– Если использовать этот аппарат раз в неделю, можно избежать пластической операции, – рядом со мной прозвучал вкрадчивый голос.

   – Спасибо, – не отрывая глаз от глянцевого журнала, отозвалась я, – пока я не думаю о подтяжке.

   – А зря! – промурлыкал собеседник.

   Я отложила еженедельник:

   – Ваше заявление отдает хамством!

   – Ой! Я этого и в мыслях не имел, – затараторил дядечка лет пятидесяти, одетый, несмотря на июль, в шерстяную водолазку, стеганый жилет и плотные твидовые брюки, – как только увидел вас, сразу понял: вот здравомыслящая дама, которая оценит по достоинству возможности «Фебо двадцать».

   – Возможности чего? – не поняла я.

   Незнакомец с радостной улыбкой вынул из пухлой сумки небольшую темно-синюю коробку:

   – Вот! Фейсободивыпрямитель – сокращенно «Фебо». В комплекте идет набор насадок, все сменные. Если вы используете боди-вариант, то исчезнет сутулость, если Фейсоутюг – разгладятся морщины. Всего двадцать насадок. Оцениваете экономию?

   Мне неожиданно стало интересно:

   – Нет, не оценила. Объясните, пожалуйста.

   Коммивояжер стал загибать пальцы:

   – Один сеанс у массажиста – сто долларов. Готов побиться об заклад, что на поход в косметический салон за нежным личиком вы тратите столько же. Поскольку менее двух раз в неделю проводить манипуляции по улучшению экстерьера бессмысленно, то получается, что у вас на поддержание красоты улетает огромная сумма. В месяц выходит запредельно! Фитнес для женщины вашего положения тянет на десять тысяч за тридцать дней. Приплюсуем сюда всякие кремы, лосьоны, массажное масло. Короче, даже пятью кусками «зеленых» не обойдетесь. А «Фебо» один раз купил – и пользуйся им триста лет.

   – Сколько стоит ваш выравниватель? – непонятно зачем спросила я.

   – Пятнадцать тысяч гринов! – гордо заявил «бизнесмен».

   – Ничего себе! – подпрыгнула я. – Машину купить можно.

   – Я назвал вам общую цену, – дал задний ход искуситель, – не забывайте о скидке. Десять процентов от фирмы-производителя.

   – Спасибо, замечательно, но он мне ни к чему, – вежливо сказала я.

   – Еще двадцать процентиков от склада готовой продукции, – соблазнял меня коробейник, – и пятнадцать лично от меня.

   – Лучше вам поискать другого покупателя, – не дрогнула я.

   – Пятьдесят тысяч рублей? Пойдет? – деловито осведомился купец.

   Цена таяла, словно сосулька в кипятке, но меня совершенно не интересовал подтягиватель кожи, поэтому я отделалась кратким:

   – Нет.

   – Двадцать пять, – махом срезал половину суммы продавец.

   Я не колебалась:

   – Нет.

   – Будьте разумны, – занудил мужчина, – разве такие копейки вам не по карману?

   – Я похожа на жену олигарха?

   – Вы сидите в приемной частной медклиники, где год обслуживания стоит миллион рублей, и прикидываетесь неимущей! – фыркнул офеня. – Хотите, я продемонстрирую вам работу «Фебо»? Кстати, чудо-аппарат сделан в Германии, руками трудолюбивых, аккуратных немцев, а не какими-то там китайцами!

   Я еще раз внимательно осмотрела упаковку:

   – Китайцы тоже исключительно трудолюбивы и аккуратны. А зачем немцы украсили коробку иероглифами? Почему не сделали надписи на своем родном языке?

   Мужчина растерялся, а я продолжила:

   – Вы двери перепутали. Вход в клинику «Американо-вьетнамские врачи» со двора, а вы вошли через главный вход и находитесь в частном детективном агентстве.

   – Вот черт, – подпрыгнул собеседник. – Только зря время потерял!

   Разом забыв о сахарно-карамельной вежливости, бедолага запихнул «Фебо» в спортивную сумку и убежал туда, где тусуются люди, спокойно отстегивающие миллионы за медобслуживание.

   – Лампа, зайди, – прозвучало из селектора.

   Я встала, поправила слишком узкую юбку и направилась в кабинет. Будьте осторожны с представителями частной медицины, не приходите на прием к доктору в дорогих украшениях, не бросайте на его стол ключи от своего «Мерседеса», не обливайтесь духами по цене тысяча рублей за каплю, иначе вы рискуете узнать об огромном количестве болезней, лечить которые вам придется долго и упорно, с применением самых современных технологий. Впрочем, не стоит расфуфыриваться и если вы задумали всего-то удалить бородавку. В Москве есть одна косметологическая лечебница, в которой цена на услуги зависит от марки и новизны автомобиля пациентки. И, пожалуйста, не приобретайте никакие омолодители-выпрямители-разглаживатели лица и тела. В лучшем случае вы заплатите огромные деньги за барахло, в худшем – получите удар тока или ожог.

   – Лампа, – повторил селектор, – ты где?

   Я распахнула дверь кабинета мужа и, изображая вымуштрованную служащую, ответила:

   – Слушаю.

   Очень надеясь, что посетительница уже ушла, я доковыляла до двери переговорной, распахнула ее и увидела в кресле, стоящем спинкой ко входу, даму. Вернее, в зоне моей видимости оказалась голова с седыми волосами, рука, лежавшая на подлокотнике, и одна нога, отставленная чуть вбок. На макушке у старушки сидела крохотная шляпка-таблетка, кисть руки была затянута в светло-серую перчатку, а на ноге красовалась темно-коричневая лодочка на невысоком каблуке.

   Я обошла кресло и очутилась перед посетительницей. У нее была бесформенная фигура, облаченная в темное шерстяное платье-макси, полные щиколотки скрывали темные чулки, шея была закамуфлирована воротничком-стойкой, а на лицо опускалась плотная вуаль. Для жаркого июльского дня наряд посетительницы был странноват, но ведь старухи часто мерзнут. Вуаль устаревшая деталь туалета, однако пожилые дамы любят одеваться, как в юные года, поэтому я спокойно села во второе кресло и с фальшиво-радостной интонацией воскликнула:

   – Здравствуйте, я Евлампия Романова, имя немного трудное, можете называть меня Лампа. Готова поспорить на что угодно: у вас нет знакомых с таким именем.

   Как правило, услышав подобное заявление, люди начинают смеяться, они думают, что я шучу, представляясь Евлампией. Но бабушка сидела тихо. Вероятно, от долгого ожидания она элементарно заснула – случаются с пожилыми людьми такие казусы.

   Я прибавила громкости:

   – Добрый день!

   Никакой реакции не последовало, в душу закралась тревога. Поколебавшись, я встала и осторожно потрогала даму за плечо:

   – Очнитесь!

   Она не вздрогнула, не испугалась, не издала ни звука. Я быстро приподняла ее вуаль и заорала. Не надо осуждать меня за бурную реакцию. Интересно, как бы поступили вы, увидев белый череп с ярко-голубыми глазами и белоснежными клыками вампира?

   Не успел мой вопль стихнуть, как в комнату влетела эксперт Лена с неизменным железным кофром в руке.

   – Что у нас тут? – деловито поинтересовалась она.

   Я молча кивнула в старушку и пролепетала:

   – Макс велел мне заняться посетительницей, а она умерла.

   Вокина наклонилась над телом и зацокала языком:

   – Ты сразу побежала выполнять просьбу шефа?

   – Сначала съела шоколадку, попила воды и заглянула в туалет, – честно призналась я.

   Лена попыталась нахмуриться, но потом заржала:

   – Ой, не могу! Лампа! Включи мозги! Перед тобой череп с широко открытыми глазами. Такое бывает?

   – Ну, по-всякому случается, – осторожно ответила я, – если честно, я не сильна в медицинской экспертизе.

   Вокина с жалостью взглянула на меня:

   – Романова, она резиновая.

   – В смысле? – растерялась я.

   – Прикол, – захихикала Лена. – Это манекен. Сегодня не первое апреля, на дворе июль, но в конторе полно шутников, тебя просто разыграли. Теперь ясно?

   – Что? – одними губами спросила я, пытаясь сдержать негодование.

   – Мне по внутреннему кто-то позвонил и велел гнать к переговорной, – объяснила Вокина, – сказал: «Давай, на ать-два, несись во вторую, да прихвати набор для реанимации, Лампе может стать плохо».

   – Ты не узнала голос? – прошипела я.

   – Неа, – легкомысленно призналась Ленка, – но ведь внутренней линией исключительно свои пользуются. Крутая кукла! Эй, ты куда?

   – Разбираться с приколистом, – процедила я и помчалась в главную гостиную.

   Макс обожает розыгрыши, подбросить в чай пластиковую муху или подложить в сумку нервной девицы искусственную мышь для него милое дело. Но мертвая «старушка» в кресле! Согласитесь, эта шутка за гранью добра и зла.

   Позабыв от возмущения роль покорной подчиненной, я влетела в комнату, увидела Макса в одном из громадных кресел, а во втором еще одну куклу, на сей раз не столь искусно сделанную, как «бабушка». Компанию мужу составлял манекен, отдаленно напоминавший мужчину. Манекен был мелким, весил явно меньше меня, с коротенькими ручками-ножками. Да и одет он был как-то по-цыгански: ярко-красная рубашка, белые брюки, мокасины, похоже, из кожи угря, парочка перстней на пальцах и здоровенные часы на запястье. Мелкие черные кудри, белесые ресницы и рыжие брови дополняли картину.

   – Все, – топнула я ногой, – больше ты меня здесь не увидишь! Идиот! Кретин! Дурак!

   – Лампа, успокойся, – велел Макс.

   Но меня понесло:

   – Болван! Разве можно так шутить?

   – Как? – прикинулся незабудкой приколист.

   – Ты посадил в переговорной череп! – заорала я.

   Максим встал, налил в стакан воды и подал мне его с самым заботливым видом.

   – Выпей, милая. Прости, что делаю тебе замечание, но череп не может сидеть, у него отсутствует, так сказать, седалищная часть.

   – У черепа старухи есть все необходимое, – возмутилась я, – ноги, руки и прочее!

   Максим опустил глаза:

   – Понятия не имею, о чем ты!

   От негодования у меня пропал голос, но уже через секунду дар речи вернулся в полном объеме, и я возмутилась:

   – Немедленно перестань прикидываться невинной овцой!

   – Скорей уж бараном, – вздохнул Макс.

   – Неважно, – отмахнулась я, – сидишь в компании с другой резиновой куклой и ломаешь комедию! Решил выставить меня дурой перед сотрудниками?

   – Тише, милая, – попросил Макс, – здесь манекенов нет.

   Я одним прыжком преодолела расстояние от двери до кресла, где вольготно устроилось чучело цыгана, ткнула в него пальцем и язвительно спросила:

   – А это что?

   – Я живой, – спокойно сообщил муляж.

   Макс судорожно закашлялся. Я, успев набрать полную грудь воздуха для следующей реплики, подавилась словами, чихнула и выпалила:

   – Ну уж нет! Хватит. Я не верю!

   – Живой я, – повторил манекен.

   Мне стало смешно:

   – Отличная игрушка, жаль, словарный запас маловат. Она работает от сети или пашет на батарейках? А может, ты управляешь цыганом при помощи пульта?

   – Я живой, – вновь повторил механизм.

   – При чем здесь цыгане? – не понял Макс.

   Меня перестал колотить озноб, стало жарко, я села на диван и ткнула пальцем в куклу.

   – В следующий раз, когда ты задумаешь приобрести очередного робота, попроси, чтобы его одели в мало-мальски приличную одежду. Сейчас твоя покупка выглядит дешевой копией парней, которые на вокзалах присматривают за гадалками! Красная шелковая рубашка! Да такие в Москве даже сутенеры не носят! Сочетание белых брюк с ярким верхом плюс лапти из кожи морского гада и черные кудри до плеч! Ну и кто он после этого? Ни одному мужчине не придет в голову вырядиться клоуном! Но у цыган свой стиль в одежде. А перстни? Жуткие куски золота со стекляшками! Плюс часы, дешевая имитация всемирно известного бренда. Фу! А еще фирма-изготовитель пожадничала и соорудила манекен слишком маленького размера! Твой цыган чуть крупнее средней собаки!

   Макс округлил глаза, поднял брови, потом прикрыл лицо ладонью.

   – Уж не знаю, как и реагировать, – слишком низким для столь тщедушного тела голосом произнес муляж, – с одной стороны, спасибо за беспристрастную оценку моего внешнего вида. До сей поры никто не говорил про вульгарность моих нарядов, наоборот, все отмечали их оригинальность. Но вы заставили меня задуматься: вдруг я переборщил с яркостью? Каюсь, не люблю стиль своих коллег по бизнесу. Все эти строгие темно-серые и синие костюмы нагоняют тоску. Я ближе по духу к Роману Буркину. Слышали? Нет? Рома ездит на «Жигулях», у него их семь штук, все разного цвета, снаружи украшены стразами. Буркин называет свой автопарк «неделькой». Ну помните, раньше для женщин делали трикотажные трусики с надписью «понедельник», «вторник», «среда»? А?

   Я ошалело кивнула. Белые плавочки с названиями дней недели стоили бешеных денег, а в консерваторию, где ваша покорная слуга училась по классу арфы, частенько приходили фарцовщики. Приобрести весь набор трусиков мне было не по карману, поэтому я объединилась с сокурсницами и стала гордой обладательницей двух экземпляров – «воскресенье» и «четверг».

   – А у Ромки «Жигули»-неделька, – говорил тем временем манекен, – еще он везде ходит с вязаной сумкой в виде зайца, говорит, что ее сам на спицах соорудил. Вот это весело, а то все, словно клоны, на «Бентли» и в пиджачной паре. Но теперь я озадачен. Что, правда я похож на цыгана? Кстати, часы родные, а в кольцах бриллианты. Это, по-вашему, дурновкусие?

   – Он живой! – выдохнула я.

   Макс отвел руку от лица:

   – Разреши представить тебе Олега Вайнштейна.

   – Мистер запредельные бабки, – брякнула я и растерялась еще больше.

   Ну, Лампа, сегодня ты продемонстрировала себя во всей красе. Сначала обозвала могущественного бизнесмена, о котором ходят самые разные слухи, манекеном, походя указала на его маленький рост, дала разгромную оценку его манере одеваться, а теперь еще и навесила прозвище.

   Макс снова прикрыл глаза ладонью, а я решила сделать вид, что ничего не случилось.

   – Здравствуйте, меня зовут Лампа.

   – Рад встрече, – интеллигентно ответил Олег.

   Я решила продемонстрировать хорошее воспитание:

   – Взаимно. Сегодня прекрасная погода.

   – Чуть жарче, чем надо, – подхватил Вайнштейн.

   – Вероятно, дождь к вечеру соберется, – продолжила я.

   – Не хотелось бы, – вздохнул Олег. – Так мне не идет красная рубашка?

   Мамино воспитание, предписывающее ответить: «Она очень вам к лицу», было сметено совсем не светской искренностью:

   – Простите, нет.

   – Но почему? – удивился Олег. – Во всех журналах пишут: смуглым мужчинам с темными волосами подходят яркие вещи.

   – Вы рыжий, – парировала я, – вернее, были им, пока не перекрасились и не сделали химзавивку.

   Вайнштейн хлопнул себя по коленям:

   – Как ты догадалась?

   Если собеседник перестает «выкать», вам тоже можно смело перейти на «ты».

   – Когда посещаешь солярий, помни о внутренней стороне рук, иначе она останется белой, а в твоем случае еще и с веснушками, которые, как правило, украшают рыжеволосых людей. У тебя светлые ресницы и брови. Ты совершил типично женскую ошибку, изменил цвет волос, но забыл о растительности на лице. Кстати, вьющиеся от природы волосы курчавятся от самой макушки, а твои закручиваются чуть ниже, это признак отрастающей химзавивки. Красная рубашка имеет право на жизнь, но ей не следует быть алого цвета, лучше выбрать вишневую гамму, и, уж конечно, не надо покупать сорочку, снабженную золотыми пуговицами с наклеенными стразами. Вышитая золотыми нитками голова тигра на плече больше подходит для покровителя ночных бабочек, чем для бизнесмена. Часы слишком вызывающие, лучше поменять платиновый браслет на кожаный ремешок. Белые брюки в Москве смотрятся смешно, столица не курортный город. Если тебе уж так хочется носить светлые штаны, могу порекомендовать бежевые, песочные оттенки. А в ботинках из кожи угря ты похож на рекламу китайского вещевого рынка.

   Макс издал протяжный стон. Я повернулась к мужу:

   – Надеюсь, я лишилась места секретаря? Могу спокойно идти домой?

   Олег медленно снял с головы парик. Под ним оказался коротко стриженный рыжий ежик.

   – Не лучшего качества прическа, – признал он, – я решил слегка изменить внешность. Насчет химзавивки ничего не скажу, вероятно, некогда волосы ей подвергались. Загорел я на яхте, насчет рук ты права, я просто тупо лежал на матрасе, не меняя позы. И по поводу рыжего ты угадала. Макс! Я ее беру! Я ее хочу!

   – Отлично, – кивнул Вайнштейн, – тогда двойной тариф. Я ее беру.

   Вульф почесал макушку:

   – Ну…

   – Я ее хочу, – повторил бизнесмен, – больше никого! Желание клиента закон! Я ее беру! Тройная цена!

   – Минуточку, – вклинилась я в деловую беседу, – что значит «хочу» и «беру»? Я не табуретка в торговом зале с ценником на сиденье.

   – Все продаются, – возразил Олег, – вопрос в цене. И ты мне нужна не для жизни, а в качестве сотрудницы.

   – Хотите предложить мне работу? – обрадовалась я. – Отлично! По рукам! А что делать надо? Надеюсь, зарплата достойная.

   – Гениально! – простонал Макс. – Сначала согласиться – и только потом поинтересоваться! Заявить о собственной неподкупности и через секунду намекнуть про большой оклад!

   – Честно заработанные деньги – это честно заработанные деньги, – гордо ответила я. – Давайте обсудим суть дела.

   Олег вскинул подбородок и стал похож на красноухую черепаху, которая греется под лампой.

   – Некоторые бабы вызывают у меня восхищение. Пару лет назад я попал в аварию. Ехал ночью по шоссе, вдруг откуда ни возьмись иномарка, ну я в нее и вломился. Кувыркался на дороге целую вечность, хорошо, жив остался. Вылез из машины и вижу чудную картину. Мой джип валяется вверх колесами в овраге, разбит всмятку, на металлолом пойдет, я весь в крови, о стекла порезался, стою без штанов, брюки с меня сдернуло. Иномарка лежит на боку посередине дороги, около нее девушка в вечернем платье сидит, на шее разорванное ожерелье. Я пытаюсь прийти в себя, и тут блондинка снимает с головы кусок пластмассы и начинает в голос рыдать: «Мой любимый ободок! Где я куплю такой другой? Ужас! Чем теперь волосы держать?» Нормально, да? Сидит на руинах иномарки ручной эксклюзивной сборки, с шеи водопадом стекают останки колье из нехилых бриллиантов, а сама убивается по поводу обруча за семь копеек! Восхитительно. Настоящая женщина. Лампа, ты потрясающая!

   – Лучше побеседуем о работе, – остановил Вайнштейна Макс.

   Я покосилась на мужа. Никак, он меня приревновал? Олег сложил руки на груди и изложил суть дела.

   Некоторое время назад его подруга, Яна Воронина, стала жаловаться на боль в ухе, и заботливый кавалер отвез ее в клинику. Олег полагал, что ничего особенного с Яной не стряслось, и всю дорогу до медцентра утешал ноющую спутницу: «Ерунда. Обычный отит, тебе в слуховой проход во время купания в бассейне вода попала. Сейчас закапают борный спирт и отпустят».

   У Вайнштейна в голове всплыли детские воспоминания о том, как его мама справлялась с подобной напастью: водочный компресс, теплый платок на голову и уже упомянутый борный спирт. Но сегодняшняя медицина имеет в арсенале другие методы. Яну прогнали по разным кабинетам, взяли кучу анализов, выписали антибиотики и попросили посидеть пару дней дома. Вайнштейн был приятно удивлен профессионализмом докторов, которые решили поставить точный диагноз, изучили весь организм девушки, а не ограничились банальным осмотром больного органа. Правда, за обследование пришлось выложить круглую сумму, но разве стоит экономить на здоровье? В ухе у Яны перестало стрелять через сутки, она повеселела, и Олег забыл о пустяковой ситуации. Все шло хорошо до того момента, как девушке не позвонили из клиники.

   Когда любовница в слезах ворвалась в его кабинет, Вайнштейн поморщился. Он старался не смешивать личное с работой и многократно говорил Яне: «Не надо появляться в моем офисе».

   Она, несмотря на крайнюю степень возбуждения, сочла недовольство Вайнштейна правомерным и прошептала:

   – Извини! Я умираю, мне страшно!

   – Что случилось? – изумился Олег. – В твоем возрасте рано думать о смерти.

   Яна дрожащей рукой протянула ему листок со своими анализами. Олег совершенно не разбирается в медицине. Все эти базофилы, палочковидные, моноциты, эритроциты и прочее для него темный лес, но в бланках исследования крови, как правило, в скобках указывают норму. Допустим, «лейкоциты: 4–8 т.». У Яны все показатели оказались либо значительно выше, либо существенно ниже средних значений. А внизу на бланке стоял пугающий красный штамп с надписью: «Немедленно обратитесь к лечащему врачу».

   Олег схватил всхлипывающую Яну и отвез в клинику. На сей раз их принял главный врач, доктор наук, профессор Яков Баринов.

   – Не скрою, положение серьезное, – сказал он, – у вас не очень хорошая картина по анализам. Возможно, это что-то из ряда гемолитической анемии: талассемия, болезнь Минковского-Шоффара, серповидно-клеточная анемия. Нужны дополнительные исследования.

   Яна зарыдала, а Олег попросил:

   – По-человечески объясните, я не понимаю вашу «феню».

   Баринов сдвинул брови:

   – Грубо говоря, в организме вашей спутницы повышенный распад эритроцитов, укорочение их жизни. Слабость, утомляемость, головокружение, одышка – всего лишь внешние признаки.

   – Я умру! – ужаснулась Воронина.

   – Нет, – рявкнул Вайнштейн, – тебе помогут.

   – Мы сделаем все возможное, – ответил более осторожный Баринов.

   Следующий месяц Яна боролась с болезнью, но лечение было не очень эффективным. Самое интересное, что она, принимая лекарства, ощущала себя здоровой до той поры, пока ей в больнице не демонстрировали результаты очередных анализов. Доктор объяснял больной:

   – Печень более-менее в относительном порядке, но почки дают сбой.

   Яна впадала в панику, приобретала в аптеке очередные снадобья и старательно их пила. До следующего посещения врача она успевала слегка успокоиться, но беседовала с эскулапом и снова пугалась.

   Вайнштейн безжалостен в бизнесе, но в личной жизни он порядочный, мягкий человек, поэтому заводить новую цыпочку не стал, по-прежнему давал Яне немалые суммы на лечение и поддерживал ее морально. Почти героическое поведение, если учесть, что Воронина теперь постоянно плакала.

   Незадолго до Нового года Яна примчалась к Олегу и сообщила, что подслушала разговор врачей и узнала не предназначенную для ее ушей информацию.

   – Мне осталось совсем мало, – печально говорила девушка, – до весны я не доживу. Олежек, у меня, кроме тебя, никого нет, я очень боюсь умереть в одиночестве и не хочу, чтобы мое тело забыли в морге.

   Вайнштейн испугался и решил еще раз сам побеседовать с Бариновым. Разговор получился тяжелым. Врач заявил:

   – Медицина пока не способна справиться с рядом заболеваний.

   – Вы ее плохо лечили! – возмутился Олег.

   – Мы пытаемся, – пожал плечами Яков, – но, увы, таблетку от смерти пока не изобрели.

   – Неужели ничего невозможно сделать? – воскликнул Олег.

   – Ну… э… нет, – после короткого колебания промямлил Баринов, – к сожалению.

   Вайнштейн накинулся на врача:

   – Есть хоть какой-то шанс? Немедленно отвечайте.

   Яков замялся:

   – Не надо терять надежду.

   – Существуют ли лекарства от болезни, которая убивает Яну? – не отставал Олег.

   – В принципе да, – неохотно сообщил профессор.

   – Срочно выпишите их! – возмутился бизнесмен.

   – Она уже все принимала, – мямлил академик, – но некоторым людям это не помогает. Для таких случаев разрабатывают новые лекарства, но пока их в практической медицине нет, они еще не прошли лабораторные испытания.

   Около часа Вайнштейн уламывал Якова продолжить лечение Яны, но в конце концов был вынужден уйти несолоно хлебавши.

   Олег спустился в подземный гараж и увидел около своей машины мужчину лет сорока в белом халате. Врач громко говорил по телефону.

   – Ну и где минивэн с ампулами? Безобразие! Мне плевать на пробки. Вы хоть понимаете, что доставляете? Экспериментальное лекарство против гемолитической анемии! Оно должно было быть здесь еще час назад. Больные ждут! Группа людей уже готова, а вы не можете вовремя привезти новое средство, которое спасет им жизнь! Козлы!

   Последнее слово доктор произнес, уже засунув трубку в карман, потом заметил Олега и смутился:

   – Простите, нехорошо так орать и ругаться, но не все воспринимают интеллигентную речь. Мы хотим вылечить тех, кому не помогают обычные уколы, а шофер, похоже, кофе пьет!

   – Вы ждете экспериментальные инъекции, – ахнул Олег, – еще не запущенное в производство лекарство от анемии?

   – С кем имею честь беседовать? – вопросом на вопрос ответил незнакомец.

   – Моя близкая знакомая больна, – воскликнул Вайнштейн, – Баринов сегодня сказал, что в ее случае медицина бессильна, но у вас есть новое средство!

   – Верно, – кивнул доктор, – по обезьянам и свиньям мы получили замечательные результаты. Самое большее через две недели испытуемые выздоравливали, а контрольная группа за тот же срок умирала. Я очень надеюсь, что наша разработка спасет миллионы жизней, поэтому работаю почти без перерыва на сон. И меня бесит, когда безответственные люди не могут доставить вовремя в клинику столь необходимый медикамент! Козлы! Ленивые дряни! Выехали с завода не в семь утра, а в полдень!

   – Вы кто? – спросил у него Олег.

   – Игорь Родионов, – сообщил доктор, – представитель фирмы-производителя. Сегодня в больнице начинается испытание лекарства на группе добровольцев, – пояснил он.

   – Ах, сукин сын! – заорал Олег. – Баринов же мог включить Яну в состав этой группы. Он не захотел нам помочь!

   – Не обвиняйте врача, – остановил бизнесмена Родионов, – он не имеет права на самостоятельность. Больница выступает исключительно в качестве полигона, предоставляет нам палаты и аппаратуру. Добровольцев искала фармакологическая фирма, она же всем руководит, в медцентре почти никому об эксперименте не известно. Сами понимаете, это коммерческая тайна.

   – Пожалуйста, – взмолился Олег, – дайте шанс моей девушке.

   – Я бы с радостью, – сказал доктор, – но группа уже набрана. Единственный вариант – если кто-нибудь уступит ей свое место.

   – Я готов заплатить, сколько потребуется! – заявил Олег.

   Родионов мягко улыбнулся:

   – Вы щедрый человек, попробую вам помочь. Скажите ваш номер телефона и не выключайте его на ночь.

   Незадолго до полуночи Игорь соединился с Олегом и попросил того приехать в спальный район Москвы. Вайнштейн отправился, оказался в бедной квартирке, увидел на старом диване молодого парня с трубкой в горле. «Это Сергей, – сказал Родионов, – он, к сожалению, очень плох, но все отлично слышит и понимает».

   Юноша кивнул и сделал слабый жест рукой.

   – Сережа знает, что обречен, – продолжал Игорь, – и готов отдать свой шанс Яне. Видите, в каких ужасных условиях они живут? Лиза, иди сюда.

   Из коридора появилась молодая женщина с большим животом. Она молча села на диван и обняла умирающего мужа. У Олега в горле встал тугой, словно резиновый, ком. Поверьте, даже самый отъявленный мерзавец и негодяй прослезился бы, обозрев убогую комнатушку с нищенской обстановкой, беременную женщину, еле сдерживавшую слезы, и парня, которому остались считаные часы жизни. Внешность его портила не только болезнь, но и странное родимое пятно сбоку на шее, под подбородком. Отметина была темно-желтой и достаточно большой, а поскольку несчастный лежал на низкой подушке, дефект был отчетливо виден. Лиза не отличалась эффектной внешностью. Небольшие голубые глаза, маленький рот и чуть вздернутый курносый нос: на улице вслед такой женщине оборачиваться не станут.

   – Сережа мечтает, чтобы Елизавета и новорожденный получили приличные условия жизни и первое время, пока жена не оправится от родов и не выйдет на работу, имели средства к существованию, – продолжил Родионов, – вот сумма, которую он рассчитывает получить наличными.

   Игорь протянул Олегу листы, где стояла цифра с большим количеством нолей. Несмотря на деликатность ситуации, Вайнштейн не удержался от возгласа:

   – Ого! Немало!

   Родионов пожал плечами.

   – Фактически Сергей продает свою жизнь. Он понимает, что даже в его положении сохраняется шанс на спасение, правда, мизерный, но надежда-то есть.

   – Это очень дорого, – попытался сбить цену Олег.

   – Да что вы такое говорите, – прошептала Лиза, – нет, я больше не могу! Игорь Николаевич, спасибо вам, но мы отказываемся. Сережа попробует лечиться, вдруг ему поможет! И как мне без него жить? А наш малыш? Все. Конец. Извините, вы зря съездили, но я не отдам жизнь мужа.

   Олег испугался и быстро сказал:

   – Хорошо, завтра на ваш счет переведут всю сумму.

   Елизавета зарыдала:

   – Нет! Никогда.

   Сергей с трудом поднял руку, вытащил изо рта трубку и прошептал:

   – Уйди на кухню.

   Жена беспрекословно повиновалась, умирающий с трудом повернул голову к Олегу и захрипел:

   – Средства наличкой, банкам я не доверяю. Вы положите доллары, получите мое место в группе, а потом заберете деньги назад.

   – Это невозможно, – попытался объяснить Вайнштейн, – я не имею права распоряжаться вашим счетом.

   – Наличные хочу! – заявил Сергей и всунул трубку назад в горло.

   – А я прослежу, чтобы ваша Яна попала в группу, которой дадут настоящие таблетки, – встрял в разговор Родионов.

   – Что значит настоящие? – вздрогнул Олег.

   Игорь сконфузился.

   – Вы не в курсе, как проводят испытания медикаментов?

   – Нет! Немедленно рассказывайте, – разозлился бизнесмен.

   Родионов зачастил:

   – Подбирают больных на разных стадиях недуга, потом делят их на две группы: клиническую и контрольную. Первой дают настоящие медикаменты, вторая получает пустышку, ей колют физраствор и предлагают таблетки из сахара в оболочке.

   – Зачем? – не понял Олег.

   – Ну так положено, – забормотал исследователь, – чтобы четко понять, действительно ли помогает новинка, или организм сам справился с напастью. Это не только российская практика, подобным образом поступают во всем мире.

   – И смертельно больные люди не возмущаются? – поразился Вайнштейн. – Не требуют настоящего лекарства? Покорно подставляются под фальшивые инъекции?

   Игорь отвел глаза в сторону:

   – Ну… они не знают, что получают обманку. В этом и состоит часть эксперимента.

   Олег вынул телефон и разбудил хозяина банка, в котором держал немалые средства. В десять утра Сергею привезли мешок с долларами, в полдень Игорь Родионов приехал к Яне и дал ей таблетки. Через неделю Воронина позабыла о болезни, к ней вернулись хорошее настроение и аппетит. Родионов забрал у подопечной пустые блистеры и посоветовал:

   – Сделайте, если хотите, независимый анализ. По нашим исследованиям, показатели Ворониной в норме. Сходите к Баринову, пусть оценит состояние больной.

   Яна обратилась в клинику, там у нее взяли кровь и объявили:

   – Вашему здоровью ничто не угрожает.

   Вайнштейн впал в эйфорическое состояние. Правда, он хотел пойти к Баринову и во всем разобраться, но Яна остановила его, напомнив, что место в группе было получено ценой жизни другого чловека, и Олег не поехал в медцентр. Яна тоже от счастья не чуяла земли под ногами. На пике эмоций Олег сделал любовнице предложение, сейчас они готовятся к свадьбе. Яна уехала в Париж за подвенечным платьем, а бизнесмен спешно затеял ремонт в своем пентхаусе, перестраивает логово холостяка в уютную семейную квартиру.

   – Хеппи-энд разбушевался, – пробормотала я, когда Олег перестал фонтанировать словами. – Яна здорова, и в чем проблема?

   – Я подсчитал, в какую сумму мне встала вся эта история! Если назову цифру, вас стошнит!

   Макс криво улыбнулся:

   – Хотите стребовать с клиники Баринова компенсацию? Боюсь, это будет непросто. Вас не заставляли лечиться, вы сами к врачам пришли. И при чем здесь мы? Лучше обратитесь к адвокатам.

   – Доктора обманщики! – побагровел Вайнштейн. – Развели меня на бабки, как лоха!

   – Вы добровольно оплатили лечение будущей жены, – влезла я со своим замечанием.

   – Меня вынудили! – возмутился бизнесмен.

   Макс встал и начал расхаживать по переговорной.

   – Давайте отбросим эмоции и спокойно обсудим положение вещей. Яна умирала?

   – Да, – буркнул Олег.

   – У вас есть история ее болезни? – продолжал Волк.

   – Нет, – буркнул Олег.

   – Наверное, она хранится в клинике Баринова, – предположила я.

   Вайнштейн закашлялся и потребовал:

   – Воды!

   Я налила ему минералки и протянула стакан, он одним махом осушил его, потом сообщил:

   – Я понервничал немного, разорвал бумаги, но Яков это заслужил! Мерзавец!

   Максим сел напротив Олега:

   – Мы чего-то не знаем? Где вы понервничали?

   – В клинике у Баринова, – без особой охоты признался Вайнштейн. – Как увидел его, сразу все понял и потерял самообладание. Все их махинации стали видны как на ладони. Ничего, пусть в суд на меня подаст, там и побеседует с моими адвокатами.

   – Что вас возмутило? – спросила я.

   Олег вытащил из кармана сигарету и затянулся. Я удивилась: странно, бизнесмен ведь не щелкал зажигалкой, каким образом зажег сигарету?

   – Извините, у нас в офисе запрещено курить, – произнес Макс, – это решение общего собрания коллектива. Даже я, хозяин, был вынужден ему подчиниться. Правда, лично мне это на пользу пошло, бросил, чего и вам советую.

   Вайнштейн вытянул руку:

   – Это электронное устройство, имитирующее сигарету.

   – Правда? – удивилась я. – Удивительно похоже на настоящую!

   Олег снова затянулся.

   – Но не пахнет?

   Я повела носом:

   – Абсолютно! Моему нюху позавидует любая собака, но даже я не ощущаю ни малейшего запаха.

   Бизнесмен вновь поднес ко рту сигарету.

   – Это пар. Электронный фокус придумали японцы. В руководстве сказано, что пользователь быстро отвыкнет от настоящего табака. Я не поверил. С двенадцати лет дымил, думал, ничто меня от курева не отучит. Всякие никотиновые пластыри, жвачки, глупость невероятная. Но Павел, мой секретарь, приволок вот это и буквально насильно заставил меня попробовать. Неделю пыхчу и даже не вспоминаю про реальные сигареты. Будет Янке сюрприз. Она пока не знает, что я завязал с курением, – объяснил бизнесмен.

   – Электронная соска, отличная вещь, но давайте вернемся к клинике Баринова, – предложил Макс, – насколько я понял, вы устроили там скандал.

   – Ну, это сильно сказано, – возразил Вайнштейн, – так, сбросил на пол всякую мелочь. Историю болезни Янки в клочья изорвал, пар выпустил, потом к вам поехал.

   – Хотите, чтобы мы за вас подрались с Бариновым? – фыркнула я. – Стенка на стенку?

   – Именно так! – неожиданно согласился Олег.

   – Вам лучше обратиться в общество боксеров, – абсолютно серьезно посоветовал Макс.

   Лицо Олега вытянулось.

   – Что вас так сильно разозлило? – быстро поинтересовалась я. – С чем вы хотите разобраться?

   Вайнштейн слегка расслабился:

   – Сегодня утром, около девяти, я ехал в офис и застрял в пробке напротив кафе…

   Лента машин не двигалась, и Олег от скуки начал разглядывать пейзаж за окном. Через пару секунд увидел за столиком харчевни весело беседующую троицу – двух мужчин и молодую женщину. Вайнштейн их узнал. Это были Игорь Родионов, Елизавета и совершенно здоровый Сергей.

   – Вы не ошиблись? – усомнился Макс. – Может, парень просто был на него похож?

   Вайнштейн с шумом выдохнул:

   – Нет, у меня фотографическая память. Этот талант, с одной стороны, мне помогает, с другой – мешает. Сергея я забыть не мог. Немного странно увидеть, как воскресший труп поглощает кофе и весело хохочет. Не находите?

   – Может, его вылечили? – промямлила я.

   – Не пори чушь, – отмахнулся Олег. – Я вспомнил, как был у них дома, и вдруг понял: меня развели. Трубка! Ну почему я раньше не допер! Ясно? Сергей был подключен к дыхательному аппарату. Ну? Ну! Вы такие же идиоты, как и я?

   Макс растерялся, я вначале тоже не поняла, что имеет в виду Олег, но потом сообразила:

   – Во время беседы Сергей на ваших глазах сам вынул трубку?

   – Ядрена матрена! Да! – подтвердил бизнесмен.

   – А потом вернул ее на место? – засмеялась я. – Да он фокусник!

   Поскольку Макс продолжал с недоумением смотреть на Вайнштейна, я пришла супругу на помощь:

   – Не знаю, как по-научному называется дыхательная трубка, но собственноручно вытащить ее непросто, а уж назад вставить и вовсе нереально, манипуляцию производит медперсонал, не каждая сестра справится с этой процедурой. Если Сергей сам выдернул приспособление, а потом вернул назад – значит, он обманщик. В цирке выступают шпагоглотатели, некоторые из них являются мошенниками со спецреквизитом, изображают, что вводят лезвие в пищевод, а на самом деле полоска стали убирается в рукоятку. Думаю, та дыхательная трубка – родная сестра «смертельного кинжала».

   Олег похлопал меня по плечу:

   – Молодец! Так вот, я решил пойти в кафе и уличить подонков. Приказал шоферу парковаться, тот проехал чуть вперед, нашел место. Я побежал в забегаловку и обнаружил там пустой столик, ушли, гады, пока водила джип у тротуара пристраивал. Официант сказал, что впервые их видел. Трактир дешевый, стоит неподалеку от метро, постоянных клиентов нет, туда многие забегают выпить кофе перед работой.

   – Угу, – кивнул Макс, – надеюсь, вы не ринулись к Сергею домой?

   – Конечно, бросился, – вздохнула я, – отменил все дела и помчался.

   – А вы бы удержались? – взвился Вайнштейн. – Да, я кинулся в чертовы трущобы! Нашел там бабку, полубезумную! Еле-еле с ней объяснился!

   – Она небось сдает жилплощадь, – предположил Макс, – и вы, переполнившись здоровым и совершенно справедливым негодованием, на реактивной метле погнали в клинику к Баринову и устроили ему последний день Помпеи?

   Олег положил ногу на ногу, стало видно, что у него короткие и совершенно не подходящие ни к светлым брюкам, ни к красной рубашке носки синего цвета.

   – Я по дороге наступил на горло эмоциям и вполне вежливо спросил у Якова: «Думаешь, тебе разводилово с рук сойдет? Урою на фиг».

   – Действительно, очень интеллигентное заявление, – согласился Макс, – и какой ответ вы получили?

   Вайнштейн прищурился:

   – Он выкручиваться начал! Дескать, у Янки необычное течение болезни! Понес лабуду, словами заумными жонглировал, думал, я не пойму и отстану. Но не на таковского нарвался! Я его чисто конкретно спросил: «Ты с Родионовым в доле?»

   – Предполагаю, Яков полностью отрицал свое знакомство с Игорем, – вставила я.

   Олег вытащил из кармана шелковый платок и вытер вспотевший лоб.

   – Угадала. Гад сделал круглые глаза и давай брехать. Никаких апробаций лекарств у них не проводили, Яна больна. Позвонил на ресепшен, велел бумаги принести, начал пальцем в ее историю болезни тыкать! Ну я и психанул! Смел все с его стола на пол! Телефон разбил, настольную лампу кокнул! Изодрал Янкины документы в клочья!

   – Вот последнее вы сделали зря, – укорил Макс.

   – Да они там лажу понаписали! – возмутился Олег. – Я всю их механику понял. Выбирают богатых клиентов и начинают дурилово! Подсовывают фальшивые результаты, пишут страшный диагноз, а потом подстраивают якобы случайную встречу с Родионовым, который выбивает бабло за место в группе испытуемых. Если Янка была так больна, почему она не померла?

   – Вылечилась с помощью нового средства, – ответила я.

   Самое интересное, что эта история почти правда. У моей покойной мамы была троюродная сестра Татьяна, которая умерла, когда я перешла в третий класс. Тетю Таню я помню хорошо: она обожала яркую одежду, всегда носила платья сочных красных, оранжевых, истерически зеленых или желтых тонов, имела красивые черные волосы и по характеру была полной противоположностью моей мамы. Мамочка счастливо жила много лет с одним мужем, никогда не устраивала истерик, разговаривала спокойным тоном и твердой рукой вела домашнее хозяйство. Татьяна же постоянно кричала, безо всякого повода налетала на свою дочь, то запрещала ей есть сладкое, вопя: «Толстуху никто замуж не возьмет», – то заваливала несчастную Леночку конфетами и орала: «Полакомись, солнышко, вот распишешься с идиотом, тогда нахлебаешься горького».

   О Лене у меня почти не осталось воспоминаний. Тихая девочка с копной сильно вьющихся волос – это все, что я могу сказать. Мы никогда не дружили. Тесному общению мешал огромный город, я жила на севере, а Лена на западе Москвы, на метро маленького ребенка даже в относительно спокойные советские времена одного не отпускали, поэтому мы встречались лишь по праздникам, когда тетя Таня приезжала в гости. Мама никогда к ней не ездила. Один раз я спросила: «Мамуля, а почему нас Кротовы никогда не приглашают?»

   Она быстро ответила: «Таня живет в коммунальной квартире, комната у них с Леной маленькая, соседи скандальные. Лучше посидеть у нас в гостиной».

   Может, если б мы с Леной ходили в один класс или обитали в соседних домах, у нас и сложилась бы дружба, но ежедневного общения не получилось, мы росли фактически чужими. Потом тетя Таня умерла, а Лену забрали родственники по линии отца, ее следы затерялись.

   – Сомневаюсь, что жулики будут глубоко копать, – сказал вчера Макс, протягивая мне паспорт, – главное, придерживайся разработанной линии поведения, и проблем не возникнет.

   – Наверное, следовало все же снять на время акции квартиру, – засомневалась я, разглядывая документ, – что, если мошенники не захотят иметь дела с родственницей Максима Вульфа? Ты достаточно известная личность на рынке детективных услуг.

   Макс, как все мужчины, никогда сразу не соглашается с женой, поэтому он ответил:

   – Олег Вайнштейн богатый человек, в придачу к деньгам он обладает взрывным характером. Кроме того, у него полно связей в самых разных кругах, он со многими пьет водку, ездит на охоту и парится в бане. Ему ничего не стоит обратиться к правильным пацанам или ответственным сотрудникам МВД, которые покажут обманщикам небо в алмазах. Если уж жулики его не побоялись, то и на меня наплюют, я для них не авторитет.

   – Почему Вайнштейн пришел к тебе? – запоздало удивилась я. – С его связями легко решить эту проблему за один день!

   Макс улыбнулся:

   – Парня надули, обвели вокруг пальца, стрясли с денежного дерева урожай. Олегу не хочется рассказывать об этом всем подряд. Каково потом общаться с мужиком, который в курсе, что тебя облапошили? Кто захочет выглядеть лохом? Вот он и прибежал сюда, со мной Олег по саунам не ходит.

   – Может, все-таки мне съехать? – сомневалась я. – Назваться Еленой Кротовой, но устроиться жить автономно?

   – Нет, – отрезал Макс.

   – Но почему? – не отставала я. – Объясни аргументированно!

   – Нет значит нет, – объявил Максим. – Это самая лучшая аргументация.

   – Просто отличная, – согласилась я, – но если мошенники не захотят связываться с твоей дальней родственницей, мне никаких претензий не предъявляй.

   – По рукам, – кивнул Макс, – завтра тебя ждут у Баринова, Елена записана на прием. Обеспеченная вдова хочет подольше пожить на этом свете.

   Утром я поехала в салон, провела там несколько часов, потом заглянула в книжный магазин, вернулась в машину, завела мотор, взглянула в зеркало заднего вида и вскрикнула, увидав незнакомую шатенку. Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошло: темноволосая мадам на самом деле я. Вы не поверите, до какой степени способен изменить внешность новые цвет и длина волос.

   Женщинам, которые ежедневно рьяно ухаживают за собой, нужно поставить при жизни памятник. Я начинаю нервно чесаться, если мастер щелкает ножницами больше тридцати минут. А сегодняшний визит стал настоящим испытанием для моей нервной системы. Сначала меня из блондинки превратили в шатенку, затем придали волосам оттенок «коньяка с медом» и сделали наращивание. В результате сейчас в зеркале вместо обычных всклокоченных перьев цвета соломы я вижу водопад кудрей, переливающихся в солнечном свете. Брови мне тоже оттенили, и теперь они просто соболиные. Еще мастер нарисовал мне небольшую «мушку» над правым уголком рта.

   – Это слишком, – запротестовала я, когда парень по имени Леня стал аккуратно наносить родинку.

   – Вовсе нет, – уперся Леонид, – ты отказалась от масштабного грима, поэтому надо применить хитрость. Люди при встрече будут задерживать взгляд на родинке, значит, меньше внимания обратят на черты лица. В их памяти ты останешься как приятная молодая дама с заметной приметой. Родинка – вот о чем подумают все, услышав фамилию Кротова.

   Мне пришлось согласиться.

   – Хорошо, а она потом смоется?

   – Конечно, – пообещал Леня, – через сутки от пятна и следа не останется, если будет надо, сама подрисуешь, вот краска про запас.

   Я вздохнула. Совсем не хочется изображать Кармен, но разве мне оставили выбор? Впрочем, буду честна: мне впервые предложили царский гонорар, и сейчас я страдаю из-за собственной жадности.

   И вот, глядя в зеркало, я пытаюсь привыкнуть к новому облику. Глаза, нос, рот, лоб, щеки, улыбка – все осталось прежним, но волосы и пресловутая родинка уничтожили Лампу Романову. В душу вползла тоска, но я умею справляться с унынием и в то же мгновение избавилась от этого чувства. Знаете как? Любую нервирующую вас ситуацию надо довести до абсурда. Ну, допустим, вы встали на весы, увидели, что они показывают на три кило больше, и запричитали: «Я жирная корова, уродина, не влезу в вагон метро».

   Остановитесь, не плачьте, еще раз поглядите на стрелку и представьте, что она резко ушла вправо до цифры «120». Это возможно? Ну конечно, если есть такая отметка, следовательно, эта весовая категория достаточно распространена. Цифра «400», например, отсутствует, а «120» – пожалуйста. Ну и как? Шестьдесят-то кило намного лучше! Не находите? Вот и успокойтесь.

   Этот метод хорош во всех случаях жизни. Муж забыл про День святого Валентина? Притопал с работы, слопал праздничный ужин и, не спросив, почему жена приготовила торт и жаркое из кролика, а на тумбочке расставила красные свечи, плюхнулся у телика с бутылкой пива в руке? А вы ушли в спальню и глотаете слезы, повторяя про себя: «Ну как можно быть таким уродом? Даже шоколадку не принес».

   Ладно, представьте, что дело было так. Супруг приволок набор конфет в коробке в виде сердца, а после ужина засуетился и сказал: «Меня срочно вызывают на работу! Не скучай, дорогая», – и бросился в ванную бриться.

   Пока он приводил себя в порядок, вы залезли к нему в портфель, нашли там… нет, не дешевое ассорти, которое досталось вам, а бархатную коробочку с симпатичным колечком. Мобильный телефон супруга переполнен смс типа «Жду с нетерпением», «Ты где, котик?», «Наш романтический ужин будет в ресторане?».

   Ну, что лучше? Невнимательный, но верный супруг или коробка шоколада из рук Казановы? Знаете, есть много дам, которые имеют вес больше центнера, и не счесть числа женщинам, у которых мужья ходят налево. Услышь они ваши причитания по поводу шестидесяти килограммов и неполученных сладостей, ух как ругались бы! Поэтому успокойтесь, у вас все отлично, вы обладаете прекрасной фигурой и нормальным супругом.

   Я отвела взгляд от зеркала. Подумаешь, уродливая темная родинка! Леонид мог нарисовать мне и усики!

   До клиники Баринова я добралась безо всяких приключений, аккуратно пристроила роскошную иномарку в подземной парковке и, повесив на плечо вызывающе дорогую сумку, поцокала каблуками дизайнерских туфель по мраморным полам клиники.

   Яков оказался вполне приятным человеком. Он выслушал мои жалобы на покалывание в правом боку, резь в левом, головокружение, тоску, бессонницу, постоянное желание дремать днем и спросил:

   – Вы не завтракали?

   – Нет, меня предупредили, что анализы делаются на голодный желудок, – кивнула я.

   – Отлично, – похвалил меня врач, – сейчас Машенька проведет вас по кабинетам, бояться не стоит, больно не будет.

   Баринов не обманул, у него работали настоящие профессионалы. Когда брали кровь из вены, я не почувствовала укола, отоларинголог не засовывал мне в ухо, горло и нос холодные железки, а посветил туда каким-то прибором. Стетоскоп у терапевта был теплый, кушетку, на которую я легла, чтобы снять кардиограмму, заботливо накрыли одноразовой простыней, в комнате, где работал томограф, не царила ледяная стужа. У всех докторов были мягкие руки и тихие, умиротворяющие голоса, никто из них не цокал языком, не поднимал бровей и не произносил: «Что же вы, милочка, так себя запустили! Не в глухой деревне живете, в столице России, нужно было регулярно диспансеризацию проходить».

   Полтора часа симпатичная Машенька таскала меня от одного аппарата к другому, в конце концов привела в уютный буфет, усадила за столик, принесла бокал латте, лосося с овощами и сказала:

   – Вам непременно надо поесть. Подкрепитесь, отдохните, и вернемся в кабинет к Якову Сергеевичу.

   Я достала из сумки пафосный кошелек:

   – Сколько с меня за обед?

   – Ни копейки, – обрадовала клиентку Машенька, – стоимость еды включена в цену обследования.

   – Очень мило, – кивнула я. Пальцами, на которых сверкали разнокалиберные караты, я выудила из портмоне бумажку в сто евро и протянула медсестре: – Это твои чаевые.

   – Ой, не возьму, – испугалась Маша.

   – Почему? – хмыкнула я. – Мало? Сейчас прибавлю.

   – У меня зарплата, – сказала медсестра.

   – Лишние деньги еще никому не помешали, – парировала я.

   – Вы ешьте спокойно, – не дрогнула Машенька и убежала, оставив сто евро на столешнице.

   Я убрала купюру. Проверку на вшивость девушка выдержала с блеском. Интересно, она одна здесь такая или Баринову удалось подобрать абсолютно бескорыстный медицинский персонал?

   Лосось оказался вкусным, а кофе крепким. Я опустошила тарелку, отодвинула в сторону чашку с остатками молочной пены, и в ту же секунду как по заказу в помещение буфета вошла другая девушка, не Маша, и предложила:

   – Пойдемте к Якову Сергеевичу.

   – У вас нет никаких проблем, – огорошил меня Яков. – Анализы замечательные, печень, почки, желудок, легкие, сердце в норме. Хотел бы придраться, да не к чему. Бьюсь об заклад, что вы никогда не болеете простудой. Когда в последний раз подхватили насморк?

   – Меня мучает бессонница, – заныла я. – А днем, наоборот, дремлю.

   – Вы не работаете? Найдите себе интересное занятие, – посоветовал Баринов.

   Я поджала губы:

   – Вот еще! Я имею многомиллионное состояние и не собираюсь ломаться за копейки!

   – Займитесь благотворительностью, – продолжал Яков. – На свете много брошенных детей.

   – Фу! – скривилась я. – У них плохая генетика! Не собираюсь нести ответственность за тех, кто бездумно произвел на свет ребенка! Терпеть не могу младенцев, малышей и подростков.

   – Можно помогать собакам или кошкам, – пожал плечами Баринов, – в муниципальных больницах обрадуются волонтеру, в любой церкви вас с удовольствием примут в ряды тех, кто варит суп для голодных.

   – Стоять у плиты? – возмутилась я и начала вертеть кольца на пальцах. – Нет уж! Я точно больна! Найдите причину моего плохого самочувствия и устраните ее! Я заплачу за дорогие, самые современные лекарства!

   Баринов аккуратно сложил стопкой листочки:

   – Вам необходим фитнес. Три раза в неделю. Поменьше деликатесной еды, забудьте про икру, шоколад, дорогой сыр, омары и иже с ними. Геркулес, гречка, творог, кефир, орехи – вот ваши друзья. Вставайте не позже семи, обливайтесь холодной водой, завтракайте легко и уходите по делам.

   Я упорно продолжала играть капризную богатую дамочку:

   – Я же не работаю!

   – Домашнее хозяйство тоже подойдет, – улыбнулся Яков, – уборка, глажка, поход за продуктами, готовка, во всем можно найти интерес.

   – У меня хватает средств на прислугу! – взвилась я. – Хочу лечиться!

   Баринов оперся ладонями о стол:

   – Ваши проблемы растут из вашей обеспеченности, имя им – скука. Наше тело – хитрый механизм. Мозг понял, что хозяйка мается от безделья, и услужливо стал ей помогать. Вас тошнит от лени. Лучше обратитесь к психотерапевту, вот он возьмет внушительные деньги и станет день за днем копаться в ваших переживаниях. У психолога вы получите, что хотите, – дорогие услуги и максимум внимания. С моей точки зрения, вы здоровы! Вам в моем центре делать нечего!

   Я растерялась. Мы с Максом были уверены, что главврач мигом уцепится за возможность «лечить» вдовушку и назначит ей кучу процедур. Но Яков повел себя непредсказуемо.

   Мне пришлось изобразить возмущение.

   – Значит, по-вашему, я бездельница?

   – Да, – с детской прямотой заявил главврач. – Как только найдете дело по душе, моментально наладятся и сон, и аппетит. Или выходите замуж, окунитесь в семейную жизнь, вам не поздно еще забеременеть и родить ребенка.

   Я уцепилась за последнюю надежду напроситься на лечение:

   – С моим капиталом трудно быть уверенной в искренности чувств партнера. Не собираюсь идти под венец! Давайте повторим обследование. Вдруг ваши врачи и лаборанты ошиблись.

   – Все разом? – улыбнулся Яков.

   – Ладно, – сдалась я, – посоветуйте мне знающего, дорогого душеведа. Мое материальное положение не позволяет мне лежать на продранной кушетке или рассказывать о своих проблемах в составе группы алкоголиков.

   Баринов вздохнул:

   – В моей клинике психолога нет. Посоветуйтесь со знакомыми.

   – Я недавно приехала из Германии и еще не обзавелась друзьями, – отрапортовала я.

   – Загляните в Интернет, лучше сарафанного радио ничего нет, – дал совет Яков.

   Я ощутила себя Наполеоном, который напрасно ждал на Поклонной горе делегацию москвичей с ключами от города. Яков не собирается избавлять от недугов Елену Кротову. В чем дело? Может, главврач почуял засаду? Я фальшиво сыграла обеспеченную вдову? Что-то насторожило Якова?

   – Пожалуйста, оплатите сегодняшний визит, – сказал владелец клиники, – Алина вас проводит.

   У кассы никого не было.

   – Тридцать две тысячи, – сказала дама за стойкой, – можно оплатить карточкой.

   – Сколько? – делано возмутилась я.

   Медсестра опустила взгляд, администратор затараторила:

   – Понимаю, сумма внушительная, но вам сделали всю возможную диагностику, включая очень дорогие анализы.

   – Дорого? – весьма успешно изобразила я гнев. – Издеваетесь, да? Бесплатная медицина отвратительна! Почему вы обманываете клиентов?

   Алина быстро заморгала, а кассирша изумилась:

   – Кто вам солгал?

   Я обвела рукой комнату:

   – Все. Я приехала недавно из Германии, где счастливо жила с мужем-миллиардером. Генрих всегда повторял: «Не дай бог стать таким бедным, чтобы лечиться бесплатно». Оказавшись в России, я начала искать достойную, дорогую лечебницу, повторяю, дорогую, нашла в Интернете ваш сайт и поняла: вот она!

   – Правильный выбор, – перебила меня Алина, – у нас лучшие доктора, супероборудование и полный цикл обслуживания от осмотра терапевта до полостных операций. Кто-то проявил к вам невнимательность? Нагрубил?

   Я оттопырила губу:

   – Следует признать, меня провели по всем кабинетам, персонал был приветлив, но они ничего не нашли! Ни малейшей болячки, даже самой крохотной!

   – Радуйтесь, – вздохнула кассирша, – значит, у вас завидное здоровье. Со мной все иначе, диагностировали камни в желчном пузыре и подталкивают к операции!

   – С меня взяли копейки за осмотр! – не обращая внимания на нее, возмущалась я. – Ужасно!

   – Тридцать с лишком кусков для вас копейки? – поразилась Алина.

   – А разве нет? – фыркнула я.

   Кассирша закашлялась, Алина натянуто улыбнулась:

   На плите стояла здоровенная кастрюля, прикрытая крышкой, в мойку била струя воды, дверца холодильника оказалась открытой, Макс рылся на полках.

   – Неужели ты решил заняться готовкой? – изумилась я.

   – Уже познакомились? – спросил из столовой муж.

   Я обернулась. Максим никак не может быть одновременно в двух местах, если он сейчас размешивает ложечкой сахар в чае, то кто шарит в холодильнике в поисках еды? В ту же секунду дверца холодильника захлопнулась, и я увидела женщину крепкой комплекции, примерно лет шестидесяти.

   – Это Роксана, – представил ее Макс, – наша домработница.

   – Лучше зовите меня Рокси, – смущенно попросила незнакомка.

   – Нам нужна прислуга? – не сдержала я удивления. – Я отлично справляюсь сама.

   – Роксана, ты тут пока осматривайся, – приказал Макс и утащил меня в кабинет.

   Следующие десять минут я выслушивала пламенную речь Макса на тему «освободим женщину от кухонных уз, пылесоса, веника, тряпки, сделаем ее счастливой!».

   Выступление завершилось вопросом:

   – Неужели ты недовольна?

   – Абсолютно! – честно призналась я.

   – Почему? Объясни, – потребовал Макс.

   «А где гости?» – выдавила Наташа, ощущая себя весьма странно. «Я позвала только вас, – объяснила Фейн, – другими друзьями не обзавелась. Усаживайтесь, здесь отличная пицца». – «Пицца! – подскочила Ливанова. – Зачем тогда от нас потребовались особенные наряды, если праздник в забегаловке?» – «Тут вкусно, – пожала плечами Лора, – а насчет дресс-кода – это хохма, пошутила я. Думала, вы поймете». Наташа шлепнулась на стул, а Костик, изумленный не менее жены, протянул Фейн пакетик. Лора моментально содрала упаковку и не скрыла разочарования: «Кружка! На рынке купили? Страшного дизайна вещь!»

   Ливанова взглянула на меня:

   – Красиво вышло! Мы со всех сторон оказались в дураках!

   – У Лоры не было кавалера? – уточнила я.

   Наташа скривилась:

   – Нет.

   Я вынула из сумочки фотографию:

   – Интересно, почему? Фейн – симпатичная шатенка с выразительными карими глазами и крупным ртом. Судя по снимку, у нее была прекрасная фигура. Наверное, Лора сидела на диете и посещала фитнес.

   – Она питалась только самым вкусным и дорогим, – зло сказала Ливанова, – и не знала, где находится спортзал. Ей повезло с генетикой. Вот я постоянно себя во всем ограничиваю и расползаюсь. Лорка не хотела длительных отношений, знаете, она, похоже, была лесбиянкой! Избегала мужчин.

   – Можете назвать ее сердечную подругу? – деловито спросила я.

   – Никогда с ней не встречалась, – поморщилась Наташа, – да чего вы расспрашиваете? Жалко Лорку, но ее убили.

   – Похоже, нет, – ответила я.

   Лицо Ливановой вытянулось:

   – Как нет? Вы чего? Я видела труп.

   – Без головы и рук? Тело в платье Фейн? Знаете ее почерк? – насела я на Наталью. – Может, сохранились расписки Лоры? Или поздравительная открытка от нее?

   – Три года такую ерунду не хранят, – дрожащим голосом ответила Наташа, – почерк у Фейн был аккуратный, каждая буковка отдельно выписана, у «р» высокая палочка, а «т» с завитушкой. Подписывалась она, как ребенок, просто ставила имя и фамилию, полностью. Да! Имелась у нее одна особенность, я ее просила в ведомостях так не делать, но разве ж она меня послушает. В графе «получил» она указывала так.

   Наташа схватила листок и старательно воспроизвела «Лора. Фейн».

   – Точку после имени ставила, говорила: «Это мой отличительный знак, не приставай. Ну и черт с ней, с финансовой отчетностью, мне плевать, как принято, я пишу, как хочу».

   Я достала свой мобильный, в котором была фотография записки, и положила перед Ливановой.

   – Прочтите.

   Собеседница начала кусать губы, потом потерла щеки и просипела:

   – Ее похитили?

   – Вероятно. Узнаете почерк? – настаивала я.

   – Ну, может, ее, – прошептала Ливанова. – Где Лорка?

   – Пока неизвестно, – призналась я.

   Ливанова шумно задышала:

   – Вам нужна правда?

   – Конечно, – подтвердила я, – все, что знаете. Это поможет ее спасти.

   Наташа скрестила руки на груди:

   – Лора жила с бабой и часто жаловалась на партнершу. Та в их паре исполняла роль мужчины, понимаете?

   Я кивнула, Ливанова приободрилась:

   – Грубая тетка, вульгарная, а поди же, понравилась Лоре. Она часто в синяках ходила, партнерша ее колотила, ревновала до жути. Наверное, она ее сейчас взаперти и держит.

   – Почему вы не сообщали про сексуальную ориентацию Фейн три года назад? – укорила я Наташу.

   – Никто не спрашивал, – после короткой паузы призналась собеседница, – и труп мне показали. Зачем было про чужие секреты откровенничать. Вы не ищите мужчину! Лора их ненавидела! Ни с одним дела не имела.

   – Подскажите имя ее любовницы, – попросила я.

   – Не знаю! Ей-богу! Она его не называла, – зачастила Наташа, – поверьте! Я никогда не вру! Фейн и мужчина? Ха! Пойдете по неверному следу! Извините, я скоро вернусь.

   Зажав рот рукой, Наташа кинулась в глубь офиса. Я открыла сумочку, достала из нее крохотную черную пупочку, взяла телефон, лежавший на столе, быстро разобрала трубку, всунула внутрь «жучок» и стала ждать, когда Ливанова вернется из туалета. Неудобно уходить, не попрощавшись.

   Нынешний июль радовал солнечной погодой. Я вышла на улицу и аккуратно всунула в левое ухо крохотное принимающее устройство. Макс молодец, не жалеет денег на техническое оснащение. Будем надеяться, что я не зря потратила «шпиона». Наташа сейчас непременно должна соединиться с тем самым мужчиной, которого упорно защищала, выдумав сказочку про злую ревнивую лесбиянку. Почему я решила, что Ливанова привирает? Слишком уж рьяно она твердила о своей честности и повторяла: «С мужчинами Фейн дел не имела».

   В ухе запищало, я прижалась спиной к стене дома. У этого «жучка» есть один недостаток: радиус его действия невелик. Не следует думать, что Макс приобретает маломощную аппаратуру, в распоряжении агентства имеется целый минивэн, сидя в котором за пару кварталов от объекта вы хорошо услышите, о чем и с кем он воркует. Но у меня с собой простой, так сказать, одноразовый вариант, поэтому далеко отходить от офиса фирмы «Портрет» нельзя.

   – Алло, – произнес красиво окрашенный тенор.

   – Костя! Ты меня обманул! – перебил его голос Натальи.

   – Солнышко! Ты опять наслушалась сплетен, которые злые люди придумывают про твоего мужа?

   – Врун.

   – Я тебя тоже люблю.

   – Лора Фейн жива. Эй, не молчи! Где она? Ты к ней ездишь?

   – Ну… это невозможно… ты же знаешь.

   – Она написала письмо.

   – Что?

   – То! Записку! «Я похищена, помогите».

   – Тусенька, успокойся. Откуда эта информация?

   – Сволочь! Я тебе верила! Гордилась! Любила!

   – Она умерла, ты видела тело.

   – Ага! Без головы и рук.

   – Верно, я не хотел, чтобы ее опознали! Зая, прими валерьянки. Кто тебе это рассказал?

   – Из милиции приходили.

   – Это невозможно. Дело закрыли.

   – Значит, открыли.

   Костя засмеялся:

   – Никогда. Фейн похоронили, про нее все забыли. Кто-то решил тебя разыграть.

   – Кто?

   – Откуда мне знать? Какой-то идиот.

   – Идиотка! – заорала Наташа. – Одна из твоих баб!

   – Милая, не начинай.

   Наташа зарыдала.

   – Котенька, я люблю только тебя, – замурлыкал Константин, – ну какие мы ревнивые! Тигрица.

   – Послушай, – вдруг успокоилась Наташа, – если меня решила напугать твоя очередная, тупая, страшная, идиотская пассия, то…

   – Лапочка, глотни пустырника.

   – …то она знает про тебя и Лору, – довершила Наташа, – понимаешь?

   – Ты не выдумываешь? – с тревогой спросил Константин.

   – Я что, дура? – взбеленилась жена.

   – Нет, но может, ты решила слегка меня взбодрить, – заявил муж. – Лады, это разговор не телефонный. Когда домой приедешь?

   – В восемь закрою офис, – всхлипнула Ливанова, – в девять заявлюсь. Встреть меня у метро.

   – У какого? – уточнил муж. – У «Багратионовской»?

   – Нет, лучше на «Филях», – попросила Наташа.

   – От «Багратионовской» до нас ближе, – заспорил Костя.

   – Ненамного, – заканючила Ливанова, – я хотела зайти в «Оранжевую свинью». Давай там поужинаем?

   – Конечно, милая, – включил «обаяшку» муж, – любой твой каприз выполню. «Оранжевая свинья» хороший выбор. Значит, в девять на «Филях»? Не нервничай, это какая-то ерунда. Сейчас любого мента за сто баксов купить можно. Тебя разыграли.

   – Мне бы твои нервы, – протянула Наташа, – толстокожий бегемот.

   – Я тебя люблю, зая, – поспешил заверить Костя.

   – И я тебя, – после короткой паузы ответила Наташа, – скажи, она правда подохла?

   – Правдивее не бывает, – заверил Константин, – я непременно найду ту сволочь, что тебя сегодня напугала. Угадай, что я с ней сделаю? Ты ведь знаешь, как я расправляюсь с обидчиками жены! А?

   – Да, – еле слышно ответила супруга и отсоединилась.

   Я вынула наушник, аккуратно смотала провод, ведущий к диктофону, и набрала хорошо знакомый номер.

   – Маврикова слушает, – звонко прозвучало из трубки.

   – Добрый день, Рита, это Лампа Романова, – представилась я.

   – О! Приветик, – обрадовалась подруга. – Ты где?

   – Иду к машине. Помоги мне, пожалуйста.

   Маргарита со вкусом чихнула.

   – Аллергия разбушевалась? – предположила я. – Тебе же врач велел расстаться с кошкой! Но что-то мне подсказывает: Муська по-прежнему спит с хозяйкой.

   Ритуся оглушительно высморкалась.

   – Доктор – кретин. У меня от Никитиных проделок каждый выходной мигрень. Что теперь, в детдом сына сдать? Муська мне как дочь, я ее из пипетки с недельного возраста выкормила. Ничего, попью сиропчик, таблетки, авось пройдет. Ты могла бы от мопсов из-за золотухи избавиться?

   – Собаки мои остались с Катюшей и остальными членами семьи, – грустно сказала я, – очень по ним скучаю. Хотела кого-нибудь с собой к Максу прихватить, Капу, Феню или Мулю с Адой, но поняла: стаю разрушать нельзя. Псам лучше в Мопсине, на свежем воздухе.

   – Купи себе других, – посоветовала Маврикова.

   Я лишь вздохнула. У Макса никогда не было животных дома, не знаю, как он отнесется к щенку, мы с ним на эту тему пока не беседовали.

   – Ну, что тебе надо? – перешла к делу Рита.

   – Необходима полная информация на сотрудницу фирмы «Портрет» Наталью Ливанову и ее мужа Константина, – попросила я.

   – Срок? – уточнила Маргарита.

   – Вчера, – заявила я.

   Маврикова зашуршала бумагами:

   – Значит, как обычно.

   – Сделай одолжение. Получится до девяти вечера что-нибудь нарыть? У меня в двадцать один ноль-ноль с ними встреча, – сказала я.

   – Сообщу все, что накопаю, – пообещала Рита.

   Я положила мобильный в сумочку, села в машину, проехала несколько кварталов, вспомнила, что у меня нет наличных денег, и притормозила у банкомата.

   Меня удивляют люди, которые буквально «повисают на чужой спине», когда незнакомый им человек хочет получить деньги из уличного банкомата. Неужели непонятно, что мало кто станет набирать пин-код под любопытным взором плохо воспитанного гражданина, дышащего в затылок. Поэтому я постаралась встать на значительном расстоянии от ребенка и мужчины, который совал кредитку в приемник.

   – Пап, – звонко заговорил малыш, – пап!

   – Уймись, – беззлобно велел отец.

   Но мальчик продолжал:

   – Бабушка говорила, что в ее молодости масло по карточкам было! Наверное, она придумала.

   – Она всегда говорит правду, – отозвался мужчина.

   – Масло по карточкам, – задумчиво повторил семилетка, – сливочное или оливковое?

   – Ну, про оливковое тогда в России мало кто знал, – засмеялся отец, – да и «Вологодское» было редкостью. У нас и в перестройку сахар, водку, стиральный порошок так просто в магазине не продавали. Отлично помню, как принес домой трехлитровые баллоны с томатным соком, я их по карточке вместо рафинада получил. Скажи спасибо, что ты не жил тогда.

   – Масло продают в пачках, – протянул малыш, – сахар в пакетах. Понимаю, как их в банкомат засовывали, через заднюю дверь. Открывали ее, продукты укладывали, люди подходили, карточку вставляли, и им еда выдавалась. Даже удобно без денег. Но большие банки с соком? Па, их же там мало поместится! И откуда они вылезали?

   Я засмеялась, малыш заморгал, отец отошел от банкомата, на ходу пряча купюры в бумажник.

   – Поколение некст, – сказал он мне, – карточки для них – это кредитки. Пошли, сын, купим тебе видеоигру.

   Пацанчик вцепился в руку отца, я набрала код на клавиатуре. Хорошо, что нынешние дети не знают про продуктовые талоны, вещевые распродажи и многокилометровые очереди за любым товаром.

   Кто-нибудь из вас пробовал переодевать узкие джинсы в машине? Не слишком комфортно даже для женщины весом сорок пять килограммов. Я потратила на это значительно больше времени, чем планировала, сломала один ноготь и запуталась в нарощенных волосах, но в конце концов преодолела все трудности и села за руль в образе богатой взбалмошной вдовушки. Надеюсь, Владимир Петрович Колосков сразу предложит Елене Кротовой полный спектр дорогих лечебных процедур.

   Медцентр «Риал» выглядел намного проще, чем клиника Баринова. Полы тут покрывал не мрамор, а практичный линолеум, и бахилы не лежали свободно в корзинке, их следовало покупать у вахтера.

   Я нацепила на ноги голубые мешочки, нашла кабинет Колоскова и без стука, бесцеремонно распахнула дверь. Увидела маленького лысого дядечку в белом халате и капризно спросила:

   – Владимир Петрович? Я Елена Кротова, от Алины.

   – Превосходно, – обрадовался доктор, – сядем в уголок, поговорим чуток. Что мы имеем? Чем болеем? Вот удобное креслице, я сяду рядышком. Ну, голубушка, начинайте.

   От врача сильно пахло мятной жвачкой. Белки глаз у него были красными, а кончик носа бордовым. Я спела все ту же песню про бессонницу, отсутствие аппетита, головную боль и не преминула пожаловаться на Якова.

   – Баринов обозвал меня здоровой! Представляете?

   – Хам, – заявил Колосков, – вы больны, сразу видно. Кожа бледная, липкая, сердце работает слабо, снижена функция щитовидки.

   – Как вы здорово ставите диагноз, – ахнула я, – без исследований!

   – Зачем зря время терять на то, что и так понятно, – приосанился Владимир, – я вас непременно вылечу.

   Мне не понравилась прыть врача. Колосову полагалось сначала найти у пациентки страшный, редкий недуг, пару дней таскать меня по кабинетам, объявить о моей скорой смерти. А потом появится Игорь Родионов. Но что-то в схеме сломалось: со мной намерены поступить иначе, чем с невестой Олега Вайнштейна.

   – Ответим на вопросики? – азартно спросил Владимир Петрович. – Вы замужем?

   – Вдова, – всхлипнула я.

   – Сочувствую. Давно потеряли супруга?

   – Год прошел, – прошептала я.

   – Собираетесь снова замуж? – расплылся в улыбке Владимир Петрович.

   – Нет, – отрезала я.

   – А почему?

   – Не хочу, – пожала я плечами.

   – Не встретили достойного кандидата? – шел напролом Колосков. – Каким вы видите предполагаемого супруга?

   Я поджала губы:

   – Теоретически?

   – Да, в стиле фэнтези, – согласился врач.

   – Рост около метра девяносто, стройный, с чувством юмора, – описала я Макса, – волосы темные, глаза светлые. Материальное положение не имеет значения, моих денег хватит мужу, детям, внукам и правнукам.

   – Слышу голос разума, – вкрадчиво произнес доктор. – Ну-ка, проверим, чего хочет ваше тело.

   Я насторожилась:

   – Каким образом?

   – Вот аппаратик, сунем туда пальчик, – игриво попросил Колосков.

   – Там иголка? – закокетничала я, рассматривая штуку, сильно смахивающую на мыльницу.

   – Ни малейшей боли, – заверил Владимир, – мое ноу-хау. Измеритель либидо. Ну-с! Компьютер даст ответ. О! На самом деле вам идеально подходит другая личность. Рост до метра семидесяти, среднее телосложение, никаких кудрей.

   – То есть лысый? – бестактно уточнила я, косясь на отполированную до блеска макушку доктора.

   – Отсутствие волос говорит о повышенном содержании тестостерона! – воскликнул Колосков. – Что сие значит? Лысый в постели лев, тигр, гепард!

   – Быстро бегает? – прикинулась я идиоткой.

   – Неутомим в сексе! – возвестил Владимир. – Семь, восемь, десять раз за ночь для него не предел. И утром он будет в полной боевой готовности, и днем! Всегда на коне!

   – Какой ужас! – испугалась я. – Ни на минуту не оставит меня в покое, выспаться не даст! Кофе спокойно не попьешь. Мне сексуальный монстр не нужен.

   – Ладненько, он перестроится, – кивнул Владимир, – не хотите, не надо. Леночка, может, нам получше узнать друг друга? Сходим в ресторан? Кино? Цирк? Консерваторию? Вы любите фортепьяно? Флейту? Свирель? Скрипку?

   В моем мозгу закопошилась какая-то важная мысль. Скрипка! Почему я сейчас сделала стойку?

   – Отправите меня на обследование? – Я попыталась направить его в нужную колею. – Анализы, томограф и так далее?

   – Ну его на фиг, – подскочил Колосков, – вы моя мечта! Как только увидел вас, сразу понял, пришла ОНА! Прямо сейчас пойдем к вам в гости, хотите?

   Я заморгала, а Колосков впал в раж, теперь он говорил со скоростью дятла, выбивающего на березе дробь.

   – Едва Алина рассказала о вас, я сразу влюбился. Готов следовать за вами повсюду, носить на руках! Секс восемь раз в день! Я очень активен. Чрезвычайно. Вы оживете! Пройдут все болезни! Как врач говорю.

   Я, понимая, что пошла по ложному следу, молча слушала доктора. Уж не знаю, кем лысый мачо приходится медсестре из клиники Баринова, но Алина решила познакомить его со взбалмошной богатой вдовой. Владимир Петрович не мошенник, он просто хочет пристроиться возле обеспеченной женщины. Конечно, некрасиво решать свои финансовые проблемы за счет другого человека, Колосков просто альфонс, но он не собирается раскручивать богатую пациентку на дорогостоящее лечение, хочет завести с ней роман. Ну-ка, зададим напористому дядечке проверочный вопрос.

   – Узнать поближе? На что вы намекаете? – делано возмутилась я. – Не стану встречаться с мужчиной, если у того нет серьезных намерений.

   – Я готов сделать вам предложение, – обрадовался Владимир, – дорогая Елена, вы вдова, я одинокий, страстный, много страдавший мужчина. Давайте поженимся.

   – Не хочу связывать судьбу с человеком, который во главу угла ставит секс, – отрубила я.

   – Интимные отношения вульгарны, – тут же заблажил врач, – я, знаете ли, асексуал, настроен исключительно на духовный союз.

   – Совсем без секса тоже плохо, – продемонстрировала я женскую логику. – Иногда хочется мужской ласки.

   – Восемь раз за ночь! – засверкал глазами Владимир Петрович. – Я гигант секса! Когда вы вошли в кабинет, я сразу понял: вот женщина моей жизни! Та, с которой я проведу лучшую часть молодости, зрелость и старость.

   – Они жили долго и счастливо, а потом встретились и поженились, – вздохнула я.

   – Да, да, – не понял язвительной шутки доктор, – и умерли в один день.

   – Под рыдание двадцати детей, – ухмыльнулась я.

   – Обожаю малышей! – обрадовался Владимир Петрович.

   Мне захотелось сбить настрой альфонса.

   – А я их терпеть не могу.

   – Зачем нам наследники? – с готовностью хамелеона, меняющего окраску в зависимости от ситуации, подхватил Владимир. – От них одни неприятности! Лучше на себя деньги потратить! Дорогая, куда сегодня хочешь пойти? Театр, кино, консерватория?

   Я встала и направилась к двери:

   – Встретимся в десять вечера на Красной площади.

   – Очень романтично, – одобрил Колосков, – я приду пораньше, часиков в девять, и буду ждать вас с нетерпением в самом центре.

   Я помахала идиоту рукой и направилась к машине. Разумеется, идти на свидание я не собиралась. И что теперь прикажете делать? Еще раз заявиться в клинику Баринова и потребовать провести новое обследование? Яков Сергеевич не похож на дурака, странное поведение богатой вдовы его насторожит. Не думаю, что главврач посчитает пациентку детективом, нет, он подумает о психиатре и попытается побыстрее отделаться от сумасшедшей. Ну и как решить проблему Вайнштейна? А ведь пару часов назад мне казалось, что я распутала клубок: Яков Сергеевич передает объект Алине, а та переправляет его Колоскову, который выманивает у вдовы нехилую сумму. Барыш потом делится между мошенниками. Это распространенный прием. Но оказывается, Алина решила пристроить Владимира под бочок к богатой капризнице, а тот ради жирного куша готов на все, ему без разницы, куда идти, в цирк или в консерваторию, на концерт для скрипки с оркестром.

   Я вздрогнула. Консерватория! Скрипка! Лампа, ты молодец! Наконец-то услышала то, что пыталось подсказать твое подсознание. Не надо мчаться в медцентр Баринова, следует выйти на обманщиков с другой стороны. Олег Вайнштейн, рассказывая об умирающем Сергее – том самом парне, который бойко управлялся с дыхательной трубкой, сказал: «Юноша выглядел ужасно, бледный, худой, вокруг глаз синяки, под подбородком странное желтовато-черное родимое пятно».

   Сейчас я с запозданием сообразила, что мертвенный цвет коже можно придать при помощи тонального крема, нарисовать круги под глазами не проблема. А вот пятно под подбородком – зачем оно? Для создания образа умирающего хватит синей кожи и кругов вокруг глаз. Думаю, отметина настоящая – и это не родинка. Это мозоль, которая возникает у скрипачей. Любое профессиональное занятие оставляет след на теле человека. У теннисистов правая рука развита значительно больше левой, ступни балерины изуродованы пуантами, ноги хоккеистов покрыты шрамами от порезов коньками, а у скрипачей появляется мозоль под подбородком. Если по восемь часов в день усиленно играть этюды, подбородком прижимая к плечу инструмент, то нежная кожа загрубеет. Олег сказал, парню на вид было около двадцати, значит…

   Я выхватила мобильный и соединилась с Мавриковой.

   – Найти фотографии всех, кто обучается игре на скрипке? – переспросила Рита. – Ну… в принципе это возможно. На каждого студента заведено личное дело, к нему приложен снимок.

   – В первую очередь смотри тех, кого отчислили, – попросила я, – за плохое поведение или травму. Руку сломал, психологические проблемы, боязнь сцены. Короче, нарой материально не обеспеченного неудачника. Сомневаюсь, что его зовут Сергей, но все-таки имей это имя в виду.

   – Быстро не управлюсь, – предупредила Маргарита, – а вот информацию по Ливановым могу сообщить.

   – Выкладывай, – обрадовалась я, – стою в пробке, погибаю от тоски.

   – Константин Ливанов художник, – зачастила Риточка, – но картин его никто не видел. В молодости он подавал большие надежды, был любимцем педагогов, которые прочили ему мировую славу. Как водится, гения сгубила лень.

   Я вздохнула. Знакомая песня. Со мной в консерватории учились две девочки, будущие пианистки: Оля Мясникова и Света Райкина. Оля считалась звездой нашего курса. Дочь и внучка профессиональных музыкантов, она с трех лет, как Моцарт, играла гаммы и вызывала восторг у преподавателей. Мясниковой прощали все, Ольга могла не ходить на первую пару, ей разрешали не посещать совершенно не нужные студентам, но обязательные в те годы лекции по истории КПСС. Анна Николаевна Федотова, куратор нашего курса, настоящий цербер, придиравшаяся к девочкам за мини-юбки и багровевшая от гнева при виде яркого лака на ногтях, лишь улыбалась, когда ей на глаза попадалась Олечка, чье платье напоминало набедренную повязку. Олю в глаза называли гениальной, за ней табуном бегали студенты расположенных рядом с консерваторией юридического и журналистского факультетов МГУ. Родители Мясниковой постоянно концертировали за рубежом, привозили дочери модную одежду, косметику и не ограничивали ее в средствах. Дома у Ольги стояло не пианино фабрики «Фиговский завод музыкальных инструментов», а настоящий «Бехштейн». Никаких материальных или моральных проблем она не испытывала. Уже на первом курсе Мясникова знала: она будет после получения диплома давать сольные концерты, папа и мама помогут.

   У Светы Райкиной жизнь складывалась иначе. Она приехала в Москву из Казахстана и попала в консерваторию как национальный кадр. В советские годы в любом высшем учебном заведении непременно учились ребята из союзных республик, которые становились студентами, сдав вступительные экзамены на хилые троечки. Никаких особенных талантов у Светы не было, педагоги занимались с ней формально, все понимали: Райкина через несколько лет вернется в Казахстан, где будет преподавать в музыкальной школе. Света имела койку в общежитии и выживала на стипендию, мама у нее работала диспетчером на автобазе, об отце девушка умалчивала. Один раз наш курсовой клоун Денис Войтюк, отличавшийся полным отсутствием такта, спросил: «Райкина, с чего ты решила на фортепьяно играть? Мучаешься в Москве, вечно тебе холодно, выворачиваешь пальцы, извлекаешь жуткие звуки? Езжай домой, выращивай рис в пустыне!» – «Рису нужно много воды, – спокойно уточнила Светлана, – а я люблю музыку». – «Хочешь стать, как Мясникова? – засмеялся Войтюк. – Даже не надейся». – «Я никогда не буду такой, как Ольга, – решительно ответила Райкина, – ей слишком многое досталось даром, а что просто так дается, то не ценится. Оля не работает, а я трудолюбива». – «Понимаешь, дитя Казахстана, – с презрением произнес Денис, – пианистке талант нужен, а у тебя с музыкальным дарованием осечка вышла». – «Ничего, я железным задом награды заслужу», – невозмутимо заявила Райкина. «Типа Сальери? – обрадовался Войтюк. – Отравишь Моцарта, то бишь Ольгу?» – «Историки доказали, что Сальери не убийца, – вдруг улыбнулась Светлана, – а Ольга сама себя угробит. Давай отложим этот разговор на некоторое время».

   Спустя десять лет наш курс собрался на юбилейную встречу. Обрюзгший Денис сказал мне: «Казашка-то наша на конкурсах всех легко делает! Мировая звезда! Ни рожи, ни кожи, ни таланта, а по земному шару катается, президенты ей букеты подносят. Может, она была права, когда про железный зад говорила?» – «А где Оля?» – спросила я, оглядывая бывших сокурсников. «Ты не знаешь? – удивился Войтюк. – Она спилась, давно от алкоголизма лечится, выйдет из психушки и снова за бутылку. Не повезло Мясниковой, такая карьера ей светила, но все в пшик ушло».

   Константин Ливанов явно был таким же: родился в семье известного живописца, окончил художественный вуз и стал прожигать жизнь. В анамнезе у Костика четыре брака и столько же детей, на которых он не платит алименты. Его супруги отлично понимали, что их благоверный не зарабатывает денег, поэтому первая женушка забрала у Кости квартиру, вторая – дачу, третья – коллекцию картин, которую с любовью собирали старшие Ливановы, а четвертая откусила по мелочи: драгоценности матери и бабушки да золотые монеты деда. Сейчас Костя гол как сокол и женат на Наташе. Пятая госпожа Ливанова – самая обычная женщина, из простой семьи, никаких творческих работников среди ее предков отродясь не наблюдалось, зато она отлично готовит и пригрела Костю в своей уютной трешке. Познакомились они в фирме «Портрет», Ливанов после крушения очередного брака явился туда трудоустраиваться, а Наташа, тридцатипятилетняя женщина, на тот момент ни разу не была замужем. Костя стал первым, кто повел старую деву в загс, и благодарная Наташенька окружила своего принца заботой и вниманием. Константин сидит дома, он якобы работает над картиной, жена вынуждена бегать на службу. Быть супругой гения непросто, талантливые люди капризны, но Ливанова готова простить Косте все, кроме измены. Художник не пропускает ни одной юбки, однако ему удается морочить Наташе голову. Удивительное дело, она пока верит мужу.

   Константин сильно рискует, если Наташа поймет, что он ей не верен, она выставит сластолюбца за дверь. Ливанов не прописан у пятой супруги, он до сих пор числится на родительской жилплощади, которую занимает его первая жена.

   – Ты гений! – похвалила я Риту. – Не только официальные данные нарыла, но и слухи собрала.

   Маврикова весело ответила:

   – Сплетни – вот лучшие друзья девушек. Тебе просто повезло. Одна моя хорошая знакомая работает в Союзе художников, она про Ливанова рассказала.

   – Ну да, мне повезло, – согласилась я, – в том, что ты моя подруга!

   – Не хвали, а то загоржусь, – смутилась Маргарита.

   Я проехала метров триста в потоке машин. Мобильный снова ожил.

   – Приветик, – сказал Вадим, – Макс приказал тебе доложить.

   – Слушаю, – сухо ответила я Ковальскому.

   Эксперт с недавних пор меня недолюбливает, а чувства обычно бывают взаимными. Если вы кому-то не нравитесь, то и этот человек вам будет не по душе.

   – Труп без головы и рук, ошибочно идентифицированный как Лора Фейн, болел идиопатической спленомегалией, – сказал собеседник.

   – Труп не может болеть, – не замедлила я ущипнуть Ковальского, – он мертвый.

   Вадим сделал вид, что не слышал язвительного замечания.

   – Поскольку Лоре Фейн такого диагноза не ставили, значит, тело не ее!

   – Что это за спленомегалия? – спросила я. – Она опасна?

   – Болезнь Гоше, – снисходительно пояснил Вадим, – названа по имени француза, который первым описал ее в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.

   – Давно, – вздохнула я.

   – Но до недавнего времени детская и ювенильная ее формы в девяноста случаях заканчивались летальным исходом, – процедил Ковальский, – из-за накопления цереброзидов в головном мозгу. У взрослых отмечается спленомегалия, геморрагический диатез, сильное изменение костей.

   Мне пришлось остановить Вадима:

   – Извини, я не врач. Объясни по-простому.

   – Не парься, – снисходительно протянул Ковальский. – Покойнице повезло. Она заболела в детстве практически неизлечимой болезнью, долгое время провела в постели, вытерпела кучу уколов и, несмотря на все усилия медиков, выздоровела и дожила примерно до сорока лет. А потом она погибла. Но анализ костного мозга показал болезнь Гоше. Это не Лора Фейн. В свое время эксперт, изучавший тело, в заключении указал на болезнь Гоше. Но следователь предпочел не заметить выводов криминалиста. Полнейшая безответственность! Из-за нее произошла неверная идентификация! Лора Фейн никогда не страдала этим недугом.

   Я вспомнила равнодушное лицо Юрия Баландина и вздохнула. Мент не имел ни малейшего желания возиться с делом, его вполне устроили результаты опознания, а еще платье и сумочка с документами Лоры! Сомневаюсь, что Баландин дочитал до конца отчет из лаборатории. Болезнь Гоше, спленомегалия, костный мозг… Неохота было со всей этой лабудой Юрию разбираться. А вот наш Ковальский другой человек, он малоприятен в личном общении, но как профессионал безупречен.

   – По-хорошему, тому следователю надо бы руки оторвать, – продолжал Ковальский, – часть документов по делу отсутствует. Где анализ крови на токсины? Его нет. Зато указана причина смерти: «Нахождение без головы».

   – Это криминалист написал? – поразилась я.

   – Нет, – сердито ответил Ковальский, – кто-то другой, знаток русского языка. Цитирую: «В связи с отсутствием ихней головы и рук тело опознавалось посредством ихней подруги и объявлено мертвым в связи с нахождением без головы».

   – Баландин, – поморщилась я, – узнаю златоуста и вдохновенного литератора. Так от чего скончалась покойница?

   – Фэзэ, – ответил Вадим.

   – Не слышала о такой штуке, – удивилась я.

   – Фиг знает, – расшифровал Ковальский, – половины бумаг нет! Осталось заключение про болезнь Гоше и еще кое-что по мелочи. То ли остальное потеряли, то ли не вложили, то ли… Сама понимаешь, как некоторым охота быстрее от геморроя избавиться. У Фейн родни нет, никто жаловаться не побежит. Дело закрыли и забыли.

   – В каком возрасте несчастная заболела? – спросила я.

   – Лет в семь-восемь, – ответил Вадим, – чао!

   Я осторожно начала перестраивать свою машину в левый ряд. Мысли снова вернулись к Баландину. Ленивый Юрий хотел по-быстрому избавиться от дела, поэтому сшил его крупными стежками из белых ниток, забыв завязать узлы. А вот в лаборатории сидели ответственные люди, они увидели следы редкой болезни и сообщили о ней. Но Юрий предпочел не заметить выводов экспертов, быстренько назвал умершую Лорой Фейн и умыл руки. Кстати, мне он отчет криминалистов не показывал, дал те папки, в которых лежали протокол допроса Натальи Ливановой и снимки из квартиры Фейн.

   Движение на дороге окончательно застопорилось, а я производила в уме математические расчеты. Незнакомой женщине было в районе сорока лет. Значит, от болезни Гоше она лечилась в советские времена. Сильно сомневаюсь, что тогда была армия детей с такой напастью. И основным медицинским учреждением, куда попадал малыш с редким недугом, был НИИ педиатрии.

   Я схватила мобильный и опять вызвала Риту.

   – Ну? – без особого восторга отозвалась Маврикова. – Что еще?

   – Архив Научно-исследовательского института педиатрии. Поищи сведения о девочке семи-восьми лет, которая в конце семидесятых – в начале восьмидесятых годов прошлого века победила болезнь Гоше, – потребовала я. – Полагаю, таких детей было немного.

   Я поерзала на сиденье, посмотрела в зеркальце и решила чуть-чуть оттенить губы помадой. Темные волосы сделали мое и без того не пышущее румянцем лицо совсем сине-бледным. Я начала перебирать мелочи в сумочке, наткнулась на пластиковый футляр, хотела вынуть его, но тут в стекло постучали.

   На дороге стоял улыбающийся мужчина. Он поднял руку и продемонстрировал штук пять наручных часов. Я помотала головой. Спасибо, не собираюсь покупать подделки, которые проработают двое суток.

   – Бэри, дешево! – заорал коробейник. – Настоящее золото, сдэлано в Швейцарии! Пять тысяч рублей.

   Я отвернулась от двери и открутила колпачок с помады. Я почувствовала знакомый, но совсем не парфюмерный аромат. Это показалось мне странным, но сосредоточиться не удалось. Уличный торговец не отставал.

   – Дэушка, дэушка, купи, – надрывался он. – Есть платиновые, с брыльянтами. Во!

   Я уставилась на громадный «будильник» в оправе из граненых бутылочных осколков, машинально провела по губам пару раз помадой и яростно замотала головой.

   – Могу прэдложыт сапфыры, – вопил приставала.

   Слава богу, стоящая впереди машина внезапно резво поехала, я нажала на педаль газа и поспешила следом, оставив позади разочарованного продавца.

   Пробка рассосалась так же спонтанно, как и образовалась. До кафе «Оранжевая свинья» оставалось чуть-чуть, и я решила притормозить у небольшой закусочной. В «Оранжевой свинье» перекусить не удастся, там мне предстоит трудный разговор с четой Ливановых, поэтому лучше подкрепиться заранее.

   Выбранное кафе было оформлено в итальянском стиле, а в меню значились пицца, равиоли, салат с крабовым мясом и макароны-болонез.

   – У нас сегодня потрясающая «Маргарита», – заговорщицки шепнула официантка, – возьмете?

   Я хотела ответить: «Да», – но не смогла, из горла вырвалось невнятное мычание.

   – Вы глухонемая! – сделала предположение девушка в фартучке и заорала во всю мощь: – Берите «Маргаритуууу»!

   Меня удивила глупость подавальщицы: если человек глухой, то хоть в барабан бей, он не услышит. Но потом меня сковал ужас. Что случилось? Почему я не могу говорить? Меня парализовало?

   – Кофе хотитееее? – надрывалась глупышка. – Капучино! С пенойййй!

   Я силилась произнести членораздельные звуки, но удавалось извлечь из себя лишь нечто вроде «м-м-м-м».

   – Хо-ро-шо! – голосила официантка. – Ко-фе и пиц-ца! «Маргаритаааа»! Руки мыть! Тааам!

   Я разозлилась. Если человек не может говорить, это не значит, что он идиот!

   – Сейчас прииинесуу закаааз! – провыла официантка и ушла на кухню.

   Я попыталась унять дрожь в коленях. Спокойно, Лампа, парализованный человек не способен передвигаться на своих двоих. Ну-ка, встань. Маневр удался, ноги мне повиновались, руки тоже, голова на шее вертелась, глаза моргали, вот только губы не двигались.

   Я с силой ущипнула себя за подбородок и ощутила боль. Стало чуть спокойнее, но потом тревога вернулась. Ладно, у меня не инсульт, но что тогда?

   В зал вошли трое мужчин.

   – Ну, ребята, – потер руки один из них, – ударим по пиву?

   – Не храбрись, Колян, – остановил его второй, – твоя Валька запах учует и устроит разбор полетов.

   – Плохо ты меня, Андрюха, знаешь, – обиделся Коля, – выдрессировал я бабу.

   – Она просто к матери в Красноярск укатила, – заржал третий, – повезло тебе, брательник, Валентина сибирская язва, от рождения такая.

   – Молчи, Павлуха, – рассердился Николай, – я жену не боюсь и…

   В кармане у хорохорившегося мужика зазвенел мобильник, Николай вытащил трубку и прищурился.

   – Сюда тычь, – велел Павел и нажал на клавишу, – купил новую мобилу и до сих пор не разобрался с ней?

   – Отвали, – прошипел Колян, – ты, ваще, не туда нажал.

   – Колька, ты дома? – полетел по закусочной визгливый голос.

   Павел, вероятно, включил громкую связь.

   – Конечно, милая, – ответил Коля, – где ж мне еще быть?

   – А с дружками погаными, Андрюшкой и Пашкой водку глотать! – не успокоилась Валентина. – Эй, ты не врешь?

   – Чтоб мне сдохнуть! – с жаром воскликнул Николай и перекрестился. – Я один в квартире сижу.

   – Один? – переспросила жена. – А чего телика не слышно?

   – Надоел, – нашелся супруг, – ерунду показывают.

   – Ну-ка, включи! – приказала вторая половина.

   Николай втянул голову в плечи, а Павел ринулся к стойке бара и схватил лежавший на ней пульт. Экран висевшего в углу телевизора замерцал. «Когда он придет? – запищала маленькая девочка. – У меня уроки не сделаны».

   – Слышь, Валечка, – вкрадчиво сказал Николай, – я на кухне валандаюсь.

   – Странно, что ты «Папиных дочек» смотришь, – строго сказала супруга.

   Николай показал Павлу кулак, друг моментально переключил канал. «Лучше всего готовить этот салат из куриной печени», – прозвучало с экрана.

   – Говорил же, – забасил любитель пива, – хрень показывают, один сериалы и про жрачку. Поэтому я и вырубил телик. Как там наша мама?

   – Моя на месте и хорошо себя чувствует, – буркнула жена, – а твоя, надеюсь, язык дверью маршрутки прищемила. Нет, ты брешешь! В пивнухе кучкуешься с Андрюхой и Павлом-кретином.

   – Чегой-то я кретин? – возмутился приятель.

   Николай снова погрозил ему кулаком, но поздно.

   – Эй, у тебя гости! – завопила Валентина.

   – Никогда! – уверенно солгал муж. – Телик орет.

   – Выключи, – велела Валя.

   Павел нажал на пульт.

   – А теперь позови Бульку, – приказала Валентина.

   – Он… э… гулять пошел! – объявил Николай.

   – Один? – возмутилась жена. – Йорктерьер сам на двор потопал? Без хозяина?

   – Я пошутил, – попытался вывернуться Николай, – хотел тебя повеселить.

   – Ха-ха! – раздельно произнесла жена. – Валяюсь от хохота. Ну-ка, поднеси телефон к Бульке! Хочу послушать, как он сопит.

   Николай открыл рот и начал часто-часто дышать.

   – Булечка, – засюсюкала гарпия, – ты рад слышать мамочку?

   Николай весьма успешно изобразил повизгивание. Павел и Андрей, зажав рты руками, давились от хохота.

   – Булечка, – журчала Валентина, – чмок-чмок.

   – Чмок-чмок, – ответил Николай.

   Павел заржал в голос, Андрей повертел пальцем у виска.

   – Это кто сказал? – удивилась Валя.

   – Я, – признался Колян, – чмоки тебе, ласточка. Очень соскучился.

   – У тебя там баба! – завопила Валентина. – Кто так противно гогочет?

   – Это телик, – заюлил Колян и сделал вращательное движение рукой.

   Павел кинулся к пульту. «Настоящий тигр – это хищник, – произнес голос Николая Дроздова, – человеку остается восхищаться его благородством. Тигр никогда не убивает просто так, он добывает себе пропитание».

   – Чегой-то не слышу там хаханек, – не успокоилась Валя.

   – Клянусь твоей мамой, – завопил Колян, – нет у меня никаких баб. Зачем они мне? Че с ними делать?

   Андрей упал грудью на столик, Павел уткнулся лицом в ладони, а Валентина неожиданно успокоилась:

   – Точно, тебе женщины ни к чему, ты у нас алканавт.

   – Отдыхай, милая, – нежно пропел муж, – я дома, на диване лежу.

   – А говорил, на кухне! – насторожилась Валя.

   – Был, сейчас в комнату ушел, – быстро изменил показания врун.

   – А телик по-прежнему громко слышно, – взвизгнула жена.

   Я позавидовала ее въедливости. Интересно, кем она работает?

   – Знаешь, что мне не по вкусу? – продолжала подозрительная супруга. – Когда Булька повизгивает, твоего дыхания не слышно.

   – Ну… я его сдерживаю, чтобы йорк с мамочкой пообщался, – заюлил несчастный мужик.

   – А может, это ты за него стараешься, а?

   – Нет-нет-нет, – испугался Николай.

   – Чертовы мобильные, – выругалась Валя, – по ним не определишь, где человек сидит. Жаль, у нас стационарного аппарата нет. Короче, дыши в трубку, и пусть Булька тоже сопит.

   Николай умоляюще посмотрел на приятелей, троица склонилась над сотовым.

   – И-и-и-и, – запищал Колян.

   – Х-х-х-х, – задышал Павел.

   А Андрей начал громко вдыхать и выдыхать.

   – Чтой-то звуков много, – снова проявила недовольство Валя.

   – Хорош деньги изводить, – проорали издалека, – давно говорено, не выходи замуж за рвань. Перестань его отслеживать! Воротишься – разберешься. К матери приехала, неча о муженьке переживать, чтоб он там своим пивом подавился, урод!

   Из сотового полетели короткие гудки, к столику приблизилась официантка с подносом. Николай схватил кружку, сделал большой глоток и судорожно закашлялся.

   – Тещино проклятье действует, – отметил Павел, – точно сибирская язва из Красноярска.

   Андрей постучал бедолагу по спине:

   – Не дрейфь, Колян, купи ей подарок.

   – Теще? – возмутился справившийся с кашлем Николай. – Да никогда.

   – Жене, – укоризненно пояснил Андрей, – бабы на мелочовку ведутся. Моей губной помады для счастья хватает, купи в переходе. Там можно найти мазилку за две копейки.

   Не успел Андрей дать Коле ценный совет, как я сообразила: у меня нет паралича, нижняя челюсть двигается, просто рот не открывается, мне склеила губы помада, больше просто нечему!

   В полном изумлении я начала рыться в сумке, очень скоро выудила из ее недр золотой футлярчик, открыла, потрогала пальцем розовый столбик и убедилась, что косметика в полном порядке. Да и пахла она так, как надо: розой и жасмином. На всякий случай я поднесла тубу к носу и вдруг поняла: когда я прихорашивалась в машине, пахло чем-то знакомым, но не так.

   Я переворошила сумку и вытащила еще один футлярчик, на этот раз белый, из простой пластмассы. Отвернуть крышку оказалось секундным делом. И тут я сообразила! В тот момент, когда я шарила в ридикюле в поисках помады, меня отвлек продавец «швейцарских часов». Все-таки заниматься одновременно двумя делами совсем непросто: голова была занята мыслями о Лоре Фейн и Якове Баринове, а глаза наблюдали за коробейником. Что делали руки? Они наносили помаду на губы.

   Глупо пользоваться косметикой, не глядя в зеркало, но я в тот момент начисто отключилась. Дорогие мои, не повторяйте моих ошибок, если надумали поправить макияж, гоните прочь все размышления, не глазейте на то, что никогда не станете покупать, и тогда не намажете губы клеящим карандашом.

   Я уставилась на футлярчик. Каким образом он попал в мою сумку? Вероятно, сгребая со стола противного Баландина ксерокопии документов, я прихватила одну из разбросанных канцелярских принадлежностей. Извините, дать более точный ответ на этот вопрос я не могу. Кстати, а как в моем ридикюле оказалась чайная ложка? Вот она, лежит на дне. Добро бы серебряная, так нет, алюминиевая, гнутая, страшная. Я перевела дух. Не стоит думать о ерунде, надо изучить этикетку на карандаше, авось там написано, чем смыть клей.

   Как обычно, инструкция была напечатана крохотными буковками, но мне все же удалось разобрать текст. «Клей для склеивания любых предметов. Железо, металл, стекло, керамика, дерево, пластик и др. Удобная форма в виде карандаша украсит любой офис. Моментальная сцепка. Гарантия восемьдесят лет. Не давать детям. Не употреблять в пищу, не держать вблизи открытого огня. Произведено в Германии». Я приуныла. Жаль, изделие не китайское, тогда оно мигом потеряло бы свои свойства. К сожалению, немцы производят качественные товары бытовой химии. Неужели мне придется восемьдесят лет ходить с заклеенным ртом?

   – Пиццаааа, – завопила официантка, – вкуснаяяя.

   Я вынула из сумки ручку, блокнот и написала:

   «Дайте масло. Растительное».

   Девушка живо исполнила мою просьбу. Я взяла бумажную салфетку, капнула на нее масла из прозрачного графинчика и энергично потерла рот. Губы не расклеились.

   – Эй, ты не то ешь! – заботливо сказала официантка. – Бумага даже с оливковым маслом дрянь. Попробуй пиццу!

   «Ацетон», – нацарапала я новое слово.

   Девица выкатила глаза:

   – Чего?

   Я ткнула пальцем в написанное слово.

   – У нас такое не подают, – твердо сказала официантка, – он несъедобный! Химия! Яд! Отрава! Поняла?

   Я написала:

   «Мне очень нужен ацетон. Посмотри в кладовке».

   – Наркоша? – предположила официантка. – Ну ты даешь! Уходи отсюда! Двигай, пока я ментов не позвала, здесь приличные люди едят. И ведь одета хорошо, богато, а травишься. Может, ты еще клей нюхаешь?

   Я решила прояснить ситуацию.

   «Нет. Я помазала им губы. Хочу смыть».

   – Клеем? – попятилась девушка. – Рот? Иди вон! Нету у нас ни ацетону, ни бензину с керосином.

   Я обрадовалась. Бензин! Его легко найти на любой заправке.

   Заплатив за нетронутую пиццу, я выбежала на улицу, влезла в машину и в два счета домчалась до автозаправки.

   «Оранжевая свинья» находилась на расстоянии вытянутой руки, времени до девяти оставалось предостаточно, и я, вбежав внутрь стеклянного павильончика, сунула кассирше записку.

   – Стакан бензина? – удивилась она.

   Я закивала.

   – Один? – недоумевала тетка.

   Я снова затрясла головой.

   – Здесь не аптека, – отрезала кассирша, – мы его литрами отпускаем.

   Я живо изменила фразу.

   – Литр топлива? – снова поразилась баба. – Ваще! Делать мне больше нечего, какая колонка?

   Я потыкала пальцем в свою грудь.

   – Чего! – нахмурилась женщина. – Где машина?

   Я указала на двор.

   – Номер колонки скажи! – заорала служащая.

   Мне пришлось снова брать блокнот.

   «Бензин не в бак».

   – А куда? – опешила тетка.

   Я поводила пальцем по губам.

   – Выпить хочешь? – подпрыгнула баба. – Может, тебе еще машинного масла для лакировки дать? Вали отсюда.

   Но я решила не сдаваться и приписала:

   «Очень надо расклеить рот».

   Кассирша повернулась и закричала:

   – Мишка, гони сюда скорей, тут психическая пришла!

   Я испугалась, юркнула на улицу и увидела мужчину с добрым лицом, который стоял около потрепанной «Волги». Я осторожно потрогала его за плечо и улыбнулась.

   – Чего тебе? – хмуро спросил шофер, окидывая меня взглядом.

   Я на всякий случай еще раз улыбнулась. Рот плохо слушался, поэтому ухмылка получилась кривая.

   – Ступай мимо, – вздохнул мужик, – старая ты, мне помоложе нравятся.

   Я вынула блокнот и протянула мужчине.

   – «Дайте бензина», – прочитал тот, – еще чего! Сама купи.

   На листке появилась новая надпись:

   «Не продают стаканами. Умоляю! Мне очень надо».

   Шофер неожиданно зацокал языком:

   – Эх милая, помотала тебя жизнь, побила. Точно говорят, бабы худшие алкоголики, чем мужики. На-кась, держи. Купи себе пивка, авось полегчает.

   Прежде чем я успела возразить, дядька сунул мне помятую купюру, влез в свой рыдван и укатил. Я не ошиблась, шофер оказался добрым человеком, пожалел непутевую женщину, решил угостить ее хмельным напитком.

   Втянув голову в плечи, я вернулась в здание заправки и стала бродить между рядами, где торговали всякой всячиной. Тормозная жидкость. Очиститель стекол. Полировка для кузова. Машинное масло. Ни ацетона, никакого другого растворителя не было.

   Я разозлилась. Странно получается! На заправке можно свободно приобрести пиво, водку, коньяк, виски. Разве это правильно – торговать алкоголем там, где тусуются водители? Зато стакан бензина вам не отпустят! Почему? Логичнее убрать из ассортимента спиртные напитки и расширить его за счет керосина и топливной жидкости. Вдруг кому-то не хватает двухсот миллилитров до конца поездки? И что? Покупать целый литр? Кстати, один литр мне тоже не отпустили!

   Я дошла до конца ряда и уперлась в объявление: «Граждане! У нас можно пить, есть, ругаться, драться и плевать на пол, но нельзя курить! Увидим сигарету, оторвем с губой. Администрация».

   Я развернулась и опять пошла вдоль полок. Зубная паста, чипсы, кексы, игрушки, открытки… вот он! Руки схватили ярко-оранжевый цилиндр. Вне себя от радости, я сбегала к кассе, отошла к туалету, попыталась выцедить наружу каплю жидкости и потерпела неудачу, из длинной трубочки ничего не выливалось. Я вертела баллончик в руках, потом поднесла к губам и с силой нажала на распылитель. Раздалось тихое шипение, но кожа не ощутила влаги. Я старательно давила на головку клапана. Всем известно, что новые упаковки не сразу расстаются с содержимым. Я усердно пыталась добыть из зажигалки бензин, но мне удавалось лишь извлечь звук «пш-пш-пш», на губы не попало ни капли жидкости. Неожиданно у меня закружилась голова, перед глазами затряслась серая сетка, колени подогнулись, затем меня затошнило, но вдруг стало ясно: мир прекрасен, светит солнце, люди улыбаются, в особенности симпатично выглядит кудрявый блондин с обнаженным торсом. Он приближается ко мне, размахивая чем-то вроде метелки с розовыми перьями.

   – Эй, тебе плохо? – словно сквозь вату услышала я.

   Я хотела ответить, но голова перестала держаться на шее, запрокинулась назад. На секунду в мозгу мелькнула мысль: дело плохо, кажется, я заболела. Но потом мир снова показался мне на удивление веселым. Блондин обнял меня и повел в стеклянный дом, разукрашенный яркими лампочками.

   – Давай сюда, – сказал он, забирая что-то у меня из рук, – садись!

   Здание завертелось, свет погас, потом зажегся вновь. Я увидела небольшую комнату, пару табуреток, стол и кряжистого деда в форме охранника. В одной руке старик держал открытую бутылку с лимонадом.

   – Полегчало? – спросил он. – Попей еще.

   Я осторожно помотала головой, дед внезапно плеснул мне в лицо воду, она потекла по щекам.

   – Ой! – взвизгнула я. – Мокро!

   – Очухалась, – обрадовался пенсионер и протянул рулон бумажного полотенца: – На, утрись.

   Я оторвала кусок, промокнула липкую жидкость, попавшую на рот и подбородок, а потом спросила:

   – Где мой баллон для заправки зажигалок?

   – Забудь навсегда про эти глупости, – отрезал дедок.

   – Как вас зовут? – прошептала я.

   – Дядя Миша, – ответил охранник.

   – Пожалуйста, – чуть не заплакала я, – продайте мне бензин!

   Михаил горестно вздохнул:

   – Эка, что с людьми жизнь делает!

   – Полстаканчика, – ныла я, – мне очень, очень надо. Понимаете, я не могу говорить, рот склеился.

   – Если и дальше газ из баллончика нюхать будешь, то еще и ласты склеишь, – угрюмо перебил меня дедушка, – ты молодая, работай, иди на завод, там из тебя человека сделают, квартиру к пенсии дадут! А разговариваешь ты нормально. Я тебя отлично понимаю.

   Я замерла. Действительно! Только что я объяснила свою проблему, вытерла лицо от сладкой жидкости, и рот открылся!

   – Дядя Миша, чем вы в меня плескали? – обрадовалась я.

   – Дык сладкая вода с пузырями, – пояснил охранник, – со стеллажа взял, когда увидел, что ты из дозатора унюхалась!

   – Заправка для зажигалок была газовая! – осенило меня. – Вот почему она только пшикала! А я хотела из нее бензин добыть. Спасибо, дядя Миша!

   Охранник погладил меня по голове:

   – Ну, дочка, встать можешь? Как себя чувствуешь?

   Я поднялась на дрожащие ноги:

   – Отлично. Побегу по делам. Еще раз огромное спасибо.

   Михаил крякнул и дернул меня за руку:

   – Ща помчишься, задерживать тебя я прав не имею. Дай честное слово, что больше никогда не станешь пить бензин и нюхать газ. Не отпущу, пока клятву не услышу. Родители знают, чем ты занимаешься?

   – Они умерли, – тихо сказала я.

   – Сирота, значит, – вздохнул охранник, – без присмотра живешь. Ну, обещай исправиться.

   Я подняла правую руку:

   – Клянусь. Спасибо, дядя Миша, больше не вспомню про растворители и топливо.

   – Ну, ступай с богом, – обрадовался дедок, – на всякий случай баллончик я тебе не отдам. Сам до двери доведу, убедиться хочу, что спокойно уйдешь.

   Охранник проводил меня до машины, я села за руль и помахала ему рукой. Если бы вокруг было побольше таких людей, как этот пенсионер, глядишь, мы бы искоренили детское пьянство и наркоманию.

   – Помни, – погрозил мне пальцем Михаил, – ты поклялась!

   Я включила сигнал поворота и медленно поехала к дому, на котором горела вывеска «Оранжевая свинья». Никогда не баловалась никакими наркотическими или химическими веществами, а с этой минуты навсегда забуду про лимонад. Даже не посмотрю на сладкую газированную воду. Она моментально растворила клей, который произвели трудолюбивые немцы, пообещав потребителю восемьдесят лет гарантии. Как думаете, что намешано в ситро? Ацетон с ароматом карамели? Растворитель со вкусом зимней вишни? Или смесь соляной и серной кислот с запахом сочного персика?

   В «Оранжевой свинье» неожиданно оказалось много народа, все столики были заняты. Наталья в компании со светловолосым мужчиной сидела в самом дальнем углу, за большим искусственным фикусом. Я быстро подошла к ним и вежливо спросила:

   – Разрешите присесть?

   Константин повернул голову:

   – Девушка, здесь уже сидят.

   – Стульчик свободный, – нагло заявила я, – больше приткнуться некуда, а так кофейку хочется! Ой, Наташа! Вот это встреча!

   – Ты ее знаешь? – удивился Константин.

   Наталья вскинула голову:

   – Что вам надо?

   – Поговорить, – сказала я, – задам всего пару вопросиков. О Лоре Фейн.

   – Впервые о ней слышим, – быстро выпалил Костя.

   Я без приглашения села и повесила сумочку на спинку стула.

   – Глупо врать.

   – Да кто ты какая? – обозлился Константин. – Вали отсюда.

   – Милый, – попыталась остановить мужа Ливанова, – не надо.

   – Сейчас охрану позову, – полез в бутылку супруг.

   – Ладно, – неконфликтно согласилась я, – уже ухожу. Вот только дам вам послушать интересную запись.

   Когда из диктофона раздался голос Наташи, а потом баритон Константина, Ливановы оцепенели.

   – Это как туда попало? – выдохнула Ливанова, косясь на крохотный магнитофон, словно на ядовитую змею.

   Я развела руками:

   – Не сумею объяснить, являюсь полным профаном в технике. Да и не важен принцип работы звукозаписывающего аппарата, главное, он сейчас воспроизвел милую семейную беседу господ Ливановых. И у меня назрел вопрос. Наташа, отправляясь в морг, вы уже знали, что Лора умерла? Вам о смерти подруги сказал Костя?

   – Подруги? – зашипела Наталья. – Да она сволочь! Вечно нос задирала. Я ее пожалела! А что взамен получила?

   – Остановись, – мрачно велел муж.

   – Врун, – накинулась на него Наташа, – обманул! Сказал, что ради меня ее убил! Чувства свои доказал! Ну я и идиотка! Кому поверила! Да ты никогда правды не говоришь!

   – Уймись, – каменным тоном распорядился супруг.

   Наташа показала ему фигу:

   – Сам заткнись!

   Она посмотрела мне в глаза:

   – Знаете, кто он? Брехун. Если скажет: «Милая, на улице идет дождь», то надо подойти к окну и самой глянуть, вероятно, погода отличная, солнце светит. Костя лжет, как дышит. А я попадаюсь на его дешевые уловки. Значит, Лорка жива?

   – Не могу со стопроцентной уверенностью ответить «да», но труп, который вам показали в морге, не имеет никакого отношения к Фейн, – выпалила я.

   Наташа начала всхлипывать:

   – Я так гордилась, что он из-за меня ее убил!

   Мне показалось, что я ослышалась.

   – Вы восторгались супругом-убийцей?

   – Вот дура! – в сердцах сказал Костя. – Да я никого и пальцем не тронул.

   Жена заплакала, сквозь слезы повторяя:

   – Уходи, уходи, уходи.

   – Нет уж, вам придется остаться и детально объяснить мне, что случилось с Лорой Фейн, – потребовала я.

   Ливанова подбородком указала на мужа:

   – Он с ней спал.

   – Она сама разделась и на меня налетела, – засуетился Костя. – Ты же знаешь.

   Наташа промокнула салфеткой лицо:

   – Кобель. Знаете, когда мы поженились, его вторая бывшая мне домой звякнула и сказала: «Наташа, имей в виду, Костя мерзавец, он к женщине как к тряпке относится, попользуется и выбросит. Лучше сразу его выгони».

   – Дрянь! – выплюнул Костя. – Ей моя любовь к тебе поперек горла.

   – Любовь? – истерически засмеялась Наташа. – Сейчас все расскажу.

   Фразы выскакивали из Наташи со скоростью тараканов, напуганных неожиданно вспыхнувшим светом. Скоро мне стало жаль Ливанову.

   Наташа работает с десяти до восьми ежедневно, включая субботу. Она получает зарплату и процент с каждого заказа, поэтому боится отойти даже на обед, вдруг за этот час придет богатей и без нее договорится с кем-нибудь из художников, скитающихся по кабинетам «Портрета» в ожидании работенки. Останется тогда администратор без своей законной доли. Костя сидит дома, малюет картины. Надо отдать ему должное, Ливанов человек хозяйственный. Когда усталая жена возвращается домой, ее ждет убранная квартира и готовый ужин. Константин не ленится пропылесосить ковер и протереть зеркало в ванной. Несмотря на аккуратность супруга, Наташа пару раз натыкалась на не принадлежащие ей вещи. Села посмотреть телевизор, ощутила нечто жесткое, сунула руку между подушками и извлекла расческу, в которой застряло несколько светлых волос.

   – Хорошо, что ты гребешок нашла, – не смутился Костя, – его Нина, натурщица, потеряла, просила, если найду, непременно ей отдать, это подарок ее мужа.

   Наташа поверила супругу. Вам это кажется глупым? Но к Константину действительно приходили натурщицы. Обыватели полагают, что женщина, позирующая обнаженной, прекрасна, как ангел, ее тело совершенно, поэтому она и является объектом внимания художника. На самом деле натурщины не очень молоды и не слишком привлекательны, они мало похожи на мисс мира и часто имеют вредные привычки. Нине исполнилось сорок пять, у нее есть муж и трое детей, ревновать к ней невозможно. А Наташе очень хотелось верить, что супруг любит лишь ее, поэтому она не сомневалась в словах Кости.

   Вслед за расческой Ливанова отыскала в корзине с грязным бельем крохотный розовый кружевной лифчик. Нина никогда бы не позволила себе столь дорогое белье, да и на ее большой бюст подобная штучка не налезет.

   – Ну надо же! – всплеснул руками Костя, когда жена молча продемонстрировала интимную часть туалета. – А я уж испугался, что он исчез! Взял в фирме проката, понадобился для работы. У меня на картине фоном спальня, там со стула свисает бюстгальтер.

   И Наташа опять удовлетворилась его объяснением, она не желала замечать очевидного и была счастлива. Удар Ливановой нанесли внезапно. Примерно три года назад Наташа, никогда ничем не болевшая, вдруг почувствовала себя на работе очень плохо. В Москве бушевал грипп, и Ливанова сочла разумным поехать домой. В квартиру Наташа вползла еле живая, сняла туфли и пошла к мужу в кабинет. Лучше бы она предварительно позвонила, предупредила о своем возвращении или загремела вешалкой в холле. Может, тогда Лора успела бы уйти или хотя бы одеться. Но Ливанова явилась тихо и, войдя в рабочую комнату супруга, не поверила своим глазам.

   На коленях у Кости сидела Фейн. Муж был полностью одет, а на Лоре не оказалось даже крохотной тряпочки. Наташа оцепенела, а вот Ливанов не растерялся.

   – Слава богу, ты пришла, – закричал он, – представляешь, стою у мольберта, а тут врывается без спроса Лорка, скидывает шмотье и начинает ко мне приставать! Вот нахалка! Она давно ко мне клеится! Не хотел тебя волновать, поэтому и не рассказывал. Но сегодня Фейн все границы перешла!

   – Ты ему веришь? – хмыкнула Лора, не позаботившись одеться. – Придется тебе сказать правду: мы любим друг друга и хотим пожениться. Собирай вещи и уматывай из квартиры Кости.

   – Куда мне идти? – растерянно спросила Ливанова.

   – Могу предложить свою съемную халупу, – издевательски ответила Лора, – сделаем рокировку.

   – Это моя жилплощадь! – опомнилась Наташа.

   Фейн удивилась.

   – Костя! Ты говорил, что пустил Натку к себе из жалости, ей жить было негде!

   – Теперь понимаешь, какова нахалка? – не смутился Константин. – Давно строила планы нас развести. Мне и в голову не взбредет говорить подобное! Лора, уходи! Наташенька, очнись! Я одет, а она голая! Разве с любовницей при полном параде время проводят?

   – Вали отсюда! – гаркнула Наташа. – А еще подругой себя называла! Забирай свое шмотье!

   – Дура, – с жалостью произнесла Фейн, – живешь с говнюком!

   – То-то ты перед ним голым задом крутила, – взвизгнула Ливанова, – раз Костя мерзавец, зачем к нему приперлась? Если сейчас же не умотаешь, я твои тряпки в окно выкину, будешь голышом на улице белье собирать.

   Фейн спокойно взяла лифчик и, пытаясь его застегнуть, сказала:

   – Я не знала, какой он! Только сейчас поняла. Раскрой глаза, идиотка! У меня ключей от вашей квартиры нет!

   – Солнышко, ты в курсе, что я постоянно забываю запереть замок, вот она и вошла, – нашелся Костя.

   У Наташи потемнело в глазах, она частенько ругала супруга за небрежность, говорила ему: «Если ты выходил на улицу, то, вернувшись, запри замок. Мало ли кто в квартиру залезет. Не в деревне живем, в мегаполисе».

   Константин каялся и обещал тщательно проверять замок, но всегда нарушал данное слово. Сейчас муж не врет, Лора имела возможность вторгнуться на их территорию!

   Наташа выхватила у Фейн платье, выбросила его в окно, вытолкнула Лору в нижнем белье на лестничную клетку и прижалась спиной к захлопнутой двери.

   – Суки! – крикнула Лора. – Костик подлец, а ты дура! Еще вспомните меня!

   – Спасибо, милая, – чуть не заплакал Константин, он не помогал жене избавиться от полуголой Фейн, – она меня огорошила! Влетела, села на колени, начала раздеваться. Ну, успокойся, больше мы о ней не услышим.

   Но Костя ошибся. Фейн не собиралась прощать унижения. Лора стала названивать Ливановым домой. В основном она беспокоила их ночью. Говорила в трубку гадости, материлась. Потом кто-то на улице брызнул в Наташу краской из баллончика. Обнаружить в толпе хулигана не удалось. Затем подожгла почтовый ящик Ливановых, измазала дерьмом дверь в их квартиру, а еще Лора нажаловалась хозяину «Портрета» на грубость Наты с клиентами.

   – Сделай что-нибудь! – потребовала жена от Кости.

   – Сама успокоится, – поджал хвост муж, – не тронь дерьмо, и оно не завоняет.

   – Немедленно вели ей прекратить! – накинулась Наташа на супруга.

   – Как, милая? – попытался увильнуть живописец.

   – Дай хамке по морде! Прямо сейчас! – приказала Ливанова.

   – Я не могу бить женщину, – простонал художник, – это противоречит моим принципам.

   – Значит, мне придется терпеть ее издевательства? – зарыдала Наташа. – Хороши твои жизненные принципы! Посторонней гадине вломить не можешь, а жена пусть мучается? Не хочу с тобой жить! Уходи!

   Костя молча встал и покинул квартиру.

   Наташа побежала на работу и кидалась к телефону на каждый звонок. Когда в районе полудня в офис вошел Костя, супруга повисла у него на шее и жарко зашептала:

   – Прости, больше никаких упреков. Обожаю тебя.

   Константин поцеловал жену:

   – Солнышко, это ты меня извини, я струсил. Лора никогда нас не побеспокоит, я с ней разобрался.

   У семейной пары вновь начался медовый месяц. Фейн словно в воду канула, телефон в квартире Ливановых молчал, выходной день прошел на удивление спокойно.

   – И вы не поинтересовались, что ваш муж сделал с Фейн? – удивилась я. – Как ему удалось вразумить нахалку?

   – Спросила, – всхлипнула Наташа, – а он ответил: «Дорогая, забудь, это не твоя проблема». А потом… когда меня вызвали посмотреть на тело… платье… сумку… я сразу поняла: Лорку убил Костя. И он это подтвердил!

   Я перевела взгляд на художника, тот чуть сгорбился и стал оправдываться:

   – Наташка выглядела безумной, наскочила на меня и давай орать: «Фейн в морге, признайся, это ты ее убил».

   – И вы подтвердили? – поразилась я. – Странный поступок. Зачем брать на себя такую вину?

   Костя свесил голову на грудь:

   – Ната казалась очень счастливой, твердила: «Ты убил ради меня! Никто никогда так меня не любил!»

   – Ага, – кивнула я, – здорово!

   – Вам этого не понять! – зашептала Наташа. – Я решила, что Костик меня до такой степени обожает, что готов на все! Так романтично!

   – Невероятно, – согласилась я.

   – Приятно было думать, что он меня защитил, – заплакала Наташа, – расправился с обидчицей, рискнул своей свободой!

   – И поэтому вы сочинили про лесбийские наклонности Лоры, – подхватила я, – уводили подозрение от Кости. Но Фейн жива, вы же узнали ее почерк!

   – Да, – захныкала Наташа, – она это нацарапала! Стерва!

   – Великолепно, – сказала я и достала телефон.

   – Эй, эй, что вы собираетесь делать? – испугался Костя.

   – Позвать парней, которые задержат гражданина Ливанова, – пояснила я, – ему ведь надо рассказать, где находится Лора!

   Художник вскочил.

   – Глупо, твой адрес известен, – остановила я его, перейдя на «ты», – если смоешься, завтра у всех патрулей появится твое фото, снимок покажут по телевидению. Тебе придется забиться в подвал и сидеть там всю жизнь. Да, совсем забыла, аэропорты, вокзалы и шоссе перекроют. Похищение человека – тяжкое преступление, а ты удерживаешь Лору три года!

   – Я? – в ужасе переспросил Костя. – Нет! Я не знаю, где она!

   – Садись и слушай, – велела я, – Наташа, Костик ушел, а потом объявился и пообещал, что Фейн больше не причинит тебе беспокойства?

   – Ага, – по-детски ответила Ливанова.

   – Но откуда он мог знать, что Лора перестанет отравлять тебе жизнь? – ядовито улыбнулась я. – Фейн отличалась плохим характером?

   – Омерзительным, – зачастила Наташа, – хамка! За год до исчезновения она сломала лодыжку, лежала в больнице. К ней никто, кроме меня, не пришел! Ни один человек! Ни коллеги, ни друзья! Она вечно всем гадости говорила, шутила по-кретински. Я же тебе про день рождения с дресс-кодом рассказывала.

   – Отлично помню, – подтвердила я, – и понимаю, это не в характере Лоры – мирно сложить оружие. Дамочка из породы атомных бомб, будь она на воле, ты нахлебалась бы по полной программе. И вдруг все прекратилось. Костя ее похитил и спрятал. А теперь плавно переходим к другому вопросу: а кто та несчастная с болезнью Гоше, чье тело с отрубленными головой и руками было одето в платье Лоры? А? Костя, ты ведь знаешь ответ.

   Живописец замер, а Наташа ахнула:

   – Почему?

   – Да потому что он убил незнакомку, желая выдать ее за Лору, – ответила я, – Константин хотел, чтобы любовницу перестали искать. Неужели вы так возненавидели Лору? Задумали ее помучить? Или решили использовать бедняжку для удовлетворения своих сексуальных фантазий?

   Шея Константина побагровела, Наташа принялась грызть ногти.

   – Быстро говорите, где держите Фейн, – насела я на Ливанова, – за совершенные преступления вас ничего хорошего не ждет, но суд учтет чистосердечное раскаяние и помощь следствию. Вероятно, вам удастся избежать пожизненного заключения.

   – Любимый! – с восторгом выкрикнула жена. – Ты это сделал ради меня! Защитил! Показал ей, как меня любишь! Я буду к тебе каждый день в тюрьму ходить. Нет, лучше устроюсь туда уборщицей! Я тобой горжусь!

   – Дура! – завопил Ливанов и опрокинул бокал.

   Посетители «Оранжевой свиньи» не обратили внимания на шум. Очевидно, в кафе часто вспыхивают скандалы. Официантка даже не глянула в сторону разошедшегося клиента.

   – Обожаю тебя, – в экстазе повторила Наташа.

   – Двадцать лет, – торжественно объявила я.

   – Вы о чем? – дернулся Костя.

   – Меру наказания определяет суд, – проворковала я, – но на мой сугубо дилетантский взгляд меньше двадцатки вам не навесят. Отправитесь в солнечную Сибирь, на чистый, свежий воздух, будете вести здоровый образ жизни.

   – Здоровый образ жизни? – испуганно переспросил Костя.

   – Верно, – кивнула я, – в Москве, наверное, вы ложитесь за полночь, спите до полудня, практически не бываете на свежем воздухе, не занимаетесь спортом, едите жирную, калорийную пищу, а на зоне все иначе. Подъем в шесть, правильный завтрак из каши на воде, затем рубка деревьев в тайге, легкий обед, снова в лес, ужин без мяса и отбой в двадцать два часа. Вот только среди товарищей по бараку попадаются разные люди, но все в шоколаде не бывает.

   – Я поеду с тобой, – билась в экстазе Наташа, – поселюсь рядом. Можешь не сомневаться в моей преданности.

   – Да я к ней не прикасался, – заревел как вепрь Костя. – Лорка ушла поздно вечером! Живее всех выглядела!

   – С этого момента поподробнее, – приказала я, очень довольная тем, что мне удалось напугать Ливанова.

   Константин ткнул пальцем в Наташу:

   – Пусть она уйдет.

   – Никогда, – уперлась жена.

   Ливанов умоляюще посмотрел на меня, я оценила обстановку. Константин врун и мерзавец, но совсем не дурак. Художник сообразил: сейчас лучше рассказать правду, и готов поведать ее до конца. Но как поведет себя Наталья, услышав откровения мужа? Скорей всего, устроит громкий скандал, примется швырять в Костю посудой, администрация кафе вызовет милицию. Мне и самой шум не нужен. Придется пойти на поводу у «Рембрандта» и избавиться на время от его жены.

   Я исподлобья посмотрела на Наташу:

   – Вы действительно намерены помочь мужу?

   – Да! – решительно заявила та.

   – Надеюсь, у вас есть альбомы с семейными фотографиями? – продолжала я.

   – Конечно, – чуть удивилась она.

   Я повернулась к Константину:

   – Когда в последний раз вы видели Лору? Можете вспомнить число?

   – Поздно вечером, десятого июля, – ответил живописец.

   Я мысленно порадовалась своей сообразительности. Молодец, Лампа, правильно определила день, спасибо биопростокваше, но вслух сказала:

   – Правда? Три года прошло, а вы не забыли?

   – Одиннадцатого июля – мой день рождения, – влезла в разговор Наташа. – Костик мне подарок принес. Мы накануне сильно поцапались, он ночевать не пришел.

   – Хорошо, – обрадовалась я, – идите домой, найдите в альбоме снимки, которые были сделаны в начале лета, когда пропала Лора, и принесите их сюда.

   – Зачем?

   – Затем, – отрубила я, – выполняйте.

   – Но я плохо помню, что мы тогда снимали, давно это было, – заканючила Ливанова, – могу ошибиться.

   – На фотографиях стоит дата, – помог мне Константин, он понял, что я пытаюсь удалить Наташу, – поройся еще на антресолях, там коробки хранятся.

   – Ну, ладно, – сдалась жена.

   Как только мы остались вдвоем, я приказала художнику:

   – Начинайте рассказ. Насколько я поняла, ваша квартира находится неподалеку от «Оранжевой свиньи», супруга может быстро вернуться.

   Костя прикрыл глаза и заговорил. В его изложении события выглядели так.

   Наташа поддерживала приятельские отношения с Лорой, а та начала атаку на ее мужа, строила ему глазки, часто звонила домой, отлично зная, что Ливанова сидит на работе. В конце концов ворвалась в квартиру, разделась…

   – Стоп, – решительно остановила я его, – не мое дело осуждать вас за связь с Лорой, но, если вы продолжите врать, получится плохо. Давайте говорить правду.

   Константин прижал ладонь к груди:

   – Творческой личности необходим адреналин. Поэт, писатель, музыкант может создавать яркие произведения лишь в состоянии влюбленности.

   – Короче, – оборвала я Костю, – без теоретической базы, оправдывающей прелюбодеяние. Вы спали с Лорой?

   – Очень недолго! Поверьте! Мне нужны новые впечатления, – признался Костя, – честное слово, я люблю Нату. Но она как ежедневная яичница, а иногда хочется бутербродик с икрой.

   – Однако вам не повезло, – усмехнулась я, – в тот момент, когда вы собрались полакомиться в очередной раз, в квартиру ворвалась поднадоевшая яичница. Она подралась с деликатесом, последний убежал. Что было потом?

   – Натка злилась, – признался Костя, – я с Лоркой больше дел не имел, честно. А та будто с ума сошла, стала гадости делать! Жена распсиховалась, мы перессорились, и я решил поговорить с Лорой, сказать ей: «Уймись». Натка тоже хороша. У нее отвратительная манера устраивать на пустом месте скандал. Что за упреки и подозрения? В тот день я выскочил из дома и поехал к Лоре. Фейн увидела меня и давай визжать: «Пошел на…! Ты мне не нужен! Обманул меня с квартирой!» Естественно, я спросил у нее: «Какая тебе разница, чья жилплощадь?»

   А она в ответ: «Большая. Надоело мне по съемным углам мыкаться, хочу собственную трешку».

   – Весьма откровенное признание, – сказала я.

   Константин склонил голову к плечу:

   – Лора такая была, правду в лицо выдавала, ее за это недолюбливали. А вот мне горячие, вспыльчивые женщины нравятся, с ними интересно. С Наташей уютно, но скучно, адреналина нет.

   – Жена не кандалы, можно развестись, – не удержалась я.

   – И где жить? – деловито поинтересовался Костя. – У меня нет жилплощади. Наташа хорошо готовит, нормально зарабатывает.

   – Но с ней тоскливо, а Лора фейерверк, – подначила я его.

   – Ракета, – со вздохом произнес Костя, – настроение у нее меняется, как погода в Австралии, каждые полчаса. В тот день она сначала меня отчихвостила, потом взбрело ей в голову в супермаркет сходить, заявила: «Хочу курицу-гриль!» Пришли в магазин, а там новая заморочка! Лорка мимо витрины с цыплятами пробежала. Я ей напомнил: «Ты же шла за жареной птичкой!»

   А у нее уже другое на уме. «Они здесь несвежие! Лучше куплю биопростоквашу».

   Костя покорно пошел со спутницей к выходу. Лора поставила баночку с молочным изделием на резиновую ленту и велела Косте: «Плати!» – «Семьсот пять рублей», – объявила кассирша. «Сколько?» – ахнул Ливанов. «Семь сотен и пять рэ», – громко повторила тетка. «С ума сошли! – возмутился художник. – За крошечную порцию кефира!» – «Это импортный продукт из серии «Натуральное питание», – пояснила сотрудница супермаркета, – в следующий раз берите российский товар».

   «Раскошеливайся, – приказала Фейн, – я тебе не Наташка. На меня придется деньги тратить. Что, даже на простоквашу не заработал? Жадная, тупая сволочь! Не хочу с тобой ничего общего иметь. Знаешь, какую мне работу вчера предложили? Я миллионы получу. А ты катись! Сама себе квартиру куплю! Просили никому о предложении не говорить, да ладно! Хочу, чтоб ты сдох от зависти! Я буду в шоколаде! Прямо завтра! Нет, уже сегодня!»

   Константину не хотелось скандалить в магазине, он молча отдал несуразно большую сумму. Когда они вернулись в квартиру Фейн, снова поцапались, и снова из-за простокваши, и тут Лоре позвонили. Девушка схватила телефон, ушла в ванную, довольно долго просидела там, потом надела босоножки и сказала: «Вали отсюда к себе домой! Дверь захлопнешь!» – «Ты куда?» – лениво спросил Костя. «Это связано с моей новой высокооплачиваемой работой», – буркнула Лора и убежала.

   Костя тогда уже решил, что ему надо во что бы то ни стало помириться с Наташей. Конечно, Фейн внешне намного интереснее его жены, и с ней весело, но это веселье бьет через край. «Удачи тебе», – скривился Константин и решил лечь спать.

   Художник отлично знал: сейчас Наташа зла, как сто фурий, но ближе к утру супруга начнет нервничать, названивать ему на мобильный. Если отключить сотовый, к полудню Наташа потеряет от тревоги голову и забудет про скандал.

   Костя решил, что раньше обеда ему лучше дома не показываться, и вышел на балкон покурить. Его совершенно не волновало, куда отправилась Фейн. Художник не испытал ни укола ревности, ни разочарования. Да, Лора ему нравилась, но переживать из-за взбалмошной бабы Костя не собирался. Он отключил мобильный от сети, спокойно провел ночь на диване у Фейн, а в одиннадцать утра поехал на работу к жене, вспомнив о ее дне рождения. До «Портрета» он добрался к полудню, обнаружил Наташу, еле-еле сдерживающую слезы, и понял: его расчет оправдался, жена уже примерила на себя роль брошенной и жутко испугалась. Пара помирилась. Чтобы окончательно завоевать расположение супруги, Костя опрометчиво ляпнул: «Я разобрался с Лорой, она больше нас не побеспокоит».

   И действительно, Фейн как в воду канула, ни в субботу, ни в воскресенье не терзала Ливановых. Костя был страшно рад, они с Наташей чудесно провели выходной. А спустя короткий срок в «Портрет» позвонили из милиции и попросили опознать тело.

   Когда Наташа вернулась домой, Константин поразился. Всегда бледная, апатичная жена выглядела необычно. Ее щеки горели румянцем, глаза лихорадочно блестели, губы стали пунцовыми без помады. Супруга с порога кинулась на шею художнику и в несвойственной ей манере страстно зашептала: «Дорогой! Ты сделал это ради меня!» – «Что? – попятился Костя. Его испугала метаморфоза, случившаяся со второй половиной. – Ты случайно не хлебнула водки?»

   И тут жена совершила совсем уж невероятную вещь, она быстро скинула одежду и утянула его в спальню. До кровати они не добрались, устроились на ковре, почти у порога. Константин был поражен. До сего дня стыдливая Ната перед тем, как предаться супружеским утехам, всегда тушила свет, тщательно задергивала шторы, залезала под одеяло и отказывалась от любых поз, кроме миссионерской.

   Придя в себя после бурного секса, Костя осторожно расспросил Наташу, узнал, что она ездила в морг и опознала Лору. «Ты уверена?» – вздрогнул художник, когда жена умолкла. «Платье ее, сумка, туфли, паспорт, – перечислила жена, – я тебя обожаю! Ты убил ради меня! Пообещал решить проблему, защитить…»

   Костя не успел ничего сказать, Наташа снова принялась страстно целовать его. Тут только художник сообразил: жена считает его убийцей Фейн, и это страшно ее возбудило. «Ну и как мне следовало поступить? – спросил доморощенный Казанова, ловя мой взгляд. – Сказать ей правду, что я не трогал Лору? Знаете, какая у нас жизнь началась? Не передать словами! Не разрушайте наше счастье, пожалуйста».

   Внезапно Константин взял меня за руку и проникновенно сказал:

   – Это правда! Истинная правда! Честное слово!

   Я выдернула ладонь из его липких пальцев и опять перешла на «ты».

   – Знаешь, что получается? Вы с Лорой поругались! И ты вдруг едешь к ней, сопровождаешь в магазин, терпишь ее капризы. Почему?

   – Я хотел проучить Наташку, переночевать спокойно у Лоры, – нашел ответ художник, – не фига на пустом месте орать.

   – А Лора? – удивилась я. – Все чудеснее и чудеснее! Она тебя у себя оставила бы? После скандала? У тебя с Фейн война! Неужели художница приняла бы того, с кем откровенно враждовала! Она должна была тебя выгнать.

   – Она же ушла, – заявил Костя.

   – Но ты не знал, что ей позвонят, все произошло внезапно, – напомнила я. – Неужели Лора согласилась тебя на ночь пригреть? Нестыковочка!

   – Вот такая она, непредсказуемая, – буркнул Костя.

   – Договаривай до конца, иначе плохо тебе придется, – пригрозила я.

   Константин залпом выпил остывший кофе.

   – Ну… мне один раз понадобились деньги. Сумма невелика, тысяча евро, но где ее взять?

   – У жены, – не замедлила я с подсказкой.

   – Она шуметь бы стала, – живописец воспринял мои слова буквально, – я эти бабки… в общем… на некоторые дела потратил, неважно.

   – Абсолютно согласна, – кивнула я, – не принципиально, на кого ты спустил деньги, интересно, откуда их достал. Из тумбочки?

   – Ты цыганка? – обозлился Костя.

   – Нет, – улыбнулась я, – у меня русские корни, один дедушка из города Иваново, второй из Тамбова, но сейчас не время о генеалогии рассуждать. Я не ясновидица, зато умею логически мыслить. Где добыть средства неработающему мужику? Влезть в заначку жены. Наташа, наверное, на отпуск откладывала?

   Константин решил не акцентировать внимания на моем предположении:

   – Я… ну… потратил их, а потом попросил в долг у Лоры, ненадолго. Не хотел скандала! Вдруг Натка пересчитает кассу, а там недостача. Фейн дала, но скоро назад требовать начала.

   – Вот нахалка! – расхохоталась я. – Сумма невелика, могла и простить!

   Костя откашлялся:

   – А когда мы поскандалили, она мне стала постоянно звонить и орать: «Где мои бабки?» Я очень вежливо ей объяснял: «Подожди до осени, непременно отдам». А она давай визжать, обзываться. Девятого такое мне устроила! А десятого Наташка скандал отчебучила, вот я и поехал к Лоре. Хотел ее попросить подождать с долгом. Мне дома проблемы не нужны. Правда, я сначала Вере позвонил, ну той, на которую деньги потратил, но она моей щедрости не оценила. Я ее попросил: «Пусти переночевать», – а девка даже слушать не стала: «Не до тебя сегодня, муж из рейса вернулся». Он у Верки моряк, месяцами в плаванье.

   – Давай не углубляться в ненужные подробности, – попросила я. – Вера не захотела принять сердечного дружка, и ты позвонил Лоре?!

   – На вокзале я спать не приучен, – огрызнулся Костя. – Сказал, везу деньги. Она обрадовалась, мы у супермаркета встретились, Фейн меня на кретинскую простоквашу раскрутила.

   – И пригласила к себе домой? – недоумевала я. – Пожалела временно бездомного мальчика?

   Глаза Константина забегали из стороны в сторону.

   – Я ей пообещал в квартире долг отдать, на улице, мол, стремно.

   – Так! – кивнула я.

   – Вошли в дом, – гундел Костя, – только я ботинки снял, ей звонят. Дальше все правда, она в ванную помчалась, затем убежала, про меня забыла. Я пошел на балкон курнуть, чего повторять-то? А потом – ночь на дворе, метро закрыто, на такси бабла нет. Я подумал, если она вдруг вместе с хахалем явится, прикинусь родственником. Фейн сообразительная, поддержит игру.

   – Почему бы сразу не сказать мне про деньги? – возмутилась я.

   – Я хотел Лорке тысячу отдать, честное слово, поэтому раскурочил Наткин банк еще раз. Залез в него после того, как Фейн пропала. Подумал, ща она объявится. А Лорка пропала. Зато Натка обнаружила пустую коробку! Пришлось соврать ей, что я ушел, дверь не закрыл, вот вор и залез. Грабители всегда все подчистую уносят, одну тысячу евро не отсчитывают!

   – Странно, что Ната не полетела в милицию, – вздохнула я.

   – Нет! – радостно сообщил мерзавец. – Она в коробку «черную» зарплату заныкивала, по ведомости ей всего пять тысяч рублей положено, и еще конвертик. Я пугнул Наташу налоговой, сказал: «Не выступай! Менты сразу спросят: откуда у малооплачиваемой администраторши почти десять тысяч евро в заначке?»

   – Отлично ты поживился! – возмутилась я. – Ограбил супругу!

   – У нас общие бабки, – не смутился Костя. – Я не хотел Наташеньку нервировать, решил: лучше расскажу, что с Фейн разобрался.

   – Какая же ты сволочь! – брезгливо сказала я.

   – Тише, тише, – зашептал Костя. – Жена вернулась!

   – Нашла фотку, – запыхавшись, сообщила Наташа, подбегая к столику, – смотрите. Снимок сделан одиннадцатого июля, в офисе в мой день рождения. Коллеги торт подарили, Костя ко мне зашел, и Кирилл, заведующий, нас на память и щелкнул. Во.

   Мне фото было без надобности: оно послужило поводом временно избавиться от Ливановой. Рассматривать карточку я не собиралась, но Наталья сунула ее мне буквально под нос. Три года назад Наташа была чуть полнее и носила короткие волосы. Ливанова стояла около Кости, на лице которого цвела довольная улыбка. Левая рука ее лежала на плече мужа, правую она прижала к животу, пальцы сжимали пакет, прикрывавший часть юбки. Полиэтиленовая сумка была ярко-оранжевой, на ней красовался ядовито-зеленый улыбающийся смайлик и шла надпись «Из хорошего выбирай лучшее». Я сразу узнала пакет: точь-в-точь такой мне вручили в клинике Баринова, в нем лежали результаты обследования богатой вдовушки Елены Кротовой.

   – Откуда у тебя этот пакет? – оживилась я.

   Наташа села к столу:

   – Не помню.

   – Ты лечишься в дорогом медцентре? – удивилась я.

   – Я не болею, мне врачи не нужны, – опешила Ливанова.

   – Какая разница? – засуетился Костя.

   – А ты напряги мозги, – приказала я.

   – Вспомнила! – к явному недовольству мужа, спохватилась Ната. – Костик мне в нем подарок на день рождения принес! Шикарные конфеты! Роскошные! Очень дорогие! Эксклюзивные! Ручной работы! Приехал после нашей ссоры! Ко мне на работу! И вручил! Он дома не ночевал. Прощения просил.

   – Да ладно, – попытался угомонить ее Константин, но Наташа продолжала нахваливать презент:

   – Коробка бархатная! Я в ней сейчас нитки с иголками держу! Пакет от фирмы!

   – Сумка не из кондитерской, она из медклиники Баринова, – заявила я. – Константин! Если я не узнаю правду, тебе придется давать показания человеку по имени Максим Вульф. Поверь, его фамилия четко отражает характер. Настоящий волк, дикий зверь! Без тормозов!

   – Солнышко, сходи купи мне сигарет, – сделал отчаянную попытку облегчить свою участь пакостник.

   – Ты уже шесть месяцев как бросил курить, – удивилась супруга.

   – Откуда пакет? – не успокаивалась я.

   Константин вздернул подбородок:

   – У Лорки взял! Он в шкафу лежал!

   Но я не отпустила жертву:

   – Пустой?

   – С бумажками, – неохотно признался Константин, – лабудень всякая, я ее вытряс, вроде анализы, рентген. Неудобно показалось коробку в руках переть. Ну я и стал искать приличный мешок. На кухне у нее всякая дрянь лежала, поэтому я в шкаф полез, бабы часто мелочь в красивые пакеты кладут.

   Мне стало противно:

   – Не удивлюсь, если ты и набор конфет тоже нашел у Фейн.

   – Нет, нет, – яростно запротестовал Костя, – по дороге домой я специально заехал в магазин.

   Я поняла, что Ливанов неисправим. Уличить скользкого мужика в очередном вранье легче, чем чихнуть! Менее десяти минут назад он жаловался на отсутствие средств, сообщил, как едва наскреб в кошельке денег на биопростоквашу для Лоры. И ночевать в квартире Фейн остался, потому что не мог нанять такси. Откуда тогда у него звонкая монета на сладкое? И в фирменных дорогих магазинах вам непременно вручат пакет, наклеят на него цветочек, перевяжут ручки атласной ленточкой. Впрочем, Костя может заявить: «Пакеты в лавке закончились». Готова спорить на любую сумму, конфеты Костя спер у Лоры!

   Я закашлялась и поймала взгляд Наташи, умоляющий, абсолютно несчастный, она словно говорила: «Пожалуйста, молчи. Сама знаю правду, но если ты выступишь с обличительной речью, мне придется принимать решение, а я не хочу».

   Мой кашель затянулся. Ну почему некоторые бабы так боятся остаться одни? Прав был поэт, написавший: «Ты лучше будь один, чем вместе с кем попало». К горлу подступила тошнота. Стало понятно – если еще секунду проведу в обществе Ливановых, желудок не выдержит, меня вывернет наизнанку прямо в зале. С одной стороны, Наташу жаль до слез, с другой – она вызывает омерзение, о Косте лучше умолчу.

   Я встала, сдавленным голосом велела им не покидать город и выбежала на улицу.

   Едва я открыла дверь в нашу квартиру, как в прихожую вышла Рокси и запричитала:

   – О! Нет! Так нельзя! Беда!

   – У нас неприятности? – вздрогнула я.

   – Непременно будут, если вы не войдете домой правильно, – заявила Роксана.

   – Есть законы возвращения в квартиру? – хихикнула я.

   Домработница ткнула пальцем в пол:

   – Порог переступают левой ногой.

   Мое плохое настроение живо улетучилось:

   – Правда? А я слышала про правую!

   Роксана спрятала руки под фартук:

   – Люди не читают умных книг и наносят вред карме. Уходить надо с правой ноги, возвращаться домой с левой.

   – Какая разница! – пожала я плечами и начала снимать туфли.

   – Пожалуйста, – застонала Рокси, – неужели вам сложно? Это займет полсекунды, а убережет всех от громадных проблем! Потом не говорите, что я вас не предупреждала!

   Я решила не идти на поводу у взбалмошной тетки. Если сейчас безропотно обуюсь и предприму новую попытку войти в дом, Роксана поймет: хозяйкой можно манипулировать. Лучше задам ей вопрос:

   – Какие неприятности ожидают того, кто входит с неправильной ноги? Нашествие саранчи? Глобальная засуха?

   Роксана укоризненно зацокала языком:

   – Зря смеетесь! Книга знаний обещает дождь и грязь на голову!

   – С потолка? – развеселилась я и вздрогнула. За шиворот упала ледяная капля, потом вторая, третья…

   Я глянула наверх. По побелке растекалось темное пятно.

   – Вот! – торжественно заявила Рокси. – Началось! Книга знаний никогда не ошибается.

   Я обулась в баретки и бросилась на лестницу. Без разницы, с какой ноги выбегать из квартиры, когда у соседей потоп!

   Людей, что живут на этаж выше, я не знала, но в дверь позвонила без колебаний. Забыв поздороваться, выпалила в лицо худощавому мужчине, возникшему на пороге:

   – Вы нас заливаете!

   – Не может быть! – слишком быстро ответил сосед, поправляя толстую оправу очков. – У меня сухо!

   Но я отлично знаю, что ни один человек добровольно не признается, что забыл выключить воду в ванной, поэтому живо попросила:

   – Разрешите посмотреть? – и, не дожидаясь ответа, прошмыгнула в квартиру соседей.

   Открывшееся зрелище меня поразило. Посередине просторного холла торчала… елка, рядом с ней стояло пустое пластиковое ведро и поблескивала лужа.

   – Деревце поливаете? – разозлилась я. – Перепутали квартиру с дачным участком? Вас как зовут?

   – Гриша, – уныло ответил сосед, – Григорий Огородников.

   – Подходящая фамилия, – констатировала я. – В спальне, наверное, оборудовали парник? В гостиной выращиваете черную смородину? Или там колосятся грибы-вешенки?

   Гриша не успел ответить, я уловила знакомое цоканье, сопение, из коридора вылетела стая собак и бросилась приветствовать гостью.

   – Мопсы, – обрадовалась я, – какие красивые! Девочки! Мальчики!

   Собачки подпрыгивали изо всех сил, пытаясь дотянуться до моего лица. Я села на корточки и была облизана с головы до ног. К глазам подступили слезы.

   – Моя жена уехала в начале января в экспедицию. Она археолог, нашелся спонсор, который оплатил раскопки в Перу. Ленуся умчалась, а я забыл про елку. Мы ее на Новый год нарядили.

   – Понятно, – кивнула я, – но вроде дерево на самом ходу стоит.

   – То-то и оно! – согласился сосед. – Когда каждый день натыкаешься, перестаешь замечать.

   – Занятно, – сказала я, – следующий вопрос. Ель торчит из паркета! Вы ее в пол ввинтили? И поливаете, чтобы не засохла?

   Гриша смутился еще больше:

   – У нее была пластиковая подставка. Вчера Ленуся звякнула, сообщила, что вернется в августе, потом возьми да спроси: «Гришенька, ты елку разобрал?» У жены уникальный дар! Всегда задает вопросы по делу! И как вовремя!

   Я снова захихикала. На дворе июль. Действительно, очень кстати напомнила Леночка муженьку про рождественское дерево.

   – Я себя за беспамятство отругал, – продолжал Огородников, – снял игрушки, убрал в коробку, хотел дерево вынести, схватил за ствол, дерг, дерг, а оно с места не сдвинулось. Наверное, четверть часа прошло, пока я не сообразил – елочка вросла в пол.

   – Вросла? – повторила я.

   – Пустила корни, – подтвердил Гриша, – они пробили подставку и вцепились в землю.

   – Простите, откуда в квартире земля? – спросила я.

   Сосед пожал плечами:

   – Я занимаюсь компьютерными технологиями, ничего не понимаю в строительстве, но гляньте вниз.

   Мне пришлось сесть на корточки и внимательно изучить пол. Круглый ствол действительно пустил корни, они уходили во что-то темно-коричневое, на ощупь напоминающее губку.

   – Доски настилали специалисты, может, они под них земельки натрусили? – продолжал Гриша. – Я уже давно вожусь. Сначала осторожно распилил подставку и удалил ее, затем снял пару паркетин, вырезал кусок фанеры и понял: дерево укоренилось крепко. Понимаете, оно живое, зеленое, не хочется его убивать. Вот я и решил его выкопать, чтобы отвезти на дачу и посадить.

   – Хорошая идея, – одобрила я, – а поливали зачем?

   – Побоялся корни испортить, – ответил компьютерщик, – думал, из хорошо промоченного грунта елку легче достать. О, господи! Я же вас залил! Простите дурака! Леночка права, она мне всегда говорит: «Гриша, если ты решил совершить некое действие, то думай не о том, как его выполнить, а о последствиях». Непременно возмещу вам убыток! Оплачу ремонт!

   – Потолок ерунда, – отмахнулась я, – если больше не станете лить воду, пятно быстро высохнет, замазать протечку не составит труда.

   – Без воды елка засохнет, – забеспокоился Гриша.

   – Выньте ее, – улыбнулась я, – откопайте, и делу конец.

   – А корни? – испугался сосед. – Знаете, что будет, если их перерубить?

   – Новые появятся, – легкомысленно пообещала я.

   – Не уверен, – задумчиво протянул Гриша.

   – У вас же есть компьютер, – осенило меня, – посмотрите в справочной системе.

   – Точно! – подпрыгнул Огородников. – Иногда самая простая идея приходит в голову последней. Гениально! Сейчас, сейчас…

   Сосед пулей слетал в комнату, вернулся с ноутбуком и застучал по клавиатуре.

   – Новогодняя елка. Нуте-с! История празднования: «В СССР зеленую красавицу запрещалось украшать до 1935 года».

   – Это не то, – остановила я Огородникова, – смотрите способ посадки.

   – Точно! – кивнул Гриша. – Лесхоз, вырубка, во! «Доставка елей любых размеров, посадка, уход, уничтожение паразитов, устранение психологических проблем».

   – Не предполагала, что дереву нужен психотерапевт, – поразилась я.

   – Наверное, речь идет о хозяевах, – бормотнул Григорий, – тут полно разной инфы, но про обрубленные корни ни буквы.

   – Найдите телефон какой-нибудь фирмы, торгующей елями, – велела я, – позвоню туда. Можно воспользоваться вашей трубкой?

   – Ну, конечно, – обрадовался Огородников, – спасибо за предложение, я не умею общаться с продавцами.

   – «Лес у твоего дома», слушаю, Дмитрий, – произнес звонкий голос.

   Я откашлялась:

   – Ель…

   – Отличный выбор, – перебил меня менеджер, – имеем полный спектр.

   – У нас…

   – Что пожелаете! Голубая, махровая, пихтовая, африканская, таежная, кремлевская, – зачастил Дмитрий.

   – Понимаете, она…

   – Размер от крохотного до десятиметрового, при заказе трех стволов доставка бесплатная, – оглашал заученный текст продавец, – где вы живете?

   – Улица Веденеева, дом сто четыре, квартира девяносто два, – машинально ответила я и спохватилась: – Только у нас нет участка.

   – Отлично. Есть вариант для оранжереи. Можем доставить сегодня.

   – Да ну? – воскликнула я. – Уже программа «Время» закончилась.

   – Мы работаем круглосуточно, – затараторил Дмитрий, – желаете кадку обычного формата? Хохломская роспись, гжель, палех, восточные мотивы? Гламурный вариант? Стразы? Резьба с применением лазера? Космические технологии? Возможен выезд дизайнера, консультанта по интерьеру. О’кей?

   – О’кей, – на автомате ответила я и спохватилась. – Погодите.

   – Благодарим за ваш звонок, – проорал Дмитрий и отсоединился.

   – Узнала про корни? – с надеждой спросил Гриша.

   – Я беседовала с зомби, – вздохнула я, – а может, там робот сидит. Парень не дал мне слова произнести. Лучше обратиться…

   – Куда? – приуныл Огородников. – В службу помощи по выкорчевыванию елей из паркета?

   – Думаю, такой не существует, – развеселилась я, – но можно позвонить спасателям, они сталкиваются с разными проблемами. МЧС новогодней елкой не напугать.

   На этот раз мне ответила женщина:

   – Двенадцатая. Слушаю, что у вас случилось?

   – Девушка, пожалуйста, разрешите спросить, – жалобно протянула я.

   – В чем дело? – вежливо спросила дежурная.

   – Есть елка. В смысле дерево, зеленое. Оно растет из пола. Как его оттуда выковырнуть? – озвучила я проблему.

   – Растение представляет опасность для окружающих? – осведомилась диспетчер. – Оно может вот-вот упасть?

   – Нет, крепко сидит в паркете, – уточнила я.

   – Тогда почему вы волнуетесь? – не поняла собеседница.

   Я набрала полную грудь воздуха:

   – Двенадцатая, поймите, ель выросла в квартире, в полу, корни ушли к соседям на нижний этаж, в потолок. Что нам делать?

   Из трубки послышалось шуршание, затем раздался мужской голос.

   – Старший по смене, Николаев. Что у вас стряслось?

   Я повторила рассказ, Николаев оказался более понятлив:

   – Дома мужики есть?

   Я покосилась на Григория:

   – Ну, предположим.

   – Пусть спилит ель и вынесет на помойку. Корни вам не помешают, засохнут потихоньку, – посоветовал спасатель.

   – Но тогда елка умрет! – испугалась я. – Мы хотим ее оставить живой, но не понимаем, как ее удалить, чтобы не повредить корневую систему.

   – Это не к нам, – отрезал Николаев, – звоните в Академию имени Тимирязева. Сейчас они не работают, но с утра вам помогут. Елки по их части. Вот если б дерево упало, придавило кого, это к нам.

   – Огромное спасибо, – от души поблагодарила я Николаева, – вы очень нам помогли.

   Договорившись с Гришей, что он не станет больше поливать символ Нового года и завтра в десять утра обратится к профессиональным лесничим, я спустилась к себе, вошла в квартиру, вздрогнула, вернулась на лестничную клетку и вновь шагнула в холл, на этот раз с левой ноги. Я не верю в приметы, но лучше не рисковать.

   Примерно через полчаса домой вернулся Макс, и мы долго беседовали на кухне. Роксана не показывалась, наверное, легла спать. Где-то около часа ночи мы захотели есть, я подняла крышку кастрюли, стоявшей на плите, увидела прозрачную воду, пару кружочков сырой моркови, несколько ломтиков несваренной картошки и одну целую луковицу.

   – Выглядит малосъедобно, – сказал за моей спиной Макс.

   – Похоже, Роксана собиралась сварить суп, но что-то ее отвлекло, а потом она забыла про еду, – сообразила я и распахнула холодильник.

   Он обрадовал меня пустыми полками.

   – Она и про магазин забыла, – рассердилась я.

   – На ночь вредно жрать, – остановил меня Макс, – пошли спать, завтра спросим у Рокси, что случилось.

   Мой крепкий сон нарушил резкий звонок, я пошарила рукой по тумбочке и стукнула будильник. Но звук повторился, пришлось сесть и зажечь лампу. Стрелки показывали половину пятого, я погрозила часам кулаком.

   Не успела я погасить ночник, как по квартире снова разнесся пронзительный звон. Только тут до меня дошло: будильник ни при чем, кто-то звонит в дверь. Я накинула на плечи халат, вышла из спальни и столкнулась с Роксаной, которая брела в прихожую. Увидав меня, домработница заморгала, а потом спросила:

   – Что вы делали в спальне?

   – Огурцы солила, – фыркнула я, – неужели непонятно? Обожаю заготавливать продукты на зиму.

   – А-а-а, – протянула Рокси, – а кто звонит? Чего хочет?

   Я поспешила в холл. Похоже, домработница мастер задавать дурацкие вопросы.

   – Ой, не беритесь правой рукой за замок, – судорожно зашептала Роксана.

   Я покорно поменяла руки.

   – И левой нельзя! – под аккомпанемент нудного блямканья предостерегла Рокси.

   – У меня только две руки! – рассердилась я. – Про ноги не напоминай, я не смогу с их помощью поворачивать ключ.

   – Надо натянуть перчатки, – засопела домработница, – в книге знаний сказано: «Плохая примета впускать ночью в дом незнакомца. Это к большим проблемам».

   – Абсолютно согласна с этим заявлением, – кивнула я, – как правило, люди, врывающиеся за полночь в квартиру, приносят одни неприятности. Но чем помогут нам перчатки? Кто там?

   – Доставка елок! – раздался звонкий голосок. – Фирма «Лес у дома»!

   – Рукавички задержат черную ауру, – зашептала Роксана.

   – Я ничего не заказывала, – ответила я, глядя на экран видеофона.

   На лестничной клетке маячила худенькая девочка в бейсболке и куртке, украшенной изображением большого дерева.

   – Вы ошиблись адресом, – предположила я.

   – Она не прилипнет к пальцам, – зудела Рокси.

   – Мы точно записали, – ответила девушка. – Веденеева, сто четыре, квартира девяносто два.

   – …не сюда прилетела, – бубнила Роксана, – хорошо еще палочки судьбы повесить. Вы разрешите?

   – Делай, что хочешь, только замолчи, – велела я.

   – Вы звонили сегодня, – надрывалась девушка, – говорили, что будете ель в холле сажать.

   Я быстро открыла дверь.

   – Ох, неладно! – закаркала Рокси. – Ох, не к добру. Хуже только в дождливую пятницу тринадцатого числа деньги в долг давать. Назад деньги никогда не получите!

   Мне пришлось бесцеремонно отпихнуть домработницу и заявить курьеру:

   – Девушка, простите, произошло недоразумение.

   – Вы не звонили на нашу горячую линию? – спросила доставщица.

   – Я разговаривала с Дмитрием, – кивнула я, – но, похоже, он неправильно истолковал мои слова.

   – Ваш заказ! – сказала курьер и щелкнула пальцами.

   Откуда ни возьмись материализовались два парня в фирменных комбинезонах со здоровенной бочкой, из которой торчало нечто серо-коричневое, напоминающее гигантского ежа, заболевшего паршой.

   – Где ее установить, хозяйка? – заорал один.

   – Не волнуйтесь, мы не натопчем, бахилы нацепили, – успокоил меня второй.

   Я попыталась загородить проход, но грузчики легко сдвинули меня и вломились в холл.

   – Шишигина пальма! – затряслась Рокси. – Нет хуже приметы! За ней леший явится!

   – Что у нас происходит? – зевая, поинтересовался Макс, выходя в прихожую. – Ба! Елочка-палочка! Очень предусмотрительно, до Нового года всего каких-нибудь пять месяцев!

   – Кадка с росписью под хохлому, – запищала доставщица, – эксклюзивный вариант со стразами от Сваровски.

   – Гламурно! – одобрил Макс. – Дорого, богато, блестяще. Берем не глядя.

   – Здорово, – обрадовалась девушка.

   – Кикиморова зелень на беду, – ныла Рокси, – она лесовика приманивает. Пойду поищу в книге знаний главу о нечистой силе!

   – Книга знаний? – хмыкнул Макс. – О чем это?

   – Я не заказывала елку! – опомнилась я. – Неужели я похожа на человека, который придет в восторг от деревянного, размалеванного черно-красной краской ящика, утыканного битыми пивными бутылками?

   – Ну ваще! – обиделась девушка. – У нас художники работают.

   Следующие четверть часа я пыталась объяснить мужу ситуацию, и в конце концов Макс заявил:

   – Хочу спать.

   – И мне пора! – обрадовалась девица. – Платите, и разбежимся.

   Макс полез за кошельком в карман ветровки и вынул… одежную щетку.

   – Нашлась! – обрадовалась я. – А я все удивлялась, куда она подевалась!

   – Как щетка попала в мой карман? – недоумевал Макс.

   – Ты почистил брюки и засунул ее в куртку, случайно, на автомате, – нашла я единственно правильное объяснение.

   – Да? – недоверчиво протянул муж. – Выходит, я дурак? Ходил со щеткой и не заметил ее.

   – Давай лучше решим, что будем делать с бочкой, – сменила я тему, – она почти весь холл занимает.

   – Наш дизайнер по интерьеру к вашим услугам, – зачастила курьер, – полный спектр растений: лианы, плющи, фикусы, декоративные грядки с гигантской клубникой.

   – Последнее особенно подходит для московской квартиры, – съехидничала я, – проснулся, пощипал ягодки – и на службу. Вернулся – новые созрели. Лучше этого только банановые!

   – Без проблем, – объявила курьер, – бананы нам легче легкого организовать.

   – Кать, еще один заказ остался, – напомнил грузчик.

   – Желаю вам успехов, здоровья и процветания, – откланялась курьер, – «Лес у дома» украсит вашу квартиру, сад, огород и прочую собственность.

   – Автомобиль, – не удержалась я, – давно хотела организовать там делянку с помидорами.

   – О’кей, – кивнула девушка, – исполним любой каприз за деньги клиента.

   Я заперла дверь и попыталась прийти в себя. Завтра же избавлюсь от дерева, поставлю его на первом этаже возле почтовых ящиков.

   – Плохая примета в одиночестве хоровод водить, – шепнули за спиной.

   От неожиданности я чуть не заорала, но вовремя взяла себя в руки:

   – Рокси! Прекрати! Отправляйся спать, завтра, вернее уже сегодня, побеседуем о нашей дальнейшей жизни.

   Домработница опустила голову и вдруг сказала:

   – Я широко понимаю свои обязанности. Некоторые наймутся к людям, котлет нажарят, пыль из одного угла в другой перегонят и у телевизора чай попивают, наплевать им на ауру хозяев. А я хранительница семейного очага, защитница, энергосберегательница.

   – Спокойной ночи, – я решила заткнуть фонтан ее красноречия, – иду на боковую, подремлю пару часиков.

   – Я не могу молчать! – завопила Роксана. – Вы обязаны знать! Елена!

   – Ну что еще? – обреченно спросила я.

   – Спать с чужим мужем плохая примета, – понизила голос Рокси, – это к проблемам со здоровьем, в основном к потере зубов.

   – Макс мой супруг, – опешила я, – я сплю с ним на законных основаниях.

   Роксана прищурилась:

   – Да? Простите сердечно! Я неправильно вас поняла! Решила, что жена хозяина отдыхает на Мальдивах! И вроде зовут ее Люстра.

   Я машинально пощупала нарощенные волосы. Надо завтра прямо с утра их снять. Образ Елены Кротовой больше не нужен.

   – Рокси, идите отдохните, все в порядке. Леший не придет, мои зубы никуда не денутся, карма очистится, аура засверкает.

   Домработница молча удалилась, я вернулась в спальню, свернулась клубочком около Макса и задремала.

   – Обнаружен труп женщины, – сказал он, – голова и кисти рук отсутствуют. Но ее опознали.

   Я содрогнулась:

   – По платью и документам в сумочке?

   – Верно, – согласился муж, – это Лариса Ерофеева, исчезла одиннадцатого июля.

   – У нее нет ближайших родственников, она одинокая, как Лора Фейн? – предположила я.

   – Мимо кассы, – вздохнул Макс, – счастливая жена, мать двоих детей-подростков. Сегодня приедет ее супруг, и мы побеседуем. Но для начала посмотри на фото. Вот оно.

   – Я уже видела снимок Лоры Фейн, – удивилась я.

   – Перед тобой Лариса Ерофеева, – не согласился Макс.

   – Они сестры? – поразилась я.

   Муж положил на стол еще одно фото:

   – Это Лора.

   – На первый взгляд они словно яйца, – протянула я, – только когда присмотришься, видны различия. У Ларисы чуть более круглое лицо, у Лоры острый подбородок. У Ерофеевой широкие брови, а Фейн свои выщипала в нитку. Форма рта не совпадает. Но все равно поразительно! Не предполагала, что посторонние люди могут быть такими похожими. Они случайно не родня? Не какие-нибудь там троюродные сестры? Эй, погоди… на теле платье Ларисы?! Оно точно принадлежит Ерофеевой?

   В моем кармане затрясся мобильный, я вытащила трубку.

   – Лампуша, – застрекотала Рита Маврикова, – слушай меня внимательно. В НИИ педиатрии в конце семидесятых лечилась от болезни Гоше Анна Волынкина. Девочку выписали в удовлетворительном состоянии, но, учитывая редчайший случай избавления от напасти, за ребенком постоянно наблюдали специалисты. Раз в три месяца Аня появлялась в институте, сдавала анализы и так далее. Она единственная девочка, которой удалось выжить, остальные скончались. Сейчас с болезнью Гоше довольно успешно справляются, но много лет назад у бедных малышей практически не было шансов выжить. Волынкиной невероятно повезло. Когда Ане исполнилось восемнадцать, она перестала быть пациенткой НИИ педиатрии. Далее ее следы теряются. Но я взяла из карточки адрес и телефон, позвонила по номеру, и представляешь, там живет муж Анны. Его зовут Лев, он сказал, что с Волынкиной стряслось несчастье, шесть лет назад она пропала. Я не стала выяснять подробности, сейчас пришлю тебе координаты вдовца, сама с ним поговоришь. Про студентов-скрипачей я помню, но пока времени на их поиск не нашлось, сейчас примусь за них.

   Я посмотрела на Макса:

   – Найдены сведения об Анне Волынкиной, которая справилась с болезнью Гоше. Шесть лет назад она исчезла.

   Сотовый опять запищал, прилетело сообщение от Риты.

   – У Волынкиной есть муж, – продолжила я, – хочу с ним поговорить.

   Макс посмотрел на часы:

   – Хорошо, созвонись с ним и поезжай. Супруг Ерофеевой явится к шести вечера, успеешь туда-сюда обернуться. И не забывай про дело Вайнштейна.

   Вдовец работал в банке, занимал высокий пост, заведовал отделом кредитов и отнюдь не обрадовался возможности поговорить об Анне.

   – Шесть лет прошло, но мне до сих пор тяжело вспоминать первую супругу, – признался он, – когда Аня пропала, я подумал про измену, решил, что она попросту сбежала.

   – Были основания? – спросила я бесцеремонно.

   Лев стал вертеть в руках скрепку:

   – Аня все детство тяжело болела, с шести лет находилась под наблюдением врача. Больница, уколы, таблетки, разные манипуляции, плохое самочувствие – это и взрослого человека в депрессию вгонит, чего уж говорить о малышке? Надо отдать должное родителям Ани, они бросились спасать ребенка и вытянули его. Но у моей жены не было нормального детства. Школу она не посещала, учителя приходили сначала в больницу, потом на дом. Отец с матерью боялись, что девочка подцепит свинку, ветрянку, грипп и прежняя напасть вернется. По той же причине у Ани не было подруг. Она не выезжала к морю – врачи не советовали менять климатическую зону, ни разу не ездила в пионерлагерь, никогда не играла во дворе в классики или веревочку. Отец Ани военный, он понял: если дочь изнежить, она станет инвалидом, поэтому Иван Сергеевич придумал особую систему воспитания. В шесть утра подъем, часовая гимнастика, обливание ледяной водой, необходимые медицинские процедуры, обед, сон, учеба, вечером чтение вслух выбранной родителями литературы, холодный душ и отбой. Любые капризы девочки пресекались на корню. Если Аня плакала и жаловалась на боль, отец говорил: «Хочешь умереть? Тогда хнычь. В первую очередь смерть побеждает слабых, сильные одолевают старуху с косой».

   – Жестко! – покачала я головой.

   – Но результативно, – возразил Лев, – Аня выздоровела. Знаете, она была в некотором роде Маугли. Мы познакомились, когда ей исполнилось тридцать, сразу после смерти старших Волынкиных. Иван Сергеевич держал дочь на коротком поводке, устроил ее работать в библиотеку, неподалеку от дома. Сам ее на службу привозил, сам забирал. Ни о каких романах с мужиками речи быть не могло, Волынкин боялся, что Аня опять заболеет. Знаете, когда я ее пригласил в кино, она так бурно обрадовалась, воскликнула: «Всю жизнь об этом мечтала!»

   Я едва не убежал, услышав такое заявление, но подумал: это кокетство. Ну а когда Аня про свои детство и юность рассказала, пожалел ее, почувствовал себя Дедом Морозом. Купил Ане мороженое – она в восторге: «Никогда не ела эскимо!»

   Пошел с ней в магазин за шмотками – шквал эмоций: «Неужели сама выберу себе платье? Папа не разрешал мне заходить в торговый центр».

   Поехали на море – жена разрыдалась от счастья. Подарил ей котенка – кинулась мне руки целовать.

   Лев замолчал.

   – Я читала о таких людях в специальной литературе, – подхватила я. – Там говорилось, что большинство из них, попав в обычные обстоятельства, осваиваются, а затем маятник идет в обратную сторону, и они начинают прожигать жизнь. Образно говоря, секс, наркотики, рок-н-ролл.

   – До стимуляторов дело не дошло, – вздохнул Лев, – хотя Аня пропала, не знаю, что с ней случилось потом. Но вы правы. Через три года счастливой семейной жизни она словно с цепи сорвалась. Сначала сменила работу, устроилась костюмершей к одному эстрадному певцу. Я было начал сердиться, но Анна оказала сопротивление. «Хватит! Я устала от чужого руководства! Хочу жить на полную катушку, поездить о городам, пожить в празднике, в музыке! К черту библиотеку! Я сама хозяйка своей судьбы».

   Я с жалостью посмотрела на Льва, могу себе представить, как развивались события дальше.

   Аня с головой нырнула за кулисы шоу-бизнеса. У нее появились приятельницы, Волынкина начала курить, частые поездки на гастроли тоже не способствовали укреплению семьи. Лев понимал, что происходит с супругой, он любил Анну, поэтому решил дать жене перебеситься. Его терпения хватило на год, затем он сказал: «Аня, тебе тридцать четыре стукнуло, пора нам подумать о ребенке». – «Не хочу», – отрезала супруга. «Времени в запасе не осталось», – миролюбиво сказал Лев. «У меня его полно», – с детской наивностью заявила Аня. «В сорок рожать опасно, – предостерег муж, – возрастает опасность появления на свет ребенка с болезнью Дауна». – «Не собираюсь приковывать себя к пеленкам», – огрызнулась Аня. «Но я хочу ребенка!» – помрачнел Лев. «На здоровье, – бросила жена, собираясь на работу, – это дело нехитрое, пусть тебе кто-нибудь родит».

   Вот тут Лев разозлился по-настоящему и закатил скандал. В пылу гнева он обозвал супругу шлюхой, добавил еще парочку подобных «комплиментов» и сурово распорядился: «Хватит хвостом в кулисах трясти. Немедленно бросай работу!»

   Анна сложила конструкцию из трех пальцев и повертела ею перед его лицом. «Ты не имеешь права мною командовать! Ты мне не отец! Размножаться я не собираюсь, хочу жить свободно. Выбирай: или будет по-моему, или развод!»

   Лев опешил. От робкой, даже забитой, плачущей от благодарности при виде эскимо Анечки не осталось и следа. Сейчас перед ним стояла абсолютно уверенная в себе женщина, решившая отыграться за проведенные под прессом родительской заботы детство и юность. Аня, похоже, поняла, что слегка перегнула палку, обняла мужа и начала ластиться, словно нашкодившая кошка: «Левушка, дай мне еще чуть-чуть погулять. Крохотулечку! Капелюшечку! Годик! В тридцать пять я непременно стану домоседкой, рожу мальчика».

   «Ладно», – согласился Лев, ему в очередной раз стало жаль Анечку.

   В начале июня Волынкина с шиком справила тридцатипятилетие. Лева снял ресторан, оплатил и еду, и развлечения, но чем дольше длилась гульба, тем больше муж ощущал себя чужим на празднике жены. Такой, как в тот вечер, Аню он никогда не видел. Она нарядилась в обтягивающее платье, которое наперекор хорошему вкусу было не только экстремально коротким, но и слишком декольтированным. Анна громко хохотала, целовалась со все прибывающими гостями, фотографировалась с ними, а потом совала мужу букеты, пакеты с подарками и приказывала: «Убери это». Лева послушно относил презенты в специальную комнату и возвращался назад. Анечка в тот момент уже была с другим тусовщиком. На Леву она не обращала внимания, забыла представить его вопящей орде, и он понял: теперь муж для Ани значит меньше, чем пустая пудреница. Волынкина улетела в другую галактику, они с мужем стали полярно разными людьми. Пятнадцатого июня Лев напомнил Ане об обещании стать домохозяйкой и матерью. «Дорогой, – быстро ответила она, – скоро заканчивается концертный сезон. Месяц роли не играет, мне неудобно подвести коллектив. На такой срок хорошую костюмершу не найти. Восьмого июля у нас будет последний концерт. Идет? Я работала с ребятами долго, не хочется, чтобы они меня поминали злым словом». – «В середине июля ты поставишь точку на работе!» – потребовал Лев. «Спорить не стану», – пообещала Аня и не обманула.

   Девятого вечером она принесла трудовую книжку, в которой была запись «Уволена по собственному желанию».

   «Видишь, милый, – сказала жена, протягивая документ Льву, – теперь я исключительно твоя. Запишусь на кулинарные курсы и перестану пить противозачаточные таблетки. Ты рад?» – «Очень», – совершенно искренне ответил Лев, и супруги отправились в постель.

   Десятого июля Лев проснулся около полудня. Ани дома не оказалось, на столе лежала записка: «Ушла на рынок за творогом. Целую, Нюся».

   Следующий час Лева провел в ванной, затем пил кофе, читал журнал и не беспокоился. Тревога охватила его около трех. Что можно так долго делать на рынке? Даже при условии, что Аня перепробовала все молочные продукты, а потом изучила ассортимент всех палаток и мелких магазинчиков с хозяйственной ерундой, ей давно следовало прийти домой.

   Аня не любила, когда ей звонили на мобильный, она часто повторяла: «Я чувствую себя собакой на привязи, дергают, когда захотят».

   Но Лев решил забыть о непростом характере жены и стал набирать номер. «Абонент находится вне действия зоны сети», – раз за разом повторял механически равнодушный голос.

   Лева оделся и поспешил на базар. Он обошел весь рынок, но Ани не обнаружил. Около пяти он вернулся домой в надежде, что жена уже там, но квартира встретила хозяина тишиной, лишь сквозняк колыхал занавески.

   Следующие несколько дней были кошмарными, Леву вымотали долгие препирательства в милиции, где никто не хотел начинать розыски пропавшей. «Вернется, – увещевали Леву менты, – к подруге поехала или, уж извини, мужик, к любовнику подалась».

   Но в конце концов через три дня в отделении лениво зашевелились, Лева мотался по больницам и моргам. Сколько он пересмотрел изуродованных страшных тел! Какое количество трупов прошло перед глазами банковского клерка! Не сосчитать! Очень скоро испуганный муж понял, что у милиции есть более важные задачи, чем поиск Ани, и сам проявил активность. Лева обошел многих людей, узнал о жене ворох новых сведений, выяснил, что та зарабатывала намного больше, чем говорила, жаловалась на супруга, что он не хочет жить весело, вечно планирует доходы-расходы и сидит на службе положенное время.

   «Он как дед! – сообщала Аня приятельницам. – А я ему внучка. Возраст у нас примерно одинаков, зато менталитет разный. Лев хороший человек, положительный, но мне от его правильности тошно».

   Лева убедился, что жена его разлюбила, тяготилась семейными отношениями, и выяснил, что штамп в трудовой книжке был подделан. Волынкина не увольнялась, она заверила главного администратора: «Восьмого сентября я выхожу на работу». Аня лишь хотела провести лето без проблем, не желала слышать упреки от Льва.

   «Анютка искала квартиру, – признался один из бэк-вокалистов, – я ей свою посоветовал, съезжаю в конце сентября. Она попросила подождать, никому ее не сдавать, сказала: «Отселю туда мужа, готова платить ему за жилье, лишь бы он ушел из моего дома. Собираюсь осенью развестись».

   «Анька мечтала из костюмерш на сцену выбиться, – сообщил гитарист, – брала уроки балета, вместе с подтанцовкой у станка ломалась. Упертая баба». – «У нее могло получиться, – подхватила девочка-балерина, – возраст не юный, но задора у Ани было на десятерых. Она все твердила: «Мне на самом деле пятнадцать, я пробьюсь, хочу славы и денег. Если придется дома у телика сидеть, с ума съеду».

   Леве пришлось признать, что он плохо знал жену. Но никто из опрошенных не упоминал о любовнике. «Секс ей по барабану. Аня даже не смотрела в сторону мужиков. Выпить, потанцевать, покуролесить – это за милую душу, но в койку она ни с кем не ложилась, – вот что говорили коллеги, – на гастролях разное случается, но Анька ни-ни».

   Лева окончательно потерял надежду найти супругу, но продолжал регулярно наведываться в отделение милиции и требовать: «Почему сидите сложа руки? Ищите!» В конце концов Леву зазвали в один кабинет, и грузный майор, достав из ящика стола бутылку коньяка, сказал: «Лев Сергеевич, я вас понимаю, но и вы нас поймите. Скорей всего Анны Ивановны нет в живых». – «Нет, – замотал головой клерк, – она не погибла».

   Начальник плеснул в стакан коньяку и предложил: «Глотните, полегчает». – «Спасибо, не пью», – отказался Лева. «Давай, дерни рюмашку, – перешел на «ты» майор, – отпустит душу. По статистике, большая часть пропавших погибает в первые сутки. Прошло почти четыре месяца, Анна не объявилась. Тут два варианта: либо она от тебя спряталась, либо давно покойница. Скорее второе, чем первое. Вещи ее дома?» – «Да», – кивнул Лева. «Колечки, цепочки?» – «Тоже», – подтвердил клерк. «Бабы так не смываются, – вздохнул майор, – от меня две жены удрали. Подчистую шмотье, цацки и прочую лабудень вывезли. И потом, вы живете в ее квартире. Разве б она жилплощадь вот так оставила? Тебя ей следовало выгнать, а не самой смываться». – «Где тогда ее тело?» – спросил Лев. «В реке, в земле, в лесу, на стройке, – перечислил мент, – может, обнаружится, а может, и нет. Ни ниточек, ни зацепочек у нас нет! Гиблое дело. Живи дальше, она не вернется. Вот, смотри». – «Что это? – удивился Лева, взяв протянутый лист с фамилиями. «Список пропавших, – пояснил майор, – дети, старики, женщины, мужики». – «Так много!» – прошептал Лев. «Это только по Москве, – уточнил милиционер, – а по России еще круче».

   Леву охватила безнадежность. Он прекратил поиски Ани, повторял слова майора: «Если б хотела, давно бы вернулась, значит, она либо сбежала, либо умерла». Спустя положенный по закону срок Анну Волынкину признали умершей, Лева женился на тихой, абсолютно не амбициозной Ире и теперь готовится стать отцом.

   – Почему вы вдруг заинтересовались Аней? – догадался спросить он лишь после того, как рассказал подробности исчезновения супруги.

   Но у меня наготове имелся свой вопрос:

   – Вы в самом начале беседы воскликнули: «Когда Аня пропала, я подумал про измену». У вас были хоть какие-то основания подозревать жену в адюльтере? В процессе поиска Анны вы не узнали случайно имя любовника?

   Лев снова принялся наводить на столе порядок, переместил коробочку со скрепками влево, затем вернул ее на место, потрогал остро заточенные карандаши в стакане и грустно спросил:

   – Разве были еще варианты? О ее смерти я тогда не думал! Или не хотел думать. В какой-то момент решил: пусть уж лучше она живет у любовника, чем окажется в могиле! Нет, Анна мне не изменяла. Вернее, не так! Она изменяла! Но только влюбилась не в другого мужика, а в свою работу!

   Лора художница, бука и вредина. Она предпочитает проводить время в одиночестве, любит грубо подшучивать над знакомыми, рубит правду в лицо, чурается шумных компаний и, в отличие от замужней Ани, живет одна. Фейн ярко выраженный интраверт. Если их с Волынкиной поселить вместе, милые дамы через день подерутся. Но внешне они довольно похожи, а если сделать им одинаковые прически и нанести легкий макияж, исчезнувших женщин друг от друга не отличить.

   Я уверена, что тело в платье Лоры Фейн – это труп Ани Волынкиной. Значит, жена Льва в течение трех лет после исчезновения была жива. А вот дальше начинаются сплошные вопросы без намека на ответ. Кто похитил Анну? Где ее держали? Почему Волынкина не связывалась ни с мужем, ни с кем-либо из своих многочисленных приятелей? По какой причине ее не отпускали? Что случилось с костюмершей?

   Проходит три года после обнаружения тела, якобы принадлежащего Фейн, и я поднимаю в гараже клиники Баринова кошелек с запиской с мольбой о помощи. А спустя короткий срок обнаруживается новое тело без головы и кистей рук. На сей раз его идентифицируют как Ларису Ерофееву. Просто дежавю!

   Теперь подведем итог. Исчезли три женщины одного возраста, сходной внешности. Все они пропали либо вечером десятого, либо одиннадцатого июля, но в разные годы.

   Я схватила трубку, соединилась с Максом, рассказала ему о своих выводах и потребовала:

   – Прикажи Вадиму тщательно порыться в архивах. Пусть ищет пропавших без вести брюнеток. Вероятно, мы узнаем и о других жертвах. Исчезали они или десятого, или одиннадцатого июля. Думаю, эта дата имеет принципиальное значение для убийцы.

   – Какое? – тут же поинтересовался Макс.

   – Пока не знаю, – призналась я, – но полагаю, что в этот день он перенес стресс: похоронил близкого человека, сам находился на грани смерти, потерял невинность, лишился работы, его выгнали из дома, отняли нечто ценное. Причин миллион, а вот чисел два. Вадиму нужно прошерстить все заявления о пропаже брюнеток с цикличностью в три года. Хотя, учитывая тот факт, что никого ранее в платье Анны не было найдено, Волынкина могла быть первой.

   – Хорошо, – миролюбиво согласился Макс, – я озадачу Ковальского. А что у нас с делом Вайнштейна? Олег только что звонил, он злится.

   – Рита Маврикова прислала смс, – ответила я, – она отыскала несколько студентов-скрипачей, отчисленных из музыкальных учебных заведений. Я уже связалась с Вайнштейном, через час мы встречаемся в кабинете Мавриковой. Надеюсь, Олег кого-нибудь узнает. Мозоль под подбородком четко указывает на человека, который долго занимался скрипкой.

   – Маргарита отличный специалист, – согласился Макс, – вы давно дружите, и все же почему ты не обратилась к Вадиму?

   – Он считает меня дурой, – честно призналась я, – тупой женой босса, которую ты взял на работу, чтобы не оставлять без присмотра.

   – У нас дома случился форс-мажор, – неожиданно сменил тему муж, – я уж и не знаю, как тебе сказать.

   – Прямо, – велела я, – и правду.

   – Как ты относишься к маленьким детям? – спросил Макс.

   – Нормально, – опешила я.

   – А к младенцам? – продолжил он.

   Я притихла. Надеюсь, Макс не собирается заводить собственных детей? В свое время я попыталась рассказать ему о некоторых проблемах со здоровьем, из-за которых я не могу забеременеть, но он не стал меня слушать. А сейчас решил обсудить столь деликатную проблему по телефону?

   – У меня есть племянники, – сообщил Макс.

   Из моей груди вырвался вздох облегчения, но я тут же удивилась:

   – У тебя? Но племянник – это сын сестры или брата! А ты единственный ребенок в семье. Или я чего-то не знаю?

   Максим быстро ввел меня в курс дела:

   – У мамы был сводный брат, он давно уехал в Америку, но это события лохматых времен, совсем не интересные. Короче, у меня есть близкие родственники, маленькие дети. Их родители… Ладно, подробно объясню потом. Главный вопрос: ты будешь не против, если ребята поживут у нас?

   – Квартира огромная, комнат несчитано, не вижу причины, почему бы тебе не помочь своей родне, – ответила я.

   – Лампа, – перебил меня Макс, – семейные люди, как правило, употребляют выражение «мы». Я не имею права принимать серьезное решение в одиночку. Дети создания шумные, будут повсюду носиться, капризничать, ты вынесешь такой бедлам?

   Память моментально подсунула мне воспоминание. Вот я, держа в каждой руке и в зубах по сумке с продуктами, вваливаюсь в дом, бросаю поклажу на пол и вижу в прихожей штук десять ботинок и столько же сапожек, вперемешку лежащих около вешалки. На крючках болтаются разноцветные курточки, из Кирюшиной комнаты доносятся взрывы хохота. Мальчик привел домой одноклассников, похоже, веселая компания играет в настольный хоккей.

   Я выпутываюсь из пальто, и тут в прихожую врывается собачья стая. Мопсы кидаются… нет, нет, толстые тушки, помахивающие туго скрученными хвостами, спешат не к хозяйке, они прямиком рулят к продуктам и начинают с вожделением обнюхивать сумки. А вот Рейчел летит с изъявлением любви ко мне, она ставит передние лапы на мои плечи, пытается лизнуть в губы, я отворачиваюсь, инстинктивно делаю шаг назад, спотыкаюсь о Рамика и шлепаюсь на одну из сумок. Крак! Судя по звуку, превратила десяток куриных яиц в гоголь-моголь.

   Уговорив себя не расстраиваться, я спешу в ванную и нахожу там Лизу в компании девочек. Одна одета в мой халат, вторая облачена в футболку Кати, а третья красуется в пижамной куртке Вовки Костина.

   «Ой, ты уже вернулась! – подскакивает Лиза. – Вообще-то надо стучать, прежде чем врываться. Мы здесь волосы красим». – «Здрассти, тетя Лампа, – пищит подружка Лизаветы, – ниче, что я в вашем домашнем? Боюсь форму заляпать».

   Мне неудобно скандалить с Лизой в присутствии посторонних, поэтому, миролюбиво сказав: «Конечно, удачи вам, только уберите за собой», – я отступаю в кухню.

   Стол уставлен грязными кружками, тарелками, завален бумажками от конфет, мандариновыми корками, яблочными огрызками и банановой кожурой. В мойке гора пустых кастрюль, на плите стоит сковородка, в которой еще утром лежало двенадцать котлет, холодильник радует глаз девственно пустыми полками. Дети не тронули лишь большую бутыль. В ней по-прежнему полно темно-коричневой жидкости. Это лекарство для Рейчел. А вот банки мясных консервов для мопсов исчезли.

   Учитывая, что собаки не способны сами вскрыть жестянки, я делаю вывод: Кирюшины приятели слопали «Сочные кусочки говядины в нежном желе» – и направляюсь в комнату мальчика.

   Так и есть, там идет жаркая битва в настольный хоккей.

   «Лампуша, – кричит потный Кирик, отчаянно дергая за рычаги, – мы схомячили весь обед. Ничего?» – «Очень вкусно! – кричит его ближайший друг Миша. – Такие котлеты офигенные!» – «Потом уберем посуду, – добавляет еще один участник чемпионата, – а паштет в банках суперский!» – «Попозже мы все помоем, ладно? – просит Кирюша. – Не трогай кастрюли, я их сам отскребу. Кстати, Лизка с девчонками тоже жрали. И торт они смели. Вот пусть теперь чашки в машину и запихивают! Я им не слуга!»

   Читать мораль мальчику в создавшейся ситуации кажется мне неэтичным. Я вспоминаю про пакеты с едой, бегу в прихожую, отнимаю у собак сумки, пристраиваю покупки в холодильник и одновременно мою посуду.

   Из спальни Кирика летят вопли мальчишек, из ванной – визг девчонок, чьи волосы приняли экстремальный оттенок. Через четверть часа в дом подтягиваются взрослые, Костин, Катюша, Сережка, Юлечка. Все устали, хотят есть. Я спешно мечу на стол колбасу, сыр, масло и понимаю, что пропала пачка пельменей. Вода уж вскипела, а «любительские» отсутствуют. Их нет ни в морозильнике, ни на разделочном столике, где я разбирала пакеты.

   Я ношусь по кухне, домочадцы жуют бутерброды, дети продолжают шуметь. Муля замерла в ожидании, что со стола свалится кусочек «Докторской», Ада гипнотизирует Костина, Рейчел и Рамик то ноют, то лают, Феня путается у меня под ногами. А вот Капа куда-то подевалась. Только мне не до нее.

   В разгар тихого семейного вечера появляется соседка Зина, которая решила проконсультироваться у врача. Я отлично ее понимаю, намного удобнее спуститься этажом ниже и побеседовать с внимательной Катюшей, чем ехать в районную поликлинику, сидеть там полдня в очереди, а потом общаться с терапевтом, у которого на тебя есть три минуты времени. «Где нашли труп? – кричит Костин в телефон. – Уже бегу!» Вовка хватает с тарелки остатки колбасы и со словами: «Ребята, наверное, жрать хотят, целый день по городу мотылялись», – уносится прочь.

   Сережка и Юлечка бурно обсуждают чью-то рекламную кампанию. Они никогда не ругаются по семейным поводам, а вот из-за рабочих разногласий готовы убить друг друга.

   В районе полуночи в квартире наконец-то становится тихо. Кирюша с Лизаветой уткнулись в свои компьютеры, Катя, Сережа и Юлечка расползлись по спальням. Костин где-то ловит преступников, гости, слава богу, разбежались, а соседи все же имеют совесть, после полуночи они беспокоят Катерину лишь в экстренных случаях. Собаки спят, я в кровати мирно читаю детектив Смоляковой и до сих пор жалею о непонятно куда пропавшей пачке пельменей. Может, я оставила ее в магазине, когда спешно складывала в пакеты покупки? Вот растеряха! Денег за пачку отдано мало, но меня душит жаба.

   «Лампуша, – шепчет Кирюшка, всовывая голову в мою спальню, – совсем забыл! Завтра надо принести в школу мытые овощи, ну, там, свеклу, морковь». – «Зачем?» – вздыхаю я, косясь на будильник. Большая стрелка стоит на цифре шесть, маленькая уютно устроилась между двенадцатью и единицей. «Не знаю», – отвечает Кирюша. «Вам не сказали?» – «Вроде будем делать игрушки, как в древние времена, – поясняет мальчик, – если я не принесу овощи, огребу пару».

   Лишняя двойка Кирюше ни к чему. Я натягиваю халат и иду в кухню. Правда, это гениальная идея – обучить современного восьмиклассника созданию человечков из свеклы и морковки? Интересно, кто из педагогов столь креативен? Впрочем, не стоит задавать себе лишних вопросов, на то они и учителя, чтобы давать родителям побольше заданий.

   Я зажигаю свет в кухне и вижу Капу, которая корчится у балконной двери. Меня охватывает страх: мопсиху тошнит! Надо срочно везти ее в ветлечебницу! Но приглядевшись повнимательней, я не могу сдержать гневной тирады: «Вот куда подевались пельмени! Капудель! Ты сожрала всю пачку замороженных «Любительских»! Вместе с упаковкой! Ну и кто ты после этого?»

   Капа отчаянно рыдает, мне делается жаль обжору. Я несу мопсиху в ванную, кормлю ее энтеросгелем, мою ей морду, затем убираю кухню, заготавливаю овощи, сую их в портфель Кирюши и ложусь в постель. Пора спать. Но едва мои веки сомкнулись, как в нос ударяет сильный запах противного лекарства. Капе стало намного лучше, и она решила отблагодарить хозяйку, энергично облизывая ей лицо.

   И после этого он спрашивает, не испугает ли меня временное присутствие в квартире двух малышей? Да я легко выживу даже со стаей гиббонов, макак и попугаев на вольном выпасе!

   – Так как? – спросил меня Макс.

   – Пусть племянники живут у нас сколько хотят, – ответила я.

   – Нашла мерзавцев?

   – Стараюсь изо всех сил, – кивнула я, – садитесь перед ноутбуком и смотрите на фото.

   Вайнштейн не стал задавать вопросов, чем еще больше мне понравился. Он молча устроился в кресле и мерно завел:

   – Нет, нет, нет.

   С каждой секундой мое разочарование росло. Мошенник мог учиться игре на скрипке не в Москве, возможно, он залетный гость.

   Но тут Олег заорал:

   – Он!

   – Вы уверены? – поинтересовалась Рита, а я уставилась на изображение.

   Ничего особенного во внешности узнанного бизнесменом парня нет. Узкое лицо, глубоко посаженные темные глаза, коротко стриженные волосы. Ни шрамов, ни родинок, никаких особых примет, если, конечно, не знать про мозоль.

   – Я на всю жизнь подлеца запомнил! – стукнул кулаком по столу Олег.

   – Ты здесь руками не орудуй! – возмутилась Рита.

   – Прости, – опомнился Вайнштейн.

   – Сергей Федорович Качанов, – прочитала я, – двадцать один год. Отчислен из училища. Надо же, его выгнали с последнего курса, так обычно не поступают. Что он натворил?

   – Здесь сказано: за академическую задолженность по истории музыки, – огласила вердикт Маврикова.

   Я удивилась:

   Вы сами после подобного спектакля продолжали бы приглашать товарищей на чашечку кофе? Ваня и Саша предпочитали общаться с друзьями за пределами дома, а Ларисе приходилось самой посещать учеников.

   Десятого июля Ваня лег спать рано. Накануне он сильно простудился, наелся всяких пилюль и почувствовал слабость, а Саша остался ночевать у близкого друга. Утром одиннадцатого Иван вышел на кухню и нашел там растерянного отца, который сказал: «Ваняша, приготовь поесть».

   Мальчик открыл холодильник, но не нашел там ни кастрюли с кашей, ни сырников, вообще ничего, что следовало подогреть. Лариса никогда не кормит семью бутербродами. Прибежав за полночь домой, Ерофеева непременно приготовит мужу и детям полноценный завтрак. Но сейчас на полках было пусто. «Что с мамой?» – насторожился сын. «Я ее не видел, – спокойно сказал Анатолий, – она ночевать не пришла, наверное, на работе задержалась. Так мы будем завтракать?»

   Понимаю, большинство из вас не поверит в подобную реакцию мужа, но именно эти слова произнес Анатолий. Испуганный Ваня развил бурную деятельность. В отличие от апатичного отца, он отлично знал, как мама провела десятое июля. Лариса звонила домой между уроками, проверяла самочувствие сына. Первый раз она звякнула около тринадцати часов, спросила у Вани, какая температура, и посоветовала: «Выпей чаю с малиновым вареньем, а когда пропотеешь, переоденься».

   Потом Ерофеева набрала домашний телефон в пятнадцать минут четвертого и услышала отчет мальчика: «Надел сухую футболку, играю в бродилку». – «Не сиди долго у компьютера, – попросила мама, – ты съел обед? Папу покормил? Не устроил сквозняк в квартире? Не включай кондиционер, еще сильнее заболеешь».

   В последний раз Лара общалась с Ваней в районе девяти. «Как у вас дела?» – спросила она. «Я с Антоном по аське треплюсь», – честно признался Ваня. «Лучше почитай книгу, – распорядилась мать, – а папа где?» – «В кабинете, где же еще», – вздохнул Иван. «Он ужинал?» – беспокоилась Лариса. «Ага, и семь раз чай пил, – отчитался сын, – ты скоро вернешься?» – «Сейчас последний урок у Никиты Лаврентьева, – устало пояснила мама, – закончим в одиннадцать, надеюсь за час добраться до дома. Купить тебе манго?» – «Если не трудно, – попросил Ваня. – Два! Сашка тоже захочет». – «Вы прямо как близнецы, – засмеялась она, – только что Саша твою фразу сказал: «Если не трудно, два. Ванька тоже захочет». Я разрешила Саше у Павлика переночевать, от греха подальше, не хочу, чтобы от тебя заразился. Не забывай надевать маску, когда выходишь из спальни, у папы слабый иммунитет.

   Это были последние слова Ларисы. Не прошло и десяти минут после разговора, как Ваню подкосил сон. А утром одиннадцатого мальчик узнал, что мама не вернулась домой.

   В двенадцать Ваня позвонил Никите, тот сказал: «Лариса Михайловна ушла в десять сорок пять. Назадавала кучу упражнений, мне их за месяц не переделать». Больше Ване ничего выяснить не удалось, а потом позвонила женщина и попросила Анатолия подъехать в морг.

   – Где живет Никита? – спросила я.

   – В районе Парка Победы, – пояснил Ваня, – я у него никогда не был, мы не знакомы, но от мамы я про Лаврентьева знаю. Он перед ее приходом всегда на пятнадцать минут часы вперед переставляет, хочет побыстрее от репетитора избавиться. Мама жаловалась, что от дома до метро далеко идти, но от уроков не отказывалась. Я ей предложил: «Давай, буду тебя встречать, заезжать за тобой, поздно ведь». А мама не согласилась: «Ничего, там правительственная трасса, хорошее освещение, фонари, реклама, никто меня не тронет». И вот!

   Ваня сжал губы, а Саша, который успел вернуться из туалета, разрыдался и снова выбежал из кабинета. Я поразилась нервной системе Анатолия: дети в истерике, жена исчезла, а он преспокойно сидит в кафе, лопает бутерброды и повышает уровень сахара в крови.

   – Напиши телефон Лаврентьева, – попросил Макс, – если его помнишь.

   Ваня вынул сотовый:

   – Вчера его набирал. Вот, я продиктую.

   Я посмотрела на руку парнишки, сплошь усыпанную мелкими веснушками, и не сдержала удивления:

   – Анатолий ярко выраженный брюнет, Лариса темноволосая, а вы с братом рыжие?

   Ваня взъерошил волосы цвета морковки:

   – Мы в маму, ее в детстве лисой Алисой дразнили. Она нам с Сашкой рассказывала, как одноклассники над ней изгалялись: «Рыжая, рыжая, конопатая, убила бабушку лопатой», еще похуже дразнилки придумывали.

   – Ерофеева рыжая? – подпрыгнула я.

   Иван кивнул:

   – Мама как в институт пошла, сразу краситься стала в темный цвет. Она сначала хотела русой стать, но не получилось, рыжина вылезала. У нас бабушка такая была, огонь! Маме еще повезло, ей только цвет волос достался, глаза у нее от деда, темные, и пигментных пятен нет. А мы с Сашкой как перепелиные яйца, в особенности летом. Зимой веснушек меньше, но чуть солнце выйдет, чума. Мама иногда глянет на нас и говорит: «Хорошо бы у меня внуки-мальчики родились, а то рыжим девочкам не очень весело».

   – Лариса красила волосы, – громко произнесла я и посмотрела на Макса.

   Муж моментально понял, о чем я думаю.

   – Когда она в последний раз посещала парикмахерскую?

   Ваня растерялся:

   – Не знаю! Это важно? В маминой сумке должен лежать ежедневник, она в него все-все записывала, чтобы не запутаться в уроках и других делах.

   Я постаралась сохранить невозмутимое выражение лица. В голове у каждого маньяка есть четкий образ женщины, которая ему нужна. Она необязательно молода, красива и умна. Некий Березов нападал исключительно на шестидесятилетних дам, а орудовавший в советские времена Лазарев выбирал женщин в красных пальто. Наш фигурант похищает только темноволосых, стройных тридцатипятилетних женщин. Это стереотип, другие, даже красавицы вроде Елены Прекрасной, ему совершенно не нужны. Но Лариса рыжая. Что испытает он, увидев, как волосы Ерофеевой у корней светлеют? Он обозлится на жертву и, с большой долей вероятности, убьет ее за обман. Лариса ни в чем не виновата, но психа невозможно переубедить. Нефедов, убивая пенсионерок, мстил таким образом своей бабушке, которая привязывала внука на ночь к панцирной сетке кровати. Старуха действовала из благих побуждений, она пыталась вылечить мальчика от энуреза, ей было жаль матрас и постельное белье. У Лазарева мать всегда носила красное пальто. В один день ласковая мамаша надела его, сказала шестилетнему сыну: «Скоро вернусь, еда на кухне», – тщательно заперла дверь и ушла.

   Мальчик несколько дней сидел дома, съел оставленный матерью батон, кричал, звал на помощь, но никто из соседей не обратил внимания на шум. Брошенного малыша обнаружили случайно. Его отправили в детдом, где он долго ждал, что мама, одетая в красное пальто, вернется.

   У некоторых людей бывают безотрадные детство и юность. Но никто не знает, почему одни закаляются, сами себя воспитывают, становятся успешными людьми, другие ломаются и до последних дней винят в своей неудачной жизни обстоятельства, а третьи превращаются в преступников. Зато хорошо известно другое: серийный убийца – раб своих привычек, поэтому его в конце концов и находят.

   – Случилось что-то плохое? – испугался Ваня.

   Я быстро взглянула на мальчика. Не стоит сообщать ему правду. Интересно, с какой скоростью у человека отрастают волосы? Сколько у нас времени? Неделя?

   – Ничего хорошего в исчезновении Ларисы нет, – осторожно сказал Макс, – но не будем впадать в панику. Сейчас тебе дадут лист бумаги, вы с Сашей сядете в соседнем кабинете и будете вспоминать, не случилось ли за последнее время что-то необычное.

   – Что? – тихо спросил Ваня.

   – Все! – ответила я. – Например, мама внезапно отменила урок, купила незапланированную вещь, заболела, загрустила или, наоборот, повеселела, изменила прическу. Вот моя визитка, звони в любое время, днем, ночью, не имеет значения. А сейчас попытайтесь с братом вспомнить мельчайшие подробности, нас интересует все, даже сломанный ноготь вашей мамы.

   – Хорошо, – пообещал Ваня.

   Поздним вечером я, навесив на лицо улыбку, остановилась у двери, отделанной исцарапанной пластиковой панелью, имитирующей натуральный дуб. Семья дипломата занимала квартиру в самом центре Москвы, на Садовом кольце, но дом был заполнен коммуналками, лифт отсутствовал, я поднималась по лестнице и обратила внимание, что косяки почти всех апартаментов украшает большое количество звонков. На элитное жилье здание никак не тянуло.

   Дверь в квартиру Лизы распахнулась, на пороге появилась худенькая девочка в джинсах. Несмотря на душный июльский вечер, она куталась в мужской серый свитер.

   – От папы посылку привезли? – хрипло спросила она, забыв поздороваться. – Давайте ее сюда.

   Я мило улыбнулась:

   – Меня зовут Лампа. А вы Лиза?

   – Угу, – буркнуло худосочное бледное создание.

   – Не дадите мне водички попить? – попросила я. – Запыхалась, пока поднялась.

   – Сейчас притащу, – пообещала хозяйка и хотела затворить дверь, но я бесцеремонно вцепилась в ручку.

   – Лиза, извините, а можно воспользоваться вашим туалетом?

   Девушка нахмурилась:

   – Зачем?

   Вот уж всем вопросам вопрос! По какой причине люди ходят в сортир? Ясное дело, они там в футбол играют!

   – Ехала долго, – запричитала я, – вот и приспичило, окажите любезность! Не беспокойтесь, я туфли сниму и ничего не запачкаю.

   Елизавета уперла руки в бока:

   – Че? Папахен велел вам разведку провести?

   Я опешила:

   – Кто?

   – Отец, – огрызнулась Лиза, – попросил посмотреть, что у меня творится? Зайдешь внутрь, потом ему настучишь? Вали на…! А папахену передай: мне его подарки не нужны. Он в своей Африке десятый год сидит, сюда носа не показывает, думает, что в Москве до сих пор шампунь не достать, вот и шлет дерьмо!

   Я округлила глаза:

   – Я незнакома с вашим батюшкой. С посылкой катавасия приключилась. Моя подруга ее действительно из Африки привезла и к матери в Читу улетела, она на самолет опаздывала, вот и попросила меня помочь. Уж извините, подглядывать за вами мне не надо, я очень устала, хочу в туалет и при этом не прочь выпить воды. Вот такие полярные желания.

   Лиза наморщила лоб, потом сменила гнев на милость:

   – Шагай по коридору.

   Я скинула туфли и через секунду об этом пожалела. В квартире царила ужасающая грязь. Полы здесь, похоже, последний раз мыли в день отлета дипломата на Черный континент, обои были местами оборваны, в люстрах не хватало лампочек, и пахло то ли гнилой капустой, то ли плохо работающей канализацией.

   – Какая огромная жилплощадь, – воскликнула я, шествуя мимо закрытых дверей.

   – Семь комнат, – неожиданно дружелюбно ответила Лиза, – пять я сдаю девчонкам из института. Только сейчас никого нет, они на летние каникулы уехали. Сортир прямо по коридору.

   Я зашла в санузел и вылетела оттуда через пару секунд, зажав нос.

   – Эй, я на кухне, – крикнула Лиза.

   Не стану описывать бардак, возникший перед моими глазами. У стола сидел худой парень. Ему, в отличие от Елизаветы, было жарко, на тощих плечах юноши болталась майка-алкоголичка. Лиза налила из-под крана воды и протянула мне кружку, воняющую хлоркой.

   – Где посылка? – резко спросил парень.

   Я нажала в кармане на кнопку мобильного. Сейчас Олег получит пустую эсэмэску и поторопится ко мне на помощь.

   – Не вижу пакета, – гундел юноша.

   – Муж несет, – ответила я, – мне одной тяжело, да и страшно в позднее время по Москве бродить.

   Лиза и Сергей засмеялись.

   – Еще полуночи нет, – заметил парень, – народ тока веселиться начинает.

   В ту же секунду раздался требовательный звонок.

   – Это Олежек! – обрадовалась я.

   Лиза ушла, Сергей, потеряв ко мне всякий интерес, встал и распахнул окно.

   – Гадина! – завопил Вайнштейн. – Где твой новорожденный, падла?

   – Не трогайте меня! – завизжала Лиза. – Сережа!

   Из прихожей раздались звон, топот, я бросилась на шум. Олег стоял, расставив ноги, двое его охранников скрутили Лизу.

   – Это она! – кричал бизнесмен.

   – Сергей на кухне! – сказала я.

   – Андрей, займись гадом, – приказал Олег.

   Один секьюрити отпустил рыдающую девицу и с грацией носорога поспешил в направлении кухни.

   – Попалась, паскуда! – потер руки Олег. – Где мои деньги? А?

   Охранник встряхнул Елизавету, та зашлась в истерике.

   – Тут никого нет! – крикнул Андрей.

   Я вернулась в кухню и поняла: Сергей исчез.

   – Под окном его нет, наружу он не выпрыгивал, – отрапортовал охранник, – я выглядывал.

   – Шкаф открывал? – спросила я и распахнула створку «пенала».

   Вместо полок с банками там была узкая лестница, круто уходившая вниз. Я ощутила себя идиоткой. Во многих старомосковских домах имеется черный ход, и ведет он прямиком на кухню. В девятнадцатом веке прислуге, тащившей продукты или дрова для отопления, не разрешалось пользоваться парадным входом.

   – Удрал! – еще сильнее разъярился Олег. – Но ты, птица, осталась! С тебя и спросим. Ну-ка, разговори девочку, Витя!

   Охранник отвесил Лизе звонкую оплеуху.

   – Не смейте бить девочку! – возмутилась я.

   – Ща ей куплю торт, – пообещал Олег, подошел вплотную к Лизе, взял ее двумя пальцами за подбородок и вкрадчиво промурлыкал: – Смотри, зая! Эта добрая тетя сейчас уйдет, она свою работу сделала, просто так тут задницу просиживать не станет. А мы с Витюшей и Андрюшей останемся.

   Лиза попыталась вывернуться из рук Виктора, один из рукавов свитера у нее задрался, стали видны многочисленные синяки.

   – Да ты у нас наркоша, – нежно пропел Олег, – еще лучше. Привяжем тебя к стулу и подождем. Через сколько тебя ломать начнет? А?

   – Это не я, – зашептала Лиза. – Сергей придумал вместе с Гариком.

   – Мальчиков тут нет, – прошипел Олег, – а ты есть! С тебя и спрос! Витя, давай ее…

   – Я все расскажу, – закричала Елизавета. – Честно! Меня заставили! Я не хотела.

   – Бедняжечка, – с фальшивым сочувствием закивал Вайнштейн, – Лампа, спасибо, можешь отправляться домой.

   Я демонстративно скрестила руки на груди:

   – Нет. Хочу присутствовать.

   – Пожалуйста, останьтесь, – заплакала Лиза, – я их боюсь.

   – Я никуда не уйду, – пообещала я, – но тебе лучше рассказать всю правду. Пошли на кухню, там можно сесть.

   – Дельный совет, – кивнул Олег, – воспользуемся им, зая. И учти, если попытаешься ваньку валять, тебя никакая Лампа не спасет. Запевай, колибри!

   – В Африке страшные болезни, – объясняла родительскую позицию Анастасия Валентиновна, – там зараза и нету хороших школ.

   Сначала Лиза верила бабуле, ждала папу с мамой, которые приезжали в отпуск с подарками, но в подростковом возрасте девочка начала задумываться и поняла: предкам на нее наплевать.

   На летние каникулы Лиза отправлялась… нет, не за границу, а в деревню.

   – В Эфиопии жара, – вздыхала бабушка, – туда вредно едить. А зимой там сыро. Родители тебя любят, они заботятся о твоем здоровье.

   Но Лиза уже не верила ее словам.

   После окончания школы дедушка пристроил внучку в музыкальное училище, на факультет искусствоведения. А куда еще отправить девочку, которая не блещет никакими талантами? Выбор невелик: филфак, журфак, изучение истории музыки и театра.

   Едва Лиза села на студенческую скамью, как умерла бабушка, а через три месяца ушел из жизни и дед. Родители прикатили на похороны Федора Николаевича и устроили дочери скандал:

   – Развела грязь, – орала мать, – тараканы на кухне жирнее мышей.

   – Лентяйка, – вторил ей отец, – уже не маленькая, пора научиться шваброй орудовать. Думаешь, я белоручку содержать стану?

   Елизавета не утерпела и высказала отцу с матерью все, что о них думала. Дипломатические отношения между дочерью и старшим поколением с треском лопнули. Отец пригрозил:

   – Выселю! Отправишься в общежитие!

   Но Лиза ловко отбила подачу:

   – Вы с мамой прописаны по другому адресу, в ее квартире, а эту на Новинском дедушка мне подарил, вот копия дарственной, можете почитать.

   – Твой отец сволочь! – налетела на мужа мать. – Лишил нас шикарных апартаментов!

   Лиза зажала уши и ушла. Родители уехали в свою Африку, денег они дочери не присылали, но через полгода из далекой страны приехал мужчина с посылкой. В пакете лежали дешевые мелочи. Отец решил наладить с дочерью контакт. С тех пор Елизавета регулярно получает передачи, она тоже поздравляет мать и отца с праздниками. На этом общение заканчивается. Иногда папаша пишет гневное послание, в котором отчитывает дочь за бесхозяйственность, предлагает ей продать хоромы на Новинском, купить скромную двушку, а вырученные деньги положить в банк под хороший процент. Может, он и прав, но Лиза не собирается слушать ничьих советов. Выживает она за счет сдачи комнат, и до знакомства с Сергеем была финансово благополучна.

   Качанов очаровал Елизавету умением говорить комплименты, он не скупился на ласковые слова. «Зайчик, котик, рыбонька, конфета», – Лизавета никогда не слышала столько сладких слов ни от бабушки, ни от деда, ни тем более от родителей.

   Через неделю после знакомства Сергей перебрался к Лизе. Выяснилось, что он наркоман. Без укола скрипач не мог просуществовать и дня, денег на героин он тратил немерено. Если под рукой не оказывалось дозы, Сергей колотил Елизавету, отнимал у нее последние рубли, а когда дурь находилась, делался приторно-нежным. Один раз он уколол Лизу. Абовой хватило единственной инъекции, у нее сразу возникла зависимость.

   Жизнь покатилась под откос. Сергея выперли из училища. Ректор не хотел выносить сор из избы, поэтому Качанова официально отчислили за несданную сессию. Лизе даже удалось перейти на четвертый курс. Денег у них никогда не было, работать наркоманы даже не пытались, квартира на Новинском постепенно превратилась в гостиницу. Студентки из училища не желали жить в грязи и сталкиваться на кухне со странными гостями Качанова. Лиза ездила на вокзалы, находила там провинциалов, приехавших на пару недель в Москву, и приводила домой. Кое-кто убегал сразу, другие оставались, привлеченные копеечной ценой «отеля». А потом настал день, когда к ним заявился некто Гарик и начал избивать Сергея.

   Лиза попыталась спасти любимого, тогда и ей досталось тумаков. Во время драки Гарик, который выглядел обеспеченным человеком, постоянно повторял:

   «Где мое бабло?» – «Отдам, отдам, отдам, – верещал Сергей, уворачиваясь от ударов, – завтра все верну».

   Гарик неожиданно рассмеялся. «С каких доходов, урод?» – «Найду», – затряс головой Качанов, хотевший лишь одного – чтобы мучитель ушел.

   Гарик брезгливо оттолкнул наркомана, вымыл руки и мирно сказал: «Вот что, будем работать вместе. Но с этой минуты никакой наркоты». – «Я сдохну», – честно призналась Лиза. «Нет», – пообещал Гарик, сделал парочке какие-то уколы, и ребята заснули.

   Когда Елизавета очнулась, в комнате присутствовали еще две девушки. Одну звали Яной, другую Алиной. Первая была шикарно одета, вторая выглядела проще, но явно верховодила в паре. Алина объяснила Лизе суть дела. Яна заарканила богатого мужика. «Клоун в красной рубахе, – смеялась Алина, – рост у него, как у собаки, внешне он страшнее голода, но с баблом. Янка у нас молодец, знает, как папика развести. Нам надо от его пирога отожрать».

   Лиза закашлялась, а я посмотрела на Вайнштейна. Сегодня на нем вновь красовалась сорочка цвета обезумевшей пожарной машины, на сей раз с отделкой в виде золотых позументов. «Это они придумали, – зашептала Лиза, – Алина работает в крутом медцентре, в клинике Баринова, у заведения отличная репутация, там только богатые лечатся. Янка скажется больной, попросит старичка ее к врачу оттащить, у нее возьмут анализы и испугаются. Два дня до смерти осталось! Во как! Ну, а потом Гарик папику про экспериментальное лекарство набрешет, приведет его на съемную квартиру, там Серега вроде помирает, и я с животом, потребует, чтобы урод хорошо заплатил, мой «муж» папику место в группе продаст. Я засомневалась, сказала: «Если человек сумел много денег заработать, он не дурак. Не поверит».

   А Янка в ответ: «Я с Олегом справлюсь, все тип-топ будет, не бзди!»

   – Гнида! – заорал Олег.

   Елизавета вжала голову в плечи и закрылась руками:

   – Нет! Я не хотела! Меня заставили!

   – Голым задом на плиту сажали? – взбеленился Вайнштейн. – Пальцы дверью давили?

   – Нет, – еле слышно ответила Лиза. – Гарик мне инъекции делал, не героин, зеленый раствор из ампулы. Это не наркота, от нее ни глюков, ни хи-хи, просто хорошо себя чувствуешь, энергии полно. Я отказалась в афере участвовать, испугалась, что бизнесмен, несмотря на Янкину уверенность, всех раскусит. А Гарик сказал: «Йес! Настаивать не стану».

   И ушел! Серегу кольнул, а меня нет!

   Елизавета втянула ноги на стул и обхватила колени руками:

   – В полночь меня понос прошиб, затем блевать потянуло, потолок падать стал, пол из-под ног ушел.

   Я горестно вздохнула. У Гарика имелся в запасе более сильный, чем героин, синтетический наркотик. Мерзавец подсадил девушку на него.

   – Я чуть не сдохла, – плакала Лиза, – вот и согласилась. Иначе он мне укол не делал.

   – Врешь, – устало сказал Вайнштейн, – Яна не такая!

   – Вы ее не знаете, – скривилась Лизавета, – ваще-то я не все рассказала… ну… ладно, хорошо. История с вами не первая, мы и раньше так поступали. Вот! Но я не хотела, всегда отказывалась!

   – Плевать на других! – треснул кулаком по шкафчику Вайнштейн. – Ты брешешь!

   – Ты сказала, что Алина медсестра в клинике Якова Баринова, – вмешалась я в беседу, – кто с ней еще в доле?

   – Никого, – замотала головой Лиза, – у нее брат есть, Володя, придурковатый слегка. Алинка мечтает его на богатой женить. Владимир врач, но в другом месте работает, Алина в регистратуре карточки просматривает, изучает клиенток медцентра, надеется найти денежную и своему братцу ее подсунуть. А тот на все готов, до того ему к баблу присосаться охота. Но с нами он не в доле, потому что тупой козел!

   – Владимир Петрович Колосков, – воскликнула я.

   – Фамилия Алинки Колоскова! – кивнула Лиза. – Отчество не знаю.

   – Она не врет! – сказала я. – Во всяком случае, про мечту Алины выгодно женить брата. Скажи, Лиза, Яков Баринов имеет процент с вашего бизнеса?

   – Главврач? Нет, – замотала головой девушка, – он тут ни с какого боку. Ваще ниче не знает, он там хозяин и суперврач.

   – А как же анализы? – Я решила загнать наркоманку в угол. – Баринов сам сообщил Вайнштейну о смертельном недуге Яны.

   Лиза засмеялась:

   – В клинику разные люди обращаются, анализы у всех берут. А Алине нетрудно в Янкину карту нужную бумагу из лаборатории подсунуть. У Баринова стационар есть, Алина может там допоздна задержаться. Из поликлиники врачи и сестры уходят, в районе часа ночи в больничке все спят, даже охрана. Делов-то! Зарулила, взяла нужный бланк, поставила штампы, спустилась в поликлинику и подменила в истории болезни результаты. Алина такое не впервые проделывает. А Баринов анализам верит.

   – …! – выплюнул Олег. – Яна сейчас за границей, свадебное платье покупает!

   Лиза захохотала:

   – Ой, не могу! Он до сих пор не въехал! Янка давно в Москве, на дно залегла, ждет, пока ты перебесишься и про нее забудешь.

   Вайнштейн засопел, а я с недоумением спросила:

   – Одного не пойму. Если Яна хочет денег, почему бы ей не расписаться с Олегом и не жить обеспеченно?

   Лизочка вытянула вперед тощую ручонку и начала загибать пальчики-спички.

   – Раз: он урод. Два: все мужья жадные, в загс ведут, золото обещают, а как штамп поставят, куку с маком покажут. Три: Янку тошнило от папика, она из его постели вылезала и живо зубы чистить неслась. В прошлый раз мужик у нее приличнее был, но тоже бэээ! Четыре…

   – Хватит, – поспешно остановила я разболтавшуюся Лизу.

   Мне стало жаль Олега, который вдруг растерял свою злость и напоминал обиженного детсадовца.

   – Где сейчас Яна? – спросил охранник Андрей.

   – Не знаю, – нахохлилась Лиза.

   – Ее фамилия, отчество, адрес, номер телефона, – потребовал Виктор.

   – Не знаю, – уперлась Лиза, – не…

   Она вдруг замерла с открытым ртом, ее лицо исказила гримаса, руки задергались, ноги задрожали, с губы на подбородок потекла слюна, глаза закатились, и Лиза свалилась со стула на загаженный линолеум.

   Когда девушку увезла «Скорая помощь», мы с Вайнштейном спустились на улицу.

   – Зря я тебя послушал, – накинулся на меня Олег, – не фига было врача звать, пусть бы она сдохла. Одной наркоманкой меньше, воздух чище.

   – Лучше проследи, чтобы Лизу откачали, – ответила я, – заплати врачам.

   – Охрененко-офигенко? – заржал бизнесмен. – Ща ей фруктов купить велю, гоголь-моголь взбить!

   – Если Лиза скончается, ты никогда не найдешь Яну, – уточнила я. – Сергей больше на Новинский не придет, он испугался. Про Гарика ничего, кроме имени, нам не известно. Да и Качанова мы нашли случайно, он не подумал, что мозоль под подбородком на след наведет. Повезло, что я сама с консерваторским образованием и раньше видела такой дефект кожи довольно часто.

   – Алина! – рявкнул Олег. – Про нее ты забыла?

   – И что ты ей скажешь? – хмыкнула я. – Мне одна наркоманка в полубреду натрепала про подмену анализов? Медсестра плечами пожмет и ответит: «Не доверяйте героинщикам, у них в голове свое кино». Нет, ты должен позаботиться о Лизе, тогда есть шанс прищучить всю компанию. Абова пешка, голова там Гарик, а может, Алина. Или ты решил всех простить? Знаешь, актеры зависимые люди, они повторяют чужие слова и выполняют указания режиссера. Надо вычислить сценариста и постановщика. Кстати, на дворе не девяностые годы, самосуд нынче не приветствуется.

   Вайнштейн раздул щеки и сразу напомнил мне бурундука из популярного мультфильма, казалось, еще секунда, и он запоет: «Сырные шарики, сырные шарики…»

   – Ну, и что делать дальше? – неожиданно мирно осведомился Олег.

   – Для начала понять: Елизавета наркоманка, ей соврать, как воды выпить. Вероятно, Яна тебя любит и…

   Олег поднял руки:

   – Эта тварь уже трое суток не подходит к телефону. Я думал, она трубу в очередной раз посеяла, пятый за нашу совместную жизнь. Я на новые мобилы кучу денег потратил! Но теперь гайка нашла болт. А ну, пошли вон, сели в джип и не высовываемся!

   Андрей с Виктором отпрыгнули в сторону затонированного внедорожника размером со снегоуборочный комбайн. Олег схватил меня за обнаженное плечо ледяными и одновременно потными пальцами:

   – Эта сучонка! Она меня… меня… меня обдурила! Я хотел шубку ей купить, она глазки в пол воткнула и говорит: «Олежек, зачем мне дорогое манто? Лучше купи простое пальто, мне не нравится, когда из прихоти убивают животных».

   Я подумал, выпендривается штучка! Видал таких! Норка им не подходит, из леопарда манто по вкусу.

   Но и от эксклюзивного манто Яна отказалась, не взяла ни кольцо, ни часы, ни серьги. Девушка неохотно шла в ресторан, чуралась вечеринок, нежно обнимала Олега и бормотала: «Давай посидим дома! Я приготовила пирог! Проведем вечер без посторонних, я люблю слушать твои рассказы, ты столько пережил!» И старый стреляный воробей поверил молодой лисе.

   Естественно, сделав Яне предложение, Олег сначала украсил ее камнями, а потом одел с головы до ног в меха и бренды. Яна сопротивлялась, но жених проявил твердость. «Ты теперь моя половина, а по жене судят о положении мужа».

   За свадебным платьем Яна улетела с большим багажом. Олег не проверял чемоданы. Если любимая захотела прихватить тряпки, почему нет? Не смотрел он и в шкатулку, где хранились бриллианты. Он, правда, помнил, что в аэропорту на одном запястье у будущей жены болталось два браслета общей стоимостью в пару миллионов рублей, в ушах висели винтажные серьги от Тиффани, а документы Яна положила в сумку «Биркин», выполненную по спецзаказу, по цене тридцать тысяч евро. Но ведь невеста подчинялась требованиям жениха, она соответствовала статусу спутницы Вайнштейна.

   – Сейчас приеду домой, – рычал Олег, – пойду в ее спальню, открою шкафы-коробки, и что я там найду?

   – Полагаю, ничего, – ответила я.

   – …!…!…! – затопал Вайнштейн и вдруг замер.

   – Тебе плохо? – испугалась я.

   – Нет смысла орать, – спокойно произнес Олег. – Это как в бизнесе, макнули тебя в дерьмо, скажи «мерси» за урок, сделай выводы и лезь дальше в гору. Ловко она меня! Теперь никакой любви! Только девки по вызову, они хоть честные! Цену назвали – отработали. Но мне надо Гарика, Сергея и Алину к ногтю прижать! С прокурором!

   – Хорошо, – кивнула я. – Завтра поеду в клинику Баринова!

   – Я с тобой, – загорелся Олег.

   – Глупее ничего придумать нельзя, – возразила я. – Алина едва тебя увидит, сразу смоется!

   – Сегодня на Новинский мы вместе ездили! – разобиделся Вайнштейн.

   – И в результате Качанов ушел, – вздохнула я, – давай договоримся, ты платишь деньги, отрабатываю их я.

   Олег внезапно согласился:

   – Ладно. Но держи меня в курсе.

   Коренастая, нелепо одетая фигура двинулась к огромной машине. Из салона выпрыгнул Андрей и помог хозяину забраться внутрь. В воздухе мелькнули ботинки из кожи угря. Автомобиль стартовал с места и затерялся среди машин на Садовом кольце. Несмотря на поздний час, движение в Москве не стало менее интенсивным.

   Я села в свою «букашку». Вайнштейн похож на клоуна, порой он петушится, словно семиклассник, но Олег совсем не дурак, умеет достойно держать удар. Сначала ему хочется пнуть того, кто его обидел, но через секунду он берет себя в руки и сдерживает порыв гнева. Такое поведение вызывает уважение. А еще мне стало жаль Олега, ведь он поверил в искренность Яны. Девушка талантливая актриса, может, ей после отсидки срока за мошенничество податься в театральное училище?

   – Кто там?

   – Открывай, Рокси, – приказала я.

   – Плохая примета – впускать ночью незнакомых, – раздалось в ответ.

   С этим утверждением не поспоришь.

   – Рокси, это я!

   – Кто?

   – Твоя хозяйка!!!

   – Не обманешь, – торжественно заявила домработница. – Она черная, волосы длинные. Плохая примета на пиковую даму походить, но если от рождения ты такая, то ничего! Так в книге сказано. И где родинка над губой?

   Я заскрипела зубами. Совсем забыла, я сняла кудри, стерла отметину на лице и превратилась из Елены Кротовой в Лампу Романову.

   – Есть такие фокусники, – вещала Роксана, – звонят по телефону, прикидываются родственниками, просят им денег дать. Бросишь рублики на чужую мобилу – забудь о них. Плохая примета мошенникам материальную помощь оказывать.

   – Я колочу в дверь, а не беспокою тебя по сотовому, – решила я урезонить Рокси.

   – Не лает, не кусает, а в дом не пускает? – спросил сзади голос Макса. – Известная загадка, но в нашем случае ответ на нее нестандартный. Это не замок, а тетя Рокси. Эй, грозная охрана, отпирай, барин приехал! Сейчас он разгневается и на конюшню отправит.

   Домработница послушно загремела засовами.

   Спустя десять минут, еще раз, уже в образе Лампы, познакомившись с Рокси, я заглянула на кухню и обнаружила кастрюльку с тем же содержимым, что и вчера: вода, а в ней по паре кусочков сырой морковки с картошкой плюс крохотная луковка.

   – Где ужин? – закричала я.

   – На плите, – прозвучало в ответ.

   Мое терпение лопнуло:

   – Рокси! Это нельзя есть!

   Домработница торжественной поступью вошла в столовую:

   – Вы не любите вегетарианский суп? Мясо вредно, курицу выращивают при помощи гормонов, кролик слишком симпатичный, его жаль тушить.

   – В пустой воде плавают сырые овощи! – возмутилась я. – И их там очень мало.

   – Правильно, – с достоинством кивнула Рокси, – нельзя варить морковку, капусту, свеклу. Нужно положить их в бульон и ждать, пока они сами дойдут, без огня.

   – Без огня? – переспросила я.

   – Естественно, – с превосходством подтвердила Рокси, – нагрев разрушает ауру.

   Я сделала пару дыхательных упражнений и вежливо сказала:

   – Роксана! Тебе все же придется готовить еду, в смысле, варить, жарить, запекать.

   – То есть убивать все живое, – насупилась домработница.

   – Именно так, – отчеканила я, – еще нужно покупать продукты, а то в холодильнике мышь повесилась.

   – Боже! – закричала Роксана. – Господи!

   Не успела я вздрогнуть, как она с ловкостью молодой кошки схватила только что закипевший чайник, распахнула холодильник, выплеснула в него кипяток и перекрестилась.

   – И зачем это? – только и сумела спросить я.

   – Мыши не имеют права там вешаться, – прошептала Рокси. – Они опасны, разносят чуму и понос!

   Я замерла, не зная, как на это реагировать. Интересно, что плохого сделал Макс уехавшей в Лондон Асе Нифонтовой, за что она подсунула ему вместо прислуги это чучело? И что делать мне? Приказать Роксане собрать вещи и уходить? Но у нее нет в Москве дома, она окажется на улице, сейчас ночь, теплая, июльская, но все равно ночь. А еще моя мамочка частенько повторяла: «Никогда не суди о человеке по первому впечатлению. Вероятно, он стесняется, кое-кто от смущения становится наглым или глупым. Каждому надо дать второй шанс, а порой и третий, чтобы понять: кто перед тобой».

   Я схватила тряпку, промокнула воду, вылившуюся из холодильника на пол, и сказала притихшей Роксане:

   – Тебе нужны работа и жилье?

   – Очень! – призналась она. – Иначе я умру от холода и голода.

   – А у меня сейчас не хватает времени на ведение домашнего хозяйства, – продолжала я. – Из нас получится отличный тандем. Но давай заключим соглашение: я хозяйка, а ты меня слушаешься. С этой секунды никаких разговоров о приметах. Я в них не верю. Буду составлять список дел и класть его на стол, выполнишь – отдыхай. Не выполнишь, я урезаю тебе зарплату. Справедливо?

   – Нет, – замотала головой Рокси, – нечестно. У вас одни права, а у меня обязанности!

   – Ничего не поделаешь, – развела я руками, – тебе придется смириться. Впрочем, можешь отказаться от места.

   – Лучше я останусь, – быстро приняла решение Роксана.

   – Отлично, – одобрила я, – и последнее, ты со мной не споришь. Если тебе велено пожарить на ужин полотенце с луком, беспрекословно принимаешься за стряпню.

   – С ума сойти! – подскочила домработница. – И вы съедите тряпку?

   – Все! Лишних вопросов ты тоже не задаешь, – объявила я. – Спокойной ночи!

   Роксана метнулась в коридор, а я села писать перечень дел на завтра. В детстве, читая книгу «Хижина дяди Тома», я обливалась слезами над судьбами несчастных черных рабов, которыми командовали властные белые хозяева. И вот сейчас мне в голову неожиданно пришла мысль: что, если дядя Том был похож на Рокси? Вдруг злобные владельцы всего-то хотели заставить слугу выполнять положенную работу?

   Я положила список на видное место и придавила его сахарницей. Однако как меняется менталитет человека в зависимости от того, с какой стороны баррикады он находится. Неделю назад я целиком и полностью поддерживала дядю Тома, а сегодня одобряю его мучителей.

   – Полотенце надо обязательно жарить с луком? – спросил тихий голос.

   Я вздрогнула, Рокси вернулась в кухню и, судя по вопросу, хочет шуткой сгладить конфликт.

   – Нет, можно сдобрить его морковкой, – улыбнулась я, – или кабачками.

   Роксана кивнула:

   – Раз у нас с вами дружеские отношения, открою тайну. Максим спал с Еленой, женщиной, которая здесь гостила. Не оставляйте мужа наедине с бабами, даже близкими родственницами. Это плохая примета.

   – Спасибо, Рокси, – нежно ответила я, – непременно приму к сведению.

   – Вы ему не устроите промыв мозгов? – с явной надеждой на вселенский скандал поинтересовалась ябеда.

   – Нет, – безо всякой агрессии сказала я, – никогда не верю сплетням. Кто, что и как сказал про Макса, меня не волнует. И больше не делись со мной секретами, храни их при себе.

   – Супруга необходимо дрессировать, – завела Рокси, но я встала и быстро ушла в спальню.

   Будем считать, что для домработницы настало время третьего шанса. Два она уже использовала, и я пока не увидела в ней человека, с которым хочу общаться каждый день.

   В семь пятнадцать Макс умчался в офис, а я пошла принимать душ, налила шампунь на голову, ощутила легкий сквозняк и услышала голос Рокси:

   – К вам пришли.

   – Кто? – отплевываясь от пены, крикнула я.

   – Не знаю! – завопила в ответ Рокси. – Тетка в шубе!

   Странно увидеть в июле месяце ранним жарким утром женщину в манто. Я спешно смыла пену и завернулась в халат и пошла в гостиную. Роксана ничего не перепутала. По комнате вышагивала маленькая фигура, облаченная в мохнатую шубейку с капюшоном. На всякий случай я ущипнула себя за руку, почувствовала боль и громко воскликнула:

   – Кто вы?

   Дама обернулась.

   – Олег! – подскочила я. – Что случилось?

   Вайнштейн сдернул с головы капюшон:

   – Тошно мне. Поехал в клуб, прогудел всю ночь, совсем плохо стало. Все бабы гадюки!

   – Ты пришел в полвосьмого утра, чтобы поделиться сим гениальным открытием? – разозлилась я.

   Вайнштейн забегал по гостиной. Он напоминал короля из мультика про «Бременских музыкантов». Слишком длинный подол шубы волочился за бизнесменом наподобие мантии.

   – Я мучился всю ночь, – тараторил он, – разбудил в шесть хозяина бутика, купил эту хрень и приехал. Знаешь, кто это?

   Олег сдернул с плеч меховое пальто и начал интенсивно его трясти.

   – Норка? – предположила я.

   – Фу! Дешевка! – скривился незваный гость. – Еще про нутрию вспомни.

   – Ну извини, я не разбираюсь в пушнине, – вздохнула я, – а зачем тебе доха в июле? Или решил заранее купить, в сезон скидок?

   Олег вытянул руки:

   – Это шибоболь! Ну? Каково? А? Настоящий шибоболь!

   – Кто? – хихикнула я. – Ни разу не слышала. Где он обитает? В Шибобляндии?

   – Дурочка, – ласково зажурчал Вайнштейн, – это уникальное изделие, единственное в мире. Мать у него шиншилла, отец баргузинский соболь, а бабушка тигр бо!

   – Тигр бо? – переспросила я.

   – Не перебивай! – топнул красным ботинком Вайнштейн. – Шиншилла – соболь – тигр бо. Получился шибоболь.

   – Тогда уж Шинсотибо, – не согласилась я.

   – Шибоболей во всем мире сорок штук, – продолжал Олег, – половина на это манто пошла. Оно стоит полмиллиона долларов, обрати внимание на пуговицы, они из изумрудов.

   – Прикольно, – промямлила я. – Лучше держать этот эксклюзив в холодильнике, при правильной температуре и под охраной!

   – Это тебе от меня! – громогласно заявил Олег. – Надевай!

   – Матерь Божья! – ахнула подслушивавшая под дверью Рокси. – Ну и деньжищи! Можно дом купить!

   Вайнштейн встряхнул манто и попытался набросить его мне на плечи.

   С быстротой, которой позавидует юная обезьянка, я увернулась от обновки:

   – Спасибо. Не ношу шубы.

   – Почему? – поразился Олег.

   – Не люблю, – коротко сообщила я.

   – Шибоболь! Ты поняла? Офигенно дорогой! – закричал Вайнштейн. – Ты за подарок будешь со мной везде ходить. Месяца два-три, а там увидим.

   Я с трудом сдержала смех:

   – Шуба в обмен на мою любовь и нежность?

   – Это не какая-нибудь занюханная норка! – тоном купца завел Олег. – Эксклюзив.

   – Но почему ты выбрал меня? – удивилась я. – Поищи себе юную леди. К тому же есть маленькая проблема: я замужем.

   – Свадьбу не предлагаю, – деловито уточнил Вайнштейн. – Мы только весело проведем время.

   – Нет, – отрезала я, – езжай домой, ты пьян.

   – Трезвее всех, – заявил Олег. – Ну? Хорош шибоболь?

   Я поморщилась, Вайнштейн швырнул шубу на пол.

   – Не желаешь носить – сделай из нее ковер.

   Я отпихнула доху ногой:

   – Гран мерси. Терпеть не могу паласы.

   Олег носком ботинка вернул шубейку на прежнее место:

   – Хватай, пока предлагают!

   – Уноси, – велела я, отфутболивая манто к олигарху, – у меня аллергия на шибоболей.

   – Если вам эта красота не нужна, отдайте ее мне, – пропищала из коридора Рокси.

   – Не возьмешь? – с угрозой спросил Олег.

   Проходит год, подчеркиваю, что не два! Пятнадцатого июля похищают Галю Вербову. У ребенка ни отца, ни матери, зато в наличии бабушка-актриса и дедушка-академик.

   Пропажу Гали заметили быстро. Девочка отправилась в магазин за хлебом и не вернулась. Бабушка Ангелина Иосифовна подняла тревогу примерно через час. Дед Лаврентий Моисеевич имел обширные связи, он поставил на ноги всю Москву. Фото Вербовой даже показывали по телевизору. Но все усилия пропали зря. Прошел год, а от Гали ни слуху ни духу. Да, ее окровавленную одежду положили на лестнице Вербовых семнадцатого июля.

   – У нас два маньяка? – пробормотала я. – Один раз в три года крадет женщин, держит их невесть где, потом убивает и оставляет труп в чужом платье. И педофил, который охотится за девочками.

   Вадим побарабанил пальцами по своему компьютеру:

   – Первый выходит на охоту десятого-одиннадцатого июля, второй пятнадцатого. Женщины – темноволосые, с карими глазами и большим ртом, все худые, одного возраста. Девочки – блондинки, голубоглазые и тоже одногодки.

   – Лариса Ерофеева рыжая, – уточнил Макс.

   – Но преступник этого не знает, – возразила я, – преподавательница стеснялась цвета своих волос и предпочитала краситься в шатенку или брюнетку. Кстати, у нас катастрофически мало времени для ее поисков. Едва маньяк поймет, что жертва выглядит не так, как ему надо, он рассвирепеет.

   – Давайте попытаемся понять, что у жертв еще совпадает, кроме внешности, – предложил Ковальский. – Я тут накидал кое-какие предположения. Да и по девочкам поработал, хотя с ними трудно, подробную информацию о внучке могла дать лишь Ангелина Иосифовна, у остальных малышек родственники либо умерли, либо разговаривать с ними, как с мамой Реутовой, бесполезно.

   Увы, никаких результатов наш мозговой штурм не дал. Аня Волынкина, Лора Фейн и Лариса Ерофеева нигде не пересекались. Они не работали вместе, не ходили в один фитнес-клуб, одевались в разных магазинах и, похоже, никогда не встречались. Подружиться таким дамам было трудно. Аня мечтала о карьере на сцене, Лора Фейн любила писать картины в уединении, обе были не очень счастливы в личной жизни. Волынкину тяготил муж, хотевший ребенка, Фейн не имела постоянного кавалера. А вот Лариса Ерофеева, в противоположность своим товаркам по несчастью, обожала Анатолия и нежно заботилась о Ване с Сашей.

   Но если чисто теоретически можно предположить, что где-то дороги женщин все же пересекались, просто мы не нашли эти точки, то с девочками вообще темный лес. Они происходили из разных социальных слоев, вращались в параллельных мирах. Единственное, что объединяло малышек, – это возраст и тип внешности.

   – Они их находят на улицах, – устало сказал Макс.

   – Ездят по проспектам и высматривают жертву? – скривился Ковальский.

   Я встала на сторону Макса:

   – Вполне вероятно, что так. Если внимательно взглянуть на фото женщин, то станет понятно: одинаковыми они кажутся из-за цвета волос, глаз и формы рта. Овалы лиц разные, носы тоже, одна скуластая, другая с квадратным подбородком. А девочки, как все дети, чем-то схожи, но если забыть про светлые волосы и голубые глаза, то Галя Вербова не может считаться копией Тани Косых, Вани Реутовой и Ванды Плес.

   – Для преступников имеет значение общее впечатление и фигура, – дополнил Макс, – толстушек среди них нет.

   – И числа, – вздохнула я, – десятое-одиннадцатое плюс пятнадцатое июля.

   – Что связано с этими датами, мы никогда не догадаемся, – мрачно заявил Вадим, – вероятно, какая-то личная драма.

   – Или счастливое событие, – подхватила я.

   – Которое отмечают убийствами? – фыркнул Ковальский. – И еще: женские тела найдены, а детские нет.

   – Вдруг девочки живы! – в безумной надежде воскликнула я.

   Вадим засмеялся, а Макс с жалостью посмотрел на меня:

   – Ты же отлично знаешь, подавляющее большинство похищенных детей погибает в первые сутки.

   – Есть еще один момент, который наша девушка-сыщик упустила, – не скрывая радости, сказал эксперт, – вещи детей покрыты кровью. Ее взяли на анализ.

   – И она не человеческая? – подпрыгнула я.

   Вадим вдруг сник:

   – К сожалению, ты вновь выстрелила не в десятку! ДНК совпали. Девочек явно убили. Мне жаль, но это так, платья были выпачканы их кровью. По Плес, Косых и Реутовой работали обычные специалисты, а вот бабушка и дедушка Вербовой потребовали, чтобы платьем Гали занималась Оксана Ронкова, наша легенда, гениальный криминалист. Оксана выяснила интересную деталь. Да, это кровь Вербовой, но она была пролита в разное время: одна часть, похоже, в момент пропажи, на следующий день другая порция, а на третий – еще одна.

   Я попыталась сложить из кубиков сведений целую пирамидку:

   – Получается, Галю ранили при похищении, потом нанесли ей увечье шестнадцатого и семнадцатого?

   – Вроде того, – кивнул Ковальский, – Ронкова особо указала: ребенок не истекал кровью медленно. Потерял некое количество, потом кровотечение остановилось, и вновь появилось довольно большое пятно. Первое, предположительно, от пятнадцатого числа, на груди, второе возникло вроде как шестнадцатого июля, на юбке, и третье, через сутки на спине.

   – Бред, – растерялась я, – а ближе к вечеру семнадцатого числа убийца подбрасывает замаранные вещи к дому несчастной девочки? Зачем?

   Макс протянул руку и взял с полки книгу:

   – «Мыслить, как преступник», автор американский психолог. Здесь описано много невероятных случаев. Часто маньяк начинает испытывать раскаяние, тайком приносит родственникам вещи своих жертв, пытается таким образом искупить свою вину.

   – Жесть, – прошептала я.

   – Ерунда, – отрезал Вадим, – я не верю в психологические заморочки! Просто эти скоты хотят, чтобы прекратились поиски пропавших! Убийца женщин пытается запутать милицию, переодевает трупы, а педофил где-то закапывает тела, не удивлюсь, если выяснится, что у него есть личное кладбище. Хотите знать мое мнение? Мы влезли в гиблые дела. Оно нам надо?

   – Предлагаешь махнуть рукой и оставить все как есть? – возмутилась я.

   Ковальский закрыл ноутбук:

   – Сколько лет искали педофила Груздьева?

   – Никто не знал, что он автор серии, – неохотно произнес Макс, – мерзавца схватили случайно, а он стал каяться и выдал все свои художества.

   – Вот, вот, – закивал Ковальский, – ключевые слова «схватили случайно». Ну, я пошел.

   – А я поеду в клинику Баринова, – в свою очередь сказала я, – поговорю с Алиной. Между прочим, у Лоры Фейн был пакет, который в этом медцентре выдают пациентам. И кошелек с вложенной в него запиской о помощи был обнаружен в подземном гараже клиники. Значит, Фейн была на парковке!

   – Ты только сейчас додумалась до столь простой вещи, – засмеялся Вадим, – я полагал, ты давным-давно весь паркинг обнюхала, на коленях его проползла!

   Вне себя от злости я выскочила из кабинета Максима. Противный Ковальский прав. Как я могла упустить из виду гараж? Зачем похититель привез Лору в медцентр? Фейн заболела, и преступник решил вылечить жертву? Даже если принять всерьез это бредовое предположение, то автоматически возникает другой вопрос. Почему Лора, войдя в холл, не завопила во всю мощь легких: «Люди добрые, спасите! Помогите! Меня удерживают в плену!»

   Возле рецепшен толпится народ, по коридорам снуют медсестры, великолепная возможность привлечь к себе внимание. Но Лора ее не использовала.

   Я села в машину и поехала в сторону Садового кольца. Пока я способна лишь задавать бесконечные «почему», нет ни одного уверенного «потому что». Почему Лора не зашумела? Вероятно, преступник сказал: «Если пикнешь, убью на месте».

   Почему Фейн привезли к Баринову? Почему Лора не истощена, не избита? Почему ее убили? Почему именно сейчас, а не раньше? Какую роль играет дата похищения?

   Придавленная грузом вопросов, я въехала в подземный паркинг и спросила у охранника:

   – Надеюсь, стоянки оборудованы видеокамерами?

   – Конечно, – кивнул парень, – видите, вот висит.

   Я скорчила гримасу:

   – У шлагбаума! Здесь вы стоите! А внутри? Там, где я оставлю свой автомобиль?

   Юноша в форме улыбнулся:

   – У лифта есть две штуки.

   – И все? – закипятилась я. – Сама парковка фактически осталась без наблюдения?

   – Не волнуйтесь, – успокоил меня охранник, – у нас никаких ЧП не случается. Угнать тачку невозможно, при въезде мы просим показать техпаспорт. Идите спокойно лечиться.

   – Камеры у шлагбаума и возле лифта? – переспросила я.

   – Верно, – подтвердил парень, – не тревожьтесь. Клиника дорогая, бомжи сюда не приходят, да и не всякому работяге по карману местные услуги оплатить. Ну зачем в паркинге еще дополнительную аппаратуру вешать, в гараже полно народа!

   – Да? Я была здесь недавно, ни одного живого человека не заметила, только автомобили, – с недоверием протянула я.

   – Многих пациентов шоферы привозят, – терпеливо увещевал меня секьюрити, – они за рулем остаются, кое у кого из клиентов личная охрана. Поверьте, в Москве трудно найти более безопасное место! Сюда въезжают люди, которые заключили контракт.

   – И врачи с медсестрами, – напомнила я.

   – Конечно, – согласился парень, – но их анкеты вдоль и поперек изучены, доктора хорошие деньги получают, такие люди угоном не зарабатывают.

   На том месте, где я нашла кошелек, стояла пафосная иномарка, отполированная до блеска. Я стала бродить вокруг кругами, из окна высунулся шофер.

   – Ищете чего?

   – Браслет, – соврала я, – похоже, он расстегнулся и с запястья соскользнул.

   – Нехорошо, – зацокал языком водитель, – но вроде, когда я парковался, ничего здесь не валялось.

   – Украшение маленькое, – плаксиво протянула я, – вдруг вы его раздавили.

   – Дорогое? – испугался шофер.

   – Конечно, нет, – прохныкала я, – сидите спокойно, не приставайте с разговорами, мне и без вас тошно!

   Шофер поднял стекло, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Я продолжила разглядывать пейзаж.

   Мой автомобиль стоял вот здесь, бумажник лежал у переднего колеса. Камеры внутри парковки нет, но она работает у лифта. Думай, Лампа, думай, попытайся размышлять, как преступник. Я прислонилась к бетонному столбу, подпиравшему потолок. Допустим, я убийца. Я привез Лору в клинику. Зачем? Отставить вопросы, занимаемся делом. Итак, Фейн выходит из машины, куда я ее поведу? К лифту? Но там камера! Я умный человек, я удерживаю Лору три года, она мне нужна, не хочу лишиться своей игрушки. Я все предусмотрел и никогда не потащу женщину туда, где ее могут увидеть посторонние. Лифт исключается.

   Мои глаза забегали по сторонам и натолкнулись на дверь с табличкой: «Аварийный выход». Я поспешила к железной створке, так и есть, там лестница!

   Ступеньки шли вверх и вниз. Я сначала спустилась, увидела запертую на замок дверь без ручки с надписью «Щитовая. Без главного электрика не входить. Высокое напряжение», испугалась и побежала вверх.

   Не прошло и минуты, как я очутилась в длинном коридоре, справа находился рентгеновский кабинет, слева мужской туалет, затем узкая галерея раздваивалась на два рукава. Я пошла по правому и уткнулась в пост медсестры.

   – Здесь у нас клиническое отделение, – вежливо сказала девушка, – вход исключительно по пропускам, с семнадцати до девятнадцати часов. В случае экстренной необходимости, при условии, что больной ходячий и лечащий доктор вам разрешил, можете вызвать пациента в гостиную.

   – Я запуталась, – объяснила я, – поднялась из паркинга по лестнице и вместо поликлиники очутилась у вас.

   – Вам лучше сесть в лифт, – посоветовала девушка.

   – У меня легкая форма клаустрофобии, – нашлась я, – побаиваюсь маленьких замкнутых пространств.

   – Хороший психотерапевт непременно справится с вашей проблемой, обратитесь к специалисту, – посоветовала медсестра.

   – Что такое «щитовая»? – на всякий случай уточнила я.

   Девушка заморгала:

   – Я не в курсе всех процедур, которые назначают врачи, спросите у лечащего доктора.

   – Я так испугалась! Сначала пошла по лесенке вниз, а там дверь, череп и кости нарисованы, надпись угрожающая! – поежилась я.

   Собеседница махнула рукой:

   – Это что-то техническое. Мы туда никогда не заглядываем. Наверное, там аварийный генератор.

   – Зачем в Москве автономный источник питания? – удивилась я.

   Медсестра поправила бейджик, прикрепленный к халату. Я машинально прочитала имя «Ксения» и обратила внимание на оригинальное колечко на среднем пальце ее руки. Перстенек был небольшой, то ли золотой, то ли с напылением драгоценного металла. Верхнюю часть украшал вензель из букв «К» и «С», выполненный из очень мелких жемчужинок и крошечных черных камушков. Переплетение букв показалось мне почему-то знакомым. Где-то я его раньше видела, причем совсем недавно.

   Ксения забыла про бейджик, теперь она занялась голубым колпачком, который украшал ее голову. Забота о внешности не мешала девушке вести беседу:

   – Слышали про трагедию в Мироновской больнице?

   – Нет, – насторожилась я.

   – Им электричество отключили, – понизила голос Ксения, – за неуплату. Погибло несколько больных, кто на аппаратах лежал – на искусственной вентиляции легких и прочем. Медперсонал вручную дыхательные мешки качал, но все впустую! Яков Сергеевич как об этом услышал, сразу велел генератор приобрести. Бешеные деньги потратил. Баринов в первую очередь о больных беспокоится, он потрясающий врач и хороший человек. Всем, кто здесь работает, очень повезло. Если хотите попасть в поликлиническое отделение, ступайте направо.

   – Вообще-то я ищу Алину Колоскову, знаете такую? – вкрадчиво спросила я.

   – Здороваемся при встрече, – сухо ответила Ксения, – Алина сидит в девятнадцатом кабинете, она административный сотрудник. Лечебными процедурами не занимается, хоть и медсестра с дипломом.

   Я поблагодарила девушку, побродила по клинике, нашла нужную комнату, постучалась, услышала звонкое:

   – Входите, – и очутилась в маленьком кабинете.

   – Могу вам чем-то помочь? – спросила Алина.

   Я села в небольшое кресло:

   – Безусловно.

   – Вероятно, вы хотите оформить контракт на оказание медуслуг? – предположила Алина. – Давайте расскажу о наших возможностях.

   – Нет, мне надо просто с вами побеседовать, – промурлыкала я, – на личные темы.

   – Мы знакомы? – удивилась Колоскова.

   Я хотела ответить: «Конечно. Ты отправила богатую вдову Лену Кротову к своему глупому жадному брату Владимиру». Но это заявление было совершенно ни к чему, и я спросила:

   – Что мешает нам поближе узнать друг друга?

   Алина справилась с удивлением и улыбнулась:

   – Отличная идея. Как вас зовут?

   – Евлампия Романова, – представилась я.

   – Очень красивое старинное имя, – выдала стандартную реакцию мошенница, – мое намного проще – Алина.

   – Лиза мне о вас говорила, – кивнула я.

   Колоскова изобразила недоумение:

   – Лиза… Лиза… которая? В медцентре несколько Елизавет. Наверное, Рождественская, да? Мы часто вместе обедаем.

   – Нет, – возразила я, – Абова.

   – У нас такая не работает, – возразила нахалка.

   Я закинула ногу на ногу:

   – Елизавета Абова, студентка музыкального училища, наркоманка, любовница Сергея Качанова. Теперь припоминаете?

   Алина засмеялась:

   – Нет. Вы не переживайте. Медцентр Баринова высокопрофессиональное заведение, нет необходимости приходить сюда по знакомству. К какому специалисту вы хотите попасть? На рецепшен вас без проблем запишут к любому.

   Колоскова вела себя уверенно, ее тон не изменился, ни малейшего смущения на лице не появилось, и я даже на секунду засомневалась: вдруг Елизавета соврала? Но тут, словно в плохом детективном киносериале, на помощь главной героине, окончательно запутавшейся с решением проблемы, пришел господин Случай.

   Дверь в кабинет Алины распахнулась, за моей спиной раздался знакомый голос:

   – Линка, мне плохо, помоги, умираю!

   Колоскова вздрогнула, от ее спартанского спокойствия не осталось и следа.

   – Что вы себе позволяете! – воскликнула она. – Разве не видите? Я разговариваю с посетительницей! Покиньте помещение.

   – Сейчас подохну, – прошептал мужчина, – дай… скорей…

   – У парня ломка, – вздохнула я, – лучше сделайте Сергею укол. – У меня, как у всех музыкантов, отличный слух, поэтому, даже не видя посетителя, я поняла: явился Качанов.

   – Умираю, – хрипел парень, – умираю!

   Алина кинулась к двери, заперла ее, добыла из шкафа какую-то ампулу, шприц, прямо через рубашку сделала Качанову инъекцию, потом посмотрела на меня.

   – Поможешь положить этого идиота на диван? Он худой, но тяжелый.

   Я мысленно восхитилась Колосковой. Из такой женщины можно делать гвозди. Любая другая на ее месте как минимум впала бы в истерику, а эта лишь глазом моргнула и сразу взяла себя в руки. Алине следовало пойти учиться в школу ФСБ, такие становятся суперагентами: она филигранно врет и не проявляет ни малейшего смущения, когда ее ложь выплывает наружу.

   – Ты давно его знаешь? – спросила я, хватая Сергея за ноги.

   – Встречались, – отдуваясь, ответила Алина после того, как нам с большим трудом удалось взгромоздить Качанова на диван, – полгода с ним валандалась, планы строила, но, сама видишь, он наркоман. С таким связывать жизнь опасно, детей не родить, хорошей семьи не создать. Я не из тех, кто будет постоянно сопли партнеру подтирать. Дала ему шанс. В нашем медцентре работает замечательный нарколог, я упросила Лидию Борисовну бесплатно лечить Качанова, она согласилась, но Сергей отказался ее посещать, и я его на три буквы послала.

   Я указала на диван:

   – Недалеко же он ушел!

   Алина схватила с подоконника пачку влажных салфеток, выдернула пару штук и протянула мне.

   – Я сто раз идиота выгоняла, а он как бумеранг: усвистит за горизонт и назад возвращается. Придет, сядет у порога и ноет: «Линочка, дай денег!»

   Медсестра тщательно вытерла пальцы, я последовала ее примеру, но разговора не прекратила:

   – Неужели ты помогаешь наркоману? На мой взгляд, глупо снабжать такого человека финансами.

   – Я что, похожа на дуру? – возмутилась Алина. – Ни копейки ему не даю!

   Я ткнула пальцем в спящего Сергея:

   – Но сейчас ты сделала ему укол! Неужели в клинике Баринова безответственно относятся к наркотикам, не учитывают ампулы?

   Алина выбросила скомканные салфетки в корзинку:

   – Яков Сергеевич требует аккуратности во всем, в клинике царит суперпорядок. Я ввела Качанову снотворное, он подрыхнет, и я его выгоню.

   Я кивнула:

   – Ладно, значит, Сергей – твой бывший любовник. После вашего разрыва он жил с Лизой Абовой, подсадил ее на наркоту.

   – Вот о ком ты говорила! – крайне удачно изобразила понимание Алина. – Качанов спутался с какой-то девкой. Мы с ней незнакомы.

   – У меня сложилось другое впечатление, – сказала я.

   Алина оперлась локтями о столешницу:

   – Я помощник главного администратора, если у тебя есть проблемы, связанные с посещением медцентра, готова их утрясти. Но моя личная жизнь – с кем сплю, дружу, водку пью – касается исключительно меня. Я не собираюсь ни с кем ее обсуждать. Что тебе надо?

   Я порылась в сумке, вытащила рабочее удостоверение и сунула его под нос нахалке:

   – Я все ждала, когда ты задашь этот вопрос. На будущее имей в виду, если человек ни в чем не замешан, он начинает недоумевать сразу, как только собеседник проявляет нуместное любопытство. Как поживает Яна?

   – Яна? – заморгала Алина. – Фамилию назови.

   Вот тут я разозлилась:

   – Невеста Олега Вайнштейна, девушка, с которой вы придумали план по чистке чужих карманов. Можешь не изображать оторопь. Поверь, ваши махинации мне известны. У тебя есть два пути. Первый: ты начисто отрицаешь свое участие в игре «Умирающая от страшной болезни Яна». Но тогда сюда в ближайшее время ворвется Олег с охраной, поднимется вселенский шум. Вайнштейн вне себя от злости, у него много денег, хорошие связи, поэтому на свободу ты выйдешь не скоро. На зоне несладко, но совсем плохо там людям, которые не получают с воли посылок. Сильно сомневаюсь, что Владимир Петрович, страстно желающий заиметь богатую жену, сможет регулярно поддерживать сестру. Извини за прямоту, но мне твой братец показался идиотом.

   Алина резко выдохнула:

   – Он и есть идиот, но ведь брат! Других близких у меня нет. Я ему с детских лет помогаю, через мединститут протащила, сама только училище закончила, пришлось в работу с семнадцати лет впрягаться, чтобы Вовка терапевтом стал. Думала, он начнет хорошо зарабатывать, но его отовсюду выгоняют, Яков Сергеевич на анкету Вовки взглянул и сказал: «Алина, я такого летуна, который за год четыре коллектива сменил, не возьму, даже не проси».

   Теперь он работает в дешевой лечебнице. Одна надежда – авось он выгодно женится. Но и тут облом! Сколько раз я ему повторяла: «Вова, видишь перспективную кандидатуру, действуй аккуратно, сначала окружи ее заботой и вниманием, а уж потом прессуй». Ан нет! Он сразу напролом прет! Через пять минут после первой встречи в загс бабу тащит. Ты права, от него ничего хорошего ждать не приходится. Так что тебе надо? Что ты хочешь получить в обмен на молчание о моих личных делах?

   Я убрала удостоверение в сумку:

   – Информацию о пациентах клиники.

   – Это незаконно, – возразила Алина. – Врачебная тайна.

   Я ядовито улыбнулась:

   – В наше время многие доктора, в особенности пластические хирурги, не стесняются рассказывать с экрана телевизора и со страниц газет об операциях, которые они сделали конкретным людям, называют фамилии, например: «Посмотрите на актрису N, я ей нос исправлял, поэтому ее нос теперь имеет идеальную форму. А певице О. ринопластику делал другой хирург, получилось ужасно».

   – Придурки, – пожала плечами Алина, – Яков Сергеевич не такой, он за любое нарушение выгонит, не посмотрит ни на заслуги, ни на хорошие отношения.

   – Или ты мне помогаешь, или сюда приезжает Вайнштейн, – я прибегла к открытому шантажу, – выбирай.

   Колоскова чуть вздернула подбородок:

   – Если я нарушу правила клиники, то где гарантия, что, получив свое, ты не сдашь меня Вайнштейну?

   – Договора о намерениях мы подписывать не будем, – хмыкнула я, – могу лишь дать честное слово.

   Алина изогнула одну бровь:

   – Да? Это впечатляет. Я верю людям, которые клянутся не обманывать.

   Я достала мобильный:

   – Если мы не договоримся, Олег примчится в клинику на реактивной метле. Полагаю, тебе стоит рискнуть.

   Алина моргнула:

   – Футболисты не плачут. Говори, я попробую тебе помочь.

   Я перевела дух. Вам мое поведение кажется неприличным? Но все говорит об одном: Лора Фейн недавно находилась в медцентре. Что важнее: остановить серийного маньяка или наказать мелкого мошенника? А еще есть крошечный шанс спасти Ларису Ерофееву. Поэтому не время миндальничать!

   – Мне нужна информация о нескольких пациентах клиники.

   Колоскова кивнула и включила компьютер:

   – Уже поняла, называй фамилию.

   – Лора Фейн, – отчеканила я.

   – Тэкс… тэкс, – забормотала Алина, – лежала у нас Фейн, но давно, больше трех лет назад.

   – Помнишь ее? – обрадовалась я.

   Алина улыбнулась:

   – Ты всерьез? Пациентов-то масса.

   – Лора болела? Чем? Долго посещала медцентр? – зачастила я.

   – Она удаляла бородавки, – пояснила Алина, – это бонус доктора Ремчука.

   – Из-за такой ерунды Фейн, не очень обеспеченная женщина, отправилась в дорогой медцентр? – поразилась я. – А чистотел на что? Он продается повсюду, стоит копейки.

   Алина с укоризной на меня покосилась:

   – Никогда не используй чистотел без консультации с врачом. Невинная на вид папиллома может оказаться признаком онкологического заболевания. По той же причине категорически не рекомендую приходить с бородавками в салон красоты к простому косметологу. Нарост изведут, но взамен небольших отметин ты можешь получить огромные проблемы. Запомни, любые пустяковые кожные новообразования необходимо показывать профессиональному дерматологу. Фейн поступила абсолютно верно, ей удалили бородавку методом криотерапии. Грубо говоря, выморозили, у нас есть специальный аппарат. Она провела в больничном отделении двое суток, записалась на прием к профессору Варькиной четвертого мая. В тот же день ей убрали дефект, пятого днем Фейн покинула клинику. Наверное, больше у нее никаких проблем со здоровьем не было. Она у Баринова с той поры не появлялась.

   – Мне послышалось, что ты сказала «бонус доктора Ремчука»? – удивилась я.

   – Нет, все верно. Лора Фейн – бонус Ремчука, – подтвердила Алина.

   – При чем тут этот врач, если женщину оперировала профессор Варькина? – не поняла я.

   Алина сняла руку с мышки:

   – Наш медцентр коммерческое заведение, чем больше в нем больных, тем успешнее бизнес. Реклама в газетах, журналах, растяжки и банеры на улицах дают потрясающий эффект. Но лучше всего срабатывает сарафанное радио. Зайди в Интернет, там на сайтах, посвященных больницам, люди пишут о своих впечатлениях. Яков Сергеевич всегда внимательно читает эти сообщения и делает выводы. Кое-кто из наших врачей поплатился своим местом. Например, стоматолог Бочкарева наорала на пациентку, что-то там неправильно пошло, дантист занервничала и сорвалась. Клиентка в Сети описала эту историю. Яков Сергеевич Бочкареву на ковер вызвал, та пыталась оправдываться, но это ей не помогло. У медцентра есть свой сайт, там тоже можно жалобу оставить, Баринов ее непременно увидит и отреагирует.

   – Суровый хозяин, – протянула я, – он вас по субботам на конюшне не порет?

   – Яков Сергеевич замечательный, – вроде бы искренне отозвалась о шефе Алина, – редкий человек, порядочный, умный. С одной стороны, он строгий, с другой – справедливый, ненавидит шарлатанов, беспощаден к пьяницам. Если от какого-то сотрудника алкоголем попахивает, лучше на глаза Якову не попадаться. Но если ты хороший специалист, тогда впереди тебя ждет широкая дорога…

   – В Изумрудный город, к волшебнику Гудвину, – засмеялась я, – он наградит по полной программе.

   – Примерно так, – кивнула Алина, – хотя бывают исключения. Например, Варькина, которая Фейн бородавку убирала. Отличный специалист, а ей дали пинка под зад.

   – За что? – заинтересовалась я.

   – Она закрутила роман, – Алина не упустила случая посплетничать, – с женатиком, не учла, что у коллег языки длинные. Мигом Якову Сергеевичу в уши надудели. И где теперь Варькина? Вытурил ее Баринов.

   Я усмехнулась:

   – За любовную связь? Это попахивает советскими временами, заседанием парткома, посвященным аморальному поведению слесаря Петрова, чья жена настрочила на мужа-изменника заявление и приволокла его в ячейку по месту работы.

   – Стебайся сколько угодно, – пожала плечами Алина, – но Баринов категорически не приемлет адюльтер. Может, потому что у него жена лет на двадцать моложе? Яков Сергеевич поздно семью завел, у него дочь школьница.

   – Седина в бороду, бес в ребро, – кивнула я.

   – Но не в случае Якова Сергеевича, он никогда ни одну медсестру за задницу не ущипнул. Я бы хотела иметь такого мужа. Еще кого-то проверить или хватит Фейн? – Алина вернулась к главной теме разговора.

   – Клиника существует двадцать лет? – спросила я.

   – Восемнадцать, – поправила Алина.

   – Посмотри, что есть на Анну Волынкину, – распорядилась я.

   Алина застучала по клавишам:

   – Да. Вижу. Ох и проблем у нее! По всем кабинетам прошла. А! В анамнезе болезнь Гоше. Волынкина таблетки горстями пила. Кардиолог ей три препарата выписал, иммунолог четыре, два до кучи невропатолог добавил. Снотворное, успокаивающее, статины, прямо бродячая аптека. Но она в последний раз здесь давно была, больше шести лет назад, потом пропала. Может, умерла? Столько пилюль глотать, точно не выживешь. Кстати, тоже бонус Ремчука. Вот он всегда говорит:

   «К сожалению, мы плохо знаем, как отреагирует человеческий организм на лекарство. Два наименования, принятые одновременно, могут вместо пользы нанести вред. А уж если их три, четыре, пять, то это просто химическая атака». Ремчук сторонник неагрессивного лечения. Да только он гинеколог, а Волынкину врач этого профиля не интересовал.

   – Ты мне так и не объяснила, что это за бонус, – вспомнила я.

   – Я начала, да ты захотела поговорить о Баринове, – возразила Алина. – Когда человек впервые приходит в медцентр, он заполняет анкету. Имя, фамилия, адрес, телефон, ничего особенного, но внизу есть вопрос: «Откуда вы узнали про медцентр Баринова». Администратор просит непременно дать ответ. Иногда клиент пишет: «Рекламу в газете прочел». Или: «Застрял в пробке около вашего баннера».

   Но чаще всего клиенты называют чью-то фамилию. «Мне посоветовала заглянуть сюда подруга, Катя Иванова».

   И начинается самое интересное. Катя Иванова получает бонус. В следующий раз ей достанется подарок: бесплатно сделают анализ или проведут сеанс массажа. А в компьютере отметят у Ивановой один бонус. Накопит двадцать пять – ей скидка на все услуги. Она увеличится, если Катя приведет сюда новых пациентов. Или, допустим, ей понадобится операция, она оплатит пребывание в общей палате, а ее положат в отдельную. С врачами и медсестрами та же система. Ремчук у нас чемпион, по итогам года должен получать денежную премию, но она ему не нужна, он совладелец центра.

   Я ощутила охотничий азарт:

   – Волынкина и Фейн были знакомы с Ремчуком. А где они с ним встретились?

   Алина пожала плечами:

   – Понятия не имею. Если это тебе интересно, спроси его сама.

   – Непременно, – пообещала я, – теперь ищем Ларису Ерофееву, тридцати пяти лет.

   – Такой нет, – сказала спустя короткое время Алина.

   – Проверь еще раз, – велела я.

   Алина, не моргая, смотрела на монитор:

   – Ерофеевых трое. Двум хорошо за шестьдесят, и двенадцатилетняя девочка, они явно не подходят.

   – В медцентре принимают детей? – подпрыгнула я.

   – Конечно, есть педиатрическое отделение, – просветила меня Алина, – грудных Яков Сергеевич не записывает, а первоклассников – пожалуйста.

   – Ну-ка, проверь Ванду Плес, девяти лет, – занервничала я.

   – Ей исправляли прикус, – не замедлила с ответом Колоскова, – бонус доктора Ремчука.

   – Таня Косых, возраст тот же, – с замиранием сердца продолжила я и испытала разочарование.

   – Такой нет, – тут же сообщила администратор.

   Все верно, Ванда девочка из хорошей семьи, ее родители забеспокоились, увидев, что у дочки зубы растут вкривь и вкось. А Тане не повезло, она родилась в семье алкоголиков.

   – Иванна Реутова, с ней как? – насела я на Алину.

   – Булимия, – коротко ответила Алина, – бонус доктора Ремчука.

   – Булимия? – поразилась я.

   – Неконтролируемое обжорство, – перевела медицинский термин на бытовой язык администратор, – возникает как следствие жесткой диеты. Как правило, булимией страдают девушки и молодые женщины. Им кажется, что их вес зашкаливает за норму, поэтому они урезают порции, выбрасывают из рациона все жирное, сладкое, сдобное, худеют до состояния скелета и все равно остаются недовольны, начинают питаться листьями салата. Иногда они срываются, и тогда могут сожрать двадцать шоколадок за раз, пятилитровую кастрюлю супа, десять котлет. Желудок раздувается, подпирает легкие, девушка начинает задыхаться, засовывает два пальца в рот, и… здравствуй, унитаз. Булимия лечится трудно, иногда приводит к летальному исходу.

   – В девять лет рано думать о диете! – воскликнула я. – В таком возрасте играют в куклы и классики.

   Алина с превосходством посмотрела на меня:

   – Не те сейчас времена. Может, ты и прыгала через скакалочку студенткой, а нынешние девчонки едва читать по слогам научатся, сразу хватают глянцевые журналы. Кто там на фото? Скелет комара в ботфортах. Ну и начинается! Иванна, вероятно, мечтала ходить по подиуму. Она у Баринова наблюдалась три месяца. Когда пришла, ее рост был метр тридцать, а на последнем приеме ее измерили – девочка вытянулась на десять сантиметров. Если так и дальше пойдет, она к пятому классу учителей перегонит. Акселерация, генномодифицированные продукты, мясо с антибиотиками. Я уже ничему не удивляюсь.

   Я показала на бутылку воды:

   – Можно попить? Я тоже не удивлюсь, если узнаю, что следующая девочка по имени Галя Вербова получила очередной бонус Ремчука. Этот ваш врач такой активный? Или ему очень деньги нужны?

   Алина ловко открутила пробку:

   – Антон Борисович больше чем доктор, он лучший друг Якова Сергеевича. Ремчук и Баринов учились в одной группе в институте. Конечно, Антон Борисович очень старается, в медцентр вложены и его деньги. Он симпатичный, говорит хорошо, имеет много друзей среди писателей, журналистов, его часто зовут во всякие шоу, и он старательно пиарит клинику. Вчера забежал ко мне и говорит: «Ангел, дай мне рекламные листовки».

   Я сказала: «Закончились!» – «Очень жаль, – приуныл Антон Борисович, – мне надо хоть штук двадцать найти». Мне стало любопытно: «Зачем они вам?» – «Меня пригласили в программу на Первом канале, – похвастался Ремчук, – хочу раздать листовки людям, гостям, режиссеру, зрителям. Слушай, отпечатай мне их на принтере, у тебя должен быть макет».

   Алина порылась в ящике стола, нашла упаковку пластиковых стаканчиков, выдернула один, наполнила минералкой, протянула мне и подвела итог:

   – Вот почему очень многие на рецепшен про Ремчука вспоминают. Люди с ним, может, и незнакомы, но по телику видели или по радио слышали. Антон Борисович у нас знаменитость. А все благодаря Марфе Матвеевне, очень она его пиарила, на мой взгляд, это даже неприлично. Все-таки он не певец или шоумен, а серьезный врач.

   – Кто такая Марфа Матвеевна?

   Алина скорчила гримаску:

   – Марфа? Третья совладелица клиники, ближайшая подруга Баринова и Ремчука, а заодно начальник нашего отдела рекламы.

   Я чуть не подавилась водой:

   – Зачем медцентру такая структура?

   Алина пожала плечами:

   – Около двадцати лет назад, когда Яков Сергеевич открыл медцентр, это было небольшое заведение, типа амбулатории. Баринов снимал первый этаж в офисном здании. Собственного помещения клиника не имела, Яков о нем даже не думал. Поговаривают, что Баринов продал свою квартиру, вселился в коммуналку, а разницу пустил в дело. Но его денег было не так уж много, поэтому Яков Сергеевич объединился с приятелями – Антоном Борисовичем Ремчуком и Марфой Матвеевной Лизорук. Они добавили средств, и дело здорово завертелось и очень хорошо шло, они быстро разбогатели. В начале девяностых частных лечебных заведений было мало, народ не избаловался, привык в шесть утра у входа в поликлинику очередь за талончиком занимать. А у Баринова в любое время приди – тебя примут. И они с Ремчуком набрали тех врачей, кого хорошо знали, дерьмовых специалистов не приглашали, за званиями не гнались, пусть не кандидат наук, но профессионал. Главное, они сами отличные практики, Антон Борисович гениальный гинеколог, к нему со всей Москвы ехали. А Яков Сергеевич потрясающий кардиолог. Остальные врачи тоже очень хорошие, но медцентр держится на хозяевах, если с ними что случится, тут же все обвалится.

   Я внимательно слушала Алину. Личность Ремчука меня крайне заинтересовала. Чем больше я о нем узнаю, тем будет лучше.

   Яков Сергеевич и Антон Борисович строили свой бизнес так упорно, что Баринов не думал о личной жизни. Женился кардиолог лишь в конце девяностых, будучи, мягко говоря, зрелым человеком. Злата, его супруга, не имела ни малейшего отношения к медицине, она бывшая модель, не добившаяся особого успеха на подиуме. Алина никогда не встречалась со Златой, та не посещала клинику. Дочь Якова Сергеевича, Настю, она тоже не видела, но знала, что Баринов обожает семью.

   У Антона Борисовича все иначе, он состоял в счастливом браке со студенческих лет, женился на простой девочке по имени Кира. Та после получения диплома работала учительницей в школе.

   Алина остановилась, потом исподлобья взглянула на меня:

   – Я тут работаю четыре года, поэтому сейчас пересказываю сплетни.

   – Валяй! – кивнула я. – Люблю слушать досужую болтовню.

   Колоскова продолжала озвучивать местные легенды.

   В отличие от Златы, никогда не появлявшейся в медцентре, Кира часто приходила к мужу, но потом вдруг пропала. Сам Антон Борисович на вопрос коллег: «Как поживает ваша очаровательная жена?» – мычал в ответ нечто маловразумительное.

   Очень скоро весь персонал стал исподтишка обсуждать горячую новость: от Ремчука сбежала супруга, Кира бросила его и уехала с любовником, очень богатым человеком. Правду абсолютно случайно обнародовала Марфа Матвеевна Лизорук. Она была третьей в компании владельцев клиники, и, если честно, как врач она не блистала. Зато, как выяснилось, у Лизорук имелись иные таланты.

   В самом начале нового века клиника Баринова стала постепенно терять свои лидирующие позиции на рынке медицинских услуг. В Москве появилось много конкурентоспособных лечебных учреждений, которые предлагали эксклюзивные по тем временам процедуры типа полного очищения организма методом гидроколонотерапии.

   Яков Сергеевич страшно возмущался, он неустанно повторял: «Ваша роскошная гидроколонотерапия – обычная сифонная клизма, ее давным-давно применяют в медицине. Процедура показана некоторым больным, но отнюдь не всем. Человеческий организм – это самоочищающаяся система. Начнете баловаться клистирами, вымоете всю полезную флору, потом не наладите работу желудочно-кишечного тракта».

   Но слабый голос Якова Сергеевича, говорившего разумные вещи, тонул в хоре тех, кто предлагал стопроцентное оздоровление революционным способом. И тогда Ремчук сказал: «Необходимо искать новые пути к сердцам клиентов, иначе мы можем разориться».

   И тут настал час Марфы Матвеевны.

   Поскольку ни Баринов, ни Ремчук не хотели дурить народ и открывать кабинеты диагностики по отпечаткам пальцев или нанимать специалистов по лечению вирусной инфекции ауры копчика, Лизорук решила активно заняться рекламой.

   Надо отдать должное даме, действовать она начала с невероятной активностью. Лизорук вращалась в разных кругах, была завсегдатаем тусовок, и скоро лечиться к Баринову потянулись артисты, певцы, политики, чьи лица постоянно мелькали на телеэкране и в прессе. Подавляющая часть селебритис обслуживалась на льготных условиях, почти бесплатно, зато потом они везде громогласно хвалили клинику.

   Году этак в две тысячи третьем или четвертом, Алина точно не знает дату, Ремчук и Баринов уехали летом на Кипр. Руководителем клиники осталась Марфа Матвеевна.

   Сначала все полагали, что врачи отдыхают, но когда настал сентябрь, а Антон с Яковом не появились, Лизорук объявила на собрании коллектива: «Если мы хотим остаться на плаву и обойти конкурентов, надо учиться. Яков Сергеевич и Антон Борисович сейчас стажируются на Кипре, в одной из лучших лечебниц мира. Вернутся, и дела у нас пойдут по-другому».

   – Кипр? – перебила я Алину. – Не Америка, не Германия или Израиль? Тебе не кажется странным выбор страны? На Кипре хорошо проводить отпуск. Но сомневаюсь, что там наилучшим образом налажено медобслуживание. Или я не права?

   – Понятия не имею, – равнодушно отмахнулась Алина, – но они там долго кучковались, а когда назад прилетели, пиар-работа просто забурлила!

   Лизорук имела друзей среди журналистов, с ее подачи Антон Борисович стал появляться во всяких телешоу и в серьезных программах. Баннеры на улицах, рекламные листовки в транспорте, система бонусов, поощрение тех, кто приводит на прием родных и знакомых, множество скидок – все это способствовало популярности клиники. Лизорук пристроила Антона Борисовича на крупную радиостанцию. Раз в неделю гинеколог в прямом эфире отвечает на вопросы женщин. Марфа наняла специалиста, который быстро настрочил книгу «Сто вопросов про здоровье». На титульном листе стояла фамилия – Ремчук. Издание презентовали с большой помпой, и оно до сих пор хорошо продается. Потом придумали яркие цветные пакеты со смайликом, в них на рецепшен вкладывают результаты анализов пациентов.

   – Почему бойкая дама раскручивает только Антона Борисовича? – удивилась я. – Яков Сергеевич вроде обделен ее вниманием.

   Алина издала смешок:

   – Ну, Баринов не говорун, он с людьми нормально общается, а перед камерой теряется. Антону Борисовичу нравится звездить, его икрой не корми, дай на экране покрасоваться. Иногда я иду мимо рецепшен и вижу, как Ремчука больные обступают, автограф хотят получить. Он им бумажки подписывает, а у самого ну такая счастливая рожа! Тащится он от славы!

   – Ясно, – кивнула я.

   Алина захихикала:

   – Еще моментик. Ни для кого не секрет, что Марфа Матвеевна с Ремчуком живет. Думаю, потому Лизорук и растрепала, что от доктора жена ушла.

   – Почему? – не поняла я.

   Алина удивилась:

   – Это же просто! Чтобы ее не осудили, когда она с Антоном Борисовичем роман закрутила. Мне девочки рассказывали, как это получилось. Марфа в ординаторской чай пила, туда же пришла Валентина Феоктистова, наш стоматолог. Дантист она замечательный, но язык за зубами удержать не умеет, жуткая болтунья.

   Валентина подсела к столу, слово за слово, зашла у них беседа про Ремчука, и Марфа вдруг говорит:

   – Бедный Антоша! Хоть Кирка мне и лучшей подругой была, но она настоящая сука!

   Феоктистова не замедлила настроиться на прием интересной информации:

   – Что-то случилось?

   Марфа выложила козырь на стол:

   – Кирка бросила Антона, сбежала с богатым мужиком, разбила две семьи. Увела отца у ребенка, которому преподавала литературу, и наплевала на свой брак. Тоша сейчас в шоке. Ох! Валечка, умоляю, никому ни слова! Ремчук не хочет, чтобы его жизнь обсуждали, еще жалеть начнут.

   Феоктистова поклялась молчать, но, выйдя за дверь ординаторской, молниеносно побежала по медцентру делиться со всеми потрясающей новостью.

   Алина легла грудью на стол и заговорщицки спросила:

   – Ну и зачем Марфе именно Валентину в это посвящать? Все в курсе, что Феоктистовой ничего доверить нельзя. Значит, Марфа хотела весть разнести. Народ кости Ремчуку пообсасывал, а потом перестал. Сейчас Марфа с Антоном вместе живут, но Ремчук на ней не женится. Наверное, с него хватило одной сбежавшей жены, не хочет повторения печального опыта. Марфа Матвеевна очень оборотистая. И богатая.

   – Наверное, владельцы медцентра получают одинаковое количество денег, – предположила я.

   – Ну, это их дела, – скривилась Алина, – но у Марфы Матвеевны еще салон имеется: парикмахерская плюс косметология. Называется «Волос с неба». Я там не была. Наши говорят – цены у них просто ломовые. Ловко она устроилась, селебритис в клинике полечатся и внешность в порядок привести спешат. Лизорук ушлая баба. Молодец! Мне такие нравятся.

   – Давай вернемся к пациентам, – потребовала я, – ты уверена, что Ерофеевой Ларисы у вас не было?

   Алина ткнула пальцем в экран:

   – Сама убедись.

   – Ладно, а Галя Вербова? – не успокаивалась я. – Надо эту девочку проверить.

   – Неа, – замотала головой Алина через минуту, – такая не обращалась. Чего еще?

   Я встала:

   – Пока все. Но учти, я непременно вернусь!

   Колоскова не обрадовалась:

   – Да уж! Так просто ты меня в покое не оставишь.

   Я вышла из кабинета мошенницы, спустилась на лифте в паркинг, выехала на улицу, обнаружила, что уже стемнело, и решила направиться домой.

   Руки-ноги автоматически управляли «букашкой», но голова была занята не дорогой. Лора Фейн удалила бородавку, Аня Волынкина очень боялась возобновления болезни Гоше, поэтому тщательно следила за своим здоровьем. Ванде Плес исправляли прикус, а Иванна Реутова страдала булимией. Две женщины и пара девочек ходили в центр Баринова, и все они бонус доктора Ремчука. Мы никак не могли увидеть связь между жертвами, и вот я на нее наткнулась, погибшие знали Антона Борисовича. Но! Лариса Ерофеева и Галя Вербова никогда не были клиентками медцентра. Следовательно, Ремчук общался не со всеми пропавшими. Освобождает ли этот факт гинеколога от подозрения? Нет, потому что он мог быть добрым приятелем бабушки и дедушки Вербовой или родственником, соседом одного из учеников Ерофеевой. Можно ли считать Антона преступником? Тоже нет. Мы подозреваем, что маньяков двое. Педофил не станет охотиться на взрослых женщин. Но Ремчук может знать и того и другого! Рассказать ему о своих, так сказать, бонусах. Или все же он и есть убийца.

   Я вытащила телефон и набрала номер Вани, старшего сына Ларисы.

   – Вы нашли маму? – забыв поздороваться, сразу спросил мальчик.

   – Пока нет, – нехотя ответила я, – скажи, ты не слышал имя Антон Борисович Ремчук?

   – Неа, – протянул Ваня, – хотите, список ее учеников прогляжу?

   – Давай, – согласилась я, – перезвоню через четверть часика.

   Следующий мой звонок был домой к Вербовой. Трубку сняла бабушка Гали. Услыхав, кто ее беспокоит, старушка прерывистым шепотом зачастила:

   – Милая, от вас сегодня уже ко мне обращались. Ну пожалуйста, умоляю, скажите правду. Нашли останки? Я весь день на лекарствах, боюсь Лаврентию Моисеевичу обмолвиться, у мужа шесть месяцев назад инсульт случился. Если хоть что-то известно про Галочку…

   – Простите, Ангелина Иосифовна, – залепетала я, – мне надо задать вам пару вопросов.

   – Да, пожалуйста, – еле слышно согласилась старушка.

   – Галя была записана в медцентр?

   – Консерванты в нее добавляют, – пояснил Олег, – но, повторяю, мне таскаться в больницу каждый день и сдавать по чуть-чуть в лом. Эй, ты слышишь?

   – Слышу, – эхом отозвалась я. В голове неожиданно оформилась дикая идея. – Слышу!

   – Не хотел тебя обидеть, – закряхтел Олег, – обожрался дерьма и с катушек съехал.

   – Все в порядке, – сказала я, – забыто и похоронено.

   – Давай… – продолжил Олег, но я уже нажала на кнопку отбоя, тут же соединилась с Ковальским и без всякого вступления спросила:

   – Эксперт, та супер-пупер Оксана, которая исследовала окровавленное платье Гали Вербовой, не проверяла кровь на ее платье на содержание консервантов?

   – Отличная идея, – обрадовался Вадим, – преступник очень предусмотрителен. Он избивает девочку, а потом, чтобы сохранить улики, обрабатывает одежду специальным веществом. Да, Лампа, ты и впрямь обладаешь острозаточенным мозгом! Браво! Бис!

   – Нет, я думала о другом, – остановила я фонтан ехидства, бивший из эксперта. – Маньяк хотел, чтобы родственники перестали искать детей. Он полагает, что человек обнаружит окровавленную одежду девочки и сделает вывод: бедняжка мертва. Но зачем такие усилия?

   – Раскаяние, – ответил Ковальский, – тебе это покажется странным, но многие серийные убийцы после преступления начинают переживать. Наш педофил из таковых, вот и пытается успокоить свою совесть, облегчает страдания родителей.

   – Отправляя им свидетельство смерти малышки? – перебила я Ковальского. – Отличное успокаивающее средство.

   – Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, – выдал Вадим. – Лично я бы предпочел услышать правду, чем мучиться от неизвестности.

   Я продолжила разговор:

   – У меня есть другая версия.

   – Круто! – буркнул эксперт. – Ты настоящий генератор идей!

   Если вы сталкиваетесь на службе с человеком, который вас по непонятной причине терпеть не может, не стоит поддаваться на его провокации. Реагируйте на подначки и даже издевательства спокойно. Лучше всего сделать вид, что вообще не слышишь мерзких слов. Любите своих врагов, поздравляйте их с праздниками, хвалите их за глаза, говорите комплименты в лицо, и они станут абсолютно несчастными. Продемонстрируете агрессию – доставите недругу массу удовольствия.

   Я перевела дух:

   – Да. Есть иная версия. Педофил не мучается совестью, ему надо, чтобы детей не искали. Почему? Потому что они долгое время остаются живы, их держат в укромном месте, а убивают спустя годы после похищения. Преступник боится, что детективы обнаружат малышек, и путает следы. Вот вам, сыщики, обильно окровавленная одежда, и успокойтесь.

   – Ну… – протянул Ковальский.

   – Вспомним платье Вербовой, – продолжала я. – Эксперт установила, что первая порция крови пролилась в один день, вторая на следующий, а на третьи сутки еще добавка. Правда нелепо?

   – Он ее бил, – уже менее уверенно возразил Ковальский, – или ранил.

   – По одному разу в день? Странно даже для маньяка, – не согласилась я. – А что, если все было иначе? Преступник снял с Гали платье, взял у нее из вены немного крови и вылил на одежду. Много у ребенка откачать нельзя. Но вещь должна выглядеть сильно испачканной! Как этого добиться, не нанеся ущерба здоровью девочки? Да просто! Завтра опять наполнить шприц кровью и через день снова. За три приема можно набрать больше литра. Но пока доживешь до последней, так сказать, сдачи, первое и второе пятна засохнут. И это будет выглядеть странно. Надо сделать так, чтобы кровавые следы остались свежими. Ясно?

   – Консервант способствует его сохранению, ладно, я попробую проверить, – неожиданно согласился Вадим.

   – И последнее, – остановила я Ковальского, – каждый маньяк непременно имеет свой почерк и собственную подпись. Почерк – это то, как он действует. А подпись – то, что отличает этого преступника от других подобных уродов.

   – Спасибо за лекцию, но я тоже учился в институте, – огрызнулся Ковальский, – и не в консерватории по классу арфы, как некоторые, а слушал лекции в медвузе, посещал семинары по серийным убийствам.

   – В нашем случае, – гнула я свое, – почерк – это похищение людей десятого-одиннадцатого июля, а подпись – тела без головы и рук, брошенные в таких местах, где их моментально обнаруживают. Почему тело Волынкиной было одето в платье Лоры Фейн? Ответ. Убийца не хотел, чтобы художницу искали, он где-то держал ее три года. А потом поменял на Ларису Ерофееву и использовал уже испытанный метод, нарядил труп Лоры в одежду Ларисы. Теперь обратимся к детям. Девочки пропадают пятнадцатого июля. Спустя пару дней родителям подбрасывают их окровавленную одежду. Теперь объединяем дела. Месяц – июль. Маньяк не сразу убивает жертв, он их где-то прячет, старается внушить родственникам, что и женщины, и дети погибли. Просекаешь? Преступник один!

   – Ну ты даешь! – воскликнул Вадим. – Да, месяц – июль, но числа-то разные!

   – Десятого-одиннадцатого он забирает женщину, а пятнадцатого – ребенка, – уперлась я.

   Ковальский заспорил:

   – Тела теток в морге, а детские трупы не найдены. И потом, педофила не интересуют взрослые бабы. Это как гей! Голубой не станет приставать к женщине.

   – Существуют бисексуалы, – не сдалась я, – они спят и с мужчинами, и с женщинами, имеют нормальные семьи.

   – Педофил нападает исключительно на детей. Наличие консерванта я проверю, – остановил меня Ковальский. – Остальное чушь.

   – Все равно я уверена, что похититель один, – бубнила я, – интуиция. Поверь! Какова вероятность появления двух маньяков в одно и то же время, а?

   – Найди хоть одного педофила, который проявляет сексуальный интерес к женщинам, – продолжал отстаивать свою версию Ковальский. – И вспомни: наши взрослые жертвы – брюнетки, а девочки блондинки. Полная нестыковка.

   Мне последнее заявление эксперта отчего-то показалось очень важным, но Вадим не дал возможности поразмышлять над услышанным.

   – Интуиция – это здорово, но я верю исключительно фактам. Найду отпечаток пальца на одежде Вербовой, узнаю, что он совпадает с тем, который оставлен на трупе Лоры Фейн, вот тогда буду думать о том, что оба убийцы работали в паре. А бла-бла мне неинтересно. Хочу напомнить, что, вполне вероятно, Лариса Ерофеева жива, но жить она будет до той поры, пока у нее не отрастут рыжие корни волос. Времени мало, надо заниматься делом, а не тратить часы на построение идиотских версий. У нас два маньяка. Советую на досуге поинтересоваться психологией. Купи умные книжки, там в доступной даже для блондинки форме изложено про педофилию и прочие секс-отклонения. Чао, бамбино, сори, мне пора.

   – Эй, погоди, – остановила я Ковальского, – что с причиной смерти Лоры Фейн? Как ее убили?

   – Пока не могу ответить, – неохотно сказал Вадим, – на теле повреждений нет. Вероятно, имела место травма черепа, но голова-то отсутствует. Завтра будет готов анализ на токсины, может, он что-то прояснит.

   Не успела я сунуть мобильный в специальную подставку на торпеде, как он снова заморгал. На другом конце провода оказался Ваня Ерофеев.

   – Вы просили вспомнить что-то необычное? – спросил он.

   – Что-то пришло тебе на ум? – обрадовалась я. – Говори скорей!

   – Мама постригла волосы! – вдруг сказал мальчик.

   Я сделала охотничью стойку:

   – Давно?

   Подросток призадумался:

   – Может… дня за два до пропажи… точно не скажу. Надо у Сашки спросить, вдруг он запомнил! Но точно недавно! Мама раньше носила другую прическу.

   Я вспомнила фотографию Ларисы:

   – У нее были распущенные волосы?

   – Она их в узел заматывала, – разговорился мальчик, – или в хвост собирала, а потом вдруг такую короткую стрижку сделала, лохмы в разные стороны. Мне не понравилось, я так ей и сказал: «Тебе это совсем не идет, ты стала похожа на мальчишку». И Сашка со мной согласился. У женщин должны быть длинные волосы. А мама засмеялась: «Меня Даша подбила! Всем очень понравилось! Я теперь намного моложе выгляжу. Вы привыкнете».

   – Кто такая Даша? – спросила я Ваню.

   – Наша соседка, – пояснил подросток, – по даче. У бабушки есть участок с домом, мы там всегда лето проводим. Теперь фазенда по наследству маме перешла, Даша через забор живет. Мама во время отпуска ее дочери помогает как репетитор, но бесплатно. Она добрая, со своих денег не берет. А Даша стилист, работает в салоне. Она в благодарность маму и отца стрижет без кассы, нас тоже звала, но мы туда с Сашкой не ходим. Крутизна в парикмахерской! Сплошняком распальцовка! Одного раза нам хватило! Такие там перцы! Все из телика! И девчонки! Одна маленькая, ну вроде третьеклашка, тощая, страшная, тоже пальцы гнула. «Я, – говорит, – модель! Готовлюсь к съемке на обложку!» Короче, мы с Сашкой решили туда не соваться, машинку купили, и вперед с песней. Я его стригу, он меня, ничего хитрого.

   Утопающий хватается за соломинку. Поскольку никаких зацепок по Ерофеевой не было, я спросила:

   – Как называется салон?

   – «Волос с неба», – ответил Ваня, – хозяин поюморить решил, но глупо получилось. Я обзвонил всех маминых учеников, весь день сидел. Никто из них про Ремчука Антона Борисовича не слышал.

   – Иван, кто тебя просил? – рассердилась я.

   – Вы же сами про него говорили, – заюлил паренек, – и про список маминых уроков.

   – Да, – согласилась я, – но не лезь в расследование.

   – Я хочу помочь, – уперся тинейджер, – это моя мама пропала, а не ваша.

   Мне пришлось сурово сказать:

   – Искать Ларису – моя задача, оставь профессионалам их работу. Своим звонком ты мог всполошить убийцу. Нельзя действовать впопыхах. Больше ни малейшей самодеятельности. О’кей?

   – Сидеть, как отец, и ни фига не делать? – вскипел Ваня. – Мы с Сашкой завтра поедем по маминому маршруту, повторим ее день. Вдруг чего заметим?

   – Категорически запрещаю! – рассердилась я. – Выкиньте из головы эту бредовую затею. Вы не понимаете, куда лезете! Если сейчас ты не пообещаешь сидеть тихо, велю вас с братом задержать!

   – На каком основании? – возмутился Ваня. – По улицам ходить не запрещено. Я детективные сериалы смотрю, там постоянно говорят, что без причины человека замести нельзя.

   – Рада, что ты таким образом получаешь юридические знания, – не сдержалась я. – Но если человек представляет помеху для следствия, его надо упрятать за решетку.

   – Это моя мама, – тихо повторил Ваня. – Вам на нее плевать.

   – Ошибаешься, – вздохнула я, – Ларису упорно ищут, а вот вы с братом можете ненароком испугать маньяка. И как он поступит? Думаешь, он спокойно отпустит женщину, которая его видела? Мерзавец не должен почувствовать опасность, пусть он считает, что обманул всех, что семья и сыщики поверили в смерть Ерофеевой.

   – Ну… понял, – неохотно ответил Ваня.

   – Если что придет в голову, сразу звони. Твоя информация про стрижку невероятно ценная, – решила я приободрить школьника.

   – Угу, – промямлил тот. – Ваще, супер!

   Трубка запищала, я отключила хэндс-фри и повернула к дому. Не успела «букашка» въехать в забитый машинами двор, как я вспомнила слова Алины. Она сказала, что Марфа владеет салоном «Волос с неба». Навряд ли в Москве есть две парикмахерские с таким названием.

   Рука снова потянулась к сотовому.

   – Алло, – нервным шепотом сказала Ангелина Иосифовна Вербова.

   – Простите за поздний звонок, это снова Лампа Романова, – представилась я.

   – Есть сведения о Галочке? – занервничала старушка.

   – Всего один вопрос: куда вы водили девочку стричься? – быстро спросила я.

   – Стричься? – с недоумением повторила бабушка. – Вы имеете в виду делать прическу? В самый хороший московский салон «Волос с неба»! Галочка сама его выбрала! Увидела рекламу в глянцевом журнале и попросила: «Ба, хочу туда!» Внучка у нас замечательная! Отличница! Три языка учит! Девочка-солнышко! Мы с мужем ей в мелких просьбах никогда не отказываем! Галоньку я возила к лучшему мастеру, победителю международных конкурсов, Дарье Славкиной. Конечно, это дорого, но результат того стоил. В последний раз, когда мы у нее были, Даша так красиво постригла Галчонка! Все ахнули! И в школе, и на танцевальных занятиях!

   Из трубки донеслось тихое всхлипывание.

   – Большое спасибо, – пролепетала я, – вы очень нам помогли.

   – Добро бы так, – выдохнула Ангелина Иосифовна и отсоединилась.

   Апартаменты Макса находятся в шикарном доме, я не знаю, сколько тут стоит квадратный метр, но полагаю, что, продав одну гардеробную, можно купить квартирку в Бутове или Марьине. Подъезд поражает своим великолепием, мраморные полы застилают ковры, почтовые ящики открываются не ключом, а при помощи пульта, в лифте висит огромное зеркало, а вместо консьержки дежурят накачанные парни в черной форме. Окна на лестничных площадках снабжены жалюзи, расписанными под бархат, и повсюду, где только возможно, торчат кадки с деревьями и горшки с цветами.

   Но, несмотря на внешнюю красоту, в доме полно проблем. Мусоропровод здесь засоряется раза два в неделю, сантехника или электрика жильцам приходится ждать по несколько дней, лифты, отделанные красным деревом, регулярно отказываются ездить вверх-вниз, но самое неприятное – это отсутствие подземного паркинга.

   Двор у нас невелик, поэтому найти поздним вечером место, куда приткнуть машину, практически невозможно. Макс рассказывал, что, когда башня заселялась, на общем собрании жильцы решили сделать разметку на асфальте и указать номера автомобилей, которые там будут парковаться. Но ничего хорошего из этой затеи не получилось. В семьях нынче по две-три машины, начались ссоры, разборки, теперь каждый пристраивается где получится. В наивыгоднейшем положении оказывается тот, кто возвращается домой раньше всех. Тем, кто, как я, задерживается за полночь, ни малейшего шанса притулиться нет.

   Я с тоской оглядела набитый иномарками, словно консервная банка шпротами, двор, дала задний ход и вновь очутилась на проспекте. Поскольку бросать авто на шумной улице на ночь опасно, я решила пристроить его возле супермаркета. Конечно, у подъезда удобнее, но выбора нет. Отчаянно ругая горе-архитекторов, не подумавших про подземный паркинг, я пристроила машину, вернулась к дому, поднялась в лифте на свой этаж, открыла дверь в квартиру, шагнула через порог и со всего размаха врезалась лбом в стену.

   Из глаз посыпались искры. Непонятно откуда взявшаяся преграда загудела. Постояв секунду в остолбенении, я догадалась пошарить рукой по стене и включить свет.

   В полном ошеломлении я постучала ладонью по невесть откуда взявшейся штуке. «Бууум, – колоколом пропела та, – буум».

   – Уже бегу, – раздалось из кухни, и в холл выскочила Рокси.

   Домработница выглядела на редкость элегантно. На ней был застиранный байковый халат цвета мыши, переболевшей гепатитом. Правый рукав его оказался серым, левый пронзительно-желтым, а передняя часть являла смешение двух этих красок. Поясом служил один из галстуков Макса, правда, из нелюбимых, он имел ядовито-розовый цвет и был изгнан мужем из гардеробной.

   Дальнейшая судьба абсолютно бесполезного атрибута мужской одежды терялась в тумане. Я полагала, что он сгинул в помойке. Ан нет, жив курилка, и нынче верно служит Рокси.

   Волосы прислуги щетинились железными бигуди с широкими резинками. Интересно, где она раздобыла сию археологическую редкость? Даже моя мама, регулярно накручивавшая волосы, пользовалась пластмассовыми «закрутками» с поролоном. Неужели Рокси бережно хранит «папильотки» своей прабабушки?

   Довершали образ здоровенные войлочные тапки, вернее, полуботиночки, размера этак сорок восьмого, неожиданно кокетливый кружевной крохотный передничек и швабра в руках.

   Я ткнула пальцем в цилиндр:

   – Это что?

   – Где? – прищурилась Рокси.

   – Прямо перед тобой! – уточнила я.

   – Вы, – заморгала домработница.

   В такие минуты мне помогают только простые дыхательные упражнения. Вдох-выдох, вдох-выдох.

   – Вас вижу, – зудела Рокси, пока я справлялась с раздражением, – еще вон, сумочка валяется!

   Домработница вытянула правую ногу и указала ею на выпавший из моих рук ридикюль.

   Дыхательные упражнения сегодня оказались бесполезными.

   – Это что? – спросила я.

   – Где? – уточнила Рокси, потом, опустив глаза, с облегчением сказала: – Ах это! Хреняпа!

   – Хреняпа? – удивилась я. – И зачем она тут?

   – Босиком холодно, – с удивлением пояснила домработница, – в пластике ноги потеют, а хреняпы сделаны из войлока, я их на рынке купила. Теплые, комфортные, нескользкие и совсем недорогие!

   – Ты про тапки говоришь? – уточнила я.

   Рокси приподняла вытянутую вперед ногу:

   – Ну так! Хотите такие же? Могу на базар смотаться. Они есть только в одном цвете, в натуральном, и размер общий, сорок шестой, но если носок мятой газетой набить, то отлично. Хреняпы всем подойдут, для любой погоды сгодятся.

   – Почему они так странно называются? – задала я нелепый вопрос.

   – А не знаю, – пожала плечами Рокси, – хреняпы и есть хреняпы. Можно детские взять, а можно для коровы.

   – Зачем телушке тапки? – окончательно запуталась я.

   – Как же! Ей тоже холодно бывает, – закудахтала домработница, – натянет хреняпы и в поле!

   Я ткнула в цилиндр кулаком, подождала, пока стихнет гул, и строго приказала:

   – Смотри сюда! Это что?

   – Где? – заморгала Рокси.

   Оцените мое терпение! Вместо негодующего вопля из моего рта раздался спокойный ответ:

   – Перед дверью.

   – Висит? – уточнила домработница. – Такой синий?

   Я решила во что бы то ни стало докопаться до правды:

   – Верно! Это что?

   Рокси сделала пару шажков вперед:

   – С глазами?

   – Точно! Ну так что это? – попугаем твердила я.

   – Палочка судьбы, – возвестила прислуга, – вы разрешили ее повесить, я спрашивала, помните?

   Мне пришлось согласиться:

   – Вроде да. Но я не предполагала, что твоя палочка размером с бревно! И очень глупо прикреплять ее почти в проеме двери.

   – Иначе нельзя, – объяснила Рокси, – не подействует. Палочка останавливает тех, кто пытается ворваться в жилище…

   Я потерла лоб. Тут не поспоришь!

   – …со злыми намерениями, – торжественно завершила фразу Рокси.

   – С добрыми тоже, – вздохнула я, – никому вообще не надо соваться в дом, где висит палочка-ударялочка. Можно запросто заработать сотрясение мозга.

   – Орнамент из глаз отгоняет беду, – речитативом выводила Рокси, – в книге сказано: «Палочки судьбы следует помещать у входа. Не дай злу шанс! Убей его! Иначе оно задушит тебя!»

   – Очень мило, – кивнула я, – о какой книге ты постоянно толкуешь?

   Рокси поманила меня рукой:

   – Пойдемте, покажу.

   Я, словно крыса, очарованная звуком дудки, двинулась за Рокси, которая, скользя в хреняпах, как на коньках, докатилась до своей комнаты и с придыханием сказала:

   – Вон там лежит. Она старинная, досталась мне от прапрапрабабушки.

   Я приблизилась к толстому тому.

   – Открывайте, – предложила Рокси.

   Я осторожно раскрыла издание, увидела первый лист и начала изучать содержание по названиям глав. «Легенды и мифы русского народа Африканского континента. Верования испанских конкистадоров в свете современных тенденций. Обряды племени зумбу. Религиозные воззрения южнофранцузских эскимосов. Приметы на все времена. Год издания 2009».

   – Сколько лет твоей прапрапрабабушке? – заинтересовалась я. – Триста? Книжку выпустили только что.

   Рокси оттеснила меня от «эксклюзива»:

   – Здесь мудрые советы! Вот, например: «Если есть селедку с молоком – карма испытает потрясение».

   – Логично, – согласилась я, – любой человек, откушав соленой рыбки вкупе с молоком, забаррикадируется наедине со своей кармой в туалете. Карме будет не особенно хорошо! Тут я спорить не стану.

   – Или про деньги! – объявила домработница. – «Не давай в долг, если просящий одет в кафтан фиолетового цвета, расшитый черепами, и носит на шее ожерелье из зубов енотовидного кролика».

   – Шикарно! – захлопала я в ладоши. – Если встречу парня в таком камзоле, непременно поинтересуюсь: у кого он выдрал клыки для бус? У енотовидного кролика или, может, у заячьей собаки?

   – Еще хорошо здесь про сон сказано, – оживилась Рокси. – «Негоже укладываться в постель ежкиной матери, это к ангине и ветрянке».

   – Конечно, – согласилась я. – Ежкиная мать – источник инфекций. Рокси!

   – А? – вздрогнула домработница. – Ветрянка очень противная штука, ребенок ее почти не заметит, а взрослый и умереть может.

   – Немедленно снимай свое бревно, – стараясь сохранять хладнокровие, велела я, – иначе…

   – Бууум, – полетело из коридора.

   Мы с Рокси слаженно, будто танцевальная пара, давно выступающая вместе, повернулись и побежали в прихожую.

   В проеме двери шатался Макс.

   – Это что? – пробормотал муж, держась за лоб.

   – Где? – начала второй раунд Рокси.

   Я схватила Макса за руку:

   – Пойдем поужинаем, все объясню тебе на кухне. А Рокси тем временем уберет хреняпу навсегда!

   – Чем вам мои тапки не угодили? – запричитала прислуга.

   – Я имела в виду хрень, свисающую с потолка, – уточнила я, – войлочные калоши можешь оставить. Ты в них выглядишь ужасно, но мне плевать.

   – Очень плохая примета – снимать палочку судьбы, – заканючила Роксана, – она должна сама свалиться, когда цепь сгниет!

   Я покосилась на блестящие звенья размером с кулак Макса. Лет эдак через четыреста, при условии, что в нашей квартире постоянно будет лить дождь, цилиндр, вероятно, рухнет. Слишком долго ждать!

   – Рокси! Начинай! И где наш ужин?

   – В духовке, – пояснила тетка, – как вы и просили, я запекла его с морковью, луком и кабачками. Ешьте, коли к такому приучены.

   Мы с Максом отправились на кухню. Не помню, какие давала утром распоряжения в отношении вечерней трапезы, но сочетание овощей кажется мне вполне приемлемым.

   В духовом шкафу обнаружилась чугунная емкость. Еда выглядела аппетитно и, в отличие от супа, была приготовлена и имела румяную корочку. От нее шел приятный запах, и я начала споро накрывать на стол, походя рассказывая мужу про палочку судьбы и замечательную книгу, которая служит жизненным руководством для Рокси.

   – Понял, – кивнул спустя минуту Макс. – Тетка странная! С левой резьбой!

   – Ты не вспомнил, чем досадил Нифонтовой? – поинтересовалась я. – Сокровище, подобное Роксане, можно посоветовать в качестве прислуги только заклятому врагу!

   – Что у нас на ужин? – ушел от ответа муж.

   – Овощи, – пояснила я и воткнула в центр запеканки лопатку. – Сейчас тебе положу. Так что плохого ты сделал Нифонтовой?

   – Мы с ней последний год общались исключительно по телефону, – отмахнулся Макс. – В Москве жара! Может, у Рокси крыша съехала?

   – Ее укусил парень в фиолетовом кафтане с ожерельем из клыков саблезубого таракана, – хихикнула я, пытаясь подцепить лопаткой овощи.

   – Тебе помочь? – предложил Макс.

   Я протянула мужу столовый прибор:

   – Извини, у меня почему-то не получается.

   – Рука бойца колоть устала, – процитировал супруг стихотворение «Бородино», – ну… иди сюда… Что за черт? Под овощами лежит какая-то штука! Она вроде мягкая, но на куски не делится.

   – Мясо! – осенило меня. – Рокси завалила его овощами, залила майонезом и отправила в духовку. Но его следовало сначала отварить или потушить. И вот результат! Кабачки, морковь и лук стали мягкими, а основная часть ужина осталась сырой. Слушай, она не умеет готовить! Чем питается твоя Нифонтова?

   – Как все, – пожал плечами Макс, – думаю, ей некогда с едой заморачиваться. Нифа издает журнал «Болтун».

   – Желтая пресса! – воскликнула я. – Там публикуют снимки папарацци, они подлавливают знаменитостей в разных ситуациях, иногда комических. А зачем ей ехать на год в Лондон?

   Макс начал осторожно сгребать лопаткой овощи.

   – Я не интересовался. Нифа позвонила и спросила: «Максюша, ты, говорят, женился. Нужна домработница? Я в Англию отваливаю, могу посоветовать свою». Слушай, это не телятина!

   Я посмотрела в сковородку, Макс перенес кабачки, морковь и лук на наши тарелки, а в чугунине осталось нечто серо-буро-малиновое, напоминающее…

   – Змея! – закричала я. – Рокси решила состряпать нам удава!

   – Не похоже, – задумчиво произнес Макс, – где голова?

   Я передернулась:

   – Она ее отрезала.

   – Нет, – не согласился муж, – что-то мне это напоминает! Но вот что?

   – Гигантского червяка, – вздрогнула я, – или кусок шланга! Садового! Впрочем, любая труба из резины несъедобна! Слушай, Рокси ненормальная!

   – Это не садово-огородный инвентарь, – произнес Макс. – Ну-ка, дай нож!

   Я послушно передала мужу острый ножик.

   – Очень плохо режется, – возвестил Макс, – загадочное кушанье.

   – Незачем гадать, лучше сразу спросить повариху! Рокси! – заорала я.

   В кухню всунулась голова, утыканная железными бигуди:

   – Случилось чего?

   – Это что? – наверное, в сотый раз за сегодняшний вечер спросила я и получила тот же восхитительный ответ:

   – Где?

   Попытка заняться дыхательными упражнениями не удалась!

   – В сковороде! – прошипела я. – Кто там запечен? Удав? Червь со дна океана? Силовой кабель для электрогенератора? Или простой шланг?

   – Полотенце, – пожала плечами Рокси.

   Я потеряла дар речи.

   – Точно! – засмеялся Макс. – То-то мне жратва знакомой показалась. Я все гадал, что за непонятные мелкие завитки сверху! Махрушки! Оригинальная идея! В другой раз разрежь полотенце на кусочки перед готовкой, а то оно…

   Договорить Макс не смог, он расхохотался, но мне было не весело, я ткнула в Рокси пальцем:

   – Что творится в голове у человека, который запекает в майонезе кусок ткани?

   Домработница замялась:

   – Честно?

   – Сделай одолжение, ответь искренне, – велела я, – без лукавства.

   Рокси с мольбой посмотрела на меня:

   – Вы не обидитесь?

   Я решила ее приободрить:

   – Конечно, нет.

   – Точно? – продолжала сомневаться домработница. – Жизнь научила меня людям правду в лицо не говорить. Странно выходит, с детства тебе твердят: «Не ври, не ври, не ври», а как подрастешь, тут и сообразишь: лучше солгать, за честность можно и в морду получить.

   – Мы рады приветствовать вас в нашем центре изменения внешности, – пропела одна, едва я очутилась в зоне видимости.

   – Вы записаны на десять? – подхватила вторая. – Самое лучшее время, утром привели себя в порядок и весь день пребываете в хорошем настроении.

   – Назовите, пожалуйста свою фамилию, – щебетала первая.

   – Желаете чай, кофе, коньяк? – вторила ей другая.

   – Мне нужна Дарья Славкина, – остановила я поток сиропа.

   Одна блондинка глянула в компьютер и улыбнулась еще шире:

   – У Дашеньки на десять никого нет. Первый клиент с тринадцати.

   – Мы не договаривались заранее, – призналась я, – заглянула просто так.

   – Замечательно, – захлопала в ладоши администратор, стоявшая справа.

   – Ой, как хорошо, – обрадовалась та, что слева, – у вас день везения! Решили попасть к Дашеньке, а она свободна.

   – Меня звали? – спросил из-за спины тоненький голосок.

   Очевидно, беседуя с потенциальной клиенткой, кто-то из блондинок незаметно нажал на кнопку вызова, и мастер поспешила в приемную.

   Я обернулась и постаралась скрыть удивление. Обладательница детского дисканта оказалась чудовищно толстой. Рост совпадал с объемом талии.

   – Дашунечка, – зачирикала блондинка, – это к тебе.

   Славкина внимательно меня оглядела:

   – Пойдемте.

   Я двинулась за ней, ожидая очутиться в просторном зале с зеркалами и рядами кресел, но оказалась в небольшой комнате с мягкой мебелью и двумя столами. На письменном столе стоял компьютер, на журнальном лежала открытая коробка шоколадных конфет.

   – Садитесь, – предложила Славкина, – я Даша, а вас как зовут?

   – Лампа, – представилась я.

   Мастер с трудом втиснулась в кресло и спросила:

   – Вы к нам по рекомендации постоянного клиента?

   – Я от Ларисы Ерофеевой, вашей соседки по даче, – начала я, но Дарья не дала мне договорить.

   – Ах, от Ларки! Извините, я обязана предупредить, что у нас очень дорого! Вам лучше сначала уточнить на рецепшен прейскурант.

   Я вынула удостоверение, открыла его и показала мастеру.

   – Девушки-блондинки в приемной очень милы, но мне не хотелось сообщать им истинную цель своего визита. Вы в курсе того, что случилось с Ларисой Ерофеевой?

   – А что? – эхом повторила Славкина.

   – Она пропала, – ответила я, – не вернулась домой в ночь с десятого на одиннадцатое июля. Неужели вам Анатолий не сообщил?

   – Толька? – скривилась Даша. – Бьюсь об заклад, он заметил отсутствие горячего завтрака, а не любимой жены. Не уверена, что он помнит, как меня зовут. Лара его сюда раз в два месяца таскает, так он с кислой рожей в кресле сидит. Можно подумать, его на плаху приволокли. Эгоист.

   – Вы недавно стригли Ларису? – спросила я.

   Даша попыталась положить ногу на ногу, но не смогла.

   – У Лариски шикарные волосы, многие о таких мечтают, да достаются они единицам. Пышные, густые, укладываются идеально, и мне очень ее естественный цвет нравится, рыже-медовый. Красота!

   – Но Ерофеева красилась в брюнетку, – напомнила я.

   Славкина кивнула, три подбородка вздрогнули.

   – Детские комплексы. Ларка рассказывала, как ее в школе дразнили и мать масла в огонь подливала, дудела ей в уши: «Мужчины боятся рыжих, они их ведьмами считают».

   – Не самая мудрая позиция, – вздохнула я.

   Даша сложила на подушкообразной груди толстые руки.

   – Ну это с какой стороны посмотреть. Моя маманька весила полтора центнера, папаня с бабушкой ей под стать были. Начни они меня с раннего детства толстухой звать и пугать, что я останусь без мужа, я бы, может, на диету села. Но у нас никто дома по поводу веса не заморачивался, и вот итог. Я пытаюсь хоть десять кило скинуть, но организм с ними расставаться не собирается.

   – Рыжие волосы не нанесут вреда здоровью, – возразила я.

   – Зато морально они Ларку убивали, – хмыкнула Славкина и, подавшись чуть вперед, достала из коробки конфету. – Она сначала вообще цвет вороного крыла хотела, до прихода ко мне сама так красилась. Но я Ерофееву убедила, что бледная кожа ее лица тогда серо-синей покажется. Мы постепенно ушли от излишней темноты, я ее превратила в шатенку. А в начале июля Ларка прибежала и потребовала: «Сделай мне стрижку под Викторию Манхен!» И сует мне журнал с фотографией. Я прямо взбесилась, сказала: «Ларка! У этой швабры на голове три волосины, которые ее стилист старательно лаком растрепывает, чтобы они гуще казались. Виктория бы за твои кудри полжизни отдала».

   Но нет, она уперлась. Мы долго спорили, в конце концов Лара обиделась и выдала: «Если ты меня бесплатно стрижешь и красишь, значит, я не имею права на собственное мнение? Ладно, пойду в простой салон! Там мне любую прическу сделают!»

   Славкина, кряхтя, наклонилась к журнальному столику, взяла из коробки круглую шоколадку, отправила в рот, прожевала и продолжила:

   – Я ее не отпустила, скрепя сердце отчекрыжила шикарные волосы, устроила Ларке на голове взрыв склада макаронной фабрики, и та ушла счастливая. Постойте, когда она пропала?

   – Десятого вечером, в районе двадцати трех часов, – уточнила я.

   – Вот бедняжка! – расстроилась Даша. – Как раз когда собиралась выйти на денежную работу!

   Я затаила дыхание:

   – Куда?

   Славкина чуть смутилась:

   – Это не моя тайна. Лара мне доверила, как подруге, но просила не разглашать.

   Даша снова потянулась за сладким, но я схватила ее за руку.

   – Ларису похитил маньяк.

   – Ой, мамочки! – по-детски отреагировала Славкина. – Он убьет Ерофееву?

   – Да, – подтвердила я, – если мы быстро не найдем вашу приятельницу, ей грозит смерть. Поэтому забудьте об обещании хранить тайну и немедленно все рассказывайте.

   Даша покосилась на коробку ассорти и заговорила.

   Лариса нравилась Славкиной, а вот Анатолий вызывал у нее чувство гадливости. Он откровенно не хотел ничего делать и оправдывал собственную лень тем, что народ делится на две категории: ломовые лошади и нежные антилопы. По мнению Ерофеева, Лара принадлежала к первым, а он ко вторым. Мужик не стесняясь произносил: «Не всем от природы дано возвыситься над бытом и решать философские проблемы. Таких, как я, на Земле наберется немного, но именно мы, непрестанно мысля, создаем вокруг планеты особое поле, в котором формируется судьба человечества».

   Впервые болтовню Анатолия Даша услышала на даче. Ерофеев сидел за столом, лопал пирожки, испеченные Ларой, был одет в дорогую, купленную женой рубашку, пил элитный китайский чай стоимостью тысяча рублей сто граммов и вещал о своей ментальности, начисто лишенной примитивного, бытового окраса. Высокопарность и откровенное самолюбование мужа Ларисы покоробили Славкину, но она, как воспитанный человек, ничего не сказала, просто подумала: «Жаль Лару, она такая милая, а нашла себе в пару помесь осла с павлином».

   Около десяти вечера Даша стала прощаться, Анатолий, очевидно, нуждавшийся в свежих слушателях, сказал: «Куда ты? Идти тебе на соседний участок, да и время детское». – «Мне на работу к восьми, – пояснила она, – в шесть вставать». – «Мне тоже на первый автобус, – вздохнула Лариса, – завтра много уроков, лето самая горячая пора, только к концу августа полегче станет». – «Странные вы, – с высокомерием заявил Анатолий, – ночь самое лучшее время для общения со Вселенной. Я люблю до трех-четырех часов смотреть на небо, думать о вечном».

   И тут Даша не сдержалась: «Ну, я человек простой, в первую очередь думаю о клиентах, которым хочется красивыми стать, и о деньгах, которые мне заплатят за качественные услуги». – «Звонкая монета – зло, – отбрил Ерофеев, – я давно отказался от поклонения золотому тельцу. Человек создан не для зарабатывания денег, а для генерации идей о развитии мира».

   Лариса, приоткрыв рот, внимала мужу. Славкина окинула взглядом стол, заставленный тарелками с колбасой, сыром, пирожками и прочей снедью, покосилась на бутылку дорогого коньяка, к которому с удовольствием прикладывался бессребреник Толя, и хотела брякнуть: «Ты можешь себе позволить пялиться на облака, потому что потом продрыхнешь до обеда, на который заработает твоя жена», – но удержалась.

   С того дня Даша несколько раз пыталась открыть подруге глаза, убеждала ее: «Здоровый молодой мужик обязан пахать. У вас двое детей!» Но Лариса всегда отвечала одинаково: «Толя гений, а с такого человека другой спрос, к нему не применимы общие законы».

   Мальчики у Лары были симпатичные, но из-за Анатолия Даша никогда не приезжала к Ерофеевым в гости. Летом она старалась пореже заглядывать на соседний участок, свела общение с «философом» к минимуму. Но она безропотно бесплатно стригла мужика, Даше было элементарно жалко Ларису. Если она откажется работать с «гением», той придется отстегивать деньги на парикмахерские услуги. Муженек во весь голос заявляет о своей отрешенности от мира вещей, но предпочитает посещать элитный салон, а не цирюльню на проезжей дороге. Слава богу, хоть в кресле Анатолий молчал, наверное, чувствовал неприязнь Славкиной и предпочитал не разглагольствовать, или его смущало присутствие в зале звезд шоу-бизнеса и медийных лиц.

   В начале июля Лара неожиданно, без предварительной договоренности, ворвалась в салон и зашептала:

   – Дашенька, срочно постриги меня так, как на этом фото.

   По счастливой случайности у всегда занятой по горло Славкиной в тот день образовалось «окно» – заболел клиент, поэтому она могла пообщаться с подругой.

   – Ты же была у меня тридцатого июня? – удивилась Даша. – Не надо тебе пока ни краситься, ни тем более стричься.

   Около четверти часа мастер уговаривала Лару не отрезать роскошные кудри и в конце концов заявила:

   – Не собираюсь тебя уродовать.

   Лара заплакала.

   – Мне необходима короткая стрижка.

   – Я чего-то не знаю? – поразилась Даша и услышала от Ларисы удивительную историю.

   Тридцатого июня, в тот день, когда Ерофеева покрасила в очередной раз волосы и пошла на выход, ее догнал находившийся в салоне человек и спросил:

   – Простите, вы актриса?

   – Нет, – улыбнулась польщенная Лариса, – преподаватель иностранного языка.

   – С вашей красотой можно сделать карьеру на экране, – не успокаивался человек.

   Ерофеева обрадовалась, ей до той поры делали мало комплиментов, а человек не успокаивался:

   – Педагоги много получают?

   – Не особенно, – призналась Лара.

   – Но вы посещаете салон, от цен которого даже у обеспеченных людей в глазах темнеет.

   – Здесь работает моя подруга, – разоткровенничалась Ерофеева, – понимаете?

   – Ясно, хотите получить приработок?

   – Никогда не отказываюсь от учеников, – вздохнула Лариса, – но в моем расписании нет ни малейшей свободной минуты, осталась только ночь. В принципе мне хватит трех часов сна, но дети спят не меньше восьми. Спасибо за предложение.

   Человек взял Лару за локоть.

   – Пойдемте, посидим в кафе. Я как раз могу предложить вам ночной приработок. Не пугайтесь, ничего противозаконного вам делать не придется, никакого интима.

   – И ты пошла невесть с кем пить чай? – ахнула Даша, когда подруга добралась до этой стадии рассказа.

   – Мы встретились в салоне, – ответила Лара, – и какая тебе разница, с кем я говорила? Лучше послушай о моей новой работе!

   В Москве существует клуб «Больница», обслуживающий персонал там щеголяет во врачебной форме, коктейли подают в пробирках, закуска имеет вид лекарств, ну и так далее. Гости, минуя строгий фейсконтроль, попадают в гардероб, где им предлагают надеть пижамы или ночные сорочки со штампами «Минздрав», синие, застиранные халаты и шлепки.

   Переодевшись, люди идут по коридору и попадают в «приемное отделение». Там за столом сидит администратор, которая раздает талоны на рентген, осмотр терапевта, укол. Гость никогда не знает, куда его направят, и не имеет права спорить. Тетка не терпит возражений. Если «больной» начинает буянить, она вызывает санитаров, те накидывают на гостя смирительную рубашку и препровождают его в психиатрическое отделение.

   Роль регистраторши предлагалось исполнять Ларисе.

   – Не соглашайся, – испугалась Даша, – странное место.

   – Ерунда! – возразила Ерофеева. – Я буду сидеть и выдавать бумажки. Клуб закрытый, в него с улицы всякая шваль не пройдет, охрана очень серьезная, посетителям в основном за тридцать, женщин больше, чем мужчин.

   – Интересно, чем они там, в кабинетах, с «врачами» занимаются, – хихикнула Славкина.

   – Это меня не касается! – замахала руками Лара. – Я вроде регистратуры, им нужна брюнетка с короткой стрижкой.

   – Там притон, – не успокаивалась Даша, – народ наелся стриптиз-шоу с крейзи-меню, вот для озабоченных и придумали «Больницу». Ты реально оцениваешь, куда лезешь? В бордель!

   – Нет, нет, – яростно спорила Ерофеева, – ни малейшего интима. Мне все точно растолковали, никто меня там пальцем не тронет.

   – И ты поверила? – изумилась Даша. – Наивняк! Неужели не читала в газетах, как глупых девчонок нанимают танцовщицами, а потом они оказываются за границей на панели, без паспорта, денег, возможности уехать на родину? Откажись!

   Лариса обняла Славкину.

   – Во-первых, этот клуб в Москве. Во-вторых, никто на мои документы не покушается. Да, для оформления потребуется паспорт, но с него снимут ксерокопию и отдадут назад. Разве можно куда-нибудь, я имею в виду приличное место, без документа устроиться? Неприятности с налоговой никому не нужны! Пойми, развлекательный центр организовали серьезные люди, задумывали его для себя, кстати, они врачи. А уж потом к ним клиент попер.

   – Доктора развлекаются, играя в клинику? – оторопела Даша. – Они точно психи. Знаешь, если кому взбредет в голову открыть клуб «Салон красоты», я туда ни ногой. За день с ножницами и феном так накувыркаюсь!

   – Работать одну ночь, три отдыхать, – не обращая внимания на Дашу, частила Лариса, – оплата сто тысяч в месяц. Пока. Если я понравлюсь, поднимут оклад. Еще чаевые от клиентов.

   – Супер, – выдохнула Славкина, – и чем надо заниматься, чтобы их тебе сунули?

   Лариса улыбнулась:

   – Опять ты за свое! Раздеваться не требуют! Наоборот. Я сижу в длинной юбке, белом, застегнутом до горла халате, на башке шапочка, на ногах темные чулки и тапки. На лице ноль косметики плюс очки. Кислая рожа, никаких милых слов, буду бубнить: «Чего пришли? К окулисту талона нет! Вон книга, записывайтесь. Что? Нет свободного дня? А мне плевать, ваши глаза, не мои! Не нравится? Идите лечиться в платную больницу, вот там вам задницу вылижут, а я за свою двухкопеечную зарплату стелиться не буду. Ходят тут, топчут, орут!» Знакомый образ?

   – До боли, – кивнула Славкина, – сколько раз таких мегер в районной поликлинике встречала.

   – Захочешь с такой в постель лечь? – засмеялась Лара.

   – Нет, – призналась парикмахер и тут же добавила: – Ну я вообще не лесбиянка.

   – И мужчина от такой «милашки» отвернется, – веселилась Ерофеева.

   – А за что чаевые-то? – вернулась к прежней теме Даша.

   Лариса прищурилась:

   – Ну-ка, вспомни, как ты талончик к врачу вне очереди выцыганивала?

   – Взятку давала, – ответила Славкина, – в регистратуре.

   – Вот! – обрадовалась Лара. – Это мои чаевые. Их никто у меня не отберет. Сколько ни дадут, все унесу домой. Здорово?

   – Не очень! – мрачно сказала Даша. – Не ходи туда.

   Лариса достала из сумки калькулятор.

   – На, посчитай. Мой урок стоит тридцать баксов. Сколько мне надо их провести, чтобы получить сто тысяч?

   – Много, – вздохнула Славкина.

   – И чаевых от родителей не дождешься, – подытожила репетитор, – нам, в семье, очень деньги нужны, мальчишки растут, скоро их в институт нужно будет пристраивать.

   – А Толя любит телятинку с рынка, – съязвила Даша, – гений должен хорошо и обильно питаться, иначе его философские мысли пересыхают.

   – Я просто попробую, – тихо сказала Лара, – если увижу, что там плохо, сразу откажусь. Такие деньги! Я коммунальные услуги на год вперед оплачу. Ване куплю хороший мобильный, Саше – DVD-плеер.

   – Зачем волосы остригать? – спросила Славкина.

   – Для правильного образа, – пояснила Лара, – нужна вроде как неаккуратная прическа, лохмы в разные стороны.

   Даша кивнула:

   – Верно.

   – Когда Ерофеева предполагала выйти на работу? – поинтересовалась я.

   Славкина схватила очередную конфету:

   – Дату она не назвала, но радовалась: «Толя с мальчиками как раз уедет на дачу, а я могу на ночь в городе задерживаться. Ну вроде как на последнюю электричку опоздала, отлично получится!»

   – Лариса не хотела рассказывать своим про «Больницу», – протянула я, – боялась гнева мужа?

   Славкина скомкала фантик и швырнула его в пепельницу.

   – Анатолию плевать, а вот Ваня мог не пустить мать в вертеп, он не по годам разумный. Съешь шоколадку, очень вкусные.

   Я покосилась на гору бумажек:

   – Спасибо, не хочу. Осталось уточнить маленькую деталь. Как звали мужчину, который предложил Ларисе эту работу?

   – Она не сказала, – растерялась Даша, – и вообще, как я сейчас вспоминаю, она старательно говорила лишь слово «человек», не хотела, чтобы я даже заподозрила, кто он такой!

   – Лара приходила красить волосы тридцатого июня? – продолжила я беседу. – А потом прилетела в начале июля с просьбой о стрижке?

   Славкина развернула бог знает какую по счету конфету.

   – Верно. Но только на тридцатое я ее записывала, а в июле она без договоренности прибежала. Хоть убейте, не вспомню когда: первого? Третьего? Пятого? Я здесь каждый день, и у меня всегда день сурка! Если не запишу, не вспомню.

   – Вы заранее планируете посетителей? – не успокаивалась я.

   – Конечно, – обнадежила меня Славкина.

   – Давайте посмотрим тех, кто тридцатого июня находился в салоне в то же время, что и Лариса, – попросила я.

   – А смысл? – без особого энтузиазма откликнулась Даша.

   – Простой логический расчет, – объяснила я, – тридцатого июня Лариса не заикается об изменении прически. Но через короткое время в начале июля прибегает с просьбой о стрижке, рассказывает о клубе «Больница» и о некоем человеке, клиенте «Волос с неба», который сделал ей на редкость заманчивое предложение. Складываем вместе факты и получаем вывод: Лора встретила благодетеля тридцатого июня. И мне почему-то кажется, что вербовщик, подыскивающий «тетку для регистратуры», мужчина.

   – Дерьмо вопрос, – засопела Даша и стала вывинчиваться из кресла, – хорошо тебе! Раз – и вспрыгнула! А я туша неповоротливая, сижу без конца на диете, а толку?

   Я опять покосилась на гору фантиков:

   – Ты сидишь на диете?

   – На очень жесткой, – пропыхтела Славкина, – одни овощи, без масла и соли. Гадость первостатейная, а что делать? Мне врачи конкретно сказали: не сбросишь сорок кило, жди инсульта. В спортзал меня отправили, я там только на дорожке шагаю. Но эффекта ноль. Вес держится.

   Я ткнула пальцем в полуопустевшую коробку:

   – Конфеты не сочетаются с похуданием.

   – Какой от них вред? – абсолютно серьезно спросила парикмахер. – Совсем крохотные.

   – Прекрати есть все, кроме овощей, в особенности не увлекайся маленькими шоколадками, – посоветовала я, – чипсы, орешки, семечки вроде не еда, но помогают накапливать жир.

   Даша наконец-то умудрилась встать.

   – Я к отличному диетологу обратилась, – сказала она, медленно двигаясь к письменному столу с ноутбуком, – мне дали бумажку, там четко написано. Можно: огурцы, зелень, антоновку, один кусок черного хлеба в день и минералку без газа. Нельзя: колбасу, сыр, мясо, каши, белый хлеб, булки, масло, молочные продукты, даже кефир под запретом. Про фисташки-шоколад ни слова.

   – Наверное, врач думал, что ты сама это знаешь, – вздохнула я.

   – Так надо предупреждать! – топнула ногой Даша. – На завтрак давлюсь огурцами, а потом на работе чай с печеньем пью. С курабье, оно вкусное, сдобное! Ну кто мог подумать, что от печенюшек разносит? Что, и эклер с заварным кремом нельзя?

   – Нельзя, – кивнула я.

   – Крем заварной, – уточнила Славкина, – не масляный!

   – Не годится, – помотала я головой.

   – Предупреждать надо, – обиженно протянула Даша, направляясь к столу.

   Я молча шла следом. У Лизаветы есть подружка, Олечка Маленкова, девочка из очень обеспеченной семьи. Нет, нет, не надо думать, что Оля заносчивая и вредная девица. Вежливый, хорошо воспитанный подросток, учится на одни пятерки, не курит, не бегает по вечеринкам, готовится поступать в институт. Как-то раз я свалилась с простудой, лежала под одеялом, и тут в мою спальню вошла Оля. «Тетя Лампа, – сказала она, – Лизка задерживается у репетитора, она попросила меня зайти к вам и спросить: не хотите ли чего? Воды вам принести, соку?» – «Спасибо, – ответила я, – вообще-то я не прочь поесть. Ты можешь сделать макароны с колбаской?» – «Как это? Объясните», – попросила девочка.

   Меня ее реакция не удивила: в семье Маленковых полно прислуги, ясное дело, Олю не пускают на кухню. «Все очень незамысловато, – начала я курс молодого бойца, – нагрей сковородку, положи на нее кусочек сливочного масла размером с лесной орех, порежь мелко немного докторской, высыпи ее в растопленный жир, помешай лопаткой, добавь макароны, прикрой крышкой и подержи смесь пару минут на маленьком огне». «Действительно просто», – обрадовалась Маленкова и заторопилась к плите. «Осторожно, – крикнула я ей вслед, – не порежься, у нас острые ножи. И не давай собакам колбасы, они ее выпрашивать будут».

   В предвкушении ужина я продолжила чтение, потом посмотрела на будильник и удивилась: прошло полчаса, а где еда?

   Словно услышав мои мысли, в спальню влетела Оля со словами: «Тетя Лампа, подождите, мне кажется, еще не готово. Макароны жесткие». – «Конечно, милая, – кивнула я, – а ты где взяла пачку?» – «В шкафу, над столиком», – пояснила Маленкова. «Правильно, молодец, – похвалила я, – имей в виду, это настоящие итальянские спагетти, их делают из твердых сортов пшеницы, они никогда не станут абсолютно мягкими, останется небольшая твердинка внутри, это показатель их высокого качества». – «Ой, как интересно!» – подпрыгнула Оля и унеслась.

   Прошло еще четверть часа.

   «Олечка! – закричала я. – Как там мой итальянский ужин?» – «Не готовится! – крикнула девочка. – Может, срок годности макарон прошел? Они не мягчеют! Совсем!»

   Тут до моего носа добрался странный запах, и я, забыв про температуру и слабость, поторопилась на кухню.

   «Вот, – обиженно прогудела Маленкова, – я сделала все, как вы велели! Масло, колбаска кусочками, макароны, и что вышло? Почему они черные? Наша повариха Катя всегда на стол белые спагетти подает!» Я подняла крышку, обозрела обгорелые палочки, перемешанные с пережаренной докторской, и, сдерживая смех, спросила: «Оленька, ты прямо из пачки высыпала сухие изделия?» – «Конечно, тетя Лампа», – подтвердила Оля. «Вообще-то их сначала варят, – вздохнула я, – в кипящей воде, семь-десять минут». – «Ва-рят? – по слогам произнесла девочка. – Варят? Но почему вы меня не предупредили?»

   Действительно, почему? Просто в голову не пришло, что старшеклассница не знает элементарных вещей.

   Думаю, диетолог Даши оказался в столь же глупом положении, что и я, предвкушавшая ужин в постели. Доктору в голову не пришло, что худеющий человек сдобрит строгую диету шоколадками, пирожными и прочим, и он не подумал внести их в список строго запрещенных продуктов. Я наивно полагала, что все знают о варке спагетти, а врач решил, что Славкина в курсе, сколь пагубно сладкое влияет на фигуру.

   – Тридцатого июня у нас приводили себя в порядок трое мужчин, – сказала Славкина, глядя в компьютер, – один пришел в одиннадцать, второй в пять, а третий под закрытие, в двадцать два.

   Я забыла про дурацкую историю с Маленковой.

   – А когда красилась Лариса?

   – В конце смены, – отрапортовала Даша.

   – Отлично, теперь назови фамилию последнего мужчины, – попросила я.

   – Ремчук Антон Борисович, – прозвучало в ответ, – очень приятный человек, врач, всегда оставляет большие чаевые.

   Я прикусила губу:

   – Даша, а ты помнишь Галю Вербову?

   Славина поморщилась:

   – Маленькая мартышка! Вот уж гадкий ребенок! Она понимала, что бабушка с дедом ее обожают, и вертела стариками, а те любые ее прихоти выполняли. Представляешь, ей девять лет, а она вбила себе в голову, что ее карьера актрисы ждет. Потребовала, чтобы Ангелина Иосифовна ей портфолио сделала с разными прическами и макияжем. Ангелина рада стараться, выкупила меня и нашего ведущего визажиста Кирилла на целый день! Знаешь, сколько такая услуга стоит? Впрочем, лучше это вслух не произносить. Я Галину укладывала в зале, Кирюха красил, потом она шла в кабинет к фотографу. Шуму было! Представляешь, эта юная макака всерьез себя звездой считала. Ее бабка и дед милейшие люди, а девчонка настоящая хамка. Ты бы слышала, какие она замечания персоналу делала! «Не сяду в кресло, пока его дезинфицирующей салфеткой не протрут!» У нас в салоне никто, кроме Вербовой, до подобного не додумался. Подошла к ней маникюрша Валя, взяла пакостницу за руку, а девчонка ей в лицо: «Чем вы надушились? Отвратно воняет! Неужели вам разрешают пользоваться дерьмовым парфюмом? Вы с людьми работаете, у меня от вонизмы аллергия началась!»

   Спектакль здесь разыграла, кларитин потребовала, врача, в кашле заходилась. Самое противное, что Ника Разбаш, наша хозяйка, Валю из-за этого случая уволила. Наорала на нее, почти слово в слово девкины слова повторила: «С людьми работаешь, не имеешь права дрянью обливаться», – и под зад коленом!

   Славкина раздраженно схватила очередную конфету, на сей раз в виде золотой медали, и нервно содрала с нее фольгу.

   – Нике на мастера плевать, она нового быстро найдет, в Москве с маникюршами проблем нет. А вот хорошего клиента терять неохота. Вербовы сюда семьей ходили: дедушка, бабушка и принцесса в памперсах, они платили без писка, оставляли хорошие чаевые. Мастерам же следует улыбаться и кланяться!

   Даша с шумом проглотила конфету и запила ее минералкой из бутылки.

   – Но в тот раз Галина себя превзошла. Запинала меня почти до обморока. То челка плохо лежит, то объем маленький, то слишком большой, то локоны верти, то разгладь. Добро бы девчонка вежливо просила, мне иногда укладку людям по три раза переделывать приходится, есть у нас такие клиенты. Сначала велят: «Хочу начес и «помпон» на макушке». Потом увидят себя в зеркале и назад сдают: «Ужас! Дашуля, сделай распущенные пряди».

   Я все понимаю, работа у меня специфическая, человека красиво оформить, но ведь надо с мастером по-человечески общаться. А эта! Командовала, как Кутузов солдатами. «Выпрями бока! Я сказала!!! Вытяни виски! Живо!!!» Мне в один момент ну очень захотелось ей по башке щеткой втемяшить!

   – И что тебя удержало? – усмехнулась я.

   – Ангелина Иосифовна, – ответила Славкина, – когда малолетняя мымра в очередной раз фоткаться поспешила, бабушка ко мне подошла и зашептала: «Дашенька, милая, Галчонок очень нервничает, она ни разу на портфолио не снималась, не знала, как это суетно и трудно. Поверьте, Галонька хорошая девочка, но она устала, потому и впадает в истерику. Пожалуйста, не обращайте на это внимания, мы с мужем, наверное, ее немного после смерти родителей избаловали». И сунула мне в карман офигенные чаевые!

   Славкина запустила пальцы в коробку и заморгала: конфеты закончились.

   – Я-то стерпела, – продолжала она, – деньгами утешилась. А вот клиенты возмутились. В соседнее кресло с девчонкой сел Ремчук. Антона Борисовича мы знаем, он замечательный человек, хоть и игрушка Марфы Матвеевны.

   – Игрушка? – не поняла я. – И вы знаете Марфу Матвеевну?

   – Конечно, она совладелица салона, открыли его с Никой Владимировной на паях. Ника в дело деньги вложила, у нее супруг водкой торгует, Марфа тоже, думаю, финансами поучаствовала, Ника с жирными кусками. Марфа не в пример беднее, зато у нее полно знакомых!

   Сколько в Москве салонов? Тьмища! Растут, как грибы в Чернобыле. За год сто штук разоряется и двести новых оформляется! Да столько людей не живет, сколько в столице парикмахеров. Очень конкурентный бизнес. А «Волос с неба» цветет и пахнет. Почему? Марфа гениальная пиарщица, она сюда множество селебритис привела, всякие акции придумывает. Не женщина, а фонтан идей. В прошлом году не видели в метро листовки «Прическа, как у любимой звезды»?

   – Я езжу на машине, – пояснила я, – подземкой пользуюсь редко.

   – Правильно, – кивнула Даша, и ее многочисленные подбородки затряслись, словно желе. – Нечего там приличной девушке делать, я в метро задыхаюсь и в обморок норовлю свалиться.

   – В вашем салоне за услуги надо выложить огромные деньги. Зачем рекламировать заведение в подземке, где ездит не самый обеспеченный слой населения? – запоздало удивилась я.

   – Говорю же, Марфа умная! – с восторгом воскликнула Славкина. – Придумала открыть еще одну парикмахерскую для небогатых людей. И с помпой это сделала, в большом торговом центре на МКАД. Там можно подстричься за три копейки, экспресс-маникюр прилагается, окраска бровей-ресниц до кучи. Заняли Марфа с Никой два сегмента услуг – круто-дорогой и бросово-дешевый. Но как народ зазвать? Ну и додумались! Если три раза уложился в салоне за полрубля, получаешь билет вроде лотерейного. Розыгрыш раз в месяц. Если тебе улыбнулась удача, зовут сюда, к нам, а здесь сидит звезда. Ее вместе с тобой бесплатно обслуживают, ты с ней запросто болтаешь, чай пьешь, подарок от знаменитости получаешь.

   – Кого-то подобная глупость привлекает? – поразилась я.

   Славкина сделала новую попытку встать.

   – Конечно! Раз в тридцать дней тут полно фотографов, снимают счастливицу с какой-нибудь певичкой в обнимку, народ прессу читает и в дешевый салон валит.

   – Ладно, – пресекла я поток ненужной информации. – Но почему Ремчук – игрушка Марфы Матвеевны?

   Даша вздохнула:

   – Марфе давно не тридцать, даже не сорок, а семьи у нее нет. Постоянный облом с мужиками. Никто колечко на пальчик не надел. Сама виновата, выбирает неподходящий объект. Она много лет обожала Якова Баринова, приятеля Ремчука. Я случайно о ее любви узнала. Салон закрывается в полночь, но если клиент просит, можно задержаться…

   Славкина вцепилась в ручки кресла, с силой рванула свое тело вверх и избавилась от его цепких объятий. Вдохновленная победой, Даша заговорила с удвоенной скоростью.

   Она осталась на работе, как ей показалось, последней, проводила клиентку, зашла в гостиную и увидела на диване вытирающую глаза платком Марфу Матвеевну.

   – Вам плохо? – забеспокоилась мастер. – Почему домой не идете?

   – Зачем мне туда, – устало ответила Марфа и добавила: – Погода меняется, у меня голова закружилась, а еще в глаз с ресниц тушь попала!

   Чем упорнее совладелица салона пыталась внушить парикмахерше, что у нее все в порядке, а красные веки результат действия косметики, тем яснее Даша понимала: ушлая пиарщица плакала в тихом уголке.

   Славкиной стало жаль Марфу Матвеевну, она сказала:

   – Не в мужиках счастье, уж поверьте мне.

   Марфа Матвеевна внезапно захохотала, Даша испугалась, налила воды в стакан и подала даме, та оттолкнула ее руку, минералка вылилась на Славкину.

   – Прости», – опомнилась Марфа.

   – Ерунда, – поспешила сказать Даша, – я сама виновата.

   – У меня от зависти припадок случился, – вдруг призналась Марфа, – я увидела, как Яков Злату обожает, и мне поплохело. Очень Баринов жену любит! Мне ничего не светит.

   – Вам нравится Яков Сергеевич? – с недоверием спросила Славкина. – Он хороший человек, но совсем не красавец, не комплиментщик, не дамский угодник. И у нас все считают, что вы с Кириллом Логовым живете. Уж простите за откровенность, Кирюша такой милый!

   Марфа засмеялась и повторила:

   – Кирюша очень милый! Да, он моя игрушка. Нравится ли мне Яков? Дашенька, я так устала! А поговорить не с кем. Ты очень домой торопишься?

   Марфа, похоже, задала последний вопрос для проформы. Пиарщица начала рассказывать Славкиной историю своей жизни. Лизорук – совладелица салона, обидеть одну из хозяек Даша не могла, ей пришлось остаться. Славкина незаметно отключила в кармане мобильный и стала слушать.

   На первом курсе Марфа влюбилась в Якова, но Баринов не обращал на нее ни малейшего внимания. Марфа использовала все женские уловки, эффектно одевалась, никогда не приходила в институт растрепанной, всегда пребывала в хорошем настроении, но Баринов считал ее своей подругой и только.

   Очень скоро Марфа сообразила, что Якова интересует исключительно учеба. Она записалась во все научные кружки, куда после основных лекций спешил Яша. Девушка делала вид, что она, как и любимый, поглощена изучением кардиологии, но парень не проявил к ней интереса. Яша великолепно относился к Марфе, свободное время Баринов и Лизорук часто проводили вместе, но в компании с ними в кино или в парк на прогулку всегда шел лучший друг Яши Антон Ремчук. Потом к сплоченному коллективу присоединилась его невеста Кира, студентка педвуза.

   После окончания института компания не распалась. Антон женился на Кире. Ремчук и Баринов работали в обычной больнице. Яша мог поступить в ординатуру, защитить кандидатскую, а там и докторскую, но на все уговоры преподавателей парень отвечал: «Меня интересует оказание практической помощи больным, а не написание научных статей».

   Марфа, желавшая всегда быть рядом с объектом обожания, пристроилась в ту же клинику, но поняла: лечить людей она не способна. Молодую женщину раздражали ноющие старухи, испуганные мужчины и истеричные бабы, заполнявшие палаты, ее тошнило от запаха, мутило от вида крови, передергивало при виде язв, ран и прочих «прелестей».

   Промучившись пару лет, Марфа приняла решение: надо что-то менять в жизни. Как сказать об этих мыслях родителям и чем заниматься, бросив ремесло врача, она не знала. Самым парадоксальным в этой истории было то, что Лизорук считалась одним из лучших докторов больницы. Марфа мечтала о совместной жизни с Яковом, понимала, что для Баринова значит работа, и пыталась соответствовать требованиям любимого, читала профессиональные журналы, ездила на конференции, куда катался Яков Сергеевич. Абсолютно не любя профессию, ответственная Лизорук стала лучше тех, кто пришел учиться на врача, руководствуясь светлыми идеалами.

   Постоянной спутницы жизни у Якова не было, он заводил короткие романы и очень быстро разочаровывался в своих женщинах. Когда Баринов впервые пришел в кино с какой-то девицей, Марфа чуть не скончалась от ревности, но решила ни в коем случае не показать своих чувств. Она моментально подцепила смазливого парня по имени Леня и демонстративно привела его в гости на день рождения к Ремчуку. Марфе не хотелось выглядеть в глазах Якова старой девой, она полагала, что Баринов, поняв, какой успех она имеет у мужчин, взглянет на нее иначе. Но девушка просчиталась. Никакие кавалеры, а их вокруг веселой Марфы крутилось предостаточно, не вызывали ревности Якова.

   Вот так они все и жили до начала девяностых, когда в муниципальных больницах установилась полнейшая анархия, пропали почти все лекарства, а доктора бросились кто куда, лишь бы заработать хоть немного на прокорм семьи.

   Баринов и Ремчук растерялись, а вот Марфа нет. В конце восьмидесятых у нее скончались родители. Они оставили дочери в наследство две хорошие квартиры и благоустроенную дачу. Марфа пришла к друзьям и сказала: «Давайте создадим свой медцентр!» – «Где деньги возьмем?» – поинтересовался практичный Яков. «Я продам дачу, ты можешь пожертвовать квартирой, – моментально ответила Марфа, – поживешь временно в коммуналке». – «У меня и так пятнадцать метров в общей трешке, – вздохнул Антон, – если их продам, мы с Киркой станем бомжами». – «Не беда, – оптимистично заявила Марфа, – ты внесешь в дело другой вклад, будешь заниматься оформлением бумаг».

   Решительная Лизорук нашла помещение, быстро провернула сделки по продаже недвижимости, и клиника заработала. Около года медцентр кое-как держался на плаву, потом стал тонуть. Яков Сергеевич ходил мрачнее тучи, больные не спешили в клинику, расходы превышали мизерные доходы, и в конце концов Баринов сказал: «Надо признать, что мы потерпели крах. Ну зачем я вас послушал?» – «Зато мы попробовали», – решил утешить Якова Антон.

   Всегда милый, улыбчивый Яков Сергеевич неожиданно рассердился и накинулся на Ремчука: «Тебе хорошо говорить. Ты ни копейки не вложил, а я теперь живу не в отдельной квартире, а с тремя соседями». – «Марфа тоже свою жилплощадь продала, – напомнил Антон, – а мы с Кирой со свадьбы обитаем в общей трешке. Ничего, привыкли!»

   Яков стал еще злее: «Ага. Точно. Но ты никогда своей квартиры не имел. А у Марфы, кроме дачи, две здоровенные двушки. Ты при своем остался, Лизорук лишилась фазенды, но сохранила обустроенное жилье, один я все потерял». – «Переезжай в одну из моих двушек, – быстро предложила Марфа, – забирай ее себе».

   Баринов дернул шеей и вышел из комнаты. На пороге он обернулся и горько сказал: «Я никогда не брал подарки от женщин. Мелкие сувениры типа галстук-кошелек не в счет. Не приму и сейчас. Даже от тебя, Марфа! Хотя это ты втравила нас в глупую затею с медцентром. Впрочем, извини, я сам во всем виноват, наверное, нет во мне жилки бизнесмена. Надо срочно избавиться от клиники! Можешь этим заняться? Я устал».

   И Марфа начала действовать. Она нутром чуяла, что медцентр может стать успешным. Яша просто пал духом, опустил руки. Но если сейчас найти денег, учесть совершенные ошибки, то мотор заработает!

   Лизорук решила продать одну из своих квартир, и тут к ней с деловым предложением обратилась одна из бывших пациенток, Ника Разбаш. «Я открываю салон, – сказала она, – парикмахерские и косметические услуги. Мне нужен в составе владельцев врач, тогда я получу лицензию на всякие манипуляции со шприцами и аппаратами. Не хотите поучаствовать? Вы будете совладелицей без долевого участия, ваше имя успокоит тех, кто выдает разрешение, и привлечет клиентов, я использую вас в рекламе. Идет? Будете получать деньги, по мере нашей раскрутки их количество будет возрастать».

   Марфа решила рискнуть, но внесла свое предложение: «Я вложу в салон часть своих средств, хочу быть полноправным компаньоном». – «Хорошо, – согласилась Ника, – меня такой поворот вполне устраивает».

   Оцените смелость Лизорук и глубину ее чувства вины перед друзьями, которых она втянула в бизнес! Марфа продала обе квартиры, себе купила крохотную норку в Подмосковье и вложила вырученные средства сразу в два проекта: в медклинику и салон. Ну не могли же скончаться оба бизнеса! Марфа Матвеевна надеялась, что хоть один даст прибыль.

   И неожиданно госпожа Удача обратила свое внимание на отважную женщину.

   В Лизорук проснулась вдохновенная пиарщица, правда, фонтан креатива бил лишь в области парикмахерских услуг. Баринов и Ремчук категорически отказывались от рекламы. Как многие бывшие советские люди, доктора полагали, что хорошее нет необходимости навязывать, нахваливают лишь дерьмо. Ника Разбаш была намного прогрессивнее, Марфа получила возможность устраивать любые акции.

   В середине девяностых Лизорук перестала принимать больных. Она объяснила свое решение так: «Устала работать врачом, буду решать административные вопросы».

   Постепенно клиника стала процветать.

   На самом деле Марфу Матвеевну глубоко ранила женитьба Якова. Баринов неожиданно повел в загс манекенщицу Злату, хорошенькую брюнетку, не имеющую ни малейшего отношения к медицине. Лизорук была сильно уязвлена, она по сию пору надеялась, что старый друг оценит все то хорошее, что сделала Марфа Матвеевна, и начнет испытывать к ней нежные чувства. Кто дал Баринову богатство? Марфа. Именно ей пришла в голову идея основать частную клинику, только Лизорук спасла медцентр от краха. Яков Сергеевич давно забыл о коммуналке, жил в роскошных апартаментах, обзавелся дорогой иномаркой, обрел завидную финансовую стабильность и… пошел в загс с вульгарной манекенщицей, купился на красивую обертку.

   Марфе было обидно так, что и не передать словами, и она решила на время отдалиться от любимого. В глубине души она лелеяла надежду, что Яков скоро поймет: его молодая женушка – глупая кукла, бросит Злату и примчится к Марфе. Конечно, Лизорук уже не молода, но Якову следует наконец-то по достоинству оценить верную подругу.

   Однако брак Якова неожиданно оказался таким же крепким, как союз Антона и Киры. Жена Ремчука быстро подружилась с бывшей манекенщицей, а когда та родила дочь Настеньку, стала ей крестной мамой.

   Компания по-прежнему встречала вместе все праздники, Яков, Злата, подрастающая Настя, Антон, Кира и Марфа с очередной своей «игрушкой». Лизорук часто меняла мужчин, ко многим из кавалеров она испытывала самые светлые чувства, была не обделена радостями секса, но любить продолжала Баринова, который обожал Злату. Ситуация до смешного походила на глупую песенку, которую одно время часто гоняли почти по всем радиостанциям: «Маша любит Ваню, а Ваня любит Таню, а Таня любит Саню, а Саня любит Галю, а Галя любит Сашу, а Саша любит Машу. Вот такая тут любовь, черт возьми!»

   В конце девяностых, когда клиника Баринова вдруг снова стала «провисать» на рынке, Марфа опять кинулась спасать бизнес. Теперь Лизорук была опытна в рекламном деле, обзавелась массой контактов и вытянула медцентр из финансового болота.

   Марфа Матвеевна давно смирилась с ролью лучшего друга Якова, но сегодня в салон приходили делать прически Злата и Настя. Баринов заехал за ними, обнял Настю и сказал Марфе, которой в тот момент маникюрша покрывала ногти лаком: «Моя копия, да?» – «Одно лицо», – согласилась Лизорук. «По генетике карие глаза являются доминантными, – засмеялся Яков, – а я блондин. Злата брюнетка, Настюхе следовало пойти в мамину масть. Но, видно, я так крепко люблю жену, что девочка у нас светленькая и голубоглазая!»

   Лизорук словно ткнули под дых кулаком, она хотела пошутить: «Злата красавица, а ты не самый прекрасный принц, лучше бы Настенька унаследовала внешность матери», – но язык не повернулся.

   Внезапно Марфе стало понятно: все! Надежды нет! Злата из жизни Якова никуда не денется. Даже если Баринов когда-нибудь бросит супругу, Настя навсегда поселилась в сердце папы. Лизорук никогда не станет первым номером для Яши, она проиграла в борьбе за любимого.

   Даша достала из шкафчика новую коробку конфет, содрала с нее целлофан, поставила на стол, взяла очередную шоколадку и посмотрела на меня:.

   – Представляете, чего с некоторыми бабами случается?

   Я пожала плечами:

   – В психологии есть такое понятие, как эффект недостигнутой цели. Допустим, вы хотите стать певицей, а не получилось. Заноза останется на всю жизнь, вы попытаетесь реализовать свои мечты, заставив дочь петь на эстраде. Не получив желаемое, человек еще больше мечтает о несбывшемся. Но вот удивительно: если ему все-таки удается реализовать мечту, у него часто начинается депрессия.

   Славкина кивнула:

   – Кулер.

   – Что? – не поняла я.

   Даша алчно посмотрела на конфеты, но сдержалась, не потянулась за новой.

   – Одна моя подруга любит повторять: «Многие создают семью и рожают детей, надеясь перед смертью получить от них стакан воды. А соберутся умереть и… ба! Пить-то совсем не хочется. А некоторые не собираются обзаводиться мужем и выводком, говорят, лучше куплю кулер и поставлю у кровати».

   Я закрыла коробку с конфетами и продолжила:

   – Но если цель недостигнута, у человека может возникнуть мания. Вероятно, поведи Баринов Марфу в загс, она бы через год увидела в обожаемом муже недостатки. Поскольку Яков Сергеевич не давался ей в руки, он становился для нее все желаннее. Очень хорошо, что в конце концов Лизорук стала жить с Ремчуком.

   – От Антона жена сбежала, – не упустила момента посплетничать Даша, – вот уж от кого я не ожидала! Помню, они со Златой все худели, когда их разносить стало. Златку, очевидно, от тихой жизни в стороны поперло, а к Кирке климакс подгреб. Сядут они тут, в салоне, и давай жужжать: грейпфрутовая диета, белковая, углеводная, кремлевская. То бабы манго вагонами ели, то рисом сухим давились. Чума. Златка дочку все стройнила, Настя тоже начала вес набирать. А потом Кира фрр и смылась с каким-то богатым мужиком. Вон чего с бабами гормоны творят! Кинула хорошего мужа и унеслась в даль туманную. Хотя чужая жизнь потемки, это со стороны Ремчук кажется идеальным, а может, он вблизи гад! Галю Вербову врач красиво осадил.

   – Антон Борисович знал девочку? – уточнила я.

   – Так ведь я рассказывала! – скривилась Даша, поднимая крышку коробки ассорти и подцепляя конфету. – Ей тут портфолио снимали, она кривлялась, всех строила, истерила, а Ремчука Жанна стригла. Антон встал, подошел к Гале и спросил: «Хочешь стать моделью? Не получится. Как врач тебе обещаю, через пару лет ты попадешь к психиатру, если сейчас не научишься себя сдерживать. Так и знай, загремишь в лечебницу, будешь там среди дураков звездить. Королева психушки, как тебе такое звание?»

   – Впечатляюще, – кивнула я.

   – Жанка аж ножницы уронила, – захихикала Даша, – а у меня челюсть к окну уехала. От кого, от кого, а от Ремчука я такого не ожидала. Он очень воспитанный человек, хотя Вербова своими воплями святого из себя вывести могла. Но самое интересное не это! Галина притихла, долго сидела молча, замечаний стилистам не отпускала, видно, ей нечасто от взрослых людей по мордасам доставалось. Ну прямо другая девочка стала, даже воды вежливо попросила: «Пожалуйста, принесите попить». Некоторым деткам полезно отпор давать.

   – Бабушка не возмущалась? – протянула я.

   – Ангелина Иосифовна глухой и слепой прикинулась, – улыбнулась Славкина, – думаю, она в глубине души была Антону благодарна. А Ремчук, похоже, переживал. Уходя, снова подошел к Гале и сказал: «Ты красивая девочка, но пока должна думать исключительно об учебе. Подрастай, я тебя тогда покажу своему приятелю, он кинопродюсер». Вот здесь Ангелина Иосифовна встрепенулась и спросила: «А ему школьницы для фильмов не нужны? Галочка ходила на пробы в «Ералаш», она там понравилась, мы ждем приглашения на съемки. Но полный метр намного лучше». – «Я буду очень стараться, – затараторила Галя, – честное слово! Я не сумасшедшая, здесь душно, поэтому я и закапризничала. Извините».

   Антон Борисович осторожно потрепал ее по щеке: «Я тоже погорячился. Будем друзьями».

   На том инцидент и завершился.

   – Уж не знаю, познакомил ли Ремчук Вербову с продюсером, но ни Галя, ни бабушка с дедушкой сюда больше не ходят, – вздохнула Даша, – я не жалею о капризуле, а вот пожилая пара оставила о себе самые приятные воспоминания. По некоторым клиентам скучаешь, отсутствия других не замечаешь. Бариновы, Злата и Настя, от моих услуг тоже отказались. Я спросила у Марфы: «Может, я обидела их чем?»

   Лизорук усмехнулась: «Нет, просто Злата решила сменить салон, у нас нет полных СПА-услуг, только парикмахерская и косметолог, а ей подавай баню, хамам, массаж, водорослевые обертывания. Вот она и переметнулась к конкурентам, сказала: «Дружба дружбой, а расслабиться мне по полной программе хочется».

   Марфа, конечно, здесь обслуживается, и Антон Борисович к нам постоянно ходит.

   – Яков Сергеевич ушел вместе с супругой и дочерью? – предположила я.

   – Он у нас никогда не стригся, – возразила Славкина, – просто за своими девочками заезжал. Очень он их любит, это без микроскопа видно.

   Даша вновь решила полакомиться шоколадкой, а я сменила тему:

   – Итак, Ерофеева красила волосы?

   – Мгм, – промычала с набитым ртом толстушка.

   – Когда у нее отрастут рыжие волосы у корней? – поинтересовалась я.

   Мастер схватилась за бутылку с водой:

   – Я с ней по-хитрому поступаю. Сначала волосы затемняю, а потом наношу шатуж, делаю легкое осветление от корня, иначе Ларке придется каждые семь дней шевелюру корректировать. Маленькие хитрости помогают ей почти месяц продержаться, но больше не получится. Слишком уж большая разница между своим ярко-рыжим оттенком и шатенкой.

   – Так когда у нее волосы отрастать начнут? – повторила я вопрос.

   Даша взглянула на большой календарь, висевший на двери.

   – Сейчас терпимо, а дней через семь-десять заметно станет.

   – Значит, пока Лариса темненькая? – обрадовалась я временной отсрочке.

   – Ну, если сверху на макушку не глядеть и в волосах не рыться, то да, – кивнула Славкина, – на висках рыжина быстрее лезет. Но у Ларки сейчас стрижка-боб, ее никак в махрушку не утянуть.

   – Клуб «Больница» работает каждый день, с десяти вчера до последнего клиента. Так, кухня фьюжн, музыкальная программа, вход исключительно по пригласительным билетам. Сейчас поищем, кто у нас владелец увеселительного заведения… ну… ну… ага! Интересненько! Хозяев трое. Яков Сергеевич Баринов…

   – Анатолий Борисович Ремчук и Марфа Матвеевна Лизорук, – подхватила я.

   – Молодец! – похвалил меня Макс. – Какие у тебя мысли по данному поводу?

   Я начала думать вслух:

   – Все жертвы так или иначе знали Ремчука, одни лечились в медцентре, других он видел в салоне «Волос с неба». Думаю, это он предложил работу Ларисе Ерофеевой. Правда странно?

   – Вероятно, это совпадение, – не согласился Макс, – мы знаем, что Марфа Матвеевна сделала из гражданского мужа почти звезду телеэкрана, Антон Борисович постоянно находится на публике, он пачками раздает свои визитки.

   – Полагаю, Лизорук нарочно раскручивает любовника, – подхватила я, – ей хочется продемонстрировать Якову счастливую личную жизнь и показать, как преуспел Антон, когда связал свою жизнь с ней.

   – Отодвинем временно психологию в сторону и разберем конкретные факты, – вздохнул Макс, – есть кое-что, о чем ты пока не знаешь. Готова токсикология Лоры Фейн. В ее крови обнаружен целый коктейль препаратов, Ковальский сделал вывод: бедолагу перед смертью держали некоторое время в состоянии глубокого сна. А потом превысили дозу снотворного, и наступила смерть.

   – Грубо говоря, ее отравили? – уточнила я.

   Макс кивнул:

   – Вероятно, ей в течение длительного времени давали большое количество разнообразных медикаментов. Вадим утверждает, что печень Лоры не в лучшем состоянии, мог бы помочь анализ волос, которые накапливают токсины, но головы-то нет.

   – Что-то не совпадает, – пробормотала я, – зачем похищать человека и кормить его таблетками? И каким образом женщина, находясь под наркозом, могла бросить на парковке кошелек?

   – Не знаю, – буркнул Макс, но меня уже понесло:

   – Кто купил Фейн дорогой бумажник? Сама она не смогла бы приобрести такую вещь! Может, Вадим ошибся?

   Макс смутился:

   – Про портмоне я не знаю. Но токсикология не врет. А еще нужно помнить, что руки и голова от тела отделены очень аккуратно, человеком, который умеет проделывать подобные операции.

   – Ремчук! – взвилась я. – Он врач, а все доктора в студенческие годы обязательно работают с трупами. Знаешь, мне никогда не удается правильно разрезать курицу, вечно я вожусь с костями. А Катюша, моя подруга-хирург, в два счета справляется с этим, потому что знает, в каком месте ножка легко отделяется от туловища.

   – В ближайшее время я не буду лакомиться цыпой табака, – вздохнул Макс.

   – Ремчук наиболее подходит на роль маньяка, – гнула я свою линию.

   Муж поднял бровь:

   – Мотив?

   – Он психически нестабильному человеку не нужен, – заявила я, – увидел темноволосую брюнетку – инстинкт сработал.

   – Что-то здесь не состыковывается, – протянул Макс, – ладно, надо изучить жизнь Антона Борисовича в подробностях.

   – Особое внимание обрати на несколько факторов, – оживилась я, – внешность его матери. Вероятно, она имела темные волосы, карие глаза и крупный рот. Лучше всего найти ее фото и сопоставить его со снимками Лоры Фейн, Анны Волынкиной и Ларисы Ерофеевой. Если обнаружится сходство, мы попали в яблочко.

   – Твои выводы замечательны, но они никак не могут служить уликой, – попытался урезонить меня Максим, – на Земле большое количество похожих друг на друга людей!

   – Но это будет дополнительным аргументом, – уперлась я, – хорошо бы поговорить с кем-то, кто отлично знает Ремчука. Допустим, с Марфой Матвеевной или Яковом Сергеевичем.

   – Опасно. Если Ремчук действительно серийный маньяк, то он, узнав о нашем интересе, моментально убьет Ларису, – предостерег Макс.

   – И девочку, – вздохнула я, – очень надеюсь, что Галя Вербова до сих пор жива.

   – Думаю, ты не права, считая, что мы имеем дело с одним убийцей, – возразил Макс, – педофил не станет бросаться на взрослых женщин, это аксиома. Во всех книгах, посвященных сексуальным отклонениям, сказано: «Установки никогда не меняются, любитель детей не станет насильником взрослых». Гей может увлечься юным мальчиком, а девочкой никогда. Тот, кто многократно душил своих жертв, не станет их закалывать ножом. Если в серии десять брюнеток, то внезапно найденная блондинка не имеет к цепи прежних преступлений никакого отношения. Ни почерк, ни подпись не меняются, ты это знаешь не хуже меня. У нас два преступника!

   – Девочки знали Ремчука, – слабо возразила я. – Ванде Плес исправляли прикус, Ваня Реутова страдала булимией, они обе посещали медцентр. Вербова делала прическу в салоне «Волос с неба».

   – А Таня Косых? – не замедлил напомнить муж. – Ребенок из семьи наркоманов-алкоголиков? На ее здоровье ни одна душа не обращала внимания, а о походе в элитный салон она и мечтать не могла.

   – Значит, Ремчук увидел Косых на улице! – топнула я ногой. – В магазине, в кино! Где-то встреча состоялась.

   – Отличный аргумент, – сохраняя полнейшую серьезность, ответил Макс. – «Где-то встреча состоялась». Похитителей двое. Они орудуют в июле, но женщины пропадают с интервалом в три года, а девочки – в два.

   – Между исчезновением Вани Реутовой и Гали Вербовой прошел всего год, – снова возразила я.

   Макс смял газету, лежавшую на столе, и запулил комок в корзинку.

   – Вот видишь! К сожалению, у нас два фигуранта.

   – Один! – упорствовала я.

   – Докажи, – потребовал Макс.

   – Мне так кажется, – после небольшого молчания ответила я, – внутренний голос подсказывает.

   Макс присвистнул:

   – Давным-давно я снимал офис в десятиэтажном здании возле вещевого рынка. Времена были бедные, вот я и отыскал аренду подешевле. Иду как-то раз на службу и слышу, как с комендантом парень беседует, спрашивает: «Нет ли здесь свободных помещений?» Мужик ему так радостно в ответ: «На десятом полно, берите».

   Съемщик закапризничал: «Не хочу».

   Администратору надо в каждый офис хозяина найти, вот он и стал потенциальному клиенту сладкие песни петь: «Под крышей хорошо, тихо, над головой посторонние не скачут». Но он не убедил парня, у того нашелся убойный контраргумент: «Боюсь высоты! Из окна не выгляну. Лучше поищу помещение в другом месте». – «У нас вам будет не страшно. Окно вас не испугает», – пообещал комендант. «Испугает!» – «Не испугает!» – «Испугает!»

   Мне надоело слушать эту дурацкую историю:

   – Ты хочешь дать мне понять, что я сродни тем двум идиотам, которые спорили из-за окна?

   Макс не дал мне договорить:

   – Ответь, кто был прав: съемщик или администратор?

   – Конечно, клиент, – фыркнула я, – если у него боязнь высоты, лучше держаться поближе к земле. Подойдет человек к подоконнику на десятом этаже – и в обморок упадет.

   Макс расплылся в широкой улыбке:

   – Вот-вот. Но только ни ты, ни тот клиент не владели полной информацией. В конце концов, комендант сказал: «В нашем здании наверху нет окон».

   – Как это? – удивилась я. – На десятом этаже?

   – И на девятом, и на восьмом тоже, – сказал Макс.

   – Но как же так? – заморгала я. – Окна необходимы!

   – А в том доме, построенном под офисы, их не было, – прищурился муж. – Глупо, да?

   – Очень, – согласилась я.

   – Зато аренда дешевая, – потер руки Макс.

   – Ну и к чему сия басенка? – буркнула я. – Какое отношение она имеет к нашим делам?

   – Большинству людей кажется, что в домах на всех этажах есть окна, но не следует считать некоторые вещи аксиомой, – тоном ментора произнес муж. – Фраза: «Мне так кажется» – плохой аргумент.

   Я постаралась не выйти из себя:

   – Отлично! Полностью с тобой согласна! Вот и откажись сам от мышления аксиомами. У нас один похититель. В упомянутом тобой доме нелогично отсутствовали стеклопакеты, а в нашем деле орудует маньяк, который одновременно и педофил, и любитель взрослых женщин!

   Ноутбук мужа издал громкий противный писк, я вздрогнула:

   – Что это?

   – Нарыл информацию про Ремчука, – миролюбиво ответил муж, – ну-с, изучим. Отец Антона Борисовича скончался, едва сыну исполнилось десять лет. Мама Раиса Николаевна, учительница, умерла, когда сын учился в институте.

   – Вот видишь! – обрадовалась я. – Старик Фрейд всегда прав, мальчики очень зависимы от матери. Либо они ее обожают и тогда выбирают себе спутницу жизни, очень похожую на нее, как внешне, так и по характеру. Или если мать была неприятной, холодной, то жена будет ее противоположностью. В нашем случае имеем первый вариант. Кира учительница, как и ее свекровь.

   – Упс, – воскликнул Макс, – ты не попала! Фотки загрузились. Глянь. Волосы-то у мамы светлые.

   Я обогнула стол и встала у мужа за спиной. Раиса Николаевна оказалась круглолицей дамой с русыми волосами, уложенными в «халу». Небольшие круглые глаза имели серый цвет, брови были практически незаметны, рот походил на нитку.

   – Не красавица, – подвел итог Макс, – с другой стороны, это снимок из личного дела, я в анкете выгляжу так, что сам себя задержать хочу. Вероятно, в жизни мамуля была ничего. Но посмотри на жену.

   Экран мигнул, открылся новый снимок, я увидела кудрявую круглощекую блондинку и прочитала вслух короткое сообщение:

   – Кира Казимировна Винтер, преподаватель истории. Мать – Ядвига Стефановна, отец Казимир Янович.

   – Вероятно, полька, – сделал сам собой напрашивающийся вывод Макс, – но все Винтеры москвичи. И, обрати внимание, брак между Кирой и Антоном не расторгнут. Значит, Винтер не могла выйти замуж за олигарха.

   – Живет без оформления отношений, – вздохнула я, – эка невидаль. Мне не нравится, что она блондинка, причем не золотистая или соломенная, а майонезная. Волосы вытравлены добела. А наши жертвы – брюнетки.

   – Мимо цели, – подвел итог Макс, но я воспрянула духом:

   – Необязательно! Вероятно, уход супруги сильно ранил Антона, и он решил иметь дело только с темноволосыми. Давай прекратим толочь воду в ступе и будем опираться на факты.

   Макс поднял руку в салюте:

   – Полностью поддерживаю политику партии и правительства, согласен с генеральной линией.

   – С Марфой Матвеевной и Бариновым говорить о Ремчуке опасно, – продолжала я, – надо найти Киру. Кто может знать человека лучше, чем его бывшая жена? Займешься ее поисками?

   Макс выпрямил спину:

   – Иес, мой маршал.

   Мне понравилось руководить мужем:

   – Одновременно посмотри, не случалось ли в жизни Ремчука каких-то глобальных событий в июле месяце, лет шесть-семь назад. Может, он в аварию попал, или в его доме случился пожар, или лежал в больнице.

   – А что, побега супруги с другим мужиком не хватит? И это будет непросто, – предупредил Макс, – о некоторых пинках судьбы никто никому не рассказывает.

   – Знаю, – вздохнула я, – но попробуй, а я пока съезжу в бутик, где продают кошельки, и попытаюсь добыть список покупателей. Сейчас мы бродим в потемках. Единственная реальная улика – портмоне, вдруг она выведет на след? Следовало сразу заняться кошельком! А я этого не сделала! Ну-ка, вбей в поисковик вензель из букв «К» и «С», чей это торговый знак?

   Я опустила стекло и крикнула толстому охраннику, скучавшему около большой стеклянной двери пафосной торговой точки:

   – Уберите ограждение.

   – Езжайте мимо, это для людей зарезервировано, – лениво ответила куча в черном костюме.

   – Неужели? – улыбнулась я. – А я полагала – для бенгальских тигров на самокатах. Немедленно освободите стоянку.

   Но секьюрити даже не пошевелился:

   – Парковка исключительно для клиентов.

   Я поставила автомобиль параллельно цепи и вышла на тротуар.

   – Эй, из-за тебя пробка получится, – занервничал мужик.

   – А вы водителям объясните, что держите место для особо почетного человека, поэтому мне пришлось бросить «букашку» и закрыть проезд, – прочирикала я, подходя к двери и берясь за ручку.

   – Вы к нам? – тут же стал приторно-вежливым охранник. – Ну почему сразу не сказали? Позвольте ключики, запаркую вас в наилучшем виде. Извините, но ваша… э… иномарка…

   – Что с ней? – прикинулась я дурочкой.

   – Слишком маленькая, – нашелся дядька, живо снимая цепь.

   – Так и я не особо крупных размеров, – миролюбиво ответила я и вошла в торговый зал.

   В отличие от дурно воспитанного охранника Георгий, управляющий бутиком, оказался вежливым молодым человеком, который, однако, ничем не смог меня порадовать.

   – Кошелек наш, – закивал он, увидав фото, – это вариант для клатча, «Кукс» делает лайт-вариант, тонкий и маленький, на одну кредитку и пачку купюр. Старая модель, теперь другие выпускают, вот они в витрине.

   Я подошла к стеклянной этажерке и пробормотала:

   – Не нахожу большой разницы.

   – Ну как же! – обиделся Георгий. – Тот, что вы демонстрируете, сделан из кожи крокодила, прошит нитками в цвет, это «Девочки рок-н-ролл».

   Я заморгала:

   – Простите?

   Георгий снисходительно улыбнулся:

   – У фирмы «Кукс» каждый сезон новая тематическая коллекция. Сейчас «Африканская охота». Видите, платья, блузки с леопардово-тигровыми расцветками, портмоне и сумки цвета песка, что будит воспоминание о…

   – А когда выпускали «Девочки рок-н-ролл»? – быстро спросила я.

   Георгий поднял глаза к потолку:

   – Чуть более шести лет назад. Сейчас лето, а «Девочки»… появились в конце февраля. Сегодня вещи из той коллекции считаются винтажными. Никогда не выбрасывайте брендовую одежду, относили – и повесьте в гардеробной в укромный уголок, пройдет пара лет – и вы станете обладательницей шикарного платья, ни у кого подобного не будет, фирма модель не повторит, вы одна такая на вечеринке!

   – Спасибо за совет, – кивнула я, – у вас, наверное, в компьютере есть список покупателей?

   – Конечно, – обнадежил меня Георгий, – но лишь тех, кто приходит к нам постоянно.

   – Можно на него взглянуть? – нежно протянула я.

   – При всем уважении к вам, нет, – вежливо, но очень твердо отказал управляющий, – это коммерческая тайна, а заодно и нарушение прав потребителя.

   – Одним глазком, – заныла я.

   – Рад оказать вам любую услугу, – почтительно поклонился Георгий, – но не эту.

   – Навряд ли сюда заглядывала не очень богатая художница Лора Фейн, – вздохнула я.

   Георгий развел руками:

   – К сожалению, у меня отвратительная память на фамилии.

   – Простите, – сказала одна из продавщиц, подкравшись к нам, – Георгий Валентинович, Олеся Викторовна просит ей кольцо в бумажнике поменять.

   – Так сделай, – с раздражением хмыкнул начальник, – сколько раз тебе, Лида, повторять, желание клиента для нас закон.

   – Но, Георгий Валентинович, кошельки в заклеенных коробках, – испуганно сказала Лида, – если я ее открою, вы меня потом отругаете! Я нарушу целостность наклейки. И неизвестно, какое количество коробок вскрыть придется, Олеся Викторовна хочет кольцо непременно с синим камнем.

   Управляющий закатил глаза:

   – О боги! Извините меня! Один момент! Дай сюда упаковку, немедленно!

   Последняя фраза относилась к Лиде, она тут же услужливо поставила перед шефом несколько картонных сундучков.

   – Смотри и учись! – приказал управляющий и достал из кармана перочинный нож. – Главное, не спешить. Вот так.

   Острым кончиком лезвия Георгий осторожно поддел большую черную наклейку, отогнул ее, осторожно поднял крышку, вынул замшевый мешочек, вытащил портмоне и достал из него перстень из желтого металла. Сверху красовался вензель из двух переплетенных букв «К» и «С», выложенных ярко-красными стразами.

   – Она желает синие? – уточнил управляющий.

   – Ага, – выдохнула Лида.

   Георгий вернул кошелек в мешочек, положил в углубление, обтянутое атласом, прикрыл кусочком замши, опустил крышку, прилепил наклейку, разгладил ее большим пальцем и протянул Лидии нож.

   – Поняла последовательность действий?

   – Угу, – сообщила девушка.

   – Вот и ищи вариант с голубыми стразами, – приказал Георгий. – Да надень перчатки! Чего стоишь? Иди.

   Лидия унеслась, управляющий повернулся ко мне:

   – Не поверите, как трудно найти хорошую продавщицу!

   – Почему в кошельке лежит кольцо? – спросила я.

   Георгий улыбнулся:

   – Это фишка фирмы «Кукс». Если вы приобретаете портмоне, сумку, туфли, ремень или перчатки, то есть любое наше кожгалантерейное изделие, то непременно обнаружите в упаковке украшение. Оправа неизменна, а вот оформление вензеля меняется. В текущем сезоне преобладают два цвета: красный и синий, в прошлом были желтый и фиолетовый, ранее зелень и роза, антрацит – кофе.

   – Что лежало в коллекции «Девочки рок-н-ролл»? – перебила я управляющего.

   – О! В тот год, на мой взгляд, был самый удачный вариант, – ажитировался Георгий, – ранее «Кукс» никогда не экспериментировал с жемчугом, а тут неожиданно выпустили много поясов, где пряжку украшали дары моря, ну и перстни украсили меленькими белыми бусинками вперемежку со стразами, имитирующими агат. Волшебное сочетание! Клиентки были в восторге. В некоторых портмоне оказывались колечки с якобы тигровым глазом и рубином, на мой взгляд, тоже интересно, но их никто брать не хотел.

   Я испытала желание умчаться из бутика, но удержалась и вежливо поблагодарила Георгия.

   – Очень рад, если сумел помочь вам, – расшаркался управляющий, – приходите, скоро поступит осенняя коллекция. Восхитительные туфельки со скульптурным каблуком.

   В медцентр Баринова я вошла, ощущая, как под кожей щек тлеют горячие угли. Ноги сами собой поспешили по длинному коридору, сначала я просто быстро шла, потом побежала и добралась до поста у входа в клиническое отделение, изрядно запыхавшись.

   – Простите, здесь больница, – произнесла заученный текст знакомая медсестра, – вход только в разрешенное время. Если больной ходячий, его могу вызвать в холл.

   – Добрый день, Ксюша! – поздоровалась я.

   Девушка поправила голубой колпачок, чудом державшийся на высокой прическе:

   – Здравствуйте. Я вас помню, вы сюда на днях приходили.

   – Собираетесь вечером в клуб? – спросила я. – Очень красивая укладка.

   – Правда? – оживилась Ксения. – У подруги день рождения, мы отмечаем его в ресторане, я вчера в салон сбегала, спала почти сидя. А что делать? У меня нет возможности днем к мастеру пойти!

   – Ради красоты можно потерпеть, – кивнула я. – Ой, какое колечко!

   Ксюша вытянула изящную лапку.

   – Прикольное, да? Бижутерия, но дорого смотрится.

   – Где такое купить можно? – наседала я. – Оно, наверное, недешевое! Сколько вы заплатили?

   Ксения неожиданно испугалась, быстро спрятала руку под стол и сказала:

   – Не помню, двести-триста рублей. На мою зарплату не пожируешь!

   – Можно еще раз взглянуть? – вкрадчиво поинтересовалась я.

   – Зачем? – насупилась медсестра.

   – Полюбоваться, – проворковала я, – неужели тебе жалко? Колечко от моих глаз не полиняет.

   Ксюша вновь продемонстрировала пальчики.

   – Вещь дорогая, – со знанием дела сказала я. – Выполнена фирмой «Кукс».

   – Не слышала о такой, – быстро сказала девушка.

   – Охотно верю, – улыбнулась я, – цена кошелька, в котором в качестве комплимента от производителя лежало твое колечко, переваливает за пятьдесят тысяч.

   Ксения сцепила руки в замок и разинула рот:

   – Чего?

   – Рублей, – дополнила я, – хотя не исключаю, что для любимых клиентов «Кукс» снимет кожу с дьявола и сделает из нее сумочку к вечернему платью заказчицы за пятьдесят тысяч евро.

   – Чего? – повторила Ксения.

   Я перестала улыбаться:

   – Где взяла перстень?

   – Ку-ку-купила, – прозаикалась девушка.

   – В ларьке у метро? – издевательски предположила я.

   – Ага, – кивнула глупышка.

   Я достала из сумочки удостоверение и сунула его врушке под нос:

   – Слушай внимательно. Либо ты сейчас же рассказываешь правду, либо я вызываю милицию, и официально, в присутствии понятых, с протоколом, перстень изымается. Как думаешь, сколько времени потребуется управляющему из бутика «Кукс», чтобы определить, что кольцо было изготовлено чуть более шести лет назад и оно лежало вот в этом кошельке?

   Ксюша вцепилась в край стола и уставилась на фотографию портмоне, которую я услужливо выложила перед медсестрой.

   – Не надо милиции, – прошептала она, – меня уволят! Яков Сергеевич очень строгий! Тут же вышибет вон! Не ходите к нему!

   – Не пойду, если расскажешь правду, – пообещала я.

   Ксения схватила телефон:

   – Зинуля, подмени меня! Очень надо!

   Не прошло и минуты, как из больничного отделения вынырнула другая медсестра и, указав на большие часы на стене, строго предупредила:

   – Ровно час и ни секундой больше!

   Ксения вскочила и поманила меня за собой:

   – Пошли. Здесь рядом есть парк, посидим на скамеечке.

   Когда мы сели у небольшого пруда в тени липы, Ксюша потребовала:

   – Поклянитесь, что никому ни слова не скажете!

   – Обещаю использовать полученную от тебя информацию исключительно в интересах следствия, – дипломатично сказала я, – ты видела кошелек?

   Ксения кивнула, я не удержалась от укоризненного восклицания:

   – Ты подняла его, открыла, вытащила кольцо и выбросила портмоне на парковке? Почему не оставила его себе?

   Ксюша съежилась:

   – Внутри лежала записка с просьбой о помощи. Я хорошо знаю, каково это – в беду попасть, вот и решила кошелек не трогать. Его непременно подберут. Люди так устроены, мимо портмоне не пройдут, подумают, что там деньги, кредитки.

   – Почему сама не пошла в милицию, – удивилась я, – не показала находку?

   Медсестра передернулась:

   – Ненавижу ментов! Суки! Все!

   – В больнице есть служба безопасности! – продолжила я.

   Ксюша не пожалела и этих парней:

   – Уроды!

   Меня охватило возмущение.

   – Ты же читала послание!

   Девушка выпрямила спину:

   – Да, поэтому и отнесла кошелек в паркинг. Там его точно должны были быстро найти! Мне неприятности ни к чему, хватит, наобщалась с ментами.

   – Тебя задерживали раньше? – осенило меня.

   Ксения вздрогнула:

   – Давно это было, в тринадцать лет я по глупости связалась с компанией: три пацана и мы с Леркой. Работали на улице, одевались нормально, не красились, бантики-косички, ну прямо девочки-паиньки. Выбирали в толпе тетку или мужика поприличнее, подходили и просили: «Помогите, пожалуйста, мы заблудились, никогда раньше в этом районе не были. Подскажите, где здесь метро, мы на олимпиаду по физике опаздываем».

   Вежливые школьницы вызывали у прохожих самые светлые чувства, никто не отказывал детям, в деталях объясняли дорогу, кое-кто даже брался довести растерянных девчушек до входа на станцию.

   Пока взрослые растолковывали путь, пацаны ловко выкрадывали у них кошельки. Старый, как мир, трюк, его используют уголовники во всех странах: кто-то отвлекает жертву, а подельник очищает сумку и карманы. Целый год разудалая компания промышляла на улицах, а потом попалась и загремела в колонию для несовершеннолетних.

   Ксюшу очень напугала система исполнения наказаний, и она поклялась, что больше никогда не нарушит закон. В семнадцать лет девушка вышла на свободу и решила поступить в медучилище. И тут ей аукнулись ошибки подросткового возраста. Никто не спешил принять на учебу проблемную особу. Прямо Ксении не отказывали, но она постоянно не проходила обязательное собеседование. Когда ее не допустили в четвертое по счету учебное заведение, она разрыдалась, набралась наглости и отправилась к ректору.

   Конец у этой истории счастливый. В конце концов Ксюша получила диплом без троек и устроилась работать в больницу. Через полгода у врачей стали пропадать деньги, поднялся скандал, и милиция моментально взяла на заметку Ксению. Ее привезли в отделение и начали запугивать, потом принялись орать: «Лучше признайся, все равно посадим!»

   Целые сутки в милиции жестко прессовали медсестру. Неизвестно, чем бы закончилось дело, но вор попался с поличным. Им оказалась одна из старушек-уборщиц. На тихую пенсионерку никто не обращал внимания. Ее задержали, Ксению отпустили, сказав ей вместо извинений: «А ты чего хотела? Воровала? Отмотала срок? Вечно под подозрением ходить будешь!»

   И Ксюша решила запутать следы, она устроилась в муниципальную больницу, где постоянно не хватало среднего медперсонала, и поэтому кадровик не проверял сотрудников, отработала там год, перевелась в другое медучреждение, третье, пока, уже выйдя замуж, не оказалась в клинике Баринова. В анкете о судимости Ксюша не сообщила, фамилия у нее теперь другая, можно вздохнуть свободно. Но Ксения отлично понимает: серьезная проверка сразу выявит ее детскую глупость.

   Несколько дней назад Ксюша, как обычно, сидела на посту у входа в клиническое отделение. Мимо нее туда-сюда сновали люди. Через какое-то время девушка увидела на полу у дивана небольшой предмет, подошла и подняла… кошелек. Внутри лежали записка с мольбой о помощи и колечко.

   Первым порывом медсестры было немедленно показать находку начальнику службы безопасности, но она испугалась. Вдруг хмурый Николай Иванович начнет рыться в биографии медсестры? Колебания длились недолго. Ксения воспользовалась тем, что неподалеку от ее рабочего места находится вход в паркинг. Девушка молнией метнулась на стоянку.

   – Я положила кошелек около новой иномарки, – частила она, – на таких женщины катаются, они жалостливее мужчин. И вещичка для девушки! Понимаете? Охрана может отшвырнуть кошелек, а дама возьмет. Я все рассчитала.

   – Молодец, – процедила я сквозь зубы, – но колечко ты забрала себе!

   – Оно копеечное, – умоляюще заныла Ксения, – никому не нужное, а мне приглянулось. Ничего плохого я не совершила.

   Я проглотила все гневные слова, которые рвались наружу:

   – Ладно. Теперь напряги память, нужно выяснить, как кошелек очутился в коридоре.

   – Его тут бросили! – заявила Ксения.

   – Когда? Можешь примерно время назвать? – потребовала я.

   Медсестра уставилась на круглые часы на своем запястье:

   – Моя смена в этом месяце с трех.

   – Ты на правильном пути, – приободрила я девушку, – давай дальше.

   Ксения закинула ногу за ногу:

   – Родственники приходят только после полдника. Яков Сергеевич очень строг в этом отношении, у нас по больнице посторонние толпой не шляются. До обеда всякие процедуры, потом, после двух, тихий час.

   – Думай, – приказала я.

   – Не получается, – призналась Ксюша, – я уже вчерашний день забыла! А вы хотите, чтобы я былинное время вспомнила!

   – Сегодня ты идешь к подруге? – улыбнулась я. – С новой прической, наверное, переоденешься?

   – Само собой, – кивнула Ксения, – муж на машине за мной заедет, привезет платье в чехле и туфли.

   – Приятно иметь внимательного супруга, – подчеркнула я.

   – Витька не всегда такой, – скривилась Ксюша, – может и отказать. Ой! Вспомнила!

   – Говори! – обрадовалась я.

   – В то утро мы с Витей полаялись, – зачирикала Ксюша, – я долго собиралась, глаза красила. А он психанул и уехал, не стал ждать. Вот вам и внимательный супруг. Завидовать нечему. Мне пришлось на маршрутку садиться, в метро толкаться, короче, я опоздала.

   Я кивала в такт словам Ксении. В конце мая я купила в магазине книгу немецкого психолога «Техника допроса» и применила сейчас одну из ее методик на практике. Суть ее проста. Если человек никак не может вспомнить, как он провел 29 августа 1984 года, перестаньте терзать его этим вопросом, поищите точки, которые послужат катализатором для оживления памяти. Сколько вам было лет в 1984 году? Учились в институте? Небось в конце августа уже купили все для занятий? Рано или поздно ваш собеседник воскликнет: «Точно! Двадцать девятого меня понесло за новой рубашкой, я проклял все на свете! На прилавках пусто! Одни очереди».

   И память начнет разворачивать перед человеком ленту событий того далекого лета. Говорите о погоде, запахах, еде, книгах, сгодится любая тема, главное, знайте: мы ничего не забываем навсегда, где-то там, за семью печатями, в мозгу сохраняется вся информация.

   – Прилетела я сюда в пятнадцать ноль пять, – тараторила Ксения, – мчалась как ненормальная, понятное дело, Валька меня дожидаться не захочет. Вреднючая! Никогда на лишнюю минутку не задержится! Значит, пост пустой! А если Яков Сергеевич узнает?!

   Ксюша втянула голову в плечи, но трещать не перестала.

   Радуясь тому, что на улице не зима, когда понадобилось бы идти в раздевалку, Ксения на ходу нацепила халат, домчалась до рабочего места, плюхнулась на стул и перевела дух. Вроде никто не заметил ее опоздания. Часы под потолком показывали десять минут четвертого. И тут из гаража поднялся Яков Сергеевич.

   Медсестра мысленно перекрестилась, слава богу, строгий начальник сегодня явился на службу в середине дня.

   Высокий стройный мужчина в песочно-бежевой ветровке шел по коридору. Ксюша встала и громко сказала:

   – Добрый день, Яков Сергеевич. Не замерзли? Сегодня неожиданно ветер подул, я не надела кофту и пожалела.

   – Здравствуй, Ксюшенька, – голосом Антона Борисовича сказал главврач, – в отличие от тебя я предусмотрительно набросил куртку.

   – Я спутала вас с Бариновым, – смутилась девушка.

   – Издали мы похожи, – не обиделся Ремчук, – рост и размер одежды один.

   – Куртка у вас точь-в-точь как у шефа, – отметила медсестра.

   – Марфа Матвеевна постаралась, – пояснил Ремчук, – ездила в Швейцарию отдыхать и привезла нам подарки. Ну да мы не девушки, в похожем ходить не стесняемся. Отличная куртка, легкая и теплая одновременно.

   Антон Борисович хотел продолжить хвалебную оду ветровке, но тут из двери вышла профессор Андреева и закудахтала:

   – Наконец-то! Нужна твоя консультация! Где ты пропадаешь?

   Ремчук бросил куртку на диван и со словами:

   – Ксюша, звякни Тусе, пусть уберет, – схватил протянутый Андреевой халат и умчался.

   Ксения соединилась с аспиранткой Ремчука Тусей, которая не только писала под руководством Антона Борисовича диссертацию, но и служила профессору кем-то вроде секретаря.

   Туся прибежала за ветровкой, Ксения заполняла истории болезней, здороваясь с врачами. Мимо поста прошли отоларинголог Васюков, терапевт Килев и еще пара человек, но она их не помнит.

   – Так когда ты заметила кошелек? – не поняла я.

   – Сразу после ухода Туси, – пояснила Ксюша, – минут через пять подняла его, посмотрела, чего там, отнесла в паркинг, вернулась, а девчонка снова у поста маячит. Увидела меня и давай из себя строгое начальство корчить: «Почему на месте не сидишь?» Я ей достойно ответила: «В туалет ходила. А у некоторых нос не дорос замечания делать». Туся возразила: «Средний медицинский персонал обязан вежливо разговаривать с врачами». Ксюша ответила: «Пять минут кипишь, а уже крутая. Если диплом получила, ты еще не доктор, хотя некоторым и сто лет практики не помогают. Вон, Галина Михайловна Андреева не один десяток лет гинекологом работает, но в своем деле ничего не смыслит». – «Она профессор!» – гордо заявила Туся.

   Ксения встала, приблизилась вплотную к свежеиспеченной докторице и щепнула: «Каким, интересно, местом она звание заработала? Ты еще маленькая, о таком не знаешь. Галина Михайловна известная лесбиянка, держись от нее подальше. Ей за любовь с одной высокой чиновницей удалось в доктора наук превратиться». – «Шутишь! – разинула рот Туся. – Она же египетская мумия». – «Андреева давно профессор, – заржала Ксюша, – говорят, в молодости не такая ужасная была».

   Забыв про ссору, обе сладострастно засплетничали, и тут из отделения вышел Ремчук.

   «За курткой прибежала? – удивился он. – Чего так поздно?» – «Простите, Антон Борисович, – смиренно ответила Туся, – ветровка давно в шкафу. Я пришла у Ксю иголку с ниткой попросить. У вас в кармане дыра! Надо зашить, иначе ключи положите, а они выпадут». – «Никогда не сую ключи в карманы, – ответил Ремчук, – сумку на поясе ношу. Ну, раз дырка, зашей, конечно. Сумеешь?» – «И подкладка отпорота, очень неаккуратно, – добавила Туся, – где вы куртку бросали? Кто вам ее продрал?» – «Не морочь мне голову, – отмахнулся Ремчук, – шей, хоть крестиком вышивай, пуговиц прикрепи сто штук, некогда мне лясы точить».

   Доктор ушел, Туся вздохнула, Ксюша понимающе кивнула. «Мужики! Чего с них взять!»

   В то мгновение Ксения не связала найденный кошелек и историю с дыркой в куртке. Но сейчас она зашептала:

   – Вещь из куртки Антона Борисовича выпала! Из прорехи на пол! Больше ее некому выронить было! Никто к дивану не приближался! Посмотрите! Если идти по коридору, кошелек туда не отлетит, он же не мячик! Упадет здесь и лежать останется. Я его увидела у ножки дивана. Никто, кроме Антона Борисовича, туда не подходил и курток не клал!

   На секунду я застыла. Портмоне небольшое, лично мне не нравятся кукольные по размеру кошелечки, в них неудобно класть деньги, приходится складывать купюры пополам, не предусмотрено отделение для мелочи, и в него не положить больше одной кредитки. Но огромное число женщин обожает миниатюрные бумажники.

   – О Кире Винтер ничего не известно. Кредитных карт на нее не оформлено, Винтер имеет права и владеет машиной. Однако никаких штрафов за семь последних лет по линии ГАИ она не платила. И автомобиль не меняла, ездит на старом. Кира ушла с работы десять лет назад, вела домашнее хозяйство, увлекалась выращиванием цветов. В Москве проводится летом международная выставка «Сад на окне», ее организует одноименный журнал. Пять лет подряд Гран-при получала Кира Винтер, она демонстрировала уникальные, собственноручно выведенные розочки. Еще писала статьи о том, как надо ухаживать за цветами. Но! Семь лет назад жена Ремчука проигнорировала выставку, хотя заявила о своем участии. И больше ни разу не пришла на экспозицию, прекратила и журналистскую деятельность, чем весьма огорчила главного редактора издания. Тот попытался связаться с Винтер, но в качестве контакта имел лишь номер мобильного, а тот оказался отключен.

   Я взяла Макса под локоть:

   – Это не он!

   Макс резко повернулся ко мне, и я продолжила:

   – Помнишь, эксперт подчеркивал, что Лору Фейн не мучили, не били, не принуждали насильно к интимному контакту. О ней заботились, хорошо кормили, позволяли за собой ухаживать. И Кира, жена Ремчука, была русой, с курносым носом, а вот Злата – шатенка с большими глазами и крупным ртом.

   Муж хлопнул ладонью по столу:

   – Яков Баринов!

   Я кивнула:

   – Он самый. Нас смутило, что все пропавшие знали Ремчука, но ведь они могли быть знакомы и с Яковом! Знаешь, Баринов не хотел никому причинить зла, думаю, он собрал семью.

   – Семью? – поморщился Макс. – Поясни.

   – Яков Сергеевич обожал жену и дочь, – начала я, – их смерть его подкосила. Несколько месяцев Баринов лечится на Кипре. В Москву он возвращается зимой, впрягается в работу, пытается заглушить боль. Кому-то для забвения необходим алкоголь, кому-то лекарства, а кого-то спасет безостановочная пахота. Впрочем, не исключаю, что Яков принимал антидепрессанты. Пару месяцев он кое-как перекантовался, ему постоянно подставляла плечо Марфа, без ее поддержки и Баринов и Ремчук сломались бы, Лизорук служила для них жилеткой, психотерапевтом, строгой хозяйкой, смогла пробудить в них жажду жизни.

   Но чем ближе подкатывало десятое июля, день, когда Яков в последний раз видел Злату живой, тем глубже становилась его депрессия. Думаю, в первый раз у него все получилось случайно. Пошел после бессонной ночи пройтись и наткнулся на рынке на Волынкину, которая покупала творог. Аня показалась ему до невероятности похожей на Злату, она знала Якова, потому что наблюдалась в его клинике.

   Баринов предложил довезти ее до дома, та охотно села в машину. Дальше… ну… не знаю. Он сделал ей укол, угостил кофе со снотворным из термоса… и привез в свой дом. Там заставил Аню надеть платье Златы и успокоился. Жена вернулась! Она опять с ним, молодая, красивая, любимая. Но еще нужна дочка, Настенька. И Баринов крадет Ванду Плес. Не было двух маньяков! Это сделал один Яков Сергеевич! Вот почему женщины, удерживаемые им, шатенки, а девочки светлые. Ясен теперь и выбор дат. Десятое-одиннадцатое – кончина Златы. Похищая женщин, Яков Сергеевич убеждал себя: жена жива, она не умирала. Он ее спас, привел в особняк, но надо еще привести Настеньку! Пятнадцатого числа Яков Сергеевич забирал девочек. Повторяю, число и месяц в этой истории имеют принципиальное значение. Яков Сергеевич убеждал себя: вот пришла ночь с десятого на одиннадцатое, а Злата жива! Пятнадцатое миновало – Настя дома смотрит мультики!

   – Но как он заставлял их играть нужные роли? – прервал меня Макс.

   Я пожала плечами:

   – Есть масса психотропных препаратов, которые лишают человека воли. Если принимать их несколько недель подряд, станешь похожим на послушную собаку.

   Макс вскочил, схватил Антона за плечи и начал трясти его со словами:

   – Немедленно говори, где Баринов держит заложниц.

   – Не знаю, – отбивался Ремчук. – Впервые слышу о похищениях. Я признался, что скрыл смерть Киры, Златы и Насти. Меня это очень мучило! С каждым прожитым месяцем мне становилось все тяжелее! Я загрузил себя по горло работой, бегаю по теле-, радиопрограммам, веду активную светскую жизнь только ради того, чтобы не думать о Кире, Злате и Насте. Хотел завтра идти в милицию! Честное слово! Но вы сами пришли! Ну чем мне поклясться, чтобы вы поверили: эти семь лет были ужасны, я созрел для признания!

   – Поклянись всеми своими деньгами, – не выдержала я, – обычно люди клянутся наиболее дорогим – для тебя это определенно шуршащие купюры. Хватит актерствовать. Где Лариса Ерофеева и Галя Вербова?

   – Впервые о них слышу, – снова завел Ремчук. – Я ничего плохого не сделал, Кира скончалась от передоза, можно эксгумировать тела наших жен, Насти и…

   Тут уже я подскочила к Антону, вцепилась ему в плечи и громко сказала:

   – Кошелек Лоры Фейн выпал из твоей куртки! Значит, ты пересекался с убитой.

   – Никогда не слышал про Лору Фейн, – простонал Ремчук.

   – Она посещала медцентр, – напомнил Макс.

   Антон Борисович вывернулся из моих рук и заплакал:

   – Сюда ходит огромное количество народа.

   Я внезапно поверила врачу и поняла, что ситуация могла быть иной.

   – Слушай внимательно. У вас с Яковом одинаковые куртки, их купила агрессивно заботливая Марфа Матвеевна. У вас с Бариновым похожие фигуры. В тот день, когда нашлось портмоне, медсестра Ксюша издали приняла тебя за главврача, ты бросил ветровку на диван, из кармана выпал кошелек. Думаю, Лора Фейн, засовывая портмоне в карман, предполагала, что это куртка Баринова. Вспоминай, когда и где ваши вещи висели рядом?

   – Дней пять-шесть назад, точно не помню, у меня с памятью стало совсем плохо, я приезжал к Якову, – зачастил Ремчук, – понимаете, хотел уговорить его покаяться. Не мог много лет себя заставить посетить место смерти Киры. Не бывал в особняке Баринова семь лет, но вот решился. Прикатил без звонка, рано утром, вошел на участок, позвонил, попытался побеседовать с Яшей. Знаете, что он мне ответил? «Антон, тебе необходима помощь хорошего психотерапевта. Понимаю, что ты не можешь осознать побег жены из семьи, но при чем здесь я? Злата и Настя дома, они, правда, еще спят, поэтому я не могу их позвать, чтобы ты убедился: у нас полный порядок. Уезжай и обратись к специалисту».

   И я ушел, понял, что Баринов помутился рассудком. Понимаете, я, врач, не замечал ранее при общении с другом ни малейших признаков проблем с психикой. Конечно, я не являюсь ни психологом, ни психиатром, но ведь обязан был увидеть хоть что-либо! Да, мы никогда не обсуждали смерть Киры, Златы и Насти. Ни разу о ней не вспомнили за семь лет. Да, я не приезжал после того ужасного июля в особняк друга, просто не мог. Я боролся один со стрессом и чувством вины. Да, да, да! Мы с Бариновым спрятали голову в песок, решили: если беда не вспоминается, ее и не существовало! Это трусость! И я, в конце концов, решился вскрыть нарыв, приехал к Якову, а он… Вы бы видели, во что превратился его коттедж! Окна заделаны ставнями, заперты наглухо! Через каждую пару метров камеры! В комнате, в коридоре! Я, как вошел, попятился, прямо мне в лицо объектив уставился, а Яша говорит:

   «Не волнуйся, я включаю аппаратуру, только когда уезжаю на службу, в моем присутствии она не работает. И чего ты испугался? Это просто видеозапись, я боюсь, что в дом влезут грабители и испугают Злату с Настей. Время сейчас стремное».

   – Немедленно говорите адрес! – приказал Макс.

   – И где Марфа Матвеевна? – догадалась спросить я. – Что поделывает Яков Сергеевич?

   – Не знаю, – растерялся Антон Борисович, – думаю, Баринов в клинике, а Марфа где-то по делам носится, она передо мной не отчитывается.

   – Вы же живете вместе, – удивилась я.

   Ремчук кивнул:

   – Да. Через год после смерти Киры, где-то в августе, Марфа приехала ко мне, не помню уж по какой причине, и осталась. Но это не значит, что я слежу за всеми ее перемещениями! Марфа Матвеевна иногда ночует на своей квартире, мы можем по три-четыре дня быть врозь. У нас не брак, а дружеское партнерство.

   Макс распахнул дверь в кабинет и велел парням, скучавшим в коридоре:

   – Действуем по плану. Лампа, за мной.

   Якова Сергеевича арестовали в тот момент, когда он спокойно заполнял чью-то историю болезни. В отличие от Ремчука, который начал каяться, едва мы вошли в его кабинет, кардиолог продемонстрировал полнейшее недоумение. Правда, он согласился поехать с нами в офис, но, сидя в машине, сказал:

   – Надеюсь, вы меня надолго не задержите, дома жена и дочь, они будут волноваться.

   Я от такого заявления потеряла дар речи, Макс промолчал. Несколько часов с Бариновым беседовали разные люди. Сначала мы с Максом, потом подключился Леня Мартынов, следом профессиональный психолог Ира Ласкина.

   Пока мы пытались вытащить из Якова Сергеевича правдивую информацию, в больницу из дома Баринова доставили Ерофееву и Галю Вербову. Лариса находилась в полунаркотическом состоянии, а девочка вела себя крайне неадекватно. Увидав бойцов в форме, она забилась в истерике, кричала, что не хочет покидать родной дом, звала на помощь папу. Когда в палату примчались ее бабушка и дедушка, Галя их не узнала, сопротивлялась объятиям родных, рыдающих от счастья, потом начала драться.

   Марфу Матвеевну арестовали в салоне. В отличие от мужчин, Лизорук тут же заявила: «Без адвоката не скажу ни слова». И замолчала.

   В четверг утром мы имели странный расклад. Антон Борисович плакал, в подробностях живописал смерть своей жены и родных Баринова, но категорически отрицал свое участие в похищениях. Марфа Матвеевна общалась только с адвокатом. На все попытки Леонида разговорить Лизорук юрист восклицал: «Моя клиентка не имеет информации по данному вопросу».

   Спасенная Галя абсолютно не радовалась освобождению и просилась к отцу. Яков Сергеевич очень волновался за жену и дочь, умолял устроить с ними свидание и изображал недоумение. «Злата умерла? Настя тоже? Господи! Вы говорите невероятные вещи! Они живы и ждут меня дома».

   Тем временем на участке Баринова были обнаружены могилы Златы, Насти, Киры и трех девочек. Ванду Плес и Ваню Реутову опознали по зубным картам. Таню Косых мать-алкоголичка по врачам не водила, поэтому формально одно тело осталось без имени. Но я не сомневалась, что это труп Тани Косых.

   В пятницу утром психолог Ирина Ласкина сказала нам:

   – Баринов не врет. Он на самом деле считает, что жена и дочь живы.

   – Это невозможно, – отрезал Макс, – я абсолютно верю Антону, который рассказывал, как они с лучшим другом хоронили покойниц и сколько усилий предприняли, чтобы спасти Настю.

   – Хотите убедиться в моей правоте? Разрешите Якову встретиться с Галей! – попросила Ласкина.

   – Отличная идея! – обрадовался Леонид. – Пусть доктор гениальный актер, но девочка не станет притворяться. Врачи говорят, что она успокоилась. Надеюсь, Вербова опознает похитителя.

   Специалисты дали разрешение на приезд школьницы в наш офис. Галя выглядела слегка испуганной, ее сопровождали врач и психолог, но на меня она произвела нормальное впечатление. Даже взрослый человек испытает в такой ситуации страх, чего же хотеть от маленькой девочки.

   – Ничего не бойся, – сказал Леня, – сейчас сюда войдет мужчина. Он не сделает тебе ничего плохого, ты не одна. В комнате будем я, доктор и Евлампия Андреевна. Просто посмотри на дядю. Хорошо?

   – Да, – кивнула Галя, – а потом меня отвезут домой?

   Мартынов предпочел не отвечать на этот вопрос. Он нажал на кнопку звонка, в допросную ввели Якова.

   – Папочка! – закричала Галя и бросилась к врачу. – Ой! Папусенька! Забери меня отсюда! Скорей!

   Баринов обнял ребенка:

   – Настенька! Солнышко! Конечно! Мы скоро уедем! Произошло недоразумение.

   – Они меня называют Галей, – пожаловалась Вербова, – не верят, что я Настя! И каких-то стариков привели! Врут, что они мои бабка с дедом! Папочка! Любимый!

   Девочка заплакала, на глазах Баринова заблестели слезы, психолог встала:

   – Думаю, на сегодня хватит.

   Якова увели, Гале сделали укол и увезли в клинику, мы остались с Ласкиной.

   – Это как объяснить? – ошалело спросил Мартынов.

   Ирина положила руки на стол:

   – Подобные случаи описаны в учебниках по психологии. Иногда человек испытывает такой тяжелый стресс, что у него остается лишь два пути. Либо умереть, либо убедить себя, что ничего не случилось. Очень часто те, кто потерял любимого родственника, пытаются справиться с горем, повторяя: «Он жив, всего лишь уехал в командировку надолго!»

   – Точно, – кивнула я, – когда мой отец умер, я сама произносила: «Папочка отправился на испытания, на полигон, он не скоро вернется».

   Ира побарабанила пальцами по столешнице.

   – Жертвы насилия часто вытесняют из памяти случившееся, забывают день, когда на них напали. Человеческий мозг делает все необходимое, чтобы спастись. Если потрясение слишком велико, его надо стереть или переиграть ситуацию. Яков Сергеевич верит: Настя и Злата живы. Галя убеждена: Баринов ее отец.

   В обед того же дня адвокат Лизорук неожиданно сказал:

   – Марфа Матвеевна готова все объяснить.

   – Очень вовремя, – фыркнул Макс, – вам уже сообщили, что Лариса Ерофеева пришла в себя и рассказала, как ее похитили? Мы немного ошиблись, считали, что репетитору предложил работу в «Больнице» Ремчук. Ерофеева, рассказывая парикмахерше Даше о своей удаче, наверное, боялась, что кто-нибудь перехватит ее место, но Ларисе очень хотелось поделиться радостью. Вот она и говорила: «Человек подошел, человек сказал». А раз употреблялось слово «человек», то я и решила: это мужчина. Но сейчас мы знаем: место ей пообещала Марфа Матвеевна. Она же поздно вечером десятого июля столкнулась «случайно» с Ларисой на Кутузовском проспекте и предложила довезти ее до метро. Последнее, что помнит преподаватель, это странный запах, который ударил ей в нос, когда она села в джип. Очнулась Лариса в чужой комнате, там сидел мужчина, он называл Ерофееву Златой, сокрушался, что та приболела. Рядом находилась Марфа, она орудовала капельницей и повторяла: «Златочка, дорогая, сейчас тебе станет лучше. У тебя передоз «Стрика», но мы уже справились».

   Ерофеева не могла сказать ни слова, она будто спала наяву. Ее не обижали, кормили-поили, Яков был очень заботлив, через некоторое время Лариса стала сомневаться: может, она и впрямь Злата? Но сейчас Ерофеева в полном порядке, а вам не удастся вытащить свою клиентку Лизорук из этой истории. Мы знаем, что она проделывала.

   – Марфа Матвеевна готова рассказать все, – сухо повторил юрист.

   – Лучше поздно, чем никогда, – буркнул Леонид, – пусть говорит, мы выслушаем и запишем.

   Лизорук сменила глухое молчание на полнейшую откровенность:

   – Всю жизнь я люблю Якова Сергеевича и не смогла бросить его в тяжелой ситуации.

   Антон, вернувшись в Москву после курса лечения на Кипре, оголтело бросился работать. Ремчук глушил себя делами так, как алкоголики водкой. Он спрессовал дни, не оставляя даже свободной минуты, чтобы не иметь возможности думать о Кире. Марфа понимала состояние Антона и изо всех сил помогала приятелю: интервью, участие в шоу, походы по тусовкам – все это Ремчук имел в изобилии. На ночь он пил сильное снотворное, валился в кровать, а утром карусель начиналась заново. А вот Яков Сергеевич вроде оправился. Во всяком случае, после поездки на Кипр он пару месяцев казался нормальным, и Марфа даже успокоилась. В конце июня Баринов не вышел на работу. Лизорук помчалась к нему домой и нашла Якова Сергеевича в глубочайшей депрессии. Он говорил о самоубийстве, плакал, рвался куда-то поехать. Лизорук сделала другу успокаивающий укол, просидела с ним сутки, а потом услышала от очнувшегося Якова: «Что, Злата уже уехала на фитнес? Который час? Настю отправили в школу?»

   Марфа Матвеевна не имела психологического образования, но она мигом поняла, что случилось. Яков Сергеевич долго держал стресс внутри. Теперь его мозг не выдержал, Баринов помутился рассудком, он забыл про смерть своей семьи.

   Ситуация явно вырвалась из-под контроля. Отправить Якова в психиатрическую клинику Марфа не могла. Психиатр непременно докопается до истины, разузнает про «Стрик», и тщательно похороненная тайна вылезет наружу.

   Лизорук несколько дней пыталась образумить Якова, но ей не хватало опыта. Не всякий психотерапевт возьмется за подобного клиента.

   Терять созданные огромным трудом медцентр и клуб «Больница» Марфа не хотела. И ей в голову пришла мысль: не надо ссориться с обезумевшим Бариновым. Следует ему подыграть.

   Лизорук клялась нам, что встреча с Аней Волынкиной произошла случайно. Якобы первого июля та заходила в клинику, и Марфа Матвеевна, столкнувшись с ней, подумала: «Надо же, как она похожа на Злату», – и тут же забыла. А через неделю, озабоченная состоянием Баринова, она вспомнила о ней, нашла в регистратуре координаты Ани, позвонила ей и сказала: «Давайте встретимся. Я хочу предложить вам хороший заработок. Мы начинаем рекламную кампанию клиники, вы не откажетесь сняться на билборд за отличный гонорар? Только никому не рассказывайте. Это коммерческая тайна».

   Волынкина пришла в восторг: «С огромной радостью. Не волнуйтесь, я не разболтаю даже мужу, он мне жуть как надоел, собираюсь разводиться. Но сегодня я не могу!» – «Завтра, рано утром, крайний срок, – отрезала Марфа, – я приеду за вами, ну, допустим, на рынок. Тот, что у метро. Если не хотите получить пятьдесят тысяч евро, не приходите, найду другую пациентку для участия в рекламе».

   Услыхав про сумму, Волынкина поспешила на базар. Она намеревалась скоро вернуться домой, поэтому написала мужу записку про творог. Рынок – идеальное место для похищения: никто не обратил внимания на двух женщин, которые, мирно беседуя, сели в машину.

   Поздним вечером Марфа Матвеевна разбудила одурманенного снотворным Якова Сергеевича и показала ему Аню, спавшую в постели. «Сегодня одиннадцатое июля, – сказала она. – Десятого Злате было очень плохо, но сейчас опасность миновала. Скоро твоя жена станет прежней».

   – И Баринов «узнал» супругу? – недоверчиво спросила я. – Волынкина похожа на Злату, но копией ее назвать трудно.

   Лизорук неожиданно засмеялась:

   – Яша был не в себе. Он очень хотел увидеть Злату – и увидел ее! Человек способен убедить себя в чем угодно. Неужели вы ни разу не слышали рассказов верующих людей об их встречах с Девой Марией? А неграмотные деревенские бабы, которые общаются с лешими и домовыми? Некоторые вдовы утверждают, что к ним по ночам приходит призрак мужа. Вспомните книгу про Карлсона. В ней очень четко описана психологическая патология Малыша, страдающего от одиночества и непонимания. С кем он подружился? Со смешным человечком, которого никто, кроме самого Малыша, не видел. Но для мальчика он был реальностью. Случай с Бариновым совсем не уникален.

   – Ладно, – кивнул Мартынов, – хорошо. У Баринова слегка поехала крыша, он считал Волынкину Златой, позабыл внешность жены, хотел видеть ее живой. Но, простите, интимные отношения? У каждой пары свои привычки. Неужели даже в постели Яков Сергеевич не сообразил: тело-то иное! Я в свое время познакомился с девушкой, мы мило проводили время вместе. Однажды в спальне меня словно водой окатили: это не она! Смотрю в лицо – Таня, обнимаю, глажу – другая женщина. И что выяснилось? Сестра у моей любовницы есть, двойняшка, они мужчин дурили, но, несмотря на полнейшее внешнее сходство, я просек обман.

   Марфа Матвеевна склонила голову:

   – Конечно, секс очень важен. Яков мог заподозрить неладное, и я его предупредила: Злата после тяжелой болезни должна долго приходить в норму. Не стоит торопиться с интимными отношениями.

   – Заботливый муж послушался врача, – кивнул Макс, – Волынкина была одурманена лекарствами, вы ее сломали. В конце концов Аня, как и Галя Вербова, стала осознавать себя Златой.

   – Слышь, Лампа, ты… ну… того… не злись!

   – За что? – совершенно искренне спросила я.

   – Я думал, ты дура! – выпалил Вадим. – Считал версию про одного похитителя идиотской! А ты настаивала и оказалась права.

   – К сожалению, я часто ошибаюсь, – ответила я, – например, была абсолютно уверена, что человек, который предложил Ларисе в салоне «Волос с неба» работу в клубе, мужчина, а именно Ремчук. То, что всем заправляла Лизорук, я догадалась, только когда Антон Борисович начал каяться. А еще сделала стойку, когда услышала, что выставка «Сад на окне», в которой впервые за несколько лет не принимала участие Кира, открылась пятнадцатого июля. Я подумала, что исчезновение малышек как-то связано с экспозицией. Но это оказалось простым совпадением, порой такое случается.

   – Слышь, давай дружить? – предложил Вадим.

   – Отличная идея, – согласилась я.

   – И еще, – не успокаивался эксперт, – помнишь, Макс отправил тебя в переговорную к бабушке?

   – Глупая шутка! – перебила я его. – Я чуть не умерла, когда увидела череп с глазами!

   – Это я придумал, – признался Ковальский, – не злись на Вульфа.

   – Даже не думала, – почти честно сказала я, – извини, у меня звонок по второй линии, как раз Макс на проводе.

   – Помнишь, я говорил тебе про племянников, которых мне привезут на временное житье? – без всякого вступления спросил муж. – Так вот, они прибыли. Приезжай скорей домой, я растерялся.

   В квартиру я вошла около пяти вечера.

   – Ой! Ой! Ой! – запричитала Рокси. – Они такие крошки!

   Я отодвинула домработницу, поторопилась в гостиную и замерла на пороге. Муж сидел в кресле, держа в руках двух запеленатых в одеяла младенцев.

   – Представляешь, они двойняшки, трехмесячные, – сказал Макс.

   – С ума сойти, – ахнула я. – Не умею обращаться с новорожденными! Что за мать, способная подбросить близнецов, пусть даже к родственнику? Чем их кормить? Где уложить спать? Памперсы! Распашонки! Или таких крошек пеленают?

   – Можешь взять одного? – прошептал Макс. – Вот этого!

   – Боюсь, – призналась я.

   – Ну попробуй! Я устал, – заныл муж.

   Я приблизилась к креслу и подняла легкий кулек, лицо ребенка прикрывал кружевной уголок. Что-то показалось мне странным, младенец слишком сильно брыкался.

   – Откинь тряпку-то, – сдавленно произнес Макс.

   Я послушно выполнила приказ и остолбенела. На белом фоне виднелась абсолютно черная голова с большими карими глазами.

   – Негритенок, – неуверенно сказала я, – то есть афромладенец?

   – Ну ты даешь, – хмыкнул муж, – присмотрись! Он же с усами, зубами, висячими ушами, весь покрыт шерстью.

   Новорожденный отчаянно завертелся и громко залаял.

   – Мопс! – закричала я. – Щенок!

   – Точно! – засмеялся Макс. – А здесь второй, персикового окраса. Прошу любить и жаловать. Нравятся тебе такие племяннички?

   Муж быстро вытащил из одеял двух собачат, которые, как безумные, стали скакать вокруг меня.

   – Выпросил у нашего соседа, – пояснил он, – ну того, который елку поливал. Эй, ты чего ревешь?

   Я размазала слезы по щекам:

   – Ты мне наврал про брата матери и племянников!

   – Ага, – кивнул Макс.

   – У меня теперь есть свои мопсы. Конечно, я не перестану любить Мулю, Капу, Аду и Феню, но личные мопсы!

   Я заплакала во весь голос:

   – Вместо того чтобы рыдать, лучше займись детьми, – велел Макс, – а то Зефирка уже лужу напустила.

   Слезы быстро высохли.

   – Ты их уже назвал? – улыбнулась я.

   – Черненькая Зефирка, а светленькая Муся, – протянул Макс. – Ты не против?

   Я прижала к груди щенков и закрыла глаза. А теперь скажите, у кого лучший муж на свете?

   Около восьми вечера, почти полностью опустошив магазин «Марквет», где торгуют всем необходимым для животных, мы с Максом сели пить чай. Щенки, прикрытые розовым пледом, мирно спали в голубой корзинке в окружении игрушек.

   – Что с Вайнштейном? – спросила я.

   Макс поморщился:

   – Лиза Абова оклемалась и сдала Алину Колоскову с Сергеем Качановым.

   Я почувствовала укус совести:

   – Я обещала медсестре защиту!

   Муж кивнул:

   – Ей зачтут чистосердечное признание и искреннее раскаянье. Правда, я в него не верю. Успокойся, ты Алину не выдавала, о ее роли в афере сообщила Елизавета. Яну пока не нашли, но Олег доволен.

   – Надеюсь, он больше не поедет в клуб и не станет глотать «розовые таблетки», – буркнула я.

   – «Больница» закрыта, – пояснил Макс, – сомневаюсь, что ночное заведение откроется. Судьба медцентра пока в подвешенном состоянии, но полагаю, что клиника недолго продержится на плаву. Слишком уж масштабный скандал.

   – Такое нельзя назвать просто скандалом, – вздохнула я. – Какие новости от Ерофеевой?

   – Она пока находится под наблюдением врачей, но, поскольку Лариса принимала «коктейль» Лизорук не очень долгое время, она поправится, – пообещал Макс. – С Галей сложнее, но наметился явный прогресс. Вчера девочка вспомнила Ангелину Иосифовну.

   На столе зазвонил телефон, Макс схватил трубку и стал повторять на разные лады:

   – Да! Да? Да??? Да…

   – Что тебя так взбудоражило? – не сдержала я любопытства, когда муж завершил разговор.

   – Это Вадим, – ответил Макс, – готовы анализы по Кире, Злате и Насте. Винтер умерла от передозировки «Стрика», а вот Бариновы! Тут все не так просто, похоже, женщине и девочке помогли уйти на тот свет. Ковальский считает, что у них был шанс, но кто-то сначала задушил Злату, а потом и Настю. У обеих сломаны подъязычные кости. Бедняжки от слабости не могли сопротивляться.

   – Марфа Матвеевна! – ахнула я. – Она до прибытия мужчин расправилась со Златой, а от Насти не успела избавиться. Ей пришлось несколько дней изображать заботу о девочке. С ума сойти! Она ей ставила капельницы на глазах у Якова, а потом улучила момент и убила ребенка.

   – Трудновато спустя семь лет найти улики против Лизорук, – вздохнул Макс.

   – Она ненавидела Злату за то, что Яков на ней женился, – прошептала я, – и Настя Марфе мешала. Лизорук хотела заполучить Баринова!

   – Да только тот заработал психическое расстройство, – кивнул муж. – Даже после смерти Злата и Настя не покинули Якова, Марфа Матвеевна не отпраздновала победу. Ей оставалось лишь небольшое утешение: организация семьи. Знаешь, думаю, она с особой радостью убила и Аню Волынкину, и Лору Фейн, и девочек. Она всякий раз уничтожала Злату и Настю.

   – Ну и кто из них более сумасшедший? – воскликнула я. – До этого дела я считала, что психи выглядят психами, ходят босиком, готорят глупости. Но Яков Сергеевич и Марфа Матвеевна казались нормальными людьми.

   – Многие маньяки приятные люди, – протянул Макс, – а социопаты и вовсе очаровательны.

   – Их ведь не отпустят? – испугалась я. – Вдруг суд сочтет Баринова и Лизорук не опасными?

   – Конечно, нет, – пообещал муж, – хотя впереди разнообразные экспертизы, консультации с психиатрами, психологами, и не исключено, что Марфа и Яков окажутся в поднадзорной палате, а не на зоне.

   – Общаешься с человеком, видишь его каждый день, считаешь приятелем, а потом внезапно выясняется, что он серийный убийца! – вздрогнула я.

   – Успокойся, – произнес Макс. – Среди близких нам людей все нормальные!

   Кто-то позвонил в дверь.

   – Рокси, открой, – крикнула я, но домработница, похоже, уже без приказа распахнула дверь.

   Из прихожей донеслись странные звуки, шепот, шуршание, потом крик Рокси:

   – Нечестно! Еще целый час!

   – Ни фигашечки! – легко переорал домработницу чуть хриплый женский голос. – Я выиграла!

   – У меня еще есть время, – хныкала Рокси, – уходи!

   – Да ладно тебе! – засмеялась незнакомка. – Шестьдесят минут ничего не решают!

   – Ты нарушила договор! – вопила Рокси. – Заявилась раньше. Значит, все недействительно, начинаем заново!

   – День завершается, когда стемнело!!! – заявила незваная гостья.

   – Нетушки! В полночь! – ответила прислуга.

   В прихожей раздался грохот, мы с Максом поспешили на звук.

   Около входной двери, как ожидалось, стояла Рокси, обутая в свои любимые хреняпы. Рядом с ней я увидела женщину, чей возраст определить было очень трудно. Со спины я приняла ее за юную девушку. Стройную фигуру обтягивало узкое темно-синее платье, надеть которое рискнет не всякая студентка – такой фасон подчеркнет все изъяны фигуры. Но у незнакомки не было даже намека на жировые складки. Роскошные золотисто-медовые волосы крупными локонами падали на плечи и спускались чуть пониже лопаток.

   – Ну что ты наделала! – обиженно засопела Рокси. – Полюбуйся! Сдвинула елку в кадке, и они прибежали!

   Незнакомка обернулась, и я удивилась обилию макияжа на юном личике. Пухлые губы покрыты толстым слоем помады, на щеки наложен тон, пудра, румяна. Глаза слишком сильно подведены и украшены накладными ресницами. Стало понятно, что гостье не двадцать, а хорошо за тридцать.

   – Прибежали? – повторила она. – Вот у них и спросим! Если люди говорят: «Когда истечет день», что они имеют в виду? Вечер, когда стемнеет! Так? Девушка! Отвечай первая.

   – Простите, вы кто? – спросила я.

   – А ты? – не замедлила с вопросом женщина и заученным движением поправила челку.

   Я невольно посмотрела на ее руки. Тыльная сторона ладоней была покрыта мелкими пигментными пятнами. Нет, тетушке не тридцать, не сорок и даже не пятьдесят, а все шестьдесят. Или нет? Стройная, с очень прямой спиной, звонкий голос?

   – Мама! – вдруг попятился Макс.

   Я подумала, что муж просто удивился, и посмотрела на него.

   – Мама! – повторил Макс. – Это ты!

   – А кто еще? – пожала плечами дама.

   – Но… ты же в США, – выдавил Макс.

   Впервые я видела мужа таким растерянным, если не сказать ошарашенным.

   – Америка! – засмеялась дама. – Всего-то тринадцать часов на самолете!

   До меня с большим опозданием дошел смысл услышанного. У меня невольно вырвался вопрос:

   – Она твоя мать?

   – Почему ты удивляешься? – пожала плечами дама.

   – То есть вы моя свекровь?

   – Боже! Конечно, нет! – подпрыгнула незваная гостья.

   – Значит, вы не мать Макса! – с огромным облегчением сказала я.

   – Мама, – ожил муж.

   – Но не моя свекровь? – окончательно запуталась я.

   – Никогда! – топнула изящной ножкой в элегантной лодочке на высоченном каблуке гостья, – ни за какие деньги не соглашусь быть свекровью. Спасибо! Знаю, что это такое! Его бабка по линии… э… э… солнце, я забыла, как звали твоего отца?

   – Право, мама, это такая ерунда, – совершенно серьезно ответил Макс.

   – Действительно, – согласилась блондинка, – но вот имечко его матери, крысы по менталитету и жабы по внешнему виду, помню. Она каждый день пила мою кровь стаканами и ела мой мозг. Я никому не стану свекровью! Здравствуй, меня зовут Капа.

   У меня перед глазами моментально предстала наша мопсиха Капа, которая с самым невинным видом таскает со стола мармеладки.

   Губы помимо воли растянула улыбка:

   – А я Лампа.

   – Отлично! Познакомились, – хлопнула в ладоши Капа, – а это кто?

   – Роксана, – ответил Макс.

   – Наша домработница, – добавила я.

   – Хорошая? – прищурилась Капа.

   – Нормальная, – сдержанно ответил Макс.

   – Вы не думаете ее выгнать? – наседала Капа.

   – Они об этом мечтают! – вдруг закричала Рокси. – Но стесняются сказать! Ну-ка, любимые мои, Лампа и Макс, вспомните жаркое из полотенца, народные приметы, палочку судьбы! Вам нужна такая дура? Скорее рассчитайте меня!

   Изящной рукой Капа показала на часы, висевшие над дверью:

   – Поздно! Ты проиграла.

   – Немедленно объясните, что происходит! – разозлилась я.

   – Невоспитанно держать людей в прихожей, – укорила Рокси, – пошли в столовую.

   Я осторожно посмотрела на Макса, а Капа сказала:

   – Я хороший бизнесмен.

   – Правда, – кивнул Макс, – просто царь Мидас! За что ни возьмется, все превращается в золото.

   – В Америке у меня дом моды, – неслась дальше дама, – называется «Комареро».

   – Вашу рекламу печатает весь российский глянец, – пробормотала я, – а на Тверской открыт гигантский бутик. Макс придумал какого-то дядю в Америке, теперь вы из США прибыли.

   – Ерунда, – отмахнулась Капа, – потом о работе и жизни поговорим. Рокси моя сестра.

   – То есть тетя Макса, – обомлела я.

   – Нет, – поморщилась Капа.

   – Лампа, лучше не перебивай ее, – попросил муж, – потом расскажу, это слишком долгая история.

   – У Рокси и у меня был один супруг, Генри Краст, – сообщила Капа, – недавно он умер и оставил нам деньги. Часть мне, часть Рокси. И мы решили снимать кино!

   – Ну почему я не удивлен? – вздохнул Макс.

   – Я написала сценарий, – частила Капа, – веселее и не придумать! Про домработницу, которая нанимается в семью и делает жуткие глупости! А ее не выгоняют, любят, полный хеппи-энд.

   – Я сказала ей, что ни один человек такую дуру терпеть не станет! – перебила Рокси. – Надо переделать сценарий. Прислугу под зад коленом должны вытурить!

   – Я сказала ей, – эхом откликнулась Капа, – если горничная споет про свое одиночество, скажет: «И пойду я, бедная, босиком по асфальту…»

   У меня отвалилась челюсть. Отлично помню, как Рокси произносила этот пассаж и я пообещала неумехе вечную работу в своей семье!

   – И мы поспорили, – договорила Капа. – Если мой сценарий хорош, то вы Рокси не выгоните, полюбите и будете жить счастливо.

   – Если прогоните, фильм снимаем по моему сценарию, – закричала Рокси, – но она хотела, чтобы по ее вышло! Поэтому я должна была произносить текст из ее сценария!

   – Верно, – потерла руки Капа, – потому что свою версию ты не написала! Моя готова, а твоя нет! Вот! Я выиграла! Снимаем по-моему! Конец истории!

   – Эй, эй, – занервничала я, – Рокси играла роль? Вы поспорили? Там, в Америке?

   – Да, – кивнула Капа.

   – Но почему проверяли сценарий на нас, – растерялась я, – а не в США?

   – Американцы любое кино съедят и не поморщатся, – заявила Капа, – а мне, как деловому человеку, интересна реакция необъятного российского рынка. Вот мы и приехали! Лететь недолго! Зато теперь ясно, что в России фильм до дыр засмотрят! Мы решили по поведению Макса судить! Да! Я так и сказала Рокси: «Лабораторной мышью будет наш Максик!»

   Я посмотрела на мужа:

   – А при чем тут Нифонтова? Вроде это Ася тебе прислугу посоветовала.

   Рокси не дала Максу времени на ответ:

   – Ася одевается у Капы, они сто лет дружат!

   Я заморгала, муж вздохнул, а Рокси согласилась:

   – Ладно, пусть будет, как Капа хочет! Она человек-танк! И обожает шутки, розыгрыши, импровизации.

   – Это у них с сыном общее, – кивнула я, – ну, давайте ужинать, а заодно и познакомимся поближе.

   Капа закатила глаза:

   – Терпеть не могу разговоры по душам. Макс! Ты женился?

   – Да, – кивнул мой муж.

   Капа откинула с лица прядь волос:

   – Ну и хорошо. Так! Завтра у меня день расписан по минутам. Встречи с разными людьми. Бизнес. Я собираюсь переезжать в Москву!

   Макс вздрогнул, но ничего не сказал.

   – Надо купить квартиру, машину, – загибала пальцы Капа, – дел невпроворот. Начну снимать кино. Есть еще много задумок! Так, Лампа!

   Я вздрогнула:

   – Слушаю.

   Капа прищурилась.

   – Какой ночной клуб ты считаешь лучшим?

   – Простите, я плохо разбираюсь в ночной жизни Москвы, – призналась я.

   Свекровь изогнула правую бровь.

   – Чем же ты занимаешься после полуночи?

   Вопрос безмерно меня удивил, но я ответила чистую правду:

   – Вообще-то сплю.

   – Спишь? – с непередаваемым выражением повторила Капа. – В смысле, в постели?

   Я окончательно растерялась.

   – Ну да.

   – А где в это время находится Макс? – не останавливалась Капа.

   Я робко ответила:

   – Со мной.

   Капа закатила глаза.

   – Этак вы всю молодость продрыхнете. Нетушки! Теперь живем по-иному. Сегодня же отправимся в клуб, потанцуем, зарядимся энергией, расслабимся, отдохнем! Ночная жизнь должна бить ключом!!!

   Я покосилась на странно притихшего Макса. Да, похоже, ночная жизнь моей свекрови это фейерверк, а сама она работает на атомной батарейке.

   Капа тем временем продолжала:

   – Долой менталитет дохлого кролика! Да здравствует отличная работа и творческий отдых! Цели намечены! Сегодня ночью закатимся в клуб и будем кутить до утра, а завтра я начинаю заниматься кино! Мой сценарий очень хорош. Впрочем, все, что я делаю, получается здорово.

   – Не все, – вдруг возразила Рокси.

   – Не спорь! – возмутилась Капа. – Я приехала в США с пятью долларами в кармане! Начала таксистом! Потом купила таксопарк! Сшила одно платье, продала! Теперь имею громадный дом моды! Написала сценарий! И что? В эту историю поверил даже Максим! Я сниму картину и обзаведусь киностудиями! Двумя! Одной в Москве, другой в Америке! Я знаю, как организовать дело!

   – Зато я всю жизнь провела с одним мужем, а от тебя девять штук убежало! – неожиданно заявила Рокси.

   Капа подняла глаза к потолку:

   – Девять? Ты не путаешь?

   – Ну, может, восемь, – чуть сдала Рокси.

   – По моим подсчетам, десять, – вздохнула Капа. – Ерунда! Лампа, хочешь мой совет?

   – Конечно, – согласилась я, не понимая, как реагировать на Рокси и Капу. Может, они опять нас разыгрывают?

   Капа уперла руки в бока:

   – Знаешь, иногда преступников приговаривают к заключению, которое нельзя сократить или выйти на свободу досрочно.

   – Пожизненное, – кивнула я.

   Капа выставила вперед ногу:

   – Вот! Брак – это единственный вид тюрьмы, из которой тебя выпустят на свободу за плохое поведение.