Черный список деда Мазая

Annotation

Я, Евлампия Романова, наконец-то нашла работу по душе и теперь улаживаю щекотливые дела в агентстве «Нет проблем». Но и вне службы скучать не приходится! Старинная приятельница Жека назначила срочную встречу и пожаловалась: в последнее время она кидается на людей без всяких причин. А вскоре я узнала – она ударила ножом сына Севу, а сама выбросилась из окна! Но Жека боготворила своего отпрыска и никак не могла его убить! Пообщавшись с одной из пассий Севы, я узнала – почти все члены их компании, зависавшей в ночном клубе, переселились в мир иной. Что за маньяк истребляет тусовщиков? На основной работе задачка не менее сложная: как уговорить писательницу Валентину Нечитайло сменить имидж секс-бомбы, если эта не первой свежести мадам согласна носить только мини-юбки, прозрачные блузки и красные ботфорты?

Дарья Донцова
notes
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7

Дарья Донцова Черный список деда Мазая

Глава 1

Если тайком подсунуть в карман пиджака папы презерватив, то мама надолго забудет о ваших школьных проблемах.

– Ты мерзавец! – яростно произнесла семипудовая блондинка в ярко-красном платье и отвесила затрещину своему тринадцатилетнему сыну.

– Вера Сергеевна, – с укоризной сказала я, – мы с вами договорились: никакого рукоприкладства.

– Оставь его, Верушка, – попросил мужчина, сидевший в кресле, – сейчас я провожу Лампу, и спокойно побеседуем с парнем.

– А я что? Я ничего! Просто пошутил, – заныл мальчишка, – нам на уроке говорили: детей бить нельзя. В Америке за это родителей в тюрьму сажают.

Вера Сергеевна схватила сыночка за ухо, с силой сдернула наглеца со стула и потащила вон из комнаты с воплем:

– Мы в России живем! Тут тебе от всех достанется! Сначала я уши оборву, потом отец дурь выбьет, затем бабушка голову открутит. Поганец!

– Думаю, вам нужно вмешаться, – сказала я главе семейства, когда мать с сыном исчезли в коридоре. – Игорь Андреевич, очень прошу вас не применять к Сереже методов физического воздействия.

Хозяин квартиры встал.

– Уважаемая Лампа, огромное вам спасибо. Вы за несколько часов разобрались с проблемой, из-за которой я чуть не потерял семью. Верушка – женщина импульсивная, очень ревнивая, мне трудно описать, какая война у нас разгорелась, когда супруга обнаружила в моем офисном костюме невскрытую упаковку с тем злосчастным презервативом. Три недели ада. Я понимал: пакетик подбросила злая рука, а раз пиджак рабочий, я решил, что постарался кто-то из коллег.

– Вы ведь уходили из дома в костюме и возвращались в нем, – мягко сказала я, – следовало учесть все возможности.

– Я подумать не мог, что Сергей способен устроить такую пакость родителям! – запоздало вскипел Игорь. – Гаденыш!

Мне захотелось сказать главе семьи, что умная жена, прожив с мужем пятнадцать лет, не станет закатывать сцены ревности, она либо посмеется и спросит: «Кто из коллег тебя так любит?», либо сделает вид, что ничего не находила, подойдет к зеркалу, беспристрастно оценит себя, сядет на диету, запишется в спортзал, изменит цвет волос, превратится из бегемотоподобной «майонезной» блондинки в стройную элегантную даму и отобьет мужа у соперницы. Но у Крючковых получилось иначе. Вера орала на супруга почти месяц, довела его до гипертонического криза, обвинила во всех смертных грехах и даже сейчас, убедившись, что злосчастный презерватив отцу подсунул балбес Сережа, злобно косится на Игоря. Вере Сергеевне не помешало бы посоветоваться с психологом. Но я не имею права давать подобные советы. Поэтому вслух произнесла:

– У Сережи большие проблемы в школе, он оставлен на второй год. Вера почти целый месяц с середины мая постоянно ругала сына. Каждое утро, когда он выходил к завтраку, она визжала: «Явился, балбес, урод, кретин! У всех дети как дети, а у меня горе!»

Боюсь, я бы тоже не выдержала такого прессинга и оказала сопротивление. Сережа хотел получить передышку, вот и подумал: пакетик с презервативом в папином кармане – лучший способ перевести стрелки на отца. Сергей нормальный мальчишка. Мне кажется, если ему не хочется учиться, скорее всего, это вина не его, а педагогов.

– Вас проводить до машины? – бесцеремонно перебил меня Игорь.

– Спасибо, лучше идите, спасайте сына, – улыбнулась я и быстро направилась к выходу.

– Теперь всем буду рекламировать «Ноупро», – пообещал Игорь, выпроваживая меня на лестницу.

Я вызвала лифт и поехала на первый этаж. «Ноупро» – это сокращение от «ноу проблем», что в переводе на русский означает «нет проблем». Фирма занимается улаживанием самых разных деликатных ситуаций. К сожалению, не все дела быстро решаются, с проблемой Игоря я разбиралась со вчерашнего вечера и почти сразу поняла, кто автор затеи.

Я села в машину, позвонила и сказала:

– Ваня, полный порядок. Клиент доволен, хочу устроить себе передышку, поеду попью кофе.

– Отлично, – ответил начальник, – если ты понадобишься, я звякну.

Я медленно покатила по дороге, выискивая какое-нибудь уютное заведение с капучино и пирожными.

Наверное, следует объяснить, как я, Лампа Романова, очутилась на службе в упомянутом «Ноупро».

Родителям, которые с двух лет приковывают своего несчастного ребенка к музыкальному инструменту в надежде вырастить гения, а потом сидеть в концертном зале и гордо посматривать на тех, чьи дети скромные врачи и инженеры, следует помнить, что из миллиона бедняг, играющих гаммы, получается всего один Денис Мацуев. Что происходит с остальными? Хорошо, если их мамы вовремя понимают: Моцарта из дитяти не выросло. Такие подавляют свои амбиции и позволяют отпрыску выбрать профессию исходя из его собственных желаний. Но со мной, увы, получилось иначе ^[1]. Мамочка, оперная певица, мечтала видеть меня на сцене, но Господь не отсыпал ее дочери таланта, не дал ей ни усидчивости, ни целеустремленности. Консерваторию я окончила, чтобы угодить любимой матушке, некоторое время просидела в оркестре, тоскливо нащипывая арфу, вышла замуж, а потом, потеряв статус семейной дамы, попыталась найти себя. Если честно, то больше всего мне по душе работа сыщика, но соответствующего образования я не получила. И хотя у меня есть талант к расследованиям, бывшую арфистку не спешили взять в «Пинкертон»^[2]. Зато меня постоянно приглашает в штат своей фирмы второй муж. У Макса детективное агентство, но я не хочу работать у супруга, неизбежно начнутся конфликты, я лишь изредка соглашаюсь ему помогать.

Несколько месяцев назад моя жизнь резко изменилась. И, как водится, неожиданно. Я сидела в кафе при большом торговом центре. Столики были все заняты, поэтому, когда ко мне приблизился мужчина с подносом и вежливо сказал: «Извините за бестактность, но больше приземлиться негде», я вежливо ответила: «Конечно, устраивайтесь».

Незнакомец сел и мигом представился:

– Меня зовут Виктор.

Я решила, что он это сделал из элементарной вежливости, и назвалась:

– Лампа.

Далее последовала вполне ожидаемая стандартная реакция:

– Да ну? А как вас зовут по паспорту?

Через пять минут я пожалела, что разрешила этому человеку подсесть за мой столик. Виктор стал откровенно приставать ко мне, использовав весь набор тупых шуток, начиная с фразы: «Лампа, а вашей матери случайно зять не нужен?»

Я рассердилась:

– К сожалению, моя мама давно скончалась.

Полагаете, этот идиот смутился? Вовсе нет, он воскликнул:

– Тогда, может, ваш отец ищет замечательного зятя?

Это было уже слишком! Я окинула дурака взглядом и поняла: он не уйдет. Будет сидеть напротив, гнусно смеяться, а все мои отповеди вроде «оставьте меня в покое» сочтет за женское кокетство и утроит старания. Конечно, я сама могла встать и покинуть кафе, но на тарелочке лежала недоеденная, очень вкусная творожная запеканка, в чашке был недопитый кофе, а пересесть оказалось некуда, все места оккупированы. Мне совершенно не хотелось лишаться вполне заслуженного полдника, поэтому пришлось применить хитрость.

Я отложила вилку и проникновенно сказала:

– Витя, я одинока.

– Отлично, – обрадовался он, – давай поженимся, ну хотя бы один раз.

Я подождала, пока идиот перестанет гоготать над своей тупой остротой, и продолжила:

– Давно мечтаю завести роман с интересным человеком. Но вот беда, едва узнав поближе о моих талантах, парни убегают прочь. Понимаешь, Витя, я практикую ясновидение.

Новый взрыв радостного ржания временно заставил меня умолкнуть, но я упорная, поэтому, когда Витя успокоился, как ни в чем не бывало произнесла:

– Стоит мне сесть около человека, как я моментально считываю информацию. Хочешь, расскажу про тебя?

– Валяй! – обрадовался Виктор.

Я откашлялась.

– Ты зарабатываешь немного. Любишь футбол, а из напитков – пиво. В кино предпочитаешь блокбастеры, всегда покупаешь на сеанс большое ведро попкорна. Тебе нравятся мужские эротические журналы, дорогие часы, шикарные машины и красивые девушки-фотомодели. Но в реальной жизни ты взял кредит на скромную иномарку и не имеешь постоянной любовницы. Теперешние две приятельницы упрекают тебя в жадности: ни норковых шуб, ни бриллиантовых колье ты им не даришь, отдыхать на Карибы не зовешь. В «Одноклассниках» ты выставил фото дома и джипа, но это не твой особняк с внедорожником. Основной упрек твоей мамы: «Когда мой сын наконец остепенится, заведет семью и родит мне внука?» Ты терпеть не можешь дачу, огород и всеми силами пытаешься отвертеться от поездок на «фазенду». Да, еще у твоих родственников есть кошка, рыжая, персидской породы. После посещения туалета ты не опускаешь сиденье унитаза и считаешь, что жениться нужно лишь для того, чтобы лишний раз убедиться: жениться не следует. Хочешь еще? Про выпускной вечер в школе, темный кабинет в конце коридора и девочку…

Договорить я не успела, Виктор вскочил, схватил свою борсетку и убежал. Я стала спокойно есть запеканку. Один – ноль в мою пользу.

– Кто вас научил так ловко отшивать назойливых кавалеров? – спросил сбоку приятный голос.

Я повернула голову, увидела за соседним столиком курносого веснушчатого рыжего парня и ответила:

– Сама додумалась. Если бы Витя был способен логически мыслить, он мог бы сообразить, что ему обрисовали среднестатистического российского мужчину. Ничего экстраординарного.

– Вы рисковали, упомянув про его мать, – возразил незнакомец. – Она могла уже умереть.

– Обратите внимание, я сказала: «основной упрек твоей мамы». А уж когда она ему это говорила, не уточняла, – улыбнулась я.

– Витя мог оказаться сиротой, – не успокаивался сосед.

Я отложила вилку.

– У него на часах браслет из широких пластин, на одной есть гравировка «От мамы» и стоит недавнее число. Вероятно, это подарок на день рождения.

– У вас отличное зрение! – восхитился собеседник.

– А мозги еще лучше, – добавила я.

– Но как вы догадались про кошку? – полюбопытствовал парень.

– У Вити весь пиджак в рыжей шерсти, – снисходительно пояснила я. – Холостые мужчины редко заводят животных, волосы не собачьи, а самая распространенная в России порода домашних кошек персидская. Простая логическая цепочка. Объяснить вам про сиденье унитаза? Думаю, вы его тоже не опускаете. А теперь я хотела бы поесть спокойно.

– Вы где работаете? – поинтересовался через пару минут парень.

– Исполняю разовые поручения, – отмахнулась я.

Сосед протянул мне визитку.

– Я Иван Маслов, владелец фирмы «Ноупро», мне нужны такие люди, как вы. Если надумаете, звоните.

Я пробежала глазами текст.

– Уже надумала. Согласна.

Иван прищурился.

– Вот так сразу? Не посоветовавшись ни с кем?

Я пожала плечами:

– Мне нравится ваш девиз: «Для нас нет проблем».

Маслов взял свою чашку и пересел за мой столик.

– Лампа, похоже, мы нашли друг друга.

Отлично понимаю, что вы сейчас обо мне думаете. Ну разве можно вот так, очертя голову, соглашаться работать у человека, чье имя вы узнали менее минуты назад? Конечно, нельзя. Надо приехать домой, найти в Интернете информацию о «Ноупро», внимательно изучить ее, обсудить предложение с мужем, подругами. Почему я спонтанно приняла решение? Не спрашивайте, не знаю. Просто услышала, как внутренний голос вкрадчиво шепнул: «Лампуша, не упусти свой шанс».

И вот уже несколько месяцев исправно приходя в офис, я ни на секунду не пожалела. Работа оказалась именно такой, о какой я мечтала: интересной и хорошо оплачиваемой. Коллеги вежливы и профессионально подкованы, начальник, несмотря на молодость и простецкую внешность, обладает острым умом и никогда не придирается к сотрудникам. Моя жизнь из хорошей превратилась в прекрасную. А мелкие шероховатости вроде встреч со свекровью Капой похожи на капли горчицы, которыми приправлен большой сочный стейк. Ну согласитесь, без острой добавки мясо может показаться пресным, а для полного осознания своего счастья необходимы небольшие неувязки.

Глава 2

Чем меньше думаешь о диете, тем лучше сохраняешь фигуру. Поэтому я без малейших угрызений совести слопала два пирожных и запила их большим бокалом латте, потянулась к кошельку, но тут зазвонил телефон. На экране высветилась фамилия «Ковалева», и я радостно сказала в трубку:

– Привет, Жека.

Мою бывшую коллегу по оркестру зовут Евгения Ивановна. С раннего детства ее все называют Жека.

– Здравствуй, Лампуша, – донеслось в ответ.

Я спросила:

– Как дела? Миша в порядке?

Но Жека, наплевав на светские условности, быстро сказала:

– Все плохо. Мне очень нужна твоя помощь. Ты где? Можно к тебе приехать?

Ковалева – единственная из моих бывших коллег-музыкантов, с кем я поддерживаю отношения. В оркестре к арфистке Романовой относились с легким пренебрежением, а Жека была звездой, блистательной скрипачкой, любимицей нашего дирижера Натана Гольдена. Но, несмотря на статус примы, Жека всегда находила минутку, чтобы сказать мне несколько ласковых слов. Мне тогда Жека казалась зрелой, умудренной жизнью женщиной, у нее уже был сын Сева, вот только не помню, в какой класс он ходил. Потом между Ковалевой и Гольденом пробежала тучная черная кошка, Натан перестал хвалить Жеку, и та через некоторое время уволилась. Среди оркестрантов фонтаном забили сплетни. Я предпочитала не поддерживать досужие разговоры, а после концертов-репетиций быстренько сматывалась домой. Обыватель считает, что люди, исполняющие классическую музыку, интеллигентны, умны, это не поп-певцы, которые с удовольствием говорят на весь свет гадости про коллег, и не рокеры, наливающиеся перед выступлением коньяком по самые брови. Дорогие мои, поверьте: пиликающие на скрипках и виолончелях музыканты – отнюдь не святые, они обожают обсуждать окружающих, употребляют крепкие напитки, не чураются ненормативной лексики и вообще отнюдь не ангелы с крыльями. В соседней с родительской квартире проживал дирижер N. Основным развлечением его было избиение жены-балерины. Ну и чем тогда N отличается от среднестатистического Васи, который, отбарабанив смену и приняв на грудь «ёрш», мутузит супругу? Впрочем, простите, я ошиблась. Вася просто отвешивает своей бабе затрещины, а N раздавал оплеухи под звуки Первого концерта Петра Ильича Чайковского. Интеллигента всегда можно узнать по любви к классике.

Так вот, в нашем оркестре кости перемывали всем, а уж Жеку обсосали до спинного мозга. Как-то раз флейтистка Ляля Гордина, сказав: «Ну точно она с Натаном спала, хотела развести его с семьей и не смогла», неожиданно повернулась ко мне и громко спросила:

– Романова! Хватит сидеть с кислой мордой! Выскажись по сути обсуждаемой проблемы.

Я никак не ожидала, что кого-то заинтересует мое мнение, растерялась и по глупости ответила честно:

– Это не наше дело. Некрасиво судачить за спиной человека. Когда Жека здесь работала, ты, Ляля, первой бежала обнять ее при встрече, потому что надеялась на ее протекцию. А сейчас швыряешь в Ковалеву комья грязи. Жека хороший человек и талантливый музыкант, надеюсь увидеть ее первой скрипкой Нью-Йоркского симфонического оркестра.

Повисла тишина, потом пианистка Юлия Ребятова, неконфликтная спокойная женщина, вдруг возмутилась:

– Люди! Великий немой заговорил! Романова, моралистка ты наша! Ну-ка вспомни, почему ты у нас ставку занимаешь? Не стыдно сидеть с твоими аховыми способностями в таком коллективе, а? О тебе мамаша побеспокоилась, а Лялька сама пробивается.

Кстати, на следующий день Ребятова подошла ко мне и смущенно сказала:

– Прости, не знаю, что на меня нашло, нахамила тебе вчера на пустом месте.

Я заверила Юлю, что совершенно не обижена, и мы до самого моего увольнения из оркестра сохранили хорошие отношения. Но в момент скандала я, успев горько пожалеть о сказанных от неожиданности словах, быстро удрала домой. С той поры я с коллегами находилась в состоянии холодной войны. Но потом мне неожиданно позвонила Жека и пригласила на свой день рождения. Я пришла на праздник и с огромным изумлением узнала, что она старше меня всего на десять лет, а наличие сына-подростка объясняется просто: Ковалева родила мальчика в юном возрасте. Более того, оказалось, что мы в детстве посещали одну и ту же музыкальную школу, которая давно считается кузницей кадров для консерватории. Туда хотят пристроить своих деток родители, мечтающие, чтобы их чада стали победителями разных международных конкурсов. Попасть в эту более чем престижную «музыкалку», откуда ребята выходят почти готовыми профессионалами, можно лишь в двух случаях: если вы очень талантливы или ваши предки имеют прямое отношение к миру искусства. Ковалеву приняли по первой причине, меня по второй, мы учились в разное время из-за разницы в возрасте, но у нас было много общих воспоминаний о педагогах.

С той поры мы находимся с Жекой в приятельских отношениях, раза три-четыре в месяц непременно созваниваемся. Правда, последняя наша беседа состоялась в конце июня, но тогда у Ковалевой был веселый голос. И вот неожиданное заявление: «Все плохо».

– Пожалуйста, никуда не уходи, я сейчас приеду, – взмолилась Жека.

– Сижу в кафе, здесь очень шумно, много народа, давай сама к тебе прикачу, – предложила я.

– Ой, только не домой! – испугалась она. – Ни в коем случае. Знаешь ресторан «Горацио»? Мы там Мишин юбилей отмечали.

– На бульварах? Конечно. Уже иду к машине, – пообещала я.

Жека, забыв попрощаться, бросила трубку. Меня охватило еще большее беспокойство. Ковалева человек воспитанный, не сказать «до свидания» не в ее стиле. Надо позвонить Ване и оговорить пару свободных часов.

Как и все дорогие харчевни, «Горацио» оживает после семи вечера. Днем тут практически нет народа. Впрочем, отсутствие обедающей публики не удивительно. Бизнес-ланч в трактире стоит две тысячи рублей, простому служащему такой расход не по карману.

Когда я вошла в зал, Жека уже сидела за столиком возле неработающего камина. Местные завсегдатаи недолюбливают этот уголок: человека, который уютно устроился в слишком глубоком кресле с утрированно высокой спинкой, совершенно не видно издали. А какой смысл заходить в одно из самых пафосных мест Москвы, если во время ужина никто не увидит ни твое новое платье, ни сумочку из последней коллекции, ни украшения? Поесть можно и дома, в «Горацио» выгуливают подарки и заграничные приобретения.

– Мне нужна твоя помощь, – комкая салфетку, начала Ковалева и тут же замолчала, потому что к нашему столику подскочил официант и деловито спросил:

– Дамы желают пообедать?

– Принеси что-нибудь, – нервно приказала Жека, – для двоих.

– Пожалуйста, только без руколы, – попросила я.

«Горацио» один из известнейших московских ресторанов. У его хозяина в столице более тридцати заведений разной ценовой политики. Насколько мне известно, Андрей Бовиков стал ресторатором случайно. В середине девяностых он поехал в Италию, был поражен тамошней кухней, огромным количеством закусочных всех мастей и понял: в Москве-то негде прилично пообедать, некуда сходить вечером с девушкой. Свое первое меню Андрей, повар по образованию, подсмотрел то ли в Неаполе, то ли в Риме, то ли в Милане. В особенности он был впечатлен заморской травой руколой. В Москве тогда салаты из зелени были не в чести, да и россияне слышали лишь про «Оливье», «Мимозу» и селедку под шубой. Рукола с белыми грибами и вялеными помидорами произвела эффект разорвавшейся бомбы. К Бовикову народ пошел шеренгами. Сейчас, благодаря тому же Андрею, средиземноморской кухней в столице России никого не удивишь, и многие поняли: рукола на самом деле горькая жесткая трава, есть зелень и повкусней. Но для Бовикова она как первая любовь, которой ресторатор хранит верность. Резные листочки добавлены у Андрея практически во все, их нет лишь в манной каше. Хотя не знаю, манку у Бовикова пока не подают. Но если он включит ее в меню, то с большой долей вероятности позиция будет обозначена: «рукола на молоке».

– Лампа, я больше не могу, – с отчаянием сказала Жека, – все, мне пришел конец. Край! Утром вышла к машине, вижу, идет цыганка. Знаешь, такая таборная, в цветастых юбках. Остановилась и вдруг говорит: «Устрани свою проблему, или она тебя убьет. Вижу смерть над твоей головой. Деньги давай, если не дашь, точно несчастье случится». И смылась! А я осталась стоять с раскрытым ртом. Мне так жутко! Цыганка смерть пообещала! Я боюсь!

Ну кто бы мог подумать, что умная, образованная Евгения воспримет всерьез дурацкую встречу с мошенницей! Но говорить сейчас Ковалевой что-нибудь вроде: «Ерунда, ты же не идиотка, чтобы верить гаданиям, гороскопам и прочим чудесам» – не стоит. Она меня просто не услышит и подумает, что я не хочу ей помочь. Поэтому я попыталась утешить ее:

– Жека, проблемы бывают разные. Ну, например, твое курение. Я абсолютно уверена: прорицательница намекала на то, чтоб ты как можно скорей отказалась от этого пагубного пристрастия. Сколько ты уничтожаешь сигарет в день?

– Пачку, иногда полторы, – уже спокойнее ответила Ковалева. – В зависимости от рабочих неприятностей. Сама понимаешь, то одно, то другое, то третье.

Я кивала в такт ее словам. Жека давно бросила концертировать. В свое время ей предложили место в успешном оркестре в Америке. У нее тогда еще была жива мама, Таисия Ивановна, которая категорически отказалась покидать Россию, мотивируя это просто:

– Я не знаю английского языка, мне там поговорить не с кем будет, все подружки здесь, в Москве. Где родился, там и пригодился. Севочка крошечный, тоже по-басурмански ни бум-бум. Ты будешь гастролировать, а мы с мальчиком останемся вдвоем в Нью-Йорке? Даже хлеба не купим. Езжай, доченька, одна, не хочу мешать твоей карьере.

Таисия Ивановна поступила хитро, она не запретила дочери принять предложение от хозяина коллектива, но, великолепно зная ее характер, повела себя так, что Жека сама отказалась от заманчивой перспективы.

Об отце Севы Ковалева никогда не рассказывала, и я давно поняла, что он не несет ни малейшей ответственности за сына, не помогает им материально. Трудно одной тащить на плечах и ребенка, и мать. Таисия Ивановна художница, она постоянно стояла у мольберта и никогда не занималась домашним хозяйством. Как правило, музыканты стараются беречь руки, а заботливые матери помогают детям. Но у Жеки получилось иначе.

Таисия Ивановна не умела даже пожарить яичницу. Бытом в семье Ковалевых занимался ее муж, Олег Сергеевич, профессиональный военный, генерал. Он покупал продукты, готовил еду, а уборкой-стиркой-глажкой занималась домработница Галя. Когда Олег Сергеевич скончался, все хлопоты упали на плечи Жеки. Только не подумайте, что Таисия Ивановна потребовала от дочери исполнения обязанностей прислуги. Ну что вы! Мать очень любила ее, поэтому объявила:

– Не беспокойся, доченька, я буду заботиться о тебе и о Севочке. У меня получится.

Пару месяцев Жека стоически ела на ужин кашу из переваренных макарон с сыром и перешагивала через комья пыли, мотавшиеся по полу во всех комнатах. Наверное, Таисия Ивановна старалась, но у дамы было слабое здоровье, каждый вечер у нее подскакивало давление, кружилась голова, и художница мученическим голосом произносила:

– Сегодня опять не взяла в руки кисти. Как много времени отнимают бытовые хлопоты! Я теряю себя как творческую личность.

Спустя полгода после кончины Олега Сергеевича Жека сама встала к плите и подружилась с пылесосом. Кстати, совсем забыла сказать: Таисия Ивановна работала в жанре абстракции. Я никогда не понимала ее картин, представлявших собой разноцветные пятна на черном фоне. И похоже, никто не проникся талантом Таисии. Дама за всю свою долгую жизнь не продала ни одного произведения, они штабелями складировались в их квартире.

Первое, что сделал Миша Лебедев, женившись на Жеке, это изгнал «живопись» тещи из супружеской спальни. Помнится, Таисия обиделась до глубины души и, что не характерно для воспитанной дамы, откровенно сказала зятю:

– Ты пришел в чужой монастырь, поэтому не заводи тут своих порядков.

Миша человек простой, не творческий, работавший тогда мелким клерком, спокойно ответил:

– Простите, Таисия Ивановна, у вас замечательные картины, но у меня плохо с желудком. Как гляну утром на полотно у нашей кровати, так изжога начинается.

Теща поджала губы и до самой своей смерти самозабвенно ненавидела зятя, несмотря на то что Михаил любил и ценил Жеку, а Севу считал родным сыном. Таисию Ивановну раздражало в Мише все: его привычки, смех, манера одеваться, любовь к одеколону, который интенсивно пах сандалом.

– Поливается парфюмом, как баба, – жаловалась мне она, – я из-за этого кашляю.

Один раз я не удержалась и сказала:

– Мужик, воняющий потом, намного хуже.

Но мать Жеки никак не отреагировала на мои слова. Когда ее не стало, дочь и зять, наверное, вздохнули свободнее.

Несмотря на явное желание Таисии рассорить дочь и зятя, Миша и Женечка жили счастливо. Жека называла мужа «дед Мазай». Когда я услышала от нее это прозвище впервые, то не удержалась от вопроса:

– Слушай, ну почему дед Мазай? Михаил молодой, он совсем не похож на старика! Обычно женщины зовут супругов «котик», «зайчик», а ты придумала странное прозвище.

Жека засмеялась:

– Миша дед Мазай, потому что он нас с Севочкой как зайцев спас. Я натурально тонула в пучине бытовых и материальных проблем. И тут появился дед Мазай, который нас за уши в лодку втащил, и теперь мы вместе весело плывем.

В начале нулевых Михаил каким-то образом заработал неплохие деньги, и они с Жекой открыли частную школу. Она стала в ней директором, заодно ведет уроки музыки и занимается учебно-воспитательным процессом. А Михаил заведует финансами и хозяйственными вопросами.

Узнав о желании супругов создать гимназию, я удивилась. Ни Жека, ни Миша не имели опыта работы с детьми и никогда не руководили другими людьми. На мой взгляд, их затея была обречена на провал. Но неожиданно школа стала пользоваться популярностью, и сейчас у супругов вполне успешное предприятие с очень хорошей репутацией. Жеке удалось подобрать отличных педагогов, которые – надо же – любят детей и хотят привить им знания, а не вытянуть из родителей побольше «спонсорских» денег.

Супербогатыми людьми Ковалевы не стали, большую часть прибыли они вкладывают в гимназию, живут в своей старой квартире, а летом перебираются на дачу, которую построил еще Олег Сергеевич. Правда, Миша сделал везде хороший ремонт и купил всем членам семьи по новой машине. У Жеки теперь много модных вещей, отдыхать супруги ездят в Италию. Но шикарного загородного дома они не построили, «Бентли» не завели и по модным горным курортам не раскатывают. Евгения с Мишей – представители так называемого среднего класса, к олигархической верхушке ни малейшего отношения не имеют. Да, вы, наверное, полагаете, что я ошиблась, перепутала имя отца Жеки, назвала его Олегом Сергеевичем, но до этого упомянула, что Жеку зовут по паспорту Евгения Ивановна. Все правильно, биологический отец Жени погиб за пару месяцев до ее рождения. Иван Константинович тоже был военным, что с ним случилось, я не знаю. Олег Сергеевич по долгу службы приехал к вдове, привез ей деньги, которые собрали сослуживцы покойного, и… остался навсегда. Олег забирал из роддома Женечку и совершенно искренне всю жизнь считал ее своей дочерью. Но при этом отчим никогда не обманывал девочку, честно рассказал ей, что они по крови не родные. На нее это сообщение не оказало ни малейшего негативного воздействия. Она обожала Олега Сергеевича. Помня о своем безоблачном детстве и счастливой юности под крылом заботливого отчима, Жека ни на секунду не сомневалась, что ее муж будет любить Севочку. Но, к сожалению, Игорь, первый супруг Ковалевой, особой радости при виде малыша не выказывал и вскоре заявил ей:

– У нас родятся собственные дети, Севу лучше сдать в интернат.

Жека настолько опешила, что задала абсолютно неуместный вопрос:

– Зачем?

Супруг не стал лицемерить.

– Я не слишком много зарабатываю, ты не получаешь алиментов на ребенка. Не хочу, чтобы мой собственный сын был лишен каких-то радостей из-за незаконнорожденного мальчишки.

Ковалева тут же взяла паспорт и пошла подавать заявление о разводе. Через несколько лет в семью влился Михаил, и Сева наконец-то обрел лучшего папу на свете.

Воспитанная, сдержанная Жека не принадлежит к числу женщин, которые, едва войдя в офис, громогласно говорят:

– Мой-то! Опять вчера нажрался, налился по брови водкой, скандал устроил! А свекровь! Вот дура! Что она за ужином закатила!

Евгения никогда не пускает посторонних в свою личную жизнь. Даже я, близкая подруга, знаю об отношениях супругов немного. В основном информация ко мне притекала от Таисии Ивановны. Вот она, в отличие от дочери, поболтать любила. Если я звонила Жеке и слышала от ее матери: «Девочки нет дома. Солнышко, у тебя есть минутка?» – то отлично понимала: разговор шестьюдесятью секундами не ограничится. Художница продержит меня на проводе не менее получаса, сообщит все семейные новости и от души отругает Мишу.

Но если спросить у Жеки: «Как Севочка?» – вот тут и она не станет молчать.

Глава 3

Сын для Жеки – это… подобрать сравнение невозможно. По ее словам, Всеволод красив, умен, гениален, талантлив, великолепен, никогда не совершает ошибок, всегда поступает правильно, он лучший друг матери, ее опора, сильное плечо, надежда и гордость. Если кто-то спрашивал, где работает Сева, она начинала тараторить:

– Он имеет диплом режиссера-постановщика, сейчас ищет пьесу, чтобы воплотить ее на сцене. Очень трудно найти спонсора, который согласится вложить деньги в спектакль, но еще сложнее отыскать достойный литературный источник. Классика Севе неинтересна, она вся давным-давно облизана коллегами, а современные авторы пишут отвратительные тексты.

Большинство людей, услышав подобные речи, понимающе кивают и начинают беседу на иные темы. Но встречаются бестактные особы, которые не унимаются и продолжают любопытствовать:

– Ладно, я понял, что Сева находится в творческом поиске, а работает он где? В каком учреждении получает зарплату?

После короткой паузы, видя, что собеседник не отлипает, Жека говорит:

– На данном этапе Сева – арт-директор московского клуба «Туннель». Это лучшее заведение столицы, оно находится в центре города, там собираются уникальные люди. Мальчик работает на износ, ночью бодрствует, днем спит. Не понимаю, как он выдерживает неимоверный график.

Лично мне Сева никогда не казался симпатичным, и я не понимала, что в нем находят девушки, коих вокруг него толпы. Он слишком худой, с болезненно бледным лицом, тонким злым ртом и узким мышиным подбородком. Но самое отталкивающее в лице парня – глаза. И дело даже не в том, что они неприятного зелено-желтого цвета, слишком глубоко посажены и окружены почти черными синяками. Меня пугает их выражение. У Всеволода взгляд лжеца. Всякий раз, когда он разговаривает со мной, меня не покидает ощущение, что парень говорит неправду даже в тот момент, когда сообщает, что на улице светит солнце.

Услышав эту фразу от него, я непременно взгляну в окно и буду весьма удивлена, если не увижу ливня. Меня Сева не обманывал ни разу, но я почему-то пребываю в уверенности, что парень не способен честно говорить ни о чем. Я недолюбливаю его и поэтому всегда с ним излишне приветлива. Он не сделал мне ничего плохого, и я испытываю неудобство от того, что безо всяких причин плохо к нему отношусь.

– Дело не в курении, – вдруг с усилием произнесла Жека, – прости, Лампуша, я не люблю грузить людей своими проблемами, но со мной в последнее время творится что-то странное. Понимаешь, я стала очень нервная, прямо истеричка!

– Если бы так, – засмеялась я, – вспомни Свету Рагозину. Она легко могла опрокинуть на пол пюпитр, разорвать ноты, разразиться нецензурной бранью, а все из-за ничего не значащих чужих слов, которые ей показались обидными. Помнишь, какой демарш она устроила Верочке Каскиной, когда та сказала: «Света, смени помаду, розовый перламутр тебе не к лицу»?

Ковалева поморщилась.

– Каскина всегда была бесцеремонной. Зачем лезть к человеку с советом, если тебя не спрашивают?

– Но это же не повод бросаться на Веру, рвать на ней блузку и орать, пересыпая свою речь бранью, потом бежать к начальству и требовать увольнения бедняжки Каскиной, – продолжала я. – Вот Светлана – психопатка, а ты нормальная, воспитанная женщина, на мой взгляд, даже излишне сдержанная. Я подчас поражаюсь твоему терпению, ты никогда ни на кого не жалуешься.

Жека неожиданно покраснела.

– С неприятностями надо справляться самой, нельзя превращать друзей в жилетку для слез. Если есть желание решить наболевшие вопросы, надо идти к психотерапевту, а не грызть мозг подруге.

Я улыбнулась.

– Лично мне очень помогает Катюша ^[3]. Хорошо иметь возможность обратиться к специалисту, он профессионально разберется с твоей бедой. Вот только посещать психолога придется долго, стоят его услуги совсем недешево, и он не даст тебе конкретного совета, не станет жалеть, и, вероятно, в процессе общения ты услышишь от него не совсем лестные для себя слова. А подруга скажет по-свойски: «Наплюй, я тебя люблю, все будет хорошо». И сразу почувствуешь себя намного лучше. Так что у тебя случилось?

Жека положила руки на столик.

– Началось это недели две назад. Мы ужинали дома втроем, болтали о всякой ерунде. Я пошла к плите, чтобы положить Мише жареную картошку. Севочка и говорит: «Мам, ты кусок уронила».

А я не услышала, наступила на ломтик, поскользнулась и чуть не упала, уцепилась в последний момент за мойку. Стою, еле живая, трясусь, сама не пойму, чего так испугалась, поворачиваюсь, а Сева смеется: «Ну, мама, ты даешь! Просто звезды на льду, катание на картошке!»

Жека умолкла на секунду, потом продолжила:

– И что он ужасного сказал? Ничего.

– Мог бы вскочить и помочь тебе устоять на ногах, – неодобрительно заметила я, – а не хихикать себе под нос.

Она чуть сгорбилась.

– Миша вообще ничего не заметил, он в тот момент в телик уставился, там кто-то кому-то гол забил. Сева же попросил: «Ма, плесни мне чайку». И понимаешь…

Жека снова замолчала.

– Говори, – поторопила я ее.

Она сделала глубокий вдох.

– Лампа, мне не с кем посоветоваться, ни Мише, ни Севе рассказать это не могу, и вообще, о таком не сообщают ни врачу, ни священнику, ни родной маме. Но одна я не справлюсь, мне очень страшно.

Она снова набрала полную грудь воздуха, медленно выдохнула и наконец-то решилась на откровенность.

– Я взяла чайник и пошла к столу. Ну сколько там по нашей кухне идти? Шаг?

– Два, – улыбнулась я.

Жека кивнула.

– Вот-вот. Расстояние невелико, но за ту секунду, что я несла чайник, меня охватила такая злость. Нет, ненависть! Страшная! Я ее ощущала физически. Липкая, холодная, черная. Ты когда-нибудь надевала костюм из латекса?

– Не приходилось, – пробормотала я.

Жека содрогнулась.

– А я в школьном спектакле про инопланетян изображала в таком наряде межгалактическую ведьму, никто из детей не захотел ее роль исполнять, пришлось директору в страшилище наряжаться. Очень неприятно натягивать на тело прорезиненную ткань, она противная. Так вот, тогда мне на кухне показалось, что меня снова в тот комбинезон упаковали, я прямо заледенела вся и… не могу дальше говорить!

Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Вот тут я испугалась и потребовала:

– Быстро рассказывай. Что бы ты ни сделала, все можно исправить!

Жека подняла на меня грустный взгляд.

– Не разделяю твоего оптимизма. Есть поступки, после которых следует пойти и утопиться.

Я вздрогнула и схватила подругу за плечо.

– Перестань ходить вокруг да около. У нас с Максом много знакомых, мы вытащим тебя из любой беды.

Неожиданно она улыбнулась.

– Спасибо, Лампуша. Я не совершила преступления, я просто подумала, что Севу надо убить! Насмерть! Вот прямо сию секунду вылить ему на голову кипяток. Понимаешь?

Моя нижняя челюсть медленно отвалилась, а Жека мрачно продолжала:

– Я отчетливо представила, как горячая вода попадает Севе на макушку, стекает струйками по лицу, он кричит, а я хохочу от радости. Это нормально?

Хорошо, что она задала вопрос риторически, ей не требовался ответ. Я застыла на стуле истуканом, а она тем временем говорила:

– В ту же ночь мне приснился сон. Иду по коридору с канистрой в руках. Дом богатый, убранство в английском стиле, темные двери, книжные шкафы, ковры. Я прошла через гостиную и вошла в спальню, там огромная кровать с дубовой спинкой, на ней спят две женщины. Лиц не вижу, одеяла натянуты до плеч, незнакомки лежат на животе, перед моими глазами лишь белокурые волосы, явно выкрашенные и уложенные в дорогой парикмахерской. Я спящих не знаю, но понимаю, что они молодые, красивые, богатые. Дальше не поверишь!

Ковалева криво улыбнулась и продолжила:

– Я открываю канистру и думаю: «Вот сейчас плесну бензин на одеяло и подожгу». Понимаешь? Сон такой реальный, как явь, и я в нем размышляю: «Нет, если брошу спичку, женщины скатятся на пол, собьют огонь, живы останутся. Надо действовать иначе». И я обливаю пол вокруг кровати по периметру, чтобы поднялась огненная стена – из-за нее не выбежать. Потом беру спички, но останавливаюсь. Спички? Они короткие, я сама могу обжечься. Вижу на столике длинную свечу. Хватаю ее, зажигаю фитиль, швыряю свечку на одеяло и выскакиваю в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Через секунду раздается хлопок, словно лопнула натянутая парусина, бух! И крик! Нет, вопль! Нечеловеческий! Леденящий кровь! А я иду по коридору абсолютно счастливая, на душе прямо эйфория. Я их убила! Сожгла! Уничтожила! Это нормально?

Я постаралась не измениться в лице.

– Это сон, работа подсознания.

Жека схватила меня за руку.

– Именно так! Ты правильно поняла. Значит, я подсознательно хочу убить каких-то женщин? Кого?

Я решила ее успокоить:

– Знаешь, какое количество милых дам мечтает избавиться от свекровей, подружек и начальниц? Есть у меня приятельница Майя, так она купила куклу, написала на ней фломастером «Анна Сергеевна» и била свекровь от души. Ничего катастрофичного в твоем сне я не нахожу. И потом, блондинок не стоит воспринимать как живых людей, вероятно, они олицетворение какой-то твоей проблемы.

Жека молча смотрела на меня, а я ощутила прилив вдохновения и подтвердила:

– Да, да, именно так. Сон очень хороший.

– Лучше некуда, – прошептала Ковалева.

– Нет, точно, – настаивала я, – во сне все всегда наоборот! Привидятся похороны – это к долгой жизни. Ты сожгла двух красоток? Не о них речь, на самом деле это предсказание, оно обещает благополучное разрешение некой сложной проблемы. Надо радоваться, а не расстраиваться!

Жека взяла из хлебницы булочку и принялась крошить ее на скатерть, потом тихо произнесла:

– Сегодня утром после встречи с цыганкой я поехала на работу и застряла в пробке. Сижу, пялюсь в окно, слушаю радио, там глупости несут. Ничего особенного, все как обычно. Севочка рано утром пришел из своего клуба и лег спать, Миша отправился в магазин, мы хотим в школу доски купить, стеклянные. Может, ты видела такие, на них не мелом, а фломастером пишут?

На всякий случай я кивнула, а Жека монотонно вещала:

– Понимаешь, никаких сложностей. Вообще. У меня лишь немного побаливала голова и слегка подташнивало. В последние пару месяцев я не очень хорошо себя чувствую, наверное, гастрит или язва проснулась, надо сходить к врачу.

– Здравая мысль, – одобрила я, – нехорошо, когда в животе буря, а в мозгу мигрень.

Жека дернула плечом.

– Сильно сказано. Просто меня слегка мутило, не стоило на завтрак три круассана лопать, они из жирного слоеного теста, и мигренью свою головную боль я бы не назвала, просто ощущала небольшой дискомфорт. Ну, значит, застряла в толпе машин, ни о чем не думаю, даже не злюсь из-за затора и той цыганки. Важных дел на первую половину дня я не планировала. Тут Миша позвонил и обрадовал: доски есть, дешевле, чем мы рассчитывали, нам обойдутся. Супер, да?

– Хорошая новость, – улыбнулась я.

Жека сдвинула брови на переносице.

– Положила я телефон на сиденье, слышу стук. Поднимаю голову и вижу мальчика лет одиннадцати. Он у машины лобовое стекло протирает, зарабатывает себе на кино. Я боковое окошко открыла, высунулась, хотела ему сказать, что прогуливать школу нельзя, и тут…

Жека прижала ладони к груди.

– На меня словно тот костюм из латекса опять натянули. В секунду, хоп – и готово! Я выскочила из автомобиля, схватила паренька, выкрутила ему руки, ударила его головой о капот, отняла спрей, растоптала его, орала как бешеная. «Убью, убью, сейчас убью!» Народ из соседних тачек повыскакивал, мальчик губку бросил, из своей рубашки вывернулся и удрал. И тут же, оп-ля, я снова нормальная. Стою на дороге, в руках сорочка, люди глазеют. Ужасно! Кое-как я припарковалась, целый час потом не двигалась, то в жар, то в холод меня бросало. И еще странное состояние, руки-ноги трясутся, вернее, они-то неподвижны, а такое ощущение, что дрожат, внутренний тремор, в животе бурчит. Еле успокоилась, поехала назад домой, просидела в туалете, понос начался, тошнота усилилась. Что со мной?

– Наверное, твой организм таким образом реагирует на усталость, – неуверенно сказала я, – поезжай отдохнуть.

Ковалева скорчила гримаску.

– Ты забыла? Мы с Мишей недавно вернулись из Италии. Можно было еще семь дней путешествовать, но Мишина племянница выходила замуж, пропустить свадьбу – значит насмерть ее обидеть. Миша такой заботливый, всю поездку меня по магазинам таскал, хотел, чтобы я потрясающее платье купила, вознамерился мною на людях похвастаться. А когда я, по его мнению, подходящий наряд отыскала, стал туфли с сумкой подбирать.

Я осторожно перевела дух. Кажется, Жека приходит в себя, раз заговорила о тряпках. Надо поддержать эту тему.

– Ну и как? Удалось поразить присутствующих?

Ковалева не улыбнулась.

– Вроде да. Хотя, между нами, можно было в Италии время не тратить. В Москве всего полно. Вот, смотри, какие туфли мне Севочка купил.

Она выставила из-под стола ногу.

– Здоровские, да? Сынуля расстарался, он молодец, всегда и с размером угадает, и с фасоном. Давно хотела такие: легкие, но носок закрыт. Не очень-то прилично директору школы ходить в босоножках с голыми пальцами. Цвет мой любимый, серо-голубой, подо всю летнюю одежду подходит, каблучок семь сантиметров, колодка наиудобнейшая, кожа мягкая и украшение в виде банта из стразов на мыске. Я из Италии прилетела, а Севочка их протягивает: «Носи, мамуля, на здоровье. Знаю, ты давно такие ищешь». Я ногу всунула и всплакнула. У кого еще такой заботливый сын, а? Туфельки идеально по ноге сели! Таскаю их не снимая. Один недостаток – цена. Я бы себе никогда обувь за семьдесят пять тысяч не купила.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Сколько?

Жека щелкнула языком.

– Совсем наши торговцы обнаглели! Севочка бы мне никогда цену не назвал, он всегда повторяет: «Не спрашивай, что почем, я тебе дарю, и точка». Но я вечером коробочку с деньгами на хозрасходы открыла, а там пусто. Удивилась, конечно, помню, там было девяносто тысяч. И тогда Севе пришлось цену обувки озвучить. Он сказал: «Мама, туфли от Яковини, он каждую пару вручную шьет, у него в клиентках Николь Кидман, Сара Джессика Паркер и другие звезды. Чем ты хуже глупых теток, которые умеют лишь перед камерой рожи корчить? Ты достойна всего самого эксклюзивного». Сева – лучший сын на свете!

Я схватила со стола чашку и прикинулась, будто смакую капучино. Можно ли считать подарком вещь, которую человек приобрел не на свои личные деньги, а на взятые без спроса из семейной кассы? Может, я просто втайне завидую Жене, у которой такой архизаботливый сынок?

– Лампуша, – тихо произнесла она, – учитывая недавний отдых, шикарный презент от сына, полный порядок на работе, объясни, почему я неожиданно озвереваю? Что со мной?

Я поставила пустую чашку на блюдечко.

– Тебе надо непременно сходить к врачу.

– К психиатру? – уныло буркнула подруга. – Считаешь, что меня пора запереть в сумасшедшем доме?

– Нет, запишись к эндокринологу, – уточнила я, – сдай анализы на гормоны, похоже, у тебя щитовидка шалит. Сама говоришь, тошнит, голова побаливает, вполне возможен какой-то сбой в работе именно этой железы.

– Такое мне не пришло в голову, – повеселела Жека, – понимаешь, в нашей семье есть не очень красивая тайна. Бабушка Севочки, мать Миши, провела последние годы жизни в психиатрической лечебнице. Мы всем говорили, что старушка скончалась, но она ушла в мир иной лишь в прошлом году. Я, когда у меня припадки ярости начались, основательно перепугалась. Безумие прописано в генах, вдруг оно ко мне перешло?

Я улыбнулась.

– Жека, очнись! Ты не можешь унаследовать шизофрению матери мужа, у вас нет общих генов. И Всеволоду оно не передастся, Михаил ему не биологический отец.

Жека отпрянула от стола, потом засмеялась.

– Черт! Я дура, да? Хотела у тебя осторожно узнать, может, я давно психически сдвинулась, пошла в бабку. И за Севочку тряслась, а ну как у него дурная предрасположенность. Но только сейчас сообразила! Мы с ней родные по духу, но не по крови. Фу! Думаешь, у меня играют гормоны? Пропишут таблетки, и все?

Я сказала:

– Прямо сегодня звони Катюше, она тебя полностью обследует и вылечит. Забудешь про приступы ярости.

Жека вскочила и обняла меня.

– Лампуня, спасибо! Я так испугалась, когда эта гадалка ко мне подошла. Из всех людей на улице меня выбрала! Почему?

Я погладила подругу по спине.

– Ничего удивительного. Цыганки отлично считывают настроение людей, они отменные физиономистки. Ты дергалась, нервничала из-за своего здоровья, ромала тут же поняла твое состояние. Ну вдумайся, что она уж такого необычного сказала? «Устрани свою проблему, или она тебя убьет». Да это к любому применимо, у всех в жизни сложности имеются. Обычная цыганская хитрость. Думаю, ты вспомнила примету: дай гадалке побольше денег, и ее пророчество тогда не сбудется. Сколько отсыпала предприимчивой аферистке?

– Деньги я не считала, весь кошелек отдала, – вздохнула Жека, отстраняясь от меня и садясь на стул.

Я засмеялась.

– Вот мы и докопались до истины. Гадалка хотела подзаработать, ее план с блеском осуществился. Звони Катюше и забудь о глупостях. У жителей мегаполисов часто щитовидка шалит: стресс, плохая экология, напряженный ритм жизни. Все лечится, главное, не запустить болезнь.

– А то еще убью кого-нибудь, – мрачно пошутила Женька.

– Это навряд ли, – улыбнулась я, – но заработать гипертонический криз вполне можешь.

– Надеюсь, до визита к Кате я больше не впаду в ярость, – вздохнула она.

– А ты повторяй про себя: «Это гормоны, не надо попадать под их влияние», – посоветовала я.

Жека хмыкнула, но ничего не сказала.

Глава 4

Продолжить разговор помешал звонок моего сотового.

– Отдохнула? – спросил Иван. – Приезжай в офис.

Я покосилась на Ковалеву. Несмотря на решение пойти сегодня же к врачу, на лице ее я не заметила спокойствия. Наоборот, Жека сильно раскраснелась, а в ее глазах заблестели слезы.

– Можно, я перезвоню через пять минут? – попросила я Маслова.

– Ладно, – после минутного колебания сказал он, – что-то случилось?

– Нет, – ответила я, – небольшая семейная проблема, ерунда.

– Жду, – коротко бросил Иван и отсоединился.

Я положила трубку на край стола и улыбнулась Жене.

– На службу требуют? – странным голосом поинтересовалась она. – Почему ты назвала происходящее со мной «небольшой семейной проблемой, ерундой»? Считаешь случившееся глупостью?

Вопрос меня удивил, на секунду я растерялась, но быстро нашла подходящие слова:

– Зачем посвящать чужого человека в наши проблемы?

Жека чуть приподняла голову, оперлась руками о стол, медленно поднялась, секунду постояла неподвижно, затем молниеносным движением скинула на пол мой мобильный и наступила на него. Послышался жалобный хруст. Сотовый, раздавленный бешено дорогими, подаренными заботливым сыном туфлями, превратился в руины. Далее настал черед посуды. На пол отправились чашки, тарелки, корзиночка с остатками хлеба. Под конец Жека сдернула скатерть. Свои действия она сопровождала визгливым базарным воплем:

– Значит, я ерундой тебя от работы отвлекла? Дрянь!.. Гадина!.. Убью тебя на…!

Не понимаю, что потрясло меня больше: знание Ковалевой ненормативной лексики или ее внешний вид. Лицо подруги побагровело, по лбу и щекам покатились капли пота, нос вытянулся, глаза вылезли из орбит. В воздухе разлился неприятный запах пота. Жека изо всей силы пнула ногой стул и схватила меня за плечо. Я с огромным трудом удержалась от вскрика. Свекольный цвет лица свидетельствовал о том, что Жеке очень жарко, но пальцы, которыми она впилась в мое плечо, были ледяными.

– Ой, мама, – завизжала за стойкой барменша. – Костя, звони в полицию!

В глазах Жеки появилось выражение недоумения и страха. Она отскочила от меня, схватилась руками за голову и бросилась к двери.

– Константин! – надрывалась девушка за стойкой. – Ты где? Скорее набирай ноль два!

Я стряхнула оцепенение.

– Не надо полиции, я оплачу ущерб.

Из двери в углу ресторана появился мужчина.

– Вау! Что здесь произошло?

Я встала и пошла навстречу управляющему, доставая из кошелька кредитку и придумывая на ходу историю:

– Пожалуйста, очень вас прошу, не поднимайте шума. Моя подруга больна, ее лечат сильнодействующими таблетками, которые вызывают резкое головокружение. Она встала, пошатнулась, случайно уронила посуду…

Барменша сочувственно вздохнула.

– Небось никак родить не может и к ЭКО готовится? Знаю, что это такое, моя сестра через него проходила. Накачивают женщину гормонами, потом у нее крыша едет.

Я протянула управляющему карточку.

– Снимите нужную сумму и возьмите чаевые за молчание.

Он кивнул.

– Вам повезло, что в зале никого нет. У нас после шести вечера аншлаг и папарацци полно, поджидают, когда кто-нибудь из звездных клиентов бучу затеет.

– Мы не болтливые, – подхватила барменша, – будешь язык распускать, место потеряешь. Не волнуйтесь, дальше порога информация о скандале не пойдет. Но вы за своей подругой приглядывайте, как бы она в магазине или на улице буянить не начала.

Я кивала в такт ее словам и тут услышала трель мобильного.

– Ваш телефон звонит, – сказал администратор, возвращая мне кредитку.

Я быстро вернулась к столику, схватила трубку и услышала тихий женский голос:

– Давайте мирно решим проблему. С вас миллион рублей, и моя дочь забудет о неприятном инциденте.

– Простите, вы ошиблись номером, – сказала я.

– Не хотите разговаривать? – перешла на более высокую тональность женщина. – Ваше право. Денег жалко? Понятно. Но подумайте, чем это для Всеволода закончится. У нас на руках есть справки от врача, снимки синяков Лизы. Не желаете заплатить? Ладно. Тогда мы обратимся в полицию.

– Извините, кому вы звоните? – осторожно поинтересовалась я.

– Евгения Ивановна, не устраивайте спектакль, – зажурчала незнакомка, – вы неправильную тактику избрали. Я предлагаю бескровное решение проблемы. Для вас миллион не очень большая сумма. Лиза хочет учиться в институте, ради высшего образования она промолчит о том, что случилось. Заплатите, и она запрет рот на замок. Если откажетесь…

Тут только до меня дошло: я держу мобильный Жеки, ведь мой она растоптала. У нас с ней одинаковые модели телефонов, и мы поставили себе наиболее простые звонки, никакой полифонии, оркестра или любимых песен: наши трубки издают обычное «дзынь-дзынь».

– Жду вас сегодня в девять вечера в кафе «Синий туман», – продолжала тем временем тетка. – Вместе с озвученной суммой. Если не придете, пеняйте на себя. Советую подумать, как отразятся на вашем бизнесе публикации в прессе о том, что сын владелицы частной гимназии изнасиловал школьницу. И мне много чего о Севе известно. Спросите его, кто такая Таня Иванова. Могу и о ней журналистам рассказать.

Из трубки полетели гудки. Я схватила сумку и ринулась к машине, на ходу роясь в телефонной книжке подруги. Так, вот номер с названием «папа». Скорее всего, так Жека записала мужа. Олег Сергеевич-то давно умер.

Поговорить с Мишей мне не удалось. Прослушав в пятый раз про временную недоступность абонента, я еще раз просмотрела Жекины контакты и нашла слово «Мурзенька». Отлично знаю, что под этой кличкой скрывается Всеволод. У него телефон оказался включен, но Сева не торопился взять трубку, отозвался лишь на десятый гудок, пробормотав:

– Слушаю, мусик, что случилось?

– Сева, ты? – спросила я.

– Угу, мамуль, кто ж еще? – зевнул парень. – Ох, извини, вчера на работе замотался, у нас парочка олигархов в клубе гуляла, на ушах стояли. Эй, мам, ты в порядке?

В голосе Всеволода зазвучали беспокойные нотки.

– Мамуля! Почему ты меня разбудила? Тебе плохо?

– Сева, это Лампа Романова, – ответила я.

Молодой человек закашлялся.

– Извини, Лампуша, надо мне бросать курить. Представляешь, твой телефон сейчас определился у меня как мамин!

– Никогда не звонила на твой мобильный, – удивилась я. – Откуда у тебя мой номер?

– У меня все мамины знакомые в книжку занесены, – пояснил он.

Я опомнилась.

– Сева, номер высветился верно, я звоню с аппарата Жеки.

– Что с ней? – воскликнул парень.

– Где Миша? – в свою очередь спросила я.

– Он на каком-то складе, – сообщил Сева, – покупает оборудование для школы.

– Наверное, там мобильный не берет, – сообразила я. – Всеволод, слушай внимательно, дело очень серьезное.

Я уже говорила, что не испытываю к Севе особой любви, более того, мне кажется, что парень на полную катушку эксплуатирует родительскую любовь. Он беззастенчиво тянет из матери и отчима деньги и, как летучая мышь, ночью работает, днем спит. Оживает Ковалев к полднику, долго плещется в ванне, со вкусом завтракает, когда другие уже давно пообедали, и тратит массу времени на выбор одежды. Гардероб Севы обширен, как у девушки на выданье, в моде он разбирается почти профессионально, никогда не спутает ботинки из кожи угря со штиблетами из невинно убиенного питона. За шмотками он катается исключительно в Милан, чем приводит Жеку в восторг.

– Мальчик очень рачителен, – говорит она. – Цены в Италии вполовину меньше, чем в России, выбор вещей намного богаче, качество лучше. Севочка молодец. Зачем зря тратить деньги в Москве?

Услышав подобное заявление, мне всякий раз хочется напомнить Жеке, что ее чадо летает исключительно бизнес-классом и проживает в пятизвездочных отелях. Если учесть все расходы, то пиджаки и пуловеры, привезенные «рачительным» сынком, оказываются золотыми. Может, лучше спокойно приобретать тряпки в России? Но умная Ковалева начисто теряет способность трезво мыслить, когда речь заходит об обожаемом Севочке. Не знаю, сколько денег он зарабатывает в своем клубе, но сильно сомневаюсь, что его оклада хватает на тот образ жизни, который он ведет. Ясное дело, Сева тратит материнские деньги, но при всей моей нелюбви к нему следует признать: Жеку он обожает и сейчас явно сильно обеспокоен моим рассказом.

– Спасибо, что позвонила, – сказал Сева, – надеюсь, мама отправилась домой, если через полчаса она не приедет, я порулю в школу. Непременно отыщу ее и за руку отведу к Екатерине. Мама после возвращения из Италии постоянно нервничает, я решил, что отец ее на отдыхе достал. Он может до ручки довести своей заботой.

– Как можно заботой довести до ручки? – невесть зачем задала я вопрос.

Из телефона послышался смешок.

– Элементарно. Отец настырен в своем желании сделать близких здоровыми. Вот свежий пример. В мае он проходил обследование в кардиоцентре, врач ему посоветовал есть рыбу, дескать, в ней содержится вещество омега-три, оно растворяет холестериновые бляшки в сосудах. Отец воодушевился, и началось! Купил рыбий жир в капсулах, начал его в нас с мамой запихивать, выкинул из дома мясо, теперь в нашем холодильнике филиал рыбоперерабатывающего завода: салат из сайры, паштет из сардин, жареный палтус, скумбрия горячего копчения, тунец в масле! Брр! Я буквально ощущаю, как у меня плавники отрастают, а кожа в чешую превращается. Но предка не остановить, он нас с мамулей до смерти здоровым питанием доведет. Когда они вернулись из Рима, мама через пару дней начала истерики закатывать.

– Жеке не свойственно скандалить, – перебила я Севу.

– Согласен, – отозвался парень, – поэтому я и решил, что ее папулька на отдыхе доконал. Если вы живете в браке со времен динозавров, не надо устраивать совместный тур по загранице, лучше порознь мотаться по Европам, на время оставить друг друга в покое, отдохнуть от семейного счастья. Я понадеялся, что мать вернется в школу и успокоится. Но, знаешь, Лампа, за последние дни у нас дома натуральный сумасшедший дом. Мама в постоянной агрессии, на ровном месте психует. Теперь я займусь ее здоровьем. Может, это климакс?

– Возрастные скачки настроения отлично лечатся, – вздохнула я, – значит, ты сейчас отправишься искать Жеку? Мне можно не волноваться?

– Успокойся, – попросил Сева, – я отброшу все дела.

– Есть еще одна новость, – сказала я, – позвонила странная женщина. Ты знаком с девушкой по имени Лиза?

– Лампа, я работаю в клубе, у нас полно девок, – снисходительно пояснил Сева, – посетительницы, танцовщицы, официантки, с десяток Елизавет назову. Которую ты имеешь в виду?

– Фамилию не знаю, звонившая утверждала, что ты пытался изнасиловать ее дочь Лизу, она требует миллион рублей за молчание, если не получит денег, пойдет в полицию, – передала я угрозы незнакомки.

Всеволод расхохотался.

– Забей.

– То есть как? – изумилась я.

– Мало ли идиоток, которые хотят денег срубить, – заявил Сева. – Надоели! То они от меня беременны, то я им предложил замуж выйти, то грубо принудил к сексу. Забудь, это простой, как валенок, шантаж. Лимон! Во дает! Хорошо, хоть не в валюте.

– У тетки на руках справка от врача, – добавила я.

Радостное ржание не дало мне договорить.

– Лампуша, наплюй. Или вот что, пошли мне эсэмэской номер телефона дуры, я сам разберусь.

Я решила еще раз уточнить:

– Ты уверен, что женщина не пойдет в полицию и не поднимет скандал в прессе? Она еще говорила про какую-то Таню Иванову!

Сева закашлялся, потом, судя по звуку в трубке, сделал пару глотков воды.

– Круто! Таня Иванова! Я прямо половой монстр! Годзилла на тропе разнузданного секса! Маньяк разбушевался! Лампа, включи логику. Ну с какой радости мне кого-то насиловать? Девки и так вокруг в штабеля укладываются. Если я кому-то предложил в кино сходить, а меня послали, не стану рыдать или впадать в гнев. Девчонки – как такси: одно уехало, а парочка других уже наперегонки к тебе спешат. Поверь, я не испытываю недостатка в женском внимании.

Беспокойство, комом стоявшее в горле, неожиданно растаяло. Всеволод говорит правду, он всегда находится в окружении девушек, которые готовы раздеться, едва наш мачо бросит в их сторону лукавый взор.

– Сообщи мне телефон нахалки и забудь, – вещал тем временем Сева, – хорошо, что кретинка не напала на мамулю. Вот дрянь! И откуда она ее номер узнала? Ну ничего, я разберусь. Спасибо, Лампа, я всегда знал, что ты лучшая, самая честная, замечательная подруга мамы. Она не сентиментальна, но, поверь, тебя очень любит. И я тебя люблю, спасибо, что ты у нас есть!

Ну и каково это – услышать такие слова от парня, к которому без всякой на то причины относишься с недоверием? Я смутилась и промямлила:

– Пожалуйста, я всегда готова помочь, вечером привезу Женькин телефон, а пока отключу его от сети.

Глава 5

Иван не стал отчитывать меня за опоздание, он не посмотрел демонстративно на часы, не спросил: «Где тебя носило?», взял со стола лист бумаги и как ни в чем не бывало предложил:

– Записывай адрес. Куркино…

– Что у нас там? – деловито осведомилась я, черкая ручкой в блокноте.

– Валентина Игоревна Тяпкина, – озвучил Ваня, – слышала о такой?

– Ни разу, – удивилась я, – а должна?

Маслов похлопал ладонью по столу.

– Тяпкина писательница, творит под псевдонимом Нечитайло.

– Ты шутишь? – хихикнула я. – Кому в голову пришла идея публиковать романы под такой фамилией?

– Позвольте объяснить, – раздался из глубины кабинета приятный баритон.

Я повернулась на звук и увидела: в кресле, спрятанном между большим шкафом и стеной, сидит мужчина, одетый, несмотря на август, в темный костюм.

– Я не представил вас друг другу, – спохватился Ваня. – Евлампия, наша лучшая сотрудница, может все.

Я заулыбалась во весь рот, надо будет потом сказать шефу, что фраза «может все» звучит слегка двусмысленно.

Незнакомец протянул мне руку.

– Адам Корсунский, издательство «ВКЛ».

– Очень приятно, – кивнула я, пожимая его ладонь, – лучше обращаться ко мне «Лампа».

– Согласен с вами, псевдоним Нечитайло является образчиком дебилизма, – продолжал Адам. – Валентина перешла к нам из другой структуры. Слава богу, на некоторых писателей снисходит озарение, и они понимают: «ВКЛ» – лучшее издательство. Мы готовы раскрутить автора с нуля до первых мест в рейтинге. Валя талантливый, амбициозный человек, она хочет пробиться и, поверьте, вполне способна потеснить на рынке Джоанн Роулинг, чьи истории о мальчике-волшебнике уже поднадоели читателю.

– Нечитайло пишет фантастические сказки? – предположила я.

– Нет, психологические истории о женской судьбе, – уточнил Адам. – И, к сожалению, прежний издатель не захотел публиковать их под фамилией Тяпкина и придумал псевдоним Нечитайло. Теперь это бренд, поменять его нельзя. Мы сейчас представляем новый цикл романов Валентины, запускаем серию «Ваш домашний друг».

Я старательно удерживала на физиономии вежливую улыбку. Нечитайло – никуда не годная для писателя фамилия, но и название серии тоже не слишком удачно. Что значит «домашний друг»? Лично я сразу думаю о собаке или кошке.

– Изменить псевдоним не получится, – говорил Адам, – а вот внешность Вали нужно скорректировать. Прежнее издательство придумало ей образ… м-м-м, как бы помягче сказать… дамы без комплексов. Мини-юбка, прозрачная блузка, красные сапоги-ботфорты, джип, разрисованный под леопарда, макияж как у… – Адам замялся.

– Проститутки, – некорректно уточнил Ваня.

Корсунский кивнул.

– Не хочется употреблять подобные выражения, но да, вы правы. Наши конкуренты внушили Валентине, что ее имидж – это агрессивная сексуальность, и практически утопили писательницу.

– Почему? – удивился Маслов. – Сейчас такой тип в моде.

– Психологические байки о дамских проблемах не интересуют мужчин. А женщинам не очень нравятся особы, которые перетягивают на себя внимание сильного пола, – сказала я. – Дама вамп-красотка-хищница не станет подругой для потенциальной аудитории писательницы. Нужен образ спокойной, милой приятельницы, много испытавшей на своем веку и не растерявшей оптимизма, доброжелательности. Читательницы должны воспринимать Валентину как преданную подругу, с которой можно посоветоваться. Ботфорты, мини-юбка и внедорожник-хищник в этот образ не вписываются.

– Вы четко уловили суть проблемы, – похвалил меня Адам, – если Валя изменит свой имидж, тираж ее книг резко возрастет. Но вот беда, она с огромным трудом соглашается на все наши предложения. Возникли сложности. Сейчас включу запись, сами увидите.

Адам вынул из портфеля айпад и постучал по экрану. Кабинет наполнило красивое сопрано:

– Добрый день, мои дорогие и любимые, те, кто на работе, и те, кто дома. Настало время обеда, сделайте перерыв, налейте себе чашку чая и присоединяйтесь к программе «Женская душа». Есть проблемы, с которыми не пойдешь ни к маме, ни к лучшей подруге, и тогда на помощь спешит наше телешоу и его ведущая Ольга. Сегодня у нас не новая, а, можно сказать, затасканная тема, которая, к сожалению, из века в век не теряет своей актуальности. Мужская измена. Психологи утверждают, что наши супруги любят глазами. Мол, сами вы, бабы, виноваты: нацепите халат, ходите по квартире росомахой, без макияжа, а любовница-то всегда при параде. Но давайте вспомним историю! Разве мало мужей бегали от жен-красавиц? Так что надо мужикам? Ум? Внешность? Хозяйственные навыки? На все эти вопросы нам ответит писательница Валентина Нечитайло.

– Участия Тяпкиной в этом шоу мы добились с огромным трудом, – пояснил Адам, – и заплатили приличную сумму продюсеру.

Я кивнула, не отрываясь от экрана. Камера чуть отъехала, стала видна женщина, сидящая в кресле. Длинные, выкрашенные в цвет прокисшей сметаны волосы плохо сочетались с широкими черными бровями и желтым цветом лица. Кудрявая челка падала на лоб, глаза прятались за наклеенными ресницами. Интересно, кто посоветовал тетке прилепить на верхние и нижние веки щетину от зубных щеток, щедро намазанную сапожным кремом цвета «электрик»? И вообще, кто накладывал ей макияж? Румяна цвета перезрелого апельсина и сиреневая помада. Впрочем, одежда тоже мало подходила даме и совершенно не годилась для дневного эфира кабельного канала, чьей основной аудиторией являются домохозяйки.

Узкое красное платьишко держалось на тоненьких бретельках. Бюст без лифчика сполз в район талии, коротенькая юбчонка задралась почти до пояса, широкие, покрытые прыщиками обнаженные плечи Валентины и ее совсем не идеальные ноги в босоножках были выставлены на всеобщее обозрение. Стало понятно: кабинет педикюра не то место, которое Нечитайло посещает два раза в месяц. А еще она не знакома с эпиляцией: нижние конечности красавицы щетинились черными волосами.

– М-да, – крякнул Ваня, – нельзя сказать, что она прекрасна.

– Так что надо мужчинам? – повторила ведущая, которая, в отличие от гостьи, была ухоженной и одетой в скромное закрытое платье цвета беж.

Писательница выпрямилась, закинула ногу на ногу и коротко сообщила:

– Секс!

Ольга попыталась вернуть программу в правильное русло:

– Давайте поговорим о любви, долге и…

– Чепуха, – перебила ее Валентина, – болтовня про кастрюли, детей, стирку, глажку – удел убогих финоманок.

– Кого? – непрофессионально переспросила ведущая. – Может, нимфоманок?

– Именно, что манок, – кивнула Валя, – тех, кто в койке как бревно.

– А! Вы имеете в виду фригидных женщин, – попробовала избежать скандала Ольга. – Да, это проблема, но о ней поговорим как-нибудь в другой раз. Любовь, она…

– Секс, – громко объявила Валентина, – мужик животное, у него три потребности, три «по».

Ольга заморгала, писательница вытянула вперед руку. Ногти на пальцах оказались заклеены грязными кусочками пластыря.

– Потрахаться, пожрать, поспать. Удовлетворите эти его желания, и обезьяна ваша навеки!

Адам постучал по экрану. Изображение исчезло.

– Дальше можно не смотреть. Эфир прямой, это не запись. Ни вырезать, ни подкорректировать, к сожалению, ничего нельзя.

– Думаю, вашу подопечную на этом канале включили в черный список, – сказала я. – Почему бы вам не объяснить ей, что надо говорить и как одеваться?

Корсунский заломил руки.

– Сто раз твердили! Валентина вроде поняла, обещала прийти в приличном виде, и текст выступления мы ей вручили. Про семейные ценности. И она нас вроде послушалась, вошла в телецентр, прикрытая длинной шалью, вполне пристойно выглядела. А как только включились камеры, скинула ее, и оп-ля – полураздетая помятая пионервожатая!

Иван захихикал.

– Не смешно, – мрачно буркнул Адам. – Валентина считает себя суперкрасавицей, гениальной мегаженщиной. Еще она хочет выйти замуж за олигарха и уверена, что непременно поймает достойного жениха на крючок своего очарования.

– Может, где-то и бродит слепой «форбс», – развеселился Ваня. – Или совсем старенький миллиардер, лет эдак ста пятидесяти. Такому и Баба Яга – спелое яблочко. Есть у вашей Валентины шанс!

– Вам весело, а я вложил в новую серию ее книг кучу денег, – вздохнул Адам, – провел масштабную рекламную кампанию. Валентина своим поведением губит дорогостоящий проект.

Я пожала плечами:

– Зачем вы с ней связались? Неужели сразу не поняли, что она принесет проблемы?

Корсунский убрал айпад в портфель.

– Так она поначалу тихоней казалась. Пришла в издательство, притащила десять готовых романов. Десять! Из прозаиков надо каждый абзац выколачивать, никто вовремя свою нетленку не приносит. У меня редакторы на телефонах висят, ноют:

– Любимые, когда книжечку притащите? Чем вам помочь? Продукты купить? Кашку сварить?

А у Валентины десять законченных рукописей. Бриллиант!

– Как Нечитайло была одета, когда вошла в ваш кабинет? – поинтересовалась я. – Элегантный костюм со светлой блузкой или, может, шелковое платье цвета мокрого песка с юбкой за колено?

Адам откашлялся.

– На ней была расстегнутая шуба – крашенный под леопарда кролик, простеганный золотыми шнурами. Под манто вечернее платье в блестках, очень короткое, оранжевого цвета. И малиновые сапоги-ботфорты выше колена, узкий длинный нос, каблук-шпилька, платформа. В таких д’Артаньян разгуливал.

Мне стало смешно.

– Думаю, драчливый гасконец ни за какие сокровища не согласился бы даже посмотреть на описанные вами сапоги. Почему вы не насторожились, когда эта красавица вошла в кабинет? Неужели не поняли, что Нечитайло не из породы скромниц?

Адам опустил глаза долу.

– У нас состоялся откровенный разговор. Валентина плакала и говорила: «Хозяин конторы, где я пока издаюсь, развратный тип, требует от меня интимной близости, преследует, хочет сделать своей рабой. Я ему по две рукописи в месяц таскаю, пишу и отношу, пишу и отношу».

Корсунский перевел дух.

– Ясно, – кивнула я, – вы услышали про удивительную работоспособность Валентины и разом позабыли про ее внешний вид.

Адам чуть ослабил узел галстука.

– Скажу честно: Валя трудолюбива, как китаец из бедной провинции Поднебесной. С шести утра она, образно говоря, рис выращивает и безотказно раз в четырнадцать дней приволакивает роман. Если честно, рукопись всегда требует серьезной правки, но переписать-то можно все! А что делать с ее речью и внешностью? Как придать ей презентабельный вид? Стряхнуть с нее имидж гетеры с трех вокзалов?

– Черного кобеля не выкрасить в блондина, – элегически заметил Ваня. – Из песка не вылепить конфетку.

– Что вы хотите от нас? – задала я конкретный вопрос.

– Повлияйте на Нечитайло, сделайте из нее удобоваримый медиаперсонаж, – попросил Адам.

– Обратитесь лучше в пиар-агентство, – посоветовала я, – или к психологу.

Адам оглянулся.

– Чувствуете запах?

Мы с Иваном дружно зашмыгали носами и хором заявили:

– Нет.

– Ваниль с кокосом, – почему-то излишне нервно сказал издатель, – наверное, мне показалось. Были у нас и душеведы, и спецы по имиджу, никто с Валей не справился, одна надежда на вас. Она согласилась на коуча.

– Странной породы зверь! – поразился Маслов.

– Коуч – значит тренер, – устало пояснил Адам. – Мы наврали писательнице, что специально ради нее из Америки прилетела звезда коучизма, которая помогала Мадонне, Агилере, Фрэнку Синатре и Бритни Спирс стать великими, раскрутила их на заре карьеры, если Валя ей подчинится, то затмит всех, в особенности Смолякову.

Я решила кое-что уточнить.

– Роль заморского коуча отведена мне? Маленькая неувязочка: великий певец Америки, сладкоголосый Фрэнк Синатра скончался в тысяча девятьсот девяносто восьмом году в возрасте восьмидесяти трех лет. Я что, похожа на бессмертного Горца или графа Калиостро?

– И про Бритни Спирс лучше забыть, – вклинился со своим мнением Ваня. – У девчонки не лучшим образом дела складываются.

– Вы согласны! – обрадовался Адам.

– Можно попробовать, – без особого восторга кивнул Иван. – Но ваш случай очень запущен, поэтому сумма прописью будет вот такой!

Маслов живо нацарапал на бумажке цифру и протянул листочек Адаму. Ковальский вскинул брови.

– Право, смешно! На такой бюджет можно в космос лететь. Вот мое предложение!

Листок вновь оказался в руках моего шефа.

– Вы понимаете, что обратились к лучшим специалистам России? – возмутился Ваня. – Хотите купить алмаз по цене спичек?

Примерно полчаса Корсунский и Иван вели торг. Я сидела молча. Когда две акулы обсуждают финансовые проблемы, маленькой рыбешке лучше спрятаться в водорослях. В конце концов Ваня распечатал на принтере договор и сунул его Адаму. Издатель самым внимательным образом перечитал документ несколько раз, а затем, сопя, проставил на каждой странице свою подпись золотой «Монтеграппо». Шеф бросил на меня быстрый взгляд, я подмигнула ему и снова замерла с непроницаемым лицом. Молодец Ванюша, выжал из книгоиздателя сумму, в пять раз превышающую наш стандартный гонорар. Если мне удастся повлиять на строптивую Валентину, «Ноупро» получит хороший куш, а мне достанется приятный процент. Не сочтите меня меркантильной особой. Конечно, я легко могу попросить денег у мужа. Макс никогда не откажет любимой жене. Но как представлю себе мизансцену – стою в кабинете с протянутой, сложенной ковшиком ладонью и ною: «Максик, мне нужны колготки и губная помада», так сразу хочется самой заработать на машину себе и мужу. На мой взгляд, не следует целиком и полностью зависеть от супруга, даже такого щедрого, как Макс.

Глава 6

Дверь лифта в подъезде писательницы украшали два объявления. Первое было составлено грамотеями из домоуправления: «Господа жильцы! Лифт работает со второго этажа до четвертого ноября». Второе оказалось не менее удивительным: «Пентхаус писательницы Нечитайло расположен на третьей кнопке, просьба к журналистам соблюдать тишину и не гадить в кабине».

Я постояла пару секунд в раздумьях, потом начала медленно подниматься по ступенькам. Как-то странно получается. Дом, в котором я нахожусь, представляет собой высокую башню. А пентхаус – это комфортная большая жилплощадь под крышей здания. При чем тут третья кнопка?

Не успела я приблизиться к нужной двери, как та распахнулась, явив миру Валентину в скромной домашней одежде. На литераторше была коротенькая распашонка леопардовой расцветки, блестящие мини-шортики, кожаный пояс, сетчатые колготки и босоножки из прозрачного пластика на карикатурно широкой и высокой платформе. Мой нос уловил резкий, назойливый запах кокоса и ванили.

– Едем? – коротко бросила хозяйка.

– Здравствуйте, – улыбнулась я, – меня зовут Лампа, я специально прилетела из…

– Знаю, слышала, – отмахнулась Валя и пальцами с замотанными пластырем ногтями отбросила со лба вытравленную прядь волос.

– Что у вас с рукой? – поинтересовалась я.

– О клавиатуру пальчики в кровь сбила, – пожаловалась она. – Думаешь, легко великие книги получаются? Колошмачу по клаве с пяти утра до полуночи, стукаю, брякаю, только ногти по кабинету разлетаются.

Голос Вали перекрыл грохот, я зажала уши. Через пару секунд душераздирающий звук стих.

– Чертовы соседи, – с возмущением сказала она, – над моим пентхаусом ремонт уже год идет. Ну, двигаем в магазин за новой одеждой? Я готова.

– Сегодня мы просто поговорим, – предложила я, – обсудим план действий.

– А шмотки? – расстроилась Валя. – Я специально в четыре утра встала, чтобы главу дописать и в торговый центр успеть!

– Простите, очевидно, вас неверно информировали, – произнесла я. – Мне сначала необходимо увидеть вашу квартиру, посмотреть, где вы даете интервью.

– Пентхаус, – поправила Валя, – я приобрела наиболее дорогой вариант жилья. Сейчас строю дом с видом на Рублевку. Понимаешь, я очень богата и знаменита.

– Отлично, – кивнула я, – у вас, наверное, часто бывают журналисты?

– Каждый день! – не моргнув глазом соврала литераторша. – За пять минут до тебя корреспондент из «Фигаро-Нью-Йорк» ушел.

Я подавила вздох. Газета «Фигаро» выходит во Франции, в США свои издания, их там много, естественно, все я не знаю, могу назвать лишь «Вашингтон пост». Но почему-то уверена: еженедельника «Фигаро» в городе небоскребов нет.

– Где вы принимаете репортеров-борзописцев? – улыбнулась я.

– Да уж, согласна, совсем они оборзели, – заголосила Валентина. – Пишут, что хотят!

Я молча шла за хозяйкой по узкому коридору, оклеенному обоями, имитирующими простеганную золотыми шнурами телячью кожу. Глагол «оборзеть» не имеет ни малейшего отношения к существительному «борзописец», последнее родилось от слова «борзо». Борзописец – тот, кто быстро пишет. Так в девятнадцатом веке именовали журналистов, способных в мгновение ока написать статью. Интересно, кто Валя по образованию? В ее биографиии, которую мне предоставил Адам, значилось: «Имеет диплом Чердыкинского техникума балета, циркового искусства, торговли и философии». Факультет, где училась Нечитайло, не указывался. Кто она – клоун, балерина, продавщица или философ, – неясно. Надо было перед визитом поискать на карте России город Чердыкинск, а заодно порыться в Интернете, отыскать там сайт техникума и найти среди выпускников Тяпкину.

– Сюда, – приказала Валя, распахнула дверь и первой вошла в комнату.

Я, не ожидая ничего плохого, последовала за ней и с трудом удержалась от визга: «Мама родная!»

Прямо перед моими глазами из стены выбирался наружу… медведь. Прошла, наверное, минута, прежде чем я сообразила: это просто голова огромного Топтыгина, повешенная в качестве украшения.

– Не бойся, – по-свойски похлопала меня по плечу Валя, – он дохлый. Мы с моим другом олигархом ездили на сафари в Кению, я там медведицу завалила.

Я чихнула. Бурые мишки не обитают на Черном континенте, там в изобилии водятся другие представители фауны: львы, носороги, обезьяны, жирафы.

– Иди, не укусит, – велела Валентина, – шагай смело.

Я еще раз чихнула, преодолела порог, зажмурилась, потом тихонечко приоткрыла один глаз. С чем бы это все сравнить?

Кроваво-красные обои с золотыми горизонтальными полосами, алый диван, бордовые кресла, ковер цвета моркови, занавески, словно испачканные в томатном соке, стол, накрытый скатертью, напоминающей окровавленную простыню. В углу маячит ярко-желтый торшер в виде обнаженной женской фигуры, в поднятой руке она держит абажур, смахивающий на половинку помидора, густо усеянного стразами. Чуть поодаль стоит буфет, покрытый позолоченной резьбой, с потолка свисает громадная люстра с хрустальными яблоками и стеклянными цветочками. На противоположной от медведя стене прибиты головы двух оленей, между окнами торчит башка горного козла, а на софе лежит маленькая, беленькая, очень грустная собачка и мерно помахивает коротким хвостиком.

– Красиво у меня? – с чувством произнесла Валя. – Нельзя жить в хламе. Правда?

У меня от обилия красного цвета, золота, хрусталя и трупов животных закружилась голова. Чтобы позорно не свалиться на пол, я быстро села около симпатичной болонки, погладила ее по голове и спросила:

– Как ее зовут?

Странное дело, псинка продолжала лежать в одной позе, помахивая без перерыва хвостиком.

– Это был Нарцисс, – пояснила Валя.

– Почему вы употребляете глагол «быть» в прошедшем времени? – удивилась я. – Нарцисс, здравствуй.

– Он дохлый, – довольно засмеялась Валентина. – Чучело.

Я отдернула руку, отодвинулась в другой конец дивана и оторопело спросила:

– А почему хвостом машет?

– Батарейка в живот вшита, раньше он еще глазами моргать мог, – сказала хозяйка и внезапно вспомнила о гостеприимстве: – Кофе хотите?

– С удовольствием, – прошептала я, боясь лишиться чувств.

Валентина ушла, я прикрыла глаза и впала в состояние одуревшей ящерицы. Из головы испарились все мысли, кроме одной: Адам пообещал нам большие деньги, но, боюсь, я не справлюсь с поставленной задачей. Каким образом можно обтесать тетушку не первой свежести, которая обитает в кроваво-красной комнате, с головами несчастных зверей на стенах и чучелом болонки на диване?

– Не верьте, она врет! – прошептал тихий, слегка картавый голос.

Я вздрогнула и открыла глаза.

– Кто здесь?

– Брешет, как тупая лошадь, – раздалось из стены, на которой красовалась башка Топтыгина.

Мне стало не по себе: звук исходил из мишки.

– Вы кто?

– Сережа, – ответил Михайло Потапыч. – Здрасте.

Я сглотнула слюну и выдавила из себя:

– М-м-м. Добрый день.

– Хочу предупредить, – продолжал зверь. – Валя лгунья. Ни единому ее слову не верьте! Вообще! Любую информацию делите на три части: первая брехня, вторая фантазия, третья выдумка. Вот так!

Я ущипнула себя за бок. Нет, это не сон. Я на самом деле сижу в красном кошмаре, и, похоже, у меня начались глюки. Я плохо переношу духоту, от спертого воздуха у меня кружится голова, мозг перестает соображать. У Валентины же в гостиной, несмотря на теплый август, наглухо закупорены окна. Хозяйка обильно облилась духами с нотами кокоса и ванили, и еще в комнате витают непонятные ароматы: то ли это пыль, то ли миазмы, которые издают чучела, таксидермисты, наверное, пропитывают свои изделия дезинфицирующими составами. Что они используют? Формалин? Слышала, что это вещество ядовито.

– Мне давно не удавалось поговорить с живым человеком, – зашептал медведь.

Я снова ущипнула себя. Спокойно, Лампа, все хорошо. Давай рассуждать логически. Животные не владеют человеческой речью, поэтому разговора ни с собакой, ни с кошкой, ни с мышкой не получится. А попугаи, спросите вы? Ну они просто имитаторы, смысла в их речах нет. Но даже если представить, что на свет появился крайне умный и говорливый Михайло Потапович, то согласитесь: болтать может лишь живой зверь. А на стене-то красуется одна голова без туловища. Я попросту надышалась ядовитыми парами, отравилась духами писательницы и…

– Вы меня слушаете? – забеспокоился Топтыгин. – Эй, отвечайте!

Я встречала людей, которые употребляли галлюциногенные препараты, и еще хорошо знаю: когда алкоголик впадает в белую горячку, он видит зеленых чертей, розовых мышей и прочую нечисть. Но как поступить, если глюк настойчиво желает побеседовать с тобой, а ты не прикасалась к наркотикам и спиртному?

– Очнитесь! – потребовала медвежья голова. – Дайте мне использовать уникальный шанс! Неизвестно, встречусь ли я еще с человеком. Мне не разрешают ни с кем общаться. Ау, откликнитесь! Вы глухая?

– Да, – промямлила я, – то есть нет.

– Не верьте Вальке, – судорожно зашептал мишка, – она меня эксплуатирует! Я очень устал, а она требует новых и новых книг. Если я торможу, есть не дает, телик вырубает. Понимаете?

– Нет, – прошептала я.

– Все произведения Нечитайло написаны мною! – признался хищник.

Я изо всех сил постаралась улыбнуться.

– Знаю, я не очень красив, – частил медведь. – Ростом не удался, всего метр шестьдесят пять, не произвожу хорошего впечатления. И эта растительность на лице! Утром побреешься, а к полудню опять мохнатый! С зубами у меня не супер… Вот Валька и предложила: «Серега, ты кропай текст, а я буду книги продвигать, стану лицом нашего проекта». Где был мой ум, когда я согласился? Теперь Валентина звезда, получает деньги, а я?

Со стороны стены понеслись всхлипывания.

– Я полностью от нее завишу. Обо мне никто не слышал! Я заперт в четырех стенах! Никого, кроме Вальки, не вижу! А она меня третирует! Пульт от телика прячет! Ну как я сериал включу? И сам хочу попасть в эфир! Очень!

Я уставилась на темно-коричневую морду с оскаленными зубами. Да уж, с подобной внешностью не позовут в телепрограмму. С другой стороны, если в студии появится говорящий медведь, это, несомненно, повысит рейтинг канала. И странно, что Михайло Потапович так переживает по поводу пульта. У него же нет лап. Чем нажимать на кнопки?

– Помогите, умоляю, – ныла башка.

Я откашлялась.

– Чем помочь?

– Расскажите людям правду! – потребовал глюк. – Объясните всем: Валентина лгунья, автор великих психологических бестселлеров – Сергей.

На секунду я представила себе реакцию репортеров, которые услышат от меня заявление: «Под псевдонимом Нечитайло на самом деле скрывается бурый медведь, чья голова украшает гостиную писательницы», и с шумом выдохнула.

– Сделаете, да? – не успокаивался мишка. – У вас есть визитка?

Я кивнула.

– Дайте одну мне, – приказал главный герой русских народных сказок.

– У вас нету рук, простите, лап, – заметила я. – Как вы возьмете карточку?

– Положите ее морде в рот, – не смутился глюк, – скорей, пока Валька не вернулась. Ну же, не спите!

Можете сколько угодно смеяться надо мной, но я подчинилась, раскрыла сумочку, вынула визитку, встала с дивана и осведомилась:

– А вы меня не укусите?

– Я интеллигент в пятом поколении, – возмутилось чучело, – в нашей семье не принято грызть женщин! И отца, и деда всегда упрекали в излишней мягкости по отношению к супругам и детям. Воспитывайся я в иной среде, Валентина бы не смогла мне на шею сесть и ноги свесить.

Я быстро сунула между зубов монстра свою визитку и не удержалась от любопытства:

– Зачем вам мой номер телефона?

– Вдруг мне удастся подобраться к трубке, – донеслось из башки, – звякну вам, тогда поболтаем. Тсс! Молчок! Не говорите Вале о нашей беседе! Слышите? Она возвращается.

Я быстро отскочила к дивану и плюхнулась на него. Дверь открылась, появилась Валя, в руке она держала одну кружку, из которой свисала нитка с белым квадратиком на конце.

– Держите, – сказала литераторша и поставила чашку на столик.

Я автоматически взяла ее. Ни сахара, ни конфет, ни печенья тут гостям не предлагают.

– Сейчас четко обозначу, что мне надо! – гаркнула Нечитайло. – Слушай и запоминай! Я самая лучшая писательница этой страны. Гениальная! Но тупое издательство мешается у меня под ногами.

Я молча слушала Валю. Хорошо, что люди не умеют читать мысли друг друга. Литераторша уверена, что я поглощена ее рассказом. Но на самом деле в моей голове царит полнейший беспорядок, там теснятся вопросы, не имеющие ни малейшего отношения к продвижению мадам Нечитайло к заоблачным высотам рейтинга книжных продаж. Как Топтыгин сможет мне позвонить? Каким образом медведь достал из своей пасти визитку? Сейчас ее там нет. Пока я наблюдала, как Валя вносит чай, картонный прямоугольник словно по волшебству испарился. Куда он подевался? Мишутка его проглотил? Я совсем сошла с ума? Может, Валентина облилась галлюциногенами или на мой разум убийственно подействовал интерьер в красно-золотых тонах? И почему чай, который принесла хозяйка, имеет такое странное название, вон, на нитке ярлычок с надписью «Чаюха для понюха».

– И последнее, но главное, – ворвался в уши визгливый голос Нечитайло, – хочу, чтобы Миладка Смолякова оказалась в навозной куче. Издательство обязано на первое место поднять меня, а эту дуру с ее тупыми детективчиками с рынка выпереть навсегда! Изъять ее книги из продаж! Запретить! Навечно! Понятно? Я вверх, на свое законное лидирующее место, а она вниз!

Я потрясла головой. Если наложить запрет на распространение замечательных криминальных романов Смоляковой, то за ними ринутся все, даже те, кто с презрением воротит от них нос. Да каждый писатель мечтает, чтобы его книги подверглись гонениям. Потому что тогда к нему возникнет невероятный интерес со стороны читателей и издателей.

Глава 7

В состоянии, близком к истерике, я покинула «пентхаус» Нечитайло, расположенный на третьем этаже блочной башни, и позвонила Маслову.

– Как дела? – осведомился шеф. – Пообщалась с Валентиной?

– Слов нет, – выдохнула я, – сильно сомневаюсь, что смогу справиться с заданием.

– Думай о гонораре, – посоветовал Иван, – мне, жадине, всегда помогает предвкушение денег.

– Боюсь, тут даже миллиарда окажется мало, – пробормотала я и рассказала об увиденном, утаив лишь информацию об общении с медвежьей мордой.

– Ерунда, ты справишься, – оптимистично воскликнул Ваня, – всего-то надо убедить бабу сменить имидж.

– Завтра веду ее в салон, – устало сказала я и зашмыгала носом, – договорилась с Ликой Рубакиной, она считается лучшей по прическам и макияжу.

– Вот видишь! – обрадовался Иван. – Дело сдвинулось с мертвой точки, Валентина согласилась встретиться со стилистом. Ты молодец, еще вчера Нечитайло заявила Адаму: «Я прекрасна, о каких изменениям может быть речь?» А ты сумела пошатнуть позицию дамы с комплексом сверхполноценности.

– Лучше не спрашивай, чего мне это стоило, – уныло произнесла я. – Пообещала ей в среду радиоэфир с Виктором Сойкиным.

– Это который вещает на «Толстой FM»? – насторожился Иван. – Да он Нечитайло в лохмотья порвет! Ехидный, злой мужик.

Я чихнула.

– У Валентины навязчивая идея затоптать Смолякову. Нечитайло полагает, что та у нее отнимает славу и деньги, а Сойкин каждый месяц Милану к себе зовет. Скажу тебе по секрету, его жена, мать, теща, короче, все женщины в семье – фанатки Смоляковой. Валя сначала наотрез отказалась от стилиста, а я ей предложила сделку: завтра днем идем к Лике, а вечером к Виктору. Апчхи!

– Ты уломаешь Сойкина? – засомневался Ваня.

– Мы с ним старые приятели, – пояснила я. – Апчхи!

– Простудилась? Выпей что-нибудь, – заботливо посоветовал босс.

– Непременно, – пообещала я и открыла окошко.

Я-то здорова, просто в носу поселился запах духов Валентины, на редкость въедливый и стойкий.

Мы поговорили с Ваней еще некоторое время, потом я аккуратно установила телефон в держатель. Спасибо, Макс! Если бы не предусмотрительность мужа, оплакивать бы мне сейчас свою СИМ-карту со всеми контактами, погибшую под каблуками Жеки. Год назад, когда я потеряла мобильный, Макс принес мне два новых аппарата и сказал:

– Положи один в бардачок машины и не доставай до той поры, пока снова не посеешь сотовый. Я сделал тебе две симки: лишишься одной, а под рукой будет вторая, готовая к работе.

– Не надо считать меня безголовой блондинкой, – рассердилась я, – любой человек может забыть сотовый неизвестно где.

– Ну конечно, – кивнул Макс. – Тебе всего-то надо воткнуть в новый аппарат зарядку. Вот она, держи. Сразу в двух вариантах – для обычной розетки и для машины.

Я положила руки на руль. Кстати, о телефоне. Надо завезти Ковалевой ее мобильный, заодно посмотрю, как она себя чувствует. Уже вечер, Жека небось вернулась с работы.

Порядка ради я набрала несколько раз домашний номер подруги, но из трубки постоянно неслись короткие частые гудки. Миша большой любитель повисеть на проводе. Считается, что занимать телефонную линию часами – болезнь, присущая женскому полу, но Жека всегда говорит коротко, а вот Мишенька может обсуждать всякую ерунду годами.

Я отлично знаю: во дворе дома, где живет Ковалева, припарковаться невозможно. Поэтому оставила свою «букашку» около расположенного неподалеку супермаркета и пошла пешком. Погода неожиданно решила порадовать москвичей. Ни жары, ни холода, ни дождя, ни ветра, ни духоты. По дороге мне попалась будка с мороженым. В ней продавалась любимая «Лакомка», я съела ее и перестала ощущать постоянный аромат кокоса и ванили, в голове прояснилось, жизнь снова стала прекрасной. В чудесном настроении я вошла во двор и замерла.

На узком пятачке толпилось много народа. На газоне, безжалостно смяв чахлые московские цветы, громоздился фургон «Скорой помощи», почти впритык к нему – не очень новая темно-синяя иномарка, за задним стеклом которой висел плюшевый бегемот в полицейской форме. Я отлично знаю, кому принадлежит автомобиль. Не раз ездила в нем и подарила игрушку его владельцу на Новый год.

Я сделала пару шагов, уперлась в ленту, натянутую поперек двора.

– Гражданочка, дальше нельзя, – сурово сказал парень в фуражке, – если живете в этом подъезде, то подождите, пока с трупом разберутся. А лучше погуляйте, нечего тут смотреть. Зачем только люди из окон прыгают? Неужели не понимают, что их потом с земли соскребать придется?

Я обвела глазами людей за лентой и крикнула:

– Костин! Володя!^[4]

От толпы отделилась высокая фигура, быстро приблизилась и спросила:

– Лампа?! Кто тебе сообщил?

Мои ноги превратились в желе.

– О чем?

Вовка приподнял рукой ленту.

– Пролезай.

– Что случилось? – прошептала я, подныривая под ограждение. – Почему ты приехал на простое падение из окна?

Костин внимательно посмотрел на меня.

– Сначала скажи, по какой причине ты сама сюда заявилась?

Я вынула из сумочки мобильный Ковалевой.

– Приехала к Жеке, она сегодня забыла свой телефон в кафе. Можно мне пройти в подъезд? Я надену бахилы, ничего не трону, могу комбинезон у криминалистов взять и…

Слова застряли в горле, я увидела эксперта Рому Казакова. Он шел к нам, помахивая прозрачным пакетом для улик, внутри которого виднелся браслет в виде змеи с двумя головами.

– Красивая безделушка, – почему-то с неодобрением заметил Роман, – прочно на руке сидела, не свалилась. Привет, Лампа, у тебя ничего попить нету? В горле пересохло.

– Это украшение Жеки, – выдавила я из себя.

Казаков потряс полиэтиленовым мешочком.

– О его содержимом говоришь? Что, знаешь эту цацку? Где видела?

– Исчезни, – коротко приказал Вовка, – немедленно испарись!

– Понял, – кивнул Рома и живо убежал.

– Там Жека? – прошептала я, отлично зная, какой ответ услышу. – На асфальте?

Костин притянул меня к себе.

– Прости, да.

– Точно она? Вдруг это ошибка? – я цеплялась за последнюю надежду. Украшения бывают одинаковыми, браслет не эксклюзив, может, кто-то купил такой же.

Вовка начал гладить меня по голове.

– Это Ковалева. Она покончила с собой, прыгнула из окна спальни сына. Несчастье случилось часа три тому назад.

– Невозможно! – воскликнула я, вырываясь из объятий лучшего друга. – Либо вы перепутали время, либо место, откуда Жека совершила прыжок.

Костин наклонился ко мне.

– Почему?

– Она обожает Севу, – пояснила я, – он уезжает на работу в свой клуб около девяти вечера. Значит, в момент самоубийства матери Всеволод находился дома. Жека никогда бы не подвергла любимого мальчика такому стрессу. Нет, нет, и еще раз нет. Хотя…

– Что? – спросил Вовка.

– Сева мог уехать раньше, – растерянно пробормотала я, – и все равно нет! Господи, я сошла с ума! Не понимаю, что говорю! Вовка! Там, на земле, не Жека!

– Извини, – мрачно произнес Костин. – Ковалева скончалась.

Я вцепилась в руку друга.

– Она не могла совершить суицид! Да еще прыгнуть из комнаты сына! Тут что-то не так! Всеволоду сообщили о смерти мамы? Ему позвонили? У меня есть его номер, секундочку.

Я включила телефон Жеки, увидела, как загрузилась заставка – снимок весело смеющегося Севы. Хотела нажать на кнопку и была остановлена Вовкой.

– Не надо. Всеволода только что увезли!

Я чуть не уронила трубку.

– Что? Он стал свидетелем гибели матери? Нет, нет, нет! Ты плохо знаешь психологию Ковалевой. Это невозможно! Там не Жека! А! Знаю! К сыну пришла девушка, они с ней ну… того… самого, потом девица пошла в ванную. У Севы постоянно завязываются отношения со стриптизершами, танцовщицами, всякими невоспитанными особами. Нацепить халат и туфли матери любовника для такой…

Костин схватил меня за плечи, встряхнул и сказал:

– Лампа! На земле Евгения, в квартире обнаружили Севу, на его теле две раны. Сначала парня ударили ножом в грудь, затем перерезали ему горло. Всеволод остался жив, его отправили в клинику, но пообщаться с ним невозможно. А Михаил психологически недоступен.

Я вздрогнула.

– Миша? Он дома? Жека шагнула вниз в присутствии всех членов семьи?

Володя взял меня под руку.

– Мы пока знаем лишь часть случившегося. Падение Ковалевой видела соседка Алевтина Меркулова, медсестра со «Скорой помощи», она не потеряла головы, поступила грамотно. Приблизилась к телу, поняла, что помочь Ковалевой невозможно, и позвонила куда следует. Алевтина, как понимаешь, не боится покойников, и жертвой суицида ее не удивить. В момент, когда Меркулова общалась с полицией, из подъезда выскочил Михаил и кинулся к жене. Вот тут медсестра дала маху: она не смогла остановить мужа, а тот практически упал на колени перед трупом Жеки. Да вон она идет!

– Кто? – вздрогнула я.

– Алевтина! – закричал Вовка. – Подойдите к нам!

Симпатичная круглолицая женщина, шедшая от подъезда, приблизилась к нам.

– Могу чем-то помочь?

– Вы видели падение Ковалевой? – спросила я.

Медсестра вздохнула.

– Нет, сидела на детской площадке, читала книгу, вдруг бах! Звук такой, как небольшой взрыв. Я вскочила, увидела тело и поняла: кто-то из окна сиганул. Подбежала, узнала Женю.

– Она была уже мертвой? – зачем-то уточнила я.

– Да, – кивнула Алевтина, – без сомнений. Я начала звонить куда положено, тут выскочил Миша, почему-то со свернутым полотенцем в руке, бухнулся на колени, кричит, а я ему на спину смотрю и понимаю: утешить его шансов нет. Знаете, порой такие глупости память удерживает! На муже Ковалевой была футболка с принтом на спине, смайлик с улыбкой. В этой ситуации майка произвела на меня жуткое впечатление, я не могла от нее оторвать глаз. Тут Михаил как заорет: «Иди наверх, там Сева умер!»

Я побежала к ним в квартиру, нашла парня на полу, сначала решила, что он тоже труп, потом гляжу, пальцы на руке дрожат. В общем, повезло Севе, что я пришла, оказала ему первую помощь до прибытия бригады.

– Как можно выжить с перерезанным горлом? – прошептала я.

– Крупные сосуды остались целы, – пояснила Алевтина. – А вот говорить Всеволод навряд ли теперь сможет. Хотя я не врач, вдруг ему повезет, голос восстановится. Долго ему придется реабилитироваться, если, конечно, он в больнице не умрет. Извините, мне пора на работу.

Бегло осмотрев место происшествия, криминалисты сделали предварительный вывод. По их мнению, Жека сначала нанесла Севе ножевые ранения, а потом покончила с собой. Похоже, в ту секунду, когда жена прыгнула вниз, домой вернулся Миша. Он бросился к сыну, счел его умершим и кинулся на улицу. Сейчас Михаил находится в больнице, физически он здоров, на его теле не обнаружено ни одной раны, но его психическое состояние оставляет желать лучшего. Миша ни с кем не желает разговаривать.

Меня бросало то в жар, то в холод.

– Жека не могла нанести Севе удары ножом! Мать и сына убили! В квартире Ковалевых был посторонний! Он зарезал парня и вытолкнул Жеку из окна.

– Пока ничто не говорит о присутствии постороннего, – возразил Вовка.

– Он там был, – уперлась я.

Резкий звонок мобильного Ковалевой заставил меня вскрикнуть, но через секунду я поднесла трубку к уху.

– Да.

– Не пришла? – заверещал противный, как скрежет ножа по стеклу, женский голос. – Богатая, да? Все тебе можно? Ничего, ответит твой байстрюк! Пожалела миллион Лизе на образование? Теперь десятью не отделаешься! Передай своему говнюку, что его секреты не тайна! Я знаю о его подвигах! Таня Иванова! Сколько ты ее матери отстегнула? Короче! Срок тебе до завтра! Десять миллионов! Иначе бай-бай, Сева отправится на зону, ты слышала, как там правильные уголовники с насильниками поступают. Лизке всего пятнадцать!

Я протянула Костину трубку, из которой неслись короткие гудки.

– Можешь по определившемуся номеру узнать, на кого он зарегистрирован и где проживает хозяйка?

– Запросто, – ответил друг. – А тебе зачем?

Я сгорбилась.

– Жека не могла убить сына, Сева натворил каких-то глупостей, и его за это хотели лишить жизни. Звонившая вымогает у Ковалевой деньги, утверждает, что Всеволод хотел изнасиловать ее дочь…

Володя спокойно выслушал мой сбивчивый рассказ, но остался при своем мнении.

– Лампа, давай честно посмотрим фактам в лицо.

– Жека не могла! – тупо повторяла я. – Не могла!

– Вероятно, ты не все знаешь про свою подругу, – вздохнул Костин. – В прошлую пятницу Меркулова, выходя из своей квартиры, случайно наступила на пакет, который бросила на лестничной клетке Жека. Площадка в доме узкая, места мало, а у Ковалевой, которая в тот самый момент открывала дверь, была гора сумок из супермаркета. Алевтина смутилась и начала извиняться: «Жекочка, сейчас сбегаю в магазин и принесу тебе то, что испортила».

Ковалева отреагировала нормально: «Не переживай, Аля, там ерунда, ватные диски и бумажные салфетки, ничего с ними не будет».

Меркулова еще раз попросила прощения, повернулась к соседке спиной, вызвала лифт и тут… В стену, аккурат над кнопкой вызова подъемника, врезалась пластиковая бутылка с минералкой. Аля в испуге обернулась. На нее, сжав кулаки, надвигалась Жека.

Меркулова и Ковалева сосуществуют на одной лестничной клетке в течение длительного времени. Нежной дружбы между женщинами не возникло, но они хорошие соседки, никогда не ругаются, подчас выручают друг друга, в Новый год обмениваются подарками. Аля считала Жеку воспитанной, интеллигентной дамой, но сейчас перед ней предстала разъяренная баба, изрыгающая нецензурную брань. Слава богу, прибыл лифт, и Аля, влетев в кабину, умчалась на первый этаж.

Вечером в дверь Меркуловой позвонила Женя, Алевтина замерла у видеофона и услышала, как соседка произнесла: «Алечка, родная, прости. Открой, не бойся».

Меркулова распахнула створку, Ковалева вошла в прихожую, заплакала, начала просить прощения. Понимаешь, Лампа, Жека в последнее время была подвержена немотивированным припадкам ярости.

Я подняла руку.

– Вова, давай сядем где-нибудь, я расскажу тебе о сегодняшней встрече с ней.

Глава 8

В машине Вовки я провела больше часа. Сначала в подробностях передала Костину нашу беседу с Ковалевой. Потом выслушала друга, который упрямо твердил про убийство Жекой Севы с последующим суицидом. Увидела, как тело Ковалевой увозят в морг. Понаблюдала за криминалистами, которые осматривали двор, и задремала. Разбудил меня громкий голос старшего эксперта. Я открыла глаза. Володя и Роман стояли, опираясь на автомобиль, через открытое окно отлично был слышен их диалог.

– Работы еще полно, – вещал Казаков, – выводы делать рано, но в частном порядке, так сказать, не научно, могу заверить: стопудово она сама прыгнула. Положение тела, траектория полета, след на подоконнике, разброс обуви – все свидетельствует о суициде.

– М-да, – мрачно крякнул Вовка. – Сильный удар для Лампы, она с Ковалевой давно дружила.

– У баб в период климакса крыша едет, – хмыкнул Роман. – Депрессия начинается, мысли всякие, обидчивость развивается, злобность.

– Жека еще молодая была, – вздохнул Костин.

– Климакс может и в тридцать пять стартовать, – возразил Казаков, – ей бы к эндокринологу сходить, заместительную терапию провести. Но наш человек по врачам не ходок, терпит все, сцепив зубы. И СМИ в этом виноваты, со всех экранов орут про молодость и красоту, а про то, что давным-давно лекарства от возрастных проблем созданы, молчат.

– Я слышал, эти таблетки вредны, – промямлил Костин.

– И ты туда же, – рассердился Рома. – Говорят, что петуха доят! Отчего у баб мозг плавится? Ослабевает гормональный фон, вот они его и восполняют скандалами. В процессе свары адреналин вырабатывается. Ладно, чего сейчас причитать, вашу Жеку не вернуть. Учитывая рассказ соседки и нож, найденный на земле, предполагаю такое развитие событий. Ковалева пришла домой, о чем-то поспорила с сыном, впала в неуправляемый гнев, порезала парня, очнулась, поняла, что натворила, и прыгнула.

Я высунулась из окна машины.

– Нет! Ковалева не могла поднять руку на Севу. В квартире был посторонний.

Роман деликатно кашлянул.

– Лампудель, ты, конечно, профессионал, но не можешь здесь применить свои опыт и знания, потому что связана с жертвой крепкой дружбой. Понимаешь, криминалистика точная наука, улики врать не могут. Пока все говорит о факте самоубийства. Расстояние от места соударения с землей до линии падения, в нашем случае стены здания, соответствует…

Я вышла из машины.

– Хорошо. Пусть Жека прыгнула сама, но она не нападала на сына. Почему вы не хотите рассмотреть такой вариант? Кто-то посторонний ранил парня и убежал, мать вернулась домой, увидела сына в крови, и тут у нее отказали нервы. Ковалева решила, что Всеволод скончался, а раз так, ей жить незачем, и рванула к окну.

Рома потер лоб.

– Ну… это возможно, хотя маловероятно.

– Ромочка, миленький, – зашептала я, – немыслимое дело, чтобы на Жеке осталось клеймо женщины, которая хотела, пусть даже и в припадке безумия, лишить жизни сына. Признаюсь, я недолюбливаю Севу, считаю его мажором, лентяем, балаболом, но он очень любил мать, надеюсь, паренек оправится и расскажет, как обстояло дело.

– Паренек, – фыркнул Костин, – да ему лет немало, а ты про него как про мальчика говоришь.

– Как потом Севе жить? – отмахнулась я от Вовки. – Необходимо найти настоящего преступника. Рома, тщательно изучи нож на предмет отпечатков.

– Спасибо за совет, Лампа, непременно, – надулся Казаков.

– Самым внимательным образом осмотрите квартиру, – не успокаивалась я. – Соберите все, что можно! Отпечатки! Следы! Волокна! Проползите на коленях по всем комнатам! С фонарем!

– Мерси, Лампудель, – процедил сквозь зубы Казаков. – Ничего, что я пятнадцать лет этим делом занимаюсь?

– Отправь кровь на токсикологию, – наскакивала я на Романа. – Жека никогда не славилась истеричностью. Вдруг ей что-то подливали или подсыпали в еду?

Роман закатил глаза.

– Непременно! Гран мерси за курс лекций. Скажи, а руки трупа в мешки упаковать? Из-под ногтей пробы брать? Волосы погибшей расчесывать? Я не в материале! Научи дурака!

Я на секунду прикрыла глаза рукой. Так, главное сейчас – не думать, что Жека умерла, иначе я сойду с ума. Надо отнестись к случившемуся отстраненно. Похоже, и Рома, и Костин уже сделали выводы. Они считают Ковалеву самоубийцей, которая пыталась лишить сына жизни. Мой долг смыть с памяти подруги позорное клеймо. Нельзя впадать в истерику. Порыдаю потом, когда установлю истину. Спокойно, Лампа, тебе сейчас нужно все твое хладнокровие и трезвый ум. Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и посмотрела на Костина.

– Узнал, кто звонил Жеке с требованием денег?

– Райкина Марина Степановна, – кивнул тот. – Проживает, кстати, не так далеко отсюда. Улица Гороховская, дом семь, корпус два, квартира пятнадцать.

Я развернулась и побежала в сторону проспекта.

– Ты куда? – крикнул Роман.

– Моя «букашка» стоит на парковке у супермаркета, – ответила я, оборачиваясь. – Смотаюсь к Райкиной. Похоже, Марина Степановна знает много интересного про Севу.

– С ума сойти! – заорал Казаков. – Вовка, не стой, останови Лампу.

Я прибавила скорости и услышала ответ Костина:

– Оставь ее, Рома. Ты сам сказал, Лампа профессионал. Мне лишние ноги-руки не помешают.

– Она не может работать по этому делу, – злился эксперт, – тебе по шапке дадут.

– Сшибут ее, натяну кепку, – парировал Костин, – что-нибудь придумаю. Пойми, Лампа с ума сойдет, если в стороне останется.

– Вы с Романовой психи! – вознегодовал Казаков.

Продолжение разговора я не узнала, потому что покинула двор.

Нужный дом по Гороховской улице не выглядел элитным, впрочем, на трущобу тоже не походил. Обычная московская многоэтажка, населенная людьми, которые пытаются выжить на скромную зарплату. Звонок имитировал пение соловья. Не успело чириканье стихнуть, как из-за двери послышался визгливый, уже знакомый мне женский голос:

– Лизка, ты?

– Да, – пропищала я.

– Сколько раз говорено, не шляйся по ночам, – закричала мать, возясь с замками, – вчера после полуночи пришла, сегодня, спасибо, пораньше вернулась. Почему по мобильному не отвечаешь?

Дверь распахнулась, я увидела крепкую женщину в джинсах и футболке.

– А где Лиза? – удивилась она.

– Наверное, веселится в клубе, – предположила я. – Разрешите войти?

– Нет, – отрезала Райкина, – незнакомых я в квартиру не впускаю.

– Добрый вечер, Марина Степановна, – сказала я, – нас можно считать почти подругами. Сегодня мы два раза беседовали по телефону. Меня зовут Евлампия Романова.

– Тут какая-то ошибка, – попятилась хозяйка, – откуда вам известно мое имя?

– Из базы телефонной станции, – открыла я секрет, – ваш номер определился на экране мобильного. Остальное дело техники.

– Лиза, – прошептала Райкина, хватаясь за вешалку, – вы из полиции! Что с девочкой?

Я замахала руками.

– Нет, нет, успокойтесь. Речь идет о Евгении Ковалевой. Вы требовали у нее денег за молчание. Сначала миллион рублей, а затем увеличили цифру в десять раз.

Райкина сжала губы в нитку, я живо втиснулась в тесную прихожую, захлопнула дверь и посмотрела на хозяйку. Но Марина Степановна уже успела прийти в себя и наметить план действий.

– Врет! – с жаром воскликнула она.

– Кто? – уточнила я.

Хозяйка наклонила голову и ринулась в атаку:

– Распрекрасная ваша Евгения Ивановна, разлюбезная Ковалева! Владелица частной гимназии! Разве можно доверить своего ребенка педагогу, который родного сына воспитать не может? Знаете, какой ее Сева? Вор, насильник, педофил, сутенер!

– Серьезные обвинения, – сказала я. – Всеволод пытался принудить вашу дочь к половой связи?

– Мерзавец! – взвизгнула Марина Степановна. – Лизочке едва пятнадцать исполнилось. Она маленькая! Ни о чем, кроме школы, не думает. Не девочка, а нежная незабудка. Ковалев негодяй!

– И вы решили получить деньги за потерянную дочкой невинность? – уточнила я. – Звонили Ковалевой, шантажировали…

– Брешет она. Не было этого! – затрясла головой Райкина.

– Вы никогда не набирали номер матери Севы? – уточнила я.

Марина честным, открытым взором посмотрела на меня.

– Где я могла телефон взять?

Я открыла рот, чтобы уличить врунью, но тут в дверь позвонили.

– Лиза! – заорала хозяйка и, не задавая никаких вопросов, ринулась к двери, вопя: – Доченька, к нам из полиции пришли! Ковалева наплела…

Договорить фразу она не успела, потому что в квартиру практически на четвереньках вползла девица самого непотребного вида. Темно-каштановые волосы были спутаны и заляпаны грязью, макияж на лице превратился в месиво разноцветных пятен, а короткая маечка оказалась разодрана.

– Мамунь, привет, – прозаикалась красавица, – я домой всегда вовремм… ик… ик… воврем… врем…

Так и не справившись с трудным словом, нимфетка громко рыгнула и свалилась набок. Стало видно, что у нее на ногах всего одна туфелька, а черные лосины походят на решето. Зато сумочка была в целости и сохранности, висела у очаровашки на шее.

– Лиза! – заорала мать. – Где твоя юбка? Отвечай немедленно! Дрянь!

– Хороший вопрос, – усмехнулась я, – вас волнует лишь отсутствие юбки? На мой взгляд, лучше поинтересоваться, чем девочка-незабудка наклюкалась. Если она пила дешевую бормотуху, то лучше вызвать врача, сейчас легко отравиться фальшивым алкоголем.

Елизавета подняла голову, с усилием оторвала от пола руку и погрозила нам кулаком.

– Проваливайте! Я дерьмо не глотаю! В «Туннеле» налили… лили… кап… кап… ф-у-у! Дайте воды! Я танцевать хочу-у-у!

– Замолчи, соседей разбудишь, – цыкнула на пьяное чадо Марина.

– П-плевать! – во всю глотку заорала Лиза. – Дайте шампусика и… ну… блин… короче, как всегда!

Из комнаты донесся гневный стук.

– Уже по батарее колотят, – испугалась Райкина. – Не дай бог, спустятся, увидят Лизку, слухи пойдут.

– Надо отнести девочку в ванную, – предложила я, – холодный душ плюс литр марганцовки внутрь. Еще нам понадобится энтеросгель и побольше чаю, лучше зеленого.

– Как мне ее, лосиху, поднять? – расстроилась Марина. – Вымахала, кобыла!

– Бери за ноги, я за руки, и потащили, – перешла я на «ты». – Клизма в доме есть? Наполни ее чуть теплой водой. Сейчас устроим реанимацию.

Примерно через час Лиза после всех неприятных манипуляций, включавших в себя промывание желудка и поглощение энтеросгеля, почти обрела человеческий облик. Девочка была завернута в халат и усажена на кухне с чашкой чая в руках. Мы с Мариной устроились напротив нее, и я заново начала разговор.

– Вот что, девушки, учитывая, что мы сейчас пережили, предлагаю выпить на брудершафт заварки и перестать врать. Марина, ты разговаривала не с Жекой, а со мной. Ковалева забыла свой телефон в кафе, где мы с ней встречались, на все адресованные ей звонки отвечала я.

Райкина заморгала.

– Ну… я хотела мирно разрешить конфликт. Сева… он…

– Не стоит петь песню про девочку-незабудку, – предостерегла я. – К сожалению, случилось несчастье. Сева тяжело ранен, Евгения найдена мертвой во дворе своего дома, она выпала из окна. Полиция предполагает, что это дело рук человека, который затаил злобу на Всеволода. Ну, допустим, парень изнасиловал пятнадцатилетнюю школьницу, а ее мать решила отомстить.

Марина зажала ладонью рот, вскочила и кинулась в туалет.

– Блин! – взвизгнула Лиза. – Она насмерть разбилась?

– К сожалению, да, – сухо сказала я.

– Мы не имеем никакого отношения к ее смерти! – закричала Марина, вбегая назад.

От батареи незамедлительно полетел стук.

Лиза схватила висевшую на стене лопатку для торта и принялась колотить по металлической гармошке. А Марина взяла телефон, набрала номер и снова заорала, на этот раз в трубку:

– Наташка, еще раз загрохочешь, я тебе завтра все стекла переколочу в машине. Что, что! Свадьба у нас! Я замуж вышла! За Филиппа Киркорова! Удавись теперь!

Лиза заржала.

– Ой, мам, ты даешь! Завтра весь дом на рога встанет.

– Да и фиг с ними, – выдохнула Марина. – Надоели. Не соседи, а КГБ! Я не хотела Ковалевой ничего плохого, деньги нужны на образование Лизы. И у них же был секс!

– Всеволод тебя изнасиловал? – напрямую спросила я у девочки.

– Ну, нет, – протянула та, – он хороший, ласковый, подарки мне дарил. У нас роман был. Мне все завидовали, потому что Севка в клуб меня бесплатно проводил, коктейли покупал, предложил танцовщицей у них работать, сказал, что у меня офигенная грудь, такую грех прятать!

Лиза взяла чашку и стала взахлеб пить.

– Иногда мне ее убить хочется, – прошипела Марина. – Одна Лизу тяну, без мужа, учу, воспитываю, а девчонка, как намыленная, из пальцев выскакивает. Какие танцы! Тебе пятнадцать!

– Вот потому и не взяли, – насупилась Елизавета. – Севка управляющего просил, а тот уперся: нельзя несовершеннолетним в «стакан».

– Какие еще «стаканы»? – испугалась Марина.

Лиза захихикала, а я решила ввести Райкину в курс дела:

– Во многих ночных клубах устанавливают небольшие круглые сооружения с перилами, они подняты высоко над толпой. Внутри танцуют практически обнаженные девушки. Такая «сцена» называется стакан.

– Правильно, – подтвердила Лиза. – Но не получилось! Не взяли меня!

– Слава богу! – перекрестилась Марина. – Доченька, возьмись за ум, получи аттестат, поступай в институт, станешь стоматологом. Отличная профессия.

– Ма, меня тошнит в чужих зубах ковыряться, – ухмыльнулась Елизавета. – Хочу петь на эстраде!

– Через мой труп! – решительно заявила Марина.

– Ладно, я подожду, – пожала плечами Лиза. – Мне еще год в школе пыхтеть, а ты немолодая!

Марина начала хватать воздух ртом. Лиза сообразила, что перегнула палку, и забубнила:

– Уж и пошутить нельзя. Плохо, когда чувство юмора у человека отсутствует.

Я постучала ладонью по столу.

– Внимание. Сева не насиловал Лизу. Почему же у вас возникла идея потребовать у Жеки миллион?

– Так Таньку он того… самого, – воскликнула Елизавета, – с пьяных глаз ее использовал. Чтобы тетя Наташа не возникала, Евгения Ивановна много денег им отвалила. Вот мама и подумала: я несовершеннолетняя, Ковалева уже один раз Севку откупила, значит, и нам бабла отвалит.

Глава 9

Я оперлась руками о стол.

– Поправьте, если я ошибаюсь. Правильно ли я поняла вас? Всеволод изнасиловал Татьяну Иванову, ее мать не обратилась в полицию, а…

– У нас в классе на одну девчонку, Верку Логинову, напали на пустыре, – перебила меня Лиза. – Мужик какой-то незнакомый пошел вместе с ней от остановки маршрутки, выждал удобный момент и затащил ее в пустой гараж. Так Веркина мать такой шум затеяла! Все местное отделение взбаламутила. Ну, и что хорошего? Веру по разным врачам таскали, допрашивали, в школу приходили. Теперь на нее все пальцем показывают, хихикают, в столовой рядом не садятся, потому что анализ на СПИД через полгода повторять надо и не ясно, вдруг Логинова теперь заразная. И мужика-то не поймали. Получила Верка одни неприятности. А Танькина мать умная, она по-тихому к Евгении Ивановне подъехала и денег получила. Никто ничего не узнал. Танюха одной мне по секрету рассказала, потому что мы с первого класса дружим.

– И вы с Мариной Степановной решили не упустить свой шанс, – кивнула я. – Отличная идея. Понимаете, что вы стали основными подозреваемыми? Всеволода тяжело ранил человек, который его ненавидел. О ком следователь в первую очередь подумает? О несчастной, поруганной девочке и ее обиженной маме. То есть о вас, мои драгоценные.

Лиза заплакала, а Марина растерянно забормотала:

– Нет-нет, я на Севу не сердилась. Нехорошо, конечно, что он с моей дочкой спал, но Лизавету дома не удержать, все равно бы невинности лишилась. Нам нужны деньги.

– Можете не запевать сначала, – остановила я Райкину. – Елизавета, ты долго… э… дружила с Севой?

– Да, – всхлипнула та, – у нас был настоящий роман, а не такой, как у него с остальными: потрахался один раз, в клуб привел, ерунду подарил и разбежались. Мы целый месяц вместе жили, я была его постоянной девушкой. Сейчас покажу!

Лиза вскочила и убежала.

– Не осуждайте меня, – захныкала Марина. – Нынешняя молодежь никого не слушает, им старшие не указ. Жизнь страшная стала, без денег никуда.

Я отвернулась к окну. Современные дети разные, есть плохие, есть и хорошие. Идея потребовать у Ковалевой миллион принадлежит Марине Степановне, а ее нельзя назвать представительницей юного поколения.

– Вот, смотрите, – заявила Лизавета, возвращаясь на кухню, – кофта в пайетках, самая модная, юбка кожаная, туфли итальянские, – все это подарки Севы. Он меня любил!

– Целый месяц! – не выдержала я.

– Да! – гордо подтвердила Лиза. – Мало кто рядом с Ковалевым так долго удержался, я рекорд поставила. До меня у Севки Анжела была, с ней он всего неделю провел.

– Ну что с ними делать! – воскликнула Марина. – Смотрят телевизор, а оттуда постоянно вещают про богатых! Купят журналы, там снимки женщин в шубах, брильянтах, они гуляют по Шалевелю, тратят на один ужин по тысяче евро.

Лиза скорчила мину.

– Мам, не позорься! Сто раз тебе говорила, не Шалевель, а Куршавель. И на тысячу евро там нормально не поешь, одно вино в десять раз больше стоит.

Марина застонала.

– Вот! Слышали? Думаете, она в этот самый, что не выговорить, ездила? Нет, конечно, начиталась прессы. И что я ей могу дать с зарплатой в три копейки?

– Лиза, кто мог желать смерти Севе? – спросила я у девочки.

Она почесала лоб.

– Севку все любят, он добрый, щедрый, если с тобой расстался, нос не воротит потом. Столкнешься с ним в каком-нибудь клубе, всегда коктейлем угостит. Правда, он почти всегда в «Туннеле» чудит.

Я удивилась.

– Что значит «столкнешься с ним в каком-нибудь клубе»?

Лиза ухмыльнулась.

– Клуб – это такое место, где…

– Можешь не рассказывать, я в курсе, – остановила я любительницу развлечений. – Меня удивило, что Всеволод ходил в разные точки. Как это совмещалось с его работой?

Лиза тоненько засмеялась.

– А как у всех! Днем пашут, вечером гуляют.

– Насколько я знаю, Всеволод работал управляющим в «Туннеле», – протянула я.

Лиза округлила глаза.

– Кто вам наврал? Севка бизнесмен, он… как его… этот… забыла, короче, богатый человек.

– Но деньги вы решили вымогать не у Всеволода, а у его матери, – парировала я.

Лиза снисходительно улыбнулась.

– Так он знает, что у нас по любви все было, ничего не даст. А Евгения Ивановна не в курсе, она втихую бабло вытряхивает. Танькину маму Ковалева просила: «Дорогая, пожалуйста, давайте все тихо уладим. Не хочу, чтобы сын или муж знали. Мне второй Гали не надо».

Я уставилась на окончательно протрезвевшую и, похоже, прекрасно себя чувствующую девицу.

– Второй Гали?

– Да, – охотно пояснила Лиза, – она с Севкой трахалась и совсем обнаглела, решила, что он теперь обязан с ней всегда ходить. Сева бортанул дуру культурно, не обидел, купил ей кольцо, сережки, цепочку. Нет бы Галке спокойно все надеть и радоваться, но она, коза, давай права качать. Припрется в один клуб, посмотрит, там ли Сева, если нет, в другой едет. В конце концов непременно его найдет!

– В Москве несколько тысяч заведений, – остановила я Лизу. – Галя успевала за короткое время везде побывать?

Елизавета расхохоталась и растопырила пальцы на руке.

– Вот сколько в городе точек, куда приличный человек пойдет! В хрюкинский район, в пельменную с вывеской «Караоке вой» никто из наших и не заглянет. Галина Севку выслеживала, на шею ему вешалась, плакала. Ну чего еще от кретинки ждать? Ковалев терпел ее закидоны целую неделю, потом не выдержал и дал ей в нос! За дело! А его кто-то на мобильник снял, в Интернет отправил, снимочек теперь по Сети гуляет. А тетка в клуб приехала, в «Туннель», я как раз с Аськой у стойки сидела, а Сева с другой стороны с Ахметом трепался. Вдруг баба вваливается, совсем старая, такой лучше в девять вечера спать ложиться! Галка давай орать: «Ага! Это он мне дал!»

Ну в смысле кольцо! А Сева молчит! И пошла у них скандальная история. А тетка им орать! А Витька их вон гнать! А Ахмет в машину сел!

У меня закружилась голова.

– Лиза, пожалуйста, повтори, но не так быстро.

Она замахала руками, я сосредоточилась и через некоторое время разобралась в сути произошедшего.

Сева подарил своей очередной девочке перстень, слишком массивный для ее руки, но Галя обрадовалась и сочла презент за предложение выйти замуж. Целую неделю Всеволод везде показывался с Галиной, прилюдно обнимал красавицу, а потом переметнулся к другой. В отличие от прежних любовниц Ковалева, Галя оказалась приставучей, бегала за ним и постоянно пыталась привлечь к себе его внимание. Очень скоро над ней все стали смеяться, но девушка не обращала на это внимания: она хотела вернуть Севу.

Некоторое время назад, дату Лиза не помнит, она приехала в клуб «Туннель», увидела там Севу, подошла поздороваться, получила от него коктейль, села у стойки и заметила Галину, которая незамедлительно погрозила ей кулаком. Елизавета показала ополоумевшей нахалке язык и расхохоталась. Взбешенная Галя ринулась к Лизе, плюхнулась около нее на высокий табурет и зашипела:

– Не смей приставать к моему жениху!

– Ой, не могу, – захлебнулась смехом Лиза. – Галка, не позорься, народ ржет. Всем понятно, что Сева никогда с тобой в загс не пойдет.

Галина сунула Лизе под нос руку.

– Видишь?

– Что, кольцо? – спросила та. – Симпатичное, похоже, старинное.

– Сева подарил, – громко, так, чтобы слышали все, кто находился рядом, объявила Галина. – Если мужчина на палец перстень тебе надевает, сразу понятно, каковы его намерения!

Внезапно Лизе стало жаль Галю. Постоянным посетительницам клуба Сева нравится, почти со всеми у него были блицроманы. Обаятельный, щедрый, улыбчивый парень, сын богатых родителей и сам крупный бизнесмен, ухитрился ни с кем не поссориться. Любовницы не держали на него зла: разве можно обижаться на плюшевого мишку? Но, с другой стороны, все понимали: Всеволод совершенно не годится на роль мужа, он излишне влюбчив, не способен хранить верность и еще не нагулялся. Красавицы знали, что у Ковалева есть мамаша. Иногда она звонила сыну, и Сева начинал сюсюкать:

– Мамуля, дорогая…

Похоже, он обожал свою родительницу, а та нежно относилась к сыну. Ну и какие шансы понравиться потенциальной свекрови были у Гали, девочки из малообеспеченной семьи? Ей следовало поплакать в подушку и искать себе другого парня.

– Еще раз приблизишься к моему Севочке, – зло вещала Галя, – зубов не соберешь! Мала еще по ночам зажигать!

Лиза хотела достойно ответить на грубость, но услышала шум, отвернулась от свихнувшейся Гали и увидела около Севы и Ахмета бабу, не похожую на посетителей «Туннеля». Старухе было лет сорок, не меньше. Выглядела она глупо – укладка крупными волнами, кофта с рюшами, серая юбка и ботильоны до середины лодыжки. Ну кто так одевается в клуб? Но самое странное то, что старая грымза наступала на Севу и орала:

– Немедленно верни! Кроме тебя, взять некому! Ты был в квартире!

Всеволод казался изумленным до крайности.

– Кто вы? Я вас не знаю!

– Хватит придуриваться, – топнула ногой старуха. – Милый кусик-лапусик! Ты вор!

Сева начал озираться.

– Где охрана? Уберите ее!

– Мерзавец, – вскипела бабенка. – Думаешь, тебе это, как всегда, с рук сойдет? Да только не со мной.

Незнакомка схватила Севу за рубашку, и тут Галя бросилась на помощь «жениху». Она с силой толкнула женщину, та, чтобы устоять на ногах, ухватилась рукой за стойку.

– Отлипни, – заорала Галина и изо всей силы шлепнула обидчицу ладонью по пальцам, – отвали от моего мужчины!

Массивный, подаренный Всеволодом перстень поранил кожу незнакомки, на широкой доске, окружавшей бар, появились капли крови.

– Эй, ребята, успокойтесь, – приказал бармен, хватаясь за тряпку, – Галина, заткнись, или тебя выведут. А вы, женщина, не бузите, вышибалу недолго позвать.

Лиза замерла в предвкушении. Сейчас старуха устроит спектакль! Схватит Галку за крашеные волосы и постучит ее башкой о барную стойку. Но ситуация стала развиваться неожиданно. Тетка внезапно вполне мирно сказала:

– Какое у тебя красивое кольцо.

– Сева подарил, – не преминула похвастаться Галка, – как своей невесте.

– Заткнись! – рявкнул парень.

Лиза удивилась еще больше: Сева никогда не хамит, уж как Галина ни нарывалась, а он ни разу не послал ее по правильному адресу. С чего бы ему сейчас злиться?

– Можно посмотреть? – заискивающе спросила незнакомка. – В руках подержать?

– Вали отсюда на… Галя, отойди от нее, живо! – заорал Всеволод.

Но дуреха не послушалась, стащила перстень с пальца и положила в ладонь тетки.

– Любуйтесь. Здоровское, да?

Баба сжала кольцо в кулаке и повернулась к Севе.

– Сам ей объясняй, а я ухожу. Кабы не твой отец… если бы не он… сидеть бы тебе, подонку, в тюрьме. Ну ничего, еще дождусь, увижу тебя за решеткой. Непременно там очутишься, мразь!

Высказавшись, тетка в два шага очутилась у двери и исчезла.

– Кольцо! – завизжала Галя. – Держите воровку!

Она вскочила и хотела бежать за женщиной, но Сева успел схватить ее за юбку и приказать:

– Стой!

– Отпусти! – закричала Галка. – Она уперла перстень! Твой подарок!

И тут Ковалев со всего размаха отвесил красавице оплеуху. Галина дернулась и упала на пол. Всеволод схватил со стойки бутылку воды, залпом осушил ее и ушел. Никто из присутствующих не забеспокоился. В клубах всегда громко играет музыка и царит полумрак, основная масса посетителей ничего не видела и не слышала, в курсе были лишь несколько человек, сидевшие у стойки. Но все они, включая Лизу, были на стороне Севы. Галина слишком уж приставала к парню, вот и нарвалась. Если бы на месте Ковалева был другой мужчина, противной липучке досталось бы намного раньше и больше, одной затрещиной дело не обошлось бы. Галина должна радоваться интеллигентности и незлобивости Ковалева. Но, видно, любое хорошее воспитание имеет свои пределы. Тупая Галка умудрилась-таки разозлить «жениха».

Лиза перевела дух и ухмыльнулась.

– Думаете, Галина намек поняла? Не-а! Она поперла к Севке домой. Видали дуру? Специально вечером поехала, взяла с собой Наташку Сазонову, тоже идиотку, она потом нам все и растрепала, чего да как там произошло. Дома Севина мать оказалась. Галина только рот раскрыла, про женитьбу вякнула, а Евгения Ивановна в секунду деньги принесла и ей в руки сунула: «Забирай, девочка, сделай аборт, потом съезди отдохнуть, и все забудем. Сева еще молод, ему рано о семье думать».

– Аборт? – подскочила я. – Галина была беременна?

Лиза махнула рукой.

– Ой, да нет, конечно. Это она наврала, думала, Евгения Ивановна внуков хочет и заставит сына на ней жениться! Дура! Но и Севкина мать тоже хороша, ни справки не спросила, ни к врачу не отвела, сразу бабло отсчитала. Хотя с ее-то доходами это не удивительно. Что Ковалевой пара-тройка миллионов! И Галька, дура, запросила всего пятьсот евро! Да ей хватило! В клубы она теперь не ходит, я ее не вижу! А ту сценку, когда Севка ей в морду въехал, в Интернет выложили, кто-то сфоткал. Думаю, Евгении Ивановне прикол не понравился, вот она и поторопилась ситуэйшен замазать.

Глава 10

– Можешь описать женщину, которая забрала кольцо? – потребовала я.

Лиза кивнула.

– Конечно. Такая… Ну, в общем, как вы с мамой!

Несмотря на неприятный разговор, мне стало смешно.

– Марина – брюнетка с карими глазами и длинными вьющимися каштановыми волосами, носит сорок восьмой размер. Я ниже ростом и меньше в объеме, у меня короткая стрижка, я натуральная блондинка. Уточни, на кого больше смахивала дама, укравшая у Галины перстень.

Лиза выпятила нижнюю губу.

– Ну… она не девочка!

Я решила задать наводящие вопросы:

– Высокая?

– Нормальная, как все, кому сто лет, – схамила негодница.

– Полная или худая?

– Нормальная.

– Цвет волос?

– Ну… нормальный, никакой, прическа куриная, – сообщила Елизавета.

– У куриц не бывает волос, – вздохнула я.

– В смысле тупая, – уточнила Лиза, – такие училки по праздникам делают. И одежда у нее на костюмчик нашей физички смахивала, ботильоны как у русички. Жуть зеленая.

– Платье зеленого цвета? – обрадовалась я хоть какой-то информации.

– Не, юбка с кофтой серые, – замотала головой Лиза.

– Попытайся вспомнить какую-нибудь примету, – взмолилась я.

Девица засопела, вдруг ее круглощекое, по-детски пухлое личико просияло.

– Палец! Указательный! Она руку протянула, и я увидела!

– Что? Говори скорей, – потребовала я.

– Она его испачкала! – радостно заявила Лиза. – Чем-то черным! Тушью для ресниц или пастой из шариковой ручки.

– Спасибо, Лиза, – произнесла я. – Замечательная примета, с ее помощью я непременно отыщу незнакомку. Кто еще в тот день сидел у стойки?

Лиза отбросила за спину длинные волосы.

– Ахмет, Анька Решетилова, Сева, Галка и я. Еще Костя, бармен.

– Можешь дать мне их телефоны? – безо всякой надежды на успех попросила я.

Лиза кивнула.

– Сейчас мобилу принесу.

Она хотела выйти из-за стола, но притормозила.

– Зачем они вам?

Очень хороший вопрос. Интересно, какой ответ на него можно дать?

– Хочу позвонить ребятам, – терпеливо сказала я.

Лиза округлила глаза.

– А некому! Ахметка умер. Анька тоже, и Кости в живых нет.

– Подожди, – пробормотала я. – История с кольцом случилась не так давно, и тогда вся компания, живая-здоровая, восседала в клубе.

Елизавета втянула на диванчик ногу.

– Ахметка вроде от передоза помер. На Аньку маньяк напал, горло ей перерезал, сумочку забрал. Костя с работы пешком шел, он жил рядом, ему шею ножом покромсали… Ой! Мама!

Лиза зажала рот рукой.

– Что? Что? – засуетилась Марина. – Тебе плохо? Сколько раз повторять: не пей разноцветную гадость! Намешают в бокал невесть чего, консервированной вишней засыпят и подают дурочкам.

– Мама! – прошептала Лиза, став похожей на третьеклассницу. – Мама! Они все умерли! Севка в больнице, да? На него тоже напали? Ой! Мне страшно!

Елизавета сползла под стол, я наклонилась и приподняла край скатерти.

– Из всех, кто сидел в тот вечер у стойки, в живых остались только ты и Галина? Дай мне ее телефон.

– Севка умер? – в ужасе спросила Лиза.

– Нет, но он в очень тяжелом состоянии, в реанимации, с рассеченным ножом горлом, – ответила я. – Ты уверена, что Ахмет скончался от передозировки? Как его фамилия?

– Не знаю, – заплакала Лиза, – просто Ахмет! Как придешь в «Туннель», он у бара сидит, «Мохито» пьет. Ахметка как колонна, никуда не девался, а потом пропал. Все говорили, что он на игле сидел, не на коксе. Ма, принеси мобилу!

Марина послушно сходила в прихожую и подала дочери слишком дорогой для школьницы сотовый. Лиза набрала номер и крикнула:

– Галк, ты? Здрасте! Это ее подруга, Лиза. Ой! Ой! Нет! Ой!

Аппарат отлетел к мойке, я подняла его и сказала в трубку:

– Простите за поздний звонок.

– Ничего, – ответил тихий мужской голос, – я не сплю. Галочки нет в живых. Она умерла. Девочка, которая звонила, похоже, ничего не знает, бедняжка.

– Извините, – прошептала я, – очень сожалею о вашей потере.

– Все в порядке, – успокоил меня собеседник, – я не родственник, а хозяин квартиры, которую ее мать снимала.

У меня вырвался судорожный вздох, потом вопрос:

– Но как к вам попал телефон Гали?

– У Олеси Теодоровны из-за похорон напряженка с деньгами, – пояснил собеседник, – она мне в счет оплаты предложила мобильный дочери. Девочке он ни к чему на том свете, трубка совсем новая, дорогая, и я согласился.

– Как вас зовут? – очнулась я.

– Степан Петрович, – представился он.

– Случайно не знаете, что произошло с Галей? – спросила я.

Степан Петрович деликатно кашлянул.

– Не интересовался, неудобно. Знаю, что на нее маньяк напал, порезал девушку, вроде ограбил.

– Можете назвать фамилию Гали?

– Горбанюк, – без задержки сообщил владелец квартиры, – они с матерью из Артемовска, городка на Украине, приехали в Москву счастья искать. Олеся Теодоровна в горничных у богатого человека служила. У себя на родине она медсестрой работала, с образованием женщина, умная, поэтому и подалась в столицу России, бросила насиженный насест, друзей, хотела, чтобы Галочка в институт поступила, пристроила ее в московскую школу. И видите, как вышло? Увезла дочку назад в цинковом гробу. Как с ней связаться, я не знаю. До свидания.

Я захлопнула крышку телефона и протянула его Лизе, но та сидела, уткнувшись лицом в колени, и не взяла трубку. Мобильный схватила Марина и запричитала:

– Лизавета! Остаешься завтра дома, носа на улицу не высовываешь!

– Ага, – всхлипнула любительница веселья.

– Никаких гулянок! – закричала мать.

– Да, мамочка, – не стала спорить Лиза.

Марина уперла руки в боки.

– Почему полиция маньяка не ловит? Сколько он еще должен детей убить, чтобы вы встрепенулись? Ходите по домам, богатых защищаете! А про бедных не думаете! Если ребенок из простой семьи, значит, пусть его жизни лишают?

– Ма, Севке тоже досталось, – напомнила Лена, – и Евгения Ивановна умерла!

Марина рухнула на табуретку, обхватила голову руками и заплакала, повторяя на одной ноте:

– Что творится? Что делается?

Лиза выползла из-под стола.

– Мамулечка, успокойся, я пока жива.

– Пока! Не смей так говорить, – взвизгнула Марина и обняла непутевую дочь.

* * *

Утром я первым делом позвонила Костину и потребовала:

– Немедленно посмотри дела Галины Горбанюк, Анны Решетиловой, Ахмета и Кости.

– У мужчин фамилии есть? – спросил в свою очередь Вовка. – И отчества у них и у женщин?

– Не знаю, – ответила я. – Константин работал барменом в клубе «Туннель», Ахмет был завсегдатаем того же заведения.

Костин выслушал мой рассказ.

– Наведу справки непременно. Но для тебя уже есть одна новость. В крови Жени обнаружено большое количество токсина.

– Ковалеву отравили? – ахнула я.

– Сначала выслушай, потом задавай вопросы, – разозлился приятель. – Яд входит в состав мази «Кобратин», которую используют больные радикулитом, мажут поясницу, еще ее втирают в суставы, пораженные артритом. Сейчас на рынке полно таких средств, конкуренция огромная, но «Кобратин» позиционируется как гомеопатия. Крем активно рекламируют, по телевизору часто запускают ролик, небось ты его видела.

– Не помню, – вздохнула я.

– Скачет по дорожке лягушка, волочит задние лапы, наталкивается на упаковку с надписью «Кобратин», намазывается желтой мазью и, оп-ля, превращается в красавицу с…

– Двумя стройными ногами, женским телом и пучеглазой мордочкой, – не дала я договорить приятелю, – страшнее ничего не видела. Интересно, кто надоумил авторов ролика приделать к телу красотки голову жабки?

– Вспомнила! – обрадовался Вовка. – «Кобратин» считается безвредным препаратом, но в его бутано… мето… мне сразу не произнести… Если перейти на простой язык, это яд, который выделяет некий вид морских медуз.

– А почему это средство назвали «Кобратин»? – заинтересовалась я.

– Чтобы народу понятнее стало, – пояснил Вовка, – про полезные свойства змеиного яда все знают, а про медуз мало кто слышал. Так вот, в крови Евгении полно этого медузьего токсина. Концентрация высокая, но не смертельная. Следов уколов на теле Ковалевой нет, и отрава в кровь поступила не орально.

– А как? – не поняла я.

– Вероятно, через кожу, – уточнил Вовка.

– Надо проверить, пользовалась ли Жека «Кобратином», – пробормотала я. – А почему ты насторожился? Мазь от артрита – распространенное лекарство.

Костин чем-то зашуршал.

– В истории болезни Евгении нет никакого упоминания о неполадках с суставами или позвоночником. Ковалева, как это ни прискорбно звучит, скончалась, будучи в отличной форме. Ни малейшей патологии. Могла прожить еще лет пятьдесят. Зачем ей лечебная мазь?

– Понятия не имею, – вздохнула я, – в последнее время она иногда заговаривала о лишних килограммах, прилипших к талии и бедрам. Может, она использовала «Кобратин» в качестве средства от излишнего веса?

– Глупее ничего не слышал, – хмыкнул Костин.

– Ты просто не знаешь, на что способны женщины, желающие стать стройными, – возразила я. – По Москве давно ходят разговоры о волшебном действии одной мази, которую прописывают при прострелах и растяжениях. Снадобье содержит вытяжку из семян жгучего перца, и пользоваться им большое испытание, очень уж сильно жжет. Но некоторые тетушки считают, что крем разрушает жировые отложения, наносят его толстым слоем и терпят боль в надежде уменьшиться в объемах.

– Во дуры, – заметил Костин, – но Ковалева не принадлежала к армии безмозглых идиоток. И самое главное: «Кобратин» – чистейшей воды надувательство, в нем практически нет ядовитой составляющей.

– Вовка, только что ты сообщил про медуз, а теперь даешь задний ход? И в начале нашего разговора заявил, что в крови Жеки обнаружено много яда. Как прикажешь тебя понимать? Токсин присутствует или отсутствует? – спросила я.

Костин рассердился:

– Разве я изъясняюсь на китайском языке? Сейчас на рынке много лекарств, от которых толку, как от козла молока. Вреда они, правда, тоже не нанесут, это чистое плацебо, кое-кому, особо внушаемому, они могут даже временно помочь. «Кобратин» из этой серии. Токсичной составляющей в мази микромизерное количество.

– Зато стоит он немало, – возмутилась я, – и агрессивно рекламируется по всем СМИ.

– Чтобы накопить дозу отравы, равную обнаруженной у Ковалевой, нужно намазываться толстым слоем этого средства каждый день по многу раз в течение не одного года, – не обращая внимания на мое замечание, сказал Вовка. – Я тебе говорил, что в организме Жеки есть яд, соответствующий тому, что содержит «Кобратин». Но, учитывая его количество, предполагаю: в кровь Ковалевой он поступил не из мази.

– Хорошо, пусть она каким-то образом получила токсин. Но ты же уверяешь, что доза не смертельна. И, позволь напомнить, Жека выпала из окна. Наверное, надо забыть о медузах и сосредоточиться на человеческом факторе, подумать о врагах Ковалевой! – воскликнула я.

– Не спеши, – остановил меня Костин. – Роман изучил информацию по этим морским обитателям, и выяснилась интересная вещь. Ученые давно присматривались к тем медузам, пытались использовать их яд для лечения больных, но потом отказались от этой идеи. Токсин хитрый, он имеет свойство накапливаться в организме человека и воздействовать на его нервную систему. Знаешь, что бывает с тем, кто превысит терапевтическую дозу? У бедняги появляются вспышки ярости, неконтролируемого гнева, он будет крушить все вокруг, превратится на время в озлобленное чудовище, потом вернется в привычное состояние и вскоре снова озвереет. Припадки возникают на пустом месте, без всякой разумной причины. И самое неприятное, если человек отравлен до такого состояния, вылечить его практически невозможно. Остается лишь держать несчастного до конца жизни на сильных успокоительных. Подробных исследований по яду медуз этого вида в России не проводили. Их тщательно изучали в Америке и пришли к выводу, что лучше их в фармакологии не использовать, потому что у каждого человека свой порог восприятия токсина. Один десять лет может принимать дозы яда, и ничего не случится, другой же буквально сразу, от первого контакта, впадет в буйство. Америкосы сначала решили, что все дело в весе и возрасте, предполагали, что дети, худенькие женщины и старики отравятся быстрее, чем молодые спортивные мужчины. Но потом стало ясно: токсин непредсказуем. Естественно, на людях его не испытывали, но обезьяна в расцвете сил и здоровья могла начать буйствовать после первого же приема, а пожилое или, наоборот, очень юное животное никак не реагировало на яд. Вот почему практически во всем мире было решено медуз не трогать. Но наши бизнесмены от фармацевтики не побоялись выпустить «Кобратин». Правда, повторяю, токсина там жалкие микродозы.

Глава 11

Меня бросило в жар.

– Жеку отравили! Вот почему она бросалась на окружающих безо всякой причины. Кто же мог желать ее смерти?

– Лампудель, человек, который непонятным образом внедрил яд в организм Евгении, не хотел, чтобы она погибла. Токсин не убивает, – мрачно пояснил Костин. – Преступник задумал иное: из-за припадков ярости Ковалева должна была потерять друзей, работу, семью, ощутить себя сумасшедшей, мучиться и морально, и физически. Ну к какому врачу пойдет женщина, беспричинно впадающая в гнев? К эндокринологу? Тот не будет делать анализа на яды, измерит уровень гормонов и, если понадобится, попытается скорректировать их количество таблетками. Станет ли больной от приема лекарств лучше? Нет. И тогда доктор отправит ее к невропатологу, тот, с большой долей вероятности, посоветует ей обратиться к психиатру. Она получит неприятный диагноз, типа биполярного расстройства. Просто убить Жеку преступнику показалось мало, ее решили измучить. Учитывая наличие в крови отравы, надо под другим углом посмотреть на то, что случилось в доме Ковалевой.

– Под каким? – охрипшим голосом спросила я.

– В момент ярости она не владела собой, не осознавала, что делает, – сказал Вовка. – Понимаю, как тяжело тебе это слышать, но версия нападения матери на сына весьма правдоподобна.

Я возразила в десятый раз:

– Жека обожала Всеволода, она не могла…

– Это была не она, – перебил меня Костин, – а безумная фурия, которая в беспамятстве ударила сына ножом. Спустя несколько минут после содеянного Женя очнулась, сообразила, что натворила, и кинулась к окну. Полно улик, подтверждающих мои предположения. На раме остались кровавые отпечатки пальцев, они принадлежат Ковалевой. Положение тела на земле говорит о том, что она сама шагнула вниз. Во дворе найден нож, тот самый, которым Всеволоду нанесли два ранения. Одно, правда, очень легкое, лезвие слегка повредило кожу на груди. Крови от него было много, но ущерба здоровью никакого, зато второе… Ладно, не буду об этом. Так вот, о коже. Если на Севу напала не мать, зачем ей хватать орудие убийства и прыгать с ним из окна?

– Незачем, – с усилием ответила я.

Костина обрадовала моя реакция, и он заговорил чуть громче:

– Другой коленкор, если Евгения Ивановна обрела разум, стоя над окровавленным Всеволодом с тесаком в руках. Кстати, нож был взят на кухне, он из набора.

Мне стало совсем плохо.

– Керамический светло-фиолетовый, очень острый, со слегка изогнутой ручкой? Их восемь штук, они разных размеров, стоят в специальной подставке?

– Тебе знакомо орудие, которым порезали Севу? – удивился Вовка.

– Я подарила Жеке на Новый год этот комплект, – выдавила я из себя. – Последняя новинка, специально ездила за ним в магазин на Кутузовском проспекте. Женя мне за презент монетку вручила.

– Твоей вины в случившемся нет, – быстро сказал Костин. – Ковалева схватила первое, что ей попалось на глаза, это могла быть сковородка, чугунок, шампур…

– Но Жеке подвернулся нож, – перебила я Володю. – Она не виновата, настоящий убийца тот, кто отравил ее! Вот кого надо искать.

– Ну да, – без особого энтузиазма ответил Костин.

Я резко выпрямилась. Очень трудно принять позицию Вовки и согласиться с тем, что Жека напала на Севу, но, учитывая наличие в ее крови специфического яда, придется признать: скорее всего, Вовка прав. Я помню, как выглядела Жека в кафе, когда она ни с того ни с сего впала в ярость. У орущего существа, которое швыряло на пол посуду, не осталось ничего общего с моей интеллигентной, сдержанной, безукоризненно воспитанной подругой. Необходимо найти гадину, которая придумала этот иезуитский план.

– Вовка! Немедленно выясни, где продается яд медуз! – потребовала я. – Посмотри дела об убийстве бармена Кости и посетителей клуба «Туннель». И вот еще! Уточни, где официально работает Всеволод, в каком заведении лежит его трудовая книжка.

– Что ты задумала? – с беспокойством осведомился приятель.

Я постаралась говорить убедительно:

– Жизнь Жеки – открытая книга, никаких асоциальных поступков она никогда не совершала, ну разве что родила в школьном возрасте ребенка. Она кристально честный человек, была замечательной дочерью, верной женой, превосходной матерью. У них с Мишей получилась крепкая семья. Отчим относился к Севе лучше, чем иные родные отцы к своим детям. Бизнес супруги вели по-белому, всегда платили налоги, никогда не обманывали ни родителей, ни учеников. Женя принципиально не давала взяток сотрудникам разных структур, которые приходили инспектировать ее школу. Если по инструкции требовалось иметь в здании сто огнетушителей, то Ковалева их покупала и держала в надлежащих местах. Владельцам гимназии удалось создать в коллективе творческую обстановку, Женя всегда говорила: «Мы единомышленники».

С какой стороны ни посмотри, она все делала хорошо. За что ее ненавидеть? Да, порой случались трения, дети получали двойки, нескольких учащихся Ковалева исключила, некоторые учителя не нашли общего языка с коллегами и уволились, но это рабочие моменты.

– У Миши была любовница? – неожиданно спросил Вовка. – Знаешь, преступления условно делятся на мужские и женские. То, что произошло с Жекой, смахивает на дело рук сильно оскорбленной бабы.

– Исключено, – решительно ответила я.

– Может, у Жеки возник роман на стороне? – предположил Костин. – С женатым мужчиной? И его супруга взревновала.

– Невозможно, – отмела я и этот вариант. – Оставь Евгению в покое, дело не в ней, а в Севе. Похоже, он совсем не тот парень, каким казался матери. Надо порыться в биографии Всеволода, а еще лучше поговорить с Мишей.

– Он не идет на контакт, – пояснил Костин, – не общается с врагами.

Я посмотрела на часы.

– Сегодня непременно заеду в клинику и побеседую с ним.

– Попытайся, – вздохнул Вовка, – но я бы на особый успех не рассчитывал, у мужика шок. Не всякий сохранит здоровую психику, увидев окровавленное тело сына, а затем труп жены во дворе.

* * *

За Валентиной я заехала точно в оговоренный час, но она оказалась неаккуратной. Когда я позвонила в дверь, из-за створки раздраженно спросили:

– Что надо?

– Здравствуйте, Валя, я готова забрать вас для поездки к стилисту, – сказала я.

– Ну и сиди внизу, – заявила она.

Оставалось лишь удивляться, каким образом невоспитанная дама умудряется создавать психологические романы, помогающие женщинам справиться с их проблемами. Ждать ее пришлось около часа. Наконец, дверь подъезда распахнулась, и оттуда вышел большой откормленный леопард. Увидев существо, покрытое желтой шерстью в мелких черных пятнах, я испугалась, но потом сообразила: хищник не ходит на задних лапах, держа в передних громадную ярко-красную сумку, на которой стразами размером с голубиное яйцо выложено слово «Shanel». Что бы случилось с бедняжкой Коко при виде чудовищного аксессуара, который предприимчивые, но малограмотные пираты решили выдать за оригинальное произведение дома «Chanel»?

Помахивая торбой, «леопард» направился в сторону монументального джипа, припаркованного у тротуара. Я давно обратила внимание на внедорожник, которым пользуются военные США. Ну кому придет в голову раскатывать по Москве на такой машине? Она слишком громоздкая, не элегантная, требует много места для парковки. Подобная модель хороша лишь для мужчин, по долгу службы штурмующих пустыни или осваивающих болота. А еще меня поразила раскраска вездехода. Он был ярко-красного цвета в черную полоску и напоминал тигра, который заболел корью, ветрянкой или заработал аллергию. «Леопард» открыл дверь, швырнул в салон сумку и начал вскарабкиваться на водительское место. Я уже поняла, что передо мной Валентина, которая решила соединить в своем наряде все тренды летнего сезона позапрошлого года. Комбинезон из ткани, имитирующей шкуру ягуара-кугуара-гепарда и прочих представителей диких кошек, пару лет назад носили почти все модницы, и большие сумки гламурные журналы восхваляли тогда же.

Валя поставила на подножку ногу в сапоге на невероятно высоком и тонком каблуке. Я невольно пожалела Нечитайло. В такой обуви ходить затруднительно, небось у Вали к вечеру разламывается поясница и сводит судорогой икры. И кто ей посоветовал купить сей наряд? Не жарковато ли в августе в комбезе из искусственного меха?

Валентина ухватилась руками за металлический поручень, попыталась подтянуться и потерпела неудачу: сапожок соскользнул с приступки, писательница плюхнулась на живот и плавно съехала на асфальт.

– …!..!..! – понесся над двором отборный мат.

Я быстро вышла из «букашки», приблизилась к владелице уродливого джипа и наклонилась над ней.

– Вы не ушиблись?

– Отстань, заноза! – рявкнула Валя, встав на четвереньки и выпрямляясь во весь рост.

Я постаралась задержать дыхание. Писательница снова облилась любимым парфюмом с запахом кокоса и ванили. Я ничего не имею против экзотических орехов и специи, используемой при выпекании сдобы, но душным августовским днем лучше воспользоваться дезодорантом, желательно без запаха. Валентина снова вцепилась в поручень и полезла в салон. Перед моими глазами заколыхалась необъятная, напоминающая оркестровый барабан, попа. Нечитайло, похоже, любит хорошо покушать и не отказывается от пончиков, кексов, пирогов и прочих вкусностей.

– Чего стоишь? – просипела Валя. – Помоги!

После небольшого колебания я приблизилась к ней и осторожно подтолкнула ее. К сожалению, у меня слабые руки, поэтому, когда Нечитайло снова вывалилась из внедорожника, затормозить этот процесс мне не удалось.

Задница поехала прямо на меня. Пару секунд я с трудом удерживала чужую «мадам Сижу», но потом локти согнулись, и круп Нечитайло начал опускаться мне на грудь. Я попыталась увернуться, но не успела. Туша «леопарда» обвалилась вниз, увлекая на тротуар и меня. Хорошо хоть в самый последний момент мне удалось уцепиться за открытую дверь автомобиля и устоять на ногах. Нечитайло повезло меньше. Она плюхнулась на асфальт и смачно выругалась.

– Девки, вы пьяные за руль-то не лезьте, – произнес мужской голос.

Я обернулась. С другой стороны тщетно штурмуемого Валентиной шедевра импортного автопрома стоял смуглый темноволосый и черноглазый парень, опиравшийся на метлу.

– Нехорошо, выпив водки, на дорогу выезжать, – продолжал гастарбайтер, – сами разобьетесь и других с собой на тот свет прихватите. Послушайте Искандера, идите домой, ложитесь спать.

– Мы трезвые, – успокоила я заботливого дворника.

Искандер окинул меня оценивающим взглядом и смягчился.

– Ты, может быть, да, а она нет!

– Валентина тоже не употребляла спиртное, – вздохнула я.

– Зачем тогда на земле валяется? – удивился дворник. – И ругается!

– Машина очень высокая, – пояснила я под аккомпанемент отборного мата, летевшего из нежных уст Нечитайло, – она влезть внутрь никак не может!

– Нехорошо женщине такие слова произносить, – укоризненно сказал Искандер. – Да и мужчине не надо. Почему она грузовик купила? Лучше маленькую, удобную тачку приобрести. Если сто рублей дашь, помогу, подсажу твою подругу.

Я внимательно посмотрела на дворника.

– Спасибо, не стоит.

– Давай пятьдесят, – снизил он ставку.

Я полезла в карман, вынула купюру и протянула ее гастарбайтеру.

– Бери и уходи.

Искандер замотал головой.

– За так не возьму. Уйти не могу, тротуар не подмел. Почему гонишь? Отчего помощи не хочешь? Мужчина должен женщине руку протянуть.

– Прости, Искандер, но ты навряд ли весишь пятьдесят кило, Валентина намного крупнее, тебе с ней не справиться, – честно сказала я.

– Ерунда! – отмахнулся дворник. – Я мешки здоровые поднимаю. Ее Валей зовут? Валентина, ты ноги сюда поставь, держись крепко за поручень, я тебя на счет «три» подброшу.

К моему удивлению, Нечитайло не стала скандалить. Наоборот, подчинилась Искандеру, поставила ноги на приступку, ухватилась за никелированную ручку и замерла.

Парень подошел сзади, тщательно вытер ладони об одежду, пригладил волосы и согнулся под нависающей попой Вали. Стало понятно, что он хочет толкнуть своей спиной литературную даму вверх.

– Готова? – осведомился дворник.

– Вся в твоей власти, безобразник, – кокетливо промурлыкала Нечитайло.

– Раз, два, три, – скомандовала я.

Искандер резко выпрямился, Валентина с легким вскриком рыбкой влетела в салон.

– Ух ты! – с восхищением воскликнула я.

– Ничего трудного, – скромно заявил Искандер, – вот хлопок собирать – можно надорваться.

– Неужели трудно отрывать от куста ватные комочки? – улыбнулась я.

Дворник протянул руку.

– Давай деньги. Пока не попробуешь, все легко. А почему она мотор не заводит? Тихо сидит?

Глава 12

Меня охватило беспокойство: молчать – это не в характере Вали. Я подпрыгнула пару раз, увидела, что Нечитайло лежит животом на сиденье, и закричала:

– Валя, как дела?

– Сесть не могу, – закряхтела звезда литературного фронта.

– Ты ушиблась? – перепугалась я.

– Нет, неудобно, – пояснила она, – комбез в облипку, трудно перевернуться.

Я растерялась, а Искандер предложил:

– Давай сто рублей, и мирно уедете.

– Получишь тысячу, если Валентина сядет за руль, – пообещала я.

Дворник сложил щепотью пальцы, поцеловал их кончики, обошел взятый штурмом джип с другой стороны, открыл дверь, легко взлетел на подножку и сказал:

– Валя, я дерну тебя за руки на счет «три», а ты садись.

– Ладно, – снова проявила покладистость писательница.

Меня охватило странное чувство: что-то в плане Искандера не так. Но он крикнул:

– Эй, подружка, считай!

И я машинально произнесла:

– Раз, два, три.

Жилистое тело дворника напряглось и резко подалось назад. В ту же секунду раздался вопль, который перешел в визг. Искандер начал медленно заваливаться на спину. Я приросла подошвами к асфальту и, приоткрыв рот, наблюдала эту сцену. Гастарбайтер стекал на землю, но, отчаянно желая заслужить тысячу, не выпускал рук Валентины. Из открытой двери показалась вопящая голова писательницы, затем туловище. Искандер плюхнулся на землю и догадался разжать пальцы. Влекомая силой инерции Валя на бреющем полете пронеслась над тротуаром и впечаталась в клумбу, где розовели чахлые цветочки. Во дворе повисла тишина.

Я в страхе присела у заднего колеса непокоренного внедорожника, потом пришла в ужас. Почему Валентина молчит? Она жива?

– Хренов Габанниано Коваллети! – заорали с клумбы.

Я выдохнула. Слава богу, похоже, Валя в полном здравии.

– Чтоб итальянца черти в ад утянули, – бушевала Нечитайло. – Сшил тряпку, в которой нельзя согнуться! В суд на модельера подам! Восемьсот рублей за барахло отдала!

Я осторожно высунулась из-за джипа и вновь потеряла дар речи. Валя стояла посередине клумбы в одном нижнем белье. Лифчик у нее был ярко-красного цвета с золотой бахромой, трусики неожиданно простые, белые, зато спереди их украшала надпись «Панеделник». Похоже, их она приобрела там же, где и леопардовый комбинезончик, а именно на вьетнамском рынке. Я ничего не имею против людей, некогда победивших США, но на русском языке они пишут, как правило, со смешными ошибками. Искандер, тоже вставший на ноги, перекрестился, чем поверг меня в полный шок (разве мусульмане осеняют себя крестным знамением?), затем схватил метлу и исчез.

– Во! Умом тронулся от моей сексуальной красоты, – гордо заявила Валя, – я всегда так на мужчин действую. Мой прежний издатель, жаба губастая, домогался меня изо всех сил! Купил квартиру в доме напротив, целыми днями пялится в бинокль на пентхаус, где я живу, делает мне непристойные предложения!

Продолжая жаловаться на незнакомого мне издателя, Валентина, цокая каблуками, вернулась к внедорожнику и с некоторой натугой умудрилась влезть в салон.

– Тебе удалось сесть за руль! – обрадовалась я.

– Гадкий комбез мешал, – объяснила она, – в нем не пошевелиться. Чего стоишь? Поехали!

– На вас только белье, – осмелилась напомнить я, опять переходя со звездой на «вы».

Валя высунулась из окна.

– Сейчас надену платье, которое приготовила для похода на радио, оно тут висит. Долго мне еще тебя ждать? Причесываться заново не буду, все равно в салон направляемся. Эй, куда ты почапала?

– За комбинезоном, – ответила я, – вы его на клумбе забыли.

– Специально оставила габанниано-ковалльское искусство! – закричала Валентина. – Брось его! Фу! Не нужен он мне! Хоть и стоил восемь сотен, да ни на что не годен.

Я покорно поспешила к своей «букашке».

До салона мы добрались без особых приключений. Валя оказалась на удивление осторожным водителем. Она не превышала скорости и не пыталась преодолеть перекрестки на красный сигнал светофора. Во время одной из остановок между машинами начал шнырять мальчик, раздающий рекламу. Водители в массовом порядке проигнорировали его, а Валентина взяла у школьника листовку. Несмотря на внешнюю неотесанность, она, похоже, в душе добрый человек: помогла подростку заработать деньги.

К заведению Лики я подкатила на минуту позднее Вали, увидела, что она уже стоит на тротуаре, и подавила судорожный вздох. Уж и не знаю, что лучше: комбинезон из искусственного меха или алое платье из материала, напоминающего чешую? На животе, груди и бедрах, то есть на всех выступающих частях тела, кусочки ткани топорщились вверх, и Валя напоминала рыбу, которую шарахнули электрошоком. На секунду меня охватило сомнение: сможет ли Лика убедить Нечитайло сменить имидж? Вероятно, надо начать с малого. Попробовать объяснить Вале, что платья не следует покупать на два размера меньше, и если вам уже сорок с гаком, лучше все-таки прикрыть подолом коленки, надеть лосины или колготки.

– Нравится? – прищурилась Валя. – Да, я такая, сексуальная! Вечно в машину мужики визитки швыряют. Еду, а они мне гудят, руками машут. Видела парня с бумажками?

– Рекламщика? – спросила я.

Валентина выпрямилась.

– Ха. Его мой бывший издатель, жаба губастая, нанял. Я, конечно, послание сразу скомкала, не читала, но знаю, что там очередные похотливые намеки Корейца. Он на все готов, лишь бы меня вернуть. Но я назад не пячусь. Знаешь, почему он Кореец? Обожает люля-кебаб из лягушатины. Меня водил в особый ресторан…

Похоже, в джипе у Вали хранилось не только платье, но и трехлитровая банка с духами, которые она зачерпывает половником и выливает на себя через каждые четверть часа. От мощного запаха кокоса и ванили, ярко-красного цвета платья и визгливого голоса соперницы Достоевского у меня закружилась голова. Стараясь удержаться в вертикальном положении, я попросила:

– Валя, пойдемте, Лика ждет.

Писательница повернулась, я икнула и схватилась за стену. Закрытое спереди наглухо платье сзади имело вырез до талии, а на попе синими стразами горела надпись: «Kiss меня в acc»^[5].

Если Лика и ужаснулась, когда вошла Нечитайло, то виду не подала. Она усадила нас в кресла, налила в простые белые чашки кофе и сказала:

– Основная цель – попасть в телеэфир, так?

– Верно, – быстро сказала я.

– Значит, надо соответствовать определенному образу, – продолжила Лика. – И найти свою нишу, неповторимую, быть оригинальной, но при этом не скатиться до фрика. Я бы начала с волос.

Валя сдвинула брови, Лика улыбнулась.

– Ничего радикального. Давайте мы их слегка по-другому уложим. Если не понравится, вернем вашу прическу. У нас работает отличный мастер. Николай, молодой, но уже лауреат международного конкурса. Как, Валечка, рискнете?

– Ладно, – сменила гнев на милость литераторша.

Когда мы с Ликой остались вдвоем, я спросила у нее:

– Сколько времени ты будешь с ней работать?

– Часа четыре, не меньше, – бодро ответила та, – прическа, брови, макияж, эпиляция, маникюр, педикюр. Нет, пять!

– В девять вечера нас ждут на радио, – напомнила я. – Правда, студия расположена неподалеку. Мне надо отлучиться по делу.

– Поезжай спокойно, – разрешила Лика, – но сначала съешь кусок торта, его моя мама пекла.

Я пришла в восторг.

– Наполеон?

– Он самый, – подмигнула Лика, – пошли из гостиной для клиентов на кухню.

Мы переместились в просторную комнату с круглым столом. Лика достала из холодильника коробку и торжественно подняла крышку.

– Вуаля!

– Твоя мама гениально печет мильфей, – сглатывая слюну, произнесла я.

Лика засмеялась и вытащила из ящика нож. Я вздрогнула. Она держала в руке серо-фиолетовое изделие из керамики, точь-в-точь такое, какое я подарила Жеке. Желание лакомиться тортом испарилось без следа.

– Сейчас отрежу кусочек побольше, – пообещала приятельница, подняла руку и уронила нож на пол.

Клинок развалился на несколько кусков.

– Ну, е-мое! – всплеснула руками Лика. – Вот невезуха!

– Они такие хрупкие? – удивилась я. – В магазине сказали, что этим лезвием можно спокойно замороженное мясо кромсать.

Лика пошла к мойке, взяла губку, вернулась и, присев на корточки, стала аккуратно собирать останки ножа.

– Ты тоже польстилась на модный прикол? Восемь резаков в подставке? Они острые и не тупятся, но одна беда: уронишь такой ножичек даже с небольшой высоты, а ему, дзынь, и конец.

– Странно, – пробормотала я, – их так рекламируют.

– Может, другие фирмы лучше делают, – расстроенно сказала Лика, – а эти бьются. Пока не упадут – шикарные. Предназначены для хозяйки, у которой ничего из рук не вываливается, но я к их числу не принадлежу. Потратилась на этот комплект весной, к лету из восьми штук пять осталось, вернее, сейчас уже четыре. Посиди, Лампуша, минутку, я найду хлебную пилу.

– Не суетись, – попросила я, – мне лучше не чаи гонять, а по делам съездить.

Я знаю, что Ковалева держит запасные ключи от квартиры в электрощитке, который расположен на лестничной клетке. Я пошарила по кирпичной кладке и наткнулась на связку. Дверь открылась без проблем, в нос пахнуло смесью странных запахов. До сегодняшнего дня в квартире подруги витали ароматы вкусной еды, одеколона Севы, духов Жеки. Но сейчас мой нос унюхал что-то кислое, противное и одновременно сладко-приторное, тошнотворное. С трудом подавив желание убежать куда глаза глядят, я вошла в прихожую, зажгла свет и замерла, оглядывая беспорядок.

Если в квартире совершено тяжкое преступление, то на место происшествия непременно явится бригада криминалистов, цель которой – обнаружить все, даже самые крохотные улики. Эксперты надевают на ноги бахилы, на руки перчатки, очень часто влезают в комбинезоны, потому что не хотят так называемого вторичного привнесения. Обнаружат потом около трупа комочки земли, и выяснится: эта глина с подошв своего же сотрудника. И вроде бы после ухода людей, облаченных таким образом, не должно оставаться грязи. Ан нет. Когда хозяевам разрешат войти в родные пенаты, повсюду будет рассыпан дисперсный, иногда разноцветный, но чаще черный порошок, на мебели, полу и коврах останутся разводы от разных жидкостей, которыми брызгали специалисты. А когда увезут труп, о нем напомнят лужи крови – никто их не убирает. Отмывать комнату придется близким. Хотя сейчас есть фирма, которой можно доверить это малоприятное занятие.

Прихожая выглядела не лучшим образом. Зеркало заляпано, стенные шкафы открыты, обувь разбросана. На вешалке висит на длинном ремне модная сумка-планшетка. Она не новая, совсем недорогая. Раньше я у Жеки этого аксессуара не видела.

Постояв некоторое время в оцепенении, я задвинула темно-коричневые двери-купе, собрала ботинки, все они принадлежали Севе. Миша не носит дорогие штиблеты из последних коллекций модных домов. В отличие от приемного сына-франта, отец довольствуется простыми темными штиблетами. Да и Женя особенно не выпендривалась. Я уставилась на синие туфли с большим цветком из кожи на мыске. Женские, значит, они принадлежали Жеке. Но я не помню у нее таких лодочек. Впрочем, я не знаю всего гардероба Ковалевой, вчера в кафе она хвасталась новыми шпильками, подарком Севы. Вот только, кажется, у туфель, купленных заботливым сыном, другой оттенок кожи, серо-голубой, и украшение на мыске было в виде банта из стразов. Я еще раз окинула взглядом лодочки. Лампа, признайся честно, обувь ни при чем, ты просто боишься войти в спальню Севы, но для чистоты эксперимента придется набраться смелости и отправиться туда, где разыгралась трагедия.

Я поставила синие туфли на решетчатую подставку, сбегала на кухню, вытащила из держателя семь ножей и смело отправилась в комнату Севы. Смешно, но обитель совсем взрослого мужчины по сию пору продолжали именовать «спаленкой мелкого».

В глаза сразу бросилась лужа крови на бежевом ковре. Стараясь не смотреть в ее сторону, я дошла до окна, открыла его, перевесилась через подоконник, убедилась, что внизу никого нет, и бросила один нож из набора, потом второй, третий, четвертый…

– Кто там безобразничает? – заорали от подъезда.

Я закрыла окно и кинулась к лифту, не забыв запереть дверь и вернуть ключ в электрощиток.

Под козырьком подъезда стояла старуха в цветастом платье. Я вышла на парковку и присела на корточки, разглядывая кучу разнокалиберных осколков. А вот теперь возникает вопрос: каким образом нож, который Жека держала в руке, при ее падении остался цел? Ведь сейчас разбился весь набор! Надо немедленно позвонить Роману. Пусть купит такие резаки и произведет эксперимент по всем правилам, запротоколировав свои действия.

– Куда вы идете? – громко спросил чуть надтреснутый голос.

– Вы лифтер? – ответило звонкое контральто.

Я посмотрела в сторону подъезда. Старуха старательно загораживала путь женщине в синем костюмчике из льна. В руках та держала небольшой пакет, на ногах у незнакомки были розовые босоножки.

– Нет, – призналась бабуля.

– Тогда ваше любопытство неуместно, – язвительно ответила собеседница и, ловко отодвинув пенсионерку, шмыгнула внутрь.

Бабка открыла дверь и заорала:

– Ишь! Умная какая! У нас тут маньяк ходит! Людей из окон выталкивает! А ну покажи, что у тебя в пакете, пакостница! Может, ты бомбу тащишь! Не в нашем доме живешь! Зачем сюда явилась? Если полиция плохо работает, то жильцы сами должны бдеть! Стой, кому говорят!

Старуха шагнула в подъезд, дверь ударилась о косяк. Я снова стала рассматривать осколки, потом отошла и села на скамейку на детской площадке. Позвоню я пока кое-кому…

Глава 13

– Все разбились? – переспросил Роман, услышав мой рассказ.

– Без исключения, – подтвердила я, – почему же найденный около тела Жеки нож остался невредим?

– М-м-м, – протянул Казаков, – сколько штук ты скинула?

– Семь! – отрапортовала я.

– Мне средств на этот эксперимент не выделят, – мрачно сказал Рома. – С деньгами у лаборатории худо.

– Готова купить за свой счет столько резаков, сколько потребуется, – заверила я. – Единственное объяснение, которое мне приходит в голову: вдруг Женя крепко сжимала нож и ее рука не дала ему расколоться?

– Это практически невозможно, – протянул Казаков. – Во-первых, в полете человек, как правило, не стискивает пальцы, во-вторых, у Ковалевой небольшая ладонь, она прикроет часть ручки, но не длинное лезвие. Знаешь, у меня был случай самоубийства. Парень застрелился, а пистолет остался зажат у него в руке. Я сначала безапелляционно заявил: «Люди, у нас убийство, грубо завуалированное под суицид. После смерти оружие всегда выпадает из руки, в особенности если она свешивается с кровати».

А потом выяснилось: у погибшего было заболевание, в процессе которого сухожилия укорачиваются. Бедолага вообще не мог распрямить пальцы.

– Жаль несчастного, и случай интересный, но давай вернемся к Ковалевой, – попросила я.

– Хоть часть ножа должна была отколоться, как бы сильно Ковалева ни сжимала тесак, – обиженно загудел Роман. – Погоди-ка!

Казаков начал чем-то стучать, я терпеливо ждала, пока эксперт освободится, и бездумно глядела на дверь подъезда. А та распахнулась, выпустив наружу ту самую женщину, которая некоторое время назад нахамила любопытной бабке, – даму в льняном костюме и туфлях… цвета итальянского неба, синих, на небольшом каблучке, с кожаными цветами на мысках. Лицо незнакомки было красным и блестело, словно его обильно намазали кремом, ее волосы торчали в разные стороны. Зажав полиэтиленовый пакет под мышкой, дамочка побежала в сторону проспекта. Похоже, день у нее сегодня не задался, судя по всему, она только что поругалась с кем-то, может, даже подралась.

– Романова, ты тут? – мрачно спросил Казаков.

– Конечно, – ответила я.

– Я, похоже, дурак, – нехотя признался Рома. – Нож был обнаружен слева от тела. Вот слушай, зачитываю описание. Труп лежит на спине, левая нога… нога… нож, производство Китая.

– Он из Германии, – возмутилась я, – сама покупала! На коробке указано: «Сделано в Лейпциге».

– На картонке что угодно напишут, – возразил Рома. – Лампа, не спорь, резак изготовлен трудолюбивыми ребятами, живущими за Великой Китайской стеной. Но нам с тобой страна-производитель без надобности, хотя это может объяснить, почему керамика разваливается на куски, едва коснувшись пола. Китайцы не всегда могут похвастаться хорошим качеством изделий. Труп Ковалевой закрыл орудие нападения на Всеволода. Следовательно, сначала упал нож, потом тело. Я не дурак, я идиот: резаку по логике вещей следовало оказаться в другом месте!

– Всякое случается, – приободрила я Казакова, – ветер подул и закатил его не туда!

– Издеваешься? – вздохнул Роман.

– Нет-нет, – заверила я эксперта, – просто строю предположения.

– Романова, – перебил меня эксперт, – вытряхни из ушей пыль. Читаю еще раз: «Нож лежит слева от трупа, частично прикрыт им. Изделие серо-фиолетового цвета, предположительно тесак для разделки мяса, находится на уровне пальцев левой руки». Ну? Сообразила?

– Поняла, – быстро сказала я, – ты правильно предположил, что нож упал на асфальт раньше трупа. Значит, Жека таки разжала в полете пальцы и…

– Лампа! – сердито произнес Роман. – Ковалева была правша.

– Да, и что такого? – не поняла я.

– Нож слева, – тихо произнес Казаков. – Получается странно. Либо она отпустила клинок и упала на него невероятным, невозможным образом, либо умерла, держа тесак. Но почему в левой руке, а? Что-то с этим ножом не так! Да и все отпечатки на нем смазаны. Не стерты, а именно размазаны, их невозможно идентифицировать.

– По какой причине семь ножей развалились, а восьмой остался цел? – спросила я.

– Не знаю, – буркнул Казаков.

– Попытайся понять, – попросила я Рому, – у меня мозгов не хватит, это слишком сложно. Деньги на приобретение ножей для эксперимента даст Костин. А я сейчас поднимусь, возьму свою сумку, оставила ее по глупости в квартире Жени, и потороплюсь в больницу к Михаилу.

– Можешь не спешить, – попытался остановить меня Рома. – С Вовкой муж Ковалевой беседовать не стал. Костин сказал, он лежал лицом к стене, даже не пошевелился.

– Надеюсь, мне удастся вывести Мишу из тяжелого состояния, – вздохнула я, – все-таки много лет дружим, не чужие люди.

– Вовка ему тоже не посторонний, – пробурчал Рома, – вроде он даже один раз с Женей и ее семьей Новый год встречал.

– Было дело, – улыбнулась я, – собрались шумной компанией, сначала поели, выпили, затем с нетрезвых глаз отправились гулять. День выдался метельный, мы слепили бабу, стали снежками швыряться. Утром проснулись и выяснилось: Костин на улице часы посеял, а я кошелек обронила, Катюша серьги в каком-то сугробе оставила. И ведь все были уверены, что ценности дома лежат. Вовка все твердил: «Я оставил будильник в квартире, перед тем как на улицу топать».

Катя тоже сокрушалась: «Сняла сережки и оставила их на полочке в ванной».

Одна я помалкивала, потому что плохо помнила процесс одевания. Могла по привычке кошелек в карман запихнуть. Больше Жека, Миша и Сева с нами на Новый год шампанское не пили. Мы их звали, но ребята были вынуждены оставаться с Таисией Ивановной: мама Жеки обиделась, что ее в тот раз бросили одну.

– Звоню ему, звоню, а он болтает безостановочно, – раздался в трубке сердитый женский голос.

– Все, я занят, – шепнул Роман и отсоединился.

Я встала со скамейки и пошла в подъезд. После яркого солнечного дня парадное показалось совсем темным. Я вызвала лифт и вдруг услышала тихий голос.

– Деточка, психическая ушла?

Из отсека между подъемником и стеной, на которой висели почтовые ящики, выглядывала старуха в ярком платье.

– Ты тут одна? – испуганно спросила она. – Той нету?

– Кого, бабушка? – уточнила я.

– Ну, сумасшедшей, – залепетала пенсионерка, – скажи скорей, можно выходить?

– Вы опасаетесь женщины в льняном костюме? – догадалась я. – Она пошла на проспект.

Старуха перекрестилась.

– Хвала Господу! Выпускают ведь больных без надзора гулять! Смотри, она мне подол разорвала. Тебя как зовут? Я Людмила Алексеевна Баркина, старшая по подъезду.

– На вас напали? – удивилась я. – А ко мне лучше обращаться Лампа.

Бабка вышла на площадку.

– Налетела хуже дикой кошки. И что я ей сделала? Ну, спросила, к кому идет, так ведь время какое страшное. В газетах постоянно про терроризм пишут, надо бдительность проявлять. Вон, синяк наливается на руке, и шею больно поворачивать. Что у меня там, детка? Погляди, а?

Бабушка отогнула воротник, я ахнула.

– Вас, похоже, душили.

– Говорю же, – загудела она, – наскочила на меня, как гидра империализма, с ног сшибла.

Я прижалась спиной к дверям лифта, а старушка, поняв, что встретила внимательную слушательницу, начала подробно излагать события.

Людмила Алексеевна – неравнодушный человек. Если она замечает какой-нибудь беспорядок в доме, то непременно позвонит в ДЕЗ или участковому. За внимательность и ответственность жильцы избрали ее старшей по подъезду, и Людмила Алексеевна утроила усилия: нельзя же подвести народ, который оказал тебе доверие. Не надо думать, что Баркина не знает ничего о политической обстановке. Она всегда смотрит программу «Время», слушает радио, читает газеты и полностью в курсе того, что творится в стране и мире, понимает, какое сейчас непростое время.

Естественно, ей не понравилась незнакомая женщина, которая не пожелала назвать квартиру, куда направлялась в гости. Согласитесь, если человеку нечего скрывать, он не будет петушиться. А вот террорист заметает следы. К сожалению, никакого права требовать паспорт у нагло вошедшей в подъезд бабы у Баркиной нет. Сначала Людмила Алексеевна расстроилась, потом решила проверить, качественно ли уборщица помыла лестницу, и отправилась инспектировать подоконники, ступеньки, не поленилась доехать до верхнего этажа и спуститься вниз пешком. Когда бабушка вновь очутилась внизу, она провела ладонью по верху почтовых ящиков и укоризненно поджала губы. Так и есть! Полно пыли. В этот момент лифт раскрыл двери, Людмила Алексеевна решила, что на первый этаж спустился кто-то из жильцов, хотела посетовать на неряху-уборщицу, обернулась и увидела ту самую нахалку в мятом костюме.

Подозрения вспыхнули в душе старушки с новой силой. Ну кто заходит в гости на пару минут? Ради мимолетной встречи нет смысла наряжаться, причесываться, тащиться по городу. Людмила Алексеевна не выдержала и сказала:

– Шляются разные, только грязь от них!

Тетка вдруг покраснела, ее лицо разом вспотело, глаза превратились в щелки. Баркина струхнула, до сих пор она полагала, что в силу возраста имеет право делать замечания, учить людей уму-разуму, передавать молодежи свой жизненный опыт. И жильцы дома, и члены семьи старушки всегда ее смиренно выслушивали, но незнакомка оказалась не из тех, кому нравятся нотации.

– Стерва, тебе на кладбище давно пора, – прошипела бабенка и, схватив Людмилу Алексеевну за горло, начала ее душить.

От ужаса та не оказала сопротивления. Она почти перестала дышать, когда женщина внезапно разжала руки. Воздух ворвался в грудь пенсионерки, а незнакомка, пробормотав: «Что со мной?», убежала.

Баркина кинулась за лифт и спряталась там. Не спрашивайте, почему Людмила Алексеевна не поехала домой. Ответа на этот вопрос у нее не было.

– Она точно удрала из психушки, – лепетала ретивая общественница. – Что я ей плохого сказала?

Не было никакого смысла объяснять старушке, что не следует читать мораль незнакомым людям. Не все с улыбкой выслушают бубнеж пожилой дамы, кое-кто может дать отпор, и хорошо, если он окажется исключительно словесным.

– Давайте провожу вас до квартиры, – предложила я, – попьете чаю, успокоитесь.

Людмила Алексеевна всхлипнула.

– Теперь буду бояться ходить по подъезду. Вдруг истеричка вернется и нападет! Ударит меня по голове!

Кое-как успокоив старушку, я довела ее до квартиры, подождала, пока она войдет внутрь, и поехала на другой этаж.

Дома у Жеки ничего не изменилось. Я скинула балетки, сделала глубокий вдох, сходила в спальню Севы, проверила, хорошо ли закрыто окно, еще раз заглянула на кухню, на всякий случай посмотрела, не капает ли вода из крана, и вернулась в прихожую. Надо узнать у Вовки, можно ли затеять в апартаментах уборку. Если Костин даст добро, я обращусь в специальную контору, вызову людей, которые вычистят здесь все. Миша и Сева не должны вернуться из больницы и увидеть на полу высохшую лужу крови. Наверное, они захотят сменить жилплощадь. Я бы не смогла спокойно заходить в дом, зная, что в нем случилась трагедия.

В не самом радостном настроении я нагнулась, чтобы взять свои балетки, да так и замерла в неудобной позе. Прямо перед моим носом очутились туфли Жеки. Те самые, подарок Всеволода, лодочки, которыми моя подруга хвасталась в ресторане. Серо-голубые, на семисантиметровом каблучке и с красивой брошкой-бантиком из разноцветных камушков на мыске. Минуточку! Когда я покидала квартиру, чтобы посмотреть на осколки ножей, тут стояла другая пара обуви: синие шпильки, украшенные цветком из кожи. Отлично помню, как, наводя в холле порядок, я поместила их на специальную полочку.

Я начала искать те туфельки. Открыла все шкафы, тумбочку под зеркалом и остановилась. Лампа, перестань заниматься глупостями! Сами собой шпильки не могли уйти. Кто-то совершил обмен, взял синие туфельки и водрузил на полку вместо них серо-голубые.

Из ванной комнаты раздался грохот. Я подпрыгнула и заорала:

– Кто там? Немедленно выходите, здесь полиция, вы арестованы.

В квартире царила тишина. Я огляделась, взяла длинный мужской зонтик и храбро отправилась в санузел.

В обложенном кафелем цвета сочного персика помещении не было ни души. В ванне лежала палка с прикрепленной к ней розовой занавеской. Я перевела дух. У нас с Максом тоже есть такая конструкция. Держится она на двух присосках и частенько падает. Каждая хозяйка знает: чтобы резиновый кругляш надежно держался, его надо намазать клеем, а потом прибить большим гвоздем. В квартире никого нет, меня напугал розовый атрибут. Розовый?!

Я застыла над ванной. Входя в подъезд, тетка, обидевшая Людмилу Алексеевну, была в босоножках любимого цвета куклы Барби. Я еще подумала, что они не сочетаются с ее костюмом и сумкой. Но когда дамочка покидала дом, она шла уже в синих туфлях. Что же получается? Бабенка-то спешила в квартиру Жеки! Кроме модной нынче планшетки на ремне, у мадам был пакет.

Я помчалась в прихожую и воззрилась на туфли. Глупее ситуации не придумаешь. Дама в льняном костюме сменила обувь и ушла, розовые босоножки незваная гостья унесла в пакете, в нем же, похоже, притащила сюда туфли Ковалевой, подаренные ей Севой. Что сие должно означать? Как дамочка проникла в чужой дом? Ну, на последний вопрос ответ я знаю. Либо она имела ключи, либо, как и я, была в курсе, где Женя хранила запасную связку. Всем приятельницам Ковалевой известно про электрощиток. Но близких подруг Жеки я отлично знаю, их всего две: Маша Соколова и Рита Семина. Машуня на данном этапе работает в Австралии, она тренер по фигурному катанию, а Семина неделю назад улетела отдыхать на Мальдивы. Женщину в синем мятом костюме я никогда не видела. Откуда она знает про ключ? Зачем меняла туфли? Как они к ней попали, а главное, когда? В день своей смерти Жека встречалась со мной. Лодочки за невероятную цену в семьдесят пять тысяч рублей были у нее на ногах. В этих туфлях Ковалева провела весь день, а вечером покончила с собой. Может, незадолго до самоубийства к ней приходила дама, напугавшая сейчас Людмилу Алексеевну, и попросила лодочки поносить?

Я потушила в холле свет, вышла на лестницу, тщательно заперла дверь, положила ключи в щиток и пошла на этаж, где расположена квартира ответственной старушки. Да, были времена, когда мы брали друг у друга поносить вещи, потому что магазины страны «радовали» покупателей пустыми прилавками. В свое время Жека одолжила мне очень красивое темно-зеленое пальто, чтобы я могла прилично выглядеть на свидании. Но сейчас, слава богу, в Москве можно купить все и, простите, туфли не дают напрокат. Платье, костюм, куртку еще куда ни шло, но обувью и бельем мы не менялись даже в самые бедные годы.

Глава 14

Людмила Алексеевна распахнула дверь не сразу и, увидев меня, схватилась за сердце.

– Деточка! Психическая вернулась? Поджидает меня в подъезде?

– Нет, она ушла, – успокоила я ее, – скажите, вы раньше видели свою обидчицу?

– Никогда, – решительно заявила старушка, – у меня глаза зоркие, у кого хочешь в подъезде спроси, все подтвердят: Людмила Алексеевна обходится без очков.

– Может, женщина к кому-то все же приходит, – не успокаивалась я, – вероятно, она репетитор, домработница, медсестра.

Бабушка сложила руки на груди.

– Летом дети не учатся, все разъехались по дачам-огородам. Врачей из районной поликлиники я ни с кем не спутаю. Двух нянек, которые за малышами из десятой и двенадцатой квартир присматривают, тоже знаю, а эту мымру никогда не встречала, она близко к нашему дому не подходила. В хорошую погоду я во дворе прогуливаюсь, смотрю за порядком, а в плохую… Пошли покажу, что у меня есть, Ленечка, внук установил. Только, деточка, туфельки сними, не тащи грязь в комнату.

Я выполнила просьбу и была приведена в чистенькую спальню с большим окном, около которого стояло удобное кресло со скамеечкой для ног. Справа от него виднелся столик, на котором лежали газеты, стояли чашка и вазочка с печеньем. Тюлевая занавеска была отодвинута, от подоконника к креслицу тянулась длинная черная труба.

Людмила Алексеевна села в кресло и приникла глазом к конструкции.

– Подзорная труба! – воскликнула я.

– Ленечка придумал, – гордо заявила бабушка, – дочка с зятем надо мною посмеиваются, а самим нравится в чистый подъезд заходить! ДЕЗ у нас нерасторопный, домофон никак не поставит, на лифтершу жильцы тратиться не хотят, а я ответственная. Увижу, что посторонний человек к нам идет, шум подниму. Но зимой холодно во дворе топтаться, да и летом подчас устаешь. Ленечка мне наблюдательный пункт оборудовал. Квартира наша на третьем этаже, окно прямо на подъезд выходит, оптика мощная, все как на ладони. Ни разу ту бабу не видела.

– В день, когда с Ковалевой случилось несчастье, вы ее не заметили? – уточнила я. – И вообще, что происходило во дворе?

Людмила Алексеевна горестно вздохнула.

– В понедельник у меня зуб под коронкой разболелся, ночь без сна промаялась, в восемь утра зять повез в поликлинику, ездила я к врачу и во вторник, и в среду, непростое дело протез снять, клык починить и назад металлокерамику поставить. Три полных дня ушло! Можно было на пару недель растянуть, но я стоматологу сказала: «Делайте сразу, у меня нет желания Бабой Ягой ходить и шамкать челюстями. Лучше потерплю, промаюсь в клинике с утра до вечера, зато за три денька порядок во рту наведу».

Домой я приезжала никакая, от заморозки голова болела. Бухалась в кровать и камнем до обеда спала. В четверг выхожу во двор, а меня Инна из седьмой квартиры ехидно спрашивает: «Людмила Алексеевна, родная, куда ж вы подевались! С понедельника вас не видела».

И рассказывает про этот ужас!

Старушка примолкла, потом с обидой произнесла:

– Очень я расстроилась! Не один год за подъездом присматривала, и ничего! А стоило к врачу уехать, и нате! Вы уж мне скажите, как там Миша? Я вас помню, вы иногда к Женечке заглядывали.

– Он в шоке, – ответила я.

– И понятно, – завздыхала Людмила Алексеевна, – такое пережить! Михаил замечательный муж, не пьет, не курит, с тещей не ссорился. Таисия Ивановна, земля ей пухом, непростой человек была, с гонором. Миша золотой зять, а она его ругала, злилась, что он мало зарабатывает. Я ей один раз выговорила: «Зачем в жизнь дочери лезете? Подумаешь, деньги! Зато Михаил Севе лучше отца родного».

Баркина ткнула пальцем в окно.

– И Женю он любил! Столько лет вместе прожили, а подарки жене таскал! Просто так! В позапрошлый вторник я с Мишей у метро столкнулась, он букет нес, красивый, дорогой, лилии розовые и белые. Не удержалась я и спросила:

– Годовщина у вас или праздник какой?

Михаил ответил:

– У меня, Людмила Алексеевна, каждый день праздник, потому что с Женечкой живу.

Баркина подперла щеку кулаком.

– Ничего плохого про своего Сергея Петровича сказать не могу, семейный был человек, все в дом нес. Но букет я от него один раз получила, на свадьбу. Больше не приносил он мне розы, говорил: «Глупая затея, зря потраченные деньги, цветы завянут, получается, выброшена сумма на помойку. Лучше приобрести нужную в хозяйстве вещь, утюг или чайник эмалированный».

Сергей рукастый был, все чинил: телевизоры, радио, машины, велосипеды, мебель в порядок приводил. Один раз мою старую шубу так бензином почистил, что мех словно новый стал. Правда, пованивал долго.

Людмила Алексеевна неожиданно улыбнулась.

– Зато зять на свет с двумя левыми руками уродился, ничего, кроме своего компьютера, не знает. Я дочке сказала: «Может, и хорошо, что Боря неумеха, зато у тебя все новое появляется». Сломался миксер, Борис его живенько выкинул и купил другой, с набором метелочек. Сергей Петрович такой бесхозяйственности не позволил бы, просидел бы вечерок и вручил мне отремонтированный механизм. У нас ничего нового не было, все чиненое-перечиненое. Экономно, но грустно.

– Ба, пожарь яичницу с колбаской, – крикнул из коридора сочный басок, – докторской побольше!

– Ленечка проснулся! – всплеснула руками старушка.

В ту же секунду в комнату вошел высокий юноша в трусах и, зевая, сказал:

– Какао свари из пачки, не хочу пить растворимую бурду.

– Солнышко, что за вид! – укорила старушка внука. – У нас гости, мальчику неприлично полуголым ходить.

Почти двухметровый «мальчик» поскреб пальцем густую щетину.

– Я у себя дома, на улице жара, извините, костюм с галстуком не натянул! Ба, я есть хочу!

– Ты бы лучше спросил, как там Сева, – снова сделала внуку замечание старушка.

– Умер? – без особого волнения поинтересовался Леонид.

– Пока жив, – ответила я, – но состояние тяжелое. Надеюсь, выкарабкается.

– Севка всегда хвост из западни выдергивает, – зевнул Леня, – ну да, в его бизнесе стремно. Он владелец клуба, вечно там какие-то терки, то с посетителями, то с ментами, то с налоговой.

– Кто тебе сказал, что Всеволод владеет клубом? – удивилась я.

Леня моргнул.

– Все знают. Он с работы под утро приезжал, часов в шесть, иногда в семь. Одет всегда шикарно, и не жадный. Я с ним как-то у лифта столкнулся, говорю ему: «Красивая куртка у тебя, небось дорогая!»

Севка скинул кожанку и протянул мне.

– Бери, мне она маловата, а тебе в самый раз.

– И ты взял? – неодобрительно поинтересовалась бабушка.

– Почему нет, – фыркнул Леня. – Севка богатый, в его «Туннель» народ валом прет, чего ему новый бомбер купить? А у меня пары тысяч евро свободных нет.

– Сева владеет «Туннелем»? – уточнила я.

– Ага, – подтвердил Леня, – у него лучший отрыв в Москве, самые красивые девочки. Он меня туда бесплатно проводил, через служебный вход.

– Леонид! Ты посещаешь злачные заведения! – ужаснулась Людмила Алексеевна. – Туда ходят проститутки! Об учебе думать надо! Родители деньги на тебя тратят, оплачивают институт, а ты!

Леня легко вытащил бабушку из кресла, развернул ее лицом к двери и велел:

– Яичницу и какао! Бабусик! Раз, два, пошагала на кухню.

– Провожу гостью и пожарю, – уперлась та.

– Вы дружили с Севой? – спросила я у юноши.

Тот покосился на бабку, но ответил:

– Севка прикольный, с ним весело. И без денег в клубешник пройти приятно. Вокруг него лучшие девчонки крутятся, мне повезло, живу в одном подъезде с хозяином «Туннеля», гулял на халяву. А потом мне надоело, каждый вечер одно и то же, пляски, крики, девки эти, они… ну… с ними тяжело, смотрят в кошелек. Если ты без машины, то за человека тебя не считают. Но я не Севка, на «Феррари» не раскатываю.

– У Всеволода была скромная иномарка, их собирают в России, – остановила я паренька, – подарок отца на день рождения.

Леонид потер небритую щеку и промолчал. Я поняла: он что-то знает, и насела на него.

– Всеволода хотели убить, его сначала ударили ножом в грудь, потом перерезали горло. Одному богу известно, почему Сева выжил.

– Жуть! – передернулся Леня.

– Евгения Ивановна увидела окровавленного сына, – продолжала я, – решила, что тот мертв, и выпрыгнула из окна. Она обожала своего отпрыска, находилась не в лучшем душевном состоянии, поэтому решилась на суицид.

– О господи! – прошептала, крестясь, Людмила Алексеевна.

– Мы полагаем, что убийца связан со Всеволодом, это кто-то из обиженных им людей. Если ты в курсе дел Севы, то сейчас самое время рассказать правду, – потребовала я.

– Ленечка, мальчик, прояви сознательность, – потребовала бабушка. – Ты обязан оказать содействие в поимке преступника.

– Ничего я не знаю! – воскликнул Леонид. – Тусовался в его компании, потом надоело. Я понял, что не хочу жить, как Севка. Вы в курсе, сколько ему лет? Я прямо офигел, когда узнал! Считал, он меня ненамного старше, завидовал, такой молодой, а уже богатый!

– Начни с «Феррари», – потребовала я.

Леня зевнул.

– Севка машины постоянно менял, то у него «Бентли», то джип навороченный, то кабриолет красный. Я его один раз спросил: «Почему ты домой на страшной тачке приезжаешь?» А он ответил: «Родители не в курсе моих дел, они учителя, еще испугаются. В их понимании, если купил себе крутую иномарку, значит, ты вор, бандит».

Леня метнул быстрый взгляд на старушку.

– Предки не понимают, что человек должен отдыхать, у них в голове программа: школа-институт-женитьба-работа-дети-внуки-пенсия-дача-кладбище. Хоть тресни, ничего им не объяснишь. Бабушка уверена, что в клубах одни проститутки, и своей точки зрения не поменяет. Евгения Ивановна, по словам Севки, такая же была. Вот он и скрывал от отца с матерью, чем зарабатывает, и меня просил его не выдавать. У Севы квартира есть где-то в центре, я там не был ни разу, но слышал, что офигенно шикарная, двухэтажная. Он туда девчонок водил, не всех, а избранных, и машины дорогие там в гараже жили.

Я потрясла головой. Слышу о Севе сплошь противоречивые сведения. Как бы докопаться до правды?

– Ты уверен, что «Туннель» принадлежит твоему соседу по дому? Кое-кто из девочек Севы утверждает, что он там просто гулял.

Леня кивнул.

– Севка не хотел, чтобы народ об этом знал, прикидывался простым завсегдатаем. Но мне правду растрепал по пьяни. Через день, уже на трезвые мозги, попросил не болтать. Сами подумайте: дорогая одежда, тачки, часы, машины, на них бабла горы надо. Севка клуб раскрутил и стриг с него прибыль.

– Ты когда-нибудь встречал возле него женщину моих лет, шатенку, стройную, с круглым лицом? – попыталась я описать «льняной костюм».

Леня начал переминаться с ноги на ногу.

– Не, он только с молодыми дело имеет, если двадцать пять исполнилось, Севка на нее даже не посмотрит. Старухи не его профиль. Вот Павлуха, арт-директор «Туннеля», тот по мумиям спец, ему нравятся тетки за сорок, с деньгами. Правда, один раз…

Леня примолк.

– Договаривай, – сурово приказала я.

Леонид мученически поморщился и сел на диван.

– Ба! Сделай пожрать.

– Мне интересно послушать, – призналась Людмила Алексеевна, – я много нового сегодня выяснила.

Внук закатил глаза.

– Ну вот! Теперь она матери настучит! А я из Севкиной компашки ушел!

– Не отвлекайся, – велела я ему. – Что случилось однажды?

Пришлось Леониду продолжать рассказ.

Глава 15

Некоторое время назад, когда Леня еще активно тусовался с Севой, он сидел в «Туннеле» вместе с Павлом, арт-директором. Болтали ни о чем. Павлик похвастался, что переманил из другого клуба двух потрясающе красивых танцовщиц-мулаток, а потом засмеялся:

– Глянь, чья-то мамашка прибежала!

Леня повернул голову и увидел у бара немолодую женщину с прекрасной фигурой. Если бы не лицо, выдававшее возраст, ее легко можно было принять за восемнадцатилетнюю, одета она оказалась стильно, модно причесана и вся обвешана драгоценностями.

– Симпотная мамаша, – заметил Леонид, – я с такой не откажусь медленный данс станцевать.

– Сиськи силиконовые, – со знанием дела заявил Павлик, – от пластических хирургов не вылезает, может в кровати на части развалиться.

Леня заржал, а Сева, всегда охотно зубоскаливший на тему женского пола, неожиданно разозлился:

– Заткнитесь.

Он встал, подошел к тетке, взял ее под руку и вывел из зала.

– Вот оно что, – протянул Паша, – понятненько!

Леонида охватило любопытство. Он прилип к Павлу с расспросами. Арт-директор живо рассказал сплетню. У Севы есть пожилая любовница, ее имя никому не известно, женщину никто не видел, но поговаривают, что она помогла своему другу, дала ему денег на бизнес.

– Сейчас Севка богаче многих, – вещал арт-директор. – Он совладелец клуба «Катер», ну того, что из дебаркадера на Москве-реке соорудили.

– Погоди, – остановил его Леонид. – «Катер» – конкурент «Туннеля».

– Мы лучше, – в секунду разозлился Пашка.

– Странно, что Севка в оба заведения вложился, – недоумевал Леня, – и в «Туннель», и в «Катер».

Павел хмыкнул.

– Нет, Сева у нас отдыхает, про «Катер» помалкивает, но народ говорит, что у него там основная доля.

Леонид понял, что Ковалев старательно камуфлирует свой статус хозяина ночного заведения, и не стал разубеждать Павла.

– Вдруг его та старая любовница убила? – сказал сейчас Леня. – Из ревности зарезала!

– Имени и фамилии женщины ты не знаешь, – на всякий случай уточнила я, – можешь ее внешность описать?

Парень заерзал на диване.

– Видел ее мельком. Волосы до плеч, темные, блестящие. Лица не помню, платье серебристое, мешком, издали ясно, что кучу денег за него заплатила. Туфли на каблуках. Богатая. Она руку подняла, на пальце большой бриллиант заискрился. Больше ничего не скажу.

– Та, что на меня напала, кассир, – неожиданно ожила Людмила Алексеевна.

– Да ну? – удивилась я. – Почему вы так решили?

Пенсионерка сказала:

– Только сейчас сообразила, когда внук про палец упомянул. У меня есть младшая сестра Анюта, она всю жизнь в одном троллейбусном парке прослужила, народу зарплату выдавала. Как кассир деньги считает? Берет маленькую губку, мочит водой, тычет в нее пальцами, затем шур-шур банкнотами.

– Ба, сейчас у всех машинки стоят, – снисходительно произнес внук. – Положил пачку, нажал кнопку, получил результат.

– Не спорь со старшими, – сердито оборвала его бабка, – очень вы умные, думаете, взрослые из ума выжили. Анюта объясняла: машинка новые купюры хорошо считает, а старые отказывается, мятые не берет вообще, а деньги из банка разные привозят, приходится по старинке руками орудовать.

– Очень интересно, – остановила я Людмилу Алексеевну. – Но непонятно, почему вы приняли свою обидчицу за кассира.

Баркина выпрямилась.

– Деньги руки пачкают в прямом смысле слова. У Анюты на указательном пальце правой руки всегда подушечка черная от купюр. Очень некрасиво. Нюта и пемзой ее трет, и пилкой специальной. Грязь сойдет, а затем снова появляется. Когда психопатка меня душить собралась и ручищи к лицу потянула, я у нее на правой руке точь-в-точь такую же, как у сестры, черноту заметила. Кассир она!

– М-м-м, – протянула я, сразу вспомнив рассказ Лизы о явлении в «Туннеле» женщины, которая унесла перстень, подаренный Севой очередной мимолетной любовнице Гале.

У тетки, по словам безалаберной школьницы, указательный палец был измазан чем-то темным. Неужели это одна и та же особа?

* * *

В больнице, куда положили Мишу, меня встретили любезно. Симпатичная, очень молодая и от того невероятно серьезная врач Наталья Сергеевна важно произнесла:

– Михаил физически здоров, но не желает идти на контакт. Вы его родственница?

– Близкая подруга семьи, – ответила я. – Надеюсь, вы знаете, что случилось с женой вашего подопечного?

Наталья Сергеевна кивнула.

– Конечно. Кстати, сын Михаила находится у нас же, в другом отделении на пятом этаже. Молодой человек в тяжелом состоянии, но пока держится. Единственный вопрос, который задал Михаил после госпитализации, был: «Как Севочка?» Я немного покривила душой, ответила: «Он жив, врачи настроены оптимистично».

– Доктора, как правило, стараются не делать прогнозов, – сказала я.

Наталья Сергеевна порозовела и стала похожа на второкурсницу.

– Мой опыт подсказывает, что больному человеку необходимы приятные новости.

Я подавила желание уточнить, сколько больных было у молодой докторицы до того, как она встретилась с Мишей: один или два? Вместо этого попросила:

– Разрешите мне поговорить с вашим подопечным.

– Попробуйте, – милостиво согласилось юное создание. – Но сомневаюсь, что Михаил обрадуется, увидев вас.

Меня отвели в маленькую палату, где на кровати лицом к стене лежал муж Жеки.

– Привет, Мишаня, – фальшиво бодро воскликнула я, – как дела?

В ту же секунду я ощутила себя полнейшей идиоткой и добавила:

– Севе намного лучше, он поправляется.

Миша никак не отреагировал на мое заявление.

– Принесла тебе сок, – залебезила я, – ананасовый, свежевыжатый, не из пакета. Налить стаканчик?

Молчание.

– Ты обедал? – не успокаивалась я. – Наверное, тут кормят отвратительно. Что хочешь? Рыбу? Мясо? Съезжу в хороший ресторан и привезу оттуда любое блюдо.

– Нет, – неожиданно ответил Миша.

Я несказанно обрадовалась и продолжила:

– Кофе? Чай? Пирожные? Миша, тебе необходимо поесть.

– Нет, – вяло прозвучало с кровати, – я устал. Спать. Голова болит.

– Сейчас позову доктора, – засуетилась я.

– Нет. Не надо, – без всякой эмоциональной окраски произнес Михаил. – Где Севочка?

Я чуть не захлопала в ладоши, Михаил начинает выбираться из кокона молчания.

– На пятом этаже, его успешно лечат, но пока он в реанимации.

– Почему? – вдруг поинтересовался муж Жеки.

– Что «почему»? – уточнила я.

– Севочка заболел? – чуть громче спросил Михаил.

– Ему намного лучше, – соврала я.

– Мальчик встает, ходит? – забеспокоился Миша. – Разговаривает?

– Конечно! – воскликнула я. – Скоро его отпустят домой.

– Хорошо, – прошептал Миша. – А то у меня ноги сломаны, не шевелятся! Можешь почесать правую лодыжку? Пальцы под гипс не пролезают.

Я растерялась еще больше, встала, откинула тонкое одеяло и увидела, что Михаил одет в полосатую пижаму. Никакого гипса на ногах нет и в помине.

– Почеши мне левую коленку, – еле слышно произнес он.

Я очень осторожно поскребла пальцами в указанном месте и ощутила, что от Миши пахнет одеколоном: тяжелый аромат с сандаловыми нотами.

– Спасибо, Жекочка, – сказал он.

Мне стало жутко.

– Миша, повернись. Я Лампа Романова.

– Я виноват, Жека, – продолжал больной, – нельзя сажать ребенка на переднее сиденье, но Севочка так просил. Таисия Ивановна права, я плохой отец. Умоляю, прости меня.

– Миша, – с усилием произнесла я, – ты помнишь, что случилось?

– Мы поехали с Севой на рыбалку, – бесцветным голосом сказал несчастный, – выбрались на проселочную дорогу, сынишка стал проситься порулить. Я его к себе на колени посадил. Мальчик крутил баранкой, я нажимал на педали. Откуда ни возьмись, телега с лошадью. Дальше провал. Очнулся в «Скорой помощи», ноги сломаны.

В палату заглянула Наталья Сергеевна.

– На сегодня хватит, больной устал.

Я вышла в коридор.

– Михаил сейчас заново переживает неприятность, которая случилась много лет назад. Они с Севой попали в аварию. Мальчик не пострадал, а у Миши оказались сломаны обе ноги. Он принял меня за Жеку. Он в своем уме?

Наталья Сергеевна потуже завязала пояс халата и облокотилась на конторку, за которой сидела пожилая медсестра.

– Информация о самоубийстве жены и тяжелом состоянии сына губительна для Михаила, поэтому мозг ее блокирует. Вместо нее подсознание услужливо подсунуло волнительную, но не убийственную, уже один раз пережитую ситуацию. Хорошо, что Михаил согласился с вами побеседовать. Я никак не могла понять, почему он не встает и не садится. Теперь появилась ясность: пациенту кажется, что у него сломаны ноги. Будем лечить.

– Он поправится? – с надеждой спросила я. – Станет прежним?

– Трудно сейчас делать прогноз, – увернулась от конкретного ответа доктор. – Мы применим лучшие методики.

– Наталья Сергеевна, – закричали из другого конца коридора, – Николай Михайлович вас ждет.

Врач, забыв попрощаться, поторопилась на зов.

– Давно она в клинике работает? – спросила я у медсестры.

Та вдруг улыбнулась.

– Месяц. Она очень старательная, отличница, практику у нас проходила, хорошая девочка, хочет по молодости всех вылечить.

– К сожалению, это не получится, – печально произнесла я.

– Оно надо? – спросила медсестра. – Была у нас женщина, потеряла в авиакатастрофе семью: приехала встречать мужа, сына и невестку с отдыха, а лайнер на посадочной полосе развалился. Бедняжку к нам прямо из аэропорта доставили. Юрий Петрович, заведующий, все ее хотел образумить, вернуть, как он говорил, к нормальной жизни. Больная была уверена, что родные до сих пор на курорте, время для нее остановилось, каждый день на календаре было десятое января. Глядела я на потуги Юрия Петровича и думала: может, оставить несчастную в покое? Ей хорошо, любимые живы! Ну вылечите бедолагу, сообразит она: вся ее семья погибла, и что хорошего?

– Вы еще здесь? – удивилась Наталья Сергеевна, появляясь перед конторкой. – Ангелина Петровна, в пятой палате больному нужно померить давление, не забывайте вовремя и в полном объеме выполнять предписания врачей.

Медсестра встала и направилась к одной из белых дверей. Вся ее фигура изображала полнейшее негодование и обиду. А у меня в кармане зазвонил мобильный.

– Здесь больница, – с возмущением воскликнула юная докторица, – внизу висит объявление, требующее отключать телефоны. Трубка может нарушить работу приборов в палатах интенсивной терапии, разволновать пациентов. В самолете вы об этом помните, потому что боитесь за собственную жизнь, а в клинике наплевать, так как сами здесь не лежите?

– Простите, – пробормотала я, скачками понеслась на лестницу и глянула на дисплей. Номер неизвестен.

– Здорово у тебя получается, – возмутилось в трубке чуть надтреснутое контральто. – Сколько ждать можно? Долго мне здесь сидеть?

– Где? – не поняла я. – Кто со мной разговаривает?

– Валентина Нечитайло! – гаркнули из трубки.

– Вас уже привели в порядок? – обрадовалась я.

– По-твоему, я была в беспорядке? – разозлилась писательница.

– Я имею в виду прическу, – опомнилась я, – макияж. Подождите меня в салоне, уже лечу.

– Нет, – сурово сказала Нечитайло, – встретимся на месте. Где радио находится?

– Студия размещается в торговом центре в районе Зубовской площади, – смиренно пояснила я.

– Супер, – громогласно заявила Валентина. – Буду там через пятнадцать минут. Успеешь?

– Маловероятно, – честно ответила я, – рассчитывала забрать вас от стилиста позднее и доставить на радиоэфир.

– Придется тебе поспешить, – перебила меня Валентина, – иначе я откажусь от программы. Ты имеешь дело со звездой, а не с бродячей собачонкой. Я тебе не Смолякова, вот она ради пиара какашку съест, усекла? За меня дерутся лучшие издательства России! Время пошло!

Раздались короткие гудки. Первым моим желанием было позвонить Ивану и отказаться от работы с хамкой. Но потом я вспомнила сумму, которую Адам Корсунский пообещал заплатить нам за услуги, и побежала к машине. Жадность победила гордость. Кроме того, если я сейчас вспыхну спичкой и не отправлюсь в торговый центр, то подведу своего приятеля, Виктора Сойкина, автора и ведущего радиопрограммы. Где он незадолго до начала передачи раздобудет нового гостя?

В здание магазина я ворвалась за минуту до назначенного срока, позвонила Нечитайло и спросила:

– Валя, вы где?

– Здесь, – ответила она.

– Где? – уточнила я и услышала:

– Тут, не задавай идиотских вопросов.

Человек, который хочет заработать, должен четко понимать: он никогда не будет свободен в проявлении своих чувств. Я в очередной раз затоптала некстати поднявшее голову самолюбие и поинтересовалась:

– Тут – это где?

– Прямо перед тобой, – воскликнула Валя, – хорош в телефон пялиться, подними голову.

Я повиновалась и ойкнула. В пяти метрах от двери стоял «леопард». Сначала я решила, что Нечитайло каким-то чудом успела смотаться в родной двор и натянуть на себя выброшенный в гневе комбинезон. Потом мне стало понятно: на сей раз на ней короткий ядовито-розовый костюмчик в черных пятнах и с вырезом, из которого торчит кроваво-красный бюстгальтер с золотым кружевом, напоминающим елочное украшение, именуемое «дождик».

– Господи, – вырвалось у меня, – Валя? Это вы? Что случилось с вашими волосами? Почему они похожи на июньскую морковку и торчат дыбом, как шерсть шарахнутой током кошки?

Литераторша открыла свою чудовищную сумку, вытащила оттуда литровую бутылку с жидкостью темно-желтого цвета, самозабвенно попрыскалась и с удовлетворением сказала:

– Стилистка дура.

– Сей креатив сотворила Лика? – попятилась я, размышляя, не вызвать ли в спешном порядке к подруге «Скорую помощь».

До сих пор Лика славилась умением делать простые элегантные укладки и красить волосы в спокойные тона. Неужели она предложила Вале наряд обезумевшей Барби, решившей изобразить из себя хищницу? Впрочем, даже эта кукла не согласится натянуть такую «красотищу», ну разве что ее предварительно укусит энцефалитный клещ. А обувь! Сейчас на ногах Нечитайло босоножки, в которых стриптизерши пляшут у шеста. Каблук высотой с Останкинскую башню, платформа нереальной толщины, несколько ремешков – все это из прозрачного пластика. А внутри платформы виднеются цветочки.

– Нравится? – с гордостью спросила Валя. – Обалденно дорогие вещи, прямо из Парижа, с подиума.

– М-м-м, – простонала я.

Валентина подошла поближе, задрала ногу.

– Круто?

Я увидела пальцы, которые никогда не знали педикюра, затем поняла, что в платформе не цветы, а рыбки. Они плавно шевелятся, очевидно, внутрь подошвы закачан какой-то гель. Во времена моего детства у младших школьников невероятной популярностью пользовались шариковые ручки с небольшими окошками, в которых трепыхались бабочки или русалки. Один раз я наступила на такое стило, оно треснуло, и на пол вытекла желеобразная субстанция.

Не успела я оценить дизайн босоножек, как увидела кожу на ногах Нечитайло. Стало ясно: непостижимым образом Валя ухитрилась загореть до состояния подрумяненной курицы и одновременно покрыться неровными черными пятнами.

Глава 16

Валентина внезапно указала пальцем на мою сумку.

– Это что?

– Предмет для ношения документов, косметики и разных мелочей, – осторожно ответила я, – из кожи, на цепочке. Муж подарил на Восьмое марта.

– Скажите, пожалуйста, у нее мужик есть, – протянула Валя, – без слез не взглянешь, а туда же. Не смей меня позорить.

Я сделала шаг назад.

– Извините?

– Тебе издательство велело мне помогать, – зашипела Нечитайло, – они сказали, что ты будешь со всеми договариваться, ведь не царское дело самой время эфира обсуждать. Еще ты обязана мне напоминать, в чем я наиболее выигрышно буду смотреться на экране. Если весь народ в белом, то я в красном, чтобы быть ярче всех.

– В принципе верно, – согласилась я, – одежда и макияж имеют огромное значение.

– Запомни! – громогласно возвестила Нечитайло. – Дорогие сумки для звезд! Тебе рюкзак, пластиковый пакет, мешок из брезентухи, что угодно, но не бренд! И ты носишь подделку, настоящая «Шанель» у меня. Вот читай!

Перед моим лицом закачалась огромная кошелка с надписью «Shanel».

– Запиши в блокнот, – с угрозой произнесла литераторша, – звезда – я! И больше не пойду к дурам, которые женщин уродуют и еще фотографии делают.

Ее рука скользнула внутрь пиратской сумки и вытащила снимок. Он запечатлел чуть простоватое лицо жительницы средней полосы России. Не очень большие глаза казались выразительными из-за умело сделанной подводки и искусно наложенных теней. Нежно-розовый цвет лица говорил о хорошем здоровье, аккуратные брови и натуральная губная помада дополняли макияж, волосы медового оттенка красиво обрамляли лицо. Незнакомку нельзя назвать Василисой Прекрасной, но она определенно была милой.

– Нравится? – с ехидной улыбкой поинтересовалась Валя.

Я оказалась в трудном положении. Уже успела понять: при Нечитайло ни в коем случае нельзя хвалить других представительниц слабого пола. Услышав сказанное в чей-нибудь адрес доброе слово, Валя превращается в фурию. Вскоре ей предстоит беседа в радиоэфире, не следует выбивать ее из колеи.

– Э-э-э, – протянула я, – скорее да, чем нет, но нет, хотя определенно да или нет!

Нечитайло скомкала снимок и сказала:

– Не узнала! Вон что из меня, красавицы, твоя тупая Лика сотворила!

Я, мигом забыв о характере Вали, вырвала у нее глянцевый прямоугольник, расправила его, внимательно всмотрелась в добродушное милое лицо и воскликнула:

– Это вы?! Лика добилась невероятного эффекта!

– Я зеркало разбила, как это увидела, – деловито сказала Валя, потряхивая мелко завитыми красно-рыжими кудрями, – вылетела из салона, по сторонам поглядела, по улицам поездила и нашла центр красоты «Гаспаччо». Вот там мастер меня в порядок привел, волосы нормально причесал-покрасил, одежду правильную подобрали, обувь шикарную принесли. Теперь я только туда хожу, вот, держи, пусть Корсунский счет оплачивает, он тебя нанял, ему расходы и нести. Да и ты можешь раскошелиться! По твоему совету я к Лике поперлась! Прекрати моргать! Где радио?

– На втором этаже, – вздохнула я, – лучше подняться на эскалаторе.

Интересно посмотреть на человека, который назвал парикмахерскую в честь холодного супа из томатов.

Витя опытный профессионал, на своем веку он навидался звезд всех мастей и рангов, но даже он недоуменно посмотрел на меня, когда Нечитайло кокетливо произнесла:

– Валечка. Вся в вашей власти.

Мгновение Виктор молчал, но быстро очнулся и повел гостью к микрофону. Меня посадили в комнате звукорежиссера. Через большое окно в стене мне было видно и ведущего, и гостью. Длинная стрелка больших часов скакнула вперед, и сочный баритон Вити наполнил комнату:

– Еще раз добрый вечер, продолжаем разговор. У нас сегодня замечательный гость, писательница Валентина Нечитайло.

– Приветик, – промурлыкала Валя, – хочу уточнить, не просто писательница, а лучший прозаик страны, автор нашумевших бестселлеров, самая талантливая, красивая, сексуальная звезда современности, юная, прекрасная, пока незамужняя. Мужчин вокруг много, каждый хочет заполучить богатую супругу, которая без напряга будет его вывозить на отдых в Турцию. Я устала от постоянного внимания, отталкиваю от себя олигархов, президентов. Очень трудно быть мегабогатой, суперизвестной и талантливой. Витя, хочешь такую жену, как я?

– Я давно связан узами брака, – поспешно ответил журналист, – давайте поговорим о вашем творчестве. Вы сказали, что являетесь лучшим прозаиком России.

– У вас есть в этом сомнения? – проворковала Валя. – Понимаю, вы ждали, что я представлюсь намбер один в мире, но я скромная.

– В Интернете, на сайте «Мнение граждан», читатели поставили на высшую ступень пьедестала Миладу Смолякову. Как вы относитесь к ее произведениям? – опрометчиво поинтересовался Виктор.

Я вскочила со стула и отчаянно замахала руками в надежде, что Сойкин правильно оценит мою жестикуляцию и больше не упомянет в эфире фамилию заклятого врага Нечитайло. Но поздно.

Валя стукнула кулаком по столу. Стоявший перед ней микрофон подпрыгнул, звукооператор поморщился и подвинул какой-то рычажок на пульте. Очевидно, он полагал, что гостья уже выдала наиболее агрессивную реакцию и сейчас будет толкать речь. Но он ошибся. Валентина схватила ведущего за шею и с силой впечатала его голову в ноутбук. Витя слабо пискнул.

– Ах ты…!..!..! – заорала писательница. – Смолякова ему лучшая! Она…! А я гений! Сравнил!

Дверь распахнулась, в студию влетела девушка. Я, в полном ужасе наблюдавшая за событиями, подумала, что на помощь Вите явилась коллега, но та схватила микрофон и зачастила:

– В нашем эфире разгорелась нешуточная баталия. Писательница Нечитайло в кулачном бою отстаивает свое право называться властительницей умов россиян. Хрясь! Это ломается стул нашего ведущего. Бум! Валентина разбивает его ноутбук! Где адекватный ответ Виктора? Пора забивать шайбу в ворота противника! Куда смотрит тренер? Почему он не выпускает на лед свежие силы? Вау! Виктор летит в правый верхний угол студии. Жаль, очень жаль, что технические возможности радио не позволяют нам дать изображение. Но тогда мы были бы телевидением! Ха-ха! Не переключайтесь, время коротких новостей!

Девица вскочила, на ее место быстро сел только что вошедший парень в джинсах и монотонно забубнил:

– Сегодня в Москве состоялось совещание…

Под аккомпанемент его голоса Валя самозабвенно мутузила Виктора.

– Где охрана? – воскликнула я. – Немедленно вызовите секьюрити!

Но звукооператор, сидевший в наушниках, не услышал моей просьбы, а у микрофона в студии снова оказалась девица.

– Петь, есть звонок? – спросила она у звуковика.

– Анна из Казани, – ответил тот.

– Выводи, – распорядилась девица. – Анечка, привет. Какой у тебя вопрос к литератору Нечитайло?

– Она там взаправду дерется или вы подставу устроили? – защебетал детский голосок.

– По-настоящему кулаками размахивает, – заверила ее коллега Сойкина.

– Вау! Прикольно! – обрадовалась девочка. – А чего там журчит?

– Это Валя на голову Виктору минералку вылила, – прокомментировала ход баталии новая ведущая. – Кстати! Вода в нашей студии представлена компанией «Химия в дом». Более тысячи разных средств, облегчающих труд домашней хозяйки, и замечательная газировка – вот что такое наш спонсор. Он же предоставляет и прогноз погоды.

У микрофона волшебным образом возник другой парень, на этот раз длинноволосый, и вкрадчиво произнес:

– Завтра будет тепло и мокро. Дождя не предвидится, температура ночью от нуля до плюс двадцати пяти, днем воздух прогреется до семи градусов. Гроза. Снег. То есть ливень. Спонсор выпуска фирма «Домашняя химия». То есть «Химия в нос». Ой, простите!

Девушка оттолкнула парня.

– Тем временем страсти на нашем поле накаляются!

Я бросилась в холл, который разделяет студию и помещение, где сидит звукорежиссер, распахнула дверь, схватила Нечитайло за руку, выдернула ее из тесного душного пространства и, не давая ей опомниться, потащила к эскалатору. Валентина намного крупнее меня, но злость придала мне сил, а Нечитайло по непонятной причине не стала сопротивляться.

Минут через пять я дотащила «звезду» до ее кошмарного джипа и сурово сказала:

– Ты никогда не затмишь Смолякову! Можешь перевернуть свой автомобиль, швырнуть его мне в голову, но ничего не изменится. Милада останется первой, а ты закрепишься в конце второй сотни писак.

– Почему? – вдруг совсем мирно поинтересовалась Нечитайло.

Я сделала шаг назад, заняла выгодную для побега позицию и честно ответила:

– Писатель не должен быть вульгарен, скандален, глуп и самонадеян. Твой наряд более всего подходит даме древнейшей профессии, а макияж ей под стать.

Валя раскрыла сумку, вытащила бутыль духов, щедро опрыскалась и пробормотала:

– Вспотела вся, жарко у них. Чего я не так сейчас сделала? Смолякова дерьмо, ей издательство эфиры покупает и первые места в рейтингах. Почему Миладка вечно на экране звездячит, а меня там нет? Я моложе, красивее, умнее, сексуальнее, талантливее, гениальнее. Я супер, а она старая, морщинистая, уродливая зебра! Ответ есть! За Смолякову платят, а за меня не хотят! Прямо сейчас поеду к Адаму, объясню ему: хотите иметь в портфеле рукописи лучшего автора России? Раскошеливайтесь, жлобы!

– Если послушаешься совета специалистов, – устало сказала я, – оденешься на следующий эфир так, как скажет Лика, и будешь вести себя поскромнее, то, поверь, предложения от редакторов с разных программ не заставят себя ждать.

– Вау! – подпрыгнула Валя. – Где я выступать буду?

Мне не слишком понравился глагол «выступать», но я решила не придираться к мелочам.

– Договорюсь с шоу «Интерес» на кабельном канале. Давай попробуем изменить твой имидж.

– Хочешь нарядить меня дурой? – насупилась Валентина. – Фигли-мигли, бежевое платье?

– В образе безумной сексапилки ты особого успеха не достигла, – расхрабрилась я. – Глупо совершать постоянно одни и те же ошибки и ждать другого результата. Слушай, почему у тебя такой странный цвет кожи? Желто-коричневый в черных пятнах?

– В солярий сходила, – пожала плечами Нечитайло, – там новая фишка. Сначала тебя обмазывают кремом, потом специальными пластинами выкладывают орнамент – и под лампы. Татуировки сейчас не в моде, на пике комбинации загара.

Я заискивающе заулыбалась.

– Давай еще раз договорюсь с Ликой? Сделаем вторую попытку.

– Ну ладно, – неожиданно согласилась Валя, – будь по-твоему.

Она начала открывать дверь джипа. Я быстро пошла к своей «букашке». Неужели удалось сдвинуть дело с мертвой точки?

Едва я устроилась за рулем, как в подставке запрыгал мобильник.

– Лампа! – кричал Виктор. – Романова!

У меня моментально вспотела спина.

– Витенька, – залебезила я, – солнышко! Ты как?

– Супер! – воскликнул Сойкин. – Рейтинг зашкалил!

Мне с трудом удалось выдохнуть. Виктор воспитанный человек, нас связывает не один год приятельских отношений. Вежливый радиоведущий не собирается ругать меня за то, что я привела к нему хулиганку.

– Хочу сказать тебе спасибо, – воскликнул Витюша, – за драку в эфире!

У меня моментально испортилось настроение. Ну вот! Виктор не может открыто заявить: «Лампа, ты поставила нашу радиостанцию в идиотское положение», он начал ерничать, типа: «Мерси, дорогая, народ в восторге от мегаскандала».

– Вить! Беги к главному, шеф велел тебя из-под земли выковырнуть и в кабинет в любом состоянии припереть! – закричал на заднем плане пронзительный дискант. – Ты у нас сегодня герой вечера.

– Перезвоню позднее, – быстро пообещал ведущий, – босс меня к себе требует!

Я бросила трубку на пассажирское сиденье. Сейчас Вите достанется от хозяина радиостанции. Бесполезно оправдываться и говорить озлобленному начальнику: «Я не виноват. Лампа Романова попросила побеседовать с ее протеже, писательницей средних лет. Никто не ожидал, что литературная дама окажется безобразницей, от нее не ждали рукоприкладства!»

Очень надеюсь, что Сойкина из-за меня не накажут, не лишат его части оклада, не применят строгих репрессивных мер.

Телефон снова затрезвонил, я вцепилась в него.

– Витюша?

– Это Сергей, – пропищал тоненький голос. – Слышите меня?

– Здравствуйте, – ответила я. – Какой Сергей?

– Вы дали мне свою визитку, – уточнил тенор.

– Извините, я постоянно раздаю свои карточки, уточните, пожалуйста, где мы с вами встречались? – попросила я.

– Вы приходили к Вальке, – зачастил Сергей.

– Голова медведя! – подпрыгнула я и стукнулась макушкой о потолок «букашки».

– Вспомнили! – обрадовался мой глюк. – Валька сегодня ушла и забыла телефон спрятать! Помогите! Спасите! Заберите меня отсюда! Скорей! Вау! Она возвращается! Черт! Я перезвоню!

Из трубки полились дробные гудки. Я вернула телефон в держатель. Что происходит? Неужели я схожу с ума? В доме у Нечитайло слишком много красного цвета, и там стоит странный запах. Вот я и решила, что говорящая голова Михайло Потаповича – это моя галлюцинация. Я обладаю чутким нюхом, мне может стать плохо от резкого аромата. Но сейчас-то глюк обратился ко мне по телефону. Я нахожусь в своей машине, в салоне приятно пахнет, ничего раздражающего нет. Правда, нос до сих пор ощущает вонь духов с кокосом и ванилью. Может, парфюм Валентины вызывает глюки?

Глава 17

Добыть контактный телефон владельца клуба «Туннель» Игоря Завьялова оказалось очень просто.

– Кто меня разыскивает? – удивился он. – Какая Лампа Романова?

– Мы расследуем смерть Евгении Ковалевой и нападение на ее сына Всеволода, – пояснила я. – Люди, с которыми я общалась, утверждают, что Сева владелец клуба «Туннель», а его мать была уверена: ее сын служит там управляющим. Но если верить документам, хозяином ночного заведения является господин Игорь Николаевич Завьялов.

– Лучше просто Гарик, – попросил мужчина. – Севка жив?

– Скорей да, чем нет, – вздохнула я, – ему перерезали горло. Есть вторая тема для нашей беседы. Не так давно были убиты ваш бармен Костя, завсегдатай «Туннеля» Ахмет и еще две девочки, постоянные посетительницы клуба.

– Можете приехать прямо сейчас, – предложил Гарик, – подкатывайте к клубу, паркуйтесь на служебной стоянке, вас встретят.

Несмотря на то что часы показывали половину одиннадцатого вечера, на Садовом кольце стояла пробка. Я решила использовать время и позвонила Костину с вопросом:

– Ты выяснил, что случилось с компанией ребят из ночного клуба?

– Кто рассказал тебе про их смерть? – поинтересовался в свою очередь Вовка.

– Девочка Лиза, – ответила я. – Та, чья мама Марина Степановна пыталась вытянуть из Жеки миллион за мнимое изнасилование дочери.

– Бармен Константин был задержан за торговлю марихуаной, – пояснил Володя, – его взяли с мешком травы, сейчас парень в ОВО. Ахмет лежит в больнице со сломанными ребрами и носом, кто его отметелил, не признается, врет, что сам упал. Шел спокойно, ел мороженое, и, бумс, поскользнулся… Анну родители, обозленные тем, что девчонка нахватала в году двоек, заперли дома. В прямом смысле этого слова, на ключ. Отобрали у любительницы гулянок мобильный, кошелек, засадили за учебники. Вот Галя действительно погибла, став жертвой насильника, который задушил девочку. Но никому горло не перерезали. Лиза передала тебе глупые слухи, которые тиражируют посетители ночного заведения.

– Понятно, – протянула я, – значит, буду беседовать с Игорем Завьяловым исключительно о Севе.

– Надеюсь, он сообщит тебе хоть крупицу правды, – съехидничал Костин. – Похоже, в системе развлечений крутятся сплошные вруны.

Я знала, что владельцу «Туннеля» недавно исполнилось двадцать восемь лет, но Гарик выглядел студентом первого курса. Кудрявый паренек в простых джинсах, скромной рубашке и кроссовках никак не походил на хозяина успешных заведений. По документам у Игоря имелось еще восемь клубов и пара ресторанов.

– У вас в офисе тихо, – отметила я, усаживаясь в кресле.

Гарик открыл бар.

– Звучит странно, но я не люблю шум. Что предпочитаете? Шампанское? Вино? Коньяк?

– Простите, я за рулем, если можно, чай, – попросила я.

– Пока идет следствие, я не могу разглашать подробности, – ответила я. – Всеволод в больнице, состояние тяжелое. Вы его хорошо знаете?

Завьялов скрестил руки на груди.

– Кто ж не знает Севу? Севу знают все. Мальчик-мажор, сын обеспеченных родителей, бизнесмен, богатый-пребогатый! Квартира на Китай-городе, десять комнат! Автопарк из «Мазератти»-«Ламборджини»-«Феррари». Еще он тайный агент, выполняет особые задания правительства. Севке принадлежит «Туннель», но это страшный секрет! Я тут просто для прикрытия, мне Ковалев деньги платит. Еще он владеет радиостанциями, магазином «ЦУМ» и Первым каналом телевидения.

Мое лицо вытянулось, Игорь рассмеялся.

– Филипп, наш управляющий, мой двоюродный брат, когда эту лабудень впервые услышал, то предложил: давай вруну в нос насуем и велим фейс-контролю никогда его в «Туннель» не пускать.

Но я отказался. Пусть болтает, мне плевать, нехай президентом земного шара называется, главное, чтобы деньги платил. У Севки много положительных качеств, на него девки западают, он сюда народ притаскивает и всегда без скандала расплачивается, не буянит, не дерется, со всеми дружит. А то, что из себя крутого олигарха корчит? Фиг бы с ним. Если каждого, кто врет, в клуб не пускать, заведение пустым останется. Смотрите.

Игорь щелкнул пультом. Дверца одного из шкафов отъехала в сторону, появилось несколько экранов, они показывали танцпол клуба, зону у бара, чил-аут и гардероб.

– Видите мулаточку в кресле? – спросил Завьялов. – В зеленом мини?

Я кивнула.

– Мэри, дочь короля Танзании, – давясь смехом, сообщил Гарик. – Ее папа, богатейший человек, отправил девочку русский язык изучать, инкогнито. Поэтому Мэри лишь паре самых близких людей правду сообщила. Папуля настолько озаботился соблюдением секретности, что единственной наследнице денег не присылает. Мэри смиренно ждет, пока ее угостят коктейлем. И желающих поднести девчонке угощенье много. Мэри забавная, танцует хорошо, не противная, не избалованная, рада любому подарку, обожает секс. На диване, чуть левее принцессы, развалился Николай Аханькин. Знаете, кто он?

– Боюсь предположить, – вздохнула я, – наверное, сын голливудского продюсера?

– Берите выше, – обрадовался Гарик, – первый ребенок Романа Абрамовича, родился, когда отец еще не вознесся на вершину богатства, так сказать, грех молодости. Коля человек хороший, он в семью миллиардера не лезет, не хочет ему мешать. А папа мальчику деньги дает без писка. Ну что Абрамовичу миллиончик? Он их не считает! Миллиардер в завещание отпрыска вписал, приобрел ему алмазные копи царя Соломона. Аханькин регулярно в Африку катается, контролирует добычу алмазов. К нему у нас тоже претензий ноль. Не буянит. Вот внебрачную дочь английской королевы Наташу Иванову мы в черный список внесли, она любила подраться, а мне скандалы не нужны. Аханькин сидит тихо, девчонок снимает, танцует, четыре вечера в неделю тут клубится, постоянный клиент. Материального профита от «сына миллиардера» ноль, он за ночь один коктейль цедит, который за входной билет положен, но из-за него сюда много девочек прибегает. Сейчас Николай обнимает Тату Айвазову. Вот ее отец на самом деле из золотой сотни «Форбс». Айвазова влюблена в Аханькина, приходит с большой компанией, всех угощает, денег не считает. До Таты за Аханькиным Влада Самонина бегала, известная манекенщица, с ней всегда папарацци прибывали. Понимаете?

– Вас да, – ответила я, – а вот остальных нет. Неужели люди верят таким побасенкам?

Игорь закрыл шкаф.

– Большинству завсегдатаев «Туннеля» нет и двадцати. Девочкам хочется сказки, мальчики мечтают разбогатеть.

– У Всеволода не нищие родители, – вздохнула я, – но они никогда не давали ему денег на роскошную жизнь. Покойная мать Ковалева была уверена, что сын служит в «Туннеле» управляющим. Клубные завсегдатаи держат Севу за крупного бизнесмена. Ладно, шикарную квартиру на Китай-городе никто из тех, с кем я беседовала, не посещал. Но шикарные машины Севы люди видели.

Игорь открыл ящик стола и протянул мне визитку.

– Компания «Платиновый рай», ею владеет мой знакомый, дает напрокат вип-автомобили от джипов экстра-класса до эксклюзивных моделей. Ему был нужен рекламный агент, не простой парень на окладе, а тусовщик, якобы богатый, меняющий тачки. Ему будут завидовать, говорить: «Вау! Какие у тебя машины. Мне такую не купить!»

А парень шепнет кому следует: «Зачем тратить миллионы, когда можно обойтись тысячами? Вот телефончик, звякни и бери любые колеса напрокат, удивляй девочек. Тачки на съемные совсем не похожи, все будут тебе завидовать».

– С автомобилями разобрались, – вздохнула я. – Но откуда деньги? Вход в «Туннель» платный.

– Севке, как постоянному клиенту, скидочную карточку вручили, – сказал Игорь.

– Все равно, – продолжала я, – Ковалев слывет щедрым человеком, угощает девочек, делает им подарки. Спокойно отдал соседу по подъезду дорогую кожаную куртку, недавно подарил матери туфли за семьдесят пять тысяч рублей. Хотя…

Я примолкла. Назвать презентом сие подношение трудно. Всеволод взял необходимую сумму из семейной кассы. Получается, Жека сама оплатила несуразно дорогую обувь.

– Чек видели? – деловито спросил Гарик. – Не верю я его словам. У меня есть сестра, пятнадцатилетняя оторва. Меня родители строго воспитывали, лупили ремнем за любое прегрешение. А Юльку избаловали. Я отлично знаю индустрию развлечений, поэтому заявил сестре: «Никаких походов с подружками по бывшим складам и фабрикам, которые превратились в танцполы с барами. В двадцать три ноль-ноль ты дома».

Матери велел денег ей не давать. А потом мне стукнули, что Юлия в «Карантине» веселится! Мало того, что мерзавка всех обманывала, после полуночи из окна вылезала (мамина квартира на первом этаже, и менять ее она ни под каким видом не желает), так еще поганка поперлась к моим злейшим конкурентам! Хорошо хоть журналисты не узнали, а то бы понаписали про родную сестру Завьялова, которая скачет у Митьки Никитина. Он обо мне исключительно матом говорит.

Игорь укоризненно покачал головой.

– Ну не дура ли! Я ее сначала отругал по полной программе, а потом вдруг испугался: откуда у Юльки деньги? Мать ей только на необходимые расходы дает – проездной, школьный обед, оплата подготовительных курсов. Тогда я сходил к классной руководительнице, заглянул в колледж, куда сестра поступать готовится, и выяснилось: в гимназии Юля давно не ест, приволокла местному врачу липовую справку с диагнозом «аллергический гастрит», распечатала ее на принтере и больше не заглядывает в столовую. А маме наврала, будто теперь надо больше за еду платить, трехразовое питание ввели. Мать у нас человек наивный, она поверила, стала доченьке по утрам пару купюр в кошелек вкладывать. Ешь, дорогая! Белки, жиры, углеводы растущему организму необходимы. Потом хорошая девочка придумала про повышение платы за курсы. И вообще ей все время требовались рублики. То она абонемент в консерваторию оплатила, то захотела изостудию при музее посещать, то в литературный кружок записалась. Мама радовалась: вот какая неординарная у нее доченька, у других старшеклассниц в голове мальчики да гулянки, а Юленька ищет свой путь в жизни. И расходы мать не смущали, бесплатных кружков теперь нет. Были у Юлии еще источники дохода: продукты, химчистка, хозяйственный магазин.

Я с удивлением воззрилась на Гарика, а тот подтвердил:

– Вы не ослышались! Мама в последний год на сестру нахвалиться не могла. Стоило мне к ней приехать, разговор начинался с эпитетов в превосходной степени. Юля стала заботливейшей помощницей! Раньше девчонку не допроситься было за хлебом в соседний магазин сгонять, а теперь! На рынок спешит, в супермаркет рысью, вещи в химчистку по три раза в неделю таскает! Вот только цены растут, как на дрожжах, куда правительство смотрит!

– Понятно, – протянула я.

– Тут и понимать-то нечего, – зло продолжил Игорь, – сестра купит еды на тысячу рублей, а маме врет, что две истратила. Вот откуда у нее финансы. Может, и Сева такое проделывал? Где он те туфли купил? Проверьте в магазине, сколько они стоили! Да, Севка отлично одевается, но я вам рассказал, откуда шикарные автомобили брались. Думаю, со шмотками он тоже по-хитрому устроился, многие фирмы готовы платить за рекламу своего товара.

Я молча слушала Гарика, а память тем временем подсовывала воспоминания о вроде бы ничего не значащих деталях. Вот мы с Женькой сидим на кухне и болтаем о пустяках.

– Мама, – кричит из прихожей Сева, – я кошелек вчера в офисе забыл, замотался. Дай мне тысячу, бензин кончился.

– Севочка, ты же знаешь, где деньги лежат, – отвечает Жека.

– Там все по пять штук, – говорит тот.

– Деточка, значит, возьми ту купюру, что есть, – велит Ковалева.

– Спасибо, мамуля, вечером верну, – обещает сыночек.

– Господи, Севочка, перестань, – смеется Жека, – а то Лампа подумает, что я тебе в долг даю.

Или другой случай. На сей раз пикник на даче, и у нас заканчивается минеральная вода.

– Мамуля, я сейчас съезжу! – подскакивает Сева и уходит.

Через пару минут он возвращается и смущенно говорит:

– Пап, можно на твоей тачке в магазин сгоняю?

Миша не жадный человек, но он терпеть не может, когда кто-нибудь, даже Сева или Жека, садятся за руль его скромной иномарки. Он делает вид, что не слышит просьбы сына, Евгения же спрашивает:

– Что случилось с твоей машиной?

– Бак пустой, – нехотя произносит Сева, – вчера я так устал на работе, что поленился на заправку заехать.

– Сейчас залейся, – предлагает Миша, – колонка недалеко.

Сева мнется, потом все же признается:

– В кошельке одни стодолларовые купюры, в Москве мне с такой сразу сдачу дадут, а в деревне побоятся валюту брать!

– Ох уж эти дети, – смеется Жека, – вечно у них проблемы! Без родителей никуда! Возьми в моей сумочке сколько надо на бензин и минералку.

– Ма, у меня есть деньги, – машет руками Всеволод.

– В долларах! – напоминает Жека. – В местном сельпо их не берут!

– Разменяю вечером баксы и тебе верну, – обещает Сева.

– Непременно, – хохочет она, – еще не забудь родителям за постой рублики оставить, и воздухом ты на даче дышал. Мы с папой жадины, сейчас запишем, сколько ты сосисок съел.

Я шла после разговора с Завьяловым к своей машине и вспоминала все новые и новые подробности. Вот Сева везет нас с Жекой в торговый центр. Она хотела купить люстру, я была приглашена в качестве консультанта. А вот сына Ковалева не просила об услуге, тот сам предложил:

– Мамуля, у меня выходной, мы так редко бываем вместе. Поеду с вами, ты не против?

Желание сына поучаствовать в выборе светильника вызвало у Ковалевой бурный восторг. Мы залезли в автомобиль Севы, отъехали пару кварталов от дома, он зарулил на заправку и сказал:

– Уж извините, придется недолго подождать.

– Вечно у тебя бензина нет, – укоряет обожаемое дитятко Ковалева.

– Прости, мамуль, – тянет Севочка, – знаю, надо было, когда с работы ехал, заправиться, но я так устал! Вы торопитесь?

– Нет, солнышко, – успокаивает его Жека.

Сева идет к кассе и возвращается.

– Ма, дай тысячу, у них сдачи с пятерки нет. Разменяю и верну.

Ясное дело, Жека открывает кошелек, вытаскивает несколько бумажек и велит:

– Залей топлива под завязку! Что за глупая манера капать по чуть-чуть на дно бака! Не понимаю я этого! Вот отец всегда с верхом наливает.

– У каждой пташки свои замашки, – отшучивается Сева и благополучно заправляет машину.

Потом мы ходим по моллу несколько часов, Жека так и не подбирает люстру, Сева постоянно отбегает от нас, заглядывает в многочисленные бутики, потом звонит матери по телефону.

– Вырастила на свою голову! – делано возмущается та. – Взрослый уже, хорошо зарабатывает, а без матери в магазине теряется. Пошли, Лампуша, глянем на рубашку. Севочка никак определиться не может, какой цвет лучше.

Мы отправляемся в магазин, обсуждаем сорочку, Сева еще приглядывает пару пуловеров, джинсы и какую-то ерунду вроде парфюма. Пакеты относят на кассу, он протягивает кредитку, но из терминала выползает бумажка с надписью «не хватает денег на счете».

– Что за ерунда! – возмущается Всеволод. – Да там достаточно средств на приобретение всего бутика!

Он соединяется с банком и говорит кассиру:

– У них там какой-то сбой, связь не работает. Отложите мои покупки до завтра, приеду в районе обеда и оплачу.

– Не надо! – восклицает Жека и протягивает свою карточку. – Надеюсь, у меня платеж пройдет.

Потом мы тесной компанией обедаем. Деньги за еду отдает Жека. Я не люблю быть в долгу, поэтому через час приглашаю Ковалевых попить кофе с пирожными.

Домой Евгения возвращается без люстры.

– Вроде полно всего, – сокрушается она, – а подходящего нет.

– Не расстраивайся, мамуля, – утешает ее обвешанный пакетами сынуля, – в конце концов ты ее непременно найдешь.

Я остаюсь на ужин, а Сева, одетый во все новое, уезжает. Парня в выходной день внезапно вызвали на работу. И таких вот случаев, когда у «ребенка» в кошельке оказывались неразменные деньги или происходил сбой с оплатой по кредитке, было немало. Остается только удивляться, почему я раньше не акцентировала внимание на системе в поведении Севы.

Глава 18

В девять утра меня разбудил звонок Костина.

– Яд медузы, обнаруженный в организме Ковалевой, использует только фирма, выпускающая «Кобратин», – сказал он, – более никто. В объединении есть лаборатория, они там ведут научные изыскания.

– Больше в Москве отравы нигде нет? – уточнила я.

– В России, – поправил Вовка. – Только в объединении «Пешка».

– Странное название, – удивилась я.

– Фамилия владельца предприятия Пешков, – пояснил приятель. – Олег Григорьевич владеет лицензией на использование этого вида медуз. Поскольку в доме Жеки «Кобратин» не обнаружен и, судя по медкарте, у нее не было никаких заболеваний, требующих его применения, я предлагаю порыться в «Пешке».

– Отличная идея, – почему-то разозлилась я. – Сейчас помчусь к Олегу Григорьевичу и спрошу: «Мил-человек, не ты ли отравил Евгению Ковалеву? Что она тебе плохого сделала?»

– Ты не выспалась! – констатировал Вовка. – Лампа, ты делаешься немотивированно раздраженной, если не продрыхла десять часов подряд.

– Извини, – сказала я, – вообще-то я злюсь исключительно на себя. Частенько заглядывала к Жеке и, что греха таить, недолюбливала Севу. Мне он почему-то всегда казался вруном. Но я и предположить не могла, что он лжет на каждом шагу. Всеволод обманывал и родителей, и приятелей, прикидывался хорошо зарабатывающим человеком, а в действительности нигде не служил, только развлекался в клубе, затевал мимолетные интрижки со школьницами, изображал перед наивными девочками олигарха, хвастался не своими машинами, врал, врал, врал. Вероятно, кого-то его ложь допекла, и этот человек решил убить его. Или Сева взял в долг большую сумму, не смог отдать и был наказан. Возможна и месть родственников обиженной им девочки. Беда пришла в дом не из-за Жеки.

– Надо отработать все версии, – остановил меня Костин, – у нас есть надежда на выздоровление Севы. Я звонил в клинику, мне сообщили об улучшении его состояния.

– Сомневаюсь, что он пойдет на откровенность, – фыркнула я.

– Если тебя пытались убить, то ты захочешь наказать человека, покусившегося на твою жизнь, – возразил Вовка. – Вернемся к Жеке. Яд обнаружен только в ее крови. Анализ Всеволода показал кокаин.

– Еще и наркотики! – воскликнула я. – Здорово! Получается, что бедная мать совершенно ничего не знала о милом сыночке. Она считала его хорошим мальчиком, работящим, талантливым, радовалась, что тот не курит, практически не употребляет алкоголь. Правда, как я выяснила, Жека знала о сексуальных подвигах сынули, давала кое-кому из его многочисленных девочек деньги, чтобы нейтрализовать пикантные ситуации. Но, полагаю, в душе она гордилась Севой, который вырос настоящим мачо, обожал женский пол. Согласись, в наше время мужчины нормальной ориентации встречаются все реже.

– Глупости, – буркнул Вовка, – у нас на службе голубых нет. Шоубиз, мир моды, театра – там, вероятно, много странных парней, и о них часто пишут журналисты. Но в конторах, на заводах, в учреждениях работают обычные мужики. Хватит обсуждать ерунду, давай копать с разных сторон. У нас два направления: Всеволод и Женя. Кто-то решил убрать парня, перерезал ему горло, подумал, что он умер, и убежал. А мать, обнаружив сына в крови, выпрыгнула из окна. Обращаю твое внимание на то, что Ковалева из-за наличия яда в организме стала неадекватной. Думаю, иначе она бы догадалась вызвать врачей. Следовательно, в кончине Жеки виноват тот, кто ее травил. Да, Ковалева сама шагнула с подоконника вниз, но суицид спровоцировал токсин, под его влиянием она не смогла трезво оценить ситуацию.

– Трудно сохранить холодную голову при виде любимого сына в луже крови, – вздохнула я. – Севе невероятно повезло, при таких ранениях человек, как правило, быстро погибает.

Костин не замедлил меня перебить:

– Убийца не повредил крупные сосуды, он полоснул клинком по шее, потекла кровь, но вена и артерия остались целы. Киллер не профессионал.

– Повезло Севе, – повторила я.

– Но только не Жеке, чей мозг находился под воздействием яда, – добавил Володя. – Есть второй вариант. Одурманенная токсином Ковалева напала на сына, ранила его и покончила с собой. Но давай временно отвлечемся от того, почему и кто напал на Всеволода, ведь если б не яд, Жека не стала бы бросаться из окна. Вспомни, травили только ее. Насколько я знаю, она не тот человек, который станет нападать с кулаками на окружающих.

– Жека всегда была сдержанной, – грустно подтвердила я. – Во многом благодаря своему характеру она сумела превратить школу в успешное заведение. Ковалева никогда не принимала в расчет сплетни и спокойно говорила всем, кто пытался распространять в коллективе слухи: «Меня волнуют исключительно рабочие вопросы. Кто что о ком сказал, кто на кого как посмотрел, мне неинтересно».

Большинство сотрудников делали правильные выводы и прекращали досужие разговоры, но порой в гимназии появлялись люди, любившие чесать языками. И тогда Ковалева поступала жестко: она увольняла сплетников. С родителями она была крайне вежлива, но со всей определенностью объясняла им: «У нас высокие требования к детям, в особенности к их моральным качествам. Если ученик плохо усваивает материал, мы всегда ему поможем, организуем дополнительные занятия и добьемся хорошей успеваемости. Но если увидим, что школьник хвастается материальным положением родителей, демонстрирует барство, устраивает в классе дедовщину, то мы расстанемся с ним без промедления. Употребление наркотиков, курение, грубость, хамство у нас неприемлемо».

И Ковалева на самом деле отчисляла паршивых овец. В ее гимназии царит обстановка образцовой, подчеркиваю, образцовой советской школы.

– Следовательно, мы имеем довольно большой список обиженных, – остановил меня Вовка. – Дело за малым – установить фамилии уволенных учителей, отчисленных учеников и понять, кто из них или членов их семей имел доступ к яду медуз. Ну, допустим, Ковалева попросила из гимназии мальчика N, а его тетя-дядя-мама-бабушка трудятся в лаборатории, где разработали «Кобратин».

Я приуныла.

– Или у мамочки того самого N на фирме работает подруга, соседка. Может, кто-то из научно-производственного объединения приторговывает ядом? Представляешь, какую нужно провести работу? Придется проверить каждого человека, имеющего доступ к токсину, и не забыть тех, кто уволился. Нельзя исключить вероятность, что яд украден или куплен давно, просто лежал у преступника в укромном месте, ждал своего часа.

– Никто не обещал легкого пути, – бодро заявил Вовка. – Но есть и хорошая новость. В лаборатории работает всего двадцать девять человек.

– О господи, – вздохнула я. – Если учесть, что у каждого примерно по три родственника и человек пять приятелей, то…

– Предлагаю не поднимать шума, – перебил меня Вовка, – пусть отравитель думает, что его идея с токсином никому не известна. Ты поедешь на предприятие как журналистка. Корреспонденту охотно расскажут о работе, о людях, глядишь, всплывет интересующая нас информация.

– Извини, но мы до сих пор не определились, кого хотели устранить, а кто случайная жертва, – напомнила я. – Сева или Жека?

– Кого травили? – задал вопрос Вовка.

– Судя по личностным характеристикам, Всеволод более подходит на роль объекта убийства, – не сдалась я, – он непорядочный человек. Давай я поработаю в его направлении.

Но заставить Костина изменить свое мнение вообще трудно, а сейчас он особенно заупрямился.

– Лучше смотайся в лабораторию. Я договорился с их ученым секретарем, Варварой Павловной Пискуновой, дама готова ввести корреспондента в курс дела. Не вздумай назвать ее секретаршей! Варвара Павловна – доктор наук.

– Мне известна разница между обычной секретаршей и человеком, чья должность называется «ученый секретарь», – перебила я Костина, – диктуй адрес.

Варвара Павловна встретила «журналистку» с распростертыми объятиями и начала тараторить без остановки. Наверное, настоящий корреспондент испытал бы огромную радость, встретив на своем пути такого информатора. Никаких наводящих вопросов тетушке задавать не потребовалось. Она ничего не скрывала, правда, говорила одно хорошее, ни одного слова критики не произнесла.

Через полчаса у меня появились первые признаки морской болезни, а Пискунова продолжала петь хвалебную оду лаборатории. Вкратце ее речь состояла в следующем:

– Гомеопатия способна вылечить все. Природа заготовила для человека лекарства от всех болезней. Яд медузы гениален. Коллектив, создавший «Кобратин», гениален, хозяин предприятия, Олег Григорьевич, гениален. Люди, которые покупают мазь, гениальны. Сейчас в научном объединении создают новое средство, оно гениально.

Монолог прерывали сотрудники, которые без стука вваливались в кабинет ученого секретаря и говорили:

– Варя, подпиши заявку. – Или: – Варвара, поставь закорючку.

Пискунова не глядя черкала ручкой и радостно восклицала:

– Знакомься, Таня (Маша, Катя, Коля, Сережа), к нам журналистка пришла, пишет о лаборатории статью. Евлампия, разрешите представить вам Таню (Машу, Катю, Колю, Сережу), нашего сотрудника, гениального человека!

В конце концов я не выдержала и, когда очередной «гений» покинул кабинет, спросила:

– Неужели вы целый день возитесь с документами? Я думала, человек вашего ранга занят исключительно научной работой.

– Ерунда! – беспечно махнула рукой Варвара. – Мне совсем не трудно расписаться. Лаборатория работает с ядами, склад не выдаст сотруднику отравляющие вещества просто так, они дорогие, почти все закупаются за границей, необходима отчетность!

– А еще ядом можно убить! – прямым текстом заявила я.

Варвара заморгала.

– Исключено. У нас опытные сотрудники, отлично понимают, с чем имеют дело. Прежде чем остановиться на медузах, мы занимались жабами, летучими мышами, змеями. Среди этих представителей фауны встречаются весьма опасные экземпляры. Мы тщательно соблюдаем необходимые меры предосторожности. За все время существования лаборатории мы не имели ни одного несчастного случая. Почему? Олег Григорьевич гениален! Сотрудники получили лучшие средства защиты, начиная от многослойных гениальных перчаток до гениальных анализаторов воздуха.

– Я имела в виду другое, – вкрадчиво промурлыкала я. – Вы не изучали внимательно заявку, не спрашивали у коллеги: зачем тебе столько граммов яда?

Варвара всплеснула руками.

– А смысл? У меня голова лопнет, если начну во все влезать. Я координирую работу в целом, смотрю на конечный результат. А уж как человек к нему шел, его дело. Я полностью в курсе лишь собственных изысканий.

– Значит, если я принесу вам бланк с просьбой выделить мне десять граммов токсина медузы, вы его подпишете не задумываясь? – бесцеремонно осведомилась я. – Не спросите: моя дорогая, не многовато ли?

Пискунова рассмеялась.

– Вам ничего не подмахну, вы не умеете работать с ядами. А своим – с дорогой душой. У нас не принято лезть в творческий процесс коллеги. Все сотрудники гениальны! Неприлично задавать вопрос вроде того, что вы озвучили.

– Получается, что яды не учитываются, – подвела я итог.

– Глупости! – вспылила ученый секретарь. – У нас строжайшая отчетность. Допустим, Оля Михайлова взяла два грамма. За рабочий день она их использовала и составила бумагу, из которой становится ясно: две меры отпущены со склада и израсходованы.

– На что? – поинтересовалась я. – Куда подевалась отрава?

Варвара чуть склонила голову.

– На исследование. Эксперимент. Научный поиск. Если потребуется, можно посмотреть лабораторные записи.

Я мрачно кивала в такт речам дамы. Вот вам и безупречный контроль. На первый взгляд в объединении идеально ведут дела, склад выдает токсин исключительно по требованию, подписанному Пискуновой. Вот только Варвара не проверяет цифр, подмахивает бланки обеими руками.

– Не боитесь, что кто-нибудь утаит немного опасного средства и использует его в преступных целях? – спросила я в разгар ее монолога.

Варвара поперхнулась словами.

– Создадут новую, гениальную разработку и продадут ее конкурентам? Это невозможно! Мы одна семья, знаем друг друга не один год. Предателей среди нас нет!

– Я говорю не о промышленном шпионаже, – усмехнулась я, – об элементарной уголовщине. Отлили отравы и угостили тещу.

Пискунова подпрыгнула в кресле.

– Надо же сочинить такое! Мы ученые! Борджиа тут не работают. Все сотрудники думают исключительно о новых лекарственных средствах! Мы помогаем человеку, а не убиваем его. Экая глупость!

Глава 19

Варвара Павловна снова принялась петь хвалебные оды коллегам. Ее прервал очередной посетитель, приятный мужчина, который тоже вошел в кабинет с листком.

– Андрей Яковлевич! – обрадовалась Пискунова. – Как вы, дорогой наш?

– Спасибо, Варечка, – грустно ответил посетитель. – Держусь благодаря вам. Тамара Михайловна окружила меня такой заботой, что даже неудобно.

– Мы вас очень любим! – заверила Пискунова и повернулась ко мне. – Евлампия, разрешите представить вам удивительного человека, Андрея Воронкова. У Андрея Яковлевича оригинальное хобби, он шьет обувь. Благодаря его золотым рукам мы ходим в шикарных туфлях. Вот, хочу похвастаться, получила на свой день рождения.

Варвара выставила из-за стола ногу, я увидела на ней ярко-красную туфельку, простую, но очень элегантную.

– Вы мастерите такую красоту? – удивилась я.

– Ерунда, – смущенно ответил Воронков, – дед мой был сапожник, я у него частенько в мастерской сидел в детстве, ремеслу обучался и, честно признаюсь, мечтал шить туфли. Но родители и слышать не хотели, что их сын будет тачать ботинки, поэтому заставили меня получить высшее образование.

– К счастью для людей, которым нужна хорошая гомеопатия, – тут же сорокой застрекотала Варвара, – Андрей Яковлевич гениальный ученый!

– Варюша, не конфузь меня, – попросил тот, – я самый обычный человек.

– Перед вами автор мази «Кобратин», – не сдала своих позиций Пискунова. – Гениальное средство разрабатывала группа ученых под руководством гениального кандидата наук Воронкова. Андрей, миллионы людей говорят тебе каждый день «Спасибо!».

– Ну, пожалуйста, Варенька, – поморщился ученый, – я чувствую себя неловко от излишних похвал. Я среднего полета специалист. Вот туфельки мне удаются. Извините, побегу, в лаборатории центрифуга работает.

Андрей Яковлевич поклонился и ушел.

– Ах, как мне его жаль, – с чувством произнесла Пискунова, когда Воронков исчез за дверью, – никак не оправится. И при взгляде на Тамару сердце кровью обливается. Но что тут поделать? Трагедия.

Не успела я проявить интерес, как Варвара Павловна вытащила из стола большой альбом, перелистала страницы и указала на одну фотографию.

– Узнаете?

Снимок запечатлел пару молодоженов, мужчину и женщину. Андрей Яковлевич, одетый в темный костюм, белую рубашку и галстук, держал под руку высокую стройную девушку в голубом платье, фате и с букетом тюльпанов в руках. По бокам от новобрачных виднелись радостные лица друзей.

– Не так давно мы отмечали свадьбу Андрюши и Жанны, – печально сказала Варвара, – я тост произнесла, пожелала им долгой счастливой жизни. Но очень скоро… Ой, просто шекспировская трагедия. Сбылось предсказание бабушки Жанны. Жена Воронкова покончила с собой. На Тамару было страшно смотреть. Жанночку положили в гроб одетой, как на бракосочетании, Тома хотела, чтобы она ушла в мир иной прекрасной, в платье, которое ей лаборатория подарила, и в туфельках, сшитых Андреем. Воронков любовно мастерил лодочки, получились прямо черевички, как у Гоголя. Помните «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Кузнец Вакула просит у царицы ботиночки для любимой.

Только после этой фразы я перестала разглядывать людей на снимке и обратила внимание на туфельки невесты: серо-голубые, с брошкой-бантиком из разноцветных камушков на мыске.

– Их сделал Воронков? – удивилась я. – У моей подруги точь-в-точь такие, произведены фирмой «Яковини». Очень дорогие, эксклюзивные.

Ученый секретарь засмеялась.

– Подружка была с вами неоткровенна, а вы понятия не имеете, что она знакома с нашим Воронковым. Яковини – это Андрей Яковлевич. Он так в шутку свои изделия помечает.

– Кандидат наук, ученый, шьет обувь на продажу? – засомневалась я.

– Воронков ни копейки с людей не берет, – отвергла мое предположение Варвара. – Дарит обувь. Полагаю, она ему дорого обходится, Андрей использует только натуральные материалы. Я считала его увлечение ерундой. Какой смысл в индивидуально сделанных шпильках, если в магазинах сейчас богатый выбор? Но наши сотрудницы за Андрюшей табуном ходили и мне, закатив глаза, о невероятно удобных туфлях докладывали. Кончилось тем, что я тоже попросила себе пару изготовить и теперь понимаю: Воронков маг, чудодей, колдун. В его обуви не ходят, а парят. Ну почему с ним трагедия случилась? За что? Он гениален!

Я не отрываясь смотрела на ноги новобрачной. Варвара Павловна получила возможность говорить без умолку и погребла меня под лавиной информации.

Андрей Яковлевич работает на предприятии со дня его основания. Воронков скромный, воспитанный человек, его жизнь крутится вокруг службы, а минуты досуга, как уже говорилось выше, он посвящает шитью обуви. Родители его умерли, семьи ученый не имел. Пять лет назад на фирму пришла перспективная сотрудница Тамара Михайловна Кислова. Очень скоро всем стало понятно: женщине нравится Воронков. Всем, кроме самого Андрея Яковлевича.

Чтобы привлечь внимание Воронкова, Тамара старалась, как могла. Она приносила коллегам домашние пирожки, пирожные, торты, соленья. Коллектив ел и нахваливал Кислову. Народ понимал: милая, бездетная, хозяйственная Тамарочка станет замечательной супругой, именно такой, какая необходима Андрею. Они были созданы друг для друга, но Воронков не обращал внимания на Тому. Нет, он хвалил кулинарные таланты коллеги, восхищался ими, с удовольствием лакомился плюшками, но никаких шагов к сближению не делал.

Сообразив, что самозабвенная хозяйка Воронкову неинтересна, Тамара мудро сменила тактику. Продолжая баловать сотрудников вкуснятиной, она стала помогать избраннику в работе и довольно скоро превратилась в правую руку Воронкова. Впрочем, это сравнение не совсем правильно. Томочка избавила Андрюшу от всех проблем. Между ними возникла крепкая дружба. Без Кисловой Андрюша не мог вспомнить, где лежит его ежедневник и что к ужину следует купить хлеб. Тамара стала нянькой ученого, домработницей, личным поваром, секретарем, но не любовницей. Андрей относился к ней как к сестре. Сотрудники лаборатории поголовно болели за Тамару, безостановочно хвалили ее, если рядом материализовывался Воронков. Даже сам Олег Григорьевич как-то раз сказал:

– Андрюша, нехорошо холостяковать, оглянись вокруг, посмотри внимательно на женщин. Например, на Кислову. Чем тебе не супруга?

– Ну что вы, Олег, – смутился ученый, – какой из меня муж? Я не приспособлен к семейной жизни. С Тамарой у нас великолепные товарищеские отношения, зачем их рушить глупостями?

В конце концов ситуация законсервировалась и не сдвигалась с мертвой точки. А потом в коллективе появилась лаборантка Жанна, и Андрей Яковлевич пал жертвой амура.

Когда Варвара поняла, что Воронков влюбился, она откровенно изумилась. Жанна не отличалась ни умом, ни красотой, ни талантом. Скромная серая мышка, которая не пыталась понравиться ни коллегам, ни начальству, Жанна четко исполняла служебные обязанности и без задержки уносилась домой, где ее ждала кошка – единственное близкое ей существо.

Первой о том, что Андрей живет с Жанной, догадалась все та же Варвара Павловна. Пискунова заметила на пиджаке Воронкова рыжую шерсть и поразилась:

– Андрей, у тебя же аллергия! Неужели ты завел домашнее животное? А что думает об этом Тамара?

– Я ее не спрашивал, – быстро сказал ученый и перевел беседу на иную тему.

Но Варвару трудно спихнуть с намеченной дороги. Пискунова пошла к Кисловой и без стеснения поинтересовалась:

– Андрюша купил собаку?

– Нет, – после небольшой заминки ответила Тома, – у него теперь кот.

– Ну и новость! – неодобрительно протянула Варвара. – У аллергика?

– Андрей таблетки принимает, – уточнила Кислова.

– Глупее не придумать, – разошлась Пискунова. – А ну как у него анафилактический шок случится? Ты должна потребовать убрать мурлыку!

– Жанна не согласилась без Маркиза переезжать, – еле слышно добавила Тома, – кот ей вместо семьи.

– Час от часу не легче! – всплеснула руками Варвара. – С какой радости лаборантка Воронкову кота подарила? Тамара, ты меня удивляешь! Зачем разрешила Андрею принять такой презент?

Тома стащила с рук резиновые перчатки.

– Жанна любит Маркиза, она без него никуда. Кот всегда с ней. Андрюша пьет лекарство, не стоит волноваться.

Только сейчас до Пискуновой дошел смысл услышанного. Новость показалась ей невероятной.

– Жанна и кот перебрались к Воронкову? – завопила Варвара. – Они живут вместе? А ты?

– Что я? – заморгала Тамара. – Мы с Андреем дружим по-прежнему.

За считаные минуты новость облетела лабораторию. Народ загудел, все осудили Жанну, ее называли захватчицей, предлагали выжить из коллектива, устроить нахалке бойкот. Одни демонстративно игнорировали лаборантку, другие, едва завидев Жанну, принимались вслух превозносить Тамару, но ни Воронков, ни его любовница, ни Кислова никаких комментариев не давали.

Мало-помалу в лаборатории привыкли, что Андрей и Жанна – пара, а Тома – их ближайшая подруга. Страсти улеглись, все ждали свадьбы. Но Воронков не спешил в загс. Варвара решила узнать, каковы планы ученого, и ничтоже сумняшеся спросила:

– Андрюша, нам на подарок скидываться?

Воронков неожиданно разоткровенничался:

– Три раза делал Жанне предложение, но она не желает оформлять отношения.

– Почему? – рассердилась Пискунова. – Надеется найти богатого мужа? Считает тебя недостойным?

– Конечно, нет, – печально ответил Андрей, – мы любим друг друга.

– Тогда в чем дело? – допытывалась Пискунова. – Детей у вас от других браков нет, родители покойные, никто против вашего союза возражать не станет. В чем загвоздка?

– Давай перестанем обсуждать мои личные дела, – рассердился Воронков, – они никого, кроме нас с Жанной, не касаются.

Варвара примолкла, но долго язык за зубами у нее не держится, ученый секретарь по секрету рассказала о проблеме одной коллеге, второй, третьей…

Через пару недель к Варе заявилась Жанна – нагло, прямо домой. Вошла в прихожую, не сняла ни ботинок, ни пальто и без экивоков спросила:

– Вас очень интересуют подробности чужих отношений?

Варвара попыталась свести все дело к шутке, предложила гостье чаю, но Жанна продолжала:

– Я посоветовала Андрею сменить работу, понимая, что вы не отлипнете, начнете, как курица лапой, в нашей жизни ковыряться. Чтобы вы наконец-то утешились, расскажу правду. Очень много лет назад на мою прапрабабку наслали проклятие. Она увела чужого мужа, и первая жена того человека в гневе воскликнула: «Чтоб все бабы твоей фамилии до десятого колена личного счастья не имели. Как только выйдут замуж, сразу умрут!»

И с той поры так и получалось. Едва кто-то из женщин нашей семьи идет в загс, потом в короткий срок на тот свет уходит. Я в могилу не тороплюсь, поэтому не собирайте деньги нам на подарок к свадьбе.

– Глупости, – решила поспорить Варвара, которая, будучи ученой, исповедует материализм. – Кто тебе это рассказал?

– Тетка, – сурово ответила Жанна. – Моя мама скончалась через три дня после моего рождения. Они с мужем и года вместе не прожили.

Лаборантка хотела смутить Варвару. Наверное, Жанна полагала, что, узнав правду, Пискунова оставит влюбленных в покое. Но Варя мгновенно поделилась новостью с окружающими. Жанна оказалась в непростом положении. С одной стороны, ей постоянно делал предложение руки и сердца Андрей, с другой – активизировались сотрудники лаборатории. Некоторые советовали заказать молебен в церкви, другие притаскивали адреса экстрасенсов, колдунов, бабок, способных снять порчу. Любой разговор в присутствии Жанны неизбежно скатывался к теме проклятия. В конце концов лаборантка не выдержала и принесла заявление об увольнении.

Варвара Павловна прочитала бумагу, заперла кабинет и спросила:

– Ты любишь Андрея?

– Очень, – подтвердила Жанна, – но благодаря вам житья мне в коллективе нет.

– Если бросишь работу, потеряешь Воронкова, – предостерегла Варя. – Вот ты на нас злишься, а ведь народ добра тебе желает. Если мужчина в загс зовет, надо соглашаться, иначе он передумает.

– Мне и в гражданском браке хорошо, – возразила Жанна. – И пока вы к нам не полезли, мы с Андрюшей жили счастливо.

– А потом тут новенькая сотрудница появится, – деловито объяснила Пискунова, – ты дома, она около Андрея, помогает ему в работе. И как? Не рискуй, соглашайся. Воронков человек чрезмерной порядочности, он от законной супруги не уйдет. Разговоры стихнут, будешь спокойно работать.

– После оформления отношений я умру, – горько сказала Жанна.

Варвара вышла из себя:

– Неужели не стыдно верить этим побасенкам? Небось твоя тетка боялась, что ты прямо со школьной скамьи бросишься под венец, поэтому запугала тебя. Ни на минуту не сомневаюсь: она придумала байку про семейное проклятие.

– И мама, и бабушка ушли на тот свет, едва родив ребенка, – ныла Жанна.

– Какова была причина их смерти? – догадалась поинтересоваться Пискунова.

– Порок сердца, – всхлипнула лаборантка. – Доктора запрещали им беременеть, но семьи без детей не бывает!

– При чем тогда порча? – скривилась Варвара. – Не разрешил врач иметь потомства, и не надо. У тебя как с сердечно-сосудистой системой?

– Проблем нет, – призналась Жанна. – Считаете, можно сыграть свадьбу?

– Конечно, – кивнула Варвара, – да поскорей, пока Андрей не передумал.

– Он меня любит, – вдруг похвасталась Жанна, – туфли очень красивые сшил, взял за образец башмачки из кинофильма про фею, точь-в-точь их повторил.

– Вот видишь! – обрадовалась Пискунова. – Не глупи.

На следующий день пара отнесла заявление в загс, через несколько месяцев сыграли свадьбу, веселились в ресторане. Тамара стала свидетелем со стороны жениха, Варю, в знак примирения, сделали подружкой невесты. Новобрачная в красивом платье и сшитых руками жениха туфельках была очаровательна. Все желали Андрею и Жанне долгих счастливых совместных лет жизни, детей и внуков. Но до рождения младенца дело не дошло. В конце мая этого года Жанна заболела, а в середине июля скончалась.

Глава 20

Покинув кабинет говорливой Пискуновой, я соединилась с Костиным и попросила:

– Выясни, что случилось с Жанной, женой Андрея Яковлевича Воронкова. Он работает в лаборатории, Жанна служила там же.

– Учитывая научно-технический прогресс, ответ выдам почти мгновенно, – пообещал Костин. – Нашел! Жанна Алексеевна Зорькина после свадьбы взяла фамилию супруга, да, она погибла, перебегая дорогу, и…

Связь оборвалась, договорить Костин не успел.

– Спасибо, – вздохнула я и пошла к машине.

Поездка в квартиру Ковалевой и возвращение в лабораторию заняли больше двух часов. Мне не хотелось сталкиваться с Варварой, поэтому я позвонила секретарше офиса, попросила:

– Соедините меня с Воронковым.

И спустя пару мгновений услышала:

– Слушаю.

Андрей Яковлевич совершенно спокойно согласился на встречу в кафе и через четверть часа пришел в небольшое заведение, открытое в соседнем с лабораторией доме.

– Надеюсь, вы не представитель желтой прессы, не напишете глупостей? – поинтересовался ученый. – Хотя чем я могу привлечь внимание папарацци? Я не знаменитость.

Я вынула свое настоящее рабочее удостоверение, не раскрывая бордовой книжечки, показала ее Воронкову и осторожно сказала:

– Вы кажетесь мне человеком, который, в отличие от госпожи Пискуновой, не страдает недержанием речи. Я расследую убийство, след привел в вашу лабораторию. Извините, придется задать вам несколько вопросов, некоторые покажутся бестактными.

– Меня трудно смутить, – с непроницаемым выражением лица отозвался Воронков, – начинайте.

Я решила не тратить времени на ненужные разговоры.

– Ваша жена стала жертвой ДТП?

Андрей молча взял чашку, отхлебнул кофе и коротко ответил:

– Да.

– Жанна погибла под колесами грузовика? – уточнила я.

Воронков протянул руку к сахарнице и отдернул ее.

– Полагаю, вы все равно узнаете правду. Да, Жанну сбил самосвал. Но я просил не наказывать шофера.

– Ну и ну! – воскликнула я. – Странное решение для человека, который внезапно потерял жену.

Андрей Яковлевич хрустнул пальцами.

– Водитель не виноват. Почитайте дело, я уверен, в архиве оно есть. Там показания свидетелей, их трое, девушки-студентки шли с занятий, остановились на светофоре возле Жанны. Моя жена повернулась к одной из них и заявила: «Времени нет. Если вас спросят, скажите, я так решила сама. Не хочу превратиться в чудовище».

И бросилась прямо под колеса многотонной машины.

К сожалению, чтобы докопаться до правды, подчас приходится быть бесцеремонной.

– Жанна покончила с собой? По какой причине? Вы недавно сыграли свадьбу, были, наверное, счастливы.

Воронков посмотрел на часы.

– Верно. Вопрос «Почему это случилось с ней?» я задаю себе теперь много раз на дню. Ответа нет. Вернее, тот, что есть, мне совсем не нравится. У супруги через несколько дней после свадьбы стало развиваться психическое заболевание.

– Жанна сошла с ума? – напряглась я.

Андрей чуть отодвинул свой стул от стола.

– Вначале мне показалось, что она очень напугана. Жанна несколько раз отказывалась идти в загс. Я буквально уломал ее. К сожалению, тетка, воспитавшая ее, не отличалась особым умом. Она постоянно рассказывала девочке о проклятии, которое якобы висит над женщинами их рода. И мать, и бабушка Жанны скончались в молодом возрасте, но на то имелась объективная причина – порок сердца. У Жанны же было отменное здоровье. Однако она боялась порчи, наведенной в прошлых веках. С огромным трудом мне удалось уговорить ее оформить отношения. Я хотел ребенка и считаю, что дети должны появляться на свет в законном браке.

Спустя неделю после свадьбы Жанна стала меняться, причем не в лучшую сторону. Спокойная, милая женщина принялась скандалить по каждому поводу.

Андрей Яковлевич подался чуть вперед.

– Когда она впервые заорала, я опешил. Не ожидал столь бурной базарной реакции. Повод для ссоры был ничтожный, речь шла о сущей ерунде – едем мы в гости на собственной машине или заказываем такси.

Воронков сложил руки на столе. Внешне он казался спокойным, голос его звучал размеренно, даже бесстрастно, но на шее, чуть пониже подбородка, сильно пульсировала вена. А еще мне показалось, что я уже слышала похожий рассказ. Правда, в нем речь шла о других событиях, но некоторые детали совпадали полностью.

До того дня у Андрея не было повода упрекнуть любимую в истеричном или нервозном поведении. Наоборот, Жанна всегда реагировала на раздражители спокойно, разумно, не впадала в гнев по пустякам. Если на работе не удавался эксперимент, она говорила:

– Значит, сегодня день такой. Завтра все получится.

Собственно говоря, незлобивый характер Жанны и привлек к ней Воронкова.

Она не умела управлять машиной и не имела автомобиля. Андрей не пьяница, но иногда ему хотелось выпить бокал вина, поэтому, собираясь в гости или в ресторан, он вызывал такси. Жанна никогда не возражала. Представьте удивление Воронкова, когда его супруга вдруг побагровела, затопала ногами и заорала:

– Не сяду в старую, заплеванную тачку!

Сначала Андрей попытался урезонить жену, сказав:

– Я всегда обращаюсь в одну компанию, там приличные автомобили, новые, комфортабельные, шоферы трезвые.

Но в Жанну словно бес вселился, Андрей внезапно выяснил, что у его молодой жены может появиться визгливый тон голоса и она владеет базарным лексиконом. А еще тихая Жанночка швыряла на пол посуду.

В тот день они никуда не пошли. Супруга заперлась в ванной, Андрей в полном недоумении сел за компьютер.

Спустя четверть часа Жанна с видом побитой собаки возникла в комнате и зашептала:

– Прости. Не понимаю, что случилось. Это не я кричала! Я так не умею!

Воронков обнял супругу.

– Нормальное состояние человека, который пережил стресс. Свадьба непростое событие, а из-за вашей семейной истории тебя она травмировала. Предлагаю укатить на недельку к морю.

Жанна заплакала.

– Ты лучший муж на свете.

В пятницу Андрей полазил по Интернету и крикнул:

– Жаннуль, иди сюда!

– Сейчас, только тарелки в посудомойку запихну, – мирно ответила она.

В кабинет Жанна вошла минут через десять, Андрей услышал ее шаги и, не отрываясь от монитора, заговорил:

– Есть пара хороших отелей в Египте, страна недорогая, лететь близко и…

– Да пошел ты! – завизжала Жанна, сметая на пол рабочие бумаги супруга.

Андрей вскочил, а жена начала бесноваться. На сей раз скандал продолжался дольше, Жанну в конце концов стошнило на ковер. Испуганный Воронков вызвал «Скорую помощь».

Когда медики приехали, Жанна рыдала на диване. Пожилой врач померил ей давление. Оно оказалось высоким, но не угрожающим.

– Мы недавно поженились, – растерянно лепетал Воронков, – все было хорошо, и вдруг припадки. Это уже второй.

– Купите тест на беременность, – посоветовал доктор, – может, прибавления ждете, гормоны шалят. Не дадите мне стакан воды?

Андрей отвел врача на кухню и там продолжил беседу.

– Мы жили долго в гражданском браке, малыша планируем, но чуть позднее, пока предохраняемся.

Врач посмотрел на дверь.

– Знаешь, я три раза женился, – по-свойски сказал он, – и понял: как только отведешь бабу в загс, все, наутро она другой человек. Куда девается заботливая женщина, с которой ты дружно жил? Почему они, заполучив штамп в паспорте, звереют? Фиг знает. Но мои жены как под копирку оказались. Сначала сладкие персики, а после криков «горько» – жгучая крапива. Если в жене все прекрасно, то это, мужик, не твоя жена, а чужая. Сейчас я живу без регистрации и купаюсь в заботе. Возьми на заметку мой опыт. Пока твоя орет просто так, из капризности. Но скоро примется денег требовать, свою мамашу тебе на шею посадит. Беги прочь, пока на каждом плече по спиногрызу не висит.

– Жанна не такая, – без особой уверенности возразил Воронков.

– Все такие! – подытожил врач. – Исключений нет.

Мрачного пессимиста из «Скорой помощи» Андрей никак не мог забыть, потому что Жанна теперь стала впадать в ярость чуть ли не ежедневно.

Приступ наступал внезапно. Он мог случиться на улице. Один раз Жанна изо всех сил толкнула маленького ребенка, Андрей едва умаслил разъяренную мать. Потом Жанна ни с того ни с сего напала на Томочку, которая пришла в гости. Лучше не повторять слов, которые орала Жанна.

Когда она выдохлась и умчалась из комнаты, Тамара потрясла головой.

– Давно с ней такое? – спросила она.

– Практически со дня свадьбы, – мрачно сказал ученый.

– Покажи бедняжку психиатру, – посоветовала Тома.

В ту же секунду Жанна с воплем:

– Я не сумасшедшая, а ты убирайся из нашего дома! – вновь влетела в гостиную.

Андрей не успел отреагировать, Жанна вцепилась Тамаре в волосы, зарычала, как подстреленный медведь, повалила Кислову на ковер, села на нее верхом и начала лупить ее по голове. Успокоить взбесившуюся жену ученый смог, лишь вылив на нее таз холодной воды.

Едва он окатил Жанну, она лишилась чувств. Андрей не знал, что предпринять: то ли кидаться к супруге, то ли помочь Тамаре, лицо которой буквально на глазах распухло. Ситуацию взяла под контроль избитая Кислова. Она встала и велела Андрею:

– Сунь Жанне под голову подушку, накрой ее пледом, пусть спокойно полежит.

– Что это было? – в ужасе спросил Воронков.

Тамара опустила глаза.

– Ну… вероятно… стресс… впрочем, Андрюш, я всегда говорю тебе правду и сейчас не стану лукавить. Жанна больна психически, ей срочно необходима помощь хорошего специалиста. Мой тебе совет, забери ее с работы, пока она там бенц не устроила. Я распущу слух, что она беременна, будто ее положили на сохранение. Обычная ситуация, долго обсуждать ее не станут.

– Пройдет время, люди начнут спрашивать, где ребенок, – вздохнул Андрей, идя за Кисловой на кухню.

Тамара взяла из ящика салфетку, намочила ее в холодной воде и приложила к быстро проявлявшемуся синяку на скуле.

– Ну, можно будет наврать про выкидыш или мертворожденного. Девять месяцев большой срок, вероятно, специалисты смогут реабилитировать Жанну. В лабораторию ей, на мой взгляд, ни под каким видом возвращаться не следует. Любопытных я заткну, народ у нас обожает языки почесать, но гарантирую, к тебе никто с вопросами не полезет. Будут потом изредка говорить: «Как Жанна? Передавай ей привет». Если человек хочет соблюсти тайну, он сможет. Ты же знал, на что идешь, и я тебя уважаю: не всякий согласится связать свою судьбу с женщиной, если он в курсе ужасной правды о ее семье.

Андрей изумленно посмотрел на подругу.

– О чем ты?

Тома отступила к окну.

– Извини, придется признаться в не очень красивом поступке. Я давно заметила у Жанны странности. Она подчас выдавала неадекватные реакции. Когда у вас сложились серьезные отношения, я решила узнать немного больше о семье лаборантки. Мною двигало не простое любопытство, а желание понять, будешь ли ты счастлив. Когда открылась истина, я откровенно спросила у Жанны: «Ты считаешь возможным оформить брак с Андреем? Рискнешь, учитывая свою семейную историю, родить ему ребенка?»

Она ответила: «Нет. Мне очень хорошо с Воронковым, но я не имею права играть свадьбу».

А потом, когда вы подали заявление в загс, Жанна мне позвонила и заявила: «Тамара, я рассказала Андрюше свою семейную сагу, она его не испугала. Очень надеюсь, что ты не станешь лезть сапогами в наши души. Чужая семья – это чужая семья. Да, ты лучший друг Андрея и оставайся им, не делайся врагом. Некрасиво ковыряться в прошлом даже очень близких людей. Сделай одолжение, не вламывайся в нашу жизнь со своими советами и поучениями».

Почему ты молчишь? Жанна же сообщила тебе о том, что случилось с ее бабкой и матерью?

– Женщины скончались в молодом возрасте вскоре после родов, у них был порок сердца, – ответил Андрей.

На лице Тамары появилось выражение изумления.

– Это тебе Жанна напела?

Воронков кивнул.

– Больше некому. А что?

Тома сделала глубокий вдох, как человек, собравшийся прыгнуть в ледяную воду, и отчеканила:

– Андрей! И бабка, и мать Жанны закончили свои дни в сумасшедшем доме, куда их поместили мужья. В семье твоей супруги генетически наследуемое, передаваемое по женской линии безумие.

Глава 21

Андрей потер шею.

– Понимаете мои чувства?

– Наверное, нет, – ответила я. – Вы спросили у Жанны, почему она вас обманула?

Воронков кивнул.

– Наутро у нас состоялся очень трудный разговор. Я был жесток. Понимаете, болезнь супруги меня не пугала, хотя, конечно, я понимал, что перспектива у нее не очень радостная. Но меня возмутила ложь. Негоже начинать совместную жизнь с обмана. Я всегда думал, что основа прочного брака – это откровенность и доверие. Я не приемлю вранья.

– Есть вещи, о которых не хочется рассказывать даже самому близкому человеку, – возразила я.

– Неправда, – резко воскликнул Андрей, – значит, он тебе не близок. Сию простую мысль я и попытался донести до Жанны. Но продуктивной беседы не получилось. Она плакала, твердила про порок сердца. В конце концов мне пришлось показать ей копии историй болезни, которые раздобыла Тамара. Тогда Жанна присмирела и замолчала. Я ей еще раз сказал: «Заболеть может каждый, лечиться не стыдно, есть препараты, которые помогают человеку существовать в стабильном состоянии. Но, единожды солгав, кто тебе поверит? Теперь я буду вынужден проверять любые твои слова. Между нами что-то разрушилось».

Жанна не проронила ни слова, пару дней вела себя тихо, старалась лишний раз не подходить к Андрею. В четверг она сказалась больной, осталась дома, Воронков уехал в лабораторию. Около трех часов дня ему пришло от Жанны голосовое сообщение…

Андрей Яковлевич прервался, достал из кармана телефон, положил на стол, нажал на кнопку, и я услышала усталый печальный голос:

– Милый, я никогда не видела ни бабушку, ни маму. Они, как мне говорила тетка, умерли молодыми. Она же сообщила о проклятии, наложенном на нашу семью, и о том, что мне не следует выходить замуж и рожать детей. Где похоронена моя бабка, я понятия не имею, а могила мамы находится в Барнауле. Там она очутилась сразу после свадьбы вместе со своим мужем-военнослужащим. Когда мать умерла, тетка привезла меня в Москву. Что случилось с моим отцом, почему он не захотел воспитывать дочь, я понятия не имею. Я его не помню, не общалась с ним, алиментов он не присылал. Я никогда не сомневалась в словах тети, не проверяла обстоятельств кончины матери и бабки, не бывала в местах их захоронения. Я не обманывала тебя и до недавнего времени не сомневалась в правдивости тети, но сейчас во мне зародились подозрения. Может быть, она решила скрыть от меня правду? Как Тамара узнала про безумие? О нем ведь тебе сообщила она, больше некому. Значит, моя участь печальна. Сумасшествие прогрессирует, я не узнаю себя, не способна подавить вспышки ярости. Пройдет несколько месяцев, и я исчезну, появится озверелое животное, которое запрут в палате, посадят на цепь, будут лечить уколами. Я превращусь в страшную, распухшую от гормонов тетку и все равно никогда не вернусь к нормальной жизни. У нас не будет детей, счастья, мира и любви. Зная твою уникальную порядочность, я понимаю: ты не бросишь потерявшую человеческий образ супругу. Но я хочу, чтобы ты запомнил меня молодой и красивой. Андрюша, я очень тебя люблю и никогда не обманывала. Пожалуйста, в день похорон одень меня в свадебное платье и сшитые тобой туфли. Не надо зарывать гроб в землю, кремируй меня. Постарайся не переживать, у нас были счастливые времена. Пожалуйста, не живи один, женись на Тамаре, она любит тебя. Я буду спокойна на небесах, зная, что ты не одинок.

Послышался тихий щелчок, Андрей накрыл телефон ладонью.

– Не могу стереть это сообщение. Кажется, если уничтожу запись, то окончательно и бесповоротно потеряю Жанну. А так она вроде еще жива. Тамара в курсе случившегося, она очень меня поддержала и ни единой душе не рассказала правду. В лаборатории считают, что произошел несчастный случай. В полиции прослушали запись и признали смерть жены самоубийством. Шофера, который задавил Жанну, не наказали. Это все.

– Понимаю, что сейчас вам очень тяжело, – тихо произнесла я, – но вынуждена попросить вас посмотреть на одни туфли.

– Хорошо, – согласился Андрей. – Но зачем?

Я молча достала из пакета серо-голубые лодочки.

– Вам знакома эта пара?

Воронков отшатнулся.

– Да. Где вы их взяли? Невероятно! Это же… Я сшил эти туфли для Жанны. Она очень любила кинофильм «Фея-красавица», мне захотелось сделать ей сюрприз. Туфельки – точная копия обуви главной героини. Жанна мечтала быть похожей на добрую волшебницу. Она сохранила детское восприятие жизни, ее восхищение феей было искренним.

– Вы уверены, что это та самая пара? – уточнила я.

– Без сомнений, – отрезал Воронков. – Смотрите, на стельке золотыми буквами написано «Яковини». Я в шутку придумал название «бренда», идея пришла мне в голову очень давно, в девяностые годы. Тогда в России существовал полнейший дефицит всего. О науке позабыли, ученые голодали, я был молод, нуждался в деньгах, вот и начал шить обувь на заказ. Несколько лет тачал туфли и ботинки. Но в России штучные экземпляры не ценятся, нашим людям подавай нечто пусть некачественное, но с иностранным клеймом. Отсюда и «Яковини». Я шил лодочки, а потом продавал их, беззастенчиво привирая про несуществующего итальянца. Мало-помалу российский рынок стабилизировался, необходимость подрабатывать сапожником отпала, но хобби осталось. Поинтересуйтесь у моих коллег. Я делаю женщинам на дни рождения босоножки, ботильоны, туфли, кто что попросит. Года три назад мне пришло в голову сшить сапожки с голенищем, напоминающим стеганое одеяло. А в прошлом сезоне точь-в-точь в такие сапоги весь мировой подиум обулся. Можно сказать, я предвосхитил тенденцию.

– Значит, эта пара сшита для Жанны? – вернула я Андрея Яковлевича к теме.

Воронков взял одну туфлю.

– Могу рассказать, как выбирал кожу, искал бусины для броши. Но лодочки слегка видоизменили, на подошву наклеена другая профилактика, темно-синяя. Я использую исключительно черную. И набойка на каблуке стальная, я ставлю другую, мне не нравится железка! Хорошо помню Жанну в гробу, она лежала в свадебном платье и этих туфлях. Я еще подумал: «Смерть пощадила жену, у покойных, как правило, распухают ноги, а у Жанны ступни остались узкими». Как туфли оказались у вас?

– Лодочки Жанны могла надеть другая женщина? – предвидя ответ, все же спросила я.

– У жены был стандартный тридцать восьмой размер, – сказал Андрей. – Но эти туфли не должны существовать! Они сгорели в печи крематория.

– Жанна часто надевала их? – продолжила я.

– В день свадьбы первый раз, – произнес Андрей, – потом практически целую неделю не снимала, нас постоянно звали в гости. Да, супруга активно носила туфельки.

– Странно, что они остались с виду совершенно новыми, – пробормотала я, – выглядят так, словно только что вышли из рук мастера.

Воронков неожиданно усмехнулся.

– Это мое ноу-хау, особая пропитка, которая сохраняет и внешнюю, и внутреннюю часть изделия нетронутой.

– Вы не пытались передать свое изобретение крупным производителям? Наверное, они с радостью купят его, – предположила я.

– Нет, это очень дорогое удовольствие, – не согласился Андрей, – я долго экспериментировал, пока подыскал нужные ингредиенты. Многие женщины носят обувь на босу ногу, в особенности в теплое время года или если у них вечернее платье длиной в пол. Можно обработать стельку консервантами, но, понимаете, на ступне находятся все наиважнейшие точки человеческого организма. Знай люди, как для их здоровья важны ноги, они бы ежедневно тщательно ухаживали за ними. Неудобная обувь, слишком высокий каблук или его полное отсутствие, узкий нос, плоский верх, туго впивающиеся в подъем ремешки – все окажет негативное воздействие на здоровье. У вас случаются мигрени?

– Иногда болит голова, – призналась я.

– Смените обувь, избавьтесь от излишне тесных, модных нынче ботиночек фасона а-ля «маленький Мук», – посоветовал Воронков, – они нарушают кровообращение в стопе и вызывают скачки давления. Почему во многих восточных странах популярен массаж ног? С его помощью налаживается функционирование всего тела. Устали? Хотите в разгар рабочего дня поспать? Думаете, если покемарите полчаса, проснетесь бодрячком? Нет, вам станет еще хуже. Для обретения ясности мышления советую сделать пятнадцать приседаний. Еще лучше походить босиком по насыпанной на пол гречневой крупе.

– Встать коленями на горох, – не удержалась я от ехидного замечания.

Но Андрей Яковлевич отреагировал на мои слова серьезно:

– Да, в мужских гимназиях царского времени существовала подобная практика. А в начале сороковых годов прошлого века ученые Великобритании доказали, что пятиминутный жесткий точечный массаж коленей способствует улучшению умственных способностей. Что же касается гречки… Ее зерно имеет острую форму, если использовать эту крупу в качестве массажера, то можно улучшить зрение, память, слух. Теперь о моей пропитке. Через поры кожи в человеческий организм могут поступать разные субстанции. Ну, допустим, составляющие части крема или масла. Многие женщины после душа ими пользуются. Настоятельно советую перед употреблением изучить состав того, чем вы собрались намазаться. Вполне возможно, что получите ударную дозу вредных красителей. Знаете, как в Средние века травили врагов? Наиболее распространенным способом у знати были пропитанные соком ядовитых растений чулки и перчатки.

Я спросила:

– Почему?

Воронков оживился:

– Капрона, нейлона, эластика не существовало. Нечто отдаленно напоминавшее современные колготки или лосины вязалось вручную, стоило дорого и редко стиралось. В прежние века люди боялись через воду заразиться чумой. Поэтому одежду проветривали, а тело обсыпали пудрой. Речь, как понимаете, идет о знати, а не о бедняках, у тех не было ни ароматических присыпок, ни парфюма, призванных замаскировать запах грязного тела. Чулки опускали в яд, высушивали и помещали в гардероб жертвы. Человек надевал их, потел, отрава активизировалась и убивала беднягу. Одни умирали быстро, другие уходили на тот свет не сразу, многое зависело от иммунитета. Если на ногах имелись раны, ссадины или человек страдал псориазом, процесс мог исчисляться часами. Я долго искал безопасную комбинацию веществ, в конце концов составил ее и преуспел. Все, кто получил сделанную мною обувь, могут спокойно снимать ее в присутствии посторонних, стелька никогда не окажется поврежденной, на ней не будет следов пота или загрязнений. Человек, увидевший впервые такую обувь, решит, что туфли совершенно новые. Вот только крупным производителям надо продавать побольше товара, и они не заинтересованы в дорогом составе. Скажите, как лодочки Жанны остались целы?

– Честно? Не знаю, – ответила я, – их купил для своей матери за очень большую сумму Всеволод Ковалев. Где парень их взял, неизвестно, сам он лежит в больнице в тяжелом состоянии. В вашей лаборатории придумали мазь «Кобратин». Почему вы до сих пор работаете с токсином медуз?

– Ничего странного в этом нет, – пожал плечами Андрей Яковлевич. – Сейчас мы создаем пластыри от артрита, в их составе тот же яд. Вы можете вернуть мне туфли?

– Простите, нет, – отказала я, – это улика.

* * *

Выслушав мой рассказ, Костин покосился на стоящие у него на столе туфельки.

– Если я правильно понял, ты считаешь, что они пропитаны ядом?

Я кивнула.

– Верно. Лодочки Андрей сшил специально для невесты, подарил их ей за пару часов до свадьбы. Жанна почти неделю носила туфли каждый день, потом у нее начались истерические припадки, и в конце концов она покончила с собой. Я полагаю, что неожиданные приступы ярости вызваны токсином. Мы знаем, что он губительно действует на нервную систему, вызывает немотивированный гнев, агрессию. После смерти Жанны туфли «Яковини» попали к Жеке.

– Как? – тут же спросил Вовка.

Я ответила не сразу.

– Могу лишь предположить. Севе постоянно нужны деньги. Он нигде не работает, но пытается производить впечатление богатого человека. Думаю, мелкие подарочки, которые он преподносил глупым школьницам, стоили копейки, но все-таки за них надо платить. И в клуб за красивые глаза не впустят, коктейли бесплатно не нальют. Всеволод постоянно искал средства, он брал деньги у матери, умело их выцыганивал, вероятно, занимал у ростовщиков. Жека вечно выручала сына, насколько мне известно, откупалась от девчонок, которые сообщали ей про изнасилование или беременность. Лиза и ее мать Марина признались, что хотели вытребовать у Ковалевой миллион. На мысль о том, как получить эту сумму, их натолкнула некая Таня Иванова, тоже активно тусующаяся по клубам девочка. Она таки обзавелась деньгами, ее мать предложила Жеке сделку: Ковалева платит, а Таня молчит об изнасиловании. Если денег нет, дочь идет в полицию и заявляет, что Сева принудил ее к сексу. Даже если все произошло добровольно, ему не поздоровится: Таня несовершеннолетняя. И Евгения, по словам Марины, безропотно заплатила.

– Поверила им на слово? – рассердился Вовка. – Дура, что ли?

– Полагаю, нет, – вздохнула я. – Мне кажется, что Жека понимала, какой у нее никчемный сын, но признать это вслух не могла. Она покрывала Севу, всем рассказывала о его замечательной карьере, трудолюбии, выдавая желаемое за действительное.

– Оставим Севу в покое. Ты понимаешь, как к Ковалевой попали чужие туфли? – снова задал тот же вопрос Костин.

Глава 22

– Без Всеволода тут не обошлось, – грустно сказала я, – он ключевая фигура. У милейшего Севы было много способов пощипать маму. Очутившись с ней в магазине, он говорил, что у него в кошельке лежит стодолларовая или другая крупная купюра, валюту не принимают. Понятно, что Жека давала ему свои деньги. Еще у него частенько зависала кредитка. «Ай-ай-ай, платеж невозможен, глюк в банке!» И снова мать платила. Но нас должен заинтересовать другой совсем простой трюк, любимое занятие нечистых на руку домработниц. Покупаете в самом дешевом магазине продукты, а потом сообщаете, что приобрели их в гастрономическом бутике. Взяли яйца по тридцать рублей на оптушке, а соврали, что это биопродукт из элитного супермаркета от породистой несушки, которую заботливый фермер кормит отборным зерном и поит минеральной водой. Такие тянут на триста рублей за десяток. Производим вычитание и кладем в свой карман навар в двести семьдесят «тугриков».

– Хорошая хозяйка проверит чек, – насупился Костин.

– Жека у Севы отчета не требовала, – заметила я, – но если заехать в какой-нибудь «Остров гурмана», то там в тележках и корзинках валяются чужие чеки, а у касс есть проволочные мусорницы, набитые ими же. Все очень просто!

– Туфли! – поднял указательный палец Костин. – Речь о них! Взял их и предъявил!

– Андрей Яковлевич осмотрел лодочки и отметил, что подошва и набойка у них иные, их поставил другой мастер, – зачастила я. – Внутри и снаружи туфли пропитаны особым составом, он сохраняет их в первозданном виде, а вот по подметке станет понятно: обувь носили. Думаю, туфли починили и сдали в комиссионку. Хозяин торговой точки выдал их за новый товар. Сева приобрел их за небольшую стоимость, маме же соврал, что они потянули на семьдесят пять тысяч рублей, которые он взял из семейной кассы. Если ты велишь своим сотрудникам обойти комиссионки, то найдешь того, кто приволок туфли в магазин, у него должны были потребовать паспорт.

– Значит, отравить хотели Жанну, – подвел итог Володя. – Жека стала случайной жертвой? Ладно, если Роман обнаружит в туфлях яд, приму твою версию. Но возникают новые вопросы. Кем является женщина, напавшая на пенсионерку Людмилу Алексеевну? Как к ней попала обувь Жени? Почему туфли вернули в квартиру Ковалевой? Откуда дамочка знала, где она держит запасные ключи? Какова роль этой тетки в смерти Жеки? Почему нож, упавший с высоты, не разбился? Каким образом он оказался под телом у левой руки Евгении? И, самое важное, кто покушался на жизнь Всеволода? Почему? Сына хотела убить Евгения? Или она выпрыгнула из окна, посчитав Севу мертвым?

В моей сумочке запищал мобильный, на дисплее высветилась надпись «Валентина», я приложила трубку к уху и постаралась как можно ласковее прочирикать:

– Здравствуйте, Валечка! Вы уже приехали к Лике?

– Меня похитили! – закричала Нечитайло.

– Кто? – ахнула я.

– Мерзавцы в масках! – заголосила Валентина. – Я нахожусь по адресу улица Емельяненко, дом шесть, квартира десять. Помоги! Спаси! Меня привязали к стулу! Освободи!

Продолжая держать мобильный в руке, я бросилась вон из кабинета Костина, сказав ему:

– Соединюсь с тобой позднее.

Подъехав к нужному зданию, я посмотрела на часы. В городе пробки, издатель Адам Корсунский, которому я позвонила с дороги, где-то застрял. Надеюсь, он все же успеет попасть на представление. Вам кажется странным, что, услышав шокирующую новость о похищении, я, находившаяся в кабинете начальника следственного отдела, не подняла тревогу? По какой причине я не попросила помощи у Вовки, не потребовала от него немедленно связаться со специалистами, которые занимаются похищением людей? Ответ прост. Я ни на мгновение не поверила Нечитайло, потому что знаю: похититель никогда не позволит жертве связаться с родными, максимум на что он пойдет, – это разрешит несчастной крикнуть в трубку: «Я жива». И уж совершенно точно преступник не даст назвать точный адрес места, где удерживает жертву. Валентина задумала некую акцию, сама написала сценарий, сама поставила пьесу… Два последних обстоятельства настораживают. Нечитайло способна на удивительные глупости.

Не успела я пристроить во дворе свою «букашку», как издалека раздался вой сирен. С каждой секундой он делался все громче, надрывнее, и спустя кратчайшее время перед подъездом остановились «Скорая помощь», пожарные, аварийная служба «Мосгаза», фургон с надписью «Защита животных» и бело-синяя не новая «девятка». Захлопали дверцы, на тротуаре образовалась небольшая толпа, которая стала быстро расти, так как с проспекта во двор ворвались мини-вэны с наклейками «Желтуха», «Телевидение нашего района», «Шоу на кабеле», «TV-интернет», «Новости для блогеров».

– Уберите прессу! – заорал толстый полицейский, высовываясь из окна «Жигулей». – А ну, пошли вон! Фу! Брысь!

К сердитому стражу порядка сразу потянулись палки с микрофонами, камеры расчехлились и направили объективы на краснолицего дядьку в фуражке. Тот нырнул назад в салон машины.

– Дайте комментарий! – потребовали из толпы корреспондентов.

– Вам не удастся скрыть правду, – пропищала девица в мятом ситцевом сарафане. – Похититель писательницы Нечитайло связался с ведущими СМИ страны, он позвонил в нашу газету, потому что доверяет объективности еженедельника «Голос улицы Петрова».

– Не имеете права игнорировать свободную печать, – талдычил подросток в огромных кроссовках. – Я интернет-портал «Кляксы города», меня читают двести миллионов россиян.

Я бочком стала протискиваться к подъезду, около которого замерли с открытыми ртами две старухи и три мамаши с детьми. У людей начисто отсутствует инстинкт самосохранения. Даже мужчинам, увидевшим скопище спецмашин и папарацци с теле– и фотоаппаратурой, нужно побыстрее удирать, а не замирать в предвкушении скандала. А уж пожилым дамам и тем, кто гуляет с детьми, надо срочно уносить ноги во избежание неприятностей. Но нет, вот они, пенсионерки и юные мамочки: глаза сверкают от возбуждения, из карманов вытащены сотовые, чтобы снимать происходящее. Вот он, прогресс, разбушевался по полной программе. И, если мне не изменяет память, по результатам последней переписи, население России составляет чуть больше ста сорока миллионов человек. Откуда у интернет-портала взялось столько зрителей?

Передняя дверь «Жигулей» распахнулась, из салона вышел совсем молодой полицейский, который попытался навести порядок:

– Граждане корреспонденты и корреспондентки! Никто ничего не скрывает! Я, Николай Глаголев, проинформирую вас. Два часа назад наше отделение приняло звонок от женского лица. Оно сообщало, что является писателем Валентиной Нечитайло и удерживается неопознанными людьми с целью получения выкупа и причинения ущерба здоровью, психическому состоянию и моральному настроению гражданки Читалка.

– Нечитайло, – поправила я.

– Точно, – выдохнул полицейский, – ошибся из-за жары.

– Как вы узнали адрес? – спросили из группы папарацци.

– Писательница сказала, – признался страж порядка.

– Почему так долго ехали? – полез на рожон парень из Интернета. – Ваше отделение на соседней улице.

– Машину ждали, у нас с колесами напряг, – честно ответил Николай, – составляли план захвата. А сейчас отойдите, не мешайте.

– Сначала расскажите, как собираетесь действовать, – потребовал представитель «Желтухи».

– Войдем внутрь и освободим писательницу! – храбро пообещал Николай. – Операция взята на контроль нашим начальником, поэтому должна пройти успешно. Иначе нам с Геннадием Михайловичем по шапке надают. Теперь, когда я ответил чистосердечно по сути заданных вопросов, просьба отвалить культурно и не мешать активным действиям по вызволению человека. Начинаем. Гена, ты где?

С заднего сиденья машины, шумно дыша, выбрался толстяк. Было понятно, что Геннадий Михайлович не испытывает ни малейшего желания геройствовать, но альтернативы-то нет.

Стражи порядка прошествовали в подъезд, я ловко шмыгнула за ними, опередив задержавшихся корреспондентов.

– Пешком пойдем? – безнадежно поинтересовался Гена.

– Лучше на лифте, – предложил Коля.

– Не работает, – угрюмо сказал Геннадий. – Вон, бумага висит!

– Везет нам, – протянул Николай, – как утопленникам. Вечно нас подставляют. Ну, поперли!

Кряхтя и хором жалуясь на жизнь, мужчины подкрались к «нехорошей» квартире. На меня они не обращали никакого внимания, может, приняли за дворовую кошку. Хотя, думаю, наличие киски в подъезде могло вызвать у них хоть какую-то эмоцию, а меня они дружно игнорировали.

– Открыто, – сообщил Коля, замирая у двери.

Я покосилась на него. Незапертая дверь в помещение, где удерживают человека, должна натолкнуть бравых стражей порядка на нехорошие мысли.

– Неохота мне туда соваться, – нервно произнес Геннадий, – иди первым.

– Нашел дурака, – парировал Николай.

Сзади раздалось дружное сопение, орда журналистов заполонила лестничную клетку.

– Прокомментируйте ситуацию, – попросил кто-то из них.

Николай вздернул подбородок.

– На данном этапе операции успешно вскрыта дверь, вам лучше отойти на безопасное расстояние.

– Ребята, эксклюзив наш! – завопила девица с пирсингом в губе. – «Желтуха» форевер! Леха, я вперед, ты за мной.

Прежде чем все остальные успели моргнуть, прыткая красотка ужом проскользнула в щель и исчезла в глубине квартиры. Остальные корреспонденты взвыли и кинулись за предприимчивыми коллегами. Жаждавшие сенсаций репортеры оказались храбрее стражей порядка.

– Ну чего, теперь пойдем? – скучно поинтересовался Коля в ту секунду, когда я заходила в прихожую.

– Ща, если стрелять не будут, – элегически протянул Гена.

Длинный коридор привел меня в просторную комнату, застеленную белым пушистым ковром. Наплевав на хорошие манеры, я растолкала потных корреспондентов, протиснулась в первый ряд и остановилась, немало удивленная увиденным зрелищем.

Посреди гостиной на удобном мягком стуле с широкими подлокотниками восседала Нечитайло в ярко-красном коротком кожаном платье с глубоким декольте. Из выреза вылезал лифчик с золотыми кружевами, тот самый, что красовался на литераторше вчера. Вероятно, она закупила эпатажное бельишко оптом, приобрела сразу двадцать бюстгальтеров, или попросту носит не снимая один в течение месяца. Крепкие, а скорее, толстые ноги похищенной казались еще массивнее из-за сетчатых колготок, смахивающих на авоськи, с которыми во времена моего детства хозяйки ходили за продуктами. На Нечитайло красовались сапоги с вырезанными мысками. Мне всегда было непонятно, когда можно носить такую обувь. Летом в ней жарко, осенью-весной мокро, зимой холодно. Сапожки были еще ярче платья, и мне в первую секунду показалось, что Валентине ободрали кожу с ног. Я ойкнула, но затем увидела неповрежденные пальцы с обломанными ногтями и успокоилась. Руки Валечки были привязаны шелковыми лентами к подлокотникам, ноги слегка разведены в стороны и тоже привязаны к стулу, на запястьях и щиколотках похищенной трепетали большие банты. Изо рта жертвы торчал кружевной (угадайте, какого цвета) платочек, а волосы, тщательно взбитые до объема пуховой подушки, небрежно рассыпались по плечам. Макияж страдалицы напоминал раскрас пигмея, который решил своим видом отпугнуть от родного шалаша тигра-людоеда. Правда, сегодня коричневый загар в черных пятнышках потускнел, зато Валюша щедро покрыла лицо тональным кремом в гамме «Молочный шоколад», добавила на щеки сиреневые румяна, на веки зелено-розовые тени, намазала ресницы голубой тушью, а брови сделала похожими на хоккейные клюшки. Увидев меня, Валя замычала и начала извиваться на стуле. Я подошла к страдалице, выдернула у нее изо рта кружево и спросила:

– Что случилось?

– Немедленно сунь кляп на место, – чуть слышно приказала Валентина, – меня должна освободить полиция.

Я с большим удовольствием заткнула рот писательницы и хотела отойти, но тут появились Гена с Николаем. Они сообразили, что ни малейшей опасности в квартире нет, и теперь горели желанием спасти бедную женщину.

Николай живо оттеснил меня и выдернул кляп.

– Спасибо, – закричала Валя, – о! Я столько пережила! Слов нет! Но отвечу на все вопросы! Спрашивайте скорей!

Коля наклонился и дернул за хвост один из бантиков, лента, которая удерживала ногу Нечитайло, легко развязалась.

– Как вас похитили? Кто привез сюда? Кому принадлежит квартира? – зафонтанировали вопросами корреспонденты.

Валентина, чьи руки тоже оказались на свободе, начала излагать свою версию событий:

– Утром я вышла на балкон своего пентхауса и увидела в доме напротив блеск бинокля. Я сразу поняла! Это он!

– Кто? – деловито уточнила девчонка с пирсингом.

– Жаба губастая, – пояснила писательница, – сексуальный маньяк, мой бывший издатель. Он мечтает жениться на мне, хочет сделать меня не только своей интимной игрушкой, но и скважиной для выкачивания денег. Он меня постоянно преследует! Гадничает! Подкупил все телевидение, чтобы меня не показывали! Нарочно продвигает тупую, бесталанную Смолякову!

– Вы давайте про похищение, – попросили из толпы корреспондентов.

Валентина сверкнула глазами.

– Не успела я ахнуть, как с четвертого этажа в пентхаус спустился альпинист на мотоцикле, схватил меня и умчал прочь!

Я изо всех сил прикусила губу. Лампа, не вздумай расхохотаться. Интересно, что ответит Нечитайло, когда папарацци спросят, почему ее пентхаус расположен на третьем этаже, или поинтересуются, коим образом преступник ухитрился проделать все вышеописанное, сидя на байке.

– Мы неслись как ветер, – стенала Валентина, – потом негр внес меня сюда!

Ага, преступник-то чернокожий! Ну и ну! С каждой секундой история становится все интереснее.

– Шесть человек в масках заковали меня в наручники, – пела Нечитайло, – и сказали: «Или ты переходишь в наше издательство, или мы плохо с тобой поступим. Думай». Я испугалась! Разве слабая женщина справится с пятью китайцами, у которых в руках бейсбольные биты?

Я закашлялась. Интересно, в книгах Нечитайло столько же глупых неувязок, сколько сейчас в ее истории? Хватило бы одного альпиниста на мотоцикле. Прямо вижу, как он, пыхтя от натуги, спускается с крыши по стене высотного здания в пентхаус на третьем этаже. И вы встречали чернокожих китайцев? Мне пока не довелось, но, с другой стороны, какие мои годы, еще успею. Да, кстати, сколько же их было, мучителей, сковавших несчастную Валю шелковыми ленточками? Шесть или пять? Литераторша запуталась в цифрах.

Валя зло покосилась в мою сторону. Я справилась с кашлем. Ох, некрасиво быть злой! Вероятно, Нечитайло забыла счет до десяти из-за перенесенного стресса. Представьте, как к вам через окно гостиной врывается куча негров-китайцев на байке, и поймете ее состояние.

Валентина вскинула подбородок.

– Но, используя ум и сообразительность, я смогла добраться до телефона и позвонила в…

– Подведомственное мне отделение полиции, – произнес грубый бас. – Здрасте всем людям. Никитин Егор Фомич я.

– Явился, – прошипел за моей спиной Гена, – сливочки слизать припер.

Глава 23

– Кто освободил тело? – нахмурился начальник.

– Ну, мы, – дружно ответили Николай и Геннадий.

– Нарушение субординации, – пробурчал Никитин, – непорядок, понимаешь! Вот что, ребята-журналисты, пресса-папарацци. Надо нам поправку в действие внести. Николай, привязывай бабу назад. Гена, впихни ей кляп. Я ее сам вызволю.

Подчиненные начали понуро завязывать ленты.

– Не на простой узел, на бантик, – капризничала Валя.

– Скользкие тесемки, – пожаловался Николай.

Он живо схватил кружевной платок и, скомкав его, засунул в рот Вале. Та моментально выплюнула его и завопила:

– Аккуратно! Расправь кайму! Припудрите мне лицо! Поправьте волосы!

Егор Фомич встал около стула и отчаянно заулыбался.

– Нужно действие, – потребовал парень из интернет-портала, – наклонитесь!

Начальник с кряхтением согнулся.

– Нет, выпрямитесь, – приказал юноша, – вы очень покраснели.

Егор Фомич покорно принял требуемую позу.

– Освобождайте писательницу, – велел теледеятель.

Никитин снова переломился в пояснице.

– Ну нет, так не пойдет, – остановил его оператор, – я же просил стоять прямо, некрасиво на картинке получается. Развязывайте жертву выпрямившись!

– Я похож на орангутанга? – разозлился Никитин. – Руки до щиколоток дорастил?

– Композиция не станцовывается, – упорствовал юноша. – Кадр рушится!

Егор Фомич встал перед Валентиной и старательно вытянул вперед руки. Оператор скривился и приник к камере.

Чем менее человек профессионален, тем больше ему мешают в работе разные незначительные обстоятельства. У меня есть приятель Руслан Рощупкин, он работает фотографом на телевидении, щелкает звезд разных мастей, а потом пиар-служба канала отдает его снимки в печатные издания. Не все знаменитости милы и приветливы с Русиком, порой на него кричат, иногда швыряют в интеллигентного парня разные предметы. Думаете, Рощупкин потом бредет к боссу и ноет:

– Не смог запечатлеть певицу N, потому что она мне в бок от всей своей доброты воткнула вилку, которой салат ела.

Нет, в тот момент, когда звезда с вилкой наперевес ринулась на фотографа, Рощупкин успел сделать сто пятьдесят четыре кадра разными камерами, коими он всегда обвешан с головы до ног. Русик добрый человек, поэтому на его снимках N будет выглядеть вполне пристойно, а занесенная вилка покажется безобидным приспособлением. Ну захотела певичка поесть, с каждым случается. Да Рощупкин успеет нащелкать целую серию, выбегая из горящего дома, вдобавок держа в руках парочку домашних животных, – Русик никогда не бросит в беде ни кошку, ни собаку, ни хомяка. Как он будет в этом случае управляться с камерами? Не задавайте профессионалу глупых вопросов. Слов «не смог сделать снимок» в лексиконе Рощупкина нет. Вот почему он работает в Останкино и дружит почти со всеми звездами первой, второй и прочих категорий. Стой Русик сейчас рядом с Валей, он бы ухитрился запечатлеть Егора Фомича в любых позах. Но не все купившие объективы автоматически превращаются в мастеров своего дела.

– Вы присядьте, – посоветовал горе-оператор.

Никитин раздул щеки и начал медленно сгибать колени.

– Ну е-мое! – снова выказал недовольство юноша.

– Лешка, ты здесь не один! – крикнула девушка с пирсингом.

Но Алексей никак не отреагировал на это, он зачастил:

– Неправильно! Начальник отделения! Слушайте меня внимательно. Спина прямая, подбородок поднят, руки чуть разведены в стороны, пузо втянуто, стопы находятся в параллельной позиции, зад не отклячивайте. Начали! Стоп!

Егор Фомич, который попытался чуть-чуть подобрать живот, коротко ругнулся и спросил:

– Чего теперь не так?

– Попудрите голову, – приказал Леша, – блестит, картинка теряет жизненность и красоту. Зритель подумает, что вам башку маслом поливают.

Никитин скрипнул зубами.

– Я в фуражке!

– А лоб? А нос? А щеки? – пошел в атаку Алексей.

– Так у меня с собой косметики нет, – жалобно произнес Егор Фомич.

– Не носите при себе пудреницу? – укоризненно зацокал языком Леша. – Это неправильно. Всегда нужно иметь минимальный набор для макияжа, неизвестно, как день повернется, куда тебя судьба занесет.

– На подоконнике полно грима лежит, – сказала девушка с колечком в губе, – возьмите кисточку и обмахнитесь.

Егор Фомич беспомощно огляделся по сторонам.

– Как? Не умею я этого!

– Ох уж эти мужики, – с презрением вымолвила журналистка.

Она схватила коробку, кисточку, быстро нанесла на лицо Егора Фомича дисперсный порошок и не забыла себя похвалить:

– Молодец, Наташенька.

Пудра оказалась цвета загара, Наташа забыла предварительно промокнуть вспотевшее лицо Никитина салфеткой, поэтому сейчас он стал похож на мулата, страдающего болезнью витилиго. Лоб Егора Фомича оказался почти коричневым, правая щека стала желтой, левая серой, нос сохранил белизну, а подбородок приобрел красноватый оттенок.

– Что здесь происходит? – шепнул мне прямо в ухо мужской голос.

Я повернула голову и увидела Адама.

– Что ты придумала? – нервничал Корсунский.

– Автор идеи госпожа Нечитайло, ее украли, сейчас идет процесс освобождения жертвы из лап преступников. Я не имею ни малейшего отношения к этой истории, – живо открестилась я от происходящего.

– А где похититель? – вдруг догадалась спросить Наташа.

Никитин как раз в этот момент выдернул изо рта Нечитайло кружевной платочек. Бравому начальнику наконец-то удалось соблюсти все требования капризного Леши. Егор Фомич ухитрился присесть с прямой спиной, правда, в процессе он пару раз пошатнулся, но смог удержать равновесие и теперь был бесконечно доволен собой.

– Куда подевался уголовник? – надрывалась девушка. – Кто его видел?

– Я просил привести идиотку в нормальный вид, – шипел Адам мне в ухо, – облагообразить ее, и что? Почему она сидит, разодетая, как… как… как…

У Корсунского закончились слова.

– От кого спасают писательницу? – закричал Леша. – Приведите немедленно киднеппера в кадр! Да не забудьте его напудрить!

Похоже, Алексей не знал, что заковыристое иностранное слово переводится на русский язык как «похититель ребенка», иначе бы он сейчас его не употребил. Валентину-то никак нельзя принять за крохотную девочку.

– Без мерзавца нет сюжета, – злился Леша.

Валентина скользнула по присутствующим взглядом и заорала:

– Вон они! Мужчина и баба! Прикидываются обычными людьми!

Рука писательницы с обмотанными пластырем ногтями указала в нашу с Корсунским сторону. Адам вздрогнул.

– Нет, нет, произошла ошибка. Я книгоиздатель писательницы Нечитайло, – жалобно вякнул Корсунский.

– Его грязных лап дело, – громогласно объявила автор психологических и любовных бестселлеров.

Корреспонденты нацелили на Корсунского объективы, а я, судорожно прижимая к груди некстати затрезвонивший телефон, пригнувшись, благополучно выскочила на лестницу, спустилась во двор и решила ответить на звонок.

– Сергей беспокоит, – зашептала трубка, – помогите. Валентины нет. Я временно нахожусь один.

– Опять вы! – возмутилась я. – Очень хочется вас назвать настырным чучелом!

– Обзывайте меня как хотите, только спасите, – взмолился Сергей.

– Сейчас приеду, – пообещала я.

– Правда? – обрадовался собеседник. – В своей следующей книге я назову главную героиню Лампой, сделаю ее красавицей с двадцатым размером бюста.

– Не стоит, – остановила я излишне болтливого парня. – Сомневаюсь, что с такой грудью можно передвигаться в вертикальном положении, я буду постоянно падать носом в землю.

* * *

Конечно же, дверь в квартиру Нечитайло была заперта, я нажала на звонок и довольно долго давила на него пальцем, пока не услышала робкое:

– Вы Лампа?

– Именно так, – заверила я, – открывайте.

– Не могу, – прозвучало изнутри.

– Почему? – удивилась я и не удержалась от ехидства: – Хотите сказать, что несчастная, прибитая к стене медвежья головушка не в состоянии справиться с замком? У нее нету рук, простите, лап. Но тогда странно, что башка сумела пробраться в коридор, ноги-то у нее тоже отсутствуют.

– Видите железную дверцу в стене? – зачастил Сергей. – Распахните ее, не бойтесь, увидите ключи. Валька их там прячет. Хорошо вам надо мной подсмеиваться, а я и впрямь несчастнее всех на свете!

Я шагнула в указанном направлении. В годы моего детства москвичи клали запасные связки под коврики у входной двери. Похоже, сейчас жители столицы изменили «секретное место» и хранят ключи в электрощитках. И Жека Ковалева, и Валентина поступали именно так. Я без проблем обнаружила ключ, в один миг открыла дверь, увидела на пороге щуплого подростка и удивилась:

– Ты кто?

– Писательница Нечитайло, – всхлипнул паренек.

– Нехорошо врать, – укорила я его. – Валентина сейчас пытается изобразить из себя жертву похищения перед журналистами пятисортных изданий столицы и никем не включаемых телеканалов. Начнем сначала: ты кто?

– Сергей Неписайло, – сообщил отрок, – муж Вали Нечитайло. То есть по паспорту она тоже Неписайло, но взяла себе псевдоним, на мой взгляд, неудачный.

– Сколько тебе лет? – с недоверием поинтересовалась я.

– Чуть больше тридцати, ближе к пятидесяти, – промямлил Сергей. – Вас не затруднит пройти в мою тюрьму? Вдруг Валька вернется? Разорвет меня тогда когтями!

Я была настолько удивлена, что молча пошла за тощей фигурой в глубь квартиры и очутилась в кукольной по размеру спаленке, где с трудом поместились софа и малюсенький стол с колченогой табуреткой. Окно здесь отсутствовало.

– Устраивайтесь на кровати, – радушно предложил хозяин.

– Вашу обитель нельзя назвать просторной, – сказала я.

– Раньше тут располагался шкаф, – всхлипнул Сергей, – когда я потребовал себе справедливую долю денег и славы, Валентина гардероб переоборудовала и меня в нем погребла.

– А как вы умудрились беседовать со мной из головы убитого мишки? – спросила я.

Сергей показал пальцем на стену, где висел календарь.

– Единственная моя радость. Отодвинул его в сторону, расковырял в стене дыру и очень удачно попал прямо в голову. Хотите полюбопытствовать?

Сергей привычным движением вытянул руку. Мужу Вали даже не пришлось вставать, чтобы сместить глянцевый листок с надписью «1997 год».

– Календарик-то древний, – пробормотала я, приникая глазами к широкому отверстию.

Соседняя гостиная в багрово-кровавых тонах была видна как на ладони. Рука у Сережи маленькая, ладошка узкая, а вот пальцы неожиданно длинные, как говорится, «музыкальные». Если запихнуть в рот медвежьей головы небольшой предмет, допустим, визитную карточку, то супруг Нечитайло сможет легко взять ее.

Сережа, обрадованный тем, что получил внимательную слушательницу, говорил и говорил. Скоро мне стала известна история его брака с Валентиной.

В наши времена женщины часто бывают амбициознее мужчин, им хочется славы, денег и всех сопутствующих успеху атрибутов. Валя была из этой породы, и она хорошо понимала, что в родном городке, затерянном на Урале, ей ничего не светит. Нужно отправляться покорять Москву, вот там талантливому человеку есть шанс пробиться. Одна беда, никаких талантов Вале от рождения не досталось, зато у нее имелся муж, главный редактор местной газеты Сергей Неписайло. Смешная для профессионального литсотрудника фамилия не подходила ему. Писать он обожал, сюжеты придумывал легко, не страдал муками творчества и был готов сидеть за компьютером неделями не вставая. Тихий, застенчивый Неписайло не считал свои книги достойными опубликования и просто складывал рукописи в шкаф до того момента, когда Валя вытащила их и отправилась в столицу России.

Из Москвы Валентина прибыла в состоянии эйфории. Хозяин издательства «50 копеек», куда она обратилась, пришел в восторг, увидев более тридцати готовых романов, и коротко сказал:

– Печатаем.

И завертелось. В считаные дни Валя продала все нажитое: квартиру, машину, дачу – и купила крохотную однушку в непрестижном спальном районе столицы. Сергей даже не понял, как он очутился в Москве. Из уважаемого человека, главного редактора газеты, без приглашения заходившего на чай к мэру и ездившего на рыбалку в выходные с первыми лицами района, Сергей превратился в никому не известного мужчину, и это было пережить намного труднее, чем постоянное безденежье и бытовые трудности.

С книгами тоже вышло не очень радужно. Издатель потребовал поправок. Главного героя романов мачо, казанову, секс-гиганта, красавца, ловко стреляющего изо всех видов оружия, без проблем управляющего любым транспортным средством, включая космическую ракету, редактор настоятельно попросили превратить в женщину. Сергей сначала уперся, но Валя показала мужу конверт с авансом, и Неписайло смирился.

А потом случилось чудо. На свет появилась первая книга, правда, Сереженька назвал ее «Вперед, на восток», а на прилавки его труд попал под названием «Назад, на запад», но не это было шокирующим. Автором вместо «С. Неписайло» указывался «В. Нечитайло», и на обороте напечатали фотографию Валентины.

Сергей попытался возмутиться, но жена объяснила ему суть произошедшего. Книги сейчас в основном покупают бабы, а они не хотят получать советы от мужчины. Писателю, чтобы стать популярным, необходимо участвовать в разных программах на телевидении и радио, давать интервью журналистам и бегать по тусовкам.

– Милый, ты готов с восьми утра до полуночи общаться с представителями прессы? – вкрадчиво поинтересовалась Валюша.

– Нет! – раздраженно ответил Серж. – А писать когда? Где взять время на творчество?

– Вот именно, – обрадовалась Валя, – поэтому предлагаю тебе замечательный вариант. Писатель Нечитайло будет состоять из двух половинок. Первая, самая главная, это ты, а вторая, вспомогательная, это я. Ты будешь сидеть дома и творить, а я стану колбасой носиться по городу, привлекая внимание к нашему проекту.

Наивный Сергей обрадовался и согласился. Но с течением времени он понял, что события разворачиваются совсем не так, как он думал. Валентина получила статус писателя, приобрела хорошую квартиру, обставила ее по своему вкусу, запихнула мужа в переделанный шкаф, лишила его общения с людьми, не разрешает ему покидать апартаменты. Убегая по делам, она тщательно запирает супруга. Когда к Нечитайло в гости заявляются журналисты, от Сергея требуется сидеть тихо. Если он случайно производит шум, а корреспонденты интересуются, откуда он идет, Валя спокойно отвечает:

– Там живет моя собака, старая, больная, совершенно выжившая из ума.

Она разработала свод правил, и мужу крепко достается за их нарушение. Покинуть свой «кабинет» он может лишь тогда, когда Валя уходит. Предусмотрительная дамочка прячет телефон, поэтому связаться с внешним миром Сергей не может. Но больше всего его злит постоянная ложь жены.

– Ну ни слова правды от нее не услышишь, – бубнил он. – Пару дней назад мне наконец-то удалось найти, куда грымза прячет домашний телефон, и я смог до вас дозвониться. Спасите меня! Расскажите людям правду.

– Просто невероятно! – воскликнула я. – Почему никто из представителей прессы не проверил биографию вашей жены, которая всем твердит: «Я не замужем»? И странно, что никто вас не обнаружил.

Сергей скривился.

– Если сидеть тихо, то никто не сообразит. Хотя один раз смешной случай получился. Валентина мне купила новые ботинки. Я ненавижу тапочки, по дому хожу исключительно в туфлях. Валька выставила штиблеты в прихожей, меня она во время работы над рукописью не трогает. Я в тот день увлекся сюжетом, писал долго, а к жене приехал народ с телевидения. И, представляете, Валька забыла про мои новые ботинки.

– И журналисты поинтересовались, чья мужская обувь стоит в прихожей? – засмеялась я.

Крохотное личико Сергея исказила гримаса.

– Нет, вам ни за какие коврижки не догадаться, что далее произошло. Никакого интереса корреспонденты не проявили. Но один из них ушел в моих новых штиблетах! Оставил свои отвратительно воняющие туфли, надел отличные, только что приобретенные Валей, и гуд бай! До сих пор не пойму: он их перепутал или решил разжиться обновкой?

– Но как же борзописцу подошли ваши полуботинки? – поразилась я.

Сергей заморгал.

– Ничего удивительного, я ношу стандартный сорок второй размер.

– Не счесть числа женщинам, которые покупают себе лодочки тридцать восьмого размера! – воскликнула я.

– Нет, у меня сорок второй, – повторил Сергей, не заметивший уточнения о женщинах, – все же, думаю, журналюга нарочно обмен совершил.

Глава 24

Дверь в «шкаф» неожиданно резко распахнулась.

– Валя! – взвизгнул Сергей. – Не слышал, как ты вошла!

Нечитайло побагровела, стиснула кулаки, но каким-то чудом справилась с гневом. От неминуемой расправы несчастного, ставшего еще ниже ростом Сержа спасло мое присутствие. Валя временно отложила казнь супруга.

– Все в порядке? – спросил из коридора Адам.

Я быстро прошла мимо злой писательницы и сказала Корсунскому:

– Ты хотел изменить имидж автора в лучшую сторону? Боюсь, нам не справиться с очаровательной Валечкой. Я не способна побороть ее любовь к дешевой вульгарной одежде, вызывающему макияжу и не научу ее пристойно себя вести. Но у тебя есть шанс совершить рокировку писателей. Ступай вон в ту комнату и познакомься с Сержем Неписайло, истинным создателем психологических бестселлеров.

Корсунский не стал тратить время на расспросы. Он сразу ринулся вперед по коридору, а я спокойно покинула «пентхаус» Валентины. Слава богу, больше мне с очаровательной мадам встречаться не придется. Никогда не надо отчаиваться, если у тебя все получается не так, как планировалось. Вот я, например, еще вчера была готова отказаться от работы с Нечитайло, могла подвести Ваню Маслова, пошатнуть репутацию конторы «Ноупро». И пожалуйста: Фортуна вытащила из рукава козырную карту – Сергея. Адам хотел получить вменяемого, послушного автора? Вуаля, он у него сейчас перед носом, я с блеском выполнила задание. И как поступит Корсунский? Он перестанет публиковать книги под псевдонимом Нечитайло и начнет выпускать их как произведения Сергея. Неписайло тихий скромный мужчина, с ним проблем не будет. Надо позвонить Ивану и доложить ему об успехе, а потом поехать к Костину на работу, у меня есть что рассказать Вовке. Заодно заставлю его пообедать. Макс, мой муж, вот уже вторую неделю находится в Питере, открывает там филиал своей фирмы. Капа, свекровь, улетела в Америку. Дома остались лишь две мопсихи: Муся с Фирой и Микки, собачка матери Макса. Я временно незамужняя дама, поэтому окутаю заботой Костина. Отлично знаю, что он сидит сегодня в кабинете с раннего утра и ничего, кроме вредных бутербродов с колбасой, не ел. МВД всерьез занялось перестройкой, милицию переименовали в полицию, но вот у простых трудяг, кто по мере сил и возможностей пытается ловить преступников, как не было в отделениях «на земле» хороших столовых, так их и нет. Впрочем, кое-где поставили автоматы, которые выдают шоколадные батончики, вафли, печенье и жвачку. Отличный рацион для мужчин, занятых умственной и физической работой. Слопает оперативник сладкую плитку, и готов весь день гонять по морозу. Зачем ему борщ со сметаной и кусок мяса с картошкой? Как-то раз судьба занесла меня в Государственную думу, я заглянула в местную столовую и была приятно удивлена не только широким ассортиментом, но и ценами. На пятьдесят рублей там можно отлично пообедать, взять салатик, первое, второе и компот. Вот бы стражам порядка или врачам из районных поликлиник, которые наматывают километры пешком, бегая по вызовам, такие дешевые кафе по месту работы.

К сожалению, пообедать нам с Вовкой не удалось, мы отправились ужинать, потому что пробки охватили всю Москву и я тащилась по улицам не один час. Далеко мы с Костиным отъезжать не стали, побоялись попасть в затор, потому пошли пешком в ближайший ресторанчик, расположенный в гигантском супермаркете.

– Есть дела, которые раскрываются буквально за пару часов, – сказал Вовка, разламывая вилкой здоровенную котлету, – твое предположение верно, туфли Евгении пропитаны ядом медузы. Тот, кто задумал преступление, отлично знал, как подействует токсин, он не вызовет быструю смерть женщины. Кончина наступит не сразу. По мере того, как яд будет накапливаться в организме, Жанна, а извести хотели именно ее, постепенно станет немотивированно агрессивной. Всем вокруг покажется, что у нее после свадьбы резко испортился характер. Девушки, как правило, очень хотят заполучить заветное колечко на пальчик, поэтому до поры до времени прикидываются белыми и пушистыми, из их сахарных уст в основном слетают фразы: «Да, Котик. Как пожелаешь, дорогой. Я обожаю футбол. Конечно, съезди с приятелями на рыбалку. С огромным удовольствием проведу выходные с твоей мамой, она такая хорошая». Но стоит появиться в паспорте красавицы штампу, как речи меняются. Законный супруг из разряда кошачьих переходит в армию парнокопытных, теперь он «козел». Футбол вносится в список запрещенных увлечений, друзей прогоняют мокрой тряпкой, а свекровь становится злейшим врагом.

Вовка засунул в рот кусок картошки и начал его сосредоточенно жевать. Я не стала доказывать Костину, что на свете много женщин, которые искренне любят своих мужей, зовут их «зайчиками», «ежиками» и т. д. К сожалению, у Костина был негативный брачный опыт ^[6], после него Володя категорически отказывается заводить с кем-либо совместное хозяйство. И кое в чем он прав. Некоторые глупые дамочки считают, что поход в загс – это как экспедиция на рынок за покупкой раба. После прослушивания марша Мендельсона мужчина навек привязан к строгой госпоже, никуда ему не деться. Он обязан содержать семью, исполнять капризы жены и навсегда забыть о своих желаниях и привычках.

– В случае с Жанной ситуация усугубилась ее семейной историей, – продолжал Костин. – И мама, и бабушка ее умерли из-за больного сердца, их преждевременную кончину спровоцировала беременность. Думаю, тетка, воспитывавшая племянницу, хотела уберечь ее от раннего ухода на тот свет и поэтому придумала сказку про проклятие.

– Могла бы честно предупредить девочку: «Тебе не следует рожать», – вздохнула я, поглощая спагетти.

Вовка нахмурился.

– Давай не будем углубляться туда, куда не надо. Почему тетушка придумала эту байку, нам, в общем-то, неинтересно. Важно другое. В окружении Андрея Воронкова оказался человек, точнее, женщина, которая отлично знала о действии яда, умела с ним обращаться и слышала про родовое проклятие Жанны. Наша преступница обожала ученого, хотела стать его женой, потратила много сил на осуществление своей мечты и почти достигла цели. Но тут появляется Жанна. Андрей влюбляется, как подросток. На мой взгляд, в мире существуют две силы, которые способны на любые поступки: банда подростков и уязвленная ревнивая женщина. Наша фигурантка мечтает избавиться от Жанны и действует с выдумкой. Преступница в курсе, что Андрей всегда обрабатывает внутреннюю часть сшитых им туфелек особым составом, который предохраняет их, и не боится, что яд оставит следы. Без разницы, станет ли Жанна носить лодочки на босу ногу или наденет колготки. Чулки имеют мельчайшие дырочки, незаметные человеческому глазу, но вполне подходящие для того, чтобы сквозь них просочилась отрава. Стоит ноге чуть-чуть вспотеть – и все, процесс пошел. Отравительница ждет, когда яд начнет свое действие, с удовольствием наблюдая за истериками соперницы, а потом, словно невзначай, сообщает Андрею Яковлевичу о плохой генетической наследственности Жанны. Расчет злой бабы прост: муж непременно начнет задавать вопросы жене, та окончательно разъярится, и Воронков подаст на развод. Судьба Жанны соперницу не волнует, она знает: если токсин проник в нервную систему человека, обратной дороги нет. Умрет лаборантка или останется жить в полубезумном состоянии, автору идеи без разницы, она мечтает заполучить Андрея Яковлевича. Да, я проверил заявление про сумасшедший дом, это неправда. Преступница изготовила фальшивые истории болезни и показала их Воронкову. На самом деле Вероника, мать Жанны, скончалась через три дня после рождения дочери, а бабушка прожила несколько месяцев, произведя на свет девочку. Мне непонятно, почему мать Жанны решилась забеременеть наперекор советам врачей, она знала о своем слабом сердце и о том, что ее родительница умерла, не воспитав дочку. Но психологический портрет Вероники нам не нужен. Важно другое: никаких психических заболеваний в семье не наблюдалось, только кардиология. Остается удивляться, почему некоторые люди столь легковерны, по какой причине и Жанна, и Андрей не проверили информацию, полученную от постороннего человека. Ну, ты поняла, о ком речь?

– Под твое описание преступницы подходит Тамара Кислова, – сказала я.

– Верно, – согласился Костин. – Она уже задержана. Долго не отпиралась, была очень поражена, увидев туфли, воскликнула: «Андрей исполнил последнюю волю покойной, уложил жену в гроб в свадебном платье и сшитой им обуви».

– Яд медузы долго сохраняет свои свойства? – перебила я Костина.

– Практически вечно, – вздохнул Вовка. – В сухом состоянии он не опасен, но стоит капле воды попасть на то место, где намазали яд, как он активируется.

– А ты не поинтересовался у Кисловой, почему она не уничтожила лодочки? – с интересом спросила я. – Сама не сожгла их?

Костин взял кусок хлеба и начал собирать им подливку на тарелке.

– Задал вопрос. Тамара ответила: «Гроб уехал в печь крематория, я полагала, что огонь уничтожит туфли».

– Дело Кириллова! – подпрыгнула я. – А еще те старухи с цветами и тетка с драгоценностями. Помнишь старые делишки?

– Лампа, – неожиданно другим тоном произнес Вовка. – Что у тебя на вилке?

– Макаронина, – отмахнулась я.

– А на ней? – не успокоился Костин.

Я уставилась на спагетти.

– Сливочный соус и мидия.

– У них нет лапок, – сказал Володя, – а я вижу четыре… нет… вроде шесть ножек.

– Ну, значит, это креветка, – предположила я.

– Темно-рыжая? С усами? – не останавливался Костин. – Таракан это!

Я потеряла дар речи, а Костин заорал:

– Менеджера сюда! Немедленно!

Из-за стойки бара вышел мужчина лет пятидесяти и снисходительно спросил:

– Денег нет? Кошелек дома забыл? Оставляй свою тетку в залог и двигай за бабками.

– Законом запрещено удерживать людей, даже если они не оплатили счет, – возмутился Вовка.

– Не учи меня жить, – фыркнул дядька.

Костин вынул из кармана удостоверение. Мужчина тут же сказал:

– Ужин в подарок от заведения.

– У нас есть деньги, – дрожащим голосом проблеяла я.

– В чем проблема? – не понял местный начальник.

– В таракане! – гаркнул Вовка.

– Он не свежий? – уточнил администратор.

Я опять потеряла дар речи. А Вовка заорал:

– Нет!

– Значит, вопрос не в качестве еды, – заявил наш собеседник.

– Нет, в смысле я не знаю, не понимаю ничего в насекомых, – забушевал Костин, – не могу определить тараканью пригодность в качестве закуски! Фу! Лампа заказала макароны с морепродуктами! А ей подали…

Администратор потер руки.

– Нет проблем. Юрий!

В зал выскочил парень в белой куртке.

– Слушаю, Модест Ильич.

– Следует быть внимательным к нашим дорогим гостям, – замурлыкал Модест, – дама заказала лапшу с креветками, мидиями, мини-кальмарами, а ей подали с тараканами. Негоже.

Я постаралась справиться с накатившей тошнотой.

Юрий свесил голову на грудь.

– Виноват! Исправлюсь! Уно моментико! Грациа, плиз!

Парень подлетел к нашему столику, схватил тарелку и с виноватым видом прокурлыкал:

– Пяти минут не пройдет, как вы получите наилучших морских гадов. Сам приготовлю.

– В меню есть блюдо из тараканов? – сердился Костин. – Вы нас обманываете.

Модест Ильич воздел пухлые ручки.

– Как вы могли такое подумать? Это китайская кухня!

– Несите карту, хочу лично убедиться в наличии такого пункта, – закусил удила Вовка.

– Юрий! Немедленно исполни желание нашего дорогого посетителя, – отдал распоряжение администратор.

Юноша в белой куртке ускакал прочь, вернулся минут через пять и подал мне кожаную папку. Я открыла ее и прочитала вслух: «Траттория «Маммиа Галя», итальянская кухня, паста и ризотто плюс карпаччио, винначчио и булгаччио. Особое предложение: спагетти с лобстерини. Суперблюдо дня: «макаронни с таракано а-ля Китай в Торонто».

На устах Модеста Ильича заиграла улыбка кота Базилио.

– Вам подали самое дорогое блюдо.

Вовка выхватил у меня меню.

– Вранье. Фраза про суперблюдо впечатана сейчас на принтере, цвет чернил у нее другой, нежели у остальных пунктов меню.

– Гость всегда прав, но и не прав, – громогласно возвестил администратор, – мы специально выделили этот пункт, дабы на него обратили внимание.

– Мы читали карту перед тем, как заказать еду, и не видели ничего с тараканами, – возразила я.

Модест Ильич пожал плечами:

– Тут я вам ничем не помогу. Вероятно, вы не заметили.

– Они нас дурят! – стукнул кулаком по столу Вовка. – Прусак попал в тарелку, пробегая по кухне.

Юрий прижал руки к животу:

– Сердце замирает от несправедливости ваших обвинений. Давайте мирно решим проблему. Предлагаю вариант: вы получаете другое блюдо и не платите ни за таракано, ни за замену.

– Город Торонто находится в Канаде, – взвыл Вовка, – он не имеет ни малейшего отношения к Китаю!

Модест Ильич метнул в сторону Юрия сердитый взгляд.

– Конечно! Я знаком с географией. Но мы заботимся о здоровье наших обожаемых гостей, поэтому не закупаем таракано в Поднебесной, они там с пестицидами и выросли в плохих экологических условиях. Берем ассортимент в Торонто, на особой ферме, расположенной на берегу моря.

– В Канаде есть море? – усомнился Костин.

– Так канадцы называют озеро, – нашелся Модест Ильич. – Озеро Море. Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы?

– Нет, – возразила я. – А что там за цифры стоят: сто, двадцать и двести?

– Вес порции, – охотно пояснил администратор. – Если не видите в меню сообщения о весе блюда, значит, пришли в плохой ресторан. Расшифровываю: сто граммов таракано из Торонто, двадцать соуса и двести пасты.

Я потрогала остатки спагетти ножом.

– Смотрите, здесь всего один таракан. Сомневаюсь, что он весит целых сто граммов. Вы обманываете посетителей, недокладываете вкусных таракашек.

Модест Ильич моргнул, похоже, у него исчерпалось вдохновение, зато Юра не подкачал:

– Вы не разобрались. Сто граммов сырого продукта! Таракано уварился!

– Правильно! – с облегчением согласился администратор. – Ушел в подливу. Так вам нести морепродукты? Имейте в виду: насекомые – еда будущего, они состоят из одного белка!

– Спасибо, – быстро отказалась я, – лучше мороженое.

– Юрий! – изогнул бровь Модест. – Неси десерт!

– Сейчас Алиска из отдела бытовой химии вернется, – ляпнул расслабившийся повар, – она уже полчаса как за пломбиром утопала. Только за смертью лентяйку посылать.

– Вы приобретаете лакомство рядом со стиральным порошком? – напряглась я.

Модест Ильич предостерегающе кашлянул, но Юра, довольный тем, что клиенты не стали поднимать скандал из-за таракана, потерял бдительность.

– Там холодильник стоит, – весело ответил он, – у нас свой сдох, временно пользуемся тем, где удобрения хранят. А что с эскимо случится? Оно ж в бумаге!

Глава 25

Решив не пробовать пломбир из отдела бытовой химии, мы с Вовкой покинули кафе, вышли на улицу, сели под большим бело-красным зонтом, заказали кофе и продолжили разговор.

– Дело Кириллова помнишь? – повторила я.

– Борис Андреевич Кириллов, – вздохнул Костин, – сотрудник одного из похоронных агентств, забирал дорогие вещи, которые клали в гроб безутешные родственники, часы, телефоны, а потом продавал их на рынке. Еще были бабушки, они воровали цветы на могилах, составляли из них букеты и торговали у метро. Анна Малкина тоже принадлежала к племени тех, кто грабит мертвых, она снимала с них одежду. К сожалению, при всей мерзости подобных деяний они достаточно распространены. Могилы люди разоряли с древних времен. Жрецы Египта тратили много усилий, пытаясь сохранить мумии фараонов и богатства, которые укладывались в погребальные камеры пирамид.

– Тамара пропитала туфли Жанны ядом медузы, – задумчиво произнесла я. – Жена Андрея Яковлевича не могла справиться с приступами немотивированной ярости и, опасаясь подкрадывающегося сумасшествия, покончила с собой. Жанна очень любила супруга, не хотела стать для него обузой и превратиться в чудовище и решила броситься под грузовик. Перед тем как лишить себя жизни, она отправила мужу звуковое сообщение. А сотрудники полиции решили: раз существует письмо, свидетельствующее о суициде, дело можно закрыть. Тамара осталась вне подозрений, в планы Кисловой не входило убивать других женщин, ее счастью мешала исключительно Жанна. Наверное, убийца собиралась уничтожить туфли, но вот незадача: Жанна попросила уложить ее в гроб в образе невесты. Кислова решила, что обувь погибнет в печи, и не беспокоилась. Но один из работников крематория…

– Сергей Парфенов, – перебил меня Вовка, – ранее судимый наркоман, он работает меньше года и, что удивительно, до сегодняшнего утра был на хорошем счету. Сергей раздевал трупы, а вещи сдавал в скупку, небольшой магазинчик на улице Бакеева, это в центре Москвы. Знаешь, кто там частый покупатель?

– Догадываюсь, – поморщилась я, – Всеволод Ковалев.

– А вот и нет! – не согласился Костин. – Его у прилавка не видели, женские вещи, кофточки, юбки, шали, сумки берет дама. Вот обувь она приобрела один раз, думаю…

– Думать тут особо нечего! – перебила я Вовку. – Шмотки комиссионка сдает в химчистку, приводит их в порядок, небось потом продает намного дороже, чем приобрела у населения. Продавцы врут покупателям, что одежонка совсем новая, максимум один раз надеванная. А вот с обувью такой фокус не проделать, она очень быстро изнашивается изнутри, поэтому уходит за копейки. Незнакомка приобрела туфли «Яковини», серо-голубые, те, что сняли с мертвой Жанны. Воронков нашел способ сохранять свои изделия. Даже после интенсивной носки они смотрятся новыми. В скупках всегда заполняют квитанции. Как зовут тетку?

– Светлана Иосифовна Нелидова, – тут же ответил Вовка.

– И сколько лет красавице? – вздохнула я. – Двадцать? Есть ее адрес? Телефон?

Костин вынул из кармана телефон.

– Она живет на Большой Бронной улице, скупка находится рядом.

– Ну надо же! – восхитилась я. – Дочь богатых родителей? Или сама зарабатывает? Поет в герл-бандз? Или актриса из сериалов? Как она связана с Севой?

Костин почесал шею.

– Комары! Совсем обнаглели, в городе нападают! Светлане Иосифовне хорошо за семьдесят, она давно на пенсии, работала в музыкальной школе, была женой известного дирижера, посвятила ему всю свою жизнь. А когда супруг скончался, Светлана Иосифовна превратилась в секретаря своего сына Никиты.

Я вскочила, чуть не опрокинув шаткий пластмассовый столик, потом села назад на неудобный стул.

– Никита Нелидов! Блестящий скрипач, много лет выступал с концертами по всему миру, потом неожиданно прервал карьеру и исчез. Где он сейчас, никто не знает, поговаривали, что уехал в Тибет, ушел в монастырь.

– Ты его знала? – удивился Вовка.

– Надеюсь, ты не забыл, что в моем кармане лежит диплом консерватории? – напомнила я. – О Никите постоянно говорили наши педагоги, впервые я о нем услышала еще в музыкальной школе, когда училась то ли в третьем, то ли во втором классе. Никита у нас выступал, он окончил ту же школу, что и я, и уже поступил в консерваторию. Помню свой шок, когда на сцену вышел маленький, худенький мальчик и заиграл так, как не умеет большинство взрослых опытных музыкантов. Мне сначала показалось, что он совсем ненамного старше меня, и это, кстати, было почти правдой. Никита в тринадцать лет поступил в консерваторию, он был вундеркинд. После его выступления я поняла, что из меня никогда не получится ничего путного в плане музыки. Значит, Светлана Иосифовна приобретает вещи в скупке?

– Да, – подтвердил Вовка. – Может, она нуждается? Берет тряпки задешево, потом перепродает их подороже, имеет крохотную прибыль. Сама знаешь, на пенсию прожить невозможно.

Я напрягла память.

– А ведь я и ее знаю. Моя мама, оперная певица, покинула сцену, родив меня. Я была поздним ребенком, не очень здоровым, вечно болела. Мамуля страшно боялась за Фросеньку ^[7], меня постоянно кутали, я ходила в валенках до июня, но вот парадокс: чем сильнее мама тряслась надо мной, тем чаще я простужалась. Свекровь Светланы Иосифовны была детским врачом, и однажды мама отвезла меня к ней. Я училась классе в пятом, была послушной девочкой и, естественно, не спорила, когда в один из выходных дней услышала от мамули:

– Фросенька, сегодня мы отправимся к лучшему московскому педиатру.

Я привыкла таскаться по докторам и постоянно лечиться, но тот визит стал для меня неожиданностью. Дверь квартиры нам открыла женщина, отлично знакомая мне по школе, – училка Светлана Иосифовна. Я побаивалась Нелидову, она никогда не улыбалась, была очень строга с детьми. Светлана преподавала у нас танцы, она всегда носила при себе длинную линейку и могла треснуть ею по спине того, кто горбился. А я уродилась неуклюжей, вечно путалась у всех в ногах, и педагог недолюбливала меня. Короче, я, и без того не ожидавшая ничего приятного от посещения педиатра, чуть не разрыдалась. Но вредная тетка вдруг ласково сказала:

– Добрый день, детка! Эк тебя замотали в платки! На улице весна давно.

– Фрося постоянно кашляет, – пожаловалась мама, – надеюсь, Анна Марковна нам что-то дельное подскажет.

– Пойдемте, – гостеприимно предложила Нелидова и повела нас по бесконечным коридорам и комнатам.

О квартире преподавательницы танцев у меня остались смутные воспоминания. Она показалась мне огромной, напоминала музей, повсюду висели картины и стояли статуэтки. А еще там царил нечеловеческий холод. Анна Марковна оказалась старухой с крепкими, пахнущими табаком пальцами. Осмотрев меня, она категорично заявила моей маме:

– Милочка, вы сами вредите девочке. Никаких таблеток ей не надо. Вышвырните вон все лекарства, а заодно толстые свитера, рейтузы, шерстяные кофты. Деточка, как ты спишь?

Я растерянно ответила:

– Под одеялом, на кровати.

Анна Марковна хмыкнула:

– Ну-ка опиши свой отход ко сну в деталях.

Я удивилась, но послушно завела:

– В восемь вечера я принимаю ванну, потом надеваю фланелевую пижаму, носочки, жилеточку из шерсти, повязываю на голову платок и ложусь. Мне можно почитать до половины девятого, потом мама приносит кружечку горячего молока с медом и гасит свет.

– Одеяльце у тебя пуховое? – уточнила педиатр.

– Их два, – кивнула я.

– Форточка в спальне закрыта? – не утихомиривалась врач.

– На улице холодно, – поежилась я, – может возникнуть сквозняк.

Анна Марковна погладила меня по голове и повернулась к маме.

– С сегодняшнего дня никаких горячих ванн, напитков с медом и укутываний. Холодный душ, дома ходить босиком, есть мороженое, побольше гулять на воздухе. Одежда легкая, никаких шерстяных колготок в апреле, спать с раскрытым окном. Через полгода вы забудете о простудах. Отвезите Фросю на лето в Прибалтику.

– Там море ледяное, – возразила мама, – даже в августе восемнадцать градусов.

– Вот и отлично, – кивнула доктор, – то, что надо. Отдайте ребенка в бассейн. Да! Вы на чем ко мне приехали?

– На такси, – ответила мать.

– А почему не на метро? – задала дурацкий вопрос педиатр.

– Там грязно, инфекция! – воскликнула мама.

– Прекрасно! – обрадовалась Анна Марковна. – Вам необходимо пользоваться общественным транспортом. Иммунитет тренируется. Что случается с рукой, долго закованной в гипс? Она теряет способность двигаться. Так же и иммунная система! Не сталкиваясь с болезнями, она делается уязвимой. Обратите внимание на цыганских детей: бегают зимой босиком по снегу и даже не чихают!

– Она сумасшедшая, – бормотала мама на обратной дороге, – умалишенная! Посоветовать раздеть девочку и отправить ее, босую, общаться с детьми из табора! Фросенька, прикрой личико платочком, в такси повсюду микробы и бациллы! Надень перчатки!..

Костин рассмеялся:

– Ну, я рос в других условиях!

– Трудно быть единственным чадом у не очень молодых родителей, – вздохнула я, – дай мне телефон Светланы Иосифовны, попробую договориться с ней о встрече.

– А не поздно беспокоить старушку? – усомнился Костин.

– Сейчас полдевятого, еще программа «Время» не началась, – возразила я и взяла трубку.

– Квартира Нелидовой, – ответил звонкий молодой голос.

– Позовите, пожалуйста, Светлану Иосифовну, – попросила я.

– Кто ее спрашивает? – поинтересовалась девушка.

Я замялась.

– Мне трудно представиться. В давнюю пору я училась у педагога Нелидовой в музыкальной школе, но навряд ли она вспомнит сейчас Фросю Романову.

– Деточка, я еще не впала в маразм, – засмеялась собеседница, – голова пока меня не подводит. Как поживает твоя мама? Она не вернулась на сцену после того, как ты закончила школу?

– Нет, – тихо ответила я.

– Очень жаль, – вздохнула Светлана Иосифовна, – настоящее колоратурное сопрано большая редкость, а у твоей матери оно было блестящее. Но я ее понимаю. Когда рождается ребенок, карьера уходит на задний план. Нуте-с, зачем я тебе понадобилась?

– Мне бы хотелось поговорить с вами, – ответила я.

– Начинай, – приказала Светлана Иосифовна.

– Не по телефону. Если разрешите, я подъеду к вам завтра в любое удобное для вас время, – попросила я.

– Лучше сегодня, – неожиданно предложила Нелидова.

– В Москве пробки, мне понадобится почти час, чтобы добраться до Бронной, – предостерегла я.

– Ты укладываешься спать с петухами? – засмеялась Светлана Иосифовна. – Я страдаю бессонницей, до трех утра телевизор смотрю, буду рада встрече.