– Ну почему я так несчастна? По какой причине никогда не смогу осуществить главную мечту своей жизни? Многие женщины в Индии и Африке имеют личных слонов, ну чем я их хуже?

   Конечно, муж или родители попытаются привести вас в чувство. Буквально слышу, как они воскликнут:

   – Дорогая, померяй температуру! У тебя горячечный бред! Мы не в Дели! В Москве обычно заводят в качестве домашнего любимца собачку, причем чем она меньше, тем лучше!

   И тут наступит кульминационный момент. Вы поднимете зареванную мордашку и с тоской в голосе произнесете:

   – Я здорова и прекрасно понимаю: никогда в нашей двушке не появится очаровательный, умный, трудолюбивый слон. Но ведь у меня нет даже обыкновенного терьерчика! Я абсолютно несчастна, хотя в глубине души верю: лохматый, весело лающий песик может меня утешить и сделать счастливой.

   Потом нужно вытереть лицо, подойти к аптечке, накапать в рюмку валокордин, залпом выпить его и завершить сольное выступление словами:

   – Ладно, пойду картошку на ужин почищу, в конце концов, я уже достаточно взрослая, чтобы понимать: жизнь женщины состоит из обязанностей, и мечтать о слоне или просто о чихуа-хуа глупо.

   Особенно нервные мужья прямо сразу будут готовы помчаться за Шариком. Если же супруг никак не отреагировал, не отчаивайтесь: он все услышал и усвоил, но не хочет баловать жену. Упаси вас бог в дальнейшем каждый день твердить про слона. Напротив: ежевечерне пейте на глазах у вредного мужа валокордин и вздыхайте, вздыхайте, вздыхайте. Щенок прибудет максимум через неделю. Только не забудьте громко сообщить о породе, которую хотите завести, а то вместо умилительного крошки-шпица получите пса размером с пони, а держать такую «игрушечку» на коленях не получится».

   Я отложила в сторону книгу и со стоном зевнула. Интересно, авторша только что прочитанного мною текста сама-то пыталась получить желаемое столь экзотическим способом? Воспользуешься советом такого горе-психолога и не заметишь, как очутишься в сумасшедшем доме, куда тебя привезут заботливые родственники, услышав о желании завести слоника.

   Я встала со скамейки и побрела в сторону большого и очень странного здания. Центральная часть постройки напоминала стеклянный куб и была спроектирована в стиле разбушевавшегося хай-тека. Справа и слева к геометрической фигуре приделаны оштукатуренные флигели с колоннадой, пытающиеся косить под дворянскую усадьбу девятнадцатого века. Может, среднюю часть дома возводил один человек, а эти боковушки – другой? Правда, внутри очень уютно, у меня чудесный номер с балконом, ванной, холлом и спальней, где установлена огромная кровать. Вот только лучше не думать, в какую сумму обошлась Сережке и Юлечке моя поездка сюда.

   Получив в подарок путевку в этот санаторий, я было заикнулась о неразумно потраченных деньгах, но Юля тут же налетела на меня:

   – Когда ты в последний раз отдыхать ездила?

   Я начала производить в уме расчеты.

   – Можешь не загибать пальцы, – остановил меня Серега. – Сейчас подскажу: сто лет тому назад. Поэтому не спорь.

   – Ты стала плохо спать, – перебила мужа Юлечка, – думаешь, никто не заметил, что ты читаешь в кровати до трех утра?

   – Это из-за работы, – без особой охоты призналась я. – Кризис разбушевался, народ перестал обращаться к частным детективам, сейчас людям не до поимки неверных мужей и жен. У нас нет клиентов. Если честно, агентство разорилось. Вот.

   – Отлично, – обрадовался Сережка, – на дворе август, приведешь в порядок нервы, а осенью непременно устроишься куда-нибудь еще.

   – Да! – подхватила Юлечка. – Три недели размеренной жизни в Подмосковье успокоят любого человека. Не веришь? Спроси у Катюши!

   Спешно вызванная на подмогу Катя, очевидно, была заранее проинструктирована сыном и невесткой, потому что моментально заявила:

   – Как врач я уверена, что лучше не выезжать за пределы родной климатической зоны. Наша сердечно-сосудистая система испытывает огромный стресс, когда мы перемещаемся из Москвы, допустим, в Тунис. И уж совершенно точно не следует летать на Новый год в Дубай, этим сильно ослабишь свой иммунитет. Подмосковье – вот лучший вариант для жителя столицы.

   – Тем более сейчас, – повел свою партию Сережка, – совсем недалеко есть места, ни на йоту не уступающие лучшим мировым курортам!

   – Точно, – подтвердила Юлечка. – В одно из них ты и отправишься. Называется оно «Вилла Белла». Свежий воздух, лес...

   Я попыталась вставить словечко:

   – Вы, наверное, забыли, что мы теперь живем в Мопсине. Свежий воздух и лес у меня тут в избытке.

   – Но нет ни СПА, ни лечебной грязи! – незамедлительно пошла в атаку Юлечка.

   – Ну, пожалуй, грязи-то хватает, – вздохнула я, оглядывая кухню, – давно собираюсь затеять генеральную уборку.

   – «Вилла Белла» специализируется на приведении в порядок психов, – затараторила молчавшая по сю пору Елизавета. – Приезжает туда сумасшедший, а возвращается тихий и пушистый!

   – Там есть источник лечебной глины, – замахал руками Кирюша, – тебя намажут – и хоп! Новенькая Лампа!

   – Не спорь, – категорично заявила Юлечка.

   – Путевку уже купили, сдать ее нельзя, – отрезал все пути к отступлению Сережка.

   – Хозяева санатория держат марку, – добавила Катюша, – постояльцы «Виллы Белла» только обеспеченные люди, среди них много холостых мужчин. Они специально туда едут, чтобы полностью расслабиться: владельцы гарантируют отсутствие среди гостей прессы и юных особ, ищущих «спонсоров» с толстыми кошельками.

   Я удивилась:

   – Ну меня можно отправить и в менее пафосное место – ни папарацци, ни альфонсы Евлампией Романовой не заинтересуются.

   Лиза дернула меня за руку и вкрадчиво сказала:

   – Для женщины главное – любовь! А ты бегаешь по кругу дом-работа-магазин-дом и совершенно не заботишься о личном счастье.

   – Трудно найти кайфового кренделя в прачечной, супермаркете или в нашей школе. Старость наступит, и тогда тебе даже не о ком будет вспомнить, – высказался Кирюша.

   – Отдых – вот лучший шанс закрутить роман, – захлопала в ладоши Юля.

   Я с изумлением слушала домашних. Они решили от меня избавиться? Выдать госпожу Романову замуж? За что?

   – Никто не говорит о свадьбе, – быстро вмешалась Катюша. – Но если тебе встретится там хороший человек, почему не провести с ним время безо всяких обязательств?

   – Красивый, – добавила Лиза, – и богатый!

   – Холостой, без детей, на «Порше»-кабриолете оранжевого цвета, – добавил Кирюша.

   – Не пьющий, не наркоман, не бабник, не патологический ревнивец, не хам, – принялась загибать пальцы Юлечка, – интеллигентный, образованный, понимающий, чуткий, сексуальный.

   Пальцы на руках у жены Сережки закончились, и она умолкла.

   – Короче, простой российский парень из списка «Форбс», – подвел черту Серега. – Принцев на белом коне тебе не надо.

   Я кивнула.

   – Ладно, если встречу вышеописанного товарища, непременно возьму его на поводок. Но предупреждаю, что обращу внимание только на такого. Если хоть один из перечисленных пунктов будет отсутствовать, я гордо пройду мимо.

   – Правильно, – одобрила меня Катюша, – ты достойна самого лучшего.

   Я растерялась. Может, жаркая погода радикальным образом подействовала на мозг Кати, раз она перестала понимать шутки?

   Со двора раздался свист, из холла – грохот, после чего послышался голос Костина:

   – Понаставили капканов! Какого черта здесь делают ботинки?

   Ну да, натолкнуться на уличную обувь в прихожей дело весьма необычное. Вовка, как всегда, споткнулся о Монблан из туфель и кроссовок. Наверное, он ожидал обнаружить у входа кастрюлю с супом, поэтому негодует, увидев баретки.

   – Эй, иди сюда, – приказал кому-то майор, – фью-фью.

   – Вовка гостей привез? – испугался Сережка. – Только их нам не хватало!

   – К ноге, живо, фью-фью! – надрывался Костин.

   – Может, все не так плохо, – пробормотала Юлечка, – навряд ли Вова станет подзывать приятелей свистом.

   – Собака! – заорал Кирюша. – Вау! Он привез пса!

   Не надо думать, что Кирик и Лиза несчастные дети, которым авторитарные родичи не позволяют завести даже хомячка. В нашем доме живут мопсы Муля, Ада, Феня, Капа, двортерьер Рамик и стаффордшириха Рейчел.

   – Собачка? – без особой радости спросил Серега. – Ну-ну!

   – Лампудель, ты уже собрала сумку? – заорал Вовка, входя в гостиную.

   – Нет, только что о путевке узнала, – ответила я.

   – Супер, – потер руки приятель, – поскольку ты едешь в крутое место, то должна соответствовать. Человека, как известно, встречают по одежке, поэтому я купил тебе гениальную вещь для шмоток! Ни у кого такой нет, она одна на всю Москву. Эй, живо сюда, фью-фью.

   – В коридоре находится осел, на которого Лампа навьючит мешки? – без тени улыбки предположил Серега.

   – Нет! – гордо заявил майор. – Любуйтесь!

   В гостиную медленно вкатился объемистый чемодан.

   – Прошу любить и жаловать! Сундук-робот! Сам движется, открывается и закрывается! Демонстрирую его таланты! – в полном восторге заходился Костин, отбегая в дальний угол. – Сюда, Робби, фью-фью!

   Баул на колесах вздрогнул и, издав тихое жужжание, поспешил вперед, но почти сразу же замер, наткнувшись на кресло.

   – Робби, – окликнул его майор, – ау!

   Чудо технической мысли защелкало, ловко обогнуло препятствие и направилось к Вовке.

   – Вау! Управление голосом! Прикол! – взвыл Кирюша. – Где ты его взял?

   – Там больше нет, – гордо возвестил Костин, – теперь Лампудель полностью готова к поездке.

   И тут я поняла: назад дороги нет. Самоходный кофр – это своеобразная точка возврата, ну, как в авиации. Долетев до определенного места, самолет не может развернуться и отправиться назад, ему придется двигаться только вперед. Если до этого момента теоретически я еще могла отказаться от путевки, то бегающий за хозяином чемодан отрезал мне все пути к отступлению.

   – Вы не будете против, если я присяду? – спросил чей-то голос.

   Я подняла голову и увидела стройного мужчину в светлых джинсах и майке-«алкоголичке». Незнакомец не понравился мне с первого взгляда, я никогда не приходила в восторг от голубоглазых шатенов с мужественными лицами, мне они кажутся до боли похожими на типов, которые рекламируют парфюм, кожаные куртки, сигареты и мотоциклы. Еще я на дух не переношу красавчиков из породы павлинов, а приветливо улыбающийся парень был явно из их стаи: накачал мускулы в тренажерном зале и теперь выпендривается, демонстрируя мне свои успехи в бодибилдинге.

   – Вы вчера вечером приехали? – тут же начал беседу красавчик. – Одна? И я без спутницы, а здесь, между нами говоря, дичайшая скука! С тринадцати до восемнадцати всякие процедуры, вечером концерт, но я засыпаю под симфоническую музыку, а вы как к ней относитесь?

   – Я закончила Московскую консерваторию по классу арфы, – злорадно ответила я.

   – Упс! – засмеялся мужчина. – Какой я болван! Кстати, меня зовут Максим, а вас?

   – Евлампия, – представилась я, – Романова. Извините, мне пора.

   Максим сделал вид, что не заметил моего желания сбежать.

   – Торопитесь к врачу? Давайте провожу вас, здесь с непривычки легко заблудиться.

   – Вы очень любезны, но не стоит беспокоиться, – попыталась я выкрутиться.

   Но прилипала не собирался выпускать добычу.

   – Здесь мало отдыхающих, в основном пары или жуткие старухи, нам, молодым и красивым, следует держаться вместе.

   Я резко встала.

   – Максим, не хочу показаться грубиянкой, но поищите себе другую кандидатуру для курортного романа. Я вам категорически не подхожу.

   – Почему? – не смутился нахал.

   – Я не принадлежу к кругу богатых людей, не жена, не дочь и не любовница олигарха. Обычная работающая женщина, которой родственники в складчину купили путевку. Я не собираюсь прыгать в постель с первым встречным, не хочу замуж и не готова ни к каким, даже самым необременительным отношениям. Ясно?

   – Ага, – радостно подтвердил наглец, – отвечаю. Я сам не владею миллиардами, служу водителем у суперважной персоны, отдых мне босс подарил! Так что два сапога пара, мы оба пашем на хозяина.

   Вот тут я разозлилась окончательно.

   – Забыла упомянуть еще одно обстоятельство: я ненавижу врунов.

   – Сам терпеть их не могу, – подхватил Максим.

   Мое терпение с треском лопнуло.

   – Послушай, – рявкнула я на красавчика, – ты похож на шофера, как лимон на конфету! Вспомни о своей одежонке! На тебе джинсы фирмы «Ахо», они стоят запредельных денег! А легкие ботинки, которые производит концерн «Орди», потянут на трехмесячное жалованье водителя.

   Максим растерянно посмотрел на свои туфли.

   – Мне шмотки хозяин дарит! Он шопоголик, стресс в магазинах снимает. Скупает их мешками, потом прислуге отдает.

   – А парфюм за четыреста баксов он тоже на челядь выливает? – спросила я, унюхав модный аромат (последняя новинка от француза, которого, говорят, обожают президенты многих стран).

   – Да! – радостно заорал Максим. – Я получил одеколон от шефа на день рождения.

   Я ткнула пальцем в запястье ухажера:

   – Часы! Сказать тебе, какова их стоимость? Брюки и одеколон еще куда ни шло, но хронометр никто водиле с барского плеча не подарит. Ни один хозяин не захочет, чтобы обслуживающий персонал выглядел с ним ровней.

   Максим стал чуть менее напорист.

   – Ты работаешь в фэшн-индустрии? Управляющая бутиком? Или строчишь статьи в какой-нибудь гламурный журнал?

   – Нет, я музыкант, – с самым честным видом солгала я, – нащипываю арфу в кабаке. Народ ужинает, а Лампа – бесплатное приложение к дорадо или ризотто с кроликом!

   Ну не сообщать же навязчивому типу правду про мою работу частным детективом. Хранить тайну в интересах сыщика, тем более если он решил отдохнуть. Ведь ему не нужно пристальное внимание окружающих.

   Максим молча смотрел на меня, я почувствовала неловкость и добавила:

   – Музыканты обладают не только тонко развитым слухом, но и отличной памятью. Публика в кабаке обеспеченная, вот я и поднаторела в моде. А сейчас мне пора! До свидания.

   – Знаю, это вы его убили! Иначе бы он ко мне вернулся!

   – Милая, успокойтесь, – ответила другая дама, с более низким тембром голоса, – вы, очевидно, заболели, выпейте успокоительное.

   – Нет, он мне прямо заявил! – воскликнул прежний голос.

   – Что и кто вам заявил? – заинтересовалась ее собеседница.

   – Леня предполагал, что падет от руки любовницы. Он предупреждал: «Если я исчезну, знай: меня бабы на ремни порвали».

   – Ну-ну, – устало подбодрила вторая дама, – я все-таки думаю, что вам лучше обратиться к психотерапевту, но и я всегда готова прийти на помощь человеку, которому плохо. О каком Лене идет речь?

   – Сволочь! – тихий голос перешел в верхний регистр. – Леонид – факир! Ты его убила! Он говорил: «Если только я исчезну, значит, меня баба жизни лишила!»

   – Факир? Это фокусник, да? – изумилась вторая. – Бога ради, я ничего не понимаю! Ай! Прекратите! Мне больно!

   Я выглянула в окно и увидела колоритную картину: довольно полная, коротко стриженная, явно крашенная хной женщина в темно-синем балахоне повалила на траву пожилую даму, облаченную в светлый шелковый костюм с вышитыми бордовыми розами, и пыталась воткнуть голову несчастной в газон.

   – Эй! Прекратите! – крикнула я. – Сейчас охрану позову!

   Толстуха подняла голову, ни слова не говоря, вскочила и с неожиданной прытью убежала прочь. Дама осталась лежать на земле. Я вылезла из окна и присела около нее.

   – Ой! – взвизгнула бедняжка и съежилась.

   – Не бойтесь, психопатка испарилась, – попыталась я успокоить пострадавшую, – она вас больно ударила? Помочь вам встать? Сегодня жарко, но лежать на земле неразумно. К тому же, боюсь, ваша одежда испорчена, пятна от травы практически не отстирываются.

   – Ерунда, – дрожащим голосом ответила, поднимаясь, несчастная. – Я Нина, а вы кто?

   – Евлампия Романова, музыкант, играю в оркестре на арфе, приехала вчера вечером. Совершенно случайно я стала свидетельницей вашего разговора и, уж извините за наглость, решила вмешаться.

   Нина покосилась на открытое окно.

   – Наоборот, огромное вам спасибо. Можете проводить меня до центрального входа? Вдруг эта ненормальная рядом бродит?

   – Хорошо, – согласилась я, – а что случилось?

   Нина пожала печами:

   – Понятия не имею. Видите ли, на «Вилле Белла» скучновато. Персонал окружает гостей такой тишиной и заботой, что через три дня сойти с ума можно. Завтрак, прогулки, процедуры, обед, процедуры, ужин, концерт. Еще библиотека и бильярд. А тут неподалеку расположен городок Ларюхино, крохотный и утомительно провинциальный, но… Я и пошла туда развеяться, погуляла по местным магазинам, заглянула в церковь, у меня муж недавно умер, свечку поставила и отправилась назад. Гляжу, за мной женщина топает, почти по пятам. Мы вместе миновали охранника у центральных ворот, я и решила, что она служащая. Посудомойка, горничная, мало ли кто! На постоялицу абсолютно не похожа. И потом, ее секьюрити без писка пропустил – значит, она своя. Эта особа двигалась за мной до этого места, а затем налетела с кулаками! Я так перепугалась! До сих пор поджилки трясутся.

   – Надо немедленно сообщить администрации! Люди платят немалые деньги, чтобы поправить здесь здоровье, им стресс не нужен. Вы не волнуйтесь, хамку найдут и непременно накажут, – успокоила я Нину.

   Дама робко взглянула на меня.

   – Евлампия, дорогая, не надо поднимать шума. Очень неприятно, что вы случайно оказались впутаны в отвратительный скандал, но я не пойду жаловаться.

   – Не хотите призвать хулиганку к ответу? – удивилась я.

   Нина пригладила волосы.

   – Она определенно сумасшедшая! Несла ахинею про какого-то фокусника!

   – Тем более необходимо поднять тревогу, – не успокаивалась я, – человек со сдвигом может натворить больших бед.

   Нина умоляюще сложила руки:

   – Милая! Пожалуйста! Никому ни слова!

   – Да почему? – воскликнула я. – А если шизофреничка снова накинется на вас и рядом не будет ни одной души? Сегодня я спугнула ее, но завтра может никого поблизости не оказаться.

   Нина протяжно вздохнула:

   – Видите ли, после смерти мужа мои дети стараются не оставлять меня в одиночестве. Мы живем дружно, все вместе, и дочери, и зять в одном доме, у нас не бывает серьезных ссор, так, мелкие бытовые разногласия. Замуж я вышла рано и посвятила себя семье. Тот, кто считает домашнюю хозяйку бездельницей, глубоко ошибается: я кружилась как юла с утра до ночи. И никогда не ощущала со стороны родственников пренебрежения или этакого взгляда свысока. Но есть небольшая деталь…

   Нина вздернула подбородок.

   – Я постоянно влипаю в идиотские ситуации. Раньше, например, когда была без машины, естественно, пользовалась метро, и, если в вагон вваливался пьяный, он непременно падал именно на меня. Я застреваю каблуками в решетках водостоков, поскальзываюсь в супермаркетах на влажном полу и крушу пирамиды консервных банок. Не так давно совсем кретинский случай был. Я при-ехала в бутик за обувью. Пытаюсь выйти из машины – безрезультатно. Представляете? Открыла дверь, а вылезти не могу! Сначала я испугалась, подумала, что давно не вставала на весы и так сильно поправилась, что постамент назад тянет. Затем мне пришло в голову, что я взяла не свой джип, а седан дочери, у него посадка низкая, вот я и плюхаюсь вновь и вновь на сиденье. Пока раздумывала, появился гаишник, начал интересоваться, что да как. Я по глупости ему взяла и честно сообщила: мол, не могу автомобиль покинуть. А он мне и говорит: «Гражданочка, попробуйте отстегнуть ремень безопасности, иначе далеко не уйдете». Ну не дура ли?

   – Со мной частенько происходят аналогичные события, – улыбнулась я.

   Нина тоже подняла уголки губ.

   – Тогда вы должны понять, почему я хочу скрыть это нелепое происшествие! Дочери и так прозвали меня мастером художественных неприятностей. Услышат, что я стала жертвой психопатки, начнут мораль читать: «Мама, вечно ты вляпаешься!»

   – В принципе, вы правы, – протянула я, – только будьте осторожны. В следующий раз, если увидите преследующего вас человека, притормозите рядом с охранниками и попросите их разобраться.

   – Непременно так и поступлю, – заверила Нина, – простите, отвлекла вас.

   Я продемонстрировала хорошее воспитание:

   – Все в полном порядке, раз вы не ранены, я со спокойной душой пойду к врачу.

   – Аллочка – прелесть, – оживилась Нина, – выглядит шикарно, хотя ей уже давно не тридцать. Ох, опять я болтаю!

   Потрогав большой, усыпанный крупными бриллиантами кулон, висящий у нее на шее, Нина, приветливо помахав мне рукой, упорхнула в корпус, а я поспешила во флигель, где находилась бальнеолечебница.

   На этот раз за письменным столом сидела женщина лет двадцати пяти в белом халате.

   – Евлампия Андреевна? – обрадовалась она. – Очень рада вас видеть!

   – Прошу прощения за опоздание, – сказала я.

   – Пустяки, – легкомысленно отмахнулась красотка, – я доктор медицинских наук, профессор Алла Михайловна Шпакова, для своих просто Аллочка.

   – Доктор медицинских наук, профессор? – не сдержав удивления, переспросила я.

   Алла звонко рассмеялась и стала выглядеть еще моложе.

   – Ну почему все новые пациенты одинаково реагируют на мои слова? Один банкир даже паспорт потребовал! Вон мои дипломы и свидетельства с аттестатами на стене висят.

   Не успев оправиться от впечатления, полученного от созерцания молодого лица профессора, я посмотрела на «вернисаж». «Лондонское королевское общество физиотерапевтов. Алла Шпакова прослушала курс лекций «Массаж по системе Джойса», «Институт альтернативной гастроэнтерологии в городе Вшыслав. Алла Шпакова защитила степень магистра по теме «Лечение минеральной водой», «Лаборатория «Ориан». Алле Шпаковой, победительнице международного конкурса врачей-натуропатов».

   – Это еще не все аттестаты, – сообщила доктор. – Остальные в библиотеке висят.

   – Сколько вам лет? – бесцеремонно спросила я.

   – Сорок пять, а что? – весело спросила Аллочка. – Я выгляжу немного моложе своих лет, но подтяжки или ботокс ни при чем. Я категорическая противница подобного издевательства над собой и окружающими. Кстати, десять лет назад я выглядела намного хуже, сейчас покажу.

   Изящной рукой она вынула из ящика фотографию, которая через секунду легла передо мной.

   Снимок был весьма красноречив. На сером фоне стояла довольно полная дама, одетая в светлый летний костюм. Несмотря на мешковатый, доходящий до середины бедер пиджак и брюки-трубы, сразу было понятно – у женщины килограммов двадцать избыточного веса. Не красили ее и здоровенные очки, как, впрочем, и темные волосы, в беспорядке лежащие на плечах.

   – Узнаете? – спросила Алла. – Госпожа Шпакова в день своего тридцатилетия.

   – Не может быть, – потрясенно возразила я. – Тетеньке на снимке полтинник с гаком.

   Врач достала из ящика пару листов бумаги.

   – Полнота прибавляет возраст, длинные волосы темного цвета хороши лишь для юной девушки. Я поставила перед собой цель измениться и достигла ее. Кудри отстригла и покрасила волосы, вместо очков ношу линзы. Тяжелее всего пришлось с весом, диета – это ужасно, мне никогда не удавалось ее до конца выдержать. Но, к счастью, есть Ларюхинские грязи: от обертываний жир начал испаряться. В жизни не бывает невыполнимых задач, но встречаются люди, которым лень трудиться. Ну, хватит обо мне, давайте о вас. Какие проблемы?

   – Здоровье меня не подводит, я ни на что не жалуюсь, собой довольна, приехала погулять, отдохнуть, поплавать в бассейне, – изложила я программу-максимум.

   Продолжая улыбаться, Аллочка бросила быстрый взгляд на бумаги.

   – Евлампия Андреевна, стоимость процедур включена в оплату путевки. Обидно, если денежки пропадут. Конечно, мне, как владелице заведения, выгоднее сейчас отпустить вас со словами: «Прекрасно, совершайте променад по лесу!», но я врач и хочу вам помочь, тем более что это легко сделать. Можете посмотреть в камеру, которая установлена на треноге?

   – Пожалуйста, – согласилась я.

   Аллочка повернула в мою сторону большой монитор и начала терзать клавиатуру. На экране появилось мое изображение.

   – Это вы, – уточнила доктор, – ничего ужасного не вижу, смотритесь моложе своих лет. А такой станете, если пройдете наш курс.

   Монитор моргнул, возникло новое изображение.

   – Что такое? – подскочила я. – Это фотошоп?

   – О боже, конечно нет! – отвергла мое предположение Шпакова. – Я воспользовалась программой, которая моделирует изменение внешности. Цвет кожи стал свежим, исчезли мелкие морщинки, небольшие пигментные пятна, овал лица приобрел четкость. Еще я изменила вам форму и цвет бровей, волосы оставила короткими, но добавила рыжины, челку «оборвала», зубы отбелила. Теперь посчитаем. Прическа убавила пять лет, более светлый тон зубов отнял еще столько же, а состояние кожи – просто как у юной девушки. Вы большой молодец, сохранили стройную фигуру. Но, уж простите, нужно слегка ее подкорректировать. Сюда прибавим, а здесь, в области талии, отрежем. Ну?

   – Супермодель, – выдохнула я, – и за все это дополнительно ни копейки?

   – Вы уже заплатили за путевку, – напомнила Алла. – Ох, простите, я ошиблась, отбеливание зубов не входит в перечень наших услуг. Если вы не доверяете местному стоматологу, то, пожалуйста, сделайте это у другого врача, мы дадим вам рекомендации. Так как? Оставите лицо и фигуру без изменений или рискнете последовать моему совету?

   Я не принадлежу к категории женщин, которые готовы с утра до ночи заниматься собственной внешностью. Фитнес-зал, косметолог, массажист, парикмахер, стилист не включены в ежедневное расписание Евлампии Романовой. Стрижет меня Марина из маленького салона, куда я хожу не первый год, маникюр и педикюр делаю там же, у симпатичной Танечки. Элитной косметики не покупаю, обхожусь обычным кремом, макияжем пользуюсь редко. До последней минуты я полагала, что со щенячьей свежестью лица распрощалась навсегда. И вдруг мне объясняют: еще не вечер!

   – Да, – выдохнула я, – записываюсь! На все! Готова вытерпеть что угодно! Есть к чему стремиться.

   – Замечательно, – похвалила Аллочка и взяла трубку: – Маргоша, зайди.

   В кабинет вихрем ворвалась женщина, по виду – не старше Шпаковой. Впрочем, может, она уже бабушка. Теперь поостерегусь угадывать возраст сотрудников «Виллы Белла».

   – Отдаю в твои руки Евлампию, она подписалась на наш фирменный курс, – строго заявила врач.

   – Йес! – вытянулась в струнку Маргоша.

   – Если возникнут проблемы, – нежно промурлыкала Аллочка, – самая малюсенькая, с ноготок, допустим, вас раздражает цвет занавесок или банный халат чуть великоват, в любое время дня и ночи зовите меня. Я всегда здесь.

   – Спасибо, я поняла, вы тут живете, – кивнула я.

   Аллочка встала.

   – Верно, за левым флигелем стоит мой дом. Удачного начала процедур. Маргоша, пусть обертывание делает Надя, Евлампия у нас первый раз, может смутиться при виде Ильи.

   – Осторожно, не споткнитесь, здесь на ковре складка. Не дует? Окошко не закрыть? Вам не жарко? Хотите пить?

   Я сдуру кивнула и вызвала новый шквал вопросов:

   – Чай? Черный, зеленый? Кофе, сок, молоко, колу, лимонад?

   – Лучше минералки, – попросила я.

   – С газом? Французскую, итальянскую? – частила Маргоша, открывая дверь. – Входите, располагайтесь. Вот водичка, она комнатной температуры, но я могу достать из холодильника ледяную. Правда, не советую, можно подцепить ларингит, трахеит, бронхит. Евлампия Андреевна!

   Я, в целях самосохранения перестав слушать дребезжавшую, как погремушка, медсестру, не сразу среагировала на свое имя.

   – Алла Михална просила вас Наде отдать, но не возражаете, если я сама обертыванием займусь? – просительно заныла Маргоша. – Без скромности скажу: я здесь лучшая. Фаина очень толстый слой грязи мажет, Илья в основном с мужчинами работает, а Надя...

   Маргоша примолкла, я вопросительно посмотрела на нее.

   – Она на работу сегодня не вышла, – призналась наконец медсестра. – Если Аллочка Михална узнает, Надьке секир-башка гарантирована. Надя аккуратная, не знаю, что с ней случилось! Звоню на мобильный, а тот знай себе воркует: «Абонент недоступен».

   – Мне все равно, кто проведет процедуру, – ответила я, – лишь бы ее сделали правильно. Но если бы моя коллега не появилась без объяснений на службе и не реагировала на звонки, я бы начала волноваться: мало ли что может случиться – под машину попала, стала жертвой грабителя. Лучше в милицию сообщить.

   Маргоша засмеялась:

   – Так вы в Москве живете, а мы в Ларюхине, у нас пока нет ни пробок, ни большого движения. Все вокруг друг друга знают, а в отделении три калеки служат, трое из ларца.

   – В мультике их было двое, – улыбнулась я.

   Маргоша подвела меня к небольшому шкафчику и раскрыла дверцу.

   – А здесь трое. Три Ивана, три дурака. Начальник Иван Сергеевич, его помощник Иван Николаевич, а на побегушках Иван Петрович. Их все Иван первый, второй и третий зовут. По отчеству не величают, не заслужили. И внешне похожи: кругломордые, щеки красные, сами лысые, – одним словом, красавцы! В Ларюхине худого не случается, ну, подростки из супермаркета жвачку сопрут или подерется кто. Надька, наверное, заболела. Раздевайтесь, берите халатик и идите вон в ту дверку, там будете принимать расслабляющую грязевую ванну. Прямо завидую вам, такая красота кругом! Лес, свежий воздух!

   – Процедура проводится на улице? – уточнила я.

   – Летом – да, – подтвердила Маргоша, – на Бали ездили? Хотя чего я спрашиваю, конечно, ездили!

   – М-м-м, – промычала я: почему-то мне не захотелось признаваться, что я даже не знаю, где находится упомянутое Бали.

   – Помните тамошние ванны на веранде или прямо у кромки волн? Так вот и Алла Михална решила людям в лесу релакс обеспечивать. Не волнуйтесь, территория огорожена, посторонних нет, доступ в бальнеологическую зону открыт лишь для сотрудников, а мы все медики. Получите неземное удовольствие, ощутите первобытное слияние с природой, я один разок сама на купание решилась и до сих пор вспоминаю.

   – Отчего же вы не пользуетесь ваннами регулярно, раз они так приятны? – для поддержания беседы спросила я.

   Маргоша глянула исподлобья.

   – Дорого очень. Мне и на Бали бы денег не собрать, но спасибо одной клиентке, Нине Олеговне Пронькиной, она мне отдых подарила. Такая милая женщина, богатая невероятно, а дочерей боится. Дала мне конверт с билетами и сказала: «Маргошечка, с днем рождения! Отдыхай, загорай, очень прошу, ни слова моим, а то они вечно меня ругают, что я деньги транжирю». Я вообще не врубаюсь, как она позволяет детям замечания себе делать? Ой, заболталась. Теперь вас проинструктирую. Открываете дверку, проходите коридорчиком и попадаете в... лес. Не пугайтесь, это специально обустроенный ландшафт. Мой вам совет, оставьте тапочки у порога, идите к ванне босиком: на земле иголки от елей, освободитесь с их помощью от статического электричества. Когда сядете в ванну, температура грязи сначала покажется вам не очень комфортной, но так надо, тело быстро привыкнет. Продолжительность процедуры полчаса, если устанете раньше или надоест, нажмите кнопку, она стилизована под шишку, увидите ее рядом, справа, и я прибегу.

   – Вы меня не сопроводите? – уточнила я.

   – Нет, – пояснила Маргоша, – Алла Михална хочет, чтобы клиент ощутил дыхание природы, а если рядом медсестра будет, эффект смажется. Ну, я убежала!

   Маргоша нырнула в коридор. Я спокойно разделась, накинула белоснежный халат, вытащила из запаянного пакета одноразовые тапочки, поискала глазами дверь и без колебаний ее открыла.

   Как и обещала Маргоша, передо мной возник неожиданно длинный и узкий коридор без ковра. С другой стороны, согласитесь, странно ожидать мягкое покрытие на дороге к грязевой ванне. Возвращаться мне придется тем же путем, душ, понятное дело, оборудован в помещении, и очень правильно, что уложили здесь плитку.

   Я дошла до следующей двери, толкнула ее и замерла. Хорошо, что Маргоша в деталях описала, что мне предстоит увидеть: иначе можно было сильно изумиться. Впереди расстилался лес, от крыльца в глубь массива вела еле заметная тропка. Я, оставив по совету медсестры тапки у порога, последовала дальше босиком. Под ногами пружинила совсем не колкая хвоя, солнышко припекало, но лучи не проникали сквозь ветви, было слегка влажно, пахло почвой, смолой и еще чем-то непонятным, но приятным. Около минуты мне понадобилось, чтобы оказаться на круглой полянке, на которой выделялся неровный круг темно-зеленой травы. Сообразив, что ванна стилизована под болото, я осторожно вошла в мягкую, податливую грязь. Ощущения при этом испытала не самые приятные, сверху субстанция оказалась теплой, даже горячей, а ноги окунулись почти в ледяную жижу. Но ведь Маргоша специально акцентировала мое внимание на не очень комфортной температуре в начале процедуры. И потом, я знаю, что лечебный эффект напрямую зависит от правильного нагрева или охлаждения жидкости.

   Один раз мои родители, прихватив с собой меня, отправились в город Кисловодск. И у папы, и у мамы были проблемы с желудком, а я поехала с ними за компанию. Естественно, мне никто не прописывал лечения минеральными водами, но папа купил мне кружечку со смешным носиком, через который следовало пить природное лекарство. Я наполнила ее из одного источника, хлебнула и тут же выплюнула, решив никогда больше не приближаться к трубе, из которой течет вода с запахом тухлых яиц. Родители же послушно исполняли предписания врача, а я таскалась за ними и ныла:

   – Зачем идти два километра в гору, если под носом, в санатории, есть кран?

   Отец терпеливо объяснял капризнице:

   – Вода везде разная, а главное, отличается температура источника. Выпьем холодную и только хуже себе сделаем, нам велено пить из горячей скважины.

   Через двадцать четыре дня родители уехали в Москву здоровыми и навсегда забыли о болях в желудке, а мне стало понятно: хочешь добиться нужного эффекта – дотошно исполняй предписания врача.

   Тихо повизгивая, я опустилась в ванну и поняла, что она довольно глубокая: черно-зеленая грязь покрыла тело почти до подбородка. Минуту я сидела тихо, потом начала оглядываться по сторонам. Идея устроить единение человека с природой замечательна. На дворе жаркий август, а в лесу прохладно, но почему бы не поставить здесь вешалку или стул? Мне пришлось бросить халат прямо на хвою. Еще неплохо бы приделать к борту ванны ручку, тело норовит соскользнуть в грязь с головой, приходится цепляться за растущие по краям пучки острой травы. Процедурная оборудована натуральными материалами, во всяком случае, осока и вон тот камень, выступающий из грязи, настоящие, а не пластиковые. Интересно, каким образом Алла решает проблему стерильности? После каждого клиента емкость необходимо тщательно чистить. Ну, хватит думать о чепухе, лучше наслаждаться моментом.

   Я уперлась ногами в валун и поняла, что он тут не случайно – камень выполняет роль стопора. Перестав тонуть, я зажмурилась и пришла в восторг. Боже, как хорошо! Тишина, покой...

   – Деда, там голова, – прозвенел над ухом детский дискант.

   – Тсс, сколько разов говорено, не ори, – ответил скрипучий голос.

   Я вздрогнула и открыла глаза. Почти у самой ванны стояла колоритная парочка: сухонький дедушка в кроссовках, серых брюках и безразмерной майке с надписью «Love sex» держал за руку девочку лет шести в джинсах, густо усыпанных стразами, и трикотажной кофточке, украшенной изображением Барби.

   – Дедуля, она глазами хлопает, – заорала внучка, – живая! Не дохлая! Я думала, мы, как в сериале про «CSI: Лас-Вегас», одну башку нашли!

   Я опешила от неожиданности. Если появление пенсионера и ребенка меня просто удивило, то после заявления крошки я была потрясена. Малышка смотрит сериал «CSI»? Ей разрешают любоваться лентой, повествующей о суровых буднях криминалистической лаборатории? Фильм снят жестко, с показом вскрытых тел и тошнотворных деталей. Я, правда, увлеклась этим кино, но никогда не употребляю во время просмотра даже чай. Как можно наслаждаться ужином, когда на экране появляется прозектор с анатомическими кусачками или пилой для вскрытия черепа, а потом приводит инструмент в действие! Первоклашка же, похоже, настоящая фанатка «CSI»: не испугалась головы, торчащей из грязи.

   – Вы живая? – задал гениальный вопрос старичок.

   Я постаралась не рассмеяться. Люди иногда на редкость глупо себя ведут. В апреле Катюша летала в Париж. Рядом с ней в самолете сидел мужчина, который, очевидно, решил завести знакомство с симпатичной соседкой. Многие парни, едва покинув родной дом, жаждут приключений. Тот не был исключением, но спрашивать у Кати, как ее зовут, ему, видимо, показалось пошлым, поэтому он поинтересовался:

   – Вы, простите, на этом самолете во Францию летите?

   Можете представить себе более нелепый вопрос во время беспосадочного перелета Москва – Париж?

   Катя оторвалась от журнала и вежливо ответила:

   – Именно туда. А вы, наверное, в Нью-Йорк...

   – Деда, дохлая голова глазьями не шевелит, – дернула старика девочка. – Интересно, у нее ноги есть?

   Я откашлялась и подала голос.

   – Кто вы и что здесь делаете?

   – Ленку ищем, – ответил пенсионер.

   – Козу, – уточнила девочка, – она удрапала!

   – Немедленно уходите, – велела я, – вы зашли на частную территорию, это лечебница.

   – Ох, простите, мы не хотели, – начал извиняться дедуля, – думали, заборчик ничейный, вот и пролезли.

   – Тетя, а что вы делаете? – перебила его внучка.

   – Купаюсь, – ответила я.

   – А чего не в речке? – не успокаивалась малышка. – В грязи сидеть нельзя.

   – Это полезная грязь, – объяснила я, – она болезни лечит.

   – Скажите, пожалуйста, – покачал головой дед, – и артрит уберет?

   Вам понравилось бы вести беседу с абсолютно незнакомым мужчиной, сидя голой в ванне? Хорошо хоть целебная жижа непрозрачная, но я все равно чувствовала себя некомфортно, поэтому коротко ответила:

   – Да.

   – Деда, пошли, – заныла внучка, – есть хочу.

   – Погоди, – отмахнулся старик и снова обратился ко мне: – Суставы замучили, на смену погоды их крутит, сил нету терпеть. Я к врачу ходил, таблетки пил, уколы делал, кремом мазал – ничего не помогает. А правда, что в этой санатории наше правительство от болезней спасается, депутаты всякие, актеры, а?

   – Не знаю, – ответила я.

   – Значит, правда, – обрадовался старик, – и сколько стоит в луже посидеть? Небось простому рабочему человеку это не по карману.

   – Я не в курсе ценовой политики лечебницы, пожалуйста, уходите, – теряя терпение, попросила я.

   – Слышь, дочка, – вкрадчиво попросил дедок, – а можно я рядом с тобой пристроюсь? С самого краешка? Пожалей пенсионера, я ветеран войны, с медалями.

   – Не ври, деда, – топнула ногой девочка, – тебе только семьдесят.

   – Молчи, Аня, – обозлился старик, – лезешь, куда не спрашивают!

   – Вы с ума сошли? – обмерла я.

   – Меня артрит с ног сбивает, правительство знает, куда лечиться ездить, и денег у них навалом, а мне куда деваться? – запричитал дедок. – Наши ларюхинские бабы говорят: в этой санатории чудеса творят! Сюда такие машины приезжают! Ну что тебе, жалко? Никакого вреда от меня не будет!

   Издалека послышалось меканье.

   – Деда, Ленка нашлась, – запрыгала девочка, – кричит вон откуда, наверное, на поле убежала! Зря мы с тобой через забор лезли.

   – А вот и нет, – потер ладошки «ветеран». – Дед на лекарство наткнулся! Беги, Анечка, за козой, тащи ее домой, я тут посижу и вернусь здоровым, а тебе мороженое куплю.

   Девочка, кивнув, убежала, а пенсионер начал расстегивать брюки.

   – Не смейте! – крикнула я.

   Надо спешно прервать процедуру, но выскакивать голой из грязи не хотелось. И тут я вспомнила про тревожную кнопку, пошарила рукой по земле, обнаружила несколько настоящих шишек… и вдруг услышала «плюх».

   В первую секунду я решила, что наглый пенсионер уже нырнул в ванну, но, посмотрев на подрагивающий слой грязи, заметила высовывающуюся оттуда круглую лягушачью голову с раздувающимся подбородком. Муляж был выполнен настолько искусной рукой, что я восхитилась талантом мастера, создавшего для бальнеологической лечебницы земноводное, до последней черточки похожее на живое.

   – Ква, ква, ква, – ожила пучеглазая красотка.

   – Пшла вон, – заявил дед и бросил в квакушку шишку.

   Грушевидное зеленое тело резво выпрыгнуло на берег и ускакало в заросли травы.

   – Она настоящая? – испугалась я.

   – Уж не плюшевая, – меланхолично сказал дед и стянул с себя футболку.

   – Помогите, – заорала я, – люди! Алла! Маргоша! Охрана!

   – Экая ты, – зашипел дед. – Не хочешь ветерану помочь, я жизнь за тебя на фронте отдал! Вот молодежь неблагодарная выросла!

   – Евлампия! – донеслось в ответ. – Вы где?

   – Тут! – с нечеловеческой силой завопила я. – В ванне!

   Дед плюнул на траву, схватил одежду и исчез за елями. Спустя мгновение передо мной возникла запыхавшаяся Маргоша.

   – Слава богу, – выдохнула она, – фу! Я чуть не умерла! Что с вами стряслось?

   Я очень редко злюсь на посторонних людей. Если продавщица в магазине меня не замечает или официантка не торопится с заказом – я просто уйду, не затевая скандала. Но сейчас моя нервная система не выдержала, и я налетела на Маргошу с упреками:

   – За путевку отдано огромное количество денег, Алла обещала мне комфорт, омоложение и полнейший покой. Но действительность не похожа на ее слова! Купель неудобная, на бортике нет ручки, кнопку вызова медсестры трудно найти! Мне не дали полотенца, только халат! Прикажете топать в корпус мокрой? Где вешалка? Неужели трудно стул поставить? А главное, сюда проник безумный старик, он пытался залезть в ванну!

   Маргоша молча слушала меня, закусив губу. Когда мое негодование выплеснулось, медсестра сдавленно проговорила:

   – Уж не знаю, как вам сказать... Ларюхинцы иногда сюда лезут, знают, что нельзя, но все равно прутся. Пока Алла Михална землю не купила, местные в этот лес за грибами бегали, вот до сих пор и ходят по старой памяти.

   На меня накатил новый прилив злобы.

   – В этом случае крайне умно было оборудовать грязевую ванну на опушке. Это все равно что пикник на Тверской улице устроить!

   Маргоша издала странный булькающий звук и пробормотала:

   – Кому сказать – не поверят, Евлампия Андреевна...

   – Обойдемся без отчества, зовите меня Лампой! – отрезала я.

   – Лампа, – послушно повторила Маргоша, – не волнуйтесь, не падайте в обморок!

   – С какой стати? – удивленно спросила я. – Я не истеричка!

   Маргоша набрала полную грудь воздуха и выпалила:

   – Потому что вы не в ванне!

   – Просто в грязи, – хихикнула Маргоша, попытавшись оборвать некстати вырвавшийся смешок. Однако она в этом не преуспела, села на пень и захохотала во весь голос.

   – Просто в грязи? – повторила я. – Вроде как в луже?

   – Это лужа и есть, – согласилась Маргоша, вытирая рукой слезы, выступившие на глазах от смеха.

   Я в растерянности оглянулась по сторонам.

   – Понятно, почему отсутствуют вешалка, махровые простыни, стул и телефон. Значит...

   С громким воплем я выскочила из ямы и закуталась в халат.

   – Пойдемте скорей, – опомнилась медсестра. – Сейчас помоетесь, продезинфицируетесь, антибактериальный гель вам дам.

   Около часа я приводила себя в порядок, бесконечно поливаясь жидким мылом и смывая его чуть ли не кипятком. В конце концов, устав, как заяц, удравший от охотников, я вышла в комнату отдыха. Маргоша ринулась мне навстречу.

   – Лампа, вы, когда направились на процедуру, перепутали двери! Пошли не налево, а направо и оказались у выхода для сотрудников.

   – Могу дать вам дельный совет, – мрачно сказала я, – прибейте таблички «Грязевая ванна» и «Посторонним выход воспрещен», и люди не перепутают лечебную купель с лесным болотом.

   – Но у нас никогда не случалось проколов! – объявила Маргоша. – Вы пока единственная обмишурились!

   Ну кто бы сомневался? Госпожа Романова – чемпион по части попадания в идиотские ситуации. Представляю реакцию домашних, если до их ушей дойдет правда.

   – Лампа, дорогая, – робко завела Маргоша, – давайте никому не расскажем о вашем маленьком приключении!

   – Не испытываю желания делиться этой историей даже с очень близкими людьми, – согласилась я.

   Маргоша не смогла скрыть бурную радость.

   – Вот спасибо! Хотите настоящую ванну принять?

   Я поежилась. Ну уж нет!

   – Лучше пойду в библиотеку, найду хорошую книгу и почитаю в номере.

   – Отличная идея, – одобрила Маргоша, – не волнуйтесь, процедура не пропадет, я в любое время вам ее сделаю, задержусь после работы, приду раньше, только не выдавайте меня! Моргнуть не успею, как без работы останусь! Ну и день сегодня! Надька пропала, вы в луже поплескались, а уволят меня!

   Я еще раз заверила медсестру в своем намерении молчать и пошла в книгохранилище.

   Вспомнила, как, бегая за подарками перед самым Новым годом, я ухитрилась шлепнуться на улице и сильно разбила коленку. Пришлось по дороге зайти в поликлинику. Хмурая травматолог промыла мне рану перекисью, налепила пластырь и куда-то ушла. Клейкая пластина тут же отвалилась, я попыталась приспособить ее на прежнее место, потерпела неудачу, и кровь капнула на пол.

   Едва врач вернулась, я сказала:

   – Пластырь отклеился, дайте мне новый, иначе утонете здесь в моей крови. Похоже, перекись не помогла.

   – Вот беда! – всплеснула руками последовательница Гиппократа. – Только что уборщица пол помыла! Сейчас я вам по всей науке повязку наложу, а то загваздаете линолеум, а мыть некому. Тетя Дуся домой уехала, придется мне самой за швабру браться.

   Похоже, Маргоша – родная сестра той докторицы. Травматолог сначала решила по-быстрому отделаться от больной, приляпала пластырь и хотела выставить меня вон, а потом, чтобы самой не мыть пол, наложила повязку «по всей науке». Маргошу совершенно не беспокоят судьба коллеги и состояние здоровья пациентки, совершившей заплыв в луже. Заботит медсестру лишь одно: не дай бог начальство ее накажет.

   В просторной комнате, набитой шкафами, царил прохладный полумрак, большие окна украшали плотные бархатные занавески, и пахло здесь так, как во всех библиотеках: немного пылью, старыми газетами и почему-то ванилью. Аромат специи защекотал нос, я чихнула.

   – Будьте здоровы, живите богато, – неожиданно произнес чей-то голос.

   От неожиданности я подпрыгнула.

   – Мама!

   В дальнем углу вспыхнул торшер, и я увидела Нину с книгой в руках.

   – Напугала вас? Простите, я не хотела! – извинилась она.

   – Ерунда, мне показалось, что здесь никого нет, – ответила я. – Что вы читаете?

   – Сказки Андерсена. Только, знаете, они совсем не веселые! – протянула Нина.

   – Да уж, – согласилась я. – Есть у него притча под названием «Большой Клаус и маленький Клаус», на мой взгляд – кромешный ужас, ребенку даже показывать не стоит. Да и в остальных произведениях Ганса Христиана мало доброты.

   – У братьев Гримм не лучше, – подхватила тему Нина. – И еще, я не понимаю, почему «Муму» Тургенева включено в программу для чтения младшеклассников?

   Я села на диван.

   – Могу признаться. Я проревела в детстве над историей об утопленной собачке целый день и больше не взяла в руки ни одно произведение Ивана Сергеевича – ни «Отцы и дети», ни «Стихотворения в прозе» и прочие. А еще не рискнула прочитать книгу Троепольского «Белый Бим Черное Ухо» и не смотрела одноименный фильм.

   – Ерунда, надеюсь, это ваше самое большое прегрешение, – вдруг странным голосом произнесла Нина. – Я когда-то круто изменила свою судьбу!

   Соня горестно вздохнула.

   – Мы лечим ее у частного специалиста.

   – Мне Нина показалась совершенно адекватной.

   – В этом-то и проблема, – кисло сказала Соня, – общается она нормально, глупостей не говорит, читает, смотрит телевизор, гуляет. Но! Представляете, мать всем сообщает, что она вдова рок-музыканта Малыша, небось и вам успела наплести.

   Я в упор посмотрела на Соню, но ничего не сказала.

   Девушка вынула из кармана костюма кошелек и раскрыла его.

   – Видите фото? Это мой папа.

   Наверное, Сонечка очень любила отца, раз носит при себе его снимок. Ничего особенного в мужчине я не заметила. Коротко стриженные волосы, очки, галстук, костюм, твердо сжатые губы и тяжелый взгляд небольших глаз.

   – Похож он на Малыша? – не успокаивалась Софья.

   – Нет, – призналась я, – хотя откуда мне знать? Лицо певца всегда скрывала маска!

   Соня убрала бумажник.

   – Папу звали Константин Львович Пронькин. Он имел экономическое образование, был гениальным финансистом. Это я вам сейчас не как дочь говорю. Сама работаю в банке, многое понимаю, и, поверьте, отец был одним из лучших специалистов не только в России, но и в мире.

   Мне захотелось обнять Соню и сказать, что я-то хорошо понимаю, какая тоска поселяется в душе после смерти любимого отца. Но, естественно, я сдержала неуместный порыв.

   – В девяностых годах папа основал банк, – вводила меня в курс дела Соня, – сейчас он уверенно держится на плаву. Я заведую отделом кредитования, Лида занимается операциями на рынке. Ее муж Вадим – вице-президент и управляющий в одном лице. Папу великолепно знали в финансовых кругах, у него не раз брали интервью журналисты. Правда, он терпеть не мог публичности, всегда старался подсунуть корреспондентам своего пресс-секретаря, но порой приходилось самому отвечать на вопросы. Ну и при чем здесь Малыш?

   – Странная фантазия появилась у Нины, – удивилась я.

   Соня закатила глаза.

   – Ну, если разбираться до конца, то это вполне объяснимо. Мама происходит из семьи священника, она пятая среди девятерых детей. Дедушка Олег был до жестокости строг с дочерьми, его жена умерла при родах десятого ребенка. Представляете, каково иметь на руках столько девочек? Отец решил, что они все без исключения обязаны служить богу, воспитывал бедняжек, как дрессированных собачек. Ап – села, ап – встала. И никто не посмел ослушаться его, все пошли по избранному для них пути. А вот мама! Она встретила папу и удрала с ним. Дед ее проклял, приказал сестрам никогда не общаться с Ниной, и те послушались. Мама никогда более не видела родственников.

   – Ваш рассказ не объясняет увлечения Нины Малышом. Наоборот, ей, получившей строгое воспитание, следовало не восторгаться, а возмущаться поведением отвязного хулигана на сцене, – заметила я.

   – У мамы выдающиеся музыкальные способности, – с горечью сказала Соня, – великолепный слух, ангельский голос. Знаете, где они с папой познакомились? В церкви.

   – Ваш батюшка посещал храм?

   Соня закинула ногу на ногу.

   – Отец был атеистом, а вот его мать, никогда не виденная нами бабушка, была верующей. Когда она скончалась, отец пошел заказывать поминальную службу, услышал солистку церковного хора и влюбился, не видя ее лица.

   – Рождественская история, – бормотнула я.

   – Сказка, – вздохнула Соня, – мама тоже потеряла голову. Через очень короткое время после первой встречи она сбежала из дома к Константину.

   – Отважный поступок для покорной дочери священника!

   – Мама понимала, что полностью отрезает себе путь назад, – кивнула Соня, – но любовь! Ее всегда тянуло к людям искусства, она пишет пьесы для домашних спектаклей, сама ставит их, о ее постановках ходят легенды, гости на них рвутся табунами. Увы, мама обожает современную, ужасную музыку! Вы не поверите, если я расскажу, что она летала в Англию на фестиваль рок-музыкантов? Думаю, когда внезапно умер муж, перед которым она преклонялась, у нее помутилось в голове. Отсюда и басня про Малыша.

   Я кивнула. В этот момент мне больше всего на свете хотелось остаться наедине с книгой.

   Соня встала.

   – Извините маму. Она не агрессивна, даже чересчур добра, никому не способна причинить зла, нас с Лидой очень любит. Какие спектакли на Новый год устраивает! Сама репетирует с актерами, у нее получается лучше, чем в театре. Вся в заботах о домашних. Но психика сыграла с ней дурную шутку. Буду очень вам благодарна, если вы никому не расскажете о нашей семейной проблеме.

   Когда девушка ушла, я быстро выхватила с полки выбранный том, вернулась в номер, удобно устроилась на диване и решила насладиться романом неизвестного писателя Вульфа под интригующим названием «Правда всегда видна». Поскольку книга стояла в разделе детективов и на обложке был изображен окровавленный кинжал, я решила, что заполучила интересный криминальный триллер, но, прочитав первую главу, сообразила: это научно-популярное издание. Нынче в магазинах полно всяческих пособий на разнообразные темы. «Как выйти замуж за миллионера», «Что съесть, дабы похудеть», «Воспитание подростков и щенков питбулей», «Как общаться со свекровью и не помышлять об убийстве», «Есть ли жизнь после свадьбы» – вот несколько названий брошюр, которые я обнаружила в местной библиотеке. Следовало пойти и поменять книгу.

   Но меня охватила лень. Сидение в луже подействовало расслабляюще, не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой, и я продолжила чтение. Через час, с трудом оторвавшись от книги, я решила непременно отксерокопировать текст, а еще лучше попросить Аллу продать мне томик. Неизвестный мне Вульф утверждал, что о человеке нужно судить не по его словам и делам, а по внешнему виду и привычкам. Цвет одежды, ее фасон, длина юбки, ширина брюк, глубина выреза, форма воротника, пуговицы, сумки, ботинки – все имеет значение. Особый раздел был посвящен аксессуарам и украшениям, две главы – прическам и макияжу.

   Я перелистала страницы. Ба, да сколько здесь о поведении: курение, алкоголизм, наркомания, болезненная аккуратность, болтливость... А еще даны тесты. Ну-ка найду соответствующий мне. Так! Хрупкая блондинка с короткой стрижкой, не конфликтна, в меру аккуратна, любит животных, хорошо знает музыку, играет на арфе, увлекается готовкой, в основном носит удобную одежду, не пользуется косметикой... всего около ста вопросов, на которые я легко ответила и узнала, что принадлежу к типу номер сорок восемь. Стало еще интересней, когда я начала читать пояснение.

   «Маленькая девочка скорее попросит обучать ее игре на фортепьяно, скрипке или гитаре. Маловероятно, что она четко представляет себе арфу. С другой стороны, и у взрослых этот инструмент не пользуется сверхпопулярностью. Вывод: в семье был профессиональный музыкант, который распорядился судьбой дочери.

   Отсутствие макияжа свидетельствует о хороших отношениях с отцом. Ребенок рос в атмосфере любви, девочка абсолютно уверена: ей не надо приукрашивать себя, ценность человеческой личности не в павлиньем оперении. Короткая стрижка позволяет сделать два вывода: а) вероятно, отец ребенка – военный, б) девочка в детстве много болела, поэтому волосы ослаблены и их следует часто стричь.

   Отсутствие успехов у дочери в школе позволяет уточнить профессию отца. Он человек науки, имеющий отношение к армии. Физик, математик, химик, биолог, с погонами на плечах. Обычный армейский лейтенант или капитан будет наказывать дочь за тройки. Интеллигенту же свойственно не давить личность. Если учесть, что материальное положение семьи выше среднего, можно сделать вывод – отец имел ранг не ниже полковника, с большой долей вероятности – он генерал».

   Я прижала книгу к груди. Моя мама пела в оперном театре, после рождения дочери простилась со сценой и посвятила себя ее воспитанию. А папа, доктор наук, профессор, академик, работал на оборону, занимался ракетами, точнее не скажу, служба генерала Романова была окутана ореолом тайны. Пока все сходится. Что там дальше?

   Брак по настоянию матери... развод... разрыв с прошлым... Этот Вульф потрясающе точно изложил мою биографию, опираясь только на внешний вид! Кое-какие умозаключения автора показались мне странными, другие абсурдными, но выводы-то верны. Вульф, как учебник геометрии, оперирует аксиомами. Математик не станет мучиться вопросом, по какой причине прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками, он просто знает, что это утверждение верно. Вот и Вульф пишет: «Фиолетовый цвет юбки свидетельствует о желании изменить свою судьбу». Почему? Это уже за гранью понятного. Я нежно погладила книгу. Ни за что не расстанусь с уникальным произведением, оно может помочь мне в работе.

   Продолжить чтение не дал стук в балконную дверь, сначала еле слышный, потом громкий. Я приблизилась к стеклянной створке и увидела Нину.

   Можно было не заглядывать в волшебную книгу, чтобы понять – моя новая знакомая находится в состоянии тревоги. Вместо элегантной одежды на ней был голубой халат, лоб перехватывала тугая повязка, волосы торчали, как пакля, а на ногах красовались уютные тапочки с помпонами, только левый оказался на правой ступне, и наоборот.

   – Что-то случилось? – заволновалась я, впуская даму.

   – Евлампия, – зашептала Нина, – тише. Я соврала детям, что у меня мигрень разыгралась, вот они и оставили меня в покое. Но в любую минуту могут зайти проведать. Времени мало! Выслушайте меня!

   Я указала на кресло.

   – Устраивайтесь поудобнее.

   Нина утонула в подушках.

   – Соня уже сообщила вам о моем сумасшествии?

   – Да, – кивнула я и осеклась, – простите.

   – Ничего, – отмахнулась Нина, – отбросим церемонии, надо успеть вам все объяснить. Я на самом деле супруга Малыша и нахожусь в здравом уме и твердой памяти.

   – Соня показывала мне фото отца и называла его Константином Львовичем Пронькиным, – робко сказала я. – Лысый такой дядечка в костюме с галстуком, рок-певец из него как из меня фея.

   Нина обхватила плечи руками.

   – А вы, глядя на меня, можете представить, что я пишу пьесы для домашних спектаклей? Причем пользуюсь ноутбуком. Внешность обманчива, и возраст не помеха ни для овладения компьютером, ни для сцены. Малыш никому не открывал своей личности. Он был гениальным музыкантом, мы познакомились случайно, очень давно, в церкви. Мой голос показался ему ангельским.

   Глаза Нины приняли мечтательное выражение, полился рассказ.

   Костя, случайно оказавшийся в храме, подошел после службы к регенту и спросил, кто солировал в хоре. Тот указал на Нину, Пронькин бросился за девушкой.

   – Я пишу музыку, ты гениальная исполнительница, тебе место в оперном театре.

   Нина без стеснения ответила:

   – Я хотела учиться, но отец не позволил.

   Константин предложил прогуляться, девушка неожиданно согласилась, а через три дня сбежала из дома и поселилась с парнем. Нина ушла практически голой, в том, в чем была, взяла только паспорт. Священник-отец рвал и метал, даже обратился в милицию, но там ему живо объяснили: дочь совершеннолетняя, имеет право распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению.

   Все богатство жениха составляла однокомнатная квартира в Люберцах. У Нины не было даже второй пары белья. Отец разрешил ей окончить только девять классов, а потом отправил в училище, где готовили художников и прочих мастеров для церкви. Руки у Нины оказались пришиты не к тому месту: она так и не овладела иконописью и золотошвейным мастерством, не научилась реставрировать старинные книги и документы.

   Отец часто бранил бесталанную дщерь, а Нина иногда робко просила:

   – Батюшка, позвольте мне в хоре петь.

   Олег Серафимович злился и отвечал:

   – Хочешь пением баловаться? Это дьявол тебя искушает. Делать надобно то, что родитель приказывает. Человек создан для труда, а не для греха.

   Спустя некоторое время церковнослужитель сдался. Ох, видно, не зря Олег Серафимович противился пению дочери, может, провидел будущее?

   Полюбив Костю, покорная дочь священника кардинально изменилась. Они с мужем начали выступать на свадьбах, днях рождения, пытались заработать пением. Но в конце концов Пронькин на эту затею плюнул. У них появились две дочки, их нужно было кормить и одевать, и отец вспомнил о своем экономическом образовании.

   В начале девяностых Косте удалось создать банк. Предприятие оказалось успешным, в семье появились сначала небольшие, потом большие, следом огромные деньги. В двухтысячном году Пронькин, несмотря на свой капитал, загородный дом, отсутствие финансовых проблем и крепкую семью, затосковал. Он и раньше порой впадал в депрессию, и даже обрадовался дефолту – это слегка взбодрило финансиста, но Костя не потерял денег и совсем сник. Нина беспокоилась о муже, старалась его расшевелить, но на все предложения жены он отвечал:

   – Это скучно.

   Банкир не хотел путешествовать, не увлекался спортом, охотой, рыбалкой, был равнодушен к автомобилям, молодым девушкам и всяким модным религиозным течениям. Пронькин стал придираться к детям и, вот уж невиданное дело, покрикивать на жену. Нина вызвала невропатолога, специалист прописал мужу таблетки, но Костя вышвырнул их в помойку со словами:

   – Не фиг из меня психа делать!

   Чтобы хоть как-то растормошить мужа, Нина купила билеты на концерт. Она плохо знала эстрадных исполнителей, поэтому приобрела вип-места на выступление группы «Крабс». Некогда парни были очень популярны в Америке, потом их смыло из чартов волной молодежи, но в России «Крабс» до сих пор наивно считают яркими звездами.

   Когда четверо дедушек ударили по гитарным струнам и заколотили в барабан, Нина нервно поморщилась. Она не знала репертуара «Крабс», ожидала услышать пение в стиле Сальваторе Адамо, Джо Дассена, Хулио Иглесиаса, на худой конец Адриано Челентано. Но старички играли рок. Надо отдать им должное, музыкальные мумии завели зал, зрители ринулись на танцпол. Нина разинула рот, увидев Костю вместе с тинейджерами около сцены. Размахивая над головой пиджаком от Бриони, швырнув на пол галстук, за который в бутике запросили полторы тысячи евро, расстегнув до пупа рубашку, сшитую по индивидуальному заказу в Швейцарии, Костя отрывался так, что подростки поставили его в центр круга и начали ему аплодировать.

   Мужчина не первой молодости, исполнявший безумные танцы, привлек внимание солиста «Крабс». Американец наклонился со сцены и спросил Костю:

   – Эй, хочешь к нам?

   – Спрашиваешь, – заорал банкир, великолепно владевший английским, и его моментально втянули на помост.

   Гитары заиграли одну из культовых песен группы.

   – Слова знаешь? – прищурился солист. – Начинай!

   И Костя запел. Нина ахнула. Мощный голос мужа не изменился со времени молодости, от сцены пошла такая волна энергетики, что зал замер, а потом взвыл в восторге.

   «Крабс», ошалев, смотрели на русского, который оказался лучшим исполнителем, чем они.

   – Ну, дальше, – потребовал Костя, когда песня закончилась. – Лабаем следующую. Гоу, парни!

   Константин отделывался общими фразами, а в ноябре он принес два билета на выступление певца Малышева.

   Нина отреагировала на приглашение кисло.

   – Зачем тащиться в клуб на окраине, чтобы послушать никому не известного исполнителя?

   Костя обнял жену.

   – Я решил заняться продюсерством, парень показался мне перспективным. Хочу услышать твое мнение. Вдруг овчинка выделки не стоит!

   До места концерта супруги добирались порознь, Костя не мог сбежать с совещания, он даже предупредил жену:

   – Я наверняка опоздаю, ты не волнуйся, сиди спокойно в зале.

   Внешний вид Малышева не пришелся Нине по вкусу. Маска, закрывавшая лицо, показалась ей пошлым пиар-ходом, но голос заставил вздрогнуть. Исполнитель легко завел зал, зрители, большинству из которых едва исполнилось восемнадцать, безумствовали в проходах.

   Когда до завершения действа остались считаные минуты, к Нине подошел парень в черном костюме и шепнул:

   – Пойдемте за кулисы, провожу вас в гримерную.

   Когда певец вошел в раздевалку, Нина укоризненно сказала:

   – Ты с ума сошел!

   Костя снял маску.

   – Черт! Узнала!

   Жена протянула ему полотенце.

   – Полагаешь, я дура?

   Супруг рассмеялся.

   – Если только совсем чуть-чуть! Моя жизнь пошла не по той колее, хорошо, что я успел опомниться. Я теперь фронтмэн группы, тексты и музыка мои, уже договорился о выступлениях.

   – Это безумие, – покачала головой Нина. – Едва в прессу проникнет информация о банкире, который прыгает на сцене, как народ ринется изымать вклады из банка.

   – В молодости ты была решительней, ушла из дома, бросила отца, пела в ресторанах, – напомнил супруг.

   У Нины не нашлось возражений, Костя же бодро сказал:

   – Я буду един в двух лицах, никто ничего не узнает.

   Можете не верить, но Косте все удалось. Фанаты, сократив фамилию Малышев, дали Пронькину прозвище «Малыш», и скоро певца стали именовать исключительно так.

   Нина умолкла, сняла с шеи цепочку с кулоном и открыла крышку. Это оказался медальон, внутри которого была фотография.

   – Вот мой муж, – сказала Пронькина, – это украшение и серьги Костя подарил мне на годовщину нашей свадьбы. Комплект очень дорогой, был заказан у ювелира с мировым именем. Эксклюзивная работа, платина, бриллианты и изумруды редкой чистоты, даже боюсь предположить, сколько подарок стоил. Но Константин Львович всегда, даже в самые наши бедные годы, дарил мне удивительные вещи. Видите, какое у него лицо? Сразу понятно, это редкий человек. Костя был разносторонне одарен, он поднял банк, а потом как певец ухитрился взлететь на первые позиции в чартах. А таинственность лишь увеличила интерес слушателей. Парик с длинными черными волосами, глаза, сверкавшие в прорезях маски, скрывали голубые контактные линзы, татуировки рисовались и смывались после концерта. Никто из знакомых не узнал бы в Малыше банкира Пронькина. С певцом работал узкий круг посвященных, всего пять человек: гример-костюмер и одновременно водитель Володя, трое музыкантов и звукооператор. Все получали такие деньги, что были готовы молчать даже под пытками, но и им Костя не сообщил свое настоящее имя. Коллеги думали, что имеют дело с Петром Малышевым. А Костя никогда не забывал, идя на репетицию или уезжая на гастроли, надеть линзы и большие очки. Стекла были простые, но тяжелая темно-коричневая оправа отлично маскировала лицо.

   – Неужели дочери не догадывались? – с сомнением спросила я.

   – И зять тоже, – удовлетворенно сказала Нина. – Костя говорил, что увлекся японскими шашками, проводит вечера в клубе «Го», а когда предстояли гастроли, не моргнув, заявлял: «Лечу в командировку». У девочек была своя жизнь, отец привлек их к семейному бизнесу, но сумел сохранить дистанцию в отношениях.

   – А теперь Лида с Соней называют вас сумасшедшей. А что случилось с вашим мужем?

   Нина стиснула кулаки.

   – Ужасно! Внезапный инфаркт. Костя скончался после ужина, абсолютно неожиданно.

   – И вы захотели рассказать людям правду о Малыше? Решили обеспечить мужу посмертную славу? – догадалась я.

   Нина кивнула:

   – Точно. Но Лида с Соней отреагировали на это странно. Сначала вызвали психиатра, стали пичкать меня таблетками, теперь не отходят ни на шаг!

   – Чем же я могу вам помочь? – задала я главный вопрос.

   Нина судорожно зашептала:

   – Евлампочка, помогите мне бежать! Денег у меня куры не клюют. Нуждаться я никогда не буду. Но мне страшно! Очень!

   – Не волнуйтесь, – попыталась я успокоить даму, – забудьте об идее посмертной славы, перестаньте говорить о Малыше, и вас сочтут выздоровевшей. Хотя, я уверена, Лида с Соней никогда не поместят вас в психбольницу. Похоже, дочери вас любят.

   В глазах вдовы банкира появилось отчаяние.

   – Евлампочка, найдите мне квартиру. Я лишена возможности действовать сама, дети не выпускают меня одну из дома, грозятся заморозить мои счета.

   Я решила кое-что выяснить.

   – Бежать в такой ситуации глупо. Кому принадлежит капитал?

   – По завещанию мужа – мне, – поникла Нина.

   – Действуйте через адвоката, – твердо сказала я, – припугните детей судебным процессом. Средства ваши, вы легко лишите дочерей и зятя не только денег, но и работы.

   – Я так не могу, – прошептала Нина, – а они меня изолировали, лишили возможности общаться с людьми. Едва я с вами познакомилась, как Лида меня увела, а Соня вам солгала. Евлампочка, я даже подруг не имею, вся надежда на вас! Я оплачу любые расходы! Хотите шубу? От Елены Ярмак! Эксклюзив!

   Чем дольше Нина говорила, тем яснее я понимала: бедняжка крайне взволнована. Ну зачем бы даме в возрасте выдумывать сказку про брак с рок-кумиром? Будь Нине пятнадцать лет, я бы только посмеялась, но госпожа Пронькина человек взрослый, очень богатый, и в ее кругу иметь отношение к шоу-бизнесу не престижно.

   – Меня убьют, – вдруг с отчаянием заявила собеседница, – моя жизнь висит на волоске! Костю на тот свет отправили, я следующая! Пожалуйста, раздобудьте мне автомобиль! Ночью все заснут, а я убегу! Умоляю! Уеду куда глаза глядят! Господи, и я их любила!

   – Но вы сказали, что Константин умер от инфаркта, – не вытерпела я.

   Нина осеклась и вскочила:

   – Вы мне не верите! Забудьте обо всем! Нет у меня никаких проблем! Сейчас я глупо пошутила!

   Я попыталась успокоить трясущуюся то ли от страха, то ли от нервного напряжения Пронькину:

   – Погодите!

   Но Нина уже торопилась к балконной двери. Открыв ее, она вдруг произнесла:

   – Евлампочка, у вас лицо доброго человека и глаза без хитрости. Дай вам господь не знать, какова настоящая любовь. Это вовсе не светлое чувство, а гиена с огненной пастью, приносит лишь мучения. Никогда никого не любите! Меня убьют мои дети! Я знаю! Не спрашивайте, откуда. Они сумеют, как всегда, выйти сухими из воды. Они просто меня убьют.

   Высказавшись, Пронькина ступила на лоджию, я выглянула ей вслед и поняла, что балкон опоясывает все здание, на него выходят двери всех номеров. Странное решение для лечебницы, но, наверное, архитектор предполагал, что богатые люди не станут лазить в чужие комнаты, чтобы украсть часы или кошельки постояльцев.

   Дав себе честное слово тщательно запирать на ночь не только дверь из коридора, но и на балкон, я переоделась и отправилась на ужин.

   Вступать в контакт с кем-либо из постояльцев мне не хотелось, поэтому столик я выбрала в самом углу. Не успела официантка принести заказ, как в зал вошел Максим и, не колеблясь, направился в мою сторону.

   – Это я! – весело сообщил он, усаживаясь на стул. – Что можно схавать в качестве вечерней трапезы?

   Я опустила глаза в тарелку и начала аккуратно отделять филе рыбы от костей. Максима не смутило мое нежелание поддерживать беседу.

   – Сибас? – стал гадать он. – Дорадо? Морской черт? Это вкусно? Советуешь мне попробовать?

   Я пожала плечами. Нахал поманил официантку:

   – Киса, неси рыбку, бутылочку красного вина...

   – Может, белого? – остановила его девушка.

   – Не люблю, – откровенно признался наглец. – Поэтому, наплевав на правила хорошего тона, мы будем пить... вот... Шато д’Экос, год подходящий. Сомелье здесь есть?

   Официантка улыбнулась.

   – Конечно.

   – Не стоит его звать, сами будем пробовать, а на десерт... м... м... Котя, ты диету держишь? Ау, котик!

   – Вы ко мне обращаетесь? – процедила я сквозь зубы.

   – За тебя волнуюсь! Фигуру бережешь?

   – Нет, – севшим от злости голосом ответила я, – мне абсолютно плевать на объем талии и бедер.

   – Это по-нашему, – щелкнул пальцами Максим. – Тэкс... Подай нам, киса, тирамису. Надеюсь, повар сам десерт готовит, а не вытаскивает замороженный полуфабрикат из холодильника.

   – У нас кондитер-итальянец, – сообщила официантка.

   – Пронто, киса, – распорядился наглец. – Всего, как понимаешь, по две порции.

   После меню внимание Макса переключилось на меня:

   – Шикарная погода, не находишь?

   – М-м-м, – бормотнула я.

   – Упс, тема не подходит. Как тебе сериал «Секс в большом городе»?

   – Не смотрела.

   – Снова мимо. Сама скажи, чем интересуешься?

   – Чисткой автомата Калашникова, – прошипела я. – Очень уважаю стрельбу по летающим хамам!

   – Я тебе совсем-совсем не нравлюсь? – пригорюнился Макс. – Болезненный пинок по мужскому самолюбию! Кстати, я холост и богат!

   – Вы же шофер! – ехидно напомнила я. – Простой водитель-трудяга, нацепивший к ужину пиджак от Вивьен Вествуд и новые часы за нереальные бабки.

   Максим вытащил из кармана пачку сигарет.

   – Ну извини, я идиот! Мне постоянно кажется, что бабы на мои деньги клюют, вот и решил прикинуться богачом. Согласен, получилось глупо. Давай дружить?

   – Успокойтесь, – пробурчала я, – мне своих средств хватает. Зачем напрягаться? К вам сейчас девушка придет, получится неудобно.

   – Девушка? – вытаращил глаза Максим. – Я не живу с девушками.

   Я с силой воткнула вилку в ни в чем не повинного сибаса.

   – Не любите слабый пол – рулите в противоположный угол, там сидит гламурный юноша, похоже, он лишился аппетита от одиночества.

   Максим потер затылок.

   – Что ты злишься?

   Я швырнула на стол приборы.

   – Чего вы ко мне пристали?

   – Честно? Приударить за тобой решил! Ты такая красотка! – горячо заявил наглец. – Чем я тебе не по вкусу?

   – Не люблю людей, которые называют официантку «киса», – отчеканила я. – И вы заказали два десерта и бутылку вина, значит, ждете спутницу!

   – Мимо! – усмехнулся Максим. – Десерт и выпивка для нас!

   – Я ничего не просила!

   – А я хочу тебя угостить!

   Я приоткрыла рот, чтобы конкретно отправить Максима в далекое пешее путешествие. Но именно в эту секунду к столику подошла официантка и начала ставить на скатерть хлеб, масленку, соль, перец...

   – Киса, – обратился к ней нахал, – тебя как зовут?

   – Света, – тут же состроила ему глазки глупышка.

   – А по отчеству? – не успокоился Максим.

   – Николаевна, – сильно нажимая на «а», произнесла официантка.

   – Уважаемая Светлана Николаевна, – торжественно объявил мой незваный товарищ. – Торжественно клянусь, что более не позволю себе фамильярно называть вас кисой. Это неприлично и унижает ваше достоинство.

   – Унижайте, коли хотите, – захихикала Света. – Исполню любой каприз за ваши деньги. Пообещаете хорошие чаевые – джигу сплясать могу.

   – Уважаемая Светлана Николаевна... – снова завел идиот.

   – Прекрати! – велела я.

   – О! Мы уже перешли на «ты»! Отношения развиваются в правильном направлении! Но мужчину нельзя дезориентировать, перегреются предохранители. «Киса» тебе не нравится, «Светлана Николаевна» не подходит! Я в смятении! Короче, милейшая девушка, унеси на фиг масленку с булкой, этот дуэт никто употреблять не хочет!

   И вот тут моя злость достигла точки кипения.

   – Оставьте! Я люблю масло!

   Света подмигнула мне и исчезла.

   – Никогда не видел девушек, которые хавают батон с холестерином! – уверенно произнес Максим. – Вторичный половой женский признак – не жрать маслице.

   Трясясь от негодования, я схватила белый ломоть, намазала его толстым слоем вологодского, демонстративно откусила кусок и забубнила с набитым ртом:

   – Я не такая, как все! Не нуждаюсь ни в кавалерах, ни в деньгах, ни в полезных знакомствах! Я ем продукты из сливок, не сижу на диете, не обращаю внимания на чужие машины, не хочу бриллиантов! Я не собираюсь замуж! Я вообще ничего не хочу!

   – Тогда ты мертвая, – подвел итог Максим, – труп под электротоком. У живого человека всегда есть мечты!

   Следовало отгрызть от бутерброда новую порцию, но я терпеть не могу хлеб с маслом и соорудила себе сэндвич, исключительно чтобы поступить наперекор Максиму.

   – У меня много желаний, – возмутилась я, – и одно из них сейчас исполнится.

   – Какое? – обрадовался он. – Давай я поработаю волшебником: цветы, шампанское, конфеты, корзина фруктов?

   Я положила на стол салфетку.

   – Не заработай панкреатит, уничтожая два тирамису! А мне пора в номер, надеюсь от тебя избавиться.

   Максим протянул мне сигареты.

   – Погоди секунду!

   – Не курю, – ответила я.

   – Сделай одолжение, открой пачку, я палец порезал, – жалобно попросил он.

   Я схватила картонную коробочку.

   – Эй, погоди, – шепотом произнес навязчивый кавалер, – видишь вон ту мадам, в брюликах ценой со стабфонд России?

   – Ну? – напряглась я.

   – Она чай размешивает, – хохотнул Макс.

   – Эка невидаль, многие так делают! – Я не усмотрела в поведении отдыхающей ничего необычного, но тут же ощутила толчок под столом.

   Максим приложил к губам палец.

   – Ш-ш-ш... Сейчас начнется... ну... ну... не слепая же она!

   – А-а-а-а, – истошно завизжала тетка, – а-а-а!

   – Что? Что? – кинулись к ней метрдотель и официанты.

   – Таракан! – вопила дама в бриллиантовых серьгах. – Таракан! Там!

   По залу пробежал смешок.

   – Люсенька, – окликнула возмутительницу спокойствия женщина, сидевшая за соседним с нашим столом, – таракан не тигр, он тебя не съест!

   – Сволочи! – метала гром и молнии Люсенька. – Где Алка? Подайте ее сюда! В чае тараканы! Гадость! Жуть!

   Публика залязгала крышечками серебряных заварных чайничков, все явно проверяли свои напитки.

   – Витя! Витя, – надрывалась Люся, – ну где ты?

   – Здесь, а что случилось? – бодро спросил полный мужчина, не спеша вплывая в столовую.

   Дама за соседним столиком неожиданно подмигнула мне и, понизив голос, сказала:

   – Витя, наверное, подумал, что Люсенька увидела у кого-то более дорогие брюлики и сейчас умрет от огорчения!

   – Таракан... чай... там, – путано объясняла Люся мужу, – немедленно купи эту «Виллу Белла», выгони всех и наведи порядок!

   Но Витя и не думал волноваться.

   – Дорогая, – спокойно перебил он красную от злости супругу, – можно обойтись более дешевым решением. Сейчас я распоряжусь, и завтра с утра сюда привезут грузовик средства от насекомых, и таракашкам каюк!

   – Ты знал, что она заорет?

   Хулиган лег грудью на стол.

   – Сам ей усатого подсунул.

   – Фу! Ты его в руки брал, – передернулась я.

   – Нет, он пластиковый, – зашептал Макс, – закатан в кусок сахара. Перед ужином я зарулил в ресторан и засунул рафинад в вазочку. Однако мощно сработало!

   – Идиот! – не выдержала я. – Теперь гости обозлятся на хозяйку!

   – И правильно! Тараканов здесь полно, сам в душе видел, пусть Комбат приобретут! Ты мне сигаретки-то открой, у меня палец нарывает! Наверное, надо врачу руку показать. Ой-ой-ой!

   Максим с озабоченным видом стал дуть на палец. Отказать человеку в помощи было неудобно, я взяла упаковку и быстро разодрала хрусткий целлофан.

   – Крышечку откинь и вытащи одну штучку, – слабым голосом сказал Максим.

   Я, не заподозрив ничего плохого, выполнила его просьбу. Раздался щелчок, затем пронзительный писк, из картонки высунулась плюшевая мышь, завращала круглыми глазами, засучила лапами, открыла рот и проникновенно пропищала:

   – В стакане, на тумбочке!

   – Фу! Ну и гадость! Какая дрянь! Зачем мне показала? – зашипел нахал. – Что это вообще такое?

   – Бюгель, съемные зубы на крючках.

   – Сейчас все имплантаты ставят, – безапелляционно заявил Максим.

   – Вовсе нет, большинство пенсионеров предпочитают проверенную десятилетиями конструкцию. Нину похитили! И как теперь нам поступить? – задергалась я.

   – Иди спать, хорош изображать служебно-розыскную собаку, – посоветовал Максим. – Не читай детективы, не пялься в телик, и мания преследования сама собой пройдет.

   Я еще раз осмотрела номер.

   – У кровати остались тапочки, на полу валяются халат, очки, упаковка нитроглицерина, в стакане остался бюгель. Нина не могла по доброй воле покинуть комнату, она следит за собой и не рискнет показаться вне стен своей спальни без зубных протезов. Ладно, пошли! Но дверь на лоджию надо оставить в том положении, в каком она была до моего прихода.

   Я зафиксировала балконную дверь штырьком, выбралась на лоджию и свистнула:

   – Робби, за мной!

   Чемодан, стоявший у стены, послушно покатился следом.

   – Где ты раздобыла такой прикол? – восхитился Максим, тащившийся сзади. – Никогда не видел ничего подобного!

   – Вовка подарил, – думая о Нине, ответила я.

   – Ху из Вовка? У меня есть конкурент? – скорчил недовольную мину Максим, когда мы очутились в моей спальне.

   Я подтолкнула гостя к выходу.

   – Вовка – мой брат, – зачем-то соврала я. – А теперь до свидания.

   Но не тут-то было. Максим извернулся и сел в кресло.

   – Если Нину похитили, каков был план злоумышленников?

   – Надо сейчас же разбудить ее дочерей и зятя!

   Максим возразил:

   – Не гони лошадей. Родственники спросят: «Какого хрена ты, тетя, делала в маманькином номере?»

   – Я честно расскажу про чемодан!

   – Подожди до утра, – зевнул Максим.

   – Чтобы дать преступнику время получше запрятать Нину? – повысила я голос.

   – Никуда она не денется, небось гуляет по территории лечебницы, – еле слышно отозвался Максим и вытянулся на диване. – Спокойной ночи, малыши, Максик хочет баиньки! Старуха просто оторва, потому ее и запирают.

   Я пнула нахала под ребра:

   – Не спать!

   Он сел.

   – Вау! В твоей семье были надсмотрщики с плантаций? Характерный приемчик.

   Я отняла у Максима подушку.

   – Дрыхнуть отправляйся в свой номер. А почему ты уверен, что Нина – «оторва»?

   Максим опять принял лежачее положение. Вместо подушки он беззастенчиво использовал мою кашемировую кофту, висевшую на спинке дивана. Я мерзлячка, даже жарким летом люблю вечером накинуть свитерок.

   – Вспомни, за что тебя сюда сослали, и поймешь, – протянул Максим.

   Я снова толкнула наглеца.

   – Сослали? Я сама приехала! Племянники мне путевку подарили!

   Максим приоткрыл один глаз.

   – Сознавайся, котя! Ты пьешь? Колешься? Нюхаешь? Жуешь? Или мы, усенька-пусенька, клептоманки, истерички? Нет? Лесбиянки?

   Я возмутилась:

   – Что за чушь ты несешь? Я приехала отдохнуть, пройти курс процедур.

   Максим сел, потянулся, потер лицо ладонями и хмыкнул:

   – Процедуры? Твоя наивность зашкаливает. Эта лечебница специализируется на детоксе. Бабке отсюда не сбежать, увезти ее тайком нет шансов.

   – Детокс? – растерянно повторила я.

   – Люся, ну, та, что орала, увидев муляж таракана, хроническая алкоголичка, муж ее сюда возит на реабилитацию. Остальные ей под стать. За ворота лечебницы выйти можно только днем, ночью территорию охраняют лучше Алмазного фонда, мышь не прошмыгнет! Если ты поселил под крышей наркош и забулдыг, держи их под строгим присмотром, в особенности после отбоя, – шептал незваный гость.

   Я с сомнением покосилась на Максима. Если, по его словам, сюда даже муха непроверенной не пролетит, то каким образом дедуля с внучкой и артритом смог беспрепятственно пробраться к бальнеологической лечебнице? Но рассказывать о дурацком происшествии Максиму нельзя.

   Безобразник опустил веки.

   – Не стесняйся своих слабостей, сейчас все на стимуляторах сидят.

   Я топнула ногой:

   – Я приехала сюда отдохнуть!

   – В самую крутую детокс-клинику? Котик, не лицемерь! – гадко ухмыльнулся негодяй.

   Я решила дать ему ответный бой:

   – А ты здесь из-за героина? Или нюхаешь клей?

   – Из-за разнузданного сексуального поведения, – еле слышно пробормотал Макс, – меня предки сюда отправили, их восемьдесят второй внебрачный внучок доконал.

   Я дернула его за руку:

   – Уходи!

   Против ожидания Максим не стал спорить. Он быстро поднялся и, послав мне воздушный поцелуй, отправился восвояси.

   Утром, около восьми, настойчиво зазвонил местный телефон, я, не открывая глаз, нашарила трубку.

   – Евлампочка Андреевна, вас Маргоша беспокоит, – запел женский голос. – Не желаете на уникальную процедурку? Есть свободное время. Как раз до завтрака успеете! Станете похожи на наливное яблочко.

   Спать мне хотелось отчаянно, но ради красоты можно и пострадать.

   – Иду, – пообещала я и заставила себя встать.

   Надеюсь, волшебная процедура будет проводиться в тщательно закрытом помещении, без окон и при полном отсутствии посторонних.

   Мои ожидания оправдались. Маргоша отвела меня на минус первый этаж и поставила перед агрегатом, сильно смахивающим на гигантскую мыльницу с отверстиями по бокам.

   – Синхрофазотронный коллапс, – гордо объявила медсестра, – стоит миллион евро, в стране он в единственном экземпляре.

   Я отступила на шаг, наличие в названии агрегата слова «коллапс» меня насторожило.

   – А как он действует?

   – Проще веника, – оживилась Маргоша, – залезаете внутрь, кисти рук, ступни ног и голова остаются снаружи, для них дырочки сделаны. Я нажимаю вон ту кнопочку – и пошла плясать карусель.

   – Это не опасно? – засомневалась я.

   – Не-а, это же оборудование для косметологов, а им невыгодно пациенту вредить, надо, чтобы человек постоянно ходил и деньги на свою красоту тратил, – успокоила меня Маргоша. – Никто не жаловался, а народ тут капризный! На коллапс очередь стоит, Алла Михална на него только постоянных пациентов записывает, но я вам время нашла за вашу доброту! Как господь учит? Сделали тебе приятное – воздай сторицей! Вам повезло, что Пронькина заболела! Ой, как нехорошо я сказала!

   Я навострила уши.

   – Лида или Соня простудились?

   – Нет, сама Нина слегла, – объяснила Маргоша, – у нее сердце плохое, говорят, рано утром приезжала «Скорая» и забрала ее.

   – Куда?

   – В больницу, конечно.

   – В какую? – не успокаивалась я.

   – Мне любопытничать нельзя, да и не очень интересно. Они люди богатые, нашли небось крутого кардиолога, – частила Маргоша. – Евлампочка Андреевна, лезьте в коллапс.

   Пришлось подчиниться. Медсестра опустила крышку.

   – Удобно?

   – Мягко, – одобрила я.

   – Начнем с малой скорости, – предупредила она, – не бойтесь, потрясет чуток.

   «Мыльница» завибрировала.

   – Ай, – взвизгнула я, – щиплется!

   – Синхрофазотронные коллапсы активировались, – с видом академика кивнула Маргоша, – потерпите, они от вашего организма свободные радикалы отщипывают, целлюлит утюжат, возвращают юность волосам, зубам, ногтям.

   Аппарат затрясло сильнее. Я хотела спросить, каким образом аппарат воздействует на части тела, находящиеся вне устройства, но тут Маргоша объявила:

   – Вторая скорость. Слышали про Надю?

   Щипки усилились, снизу, из дна капсулы, попеременно выскакивали тупые иглы и весьма ощутимо тыкались в мою спину, филейную часть и ноги.

   – Надька моя сменщица, – продолжала Маргоша, – помните, я вчера жаловалась, что она не пришла? Третья скорость.

   По моему животу начал кататься футбольный мяч, в бока будто вцепилось стадо бешеных кошек.

   – Да, – с трудом выдавила я из себя.

   – Убили ее! – в полном восторге от того, что сообщает столь замечательную новость, взвизгнула медсестра.

   Я забыла о телесных неудобствах.

   – Как?

   – Говорят, наркоманы в ее избу залезли, – сказала Маргоша, – телик сперли, колечки, хурду-бурду всякую, а Надьку сильно поколотили, изуродовали всю. Во! Четвертая скорость.

   Аппарат начал медленно вращаться, из моей головы вымело все мысли.

   – Караул, падаю! – взвизгнула я.

   – Спокойствие, только спокойствие, – медсестра процитировала Карлсона, который живет на крыше, – все по плану, ситуация под контролем. Коллапс перешел в стадию активного расщепления мезотропов.

   «Мыльницу» заколотило, словно больного малярией, из ее стен повываливались каменные скалки и железные молотки, от моих щиколоток до талии стал ездить асфальтоукладчик, а верхнюю часть тела будто стегало крапивой. Конструкция медленно вращалась вокруг своей оси, меня замутило, но сил попросить Маргошу прекратить процедуру не нашлось. Из горла вырвался писк:

   – И-и-и!

   – Отличная вещь! – гаркнула медсестра, перекрывая вой и скрежет. – Омолаживает! Ощущаете?

   Аппарат перевернулся, я сумела справиться с тошнотой и заорала что есть мочи:

   – Спасите! Убивают!

   Пластиковая западня резко затормозила и мгновенно открылась, я выпала на пол.

   – Господи! – перепугалась Маргоша, кидаясь ко мне. – Простите, если сможете! Автоматизм сработал! Если кто-то вопит, я сразу жму на аварийную кнопку! Не ушиблись? Евлампочка Андреевна, как дела?

   – Полный коллапс, – дрожащим голосом произнесла я и сделала попытку встать на четвереньки.

   – Говорила же! – обрадовалась Маргоша. – Все клиенты в экстазе. Вениамин Михайлович Горелов утверждает, что коллапс враз вылечивает от похмелья, он потом себя ощущает как будто заново родившимся. Что чувствуете? Опишите!

   – Наиболее подходящее сравнение – кошка, попавшая в бетономешалку, – прошептала я.

   – Улет, – захлопала в ладоши медсестра, – теперь вам надо отдохнуть. Я вас чайком побалую, так полагается. Если ножки дрожат, ползите на карачках, тут недалеко. Ну... правая коленочка, левый локоток, теперь меняем!

   Я потрясла головой. Услышав, как полушария мозга гремят под черепом, словно в скорлупе грецкого ореха, я попыталась понять, где у меня «правая коленочка, левый локоток», запуталась, вытянула вперед одновременно обе руки и тюкнулась носом в ковер.

   – Здорово вас синхрофазотнуло, – задумчиво изрекла Маргоша, – сейчас «Бентли» подам!

   Я приподняла голову и поняла, что испытывает воздушный шарик, наполненный гелием. Если цель коллапса – превратить человека в неспособное мыслить существо, то она достигнута. Интересно, в какой стадии опьянения приходит на сеанс незнакомый мне Вениамин Горелов, если он потом ощущает себя новым человеком?

   – Ну е-мое! «Бентли» пропал, – сокрушалась Маргоша, вновь появляясь в зоне видимости, – кто его взять мог?

   – Неужели автомобиль заезжал по такой узкой лестнице в подвал? – прокашляла я и умудрилась сесть.

   Маргоша весело засмеялась.

   – «Бентли» – инвалидная коляска, очень хорошая, она складывается, ее легко нести, но... ее нет на месте. Иной раз человека коллапс так уконтрапупит, что его в комнату отдыха везти надо. Вот как вас, например. А наш клиент Геннадий Фролыч Раков кресло на колесах автоэмблемой украсил, приделал сзади к спинке и давай смеяться: «Негоже мне, Маргоша, на отстойном рыдване разъезжать, не по статусу. А теперь все путем, на «Бентли» рулю». Ну и все клиенты тоже хохмить начали! Евлампочка Андреевна, лапочка, вы же не расскажете Алле Михалне, что я вас мордой, ой, простите, мордочкой об пол вытряхнула?

   – Нет, – пообещала я, встала и, держась за стенку, пошла пить чай. – Но с одним условием.

   – Для вас сделаю что угодно! Хотите процедуру на коллапсе повторить? – замела хвостом Маргоша, усаживая меня за стол.

   Я содрогнулась.

   – Нет, спасибо, просто ответьте мне на пару вопросов.

   Медсестра включила чайник.

   – О чем?

   Я постаралась изобразить очаровательную улыбку.

   – Собираюсь начать в особняке ремонт, надеюсь месяца через четыре успеть обновить дом. Но жить среди ведер с краской и мешков с цементом не хочу. Снять временное жилье сложно, хозяева заинтересованы сдавать его не менее чем на год. Вот я и подумала: может, тут поселиться?

   – Чудесная идея, – одобрила медсестра, звеня чашками, – Пронькины, например, так и поступили, они раньше отдыхать приезжали, а сейчас ну прямо как вы придумали.

   – Вроде неплохой план, – продолжала я, – но есть сомнения. Вчера я случайно выяснила, что здесь лечат хронических алкоголиков и наркоманов. А еще вашу сменщицу убили. Тоже мне тихое место! И Нине Пронькиной с сердцем плохо стало. Вероятно, не стоит с «Виллой Белла» связываться, аура здесь подпорченная.

   Маргоша наполнила красивые фарфоровые бокалы крепким чаем, в воздухе приятно запахло мятой.

   – Правильно делаете, что посоветоваться решили, я тут с первого дня, а в Ларюхине всю жизнь. С шестнадцати лет в районной больнице пахала, вставала в четыре утра, в любую погоду пехом до электрички перла. Мрак! Я Алле Михалне ноги за то, что взяла меня сюда, целовать готова, но вам правду скажу.

   Я отхлебнула чай. Что ж, послушаем арию самозабвенной сплетницы.

   Максим не соврал, в «Вилле Белла» проводили оздоровительные процедуры с любителями выпивки и фанатами наркотиков. Естественно, имена тех, кто прибыл избавляться от постыдной зависимости, не афишировали, а сами больные бойко врали другим постояльцам о синдроме хронической усталости и желании омолодиться. Да только постоянные клиенты все друг про друга знали.

   – Люся Суворова, – азартно делилась врачебной тайной Маргоша, – вы ее видели небось. Бриллианты размером с банку шпрот повсюду торчат. Вот она бухальщица. Виктор Семеныч ее сюда, как на работу, четыре раза в год доставляет. Кстати, не знаете, как ласкательно Виктора кликать? Жена его «Витя» зовет, а я думаю, это неправильно. Витя от Виталия, а от Виктора-то как? Вик? Никита Седых на таблетках сидит, лопает их, как конфетки, намешает коктейль и в рот. Наркоманом себя он не считает, потому что затаривается не у дилера, а в обычной аптеке. Наберет лекарств от давления, кашля, температуры, ангины и пригоршней – ам!

   – Так и умереть недолго, – заметила я.

   Маргоша развернула шоколадку.

   – Свою голову им не приставишь. Детоксники не шумят, беспокойства от них нет, приезжают сюда на три недели, и гуд-бай, до новых встреч. Вы с ними лишь в ресторане столкнетесь, да и то не со всеми, они в номерах едят. А большая часть пациентов просто хочет вес скинуть, морщины разгладить. Вот вы, например, после коллапса себя не узнаете, эффект уже к ужину проявится.

   Я осторожно пошевелила отчаянно ноющими ногами и продолжила допрос:

   – Надеюсь, вы правы и в санатории царит порядок, но, похоже, тут нет хороших врачей! Почему Нину Пронькину увезли?

   – У нее стенокардия, – пояснила Маргоша, – грудная жаба, без нитроглицерина она и шагу не ступит, постоянно склянку при себе таскает. Она мне рассказывала, что болезнь в один день пришла: как узнала Нина о смерти мужа, так здоровье и потеряла. Любовь! А врачей здесь полно!

   – Но Нину почему-то отправили в стационар! Чем местные доктора занимаются? – прикинулась я идиоткой.

   – У нас для сердечников не приспособлено, лечим грязью, кислородом, диетой, а серьезные проблемы – не наш профиль. Вот с псориазом добро пожаловать, кожу очистим в два счета! – пообещала Маргоша.

   – Теперь о Наде. В Ларюхине криминальная обстановка, опасно жить рядом с бандитским местечком!

   – Пьет народ, – пригорюнилась Маргоша, – подраться мужики любят, да и бабы хороши. В мае Лариска Захарова Надьке про факира чего-то сказала, и пошли у них клочки по закоулочкам.

   Ломота в теле мигом прошла.

   – Надя – это такая высокая, крупная, даже полная женщина, волосы рыжие, выкрашенные хной, коротко стриженные?

   – Ой, точнехонько ее описали, – восхитилась Маргоша, – вы разве знакомы?

   Я прикусила губу. Нет, я никогда не общалась с Надеждой, просто видела, как та с криком: «Ты убила факира», – налетела на Нину Пронькину.

   А теперь вдова исчезла, оставив всю одежду, вставные зубы и жизненно необходимое лекарство, а Надю убили грабители. Странное совпадение. Надеюсь, я сумею вытянуть из Маргоши, кто такой этот факир?

   Я с изумлением посмотрела на медсестру, уравнявшую умерших несушек с погибшим человеком, а та самозабвенно отдалась любимому хобби – перемыванию косточек знакомым. За короткое время я узнала о несчастной Наде всю подноготную и пожалела бедняжку. Похоже, когда другие стояли в очереди за счастьем, Надюша толкалась за трудолюбием и не успела получить даже крохотного кулечка с удачей.

   Надя всю жизнь провела в Ларюхине, даже в недалекую Москву она выезжала считаные разы. Да и зачем ей было кататься в столицу? Школу Надежда Рязанцева окончила сельскую, поступила в медицинское училище, находящееся в соседнем городке Еланске, а потом отправилась на работу в местную больницу. Маргоша знала Надю с детства, они вместе ездили на автобусе в школу, потом учились делать уколы и служили в хирургическом отделении. Именно Маргоша привела Надежду в «Виллу Белла», когда Алла Михайловна уволила одну из медсестер.

   – Пожалела я Надьку, несчастная она, – тарахтела Маргоша, – муж ей достался ленивый, в клубе на гардеробе сидел. Здоровская служба для молодого парня, да? С апреля по октябрь работы нет, зарплаты тоже, а осенью и зимой он пальто выдавал. Думаете, Генка по хозяйству старался? Огород копал, полол, за скотиной смотрел? Как бы не так! Надежда на сутки уйдет, муженек на софу в терраске ляжет и давай книги читать! Два раза в неделю, как на работу, в Еланск мотался, в библиотеку. Жена усталая из больницы припрется, не знает, за что хвататься, посуды грязной гора, в доме раскардаш, ведра для воды пустые. И зачем такой мужик нужен? От кота и то больше пользы, он хоть мышей ловит!

   Я постаралась не засмеяться. Интересно, какое количество российских женщин согласилось бы поменять никчемного супруга на ласковое домашнее животное? И почему многие бабы, выбиваясь из сил, тащат на горбу бездельников, алкоголиков, грубиянов и прочий сброд, отчего не хотят сбросить тяжкий груз и попытаться найти свое счастье?

   Маргоша оказалась объективной, для описания супруга Нади нашла не только черную краску. Геннадия никто ни разу не видел пьяным, рук он не распускал, и женское население Ларюхина не скрывало зависти к Рязанцевой.

   – Мой тоже палец о палец не ударит, – горько говорила Олеся Капустина, ближайшая соседка Нади, – только жрет в три горла, да еще и пьет. Не дашь ему денег на бутылку, хватается за ремень. Пусть уж лучше, как у Надьки: лежит, книги читает, но трезвый.

   В отличие от большинства женщин Надя не любила обсуждать свои дела с подругами. Но Маргоша, чей дом стоял впритык к сараю Рязанцевых, часто видела, как та плачет на завалинке.

   Несколько лет назад Геннадий попал под электричку. Свидетели происшествия рассказывали, что он стоял на платформе слишком близко к краю, читал книгу, и его снесло воздушной волной на рельсы. Надя похоронила мужа и совсем замкнулась, никаких сплетен о вдове не ходило. Рязанцева ездила в Еланск, посещала там церковь, убирала могилу Гены и работала. Даже к приятельницам на дни рождения не ходила. Представляете, как изумилась Маргоша, когда к ней принеслась Олеся Капустина и жарко зашептала:

   – Марго! Держись за стену! У Надьки мужик поселился!

   – Брехня, – отмахнулась Маргарита.

   – Ты слева от нее живешь, а я справа, у меня весь участок Рязанцевой на виду. Он вчера из бани в дом шел, в одних трусах! – выпалила Олеся. – И где Надька его откопала?

   Откуда в Ларюхине появился Леонид со странной фамилией Факир, не знал никто. Мужчина словно телепортировался из параллельной реальности. Через месяц после того, как по Ларюхину зазмеились сплетни, Рязанцева неожиданно закатила первый раз в жизни день рождения, созвала всю улицу и продемонстрировала своего кавалера, сказав:

   – Это мой муж Леонид.

   Бабы ахнули, мужики переглянулись, а Леня быстро разлил по рюмкам водку. К концу праздника Маргошу обуяла простая человеческая зависть. Может, Надьке и не особенно везет, вот детей у нее не получается, зато мужья подбираются непьющие. Факир щедро угощал народ, сам лихо поднимал стопки, но оставался на удивление трезвым. Маргарита начала следить за супругом Нади и приметила, что тот плескает себе из особой бутылки, стоящей на буфете. Маргоша улучила момент и понюхала содержимое «пузыря» – спиртным из горлышка не пахло, Леонид с кряканьем глотал обычную воду.

   Чем дольше Надя жила с новым мужем, тем сильнее удивлялась Маргарита. Леонид не ходил на службу, он, как и Гена, предпочитал валяться на диване, правда, не читал, а смотрел телик. Как и первый супруг Рязанцевой, Факир не помогал ей в хозяйстве, но у Нади появились деньги.

   О том, что соседка обрела материальное благополучие, Маргарита сообразила раньше всех. Медсестре понадобилось съездить к брату в Пермь, и она спросила Надю:

   – Заменишь меня?

   Услышав такую просьбу раньше, Рязанцева кивала:

   – Да, конечно, лишние деньги мне не помешают, – но теперь капризно поджала губы и нехотя процедила:

   – А у меня есть шанс сказать «нет»? Алла Михайловна, если ты усвистишь, все равно заставит меня твою смену на процедурах стоять! Клиентов много, Фаина в отпуске, а Илья заболел.

   – Не задаром же! – напомнила Маргоша. – Ты получишь мои бабки.

   – Всех денег не заработаешь, – легкомысленно отмахнулась Рязанцева.

   У Маргоши словно с глаз пелена упала. Когда живешь с кем-то бок о бок с младенчества, волей-неволей знаешь обстановку чужого дома, как свою. Маргоша бесчисленное количество раз сиживала на кухне у Нади и давно не разглядывала интерьер. Но сейчас она обежала взором помещение и отметила: новый электрочайник, СВЧ-печь, красивая клеенка, недавно купленные занавески...

   – Ты и шкафчики сменила! – не выдержала Маргоша. – Когда только успела! Я не видела, чтобы машина с мебелью приезжала!

   – Это Леня постарался, – после небольшого колебания ответила Надя. – Он военный, всю жизнь служил в секретной части на Севере, денег заработал, пенсию хорошую. А жениться не смог, куковал в гарнизоне, там свободных женщин не было. Теперь наш дом обустраивает. Мне больше нет необходимости лишние дежурства набирать, хочу вообще уволиться, семьей заняться.

   Маргоша едва не подавилась чаем, а Надя мечтательно протянула:

   – Мы, наверное, участок с избой сдадим хорошим людям, а сами уедем к морю, купим там дом и заживем с Леней тихо. Хватит, погорбатились оба на чужого дядю.

   Маргарита поставила чашку на блюдце, она звякнула, Надя вздрогнула и торопливо стала опровергать свои же слова:

   – Не слушай меня! Размечталась, как малолетка! Можно подумать, нас ждут в теплых краях. И где деньги взять?

   Вот только Рязанцева зря старалась, Маргоша уже поняла: Леонид – богатый человек.

   Медсестра взяла заварочный чайник и наклонила его над чашкой. Я решила стимулировать сплетницу на продолжение беседы.

   – Странно, что вы назвали Надю невезучей! Ей достался после Гены отличный спутник жизни, появилась перспектива переехать в теплые края.

   Маргарита достала из сахарницы кусочек рафинада.

   – Ничего-то у нее не получилось! Факир исчез.

   Я удивилась:

   – Куда?

   Маргоша зазвенела ложечкой о стенки чашки.

   – Испарился. Я уехала отдыхать на Бали – он на Надиной веранде лежал, вернулась – нет его.

   – А дальше что?

   Сплетница развела руками:

   – Конец мечтам. Надька осталась в Ларюхине, Факир ее бросил.

   – Это она так сказала? – уточнила я.

   – Я сама догадалась, – ухмыльнулась Маргарита. – Надюха, когда Леонид с ней жил, веселая ходила! Я ее такой даже в детстве не помню! Не ходила даже, а летала, песни пела. Вот только ревновала его! На всех коршуном кидалась, за мужиком следила!

   Медсестра подцепила с тарелочки кружок лимона.

   – Жалко мне ее! В личной жизни Надьке не везло. Бедная, и еще умерла не своей смертью! Ее здесь, в клинике, все любили, хоть та же Люся! В этот раз она, как приехала, пришла сюда и с порога спрашивает: «Маргоша, а Надя работает, не уволилась? Хочу к ней на процедуру записаться».

   Мне обидно стало, я не хуже обертывание делаю, Люся раньше к нам обеим ходила.

   – И что ты ответила? – спросила я.

   – Правду! «Надя работала двое суток подряд, я ездила в Москву по делам. Теперь мой черед. Если хотите, приходите в четверг». Люся заулыбалась: «Маргошечка, не пыли, я всего-то хотела к Наде разок заглянуть. Ты лучше всех грязь накладываешь!» Еще чайку вскипятить?

   – Нет, спасибо, – отказалась я, – как пройти в Ларюхино? От скуки прошвырнусь по магазинам.

   – Их всего три. Супермаркет, универмаг и хозяйственный, ничем хорошим там не торгуют, – попыталась остановить меня Маргарита, – и жарко становится, солнце палит, как в Африке.

   Я встала.

   – Все же загляну в Ларюхино, надеюсь, не потеряюсь по дороге.

   – Запутаться трудно, выйдете из центральных ворот и налево, а еще можно через лесок двинуть, – объяснила медсестра.

   Я поблагодарила Маргошу, дошла до порога и обернулась.

   – Скажите, а правда, что по ночам отсюда никого не выпускают? Кругом запоры, охрана, камеры, даже мышь незамеченной не проскочит?

   Маргарита отвела глаза.

   – А вам зачем?

   Мне пришлось изобразить смущение.

   – Понимаете... у меня есть мужчина... мы не имеем возможности встречаться открыто...

   Маргоша закивала.

   – Он семейный?

   – Да! Не осуждайте нас.

   – Я сама путалась с женатиком. Пустая трата времени, – горько призналась медсестра.

   Меня понесло на крыльях вранья:

   – В «Виллу Белла» его привести не могу, он слишком известный человек, постоянно в телевизоре торчит. Мне надо поздно ночью, около часу, уйти с территории, но как это сделать?

   Медсестра задумалась.

   – Евлампочка Андреевна, мы, похоже, с вами подружились. Я здесь со многими на короткой ноге, пациенты родными людьми становятся, я стараюсь, как для родных, а люди мне «спасибо» говорят. Анна Терешкина за массаж серьги подарила, Семен Викторович сапоги преподнес, в смысле, денег на них дал. Но вы мне больше всех нравитесь.

   Я закатила глаза.

   – Ох, Маргоша, хорошего человека сразу видно. У меня есть абсолютно новый комплект: платок и ремень от «Гермес». Племянница подарила, я даже бирки с вещей не срезала, привезла их сюда, а зачем? Платки не ношу, пояса не люблю! Пропадет набор, возьмите его себе. Постороннему человеку я бы постеснялась предложить, но мы с вами можем считаться, как вы правильно заметили, по-дружками.

   Маргоша с плохо скрываемой радостью изобразила смущение.

   – Комплект от «Гермес»? Никогда! Евлампочка Андреевна, он космических денег стоит.

   – Пожалуйста, Маргошенька, вы меня очень выручите. Цвет абсолютно не мой, нежно-розовый, орнамент из лошадей, вы любите животных? – искушающе улыбнулась я.

   – О! Прелесть! – простонала Марго. – Огромное спасибо! В нашей клинике замечательные пациенты, всегда подарочки дарят!

   – Сейчас принесу! – пообещала я и помчалась в свой номер.

   Когда красивая коробка оказалась в цепких ручонках Маргариты, она прижала ее к груди и зачастила:

   – Любви стесняться глупо. Женатый, холостой, это без разницы – надо свой кусок счастья отхватить, пока прилично выглядишь. Камеры и охрана – вранье. Алла Михална экономит даже на спичках. Весь забор и здание приборами наблюдения утыкали, но они фальшивые, даже у ворот не настоящая камера. И охранники только у входа, по территории никто не шастает. Хозяйка в рекламном буклете написала: «24 часа парк и лес просматривают через мониторы и обходят караулом». Бумага и не такое стерпит, я все время поражаюсь, какие люди наивные, верят на слово. Наши постояльцы – бизнесмены, богатые и по-детски доверчивые.

   Я мотала на ус откровения Маргоши. Платок и ремешок от известной французской фирмы жалко было до слез, но за информацию приходится платить. Маргарита честно отрабатывает свой гонорар, а я сейчас узнаю практически все о местных порядках.

   Центральные ворота на ночь запирают, в будке бдит парень с пистолетом, парадный вход в корпус тоже на замке, на первом этаже сидит дежурная. Но вот маленькая дверь из бальнеологической лечебницы, та самая, через которую я очутилась в лесу, остается без присмотра. Есть еще выход через прачечную в небольшой внутренний дворик. И через забор легко пролезть, кое-где в нем не хватает прутьев.

   – Если по дороге шлепать, то сюда почти десять минут ходу, – заливалась соловьем благодарная информаторша. – Я на работу добираюсь по тропочке через лужок, сквозь заборчик шмыг – и на территории. Одна беда, надо еще к воротам тащиться, чтобы время прихода отметить, там охрана сутками стоит. Где только таких дебилов выращивают? Увидят меня и даже не удивятся: «Маргоша, а как ты сюда мимо нас прошмыгнула?» Дундуки! И куда «Бентли» подевался? Вот Алла Михална разозлится!

   – Эй, дедушка! – крикнула я.

   Башка дернулась, повернулась и запричитала:

   – Я случайно здесь очутился! Шел мимо, не удержался на ногах и плюхнулся. Старый я, с артритом, вот и решил отдохнуть, сил набраться, а уж после на берег выкарабкиваться. Где-то я тебя, дочка, видел? Ты из ларюхинских?

   – Лучше вылезайте, – приказала я, – ваши суставы от пребывания в луже только сильнее заноют.

   – Поскользнулся, упал, сижу, – выдал укороченный вариант событий дедок.

   – Вы настоящий фокусник, – восхитилась я, – споткнулись и успели стащить одежду, чтобы не испачкать! О, даже шнурки ухитрились развязать. С таким талантом впору в цирке выступать!

   Дед закашлял.

   – Я ветеран войны и труда, весь израненный, на Рейхстаге знамя водружал.

   – Добрый день, господин Кантария, – поклонилась я, – не ожидала увидеть в Подмосковье легендарного, но, увы, уже скончавшегося героя. Или вы Егоров?

   – Кто? – шмыгнул носом дедок.

   – Знамя Победы устанавливали Кантария, Егоров и Берест. История – единственный предмет, по которому я всегда имела исключительно пятерки, – пояснила я.

   – Я тоже триколор водрузил, но не на большом Рейхстаге, а на маленьком, районном, – бесстыдно соврал старичок.

   – Ух ты! Хотите простудиться – сидите здесь хоть год, – сдалась я, – но должна предупредить: это обычная яма с ничем не примечательной грязью!

   – Вспомнил! – оживился дедок. – Ты сама тут купалась и на нас с внучкой ругалась! Во какая! Хочешь целебным источником лично владеть? Дулю тебе! Господь Землю для всех людей создал. Я божий человек, по свету странствовал, добро творил и теперь полные права имею тута плавать! Диаконом работал, все делал сам, детей крестил, стариков отпевал! Уйди, а то анафеме предам!

   Я рассмеялась.

   – Приятно познакомиться с ветераном войны, водружавшим флаг над Рейхстагом местного значения, а в свободное от геройских подвигов время проповедующим Священное Писание. Но вот что интересно: в советские годы флаги были красными, триколор появился после падения коммунистического режима. А диакон не имеет права проводить службы, он всего лишь помощник священника.

   Дед насупился, а я обогнула «купальню», до-шла до забора, пролезла в дыру между прутьями, пересекла лужок, покрытый цветами, и очутилась на узенькой улочке, с двух сторон застроенной домами.

   Никого из аборигенов видно не было. Я прошла до перекрестка, дальше деревня превращалась в городок. Вместо частных избушек появились две трехэтажные блочные постройки, по маленькой площади сновали люди.

   Я остановила одного прохожего.

   – Простите, где живет Надя Рязанцева?

   – Че, я должен всех знать? – нелюбезно ответил мужчина и пошел прочь.

   Маленькая неудача не лишила меня боевого задора. Я ухватила за рукав семенившую мимо бабушку, нацепившую на ноги валенки с калошами. Старушку не смутил ни жаркий август, ни отсутствие снега: вдобавок она еще и замоталась в платок.

   – Сделайте одолжение. Я ищу супермаркет, скажите, в какую сторону идти?

   Из рукава застиранной кофты высунулись цепкие пальцы с обломанными ногтями, бабка чихнула и прохрипела:

   – Купишь ханку – покажу!

   Я сделала шаг назад, но бабка схватила меня за локоть. Покрывавшая ее голову тряпка свалилась на плечи, обнажилось одутловатое лицо сине-желтого цвета и всклокоченные темные волосы без признаков седины.

   – Купи ханку, – потребовала старуха, – а то в лицо плюну, получишь СПИД.

   – Петька! – закричали с противоположной стороны перекрестка. – А ну не лезь!

   Существо съежилось и шмыгнуло прочь.

   – Он у вас денег не взял? – запыхавшись, спросила полная шатенка, перебежавшая проезжую часть, чтобы меня спасти. – Пьяная рожа, а никак ведь не помрет! Хорошие люди погибают, нечисть живет, а менты ни фига не делают!

   – Это мужчина? Я приняла его за пожилую женщину, – призналась я.

   – Петька-алконавт, – пояснила шатенка, – носит то, что на помойке нашел, у него в овраге и стол, и дом, и одежный магазин. Местных Петька не трогает, а к приезжим привязывается. Тут неподалеку есть клиника для богатых, их там от ожирения лечат, так постояльцы ханурика совсем испортили. Придут сюда, от скуки по улицам шарятся и суют ему большие деньги: тысячу, две. Если уж им некуда миллионы тратить, построили бы детскую площадку.

   – Не знаете случайно, где дом Нади Рязанцевой? – перебила я свою спасительницу.

   – Мы с ней в соседях жили, – осторожно сказала незнакомка, – зачем Надьку разыскиваете?

   – Вы Олеся Капустина! – вспомнила я рассказ медсестры Маргариты.

   Зрачки шатенки расширились.

   – Предположим. Сами-то вы кто?

   – Евлампия Романова, – представилась я, – меня хорошо знает Маргоша из «Виллы Белла».

   Олеся окинула меня оценивающим взглядом.

   – Вы из санатория?

   – Хотела в Ларюхине домик купить, – проигнорировала я ее вопрос, – Маргоша посоветовала к Рязанцевой обратиться, та вроде собиралась на море податься.

   От былой приветливости Олеси не осталось и следа, а в голосе зазвучала враждебность.

   – Богатому человеку будка в глуши без надобности.

   – Наверное, но у меня больших денег нет.

   Капустина еще раз мысленно приценилась к моим джинсам, футболке и балеткам.

   – Одеты больно хорошо!

   Я растопырила пальцы.

   – Зато украшений нет, видите? Мне с фигурой повезло, а на вешалке любой хлам неплохо смотрится.

   Олеся не удержалась от смешка, я решила укрепить свои позиции.

   – Я служу домработницей у олигарха, хозяин путевку в «Виллу Белла» мне на день рождения подарил.

   Огонь классовой войны, жарко полыхавший во взоре Капустиной, потух.

   – А-а, – протянула она.

   – Мечтаю о даче, – не умолкала я, – огород, петрушка, укроп, клубника. Услышала про смерть Нади и решила посмотреть на ее домик.

   – Пошли, – мотнула головой Олеся, – но, сразу скажу, там удобств нет. Газ баллонный, топить надо дровами или углем, водопровод нам двадцать лет обещают, а до сих пор ведра от колодца таскаем. Вот туалет в доме у Надьки есть.

   – Да ну? Как же он работает? – удивилась я.

   – Биосортир, – пояснила Олеся, – дорогое удовольствие, его Надькин второй муж поставил. Мы все на двор ходим, а Рязанцева королевой в хате потребности справляла, пристройку они сделали, в ней унитаз и водрузили. Мне Надюха похвасталась, но попользоваться не дала, сказала, какие-то кассеты часто менять надо, а они не бесплатные. Участок у нее ухоженный, сарай есть, два погреба, один в доме, другой во дворе. Чего еще? Летний душ.

   Я прикинулась ничего не видавшей в жизни горожанкой.

   – Зимой в нем мыться нельзя?

   Капустина толкнула деревянную калитку, выкрашенную в голубой цвет.

   – Можешь попробовать. Стукнет десять градусов мороза, бери мочалку да ступай в конец огорода, в щелястую будку.

   – А где Надя в холодное время года мылась? – не успокаивалась я, изображая покупательницу.

   Олеся присела и начала шарить рукой под крыльцом.

   – Рязанцева хорошо устроилась, она на работе могла в душ пойти, а нам в баню приходится топать или тазики на кухне греть и частями мылиться.

   – Тихо здесь, – отметила я, – и народу никого.

   Не успели отзвучать последние слова, как во всю мощь заиграла музыка и визгливый женский голос заорал:

   – А вот и они! Ура! Встречайте звезд! Группа «Серый месяц» из Еланска!

   На секунду я оглохла, потом, пытаясь перекричать джаз-банд, игравший кто в лес, кто по дрова, спросила:

   – Что это?

   – Свадьба у соседей, – пояснила Олеся, – два наших местных богатея породниться решили, три улицы на празднике не первый день пьют, даже дети от мероприятия не отлынивают, оттого и пусто, а потом неделю опохмеляться будут. Сегодня самое время на речку идти, там ни одной души нет.

   Меня охватило любопытство:

   – А вы почему проигнорировали праздник?

   Олеся усмехнулась.

   – Как это? С мафией ссориться нельзя! Я на работу ходила, сутки отпахала, сейчас покажу вам дом и побегу плясать. Входите!

   Капустина толкнула дверь, я замешкалась на пороге:

   – Покойница в морге?

   Олеся вошла в сени.

   – Нет, в церкви гроб, в Еланске. Уж не знаю, кто договорился. Надька сильно верующей не была, иконка у нее висела, но чтобы, как некоторые, на богослужения бегать – такого не бывало. Ты не бойся, в доме никого нет. Туфли сними.

   Я оставила в просторных сенях баретки и вошла на террасу. Похоже, Надя любила свой дом и старательно вила гнездо. На окнах висели недорогие, но симпатичные занавески, диван и два кресла были почти новыми, стол покрыт скатертью, на нем стояла ваза с искусственными флоксами, сиденья стульев облагораживали клетчатые подушечки.

   – Здесь и отопление есть, – сказала Олеся, – хозяйка веранду на зиму не консервировала.

   Небольшой с виду домик внутри оказался неожиданно просторным. Из веранды я попала в гостиную, или, как выразилась Капустина, «в залу», затем увидела кухню, прошла две примерно пятнадцатиметровые комнаты и очутилась в спальне. Если в гостиной меня поразило большое количество слишком дорогой для не очень обеспеченной женщины аппаратуры (лазерная панель, DVD-проигрыватель, магнитофон), а на кухне обилие техники, от электроножеточки до блендера, то в спальне ошеломило количество книг. Три стены двадцатиметрового пространства занимали стеллажи. Собрания сочинений Л.Толстого, С.Есенина, М.Горького, Ф.Достоевского, «История государства Российского», переплетенные подшивки журналов «Новый мир», «Иностранная литература», «Наука и жизнь», фантастика, детективы, альбомы с репродукциями, путеводители, научно-популярные издания. Библиотека собиралась по принципу: покупаю все, что вижу, по набору книг невозможно было вычислить ни профессию, ни хобби хозяина. «Пособие рыболова», «Справочник яхтсмена», «Выпиливание лобзиком», «Чеканка по металлу» – вот лишь небольшой перечень руководств, стоявших на самой нижней полке. Были здесь еще анатомический атлас, справочник «Болезни домашнего скота» и книга с гламурным названием «Хочу стать женой депутата».

   Олеся заметила мое недоумение.

   – Это Генка собирал, первый муж Нади, к нему народ как в библиотеку ходил. Он книги из дома выносить не разрешал, говорил: «Иди на маленькую терраску и читай хоть всю ночь». Пустой мужик был, ничего делать не умел. Вон его фото, на подоконнике.

   Олеся ткнула пальцем вбок, и я увидела две почти одинаковые рамки.

   – Справа Генка, слева Ленька, – вздохнула Олеся, – не везло Надьке на мужиков. Первый все книжонки мусолил, и второй попался как под копирку. Правда, у Факира деньги водились, он сюда много чего купил. И нежадный был, мне вот денег дал. У меня брат в Магадане живет, мы лет десять не виделись. А где средства на поездку взять? У него трое спиногрызов, у меня четверо, только о ботинках и думаю: младшему девять, старшему двенадцать, обувь стаптывают, словно у них пятки железные. Миша у меня один из родни остался, письма друг другу шлем, иногда по телефону звоним. А год назад меня такая тоска взяла! Пришла я к Надьке, заплакала, говорю:

   «Никогда Мишу не увижу! Билет туда-сюда дорогой, еще дорога до аэропорта, и с пустыми руками неприлично к племянникам заявиться. Нищета проклятая замучила».

   Порыдала и ушла, а Факир небось из спальни мои стоны услышал.

   Через месяц к Олесе заглянул Леня, положил на стол пухлый конверт и сказал:

   – Езжай, соседка, в Магадан.

   Капустина заглянула внутрь и испугалась.

   – Ой! Не возьму.

   – Бери, бери, – настаивал Факир, – я хорошо знаю, каково живется в разлуке с близкими.

   – Вернуть не скоро смогу, – почти сдалась Олеся.

   – Это подарок! – коротко рубанул Леня.

   – Нет! Не надо, – занервничала Капустина.

   Факир сел около стола.

   – Ладно, расскажу, но ты не трепись, хорошо? Я играю в казино, выработал систему, часто куш срываю. У меня примета есть: выиграл большую сумму – отдай часть другому, иначе удача покинет. Если ты не возьмешь, я их Петьке-алкоголику отвалю, авось до смерти налижется, людей пугать перестанет. Короче, бери и отправляйся к родственнику, но никому не рассказывай, где деньги взяла, мне такая слава не нужна.

   Олеся прикусила язык и улетела к брату.

   – Хороший человек Факир, – подхватила я, – наверное, вы потом подружились?

   Капустина начала накручивать на палец длинную прядь.

   – Я вернулась и пошла к Наде, привезла им сувениров, отдала и спрашиваю:

   «А Леня где? Хочу ему спасибо сказать».

   Рязанцева помолчала и ответила:

   – Леся, он от меня ушел.

   – Куда? Почему? Что случилось? – Олеся забросала соседку вопросами, но ни на один не получила исчерпывающего ответа.

   – Генка сразу противным казался, – с сожалением сказала Олеся, – даже по карточке видно, что хмырь. А Леня, его фотка рядом стоит, – интеллигентный, не похож на скота.

   Ловким движением соседка схватила обе рамки и сунула мне под нос. В правой руке у нее был снимок тощего мужчины с длинной шеей и выпученными глазами, Геннадию следовало бы сходить к эндокринологу и проверить щитовидную железу. А вот в левой Олеся сжимала карточку с изображением Константина Львовича Пронькина.

   В первую секунду я обомлела, бесцеремонно схватила фото и поняла: нет, это не муж Нины, просто очень похожий на него человек. Я, как все музыканты, обладаю острой зрительной памятью и мгновенно вспомнила снимок в медальоне, который продемонстрировала мне вдова. Константин Львович имел обширные залысины, а Леонид Факир мог похвастаться довольно длинными, правда, негустыми темно-русыми волосами. Уши у Пронькина слегка оттопыривались и имели большие мясистые мочки, у Леонида же они были небольшими, аккуратными. У Кости лицо квадратное, у Лени оно слегка сужалось к подбородку. Но все эти мелкие различия были заметны не сразу.

   Очевидно, я не сумела скрыть своих эмоций, потому что Олеся спросила:

   – Ты знаешь Леню?

   – Нет, – пробормотала я, – просто лицо... такое... приятное.

   – Факир нравился женщинам, – кивнула Олеся, – я, грешным делом, уразуметь не могла, ну что он в Надьке нашел! Тебе домик по душе?

   – Симпатичный, – сказала я, – интересно, сколько за него запросят?

   Олеся пошла к выходу.

   – Понятия не имею.

   – А кто наследники? – бубнила я ей в спину.

   – Ни разу здесь Ленину родню не видела, а у Надьки никого нет, – пояснила Капустина, – оставь мне свой номер телефона, я звякну, если кто права предъявит.

   Я рассыпалась в благодарностях:

   – Огромное спасибо, вы так любезны!

   Капустина вывела «покупательницу» на улицу.

   – Я о себе забочусь. Зеленый дом справа мой, коричневый слева – Маргоши. Живем спокойно, не ругаемся, кошек друг у друга не травим, всегда на помощь придем, тишина здесь у нас и покой. Не дай бог пьяница поселится вместо Надьки или молодежь обоснуется, тогда прощай мирная жизнь. А ты вроде с головой дружишь. Я заинтересована в хорошей соседке.

   – Костин, – холодно сказал майор.

   – Привет, как дела?

   – Ничего нового, – по-прежнему отстраненно сообщил приятель, – очередной пожар в дурдоме. Утром получил клизму со стеклом от начальства, Катюшка сидит около столетней бабки, которой пол-организма удалили, чтобы она еще месяц прожила, Кирилл заработал фингалы под оба глаза, Лизавета объелась мороженым и потеряла голос, Сергей машину из сервиса не получил, Юля пытается уладить скандал с клиентом. Собаки тоже отличились: Ада с поносом, Капа разодрала подушку, у Фени на глазу ячмень выскочил, Рамику дверью прищемило хвост, Муля вырыла в саду все пионы.

   – Ничего страшного, – попыталась я успокоить Вовку, – просто ты редко включаешься в семейные дела и поэтому сейчас впал в уныние. Все прекрасно, лучше, чем обычно.

   – Да? – с сарказмом спросил Костин. – А как бывает обычно?

   – Катя всегда выхаживает тяжелых больных, сейчас она хоть в Москве, а могла улететь на месяц в провинцию. Кирюшка постоянно выясняет отношения в честном бою; сломанный нос, выбитый зуб, почти оторванное ухо – вот лишь небольшой перечень его травм за год, бланш на этом фоне можно не заметить. Три месяца назад Лиза слопала за час две килограммовые банки ванильного пломбира и заработала бронхит со страшной аллергией. При виде тачки Сереги мастера, как правило, от ужаса убегают прочь, хорошо, что рыдван согласились взять в мастерскую, рано или поздно его отдадут: труп автопрома, пусть даже и немецкого, никому, кроме его хозяина, не нужен. Трения с клиентом Юля решит, весной она перепутала текст в рекламных роликах, и радио целые сутки твердило: «Покупайте жеребцов-кролиководов с фермы «Конезавод» вместо: «По сравнению с рысаками «Конезавода» остальные скакуны кажутся кроликами с фермы». И то скандал уладился! Не расстраивайся, главное, когда в семье случается очередная неприятность, спокойно сказать себе: «Могло быть намного хуже, эту беду мы переживем».

   Но настроение Костина не улучшилось.

   – Чтобы не захлебнуться в море твоего безудержного оптимизма, расскажу то, чего Лампудель и предположить не могла! Вчера вечером я выпихнул псов на прогулку и вспомнил, что у меня закончились сигареты, пристегнул на поводок Рейчел и вместе с ней пробежался до станции. Хотел там курево купить, а заодно растрясти жир на боках стаффихи, она на кабана стала похожа. Нет, ты не поверишь, что случилось...

   – Разреши мне поиграть в экстрасенса и попытаться продолжить твой рассказ? – попросила я, стараясь не расхохотаться. Я словно сама видела эту картину. Рейчуха потянула Костина к палатке, где торгуют шаурмой. Володя не стал оттаскивать собаку, потому что около вагончика с вкусно пахнущей курятиной находится ларек с газетами, книгами и тем, что Минздрав не рекомендует употреблять. Майор приобрел курево и увидел новый журнал, посвященный автомобилям. Костин оплатил покупку, достал сигарету, пока чиркнул зажигалкой... Рейчел же смирно сидела возле тонара с едой и внимательно смотрела на очередь жаждущих съесть курицу третьей свежести вкупе с плохо помытыми овощами и слегка заплесневелым лавашем. И в конце концов хитрая зверюга дождалась своего часа.

   Когда к окошку подошла тетка лет пятидесяти, стаффиха подползла почти к ногам гурманки, и в тот самый момент, когда баба, получив свою порцию лакомства, отступила на шаг от вагончика, собака разинула пасть и оглушительно сказала:

   – Га-а-ав! – а потом, улыбаясь во весь свой очаровательно клыкастый ротик, с нежностью посмотрела на покупательницу.

   «Сыр выпал, с ним была плутовка такова».

   – Сыром там и не пахло, – буркнул Костин.

   – Ох, извини, я не к месту процитировала басню Крылова. Действительно, сыр здесь ни при чем. Покупательница от неожиданности уронила шаурму, а Рейчуха сожрала ее за секунду. То есть курятину, а не бабу, человека наша стаффиха никогда не тронет, она сырым мясом брезгует.

   – Так Рейч не первый раз такое проделывает! – взвыл Вовка. – Почему же меня никто не предупредил?

   Я оставила его вопрос без ответа. Как правило, мужчинам в семье стараются не рассказывать о мелких неприятностях. Ну зачем травмировать усталого парня, весь день работавшего без передыху? Поэтому огромное количество проделок детей и животных неизвестно майору. Кстати, Рейчел еще любит походя стащить с лотка яблоко, персик или другой сладкий фрукт, а к прилавку, где продают хлеб, я с ней никогда не приближаюсь, потому что знаю: личный рекорд нашей стаффордширихи – шесть плюшек с корицей, проглоченных ею за минуту, пока я покупала батон.

   – Представить себе не можешь, что я вытерпел! – орал майор. – Тетка подняла вопль, хотела вызвать милицию, мне пришлось покупать ей целую курицу-гриль, торт и два кило персиков!

   – Очень глупо! – не сдержалась я.

   – А как бы ты поступила? – не утихал Вовка. – Согласилась бы показать патрульным документы, чтобы завтра коллеги начали стебаться: Костин собаку на вольном выпасе кормит?

   – Я, попав впервые в такую ситуацию, повела себя иначе. Присела около Рейчухи и шепнула ей на ухо: «Немедленно умри, иначе никогда больше сухариков не получишь». Стаффиха повалилась на бок, вытянула лапы и весьма убедительно изобразила труп. Очередь ахнула, тетка, лишившаяся шаурмы, завопила:

   «Что с ней?»

   Я ответила:

   «Бедная Рейчел съела лаваш с цыпой и, похоже, отравилась. Моя собака спасла вас от смерти».

   Желающие полакомиться разлетелись в разные стороны, баба испарилась вместе с ними, а мы с ожившей Рейч быстренько убежали, пока шаурмовец или шаурмовщик, не знаю, как правильно обозвать шеф-повара тонара, не сообразил, что около его шалмана возникла нерабочая обстановка. Может, я некрасиво поступила, зато сэкономила семейный бюджет.

   По воцарившемуся в трубке молчанию я поняла, что совершила большую ошибку. Не следовало хвастаться своей сообразительностью.

   – Ты зачем звонишь? – каменным тоном осведомился майор.

   – Вовочка, помоги, пожалуйста, – самым сладеньким голосочком завела я.

   – Ты заболела? – неожиданно спросил Костин.

   Я поспешила его успокоить:

   – На здоровье не жалуюсь, бодра и весела.

   – А вот у меня голова болит, – отрезал приятель, – и пора идти на совещание!

   – Вовусечка! Маленькое дельце! Узнай...

   – Нет, – перебил меня Костин, – ты в полном здравии, а остальное уже не важно! Покедова!

   Я осталась в компании с противно пищащим телефоном.

   – Может, я смогу вам помочь? – впился в ухо знакомый голос. – Я имею неограниченные возможности, обладаю обширными связями, во многие кабинеты вхожу со словами: «Привет, брателло!» Эй, Лампа, ку-ку!

   Мне пришлось повернуться на звук и убедиться, что на стоящей впритык лавочке сидит веселый, как детеныш макаки, Максим.

   – Ты за мной следишь? – вырвалось у меня.

   – Я пришел за мороженым, – пояснил нахал, – и вдруг чу! Кто-то унижается, просит о помощи, плачет, ползает на коленях. Ну неудобно не спросить: что тебе надобно, золотая рыбка?

   – Вообще-то такие вопросы – прерогатива обитательницы моря, – возразила я.

   – Есть очень узкий круг людей, к которым сама золотая рыбка обращается с просьбами. Собственно говоря, нас двое во всей вселенной, – откусывая от вафельного стаканчика, объявил Максим.

   – Один из волшебников, надо полагать, ты, а кто второй? – злясь на себя за глупую беседу, спросила я.

   – Джинн из лампы, приятель Аладдина, – не задумываясь, ответил наглец, – ну, заказывай. Хотя давай я угадаю: тебе нужен мешок бабок на белом «Бентли».

   Я вспомнила разговор о женихе, искать которого меня отправили на «Виллу Белла», и рассмеялась.

   – Красивый, ласковый, добрый, замечательный, богатый, неженатый, без детей и родителей, олигарх на ярко-оранжевом «Порше»-кабриолете не нужен. Мне требуется исчерпывающая справка на мужчину по имени Леонид Факир, подробности о смерти Константина Львовича Пронькина и любая информация о рок-певце по кличке Малыш.

   – Зачем? – проявил неуместное любопытство Максим.

   – Лучше я обращусь к джинну, – вздохнула я, – тот исполняет желания, не задавая лишних вопросов.

   – Люди добрые, подайте, сколько не жалко, ветерану всех чеченских войн, – заученным речитативом завел тенорок.

   Вдоль скамеек, стоявших по периметру площади, ехал в инвалидной коляске человек в камуфляже. Люди не спешили расставаться с рублями, солдат подрулил к нам, и мне стало понятно: мошеннику едва исполнилось восемнадцать и он более-менее трезв. «Ветеран» сидел на толстой подушке, одна его нога, обмотанная грязными окровавленными бинтами, опиралась на никелированную подставку, вместо второй торчала тщательно обернутая пятнистой тканью культя.

   – Мамаша, папаша, – заныл «инвалид», – Христа ради, я собираю на протез.

   – Бедный, – сочувственно сказал Максим, – сколько лет со дня окончания чеченской кампании прошло, а ты все кровью истекаешь! Повязка-то промокла.

   – Досталось мне от сволочей, весь поранетый, – продолжил играть свою роль попрошайка.

   – Лампа, сколько ему дать? – спросил Максим.

   – Нога не болит? – обратилась я к самодеятельному актеру.

   Юноша похлопал по коленке.

   – Я привык, но рана не заживает!

   – Спрашиваю про вторую ногу, – серьезно уточнила я.

   Попрошайка сделал скорбное лицо.

   – Так ее нет, мамаша.

   – Думаю, лапка засунута в подушку, на которой ты сидишь, – засмеялась я, – вот я и поинтересовалась: не ноет ли она? Большинство людей полагает, что ремесло нищего легкое, но я понимаю: тебе приходится терпеть нешуточные неудобства!

   Парень зло сплюнул на асфальт и начал медленно разворачиваться. Послышалось чавканье и характерное поскрипывание, похожее на звук, который издает железо, царапающее стекло.

   – Слышь, ты, Смоктуновский, с коляской косяк вышел, – засмеялся Максим, – дорогая слишком, немецкая, почти новая. Вау! На спинке эмблема «Бентли». Милый, ты в курсе, сколько такой значок в автосалоне стоит? Продашь его – хватит не только на протез, но и на превращение в Терминатора. Скажи своим хозяевам, что в такой инвалидке нужно сидеть в прикиде от Гуччи-Пуччи-Мяуччи. Откроешь новое направление: гламурный оборванец.

   В моей голове вспыхнуло воспоминание: я стою за занавеской в номере Нины, слышу чавканье, поскрипывание, противный скрежет… а еще Маргоша не нашла коляску, которую в лечебнице прозвали «Бентли». Медсестра расстроилась, кресло было очень удобное, компактное, могло складываться, его можно не только катить, но и нести.

   Я вскочила и с воплем ринулась за «ветераном»:

   – Стой!

   Тип в пятнистой форме споро порулил в сторону скопища сарайчиков, находившихся за остановкой автобуса. Натыкаясь на прохожих и торговцев, вольготно расположившихся на площади, я летела за «инвалидом». Парень заехал в пространство между покосившимися халабудами, сколоченными из разномастных досок. Я проделала тот же путь и замерла, увидев штук пятнадцать обшарпанных будок, украшенных ржавыми замками, и узкие дорожки, расходившиеся от них веером.

   – Ушел? – спросил Максим, переводя дыхание.

   Я топнула ногой.

   – Черт!

   – Чем тебя привлек этот попрошайка? – тяжело сопя, не успокаивался Макс.

   В момент сильного волнения я могу сморозить глупость, вот и сейчас вцепилась в рубашку Максима.

   – Я знаю, как пропала из своего номера Нина! Ее посадили в инвалидную коляску.

   Новый знакомый заморгал:

   – Ну и что?

   Я подпрыгнула.

   – Надо найти нищего и заставить его рассказать, откуда у него «Бентли»!

   – Да зачем? – пожал плечами Макс, потом со странным выражением лица продолжил: – Ты поэтому за мошенником рванула?

   – Ага, – ответила я, обозревая сараюшки.

   – Я подумал, что он у тебя сумочку спер. Пошли в санаторий, есть хочется, – предложил нахал.

   – Иди, я здесь останусь.

   – Искать проходимца? – поразился Максим. – Интересное занятие. На фига кошке акваланг?

   – Нина в опасности! Она приходила ко мне, просила о помощи, а я посчитала вдову психопаткой и отделалась от нее. Ее, вероятно, усыпили, а потом вывезли из санатория, ночью. Думаю, дочери в курсе, они распустили слух, что матери стало плохо с сердцем и ее поместили в больницу. Надо выяснить, в какую именно клинику увезли Нину Олеговну Пронькину.

   – Начнешь объезжать Склифосовский и прочие Боткинские? – скосил глаза к переносице Максим.

   – Муниципальные заведения можно не трогать. Если Нина в клинике, то только в частной и... Смотри!

   – Что? Где? – начал озираться Максим.

   Я ткнула пальцем вниз.

   – На земле. Следы от шин! Мошенник доехал на коляске до одной из будок, далее след исчез.

   – Потом он пошел пешком, – предположил Макс, – повозку бросил.

   – И где она? Должна тогда остаться здесь! – резонно заметила я. – Вмятины от колес тянутся к крайнему сарайчику, спорим: «ветеран» там. Ставлю твой оранжевый «Порше»-кабриолет против моей расчески, что я права!

   Максим указал на огромный ржавый замок, украшавший вход в развалюху.

   – Тачка останется у хозяина, а ты лишишься гребня. Впрочем, по рукам! Я просверлю в расческе дырку и повешу ее на цепочке на шею, буду вдыхать твой неземной аромат. Назови хоть один способ проникновения в запертый снаружи сарай без повреждения того, что не лает, не кусает, а в дом не пускает! Допустим, ловкий парнишка протиснулся в щель под дверью, но коляска?!

   Я подошла к ветхой будке, дернула за замок, покрытый оранжевой пылью, вытащила дужку из ушка и, сказав:

   – Не всякий замок заперт, – распахнула дверь.

   – Ну че те надо? – заныл юноша, стоявший около стены, на которой висели инструменты.

   – Накрылся мой «Порше», – хмыкнули за моей спиной, – прощай, любимый кабриолет.

   Но мне было не до дурацких шуток, я сделала шаг к мальцу.

   – Где ты взял коляску?

   – Она ваша? – захныкал «инвалид». – Забирайте!

   – Немедленно отвечай на вопрос!

   – Нашел, – выдал неоригинальную версию паренек.

   – На улице? – издевательски спросила я.

   – Не, в овраге!

   – Каком?

   – Где помойка, – прозвучал ответ.

   Я топнула ногой.

   – Не лги! Кресло на колесах стоит уйму денег!

   – Правду говорю, – чуть не зарыдал незадачливый «чеченец».

   – Тогда объясни, как у тебя вторая нога отросла! – заорала я. – И откуда коляска?

   – Тетенька, – парень принялся елозить грязными кулаками по лицу, – клянусь мамой...

   Сильная рука отодвинула меня в сторону.

   Максим подошел к нищему и похлопал его по плечу.

   – Слышь, как тебя зовут?

   – Коля, – представился оборванец.

   – Отлично, а я Макс. Зря ты, Коля, ветераном чеченских войн прикидываешься, – ласково загудел мой спутник, – попадешься на глаза такому, как я, огребешь по полной. Очень мы не любим, когда те, кто никогда врага в лицо не видел, спекуляцией занимаются.

   Николай втянул голову в плечи, Максим, мерно постукивая проходимца по ключице, нежно спросил:

   – Про группу «Альфа» слышал?

   – Да, дяденька, – обморочно прошептал Николай, – по телику показывали!

   – Ну, тогда мы договоримся, – журчал Максим. – Расскажи этой тете, откуда коляска, и спокойно уйдешь отсюда на своих двоих. Попробуешь врать, я тебе ножку-то ампутирую. Есть и хорошая новость: нам сиденье с колесами без надобности, ты на нем отсюда настоящим инвалидом и покатишь. Инструмент есть, вон топорик острый. Давай, не глупи, получишь вкусняшку.

   Максим запустил руку в карман, вытащил жвачку и сунул ее под нос почти лишившемуся чувств Николаю.

   – Откушай, и твое дыхание станет упоительно свежим!

   – Помедленнее.

   Коля покорно сбавил темп. После пламенной речи Максима я была уверена в честности попрошайки, но, увы, ничего конкретного тот не сообщил.

   Рано утром, часов около шести, Коля пошел в овраг, куда местные жители выбрасывают мусор. У парня окончательно разорвались ботинки, и он хотел найти относительно целую пару. Юный поисковик спустился на дно канавы и принялся потрошить мешки, прошел почти всю мусорку, прежде чем увидел инвалидную коляску, которая лежала на боку.

   – Раз такую вещь выкинули, значит, она не нужна, – резонно объяснял Коля, – колясочникам лучше подают, ну, я ее и вытащил. Очень удивился: кто же такую шикарную тележку выбросил? Прикиньте, она еще и складывается!

   Коля наклонился, дернул за небольшой рычажок, раздался характерный щелчок. «Бентли» сложился в узкую конструкцию.

   – Круто, да? – с восторгом воскликнул алкоголик. – Небось немецкая. Попробуйте, какая легкая, даже баба унесет. В Германии об инвалидах думают, а у нас гробы на шинах раздают. Больших бабок такая колясочка стоит, а мне она задаром досталась.

   Николай сделал быстрое движение рукой, опять послышался щелчок, точь-в-точь такой, какой я слышала, стоя в номере Нины за занавеской. Внезапно мне что-то показалось странным, в голове возник вопрос, но сформулировать его я не успела, потому что в беседу вмешался Максим.

   – Все Ларюхино организованно бросает мусор в одно место? Хоть и невелико поселение, но, например, отсюда неудобно с мешком к лесу тащиться.

   Николай почувствовал себя чуть увереннее.

   – Не, трехэтажки к контейнеру ходят, в овраг только улицы Ленина, Советская и Коммунистическая.

   – Можешь показать, где валялась коляска? – не успокаивался Макс.

   – Пошли, – засуетился Коля, – хорошим людям приятно помочь.

   Овраг протянулся почти у самого леса, на дне его высилась гора пакетов и неупакованного мусора.

   – Фу, – поморщился Максим, – на набережной в Ницце пахнет лучше, чем тут!

   – Вон там она валялась, – ткнул пальцем в конец канавы нищий.

   Я, стараясь не дышать, пошла туда. Овраг закончился, справа к помойке вплотную приблизились темные ели, влево уходила колея.

   – Куда ведет эта дорога? – спросила я попрошайку.

   – В Еланск, – равнодушно сообщил Коля, – город такой, большой, с церковью, больницей, магазинами. Там полно народу живет.

   Я указала на узкую тропинку, ведущую в лес.

   – А эта?

   – Там санатория, – объяснил Николай, – пойдете чуть в горку – и увидите забор, наши одну секцию выломали.

   – Могучий русский народ не любит изгородей, – изрек Максим.

   Николай возмутился:

   – А чего они в лесу построились? Там места грибные, люди и ходят по старинке за опятами.

   Забыв попрощаться с «ветераном», я ринулась по тропинке, которая извивалась между корявыми корнями. Николай не обманул: не прошло и минуты, как передо мной возник забор, в котором не хватало большого количества прутьев. При желании здесь мог проехать автомобиль.

   – Признайся, – пропыхтел сзади Максим, – твоя мама была из рода эфиопских бегунов. Еле догнал быстроногую лань Лампу.

   – Для спецназовца из «Альфы» ты плохо тренирован, – бросила я на ходу.

   – Обрати внимание, – засмеялся Максим, – я не говорил, что служу в этом подразделении, всего лишь спросил у проходимца, слышал ли он про «Альфу», остальное Николай додумал сам.

   – Однако ты ловкач. – отметила я. – О! Знакомая лужа. Значит, к ней можно подойти с разных сторон.

   И тут я приметила небольшой сломанный куст, на котором повис светлый лоскут. Я села на корточки, осторожно пошевелила смятые ветки, потом сняла кусок ткани – это был дорогой шелк с вышитой на нем бордовой розой.

   – Шерлок-Холмсица идет по следу, – заговорщицки прошептал Максим.

   – Догадываешься, что тут стряслось? – спросила я.

   – Упал метеорит? Высадились зеленые человечки? Обнаружен клад? – зафонтанировал идеями Максим.

   – Клок вырван из костюма Нины, – скорей для себя, чем для Максима, сказала я, – на ней была одежда с такой вышивкой. На тропинке лежит обросший мхом камень, но лишайник частично ободран, похоже, он пострадал недавно. Тот, кто толкал коляску с Пронькиной, не заметил валун, наехал на него и не удержал кресло, оно накренилось, Нина Олеговна упала на куст и повредила его. Все очень плохо.

   – Почему? – на удивление серьезно спросил Максим.

   – Похоже, она умерла, – тихо ответила я, – вернее, убита. Ее усыпили и увезли.

   – Не согласен, – быстро ответил Максим, – Пронькина не пушинка, а дама в теле. И мертвый человек становится невероятно тяжелым, его трудно поднять. А если старуху усыпили сильным лекарством, то она не проснулась бы даже при падении.

   Я выпрямилась во весь рост.

   – В любом случае, живая или мертвая, но она покинула лечебницу не по своему желанию. Ну почему я не приняла всерьез ее просьбу о помощи? Ведь было понятно: Нина не из тех, кто лжет, чтобы привлечь к себе внимание.

   Максим издал скептический смешок:

   – Занимаешься психологическим экспресс-анализом? Чистишь карму пиявками? Способна раскусить любого на раз-два? И вообще, что это ты тут расследование затеяла?

   – Да я частный детектив, – нехотя призналась я. – А сейчас изучаю очень интересную книгу профессора Вульфа и пытаюсь на практике применить его метод. Нина пришла ко мне в стеганом голубом халате. В магазинах нынче гламур разбушевался, пеньюары обшиты перьями, усеяны каменьями, их можно легко перепутать с вечерним платьем. У Пронькиной нет проблем с финансами, но Нина Олеговна предпочла обычный удобный, слегка старомодный вариант. Знаешь, по теории Вульфа, стринги со стразами натягивают дамы с комплексом неполноценности, желающие привлечь к себе внимание, им кажется, что их нельзя полюбить просто так, необходима яркая упаковка. Пронькина другая, мне следовало сообразить: Нина не лжет.

   Максим засунул руки в карманы джинсов.

   – По-моему, твой Вульф идиот.

   – А ты, по-моему, полностью соответствуешь его описанию мачо-павлина, – вскипела я, – нацепил рваные штаны! Что, они удобнее целых?

   – Конечно, – важно кивнул спутник, – на улице жара, воздух через дырки тело охлаждает.

   – Вы долго тут стоять собираетесь? – произнес кто-то.

   – Слышала? – поразился Максим.

   Я вздрогнула.

   – Да.

   – Чего уставились? – заворчал невидимка. – Вас не звали, валите мимо!

   – Ущипни меня, – попросил Максим. – Похоже, с нами беседует кочка из болота.

   – Неужели он до сих пор там сидит? – изумилась я, подходя ближе к краю «ванны». – Дедушка, вы решили покончить жизнь самоубийством? У вас к больным суставам добавятся воспаление легких, цистит и радикулит.

   – Топай в северном направлении, – заявила голова, – какой я тебе дед? С детства меня Таней звали.

   – Бабушка? Что вы тут делаете? – оторопел Максим.

   – Иди, иди, – неприветливо приказала старуха, – ишь, богатеи, присвоили наше целебное место, сами хотите тыщу лет прожить, а простой народ пускай дохнет?

   – Что она несет? – повернулся ко мне Максим.

   Я склонилась к болотцу.

   – Бабуля, если вам дед Ани наплел про лечение артрита, так это он наврал, в яме одни лягушки. Вылезайте и ступайте домой.

   Из воды высунулась конструкция из трех пальцев.

   – Видала? Даже не пошевелюся, пока поясницу не отпустит. Хоть кого зови, с места не сдвинусь.

   Я махнула рукой и пошла к корпусу.

   – Бабка в стадии синильного психоза, – поставил диагноз Максим, – до свидания, крыша, светлый разум, прощай!

   – Нельзя назвать нормальным человека, который решил оздоровиться, нырнув в лужу, – сказала я, – но у местных жителей в последнее время появилась уверенность: эта яма – панацея, лечит артрит, колит, рахит, миозит, омолаживает и легко превратит лысого пенсионера в кудрявого джигита.

   Максим придержал шаг.

   – Интересно. Хочешь жвачку?

   – Не особенно, – отказалась я.

   – Попробуй, мое производство, – ухмыльнулся прилипала.

   – Ты выпускаешь жевательную резинку? – удивилась я.

   – И ее тоже, – кивнул Максим, – попробуй новый вкус, оцени, в продаже такую не найдешь.

   Обижать бизнесмена не хотелось, я засунула в рот ярко-малиновый шарик.

   – Работай челюстями энергичнее, – приказал спутник, – ну? Как впечатление?

   – Ничего, только слишком сладко, – оценила я.

   Максим изменился в лице.

   – У тебя зубы свои?

   – Уж не чужие, – возмутилась я.

   – Бывают коронки на штифтах, виниры, металлокерамика.

   – Пока обхожусь родными челюстями, – удивленная беспардонным интересом Макса, ответила я.

   – Вот беда! – схватился за голову нахал. – Это я виноват! Зря угостил! У тебя зуб выпал!

   На свете есть много вещей, которых боится госпожа Романова, но лишиться зуба! Что может быть ужаснее? Перед глазами моментально возник интерьер стоматологической клиники «Голливуд», врач, милейшая Наталья Алексеевна в голубой шапочке, очаровательная блондинка медсестра Наташа, которая надевает мне на нос очки. В уши врезался звук бормашины, потом зазвучал ласковый голос заведующего клиникой Аркадия Залмановича:

   – Евлампия Андреевна, не дрожите, отсутствие боли вам гарантировано.

   И ведь правда! Мне ни разу не сделали в «Голливуде» даже неприятно, а пломбы, поставленные Натальей Алексеевной, практически вечны. Но как быть с ужасом, который охватывает меня при одном лишь приближении к комфортабельному креслу, снабженному наушниками для прослушивания любимой музыки? Каждый раз, устраиваясь на мягком сиденье, я жалею, что не надела памперс.

   – Зуб! – заорала я и ощутила на языке нечто твердое.

   – Скорее сплюнь в ладонь, а то проглотишь! – гаркнул Максим, открывая дверь в холл.

   Лицевые мышцы без участия моей воли выполнили приказ.

   – Вау! Самый передний! – почему-то обрадовался нахал. – Обломился у корня.

   Я села на диван в холле и уставилась на белый симпатичный зубик, явно тот, что минуту назад торчал из моей десны.

   – Больно? – заботливо наклонился ко мне Максим.

   – Вроде нет, – прошептала я, – но выглядит, наверное, ужасно!

   – Мда, отсутствие зубов никого не красит, – «утешил» меня спутник, – типа, Баба-яга получилась. Есть зеркальце?

   – Нет, – всхлипнула я.

   – В пудренице точно есть, – напомнил Максим, – достань и погляди.

   – Я не ношу с собой косметику, – простонала я, – и вообще мало ею пользуюсь.

   Максим протянул мне руку.

   – Вставай. Кстати, зеркало висит вон там, на стене… Успокойся и изучи свои челюсти. Давай прекращай сидеть с похоронным видом, пока мы живы, все ерунда.

   – Хорошо тебе говорить! У самого резцы на месте! – вздохнула я. – Ладно, все уже случилось, какой смысл рыдать?

   Максим засунул в рот жвачку.

   – Молодец, главное – никогда не сдаваться. Подумаешь, клык! Дай мне адрес своей электронки.

   Я ощутила себя динозавром.

   – Не пользуюсь ею.

   – Вау! Почему?

   Что ответить на глупый вопрос?

   – Потому что не пользуюсь.

   – Неужели частному детективу не присылают сообщений? – заморгал спутник.

   – В офисе есть комп, дома мне помогают Лизавета или Кирюша, – пояснила я.

   – То есть сюда ты ноутбук не привезла?

   – Нет, а зачем?

   Максим хлопнул себя по бокам.

   – Придется печатать на принтере в кабинете у Алки, хотел тебе материалы отправить.

   Настал мой черед удивляться:

   – Какие?

   Максим потер затылок.

   – Эх, росли в лесу грибочки, как поели их три дочки, так забыли, как зовут, до сих пор в лесу гребут. Кто хотел материалы про Малыша и Нину Пронькину получить?

   – Ты их добыл? – ахнула я.

   Нахал повертел перед моим носом мобильником в золотом корпусе.

   – Эсэмэска прикатила, можно почту извлекать. Кто ж думал, что у Шерлок-Холмсицы ноута нет? Кстати, ты электричеством пользуешься? А водопроводом? Ну, не плачь, папа купит тебе торт. Встретимся в столовой. Эй, ты не рада?

   Я опомнилась:

   – Большое спасибо.

   – Чего носом в ковер уткнулась?

   – Боюсь стоматолога, – откровенно призналась я.

   Максим схватился за щеку.

   – Ох! Кажется... во...

   Абсолютно не стесняясь едва знакомой женщины, Максим залез пальцами в рот и продемонстрировал мне... зуб.

   – Не переживай, вместе к бормашине порулим, я тоже клыка лишился.

   У меня в душе зашевелилось сомнение, и тут мой навязчивый спутник заржал так, что две дамы, сидевшие в креслах у рецепшен, прекратили болтовню и с осуждением на него покосились.

   – Не могу, – всхлипывал Макс, – сейчас порвусь на ремни! Спасите!

   Я кинулась к большому зеркалу и разинула рот. В посеребренном стекле возникло изображение: растрепанные волосы, слегка обгоревший нос и красивая белозубая улыбка. Жвачка, которой так настойчиво угощал меня кавалер, была очередным приколом: в середину он закатал фальшивую коронку, чтобы довести жертву до обморока.

   – Гад вонючий! – заорала я, оборачиваясь. – Не приближайся ко мне больше, сморчок скунсовый!

   Максим не ответил, его уже не было в холле, отвязный шутник успел испариться до того момента, как одураченная Лампа осознала истину. В помещении остались лишь две дамы. Одна из них судорожно поджала губы, вторая не смогла проглотить замечания:

   – У нынешних женщин нет ни шарма, ни таинственности, ни умения увлечь мужчину. Что за выражения? Так вы останетесь одинокой!

   – Лучше жить одной в картонной коробке, чем на Лазурном Берегу с идиотом, – рявкнула я и пошла вверх по лестнице.

   Больше не стану общаться с Максимом, а ведь он показался мне к концу прогулки почти приятным и даже милым.

   – Лампа! Иди сюда!

   Демонстративно вздернув подбородок, я села у противоположной стены.

   – Киса, – прогремел Максим, – перенеси мою хавку вон к той, самой красивой женщине на свете.

   Местная публика замолчала и стала украдкой изучать госпожу Романову.

   Я попыталась сделать вид, что не имею ни малейшего отношения к идиоту, даже не понимаю, к кому сей фрукт обращается, и прикинулась озабоченной выбором блюд. Но разве Макс успокоится?

   Он быстро перебежал за мой столик, сел, положил на скатерть стопочку листов и проникновенно сказал:

   – После всего, что между нами было, я, как порядочный человек, обязан на тебе жениться.

   Я вцепилась пальцами в бокал и включила внутреннего психотерапевта. Лампа, сохраняй спокойствие, нельзя на глазах у людей опускать на голову прилипалы графин из хрусталя, это невоспитанно.

   – Эй, – свистящим шепотом окликнул меня навязавшийся жених, – телятину с грибами не бери. Коровеночке, похоже, в момент естественной смерти исполнилось лет двадцать пять. С одной стороны, приятно, что милое создание прожило в свое удовольствие четверть века, с другой – боюсь поломать зубы, стоматологи нынче как Соловьи-разбойники: опустошают счет со скоростью свиста. Ох, прости, это не намек.

   Я оперлась ладонями о стол и стала медленно подниматься. Если не поужинаю, ничего страшного не случится: чем меньше еды попадает в желудок, тем крепче сон!

   – Сядь и осторожно посмотри влево, – почти не шевеля губами, приказал Максим, – только один раз в сезоне и только у нас гастроль клоуна Бимбома! Ап, начали!

   От детской привычки подчиняться чужим приказам мне так и не удалось избавиться, поэтому я чуть скосила глаза и увидела, как худощавый, светловолосый мужчина лет сорока, с виду вылитый муж Барби Кен, швырнул салфетку почти в лицо сидевшей с ним пожилой даме, резко встал и замер.

   – Ну, сейчас начнется «Танец престарелого лебедя», – в полном восторге зашептал Максим, – раз, два... эх, не получается.

   Блондин стоял на месте, на его лице медленно появлялось выражение удивления, смешанного с тревогой. Обиженная им соседка по столу аккуратно резала спаржу, процесс полностью захватил даму, и она не обращала внимания на странное поведение спутника.

   «Кен» покачался из стороны в сторону и заорал:

   – Какого хрена?

   Старушка оторвалась от ужина.

   – Леша? Что-то не так?

   Посетители ресторана повернулись на звук. Люди даже не пытались скрыть любопытства. Впрочем, их можно понять: в клинике довольно скучно, это не увеселительное, а оздоровительное учреждение. Но, согласитесь, правильный образ жизни всегда немного уныл, им не предусмотрены вечеринки, танцы ночь напролет, коктейли «Манхэттен» и купание нагишом в реке. Если живешь по строгому расписанию, не употребляя горячительных напитков, обрадуешься любому скандалу – все-таки развлечение.

   – Молчи, мать, – сквозь зубы обронил Алексей и резко повысил голос: – Где метр?

   Из-за колонны вырулила тетка в дорогом офисном костюме.

   – Чем могу помочь?

   – Ноги не идут, – побагровел Алексей.

   Распорядительница явно испугалась.

   – Секундочку, – выдохнула она и выхватила из кармана трубку.

   – Евгений Николаевич, подойдите в ресторан, Алексею Федоровичу плохо, его парализовало.

   Клиенты зашептались и прекратили ужинать. Все взоры устремились на «Кена». Тому общее внимание явно не польстило: его лицо продолжало наливаться кровью, он дергался все сильнее.

   В ресторан торопливым шагом вошел доктор в белом халате.

   – Кому плохо? – спросил он.

   Метрдотель ткнула пальцами в «Кена»:

   – Вон, Алексей Федорович, видите, стоит?

   – На парализованных ногах? – не скрыл недоумения местный Айболит.

   – Ну, сейчас прозвучит финальный аккорд, – потер руки Максим, – главное, эффектно завершить спектакль, зритель запоминает лишь последнее впечатление. Умные режиссеры учитывают его психологию. Намедни я побывал в театре, чуть не заснул от скуки, двухчасовая тягомотина без антракта, никакого сюжета, жесть в мармеладе. Но в последней сцене главный герой играет с живым щенком, и я ушел вполне довольный. Животные...

   – Сволочи! – заорал Алексей. – Кто прибил мои ботинки к полу?

   – Не нервничайте, – засуетился врач, – оцените абсурдность своего предположения. Штиблеты постоянно находились на ваших ступнях.

   – Ну, клизма с крестом, дождешься у меня, – прорычал Алексей и дернул ногой.

   – Ап, – забарабанил пальцами по столу Максим, – ап.

   Правая нога «Кена» сделала большой шаг. Блондин, похоже не ожидавший освобождения, замахал руками, вторая его конечность оторвалась от пола, и он, пробежав по инерции небольшое расстояние, с громким непарламентским криком рухнул в проходе.

   Неприятно попасть в дурацкую ситуацию на глазах у множества любопытных, но Алексею в особенности «повезло»: обрушиваясь на пол, он инстинктивно схватился за стоявшую рядом тележку с десертами. Хлипкая конструкция не замедлила перевернуться, «Наполеон», тирамису, чизкейк и прочие вкусности веером разлетелись по полу, «Кен» плюхнулся сверху. Получилась классическая, растиражированная в сотнях кинокомедий ситуация «лицом в торт».

   – Этого не планировалось, – отметил Максим, – вмешалась сама жизнь, красиво вышло. Браво, бис, благодарная публика требует повторения банкета.

   Я дернула его за рукав:

   – Веди себя прилично.

   Но тут практически все присутствующие начали смеяться, кое-кто захлопал в ладоши. Все явно радовались происшествию. Странная реакция окружающих удивила меня: как правило, воспитанные люди не демонстрируют столь бурно свои подлинные эмоции. Сейчас пациентам клиники следовало изобразить сочувствие и броситься к Алексею, чтобы помочь ему встать.

   Я перевела взгляд на старушку со спаржей и пришла в изумление. Она не испытывала ни малейшей тревоги или удивления, спокойно отложила столовые приборы, поднесла к губам салфетку и вдруг метнула короткий взгляд в сторону моложавой блондинки, ужинавшей в одиночестве неподалеку от камина. Белокурая красавица чуть подняла уголки губ и мимолетно кивнула, пенсионерка начала пить чай. Светловолосая головка повернулась влево и быстро подмигнула другой даме, на этот раз брюнетке, та прикусила пухлую нижнюю губку и состроила глазки Максиму. Их действия заняли секунды, но мне стало ясно: пожилую леди, блондинку, брюнетку и нахала за моим столиком связывает нечто общее.

   – Твоя работа! – вырвалось у меня. – Неужели тебе не стыдно? Сначала сахар с тараканами, потом жвачка с зубами, а теперь новый финт? Посмотри, во что вылилась твоя шутка! Над несчастным, перемазанным в креме мужиком потешаются даже официанты, забывшие ради такого случая о должностных инструкциях.

   – Разреши познакомить тебя с Алексеем Сорокиным, – забубнил Максим, – это мальчик пис-пис. Он сделал состояние на дерьме, пардон, не к ужину будет сказано, но из песни слов не выкинешь. Алешенька владеет сортирами, и характер у него под стать тому продукту, на котором он делает бизнес. Не сочти меня снобом, я считаю, что ассенизаторы – необходимые люди, но Лешенька редкостный говнюк, ба, получился каламбур!

   – Чем ты намазал ему подметки? – зашипела я.

   – Прикольно? – обрадовался Максим. – Это суперклей, пять минут держит намертво, потом чпок – и теряет свои свойства. Маленькая деталь – туфли ни при чем, я бросил ему под стул специальную упаковку, она прозрачная, незаметная, от удара лопается. Дальше продолжать?

   – Не надо, – выдохнула я. – Сколько тебе лет?

   – Двадцать! – улыбнулся Максим. – Не веришь? Я плохо выгляжу из-за интенсивной учебы, ночи напролет читаю, зубрю, отсюда и небольшие морщины.

   – Судя по твоим шуткам, тебе тринадцать! Где ты работаешь? – продолжала я допрос.

   – О! Процесс пошел! Лампа заинтригована, – заерзал на стуле затейник, – зачем портить здоровье ежедневным походом на службу?

   – Однако ты, похоже, не стеснен в средствах, – заметила я.

   – Мне повезло родиться в семье Скруджа Макдака, он ничего не тратил, только копил, – не испытывая даже толики смущения, откровенно признался Максим.

   – Мажор, сорящий родительскими деньгами, – подвела я итог.

   – Поверь, намного интереснее транжирить капитал, чем его собирать, – с видом кота, полакомившегося канарейкой, объявил сосед, – обожаю делать людям приятное, милая шутка всегда уместна.

   Я посмотрела на Алексея, который шел в сторону выхода. Сорокин напоминал причудливый десерт: весь в разноцветном креме и прилипших в самых неожиданных местах конфетах, мармеладках и крохотных марципановых фруктах.

   – Думаю, он с тобой не согласится.

   Максим приложил палец к губам:

   – Тсс. Своих не выдают. Познакомься с исполнителем желаний, волшебной палочкой, лучшим сыном Деда Мороза, защитником обиженных. Проси чего хочешь!

   – Отдай бумаги, – велела я.

   Макс протянул мне кипу листов:

   – Это уже выполнено. Следующее.

   Мне не терпелось изучить документы, поэтому, решив побыстрее отделаться от Максима, я сказала:

   – Пока свободен!

   – Не пойдет, – уперся он, – я не могу простаивать! От безделья разыгрывается гастрит.

   Я встала.

   – Осчастливь кого-нибудь другого.

   – Я достал ей документы, – обиженно прогудел Макс, – до пяти сосчитать не успела, как все получила. Неужели трудно отнестись ко мне с пониманием? Не скрою, я поспорил на тебя с приятелем, но ты раскусила меня, хочу извиниться, дай мне шанс.

   Я заморгала. Конечно, Максим инфантилен, ведет себя, как подросток, но ведь умеет честно признавать свои ошибки. И на самом деле в одночасье добыл необходимую мне информацию. Я имею в приятелях Костина и знаю, как долго нужно выцарапывать какие-либо сведения. В американских криминальных сериалах герои частенько хватаются за компьютер и в секунду раздобывают всю подноготную фигурантов. Уж не знаю, так ли хорошо обстоят дела в США или это фантазии сценаристов, но нашим ментам приходится намного сложнее.

   Максим свесил голову на грудь.

   – Красавица, прости чудовище, оно раскаивается.

   Мне стало смешно.

   – Хорошо. Давно мечтаю покататься на оранжевом «Порше»-кабриолете. Апельсиновый цвет – непременное условие, другие не предлагать.

   Максим посмотрел на часы.

   – Отсчет пошел.

   Я схватила документы и убежала. Надеюсь, Максу придется потратить не одну неделю, разыскивая затребованное мною авто. Сильно сомневаюсь, что в природе вообще существует такой вариант.

   Изучив бумаги первый раз, я не нашла в них ничего интересного. Нина Олеговна сообщила о себе правду. Она происходила из многодетной семьи священника-вдовца. Олег Серафимович воспитывал девочек строго, и в этом преуспел. Дочери не вышли замуж, не осчастливили отца внуками, посвятили себя богу. Одна Нина оказалась отщепенкой, сбежала из дома.

   Константин Львович Пронькин считался честным финансистом, ни в каких махинациях его банк замешан не был. Дочери банкира Соня и Лида работали вместе с отцом, зять Вадим тоже влился в сплоченный коллектив.

   Соня и Лида росли нормальными детьми, учились, посещали различные секции, потом стали желанными гостями светских вечеринок, их фотографии мелькали в прессе. Но никто из журналистов, даже коллектив «Желтухи» и «Трепа», не мог бросить камня в сестер Пронькиных. Лида и Соня считались образцовыми представительницами высших кругов. Никакой вызывающей одежды, бриллиантов в полдень, сигарет во рту, татуировок и креативных причесок. Обе девушки одевались в чуть старомодном буржуазном стиле, не пили, не курили, занимались благотворительностью, их ни разу не удалось поймать на тусовках в состоянии легкого опьянения. Идеально завитые локоны, легкий макияж, лодочки на шпильках, соответствующие мероприятию драгоценности и милые улыбки на красивых лицах – таковы были дочери банкира.

   Лида удачно вышла замуж, ее избранника звали Вадим Краснопольский. Сам парень пока не достиг особых высот, но его отец, Никита Сергеевич, ворочал миллиардами. Вадим по праву считался одним из самых выгодных женихов столицы. Но его папаша отличался крутым нравом, это ему принадлежит крылатая фраза: «Если девушка имела хоть один роман до свадьбы – она шлюха, а мужчина без любовницы – идиот».

   Вадиму приписывали флирт с парочкой актрис, тройкой телеведущих и одной спортсменкой, но никому из них не удалось дотащить лакомую добычу до дверей загса. Вадик без скандала расставался с женщинами, ни одна не сказала о нем резкого слова. Роман, который вспыхнул между сыном Никиты Сергеевича и Лидой, обсуждала вся страна. Вот уж когда журналисты оттянулись по полной, а имена людей, никогда не служивших поводом для скандала, внезапно украсили первые полосы газет и обложки глянца. «Краснопольский преподнес Лидии Пронькиной кольцо с двадцатикаратным бриллиантом, а девушка вернула ему подарок со словами: «Не могу принять такой сувенир». «Вадим пытается понравиться Лидии, он купил ей миллион роз. Но у девицы каменное сердце, она велела отвезти цветы в дома престарелых».

   Шесть месяцев пресса самозабвенно описывала безумства, которые творил младший Краснопольский. А в начале осени случилось событие, заставившее основную массу репортеров кусать от злости локти. Лидия Пронькина дала первое в своей жизни откровенное интервью. Эксклюзив отхватил журнал «Звезда-хит».

   – Хочется собачку, маленькую, породы шпиц, пушистенькую, – по-детски признавалась молодая женщина, – но у Сонюшки может развиться астма.

   – Материальное положение позволяет вам приобрести собственную квартиру, – подколол девушку репортер, – можно уехать от сестры и купить себе целый зоопарк.

   Ответ Лиды прозвучал неожиданно:

   – Что вы! Мы с Сонечкой хоть и не двойняшки, но очень близки. Не представляю себе жизни без нее и никогда не смогу уехать от родителей.

   – Даже выйдя замуж? – удивился корреспондент.

   – У нас огромный дом, – объяснила Пронькина, – места хватит и мужьям, и детям, и родителям супругов, если те пожелают жить с нами.

   – Это надо понимать так, что вы готовы стать женой бедного человека? – журналист сделал свой вывод из услышанного.

   И Лида ответила откровенно:

   – Нет, бедность чаще всего свидетельствует о лени и пассивности. Любой трудолюбивый мужчина способен заработать, но и женщина не должна жить содержанкой, надо получить профессию и добиваться успеха. Из совместных денег и сложится семейный бюджет. Я, естественно, хочу встретить человека со средствами, получающего оклад не меньше моего.

   – Вадим Краснопольский вам подходит? – наступил на больное место интервьюер.

   Лида не смутилась:

   – Пользуясь случаем, хочу сказать: уважаемый Никита Сергеевич, попросите сына более не тратить деньги на бриллианты, цветы и прочую ерунду. Я не из тех женщин, которые падают в объятия мужчины за подарки. Если Вадим хочет сделать мне приятное, пусть перечислит любую сумму на счет детского дома в селе Разуваево. Здание находится в плачевном состоянии, у ребят нет хороших игрушек и умных книг, а педагоги с воспитателями мечтают о стиральных машинах.

   На публикацию активно откликнулись посетители Интернета, они вломились в Живой Журнал к Вадиму и поделились своим мнением:

   «Гоблин! Она права! Не разбрасывай бабки, отслюни детям на конфеты».

   «Лидочка святая, боритесь за нее, лучшей жены вам не найти».

   «Вадим, плюньте на богатую дуру, помогите дворовым собакам Москвы, постройте для них приюты».

   «Люди, не верьте Пронькиной! Я о них всю правду знаю, под маской милых девушек скрываются убийцы. Их отец от зоны отмазал. В тюрьму Соньку и Лидку!»

   «Вот я не кривляка и не стану отвергать ваши подарки, присылайте мне кольца».

   «Зайдите в мой блог, я сообщил там правду о сестрах Пронькиных! Они переспали со всей Москвой».

   И еще несколько страниц подобного бреда. К концу недели интерес к Краснопольскому и Пронькиной пошел на убыль, но в понедельник «Желтуха» вышла с интригующим заголовком «Все ради любви». Вадим Краснопольский сам приехал в Разуваево за рулем фуры, набитой одеждой, игрушками и бытовой техникой.

   Сердце Лиды дрогнуло, она согласилась пойти с Вадимом на балет. Год Краснопольский ухаживал за девушкой, потом сыграли пышную свадьбу. Ко всеобщему изумлению, муж переехал в особняк тестя и пошел к нему в банк на службу. На сегодняшний день Соня, Лида и Вадим – активные благотворители, постоянно устраивают аукционы, ярмарки, организуют спектакли, концерты, а вырученные средства распределяют среди приютов.

   Соня пока не замужем, но, похоже, свадьба не за горами. За ней ухаживает бизнесмен, о политических амбициях которого давно шушукаются по углам. Семен Гарин, так зовут жениха Сони, имеет международный вес, вхож во многие светские салоны Европы и в отличие от многих заработал свое состояние не криминальным путем. Сеня основал сеть ресторанов по всей России, в Москве ему принадлежат заведения на любой вкус – от пафосного, маленького, предназначенного исключительно для своих зала до трактиров, построенных вблизи вокзалов и других массово посещаемых мест. Последние два года Гарин успешно пробивается на международный рынок, открыл рестораны в Лондоне, Греции, Турции. Такому человеку трудно найти подходящую спутницу жизни. Если жена будет плохо воспитана, вульгарна в речах или нарядах, имеет в анамнезе испорченную репутацию, например была эстрадной певичкой, моделью, снимавшейся обнаженной, просто тупой блондинкой в супермини, то полные снобизма привилегированные гостиные Европы моментально закроют перед супружеской парой двери. Семен не сможет общаться на короткой ноге с бомондом и, как следствие, потеряет часть прибыли. Соня для Гарина – наилучший вариант: богата, образованна, в совершенстве владеет несколькими иностранными языками, имеет безупречную репутацию вкупе с идеальными манерами.

   Материальное положение семьи Пронькиных нельзя назвать просто хорошим, они очень богаты. После смерти Константина Львовича владельцем всего имущества стала его вдова, Нина Олеговна. Но она лишь на бумаге распоряжается средствами, на самом деле денежными потоками управляют дочери и зять Вадим, Нина только ставит подпись на документах. Правда, генеральную доверенность на ведение дел вдова никому не дала. В бизнес она не вмешивается, но, когда ей приносят очередную порцию бумаг, всегда интересуется, каково их содержание. Семья по-прежнему живет в особняке, расположенном в Подмосковье. Сейчас Соня и Лида затеяли ремонт, огромный дом перестраивают, вероятно, желание изменить интерьер связано с кончиной Константина Львовича, который занимал третий этаж целиком.

   Я еще раз перечитала текст о Пронькиных. Если верить написанному, то Соня, Лида, Нина Олеговна – просто ангелы. У вдовы еще можно найти крохотное пятнышко на безупречной репутации: она убежала из родного дома, бросив отца и сестер, но Софья и Лидия безупречны. В наше время, когда изобретены мобильники, совмещенные с фотоаппаратами, медийному лицу трудно сохранить в тайне свои похождения, газеты и журналы платят «народным корреспондентам» огромные деньги за жареные факты. Скольких звезд шоу-бизнеса, актеров, политиков, писателей запечатлели в неблаговидных ситуациях простые люди. Можно выйти в Интернет, открыть парочку сайтов и полюбоваться на актрису, которая выходит рано утром из дома депутата К., отправившего законную жену на море, или посмотреть на певицу З., самозабвенно дерущуюся в магазине с грузчиком. Но о Пронькиных нет ничего, их порочащего.

   Я взяла следующую порцию листочков. Леонид Факир, он же Михаил Рогов, Анатолий Сергеев, Геннадий Михалев, Игорь Воронов, Петр Малышев. Брачный аферист, обманувший большое количество наивных женщин и каждый раз ухитрявшийся выходить сухим из воды. Леонид знакомился с одинокими дамами, принимался ухаживать за ними и переезжал в квартиру к очередной любовнице. Факир прикидывался военным, который несет службу в строго засекреченном месте, он имел форму, награды и производил сногсшибательное впечатление на дурочек, которые хотели устроить свое семейное счастье. Факир очень хитер, он никогда не подкатывался к бизнес-леди или богатым, избалованным дамам. Нет, Леонид занимался рыбалкой в кругу самых обычных баб в возрасте от сорока до шестидесяти. Целевая аудитория была им выбрана на редкость удачно. Одинокие дамы лет пятидесяти понимают, что их шансы найти мужа стремительно падают, и поэтому они мгновенно заглатывали крючок, который наживлял милый Леня. Факир заключал с избранницей брак и около года вел себя как Ромео: признавался в любви, дарил подарки, цветы. Ослепленная счастьем жена не понимала, что букеты и сувениры оплачиваются из ее кошелька: Леня просто брал деньги из тумбочки, куда их исправно клала работящая супруга. Через двенадцать месяцев Факиру надоедала размеренная, сытая жизнь без забот, и он попросту исчезал, оставив женушке записку: «Дорогая, прости, чувство остыло, не хочу жить с тобой без любви, но я не говорю: «Прощай», нам надо просто отдохнуть друг от друга. Не ищи меня. Вероятно, все еще наладится. На развод не подаю. Ты лучшая, а я мерзавец». Леонид никогда не обворовывал жен, он лишь забирал подаренные ему часы, перстни, одежду, машину, то есть прихватывал только «свое». Одна жена оплатила стоматолога, который сделал Факиру голливудскую улыбку, другая записала его в фитнес-клуб, где Леня за год накачался как культурист, третья обучила его компьютерной грамотности и приобрела муженьку дорогой ноутбук. А если учесть, что Ленечка жил без забот и хлопот на всем готовом, то станет понятно: Факир весьма ловко устроился. Наверное, в нем пропал великий актер и незаурядный манипулятор, ни одна из его «жен» не поднимала шума. Кое-кто, правда, бежал в милицию и заявлял о пропаже любимого, но менты, узнав, что все деньги и личное имущество женщины осталось в целости, и прочитав записку исчезнувшего, устало говорили:

   – Гражданочка, закон тут бессилен. Ваш муж прямо написал: ухожу. Это не исчезновение объекта, а добровольно принятое им решение, дело чисто семейное, разбирайтесь сами. Факт уголовно наказуемого деяния отсутствует, вашего он не украл, взял свое имущество. Ступайте домой, у нас без вас голова идет кругом.

   Так бы и прожил Леонид Факир певчим дроздом до старости, но однажды судьба поставила ему шах и мат.

   Факир всегда тщательно проверял, чтобы очередная пассия была одинокой: никаких родителей, близких родственников или детей. А вот наличие «бывших» мужей Ленечку не волновало, он справедливо полагал: разведенный супруг никогда не станет переживать за бывшую вторую половину. Потому спокойно поселился у Вали Родченко, у которой за плечами имелся неудачный брак. Счастливо прожив с Валечкой двенадцать месяцев, Факир смылся, а Родченко в слезах бросилась к первому мужу, который, на Ленину беду, оказался ответственным сотрудником ФСБ. Иван Родченко не таил зла на Валюшу, более того, они сохранили дружеские отношения, и он предпринял розыск Факира. Ване удалось не только найти афериста, но и довести дело до суда. Родченко был абсолютно уверен: Факира накажут по всей строгости закона, аферист выйдет на волю в таком возрасте, что заинтересует собой только контингент дома престарелых.

   Но процесс неожиданно пошел не по накатанной колее. Все обманутые женщины, включая и замутившую историю Валентину, в один голос твердили:

   – Леня замечательный, год жизни с ним – мое самое прекрасное воспоминание, он лучший мужчина, претензий к нему быть не может. Вещи я дарила ему сама, если он ко мне вернется, приму его с распростертыми объятиями.

   Одна из жертв и вовсе заявила:

   – Мы все с ним по очереди жить готовы, пусть Леня будет неделю мой, неделю Валькин, неделю Катькин.

   Сначала судья пыталась устыдить свидетельниц, напоминая:

   – На предварительном следствии вы давали другие показания.

   Но тетки, словно сговорившись, отвечали:

   – На меня давил следователь, запугивал, кричал, вот я и сказала неправду.

   Ивану оставалось лишь скрипеть зубами, а потом он вдруг понял: и судья, и прокурор – незамужние тетки за сорок – очарованы Леонидом и даже не пытаются этого скрыть. А еще кто-то оплатил жулику очень дорогого, умного адвоката, спеца по подводному плаванию в мутной реке законов.

   Факир получил смешной срок, который честно отсидел.

   Я отложила и эти листки. Значит, Леня не бросал любимой работы. Он охмурил медсестру Надю, попадавшую в его, так сказать, целевую аудиторию: вдова, без детей и родственников, с собственным домом и приличной зарплатой. То есть оклад у Нади был невелик, но зато ее пациенты богатые люди, которые меньше тысячи чаевых не давали. Сколько клиентов обслуживает медсестра за рабочую смену? Допустим, троих. В месяц у Нади пятнадцать дежурств, ну и какая сумма выходит? Правда, Маргоша утверждала, что Надя перестала беспокоиться о заработке, Факир давал ей хорошие деньги. Но я, внимательно прочитав документы, поняла: Леонид нашел очередную дойную корову, Рязанцева тратила на новую любовь свою заначку, это она купила дорогой телевизор и начала переоборудовать дом. Женщина пыталась удержать Факира при помощи хорошо налаженного быта, и ей не хотелось рассказывать посторонним о том, каким путем она завоевывает свое счастье. Ведь не баба, а мужик должен был раскошелиться.

   Леонид отлично прожил целый год, а потом утек на сторону. Единственно, что удивляет: почему он на этот раз оставил дорогую лазерную панель, видеомагнитофон и прочие радости? Обычно Факир прихватывал технику с собой. Но в случае с Надей произошел сбой программы. Странно. Преступники, как правило, придерживаются одного сценария. Или у Факира вдруг проснулась совесть и он постыдился грабить медсестру?

   Я снова начала перелистывать документы. Что объединяет Нину Пронькину, светскую даму с безупречной репутацией, счастливую жену и затем безутешную вдову богатого человека, мать двух замечательных дочек, с Леонидом Факиром, брачным аферистом? Эти мужчина и женщина не должны были пересекаться, Факир никак не мог входить в круг знакомых Пронькиной, он никогда не затевал отношений с женщинами столь высокого социального положения, его пугали их обширные связи. Нормальная баба порыдает в подушку и утешится, а такая, как Пронькина, найдет в телефонной книжке мобильный номер высокого чина МВД. И тем не менее Надежда Рязанцева, забыв о том, что Нина – постоянная клиентка лечебницы, налетела на нее с воплем:

   – Ты убила Факира!

   Не увела, не соблазнила, не отняла у нее мужика, а именно убила. Можно предположить, что у медсестры случился нервный срыв, она перестала владеть собой и напала на первую попавшуюся женщину. И как должна в таком случае поступить Нина? Представьте себя на ее месте: вы заплатили немалую сумму, чтобы всей семьей в тихом, комфортном месте пересидеть ужас под названием «ремонт», и вдруг на вас с кулаками и абсурдным заявлением наскакивает одна из служащих среднего звена. Лично я бы начала орать:

   – Спасите! Помогите! Милиция! Охрана!

   А потом, убежав от сумасшедшей, помчалась бы к хозяйке санатория и потребовала объяснений. Нина же вела себя так, словно она провинилась перед Надей.

   Ладно, отбросим в сторону предположения и обратимся к фактам. Рязанцева нападает на Пронькину, пугается меня и удирает. На службе Надя в тот день не появляется, потом приходит весть о грабителе, который забил хозяйку скромного домика насмерть. Нина Пронькина ведет себя странно, она откровенничает с полузнакомой женщиной, в библиотеке рассказывает ей о двойной жизни своего мужа. Затем появляется Лида, уводит мать, а через короткое время возникает Соня и ясно дает мне понять: Нина с приветом, неадекватно воспринимает реальность после внезапной, безвременной кончины мужа, история с рок-певцом по кличке Малыш – миф. Нина не успокаивается, она в халате приходит в мою спальню и прямо заявляет: дочери меня убьют. После этого высказывания мне следовало поверить Соне, понять, что ее мать больна, но потом я неожиданно узнала: Нину Пронькину то ли в спящем, то ли в бессознательном состоянии увезли из ее спальни на инвалидной коляске. А милые дочки и заботливый зять даже не забеспокоились. Они, не моргнув глазом, объявили:

   – Мама прихворнула, ее отправили в больницу.

   Так что здесь происходит? Ох, не зря Нина попросила у меня помощи!

   В миру его звали Петр Аркадьевич Малышев. Я, памятуя рассказ Нины Олеговны о том, как Константин Львович, посетив концерт западных рок-звезд, внезапно решил вести двойную жизнь и купил себе второй паспорт, предположила, что никаких сведений о детстве и юности гражданина обнаружить не удастся. Константин Пронькин обзавелся левой ксивой, нужной лишь для оформления номера в гостиницах во время гастролей. Ну не станет же он тратить средства на документ с легендой! Удостоверение, у хозяина которого есть крепкая история, стоит намного дороже, чем просто заполненные корочки, да и времени на поиск реально существующей личности уйдет много.

   Но я ошиблась. Петр Аркадьевич Малышев родился в Москве, в неблагополучной семье, в двенадцать лет попал в поле зрения милиции. Сначала его, ребенка, журили за хулиганство, потом запихнули в колонию для малолетних преступников. Петр отсидел свое, вышел на свободу, в следующий раз очутился на зоне в двадцать пять, сел за кражу. Несколько лет Малышев шил брезентовые рукавицы, потом вышел, как говорится, на свободу с чистой совестью. Увы, большинство зэков, оказавшись за воротами колонии, чумеют от вольного воздуха и начинают делать глупости. Кое-кого уже через неделю сажают в следственный изолятор, а через год за решеткой вновь оказывается подавляющее большинство этих самых, которые с «чистой совестью».

   Малышев был исключением, сначала он числился внештатным сотрудником риелторской конторы, но никаких сделок не совершал, чем реально занимался – осталось неизвестным, большой период его биографии оказался скрыт. Но потом Петр неожиданно взялся за ум, поступил на компьютерные курсы, получил диплом с отличием, устроился на работу и даже сумел взять денежную ссуду на приобретение квартиры. Какой банк поверил бывшему уголовнику, в документах не указывалось, но Петр купил однушку на окраине Москвы и жил тихо. Ни жены, ни детей он не имел, служил в фирме, производящей стеклопакеты, неплохо зарабатывал и навсегда забыл об уголовном прошлом. И вдруг внезапно стал петь и вмиг сделал карьеру рок-певца.

   Сон окончательно навалился на меня; с трудом перебирая ногами, я доползла до кровати и плюхнулась под одеяло, забыв умыться. В голове промелькнула последняя мысль: где могли познакомиться добропорядочный гражданин Пронькин и Петр Малышев, исправившийся уголовник? Сколько Костя заплатил Пете за его паспорт?

   – Вставай, скорей, вставай, – застучало в ушах, – телик живей включи, эй, не спи!

   Я села на кровати и в первую секунду растерялась. Вроде нахожусь не дома, так почему ко мне в дверь колотится Вовка Костин? В ту же секунду меня охватил ужас: если майор прилетел ни свет ни заря на «Виллу Белла», значит, с кем-то из домашних случилась беда.

   Кубарем скатившись с кровати и забыв накинуть на короткую ночную рубашонку халат, я одним прыжком очутилась у двери, отодвинула щеколду и закричала:

   – Вовка! Говори! Что произошло?

   Высокий стройный мужик вмиг оказался в моей комнате, схватил пульт от телевизора, ткнул пальцем в кнопку и приказал:

   – Смотри!

   Экран засветился. У меня от злости пропал голос, а потом прорезался шаляпинский бас:

   – Какого черта! Что ты себе позволяешь? Врываешься в чужой номер ни свет ни заря...

   – Тсс, – шикнул Максим, – успеем поругаться. Во, слушай!

   На экране возникла симпатичная брюнетка, из динамиков полился звук, корреспондентка старалась вещать официальным тоном, но в голосе нет-нет да и проскакивали нотки неприкрытой радости. Девица была счастлива от того, какую суперновость она сообщает зрителям.

   – Доброе утро. С вами снова кабельный канал «Еланск». Я стою на том самом месте, где ранним утром рыбаки нашли тело Нины Олеговны, вдовы известного банкира Константина Львовича Пронькина.

   Я плюхнулась в кресло и вся обратилась в слух.

   – Пока милиция придерживается версии ограбления, – вещала корреспондентка. – Стало известно, что у вдовы пропал уникальный гарнитур, подаренный мужем на годовщину свадьбы: серьги и кулон-медальон. В этих изделиях было бриллиантов более чем на десят карат, и это не считая изумрудов, которыми щедро украшены подвески. А теперь я передаю микрофон начальнику Еланского управления милиции Павлу Федулову.

   Камера взяла другой план, в экран въехало крупное красное лицо с глазами-щелками.

   – Пожалуйста, Павел Евгеньевич, – зачирикала корреспондентка, – говорите, вы в эфире.

   Федулов откашлялся.

   – Факт обнаружения трупа гражданки Пронькиной я подтверждаю. Место преступления оцеплено, сейчас там идет работа. Пронькиной было нанесено ранение в лицо, предположительно из стрелкового оружия.

   – Вам не кажется странным место убийства? – перебила милиционера журналистка. – Поблизости нет домов, только лужайка да речка. Может, тело сюда просто привезли?

   – Предположения делать рано, но количество обнаруженной крови и ряд фактов указывают на то, что выстрелили в Пронькину именно здесь, из чего следует, что преступник – человек не местный, – прогудел милиционер.

   – Почему? – моментально ухватилась за крючок девица с микрофоном.

   Федулов снял фуражку, вытер лысину платком, водрузил головной убор на место и решил удовлетворить любопытство зрителей.

   – Так тропинка людная. Впереди мостки, бабы сюда ходят белье полоскать, рыбаки топают. С удочкой здесь, правда, никто не сидит, к заводи торопятся, но все равно пройти мимо лужка надо. Местный бы тело в Катькино болото кинул, там сто лет его не найдут. Значит, грабитель пришлый, приметил богатую женщину, ну и захотел поживиться, не знал, что убивает как на торговой площади. Решил, лес кругом, полянка крохотная, не скоро труп обнаружат. Похоже, гражданку Пронькину лишили жизни сутки назад рано утром.

   – А говорите, место проходное, – хмыкнула брюнетка, – двадцать четыре часа тело лежало, никто внимания не обратил.

   Федулов слегка смутился:

   – Хотелось бы дать уточнение. Труп обнаружен вблизи Ларюхина, я, как об этом узнал, сразу лично взял дело под контроль и велел местным парням доложить обстановку. Мне сообщили подробности, но, понимаешь, Ларюхино... невелико. Там несколько дней шумная свадьба гремела, дочь директора школы выходила замуж за сына главы администрации. Гуляли три улицы, как раз те, чьи жители к речке бегают, это район частных домов, не многоквартирных. Не до белья бабам и не до рыбы мужикам было, они «горько» орали. Преступнику повезло: кинул труп на видном месте, а его не скоро увидели.

   – Вы полностью исключаете возможность самоубийства? – чуть не запрыгала от радости репортерша.

   Павел Евгеньевич глянул на девицу с выражением человека, который вдруг встретил на пути говорящую мышь.

   – С чего бы богатой бабе с собой кончать? Денег у трупа Пронькиной много, дети взрослые, проблем нет!

   Я прикусила губу. Милицейский начальник – настоящий психолог! Надо же, какое потрясающее умозаключение сделал: раз у погибшей солидный запас денег в банке – значит, у нее нет причин сводить счеты с жизнью. Ай да Павел Евгеньевич, Фрейд, Адлер, Юнг и прочие душеведы сейчас аплодируют ему от восхищения. Очевидно, сам Федулов все жизненные ценности измеряет исключительно в рублях.

   – Самоубийца непременно оставляет записку, – вещал дальше начальник местных сыщиков, – он всегда хочет объяснить свой поступок, а здесь ничего. И женщины не стреляют себе в лицо.

   Я невольно кивнула – последнее утверждение мента очень верное: некоторые самоубийцы не оставляют прощальных посланий, далеко не все, как уверяет Федулов, хотят объяснить свой поступок, многим наплевать на окружающих, и отсутствие около тела записки ничего не доказывает. Хотя большинство решившихся на суицид все же обращаются к близким. А вот насчет выстрела в лицо – это правда. Психологи говорят о мужских и женских способах самоубийств. Сильный пол хватается за нож, прыгает из окон, лезет в петлю. Слабый предпочитает таблетки, вскрывает вены в ванне, травится бытовой химией. Конечно, встречаются мужчины, которые глотают снотворное, и девушки, бросающиеся вниз с крыши многоэтажки. Но вот выстрелить себе в лицо женщине очень трудно, и на то имеется несколько причин: дамы, как правило, не умеют обращаться с оружием и не хотят даже после смерти плохо выглядеть.

   – И оружие на лужайке не нашли, – спокойно закончил Федулов.

   Я откинулась на спинку кресла. Это не аргумент: за двадцать четыре часа, в течение которых останки несчастной Нины Олеговны пролежали на земле, мимо тела, несмотря на поголовную гулянку местных жителей на свадьбе, мог пройти кто угодно. Он и позарился на пистолет.

   Ведущей заявление Павла Евгеньевича тоже не понравилось, и она выдвинула свою теорию:

   – Вы в речке проверяли? Водолаза туда запускали?

   – Пока нет, – ответил Федулов.

   – Вероятно, револьвер там, – прощебетала красавица, – я слышала, что многие оружие после самоубийства топят!

   Павел Евгеньевич несколько раз моргнул. Было понятно, что он поражен умом и сообразительностью сотрудницы телевидения.

   – Обрати внимание, она не блондинка! – воскликнул Максим.

   Федулов откашлялся и не смог сдержать эмоций.

   – Здорово у тебя получается, – фыркнул он, – сначала жертва всю морду выстрелом разворотила, потом бегом к воде, туда оружие швырь, обратно рысью на лужок, легла на травку – и прощайте? Если человек сам в себя пальнул, ствол рядом валяется или в руке остается. Все. Да, совсем забыл. Уважаемые жители Ларюхина, Еланска и все, кто меня слышит! Если знаете что-то о случившемся, видели посторонних лиц или имеете сведения, способные помочь следствию, убедительная просьба прибыть в управление для дачи показаний. Этим вы выполните свой гражданский долг и посодействуете поимке опасного преступника. Спасибо за внимание.

   Заиграла музыка, у местного «Останкино» настало время рекламы. Неведомая сила подняла меня и бросила к шкафу. Максим выключил телик и бесцеремонно спросил:

   – Чего делать будем?

   – Ты не знаю, а я поеду в Еланск! Оденусь-умоюсь и вперед, – сообщила я, роясь в гардеробе.

   – Можешь не менять одежду, – нагло заявил приставала. – Очень симпатичный наряд, ноги видно. Мне нравится, когда дамы носят юбки-мини, меньше неприятных открытий. Некоторые натянут джинсы или подолом пол метут, издали вполне симпатично смотрятся, а как разденешь их! Матерь Божья! С тобою же все ясно, фигурка супер, очень секси.

   Тут только я сообразила, что дефилирую перед нахалом в полупрозрачной сорочке, которая едва прикрывает филейную часть. Стараясь не завизжать, я схватила халат, быстро завернулась в него и сказала:

   – До свидания, проследуй к выходу.

   – Йес, – кивнул Максим и вдруг действительно ушел.

   Я приняла душ, решив не тратить время на еду, спешно заперла комнату, быстро миновала холл, вышла на улицу и остановилась.

   У центрального входа сверкал боками ярко-оранжевый кабриолет. Несколько пациентов лечебницы, в основном женщины, с жадностью смотрели на выпендрежный автомобиль. Около машины, привалившись к крылу, стоял Макс. В руках он держал странную композицию: несколько ананасов сидели на зеленых ветвях с мелкими листочками. Безумный букет был обернут в белую бумагу с изображениями собачек, перевязан розовой лентой и выглядел как подарок для тронувшейся умом Барби.

   – Дорогая, экипаж подан, – объявил Макс.

   От растерянности я задала очень глупый вопрос:

   – Это что?

   – «Порше»-кабриолет! – заорал Максим. – Как ты просила, цвет «пьяный апельсин». Не нравится? Он кажется тебе пошлым? Я готов поменять его к вечеру на голубой или розовый! В руках держу букет твоих любимых растений!

   Дамы, стоявшие неподалеку, расцвели улыбками, больше похожими на оскал обозленных кошек, чем на выражение радости.

   – Когда я недавно подарил тебе розы, – нарочито громко вещал Максим, – то получил букетом по морде и услышал про ананасиумы. Я самым честным образом пытался раздобыть цветочки, но о них не слыхивали даже в Голландии. Поэтому решил сам создать новый сорт. Вот, прошу, «Ананасиум-раритетос», существует только в семи экземплярах.

   Максиму удалось здорово меня смутить.

   – Да я просто пошутила и насчет «Порше», и по поводу букета. Что мне теперь делать с кучей ананасов?

   – Придумаешь, – отмахнулся Макс, быстро обегая кабриолет и открывая дверь со стороны пассажира, – плиз, май лав!

   – Спасибо, лучше поеду на своей, – попыталась я сопротивляться.

   Максим тревожно оглянулся и зашептал:

   – Умоляю, не отказывай мне на глазах у этих мумий, они здесь не зря столпились!

   – Ну ладно, – с неохотой согласилась я и села в очень низкую машину.

   – Как ощущение? – осведомился Макс, устраиваясь за рулем.

   – Пока не знаю, – пробормотала я, пристегиваясь.

   – Ключ на старт! – провозгласил Максим.

   Меня вдавило в сиденье, в лицо ударил ветер, а в уши – грохот. Макс что-то проорал, но я не смогла разобрать ни слова, решила попросить его притормозить, открыла рот и поняла, что разговаривать в данной ситуации невозможно.

   «Порше» летел с умопомрачительной скоростью, распластавшись по дороге. Мне, привыкшей к небольшой малолитражке с нормальным клирингом, казалось, что я сижу в мыльнице, которая подпрыгивает на всех, даже самых крошечных камушках. Еще пара секунд, и дно кабриолета сотрется до дыр, а моя попа начнет чиркать по асфальту. В глаза и рот набилась пыль, а по носу щелкнул пролетавший мимо жук. Я зажмурилась, закрыла руками щеки и глаза, попыталась съехать с кресла и забиться под торпеду, чему помешал ремень безопасности.

   Бешено воя, «Порше» влетел в населенный пункт, скакнул вверх, хрюкнул и неожиданно затих. Я наконец-то смогла сделать глубокий вдох и оторвать ладони от лица, увидела счастливую улыбку Максима и тут же ощутила на щеке мокрую каплю. Машинально стерев невесть откуда взявшуюся воду, я глянула на руку и поняла: это не дождик, у кабриолета отсутствует крыша, и сейчас на меня покакала птичка. Судя по размеру неприятности – птеродактиль.

   Вот тут мое терпение закончилось. Я вылетела из «Порше» с негодующим воплем:

   – Оставь меня в покое! Воспитанный человек никогда не обратит внимания, что со спутницей случилась мелкая неприятность: допустим, она упала и разорвала чулок или случайно... э...

   – ...пукнула, – подсказал Максим, – я отлично знаю, что в подобном случае нужно обойтись без комментариев. Но птичьи какашки – к резкому возрастанию доходов, примета стопроцентно верная, я хотел тебя порадовать. Как поездка? Здорово?

   – Ужасно, – простонала я. – «Порше»-кабриолет – неописуемая гадость. Шумно, грязно, ветрено, ни поговорить, ни радио послушать! На моей букашке, которая стоит меньше, чем руль этого пафосного урода, ездить намного удобнее!

   – Зато «Порше» гламурнее, сразу понятно, сколько денег у его владельца, – возразил Максим.

   Я уперла руки в боки.

   – Значит, так! Я не понимаю, зачем еле-еле двигаться на восемнадцатисантиметровых шпильках, если можно надеть туфли с нормальным каблуком и ощущать себя превосходно. Сумка-клатч, которую предписывается носить с вечерним нарядом, – неудобна, в нее ничего не влезает. Мобильник, усыпанный брюликами, работает так же, как телефон за пару тысяч рублей. Назначение сотового – обеспечить связь, и только! Губная помада за триста долларов смажется, как и ее родственница за четыреста рублей. В «Порше» я больше не сяду! Кабриолет – жуть на колесах.

   – Какую вы себе капризную девушку нашли, – прощебетал нежный голосок, – а вот мне такие машины в кайф! Может, прокатите?

   Я повернула голову с такой яростью, что ощутила боль в шее. В шаге от «Порше» стояла стройная блондинка в голубом сарафане. Длинные волосы незнакомки падали на плечи, низкий вырез почти полностью открывал грудь, личико сверкало макияжем, а в воздухе плыл аромат псевдофранцузского парфюма.

   – Меня зовут Кэти, – представилась красавица, – и, поверьте, я никогда не капризничаю. Так я сяду?

   Я сделала приглашающий жест рукой:

   – Милости прошу!

   – Круто, – взвизгнула блондинка и кинулась к машине.

   Я повернулась к Максиму спиной, сделала шаг, споткнулась о бордюрный камень и шлепнулась. Сначала мне стало больно, потом смешно. Кое-как я поднялась на ноги и воззрилась на Макса:

   – Мог бы и помочь!

   Он скорчил гримасу удивления:

   – Пару минут назад ты мне объяснила, что воспитанный человек не обращает внимания, если на его спутницу какает ворона или девушка падает, пукает...

   В первый раз за всю мою жизнь мне захотелось стукнуть человека кулаком в нос.

   – Оставь капризулю, – заканючила блондинка, – поехали кататься, я покажу тебе отпадный ресторан!

   – Прости, киса, – нежно проворковал Максим, – сегодня никак не могу, мама обидится, она у меня, как ты уже, наверное, убедилась, с заморочками.

   – Никогда не видела твою мать! – изумилась красотка.

   – Как? Вот же она! – ткнул в мою сторону нахал.

   Блондинка выкатила глаза на щеки и потеряла изрядную долю своего бескрайнего обаяния.

   – Она? Тебя родила?

   – Верно, – кивнул Макс, – семь подтяжек лица, липосакция, удаление трех ребер, имплантаты в грудь и ягодицы, в спине железный прут, чтобы не горбилась, зубы, ясное дело, на титановых штифтах, кисти рук пересажены от восемнадцатилетней пташки. Но, знаешь, нынешние девушки все гнилые, мамуле все равно пришлось акриловые когти наращивать. Я сглупил с донором.

   – Сглупил с донором? – обморочно повторила жаждавшая прокатиться на «Порше» девица. – Они же трупы!

   – Эх, киса, – протяжно вздохнул Макс, – все покойники когда-то ходили, смеялись и любили вкусно поесть. Вот у тебя волосы шикарные, а у моей мамочки с ними беда, она похожа на обкурившегося ежика. Кстати, тебя родители не предупреждали, что не следует отправляться на променад с незнакомцем, даже если у него во лбу горит алмаз «Шах»? Ну, покатим? Мамочка, тебе нравятся ее локоны? Как ты думаешь, их лучше срезать и типа парика сделать или со скальпом снять, а потом тебе пересадить?

   Девица взвизгнула, распахнула дверь и со скоростью застигнутого на кухонном столе таракана рванула вверх по улице.

   Ко мне вернулся дар речи:

   – Вот уж красиво поступил! Зачем напугал дурочку?

   – Иногда жестокий урок необходим, – серьезно ответил Макс, – надеюсь, глупышка больше не полезет ни к кому в тачку, даже если авто будет осыпано яхонтами.

   Меня охватило запоздалое возмущение:

   – Я совершенно не похожа на твою мать!

   – Извини, не был с ней знаком, – пожал плечами Максим.

   – Я имею в виду свой возраст, – на автопилоте сказала я и осеклась: – Ты сирота?

   – Да, – неожиданно кивнул Макс, – круглая.

   – Детдомовец?

   – Верно.

   – Прости, пожалуйста, – пробормотала я, сразу поверив нахалу, несмотря на все его прежние заявления о богатых родичах.

   – А что такого? – заморгал спутник.

   – Наверное, тема семьи тебя не радует.

   – Ерунда, – отмахнулся он, – пустяки. А твои предки кто?

   – Мама – оперная певица, отец – ученый, работал на оборону, – ответила я, – давай до милиции пешком дойдем?

   – Двинули, – кивнул Максим, – думаю, котик Федулов сидит вон в том здании с флагом. Ты живешь с родными?

   – Они умерли.

   – Ох, извини, – бормотнул Макс.

   – Это было давно, – вздохнула я, – сначала умер папа, потом мама.

   – А муж? – продолжал допрос спутник. – Кто у нас муж?

   – Я в разводе.

   – Что же вы не поделили?

   Я остановилась возле киоска. Меньше всего мне хотелось беседовать о той давней истории.

   – Желаете шоколадку? – спросила продавщица.

   Я кивнула.

   – Вон ту, горькую. Простите, а почему цены разные?

   – Где? – прищурилась торговка.

   – На витрине два абсолютно одинаковых батончика, но один стоит сорок рублей, а другой пятьдесят, – как всегда бесцеремонно, влез в чужую беседу Максим.

   – Та, которая за пять червонцев, с бесплатной наклейкой, – безмятежно пояснила тетка, – за картинку лишняя десятка.

   Мне стало смешно, Макс тоже расхохотался, а продавщица разозлилась:

   – Идите себе! Чего веселого? Не вижу юмора. Обычная конфета сорок рубликов, с бесплатной наклейкой полтинник! Лишь бы поржать!

   – Давно от тебя муж удрал? – вернулся к прежней теме Макс, когда мы отошли от разгневанной бабы, так и не купив шоколад.

   Я схватила его за плечо.

   – Слушай, отстань. Ты таскаешься за мной, чтобы выиграть пари. Что, тебе так деньги нужны?

   – Да, – кивнул Максим, – а еще важен имидж. Мне никто не отказывает, я имею репутацию отвязного Казановы.

   – Отлично. Скажи своему приятелю, что я пала к твоим ногам, и дело в шляпе, – разрешила я.

   – Он потребует доказательств! – серьезно возразил Максим.

   – Хорошо, я подтвержу факт пребывания в твоей постели, пусть позвонит и услышит мое признание.

   – Нет, нужно фото! – не дрогнул нахал.

   – То есть мой снимок? – обрадовалась я. – Отлично, доставай мобильный, и покончим с этой жвачкой.

   Максим потер ладонью шею.

   – Вау! Ты готова раздеться посреди улицы? Правда, городок крошечный, народу мало, но вон там бабка плетется, еще доведешь божьего одуванчика до нервного припадка.

   – Нужно мое фото без одежды? – возмутилась я.

   – А як же! – воскликнул Максим.

   – Я на такое не согласна! – подпрыгнула я.

   – Значит, буду за тобой ходить, пока ты не дрогнешь, – развел руками наглец, – так чего с мужем случилось?

   – Тебя на свадьбу не пригласили, – уточнила я.

   Коля приосанился:

   – Враки! Я там главным был.

   – Женихом? – усмехнулся Максим.

   Алкоголик обиженно засопел:

   – Нет. Вера Петровна с Михаилом Данилычем всех соседей из частного сектора позвали, с трех улиц, а еще приятелей из многоэтажек пригласили, и даже с Москвы люди приехали. Посуды горы, воды много надо, я им ведра таскал. Вера Петровна велела повсюду налить: в бак, в летний душ, во фляги. Я вспотел, к колодцу бегавши, а потом она меня на кухне угостила, от души водки налила, мяса навалила, пирога не пожалела и сотняшку отсчитала.

   Вспоминая тот, крайне удачный для него день, Николай заулыбался. Отлично поев и напившись до полнейшей потери памяти, он заснул. Проснулся от жажды. Голова гудела, тело чесалось, руки-ноги казались чужими. Для профессионального выпивохи состояние удивительным не было, и Коля решил применить давно испытанное средство: прыжок с мостков в речку. Холодная вода всегда быстро приводила пьянчужку в чувство. Охая и ахая, Николай потащился по тропинке, дошел до кустов, окаймлявших лужайку, и неожиданно услышал тихий женский вскрик, потом протяжный стон. Коля присел за кустами и осторожно высунулся наружу. Он подумал, что на полянке пристроилась парочка, и решил понаблюдать за чужими сексуальными упражнениями.

   Но картина, развернувшаяся перед его глазами, совсем не походила на эротическое действо. На лужайке стояло кресло на колесах, около него топталась женщина. В руках у нее чернел какой-то предмет.

   – Пистолет? – не вытерпела я.

   – Похоже, – тут же согласился алкаш, – черный, слегка вытянутый, с круглой блямбой.

   – Глушитель! – оживилась я. – Продолжай.

   – Баба его на траву положила, – вещал Николай, – вытащила из кармана платок и давай коляску тереть! Со всех сторон обработала, потом оружие прихватила и деру.

   Коля сразу понял, какую удачу послали ему добрые ангелы, и ринулся к повозке.

   Только добежав до места, парень увидел в траве тело женщины с кровавой раной вместо лица. Коля сталкивался с трупами, но этот шокировал даже его. Николай вцепился в коляску и увез ее прочь. В милицию он, естественно, обращаться не стал, а когда мы с Максимом пристали с вопросом: «Где добыл кресло на колесах?», на ходу придумал версию про помойку в овраге.

   – Опиши внешность той женщины, – приказала я.

   – Так я испугался разглядывать, – честно признался бомж. – Костюм приметил, красивый, светлый, в розах, и туфли новые.

   – Я об убийце говорю.

   – Не разобрал, – удрученно сообщил Николай, – ну... такая... в общем, как все!

   – Из ларюхинских? – спросил Макс.

   – Э... не скажу, я больше на коляску пялился, – признался алкоголик, – обрадовался жутко, боялся, что баба ее увезет, а она оставила.

   – Мда, – крякнул Максим, – то, что Нину Олеговну убили, мы и так знали. Хорошо хоть теперь можно сузить круг подозреваемых. Смело отбрасываем мужчин. Надо перешерстить женщин, таких, в общем, как все. Думаю, лет за двадцать мы справимся с этой задачей. Пошли, пусть себе жрет.

   – Погоди-ка, – протянула я, – помнишь, где мы сначала увидели Николеньку?

   – В лавке с мобильниками, – кивнул Максим.

   – Вроде ты приобрел аппарат под две симки, – вкрадчиво сказала я Коле.

   – А че, нельзя? – набычился алкоголик. – Если опять про деньги спрашивать будешь, то не старайся, здесь секонд-хенд, продают неновые трубки.

   – Иными словами, ворованные, – подытожил Максим.

   – Меня к ним вам не пришить, я купить пришел, а не сдать, – резонно заметил пьяница.

   Я подняла руки:

   – Спокойно. Лично меня не интересует, где торговец разжился дешевыми аппаратами, я готова верить, что он скупает у населения за бесценок испорченные мобильники, чинит их и продает. Но скажи, Коля, у тебя много друзей?

   – Есть парни, – кивнул Николай, – Мишка, он по вагонам ходит, Лешка-грузчик.

   – Вы часто встречаетесь, любите навещать друг друга, поздравляете жен с праздниками? – не успокаивалась я.

   Коля повернулся к Максиму:

   – Она дура? Или издевается?

   – Отвечай, ханурик, – рявкнул Макс, – потом позубоскалишь, если, конечно, зубы у тебя в живых останутся.

   Я скосила глаза на партнера. «Зубы в живых останутся» – удивительно емкое выражение.

   Николай съежился.

   – А че? Ниче. Мишка спит в пустом гараже, Лешка при магазине ночует, постоянных баб у них нет.

   – Зато, наверное, есть сотовые телефоны? – предположила я. – На безлимитном тарифе с международным роумингом?

   Коля поковырял ногтем между передними зубами.

   – Не, они живо трубки пропьют. Да и кому им звонить?

   – Правильный вопрос, – одобрила я, – а тебе зачем телефончик?

   Алкоголик вздрогнул:

   – Разговаривать.

   – С кем? – не успокаивалась я.

   – С друганами, Мишкой и Лешкой, – неудачно солгал Николай.

   – Так у них трубок нет, сам сказал, – злорадно напомнила я, – но мобильный ты все же решил приобрести. Зачем?

   Николай уставился глазами в стол.

   – Ладно, сама объясню. Ты узнал убийцу, проследил ее до дома, а теперь хочешь получить деньги за молчание. Вот и объяснение аппарату с двумя симками. Боишься, что тебя поймают, хочешь запутать след! Купишь у барыги номера, поболтаешь и выбросишь симки.

   Максим поднял пистолет:

   – Ну, молись перед смертью, Клеопатра!

   – Извини, она была Дездемона, – поправила я.

   – Нет, нет, – всполошился Николай, – я сейчас все вспомнил. Девушка на полянке стояла, костюм голубой, волосы до плеч, симпатичная, богатая, она в санатории лечится, я видел ее здесь, в супермаркет приходит, ее Райка знает, они часто болтали, в последний раз она ей коробку дала, красную.

   – Ху из Райка? – прищурился Максим.

   – Чего? – по-детски заморгал Коля.

   – Кто такая Рая? – перевела я.

   – Сестра Мишки, рыжая такая, она игрушками торгует, – зачастил Коля, – я че решил: куплю трубку, пойду к Райке, узнаю...

   Я, забыв про спутника, выскочила из кафе на площадь, пробежала пару метров и очутилась у дверей супермаркета, носившего название «Счастливый пингвин». Местные представители бизнеса явно тяготели к креативным названиям.

   – Стой! – крикнул Максим.

   Я обернулась.

   – Фу, – выдохнул компаньон, – последний раз так носился, когда муж одной моей знакомой с нами пошутил. Дай отдышаться. Представляешь, была у меня история с некой Верой Райкиной, ничего серьезного, она замужем, разводиться не собирается, самый лучший вариант, без претензий, чистый секс, никаких ненужных эмоций и натужных признаний, понимаешь?

   Я кивнула, Максим продолжил откровенничать:

   – Верин муж Эдик, пилот, летает из Москвы за рубеж. Отправится, предположим, в Штаты, тринадцать часов до Лос-Анджелеса, там отдохнет и на другом лайнере назад. Почти двое суток его нет, и полная гарантия, что внезапно домой не заявится, поскольку болтается над океаном.

   – Удобно, – процедила я, – еще лучше быть супругой космонавта.

   Макс не уловил в моем голосе иронии.

   – Точно. Один раз Эдик тю-тю, и мы с Верой устроили небольшой расслабон. Ужин, свечи, вино... мда. Часа через четыре после того, как Эдуард лег на курс, у Веры заработал телефон. Я ей сказал: «Не бери». А она не послушалась, потянулась к трубке.

   – Наверное, свекровь проверяет. Такая сука, стоит Эдьке за порог выйти, сразу звонит, хочет удостовериться, что невестка дома, в своей постели, а не в клубе.

   – Алло, Марья Васильевна, это вы?

   Максим смотрел на любовницу и видел, как у той стало медленно вытягиваться лицо.

   – Да, конечно, сейчас... – обморочным голосом повторяла Вера, – почищу.

   Швырнув трубку на пол, Райкина вскочила и с бешеной скоростью начала убирать спальню. Бокалы, недопитую бутылку вина, грязные тарелки и столовые приборы она сунула в мусорный мешок, затем с космической скоростью стала менять постельное белье.

   – Живо одевайся и уноси с собой помойку, – орала Вера, всовывая Максу пластиковый пакет, – у Эдьки рейс отменили, их сначала в аэропорту продержали, а потом домой отправили. Он просил картошки пожарить, сам в супермаркет заехал за селедкой. У нас четверть часа, чтобы все следы уничтожить.

   Максим бросился помогать любовнице, и через десять минут квартира приняла достойный вид. Цветы, пирожные, фрукты, сексуальные черные чулки на подвязках и прочие прелести были безжалостно уничтожены.

   – Вали отсюда, – приказала Вера, – только в лифт не садись, не дай бог с Эдькой в кабине столкнешься.

   И тут у неверной супруги вновь зазвонил телефон.

   – Да, милый, – залебезила Верка, – чищу картошечку. Что? Что? Что?

   – Эй, – подергал впавшую в ступор любовницу Максим, – ты как? Это кто был?

   – Эдька, – прошептала Вера.

   – И что он сказал?

   – «Не волнуйся, дорогая, я пошутил. Лечу в Лос-Анджелес, можешь не заморачиваться с картошкой, – процитировала любовница, – извини, солнышко, мобильным в полете пользоваться нельзя, так я взял спутниковый телефон, хотел тебя повеселить. Дорогая, почему ты не смеешься?»

   – Жестокая шутка, – кивнула я.

   – Больше мы с Верой не встречались, – улыбнулся Макс, – у меня охота пропала, а она при виде меня икать принималась.

   Я, решив больше не продолжать глупый разговор, вошла в супермаркет и сразу увидела отдел игрушек. За прилавком стояла отчаянно рыжая девушка, лицо ее покрывали мелкие веснушки.

   – Вы Рая? – спросил вынырнувший из-за моей спины, словно черт из табакерки, Макс.

   – Да, – удивилась девушка, – а мы разве знакомы?

   Максим навалился на прилавок.

   – Нет, хотя я очень жалею об этом. Не заметил раньше удивительно красивую девушку. Что вы делаете сегодня вечером?

   Рая стала пунцово-красной, веснушки на ее личике исчезли.

   – Я замужем.

   Макс поднял обе руки.

   – Сорри. Сам должен был догадаться, такая женщина не останется в одиночестве. Не хотел вас обидеть.

   Мне отчего-то стало неприятно, и я, ловким движением бедра оттеснив нагло ухмыляющегося Макса в сторону, положила перед Раисой свое раскрытое удостоверение.

   – Разрешите представиться, Евлампия Романова, начальник оперативно-следственного отдела. Вы слышали об убийстве Нины Олеговны Пронькиной?

   – Жуть, – поежилась Рая, – такая милая женщина, она здесь в конце декабря два самолетика купила, дорогие игрушки. Но многие на детях не экономят, хотя есть и несчастные малыши вроде Юры Котова, его мамаша сволочь. Юрке лишь один раз повезло. Нина Олеговна ему подарок приобрела.

   – Пронькина решила обрадовать чужого ребенка? – влез в беседу Макс.

   Рая поправила коробки с мозаикой, стоявшие на прилавке.

   – Нина Олеговна зашла сюда, а Юрка вместе с матерью в супермаркете оказался. Пока Зинка жрачкой затаривалась, он к витрине прилип, а потом стал у матери самолет клянчить. Зинка ему дулю под нос сунула, а Юра, хоть и маленький, да сообразительный, возьми и скажи мамашке:

   – Папа сегодня алименты перевел, это мои деньги, а ты на них бутылок купила и консервов. Иди, сдавай выпивон назад, иначе папке расскажу, куда его деньги уходят, мне с них ничего не досталось.

   Зина рассвирепела, оплеуху пацану отвесила, он лбом в прилавок тюкнулся, из носа кровь полилась. Мать визжит, парень рыдает, и тут Нина Олеговна купила два самолета, протянула один обомлевшему от счастья мальчику и сказала его матери:

   – Как вам не стыдно! Прекратите пьянствовать и займитесь сыном.

   Зинка выругалась и ушла, а Нина Олеговна с Юрой коробку распечатали, наш охранник батарейки вставил, и пошли они этот самолет на площади запускать. Летает красиво, высоко, далеко, можно как радиоуправляемую модель использовать, а можно на кнопочку нажать и отпустить, игрушка сама полетает и упадет, когда питание кончится. Ну, второй режим для дома, на улице усвистит далеко, не найдешь.

   Нина Олеговна – очень добрая женщина, у нас никто ничего чужим детям не купит, даже на мороженое пожадятся. Своему эскимо, а его приятелю фига. По-моему, это неприлично. Неужели десяти рублей жалко?

   – А кому еще повезло, кроме Юры, – перебила я Раю, – и почему Нина Олеговна к вам зимой приходила?

   – Так их поселок рядом, – пояснила продавщица, – наверное, в гости собралась и решила игрушку в Ларюхине взять, чего в Москву кататься? И у нас дешевле.

   – Один из свидетелей утверждает, что вы не раз разговаривали со стройной девушкой, не из местных, клиенткой лечебницы, волосы у нее до плеч, одета дорого; видели, как она вам передала ярко-красную коробку. Не вспомните, как красавицу зовут? – спросила я.

   – Так это Соня, дочка Нины Олеговны, – без всякой тревоги призналась Рая, – я их отлично знаю, их семья часто в санатории лечится, от скуки в Ларюхино ходят.

   – Что у вас за дела с Соней? – мрачным тоном осведомился Макс.

   Рая заморгала.

   – Мой муж классный краснодеревщик, работает честно, не пьет, цену не ломит, а у Пронькиных ремонт. Софье Константиновне Маргоша о Владике рассказала. А та пришла порасспрашивать, сможет ли он у них двери поправить. В коробке духи были, их Соне кто-то подарил, ей запах не понравился, она мне и отдала. Очень мне Нину Олеговну жаль, такая милая, интеллигентная, не похожа на богатого человека, они с Константином Львовичем здесь постоянно здоровье поправляли.

   Когда мы с Максом вышли на площадь, я горько сказала:

   – У Пронькиных дружная семья, дети не захотели жить самостоятельно, предпочли остаться с родителями. Не вижу ни одной причины для совершения преступления – говоря милицейским языком, отсутствует мотив. Я пока не понимаю, чем могла помешать родным Нина Олеговна.

   – Деньги? – предположил Макс.

   – Константин Львович назначил на руководящие должности в своем банке Лиду, Соню и Вадима. После смерти отца дочери и зять – фактические владельцы дела, – возразила я.

   – Но де-юре предприятие-то мамулино, – запел Максим, – не сомневаюсь, что после кончины Нины Олеговны пиастры разделят между собой девочки-припевочки. Кстати, краем уха я слышал, что Вадим обожает машины. Поездит пару месяцев на одной, меняет на другую.

   – Он сын Никиты Сергеевича Краснопольского, – напомнила я, – единственное любимое чадо скромного трудяги-миллиардера. Вадик, если пожелает, может тачки каждый день менять. А Соня – невеста Семена Гарина, ресторанного магната. Думаю, из-за траура по матери свадьбу она отложит, но рано или поздно бракосочетание состоится. Никто из Пронькиных не нуждается, их мужчины точно не назовут количества миллионов на своих счетах. И девушки обожали маму, они очень о ней беспокоились.

   – Черна чистая вода, налитая в узкий кувшин, – пропел Максим, – чужая семья потемки, вспомни несчастного короля Лира. У нас есть способ выяснить, Соня или кто-то другой держал пистолет ранним утром на лужайке.

   – И как ты это проделаешь? – удивилась я.

   – Можешь дойти пешком до лечебницы? Встретимся на ужине, – не ответил на мой вопрос Макс.

   – Простите, я сегодня одна. Что желаете? Советую котлеты из кролика.

   – Лучше салат с морепродуктами, – не согласилась я, – мне совесть не позволяет бедного зайчика есть.

   Света засмеялась, запрокинув голову, свет от ярких люстр отразился в ее серьгах, заискрился маленькими точками. Я замерла, сжав в руках кожаную папочку с меню, потом перевела взгляд на шею Светланы. На ней висел медальон, щедро осыпанный бриллиантами. Я схватила со стола стакан с кефиром, залпом осушила его и спросила:

   – Откуда у вас подвеска?

   Официантка нежно погладила кулон:

   – Красота, правда?

   Я кивнула:

   – Вещь уникальная и, похоже, очень дорогая. Где вы ее взяли?

   Света опустила глаза:

   – Нашла.

   – Раритетные бриллианты в окружении изумрудов? Скажите где, непременно туда побегу, – съязвила я.

   Официантка сказала:

   – Делайте заказ, люди ждут!

   – Боюсь, посетителям сегодня придется остаться голодными, – мрачно объявила я, – поскольку вас арестуют.

   Официантка попятилась и налетела спиной на метрдотеля, уже спешившую к моему столику.

   – Нельзя ли поосторожней? – взвизгнула начальница. – Мало того, что туфли мне поцарапаешь, так еще больно сделаешь!

   – Простите, Лариса Семеновна, – заблеяла Светлана, – она меня напугала! Пообещала в тюрьму посадить!

   Лариса Семеновна навесила на лицо приветливую улыбку, но не смогла прогнать из глаз тревогу.

   – Евлампия Андреевна, извините за тупость Свету, в наши дни практически невозможно найти квалифицированного сотрудника. Давайте сама вас обслужу.

   – Дело не в Светлане, а в ее серьгах и кулоне, – пояснила я, – видели?

   – Нет, – призналась Лариса Семеновна.

   – Тогда присмотритесь, – велела я.

   – Сколько можно ждать? – хриплым голосом закричала Люся, обвешанная камнями, которые Маргоша сравнила с консервными банками. – Светка! Сюда!

   Официантка, забыв про меня и свою начальницу, кинулась к капризнице.

   – Дорадо холодная, – стала отчитывать девушку Люся, – пюре комкастое. Такое даже дворовая кошка жрать не станет. А это что? Что это? А? Где взяла? Сюда! Все скорей! Смотрите на ее уши и шею!

   Присутствующие побросали столовые приборы и уставились на вопящую Люсю и окаменевшую Свету.

   – Люсенька, – попытался урезонить впавшую в истерику даму муж, – не нервничай. Давай рассуждать здраво. Откуда у простой девушки, бегающей по залу с тарелками, возьмутся эксклюзивные украшения? Успокойся, это всего лишь серебро с цирконами!

   Люся вывернулась из-под руки обнимавшего ее за плечи супруга, вскочила и заорала еще громче:

   – У этой дряни комплект Нины Пронькиной! Я узнала и серьги, и медальон. По телевизору говорили, что Нину ограбили и убили за драгоценности. Украшения пропали, а Пронькина их никогда не снимала! Везде появлялась в этих брюликах, всем сообщала: «Мне муж их подарил на годовщину брака». И как комплект у прислуги оказался? Витя, немедленно прикажи ей снять серьги и медальон! Какое право она имеет носить ТАКИЕ вещи?

   Люся пошатнулась и рухнула назад на стул.

   – Милая, тебе плохо? Врача сюда, немедленно! – засуетился муж.

   Лариса Семеновна схватилась за мобильный телефон, посетители зашумели, задвигали стульями, основная часть народа явно собиралась покинуть ресторан, прервав ужин.

   – Господа, господа, – умоляюще зачастила Лариса, разведя руки в стороны, – прошу не волноваться. Мы все хорошо знакомы друг с другом и понимаем, что Люсенька порой бывает... э... взволнована. У нее поднимается давление, отсюда и нервозность, сохраним спокойствие. Светлана сейчас снимет украшения, ее накажут за нарушение правил, предписывающих персоналу вести себя скромно, не носить ничего вызывающего. Люсечку мы отведем в номер, она там покушает. Музыка! Прошу, господа, сейчас откроют шампанское, без повода, просто так, потому что в зале собрались очаровательные люди.

   Продолжая трещать, Лариса Семеновна улучила минутку и шепнула Светлане:

   – Пшла вон в раздевалку, дура.

   Официантка кинулась к небольшой дверке и скрылась. Я встала и последовала за ней.

   В отличие от роскошных интерьеров гостевой части небольшая комнатка для служащих выглядела убого: обшарпанные железные шкафчики, вбитые в стены крючки и пара жестких деревянных скамеек. На одной плакала Света. Услышав шаги, она подняла голову и, увидев меня, сказала:

   – Никого я не убивала!

   – Стерва! – донеслось из небольшого коридорчика. – Я устроила тебя сюда из милости, пожалела неудачницу, и какова благодарность? Кто разрешил тебе нервировать гостей? Где ты взяла это дерьмо?

   Света залилась слезами, а в раздевалку вошла потная от злости Лариса Семеновна.

   – Сучонка... – завела она и мигом осеклась: – Евлампия Андреевна, вы? Господи, святой человек, вы решили пожалеть Светку! Право, она не стоит ваших стараний.

   Я вынула из кармана удостоверение и помахала им перед метрдотелем.

   – Разрешите представиться, начальник оперативно-следственного отдела Романова.

   Лариса плюхнулась на лавку около рыдающей Светы.

   – Но вы же гость, – растерянно выдавила она из себя.

   – А на работе детектив, – уточнила я, – мне надо задать Светлане пару вопросов.

   – Час от часу не легче, – прошептала Лариса Семеновна, – вы казались такой приличной женщиной, поселились в лучшем люксе, хорошо одеты! И из милиции!

   Я не стала уточнять, что служу в частной конторе, которая на днях скончалась в муках от отсутствия клиентов, потрясла официантку за плечи и велела:

   – Перестань реветь!

   – Я н-никого н-не уб-бивала, – прозаикалась девушка, – м-мне серьги дали!

   Лариса ткнула Светлану кулаком в бок:

   – Прекрати врать! Кто тебе гарнитур ценой в хорошую квартиру даст? Охранник Володя? Или Сергей-водопроводчик? Лучше сознайся, за откровенность тебе срок скостят, ведь так, Евлампия Андреевна?

   – Не т-трогала я н-никого! – рыдала Света.

   Я села возле официантки.

   – Верю, успокойся.

   Девушка перестала плакать, а Лариса указала на серьги:

   – А это откуда?

   – Мне их дали, – прошептала подчиненная, – поносить.

   Теперь метрдотель стукнула кулаком по спине Светы:

   – Совсем завралась!

   – Перестаньте распускать руки, – возмутилась я. – Светлана говорит правду. Сами подумайте, какой дурой надо быть, чтобы нацепить на себя украшения жертвы и появиться в них среди людей, которые отлично знали Пронькину.

   – Откуда у нее ум! – возмутилась Лариса. – Она не способна заказ запомнить. Сперла украшение как пить дать. Ладно, я согласна, Светка не убивала Нину Олеговну, девка всего на свете боится, при виде паука визжит, где уж ей с оружием справиться. Значит, Светлана, услышав про смерть постоялицы, забежала к ней в номер и стырила брюлики!

   Я укоризненно взглянула на метрдотеля.

   – Вы мешаете мне работать, причем несете откровенную чушь. Вспомните, Пронькина комплект не снимала!

   – Ее ночью убили, – не сдалась Лариса, – по телику недавно сообщили: преступник влез в номер, а потом увез бедную женщину на инвалидной коляске, которую прихватил в бальнеологической лечебнице. Ужасный пиар для нашего санатория! Едва местные новости показали, как через час кое-кто из постояльцев уже потребовал от Аллы Михайловны вернуть деньги и укатил в Москву. Видели, ресторан почти пуст? Мы здесь все в ужасе. Если выяснится, что в происшествии замешана наша служащая, «Виллу Белла» можно закрывать.

   – Хотите сохранить место работы? – перебила я ее. – Так дайте мне спокойно поговорить со Светой.

   – Мне их подарили, – ожила официантка.

   – Кто? – спросила я. – И за что?

   Светлана наклонилась, вытерла лицо подолом форменного платья и прошептала:

   – Лидия Константиновна.

   – Кто? – ахнула Лариса Семеновна, совсем не умевшая управлять своими эмоциями.

   – Дочь Пронькиной, – всхлипнула Светлана, – она ночью пришла ко мне в комнату, совсем поздно было. Сколько времени, не скажу, но все уже спали.

   Я положила руку на колено Светланы.

   – Еще раз соврешь, сдам тебя в отделение милиции.

   Лариса внезапно вскочила и умчалась прочь. Поведение метрдотеля выглядело весьма странно, но размышлять мне было недосуг.

   Света прижала руки к груди:

   – Ей-богу, это святая правда.

   Я укоризненно щелкнула языком.

   – Даже если на секунду представить, что Лида на самом деле дала тебе вещь стоимостью в космический корабль, то принять на веру сообщение о появлении дочери покойной Пронькиной ночью в Ларюхине я не могу.

   – А кто про Ларюхино говорит? – приободрилась Света.

   – Или в Еланске, – поправилась я, – что, кстати говоря, еще более неправдоподобно. Ты где живешь?

   Официантка ткнула пальцев в пол:

   – Там. В подвале комнаты есть. Собственного жилья не имею, коплю на квартиру. Любой ко мне впереться может, я дверь не запираю.

   На секунду я растерялась, но потом потребовала:

   – Рассказывай в деталях.

   Светлана вцепилась в край лавки. И завела рассказ.

   Завершив работу, Света, как обычно, вернулась в свою комнатенку, почитала взятый в холле глянцевый журнал, завела будильник на пять утра и мирно заснула. Разбудил ее свет фонарика. Девушка села на кровати, увидела темную фигуру около шкафа и хотела было заорать:

   – Кто там? – но из парализованного страхом горла вырвался писк.

   Серая тень села на койку и зашептала:

   – Тише, это Лидия Пронькина, ничего дурного я тебе не сделаю. Хочешь получить квартиру в Еланске? Трехкомнатную, с мебелью, посудой, постельным бельем и всем необходимым?

   Света обрадованно кивнула, а потом испугалась еще сильнее: похоже, Лидия помешалась. С какой бы радости дочери Нины Олеговны делать такое предложение официантке, да еще под покровом темноты, в условиях строжайшей секретности?

   – Получишь жилплощадь, – судорожно говорила Лида, – только помоги мне.

   – Что надо делать? – отмерла Света.

   Девушка протянула ей замшевый мешочек:

   – Надень кулон и серьги.

   Светлана послушно развязала золотой шнурочек и возразила:

   – Ой! Не надо! Это очень дорогие вещи! Вдруг я их потеряю?

   Лида сжала губы в тонкую нитку, потом попыталась улыбнуться:

   – Подумай о трешке в Еланске.

   Официантка взяла серьги, вдела их в уши и поинтересовалась:

   – А теперь что?

   – Кулон, – напомнила Лида, – он должен висеть на шее. Ты не снимаешь комплект ни на одну секунду. Рано или поздно к тебе подойдет человек, не знаю, кто это будет, мужчина или женщина, и потребует отдать драгоценности. Это все.

   Светлана растерялась:

   – Я обязана отдать дорогие украшения тому, кто их попросит?

   – Да, – кивнула Лида, – правильно.

   – Задаром? – оторопела официантка. – Без денег?

   – Да, да, – нервно ответила Лида, – ты носишь брюлики и ждешь человека.

   – Вдруг меня постояльцы спросят, откуда такое богатство? – предусмотрительно поинтересовалась Света.

   Лида нахмурила лоб:

   – Скажешь так: их мне подарил жених, он москвич, работает ювелиром, вот и сделал для невесты украшение из серебра с цирконами в качестве презента к помолвке. Тебе очень нравились серьги и кулон моей матери, ты якобы сфотографировала комплект и передала снимок парню. Впрочем, волноваться не о чем, здесь народ занят лишь своими проблемами, на официантку никто внимания не обратит.

   – Вот только помешанная на бриллиантах Люся устроила бучу, – протянула я.

   – Что здесь происходит? – спросила Алла Михайловна, входя в раздевалку.

   Из-за ее плеча выглядывала растрепанная, красная Лариса Семеновна. Так, одним вопросом уже меньше. Можно не спрашивать, куда внезапно поспешила метрдотель: она кинулась к хозяйке с рассказом о происшествии.

   Светлана вновь залилась слезами.

   – Вы из милиции? – приторным голосом, в котором промелькнуло раздражение, спросила Алла.

   Врать нехорошо, поэтому я предпочла ответить обтекаемо:

   – Вас волнует пребывание в клинике детектива из Москвы?

   – Финансовый вопрос сейчас не главный, – остановила я Аллу, – если хотите сохранить свой бизнес – четко отвечайте на мои вопросы: где дочери Пронькиной?

   – Они еще не приехали из города, – отрапортовала Алла, – полагаю, Вадим и Лида занимаются организацией похорон, а Софья с ними.

   – Они не отказались от номеров?

   – Нет, – сообщила Алла, – у Пронькиных ремонт в особняке, они оплатили проживание до конца осени. Зачем им уезжать? Они великолепно знают: если по собственному желанию уедут, им никто выплаченную сумму не вернет!

   Я попыталась хладнокровно оценить услышанное. Дочери и зять Пронькиной собираются оставаться в «Вилле Белла», фактически на месте преступления. Здесь Нину Олеговну то ли усыпили, то ли оглушили, а потом увезли на инвалидной коляске. Оставим пока в стороне вопрос, по какой причине вдову не убили непосредственно в номере. К чему столько сложностей? Меня сейчас волнует, как говорили в советские времена, моральный облик близких родственников жертвы. Они решили не трогаться с места, потому что Алла Михайловна не станет возмещать их затраты? Неужели они смогут спокойно ходить мимо комнаты погибшей матери? Я бы немедленно умчалась прочь, куда глаза глядят. И Лида, и Соня, и Вадим очень обеспеченные люди, могут запросто снять номера в любой гостинице, но пока не изъявили желания покинуть лечебницу. Может, они раздавлены произошедшим, а после похорон соберут чемоданы? Или Нина Олеговна не зря боялась своих дочек?

   Алла Михайловна деликатно кашлянула, я выплыла из раздумий и велела:

   – Светлана, ты ни в коем случае не снимаешь комплект!

   – Это еще больше переполошит постояльцев, – занервничала хозяйка.

   – Надо всех убедить, что у Светы всего лишь имитация из серебра с цирконами, – сказала я, – будто ей сделал копию комплекта в подарок жених-ювелир.

   Лариса почесала подбородок.

   – Я всех хорошо знаю, могу успокоить пациентов. Но вот Люся! Ее не провести! У нее глаз-алмаз.

   Алла Михайловна заявила:

   – Алкоголичку я беру на себя. Но зачем Светлане разгуливать в украшениях?

   – Это я и хочу выяснить, – сказала я, – пострайтесь держать язык за зубами. Здесь явно происходят странные события. Никто не должен знать, что я детектив.

   Алла встряхнула Ларису Семеновну за плечи:

   – Поняла? Ты лишишься работы, чаевых и продуктов, которые воруешь на кухне. Думала, я не в курсе твоих художеств? Прикуси язык и ступай народ успокаивать.

   Метрдотель, шмыгнув носом, растворилась в воздухе. Хозяйка повернулась к Светлане:

   – А ты умой рожу! И без фокусов, иначе вылетишь отсюда и нигде не устроишься.

   Я посмотрела на вспотевшую официантку:

   – Света, как только к вам придет информация о том, что нужно сделать с украшениями, в ту же секунду вы сообщаете об этом мне. Вбейте мой номер телефона в свой мобильный, поставьте его на кнопку быстрого набора и звоните в любое время дня и ночи. Помните, человек, задумавший преступление, очень хитер и опасен, ни в коем случае не проявляйте самостоятельность. А теперь принимайтесь за работу и постарайтесь вести себя естественно. Помните, у вас есть жених-ювелир, он автор весьма удачной имитации дорогого комплекта. И еще, от вашего поведения зависит поимка преступника.

   Светлана вздрогнула при последних словах.

   – Я только умоюсь!

   – Молодец, – холодно похвалила ее Алла Михайловна, – постарайся, если не хочешь очутиться на помойке.

   Света ушла, я посмотрела на Аллу Михайловну:

   – Мне очень не нравится ситуация.

   – Если ты полагаешь, что я колочусь от восторга, – сердито ответила Алла, для которой я перестала быть клиентом, требующим обращения на «вы», – то глубоко ошибаешься.

   – Думаю, надо связаться с местным отделением милиции, – не успокаивалась я.

   Алла вздрогнула.

   – О нет, умоляю тебя! Представляешь, какие последствия это будет иметь для моего бизнеса? Люди откажутся ездить в «Виллу Белла», ладно, я останусь в пролете, но ведь здесь много служащих: медсестры, врачи, горничные, давай о них подумаем. В Ларюхине и в Еланске не устроиться, нужно ехать в Москву, а клиника дает местным жителям рабочие места. Примем соломоново решение.

   – И кто из нас будет исполнять роль мудрого царя? – хмыкнула я.

   Алла подтолкнула меня к выходу:

   – Лучше побеседуем в моем кабинете, здесь слишком мрачно.

   Мы с ней вышли в коридор и налетели на Максима, который со скучающим видом подпирал стену возле служебного входа в ресторан.

   – Ну наконец-то! – воскликнул Макс. – Я тебя потерял!

   – Извини, я занята, – попыталась я от него отделаться.

   – Ерунда, – мигом оценила ситуацию Аллочка, – уже поздно. Дорогая Евлампия Андреевна, потолкуем завтра, около полудня, на свежую голову, как говорится, утро вечера мудренее.

   Я решила продемонстрировать толерантность:

   – Ладно.

   Алла неожиданно засверкала улыбкой и вновь стала медово-вежливой:

   – Душенька! Вы мой гость, самый почетный, требуйте что хотите.

   – Проси молодильные яблочки, – посоветовал Макс.

   Я уже почти привыкла, что он постоянно ерничает, но в каждой шутке есть доля правды, поэтому мне неожиданно стало обидно.

   – Неужели я выгляжу старшей сестрой Мафусаила?

   – Нет, конечно – бурно отреагировал Максим, – но кое-какие мелочи можно отшлифовать: убрать «гусиные лапки», подкорректировать овал лица, удалить синяки под глазами, усы.

   Я чуть не задохнулась от возмущения.

   – Где ты увидел на моем лице растительность?

   – Над верхней губой, – последовал откровенный ответ.

   – Евлампия, солнышко, не обращайте внимания, Макс шутит, – заверещала Алла, – вы очаровательны. Я, пожалуй, покину вас, дел полно.

   Хозяйка, определенно не желавшая участвовать в нашей ссоре, быстро убежала.

   Я ринулась к зеркалу, висевшему на одной из стен.

   – Ну и бред! Покажи мне усики!

   Макс встал за моей спиной.

   – Вот!

   Я топнула ногой.

   – Это остатки кефира, я очень хотела пить и почти залпом осушила стакан.

   – А-а-а, – протянул Макс, – так ты просто неряха! Я вообще-то удивился, почему относительно молодая женщина не удалила седые кусты вокруг нежного ротика?

   Я вцепилась ногтями в свою ладонь. Спокойно, Лампа, ни в коем случае не бросай в хама вон тот великолепный бронзовый торшер в виде ребенка, страдающего последней стадией ожирения. Однако Максим умеет ужалить. Любой представительнице слабого пола неприятно узнать о наличии волос на лице. Но седые усы! Это просто... просто... просто...

   Макс похлопал меня по плечу:

   – О чем задумалась, Русалочка? Коля опознал Соню.

   Потребовалась толика времени, чтобы мой мозг переключился в рабочий режим.

   – Коля-алкоголик узнал Софью? Ты показал ее ему? Как тебе это удалось? Дочери Пронькиной еще не вернулись из Москвы, они занимаются устройством похорон.

   Максим почесал переносицу.

   – Велика роль гламурных журналов в жизни современного неандертальца. Я затащил нашего друга Николя€ в местную лавку с прессой, полистал всякие там ежемесячники, нашел фотосессию с благотворительного вечера, и пьянчужка мигом ткнул грязным пальцем в чистый лик Софьи Пронькиной. Интересное вытанцовывается па-де-де!

   Я привалилась к стене около Максима и рассказала ему о странном предложении, которое Лида сделала Светлане.

   Максим присвистнул:

   – Значит, действие разворачивается так: Нина Олеговна рассказывает тебе об опасениях за свою жизнь. В тот же вечер, совсем поздно, крепко спящую даму увозят на лужайку, убивают выстрелом в лицо, снимают драгоценности и оставляют труп на земле.

   Я кивнула.

   – Зачем останки бросили на видном месте? – не успокаивался Макс.

   Я попыталась найти логичный ответ:

   – Наверное, чтобы их побыстрей нашли, больше ничего не приходит мне в голову.

   Максим начал загибать пальцы:

   – Коля видит, как от трупа вдовы убегает Соня, и ситуация становится еще более странной. Почему дочь оставляет тело матери, не плачет, не зовет на помощь? Насколько я понял, сестер связывают близкие отношения, неужели Софья не поделилась страшным известием с Лидией? И откуда у той появился гарнитур Нины Олеговны? Это трудно объяснить, не находишь?

   Я кивнула, потом сказала:

   – Я очень устала, хочу лечь спать.

   – Спокойной ночи, – пожелал мне Максим, – давай доведу тебя до номера.

   Без всяких происшествий мы дошли до двери моей комнаты, Максим схватился за ручку.

   – Послушай, у меня заболела голова, – сказала я чистую правду, – так что не приставай, ничего у тебя не получится.

   Макс ухмыльнулся:

   – Мой любимый анекдот повествует о том, как кот и кошечка очутились вместе в спальне. Кисонька состроила котику глазки и кокетливо промурлыкала: «Милый, предлагаю тебе поиграть в прятки. Если найдешь меня – буду твоей, а если не сумеешь – имей в виду, я сижу в шкафу».

   – И к чему эта притча? – возмутилась я.

   – Я и в мыслях не имел, как ты выразилась, «приставать» к тебе, спасибо за предложение, высказанное в завуалированной форме, но сегодня – нет. Извини, у меня скорбная дата. Двадцать лет назад, именно этим августовским вечером я разбил свой любимый «Запорожец». Теперь в знак траура держу на протяжении суток полнейший пост. Вот завтра, если ты опять сделаешь мне сексуальный намек, я весь твой. Бай-бай, май лав! Хочешь вкусную конфетку? На!

   Только глубочайшим возмущением можно объяснить совершенную мною глупость. Вместо того чтобы быстро войти в номер и более никогда не общаться с хамом, который обвинил меня в сексуальном домогательстве, я покорно засунула в рот небольшую, размером с таблетку анальгина, шоколадку и стала жевать.

   Максим почесал макушку.

   – Ну как? Вкусно?

   Ко мне вернулся дар речи, и я хотела высказать наглецу в лицо свое мнение о его мерзкой сущности, но не смогла разжать зубы.

   – Спой, киса, не стыдись, – попросил Макс.

   Мне удалось лишь промычать в ответ нечто маловразумительное: неведомая сила не позволила моим челюстям разжаться.

   Максим нежно обнял меня.

   – Бедняжечка! Не волнуйся, эффект длится считанные мгновения. Извини, это мера вынужденная, я не хотел, чтобы ты перебудила весь корпус. Женщина, которую отвергли, обычно орет благим матом. Прошу.

   Склонившись в поклоне, нахал распахнул дверь и втолкнул меня в номер. Я ринулась в ванную, схватила зубную щетку, но клей отпустил челюсти только через пять минут. За это время мое возмущение улеглось, а потом и вовсе вернулось хорошее настроение. Завтра я узнаю у Макса, где он раздобыл шоколадку, съезжу в тот магазин и приобрету целый ящик. Мои домашние порой слишком нервно реагируют на простые ситуации. Если угостить их этим лакомством, можно купировать любой разгорающийся скандал.

   Внезапно мне захотелось есть так сильно, что я вышла в коридор и побежала в ресторан.

   В зале никого не было, кроме Светланы.

   – Что случилось? – попятилась она, увидев на пороге нежданную посетительницу.

   – Пока ничего, – успокоила я девушку, – сегодня я не обедала и не ужинала, заснуть на голодный желудок не получается.

   – Повара ушли, – растерянно объяснила Света, – уже поздно.

   – Найди хоть что-нибудь, – взмолилась я.

   Официантка испарилась и спустя минуту вернулась с тарелкой.

   – Могу предложить баранью котлетку и пюре. Но еда холодная, вы не станете это кушать, неразогретая баранина и давленая картошка дико не-вкусные.

   – В номере есть СВЧ-печка, – обрадовалась я и поспешила в свой люкс.

   Когда в Москве появились в продаже агрегаты, в считанные секунды способные превратить кусок замороженной рыбы в горячий ужин, я сочла, что проблема приготовления пищи решена навсегда, и приобрела новинку. Понадобилось некоторое время, чтобы понять: при помощи то ли токов, то ли волн, простите, я техническая кретинка, ничего путного не получится. Может, я так и не научилась правильно пользоваться СВЧ-печью или не знаю нужных рецептов, но с удивительным постоянством я ставила на поворачивающуюся подставку вкусную заготовку и получала на выходе нечто кашеобразное, с металлическим привкусом. В конце концов я стала использовать СВЧ-печку лишь для разогрева блюд, а готовлю по-прежнему на газу.

   В номере не было кухни, печку вмонтировали в стену в самом неприметном углу, между шкафом и окном, ее закрывала роскошная портьера. Согласитесь, немного странное место. Я совершенно случайно наткнулась на это благо цивилизации. Помнится, увидев затонированное стекло, кнопки, круглую ручку и две клавиши с надписями «Ok» и «On-Off», я удивилась, зато теперь можно разогреть ужин.

   Предвкушая вкусную трапезу, я открыла дверцу печи. Похоже, хозяйка не поскупилась на оборудование номеров. Мебель и сантехника в люксе выше всяких похвал, гардины расшиты золотыми нитями, люстры украшают хрустальные подвески, а СВЧ-печка, похоже, самого последнего поколения. Но ведь все эти механизмы работают одинаково: ставишь тарелку на прозрачный круг, набираешь нужную программу и садишься у телевизора. Впрочем, еда подогреется быстрее, чем вы дойдете до дивана.

   Я заглянула внутрь аппарата и слегка удивилась. Никакой вертящейся части нет и в помине, тарелку пришлось поместить прямо на стальное дно. На кнопках были выдавлены цифры. Решив, что одной минуты хватит, я ткнула в единицу, а затем в клавишу, запускавшую процесс подогрева. В левом нижнем углу вспыхнуло небольшое окошко, появилась надпись: «Наберите шесть знаков». Я растерялась, но потом решила, что «1» – это не минута, а секунда, значит, надо указать «60» или «55», а может, «40»? Я ткнула два раза в кнопки и попыталась заставить печь работать, но хитроумная машина не подчинилась, зато выдала новую инструкцию: «Наберите шесть знаков. Необходимо указать число, месяц».

   Я с сомнением покосилась на печь. Зачем ей календарные даты? Однако кухонные приборы делаются все более капризными, вероятно, скоро моя электромясорубка потребует от хозяйки анализ крови на отсутствие вирусов, паспорт и московскую регистрацию. А через пару лет небось введут права на управление плитой, холодильником и стиральной машиной. Хозяйкам придется сдавать экзамены, а специальная служба будет ходить по кухням и проверять: не приступил ли кто к работе в нетрезвом состоянии.

   Я пересчитала циферки – «пять». Но каким образом их станет шесть, если первые две – это секунды, а оставшиеся – число и месяц? Что у меня получилось? «62.12.8». Или я ошиблась? Август восьмой по счету месяц? И вообще, если сегодня на дворе, допустим, третье августа, у меня набралось бы четыре знака! Дурацкая печь! Может, слопать котлету холодной?

   Я вытащила тарелку, ковырнула вилкой пюре и живо вернула «вкуснотищу» назад. Вы когда-нибудь пробовали неразогретую смесь из картошки и молока вкупе с куском скользкой от жира котлеты? Вот и не пробуйте. Просто удивительно, как вкус еды меняется от температуры. Лампа, собери мозги в кучу, СВЧ-машина предназначена для массового потребителя, она не может быть умнее среднестатистической домашней хозяйки.

   Я сделала пару дыхательных упражнений и предприняла новую попытку. «55.12.8».

   – «Ошибка».

   Меня охватил азарт. Ну, кто кого? «63.12.8»

   – «Ошибка».

   Я вспотела от напряжения и сообразила: меняю только время – вероятно, коррекции требует дата! «69.21.8».

   – «Ошибка».

   Нет, завтра же отправлюсь к Алле Михайловне и обрадую ее подачей заявления в суд на лечебницу, которая оснастила номера техникой, издевающейся над постояльцами. «75.28.8».

   – «Ошибка».

   Я чуть не задохнулась от злости и вдруг сообразила – шесть цифр! Ну откуда СВЧ-печь может знать, какой нынче день и месяц? «58.17.11».

   Табло загорелось зеленым, я захлопала в ладоши. Точно! Механизм не умеет пользоваться календарем! Я могу собой гордиться, доказала свое умственное превосходство над печкой.

   В окошке появилась новая надпись:

   «Запомнить комбинацию?»

   Я нажала на кнопку «Ок», раздался тихий свист, справа вспыхнула красная лампочка, и воцарилась тишина. Суперсовременная аппаратура работала абсолютно бесшумно. Я включила телевизор, пощелкала пультом, наткнулась на канал, демонстрирующий мультики, и с радостью увидела фильм о приключениях любимого героя Губки Боба.

   Пару минут я не могла оторваться от экрана, потом вспомнила о котлете и вернулась к печке.

   Ситуация не претерпела ни малейших изменений, красный огонек по-прежнему светился в углу. Я ткнула в клавишу «On-Off». Ничего. Повертела ручку, но дверка не открывалась. Вдобавок ее стеклянная часть оказалась абсолютно непрозрачной – непонятно, что происходит с моим ужином.

   Я замерла в полнейшем недоумении. Что случилось? Почему печь проявляет удивительное своеволие? Глаза на автопилоте посмотрели в телевизор, Губку Боба с приятелями сменил Гомер Симпсон, мультперсонаж загружал грязное белье в хлебопечку. Тупой отец семейства явно собирался затеять постирушку при помощи машины, пекущей булки.

   В дверь постучали, она распахнулась, и в комнату ввинтился Максим с ананасами на ветках в руке.

   – Ты забыла букет в машине, – не извинившись за бесцеремонное вторжение, заявил наглец. – О! Симпсоны! Обожаю их!

   Не обращая ни малейшего внимания на меня, Макс плюхнулся в кресло и начал комментировать происходящее на экране:

   – Гомер идиот! Господи! Ты видишь? Он утрамбовывает наволочки в хлебопечку! Эй, чего молчишь?

   Вместо того чтобы выставить наглеца вон, я неожиданно сказала:

   – Я поставила подогреть ужин в печь, а теперь не могу тарелку вынуть.

   Максим оторвал взгляд от экрана.

   – В люксе есть бытовая электроника? Ну надо же! Хорошо быть богатой! А что случилось? Слишком много еды на блюде и ты не можешь его поднять? Давай помогу! Где чудо-техника?

   Я ткнула пальцем в сторону окна.

   – Там.

   – На балконе? – удивился Макс.

   – В стене, за занавеской, – вздохнула я.

   Максим подошел к портьере, отодвинул ее и застыл.

   – Ну, – поторопила я его, – очень есть хочется.

   – Крутая фенька, – странным голосом сказал Макс, – и как она включается?

   Я начала рассказывать про цифры, окошко и про то, как ловко обвела печь вокруг пальца.

   – Суперштука, – пробормотал Макс, выслушав мое повествование, – один раз моя бабушка, кстати она брюнетка, звонит мне и кричит в трубку: «Максюша! Ты жив? Немедленно сообщи, что не умер». Не очень логичное требование: если я покойник, то ничего утешительного не произнесу, но бабуля есть бабуля, поэтому я ответил:

   «Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин. А почему, бабулечка, ты впала в беспокойство? Вроде никаких предпосылок для моей кончины нет. Работа у меня не пыльная, не опасная, не криминальная, развожу тараканов на продажу, машиной не пользуюсь, не пью, не курю, к женщинам ближе чем на три метра не подхожу и, помня о падающих с крыш кирпичах и сосульках, никогда не гуляю возле стен зданий».

   Бабушка – напомню, она от природы брюнетка – отвечает:

   «Я получила sms-ку, в ней указан твой телефон и написано: «Этот абонент звонил последний раз вчера, в четырнадцать часов». Почему последний раз? Кто звонит в последний раз? Только тот, кто умер!»

   Вот такая замечательная бабуся. Она в отличие от большинства своих сверстниц вполне технически подкована, освоила мобильный и способна е-мейл получить.

   – К чему этот вечер воспоминаний? – удивилась я. – Кстати, ты говорил, что воспитывался в детдоме. Наврал, как обычно!

   Максим округлил глаза:

   – Я никогда не лгу!

   Я ткнула пальцем в толстую книгу, лежавшую на тумбочке.

   – Помнишь, я говорила тебе о пособии некоего Вульфа, который по одежде человека и всяким мелочам способен дать весьма точную характеристику любого индивидуума?

   – Белиберда, – отмахнулся Макс.

   – А на мой взгляд, серьезный научный труд, – возразила я. – И этот метод работает. На тебе сейчас голубой пиджак и ярко-желтая рубашка. По мнению Вульфа, так одеваются самозабвенные лгуны. Попугайским прикидом они отвлекают внимание слушателей от своих завиральных речей, и человек легко обманывается. Но даже если ты нацепишь розовый жакет в зелено-оранжевый горошек, я не потеряю сообразительности. Вопрос: если у тебя есть бабушка, то каким образом ты очутился в детдоме?

   Макс попытался сделать скорбное лицо:

   – Не береди мои раны. Лучше скажи, зачем устанавливать в СВЧ-печке пуленепробиваемое стекло.

   – Что? – поразилась я.

   Максим постучал пальцем по дверке.

   – Вот тут имеется небольшая наклейка с изображением револьвера, такие помещают на объект, который нельзя разрушить выстрелом. Ты встречала человека, который стреляет в кухонный прибор?

   – Нет, – промямлила я.

   – Я аналогично, – кивнул Макс, – увы, нежная роза моей души, ты фатально ошиблась, плюхнула тарелку не в СВЧ-печь!

   – А куда? – удивилась я.

   – В сейф, – пояснил Макс, – это такое надежное место для хранения денег и драгоценностей. Железный ящик просил ввести шестизначный код. Две цифры по твоему желанию, далее месяц и число, когда сейф наполнили, это очень разумно, у меня в офисе подобный установлен. Ой, не могу! Идиот Гомер Симпсон вытаскивает из хлебопечки в лапшу изодранное белье. Ну кому еще могла прийти в голову такая кретинская идея?

   Максим расхохотался. Хоть гость и смотрел на экран, у меня зародилось подозрение, что он потешается не над тупоумным героем мультика, а надо мной.

   – Господи, – всхлипывал Макс, – перепутать... это же надо, умора!

   – Хватит, – прошипела я, – как добыть оттуда баранью котлету?

   Максим пожал плечами.

   – Просто набери шифр.

   – Какой?

   – Свой, ты его ввела, когда прятала жрачку. Хочешь, помогу? – предложил ухажер. – Называй цифры.

   Я напрягла память.

   – Э... шестьдесят пять, двенадцать, восемь.

   Максим быстро потыкал в кнопки.

   – Нет, ошибка.

   – Попробуй пятьдесят семь, двенадцать, восемнадцать.

   – Снова фигня, – объявил Макс, – надо записывать код.

   – Ты всегда заносишь в ежедневник параметры для СВЧ? – огрызнулась я.

   Макс потер ладони.

   – Третья попытка. Сконцентрируйся, неужели трудно вспомнить?

   – Семьдесят девять, двенадцать, пятнадцать! – выпалила я.

   Послышался гудок, теперь на табло моргало целых три красных лампы.

   Я несказанно обрадовалась:

   – Открылся?

   – Наоборот, – весело сообщил Максим, – написал «Трижды введен неверный код. Механизм блокирован. Обратитесь к ответственному менеджеру». Не отведать тебе невинно убиенного барашка. Не плачь, все плохое случается к лучшему. Мясо, съеденное после полуночи, ведет к ожирению. Завтра сообщишь на рецепшен, придет слесарь и откроет сейф.

   – Замечательно! – с энтузиазмом воскликнула я, решив ни за какие блага не рассказывать администрации о глупом происшествии.

   Не хочу, чтобы надо мной потешались и служащие, и гости. Вот уеду, горничная придет проводить капитальную уборку номера и поймет, что с сейфом непорядок. Пусть пересмеиваются после того, как я покину «Виллу Белла»!

   – Есть хочешь? – спросил Макс.

   – Зверски! – ответила я.

   – Пошли на кухню, – скомандовал он.

   – Там ничего нет, Света нашла только одну порцию котлет, – грустно ответила я.

   – Враки, – уверенно заявил Максим, – в холодильнике непременно хранятся сыр, колбаса или йогурт.

   – Наверно, дверь заперта, – ныла я.

   – Если не купить лотерейный билет, то нечего рассчитывать на выигрыш, – сказал Макс. – Решай: идешь со мной и ложишься спать в полном согласии со своим желудком. Или остаешься в номере и всю ночь страдаешь от невыносимых мук голода.

   В бездонных карманах Максима, кроме тупых приколов вроде засахаренных мух, обнаружилась еще и отмычка. Глядя, как ловко он ею орудует, я не сдержала любопытства:

   – Где ты приобрел навыки грабителя?

   – Сидел по малолетке на острове «Огненный», – обронил он, – там и прошел курс молодого взломщика.

   – Здорово! – одобрила я его очередное вранье. – Маленькая деталь. Подростки в печально известное место не попадают, там держат преступников, которым смертная казнь заменена пожизненным заключением. Только не говори, честный ты наш, что в виде исключения для тебя там оборудовали спецкамеру, в которой Максик провел пару лет, затем приехала бабушка, забрала внучка и определила его в детдом.

   Товарищ по охоте на холодильник распахнул дверь.

   – Прошу, чертоги жратвы готовы принять прожорливую, но прекрасную принцессу, обладающую даром ясновидения. Моя юность протекала именно так, как ты рассказала. Вау! В шкафах полно хавки! Устроим пикник здесь или унесем добычу в пещеру?

   – Лучше побыстрей убраться в номер, – предложила я.

   – Мудро. Хватай вон тот поднос, – распорядился Максим.

   – Тише, – шикнула я, – слышишь голос?

   – Не-а, – прошептал Макс.

   Я подкралась к зарешеченному открытому окну. Так и есть, во внутреннем дворике ресторана находится официантка Светлана. Вместо того чтобы мирно спать в своей каморке, девица болтает по сотовому.

   – Хорошо, – говорила Света, абсолютно уверенная, что ее не слышит ни одно живое существо, – уже иду! На площадку, где летний бассейн. Поняла, прибегу через минуту, серьги и кулон со мной. А что я получу в награду? Вадим Никитович, вы меня не обманете?

   Зашуршал гравий, уличные фонари были погашены, но полная луна хорошо освещала официантку, быстро шагавшую по дорожке.

   – Вадим Никитович? – напрягся Максим. – Она говорила с мужем Лидии, господином Краснопольским? Крутой поворот событий.

   – Пошли скорей к бассейну, – предложила я, – попробуем незаметно подсмотреть. Только лучше не идти за Светой – вдруг она нас заметит! Воспользуемся другой дорогой, выйдем через грязелечебницу.

   Мы оставили поднос с продуктами, забыли запереть дверь в ресторан и на цыпочках побежали по коридору, ведущему в процедурную. Естественно, створка оказалось заперта. Максим не сразу справился с замком, а потом провозился с дверью, ведущей к бассейну.

   Пока он, чертыхаясь сквозь зубы, орудовал отмычкой, я пыталась сквозь стекло рассмотреть территорию вокруг водоема. Но на улице по-прежнему не работало освещение, а луна, как нарочно, зашла за тучу.

   – Готово, – прошептал Максим.

   Мы выскользнули на улицу и, согнувшись в три погибели, стали красться к бассейну. Пошел дождь, сначала мелкий, потом капли стали тяжелыми.

   – Видишь кого-нибудь? – еле слышно спросил Макс.

   Я помотала головой.

   – Жаль, я фонарь не прихватил, – не успокаивался Максим, – но, похоже, там никого нет! Черт, мы опоздали!

   – Надо изучить местность, – без особого восторга сказала я.

   – Пока я шуровал отмычкой, сладкая парочка ушла. Сейчас они могут быть где угодно, – возразил Максим. – Мы их не отыщем, мокнуть никто не будет.

   Дождь превратился в непрерывный ливень.

   Макс дернул меня за руку:

   – Бежим в дом, завтра прижмем Светлану и устроим ей допрос с применением пыток. Я служил в тюрьме на базе Гуантанамо, научился там всяким штучкам.

   – Ты невыносимый врун, – констатировала я и понеслась назад.

   Когда мы очутились в лечебнице и снова на цыпочках пошли в жилую часть, Макс неожиданно сказал:

   – Я не лгу, у меня синдром Питера Пэна, мальчика, который отчаянно не хотел стареть. Но признайся, тебя перестало раздражать мое поведение?

   По счастью, как раз в этот момент мы очутились около двери в мою спальню, и я, удачно избежав необходимости отвечать на вопрос, юркнула в номер. Макс не стал стучать, а ушел спать, я села на кровать и, стаскивая с себя до нитки промокшую футболку, поняла: Макс абсолютно прав. Меня больше не бесит его идиотская манера вести беседу вкупе с привычкой подсовывать людям засахаренных мух и жвачку с зубами. Более того, прикол с конфетой, склеивающей челюсти, неожиданно показался мне по-настоящему смешным! Наверное, пословица «с кем поведешься, от того и наберешься» справедлива на сто процентов. Возле Макса я невольно стала превращаться в восьмиклассницу.

   – Сегодня будем делать релакс. Как ночь прошла?

   Естественно, у меня не было ни малейшего желания говорить болтливой медсестре правду, поэтому я предпочла отделаться стандартным ответом:

   – Замечательно.

   Маргоша, бесцеремонно нарушив границы моего личного пространства, почти вплотную приблизилась ко мне и, понизив голос до шепота, сказала:

   – Вот ужас!

   Остатки сна разом с меня слетели.

   – Что случилось?

   – Про Свету, официантку из столовой, слышали?

   По моей спине побежали мурашки.

   – Нет, она уволилась?

   Маргоша закатила глаза.

   – Если бы. Умерла.

   Я схватилась рукой за стену.

   – Когда? Отчего?

   Медсестра оглянулась.

   – Алла Михална велела молчать, пообещала вон без выходного пособия выпереть, если мы сболтнем правду, поэтому я только вам расскажу. Света утонула в бассейне, ну, том, который на открытом воздухе. Ее рано утром Василий, дворник, нашел, он же тело из воды вытаскивал.

   Я молча смотрела на Маргариту, а та принялась строить догадки.

   – Алла Михална строго-настрого запрещает служащим лечиться в «Вилле Белла».

   Один раз повариху Елену Сергеевну ревматизм скрутил, и она попросила хозяйку:

   – Можно Маргарита мне согревающую процедуру сделает? Спина невыносимо болит, ни сесть, ни встать. Маргоша после службы останется, не в ущерб клиентам кабинет займу.

   Но хозяйка встала на дыбы:

   – Никогда. Чтобы пройти курс грязевых ванн и обертываний, люди платят немалые деньги, никому не понравится, что эксклюзивные услуги получает даром обслуживающий персонал. Ступай в районную поликлинику, лечись по месту жительства, нечего лезть туда, где оказывают помощь богатым.

   Никто из горничных, официанток, медсестер и прочих наемных работников не имеет права греть косточки в бане, заниматься в фитнес-зале или купаться в бассейне.

   Но вчера стояла очень душная ночь, дело шло к грозе, в воздухе, ставшем вязким, начисто пропал кислород. Наверное, Света чуть не задохнулась в своей крохотной спаленке без окон, вот и решила освежиться, подумала, что поздней ночью ее никто не заметит, прыгнула в бассейн и утонула.

   – Менты приезжали из Ларюхина, – в манере рэпера декламировала Маргоша, – шито-крыто дело провернули. Уж не знаю, сколько Алла Михална нашим дуракам в фуражках отсчитала, чего им наобещала, но «синие птицы» сами унесли труп Светланы за ограду. Бассейн Алла Михална, экономящая даже на хлебе, сливать не стала, чистильщика не вызывала, приказала только бросить в воду побольше дезинфекции. Евлампочка Андреевна, – с жаром бубнила медсестра, – вы туда купаться не ходите, мало ли что. Если совсем жарко станет, лучше в номере из душа облиться.

   – Очень странно утонуть в бассейне, – только и сумела вымолвить я.

   – Почему? – возразила Маргоша. – Можно и в луже тапки отбросить! Светка плавать не умела.

   – Плавать не умела! – эхом отозвалась я.

   – Ага, – кивнула Маргоша, – даже по-собачьи у нее не получалось. Я знаю, что произошло! Света спустилась в мелкую часть, там по пояс, начала приседать, а тут молния как сверкнет! Небось она перепугалась, отпустила ручку, за которую держалась, и тю-тю. Вот жизнь какая: сегодня бегаешь по кругу, зарабатываешь, потом брык! И ничего из накопленного тебе уже не понадобится.

   Я не стала выслушивать сентенции Маргоши, быстро развернулась и поспешила к выходу.

   – Евлампочка Андреевна, – удивилась медсестра, – вы куда? А процедурка?

   – Позже загляну, – отмахнулась я.

   – Потом времени не найдется, – попыталась остановить меня Маргарита, – лучше сейчас.

   – Не могу, – на ходу заявила я, – совсем забыла про суп! Поставила мясо варить, не выключила горелку, выкипит бульон!

   Маргоша не произнесла ни слова, я выскочила из лечебницы и помчалась в жилой корпус. Уже подбегая к рецепшен, подумала, что версия про суп в люксе на несуществующей плитке прозвучала по меньшей мере нелепо. Следовало придумать нечто более правдоподобное. Полагаю, к ужину вся «Вилла Белла» будет шептаться о спонтанно возникшем сумасшествии госпожи Романовой, Маргоша не откажет себе в удовольствии посудачить на мой счет.

   Дежурная за стойкой изобразила улыбку.

   – Евлампия Андреевна! Как отдыхается? Замечательный август в нынешнем году, тепло, словно в Дубае.

   Я оперлась о полированную пластиковую панель.

   – Не подскажете, господин Краснопольский в номере?

   Блондинка покосилась на доску с ключами.

   – У них с женой двойной люкс, дверь одна, кто-то в комнатах есть, но Вадим Никитович или Лидия Константиновна, не скажу. А вы им позвоните!

   Мне хотелось побеседовать исключительно с мужем Лидии, поэтому я изобразила растерянность.

   – Вдруг они спят, не хочется будить людей, нет ли другого способа выяснить, кто из семьи Краснопольских еще не покидал номер?

   Администратор повертела в пальцах шариковую ручку.

   – Может, в гараже посмотреть? Без машин им в Москву не попасть.

   – Отличная идея! – похвалила я сметливую блондинку. – А на чем ездят Краснопольские?

   – Как все, на «Бентли», – прозвучало в ответ.

   – Подскажите номера автомобиля, – не успокоилась я, – если все ездят на «Бентли», то как найти машину Краснопольских?

   – У Лидии Константиновны тачка шоколадного цвета, – пояснила красотка с рецепшен, – одна такая на стоянке, а у ее мужа черная, зато номер неприятный, 666, число дьявола.

   – Похоже, господин Краснопольский совсем не суеверен, – сказала я и пошла на большую парковку, где стояли машины клиентов.

   Просторное кирпичное помещение освещалось крохотными лампочками, тот, кто хотел выгнать на волю железного коня, должен был сам зажечь неоновые лампы, дававшие мертвенно-голубой свет. Я не стала увеличивать хозяйский счет за электричество и пошла вдоль рядов дорогих автомобилей, выискивая номер 666.

   Машина светло-коричневого цвета обнаружилась в небольшом боковом кармане, около нее осталось свободное пространство, как раз для еще одного «Бентли», а на чисто вымытом бетонном полу остались отпечатки диковинной формы. Я присела рядом и начала внимательно их изучать. Комочки глины почти точно повторяли рисунок протектора шин. А в каком случае остается такой след? Только если вы промчались по мокрой проселочной дороге, а потом оставили тачку в гараже. Глина подсохнет и вывалится, едва ваш «Бентли» (у вас же, как у всех, – «Бентли»?) захочет уехать прочь. От Москвы до Ларюхина ведет хорошее шоссе, но вот дальше короткий путь от поселка к клинике проходит по грунтовой, присыпанной щебнем дороге. Алла Михайловна не желает тратить деньги на обустройство чужой собственности, а местная власть, очевидно, нищая. Представляю, как ругаются водители несметно дорогих тачек, когда им в стекло или в бампер попадает острый камушек. Кстати говоря, я, имеющая в своем распоряжении бюджетную малолитражку, тоже разозлилась, увидев небольшой отрезок утрамбованного тракта. Значит, Вадим был здесь вчера. Дождь начался поздно вечером, до этого стояла замечательная погода, и грязь никак не могла набиться в протекторы. А вот щебенка...

   Из «Бентли» послышался тихий стон, такой мучительный, что я, не подумав о последствиях, рванула на себя переднюю дверцу машины.

   – Что нужно? – хриплым голосом спросили с заднего сиденья.

   – Вам плохо? – воскликнула я.

   – Хорошо, – мрачно ответила девушка, подняла голову, и я сразу узнала Лиду Пронькину, вернее, Краснопольскую.

   – Вы заболели? – не отставала я, изучая красные глаза и распухший нос молодой женщины.

   – Аллергия замучила, черемуха цветет, оставьте меня в покое, – буркнула Лида, – откуда вы только взялись!

   Я захлопнула дверцу водителя, открыла заднюю и уселась около Лиды.

   – У вас аллергия на пахучие белые цветочки?

   Лидия дернулась.

   – Да!

   – Но они распускаются в мае или самом начале июня, но никак не в августе. И почему вы сидите здесь одна? – не отлипала я. – Вы плакали, стонали. У вас проблема со здоровьем?

   Лида всхлипнула.

   – Нет.

   – Вас кто-то обидел?

   Краснопольская обхватила себя руками и ответила почти спокойно:

   – Нет.

   Я вспомнила книжку Вульфа.

   – До сих пор я видела вас в красивых костюмах бежевого или дымчато-розового цвета. Похоже, вам по вкусу неяркие, но светлые тона.

   Пронькина кивнула, я обрадовалась ее позитивной реакции.

   – Но сейчас на вас темно-серая бесформенная хламида, смахивающая на балахон. Полные женщины носят подобную одежду, полагая, что она зрительно отнимет у них пару десятков килограммов. Зряшная надежда: танк, замотанный в брезент, никогда не будет напоминать кузнечика. Так почему вы вырядились столь странным образом? Наряд не похож на траурный, зато за версту кричит о вашем желании стать незаметной.

   Лида заплакала, я обняла ее за плечи.

   – Иногда пооткровенничать с посторонним человеком лучше, чем раскрыть душу близкому родственнику. Очень скоро мы разъедемся в разные стороны и более никогда не пересечемся. Вдруг я смогу дать вам дельный совет? Если же мне не удастся помочь, я просто вас пожалею.

   Лида откинулась на спинку сиденья.

   – Кто были ваши родители?

   – Мама пела в оперном театре, папа – доктор наук, академик, работал на оборону, – честно ответила я.

   – Они хорошо зарабатывали? – неожиданно спросила Лидия. – Семья жила богато?

   Я улыбнулась.

   – По советским понятиям – да, имелся весь набор благ, к которому стремился среднестатистический житель Страны Советов: просторная собственная квартира, дача с большим земельным участком, солидный доход. Мама воспитывала меня, работал только отец, он получал большую зарплату, увлекался коллекционированием картин, покупал много книг. Мы были типичными представителями интеллигенции тех лет: подписка на журналы «Новый мир» и «Москва», собрание сочинений классиков, стихи Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, современные беллетристы. Часто ходили в театр, как драматический, так и оперный, не пропускали выставки. Наше материальное положение было намного лучше, чем у многих. Но родители никогда не выпячивали свое благополучие, хотя мы каждый год ездили в Крым и не экономили ни на еде, ни на отдыхе.

   Лида протяжно вздохнула.

   – Они вас любили?

   – Как все папы и мамы, – грустно сказала я, – прощали мне плохие отметки, мелкие шалости. Справедливости ради следует отметить, что я не очень безобразничала, была тихой, болезненной троечницей. Мне и в голову не приходило хулиганить.

   – У нас с Соней все сложилось иначе, – сказала Лида. – Мама очень любила отца. Один раз, выпив на Новый год слишком много шампанского, она мне сказала: «Ради Кости я готова на все. Прикажет он выпрыгнуть с пятнадцатого этажа – прыгну без колебаний». Согласитесь, такое признание пугает, кстати, в тот момент, когда оно было сделано, родители прожили в браке много лет.

   Удивительно, какие длинные корни пускают в душе обиды детства и отрочества. Лида, забыв обо всем, стала вываливать передо мной проблемы школьных и студенческих лет.

   С раннего возраста Лида с Соней слушали неумолчную песню мамы:

   – Папочка так ради вас старается, извольте оправдать его доверие. Пронькины должны быть лучше всех.

   Каждую пятницу вечером дочери демонстрировали отцу отметки. Как и многие погодки, они учились в одном классе.

   Константин Львович изучал дневники и, если там не было проблем, сухо говорил:

   – Естественно, Пронькины всегда и во всем лучшие.

   Но иногда отец сдвигал брови и мрачным голосом осведомлялся:

   – Тут учительница написала: на этой неделе Лидия сбавила в успеваемости и получила замечание по поведению. Безобразие, ты меня глубоко разочаровала. Почему ты не лучшая?

   – Папочка, я уступаю по оценкам только Соне, – один раз заикнулась Лида, – а поведение – это ерунда, училка просто ко мне придирается.

   Константин Львович в сердцах отшвырнул дневник.

   – Лучшая – это значит лучшая. Добивайся того, чтобы учительница говорила: обе Пронькины – маяки класса. Теперь о поведении. Хочешь быть похожей на отвратительных пигалиц, которые ругаются матом, курят, красятся в сто слоев и теряют девственность в подъезде, едва перейдя в седьмой класс?

   – Нет, – чуть не зарыдала от нарисованной перспективы девочка.

   – Тогда веди себя безупречно, – отрубил Константин Львович и повторил: – Я глубоко разочарован.

   Нина Олеговна и Константин Львович никогда не наказывали дочек. Отец не хватался за ремень, мать не произносила каноническую фразу:

   – Марш в угол.

   Ни Лиду, ни Соню не лишали подарков, сладкого, не запугивали отменой празднования дня рождения или поездки на море. Нет, родители спокойно объясняли детям их ошибки, и жизнь входила в прежнее русло. Но чем старше становилась Лида, тем сильней ей хотелось, чтобы взрослые заорали, затопали ногами, надавали ей пощечин. Фраза «Я глубоко разочарован» была для Лидочки хуже любого, самого ужасного скандала и порки мокрыми розгами.

   На первом курсе института Лиде стало ясно: она существует при Соне. Девушек постоянно приглашали на вечеринки, но Лидочка никак не могла отбросить мысль, что ее зовут только из-за сестры. Та была веселой и симпатичной. Отец тоже отдавал предпочтение Софье. После получения красного диплома через короткое время она стала завотделом, а Лидии престижного назначения пришлось ждать дольше. Зато она первая обзавелась женихом. Вадим Краснопольский был лакомым кусочком: молодой мужчина из богатой семьи, непьющий, некурящий, не бегающий за женщинами. Как часто можно встретить подобного кавалера? Легче найти в придорожной канаве крупный бриллиант!

   Когда Лиду в белом платье и роскошной кружевной фате вел к алтарю отец, она ощущала невероятную гордость. На какое-то время Лидочка перестала быть лузером, опередила Соню, стала предметом гордости родителей и тестя.

   Никита Сергеевич Краснопольский не уставал повторять:

   – О какой невестке я мечтал, такую и обрел. Она одна в Москве, чистая, невинная, любящая.

   Потом отец Вадима спохватывался и добавлял:

   – Не считая Сонюшки, конечно.

   Лида в такие моменты демонстрировала смущение, но на самом деле ее охватывала радость. А потом Никита Сергеевич, празднуя свой день рождения, специально зазвал на банкет холостого, богатого, активно делающего международную карьеру Семена Гарина.

   Ему исполнилось сорок, пора было подумать о детях, но где найти достойную спутницу жизни? Для человека, который вхож в великосветские салоны снобистской Европы, Соня подходила по всем параметрам. Они стали повсюду появляться вместе, и, хотя официально о свадьбе не сообщалось, все понимали: помпезное торжество не за горами. Но тут скончался Константин Львович, и Нина Олеговна заявила:

   – Как минимум в течение года семья обязана носить траур. Мы никуда не выезжаем, не принимаем гостей и, естественно, не веселимся ни по какому поводу.

   Семен внешне не показал своего раздражения, да и что он мог сказать? Устраивать свадьбу через тридцать дней после кончины будущего тестя неприлично, но год ожидания показался Гарину слишком долгим сроком. Через некоторое время он осторожно намекнул Соне:

   – Можно не затевать торжества, обойтись без пира, роскошного платья и неисчислимого количества подарков. Давай приватно, без всякой помпы, распишемся в простом загсе и в тот же день уедем в мой дом в Лондоне.

   Сонечка сразу согласилась, но побоялась обратиться к матери с этим предложением. Лидочка тоже не решилась пойти к Нине Олеговне и отправила к ней мужа. Вадим убеждал тещу довольно долго, но в ответ слышал лишь короткое «Нет».

   В конце концов всегда корректный младший Краснопольский вышел из себя и заявил:

   – Семен Гарин – замечательная партия, вот только на него открыта охота. Хоть он и объявлен официально женихом Софьи, штампа в паспорте у него нет, поэтому Сеню постоянно зовут на всякие мероприятия, а там, сами понимаете, полно юных дев.

   – И он ходит по вечеринкам? – возмутилась Нина Олеговна. – Развлекается в дни нашего траура?

   Вадим покосился на Нину Олеговну.

   – Жизнь продолжается. Семен пока не является мужем Софьи и не обязан скорбеть. Если хотите знать мое мнение, нужно дать Соне и Гарину возможность пожениться или, если вы категорически против бракосочетания в ближайшее время, разрешите дочери сопровождать жениха на светских мероприятиях. Таким образом вы спасете будущее счастье Сони.

   Нина Олеговна ничего не ответила, но через день, во время ужина, она постучала ножом по бокалу и торжественно объявила:

   – Если Софья готова забыть о кончине отца и бежать без оглядки под венец, я не стану возражать. Можете закатить пир на весь мир, установить столы на Красной площади и трое суток кричать «горько». Вот только я на мерзкое пиршество не приду и своего благословения не дам. И помните, если брак заключен без согласия матери невесты, ничего хорошего у молодых не получится. Грех забывать умершего отца! И со стороны это выглядит омерзительно! Зарыли гроб в землю и на следующий день устроили карнавал? Поступайте как знаете. Я буду скорбеть о муже, а вы пляшите краковяк. Кстати, как владелица банка я имею право на отстранение от должности любого сотрудника, включая топ-менеджера. Понимаете? Константин поднимал свое дело с нуля, и в банке должны служить только преданные ему люди.

   Лида разинула рот. До сих пор Нина Олеговна никогда не совала нос в дела бизнеса, а когда адвокат озвучил завещание, они даже сказала:

   – Константин Львович сделал меня хозяйкой предприятия, но я никогда не смогу и не захочу им управлять.

   И тут вдруг такое! Нина Олеговна весьма ясно дала понять родственникам: если они наплюют на траур, мать выгонит непочтительных дочерей и примкнувшего к ним зятя вон. Лида не предполагала, что маме, всю жизнь занимавшейся домашним хозяйством, известно слово «топ-менеджер». Оказывается, Нина Олеговна владела профессиональным сленгом и была способна на резкие поступки.

   Лида начала вытирать лицо ладонью, я вытащила из кармана упаковку бумажных носовых платков, протянула ей и спросила:

   – Надо полагать, более о свадьбе в семье не заговаривали?

   Лида кивнула:

   – Да. И вот сейчас Семен разорвал помолвку. Он поступил как положено, прислал вчера поздно вечером с курьером письмо, в котором сообщил о своем хорошем отношении к Соне и нашей семье, клялся в дружбе, но написал: «В связи с новыми обстоятельствами я вынужден отказаться от роли жениха, с сегодняшнего дня считаю себя свободным от всех обязательств и возвращаю вам статус девушки, не обремененной никакими узами». Красиво, да?

   – Очень по-светски, – пробормотала я. – О каких обстоятельствах идет речь?

   – О смерти мамы, – всхлипнула Лида. – Соня перестала быть представительницей семьи с безупречной репутацией. Вадим пытался сделать все возможное, чтобы информация об ужасном происшествии не попала в газеты. Но сегодня кто-то сунул нам под дверь «Желтуху». Вот, полюбуйтесь. Это так называемая «толстушка», выходит раз в неделю и сообщает о всех новостях.

   Лида схватила с сиденья мятую газетную полосу и сунула мне.

   Я расправила страницу. «Новая трагедия в семье банкира. Нина Пронькина была похищена из элитной лечебницы, где она проходила восстановительный курс после нервного срыва, вызванного странной смертью мужа. Напомним, что банкир Пронькин некоторое время назад неожиданно скончался от инфаркта. Все знавшие Константина люди в один голос твердили о его крепком здоровье и правильном образе жизни. Наш корреспондент задал несколько вопросов фитнес-тренеру Евгению, у которого финансист занимался несколько лет.

   – Скажите, Константин Львович жаловался на сердце?

   – Никогда не слышал от него никаких разговоров о болезни. Мы тренировались три раза в неделю. Константин приезжал около девяти вечера и нагрузки выдерживал нешуточные. Если у клиента есть проблемы с сердечно-сосудистой системой, они сразу выявляются во время физической активности.

   – Значит, на ваш взгляд, Пронькин был здоровым человеком?

   – Да, думаю, это так.

   – Наверное, вы удивились, услышав про инфаркт?

   – Меня поразило и очень огорчило это известие.

   Интересно, почему никто из родственников или близких людей Пронькина не забил тревогу, когда мужчина-атлет внезапно умер в расцвете сил? Мы сумели заглянуть в медкарту Константина, он состоял на учете в центре «Аспо». За последние пять лет не регистрировалось никаких экстренных обращений Пронькина к врачам, он проходил раз в год диспансеризацию и регулярно получал диагноз: здоров. Странная смерть Константина удивила всех, а теперь убита его жена. Сотрудники правоохранительных органов выдвинули версию об ограблении. Но мы можем рассказать читателям, как обстояло дело.

   Глубокой ночью Нину Олеговну Пронькину, находившуюся под действием наркотиков, посадили на инвалидную коляску и тайком вывезли из корпуса на лужайку, где убили выстрелом в лицо. Нам было бы очень жаль дочерей и Вадима Краснопольского, зятя Пронькиных, но совершенно случайно в руки корреспондента «Желтухи» попала информация о скандале, который разыгрался в семье незадолго до убийства Нины Олеговны. Вдова собиралась изменить завещание и обратилась к своему адвокату Ивану Ларионову. Законник в тот момент находился в отпуске, поэтому он пообещал заняться проблемой госпожи Пронькиной сразу после приезда. Но, будучи юристом всей семьи, Иван нарушил конфиденциальность и сообщил Софье, Лидии и Вадиму, что Нина Олеговна собирается лишить их наследства. Кому вдова вознамерилась отдать банк, Ларионов не знал.

   Перепуганные родственники спешно начали действовать. Они затеяли ремонт в особняке и под этим предлогом переехали в санаторий «Вилла Белла». Вероятно, дочери пытались образумить мать, требовали от нее свои права на банк, а когда Нина Олеговна категорически отказалась пойти на соглашение, она стала жертвой грабителя. «Желтуха» задает вопрос: зачем надо было устраивать обновление особняка, если за пару месяцев до своей загадочной смерти Константин Львович завершил переоборудование дома? Он украсил интерьер итальянским мрамором, мозаикой, заказал в Италии эксклюзивную мебель. Россияне могли полюбоваться шикарным убранством коттеджа банкира: после окончания ремонта Пронькин разрешил съемку дома одному глянцевому журналу. Очень странно снова штукатурить стены. У нас есть на это свои соображения. Поселок, в котором находится участок банкира, охраняется лучше ядерной кнопки. У постороннего человека нет шансов проникнуть на территорию, и уж совершенно точно грабитель не смог бы причинить вреда Нине Олеговне под прицелом работающих днем и ночью видеокамер. А вот «Вилла Белла» практически без надзора. Не считать же отважным секьюрити сонного парня в будке у ворот – он не способен в одиночку держать под присмотром лесопарк, окружающий клинику, десятки тропинок которого ведут в разные стороны. Отбросив в сторону присущую нам интеллигентность, спросим наконец: почему дочери Пронькиных убили свою мать? Может, кровь Константина Львовича тоже на их руках?

   Особо хотим отметить: точка зрения авторов «Желтухи» не всегда совпадает с позицией редколлегии, а иногда и прямо ей противоречит. По российским законам любой человек имеет право высказывать личное мнение, мы лишь предоставили корреспонденту Денису Рутину трибуну. Если кто-то хочет озвучить свою версию, мы готовы поддержать дискуссию».

   Я отложила пасквиль.

   – Понятно, почему Гарин поспешил поджать хвост и убежать? – уныло спросила Лида. – Соня в истерике, а я ушла сюда, чтобы не причинять ей лишнюю боль своими слезами.

   – «Желтуха» бросила вам в лицо ужасное обвинение, – пробормотала я, – вероятно, следует подать на них в суд.

   Лида вздрогнула.

   – Сейчас я на это не способна. Мы еще не похоронили маму, нам пока не отдают тело.

   – Соболезную, – тихо сказала я, – может, объяснить Соне, что уход жениха – хорошая новость?

   Лида изумленно вскинула бровь:

   – Что хорошего в предательстве?

   – Похоже, Семен не любил Софью, он просто выбрал ее как самую подходящую жену на рынке невест, не испытывая к ней ни страсти, ни привязанности. Очень хорошо, что правда о Гарине выяснилась сейчас, а не через три-четыре года. Жизнь длинная, и связывать судьбу с ненадежным человеком опасно. Семен хотел жену с безупречной репутацией, но вдруг Софья совершила бы некий проступок? Она ведь живой человек.

   – Что вы имеете в виду? – прошептала Лида.

   – Ну, не знаю. Украла бы в магазине связку бананов.

   – Это невозможно, – решительно отмела мое предположение Лида, – мы с Соней лучше всех, всю жизнь поддерживаем имидж безупречных женщин и на самом деле таковыми являемся. Мы были отличницами, никогда не спорили с родителями, стали великолепными финансистами, я преданная дочь и жена, у Сони тоже нет отрицательных черт! Своровать фрукты! Немыслимо!

   – Нельзя прожить жизнь, не совершив ошибок, – попыталась я отрезвить Лиду. – Если твой муж хочет иметь идеальную спутницу жизни, то это очень опасно. Семен богат, воспитан и обладает разнообразными достоинствами, предполагаю у него высшее образование, знание иностранных языков, хорошие манеры. Даже в спальню к жене он никогда не ворвется без стука. Но я бы не хотела быть его супругой. Лучше иметь рядом не идеал человека, а любящего мужа со всеми присущими ему недостатками.

   – Вы потому так говорите, что не получили правильного воспитания, – неожиданно заявила Лидия. – Репутация – вот главное. Мерзкая «Желтуха»! В статье нет ни слова правды!

   – Ваш отец не посещал фитнес-зал?

   – Константин Львович регулярно занимался спортом, но в последнее время он сильно нервничал из-за деловых вопросов, – грустно объяснила Лида, – наш банк в эпоху кризиса попал в трудные обстоятельства. Благодаря безупречной репутации Пронькина, подчеркиваю, безупречной, мы получили финансовую поддержку, избежали неприятностей и сейчас ощущаем себя лидерами. Это к вопросу о том, насколько важно то, что о вас говорят. Безупречность – это дорога к жизненному успеху. Инфаркт у Константина Львовича произошел на фоне стресса, увы, такое со здоровыми людьми случается. Теперь о ремонте. Отец на самом деле изумительно отделал особняк, завершил работы за пару месяцев до своей кончины. После того как его похоронили, мама совсем пала духом, она рыдала при виде любой вещи, оставшейся от отца. Мы привели домой профессора-невропатолога, и тот сказал:

   «Нина Олеговна потеряла смысл жизни. Раньше ее дни проходили в заботах о муже. Ваши родители за долгие годы брака не растеряли романтики, у них всегда находились темы для разговоров, а сейчас она осталась одна. Дочери никогда не заменят ей супруга. Вот, вероятно, внуки смогут вытащить бабушку из тяжелой депрессии».

   Лида смущенно потупилась.

   – Вы решили завести детей, – осенило меня.

   Краснопольская робко улыбнулась.

   – Да. И я, и Вадим считаем, что еще молоды, рано нам думать о потомстве, но ради мамы... Младенцу нужны комнаты, понадобится спальня для няни, поэтому мы решили переделать третий этаж. Отцу это помещение уже не понадобится, а заниматься ремонтом, будучи беременной, вредно. Запах краски, пыль… лучше подготовиться заранее, а девять месяцев беременности провести в спокойной обстановке.

   Я покосилась на Лидию. Она на редкость предусмотрительна.

   – Мама полностью поддержала наш план, – вздохнула Лидия. – И насчет изменения завещания неправда. Либо «Желтуха» врет, либо адвокат сошел с ума. И предположить, что мы убили маму?! Это какими же мерзавцами надо быть? Газетчики – сволочи! Господи, какое ужасное положение! Вадим в городе, он вчера не приезжал, сейчас пытается как-то разрулить ситуацию. Соня, почти без сознания, лежит в постели. Я боюсь показаться в ресторане, буду питаться, как заключенная, в номере. Абсолютно уверена, что «Желтуха» напечатала этот материал не просто так! Это происки Леонида Асмолова, нашего конкурента. Гадкий человечишка, прикидывается вашим приятелем, ходит в дом, ест, пьет, делает комплименты, клянется в дружбе, а исподтишка подстраивает мерзости. Это его рук дело! Банк очень тонкий организм, клиенты отрицательно реагируют на любую негативную информацию! Если мы пошатнемся, Асмолов будет счастлив.

   Лида уткнула лицо в ладони. Мне же момент показался благоприятным для выяснения правды.

   – Вчера поздно вечером я пошла на кухню, очень, знаете ли, есть захотелось. Открыла холодильник и услышала голос официантки Светы, которая беседовала по телефону. Девушка говорила примерно так: «Уже иду. На площадку, где летний бассейн. Серьги и кулон со мной. А что получу в награду? Вадим Никитович, вы меня не обманете?» Она беседовала с Краснопольским. Кстати, вы в курсе, что Светлана утонула?

   – Утонула?

   – В бассейне, – уточнила я, – в том самом, около которого ей предстояло встретиться с вашим мужем.

   – Бред, – дрожащим голосом возразила Лидия. – Вадим задержался, не хотел ехать ночью по шоссе, остался дома.

   – Там, где идет ремонт? Решил переночевать, наслаждаясь ароматом краски? Ваш дом находится близко от «Виллы Белла», отчего ваш муж не поспешил в комфортные условия? И следы от протекторов на стоянке косвенно подтверждают присутствие машины вашего супруга в гараже этой ночью.

   Выпалив последнюю фразу, я тут же пожалела о ней. Грязь на полу – пока не аргумент. Сейчас Лида с возмущением заявит:

   «Докажите, что это был «Бентли» моего мужа! Мало ли кто заехал временно на его место!»

   Понадобится экспертиза, чтобы подтвердить правильность моих подозрений.

   Но Лида поступила иначе. Она сильно толкнула меня в грудь. Я не ожидала нападения, поэтому отлетела назад. Раздался щелчок, дверь приотворилась, Лида пнула меня ногой, я вывалилась из «Бентли», довольно ощутимо треснувшись головой и спиной о пол гаража. Перед глазами вспыхнули разноцветные огни, потом запорхали черные бабочки, а затем свет погас…

   – Лампа, вставай, – сердито сказал Костин, – нашла место для отдыха! Немедленно открой глаза!

   Я попыталась сесть и простонала:

   – Вовка, почему так жестко? Что случилось с моим матрасом и любимой подушкой?

   Глаза открылись, я увидела мрачный гараж и Максима.

   – Вставай, – повторил он и протянул мне руку.

   Я с трудом приняла вертикальное положение.

   – Вот уже второй раз мне приходится тебя будить, и первые слова, которые ты произносишь, звучат так: «Вовка, почему?..» Мне не нравится автоматическое упоминание спросонок этого мужского имени, – заявил Макс, – можешь считать мое заявление ревностью. И объясни, по какой причине ты легла дрыхнуть в гараже на полу? Только не говори, что в прошлой жизни была собакой, которая охраняет парковку. Лаяла на посторонних, пыталась прокусить шины желтыми клыками, добрый волшебник за преданность превратил тебя в женщину, но иногда твою душу охватывает ностальгия, и ты бежишь в гараж.

   – Отстань, – простонала я, – меня выбросили из автомобиля, я ударилась головой и потеряла сознание.

   – Вау! – обрадовался Макс. – Да ты круче любого суперагента! Вывалилась на шоссе, вцепилась мертвой хваткой в бампер и волочилась за машиной до парковки! Круто! Снимаю шляпу, мне такой фокус проделать слабо. И, что интересно, никаких ужасных ран, содранного скальпа или выбитых зубов у тебя не наблюдается. Киса, ты биоробот?

   Неожиданно мне стало обидно.

   – Дурак! Лидия вытолкнула меня прямо здесь!

   – А ну пошли на улицу, расскажешь о своих приключениях, – велел Максим.

   Я неконфликтный человек, в любом споре пытаюсь найти консенсус, который устроит обе стороны, и готова признать правоту противника. Но, к сожалению, с детства не терплю, когда кто-то отдает мне приказы. Если сказать:

   «Лампочка, будь добра, сгоняй пешком в Африку за плодами растения тумбу-мумбу», – я обязательно выполню просьбу, но, если услышу фразу: «Немедленно отправляйся в булочную за хлебом», – сделаю вид, что оглохла, и даже не пошевелю пальцем.

   Мои родители великолепно знали о психологических особенностях дочери и никогда не беседовали со мной как сержант с новобранцем. Мама заставила меня поступить в Консерваторию и провести несколько лет в нудном изучении арфы при помощи одной фразы:

   – Доченька, я мечтаю видеть тебя в составе симфонического оркестра. Девочка – музыкант, вот самое большое счастье.

   Ну и как можно было лишить мамулю радости! Но Максим плохо знаком со мной, поэтому он повторил:

   – Марш на улицу.

   – Ни за что! – тут же отреагировала я, хотела покачать головой, сделала одно движение и увидела стаю черных бабочек перед глазами.

   – Коза упрямая, – вздохнул Макс и поволок меня на воздух.

   Выслушав пересказ моей беседы с Лидией, Максим спросил:

   – Как думаешь, была бы тебе благодарна Нина Олеговна, узнай она, что ты нашла ее убийцу?

   – Да, – не колеблясь ответила я. – Теперь я чуть больше понимаю Пронькину, знаю, что для нее и мужа основным в жизни был безупречный имидж. Если женщина с такими жизненными принципами решилась на откровенный разговор с посторонним человеком, значит, она ощущала большую опасность. Нина Олеговна, как умела, попросила у меня помощи, а я ее не поняла. В гибели Пронькиной есть и моя вина.

   Макс сорвал травинку.

   – Петушок или курочка?

   – Что? – не поняла я.

   – Ты в детстве не играла с подружками? – удивился Максим. – Вы не срывали метелочки с травы, задавая этот вопрос?

   – Летом я всегда гуляла за руку с мамой, до студенческих лет, – нехотя призналась я.

   Макс щелкнул языком.

   – Бедняжечка. Тебе никогда не хотелось удрать?

   – В детстве нет, а потом я боялась маму огорчить.

   – Понятно, – протянул нахал, – перефразирую свой вопрос. Как бы отнеслась Нина Олеговна к известию о том, что ее предположение об убийцах-дочерях подтверждается?

   По лесу пробежал ветерок, издалека донеслось счастливое повизгивание – наверное, какой-то дворовой собачке достались вкусные объедки с кухни ресторана. Я исподлобья посмотрела на Макса:

   – Мы не можем изменить реальность. Теперь, после беседы с Лидией, мне понятно: у нее и у Софьи имелся мотив для убийства. Нина Олеговна, разозлившись на готовность дочери сыграть во время траура пусть даже очень скромную свадьбу, решила переписать завещание. Коля-алкоголик видел Соню, которая, положив на землю предмет, похожий на пистолет, стала судорожно протирать инвалидную коляску. Дело происходило рано утром, пусть девица найдет адекватное объяснение своему поведению.

   – Это не сработает, – отмел Максим мои аргументы, – слово дочери Пронькиной против заявления Николая. Кому поверит следователь? Со всех сторон положительной женщине, имеющей безупречную репутацию, или пьянице, который был последний раз трезвым в младенчестве? Я бы, услышав о наличии свидетеля, с недрогнувшим лицом заявил:

   «Я спал. У нас пока никто не отменял презумпцию невиновности. Докажите, что я бегал к лужайке, а пока вы этого не сделали, я вне подозрений».

   – Надо найти Дениса Рутина, корреспондента, который состряпал статью в «Желтухе», и устроить ему допрос, – с азартом воскликнула я. – Лидия предположила, что публикация оплачена неким Асмоловым, желавшим сделать гадость Пронькиным. Но вдруг Денис действовал по поручению другого человека? Допустим, ему известны некие жареные факты?

   Максим потянулся.

   – Я говорил с патологоанатомом. Пронькина скончалась в промежутке между часом и двумя ночи. Выстрел в лицо Нине Олеговне был произведен в упор. Это свидетельствует о том, что несчастная хорошо знала своего убийцу, допустила его в так называемое личное пространство. Делай выводы. У нее только одна рана, больше на теле нет повреждений, пара мелких свежих царапин, и все. Ни сильных ушибов, ни переломов, ни гигантских синяков. Нину не били, просто застрелили. Почему ты морщишься?

   – Голова болит, – призналась я.

   Максим вытащил мобильный и заворковал, как влюбленный голубь:

   – Солнышко, ты занята? Нет? Отлично. Знаешь Евлампию Андреевну? Она упала. Как, как... зацепилась одной ногой за другую и бухнулась затылком об пол. Плачет, расстраивается. Можешь сделать ей процедуру под названием «Королевское расслабление»? Мне она отлично помогает. Спасибо, ягодка, Евлампия Андреевна уже в пути, ты с ней поосторожней, дама не в адеквате. Иди к Маргоше.

   Последнюю фразу Максим произнес, глядя мне в глаза и засовывая сотовый в карман.

   – Не хочу, – уперлась я.

   Максим нежно потрепал меня по спине:

   – Дорогая, демонстрация подростковой вредности говорит о незрелости личности. Ты испугалась, когда Лидия выпихнула тебя из машины, испытала стресс, больно ударилась головой. Я предлагаю тебе часок отдыха. Взрослый человек не станет протестовать, он использует шанс для релакса, только тинейджер, возмущенный тем, что кто-то принял за него решение, полезет в бутылку.

   Я ткнула пальцем в ядовито-розовую рубашку Максима.

   – Вульф в своей книге утверждает...

   – О боги! – простонал собеседник. – Ненавижу псевдоученых, создающих лженауки. Кстати, вернешься в номер, обрати внимание на год издания книжонки. Готов спорить на что угодно: опус появился на свет в середине девяностых. Тогда только что народившиеся издательства ради прибыли печатали поразительную дрянь. Давай поступим как разумные люди: ты сходишь в лечебницу и приведешь в порядок нервы, а я привезу сюда журналиста.

   – Дениса Рутина? – недоверчиво уточнила я.

   – Точно, – подтвердил Макс, – в тот момент, когда дамы сядут вкушать чай с пирожными, молодец будет доставлен. Раньше, боюсь, не получится. Я, конечно, могу исполнить любое твое желание на земле и в космосе, но вот справиться с пробками... Увы, тут бессилен даже волшебник Гэндальф.

   – Думаешь, репортер согласится с тобой поехать? – не успокаивалась я.

   – Мой сладкий ежик, ступай к Маргоше, твой пупсик на крыльях любви помчится исполнять любой каприз той, которая, подобно розе, сияет росой и... тьфу, я мало читаю дамские романы и плохо владею нужной лексикой, – хмыкнул Максим. – Короче, пока!

   Плохое настроение словно рукой сняло.

   – Можешь не трепыхаться, я не любительница розовых соплей, предпочитаю детективы.

   Макс съежился, пригнулся и побежал по дорожке, выкрикивая на ходу:

   – Группа немедленного реагирования, слушай мою команду. Окружить гараж и дом...

   Любой другой мужчина, ведущий себя, как Максим, моментально вызвал бы у меня желание свести все контакты с ним к нулю. Мне никогда не нравились записные шутники, хохмачи и любители подкладывать на стулья гостей пукательные подушки. Но почему-то очередная идиотская выходка Макса вызвала у меня широкую улыбку. Пару секунд я стояла с крайне довольным выражением на лице, потом разозлилась. Лампа, ты стремительно деградируешь. Сейчас ты радуешься, услышав дурацкую шутку, а что будет дальше? Начнешь подбрасывать людям в тарелки пластиковых мух? Приобретешь муляж отрубленного пальца, дабы пугать домашних? Похоже, Максим оказал на меня не совсем положительное влияние… но, согласитесь, он не противный, а даже скорее приятный человек.

   Продолжая думать о Максе, я обогнула двор и решила пройти в лечебницу через служебный вход. Лучше прогуляться по лесу, чем топать по коридорам «Виллы Белла». Наслаждаясь упоительными запахами хвои и смолы, я добрела до лужи и вздрогнула. Из жижи торчало нечто круглое, его верхушка сияла, словно купол церкви, на который упали лучи солнца. Если в яме устроился человек, то он, похоже, покрыл волосы сусальным золотом. Я прищурилась, прошла несколько метров, подобралась почти вплотную к «водоему», и тут вдруг большой пень, стоявший на противоположном берегу, сказал человеческим голосом:

   – Людочка будет сидеть здесь сколько надо, не следует нас торопить!

   – Мама, – заорала я, шарахаясь в сторону, – мама!

   Не надо считать меня идиоткой: не каждый день на дороге встречаются говорящие пни.

   – ...! – завизжала золотая голова. – ...! Помогите! Тону! Уффф!

   Я зажала рот рукой и увидела, как сверкающий ком на секунду ушел полностью под смесь из жидкой глины, дождевой воды и песка, а потом по-явился снова, отчаянно отплевываясь и матерясь знакомым голосом. Золотое покрытие исчезло, и мне стало понятно: передо мной светская дама Люся, большая ценительница эксклюзивных драгоценностей. А пень – это ее муж Витя, которого она ласково называет болваном.

   – Душенька, – робко заметил супруг, – я ведь предупреждал тебя, что не стоит принимать ванну в драгоценностях.

   – Болван! Диадема моя! Хочу и плаваю! – завизжала Люся. Она схватила висящее на ели полотенце, завернулась в него, сделала несколько шагов и тут только увидела меня, застывшую в изумлении.

   Чем отличается профессиональная тусовщица от обычной женщины? Первая никогда не растеряется, даже в очень глупой ситуации попытается предстать в наилучшем виде и извлечь выгоду из произошедшего.

   Люся улыбнулась и помахала мне грязной рукой.

   – Погода шарман! Давно не было такого августа.

   – Ага, – промямлила я.

   – Надо гулять под солнцем, запасать на зиму витамин D, – прочирикала Люся, сделала еще один приветливый жест и начала протирать полотенцем несметное количество своих колец. Ее муж тем временем уныло обозревал яму.

   – Котик, – сладко пропела жена, – моя диадема! Ну, я побежала. Пора на занятия йогой.

   Мне стало жаль бедолагу Виктора. Когда Люся оставила нас наедине, я решила ему помочь:

   – Ваша супруга уронила в яму драгоценность?

   – Верно, – вздохнул Виктор, – надо теперь ее добыть, но мне почему-то не хочется нырять в грязь.

   – А зачем Люся залезла в яму? – проявила я неприличное любопытство.

   Оставшись без властной, вечно орущей жены, Виктор расслабился и честно ответил:

   – В юности Люсенька была уникальной красавицей, но годы никого не красят, еще она, к сожалению, э... э... э... иногда... ну... ну...

   – Употребляет, – деликатно подсказала я, – коктейли типа «Мохито» или «Манхэттен».

   Виктор скривился:

   – Если бы! Водку хлещет! А утром посмотрит в зеркало – и в слезы. Я не самый хороший муж, не умею сыпать комплиментами и плохо утешаю. Сказал один раз: «Люсенька, я обожаю тебя в любом виде», – так она со мной неделю не разговаривала. Мы ездим в «Виллу Белла» потому, что Алла проводит очищение организма клиента так же хорошо, как ее коллеги в Швейцарии. В Женеву надо лететь самолетом, а Люся боится высоты, в лайнере она так напивается, что потом неделю в себя приходит.

   – Кажется, в страну банков и лучшего в мире сыра можно добраться на поезде, – напомнила я.

   – Люся ненавидит железную дорогу, – пояснил Виктор, – в купе она безостановочно хватается за бутылку, и ее выносят из вагона в состоянии бревна. В нашем случае «Вилла Белла» лучший вариант. Здесь Люсенька не обращается к выпивке, у нее пропадают мешки под глазами, уходит отечность лица, она без отвращения изучает свое отражение в зеркале и пребывает в хорошем настроении.

   Я кивнула: если перестать завтракать, обедать и ужинать «огненной водой», можно здорово похорошеть.

   – Вчера мы с Люсенькой пошли прогуляться и наткнулись около этой ямы на какого-то деда.

   Он неожиданно сказал:

   – Если заплатите мне пять тысяч, открою самую великую тайну санатория.

   Смехотворная сумма, затребованная пенсионером, вызвала у Виктора приступ жалости к старику, он вынул из кошелька купюру. Дедок схватил ассигнацию и заявил:

   – Алка, хозяйка лечебницы, вам про эту яму специально не рассказывает.

   – Почему, любезнейший? – заинтересовалась Люся. – Что в ней замечательного?

   – Какой смысл ей правду открывать? Народ сразу вылечится, к ней больше не поедет, бизнес ее накроется. Алка хитрущая, возьмет чуток отсюда, с простой глиной перемешает, и человеку ненадолго получшает. А самая сила тут! Заплатишь еще пять кусков, правду открою, – на одном дыхании выпалил старикашка.

   Люся толкнула мужа, Виктор снова достал портмоне, дедок, не скрывая радости, завел:

   – Сколько лет целебной яме, никто не помнит, но еще мой прапрапрапрадед в ней кости лечил. При царе сюда со всей России, а еще из Франции и Англии ездили. А теперь только местные жители пользуются, и мы не хотим всем рассказывать, чем обладаем. Только слух пройдет о волшебной жиже, мигом из столицы ученые понаедут, изучать начнут. Потом стеной купель обнесут и тока депутатов пускать будут.

   – Неужели от всего лечит? – перебил старика Виктор.

   Дед стал загибать корявые пальцы:

   – Сифилис, гонорея, туберкулез, падучая, грипп, насморк... И молодит она! Влез пнем, выскочил молодцом.

   – Хочу туда! – заорала Люся.

   – Давай пять тыщ, объясню, как пользоваться, – алчно предложил старикан.

   Откусив от денег Виктора еще один ломоть, дед выдал рекомендации:

   – Днем, когда солнце позолотит яму, надо сесть в нее с молитвой и находиться до тех пор, пока по телу мурашки не поползут.

   Виктор умолк и снова принялся вздыхать на все лады, разглядывая серо-желтую жижу. Я хотела сказать ему, что дед обманщик, никакие его предки даже не слышали о яме, да и за несколько столетий любая дырка в земле видоизменится. Старикан увидел меня, по ошибке севшую в прямом смысле слова в лужу, и решил избавиться от артрита, а про удивительные целительные свойства «ванны» придумал на ходу, увидев Виктора, у которого на лице написано: «готов платить деньги». Вот ветеран Куликовской битвы и воспользовался моментом. Но потом я поняла: ни Виктор, ни Люся мне не поверят. Оставалось лишь дать практический совет:

   – Вон там лежит коряга, попытайтесь подхватить с ее помощью диадему!

   – Как? – грустно спросил затюканный супруг.

   Я схватила деревяшку, окунула ее в «целебную жижу», повозила по дну и вытащила на берег некий предмет, очертаниями напоминающий то, что нахлобучивала на голову в детстве Лиза, изображая на праздниках в школе принцессу.

   – Она! – возликовал мужик. – Вы спасли мне жизнь!

   – Не стоит благодарности, – улыбнулась я и пошла к лечебнице.

   Хорошо, что удалось так ловко выудить украшение, а то я чувствовала некое неудобство. Ведь это из-за моей ошибки противный старикан получил возможность обмануть Люсю и вытянуть из Виктора крупную сумму.

   Маргоша встретила меня с хитрым видом:

   – Евлампочка Андреевна, у вас с Максом роман?

   – Ерунда, – возмутилась я, – ну и глупость пришла тебе в голову.

   – Он о вас беспокоится, – зудела Маргоша.

   – Мы друзья.

   – Понятно.

   – Приятели.

   – Ясненько.

   – И все!!!

   – Поняла уже, можете не продолжать, – ухмыльнулась Маргарита.

   Но мне не понравилось выражение ее лица.

   – В моих жизненных планах нет никаких мужчин!

   – Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, – пропела Маргоша.

   Я заскрипела зубами от злости.

   – Молчу, молчу, – испугалась медсестра, – я ведь от души! Хотела порадоваться, очень хорошо, когда складывается пара!

   – Лучше я сложусь с медведем-гризли, чем с Максом, – воскликнула я.

   Маргоша кашлянула.

   – Ну-ну, только не нервничайте, ни один мужик того не стоит. Сделаю вам суперпроцедуру – «Королевский релакс». Идите-ка сюда.

   Мы вошли в небольшую комнату, посреди которой громоздилась высокая кушетка. Медсестра похлопала рукой по матрасу.

   – Ложитесь, только сначала разденьтесь догола.

   Я выполнила приказ Маргоши, залезла на неожиданно мягкую конструкцию и вытянулась на ней. Медсестра принялась заворачивать меня сначала в пленку, потом в материю, напоминающую брезент, затем в одеяло, одно, другое, третье...

   – Хорошо? – спросила она, завершив процесс. – Какие ощущения?

   – Как у гусеницы шелкопряда, – зевнула я.

   Маргоша нежно погладила меня по голове.

   – На полиэтилен нанесен слой специальной мази, сейчас под воздействием тепла она начнет действовать. Постарайтесь заснуть.

   Я снова зевнула.

   – Вот и замечательно, – одобрила Маргоша и ушла.

   Мне стало уютно, тепло и очень спокойно. В комнате тихо играла нежная музыка, руки и ноги придавило к кушетке, я потеряла всякое желание шевелиться, глаза закрылись, в голове заклубился туман...

   – Евлампочка Андреевна, ау, очнитесь! – попросила Маргоша.

   Я приоткрыла один глаз.

   – Что?

   – Сорок пять минут прошло.

   – Неужели? – лениво удивилась я.

   – Вон часы висят, – кивнула медсестра, – вам еще пятнадцать минут полежать надо.

   Я хотела ответить: «Чудесно», но язык отказался повиноваться, наружу вырвался лишь звук:

   – М-м-м.

   Маргоша что-то бормотала, а меня уносило все дальше от процедурной.

   – Евлампочка Андреевна! – гаркнули с потолка.

   Я очнулась.

   – Что?

   – Солнышко, помогите мне!

   Я попыталась сесть, глаза открылись.

   – Что надо сделать?

   Маргарита поднесла указательный палец к губам:

   – Тсс-с-с. Можете сами, без меня, помыться? Справитесь?

   Я попыталась подавить безудержную зевоту.

   – Вообще-то я всегда принимаю душ самостоятельно.

   – Евлампочка Андреевна, выручайте, – зашептала Маргоша, – мне надо по делу сбегать, буквально на пару минут. Но Алла Михална сильно обозлится, если узнает, что я с работы свинтила. Мне очень повезло, что именно вас на это время назначили, другие противные, их не попросишь. Значит, так. Я вас сейчас размотаю и ступайте в джакузный душ.

   Я, начав опять дремать, очнулась.

   – Джакузный душ?

   Маргоша ткнула пальцем в дверь.

   – Там сначала будет туалет, а затем душевая. Леек нет, из стен торчат сопла. Одно большое, другое среднее, третье маленькое, их там много. Над каждым включатель, можно их по очереди врубать, но лучше все сразу, тогда получается водяной вихрь, жуть как приятно. Помоетесь, сюда вернетесь, вот полотенчико, в душ его не берите, промокнет. Ау, Евлампочка Андреевна! Понятно?

   – Угу, – протянула я, покачиваясь на волне сна.

   Маргоша начала выпутывать меня из одеял.

   – Когда в джакузную войдете, заприте дверь с противоположной стороны, там мужская процедурная, у нее с женской помывочный блок общий. Вы же не наябедничаете Алле Михалне про наш маленький секрет?

   – Никогда, – прошептала я, мечтая лишь об одном: остаться одной.

   Пусть Маргоша уходит куда угодно и проводит там сколько хочет времени, а я пока еще отдохну!

   Когда за медсестрой захлопнулась дверь, я закрыла глаза, зевнула, потянулась и вдруг поняла: дремота отступила. Маргоша сняла с меня одеяла, брезент и развернула пленку. Я лежала на кушетке голая, вся покрытая какой-то липкой субстанцией, напоминающей по виду и запаху мед. Через пару секунд мне стало совсем холодно, пришлось слезать с кровати, нашаривать резиновые тапки, брать полотенце и идти мыться.

   Не объясни мне Маргоша, как выглядит «джакузный душ», я бы удивилась до крайности. Небольшая комната была полностью облицована плиткой, кафель здесь белел даже на потолке, а в стенах на разном уровне зияли отверстия, над каждым сверху было две кнопки: красного и зеленого цвета. Сообразить, которая из них включает воду, не составило труда.

   Я поискала глазами крючок для полотенца, не нашла его, слегка удивилась непредусмотрительности людей, оборудовавших душ, повесила полотенце на ручку двери и ткнула пальцем в одну из кнопочек.

   Из стены медленно закапала вода. Несколько секунд я ждала, что напор увеличится, а потом перешла к другой точке. Ситуация повторилась, правда, теперь к моим ногам полилась тоненькая струйка. Следующие несколько минут я, ежась от холода и покрываясь гусиной кожей, бродила от одного сопла к другому и в конце концов заставила работать все. Результат усилий в восторг меня не привел: вымыться было практически невозможно. Чтобы хоть как-то счистить с себя липкую замазку, следовало встать на четвереньки и прижаться к стене, тогда вода на меня попадет. Впрочем, можно и лечь на пол, где скопилась небольшая лужа. Ни первый, ни второй вариант меня не обрадовали, и я разозлилась на Маргошу. Хоть я и дремала во время ее объяснений, то отлично помню, как медсестра в полном восторге твердила:

   – Джакузный душ ни с чем не сравнимое удовольствие! Бьет со всех сторон, одновременно и массаж, и очищение. Только включите абсолютно все сопла, по отдельности они слабо работают.

   Я замерла и начала внимательно изучать стены. Маргарита несколько раз настойчиво повторила слова «все сопла». Вероятно, водная феерия начинается в тот момент, когда все зеленые кнопки нажаты, а я пропустила одну из них.

   Вот она!

   С радостным визгом я кинулась к небольшой круглой дырке, проделанной в стене ниже всех. В отличие от других, над ней были не кнопки, а клавиши. На одной стояло «Вкл», на другой «Выкл». Поняв, что наконец-то обнаружила, так сказать, пульт запуска душевой, я без всяких сомнений нажала на нужную.

   Ничего не произошло. Вода не полилась, мне стало совсем холодно, липко и противно. Лязгая зубами, я присела около низко расположенного отверстия и сказала:

   – Эй! Мне надо помыться!

   В стене послышался шорох. Я обрадовалась. Некоторым механизмам требуется время, чтобы раскочегариться, вероятно, джакузный душ – из этой категории. Я стукнула кулаком по кафелю. Поверьте мне, нет лучше способа заставить работать закапризничавшую технику. Шум усилился, из дыры подул ветер, в воздухе появился странный, смутно знакомый запах. Я, на всякий случай, еще раз треснула по стене. И тут из сопла вылетел клуб дыма.

   От неожиданности я закашлялась, шлепнулась на пол, хотела вскочить, чтобы отойти от дырки, из которой теперь выплыло темно-синее облако, но ничего не получилось. Ноги и руки разъезжались на мокрой плитке, стена была абсолютно гладкой, пальцы скользнули по кафелю в тщетной надежде зацепиться хоть за что-нибудь.

   Не прошло и полминуты, как душевая стала напоминать кадр из фильма про извержение вулкана. Повсюду дым, ничего не видно, над ухом завывает ветер...

   В полном ужасе я ползла на четвереньках вперед, ощущая, как на зубах скрипит мелкий песок. Передвигаться приходилось в условиях почти полного отсутствия видимости. Автолюбители, попадавшие в густой туман, сейчас меня поймут. Больше всего на свете я хотела нащупать дверь и выскользнуть назад в процедурную. В голове метались обрывки мыслей. На «Вилле Белла» пожар? Отчего серый туман так странно пахнет? Неужели в клинике не установили специальные датчики, реагирующие на возгорание? Хорошо бы в женской процедурной отсутствовали посторонние: я сейчас не слишком красиво смотрюсь, вся липкая, а на голове, наверное, прическа под названием «взрыв в макаронном цехе». И тут пальцы нащупали круглую ручку. Даже встреча с горячо любимым человеком после длительной разлуки не принесла бы мне больше радости! Я вцепилась в железку, встала, пихнула дверь и очутилась в небольшой комнате, стены которой были утыканы умывальниками.

   – Сгинь, – шептал он, судорожно крестясь, – рассыпься!

   В ту же секунду я сообразила, что умывальники на стенах – это писсуары. Я попала в мужской туалет. Маргоша предупредила меня, что разделенные по половому принципу процедурные имеют санузлы, через которые отдыхающие проходят в джакузный душ. Мне следовало запереть створку, ведущую в соседнюю раздевалку.

   Я хотела извиниться, но в горле сильно першило, поэтому вместо «Простите бога ради», я сумела произнести:

   – Стип... бог... рад...

   Мужик неожиданно упал на колени и стукнулся лбом о кафель.

   – Да, да, это я! Степан Богородский! Не забирайте меня!

   От удивления я окончательно лишилась способности говорить, а голый дядечка продолжал ныть:

   – Я-то исправлюсь, ей-богу! То есть простите! Честное чертовское! Я еще молод! Мне всего тридцать пять!

   Дар речи вернулся ко мне, и я первым делом весьма невоспитанно воскликнула:

   – Тридцать пять? Сколько же вы съели и выпили, что выглядите в два раза старше!

   – Да, да, да, – Степан принялся мерно биться головой о плитку, – каюсь, простите, грешен... Отче наш... ой, извините, вам, наверное, неприятна молитва, да я ее до конца и не знаю, больше никогда, ни капли, только воду пить буду, даже кефир не понюхаю, в нем градус есть. Обещаю жену пальцем не трогать! Теще квартиру куплю. Поверьте, я Анну Ивановну люблю от всей души, ору на нее только из желания перевоспитать дуру. В карты играть перестану, детьми займусь. Простите, простите. Лику, стерву, брошу. Господи, ну зачем она мне понадобилась! Моя супруга святая женщина! Извините, извините, снова вроде как вашего конкурента помянул, чисто случайно, я вас очень-очень-очень уважаю! Преклоняюсь! Восхищаюсь!

   Я сделала шаг вперед. Наверное, надо позвать кого-нибудь из сотрудников лечебницы, Степану, похоже, плохо, у него явное психическое расстройство.

   Мужик взвизгнул, начал судорожно креститься, его бредовая, но ранее разборчивая речь постепенно перешла в малопонятное бормотание. Я отступила назад и уперлась в дверь джакузной, за которой продолжал бешено завывать ветер.

   Меня охватила растерянность. Как поступить? Степана корчит, едва я делаю крохотный шажок ему навстречу. Внезапно спина перестала ощущать опору, я пошатнулась, чтобы не опрокинуться назад, попятилась и была схвачена страшным черным существом, которое с воплем:

   – ...! ...! Блин!!! – проволокло меня через задымленную душевую и впихнуло на женскую половину.

   Сначала я испытала настоящую радость. Слава богу, удрала от сумасшедшего Богородского. Потом к горлу подступил страх. Кто мой спаситель?

   – Что случилось? – спросило существо знакомым голосом.

   – Маргоша! – ахнула я. – Но почему ты в таком виде?

   – Себя давно видела? – забыв про вежливое «выканье», взвизгнула медсестра. – Полюбуйся!

   Я подошла к мойдодыру и уставилась в зеркало. Оттуда смотрел настоящий черт. Кожа у подручного сатаны была темно-серого цвета, на лице ярко сверкали глаза и зубы, макушку украшали рожки, но больше всего поражали уши, аккуратненькие, вполне симпатичные, даже красивые, вот только их покрывала густая, темно-серая шерсть.

   – Это кто? – пискнула я. – Дьявол?

   Маргоша, стоявшая около другой раковины, открутила кран и начала умываться.

   – Давай, – фыркая сказала она, – придется здесь марафет наводить, в душе авария на шахте. Слов нет! Хорошо хоть мыть легко, воды полно.

   Маргарита чихнула, потом подошла к шкафчику, вытащила из него бутылочку с гелем, мочалку и сказала:

   – Держи.

   Но мои глаза снова уперлись в зеркало.

   – Долго собой любоваться собираешься? – возмутилась медсестра.

   Я потрясла головой.

   – Там кто? Чье отражение?

   – Твое! – ответила Маргарита.

   – Нет, – не согласилась я, – конечно, я никогда не была красавицей, но у меня нет рогов вкупе с шерстяными ушами.

   – Это пыль, – пояснила медсестра.

   – Пыль? – растерянно переспросила я и тут же поняла, отчего запах показался мне знакомым: такой аромат исходит от пылесоса, когда его чистишь.

   – Она налипла тебе на волосы, – продолжала Маргоша, – на уши и вообще везде. Надо сказать, вид эффектный.

   Я пощупала рукой «рога» – торчавшие вверх пики упали.

   – Откуда в душевой пыль? – возмутилась я.

   Медсестра, старательно намыливавшая руки, затараторила:

   – Встроенный пылесос! Слышала о таком? Их часто устанавливают в гостиницах, чтобы горничные по этажам с громоздким механизмом не таскались, не гремели, постояльцев не беспокоили. В подвале помещают мотор, в каждой комнате есть отверстие, остается лишь воткнуть в него шланг – и пошла работа.

   – Пылесос называется так, потому что он грязь в себя втягивает, а не наоборот, – резонно заметила я, – иначе б его называли пылевыброс!

   Маргоша прекратила плескать на себя воду.

   – Здешняя система давно сломалась, ее включать запрещено. Вот уж не думала, что там, внутри, столько грязищи!

   – Кому пришло в голову оборудовать место подключения агрегата в душевой? – возмутилась я. – Тупая идея!

   – Вопрос не ко мне, – отбила подачу медсестра.

   – Почему постояльцев не предупреждают, что они могут стать жертвой безумной пылепожиралки? – налетела я на Маргошу. – Щелкнут выключателем, и пошла плясать губерния.

   – Незачем клиентам на кнопки жать, – огрызнулась медсестра, – джакузную всегда сотрудник лечебницы врубает, а он в курсе, изучил инструкцию. Ой!

   Медсестра примолкла, я схватила гель с губкой. Вот я и добрались до истины! Не брось Маргоша пациентку – ничего бы не произошло!

   – Евлампочка Андреевна, – засюсюкала за моей спиной Маргоша, – дайте я вас из чайничка оболью. Ой, какая у вас фигура! Лучше, чем у молодой девушки! Любая позавидует! Вы ведь не пожалуетесь Алле Михалне? Она меня враз уволит, останусь без работы, умру с голоду! А вы настоящая красавица, глаза словно тарелки, щеки румяные, и в губы вам силикон вдувать не надо, от природы сочные, а уж волосы! Прямо волна кудрей!

   На секунду я представила себе существо с блюдцеобразными очами на красном лице, украшенном клювом утенка Дональда, и постаралась не расхохотаться. Только глупый льстец мог сравнить мою короткую стрижку под названием «утро ежика в сосновом бору» с «волной кудрей».

   – Евлампочка Андреевна, – кряхтела Маргоша, – плиииз!

   – Ладно, но как быть с мужчиной там, в туалете? – поинтересовалась я.

   Маргоша махнула рукой.

   – Это же Степан Богородский, он трезвым только в день своего рождения был. Ему никто не поверит, подумают, у парня очередной приступ белой горячки!

   – Куда ты убегала? – проявила я нездоровое любопытство.

   Маргоша потупилась.

   – Страшный секрет! Вам одной расскажу! Тут неподалеку есть яма с целебной грязью. Один дед из Ларюхина, оказывается, ею всю жизнь пользовался и молчал! Все русские мужики такие! Вот только на днях мне правду удалось узнать. Теперь бабы все сюда бегут, болячки лечат. А я очередь блюду, еще передерутся. Знаете, Евлампочка Андреевна, я ведь в грязь не верила! Думала, Алла Михална это выдумала. Чтобы бизнес поднять, еще и не такое наврут. Но теперь убедилась: все это правда. Хотите, я вас вперед остальных в чудодейственную яму суну? Кстати! Вы же в ней уже сидели! Вау! Вы знали правду? И не ошиблись тогда дверью, правильно я говорю?

   Я поспешила отказаться от любезного предложения и, заверив Маргошу в том, что буду крепко держать язык за зубами, быстро вернулась в номер, нырнула в ванну, просидела там больше часа, а потом еще довольно долго крутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон.

   Алла Михайловна явно совершила ошибку, ей следовало объявить испорченный пылесос аппаратом, напыляющим на тело клиента некую смесь из минералов, витаминов и чудодейственного песка. Вот тогда криво работающий агрегат начнет приносить ей прибыль. Если вспомнить, каким образом целебные источники, расположенные в разных странах, обрели мировую известность, мое предложение не покажется глупым.

   В одной бывшей социалистической стране вам непременно расскажут о короле, который сначала промыл рану на ноге своей лошади в ключе, бившем из земли, а когда болячка затянулась прямо на глазах, рискнул сам искупаться и моментально выздоровел от гастрита, рахита, колита или чем он там болел. В другой, на этот раз капиталистической, державе сообщают о маленькой девочке-сироте, которая, спасаясь от злой мачехи, убежала из дому, скиталась невесть где, заболела, покрылась язвами и, буквально умирая, доползла до родника. Испив водицы, сиротка превратилась в настоящую красавицу, через сутки стала женой богатого герцога и обрела счастье до конца своей двухсотлетней жизни.

   И в первое, и во второе государство в наши дни потоком едут люди, там возведены водолечебницы, гостиницы, организована торговля сувенирами. Тысячи больных возвращаются домой здоровыми, поминая добрым словом короля с лошадью и сиротку в струпьях. До недавнего времени я не сомневалась в целительной силе источников, легенды же считала красивой сказкой. Но сейчас в душе зародились сомнения. Что, если вышеупомянутый король въехал на своем рысаке в лужу и парочка просто стала чище, а придворные начали орать:

   – Наш повелитель обрел здоровый цвет лица, вода волшебная!

   И язвы у сиротки могли образоваться из-за полнейшего несоблюдения гигиены. В Средние века частое мытье считалось грехом, вот девочка и не умывалась с пеленок, ясное дело, она просто покрылась коростой. Сейчас же при моем непосредственном участии создается новая легенда. Лет эдак через двести на месте «Виллы Белла» раскинется международный курорт, и словоохотливые гиды будут рассказывать захватывающую историю:

   – В начале двадцать первого века один больной старик, ветеран Куликовской битвы, Первой и Второй мировых войн, собирал в лесу на ужин креветки со спаржей и вдруг увидел фею, сидевшую в грязи...

   В дверь тихонько постучали, я выпала из мира грез, накинула халат и, забыв спросить «кто там?», открыла.

   На пороге стояли Лидия и Софья.

   – Мы знаем, кто вы, – быстро сказала первая.

   – Евлампия Андреевна Романова, – добавила вторая, – можно войти?

   – Пожалуйста, – согласилась я, – к чему эти торжественные заявления? Я никогда не скрывала своей личности.

   – Но и не говорили, что работаете частным детективом, – с некоторой претензией сказала Лида.

   – Я приехала отдыхать, кому какое дело, чем занимаюсь на службе? – возразила я.

   Женщины переглянулись.

   – Чем здесь так противно пахнет? – вдруг спросила Соня.

   – Мы сядем? – задала вопрос Лида.

   – В ногах правды нет, – кивнула я и не удержалась: – Можете быть спокойны, я не вышвырну вас из номера с такой силой, чтобы вы тюкнулись спиной и головой о бетонный пол.

   Софья укоризненно посмотрела на сестру.

   – Лидка поступила глупо.

   – Извините меня, – опустила глаза Лида, – я вся на нервах, вот и совершила отвратительный поступок. Вы должны нам помочь!

   – Мне не слишком нравится слово «должны», – отметила я.

   – Нас впутывают в ужасную историю, – продолжала Лида.

   – Обвиняют в убийстве мамы, – всхлипнула Соня.

   – На самом деле Нину Олеговну убил грабитель? – тихо спросила я.

   – Да! – хором ответили любящие дочери.

   – Интересное предположение, – сказала я, – но возникают вопросы: зачем увозить ее из номера? Слишком все сложно: надо украсть инвалидную коляску...

   – Она стояла у мамы в спальне, – неожиданно сказала Соня.

   Настал мой черед изумляться:

   – Почему? Нина Олеговна весьма свободно передвигалась на собственных ногах!

   – Вечером, накануне гибели, мама споткнулась в номере о ковер и упала, – мрачно объяснила Лидия, – очень сильно ушиблась, не смогла встать и позвонила мне.

   Я растерянно слушала жену Вадима, а та излагала вполне достоверную историю.

   Когда Лида прибежала к матери, она сидела на полу, держась за коленку, еле сдерживая слезы от боли. Дочь испугалась, предложила вызвать врача, но вдова отказалась, сумела подняться, дошла до постели, села и попросила:

   – Лидуша, не говори Вадику и Соне о моей неуклюжести! Мне будет неудобно.

   – Хорошо, мамочка, – пообещала Лида, – но ты уверена, что не стоит показаться травматологу?

   – Абсолютно, – отмахнулась Нина Олеговна.

   – Нога может сильно разболеться, – беспокоилась Лида, – сейчас ничего, а ночью или утром прихватит.

   – Если мне станет хуже, вызовем врача, – пообещала мать, – ты же знаешь, я не люблю поднимать шум вокруг своей персоны. Если хочешь помочь, привези из лечебницы инвалидное кресло. В случае чего я до туалета дорулю.

   Лида отлично знала, что спорить с Ниной Олеговной трудно: мама – очень упрямый человек, для вида согласится с дочерью, а потом поступит по-своему. Да и состояние ее не внушало опасений. Лида пощупала совершенно не опухшее колено матери, выполнила ее просьбу насчет «Бентли» и отправилась к себе. Ни мужа, ни старшую сестру будить не стала, происшествие показалось ей малозначительным.

   Вот так чудо-кресло очутилось у кровати Нины Олеговны.

   – Грабитель просто воспользовался им, – нервно теребя рукав элегантного голубого платья, заключила Лида.

   – Непонятно, зачем преступник увез Нину? – не успокоилась я. – Если он хотел просто ограбить ее, ему следовало очень тихо взять драгоценности и быстро убежать.

   – Мама отличалась крайней предусмотрительностью, – всхлипнула Соня, – она всегда убирала свои украшения в сейф. Код знали только хозяйка и мы.

   – Вор не смог вскрыть сейф и увез маму, – дополнила Лида.

   – Зачем? – настойчиво повторила я.

   Соня заморгала.

   – Неужели не понятно? Он хотел, чтобы мать сообщила ему шифр.

   – И поэтому так рисковал, выкатывая на улицу женщину, которая могла закричать, – с сомнением спросила я, – или привлечь внимание людей другим способом? Конечно, стояла ночь, но ведь не исключено, что в коридоре встретится слоняющийся постоялец! Не проще ли припугнуть вдову в номере?

   – Мама в последнее время принимала сильное снотворное, спала очень крепко. Ее вывезли на воздух, чтобы поскорей разбудить, – предположила младшая дочь.

   – На это есть лоджия, – напомнила я.

   – Ну... на нее могли выйти соседи, – прошептала Соня.

   Я начала злиться.

   – А в коридорах бандиту гарантирована полнейшая безопасность? Смешно. Короче, девушки, пока я не понимаю, чего вы от меня хотите, но не испытываю ни малейшего желания вам помогать. Лучше не врите, а расскажите правду. Есть свидетель, который видел одну из вас рано утром на лужайке, около инвалидного кресла. Любящая доченька держала в руках предмет, похожий на пистолет с глушителем. Соня! Ваше мнение по этому поводу?

   Старшая дочь Нины вздрогнула, но промолчала. Я посмотрела на Лиду:

   – А ваш муж встречался со Светланой, та обещала отдать ему драгоценности. Так был ли грабитель, девочки? Или вы сами решили избавиться от матери, потому что она стала препятствием на пути Софьи к личному счастью и вашему владению банком?

   Лида схватила Соню за руку:

   – Слышишь? Все будут так думать!

   Сестра подняла полные слез глаза.

   – Мы ее обожали, она была для нас... мамой. И этим все сказано. Никогда бы мы не причинили ей зла, оберегали от любых стрессов. Если бы только знали...

   – Соня! – сердито сказала Лида. – Говори по делу, эмоции здесь не нужны.

   Софья разрыдалась и уткнулась лицом в диванную подушку.

   – Мы хотели спасти мамочку, – выдохнула Лидия, – ее похитили.

   – Похитили?

   – Да, – в унисон ответили сестры.

   – Немедленно рассказывайте, – приказала я.

   Лида вскочила и забегала по комнате, а Соня стала монотонно излагать.

   В ту самую ночь, когда погибла Нина Олеговна, Соню разбудил телефонный звонок.

   – Если хочешь, чтобы твоя мать осталась жива, ни в коем случае не поднимай шума, – приказал незнакомый мужской голос, – поняла?

   – Да, – обмирая от ужаса, ответила девушка, – где мама?

   – Знаешь шифр сейфа, в котором Нина хранит драгоценности? – задал вопрос похититель.

   – Да, – подтвердила дочь.

   – Идешь в номер Пронькиной, берешь серьги и кулон, возвращаешься в свою спальню и ждешь звонка. Если сообщишь сестре или вызовешь милицию, я немедленно убью Нину Олеговну. Поняла?

   И тут в Соне проснулся здравый смысл.

   – Пока я не удостоверюсь, что мамочка жива, ничего делать не стану!

   Из трубки послышался шорох, потом донеслись непонятные звуки и раздался голос Нины Олеговны:

   – Сонечка, сделай, как он просит! Не спорь! Отдай ему украшения, жизнь дороже!

   – Мамочка, – чуть не заплакала Соня, – где ты?

   Но из трубки уже звучал хриплый бас похитителя:

   – У тебя мало времени. Судьба матери в твоих руках, не соверши ошибку!

   Соня поспешила в номер к Нине, увидела скомканную кровать и только тогда поняла – происходящее не дурной сон. Дочь открыла сейф, достала оттуда длинную бархатную коробку и сразу вернулась в свою спальню. Примерно через пятнадцать минут раздался звонок, и похититель скомандовал:

   – Иди в Ларюхино, остановись на выходе из леса.

   Софья в точности выполнила приказ, дождалась следующего вызова, услышала объяснение, куда следовать далее, и приказ:

   – Выйдешь на лужайку и оставишь драгоценности на пне. Торопись. Не успеешь ровно к пяти, Нина умрет.

   Соня глянула на часы и похолодела: до назначенного срока оставалось меньше двух минут. Если учесть, что молодая женщина не знала в подробностях дорогу и ориентировалась только по данным один раз указаниям, и вспомнить, что было раннее утро, то станет понятно, почему она прибежала к назначенному месту в десять минут шестого.

   Заметив инвалидную коляску, Соня бросилась к ней, увидела мать, лежащую на земле в странной позе, зачем-то откатила кресло в сторону, бросилась к Нине Олеговне...

   Софья замолчала и стала раскачиваться из стороны в сторону, монотонно твердя:

   – Ужасно. Ужасно. Ужасно.

   – Однако вы не потеряли самообладания и тщательно протерли все, за что хватались, уничтожая отпечатки пальцев, – жестко перебила я Соню, – а потом убежали, оставив тело матери на лужайке.

   – Я была напугана, морально раздавлена, – слабым голосом попыталась оправдаться Соня, – винила себя в смерти мамы, не успела спасти ее, заплутала в лесу!

   – Однако, убегая в страхе прочь, вы прихватили с собой коробку с украшениями, – язвительно добавила я.

   Соня разрыдалась, Лида, до сего момента метавшаяся по моему номеру, словно запертая в клетке гиена, бросилась к сестре, обняла ее и зашептала:

   – Ну-ну! Мы самые лучшие! Мы – эталон! Мы – супер!

   Соня перестала плакать, Лида, продолжая нежно гладить сестру, сказала:

   – У нее никогда не было пистолета. Соня не умеет стрелять, она даже не понимает, с какого конца его заряжать надо. Ваш свидетель принял за оружие коробку, она черная, сделана под заказ, имеет странную форму, отец хотел, чтобы мама хранила вместе серьги и кулон-медальон, поэтому сам придумал Г-образный футляр.

   – Может, вы и правы, – кивнула я, – но только мало кто из любящих дочерей, обнаружив тело матери, поступит так, как Соня. И еще пара мелких, но очень неприятных деталей. Совершенно непонятно, зачем похитителю понадобились такие сложности. Неужели Нина Олеговна, столь разумно просившая дочь отдать за свое спасение бриллианты, сама не могла сообщить преступнику код сейфа? Похитители, как правило, стараются не вмешивать в дело большое количество людей. Они понимают, что умный человек сразу обратится в милицию, которая сейчас имеет достаточно технических средств, чтобы отследить телефонный звонок. Настораживают и строгие временные рамки, установленные преступником, он словно хотел, чтобы Соня опоздала.

   – Мне показалось, что ему был не нужен комплект, – выдохнула Софья, – он задумал убить маму.

   Я нахмурилась:

   – Очень странно. Что сделала преступнику образцовая хозяйка и верная жена, о любви которой к мужу знали все вокруг? Ну каков мотив убийства Нины Олеговны? Обиженного любовника нет, бизнесом покойная не занималась, ее интересы лежали в сфере семьи. Ладно, оставим в стороне сей вопрос, зададим другой, тоже порядком поднадоевший: с какого бока тут Софья? Нину Олеговну легко было лишить жизни в номере. Знаете, что я думаю? Мать страшно обиделась на вас, дочерей, за желание устроить бракосочетание в период траура по Константину Львовичу. Наверное, целый год скорби – слишком много для современного человека, большинству не удается сохранять траур и до сорока дней, но Нина Пронькина обожала мужа.

   – Боюсь, вы даже не знаете, до какой степени, – ляпнула Соня, – это была настоящая патология.

   Лида дернула сестру за рукав, но я услышала сказанное и спокойно продолжала:

   – Не знаю, в чью пользу Нина Олеговна собралась изменить завещание. Раньше наследницами были вы. Отлично понимаю ваше состояние. Из фактических владельцев успешного предприятия вы стали бы всего-навсего служащими, которых запросто мог уволить новый хозяин.

   – Намекаете на то, что маму убили мы? – прошипела Лида. – Зачем мы тогда пришли к вам, чтобы попросить начать поиск преступника?

   – О, это старая уловка, – усмехнулась я, – чаще всего «держите вора» кричит сам вор. В моей практике уже был случай, когда убийца, желая продемонстрировать свою полную непричастность к смерти жены, нанял детектива и объявил о большой денежной награде тому, кто наведет на след киллера. Вы сейчас рассказываете дикую историю, в правдивость которой трудно поверить. Да, кстати, в котором часу Нина Олеговна просила вас отдать украшения похитителю?

   Соня выпрямилась.

   – В четыре пятнадцать.

   – Откуда такая точность? – удивилась я.

   Софья захрустела пальцами.

   – Он велел посмотреть на часы, я и запомнила.

   Мое терпение лопнуло:

   – С вашими деньгами легко было нанять звезду детективного жанра Миладу Смолякову и попросить ее написать сценарий преступления, вот тогда бы вы избежали идиотских ошибок. Криминалистика – точная наука, она идет вперед семимильными шагами, сейчас ученые могут назвать время смерти очень точно, порой до минуты. Даже в богом забытом Еланске нынче используют современные методы. Нина Пронькина умерла в промежутке между часом и двумя ночи, она никак не могла молить дочь о помощи в четыре пятнадцать. И еще, бедняга пролежала на лужайке почти сутки, пока вы придумывали ложь и врали в «Вилле Белла», что у мамы проблемы с сердцем и ее увезли в больницу. Почему вы не вызвали милицию, не подняли шум? Вам хорошо елось-пилось-спалось, зная, что труп Нины валяется в траве. Давайте прекратим глупую беседу.

   Софья опять расплакалась, а вот Лидия сохраняла внешнее спокойствие.

   – Выслушайте нас до конца. Соня вытерла коляску и забрала коробку по приказу преступника. Он же потом велел ей идти ко мне и обо всем рассказать.

   – Вы не пробовали писать фантастические повести? – поинтересовалась я. – У вас может здорово получиться.

   – Это правда! – с отлично разыгранным гневом топнула ногой Лидия. – Мне похититель приказал отдать драгоценности официантке Светлане и убедить ее ходить в них до следующего его приказа. Я подчинилась, а потом Вадиму велели позвонить Свете, встретиться с ней у бассейна и забрать бриллианты. Нас обязали ждать очередного распоряжения, запретили поднимать шум, приказали сказать про сердечный приступ у мамы.

   – Шикарно, – абсолютно искренне похвалила я Лиду, – браво. Разрешите полюбопытствовать: есть ли хоть одна причина, по которой вам стоило после убийства Нины Олеговны подчиняться похитителю?

   В номере стало тихо, Соня всхлипнула:

   – Я больше не могу.

   – Мы лучшие, – словно мантру, повторила Лида, – у нас безупречная репутация, о нас плохо не подумают.

   – Не стоит обольщаться, – не согласилась я, – имидж нарабатывается годами, а рушится от одного неверного шага, если, конечно, убийство родной матери можно назвать неверным шагом.

   – Нас шантажировали, – промямлила Соня.

   – Замолчи, – приказала Лида.

   – Нет, – проявила строптивость старшая сестра, – лучше сказать правду.

   – Отличное решение, – кивнула я, – ну и?

   – Похититель знал нашу тайну, – прошептала Соня, – и он пообещал ее сообщить газетам. Мы не могли... мы... наша репутация... семья... Семен... Гарин бы не простил... и отец Вадима... О господи!

   – Что за тайна? – насела я на Соню.

   Она в очередной раз зарыдала.

   – Мы ничего не расскажем, – отрезала Лида, – не собираемся допускать вас до интимно-личных проблем. Поверьте, мы очень-очень любили маму. Нас втянули в жуткую историю.

   – Где украшения? – перебила я ее.

   – Вадим сейчас сдает их в ломбард, – буркнула Лида, – в частное заведение, которым пользуются звезды шоу-бизнеса, политики, селебритис.

   – И это тоже вам приказал сделать похититель? – хмыкнула я.

   Лида незамедлительно кивнула:

   – Верно.

   Мне надоело вести глупую беседу, пора было заканчивать и звонить местному милицейскому начальству. Думаю, даже еланские следователи сумеют состряпать дело об убийстве Нины Олеговны Пронькиной. Но все же напоследок не откажу себе в удовольствии задать любящим доченькам еще один вопрос:

   – Значит, Вадим Краснопольский находится в элитной скупке, услугами которой пользуются сильные мира сего?

   – Да, – еле слышно ответила Соня, – в ужасной ситуации, которая сейчас сложилась в нашей семье, есть один положительный момент.

   – Софья! – обомлела Лида. – Что ты усмотрела положительного в бедах, которые полились на нас как из ведра?

   – Вадим, – прошептала Соня, – прости, Лидуша, мы никогда не разговаривали на эту тему, но я знаю, что вы поженились по приказу родителей. Наш отец считал сына Никиты Сергеевича лучшей партией для дочери. И... и... ох, прости, Лидуша, но...

   – Говори, – мрачно велела младшая сестра, – если знаешь, выкладывай, хуже все равно не будет.

   – Папа просил тебе не говорить, – еле слышно пробормотала Соня, – но он сначала хотел отдать меня за Вадима.

   Лида стала часто-часто моргать, Соня прижала руки к груди.

   – Милая, не обижайся. Никите Сергеевичу было все равно, кого из нас брать в невестки, он жаждал заполучить в свою семью девушку с безупречной репутацией, а папа считал, что первой должна выйти замуж старшая. Но, если помнишь, я в тот год сломала ногу, и Никита Сергеевич передумал, сказал: «Софья проведет в гипсе пару месяцев, потом еще восстановительный период, вдруг она останется хромоножкой? Пусть Вадим берет в жены Лиду».

   – Мне ничего не говорили, – оторопело сказала младшая сестра.

   – А зачем? – грустно спросила Соня. – Брак-то заключен по договору родителей. Я всегда считала, что Вадим подчинился отцу, он от него полностью зависит и морально, и материально. Вадик хорошо воспитан, он постарался сделать вашу совместную жизнь спокойной. Но сейчас, в тяжелый момент, я вижу: муж тебя искренне любит, помогает нам. И он явно ничего не сообщил Никите Сергеевичу. Представь, как бы отреагировал твой свекор, узнав нашу тайну? Никита Сергеевич просто взбесился бы, тем более когда на начало ноября назначена свадьба его любимой дочери, младшей сестры Вадима, с американским конгрессменом.

   Соня замолчала, Лида, до этого сидевшая на диване почти впритык к сестре, отодвинулась в сторону.

   – У нас с Вадимом ничего не было, – испугалась Соня, – мы даже ни разу не беседовали с глазу на глаз. Папа и Никита Сергеевич договорились в конце декабря, отец поставил меня в известность о своем решении тридцать первого числа, но просил помалкивать. А второго января мы улетели в Швейцарию, и я сломала ногу. Это все.

   Лида упорно молчала.

   – Ваши личные отношения выясните с глазу на глаз, – ожила я. – Вадим сдал драгоценности бесплатно?

   Лида вздрогнула.

   – Нет! То есть не знаю. Вернее... я не думаю... ломбард платит деньги. Но можно отнести вещи на хранение, тогда сам вносишь некую сумму.

   Я хотела завершить беседу, но тут дверь в мой номер без стука распахнулась и появился Максим. На голове его красовалась дурацкая темно-фиолетовая шляпа с пером. Не замечая дочерей Пронькина, застывших на диване, стоявшем в небольшой нише между книжными шкафами, нахал поклонился, сорвал головной убор и резко швырнул его мне со словами:

   – Я выполнил приказ королевы мопсов! Привез мальчика-с-пальчик, который готов рассказать правду о Людоеде Каннибалыче. Йо-хо-хо! Тридцать человек на сундук мертвеца и бутылка рома!

   Шляпа упала на пол в центре просторной комнаты, потом вздрогнула, приподнялась, из-под нее показались маленькие лохматые лапки, а сбоку самым волшебным образом возник длинный крысиный хвост.

   Максим хлопнул в ладоши.

   – Гоу!

   Шляпа резво посеменила в глубь люкса. Соня и Лида, поджав под себя ноги, дружно завизжали, а я запрыгнула на кресло и через секунду пожалела о своем глупом поступке. Отлично знаю, что Макс продемонстрировал очередной тупой прикол: никаких крыс в номере нет, и вообще я не боюсь грызунов.

   Нахал кинулся за головным убором, схватил его и сказал перепуганным Соне и Лизе:

   – Извините, я думал, что Лампа одна. Замечательно, что вы здесь. Вам стоит послушать одну запись. Денис, чего ты жмешься на пороге, я же обещал тебе эксклюзивное интервью? Так вот они, разреши представить – Лидия Краснопольская и Софья Пронькина. А это лучший репортер «Желтухи» Денис Рутин. Он получил в свое распоряжение настоящую бомбу и сейчас готов...

   Лида вскочила с дивана.

   – Мы уходим.

   – Никаких комментариев для газет, – вежливо, но весьма определенно отрезала Софья, – запишите телефон пресс-секретаря нашего банка, ее зовут Ольга Масленкова, она ответит на все ваши вопросы.

   – В нашей семье большое горе, – подхватила Лидия, – извините, но сейчас, когда тело матери еще не предано земле, не время для интервью. Максим, я удивлена вашим поведением. Неужели финансовые дела принадлежащего вам сомнительного предприятия настолько плохи, что его владельцу приходится подрабатывать, сотрудничая с пасквильным листком? Это неджентльменское поведение.

   Максим плюхнулся в кресло.

   – Лампа, посмотри в окно!

   Меньше всего я ожидала услышать такой приказ, но исполнила его.

   – Наверное, снег пошел, – как ни в чем не бывало сказал Максим.

   Я окончательно растерялась.

   – В августе? Ты заболел? На дворе жара, как в Тунисе!

   Нахал вытащил из кармана сигареты.

   – Сейчас случилось настоящее чудо. Безупречная госпожа Краснопольская, дама-биоробот, женщина с репутацией безупречной невозмутимой леди, на наших глазах, наверное, впервые в жизни позволила себе искренне выразить негодование. Браво, миледи, ваша стальная броня дала трещину. Но, выслушав Дениса, вы поймете, что я хочу вам помочь. Несмотря ни на что. Сработал инстинкт светского человека. Да, Софочка и Лидочка гадюки, но они наши, хорошо знакомые змеи, негоже разрешать плебсу совать нос в жизнь богов. Может, договоритесь с Дениской, и тот не взорвет гранату!

   Лида пошла к двери, Соня, чуть поколебавшись, двинулась за ней. Старшая сестра все же попыталась напоследок продемонстрировать хорошее воспитание. Почти дойдя до выхода, она дернула Лиду за руку, остановила ее, обернулась и с улыбкой сказала:

   – До свидания, господа, были рады общению.

   – Денис, включай, – приказал Максим.

   Маленький, худенький, похожий на щуплого ботаника-старшеклассника корреспондент привычным жестом поправил уродливые круглые очки и вынул из кармана диктофон. В комнате раздался знакомый голос.

   – Меня зовут Нина Олеговна Пронькина, я проживаю в собственном доме, в подмосковном поселке «Филимоново». Я делаю это заявление, будучи в здравом уме и твердой памяти. Состояние моего здоровья соответствует норме, что подтверждает копия истории болезни, где имеется справка от психиатра, полученная мною пару дней назад. Я запаслась этим документом, чтобы никто не посмел сказать: вдова Константина Львовича Пронькина помутилась рассудком. Я абсолютно здорова, как умственно, так и физически, и великолепно осознаю последствия своего поступка.

   – Будете слушать дальше? – безмятежно спросил Максим.

   Сестры, словно зомби, вернулись к дивану.

   – Кто это? – отмерла младшая сестра.

   – Неужели не узнали? – поразился Максим. – Только что звучал голос вашей покойной матери, она ведь представилась.

   – Откуда это у вас? – прошептала Соня, потом она неожиданно прижалась к Лиде: – Мне страшно, не хочу, не надо, там все неправда! Пойдем отсюда скорей. Пусть со всем разбирается юрист. Мы имеем право на адвоката.

   – Сейчас мы не в комнате для допросов, – ожила я, – беседуем без протокола. Кстати, у сотрудников правоохранительных органов отчего-то существует твердая уверенность: если задержанный сразу требует законника, значит, у него рыльце в пушку. Я бы на вашем месте послушала. Неужели вам не интересны последние слова матери?

   – Включайте, – твердо сказала Лида, – мы ничего дурного не совершали, нам нечего бояться.

   Я покосилась на мертвенно бледную Соню: похоже, у старшей сестры другое мнение.

   Денис включил диктофон, голос Нины Олеговны заполнил комнату. В Средние века журналиста мигом сожгли бы на костре: сумей он сохранить после кончины человека произнесенную им речь, его обвинили бы в колдовстве. В начале девятнадцатого века Рутин мог бы прославиться как великий медиум, доказавший возможность жизни после смерти, сейчас же это просто магнитофон. Может, люди когда-нибудь и впрямь научатся беседовать с покойными? Ох, боюсь, это открытие многим не понравится. В особенности если мертвецы будут столь беспощадно откровенны, как Нина Олеговна, решившая по непонятной пока причине исповедаться «Желтухе».

   – Я знаю, что дочери хотят меня убить, – говорила Нина Олеговна, – случайно выяснила их планы. Это они задумали после того, как лишили жизни Константина Львовича.

   Заявление Нины Олеговны было настолько поразительным, что я громко ойкнула, но тут же взяла себя в руки и постаралась не пропустить ни слова из ее исповеди.

   Вначале, правда, я не узнала ничего нового. Нина в подробностях рассказала о своей первой встрече с мужем; о том, как дочь священника пошла против воли отца и убежала вместе с любимым; как Константин, бросив любимое занятие пением ради того, чтобы обеспечить семью, начал поднимать бизнес; о роковом (простите за глупый каламбур) рок-концерте с западными исполнителями; о вновь вспыхнувшей у мужа любви к музыке и о появлении на сцене певца Малыша. Все это я уже слышала один раз от Нины, но сейчас вдова продолжила рассказ.

   …В жизни почти каждого человека бывают периоды кризиса – как правило, они случаются во второй половине жизни. Психологи дают вполне логичное объяснение этому факту: до двадцати пяти лет мы слишком молоды, заняты учебой, устройством на работу, созданием семьи. Потом наваливаются бытовые заботы: рождаются дети, стареют родители, требуются деньги на образование первых и лечение вторых, хочется иметь хорошую квартиру, машину, дачу, есть желание сделать карьеру, некогда думать о философских вопросах. Но на пороге пятидесятилетия программа материального благополучия, как правило, бывает выполнена, появляется финансовая стабильность, дети вырастают. Рано или поздно человек спрашивает себя:

   – Зачем я явился на этот свет? Что останется после меня? Правильно ли я живу?

   Не случайно на этот возраст приходится пик разводов и самоубийств, а кое-кто пытается начать жизнь заново, бросает опостылевшую службу, семью и фактически превращается в подростка.

   Константин Львович не один год вел двойную жизнь, существуя в полярно разных ипостасях, банкира и рок-певеца, и в конце концов устал. Пронькину стало понятно: надо сделать выбор. Константин ничего не скрывал от жены, поэтому Нина оказалась в курсе метаний мужа и один раз сказала ему:

   – Второй жизни нам никто не предоставит, вижу, ты мечтаешь петь на сцене. У тебя уже есть имя, свой круг поклонников. Бросай банк, уходи в музыку. Ты можешь заинтересовать прессу, станешь обсуждаемым всеми изданиями персонажем. Я не знаю ни одного финансиста, который совершил бы подобный вираж: из банкиров в рокеры.

   Но Константин Львович не обрадовался этому предложению.

   – У нас дети, – напомнил он жене, – Софья и Лидия – замечательные дочери, мы требовали от них безупречности, хотели, чтобы девочки избежали родительских ошибок, имели чистую биографию, отличное образование. Своим поступком я могу разрушить их судьбу. Журналисты излишне активны, певец Малыш широко известен в узких кругах. Да, на гонорары от концертов мы можем спокойно жить. В Интернете найдется огромное количество групп и отдельных певцов, ведущих концертную деятельность. Никто их не пиарит, по телевидению не показывает, на радио не ротирует, но тем не менее у всех есть свой слушатель. А теперь представь, что сделает пресса, когда выяснится: Константин Пронькин и Малыш – это один и тот же человек. Круче только обнаружить, что балерина Волочкова подрабатывает по ночам в шахте. Журналюги разберут нашу жизнь по молекулам. Нам это надо?

   – Нет, – решительно ответила Нина.

   – То-то и оно, – кивнул муж, – Малыш получит всероссийский пиар, но банк моментально начнет тонуть. И я сомневаюсь, что Никита Краснопольский придет в восторг и разрешит Вадиму остаться в нашей семье. А Семен Гарин? Ему нужен тесть, бряцающий на гитаре? Я мечтаю отдать всего себя музыке, но не хочу, чтобы за мою прихоть заплатили дети. Помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда привезли из роддома крошечную Соню?

   – Да, – кивнула Нина, – у кроватки новорожденной мы поклялись, что девочка никогда не совершит родительских ошибок, не попадет под влияние дурных людей, вырастет идеальной, пойдет по жизни с высоко поднятой головой.

   – Думаю, больше обсуждать нечего, – вздохнул муж.

   – Это несправедливо, – подскочила Нина, – я обожаю девочек и всегда ставила их желания впереди своих, но они уже взрослые, получили отличную стартовую площадку, ты не должен из-за них жертвовать своей мечтой!

   Константин обнял жену.

   – Дорогая, дочери не просили нас их рожать. Мы сами приняли решение обзавестись потомством и несем за него ответственность. Не переживай, если очень чего-то хотеть, господь рано или поздно услышит твою просьбу и предоставит шанс.

   – Хорошо бы, – прошептала Нина, – я могу быть счастлива лишь тогда, когда доволен ты.

   Разговор происходил в конце весны. Летом Константин Львович, как всегда, заказал путевку в «Виллу Белла». У Нины был сильный артрит, врачи советовали ей грязевые ванны. Нина и Константин были постоянными клиентами лечебницы со дня ее открытия. Конечно, Пронькин мог отправиться вместе с супругой в любой заграничный вояж, но Нина боится самолетов, не любит поездов, и «Вилла Белла» показалась Константину Львовичу оптимальным вариантом. К тому же заведение находилось неподалеку от поселка, где стоял особняк Пронькиных. Соня и Лида без труда могли навещать родителей.

   Днем Нина Олеговна принимала ванны, ходила на массаж и занималась лечебной физкультурой. В «Вилле Белла» отдыхали исключительно обеспеченные люди, многих из них Пронькина великолепно знала, поэтому скуки она не испытывала. А вечером приезжал муж.

   В один из выходных дней Константин пошел в Ларюхино за сигаретами и неожиданно задержался. Через два часа жена забеспокоилась и начала названивать мужу.

   – Скоро приду, – ответил супруг, но появился лишь к чаю.

   Естественно, Нина накинулась на Константина с вопросами, и тот рассказал о небольшом происшествии. Пронькин вошел в супермаркет и стал бродить между рядами. Его внимание привлек стенд с прессой. Не успел банкир взять в руки журнал «РБК», как сзади его обняли, и женский голос ласково сказал:

   – Факирчик, откуда у тебя такая красивая куртка? М-м-м, какая мягкая кожа!

   Ошеломленный Константин расцепил кольцо женских рук и увидел смутно знакомую, очень просто одетую тетку.

   – Ох! – смутилась та. – Вы не Леня! Простите, я обозналась! Вы похожи на моего мужа, как брат-близнец!

   Константин Львович человек не скандальный, он и не собирался возмущаться.

   – Жаль вас разочаровывать, но я не имею братьев, – мирно сказал он.

   – Невероятное сходство, – всплеснула руками тетка, – вы даже очки одинаковые носите.

   – Что, и впрямь перепутали? – поддержал беседу Пронькин.

   Тетка закивала, а Константин Львович почувствовал, как к щекам приливает жар. В голове финансиста моментально сложился план.

   – Знаете, – улыбнулся он, – я давно мечтал познакомиться со своим двойником и выпить с ним чаю.

   – Пойдемте, – по-деревенски гостеприимно предложила женщина, – я живу неподалеку, Леня дома сидит. Будет ему сюрприз! Вы меня не узнаете?

   – Нет, – удивился Константин, – а мы виделись?

   – Я Надя Рязанцева, – представилась незнакомка, – служу медсестрой в «Вилле Белла», видела вас прежде и удивлялась сходству, но совсем не ожидала, что и вблизи вас с Леней перепутаю. Вы из города всегда в костюме приезжаете, мой муж никогда пиджаки не носит. А сегодня вы надели курточку, брюки спортивные и стали от него неотличимы...

   Константин Львович прервал рассказ и обнял Нину.

   – Помнишь, я говорил, что выход всегда найдется?

   – Чему ты так радуешься? – не поняла супруга.

   – Леонид Факир – мой двойник. Ну, ростом чуть ниже, овал лица другой, но издали мы будто клоны, – потер руки Пронькин. – Изумительно получается. Факир будет изображать банкира, а я спокойно займусь музыкой! Гениально придумано!

   – Ты в своем уме? – возмутилась Нина, никогда ранее не возражавшая мужу. – Кто этот Леонид по образованию?

   – Вроде бывший военный, – с несвойственной ему беспечностью отмахнулся бизнесмен, – какая разница?

   – Большая, – ответила Нина Олеговна, – двойника раскусят в первый же рабочий день! Мало иметь внешнее сходство, необходимо еще адекватно вести себя на службе, обладать похожими манерами.

   – Я все продумал, – азартно заговорил Константин Львович. – С завтрашнего дня начинаю жаловаться на сердце. Через неделю по банку пойдет слух: у хозяина проблемы со здоровьем, необходимо шунтирование.

   – Господи, – перекрестилась Нина Олеговна.

   Но Константин только рассмеялся:

   – Потом скажу, что улетел в Швейцарию на операцию, спустя месяц «вернусь». То, что человек после тяжелой болезни слегка изменился внешне, никого не удивит. Ты пару раз выйдешь с Факиром в свет. Заглянете на мероприятия ненадолго, посетуешь, что муж еще слаб, собственно говоря, это все.

   – А банк? – воскликнула Нина. – Вдруг этот Леонид воспользуется ситуацией и...

   Константин усмехнулся:

   – Здесь все схвачено, Факир не появится в офисе, а служащие будут знать: Пронькин сильно болен, дела ведут дочери и зять. Вон у Игоря Валерина случился инсульт, теперь сын и невестка бизнесом рулят. Изредка, ну раз в месяц, Леонид будет ходить с тобой на концерт, в театр или на тусовку. Если будешь называть его моим именем, никто ни в чем не усомнится. Ну, пошепчутся по углам, позлорадствуют, пошушукаются: «Пронькин-то, мол, совсем сдал, с головой у него плохо, знакомых с трудом узнает», – и на этом все завершится.

   А я спокойно займусь пением, ты будешь со мной и одновременно станешь подтверждать личность больного «банкира», Софья и Лида возглавят банк, они справятся. И потом, я-то помирать не собираюсь, всегда дам им совет.

   – Ты решил рассказать девочкам правду? – испугалась жена.

   – Да, – кивнул муж, – и давай больше не спорить. Я так решил! Точка.

   Нина Олеговна нашла идею мужа слишком авантюрной, но она никогда не спорила с Константином Львовичем. И ни минуты не сомневалась: Софья и Лидия – покорные дочери, они выполнят любой приказ отца.

   Увы, родителям свойственно обманываться. Детки вырастают, и у них появляются собственные желания. Иногда отец и мать с пеленок прививают наследникам некие принципы, а потом жизнь поворачивается причудливым образом и эти самые правила делают старшее и младшее поколение врагами. Я совершенно уверена, что отец Павлика Морозова с рождения твердил ему:

   – Сынок, никогда не ври, всегда говори исключительно правду, лгать нехорошо, это грех.

   Мужик хотел воспитать сына правильно и вырастил прямолинейно честного подростка. А чем закончилась эта история, всем известно. Может, старшему Морозову следовало слегка изменить программу, вкладываемую в мозг недоросля, хоть изредка ему напоминая: «Ложь бывает разной, ради спасения родителей можно и покривить душой».

   Пронькины требовали от дочерей совершенства, внушили им, что репутация – основное богатство человека, важно быть не просто первыми, а безупречными, чтобы о них говорили:

   – Софья и Лидия не имеют недостатков, ни малейшего пятнышка, они пример для подражания. Лучшие в школе, в институте, заботливые дочери, замечательные специалисты.

   Но вспомним Павлика Морозова! Он просто сделал то, чему его учили с пеленок: сказал правду, и это привело к беде.

   Как-то вечером, когда они с мужем почему-то остались в нелюбимой московской квартире, Нине Олеговне стало совсем не по себе, и она решила успокоить нервы любимым занятием: написанием пьесы для очередного новогоднего праздника. Пронькины каждый год устраивали первого января вечеринку. Традиция зародилась давно. Когда Соня и Лида пошли в садик, Нина Олеговна была неприятно поражена убогостью детской елки. Все девочки оделись снежинками, а мальчики изображали медведей. Дед Мороз нес чушь, Снегурочка выглядела лет на сто. Пронькина была шокирована и на следующий год предложила директрисе:

   – Давайте я вам помогу, напишу пьесу.

   Несколько лет в садике, потом все школьные годы Пронькина устраивала новогодние представления. Когда девочки поступили в институт, мать не бросила этого занятия. Теперь спектакли демонстрировались первого января, по вечерам. К премьере готовились задолго, Нина писала пьесу, потом среди приятелей находили исполнителей, репетировали, шили костюмы. Жена бизнесмена со страстью отдавалась творчеству, с каждым годом тексты становились все заковыристее, сюжеты лихо закручивались. В этот раз Нина задумала сагу про Зевса и других богов. Пронькина взялась за ручку и спустя час поняла – ей необходима книга Куна «Легенды и мифы Древней Греции», она имелась в обширной домашней библиотеке. Поняв, что без пособия работа не пойдет, Нина неожиданно разрыдалась: нервы у нее окончательно расшатались. Но она взяла себя в руки, села в машину и, не предупредив никого из домашних, поехала в особняк. По дороге Нина пару раз начинала плакать. Очутившись у ворот участка, она решила не въезжать во двор, а оставить автомобиль у забора и пройти к зданию пешком. От дороги дом банкира отделяет довольно длинная тропинка, Пронькина не хотела, чтобы дочери заметили красные глаза матери, она надеялась, что во время короткой прогулки с ее лица исчезнут следы слез. Но, пройдя совсем чуть-чуть, Пронькина снова заплакала, быстро завернула за здание гаража, прислонилась к стене и услышала голос Сони.

   – Мы в ужасном положении.

   Нина Олеговна вздрогнула. Сначала ей показалось, что дочь стоит рядом, но, когда до слуха матери долетел еще и голос Лиды, она поняла: ее девочки беседуют на втором этаже небольшого домика. Там была пустая квартира, предназначенная для дворника. Жилплощадь никто не занимал. У Сони с Лидой не было никакой необходимости туда заходить. Но очевидно, тема разговора была настолько деликатна, что молодые женщины предпочли забиться в самый глухой угол и вести разговор там, где никому не придет в голову их искать. Конечно, хорошо иметь прислугу, но у домработниц зоркие глаза, любопытные уши и длинные языки, при них нельзя расслабиться.

   В крошечной квартирке над гаражом Соня и Лида чувствовали себя спокойно, о том, что кто-то, стоя под открытым окном, может услышать их беседу, они не подумали, а Нина Олеговна, поняв, какая проблема является темой разговора детей, вросла ногами в землю.

   – Мы в ужасном положении, – повторила Соня.

   – Отец сошел с ума, – подхватила Лидия, – представляешь, что будет, когда правда вылезет наружу?

   – А это произойдет? – испугалась Соня.

   – Непременно, – заверила Лида, – и тогда рухнет все: бизнес, мой брак с Вадимом, твои надежды на счастье с Семеном, нас перестанут принимать в обществе.

   – Мы превратимся в изгоев, – испугалась Соня, – потеряем репутацию! Навсегда!

   – Верно, – согласилась Лида.

   – Господи, что делать? – запричитала Соня. – Я всю жизнь так старалась! Была первая во всем! И вот так, разом, всего лишиться? Папа вообще понимает, что творит?

   – Он безумен, – зло сказала Лидия.

   – Может, попытаться его уговорить? – робко предложила Соня.

   – Бесполезно, отец думает лишь о себе, – отрезала Лида, – помнишь, как он орал: «Будет по-моему»?

   – Да, – чуть слышно ответила Соня, – вероятно, мама сможет его обуздать, он к ней прислушивается.

   – Соня, бога ради, – возмутилась младшая сестра, – открой глаза! Мать всегда на стороне отца, она как собака обожает хозяина! Если она не один год молчала о его кретинских концертах, рискуя нашей репутацией, ей плевать на дочерей. Есть лишь один путь избежать катастрофы.

   – Какой? – пролепетала Соня.

   – Мы должны разрулить ситуацию до того, как в ней примет участие Факир.

   – Не понимаю, – промямлила старшая сестра.

   – Ты настоящая рохля, – разозлилась Лида, – отец всем разболтал про проблему с сердцем, если он умрет, никто не удивится.

   Нине Олеговне показалось, что она ослышалась, а Соня воскликнула:

   – Но папа здоров!

   – Ты дура? – спросила Лида.

   – Нет, – прошептала Софья, – о-о-о! Я поняла! Но... кто... его? Нужен киллер!

   – Сами справимся, – заявила Лидия, – чем больше людей вовлечено в дело, тем хуже. Я знаю, как поступить. Есть лекарства, их можно свободно купить в аптеке, капли, без цвета и запаха. Я читала в Интернете, там есть специальный сайт, посвященный таким делам. Ни одна душа ничего не заподозрит.

   – А мама? – опомнилась Соня. – Она как?

   – Не вижу проблемы, – спокойно ответила сестра, – иногда мужья умирают, а жены делаются вдовами. Через пару лет мы с Вадимом обзаведемся ребенком, бабушка утешится внуком.

   – Ты права, – согласилась Соня, – но у нас мало времени.

   – Его совсем нет, – уточнила Лида, – ладно, слушай. Ни по мобильному, ни по домашнему телефону мы ничего не обсуждаем, в особняке не произносим ни слова о нашем решении. О’кей? Я все сделаю сама, ты будешь на подхвате.

   – А Факир? – занервничала Софья. – Вдруг он язык распустит, начнет требовать денег за молчание, пригрозит рассказать газетам о планах Константина Львовича?

   – Пусть попробует, – с хорошо слышимой угрозой протянула Лидия, – я времени зря не теряла, навела кое-какие справки. Скажу «близнецу» нужные слова, он подожмет хвост и смоется.

   – Лида, ты потрясающе умна, – с придыханием сказала Соня, – как мне повезло иметь такую сестру! С тобой любая проблема не страшна!

   – Пошли домой, – велела Лидия.

   Нина Олеговна кинулась в кусты сирени, она испугалась, что дочки завернут за гараж и увидят ее, но сестры поторопились по другой дорожке к особняку.

   Нина Олеговна – очень впечатлительная натура. С трудом переставляя ноги, она добралась до машины, попыталась дозвониться до мужа, услышала фразу: «Абонент временно недоступен» и вернулась в «Виллу Белла».

   «Ничего, – думала потрясенная Нина Олеговна, – скоро Костя приедет, и мы обсудим ужасную новость. Может, я брежу? Или у меня галлюцинации?»

   Чтобы слегка успокоиться, Нина Олеговна приняла валокордин и внезапно крепко заснула. Утром, около семи, ее разбудила Лида, неожиданно оказавшаяся в спальне.

   – Мамочка, – дрожащим голосом произнесла дочь, – ты только не волнуйся. Вчера очень поздно папа заехал домой, поел, и ему стало плохо.

   Из-за спины сестры выдвинулась Соня.

   – Мамусечка, крепись, папочку повезли в клинику, но по дороге.. он... он...

   – ...умер! – всхлипнула Лида.

   Вслед за младшей сестрой истерически зарыдала старшая, откуда-то материализовался Вадим, появились врач, две девушки в белых халатах. Началась суматоха, кто-то делал укол Лиде, кто-то Соне, кто-то мерил давление Нине Олеговне и подносил ей остро пахнущую микстуру.

   Супруга бизнесмена покорно глотала снадобье и откликалась, когда ее звали по имени. Но в душе у Нины Олеговны царила пустота. Лишь спустя несколько часов она осознала: подслушанная беседа не была галлюцинацией, Лида оказалась не просто решительной, она не стала ни минуты тянуть с осуществлением задуманного. Нина Олеговна никогда не посмеет заикнуться об убийстве мужа, и молчать ей придется не из-за любви к детям (это чувство в одну секунду и навсегда покинуло Пронькину), а потому, что ни одна душа не поверит вдове Константина Львовича, ее сочтут сумасшедшей и запрут в клинике…

   – Нет, – вдруг закричала Соня, – нет! Неправда!

   Денис остановил запись.

   – Что-то не так?

   – Молчи, – приказала Лида, – говорить будем лишь в присутствии адвоката.

   – Не хочу тебя слушать, – возмутилась Соня, – неужели мама считала нас убийцами папы?

   – А это не так? – хмыкнул Максим. – Не было беседы в гараже? Нина Олеговна оболгала дочерей?

   Лицо Софьи пошло пятнами, она опустила голову и с трудом призналась:

   – Нет.

   – Мы очень занервничали, когда папа изложил свой легкомысленный план, – вступила в беседу Лида, – он придумал несусветную глупость! Заменить себя двойником! Да тут у любого человека ум за разум зайдет, я не понимала, что предлагаю!

   – Мы просто болтали, – всхлипнула Соня, – это обычный разговор.

   – И как я сам не догадался, – безо всякой улыбки протянул Макс, – нормальное дело для девочек: побалабонить языками на тему скорейшего убийства горячо любимого папочки.

   – Поймите, – взмолилась Соня, – мы обожали родителей!

   Денис усмехнулся, Лида сжала кулаки.

   – В тот день, не успев дойти до дома, мы поняли, что несли чушь! Нас охватил стыд, мы поклялись никогда не вспоминать о сцене в гараже. Тут приехал папа, сел ужинать, ему стало плохо. Все!

   – Тело кремировали, – уточнил Максим, – эксгумировать нечего. Следов яда теперь не найти. Девочки, снимаю шляпу! Но вы плохо знали свою маму! Давайте дослушаем запись. Лампа, почему ты молчишь?

   – Хочу дослушать рассказ Нины Олеговны до конца, – ответила я.

   – Это пожалуйста, – кивнул Максим, – кстати, если кто задумал схватить диктофон, вышвырнуть его в окно или раздавить каблуком, то может не стараться, у Дениса сделано несколько копий. Ведь правда?

   Тщедушный очкарик молча кивнул и снова включил запись. Исповедь Пронькиной продолжалась.

   – Я пребывала в ужасном состоянии и пыталась найти хоть какую-нибудь точку опоры, но с каждым днем мое горе делалось все громаднее. Софья и Лидия умело скрывали свои истинные чувства, при посторонних они изображали скорбящих дочерей, но дома забывали о трауре: слушали музыку, смотрели телевизор, носили яркую одежду, а на Новый год устроили вечеринку. Я впервые не стала ставить спектакль, но дочери созвали табор и плясали до утра.

   Соня повернулась к Лиде:

   – Сколько раз я тебе говорила: она на нас дуется, надо поговорить по душам, а ты лишь отмахивалась: «Ерунда, она переживает из-за смерти папы!»

   – Кто же знал, какая чушь царит у нее в голове, – огрызнулась Лида, – нет, она точно разума лишилась! Что за абсурдные обвинения! «Смотрели телевизор!» Мы обязаны интересоваться новостями! А тридцать первого декабря в доме собралась узкая компания, и никаких оргий с фейерверком и буйными танцами мы не затевали. Выпили шампанского, поболтали о пустяках и разошлись.

   – Нам следовало быть более внимательными к маме, – всхлипывала Соня, – она в новогоднюю ночь даже не высунулась из своей спальни, сослалась на головную боль. И вообще, это твоя идея!

   – Ты о чем? – заморгала Лида. – Компанию мы созывали вместе.

   Софья сгорбилась.

   – Я говорю о папе. Ты начала тот разговор в гараже, и вот теперь мы расхлебываем его последствия!

   Лида вскочила с дивана, постояла мгновение и бросилась к сестре.

   – Девочки, брейк! – приказал Максим. – У вас еще будет время подраться в камере следственного изолятора.

   – Мы туда никогда не попадем! – взвизгнула Лидия. – Сейчас не сталинские времена!

   Соня тихо заплакала.

   – А если нас арестуют, то непременно разделят, в одну камеру не сажают тех, кто по одному делу идет. Я умру без Лидочки, я ее люблю, не выдержу без нее...

   Лидия обняла сестру.

   – Ну, хватит! Дослушаем бред, который мама невесть зачем придумала, и уедем отсюда.

   Денис вновь включил временно приостановленный диктофон, и Нина Олеговна продолжала сыпать обвинениями.

   Вдове очень хотелось увековечить память мужа, и она решила выпустить диск с его песнями, рассказав всему свету, что рок-певец Малыш и Константин Львович Пронькин – один человек. Нина Олеговна понимала: ни дочери, ни зять не обрадуются ее решению, и тайком обратилась в звукозаписывающую студию. Работа пошла быстро, но Софья с Лидией узнали о планах матери. Разгорелся скандал, и дочери заявили родительнице:

   – Папа сошел с ума, а ты ему потворствовала. Он умер, ему уже все равно, а выпуск диска больно ударит по нашей репутации, прекрати немедленно.

   Нина Олеговна отказалась, но дочери пригрозили:

   – Объявим тебя сумасшедшей, – и мать испугалась: она прекрасно представляла, на что способны ее «безупречные девочки».

   С того дня вдову практически никогда не оставляли одну. Лида уволила из дома прежнюю прислугу, которая служила в особняке не один год и была предана хозяйке. Теперь комнаты убирали молчаливые тайки, а на кухне командовала эстонка Кристина, великолепно говорящая по-английски и знавшая по-русски всего два слова: «да» и «нет». Даже садовников заменили таджиками, и побеседовать с ними Нина Олеговна не могла.

   Ближе к весне дочери сначала намеками, а потом прямо предложили матери переписать на них всю собственность: банк, дом, участок, денежные вклады. Лидия использовала в беседах такой аргумент:

   – Мамочка, ты не имеешь нужных знаний и не можешь руководить сложным финансовым организмом, а нам хлопотно бегать к тебе по каждому поводу за подписью. Если хочешь оставаться юридической владелицей, пожалуйста, но выдай нам генеральную доверенность!

   Соня била на эмоции:

   – Мамулечка, тебе надо развеяться, забыть о проблемах, теперь мы стоим у руля, наслаждайся садом, пиши новую пьесу к первому января. Кстати, нам нужна генеральная доверенность!

   Сестры приводили разные аргументы, но их разговоры в конечном итоге сводились к одному: к бумаге, заверенной подписью.

   Но Нина Олеговна отлично помнила о судьбе короля Лира, поэтому коротко отвечала:

   – Нет, Константин Львович отдал дело мне, а я уважаю волю мужа.

   Спустя некоторое время дочери неожиданно решили затеять ремонт особняка и объявили вдове:

   – Через неделю мы переедем в «Виллу Белла», тебе же там всегда нравилось! Мы хотим, чтобы ты не испытывала никаких негативных эмоций.

   Нина Олеговна испугалась: похоже, дочери хотят от нее избавиться. Пронькина стала следить за домашними, говорила после ужина:

   – Голова болит, пора спать, – и демонстративно уходила в свою спальню, но примерно через час на цыпочках кралась по коридорам особняка, подслушивала, подсматривала и выяснила весь план дочерей.

   Он выглядел так. Через несколько дней после того, как Пронькины переберутся на «Виллу Белла», Нину Олеговну одурманят снотворным и увезут на инвалидной коляске в Ларюхино, где и убьют из пистолета выстрелом в лицо. Непосредственным исполнителем должна стать Соня. Чтобы обеспечить себе алиби, дочери расскажут в милиции историю о похищении матери. Якобы им позвонил мужчина, потребовал открыть сейф и принести на лужайку драгоценности Нины. Если криминалисты обнаружат на месте преступления следы пребывания Софьи, дочь даст разумное объяснение: она действовала по приказу преступника. Уголовник якобы очень хитер, он пригрозил раскрыть некие семейные тайны, и Пронькины ему подчинились. Желая получить бриллианты, мерзавец путал следы. То он велел Лиде отдать комплект официантке Светлане, то приказывал Вадиму забрать брюлики и отнести их в элитный ломбард. Версию о похищении нужно сообщить следователям лишь тогда, когда они усомнятся в простом ограблении. Лидия и Софья очень надеялись, что еланские борцы с преступностью не являются суперпрофессионалами. Ну откуда у ментов из небольшого городка возьмется опыт раскрытия хитрых преступлений? В Еланске, скорее всего, простые дела: сели, выпили, схватили ножи, которыми кромсали колбасу, и убили друг друга. Голос Нины Олеговны внезапно стал пронзительно-звонким:

   – Вот почему дочери так хотели уехать в санаторий. И то, что не ошибаюсь в отношении их намерений, я поняла, когда увидела отсутствующую на балконной двери ручку в моем номере. Все ясно, это сделали, чтобы несчастная мать в момент нападения не сбежала через балкон. Уж простите, Лидия и Софья, но всякий раз, когда вы лицемерно-ласково желали мне спокойной ночи, я открывала выход на опоясывающую здание лоджию при помощи маникюрных кусачек. Я не могу спать в духоте.

   – Просто невероятно, – прошептала Лида, – господи, мама сумасшедшая! Поверьте! Наверное, после смерти отца у нее развилась шизофрения.

   Денис не стал выключать диктофон, он прибавил звук, и голос Нины Олеговны легко перекрыл речь дочери:

   – Когда люди услышат эту запись, я уже буду мертва. Почему я не пошла в милицию, не рассказала о планах, которые строили коварные дочери, не уехала жить за границу и вообще ничего не предприняла? Жизнь без Константина Львовича потеряла для меня смысл, и я даже благодарна Софье и Лидии, решившим убить меня. Через несколько суток после смерти моя душа отправится искать душу мужа. Мы снова будем вместе. Господь добр и справедлив, он разрешит нам соединиться в вечности и простит мне последний грех. Но убийцы Константина Львовича должны быть наказаны, как божьим, так и людским судом.

   Я сделала эту запись и отправила ее в газету. Когда-то в юности я совершила много ошибок, а мой отец в сердцах проклял меня на иконе. Олег Серафимович скончался, так и не простив меня, и я долгие годы ощущала на плечах груз отцовского гнева. Помня о своей глупой юности и моральных мучениях в зрелости, я пыталась воспитать детей правильно. Я не хотела, чтобы девочки повторили мои ошибки. Но, видно, у каждого своя Голгофа. Я в свое время потеряла голову из-за любви к Константину и, ослепленная страстью, повела себя недостойно. Нет мне оправдания, но все же в истоке моих поступков лежала любовь. Чем руководствовались Софья и Лидия, убив отца, а потом мать? Больше всего на свете они боялись потерять реноме и деньги. Я прощаю дочерей за свое убийство, но проклинаю их за смерть Константина. Мое завещание будет прочитано в день рождения моего покойного, горячо любимого мужа. Прощайте.

   – Я, Чесноков Георгий Михайлович, заверяю подлинность этого заявления. Оно было сделано лично Ниной Олеговной Пронькиной, которая на тот момент находилась в здравом уме и твердой памяти. Нормальное психическое и физическое состояние госпожи Пронькиной подтверждено специалистом. Я обязуюсь отправить одну из копий в газету «Желтуха». Я обязуюсь предоставить одну из копий в следственные органы после того, как вышеупомянутое издание опубликует материал. Я не знаю содержания записи, она была совершена в студии, за звуконепроницаемым стеклом. Я могу подтвердить, что Нина Олеговна Пронькина сама говорила в микрофон, а потом передала мне кассету. Я гарантирую, что носитель информации никогда не попадал в чужие руки и его содержание не подвергалось редактированию.

   Снова тишина, и опять голос, на этот раз женский:

   – Я, Самойлова Генриетта Марковна, врач первой категории, кандидат наук, заведующая отделением терапии медцентра «Ово», подтверждаю: Пронькина Нина Олеговна была осмотрена мною в здании звукозаписывающей студии. Давление сто десять на семьдесят, пульс восемьдесят ударов в минуту, температура тридцать шесть и пять. При осмотре не выявлено никаких угрожающих жизни заболеваний. Имеется артрит. Проведенные психологические тесты и медицинский осмотр позволяют сделать вывод: психическое и физическое состояние Нины Олеговны Пронькиной значительно лучше, чем у людей ее возраста.

   Диктофон тихо щелкнул.

   – Это все, – спокойно сказал Денис. – Могу я задать вам пару вопросов?

   Соня и Лида сидели на диване, не издавая ни звука. Очевидно, слова матери о проклятии произвели на них слишком сильное впечатление.

   Я повернулась к Соне:

   – Вы любите детективные романы?

   Софья вздрогнула:

   – Что?

   Мне пришлось повторить вопрос:

   – Вы любите детективные романы?

   – Конечно нет, – возмутилась старшая дочь Нины, – жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на глупости.

   – А криминальные сериалы? Смотрите их? – не успокаивалась я.

   – Нет, – ответила Софья, – мне и в голову не придет развлекаться, как плебс. Что за глупейший интерес? Кто такой Георгий Чесноков? Где мать нашла этого адвоката? Все дела нашей семьи ведет Иван Ларионов.

   – Я согласился приехать сюда и дать прослушать запись потому, что мне обещали эксклюзивное интервью, – напомнил Денис, – сейчас моя очередь задавать вопросы.

   Дверь моего номера распахнулась, появился местный милицейский начальник Федулов. Из-за его квадратной спины выглядывали два мужика в фуражках.

   – Софья Константиновна Пронькина? – забыв поздороваться и не обращая ни малейшего внимания на остальных присутствующих, спросил он. – Пройдемте с нами.

   Лицо Сони вытянулось:

   – Почему я? Куда? Зачем?

   – Надо разобраться, – объявил Федулов, – попрошу без шума. Лидия Константиновна Краснопольская, тоже проследуйте в машину.

   – Мы обратимся к адвокату, – заявила Лида, – прямо сейчас. Вы не имеете права!

   – Ну, правов-то у меня достаточно, – хмыкнул Федулов и сунул Лиде под нос какую-то бумагу. – Ознакомьтесь! Подпись и печать! Давайте по-тихому. Или вам нужен скандал?

   – Минуточку, а мой эксклюзив? – напрягся Денис.

   Соня вскочила с дивана и бросилась ко мне:

   – Евлампия Андреевна, нас оболгали, подставили. Мы ни в чем не виноваты. Я очень любила родителей, произошла ужасная ошибка.

   – Кто-то решил от нас избавиться, – закричала Лида, – маму обманули! Мы никогда не обсуждали ее убийство! Поверьте!

   Федулов крякнул, мужики в форме приблизились к сестрам. Лидия со всего размаха треснула одного из них по плечу:

   – Убери свои грязные лапы! Не прикасайся ко мне!

   Федулов укоризненно покачал головой.

   – Ваще-то, Лидия Константиновна, такое поведение называется нападением на лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей, и уголовно наказуемо. Еще раз прошу: давайте без истерик. Там во дворе народу много толчется, всем любопытно, чего мы сюда прикатили. Ну не выводить же вас в наручниках, стыдно, ей-богу.

   Лида выпрямилась и схватила за плечо поникшую Софью:

   – Мы пойдем сами. А вы сделайте вид, что просто везете нас для беседы. У нас репутация! Имидж!

   Федулов уставился на Лиду с выражением ботаника, который в центре Москвы, на Тверской, увидел пробивающиеся сквозь асфальт эдельвейсы.

   – Ну, ладно, – неожиданно согласился он, – ступайте тихонечко, руки за спину не закладывайте, садитесь в «козлик» без разговоров.

   Соня сделала пару шагов, потом кинулась ко мне:

   – Я не виновата! Это подстроено! Поверьте! Похититель правда нам звонил! Помогите, ну помогите же!

   – Какой у него был голос? – спросила я.

   – Нормальный, – закричала Соня, – совсем обычный.

   – Попытайтесь вспомнить нечто приметное, – начала я и была остановлена Федуловым:

   – Ну, хорош! А то передумаю по поводу наручников!

   Соня сгорбилась и воскликнула:

   – Я здесь ни при чем!

   – Скажите, ваша мама на Новый год ездила в «Виллу Белла»? – спросила я.

   – Нет, – помотала головой Софья, – она тут только летом отдыхала, а что?

   – Ничего, – пробормотала я, – так, небольшая странность.

   – Идите, – гаркнул Федулов, – больно много разговорчиков. Чем воняет в этой комнате? Тут что, крыса сдохла?

   – А мой эксклюзив? – словно заезженная пластинка, повторил Денис, когда женщины и милиционеры вышли из номера.

   – Судя по выражению лица Лампы, будет тебе сейчас бомба, – заявил Макс. – В чем дело? Котик, отчего ты не радуешься? Твое чувство вины перед Ниной Олеговной теперь должно исчезнуть навсегда.

   – Что-то здесь не так, – протянула я, – не складывается пазл.

   – А по мне, так все части идеально совпали! – не согласился со мной Максим. – Или ты не уверена в подлинности записи?

   Я встала и подошла к балконной двери.

   – Нет. Голос принадлежит вдове, и она постаралась сделать так, чтобы всяческие сомнения у следствия отпали: запаслась свидетельствами от адвоката и врача. Но кое-что меня смущает.

   – Выкладывай, – потребовал Максим.

   – Я не очень хорошо знаю дочерей Нины Олеговны, но даже не слишком длительного контакта хватило, чтобы понять: в этой паре главная – Лида. Соня – ведомая, она нерешительна, легко впадает в панику, теряет голову и в момент стресса ищет поддержки у Лидии. Предположим, Нина права, ее дочери убили отца. Один раз перейдя черту, человек способен повторить преступление. Но почему именно Соне отведена роль киллера? По своему психологическому складу Софья категорически не способна на заранее спланированное насилие. Она запаникует, зарыдает, провалит все дело. За оружие должна была взяться Лида, но и Нина Олеговна говорит о Соне, и Коля-алкоголик видел именно ее у трупа. Вульф в своей книге утверждает: «Женщина, носящая розовые платья после двадцатипятилетнего возраста, является классическим истероидом». Но для истероида планировать преступление не характерно, в большинстве случаев они действуют спонтанно.

   – Кто такой Вульф? – поинтересовался Денис.

   Макс закатил глаза.

   – Новый гуру Лампы, о котором я более не могу слышать. Создатель бредятины, автор псевдонаучной книги для тетушек, которые лечат все болезни приемом керосина и примочками из мочи.

   Я слишком устала, чтобы спорить с Максом, поэтому просто продолжила:

   – Теперь пару слов об орудии убийства. Зачем использовать огнестрельное оружие? Папеньку дочурки убрали с помощью сердечного лекарства, отчего не применить тот же метод второй раз? Просто, дешево, и никаких подозрений: вдова, о чьей глубокой скорби по безвременно ушедшему мужу знало огромное количество людей, не вынесла разлуки с супругом. Никаких вопросов не возникнет. И где сестры взяли пистолет? Куда он подевался потом?

   Максим пожал плечами.

   – Бросили в реку, здесь очень сильное течение.

   – Все равно нелогично, – гнула я свою линию, – придуман нереальный спектакль! Похищение! Беготня туда-сюда с драгоценностями! Украсили эксклюзивными камнями официантку Свету! Отняли их у нее и отнесли в ломбард! Так ведут себя, когда непременно хотят попасться.

   Макс закивал:

   – Да. На то и был расчет. Ну не станут люди устраивать подобную глупость! Следовательно, был похититель. Мужчина!

   – И кто он? – прищурилась я.

   Максим удивленно взглянул на меня:

   – Лампа, они его выдумали!

   – А может, нет? – спросила я. – Вдруг Софья с Лидой не виноваты? Судмедэксперт убежден: Нину Олеговну застрелили между часом и двумя ночи, а звонок от похитителя, ну, тот, когда он дал Соне послушать голос матери, прозвучал рано утром. Нестыковка во времени. Неужели хитроумные убийцы, написавшие целую пьесу, не учли такой простой момент. Пьеса... пьеса...

   – Эй, очнись, – велел Макс, – ты что?

   – Еще одна мысль пришла мне в голову, – ответила я, – но она требует проверки. Интересно, можно ли посмотреть вещи Нины Олеговны? Кажется, у нее был ноутбук.

   – Предположим, ты права, – кивнул Максим, игнорируя мой вопрос, – похититель существует. И каким образом он, убив Нину, через два часа после смерти заставил покойную говорить по телефону? Никак бойкий паренек – верховный жрец вуду!

   Меня удивила глупость Макса. Денис, очевидно, испытал то же чувство, потому что показал на диктофон, лежащий на столе:

   – А как мы услышали заяву убитой? Преступник сделал запись!

   – Ну... может, и так, – без особой радости согласился Максим.

   Мне захотелось во что бы то ни стало убедить его в своей правоте.

   – В этом деле слишком много странностей. Как Нина Олеговна могла записать диск мужа? Она хорошо поет, но этого мало, ей должен был кто-то помогать!

   – Ерунда, наняла профессионалов, – разбил мой аргумент Максим.

   – Ладно, – согласилась я, – но в разговоре Соня бросила фразу: «Нас в одну камеру с Лидой не посадят. Подельников никогда не держат вместе». Не ручаюсь за точность цитаты, но суть передаю верно. И я специально задала старшей дочери вопрос про чтение и просмотр детективов. Соня имеет образование финансиста, не сталкивалась с миром уголовников, не читает криминальные романы, откуда она осведомлена о порядках в следственном изоляторе?

   Максим потянулся.

   – Цепляешься за ерунду, за деревьями леса не видишь!

   Я подошла к дивану и села на слегка продавленную подушку.

   – Макс, сконцентрируйся. Что главное для сестер?

   – Безупречная репутация, – прозвучал ожидаемый ответ.

   – Точно, – согласилась я, – очень показательно, что Лида утешала Соню словами: «Мы самые лучшие». Обычно-то люди говорят плачущему: «Успокойся. Все будет хорошо. Я с тобой. Все тебя любят». А здесь декларативное заявление: «Мы самые лучшие». Думаю, мы до сих пор не знаем самого главного – мотива. По какой причине Софья и Лидия убили сначала отца, а потом мать?

   – Гутен таг! Приехали! – засмеялся Максим. – Да сто раз говорилось о рок-певце Малыше! Повторить? Дочки-ведьмы боялись, что шебутной папашка, сообщив миру правду о...

   – Этот мотив нам принесли на блюде, – остановила я Максима, – порезали на порционные части и подали. А мы с благодарностью проглотили. Думаю, история с рок-певцом весьма негативно была воспринята и детьми, и зятем Константина Львовича, вероятно, в семье случился грандиозный скандал, но было там еще нечто, о чем все предпочитают молчать. Полагаю, корни всего в прошлом либо Нины Олеговны, либо Константина Львовича. Косвенно на это намекает вдова в своей записи. Она говорит об ошибках молодости, за которые ее проклял отец. О каких ужасных поступках идет речь? И Константин Пронькин вскользь упоминал о неких прошлых грехах.

   – Ты забыла, что девушка удрала от папеньки? Ему не понравилось своеволие дочки, вот и весь ответ. Хотя, может, Нина серийная маньячка, убившая двадцать пять мужчин и решившая раскаяться? – заунывно протянул Макс. – А Константин в действительности Джек-потрошитель – Человек-Пингвин – Людоед из замка? У-у-у! Ням-ням! Всех поубивали и съели!

   Еще неделю назад взрослый мужчина, который ведет себя во время серьезной беседы, как расшалившийся школьник, не вызвал бы на моем лице улыбки. Но, очевидно, я успела привыкнуть к Максиму, потому что, глупо хихикнув, велела:

   – Не пори чушь. Поверь, всеми фибрами души я ощущаю: в прошлом супругов есть нечто очень нехорошее.

   Максим сделал умоляющую мину:

   – Лампа, если я попрошу Дениса отвернуться, покажешь мне? Да?

   – Что? – не сообразила я.

   – Где у тебя находятся фибры, – без тени улыбки уточнил Максим.

   Я растерялась и честно сказала:

   – Не знаю. Просто есть такое выражение: ощущать «фибрами души».

   – Раньше из материала под названием «фибра» делали чемоданы, – неожиданно блеснул эрудицией Денис, – моя прабабушка постоянно вспоминала, как у нее в лохматом году такой на вокзале сперли.

   – О, Лампа, – моментально использовал заявление репортера Максим, – а что еще подсказывают тебе чемоданы твоей души? Кстати, Денис, хочешь прикол?

   Не дожидаясь ответа, он засвистел. Из небольшого пространства между шкафом и комодом выкатился мой самопередвигающийся кофр и медленно порулил к Максу.

   – Видал? – засмеялся любитель розыгрышей. – Чемодан-скороход, откликается на свист, главное действующее лицо всех событий. Удрал от Лампы, въехал в номер Нины Олеговны, тут-то все и закрутилось. Интересно, он просто ездит или думает по дороге: «Я мыслю, значит, я существую»?

   – Прикольно! – восхитился Денис и тоже свистнул.

   Саквояж незамедлительно кинулся на зов, я решила вернуть испытателей баула-самоходки к делу:

   – Нина Олеговна и Константин Львович не любили вечеринки. На всяких обязательных мероприятиях семью представляли дочери, фотографии лиц старших Пронькиных практически не появлялись в разделах светской хроники. Но, думаю, не составит труда найти их снимки.

   – Что ты еще придумала? – спросил Максим.

   – Есть специальная компьютерная программа, она выделяет точки лица, которые не подвержены временным изменениям, начинает искать в базе подходящее фото. Боюсь, я не слишком хорошо объяснила. Ну, смотри. Есть некий Пупкин, он имеет паспорт, права, счастливо женат и никогда не конфликтовал с законом. А потом его фото прогоняют через ту самую программу, и выясняется, что наш герой в юности отбывал срок и носил тогда фамилию Мупкин. Отсидел честно, вышел, сменил паспорт, и все: чистый гражданин. Если старшие Пронькины имели хоть малейшие правонарушения, ну, допустим, попадали в вытрезвитель, получали пятнадцать суток за хулиганство, мы тут же узнаем, в чем они провинились.

   – Вау! И где можно купить эту ботву? – оживился Денис.

   – Не надейтесь, эта программа предназначена лишь для служебного использования, – остудила я пыл репортера. – Даже не все криминалистические лаборатории России могут похвастаться ее наличием.

   – Я бы прошерстил через нее весь шоу-биз и депутатов, – расстроился Денис, – нарыл бы компромата на век работы.

   Я посмотрела на Максима, тот кивнул:

   – Праздник продолжается, Аладдин снова поставил клизму джинну. А ты куда собралась?

   – Хочу проверить одно бредовое предположение, прогуляюсь до Ларюхина и быстро вернусь, – пообещала я.

   – Мобильный не забудь, – заботливо напомнил Максим, – я звякну сразу, как только что-нибудь выясню, держи аппарат под рукой.

   Я хотела сказать Максиму, что за пару часов он ничего не узнает, думаю, целый рабочий день он потратит на то, чтобы найти криминалиста, который согласится заняться неслужебным расследованием. Но потом решила преподать Максу урок. Нахал считает себя джинном? Вот пусть и поймет – не все в его власти.

   Когда я высказала желание прокатиться на оранжевом «Порше»-кабриолете, Максу просто повезло: очевидно, у него есть приятель – владелец безумной иномарки. Один звонок другу, и тачка прикатила к воротам «Виллы Белла». Еще проще было «купить» ананасиумы, тут даже говорить не о чем. И Денис моментально поехал с Максимом, когда услышал про эксклюзивное интервью. Вот пусть теперь мажор попытается договориться с сотрудником МВД, тогда и поймем, джинном какой категории он является.

   – Если все черпать из нее станут, никому не хватит!

   – Это твое разве?

   – Нет, общее.

   – Вот и не лезь.

   – Раскомандовалася! Иди своему пьянице замечания делай! А то он к Аньке Соковой каждую пятницу вечером шастает.

   – Врешь, сука!

   – Ха! Разве ты не знала? Все Ларюхино в курсе. И...

   Продолжения фразы не последовало, послышались шум, визг, затем звук упавшего в грязь мешка с цементом.

   Я как раз подошла к яме и увидела двух теток общим весом с тонну. Нимфы сидели в грязи и обалдело смотрели друг на друга. На поверхности жижи плавала пустая полуторалитровая пластиковая бутылка. Мне стало смешно, но я поздоровалась:

   – Здравствуйте.

   – Добрый день, – ответили бабы.

   Я сделала несколько шагов и обернулась.

   – Девочки, это просто яма с жидкой грязью. Никакими целебными свойствами она не обладает.

   – Неправда ваша, – возразила тетка, волосы которой украшала ужасающая заколка в виде яркой блестящей звезды. – Лизка Филиппова тут искупалась, а на следующий день телеграмму получила: свекровь у ней померла. Яма счастье приносит.

   – Иван Николаевич, наш завпочтой, сюда ночью сбегал, – подхватила вторая, – умылся, помолился, и у него ангина прошла. А вы сами кто будете?

   – Я приехала отдохнуть в «Виллу Белла», – улыбнулась я, – все-таки поверьте мне, место, где вы принимаете ванну, ничем не примечательно. Вы можете простудиться, если долго тут просидите, или, что более вероятно, подхватите инфекцию, подцепите вирус. Ну сами подумайте: почтальон тут ангину лечил, другой кто-нибудь с гриппом боролся, страшно думать, какие болячки сюда люди приносят.

   Дама с заколкой не дала мне договорить:

   – Если сидеть с молитвой и надеждой, то ничего не пристанет, в церкви люди тыщами один лик целуют, и эпидемий не происходит.

   Мне следовало идти по своим делам, но я отчего-то ввязалась в идиотский спор:

   – И где вы здесь видите иконы? Не нужно повторять чужие глупости! Если сюда все ларюхинцы потянулись, то это не значит, что яма – лучший медцентр России.

   – Вообще-то я не собиралась купаться, – неожиданно призналась дама с заколкой, – всего-то хотела сына умыть, а то от него одни неприятности. Позавчера у соседа мотоцикл сломал.

   – Домой грязь брать нельзя! – тут же возмутилась вторая тетка, живо схватила бутылку и вышвырнула ее из ямы.

   – Ах ты, гадость! – взвизгнула дама с заколкой и, недолго думая, стала топить в жиже свою обидчицу.

   – Эй, прекрати, – испугалась я.

   Но бабы, забыв обо мне, начали самозабвенно драться. Сначала я растерялась, но потом решила, что лучший способ успокоить злобно настроенных кошек – это вылить на них ведро воды, кинулась в лечебницу, схватила одну из стоявших в служебном коридоре пятилитровых бутылей, принеслась назад и обнаружила около ямы только одну тетку, в крайне расстроенном состоянии.

   – Видали тварь? – всхлипнула она. – Уперла мою бутылку! Специально унесла, чтобы я чуток целительной грязи не прихватила! Разве эта яма ее? Наташка с детства такая, вечно ей в чужие дела влезть надо! Сначала драку затеяла, мы в жижу и упали, а теперь убежала. Как я домой пойду? Наташке хорошо, ее избушка прямо у леса, а мне через все Ларюхино шкандыбать в таком виде. Местный народ памятливый и языкастый, одна радость о соседях потрендеть. А все из-за Наташки!

   Мне стало жаль тетку.

   – Раздевайтесь, я оболью вас из бутыли.

   – Спасибо, – обрадовалась дама с заколкой и тут же приуныла: – Голой-то я не попрусь.

   – Я принесу вам из лечебницы ситцевый халат, издали он на платье похож, дойду с вами до дома, заберу казенное имущество и верну на место, – нашла я выход из положения.

   Минут через десять мы быстрым шагом двинулись к околице Ларюхина. Дама с заколкой тащила с собой баклажку из-под воды, примерно на одну треть наполненную мутной жидкостью.

   – Без отца Мишку поднимаю, – откровенничала она, – пашу на трех работах. Когда мальчишка в школу ходит, я еще могу за ним досмотреть, а сейчас лето, свобода, вот он и распоясался окончательно. Я надеялась на Наташку, думала, она Мишу обедом покормит, так нет! Она его за батрака считает, поставила на картошке жука собирать, парень на нее неделю пахал, а потом мне и заявил:

   «Сам себе сосисок сварю или голодным сидеть буду, а к тетке не хочу!»

   – Мальчик принял правильное решение, – одобрила я поведение подростка, – а вы подумайте, нужна ли вам такая подруга, как Наташа. Она с вами дерется, сама убежала, а вас оставила в грязи. На мой взгляд, ей надо было предложить вам воспользоваться душем на ее участке. И нехорошо чужого ребенка на свой огород выгонять.

   – Она мне не подруга, – ответила дама с заколкой, – вечно людям гадости делает, ну как с такой корешиться? Она...

   – Правильно, – невежливо перебила я тетку, – друзья должны быть надежными.

   – Она мне сестра, – сказала моя спутница, – погодка. Наташка первой родилась, а уж потом я, Маша.

   Секунду я переваривала услышанное, потом представилась:

   – Меня зовут Лампа. Наташа – ваша родная сестра?

   – Точно, – подтвердила Маша, – разве мне с ней разойтись? Надо отношения поддерживать. Вы гулять любите? Пешком ходите? Мне неохота через центр Ларюхина идти, давайте по окружной дороге двинем, чуть дальше получится, зато никого не встретим, наши по этой тропке не ходят, боятся.

   – Кого? – спросила я.

   Маша рассмеялась:

   – Собаку Баскервилей. Смотрели фильм? «Овсянка, сэр»!

   – Хорошее кино, – одобрила я, – да только сомневаюсь, что потомки монстра из Англии перебрались в Россию.

   Маша объяснила:

   – У нас народ тупой, всему верит. Лет десять назад умер Сергей Водовозов, дочь его дом продала Илье, угрюмому такому парню. Он участок забором обнес, трехметровую изгородь из бетона соорудил, прямо бункер стал, а не двор. Потом наши стали поговаривать про жуткую собаку, которая в лесу поселилась. То ребятишки кошек разодранных найдут, то птиц полусожранных, один раз коза пропала. А уж когда Фаина из пятого дома на этой тропке монстра повстречала, так всем отрезало в обход бегать. Сколько лет прошло, а Файка до сих пор трясется, как тот день вспоминает, говорит: «Страшнее никого в жизни не видела». Но я знаю, в чем дело, Илья втихаря разводит бойцовых псов, говорят, обученный кобель больших бабок стоит! У соседа две суки, они щенятся, а потом парень молодняк на бродячих кошках и птицах натаскивает.

   – Вот гад! – не выдержала я.

   Маша кивнула:

   – Некрасиво, конечно, но жить-то надо. Наши собак боятся, а я не трусливая. Правда, раньше мне страшно делалось, два раза в день, когда они выли.

   – Воют два раза в день? – переспросила я.

   Маша одернула халат.

   – Я с Ильей вроде как в хороших отношениях, он парень одинокий, жены у него нет, а мне копеечка нужна. Вот я и согласилась побатрачить. Избу ему мою, еду готовлю, никому из наших о приработке не болтаю. Один раз подзадержалась чуток, прибежала к нему около одиннадцати вечера. Стою, картошку чищу и вдруг слышу! У-у-у! Словами не описать! У меня кишки заледенели! Короткий звук, всего пару секунд, но я чуть в очистки мордой не упала. Потом вроде в себя пришла и давай Илью звать.

   Он на кухню вошел и спокойно так спрашивает:

   «Ну, чего случилось?»

   Я ему про вой, а он только усмехнулся:

   «Это Паулина, старшая из собак. У нее привычка появилась: увидит, как я миску с едой несу, морду задерет и взвоет. Один раз всего, зато громко».

   «Наши дома почти впритык стоят, интересно, почему я раньше ее не слышала?» – говорю ему, а сама удивляюсь.

   «Так она только вчера этот трюк освоила, – пояснил хозяин, – утром я зашел в вольер, а она как затрубит, я чуть всю жрачку от неожиданности не выронил. Ты небось уж на работу ушла».

   Маша перевела дух и перекрестилась.

   – Не нравятся мне такие собаки, ни потискать, ни на диване поваляться. Илюхины псы воспитанные, без команды ничего не сделают, не лают, молча всех встречают. Но так смотрят! Ну чисто человеческие глаза! Меня они хорошо знают, за свою считают, если Илья разрешит, могут приласкаться подойти, тычут свои головы мне в руки, но я их боюсь, стараюсь к ним подлизаться.

   – Наверное, соседи жалуются на вой? – предположила я.

   Маша помотала головой:

   – Нет, никто ничего не слышит. Илюхин дом, мой и бабы Клавы особняком стоят, потом идут три пустых участка. Там раньше семья Володкиных дачу держала, ох и богатые люди были, сам – прокурор, жена – хозяйка магазина, сын с невесткой бизнесом занимались. Из Москвы они, сюда только отдыхать ездили, много земли купили, два дома отгрохали, а три года назад погорели. Народ болтает, прокурор взятки брал, кто-то ему отомстил. Уж не знаю, правда ли, нет, но больше они сюда не заглядывают.

   – Вы, наверное, всех в Ларюхине знаете, – продолжила я беседу.

   Маша кивнула:

   – Конечно, я ведь тут родилась! Хотя в последнее время кое-кто из стариков дома продает. У нас тут ни воды, ни газа. Ведра нужно из колодца тягать, машину с баллонами караулить! Знаешь, какие порядки? Чтобы тебе пустую чушку с пропаном на полную поменяли, надо непременно порожнюю емкость сдать. Ну, типа, как в советское время мы кефир покупали: принес чистую бутылку, доплати и возьми полную. Не получится дома запасной газ иметь. Ну, а теперь гляди, что вытанцовывается. Закончилось у тебя топливо для плиты, а машина с новым только через три дня прикатит! На электроплитке готовить надо, а счетчик мотает, рубли так и щелкают! Вот кое-кто из наших и надумал в Еланск перебраться, там квартиры с удобствами. Уже двое переехали, а в их хатках москвичи себе дачи оборудовали.

   Я отлично знаю: хочешь нарыть нужные сведения – не прерывай болтуна. В потоке пустого трепа непременно мелькнет золотая крупинка. Но главное, чтобы ваш собеседник не сообразил – его используют в качестве информатора. К нужной теме следует подбираться осторожно. Мне, прежде чем задать Маше основной вопрос, пришлось заезжать издалека, выслушать рассказ про собаку, соседа, баллонный газ.

   – Дача – это хорошо, – подхватила я тему, – но кое-кто не хочет связываться с собственным домом, слишком много хлопот, лучше снять на лето дачу. Здесь, наверное, многие сдают?

   – Конечно, – закивала собеседница, – те, у кого свои дома с участком, ну а те, что в блочных домах, тем без шансов.

   – Опасно пускать к себе под крышу незнакомцев, – вздохнула я, – разные люди бывают, еще ограбят.

   Маша снова быстро перекрестилась:

   – Господь миловал, мерзавцев не приезжало. Один раз, правда, к Ефимковым тетка с тремя детьми вселилась, задаток отдала, а в середине августа втихаря с дачи смылась, остальное не заплатила. Вообще-то дачники в Ларюхино по многу лет ездят, родными стали.

   – В основном это семьи с малышами?

   – Точно, ребятам здесь раздолье, – согласилась Маша, – лес, речка, бегай не хочу, овощи с огорода, ягоды. В сто раз лучше, чем в Москве.

   – А жильцы без детей бывают? – с безразличным видом поинтересовалась я. – Или просто одинокие? Женщины, мужчины?

   Маша громко чихнула.

   – Нет, что здесь одинокому человеку делать? Со скуки помереть можно, и молодожены сюда не поедут. В Ларюхино прикатывают только ради спиногрызов, в основном не очень богатые мамочки; у кого денег побольше, тот в Турцию свалит или в Египет на все готовое. Хотя... вон к бабе Клаве, моей соседке, сын приехал и в избе заперся.

   – Это свой! – воскликнула я.

   Маша зашмыгала носом:

   – Похоже, я простудилась. Сын не дачник, тут ты права, но Федор от матери в незапамятные времена уехал и в Ларюхино носа не показывал ни разу, денег не присылал, не помогал ничем. Баба Клава пару лет назад руку сломала, в гипсе щеголяла, мне ее жаль стало, ну я и подкармливала старуху, самой-то ей щи не сварить. И живет она скромно, на пенсию да на деньги, что от дачников получает. Сдает много лет подряд избу на лето Тане Фадеевой, у той мальчик-инвалид, на костылях ходит, и еще две девчонки, они на моих глазах выросли. Баба Клава им весь дом отдает, а сама в сарай съезжает. Но только в этом году она Фадеевой отказала. Дачники обычно тридцать первого мая заезжают, не хотят ни один оплаченный день пропустить, а в этом году, гляжу, седьмое июня прошло, и никого. Ну и спросила у соседки:

   «Где Таня с ребятами?»

   «Устала я от чужих, – запричитала баба Клава. – шум, гам, голова от детей болит, да и в сараюшке сыро. Хочу хоть одно лето по-людски провести».

   – Вполне объяснимое желание, – подтолкнула я Машу к дальнейшему рассказу.

   Она остановилась у свежевыкрашенного забора и пнула калитку:

   – Заходи, добрались. Что-то мутит баба Клава. Знаешь, чего я думаю? Федор ее – уголовник, в тюрьме жизнь провел, небось сейчас от ментов в Ларюхине скрывается. Давай я тебя своим фирменным чаем угощу, больше ни у кого такого не попьешь.

   – Очень ароматный напиток. А почему ты решила, что к старухе сын вернулся? Отчего считаешь его причастным к криминальному миру?

   Маша округлила глаза:

   – Про Федю бабка сама сообщила. Пришла я к ней в конце июля по делу, уж не помню по какому, чего-то мне понадобилось. Вошла в сени и кричу:

   «Бабуся! Можно?»

   А она не отвечает! Мне прям неприятно стало. Пожилой человек, мало ли чего случилось! Ну я и заглянула в зал. Смотрю, баба Клава жива-здорова, в новый телевизор глядит, так сериалом увлеклась, что ничего вокруг не слышит. На столе у нее печенье и конфеты шоколадные. Я давай кашлять, бабка очнулась, засуетилась, да поздно, уже видела я и коробку и телик. Старуха чуть не зарыдала:

   «Машенька, мы с тобой жизнь бок о бок проводим, много чего друг про друга знаем, не болтай лишнего. Федя вернулся, он мне денег дал, телевизор купил, сам вот-вот сюда приедет, пожить хочет. Внимания ему не надо, он тишины хочет».

   Маша налила в чашки новую порцию заварки.

   – Я не сплетница, только тебе и рассказала про Федю, но ты чужая, по Ларюхину звон не поднимешь. Вот, значит, почему бабка Таньку Фадееву бортанула, она сына ждала, а тому посторонние глаза и уши без надобности. Приехал когда, не скажу, я только три дня назад поняла, что мужик объявился, мельком его увидала. Так, ничего особенного, темные волосы, кудрявый, бородка такая аккуратная. На профессора похож, не деревенский мужик.

   – Только что ты его уголовником назвала, – напомнила я.

   Маша опустошила свою кружку.

   – Вид и сущность – разные вещи. Сверху он интеллигентный, но чего со двора не выходит? Взаперти сидит, наружу даже носа не высовывает. Баба Клава в сарай слиняла, не очень-то сыночек с мамкой общаться хочет, небось заплатил старухе за постой и приказал:

   «Хиляйте, мамо, вон, не фига тут старушатиной вонять».

   – Сказанное тобой доказывает, что Федор плохой сын, но никак не свидетельствует о его неладах с законом, – подначила я Машу и вздрогнула от резкого звука.

   В дверь заколотили, потом снаружи послышался детский голос:

   – Тетя Маша, открой!

   Она встала и высунулась в открытое окно.

   – Что надо?

   Раздался шорох, и тот же дискант заныл:

   – Тетя Маша, дайте лестницу, мы живо слазаем!

   – Опять! – укоризненно сказала хозяйка. – Куда теперь он угодил?

   – На вашу крышу!

   – Туда лезть нельзя, черепицу мне продавите, – отрезала Маша.

   – Не, он сбоку повис, на отливе, – заныл голосок.

   – Стой там, никуда не ходи, – распорядилась Маша и пошла к выходу.

   – Что случилось? – спросила я, вставая из-за стола.

   – Сережка, дачник Никитиных, пришел, – объясняла хозяйка, пока мы выходили во двор, – ему отец игрушку купил, мне на горе. Полюбуйся! – Маша ткнула пальцем вверх: – Видишь?

   Я присмотрелась. На крыше, зацепившись за водосток, висела довольно большая фигура человека-паука.

   – Тетя Маша, – заныл белобрысый паренек, – не сердитесь! Я не нарочно!

   – В субботу ты пять раз прибегал, – укорила мальчика Маша, – в воскресенье сначала ни свет ни заря меня разбудил, а вечером из душа вытащил. А кто мой огород в понедельник потоптал, пока я на работе была?

   – Бомжи, наверное, – не моргнув глазом, со-врал Сережа, – папа говорит, их в лесу много.

   Маша уперла руки в боки:

   – Да ну? А слоны с леопардами у нас не водятся? Больно маленькие следы от кроссовок на грядках отпечатались. Либо бомжи – гномики, либо первоклассник бегал. Ладно, в последний раз прощаю.

   Продолжая отчитывать малыша, хозяйка приставила к стене лестницу и приказала:

   – Лезь. Смотри не упади.

   Ребенок ловко вскарабкался по ступенькам и спустился вниз, сжимая в руке игрушку.

   – Можно посмотреть? – спросила я. – Что это у тебя?

   Сережа с жаром начал рассказывать:

   – Суперсамолет, работает или от пульта, или от батареи. Вон туда впихиваешь питание, и он летит!

   – Верно, – влезла в разговор Маша, – малый его аж с соседней улицы запускает, и ко мне во двор попадает. Лучше ты радиоуправлением пользуйся.

   – Я хочу рекорд дальности установить, – затрещал Сережа, – с кнопками неинтересно, а с батарейкой супер, летит, пока заряд не кончится.

   – Маленький самолетик, а такого большого человека-паука унес, – пробормотала я.

   – Он транспортный, – стал расхваливать игрушку владелец, – вот тут универсальное крепление, за него любую вещь прицепить можно. Я чего только не поднимал! Знаете, какой у меня рекорд? Бутылка с квасом! В ней полтора кило веса!

   – Здорово, – согласилась я.

   Сережа выхватил у меня из рук самолетик.

   – Спасибо, тетя Маша.

   – Запускай его в противоположную от моего дома сторону, – строго сказала Маша.

   – Так там вокруг деревья, – заныл мальчик, – только в одном месте пусто! Самолет сразу в ветках запутается, не улетит далеко.

   – Хочешь, чтоб я его отняла? – прищурилась женщина.

   – Ну, теть Маша, вы же добрая, – захныкал Сережа.

   – Точно, – усмехнулась она, – но вон там, за забором, живет дядя Илья, и он злой. Попадет к нему на двор самолет – и привет! Ну, беги.

   Мальчишка убежал, Маша показала на изгородь:

   – Илья новый сортир поставил, он прямо у забора бабы Клавы. Старуха просила туалет перенести, нельзя впритык к чужой территории его располагать. Да Илье указа нет, послал бабку далеко и надолго и пригрозил: «Пожалуешься в управу – беда приключится». А потом я смотрю – нету будки, Илюха ее в противоположный конец участка утянул. Его Федор заставил, больше некому. Вот почему я думаю, что он из уголовников. Илью тут все боятся, а Федор с ним справился.

   Поблагодарив Машу за вкусный чай и забрав у нее ситцевый халат, я пошла к калитке бабы Клавы, постучала, не дождалась ответа и без спроса ступила во двор.

   Весь вид старенького дома говорил об отсутствии у хозяйки денег и крепких рук. Крылечко покосилось, одна из ступенек отсутствовала, оконные рамы были давно не крашены, а входная дверь, когда я потянула ее за ручку, жалобно заскрипела.

   Из избы пахнуло сыростью и неожиданно дорогим мужским одеколоном. Я сразу узнала аромат: покупала такой на Двадцать третье февраля Костину, цена у небольшого флакона оказалась немаленькой, но я решила не жадничать, очень уж приятно он пах: грейпфрутом, сандалом и немного перцем. Вовке очень понравился презент, и, похоже, сын бабы Клавы – фанат того же парфюма.

   – Есть кто живой? – крикнула я.

   – Входите, – раздалось изнутри, – незачем орать, не на пожаре.

   Я вошла в комнату и наткнулась на крохотную, смахивающую на сухую саранчу старушку.

   – Кто ты такая и чего тебе надо? – накинулась она на меня.

   – Вы баба Клава? – спросила я.

   Пенсионерка не стала приветливей:

   – Допустим.

   – Мне Маша посоветовала к вам обратиться. Хочу дом снять, на конец августа и сентябрь.

   Баба Клава расслабилась:

   – По правильному адресу пришла. Осматривайся. Изба невелика, но места хватит. С семьей или одна?

   – Нас четверо, – сочиняла на ходу я.

   Старуха кивнула:

   – Чем больше, тем веселей. Ты стоишь в зале, это общая комната, еще есть две, пошли.

   Я двинулась за старухой. В первой светелке было много икон, а просторная кровать оказалась украшена горой подушек и покрывалом с кружевным самовязаным подзором. Во второй на постели лежало скомканное одеяло, на тумбочке стоял недопитый стакан с чаем, на полу валялись смятые газеты и журналы.

   – Не обращай внимания, – поспешила оправдаться баба Клава, – тут ко мне родственник погостить приехал, а чего с мужика взять? Порядка от него не жди. Не волнуйся, уберу все дочиста, цену не заломлю, вот задаток попрошу.

   – Для четырех человек здесь мало места, – ответила я, – и мы не планировали жить в одном доме с посторонним мужчиной.

   – Так он уехал, – обрадованно сообщила баба Клава, – на автобусе к станции подался.

   Я на секунду выпала из роли будущей дачницы:

   – Куда?

   Бабка облокотилась о комод.

   – Мне не отчитывался. Час назад умелся, и слава богу, надоел, не привыкла я к мужикам в хате. Когда задаток принесешь?

   Я быстро дала задний ход:

   – Надо с мужем посоветоваться, он у нас в семье по расходам главный.

   Старуха потеряла ко мне интерес.

   – Думай быстрее, в Ларюхине дачи пустыми не стоят.

   Я вышла на улицу и не спеша побрела в сторону «Виллы Белла», в голове была каша из обрывков сведений, услышанных от разных людей. Конечно, интересно, какие факты сообщает тебе человек, но еще занимательнее то, о чем он умалчивает.

   В кармане заработал мобильный.

   – Ты где? – спросил Макс.

   – Гуляю, – ответила я.

   Вот вам хорошая иллюстрация на тему замалчивания информации. Соврала ли я сейчас Максиму? Нет. В самом деле, иду по лесной тропинке, дышу свежим воздухом. О своем посещении Маши и бабы Клавы я промолчала, но ведь Макс спросил не «Куда ты ходила?», а «Где ты?». Согласитесь, это разные вопросы, и меня нельзя считать лгуньей.

   – Ты оказалась права, – продолжал Максим, – я слышал, что у женщин хорошо развита интуиция, но ты побила все рекорды.

   – Пока не пойму, о чем речь, – растерялась я.

   – Фото Пронькиных прогнали через упомянутую тобой программу идентификации. Результат неожиданный, – сообщил Макс, – жду тебя в санатории.

   Я ахнула:

   – Как прогнали через программу? Ты успел найти специалиста?

   – Да, – скромно подтвердил Макс.

   – С ума сойти! – вырвалось у меня.

   – Ерунда, – фыркнул Максим, – это задание для разминки, я даже вспотеть не успел, позвонил в лабораторию и приказал: «Сделать незамедлительно». Начальник каблуками щелкнул: «Йес, сэр», – и кинулся выполнять.

   – Сомневаюсь, что тебе ответили: «Йес, сэр», – вздохнула я, – среди российских граждан эта фраза не слишком популярна.

   – А кто говорит о России? Я обратился в Лас-Вегас, к Грисому, – серьезно заявил Макс, – задание выполнял Уоррик Браун!

   – Увы, Уоррика Брауна убили то ли в прошлом, то ли в позапрошлом сезоне, – засмеялась я, – а Грисом ушел из лаборатории, он переехал к Саре, решил на ней жениться. Я тоже смотрела сериал «CSI: Лас-Вегас», а ты, похоже, пропустил много серий.

   – Ты где? – снова спросил Макс.

   – Вхожу в холл санатория и вижу твою спину, – ответила я.

   Едва я открыла дверь своего люкса, как в нос ударил омерзительный запах, пришлось немедленно распахнуть дверь на балкон.

   – Может, ты перестанешь увлекаться гороховым супом и фасолевым пюре? – поморщился Макс.

   – Что за мерзкие намеки? – обозлилась я. – Меня тут не было! Вероятно, сломалась канализация!

   Макс схватился за телефон:

   – Аллочка, зайди в люкс к Романовой.

   Не успел он положить трубку на столик, как в номер без стука вихрем ворвалась Алла Михайловна. Может, она бродит по коридорам в ожидании вызова от постояльцев?

   – Уфф! – скривилась владелица санатория. – Ну и мерзость! Чем это несет?

   – Душенька, именно этот вопрос и беспокоит Лампу, – вкрадчиво промурлыкал Максим, – согласись, неприятно жить в сортире на остановке маршрута Занюханск – Гадюкино. Предполагаю, что под полом сдохла крыса! Какое решение примем?

   Алла постаралась скрыть гнев, а я вспомнила, что к нашему прерванному разговору докторша так и не вернулась.

   – В «Вилле Белла» нет грызунов! Сейчас пришлю слесаря, вероятно, это засор в фановой трубе.

   – И одновременно пусть придет горничная и перенесет вещи постоялицы в другой номер, – распорядился Макс, – Лампа не должна наслаждаться вонью.

   – Починим, проветрим, – затараторила Алла, – зачем Евлампочке Андреевне лишние хлопоты? Она тут уже обжилась!

   – Хлопотать будет прислуга, а Лампа пойдет в ресторан ужинать за счет заведения, – отрезал Макс.

   – У нас нет свободных номеров, – выдавила Алла.

   – Это не наша печаль! Найди, – не сдался Максим.

   Я не люблю оказываться в центре скандала, даже чужое выяснение отношений вызывает у меня комплекс вины и желание очутиться за тридевять земель от тех, кто орет друг на друга. И уж совсем невыносимо стать основным действующим лицом свары, поэтому я смущенно забубнила:

   – Алла Михайловна права, трубу приведут в порядок, номер проветрят, все будет отлично. И где найти свободную… Ой!

   Только что ущипнувший меня Макс повернулся к Алле:

   – Люкс Юрия не занят.

   Хозяйка замахала руками:

   – Это невозможно.

   – Номер пуст, – стоял на своем Макс, – Юрий сейчас в Майами, я с ним ночью беседовал, раньше октября он из Штатов не вернется. Проблема решена, зови сюда девок. Робби, фью-фью!

   Чемодан, словно Сивка-бурка, возник в центре комнаты, но Алла не обратила внимания на кофр-скороход.

   – Я не могу...

   – Так, – бесцеремонно перебил ее Макс, – неуважение, оказанное моей девушке, является неуважением, проявленным ко мне, а неуважение ко мне...

   – Максик, – замела хвостом Алла, – но я же не знала, что вы вместе!

   – Сейчас же поставлю на лоб Лампе фирменное клеймо нашего рода, – гаркнул Макс, – а пока я ее везу в тату-салон, Романову устраивают в Юркином люксе с непременным комплиментом от заведения за причиненные неудобства. Айн, цвай, начинай! И запомни: кто обидит Лампу, тот будет иметь дело со мной. Андестенд, май лав? Гуд-бай, беби!

   Алла безостановочно кивала, Макс схватил меня в охапку и выпихнул за дверь.

   – Пошли, – приказал он – двигаем на второй этаж.

   – Может, не стоило так резко? – промямлила я. – Неудобно как-то!

   Максим прижал меня к стене:

   – Запомни, люди делятся на две категории. Первая, очень малочисленная, способна оценить интеллигентность собеседника и никогда не воспользуется ею в своих целях. Вторая, имя ей легион, считает застенчивость и нежелание конфликтовать слабостью и готова со счастливой улыбкой пинать того, кто не хочет выяснять отношения. Алка принадлежит ко второй. Сегодня ты согласишься остаться в вонючем номере, завтра тебе в ресторане подадут тухлую рыбу. Алла Михайловна понимает только язык пощечин, вот сейчас она тебя зауважала и будет впредь перед тобой ковром стелиться. И потом, ты заплатила немалые деньги за комфорт, испорченная канализация – не твоя забота.

   – Мне не нужно уважение Аллы, – пискнула я.

   – А мне не нравится, когда обижают мою бабу, – рявкнул Макс.

   Я вытаращила глаза, но решила промолчать, Максим выглядел по-настоящему взбешенным. Потом скажу ему, что не надо называть меня «моя баба». Я свободная женщина, я ничья.

   – Читай.

   Я села в кресло и углубилась в текст. Честно говоря, я подозревала, что в далеком прошлом четы Пронькиных есть некрасивая тайна, но правда оказалась шокирующей.

   Настоящая фамилия Константина была Пронь. Мальчик рос в неблагополучной семье. Непонятно, по какой причине он получил отчество «Львович»: своего отца ребенок никогда не видел, а вечно пьяная мать не могла сказать, от кого родила сына. Наверное, Алине просто нравилось имя «Лев». Когда Костику исполнилось шесть лет, маменька благополучно отравилась суррогатной водкой и умерла. Впереди замаячила перспектива детдома, но тут совершенно неожиданно отыскался Валерий, брат непутевой Алины, он взял племянника на воспитание. Валерий считался женатым человеком, но жил один в небольшой квартирке, служил оператором в газовой котельной, одевался неприметно, получал маленькие деньги. Сначала Костя радовался новой жизни: он теперь имел чистую постель, вкусную еду, игрушки, Валерий даже купил ему велосипед, а летом повез племянника на море.

   Но классе в третьем Костя стал удивляться. Скромный оператор котельной, похоже, ни в чем не нуждался. Если одежду Валерий носил скромную, то на харчах не экономил, покупал мясо на рынке, приносил раздобытые невесть где деликатесы. И уж совсем шикарно он жил в Сочи, снимал там у говорливой Кристины двухэтажный кирпичный дом, кормил Костю виноградом, клубникой, персиками, чурчхелой, грецкими орехами, ачмой. Иногда Валера сам становился к плите и готовил сациви, хачапури, долму. В дядьке явно пропадал повар, Костя даже облизывал тарелки – такую вкуснотищу готовил опекун.

   Лет в тринадцать Костя случайно стал свидетелем скандала между Кристиной и Валерием.

   – Еще раз за руку поймаю, – шипел дядька, – враз всего лишишься.

   Дальнейший разговор принял излишне откровенный характер, и Костя неожиданно понял: двухэтажный кирпичный дом с немереным участком и громадным садом принадлежит Валере, Кристя – подставное лицо.

   Костя провел несколько бессонных ночей, потом пришел к дяде и прямо спросил:

   – Чем ты занимаешься?

   Валера прикинулся удивленным:

   – Отдыхаю.

   Но Костя проявил упрямство:

   – Я знаю, чей это дом! Лучше скажи мне правду.

   Валерий улыбнулся:

   – Вырос мальчик. Я зарабатываю деньги, скоро отойду от дел, ты вместо меня поле вспахивать будешь.

   – А как ты все это добываешь? – полюбопытствовал Костя.

   – Есть такие лекарства, – объяснил Валерий, – их употребляют очень больные люди, которым уже ничего не помогает. Врачи им таблетки не прописывают, не хотят умирающим помогать, а мне бедняг жалко, вот я и торгую. Но об этом никому ни слова говорить нельзя, если меня поймают, то посадят на много лет, а ты очутишься в детдоме. Я тебе все чуть позднее детально объясню, а пока молчок. Если хочешь, можешь помочь, мне нужен в деле свой человек.

   Через год Костя великолепно разбирался в наркотиках и мог на глаз определить, с чем смешали кокаин: с мелом или зубным порошком. У поставщиков не было шансов обмануть глазастого, умного паренька, который, лишь мельком посмотрев на «травку», тут же сообщал, откуда она прибыла: из Средней Азии или из Ирана. В четырнадцать лет Костя придумал, как транспортировать большие партии анаши из Казахстана. К делу привлекли военных летчиков с местных авиабаз. Трава формировалась в виде больших прямоугольников и простегивалась полосатым полотном. Хитрый матрас летел в Москву в багажном отделении военного самолета. Никто не обращал внимания на не слишком чистую «подстилку», за которой потом приезжал курьер.

   В шестнадцать лет Костя начал использовать маленьких среднеазиатских девочек. Первоклашки, одетые в национальную одежду, в красивых тюбетейках, с множеством косичек, приезжали в Москву на поезде. Времена стояли идиллические, СССР был единым государством, никаких границ, таможни и паспортного контроля не существовало, билеты в вагоны продавали, не требуя удостоверения личности. Таджичка или узбечка, окруженная десятком детей, не вызывала ни удивления, ни настороженности. Героин, упакованный в узкие длинные «колбаски», умело вплетался в волосы малышек. За один раз привозили около двух килограммов, содержимое разбавляли, чистым героином никто не торговал, получалось много «дури».

   Когда Косте исполнилось восемнадцать, дядя, научивший племянника всем хитростям ремесла наркоторговца, умер. Константин остался жить в Люберцах, в маленькой квартирке, от армии он с успехом откосил, купив справку о болезни. Парень нашел техникум, где обучали строителей, и договорился с директором. Константин Львович Пронь числился среди учащихся, но в аудитории его никто не видел. Спустя год Костя понял – наркотики хорошо, но настоящие деньги можно сделать только на золоте. Меньше двенадцати месяцев понадобилось юному дарованию, чтобы поднять новый бизнес.

   Нина Олеговна Ясина в те годы вела тихую жизнь девушки из многодетной семьи. Ее отец, священник Олег Серафимович, строго воспитывал детей. Дочери вставали в шесть утра, обливались холодной водой в любую погоду, ели скудно, носили многократно заштопанную одежду и готовились рано или поздно уйти в монастырь. Нина, обладательница редкого по красоте сопрано, пела в церковном хоре. Судьбы Кости и Нины были явно написаны на небесах. Пронь и девушка, собравшаяся стать монахиней, никоим образом не должны были встретиться, они жили на разных планетах. Но в дело вмешался дождь.

   Как-то раз Костя направлялся по своим делам мимо храма, где шла служба. Именно в тот момент, когда парень поравнялся со зданием, с неба стеной хлынул ливень, юноша забежал в церковь и услышал ангельски прекрасный голос.

   Пронь обладал певческим даром, в школе с удовольствием посещал музыкальный кружок и одно время даже хотел пойти играть в какой-нибудь ансамбль. Костя простоял до конца службы, дождался Нину и пригласил ее в кино. Ниночка, никогда не заводившая романов с молодыми людьми, неожиданно согласилась, и парочка пошла сначала на сеанс, потом в кафе-мороженое, затем просто гуляла по Москве. Стоял июнь, темнело очень поздно, и Нина, никогда не посещавшая ни кинотеатр, ни ресторан, практически не общавшаяся с представителями противоположного пола, совершенно забыла о времени. Опомнилась она глубоко за полночь.

   Костя проводил девушку до дома, у ворот ее поджидал отец.

   – Где ты была? – сурово спросил он.

   Нина испугалась, а Константин вежливо ответил:

   – Мы гуляли. Ничего страшного, сходили в кино и съели мороженое.

   – Простите меня, – зашептала Нина, – не гневайтесь. Это больше никогда не повторится.

   Олег Серафимович молча открыл дверь, повернулся к провинившейся дочери и без всякого аффекта сказал:

   – Ступай куда хочешь. Блуднице в моем доме не жить, нельзя смущать благочестивых сестер, ты заразна.

   – Отец, – прошептала Нина, – куда мне идти?

   – Не знаю, – спокойно ответил Олег Серафимович, – паршивая овца портит все стадо. Ты лишилась невинности.

   – Эй, эй, – насторожился Константин, – я ее и пальцем не тронул. Можете ее к врачу отвести и убедиться. Чего молчишь, Нина? Скажи ему.

   – Папенька, простите, – лепетала девушка, – Христа ради, я отмолю грех.

   – Ступай себе, – равнодушно сказал батюшка и ушел.

   – Он сумасшедший? – спросил Константин. – У тебя есть близкие подруги? У кого ты переночевать сможешь?

   – Нет, – помотала головой Нина, – папа не разрешает с посторонними общаться.

   – А родственники? – уже менее уверенно спросил парень. – Ну, дядя, тетя?

   – Нет, – прозвучало в ответ.

   – Куда ты пойдешь?

   – Не знаю, – тихо произнесла Нина, – может, в монастырь? Потихоньку за пару дней дойду, я знаю матушку из Репнина, она меня приютит.

   – Где это Репнино? – решил уточнить Костя.

   – В Тульской области, – прошептала Нина.

   И что оставалось делать Косте?

   – Поехали ко мне, – сказал он, – я живу один, стесняться некого.

   – Нет, – попятилась Нина, – нельзя без венчания с мужчиной в доме оставаться.

   Костя, уже успевший понять, что обладательница уникального голоса является нестандартной девушкой, почесал в затылке и попытался найти нужные слова:

   – Я тебя не обижу, а вот за других, которые по ночам на охоту выходят, поручиться не могу, пошли. Выбора у тебя нет, придется мне поверить.

   Вот так началась совместная жизнь черта с ангелом. Нина поселилась у Кости и стала вести домашнее хозяйство. Пара тихо, без всякой помпы, зарегистрировала брак, в паспорте девушки теперь стояла фамилия Пронь.

   Обретя статус замужней дамы, Нина сделала попытку помириться с отцом. Она приехала домой, дверь открыла одна из сестер, Настя. Увидев на пороге Нину, она судорожно закрестилась и зашептала:

   – Ради всего святого, уходи. Отец тебя на иконе проклял, нас пообещал от себя отлучить, если с тобой поздороваемся.

   Нина поняла, что у нее больше нет родных, ее семьей стал Костя.

   Через год после скоропалительной женитьбы Костя понял, какой алмаз он получил. Супруга оказалась идеальной хозяйкой, послушной женой, обожавшей мужа, она не заводила подруг, не рвалась выйти на работу, не требовала денег, не спорила с мужем и высказывала свое мнение лишь тогда, когда Костя им интересовался. Мало-помалу Константин привык советоваться с Ниной, доверять ей и рассказал о том, чем зарабатывает на жизнь. Нина была воспитана в строгих традициях Домостроя, поэтому никогда не осуждала мужа и подчинялась ему во всем. Три года Пронь прожили душа в душу, а потом Костю арестовали.

   За торговлю золотом в СССР могли расстрелять, но Косте повезло, он попался случайно, в момент встречи с подпольным ювелиром. Оперативники следили не за ним, их интересовал ювелир. Когда того повалили на землю, Костя сообразил, что дело плохо, и смог незаметно выбросить золотой слиток, в кармане осталась небольшая, весом в несколько граммов пластинка. И Костя, и золотых дел мастер понимали, что их жизнь зависит от умения держать язык за зубами, поэтому ни тот, ни другой не заикнулись про слиток. Костя, шмыгая носом, заявил оперативникам:

   – Я купил пластинку во дворе ломбарда у незнакомого мужика. Хотел заказать себе и жене обручальные кольца.

   Ювелир пел похожую песню:

   – Золотом я не занимаюсь, делаю украшения из серебра. Константина не знаю, он хотел колечки заказать. Мы с ним никаких деталей не обговаривали, я и предположить не мог, что речь пойдет о золоте. Думал, парень чайную ложку на переплавку принес.

   Арестованные держались стойко, свои версии не изменили. Костя волновался за Нину. Как поведет себя жена? Выполнит ли приказ мужа? Предусмотрительный Пронь четко проинструктировал супругу на случай задержания:

   – Ты ничего не знаешь. Муж учится в институте и подрабатывает дворником. Все.

   Нина дословно выполнила приказ супруга. В квартире сделали обыск, но ничего не обнаружили. Константину навесили не особенно большой срок, и он уехал в колонию, Нина осталась одна.

   В советские годы любые операции с золотом считались тяжким преступлением, наказывались все, кто торговал драгметаллом, изготавливал из него украшения или покупал изделия на черном рынке. Лишь дантистам, делавшим модные тогда золотые коронки, разрешалось работать со специальными пластинами. Но несмотря на перспективу сесть на много лет или вообще потерять жизнь, все равно находились люди, которые привозили из шахт самородки или химичили на золотоплавильном предприятии. Хоть Костя и показался обычным дураком, захотевшим порадовать верную жену, на всякий случай сотрудники КГБ решили приглядывать за Ниной. Кое-кто из родственников преступников, изображая на допросах полнейшую непричастность к делу, после вынесения приговора расслаблялся и вынимал заначку, старательно спрятанную уголовником.

   Но Нина Пронь такой ошибки не совершила. Она жила бедно, устроилась посудомойкой в ресторан, мыла там не только тарелки, но и полы, получала маленькую зарплату, регулярно привозила Косте посылки и каждый день писала ему письма. Надо полагать, жизнь молодой женщины была не очень радостной, но потом ей вдруг повезло.

   Обнаружив Кармен в лохмотья пьяной на полу в раздевалке, директор чуть не зарыдал от злости. Найти новую певицу за четверть часа было невозможно, в зале полно «своих», в советские годы попасть в ресторан, да еще в праздник, не имея знакомых, было практически невозможно, за столиками сидели нужные товарищи, испортить им веселье чревато последствиями. Отсутствие «цыганки» могло рассердить дантиста, мясника, парочку актеров, писателя, композитора, толпу фарцовщиков, заведующих гастрономом и универмагом. И где потом директору ресторана, членам его семьи и друзьям лечить зубы, покупать продукты и одежду? Где взять билеты в театр и на концерты, как попасть в строго закрытую для простых смертных «Лавку писателей» на Кузнецком Мосту, чтобы приобрести дефицитные книги?

   Положение казалось катастрофическим, и тут к разгневанному хозяину подошла Нина.

   – Если мне заплатите, я могу спеть, – предложила она, – у меня хороший голос и слух, а репертуар Кармен я знаю наизусть.

   – Ладно, – согласился директор, – все равно уже хуже не будет.

   Выступление прошло под овации. Кармен была с позором изгнана вон, Нину перевели из поломоек в артистки. Около года она пела по кабакам, потом начала давать концерты в Домах культуры, но и от ресторанной карьеры певица не отказалась, Пронь были нужны деньги, она хотела привозить любимому мужу хорошие передачи.

   Я оторвалась от текста и с удивлением спросила у Макса:

   – Откуда столь подробные сведения? Навряд ли Костя рассказал правду о своей жизни следователю!

   Максим взял со стола чистый лист бумаги и стал его складывать гармошкой.

   – Слышала когда-нибудь о «трубачах» или, как их еще называют, подсадных утках?

   – Конечно, – кивнула я, – это либо один из заключенных, либо сотрудник правоохранительных органов, который подсаживается в камеру в качестве осведомителя.

   – Точно, – согласился Максим, – хоть большинство осужденных и знает про принцип «никому не доверяй, ничего ни у кого не проси, ничего не бойся», но человеку свойственно порой падать духом, он хочет излить кому-то душу, завести друга. А Костя и вовсе попал в нестандартную ситуацию.

   Очутившись в исправительной колонии, он вошел в барак и был встречен возгласами:

   – Эй, пацаны, поглядите, кто пришел!

   Удивленный странной реакцией, Константин спросил:

   – Чего орете?

   – Петь, вылезай, – сказал старший отряда.

   В проходе замаячила фигура, незнакомый мужчина подошел к Косте и сказал:

   – Ну, привет! Пока ты в карантине сидел, по зоне слух пошел: к Малышеву братан прикатил. Че, не узнаешь?

   Костя вгляделся в лицо осужденного и попятился. Стало понятно: перед ним его двойник.

   В отличие от Константина, осужденного по «лоховской» статье, Петр Малышев был в авторитете. Он был вором, с малолетства лазил по квартирам и срок мотал не за мошенничество или желание сделать для жены колечко, а за кражу. Очень хитрый, артистичный, с хорошо подвешенным языком, Малышев легко стал на зоне лидером. А еще он чрезвычайно нравился женщинам, коих в местах заключения служило много. В столовой повариха наливала Петеньке суп погуще, местная врачиха всегда выдавала ему освобождение от работы, а тетки, принимавшие передачи, смотрели сквозь пальцы на превышение веса продуктов, если им предстояло попасть в руки Малышева.

   Петр взял Костю под свою опеку. Парни попытались выяснить, не имеют ли они общих родственников, но затея не удалась. Ни Малышев, ни Пронь не знали своих отцов и имели мам-алкоголичек, которые не рассказывали детям о семейных корнях.

   Петр умел не только бойко болтать, но и обладал талантом слушателя, Костя стал считать Малышева братом и постепенно раскрылся перед ним полностью. Вот только Пронь не знал, что Петр стукач, регулярно доносивший на товарищей по заключению.

   Малышев освобождался раньше, за пару дней до выхода на свободу он сказал Косте:

   – Тебе без меня будет трудно.

   – Справлюсь, – оптимистично ответил Пронь.

   Петр протянул ему клочок бумаги:

   – Запомни номерок, если начнут прессовать, позвони, скажи, что от меня. Телефон есть у доктора.

   Воспользоваться телефоном Косте пришлось через пару месяцев после ухода Малышева. Как только Петр покинул колонию, Константина стали пинать и заключенные, и охрана. После очередного избиения Пронь пошел в медкабинет и сказал:

   – Малышев велел попросить у вас телефон.

   – Звони, – сказала врач, нарушив тем самым все инструкции.

   На том конце провода Костю выслушали и произнесли в ответ одно слово:

   – Хорошо.

   Вечером Константина вызвали на кухню, потребовалось почистить котлы. Заключенный вошел в посудомойню и увидел самого грубого и злобного из сотрудников зоны, замначальника колонии Георгия Варина. Но сейчас Жора не скалил зубы, а вполне мирно улыбался.

   – Садись, – сказал он, указывая на табуретку, – Петька думал, что ты недели две выдержишь, я ставил на месяц.

   Жора сделал Константину предложение, от которого у того не было шансов отказаться.

   Костя будет работать на Варина, сообщать ему информацию, дружить с нужными заключенными, устраивать, если понадобится, драки. В награду Пронь получит авторитет на зоне и шанс выйти на волю раньше.

   – Предлагаешь мне ссучиться? – уточнил Костя.

   Жора рассмеялся:

   – Понабрался выражений. Кто научил? Петька? Да он сам первая сука. Никакой Малышев не вор, он аферист, бабам головы заморачивает, тем и живет. Знаешь, как на зоне с такими поступают? Но Петяхе повезло, его мой дружок приметил, следак, через которого Малышев шел, поправил ему биографию и сюда подселил. Короче, или ты на меня работаешь, или я тебе радости не гарантирую. Много чего плохого случиться может, кое-кто в бараке о Петьке неладное думает, а ты с ним дружил. А еще могут вопросы возникнуть по золотишку. О жене подумай, похоже, она тебя крепко любит, часто приезжает, ждет. Каково ей вдовой стать?

   Костя принял предложение Жоры, честно служил хозяину, полагал, что, выйдя на свободу, сможет навсегда вычеркнуть из памяти неприятный эпизод в биографии. Вот только Костя забыл поговорку: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Перед его освобождением Жора сказал:

   – Вернешься в Москву, пойдешь по этому адресу и не вздумай сбежать, худо будет. Все твои доклады в папку подшиты, у нас ничего никогда не пропадает. И что будет, если паханы узнают, кто на них стучал?

   Пронь живо сообразил, что его хотят принудить работать информатором и на воле. Поэтому он не рискнул вернуться в столицу, а придумал собственный план. Приписав к фамилии окончание «кин», Костя осел в Новосибирске, вызвал к себе Нину, и они стали зарабатывать пением в кабаках и на свадьбах.

   То ли сотрудники МВД не искали Константина, то ли видоизмененная фамилия вкупе с кочевой жизнью (а Пронькины больше трех месяцев ни в одном городе не задерживались) помогли запутать следы, но несколько лет муж с женой благополучно мотались по СССР, не вызывая ни у кого подозрений.

   – Эй, постой, – не выдержала я, – а эти сведения откуда?

   Максим стал делать руками круговые движения:

   – Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба. Я волшебник, исполняющий желания. Узнал подробности, не спрашивай как. Впрочем, хочешь поговорить с человеком, который может рассказать всю правду? Это...

   – Петр Малышев, – испортила я Максиму эффектное завершение фразы. Должна была сама догадаться.

   – Как ты додумалась? – фыркнул Макс.

   – Читала справку на Факира, – сказала я. – Леонид многократно менял фамилии с именами, одно из них было Петр Малышев. Если учесть, что рок-певец Малыш в миру звался Петром Аркадьевичем Малышевым, то нужно было, по крайней мере, насторожиться. А теперь вспомним, что когда Малышев, носивший уже другую фамилию, все-таки попался на брачной афере, кто-то оплатил ему адвоката, отмазавшего мужика, на которого точил зубы фээсбэшник Иван Родченко. После благополучного освобождения аферист устроился на работу, забыл про игры с Уголовным кодексом, получил кредит на квартиру. Думаю, если поднять информацию об учреждении, которое столь опрометчиво выдало сомнительному гражданину большую сумму, мы увидим, что это банк Пронькина.

   Вот только не понимаю, почему в справке на Леонида Факира не указано, что он в юности отсидел по документам Петра Малышева!

   – Нина обладала буйной фантазией, – перебила я его, – в ее ноутбуке сохранилось множество сценариев для новогодних спектаклей. От рождения Нине Олеговне достался не только ангельский голос, но и способность к литературному творчеству, она с большим рвением писала пьески, готовя по пять-шесть вариантов развития сюжета. Судя по прежним записям, Нина Олеговна начинала думать о праздничной постановке уже в марте. Ранней весной составляла первый план, разрабатывала его, к августу у нее имелось несколько сценариев, а в начале сентября самодеятельные актеры приступали к репетициям. Но в этом году Нина ничего не придумала. Можно объяснить отсутствие пьес трауром: вдова не хотела веселиться на Новый год. Вот только я думаю иначе. Нина Олеговна знала, что она не доживет до прихода Деда Мороза. Ведь так, Петр Аркадьевич? Вы ей помогали?

   – Я не знал подробностей, – мрачно ответил Малышев, – Нина сама все устроила. Максим по дороге рассказал мне про документы, которые вы на нас с Костей нарыли, и припугнул, что их опубликуют. Ну так я себя не стыжусь, что было в молодости, то быльем поросло, и государства того более нет, в СССР все друг на друга стучали. Костя на меня зла не держал. Да, я доносил Жоре о болтовне Проня, но зато пару раз Костику жизнь спас, когда на него с заточкой в бараке поперли и в ду€ше придавить хотели. Пронь был хитер, вывернулся из лап органов, они с Ниной по городам мотались, девочки у них родились. Хотелось осесть, но страшно им было, и тут перестройка! Страну перелопатило, зэков поотпускали, ментов повыгоняли, кому старые дела нужны! Развалилась система. Костик с Ниной в Москву вернулись, он на работу пошел, она девчонок пасла. А уж в начале девяностых, когда беспредел попер, Костя старую хованку вскрыл, затыренное золотишко добыл и банк основал. Ума у него было на пятерых, хитрый, изворотливый, такие тогда высоко взлетали. И время карьере способствовало, никто не спрашивал, с какой елки у тебя бабло.

   Костя быстро в бизнесмены пробился, хотел прошлое зачеркнуть, очень они с Ниной опасались, как бы дочери об их грехах не узнали. Нинка-то мужу с золотом помогала, курьером у него служила, все о его деятельности знала. Я такой любви, как у Нинки, больше ни у кого не видел, во всем мире для нее только муж существовал. Нет, она к детям хорошо относилась, воспитывала, кормила, одевала, но Костик всегда стоял на первом месте, ему лучший кусок, самая мягкая постель, он бог, господин, царь. Пожаловаться не могу, меня тоже бабы холили, но такой страсти не досталось.

   – Вы дружили? – спросила я.

   – В гости не ездили, Соня с Лидой про меня не слышали, но Костя звонил, денег присылал, помогал мне, – честно сказал Петр, – а потом вдруг приехал и огорошил заявлением: все ему опостылело, банк поперек горла встал, денег много, а счастья нет. Короче, решил играть и петь на сцене, попросил мой паспорт, сказал:

   «Представлюсь твоим именем, мы теперь еще сильнее похожи стали. Я буду петь в парике и маске, чувствую, что добьюсь невероятного успеха. Если газеты начнут что-то вынюхивать, они к тебе придут».

   Я молча кивала в такт словам Малышева.

   Петр спросил у друга:

   – А что думает по этому поводу Нина?

   – Она счастлива видеть меня в творческом порыве, – последовал ответ.

   Малышев не стал возражать и с интересом следил за музыкальной карьерой Кости.

   Незадолго до смерти приятель снова прикатил к Петру и сделал новое предложение.

   – Согласен изображать меня на тусовках?

   Малышев поразился, и тогда Константин озвучил свой план.

   Максим посмотрел на меня.

   – Похоже, в этой части своего звукового письма Нина Олеговна не соврала.

   Я наполнила чашку Малышева.

   – И что вы ответили Пронькину?

   – Если нужно, то пожалуйста, – сказал Петр, – но, может, лучше честно рассказать дочерям о Малыше?

   Но Костя с горечью воскликнул:

   – Мы с Ниной в свое время решили, что у девочек должна быть образцовая семья, поэтому и бросили музыку. Внушали им правильные моральные принципы, требовали быть лучшими во всем и преуспели. Золотые медалистки, красные дипломы, каждая по три иностранных языка знает, по мировым музеям прошли, лучшие книги прочитали, красавицы, ни капли вульгарности, ну и как я им про рок-н-ролл расскажу? Они меня не поймут.

   – Перегнул ты с воспитанием, – почесал в затылке Петр.

   – Мы хотели как лучше, – мрачно согласился Константин, – а получились инопланетянки. Я их моментами побаиваюсь, у самого-то такого воспитания нет, могу ляп допустить.

   – Все же попытайся с ними по душам погутарить, – предложил Петр.

   – Ну ладно, – с сомнением кивнул Пронькин.

   – Ты отец, хозяин дела, стукни кулаком по столу и заяви: «Наплевать мне на вашу безупречную репутацию и желание плясать вальс с английской королевой! Я себе бабок заработал, теперь хочу рок-н-ролл играть. А вы сами себе другой банк создайте». – Петр обозлился. – Чего ты, подрядился под их дудку плясать? Сам себе на голову спино-грызок посадил! Очнись, пацан, кто в доме главный? Ты или детки?

   Константин засмеялся:

   – Вот этого совета мне и не хватало. Ты прав! Кто в доме хозяин? Я маленько мозгами поплыл. Прямо сейчас поеду к девкам и правду объявлю: начинаю выступать с концертами. Если вам это не по вкусу – не ешьте, поднимайте свое дело.

   Петр замолчал.

   – Что было потом? – занервничала я.

   – Костя умотал около десяти, на следующий день Нина позвонила, сказала: муж ночью умер.

   Я подпрыгнула на диване.

   – Значит, пока Костя советовался с Петром, девочки строили планы убийства папеньки. Они откуда-то узнали про его намерения. Константин, воодушевленный беседой с другом, выложил дочкам правду, а те живо решили проблему. Ждать не стали.

   Малышев откашлялся.

   – Костя был человек увлекающийся. Когда он понял, что надо девок к ногтю прижать, из него фонтан идей забил. Стал носиться по моей квартире и строить планы. «Я стану самым известным, буду собирать стадионы, позвоню в газеты, расскажу про прошлое. То-то шум поднимется: банкир Пронькин и Малыш – одно лицо. А еще сообщу про зону. Это нынче не позор, а мода. Если хочешь раскрутиться, надо в прессе мелькать. Я раньше интервью не давал, а сейчас начну. Новости буду по капле выдавать. Сперва о Малыше, потом об отсидке! Прикинь шумиху!»

   – Вот чего они испугались больше всего! – подскочила я. – Если увлечение рок-н-роллом еще можно стерпеть, то каково девицам, обладательницам изысканных манер и безупречной светской репутации, узнать, что их папенька в прошлом уголовник, а маменька пела несколько лет в кабаках и моталась к мужу на зону. Это моветон. Лучше отравить папашку, пока он глупостей не натворил. Вот от кого Соня услышала про порядки в следственном изоляторе. Небось Константин Львович изложил доченькам в подробностях свою биографию, а потом стал предаваться воспоминаниям.

   – Нина была уверена, что Соня с Лидой лишили отца жизни, – кивнул Петр. – Она мне сказала: «В память о Косте помоги мне, ни о чем не спрашивай, сделай, как я прошу, отблагодарю тебя по полной, ты станешь богатым человеком».

   – Вы тогда жили в Ларюхине с Надей, – уточнила я. – А как оказались у нее в доме?

   – Просто, – улыбнулся Малышев, – Нина в «Виллу Белла» постоянно каталась, ей там нравилось: от дома близко и артрит хорошо лечат. Нинка не чванливая, ее деньги не испортили, она с простыми людьми без понтов общалась, вот и обратила внимание на Надю. Звякнула мне и сказала:

   «Хорошая женщина, работящая, внешне приятная, свой дом, участок, а счастья нет. Ты один кукуешь, надо подумать, с кем старость проводить. Съезди, посмотри на Надю».

   Ну, я и отправился в Ларюхино. Очень мне там понравилось: воздух, лес, и книг у Надежды прорва была! Сначала я под именем Леонида Факира комнату у нее снял, затем с хозяйкой жить начал. Вот только одна у меня беда: больше года с одной бабой не выдерживаю. Надя хорошая, мы с ней счастливо жили, а потом я заскучал и ушел.

   – И ничего не взяли, – дополнила я, – не стали медсестру обворовывать!

   В глазах Петра промелькнула тень.

   – Давно подобным не занимаюсь. И вообще я всегда с бабами только по любви жил, а мелочовку прихватывал исключительно для того, чтобы иметь возможность в себя прийти, подумать о дальнейших планах. У меня природа такая – четыре времени года сменятся, и я полностью интерес к сожительнице теряю, будь она богатейшая раскрасавица, с золотой тарелки меня черной икрой кормит, все равно уйду. Деньги для меня пшик.

   – Почему Надя накинулась на Нину Олеговну? – остановила я Петра Аркадьевича, вознамерившегося в деталях излагать свои жизненные позиции.

   Он заерзал в кресле.

   – Ревнивая она очень, вспыльчивая и на мужчин слабая. Если видела, что я с кем-то разговариваю, тут же в драку! Сколько раз говорил ей: «Надюша, успокойся, я люблю только тебя! Что за манера сразу на баб налетать!» А она в ответ: «Чего Олеське улыбался?» Пытался ей объяснить: «Милая, ну не смотреть же на соседку волком? С людьми надо дружить». Да только Надя свое мнение имела: «Если на сторону лыбишься – хочешь к другой сбежать».

   Максим протяжно вздохнул:

   – Ревнует – значит любит.

   Малышев пожал плечами.

   – Я ей всякий раз говорил: «Я никуда не денусь. Если меня нет, значит, любовницы меня убили». Шутка такая была!

   Я покосилась на Петра Аркадьевича.

   – Весело! Но Надежда восприняла ваши слова всерьез. Она, наверное, каким-то образом связала вас с Ниной Олеговной.

   – Это перебор, не станет же женщина в самом соку ревновать к даме пенсионного возраста, – возразил Максим.

   – Наверное, вы не знаете, что такое ревность, – не согласилась я.

   – Надьке было без разницы, – подхватил Петр, – один раз устроила мне сцену, когда я в Еланске одной древней бабке помог в автобус влезть. Подсадил развалину по доброте душевной на ступеньку, оборачиваюсь – любимая покраснела, кулаки сжимает и шипит:

   «Совсем стыд потерял, на улице баб за задницу хватаешь».

   Во она какая была, огонь с керосином. Мумии той лет сто стукнуло, не могла сама в автобус вскарабкаться, ну прямо самая сладкая полюбовница… Нина мне звонила, на телефоне ее фамилия с именем высвечивалась. Я мобильный брал и шел в огород с ней говорить. То, что Надя в моем сотовом шарит, я накануне ухода выяснил. У меня день рождения был, от Пронькиной эсэмэска пришла, просто слова хорошие и подпись «Твоя Нина». Вот когда у Надюхи мозги поплыли! Я после обеда поспать лег, просыпаюсь: она надо мной стоит, телефоном вертит и шипит:

   «Твоя Нина! Вот оно что! Решил от меня к богатой уйти?»

   А я спросонья шутканул:

   «Надюш, успокойся, я никогда тебя не брошу, а если исчезну, значит: меня бабы на части раздербанили, убили из ревности, что я тебе верность храню».

   Мне стало жаль Надю. С патологической ревностью очень трудно справиться, никакие логические доводы, шутки, клятвы и заверения в любви в этом случае не действуют. Медсестре мог помочь хороший психотерапевт, да только такого специалиста в Ларюхине нет. Ясно теперь, отчего Надежда налетела на Нину: с медичкой случился очередной припадок. И понятно, по какой причине Пронькина решила замолчать неприятное происшествие. Она не хотела привлекать внимания ни к своей персоне, ни к личности Леонида Факира, под именем которого в Ларюхине проживал Малышев.

   – Кто убил Надю? Неужели Нина Олеговна? – изумился Макс.

   Малышев выразительно посмотрел на пустой кофейник.

   – С ума сошел? Нина даже муху убить не могла. Нет, думаю, к Надьке влез кто-то из бомжей. Она никогда двери не запирала, окна настежь держала, дом у нее на отшибе стоит, собаки нет.

   Я решила направить разговор в нужное русло:

   – Мне жаль медсестру, которой не слишком-то везло в личной жизни, но сейчас меня волнует история Нины Олеговны. О чем вас просила Пронькина?

   Малышев начал тереть глаза, я послушала его сопение и разозлилась:

   – Ладно, сама скажу, думаю, я верно представляю развитие событий.

   Нина Олеговна решила отомстить дочерям, отнявшим у нее мужа. Она подошла к делу, как к новогоднему спектаклю, написав сценарий. Но, как талантливый режиссер и актриса в одном лице, Пронькина была готова к импровизации, и вот что у нее получилось.

   Сомнений в том, что именно безупречные девочки убили Константина Львовича, у вдовы не было. Она собственными ушами слышала беседу Сони и Лиды. А еще дочки не испытывали скорби, Софья собралась устроить свадьбу в дни объявленного мамой траура, она думала только о собственном счастье, а не об умершем отце. Едва Вадим заикнулся о бракосочетании Сони, как Нина Олеговна поняла: надо мстить. У Пронькиной не было шансов доказать, что дочери лишили жизни Константина Львовича, зато она могла обвинить их в своем убийстве. Одной с выполнением этой задачи ей было не справиться, но у Нины имелся помощник – Петр Аркадьевич. Я не знаю точно, но предполагаю, что именно вам вдова оставила весь свой капитал. Ведь так?

   – Глупо отрицать, – тут же влез со своим замечанием Макс, – поэтому Нина Олеговна и обратилась к постороннему адвокату, не хотела, чтобы Иван Ларионов раньше времени поставил ее дочурок и зятя в известность.

   – Но сама она безостановочно говорила дочерям о желании изменить завещание, – перебила я Макса, – отказывалась выдать им генеральную доверенность, оставила за собой право последней подписи, в самый неподходящий момент, при посторонних, начинала говорить о Малыше или намекать на уголовное прошлое мужа. Думаю, Нина проделывала все очень умно, окружающие не понимали, о чем она толкует, но Соня с Лидой испугались. Дочери стали опекать мать, а Нина наметила кульминацию спектакля на момент пребывания семьи в «Вилле Белла». Я все ломала голову: почему дети не пристрелили мать в особняке? Там можно замести следы, зачем лишать жизни Нину практически в Ларюхине, где легко можно нарваться на свидетелей. Нелогично. Но если мы принимаем версию об участии в деле самой Пронькиной, то все недоумения объясняются. Нине Олеговне как раз требовалось поднять шум, а то, что дочери затеяли ремонт в особняке, сыграло ей на руку, это оказалось лишним подтверждением их бесчувственности: умер отец, а они, долго не горюя, стали переделывать его личные покои. Лида, правда, сказала матери:

   – Мы с Вадимом хотим завести ребенка, вот увидишь, тебе понравится роль бабушки, но сначала надо подготовить помещение, где поселится малыш с няней.

   – Верно, – неожиданно подтвердил Петр, – Нинуша мне рассказала. Да только мать Лидке не поверила, грустно так говорила: «Разве детей так планируют, они сами на свет появляются. Девки последнее напоминание об отце уничтожают. Убили Костю, а теперь его вещи выбросили»...

   – Нина приезжает в «Виллу Белла», – бесцеремонно перебила я Малышева, – и вскоре сталкивается с Надей, которая в порыве ревности налетает на нее. Нина не хочет шума, но, как назло, есть свидетель скандала – Лампа Романова. Госпожа Пронькина решает использовать пришедшую ей на помощь пациентку. Лишний свидетель не помешает, поэтому она и заявляется в мою спальню с рассказом об убийстве, которое планируют ее дети.

   В ночь, когда Нина лишилась жизни, она о ковер не спотыкалась, колено не разбивала, патологоанатом не нашел на трупе никаких травм, кроме раны головы. Нина Олеговна просто хотела, чтобы кто-нибудь из дочерей привез в ее номер коляску. Она надеялась, что издающий довольно сильный скрип «Бентли» привлечет внимание постояльцев и кто-нибудь, желая выразить свое возмущение, выглянет в коридор и станет свидетелем того, как дочь катит кресло. Расчет не оправдался, Лида осталась незамеченной, но Нина Олеговна не расстроилась. Она приготовила целый спектакль, столь же детально, как для новогоднего праздника. В нужный час Нина встает, привычно поправляет на кровати подушки и прикрывает постель одеялом, она не убирает свое ложе тщательно, поэтому у меня создается впечатление, что на койке лежит укрытая с головой женщина. Есть еще один момент: когда я осматривала спальню, то увидела у кровати пеньюар и... ночную рубашку, а вот домашних туфель не было. Мне следовало догадаться, что под одеялом никого нет. Пожилая дама не надела сорочку, но не легла же она спать обнаженной, отсутствие тапочек красноречиво свидетельствовало о том, что хозяйка ушла. Но я не обратила внимания на эти мелочи.

   Пока я шепотом окликала Пронькину, Нина Олеговна спокойно одевалась в ванной. Она не подумала, что похититель не даст своей жертве облачиться в платье, пожилая дама действовала машинально. Потом она вышла в холл у двери и сложила коляску. Как я уже упомянула, кресло при движении скрипит, а Нина не хотела, чтобы ее заметили. Я услышала характерный щелчок и спряталась за занавеску. И тут Пронькиной пришло в голову, что нужно устроить в номере беспорядок, это будет свидетельствовать о борьбе. Нина возвращается в комнату, расшвыривает постель, бросает на пол вещи и благополучно уходит, унося «Бентли». Она боится катить кресло для инвалидов: то сильно скрипит, а Пронькиной надо действовать тихо.

   Я долгое время думала, что ее сначала одурманили снотворным, а потом увезли. Полную даму не унести на руках, это очень тяжело. Но потом я увидела, как Коля-алкоголик складывает «Бентли», услышала щелчок и задала себе вопрос: «Если преступник взял кресло на колесах, чтобы увезти спящую Пронькину, зачем он складывал коляску? Потащил в одной руке Нину, а в другой «Бентли»?»

   – Закономерный вопрос, – кивнул Макс, – нелогично получается.

   – Нина вынесла коляску через служебный выход лечебницы, – продолжала я, – и покатила ее по лесной тропинке. В какой-то момент колесо наехало на камень или попало в ямку. Коляска опрокинулась, ломая ветви кустарника, Пронькина подняла ее и выдрала лоскут из своего платья, может, она даже упала.

   Это не было предусмотрено в сценарии, но сыграло Нине на руку: я решила, что похититель не удержал кресло на колесах и вывалил жертву на землю, и таким образом получила еще одно подтверждение похищения вдовы.

   Итак, мы приближаемся к кульминации. Нина прикатывает коляску на лужайку. Почему именно туда? О, это ключ ко всей истории. Пронькина – частый гость в лечебнице, Ларюхино, куда от скуки бегают клиенты «Вилла Белла», изучено ею вдоль и поперек. Вдова знает, что рано утром, часов этак в пять-шесть, полянка превратится в проходной двор. Потянутся рыбаки, бабы с бельем, деревенские жители встают рано, в особенности летом. Именно поэтому, Петр Аркадьевич, она велела вам позвонить Соне и приказать той явиться к пяти на место своего убийства.

   Малышев вскочил.

   – Я просто выполнил ее просьбу. Вернулся тайком в Ларюхино, парик нацепил, бородку наклеил, изменил внешность.

   – Вы боялись столкнуться с Надей, – перебила я Петра, – поэтому поселились у бабы Клавы. План был составлен загодя, вы много заплатили старухе, вот та и отказала постоянной дачнице.

   Нина умерла между часом и двумя ночи, она не подумала об экспертизе, которая точно установит время смерти. Соня прибежала в пять с минутами, она судорожно протерла коляску, за которую хваталась руками, и унеслась прочь. Расчет Нины не оправдался: почти все Ларюхино гуляло на свадьбе, утром народ спал с похмелья, к речке не пошел ни один человек. Зато неожиданно появляется Коля-алкоголик, который видит Соню, принимает черную коробку с украшениями за пистолет и крадет коляску. Ну, а следом в действие активно включился Петр. Вы заставляете домашних Пронькиной делать самые странные вещи. Лида отдала украшения Светлане и велела той их надеть. Ну, не придумать ситуации глупее! Вадим забрал у официантки брюлики и потащил их в ломбард. Действия членов семьи похожи на поведение сумасшедших. И тут Денис Рутин получает звуковое письмо, и мы слышим заявление Нины: дочери убили мать и неумело пытаются изобразить ее похищение. Ну и кто поверит Софье и Лиде? Есть на свете хоть один идиот, способный устроить буффонаду с украшениями? Любой мент сразу поймет: Соня с Лидой врут. Не с лучшей стороны характеризует сестер и их рассказ о сердечном приступе матери.

   – Вот уж глупость, – покачал головой Макс, – почему они не сообщили о том, что труп Нины лежит на лужайке?

   – И как им объяснить появление Сони в начале шестого утра в лесу? – отбила я подачу. – Они растерялись и испугались. Боялись, что похититель выдаст их тайны, поэтому и подчинялись незнакомцу. Мне следовало сразу сообразить: тот, кто гонял Лиду с Соней, отлично изучил их характер, понимал, как поведут себя женщины, если поймут, что их безупречная репутация может пошатнуться.

   – Хоть какой-то ум у человека должен остаться, – скривился Макс.

   – Помнишь историю с известной телеведущей, которая попала за границей в автоаварию? – спросила я. – Весьма сообразительная женщина, но в момент стресса она сглупила. Едва российские журналисты обратились к красавице с вопросом: «Как вы себя чувствуете? Не болят ли ожоги?» – она, не подумав, ляпнула: «Все неправда, я лежала дома, у меня свинка».

   Бедняжка не сообразила, что ушлые репортеры раскопают в иностранной клинике путевой лист «Скорой помощи», где стоит ее фамилия, забыла про видимые постороннему глазу ожоги. Ей следовало воскликнуть:

   «Боже! Я еле жива осталась, с трудом понимаю, как выскочила из горящей иномарки. Я при-ехала вести вечеринку, хозяин встретил меня на аэродроме, решил прокатить с ветерком и не справился с управлением».

   Все. Вопросов бы не было. Весь российский шоу-бизнес подрабатывает на корпоративах, а богатый человек с удовольствием посадит в свой автомобиль красавицу-телезвезду. Ну зачем она соврала про свинку? От растерянности. Вот и Соня с Лидой продемонстрировали подобное поведение. Скажите, Петр, чем вы их пугали? Как вам удалось заставить двух умных женщин и одного вполне трезво мыслящего мужчину совершить столько глупостей?

   Малышев засопел, но ничего не ответил.

   – Рискну предположить, что он пугал их обнародованием правды об убийстве Константина Львовича, – сказал Максим, – обещал сообщить прессе детали биографии бизнесмена: торговля наркотой, золотишком, зона, работа лабухом в кабаках, ну и на закуску рок-певец Малыш. Думаю, материал очень бы понравился читателям «Желтухи», а вдогонку ему мог появиться следующий с зазывным названием: «Убив отца, дети банкира лишили жизни мать». Вот они и плясали под дудку Малышева. Одного не пойму: зачем вам понадобилось жить в Ларюхине? Вы могли остаться в Москве и звонить оттуда. Зачем устраивать канитель с проживанием у бабки? Гримироваться, чтобы Надя не узнала бросившего ее мужа?

   – У тебя остался только один вопрос? – ехидно осведомилась я. – Если так, то твое любопытство легко удовлетворить. Нина Олеговна рассчитывала, что Соню застанут на месте преступления, надеялась, что люди удивятся дикому поведению дочерей и зятя, отправила сообщение в «Желтуху», но ей нужно было иметь и документальное свидетельство преступления. Думаю, Нина велела Петру Аркадьевичу прийти без пятнадцати пять на лужайку, спрятаться получше и заснять, как Софья возится около трупа матери. Так?

   – Жесть! – воскликнул Макс. – Ну ваще! Крутая старуха! Я бы на такое не сподобился.

   Я уставилась на Петра, тот закашлялся, потом наконец сказал:

   – Ну, верно. Только я не знал, что она придумала. Прямо обомлел, когда ее тело заметил, чуть не убежал. Может, я жил не очень честно, но никогда никого и пальцем не тронул, наоборот, только радость бабам доставлял.

   – Вы сделали фото? – оборвала я Малышева.

   – Ага, – кивнул он, – как Нина велела, Соня в кадр попала.

   – Нина Олеговна не сообразила, что снимки, которые, по ее разумению, должны потопить дочь, на самом деле предоставят ей алиби, – вздохнула я, – теперь фотоаппараты непременно указывают дату и время, когда сделан снимок. Пронькина умерла между часом и двумя ночи, а Соня пришла в пять утра. И Петр Аркадьевич, получается, может это подтвердить.

   – Я тут вообще ни при чем, – попытался вывернуться помощник вдовы.

   Макс похлопал его по плечу.

   – Точно! Только похитителем прикидывался и помогал чуток. Хотелось бы думать, что Петенька решил отомстить за убийство старинного приятеля, но это впечатление портит мысль об оставленном ему наследстве. И фото не позабыл сделать, потому что знал: дочерей и Вадима посадят, никто опротестовать завещание вдовы не сможет. Эй! Постойте! Уно моменто!

   Максим застыл, глядя на меня в упор, я кивнула.

   – Пришел в голову новый вопрос?

   – Да, – отмер Макс, – выходит, Нина Олеговна спланировала свою смерть?

   – Жизнь без Константина не представляла для нее никакой ценности, – буркнул Петр, – она умерла в тот день, когда его убили. Сначала она на робота походила, а ожила, когда мстить надумала. Я пытался ее отговорить, но понял: это бесполезно.

   – Так кто ее убил? – закричал Макс. – Если это не Соня и не Лида, то как зовут киллера? Вадим?

   – Нет, – пожала я плечами, – ему слабо. Он провел отрочество и юность под гнетом отца, затем очутился в семье с властным тестем. Вадик даже не пискнул, когда те его оженили, был согласен на любую невесту. Соня? Пожалуйста. Лида? Нет проблем. Младший Краснопольский по сути своей раб, не зря он любит замшевые ботинки. В книге...

   – О-о-о, только не заводи про Вульфа, – взмолился Максим.

   Я повысила голос:

   – Ученый удивительно умен!

   Максим ткнул пальцем в Малышева:

   – Он киллер! Больше некому.

   Петр Аркадьевич живо вскочил и отбежал к окну.

   – Ну уж нет! Мокруху на меня вы не повесите. Сознаюсь, я Нине помогал, но ее не трогал.

   – Тогда кто? – заорал Макс. – Самоубийство исключено!

   – Почему? – с любопытством спросила я.

   – А где пистолет? – окончательно вышел из себя Максим. – Куда оружие подевалось? Понял, его помощник унес! Значит, опять Малышев на повестке дня.

   – Нет! – яростно отнекивался Петр Аркадьевич.

   – Прекрати нападать на бабского угодника, – притормозила я Макса, – Малышев любит женщин, он, несмотря на некоторые особенности своей личности и желание жить за счет партнерш, имеет ранимую душу и никого и пальцем не тронул. Соседка Олеся вспоминала, как Леонид Факир жил у Нади и дал ей денег на поездку к брату в Магадан. То, что деньги он взял из тумбочки у сожительницы, другой вопрос.

   – Правильно, – обрадовался брачный аферист, – я не переношу бабьих слез, потому и утекал от них через год счастливой жизни по-тихому, без предупреждения. А Олеська так рыдала, сердце мое не вынесло.

   – Хорошо быть добрым за чужой счет, – обо-злился Макс, – у Нади стырил, Олесе отдал!

   – А другой вообще не поможет, молча мимо пройдет, – огрызнулся Петр.

   Я решила не обращать внимания на раздраженных мужчин.

   – Мне тоже сначала ситуация показалась тупиковой, но я знала – Нина покончила с собой. Но потом, когда я разговаривала с Машей, соседкой бабы Клавы, к которой приехал «сыночек Федя», во двор прибежал мальчик Сережа. Пацанчик постоянно запускает игрушечный лайнер, а тот залетает во двор к Маше, повисает то на крыше, то на дереве. И я сложила вместе вроде абсолютно ничего не значащие факты. Под Новый год Нина зашла в магазин игрушек и купила там два самолетика. Один она прямо у прилавка подарила маленькому мальчику, второй унесла с собой. Зачем он ей?

   – Собралась под елку кому-то положить, – пожал плечами Макс, – пошла погулять после процедур, зарулила в торговый центр, вспомнила про какого-то ребенка и прихватила ему презент.

   – Нина не отдыхала в декабре в «Вилле Белла», – сказала я, – Ларюхино она посетила, потому что знала: там есть магазин игрушек. Особняк Пронькиной находится близко от лечебницы, она успела обернуться, пока дочери сидели на работе, Нина не пожелала ехать в Москву, там пробки, в особенности перед праздником, еще застрянешь на шоссе, отвечай потом, куда каталась.

   – Ну и? – недоумевал Макс.

   Я обвела рукой комнату.

   – Видишь эти игрушки? Я приобрела себе точь-в-точь такой самолетик, как Нина, это не самая дешевая забава, но ею торгуют и в Ларюхине, и в Еланске. Затем я нашла в Интернете данные о пистолетах, выяснила примерный вес огнестрельного оружия... Да, кстати! Интересная деталь! На Нину произвело сильное впечатление закрытие Московской Олимпиады в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Полет Мишки на воздушном шаре – символа Игр – не оставил равнодушным ни одного зрителя, трибуны рыдали в голос, а западные корреспонденты назвали церемонию самой романтичной и трогательной за всю историю состязаний. Каждая новогодняя пьеса Нины завершалась подобным трюком: воздушные шарики уносили ввысь табличку с номером года, происходило это во дворе, под аплодисменты гостей.

   Макс вскочил.

   – Ты хочешь сказать...

   Я снова показала на игрушки.

   – Я ставила опыты и пришла к выводу – самолетик легко может поднять пистолет. Нина не решилась использовать воздушные шарики, они могли лопнуть, и оружие бы упало, не улетев бесследно.

   – Откуда взялся пистолет? – зашипел Максим.

   – Доказательств нет, но, полагаю, его добыл Петр Аркадьевич, – предположила я.

   – Не пойман, не вор, – нервно возразил Малышев, – приведите продавца, который подтвердит, что продал мне пушку.

   – Нина выстрелила себе в лицо, – продолжала я, – пистолет был прикреплен к работающей игрушке. Тело упало, рука разжалась, самолетик улетел, унося орудие самоубийства. И если мы принимаем эту версию, тогда появляется логичный ответ на вопрос: почему Нине непременно хотелось очутиться в момент кончины на лужайке? Отчего она не умерла ни в номере, ни на лоджии? Корпус окружен высокими елями, игрушка могла запутаться в ветвях, для полета требовалось пространство.

   – Здорово же она ненавидела Соню и Лиду, – потрясенно сказал Максим.

   – Они отняли у матери самое дорогое, лишили ее смысла жизни, – пояснила я, – для меня в этом деле наступила полная ясность, остался всего один вопрос: кто утопил официантку Светлану? Смерть этой девушки выглядит бессмысленной. Может, она случайна?

   – В этом мире ничего не происходит просто так, – не согласился Макс, – вероятно, и здесь сестрички-разбойницы постарались.

   – Нет, – не согласилась я, – Лидия искренне удивилась, когда узнала о кончине официантки, жена Вадима не профессиональная актриса, ей не под силу столь достоверно сыграть роль.

   – Есть еще Соня и сам Вадим, – настаивал Макс.

   – Психологически... – начала было я.

   – Если верить психологам, – резко перебил меня Максим, – то женщина практически не способна выстрелить себе в лицо. Однако же Нина Олеговна хладнокровно спустила курок.

   Я не нашлась, что возразить, мне на помощь пришел Петр Аркадьевич:

   – Нина мстила за Костю, а когда речь идет о любви, психологии тут нечего делать. Черт подери, мне и ее жаль, и Костю, знаете, он очень любил семью, ради девчонок всего себе перелопатил, воспитывал их, как принцесс. И совершенно искренне считал, что дочери его обожают, один раз сказал мне: «Я в своей семье император».

   – Круто, – фыркнул Максим, – да только получается, что Константин Львович был императором деревни Гадюкино. Его подданные оказались змеями.

   – Полагаешь, село получило такое название, потому что там обитают ядовитые пресмыкающиеся? – решила я поддеть Макса.

   Но тот не отреагировал, а задал вопрос:

   – Как ты догадалась про самоубийство? Все факты кричали о насильственной смерти Нины Олеговны!

   – Вот именно что кричали, – грустно улыбнулась я, – а должны были шептать. Нина совершила ошибку. Она очень хотела оставить побольше улик против Сони и Лиды, потому и сказала в звуковом обращении: «Дочери старались лишить меня общения, они даже спрятали ручку от балконной двери, чтобы я не выбралась на лоджию. Но я открывала дверь кусачками».

   – И что? – не понял Макс. – Мы же вместе с тобой видели маникюрное приспособление на подоконнике!

   Я посмотрела на него:

   – Верю. Но запись Нина сделала в студии, до отъезда в «Виллу Белла», как она могла знать, что дочери унесут ручку? Пронькина сама ее выдернула. Переборщила она с уликами.

   – Ух ты, – подпрыгнул Макс, – я не обратил внимания на нестыковку! Ай да мамаша! Старалась изо всех сил! Думаю, она и смерть официантки Светланы запланировала!

   – Давай комплект.

   Девушка протянула было Краснопольскому мешочек, но тут же отдернула руку.

   – Нет!

   – В чем дело? – изумился муж Лиды.

   – Мне обещали квартиру, – насупилась Света.

   – Ты непременно ее получишь, – занервничал Вадим.

   – Не верю, – уперлась Светлана, – несите письменный договор, или я не отдам украшения.

   Мелкие капли превратились в сплошной ливень, у Краснопольского нервы были натянуты до предела. Вадим не стал упрашивать Свету, он просто схватил вымогательницу за руку, выдернул мешочек, а затем толкнул девушку. Света поскользнулась и свалилась в бассейн.

   Посчитав происшествие ерундовым, Вадим ушел, ему и в голову не могло прийти, что официантка не умеет плавать. Как назло, Светлана упала в глубокую часть бассейна и захлебнулась.

   Ныне Софья и Лидия находятся в следственном изоляторе, младшая дочь призналась в убийстве Константина Львовича, не забыв сообщить следователю о том, что действовала с ведома и согласия старшей сестры и своего мужа.

   Вадим тоже заключен под стражу, ему предстоит ответить не только за смерть тестя, но и за неосторожность, повлекшую кончину Светланы.

   Петр Аркадьевич стал владельцем банка. Я не знаю, как Малышев распорядится неожиданным богатством. Сейчас он находится под подпиской о невыезде, следствие хочет досконально разобраться в его роли в смерти Нины Олеговны. Думаю, брачный аферист выйдет белым и пушистым из грязи, у него теперь есть возможность оплатить самых лучших адвокатов, которые сумеют вытащить своего клиента из весьма щекотливой ситуации.

   Самолет с пистолетом нашли довольно далеко от места происшествия. Специалисты посмотрели карту погоды, учли силу ветра, вес оружия, летательные способности игрушки и сузили радиус поиска до минимума.

   Никита Сергеевич Краснопольский уехал в Швейцарию, а бывший жених Сони Семен Гарин смылся в Лондон, похоже, оба хотят пересидеть скандальное время за границей.

   Денис Рутин сделал карьеру на материалах о Пронькиных. Середина августа – мертвый сезон для прессы, ньюсмейкеры разлетелись по теплым морям, и тут такой подарок.

   Неплохо складываются дела и у Аллы Михайловны. Вопреки ее ожиданиям пациенты не разбежались, наоборот, многим захотелось побывать на месте преступления, которое самозабвенно описывала «Желтуха», так что «Вилла Белла» процветает.

   Я спокойно дожила положенный срок в лечебнице, а вот Максим неожиданно исчез, причем даже не попрощался со мной. Как говорится, удалился по-английски, не оставив ни телефона, ни адреса. Конечно, я не собиралась поддерживать отношения с нахалом и ни за какие пряники не стала бы ему названивать, но, согласитесь, немного обидно, когда человек, даривший тебе цветы и называвший своей девушкой, уносится прочь, даже не помахав на прощание ручкой. В последнее время меня стали смешить дурацкие приколы Макса, а сам он показался почти милым. Но, видно, я ошибалась. Иногда у людей на отдыхе возникает желание чувствовать себя беззаботными тинейджерами, скорей всего, в Москве Максим носит костюм с галстуком, очки и сидит в большом кабинете, набитом телефонами, вот ему и захотелось повеселиться на отдыхе.

   Вернувшись в Мопсино, я озаботилась поисками работы и скоро поняла: найти службу в столице легко, но только не для меня. Я не хотела работать секретарем, водителем, строителем, а человека, который рискнет посадить госпожу Романову в бухгалтерию, мне заранее жаль. На рынке труда я могла предложить свое умение играть на арфе, небольшой опыт ведения радиопередач и удивительное усердие при раскрытии преступлений. Но в оркестр меня никто не звал, и, честно говоря, нащипывать арфу меня не тянуло, а в радиоведущие или частные сыщицы шансов попасть у меня было меньше, чем у наших псов – полететь в космос. Если даже Центр управления полетом и задумает запулить на Марс ракету с собачкой, тучные мопсы, Рейчел и Рамик, окажутся последними в очереди на старт.

   Во вторник, когда я совсем приуныла, пришло письмо.

   «Компания рассмотрела ваше резюме и просит приехать на собеседование». Я отправила такое количество анкет в самые разные места, что успела забыть название организаций, куда пыталась попасть на службу. Но всерьез мною заинтересовались лишь в одной фирме.

   Нежно прижимая к груди книгу Вульфа, с большем трудом выпрошенную у Аллы, я отправилась в гардеробную и начала рыться в вещах. Нужно решить крайне трудную задачу: как одеться? Вульф на этот счет высказывался более чем определенно: «При приеме на работу следует соблюсти баланс между официальностью и игривостью. Если вы облачитесь в строгий офисный костюм, наденете лодочки на каблуке и уложите волосы в безупречную прическу, рискуете показаться занудой. Если вырядитесь в джинсы, майку и грязные тапки, произведете впечатление ненадежной неряхи. Лучший вариант: строгость плюс юмор».

   В среду, ровно в полдень, я вошла в офис фирмы и была поражена пафосностью интерьера. Пол оказался выложен мраморными плитами, в потолке торчали светильники самой причудливой формы, на стенках висели картины. Что было изображено на них, я не поняла: то ли многоугольные гайки, то ли причудливо вырезанные тарелки. За стойкой рецепшен, естественно, восседала блондинка, которая с предельно вежливой улыбкой вызвала симпатичную брюнетку, сказавшую:

   – Госпожа Романова? Пройдемте.

   И мы пошли по бесконечным коридорам, холлам, лестницам, галереям и стеклянным переходам. Через некоторое время мне стало казаться, что я возвращаюсь в Мопсино, спустя еще пять минут я рискнула спросить:

   – Вы проводите меня назад?

   Брюнетка обернулась и с неподдельным изумлением спросила:

   – А надо? Неужели вы не запомнили дорогу? Она же проще некуда.

   Я испуганно умолкла, вдруг лабиринт офиса – первый тест, который необходимо пройти для приема в фирму? Спутница толкнула очередную дверь, мы очутились в обшарпанном аппендиксе, без малейшего признака не только пафоса, но и простого ремонта. Черный, местами вздувшийся паркет, грязно-серые стены, засаленное, слегка рваное кресло и ободранный деревянный стол, за которым сидела излишне полная, пергидрольная блондинка лет пятидесяти с чудовищно ярким макияжем на опухшем лице. Пальцами без всяких признаков маникюра она держала надколотую фарфоровую кружку с надписью «Маша».

   Увидев нас, тетка скорчила гримасу и спросила:

   – Ну?

   Брюнетка кивнула в мою сторону:

   – Вот! Привела на тестирование, – потом развернулась и, не попрощавшись, убежала.

   Блондинка указала мне на кресло:

   – Садитесь, Романова. Если вы удачно пройдете собеседование и понравитесь САМОМУ, то будете получать этот оклад.

   Лениво зевнув, мадам нацарапала что-то на листочке и протянула мне, я глянула на цифру и постаралась не вывалиться из воняющего кошками кресла.

   – Ну? – вздернула одну бровь тетка. – Это на испытательный срок, потом прибавят.

   – Прибавят? – переспросила я и быстро проглотила вторую часть фразы, которую опрометчиво хотела произнести: «Я никогда не держала в руках столь больших денег».

   Блондинка с хлюпаньем отпила из кружки.

   – Назовите мне отчество Буратино?

   На секунду я растерялась, но потом вспомнила, как звали столяра, который выстругал деревянного мальчика, и ответила:

   – Карлович.

   – Ответ принят, – кивнула блондинка, – задание усложняется. Как меня зовут?

   Я покосилась на чашку, из которой баба с причмокиваньем пила чай.

   – Рискну предположить, что Маша.

   – Ответ принят. Сколько будет дважды два? Ваше личное мнение по данному вопросу.

   – Четыре, – не подумав, объявила я, тетка состроила гримасу, открыла рот, но я успела понять подвох, поэтому продолжила: – По таблице умножения четыре, но мое личное мнение – пять. Однако мое личное мнение может не совпадать с вашим, вероятно, вы считаете, что дважды два восемь, но на то оно и мое личное мнение, я не могу гарантировать, что мы имеем одинаковое личное мнение по каждому вопросу. Вот таково мое личное мнение.

   Блондинка указала мне на дверь:

   – Ступайте. Там сидит САМ. Понравитесь ему – возьмет на работу.

   – А как зовут начальника? – предусмотрительно поинтересовалась я.

   – Не уполномочена раскрывать секретную информацию, – брякнула тетка и отвернулась.

   Я вздохнула и вошла в кабинет человека, от которого зависела моя карьера. За большим письменным столом сидел мужчина в строгом пиджаке, белой рубашке и галстуке, он что-то быстро писал на листе бумаги. Я приблизилась к потенциальному начальнику и сказала:

   – Добрый день.

   – Присаживайтесь, – откликнулся шеф и поднял голову.

   Я ахнула. Передо мной сидел Макс.

   – Как вас зовут? – официально-вежливо осведомился он.

   Я растерялась: значит, это не Максим, хотя на него похож безумно. Но прическа другая, волосы не рассыпаются в беспорядке, а зализаны назад, на носу торчат очки в тонкой оправе, и костюм! Макс бы не влез в подобный даже за миллион долларов.

   – У нас ненормированный рабочий день, – сказал мужчина, не дожидаясь от меня ответа, – выходной даем лишь под Новый год, отпуск предоставляется через три года службы, зато оклад повышается ежемесячно.

   – Согласна! – чуть не закричала я.

   Шеф снял очки, я уставилась ему в лицо. Макс или не Макс?

   – А вы алчная, – констатировал босс.

   Макс!

   – Но наша фирма предпочитает иметь дело с людьми, которые любят деньги, понятно?

   Я кивнула. Хозяин поковырял в ухе. Нет, это точно не Макс, тому не придет в голову так себя вести.

   Начальник вынул из ящика письменного стола... книгу Вульфа.

   – Вам необходимо прочитать это.

   Макс!!!

   – И понять: мы используем данный труд как инструкцию. Кстати, его написал я, давно, еще в начале девяностых.

   Не Макс!!!

   – Раз мы пришли к согласию, – буркнул шеф, – надо выпить чаю.

   Он резко встал. Я ойкнула: на шефе были турецкие шелковые ярко-красные шаровары.

   – Что-то не так? – спросил он.

   – Нет, – промямлила я, – простите.

   Он вышел, я в полнейшей растерянности осталась в кабинете одна. Макс или не Макс? Спросить невозможно. Вдруг это не он, и я не получу места с зарплатой размером в годовой бюджет Московской области? Но если он, то...

   В кабинет с коробкой в руках вошла брюнетка.

   – Вы приняты на работу. Завтра в час дня приходите на службу.

   Я онемела от изумления. Вот так просто?

   – А что придется делать?

   – Завтра объяснят, – раздалось в ответ.

   – Чем занимается фирма? – не успокаивалась я.

   – Вы умеете мыть окна?

   – Да, – окончательно растерялась я, – за такую зарплату я готова тереть стекла безостановочно.

   – Завтра подъезжайте к часу, – мило улыбнулась брюнетка, – возьмите с собой баян.

   Я попятилась.

   – Баян?

   – Не знаете, что это такое? Вроде гармошки, на нем играют, – пояснила собеседница, – еще понадобится лопата, санки, скальпель и ласты, но этот инвентарь вам выдадут на месте.

   У меня закружилась голова. На секунду я представила себя, опирающуюся на заступ, цепляющуюся ногами в ластах за подоконник и со скальпелем в зубах судорожно моющую окна. Зачем в данной ситуации санки, осталось за пределом моего понимания.

   Брюнетка открыла коробку.

   – Возьмите конфету, это традиция. Каждый новый служащий получает угощение от босса. Ешьте!

   Я подчинилась приказу и засунула в рот небольшую круглую шоколадку.

   – Вам сюда, – приказала девушка и вытолкнула меня в дверь, находившуюся в стене справа.

   Я сделала шаг и... очутилась в шикарном холле возле стойки рецепшен с блондинкой. Было от чего обалдеть. Плохо понимая, что со мной произошло и куда я нанялась на службу, я вышла на улицу и вдруг поняла, что шоколадка, растаяв во рту, превратилась в кучку крохотных шариков, напоминающих гомеопатическое лекарство. Они стали стремительно увеличиваться в объеме, мои щеки раздулись, губы сами собой приоткрылись... Прохожие стали оглядываться, кое-кто останавливался и хихикал. А вы бы как поступили, встретив на дороге женщину, одетую в элегантный светло-серый костюм, красные балетки, держащую в руке сумочку в виде мопса, у которой изо рта высыпаются мелкие белые бусинки? Я соблюла инструкции Вульфа, разбавила офисную одежду яркой обувью, нестандартным ридикюлем и наложила натуральный макияж.

   Шарики вываливались бесконечной волной, они налипли на пиджак, юбку, упали на туфли. Я хотела заорать:

   – Макс!!! – но из горла вылетел писк.

   Чья-то рука похлопала меня по плечу. Я обернулась, увидела Максима, на этот раз без пиджака, шаровар и очков, а в джинсах, тишотке и с обычной прической.

   – Ну как тебе прикол? – ухмыльнулся он. – Не парься, сейчас все закончится.

   Я выплюнула последнюю порцию бомбочек.

   – Идиот!

   – Сама хороша, – ехидно ответил нахал, – явилась наниматься невесть куда, отвечала на идиотские вопросы и ничего не заподозрила, увидев босса в шароварах. Вот уж не предполагал, что ты такая жадная!

   Тут только я поняла, что прием на службу был очередным дурацким розыгрышем Макса. Следовало уйти, гордо подняв голову, но у меня от обиды потекли по щекам слезы.

   Максим вытащил из кармана носовой платок, вытер мне лицо, потом быстро провел меня назад в офис, затолкал в небольшой кабинет, усадил в кресло и сказал:

   – Ну прости, я дурак!

   – Скорей уж это я кретинка, – самокритично ответила я.

   Макс погладил меня по голове.

   – Ты принята на работу. Я хозяин фирмы, которая занимается интересным делом. Тебе понравится. Нам нужен детектив.

   Я подняла голову.

   – Ты не врешь?

   – Нет, – серьезно ответил Макс, – кстати... насчет книги Вульфа... все хотел тебе сказать... да времени не нашел. Ее правда написал я.

   Я засмеялась:

   – Ну хватит!

   Макс почесал затылок.

   – Хвастаться нечем, но это правда. В начале девяностых один мой приятель основал издательство, мы были молодые, задорные, вот Лаврентий и предложил: «Макс, ты имеешь психологическое образование, накропай брошюрку, я ее выпущу, это должно быть нечто типа «Как узнать мысли другого человека». Я согласился, наваял за неделю текст, хорошо хоть догадался псевдоним взять. Ну и что? Двадцать лет почти прошло, а глупость нарасхват продается. Лампа, это бред, я все с потолка взял, выдумал, дико ржал, когда писал.

   – Лжешь! – отрубила я. – Для меня книга Вульфа стала настольной.

   Максим поманил меня пальцем:

   – Котя, иди сюда, здесь у нас конференц-зал для рабочих совещаний. Ну, входи, не тормози.

   Я послушно шагнула в соседнее с кабинетом помещение.

   – Посмотри на стену, – приказал нахал, – там висят снимки членов правления. Чей самый большой?

   – Твой, – ответила я.

   – Правильно, – заулыбался Макс, – люблю почет и уважение. И какая подпись под фото?

   – Председатель совета акционеров Максим Волк, – огласила я. – У тебя кровожадная фамилия.

   – Волк – Вульф. Поняла? – спросил приятель.

   – Не верю, – упорно повторила я. – Опять прикалываешься.

   Максим закатил глаза.

   – Ладно, не стану спорить. Завтра приходи к часу, начнем работать, да, кстати, насчет зарплаты – это не шутка. Мне нужны такие люди, как ты: умные, инициативные, честные и просто красавицы. И еще, ты не забыла, что являешься моей девушкой? Почему оделась столь идиотским образом: старушечий костюм, туфли, не сочетающиеся с одеждой ни цветом, ни видом, и вдобавок сумочка – мечта семилетней школьницы?

   – Я прочитала у Вульфа, как нужно нарядиться, чтобы произвести наилучшее впечатление на работодателя, – честно призналась я.

   Макс кивнул.

   – Знаешь, я хотел в этой главе дать один совет, но удержался. Постеснялся написать, каким образом можно очутиться в центре внимание, возбудить к своей персоне интерес всех присутствующих.

   – Как? – заинтересовалась я.

   Максим склонил голову к плечу.

   – Элементарно. Если хочешь, чтобы окружающие тебя заметили, надень на голову кастрюлю.