Майя.

   – Не может быть! – ахнула я. – Надо срочно известить Плотникову.

   – Сначала сам смотаюсь в Мбуну, – возразил Вульф. – Путь не близкий, сначала до Малабо, это Экваториальная Гвинея, потом два часа на местном самолете, далее почти сутки на джипе. Я должен убедиться, что этот мальчик точно Сережа Плотников. А потом оповещу Майю. Не стоит лишний раз нервировать мать, вдруг в Мбуну не ее ребенок.

   – Думаешь, в труднодоступной африканской глубинке живет много белокожих мальчиков по имени Сережа с мамой Майей? – заспорила я.

   – Полагаю, нет, – вздохнул Макс. – Но хочу собственными глазами увидеть ребенка. Вот доставлю парнишку в Москву целым и невредимым, тогда и известим Плотникову. По сведениям Интерпола, он сейчас в американском госпитале, а почему туда попал, информации нет. Все, я умчался… Уж извини, что бросаю тебя на горе коробок.

   – Ерунда, – ответила я, закрыла за Максом дверь и засучила рукава.

   В голову пришла замечательная мысль: не стоит разбирать вещи полностью. Жить мы будем не в гостевом коттедже, а в большом доме, поэтому библиотеку можно не трогать, книги до переезда полежат в коробках. И летняя одежда сейчас не нужна, в сарафане и босоножках в январе гулять не пойдешь. Вот кухонную утварь, постельное белье, лекарства, а также игрушки Кисы вкупе с зимними нарядами вытащить придется. Ну да с этим мы быстро справимся! Спасибо Максу, который устроил девочку в садик, Киса не будет мешаться под ногами.

   Кстати, пока не забыла! Надо найти медкарту ребенка и сегодня вечером, забирая девочку, показать ее местному врачу, пусть убедится, что у нас сделаны все прививки. Ну, и где тут коробка с надписью «Документы»?

   Я полезла в лабиринт из коробок и сразу поняла: большая часть наклеек отвалилась в процессе переезда, ящики похожи, как яйца, догадаться, что в каком находится, невозможно.

   – Так я и думала, что этикетки потеряются, поэтому собственноручно подписала коробки ярким фломастером, – обнадежила меня Краузе.

   – Вы умница! – обрадовалась я. – Жаль, что сама не отличаюсь такой предусмотрительностью.

   Роза Леопольдовна схватила одну коробку и водрузила ее на стол, гордо заявив:

   – Видите? Вот, четко выведено моей рукой: «Кисины вещи, нужное».

   Краузе вскрыла крышку и попятилась.

   – Это что?

   Я заглянула внутрь.

   – Собачьи миски, банка с чаем, куча разных мелочей…

   – А где документы ребенка? – покраснела няня. – Я их сюда сама запихнула, прекрасно помню. Кто-то переложил вещи!

   – В квартире были только мы с вами и сотрудники конторы «Переезд с удовольствием». С трудом могу представить, как некто из них тайком вытряхивает упакованное и сует на его место всякую ерунду, – хихикнула я.

   – Наверное, злоумышленник хотел подорвать мой авторитет, – предположила Краузе. – Я никогда ничего не путаю! А Мирон очень внимателен, и у него необыкновенный почерк. Полюбуйтесь, как красиво он оформил багаж. Прямо художественное произведение!

   – При чем тут ваш муж? – удивилась я. – Его с нами не было.

   Краузе двинулась к пирамиде из картонных ящиков.

   – Мирон забежал на пять минут, пока вы обедать отошли, пособил мне.

   – Он перепутал ящики и этикетки, – осенило меня. – Ищите тот, где написано «Миски», в нем обнаружатся вещи девочки.

   Роза Леопольдовна надулась.

   – Мой супруг аккуратнее всех на свете!

   Я молча осмотрела океан привезенного и возликовала:

   – Ура! Вот они, «Миски»! Сейчас возьму медкарту Кисы и…

   Радость испарилась мигом.

   – Что-то не так? – спросила Роза Леопольдовна.

   – Ага, – пробормотала я, – тут книги, любимые детективы. Мирон долго помогал вам?

   Краузе открыла было рот, но тут как раз появилась Надя с просьбой дать ей нечто розовое и кругло-квадратное, и мы временно отвлеклись от разбора вещей.

   Я не успела ответить, потому что в дверь постучали. Следом из прихожей раздался веселый голос:

   – Ау! Можно войти?

   – Кто там? – хором спросили мы с Розой Леопольдовной.

   – Сейчас объясню, только угги сброшу и куртку повешу, – произнес тот же голос.

   Я вышла в холл и увидела у вешалки даму лет шестидесяти, с яркими голубыми глазами и правильными чертами лица. Даже в этом возрасте она была очень хороша собой, а в молодости, наверное, разбила не одно мужское сердце.

   – Давайте познакомимся, – зачирикала незнакомка, ставя на консоль бумажный мешок. – Меня зовут Ирина Леонидовна Горская, я живу на соседнем участке.

   – Очень приятно, Евлампия Романова, – представилась я. – Проходите, пожалуйста. Извините, у нас бедлам, только-только переехали, пытаемся с Розой Леопольдовной навести порядок. Не снимайте обувь, грузчики натоптали повсюду, полы немыты.

   – Ну и что? – возразила гостья, скидывая сапожки из овчины. – Правда, у нас в деревеньке снежок чистый, не черная жижа, как в Москве, но… Ой, мама! Вы держите в доме поросят? Какие миленькие, один черный, другой бежевый!

   – Это не свинки, а собачки, – сдерживая смех, пояснила я.

   – Да ну? – поразилась Горская. – Правда, песики? Обожаю собак! К сожалению, своих завести не могу. У нас с мужем жил терьер Джек, но после его смерти я поняла, что не перенесу во второй раз душевных мук, связанных с кончиной друга. Можно погладить ваших питомцев? У меня руки чистые, я ничем не больна, ни насморка, ни кашля.

   – Можете ласкать Фиру и Мусю сколько хотите, – разрешила я.

   Ирина Леонидовна присела на корточки, мопсихи рванули к гостье и начали ее с восторгом целовать.

   – Ох вы мои хорошенькие! – смеялась Горская. – Чудные! Замечательные! Бархатные! Глазки красивые! Ой, они хрюкают! Ах, вот это радость! Заиньки ушастые! Хвостики бубликом закручены, мордочки черные! Я вас обожаю! Чмок-чмок-чмок… Как называется эта порода?

   – Мопсы, – ответила я.

   – Восторг! – воскликнула гостья. – Они прекрасны! Можно подержать их?

   – Вы только будете вся в шерсти, – предупредила я, – девочки линяют.

   – Ерунда, – отмахнулась Ирина Леонидовна и взяла на руки Фиру. – Ты такая толстенькая! Покушать любишь, да? Как же мне хочется такую собачку, бопса…

   – Мопса, – поправила я. – Они надежные компаньоны, всегда в хорошем настроении, до глубокой старости ведут себя как щенки, обожают все человечество. Давайте в комнату пройдем.

   – Да, – спохватилась Горская, – а то от двери немного дует, вдруг милые мопсиньки заболеют. К сожалению, Андрей Николаевич в последние годы здесь не бывал, домом не занимался. А за хозяйством глаз нужен, там починить, тут подлатать. Разрешите на диванчик сесть? В уголочек?

   – Устраивайтесь, пожалуйста, – сказала я. – Это Роза Леопольдовна, наша няня.

   – Добрый день, дорогая, – заворковала Горская, – очень рада вас видеть. Ой, собачки тоже на диван прыгнули! Им можно на нем сидеть?

   – Конечно, – улыбнулась я.

   Ирина Леонидовна опять стала гладить мопсих. Наглая Муся залезла к ней на колени, Фира плюхнулась рядом с Горской, перевернулась на спину и подставила гостье свой живот. Та пришла в полный восторг.

   – Кажется, я им понравилась.

   – Собаки всегда чуют хорошего человека, – заметила Роза Леопольдовна.

   Соседка покраснела.

   – Спасибо. Можно, я девочкам свяжу свитерочки? У меня прекрасно пуловеры получаются. Ой-ой-ой, сколько вам всего разбирать. Диванчик сюда вниз снесли? Он раньше стоял в угловой комнате на втором этаже.

   Горская неожиданно перекрестилась и замолчала.

   – Решили туда кресло поставить, – пояснила я, – наверху временно будет моя спальня.

   Гостья заерзала на подушке.

   – Я увидела Фирочку с Мусенькой и напрочь забыла, зачем пришла. Начну заново. Я ваша соседка. Живу справа, в доме с синей крышей. Слева особняк Мужаровых. Они лет десять как в Англию перебрались и тут не появляются. В «Кроте» пятьдесят два участка, но круглогодично живет всего двадцать пять хозяев, остальные либо за границей, либо в Москве. Правда, на лето народ прибывает, приезжают те, у кого дети школьного возраста. Почему наш поселок носит имя «Крот»? Землю тут еще в советские времена давали сотрудникам «НИИгосстройгоротоннеля», организации, которая рыла тоннели, а крот тоже под землей ходы делает. Участки здесь были по гектару. В конце девяностых поселок купила контора «Стройбыт», почти всех прежних жильцов расселили куда-то, здесь появились другие обитатели, но кое-кто из «старичков» остался, например, мы с мужем. Понимаете, долгие годы я была счастливой женой. Мы с Мишенькой познакомились на первом курсе, оба учились на стоматологов и поженились, получив дипломы. Я проработала пять лет в поликлинике, а потом бросила работу, стала вести домашнее хозяйство и сейчас уже не вспомню, как бормашина включается. А Миша просто родился дантистом. Он даже ужасные советские пломбы, которые у всех через полгода выпадали, ставил так, что держались десятилетиями. К нему люди за несколько месяцев на прием записывались, и Мишенька привел в порядок рты всего начальства «НИИгосстройгоротоннеля», поэтому мы получили участок в «Кроте». Здесь обитало все руководство, которое не хотело Мишу далеко отпускать. У супруга был оборудован в саду кабинет, соседи могли даже ночью прибежать. А я обеспечивала быт: готовка, уборка, стирка, покупки, уход за садом. Ни секунды свободной не было. И вдруг Миша умер!

   Соседка на секунду замолчала, погрустнев, тяжело вздохнула и понеслась дальше:

   – Я осталась одна, детей-то у нас не родилось. Растерялась, не знала, куда себя деть. И тут Андрей Николаевич Кутузов, хозяин дома, который вы приобрели, предложил выбрать меня старшей по поселку. Вот с тех пор и тружусь. Я не комендант, а представитель жильцов, защищаю их интересы, организую праздники. Понимаете, мы весело отмечаем день рождения поселка, Новый год и так далее. Если возникнут вопросы, все сразу ко мне обращаются. У меня есть любые телефоны: водопроводчиков, электриков, садовников, уборщиц. Отнесете заявку в контору – прождете рабочего целую неделю. Поселок обязан бесплатно нас обслуживать, но кто же без денег поторопится? И все равно на чай парню дадите. А мой человек примчится мигом, за пару тысяч рублей устранит неполадку. Ну, еще придется запчасти оплатить. Пожелаете получать на дом молоко, творог? Коровница прибежит по первому зову. Магазин на станции замечательный, там свежайшие продукты, только мигните – шепну мобильный директора, и все на дом в зубах притащат. Доставка стоит сто рублей и ничего сверх.

   Ирина Леонидовна вытянула вперед руку и начала загибать пальцы.

   – Химчистка, мойка окон, приходящая домработница. Чернорабочие, которые за копейки таскают тяжести, чистят участок и крыши от снега. Нужны заправка и мойка машины? Прилетит честный мальчик, за полтинник откатит автомобиль куда надо, получите его назад сверкающим и сытым. Прачка-гладильщица…

   – Вы просто добрая фея! – восхитилась Роза Леопольдовна.

   – Да, меня так и называют, – смутилась Горская. – Люблю заботиться о людях, это мое призвание. Ох, как мне вас жаль! Переезд хуже войны, столько всего разбирать…

   – Ирина Леонидовна, вы несколько раз назвали Андрея Николаевича Кутузова прежним владельцем особняка. Но нам участок со всеми строениями продавала Тамара Федоровна Николаева, – заметила я.

   Горская закатила глаза.

   – Да, верно! Небось вы ее не видели?

   – Откуда вы знаете? – удивилась я. – Интересы пожилой дамы представляли адвокат и риелтор, с нами она не встречалась.

   Ирина Леонидовна поправила волосы.

   – Андрей Николаевич давно уехал из России. Сейчас он вроде в Англии. Или во Франции. Увы, связи у меня с ним нет. Загородную недвижимость он переписал на свою домработницу. Тамаре нынче, думаю, под девяносто, а Андрей мой ровесник, шестьдесят пять ему стукнуло. Николаева Кутузову мать заменила, ведь родительница его вскоре после появления на свет сына умерла, отец нанял кормилицу Тому. В прошлом-то веке в сорок девятом году полки магазинов не ломились, как теперь, от детского питания, младенец мог с голоду скончаться. Всю жизнь Тамара об Андрее заботилась, он ее очень любил, предлагал с ним за границу лететь, да она отказалась. Тогда Кутузов купил ей квартиру и дом этот подарил. Долго особняк закрытым стоял, а примерно год назад его на торги выставили. Но никто им, кроме вас, не заинтересовался, чему лично я очень рада. Вы такая милая! Собачки прелестные! Господи, наверное, я мешаю вам работать? Села и болтаю… Уж извините бабку неразумную. Вот визитка, на ней все мои телефоны, звоните, как понадоблюсь, не стесняйтесь обращаться с любыми вопросами.

   Я взяла карточку.

   – Большое спасибо. Постараюсь особенно вас не обременять, но в первое время, вероятно, побеспокою. Ничего же тут не знаю.

   Соседка заулыбалась.

   – Забегайте по-соседски, я с раннего утра до вечера двери не запираю.

   Горская погладила мопсих, встала и направилась к двери.

   – Вы забыли пакет! – воскликнула я.

   Дама обернулась.

   – Ах, голова садовая… Нет, не забыла, это вам. Там пирог с черникой. Подумала, люди только перебрались, захотят перекусить, а нечем. Врать не стану, не сама пекла, купила его в пекарне при въезде в поселок. Очень вам ее рекомендую. Там и кафе открыто, прелестное место. Еще в пакете баночка кофе. Вот его вы нигде не приобретете, уникальный, самый лучший, из моих личных запасов.

   Я смутилась.

   – Большое спасибо! Извините, ничем вас не угостила, у нас полный кавардак.

   Ирина Леонидовна всплеснула руками.

   – Господи, да разве новоселам до гостей? Еще успеем вместе почаевничать. Все, все, ухожу. Распаковывайтесь.

   Закрыв за Горской дверь, я вернулась в гостиную и, выложив из пакета гостинцы, спросила у Розы Леопольдовны:

   – Вы любите пироги с черникой? Лично я нет. У меня весь рот в коронках, а эта ягода сильно красится, не хочу рисковать. И она какая-то пресная, безвкусная, не нравится мне совсем.

   – Спасибо, воздержусь, – ответила Краузе, – у меня от всех ягод сильная изжога. Хотя пирог выглядит чудесно. А это что за банка?

   Я повертела в руках невысокую круглую жестянку темно-коричневого цвета.

   – Кофе. Растворимый. Произведен в Индии. Последний раз я видела такой уж и не помню в каком году. Купила его в консерватории в буфете, простояла за ним в очереди больше часа. Во времена дефицита этот напиток считался элитным, потому и педагоги, и студенты поголовно кинулись за ним в столовую. Мама очень обрадовалась, увидев мою добычу. Мы тот кофеек надолго растянули, баловались только по утрам, брали по чуть-чуть. Сейчас смешно вспоминать, как его по миллиграммам отмеряли, чтобы надолго хватило.

   Роза Леопольдовна рассмеялась.

   – Да, да, такой иногда еще в заказы клали. Некоторым людям трудно менять привычки, и Ирина Леонидовна, видимо, из их числа. Приятная женщина, воспитанная, животных любит. Господи, тут написано: «Годен до 18 октября 1981 года»…

   Няня выхватила из моих рук жестянку.

   – Вокруг развелось много нечестных торговцев, небось кто-то приобрел партию кофе, предназначенную к уничтожению, и выставил ее на прилавок. Люди внимательно информацию на товаре не изучают, и если цену поменьше назначить, народ хлеб времен Петра Первого домой потащит.

   Краузе сняла крышку и понюхала порошок.

   – Пахнет нормально. Похоже, сплошная химия, раз не стух. Интересно, его можно пить?

   – Лично мне что-то не хочется, – сказала я.

   Роза Леопольдовна усмехнулась.

   – Я тоже не испытываю желания прикасаться к нему. Отдам подарок Николаю.

   – Лучше выкинуть, – возразила я.

   Краузе сдвинула брови.

   – Евлампия, нельзя расшвыриваться деньгами. Мы должны кормить рабочих, вот и сэкономим чуток. Продукты каждый день в цене поднимаются, гранулированный напиток экстра-класса дорого стоит. А Николаю с бригадой все равно, какой кофе пить. Рабочие постоянно краску-лак-штукатурку используют, не первый год стройматериалы нюхают, давно в мутантов превратились. У них и этот порошок пойдет, от нормального они скорее заболеют. Ой, мне показалось или входная дверь скрипнула?

   Я вышла в холл и увидела Веру, младшую сестру Нади. Она, одетая в грязную куртку, как всегда, молча стояла у вешалки.

   – Верочка! – слишком радостно воскликнула я. – Зачем пришла?

   Та, не произнеся ни слова, протянула мне картонку.

   – А, тебя Николай прислал, – догадалась я. – Сейчас посмотрим, что ему такое розовое понадобилось. Ну-ка… Хм, тут написано: «Папа я».

   – Здравствуйте, Вера, – сказала Краузе, выходя в холл.

   – Здрассти, – прошептала тетка.

   Я протянула няне послание.

   – «Папа я», – прочитала Краузе. – Не поняла.

   – Тоже теряюсь в догадках, – призналась я. – Может, у Николая родился ребенок, и он нам сообщает радостную весть?

   – Вы Надин живот видели? – хмыкнула Краузе. – Она не была беременна!

   – Ребенок может появиться не только от законной супруги, – резонно возразила я.

   Роза Леопольдовна взглянула на Веру.

   – У твоего зятя есть любовница?

   – Нет, – ответила та.

   – У Коли ребенок родился? – подключилась я к интервью.

   – Нет.

   – Тогда почему он написал: «Папа я»? – не успокаивалась Краузе.

   – Нет.

   – Что значит твое последнее «нет»? – рассердилась няня. – Скажи по-человечески!

   – Ну… нет, – выдавила из себя Вера, – не папа он. Надо это!

   – Что? – хором задали мы вопрос.

   – Это.

   – Ему нужно «папа я»? – уточнила няня.

   – Да.

   – Отлично! И как оно выглядит? Верочка, попробуй описать предмет, – попросила я.

   – Нет.

   Краузе закатила глаза, но я решила не сдаваться.

   – Веронька, почему ты отказываешься?

   – Плохо пишу. С ошибками.

   – Ты словами скажи, – настаивала я.

   – Стены. Баня, – как всегда, в телеграфном стиле высказалась сестра Нади.

   Я начала гадать.

   – «Папа я» это гипсокартон или кирпич?

   – Нет.

   – Шпаклевка?

   – Нет.

   – Кафель?

   – Нет.

   – Что тогда? – сквозь зубы процедила Краузе.

   – Краска.

   – Уфф, – вырвалось у меня, – наконец-то. «Папа я» это покрытие для стен. Почему же Надя говорила о розовом, кругло-квадратном?

   – У обеих сестер в голове лапша переваренная, – фыркнула Роза Леопольдовна. – Одна слишком много болтает, из другой слова клещами не вытянешь. Вероятно, Надя имела в виду банки, которые выпускаются разной формы. Бог с сестрами, дурочками. Интересно другое: почему Коля у нас краску просит?

   – Цвет, – вякнула Вера.

   – А-а-а, он хочет уточнить колер, – осенило меня.

   Сестра Нади неожиданно произнесла длинную речь:

   – Да. Цвет «папа я». Нравится? Нет? Смотреть!

   – Вот и договорились, – обрадовалась я, хватая куртку. – Вера, ты любишь пирог с черникой?

   – Да.

   – Роза Леопольдовна, сделайте одолжение, отдайте Вере пакет с выпечкой и кофе, – попросила я.

   Краузе поджала губы.

   – Не помню, куда его дела.

   Я замерла с сапогом в руке. Няня заразилась от Веры слабоумием?

   – Он на столе в гостиной.

   Но Краузе повела себя еще более странно.

   – Покажите, пожалуйста, какой, как бы я чего другое не принесла.

   В полном недоумении я вернулась в комнату.

   – Не стоит рабочих баловать, – зашептала шедшая следом Роза Леопольдовна. – Знаю эту породу. Бывают люди, бывают плохие люди, бывают отвратительные люди, а бывают строители. Для прораба главное – хозяина обдурить: побольше денег оттяпать, поменьше сделать и унестись прочь. И они наглые. Один раз угостите пирожком, работяги на следующий день крабов в коньяке потребуют.

   – У вас от ягод сильная изжога, мне черника не подходит из-за коронок, к тому же я не люблю ее вообще, – тихо ответила я. – Не пропадать же добру? А кофе вы сами хотели рабочим отдать.

   Краузе почесала переносицу.

   – Ладно, пусть им пирог ужином будет. Вы идите, побеседуйте с Николаем, а я Вере втолкую, что у них сегодня выпечка вместо сосисок.

   – Желаю удачи, – сказала я и побежала в большой дом.

   – Цвет для бани подобрать надо, – сказал Николай, вводя меня в небольшое помещение. – Есть интересный колер – папа я. Оригинальный и для комнаты отдыха подходит. Созерцание таких стен релакс дает, психологическую разгрузку обеспечивает. Если одобрите, возьму на фирме по оптовой цене, у меня там приятель работает. Во! Кусок оформил, гляньте.

   – Весьма симпатично, – согласилась я, разглядывая небольшой участок стены, – и необычно. Вроде зеленовато-оливковый, но еще присутствует немного розового и, кажется, желтого.

   – Папа я, – кивнул прораб, – он такой.

   – Ну и название у цвета! – засмеялась я. – При чем тут папа? В связи с присутствием розовых ноток следовало бы назвать оттенок «блондинка я».

   Николай округлил глаза.

   – Так по фрукту имя дали. Краски натуральные, на растительном сырье. В кухню вам можно «апельсин» или «персик» взять, в спальню «абрикос», а в баньку «папа я».

   – Осталось выяснить, что это за фрукт, – улыбнулась я, – не очень-то разбираюсь в экзотике.

   – Его в Москве полно, – заверил Николай, – я ел. Гадость. Вроде картошки, но другого вкуса. Посоветовали лимоном обрызгать, но еще хуже стало.

   – Папайя! – осенило меня.

   – Ну, да! А я чего написал? – удивился прораб. – И…

   Дверь в дом распахнулась, появилась Роза Леопольдовна. Она не накинула верхнюю одежду и примчалась прямо в тапочках.

   – Что случилось? – испугалась я.

   – Вере плохо! – закричала Краузе. – Упала, корчится.

   Я побежала по узкой тропинке назад к домику, за мной почему-то с топором в руках топал Николай.

   Дверь в гостевую избушку была открыта настежь, в холле гулял сквозняк. Я внеслась в гостиную и увидела на полу Веру. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели в потолок, нижняя челюсть отвисла.

   – Ну-ка, подвиньтесь! – скомандовал прораб, отпихивая меня в сторону и присаживаясь около свояченицы на корточки. – Верка, хорош придуриваться, вставай! Эй, дурында, чего молчишь?

   – Николай, – тихо сказала я, – не трясите ее, она умерла.

   – Да нет, – заспорил Коля, – просто, как всегда, разговаривать не хочет. Верка еще молодая, с чего ей тапки отшвыривать? Слышь, коза, садись, не пугай нас…

   – Ой, ой, ой! – заголосила Краузе и выскочила во двор. – Ой, ой, ой!

   Николай растерянно взглянул на меня.

   – Она чего, правда того? Но так не бывает! Сначала люди болеют. Верка здоровее лошади, просто дура, а от глупости на тот свет не уезжают. Надо врача позвать.

   – Давайте пойдем в большой дом, – стараясь выглядеть спокойной, предложила я и, вытолкав Николая на крыльцо, вынула из кармана мобильный.

   – Здравствуйте, – пробормотала я. – Извините, не могу угостить вас чаем, все наши припасы в гостевом домике, а там труп Веры.

   Банкин протянул мне руку.

   – Рад видеть вас даже при таких скорбных обстоятельствах. Я знаю Макса и много хорошего слышал о вас. Что случилось?

   – Не знаю, – ответила я. – Вам лучше поговорить с Розой Леопольдовной. Несчастье произошло в мое отсутствие, я ушла сюда смотреть, в какой цвет лучше покрасить стены бани. Николай безотлучно находился около меня, где была его жена и остальные рабочие, понятия не имею. Когда няня сообщила, что Вере плохо, я вернулась в гостевой домик и поняла, что сестра Надежды умерла. Николай присел около тела, но руками его не трогал. Я вывела всех, включая собак, во двор, заперла домик, оставив там все, как есть. Даже свет в гостиной не выключила. Если эксперту понадобятся мои сапоги, они в прихожей, на них надеты полиэтиленовые мешки из-под продуктов. Ботинки Николая и тапки Краузе тоже упакованы.

   Я замолчала.

   Анатолий Игоревич взглянул на Володю.

   – Твоя школа?

   Костин сел на табуретку.

   – Она сама научилась. Где няня?

   – Лежит на диване в спальне, – отрапортовала я.

   Банкин одернул свитер.

   – Сюда может прийти или лучше нам к ней подняться?

   – Сейчас приведу Розу Леопольдовну, – пообещала я.

   Краузе держалась молодцом. Она села напротив Анатолия Игоревича и сложила руки на коленях.

   – Помните, что случилось? – начал Банкин.

   – Такое забудешь… – поежилась няня. – Евлампия хотела отдать пирог с черникой рабочим, но я была против, не собиралась баловать строителей. Когда хозяйка пошла разбираться с краской, я подумала: «Предложить бригаде на ужин пирог неправильно. Мужики сладким не наедятся, им сосиски с макаронами подавай. Пирог – десерт, а мы о таком не договаривались, обязывались дважды в день еду обеспечить, не лакомства».

   – Понял, – кивнул Анатолий Игоревич.

   – Мне замолчать? – встала в позу Краузе. – Слишком разболталась?

   – Нет-нет, Роза Леопольдовна, – влез в разговор Костин. – Такой умный, интеллигентный, желающий помочь полиции свидетель, как вы, огромная редкость и радость для нас. Просто у Анатолия Игоревича манера повторять в процессе беседы: «Понял». Это он для себя произносит.

   По лицу няни скользнуло подобие улыбки.

   – Я человек разумный, но нежадный. Вера глуповата, но она же не виновата, что такой уродилась, я сочувствовала ей. Мы с Евлампией до того, как в городской квартире после взрыва жить невозможно стало, несколько раз приезжали сюда в «Крот» смотреть, как ремонт продвигается. Должна вам сказать, что с Верой в бригаде обращались плохо. Николая свояченица раздражала, он ее называл «немтыка». Но чья вина, что девушка нормально разговаривать не научилась? Родителей! Если с ребенком не заниматься, из него Маугли вырастет. Вере доставалась самая тяжелая работа, спала она в чулане, постоянно ругань в свой адрес выслушивала. Надежда на сестру не меньше мужа злилась, считала ее обузой, несколько раз я слышала, как она восклицала: «Чтоб ты сдохла, дармоедка! Замуж тебя никто не берет, делать ничего не умеешь. Хочешь на нашей с Колей шее до старости сидеть?» Я решила строителям пирог не давать и Веру угостить. Вскипятила чайник, отрезала кусок и предложила: «Угощайся». Она, как водится, промолчала, но по ее глазам было видно: обрадовалась. Вера слопала ломоть и на меня уставилась. Я ей второй отрезала. А она вдруг как-то скривилась… ее затрясло… затем она упала с табуретки. Мне жутко стало, я подумала, что у несчастной припадок эпилепсии, побежала за помощью. Это все.

   – Вы сами пирог ели? – осведомился Банкин.

   – Не употребляю ягоды, – поморщилась няня, – у меня от них сильнейшая изжога.

   – А чай пили? – наседал Анатолий Игоревич.

   – Да. Из-за переезда пакетики заварила, не листочки, – уточнила Краузе. – Себе и Вере из одного чайника воду разливала.

   – Понял, – обронил полицейский.

   – Евлампия, посмотрите на часы, Кису скоро забирать надо, – напомнила мне Краузе.

   – Ой! – спохватилась я. – А медкарту девочки мы так и не нашли… Простите, мне надо в садик за ребенком.

   – Езжай спокойно, – разрешил Вовка. – Не торопись, тело увезут часа через два, не раньше.

   Заведующая детским учреждением оказалась добродушной тетушкой лет пятидесяти. Услышав про не найденные до сих пор документы Кисы, она проявила понимание.

   – Перебираться из одной квартиры в другую настоящий ад. Самой однажды довелось с этим столкнуться. Занятие тяжелое физически, поэтому я наняла упаковщиков. Они вроде аккуратно коробки сложили, подписали их, но, приехав на новое место, я обнаружила, что все ярлыки отвалились.

   – Аналогичная история, – вздохнула я.

   – Алена Петровна, Наташа уже уходит! – закричали из коридора.

   – Завтра с ней поговорю, – откликнулась заведующая. – Я тут с мамочкой беседую. Уважаемая Евлампия Андреевна, поймите, вообще-то я не имею права принять в группу ребенка без документов. Но ваш муж очень приятный человек, и вы мне тоже симпатичны, поэтому пойду на нарушение распорядка.

   – Огромное спасибо! – от души поблагодарила я.

   Алена Петровна приосанилась.

   – Наш садик не коммерческий, выживаем, как умеем. Олечка, наша воспитательница, даст вам список того, что ребенку нужно иметь, покажет шкафчик девочки. У нас строго, мы действуем по утвержденному высшей инстанцией расписанию, нарушать его нельзя – приедут проверяющие и устроят трам-тарарам. Девочку необходимо приводить к шести тридцати.

   – Так рано? – ужаснулась я. – Почему?

   – Завтрак в семь, – объяснила заведующая. – Перед этим дети проходят медконтроль, переодеваются, еле-еле полчаса хватает. В восемь трапеза заканчивается, ребятки играют до десяти, затем до полудня занятия, в двенадцать тридцать прогулка до половины второго. С двух до трех обед, затем сон. В пять полдник, вторая прогулка на воздухе, игры, и не позднее семи родители детей забирают.

   – А можно Киса дома поест и придет к началу занятий? – заныла я.

   – Не положено, – с сомнением в голосе произнесла Алена Петровна. – Хотя… Иногда мы делаем исключение, допускаем свободное посещение.

   Я обрадовалась.

   – Как попасть в число избранных?

   Заведующая потупилась.

   – Нам на обустройство выделяют копейки. Вот, к примеру, занавески. Новые положено раз в семь лет покупать, но ведь у нас дети, один на штору наступил, разорвал, другой ее пластилином, красками испачкал… На окнах в группе, куда ваша очаровательная девочка пошла, висит кошмар и позор. Цвет у занавесок серо-буро-малиновый, рисунка нет, качество отвратительное, после первой стирки в линялую тряпку превратились. Такие гардины только в тюрьме вешать, а не в детском учреждении. Или возьмем мебель, те же шкафчики. Им десять лет служить положено. И что? Дверцы через шесть месяцев после установки отвалились, лак облупился. Спасибо, родители у нас замечательные. Папа Олега Прусакова краснодеревщик, руки у него золотые. Он сделал такие гардеробчики – проверяющие ахнули от восторга! Мамочка Катюши Рожиной покрывала на кроватки подарила. Опять же все в восторг пришли – у мальчиков голубые, у девочек розовые, а рисунок одинаковый: мишки. Я прямо заплакала, когда такую красоту увидела. Прикроватные коврики от дедушки Кости Ярина. Они с зайчиками, грибочками, ягодками. Дай бог здоровья родителям всех наших обожаемых деток, но…

   Алена Петровна понизила голос.

   – Понимаете, Евлампия Андреевна, не все ведь ребятишки из обеспеченных семей. Например, Светочка Кондакова. Прелесть, а не девочка, у нее идеальный музыкальный слух, поет колокольчиком, но растет в неполной семье. Мать Светы прекрасная добропорядочная женщина, одна двух детей тянет. Откуда ей средства на помощь родному садику взять? Она изо всех сил старается, хочет полезной быть. Вот перед самым Новым годом санэпидемстанция внезапно нагрянула… Чтоб им, взяточникам, околеть! Вечно норовят без предупреждения накануне праздника на голову свалиться. Расчет у змеюк простой: в любом месте, даже в нашем идеальном детском учреждении, можно к чему-то придраться. Ну, забыли кастрюлю для супа снаружи до блеска надраить. Нарушение! Составят акт, затаскают меня потом по инстанциям. И входят уродины в мой кабинет, бумажкой помахивают, про стыд и совесть забывши, внаглую интересуются: «Даем ход документику или вопрос иначе решим?» Мол, расстегивай, Алена Петровна, свой кошелек…

   Директриса рассмеялась.

   – Но в этот раз им обломилось. Меня бабуля Лиды Полубояриновой вечером предупредила, что бабы из санконтроля завтра придут, и я мамочку Кондаковой кликнула. Та, солнышко наше неленивое, рукавчики закатала, юбочку подоткнула и за ночь такой марафет в садике навела, что бабье-инспекторши аж зажмурились, когда кухню и санузлы увидели. На коленях ползали с лупой, но ни пятнышка, ни пылинки не нашли. Так им и надо, змеюкам гремучим! Видите, и малообеспеченная мамочка оказалась полезной. Сейчас у меня головная боль с занавесками. Ох, как нужны новые! Ой, как они нам необходимы!

   – С удовольствием куплю занавески, – пообещала я, совершенно не желая поднимать Кису в пять утра с кровати. – Вы нам тогда разрешите свободное посещение?

   Алена Петровна прижала руки к груди.

   – Какие чудесные люди в наш садик приходят! Какие потрясающие мамочки! Как мне везет! Вот у Марины Лаврентьевны из Опанасовки беда – сплошь алкоголики да сутяги родители, поэтому ее садик нищий, грязный, дети вечно болеют. У нее последнее место по району, а у нас первое. Спаси вас господь за щедрое предложение! Конечно, я пойду вам навстречу. Пусть Киса появляется, когда вам удобно, остается сколько надо. Все для вас. Сейчас напишу размерчик занавесок. А вы пока ступайте в группу, познакомьтесь с Оленькой. Не обращайте внимания на ее юный вид, девочка закончила вуз, она прекрасный, грамотный, умнейший воспитатель с психологическим образованием. Чудо, а не девушка. Правда, совсем не красавица, но это прекрасно, когда у сотрудницы заурядная внешность.

   – Почему? – удивилась я.

   Алена Петровна заулыбалась.

   – Евлампия Андреевна, у вас молодой, статный, богатый муж. Конечно, он такую жену-красавицу, как вы, обожает. Но зачем человека соблазнять? Представители сильного пола как дети – увидят конфетку и съесть хотят. Я при подборе сотрудниц, которые непосредственно общаются с родителями, всегда внимательно изучаю внешность соискательницы. Блондинки с пятым размером бюста, осиной талией и пухлыми губками от меня сразу получают от ворот поворот. Не хочу, чтобы мамочки нервничали и садик проклинали. Нет, нет и нет! Пусть папочки безобразничают, где хотят, но не на подведомственной мне территории. Крепкая семья – оплот государства. Такова моя позиция.

   – Да. Как вы догадались? – удивилась я.

   – У нас одна новенькая, – засмеялась Оля. – Много ума не надо, чтобы сообразить, кто сейчас пришел, я же всех родителей в лицо знаю. Замечательная у вас девочка! Развитая, некапризная и очень самостоятельная. Сегодня на обед были куриный суп и картофельная запеканка. Все съели первое, а Киса задержалась. Я к ней подошла, хотела спросить – вдруг невкусно? Вижу, девочка ложкой из бульона лук вылавливает.

   – Киса не любит, когда в супе, как она говорит, тряпки плавают, – пояснила я.

   – Меня удивило не то, что ваша дочка какой-то продукт не употребляет, – продолжила Ольга, – а то, как она поступила. Не стала канючить, плакать, заявлять: «У мамы вкуснее», а молча решила проблему, как взрослый человек.

   – За яичками пришли? Завтра к полудню прибегайте. Сколько вам оставить?

   – Здравствуйте, Серафима Кузьминична, – отозвалась я, – меня к вам Елена Ивановна, нянечка из садика, отправила.

   Старушка прищурилась.

   – Так все равно яиц нет. Расхватали все, потому что вкусные очень, не с птицефабрики, домашние.

   Я решила сразу начать с главного вопроса.

   – Хочу про кафе-кондитерскую спросить, которая при въезде в поселок «Крот» работает. Я собралась там пирожное девочке купить, а Елена Ивановна меня остановила, посоветовала сначала к вам зайти, вроде вы что-то о кафе знаете.

   Бабуля начала креститься.

   – Свят, свят, свят… Да, да, не ходите туда!

   – Почему? – спросила я.

   Пенсионерка обернулась.

   – Катька!

   Из домика выглянула девочка лет десяти.

   – Чего?

   – Оденься и погуляй с ребенком, – распорядилась старушка. – Козочек ей покажи, кролей, кур. А мы пока потолкуем.

   Катя закатила глаза.

   – Рожу-то не криви, – одернула внучку бабушка, – схлопочешь за кривлянье. Велено – делай.

   Девочка не посмела спорить.

   – Сейчас. Только в куртку влезу.

   – Так-то лучше, – одобрила Серафима Кузьминична и поманила меня рукой. – Скидывай сапоги, ступай в кухню.

   В неожиданно просторной комнате с современной электроплитой вкусно пахло какой-то травой. Я подергала носом.

   – Чабрец аромат дает, – пояснила хозяйка. – Чаю хочешь?

   – Не откажусь, – ответила я, – холодно на улице.

   Старушка включила чайник.

   – Да уж, зима на дворе, не август. Садись. Как тебя звать?

   – Евлампия, – представилась я.

   Хозяйка всплеснула руками.

   – Надо же, как мою бабушку покойную, царствие ей небесное… Ну, слушай про кондитерскую. В «Кроте» какой-то праздник устроили и позвали на него из Мишкина наших простых людей, кто в поселке работал. И на банкете целая семья померла, Варфоломеевы. Они в соседнем доме жили: Светлана Петровна, Алексей Борисович и Рома. А еще Лариса Прокофьева, тоже из наших. Во какое дело. Яд был в пирогах-пирожных. Нинка, жена нашего участкового, мне сказала, что там вся еда была с отравленной начинкой. Вроде хотели всех «кротовцев» поубивать, но остальные поесть не успели. Полиция преступника нашла – хозяйку кондитерской. Ее посадили, кафешку закрыли, долго она запертой стояла, а в конце нынешней осени открылась. Но наши из Мишкина туда никогда не пойдут. И старые «кротовцы» тоже. Новые же, вроде матери Антона Крокова, ничего не знают. Она нам из того кафе торт принесла. Но я его есть не стала и других отговорить пыталась, за что от директора выговор получила. Нет бы Алене Петровне мне спасибо сказать, что я хотела коллектив от смерти уберечь.

   – Убийцу же поймали, – напомнила я, – она, по вашим словам, заключена под стражу.

   – Все равно опасаюсь, – поморщилась Серафима Кузьминична. – Мало ли чего, вдруг еще одна психованная появилась. Правильно вас Елена Ивановна притормозила, не хотите неприятностей, не покупайте там ничего. И вообще «Крот» гиблое место. Вечно там гадости происходят: то женщина из окна выпадет, то ребенок в песочнице покалечится, то в кафе народ отравится.

   – Ничего об этом не слышала, – удивилась я.

   – А где сами живете? – проявила любопытство Серафима. – Не из наших вы, смотрю. Может, из Рогожина? Или в Янтарной слободе поселились? В округе столько поселков понастроили. Раньше тут одно наше Мишкино было, а теперь народу, словно муравьев, развелось. Так откуда будете?

   – Из «Крота», – пробормотала я, – мы с мужем дом там совсем недавно купили.

   Серафима Кузьминична пару раз моргнула, потом завела:

   – Замечательное место, в лесу строили. Прежде там начальники из организации, которая тоннели строит, жили. Мы, мишкинцы, им по гроб жизни будем благодарны – они газ себе тянули и нам провели. Хорошие люди, не чванные. А за одного из них, за Андрея Николаевича Кутузова, я утром и вечером молюсь. Он мою дочь в клинику устроил, в ведомственную. Причем бесплатно. Раиску туда положили, и я ни копейки денег не заплатила. В нашей-то больничке в Мишкине руками развели и в лицо мне сказали: «Зачем такую девочку лечить? Только ее и себя измучаете. Оставьте дочь умирать спокойно». И мы с тем домой и поехали. Рая-то еще школьницей была, не поняла, что ей добрые доктора скорую смерть накаркали, а я в автобус села и про себя твержу: «Господи, вот ужас-то! Только не зареви, Сима! Не надо на людях чувства показывать!» Дочка, как назло, давай просить: «Мам, купи мороженое!.. Мам, хочу пломбир…» Вышли мы с ней на станции, в магазин заглянули, дочка побежала к морозильнику, а у меня слезы сами собой потекли. Я в ряд, где консервы, бросилась, рукавом утираюсь и прямо в мужика врезалась. Он высокий такой, уж не молодой, но красивый, в дорогом костюме, сначала недовольно отреагировал: «Женщина, осторожнее, вы мне на ногу наступили». А потом присмотрелся и стал расспрашивать: «Что случилось? Почему вы плачете?» И я ему, совсем незнакомому человеку, возьми да и выложи про скорую кончину Раи. Мужчина выслушал, не перебивая, из кармана носовой платок вынул и в руки мне сунул, потом визитку достал. «Завтра по указанному здесь телефону в час дня позвоните. Ответит секретарь, вы ей свое имя-фамилию назовите, и она объяснит, что делать надо. Лицо вытрите, не стоит девочке ваши слезы видеть. Все будет хорошо. Как вас зовут?»

   Серафима Кузьминична сложила руки на груди.

   – Дальше прямо как в сказке было. Женщина на телефоне адрес мне продиктовала, имя врача назвала, Растопов Валерий Валерьевич, велела ехать срочно. Я ей робко так намекнула: «Денег у меня совсем нет». А она в ответ: «Не нужно платить, ничего вам визит стоить не будет». И вылечил Раису доктор. Я с тех пор в церкви свечи за Валерия Валерьевича и Андрея Николаевича ставлю. Дай им бог здоровья! Всегда с праздниками их поздравляла. Растопову до сих пор на Новый год и в день рождения банки с вишневым вареньем отправляю, он его любит. Кутузов уважал мою наливку из черной смородины, я специально для него пятилитровую бутыль настаивала. А потом у него молодая жена разбилась.

   Серафима Кузьминична перекрестилась.

   – Из окна выпала. Олеся Фокина, уборщица в администрации «Крота», мне рассказала, что Кутузова случайно свалилась, не самоубивалась. Подошла к окошку воздухом подышать, у нее, наверное, голова закружилась, и бац! Вроде не особенно высоко, второй этаж всего, могла руки-ноги покалечить, но живой остаться, да не повезло, шею сломала. Андрей Николаевич сразу из дома уехал, ни адреса его, ни телефона теперешнего не знаю.

   Плавную речь старушки прервал телефонный звонок.

   – Господи! – всполошилась бабулька. – Совсем позабыла про внука, надо его с продленки забрать.

   – И нам с Кисой пора, – сказала я.

   – Вы с кошкой? Где же она? Очень этих зверьков люблю, – засуетилась хозяйка.

   – Нет, – улыбнулась я, – Киса это домашнее прозвище девочки, которая ходит в детский садик в группу к воспитательнице Ольге.

   – Хорошая женщина, – сказала хозяйка, – Олю все наши любят, она о чужих детях, как о своих, заботится. Сейчас садик образцовым стал, а заслуга в том Алены Петровны. Раньше им Надежда Федоровна рулила, так о той доброго слова никто сказать не мог.

   Я встала.

   – Спасибо вам за предупреждение о кафе, пирожные мы с Кисой там покупать не станем.

   – Вот и правильно, – одобрила Серафима Кузьминична, – береженого бог бережет.

   Я открыла заднюю дверь.

   – Залезай скорей. Знаешь, что я подумала? Эклеры-корзиночки ты съешь и быстро о них забудешь, а игрушка останется надолго. Давай-ка поедем в торговый центр на станции и купим тебе подарочек.

   – И пирожное, – прибавила девочка.

   – Ладно, – согласилась я.

   – В кондитерской, – уточнила Киса.

   – Там ничего хорошего нет, – отмахнулась я, – твою любимую «картошку» невкусно делают.

   Дорога много времени не заняла.

   – Пошли за пистолетом, – предложила Киса, когда мы вошли в большой торговый центр.

   – Может, лучше купим куклу? – предложила я.

   – Пистолет.

   – Лялю ты будешь одевать и причесывать… – попыталась я изменить настрой Кисы. Но та оказалась непреклонной:

   – Пистолет.

   – Оружие любят только мальчики. Вот мне бы не понравилось играть с пистолетом, – упорствовала я.

   – А ты и не будешь с ним играть, – резонно возразила девочка. – Смотри, куда надо идти, написано «Детские товары».

   Встав у прилавка, Киса начала рассматривать разнообразные игрушки, а у меня зазвонил телефон. Я увидела на экране знакомый номер и в первый момент испытала желание сбросить вызов. Но потом подавила порыв и ответила:

   – Добрый вечер, солнышко.

   – Лампуша, – зашептал тихий голос, – я ошибалась. Это все из-за таблеток, которыми меня Григорий пичкает. От лекарств в голове мутно. Но я их пить бросила.

   – Милая, тебе нужно принимать прописанные средства, – начала я уговаривать женщину.

   – Не говори со мной так! – рассердилась та. – Называй по имени!

   – Хорошо, – тут же согласилась я. – Подскажи, как лучше к тебе обращаться?

   – Дружим сто лет, и ты до сих пор не знаешь, кто я? – всхлипнула собеседница.

   Ответ был у меня заготовлен заранее.

   – В последнее время память подводит, уж извини.

   – Даша Морозова, – представилась собеседница, – обо мне сегодня по телевизору говорят.

   – Привет, Дашенька, – фальшиво бодро продолжила я. – Как дела?

   – Я выкинула таблетки, которые Григорий дал, – зашептала женщина. – Они мне не нужны! Под язык их спрятала, а потом в туалет пошла и выплюнула.

   – Дашенька, – защебетала я, – так поступать нехорошо. Дай честное слово, что будешь пить лекарства.

   – Я ничем не больна! – запальчиво заявила собеседница.

   – Конечно, нет, – заверила я, – ты здорова, но от пилюль отказываться нельзя.

   – Их только психи глотают, – возразила женщина.

   Я старательно изобразила удивление.

   – Почему? Я всегда по утрам пью пилюли. После завтрака принимаю, например, гинкго.

   – Зачем? – заинтересовалась больная.

   – Для улучшения мозгового кровообращения, – пояснила я, не упоминая, что препарат не является лечебным средством, это пищевая добавка.

   – Я тоже такой хочу, – обрадовалась собеседница. – Хочу пить твои таблетки, а не те, что Гриша сует.

   Мне стало грустно. Увы, Соне Грушиной – так на самом деле зовут мою собеседницу – никакие БАДы не помогут, ей необходимы лекарства от психиатра.

   – Еще он пуляется плазменными шариками, которые убивают крокодавлей, – добавила Киса.

   Я потрясла головой.

   – Кого?

   – Крокодавлей, – повторил продавец. И пояснил: – Они живут на планете Вурку в созвездии Брошка.

   Я схватилась за прилавок.

   – Где?

   – Вы что, кино не смотрите? – с презрением спросил юноша. – Неужели фильм «Монстры из Облакомо» не видели? Самая кассовая лента!

   Я потерла уши в надежде, что после сего нехитрого действия пройдет звон в голове.

   Торговец выложил на прилавок коробку.

   – Сколько зарядов к бронебою будете брать? Упаковку?

   – Сто! – заявила Киса.

   Я попыталась спорить:

   – Лучше купить вон ту куколку. Ее можно купать, причесывать…

   Продавец неожиданно пришел мне на помощь:

   – Мама права, пистолет тебе быстро надоест. Расстреляешь гранаты, и что дальше делать? Придется новые приобретать. К тому же оружие всего лишь бабахает. А куклу будешь наряжать, для нее платьев полно, их лучшие дизайнеры шьют. Подружки в садике от зависти сдохнут.

   – Она такая красивая! – запела я.

   – Шикарная! – вел свою партию юноша. – Всего одна на всю Москву. Эксклюзив. Сделана в Нью-Йорке знаменитым художником. Послушай мамочку, она плохого не посоветует.

   Киса уставилась на разрекламированную нами принцессу. И в этот момент я увидела ценник, который выглядывал из-под платья, щедро украшенного золотым шитьем и кружевом. На нем стояла цифра двенадцать, а за ней несколько нулей.

   – Недешевая ляля! – выпалила я.

   – Она коллекционная, – зачастил продавец, – выпускается одна в год. Сейчас за нее хотят сто двадцать тысяч, но через пару лет цена возрастет втрое, впятеро, вдесятеро. В момент инфляции это крайне выгодное вложение денег.

   – Сколько? – ужаснулась я.

   – Стольник и еще двадцатка! – восторженно выкрикнул торгаш. – Коробка бесплатно.

   – И правда красивая… – протянула Киса.

   – Немедленно уберите игрушку с прилавка, – прошипела я.

   – Почему? – прикинулся дураком консультант. – Пусть девочка рассмотрит эту прелесть как следует.

   – Пистолет лучше, – занервничала я. – Киса, завтра принесешь его в садик и убьешь всех инопланетных монстров. Купим к нему кучу гранат.

   – Ладно, – согласилась малышка, – кукол дома много.

   Продавец поскучнел.

   – Ошибочку совершаете. Через десять лет увидите эту лялю на аукционе за пару миллионов долларов и сгрызете руки до коленок.

   – Сколько за оружие? – спросила я, вынимая кошелек.

   – Четыреста рублей. И пятьдесят за дополнительные боеприпасы, – разочарованно процедил юноша.

   Вручив Кису Розе Леопольдовне, я все-таки решила пойти в кондитерскую. Путь недалекий, на дворе приятный морозец, заодно подышу свежим воздухом.

   Не успела я выйти за калитку, как ко мне с отчаянным лаем кинулся крохотный черный пуделек в красном комбинезоне.

   Я присела на корточки.

   – Привет, милый!

   Собачка замолчала, потом медленно приблизилась ко мне. Я погладила ее по голове.

   – Рикки! – воскликнула полная дама, появляясь из-за поворота аллеи. – Ах ты вредина! Удрал! Не пугайтесь, Рикуша не кусается, просто ворчит.

   – Я не боюсь собак, – улыбнулась я, – у нас живут два мопса.

   Незнакомка прищурилась.

   – Вы купили дом Кутузова?

   – Да. Как вы догадались? – удивилась я.

   – Ну, мы же стоим прямо у его калитки, – засмеялась собеседница. – Вчера, гуляя с Рикки, я видела, как на участок, принадлежавший Андрею Николаевичу, заносят вещи, а потом из машины выскочили два мопса: черный и бежевый.

   – Муся и Фира, – кивнула я. – А меня зовут Евлампия.

   – Рада знакомству. Марина Бородулина, – представилась дама, – живу в «Кроте» со дня его основания. Заглядывайте ко мне на кофеек, улица Малиновая, дом восемь. И прихватывайте Фиру с Мусей, Рикки обожает играть с собаками, он приветливый. Как устроились?

   – Пока на коробках, – вздохнула я, – ничего найти не можем. В основном доме ремонт, мы временно поселились в гостевом коттедже.

   На лицо Марины наползла тень.

   – В маленьком домике расположились?

   – Да, – подтвердила я. – Что-то не так?

   – Надеюсь, не в угловой комнате второго этажа спальню устроить решили?

   – Там очень уютно, окно большое, – сказала я.

   – Да уж, окно там большое… – протянула Бородулина. – Даже слишком. Мы с вами впервые видимся, мои слова могут показаться странными, но… не надо в той комнате спать.

   – Маринка, ты где? – заорал высокий голос. – Замерзла тебя ждать!

   – Бегу уже! – крикнула Бородулина. – Евлампия, сегодня мы с подругой на четыре дня уезжаем на свадьбу, поэтому приходите ко мне в понедельник. Тогда все и объясню. И, пожалуйста, послушайтесь моего совета, смените спальню. Вас в угловой комнате замучают кошмары. Уж поверьте, я знаю, о чем говорю, там точно живут привидения.

   Помахав мне рукой, Марина, подхватив пуделя, свернула в аллею. Пребывая в недоумении, я миновала шлагбаум у въезда в поселок, добралась до кафе-кондитерской и вошла внутрь.

   Зал оказался пуст. Я постояла пару минут у стеклянных витрин, полюбовалась на красивые булочки-пирожные, потом увидела на прилавке звонок и нажала на него.

   – Секундочку! – донеслось издалека. – Сейчас появлюсь, ватрушечки из печи вынимаю… Посидите пока, пожалуйста.

   Минуты через две из глубины помещения показалась женщина с противнем в руках. Она поставила его на специальную подставку и улыбнулась.

   – Творожнички получились супер! Здравствуйте.

   – Добрый день, – ответила я. – Где у вас пироги? Не вижу их что-то.

   – Есть яблочные с корицей на слоеном тесте, курага с изюмом на дрожжевом, чернослив с песочным, – быстро перечислила кондитерша. – Вы у нас впервые, вот держите…

   Я посмотрела на белую коробочку размером с чайное блюдце, которую продавщица поставила на прилавок.

   – Что это?

   – Давайте познакомимся, – предложила женщина. – Меня зовут Зинаида Калинина, я владею этой кондитерской. Покупатели всегда спрашивают, каковы наши изделия на вкус. Но ведь каждый любит свое, поэтому я поставила дегустационный сет из мини-тортиков. Каждому новому покупателю один раз коробочка в подарок. Попробуете все и определите, что вам больше всего нравится. Мини-пирожные есть всегда, их можно купить, они удобны для вечеринок и детских праздников.

   – Спасибо, – поблагодарила я. – У меня дома любят пироги с ягодами, особенно с черникой.

   Зинаида обвела рукой стеклянный прилавок.

   – Я не готовлю ничего из полуфабрикатов и никакие замороженные или импортные ингредиенты не использую. Сейчас зима, свежей черники нет. Есть яблочный пай, он сегодня удался, начинка из российской антоновки, она долго хранится без холодильника.

   – Вы утром не пекли сдобу с черникой? – уточнила я.

   – Нет, – ответила Зинаида. – Если хотите именно такой пирог, испеку для вас эксклюзивно, но имейте в виду: ягоды в нем будут импортными, очень дорогими и не особо вкусными. Я не советую вам его, но гляньте на фото.

   Передо мной очутился каталог, я машинально перевернула несколько листов и обрадовалась:

   – Вот, очень похожий!

   – «Черничное счастье», – улыбнулась Зина. – Это стандартная форма пирога с ягодами, верх всегда решеткой. Можно выложить полоски теста в виде сердца или инициалов. Но такой лучше летом печь. Вы случайно в кондитерскую завернули или живете рядом?

   – Приобрели дом в «Кроте». На Ягодной улице, желтый с красной крышей, в ближайших соседках у нас Горская.

   – Чудесная женщина, добрая фея нашего городка, – засмеялась Зинаида. – Зубная фея, как мы ее зовем. Муж Ирины Леонидовны, давно покойный, был прекрасным стоматологом. Я не так давно кондитерскую открыла, и Горская меня очень поддержала. С прежней владелицей у нее отношения не сложились. Она полагала, что Ксения Фролова при производстве выпечки использовала дешевое пальмовое масло, и никогда не ела ее пироги-пирожные. Во мне Ирина Леонидовна не сомневается, частенько забегает, у нее единственная претензия, что я не пеку обожаемые ею пироги с черникой. Зато делаю яблочный пай, он Горской нравится, ее домработница Марфуша постоянно за ним заходит. Наша добрая фея не богата, поэтому я ей иногда подарки делаю. Испеку пирожные или кекс и загляну к ней, поставлю в прихожей на консоль.

   – Сегодня Ирина Леонидовна принесла мне в подарок пирог с черникой, купленный у вас, – пробормотала я.

   – Нет, вы ошибаетесь, – возразила Калинина. – Я говорила, что зимой такие не пеку, только в сезон.

   – Изделие было упаковано в вашу фирменную коробку и завязано лентой с надписью «Мадам Маффин», – сказала я.

   – Удивительно, – поразилась хозяйка. – Хотя… Видите вон там шкаф?

   Я кивнула.

   – Никогда его не запираю, – пояснила кондитер, – там хранится тара, картонки, фирменные пакеты, тесьма. В принципе любой может взять, что пожелает. Я часто ухожу из торгового зала в помещение с печами. Надо нажать на звонок на прилавке, и я сразу вернусь. А сейчас черничный пирог можно купить в пекарне, в торговом центре на станции. Однако странно, зачем Горской его в мою тару перепаковывать? Ирина Леонидовна редко из поселка выезжает, за покупками у нее Марфа ходит.

   Я посмотрела на ватрушки, невольно сглотнула слюну и продолжила:

   – У полученного в подарок пирога решетка была в виде переплетенных букв «М». Похоже на ваш фирменный знак «Мадам Маффин».

   – Нет у меня никаких знаков, – отрезала Зина. – И теперь я знаю точно: из пекарни со станции ваше угощеньице. Делает его фирма «Маша и Медведи». Хозяева врут, что все у них натуральное, из российских продуктов, а на самом деле они у немцев замороженную дрянь по дешевке скупают, в свои коробки раскладывают и продают. Жулье, не ходите к ним. Значит, в «Крот» перебрались? Представляю, как вы намучились, пока покупку дома оформляли. Как вы устроились? Наверное, устали, заключая договор купли-продажи. Это так утомительно – бегаешь между риелтором и нотариусом, собираешь кучу документов, тащишь в зубах гору денег, закладываешь их в ячейку… Мрак! И когда только сделки с недвижимостью будут цивилизованно проводиться?

   – В нашей семье важные вопросы всегда решает муж, я думаю о хозяйстве, – улыбнулась я. И призналась: – Не занималась приобретением жилья.

   – От всей души вам завидую, – отозвалась кондитер. – Мой супруг успешный бизнесмен и милейший человек, ни на кого из родных, даже на свою тещу, голоса не повысил. Мама, женщина своенравная, порой прямо-таки нарывалась на скандал, а не получилось Федора до агрессии довести. Но в бытовом плане Федя беспомощен, как новорожденный щенок, не догадается сам холодильник открыть. А если, паче чаяния, сообразит, где припасы хранятся, то не заметит ни супа, ни котлет, схватит батон колбасы и им пообедает.

   – Мой муж такой же, – засмеялась я. – Чтобы Макс увидел кастрюльку с борщом, та должна стоять на полке точно на уровне его глаз, выше или ниже он не посмотрит.

   Зинаида расхохоталась.

   – А Федору надо, чтобы кастрюля с первым не просто бросалась в глаза, а бегала с истошным воплем: «Суп здесь, здесь!» Я называю мужа своим третьим мопсом в стае. Хотя Альфред с Заком могут лапой открыть шкаф и вытащить пачку печенья, Федя же на такой подвиг не способен.

   – У вас мопсы! – обрадовалась я. – Мальчики?

   – Альфред и Зак, – повторила хозяйка кондитерской.

   Я вынула телефон и открыла фото.

   – Знакомьтесь, мои Фира и Муся.

   – Ой! Они очаровательны! – восхитилась Зина. – Как приятно встретить владелицу мопсих. Давайте выпьем кофе? Или, учитывая вечерний час, лучше фруктовый чай. Ватрушечки попробуете?

   – Сдоба вредна на ночь, – благоразумно заметила я.

   Зина окинула меня взглядом.

   – Только не для вас! Садитесь за столик.

   – Умеете делать печеночные чипсы? – поинтересовалась Зина.

   – Впервые о них слышу, – призналась я.

   Булочница принялась объяснять.

   – Сделать их проще простого. Берем говяжью печенку, лучше замороженную. До конца не размораживаем, так будет удобнее резать ее на маленькие, с ноготок, кубики. Кладем их на противень в один слой, ставим в сильно разогретую духовку минут на двадцать, потом уменьшаем температуру градусов до 70–80. Периодически перемешиваем. Примерно через час духовку надо выключить, оставить будущие чипсы внутри до остывания. Затем опять включить печь градусов на 70 и ждать столько, сколько потребуется, чтобы чипсы стали почти сухими. Остудить их, переложить в баночку, хранить в холодильнике. Вот и все. Они вкуснее и полезнее покупных лакомств, не содержат никаких красителей-консервантов. Завтра хотела Альфреду и Заку очередную порцию насушить. Заодно сделаю и для вас.

   – Спасибо, – обрадовалась я.

   Дверь беззвучно открылась, в зале появилась стройная женщина в красном пуловере.

   – Привет! – весело воскликнула она. – Так и подумала, что здесь пир горой. А мне кофейку с плюшечками?

   – Светусик! На улице холодно, почему ты не в теплой куртке? – укорила посетительницу Зинаида, направляясь к шкафу с посудой.

   – В машине катаюсь, – отмахнулась Светлана. – Ммм, ватрушки! Можно одну? А лучше две. Нет, три! И штук пять с собой.

   – Угощайся, – радушно предложила кондитер, ставя перед ней чашку. – Пьем чай «Зимний вечер». Фруктовый с корицей.

   – Прямо в тему, – потерла руки Света.

   – У Евлампии два мопса, – сообщила ей, заводя светскую беседу, хозяйка.

   – Да что вы! – повернувшись ко мне, бурно восхитилась Светлана. – А у меня чхуня Перла. Еще та вредина, каждый день упрашиваю ее поесть.

   – Ты неправильно собачку кормишь, – хмыкнула Зина, – девочке сухой корм не нравится, купи ей паштет.

   – Ветеринар велел Перле хрустики давать, – уперлась Света.

   Калинина повернулась ко мне:

   – А собачка не желает их видеть. Перла совсем не вредина, просто с принципами: ест лишь то, что ей по вкусу. Вот от моих печеночных чипсов она никогда не отказывается.

   – Твоя правда, – согласилась Светлана, – за обе щеки их уписывает.

   – Завтра притащу тебе и Евлампии по коробочке, – пообещала кондитерша.

   – У Перлы будет праздник, – захлопала в ладоши Света.

   – Евлампия купила в «Кроте» дом, – доложила ей следующую новость Зина, – стала нашей соседкой.

   – Вау! – запрыгала на стуле Света. – Вы въехали в особняк Игнатовой? Ремонт затеете? Не выламывайте мраморные панели в холле. Они смотрятся по-купечески, но Маша их из Италии привезла, бешеные деньги заплатила.

   – Нет, мы приобрели особняк на Ягодной, – уточнила я, – участок около Горской.

   Калинина отвела глаза, а Светлана взвизгнула.

   – Про́клятый дом продался!

   – Соколова, замолчи, – сквозь зубы процедила Зинаида.

   – Ой! – пропищала Света и прикрыла рот рукой. – Не хотела говорить, само выскочило!

   У меня по плечам пробежал озноб.

   – Про́клятый дом? Почему вы его так назвали?

   – Я пошутила, – принялась глупо оправдываться Светлана, – сболтнула, не подумав. И вовсе не это слово сказала.

   – Я очень хорошо расслышала, – возразила я.

   – Нет, нет, вам показалось, – занервничала Соколова, – я произнесла… э… покерный дом. Покерный – проклятый, очень похоже. Рот ватрушкой забила, дикция нарушилась.

   – Евлампия, – позвала меня Зинаида, – давайте покажу, как пирожные пекутся!

   – И я хочу посмотреть! – обрадовалась Светлана. – Ни разу еще у тебя на кухне не была, прямо обидно. Вот Ксения один раз показала мне, как тесто для рогаликов готовит. Ты же, наверное, все переделала? Кстати, интересно, как у Ксюхи дела? Мне ее жуть как жаль. Сама свою жизнь загубила, сидит теперь за решеткой вместе с ужасными преступниками.

   Кондитер схватила со стола чашку и, разом опустошив ее, заявила:

   – Света, я закрываюсь. Извини.

   Болтунья показала на часы, висевшие на стене:

   – Еще рано!

   Зина поджала губы.

   – Я плохо себя чувствую. И народу нет.

   – Не идет сюда покупатель, – пригорюнилась Светлана, – плохой имидж у кондитерской. Я тебя предостерегала: «Не связывайся с кафе и пекарней, у места дурная слава. Лучше в супермаркете точку основать». А ты уперлась. И что получилось? Да ничего хорошего пока.

   – Заткнешься ты, наконец, или нет? – не выдержала Зинаида.

   – Чего я сказала-то? – растерялась Света. – Никакого секрета нет, всем про Ксюху известно. И ты не виновата в смерти людей. Не ты тогда здесь хозяйничала, на праздник пирожные делала. Верно, Евлампия?

   – Понятия не имею, о чем ведете речь, – ответила я. – Но очень хочу узнать, почему купленный нами особняк считается про́клятым, и…

   – Аура там черная, – не дала мне договорить Соколова, – все жены Кутузова не своей смертью в нем поумирали. Вот жуть! Ужас кромешный! Ой, вы не знали?

   – Нет, – мрачно ответила я.

   Булочница, явно испытывавшая желание запихнуть в рот Светлане полотняную салфетку, сдвинула брови.

   – Надо ей правду рассказать, – неслась дальше Света. – Евлампия все равно узнает, Маринка доложит. Едва Рыба услышит, что в про́клятый дом люди въехали, сразу к новой хозяйке прибежит и наврет с три короба.

   Зинаида пододвинула ко мне блюдо с ватрушками.

   – Евлампия…

   – Меня можно звать просто Лампа, – улыбнулась я.

   Светлана расхохоталась.

   – Как прикольно!

   Кондитер сложила руки на груди.

   – Лампа, вы уже поняли, что у Светы язык на привязи не держится? Мы с ней с юности знакомы, она всегда такой была – ляпнет не подумав, потом угрызается, бежит ко мне с вопросом: «Зачем я глупость сболтнула?» У меня один ответ на это: «Потому что ты сначала говоришь, а потом думаешь». Доверять ей тайны не советую, о ваших секретах сразу вся округа узнает. Но Светка никогда не врет, говорит как есть. Если у вас в доме упал потолок, она так и скажет, ничего не прибавит, интересных деталей не выдумает. И растреплет о вашей неприятности исключительно по глупости, зла Соколова никому не желает, она добрая и безобидная, как новорожденный котенок. Конечно, человеку, чью тайну все узнали, от этого не легче, и на Свету многие обижены, друзей у нее мало. А вот Рыба, то есть Марина Бородулина, другая. Кличку она получила за свою привычку повторять: «Я чужие секреты хранить умею, молчу, как рыба». Маринка, в отличие от Светика, хорошо поразмыслит, прежде чем что-то сказать. Если у вас с Бородулиной сложатся близкие отношения, то Рыба, выяснив о вас жареное, будет молчать. Но едва между вами пробежит черная кошка, пиши пропало, она немедленно пустит сплетню. И сделает это филигранно, так перемешает истину с выдумкой, так коктейль преподнесет, что большинство народа ей поверит. Сама Марина направо-налево голосить о других не станет, она чужими руками горячую картошку из костра таскать любит. И подчас использует в своих целях Соколову. А Света, хоть и знакома с Рыбой много лет, всегда на ее удочку попадается. Сколько раз я ей внушала: «Расскажет тебе Марина по секрету нечто захватывающе интересное, не беги к другим, не передавай инфу, сначала мне ее изложи».

   – Я так и делаю, – начала оправдываться Светлана.

   – Да ну? – прищурилась Зинаида. – А кто распустил слух, что у Корольковых родилась двойня и один ребенок умер? Ты! Все потом именно на тебя ссылались. Извини, Света, но твоя Перла умнее хозяйки. Помнишь, как она на Маринку накинулась и попыталась ее за ногу укусить? Бери с чихуахуа пример: явится к тебе Бородулина – гони ее вон.

   – Это случайно вышло, – захныкала Света. – Я с Рыбой поговорила, от души Люсе Корольковой посочувствовала и к тебе понеслась с рассказом. А по дороге столкнулась с Лесей Забелиной. Она спросила: «Светочка, отчего у тебя лицо такое странное?» Сама не знаю, зачем ей то, что от Маринки услышала, озвучила. Загипнотизировала меня Леська.

   Кондитер налила в мою чашку чаю.

   – Понимаете, Лампа? Рыба Соколову распрекрасно знает, вот и использует ее. Марина к любому человеку ключик подберет, она знатный манипулятор. И к вам попытается в душу влезть.

   Калинина взяла свою чашку и начала пить.

   – Уже пообщалась с Бородулиной, – вздохнула я. – Шла к вам и столкнулась с Мариной. Она меня к себе в гости зазывала, обещала рассказать, почему не надо в угловой комнате гостевого дома спальню устраивать. Про каких-то призраков упоминала.

   Зинаида отставила пустую чашку.

   – Лучше с Рыбой не контачить. Здрассти – до свидания, и конец. Она к вам в гости ходить будет, в лучшие подруги набьется, и получите дерьмо полным ведром. Коренных «кротовцев», тех, кто в поселке со дня основания живет, осталось мало: Света, Марина, Ирина Леонидовна, я, ну и еще несколько человек. Горская сюда с мужем приехала. Тот стоматологом был, зубы всему начальству «НИИгосстройгоротоннеля» лечил, потому и получил участок в барской зоне.

   – Барская зона? – переспросила я. – Что это такое?

   – Ешьте ватрушки, вкуснее ни у кого не найдете… Если посмотрите на план поселка, вам станет ясно: он поделен главной, самой широкой улицей на две неравные части. В левой участки получило руководство треста и землю под строительство дач себе выделило не скупясь, у каждого оказалось по гектару. К тому же территория, где поселились высшие чины, лесная. Кооператив «Крот» был основан в советское время, и чтобы боссов не обвинили, что они присвоили огромную площадь, а рабочему люду показали фигу, директор предприятия «НИИгосстройгоротоннель» выделил участки и простому народу.

   – Не совсем уж простому, – поправила Светлана.

   – Твоя правда, – согласилась Зинаида. – Будущих владельцев фазенд отбирали тщательно. Мой отец служил мастером в цеху сборки. Папа не пил, не курил, матом не ругался, любил маму, обожал меня, считался передовиком производства, его портрет постоянно висел на Доске почета. Разумеется, отец был членом КПСС, считался, как тогда писали в характеристиках, политически грамотным, морально устойчивым. Его посчитали достойным соседом начальства, и нашей семье выделили землю в той части «Крота», которую прозвали «крестьянской». Дали ему двадцать соток, и на фоне шести, которые получали тогда москвичи, это казалось огромным владением.

   Калинина бросила взгляд на подругу и продолжила:

   – Светкины родители оба работали в цеху, отец на конвейере, мать на покраске готовых форм. Семья Соколовых была, как и моя, со всех сторон положительная. Им тоже нарезали два десятка соток. Денег особых у наших родителей не было, они возвели маленькие домики. В «крестьянской» части «Крота» лес не рос, там было поле и громадный овраг, превращенный жителями деревни Мишкино в помойку. «Крестьяне» долго вывозили мусор, засыпали канаву, сажали деревья. У «бар» таких проблем не возникало, им, как я уже говорила, достались ели-сосны, и они выстроили кирпичные двухэтажные особняки, куда провели воду и газ, коммуникации протянули через Мишкино. Когда рабочие начали роптать и спрашивать, почему же к ним не проложили трубы, Василий Петрович Бородулин, председатель дачного кооператива, отец Маринки, спел им песню про технические трудности, не позволяющие «крестьянам» пользоваться благами цивилизации. Устроить открытый бунт работяги побоялись, им пришлось носить воду ведрами и покупать газ в баллонах. Папаша Рыбы был парторгом завода, по советским временам это даже круче, чем директор. Маринка вела себя как принцесса, дружила исключительно с ребятами из семей руководства треста, мимо остальных проходила, гордо вскинув голову. Помню, когда нам в первый год проживания в поселке устроили в местном клубе новогоднюю елку, Марина вырядилась во все лучшее, нацепила на себя мамашины драгоценности, вошла в зал, оглядела присутствующих и громко сказала: «Папа, я думала, здесь только свои будут. Зачем нам дети из оврага?» Мы были школьниками, но отреагировали не по-детски, большинство ребят, услышав ее слова, собралось покинуть зал. А Степан Локтев посмотрел на обескураженного Василия Петровича и заявил: «В нашей стране все равны. Я завтра пойду в ЦК ВЛКСМ и расскажу, как дочь парторга высказалась о детях пролетариев». Степа был комсоргом школы, этакий Павел Корчагин, он знал, что и кому сказать. Бородулин, поняв, что хамство дочери может дорого ему стоить, стал умолять всех остаться, а затем увел Маринку домой. На следующий день Рыба в сопровождении отца обошла дома «крестьян» и перед всеми извинилась. Но дружбы между нами не возникло, Марина по-прежнему считала ниже своего достоинства общаться с плебсом.

   – Магазин в поселке был всегда, – подхватила нить рассказа Светлана. – Но если хорошие продукты завозили, очередища там змеилась – жуть! Один раз стоим мы с Зиной за майонезом – перед Первомаем дело было, в салаты заправка нужна. Два часа куковали, почти до прилавка дошли, и тут продавщица кричит: «Осталось десять банок, даю по одной в руки!» Мы третьими оказались, обрадовались – нам точно хватит. Вдруг появляется Марина, обходит всех и велит продавщице: «Папа меня за майонезом прислал, надо пятнадцать банок». – «Десять всего осталось», – пролепетала торговка. «Плохо, рассердится на вас отец. Ладно, давай сколько есть», – скомандовала Рыба.

   Я отхлебнула чай.

   – Мда, нечего сказать…

   – И все взрослые промолчали, – добавила Света. – Потому что Бородулин любому сотруднику предприятия мог капитально жизнь изгадить. Школьник Степан оказался смелее рабочих.

   – Потом времена изменились, – продолжала Зина, – НИИ и завод закрылись, руководство осталось не у дел, и стали они участки продавать. Мы со Светкой замуж за простых парней вышли, ее муж вообще детдомовец, но в конце девяностых наши мужики бизнесом занялись и весьма преуспели. Я с семнадцати лет кондитером работала, Света портнихой. А сейчас у меня сеть пекарен, у Сорокиной три ателье, но основные деньги мужья в семью приносят.

   – Убогие домики давно снесены, – подхватила Светлана, – теперь у нас многоэтажные особняки со всем необходимым. А вот Рыбе не повезло. Отец ее за сына замминистра выдал, это раньше круто было. Нам-то с Зиной не удалось высшее образование получить, родителям помогать пришлось, а Марина МГУ закончила, филологический. И что в конце концов вышло? Свекра Рыбы на пенсию отправили, муж пить начал и умер от алкоголизма. Сейчас Бородулина в школе неподалеку работает. Переехала из родительского особняка в «крестьянскую» часть, нынче у нее коттедж из трех комнат и десять соток. Мораль: не плюй в тех, кто ниже тебя на ветке сидит, – когда с вершины падать будешь, мимо оплеванного полетишь. Нас с Зиной она ненавидит. И всех, кто, по ее мнению, счастливо живет, тоже. При виде Ирины Леонидовны ее прямо крючит. Горская, в отличие от Маринки, свой старый особняк сохранила и участок.

   – Ирина Леонидовна хороший, добрый человек, – подхватила Зина, – вечно всем помочь стремится, настоящая фея нашего поселка.

   – И дядя Миша такой был, – сказала Света. – Он зубы всем лечил, людей на черных-белых не делил. Мне пломбу поставил и шоколадку подарил за то, что не плакала. Правда, я его плохо помню, доктор давно умер. Интересно, на что тетя Ира живет? Где деньги берет?

   – Пенсию получает, – пожала плечами Зина.

   Подруга рассмеялась.

   – Ну ты даешь! Пенсия копеечная, ее даже на коммуналку не хватит. А еще надо покушать, одеться. Горская всегда с маникюром-педикюром, голова уложена.

   Зинаида сдвинула брови.

   – Вообще-то не наше дело, кто где деньги на жизнь берет. Но ты же знаешь и про подарки, и про склад. Ирине Леонидовне харчей и всякой ерунды на сто лет хватит.

   Светлана захихикала.

   – Точно! Горскую все любят, поэтому ей потихоньку помогают, приносят кто фрукты, кто конфеты, кто колбаску. А еще у нее есть нычка!

   Калинина подлила мне чаю.

   – Ирина Леонидовна запасливая белочка. Ее муж лечил многих нужных людей, в том числе директоров гастрономов. Горская заходила в те магазины с черного хода, и ей давали, ну, например, два ящика хороших макарон.

   – Или тушенки, – подхватила Света. – А тетя Ира, как хомячок, все это в норку свою тащила. И хранила. Она до сих пор пользуется тем, что фиг знает когда запасла. Ой, не могу! В прошлом году она пришла ко мне на день рождения и подарила набор: мыло и духи «Красная Москва». На коробочке стояла дата выпуска – «1985 год». И что интересно, мыльце чудесно пенилось, а парфюм сохранил аромат.

   Я улыбнулась.

   – Мне Горская презентовала растворимый кофе из тех же времен.

   Соколова расхохоталась.

   – У нее и стройматериалы есть. Вера Звонкова ремонт в доме делала, стилизацию под шестидесятые годы двадцатого века. Она Горской пожаловалась, что никак нужную плитку найти не может. Вроде ее тогда называли «кабанчик», узенькие такие прямоугольнички, черные. Таких сейчас тьма, но Звонковой хотелось не просто похожие, а настоящие. И что вы думаете? Тетя Ира на следующий день три ящика ей приволокла, на крышках написано: «Изготовлено в СССР, срок годности не ограничен». Но все равно я не пойму, откуда у нее средства? Ладно, еду ей дарят, плюс она запасы использует. Но компьютер! Она очень дорогой купила. Саша сказал, самый навороченный вариант.

   Зина изумилась:

   – Как твой сын мог узнать про то, что приобрела Горская?

   Соколова схватила ватрушку.

   – Мальчик давно хочет «Мак», а Егор против того, чтобы у ребенка был комп…

   – Твой муж ведет себя глупо, – перебив подругу, поморщилась Зина. – Сейчас без Интернета просто никуда.

   – Знаешь, какие твари в Сети водятся?! – возмутилась Света. – Там педофилы, порнография! Смотрела фильм «Белая коза» про домохозяек, которые в свободное время подрабатывали порнозвездами?! Подобного в Интернете полно. Естественно, есть и еще похуже. Егор не хочет, чтобы нашего мальчика развратили. Для учебы у Саши есть ноутбук в кабинете у отца, Гоша тщательно следит за тем, куда сын заходил. Электронными играми, которые мозг рушат, сын не балуется. Айпада-айфона у него нет, одна беда от этих устройств, Саша пользуется обычным телефоном, без выхода в Интернет.

   – Но он очень хочет иметь свое «яблоко», – усмехнулась Зина.

   – К сожалению, да, – поскучнела Светлана. – Около года назад сын подошел ко мне и сказал: «Даже у бабки Горской суперкомп, а вы мне приличный не хотите купить. И роутер ей такой поставили, что закачаешься». Я удивилась, откуда ему это известно, принялась сына расспрашивать и узнала вот что. Саша на большой перемене – он ведь учится в Москве – пошел в магазин около гимназии – сын туда, оказывается, регулярно бегает, чтобы на технику полюбоваться, – и увидел соседку по поселку. Ирине Леонидовне в тот момент отдавали покупку, компьютер, о котором Саня мечтает. Дело под Новый год было, мальчик домой таким расстроенным приехал, ну и не выдержал, упрекнул меня.

   – Давай оставим Горскую в покое, – поморщилась Калинина. – Не наше дело, где она деньги добывает. Начали Лампе про ее дом рассказывать, а свернули не туда!

   Я подперла щеку кулаком и постаралась не пропустить из рассказа кондитерши ни слова.

   …Особняк, который мы с Максом купили, был построен Андреем Николаевичем Кутузовым, единственным из руководителей «НИИгосстройгоротоннеля», которому после развала предприятия удалось не только удержаться на плаву, но и стать богатым человеком. Кутузов кардинально сменил поле деятельности – открыл зоомагазин и жил припеваючи. Он женился на Юле, у них родилась дочка, все звали ее Кутей. Нет, конечно, родители дали ей при рождении нормальное имя, которое очень скоро все позабыли, потому что малышка представлялась только как Кутя и не отзывалась, если к ней обращались иначе.

   Став подростком, Кутя из симпатичной девочки, одетой по вкусу мамы, превратилась в странное существо. Она связалась с компанией детей из неблагополучных семей, остригла русые косы, выкрасила оставшийся «ежик» в черный цвет, проколола губу, ноздрю, пупок, обвесилась цепями, сильно напоминавшими те, на которых деревенские жители держат здоровенных дворовых полканов, начала курить и ругаться матом. Где домашний ребенок, посещавший частную гимназию, нашел неподходящих друзей? Нет ответа на вопрос.

   Мать понимала, что у нее гормональная буря, поэтому решила не давить на дочку. Вероятно, большинство детских психологов признали бы правоту Юли. Многие тинейджеры безобразничают из желания насолить «шнуркам», а когда предки говорят что-нибудь вроде: «Красивая у тебя серьга в носу. Может, и мне такую воткнуть?», – тут же вытаскивают «гвоздик».

   Но с Кутей такая тактика не сработала. Девочка прогуливала уроки, получала двойки, хамила матери. Юля скрывала от мужа большинство подвигов дочери, а отец, занятый бизнесом, не часто общался с Кутей и полагал, что проблема только в прическе и одежде.

   Потом девочка забеременела невесть от кого, и Юля тайком отвезла ее на аборт. Мужу, она по обыкновению, ничего не сказала. Операцию произвели по просьбе Кути. Мать-то ей сказала:

   – Если решишь оставить малыша, мы с папой поможем его вырастить, ты можешь всегда на нас рассчитывать.

   – Охренела? Не нужен он мне, – высказалась дочурка. – Ненавижу детей! Они только орут и гадят!

   А через неделю после аборта Кутя сказала иное:

   – А-а-а, у меня из-за тебя депрессия! Ты велела моего ребенка убить! Ненавижу вас всех!

   Юля обомлела. А потом прибежала к Зине, ставшей ее лучшей подругой, расплакалась, рассказала всю правду и про аборт, и про хамство Кути.

   – Распустила ты девчонку, – попеняла Калинина, – следовало ее ремнем драть.

   – Хотела сохранить с дочкой хорошие отношения, – всхлипывала Юлечка.

   – Некоторым людям нужен не мед, а розга, чтобы у них мозги на место встали, – нахмурилась Зинаида. – Заверни гайки, расскажи Андрею правду о дочке.

   Но Юля не послушалась совета, опять попыталась уладить дело миром. А Кутя, почувствовав безнаказанность, перестала учиться, убегала по ночам, тусовалась с компанией себе подобных по подвалам и чердакам.

   Во мраке происходящего было лишь одно светлое пятно – у Кути обнаружилась аллергия на любое спиртное, пару раз ей, приложившейся к бутылке, делалось очень плохо. Отвязная девица сообразила, что может умереть, и перестала пить, а к наркотикам она никогда не прикасалась. Зато все остальное попробовала в полной мере: беспорядочный секс, воровство в магазинах, драки, езду на угнанных машинах… Юлия была в панике, но по-прежнему не вводила мужа в курс дела, все еще надеясь, что Кутя возьмется за ум.

   Но однажды девочке стало плохо ночью. Перепуганная Юля вызвала «Скорую», Андрей утешал дочь, которую нашел рыдающей в туалете – та никак не могла пописать.

   – Отказали почки, – испуганно сказал Кутузов приехавшему врачу, – девочка совсем плоха.

   Доктор осмотрел Кутю и живо поставил диагноз: банальная запущенная венерическая болезнь. Неприятно, но излечимо.

   Услышав эти слова, Кутузов онемел, а потом налетел на жену. Юле пришлось открыть супругу правду.

   После того как дочь выздоровела, Андрей Николаевич запер ее дома. Но она удрала в окно и вернулась через три дня в таком виде, что у Кутузова случился сердечный приступ. И началась война между родителями и девочкой, и шла она не один день. А потом случилось несчастье – супруга Кутузова выпала из окна угловой спальни на втором этаже гостевого домика.

   Мне стало не по себе. Вот почему Марина Бородулина отговаривала меня спать в той комнате. Конечно, Рыба слышала, как погибла прежняя хозяйка. И не только она знает мрачную историю, весь поселок в курсе. Ясно теперь, почему цена на особняк с участком оказалась столь привлекательной. Максу продали недвижимость со значительной скидкой вовсе не из-за того, что хозяйка хорошая знакомая подруги моей свекрови. Интересно, матери Макса известно о трагической гибели Юлии? Вот вернется муж из командировки, пусть позвонит Капе и задаст ей этот вопрос!

   Зинаида похлопала меня по руке.

   – Лампа, не переживайте, самоубийства не было. Выяснилось, что Юля переборщила с каким-то успокаивающим лекарством, не помню его названия, приняла повышенную дозу.

   – Таблетки вызвали головокружение, сонливость, – перебила ее Света, – Юля подошла к окошку, чтобы свежего воздуха глотнуть, и… выпала наружу. Подоконники там низкие.

   – Юля никогда бы не лишила себя жизни, – продолжала Зинаида. – Мы с ней буквально накануне трагедии беседовали, и она мне сказала: «Я наконец-то поняла, что развратила девочку всепрощением, разбаловала ее. Теперь у нас все по-другому. Для начала я сходила к невропатологу и пью успокаивающие пилюли, они помогают. Я больше не рыдаю, не причитаю, слежу за дочерью во все глаза, одну ее никуда не отпускаю. Даже в школе на уроках вместе сидим и спим в одной комнате. Конечно, Куте новая жизнь не по вкусу, но… но я из нее человека сделаю! Я ее переломлю! Я от своего не отступлю! В субботу поеду к диетологу».

   Зинаида встала и пошла к буфету.

   – Я ее предостерегла: «Сомневаюсь, что хулиганка согласится на ограничения в еде. Девчонка привыкла хватать из холодильника все, что угодно, в любое время». Юля уточнила: «Специалист нужен мне. Одновременно с перевоспитанием дочери я буду заботиться о себе. Не пугайся, я ничем не больна, просто на днях в голову пришло: если я заболею и умру, что будет с Кутей? Мне нужно жить долго, быть здоровой умственно и физически».

   Кондитер поставила на стол вазочку с конфетами.

   – Согласитесь, разве такой разговор станет вести человек, задумавший совершить самоубийство?

   – Маловероятно, – кивнула я.

   Кондитерша снова села к столу и продолжила рассказ. Чем дольше она говорила, тем неуютнее я себя чувствовала.

   …После неожиданной кончины матери Кутю как подменили, девочка перестала общаться с плохими ребятами, взялась за учебу, убрала пирсинг, стала нормально одеваться, изо всех сил старалась исправиться.

   Жители поселка посудачили о смерти Юли и пришли к выводу, что убийца Кутузовой Кутя. Ну да, Юля свалилась вниз под действием успокаивающего лекарства, но из-за кого она была вынуждена принимать его? Сойдясь во взглядах, «кротовцы» объявили девочке бойкот. Кутю не звали ни на чьи дни рождения, при встрече с ней в магазине или на улице соседи кивали и пробегали мимо. Родители запретили детям общаться с ней, в школе Кутя сидела за партой одна. Никто не хотел замечать, как она изменилась.

   Зина старалась поддержать дочь погибшей подруги, но заменить ей мать не могла. Однажды Калинина зашла в торговый центр на станции, чтобы купить тетради для сына. У прилавка она столкнулась с Олесей Приходько, дочкой соседей, и заговорила с ней о школьных делах. Минут через пять в канцелярском отделе появилась Кутя, увидев знакомых, она приветливо сказала:

   – Здравствуйте.

   – Добрый день, солнышко, – ответила Зина.

   Олеся же, поджав губы, демонстративно промолчала.

   Калинина, отметив неприкрытую неприязнь Приходько, решила исправить ситуацию.

   – Девочки, раз уж мы встретились, как насчет кофе? В ресторанчике по соседству есть вкусные десерты.

   – Нельзя портить репутацию, общаясь с кем попало, – заявила Олеся. – О человеке судят по его друзьям и знакомым, так папа говорит. Я с Кутузовой за один стол не сяду.

   Кутя покраснела, но промолчала, купила фломастеры и ушла, не забыв попрощаться.

   Приходько снова проигнорировала одноклассницу, даже не кивнула в ответ на ее «до свидания».

   – Ты поступила некрасиво, – укорила ее Зинаида. – У Кути мама умерла, твоя одноклассница горюет.

   Олеся скорчила мину.

   – Ага, прикидывается бабочкой… Не верю, что ей мать жаль. Из-за дочери тетя Юля из окна выкинулась, это всем известно. Кутьке место в тюрьме. Она еще в первом классе врать и воровать начала, только ее родители отмазывали. Меня мамуля предупредила: «С Кутузовой общаться нельзя, иначе и тебя станут считать преступницей».

   Но, несмотря на спонтанно вспыхнувшую нелюбовь к Куте, взрослые жители поселка открыто свою вражду не выражали, никто с девочкой отношений не выяснял, гадостей в лицо не высказывал. Конечно, она поняла, что с ней не желают общаться, но, видно, девочка после трагической смерти матери на самом деле сильно изменилась в лучшую сторону. Раньше она могла затеять скандал по любому поводу, нахамить тому, кто, например, говорил ей, что курить в двенадцать лет нельзя, а сейчас Кутя всем улыбалась, делала вид, что всеобщее презрение ее не задевает, и не рассказывала отцу о бойкоте.

   Андрей Николаевич по поселку не гулял, сплетни до него не доходили, Кутузов не догадывался, что происходит в «Кроте». Отец не мог уделять много времени дочери, поэтому нанял для нее гувернантку, приятную женщину по имени Клава. У той сложились такие хорошие отношения с подопечной, что Зинаиде даже обидно стало за умершую подругу, которая обожала дочку, но не получала от нее ни любви, ни ласки, ни уважения.

   Десятого числа последнего месяца осени отмечал свой день рождения парторг «НИИгосстройгоротоннеля» Бородулин, отец Марины, и человека, который фактически был главнее самого директора, всегда поздравляла уйма народа. Дверь в кабинет не закрывалась, к имениннику шли рабочие и служащие, все несли подарки. А в год массового заезда жильцов в «Крот» десятое ноября оказалось воскресеньем. Жилой дом Василия Петровича отмывали после окончания отделочных работ, Бородулин с семьей временно поселился в квартире над гаражом. И когда к парторгу рано утром нагрянула первая делегация с букетами, он слегка растерялся, не ожидал, что народ поедет в Подмосковье, да еще в свой законный выходной, приготовился принимать поздравления в рабочем кабинете в понедельник, а тут вдруг к его участку прикатил автобус, набитый сотрудниками НИИ. Жена Василия Петровича велела домработнице бежать в клуб и быстро накрывать там стол. За полчаса организовалось спонтанное торжество. Жители притащили угощение из своих холодильников, именинник откупоривал подаренные ему бутылки… Веселье удалось на славу. На следующий год его повторили, так и возникла традиция.

   Сейчас уже мало кто помнил, по какой причине состоялся первый праздник, нынче десятое ноября все считают днем основания «Крота». Хозяйки приносят в клуб свои коронные блюда, мужчины выставляют лучшее вино из погребов, устраиваются кулинарные конкурсы, приглашается профессиональный ведущий, выступают артисты. Гулянка начинается в пять часов вечера и длится до глубокой ночи. Даже теперь, когда в поселке постоянно живет не так уж много народа, вечеринка удается на славу.

   В год, когда случилась трагедия, у «Крота» был юбилей, поэтому собралось много людей. Ирина Леонидовна Горская рассылала приглашения и позвала на торжество не только владельцев домов и членов их семей, но и обслуживающий персонал: охранников, уборщиков, слесарей, электриков. Среди прочих была семья Варфоломеевых. Алексей Борисович занимался вывозом мусора из поселка, его жена Светлана Петровна служила медсестрой в амбулатории «Крота», а их сын Рома, третьеклассник, ходил в школу, в которой училось большинство ребят поселка. Варфоломеевы оказались за одним столом с Арсением и Ритой Никитиными, самыми богатыми жителями поселка, тут же сидели Андрей Николаевич с Кутей и гувернанткой Клавой, а также Лариса Прокофьева, уборщица административного здания. Горская, рассаживая гостей, специально перемешала разных по материальному положению и статусу людей, желая подчеркнуть, что на празднике все равны.

   Получился чудесный вечер. Смущавшаяся сначала прислуга быстро раскрепостилась и продемонстрировала доселе неизвестные хозяевам таланты. Например, Алексей и Светлана Варфоломеевы дуэтом исполнили романсы, причем пели они вполне профессионально, зал провожал их со сцены овацией. А Лариса Прокофьева вместе с охранником Семеном так же профессионально исполнили танго – оказалось, молодые люди занимаются бальными танцами. Не отставали в демонстрации разных умений и владельцы особняков. Арсений Никитин, у которого был самый роскошный дом в поселке, в прямом смысле слова засучив рукава, показал удивительные карточные фокусы, за мелькавшей в его руках колодой народ наблюдал, разинув рот.

   – Ну, ты даешь! – восхитился Андрей Кутузов, когда олигарх начал жонглировать стаканами. – Где только научился?

   – Арсюша в начале девяностых наперсточником у трех вокзалов стоял, – пояснила слегка окосевшая Рита Никитина.

   Зал грохнул от смеха. Арсений не рассердился на супругу, раскрывшую не самый лучший эпизод его биографии, а рассмеялся вместе со всеми.

   – Было, ребята, было! У всех у нас что-то такое в начале девяностых было. Эх, молодо-зелено!

   – Дети! – крикнула Ксения Фролова, владелица кафе и кондитерской, расположенной у въезда в «Крот». – Ну-ка, помогите столы для чая накрыть! От меня для всех пирожные.

   Младшее поколение «кротовцев» бросилось на зов. Среди разновозрастных ребят была и Кутя, дочь Андрея Николаевича сервировала стол, за которым сидела вместе с папой. Сначала она принесла чашки, десертные тарелки, ложки, затем приволокла блюдо с эклерами.

   – Какие пирожные! – восхитилась Лариса. – Похоже, с клубничным кремом, глазурь сверху розовая.

   – Клубника… – расстроилась Клава. – У меня на нее жуткая аллергия!

   – А у меня нет! – воскликнул разошедшийся Арсений. – Поэтому я один могу съесть все!

   – Эй, эй, – попыталась остановить мужа Рита, – забыл, что у тебя диабет? Не трогай сладкое.

   – Да пошла ты! – взвился олигарх. – Отвянь, надоела. Диабет у меня не инсулиновый, если раз в пять лет вкусняшку сожру, не помру.

   – Стоит тебе выпить, дураком делаешься, – язвительно заметила жена.

   – Хочешь поговорить об этом тут? При всех? – прошипел Никитин. – Начинай. А я расскажу о твоих хобби.

   – Ой, ладно, не сердись, – заюлила Рита. – Ты прав, от одной заварной трубочки беды не будет. Просто я эти пирожные обожаю, хотела и твою, и свою порцию съесть, хи-хи…

   Арсений сложил комбинацию из трех пальцев.

   – А вот фиг тебе!

   – Папа, налей мне воды, – попросила Кутя. Подняла пустой фужер и – взвизгнула.

   То ли девочка слишком сильно стиснула пальцы, то ли бокал имел дефект, но тонкое стекло хрустнуло, осколки впились Куте в ладонь, кровь начала капать на скатерть.

   – Мамочка! – испугалась Рита. – Помогите!

   Андрей Николаевич живо снял пиджак и набросил его на руку дочки со словами:

   – Тише, не надо портить праздник. Мы пойдем домой, у Кути просто порез.

   – Эклерчиков с собой возьмите, – предложила Лариса. – Обработаете рану, девочка потом с пирожным чаю выпьет.

   – Не хочу, тошнит, – прошептала сильно побледневшая Кутя.

   Кутузовы вместе с Клавой ушли.

   Андрей Николаевич и гувернантка повезли Кутю к врачу. Хирург вытащил из ладони девочки осколки стекла и сказал, что травма хоть и болезненная, но совершенно не опасная для здоровья. Отец, Клавдия и Кутя вернулись в поселок, у ворот их встретила машина милиции. День рождения «Крота» завершился трагедией – все, кто сидел за одним столом с Кутузовыми, умерли во время чаепития. Семья Варфоломеевых, Арсений и Рита Никитины, Лариса Прокофьева ушли из жизни почти одновременно.

   Понятное дело, что первыми следователь начал опрашивать Кутузовых и Клавдию. А назавтра по поселку змеей пополз слух: соседей по столу отравила Кутя. На сей раз Марина Бородулина сама, забыв о своей привычке действовать исподтишка, запустила его. Войдя в полдень в местный магазин, она громко спросила находившихся там «кротовцев»:

   – Знаете, почему девчонка Кутузова, ее отец и гувернантка живы остались? Кутя разбила фужер, порезала руку, взрослым пришлось везти раненую в клинику. Интересно, правда?

   Этого хватило, чтобы языки заработали со скоростью кофемолок.

   При опросе гостей праздника кто-то вспомнил, что видел Кутю, которая несла эклеры на стол. Мол, пирожные на ее блюде отличались от тех, что подали остальным, – они единственные были покрыты розовой глазурью. Кухарка Никитиных сообщила дознавателям про скандалы, в последнее время гремевшие между супругами, а шофер олигарха сказал, что хозяин заподозрил жену в измене и собрался нанять частного детектива.

   – Босс думал, что у Риты роман с Кутузовым, – поделился информацией водитель. – Она постоянно звонила Андрею Николаевичу, причем соединялась с ним, когда Арсений Олегович дома отсутствовал. А если хозяин в командировку улетал, огородами к Кутузову бежала. По улице не шла, через лес топала, не хотела перед соседями светиться, а прислугу за людей не считала. Но у нас тоже глаза и уши есть.

   – Давно это началось? – заинтересовался следователь.

   – Ну… полгода или чуть больше, – уточнил шофер. – Вы еще горничную ее расспросите.

   Дознаватель воспользовался советом.

   – Раз все умерли, я скажу правду, – заявила женщина. – Как только Арсений Олегович в аэропорт, Рита из дома вон. Часов в девять-десять вечера уходила, под утро назад. К Кутузову она бегала.

   – Откуда вы знаете? Видели, как хозяйка в чужой дом входит? – насел на нее следователь.

   – Нет, – честно ответила свидетельница и пояснила: – По запаху поняла. У Кутузова одеколон тяжелый, пахнет кожей, табаком, еще не пойми чем таким, что в носу надолго остается. Никто из других знакомых хозяев таким не пользуется, а если Кутузов к нам в гости приходил, я его пальто всегда отдельно вешала, иначе остальные вещи пропахли бы. Едучий аромат цепляется намертво. Всякий раз, когда Маргарита Львовна возвращалась, от нее парфюмерией Кутузова разило. И машиной она не пользовалась, за ворота не выезжала, пешком из дома убегала. Что я могла подумать?

   Жители «Крота», не пойми откуда узнавшие подробности беседы прислуги с милицией, стали перешептываться. Через пару дней неведомыми дорогами пришло новое шокирующее известие: в эклерах с клубничным кремом содержался яд.

   Марина Бородулина бегала по домам и причитала:

   – Кто поставил на стол эклеры? Кутя! Кто поранил руку, чтобы уйти и избежать чаепития с пирожными? Кутя! Сначала она вытолкнула из окна родную мать, но отец негодяйки представил смерть жены как несчастный случай. А теперь паскудница кучу народа на тот свет отправила. От детей ничего не скроешь, и как Кутузов с Никитиной ни шифровались, Кутя догадалась, что они любовники. Малолетняя киллерша, сообразив, что легко с помощью папаши останется безнаказанной, решила отравить его подружку. Ревнивая гадина подумала – вдруг тот на бабе женится? А она не желала деньги отца ни с кем делить.

   И местное общество вынесло вердикт: Кутя виновна. Почему-то никому из обвинителей не пришло в голову, что Рита замужем за очень богатым человеком. У Арсения кошелек намного толще, чем у Андрея Николаевича, деньги Кутузова Никитиной совершенно не нужны. И с какой стати девочке ревновать Риту? Та не собиралась становиться ее мачехой. Школьница была достаточно взрослой и не по годам опытной, чтобы понять: отцу нужна женщина, Маргарита просто любовница, это ни к чему не обязывающая связь.

   Жители поселка безостановочно обсуждали случившееся на празднике. А Рыба постоянно подбрасывала поленья в костер неприязни к Куте, говорила:

   – Нельзя, чтобы убийца и сейчас избежала наказания. Она ведь может отравить продукты в нашем магазине! Девчонка сумасшедшая!

   А потом арестовали… Ксению Фролову, хозяйку кондитерской.

   Кондитерша надеялась на то, что олигарх бросит Риту и женится на ней. Но, как известно, мужчины редко меняют законных супружниц на любовниц, и Ксения решила действовать. Она приготовила коробочку эклеров, впрыснула в них яд и собралась в конце вечера вручить презент Рите. Фролова прекрасно знала, что ее любовник не прикоснется к пирожным – пять лет назад у Арсения обнаружился диабет, Никитин был вынужден отказаться от сладкого. А вот Рита обожала эклеры с клубничным кремом, поэтому Ксения их и приготовила.

   Погибнуть должна была одна Маргарита, причем смерть поджидала ее не на празднике. Фролова приготовила для пира разнообразную выпечку, но эклеров в ассортименте не было. Ксения собиралась на следующее утро в районе шести поставить у дверей домов жителей поселка наборы пирожных со своей визиткой и припиской: «Спасибо за чудесный праздник». К Никитиным должна была попасть коробка с ядовитыми эклерами.

   Фролова понимала, что после гибели жены Арсений вызовет милицию, и намеревалась сказать дознавателям:

   – Покупатели заказывают у меня вечером хлеб, и рано утром батоны оказываются у порога особняков. Никогда неприятностей не было. Кто отравил сладкое, которое стояло некоторое время без присмотра, я понятия не имею. Рита в поселке многим досадила, она третировала прислугу, раздавала горничным пощечины. И я не такая дура, чтобы класть свою визитку к отраве. Захотела бы лишить жизни Никитину, нашла б иной способ.

   А что случилось в действительности?

   Ксения сложила свое угощение в коробочку, которую поставила в отдельный холодильник, на котором висел плакат: «Не открывать. Ничего отсюда не брать. Продукты не для покупателей». Рефрижератор находился в служебном помещении, а угощение для гостей кондитер разместила в зале кафе, куда и позвала детей, сказав им:

   – Берите каждый по блюду и ставьте на свои столы. У нас двадцать четыре точки и столько же тарелок с десертом.

   Ребята кинулись к пирожным, и кто-то с такой силой наступил Ксении на ногу, что у нее потемнело в глазах. Фролова скинула туфлю, увидела, что чулок промок от крови, и похромала в медпункт, который находился в одном здании с клубом. Врач осмотрела травму, увидела, что сорван ноготь, и ей понадобилось некоторое время, чтобы обработать рану.

   Пока кондитерша отсутствовала, дети, которым велели принести пирожные, взяли блюда, и кто-то схватил не одно, а два. Кутя пришла в кондитерскую последней, увидела пустые столы и сильно расстроилась. Ну вот, не поторопилась, и теперь папе, Никитиным и остальным, кто сидит за их столом, не достанется десерта… Девочка решила посмотреть, нет ли чего в служебном помещении. По давней привычке без спроса и стеснения Кутя открыла холодильник, на котором висело объявление, категорически запрещающее это делать, увидела эклеры, обрадовалась и принесла их в клуб.

   Хозяйке кондитерской в голову не могло прийти, что кто-то посмеет шарить в холодильнике с предупреждающим плакатом. В момент, когда Кутя, случайно раздавив бокал, была спешно уведена отцом и гувернанткой, а их соседи по столу принялись за угощение, Ксении в зале не было, ей лечили пострадавшую ногу. И уж конечно, Фролова и представить себе не могла, что Арсений Никитин, основательно выпив, слопает отравленную заварную трубочку, несмотря на свой диабет.

   Вот такая цепь случайностей.

   Но это еще не самое интересное, утром того дня, когда владелица кафе призналась в содеянном, нашелся свидетель ее преступления – Женя Богомолов, студент-химик. Парень работал у Фроловой, развозил клиентам выполненные кондитершей заказы. Евгений видел, как хозяйка в день праздника утром выбросила в мусор одноразовый шприц. Зарплата доставщика невелика, молодой человек вечно нуждался в деньгах, и он, подумав, что Ксения балуется наркотиками, решил ее шантажировать, сказать: «Платите мне в три раза больше, иначе расскажу всем о вашем пристрастии к дури, вы потеряете клиентов». Но сначала надо было выяснить, правда ли в шприце был героин или что-то подобное. Поэтому Богомолов аккуратно упаковал находку и сделал анализ остатков содержимого. Обнаружил след сильнодействующего яда и помчался в милицию…

   Зинаида посмотрела на меня.

   – Как вам эта история?

   Я пожала плечами.

   – Та часть, в которой рассказывалось о том, как Фролова решила отравить жену любовника, глупее некуда. Идея поставить коробочку с пирожными на порог дома Никитиных просто идиотская. Эклеры элементарно могли украсть, или чья-то собака съела бы их. И неужели Ксения не подумала, что даже диабетик раз в жизни может наплевать на все диеты? Что же касается Кути, то жители «Крота» проявили удивительную жестокость по отношению к ней. У девочки трагически погибла мать, ее следовало пожалеть, а не бойкотировать.

   – Таковы уж люди, – пробормотала Светлана.

   – Я беседовала сегодня с нянечкой из детского сада, Серафимой Кузьминичной, и она предостерегла меня от приобретения чего-либо в вашей кондитерской, – продолжила я. – Правда, рассказывая о гибели Варфоломеевых и Прокофьевой, она не упомянула про смерть олигарха Никитина с женой. И о присутствии за тем же столом Кутузовых тоже. Кстати, Зинаида, когда вы покупали это кафе, вас не испугала его дурная слава?

   – Говорила тебе! – налетела Светлана на подругу. – Народ не забыл эту историю, не стоило деньги в проект вкладывать! Не пойдет сюда покупатель!

   – Магазин находится за воротами «Крота», – начала отбиваться Калинина, – расположен удобно, рядом дорога, кругом новые поселки появились, там много потенциальных клиентов.

   – Что-то пока здесь пустовато, – гнула свою линию Света. – Хоть убей, не пойму, какого черта ты убыточную точку открыла? Да еще сама все печешь! Сколько человек сюда сегодня пришло?

   – Никакой бизнес сразу прибыль не принесет, – резко ответила Зина, – хорошо, если в первый год на ноль выйдешь. У меня сеть популярных кофеен, я могу себе позволить баловство с «Мадам Маффин». И я обожаю возиться с тестом. В сетевых кофейнях кондитеры нанятые, а здесь я сама себе полная хозяйка, и это мне нравится.

   – Название хотя бы сменила, – не успокаивалась Соколова, – оно у всех с убийцей Фроловой ассоциируется.

   – Только у «кротовцев» и жителей Мишкина, – не сдалась кондитер. – Те, кто пару лет назад в округе построился, ничегошеньки о той истории не слышали.

   – Не волнуйся, – скривилась Светлана, – какая-нибудь Полина Кондратьевна глаза им, как Лампе, откроет, да еще набрешет полную кастрюлю с горкой!

   – Серафима Кузьминична, – машинально поправила я.

   – Без разницы, как идиотку зовут! – вспыхнула Света. – Ладно, договаривай уж и про про́клятый дом.

   – Это еще не все? – вздрогнула я.

   – К сожалению, нет, – вздохнула Зинаида. – Через некоторое время после гибели людей на празднике Андрей Николаевич женился на Клавдии.

   – То-то наши местные девки на выданье тогда расстроились, – ухмыльнулась Соколова. – Рыба в первую очередь.

   – Не говори ерунды, – приказала Зина подруге.

   – Хочешь убедить меня, что не видела, как Маринка Андрею Николаевичу глазки строила? – спросила та.

   – Кутузов намного старше Бородулиной, – напомнила Калинина.

   – И что? – заморгала Света. – Да, ему шестьдесят с хвостиком, но у Кутузова все жены были моложе его. Он долго в холостяках ходил, на Юлии женился далеко не юношей, а невесте двадцати не исполнилось. Клаве, когда она с Кутузовым расписалась, едва тридцать стукнуло. Конечно, Маринка думала, что у нее есть шанс. Ну, Зинуля, не прикидывайся, все видели, как Рыба к Кутузову шастала по вечерам с кастрюлькой в руках. Хотела Андрея Николаевича на жрачку поймать.

   Кондитерша решила быть справедливой.

   – Бородулина хорошо готовит.

   – Да ей это не помогло! – радостно воскликнула Света. – Кольцо с трехкаратным брюликом оказалось на пальце у Клавы. Приятно было посмотреть на морду Маринки, когда до нее известие о женитьбе Кутузова дошло.

   – Не злобствуй, – поморщилась Зинаида. – Клавдия была милой, жаль, недолго ее счастье с Андреем продлилось.

   Хозяйка кафе отвернулась к окну. Я напряженно ждала продолжения рассказа. И дождалась.

   – Из окна она выпала, – отрапортовала Светлана. – Вывалилась из той же спальни гостевого домика, что и Юля. Дежа вю. Один в один все повторилось. Тютелька в тютельку. Милиция опять несчастный случай оформила. А Андрей Николаевич взял Кутю и уехал. Конец истории. Особняк долго пустой стоял, потом его вы, Лампа, купили. Ох и плохая на участке аура! – поежилась она.

   Я вздрогнула и встала.

   – Поздно уже, задержала я вас. Спасибо за ватрушки, очень вкусные.

   – Возьми с собой еще, – предложила Зинаида, – дочку угостишь, мужа.

   Я начала отказываться.

   – Киса не любит творог, Макс в командировке, Роза Леопольдовна пытается похудеть.

   Светлана показала на меня пальцем.

   – Ага, видишь, Зинуша, она боится, что ватрушки отравлены.

   – Перестаньте! – возмутилась я. – На ваших глазах я слопала две ватрушки.

   Владелица кондитерской поджала губы, потом открыла рот, но ничего сказать не успела – у Светы запищал мобильный.

   – Пожалуйста, не кричи… – залепетала в трубку Соколова. – Мамочки, совсем забыла! Ой, вообще память потеряла! Все, бегу! Несусь! У Зины… Все-все, лечу. До свидания, девочки, у нас сегодня гости, а у меня из головы вылетело, что люди приедут!

   Последнюю фразу Светлана выпалила уже на пороге.

   Дверь, впустив в кондитерскую порцию холодного воздуха, хлопнула о косяк. Мы с Зинаидой остались одни. Я, почему-то испытывая неудобство, стала оправдываться:

   – Отказываюсь от угощения, потому что дома его некому съесть.

   Калинина взяла со стола блюдо с выпечкой.

   – Знаете, Лампа, когда я узнала, что дом Кутузова продан Максу Вульфу и его жене Евлампии Романовой, сразу залезла в Интернет. Вы бы, наверное, тоже захотели узнать что-то о новых соседях? Думала найти вас в соцсетях.

   – Мужа там нет, – улыбнулась я. – А у меня есть Инстаграм, но он закрыт для посторонних, я обмениваюсь фотографиями исключительно с близкими друзьями, на всеобщее рассмотрение снимки не выставляю.

   – И правильно, – одобрила Зина, – нехорошо, когда чужие, часто завистливые глаза шарят по твоей личной жизни. Я не нашла вас ни на Фейсбуке, ни еще где-нибудь. А вот сайт детективного агентства Вульфа обнаружила сразу.

   – Мы не скрываем, чем занимаемся, – сказала я. – У нас законный бизнес, платим налоги, клиентов не обманываем, дорожим своим честным именем.

   – Придя в кондитерскую, вы поинтересовались, не пеку ли я пироги с черникой, – продолжала Зинаида. – Почему?

   – Просто захотелось чего-то с ягодами, – солгала я.

   Калинина поморщилась.

   – Полноте! Лампа, вы не понимаете, куда перебрались. Новости в «Кроте» разлетаются со скоростью света. Уже все знают, что про́клятый дом получил новую жертву. У ворот бывшего особняка Кутузова стояло несколько черных машин, из них выходили хмурые люди, потом появился микроавтобус с надписью «Экспертиза». Прикатила и «Скорая», но у нее на крыше не было спецсигнала. А о чем говорит отсутствие «люстры»?

   Я подавила тяжелый вздох.

   – О том, что мини-вэн – труповозка.

   – Причем не та, которая забирает людей, скончавшихся дома, – кивнула собеседница, – и машина полиции.

   – Вам бы детективом работать, – хмыкнула я.

   – Всегда отличалась умением подмечать детали и делать правильные выводы, – похвасталась кондитер. – Сын говорит: «Маме врать бесполезно, она человека насквозь видит».

   – Я не собиралась вас обманывать, – упорно отбивалась я, – просто захотелось пирога с ягодами.

   – Лампа, вы навряд ли едите чернику, – отрезала Зинаида.

   – С чего вы взяли? – заморгала я.

   Калинина приложила палец к своему рту и кивнула в мою сторону:

   – Зубы. У вас прекрасно сделанные коронки, работал талантливый протезист.

   Я согласилась:

   – Аркадий Залманович Темкин – прекрасный врач.

   – Черника красящая ягода, – продолжила Зинаида. – Если у человека во рту металлокерамика, то синие пятна отмоются быстро, воспользуетесь пару раз щеткой с пастой, и снова будет белоснежная улыбка. Но если пластмасса, то с ней беда, лучше даже чай и кофе пореже пить, иначе она пожелтеет. Те же, кто сделал зубки за большие деньги, вообще предпочитают не рисковать. Это что касается вас. А в отношении меня… Спросите в любой булочной, как продается выпечка с черникой, и вам ответят: «Плохо. Предпочитаем с этой ягодой не связываться». Ну и чисто технический момент. Для приготовления начинки из красящего сырья требуется особая посуда. Ведь миски спустя короткое время потеряют цвет, деревянные лопатки-толкушки будут выглядеть ужасно. Правда, зарубежный производитель черникой не брезгует. Если заглянуть в кафе, где посетителей угощают импортными замороженными плюшками, заготовки которых просто испекли в духовке и навесили на них ярлык «Домашние булочки, сделаны вручную по рецепту наших бабушек», то там вы обязательно обнаружите пироги с черникой. Но такая ягода не имеет неповторимого лесного аромата и вкуса. Подозреваю, что европейцы выращивают ее искусственно и, вероятно, генно-модифицированную.

   – Мысль о зубах правильна, – согласилась я. – Но вам не приходило в голову, что человек с коронками может купить пироги членам семьи?

   – Ой, – растерялась Зина, – о родных-то я не подумала… И все равно, Лампа, у меня еще развита интуиция, и я умею анализировать полученную информацию. К вашему дому приезжала полиция, а потом вы пришли сюда и… Не стану более ходить вокруг да около, задам вопрос прямо.

   – Давно пора, – кивнула я.

   – Кто-то из ваших гостей или, не дай бог, родственников умер, попробовав пирог с черникой, якобы купленный в моей кондитерской? – выпалила Калинина.

   – Да. Один человек принес выпечку, я не стала ее пробовать из-за эффекта «синих зубов». Кроме того, я просто не люблю чернику, которая кажется мне безвкусной и даже противной. У няни Розы Леопольдовны от ягод всегда сильная изжога. Следовало выбросить угощение, но мы не могли отправить хорошие продукты в помойку. И тут злая судьба привела к нам маляршу, которая делала ремонт в большом доме. Няня угостила ее куском пирога, и Вера скончалась. Экспертиза пока не подтвердила наличия в нем яда, но судебный медик полагает, что несчастная умерла не своей смертью.

   – Кто притащил вам пирог с начинкой? – насела на меня Зина.

   Я спокойно ответила:

   – Этого сказать не могу. Не стоило вообще сообщать о кончине свояченицы прораба, но из предыдущей нашей беседы я поняла, что слухи и сплетни циркулируют по поселку с космической скоростью, здесь вовсю работает «испорченный телефон». Летя от дома к дому, информация обрастает невероятными деталями и фантастическими подробностями. Мне подумалось, что вам лучше знать правду. Не знаю почему, но вы мне симпатичны, потому я и рассказала вам, что произошло на самом деле.

   – Иногда человек нравится или не нравится с первого взгляда, – кивнула Зина. – Я не склонна с ходу дружить с едва знакомыми людьми, мне известно, что первое впечатление часто обманчиво, но к вам я сразу почувствовала расположение. Лампа, слух об очередной смерти в про́клятом доме уже пополз по «Кроту», и, конечно же, завтра он засияет яркими красками. Вы не хотите назвать имя той, что притащила вам пирог? И не надо. Я догадываюсь, кто это, – Ирина Леонидовна.

   – Надоест печь пирожные, приходите в агентство к Максу, – усмехнулась я, – нам такие люди нужны. Хорошая интуиция – редкий дар.

   – Нет, в данном случае сработала логика, – возразила Зинаида. – Плюс знание ситуации в поселке. Горская единственная, кто может явиться без приглашения к незнакомым людям. Не считайте ее бесцеремонной или наглой, она искренне считает себя доброй феей, старается всем помочь. Да и на самом деле является всеобщей палочкой-выручалочкой. Иногда, правда, волшебница бывает надоедлива в своем желании помочь, но у каждой медали есть оборотная сторона. Горская прекрасно воспитана. Она, конечно, попытается завязать с вами дружбу, но если вы не пойдете навстречу, отстанет. И все же наша добрая зубная фея, конечно, продолжит окружать вас вниманием. Что очень ценно, она совершенно неболтлива. Думаю, Ирина Леонидовна знает всю подноготную «кротовцев», но никогда не распускает язык. Ей, в отличие от Рыбы или Светки Соколовой, можно доверить тайну. Пирог был упакован в фирменную коробку «Мадам Маффин»?

   – Да, – подтвердила я. – И перевязан лентой с тем же названием.

   Кондитер схватила меня за руку.

   – Лампа, я хочу вас нанять в качестве детектива. Пожалуйста, не отказывайтесь, не говорите, что не состоите в штате агентства, являетесь просто женой его владельца. У нас с вами получился откровенный разговор, давайте и сейчас обойдемся без лукавства. Мне надо узнать, кто затеял грязную игру. Горская ничего в «Мадам Маффин» не покупала. Я ей часто посылаю выпечку в подарок просто из уважения. Сомнительно, что Ирина Леонидовна хотела отравить новых жильцов. Вы же совсем с ней незнакомы? Или я ошибаюсь?

   Мне вдруг стало холодно.

   – Я впервые увидела Горскую сегодня.

   Зина побарабанила пальцами по столу.

   – Она из тех, кто никогда не перейдет улицу на красный свет. Горская замрет на тротуаре в ожидании зеленого сигнала, даже если ни одного автомобиля не будет в радиусе километра. Наша дорогая зубная фея крайне законопослушна, не способна на преступление. Надо узнать, откуда у нее взялся пирог. Вы можете задать ей прямой вопрос, а я нет.

   – Зинаида, почему вас так волнует ситуация с пирогом? – поинтересовалась я.

   – Как? – поразилась кондитерша. – Неужели вы не поняли? Рано или поздно весть о том, что малярша скончалась, угостившись чем-то из «Мадам Маффин», распространится по «Кроту». Представляете, какой это удар по моему бизнесу?

   Я взяла с блюда последнюю ватрушку.

   – Сколько у вас кондитерских?

   – Двенадцать. И скоро еще две открываю, – пояснила Калинина. – Все в спальных районах, в центр Москвы я не лезу, там конкуренция большая. Предполагаю продвигаться в область, в города вроде Истры, Дедовска, Волоколамска, Солнечногорска. При всех моих заведениях есть уютные кофейни, цены демократичные, интерьер уютный, санузлы идеальной чистоты, персонал приветливый. В такое место не стыдно девушку на свидание позвать, и по кошельку поход не ударит.

   – Почему бы вам не расположить заведение… ну… допустим, около ЦУМа? – провокационно спросила я. – Там и туристов много, и москвичей.

   Зина вскинула брови.

   – Сказала уже, в центре полно кафешек и ресторанов, а на окраинах «Мадам Маффин» монополист, больше народу пойти некуда.

   – Вы озабочены получением прибыли? – гнула я свою линию.

   Калинина встала и пошла к окну-витрине.

   – Естественно. Бизнес должен приносить деньги.

   – Я полагала, что у вас муж богатый, он супругу материально поддерживает. Многие жены олигархов владеют кто салоном красоты, кто магазином цветов – надо, чтобы дама делом занималась, а то начнет истерики закатывать. Ну а если супруга прогорать начинает, муж к ней финансовый ручей направляет.

   Хозяйка кондитерской опустила железную штору.

   – У нас все наоборот. Сначала я кофейную открыла, а когда их шесть стало, ссудила Федора деньгами, на которые он свое первое предприятие основал. Правда, сейчас мой супруг в разы больше меня зарабатывает.

   – Понятно, – кивнула я. – Теперь вопрос дня. Почему умная женщина, хорошо разбирающаяся в конъюнктуре, желающая управлять успешными кондитерскими-кафе, решила открыть заведение, куда народ идет с трудом? Отчего не побоялась дурной славы этого места? По какой причине вы сейчас тут у плиты стоите и сама торгуете?

   Зинаида закрыла жалюзи.

   – Продавщица есть, она простудилась, поэтому вы сегодня меня за прилавком застали. Но печь пирожные мне и правда в радость, «Мадам Маффин» мое хобби, полигон для испытания новых рецептов. Пойдет сюда народ косяком – найму второго кондитера себе в помощь.

   – Вроде у нас откровенный, честный разговор, – напомнила я.

   Кондитерша резко обернулась.

   – Ладно, скажу все. Ксюша сидит на зоне, ей там несладко. Кондитерскую я ради подруги реанимировала. Знаете, даже если в нее ни один человек не заглянет, я ее не закрою.

   – Почему? – не поняла я.

   Зинаида так близко подошла ко мне, что я ощутила тонкий аромат то ли духов, то ли какой-то косметики.

   – Потому что сейчас я окончательно перестала верить в ее вину. Очень хорошо знаю Ксюшу, мы познакомились в юности, когда на кондитеров учились. Это я подсказала ее отцу, что в «Кроте» бывшие начальники свои хоромы продают, и он тут дом купил. Деньги у Фролова водились, он несколькими ресторанами владел. Жаль, не очень долго прожил. Когда заболел, Ксю могла бы сиделку нанять, но сама за отцом ухаживала. Полетела с ним сначала в Израиль, потом в Германию, в США, продала весь бизнес, надеялась вылечить Игоря Федоровича, но – не получилось. Через год после смерти отца Ксюша здесь кондитерскую открыла и преуспела. В кафе и «кротовцы» охотно ходили, и мишкинцы, покупатели приезжали из разных мест. Понимаете, Ксю жертвенный человек, по сути своей никак не убийца, ради того, кого любит, готова на все. Я это поняла, когда она отца из лап смерти выдирала. Не могла Ксения яд в пирожные подложить!

   – Сами говорили, что были свидетельские показания, шприц с ядом, – перечислила я. – Неопровержимые улики.

   – Да, помню, – скривилась Зина. – И все равно я абсолютно уверена: их подтасовали. Студент, который за Фроловой подглядывал, мог соврать. Парень в деньгах нуждался. Мне ли вам объяснять, как подобные дела вытанцовываются? Наверное, сами догадаетесь.

   – Кому понадобилось подставлять Ксению? – удивилась я.

   – Настоящему убийце! – вскинулась Зинаида. – И он остался на свободе. Вы должны его найти, тогда Ксю освободят.

   Я, словно первоклассница, подняла руку.

   – Когда случилась история с отравлением?

   – Семь лет назад, – ответила Калинина.

   – А вы открыли здесь кондитерскую недавно… – протянула я. – Не вижу связи между вашими словами «Фролова невиновна» и возрождением кофейни. Конечно, вы можете верить в то, что подруга не совершала преступления, но зачем вкладываться в дело, обреченное на провал? И почему именно сейчас?

   Зина покраснела.

   – Я перед ней виновата. Очень. Когда Ксю арестовали, я была в шоке. Несмотря на нашу близость, Фролова никогда о своих любовниках не рассказывала. Я считала, что у нее никого нет, и вдруг… узнала про роман с Арсением. Ксения при мне частенько над Сеней посмеивалась, говорила, что он на жабу похож, мерзкий, скользкий. Ну и зачем она перед лучшей подругой прикидывалась? Я ни о чем не спрашивала, могла бы просто промолчать. Вот и разозлилась на нее ужасно за ложь. Но на суд пошла. Гляжу, сидит моя подружка в клетке и на все вопросы лепечет: «Да». «Вы отравили пирожные?» – «Да». – «Вы понимаете, что Андрей Николаевич Кутузов, его дочь и Клавдия чудом избежали смерти? Не порань девочка руку, отец, она и гувернантка тоже сейчас лежали бы в могиле?» – «Да». В общем, решила я, что совсем подругу не знала, что Ксения на самом деле хотела Риту отравить. Очень мне тяжело было признать это. Подумала, помню: если она ни в чем не виновата, так себя на процессе не вела бы, стала бы доказывать, что убийства не совершала, плакала бы, требовала досконально разобраться, а не «да» на все вопросы говорить.

   Кондитерша помолчала немного и продолжила:

   – Через пару дней после вынесения приговора со мной встретилась защищавшая ее адвокатесса и сказала: «Ксению Игоревну отправят на зону, у нее нет ничего, ни одежды, ни продуктов. Вот вам список, купите необходимое, я отнесу Фроловой передачу». А я резко ответила: «Не собираюсь помогать убийце». Адвокат опешила, пробормотала: «Ксения сказала, что вы лучшие подруги». Я разозлилась: «Ей следовало об этом раньше помнить и не обманывать меня. Фролова лживый человек, не хочу иметь с ней дел». Потом пару раз из колонии от Ксю письма приходили, и я их, не читая, выбрасывала. Летом прошлого года мы с мужем в Италию отдыхать полетели. Сижу один раз у бассейна, ко мне тетка подходит и спрашивает: «Не узнаете меня? Я Валентина Ивановна, была адвокатом Ксении Фроловой. Вот увидела вас и сказать решила: ваша подруга не убийца, она чужую вину на себя взяла. Покрывает настоящего киллера».

   Калинина прикрыла глаза ладонью.

   – А дальше адвокатесса сказала, что в деле много непонятного было. Например, пресловутый шприц Богомолов, оказывается, милиции не отдал. Сказал, что у него в автобусе сумку с уликой, которую он вез следователю, украли. Завершила Валентина Ивановна разговор так: «Когда я Ксении о вашем нежелании общаться с ней сообщила, она в лице изменилась, а потом вдруг заявила: «Здо́рово! Это была основная проблема. Спасибо Зине за все. Спасибо». И захохотала. Я подумала, что у нее истерика, но вскоре поняла: в тот момент ей было очень плохо, и она потеряла самообладание. Знаете, почему она смеялась? Что было основной проблемой и за что вам спасибо? Ксения Игоревна опасалась, что лучшая подруга не поверит в ее вину, начнет бить во все колокола, использует деньги мужа, дабы добиться справедливости. А вы повели себя иначе. Фролова беспокоилась: вдруг найдут настоящего убийцу? И обрадовалась, когда поняла, что вы не станете этого делать. В общем, отдыхайте спокойно». Адвокатесса ушла, а у меня прямо мозг взорвало. Совесть замучила. Ведь даже если Ксю и виновата, кто мне-то разрешил ее судить? Почему подруге, пусть и бывшей, я сухаря в дорогу не купила? В чем она на зону поехала? Арестовали ее в ноябре, все уже в теплом ходили, а по этапу ее в августе следующего года отправили. Жарища стояла, плюс тридцать пять. Какие вещи у Фроловой имелись? Зимние сапоги? Она в них на зону пошла? Мне стыдно стало, и я решила найти, где Ксю сидит, письмо ей написать, поддержать. Да, не один год прошел, но лучше поздно, чем никогда. Короче, отправила я куда надо запрос. Ответ пришел через несколько месяцев: сведения о заключенных сообщаются только ближайшим родственникам и исключительно с согласия самого сидельца. Однако я не сдалась, отыскала Валентину Ивановну, попросила помочь, та по своим каналам выяснила, что Фролову увезли аж за Урал.

   Хозяйка кафе оперлась локтями на стол.

   – Наконец я написала Ксю покаянное письмо, но оно вернулось со штампом: «Не вручено адресату». Еще пару раз послания посылала, результат был тот же. Я опять Валентине Ивановне позвонила, а по ее телефону мужчина ответил, что та умерла. У меня чуть сердечный приступ не случился, ведь я уже понимала: боже, какой я была дурой! Ксю не виновата, не могла она никого убить. И тогда я решила: адрес зоны, где Фролова сидит, знаю, срок у нее через пару лет заканчивается, надо заново открыть кондитерскую «Мадам Маффин» и раскрутить предприятие. Потом порулю в колонию, всеми правдами-неправдами, взятками добьюсь свидания, встану перед подругой на колени и скажу: «Ксю! Кондитерская твоя работает, прибыль в банк под проценты положена. Делай теперь со всем этим, что пожелаешь, только прости меня, дуру, прости!» Весной непременно задуманное выполню.

   Зинаида откинула упавшие на лицо волосы.

   – А сегодня я лишний раз убедилась, что не ошибаюсь, Ксения не отравительница. Тот гад, настоящий убийца, на свободе, и это он пирожок с черникой Горской подсунул, а Ирина Леонидовна вам его принесла. Лампа, умоляю, я заплачу сколько потребуется, только возьмитесь за это дело, найдите подонка!

   – Сегодня тебя в садик отведет Роза Леопольдовна, – пробормотала я, не открывая глаз.

   Киса молчала, но не убирала лапку. Я попыталась занять малышку делом:

   – Солнышко, подумай, что хочешь взять с собой.

   Девочка хранила молчание, но крохотная нежная ладошка оставалась на месте.

   Я наконец-то разлепила веки, дотянулась до ночника, включила свет и увидела, что нахожусь в комнате одна, если не считать мопсиху Фиру. А та, улыбаясь во всю собачью пасть, сидела на краю кровати, уставившись на меня круглыми выпуклыми глазами.

   – Привет, – пробормотала я. – Как дела?

   Фира отчаянно завертела хвостом. А я, сообразив, что некий мягкий предмет продолжает лежать на моей левой щеке, скосила глаза, заметила нечто темное, схватила его, села и – онемела. В руке оказалась мышь.

   – Гав! – радостно сказала Фируша. – Гав, гав!

   Я уставилась на неподвижного грызуна. Похоже, бедняга умер.

   – Ав, ав! – надрывалась мопсиха.

   До меня с запозданием дошло, чему она так бурно радуется.

   – Дорогая, ты хвастаешься охотничьим трофеем!

   Мопсиха еще шире улыбнулась. Весь ее вид говорил: «Да, мама, да. Никогда ранее не встречала полевок, и вот сегодня она попалась мне во дворе. Кушай, любимая хозяюшка, я принесла тебе свежатинку на завтрак!»

   – Тебе повезло, что я не боюсь мышек, – сказала я Фире, – иначе б в доме от вопля крыша рухнула. Сделай одолжение, в следующий раз не складируй добычу на моем лице.

   Глаза Фируши еще больше округлились, чуть не вывалились из орбит, улыбка начала медленно стекать с морды. Я погладила мопсиху по голове.

   – Дорогая, я горжусь тобой, присваиваю тебе звание «Диана – охотница на мышей». Но мне не очень приятно просыпаться с трупом мыши на щеке. Надеюсь на твое понимание.

   – Лампа, вы проснулись? – спросила из коридора Краузе. – Можно зайти?

   – Пожалуйста, – разрешила я.

   Роза Леопольдовна вошла в комнату.

   – Как ваше самочувствие? На мой взгляд, неразумно выбирать под спальню чулан размером с клетку для волнистого попугайчика и без окна. Вы тут не задохнулись? Чем была плоха просторная угловая комната на втором этаже?

   Я не хотела сообщать няне о двух женах прежнего хозяина особняка, выпавших из окна «просторной угловой комнаты», поэтому промычала нечто маловразумительное.

   – Давайте перетащим туда вашу постель, – продолжала няня, – управимся за три минуты… Ой, а… а… что это?

   – Мышь, – ответила я.

   Роза Леопольдовна взвыла сиреной и выскочила за дверь. Мне стало смешно, оказывается, она боится полевок.

   – Она живая? – дрожащим голосом спросила из коридора Краузе.

   – Идите сюда, – захихикала я.

   Дверь приоткрылась, няня застыла на пороге.

   – Откуда в доме эта нечисть?

   – Судя по тому, как довольна Фира, мопсиха весьма удачно поохотилась утром во дворе, – засмеялась я. – Вам не стоит паниковать, мышка, увы, уже в лучшем из миров.

   – А-а-а! – снова завопила Краузе и опять вылетела из спальни.

   – Роза Леопольдовна, вы не поняли? Грызун умер, – крикнула я. – Фира его придушила.

   – Мертвая мышь намного страшнее живой, – со слезами в голосе объявила из коридора няня. – Сейчас я сама от ужаса скончаюсь.

   – На мой взгляд, надо бояться живых людей, а не погибших от лап мопса несчастных мышек, – пробормотала я.

   – Кому Фира душ сделала? – пропищал за дверью голосок Кисы.

   – Никому, детонька, – прохрипела Роза Леопольдовна.

   – Лампа сказала «Фира придушила», – возразила девочка. – Хочу посмотреть, кто душ принимает. Фира его лапами держит?

   – Пошли, оладушек тебе дам, – попыталась отвлечь ее Краузе.

   Но Киса уже вбежала в спальню и с разочарованием констатировала:

   – Здесь нет душа!

   – Ванная рядом, следующая дверь по коридору, – сказала я, старательно закапывая трупик в свое одеяло. – Роза Леопольдовна!

   – Слушаю вас, – пропела, не входя, няня.

   – Заберите Кису, – попросила я.

   – Деточка, иди сюда, – сладким тоном завела из-за створки Краузе, – мы с тобой книжечку почитаем.

   – Нет, – проявила несвойственную ей строптивость девочка. – А-а-а-а! Мышка! Лампа, Фира ее съест!

   Я взглянула на мопсиху и крякнула от досады. Не желая, чтобы малышка увидела дохлого грызуна, я замаскировала жертву в одеяле, но Фира в мгновение ока достала трофей и сейчас держала его в зубах.

   Киса подбежала к собачке, сунула ей под нос сложенные ковшиком ладошки.

   – Фирусенька, плюнь!

   Мопсиха покорно разинула пасть, мышка упала в руки Кисы. Девочка начала дуть на серый комочек.

   – Вставай! Просыпайся!

   Я вскочила с кровати и обняла малышку.

   – Киса, мышонок заснул, давай отпустим его на улицу. Он домой побежит, его мама-папа ждут.

   – Если мышка спит, то как она пойдет? – заморгала Киса.

   На секунду я примолкла. Логичное замечание. Тот, кто храпит, не ходит, если, конечно, не лунатик. Интересно, среди грызунов встречаются сомнамбулы? Я потрясла головой и вновь попыталась отнять у Кисы тельце невинной жертвы.

   – Мы сейчас завернем ее в одеяльце. Роза Леопольдовна, принесите, пожалуйста, подходящий плед для спящей мышки.

   – Ни за что к вам не войду! – заявила Краузе. – Она мне ногу откусит.

   – Еще скажите – голову, – не выдержала я. – Дохлые, то есть заснувшие мышатки не агрессивны. К тому же у бедняжки крохотная пасть, а у вас здоровенная ступня.

   – У меня, как у Золушки, маленькие ножки, сорок первый размер, – обиделась няня, – всего-то.

   – Подозреваю, что у трудолюбивой сиротки был максимум тридцать второй, – ввязалась я в глупый спор. – А сорок первый не очень и мал.

   – У Мирона сорок шестой, – прогудела Краузе.

   Я едва не сказала, что у слона стопа намного больше, чем у ее мужа, но это никак не делает его Золушкой, однако вовремя прикусила язык.

   – Мышка проснулась! – заликовала Киса. – Шевелится, на меня смотрит!

   Я перевела взгляд на ладони девочки. Грызун действительно ожил и, приняв сидячее положение, уставился на девочку глазами-бусинками.

   – Мама! – взвизгнула Краузе, не видевшая этого. Затем раздался оглушительный топот, судя по которому, няня унеслась на первый этаж.

   – На улице мороз, холодно, а у мышки штанишек и курточки нет, лапки голые. Давай ее дома оставим? – попросила Киса.

   Я собралась снова солгать про тоскующих родителей и братьев-сестер полевки, но тут крохотный зверек горько, совершенно по-человечески вздохнул. Я присмотрелась к трофею Фиры. Мышка дрожала от страха, ее передние лапки были трогательно сложены на груди, черные глазки неотрывно глядели на меня, хвост безвольно вытянулся. Беднажка явно думала, что вот сейчас ей открутят голову, и покорилась судьбе. Меня охватила жалость.

   – Да, да, она останется у нас.

   – Ура! – закричала Киса.

   Полевка свалилась на бок.

   – Тише, солнышко, – остановила я девочку, – мышки боятся громких звуков.

   – Купим ей домик? – прошептала Киса.

   – Конечно, – заверила я. – Непременно. В торговом центре на станции круглосуточно открыт зоомагазин, там мы найдем все необходимое. Пока же пусть норушка поживет в банке.

   А про себя добавила: «Которую надо поставить повыше, чтобы к новому члену семьи не заглянула в гости Фира».

   – Кто-то есть дома?

   Вопрос пришлось повторить раз пять, прежде чем в помещении появилась хозяйка.

   – Евлампия, рада вас видеть! Что случилось, дорогая?

   – Все замечательно, – отрапортовала я. – Пришла спросить, к кому можно обратиться, чтобы карнизы повесили. Без занавесок неуютно.

   – Живо найду мастера, – мгновенно отреагировала Ирина Леонидовна. – На улице мороз, скорей проходите в столовую. Сейчас сделаю вам имбирный чай, я мастер его заваривать. А где ваши собаки?

   – Дома сидят, – улыбнулась я.

   – Ой, как жаль! В следующий раз непременно возьмите их с собой, – попросила Горская. – Давайте курточку, повешу в шкафчик. Очень у вас легкая для зимы одежда, в январе нужно шубку носить. Шапочку положите у зеркала.

   – Там места нет, – сказала я, – банки стоят.

   Ирина Леонидовна, успевшая убрать мой пуховик, удивилась:

   – Банки? Где?

   – На консоли, – уточнила я. – Тут два трехлитровых баллона с соленьями, огурцы-помидоры, и четыре с вареньем. Только не пойму с каким.

   Хозяйка всплеснула руками.

   – Опять притащили! Люди вечно хотят меня чем-то порадовать. Во вторник вечером я нашла здесь стопку книг, штук двадцать, не меньше. Кто ее положил, долго гадать не пришлось, – Оля Рубис, она владеет успешным издательским бизнесом. В среду утром я обнаружила два гигантских арбуза и дыню-торпеду. Тоже сразу сообразила, от кого вкуснотища – от Алима, владельца рынка. Но домашние консервы… Их многие делают. Хоть бы записочку прикрепили!

   – Вы не слышите, как посторонние входят в коттедж? – удивилась я.

   – Нет, конечно, – сказала Горская, подталкивая меня в коридор, ведущий в глубь особняка, – дом большой. В стране непростая криминальная ситуация, стоит включить телевизор, как услышишь про убийства, ограбления, взрывы, просто страх божий, а у нас в «Кроте» заповедный край, живем, как в советское время, дом не запираем. И весь поселок в курсе, что я запасную связку ключей в почтовом ящике держу, дверь пальцем распахнуть можно. Если меня нет, а зайти надо, то – пожалуйста.

   – Весьма неразумно, – не одобрила я.

   – Да ладно вам, – беспечно махнула рукой хозяйка. – Спустя месяц вы так же вести себя будете. Садитесь, дорогая. Теперь чаек, имбирный… мой самый вкусный чаек… Где апельсин? Вот он. Сейчас согреетесь. Мед у меня настоящий, не порошок разведенный. У моего покойного мужа была пациентка Настенька Фоминых, очень успешная дама, ворочающая миллионами. Ее отец живет в Марий Эл, он пасечник, и Настя, хотя Миша уже давно умер, всегда привозит мне осенью подарок от отца. Ммм, объедение! Ну, пусть чаек заваривается, а я пока поищу рукастого мастера…

   Ирина Леонидовна открыла старинный буфет, взяла с полки пухлую, донельзя растрепанную телефонную книжку и начала перелистывать страницы, бормоча себе под нос:

   – Игорь – сантехник… Егор – чистильщик аквариумов… Женя – электрик, Катя Бонч-Бруевич – владелица риелторского агентства, если что с квартирой собираетесь делать, только к ней, агентство «Мезон»… Сережа – полковник… Господи, почему у меня здесь записан военный? Что полковник Сергей делает в моей книжке? А, он же замечательно торгуется.

   Ирина Леонидовна придавила ладонью расползающиеся в разные стороны листочки.

   – Евлампия, дорогая, если надумаете покупать чернозем на участок, семена травы, деревья, туи – в общем, нечто на рынке, обязательно берите с собой Сергея. Он просто гений! Главное, ему не мешать, полковник цену вдвое сбивает. Весной Сергей для Алима расстарался. Представляете, ухитрился выменять пять кустов рододендронов на ботинки со странным названием… э… порцы. Понятия не имею, что за обувь такая, но хозяин растений за нее мертвой хваткой уцепился, Алим ни копейки за шикарные цветы не заплатил.

   – Может, берцы? – предположила я.

   – Вероятно, очень похоже. Но все равно мне непонятно, на что они ему сдались, – пробормотала Ирина Леонидовна. – Ага, нашла. Вот кто вам нужен – Жора! Идеальный занавесковешатель! Гений! Талант! Золотые, нет, бриллиантовые руки!

   – Пирог с черникой вам вчера тоже кто-то в холле оставил? – спросила я.

   Горская оторвалась от изучения справочника.

   – Что, дорогая?

   – Пирог с черникой, тот, которым вы нас угостили, тоже случайно обнаружился в прихожей? – повторила я вопрос.

   Ирина Леонидовна смутилась.

   – Не понимаю вас.

   – Пожалуйста, ответьте честно, – попросила я. – Откуда взялось угощение?

   Горская потерла ладонями виски.

   – Вы не хотите вешать занавески? Это был повод, чтобы ко мне зайти?

   – Нет, нет, гардины нужны, я не люблю голые окна. Но намного важнее понять, кто хотел вас отравить.

   – Меня? – ужаснулась Горская. – За что?

   – Ирина Леонидовна, вы, конечно, в курсе, что вчера у нас в доме скончалась женщина, делавшая ремонт? – поинтересовалась я.

   – В «Кроте» ничего скрыть не возможно, – вздохнула собеседница. – Поселок небольшой, новости разлетаются мгновенно. Основные поставщики информации Нина и Галя из администрации. Они часто ходят по домам, снимают показания счетчиков воды, электричества, приносят квитанции на коммунальные услуги. И, естественно, где-то увидят, услышат, что-то придумают. Нина замужем за начальником охраны «Крота». Он вообще-то не имеет права рассказывать супруге о служебных делах, но разве Федор Филиппович удержится? Вчера вечером, совсем поздно, Нина ко мне прибежала под предлогом проверки работы домофона. Едва Крутикова про техустройство спросила, как мне понятно стало: у нее на языке вертится горячая новость, крайне важная, раз она до утра дотерпеть не могла. Пригласила Нину чайку попить и услышала про несчастье. Евлампия, дорогая, я не имею ни малейшего права давать советы взрослым людям, но, по-моему, вам надо позвать батюшку, пусть освятит особняк, маленький дом и участок.

   – Спасибо за рекомендацию, однако я не верю в проклятие, висящее над участком, который ранее принадлежал Кутузову, – ответила я.

   – Вам уже рассказали правду! – всплеснула руками Ирина Леонидовна.

   – Ну да, – кивнула я.

   Горская принялась шумно возмущаться:

   – Что за люди! Вот кто их за язык тянет? Милая пара купила прекрасный дом в лучшем месте Подмосковья, в восторге от приобретения. Зачем им радость портить? Уверена, вы пообщались с Рыбой. С Мариной Бородулиной. Отец-то ее умел держать язык за зубами, а у дочери прямо болезнь, молчать совершенно не умеет. Никогда не верьте Рыбе, она мастер художественного свиста.

   Ирина Леонидовна с шумом выдохнула, помолчала и понизила голос до шепота:

   – Евлампия, может, вам заложить окно на втором этаже гостевого домика? Понимаю, вы считаете, что гибель Юли и Клавдии не имеет ни малейшего отношения к вам, это была злая карма Кутузовых. И я бы с вами легко согласилась. Но вчерашнее падение из окна маленького дома несчастной женщины, вашей родственницы…

   – Что? – невежливо перебила я даму. – Кто вам сказал такую чушь?

   – Нина, – испуганно уточнила Горская. – Она за стол села, мой чудесный имбирный чаек отхлебнула и заявила: «Слышали? Про́клятый дом новую жертву получил! У тех, кто его купил, все из той же комнаты вывалилась младшая сестра хозяйки и насмерть разбилась!»

   Я подавилась напитком.

   – Вера – сестра жены нашего прораба, к моей семье она никакого отношения не имела. И на второй этаж она не поднималась, умерла в кухне-столовой после того, как угостилась вашим пирогом с черникой.

   Ирина Леонидовна открыла рот, секунду сидела не шевелясь, потом схватилась за шею и прохрипела:

   – Пирог был с ядом?

   – Совершенно верно, – кивнула я, – полчаса назад я беседовала с человеком, который ведет следствие. В черничной начинке море отравы, ее хватило бы на всех жителей «Крота» и еще для служащих осталось бы. А пирог в мой дом принесли вы.

   – Господи! Боже! Ужас! – залепетала Горская. – Немыслимо! Невероятно! Евлампия, я не способна лишить человека жизни, это… это… ну, просто невозможно! У меня не самый медовый характер, я могу быть резкой, бескомпромиссной, часто не прислушиваюсь к чужому мнению, настаиваю на своем. Я равнодушна к детям, наверное, потому что своих никогда не имела, и меня раздражают крикливые, дурно воспитанные малыши, с подростками я тоже предпочитаю не общаться. Попросите меня пожить месяц с Фирой и Мусей, я с радостью заберу мопсиков к себе, и за ними будет наилучший уход: корм высшего качества, наблюдение у врача, завалю их игрушками, вкусняшками. Я обожаю животных. А если попытаетесь уговорить часок с вашей Кисой посидеть, постараюсь придумать повод для отказа. Но! Если мне не удастся отвертеться и я буду вынуждена остаться с девочкой, то можете не нервничать за нее. Ребенок получит прекрасную еду по расписанию, в случае первых признаков недомогания я свяжусь с педиатром, и куклу малышке куплю, и книжку. Я – ответственный человек! Господи, к чему это все я сейчас говорю? Евлампия, поймите, я не способна нанести вред ни одному живому существу. Думать об убийстве, спланировать его, хладнокровно осуществить… Нет, нет, это не обо мне! Ну да, как все люди, я могу случайно совершить проступок. Неделю назад шла по торговому центру, поскользнулась на мокром полу и, чтобы не упасть, машинально ухватилась за человека, который находился рядом. Это оказалась дама старше меня, она пошатнулась и рухнула, я свалилась на нее. И вышло, что на мне ни синяка, ни царапинки, а та бедняжка с огромной гематомой на пол-лица, ушибом спины и растяжением ноги. Нанесла я несчастной травму? Да. Хотела ее обидеть? Конечно, нет. Это была дурацкая случайность. Ясно, куда я клоню? Я могу нанести вред людям, но неосознанно. Боже, я… я… я просто… в шоке! Именно я принесла вам пирог с ядом, и вы теперь считаете меня современной Лукрецией Борджиа. Но могу поклясться на иконе: я понятия не имела об отраве! Пусть ваш муж отправит меня на детектор лжи, готова пройти сию процедуру. Господи! Это ужасно!

   Я быстро встала, подошла к Горской и обняла ее.

   – Ирина Леонидовна, вы меня неправильно поняли. Я вовсе не считаю вас отравительницей.

   – Правда?

   Я начала утешать пожилую даму.

   – Давайте включим логику и зададим вопрос: зачем вам лишать жизни только что приехавшую соседку или членов ее семьи?

   Ирина Леонидовна лишь всхлипнула.

   – Незачем, – продолжала я. – Мы ведь с вами незнакомы, до вчерашнего дня не встречались. Правда, можно сделать предположение, что вы хотели приобрести дом и землю Кутузова, а мы с мужем перебежали вам дорогу, и теперь вы решили устранить счастливых покупателей.

   – Господи! У меня и денег таких нет! – затряслась Ирина Леонидовна. – Живу очень скромно, пенсия копеечная, чтобы содержать коттедж, продаю картины, которые собирал муж. Сбуду с рук полотно, и на год хватает. Шуба у меня роскошная, но ей двадцать лет, я очень аккуратна с вещами. Серьги в ушах бриллиантовые – подарок покойного супруга. Хотите, покажу, что у меня в холодильнике? Кефир и геркулесовая каша. Да, я завариваю имбирный чай, в него надо положить дорогие фрукты, на столе коробка швейцарского шоколада. Но это презенты от благодарных людей! Я помогаю жителям поселка бесплатно, и кое-кто этим пользуется, даже «спасибо» не скажет, а другие хотят порадовать. Алим вкусности с рынка присылает, конфеты от Светланы Соколовой, ее муж сеть супермаркетов держит.

   Ирина Леонидовна зарыдала. Я снова обняла ее и стала гладить по спине, приговаривая:

   – Тише, тише…

   От хозяйки дома пахло духами «Красная Москва», ими когда-то пользовалась моя мама. Я ощутила почти забытый, но хорошо знакомый аромат и покрепче прижала к себе дрожащую женщину.

   Через пару минут Горская слегка отстранилась от меня.

   – Боже! Я испачкала вам красивый розовый свитер! Совсем ополоумела, вытирала о чужую одежду слезы… Простите! Простите! Давайте я сдам вещь в химчистку.

   Ирина Леонидовна выпуталась из моих рук и схватилась за телефонную книжку.

   – Секундочку, сейчас найду адрес чудесной прачечной!

   Я вернулась на свое место и остановила ее:

   – Не надо. Сказав, что пирог принесли вы, я не хотела обвинить вас в убийстве, собиралась спросить: «Кто вас ненавидит?»

   Горская подняла голову.

   – Меня? За что?

   – Это отдельный вопрос. Но пирог предназначался вам, – договорила я.

   Ирина Леонидовна оторопела.

   – Не может быть!

   – Пожалуйста, попытайтесь вспомнить, как он попал в ваш дом, – попросила я.

   – Ну… э… кажется, – забубнила Горская, – наверное… я в холле его нашла… Да! Именно так!

   – Ясный день, там коробка и была. Где же еще? – раздался из коридора звонкий молодой голос.

   – Марфуша! – подпрыгнула Горская. – Ты уже вернулась? Вроде в магазин за хлебом пошла.

   – А чего тут ходить? – спросила стройная девушка, входя в столовую. – За десять минут управилась. Зина как раз ваш любимый сырный батон из печки вытащила. Она в подарок вам сочники прислала. Так пахнут! Я не утерпела, один по дороге слопала.

   Продолжая говорить, миниатюрная домработница приблизилась к столу, и я увидела, что Марфуше лет… шестьдесят. У нее были фигура и голос восемнадцатилетней девушки, а вот лицо пенсионерки.

   – Вы, Евлампия, не знаю вашего отчества, мою хозяйку не обижайте, – продолжала тем временем горничная. – Ишь, до слез ее довели… Что с пирогом получилось, сейчас объясню.

   – Хорошо, – согласилась я, – слушаю вас.

   Прислуга села к столу и начала последовательно излагать события.

   …В особняке Горской два входа: парадный и черный. Обе двери Ирина Леонидовна днем держит незапертыми, и Марфуше это не нравится. Не в восторге домработница и от частых посетителей – люди притаскивают грязь на ботинках, пьют чай с хозяйкой, а Марфуше потом мыть пол, посуду, наводить порядок в столовой. Горничная типичный «жаворонок» – вскакивает в пять утра бодрая, как белка, а в восемь вечера ее уже неудержимо клонит в сон. Горская не заставляет преданную, много лет работающую у нее женщину хлопотать по хозяйству до полуночи, отсылает ее спать. Но сама ложится поздно, она, наоборот, типичная «сова».

   Правда, спит Ирина Леонидовна мало, встает в восемь. Проснувшись, в любую погоду выходит в сад – подышать свежим воздухом. Она бродит по дорожкам, домработница же тем временем варит хозяйке овсянку. Ну и конечно, вернувшись в коттедж, Горская никогда не запирает дверь.

   Особняк большой, Марфуша занимается то уборкой, то стиркой, Ирина Леонидовна либо уходит по делам, либо висит на телефоне. Хлопот у нее полно, добрая фея «Крота» обязана следить за порядком, реагировать на жалобы жителей. Позавчера, например, изучала, как обстоят дела на детской площадке. Ей шепнули, что нянька Поздняковых приводит туда вместе с малышами и двух йоркширских терьеров, а те гадят в песочнице. Ирина Леонидовна спряталась за вечнозелеными туями, вся продрогла, но выследила тетку, сделала фото какающих где не следует собачек, показала компромат коменданту поселка, затем пошла к жене Позднякова и продемонстрировала ей снимки. В общем, навела порядок. А вернувшись, нашла в холле банку селедочки в винном соусе и пакет с овощами.

   Вчера утром Марфуша обнаружила в холле коробку из кондитерской «Мадам Маффин» и не удивилась – Зинаида часто присылает свежую выпечку. Горничная принесла упаковку на кухню, заглянула в нее, увидела пирог с черникой и порадовалась за хозяйку: у самой-то Марфы от любых ягод оживает язва, болит желудок, она ничего с ними не ест, а вот Ирина Леонидовна обожает чернику.

   – Сейчас попробуете? – спросила она у владелицы особняка. – Выглядит пирог аппетитно, еще теплый.

   – Нет, – неожиданно отказалась Горская. – Что-то неохота. Сама съешь.

   – Ну сказанули! – рассердилась домработница. – Забыли про мою болячку? Лизну начинку, и, опля, скрутит живот.

   – Пошутила я, – улыбнулась хозяйка. – Оставь, может, потом аппетит появится. Зина мне специально пирожок с черникой испекла, вспомнила, что сегодня день смерти Миши, решила меня приободрить.

   – Вчера была годовщина кончины вашего супруга? – уточнила я.

   Ирина Леонидовна кивнула:

   – Да. Зиночка очень внимательна, она меня любит, вот и постаралась.

   – Но вы не прикоснулись к пирогу. Почему? – задала я самый интересный вопрос.

   Горская смутилась.

   – Ну… понимаете… из-за хурмы. Пару дней назад я пошла по делам, столкнулась на улице со Светой Соколовой. Она меня к себе в гости затащила, у нее на столе стояло блюдо с «корольком», а я обожаю хурму. Но у меня на нее малоприятная реакция – съем одну штучку, и начинается стоматит, язвочки во рту появляются.

   – И вы не удержались! – с упреком воскликнула Марфуша. – Накушались!

   – Человек слаб, – зачастила хозяйка дома, – хурма мой самый любимый фрукт, вот и… Да, не удержалась, слопала четыре штуки. Или пять… может, шесть.

   – Ну, вы даете! – возмутилась Марфа. – Хуже ребенка, честное слово! Знаете ведь, что плохо будет, и все же накинулись на угощение! Вот что сказать после этого?

   Ирина Леонидовна смутилась, принялась, искоса поглядывая на меня, объяснять:

   – Марфуша ко мне прекрасно относится, но у нее плохое воспитание, если чем-то недовольна, начинает зудеть осенней мухой, слушать ее бубнеж сил нет… Я пришла домой и, чтобы купировать развивающуюся болезнь, стала полоскать рот прекрасным, испытанным советским средством «Стомодент». Сейчас его не выпускают, в аптеках предлагают импортные растворы. Они дороги и малодейственны. Миша всем пациентам «Стомодент» рекомендовал.

   – Блин! – взвилась Марфа. – Эта ваша чудодейственная жидкость давно испортилась! Ей сто лет! Храните в подвале хрен знает что, пользуетесь непригодным! Ох, давно мне следовало ящики с дерьмом на помойку оттащить… Мыло со времен царя Гороха! Духи фиг знает когда выпущенные!

   – «Стомодент» не тухнет, – возразила Горская. – Но он мне не помог, даже хуже стало.

   – Ага! Кто бы сомневался! – гневалась Марфуша. – Не стану больше вас слушать, выкину все из подвала.

   Горская повысила голос:

   – Здесь хозяйка я!

   Марфуша сникла:

   – Простите, о вас же беспокоюсь!

   – Утратившее свои свойства полоскание не остановило стоматит, а, наоборот, усилило, – догадалась я. – Если не ошибаюсь, заболевание достигает пика через пару-тройку дней после старта. Когда появилась коробка с пирогом, вам, несмотря на любовь к выпечке с черникой, даже смотреть на угощение было больно. И конечно же, вы никому, даже Марфе, не рассказали о случившейся с вами неприятности.

   – Считаю неприличным говорить вслух об интимных вещах, – подтвердила Горская. – Что касается Марфы… Она мне предана и поэтому способна на глупости. У меня много запасов – кофе из старых времен, печенье, косметика-парфюмерия. Все советского качества, из натуральных материалов. А Марфа вбила себе в голову: если срок годности прошел, надо тащить вполне пригодные к употреблению продукты на помойку. Слышали, как она сейчас кричала: «Выброшу, выброшу»? И ведь может тайком так поступить. Вот я и смолчала про хурму и «Стомодент». Это только мое дело! А черничный пирог куда деть? Не выбрасывать же его? Вот я и решила отнести угощение новым соседям. Надо с ними познакомиться, а с пустыми руками заявиться неудобно.

   Марфуша почесала переносицу.

   – А всем! Еще когда Михаил Петрович жив был, он часто вечеринки закатывал. Я бегала с посудой и непременно от кого-нибудь слышала: «Марфа, передохни, сядь, глотни чайку. Смотри, какой торт с малиной, съешь кусочек». Я в ответ: «Спасибо за предложение, от ягод у меня живот скрутит».

   Я посмотрела на Горскую.

   – Ваша любовь к чернике тоже не тайна?

   – А чего ее скрывать? – удивилась та.

   Я подвела итог беседе:

   – Пирог появился незаметно. Население поселка в курсе, что Марфа не притронется к ягодам, и всем известно, что Горская не откажется от выпечки с черникой.

   – Не пойму, к чему вы клоните? – жалобно произнесла Ирина Леонидовна.

   – Похоже, отравить собирались вас, – повторила я недавно высказанную мысль.

   – Меня? – снова ужаснулась добрая фея. – За что? Боже, вы ошибаетесь!

   – Убийца специально прислал пирог с черникой, не хотел лишить жизни Марфу, – продолжала я. – Знал, что она не тронет его, а вы соблазнитесь. Пирог выглядел очень аппетитно.

   Ирина Леонидовна начала креститься.

   – Спаси господь! Кто же меня так не любит? И почему?

   – Это чертова девчонка виновата! – выкрикнула Марфа. – Она вас сами знаете почему ненавидеть должна.

   – О, нет, – побледнела Горская, – Кутя ведь… ну… она маленькая еще.

   – Сейчас Кутузовой за двадцать, выросла давно, – хмыкнула Марфуша.

   – Нет, нет, нет, – замотала головой Ирина Леонидовна, – коробку кто-то другой принес. Она не могла. Я же никому, кроме Андрея, ни слова не сказала! И ни разу Кутю после отъезда в поселке не видела, девочка тут больше не живет.

   – Кутузова не ребенок, а взрослая баба, – отрезала Марфуша. – Из-за вас на дочку отец разозлился.

   – Я совершенно ни при чем! – зачастила Горская. – Марфуша, ты же знаешь правду. И как я тогда должна была поступить? Да, я видела Кутю, она из окна высунулась. И что, мне следовало промолчать? Не сказать Андрею? А если бы милиция начала расследование и…

   Она на полуслове осеклась.

   Домработница исподлобья посмотрела на хозяйку.

   – Во! Дошло наконец! Скумекали! Вы со своими откровениями порысили к Андрею Николаевичу, а Кутька рассчитывала, что все как с матерью получится, подумают, будто Клава сама вывалилась.

   – Боже, боже, – твердила Горская, – нет, нет! Девочка одумалась, давно исправилась.

   – Кто убил один раз, не остановится, – сердито возразила горничная. – Это как с воровством. Спер подросток кошелек, его не поймали, значит, поганец опять за чужое портмоне схватится. Всегда человека за гадость наказывать надо, в следующий раз он крепко подумает, прежде чем разбойничать.

   – Стоп! – очнулась я. – Теперь давайте сначала. Я ничего не поняла.

   – Сейчас, – засуетилась Ирина Леонидовна, – только с мыслями соберусь. Кутя, дочь Андрея…

   Горничная схватила хозяйку за плечо.

   – Погодите! Почему вы должны Евлампии тайну Кутузова выкладывать?

   Горская задумалась. Я достала из кармана визитку и протянула ей.

   – Думаю, вы знаете, что мой муж владелец детективного агентства. Вера скончалась в нашем доме, расследованием ее смерти занимается не только полиция, но и агентство Макса. Вам все равно придется сообщить правду. Не пожелаете выложить ее мне, информацию потребует следователь Банкин. Анатолий Игоревич хороший человек, но разговаривать с ним вам придется в тесной душной комнате, под прицелом видеокамеры, просидите в офисе целый день без обеда. Непременно захотите в туалет, но лучше не заглядывать в местный сортир. Поверьте, он отвратителен, вас там стошнит. Однако бытовые неудобства ерунда, намного хуже другое. Мы с Вульфом реагируем быстро, потому что не связаны никакими бюрократическими нитями, Макс сам в секунду решает, кого и куда из своих сотрудников отправить. Над Банкиным же несколько мелких начальников, которые друг друга терпеть не могут, каждый старается продемонстрировать самому главному боссу, насколько плох заклятый приятель. И как будут развиваться события? Я скажу Анатолию Игоревичу: «Горская может пролить свет на историю, но со мной на контакт идти не желает». Банкин порысит с известием к шефу, а второй начальник не захочет, чтобы он, быстро закрыв дело, набрал очки, и кинется в тот же кабинет с возражением: «Сейчас беседовать со свидетельницей неразумно, сосредоточься на другом». В конце концов с вами потолкуют по душам. Но произойдет это не сегодня, не завтра, а, дай бог, через неделю, не ранее. У Банкина в производстве не одно дело, у его шефов тоже, все заняты по горло. И что сия проволочка означает для Ирины Леонидовны? Ничего хорошего. Отравитель уже определенно в курсе, что пирог попал не по адресу, новый хозяин дома Кутузова владеет детективным агентством, в поселке шныряет полиция. Убийца сильно занервничает, подумает: Горская может сообразить, что к праотцам собирались отправить именно ее. Более того, она может догадаться, кто замыслил дурное. И злодей сделает вывод: надо как можно быстрее уложить ее в красивый гробик под атласное покрывало. В ваших интересах рассказать сейчас правду, чтобы мы оперативно включились в работу и поймали негодяя до того, как тот доберется до вас. Времени у вас нет.

   Горская затряслась. Марфуша встала.

   – Евлампия права. Вы поговорите, а я пойду заварю свежий имбирный чай.

   Ирина Леонидовна обхватила себя руками и завела рассказ, постоянно прерываемый восклицаниями: «Боже! Ужасно!» или «Господи! Страшно вспоминать!».

   …Андрей Николаевич Кутузов был заботливым мужем и хорошим отцом. На Юле он женился в далеко не юном возрасте, уже став обеспеченным человеком, и его супруга с дочкой ни в чем не знали отказа. Был всего лишь один запрет: ни девочке, ни жене глава семьи не разрешал заходить в маленький дом, который он всегда тщательно запирал, а ключ хранил в своем кабинете. Чем было вызвано такое его поведение?

   Трест «НИИгосстройгоротоннель», где Кутузов работал главным инженером, как понятно из названия, занимался прокладкой подземных галерей. Во время работ использовалась взрывчатка. Андрей Николаевич по образованию химик, защитил диссертацию, посвященную именно взрывчатым веществам. Он хотел изобрести новый состав, способный быстро и эффективно сработать в труднодоступных для техники местах, но ответственная должность не давала возможности целиком посвятить себя изысканиям, поэтому Кутузов оборудовал в гостевом домике лабораторию, где и проводил свободное, иногда ночное время.

   Его молодой жене Юле не очень нравилось, что муж убегает от нее к своим пробиркам и ретортам, но, будучи умной женщиной, она никогда его не упрекала. Поскольку исследования Кутузова были связаны с применением разных, подчас опасных реагентов, лаборатория всегда накрепко запиралась. Несколько раз Юлия и Кутя просились посмотреть на рабочее помещение главы семьи, и в конце концов Андрей Николаевич согласился. Выдал жене и дочери халаты и бахилы и, велев ничего не трогать, продемонстрировал им на первом этаже лабораторный стол с какими-то мигающими аппаратами и штативами. Юля и Кутя осматривали оборудование, а Кутузов взял нечто, похожее на пол-литровую банку, насыпал в нее белый порошок и плеснул прозрачной жидкости… Раздалось оглушительное ба-бах! Из горлышка банки повалил дым, по комнате в секунду распространился отвратительный запах, жена и дочь, отчаянно кашляя, выбежали во двор.

   – Здорово, да? – спросил Андрей Николаевич, выходя вслед за ними. – Вам понравилось? Пошли на второй этаж, там я продемонстрирую более мощный взрыв.

   – Спасибо, не надо! – воскликнула супруга.

   – Папа, дым ужасно воняет, – простонала Кутя. – Фу-у!

   Кутузов удивился.

   – Плохо пахло? Я ничего не почувствовал. Вот на втором этаже действительно не очень приятный аромат. Могу вам маски дать.

   – Взрыв такой сильный был! – с запозданием испугалась Юля.

   – Где? – начал оглядываться муж.

   – У тебя в лаборатории, – уточнила жена.

   Он рассмеялся.

   – Милая, это был не взрыв, а легкий пук. Вот на втором этаже… там да. Хотите, покажу?

   Юля обняла Кутю.

   – Нет, нет, нет! Никогда больше сюда не придем, здесь очень опасно!

   Больше женская часть семьи интереса к маленькому дому не проявляла.

   То, что он пытается придумать новую взрывчатку, Андрей Николаевич по понятной причине не афишировал. Обитатели «Крота» могли испугаться, потребовать прекратить исследования. Никто бы не стал слушать Кутузова, объясняющего, что в его распоряжении находится минимальное количество опасных средств. Да, если неподготовленный человек по глупости вытащит не ту склянку из штатива, то может лишиться пальцев на руке или глаза, но маленький дом даже не вздрогнет, безопасности поселка ничто не угрожает. Однако попытайтесь внушить это женщинам, которые, услышав слово «динамит», впадают в истерику.

   О хобби Кутузова знал крайне узкий круг людей. В него входила Ирина Леонидовна, чей муж Михаил, являясь лучшим другом Андрея, иногда помогал ему. Горская не изумилась, когда узнала, что Юлия упала со второго этажа гостевого дома. Уж она-то знала, сколько крови выпила из матери Кутя, и догадалась, что произошло: у Юлечки сдали нервы, она впала в депрессию, взяла в кабинете супруга ключи от домика и выпрыгнула из окна. Почему использовала для суицида гостевой коттедж? Вероятно, не хотела портить ауру основного дома.

   Смерть Юлии признали несчастным случаем. Андрей Николаевич стал вдовцом, но работать в лаборатории не прекратил.

   Несчастье произошло на глазах Ирины. Она оторвалась от стрижки туи, которой старательно придавала форму шара, выпрямилась, и ее взгляд уперся в гостевой коттедж друга. Горская хотела отложить секатор, пойти выпить чаю, но тут на втором этаже скрипнула рама. Ирина Леонидовна вздрогнула, ей стало жутко. Она ведь помнила, из какого окна выпала Юля, и сейчас именно оно открылось. Вдова знала, что Андрея Николаевича нет дома, он куда-то уехал. Кто мог зайти в его лабораторию? Несмотря на то что Кутузов давно уже не был главным инженером и открыл магазин для животных, он по-прежнему экспериментировал со взрывчаткой, его хобби не изменилось. И лаборатория по-прежнему тщательнейшим образом запиралась. Горская приросла ногами к земле. Ей показалось, что она спит и видит сон про тот день, когда умерла Юлечка, и станет свидетельницей ее падения.

   И, что окончательно парализовало вдову, сон стал сбываться. В окне появилась женщина. С минуту она стояла молча, хватая воздух ртом, потом дернулась, взмахнула руками и вывалилась. Лететь со второго этажа до земли недолго, но Горской показалось, что она падала вечность, наконец раздался жуткий звук «бум». Ирина Леонидовна никак не могла оторвать взгляд от открытого окна, так как боялась посмотреть на землю, где лежало тело.

   И вдруг в темном проеме показалась Кутя и перевесилась через подоконник. Горская похолодела – боже, сейчас девочка тоже свалится! Но Кутя плюнула вниз, выпрямилась, рассмеялась, сделала неприличный жест и исчезла. Спустя некоторое время Ирина, находившаяся в ступоре, заметила, как Кутя бежит вокруг маленького дома. На секунду дочь Андрея Николаевича остановилась около лежащего навзничь тела, расхохоталась и полетела к дальней калитке, через которую можно попасть в лес, окружающий поселок. Горскую девочка не заметила, ту закрывали сильно разросшиеся туи.

   Вдова не знает, сколько времени провела без движения, сжимая в руке секатор. Потом оцепенение прошло, Ирина Леонидовна, пошатываясь, добрела до своего дома и рухнула в гостиной на диван.

   Марфа кинулась к хозяйке. Та рассказала ей об увиденном и не то заснула, не то впала в беспамятство…

   Рассказчица прижала руки к груди.

   – Мне, конечно, следовало промолчать, но я была в таком шоке, что не удержалась, поделилась с Марфушей.

   – Я никому тайну не выдала, – отрезала домработница. – Умею секреты хранить, что в меня попало, то похоронено. И не мое это дело. Тем более Ирина Леонидовна, когда очнулась, попросила: «Никому ни гугу». Вот беда-то, считай, две жизни прервались в том домике!

   – Две жены Кутузова выпали из одного окна… – протянула я. – Странное совпадение.

   – Не о том речь. Клава ребенка ждала, – пояснила Марфуша. – Беременной была на маленьком сроке, живот еще расти не начал.

   – Откуда вам известна столь интимная подробность? – удивилась я.

   – Мне Ирина Леонидовна сказала, – уточнила горничная.

   – Я, когда пришла в себя, поговорила с Андреем Николаевичем, – продолжала Горская. – Посчитала, что просто обязана рассказать ему правду о том, что сделала его дочь.

   – И как отреагировал Кутузов на ваше повествование? – поинтересовалась я.

   Горская схватилась за чашку с остывшим чаем.

   – Плохо ему стало. Желваки на щеках заходили, глаза такие злые сделались… Но разговаривал он спокойно, без дрожи в голосе. Сказал: «Спасибо, Ира. Я всегда знал, что ты мой самый надежный и преданный друг. Подумаю, как поступить, когда приму решение, расскажу тебе о нем. А сейчас прошу, ляг в кровать, не выходи из дома, жди моего звонка. И Марфушу не выпускай до моего распоряжения. Если же дознаватели к вам сунутся, пусть Марфа скажет: «У хозяйки давление подскочило, нехорошо ей, укол Ирине Леонидовне поставила. Сейчас она спит, вас к ней не пущу».

   – Мы так и поступили, – перебила домработница. – А, вот еще что. Когда милиция прибыла, дождь полил. Да какой – гроза, буря, ливень! Хлестало, как будто великий потоп начался. Всю ночь лило, и утро, и день, все менты в особняк убежали. Ирина Леонидовна места себе не находила, рвалась к Андрею Николаевичу, повторяла: «Кутя хорошая девочка, наверное, у нее умопомрачение случилось».

   Горская посмотрела в пустую кружку.

   – Что-то замерзла я…

   Марфуша вскочила и ринулась к чайнику.

   – Сейчас еще горяченького заварю.

   Хозяйка посмотрела вслед домработнице.

   – Я запретила себе вспоминать все, связанное со смертью Клавдии. Как только думаю о том дне, меня начинает колотить в ознобе. В любое время года, даже в парной.

   – Стресс вызывает спазм сосудов, – вздохнула я.

   – И меня мучает вопрос, – задумчиво протянула Горская. – Почему я не распознала сущности Кути? Отчего, общаясь с девочкой, не заметила, какова она на самом деле? Думаю, Юлечка тоже погибла не без помощи дочери. И подозреваю, что эклеры Кутя отравила, а не Ксения Фролова. Это просто догадки, но они меня так издергали, что пришлось обратиться к невропатологу за таблетками. Я так защищала Кутю, когда Юля на нее жаловалась, объясняла ей: «Ребенок сложный, попал под дурное влияние, будь с дочкой поласковее». И что?

   – Почему девчонка стала примерной после смерти матери? – задала вопрос Марфа, ставя на стол чайник. – Мы решили, что Кутя сильно переживает, ее несчастье преобразило. Но после гибели Клавы стало ясно: дрянь тогда испугалась, что люди поймут – это она убила мать, вот и прикинулась овечкой.

   Ирина Леонидовна подняла крышечку и начала помешивать заварку ложкой.

   – Юлия за пару месяцев до падения из окна стала себя жестко с дочерью вести. Ни на шаг ее от себя не отпускала, отвозила девочку на занятия и домой не возвращалась, сидела в холле школы. Кутя пыталась с уроков удрать – а мать у двери с колотушкой, дочь вместе с другими детьми в столовую – и родительница там, с одноклассниками на улице физкультурой заниматься – старшая Кутузова и там караулит. Юлия выкинула «рокерскую» одежду дочки, не давала ей денег на расходы, спать с ней ложилась в одной комнате, окно детской решеткой закрыла… И все это со словами: «Я сделаю из тебя человека, несмотря на твое сопротивление». У Кути не оставалось шанса на безобразия.

   Марфуша наполнила кружку хозяйки.

   – Когда после вседозволенности началась жесткая закрутка гаек, сорвало у девки резьбу, выпихнула она мать из окошка. Уж не знаю, как только Кутя заманила ее в гостевой домик.

   Горская отхлебнула чаю.

   – Простить себе не могу, что встала на сторону Кути, просила Юлю быть гибче, умнее, хитрее. Сама я изо всех сил демонстрировала Куте, что являюсь ее другом, и если у нее дурное настроение или неприятность, не надо удирать из дома, лучше прийти ко мне, я помогу. Евлампия, поверьте, я столько сил потратила на девочку! Видела ошибки, которые совершает мать, пыталась их нивелировать. Юля не понимала, что у Кути психические проблемы. Разве правильно, что она долгое время все дочке разрешала, а потом в один день все запретила? Следовало Кутю к хорошему доктору отвести, а Юля решила сама разобраться. И наломала дров.

   Ирина Леонидовна потерла ладонями виски.

   – Юля была хорошим человеком, но, пусть Господь меня за такие слова простит, отвратительной матерью. Нет, она дочь обожала и этим испортила ее, позволяла ей творить все, что та пожелает. Юлия скрывала от Андрея художества дочери, ни разу Кутю не выдрала ремнем, не наказала по-настоящему, а следовало безобразницу окоротить. Девочка такое обращение воспринимала как разрешение пакостничать. С большим опозданием поняв это, Юля «включила» злую мать и – снова ошиблась. Опасно тинейджера из горячей воды в ледяную кидать, будет беда. И бедная женщина не учла, что любимая доченька стала взрослой, ей уже не семь лет. Кутя обозлилась и решила проблему по-своему. Но, конечно, утверждать, что девчонка вытолкнула мать из окна, я права не имею, просто предполагаю.

   – Но кто Клаву толкнул, вы видели точно, – не сдалась Марфа.

   – Верно, – грустно согласилась Горская. – И тем не менее я до сих пор надеюсь, что это случайность.

   Домработница засмеялась.

   – Вы слишком добрый человек! А у меня нет сомнений, что Кутька Юлю убила. И ей это с рук сошло, несчастным случаем происшествие объявили. Безнаказанность провоцирует новое преступление, поэтому погибла Клава. Девчонка к мачехе отца ревновала. Пока Клава у нее в няньках ходила, у них полное взаимопонимание было, а когда у Клавдии на пальце кольцо с брюликом оказалось… Ну-ка, расскажите Евлампии, что девка у нас устроила.

   Ирина Леонидовна отвела взгляд в сторону и забормотала:

   – Ну… это давно было… память у меня не молодая…

   – Во! Видели? Ну и характер! Умрет, а не скажет про других плохо. Ладно, слушайте, я поведаю. Кутя сюда прибежала, схватила со стола сахарницу и – швырк ее на пол. Я обозлилась: «Эй, ты что делаешь? Не у себя дома, в гостях посуду не колошматят! Фарфор денег стоит не маленьких, ты антиквариат раскокошила! Кто платить за урон будет? И убери сейчас же осколки, подметать за тобой никто не обязан!» А Ирина Леонидовна закудахтала: «Кутенька, что стряслось? Расскажи скорей, я тебе помогу!» Хулиганка давай орать: «Папа на Клавке жениться собрался! Отдал ей кольцо с желтым бриллиантом! А ведь обещал его мне на двадцать один год подарить, из сейфа вынимал, показывал! Так нет, чужой бабе отдал! Я ее убью! Я ее на кусочки разрежу!»

   Марфа повернулась к Горской.

   – Разве не так?

   Та замялась.

   – Ну…

   – Хоть раз в жизни затопчите свое нежелание осуждать других! – потребовала горничная.

   – Да, произошел скандальчик, – замямлила Горская. – Девочка пережила стресс, поняла, что скоро обзаведется мачехой. Не всякий подросток спокойно воспримет такое известие. Я Кутю успокоила, на следующий день она мне пирог принесла. Сама испекла!

   – Ага, с черникой! – Марфа фыркнула. – Вот прямо ненавижу вас!

   – За что? – удивилась Горская.

   Домработница скривилась.

   – Кутька приперла кособокую клеклую дрянь. Я стояла вон там, у плиты. Девчонка сказала: «Марфа, я хочу угостить Ирину Леонидовну пирогом. Очень хороший получился, ее любимый, с черникой. Могу и тебе кусок отрезать». Я на блюдо глянула – фу, тошниловка! Начинка наполовину вытекла, тесто с одного бока подгорело, с другого не пропеклось, пахнет «вкусняшка» кислятиной, неумеха дрожжей переложила. Кулинарный «шедевр» следовало в помойку швырнуть, а не людям нести. И тут Ирина Леонидовна в столовой появилась. Кутя к ней со своим подарочком поспешила. Моя барыня давай восхищаться: «Ай, какой чудесный! Ох, обожаю пироги с черникой! Ух, красота! Эх, сейчас весь съем! Ставь, Марфа, скорей чай, попробовать выпечку мечтаю!» Тьфу, прямо… И ведь на самом деле стала мерзость якобы с аппетитом уплетать, восторг изобразила, слопала почти весь кошмар. Хорошо, меня не заставила, объяснила девчонке: «Жаль, у Марфуши от ягод с желудком беда. Ну ничего, мне больше достанется!»

   Горская нахмурилась.

   – А как, по-твоему, мне поступить следовало? Выкинуть пирог? Ребенок принес подарок, приготовленный собственноручно, Куте стало стыдно за устроенную накануне истерику. Да, ее пирог оказался невкусным, но я его съела. Неужели ты не понимаешь? Не могла я обидеть Кутю!

   Домработница не успокаивалась:

   – Угостились бы кусочком малюсеньким, и хватит. А вы целый спектакль устроили. В такой восторг пришли, что потом она вам свои черничные ужасы раз в неделю таскать принялась.

   Я насторожилась.

   – Дочь Кутузова постоянно угощала Ирину Леонидовну пирогами?

   Марфа рассмеялась.

   – Ну да. Поверила моей барыне, и у нас в холле несколько раз по субботам очередное черничное безумие появлялось. Лучше пироги не становились – у Кути обе руки левые. Хорошо хоть, что больше девчонка в столовую их не приносила, Ирине Леонидовне не приходилось дерьмом давиться, потому что через пару-тройку недель кулинарный пыл у мерзавки утих. Да, еще она в них вкладывала самодельные открыточки: «Кушайте свой любимый пирожок с черникой, сама пекла. Кутя». Подлизывалась шалава! Небось задумала Клаву жизни лишить и хотела, чтобы соседка про ее истерику забыла. Короче, всех убила Кутя: мать свою и Клаву из окошка вытолкнула, а тех несчастных на празднике отравила. И это она нам вчера пирог прислала.

   Горская сжала ладонями голову.

   – Теоретически – подчеркиваю, теоретически! – это возможно. Но нет, не верю. Не верю! Людей на юбилее «Крота» отравила Фролова. Ее посадили.

   – Отравленные пирожные к столу Кутя принесла, – отстаивала свою версию горничная, – люди это видели. Руку она нарочно поранила, чтобы самой уйти и отца увести. Решила, что Клавдия съест десерт, и ку-ку! Сериалов насмотрелась детективных, там часто сюжет мелькает: некто впрыскивает яд в продукты в магазине, потом куча людей, их купивших, в гроб укладывается, а полиция не понимает, что только одного убить хотели, остальные для отвода глаз погибли.

   – Нелогично получается, – остановила я раскипятившуюся Марфу. – Когда Кутя поранила руку, в клинику поехал не только Андрей Николаевич, вместе с ними и Клавдия была.

   Марфа вскочила и начала бегать по столовой.

   – Ага, тогда у Кути сорвалось. Не рассчитывала негодяйка, что гувернантка о ней позаботиться захочет. Но решила не сдаваться и вскоре ее из окна выбросила! Моя правда!

   Я посмотрела на красную от гнева прислугу и задумалась.

   Подростки не управляют собой, некоторые из них могут совершить жестокое преступление и потом не раскаяться. Но в истории, рассказанной про Кутю, много нестыковок. Девочка вытолкнула мать из окна? Это могло случиться. Вероятно, Юлия начала в очередной раз ругать дочь, а та, рассвирепев, толкнула надоевшую мать. На свою беду, жена Андрея Николаевича стояла спиной к открытому окну, а подоконник там низкий… Но возникают вопросы: зачем мать и дочь отправились в лабораторию?

   Теперь о Клавдии. Кутя испытала приступ обиды и ревности, узнав, что отец отдал давно обещанное ей кольцо своей невесте. Но вспомним, как поступила девочка: она не набросилась на отца с упреками, не кинулась с кулаками на Клаву, а побежала к Ирине Леонидовне и устроила истерику в ее доме. О чем это говорит? Кутя то ли побоялась, то ли не захотела портить отношения с папой и будущей мачехой, у нее хватило сил улыбнуться им, однако эмоции искали выхода, вот девочка и понеслась к соседке. Кутя повзрослела, научилась управлять собой, правда, не в полной мере, все равно ей хотелось закатить кому-нибудь скандал. Но ведь девочке вскоре стало стыдно за бучу, и она испекла пирог с черникой, пришла к Горской извиняться. Предположим, дочь Кутузова все сильнее и сильнее ненавидела Клаву. А если бывшая гувернантка действительно была беременна, то Кутя могла заодно и ревновать еще не рожденного младенца. У детей длинные уши, Андрей Николаевич и его новая жена могли вести разговоры о предстоящих родах. Кутя решила отравить Клаву и, чтобы не попасть под подозрение, составила иезуитский план.

   Однако тут вновь возникают вопросы, и их много. Зачем устраивать публичную акцию? Где Кутя добыла яд? Каким образом незаметно впрыснула его в пирожные? Если ранение руки было поводом увести домой отца, то почему хитрая, расчетливая малолетняя убийца не подумала, что Клава непременно захочет сопроводить падчерицу в клинику? По какой причине Кутя предположила, что подозрение падет на хозяйку кондитерской? Студент, сказавший следователю, что видел следы яда, соврал? Его об этом попросила дочь Кутузова? Почему Богомолов выполнил просьбу Кути?

   Все очень странно, концы с концами не сходятся. Что-то тут не так. И еще пирог с черникой, принесенный кем-то в дом Ирины Леонидовны. Пирог с черникой… пирог…

   Горская, словно подслушав мои мысли, закричала:

   – Пирог с черникой! Боже! Только сейчас поняла! Дочка Андрея знала, что Марфуша не ест ягоды, а я люблю чернику. Выходит, выпечку с ядом прислала Кутя. Захотела меня убить. Очень похоже на отравление людей на празднике, тот же почерк…

   Горская потрясенно замолчала, а домработница перекрестилась.

   – Слава богу, дошло. Прямо как до жирафа. А я вам о чем битый час толкую? Экая вы упертая, никого, кроме себя, слушать не хотите. Наконец-то скумекали после того, как мы с Евлампией тут одно и то же не по одному разу сказали. Глупо вы поступили, что хурмой объелись и негодным полосканием воспользовались, да во благо дурь обернулась, жизнь вам спасла!

   Горская закрыла глаза рукой и тихо произнесла:

   – Андрей увез Кутю из «Крота», а куда, я понятия не имею, Кутузов не захотел отдать единственную дочь под суд, но, думаю, сам ее наказал. Мог отправить в Англию, там существуют частные учебные заведения тюремного типа, в них перевоспитывают малолетних преступников. Со дня смерти Клавы не один год прошел, Куте сейчас уже за двадцать. Вдруг Андрей скончался, а его дочь вернулась в Россию и решила отомстить той, кого посчитала виновницей своего заключения под замок, то есть мне!

   Я ощутила, как в кармане завибрировала трубка, и, не глядя, сбросила вызов.

   – Вы упоминали Тамару Федоровну, прислугу Кутузова, скорее члена семьи, чем домработницу. Можете дать ее телефон?

   – Не знаю его, – всхлипнула Ирина Леонидовна, – адрес тоже неведом.

   – Сомневаюсь, что бабка жива, – протянула Марфа, – очень старая была. Сердце мне подсказывает, что Кутя где-то рядом. Вы в Мишкино съездите, потусуйтесь там, народ порасспрашивайте. В торговом центре пекарня есть, в ней такие пироги с ягодами варганят. Мерзавка могла там угощение купить. Надо вам с продавщицей потолковать, вдруг она вспомнит, кто выпечку брал, недавно же было. Обязательно туда сходите! Срочно поезжайте!

   – Мне страшно, – прошептала Горская и зарыдала.

   Домработница бросилась ее обнимать.

   Я же опять испытала дискомфорт. Вроде все указывает на Кутю: она знала про аллергию Марфы и про то, что Ирина Леонидовна обожает чернику, поэтому непременно съест пирог без остатка. Но вот маленькая заноза. Чтобы убить на празднике Клаву, Кутя не задумываясь отравила Варфоломеевых, Прокофьеву и Никитиных. Почему же пожалела горничную, которая особой любви к ней не питала, а, наоборот, испытывала к Куте неприязнь? Пообщавшись с Марфушей, я поняла: эта женщина не станет улыбаться тому, кого терпеть не может. У Марфы нет так называемого светского воспитания, думаю, домработница не раз давала понять Куте, что ее появлению в доме доброй феи не рады. И зачем повзрослевшей Кутузовой навлекать на себя подозрение? Следователь начнет работать, и клубок пойдет разматываться – сплетницы тут же доложат об отравлении на празднике, о смерти Клавы и Юли. Что-то здесь не так!

   Я встала.

   – Ирина Леонидовна, не волнуйтесь, но будьте бдительны. Тщательно закрывайте входные двери, не ешьте принесенные продукты.

   Горская вытерла лицо салфеткой.

   – Пенсия у меня не очень велика, овощи-фрукты от Алима позволяют сэкономить. А вчера кто-то восхитительную ветчинку в холле оставил. Кстати, тот пирожок был от Зины, в ее фирменной упаковке… Ой, слушайте, вдруг это Калинина отраву прислала?

   – Конечно, нет! – фыркнула Марфа. – И не от нее пирог, а из магазина на станции. В коробку «Мадам Маффин» его положил тот, кто знал, что вы от черники тащитесь, Зинаида с этой ягодой сейчас ничего не печет, не сезон же. Я, когда кондитерская открылась, заказала для вас черничное удовольствие, и хозяйка тогда растолковала: свежей черники зимой в России нет, а импорт и заморозку она не использует. Велела вам передать, чтобы лета ждали.

   Я внимательно посмотрела на домработницу.

   – Учитывая только что сказанное, вас не удивил подарок Калининой с такой начинкой?

   – Я подумала, что Зина решила для моей хозяйки эксклюзив состряпать, специально замутила для нее печиво с иностранной черничкой, чтобы ее порадовать, – ответила Марфуша. – Даже в голову не пришло, что кто-то мог в магазине на станции купить пирог и в чужую коробку впихнуть.

   – Советую все-таки временно воздержаться от поедания презентов, – повторила я. – Или впускайте каждого человека лично, смотрите, что и от кого принимаете. Ни в коем случае не пробуйте ничего, доставленного курьером или кем-то незнакомым. Хорошо?

   – Я прослежу! – пообещала Марфуша. – Глаз теперь со своей барыни не спущу.

   – Ты мне звонил? Извини, не ответила, беседовала с доброй зубной феей поселка, узнала массу интересного. Выяснил, что я просила?

   – У меня полно информации, – прокряхтел Костин.

   – Что с тобой? – насторожилась я. – Голос странный.

   – Вау! – взвизгнул приятель. – Слушайте, на рецепшен обещали, что будет совсем не больно! Похоже, наврали.

   – Эй! Ты где? – спросила я.

   – На иглоукалывании, – простонал Вовка, – в центре китайской медицины.

   – Ты заболел? – испугалась я.

   – Нет, жена сюда отправила, – сдавленным голосом объяснил друг. – Ой! Осторожнее!

   – Зачем тогда иглы, если все в порядке?

   – Через два часа встречаемся в кафе около офиса. О’кей? – прошептал Костин. – Там спокойно поговорим.

   – Отлично, – согласилась я, подумав, что как раз успею отвезти мышь к ветеринару.

   Проконсультироваться с Айболитом необходимо – вдруг грызун чем-то болен, еще заразит Кису и мопсов. На мое счастье, в поселке «Европа», что неподалеку от «Крота», работает лечебница, ее реклама висит чуть ли не на каждом столбе. Правда, не знаю, станут ли там проверять здоровье полевки?

   Доехала я туда без проблем. Администратор на рецепшен не выказал ни малейшего удивления, узрев перед собой посетительницу с трехлитровым баллоном, на дне которого в куче газетных обрывков сидела мышка.

   – Чем могу помочь?

   – Нужна консультация грызолога, – ответила я. – То есть грызуноведа. В семье маленький ребенок и два мопса, хочу удостовериться, что новая питомица здорова.

   – Что надо купить ей для полного счастья?

   – Какая хорошенькая! Очаровашечка! Ми-ми-ми… – запричитала девушка, – сейчас мамочка все тебе, кисонька, приобретет. Начнем с домика. Вот они…

   Продавщица отошла в сторону.

   – Ничего себе, – пробормотала я, оглядывая стеллажи, забитые пластмассовыми замками, – ну и выбор. Подскажите, какой особняк лучше?

   – Все хороши! – отрапортовала девушка, поправляя бейджик, прикрепленный к блузке. – Вопрос в цене.

   Я прочитала на карточке ее имя.

   – Елена, у меня живут мопсы. С мышью я имею дело впервые. Чем отличается сооружение за сто рублей от того, что стоит две тысячи?

   – Первое – хижина, – зачастила Лена. – Дизайн оригинальный, но внутри крохотулечная комнатенка, развернуться негде, приличную мебель не поставишь. Второе – трехэтажный дворец. Там полно места, есть спальня, гостевая комната, столовая, зал для приема друзей, несколько туалетов, кухня, помещение для занятий спортом. Вот вы сами где предпочтете жить, на краю Москвы на выселках, в однушке с комнатой девять метров вместе с мамой-папой-мужем или в особняке со множеством помещений и чтобы никакой свекрови в радиусе ста километров?

   – Ответ очевиден, – усмехнулась я.

   – Вашей мышке тоже лучше будет во дворце, – отметила Лена. – Хотя он, конечно, дороже.

   – Беру замок, – решила я.

   – Вы молодец! – обрадовалась продавщица. – А то кое-кто на ценник глянет и ноет: «Ничего не куплю, мышь в банке поживет». Вот бы их самих туда запихнуть! Мебель какую посмотрите? Пластик, устойчивое к изгрызанию дерево или металлокерамику?

   – Еще и обстановка нужна? – удивилась я.

   Елена подошла к высокому шкафу и открыла дверцы.

   – Конечно. Вы сами на полу, что ли, спите? На кровати небось. А несчастной мышке на жесткой поверхности маяться? Подберу вам все за любые деньги. Вот кухонный гарнитур эконом-класса, убогий шкафчик, стол, за которым даже мышка не поместится, и один стул. Один! А если гости придут? Представляете стыдобу? Заявились к вам приятели, а расположиться им негде, потому что у хозяйки денег даже на убогие табуретки не хватило. Жесть! А есть вариант «Царица». Там мойка, холодильник, армия полок, плита шикарная.

   – Беру элитную кухню! – выпалила я.

   – Кровать советую из красного дерева с ортопедическим матрасом из натурального каучука с памятью, – засуетилась Лена. – Возьмете простую лежанку и… Как мышку зовут?

   – Фрося, – ответила я.

   – И Фросенька живехонько остеохондроз с грыжей в спине заработает. У вас поясницу ломит?

   – Случается, – призналась я.

   – Неприятно?

   – Очень.

   Елена водрузила на прилавок роскошное ложе, уменьшенный вариант того, что я видела в Лувре в королевской опочивальне.

   – Красота, правда? Стыдно стелить на такую роскошь тряпку, нужно белье с вышивкой, покрывало из парчи.

   – Вы правы, – согласилась я.

   Гора приобретений на прилавке стремительно увеличивалась. Понадобилась достойная сантехника, разные приспособления в спортзал, в цокольном этаже дворца нашлось место для бассейна, который следовало наполнять не водой, а мелкими шариками. Лена заверила меня, что Фрося придет в восторг, барахтаясь в них. «Начинка» для купальни предлагалась в двух вариантах: серая и красно-сине-белая. По качеству друг от друга они ничем не отличались, однако разноцветная была дороже. Но ведь взор Фроси обрадуется красоте! Ну и, конечно, каждая уважающая себя мышь должна иметь пару пижам, домашнее платье, бюстье на выход, пальто, куртку. Вот обуви не нашлось, и меня это немного расстроило. Естественно, понадобились фарфоровая посуда, занавески, ковры, шампунь и ополаскиватель для шерстки, крем для лапок, зубная паста со вкусом молодой пшеницы и кукурузы, гель для придания нужной формы усам…

   Я плавно переместилась к другому прилавку и выбрала супер-премиум-корм из экологического зерна и фруктов, выращенных на биоплантациях Непала. Прихватила также разнообразные лакомства и витамины. Последних оказалось шесть коробок: для шерсти, когтей, зубов, хорошего настроения, здорового аппетита, прекрасного сна. В качестве завершающего штриха я обзавелась десятком развивающих интеллект игрушек.

   Наконец, сгибаясь под тяжестью пакетов, я вышла на улицу, сложила приобретения в багажник и села за руль. Никогда бы не подумала, что одной крохотной мышке может понадобиться столько вещей! Бедная Фрося, как же она раньше жила без замка, мебели, посуды и геля для фиксации усов?

   – Так зачем тебе иглоукалывание? – первым делом спросила я, усаживаясь напротив Костина. – Ой, как есть хочу!

   – Прибавил семь кило, – разоткровенничался Володя. – И ведь не жру, как свинья, а вес растет.

   – Тебя губят чипсы, орешки, сухари, – заметила я. – Пьете чай в отделе и постоянно лопаете мусор. Переходи на здоровое питание, тогда живо похудеешь.

   Костин открыл меню.

   – Жена отняла у меня все, что можно. Утром овсянка на воде – думаю, в аду меня и то лучшим завтраком угостят, к каше кофе без сахара с обезжиренным молоком. Лампа, ты знаешь, что оно синего цвета? На ужин вот уже третью неделю мне достаются капустные котлеты на пару. Или морковные. Редко-редко комок творога, размером с грецкий орех. А весы все больше и больше показывают! Иголки, говорят, отбивают аппетит. Китаец поклялся, что с сегодняшнего дня я начну есть, как птичка. И он прав, сейчас я совсем не голоден.

   – Что закажете? – спросила подошедшая официантка.

   – Греческий салат и марокканский чай, – попросила я. – Сахар не кладите.

   – Мне то же самое, – пробубнил Вовка. – Прямо мутит, когда про жрачку думаю. Работают иголочки, не зря мучился в руках доктора.

   Я перевела беседу на рабочую тему.

   – Ты что-нибудь узнал про Ксению Фролову, Андрея Николаевича Кутузова и его дочь?

   Костин вытащил из сумки ноутбук.

   – Начну с мужика. В советские годы главный инженер треста «НИИгорстройгоротоннель» был благонадежен до тошноты, биография образцовая. Родился в семье преподавателей, отец вдалбливал в головы студентов высшую математику, мать – химию. Но она умерла при родах, мальчик сразу стал сиротой. Школу Андрей закончил с золотой медалью, вуз с красным дипломом, попал на работу в научно-исследовательский институт и сделал там карьеру от мальчика на побегушках до высокого начальника. Ни в каких скандалах не замечен, довольно поздно женился на Юлии Кратовой, поэтессе, издавшей один сборник стихов. Жена Кутузова тоже со всех сторон идеальна: школа, музыкальное училище. Родители ее оба играли на скрипке в оркестре, умерли рано. Никаких близких родственников, кроме мужа и дочери, у Юлии не было. Ее смерть признана несчастным случаем. У бедняги было низкое давление, и как следствие этого случались частые головокружения. Делом занимались менты из местного отделения в Волобуевке, ничего странного они не нашли. Погибшая не употребляла наркотики, не пила, не страдала депрессией, была счастливой обеспеченной женщиной, любимой супругой, заботливой матерью. Просто ей не повезло, звезды не так расположились.

   – Теперь послушай, что я узнала от доброй зубной феи…

   Едва мой рассказ завершился, как Вовка поманил официантку.

   – Девушка, принесите мне оливье и куриный суп.

   – Иголки перестали работать? – захихикала я.

   – Просто есть охота, – надулся Костин, – в животе урчит.

   – Что сказал по поводу кончины Юлии патологоанатом? – поинтересовалась я.

   Вовка вытащил из корзиночки кусок белого хлеба и стал сосредоточенно намазывать его маслом.

   – Ничего.

   Я отложила вилку.

   – Как?

   Костин откусил от бутерброда.

   – По просьбе мужа вскрытие не проводилось.

   – Здорово! – хмыкнула я. – Теперь рассказывай про Кутю.

   Володя схватил вилку и начал быстро лопать принесенный официанткой оливье.

   – Ольга Андреевна Кутузова. О ее дошкольной жизни ничего не известно, кроме того, что девочка жила с родителями. В гимназии у нее сразу начались проблемы. Получала низкие отметки, не ладила с одноклассниками, один раз удрала из дома. Отец поставил на ноги всех, кого смог. Похоже, у Кутузова были влиятельные друзья – беглянку искали лучшие спецы, в частности, Коля Воронин. Помнишь его?

   Я отхлебнула чай.

   – Нет.

   Костин принялся за суп.

   – Рыжий такой, с выбитым передним зубом.

   – А, Николаша! – сообразила я. – Осенью на твоем дне рождения он без передышки травил анекдоты, не совсем приличные, но смешные.

   Владимир огляделся по сторонам.

   – Куда официантка подевалась? Девушка, мне макароны болоньезе. Двойную порцию.

   – Ты лопнешь, – улыбнулась я.

   – Маловероятно, – серьезно ответил мой друг. – У них тут порции, как для котят. Вот в Нью-Йорке мне суп принесли в тазу. Пятилитровом!

   – То-то большинство американцев страдает от ожирения, – ехидно заметила я.

   Костин сделал вид, что не слышит, и продолжил рассказывать.

   – После возвращения домой девочка лучше не стала. В школьной характеристике указано: «Грубит учителям, на уроках или спит, или занимается посторонними делами, отказывается отвечать у доски, не носит форму, не соглашается вынуть серьгу из носа и кольцо из губы, является на занятия в неподобающей одежде «рокерского» стиля, выкрасила волосы в черный цвет клоками, не желает дружить с одноклассниками, не успевает по всем предметам, кроме русского языка и литературы, агрессивно реагирует на критику и замечания». Правда, после смерти матери Ольга стала вести себя примерно. Теперь у нас на очереди мачеха чересчур самостоятельной девицы. Клавдия Анатольевна Пледова, уроженка города Мячиков, что за Уралом. Сирота, жила в интернате с раннего детства, родителей лишили прав на дочь из-за асоциального поведения. Отец и мать Пледовой героиновые наркоманы, скончались, когда Клаве исполнилось десять. Симпатичную девочку с хорошим характером, отличницу, умненькую никто не взял в семью. Думаю, потенциальных опекунов отпугивала ее неблагополучная генетика. Люди опасаются связываться с детьми из семей наркоманов. Дети, живущие на гособеспечении, редко получают высшее образование, но Клава счастливое исключение. В семнадцать лет приехала в Москву, поступила в педагогический на отделение дошкольного воспитания. Более того, потом училась в аспирантуре. Жила в общежитии, работала у разных людей гувернанткой. Наконец устроилась к Кутузову. Защитила кандидатскую диссертацию, посвященную воспитанию трудных подростков.

   – Как раз в тему, – пробормотала я.

   Костин посмотрел на пустую тарелку из-под пасты.

   – Вроде наелся.

   – Неужели? Может, еще котлетку? – предложила я. – Или пару стейков с картошкой. Жареной!

   – Нет, – отрубил Вовка, – я сижу на диете.

   Я не выдержала и рассмеялась.

   – Ох, бедная диета, ты на нее уселся и раздавишь!

   – Клавдия вышла замуж за Кутузова, но хозяйкой загородного дома недолго была, выпала из окна.

   – Вернее, ее столкнула Кутя, – уточнила я, – Ирина Леонидовна видела девочку, которая перегнулась через подоконник спустя секунду после того, как мачеха рухнула вниз.

   – Что не доказывает факт убийства, – возразил Володя. – Вдруг эта Кутя вошла в комнату и увидела, как Клавдия вываливается? Естественное желание человека в подобной ситуации – посмотреть на землю.

   – И плюнуть вслед? – спросила я. – Кутя именно так поступила.

   – Об этом в деле нет ни слова, – буркнул Костин. – В общем, несчастный случай. Кутузов сказал, что кардиолог прописал жене бета-блокатор, она его исправно принимала, но ощущала от лекарства слабость. Муж велел ей снова записаться на прием и попросить другой медикамент, но Клавдия не успела посетить врача. Тело тоже не вскрывали, супруг просил не уродовать покойную.

   – Расследованием опять занимались парни из Волобуевки? – предположила я.

   – Угадала, – кивнул друг, – его местный начальник Константин Васильевич курировал.

   – В беседе с Марфой и Горской я выяснила, что Клава ждала ребенка, – вздохнула я.

   – Ни слова об интересном положении погибшей в бумагах нет, Кутузов о том, что должен был второй раз стать отцом, не говорил, – уточнил Костин. – Но я заметил одну странность.

   Вовка поелозил мышкой по столу.

   – Есть фото комнаты, из окна которой свалилась Клава. Дом, по утверждению хозяина, использовался как лаборатория, но, на мой взгляд, обстановка второго этажа совсем не научная. Гляди…

   Владимир развернул ноутбук. Я не сразу узнала угловое помещение, которое хотела сделать своей временной спальней. На полу лежал пушистый красный ковролин, а в центре стояла большая кровать чудовищной красоты. У массивного, занимающего почти все пространство ложа были ножки в виде позолоченных лап медведя и высокая широкая спинка с росписью, на которой были изображены обнаженные мужчины и женщины в разнообразных позах.

   – Постелька интересная, типа Камасутра разбушевалась, – хмыкнул Вовка. – Я бы такую в доме, где живут дети, не поставил, постеснялся бы.

   – Да уж… – пробормотала я, рассматривая снимок.

   Меня, в отличие от Костина, картинка не смутила. В последнее время мы с Максом часто бегали по мебельным магазинам и еще не такое видели. Например, офисное кресло, «ногой» которого служит обнаженная женская фигура, стоящая на четвереньках. И ведь кто-то его купит! Зато меня поразил интерьер спальни в целом. Кровать была застелена розовым покрывалом с рюшками, на подушки натянуты такие же декоративные наволочки. Одну из стен полностью закрывали зеркала. А потолка, как мне сначала показалось, не было. Но, вглядевшись, я поняла, что он черный и люстра с него не свисает. В спальне был исключительно точечный свет: две лампы на тумбочках и торшер в углу.

   – Совсем не лаборатория, – резюмировал Вова. – Дознаватель вопросов об отделке дома не задавал, но спросил: «Как вы думаете, зачем ваша жена пошла в гостевой дом?» Ответ Кутузова: «Клавдия попросила меня оборудовать коттедж для одной из работниц интерната, в котором воспитывалась. Супруга пояснила: «Она была очень добра ко мне, приносила из дома вкусную еду, приглашала в гости, покупала подарки, вела себя как настоящая мать. Благодаря ей я отлично окончила школу и подготовилась к поступлению в московский вуз. Сейчас эта женщина тяжело заболела, но ее можно вылечить. Моя благодетельница добилась направления в Москву, ей бесплатно проведут операцию, но потом в течение полугода предстоят амбулаторные процедуры. Ни родственников, ни друзей у нее в столице нет, снять даже комнату ей не по карману. Андрюша, можно, она временно поживет в гостевой избушке?» Конечно, я разрешил. Дал Клаве денег, сказал: «К тебе, сироте, отнеслись по-доброму, не ожидая награды, теперь твоя очередь отплатить тем же. В малый дом я давно не заглядывал, мне там не очень комфортно, сразу Юлию вспоминаю. Сама обустрой помещение так, чтобы твоя гостья была довольна, сделай все по ее вкусу. Но к нам в особняк ее часто не води». Жена оформила помещение, опираясь на понятия провинциальной женщины о красоте. Я дизайн-проектом не интересовался. Гостья должна была появиться в «Кроте» через два месяца. Ремонт был закончен за день до несчастья. Наверное, Клава пошла закрыть окно – она периодически проветривала помещение, чтобы там не скопился затхлый воздух».

   Костин закрыл ноутбук.

   – На мой взгляд, спаленка смахивает на бордель.

   – Согласна, – кивнула я. – Но рассказ Кутузова все объясняет. Комнату делали для посторонней женщины, хотели ей угодить.

   – Кровать с Камасутрой скорей подошла бы озабоченному мужику, чем училке из провинции, – хмыкнул Вовка. – Гостье Кутузовых небось за шестьдесят перевалило.

   – Неужели ты никогда не бывал в домах, где есть золото, бронза, хрусталь и картины с изображениями ангелочков или собачек-кошечек? – удивилась я. – Помнишь кабинет банкира Ребищева? Современный офис в духе минимализма, а на стене портрет хозяина, вернее, копия картины Василия Сурикова «Переход Суворова через Альпы», где вместо лица полководца нарисована физиономия финансиста. Ирина Леонидовна не говорила, что после трагической гибели Юлии Кутузов перестал пользоваться маленьким коттеджем, но ведь понятно, почему он так поступил: не хотел входить туда, где погибла любимая женщина. А как звали воспитательницу из детдома?

   – Ее имя не упомянуто, – с набитым ртом произнес Костин. – Слушай, здесь очень вкусные пирожные.

   Я посмотрела на опустевшую тарелку из-под десерта, на большой бокал с остатками пены от латте, который только что осушил приятель, и съязвила:

   – Похоже, китаец перепутал иголки, случайно взял набор для рахитов, которым необходимо набрать вес, а не избавиться от лишних кило.

   – А вот и нет! – заспорил Вовка. – Врач предупредил, что сначала появится бешеный аппетит и подавлять его не стоит. Почему мы толстеем, когда перестаем сидеть на диете?

   Ну и как мне ответить на дурацкий вопрос?

   – Потому что, перестав ограничивать себя, начинаем жрать в три горла.

   – Неверно, – возразил Костин. – Тело боится, что хозяин опять отнимет у него вкусное, и с сумасшедшей скоростью делает запасы. Надо нажраться до отвращения, до тошноты, и тогда мозг сообразит: еда никуда не денется, и ты начнешь худеть. Сейчас я должен калорийно питаться.

   – Оригинальный метод, – восхитилась я. – Так иголки душат аппетит или подогревают его?

   – Они его регулируют, – пустился в объяснения Вовка, – работают и так, и эдак, сами оценивают ситуацию и поступают как надо. Что ты ко мне с китайцем примоталась? Запишись сама к нему на прием! Давай по делу говорить.

   – Хорошо, – согласилась я. – Похоже, после гибели Клавдии маленький дом снова отремонтировали. Когда мы купили участок, в гостевом коттедже кровать-Камасутра не стояла. Там была самая простая мебель из дешевого сетевого магазина. На полу везде, даже в гостиной, линолеум, в санузле тоже. Причем напольное покрытие на редкость некрасивое – желто-серое без какого-либо рисунка. Такое даже в советские годы легко можно было приобрести в магазинах, оно имелось в свободной продаже в отличие от вариантов под паркет. Впервые зайдя в маленький дом, я подумала, что его отделывали еще во времена СССР и более не приводили в порядок. Но потом присмотрелась и удивилась: нет, все новое. Странно, что этот линолеум до сих пор производят. Ну кому он сейчас нужен?

   – Прорабу, который, получив бабки на дорогую плитку и паркет, приобретет дешевую дрянь, а разницу положит в свой карман, – усмехнулся Володя.

   – Разве что так, – согласилась я. – А стены в кухне-гостиной? Их покрыли масляной краской. Помнится, в моей школе была такая: темно-зеленая, блестящая. А потолок просто побелен. Зато межкомнатные и входные двери дорогие, из цельного массива дерева, с вызывающе роскошными, даже вульгарными ручками в виде лебедей. Правда, Киса пришла от них в неописуемый восторг. И Розе Леопольдовне жуть по вкусу пришлась.

   – Видимо, двери остались от ремонта, который делала Клава, – предположил Володя. – Вор-прораб их менять не стал, а деньги на новые двери присвоил – чего стесняться?

   Я продолжала недоумевать.

   – Совершенно непонятно, где нечестный мужик нарыл серые, в мелкий цветочек бумажные обои, которыми оклеил второй этаж. Когда я ходила в первый класс, моя мама решила самостоятельно освежить прихожую. Хорошо помню, как мы с ней поехали куда-то на метро, очутились в большом магазине, где роилось несметное количество народу, и там нам из-под полы продали точь-в-точь такие обои. Ничего другого, более приличного, даже по блату тогда было не достать. Но сейчас-то на рынке столько разных обоев – месяца не хватит их все разглядеть! Неужели унылость в цветочек до сих пор производят? Кто ж ее покупает?

   – Лампудель, ты рассуждаешь, как хорошо зарабатывающая женщина, да еще имеющая обеспеченного мужа. Подумай о пенсионерах. Им-то где деньги на дорогой ремонт взять? – укорил меня Костин. – Насобирала бабушка копеек, пришла в магазин, а там обои за нереальные суммы. Но ведь и старушке охота в чистоте пожить. Вот для таких, как она, фабрика в городке Дурундукинская Слобода до сих пор и штампует товар по старым образцам, который стоит дешево и привычен взгляду пожилых людей. Потому и находится покупатель. Что с тобой сегодня? Цепляешься к мелочам.

   Мне почему-то дешевый ремонт коттеджа не казался мелочью, но я сменила тему.

   – Кутузов до сих пор в США?

   – Нет, – ответил Костин. – Кто-то явно провернул эту аферу. Кто-то умный и располагающий немалыми связями и средствами. Фролова не могла нанять достойного адвоката, на его услуги у нее не оказалось денег, поэтому ей предоставили бесплатного защитника Валентину Ивановну Пырьеву. Ей было сорок восемь лет, карьеры она не сделала, особым умом и знаниями не отличалась, речи в суде обычно произносила корявые, свидетелям со стороны обвинения задавала глупые, не относящиеся к делу вопросы. У всех интересовалась: «Какое у вас образование? Десять классов? Ясненько». Зачем она это делала? Ответ один: дура. Но на процессе Фроловой Пырьеву будто подменили. Адвокатесса работала блестяще, смутила прокурора, указала на кое-какие ошибки, допущенные следствием, произнесла великолепную защитительную речь, совершила почти невозможное – добилась для подзащитной минимального срока за тяжкое преступление. Напомню, за смерть нескольких человек предусмотрено до двадцати лет или пожизненное заключение, хотя к женщинам проявляют некоторое снисхождение. На этом процессе прокурор потребовал семнадцать годков, а Ксения получила десятку – меньше просто нельзя дать. Я решил связаться с Валентиной Ивановной, полез в базу и выяснил, что она, к сожалению, недавно умерла. Пырьева заболела несколько лет назад, мужественно боролась с недугом, но не смогла его победить.

   – Вот почему бывшая адвокатесса, столкнувшись в Италии с Зинаидой Калининой, сказала ей: «Мне надо молчать, но, думаю, пора открыть вам правду». Пырьева понимала, что умирает, – пробормотала я. – Она не знала про освобождение Ксении и хотела, чтобы Зина помогла Фроловой. Даже плохой адвокат знает, как тяжело на зоне человеку, у которого нет на воле близких. Жаль, что с Валентиной Ивановной уже нельзя пообщаться.

   – Да, – согласился Костин, – похоже, она могла пролить немного света на эту историю. Интересный штрих: вскоре после вынесения Фроловой приговора Пырьева получила в наследство от очень дальнего родственника трехкомнатную квартиру в Москве. Думаю, она была подставным лицом, настоящий адвокат остался в тени, Пырьева просто зачитывала то, что тот ей писал. Скорей всего умный опытный защитник сидел в зале во время заседаний, прикидывался одним из публики.

   Я вынула из сумки пудреницу.

   – Зинаиде после встречи с Пырьевой стало очень стыдно, она нашла адрес колонии, куда отправили Ксению, и написала ей несколько писем, но те вернулись обратно. Администрация зоны не сообщила адресату, что Фролова отпущена на волю.

   – Правильно, – кивнул Вовка, – такие сведения получают лишь родственники и только с согласия осужденного. Ну и, конечно, полицейские могут все увидеть в особой базе. Теперь о том, где сидела Ксения. Ее отправили в глубь России. У заключенных есть поговорка: «Чем дальше от Москвы, тем ближе свобода». На окраинах хозяин зоны – царь и бог, с ним легче договориться, чем с теми, кто руководит исправительными заведениями неподалеку от столицы. Итог: Фролова отделалась легким испугом.

   – И где она сейчас? – спросила я.

   Костин криво улыбнулся.

   – Бедняжка скончалась в крохотной больничке, в местечке с поэтическим названием «Красные зори» и была кремирована за госсчет. Куда подевалась урна с прахом, понятия не имею.

   – Полагаешь, она жива? – не утихала я.

   Мой друг глянул в окно.

   – Снег пошел, опять Москва намертво встанет в пробке… Вообще-то не исключено, что Ксения действительно тяжело заболела, но кто-то шепчет мне в ухо: «Володя, Фролова под другим именем живет припеваючи». Вопрос: кто ее спас? Вопрос номер два: кто и почему хотел отравить Ирину Леонидовну? И кому так насолила добрая зубная фея поселка, безобидная, искренне всем помогающая старушка?

   Я задумалась.

   Вопросов на самом деле больше. Почему Фролова внезапно явилась в отделение с чистосердечным признанием? Кто и почему помог ей – нанял отличного адвоката и спрятал его за спиной Валентины Ивановны? Куда подевалась Кутя? Кто и по какой причине послал Ирине Леонидовне черничный пирог с ядом? Может, он от дочери Кутузова? Но почему Кутя решила отравить Горскую, да еще замаскировала лакомство под покупку из «Мадам Маффин»? Что, если дело не в пожилой даме, а в том, что некий человек хочет подставить Зинаиду Калинину, владелицу вновь открытой кондитерской?

   Вовка встал.

   – Прости, больше не могу болтать, у меня встреча с клиенткой, которая не имеет отношения к обсуждаемому делу.

   – Езжай спокойно, удачи тебе, – пожелала я. – Сейчас попытаюсь соединиться с верной домработницей Кутузова, очень хочется с ней побеседовать. Когда буду возвращаться в «Крот», зайду на первый этаж торгового центра, там есть пекарня с кондитерской. Вдруг пирог с черникой приобрели в этом заведении и хозяйка запомнила, кто его купил?

   – Последнее из области фантастики, но попробуй, – улыбнулся Костин.

   – И перешли мне фото спальни гостевого домика, на котором запечатлена кровать, – попросила я.

   Пекарня была небольшой, в ней неожиданно оказалось очень холодно. За стеклянным прилавком тосковала продавщица, натянувшая поверх платья пуховик, – покупатели не спешили сюда за выпечкой. Увидев меня, тетка откровенно обрадовалась и начала соблазнять:

   – Свежие булочки! Сами печем! Не размораживаем чужое! Тесто домашнее! Начинка без консервантов! Химию не кладем!

   – Зябко у вас, – поежилась я. – Странно, духовой шкаф работает, а в помещении стужа.

   – И правда околеть можно, – согласилась женщина. – Кругом окна, из них дует. Что хотите вкусного?

   – Пироги с черникой есть? – спросила я.

   – Один остался, вон слева, – обрадовалась торговка.

   Я внимательно осмотрела круглое изделие и обрадовалась – Ирина Леонидовна принесла точь-в-точь такое же. Перекладины из теста образуют фирменный значок в виде переплетенных двух букв «М». Я-то сначала, помня внешний вид пирога Горской, решила, что они означают «Мадам Маффин». Но позже Зинаида Калинина объяснила, что этот знак принадлежит фирме «Маша и Медведи», специализирующейся на производстве и поставке в магазины и кафе замороженной выпечки. Торговка беззастенчиво лжет, в булочной представлен товар, испеченный из полуфабриката.

   – Ну? Берете? – поторопила меня она. – Это последний.

   – Хорошо черника идет? – осведомилась я.

   – У нас все влет расходится! – гордо заявила баба. – Не обращайте внимания, что сейчас пусто. Народ скоро набежит, поток покупателей то приливает, то отливает.

   – Вчера меня угостили черничным пирожком, – начала врать я. – Он мне так понравился! Интересно, у вас его брали? Не помните, кому продавали выпечку?

   – Первый день сегодня работаю, – «обрадовала» меня продавщица.

   Я расстроилась.

   – А где можно найти прежнюю сотрудницу?

   – Зачем она вам? – насупилась тетка.

   Я изобразила смущение.

   – Не хотела вам говорить… люди ведь разные бывают, встречаются и нечестные… Но сейчас поняла: вы хороший человек, поэтому выложу правду. Черничный пирог вчера здесь купили, я откусила от него и чуть зуб не сломала – в начинке было кольцо.

   – Золотое? – вытаращила глаза собеседница.

   – С камнем, с настоящим сапфиром, – вдохновенно выдумывала я. – Поэтому я пришла спросить, вдруг у пекаря или продавца украшение с пальца свалилось.

   – Вау! – всплеснула руками торговка. – Кондитера здесь нет, булки и прочее готовыми приезжают, их остается только в печь сунуть. До меня за прилавком Аня Беляева стояла, но я ни телефона, ни адреса ее не знаю. Спросите в компьютерном салоне, там Анькин хахаль управляющий, его вроде Романом зовут.

   Дверь в пекарню открылась, в помещение впорхнула стайка девочек лет одиннадцати-двенадцати. Они заговорили хором:

   – Кексы есть?

   – С шоколадом…

   – А мне булочку с яблоками…

   – Хочу пирожок с капустой…

   Продавщица заметалась между шкафами, а я поспешила в салон. Нашла там управляющего, спела ему песню про перстень и услышала:

   – Посидите вон там за свободным компом, сейчас Ане звякну.

   Я устроилась у стены и от скуки начала рассматривать посетителей. Около меня сидел паренек лет четырнадцати, за его спиной – два приятеля.

   – Убери башку, Пашка, не видно! – сказал один.

   – Купи себе доступ и гляди, – огрызнулся Павел.

   – Вау, какие сиськи! – воскликнул щуплый мальчик. – Больше, чем у химички!

   – У нее силиконовые, – возразил Павел, – а тут натуральные. Глянь! Ну ваще… Вот…

   Дружная компания загоготала, затем стала, матерясь, обмениваться впечатлениями. Я поднялась и, сделав шаг в сторону стола администратора, бросила взгляд на монитор, в который пялились подростки. Увидела, что они смотрят порно, держа в руках жестяные банки с коктейлями «Водка-лимон», и, еле сдерживая возмущение, дошла до распорядителя зала. Мужчина болтал по мобильному. Я похлопала ладонью по стойке. Распорядитель скосил глаза на меня и буркнул:

   – Анька, скажи ей сама.

   Затем протянул мне трубку.

   Я взяла сильно пахнущий табаком телефон.

   – Добрый день.

   – Рома сказал, что вы колечко в пироге нашли? – спросил визгливый голос. – Если зуб сломали, то че ко мне-то?

   – Нет, нет, с зубами у меня все в полном порядке, – успокоила я Аню. – Подумала, что кондитер, готовя тесто, потеряла дорогой перстень и расстраивается. Хочу отдать украшение хозяйке.

   – Тогда покупай билет в Германию, тамошняя тетка рыдает, – развеселилась продавщица. – Че, поверили рекламе от фирмы «Маша и Медведи», что пироги мы печем и только из российских продуктов? Ха-ха-ха! Вся дрянь от немцев приходит. Мы ее в свои коробки раскладываем, в разные места поставляем, и все довольны. Народ нынче отечественное любит, думает, что товар русская Маша вкупе с косолапыми в супермаркет и в кафе поставляет, и расхватывает булки. А к нам пироги в здоровенных упаковках по двадцать штук из-за границы приезжают замороженными. Хозяйка лавки жаднючая! Ведь если че потекло от тепла, печь нельзя, надо списать, а она плевать на инструкции хотела. Срок годности не соблюдает, берет по дешевке у поставщиков полуфабрикат, которому через пару дней на помойке место, и печет. Выглядит продукт супер и на вкус вроде ничего, консервантов же туда европейцы набухали до фига. Вы лучше кольцо продайте, а деньги отдайте на хорошее дело. Себе не оставляйте! Примета плохая – если найти чего-нибудь стоящее и присвоить, потом в десять раз больше потеряешь. Еще встречаются люди, которые свою беду на ювелирку или на деньги наговорят и на улице кинут, а кто польстится, на того несчастье и перейдет. У меня соседка ведьма, она такие штуки постоянно проделывает. Может, в Германии на заводе кто-то так же поступил.

   – Много народу у вас пироги берет? – спросила я. – Вдруг это покупательница кольцо посеяла?

   – Вчера человек шесть приходило, все женщины.

   – А с черникой из них кто пирог купил? – уточнила я, довольная удачным поворотом беседы.

   – Эта ягода особым спросом не пользуется, многим невкусной кажется, вы одни взяли, больше никто. А, я вас помню! В свитерке были, таком прикольном, с кошкой, и в шапке, на лоб надвинутой.

   Я чуть не запрыгала от радости.

   – Случайно не сказала вам, как меня зовут? Сколько мне лет с виду? Особые приметы у меня были? Родинки или шрамы?

   – Бли-и-ин… – протянула Аня. – И че мне вечно на придурковатых везет? Че ко мне психи липнут? Че со мной не так?

   Телефон издал пару коротких гудков и отключился.

   – Разъединились, наберите еще раз, – потребовала я у парня.

   – Наверное, Анька по лесу катит, далеко от города отъехала, там связь плохая, – предположил администратор.

   – Она уехала из Москвы? – расстроилась я.

   – В Белоруссию отвалила, – объяснил мужик. – У ее сестры свадьба, она главная подружка. Хозяйка пекарни не согласилась ее на неделю отпустить, на дыбы встала: «Хочешь гулять – увольняйся». Анька подумала, что такую работу всегда найдет, а сеструха одна, и ушла.

   – Рома, дайте мне, пожалуйста, ее номер, – попросила я. – Вас же Романом зовут? Я не ошиблась?

   – Анька мне вломит, – отказываясь, покачал головой администратор. – Она ненавидит, когда ей посторонние трезвонят.

   – Очень прошу, продиктуйте цифры, – пропела я, – тогда никому не скажу, что у вас в зале дети порнуху смотрят и спиртное распивают. Поделитесь контактом Анны, и мой рот будет на замке. Кстати, отгоните подростков от компьютера и отнимите у них коктейль.

   Администратор вскочил.

   – Какая порнуха? Через нас на сайты для взрослых выйти нельзя. И с бутылкой я никого не впускаю.

   Я показала на групку подростков.

   – Ребята крайне увлечены процессом, и если тихо пройти рядом, то можно увидеть, чем они занимаются.

   Роман молча пошел вдоль столов, я поспешила за ним.

   Дойдя до веселой компании, администратор на пару секунд замер, потом подскочил к подросткам, ткнул пальцем в клавиатуру и заорал:

   – Этта что? Павел, я сколько раз тебя предупреждал! Вот Билл Гейтс хренов… Приказано же было: никакой порнухи! А ты? Мерзавец!

   Я машинально посмотрела на замершую без движения картинку на экране. На большой кровати с вычурной позолоченной спинкой сидела полуголая, сильно накрашенная блондинка. Мужчин около нее не было. Окно в спальне занавешено розовой парчовой шторой с узором в виде бабочек. На тумбочках горят причудливые лампы. Одна из стен комнаты зеркальная.

   – Дядя Рома, – заныл паренек в бейсболке, – я ни при чем. Мы в игрушку рубились, а за этим компом дядька сидел. Он ушел, я просто глянул, че он делал, и… вот… открылось.

   Администратор отвесил тинейджеру затрещину.

   – Под дурака косишь? Все, больше здесь не появляйся. Никогда! Мне неприятности не нужны. И вы все тоже марш отсюда!

   Парнишки, стоявшие около Павла, испарились без звука.

   – Дядя Рома, – продолжал ныть Паша, – ну, пожалуйста… я больше не буду… случайно… чес-слово…

   Администратор вернулся ко мне.

   – Понимаете, голова у парня золотая, жил бы в нормальной семье, не с пьяницами, мог бы успешным человеком стать. Павел что хотите с компьютерами сотворит, даже с такими захудалыми, что у нас в салоне. Талант, блин! И на что он его использует? Влез в своей школе в электронные дневники детей, приятелям пятерок наставил, остальным двойки нарисовал. А еще спер где-то веб-камеру, установил ее тайком в кабинете директора и устроил трансляцию в Интернете. Все художества дурака невозможно перечислить. Я его из жалости сюда бесплатно пускаю, знаю, что своего ноутбука у парня нет. И вряд ли будет, ведь мать с отцом все деньги на выпивку спускают. И что я получил за свою доброту? Просмотр порнухи! Меня уволят на фиг из-за засранца! Вали, Павел, откуда пришел и обходи мой салон стороной!

   – Ну, дядя Рома, не надо, – прошептал мальчик.

   Я вынула удостоверение частного детектива и показала его школьнику.

   – Меня зовут Евлампия, тебе придется ответить на мои вопросы.

   – Давайте успокоимся, – попросила я. – Совершенно не хочу вас, Рома, лишать работы. Просто впредь будьте более внимательны к посетителям. Группа вспотевших, нервно хихикающих подростков у монитора должна была вас насторожить, следовало поинтересоваться, по какой причине они столь взбудоражены. Давайте договоримся так. Павел сейчас удовлетворит мое любопытство и даст честное слово, что в дальнейшем будет использовать Интернет исключительно для игр и получения информации для учебы. А я не стану никому рассказывать о порнухе. Паша, обещаешь?

   – Ваще клянусь! – с жаром воскликнул подросток.

   – Да он сейчас что хотите соврет, – дернул плечом Роман, – наплетет вам сказочек.

   Я посмотрела в глаза тинейджеру.

   – Я мигом пойму, если ты начнешь лгать. Занимаюсь очень серьезным делом, оно связано со смертью нескольких людей, а ты можешь помочь найти преступника. Будешь откровенным – Роман разрешит тебе посещать салон.

   – Еще чего! – взвился тот. – Хватит с меня неприятностей!

   Я сложила руки на груди.

   – Рома, или мы с вами мирно договоримся, или сюда через полчаса с кряканьем и воем примчатся парни из особого отдела, и вот тогда у вас начнется личная Куликовская битва, в которой вы исполните роль не победителя Дмитрия Донского, а проигравшего монгола. А ты, Павел…

   – Все расскажу! – быстро перебил меня мальчик. – Спрашивайте.

   – Часто ходишь на порно-сайты? – полюбопытствовала я.

   – Ну… бывает, – сконфузился он.

   – Вроде они платные, – продолжала я.

   – Не все. А в те, что за деньги, все-таки можно за так пролезть, – оживился Паша. – Хотите, научу вас, как это сделать?

   – Подумаю над твоим предложением, – ответила я и положила перед ним свой телефон с открытой на дисплее фотографией угловой спальни гостевого дома Кутузова, которую по моей просьбе прислал Костин. – Скажи, на что похоже это помещение?

   – Ммм… – пробормотал Павел.

   Я показала на компьютер.

   – По-моему, здорово смахивает на то, которое только что было на экране. Стиль один – вульгарно-помпезная кровать, вычурные лампы, нет верхнего света, плед из чебурашки, одна стена зеркальная.

   – Так во многих порнухах, – кивнул подросток. – У вас тут ваще чумовая кровать. И я ее где-то видел.

   – Где? – тут же спросила я.

   Паша хмыкнул.

   – Вы в компьютерах разбираетесь?

   – Включить-выключить, почта, скайп, – улыбнулась я.

   Подросток почесал макушку.

   – Значит, объясняю, как тупке. Есть в инете место, называется «Салон “Бабочки”». Сейчас покажу.

   Павел схватил мышку.

   – Ты в этом салоне был, когда видел похожую кровать? – уточнила я.

   Мальчик кивнул.

   – Ваще прикол! Где они ее раздобыли? Комната, как у всех, ну, в смысле, по интерьеру похожа, бабья такая: ковры, лампы, покрывало шелковое. А спинка просто чума. Я ее как первый раз увидел, про тетку, что в койке была, забыл, только на деревяшку пялился. Да больше там глядеть и не на что, вместо девочек у «Бабочек» старухи, им лет, как моей матери. Кому охота на ведьм смотреть?

   Павел ткнул пальцем в какую-то клавишу.

   – Вот их страница.

   Я вгляделась в экран, на котором красовалась надпись: «“Бабочка” – салон для всех. Детские стрижки не делаем».

   – Стрижки? – повторила я. – Это сайт парикмахерской?

   Павел заржал и застучал по кнопкам, на мониторе появился текст. «Дорогие клиенты, рады приветствовать вас. Наши стилисты оказывают разнообразные услуги взрослым мужчинам и женщинам, тех, кому не исполнилось восемнадцать лет, не обслуживаем».

   – А теперь сюда зырьте, – пробормотал Паша, двигая мышкой.

   Передо мной развернулся список. «Номер один. Луиза. Прекрасная блондинка. Мастер мужских стрижек. Владеет всеми техниками окрашивания волос. Может сделать модную укладку». «Номер два. Салли. Специализируется на женских укладках, но если попросите, поработает и с мужчиной». «Номер три. Элиза. Маникюр-педикюр…»

   Я оторвалась от экрана.

   – Парикмахерская? Какой-то странный текст.

   Подросток захихикал.

   – Выбираете ту, которая понравилась, нажимаете на звездочку, оплачиваете и смотрите. Тетки раздеваются, пляшут, короче, кто че может, то и делает. С ними можно говорить, в смысле, переписываться. Но они все старые, говорил же. Им лет, как моей матери, или больше. И надо ждать.

   – Ждать? – растерянно повторила я. – Чего?

   Павел снисходительно посмотрел на меня.

   – Выбрал Луизу, проплатил, приходит ответ: «Она будет завтра в двенадцать. Хотите сейчас пообщаться с Николь?» Если именно Луиза нужна, сразу ее не заполучишь. Я могу без денег войти. Хотите на ту кровать поглядеть?

   Не дожидаясь моего согласия, юный хакер начал бегать пальцами по клавиатуре. И вдруг разочарованно воскликнул:

   – Упс! Они закрылись, тока стартовая страница осталась. Может, по другому адресу переехали? Хотите, поищу?

   – Не надо, – остановила я подростка. – Спасибо за помощь. Наверное, не стоит говорить тебе, что мальчику твоих лет лучше учиться, чем лазить по порно-сайтам? Думаю, ты это и сам знаешь. И алкогольные коктейли покупать не следует, там очень плохое спиртное, оно угробит твою печень. Я понимаю, что подростку интересно смотреть на голых женщин, но от постоянного сидения у компьютера можно посадить зрение, и тогда ты не сможешь метко стрелять.

   – Стрелять? – удивился Павел. – Из чего?

   – Из пистолета, – уточнила я.

   – Не умею палить, – признался мальчик.

   Я всплеснула руками.

   – Как, ты не умеешь пользоваться оружием? Ты мужчина?

   – Уж не баба, – вскинул голову Паша.

   – Любой парень должен метко стрелять, – заявила я.

   – А где револьвер взять? – разозлился тинейджер.

   Я порылась в сумке, вытащила мобильный и набрала номер.

   – Яша, это Лампа. Слушай, к тебе сейчас приедет мужчина… э… Паша, как твоя фамилия и сколько тебе полных лет?

   – Веселов, четырнадцать, – ответил мальчик.

   – Павел Веселов, четырнадцати лет, – повторила я в трубку. – Представляешь, он ни разу не держал в руках ни винтовку, ни автомат, зато прекрасно разбирается в порно-сайтах. Отлично!

   Я повернулась к мальчику.

   – Записывай адрес. Городок Покатилов, до него на автобусе от торгового центра ехать десять минут, остановка «Платформа». Увидишь на площади здание с желтыми колоннами, на нем вывеска «Объединение “Щит”». Первый этаж, кабинет директора. Его зовут Яков Григорьевич Фрумкин. Сейчас он на месте. Скажешь ему: «Привет от Лампы Романовой». Кстати, у него и автомобили есть. Рулить умеешь?

   – Не-а, – пробормотал Паша.

   – Ну ты даешь! – презрительно поморщилась я. – Стрелять не научился, «колесами» не управляешь. Вали к Фрумкину, завтра всем свою фотку с автоматом в руках покажешь, девочки замертво упадут.

   Подростка как ветром сдуло.

   Я посмотрела вслед убегающему Паше. Яша, ветеран войны в Чечне, открыл военно-патриотический клуб для трудных подростков и помог многим ребятам, которыми не занимались безответственные родители. Паше у Фрумкина понравится, а Яков сумеет объяснить юному любителю горячих зрелищ, что без должного образования его ждет плохая жизнь.

   – Ну вы даете! – возмутился Рома. – Разве можно такого обалдуя к револьверу подпускать? Ремнем его по заднице и в школу! Не знал, что дурак порнушку смотрит. Чес-слово! Клянусь!

   – Забуду о том, что в вашем салоне несовершеннолетний подросток развлекался просмотром фильмов из категории 18+, – вкрадчиво пообещала я. – Но вы скажете мне номер телефона своей девушки, назовете ее отчество, фамилию и адрес сестры, на свадьбу которой Анна отправилась.

   – Да, да, да, – засуетился Роман, – сейчас все-все напишу. Никогда б не подумал, что вы из полиции! Совсем не похожи!

   – Лучше побыстрее дайте информацию, – остановила я его.

   Администратор поспешил к своему столу, я пошла следом.

   Я не служитель закона, просто мое удостоверение частного детектива внешне напоминает то, что было у Костина, когда он служил в полиции. Сейчас он продолжает раскрывать преступления, но уже в другой организации.

   Разрешите дать вам совет? Если некто машет перед вашим носом бордово-красными «корочками» и представляется полицейским, прежде чем отвечать на вопросы этого человека, попросите его раскрыть документ и прочитайте указанную в нем фамилию и должность. Затем не поленитесь, позвоните в отделение и спросите: «У вас работает такой сотрудник?» И никогда не распахивайте сразу дверь квартиры, увидев на экране домофона закрытые «корочки» представителя закона. Настоящий сотрудник полиции не рассердится на вас, наоборот, похвалит за бдительность, а мошенник, поняв, что его хотят проверить, быстро смоется.

   Я вышла из салона, связалась с нашим компьютерщиком Левой, попросила его кое-что поискать в Интернете, потом поговорила с Костиным. Хотела уже позвонить Тамаре Федоровне, домработнице Кутузова, но мобильный сам завибрировал в руке.

   – Что случилось? – испугалась я.

   – Все прекрасно, Киса в полном порядке, – затараторила девушка, – но у нас небольшой форс-мажор. Вы сейчас на работе или дома вещи разбираете?

   – Я в торговом центре.

   – В Мишкине! Вот повезло! Супер! – обрадовалась Оля. – Приехали за покупками? Долго планируете ходить?

   – Олечка, скажите прямо, что вам надо, – попросила я.

   – Ну-ка, детки, что надо сказать? – спросила Оля.

   – Добрый день! – хором заорали малыши.

   – Привет, – улыбнулся им Юрий Петрович. – Какие вы красивые!

   – Здравствуйте, – с легким акцентом произнес японец и чуть наклонил голову.

   – Вы говорите по-русски? – удивилась Ольга. – Ой, простите…

   – Не надо извиняться, – остановил ее Ямамото. – Я учился в России, в МВТУ имени Баумана, жена моя москвичка. Сейчас немного подзабыл язык, редко говорить на нем доводится, но справляюсь без переводчика. Ребята, вам нравится слон?

   – Да! – пропищали малыши.

   – А как его зовут? – включилась в разговор Ольга.

   – Дик! – сказали все, кроме Кисы, которая нахмурила брови.

   Гримаса ее была сразу замечена японцем.

   – Тебе не нравится его имя?

   – Нет, – решительно заявила Киса.

   – Почему? – заинтересовался Ямамото.

   – Так зовут собаку нашей соседки, – объяснила девочка. – И это русский слон, а «Дик» не по-нашему, у нас Дики не живут.

   – Как же нам звать русского слона? – заулыбался Юрий Петрович. – Твое предложение?

   – Если молодой, то Сережа, а если старый, тогда Сергей Петрович, – ответила Киса.

   – Давайте покормим слоника, – предложила Оля. – Что он ест?

   – Сено, бананы, апельсины, – начали перечислять дети.

   А я, поняв, что сейчас внутрь посыплются игрушечные продукты, аккуратно вытащила руки из лап, вынула зеленый мешок и подставила его под отверстие чуть пониже хобота. Морда у слона была большой, и пасть – или надо сказать «рот»? – находилась на уровне моих ключиц. Стоять на одних ногах в полусогнутом положении, да еще держа руки чуть повыше груди, было не очень удобно, поэтому я чуть попятилась назад, уперлась слоновьей попой в стену и слегка расслабила поясницу.

   – Еда на столике, – сказала Ольга.

   – А питье где? – спросила Киса.

   – Вон стоит бутылка сока.

   – Она пустая, – расстроилась Киса.

   – Будем поить понарошку, – предложила воспитательница. – Ну начали, Дик, ты готов?

   Я нажала на клаксон, из трубки вырвалось оглушительное:

   – У-у…

   Ямамото вздрогнул, Юрий Петрович приподнял бровь.

   – Кто первый даст слонику еду? Никита, ты? Начинай!

   Через дырку под хоботом слона посыпались пластмассовые апельсины, яблоки, бананы, затем на гору фруктов свалился плюшевый мишка.

   – Витя, разве слоники едят животных? – воскликнула воспитательница.

   – Дик – зверожор, – заявил мальчик. – Я кино видел, называется «Слон-убийца». Он там всех сожрал, и зверей, и людей!

   – А-а-а-а, страшно! – закричал детский голосок. – Сейчас слоник нас слопает. А-а-а!

   – Тише, детки, – начала успокаивать малышей Оля, – наш Дик добрый, детей не ест. Зато он нам сейчас станцует. Правда, Дик?

   Я начала засовывать руки в передние лапы игрушки и поняла, что не знаю, куда девать мешок с фруктами. Естественно, расстроилась и задумалась, что делать.

   – Дик! Ты готов? – спросила Ольга.

   Тут до меня с запозданием дошло, что можно положить туго набитый мешок под свой живот. Я быстро сделала это, гуднула в клаксон, опустила руки в лапы слона и приготовилась по команде изобразить нечто вроде танца. Но услышала голос Кисы:

   – Слоник не попил, а от сухомятки у него живот заболит.

   – Правильно, солнышко, – одобрила Оля, – дай ему сока.

   Я не забеспокоилась, помня о том, как Ольга в самом начале подчеркнула: имитация слона пьет понарошку. Поэтому, не ожидая каверзы, стояла, вернее, лежала на металлической части живота игрушки, опустив руки-ноги в лапы. И вдруг прямо на мою шею хлынула жидкость. Я завизжала, дернулась, чуть не упала, но чудом удержалась на ногах.

   – Киса, что ты делаешь? – испугалась Оля.

   – Слоника пою, – ответила девочка.

   – Мы же договорились, надо его поить понарошку, – укорила ее воспитательница. – И откуда в бутылке вода?

   – Он же фрукты глотал, – возразила Киса, – вот и пить надо по-настоящему. Это моя бутылка из шкафчика, мне Лампа с собой апельсиновый сок дала. Пока слоника кормили, я в раздевалку сбегала.

   Ямамото засмеялся.

   – Ребенок прав. Не волнуйтесь, все в порядке, мешок-желудок непромокаем. Наши специалисты предусмотрели, что малыши могут налить в игрушку воду, и исключили возможность попадания ее в механизм.

   Я потрясла головой. Умным японцам не пришла в голову мысль о том, что хитрый московский кот способен невесть как просочиться внутрь интерактивной забавы и описать провода. Не подумали они и о том, что какой-нибудь мамаше из России придется управлять Диком изнутри. И что в результате? «Потроха» слоника пришли в полную негодность, а я вся в апельсиновом соке!

   – Очень хорошо, – пробормотала Оля, – просто прекрасно. А теперь Дик станцует.

   – Нет, после еды надо на горшок, – заявила Киса, – иначе живот заболит.

   – Какая активная девочка, – умилился Мамонтов.

   – Молодец, – похвалил Кису Ямамото, – всегда надо поступать по правилам.

   – Сейчас Дик все сделает, – пообещала воспитательница.

   Я начала судорожно рыться в мешке, который висел на шее. Где же упаковка с имитацией слоновьих какашек? Она точно была! Но ее нет!

   – Дик, готов? – крикнула Оля.

   Я подергала слоновью голову.

   – Он не хочет, – истолковала этот жест воспитательница.

   – Нажмите не на красную, а на синюю кнопку, – подсказал японец. И вдруг забрал из ее рук пульт со словами: – Лучше я сам…

   – Дик, – взмолилась Ольга, – тобой управляет господин Ямамото, слушай его команды. Ну же, дорогой!

   Занервничав, я прижала левой рукой к груди пакет, набитый фруктами, а правой отчаянно пыталась найти какашки.

   – Почему он не работает? – удивился Ямамото.

   Моя рука дрогнула, фальшивые яблоки-апельсины-бананы и плюшевый мишка высыпались через рот слона наружу.

   – Его стошнило! – зааплодировала Киса. – Это из-за того, что Витя в него мишку сунул. Слоники такое не едят. Ой, из него что-то торчит!

   Шерстяной платок, завязанный на моей шее, начал шевелиться. Я сообразила, что край шали, очевидно, высунулся изо рта Дика, и резко дернула ткань назад. Но тот, кто был снаружи, оказался цепким. Несколько мгновений мы отчаянно боролись, потом платок порвался. Киса издала победный клич.

   – Вон чего из слона вытащила!

   – Это что? – изумился Ямамото.

   – Одежда плюшевого мишки, – нашлась Ольга.

   – Михайло Потапович был голый, – возразил Витя, – я раздел его перед съедением.

   – Медведи в шубе, – пискнул чей-то голосок, – она не снимается.

   – Слоник, пляши! – приказала Оля. – Давай, ну! Включаю музыку! Сейчас, сейчас… Где же запись?

   Послышались скрип, кряхтение, затем резкий женский голос завел:

   – Из-за острова-а-а-а на стреже-е-ень, на просто-о-ор речной волны-ы-ы, выплыва-а-ают расписные, острогру-у-удые челны. На переднем Стенька Разин…

   Я, ожидавшая другую мелодию, растерялась, но потом приподняла руки вместе со слоновьими лапами, попыталась сделать ногами движение, которое в народных танцах называется «дробушки». Но потерпела неудачу, поэтому посучила передними конечностями и решилась на «хлопушки». Вторая попытка тоже не увенчалась успехом, оставалось продемонстрировать «топтушки», но и они оказались мне не под силу. Я собрала волю в кулак и почти удачно исполнила «припрыжки». Я вспомнила слова преподавательницы хореографии из музыкальной школы. Помнится, один раз она сказала моей маме: «Ваша девочка очень музыкальна, что не удивительно с такой-то генетикой, будучи дочерью оперной певицы, она просто обязана обладать прекрасным слухом. Но вот искусство танца ей никак не дается, ноги у ребенка деревянные». – «Увы, – ответила мамуля, – уши у нее от меня и бабушки, а конечности от отца-ученого. Балерины из Фроси никогда не получится, и это радует, у «лебедей» не очень счастливая жизнь».

   – Не помню, чтобы Дик был способен на такие па, – поразился Ямамото. – Я полагал, он просто хоботом помахивает, а сейчас прыгает, словно его иголкой колют.

   – Слоник покакал! – закричала Киса.

   Я сообразила, что потерянный мною пакетик стихийно, сам собой, отыскался и сейчас его содержимое высыпалось наружу.

   – Правильно, – закричала Оля, – так всегда случается, если слон после сытного обеда пляшет.

   – Ой, Дик покакал телефоном! – закричал Витя. – Вау! Круто! Это айфон! Можно его себе забрать? Он слону не нужен. Животные не звонят.

   Я остановилась, повернулась вокруг своей оси, увидела на полу трубку и живо наступила на нее левой задней ногой.

   – Дик раздавит мобильный! – заголосил Витя.

   – Дорогой, ты ошибся, у слонов нет сотовых, – попыталась успокоить ребенка Оля. Но мальчик не утихал:

   – Пусть отдаст мой айфон!

   – Он не твой, – возразила Киса.

   – Я первый его увидел.

   – И что? Телефон слоновий! – стояла на своем девочка.

   – Давайте, как в Африке, кататься! – заорал неугомонный Витя.

   В ту же секунду раздался топот, потом на мою спину плюхнулось что-то тяжелое. Я, не ожидавшая нападения, пошатнулась и упала на бок.

   – Телефон! – заорал противный мальчишка.

   – У слона из попы еще что-то выпало! Какая-то красная книжечка, – запищал тонкий голосок.

   Я поняла, что потеряла служебное удостоверение, ловко встала на четвереньки, сделала два шага и опять упала, прикрыв документ всем телом.

   – Вот это да! – поразился Ямамото. – Конечно, я мог забыть, что может делать игрушка, но, кажется, она не умела ходить на карачках.

   – Нам достался эксклюзивный вариант, – солгала Оля.

   – Но откуда телефон? – не успокаивался Ямамото.

   – Трубка моя, – выпалила воспитательница, – перед вашим приходом я посеяла ее, и вот она нашлась.

   – Нет, я видел, что айфон выпал из попы слона, – возразил Витя.

   – Давайте станцуем вместе, – засуетилась Оля. – Дик, вставай!

   И тут раздалась звонкая трель. Юрий Петрович полез в карман и заговорил:

   – Да. Конечно. Во сколько? Уже едем.

   Мамонтов повернулся к японцу.

   – Помощник Костюкова побеспокоил, нас ждут через час.

   Ямамото взглянул на Ольгу.

   – Жаль вас покидать, но, к сожалению, дела зовут.

   – Дети, что надо сказать? – не скрывая бьющей через край радости, закричала девушка. – Давайте поскорее попрощаемся с гостями, они спешат…

   – Ерунда, – отмахнулась я, – дома переоденусь.

   – Замерзнете по дороге, – огорчилась воспитательница, – зимой нельзя выходить на улицу во влажной одежде.

   – Не пешком ведь я побегу, на машине поеду, – улыбнулась я. – И куртка сверху будет.

   – До автомобиля еще дойти надо, – резонно заметила Ольга, – а на дворе мороз. Подождите минуточку.

   Она убежала, а я причесалась и… вдруг закашлялась.

   – Вот видите, – произнесла девушка, возвращаясь в комнату, – уже простудились. Держите.

   Я взглянула на розовый свитер, который мне протягивала Ольга, и пришла в восторг:

   – Какая красота! На груди изображена белая кошка с голубыми глазами, и она, как живая, настолько объемная. Не пойму, из чего сделана.

   – Из фетра, – пояснила Оля.

   – Тоже такой хочу, – заныла я. – Где купили свитер? Ни разу ничего подобного не видела!

   – В торговом центре в Мишкине, – охотно поделилась информацией воспитательница. – Там на минус первом этаже был магазинчик «Много идей», его держала милая женщина, она сама прикольные шмоточки делала. Покупатель мог выбрать цвет пряжи или ткани, придумать аппликацию, а мастерица ее потом на компьютере нарисует и все сделает. Работала она быстро, за три дня управлялась. Я купила эту кошку летом. Качество прекрасное, шерсть не скатывается, изделие не растягивается. Но, к сожалению, в декабре точка закрылась. Хотела себе на Новый год подарочек сделать, шапочку и шарфик с котятами в дополнение к свитеру, прибежала в торговый центр, но вместо магазина «Много идей» увидела парфюмерный. Продавщица сказала, что мастерица вышла замуж за немца и в Германию укатила. Очень жаль. Надевайте! Свитер чистый, я ничем не больна.

   – Спасибо за заботу, но не надо, – попыталась я отказаться.

   Однако Оля проявила настойчивость:

   – Не спорьте! Не отпущу вас, пока не переоденетесь!

   – Хорошо, – сдалась я, стаскивая влажную водолазку. – Очень вам благодарна. Завтра утром верну свитерок.

   – Какая у вас кофточка, просто прелесть! – восхитилась Роза Леопольдовна, когда я сняла куртку. – Где купили?

   – Вещь не моя, дали напрокат, – объяснила я. – Подобные свитерки продавали в торговом центре на станции, но теперь бутик закрыт.

   – Хочу такой с белочкой, – подала голос Киса. – А что делает Фрося?

   – В замке спит, – ответила няня. – Иди мой руки. Евлампия, вам письмо.

   – Мне? – удивилась я, взяв из рук Краузе конверт и открывая клапан. – Уже забыла, когда получала обычную почту.

   – Небось квитанция какая-нибудь на оплату или из налоговой послание, – предположила Краузе.

   Я вытащила тетрадный листок в клетку.

   – Не похоже. И мы с Максом прописаны в Москве. Да и вряд ли кто знает этот адрес. Скорей всего администрация поселка прислала сообщение.

   – Не могли нормальную бумагу купить, – поморщилась Роза Леопольдовна, – обрывок мятый отправили…

   Голос няни заглушил громкий выстрел, я подпрыгнула.

   – Господи! Что это?

   – Пистолет, который вы Кисе купили, – скривилась Краузе. – Смотрится как настоящий, бабахает не по-детски. Я его от греха спрятала, а она нашла. Пойду отберу. Вообще-то оружие не самая подходящая забава для маленькой девочки, еще топор ей подарите! Или пилу циркулярную!

   Продолжая ворчать, Роза Леопольдовна направилась в глубь дома, а я наконец развернула листок и прочла текст: «Забири миня атсюда, сдесь плохо. Абещала забрать и забыла. Мине тут плохо, хачу дамой, к маме. Вазьми миня скарей». Ни обращения, ни подписи на клочке выдранного из тетрадки листа не было. Судя по почерку и грамматическим ошибкам, текст нацарапал первоклассник-двоечник.

   Я начала рассматривать конверт. Адрес был нацарапан той же детской рукой: «Крот, Ягадная улица, 2». Удивительно, что весточка дошла по назначению. И как на почте догадались, куда надо доставить послание? Всмотревшись в штемпели, я получила ответ на последний вопрос: конверт был отправлен из отделения «Мишкино». Тамошние сотрудники сразу поняли, о каком поселке идет речь. Вот только отправитель ошибся, на Ягодной улице в доме два его мама не живет.

   – Уже вернулась? Больно быстро за покупками смоталась. Опять ключи забыла? О! Вы к кому?

   Я посмотрела на стоявшую в прихожей стройную даму лет шестидесяти пяти, одетую в элегантное темно-фиолетовое шерстяное платье, на жемчужные бусы и серьги, украшавшие незнакомку, на ее красиво уложенные волосы и улыбнулась:

   – Здравствуйте, меня зовут Евлампия Романова.

   – Очень приятно, – ответила дама и выжидательно уставилась на меня.

   В моем кармане яростно затрезвонил мобильный. Я вытащила трубку и нажала на экран.

   – Есть интересная информация по твоему запросу, – начал Костин.

   – Сбрось эсэмэску, я сейчас не могу говорить, – бормотнула я и посмотрела на женщину. – Извините, с работы беспокоят.

   – Сотовый – это благо цивилизации, но я, имея его в сумке, ощущаю себя козой на привязи, всегда ведь могут дернуть, – улыбнулась пенсионерка. – Кого-то ищете?

   – Да, Тамару Федоровну Николаеву, – сказала я. – Пыталась дозвониться до нее, но старушка не берет трубку. Вы, наверное, ее родственница?

   – Можно и так сказать, – кивнула женщина.

   – Компаньонка? – предположила я.

   – Нет.

   – Домработница?

   – Нет. Что вы хотите?

   – Очень нужно побеседовать с Николаевой. Если, конечно, она способна поддерживать диалог, – ляпнула я.

   На лицо дамы наползла тень.

   – А почему Тамара не должна поддерживать диалог?

   – Восемьдесят пять лет преклонный возраст, – вздохнула я. – Болезни, слабость, иногда… э… человек превращается в ребенка…

   Собеседница посторонилась.

   – Входите. Обувь не снимайте, просто вытрите подошвы о коврик. Считаете, что человек, перешагнувший восьмидесятилетний рубеж, немощен умственно и физически?

   – Старость не радость, – процитировала я любимое выражение Полины, домработницы моей мамы. Сорокалетняя прислуга произносила его всякий раз, когда хозяйка просила ее аккуратнее убирать квартиру.

   Пенсионерка усмехнулась. А потом, держа спину совершенно прямо и не сгибая колени, легко наклонилась вперед, положила ладони на пол, затем обхватила ноги руками и прижала голову к лодыжкам.

   – Повторите это упражнение, и я познакомлю вас с Тамарой, – сказала она, выпрямляясь без малейших признаков одышки.

   Я удивилась, но начала медленно наклоняться.

   – Э, нет, так не пойдет! – засмеялась незнакомка. – Прогнитесь в пояснице, сведите лопатки вместе, спину держите прямо, пятки вместе…

   – Не получается, – пропыхтела я, – под коленями очень больно.

   – Вот, совсем молодая и не можете несложное упражнение повторить. А мне девятый десяток, и что? – снисходительно заметила собеседница.

   Я разинула рот.

   – Вы Тамара Федоровна?

   – Почему вы так удивлены? – прищурилась хозяйка.

   – Ну… э… – забормотала я.

   – Не оправдала ваших ожиданий? Не развалина? Не сумасшедшая? Не сижу в инвалидной коляске? – сыпала вопросами Николаева.

   – У вас лицо шестидесятилетней дамы, – вырвалось у меня.

   – Ожидали увидеть сморщенную каргу? – без тени улыбки осведомилась Тамара Федоровна. – Евлампия, сейчас много средств по уходу за собой, причем не обязательно приобретать бешено дорогие и ходить к косметологу, который выпишет счет с километром нулей. Есть прекрасно работающие кремы по демократичной цене. Хотите дожить до ста лет и не постареть? Это очень просто. Занимайтесь в фитнес-зале три раза в неделю, не обжирайтесь, исключите из рациона сахар, красное мясо, налегайте на овощи-рыбу, и ваша порция должна быть размером с пригоршню. Еще принимайте по утрам Омега-три и Кью-десять, много двигайтесь, работайте, где угодно, но только не сидите сиднем дома, смотрите на жизнь позитивно, радуйтесь, а не хнычьте, никому не завидуйте. Вот и весь секрет. А, чуть не забыла! Пейте не менее двух литров чистой воды без газа в день и заботьтесь о ближних. Не надо помогать всему человечеству, детям из Африки, беднякам из Латинской Америки, лучше принести кастрюльку супа заболевшей соседке. Если каждый протянет руку помощи своим родным, друзьям и тем, кто живет с ним в одном подъезде, в мире не будет несчастных людей. Вы Евлампия Романова? Ваш муж Максим Вульф купил мой особняк в «Кроте»? Что-то случилось? Возникли проблемы с домом?

   Я, ошеломленная речью Николаевой, смогла лишь маловразумительно промямлить:

   – Ну… э… да… Можно руки помыть?

   – Конечно, – кивнула хозяйка. – Санузел налево по коридору, вторая дверь, полотенце для гостей оранжевое. Судя по вашему виду, у нас состоится весьма серьезный разговор. Так?

   Я кивнула.

   Тамара Федоровна сложила руки на груди.

   – Заварю пока чай с мятой. Траву сама выращиваю. А вот в «Кроте» она плохо росла, там деревья солнце закрывали. Столовая через холл направо. Жду!

   Я вошла в ванную и сунула руки под холодную воду. Наверное, надо действительно начинать посещать спортзал. Как-то некомфортно осознавать, что дама на девятом десятке легко касается ладонями пола, а ты, еще вполне молодая, не можешь дотянуться пальцами до голени.

   Телефон в кармане завибрировал, я вынула трубку и увидела два сообщения от Костина. Первое было таким: «Белорусы поговорили с Анной Беляевой, продавщицей из пекарни. Она сказала, что пирог с черникой купила женщина. Лица ее она не запомнила, та была в низко надвинутой шапке. Стройная, значит, молодая, невысокого роста. Из особых примет розовый свитер с аппликацией в виде кошки. Анна спросила у покупательницы, где она купила такой, и услышала в ответ: «На минус первом этаже торгового центра, там пуловеры на заказ делают». Зайди в бутик и поинтересуйся, кто приобрел шмотку, скорей всего у них есть в компе ФИО девушки и, может быть, ее адрес». Второе сообщение было короче: «Ольга Андреевна Кутузова, по прозвищу Кутя, работает воспитателем детского сада в поселке городского типа Мишкино. Учреждение ведомственное, принадлежит тресту «Компромростестбум». Заведующая Алена Петровна Крылова».

   Я спрятала телефон, поправила волосы, прошла на кухню и села за стол.

   Тамара Федоровна поставила передо мной полную чашку и, устроившись напротив, осведомилась:

   – Начнем беседу?

   Я набрала полную грудь воздуха, но сказать ничего не успела, из коридора послышался знакомый голос.

   – Таточка, извини, что задержалась! Книжный уже закрыт, я купила тебе новую Смолякову на лотке, был только бумажный переплет. У нас гости?

   Я обернулась и увидела входящую в столовую воспитательницу Олю.

   – Ой! Евлампия! – удивилась она.

   – Жаль, не прихватила ваш красивый свитер с кошкой, – медленно сказала я. – Нам надо поговорить.

   Ольга сгорбилась.

   – О чем? Кто вам сказал, где я живу?

   – Посмотрела в справочнике, – лихо соврала я.

   Тамара Федоровна нахмурилась.

   – Зачем вы пришли? Я полагала, что вы обнаружили в доме…

   Николаева замолчала.

   – Что плохого можно найти в доме? – тут же поинтересовалась я.

   – Мышей, – поморщилась дама. – Зимой грызуны массово пролезают в кухню. Наверное, хотите узнать, как от них избавиться.

   Я посмотрела на Кутю.

   – Нет, у меня возник другой вопрос. Оля, свитер с кошкой, который вы заботливо предложили мне надеть, уникален? Он один такой?

   – Да, – с удивлением в голосе ответила девушка. – Его сделали по моему дизайну. Я же вам рассказывала про бутик, там можно было…

   – Тогда продолжаю, – остановила я дочь Кутузова. – По какой причине вы решили отравить Ирину Леонидовну?

   Ольга вздрогнула.

   – Кого?

   – Вашу бывшую соседку, – уточнила я, – Горскую. Некто положил у нее в доме на консоль в прихожей коробку с черничным пирогом, решил порадовать добрую фею поселка.

   – Зубную фею, – пробормотала девушка.

   – Верно, – усмехнулась я, – это говорит о том, что муж Горской был стоматологом. Но я о другом. В поселке живут обеспеченные люди, большинство из них благодарно Ирине Леонидовне за бескорыстную помощь, поэтому ей часто делают подарки. Как правило, Горской потихоньку приносят продукты и кладут презенты в прихожей всегда незапертого дома. Привычка дамы держать дверь нараспашку известна всем окружающим. В начале недели хозяйка нашла на консоли упаковку с черничным пирогом. Горская любит такие и точно бы его съела, но два дня назад она забежала к Светлане Сорокиной, а та угостила хурмой. Ирина обожает этот фрукт, готова лакомиться им с утра до ночи, одна незадача: после поедания «королька» у нее начинается аллергический стоматит. В тот день, вдоволь накушавшись хурмы, Ирина Леонидовна вернулась домой и, чтобы предотвратить беду, прополоскала рот «Стомодентом». А это средство… Дело в том, что Горская запаслива всем сверх меры. В подвале ее дома полно вещей, купленных еще в восьмидесятые прошлого века. Хозяйка, не обращая внимания на давно истекший срок годности, пьет индийский растворимый кофе, моет руки мылом «Руслан», которого давным-давно нет в продаже. Полоскание у нее тоже древнее, оно потеряло свои полезные качества и даже стало опасным. Вместо того чтобы приостановить развитие болезни, оно ее усугубило. На следующее утро рот Горской изнутри покрылся язвочками. Ну как она могла лакомиться пирогом с черникой? Ведь от ягод пораженная слизистая еще больше воспалится. Домработница Марфуша тщательно следит за «своей барыней», поэтому хурмы в доме никогда нет.

   Говоря без остановки, я периодически поглядывала на слушавших меня пожилую даму и девушку и внимательно следила за их реакцией.

   – Ирина Леонидовна ухитрилась сохранить детские реакции. А как поступает малыш, страдающий золотухой, увидев, допустим, шоколад? Схватит и слопает плитку, думая лишь о том, чтобы мама не заметила, а про неминуемые последствия – насморк, кашель, температуру и не вспомнит. Горская похожа на такого ребенка, подчас ведет себя так же. А Марфуша еще постоянно твердит: «Нельзя пользоваться просроченным, от него вред, а не польза. Давайте выкинем старье». – «Никогда! – злится хозяйка дома. – Это расточительство!» Так вот, заполучив стоматит и не желая выслушивать очередной зудеж горничной, Ирина Леонидовна ничего не сказала о своем состоянии Марфуше, мужественно терпела боль. Почему она так поступила? Горская не способна выбросить ничего из своих запасов, а вот подарить кое-что готова. Нам, например, притащила баночку растворимого кофе эпохи динозавров. Ну не может Горская расстаться с нычкой, и все! А Марфуша такое легко проделает. Скажет ей хозяйка о своей болезни, уйдет по делам, и прислуга, узнав, что полоскание причинило вред, оттащит ящик «Стомодента» на помойку. Нет уж, вдова промолчит о болезни, а «прекрасное» средство пролежит до лучших времен. Стоматит достиг пика в тот день, когда в прихожей очутился черничный пирог. Ирина Леонидовна с огромным удовольствием бы им полакомилась, но… У Марфуши же от любых ягод разыгрывается язва, пирожок с черникой не ее еда. И, в отличие от хозяйки, домработница умеет держать свои желания на коротком поводке. Чтобы не выбрасывать угощение, Горская, долго не раздумывая, схватила пирог в упаковке кондитерской «Мадам Маффин» и пошла к нам в гости.

   Я перевела дух и снова поглядела на Тамару Федоровну с Олей.

   – То, что произошло с Горской, заставляет вспомнить поговорку «Не было бы счастья, да несчастье помогло», – вздохнула я. – Пораженная слизистая спасла доброй фее жизнь. Потому что кто-то положил в чернику яд. Ирина Леонидовна принесла пирог нам, чудом ни я, ни Роза Леопольдовна, ни Киса его не попробовали. А вот Вера, свояченица нашего прораба, слопала кусок и… умерла.

   Оля издала звук, похожий на кашель, Тамара Федоровна сидела с непроницаемым выражением лица, а я продолжала:

   – В планах убийцы было расправиться именно с Горской, поэтому он и выбрал черничный пирог, прекрасно зная, что Ирина Леонидовна от угощения не откажется, а Марфуша его не тронет. Кому же могла насолить вдова? Она не вредная, не злая, сплетни, в отличие от Марины Бородулиной, не распространяет, небылиц, как Светлана Сорокина, не выдумывает, умеет держать язык за зубами. Ну и кому дама встала поперек дороги? Я терялась в догадках, пока не узнала, что Ирина видела, как Кутя вытолкнула из окна маленького домика Клаву, свою мачеху.

   – Пожалуйста, не надо, – вдруг прошептала Ольга.

   Но я не замолчала.

   – Не знаю, где дочь Кутузова жила несколько лет и чем занималась, но сейчас ей пришло в голову отомстить Горской. Вот только та осталась жива, в морге лежит Вера, не имеющая никакого отношения к убийству Клавдии.

   – Это не я, – прошелестела воспитательница детского сада. – Не я!

   – Вы раньше часто приносили соседке свои пироги с черникой, – оборвала я врунью. – Кто знал, что Марфа не ест ягоды? Кто осведомлен о привычке жителей «Крота» оставлять в прихожей Горской разную снедь? Кто может желать смерти вдове, потому что она знает: Клавдия не случайно выпала из окна? Ответ один – Кутя. Вы, Ольга, купили в торговом центре пирог с черникой, сбегали в недавно открывшуюся кондитерскую, где стащили фирменную коробку с лентой, положили отравленную выпечку в нее и незаметно оставили ее в холле дома Горской.

   Оля закрыла глаза ладонями.

   – Тата, опять начинается!

   А я не останавливалась.

   – Продавщица из пекарни описала женщину, которая приобрела пирог: стройная, говорит звонким голосом, значит, молодая, на покупательнице был приметный розовый свитер с кошкой. А вы, Ольга, только что объяснили: ваш свитер уникален, сделан по вашему заказу.

   Воспитательница заплакала.

   – Прекрати лить слезы! – приказала Николаева. – Евлампия, торговка описала также и лицо девушки?

   – Нет, – честно ответила я. – На ней была шапка, надвинутая на лоб, и продавщица лицо клиентки, купившей пирог, не разглядела.

   Тамара Федоровна подперла подбородок кулаком.

   – Теперь моя очередь задавать вопросы. Зачем Куте убивать Горскую?

   – Неужели вы не поняли? – изумилась я. – Ирина Леонидовна знает, кто убийца Клавы, и может в любой момент рассказать правду.

   Николаева скрестила руки на груди.

   – В вашей на первый взгляд весьма логичной цепочке рассуждений зияют дыры. Во-первых, свитер. Да, у Кути есть приметная вещица, сделанная на заказ по ее рисунку, но включите мозг! Вы говорите, что Оля пыталась замаскировать свою внешность, натянула низко шапку, чтобы скрыть лицо. И пришла в пекарню в уникальном пуловере? Кутя такая дура? Еще момент. На улице мороз, пурга, а покупательница была без куртки? Где ее верхняя одежда?

   – Не знаю, – растерялась я. – Наверное, она ее сняла, чтобы не вспотеть в магазине. Возможно, держала пальто в руке.

   – Вы же были в пекарне, – прищурилась бывшая домработница Кутузова. – Где она расположена?

   – В застекленной части здания, – ответила я.

   – Там, несмотря на работающий духовой шкаф, холодно, – сказала хозяйка дома, – из всех щелей ветер свистит.

   Мне пришлось согласиться.

   – Верно, даже торговка куталась в пуховик.

   – Назовите хоть одну причину снять куртку в такой обстановке, – налетела на меня Тамара Федоровна. – Молчите? А я могу ее озвучить: кто-то решил подставить Кутю. Готова спорить на собственный глаз, что владелице бутика предложили хорошую сумму за производство еще одного свитера с кошкой на груди. Мастерица, гарантировавшая заказчикам эксклюзивность вещей, нарушила правило, и на свет появился второй розовый пуловер. Теперь самое главное. Не Кутя боится Горскую, это вдову затрясло от ужаса, когда она не пойми как узнала, что Оля Кутузова работает в Мишкине. Кутя знает правду о заботливой Ирине Леонидовне, а та до смерти боится, что истина вылезет наружу. Еще непонятка. Зачем засовывать пирог в коробку «Мадам Маффин»? Почему не оставить его в упаковке из торгового центра?

   Я подняла руки.

   – Не так быстро! Дайте мне ответить. Вдова никогда не заходила в кондитерскую Фроловой, потому что подозревала, что кондитерша использует для приготовления десерта пальмовое масло, а этот продукт вреден для здоровья. Кроме того, добрая фея не симпатизировала Ксении. Та ей ничего плохого не сделала, но, согласитесь, иногда бывает, что кто-то вам не нравится безо всякой на то причины. А вот с новой владелицей у Горской самые приятельские отношения. Калинина понимает, что добрая фея поселка может как помешать, так и посодействовать ее бизнесу, поэтому регулярно зазывает ее в кафе и частенько дарит ей сладкое. Ну да, Зинаида не печет пироги с черникой. Но что подумает Горская, получив очередную коробку из «Мадам Маффин»? Кондитерша поступилась принципами и все-таки решила использовать замороженные ягоды, чтобы сделать ей приятное. Кроме того, еще вопрос, станет ли Горская лакомиться пирогом из пекарни в торговом центре, а вот изделие Калининой точно мигом съест и… уедет на тот свет. Ольга уже взрослый человек. Думаю, она каким-то образом выяснила, что Горская рассказала Андрею Николаевичу, кто вытолкнул из окна Клаву, и решила отомстить. Преступники часто действуют по шаблону, и Кутя не исключение, она отравила людей на празднике, а теперь решила повторить «удачный» опыт. У нее есть мотив.

   Хозяйка дома встала и обняла дочь Кутузова.

   – Девочка, нам надо наконец рассказать правду, Евлампия от нас не отцепится. Она собирает в «Кроте» слухи, но до истины ей не докопаться, ты опять окажешься в центре неприятностей. Думаю, больше нельзя молчать.

   Ольга кивнула.

   Николаева отошла от нее и села напротив меня.

   – Оле очень трудно, поэтому говорить буду я. Если по ходу истории возникнут вопросы, задавайте их, не стесняйтесь. Вы, скорей всего, уже выяснили, что я когда-то была няней Андрея. Мать Кутузова умерла вскоре после родов, а у меня скончался трехнедельный младенец, молока было хоть залейся. На дворе стоял сорок девятый год, детского питания, коим сейчас переполнены супермаркеты, не было, на специальных кухнях выдавали в бутылочках кефир и особую смесь, но совсем не каждый новорожденный был готов это есть. Андрюша отказался от искусственного вскармливания и мог умереть, но Николай Андреевич нашел кормилицу, то есть меня. Я мальчика сразу полюбила, и он меня тоже, до сих пор зовет Татой.

   Тамара Федоровна отвернулась к окну.

   – Дело давнее, сейчас скрывать правду смысла нет. Мы с Николаем вскоре начали жить как муж с женой, но до загса не дошли. Кутузов был образованный человек, преподавал в вузе, защитил докторскую диссертацию, а я деревенщина, едва читать-писать умела. Коля меня обтесывал, научил, как надо одеваться, красиво есть, правильно говорить. Я быстро науку освоила, стала похожа на москвичку. Все книги из его домашней библиотеки проштудировала, могла беседу поддержать, но Коля все равно меня стеснялся. Когда гости приходили, я на стол накрывала и на кухне сидела. Никто так и не догадался, что хозяина с прислугой любовь связывает. И Андрюша до пятнадцати лет о нашей с его отцом связи не знал. Но однажды в школе нахулиганил, был выгнан с уроков и в районе одиннадцати утра домой вернулся. Мы подростка совсем не ждали… В общем, застал он отца и няню в постели. Щекотливая ситуация получилась. Я испугалась, что подросток меня возненавидит, а вышло наоборот. С той поры Андрей стал обращаться ко мне: «Матата», сделал смесь из «мамы» и «Таты». Даже принялся отца упрекать: «Почему не женишься на Тамаре?»

   Я очень внимательно слушала даму, боясь пропустить хоть одно слово из ее рассказа.

   …Николай Андреевич скончался, когда сын поступил на первый курс. Тамара Федоровна пошла работать уборщицей, мыла подъезды, полы в районной поликлинике, весь день бегала с тряпкой и ведром, но дала Андрюше возможность закончить институт. Младший Кутузов получил диплом, устроился в трест «НИИгосстройгоротоннель», поднялся вверх по карьерной лестнице, построил дом в «Кроте».

   Вроде все складывалось отлично, но Тамара переживала, что названый сын не женат. Андрюша слыл ветреником, девушки у него менялись с калейдоскопической скоростью, Николаева не успевала запоминать имена его пассий. Сегодня он с Таней, через неделю с Машей, спустя десять дней с Катей… Наконец у Кутузова появилась постоянная женщина, которую он тщательно скрывал от приемной матери. Но Тамара догадалась, что у молодого человека появилась любимая, и сообразила, что она скорее всего замужем. А потом до Николаевой дошло: Андрюша сошелся с Ириной, женой Миши, своего приятеля-стоматолога.

   – Можешь меня выставить вон, но все равно я скажу: как тебе не стыдно! Кувыркаешься в постели с чужой женой, и пока все шито-крыто, но рано или поздно это выплывет наружу, ты потеряешь лучшего друга. Немедленно разорви отношения с развратной бабой, вокруг полно свободных женщин и девушек.

   Андрей оторвался от книги.

   – Не заводись, Матата! Миша в курсе.

   – Горский знает, что его жена спит с тобой? – оторопела Тамара Федоровна.

   – Ага, – по-детски ответил Андрей. – А что тут такого?

   – И правда ничего! – разозлилась Тамара Федоровна. – Считаешь, что у корешей все общее, включая женщин? Отвратительно! И я тебе не верю. Ни один мужик не захочет, чтобы его законная супруга бегала на сторону.

   Андрей отложил книгу.

   – Матата, успокойся, сейчас у людей иные понятия, чем в твою юность, нынче сексуальная свобода.

   – Это разврат! – топнула ногой бывшая нянька. – И что ты делать будешь, если шалава забеременеет? На кого ребеночка запишут? На Михаила? Заканчивай с дурацким романом, отведи в загс хорошую девушку, роди ребятишек, живи нормально.

   – У нас с тобой не совпадают представления о нормальной жизни, – улыбнулся Кутузов. – Миша прекрасный человек, добрый, заботливый муж, но у него в детстве была травма, как мужчина Горский несостоятелен. А Ирина бесплодна, но это не мешает ей быть страстной женщиной. Брак они заключили по расчету, Ира понимала, что любой нормальный супруг захочет детей, станет упрекать неспособную родить жену, и семья рухнет. Миша же не хотел постоянно слышать от окружающих вопрос: «Почему ты не женат?» У нас ведь как считают: если у мужика нет семьи или любовницы, то он гей. Многие гомосексуалисты, чтобы скрыть свою ориентацию, заводят семью. И даже спят со своими женами, у них появляются отпрыски. Горский не педераст, просто он импотент, в его случае супруга долго не выдержит, уйдет, да еще растреплет о половом бессилии бывшего спутника жизни.

   – Не знаю, чем болен Миша, но это его несчастье, над которым смеяться грех, – возразила Тамара. – Горскому нечего стыдиться.

   Андрей Николаевич обнял приемную мать.

   – Матата, ты не понимаешь. Мужик способен признаться во всем, кроме того, что он не мужик. Миша до паники боится, что его секрет узнают посторонние, поэтому и нашел женщину, согласившуюся на фиктивный брак. Горский хорошо обеспечен, а Ирка была нищая, каждому из них требовалось свое: ему видимость супружеской жизни, ей деньги. А я – третья сторона геометрической фигуры, которая еще долго не намерена связывать себя брачными узами, – хочу пожить в свое удовольствие. Меня-то никто педиком не назовет, все в курсе моих многочисленных связей. И мне очень нравится Ирина. Вот мы и договорились: Ира с Мишей расписываются, для всех окружающих они супружеская пара, а я их друг. Этой ситуацией довольны все. У нас с Ириной просто хороший секс, жениться на ней у меня желания нет. В постели она прекрасна, но в качестве супруги не подходит, мне нужна другая спутница: моложе, тише, без фанаберии, способная родить. Но такой я пока не встретил.

   Тамара Федоровна сразу не нашлась, как отреагировать, но потом спросила:

   – Где же вы с ней встречаетесь? Она к нам одна не заходит, я ни разу не видела, чтобы Горская в твой кабинет или спальню шмыгнула. Знаешь, почему я сообразила, что у тебя замужняя любовница? Ты перестал девиц в «Крот» приглашать, и пахнет от тебя теперь только одними духами, а не разными, как раньше.

   – Ну, ё-мое, ты, Матата, прямо Шерлок Холмс! – заржал приемный сын. – Но, повторяю, успокойся, я уже взрослый мальчик, знаю, что делаю.

   – Хочешь бобылем куковать? – расстроилась Николаева. – Ребеночек тебе нужен.

   – Не сейчас, – покачал головой Кутузов, – пока мне и так хорошо.

   – Кому нажитое оставишь? – гнула свою линию бывшая кормилица. – Кто в трудную минуту тебя поддержит, ласковое слово скажет?

   – Ты, – совершенно серьезно заявил Андрей.

   – Забыл, сколько мне лет? – печально спросила Тамара Федоровна. – Милый, ради моего спокойствия женись поскорее, лучше прямо в этом году, и заведи малыша. И ты так и не сказал, где вы с Ирой встречаетесь.

   – Экая ты любопытная… – снова ускользнул от ответа ее воспитанник.

   – Не из любопытства интересуюсь, – обиделась няня. – Вдруг вас кто увидит? Сплетни поползут.

   Андрей показал в окно:

   – Там, в гостевом домике.

   – В лаборатории? – заморгала Николаева. – Пакостница тебе наукой заниматься мешает?! Но как она там оказывается? Я не видела шалаву в нашем дворе одну никогда.

   Андрей обнял няню.

   – Матата, не волнуйся, тебе вредно. Вот скажи, что я делаю на службе?

   – Точно не отвечу, – удивилась она вопросу. – Ты подробности мне не докладываешь. Наверное, роешь тоннели всякие.

   Андрей Николаевич разжал руки.

   – Вот-вот. Наши с Мишей дома стоят неподалеку друг от друга, из его сада в мой гостевой коттедж прорыт подземный ход, Ира по нему бегает. И она мне совсем не мешает, в маленьком домике я наукой не занимаюсь, там не лаборатория, а…

   Кутузов замолчал на полуслове, и Николаева сообразила, что воспитанник сболтнул лишнее. Почувствовав, что с коттеджем связана какая-то тайна, она засыпала своего любимого Дюшу вопросами.

   – Если ты не работаешь над изобретением нового состава динамита, то чем же тогда там занимаешься? Почему часто сидишь в лаборатории? Отчего сам там убираешься, мне мыть помещение не разрешаешь? Говори честно, иначе я возьму ключи да погляжу, чего там делается! Ты меня напугал, понарассказывал про создание мощной взрывчатки, я и не лезла в твое рабочее пространство, опасалась, вдруг чего уроню, а оно бабахнет. Но раз ты исследования не ведешь, то я могу там убирать. И ты, похоже, совсем голову потерял. Надо же, ради Горской подземный ход прорыл… Прорву денег, наверное, в глупую затею вбухал. Ей-богу, хочется тебя отшлепать, как пятилетнего. Правильно говорят: седина в бороду, бес в ребро!

   Андрей почесал затылок.

   – Ладно, скажу правду. Если ты помнишь, сначала на участке возвели маленький домик. Мы туда въехали и жили больше года, потом я решил возводить большой особняк. А что случилось, едва котлован под него рыть стали?

   – Перестройка в стране жахнула, – вспомнила няня, – цены вверх полезли, деньги обесценились.

   – Правильно. А через пару лет наш трест медным тазом накрылся, – сказал Кутузов. – Мы с Мишкой сразу поняли: новые руководители России ломают старое государство, скоро может случиться гражданская война, начнется разруха, безработица. И что? Мы оказались правы и успели себе соломку подстелить. Не хотелось нищими жить, не мальчики уже, вот и надумали с Мишаней заняться папиным бизнесом. Поэтому тоннель вырыли. Горский стоматолог, работает на дому, множество людей, приезжающих к нему, никого в «Кроте» не удивляют…

   – Ничего не понимаю, – перебила Тамара Федоровна. – Какой такой папин бизнес? Ты о чьем отце речь ведешь? Если о Мишином, так он врачом был, гинекологом. Если же о Николае Андреевиче, то твой папа профессор.

   Андрей Николаевич закашлялся. Попил воды, исподлобья взглянул на бывшую няню, крякнул и опять схватился за минералку. Николаевой стало не по себе.

   – Дюша, милый, что вы с Михаилом организовали?

   – Ты не знала, чем зарабатывал папа? – спросил приемный сын.

   – Странный вопрос задаешь, – засмеялась Тамара Федоровна. – Коля был доктор наук, уважаемый в обществе человек, студентов учил.

   – Ах, Матата, Матата, наивная ты моя… – после паузы произнес Андрей. – А что насчет дачи в Лыкино? Почему мы с тобой никогда там не бывали? По какой причине отец отправлял нас каждое лето на три месяца в Крым? Отчего бы няне с мальчиком не пожить в Подмосковье?

   – Коля очень любил тебя, поэтому выбирал лучшее, – пустилась в объяснения Тамара. – В средней полосе июнь – июль бывают холодные, дождливые, а ты рос болезненным, часто простужался, конечно, в Крыму отдых для тебя был полезнее. В конце августа я возвращала в Москву румяного, вволю накупавшегося, наевшегося фруктов ребенка. Да, провести три месяца в Судаке было недешево, но Николай Андреевич никогда не думал об экономии, когда речь шла о наследнике.

   – Отец работал в заочном институте, готовящем бухгалтеров, – со странным выражением на лице продолжал Андрей, – не в МГУ, не в МВТУ, не в МГИМО. Зарплата у него в вузе была небольшая. Ты не интересовалась, откуда в семье деньги? Мы ведь жили очень хорошо.

   – Милый, я не являлась законной женой Николая Андреевича, – напомнила Николаева, – поэтому считала неприличным задавать некоторые вопросы. Теперь насчет того, почему мы с тобой никогда не катались в Лыкино. У нас в Москве была четырехкомнатная квартира. Обычным людям такой на троих – за глаза. Но твой папа писал учебники, ему требовались тишина, покой, поэтому он сделал дачу кабинетом, ездил туда работать…

   Андрей пересел на диван.

   – Матата, отец за всю жизнь издал пару методических пособий. Он же не писательница Смолякова, которая выдает на гора детективные романы с завидной скоростью.

   – Ну и что? Николай трудился медленно, вдумчиво. Нельзя сравнивать научные труды и всякую белиберду, – обиделась Тамара.

   – После смерти отца ты через два месяца поехала на дачу. Зачем? – неожиданно спросил Кутузов.

   Тамара Федоровна удивилась.

   – Надо же было проверить, что творится в доме. При жизни Николая Андреевича я там не хозяйничала, но когда его не стало, решила поддерживать порядок. Хотела помыть полы, увезти книги и рукописи, сохранить их.

   – Но мне ты о своей акции не сообщила, – сказал Андрей, – отправилась тайком, меня с собой не пригласила.

   – Не хотела тебя травмировать, – призналась Николаева, – тяжело ведь разбирать вещи покойных, по себе знаю. Я была восьмилеткой, когда скончалась моя мама, и тетка велела мне одежду ее в чемодан сложить. До сих пор помню, как рыдала над мамулиными платьями. Не желала тебе тех же эмоций.

   – А мне в год смерти отца исполнилось восемнадцать, я уже учился в институте, не надо меня сравнивать с маленькой впечатлительной девочкой, – вздохнул Андрей. – Но вернемся к твоей поездке на дачу. Ты явилась в Лыкино и увидела, что в доме пусто.

   – Дорогой, ты же знаешь: туда залезли воры, – напомнила Тамара Федоровна. – Вынесли все – книги, постельные принадлежности, мебель, посуду, сорвали занавески… Я, когда увидела разгром, растерялась. И вместо того чтобы обратиться в милицию, бросилась звонить тебе. Вы с Мишей спешно примчались в Лыкино, а Горский сказал: «Тетя Тата, не надо звать ментов. Ничего хорошего из этого не будет. Вам измотают нервы, заставят сто раз мотаться в Подмосковье давать показания и все равно никого не найдут. Жаль хабар, но он пропал и назад не вернется. Поберегите нервы, сдайте дом тем, кому нужно пустое помещение, и живите спокойно». Я его послушалась. Мишенька очень разумный.

   Кутузов обнял приемную мать.

   – Ох, Матата, а я ведь был уверен, что ты в курсе… И Мишка не сомневался… Это мы выкинули вещи из дома. Почему? Хотели тебе помочь. Подумали, что ты будешь вынуждена очистить дом и испытаешь малоприятные ощущения. А ты, не сказав мне ни слова о своей запланированной поездке в Лыкино, только подтвердила наши с Мишей предположения. Мы решили: ты не взяла себе в помощь двух здоровых парней, так как не хотела, чтобы они видели интерьер дачи. А еще ты поверила в версию с ограблением. Нам с Мишей, когда мы на дачу примчались, показалось, что на твоем лице было написано облегчение: «Слава богу, что не надо самим избавляться от антуража публичного дома».

   – Дюша! – подпрыгнула Николаева. – Что ты несешь?

   Андрей притянул бывшую кормилицу к себе.

   – Ну да, отец содержал в Лыкине бордель. Заведение было элитным, в «девочках» там состояли замужние дамы, желающие развлечься, а посещали их респектабельные богатые мужчины, в основном из провинции, из Сибири.

   – О нет… – прошептала потрясенная Тамара Федоровна.

   – Не веришь? Спроси Мишу, – усмехнулся Кутузов. – Мы с ним случайно узнали правду. Учились тогда в восьмом классе и на зимние каникулы решили без спроса устроить на даче вечеринку. В общем, слушай…

   Я был предоставлен самому себе – отец сказал, что уехал в Питер по работе, ты попала в больницу с приступом холецистита. В Лыкине я никогда не был, но меня это не смутило. Полез к отцу в стол, нашел книжку по оплате за свет-газ в подмосковном доме, из нее узнал адрес. Мы с Мишкой договорились с девчонками: пусть они к семи вечера приезжают на электричке на станцию, встретим их на платформе. А сами помчались в Лыкино пораньше. Ключей у нас не было, но мы решили, что как-нибудь залезем внутрь. Нам исполнилось четырнадцать, а в этом возрасте ни из чего проблемы не делают.

   Но, очутившись на участке, мы сразу поняли, что в здании кто-то есть – из-за плотно закрытых занавесок пробивался свет. Осторожно походили вокруг, нашли щелку в гардинах, увидели спальню с кроватью и на ней бабу с мужиком. Я, дурачок, хотел бежать в милицию, решил, что дачу взломали грабители. А Мишка меня остановил:

   – Не дергайся, наверняка дядя Коля пустил на дачку приятелей. Видишь, машина стоит? Воры так нагло себя не ведут. Давай поглядим, чего они в койке вытворяют.

   И в этот момент подъехала еще одна тачка, мы метнулись за гараж. Из незнакомого автомобиля вышли отец и какая-та женщина.

   – Все понятно, – прошептал Мишка, – у взрослых тут вечеринка, ни в какой Питер Николай Андреевич не улетел.

   Мы с Горским убежали и всю дорогу до Москвы молчали.

   Я, подросток, испытал шок. Папа спит с женщинами? Он же старый! Сексом занимаются исключительно молодые, после тридцати уже пора о смерти думать!

   На следующий день отец вернулся домой, наткнулся в прихожей на мои грязные ботинки и сделал замечание:

   – Обувь чистить надо самому, а не сваливать эту обязанность на Тату. Никогда не заставляй женщину мыть загвазданные штиблеты, это унизительно.

   Я, переживший накануне шок, слетел с катушек:

   – Спасибо за урок. Сам-то чем в Лыкине занимаешься? Вчера мы с Мишкой туда ездили и все видели!

   Отец крякнул. Я испугался, что папа разозлится, но он спокойно сказал:

   – Ясно. Зови сюда Михаила. Хорошо, что Таты нет, этот разговор лучше проведем в ее отсутствие.

   И все нам, пацанам, честно рассказал. Вкратце содержание его речи было таким. На свете много хороших женщин, которым не повезло встретить мужчину для секса. Они любят мужей, заботятся о них и детях, но в постели оргазма не испытывают, а от этого у них всякие бабские болезни и истерики. То же самое с мужиками. Отец решил помочь своим знакомым. Ничего плохого на даче не происходит, там встречаются пары по обоюдному согласию. Но Тате об этом рассказывать нельзя…

   Кутузов замолчал.

   – Боже, – прошептала Николаева, – боже…

   – Мы с Мишкой хранили секрет, – добавил Андрей. – И даже стали помогать – убирали дачу, закупали вино, продукты, а папа нам денег на кино и прочее давал. Конечно, скоро мы скумекали, что и бабы, и мужики отцу платят. Когда он умер, мы живо все с фазенды вынесли, очистили дом. И я, и Мишка считали, что ты в курсе происходящего, тебе «бизнес» мужа не нравится, но ты молчишь, не желая затевать скандал и потерять прибыль, а вот о том, что я с лучшим другом подрабатываю в Лыкине уборщиками, понятия не имеешь.

   – Дюша, – прошептала Тамара Федоровна, – я впервые сейчас об этом услышала…

   – Да я уж понял, – кивнул Андрей. – Но это еще не вся история. После перестройки, когда наш трест прекратил свое существование, мы с Мишей поняли, что надо как-то выкручиваться. Даже у него, отличного стоматолога, наступило черное время – народ тотально обнищал, зубы ходили лечить, когда совсем уж невмоготу делалось. А я-то и вовсе остался голым. И вот тогда мы с Горским открыли здесь, на нашем участке, бордель.

   У бедной женщины от такого известия в буквальном смысле отвисла челюсть, а Кутузов спокойно продолжал рассказ, вводя приемную мать в курс дела.

   Постоянно приезжающий к Горскому народ никого в «Кроте» не удивлял. Михаил же стоматолог, работает на дому, его посещают пациенты. В саду у него стоит одноэтажная постройка, там кабинет, куда ходят также жители поселка и сотрудники администрации. Врач демократичен, больных на «хозяев» и «слуг» не делит, и у «кротовцев» тридцатипроцентная скидка.

   Но не все ходили к дантисту ради свидания с бормашиной. Вы же не забыли, что Андрей Николаевич был главным инженером треста, который строил тоннели? Из маленького домика Горского в гостевой коттедж Кутузова вел подземный ход, вырытый бывшими подчиненными последнего. Им люди и пользуются ради совсем других свиданий.

   Охрана поселка видит, как к Горскому приезжают посторонние, и спокойно их пропускает. Понятное дело, всем надо лечить зубы.

   Вот почему Андрей Николаевич не стеснен в деньгах. А зоомагазин, которым он владеет, особой прибыли не приносит, он существует, чтобы ни у кого не возникало вопросов, где Кутузов берет средства…

   – Я бы ни за что не открыла вам правду, но если промолчу, вы никогда не поймете, какая история приключилась с Кутей. Поверьте, с низкопробными проститутками Андрей никогда дел не имел, домом свиданий пользовались исключительно обеспеченные мужчины и дамы. Я ни во что не вмешивалась, ни разу не видела клиентов. Жизнь у нас текла хорошо, и в конце концов Дюша, к большой моей радости, нашел себе жену.

   Николаева неожиданно улыбнулась.

   – Он, слыша мои слова: «Когда же у тебя появится наследник», отшучивался: «Мататочка, я капризен, ищу молодую, без бурного прошлого, других браков и детей, сироту с покладистым характером, скромную, не желающую делать карьеру, не пытающуюся стать главой семьи, не транжирку…» А я ему в ответ: «Таких теперь нет, это нас в таком духе воспитывали, современные женщины чересчур самостоятельны». И вот, поди ж ты, нашлась Юлечка. Она была романтичной, обожала читать стихи, не расставалась с томиками Ахматовой, Цветаевой, Ахмадулиной. Она и сама писать пробовала, Андрюша за свой счет сборник жены издал. Юля была очень ранимая, но никогда не демонстрировала своего настроения. Иногда я вечером шла по коридору и слышала из ее спальни всхлипывания. А если постучусь к ней, спрошу, что случилось, она отвечает: «Все в порядке, просто грустно стало». Когда Олечка родилась, мать дочку игрушками завалила, любые выходки ей позволяла, только смеялась да целовала ее, если та безобразничала. Я-то втихаря от Юли шлепала Кутю за шалости, но мы с малышкой дружили. А она рано поняла: маме далеко не все рассказывать можно. Ну, например, доложит Кутя, что ее в садике какой-нибудь мальчишка стукнул, Юлечка сразу за сердце хватается, потом в слезы, затем мчится к воспитательнице, требует, чтобы обидчик извинился. И мальчик, и девочка давным-давно забыли о ссоре, это же дети, в завтрак поругались, в обед уже лучшие друзья, а Юля талдычила: «Дочка страдает, отвратительный мальчишка обязан на колени перед ней встать и прощения просить». Догадываетесь, какие проблемы у Кути в коллективе возникали?

   – Конечно, – кивнула я. – Ясное дело, к девочке пришили ярлык «ябеда». А поскольку она была сообразительна, то перестала изливать душу матери.

   – Я с Татой делилась, – впервые вступила в разговор Оля. – А няня всегда мне говорила: «Плюнь и разотри. Если бранное слово в спину бросили, не обращай внимания, всем нравиться нельзя».

   – К сожалению, Кутя сблизилась не только со мной, но и с Ириной, – помрачнев, сказала Тамара Федоровна. – И в этом я очень виновата.

   – Нет, нет! – с жаром возразила ее воспитанница. – Понимаете, в один ужасный день Тата сильно заболела. Ее увезли на «Скорой», сделали несколько операций…

   – Не хочется диагноз вспоминать, – перебила Ольгу и поморщилась Николаева, – слишком страшно он звучал. Я, дурочка, не обращала внимания на недомогание, думала, пройдет. Слава богу, изменив все свои привычки, выжила. Но сейчас не об этом. Хочу сказать, что я попала в больницу и Юля осталась одна. Андрей велел супруге хозяйством рулить, категорически отказался нанять постороннего человека. А Юлечка-то до той поры за моей спиной была, стихи писала, чай ей я на подносе подавала. Растерялась она: где что лежит, не ведает, дом огромный, муж ужин требует, с дочкой надо уроки делать… И тут в семью змеей вползла Ирина Леонидовна… она…

   Тамара Федоровна поджала губы.

   – Как же, милая, ласковая, заботливая, добрая фея поселка… А все наоборот, на самом деле она стерва! Овдовев, Ирина надеялась, что Андрей, учитывая их давнюю связь, женится на ней. Но зачем Кутузову перестарка, которая никогда ребенка родить не сможет? В общем, предложения Горской он не сделал. Зато вскоре заключил брак с Юлечкой. Прошло какое-то время, родилась Кутя и росла на радость всем. В тот год стояло душное лето, даже ночью лишь чуть-чуть прохладнее становилось. Мне не спалось, я вышла на балкон подышать, время к двум подкатывало, и услышала голоса…

   Андрей Николаевич с Ириной на терраске сидели, она ему упрек бросила:

   – Не следовало на чересчур стыдливой особе жениться. Держит тебя супруга на голодном пайке, раз в полгода в свою постель пускает и лежит бревном.

   Кутузов спокойно ответил:

   – Юлия хорошая жена, она меня устраивает.

   Горская зашипела:

   – Оно и видно, потому ты со мной и спишь. Милый, я тебя люблю, у нас давние крепкие отношения, я не только прекрасная любовница, но и твой партнер по бизнесу. Может, хватит в романтику с Юлькой играть? Да, она моложе меня, только ее молодость тебе пару раз в году достается, Юля считает секс грязным занятием. Она о тебе ничего не знает, полагает, что в гостевом доме лаборатория, ты с ней не можешь быть ни откровенен, ни счастлив в постели, она не друг и не любовница. Гони дуру прочь, женись на мне.

   – Юлия дочку родила, – вздохнул Андрей.

   – Ага, на одного ребенка сподвиглась, – хмыкнула Горская, – второго не хочет. Думаешь, мне нравится тайком с тобой встречаться? Юльку бережешь, а обо мне подумал? Я-то с тобой уже много лет рядом.

   – Ириша, – остановил ее Андрей Николаевич, – ты знаешь, как я к тебе отношусь. Нет у меня лучше друга, чем ты, но, извини, детей родить ты не можешь, поэтому и Юля появилась.

   – Ты получил, что хотел, наследница есть, – повысила голос добрая фея. – Оставь Кутю себе, я с ней подружусь, воспитаю лучше, чем романтичная поэтесса, которая девочку полным отсутствием строгости погубит.

   – Мне сын нужен, – буркнул Кутузов.

   Ирина Леонидовна расхохоталась.

   – Ну-ну! Жди, когда твоя Ахматова тебя до тела допустит! Хоть понимаешь, каково мне было, когда ты в загс другую повел?

   – Тише, – шикнул Кутузов, – окна в доме открыты.

   – А вот сейчас встану и заору: «Юля! Мы с Андрюшей много лет друг друга любим и спим вместе, ты просто инкубатор», – захохотала Горская. – Конец истории, романтичная принцесса на месте от шока умрет.

   – Только попробуй, – испугался Андрей.

   – Я тебя на самом деле очень люблю. Извини за истерику, – уже тихо произнесла Ирина.

   – Душно, дышать нечем, – сказал Кутузов, – вот у тебя настроение и испортилось. Ириша, нам хорошо вместе, пусть все так, как прежде, остается…

   Тамара Федоровна встала, взяла чайник и пошла к мойке.

   – Когда Тата в клинику загремела, – зачастила Оля, – Ирина к нам пришла и как-то быстро хозяйство в свои руки взяла. Мама обрадовалась, что помощница нашлась, папа возражать не стал. А я лишилась человека, которому можно о своих проблемах рассказать – с мамой делиться было невозможно, Тата в больнице, и неясно, выживет или нет. Знаете, Горская каждый день говорила: «Господи, хоть бы Тамара Федоровна не умерла». А на меня от ее слов ужас нападал. Друзей в школе я не завела, ощущала черное одиночество. Ну весь мир против меня! И вдруг познакомилась с девчонками из восьмого класса. Те меня неожиданно в свою компанию приняли, а там вино, сигареты, мальчики. Чтобы быть похожей на новых подружек, я пирсинг сделала, перекрасилась… Короче, начудила по полной, рассказывать неохота. Когда Тата из клиники вернулась и увидела, во что ее любимая девочка превратилась, ей дурно стало.

   – Да уж, – поежилась Николаева, – массу отрицательных эмоций получила. Горская по дому хозяйкой ходит, Юля у нее разрешения спрашивает чаю попить, в дневнике Кути двойки-колы теснятся, сама на чучело похожа, а Андрей ничего не замечает. Хотя с мужика-то какой спрос? Я силы собрала, Ирке сказала: «Огромное спасибо, что помогла, теперь я опять вожжи в свои руки беру». Горская ласково пропела: «Тебе надо восстановиться, нельзя сразу в работу впрягаться». И на следующий день Андрюша мне заявил: «Матата, едешь в санаторий на три недели». Я сразу поняла: Горская любовником легко манипулирует, это ее идея меня подальше отослать, что-то змея задумала. Уж как я сопротивлялась, не хотела улетать, но Дюша был непреклонен, пришлось отправиться в Карловы Вары воду пить. Вернулась… О боже! Кутя, оказывается, из дома удирала! Надо было за дело всерьез браться, но мне тяжелое лечение назначили, каждый день уколы, а от них слабость, тошнота, меня прямо шатало. В общем, не до надзора за Кутей было, в восемь вечера в постель валилась. Да и днем не особенно девочкой занималась. Сил едва хватало по дому что-то делать. Причем работа, с которой я раньше быстро справлялась, на часы растягивалась, будь то глажка, уборка или готовка. Дюша даже хотел домработницу нанять. А я на дыбы: нет, пока не умерла, сама справлюсь. Но жила, как в тумане.

   Николаева вздохнула, помолчала. Видимо, ей нелегко было вспомнить о болезни. Наконец она заговорила снова.

   – Только через год меня с того лекарства сняли, и я в себя пришла… Мама родная! Кутя оторва, Ирина у Юли в лучших подружках состоит – змеей Горская в чужую семью вползла. Я пошла к Юлечке и спросила: «Почему ты позволила дочери разбойничать?» Та в позу встала: «Девочка так самовыражается. У нее творческая натура, артистическая, очень эмоциональная, она протестует против ограничений. На, почитай книгу по психологии, в ней написано: “Подростка нужно исключительно хвалить”». Вот тут у меня терпение лопнуло. Я не выдержала и конкретно Юле сказала: «Хватит вирши слагать, займись дочкой. Перестань ей потакать, расскажи мужу про все проделки Кути. Осознай наконец: вседозволенность не есть любовь. Ребенку требуется розга, ты девочку развратила. И гони Горскую, нельзя постороннюю бабу в свой дом впускать и разрешать ей здесь распоряжаться. Очнись! Это плохо закончится, ты потеряешь и мужа, и дочь». Юля, как обычно, в слезы. Начала причитать, что у нее депрессия, ее никто не понимает, не ценит. Но жалости она от меня не дождалась. Долго мы с ней толковали, жесткая беседа получилась. Все ей в лицо выложила: что сексом с мужем надо минимум два раза в неделю заниматься, что пора тетрадь с дурацкими стихами сжечь, что Ирина ей не близкая подруга, а хитрая дрянь.

   – Полной правды вы ей не открыли, – заметила я. – О том, что Горская спит с Андреем, небось не сообщили.

   – Нет, не рискнула, – призналась Тамара Федоровна. – Понимала, не должна Юля знать ни про то, что на самом деле творится в маленьком домике, ни про связь мужа со вдовой. Слишком это для нее, психика не выдержит. Я Юле велела дочерью вплотную заняться. А об Ирине сама позаботилась. Позвонит та в дверь, сладенько заведет: «Таточка, как у вас дела? Не надо ли помочь? Я готова все сделать». А я отрезаю: «Спасибо, без посторонних обойдемся. Юлия занята, просила ее не беспокоить». Грубо, конечно, зато она перестала в нашей столовой часами рассиживаться. Ну а теперь пусть Кутя расскажет, что дальше стряслось. Я-то при самоубийстве жены Андрюши не присутствовала.

   Тамара Федоровна поморщилась.

   – Вы же умный человек, неужели не сообразили, что с парнями в форме не так уж сложно договориться? Андрей достал кошелек и сказал: «Ребята, эксперт подтвердил, что жена сама вниз прыгнула, криминала нет. Давайте запишем, что она выпала из окна случайно. Весь поселок новость и так обмусоливать будет, но у меня дочь-подросток. А каково девочке жить, постоянно слыша про суицид матери?»

   Я взяла чашку.

   – Дальше можете не продолжать. Оля, если вам не слишком тяжело, объясните, что на самом деле случилось?

   Девушка схватила висевшую на спинке соседнего стула шерстяную шаль и закуталась в нее.

   – Я не знала о жестком разговоре мамы и Таты. Для меня ситуация выглядела так. Вечером мамуля, увидев очередную двойку в моем дневнике, дала мне шоколадку и стала утешать: «Не расстраивайся, учительница тебе просто завидует, ты молодая-красивая, а она карга старая». На следующий же день, когда я опять с «неудом» из школы вернулась, мама взвилась, заорала: «Хватит! Надеваю ежовые рукавицы!» И начался ад. Я более ни на секунду не оставалась одна. В дом приехал стилист, который насильно мои волосы перекрасил. Пирсинг вытаскивать я категорически отказалась, и мать мне пощечин надавала, я в ответ тоже ее стукнула. Она убежала, потом сок принесла: «Давай помиримся, обе погорячились». Я кружку опустошила и вскоре еле до кровати добрела, заснула. Открываю глаза – кольца в губе и «гвоздика» в носу нет. Все понятно стало: мамаша снотворное в питье подмешала, а пока я дрыхла, со мной мастер поработал. И пошла у нас война.

   Ольга поморщилась – рассказ давался ей с трудом, но все же продолжила.

   – Мама наконец поведала отцу про все мои закидоны, а тот на нее наорал: «Следить за девкой надо было!» Мать спохватилась, принялась меня воспитывать изо всех сил. Представляете, расписание составила и учла в нем даже время на походы в туалет! Сейчас-то я понимаю, что с таким ребенком, как я, следовало с пеленок строгость проявлять, но тогда я просто возненавидела мать, ведь она у меня в комнате спала и лишала общения с теми, кого я считала друзьями. В школе вообще невыносимо стало, надо мной даже первоклашки ржали – мамаша моя сидит на всех уроках. Цирк в огнях! Мне казалось, что все против меня ополчились – учителя, директор, отец, мать, даже Тата. Единственное, что мне разрешалось делать в одиночестве, это один час гулять во дворе. Забор ведь высокий, перелезть через него я точно не смогу. Хожу как-то раз по участку, рыдаю. Неожиданно слышу голос Горской: «Солнышко, что случилось?» Ирина Леонидовна подошла к туям, которые наши территории разделяют, и так участливо на меня посмотрела… Я к ней кинулась, давай свои беды выплескивать. Горская меня обняла. «Детонька, я помогу тебе, поговорю с Юлей. Шатнуло твою маму из одной крайности в другую. Положись на тетю Иру, я твой лучший друг».

   – Карга! Хитрая дрянь! – в сердцах воскликнула, прервав Олю, Тамара Федоровна. – Извини, Кутя, продолжай.

   – Соседка решительно к нашему дому направилась, я за ней, но в особняк не пошла, испугалась, вдруг скандал разгорится. Топчусь у крыльца, слышу из холла – дверь входная не плотно была закрыта – ее голос: «Мне тебе кое-что объяснить надо по секрету». Я поняла, что они с мамой сейчас выйдут, и в кусты шмыгнула. Так интересно стало, о чем болтать будут! Ясно, обо мне, но что скажут?

   Я, не отрываясь, смотрела на Олю. Мда… Взрослые люди должны хорошо уяснить, что большинство детей часто подслушивают разговоры старших. А девушка продолжала рассказ…

   Юля и Ирина Леонидовна вышли из дома Кутузова и пошли на участок Горской. Им не пришло в голову проверить, не следит ли за ними Кутя, она же, крадучись, следовала за ними. Женщины скрылись в маленьком домике, и Кутя удивилась. Она знала, что там кабинет дантиста, где дядя Миша пару раз ставил ей пломбы. Оля вошла в прихожую, до ее слуха долетел скрип, затем возглас мамы:

   – Боже! Это что?

   – Сейчас узнаешь, – рассмеялась Горская.

   Наступила тишина.

   Кутя терпеливо ждала продолжения беседы, но из закрытого кабинета более не доносилось ни звука. Девочка простояла долго, прежде чем решилась осторожно заглянуть в щелку между створкой и косяком. Та часть кабинета, которая была ей видна, оказалась пустой. Не решаясь войти внутрь, она переминалась с ноги на ногу в коридоре, не понимая, что происходит, отчего тетя Ира и мама словно воды в рот набрали. В конце концов любопытство пересилило страх, Кутя слегка толкнула дверь, та приоткрылась шире. В кабинете никого не было. Вот уж удивление! Кутя, разинув рот, от растерянности заглянула под бормашину, приблизилась к подоконнику и по ровному слою пыли на нем сообразила: никто окно давным-давно не открывал. Да и зачем взрослым тетям вылезать таким путем наружу?

   В полнейшем недоумении она вернулась домой. Тамара Федоровна уехала за продуктами, мама отсутствовала… Кутя села за уроки и вскоре услышала отчаянный крик со двора. Девочка бросилась на улицу, и ее взгляду открылась странная картина: на дорожке стоит Тата с перекошенным лицом, у ее ног валяются пакеты, из них высыпались покупки. Кутя хотела подбежать к ней, но тут появилась Ирина Леонидовна в халате, с волосами, закрученными на бигуди. Она закричала: «Господи! Упала!!!»

   Ольга замолчала, у нее перехватило горло.

   Тамара Федоровна встала, обняла ее и сказала:

   – Я в тот момент ничего не соображала, мысли путались, и ступор долго не проходил. Я шла от ворот гаража и увидела на земле Юлю. Та лежала со странно вывернутыми руками-ногами, а окно второго этажа гостевого дома было открыто. Меня охватил животный ужас. Дальше лишь отрывки воспоминаний: Горская в халате не пускает Кутю к матери… девочка садится на траву… я уже в доме… врач укол ставит… Утром только в себя пришла, узнала, что Юля выпала из окна, а Кутю отправили в клинику неврозов. Естественно, я навещала там девочку, но она ничего про то, как подглядывала за мамой и Горской, про их таинственное исчезновение из кабинета Михаила никому, даже мне, не рассказала. Ребенок пребывал в шоке. После того как поняла, что мать умерла, Кутя неделю ни звука не произнесла.

   Оля высвободилась из объятий Николаевой.

   – Со мной работала психолог, милая женщина. Она сумела меня разговорить, и ей я выложила правду.

   …На следующий день после откровенной беседы врач пришла к Оле в палату и защебетала:

   – Оленька, я беседовала с Ириной Леонидовной и теперь понимаю, что у тебя из-за неправильного поведения взрослых возникла тяжелая депрессия. На фоне этой болезни возможно возникновение галлюцинаций. Понимаешь, ты очень хотела рассказать кому-то о своем состоянии, но близкого человека рядом не оказалось, поэтому ты приняла видения за действительность и случился приступ. Тебе показалось, что ты разговаривала с соседкой, поведала ей о своих бедах, а та сразу пообещала помощь. Оля, ничего этого на самом деле не было.

   Девочка испугалась, пролепетала:

   – Я не вру, честное слово. Но больше с вами откровенничать никогда не стану. Доверила вам тайну, как подслушивала и подсматривала за мамой и тетей Ирой, просила никому ничего не говорить, а вы к Горской побежали. Меня накажут за плохое поведение.

   Врач возразила:

   – Я тщательно храню тайну. Но – да, я беседовала с Ириной Леонидовной. Ведь для того, чтобы тебя вылечить, мне надо знать, что в тот день происходило. Я попросила Горскую изложить, где она была, чем занималась. О том, что я от тебя услышала, ей даже не намекнула. Так вот, твоя соседка уверяет: встречи с тобой не было, разговора тоже, так же как похода с твоей мамой к ней на участок. Дорогая, еще раз повторяю: ничего в действительности не происходило, тебе все показалось. Так проявилась тяжелая депрессия, которая у тебя случилась по вине взрослых. Вспомни гениальную книгу про Малыша и Карлсона. Одинокий, никем не понятый мальчик придумал себе друга и вроде общался с ним, а никто другой человечка с пропеллером не видел. С тобой произошло похожее. Ты не лжешь, просто тебе кажется, что ты беседовала с Ириной Леонидовной. Но соседка в то время, о котором ты говоришь, принимала душ. Она услышала крик твоей няни и выбежала во двор, накинув халат. Вот почему якобы «исчезли» из кабинета дантиста твоя мама и Горская: ты в состоянии трансового изменения сознания вошла в домик и вдруг очнулась.

   – Я сумасшедшая? – испугалась поверившая врачихе девочка.

   – Нет, это просто депрессия, – успокоила ее та. – Тебе надо изменить отношение к жизни, бросить неподходящих приятелей, тогда глюки никогда-никогда не вернутся.

   Упаси вас бог отдать своего ребенка в лапы подобного психолога, пользы от него ноль, а вот вреда много. Кутя покинула клинику с глубокой уверенностью, что она псих, стала такой из-за своего гадкого поведения – курила, пила, грубила маме, убегала из дома, отвратительно училась, занималась сексом с разными мальчиками. Поэтому ее и настигла депрессия с видениями…

   – Кутя должна была рассказать про встречу с Горской и разговор с ней, а также о странном исчезновении женщин из кабинета Михаила мне, – укоризненно покачала головой Тамара Федоровна. – Я бы сразу сообразила, что Горская отвела Юлю подземным ходом в наш гостевой коттедж. Ирина мечтала стать женой Андрея, а мать Кути стояла у нее на дороге. Вовсе не проблему Оли хотела решить наша добрая фея, пообещав ей поговорить с Юлей, а свою. Полагаю, подлая баба показала до невозможности романтичной, очень эмоциональной, ранимой Юле второй этаж коттеджа и откровенно объяснила ей, для чего он предназначен. Может, даже приврала, что Андрей не только содержит дом свиданий, но и сам пользуется услугами красоток. Уверена, это Горская довела Юлю до самоубийства. А когда та выпрыгнула в окно, Ирина не потеряла самообладания, нет. Она быстренько отперла входную дверь домика, чтобы милиция не удивилась, как в него попала погибшая, затем вернулась подземным ходом к себе, натянула халат, накрутила волосы на бигуди и стала ждать, когда найдут тело. Ей повезло, я задержалась в магазине, и у нее было достаточно времени на все это.

   – Но ведь Кутя могла рассказать и отцу, и милиции, что ее мать с тетей Ирой вошли в маленький домик и таинственно пропали из него, – возразила я.

   – При совершении любого преступления всегда есть риск. И потом, Ирина понятия не имела, что Кутя проследила за ней, соседка же приказала ей вернуться домой.

   – Она мне пригрозила: «Если сейчас не послушаешься, станет совсем плохо. Доверься мне, и все будет хорошо», – уточнила Оля. – А я не подчинилась. Тогда я все назло взрослым делала, не понимала, что они мне руку помощи протягивают.

   В комнате раздался резкий гудок паровоза.

   – Ой! – вздрогнула Тамара Федоровна.

   Я вынула телефон.

   – Простите, звук не выключила, эсэмэска пришла. Надо сигнал поменять, очень уж он мощный.

   – Поставьте «звон монет», – посоветовала пожилая дама, – вроде тихий, но хорошо слышен, у меня такой.

   – У вас айфон? – удивилась я.

   Тамара Федоровна криво усмехнулась.

   – Почему нет? Или старые курицы не способны овладеть гаджетами?

   – Таточка здорово в компьютерах разбирается, – похвасталась Оля, – она продвинутый пользователь. Игрушками увлекается, щелкает их, как белка семечки.

   Николаева побарабанила пальцами по столу.

   – Не в ту степь наш разговор свернул. Давайте вернемся в прошлое. После смерти Юли Ирина вокруг Андрея лисой вилась. Небось думала, уж теперь-то он ей кольцо на палец наденет. Но не вышло. Раз у нас откровенный разговор, скажу правду, хоть она моего приемного сына и не красит. Любит Дюша баб, и те ему не отказывают. Еще земля на могиле Юлии не осела, а местные красотки открыли на вдовца охоту. В особенности Марина Бородулина старалась. Но она Андрею не нравилась – толстая, рыхлая, да и возраст не юный. Ирина в годах была, почти его ровесница, но с ней он много лет спал, а это почти как брак. Ну и бизнес их связывал. А с Рыбой что? Ничего! Месяца через три после трагедии гляжу, Андрюша повеселел, улыбаться начал. Вдруг пироги, пирожные каждый день нам из местной кондитерской доставлять стали, и я все поняла. Как отнеслась к роману сына с владелицей кафе? Да никак. Вернее – спокойно. Она моложе Кутузова, одинокая, деньги сама зарабатывает, дом имеет, не дура, позитивная. Почему нет? Я была уверена, что их отношения ненадолго, радовалась, что не с Ириной у Дюши ренессанс случился. Знаете, очень уж мне Горская не нравилась, до такой степени, что я глупость сморозила. Сейчас расскажу, как дело было…

   Прибежала как-то Ирина вечером, притащила кекс.

   – Вот, Таточка, попробуйте. И Кутеньку с Андреем угостите. Марфуша его по новому рецепту испекла.

   И так мне захотелось ее ущипнуть! Взяла я тарелку и бормочу:

   – Спасибо. Только не знаю, дойдет ли очередь до вашего десерта, нас Ксюша Фролова пирогами завалила. Печет она роскошно!

   Горская в лице переменилась, допрос мне учинила.

   – Фролова? Часто она к вам приходит? Зачем?

   Я дуру из себя изобразила.

   – Не лезу в хозяйские дела, бытом занимаюсь. Да и Ксения с Андреем в маленьком домике время проводят. Он обмолвился, вроде они общий бизнес затевают, хотят кафе в Москве обустроить. Спросите сами у Андрея Николаевича.

   У Ирины лицо окаменело, губы затряслись, пот на лбу выступил. Вот уж я порадовалась: сумела достать Горскую до печенок, так ей и надо. Знает старая прохвостка, чем ее дружок сердечный с Ксюшей в гостевом коттедже занимается, вот и пусть у нее кошки на душе скребут…

   Тамара Федоровна включила чайник.

   – Может, и перерос бы роман Фроловой и Андрея в нечто серьезное, но получилось, что Ксюша сама себе подгадила. Дюша искал для Кути гувернантку, у нас много разных претенденток перебывало, но они либо ему, либо мне не нравились. И вдруг Ксения привела Клаву, та у какой-то ее подруги раньше служила.

   – Господи! Забыла лекарство купить! Вот же идиотка! У меня кончились таблетки, пошла утром в аптеку, по дороге притормозила у книжного, начала рыться на полках, расстроилась, что Смоляковой нет, и домой поспешила. То-то у меня голова кружится – я ведь пилюлю не принимала сегодня.

   Оля вскочила.

   – Таточка, сейчас сбегаю на станцию, там круглосуточный ларек.

   – Спасибо, милая, – поблагодарила Николаева.

   – Если вам плохо, давайте продолжим беседу завтра, – предложила я, когда Ольга ушла.

   Тамара Федоровна протянула руку к сумке, стоящей на соседнем стуле, и вытащила из нее коробочку.

   – Вот мое лекарство. Просто не хотела откровенно говорить про Фролову при Оле, она до сих пор сильно нервничает, когда эту историю вспоминает. Люди злы, склонны делать неправильные выводы, верить сплетням, и вскоре после кончины Юли в поселке стали шептаться, что она погибла из-за дочери. Дескать, Кутя так отвратительно себя вела, что у матери от переживаний начались проблемы со здоровьем, отсюда и головокружение, вследствие чего она выпала из окна. Затем заговорили о суициде, а в конце концов принялись болтать об убийстве. Догадываюсь, кто первый пустил слух насчет того, что Кутя столкнула мать, которая стала перевоспитывать ее. Скорее всего это дело рук, вернее, языка Рыбы. Хотя могу и ошибаться. Многие дети поселка ходят в одну школу, они точно рассказали дома, что Юлия сидит на уроках и держит дочь на коротком поводке. То, что мать стережет девочку, как Цербер, секретом не было.

   Тамара Федоровна выщелкнула из блистера таблетку.

   – Я пыталась оградить Олю от сплетен, но это же невозможно. Подростки агрессивны, девочку начали изводить одноклассники, да и некоторые учителя внесли свою лепту. А дочка Надежды Кисловой, лучшей подружки Рыбы, однажды с гадкой ухмылочкой сказала сидевшей рядом Куте: «Слушай, моя мама говорит, что Андрей Николаевич непременно опять женится. Ты мачеху тоже из окна вышвырнешь?» У Оли сдали нервы, она вцепилась Галине в волосы и заорала: «Нет, я ее отравлю! Ядом, как крысу! Но сначала тебя убью!» Ее еле оторвали от Кисловой…

   Директриса не стала разбираться в причине драки, Галине сошло с рук подначивание одноклассницы. А вот Куте досталось по полной программе.

   Через неделю после ссоры девочек Андрею Николаевичу позвонил начальник отделения милиции в Мишкине. Он был в хороших отношениях с Кутузовым, оформил самоубийство Юлии как несчастный случай. Константин Васильевич попросил Андрея приехать поздно вечером к нему домой, а там рассказал, что его руководство получило штук двадцать анонимок, в которых Кутю называют убийцей матери.

   – Во всех посланиях сообщается, что Ольга Кутузова вытолкнула мать из окна, а милиция как следует в произошедшем не разобралась, признала гибель Юлии случайной. Еще в них рассказывается, как твоя дочь прилюдно в школе грозила отравить всех, кто косо на нее посмотрит, угрожала расправой учителям. К сожалению, мне придется разбираться с этим. И прости, Андрей, если девочка замешана, я ничем помочь не смогу, за мной сейчас руководство в десять глаз смотрит.

   – Оля ни при чем! – взвился Кутузов. – Она подралась с девчонкой, которая говорила ей гадости. В анонимках ложь! Побеседуй с Надеждой Кисловой и Мариной Бородулиной, уверен, именно они кляузы без подписи строчат. Рыба мне на шею вешалась, а я ее бортанул, теперь баба мстит.

   – Разберусь, – пообещал Константин. – Но рот людям не заткнешь. Вели своей девчонке сидеть тихо, ни с кем в школе не скандалить, керосин в огонь не лить.

   Андрей Николаевич поговорил с Кутей, она пообещала держать себя в руках.

   А спустя недолгое время на празднике, посвященном дню рождения «Крота», погибли Варфоломеевы, Никитины и Прокофьева. На следующий день Константин Васильевич опять вызвал вечером Кутузова на встречу и сказал ему:

   – Андрей, дело плохо. Опрошенные моими ребятами жители «Крота» в один голос твердят: «Эклеры отравила Кутя. Девчонка в школе кричала, что яд всем даст».

   – Ложь! – вскипел Кутузов. – Они вспоминают давнюю ссору школьниц, во время которой Оля в запальчивости брякнула чушь. Не обращай внимания на сплетников.

   – Не могу игнорировать их показания, – заявил приятель. – Погибло несколько человек, дело на контроле у высшего руководства. И если Ольга виновата, я ее отмазывать не стану.

   Андрей Николаевич помчался домой. Но по дороге позвонил Ксении и предупредил:

   – Мне очень надо с тобой поговорить. Прости, что разбудил, но дело важное, касается Кути.

   – Жду тебя, – ответила Фролова.

   Тогда Клава уже работала в доме Кутузова гувернанткой, но Андрей с ней пока никаких отношений не завел, встречался с Ксенией…

   Тамара Федоровна запнулась. Затем объяснила:

   – Извините, мысли расползаются, трудно спокойно о тех днях вспоминать, не получается последовательно события излагать. Надо бы вам про то, как у Клавы с Андрюшей отношения начались, рассказать… Ладно, об этом позже. Сначала про Фролову договорю.

   …Андрей Николаевич рассказал любовнице все, что услышал от Константина Васильевича. Он был сильно взволнован. Фролова впервые видела его в состоянии почти истерики. Кутузов растерянно повторял:

   – Не знаю, что делать!

   – Оля знает, что мы с тобой друг друга любим? – спросила Ксения.

   – Я не обсуждаю с девочкой-подростком личную жизнь, – огрызнулся любовник.

   – Кутя могла догадаться, – гнула свою линию Фролова, – и решила навредить мне. Давай рассуждать логично. Если люди умерли, поев пирожных, кого можно заподозрить в первую очередь? Того, кто приготовил эклеры, или того, кто их принес.

   – Не смей делать из девочки серийную убийцу! – заорал Кутузов. – С ума сошла? Мне и так плохо. Все отдать готов, чтобы Олю преступницей не считали! Она не виновата!

   – Нет, нет, Кутя не виновата, – повторила за ним Фролова, наливая любовнику фужер коньяка. – Вот, возьми, успокойся.

   Андрей Николаевич залпом выпил спиртное и снова наполнил бокал. В конце концов опустошил в одиночку целую бутылку и заснул.

   Когда он проснулся, часы показывали обеденное время. Фроловой не было дома. Кутузов отругал себя за глупость – ему не следовало ночевать у Ксении, осторожно покинул ее особняк и никем не замеченный вернулся к себе. До сих пор Андрей никогда не терял самообладания и был крайне удивлен своим нервным срывом. Дома его встретила Тамара Федоровна и начала задавать вопросы, упрекать.

   – Что сказал Константин Васильевич? Почему ты вечером не позвонил мне, не предупредил, что не приедешь? Я очень волновалась.

   У Кутузова болела с похмелья голова, в желудке кошки играли в футбол, нервы не выдержали, и он заорал:

   – Отстань! Отвалите все! Надоели!

   Потом он грохнул дверью кабинета, рухнул на диван и заснул. Разбудил его тихий голос Тамары Федоровны.

   – Дюшенька, съешь куриный бульончик.

   Андрей Николаевич сел, увидел заплаканную кормилицу с тарелкой в руках. А она продолжала:

   – Не волнуйся, все уладится. Скушай горячего, я тебя люблю, мой мальчик.

   Кутузов неожиданно ощутил себя первоклашкой, который, принеся из школы двойку, бежит на кухню, чтобы поплакать на плече у доброй, все понимающей няни, и непроизвольно всхлипнул. Затем схватил суп и, быстро орудуя ложкой, вывалил своей Матате правду: про визит к милицейскому начальнику и его последние слова; про свои отношения с Фроловой и ночной разговор с ней; про страх за Кутю; про то, что изо всех сил прогоняет от себя мысль о виновности девочки в убийстве матери и гостей на празднике.

   Николаева гладила его по голове и повторяла:

   – Все утрясется, перемелется.

   Минут через сорок Андрей пришел в себя, умылся и сказал Тамаре Федоровне:

   – Что со мной случилось? Вел себя как баба и с тобой сейчас, и с Ксюшей вчера – плакал, глушил коньяк, жаловался. Вспомнить не могу, что нес! Надеюсь, Ксения не придала значения моему бреду. Извини, Матата.

   Та прикинулась непонимающей.

   – За что прощения просишь? Ты съел суп, и все.

   Кутузов поцеловал ее и стал звонить Ксении. Но та не отвечала. Он вновь задергался: дома Фроловой нет, в кондитерской тоже, в кафе отвечает помощница, которая не знает, куда подевалась хозяйка.

   Около семи вечера с ним соединился Константин Васильевич.

   – Хорошая новость. Ольга не виновата в смерти людей на празднике.

   – А ты сомневался? – окрысился Андрей Николаевич.

   – Работа такая, – ответил милиционер. – Я и мать родную подозревать стану, если понадобится. Спи спокойно, у нас есть признание убийцы.

   – И кто же отравил народ? – вскричал Кутузов. – Ты обязан мне правду сказать!

   – Ксения Фролова, – после небольшой паузы ответил Константин Васильевич. – У нее была связь с Арсением Никитиным. Банальная ситуация – любовный треугольник. И один угол решил убить другой, чтобы заполучить мужика.

   – Офигеть! – заорал Кутузов, прекрасно знавший, что его любовница никогда не интересовалась мужем Риты. – Ничего себе! Ты уверен?

   – Стопроцентно, – подтвердил начальник милиции. – Есть даже свидетель, который нашел в кондитерской шприц с остатками яда.

   – Можешь организовать мне с Ксенией свидание? – спросил Андрей Николаевич. – Чтоб нас никто не подслушал?

   – Зачем? – удивился Константин Васильевич.

   – Я инвестировал большую сумму в ее новый проект, – живо нашел причину Кутузов. – Фролова собиралась заведение в Москве открывать, а теперь она под следствием, и плакали мои деньги. Надо, чтобы она кое-какие документы подписала, тогда я все верну. Тебе за помощь процент отсчитаю.

   – О’кей, – согласился милиционер. – Сегодня ночью в час прикатывай в отделение.

   – Нет, – возразил Кутузов, – там дежурный сидит. Привези ее на шоссе на девяносто первый километр.

   – И как я это сделаю? – опешил Константин Васильевич. – Она ведь задержана, в камере сидит.

   – Хочешь новую иномарку? – спросил Андрей Николаевич. – Ты ее получишь. Думай над проблемой.

   Начальник отделения крякнул, но к назначенному времени доставил Фролову на место. Андрей пересадил Ксению в свою машину, запер двери, включил радио и налетел на любовницу:

   – Офигела? Не было ведь у тебя ничего с Никитиным! Какой такой свидетель появился?

   Фролова спокойно ответила:

   – Это парень, который помогал мне в кондитерской. Женя студент, ему деньги нужны, за не очень большую сумму он согласился сказать то, что я попросила.

   – Ты дура? – обомлел Кутузов. – Решила себя утопить?

   Ксения вскинула подбородок.

   – Я очень тебя люблю и готова на все, чтобы ты был счастлив. Давай будем откровенны: и ты, и я понимаем, что пирожные отравила Кутя – именно она принесла на стол коробку, взяв ее из холодильника, куда запрещено залезать.

   – Зачем ей лишать этих людей жизни? – заорал Кутузов.

   Кондитерша пожала плечами.

   – Прости, Андрюша, ты ее любишь, поэтому не понимаешь, что психически девочка не совсем здорова. Она убегала из дома, вела себя странно, смерть ее матери произошла при непонятных обстоятельствах.

   – Жена выбросилась из окна, – впервые сказал любовнице правду Кутузов, – Кутя в тот момент находилась дома в детской.

   – Ты присутствовал при этом? Видел, как все произошло? – прищурилась Ксения. – Ах, нет… Нет? Андрюша, посмотри правде в глаза. Кутя больна, ей необходима помощь, а в тюрьме она ее не получит. Я люблю тебя, хочу провести с тобой жизнь, стать мамой Кути. А как поступает мать, когда дитя в опасности? Она его спасает любой ценой. Не знаю, почему Оля решила всех отравить, мне ее мотив неинтересен. Важно другое: я должна ее спасти. И я это сделала. Отправь дочь к психиатру, девочку вылечат, я отсижу срок, выйду на волю и…

   Тамара Федоровна взяла брошенную Олей шаль и накинула на плечи.

   – Андрей настолько был поражен словами Ксении, что не знал, как реагировать. Он попал в тяжелое положение – скажет Константину, что Фролова себя оговаривает, тот утвердится в мысли, что убийца Кутя, если же промолчит, Ксению посадят. И так плохо, и эдак криво. Вернувшись домой, Дюша передал мне беседу с Ксенией. Говорил и по комнате от стены к стене бегал, зверем рычал: «Надо ж ей было такое придумать! Не было у нее ничего с Арсением! Рита Никитина в моем бизнесе крутилась. Уедет муж в командировку – бежит в маленький домик мужиков развлекать. Не в деньгах дело, их у Маргариты в достатке, ей это просто нравилось. Хотя гонорар всегда забирала. У меня, кстати, еще несколько бабенок из поселка кувыркаются. Но разве об этом рассказать Константину можно? И Фроловой правду знать не положено. Вот же клубок сплелся! Кутя могла увидеть Никитину случайно. Не знаю как, но заметила Риту, решила, что та моя любовница, и отравила людей на празднике. Ох, виновата она… Моя дочь – убийца! Ксюша в момент нашего разговора выглядела необычно: глаза горели, лицо раскраснелось. Все повторяла: «Спасу девочку. Я героиня. Спасу девочку, докажу тебе мою любовь». Я предположить не мог, что Ксения так ко мне относится, считал, что мы просто проводим вместе время, хорошо нам. А оказалось, у нее ко мне всепоглощающее чувство. Тата, что мне теперь делать?» Я его валерьянкой напоила. Потом спать уложила.

   – Синдром героя – психическое заболевание, – пробормотала я. И стала объяснять собеседнице: – Человек хочет совершить подвиг и во что бы то ни стало осуществляет задуманное. Люди с комплексом героя часто идут работать в МЧС, в пожарные. Они безрассудны, рискуют там, где нет в этом необходимости. Иногда даже бывает, что такой человек поджигает дом, чтобы спасти жильцов. И он всегда геройствует ради кого-то: ради матери, которая, по его мнению, должна им гордиться, ради любимой, дабы та оценила глубину его чувства. Нередко «герои» берут на себя чужие преступления. Американец Клайв сознался в серии жестоких убийств молодых женщин и был осужден на смертную казнь. Слава богу, система исполнения наказаний в США как медленная телега, часто совершения приговора ждут более десяти лет. И Клайву повезло с женой, та, узнав об очередном найденном трупе, прибежала в полицию с заявлением: «Вы отправили за решетку не того, мой муж оговорил себя, настоящий преступник на свободе и продолжает бесчинствовать». Дело расследовали заново, и выяснилось, что садист-маньяк не Клайв, а его младший брат Майкл. Детектив потом спросил уже освобожденного парня: «Какого черта ты решил умереть за чужие преступления?» И тот спокойно пояснил: «Мама больше жизни любит Майкла, я не хотел, чтобы она расстраивалась. Я герой семьи».

   – Надо же, не слышала о таком заболевании, – удивилась Николаева.

   – Конечно, не каждый сталкивается в жизни с подобными людьми, – продолжала я. – А вот у меня есть одна знакомая, которая постоянно действует как Клайв. Услышит по телевизору о том, что какую-то женщину-убийцу задержали или осудили, и мчится в полицию с признанием: «Случилась ошибка, это я виновата». Но у нее болезнь ярко выражена, поэтому сразу поставили диагноз, выписали лекарства. А Ксения, похоже, не попадала в зону видимости психиатров.

   – Наверное, – согласилась со мной Тамара Федоровна. – Насколько я поняла, она жестко заявила Андрею: «Или я выручаю ради нашей любви Кутю, или покончу с собой. Как только меня освободят и арестуют Олю, я повешусь».

   Мне стало зябко.

   – Фролову следовало отвезти к доктору, но Андрей Николаевич не подумал об этом.

   – Я о докторе и не думала, – отметила Тамара Федоровна, – просто поразилась самоотверженности Ксюши. А Андрюша придумал план. Давайте еще вам чаю налью…

   Внимательно посмотрев на Николаеву, я на всякий случай уточнила:

   – Фролова ведь не умерла?

   Тамара Федоровна, наливавшая в этот момент в заварочный чайник кипяток, дернулась, горячая вода пролилась на кухонный стол.

   – Ой, ой… – запричитала пожилая дама. – Куда подевалась тряпка? Ой, стол жалко! Ой, испортила…

   – С пластиком ничего не случится, – перебила я Николаеву.

   – У вас телефон мигает, – попыталась та сменить тему, – ответьте. Вдруг звонок важный?

   – Ничего, подождут, – отмахнулась я и продолжила гнуть свою линию. – Чем дальше от Москвы, тем проще договориться с начальником зоны. Ксению отправили за Урал, а там ей поставили фальшивый диагноз. Как умирающую, Фролову освободили, и она якобы скончалась в крохотной больничке в глубокой провинции. Однако я не удивлюсь, если вскоре после ее смерти главврач клиники стал разъезжать на новой иномарке или переехал в просторную квартиру. Думаю, Фролова получила документы на другое имя и сейчас свободна. Андрей Николаевич оказался благородным человеком, вытащил Ксению из-за колючей проволоки. Но сердцу не прикажешь, Кутузов полюбил Клаву и женился на ней. И все же, по-моему, не очень-то красиво с его стороны было затевать свадьбу, когда Фролова еще маялась в бараке.

   Тамара Федоровна отшвырнула тряпку, которой яростно терла совершенно сухой стол.

   – Не говорите ерунды! Андрей сделал для Ксюши все, что мог. После смерти Клавы он улетел в США, и Фролова к нему…

   Николаева зажала рот ладонью.

   – …присоединилась, – договорила я за нее.

   Тамара Федоровна чуть не заплакала.

   – Я этого не говорила, не додумывайте за меня.

   Я подняла руки.

   – Успокойтесь, я не имею ни малейшего желания навредить Кутузову или Фроловой. Моя конечная цель – выяснить, кто прислал Ирине Леонидовне отравленный пирог с черникой.

   Пожилая дама опустилась на диван.

   – Я хотела рассказать вам, как у Дюши с гувернанткой началось. Ксения, конечно, милая, но ничего особенного, стандартная хорошенькая молодая женщина. А Клава… Когда она пришла к дом, внешность ее не произвела на нас никакого впечатления: на голове пучок, на носу очки, косметики ноль, одета аккуратно, но платье балахонистое. Типичная училка, бесполое существо. Андрюша к ней тогда ни малейшего интереса не проявил. А потом… В общем, слушайте, как все было…

   На праздник в честь юбилея поселка Андрей гувернантку из приличия пригласил, небось думал, она откажется пойти. Но Клава с радостью согласилась. Хорошо помню, как он спустился со второго этажа и крикнул:

   – Кутя, Клавдия, вы готовы? Нам пора.

   Гувернантка вышла из своей комнаты, и я ахнула. Красавица! Клавдия сделала оригинальную прическу, сняла дурацкие очки, наложила макияж и надела платье-футляр с четко обозначенной талией. У нее оказались огромные глаза, губы, как на картинке, кожа – персик, шея лебединая, фигура – загляденье. Андрюша собрался идти в клуб по-простому, в брюках и пуловере, но при виде Клавы убежал наверх. Потом спустился в костюме, рубашка белая, запонки, заколка для галстука с бриллиантами – и сказал ей:

   – Такую даму, как вы, должен сопровождать достойный кавалер.

   А я сразу поняла, что он очарован гувернанткой. Мой приемный сын влюбчив, как подросток, но очень порядочен, поэтому сделал все, чтобы вытащить Ксюшу из беды. Фролова не смогла вызвать у Андрея любовь. Клава же оказалась умной. В постель к хозяину не прыгнула, ухаживания его отвергла, подарки не брала, сказала: «Я воспитана в старых традициях, умру, но не поцелую мужчину, если не состою с ним в браке».

   Андрей привык к другим женщинам, ему до Клавдии никто не отказывал, поэтому он завелся, решил непременно получить то, что в руки не шло, и повел гувернантку в загс. Она сразу забеременела. Клава чем-то напоминала Юлию – чистая, неизбалованная, никаких бывших мужей-любовников, но без Юлиного глупого романтизма и лени. Не знаю, сколько бы Андрей и Клава вместе прожили, очень уж разные они были по менталитету, однако их семейное счастье коротким оказалось.

   О беде со второй женой Андрея я от Кути узнала. Девочка прибежала на кухню, вся трясется:

   – Тата, Тата, Клаве плохо! Она на газоне лежит, не встает. Я вышла в сад и ее увидела. Скорей, надо доктора позвать!

   Я трубку схватила, номер набираю и одновременно на улицу лечу, Кутя со мной, рыдает. Тело в траве я издали увидела, как добрела до него, не помню. Присела около молодой хозяйки на корточки, голову задрала и вижу: открыто окно второго этажа, то самое, из которого Юля упала. Ну и началось! Милиция, вопросы, опять Константин Васильевич по участку ходит. Я Кутю в детской закрыла, никого к ней не пустила, всем заявила:

   – У ребенка шок, разговаривать она с вами станет только в присутствии доктора, меня и адвоката. И не сегодня, а когда в себя придет.

   Дождалась, когда все уехали, и потихоньку давай Кутю спрашивать, что да как. Она сказала, что сидела дома, читала, потом взяла айпад и пошла во двор, хотела лечь в гамак, который висит между соснами. Тогда и увидела тело в траве.

   На следующий день Андрей вошел в мою комнату с таким лицом, что я перекрестилась, и начал раздавать указания в телеграфном стиле:

   – Сложить наши с дочерью вещи. Необходимые. Уезжаем через час. Вопросов не задавать.

   Я побоялась ослушаться, сделала, как он велел. Андрей забрал девочку и испарился. Ночью, в районе двух, он вернулся, меня разбудил и сказал:

   – Мне Ира правду рассказала. Кутя ведь с Горской дружила, доверяла ей свои тайны. У девчонки прямо мания развилась по поводу моей женитьбы. Она решила, что я Клаву в дом привел неспроста, хотел с ней расписаться, она, мол, только прикидывалась гувернанткой, чтобы заранее с падчерицей в контакт войти. Обезумевшая девочка надумала от потенциальной мачехи избавиться на празднике, поэтому вколола яд в эклеры, а потом руку нарочно фужером поранила, чтобы самой уйти и меня увести. Подумала, все решат, что крем несвежий, вот люди и умерли. В том числе ненавистная «гувернантка». Да только Клава за столом не осталась, вместе с нами в травмпункт поехала. В общем, тогда Ольге не удалось Клаву убить. Зато сейчас она преуспела – вытолкнула ее из окна. Ирина подстригала в тот момент туи и видела и то, как Клавдия упала, и то, как через секунду со второго этажа вывесилась Кутя и плюнула вниз. Очень тяжело это признавать, но моя дочь серийная убийца. Полагаю, она и родную мать жизни лишила. Ольга больна. Сейчас девчонка в частной психиатрической лечебнице. Я уезжаю, более в «Крот» не вернусь, отправлюсь за границу, благо виза есть. Полетишь со мной в Америку?

   Я отказалась. Что мне в чужой стране делать? Языка не знаю, с ума сойду от тоски по родине. Конечно, я попыталась Андрея вразумить.

   – Дюша, Горская может врать. Много вопросов возникает. Например, где Кутя могла яд взять?

   А он как глянул – у меня прямо язык к нёбу прилип. Зубами скрипнул и вещает:

   – За домом и садом присмотрит Ира, тебе здесь оставаться не следует. Говори, где жить хочешь? Куплю квартиру в любом месте.

   Я попросила домик в получасе езды от Мишкина. В Москву возвращаться не хотела, шумно там, воздух плохой.

   Андрюша меня временно поселил в санатории тут неподалеку, потом на новое место перевез. Я у него еле-еле адрес интерната, где Кутя содержится, выведала. Когда он отправился в США, я сразу в больницу ринулась. С врачом поговорила, очень умный человек оказался. Долго мы беседовали, он пояснил:

   – Девочка перенесла тяжелый стресс, но мы ее реабилитируем. Она будет учиться в школе, получит аттестат. А далее посмотрим по ее состоянию.

   И не обманул. Оле выдали документ о среднем образовании, в нем не указано, что общеобразовательное заведение при психушке работает. Медики разрешили девочке у меня поселиться, решив, что она более не опасна.

   Кутя дома сидела, на улицу не высовывалась, повторяла:

   – Тата, вдруг меня кто узнает? Еще столкнусь в торговом центре с Рыбой или с Ириной Леонидовной.

   Я ей отвечала:

   – И что? Ты ничего плохого не совершила, бояться баб не стоит. Но они тебя не вычислят, ты из неловкой девочки превратилась в красивую девушку, выросла, округлилась, носишь другую прическу, волосы отпустила.

   Постепенно Кутя успокоилась, поступила в коммерческий вуз, где за три года готовят воспитателей для детских садов. Андрей Николаевич мне деньги на карту немалые ежемесячно переводит, мы материально не нуждаемся. Оля несколько раз пыталась с отцом по скайпу побеседовать, но тот с ней на контакт не идет. Я решила их помирить, завела с Дюшей разговор, но только произнесла: «Может, Куте к тебе в гости слетать», – он как отрезал: «Тата, заткнись!» Я язык и прикусила…

   Николаева тяжело вздохнула и закончила повествование:

   – Вот так и живем. Тихо, мы никого не трогаем, и нас никто не беспокоит. От «Крота» на рейсовом автобусе до нашего дома полчаса – минут сорок езды. Слух о том, что в кафе неподалеку от Мишкина кого-то отравили, сюда не дошел. Да мы ни с кем особенно и не общаемся. Я только с ближайшей соседкой подружилась, с Аленой Петровной. Объяснила ей: «Сын-вдовец улетел в США, у меня внучка после окончания школы поселилась». Когда Кутя в вуз попала, Алену директором садика в Мишкине назначили, и она сказала: «Оленька, смотри, как удачно сложилось, получишь диплом, придешь ко мне работать. Оклады у нас хорошие». Кутя сначала отнекивалась, не хотелось ей поблизости от «Крота» служить. Но после окончания института девочке никак в хорошее место устроиться не удавалось. Везде нужны молодые сотрудники, но с опытом, а вчерашних выпускников отфутболивают. Пришлось воспользоваться предложением Алены. Сначала Кутенька себя не в своей тарелке чувствовала, вздрагивала, когда родителей детей видела, но сейчас успокоилась. Окончательно расслабилась, когда с Марфой столкнулась.

   – Точно, – кивнула Николаева. – Кутя у одной мамаши увидела пуловер с собачками, захотела купить похожий, но с кошкой, родительница ей адрес бутика подсказала. Оля себе свитер заказала, пришла его забирать, померила, вышла из кабинки в обновке и стала хозяйку лавки благодарить. И тут вваливается Марфа – притащила рваный кардиган Ирины заштопать. Горская старье хранит, у нее еще с советских лет мыло да шампунь хранятся. Запасливая чрезмерно. И платья до дыр носит. Кутя обомлела, но Марфа по ней взглядом скользнула и начала прорехи на кардигане мастерице показывать. Вот тогда, наконец, до Оли дошло: правду я говорю. Обрадовалась моя девочка очень. Раз уж Марфуша ее не узнала, значит, нечего зайцем трястись.

   – Почему Андрей Николаевич именно сейчас решил дом продать? – поинтересовалась я.

   Тамара Федоровна ответила:

   – Он перед отъездом мне сказал: «Оформлю на тебя дарственную, особняк в «Кроте» формально твоим станет. Вдруг его спешно продать придется? Я-то далеко, а ты рядом». Помнится, я возразила ему, мол, если умру, что тогда с домом станет? Андрюша засмеялся: «Ты до ста лет проживешь. Но на всякий случай оформи на меня завещание. В «Крот» не езди, там Ирина приглядывать будет». Несколько лет Андрей ничего про участок не говорил, а в прошлом году сообщил: «Особняк продаю. Ты ни во что не вмешивайся, выдай доверенность моему риелтору, он все сам оформит. Надеюсь, на годы процесс продажи не затянется. Я специально цену ниже плинтуса опустил». Но все равно недвижимость не такая уж дешевая и не сразу ушла. У Алены Петровны сестра риелтор, она мне объяснила, что сейчас дорогие варианты зависают. Люди предпочитают дома эконом-класса, и чтобы земли было соток двадцать, иначе придется много денег тратить на обслуживание, прислугу нанимать. Еще покупатели хотят, чтобы рядом были школа, садик, магазин хороший, кафе, фитнес-центр с бассейном, СПА-салон. В пяти километрах от «Крота» находится «Ландыш», вот там все необходимое есть. А что у нас, вернее, у вас? Один клуб, в советские времена построенный. А из-за того, что «Крот» в лесу расположен, там проблемы с приемом телепрограмм, мобильная связь нестабильная. Кстати, открою секрет: в большом доме в спальнях сотовые не фурычат.

   – Ясненько, – вздохнула я. – Жаль, что только сегодня с вами поговорила.

   – Вчера поздно вечером я приехала из Финляндии, – пояснила Николаева. – Ездила отдохнуть – после Нового года цены на туры упали, вот я и воспользовалась. Евлампия, Кутя не пыталась отравить Ирину Леонидовну. Зачем ей это делать? Оля живет, не оглядываясь на прошлое. И она, поверьте, ни в чем не виновата, девочку оговорили. Очень надеюсь, что скоро она встретит достойного человека, выйдет замуж и будет счастлива.

   – Я бы на ее месте убежала подальше от «Крота», – проговорила я. – И работать в Мишкине тоже бы не стала. Из вашего рассказа понятно, что в смерти Юлии и Клавы скорее всего виновна Ирина Леонидовна. Во всяком случае, Оля может так думать. Вы спрашиваете, зачем ей посылать отравленный пирог Горской? Да чтобы лишить жизни добрую фею поселка, которая убила двух жен отца и сделала так, что все, включая родного отца, считали ее преступницей. Вот и ответ на ваш вопрос – месть.

   – Это все ваши выдумки! – вспыхнула Николаева.

   – Пирог приобрела в пекарне девушка в эксклюзивном свитере, сделанном для Ольги по ее эскизу, – напомнила я.

   Тамара Федоровна вскочила.

   – Я уже говорила: на улице был мороз, а покупательница явилась в одном пуловере. Куда она дела верхнюю одежду? Нет, похожий свитер надела другая женщина, чтобы подставить Олю. Баба в курсе событий в «Кроте», задумала убить Ирину и опять подвести под удар мою бедную девочку. Неужели не понятно? Ищите того, кому насолила Горская. Того, кто узнал в воспитательнице садика Кутю!

   Выйдя на улицу, я села в машину, доехала до парковки у супермаркета, остановилась и позвонила Костину.

   – У меня море новостей.

   – Аналогично, – ответил Володя. – Давай, начинай.

   Я рассказала ему все, что узнала от Тамары Федоровны, услышала его новости и спросила:

   – Что делать станем?

   – Надо будет еще кое-что разузнать, потом поговорить с Горской. Зададим ей пару вопросов, – решил Костин. – Теперь про Анну Беляеву, продавщицу из пекарни. Как ты знаешь, она укатила в Белоруссию на свадьбу. С тобой Аня откровенничать не стала, я позвонил в Минск, у меня там приятель есть. Вот люблю белорусов! Все у них четко, оперативно. Скажут «сделаем», и готово. Молодцы! Ребята в момент скатались к Беляевой, она им рассказала, что замороженный пирог с черникой купила стройная девушка в розовом свитере с аппликацией в виде белой кошки. На ней была шапка, низко надвинутая на лоб. Лица продавщица не разглядела. У Анны сильная дальнозоркость, а в тот день она разбила очки. Когда симпатяшка вошла, Беляева уставилась на прикольный свитер, лицо покупательницы не разглядывала. По мере того как клиентка приближалась, у Беляевой перед глазами все расплывалось, поэтому она не может описать лица бабы. Но голос молодой, звонкий.

   – Вова, – остановила я Костина, – мы с тобой уже об этом говорили. И это я тебе рассказывала про покупательницу в свитере и шапке, про ее фигуру и голос, только про дальнозоркость продавщицы не знала. Мне Беляева о проблеме с глазами не сообщила.

   – Правда? – растерялся Костин. – Хм, заработался я совсем. Ты домой?

   – Да, устала, – зевнула я.

   – Сразу лечь спать у тебя не получится. – Костин вдруг хохотнул. – Минут десять назад я звонил в коттедж, трубку сняла Киса.

   – А где Роза Леопольдовна? – спросила я.

   – Я задал тот же вопрос, – еще сильнее развеселился приятель. – Девочка ответила: «Фира принесла домой новую мышку и положила ее тете Розе на колени. Няня закричала, Фира испугалась и описалась. Сейчас тетя Роза капли Саган пьет, а я мышку в домик к Фросе посадила. Теперь они семья, мама Фрося и папа пока без имени. Скоро у них дети будут». Лампа, а что такое капли Саган?

   – Представляю, в какой восторг придет Краузе, когда семейство полевок начнет размножаться, – рассмеялась я. – Слышал про писательницу Франсуазу Саган?

   – Нет, – засопел Володя.

   Я завела мотор машины.

   – И почему меня это не удивляет? Глупый вопрос, француженка ведь писала не пособия и статьи по криминалистике. Моя подруга Марина Кабулова давным-давно вычитала где-то, что Саган в момент стресса наливала в чай десять капель коньяка. Не знаю, правда ли романистка так поступала, но мы с подружками взяли ее рецепт борьбы с расшалившимися нервами на вооружение. Как-нибудь обрати внимание на то, что у нас в баре есть пипетка.

   – Так я ее сто раз видел. Все спросить хотел, зачем она там, потом решил, что ты себе алкоголь в нос закапываешь, – захохотал Костин.

   – Можешь ржать сколько угодно, – хмыкнула я, – но десять капель хорошего коньяка на чашку чая или кофе действуют лучше, чем успокаивающие лекарства. Важно точно отмерить дозу: именно десять капель. Меньше можно, главное, не больше. И не каждый день принимать, а только в случае необходимости. Эй, ты почему молчишь?

   Я посмотрела на трубку. Нет сети. Тамара Федоровна не солгала – в «Кроте» бывают проблемы с сотовой связью. Я как раз в поселок въехала, и телефон умер.

   Через неделю в девять утра мы с Костиным позвонили в дверь дома Горской.

   – А мы гостей не ждем, – весьма невежливо заявила Марфуша, высовываясь наружу.

   – У нас не дружеский визит, – возразил Володя, – надо поговорить с Ириной Леонидовной.

   Из недр дома раздался голос хозяйки:

   – Кто там, дорогая? Кому-то нужна моя помощь? Пусть проходят.

   – Идите уже, – пробурчала домработница. – Покоя от вас нет! Ботинки снимите, нечего полы пачкать.

   Не обращая внимания на ворчание прислуги, мы с Костиным двинулись в столовую, где нас с невероятным радушием приветствовала пожилая дама.

   – Замечательно, что заглянули! Как раз к завтраку! Марфа, сделай капучино. Марфа, ты куда подевалась?

   – Тута я, – звонко отозвалась горничная, – в подвал за зернами лазила.

   – У меня восхитительная арабика, – затараторила хозяйка, – прежних лет, не современная дрянь.

   – Спасибо, уже напились с утра, – живо отказалась я, косясь на пачку красно-белого цвета, которую Марфуша держала в руках. Если память мне не изменяет, такие упаковки с кофе выдавали в заказах в Москве в начале восьмидесятых прошлого века.

   – Садитесь, дорогие, – суетилась Ирина Леонидовна. – Ну? В чем проблема?

   Со двора раздалось бибиканье.

   – Кто-то приехал, – отчего-то занервничала Горская. – Марфа, глянь!

   Домработница протяжно вздохнула и ушла. Костин вынул из портфеля папку.

   – Ирина Леонидовна, вы слышали о сайте «Салон “Бабочки”»?

   – Нет, – удивилась Горская. – Я не владею компьютером.

   – А Светлана Сорокина, подруга Зинаиды Калининой, владелицы кафе, упомянула в разговоре со мной, что ее сын видел, как вы в магазине самый лучший ноутбук приобрели, – сказала я. – Мальчик вам от всей души позавидовал.

   Ирина Леонидовна улыбнулась:

   – Ох уж этот Саша! Его отец категорически против сидения сына в Интернете, разрешает ему только для учебы им пользоваться, и мальчик не знает, как строгого папу переубедить. Он наврал матери, что меня встретил. Небось сказал: «Даже у старухи Горской отличный комп есть, а у меня барахло». Я не пользуюсь чудом техники, стара для таких забав. А в этих ваших бабочках что? Рассказы о насекомых?

   – Нет, – покачал головой Володя, – это порнопортал. Сейчас он закрыт, но если что-то попало в Интернет, это трудно оттуда совсем удалить, всегда остаются следы. Мы их нашли и выяснили: транслировалось секс-видео из маленького коттеджа на участке Кутузова.

   – Невероятно! – всплеснула руками Ирина Леонидовна. – Но при чем тут я?

   Костин открыл папку.

   – Андрей Кутузов и Михаил Горский содержали публичный дом. После смерти мужа вы стали помогать своему давнему другу. Хотя лучше нам называть вещи своими именами: Кутузов был вашим любовником.

   – Весьма легкомысленным, – дополнила я, – ему нравились и другие женщины. Наверное, обидно обожать много лет мужчину и знать, что ты у него не единственный партнер? Что он постоянно заводит шашни с другими? Став вдовой, вы надеялись, что Андрей Николаевич предложит вам руку, сердце и кошелек, но, увы, ваши ожидания не оправдались. Кутузов предпочел иметь молодую жену, и ему был нужен наследник. Вы не подходили ни по одному параметру – вы его ровесница, детей родить не могли. Но вас с Кутузовым крепко связывал бизнес, приносящий очень неплохой доход. Вот здесь, – указала я на папку, – выписки из ваших счетов, на которые каждый месяц поступали весьма значительные суммы.

   – Глупости! – фыркнула Горская. – Миша давал людям в долг, мне просто возвращали деньги.

   – Ежемесячно? В течение многих лет? – усмехнулась я. – Поступления прекратились только около года назад.

   Володя положил перед хозяйкой дома лист бумаги.

   – Это счет за Интернет. Сеть в «Кроте» появилась давно, жители поселка технически подкованы. Кутузов не вчера улетел в США, но почему-то платил за трафик. Кто пользовался сетью в закрытом доме?

   – Понятия не имею, – захлопала ресницами Горская. – Вероятно, Андрей Николаевич, уезжая, забыл отключить Интернет. Он недорогой, всего-то девятьсот сорок два рубля в месяц, деньги у него с карточки списывали автоматом.

   Костин положил ладонь на папку.

   – Еще Кутузов платил за электричество, газ, воду и канализацию. Кто-то мылся, пользовался туалетом, жег свет в его доме, правда, неясно в каком, на оба здания одна квитанция. Андрей Николаевич давно не живет в России, особняк и гостевой домик должны пустовать. И кто же таинственный жилец?

   – Откуда мне знать? – пожала плечами пожилая дама. – Возможно, там незаконно поселился бродяга.

   – Без внимания доброй феи поселка, Ирины Леонидовны Горской, даже пролетающие мухи не остаются, – снова включилась в разговор я. – Хотите сказать, что не заметили, как на соседнем участке устроились бомжи?

   – Я помогаю людям, но не слежу за ними, – отрезала Горская.

   Володя постучал пальцем по папке.

   – Тут есть рассказ прораба Георгия Пчелкина, которого вы наняли для ремонта гостевого домика Кутузова, когда Макс Вульф начал оформлять договор купли-продажи участка. Вы заплатили Пчелкину, велели ему побыстрей завершить работу, выдали краску для стен, линолеум и кое-какие мелочи с истекшим сроком годности. Мастер, увидев банки с масляными красками, выпущенные аж в восьмидесятых годах прошлого века, немало удивился и предупредил вас: «С этим материалом лучше не работать. Не могу гарантировать хорошее качество ремонта». Вы ответили: «Мне важно не качество, а скорость. Дом куплен другими людьми, они его сами будут отделывать. Просто покрась стены, потолки и настели везде линолеум». Вопрос: зачем вы, женщина экономная, рачительная, затеяли возню с маленьким домом?

   – Меня Андрей Николаевич попросил, а я не задавала ему вопросов, – спокойно ответила Горская. – Просто решила: зачем покупать новые дорогие отделочные материалы? У меня в подвале полно всего. И я делюсь своими запасами с людьми. Вы сейчас с насмешкой произнесли «добрая фея поселка», но я ею являюсь!

   – Сколько стоит литр бензина? – неожиданно спросил Володя.

   – Господи, понятия не имею, – вскинула брови дама. – Если вызываю автомобиль, то оплачиваю поездку по счетчику, и все.

   – У вас нет машины, и поэтому вы не знаете цены топлива? – уточнил Костин.

   – Вас это удивляет? – иронично спросила хозяйка.

   Володя собрал бумаги, разложенные на столе.

   – С бензином ясно, а вот с Интернетом странность. Вы точно им не пользуетесь?

   – Нет!!! – вышла из себя Ирина Леонидовна.

   Я уже поняла, куда клонит друг, и он сказал то, что я ожидала:

   – Пару минут назад вы обронили фразу: «Андрей Николаевич, наверное, забыл отключить Интернет. Он недорогой, всего-то девятьсот сорок два рубля, деньги автоматом с карточки списываются». Откуда вы знаете точную сумму ежемесячного платежа и то, что она со счета списывается? Про бензин вы так четко не ответили. Нет машины – нет и знания цен на топливо. Нет Интернета, но… – девятьсот сорок два целковых.

   На секунду на лице Горской возникло выражение растерянности, однако она тут же опомнилась.

   – Кто-то из соседей сказал, вот и запомнилось. Удивительно, иногда всякая ерунда в мозгу оседает, а нужное раз – и улетучилось.

   – Ирина Леонидовна! – закричала Марфуша, вбегая в столовую. – Там много народа приехало, у них ордер на обыск, требуют ключи от бывшего кабинета вашего мужа. И привезли с собой пылесос!

   – Это не пылесос, а аппарат, который находит подземные пустоты, – пояснил Костин. – Например, галерею, которая ведет из…

   Горская вскочила.

   – Нет! Нельзя! Пусть уезжают! Не хочу! Не пущу!

   – Не имеете права, у нас ордер, – произнес мужской голос.

   Я обернулась и увидела Банкина.

   – Мамочки! – закрыла голову руками Марфуша. – Зачем столько полиции? Моя хозяйка честный человек. Всем помогает. Ни о ком дурного слова не сказала. Ее все любят, уважают. Это ошибка какая-то! Вы не к нам ехали!

   – Дайте ключи от дома, где располагался кабинет Михаила Горского, – потребовал Анатолий, – иначе придется дверь ломать.

   – Сейчас принесу, – засуетилась домработница. – Только вы аккуратно там, не напачкайте! Ирина Леонидовна память о супруге хранит.

   – Марфа, замолчи, – процедила хозяйка. – Марш в свою комнату и сиди там без звука.

   Ирина Леонидовна, поняв, что отрицать очевидное глупо, согласилась на откровенный разговор. Мы с Банкиным расположились в столовой (правда, на сей раз чай-кофе-печенье хозяйка не предлагала), и дама начала каяться.

   Да, Горский и Кутузов зарабатывали вполне приличные деньги, организовав дом свиданий. В нем трудились не проститутки в вульгарном смысле слова, а обеспеченные женщины, хотевшие разнообразного секса. После кончины мужа Горская начала помогать Андрею. Потом появился Интернет, и в маленьком доме дела пошли иначе, теперь там подвизались респектабельные домохозяйки, которым мужья не давали больших денег на личные расходы. Прямого контакта с клиентами они не имели, действие разворачивалось виртуально, но доход владельцам бизнес приносил реальный. Ирина Леонидовна и Андрей Николаевич делили барыш пополам и довольно долго жили припеваючи. Кутузов оказался в первых рядах тех, кто додумался погреть руки на онлайн-сексе.

   Эта забава для россиян была в новинку, и сначала дела у Кутузова и Горской шли блестяще. Но потом в Сети появилось много предложений подобного рода, клиентура стала уменьшаться. Андрей Николаевич к тому моменту уже жил в США, всеми делами в Москве заправляла Горская. Она имела расписание «вещания» и впускала-выпускала в виртуальный бордель женщин. Никто не удивлялся, что к ней ходят посетители – пожилая дама общительна, у нее много друзей. Да и гостьи ее приезжали на дорогих машинах, были шикарно одеты, не какие-то там оборванки.

   Но, повторим, спрос на богатых домохозяек неуклонно уменьшался. А года полтора назад начались гонения на тех, кто выкладывал порно в Сеть. По телевизору выступил высокопоставленный полицейский, он заявил, что на распространителей «клубнички» уже заведено много дел и что на порносайтах остаются следы, по которым можно вычислить тех, кто транслирует представление. Ирина Леонидовна перепугалась, соединилась по скайпу с бизнес-партнером и заявила:

   – Андрей, тебе хорошо, до США российская полиция не дотянется, а я тут, рядом. Надо закрывать лавочку. Продавай дом, участок, я возьму свою долю от вырученного, и будем жить спокойно.

   Кутузов согласился отдать бывшей любовнице часть суммы, велел ей сделать в гостевом доме ремонт, уничтожить специфический интерьер. Кровать со спинкой, на которой изображались сцены из Камасутры, разрубили в щепки. Заодно порушили имитацию лаборатории на первом этаже (в свое время Андрей Николаевич поставил там стол с пробирками и ретортами, чтобы отбить у Кути и Юли охоту посещать его рабочий кабинет).

   – Ничего плохого я не делала, – скулила сейчас Горская. – Женщин никто не принуждал, они сами сюда мчались. Все происходило по их желанию. Я помогала людям обрести радость в сексе. Что тут дурного?

   – Юлия покончила с собой, потому что вы рассказали ей, из какого колодца муж черпает свое благосостояние? – уточнил Костин.

   – Она сама выпрыгнула из окна, – проблеяла «добрая фея».

   – Но вход в тоннель показали ей вы, – продолжал Володя. – Полагаю, то же случилось и с Клавдией. Чем вам помешали жены Андрея Николаевича?

   Ирина Леонидовна сжала губы в нитку.

   – Вы обожали Кутузова, – сказала я, – являлись его помощницей в бизнесе и любовницей. Верная, самоотверженная женщина, за которой Андрей чувствовал себя как за каменной стеной. Вы мгновенно решали любые проблемы, оказывали ему моральную поддержку, были изобретательны в постели. Идеальная жена! Но после смерти Михаила Кутузов в загс вас не повел. Несмотря на возраст, вы даже сейчас очень красивая женщина, а представляю, как хороши были лет в тридцать.

   Горская хмыкнула.

   – На меня и в пятьдесят заглядывались, и сейчас еще кое-кто с интересом смотрит. Да, я постарела, но харизма морщинами не покрывается! И я была правой рукой Андрея, я была главной в его жизни!

   – Но соседу нравились молодые женщины, – продолжала я, – Кутузов хотел наследника, поднадоевшая любовница плавно превратилась в «лучшую подругу». Вы перестали сексуально возбуждать его.

   – Неправда! – рассердилась Горская. – В постели у нас вплоть до отъезда Андрея в США было полнейшее взаимопонимание. Юля и Клава просто резиновые куклы, а любил он меня, только меня, одну меня! Понятно?

   – Конечно, – поспешила согласиться я.

   – Скажите, Марфа знала, чем вы занимались? – осведомился Банкин.

   – Молодой человек, – строго произнесла Ирина Леонидовна, – запомните, прислугу нельзя делать подругой и бизнес-партнером. И Марфуша непробиваемая кретинка. Даже картошку нормально не сварит! Только и умеет, что ныть да на жизнь жаловаться. Конечно, она не в курсе. Видела моих гостей, но я ей сказала: «Помогаю не только «кротовцам», из других поселков ко мне тоже приезжают, я людей сватаю, пары подбираю».

   – Андрей Николаевич звал с собой в Америку Тамару Федоровну, – вновь заговорила я, – та отказалась. Кутю отец считал серийной убийцей и поместил в частную психиатрическую лечебницу, не желал иметь с ней никаких дел. А вы почему не отправились в Теннесси?

   – Кто-то должен был помогать мужчинам и женщинам встретить друг друга, – сладко проворковала Горская. – Если я покину Россию, кто поможет одиноким сердцам?

   – Просто Кутузов вас не пригласил, – жестко сказала я. – Улетел один, велев вам заниматься бизнесом, напев, что устроится на новом месте и вызовет вас. Но не сдержал обещаний. Кутузов мерзавец! Вы любили его всю жизнь, нежно, преданно, не требовали от него ничего, просто хотели заботиться о нем. И ведь имели на это право. Вы верной собакой служили Андрею Николаевичу, и как он вас отблагодарил? Сначала женился на Юлии, потом на Клаве. А вам что за роль была отведена? Милой соседки, которую из жалости зовут за праздничный стол? «Дорогая, давай пригласим Ирину Леонидовну, тоскливо ей одной в Новый год…» Или вам предстояло стать этакой тетушкой, которая умиляется шалостям детей Кутузова? Чудесное амплуа! И вы долго терпели, с завистью глядя на Юлю, на подрастающую Кутю. Но потом лампочка перегорела. Что случилось?

   Лицо Ирины Леонидовны покрылось неровными пятнами, она вскочила и заорала:

   – Я ради него… да я для него… Мерзкая девчонка отца изводила, крови у него литры выпила. Андрей был совершенно несчастлив в браке! Юлия оказалась глупой, ленивой, бревном в постели! Всякий раз, лежа со мной, Андрюша жаловался на холодность супруги. Но он ответственный человек! Кутузов не мог затеять развод, у него дочь росла. Гадкая девчонка! Шлюха! Хамло! А потом любимый мне признался: «Ируся, я на пределе. У нас дома просто Мамаево побоище! Юля наконец-то решила Кутю воспитывать, скандалы постоянные, у меня сердце болеть стало». И что оставалось мне делать? Ждать, пока Андрюшу инфаркт разобьет? Да, я отвела Юлию подземным ходом в гостевой дом, объяснила, чем муж деньги зарабатывает, сообщила, что она для него всего лишь инкубатор. Инкубатор! И плохого качества! Родила одну моральную уродину Кутю, сына Андрюше не подарила. Еще сообщила паскуде, что истинная его супруга я. Я, не она! Никак не она! Я, и только я!

   Горская задохнулась от злости. Я протянула ей бутылку минералки. Ирина Леонидовна залпом осушила ее, швырнула пустую на пол и вдруг устало сказала:

   – Я рассчитывала, что идиотка на развод подаст и девку свою с собой увезет, освободит Андрея. А она окно открыла и – брык! Ну не дура ли? Я ее пальцем не тронула, вообще в другом углу комнаты стояла. Не смотрите на меня так, я не бездушная тварь, очень переживала из-за нелепой кончины Юлии. Хотела быть Андрюше полезной, надеялась, что теперь-то он поймет: связываться с молодой бабой беспредельно глупо. И вообще его никто не будет так любить, как я! После смерти Юли у нас все наладилось, Андрюша опять стал моим. Моим! И только моим!!! А я сделала из его омерзительной дочери человека, объяснила ей: «Мать лишила себя жизни из-за твоего поведения. Если будешь плохо учиться, убегать из дома, одеваться как бомжиха, у отца случится инфаркт, он тоже умрет, тебя отправят в приют, а дом и деньги украдут социальные работники. Станешь нищей, будешь за кусок хлеба мужиков в подворотне обслуживать».

   Ирина Леонидовна расхохоталась.

   – Как она испугалась! Юля, дура, ныла: «Кутенька, пожалей мамочку, я от твоих выходок болеть начинаю». Да плевать мерзавке было на самочувствие мамаши! А я надавила на ее эгоизм, объяснила, что если по-прежнему будет выделываться, худо придется именно ей, Ольге! И результат не заставил себя ждать: убоище живо превратилось в почти приличного подростка.

   – Свалили на девочку свою вину, – не выдержал Банкин, – внушили, что мать совершила самоубийство из-за ее дурного поведения. Неужели не понимали, какой удар наносите по неустоявшейся психике подростка?

   Я наступила под столом на ногу Анатолия Игоревича. Банкин опытный профессионал, прекрасно понимает: если подозреваемый начал вываливать все, что накипело на душе, ни в коем случае нельзя осуждать или ругать его, наоборот надо жалеть, проявлять сочувствие. Но иногда даже у следователей сдают нервы.

   Анатолий Игоревич замолчал. А Горская глянула на меня.

   – Мужчины! Разве они могут сразу понять суть? Конечно, в дурацком самоубийстве Юлии повинна ее дочь. Не веди она себя так отвратительно, не расшатай до основания нервную систему глупой матери, та бы не шагнула из окна, узнав, что муж содержит дом свиданий и не брезгует сам использовать иногда на все готовых дамочек. Находись эта романтичная особа в нормальном расположении духа, она бы просто ушла. Вы-то меня понимаете?

   – Конечно, – кивнула я, – Кутя виновница всех бед.

   Ирина Леонидовна выпрямилась.

   – С вами приятно разговаривать. Наверное, когда-то тоже пережили душевную драму. Несчастная любовь, да?

   Горская схватила меня за руку, а я испытала сильное желание выдернуть свою ладонь. Но сдержалась, спросила:

   – Клава, в отличие от Юлии, оказалась хитрой?

   – Очень! – закатила глаза «добрая фея». – Намного умнее первой мадам Кутузовой. Понимаете, мужчины охотники, им нравится гнаться за дичью. Если добыча сразу падает в руки, они теряют к ней интерес. А вот коли объект охоты ускользает, тогда возникает острое желание его заполучить. Клавка вползла в нашу любовь змеей, изображала равнодушие к Андрею, категорически отказывалась спать с ним, заявила: «Я честная девушка, знаю себе цену, до свадьбы даже не поцелую тебя».

   Пожилая дама скривилась.

   – Если девица знает себе цену, значит, она ее многократно называла. Я совершенно уверена, что Клавка переспала со всей Москвой и областью. Она обвела вокруг пальца наивного Андрея – забеременела не пойми от кого и быстренько за Кутузова замуж выскочила. И что мне следовало делать? Смотреть, как на моего Андрюшу вешают чужого ребенка?

   – Кутузова надо было спасать, – поддакнула я.

   – Конечно, – кивнула Горская, – это мое жизненное кредо – помогать людям.

   – Вы использовали уже однажды опробованный способ? – предположил Банкин. – Рассказали про бизнес Андрея Николаевича и его второй жене?

   – Это вышло случайно, – покраснела Ирина Леонидовна. – Когда Андрюша поведал мне об интересном положении Клавы, я пошла поздравить ее и дала ей совет: «Вам понадобится няня. Но нехорошо, когда прислуга живет в одном доме с хозяевами. Да и Тамаре Федоровне неприятно будет постоянно с чужим человеком сталкиваться. Лучше няньку поселить в гостевом коттедже. Давайте посмотрим, что там надо переоборудовать». Клавка возразила: «Там лаборатория Андрюши, муж запрещает туда заходить». Но в конце концов она согласилась. Поднялась на второй этаж, увидела комнату, кровать, зеркала. Мне пришлось открыть ей правду. Я не хотела, но Клавдия стала расспрашивать, впала в истерику, а потом…

   – Выпрыгнула из окна, – договорил до сих пор мрачно молчавший Костин.

   Я хотела опять наступить на ногу Вовке, но тот сам замолчал.

   – Нет, – скривилась Горская, – наша трепетная девственница оказалась не такой дурой, как Юля. Но я видела, что ей дурно, что тошнота к горлу подкатывает, поэтому распахнула окно, подвела ее подышать и ушла. Меня в момент ее падения рядом не было, я поспешила на первый этаж за водой для Клавки.

   – А в ваше отсутствие у нее закружилась голова, – сказала я, – с беременными это случается, они часто теряют равновесие.

   – Душенька, вы прекрасно все понимаете, – опять похвалила меня Ирина Леонидовна. – Я ни при чем. Это Кутя виновата.

   – Девочки там не было! – возразил Анатолий Игоревич.

   А я с «сочувствием» посмотрела на Горскую.

   – Оля несет моральную ответственность, ведь так?

   – Естественно, – кивнула дама. – Юлия из-за дурного поведения Кути выпрыгнула из окна, поэтому Андрею пришлось нанять гувернантку. Клавка бы никогда не появилась в доме, веди себя дочь Кутузова нормально и не убей она свою мать, выходит, Клавдия умерла из-за Кути.

   – Прекрасно, – выдохнул Костин, – наконец-то все разложили по полочкам.

   – Пока нет, – остановила я Володю. – Ирина Леонидовна, девочка ведь не высовывалась из окна? Не плевала со второго этажа?

   Горская хихикнула.

   – Я немного нафантазировала. Но исключительно ради пользы Кути. Ее следовало наказать, чтобы пресечь дальнейшее желание разбойничать. И она же убийца!

   – Но вы сообщили Андрею, что лично видели, как его дочка выглянула из гостевого домика, – вздохнула я.

   – Тонкий расчет: Юлия и Клава мертвы, Кутя, виновница всего, отправится в тюрьму, Андрей Николаевич освободится и от жен, и от ребенка и наконец-то поймет, что все бабы, кроме Ирины, доставляют ему только неприятности, поэтому отведет верную любовницу под венец, – резюмировал Анатолий Игоревич.

   – Я не собиралась доносить на Кутю полиции! – всплеснула руками Горская. – Зачем шумный скандал, суд, сплетни соседей? Поговорила с Андрюшей, растолковала, что его дочь больна психически, ей необходим пристальный надзор врачей в лучшей частной клинике, ни в коем случае нельзя отдавать ее полицейским. А мы с ним будет заботиться о несчастной.

   Теперь нервы сдали у Костина.

   – Неужели у вас ни разу не защемило сердце при мысли, что девочку запрут в сумасшедшем доме, ей будут давать лекарства, которые угробят ее здоровье и психику?

   – Кутя убийца! – взвизгнула Горская. – Она принесла отравленные пирожные! Кто просил ее лезть без спроса в холодильник и хватать коробку, которую Ксения приготовила для себя? Это были ее личные эклеры!

   – Ее личные эклеры? – повторила я.

   Ирина Леонидовна рассмеялась.

   – Душенька, Фролова еще та жучка. Почему я никогда не заходила в ее кафе? Потому что знала: Ксения обманывает народ. Она всем говорила: «Мои изделия готовятся на основе натуральных фермерских продуктов». А на самом деле закупала самое дешевое пальмовое масло. Оно у человека в сосудах оседает навсегда, закупоривает их, и – бабах, инсульт! Себе же булочница готовила отдельные пирожные, вот в них шло натуральное сливочное масло от коровки. Откуда мне это известно? Рассказывать долго, но уж поверьте, я не ошибаюсь, знаю все, что в поселке творится. Все! Ксения раз в месяц устраивала себе загул, к ней приезжали на дом банщик-массажист и косметолог. Мадам сначала парилась, расслаблялась, а потом ложилась в кровать, включала телик и жрала свои эклеры. Семь, восемь штук за раз. Потом ее тошнило. Фуу!

   Горская опять схватила меня за руку.

   – Душенька! Вы мне очень нравитесь, вы умная, понимающая. Поэтому я дам вам совет: никогда не жадничайте, делайте чужой прислуге маленькие подарочки, и та вам все о хозяевах доложит. Я с горничной Ксении была в очень хороших отношениях. Она мне разболтала про связь Фроловой с Андреем. И нянька его, Тамарка отвратительная, один раз проговорилась, что кондитерша Кутузову постоянно выпечку присылает. Почему владелица кафе так поступала, а? Потому что на Андрюшу губу раскатала. Дура Фролова решила, что сможет сохранить в тайне от всех отношения с ним, и полагала, что никто про ее обжорство эклерами не узнает. Наивная! Домработница-то унитаз моет, белье на постели меняет и понимает, что происходит. Можно ли было допустить, чтобы больная булимией баба окрутила Андрея?

   – Где вы взяли яд? – резко спросил Анатолий Игоревич.

   Ирина Леонидовна кокетливо стрельнула глазами.

   – Секрет.

   – Наверное, в вашем подвале припасен мешок со средством от садовых грызунов? – спросила я. – Антикварная отрава из прошлого века?

   Ирина Леонидовна усмехнулась.

   – Душенька, скажите, я ведь гениально придумала? Ксению нельзя было подпускать к Андрюше. А его к Фроловой словно магнитом тянуло. Кабы не мерзкая Кутя, не случилось бы беды. Фролова, как обычно, оттащила бы припрятанную коробку с эклерами домой и сожрала их. Я совершенно ни при чем. Кто позволил омерзительной девчонке хватать пирожные из холодильника, на котором висел плакат «Посторонним не открывать»? Это Ольга убила Варфоломеевых, Арсения с Ритой Никитиных и Прокофьеву. Ее вина, ей и отвечать! Вот негодяйка!

   – Мда… – пробормотал Володя. – А Фролова взяла вину на себя.

   – Полная дура! – возмутилась Горская. – Кто ее просил?!

   Банкин потер ладонью затылок.

   – Сначала из окна выкидывается Юля, затем случается история с пирожными, и на десерт у нас смерть Клавдии. Единственная виновница всех преступлений Ольга Кутузова?

   – А кто ж еще? – совершенно искренне сказала Горская. – Разве есть сомнения? Я ничего дурного никогда не делала, я добрая фея поселка. Спросите у окружающих, скольким людям я помогаю.

   Костин криво улыбнулся.

   – Осталось уточнить крохотную деталь, Ирина Леонидовна. Вам вроде нравится Евлампия?

   – Прекрасная умная женщина, – снова рассыпалась в похвалах мне Горская, – хочу поддерживать с ней отношения.

   Я мысленно перекрестилась. Чур меня, чур! Надеюсь, сегодня в последний раз беседую с доброй феей.

   – А как вам Роза Леопольдовна? – не утихал Вовка.

   Ирина Леонидовна прищурилась.

   – Нянька девочки? Пока не могу ничего о ней сказать, ни хорошего, ни плохого.

   – Ни Романова, ни Краузе вас не обижали? – напирал Костин. – Вы на них не сердились?

   – Нет, – улыбнулась Горская, – наоборот, собираюсь подружиться с Евлампией, нам предстоит долго жить рядом.

   – Тогда почему вы решили угостить их пирогом с ядом? – задал основной вопрос Володя. – Чтобы сократить время, сразу уточню: отрава, содержавшаяся в пироге, аналогична той, что была в эклерах. Эксперты изучат запасы в вашем подвале и найдут кубышку с ядом. Так что плохого вам сделали Лампа и Роза Леопольдовна?

   Ирина Леонидовна покраснела.

   – Сколько можно повторять?! Я нашла пирог в прихожей, из-за стоматита не могла им полакомиться и… Боже, голова болит, словно огонь под черепом развели… Почему выключили свет? Где…

   Горская сделала вдох и упала лицом на стол.

   – На бывший особняк Кутузова нашелся покупатель.

   – Учитывая ваше странное желание объяснять потенциальным клиентам, что в гостевом коттедже дважды разыгрывалась трагедия, новый хозяин нашелся на удивление быстро, – заметила Николаева.

   – Сплетницы из «Крота» все равно ведь сообщат тому, кто въедет на участок, о проклятии дома, поэтому я не хотела, чтобы будущие владельцы испытали массу отрицательных эмоций, а потом злились на нас с мужем, – объяснила я. – После того как Ирина Леонидовна на наших с Костиным и Банкиным глазах скончалась от инсульта, я схватила в охапку Кису, Краузе, мопсов, замок с мышами и спешно удрала в Москву. Некоторое время мы жили в гостинице, потом, слава богу, вернулся из командировки мой муж и снял коттедж в Саврасове. Дом нам всем очень нравится, в особенности мопсихе Фире, которая увлеклась сафари на полевок. Сейчас в мышином замке семь обитателей. Им стало тесно, я подумываю о расширении их жилья. Роза Леопольдовна потихоньку привыкает к грызунам, кричать от ужаса при виде очередного трофея Фиры она перестала. Так что у нас все в порядке. Скажите, Кутузов наладил отношения с Кутей?

   Николаева кивнула:

   – Да, благодаря Владимиру Костину. Ваш друг связался с Андреем, рассказал ему в подробностях, как Горская подставила бедную девочку. О том, что яд в эклерах, которыми отравились люди на празднике, и отрава в черничном пироге, полученном вами в подарок, идентичны, что в подвале дома доброй феи нашлась упаковка с ядом от садовых грызунов, и именно от него умерли несчастные Варфоломеевы, Никитины, Прокофьева и малярша Вера.

   – И как отреагировал Кутузов? – полюбопытствовала я.

   Тамара Федоровна стала накручивать на палец прядь волос.

   – Сначала он испытал шок, потом стал названивать дочери, приглашать ее в Америку. Девочка отнекивалась, но я убедила Олю согласиться. В июле она улетела, вернется в начале сентября. И спасибо вам за предложение взять из особняка Андрея все, что я захочу.

   – Мы приобрели дом со всем содержимым, даже библиотека и картины на стенах остались. Я подумала, вдруг вы захотите взять что-то на память, – улыбнулась я. – Правда, мы затеяли в особняке ремонт, но остановили его. Второй этаж совсем не тронут.

   – Я съездила в «Крот», походила по участку и по дому, и, вот уж странность, ничего в душе не дрогнуло, – призналась собеседница. – Ни-че-го! Словно и не жила там много лет. Сейчас понимаю, почему Ирина убила Юлию, Клавдию и пыталась изничтожить Ксению, – она от патологической любви к Андрею Николаевичу сошла с ума. Хотя внешне Горская выглядела совсем нормальной, разговаривала разумно, вела себя адекватно. Она обожала кошек-собак, вечно их обнимала-целовала. Трудно было поверить, что на самом деле она безумна и жестока.

   – Нормальный человек никогда не лишит жизни себе подобного, – вздохнула я. – Что же касается обожания четвероногих… У некоторых людей трогательное отношение к братьям меньшим сочетается с потрясающей ненавистью к людям.

   – Но почему Горская хотела отравить вас пирогом с черникой? – недоумевающе подняла брови Тамара Федоровна. – Это совершенно не поддается объяснению.

   – Данную тайну Ирина Леонидовна унесла с собой в могилу, – нехотя сказала я. – Умерла, так и не дав ответа на этот вопрос.

   – Я рада за Марфушу, – сменила тему Николаева. – Домработница хороший человек, верой и правдой долго служила Горской, ни одного дурного слова про хозяйку ни разу не вымолвила, при посторонних нахваливала «барыню». Но я случайно узнала, как ей было тяжело. Недели за две до смерти Клавы я пошла в лес – хотела папоротник выкопать и посадить у нас под елями. Брожу, выискиваю хорошее растение, вдруг слышу рыдания. Да такие отчаянные, горькие. Я решила, что чей-то ребенок потерялся, поспешила на звук и вижу: сидит на пне Марфа и слезами заливается. Я к ней кинулась. «Ты упала? Ударилась?» Она меня обняла и правду выложила. Оказывается, Марфа нанялась к Горской из-за дочки.

   – У домработницы есть ребенок? – удивилась я.

   – Ребенком ее дочь назвать трудно, ей за тридцать уже. И она умственно отсталая, – пояснила Тамара Федоровна. – Хорошая, добрая, но одна жить не может. Пока крошкой была, Марфа ее с собой на работу брала – убирала людям квартиры, а Наташа была рядом. Но потом девочка превратилась в подростка, которого в чужой дом не приведешь. У Марфы комната в коммуналке, и если она дочь в ней запирала, та плакать начинала, буянить, кричать, даже дверь выламывала. Вот горе-то! В конце концов Марфа решила проблему – устроила Наташу в интернат в Мишкине. Комнатушку свою сдала, а сама к Ирине нанялась, специально в «Кроте» место подыскала, чтобы дочку часто навещать. Деньги, которые ей жильцы платили, она отдавала санитаркам, чтобы не били Наташу, не шпыняли. А с Ириной они так договорились: платить Горская домработнице не может, средств у нее нет, но завещает ей дом и участок, так что после смерти хозяйки Марфуша станет очень богатой. Родни-то у Ирины нет, нажитое оставить некому.

   – Ага, – пробормотала я, – знаю о таких случаях. Надеюсь, Марфа догадалась оформить официальный договор?

   – Да, – кивнула Тамара, – имелся у нее документ. С печатью, заверенный нотариусом. Но понимаете, Ирина очень хитрая. Когда с домработницей договаривалась, показала справку от врача, где был онкологический диагноз. Марфуша наивно подумала, что хозяйка недолго проживет, а Горская оказалась здоровее лошади, небось доктор ей липовую бумажку составил. И стала Марфа рабыней доброй феи. Первые годы надеялась, что скоро разбогатеет, потом скумекала: надули ее, но уйти не могла: если она договор нарушит, то ничего после кончины хозяйки не получит. Документ так составлен, что в этом случае станет недействительным, и плевать, что Марфа много лет даром пахала. А Ирина буквально помыкала прислугой, Марфуша была одна в ста лицах: и уборщица, и повар, и садовник, и вообще все-все. Выходных у нее не было, с трудом у «барыни» пару часов выпрашивала, чтобы к дочке сбегать. Очень мне ее тогда жалко стало! Но сейчас Марфе наследство отошло – они с Наташей пока в «Кроте» живут. И вроде покупатель уже нашелся на участок – бывшая горничная решила его продать, приобрести что-то поскромнее, а разница на жизнь пойдет. Я вчера ездила в Мишкино в торговый центр, там Марфу встретила, она мне про это и сообщила. Я за нее рада – выстрадала бедолага свое счастье.

   – Ага, – пробормотала я, – ага.

   Побывав у Тамары Федоровны, я, не мешкая, помчалась в «Крот», запарковалась на пока еще своем участке и поспешила к особняку Горской.

   – Вот те на! – всплеснула руками Марфуша, отпирая дверь. – Ишь кого нелегкая принесла. Чего желаете?

   – Пришла попрощаться, – улыбнулась я. – Продала дом, у вас теперь будут другие соседи. Хотя вы вроде тоже уезжаете?

   Бывшая домработница, а ныне хозяйка немаленькой усадьбы поплевала через левое плечо.

   – Тьфу, тьфу, не сглазьте. Не по карману мне особняк в «Кроте», если все удачно сложится, я избавлюсь от него.

   – Будете обеспеченной женщиной, – кивнула я.

   – Ой, какое уж там богатство, – замахала руками Марфа, – на жизнь бы вырученного хватило.

   – Вы не знали, что у хозяйки стоматит разыгрался, – протянула я, резко сменив тему разговора. – Горская про свою болячку вам не рассказала.

   Марфа попятилась.

   – Чего?

   Я прислонилась к стене дома.

   – Вскоре после переезда в «Крот» я получила письмо. Адрес был наш, но послание явно адресовалось кому-то другому. Ни имени получателя, ни сведений об отправителе на конверте не было. Внутри лежала записка, написанная, как мне показалось, безграмотным ребенком, со слезной мольбой: «Мама, забери меня домой, мне тут очень плохо». Я пошла на местную почту, подумав, вдруг там знают, от кого послание. Служащая предположила, что автор – слабоумный человек из интерната. И она же пояснила: «Раньше там было сносно, а год назад пришел новый директор, выгнал старых сотрудников, набрал себе подобных воров, которые родственников убогих обирают, из них деньги сосут, а если заплатить им нечем, травят бедного больного». Думаю, вашей дочери со сменой руководства приюта стало совсем плохо, Горская не давала вам денег, за комнату в коммуналке жильцы платили копейки. Наверное, каждый ваш визит в интернат был адом – Наташа плакала, просилась домой. Это она письмо отправила, да перепутала номер дома, вы не получили послание.

   Я говорила и одновременно следила за Марфой. Та стояла молча.

   – Представляю, как вам было тяжело. И вдруг вы случайно столкнулись в торговом центре с Кутей – увидели ее в магазине, где на заказ делали свитера. Узнали девушку, но виду не подали, потому что в вашей голове в секунду сложился план. Денег у вас не было, но вы где-то их раздобыли и упросили мастерицу из бутика связать такой же пуловер с кошкой, как у дочери Андрея Николаевича. Вы немолоды, но фигура у вас стройная, девичья, голос звонкий. Надев обновку, вы натянули шапку до бровей и пришли за пирогом с черникой. Уж простите за откровенность, с шапочкой вы придумали глупость, маскировка никудышная. Возраст выдает не только лоб, руки у вас не как у юной девушки. Но вам повезло – у продавщицы оказалась сильная дальнозоркость, и она в тот день разбила очки, поэтому хорошо разглядела только свитер. Кстати! Я все гадала, почему покупательница была без куртки. Потом догадалась: чтобы показать розовую красоту с аппликацией, вы специально сняли верхнюю одежду, оставили ее, вероятно, на скамеечке у входа в пекарню.

   Сделав секундную паузу, я ожидала хоть какой-то реакции Марфы, но она по-прежнему молчала.

   – Вы купили замороженный пирог с черникой и разогрели его утром в день годовщины смерти Михаила, зная, что Горская будет переживать, вспоминая мужа, и непременно съест любимую выпечку. Причем подумает, что это – знак внимания от Зины, знающей о скорбной дате. Добыть коробку в кондитерской Калининой было нетрудно, хозяйка возилась в служебном помещении. Зинаида мне сказала, что вы к ней часто заглядывали, брали для «барыни» яблочный пай. А сама Горская в кондитерскую никогда не ходила, хотя с владелицей дружила, поэтому презенту ее, найденному в холле своего дома, не удивилась. И про яд в подвале вы знали, и про то, чем ваша хозяйка на жизнь зарабатывает, тоже. Хотя Ирина Леонидовна считала иначе, полагала, что вы дура. И ошибалась. Отличный план: отравить хозяйку, получить наследство и наконец-то спокойно жить вместе с дочкой. Горская немолода, ее смерть особого подозрения не вызовет. А если кто всполошится, то не зря же вы свитер с кошкой в пекарне демонстрировали, и это убийство тоже припишут Ольге Кутузовой. Полиция приедет в дом Горской, а вы расскажете, что видели Кутю в торговом центре. Вы небось проследили за девушкой, узнали, что она работает в Мишкине в детском саду. Вам казалось, что вы все предусмотрели. Спросят дознаватели: «Марфа, почему вы не попробовали пирог, которым отравилась Горская?» А у вас готов ответ: «От ягод желудок болит, никогда их не ем». И тут же расскажете историю о том, как Кутя таскала тете Ире пироги с черникой. Мне вы ее в деталях расписали. Но, увы, Ирина Леонидовна из-за стоматита, о котором вы не знали, не прикоснулась к обожаемой выпечке, отнесла ее нам, ею угостилась Вера…

   Я хотела еще кое-что добавить, но тут на крыльцо вышла полная женщина и сказала:

   – Мамочка, кушать хочется. Мамулечка, Наташа голодная.

   – Сейчас, солнышко, получишь свой омлет, – пообещала Марфа.

   – С помидорчиком? – захлопала в ладоши Наташа. – И конфетку к чаю, да? Шоколадную?

   Марфа обняла свою больную дочь.

   – Конечно, иди мой руки.

   – Побежала! – крикнула Наташа и скрылась в доме.

   Наследница Горской сложила руки на груди и повернулась ко мне.

   – До свиданья. Надеюсь, больше не встретимся. У вас больная фантазия, напридумывали тут всякого. Полиция давно в этом деле разобралась: Ирина Леонидовна кучу народа убила, это она вас ядом угостить хотела.

   – Назовите хоть одну причину ее ненависти к нам с Розой Леопольдовной, – возразила я.

   – Психам повода не надо, – засмеялась Марфа, – сумасшедшая она была. Про маскарад любовных утех знаете? В курсе, что в маленьком домике Кутузова творилось? Разве нормальная женщина подобным заниматься станет? Захочет администратором маскарада любовных утех быть?

   – Почему маскарад? – пробормотала я.

   Марфа усмехнулась:

   – А как еще назвать-то? Все посетители прикидывались непонятно кем, шныряли туда-сюда, на морды шапки зимой опускали, летом тоже шифровались, в особенности бабье, оденутся, как дуры, и думают, что никто на них внимания не обратит. Поэтому я то, что в домике том происходило, маскарадом любовных утех и называла.

   Я отступила на шаг от двери.

   – Владелица бутика расскажет, для кого повторила свитер Кути.

   Бывшая домработница склонила голову набок.

   – Ничего у вас не получится. Сами же сказали, лица продавщица не рассмотрела. Да и голос уже позабыла, не один ведь день пролетел. А мастерицы давно в Мишкине нет, замуж вышла за немца, уехала из России. Вот так-то! Конец делу! Горская умерла от инсульта, видно, здорово во время разговора с вами перепугалась. Похоронена история. Вы дом продали, и я скоро от своего избавлюсь. Прощайте.

   – Правда вылезет наружу, – отрезала я, – все тайное всегда становится явным. И вас до конца жизни будет беспокоить призрак Веры – она была так же больна, как ваша Наташа.

   Марфа махнула рукой.

   – У каждого своя судьба. Вере лучше на том свете, на этом она никому не нужна была. И не верю я в привидения. Всего доброго!

   Я сделала шаг, тяжелая дубовая дверь захлопнулась прямо перед моим носом, и именно в этот момент в кармане затрезвонил мобильный.

   Я вытащила трубку и пошла к машине.

   – Лампа, – тихо сказал знакомый голос, – это я убила их всех.

   – Добрый вечер, Сонечка, – машинально ответила я. И тут же спохватилась: – Ой, прости, как тебя сегодня зовут?

   – Софья Грушина, – ответила больная. – Ну как можно забыть имя подруги? А вот мне удалось все-все вспомнить. Я убила человека.

   От удивления я растерялась. У моей несчастной собеседницы сменился бред?

   – Лампуша, надо срочно поговорить, – прошептала Соня.

   – Извини, я за рулем, – забубнила я. – Через десять минут, ладно?

   – Хорошо, – согласилась Грушина.

   Я живо отсоединилась. Собралась звякнуть мужу Сонечки, но увидела на крыле своей «букашки» свежую вмятину – кто-то задел малолитражку и уехал. Телефон опять зазвонил.

   – Дашенька, – зашептала Соня, – все будет хорошо, да?

   – Конечно, – воскликнула я, разглядывая след от удара.

   – Скоро наступит будущее, оно светлое, – продолжала Грушина. – Что с нами тогда будет?

   – Нас ждут только чудесные новости, – пропела я, разъединилась и начала искать в контактах номер мужа Сони.

   Грушина, несмотря на то что у нее, кажется, вновь начинается обострение болезни, совершенно права: будущее непременно наступит. Что тогда случится со мной и Соней? Ну, все зависит от того, на какое место это самое будущее нам наступит.