Я оторвался от завтрака и посмотрел на экран телевизора, с которого улыбалась очаровательная блондинка в розовой кофточке, произнесшая сию замечательную фразу.

   – Омлет невкусный? – испугалась стоявшая у холодильника худенькая девушка. – Чегой-то я в него не то запихала? Вроде все поклала, сделала так, как вы, дядя Ваня, любите.

   – Спасибо, Лота, – улыбнулся я, – завтрак очень вкусный.

   – Чего ж вы тогда есть перестали? – пропищала моя гостья.

   – Захотелось посмотреть на женщину, которая советует откармливать подруг, чтобы выглядеть на их фоне стройной, – пояснил я.

   Шарлотта захлопала в ладоши.

   – Ой, дядя Ваня, вы тоже телик смотрите? Я думала, вы только книжки скучные читаете.

   Я отодвинул тарелку с остатками завтрака, встал, направился к кофемашине, но Лота ринулась мне наперерез.

   – Дядя Ваня, а я-то тут зачем? Сейчас любой кофеек замутю! Хотите капельчино? Экспресс? Любой могу!

   Блондинка на экране оскалилась еще шире и сообщила:

   – Сегодня, тринадцатого ноября, в Москве будет по-разному. В районе полудня на Воробьевых горах случится камнепад, после четырнадцати часов на Южное Бутово накатит цунами. В Центральном округе, на Старом Арбате и вокруг Кремля, сохранится солнечная ясная погода, термометр покажет плюс двадцать пять, а в Капотне минус один. С вами были невероятные вести от Марии Безобразницы.

   – Дядя Ваня, а где находится Южное Бутово? – озабоченно поинтересовалась Лота. – Я Москву плохо знаю, вдруг случайно в тот район попаду и меня волной смоет?

   Я нажал на кнопку «ристретто» и поставил чашку под струю кофе.

   – Программа была юмористическая. Мария Безобразница просто шутит. На Воробьевых горах не бывает камнепадов, столица России находится вдали от океана, поэтому ее никогда не затопит гигантская волна. И Воланд здесь разгуливать тоже не станет.

   – А кто такой Воланд? – тут же спросила Шарлотта. – Я про него ничего не знаю, а у нас дома тарелка на триста каналов.

   Я сделал вид, что увлечен кофе. Лота не читала роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», она дитя телевизора, мне следовало подобрать сравнение из мира сериалов. Например, э… Так и не найдя ничего подходящего, я промолчал, усмехнувшись про себя: ну, конечно, ведь ваш покорный слуга Иван Павлович Подушкин не большой любитель щелкать пультом, из нынешнего телемногообразия я использую всего два канала – где рассказывают о Великих географических открытиях и истории человечества.

   – Ой, дядя Ваня, ваши рубашки до сих пор неглажеными лежат! – спохватилась девушка и убежала.

   Я вновь направился к кофемашине, решив сварить себе еще чашечку. Кофе действует на меня не так, как на большинство людей, то есть не бодрит, а, наоборот, успокаивает, сегодня же мне предстоит встреча с матушкой, значит, надо заранее подготовиться. Нажав на кнопку «эспрессо», я услышал звук трубы, призывающей армию атаковать противника. Так-так, понятно, кто меня вызывает. Кстати, хорошо, что люди не знают, какой сигнал вы поставили на свой телефон, чтобы распознать их звонок. Я взял сотовый, нажал на кнопку приема, но не успел произнести ни единого слова.

   – Вава! Помнишь про бахилы? – ворвался в ухо громкий голос Николетты.

   – Конечно. – Я попытался успокоить маменьку.

   – В прошлый раз ты о них забыл, – продолжала кричать та.

   – Вовсе нет, – возразил я, – прихватил бахилы, но ты порвала их каблуками.

   – Вава! Если бахилы испортились, значит, их не было, – заявила Николетта. – Я надела ботильоны от Шанель. Как выйти из дома без каблуков? Разгуливать в домашних тапках?

   Я зачем-то решил поспорить.

   – Можно надеть обувь на плоской подошве, предназначенную для длительной прогулки. Лично я умер бы, разгуливая на каблуках.

   – Вава! Мужчина на шпильках выглядел бы глупо, а женщина без них похожа на коротконогую утку, – оборвала меня маменька. – Решил мне возражать? Хочешь высказать собственное ошибочное мнение?

   – Упаси бог, – пробормотал я, – мне и в голову это не придет. Ты совершенно права: если бахилы разорвались, значит, я не взял их из дома.

   – Вава, наконец-то я слышу взрослую речь, – пропела Николетта. – Мальчик мужает, когда понимает: мать всегда и во всем права, и даже если ошибается, то все равно поступает верно. Сегодня непременно возьми одноразовые бахилы. Да купи те, что рассчитаны на обувь с каблуками.

   – Никогда не слышал о подобных, – удивился я.

   – Вава, ты писал диссертацию о бахилах? Изучил все виды? Не спорь! Неужели я должна тебе до старости объяснять правила хорошего тона? – прошипела матушка.

   – Ну и где продают такие? – вздохнул я.

   – В аптеках, разумеется, – разозлилась Николетта. – Что с тобой сегодня? Очнись! Да, и оденься прилично.

   – Смокинг и лаковые ботинки будут кстати? – хмыкнул я.

   – Вава! – взвизгнула маменька.

   – Прости, глупо пошутил, – быстро сказал я. – Не переживай…

   Договорить не удалось – из трубки полетели частые гудки. Я пошел в спальню, чтобы взять портмоне и ключи от машины. Через дорогу от моего дома находится аптека, надо будет туда заглянуть.

   Понимаю, у вас возникли вопросы. Зачем Николетте понадобились бахилы? По какой причине в моей квартире хозяйничает Шарлотта? Сейчас постараюсь утолить ваше любопытство.

   – Ваняшка, не пыхти! Шарлотка – дочка моей лучшей подруги Верки. Девку воспитали правильно, работа у ей в руках горит. По хозяйству все делать умеет, за огородом ухаживает, консерву на зиму закатывает, готовит, убирает, стирает, гладит, за продуктами бегает, деньги считать приучена. Она тебе пятерых деток влегкую родить сможет.

   – Не надо! – испугался я.

   – Ваняша, наследники всем нужны, – строго заявила Таня.

   – Постой, – опешил я, – ты что, мне невесту прислала?

   – Сам-то ведь нормальную бабу не найдешь, – посетовала родственница. – Какую-нибудь избалованку на шею себе посадишь, а от нее толку не жди, будешь гамбургерами обедать, бутерами ужинать, щей да борщика на столе не увидишь, котлетками не полакомишься.

   – Спасибо, Таня, ценю твою заботу, но Шарлотте лучше уехать домой, – твердо заявил я.

   – Ваняшка, не гони коней, присмотрись к Лотке, – не сдавалась Таня. – Тебе такие нравятся – тощие, светловолосые. Глаза, правда, у девчонки карие, но можно в них не смотреть. А уж хозяйка она…

   Я попытался урезонить Татьяну:

   – Таня, в мои планы не входит совращение малолетних.

   – Шарлотке восемнадцать, – последовало возражение, – можешь в ее паспорт нос засунуть. За кого ты меня принимаешь? Неужели я подставлю мужнина брата под статью по уголовке? Поживи с ней, пообвыкни. Поверь, она тебе понравится. Я лучше знаю, какая баба тебе нужна.

   Я слабо отбивался:

   – Спасибо, Таня, но ты зря прислала девочку. Ладно, пусть погуляет по столице, свожу ее разок в театр, куплю подарки, но через семь дней она должна уехать.

   – Не получится, – откликнулась супруга Ильи. – Шарлотта на месяц прикатила для сдачи контрольных и докладов, она учится в Москве на врача заочно.

   – На врача заочно? – недоуменно переспросил я. – Надеюсь, Лота не хирургом готовится стать. Не хотелось бы попасть на стол к человеку, который учился удалять аппендицит при помощи Всемирной паутины.

   – Не, Вань, Шарлотка будет экстрасенсом, – пустилась в объяснения Таня, – в ейном колледже обучают на этих… на био… биоэнер…

   – Биоэнергетиков? – подсказал я.

   – Точно. Ой, ну ты столько знаешь! – восхитилась моя собеседница. – А у меня в голове длинные слова не задерживаются. Такие врачи прорву денег получают. У нас в районе Георгий Палыч работает, так он от пациентов лопатой отбивается, прут и прут на прием. Мужик дом трехэтажный построил, две машины купил, жену с дочкой в шубы закутал, рубли не считает. Лотка обучится и тоже хорошо жить станет.

   – Ну и ну, – пробормотал я. – Как это возможно?

   – Чему ты удивляешься? – не поняла Таня. – Сейчас многие по интернету лекции слушают. Но Лотке надо четыре раза в год в Москву наезжать и по месяцу там жить, чтобы сессию хорошо сдать. Общежитие приезжим бесплатно не дают, за койко-место платить надо сто долларов в день.

   – С ума сойти! – воскликнул я.

   – Такие уж у вас в столице цены, – вздохнула Татьяна. – Условия, правда, хорошие – всего пятеро в комнате, душ-туалет свой, и кухонька есть, в ней холодильник и плита. Но где столько деньжищ взять? За учебу ведь тоже платить надо. У Лотки родители обеспеченные, на станции магазин держат, но миллионов у них нет. Ваняшка, разреши Шарлотте у тебя пожить, а она за это генеральную уборку в квартире проведет, окна-антресоли отмоет, еду готовить будет. Верка, мать Лоты, варенья для тебя наварит, консервов домашних накрутит, овощей навезет. Всю зиму в магазин не понадобится ходить, с огорода питаться станешь, а домашнее – не покупное, в сто разов вкуснее…

   Жена Ильи бубнила и бубнила, у меня даже закружилась голова. И в конце концов я помимо воли ляпнул:

   – Хорошо, пусть Шарлотта останется у меня.

   – Вот и правильно, Ваняшка, – похвалила Таня. – Лучше Лотки тебе никого не найти. Прикинь, скока она в дом принесет, когда лечить народ примется…

   Завершив беседу, я ощутил глубочайшее недовольство собой. Надо признать: я – мягкотелый тип, не способный жестко отстаивать собственные интересы. Татьяна ловко скрутила меня в бараний рог. С другой стороны, не выгонять же Шарлотту на улицу? Юная наивная провинциалка, впервые приехавшая в столицу, определенно растеряется в шумном городе. И если я откажу ей в приюте, куда она пойдет? Придется оставить Лоту на месяц в своей квартире. Но впредь я буду умнее, и если Таня еще раз попросит кого-нибудь встретить, сурово отвечу: «Нет».

   Я посмотрел на кофемашину. Может, сварить еще чашечку? И тут зазвонил телефон, на экране высветился номер моего лучшего друга Максима Воронова.

   – Доброе утро, – приветствовал я его.

   – У меня уже день, – вздохнул Макс. – Чем ты занят?

   – Кофе пью, морально готовлюсь к поездке с Николеттой и риелтором для осмотра очередной квартиры, – пояснил я.

   – Когда из дома уйдешь?

   – Через три часа. А сейчас собрался пойти в офис, хочу подумать спокойно в кабинете, – признался я. – Шарлотта, когда хлопочет по хозяйству, распевает песни со словами вроде «любовь тебя ждет под каждым кустом», и моя нервная система не выдерживает ее вокализов. Хотя она скоро уедет на занятия.

   – Буду у тебя в конторе минут через пятнадцать. Приеду не один, есть дело, – заявил Макс.

   – Иван Павлович, это Артем Глебович Брагин, мы с ним давно знакомы, – скороговоркой произнес Макс, входя в офис. – Впервые увидели друг друга в общей компании, с тех пор много воды утекло. Моя девушка Лена – ты ее не знаешь, наши отношения давно разорваны – училась вместе с Артемом и как-то притащила меня на вечеринку однокурсников. Я был старше собравшихся и быстро заскучал, но потом пришел Брагин, и у нас нашлись темы для беседы. Так что нашему приятельству не один год.

   Я протянул спутнику Макса руку:

   – Очень приятно. Иван Павлович Подушкин.

   – Я предпочел бы познакомиться с вами при других обстоятельствах, – с грустью произнес Брагин.

   – Давайте сядем и поговорим спокойно, – предложил Макс. – Артем ученый, кандидат наук, у него своя фирма. Никакими махинациями мой друг не занимается, счастливо женат, – одним словом, нормальный порядочный человек. И вдруг недавно с ним стали происходить странные вещи. Но лучше пусть он сам расскажет, в чем дело.

   Брагин скрестил руки на груди и в упор посмотрел на меня.

   – Придется сообщить подробности личной жизни, поэтому я рассчитываю, что вы будете держать язык за зубами.

   Я мысленно усмехнулся. Все понятно: Артем состоит в браке, однако имеет любовницу. Она за что-то обозлилась на него и грозит предать огласке «левые» отношения. Мужчины редко уходят от жен к сожительницам. Как правило, они говорят подружке: «Жена мне осточертела, но она смертельно больна, а я, как порядочный человек, не могу ее бросить». Или вспоминают о детях: «Дорогая, с супругой у меня полный раскосец, давно вместе не спим. Вот только наша младшенькая, Юлечка, такая эмоциональная девочка! Узнает про развод родителей – свалится с нервным срывом. Давай подождем пару лет, пока она окончит школу». Не советую дамам верить подобным мужским сказкам. Услышав нечто в этом роде, им надо искать другого партнера, который готов взять на себя ответственность за женщину и оформить с ней брак.

   – Эти сведения весьма интимны, – бормотал Артем, – речь пойдет о моей матери.

   Я выпал из состояния дремлющего суриката и от неожиданности задал гениальный вопрос:

   – У вас есть мать?

   Макс прищурился, а Брагин кивнул:

   – Да. Ее зовут Анна Сергеевна Плотникова, она пенсионерка, сейчас живет в Москве, но ранее обитала в Плавске. Много лет работала там в районной библиотеке на выдаче книг. Мама совершенно неконфликтный человек, тихий, интеллигентный. Мой отец скончался, когда я был малышом, совсем его не помню. Пару лет мать вдовствовала – она женщина старого воспитания, для нее гражданский брак невозможен, она считает, что жить с мужчиной и не иметь штампа в паспорте позор, – а потом расписалась с Юрием Николаевичем Плотниковым, отставным полковником. Тот был обеспечен, имел хорошую квартиру, дачу, машину, но, как я сейчас понимаю, искал не любимую супругу, не близкого по духу человека, а бесплатную домработницу.

   У Брагина в кармане зазвонил телефон, он выключил его и продолжал:

   – Новый супруг оказался садистом, он постоянно распускал руки. Ему нравилось, когда жена плакала, умоляла не бить ее, ползая перед ним на коленях. Мерзавец никогда не бил маму по лицу, побои наносил хитро, синяки не бросались посторонним в глаза. Со мной он поступал так же, но я, в отличие от матери, скоро понял: гаденыш заводится, если перед ним слабак, – поэтому стал изо всех сил сопротивляться. Правда, физических сил у меня было маловато, я рос щуплым, и Юрий легко справлялся со мной. В девятом классе мне пришло в голову записаться в секцию самбо. Нынче этот вид борьбы незаслуженно забыт, а зря. Занимался я истово. Каждый раз, сражаясь с противником, представлял на его месте Плотникова и зверел. Через год, когда отчим в очередной раз поднял на меня руку, я швырнул его на пол, наступил ему ногой на горло и велел: «Немедленно поклянись, что никогда не прикоснешься к маме, иначе я нажму посильней – и ты покойник». Садист перепугался и поклялся. Больше он меня не трогал. И перестал обижать мать, в доме воцарился относительный покой. Окончив школу, я уехал в Москву, поступил в институт. Домой не приезжал даже на каникулы, учился запоем, поставив перед собой цель получить красный диплом, попасть в аспирантуру, защитить кандидатскую, найти в столице работу, купить квартиру.

   Брагин замолчал, сделал глубокий вдох и отвел глаза в сторону.

   – Не стану лукавить: я поступил как махровый эгоист – буквально бросил мать, отделывался звонками на ее день рождения, Восьмое марта и Новый год. Городок, в котором прошли мои школьные годы, крохотный, делать там нечего, меня на малую родину не тянуло. А в Москве появились друзья, вот с Максом на вечеринке познакомился. Я нашел подработку, снимал квартиру. В столице жизнь сияла радужными красками, в Плавске же хлюпало болото. У меня мороз по коже бежал, когда я думал, что не зацеплюсь в столице и придется вернуться в убогий угол, пойти работать на местный завод. Правда, непонятно, что бы стал делать выпускник химфака на предприятии, которое выпускает постельное белье, шторы, халаты, но больше-то в Плавске работать негде. Ну, еще можно преподавать в школе. Унылая перспектива! Короче, студентом я поклялся, что никогда, ни при каких обстоятельствах не буду жить в Плавске или подобной дыре. Ногти сорву, зубы сломаю, но стану москвичом. И женюсь только на столичной барышне. Поверьте, я не искал богатую невесту, не хотел за счет супруги получить прописку, собирался сам добиться материального благополучия. А еще я не желал строить семью с девицей, которая говорит: «Чашку налила всклянь» или «Катьке ейный муж шубу купил, мне тоже доху надо», стремился общаться с теми, у кого нормальная лексика, кто читает книги, а не пялится в телеэкран.

   Я молча слушал Артема, хотя на язык так и просились возражения. Например, что далеко не все провинциалы используют в речи местный диалект. В Москве довольно много коренных жителей, употребляющих восхитительные глаголы «ложить» и «покласть», у кого в доме нет печатных изданий, кроме газет типа «Желтухи». Интеллигентность не зависит от того, где вы живете, в столице или в медвежьем углу. И, как это ни странно, человек с высшим образованием не всегда бывает интеллигентен, а простая деревенская женщина, любящая телешоу, может быть деликатной, никому не завидовать, уважать мужа, любить детей, свекровь.

   – У меня были замечательные перспективы, и вдруг – звонок от Лены Браткиной, нашей соседки по лестничной клетке в Плавске, – говорил тем временем Артем. – Она была дочерью начальника отделения милиции, мы с ней учились вместе. Одноклассница сказала: «Тема, срочно приезжай. Знаю, уже поздно, но быстро беги на вокзал, успеешь на последнюю электричку. И сойди не в Плавске, а в Калинове, в такси не садись, иди через поле пешком. Там недалеко, километра два. Дело серьезное, с Анной Сергеевной плохо». Я начал задавать вопросы, но Елена занервничала: «Твоя мама здорова, остальное – при личной встрече».

   …В родную квартиру Артем попасть не смог – у него не было ключа, а на стук в дверь никто не отозвался. Ошарашенный, он позвонил к соседям. Открыла Лена. Втащив бывшего одноклассника в прихожую, она прошептала:

   – Ты с кем-нибудь по дороге разговаривал? Знакомых не встретил?

   – Сделал, как ты велела, сошел с поезда в Калинове и пехом пер до Плавска, – ответил Артем. – Кстати, такси на вокзале не оказалось. Что случилось? Где мать?

   – Хорошо, что ни с кем не столкнулся, – обрадовалась Елена и втолкнула Брагина в гостиную, где сидел ее отец.

   – Здравствуй, сынок, – тихо сказал Григорий Петрович. – Молодец, что спешно приехал, садись, поговорить надо.

   – Тема, хочешь чаю? – засуетилась было Лена.

   – Не до жрачки сейчас, – отмахнулся от дочери отец. – Слушай, Артем, внимательно. Наш дом, где мы с твоей матерью много лет соседствовали, пока я себе однушку не выбил, наконец-то признали аварийным. К слову сказать, давно пора, сгнило здание совсем. Из жильцов здесь остались двое: Ленка моя и Анна Сергеевна. Я им велел до конца держаться, требовать квартиры в новостройке на улице Брыкина, там кухни большие, лоджии и меньше пятидесяти квадратов жилья нет. Другие обрадовались, что им новые фатерки дадут, ухватились за первое предложение, вот им и достались норы. А Ленка с Анной Сергеевной меня послушались и в результате ордера на достойное жилье получили. Переезжают на следующей неделе. Понимаешь теперь, почему тут на всех этажах никого нет? Ты меня слушаешь?

   Артем кивнул. Григорий Петрович продолжил:

   – Вчера в пять пополудни из квартиры твоей матери крик полетел, звали на помощь…

   – Юрий Николаевич хитрым был, – вмешалась Лена, – все вокруг его и тетю Аню образцовой парой считали. Но мы с тобой дружили, уж я-то знаю, как отчим и тебя, и жену избивал.

   – Надо было давно мне правду доложить! – рассердился Григорий Петрович.

   – Тема запретил, вот я и молчала, – стала оправдываться Лена. – Когда ты отсюда съехал, тетя Аня ко мне частенько забегала – колотил ее муж нещадно. Я упрашивала Анну Сергеевну папе открыться, а она в ответ: «Господь терпел и нам велел».

   – Дура, блин, – выругался милицейский начальник.

   – Я сначала из-за стены крики услышала, – продолжала Лена. – А потом – бабах! Выстрел! Папа меня с детства на охоту берет, в тир мы с ним по воскресеньям иногда ходим, поэтому я сразу поняла: из пистолета пальнули. Кинулась на лестницу, а там тетя Аня вся в кровище стоит, бормочет что-то несвязное. Затем она в свою квартиру назад убежала, я за ней…

   Елена схватилась за щеки.

   – Пусть папа говорит, он к такому привык.

   Сначала мать и сын снимали квартиру, потом Артему удалось выгодно продать трешку в Плавске, ту самую, что Плотниковым выделили в новом доме. На вырученные средства аспирант Брагин купил в столице крохотную однушку в малопрестижном районе. Двухэтажный барак, всего двадцать восемь квадратных метров общей площади, но это было собственное жилье. Получив столичную прописку, Артем почувствовал себя счастливым. Одна его мечта сбылась – он стал москвичом, поднялся на первую ступеньку лестницы, которая вела к цели, поставленной им для себя. На второй Брагин оказался довольно скоро, когда его, обладателя красного диплома, взяли в аспирантуру. Молодой человек засучил рукава и засел за кандидатскую диссертацию.

   Следующие три года оказались для него тяжелыми и в материальном, и в моральном плане.

   Чтобы написать хорошую работу, требовалось сидеть в библиотеках, а его научный руководитель сделал из него бесплатную прислугу. Артем бегал за продуктами для профессора, выгуливал по утрам его собачку, мыл окна в его необъятной квартире, вскапывал грядки на даче.

   Анна Сергеевна безвылазно сидела дома. Вернее, лежала. Она постоянно дремала и почти не разговаривала. Сын понимал, что ее надо показать хорошему невропатологу или, может, даже психиатру, но денег в семье катастрофически не хватало, заплатить за визит к специалисту Тема не мог. Правда, он сводил мать в районную поликлинику, рассказал пожилому доктору о самоубийстве Плотникова и услышал в ответ:

   – А что вы хотите? После сильного стресса люди годами остаются неадекватными. Заваривайте для матери валерьянку, пустырник. Ей нужно больше бывать на свежем воздухе, хорошо питаться.

   – Может, маме надо принимать какие-то новые лекарства? – заикнулся Брагин.

   – Пусть пьет, что в больнице назначили, – отмахнулся невропатолог, даже не поинтересовавшись, какие препараты выписали пациентке.

   Наконец эти трудные три года миновали, и у Артема началась полоса удач. Он с блеском защитил диссертацию, стал преподавателем в институте. А убогий барак, в котором жили Брагины, развалился. В прямом смысле этого слова. Неподалеку от него начали возводить огромное здание бизнес-центра, и когда бетонный монстр вырос до десятого этажа, соседнее хлипкое сооружение сильно покосилось на один бок. Чтобы не разразился скандал, всем жильцам барака спешно выделили квартиры. Артем быстро сориентировался, пригрозил горе-строителям поднять шум, и им с матерью досталась двушка. Через год Брагин открыл собственную лабораторию, где делали разные анализы, и материальное положение семьи стало выравниваться. Да еще и Анна Сергеевна неожиданно пошла на поправку.

   Как-то вечером вернувшись с работы, Тема застал мать на кухне.

   – Мама, ты жаришь котлеты! – ахнул он.

   – Сходила в магазин, мясо купила, – как ни в чем не бывало ответила та, – дорого-то как в Москве продукты стоят.

   Через месяц Анна Сергеевна окончательно стала прежней, а спустя полгода сказала:

   – Тебе жениться пора. Но как завести роман, если ты живешь вместе со мной? Давай разменяем квартиру, мне хватит комнаты в коммуналке.

   Сын не стал спорить. Но поступил по-своему: занял денег у приятеля и отселил мать в однокомнатную квартиру.

   Вскоре после того, как они разъехались, он познакомился с Маргаритой. Брагин год ухаживал за Осиповой, наконец сделал ей предложение, но свадьбу, как вы уже знаете, пришлось отложить из-за неожиданной кончины отца невесты. Накануне несостоявшегося бракосочетания, еще при жизни Леонида Мартыновича, случилось неприятное событие…

   Рассказчик замолчал и посмотрел мне в глаза.

   – Иван Павлович, то, что я поведаю дальше, не особенно меня красит, но постарайтесь понять ситуацию правильно. Маргарита, дочь очень обеспеченного человека, рано осталась без матери, и Леонид Мартынович баловал сироту нещадно, исполнял любые ее желания. Рита одевалась в лучших фирмах, ездила на машине с шофером, имела кучу платиновых кредиток. Ну и как такая девушка отреагирует, увидев будущую свекровь? Моя мать по салонам не бегала, носила старомодные вещи, жила в скромной квартирке. Кроме того, мама обожала рассуждать о красоте души, и ей никогда не нравились гламурные красавицы, тем более в мини-юбках. Я был стопроцентно уверен, что, как только потенциальная невеста переступит порог, моя мать окинет ее взглядом, сделает молниеносные выводы и заведет свою вечную песню: «Жена моего сына должна быть богата не деньгами. Душевные качества – вот что ему нужно». Ну и так далее. Захочет ли Рита выйти замуж за человека, чья мамаша при первом знакомстве начнет ее чморить? В общем, я сказал Марго: «Мама плохо себя чувствует, давай не будем устраивать ваше торжественное знакомство. Встретитесь на свадьбе. Мама в нашу жизнь никогда не полезет, после медового месяца заглянем к ней на полчасика, а потом ты со свекровью раз в пять лет общаться будешь».

   Брагин дернул плечом, помолчал, затем продолжил рассказ. Я слушал его и одновременно внимательно наблюдал за ним.

   …Рита не стала спорить с женихом. Сама она росла без матери и совсем от этого не страдала, главным человеком для нее был отец. Встречи Анны Сергеевны и Маргариты удалось избежать.

   За месяц до свадьбы Артем сказал матери:

   – Я собираюсь жениться на девушке из очень богатой семьи. Давай купим тебе новое модное платье, а? Потом ты сходишь в салон, покрасишь волосы, сделаешь стрижку. Тебе надо на нашем празднике прилично выглядеть.

   Анна Сергеевна ничего не ответила, сделала вид, будто не слышала слов сына. Тот на нее даже обиделся. Ехал домой и думал: «Неужели мать не могла хотя бы из вежливости как-то иначе отреагировать? Вот чего, спрашивается, она надулась? Денег на пир у нее не прошу, жить к ней мы не поедем, на одной кухне ей с невесткой не придется толкаться».

   На следующее утро Анна Сергеевна позвонила Артему, чего до сего дня никогда не делала. Сын купил ей мобильный, но мать только отвечала на звонки.

   – Никак не запомню, что делать с трубкой надо, – говорила она, – сложно мне новшеством овладеть. Сам со мной соединяйся, как ответить, я понимаю.

   А тут вдруг вызов от нее. Артем испугался:

   – Мама, что случилось?

   И услышал в ответ:

   – Тема, я всю ночь не спала, думала про твою свадьбу. Вы же, наверное, детей захотите? Привези ко мне невесту побыстрей, я должна ей правду открыть…

   Снова прервав повествование, Брагин потер ладонью затылок.

   – Понимаете, голос у матери дрожал, и я сообразил: она явно не в себе. Тут же рванул к ней и давай допытываться: «Мама, ты что Маргарите докладывать собралась?» А в ответ услышал какую-то чушь: «Про смерть Юрия Николаевича. Мой муж был жестоким человеком, зверем, но я его жизни не лишала. Твоя жена обязана знать правду. Иначе родить от тебя не захочет, испугается, что у супруга убийца в роду есть, не пожелает такую генетику детям передавать». Вы когда-нибудь большую чушь слышали?

   Я промолчал, и Брагин продолжил:

   – Я стал объяснять ей, что никаких бесед с Ритой на тему кончины Юрия Николаевича вести не стоит. Отчим совершил суицид, есть бумага из полиции, подтверждающая факт самоубийства, и вообще не надо ворошить прошлое. Но мать уперлась: «Нет, невестке нужно знать: свекровь не преступница. Тема, я не стреляла в Юрия. Когда он на меня пистолет наставил, я ужасно испугалась. Я не могла говорить, побежала к Лене Браткиной. А потом, выйдя из больницы, словно заморозилась, хотела только спать, делать ничего не могла, мысли путались. Ты меня считал убийцей, но это неправда! Я ведь даже не знаю, куда давить надо, чтобы пистолет выстрелил. Необходимо всем людям истину объяснить!»

   Артем оперся руками на подлокотники кресла.

   – Я сразу проблему не понял, подумал, что мать по какой-то причине решила спектакль разыграть. Ей такое поведение несвойственно, но к старости люди меняются. Ну и отреагировал соответственно, спокойно объяснил: «Юрий погиб давно, он совершил суицид. Ни одна душа тебя в убийстве не подозревала и не подозревает. Маргарите не следует докладывать детали смерти твоего второго супруга! Плотников мне не родной отец, Риту он вообще не интересует. Давай похороним прошлое, надо жить настоящим и радоваться». Мама притихла. Я решил, что она образумилась, и успокоился. Думаете, это конец истории? Как бы не так! Все только начиналось!

   – Артем Глебович Брагин? Ваша мама, Анна Сергеевна Плотникова, находится у нас.

   – Что случилось? – занервничал Артем.

   – Вам лучше сюда побыстрее подъехать, – ответила дама. – Меня зовут Мария Алексеевна Клюева, запишите адрес…

   Артем испугался еще сильней и помчался на Старый Арбат.

   Мария Алексеевна оказалась хорошо одетой эффектной брюнеткой лет сорока пяти.

   – А вот и ваш сын! – обрадованно воскликнула она, увидев вошедшего в кабинет Брагина. – Анна Сергеевна, дорогая, успокойтесь.

   Плотникова закрыла лицо руками.

   – Зачем вы Тему позвали? Где прокурор? Я готова ему правду рассказать.

   – Мама, что ты несешь? – оторопел Брагин.

   Мария Алексеевна укоризненно кашлянула и крикнула секретарше:

   – Катя, подойди сюда! Приготовь нам, как обычно… – Потом адвокат ласково произнесла: – Анна Сергеевна, хотите чаю? Есть вкусное печенье, конфеты, зефир. Катюша сейчас все принесет.

   Мать посмотрела на сына.

   – Тема, я не убивала Юру! Мария Алексеевна пообещала, что вот-вот приедет прокурор, который уладит дело.

   – Прокурор? – подскочил Артем. – Какого черта!

   Клюева быстро написала на бумажке несколько слов и протянула ее Брагину. Тот взял листок и прочитал: «Это наш сотрудник. Не волнуйтесь. Он знает, как поступить». Не успел Артем перевести дух, как в кабинет вошел стройный мужчина и строго сказал:

   – Я прокурор. Кто меня искал?

   – Уважаемый Александр Семенович, к вам пришла Анна Сергеевна, – объявила Мария Алексеевна.

   – Посторонним надо покинуть кабинет, – распорядился «прокурор».

   Адвокат поманила Артема.

   – Что происходит? – стараясь говорить спокойно, спросил Брагин в коридоре.

   Клюева тронула его за локоть.

   – Понимаю вас, как никто другой, ведь моя мама тоже под конец жизни страдала слабоумием. Я сразу поняла проблему, как только Анна Сергеевна начала рассказывать свою историю. Она заявила, что не убивала мужа. Она убежала, когда супруг на нее пистолет навел, а сосед, милиционер, ей не поверил, составил бумагу о суициде Плотникова. Но Юрий не мог с собой покончить, его кто-то лишил жизни, надо искать преступника, чтобы обелить Анну Сергеевну. Усопший теперь ее в покое не оставляет, является по ночам, ищет справедливости.

   – Кто и куда является? – опешил Артем.

   На лице Марии Алексеевны возникло выражение сострадания.

   – Супруг Анны Сергеевны, как я поняла из ее сбивчивых речей, был не простым человеком, и его кто-то застрелил. Сейчас мертвец после полуночи приходит к вдове и требует найти убийцу.

   Брагин изобразил удивление.

   – Все было не так! Юрий Николаевич застрелился, мама нашла его тело, у нее произошел нервный срыв. Одного не пойму: зачем она к вам-то поехала? Откуда адрес взяла?

   Мария Алексеевна села на подоконник.

   – Я задала Анне Сергеевне тот же вопрос. Она пояснила, что очень испугалась, когда муж впервые явился ей во сне, и пошла посоветоваться с соседкой Ангелиной, та медиум.

   – Мать поддерживает отношения с живущей рядом теткой? – изумился Брагин.

   – Так получается из ее слов, – кивнула адвокат. – Ангелина вызвала дух покойника и…

   – Сил нет слушать этот бред! – простонал Брагин.

   – Они решили, что Анне Сергеевне нужно ехать к адвокату. Тот найдет убийцу Юрия Плотникова, и призрак перестанет тревожить вдову, – договорила Клюева.

   – У идиоток в голове вместо мозгов мочалка, – разозлился Артем. – Убийц ищет полиция!

   – Обе женщины пожилые, – встала на защиту старушек Мария Алексеевна, – любят криминальные сериалы, а сейчас как раз показывают фильм про защитника, который, желая спасти клиента, работает заодно детективом. У Ангелины была визитка нашей конторы, Анна Сергеевна ее взяла и отправилась в путь, попала ко мне, я сегодня дежурю. Не ругайте маму, она не виновата, это старость. Ей необходим постоянный уход, надо нанять компаньонку. В противном случае Анна Сергеевна продолжит бродить по соседям, рассказывать им всякую чушь. Может звонить вашим друзьям, коллегам, и вы попадете в щекотливое положение – придется всем объяснять, что ваша мать не совсем нормальна. Поверьте, я через это прошла. Очень неприятно, но куда деваться, сначала мама о вас заботилась, теперь черед сына обеспечить ей счастливую спокойную старость.

   Артем поблагодарил Клюеву за участие, повез мать домой и разволновался еще сильнее. Всю дорогу Анна Сергеевна твердила про Юрия Николаевича, который хочет справедливости, припевом повторяя фразу: «Я его не убивала, теперь точно вспомнила! Просто убежала, когда муж пистолет достал!» Похоже, адвокат права, у матери неожиданно съехала крыша, одну ее оставлять нельзя, она перебаламутит соседей, по дому поползут сплетни.

   И Брагин принял решение поместить мать в пансион, где живут пожилые люди, неспособные самостоятельно себя обслужить.

   – Это не муниципальный дом престарелых, – оправдывался он сейчас, – не убогое место, где издеваются над стариками, не приют для бедных, а частное заведение с прекрасными условиями. Мама живет в просторной отдельной квартире на всем готовом, там отличное питание, бассейн, библиотека, парк для прогулок. Все хорошо… кроме цены, которая ощутимо бьет по карману.

   Артем замолчал, и Макс толкнул его в бок.

   – Договаривай.

   Брагин опустил голову.

   – Понимаете теперь, почему я испугался, когда отец Маргариты решил познакомиться с моей матушкой? Не знал, как поступить, но, видно, кто-то мне на небесах ворожит – Леонид Мартынович скоропостижно умер. Через неделю после его похорон я сказал Рите, что моя мать тоже скончалась. Невеста, потрясенная смертью своего отца, произнесла приличествующие случаю слова и тут же забыла о незнакомой старушке. А на мои плечи тяжелым бременем упали ежемесячные платежи. Я неплохо зарабатываю, однако отдавать каждое тридцатое число внушительную сумму накладно. Но я выкручивался и даже успокоился, в пансионе мать может нести любую чушь, ничего из ее слов за пределы заведения не вытечет. Мы с Ритой поженились, я был счастлив, считал, что все устаканилось. У нас с Маргаритой прекрасные отношения, супруга стала успешным бизнесменом, я тоже не нищий, мы уважаем друг друга, хотим завести детей. Ну да, я солгал Рите про смерть мамы, но сделал это ради нашего общего блага. А Анна Сергеевна прекрасно устроена. Я хороший сын и отличный муж – позаботился о душевном спокойствии Риты и о комфорте для матери. Казалось, все прекрасно. И вдруг три недели назад подходит ко мне Владимир, официант, и протягивает конверт.

   – Официант? – повторил я.

   Артем оперся локтями на колени.

   – Я человек привычек, обедаю в одно и то же время в кафе неподалеку от офиса, там вкусно и недорого кормят. О том, что с двух до трех я бываю в «Синей рыбке», знают все сотрудники, но они меня не беспокоят, знают – я люблю трапезничать в одиночестве. Мне действительно не нравится, когда приходится с кем-то болтать во время еды, предпочитаю в это время читать книгу. Поэтому никто ко мне в компанию не навязывается, на мобильный не звонит. Обед – мой отдых. До четырнадцати и после пятнадцати я доступен для всех, решаю массу вопросов, но этот час только мой. И вдруг подошел Владимир со словами: «Для вас оставили письмо». На конверте не было никаких надписей, внутри лежала флешка.

   Артем опять прервал рассказ и посмотрел на Макса.

   – Покажи Ивану, – кивнул Воронов.

   Брагин вынул из сумки тонкий ноутбук, открыл его, повернул экраном к нам с Максом, и я услышал звуки, которые мой отец, писатель Подушкин, называл «загробными». Павел Иванович часто ходил в консерваторию, а еще у него было развито чувство юмора. В советские годы композиторы, создававшие музыку для кинофильмов, частенько использовали два приема: если нужно было подчеркнуть тревожность эпизода, за кадром раздавалось нечто смахивающее на скрежет, а когда погибал главный герой, принималась рыдать скрипка и женские голоса выводили: «А-а-а-а». Первую мелодию папенька окрестил загробной, вторую именовал хором советских ангелов.

   Экран компьютера стал голубым, появилась нарисованная картинка, начался мультфильм. Я увидел самую обычную гостиную с дешевой мягкой мебелью, обитой темным материалом, на диване и двух креслах лежали бежево-коричневые ковровые накидки с восточным орнаментом. При взгляде на них я невольно улыбнулся: Николетта скорей умрет, чем постелет в своей квартире нечто подобное, но в комнате у ее домработницы по сию пору есть точь-в-точь такая красота.

   Ракурс медленно менялся, стал виден большой телевизор, обеденный стол, покрытый самовязаной кружевной скатертью, на нем возвышалась большая хрустальная ваза без цветов. Затем показалась женщина, не толстая и не худая, с короткой стрижкой. Мультик был сделан на компьютере, лицо дамы нарисовано подробно, ей, наверное, лет пятьдесят пять. Хотя, может, и меньше, вероятно, она просто выглядит как пенсионерка. Дама в бордовом байковом халате что-то пишет в тетради. Камера крупным планом демонстрирует ходики с гирями, стрелки показывают четыре тридцать. Судя по солнцу за окном, на дворе день.

   Раздается барабанная дробь. В гостиной появляется новый мультперсонаж – сухощавый мужчина в брюках и пуловере.

   – Сука!.. – орет он. – Какого хрена ты сидишь? Отвечай, жена!

   – Доклад для семинара библиотекарей составляю, – испуганно лепечет супруга.

   Мужик переходит на матерные выражения.

   – Юра, не сердись, – пытается утихомирить хама спутница жизни.

   Но негодяй лишь сильнее распаляется, бросается на нее, хватает за волосы, стаскивает со стула и начинает бить кулаками в живот. Несчастная даже не пытается вырваться. Становится ясно: она давно привыкла к побоям и понимает, что ей не справиться с озверевшим садистом, надо просто дождаться, пока тот выдохнется. Наконец мерзавец ослабляет хватку. Женщина выворачивается из его рук и убегает. А ее мучитель хватает со стола вазу и кидает вслед беглянке, хрустальное изделие вылетает в открытую дверь комнаты, раздается звон. Мужик подходит к дивану, ложится на него и засыпает.

   Экран мигает, камера снова фокусируется на ходиках: пять часов тридцать минут. За окном уже не видно солнца. Мультяшный дядька храпит на диване. В гостиную входит его жена с пистолетом в руке. Она приближается к спящему, некоторое время стоит молча, потом поднимает руку… Голова мужчины взрывается, в разные стороны летят брызги крови и ошметки чего-то бежево-желтого. Женщина замирает, потом, отбросив пистолет в угол гостиной, громко кричит и убегает.

   Экран на мгновение темнеет. Снова крупным планом видны ходики, на них ровно десять. И нет сомнения, что это утро, потому что за окном опять появилось солнце, но в левом углу, а не в правом, как в первой сцене. Труп мужчины лежит на диване, но поза слегка изменена – одна рука вытянута вдоль тела, а вторая свисает, пальцы касаются пола, и возле них валяется пистолет. Три стула придвинуты вплотную к столу, один стоит на небольшом удалении. На секунду изображение исчезает, потом появляется текст:

   «Артем Глебович! Ваша мать, Анна Сергеевна, убила своего мужа Юрия Николаевича Плотникова. Начальник милиции Григорий Петрович Браткин представил это как самоубийство, но была допущена ошибка. Милицию в квартиру матери вызвали вы, сообщили дознавателям: «Хотел сделать сюрприз отчиму и маме, приехал без предупреждения рано утром, чтобы поздравить их с годовщиной знакомства. Привез им хрустальную вазу, купил ее в антикварном магазине. Я открыл дверь своим ключом, вошел в гостиную, увидел на диване труп отчима, уронил подарок и кинулся искать маму».

   На месте происшествия были сделаны фото, на одном из них запечатлена прихожая, в которой валяются осколки. Вопрос: почему они там? Ведь, по вашим словам, Артем Глебович, вы разбили вазу, увидев труп в гостиной. Ответ: ваза разлетелась на куски, когда Плотников швырнул ее в спину убегавшей жене. Она пролетела через проем двери и разбилась в прихожей. Григорий Браткин, изменяя место происшествия, решил не убирать осколки, которые, по его мнению, должны были послужить иллюстрацией к лживому рассказу сына убийцы, подтвердить его ошеломление. Ни начальник милиции, ни вы не сообразили: крошево разбросано у входа в комнату, а тело на диване. Господин Брагин не мог выпустить вазу из рук, едва войдя в квартиру, от вешалки трупа не видно. Начальник милиции допустил ошибку, но тогда ее никто не заметил. Никто, кроме меня. Я знаю, что вы сделали. Я знаю все. Анна Сергеевна убила мужа. Правда скоро выйдет наружу. Чтобы избежать позора, вам лучше повеситься».

   – И чего хочет шантажист? – задал я напрашивающийся вопрос. – Какую сумму?

   Брагин отвернулся к окну.

   – В том-то и дело, что об этом – ничего. Странно, да? – ответил за приятеля Макс.

   – Необычно, – согласился я.

   – Никаких требований до сих пор не озвучено, – еле слышно сказал Артем. – Думаю, он меня преследует, решив довести до самоубийства. Все люди твердят: «Вам лучше повеситься».

   – Артем пришел ко мне и попросил о помощи. Однако я не могу официально заниматься его проблемой. Брагин не желает, чтобы Маргарита узнала правду об Анне Сергеевне и что свекровь жива, а это станет известно, если вмешается полиция.

   Бизнесмен закрыл ноутбук.

   – Буду предельно откровенен. Жена богаче и успешнее меня. Ей в наследство достались все капиталы и бизнес отца, которым Рита теперь руководит. Я полюбил тихую скромную девушку, которая мечтала о крепкой семье и детях. Но за время, прошедшее после кончины Леонида Мартыновича, Маргарита открылась с иной стороны. Она оказалась совсем даже не слабым, не зависимым, а жестким и хватким деловым человеком, способным принимать решения и нести за них ответственность. О детях супруга перестала заговаривать. На мои намеки, что нам пора подумать о малыше, она отвечает: «Конечно, но чуть позднее, сейчас нестабильная ситуация на рынке, я не могу уйти в декрет». Некоторое время назад я, не сдержавшись, вскипел: «Прежде чем в России все устаканится, пройдет лет сто, поздновато будет наследниками обзаводиться». Мы поругались. Но в конце концов Рита пообещала родить.

   Более того, как человек обстоятельный, прежде чем забеременеть, жена прошла полное медицинское обследование, меня тоже отправила по врачам, среди которых был и психиатр. Получив результаты, супруга сначала обрадовалась – и у нее, и у меня оказалось крепкое здоровье. Но потом занервничала. «Дорогой, твои отец и мать скончались, долго не прожив. Вдруг у них были серьезные физические или психические проблемы? Наши дети получат плохие гены». Я, обозлившись, выдал тираду: «Мой отец стал жертвой пьяного шофера, который сбил его, когда тот возвращался домой с пробежки. Папа был кандидатом наук, активно занимался спортом, никаких болезней не имел. Мама работала библиотекарем, она утонула в реке, со дна которой били ледяные ключи, у нее свело ноги».

   Артем сдвинул брови.

   – Про отца – чистейшая правда, про мать, как вы понимаете, нет. Но заявление Риты меня возмутило до глубины души, поэтому я добавил: «А вот с твоими предками не так хорошо – мать ушла из жизни, не справив сорокалетия, не выдержала операции по удалению желчного пузыря, а Леонида Мартыновича убил тромб. С чьей стороны кривая генетика?» – «Зато я могу подтвердить, что у нас не было в роду ни психов, ни воров, ни убийц, ни насильников, – вспыхнула Маргарита. – Мне известна моя родословная с тысяча шестьсот пятнадцатого года, в нашей семье одни достойные люди. А ты знаешь, кем были твои прадеды?» Понимаете, Рита из клана купцов, у нее есть здоровенная, прямо-таки амбарная книга, в которой главы семейств Осиповых, начиная с семнадцатого века, записывали даты рождения детей, куда те отправлялись учиться, с кем и когда заводили семью, от чего умирали родственники. Когда из жизни ушел Леонид Мартынович, сообщение о его кончине внесла в фолиант Маргарита, она на самом деле может рассказать о своих предках. Я же понятия не имею, чем занимались бабушка и дедушка отца, да и по материнской линии могу сообщить лишь самые общие сведения. Мама о своих родителях ничего не рассказывала, знаю лишь, что она в пять лет очутилась в детдоме после того, как ее отец с матерью погибли в железнодорожной катастрофе.

   Брагин поморщился.

   – У вас есть бахилы?

   – Лично у меня нет, – съехидничала девушка, отчего сразу перестала мне нравиться, – а в аптеке есть. Сорок рублей десять штук, по одной паре не продаем.

   – Отлично, дайте упаковку, – попросил я. – Но сначала разрешите посмотреть на товар.

   – Хотите познакомиться с бахилой? – хихикнула блондинка. – Невесту себе подыскиваете? Между прочим, я не замужем.

   – Такая красивая девушка, как вы, долго одинокой не останется, – галантно заметил я. – Просто меня просили приобрести вариант для туфель с каблуками, обычный не нужен.

   – А бывает такой? – удивилась провизор. – Виктор Анатольевич!

   Из-за двери позади прилавка высунулся пожилой мужчина в круглых очках.

   – В чем дело, Наталья?

   – Вот он хочет бахилы на каблуке, – заявила девушка.

   Виктор Анатольевич подошел к кассе.

   – Наталья, ступайте в мой кабинет и вежливо отвечайте на звонки по телефону, я сам займусь покупателем.

   – Да пожалуйста, мне забот меньше! – фыркнула подчиненная и умчалась.

   – У нас пожар? Кто там ломится? Что случилось?

   – Добрый день, Евгения Борисовна, – крикнула Настя, – мы пришли смотреть вашу квартиру.

   – Зачем? – удивилась хозяйка.

   Риелтор понизила голос:

   – Иван Павлович, Николетта, не удивляйтесь. Госпожа Палкина женщина пожилая, у нее не очень хорошо с памятью. Апартаменты принадлежат уже не Евгении Борисовне, а ее сыну, живущему в Израиле. Если они вам понравятся, сделку будем заключать с ним. Палкины тут пятьдесят лет проживают. Никаких несовершеннолетних детей, инвалидов или уголовников, отсиживающих срок, в квартире не прописано. Евгения Борисовна десять лет назад подарила ее Льву Яковлевичу, своему единственному сыну. Вы не обращайте внимания на слова старухи, вам с ней дел не иметь.

   – Так что вам надо? – вопросила за дверью хозяйка.

   – Евгения Борисовна, мы договорились с вами на сегодня об осмотре выставленного на продажу жилья, – напомнила Настя.

   Створка наконец распахнулась, и я увидел в овальной прихожей очень пожилую даму, наряженную в длинное бордовое бархатное платье. Шею ее обматывали километры жемчужных нитей, в ушах висели бриллиантовые «люстры», на пальцах сверкали кольца, а высокая прическа была украшена гребнем с большими зелеными камнями. До моего носа добрался тяжелый душный восточный аромат духов, я не сдержался и чихнул.

   – Знакомьтесь, – засуетилась Настя, – Евгения Борисовна Палкина, а это Николетта и Иван Павлович.

   Хозяйка опустила уголки рта.

   – Любезная, я Эвгения фон Палкина, дочь барона Вольдемара фон Палкина, статского советника, конфидента государя-батюшки Александра Третьего.

   Я опять чихнул. Если мне не изменяет память, этот русский самодержец родился в тысяча восемьсот сорок пятом, а скончался в тысяча восемьсот девяносто четвертом году. Евгения Борисовна явно не в ладах то ли с математикой, то ли с историей, она никак не может быть ребенком доверенного лица Александра Третьего. Хотя, может, даме перевалило за сто лет?

   Николетта сделала шаг вперед, я отошел в сторону. Ну, теперь выход маменьки.

   – Рада знакомству, – прощебетала моя родительница. – Я Николетта де Адилье, вдова великого писателя Павла Подушкина и жена олигарха, первого номера в списке журнала «Форбс», Вольдемара де Рябиков. Пришла посмотреть вашу халупку. Хочу купить ее для своей верной домработницы, сделать ей подарок на Новый год.

   Евгения Борисовна стала сверлить глазами матушку. Та не отвела взора и принялась жечь им хозяйку квартиры. Я вновь чихнул. Госпоже Палкиной попался достойный противник, ну, посмотрим, чем закончится битва этих горгон.

   – С какой комнаты лучше начать? – засуетилась Настя.

   – Налево гостиная, – провозгласила Евгения Борисовна, – прошу покорно следовать за мной.

   Я пошел по черному от старости паркету. Похоже, ремонт тут в последний раз делали в царствование Николая Второго – обои потерты, пол затоптан, состояние потолка непонятно, в люстре горят две тусклые лампочки, плохо освещающие «пейзаж».

   – Зал для приемов! – воскликнула Палкина и толкнула дверь.

   Мы гурьбой втиснулись в узкое, смахивающее на гроб пространство.

   – Вы уверены, что это парадные покои? – прищурилась маменька. – Мой пудель живет в более просторной будке.

   Я сумел удержать очередной приступ чихания. У маменьки же нет собак.

   – Милочка, – процедила Евгения Борисовна, – понимаю, вам впервые пришлось посетить благородный дом, вы до этого ни разу не видели фортепьяно. Вон тот большой черный предмет у левой стены является музыкальным инструментом. На нем когда-то Шуберт писал свои вальсы, а потом композитор подарил пианино моей мамочке, уникальной певице.

   Я вздохнул. Австрийский композитор Франц Шуберт родился на свет в тысяча семьсот девяносто седьмом году и скончался в тысяча восемьсот двадцать восьмом. Похоже, мать хозяйки, раз ухитрилась родить дитя в прошлом веке, была дочерью бессмертного графа Сен-Жермена. И еще – Шуберт никогда не сочинял вальсы. Евгения Борисовна допустила ту же ошибку, что и автор песни про упоительные в России вечера, где есть строчка: «И вальсы Шуберта, и хруст французской булки». Упомянутая булка действительно имела замечательную корочку и аппетитно ломалась, это я хорошо помню с детства, а вот с автором танца вышла незадача, поэт явно перепутал Шуберта со Штраусом, жившим несколько позже.

   – Дорогая, тут только жуткая кровать с пыльным балдахином, колченогий столик с мутным зеркалом и объеденный молью стул, – прочирикала Николетта. – Анастасия, любезная, сколько метров в этом чулане?

   – Точно не скажу, но думаю, около двенадцати, – предположила та.

   – Милочка, у вас косоглазие? – разозлилась хозяйка. – Мы с мужем здесь давали балы. Двадцать четыре пары в нашей гостиной па-де-катр танцевали.

   – Советую вам надеть очки, – распорядилась маменька.

   Евгения Борисовна неожиданно послушалась – порылась в висящих на шее бусах, выудила оттуда очки на черном шнурке, водрузила их на нос и взвизгнула:

   – А где рояль? Куда вы его дели? Пианино здесь не стояло. Ой, это же комната Расмуса. Но тут всегда располагалась гостиная! Вот странность. Хорошо, расскажу об опочивальне. Перед вами лучший образец…

   – Спасибо, уже сами видели, – нараспев продекламировала Николетта.

   – Давайте пойдем дальше, – предложил я, мечтая побыстрее закончить осмотр.

   – Молодой человек, мне очень жаль, что вы с презрением относитесь к истории родного отечества, – отчеканила Евгения Борисовна. – И вам следует молчать, когда беседуют почтенные, убеленные сединами дамы. Странно, что ваша мать…

   – Я не убелена сединами, – рассвирепела маменька. – И Вава мне не сын, он старше меня. Намного. Не желаю любоваться на дряхлые дрова, занавешенные грязными тряпками!

   – Квартира продается с обстановкой, – не к месту подала голос Настя, – и посудой.

   – У меня свои сервизы, – фыркнула матушка. – Обеденный, например, на сто сорок персон, им Петр Первый пользовался. А мебель свою привезу из Эрмитажа, она пока там выставлена.

   – На ложе, возле которого мы стоим, спал Наполеон, когда жег Москву, – достойно ответила госпожа Палкина.

   – Похоже, Бонапарт был полным идиотом, – хихикнула маменька. – Город горит, а полководец прячется под одеялом… Ладно, с этим помещением все ясно. Идем дальше.

   Гордо вскинув голову, Николетта, быстро перебирая ногами, посеменила вперед. Евгения Борисовна почему-то молча последовала за потенциальной покупательницей.

   – Раунд закончился со счетом один – ноль в пользу вашей мамы, – шепнула мне Настя.

   Я промолчал. Николетта не из тех людей, которых можно ошарашить заявлением про кровать знаменитости, у матушки комплекс сверхполноценности, который подкреплен немереными деньгами Владимира Ивановича, обожающего ее до судорог.

   – Здесь перекресток коридоров, – засуетилась Настя. – Куда идти? Налево? Направо?

   Палкина призадумалась.

   – Странно, у нас всегда была одна галерея. Рояль исчез, зато появился лишний коридор… Что сие значит?

   – Сюда! – скомандовала Николетта.

   Матушка ринулась вперед, я поспешил за ней, оказался в огромной круглой комнате с камином и ахнул.

   – Какая красота! – не удержалась от восклицания Анастасия.

   – Перед вами чулан для хранения запасов, – начала Евгения, – вы видите здесь старинные буфеты, их собственноручно сделал… О, рояль!! Что инструмент делает в кладовке? Кто переставляет в моей квартире мебель?

   Я отключил слух и стал осматриваться. Можно понять, почему даже Настя, которой вообще-то не положено демонстрировать свое отношение к продаваемому объекту, не удержалась от выражения восторга. Пожалуй, это одна из самых красивых комнат, в которых я когда-либо бывал. Два эркера, потолок со старинной лепниной, камин с мраморным обрамлением, много воздуха, света. Если выкинуть кресла-диваны-столы, произведенные в начале шестидесятых годов двадцатого века на фабрике ритуальных принадлежностей имени Красной Коммуны, и поставить…

   Легкая рука тронула меня за плечо, я повернул голову и увидел Настю, открывавшую, словно рыба, рот. Усилием воли я включил звук.

   – Иван Павлович, Николетта говорит, что ей противно заходить в чужой санузел, просит вас его осмотреть, – слишком громко сказала девушка. – Вижу, вам тут понравилось.

   – Прекрасная комната, – согласился я. – Куда идти?

   – Направо и два раза налево. Нет, лучше я покажу дорогу, в этих хоромах легко запутаться, – заботливо предупредила Настя. – Осторожно, здесь консоль… аккуратно, не ударьтесь об этажерку… Вон та дверца с ручкой в виде медвежьей головы. Сейчас свет зажгу.

   – Нет необходимости, – остановила Настю Евгения Борисовна, – там светло, чудесно можно все разглядеть без наматывания счетчика.

   Я потянул на себя створку, шагнул в просторный санузел и попятился. На расстоянии метров пяти от меня стоял совершенно голый молодой мужчина с зубной щеткой в руке. Увидев меня, он радостно заулыбался и приветственно помахал щеткой.

   Я смутился, пробормотал:

   – Простите, не знал, что в ванной кто-то есть.

   Затем бочком вышел в коридор и предстал перед маменькой, немедленно задавшей вопрос:

   – Ну, и что там?

   – Не успел разглядеть, – честно ответил я. – В ванной приводит себя в порядок один из хозяев.

   – В доме никого, кроме меня, нет! Сударь, вы обманщик! – вознегодовала Евгения Борисовна. – Мой муж уехал в Израиль.

   – Вы хотели сказать сын, – по глупости поправила старуху Настя.

   Глаза Палкиной вспыхнули бенгальскими огнями.

   – Милочка, я еще слишком молода для того, чтобы обзаводиться потомством. Или мне, по-вашему, триста лет?

   – Конечно нет, – пробормотала риелтор.

   – Вероятно, вы забыли о наличии в доме представителя мужского пола, – осторожно предположил я. – Может, это он переставил рояль из одной комнаты в другую?

   Евгения Борисовна прищурилась и проскользнула в санузел. Я приготовился услышать визг, но в наступившей тишине было слышно, как где-то громко тикают часы.

   – Ерунда, – заявила Палкина, снова материализуясь в коридоре, – это сосед.

   – Вы разрешили ему воспользоваться вашей ванной комнатой? – Я попытался разобраться в идиотской ситуации. – Может, пойдем дальше? Пусть человек спокойно помоется. Я осмотрю помещение, когда гость его покинет.

   – Нечего ему там делать! – побагровела Евгения Борисовна. – Хам, нахал и отребье. Никогда не отвернется, если меня в душе видит. Маньяк. Насильник. Подглядыватель. Купил квартиру год назад, и с тех пор от него покоя нет. Раньше, когда апартаменты Лидии Михайловой, матери нашего полководца Михаила Кутузова, принадлежали, проблем не было. Мы с Лидушей душа в душу жили, по очереди мыться ходили. А этот ферт непотребные слова произнес, когда я ему справедливое замечание сделала. Каждый день новых женщин приводит, они меня видят и визжат. Ни малейшего воспитания. Быдло! Крестьянин! Пролетарий! Тяжело женщине благородных кровей среди кухаркиных детей…

   Я взглянул на Настю:

   – Квартира коммунальная?

   – Нет, нет, – замахала она руками, – хозяин один. Евгения Борисовна, вы сдаете комнату?

   – Противно слушать эту чушь, – топнула ногой Палкина. – Иван, займитесь же наконец санузлом.

   – Вава, тебя все ждут, – укорила меня Николетта. – Сколько можно мямлить? Экий ты нерешительный.

   Делать нечего, пришлось постучать в дверь санузла.

   – Разрешите? Я зайду один, без женщин.

   – Да иди уже, – зашипела мне в затылок хозяйка, – еще реверанс хаму сделай.

   Я вдвинулся в ванную. Мужчина, по-прежнему совершенно голый, теперь брился. Заметив меня, он обрадовался так, словно я его близкий родственник, и, положив станок на раковину, широко улыбнулся. Потом его губы зашевелились, и я понял – он что-то говорит. Но отчего-то до меня не долетает звук. В конце концов парень поманил меня рукой, я сделал несколько шагов и рассмеялся.

   – Здорово, я Серега, – представился парень.

   – Иван, – в тон ему ответил я. – Как близко дома стоят, можно за руку здороваться.

   – Квартиру у старой жабы купить хочешь? – прищурился Сергей. – Достала она меня, карга морщинистая. Только умыться зайду, бабка тут как тут. Прямо караулит меня, нимфоманка египетская! Мумия китайского императора!

   – Скорей уж жены фараона, – усмехнулся я. – Но в отличие от мумии госпожа Палкина весьма говорлива. Кстати, она считает, что это вы ее преследуете, поскольку являетесь сексуальным маньяком.

   Сергей хлопнул себя по бедрам.

   – Ну ваще! Я столько не выпью, чтоб к этой красотище на метр приблизиться. Вообще-то я баб люблю, но моя Ленка вечно по вечерам твердит: «Отстань, Серега, башка болит». Я ей спокойно говорю: «Мне не твоя голова сейчас нужна, другое интересует». Каждый раз у нас с Ленуськой такой диалог. Неделю назад я умыться часов в десять вечера пошел, глянул в соседское окно, а там… Летят самолеты, строчат пулеметы! Бабка голая у зеркала! Ваня, у меня проблем с потенцией нет, но как на нее глянул, даже воду включать не стал, на цыпочках в спальню двинул, лег в кровать, одеялом накрылся и притих. Это что же, под конец жизни все бабы такими делаются? Нет, я в сорок лет в монастырь намылюсь, чтоб в своей постели этого ужаса никогда не иметь. Жуть! Ленка меня трясет: «Серега, ты чего, сегодня у меня голова не болит!» А я от нее шарахаюсь, бормочу: «На работе устал». Прикинь? Давай приобретай жилье скорей, подружимся. Мой дом на соседней улице, идти ко мне минут пять. Но я круто придумал – положим широкую доску, станем друг к другу по ней ползать.

   – Прекрасная идея, – пробормотал я. – Скажи, а почему ты окно не заложил или жалюзи не повесил?

   – Вот еще, – скривился парень. – Бабка мне кулаком грозит, плюется в мою сторону, а я ей приятное сделаю, исчезнув с горизонта? Хренушки! Пусть сама отгораживается. Я, когда ее впервые увидел, смутился, в полотенце замотался. Потом раму поднял, стеклопакет в этих домах не как везде открывается, сказал: «Бабушка, давайте познакомимся». А она пасть разинула да как пошла материться! Такими словами сыпала, каких я ваще не слышал, обзывала эк… эм… эн… ксибиги…

   – Эксгибиционистом, – помог я Сергею.

   – Вот-вот! И не стыдно пожилому человеку по-черному выражаться! – вознегодовал сосед. – Короче, старуха первая войну начала. А кто ко мне с топором придет, тому пилой по шее. Давай перебирайся сюда навсегда жить, вместе гудеть станем, у Ленки есть пара подружек, на все всегда согласных.

   – Непременно, – пообещал я и, попятившись, выбрался в коридор.

   – Никак вы, молодой человек, с этим быдлом любезные разговоры вели? – агрессивно спросила хозяйка.

   – Евгения Борисовна, может, вам повесить в санузле штору? – предложил я.

   – Еще чего! – скривилась хозяйка. – Я здесь всю жизнь провела, а этот хам варяг. Пусть сам занавесками отгораживается. Не собираюсь быдлу жизнь украшать.

   – Как вам жилплощадь? – робко спросила Настя, когда мы вышли на улицу.

   – Отвратительная, – отрубила Николетта. – Хозяйка сумасшедшая, кругом грязь, и этот мужик в ванной.

   – Гостиная красивая – эркеры, лепнина… – вздохнул я. – Дом стоит удачно, тихое место. С Евгенией Борисовной тебе дел иметь не придется, жилье продает ее сын.

   Анастасия с благодарностью посмотрела на меня.

   – Какова мать, таков и ребенок, – безапелляционно заявила Николетта.

   Я потупил взор. Надеюсь, это правило срабатывает не со стопроцентной гарантией. Хочется думать, что я пошел в отцовскую линию.

   – Не стану приобретать квартиру у карги, которая решила, что я твоя мать, – продолжала Николетта. – Слепая сова! Издали видно, что я едва отметила тридцатипятилетие. И окно в ванной меня раздражает.

   – Его можно заложить, – вставил я слово.

   – Маскироваться не собираюсь! – разозлилась маменька. – Незачем постороннему человеку подарок делать. Неохота ему соседей видеть? Пусть сам вызывает мастера с кирпичами. Жилье мне не подходит. Конец, Вава, прекрати спорить с матерью, которая любит тебя больше жизни.

   Я усмехнулся. Николетте следовало бы определиться, я ей сын или нет.

   – Держи свое мнение при себе! – пошла вразнос матушка. – Вава! Если я сказала «нет», это именно нет!

   На всякий случай я кивнул. Женщины – загадочные существа, понять, что они хотят, сложно. Но я имею некоторый опыт общения со слабым полом и давно сообразил: если дама говорит «нет», то очень часто это означает «да». Вот «не знаю» – стопроцентно «нет». А если вам вдруг прошептали «да», радоваться не стоит. Женское «да» можно трактовать как угодно, но только не как полное согласие. Извините, если я запутал вас, после общения с Николеттой у меня пропадает способность четко излагать мысли.

   – Сними с меня уродские чехлы, – потребовала Николетта, усаживаясь на заднее сиденье своей роскошной машины.

   Я наклонился и начал отдирать пластырь.

   – Здорово придумали! – восхитилась Настя, наблюдая за моими действиями. – Сначала не поняла, что вы такое на каблуки надели, а сейчас сообразила. Почти все хозяева требуют от покупателей влезть в бахилки, женщинам в них неудобно, шпильки полиэтилен рвут.

   Я молча снимал пластырь. Почему бы дамам не надевать при осмотре квартир обувь на плоской подошве? В конце концов можно прихватить сменные тапки.

   – А вы, Иван Павлович, молодец, – чирикала Настя. – Надо же, презервативы на шпильки натянуть… Гениально! Всем про ноу-хау расскажу.

   Я замер.

   – Что? – взвизгнула Николетта. – Какая гадость! Вава, ты заставил меня разгуливать в… в… в… Фу! Повторить стыдно! Скройся с моих глаз! Не желаю тебя более никогда видеть. Боже! И я в этом ходила?! Александр, поехали!

   Шофер послушно схватился за баранку, роскошный «Бентли» покатил к выезду со двора.

   Я остался на тротуаре. Кондомы! То-то «накаблучники» показались мне чем-то знакомым, но я не успел сообразить почему – маменька начала злиться, и пришлось спешно орудовать пластырем. Ну, Иван Павлович, ты оказался на редкость скудоумным и невнимательным! Старичок из аптеки сказал же: «Проделайте дырочку для каблучка, потом возьмите изделие номер два». Почему я не вспомнил, что в СССР все провизоры именно так именовали презервативы – «изделие номер два». Кстати, изделием номер один в Советском Союзе считался противогаз. Но все это было так давно! Сегодня я по глупости решил, что старичок имел в виду, что голубые бахилы надеваются на туфли первыми, а потом вторым номером странные мешочки. Однако старичок за прилавком оказался большим шутником… А я-то, я-то хорош! Искренне поверил, что в продаже есть специальный фасон – вариант бахил для шпилек, из двух частей. Есть ли предел тупости господина Подушкина?

   Настя тихо хихикнула, я встрепенулся:

   – Вас подвезти?

   – Спасибо, Иван Павлович, тут метро в двух шагах, до скорой встречи, – сдавленным от сдерживаемого смеха голосом поблагодарила она меня и поспешила вперед.

   Я сделал шаг к своему коню, увидел, что «Бентли» Николетты задом несется в мою сторону, и отпрыгнул на тротуар. Николетта высунулась из окна.

   – Вава! На этой неделе смотрим очередной вариант. Не смей придумывать какие-нибудь глупые дела. Александр, вперед!

   Шикарная машина вновь помчалась в противоположную сторону. Николетта в своем духе. Заявила пару минут назад, что никогда не желает меня видеть, а теперь сказала: «На этой неделе смотрим очередной вариант». Думаю, Аристотель, которого принято считать одним из отцов логики, после общения с Николеттой погрузился бы в пучину депрессии. Маменька начисто опровергает учение великого грека, она яркое свидетельство того, что логики вообще не существует.

   Ну ладно, я наконец исполнил сыновний долг, сейчас пообедаю, выпью кофе и займусь делом Брагина.

   – Вау! Ну и встреча! Я живу в соседнем доме. А ты сюда зачем пришел? Тоже рядом обитаешь?

   Я решил, что девица проститутка, пришедшая за продуктами, и пробормотал:

   – Да вот, понадобилось кое-что купить.

   И сразу рысью двинулся к кассе. А там вежливо осведомился у сотрудницы магазина:

   – К кому обратиться, чтобы дать объявление по радио?

   – Бытовое или рекламное? – устало поинтересовалась женщина.

   – Потерял где-то в зале перчатки, – нашел я подходящий ответ, – новые, дорогие, кожаные.

   – Сто рублей, – перебила меня тетка. – Чек отдадите Геннадию. Идите направо в книжный отдел, там найдете зеленую дверь с табличкой «Радио». Стучите громче, ногами колотите, Гена в наушниках сидит.

   Я пошел в указанном направлении и довольно быстро отыскал закуток, где на стеллажах теснились издания в бумажных переплетах. Посреди литературной поляны стоял стол, на котором громоздились стопки разноцветных изданий, над ними висело объявление: «Внимание! Акция! При покупке четырех книг четвертая в подарок». Я три раза перечитал «дацзыбао», прежде чем до меня дошел его смысл. Настроение сразу резко улучшилось. Похоже, здесь работают люди с чувством юмора, надо будет после беседы с Геннадием посмотреть ассортимент.

   Вопреки предупреждению кассирши, бить в дверь ногами не пришлось. Не успел я один раз постучать, как раздался вопль:

   – Открыто!

   В небольшой душной комнате в кресле сидел тощий юноша в бейсболке и здоровенных наушниках. Я открыл рот, чтобы изложить свою просьбу, но Геннадий крикнул:

   – Что хотите?

   – Сделать объявление.

   – Чего? Громче говорите! Ни фига не слышу! – завопил парень.

   Я молча снял с его головы антифоны и положил их на стол.

   – Вау, – рассмеялся Геннадий, – совсем забыл, что уши заткнуты. Объявление сделать хотите? Чек есть?

   – А без него никак? – прищурился я.

   – Бесплатно даже курица не взвизгнет, – возмутился юноша. – Ну до чего народ жадный стал! За стольник удавится!

   Я демонстративно вынул портмоне.

   – Хотел вам лично отдать. Зачем хозяина магазина кормить? Он и так не бедный, а у вас небось оклад с гулькин хвост.

   – Ваще ни фига жлоб не платит, – пожаловался Гена, пряча купюру. – Вот вам бумага, ручка, пишите, чего сказать надо.

   – Можно самому речь произнести? – попросил я.

   – Извините, не положено – прямой эфир, – отказал собеседник. – Вдруг гадость озвучите? Выматеритесь?

   На стол легли пятьсот рублей.

   – Ну… Все равно – нет, – на сей раз с меньшим энтузиазмом не согласился Геннадий.

   Я молча прибавил еще тысячу, юноша мгновенно сгреб купюры.

   – О’кей. Только сообщите, чего болтать собрались, времени у вас тридцать секунд.

   Повесив на лицо выражение не очень умного, но беспредельно счастливого человека, я принялся объяснять.

   – Это будет признание в любви: «Дорогая Настя, покорен твоей красотой, выходи за меня замуж». В зале ходит моя девушка, она сюрпризы любит, хочу ей предложение необычно сделать.

   Гена откинулся на спинку кресла.

   – Мужик, ты гениально придумал. Кольцо купил?

   Я похлопал по карману куртки.

   – Конечно.

   – Супер! Садись на табурет и вещай. Говори прямо в микрофон, но не части́, слова произноси медленно, четко, – давал указания хозяин рубки. – Ну, уан, ту, фри, начинай.

   Я прочистил горло и выдал:

   – Дорогая Настя! Покорен твоей красотой. Выходи за меня замуж.

   – Да ты профи, – похвалил меня Гена, – четко отработал. Беги, дари своей подружке кольцо.

   Я прикинулся озабоченным.

   – Думаешь, меня везде в магазине слышали? Может, повторить?

   Геннадий не смог скрыть радости.

   – Не вопрос, гони монету и бубни.

   – Плачу тебе и говорю сколько хочу? – уточнил я.

   – Разбежался… – заржал диджей супермаркета. – Тайминг – тридцать секунд.

   – Здорово ты устроился, – хмыкнул я, – зарплата маленькая, а левак сочный.

   – Такие клиенты, как ты, не каждый день бывают, – разоткровенничался Гена. – Обычно дятлы приходят и ноют: «Объяви за так, сторублевки лишней нет». Жлобяры! А чтобы нормальное бабло кто предложил, ваще редкость.

   – Люди не догадываются, что можно твоей услугой воспользоваться. Мне бы и самому не допереть, – сконфуженно улыбнулся я, – но недавно я услышал в зале, как женский голос какого-то Артема пугал. Типа, она знает, чего Анна Сергеевна натворила, и всем это расскажет. Неподалеку живу, часто сюда заглядываю, хороший магазин. Тетка вещала, и мне в голову пришло: вот как надо Насте предложение сделать.

   Геннадий захохотал.

   Самолет еще не сел в Милане, а «Желтуха» уже выложила на свой онлайн-портал сенсацию: Нина Орехова и Алексей Сухоруков любовники. Остальные газеты тут же подняли гвалт, и, когда отдыхающие вернулись в Москву, их поджидали папарацци. Некоторое время пара хранила молчание, потом супруги дали интервью Екатерине Рождественской, главному редактору наиболее популярного издания с телепрограммой.

   – Мы будем говорить исключительно с вами, – предупредила Нина журналистку, – и всего один раз. Ни в одно шоу не пойдем и более ни с кем из корреспондентов общаться не станем. Я доверяю только вам, потому что знаю: Рождественская не придумывает небылиц, не врет своим читателям. Мы с Алексеем не любовники, для нас неприемлемы такие отношения, мы муж и жена, вот мой паспорт с печатью.

   В обширном интервью супруги поделились историей своей любви и разрешили опубликовать одно свадебное фото.

   Нина и Алексей сдержали слово, более с прессой на тему семьи и брака не беседовали. После того как тайна открылась, пара перестала шифроваться. Орехова пересела из хорошей, но не пафосной иномарки в бешено дорогой автомобиль, стала носить сшитые по спецзаказу платья, сумки, обувь. Своим богатством актриса не кичилась, по-прежнему была вежлива со всеми и, как раньше, угощала гримершу, костюмера и других членов съемочной группы пирожными и фруктами. Но близких подруг у Нины нет.

   Четыре месяца назад у Ореховой брали интервью для автомобильного журнала. Она, например, сказала, что без ума от спортивных моделей и что машина для нее как живое существо. Тут Макс решил просто зачитать отрывок.

   Корреспондент: «Значит, «Бугатти» для вас друг и помощник. Скажите, а вы можете подвезти незнакомого человека, голосующего на дороге?»

   Орехова: «Нет. Потому что понимаю: езжу на дорогой иномарке, если кто-то захочет ее украсть, меня выкинут на дорогу. Сейчас не проблема поймать такси, к тому же отлично работает муниципальный транспорт».

   Корреспондент: «А приятельницу? Допустим, она попросит подбросить ее в больницу. Отвезете? Или одолжите ей свою тачку?»

   Орехова: «У меня нет близких подруг. Я в них не нуждаюсь, нет времени на пустое бла-бла. Что же касается людей малознакомых, то навряд ли я пущу их в салон. Я не переношу запах табака, чужой парфюмерии, пота, немытых волос. «Бугатти» живое существо, мой друг, с чего вдруг мне делить его с другими. Кого-то подвозить? Нет! Одолжить свою машину постороннему человеку? Нет, нет и нет!!! Я скорей умру, чем разрешу чужим рукам прикоснуться к рулю «Бугатти»! Это совершенно неприемлемо…»

   – Похоже, в роскошной иномарке сидела сама хозяйка. Но Орехова молодая стройная блондинка, – протянул я, когда Воронов замолчал, – а с Геннадием в супермаркете общалась шатенка лет сорока с пышными формами.

   – И что? – удивился Макс. – Из худенькой, светловолосой девушки легко сделать полную шатенку. Вот наоборот намного труднее. Поди, на лице у той, что вещала в микрофон, еще и очки были?

   – Угадал, – вздохнул я, – со слегка затемненными стеклами. Думаешь, к Геннадию заходила Орехова? Только зачем успешной богатой женщине пугать Артема Брагина?

   – Это и надо выяснить в первую очередь, – заметил Макс. – Но будет непросто подобраться к жене одного из самых богатых людей России. Справишься?

   Перед моими глазами появился призрак Элеоноры. Он показал мне кулак и грозно произнес: «Ничего невозможного не бывает. Иван Павлович, не мямли!»

   – Решу проблему, – твердо сказал я.

   – Ну-ну, – хмыкнул друг и отсоединился.

   – Добрый вечер, – произнес вдруг рядом со мной хриплый голос.

   Вздрогнув от неожиданности, я обернулся, увидел маленькую, худенькую, сильно накрашенную девушку с короткими волосами цвета сгнившего баклажана и на секунду опешил. Однако быстро пришел в себя.

   – Здравствуйте. Кто вы такая? Как попали в мою квартиру?

   Незнакомка захихикала, но тут же закашлялась. Я терпеливо ждал, пока она вновь сможет заговорить.

   – Дядя Ваня, ты меня не узнаешь? – просипело ужасное существо. – Это же я, Лота!

   Я закрыл ноутбук.

   – Девушка, или вы честно объясните, каким образом проникли на мою жилплощадь, или сюда приедет полиция. Вернее, придет, отделение находится в соседнем доме. У вас десять секунд на размышления, потом я нажму тревожную кнопку.

   – Ой, дядя Ваня, не надо! – испугалась незваная гостья. – Смотри, вот ключи. Ты мне их сам дал, а брелочек в виде медвежонка мы с тобой на выставке купили. Забыла, как она называется, там еще фонтан огроменный с фигурами.

   – ВДНХ, – машинально подсказал я.

   – Записать надо, – обрадовалось раскрашенное создание, – а то мама спросит: «Доча, где была?», и я тупость продемонстрирую. Ну же, дядя Ваня, ты что, меня в самом деле не узнал? Гляди, сумка моя, одежда, вот тетрадка с конспектами. Сегодня у нас был семинар «Теоретическое изучение лечения вирусных заболеваний путем воздействия на карму». Теперь я знаю, что при гриппе антибиотики не пьют, а врач из нашей поликлиники всегда их при эпидемии прописывает. Вот дурак! Но лучше всего создать для вируса гиблое поле, задавить его энергетикой.

   – Ты Шарлотта? – пробормотал я.

   – Ага, – энергично закивала дурочка.

   Я попытался рассмотреть под слоем карикатурного макияжа личико Лоты.

   – Здорово, да? – захлопала она в ладоши. – Мне сегодня свезло больше всех на свете! Ой, дядя Ваня, а вы ужинали?

   – Нет. И не особенно хочу, – остановил я кинувшуюся к холодильнику «красотку».

   – Сейчас чай заварю, – засуетилась Шарлотта. – Алиса сказала, что Пупер лучше всего, его в земле хранят. Хотя, думаю, это неправда.

   – Пуэр, – поправил я.

   – Ой, верно! Я глупая, да? – заморгала Лота. – Дядя Ваня, Москва такая огромная! И все в ней такие красивые! Я себя уродиной чувствовала, и тут – Алиса. Она меня в красавицу превратила, у меня теперь имидж… э… пожирательницы мужчин, искусительницы… слово забыла, что-то вроде гитары.

   – Гетеры? – развеселился я.

   – Точно!

   Я не выдержал и расхохотался.

   – Чего я юморного сказала? – не поняла Шарлотта. – Алиска суперская. У нее жених богатый, она и мне такого обязательно найдет. Но чтобы мужика хорошего отыскать, нужно образ внешности перезагрузить, так Себастиано сказал.

   Я справился с приступом ставшего уж совсем неприличным ржания.

   – Шарлотта, сделай одолжение, расскажи, кто тебя так размалевал?

   Девушка вытащила из сумки пакет чая и начала хлопотать по хозяйству. Руки ее двигались споро, язык работал еще быстрее, и я живо узнал, кто превратил Лоту в чудовище.

   …В институте, где моя гостья пытается овладеть знаниями по экстрасенсорике, учится москвичка Алиса. Сегодня она села около Лоты на семинаре и зашептала:

   – В субботу состоится грандиозная вечеринка. Ее ректор затевает, чтобы все студенты перезнакомились. Можно привести своего парня. Я приду не одна. А ты?

   – У меня никого нет, – смущенно призналась Шарлотта. – Мечтаю встретить своего мужчину, но никак не получается. Мне многие нравятся, а я никому. Целых пять дней на занятия хожу, и никто на меня внимания не обратил.

   – И не посмотрят, – зашептала Алиса. – Потому что ты не модная, волосы не покрашены, лицо без макияжа, выглядишь на пятнадцать лет. Мужикам нужны вампы, а не детсадовки.

   – Кто такие вампы? – растерялась Лота.

   Алиса похлопала ее по плечу.

   – Деревня! Хоть раз в салон красоты заруливала?

   – В парикмахерскую на станции дома ходила, – гордо заявила Шарлотта. – Меня там тетя Зина для выпускного вечера причесывала. Очень красиво получилось, такие кучеряшки на голове, бабочки искусственные.

   – Жесть! – передернулась Алиса. – Деревня стайл! Хочешь, после звонка поедем к моему парню? Он в наикрутейшем месте колористом стоит, у них все из телевизора в клиентах.

   – Ой, у меня денег нет! – испугалась Шарлотта.

   – Рома тебя бесплатно в человека превратит, – пообещала Алиса. – Еще Катька подключится, она косметолог-визажист.

   – Неудобно как-то, – замямлила Лота, – людям ведь за работу платить надо.

   – Не парься, договоримся. Напишешь за меня доклады по лечению порчи и чистке ментального образа, будем в расчете. Согласна? – деловито предложила Алиса.

   – Ой, вот же мне свезло! – обрадовалась глупышка.

   И девицы, ничтоже сумняшеся наплевав на лекции, отправились наводить красоту. Алиса не обманула, вокруг Шарлотты собрались все мастера, они вместе придумали ее новый образ. И вскоре симпатичная девочка превратилась в горгулью, разрисованную под вождя индейцев.

   – Правда здорово? – ликовала Шарлотта, прыгая вокруг меня. – Алиска сказала, парни падать станут и штабелями у моих тапочек складываться.

   – И много молодых людей проявили к тебе сегодня интерес? – спросил я.

   – Так я шла домой вечером, – затараторила Шарлотта, – на улице темно, никто моей красоты не разглядел. Правда, в метро один дядечка, уже старый, прямо как ты, дядя Ваня, когда я около него села, в восторг пришел, ахнул: «Матерь божия! Вот это да! Капричики Гайя!» Он от меня глаз отвести не мог, но я специально от него отвернулась. Зачем мне дряхлый пень, да еще с обручальным кольцом на пальце? Потом дядька к двери пошел и все оглядывался. Я его в самое сердце ранила! Дядя Ваня, а что такое Капричики Гайя?

   – Может, мужчина «Гойи, Капричос» сказал? – вздохнул я.

   – Ой! Точно! Откуда ты, дядя Ваня, знаешь? – обрадовалась Лота. – Грузинские имена-фамилии такие сложные, я неправильно запомнила, но он именно так, как ты сказал.

   – Гойя – испанский художник, – начал я и тут же осекся, подумав, что не стоит сообщать девушке, что «Капричос» – название серии сатирических офортов великого живописца. Пассажир в метро наверняка не восторгался Лотой, а был ошарашен жутким видом соседки по вагону.

   Я перевел дыхание.

   – Шарлотта, а краска на волосах стойкая?

   – Уж не барахло, которое с первого раза смоется, – заверила дурочка.

   Жаль. Я-то надеялся, что, вымыв остатки еще сегодня утром длинных красивых волос, Лота опять станет русой. Ладно, шевелюра не зубы, рано или поздно отрастет.

   – Думаю, тебе надо умыться, – пробормотал я. – Время не раннее, пора на боковую. Кстати, что у тебя с горлом?

   – Охрипла. В салоне бесплатно мороженым угощали, я семь порций съела. Ой, ну и свезло мне! Красавицей сделали, вкусно угостили, не день, а песня! – ликовала девушка.

   Я только вздохнул. Птица удачи иногда гадит на окружающих, у нее, как и у всех дам, случаются приступы немотивированной вредности.

   Сев за стол, я не выдержал:

   – Шарлотта, хорошо воспитанная девушка не наносит с утра на лицо агрессивный макияж, яркий предназначен для вечера. Смой боевой раскрас, в институт лучше идти в естественном виде.

   – А я и не мазюкалась совсем! – солгала гостья.

   Я взял чашку с кофе.

   – Врать некрасиво и глупо. За километр видно граффити на твоем лице.

   – Ой, дядя Ваня! Мне же в салоне сделали вечный макияж! – запрыгала горе-студентка.

   – То есть? – удивился я.

   Шарлотта интенсивно потерла одну бровь ладонью, потом продемонстрировала мне руку.

   – Где следы? Это татушка!

   – Татушка? – повторил я. – Татуировка на лице?

   Лота засмеялась.

   – Ой, дядя Ваня! Ты мужчина, поэтому в женских хитростях не разбираешься. Новое слово в макияже – один раз потерпел, потом полгода без проблем. Главное, попасть к хорошему мастеру. Алиска меня вчера к самому суперскому отвела.

   – Визажист нарисовал брови на всю жизнь? – испугался я.

   – Не, на шесть месяцев, – пояснила глупышка. – А еще стрелки на веках и губы.

   – Вот почему твое лицо кажется поправившимся, – осенило меня.

   – Ага, отекло чуток. Ничего, скоро пройдет, – деловито сказала страшная в прямом смысле этого слова красавица. – Теперь и спать буду ложиться прекрасной, и такой же вставать. Алиска сказала: «Тату-макияж – суперское изобретение. Некоторые девки вечером разукрасятся, плюхнутся с парнем в койку, а утром он на подружку взглянет и описается от ужаса – вся красота размылась. С тобой такого не произойдет». Правда, улетно, дядя Ваня?

   Я сделал вид, что увлечен завтраком. Сомневаюсь, что у представителя сильного пола, увидевшего на рассвете личико Шарлотты, мигом сработает мочевой пузырь, скорее у несчастного случится другой конфуз, именуемый «медвежьей болезнью».

   – А ресницы у меня из норки, – похвасталась Лота.

   На меня опять напала оторопь. Не надо считать Подушкина наивным юношей, понятия не имеющим о грудных имплантах, ботоксе, коронках, под которыми прячутся собственные кривые зубы, о пластических операциях, изменяющих форму носа, подбородка… Но про татуаж я не знал. А уж заявление про ресницы из чьей-то норы и вовсе потрясли меня.

   – Дядя Ваня, полюбуйся, какие они густые, – вещала Лота, – из хвоста взятые, не с хребта.

   – Ничего не понимаю, – вырвалось у меня.

   – Зверушка такая на свете живет, – тоном Марфы-сказительницы завела Шарлотта, – имя ей норка. У моей тети Зины шуба есть из ее меха, норочья. Берут это животное, выщипывают из хвоста самые нежные волоски и вместо ресниц женщинам приклеивают. Держатся месяц, а если не умываться, не плакать, не тереть веки, то и два простоят. Процедура долгая, я полтора часа на спине лежала. Сейчас глаза чешутся жуть как, но терплю. Ничего, к вечеру зуд пройдет. Зато какие у меня теперь реснички!

   Я поперхнулся кофе. Приклеить к своим векам выдернутые из хищного млекопитающего семейства куньих волоски, а потом не мыться, не прикасаться к глазам… И все ради чего?

   – Сейчас поеду в институт, от мужиков отбиваючись, – речитативом выводила Лота. – Жаль, Танька из магазина на станции меня такую не видит. Вечно она нос задирает, потому что у ейной мамашки собственный бизнес, а я из бедной семьи. Специально перед отъездом домой еще раз в тот салон схожу. Сдохнет Танька от зависти – она-то лошадь пегая, а я красавица писаная… Дядя Ваня, скажи же что-нибудь!

   Ну почему женщинам непременно надо услышать реакцию на их слова?

   – М-м-м, – промычал я, – Лота, думаю, больше тебе не стоит улучшать свою внешность, остановись на достигнутом. Абсолютное совершенство пугает, мужчины только на словах храбрецы, а на деле мы побаиваемся слишком прекрасных дам. Если ты намерена завести крепкие отношения, оставь свое лицо в покое. Маленькие милые недостатки повысят твои шансы на рынке невест.

   Шарлотта захлопала в ладоши.

   – Ой, дядя Ваня, ты говоришь прямо как Себастиано, главный стилист салона.

   Я, старательно улыбаясь, эвакуировался в прихожую. Уж и не знаю, радоваться или горевать из-за того, что я совпал во взглядах с мужиком, который приклеивает женщинам вместо ресниц норочью шерсть, простите, норкину, норскую… Так и не подобрав нужное прилагательное, я быстро оделся, вышел из дома, пересек улицу, вошел в подъезд расположенного напротив здания, открыл свой офис и услышал телефонный звонок.

   – Новости смотрел? – безо всякого вступления спросил Макс.

   – Нет, не включаю по утрам телевизор, – ответил я. – Да и вечером не слежу за информационными программами.

   – Нина Орехова покончила с собой, – перебил меня Воронов. – Направляюсь на место происшествия в гостиницу «Одеон Релакс».

   – Что случилось? Почему успешная актриса, жена богатого человека решила свести счеты с жизнью? – удивился я.

   – Пока ничего не знаю, подъезжай в названный отель, – приказал Макс.

   Я поспешил к машине, сел за руль и включил радио.

   Я послушно вернулся в небольшой круглый холл и начал осматриваться. Судя по всему, отель крохотный, я нахожусь на втором этаже, на двери самой дальней комнаты видна табличка с цифрой «10». На полу дорогой ковер, стены выкрашены в приятный песочный цвет, под потолком горит хрустальная люстра, между номерами сияют бра, в тупиковой части коридора стоит столик со скатертью, на нем хрустальная ваза с живыми цветами, и похоже, букет составлен руками дорогого флориста. Гостиницы, где номера сдают по часам, так не выглядят, там темно, грязно, нет никаких растений и не пахнет дорогим парфюмом.

   – Что интересного ты увидел? – спросил Макс, выходя из номера.

   – Полагаю, данное заведение не предназначено для быстрого утоления сексуального аппетита, – ответил я, – больше смахивает на пансион.

   – Хозяйку зовут Вероника Григорьевна Гудкова, она живет в мансарде, – подхватил Воронов. – Вон та дверка с надписью «Служебное помещение» ведет в апартаменты владелицы. Гудкова – мать Нины Ореховой.

   – Бедная женщина, – пробормотал я. – Найти тело дочери-самоубийцы! Врагу такого не пожелаешь.

   – Труп обнаружила не она, а постоялица Эльвира Елкина, – уточнил Макс. – Знаешь, немного странно получается. Вчера, когда я рассказывал тебе об Ореховой, не обратил внимания на год рождения ее матери. А сегодня увидел даму и удивился. Нине двадцать шесть, матушке семьдесят один. Получается, она ее в сорок пять родила?

   – Ну и что? – не понял я. – Сейчас кое-кто и в пятьдесят детей на свет производит.

   – Гудкова со мной и с ребятами подробно беседовать отказалась. Ты же у нас дамский угодник, нравишься всем, так разговори ее. Она не простая старушка. О том, что ее дочь умерла, Вероника Григорьевна сообщила не полиции – позвонила Борису Янкелю, адвокату Сухорукова, а тот обратился ко мне. Мы знакомы, Борис приличный человек, своих клиентов защищает до последнего, но и нам гадостей не делает. Пенсионерка проявила удивительное самообладание. Однако я ей категорически не понравился. Уж постарайся, Ваня! А я пока допрошу Эльвиру Елкину, расторопную бизнесвумен. Знаешь, откуда здесь армия журналюг? Обнаружив тело, дамочка тут же звякнула в «Желтуху», а когда я приехал, уже раздавала интервью перед камерами.

   Собеседница кивнула:

   – Вы правы, но так уж получилось. Моя дочь Елена сошлась с непорядочным мужчиной, женатым и, естественно, не собиравшимся разводиться. Негодяй соблазнил юную девушку, а когда узнал о ее беременности, шмыгнул в кусты. Дочь мне ничего не рассказывала ни о своем романе, ни о том, что ждет ребенка, я все узнала, когда скрывать живот стало невозможно. На шестом месяце аборт уже не сделать, родилась Нина. Лена категорически отказалась назвать имя ее отца – она продолжала любить подонка, не хотела доставлять ему неприятности. И вдобавок обладала глупой гордостью, сказала: «Не хочу унижаться, требовать алименты. Сама воспитаю Нину». Отличная позиция, если учесть, что Лене едва исполнилось девятнадцать, дочка нигде не работала, училась в институте. Все материальные расходы упали на мои плечи. Не скрою, пришлось тяжело. Мой муж уже скончался, я работала портнихой, доход был невелик. Лена, несмотря на мои протесты, бросила вуз, решила поступить на службу. Но девушку без профессии никуда не брали, в стране началась перестройка, кругом царили хаос и бардак. В конце концов Елена стала продавщицей в коммерческом ларьке, начала прикладываться к бутылке, потом попробовала наркотики…

   Вероника Григорьевна махнула рукой:

   – Лучше не вспоминать. Закончилось все трагично, дочь умерла от передозировки. Нина осталась круглой сиротой, и я ее удочерила – не хотела, чтобы в школе, в институте, на работе девочке пришлось пояснять: «Кто отец, не знаю, мать была героинщицей». У Нины в анкете указано: отец умер через месяц после рождения дочери, мать портниха. Спасибо, одна клиентка помогла: ее муж занимал высокий пост в милиции, поэтому я получила исправленную метрику ребенка и удочерение прошло быстро.

   Гудкова секунду помолчала.

   – В начале девяностых наша жизнь как-то наладилась, но потом случилось несчастье. Мы обитали на Старом Арбате в большой коммуналке, в двух комнатах, остальные занимала Валентина Ивановна Родина с дочерью Герой, ровесницей Нины, девочки ходили в один класс. Отношения с Родиной у нас были скорее родственные, чем соседские, жили коммуной, близко дружили. И вдруг Гера умерла от воспаления легких. Нина тяжело пережила кончину подруги. Сейчас уж не вспомню, сколько лет тогда было несчастной малышке. Восемь? Девять? Нина в тот момент впервые поняла, что дети тоже могут уйти из жизни, и страшно перепугалась. А Валентина Ивановна впала в глубокую депрессию и где-то через год после потери дочери покончила с собой. В Москве уже можно было приватизировать жилье, и мы с Родиной незадолго до беды с Герой это сделали. Собираясь проститься с жизнью, Валя составила завещание в мою пользу. Нам с Ниной досталась вся жилплощадь. Моя девочка прекрасно училась, а когда она поступила в институт, я разменяла квартиру на две отдельные. Нина ведь взрослела, у нее появились приятели, и я решила, что не стоит ей жить вместе с матерью. Да, да, я не называю себя бабушкой Нины, я ее мать. Из ателье мне пришлось уйти, сил обслуживать клиентов уже не хватало, и дочка стала мне помогать материально, поскольку с первого курса активно снималась. Нина меня обожала. Став женой Сухорукова, она принесла мне связку ключей от этого здания и отдала со словами: «В тебе много нерастраченных сил, вот и руководи отелем. Всем служащим зарплату будет платить мой супруг, а ты просто веди дела и радуйся. На третьем этаже оборудована квартира, надеюсь, тебе там понравится, над интерьером работал один из ведущих английских дизайнеров».

   Вероника Григорьевна прервала рассказ и выпила свой давно остывший кофе.

   – Обстановка мне не понравилась, но, чтобы не обижать Нину, я изобразила полный восторг. Свою квартиру я сдаю, гостиница приносит стабильный доход, в деньгах я не нуждаюсь. Все шло прекрасно до вчерашнего вечера.

   – Понимаю, вам трудно вспоминать, но нам надо знать, как вела себя Нина перед тем, как расстаться с жизнью, – сказал я.

   Гудкова снова сложила руки на коленях.

   – Все это очень странно. Я жаворонок, просыпаюсь в пять, а в двадцать тридцать уже очень хочу спать. Нина прекрасно знает о моих привычках. Но, к сожалению, свободное время у нее бывает как раз поздно вечером. Вернее, вечер – это для нее, для меня же одиннадцать часов – глубокая ночь. Но чтобы увидеть Нину, я пила кофе и не ложилась. К сожалению, наши встречи стали редки, дочка старается посвятить свободные минуты мужу. Старалась… Ох как тяжело говорить о ней в прошедшем времени! Вчера я Нину не ждала, она не звонила, не предупреждала о визите. Девочка всегда меня ставила в известность о приезде, боялась разбудить, приехав внезапно. Нина очень внимательна. Была…

   – Кто впускает припозднившихся гостей, когда вы укладываетесь спать? – спросил я.

   Собеседница слабо улыбнулась.

   – Портье живет в отеле, у нее комнатка на первом этаже, на входной двери снаружи звонок. В десять тридцать вечера администратор уходит с поста, но в ее обязанности входит впускать гуляк. Люди у меня живут спокойные, шумных нет. Я обхожусь минимумом прислуги. Я понятия не имела, что вчера ночью Нина заняла четвертый номер.

   Хозяйка гостиницы встала и двинулась к кухонным шкафчикам.

   – Меня утром разбудил вопль Эльвиры Елкиной, которая занимает пятый номер. Она владелица фитнес-центра в Калуге, приезжает в Москву на всякие выставки и мероприятия. Сегодня собиралась посетить клуб «Прайд», куда из Америки прилетел всемирно известный тренер, чтобы дать серию открытых занятий. «Прайд» расположен в Подмосковье, Эля встала рано и пошла будить Нину.

   – Будить Нину? – в недоумении переспросил я. – Елкина и ваша дочь были знакомы?

   – Думаю, нет, – ответила Гудкова. – Эля сказала портье: «Я вошла в четвертый номер, чтобы поднять актрису, и увидела…»

   Пожилая дама замолчала.

   – Понятно, – пробормотал я. – А почему вы, узнав о трагедии, обратились к Борису Янкелю?

   – Не могу вам описать степень своего ужаса, когда я осознала, что произошло, – поежилась хозяйка отеля. – Я бросилась к телефону, хотела позвонить в полицию, но тут разум ко мне вернулся. Если Нина умерла, ее уже не спасти, надо постараться сохранить доброе имя девочки. И нельзя допустить, чтобы пресса мусолила фамилию Сухорукова. А кто приедет по моему вызову? Парни из местного отделения, которые тут же сообщат о произошедшем газетчикам. Я не хотела распространения информации о самоубийстве, вот и обратилась к Янкелю. Борис Миронович человек со связями, приехал мигом, но, увы…

   На лице Вероники Григорьевны на короткое мгновение появилось выражение неприкрытой злости.

   – Эльвира оказалась мерзким человеком. Не ожидала от нее такого поведения. Елкина живет у меня со дня открытия отеля, казалась интеллигентной женщиной, ничего плохого я за ней не замечала. Но сегодня! Пока я общалась с Борисом, потом, по его указанию, не входя в четвертый номер, тщательно закрыла его, владелица фитнес-центра позвонила в «Желтуху» и растрепала о самоубийстве известной актрисы. Более того, сделала фото тела несчастной Нины и передала снимки прессе. Нет, вы представляете?

   Гудкова включила чайник и облокотилась на столешницу.

   – Как назвать женщину, которая поступает подобным образом? Стоит над погибшей и щелкает телефоном!

   Я не нашел нужных слов, выдавив из себя:

   – М-да…

   – Знаете, почему мерзкая баба так поступила? – вспыхнула Вероника Григорьевна. – Она договорилась с репортерами, что те, рассказывая о несчастье, будут упоминать, что Нину нашла владелица фитнес-центра «Бицепс», то есть решила использовать наше горе для самопиара. Представляю, какова будет реакция Алексея Игоревича, когда он услышит мой рассказ про Елкину. Думаю, от спортзала сей мадам даже мокрого места не останется.

   – Вы знакомы с Сухоруковым? – уточнил я.

   – Конечно, – подтвердила собеседница. – Чай с ним каждый день не пью, но пару раз в гостях в особняке миллиардера бывала.

   – Похоже, супруги любили друг друга, – вздохнул я.

   – Да, верно, – подтвердила Гудкова. – Думаю, сейчас Алексею Игоревичу очень плохо. Простите, голова заболела, хочу прилечь… Запишите номер моего мобильного и, если у вас еще возникнут вопросы, звоните, постараюсь на них исчерпывающе ответить.

   – Хотите, я приглашу сюда нашего врача? – предложил я. – Она очень милая и знающая женщина. Анна померяет вам давление, сделает, если нужно, укол.

   – Спасибо, – отказалась собеседница, – мне надо побыть одной.

   Вероника Григорьевна отвернулась. Я встал, откланялся и покинул мансарду.

   Макс и Аня были на первом этаже возле стойки рецепшен, за которой находилась заплаканная женщина лет сорока. Я посмотрел на Воронова, и тот сразу сказал:

   – Мы с Аней хотим пообедать. Пойдешь с нами?

   – С удовольствием, – кивнул я.

   Макс обратился к портье:

   – Подскажите, где поблизости есть хорошее кафе? Чтобы вкусно и не бешено дорого. Мы перекусим, а потом поговорим с вами. Пожалуйста, не покидайте рабочее место.

   Администратор покраснела и неожиданно повысила голос:

   – Я плохо себя чувствую! Хочу лечь! Я вовсе не обязана здесь стоять и вас ждать!

   Аня, округлив глаза, вышла на улицу. Макс, бросив на меня быстрый взгляд, двинулся за ней. Я облокотился на стойку и посмотрел на бейджик кипящей от негодования дамы.

   – Добрый день, Таисия. Вы, наверное, хорошо знали Нину Орехову?

   – Только на экране до вчерашнего дня ее видела, – всхлипнула служащая. – Там она очаровательная! В жизни не такая оказалась.

   Я изобразил удивление.

   – Некрасивая без грима?

   Таисия наклонилась, достала коробочку бумажных салфеток и поставила перед собой.

   – Внешне симпатичная, правда, слишком сильно накрашена, а вот поведение ее было отвратительным. Вошла вчера поздно вечером, дверью о косяк шандарахнула, ноги о половичок не вытерла, сказала: «Пока вам дозвонишься, поседеешь. Почему сразу не открыли? Вероника Григорьевна спит?» Я смотрю, лицо знакомое, но кого перед собой вижу, сразу не поняла, попросила: «Представьтесь, пожалуйста». Ее аж передернуло. «Вы меня не узнали?» Это гостья произнесла с таким выражением, что меня словно ледяной водой окатило. Я досчитала мысленно до десяти, улыбнулась: «Извините, напомните, когда вы в последний раз в отеле останавливались?»

   Таисия выдернула из упаковки платок и промокнула глаза.

   – Никак не ожидала, что актриса так поступит! Время было позднее, десять тридцать пробило, гости по комнатам разбрелись. Мне тоже пора было к себе, я на первом этаже живу, но всегда перед тем, как покинуть рецепшен, завариваю особый чай, его надо за полчаса до сна пить. Пока я все закрою, дверь запру, до кровати доберусь, как раз время и придет.

   Я решил для налаживания доверительных отношений похвалить портье.

   – Очень правильно сделали. Сам люблю на ночь глотнуть успокаивающий чай.

   Только не надо обвинять меня во лжи. Вообще-то вечером, сидя с книгой в любимом кресле, я выпиваю порцию коньяка, но ведь благородный напиток делают из винограда. И «Камю», «Хеннесси», «Мартель», «Отар» всегда действуют на меня успокаивающе, значит, я не слишком соврал, говоря про расслабляющее питье.

   Администратор показала пальцем влево.

   – Тут вчера стояла моя кружечка с изображением кошки. Вы любите кисок?

   – Обожаю! – не задумываясь, заявил я. – Лучше котиков никого нет!

   Таисия оперлась руками о панель стойки.

   – Лена, моя лучшая подруга, сделала мне на день рождения чудесный подарок – сфоткала свою Маркизу, которую я обожаю, считаю и своей кошечкой, а потом перенесла снимок на чашку. Увидев презент, я чуть не умерла от восторга. Вы меня понимаете?

   – Конечно! – закивал я. – Что может быть лучше чашки с портретом любимой киски?

   Тая всхлипнула.

   – Так вот, не успела я гостье задать вопрос про то, когда она у нас в последний раз жила, как девушка схватила подарок Леночки, бросила его на пол и заорала: «Сейчас расскажу Веронике Григорьевне, как в ее гостинице вип-гостей встречают! Я великая актриса Нина Орехова, а не какая-нибудь командировочная из Мухосранска!»

   Тая зашмыгала носом.

   – Тут-то я сообразила, кого в отель черт принес, и перепугалась до трясучки. А звезда как завизжит: «Чего глаза вылупила? Встала и пошла за веником!» Я метнулась в кладовку, она в конце коридора, но от страха забыла, какую дверь открывать, влетела в бельевую. Потом опомнилась. Минут пять-семь совок и метлу искала. Бегу назад, вся спина мокрая, ну, думаю, сейчас актриса меня растопчет… Но Орехова сияла улыбкой, стала такой, как на телеэкране, сказала: «Простите, я куплю вам новую чашку. У меня был очень трудный день, нервы сдали. Я дочь Вероники Григорьевны. Мама уже, наверное, спит, поэтому дайте ключ от четвертого номера, он пустой. А кто сейчас в пятом?» Я вообще растерялась. Орехова – дочь Гудковой? Понятия об их родстве не имела. Пробормотала: «Там Эльвира Елкина, владелица фитнес-центра». Актриса взяла ключ и пошла наверх. Вот какая встреча получилась.

   Таисия перегнулась через стойку.

   – Знаете, что мне покоя не дает? Очень я расстроилась из-за своей кружечки, заплакала и сгоряча пожелала Ореховой в спину: «Чтоб у тебя, сволочь, руки отсохли! Чтоб ты ими больше никогда ничего взять не смогла!» Не вслух сказала, мысленно, но с большим чувством. А утром услышала крик со второго этажа, пошла наверх…

   Администратор прижала ладони к щекам.

   – Смотрю, в коридоре Эльвира вопит: «Повесилась! Удавилась…» Ужас… Не могу перестать думать о своих проклятиях. Вдруг это я Нину сглазила?

   – Нет-нет, – заговорил я, – Орехова задумала покончить с собой, вы тут совершенно ни при чем. Перед тем как лишить себя жизни, человек, как правило, нервничает, актриса не исключение. Она разбила вашу чашку не из-за дурного воспитания – от сильных переживаний. Вы тоже были на пике эмоций, поэтому разозлились. Даже такого доброго человека, как вы, можно довести до ручки.

   – Это верно, – прошептала Таисия.

   – Значит, Орехову вы ранее в гостинице не видели? – продолжил я беседу.

   – Никогда, – подтвердила Таисия и расплакалась.

   Я, как умел, утешил администратора, задал ей еще пару вопросов о постояльцах и ушел.

   – Сейчас клиентов в отеле двое: Эльвира Елкина, нашедшая труп Нины, и Тамара Владимировна Болотова. Вторая живет в Курске, в Москву приезжает раз в полгода, в головной офис предприятия «Картина за неделю». В этой конторе работают художники, которые рисуют на заказ все, что вы пожелаете. Ну, например, присылаете им фото кошки и через семь дней получите портрет любимицы маслом, акварелью или даже мозаичный. Короче, что душа пожелает. Раз в шесть месяцев владелец фирмы собирает лучших работников со всей России, примерно сто человек, и устраивает им праздник. Вечером компания заезжает в подмосковный дом отдыха и гуляет там целую ночь. Программа обширная: раздача наград, ужин, концерт, затем все разбредаются по номерам, и на следующий день около полудня праздник завершается. Болотова отправилась на очередной сабантуй вчера часов в шесть вечера и пока еще не вернулась. Портье работает с семи до двадцати двух тридцати, потом уходит в свою комнату, но обязана открывать дверь припозднившимся постояльцам. Таисия исполняет функции администратора и буфетчицы, накрывает завтрак. Обеда и ужина «Одеон Релакс» не предлагает, зато есть кухня, где каждый может приготовить себе что угодно. Из служащих еще работает горничная, она же уборщица, это таджичка Бахор. Она еле-еле изъяснялась на русском и, похоже, являлась нелегалкой, потому что едва в гостинице поднялся шум, как Бахор убежала. Думаю, отыскать ее невозможно. А у вас что?

   – Потолковал с прохиндейкой по имени Эльвира Елкина, – ответил Макс. – Услышал интересную историю. Сейчас изложу ее вкратце…

   Нина постучала в комнату владелицы фитнес-центра и поинтересовалась:

   – Могу я вас попросить об огромном одолжении?

   Елкина сразу узнала Орехову и пришла в неописуемый восторг, пообещала сделать все, что актриса пожелает. Та спросила:

   – Вы завтра в котором часу встанете?

   – Рано утром, около пяти, – ответила Эльвира. – Скорее даже в четыре тридцать. Хочу тщательно к рабочему дню подготовиться.

   – Замечательно! – обрадовалась звезда сериалов. – У меня очень крепкий сон, боюсь, не услышу ни звонка телефона, ни будильник. Можете растолкать меня перед уходом?

   – Без проблем. Рада оказать вам услугу, – согласилась Елкина.

   – Дайте ваш мобильник, – попросила Нина.

   Эльвира протянула аппарат.

   – Станьте около меня, – распорядилась Орехова, – сделаем селфи.

   Затем она обняла левой рукой Елкину за плечи, правую вытянула вперед, включила запись и сказала:

   – Отель «Одеон Релакс». Вечер тринадцатого ноября. Я точно знаю, что будет со мной завтра утром. Сейчас мы с Эльвирой Елкиной находимся в ее номере. А вот она не знает, что со мной будет завтра, это секрет от всех. Эльвира придет меня разбудить рано утром четырнадцатого числа. Я вас всех люблю. Целую, Нина Орехова.

   Потом артистка вернула трубку хозяйке со словами:

   – Это мое извинение за причиненное вам неудобство. Продайте завтра видеоселфи желтой прессе, но просите побольше денег, такое дорого стоит.

   Елкина не заподозрила ничего дурного. А утром, придя будить актрису и увидев ее мертвой, она перепугалась, но, быстро взяв себя в руки, кинулась к репортерам…

   – Однако… – пробормотал я. – Ну и ну! Получается, Орехова решила сделать из своей смерти шоу. Зачем?

   – Нет ответа, – вздохнул Макс, – все очень странно.

   Аня начала намазывать на хлеб масло.

   – А у меня ничего особенного. Похоже на самоубийство. Точнее скажу позднее, но сейчас все выглядит как обычный суицид. На столе в комнате была предсмертная записка, где вроде бы объясняется причина, по которой Нина решила уйти из жизни.

   Криминалист протянула мне айпад.

   – Можешь прочитать, я сделала фото.

   Я побежал глазами по экрану.

   «Простите все. Больше не могу. Мы с Димой любим друг друга. Боюсь сказать Алексею. Запуталась. Нет сил. Лгать тяжело. Прощайте. Нина».

   – Кто такой Дима? – вырвался у меня вопрос.

   – Пока не знаю, – подал голос Макс. – Если верить письму, ее любовник. Надо найти парня.

   Я погасил энтузиазм друга:

   – Полагаю, это будет трудно сделать. Небось Нина и ее возлюбленный шифровались изо всех сил. Знаете, что в этой истории удивляет более всего?

   – Что? – хором спросили Макс и Аня.

   – Зачем Ореховой понадобилось сводить счеты с жизнью в гостинице матери? – недоумевал я. – Она вполне могла сделать это в собственном доме. Муж улетел по делам, в особняке никого нет. Вероника Григорьевна заменила Нине мать, воспитала девочку, любила ее. Почему актриса не подумала о стрессе, который нанесет пожилой женщине? Дверь в номер она оставила открытой?

   – Да, – согласился Макс, – чтобы Эльвира могла ее разбудить.

   – А теперь подумаем, – оживился я. – Орехова приходит в отель вечером, когда Гудкова уже спит, причем Нина ведет себя по-хамски – разбивает любимую чашку портье, грубит ей. Таисия служит в отеле с момента его открытия, но до вчерашнего дня понятия не имела, что актриса и Вероника Григорьевна ближайшие родственницы. Нина ранее никогда ее не будила, когда появлялась в гостинице. Черт, забыл спросить у госпожи Гудковой, имела ли Орехова ключи от «Одеон Релакса»! Но думаю, что да, наверняка у нее была связка. Учитывая повышенный интерес к себе со стороны прессы, Орехова всегда приезжала поздним вечером, когда в гостинице все, включая администратора, спали. Почему вчера она изменила своим привычкам? И повторю первый вопрос: отчего она не подумала о душевном спокойствии Вероники Григорьевны? Вдруг бы та, как всегда, встав рано, спустилась на второй этаж, увидела открытый номер и нашла тело Нины, висящее на трубе в ванной? Правда, Елкина обещала разбудить актрису в четыре тридцать утра, Гудкова в это время еще спит.

   Максим и Аня молчали, я отхлебнул капучино.

   – И последнее. Какое отношение Нина имеет к Артему Брагину? Почему она пугала бизнесмена в супермаркете? Геннадий сказал мне, что в микрофон говорила простоватая тетка лет сорока, полная, сильно накрашенная шатенка. Вроде посетительница не похожа на стройную элегантную звезду-блондинку, но профессиональной актрисе изменить внешность раз плюнуть. И мы знаем, что свою машину она никому не дает. Думаю, в магазин приходила именно Орехова. Она хорошо замаскировалась, а вот с авто сделала ошибку. Сообразила, правда, что шикарный «Бугатти» привлечет внимание окружающих, поэтому припарковала машину за пару улиц от супермаркета, пошла в гастроном пешком. Вот только Нине не пришло в голову, что Геннадий может уйти с работы, направиться к своей девушке той же дорогой и увидеть тачку своей мечты. Ей следовало для поездки в супермаркет воспользоваться метро.

   Макс отодвинул пустую тарелку.

   – Отлично тут кормят. Зря ты, Ваня, один кофе хлебал, взял бы себе отбивную. Хотя ты в последнее время разлюбил мясо, все рыбу заказываешь. Что дальше собрался делать?

   – Поеду к Анне Сергеевне Плотниковой и попытаюсь выпытать у нее, кто мог знать истинные обстоятельства смерти Юрия Николаевича.

   Убийство Плотникова превратил в суицид местный начальник милиции Браткин, помогала ему дочь Елена. Но, может, мать Артема Брагина поделилась секретом с какой-нибудь своей подругой?

   – Григорий Петрович скончался из-за оторвавшегося тромба, – сообщил Макс. – Он жил в Плавске, вышел на пенсию, перенес несколько сердечных приступов. Елена поступила в Москве в заочный институт гостиничного дела. Где жила, неизвестно, скорей всего, снимала квартиру. В Плавск возвращалась один раз – чтобы продать полученное в наследство от отца имущество: квартиру Григория Петровича, машину, фазенду на шести сотках. Также бывшая соседка Плотниковых выставила на торги свою новую жилплощадь, которую ей дали взамен той, что была в аварийном доме. В результате получилась приличная сумма. Вырученные деньги ей отправили в московский банк, Браткина забрала их наличкой. Что она с ними сделала, неизвестно, может, проела. Диплом Елена не получила, из вуза ее отчислили за несданную сессию. Чем занималась дочь Григория Петровича, где обитала и с кем, выяснить не удалось. Но потом Елена вдруг выныривает из небытия и выходит замуж за владельца крупного строительного бизнеса Трофима Внукова. Сейчас она домашняя хозяйка, воспитывает двух сыновей-погодков.

   – Поддерживает ли она связь с Брагиной? – поинтересовался я.

   – Можешь задать этот вопрос Анне Сергеевне. Но ты к ней зря скатаешься, – ответил Воронов, роясь в своем портмоне. – Старушка, похоже, не в себе.

   – Иногда и из бреда можно выловить нечто полезное, – вставила замечание Аня.

   – Навряд ли бабка растрепала кому-то про то, как лишила жизни мужа-садиста, – гнул свою линию Макс, – скорей уж Елена с кем-то поделилась. Она могла шепнуть на ушко любимой подруге правду.

   – Я бы такого никогда не сделала, – поморщилась Анна. – Некоторые тайны должны умирать со своими хозяевами. Елене не поздоровится, если секрет выплывет из тьмы прошлого. Ваня, почему у тебя такое лицо?

   – Какое? – не понял я.

   – Словно кто-то тебе кусок льда за шиворот бросил, – захихикала Аня.

   Я вынул портмоне.

   – Просто я задумался. Елена и Артем учились в одном классе. Брагин постоянно помогал Браткиной, писал за нее контрольные, дружил с ней, поэтому ее отец, местный милицейский начальник, решил помочь Анне Сергеевне, когда та застрелила мужа. На момент убийства Юрия Плотникова Лена обитала в Плавске и об учебе в институте только мечтала. Но потом-то Браткина все же поступила в вуз, пусть малопрестижный, заочный, но московский. Следовательно, Артем расплатился за отмазывание Анны Сергеевны, выполнил условие, выдвинутое Григорием Петровичем. Браткина очутилась в столице, в чужом, враждебном к провинциалам городе. Обучалась девушка заочно, значит, не ходила на занятия каждый день. Полагаю, Елена не сразу обзавелась приятелями. Ну и с кем она чаще всего общалась, поселившись в Москве? Естественно, с Артемом. Но тот нам ничего о том, как развивались его отношения с Браткиной, не рассказал. Смею предположить, что молодые люди поссорились и разбежалась в разные стороны. У Лены появились друзья-подруги, и она кому-то из них разболтала тайну одноклассника.

   – Заодно признавшись в том, что участвовала в сокрытии убийства? – поморщился Макс. – Нет, о таком помалкивают. Хотя ладно, на минуту представим, что ты прав. Но ведь после убийства Плотникова прошел не один год. Почему Артема начали пугать только сейчас? Браткина – счастливая жена богатого человека, ей ни скандал, ни шум вокруг ее первой любви совсем не нужны. Зачем ей доводить Брагина до самоубийства? Нет, это не Елена.

   Я взял бумажную салфетку.

   – У Артема сейчас дергается веко, мелко дрожат руки, он постоянно пьет таблетки, охвачен страхом. С одной стороны, Брагин боится, что жена узнает правду. Рита удачливая бизнесвумен, именно она содержит мужа, который зарабатывает не очень большие деньги. Что случится, если Маргарита выяснит правду? Артем много лет обманывал ее: подсунул фальшивую родословную, промолчал про то, что является сыном серийного убийцы-насильника и женщины, застрелившей своего второго мужа. Думаю, супруга отреагирует очень жестко. Но это не один страх Брагина – он стал сомневаться в своей психической полноценности, опасается, что сходит с ума. Артема планомерно доводят до самоубийства. Шантажист жаждет смерти Брагина, причем тот, по его замыслу, должен сам свести счеты с жизнью. Преступник коварен, жесток и очень зол.

   – Почему? Что Артем сделал плохого? Кому? – принялась забрасывать нас вопросами Аня.

   Воронов взял со стола мобильный.

   – Если мужчину пытаются убить, первыми под подозрение попадают жена, теща, свояченица, в общем, ближайшие родственники. Мать Маргариты давно скончалась, отец тоже покойник, братьев-сестер у нее нет. Кто остается?

   – Она сама, – подытожил я.

   – Дядя Ваня! – закричала она в трубку и зарыдала.

   – Что случилось? – испугался я. – Тебя кто-то обидел?

   – Ой, ой, – плакала девушка, – прости, извини, я не нарочно… он сам развалился… куплю новый… Честное слово, ей-богу!

   – Ты цела? – перебил я Лоту. – Здорова?

   – Да, – всхлипнула та.

   Я с облегчением выдохнул.

   – Дорогая, успокойся и попытайся членораздельно объяснить, что случилось.

   Однако Лота снова зашлась в рыданиях. Минут пять ее речь была невнятной, но потом я понял, что произошло, и развеселился.

   Сегодня у Шарлотты был короткий учебный день. Алиса позвала подружку в кафе, но ответственная Лота отказалась, потому что хотела заняться домашним хозяйством. Она засунула в стиральную машину белье, повозилась с рыбой, предназначенной для моего ужина, и стала вытирать пыль. Чтобы достать до книжных полок, которые висят в ее спальне, Шарлотте (давайте вспомним про ее невысокий рост) пришлось встать на спинку дивана. Сначала все получалось хорошо, она орудовала тряпкой, но потом вдруг потеряла опору под ногами и рухнула на пол. Причиной катастрофы стал диван, у которого по непонятной причине отвалилась спинка.

   Увидав руины, Лота пришла в ужас, зарыдала, но потом сообразила: слезами горю не помочь. Девушка на всех парах понеслась в домоуправление, отыскала там местного умельца Василия Петровича и стала его умолять реанимировать диван до моего возвращения домой. «Доктор» осмотрел развалины и поставил диагноз: пациент неизлечим.

   – Там сломалось что-то, на чем чего-то крепится, – лепетала Шарлотта. – Дядя Вася сказал, это что-то должно быть железным, а оказалось пластмассовым. Я не хотела! Честное слово! Дядя Ваня, прости меня!

   – Прекрати истерику, – распорядился я, – сделала из чепухи беду.

   – А-а-а! – еще горше заплакала дурочка. – Новый диван дорого стоит. Я в магазин сходила, приценилась. Думала такой же купить, как у тебя, но похожих нет, а за самую дешевую тахту четыре тысячи хотят.

   – Из-за такой суммы не стоит лить слезы, – улыбнулся я.

   – Дядя Ваня! Это же целая зарплата! У нас в городке столько продавцы на рынке получают, правда, они на сдельном окладе.

   – Ступай в ванную, умойся, приведи себя в порядок, – приказал я. – Приеду через полчаса, купим новый диван.

   – Нет! – испугалась Шарлотта.

   – А спать на чем будешь? – резонно спросил я.

   – На полу, – храбро ответила девушка. – Одеялко постелю, и будет супер. На жестком ночью лежать полезно, я программу Елены Малышевой по телику всегда-всегда смотрю, там говорят, для спины очень хорошо, когда…

   – Через тридцать минут выходи из подъезда, – остановил я поток слов. – Не спорь со старшими.

   Дорога до дома заняла двадцать минут, когда я притормозил у подъезда, Лота со всех ног бросилась к машине. Я открыл ей дверцу и вздрогнул – она снова разукрасилась по полной программе. Лиловые тени на веках, пудра цвета загара, ядовито-розовые румяна, коричнево-бордовые губы. На голове прелестницы красовалась небесно-голубая шапочка, на которой спереди были вышиты два кошачьих глаза, усы, нос и рот, а на макушке торчали ушки, расшитые белым бисером. Эта ожившая мечта детсадовки выглядела кошмарно, но я вспомнил новый цвет волос Шарлотты, отвратительную стрижку и обрадовался, что она решила утеплить голову.

   – Садись, дорогая, – галантно предложил я.

   Лота приподняла ногу, но тут же поставила ее обратно на асфальт. Проделала тот же маневр другой, затем прошептала:

   – Дядя Ваня, зажмурься, пожалуйста. Юбка узкая, не дает забраться в салон.

   – Полагаешь, если я не буду на тебя смотреть, юбка станет шире? – не удержался я от ехидного замечания.

   – Не-а, – еще тише произнесла Шарлотта. – Просто я задеру юбочку повыше, тогда смогу ноги поднять.

   Я молча отвернулся к окошку в двери водителя.

   Вот объясните мне причину, по которой женщины приобретают столь неудобные вещи. Надя, одна из моих любовниц, любила обувь от Шанель, другой она не признавала. Если на туфельках-ботинках не было фирменного знака мадемуазель Коко, подруга не обращала на них внимания. Вот только с замечательными баретками из Парижа у модницы вечно случались проблемы. Я говорю не о больших деньгах, которые ей приходилось выкладывать за самые обычные, на мой взгляд, лодочки, дело в другом. Увы, любимая обувь никак не подходила для ножек Нади, повсюду жала и натирала. Размер тридцать семь с половиной был фанатке Шанель мал, а тридцать восьмой сваливался на ходу. Казалось бы, в магазинах столько всего, можно подобрать подходящие туфли, но Надежда не искала легких путей. Принеся домой очередную коробку, она обклеивала свои ступни со всех сторон пластырем, затем надевала намоченные водкой носки, всовывала подготовленные таким образом лапки в очередные дизайнерские лапти, а потом ходила по квартире, издавая жалобные стоны. Мне было очень жаль ее, из глаз Нади катились слезы, однако она терпела боль, разнашивая меньшие, чем нужно, туфли. Один раз, глядя на ее мучения, я не выдержал:

   – Дорогая! Перестань над собой издеваться. Поехали в ЦУМ, купим прекрасные лодочки, которые будут тебе по ноге и не потребуют истязаний.

   – Нет, – сквозь слезы возразила упрямица, – только Шанель!

   – Но почему? – поразился я. И услышал восхитительный ответ:

   – Потому!

   С таким аргументом спорить невозможно.

   – Дядя Ваня, я уже в кресле, – хриплым голосом окликнула меня Шарлотта.

   – Прекрасно, – кивнул я, заводя мотор. – Пьешь микстуру от простуды?

   – Ага. Пока не помогает, – пожаловалась Лота. – На упаковке написано… Сейчас прочитаю.

   Я удивился:

   – Это же «Базилио» из первого зала, только там он стоит три тысячи девятьсот девяносто девять рублей, а здесь в десять раз дороже.

   – Ошибаетесь, – задергался «вип-консульт», – это «Рассвет над Вероной», совершенно другое название.

   – Но суть-то одна, – усмехнулся я. – При таком раскладе меня больше устраивает первый диван.

   – О-о-о! – заломил руки Валерий. – Неужели вы хотите внести в свой пентхаус унылые дрова?

   – У дяди Вани обычная квартира, – влезла в разговор Шарлотта, – книжки повсюду.

   – Простое жилье с библиотекой? – скис продавец.

   – Ага, – подтвердила Лота, – умные тома, ни словечка не понять.

   – Экскузе муа, сэр энд джентльменс! – заверещал Валера. – Тогда нам надо вернуться в первый зал к «Базилио», прекрасный вариант. Смотрите, диван выполнен из опилочно-древеснопыльной массы, скрепленной посредством экологически чистого, абсолютно натурального клея на основе бикумфосфатпропилена. Опора нашего диванчика вечная! Сгниет все, включая египетские пирамиды, а он останется. И будет вашей фамильной ценностью, передаваемой из поколения в поколение.

   – Мне не внушает доверия диван, скомпонованный из пыли, – прервал я песню Валерия. – Нет ли более надежного материала? Меня вполне устроит дуб.

   Продавец выпятил нижнюю губу.

   – Сэр! Покупаете ди-ван! Какой смысл его из элитного дерева делать? Вы же на нем, экскузе муа, задним местом сидеть будете. Поверьте, лучше «Базилио» вам не найти. Если испытываете денежные трудности, мы решим проблему. Дам скидку, вы заплатите…

   Валерий вытащил из кармана калькулятор и со скоростью молодой обезьянки начал нажимать на кнопки, бормоча себе под нос:

   – Скостим процент от общей стоимости, как всем… плюс моя личная скидочка вам, так как вы мне своим видом нравитесь… делим, умножаем, получаем результат: пять тысяч шестьсот сорок три рубля семьдесят две копейки. Три целковых с мелочью, так и быть, скину для ровного счета…

   – Эй, эй! – возмутилась Шарлотта. – Это получается не скидка, а накидка! На ценнике указана стоимость: три девятьсот девяносто девять!

   – Где? – заморгал продавец.

   Лота показала пальцем на пластиковый держатель около «Базилио»:

   – Вот!

   Я вздрогнул. Ноготь на персте Лоты поражал своим великолепием – он был покрыт золотым лаком, сверху нарисованы красные цветочки, а лунка сверкала черной краской. От этой красотищи просто невозможно оторвать взор, она гипнотизировала.

   – Экскузе муа, ошибочка вышла, – взвизгнул Валерий. – У нас была акция «Купи диван по дешевой цене, получи в подарок талон на парковку», но уже закончилась. Сегодня «Базилио» стоит как обычно – пять тыщ шестьсот сорок пять рубчиков. А с вас всего-то пять кусков, шесть сотен и четыре десятки. Выгода! Скидка! Круто! О, экскузе муа, чуть не забыл! У нас бесплатная доставка. Вообще без копейки, прямо до подъезда!

   – А нам ее не надо, – возразила Шарлотта. – Дядя Ваня живет на соседней улице. Может, видели дом с кариатидами?

   Я удивился. Ну надо же, моя гостья знает такое слово!

   Валерий встряхнулся, как собака после дождя.

   – Серое здание? С большими балконами?

   – Оно! – обрадовалась Лота. – Правда красивое? У дядя Вани четыре окна на улицу, пять во двор.

   Продавец вздернул подбородок и поспешил вперед.

   – Экскузе муа, мы стоим не там, где следует, опять двигаем в вип-зал. Человеку, который владеет апартаментами в доме со скульптурами, подойдет «Рассвет над Вероной». Он выполнен из натурального пластикометаллокомпозита, наполнитель экологически чистый пфуф из вспененной элитной резиноподобной массы на основе силиконового дерева. Осмотрите наш эксклюзивный вариант диванчика, вы подобный нигде не встретите.

   – Силикон не растет из земли, – не выдержал я.

   – Откуда же он берется? – искренне удивился Валерий. – Нам на семинаре производитель объяснил: на коре пальмы делают разрез, оттуда вытекает сок…

   – Это каучук, – остановил я юношу, – а силикон – дитя химической промышленности.

   – Экскузе муа, могу поспорить, – уперся продавец. – У моей девушки импланты из него, а в тело химическую фигню не вошьют. «Рассвет над Вероной» – лучший вариант для богатого человека. У этого дивана дно из натуральной слоновой кости с позолотой!

   – Не обладаю многомиллионным состоянием, – сказал я.

   – Ой-ой-ой! – захлопала в ладоши Шарлотта. – Покажите мне слона с позолотой!

   Валерий сделал шаг назад.

   – Экскузе муа, один перевернуть диван я не смогу, так что поверьте на слово. Реальная элефантовая скелетина с напылением из драгметалла. С вашей личной скидочкой, как для особо важного клиента, плюс-минус процентик от меня в качестве дружеского бонуса, получим…

   Консультант снова схватился за калькулятор.

   – Девяносто девять тысяч девятьсот девяносто пять рублей. Великолепная цена для лучших людей. О, чуть не забыл! Наша фирменная салфетка из нетканого полотна с логотипом «Диван без конца и края» вам в подарок. И опять же бесплатная доставка до подъезда. У вас какой этажик?

   – Пятый, – автоматически ответил я.

   Валерий принялся терзать калькулятор.

   – Экскузе муа за отвлечение вашего внимания, подсчитываю окончательную стоимость товара. Умножим… сложим… получаем сумму… С вас сто двадцать четыре тысячи девяносто пять рублей.

   – Что? – подпрыгнула Шарлотта. – Офигел? Секунду назад девяносто девять было!

   – А этажность? – напомнил Валерий. – Грузчики кушать хотят, у них работа тяжелая, дети маленькие, жены раздетые.

   – Доставка бесплатная, – напомнила Лота.

   – Экскузе муа, не спорю в данном вопросе, – согласился Валерий, – но только до подъезда. А дальше как? Сами по лестнице диван попрете?

   У меня зазвонил телефон, я достал трубку и отошел к окну.

   – Слушаю тебя, Макс.

   – Ты у Анны Сергеевны? – поинтересовался Воронов.

   – Пока нет. Звонил в пансион, договорился, что приеду в половине девятого, когда ужин закончится, – объяснил я. – Приятная дама по имени Софья Леонидовна объяснила, что Брагина после вечерней трапезы становится контактной, даже веселой и охотно разговаривает. Днем же она раздражена и не настроена ни с кем беседовать. Сейчас я диван покупаю, у старого спинка отвалилась.

   – Собственно, я хотел сообщить, что, похоже, предсмертная записка составлена самой Ниной, – сказал Воронов. – Почерковедческую экспертизу еще не проводили, но в сумке, найденной при покойной, лежал сценарий с пометками актрисы. Только взглянул на него, сразу понятно стало: послание не подделка. Может, Гудкова знает любовника дочери?

   – Сомневаюсь, – ответил я. – Но даже если ты прав, мать о парне не расскажет, будет молчать, чтобы таблоиды ничего не узнали. По-моему, Вероника Григорьевна очень любила Нину и не станет позорить ее имя после смерти. Лучше поищи подруг Ореховой. И не говори, что их у нее не было. У каждой женщины непременно есть кто-то, кому она изливает душу.

   – Спасибо за совет, а то бы я сам не допер до того, чтобы подруг поискать, – буркнул Макс. – До встречи!

   Я понял, что Воронов нервничает, и не стал сердиться на него за язвительное замечание.

   – Дядя Ваня! – закричала Шарлотта, увидев, что я убрал телефон в карман. – Мы берем диван?

   – «Базилио», – отрубил я, – с заносом в квартиру.

   – Ой, ой, нет! – замахала руками Лота. – Пусть у подъезда выгрузят.

   Она подбежала ко мне и зашептала:

   – По пять тыщ за этаж? Да убиться об пол! Дядя Ваня, ты что, Камамбер?

   – Надеюсь, несмотря на возраст, меня все же нельзя отнести к сырам с плесенью, – борясь со смехом, ответил я. – Может, ты имела в виду Рокфеллера? Увы, я не являюсь наследником легендарного богача, у меня нет миллиардного состояния.

   Лота погладила меня по плечу.

   – Дядя Ваня, если хочешь разбогатеть, нельзя деньги растренькивать. Я договорюсь с дядей Васей из домоуправления, он нам диван дешевле дотащит. Когда он осматривал старый, сказал: «Если новый купишь, свистни, мы с Серегой его куда хочешь за две тысячи поставим». Дядя Ваня, не переживай, заработаю и верну то, что ты из-за меня потратил.

   – Шарлотта, перестань именовать меня дядей, – наконец-то я решился сделать ей замечание. – Ты не моя племянница, а я еще не старый пень.

   – Как же тебя звать? – растерялась она.

   – Только не дедушкой Ваней, я привык откликаться на Ивана Павловича, но ты можешь отбросить отчество.

   – Ага, усекла, – кивнула Лота.

   – Экскузе муа, вы можете проследовать в кассу, – торжественно объявил Валерий.

   Я вынул портмоне.

   – Когда доставят мебель?

   – Через час после того, как пробьют чек, – пообещал продавец.

   – Нельзя ли побыстрее? – попросил я. – Должен уехать по делам.

   – Дядя Ваня, езжай спокойно, расчудесно без тебя обойдусь. Ой, прости, больше не буду говорить «дядя»… – прочирикала Лота.

   Когда мы вышли из магазина, я сказал:

   – Вот чек, его отдашь тем, кто доставит «Базилио» к подъезду. Когда мужики из домоуправления занесут диван, зайди в мой кабинет, открой секретер, там в конверте деньги лежат. Возьми сколько надо и отдай рабочим.

   – Я с ними за копеечку договорюсь, дядя Ваня! – заверила меня девушка.

   – Не сомневаюсь в твоей бережливости, тетя Шарлотта, – ответил я.

   – Ой, – прошептала Лота, – у меня случайно про дядю Ваню вырвалось, больше никогда…

   – Рада познакомиться с вами, Иван Павлович, – сказала она. – Артем Глебович предупредил, что вы приедете побеседовать с Анной Сергеевной. Господин Брагин правильно сделал, решив пригласить для консультации еще одного специалиста. В нашем пансионе есть психолог, но, скажу по секрету, он слишком молод, только окончил университет. Образование у Николая Ильича Вражкина высшее, а вот практического опыта нет совсем, с пожилыми он работать не умеет. Раньше у нас служила Наталья Кротова, вот та прекрасно с бабушками-дедушками общалась. Но ее, к сожалению, уволили. Наше заведение принадлежит Илье Николаевичу Вражкину, и… В общем, вы меня понимаете?

   Я кивнул, Софья Леонидовна продолжила:

   – Кротова владела гипнозом, другими современными методиками и, когда к нам привезли Плотникову, заинтересовалась новой обитательницей, занималась с ней много. У нас прекрасные бытовые условия – пансионеры живут в отдельных квартирах, персонал заботлив, питание здоровое. Но старики тоскуют по родным. Артем Глебович сообщил нам, что у Анны Сергеевны возрастное слабоумие. И все же, в отличие от других наших пациентов с аналогичной проблемой, Брагина адекватна, разумно себя ведет. Она читает, смотрит телевизор, вот только долгое время говорила о том, что не убивала мужа. Но вы, наверное, знаете, в чем проблема? Артем Глебович ввел вас в курс дела?

   – Конечно, – ответил я. – Где мне можно поговорить с пациенткой?

   Софья Леонидовна встала.

   – У нее в квартире. Учтите, Анна Сергеевна необщительна, ни с кем здесь не подружилась. Утром и днем она почти не контактна, а вот к вечеру становится любезной, даже шутит. Об убийстве мужа Плотникова рассказала мне сразу после приезда. Потом повторяла об этом многократно, но недавно перестала. Я понимаю, некоторые пожилые люди выдумывают разные истории, чтобы обратить на себя внимание. Ведь старый – как малый. Дети, которым не хватает любви, начинают воровать, убегают из дома, а бабушки-дедушки озвучивают небылицы. В седьмой квартире живет Фаломеева. Ольга Петровна постоянно твердит, что работала с известными людьми, называет фамилии тех, кто регулярно мелькает по телевизору, сообщает о них очень личные подробности. Например, сядет обедать и на весь зал заявляет: «Валерий Леонтьев щи не ест. Когда он ко мне приезжал в гости, я варила ему куриную лапшу, Валерочка ее обожал, руки мне за нее целовал». А назавтра уже твердит: «Леонтьев лапшу на дух не переносит. Я ему щи из кислой капусты готовила». И смешно, и жалко ее. Но Анна Сергеевна в своих рассказах не путалась, всегда одну версию излагала. Я даже в последнее время стала думать, вдруг Юрия Николаевича на самом деле жизни лишили. Артем Глебович просил не обращать внимания на слова матери, пояснил, что отчим покончил с собой. Но Плотникова так убедительно говорила про убийство. Три-четыре раза в неделю заглядывала в мой кабинет и заводила: «Софья Леонидовна, когда же прокурор приедет? Хочу ему про трагическую смерть Юрия поведать. Говорила вам уже, однако хочу повторить: мужа убили, я к его кончине отношения не имею…» И далее по теме – как покойный на нее с пистолетом бросился, а она в страхе убежала. Твердила это, словно наизусть выучила. Потом – как отрезало. Видимо, Наталья Кротова помогла, ведь излагать свою историю Плотникова перестала после того, как та с ней сеансы проводить начала. Нам сюда…

   Софья Леонидовна постучала в дверь.

   – Анна Сергеевна, можно к вам?

   – Подождите немного, – ответили изнутри, – из душа выхожу, голову мыла.

   – Не спешите, а то еще поскользнетесь! – испугалась доктор.

   Дверь распахнулась минут через пять, я увидел хорошо сохранившуюся даму, которой на вид и шестидесяти лет не дашь. На Плотниковой было симпатичное платье, на шее висела нитка искусственного жемчуга, волосы уложены красивыми волнами.

   – Ну зачем вы решили одна помыться? – укорила Софья Леонидовна подопечную. – Следовало подождать до завтра, когда придет Элеонора, она бы вам помогла.

   Анна Сергеевна поджала губы.

   – Хоть я живу тут как в тюрьме, но не заключенная! Мыться имею право, когда пожелаю. Элеонора мне вообще не нужна, раздражает только. Сяду читать, а она принимается разговаривать, язык у нее, как у коровы хвост болтается. И по какому праву вы делаете мне замечание? Собрались регулировать мой режим дня? Сегодня вам не понравилось, что я душ принимала, а завтра что, на цепь посадите?

   Софья Леонидовна смутилась.

   – Извините, просто я испугалась за вас. Вон Натан Петрович поскользнулся в санузле, шейку бедра сломал, теперь лежит.

   – Зачем вы явились? – весьма нелюбезно осведомилась мать Артема.

   – Ну… – растерялась Софья Леонидовна. – Видите ли, к вам пришли. Познакомьтесь: Иван Павлович, представитель Ильи Николаевича Вражкина. Хозяин хочет, чтобы господин Подушкин со всеми пациентами поговорил, узнал, как им тут живется, записал их пожелания, замечания.

   Анна Сергеевна смерила меня взглядом.

   – Хорошо, пусть проходит. А вас, Софья, не приглашаю, вы нашему откровенному разговору только помешаете.

   – Конечно, конечно, – засуетилась моя провожатая, – оставлю вас наедине.

   – Разрешите помыть руки? – спросил я у Плотниковой, когда врач удалилась.

   – Санузел справа, – после небольшой паузы отреагировала дама. – Унитазом пользоваться нельзя. И не набрызгайте кругом. Полотенце не берите. Понятно?

   Я кивнул, вошел в неожиданно просторную ванную, отвернул кран умывальника, пощупал полотенца, заглянул в душевую кабинку, потом намочил руки и вышел в прихожую. Анны Сергеевны там уже не было. Я пошел в сторону открытой стеклянной двери, где виднелся холодильник.

   Кухня тоже оказалась большой, на столе стояли две кружки с недопитым чаем, тарелочка с пирожными, на диване лежала симпатичная сумочка, рядом ключи от машины.

   – Кто вам разрешил по моей квартире шастать? – раздался за спиной гневный возглас Плотниковой.

   Я нашел оправдание:

   – Простите, я искал бумажное полотенце, чтобы руки вытереть.

   – Уходите, молодой человек, – отрезала хозяйка, – не хочу с вами беседовать.

   Я сел на стул.

   – Анна Сергеевна, я вовсе не представитель владельца пансиона, а частный детектив. Софья Леонидовна понятия не имеет, чем я занимаюсь на самом деле, для нее я психолог, который пришел вас проконсультировать. Кротова уволена, а новый душевед – некомпетентный человек.

   – Что? – ахнула дама. – Убирайтесь!

   – У вас в ванной сухие полотенца, в душевой кабинке нет ни капли воды, а волосы уложены, – спокойно продолжал я. – Слова о том, что впустите нас, когда закончите мыть голову, были ложью. На столе две чашки, на диване сумка. Анна Сергеевна, какая у вас машина? Давно ее водите?

   – Я безлошадная, – уже другим тоном, растерявшись, ответила Плотникова, – за рулем никогда не сидела.

   Я взял брелок и поднял его на уровень глаз.

   – Тогда откуда здесь автомобильные ключи? Наташа, не прячьтесь, выходите.

   – Нет тут никого! – всполошилась Анна Сергеевна.

   – Госпожа Кротова, выбирайтесь из шкафа, – велел я. – Честное слово, это смешно!

   Из прихожей раздался тихий скрип, в кухню вошла худенькая темноволосая женщина и быстро спросила:

   – Как вы догадались, что я в гардеробе?

   – А где еще укрыться? – улыбнулся я. – Правда, я не заглядывал в спальню. Может, там кровать высокая и под ней можно спрятаться. В другой раз, когда решите затаиться, прихватите с собой сумку и уберите использованную посуду. А вам, Анна Сергеевна, следовало намочить волосы, замотать их полотенцем и облить водой пол и стены душевой кабинки.

   – Вот уж сглупили мы, – засмеялась Кротова. – Софья Леонидовна неожиданно постучала, а мне запрещено здесь появляться, поэтому я испугалась. Алексей, охранник, на нашей стороне, но если начнут разбираться, как я в дом попала, сразу сообразят, что Иванов меня впустил, и уволят парня, а у него жена в декрете, месяц назад дочь родилась. Пожалуйста, не рассказывайте, что меня видели, а? Я работы в пансионе не из-за профессионального несоответствия лишилась, как раз наоборот, за хорошие знания меня выперли. У владельца пансиона Вражкина сынок есть. Полный балбес! Какой из него психолог? Восемь лет в институте учился, несколько раз за неуспеваемость отчисляли, но папаша свое дитятко назад в вуз запихивал. Получил Николай в конце концов диплом, отец его сюда к старикам вторым психологом пристроил. Я послушала-посмотрела, как этот горе-врач с пожилыми людьми общается, какую чушь им несет, и не выдержала, начала дураку замечания делать, пациентов успокаивать. Коленька родителю нажаловался, что его, бедняжку, злая Кротова отчитывает. А как мне поступить следовало, если дурак и неуч бабушке, к которой дети десять лет не приходят, посоветовал им письмо написать, что она пошла к ведьме и их до сотого колена прокляла? В общем, Вражкин-старший меня вон выгнал, запретил даже приближаться к пансиону.

   – Софья Леонидовна к вам хорошо относится, – улыбнулся я. – Она мне вас хвалила.

   – Но ее тоже могут выдворить, если хозяин пронюхает, что я в дежурство Сони тут появилась, – сказала Наталья. – Потому мы и шифруемся.

   – Мне без Наты плохо, – жалобно подхватила Анна Сергеевна, – в доме сплошь недоумки, разговоры только о том, что ели-пили да как в туалет сходили. Еще телевизор местная публика смотрит и постоянно из-за разных программ ругается. Позавчера Вера Иосифовна с Галиной Николаевной даже подрались – одна сочувствовала главной героине шоу, а вторая обозвала ту похотливой кошкой. Не на шутку старухи сцепились. Я здесь как в зоопарке живу – заперта в клетке, выйти не могу. Но у меня, в отличие от остальных, голова на месте, руки-ноги работают.

   – А вы зачем пришли? – догадалась наконец-то спросить Кротова.

   Я вынул удостоверение и протянул его психологу.

   – «Частный детектив Иван Павлович Подушкин», – прочитала та вслух.

   – Я не враг Анне Сергеевне, – сказал я, – наоборот, хочу освободить ее из дома престарелых.

   – Тут ужасно, – прошептала Плотникова. – Персонал обо мне заботится так истово, что шагу самой ступить не дают, в полночь везде гасят свет, требуют соблюдать режим, в сад только с медсестрой можно выйти, еда диетическая. Остальным жителям это на пользу, они больны, но я-то здорова.

   Я решил не церемониться.

   – Анна Сергеевна, вы кому-нибудь рассказывали о том, как Григорий Петрович Браткин с дочерью Еленой, вашей бывшей соседкой, помогли вам в день смерти Юрия Николаевича?

   Хозяйка квартиры ссутулилась.

   – Я его не убивала! Да только ни одна душа мне не верит. Артем меня сумасшедшей считает, запрятал подальше, чтобы я его не опозорила. Он своей невесте и ее отцу объявил о моей смерти, а мне строго-настрого приказал: «Если кто незнакомый к тебе вдруг заявится или позвонит, начнет про Анну Сергеевну расспрашивать, отвечай: «Такую не знаю, ступайте отсюда, пока полицию не вызвала». Я его спросила: «Сыночек, чем же я перед тобой провинилась? Раз ты меня стесняешься, зачем из Плавска, где я тихо жила, в Москву перевез? Сначала мы в столице в одной квартире мирно сосуществовали, потом ты, Тема, себе просторную двушку купил, а меня отселил. Я не сопротивлялась, понимала, что тебе надо семью строить. Но почему ты меня решил покойницей сделать?» Артем ответил: «Мама, я очень люблю Маргариту. Очень! Когда у нас роман начался, она сразу предупредила: «Имей в виду, замуж пойду только за сироту, со свекровью дел иметь не желаю». Я без Риты жить не могу, поэтому пришлось ей солгать». Что ж поделать, я и это поняла. Была счастлива, что сын хоть изредка звонит да раз в полгода на минуту ко мне заезжает. Но потом он меня сюда перевез обманом. Я ему рассказала, что не убивала Юрия, а Тема спустя пару недель предложил: «Мамочка, хочу в твоей квартире ремонт сделать, мебель новую купить. Поживи пока пару месяцев в санатории, там врачи отличные, процедуры, питание первоклассное. Потом вернешься в чистоту и красоту». Ох, как я, дура, обрадовалась! И мне в пансионе сначала понравилось. Но потом-то я узнала, куда попала, и сообразила: выйти отсюда не смогу. Вот с той поры и сижу в тюрьме. Артем ни разу сюда не приехал и не позвонил мне. А я ему всю свою любовь отдала и накопленные деньги тоже. Знаете, много раз я людям пьесу Шекспира «Король Лир» в библиотеке выдавала, но и подумать не могла, что со мной нечто подобное под старость приключится. Я Тему больше жизни любила…

   Анна Сергеевна заплакала. Наталья обняла ее, прижала к себе и стала гладить по спине, приговаривая:

   – Все будет хорошо. Все непременно будет хорошо.

   Старушка вытерла слезы.

   – Разболталась я… А вы так и не объяснили, зачем пришли.

   – В мое детективное агентство обратился Артем Глебович Брагин с рассказом о том, что кто-то затеял с ним игру… – начал я.

   – Никого я не убивала. Не я мужа пристрелила, а на меня убийство свалили. Я, после того как тело мужа увидела, словно в вату закуталась. Вроде вижу все, слышу, но как во сне. Долго ничего о том дне вспомнить не могла, но потом Наташа со мной сеанс гипноза провела, и мне ясно стало: не виновата я.

   – Есть такой метод: врач погружает пациента в трансовое состояние, возвращает его в прошлое, и тот рассказывает, что видит. Довольно долго психологов считали шарлатанами, кем-то вроде шаманов, но теперь нашими услугами пользуются полицейские всего мира, – разъяснила Кротова.

   – Я для сына всегда жила, – зашептала Анна Сергеевна. – Вы не представляете, что со мной случилось в молодости.

   – Знаю про биологического отца Артема, – кивнул я.

   Плотникова прикрыла рот ладонью.

   – Откуда?

   – Трудно убрать все документы из архивов, – вздохнул я, – в особенности если речь идет об осужденном серийном насильнике. Вы сделали что могли, но полностью уничтожить бумажный след могут лишь спецслужбы, и то не всегда.

   Анна Сергеевна скрестила руки на груди.

   – Да. Я убежала, отчество-фамилию в метрике поменяла, за мальчиком неусыпно смотрела, опасалась, что из него зверь полезет. Но Тема пошел в мою родню, рос добрым, сострадательным, в школе учился лучше всех. Золотую медаль не получил, потому что директрисе понадобилось родного племянника в институт пристроить, и придрались к Артему на сочинении, снизили балл, медаль уплыла к родственнику Ольги Алексеевны. Но ничего хорошего из этого не вышло: Тема в вуз поступил, а тот, кому его награда незаконно досталась, с треском провалился.

   Плотникова стряхнула ладонью крошки со стола.

   – Мне следовало сына одной растить, ведь уже обожглась один раз. Но, видно, жизнь меня плохо научила. Уж очень тяжело было – зарплата библиотекаря маленькая, ребенок растет, ему игрушки-еда-одежда-книги нужны. А подработать негде, не полы же мыть идти. Дети злые, агрессивные, они бы моего мальчика на смех подняли, узнав, что его мать с тряпкой по чужим людям горбатится. Плавск – городок провинциальный, новости по нему быстро разлетались. И тут Юрий встретился – бывший военный, пенсия хорошая, работает, зарплату получает не маленькую. Ухаживал, правда, без особых выкрутасов, цветов не носил, песен под балконом не пел. Как-то утюг подарил, сказал: «Держи, Аня. Твой сломался, я новый купил». Кому-то это смешным показалось бы. А вот биологический отец Темы красноречием блистал, фразы типа «твои глаза прекрасны, я потерял от любви голову» слетали с его языка легко. Он таскал цветы охапками, а один раз, чтобы доказать мне свои чувства, с железнодорожного моста в реку сиганул. И кем в конце концов он оказался? Убийцей и насильником. Так что у меня уже был сладкоголосый говорун-красавчик, второго не надо. Начни Юрий с придыханием декламировать: «Любимая, твои волосы – как нежная пена, обожаю зарываться в них лицом, с утра до ночи думаю о тебе…» – я бы от него на конец света удрала. Но Плотников ничего подобного не делал, да и выглядел человеком надежным. Даже его идея подарить утюг мне понравилась – хозяйственный мужчина, с таким дом полной чашей будет. Да и не о своем благополучии я тогда думала, о сыне заботилась, решила: первый раз замуж по большой любви выскочила, второй – по расчету под венец пойду. Супруга уважать буду, вместе с ним Артема на ноги поставим.

   Анна Сергеевна, умолкнув на минуту, тяжело вздохнула.

   – И жили мы сначала нормально. А потом я забеременела, и мне страшно стало. Возраст-то у меня уже не юный. И вдруг Юра своего ребенка обожать будет, а Тему шугать начнет? Появится младенец, на него все деньги пойдут, Артему отчим ничего покупать не разрешит? Юрий Николаевич умел деньги считать, копеечки у него между пальцами не проскальзывало. Чем ближе роды, тем неспокойнее мне делалось, и я сдуру мужу свои мысли выложила. Тот ответил: «К Артему я нормально отношусь, если и наказываю, то ради его же блага. Родным мальчика не считаю, но ведь не обижаю». Меня его слова не успокоили, уехала рожать в тревоге. Девочка на свет появилась мертвая. Едва я домой вернулась, Плотников заорал: «Это ты мою дочь убила! Не хотела ее, вот она и умерла!» Я от неожиданности дар речи потеряла. Вот тогда Юрий меня впервые поколотил, а потом стал ежедневно бить. На Темочку тоже замахивался, но подросший сын ему отпор дал, и Плотников присмирел. Разве что исподтишка щипал меня.

   – Почему вы не развелись? – удивился я.

   Анна Сергеевна вскинула голову.

   – У нас была квартира хорошая, дача, машину купили, гараж. Я решила: пусть Артем повзрослеет, спокойно в институте отучится, на ноги встанет, тогда и разорву брачные узы. Школьника растить надо, студенту помогать потребуется, стипендия-то маленькая. Юрий на хозяйство деньги давал, я экономила, рубли откладывала. Положу в заначку купюру и радуюсь: купить что-нибудь Теме смогу. Сын все мои надежды оправдал, успешно школу окончил, в институт поступил, там тоже отличником стал. Едва Артем в Москву отправился, Юрий меня опять колотить принялся, а я все думала: «Ничего, недолго терпеть осталось, скоро Темочка с красным дипломом вернется». И я за долгие годы приличную сумму накопила. А когда ездила в Москву, меняла рубли на доллары и в валюте запас держала. Рассчитывала, что Артем, получив высшее образование, вернется домой, пойдет на завод работать, женится на Лене Браткиной, дочке Григория Петровича, родится у них ребеночек, наконец-то наступит мое тихое счастье.

   – У Елены и Артема был роман? – поинтересовался я.

   Анна Сергеевна кивнула.

   – С первого класса за одной партой сидели. Леночка не большого ума девочка, училась плохо, зато красивая, прямо принцесса из сказки – стройная, волосы до талии, глаза огромные и характер добрый. Она все ко мне прибегала и шептала: «Тетя Аня, я слышу, как дядя Юра вас метелит, давайте папе скажу, пусть рукосуя в изолятор посадит». Я ее всякий раз останавливала: «На мои заработки сына не поднять. Вот сама родишь, тогда и поймешь меня, ради ребенка все стерпеть можно». Лена хорошая девочка, я ее своей невесткой считала, знала, что они с Темой с девятого класса как муж и жена живут, но прикидывалась глухой и слепой. Григорий Петрович тоже в курсе их отношений был и не возражал. Когда Артем в Москву уехал, Лена у директора нашего завода секретарем стала. Это отец ее на теплое место пристроил. А еще Браткин извернулся и получил для себя от мэрии однушку в центре. Не знаю, как ему удалось, у него ведь хорошая трешка по соседству со мной была. Едва Григорий Петрович переселился, Лена ко мне прибежала и папин план изложила. Браткин узнал, что наш дом вот-вот признают аварийным, значит, жильцов расселят и его дочь получит в новостройке равноценную площадь. Девочка закончила словами: «Когда мы с Темой поженимся и у нас родятся дети, тесно не будет. Папа очень умный, он специально себе заранее отдельную квартиру раздобыл, чтобы мне одной новое жилье дали. В трешке нашей семьдесят метров, а по закону даже если на них только я прописана, меньше старой площади выделить не имеют права». Я у нее поинтересовалась: «Вы хотите пожениться?» Леночка меня обняла: «Ну конечно! Я к Теме часто в Москву езжу, у нас все решено».

   Рассказчица снова вздохнула.

   – Я после того, что с Юрием Николаевичем случилось, из жизни выпала, словно в тумане много времени провела, не помню даже, как Артем меня в Москву перевозил. Целыми днями спала. Иногда проснусь и вижу, вроде Лена в комнате, а понять не могу, где я. О том времени какие-то отрывки в памяти сохранились: вот чай пью, вот меня в ванне моют, а вот лекарства дают… Кто заботился? Туман, туман, туман… Потом вдруг ясной голова стала! Проснулась я однажды утром, сама встала, пошла на кухню, увидела Лену с Темой и спрашиваю: «Дети, я где?» Артем засмеялся: «Мама, ты в Москве. Пережила стресс после смерти Плотникова и долго болела, но сейчас пришла в себя, все хорошо. Очень удачно получилось. Нам надо завтра же к нотариусу подъехать, ты на меня доверенность оформишь, чтобы я мог квартиру в Плавске, машину и гараж Юрия продать. Все его имущество тебе по наследству отошло». А у меня хоть голова и кружится, ноги дрожат, а мысли ясные, не путаются. Помню, как в контору ходили, я где надо росчерк поставила. Потом вдруг мне опять плохо стало – ничего не соображаю… туман… туман… И снова раз! Утром встаю с кровати, ноги разъезжаются, руки трясутся, но в голове просветление. Быстро на поправку пошла, удивляться стала: квартира прекрасная – две комнаты, холл, чулан, а вроде была однушка, мебель красивая, не старая из Плавска, одет сын с иголочки, в холодильнике деликатесы. Я спросила: «Тема, откуда у нас столько добра?» Тот заулыбался: «Мама, ты очень долго не в себе была, только спала и ела. Я теперь много получаю, работаю в престижном месте. Удачно продал недвижимость и все прочее в Плавске, на выручку квартиру в Москве приобрел. Неужели не помнишь, как мы переезжали в новое жилье?» Я так обрадовалась! Услышал господь мои молитвы: живу в покое, достатке, сынок замечательный вырос. Не зря побои терпела! А дня через три-четыре я у Темы спросила: «Лена-то где? Куда подевалась? В Плавск уехала? Когда свадьбу играть будете?» Артем рассердился: «Мама, Елена меня бросила, не хочу о ней говорить».

   Плотникова отвернулась к окну, за которым царила осенняя темень.

   – Что дальше было, вы, наверное, знаете. Через некоторое время Тема меня отселил, на Маргарите женился, а я в этом жутком месте оказалась.

   Она замолчала.

   – Анна Сергеевна деликатный человек, – вступила в разговор Наталья. – Она сына обожает и все, что Артем Глебович делает, считает правильным. Но на самом деле ситуация не совсем такая, какой она ее описала.

   – Не говори глупостей! – рассердилась Плотникова.

   – Вы убили Юрия Николаевича? – неожиданно спросила психолог.

   – Нет, – отрезала Плотникова. – Раньше я думала, что случайно застрелила мужа, поедом себя за его смерть ела, а после твоих сеансов голова на место стала.

   Кротова дотронулась до моего плеча.

   – Иван Павлович, вы, похоже, немного разбираетесь в психологии.

   – Увы, нет, я дилетант, просто прочитал несколько книг, – уточнил я. – Не могу считаться специалистом, не имею должного образования.

   Наталья встала, взяла из шкафчика кружку и поставила передо мной.

   – Ах я, недотепа! – спохватилась хозяйка. – Даже чаю гостю не предложила!

   Я попытался остановить старушку:

   – Не стоит беспокоиться…

   Но Анна Сергеевна уже поспешила к плите, на которой громоздился простой, не электрический, чайник. Я открыл принесенный пакет и выложил на стол коробку конфет. Наталья села напротив меня и негромко заговорила:

   – Если человек испытал тяжелый стресс, то трудно предугадать, какую реакцию выдаст его нервная система. Одни люди сразу остро реагируют, другие вроде спокойно переносят случившееся, а через пару лет попадают в психиатрическую клинику. Психологи, работающие с жертвами насилия, не раз сталкивались с женщинами, не способными вспомнить, что же с ними произошло в момент нападения преступника, их рассказы удивительно похожи: вышла вечером (с работы, из магазина, от подруги), направилась к метро, очнулась в больнице. Сам момент насилия начисто вытеснен из памяти. Таким образом мозг пытается уберечь человека от стресса. Существуют различные способы пробуждения воспоминаний, очень хорошо работает гипноз. Во время сеанса пациент может перечислить мельчайшие подробности произошедшего, ну, например, рассказать о голосе насильника, его запахе, на секунду мелькнувшей перед глазами татуировке. Я знаю случай, когда преступника опознали по висевшей на его шее цепочке, которую во время сеанса гипноза описала жертва. Долгое время Плотникова жила в уверенности, что застрелила Юрия Николаевича, но потом вдруг начали оживать обрывки воспоминаний, и женщина поняла: дело обстояло совсем иначе, чем ей представлялось ранее. В тот роковой день…

   Наталья взглянула на хозяйку квартиры.

   – Анна Сергеевна, лучше вы расскажите, но только то, что восстановили в памяти сами, до сеанса гипноза.

   – Я очень переживала из-за того, что стала убийцей. Пыталась понять, как же так получилось. Но в голове мало что из событий того рокового дня задержалось. Я помнила, как сидела дома, готовилась к докладу. В нашей библиотеке работало объединение «Читай больше», на собраниях мы рассказывали о разных хороших, но не очень известных массовому читателю книгах. У меня был выходной, Юрий куда-то ушел. Потом он вернулся, начал орать, ударил меня. Я убежала. Дальше туман. Вроде вернулась в квартиру? Или нет? Кажется, с Леной говорила… Или путаю? Вот слова ее отца врезались в мозг: «Аня, что ты наделала! Мужа убила! Ничего, я тебя прикрою. Иди ляг, тебе лучше поспать». А у меня голова кружится, ноги дрожат… Потом Браткин ко мне в больницу пришел, мне тогда вроде чуть легче стало, домой выписать хотели. Гриша сел на кровать и сказал: «Аня, ничего не бойся, тебя никто не подозревает. Смерть Плотникова признана самоубийством. А правда – что ты застрелила Юрия – умрет с нами. Тёма и Ленка хотят пожениться, нельзя детям жизнь ломать. Забудь навсегда то, что сделала, будем жить одной семьей». Я ужаснулась: «Григорий, значит, это я убила мужа?» Он на меня с жалостью посмотрел: «Да, ты. Но знаешь, мерзавец сам напросился – наставил на тебя пистолет, и тебе пришлось защищаться». Вот тут мне плохо стало! На голову словно кастрюлю надели и по дну ее палкой стучать начали: бум-бум-бум! Дальше связных воспоминаний нет. Потом, когда я неожиданно в себя пришла и поправляться стала, сын объяснил, что я несколько лет как под наркозом жила. Вот какой Артему крест выпал: его мать – убийца. Ужасно.

   Рассказчица устремила на меня взгляд, полный тоски.

   – Знаете, если б не Тема, я бы призналась в содеянном. Очень тяжело, Иван Павлович, жить с таким грузом на душе. Как пришла в себя, каждый день я в церковь ходила, молилась за Юрия, прощения у него просила. Плотников был жестоким человеком, но только господь имеет право решать, когда кому умирать. Я мучилась, но на исповедь не шла, боялась, вдруг батюшка в полицию о моем признании сообщит. Не о себе беспокоилась, о Теме думала. И о Лене. Их ведь тоже за решетку упрячут, они же помогали Григорию Петровичу меня спасать. В какой-то момент в голову взбрело в Плавск съездить, и я попросила Тему купить мне билет. А он сердито сказал, что незачем мне туда кататься. Я стала настаивать: «Хочу Григорию спасибо сказать. И Леночке тоже». Артем засмеялся: «Мама, некого и не за что тебе благодарить. Браткин умер, у него инфаркт случился. Его дочь давно замужем и не станет с тобой встречаться. Не хотел тебя расстраивать, поэтому молчал, но сейчас скажу: Елена подло поступила, украла у меня большую сумму денег. Лучше тебе о ней забыть. Браткины тебе не из любви, а из корыстного расчета помогали. Григорий Петрович мне условие выдвинул: или я недоучку Ленку в Москве в вуз устраиваю, содержать ее во время учебы буду, и тогда ты останешься на свободе, а если его дочь в Плавске будет жить, ты сядешь в тюрьму. Ничем ты им не обязана, свою игру они вели. Я дуру в институт пристроил, Лена в столице долго за мой счет жила, мы даже день свадьбы назначили, да она взяла и к богатому старику сбежала. Ну, все еще хочешь к ней со своим «спасибо» явиться?

   Анна Сергеевна снова сделала короткую паузу. Затем продолжила:

   – Понятно, что я мысли про Браткину из головы выбросила. Вот мерзавка какая оказалась! А потом вдруг, бац, приснился мне сон. Ясный такой, словно наяву. Сижу в Плавске в старой квартире, входит Юрий, начинает на меня орать, бьет, я убегаю в спальню, плачу. Муж за мной следом, и вид у него совсем озверелый, в руке пистолет. Мне сразу ясно стало: Плотников сейчас меня убьет. Как-то умудряюсь прошмыгнуть мимо него, бегу к выходу из квартиры, звоню к Лене, она открывает, и… я просыпаюсь. Целый день потом этот сон в голове прокручивала, а следующей ночью он опять привиделся. И еще, и снова… В конце концов я поняла: не так все складывалось, ой не так, как мне объясняли. Не убивала я Юрия! Оружием пользоваться не умею, боюсь его, никогда пистолет в руки не брала. Все-все вспомнила! Как Григорий Петрович в больнице мне сказал: «Аня, ты застрелила мужа, но я тебе помогу выкрутиться, ты же свою жизнь защищала». В тот день я ему поверила, а теперь душа твердила: «Нет, я не могла убить».

   Из груди рассказчицы вырвался очередной вздох. И видно было, что она сильно возбуждена.

   – На момент, когда я совершенно уверилась, что ни в чем не виновата, – снова заговорила Плотникова – мы с Темой уже отдельно жили, в разных квартирах. Я прямо покой потеряла и в конце концов позвонила сыну, попросила его приехать. А он в ответ: «Мама, некогда мне, к свадьбе готовлюсь. Скажи по телефону, в чем дело». Про то, что у Артема невеста завелась, я тогда впервые услышала. Удивления не сдержала, про Юрия забыла, давай сыночка расспрашивать, что за девушка, кто у нее родители, чем занимается, сколько ей лет, где живет… Тёма разозлился, попросил не суетиться, дескать, на днях он появится и все подробно расскажет. А мне обидно стало. Если сын бракосочетание планирует, значит, давно с девочкой дружит, но мне ни словечком не обмолвился…

   Анна Сергеевна осеклась, исподлобья взглянула на меня:

   – Путано объясняю?

   – Вовсе нет, прекрасно вас понимаю, – заверил я.

   Она поднесла к губам чашку, но ее рука затряслась. Наталья схватила старушку за запястье и помогла ей вернуть чашку на стол.

   – Артем все не ехал, – продолжала Плотникова, – у меня нервы натянулись. И я сделала глупость. Вернее, это я сейчас понимаю, что поступила по-идиотски, но тогда мне казалось: все правильно. Это, наверное, таблетки виноваты.

   Психолог погладила пожилую даму по плечу и подхватила нить рассказа:

   – Мы с Анной Сергеевной долго обсуждали, почему она поехала в адвокатскую контору. Понимаете, у нее наслоились сразу два переживания. Ожили воспоминания о дне, когда был убит Юрий Николаевич, и Артем сообщил, что намерен жениться. Большинству женщин, чтобы слететь с катушек, хватит и одного – услышать о бракосочетании сына, а Анна Сергеевна – человек гиперэмоциональный. Понятное дело, она сильно разнервничалась, распереживалась и решила купить какое-нибудь успокоительное лекарство. К сожалению, женщины часто совершают такую ошибку – не идут к врачу, а начинают пить всякие капли «от нервов», которые им кто-то советует. Плотникова пошла в аптеку, поговорила с теткой за прилавком, та ей и дала коробочку «хорошего лекарства». Вернувшись домой, обеспокоенная мать приняла большую дозу – ну, чтобы побыстрее успокоиться. Однако вместо этого совсем слетела с катушек. Препарат сильный, не всем подходит, у десяти процентов больных вызывает возбуждение, и Анна Сергеевна оказалась из их числа. Лекарство начинают давать с одной восьмой дозы, лишь постепенно ее увеличивая, а Плотникова для лучшего эффекта проглотила пару таблеток. Руки бы и голову той бабе из аптеки оторвать за то, что отпустила без рецепта сильнодействующее средство. Решила доктора из себя изобразить…

   – Я очень-очень просила, – попыталась оправдать фармацевта старушка.

   Кротова махнула рукой:

   – Даже встань вы на колени, идиотка не имела права продать эти пилюли без назначения врача! И что случилось? Анна Сергеевна возбудилась, побежала к соседке, с которой изредка общалась, а та, еще одна глупая баба, посоветовала поехать к адвокату, который помог ее дочери при разводе. Мать Брагина находилась под действием лекарства, поэтому совет соседки показался ей правильным…

   Уже зная, что было дальше, я продолжил за психолога:

   – Адвокат сразу поняла, что перед ней неадекватный человек, и позвонила ее сыну. У адвокатессы мать с болезнью Альцгеймера, поэтому она предположила, что у посетительницы та же беда. Артем испугался, что впавшая в безумие мать начнет направо-налево кричать: «Я не убивала Юрия Плотникова!», семейный секрет вылезет наружу, и поместил ее в частный дом престарелых. Наталья, вы уверены, что Анна Сергеевна не стреляла в мужа?

   – Да, – подтвердила та.

   – Только потому, что пациентке приснился сон? – уточнил я.

   Психолог покраснела.

   – Нет, конечно. А вы, похоже, из категории мужчин, которые считают всех женщин идиотками… Но в отношении меня ошиблись. Я никогда не делаю поспешных выводов. С Анной Сергеевной я провела много сеансов, она вспомнила все. Хотите знать, как обстояло дело?

   – Внимательно выслушаю вас, – ответил я.

   Наталья откашлялась и повела рассказ.

   …В тот день Юрий Николаевич начал избивать жену, потом схватился за оружие. Ранее Плотников никогда не грозил супруге пистолетом, орудовал кулаками, причем хитро – бил бедняжку по телу, лицо и руки не трогал, чтобы посторонние не узнали о насилии в семье. А тут внезапно направил на супругу дуло пистолета. Анна Сергеевна ускользнула, кинулась к соседке.

   Дом, где жила женщина, расселялся, в нем осталось лишь трое жильцов – Лена Браткина да супруги Плотниковы. Хитрый начальник милиции Григорий Петрович велел дочери и Юрию с Анной, с которыми общался, пока жил по соседству, не соглашаться на первые варианты, которые предложит мэрия. Предупредил Лену и ее потенциальную свекровь, мать Артема: «Пока вы не уедете, дом ломать не станут. Городу невыгодно задерживать снос ветхого жилья, на его месте уже запланирован коммерческий медцентр, поэтому можете капризничать, вам в конце концов найдут наилучшее жилье».

   Итак, Анна Сергеевна позвонила в дверь Лены. Браткина открыла и втащила ее в прихожую. Услышав о том, что во время скандала отставной военный угрожал жене пистолетом, девушка велела соседке сидеть тихо, а сама вышла на лестницу. Плотникову стало тошнить от перенесенного стресса. Она засела в туалете и никак не могла оттуда выйти – после рвоты у бедняжки открылся понос. Анна Сергеевна не знает, сколько времени провела в клозете. Когда же наконец вышла, Лена была уже дома, с кем-то разговаривала по телефону. Браткина сразу прекратила беседу и начала утешать соседку, объяснила, что Юрий Николаевич заснул, Плотникова может вернуться в свою квартиру, но сначала ей нужно выпить чаю с вареньем, чтобы успокоиться.

   Анна Сергеевна села к столу. Девушка заботливо налила ей напиток, мать Артема осушила чашку и… дальше у нее полнейший провал в памяти. Следующее воспоминание: она лежит на диване в гостиной Лены, рядом сидит сын. Тот увидел, что мать очнулась, и сказал:

   – Мамулечка, тебе нужно умыться и внимательно выслушать дядю Гришу.

   У Плотниковой кружилась голова, ее тошнило, она никак не могла сообразить, каким образом ее мальчик, живший в Москве, внезапно очутился в Плавске. Но тут рядом возник Григорий Петрович, выставив Артема за дверь, он заговорил:

   – Аня, я тебя понимаю. Давно пора было Юрке отпор дать. Не волнуйся, я все улажу.

   – Что случилось? – пролепетала Анна Сергеевна. – Почему я у Леночки дома?

   – А ты не помнишь? – удивился милицейский босс.

   – Нет, – прошептала она, – только отдельные фрагменты. Юрий начал меня бить, потом хотел пристрелить… А, сообразила, я сама к Лене прибежала! Потом девочка сказала, что мне можно домой вернуться, угостила меня чаем. Дальше – темнота. Гриша, что происходит?

   И Браткин поведал Анне Сергеевне, что она убила мужа. Но, поскольку Артем с Леной хотят пожениться, он пообещал спасти будущую родственницу от тюрьмы…

   – Очень интересно, – задумчиво протянул я, не сдержавшись и перебив психолога.

   – И правда очень, – согласилась Кротова. – Однако слушайте, как все дальше развивалось. Анна Сергеевна пришла в ужас, сразу поверив Браткину. Ее, находившуюся в состоянии стресса, доставили в больницу, но в провинциальном городке оказались не очень умелые доктора, и там не было психолога. Невропатолог навыписывал подопечной гору лекарств, в том числе комбинацию из нескольких антидепрессантов. Лена Браткина каждый день навещала потенциальную свекровь, приносила бульон, котлетки, домашнюю выпечку. У больной отсутствовал аппетит, но девушка буквально заставляла ее есть, не уходила, пока она не пообедает. И всякий раз после этой трапезы через «не могу» на Плотникову через десять-пятнадцать минут наваливался сон. Проснувшись, Анна Сергеевна ощущала себя разбитой, усталой. Она пожаловалась врачу на свое странное состояние, а невропатолог буркнул:

   – Ничего особенного, вы перенесли стресс. Через некоторое время все наладится.

   Когда Плотникову выписывали из клиники, ей выдали рецепты. Покупать лекарства для будущей свекрови отправилась Лена.

   – Тетя Аня, по утрам принимай две голубые таблетки и одну белую, в обед розовую, а на ночь две коричневые капсулы, – дала рекомендации невеста сына.

   Плотникова была очень благодарна Лене, та по нескольку раз в день заглядывала к ней, проверяла правильность приема лекарств. Больная постоянно ощущала сонливость, она не желала гулять, смотреть телевизор, общаться со знакомыми, еле-еле бродила по квартире, а в основном спала.

   Потом Артем увез мать в Москву. Лена поехала с ними. У Анны Сергеевны почти не осталось воспоминаний о периоде, когда они вместе жили на съемной квартирке, она существовала как младенец: ела, пила, спала. Но потом вдруг в ее голове просветлело, Плотникова очнулась. И к вечеру сообразила: Леночка не принесла ей утром тарелочку с пилюлями. Понятное дело, Анна Сергеевна спросила у нее:

   – Мне больше не надо глотать таблетки?

   – Прости, тетя Аня, – смутилась Лена, – в Москве перебои с поставками лекарств. Не волнуйся, я достану все нужное.

   – Знаешь, а у меня столько сил появилось! – воскликнула будущая свекровь. – Я прекрасно себя чувствую и спать совсем не хочу.

   – Здорово, – обрадовалась Елена. – Еще немного попьешь и на ноги встанешь.

   Период хорошего физического состояния Плотниковой совпал с подписанием документов на продажу квартиры, дачи, машины и гаража в Плавске – Анна Сергеевна была единственной наследницей мужа. Деньги она, естественно, отдала Теме. А потом Лена опять начала приносить будущей свекрови лекарства, и ту снова стало клонить в сон.

   Неизвестно, как бы развивались события дальше, но вскоре Браткина вдруг исчезла из квартиры. На следующий день Артем оставил все медикаменты на кухне и велел:

   – Мама, не забывай пить таблетки!

   Затем он убежал по своим делам.

   Анна Сергеевна, позавтракав и приняв утреннюю порцию пилюль, легла на диван, заснула, а проснулась под вечер. Дневной прием препаратов она пропустила, на ночь рассеянно проглотила одну капсулу вместо двух. Наутро вообще забыла про лекарства, в обед тоже о них не вспомнила. Ей опять стало хорошо, появились силы, туман в голове рассеялся. А дней через десять она вдруг подумала: «Что, если мое желание постоянно лежать вызвано не плохим состоянием нервов, а медикаментами?» И Анна Сергеевна, не посоветовавшись с сыном, отправилась в районную поликлинику.

   Там она рассказала врачу про слабость, показала лекарства, которые принимала, а заодно бумажку, где рукой Елены было написано, сколько и какие пилюли надо глотать.

   Доктор схватилась за голову.

   – Кто вам все это назначил?

   – Врач в Плавске, – ответила Плотникова. – У меня был стресс, вызванный самоубийством мужа.

   – Дорогая, конечно, вы не можете глаз открыть, – сказала невропатолог, – доза лекарственных средств очень большая. И меня смущает их комбинация. В особенности удивляет применение вот этого препарата. Его дают агрессивным людям с психическими нарушениями. Кроме того, антидепрессанты нельзя пить годами. Давайте осторожно слезать с «колес».

   Врач написала пациентке шпаргалку, как следует по убывающей принимать пилюли, отменила голубенькие и коричневые капсулы, оставила одни розовые. Вскоре Плотникова ощутила себя полностью здоровой.

   Спустя некоторое время Тема отселил ее. Анна Сергеевна стала жить одна, сильно тоскуя по общению с сыном. А еще ей было трудно материально – Артем не особо помогал ей деньгами, приходилось рассчитывать только на пенсию. Но она не жаловалась. Для нее было главным, что у Темы все хорошо, сын встал на ноги, купил себе машину, работает…

   – Уверена в этом, – кивнула Кротова. – И вот еще что. Познакомившись с Плотниковой поближе, я провела несколько сеансов гипноза, поняла, что она совершенно нормальна, нет необходимости держать ее в доме, где находятся полубезумные люди, и высказала свое мнение лечащему врачу. Та связалась с Артемом Глебовичем, доложила о моих соображениях. И тут такой визг поднялся! Брагин помчался к владельцу пансиона, устроил феерический скандал. Секретарь Вражкина мне потихоньку рассказала, как Брагин в кабинете Ильи Николаевича бесновался, орал: «Кто позволил гипнотизировать больного человека? Дерете огромные деньги за содержание моей матери и устраиваете эксперименты над ней? Немедленно увольняйте идиотку, которая себя Фрейдом возомнила, иначе я вам такую «рекламу» в интернете устрою! Напишу, как над постояльцами издеваетесь, чушь им в нездоровые головы вкладываете!» А я, как на грех, накануне с Колей, сыном хозяина, поругалась. Конечно же, старший Вражкин меня в одночасье выгнал.

   Анна Сергеевна схватила Наталью за руку и быстро заговорила:

   – Ее выгнали, а мне стали какие-то лекарства давать. Моя сиделка Вера, противная крыса, утром и вечером прямо в рот таблетки запихивает и приговаривает: «Витаминчики хорошие, импортные». Но я скумекала, что мне дают успокоительные, поэтому не глотаю их. Положу пилюли под язык, а потом в туалет иду, там их в унитаз выплевываю. Не желаю снова сутками спать! Очень хотела с Наташей связаться, да только мобильного телефона у меня нет. Можно, конечно, позвонить с городского аппарата, но он в кабинете у дежурного врача. Как поговорить, чтобы доктор не услышал? Однако я додумалась!

   Старушка засмеялась.

   – Даже не ожидала от себя такой сообразительности и прыти. По ночам в пансионе сиделок нет, домой уходят. И моя Вера тоже. Я дождалась, пока Софьи Леонидовны смена будет – она самая приветливая из медиков, – и в полночь на тревожную кнопку нажала. Через пять минут Соня ко мне прибежала. «Что случилось, дорогая?» – спрашивает взволнованно. А я ей: «Сегодня день рождения моего покойного мужа, заснуть не могу. Выпейте со мной чайку, и я успокоюсь». С Аделаидой Марковной и Игорем Владимировичем такое бы не сработало, те мигом бы мне после жалобы укол вкатили, и все. Софья же человечная, согласилась, за стол села. Я ей фруктовый напиток заварила, бросив в него пару таблеток, которыми меня Вера перед ужином угостила. Через десять минут доктор зевать начала и ушла. Я полчасика подождала, спустилась на первый этаж, заглянула в ее кабинет. Смотрю – храпит Софья Леонидовна на диване, аж люстра трясется. Значит, можно звонить по телефону.

   – Анна Сергеевна связалась со мной, – подхватила Кротова, – и я договорилась с охранником Алексеем. В доме три входа: центральный, через него посетители в пансион входят, маленький – для тех, кто в саду гулять собрался, и еще черный, предназначенный для персонала и технических служащих. Вот его Леша по моему звонку открывает. Я, никем не замеченная, вхожу, поднимаюсь по лестнице – и сразу сюда. Эта квартира очень удачно рядом со служебной лестницей расположена. Навещаю Плотникову, только когда Софья дежурит, Водолазова никогда после ужина по коридорам не бегает, телик смотрит или спать укладывается. Другие врачи могут и после отбоя бродить. Мы с Анной Сергеевной обсудили создавшееся положение и решили расследовать, кто виновен в смерти Юрия Плотникова.

   – Простите, что вы решили сделать? – удивился я.

   – Добиться правды, – отчеканила Наталья. – И нам это удалось. Если дадите честное слово, что поможете нам, расскажем о своих наработках.

   Я подавил улыбку. Ну надо же, честное слово! Для профессионального психолога Кротова излишне наивна.

   – Лучше побожитесь нас не выдавать, – потребовала Анна Сергеевна. – Честное слово для некоторых пустой звук. А вот клятва на иконе серьезная вещь.

   – Вы верующий? – поинтересовалась Наташа.

   – Скорей агностик, – усмехнулся я, – и не отношусь к воцерковленным людям.

   Плотникова поднялась и взяла небольшой образ, стоявший на этажерке.

   – Не важно, признает он существование бога или нет. Господь есть независимо от того, что человек думает. Клянитесь, Иван Павлович! И знайте: если нарушите данное слово, вас настигнет кара.

   – Постараюсь помочь Анне Сергеевне выбраться из дома престарелых, – сказал я.

   Но старушка была недовольна моей обтекаемой фразой.

   – Неправильно. Надо встать, поднять правую руку, и первые слова должны быть: «Я клянусь».

   Мне пришлось подчиниться.

   – Аминь! – торжественно вымолвила Анна Сергеевна, когда я закончил говорить. – А теперь, Наташа, выкладывай, Иван Павлович на нашей стороне.

   Кротова допила чай и начала рассказ.

   …У Анны Сергеевны сохранились рецепты, которые ей выдали в Плавске перед тем, как выписать из больницы. Как многие пожилые люди, она не выбрасывает всякие бумажки. Да, срок действия бланков с печатями давно закончился, но ведь они обедать не просят, пусть лежат, подумала Плотникова. Наталья изучила их и удивилась. На одном рецепте стояло название двух препаратов и было указание: принимать по одной таблетке на ночь. На втором медикаменты дублировались и еще имелось четыре других названия, причем весь набор следовало принимать трижды в день. Бланки были заполнены разным почерком, но печать с именем врача стояла одна и та же, а вот подписи доктора имели отличия.

   Не надеясь на успех – все-таки столько лет прошло, – Кротова поехала в Плавск. Оказалось, что невропатолог Олег Гончарук, лечивший Плотникову, до сих пор работает в поликлинике при местной больнице. Кротова подловила его после окончания приема и, всхлипывая, заныла:

   – Помогите, пожалуйста! Мы не россияне, из Таджикистана на заработки приехали. Дома моей сестре выписали вот эти лекарства. Проявите милость, дайте нам на них рецептик, в Москве их так просто в аптеках не дают. У сеструхи депрессия после смерти мужа, она плачет дни напролет. Я вам заплачу. – Психолог протянула эскулапу тысячу рублей.

   – О каких препаратах идет речь? – спросил Гончарук, пряча деньги в карман.

   Наталья вручила ему бумажку, на которую переписала наименования всех лекарств, которые раньше пила Анна Сергеевна. Брови специалиста поползли вверх.

   – Бред! Это врач такое посоветовал?

   – Да, – жалобно сказала Кротова. – Сестре так плохо! Помогите!

   – От этого набора ей еще хуже станет, – отрезал невропатолог. – Либо тот врач идиот, либо купил диплом в подворотне. Эти лекарства хороши по отдельности, но их нельзя комбинировать. Ваша родственница, поди, спит целый день?

   – Ой, доктор, вы такой умный! – подольстилась к невропатологу Кротова. – Сестра прям не просыпается, с трудом еду в нее впихиваю.

   – Большого ума не требуется, чтобы понять: ее лечил кретин, – поморщился Гончарук. – Я это выписывать никогда не стану. Приводите больную во вторник в восемь вечера в мой кабинет. Осмотрю ее в частном порядке, прием стоит тысячу.

   Наталья рассыпалась в благодарностях, но не успокоилась. Минут за двадцать до закрытия поликлиники она подошла к регистратуре, положила перед женщиной в окошке тысячу рублей и заканючила:

   – Свекровь тут давно лечилась, а сейчас мы в Москве живем. Она захворала, врач просит ее историю болезни привезти. Она у вас хранится, дайте, пожалуйста, карту.

   – Не положено медицинский документ абы кому выдавать, – с сожалением глядя на деньги, пробормотала тетушка. – Пусть сама приезжает с паспортом.

   – Анна Сергеевна старенькая, больная, – заканючила психолог, добавляя еще одну купюру, – пожалейте инвалида.

   Администратор сдалась, увидев перед собой две тысячи. Спрятала деньги и сказала:

   – Ладно, так и быть, постой тут пару минут. – Тетка уже развернулась, намереваясь подойти к стеллажам, забитым документами, но была остановлена подбежавшей медсестрой.

   – Елена Ивановна, выпишите быстренько рогенпил Кузнецовой А.В., – потребовала девушка.

   – Вечно у вас, Катя, пожар, – проворчала регистраторша. Затем взяла со стола коробочку с надписью «Варламов, терапевт», вытащила оттуда бланк рецепта, заполнила его и отдала сестре.

   Кротова удивилась:

   – Вы выписываете рецепты?

   – Народу полно, – недовольно ответила Елена Ивановна, – очереди у кабинетов. Чтобы их сократить, регистратура бумажной работой занимается. Это давно уж придумали, когда в Котово клинику закрыли и тамошних больных сюда прикрепили. У нас тут все вместе, и больница, и поликлиника, и диспансер, только зарплата одна.

   Продолжая ворчать, женщина ушла. Наталья перегнулась через стойку и вытащила из коробочки «Гончарук, невропатолог» бланк с печатью и подписью врача. Оставалось лишь удивляться местным порядкам: дождись, пока сотрудница рецепшен отойдет, бери любой формуляр и вписывай в него что хочешь.

   – Держите, – сказала регистраторша, возвращаясь и протягивая Кротовой не очень толстую тетрадку. – Быстро прячьте в сумку, не дай бог, кто увидит.

   Психолог внимательно изучила медицинскую карту и поняла: Олег Гончарук никогда не назначал Плотниковой кучу препаратов, им больной были рекомендованы два лекарства, причем в минимальной дозе, и принимать их следовало не более трех недель. Вероятно, остальные таблетки будущей свекрови «выписала» Лена Браткина. Но зачем она это сделала?

   Кротова поломала голову над проблемой, не додумалась ни до чего конструктивного и отправилась в школу, которую когда-то окончили Артем и Елена. У Натальи родилась мысль отыскать близкую подругу Браткиной, с которой та тесно общалась с детства. Если в больнице до сих пор работает врач Гончарук, то почему бы в школе не остаться учителям, которые помнят Лену? Конечно, та давно получила аттестат, но ведь не сто лет прошло.

   Расчет оказался верным. Кротова поговорила с классной руководительницей Брагина и Браткиной. Педагог рассказала, что Лена чуть ли не с первого класса влюбилась в Артема, который всегда помогал с уроками дочери начальника милиции. И у Леночки была лучшая подружка Маша Рязанцева, они были неразлучны до момента отъезда Лены в столицу.

   – Можете подсказать, где найти Марию? – обрадовалась Наталья.

   – К сожалению, да, – со вздохом ответила учительница. Затем добавила, объяснив странность своих слов: – На местном кладбище. Рязанцева в конце прошлого года покончила с собой. Не знаю, почему она решилась на столь ужасный поступок. К тому же оставила ребенка сиротой. Мальчика взяла на воспитание старшая сестра Маши, которая тоже в нашей школе училась. Хорошая девочка, правда со столь же неудачной личной жизнью, как и у Марии, – Женя мать-одиночка. До меня слушок дополз, что после смерти Машеньки Евгения крепко пить с горя начала, они с сестрой очень близки были, всегда друг за дружку держались. Могу вам дать ее адрес, Рязанцева недалеко от Плавска в деревне живет. Туда пешком дойти можно, всего пять километров.

   Попрощавшись с педагогом, Кротова отправилась в путь.

   Войдя в убогую избушку, она сразу поняла, что учительница, говоря о пьянстве Жени, не ошиблась – хозяйка явно мучилась жестоким похмельем. В грязной комнате, на замызганном диване, сидели двое ребят, девочка и мальчик, по виду дошкольники. Дети не обратили на гостью внимания, а Рязанцева жадно спросила:

   – Комнату снять хочешь? У меня шикарно жить, воздух свежий. Давай задаток и вселяйся.

   Но «сыщица», понимая, с кем имеет дело, ответила:

   – На постой не прошусь, но куплю тебе продуктов, если ответишь на мои вопросы.

   – Лучше баблом отдай, – простонала пьяница. – Жрать есть чего, а вот деткам ботинки нужны, да купить их не на что.

   – Договорились, – кивнула Наталья. – Побеседуем по душам, получишь две тысячи.

   – Гони сразу! – алчно потребовала алкоголичка, быстро подсчитав, сколько дешевой водки приобретет на предлагаемую сумму.

   – Нет, прежде разговор, – остудила ее пыл Кротова. – Ты знаешь Елену Браткину?

   Евгения начала материться. Наконец, отведя душу, вернулась к членораздельной речи.

   – Ленка, сволочь, Машку на фиг послала, не помогла ей. Из-за этой сучки сеструха траванулась, а я теперь двоих шпингалетов воспитываю. Знаешь, сколько на них денег идет? Маленькие, а жрут, как взрослые, одежды на них не напасешься, из всего вмиг вырастают.

   – Мария просила Браткину о помощи? – уточнила Наталья.

   Пьяница икнула.

   – Вали в магаз, возьми жрачки. Вкусной – колбасы, сыра, торт. Да запивон прихвати. Принесешь – все скажу, иначе дуля тебе. И две тыщи гони! Это мое последнее слово. Знаю такое, что Ленке мало не покажется. Машка мне правду про нее доложила. Дурой сеструха была, следовало раньше у сучки бабло требовать. Браткина у богатого в женах, сладкого через край получила, а Машка голодная ходила-а-а!

   Евгения зарыдала. Дети заплакали в унисон.

   – Цыц! – заорала на них Рязанцева. – А ты в магазин чапай. Не будет жрачки – фиг тебе че скажу. Усекла?

   Психолог поманила к себе девочку.

   – Где у вас продуктами торгуют?

   – Магазин на автобусной остановке, – пропищала малышка. – Тетя, вы нам белый хлеб, масло и сахар купите? Очень вкусные бутерброды из этого получаются, мы их любим.

   – Получишь, когда исчерпывающе ответишь на все мои вопросы.

   Неожиданно пьянчуга не стала спорить.

   – А ну, валите к Никитиной! – велела она детям.

   Малыши, держа в руках бутерброды, юркнули за дверь.

   – Твоя сестра дружила с Леной Браткиной? – начала беседу Кротова.

   Евгения стукнула кулаком по столу.

   – Гадина! Обманула Машку! Не знает, сука, что та мне все рассказала. Убийца она!

   – Кто? – спросила Наталья.

   – Наша Елена распрекрасная, – засмеялась Рязанцева.

   Беседа продолжалась долго. Евгения безостановочно материлась, перескакивала с одной темы на другую, то хохотала, то плакала, требовала денег. Приходилось осаживать ее, задавать наводящие вопросы. В конце концов Наталье удалось узнать следующее.

   …Маша и Лена дружили с яслей, вместе пошли в школу. Сначала девочки сидели за одной партой, но так упоенно болтали, что учительница рассадила их в разные углы класса. У Марии в соседях оказалась противная Дана Куликова, Браткиной повезло больше – рядом сидел Артем Брагин. Мальчик все школьные годы помогал плохо успевающей Лене и стал ее лучшим другом. В девятом классе отношения у них переросли в любовные, вся школа знала, что после сдачи выпускных экзаменов Браткина и Брагин поженятся. Но, получив аттестат, местные Ромео с Джульеттой не поспешили в загс, они уехали в Москву. Отличник Артем легко попал в институт, а вот на что рассчитывала его подруга-троечница, непонятно. Провалив вступительные экзамены, Браткина вернулась в Плавск. Отец пристроил ее на сладкое местечко – секретарем к директору завода.

   Хорошенькую Леночку, девочку из обеспеченной, по местным понятиям, семьи, единственного ребенка начальника милиции, многие недолюбливали. Бывшие одноклассницы, встретив Браткину в магазине, ехидно осведомлялись:

   – Свадьбу-то когда с Темой сыграете?

   Лена радостно отвечала:

   – Вот получит Артем диплом, тогда и отгуляем. Сейчас недосуг, деньги на покупку квартиры в Москве собираем.

   Елена выглядела веселой. На субботу-воскресенье и праздничные дни она уезжала в столицу, а потом хвасталась полученными от Артема подарками, взахлеб рассказывала, что он отлично устроился, учится в университете, работает в престижной фирме. На очередные новогодние каникулы Леночка, как всегда, умчалась к жениху. Вернулась с сумкой, на которой было написано «I love Paris». И, явившись с ней в магазин, похвасталась продавщице:

   – Глядите, тетя Катя, что мне Тема в Париже купил.

   – Вы во Францию ездили? – восхитилась торговка.

   – Да, – гордо заявила Браткина. – Помолвку в городе любви отметили, вот кольцо.

   – Вау! – ахнула продавщица. – Какой брюлик здоровенный!

   Ясное дело, через пару часов весь городок знал, что Браткина и Артем… купили дом в Америке и собираются уехать туда жить. Сплетня, запущенная в ларьке, обросла деталями, Париж превратился в США. Зависть бывших одноклассниц к Лене достигла точки кипения. Только одна Маша знала, что подруга лжет. Сумку она купила в Москве, в переходе метро, колечко тоже приобрела сама. Украшение было бижутерией. Тёма не работал, усиленно учился, жил на стипендию и на деньги, которые ему посылала мама. Никаких подарков жених ей не делал, наоборот, Лена спешила в Москву с полными сумками, везла любимому домашние консервы, овощи и большую часть заработанных ею денег.

   Потом в доме Плотниковых случилось несчастье – Юрий Николаевич покончил с собой. Артем забрал мать в Москву. Лена, бросив работу, уехала вместе с ними.

   Спустя три месяца Браткина прислала Маше свое фото: наряженная в роскошное подвенечное платье, она сидит в шикарном номере отеля, из окна которого виден Кремль. «Самый счастливый день в моей жизни» – так был подписан снимок. В конверте было письмо, в котором Лена детально описывала свадьбу. Послание заканчивалось фразой: «Покажи нашим фотку, пусть за меня порадуются. Скоро пришлю тебе другие, их пока еще не напечатали».

   Рязанцева продемонстрировала фото коллегам, бабы ахали и охали, рассматривая потрясающее платье. Одна из них решила уколоть Машу:

   – Чего ж лучшая подруженция тебя на свадебный пир не позвала? Рожей Рязанцева не вышла? Побоялась Ленка, что ты ее своим видом перед богатыми гостями опозоришь?

   – С чего ты взяла, что меня там не было? – отбила подачу Маша. – Гуляли в субботу, я только сегодня утром вернулась.

   Мария соврала с самым правдивым видом, и ей поверили, засыпали вопросами. Рязанцева продолжила лгать, нафантазировала, как развлекалась. На самом деле ей было жутко обидно, ведь Лена не прислала ей приглашение, не сделала подружкой невесты. Но не рассказывать же об этом посторонним, злым, завистливым людям? Пусть они лучше сдохнут, захлебнувшись желчью, чем узнают, как некрасиво поступила с Машей Браткина.

   Некоторое время от Елены не было вестей. Потом умер Григорий Петрович, и дочь приехала хоронить отца. Явилась в дорогом платье, с красивой кожаной сумкой, собрала народ на богатые поминки, угостила-напоила всех, а вечером, оставшись с Машей наедине, разрыдалась и принялась рассказывать.

   Свадьбы с Артемом не было. Фото Лена сделала в студии, где можно нарядиться в любой костюм и сняться на фоне чего угодно. Деньги на роскошные поминки она взяла в кредит, шикарное черное платье купила в секонд-хенде, повезло найти его за копейки в горе одежды, а сумка от всемирно известного бренда на самом деле фейк с вьетнамского рынка. Короче, все слова о счастливом браке и обеспеченной жизни сплошная ложь. Придумала ее Лена с одной целью: умыть злобных одноклассниц. Пусть думают, что шоколадно она живет, и сдохнут от зависти. А что же правда?

   После переезда в Москву Елена поселилась вместе с Темой и Анной Сергеевной в их маленькой съемной квартирке и считала себя женой Брагина. Устроилась работать риелтором, получала неплохие деньги, вела домашнее хозяйство, ухаживала за свекровью, которая после смерти мужа стала похожа на младенца: только спала и ела. Семья жила на ее, Ленины, средства. Пенсия Анны Сергеевны уходила на лекарства для нее же. Тёма на службу не ходил, он писал диссертацию.

   Хорошо хоть парень не профукал наследство Плотникова, купил крохотную однушку на окраине столицы. Однако не сразу. Плавск не Москва, поэтому суммы, полученной от продажи квартиры Плотниковых, гаража-ракушки и старенькой иномарки, не хватало даже на убогое жилье.

   Лена обратилась к отцу. Но Григорий Петрович отказался дать дочери денег. Свое решение он мотивировал так:

   – Ты Артему не законная жена, а сожительница. Если вы расстанетесь, никогда средств, вложенных в чужую собственность, назад не получишь. Поровну делится при разводе лишь имущество тех, у кого штамп в паспорте стоит. Играйте свадьбу, тогда получите от меня деньги на квартиру.

   – Папочка, помоги! – взмолилась дочь. – Мы не можем пока расписаться, потому что профессор-женоненавистник Теме условие поставил: пока он не защитил кандидатскую, никаких жен. Иначе его из аспирантуры отчислит. И еще научный руководитель хочет, чтобы Артем все свободное время на него батрачил, а не на семью.

   – Да ну? – прищурился родитель. – Странное, однако, заявление. Хотя ученые все с левой резьбой. И все равно – нет, доча. Помощь от меня будет, только когда увижу в твоем паспорте штамп.

   Лена поняла, что отец непреклонен, и набрала в разных банках кредитов. Деньги отдала Артему, который добавил их к тому, что выручил от продажи наследства, и купил однушку в бараке. Вот только оформил ее на свое имя, прописался туда с матерью, а Браткиной объяснил, что количества метров не хватает для проживания трех человек, в паспортном столе отказали регистрировать еще и Лену. Та ничего не смыслила в законах и поверила ему. Жилье располагалось у черта на куличках, квадратных метров кот наплакал, в соседях по бараку оказались профессиональные пьяницы, мастера спорта по литрболу.

   – Представляешь, как мы живем? – заливалась слезами Лена, рассказывая все это подруге. – Тетя Аня в комнате на диване спит, Артем там же на раскладном кресле, я в кухне на полу на надувном матрасе. Тёма погружен в диссертацию, а если выпадает свободная минута, он у профессора слугой пашет. Я одна работаю, выплачиваю кредиты, на них почти все, что получаю, уходит. Чтобы с голода не умереть, по ночам полы мою.

   – Бросай дурака! – возмутилась Маша. – Сделал из тебя домработницу, живет за твой счет, а замуж не зовет.

   – Я люблю Артема больше жизни, – прошептала Браткина.

   Рязанцева схватила ее за плечи.

   – Очнись! Пока не поздно, ищи другого мужика!

   Елена утерла слезы и сказала:

   – Скоро все наладится. Мне недавно в агентстве процент от сделок вдвое повысили, вроде нашелся покупатель на мою новую квартиру здесь, в Плавске. Он же, кажется, собирается и папино жилье приобрести вместе с мебелью. Получу деньги, мы с Темой его однушку на двухкомнатную поменяем.

   – Не вздумай совершить глупость! – испугалась Рязанцева. – Не вкладывай деньги в общее жилье, купи себе комнату в коммуналке и ищи другого мужика, который о тебе заботиться станет.

   Браткина усмехнулась:

   – Знаешь, хозяин риелторского агентства Трофим Внуков ко мне неровно дышит. Мне всегда самых сладких клиентов дают, и теперь я наивысший процент имею. Думала, Трофим меня просто хорошей сотрудницей считает, а два месяца назад он предложил за него замуж выйти.

   – Старый совсем? – спросила Маша. – Пузатый урод?

   – Сорок исполнилось, спортом занимается, внешне ничего, – объяснила Лена. – Я ему сказала, что люблю другого, а Внуков в ответ: «Ничего, подожду, пока он тебе наскучит».

   – С ума сошла? – закричала Мария. – Немедленно соглашайся и иди с Трофимом в загс!

   – Я его не люблю, – отрезала Елена. – Кредиты погашу, немного осталось, купим с Темой двушку, он диссер защитит, мы распишемся, вот тогда счастье начнется.

   Рязанцева попыталась переубедить подругу, однако ничего не вышло.

   В следующий раз бывшие одноклассницы встретились не скоро. Лена наконец-то через несколько лет после смерти отца сумела выгодно продать наследство и прикатила подписывать документы, забирать деньги. Заночевала Браткина опять у Марии, но сейчас из нее потоком лилась радость.

   – Нашла прекрасную двушку, – щебетала Елена. – В хорошем районе, большую, с просторной кухней. Есть девятиметровая кладовка с окном, так что, считай, квартира трехкомнатная. И прикинь, того, что я получила, на нее хватает. Продавцу спешно надо уехать за границу, поэтому цену на свою недвижимость он ниже подвала опустил. Мы с Темой думали однушку в бараке продать, а теперь сдавать ее будем, поднакопим на свадьбу. Не смотри на меня так! Артем сказал: «Определимся с жильем, переедем и в загс пойдем. Ребенок должен в законном браке родиться!»

   – Ты беременна? – спросила Маша.

   – Пока нет, но мы малыша хотим, – засмеялась Лена.

   – Работаешь там же? – уточнила Рязанцева. – У богатого и влюбленного в тебя мужика? Или он о тебе забыл?

   – Нет, – улыбнулась Браткина, – не забыл. Все надеется, что я с ним распишусь, но ведет себя прилично, не пристает.

   – Сначала зарегистрируйся с Артемом, а уж потом покупайте жилье, – посоветовала Мария. – При разводе имущество супругов поровну делится.

   – Ты отвратительно относишься к Теме, – надулась Елена.

   Больше Браткина к Маше не приезжала, даже не звонила, похоже, всерьез обиделась на подругу. Но вдруг однажды, спустя длительное время, она появилась на пороге квартиры Рязанцевой. Открыв дверь, Мария, никак не ожидавшая ее увидеть, испугалась:

   – Что случилось?

   – Артем женится… – зарыдала Лена. – На богатой… После всего, что я для него сделала… Анна Сергеевна убийца! Сейчас расскажу всю правду!

   Нежданная гостья села за стол на кухне и выложила про то, как Григорий Петрович спас соседку от тюрьмы.

   – Представляешь, какая история? – завершила она рассказ. – Я Тему обожала, работала на него, потом кредитов набрала и вложила их в однушку в бараке, затем папино наследство ему отдала, чтобы двухкомнатную квартиру купить. Артем ее опять на себя оформил, а теперь с этой Маргаритой закрутил и меня за дверь выставил. Нашел себе богатую… Машка, ты бы ее видела – уродина! На лице прыщи и какие-то рытвины, ростом чуть повыше кошки, задница размером с танк, груди ваще нет, ноги кривые, тонкие. Я за Темой проследила. Он к жабе на свидание приперся, цветочки вручил, поцеловал… Хотела из укрытия выйти, скандал закатить, но притормозила. Подумала: раз Артем ради денег готов с прыщавой кочергой страшнее Фредди Крюгера спать, не стану ему мешать. Счастья им и детей, на мать похожих, побольше! А я-то, дура… Знаешь, сколько в Москве в центре, да в сталинском доме, двушка жилой площадью шестьдесят метров с двадцатиметровой кухней и кладовкой с окном стоит? Ну, твоя цена?

   – Наверное, дорого, – вздохнула Маша.

   – Да охренеть, сколько! – взвизгнула Лена. – Денег, которые я в Плавске за наше с папкой имущество получила, даже на дверь в этой хате не хватит! Учти, Тема однушку в бараке с рук не сбыл. Чего с ней делать собирается, не знаю.

   – Ты мне раньше говорила, что наследства отца как раз хватает на ее приобретение. Откуда же средства на такие апартаменты? – изумилась Мария.

   Елена сгорбилась.

   – Извини, соврала тебе тогда. Правду говорить не хотела, надеялась с Темой жизнь провести. Папа людям помогал, работал в милиции в Плавске, но связи имел и в районе, и в области, и где повыше. Многие его благодарили. Отец покупал золотые изделия, вкладывал накопления в драгметалл, собирал мне приданое. После его смерти я тайник открыла, содержимое продала, сумму, от квартир вырученную, прибавила, и получилась эта двушка.

   – С ума сойти! – прошептала Рязанцева.

   – Артем пообещал, что мы поженимся, – продолжала Браткина, – сказал: «На тебя квартиру купить нельзя, ты не москвичка, а у меня прописка. Тянуть с приобретением двушки нельзя, ее с большой скидкой продают». Я ему верила, родным считала, а у мужа с женой все общее. У тебя водка есть?

   – Только вино. Красное, сладкое, – пробормотала Маша.

   – Сойдет, ставь, – приказала Елена.

   Из закуски нашлась лишь пачка печенья, зато бутылок обнаружилось две. Мария не принадлежала к категории пьющих, держала вино про запас на праздники. Однако Браткину трясло в ознобе, и подружка решила, что алкоголь поможет той расслабиться. Ну, опьянеет, подумаешь. Ляжет на диване и проспится. А утро вечера мудренее, авось сообразит, что женитьба Артема на другой к лучшему, теперь несостоявшийся муж-пиявка, живший за счет Лены, от нее отвалится. Это как операция – больно, но зато выздоравливаешь. Вот только до слез денег жаль.

   Меньше чем за пятнадцать минут Браткина уговорила бутылку крепленого вина. Только легче ей не стало, она безостановочно твердила:

   – Как мне Теме нагадить? Как ему плохо сделать?

   – Да очень просто, – не выдержала Маша. – Знаешь фамилию той, с кем гаденыш расписаться собрался?

   – Маргарита Осипова, – икнула Елена. – И адрес ее есть, и телефон. Леонид Мартынович, отец жабы, очень богат, деньги у него грузовиками.

   – Чего тормозишь тогда? – засмеялась Рязанцева. – Завтра звякни ему, расскажи правду про Тему, про то, как он твои деньги присвоил, про его мамашу-убийцу. Крутой бизнесмен такого женишка от дочки сразу вон погонит.

   Елена ничего не ответила, сидела молча. Потом открыла вторую бутылку, выпила еще стакан, снова заплакала и заплетающимся языком произнесла:

   – Не могу говорить с Осиповым.

   – Почему? – фыркнула Мария. – Так любишь подлеца, что боишься ему счастливое супружество поломать?

   – Нет, в другом дело. Вдруг отец Риты решит проверить мои слова, наймет полицейских, те начнут все выяснять… догадаются…

   – О чем? – налетела на нее Маша. – Как твой отец соседку из беды выручил? Григорию Петровичу ничего не сделают, он умер. А вот Анну Сергеевну в тюрьму посадят. Так ей и надо! Почему сыну не сказала: «Артем, немедленно женись на Лене или перестань ее за нос водить»? Разве старуха не понимает, откуда у лентяя деньги на жизнь да новые хоромы? Ты идиотка! Прекращай защищать подлеца!

   – Я за себя боюсь! – ела слышно прошептала Елена. – Ведь это я убила Юрия Николаевича!

   …В тот день, когда Анна Сергеевна прибежала к ней в слезах, Лена решила пойти к Плотникову и сказать буяну:

   – Еще раз тронете жену пальцем, мой отец вас навсегда на зону загонит.

   Девушка любила Тему, хорошо относилась к его матери, ее возмущало поведение Юрия Николаевича и бесила политика непротивления злу насилием, которую исповедовала Анна Сергеевна.

   – Сидите тут, не высовывайтесь, – сказала она ей, а сама помчалась в квартиру соседки. Там налетела на Плотникова с криком:

   – Ну, хватит! Сейчас вызову отца, он тебя в тюрьму посадит!

   Юрий Николаевич залепил Лене пощечину, а та изо всей силы пнула его ногой в пах. Бывший военный взвыл, схватил девушку за волосы.

   – Господи, прекратите! – закричала, вбегая в комнату, Анна Сергеевна, которая, вопреки приказу Лены, вернулась в свою квартиру.

   – Сначала эту сучку прибью, потом с тобой разберусь. Обеих урою! – пообещал озверевший Плотников и попытался стукнуть Лену головой о стол.

   Чтобы избежать удара, та выставила руку, ее пальцы наткнулись на лежащий на столе пистолет. Григорий Петрович, страстный охотник, научил дочь хорошо стрелять, не раз брал ее с собой в лес, а в свободные дни в тир, поэтому Елена умела обращаться с разными видами оружия. Схватив ствол, она направила его на Плотникова, который как раз почему-то отпустил ее волосы. Анна Сергеевна завизжала и упала, потеряв сознание.

   Бывший военный сделал шаг вперед с криком:

   – Сейчас я тебя!..

   Раздался выстрел. Пуля попала Плотникову в голову, он рухнул на диван. Не нужно иметь медицинского образования, дабы понять: Юрий Николаевич мертв.

   В этот момент Анна Сергеевна очнулась, села на ковре и спросила:

   – Что стряслось?

   – Тетя Аня, вы убили мужа! – на автомате выпалила Лена. – Застрелили насмерть! Вон он, на софе лежит. Побежали скорей ко мне домой.

   Плотникова встала, кое-как добрела до ее квартиры и снова свалилась без чувств. Лена позвонила отцу.

   Григорий Петрович не ужаснулся, заговорил спокойно:

   – Хорошо, что Анна находилась в комнате. И отлично, что ты ей про убийство мужа сказала. Пусть считает, что застрелила Юрку. Я представлю дело как суицид. Немедленно вызывай в Плавск Артема.

   – Зачем, папочка? – не поняла Елена.

   – Пора ему на тебе жениться, – сказал Браткин. – Давно спите, а он все помалкивает, надо Тему пришпорить. Узнает, что мы его мать от тюрьмы спасли, и поймет: если быстренько брак оформит, секрет в семье останется. Уж поверь, такая веревочка посильнее любви парня к тебе привяжет.

   – Нет, папочка, не надо, не вмешивай тетю Аню, – попросила дочь. – Вдруг она очнется и скажет, что видела, как я в Юрия Николаевича выстрелила?

   – А она видела? – уточнил отец.

   – Нет, – прошептала девушка, – в обмороке лежала. Потом в себя пришла и снова свалилась, как только до моей квартиры дошла.

   – Ладно, – согласился Григорий Петрович. – Но матери Артема надо внушить, что она убила. И Темке тоже.

   – А если тетя Аня сообразит, что к чему? – усомнилась Лена.

   – Не думаю, – возразил отец. – Она небось ошалела от страха. Надо бабу в больницу отвезти, ей там лекарства выпишут, антидепрессанты всякие. Видел я, как люди после их приема чумеют, вообще ничего не соображают, соглашаются со всем, что им скажут. Не волнуйся, ни в чем мать Артема не усомнится.

   Дочка поверила отцу. И тот оказался прав – Плотникова, находясь в больнице, была одурманенной. Но когда ее выписали, Елена снова перепугалась: вдруг Анна Сергеевна вспомнит, как все было на самом деле? Чтобы держать будущую свекровь в состоянии отупения, Браткина украла в поликлинике пустые бланки, порылась в медицинских справочниках и сама выписала Анне Сергеевне таблетки.

   Рецептов она утащила много; когда заканчивалось действие одного, заполняла новый. Плотникова жила как зомби, но и врач, и Тема считали, что у нее посттравматический шок. Когда же понадобилась подпись Анны Сергеевны на доверенности, чтобы Артем смог продать жилье, гараж и машину в Плавске, Елена на некоторое время перестала давать ей пилюли. Но потом снова вогнала ее в дремотное состояние.

   Браткина понимала, что вечно держать Анну Сергеевну под воздействием лекарств нельзя, да и бланки рецептов когда-нибудь закончатся. Девушка зарегистрировалась на форуме врачей и задала вопрос: как долго человек пенсионного возраста может принимать антидепрессанты? Перечислила названия препаратов, которыми пичкала Плотникову. Ей ответили сразу несколько докторов. Рекомендации всех были почти идентичны: необходимо срочно показать больного хорошему врачу; то, что ему прописано, чудовищно, если долго использовать такой набор, есть риск, что пациент никогда не вернется к нормальной жизни, превратится в безмозглое существо, способное лишь есть, испражняться и спать.

   Думаете, Леночку испугала такая перспектива? Отнюдь. Наоборот, она обрадовалась: значит, еще немного, и Анна Сергеевна ничего вспомнить не сможет, тогда наконец можно будет перестать трястись от страха. К тому же скоро Артем отведет ее в загс. Но Брагин все никак не делал предложение, а потом вдруг объявил о своей женитьбе на богатой уродине…

   Поведав Маше эту историю, Елена, еле шевеля языком, прошептала:

   – Я беременна от Артема, срок три недели. И что делать? Не могу убить нашего ребенка!

   Затем она уронила голову на стол и захрапела. Часы показывали два ночи. У Рязанцевой начисто пропал сон, в голове крутился рассказ подруги. Задремать удалось около пяти. В семь Мария проснулась от звонка будильника и поняла, что находится дома одна. Только грязная посуда на столе да пустые бутылки свидетельствовали о том, что визит Лены ей не почудился.

   Звонок Елене ничего не дал – ее мобильный телефон оказался выключен. А через день механический голос ответил, что данный номер не обслуживается. Маша потеряла с одноклассницей связь.

   Через несколько месяцев, купив на станции гламурный журнал, Рязанцева увидела в нем фото Елены в свадебном платье свободного фасона, рядом стоял жених, симпатичный подтянутый мужчина лет сорока. «Владелец холдинга «Домгор» Трофим Внуков и Елена Браткина сыграли свадьбу, на которую пригласили триста человек», – гласила подпись.

   Выходило, что на этот раз подруга по-настоящему вышла замуж. Похоже, она прислушалась к совету Марии, послала куда подальше Артема и соединила свою судьбу с влюбленным в нее боссом.

   Спустя еще некоторое время уже в другом издании Маша вновь полюбовалась на снимок бывшей одноклассницы, которая только что родила ребенка, и по-черному позавидовала Елене. У Рязанцевой дела шли плохо, она забеременела от женатого мужчины, который обещал развестись с супругой, но пока так и не сделал решительный шаг. Денег Марии не хватало катастрофически, на заводе, где она работала в бухгалтерии, платили копейки, спасал только огород, где приходилось выращивать овощи.

   Шло время, положение Маши делалось все хуже и хуже. Надо же, она когда-то давала разумные советы Браткиной, а сама натворила глупостей. Мария не сделала аборт, чтобы привязать к себе любовника, а тот, клявшийся оставить прежнюю семью и завести новую с ней, вульгарно ее обманул. Он жил в райцентре, и когда Рязанцева в очередной раз приехала к нему на свидание, не явился на встречу. Мария вскипела и поехала к любовнику домой, намереваясь показать законной жене свой живот и полагая, что обиженная супруга выгонит неверного вон. Ей никто не открыл, она начала бить в дверь ногами. Выглянула соседка, окинула взглядом располневшую фигуру девушки и ехидно сказала:

   – Кольку ищешь? Ты не первая с пузом, вчера одна уже тут сопли лила. Усвистел ваш красавчик, жена увезла Николая вон из города. Куда, не сказала, трешка продана. Видать, Лариса не хочет, чтоб ее благоверный алименты всем своим подстилкам платил. В другой раз, когда с чужим мужиком спать соберешься, думай головой, а не другим местом. Так вам, шалавам, и надо!

   Пришлось Маше рожать. С деньгами у нее стало совсем плохо. А потом и вовсе пришла беда: предприятие, где молодая мать трудилась, закрыли, а другой работы в городишке не было. Прорыдав неделю, несчастная решила поехать в Москву и попросить помощи у Елены. Это был шаг отчаяния, больше ей не к кому было обратиться, сестра Женя тоже сильно нуждалась.

   Где живет подруга, Мария понятия не имела, номера мобильного не знала, зато помнила: в журнале писали, что муж Ленки – владелец холдинга «Домгор». Поэтому она приехала в центральный офис фирмы, поднялась на десятый этаж и сказала секретарше, охранявшей кабинет шефа:

   – Мне нужно поговорить с Внуковым.

   – Представьтесь, пожалуйста, – попросила девушка.

   – Мария Рязанцева, – смутилась посетительница, – я по личному вопросу.

   Помощница босса улыбнулась.

   – Запишу вас на прием, через полтора месяца приходите.

   – Нет, – заволновалась Маша, – мне сегодня надо.

   – У Трофима Николаевича плотная запись, ни минуты свободной на много дней вперед, – попыталась отфутболить ее секретарша. – И сейчас его нет в России.

   – Мне очень надо, – тупо повторила Рязанцева. – Я живу не в Москве, остановиться негде.

   – Но ведь я не могу отказать в приеме тому, кто намного раньше вас изъявил желание встретиться с господином Внуковым и терпеливо ждет аудиенции. Предоставить вам чужое время невозможно, – подчеркнуто вежливо продолжала секретарша. – И, повторяю, глава фирмы за границей.

   – Ладно, – дала задний ход Маша, – вообще-то мне нужна Лена Браткина, его жена. Мы с ней подруги детства, дайте ее мобильный.

   Догадываетесь, что ответила церберша у двери?

   Рязанцева настаивала, секретарь увещевала настырную посетительницу, потом пообещала вызвать охрану. Мария заплакала и крикнула:

   – Можете меня расстрелять, с места не сдвинусь!

   И тут дверь кабинета распахнулась, в приемную вышли трое мужчин в дорогих костюмах. Маша сразу узнала среди них Трофима и кинулась к нему с воплем:

   – Помогите!

   Внуков отшатнулся.

   – Что такое? Ольга, наведи порядок.

   – Сейчас ее выведут, – пообещала секретарша. – Простите, я сто раз объясняла…

   Рязанцева не дала ей договорить, топнула ногой и заорала:

   – Или вы сейчас выслушаете меня, или я всем-всем расскажу правду о Елене Браткиной! Я ее распрекрасно знаю, мы с детства дружили! Вышвырнете меня на улицу – пойду в газету, все расскажу им! Пожалеете тогда, да поздно будет!

   В приемную вбежали охранники, один из них схватил Машу, но Внуков резко приказал:

   – Отпустите девушку. Похоже, у нее что-то серьезное случилось. Заходи!

   Маша вошла в кабинет. У нее от возбуждения тряслись ноги, а тщательно продуманный ночью план беседы с мужем бывшей подруги улетучился из головы. Рязанцева посмотрела на Трофима и ляпнула:

   – Ваша жена убила Юрия Николаевича Плотникова и подставила Анну Сергеевну, мать Артема. Если вы мне не поможете, на весь мир о ее преступлении раструблю.

   – Давай поговорим спокойно, – предложил Внуков. – Садись, не кричи. Если хочешь, чтобы тебя услышали, надо не орать, а шептать. Изложи проблему.

   Маша упала на стул и принялась рассказывать про великую любовь Лены к Артему, про смерть его отчима, про то, как Брагин забрал у Браткиной деньги и купил квартиру, а потом женился на другой… Одним словом, выложила все, что знала о подруге.

   Внуков ни разу не перебил Рязанцеву, а когда та замолчала, осведомился:

   – Ну, и что ты от меня хочешь?

   – Нам с сыном есть нечего, – всхлипнула Маша. – Устройте меня на работу в Москве, купите нам маленькую квартиру, и я больше никогда вас не побеспокою.

   Хозяин кабинета хмыкнул:

   – Ого! Сейчас я не готов обсуждать проблему. Мария, вас отвезут в нашу гостиницу, покормят. Сходите в баню, расслабитесь, переночуете в комфортных условиях. Завтра в девять жду вас здесь.

   На следующее утро Маша опять сидела напротив Внукова и услышала его спокойную речь:

   – Госпожа Рязанцева, у вас есть запись разговора с Еленой, где она признается в убийстве? Нет? Тогда почему я должен вам верить? Моя супруга утверждает, что вы еще в школе отличались умением виртуозно лгать. Смерть Юрия Николаевича Плотникова признана суицидом. Дом, где жили Браткина и Брагин, разобрали. Отец Елены, бывший начальником милиции в то время, скончался. Анна Сергеевна состояла на учете у психиатра. Вы помните, когда подруга приезжала к вам с рассказом о якобы совершенном ею по неосторожности преступлении? Число назовете?

   – Конечно, – отрубила Маша и назвала дату.

   Внуков улыбнулся.

   – Хорошо, что вы прекрасно запоминаете цифры. Я таким талантом не обладаю, поэтому сейчас записал на диктофон то, что вы сказали. Должен вас разочаровать: в названное вами время Елены не было в Москве. Я сделал ей предложение, Браткина его приняла, и мы улетели праздновать помолвку в Лондон. В отличие от ваших голословных заявлений, мое подкрепляется использованными билетами и другими документами. Елена не приезжала в Плавск, ничего вам об убийстве не говорила, вы все выдумали. Если желаете отправиться с данной лживой от начала и до конца историей в редакцию желтого листка, не смею вас останавливать. Но едва информация будет опубликована, мои адвокаты подадут на вас в суд, который закончится моей победой. Вам придется оплатить компенсацию за моральный ущерб и судебные издержки. Не знаю, где вы найдете нужную сумму. Таковы перспективы. Вам лучше не пытаться клеветать на госпожу Внукову.

   У Маши потемнело в глазах.

   – Думаете, жена от вас сына родила? Вовсе нет! Ленка забеременела от Артема, замуж уже в положении выходила. Когда она у меня на кухне сидела, срок три недели был.

   Трофим кивнул:

   – Ваша позиция понятна. Моя вам тоже должна быть ясна. Даю совет: чтобы получить от кого-либо помощь, не следует применять шантаж. Прощайте.

   – Вы обо мне еще услышите! – пригрозила Маша.

   Дверь кабинета открылась, появились два охранника и молча уставились на посетительницу. Рязанцевой пришлось уйти.

   Кипя от злости и досады, Мария пошла в магазин компьютеров, воспользовалась там бесплатным интернетом, узнала адрес «Желтухи» и направилась в редакцию. В офис ее не впустили, к девушке вышел парень, спросил, что ей надо. Рязанцева схватила его за рукав и торопливо зашептала:

   – Сейчас расскажу правду про жену Тимофея Внукова…

   – Владельца «Домгора»? – перебив, уточнил сотрудник газеты.

   – Да, да! – обрадовалась Мария. – Его жена шлюха! Она…

   Газетчик поднял руку.

   – Стоп. Ничего про Внукова знать не хочу, мы о нем никогда компромат не напечатаем.

   – Почему? – поразилась Маша.

   Журналист усмехнулся:

   – Наивный ты полевой цветок… Внуков наш крупнейший рекламодатель и спонсор, а еще ближайший друг владельца холдинга, в состав которого входит «Желтуха», короче, вали отсюда. Хочешь совет? Сиди тихо, иначе добрый дядя Трофим тебе язык вырвет. Он свою жену обожает, ее обидчика в порошок сотрет.

   – Удалось пристроиться? Ты не волнуйся, если место нашла, я Федю к себе заберу, пусть поживет у меня, пока ты в Москве не зацепишься.

   Мария разрыдалась и выложила правду.

   Старшая сестра пожурила младшую:

   – Глупая ты. Богатый всегда прав. Внуков не идиот, раз таким бизнесом ворочает, уж, наверное, высчитал, когда ребенок был зачат. Значит, или мальчишка от него, или он так Браткину любит, что готов не своего малыша воспитывать. Зря ты это затеяла.

   – Что он в Ленке нашел? – всхлипнула Маша. – Морда у нее, правда, красивая, но фигура тощая, ни груди, ни попы, одни мослы. Почему ей свезло, а не мне? Чем я хуже? Браткина убийца, а живет лучше нас. Мы с тобой никого не обидели, таракана пристукнуть боимся, но нам за это конфет не дают.

   – Прорвемся, – пообещала Женя, – чем чернее ночь, тем светлее рассвет.

   – Ладно, пойду домой, – устало пробормотала сестра. – Можно Федя у тебя сегодня переночует?

   – Так он спит давно, не надо ребенка будить, – сказала Женя. – И ты оставайся, не бегай на ночь глядя по лесу.

   – Хочу помыться, а у тебя ванной нет, баню топить долго, – возразила Мария.

   Назавтра сестра не появилась у Евгении. Не пришла и на следующий день. На телефонные звонки не отвечала. Женя всполошилась, поехала к ней и нашла тело, висевшее в туалете. Прощальной записки не было, местный эксперт подтвердил самоубийство.

   Марию похоронили, Федя остался жить у тетки…

   – А теперь отдавай бутылку, – завершила беседу алкоголичка.

   Выйдя от Евгении, Наталья Кротова увидела в соседнем дворе Федю и дочку Евгении, дети пытались оседлать здоровенного Полкана. За их попытками, посмеиваясь, наблюдала симпатичная полная брюнетка, стоявшая на крыльце избы.

   Психолог не выдержала:

   – Вы же знаете, что ваша соседка пьет, ребятишки почти беспризорные! Почему никто до сих пор органы опеки не вызвал? Рязанцеву надо лишить родительских прав, а ей вместо этого еще и племянника доверили!

   Соседка шагнула к забору.

   – Экая ты быстрая… Откуда такая шустрая да правильная взялась? Не видела я тебя раньше. Проходила мимо и выводы сделала? Женька хорошая мать, деток любит. Квасить начала, когда Машка, сестра ее, погибла. Раньше-то не прикасалась к спиртному. Да и сейчас пьет не каждый день, неделю в месяц самогонкой наливается, потом трезвая ходит. Горе у ней, а обвыкнется и отвернется от бутылки. Ступай себе лесом, без тебя разберемся. Ишь, разбежалась, малышей отнять! Ничего, вырастут. Не они первые, не они последние. У нас тут не Москва, в любой избе ребятенку супу нальют и кусок хлеба протянут. Это вы в своей столице тока о себе думаете, все злые, хуже диких зверей. Мотай отсюда, пока граблями по башке не получила…

   Кротова замолчала. Потом посмотрела на меня и закончила свой рассказ:

   – Вот какую историю я узнала, Иван Павлович. Елена Браткина боялась, что тетя Аня, ее соседка и будущая свекровь, вспомнит, как на самом деле развивались события, сообразит, что не стреляла в мужа, поэтому усиленно кормила мать Артема таблетками. А тот безжалостно засунул родительницу в дом престарелых, к полусумасшедшим больным.

   – Заберите меня отсюда, – взмолилась Анна Сергеевна, – скажите Теме, что я психически совершенно здорова и ни в чем не виновата. Хочу жить на свободе.

   – Наталья, вы не пытались связаться с Артемом Брагиным? – уточнил я.

   Психолог погладила Плотникову по плечу.

   – Позавчера только приехала из Плавска. То есть совсем недавно все это выяснила. Сегодня пришла в пансион, изложила своей подопечной сведения. Мы стали думать, как дальше действовать, и тут вы появились.

   – Вас нам господь послал, – зашептала Анна Сергеевна. – Помогите! Объясните сыну… пусть…

   Старушка тихо заплакала.

   – Не волнуйтесь, – сказал я, – мы непременно во всем разберемся. Очень вас прошу, больше никакой самодеятельности. Начнете действовать – будет плохо. Анна Сергеевна, ведите себя спокойно и ждите, больше не говорите, что никого не убивали и тому подобное. А вы, Наталья, немедленно уходите отсюда, езжайте к метро. Встретимся там и отправимся к Максиму Воронову, который руководит расследованием. Придется вам повторить ему то, что рассказали мне.

   – Готова с утра до вечера одно и то же талдычить, лишь бы Анне Сергеевне помочь! – воскликнула Кротова.

   Домой я вернулся очень поздно. Забыв поужинать и принять душ, рухнул на кровать и мгновенно заснул.

   Разбудил меня странный звук, то ли скрип, то ли скрежет. Я встал, хотел надеть брюки, рубашку, но потом решил, что хватит мне бродить по дому при всем параде, накинул халат, надел носки, вышел в коридор и остановился. Возле двери гостевой спальни громоздилось нечто огромное. Сначала я не сообразил, что это такое, но через секунду понял – новый диван.

   – Шарлотта, – крикнул я, – ты где? Что происходит?

   – Тут я, «Базилио» выпиховываю! – завопила из комнаты гостья.

   – Выпихиваю, – машинально поправил я. – Дорогая, прости, не понял, чем ты занимаешься?

   – Дядя Ваня, иди сюда, – попросила Лота.

   – И рад бы войти, но вход загорожен, – пояснил я.

   – Залазь на «Базилио», пройди по нему, – посоветовала девушка.

   Идея не показалась мне удачной, но, похоже, иначе в спальню, временно занятую гостьей, не попасть. Сняв тапочки, я влез на обтянутые гобеленом подушки и вскоре стоял около Шарлотты.

   – Ой, дядя Ваня, – захихикала та, – ну просто ваще!

   – Что тебя развеселило? – не понял я.

   Лота показала пальцем на мои ноги.

   – Ты в носках!

   – Конечно, – кивнул я, – ничего удивительного.

   – И в халате, – давилась смехом дурочка. – Почему мужчины всегда их на лапы натягивают? У Машки Пенкиной муж даже спать так ложится, не снимает.

   Я решил не реагировать на глупый вопрос и спросил:

   – По какой причине диван находится в дверном проеме?

   Шарлотта сдула с лица прядь волос. Несмотря на ранний час, она успела напудрить мордочку и намалевать на ней кирпичный румянец. Веки голубых глаз девушки, окруженных частоколом густо покрытых тушью ресниц, были сегодня опять набрякшими. Меня почему-то царапнуло беспокойство. Я попытался понять, что вызвало чувство тревоги, и наконец сообразил, почему забеспокоился.

   – Милая, что ты сотворила с глазами?

   – А чего? – хихикнула глупышка.

   – Они же у тебя карие, а сейчас вдруг голубыми стали, – продолжил я удивляться.

   Шарлотта потупилась.

   – Линзы воткнула. Алиска сказала, что мужиков надо удивлять, то такой, то эдакой ходить. Загадочной.

   – Вынь немедленно! – приказал я. – Зрение испортишь.

   – Ладно, – не стала спорить дуреха.

   Затем подошла к комоду, открыла ящик, достала оттуда коробочку и повернулась ко мне спиной. Через несколько секунд вернулась назад и сказала:

   – Все!

   Но я не успокоился.

   – Дорогая, нельзя использовать такое количество краски, это сильный аллерген. У тебя лицо отекло, это нехороший признак. Дай коже отдохнуть.

   – Как опухло, так и отпухнет, – беспечно отмахнулась дурочка. – Ой, дядя Ваня, что вчера было! Дядя Вася и сын его Павлик диван два часа поднимали. Упарились вусмерть! Еле-еле втащили. Один раз, правда, уронили. Но мы с тобой хорошую вещь выбрали, крепкую – долбанулся «Базилио» о пол и жив остался. Устали они от работы, сказали: «Пусть мебель в коридоре постоит, мы завтра в шесть утра придем и впихунькаем ее куда хочешь».

   – Впихнем, – вздохнул я.

   Однако Шарлотта стрекотала дальше:

   – А я размыслила так: ты после службы приедешь весь взмыленный, измочаленный, а тут, упс, диван посреди квартиры. Ну, думаю, точно взбесишься. Мой папка, когда после смены устает, всегда на мамку орет. Один раз она пылесос в чулан убрать забыла, так отец его ногой долбанул! Большой палец сломал, месяц потом в калоше ходил и каждый день таких полканов на мамуську спускал!

   – Твой отец сам ударил пылесос. При чем тут жена? – удивился я.

   – А кто его посередь дома бросил? – зачастила Лота. – Не стой он на дороге, папуська б не стал его колошматить. Короче, я решила диван в комнату впихунькать.

   – Впихнуть, – вновь поправил я. – Тяжелое занятие, не следовало за него одной приниматься.

   – Ага, и ты зацепишься о невпихованную мебель, расшибешься, – возразила Шарлотта. – Вторая гадость в доме из-за меня получится, сначала-то я прежний диван раздербанила. Но ты потратился, новый приобрел. А теперь об невпихуньконный диван ногу переломаешь? Нетушки.

   Я сделал глубокий вдох. Иван Павлович, перестань делать замечания. Пусть Лота употребляет глагол «впихунькать», не обращай внимания. В конце концов, и это слово, и забавные «невпихуньконный», «невпихованная» имеют право на жизнь. Да, таких слов в литературном языке нет. То есть по мнению филологов нет, а на самом деле есть, живут себе, наплевав на учебники. Шарлотта же их произносит. Может, у них в Плавске все так говорят? И на «дядю Ваню» не стоит нервно реагировать, ничего плохого в этом обращении нет. Вот назови меня Лота «тетя Ваня», тогда можно было бы указать ей на ошибку.

   – Не волнуйся, – говорила тем временем гостья из провинции, – пол я не поцарапала.

   – Действительно, – удивился я, разглядывая паркет. – Как тебе удалось не оставить следов? Только не говори, что несла «Базилио» на руках.

   – Что ты, дядя Ваня, мне его на себя не вспереть, – засмеялась Шарлотта. – Сделала, как мамка. От папки-то помощи по хозяйству не добиться, вечно он занят, хотя, по правде, про дела прибрехивает, просто лень ему. Так вот, мамуська, если надо чего тяжелое с одного места в другое перепихунькать, под ножки тряпки подстилает и пинает. Катится, как по коровьему дерьму!

   – Поэтичное сравнение, – хмыкнул я. – Только сейчас увидел четыре куска ткани на полу. Что-то они мне знакомыми кажутся…

   – Дядя Ваня, извини за честность, но у тебя хозяйство плохо ведется, – вздохнула Лота. – Тряпок нормальных нет, пол надо мыть ерундой на палке. Всем же ясно, лучше мешковины ничто доски не ототрет. Я на рынке рядно купила, теперь паркет сияет. А вот тряпок не взяла, не нашла хороших, барахлом торговали. Да этих лоскутов даже на год не хватит, зато за них три метра денег дерут.

   – Лота, ветошь служит не вечно, – попытался я урезонить разболтавшуюся девушку.

   – Кто тебе сказал? – заморгала она. – Когда мне два года исполнилось, я из пижамки выросла. Мамуська ее на лоскуты раскурочила и до сих пор ими пыль вытирает. Я у тебя в шкафу в прихожей, на самом верху под потолком, это барахло нашла. Цвет помойный, вид гадостный, качество тоже, но диван перепихунькать сойдет.

   Я наклонился, пощупал один кусок ткани и выпрямился. Шарлотта взяла мои модные, обошедшиеся в ощутимую сумму шарфы. Я приобрел их в мае на распродаже, ни разу не повязал на шею, ждал зимы. М-да… Сказать Лоте, что она убила обновки? Но разве от моих слов они реанимируются?

   – В общем, впихунькала я диван в свою спальню, – чирикала Лота, – у стены поставила, спать на нем легла. Утром проснулась, встала – нет, некрасиво, комната вид потеряла. Решила перевпиховать «Базилио» в общую гостиную, а мебель оттуда сюда. Да вот застряла в дверях. Фу-у, вспотела, как лошадь от работы…

   – Дядя Ваня, глянь на часы, уже девять утра, – возразила та. – Я в семь звякнула дяди Васе, а ответила тетка. Она его женой оказалась, и как понесло ее визжать! Поросенок так не орет…

   Я молча слушал, думая о том, что сегодня речь Лоты особенно красочна и выразительна. Похоже, в первые дни своего пребывания в Москве она немного стеснялась меня, старалась казаться лучше, чем есть, а сейчас привыкла ко мне и начала изъясняться, как с близким человеком.

   – Нарушила я второе мамкино правило, – грустно завершила пассаж Шарлотта.

   – И как оно звучит? – заинтересовался я.

   – Никогда не давай денег мужикам за работу, если они ее не доделали, не то нажрутся водярой и забьют на дела, – выпалила девушка. – Так и вышло, дядя Вася вчера домой на бровях приполз. Ну не дура ли я? Почему мамуськина наука у меня из головы выветрилась? Короче, досталось мне от дяди-Васиной жены по полной: «Совратила моего мужика на выпивон! И сын нажрался!» – орала она.

   – Ты ни в чем не виновата, – рассердился я. – Василий взрослый, водку ему в рот никто насильно не вливал. И следить за ребенком – задача отца, а не человека, по просьбе которого они взялись диван внести.

   – За каким ребенком следить? – изумилась Лота. – Не, они тока вдвоем были, дядя Вася и Павлик, детей не приходило.

   – Я имел в виду мальчика, Павлика, – уточнил я.

   – Дядя Ваня, так он уже старый, – захихикала Шарлотта, – почти как ты, только толстый. Ему, наверное, сорок лет. А дяде Васе сто, похоже. Мамка всегда права, надо ее правила постоянно в уме держать. У нее их много, для семейной жизни одни, для хозяйства другие, для личного спокойствия третьи. Вот, например, чего делать надо, чтобы с мужем не ругаться, а? Правило номер семь, цитирую. «Всегда помни, что муж схож с ученым котом: направо поворачивает – сказку говорит, налево – песнь заводит. Не слушай его, начнет болтать – сразу в печень скалкой».

   – Твоя матушка философ, – пробормотал я. – Давай решим вопрос с диваном. Что с ним делать будем?

   – К окошкам впихунькаем, – объяснила Шарлотта.

   – Отлично, – согласился я, – выходи в коридор, я примусь за работу.

   – Я тебя не брошу, – шагая по подушкам, прохрипела Лота, все еще простуженная, – буду помогать. Давай на раз-два. Готов?

   – Да, – ответил я.

   – Три! – завопила она.

   Я что есть сил рванул диван на себя, раздался вскрик, Шарлотта упала.

   – Ты ушиблась? – испугался я. – Лучше отойди, прекрасно без тебя обойдусь.

   – Все пучком, дядя Ваня, – успокоила меня гостья, – не ожидала, что ты «Базилио» назад впихунькивать станешь.

   – А куда надо было? – спросил я.

   – Мы ж его в общую гостиную прём, – объяснила Шарлотта.

   – Ты ведь сказала, к окну надо, – напомнил я.

   – В зале их четыре штуки.

   – Следовало уточнить, куда движемся, – укорил я ее. – В твоей спальне тоже есть окно, я решил, что мы туда направляемся.

   – Тут оно одно, – надулась Лота, – а я говорила «к окошкам», значит, про залу речь.

   – Нет, к окну, – невесть зачем заспорил я, – поэтому я подумал про гостевую.

   – Были окошки! – уперлась Лота.

   – Окно! – не уступал я.

   Некоторое время каждый из нас стоял на своем, затем Лота чуть ли не со слезами в голосе воскликнула:

   – Дядя Ваня, я никогда не вру! Честное слово, об окнах разговор вела!

   – Сказала «окно», – на автопилоте возразил я.

   И тут же опомнился. Иван Павлович, ты никак ума лишился? Чем занимаешься? Хочешь быть похожим на шофера Николетты? Тот спорит по любому поводу, а самые частые слова, которые он употребляет, это: «да нет». Именно так, вместе. Несколько дней назад я сказал ему: «Сегодня пятница». – «Да нет, – возразил мужик, – четверг». Пришлось показать водителю дату на дисплее мобильного. Думаете, он признал свою ошибку? «Да нет, – воскликнул шофер, – у вас телефон сломался, я всегда прав!»

   – Никогда не вру, – повторила Шарлотта.

   Я потряс головой. Что ж, ее последние слова совершенно справедливы. Женщины не лгут, они просто забывают, о чем говорили пару секунд назад. Мне стало стыдно за то, что вел себя как идиот.

   – Прости, Лота, ты права, – улыбнулся я, – извини меня.

   – Дядя Ваня, любименький! – закричала из коридора Лота. – Ты сам на меня зла не держи! И чего я завелась, как собака мясника? Опять мамуськино правило забыла. О чем она меня предупреждала? «Счастье – это не тогда, когда у тебя все есть: квартира, машина, деньги. Счастье – когда у тебя чего-то нет: маразма, срока по уголовке, неизлечимой болезни». Ой, вроде я не то правило вспомнила…

   – Дорогая, давай попробуем еще раз, – предложил я. – Сделаем, как ты хочешь, толкнем диван в гостиную.

   – Нет, дядя Ваня, ты здесь хозяин, а мне заткнуться надо, – не согласилась Шарлотта.

   – Милая, мне безразлично, где «Алиса» стоять будет, – сказал я. – Спать на ней все равно тебе.

   – Диван называется «Базилио», – поправила Лота. – Нетушки! Надо все по-хозяйски сделать. Запиховываем его в спальню.

   – Нужно уважать чужие желания, – парировал я, – двигаем диван в гостиную.

   – В спальню!

   – В спальню! – эхом отозвался я. И гаркнул: – Начали!

   – Три! – завопила Шарлотта.

   Я толкнул диван, Лота взвизгнула и упала.

   – Что случилось? – рассердился я.

   – Дядя Ваня, ты куда его пихунькал?

   – В коридор, – пояснил я.

   – А надо в комнату.

   Я скрипнул зубами.

   – Лота, мы же договорились!

   – Ага, – обрадовалась она, – ты сказал «в спальню».

   – Никогда! – возмутился я. – «В гостиную» я сказал.

   – В спальню, – стояла на своем Шарлотта, – слышала тебя, как радио.

   Я втянул ртом воздух и медленно выдохнул через нос. У кого-то еще возникнет вопрос, почему я не желаю жениться? Ладно, попробую снова.

   – Дорогая, иди сюда, будем вместе двигать диван. Одновременно. В коридор!

   – С мужиком спорить все равно что воду дуршлагом носить, – пристроившись около меня, пробормотала Лота, явно цитируя правило матери. – Если никак договориться не выходит, женщина должна быть умнее. Дядя Ваня, ты генерал, а я солдат, командуй!

   – Три! – завопил я.

   Мы с Шарлоттой поднажали, диван наконец-то выехал в коридор.

   – Круто идем, – обрадовалась Лота. – Три!

   Минут через десять мы справились с задачей, диван очутился в гостиной. Я окинул «пейзаж» взглядом – по-моему, ужас. Но если Шарлотте нравится, возражать не стану. Едва она уедет, разобью «Базилио» в щепки и выкину.

   – Страхолюдство! – резюмировала Лота. – Давай его обратно в мою спальню перепихунькнем, а? Там он лучше гляделся.

   – Согласен, – кивнул я.

   – Три! – заорала девушка.

   На этот раз мы управились быстрее, но результат вновь не порадовал.

   – Диван похож на зуб бабы Мани, – объявила Лота. – У нее только один остался, других нет, клык торчит изо рта, со всех сторон его видно. Вроде в зале «Базилио» лучше смотрелся.

   – Ты права, – кивнул я, – но лучше не придвигать его к окну, а установить посередине.

   – Три! – крикнула Шарлотта.

   Спустя минут пять мы уже ходили вокруг монстра, занявшего центр комнаты.

   – Параша, – вздохнула Лота.

   – Диван тут ни к чему, – кивнул я.

   – Хуже зуба бабы Мани!

   – Гостиная смахивает на лобби отеля, – согласился я.

   – Неуютно. Вокзал.

   – Просто отвратительно.

   – Прем назад? – засуетилась Шарлотта.

   – Три! – провозгласил я. – Эй, ухнем!

   – Запевай! – обрадовалась Лота. – В лесу родилась елочка…

   – В лесу она росла, – подхватил я, толкая «Базилио».

   Оказавшись в очередной раз в гостевой спальне, я похлопал Лоту по плечу:

   – Молодец! Уложились в полторы минуты.

   – Ты, дядя Ваня, молоток, – похвалила меня она.

   – У нас сложилась отличная команда, – сделал вывод я.

   – В черный день не пропадем, – захихикала моя помощница, – можем перепихунькиванием софов зарабатывать.

   – Софей, – поправил я. – Хотя… Нет, наверное, правильно «соф». Раз одна «софа», значит, множественное «софы».

   – Может, «софени»? – предположила Лота.

   – Да нет, «софы», – пробормотал я. – Или у этого слова вообще множественного числа нет?

   – Как же сказать, если их не одна? – удивилась девушка.

   – «У нас в комнате много соф», – сказал я. – Хм, не звучит… Попробуем иначе. Она – софа. Зададим вопрос: нет кого-чего? Нет соф.

   – Получается, будто ты про птицу говоришь, – усомнилась Шарлотта. – Лучше «софеней», так понятнее. Дядя Ваня, давай диванчик тут оставим? Не очень красиво, но лучше, чем в зале.

   – Отлично, – согласился я и сел на «Базилио», пытаясь понять, изменяется ли слово «софа» по падежам. «Софа» – «сова», различие всего в одной согласной. Нет кого-чего? Сов. И соф.

   Я вздохнул. Иван Павлович, не нервничай, непривычная физическая работа повлияла на твой мозг, сейчас выпьешь чаю, и голова встанет на место.

   – Чего ты такой смурной? – спросила Шарлотта, плюхаясь рядом.

   Я открыл было рот, но не успел вымолвить ни звука. Раздался оглушительный треск, подушки подо мной куда-то делись, сверху свалилось нечто огромное.

   – Спасите! – завизжала Лота.

   Я начал барахтаться, кое-как свалил тяжесть, рухнувшую на меня, и понял: лежу на полу в груде деревяшек и поролоновых подушек.

   – «Базилио» умер, – зашмыгала носом Шарлотта, выползая из-под руин дивана и поднимаясь на ноги. – Ваще в лапшу растренькался. Ой, дядя Ваня, у тебя такие трусы прикольные – синие в зайчиках! Или это цветочки?

   Я сообразил, что в момент падения пояс халата развязался, попытался запахнуть полы, и тут раздался звонок в дверь.

   – Выкарабкивайся, дядя Ваня, я открою, – крикнула Лота и ринулась в прихожую.

   Я попытался встать, потерпел неудачу, опять уперся рукой в пол и услышал из прихожей голос Николетты:

   – Вава! Что происходит?

   Я вскочил на ноги.

   – Вава, прикройся, – голосом, от которого веяло арктическим холодом, приказала маменька, входя в комнату. – Чем вы тут занимались?

   Я запахнул халат, попытался ответить, но меня опередила Шарлотта.

   – Диван долго мучили, – заявила она. – Туда-сюда, взад-вперед… И развалили!

   – Отвратительно, – побагровела Николетта. – Вава, это кто? Ты привел домой падшую женщину?

   – Откуда вы знаете, что мы с дивана упали? – опешила Лота.

   – Прошу меня простить, я сейчас вернусь, – пробормотал я и удрал в свою спальню.

   Когда я, одетый в брюки и рубашку, вернулся на место смерти «Базилио», Шарлотты в гостевой не было, а Николетта напоминала одну из химер, украшающих собор Нотр-Дам. При виде меня маменька топнула ногой.

   – Позор! Ты позволил себе разломать диван с девицей, которая мне совершенно не нравится. Что скажет Кока, когда узнает?.. А Люка? Да она тебя больше никогда не пригласит на суаре! Вава, юноши нашего круга не ломают мебель в компании с… с…

   Я молча ждал, пока матушка подберет подходящее слово. Что сказать в ответ на ее гневный спич? Что я давно не юнец и буду безмерно рад, если Люка забудет о моем существовании? Ведь посещение вечеринок, устраиваемых заклятой подружкой Николетты, – одна из самых тягостных моих обязанностей.

   Маменька показала пальцем на руины «Базилио».

   – После этого ты, как честный человек, обязан жениться на девице. Но я категорически против появления в нашей семье особы с сомнительной репутацией и непонятным происхождением. Свадьбу справите через мой труп! Твой отец перевернется в гробу, когда услышит, что ты связался с уличной бабой.

   – Шарлотта – порядочная девушка, – возразил я, тихо радуясь, что в этот момент Лота отсутствует. – Она приехала в Москву на учебу, и у нас с ней нет интимных отношений. Николетта, в чем причина твоего визита?

   Матушка воздела руки к небу.

   – Боже! Вы слышали? «В чем причина твоего визита»… Ну, я сейчас все объясню маленькой дряни, которая решила охмурить глупого Ваву и через его постель подобраться к деньгам моего мужа! Чему она обучается в Москве, ломая диваны? Молчишь? Стой и не двигайся, я сама разберусь! За что мне такие страдания и муки? Случалось ли еще с кем-нибудь такое несчастье? Прийти и узнать, что мой мальчик неразумное существо… Ну, я сейчас наведу порядок!

   Маменька резко повернулась.

   – Ты куда собралась? – спросил я.

   Николетта посмотрела на меня через плечо.

   – Надеюсь, ты уже расплатился с мадемуазель? Если нет, то я сама дам ей сто рублей – дороже она, судя по ее виду, не стоит – и выставлю ее вон. Вон!!!

   Я испугался, что матушка закатит один из своих громких скандалов, и воскликнул:

   – Не трогай Шарлотту! Не приближайся к ней!

   Николетта вздернула подбородок.

   – Да, да, унижай меня. Усаживай пить чай вместе со шлюхой. Введи ее в наш дом. Вот она, черная неблагодарность за то, что я забочусь о тебе с рождения! Думаешь остановить меня? Но я защищаю честь древнего рода, за моей спиной аристократические предки, которые восстают из могил и кричат: «Николетта, уйми Ваву!»

   – Сделай одолжение, успокойся, – попросил я. – Шарлотта…

   Неожиданно у меня закончились слова и заломило правый висок.

   Матушка решительно двинулась к двери.

   – Стой! – закричал я. – Обещал хранить тайну, но придется ее раскрыть. Шарлотта – дочь Николая Кузьмина.

   Николетта остановилась.

   – Это кто такой? Впервые слышу!

   – Николай Егорович – владелец всех бензоколонок на трассе Москва – Владивосток, – вдохновенно соврал я. – Кузьмин живет на Сахалине, Шарлотту в раннем возрасте отправил в Китай, она училась там в школе. Сейчас девушка вернулась на Родину. Отец устроил ее в медицинский вуз, а меня попросил присмотреть за девочкой. Лота наивна, не знает московских реалий, детство и отрочество провела в Шанхае, говорила там исключительно на мандаринском языке, русский знает не очень хорошо, делает смешные ошибки. Николай Егорович – владелец многомиллиардного состояния и, конечно же, опасается, как бы дочурка не стала добычей альфонса, охотника за деньгами. Она единственная наследница всех его активов, но воспитывалась в строгости, понятия не имеет о размере состояния отца. Кузьмин не говорил ей о своих капиталах, не покупал бриллиантов, Лота не катается по маршруту Москва – Париж – Лондон – Нью-Йорк, не прожигает жизнь на тусовках. Миллиардер хочет, чтобы дочка вышла замуж за достойного человека, родила детей, стала врачом. Я купил для спальни Лоты диван, однако тот оказался хлипким, развалился, когда девушка утром на него села. Шарлотта испугалась, закричала, я решил, что случилось несчастье, и как был, прямо в халате, бросился на помощь, но поскользнулся и упал. И тут появилась ты. Кстати! Что привело тебя ко мне?

   Я выдохнул и уставился на Николетту. Молодец, Иван Павлович, очень ловко соврал, сплел целую сагу. Может, мне надо писать фантастические романы?

   Глаза маменьки округлились, рот приоткрылся, на гладком лбу собрались было морщинки, но вколотый в него ботокс живо их разгладил.

   Я улыбнулся. Отлично, Николетта мне поверила и судорожно пытается просчитать, какой доход приносят бензоколонки на трассе Москва – Владивосток. Может, я сглупил? Следовало упомянуть дорогу от Мурманска до Петропавловска-Камчатского, поскольку она длиннее?

   И тут в комнату вошла Лота.

   – Тетя Николетта, – вежливо произнесла она, – я подумала, вдруг вы кофейку захотите? Сварила вам чашечку лото со сливочками. Вы такая худенькая, можете жирное, сладкое и мучное есть. Дядя Ваня тоже не завтракал. Не сердитесь за диван, мы его перепихунькивали с места на место, а он растеребенькался. Я новый куплю! Прямо щас побегу!

   – Ангел мой, – прокурлыкала маменька, – это не должно тебя волновать. Не забивай свою хорошенькую головку нудными пустяками. Через пару часов мои люди привезут сюда новый диван, и поверь, он будет наилучшим. Обожаю латте! Готова пить его днями и ночами.

   Шарлотта захлопала в ладоши.

   – Здорово! Очень хотела вам угодить! Тетя Николетта, вы такая красивая! Прямо жуть! Дядя Ваня, пошли, кофе попробуете, вам я экспресс смастерила.

   Николетта взяла Лоту под руку.

   – Солнышко, я в восторге от того, что ты зовешь меня тетей, это так сближает. Но не называй Ваву дядей, он молодой человек, ему всего двадцать один год.

   – Правда? – опешила Лота. – Я думала, дядя Ваня на пенсии. Он одевается прямо как наш директор в школе: костюм, галстук. И все время книжки читает, веселиться не хочет.

   – Душенька, мне всего тридцать лет. Разве у меня может быть сын-старичок? – засмеялась маменька. – Просто Вава серьезный, положительный, не ветрогон, не безобразник, а романтик, ждет свою любовь. Ваве нужна хорошая жена. Но только не москвичка! Столичные девушки избалованны, глупы, у них нет понятия о совести и чести. Мы с мужем-олигархом с удовольствием примем в свою семью милую девушку из провинции. Я мечтаю о невестке, которая родилась далеко от безумной Москвы. Пошли, котеночек, твой кофе восхитительно пахнет на всю квартиру.

   Я поплелся за дамами. Иван Павлович, ты дурак! Соврал матушке, хотел, чтобы та не напала на Лоту и не растоптала ее в пыль, да еще порадовался, как ловко все получилось. И что в итоге? Наверное, во мне проснулся ген отца-писателя, я за считаные секунды придумал историю, в которую маменька мгновенно поверила, вот только я не учел, что Николетта немедленно начнет работать свахой.

   Раньше маменька постоянно пыталась женить меня на разных достойных, по ее мнению, девушках. Основным критерием достоинства невесты было наличие у нее солидного состояния. Мне приходилось изворачиваться, дабы избежать знакомства с очередной кандидаткой в жены. Но потом, на мое счастье, Николетта вышла замуж за Владимира Ивановича и, став богатой, прекратила сватовство. Я наивно полагал, что теперь навсегда избавлен от роли товара на ярмарке невест, ведь теперь у маменьки ни малейших проблем с деньгами не возникает. Ан нет! Похоже, желание набросить мужчине хомут на шею является первичным женским признаком. Сейчас неразумный Иван Подушкин своими руками или, лучше сказать, собственным языком выкопал себе яму и украсил ее дно острыми кольями.

   Не успела наша компания расположиться за столом, как снова раздался звонок в дверь.

   – Это еще кто? – вырвалось у меня, на короткое время забывшего о воспитании.

   – Наверное, Настя приехала! – воскликнула маменька. – Вава, открой.

   Шарлотта подскочила.

   – Ванечка, сиди, я сбегаю.

   Мне стало совсем не по себе. Я пытался отучить Лоту обращаться ко мне «дядя Ваня» и потерпел неудачу. Но сейчас девушка обратилась ко мне «Ванечка». Совсем недавно она заменила вежливое «вы», подчеркивавшее мой взрослый статус, на «ты». Однако рядом с «дядей Ваней» это звучало нормально, как бы свидетельствуя о том, что у нас сложились дружеские отношения. Теперь же в сочетании с «Ванечкой» ее «ты» намекает на наше равенство. Неужели Лота за пару минут поверила в глупость, озвученную Николеттой? Я имею в виду, что ей, моей матери, тридцать лет, а я чрезмерно положительный юноша двадцати одного года от роду, которому срочно нужна жена, причем непременно не москвичка? Хм, кажется, господин детектив разжег слишком большой костер. Я хотел всего лишь погреться у крохотного огонька, а спалил весь лес и несколько деревень в придачу.

   – Здравствуйте, – промурлыкала Настя, входя в гостиную, – Иван Павлович, у вас очень красивая квартира.

   Николетта улыбнулась Шарлотте.

   – Видишь, дорогая, у Вавы прекрасный вкус, это отмечают все. Мой сын – кладбище талантов.

   Я едва не расхохотался. Вероятно, маменька хотела сказать «кладезь талантов», но слово «кладбище» подходило больше.

   – Вава прекрасный музыкант! – воскликнула матушка.

   Я с интересом взглянул на нее.

   Когда-то Николетта записала меня в музыкальную школу. Однако через три месяца семилетнего Ваню выгнали из храма музыки за полнейшее отсутствие слуха. Я с удовольствием хожу на симфонические концерты, но сам не способен извлечь из рояля ни единого складного аккорда. Скрипка, виолончель, контрабас, гитара тоже неподвластны мне. Впрочем, я могу исполнить на детском барабане песенку, которой меня лет эдак в восемь обучил отец. Помнится, я бойко отстукивал палочками: «Старый барабанщик, старый барабанщик крепко спал. Он проснулся, перевернулся и опять улегся спать».

   – Вот здорово! – пришла в восторг Шарлотта. – Ванечка, а на чем ты играешь?

   – На кифаре, – пробормотал я, – причем исключительно в полнолуние. Очень подходящий для трепетного юноши инструмент.

   – Что такое кифара? – спросила Лота.

   Я хотел ответить, но меня неожиданно опередила Настя:

   – Кифара – древнегреческий струнный щипковый инструмент. Она считалась привилегией Аполлона, в отличие от авлоса, инструмента Диониса.

   Я изумился – вот уж не предполагал, что риелтор Настя обладает такими знаниями.

   – Ванечка, а тебе не больно, когда кефирка щиплется? – поинтересовалась Шарлотта. – Она же щипковая, как сказала Настя.

   По лицу последней скользнула усмешка, но Анастасия быстро спрятала ее. И обратилась к Николетте:

   – Мы можем идти смотреть квартиру.

   – Шарлотта, дорогая, я хочу услышать твое мнение, – промурлыкала маменька. – Глянешь на апартаменты, которые я собираюсь купить?

   – Вау! С восторгом! – запрыгала Лота. – Только надену колготки и курточку.

   – Нет необходимости, ангел мой, апартаменты расположены под теми, где мы сейчас находимся, – пропела Николетта.

   У меня на макушке встали дыбом волосы.

   – Правда, отличное предложение? – зачастила Настя, стреляя в меня глазами. – Это я его нашла! Вчера на торги выставили двухуровневую квартиру прямо под вами. У владельца два этажа, площадь большая, места много. Николетта сможет давать внизу грандиозные балы. Там роскошная гостиная плюс комната для прислуги, кухня, санузлы и две спальни. Верх подойдет под личные покои, там будут восхитительные опочивальни супругов, кабинет Владимира Ивановича, будуар хозяйки, детские и, конечно, ванные комнаты. Я, как увидела предложение, сразу его заморозила. Лучше и быть не может! К тому же вы будете рядом. Чего еще желать? Такая удача раз в сто лет выпадает. Я молодец, правда?

   – Хватит болтать, – разозлилась маменька, – идем осматривать жилплощадь. Шарлотта, ангел мой, дай-ка я возьму тебя, душенька, под руку. Анастасия, вперед! Вава, не спи!

   Мне не оставалось ничего иного, как плестись следом. Боже милостивый, пожалей Ваню Подушкина! Я не самый хороший человек, бываю нетерпим к людям, осуждаю их за глупость, суетность и лень. Я не подаю милостыню, подвержен греху чревоугодия и гордыни. К тому же не очень чту свою мать. У меня были замужние любовницы, следовательно, я прелюбодействовал. Получается, что я нарушал все божьи заповеди, разве что никогда не крал и никого не убивал. Но, пожалуйста, добрый боженька, сделай так, чтобы Николетте категорически не понравились апартаменты, куда она сейчас, резво стуча каблуками, направляется. Господи, я этого не вынесу! Жить с маменькой в одном доме? Уж лучше делить пещеру с дикарем-людоедом – кровожадный варвар быстро наделает из меня котлет. А Николетта будет вынимать из меня душу, грызть мозг, заставит посещать свои бесконечные суаре. Я изо всех сил постараюсь стать лучше, только отведи беду, которая уже готова пасть на мою бедную голову!

   – Что поделываешь?

   – Размышляю над делом Брагина, – ответил я, – составил схему.

   – Рассказывай! – приказал Воронов.

   – Ты и так все знаешь, – протянул я.

   – Мне интересен ход твоих мыслей, – отозвался друг.

   Я сделал глоток коньяка и положил ноги на пуфик.

   – Сидишь у камина, накрылся пледом, на столе бутылка? – спросил Макс и вздохнул: – Меня душит зависть.

   – Если ты приедешь, можешь занять второе кресло, оно свободно, – предложил я. – Теперь о Брагине. Думаю, жену его можно исключить из списка подозреваемых. Маргарита богатая женщина, не зависит от супруга, наоборот, помогает Артему. Зачем ей, проявляя иезуитскую хитрость, доводить мужа до суицида? Судя по тому, что пишут в Сети, Осипова человек решительный, головы с плеч рубит наотмашь, то есть совсем не Макиавелли, закулисными интригами не занимается, конкурентов мочит в честном бою, а не в подковерной возне. Такая женщина не станет терпеть измену супруга, не простит ему ложь про смерть матери, и уж точно ей не понравится, что Артем родной сын серийного маньяка. Я нашел в Сети сведения о скандале, связанном с Осиповой. Двумя годами ранее на Маргариту подал в суд некий Владимир Яковлев, один из уволенных сотрудников. Он сообщил, что владелица фирмы выставила его за дверь, потому что выяснила: его мать десять лет назад отсидела срок за растрату. На судебном заседании Маргарита сказала: «Владимир Яковлев работал у меня главбухом. Претензий к нему я не имела, уволила его из-за матери, та крала деньги. От крапивы не родится персик. Какие моральные принципы могла привить своему сыну мамаша-воровка? Яковлев держал в руках денежные потоки, образно говоря, я пустила козла в огород. Владимира убрали для его же блага – бухгалтер, поддавшись соблазну, мог украсть крупную сумму и очутиться в тюрьме, – пусть скажет мне спасибо. Советую Яковлеву выбрать другое поле деятельности, не связанное с финансами».

   Я не удержался и ухмыльнулся.

   – Но слушай дальше. «Нельзя осуждать человека за то, чего он не сделал, – остановила Маргариту судья. – Мало ли какие у кого родственники?»

   Осипова отреагировала мгновенно:

   «Ваша честь, а вы доверите воспитание своей малолетней дочери женщине, чей отец отсидел срок за педофилию? Только отвечайте честно». Дама в мантии замешкалась с ответом. «То-то и оно, – заговорила Маргарита, истолковав молчание судьи в свою пользу. – И еще, Владимир скрыл от меня уголовное прошлое госпожи Яковлевой, указал в анкете, что та пенсионерка». Тут в разговор вступила адвокат истца: «Сейчас не пятьдесят первый год, в анкете, заполняемой при поступлении на работу, нет вопроса: «Не находились ли ближайшие родственники претендента на должность под следствием и не отбывали ли срок в местах заключений?»

   «А зря! – отрубила Осипова. – Работодателю надо знать, из какой семьи происходит человек, нет ли в его генетике предрасположенности к воровству, убийству, насилию. Можете меня оштрафовать на любую сумму, но Яковлева на службу я не верну. Не нужен мне врун из рода воров».

   – Откровенно, – засмеялся Макс. – Ловчить и жонглировать красивыми словами бизнесвумен не стала.

   – Так ты согласен, что такая женщина не станет исподтишка доводить мужа до самоубийства? Она с ним просто разведется, выгонит вон из своего дома, отрежет от денег и будет жить счастливо дальше. Супруг, у которого мать-убийца, а отец серийный маньяк, явно не для Марго. И Артем это прекрасно понимает, иначе бы не примчался к тебе с просьбой о помощи, не умолял бы нас сохранить тайну смерти Юрия Плотникова вкупе с информацией о своем биологическом отце. Лично я вычеркиваю Осипову из списка подозреваемых. Ты узнал что-нибудь о Брагине?

   – Ему принадлежит маленькая лаборатория, которая делает разные немедицинские анализы, – начал Воронов. – Ну, например, ты хочешь узнать, какая вода льется у тебя дома из крана или есть ли натуральное мясо в колбасе, которую ты купил в магазине. На сайте лаборатории написано, что она занимается буквально всем – исследует почву, воздух, овощи-фрукты, мясо-молоко, одежду, мебель. Цены невысокие, специалисты готовы приехать в любой конец Москвы и области, вылететь в другой город. Клиенты у Брагина есть, но их немного. Фирма несколько раз находилась на грани коллапса, ее спасали финансовые инъекции, которые делала Маргарита. Подозреваю, что слова о роскошном отдыхе, который Артем организует жене на свои средства, сказанные в твоем офисе, ложь. Среди сотрудников Брагина есть некто Валерий Пивин, он учился в одной группе с Артемом и с тех пор вроде дружит с ним. Я связался с ним, оказалось, что меня он тоже помнит. Уверяет, что мы когда-то пересекались в общих компаниях, назвал имя Ларисы Петраковой. Я говорил тебе, что Лара однажды потащила меня в гости и я там встретил Брагина. Мы познакомились, он мне понравился – тихий, спокойный, не балабол, произвел впечатление серьезного человека. Артем тогда писал диссертацию, а я уже работал, даже считал себя зубром сыска. Мы некоторое время общались. Лариска обожала устраивать вечеринки. Брагин у нее бывал, но всегда приходил один и ни с кем не заигрывал. О себе ничего не рассказывал, мы болтали на отвлеченные темы. Мы с Ларкой шесть лет прожили, потом разбежались. Какое-то время я с Артемом созванивался, потом потерял с ним связь, и вдруг он мне позвонил с просьбой о помощи. Пивина я вообще из памяти выбросил, а он меня почему-то до сих пор не забыл и считает приятелем. Валерий рассказал, что Брагин по уши в долгах. Оформил кредит в банке, кое-как гасил его, затем обратился в другой и взял большую сумму, закрыл первый долг, начал отдавать второй, потом опять проделал тот же фортель – обратился к третьим финансистам, ликвидировал второй кредит, получив новый. Причем в фирму Артем эти средства не вкладывал. Пивин в процессе беседы со мной несколько раз выражал недоумение: «Зачем Теме бабло?»

   – Брагин оплачивает содержание Анны Сергеевны, – ответил я. – У Маргариты он помощи попросить не может, вот и играет в баскетбол с финансистами.

   – Думаю, ты прав, – подхватил Макс. – Но я отреагировал на вопрос Валерия иначе, провокационно спросил: «Чего ты удивляешься? Небось он любовницу завел». – «Нет, – засмеялся Пивин, – Тема по бабам не бегун, он с работы домой, из дома в офис. Друзей у него нет, один я в приятелях, но общаемся мы только в офисе. Обедать он ходит один. Я как-то предложил вместе потрапезничать, так его аж передернуло. Больше я в спутники к нему не набивался. В течение дня ему никто по личным делам не звонит, я ни разу не слышал, чтобы Артем по мобильному просто так болтал. Они с женой живут уединенно, никого в гости не зовут, сами ни к кому не ходят. Когда я пригласил их в ресторан на свой день рождения, Артем изобразил радость, пообещал прийти, но накануне сказал: «Извини, Валера, у Маргариты Леонидовны грипп, температура высокая, я должен за ней ухаживать». Он супругу по имени-отчеству величает, боится ее. Основной принцип жизни Темы: я вас не трогаю, и вы от меня отстаньте. Ему комфортно, когда рядом никого нет. Маргарита постоянно в командировках, Брагин в кайфе дома с книгой сидит, про географические открытия читает. Странно, что он вообще женился, такому мужику надо холостяком оставаться. Правда, в студенческие времена он в компаниях гулял. Брагин открытым кажется, но это маска. И он всегда таким был. Мы давно приятели, однако о себе Тема помалкивает. В гости не приглашает. Лабораторию Артем открыл, когда кандидатскую защитил, и сначала я у него один пахал, а после его женитьбы на Маргарите фирма расширилась». Я поинтересовался: «Среди подчиненных есть те, кто зол на шефа? Может, кого-то со скандалом уволили?» – «Нет, – ответил Пивин, – все довольны. Брагин не хам, зарплату не задерживает, разрешает работать по свободному графику. Правда, недавно нашему главбуху истерику устроил, налетел на тетку, но потом извинился, букет ей преподнес». Эту историю мы с тобой знаем от самого Артема.

   – Похоже, он заключил брак из меркантильных соображений, – предположил я. – Артем нечистоплотен морально – когда писал диссертацию, спокойно жил за счет Лены Браткиной, пользовался ее деньгами, чтобы сначала купить однушку, а потом двухкомнатную квартиру в Москве, обещал жениться на ней и обманул. Елене пришлось уйти нищей. Брагин отлично знал: шума отвергнутая любовница не поднимет, потому что основная часть средств, полученных ею в наследство от отца, – это разные ценности, которые Григорию Петровичу подносили родственники подозреваемых, проще сказать, взятки за отмазывание преступников от суда. Уж не знаю, с кем из вышестоящих начальников он делился, но Лена получила неплохой куш, его хватило на просторную квартиру в центре. Артем фактически ограбил Браткину, а потом, когда на горизонте замаячила Маргарита, дал Елене коленом под зад. Одного не пойму: почему Осипова вышла за него замуж? Так в Брагина влюбилась? Ладно, с женщинами это случается. Но ее отец… Неужели Леонид Мартынович не изучил как следует прошлое «милого друга»?

   – И что дурного там можно найти? – возразил Макс. – Школа с отличием, институт с красным дипломом, аспирантура, кандидатская диссертация. Мать библиотекарь, отец – жертва пьяного водителя. Отчим, правда, покончил жизнь самоубийством, но он Теме не родня. Парень купил сначала маленькую, потом просторную жилплощадь в Москве. По документам-то все квартиры приобретены Брагиным, в официальных бумагах упоминания о Браткиной нет. Чтобы узнать о существовании любовницы в прошлом жениха, будущему тестю требовалось провести целое расследование. Но что-то мне подсказывает: Леонид Мартынович претендента на руку дочери подробно не изучал, был счастлив, когда Тема изъявил желание жениться на Рите.

   – Почему? – не понял я.

   – Ты видел ее фото? – спросил Воронов.

   – На сайте фирмы Осиповой портрета владелицы нет, и нигде в интернете снимок мне не попался, – ответил я.

   – Открой почту, – велел Макс.

   Я послушно взял планшетник и через пару мгновений не смог сдержать возглас:

   – Господи!

   – Да уж, не красавица, – хмыкнул Макс.

   – Вероятно, она чем-то больна, – пробормотал я, разглядывая на редкость уродливую полную женщину с мужеподобными чертами плоского лица, усеянного высыпаниями. – Почему Осипова не обратится к косметологу? Многочисленные прыщи можно вылечить, и экстремально короткая стрижка даме категорически не идет. Похоже, Маргарита совсем не следит за собой. От природы ей не досталось даже малой толики привлекательности, но я знаю девушек, которые, уродившись страшненькими, выглядят вполне прилично. Рите надо сходить к врачу, выяснить, что у нее со здоровьем, и, если проблемная кожа не следствие болезни, обратиться в институт красоты. Лишний вес уйдет с помощью диеты и занятий в фитнес-зале. Огромный нос уберет ринопластика.

   – Некоторым женщинам плевать на внешность, – перебил меня Макс. – Маргарита явно из их числа. Думаю, Артем был одним из немногих, если не единственным, кто предложил ей пожениться. Небось Леонид Мартынович подумал: пусть парень берет мою дочь в жены из корыстных побуждений, но он может на какое-то время сделать ее счастливой, а там поглядим. Предполагаемый брак могла разрушить встреча Осипова с Анной Сергеевной, но отец Риты скоропостижно скончался до того, как повидал мать жениха.

   Я закрыл айпад и повторил:

   – Маргарита вычеркивается пока из списка подозреваемых. У Брагина нет обиженных среди подчиненных, близкими друзьями он не обзавелся. Кому же мог насолить мужчина, ведущий замкнутый образ жизни?

   – Елене Браткиной, – тут же предположил Макс.

   – Я тоже так вначале подумал. Но зачем ей изводить бывшего любовника? – вздохнул я. – Лена счастлива с Трофимом Внуковым. В интернете полно фотографий супруги владельца строительного холдинга. Госпожа Внукова активно участвует в светской жизни столицы, бывает на благотворительных мероприятиях, балах, появляется с мужем на театральных и кинопремьерах… Полагаю, она и думать забыла про Брагина, тот для нее плюсквамперфектум, давно прошедшее время. Кстати, в начале сентября чета Внуковых со своим малышом улетела в Лондон. Елена устроила там несколько дней назад прием, на котором присутствовали богатые и знаменитые, а двадцатого ноября чета приглашена на свадьбу сына какого-то лорда. Сведения все из того же глянца.

   – Получается, некому издеваться над Артемом, – пробормотал Воронов.

   – И тем не менее его пытаются довести до самоубийства! Значит, мы просто не вычислили нужного человека, – в порыве самокритики сказал я.

   – Завтра похороны Нины Ореховой, – напомнил Макс, – ровно в девять утра приезжай на кладбище.

   – Простите… разрешите пройти…

   Дорогу мне освобождали неохотно, несколько раз ткнули кулаком в спину, и я чуть было не потерял свои очки. Наконец мне удалось достичь ограждения, и я увидел около ряда полицейских Макса, одетого в черный костюм.

   – Это наш человек, пропустите, – скомандовал он.

   Я очутился на просторной площади, которую пересекали немногочисленные люди в черной одежде с букетами в руках, и перевел дух.

   – Внимательно смотришь вокруг, особое внимание обращаешь на мужчин без спутниц, – отрывисто произнес Воронов. – Ищем любовника Ореховой. Одновременно изучаем толпу, делаем снимки. Фотоаппарат где?

   Я потрогал очки.

   – На лице.

   – Классная штука, – одобрил Макс, – у нас таких нет.

   Я снял оправу.

   – Вы бюджетники, а я сам себе хозяин, могу тратить деньги на оснащение, не отправляя заявку по инстанциям. Замечательная вещь, срабатывает от прикосновения к правой дужке. Снимки перекачиваются в компьютер. Я заплатил немалую сумму за снаряжение, но оно того стоит. Если на человека, в особенности на похоронах, навести камеру, тот, скорей всего, отвернется, а мужчина в очках никого не смутит, не насторожит и не удивит.

   – И после этого ты говоришь, что не любишь интернет? – хмыкнул Воронов.

   – Мне не нравятся озлобленные завистливые люди, которые день и ночь напролет проводят в Сети, вываливая грязь на всех подряд, – возразил я. – Такое ощущение, что у них дома отсутствует канализация, вот они и используют интернет как унитаз.

   У Макса затрезвонил телефон, Воронов достал трубку, глянул на дисплей и, едва поднеся мобильник к уху, сказал:

   – Уже иду.

   – Мужчина! – крикнули из толпы.

   Мы с Максом машинально обернулись.

   – Да-да, вы, – продолжала женщина, стоявшая у решеток ограждения. – Пожалуйста, подойдите! У меня для вас важное сообщение. Вы же полицейские начальники?

   – Ваня, узнай, что ей надо, – попросил Макс. – Меня шеф вызывает.

   Я посмотрел вслед ушедшему другу, затем приблизился к даме. Она была в черной куртке, больших солнечных очках и бейсболке, козырек которой полностью закрывал ее лоб и брови.

   – Скажите… – начала незнакомка.

   – Почему нам не разрешают войти на кладбище? – заорали из толпы. – Мы пришли проститься с любимой актрисой.

   – А мы пресса! – завопили слева.

   Один из полицейских поднял рупор.

   – Граждане! Официальное прощание начнется через час. Сейчас вход исключительно для родных и друзей покойной, они желают побыть у гроба без посторонних. Имейте совесть, не скандальте, всех впустят.

   – Что вы хотите? – спросил я у женщины.

   – Вы же полицейский начальник, да? – зашептала она. – Видела, как перед вами ограничители раздвинули. Мне очень надо пройти в ритуальный зал.

   – Обязательно туда попадете чуть позднее, – мягко ответил я.

   – Пропустите меня сейчас, пожалуйста, – начала упрашивать меня незнакомка.

   – Боюсь, ничем не смогу вам помочь, – отказал я. – Подумайте о близких Ореховой, они имеют право спокойно попрощаться с ней. Не волнуйтесь, вы непременно проводите актрису в последний путь.

   – Толпу погонят мимо гроба, – не успокоилась дама, – не разрешат подойти близко, а мне необходимо ее поцеловать и сказать Нинуле напоследок о своей любви.

   Я начал потихоньку отступать от заграждения. Незнакомка поняла, что я замыслил побег, и схватила меня за руку.

   – Я не просто фанатка, я сестра Нины.

   – У Ореховой нет кровных родственников, – возразил я, – она была единственным ребенком у матери.

   – Смотрите! – воскликнула дама и быстро сняла очки и бейсболку.

   На короткое мгновение я испытал шок – передо мной стояла покойная актриса.

   – Теперь поверили? – спросила молодая женщина, так же быстро возвращая на прежнее место очки с кепкой. – По какой причине, по-вашему, я нацепила на себя все это? Не хочу народ пугать, дураки увидят меня и заорут: «Орехова воскресла!»

   Я повернулся к полицейским, перекрывшим вход.

   – Пропустите эту женщину.

   – Огромное спасибо, – прошептала сестра Ореховой, – буду вам всю жизнь благодарна. Где ритуальный зал?

   – В здании с колоннами. Я как раз собирался туда, пойдемте вместе.

   Родственница Нины сложила молитвенно ладони.

   – Проводите меня? Отлично! А то я очень нервничаю. Давайте познакомимся: Соня Киркина.

   – Иван Павлович, – представился я, не вспомнив, откуда знаю это имя.

   – Похоже, вы из тех, кто принимает решения, – сказала Соня. – Следователь, да? Занимаетесь делом о самоубийстве Нины? Не в форме ходите, а в костюме. Значит, начальник.

   Я постарался избежать ответа на вопрос.

   – Осторожно, тут лужа… Почему в биографии Ореховой отсутствует упоминание о сестре?

   Спутница взяла меня под руку.

   – Иван Павлович, простите великодушно, но я соврала. У нас с Ниной нет общей крови, я председатель ее фан-клуба.

   – Софья Киркина… – пробормотал я. – Вот почему ваше имя показалось мне знакомым. Я бродил по сайту Нины и видел его там. Вы необыкновенно похожи.

   – Шутка природы, – грустно произнесла собеседница. – Я не москвичка, родилась в Казани, работала в техникуме экономики и менеджмента секретарем на кафедре бухучета, вела скучную жизнь: работа – дом – работа. Семьи не имела, все мои коллеги – женщины. Где познакомиться с хорошим парнем? Одно время я ходила в клубы на тематические вечера, но там нормальные мужики не попадались. Пригласят потанцевать, угостят коктейлем и предлагают: «Пошли в мою машину, устроимся там». Нет уж, увольте, это не по мне, я хочу замуж, а не мимолетного секса на заднем сиденье. От тоски я даже сбегала на мероприятие «Быстрое знакомство». Кошмар! Пришла толпа разновозрастных, вполне симпатичных теток и пять ужасных, животастых, вонючих мужиков. И я тут же удрала, как только увидела, из кого выбирать придется. Потом вдруг со мной стали здороваться на улицах незнакомые люди. А однажды в магазине какая-то женщина буквально на шею кинулась: «Ниночка! Вы у нас в Казани! Вот счастье! Что вы снимаете?» Я стою дура дурой, моргаю, ничего не понимаю. А тетка вдруг ахнула: «Ой, вы не Орехова! Я спутала вас с актрисой, вы похожи на нее, как близнец. Если прическу измените, один в один будете. Посмотрите сериал «Счастье семьи Петровых», где Орехова играет. Вам надо ехать в Москву на киностудию и предложить себя в качестве дублерши. Актрисы часто капризничают. Забузит Орехова, а тут вы. Не упускайте шанса». Я телемылом никогда не увлекалась, считала его низкопробным продуктом, но посмотреть на своего двойника захотелось. Включила фильм, попала на какую-то серию, далеко не первую, увлеклась. И пошло-поехало! Сначала весь первый сезон скачала, потом второй. Уставлюсь вечером в экран и думаю: может, та тетка права, надо рулить в Москву? Ну и в конце концов бросила работу в техникуме, унеслась в столицу.

   Киркина поправила бейсболку.

   – В кино сниматься меня не взяли, вторая Орехова была без надобности, но я осталась здесь. Продала свою трешку в Казани, купила жилье в Подмосковье, стала верной поклонницей Нины, организовала ее фанатский клуб, группы почитателей в соцсетях, веду официальный сайт, устраиваю конкурсы двойников Ореховой. Правда, сама в соревнованиях не участвую – это нечестно, ведь я обязательно первое место займу. Фанаты с помощью грима похожести с кумиром добиваются, а я от природы такая. С Ниной мы познакомились, общались. Она очень милая, не заносчивая, писала для фан-клуба обращения, я их на стартовой странице нашего сайта публиковала. Извините, что солгала, назвалась ее сестрой, но иначе бы пришлось идти в толпе чужих людей, мне же хочется Нину в последний раз поцеловать. Это мое право, я ее очень-очень люблю. Почему она с собой покончила?

   – Причина суицида выясняется, – отделался я дежурной фразой. – Вы, наверное, знаете кое-что о личной жизни звезды? Подробности, которые не попали в прессу?

   Софья поправила очки.

   – А то! Все прям попадали, когда узнали, что Ниночка – жена Сухорукова, а я правду давно вычислила. Хотите расскажу как?

   Я кивнул.

   Мы как раз остановилась у входа в ритуальный зал.

   – Я очень внимательна и аккуратна. Нинуша такая же была, по расписанию жила, никогда никуда не опаздывала. И вдруг пару раз приехала на съемки не к девяти утра, а к десяти. Я от ее гримерши Ларисы про это узнала. Понимаете, мне для сайта и фан-клуба новости нужны, свежие фото, поэтому я дружу со всеми киношниками. Не гнушаюсь им помогать – могу в магазин сбегать, суп дома сварить и в бидоне на продажу принести. В общем, я старалась поближе к Нине держаться. Один раз Орехова мимо меня прошла, как всегда, «здрассти» кинула, вошла в гримваген, а я гляжу, из ее кармана бумажка выпала, на земле валяется. Подобрала ее и хотела отдать охраннику, чтобы тот Ниночке передал, вдруг там что нужное. Но поняла: это квитанция из магазина «Медовый месяц», а в ней написано: «Глажка свадебного платья, изготовитель Ланвен, Франция» – и дата указана, когда работу забирать. В нужный день я неподалеку от салона спряталась. Смотрю, выносят здоровенный кофр и в шикарный «Мерседес» кладут. У каждой машины номер есть, узнать, кто хозяин тачки, пустяком оказалось.

   – Вы прямо детектив, – восхитился я.

   Киркина расправила розы в букете.

   – Новость о свадьбе могла интернет взорвать, но я тайну сохранила. Думаете, сейчас выложу вам все, что про личную жизнь Ниночки знаю? Нет, не надейтесь даже! Я не стану после смерти Ореховой ее секреты перед всеми, как говядину на рынке, выкладывать.

   – Это Сухоруков, – шепнула мне Софья, – муж Нинуши. Видно, что плохо ему. Давайте подойдем ближе, я цветы в ноги положу.

   Мы приблизились к домовине.

   – Как ее разукрасили… – еле слышно пробормотала фанатка. – Просто матрешкой размалевали. Почему гримершу Ларису не попросили лицо сделать? Изуродовали покойную.

   – Смерть никого не красит, а ей уже все равно, – тихо заметил я, отходя от гроба и рассматривая собравшихся.

   – А мне нет, – рассердилась Киркина. – Люди должны запомнить Нину красавицей.

   – Вы здесь всех знаете? – спросил я.

   – Нет, – разочаровала меня председательница фан-клуба. – Тех, кто рядом с Сухоруковым, никогда не видела. Женщин у окна тоже. В углу, около подставок с венками, ваши коллеги, с тем, у которого брюки плохо поглажены, вы на площади разговаривали. Парни в дешевых костюмах у левой стены, наверное, охрана. Из наших здесь продюсер Фонькин, режиссер Игнатьев, Лена Гладкина, пресс-секретарь Нины. Орехова с ней никогда не дружила. Она вообще ни с кем близко не сходилась. Остальные, думаю, друзья Алексея Игоревича. А кто эта пожилая тетка? Вон только что вошла в зал с огромным букетом. Одета скромно, ни к нашим, ни к сухоруковским не приближается.

   – Понятия не имею, – соврал я, мигом узнав мать актрисы.

   Не успела ложь слететь с языка, как вдовец быстрым шагом подошел к Гудковой, взял ее под локоть и что-то тихо произнес. Пожилая дама кивнула, оперлась на руку олигарха, вместе с ним подошла к гробу и замерла, глядя в лицо покойной. Постояв с минуту, Вероника Григорьевна положила в ноги умершей розы, поцеловала Нину в лоб и замерла. Алексей обнял ее за плечи, Гудкова уткнулась лицом в роскошный пиджак бизнесмена. Сухоруков посмотрел вбок и кому-то кивнул. Спустя несколько мгновений к Гудковой приблизились две медички в белых халатах, одна подала ей стаканчик с темной жидкостью. Старушка покорно опустошила его, затем безропотно подчинилась врачам, которые отвели ее к стульям, и села в последнем ряду. Сухоруков, промокая платком катившиеся по щекам слезы, отошел к своим знакомым и стал с ними беседовать.

   Спустя минуту он сделал жест рукой, и откуда-то рядом с ним материализовался крепкий молодой мужчина. Живо подскочив к Сухорукову, он забрал у него использованный носовой платок и подал взамен новый. Потом в его руках появилась маленькая одежная щетка, которой заботливый служитель ловко почистил ту часть пиджака хозяина, которой касалась щека Вероники Григорьевны. Похоже, пожилая дама сильно напудрила лоб и щеки или, желая скрыть следы слез, наложила толстый слой тонального крема, поэтому на одежде Сухорукова остались пятна. Лакей старательно почистил лацкан, потом что-то тихо сказал. Алексей Игоревич кивнул. Парень со щеткой исчез так же молниеносно, как появился.

   В углу зала открылась дверь, появилась женщина в строгом черном платье. Она прошла вперед, встала у микрофона и проникновенным голосом произнесла:

   – Начинается церемония прощания с великой актрисой современности, блистательной Ниной Ореховой. Родных и близких прошу подойти к гробу.

   – Пусть секьюрити уйдут, – громко заявил Сухоруков, – нам посторонние не нужны.

   Парни в дешевых костюмах ретировались со скоростью звука.

   – Охрана вообще не требуется, – не успокаивался Алексей, – уберите ее с кладбища. Народ Нину обожал! Какого черта здесь столько полицейских? Все вон! Сыщики и прочие – с ними!

   Макс быстро вышел из зала. Я невольно дернулся, но Киркина удержала меня.

   – Не убегайте. Вдруг что-то случится, а никого из полиции не будет. Сухоруков зря охрану выгнал. И он нас не знает, подумает, что мы от киношников. У вас костюм дорогой, секьюрити такие не носят. Не переживайте, не спалитесь.

   – Алеша, не волнуйся, им велят сидеть в конторе, – попытался успокоить вдовца один из его приятелей.

   – Спасибо, Феликс, – поблагодарил олигарх. – Господа, простите, мне очень тяжело. Сейчас мы в тесном кругу попрощаемся с Ниной… с моей любимой Ниной… потом впустят толпу, прессу. Понимаю, что вам это будет неприятно, но, пожалуйста, ради Нины потерпите. Она бы хотела так… она любила своих зрителей… она была святой… она…

   Алексей привалился к мужчине, который только что пытался его успокоить.

   – Конечно, Леша, – громко сказал он, – никто не уйдет.

   – Спасибо, Феликс, – опять поблагодарил Сухоруков, приложил к глазам платок и стал вытирать слезы.

   Женщина в черном платье начала заготовленную речь. К олигарху опять подскочил прислужник и заменил ему платок. Какое-то время Алексей Игоревич сидел, держа платок в руке, потом поднес его к лицу. Похоже, слова служащей крематория окончательно выбили вдовца из колеи, он буквально захлебнулся слезами, которые текли уже у него по подбородку. Приятель, рядом с которым сидел Сухоруков, обнял его за плечи.

   – Сейчас наше горе огромно, – вещала тетка в черном платье, – оно заполняет…

   – Где Нина? – вдруг закричал чуть надтреснутый тенор.

   Все повернулись на звук. У двери ритуального зала стоял молодой человек, одетый самым неподобающим для похорон образом: ярко-красный свитер, желтая стеганая жилетка, мятые голубые брюки.

   Присутствующие заметно растерялись, а парень продолжал орать:

   – Любимая, почему? Как же так? Я не смогу без тебя жить! Уйду к тебе! Я не хочу! Не стану!

   – Дима… – ахнула Киркина. – Господи, ну за каким чертом он сюда пришел?

   – Сухоруков, Нина тебя терпеть не могла, любила только меня! Чтоб ты подавился своими деньгами, жлоб проклятый! – взвизгнул скандалист и исчез за дверью.

   Софья кинулась следом за хулиганом, я бросился за ней.

   Похоже, молодой человек прекрасно разбирался в географии кладбища – его яркая фигура ловко лавировала между могилами. Я попытался преследовать беглеца, но тот неожиданно исчез из виду.

   Тяжело дыша, я остановился. Да, к сожалению, частный детектив Подушкин отнюдь не спортсмен. Жаль, что вдовец распорядился выгнать охрану, вместе с которой из ритуального зала был вынужден уйти и Макс. Воронов, в отличие от меня, регулярно ворочает гантели и носится по дорожке. Сейчас бы или он, или секьюрити мигом изловили парня, устроившего скандал.

   Софья тоже притормозила и начала озираться по сторонам.

   – Знаете его? – спросил я у запыхавшейся девушки.

   – Да, – переводя дыхание, ответила она, – это Дмитрий Яншин, играет в сериале мужа главной героини. Нет, ну просто идиот! Зачем приперся и бучу устроил? Чего добиться хотел? Теперь уже все, не будет… – Киркина замолчала.

   – Пожалуйста, продолжайте, – попросил я.

   Соня смутилась.

   – Не могу распространять сплетни о покойной.

   Я схватил ее за плечи и встряхнул.

   – Вы хотите, чтобы мы установили причину смерти Нины?

   – Она покончила с собой, – всхлипнула Софья, – никакой тайны нет, об этом весь интернет пишет.

   – Знаете, почему Орехова решила свести счеты с жизнью? – напал я на фанатку.

   Киркина затряслась.

   – Нет. Но это уже не важно.

   Я разжал руки и сделал глубокий вдох.

   – Умерла, покончила с собой красивая, молодая, талантливая женщина, жена богатого любящего ее мужчины, у которой не было никаких проблем ни в профессиональной, ни в личной жизни, зато были сотни тысяч фанатов, обожание толпы, огромные гонорары, внимание прессы. Чего не имела Орехова? Ребенка? Но она еще не справила тридцатилетия, легко могла родить. Зачем Нине накладывать на себя руки? Может, ее заставили совершить суицид? Кто-то ей угрожал? Ее шантажировали? Или парень, который сейчас сбежал, изводил актрису?

   Софья села на скамеечку, стоявшую у какой-то могилы.

   – Дима? Нет.

   Я пристроился рядом.

   – Расскажите, кто он. Мы же его найдем, просто потеряем время, а оно дорого.

   – Дмитрий играет в сериале полгода, – начала Киркина. – Зрители от него не в восторге – какой-то он неэмоциональный. Яншин заменил другого актера, Костю Стеклова. Вот тот был супер. Но, к сожалению, как говорится, звезду поймал – начал возмущаться, что у него мало текста, требовал увеличивать гонорар. Одно время ему шли навстречу, но только Константин совсем охамел, пальцы гнул, заломил бешеную цену. Когда ее платить отказались, истерику закатил. Тогда его выгнали. Спустя дней десять после того, как Стеклов покинул съемочную площадку, продюсер узнал, что зазвездившийся скандалист приступил к работе над полным метром, получил главную роль в киноленте, которую снимает очень известный режиссер.

   Я не удержался и уточнил у Софьи, какой именно, и она назвала действительно широко известное имя.

   – Понимаете, Иван Павлович, у тех, кто снимается в сериалах, часто возникает комплекс. Журналисты называют телемыло дрянью, пишут, что его смотрят только дураки и убогие. Это неправда, много сериалов высокого уровня, и не счесть числа полнометражных картин, которым название – дерьмо. Но все же бытует мнение: если актер снялся в многосерийном, даже бешено популярном фильме, то он отстой, а вот если его пригласили в большое кино, то он артист с большой буквы. Подавляющее большинство актеров делают вид, что им безразлично мнение прессы, но они лгут, злые комменты всех ранят. А Константин розовые бантики не завязывал, изъяснялся откровенно. Когда его в сагу про семью позвали, дал интервью газетам: «Я звезда уровня Смоктуновского, Ефремова, Табакова. В барахле решил отметиться исключительно из-за денег – квартиру надо купить. У меня много предложений от великих режиссеров, скоро уеду в Голливуд, меня Тарантино давно зазывает». Смешно было его вранье читать. Кому Костя Стеклов нужен? Какой Тарантино? Анекдот! Ему следовало продюсеру ботинки чистить за то, что в сериал позвал, именно телевизор его известным сделал. К тому же, начиная съемки с Ореховой, Костя подписал договор, поэтому не имел права по собственному желанию бросать работу, за это ему грозил гигантский штраф. И тут ему неожиданно предлагают роль в большом кино. Да еще у кого! Такое раз в жизни случается – отметиться у культового режиссера. Это значит избавиться от клейма звезды телемыла. Но неустойку платить Стеклову не хотелось, вот хитрюга и придумал выход: начал продюсера капризами душить. Тот не выдержал и сам дал «великому актеру» коленом под зад. А Константину только того и надо, ведь если его выгнали, денег он никому не должен. Яншин же был в эпизоде занят. Нина его углядела, сказала: «Давайте попробуем Дмитрия на роль мужа, внешне парень на Стеклова смахивает». На мой взгляд, соль на перец больше похожа, чем Дима на Костю, но с Ореховой спорить не стали, поскольку ее муж крупный рекламодатель на ТВ-канале, где сериал идет. Яншин получил роль. Когда серии с его участием на экран попали, народ плеваться начал: ну не тянет новый актер: то переигрывает, то эмоций ноль, нет у него харизмы, таланта. Хотели Дмитрия заменить кем-то другим, однако Нина горой на его защиту встала: «Дайте Яншину шанс, он раскроется». Ага, раскрылся! Просто спала она с ним. Видела я один раз, как Дима тайком из Нининого гримвагена выходит. А Орехова никого к себе туда не впускала. Никогда! Она личное пространство ревностно охраняла и после работы сразу домой летела.

   Киркина выпрямилась, потерла ладонью спину и пояснила:

   – Это случайно вышло, не подглядывала я. Вечером, когда съемки закончились, пришла на площадку, начала для фан-клуба и сайта снимать… Не подумайте, что тайком пробралась, у меня есть разрешение, мой фан-клуб и страница в интернете – хороший пиар актрисы. Вот только Нинина пресс-секретарь, когда со мной познакомилась, сказала: «Соня, вторая Орехова никому не нужна, если хочешь стать членом команды, волосы покрась в другой цвет и затяни в хвост, прическу, как у Нины, никогда не делай. Носи очки, губы не крась, глаза тоже. Да, еще цветные линзы вставь. Орехова голубоглазая, а ты будешь у нас с карими очами. Выполнишь мои требования – станешь получать за работу с фанатами неплохие деньги. Не захочешь – иди вон». Я, конечно же, согласилась. О том, что я внешне Нинин близнец, знали только трое: сама Орехова, продюсер и пресс-секретарь.

   – Но сейчас вы копия покойной, – отметил я.

   – Да, – кивнула Киркина, – теперь я могу быть такой, какова есть. Я уезжаю в Белоруссию, билет купила на завтра.

   – Почему туда? – удивился я.

   – Алексей Игоревич хочет снимать кино про жизнь Нины, – пояснила Киркина. – Мне сегодня утром позвонили, предложили главную роль, поэтому я и перекрасилась, спешно вернулась к своему настоящему облику. Пресс-секретарь Нинуши про это знает и просила меня на похороны не приходить. Но я не смогла удержаться, замаскировалась и приехала.

   Софья опять потерла спину.

   – Но я отвлеклась. О чем мы говорили?

   – Верно, – поморщилась Софья. – Съемки для фанатов я делала всегда после того, как народ с площадки уйдет. Зачем людям мешать? Тот день не был исключением. Хожу себе, фоткаю, зашла за декорацию и услышала стук – так дверь гримвагена хлопает. Интересно мне стало, кто в ореховский вагончик полез или вышел оттуда, я высунулась из-за фальшстенки. Гляжу, по ступенькам Яншин спускается. Только он скрылся, створка снова открылась, оттуда Нина вынырнула, растрепанная, грим смазан. Не успела она выйти, как у нее мобильный заорал. Орехова его вытащила и запела: «Леша, мы только что закончили. Лишний час проковырялись, реквизит подвел – неправильно кухню выставили, долго ждали, пока переделают. Уже еду, даже умываться не стала. Целую. Как всегда! Люблю тебя». И шасть к парковке, где ее роскошная красная тачка стоит. Я ногами к земле прилипла. Много ума не потребовалось, чтобы сообразить: Нина мужу рога наставляет. Съемка катила как по маслу, даже, наоборот, на сорок минут раньше завершилась. Сразу понятно стало, почему Орехова кандидатуру Дмитрия на роль своего сериального супруга так отстаивала. Правда, я не думала, что у них это серьезно. Актеры на съемках часто романы крутят, но такая любовь ненадолго, закончат работать, и досвидос. А Дима вон чего устроил – на похороны явился, скандал закатил. Кто его пропустил? Посторонние за ограждением до сих пор ждут.

   – Уже нет, – произнес я, – вон толпа к ритуальному залу ринулась.

   – Пошли скорей, – засуетилась Киркина, – успеем туда до народа войти.

   – У вас есть телефон или адрес Яншина? – спросил я.

   – Конечно, – ответила Соня. – Сейчас дам.

   Рядом с друзьями Сухорукова, киношниками и Вероникой Григорьевной мы с Соней садиться не стали, устроились поодаль у стены с венками. Люди медленно шли мимо заваленного цветами гроба.

   Мать актрисы сидела сгорбившись, но не плакала. А вот Алексей Игоревич периодически прикладывал к глазам платок и вытирал набежавшие слезы. За время траурной церемонии помощник неоднократно подавал олигарху сухие платки. Один раз прислужник оказался нерасторопным и уронил очередной использованный платок. Сухоруков что-то сказал парню, и тот живо его поднял. Я увидел крохотное облачко пыли, взметнувшееся вверх, и вздохнул: ритуальный зал вроде выглядит чистым, но на самом деле это, оказывается, не так. В ту же секунду по спине пробежал озноб – почему здесь так много пыли? Да и пыль ли на полу? Возможно, из трубы крематория вылетает пепел и попадает в помещение, где родные прощаются с покойными. Мне тут же захотелось выйти из помещения и встать под душ. Я машинально отряхнул лацканы пиджака и посмотрел на Сухорукова. Алексею Игоревичу как раз притащили чистый платок, и олигарх вытирал им залитое слезами лицо.

   Наконец поток фанатов актрисы иссяк, двери ритуального зала заперли, гроб закрыли крышкой, и он под тихую музыку уехал за бархатные занавески.

   – Разрешите считать церемонию завершенной, – заученно произнесла дама-распорядитель. – Нина Орехова навсегда останется в наших сердцах.

   Я вышел на улицу, распрощался с Соней Киркиной, пожелал ей удачи на съемках в Белоруссии и начал звонить Максу. Но у Воронова включался автоответчик, пришлось оставить сообщение. Выйдя за ворота кладбища, я сел в машину и поехал к Яншину.

   Хлынул ливень, и Москва незамедлительно встала в гигантской пробке. Изображение на экране навигатора меня не обрадовало, стало ясно, что метаться между предлагаемыми маршрутами бессмысленно. Если поеду по Третьему кольцу, то потрачу час сорок, а если двинусь партизанскими тропами, уложусь в девяносто пять минут. В жизни бывают ситуации, которые надо просто принять, бороться с ними бесполезно. Я вырулил на проспект и, чувствуя себя собакой в стае, черепашьим шагом двинулся к намеченной цели.

   Дмитрий жил в дышащей на ладан пятиэтажке. Прежде чем выйти из машины, я осмотрел сквозь тонированное стекло убогое, вот-вот готовое рухнуть здание, возведенное, похоже, в конце пятидесятых годов прошлого века. Потом отъехал на соседнюю улицу, достал из багажника сумку и переоделся на заднем сиденье. Вместо пиджака и аккуратных брюк теперь на мне красовались мятые, не очень чистые джинсы, растянутый серый пуловер и черная заношенная ветровка. С тяжелым вздохом я влез в разбитые грязные ботинки. Терпеть не могу нечищеную обувь, но сейчас это завершающий штрих к образу полицейского средних лет, который к своим годам не сделал карьеры и получает нежирную зарплату за тяжелую нудную работу без выходных и праздников.

   Я пересел вперед и полез в бардачок. Где коробочка с обручальным кольцом? Пусть бедный служака будет хоть в семейной жизни счастлив. Еще нужно фальшивое, но отлично сделанное удостоверение. Правда, в нем написано «следователь», но покажите мне человека, который станет внимательно изучать документ участкового! Завершив трансформацию, я вышел из машины и пешком отправился назад, к пятиэтажке Яншина.

   Консьержки в доме, естественно, не было. Впрочем, лифт тоже отсутствовал. Очутившись на первом этаже, я сразу наткнулся на квартиру под номером двадцать один. Дверь у нее была самой обычной, деревянной, здорово ободранной и хлипкой на вид. Следов звонка я не обнаружил и постучал в филенку. Неожиданно створка сама собой приоткрылась, моему взору предстала крошечная прихожая.

   – Господин Яншин, вы дома? – спросил я.

   – Чего надо? – донеслось из глубины квартиры.

   Послышалось шлепанье, и появился герой-любовник в затасканном спортивном костюме.

   – Вы кто? – нелюбезно осведомился он.

   Я вынул из кармана удостоверение и, быстро показав, убрал его назад.

   – Участковый Иван Павлович Петров. На вас поступила жалоба, вы устроили сегодня дебош на кладбище.

   Дмитрий втянул голову в плечи и забормотал:

   – Мужик, пойми, я сорвался… не удержался… Хоронил любимую женщину…

   Я сделал каменное лицо.

   – Это навряд ли. Претензии выдвинул муж покойной, уважаемый человек, бизнесмен Сухоруков.

   Яншин вздохнул.

   – Ага. Он супруг по закону, а я по любви. Нина хотела с Алексеем развестись. Ее заставили за него замуж выйти.

   – Мусульманка? – прищурился я.

   – Кто? – вскинул брови хозяин квартиры.

   – Покойная.

   – Нет. С чего вы взяли? – удивился Яншин.

   – Вы сказали, ее заставили замуж выйти, – напомнил я актеру его собственную фразу. И, старательно изображая из себя тупого служаку, добавил: – Наши-то бабы сейчас такие, что на них надавить нельзя, совсем от рук отбились.

   – Нина была актрисой, – устало произнес Дмитрий. – Орехова. Слышали фамилию?

   Я почесал в затылке.

   – Нет. Не хожу по театрам. Некогда.

   – Она в телесериалах играла, – уточнил Яншин. – Неужели не знаете? И я тоже актер, очень популярный.

   Я сдвинул брови.

   – Разве известный человек в такой дыре жить станет? У звезд дома многоэтажные, с бассейнами.

   – Как раз строю коттедж, – похвастался Яншин, – эту нору временно снял.

   – А-а-а… – протянул я. – Ясно. Так чего мне с заявой делать?

   – Порвите ее, – предложил Дмитрий.

   – Права не имею, – нахмурился я, – должен разобраться, выяснить, записать, что случилось, отреагировать. Вы мне честно ситуацию доложите, тогда я скумекаю, как поступить. Считаете себя невиновным? Или вы вообще ни при чем, оболгали вас?

   – Действительно я поступил некрасиво, – пробормотал Яншин. – Теперь буча поднимется, а Нина шума не любила. Если как на исповеди покаюсь, можно дело замять? Вообще-то после смерти Нинуши мне плевать, что будет, даже в тюрьму с радостью сяду. Но она бы скандала не хотела, а я ее подвел.

   Добрый участковый сменил гнев на милость.

   – Ладно. У вешалки разговаривать будем?

   – Конечно, нет, – спохватился хозяин. – Не на пять минут дело, пошли на кухню.

   – Дверь заприте, – велел я. – Живете на первом этаже, а дверь нараспашку. Дом неблагополучный, неразумно себя ведете.

   Яншин послушно загремел замком.

   – Разнервничался я до предела, влетел в квартиру, обо всем забыл. Мы, артисты, люди эмоциональные, нервы натянуты.

   Я покосился на свои грязные штиблеты и двинулся вперед, не сняв обувь. Нельзя выпадать из образа. Иван Павлович Петров усталый полицейский, он вынужден заниматься рутинной работой, разбираться с жалобами, пьяными драками, приструнивать старух, которые кормят на своих балконах голубей и воробушков, не думая о том, что птичье гуано падает на голову людей, живущих ниже и вышедших в недобрый час покурить на свежем воздухе. У участкового нет ни времени, ни желания думать о чистоте чужих полов.

   Я увидел внутри ее коричневые потеки и отверг любезное предложение.

   – Я на службе, вынужден отказаться.

   – Зря, – хмыкнул Яншин и достал из шкафчика стеклянную банку с растворимым напитком.

   Пока хозяин разводил кипятком малоаппетитный на вид порошок и сыпал в него слишком много сахара, я огляделся по сторонам и окончательно убедился в том, что у актера проблемы с деньгами. Отвратительную, расположенную в малопрестижном районе Москвы квартиру нормально зарабатывающий человек не снимет. Самый дешевый кофе он тоже не купит, равно как и не наденет застиранный тренировочный костюм, косящий под изделие всемирно известной фирмы. Либо Дмитрий пьет, либо балуется наркотиками, либо получает копейки.

   – Ну, слушай, – начал Яншин, садясь напротив меня на табуретку. – Я вообще-то в сериалах не играю, предпочитаю большое кино, но тут выдалось немного свободного времени, и как раз позвонил режиссер, Мотя Хладкин, мы с ним вместе учились, он стал упрашивать меня у него поработать. Я согласился, однако предупредил, что беру пять тысяч евро за смену. Бывший однокашник так хотел внести мое имя в титры, что спорить не стал. Короче, приехал я на площадку, встал в кадр и… влюбился.

   – Прямо сразу? – ухмыльнулся я.

   Хозяин берлоги заерзал на жестком сиденье.

   – Сам думал, что этого не случается. По сценарию мы с Ниной муж и жена, у нас много совместных сцен. Начали с постельной, и меня прямо будто током ударило, когда я ее в кадре обнял. Нинушу тоже шандарахнуло, она мне эсэмэску кинула, предложила в кафе сходить.

   – Орехова сама пригласила вас поужинать? – усомнился я в правдивости слов Дмитрия. – Вы же говорили, что ваша партнерша известная актриса, значит, ее знали в лицо многие. О том, что Нина трапезничает со своим сериальным мужем, желтая пресса узнала бы мгновенно, едва вы переступили порог харчевни.

   – Мы же актеры, – усмехнулся Яншин. – Нинуша надела платье из дешевого магазина, натянула парик, очки, вставила цветные линзы. А я только приступил к съемкам, серии с моим участием еще не показывали. Но, конечно, это было авантюрой. Мы порулили на метро в сетевую жральню и веселились там, как дети. Потом приехали сюда.

   – В эту квартиру? – вновь не поверил я парню. – У вас не слишком уютно.

   – Нам было наплевать на окружающий мир, – пробурчал Яншин. – Мы полюбили друг друга.

   – Как же вам удалось сохранить роман в тайне? – недоумевал я. – За Ореховой по пятам следуют папарацци, она замужем. Неужели супруг ничего не заподозрил?

   – Сухоруков часто улетает в командировки, – пустился в пояснения Дмитрий. – И вообще он странный. Имеет вагоны денег, у него большая квартира на Старом Арбате, а из прислуги держит всего двоих – шофера, который вместе с ним по стране мотается, и домработницу. Алевтина Ивановна хозяйство ведет, ей за шестьдесят, но она еще крепкая. В апартаментах Сухорукова два выхода, парадный и черный. Алексей отваливал в очередную поездку, Нина возвращалась со съемок, ужинала и уходила в свою спальню. Бабка-горничная в десять вечера всегда пьет ромашковый чай и отправляется на боковую. Нинуша подливала ей снотворное, и старушка мигом засыпала. Тогда Орехова выходила через черный ход, ловила на Садовом кольце такси и приезжала сюда. В свою машину она в таких случаях никогда не садилась, очень уж та приметная, дорогая – алый «Бугатти». Может, эта квартира и не самая уютная, но мои соседи по подъезду пьют так, что родную мать не узнают, если во дворе увидят, а Нина всегда изменяла внешность. К сожалению, наши свидания были нечастыми.

   Актер вздохнул.

   – Это ведь я виноват в ее смерти. Мне надоело делить любимую женщину с ее мужем, поэтому я стал настаивать на их разводе. Нина сначала уходила от ответа, делала вид, что не понимает моих намеков. Я злился, ревновал. Лежал тут один ночью, представлял, что она с Сухоруковым в постели, и бессонницей мучился. В конце концов я ей ультиматум поставил: или она бросает супруга, переезжает ко мне, становится Яншиной, или мы прекращаем общение, и я ухожу из сериала. Нинуша меня умоляла не совершать резких шагов, просила подождать, говорила: «Димчик, потерпи, скоро все само собой утрясется. Мы непременно будем вместе. А пока нам надо хранить наши отношения в тайне, иначе не получится ничего из того, что я задумала. Мы будем богаты. Очень!» Не знаю почему, но ее слова про богатство взбесили меня. Я заорал: «Ты только о деньгах думаешь! Спишь с олигархом за бабло, и плевать тебе на меня и на нашу любовь! Я для тебя просто секс-игрушка! Все, конец, или ты завтра переезжаешь сюда навсегда, или идите, госпожа Орехова, в задницу! Твой богач импотент? Поэтому тебе мужик на стороне понадобился? Ну так купи себе стриптизера и делай с ним что хочешь!» Хлопнул дверью и выбежал на улицу. Короче, повел себя как кретин. Но пойми, мужик, я устал прятаться, изображать, что мы с Ниной посторонние люди. Мне хотелось кричать на весь мир: эта женщина моя, моя и только моя! На следующий день после съемок я, наплевав на все предосторожности, зашел к Нине в гримваген и прямо при костюмере спросил: «Что ты решила?» Нина, не моргнув глазом, ответила: «Нам надо еще раз отрепетировать сцену. Твоя идея разыграть громкий скандал, на мой взгляд, не в логике характера героев. Но все обсуждаемо». Я понял, что она не хочет ничего менять, развернулся и хлопнул дверью. Было очень горько.

   – А чего вы ждали? – хмыкнул я. – Броска на шею с криком: «Обожаю тебя, давай прямо сейчас поженимся»?

   – Да! – с вызовом ответил Дмитрий. – Хотел, чтобы Нина при всех объявила о наших отношениях. А она струсила. Я понял, что не нужен ей, ушел, шлялся по улицам, заходил в какие-то забегаловки, пил. Нина названивала мне на мобильный, я не отвечал, потом вообще выкинул сотовый. Домой приперся за полночь, сильно под газом. Вошел в квартиру – а на кухне Нинуша сидит, вот тут, где ты, мужик, сейчас, и плачет. Я был пьян, поэтому вывалил ей на голову все, что думал.

   Яншин закрыл глаза рукой.

   – Сейчас уж и не вспомню детально, какую ахинею нес, орал: «Шлюха, живешь с уродом за деньги, за красивую машину… Бездарная актрисулька, способная лишь в дерьме играть…» Ну и тому подобное. Она пыталась что-то сказать, но я ей не дал, распахнул дверь и велел: «Убирайся. Конец истории. Ты сделала свой выбор, разбила нашу любовь». Дальше ничего не помню. На следующий день у нас был выходной, и я опять напился. Утром еле глаза продрал, приехал на площадку. Гляжу – все серые ходят. Кто-то сказал мне, что Нина с собой покончила.

   Яншин протянул руку и взял со стола бутылку дешевого вина.

   – Вам лучше не трогать алкоголь, – остановил я его.

   – Тебя не спросил! – огрызнулся актер, делая глоток прямо из горлышка. – Съемку отменили, я вернулся сюда, по дороге купил водки и винища, хотел нажраться. Поставил бутылки на стол и увидел письмо. Как я его не заметил, когда утром на работу уехал? Хотя ничего странного, я на кухню не заходил, душ холодный принял и побежал. Меня с похмелюги колбасило, ни пить, ни жрать не хотелось.

   Дмитрий встал, взял с подоконника конверт и протянул мне.

   – Читайте. Там полная правда. Знать бы мне ее раньше…

   Я вынул аккуратно сложенные листки бумаги и начал читать.

   «Дима, понимаю, ты очень зол, но, пожалуйста, прочитай все до конца. В ту минуту, когда ты откроешь конверт, меня уже не будет в живых. Тело Ореховой найдут в маленькой гостинице, принадлежащей моей бабушке Веронике Григорьевне Гудковой, которая удочерила меня, поэтому далее я буду звать ее матерью. Чтобы ты понял все, нужно вернуться на двадцать лет назад. Итак, все заткнулись, камера, мотор, работаем…

   Эпизод первый. Детство Нины.

   Огромная коммуналка на Старом Арбате. Дом постройки начала века, потолки почти пять метров высотой, гостиная-кухня сорок квадратов, четыре комнаты по двадцать пять. В двух живем мы с мамой, в других Валентина Ивановна Родина с дочкой Герой. Когда-то в квартире обитала тьма народа: моя родная мать, муж и свекровь Вероники Григорьевны, семья Родиных из восьми человек. Но потом все умерли, кто от старости, кто от болезни, нас осталось четверо.

   Мы с Герой ходим в один класс, Вероника Григорьевна работает портнихой в ателье, Валентина Ивановна – учительница истории, обожает Древнюю Грецию, поэтому и назвала дочку в честь жены Зевса, богини Геры. Я с младшей Родиной не дружу – она вредная, может без спроса войти в мою комнату, сломать что-нибудь. Валентина Ивановна обожает дочь, замечаний ей не делает. Если я жалуюсь, она отвечает:

   – Нина, Гера сирота, у нее умер папа, прояви сострадание к девочке, надо быть добрее и не жадничать.

   Но у меня тоже нет отца и в придачу родной матери, однако я не вредничаю, не требую вкусной еды, игрушек, красивой одежды. Гера лентяйка, она не делает уроков, лежит на диване, смотрит телик, ест конфеты. У нее всегда много сладкого – родители учеников приносят Валентине Ивановне подарки, поэтому Родины живут намного лучше нас с мамой. У них в холодильнике вкусная ветчина, сыр, пирожные – среди детей в школе есть сын директора крупного гастронома. У Геры полно платьев, обуви, кукол – мать одной из учениц восьмого класса заведует магазином детских товаров. А у Вероники Григорьевны мало заказчиков. Ателье дышит на ладан, люди предпочитают покупать на рынках дешевые китайские и вьетнамские товары, поэтому мы бедствуем. Я отчаянно завидую Гере – ее Барби, жвачкам, розовым часикам, у которых на циферблате нарисован зайчик. Один раз я попросила маму:

   – Купи мне куклу, как у Родиной.

   И услышала:

   – Если закончишь год на одни пятерки, то получишь Барби.

   Я старалась изо всех сил и выполнила условие. Мать тоже сдержала слово, подарила обещанное. Вот только купила дешевый китайский вариант, у моей Барби не гнулись руки-ноги, волосы после первого мытья спутались в комок, платье разошлось по швам. А вот Гере за то, что она переползла в третий класс на одних тройках, подарили чемодан одежды и игрушечный домик с посудой и мебелью, в нем жила семья очаровательных белочек.

   Ложась вечером спать, я представляла, что Гера умерла, а все ее игрушки и конфеты достались мне. Но больше всего на свете я хотела иметь такую маму, как Валентина Ивановна. Учительница играла с дочкой, читала ей книги, они вместе пекли печенье, ходили в театр. Гере разрешалось приводить подруг, те оставались ночевать. А на каникулы Родина всегда увозила дочь то на море, то в Питер, один раз они ездили в Грецию. Вероника же Григорьевна не обращала на меня внимания, в свободные от учебы дни я тосковала одна дома.

   Не подумай, что я жалуюсь, просто рассказываю, каким было мое детство. Как же я мечтала обратить на себя внимание мамы, хотела, чтобы она обнимала-целовала-хвалила меня! Закончив на одни пятерки первую четверть третьего класса, я сказала:

   – Мамочка, смотри, я умница, да?

   – Отлично учиться – обязанность ребенка, – сухо ответила Вероника Григорьевна. – Ступай, почисти картошку к ужину.

   Я чуть не расплакалась. Но совсем плохо мне стало зимой.

   В начале декабря Валентина Ивановна попросила мою маму сшить Гере карнавальный наряд – платье принцессы. Принесла материалы невероятной красоты: розовый бархат, цветное кружево. Вероника Григорьевна сшила изумительный наряд, Гера в нем сказочно смотрелась. Я робко сказала маме:

   – У нас в школе тридцатого декабря новогодний бал, будет конкурс костюмов. Что мне надеть?

   – Возьми в гардеробной старые брюки и резиновые сапоги, – распорядилась та.

   Я удивилась, но принесла требуемое. И двадцать девятого числа получила маскарадный костюм. Мать обрезала штаны до колена, притачала к ним старую бахрому от пришедших в негодность штор и объяснила:

   – Наденешь белую блузку и мою летнюю соломенную шляпу, будешь Котом в сапогах.

   Гера получила первый приз, а меня, по-дурацки наряженную, никто не заметил. Разрыдавшись от обиды, я убежала домой, Родина осталась веселиться.

   Второго января они с матерью должны были уехать в Минск, к подруге Валентины Ивановны, но поездка не состоялась. Гера заболела и умерла».

   – Читай, читай!

   Мои глаза вновь побежали по тексту.

   «Дочь Родиной, танцевавшая весь вечер в тяжелом бархатном платье, вспотела, открыла окно, встала на сквозняке, заработала воспаление легких и за сутки ушла на тот свет. Я была очень напугана – мне казалось, что в кончине Геры есть и моя вина, ведь я не раз желала ей смерти, мечтала получить ее игрушки и одежду.

   Валентина Ивановна резко изменилась, стала мрачной, перестала разговаривать со мной. Один раз она толкнула меня в коридоре и прошипела:

   – Почему ты жива, а Герочки нет?

   Потом в гости к ней стали ходить странные люди, которые жгли свечи, пели заунывные мелодии, пачкали наш туалет, кухню.

   Весной мама спросила у меня:

   – Хочешь поехать летом на море?

   – Да! – закричала я. – Очень!

   – Отдых надо заработать, – сказала Вероника Григорьевна. – Слушай внимательно, что надо делать. Наденешь вот это белое платье, закроешь голову вместе с лицом кружевной накидкой. Когда часы в кухне пробьют полночь, войдешь к Валентине Ивановне в спальню, вытянешь руки и воскликнешь: «Мамочка, иди ко мне скорей! Я без тебя скучаю!» А затем сразу убегай.

   – Зачем так поступать? – удивилась я.

   – Хочешь на море? – повторила вопрос мать. – А еще, если сделаешь все как надо, получишь новое платье, туфли и кукольный домик, как у Геры.

   Конечно, я выполнила то, что велела мама. Ходить к Валентине Ивановне пришлось не один раз, я посещала ее регулярно в течение пары месяцев. А потом Родина выбросилась из окна.

   Мать не обманула, мы съездили на юг. И я получила все игрушки и одежду Геры. У Родиной не было родственников, перед самоубийством она составила завещание, сделав Веронику Григорьевну своей единственной наследницей. Отписала ей все, включая жилплощадь. За это Валентина Ивановна попросила похоронить ее около Геры, поставить им с дочерью памятник и ухаживать за могилой.

   Через год мать продала квартиру на Старом Арбате, мы переехали в трешку на Солянке. Я пошла в другую школу.

   Зимой Вероника Григорьевна приказала мне отнести письмо какому-то мужчине, который будет сидеть в машине у торгового центра. Передать послание нужно со словами: «Она знает, что он жив». И тут же нырнуть в метро.

   Я спросила:

   – Мама, зачем это?

   Та ответила:

   – Хочешь котенка? Его надо заработать. Выполнишь десять моих поручений – разрешу завести животное. Главное, никому ничего не рассказывай, иначе придут люди, заберут меня с собой, а тебя отправят в приют, где будут бить и унижать.

   То же самое она говорила и раньше, когда посылала меня ночью к Валентине Ивановне. Запугивая меня в первый раз, мать решила подкрепить свои слова наглядным примером. На следующий день после того, как я впервые вошла в спальню соседки, мы после обеда куда-то поехали. Не помню названия улицы, но то, что я там увидела, навсегда запечатлелось в памяти. За высоким решетчатым забором, огораживавшим пыльный двор, гуляли дети, мои ровесники, одетые в одинаковые серые уродливые пальто, которые одним ребятам были малы, другим велики, а ноги обуты в ботинки со шнуровкой, смахивающие на копыта. Все они носили короткие стрижки, и отличить, где мальчик, а где девочка, можно было, только посмотрев на ноги: малышки щеголяли в бордовых нитяных колготках, мальчики – в зеленых брюках. За порядком следила тетка размером с доменную печь, постоянно оравшая на подопечных. Те втягивали головы в плечи и молча повиновались злобной воспитательнице.

   – Это детдомовцы, – пояснила мне мать. – Они много болтали о том, что их просили сделать родители, поэтому их хороших мамочек и папочек убили плохие люди. Если ты скажешь хоть одно словечко про то, как заходила к Валентине Ивановне в спальню, моментально окажешься здесь, в приюте.

   Я перепугалась и заревела, но мать не стала утешать трясущегося от страха ребенка. Нет, она в подробностях живописала кошмары, которые ждут болтливую дочь в детдоме. Кстати, тогда я впервые услышала про изнасилование, но не поняла, что это такое, а спросить побоялась.

   Обещая мне за послушание и выполнение очередного приказа котенка, Вероника Григорьевна повторила речь, произнесенную у забора детдома, затем погладила меня по голове.

   – Успокойся, ничего плохого не случится, если ты не распустишь язык. Думай о котенке, который станет твоим.

   Мать не солгала. У нас появилась замечательная кошка Клеопатра, которая прожила долгую жизнь и была единственной моей подружкой.

   С тех пор я стала регулярно выполнять приказы матери. Сначала они были простыми – что-то отнести, позвонить по телефону и сказать пару фраз. Потом стали сложнее: мне пришлось исполнять разные роли. В двенадцать лет я поняла, что Вероника Григорьевна занимается нехорошими делами, и заявила:

   – Больше не хочу тебе помогать.

   Мать усмехнулась:

   – Понятно. Садись и слушай! Помнишь Геру?

   Я кивнула. И на мою голову вылился невероятный рассказ.

   Веронике Григорьевне очень не нравились люди, которых вскоре после кончины дочери стала приглашать в дом соседка. И вообще Гудкову не прельщала перспектива до конца дней жить в коммуналке. Вот она и задумала довести Валентину Ивановну до самоубийства, разработала план: зная, что несчастная увлеклась спиритизмом, мечтает вызвать дух Геры, велела мне изображать привидение, которое зовет безутешную женщину на тот свет. И Родина в конце концов выбросилась из окна.

   Милиция особо не разбиралась в произошедшем – погибшая оставила записку, да и эксперт подтвердил факт суицида. К тому же все соседи по дому в один голос твердили: «Валя после смерти дочки стала безумной, постоянно говорила, что она вот-вот встретится с Герой». Дело закрыли и отправили в архив. Гудкова получила наследство.

   Дима, я не знаю, когда удочерившая меня бабушка поняла, что может зарабатывать деньги, доводя людей до самоубийства. Но судя по поручениям, которые я выполняла в детстве, первый клиент у нее появился вскоре после того, как мы переехали. И понеслось. Бывшая портниха превратилась в киллера. Гудковой пришелся по душе легкий способ обогащения, и она стала брать заказы.

   Вероника Григорьевна не убивает людей из пистолета, не душит их гарротой, не угощает ядом. Заказчики рассказывают ей о тайнах жертвы, а если не знают их, киллерша сама собирает факты. Каждая операция разрабатывается долго и тщательно. Вероника Григорьевна очень аккуратна, осечек у нее не случается. Думаю, кроме меня, у нее есть другие помощники, но кто они, я понятия не имею, никогда с ними не сталкивалась. Сколько денег она берет? Где их прячет? Как находит заказчиков? Сколько человек работает на нее? Ни на один вопрос ответа у меня нет.

   Но вернусь к тому моменту, когда я отказалась пугать людей по приказу Вероники Григорьевны. Мать, рассказав правду о своем «бизнесе», завершила беседу пассажем:

   – Мы с тобой повязаны одной веревочкой. Если распустишь язык, я окажусь за решеткой, но и ты не останешься на свободе. Девочка, ты активно подталкивала людей к смерти, пугала их, а значит, попадешь в тюрьму для малолетних преступников. Там намного хуже, чем на взрослой зоне, тебя изнасилуют, изуродуют, ты не получишь образования, выйдешь на волю больной и сопьешься. Есть альтернатива: до тридцатилетия продолжаешь работать со мной в паре, потом я тебя отпускаю. Ты получишь благоустроенную квартиру, некую сумму денег и высшее образование. Советую стать актрисой. Хочешь сниматься в кино, ездить на фестивали, обрести славу, известность, большой доход, любовь простых людей? Сделаю так, что ты попадешь в кинематографический вуз и на первом же курсе получишь хорошую роль в фильме. Выбирай: ужас в тюрьме, а в дальнейшем беспросветная нищета или слава, деньги, награды, поклонники. Мы вместе или мы враги. На размышления у тебя минута. Время пошло.

   Мне исполнилось всего двенадцать лет тогда, и я была до предела напугана. Угадай, Дима, что сказала твоя любимая?

   В предсмертном письме нужно быть до конца честной. Вероника Григорьевна чудовище, но она ни разу не обманула меня. Обещала кукольный домик, платья, отдых на море? Сдержала слово. Сказала, что подарит кошку? У меня появилась Клеопатра. И в дальнейшем я всегда имела то, что мне предлагала за «работу» мать.

   Закончив школу, я сразу попала в институт и, еще не сдав первой сессии, стала главной героиней сериала. Не знаю, какие связи задействовала Гудкова, понятия не имею, с кем она дружит, но я вновь получила обещанное. Не надула мать и с квартирой – вскоре у меня появилось свое жилье.

   После удачного дебюта в телефильме мне стали предлагать роли, карьера пошла в гору. Я обрела популярность, материальный достаток, но по-прежнему оставалась рабой Вероники Григорьевны, делала все, что та велела. Теперь я была в курсе планируемых ею акций, стала равноправным партнером в «бизнесе», даже встречалась с заказчиками.

   Понимаешь, Дима, я буквально увязла в этом деле. Соври мне мать, не устрой удочеренную внучку в институт, не открой для меня мир кино, не разреши жить отдельно, я бы считала Веронику Григорьевну сволочью и в конце концов, наплевав на инстинкт самосохранения, отправилась бы в полицию. Но мать выполнила все обещания, а я радовалась, что стала популярной, обеспеченной, прыгала от счастья, войдя в свою собственную квартиру. И все же периодически на меня накатывало: я подписала договор с ближайшей родственницей Сатаны: Вероника Григорьевна, умело манипулируя мною, забрала у меня душу. Мне оставалось лишь, сцепив зубы, ждать своего тридцатилетия.

   Потом мать (вот не хочу ее так называть, а машинально выскакивает) приказала мне выйти замуж за Сухорукова. Объяснила, как себя вести, чтобы привлечь его внимание, тщательно составила план «отлова» олигарха. То есть действовала так же, как при выполнении заказа. И в конце концов мы с Алексеем Игоревичем поженились. Зачем это ей надо? Старуха откровенно сказала мне:

   – Как только тебе стукнет тридцать, мы перестанем работать с клиентами. Я уже немолода, пора пожить в свое удовольствие – хочу путешествовать по миру, посетить разные страны. Но на поездки нужны деньги. В молодости отсутствие звонкой монеты не напрягает, ты знаешь, что жизнь впереди, все еще будет. В старости иначе. Нет приличной суммы в запасе, экономишь на покупке хлеба? Оставаться тебе нищей до могилы, ничего уже не изменится. Богатый зять – мой выигрышный билет. Не волнуйся, я не стану надоедать твоему мужу, ты сама заставишь его о теще заботиться. И если Алексей будет мне помогать, он никогда не узнает о наших с тобой секретах.

   У меня нет ни капли любви к супругу, но он хороший, не жадный и очень скромный человек, при том что баснословно богат. Сухоруков любил свою покойную мать, поэтому прекрасно относится к моей. Внимание к Веронике Григорьевне муж проявляет по собственной инициативе. Сразу после нашей свадьбы она попросила подарить ей небольшой, полностью оборудованный отель. Сухоруков тут же приобрел «Одеон Релакс». И выделяет ей постоянно немалую сумму на его содержание.

   Я очень надеялась, что, став владелицей гостиницы, мать перестанет выполнять заказы, но она не остановилась. Похоже, ей доставляет удовольствие загонять людей в угол. Хотя мне ведь еще нет тридцати. Собиралась ли эта ужасная женщина на самом деле уйти из своего бизнеса, когда мне перевалит на четвертый десяток, я уже никогда не узнаю.

   За несколько месяцев до нашей с тобой ссоры, Дима, мать взялась за очередной заказ – глава холдинга Трофим Внуков обратился к ней с просьбой убрать некоего Артема Брагина.

   Успешный бизнесмен по большой любви женился на Елене Браткиной, служившей в риелторском агентстве, принадлежавшем ему же. Знаки внимания Внуков оказывал ей давно, однако девушка никак не реагировала на ухаживания шефа, соблюдала дистанцию и старательно подчеркивала, что их отношения исключительно рабочие. Внуков сломал себе голову, как подобрать ключик к сердцу Браткиной. Елена мила внешне, но уникальной красавицей ее не назвать, особым умом и воспитанием тоже не блещет, но вот зацепила Трофима так, что тот чувствовал себя влюбленным подростком. Длительное время Браткина отвергала его предложение руки и сердца, а потом вдруг поздним вечером приехала к Внукову домой и сказала следующее:

   – Я жила с человеком, который меня предал, выгнал из дома, собрался жениться на другой, богатой девушке. Я беременна, сделать аборт не могу – врачи предупредили, что после этой операции у меня из-за некоторых особенностей организма никогда не будет детей. Я не знаю, куда идти, где жить. Вы несколько раз предлагали мне выйти за вас замуж. Не хочу обманывать: сильного чувства к вам я не испытываю. Но если после моего признания вы не передумали, я готова стать вашей женой. С одним условием: вы не станете обижать моего ребенка, он ни в чем не виноват. Обещаю быть честной, заботливой супругой, не буду бездумно тратить деньги, позорить имя мужа, рожу вам наследников. Пожалуйста, никогда не спрашивайте, как зовут мужчину, которого я совершенно зря любила.

   Заключенный брак получился удачным. Елена оказалась прекрасной спутницей жизни. Когда родился малыш, Внуков влюбился в жену еще сильнее, а та, видя его нежное отношение, стала испытывать к мужу благодарность, которая постепенно переросла в искреннюю любовь. Выполняя обещание, данное Лене, Трофим ни разу не спросил у нее имени биологического отца ребенка, которого он признал юридически и фактически родным. И вдруг совершенно неожиданно правда вылезла наружу».

   Дмитрий в очередной раз приложился к вину и заржал:

   – Вы с Алексеем Сухоруковым два ископаемых. Он сегодня на похоронах Нины тоже тряпкой пользовался. Поднесет ее к лицу и плачет! Нарыдает пригоршню соплей, ему новую утиралку несут. Целый чемодан лоскутов, похоже, припас. Вы чего, про бумажные платки не слышали?

   Я молча отнял у пьяного актера бутылку и вылил остатки вина в мойку. Красная жидкость растеклась по белой эмалированной поверхности. Я невольно поморщился: из чего приготовили бормотуху? Пойло имеет странный цвет, хорошее вино не бывает размыто-бордовым. И запах у дряни напоминает тот, что издает так называемый сухой напиток.

   Надеюсь, вы никогда не покупали пакетик с серо-розовым порошком, который надо разводить водой? Недавно я видел такой в супермаркете, на нем был изображен Змей Горыныч с головами, из пасти которых извергалось пламя. Не будьте наивны, не верьте надписи на упаковке о том, что из одного кулечка получится десять литров стопроцентного натурального сока. В дисперсной пыли содержится вся таблица Менделеева. Выпьете стакан «чудесной смеси» и превратитесь… нет, не в козленочка, это еще ничего, трансформируетесь, как обещает картинка на упаковке, в монстра с тремя башками.

   – Ну ты ваще даешь, мужик… Че делаешь-то? – протянул Дмитрий, увидев мои манипуляции. И тут же, уронив голову на стол, захрапел.

   Я продолжил чтение.

   «Однажды к Внукову ворвалась возбужденная женщина, крича, что является школьной подругой Елены Браткиной. Одноклассница Мария Рязанцева потребовала купить ей квартиру в Москве и найти высокооплачиваемую работу, в противном случае грозила обратиться в прессу и рассказать, что Лена убийца. Шантажистка, пребывая в истерике, выболтала Трофиму тайну Браткиной: та лишила жизни Юрия Николаевича Плотникова, отчима своего гражданского мужа Артема Брагина, которого чуть ли не с первого класса любила. И вообще она сделала для него много хорошего, а Артем превратил девушку в бесплатную няньку для своей больной матери, потом купил на деньги Лены квартиру и выгнал беременную любовницу вон, когда нашел себе богатую невесту.

   Внуков пообещал Рязанцевой подумать, велел приехать к нему завтра, а сам поспешил к жене и передал ей свой разговор с Марией. Елена разрыдалась.

   – Давно хотела сама тебе правду рассказать, но не знала, как начать беседу. Маша не соврала. Я ужасный человек. Действительно, я выстрелила в Юрия Николаевича. А мой отец все уладил. Потом я кормила Анну Сергеевну таблетками, чтобы она не вспомнила правду…

   Когда Браткина закончила каяться, Трофим обнял ее.

   – Ты ни в чем не виновата. Семья Брагиных втянула тебя в свои проблемы. Какого дьявола взрослая женщина побежала к юной соседке, когда муж наставил на нее оружие? Старая дура решила, что ты спасешь ее от разбушевавшегося урода? С какой стати ты должна была бросаться на выручку бабе, а потом ухаживать за ней, таскать ночные горшки? Ее сын на тебе женился? Взял на себя ответственность, стал заботиться о тебе? Нет, он ограбил девушку, которая его обожала, предал, обманул.

   На следующий день Внуков отказался выполнить требование шантажистки, пообещал ей горы неприятностей, если Рязанцева посмеет заикнуться кому-нибудь о его жене. А спустя некоторое время нанял Веронику Григорьевну.

   Та принялась за дело. Часть информации Гудкова добыла сама, но основное рассказал заказчик. Внуков подчеркнул: Брагин уверен, что отчима убила Анна Сергеевна, надо жать на эту мозоль. Еще бизнесмен предупредил, что жена не в курсе его затеи, Елена ничего знать не должна.

   За неделю до начала активных действий я позвонила Трофиму и назвала дату, когда Артема впервые испугают. Внуков взял свою семью и улетел в Англию, где у него большой дом. А я дала денег прикормленному гаишнику, выполняющему для нас различные поручения, тот тормознул Брагина на шоссе и пообещал всем открыть тайну его матери. Затем я заплатила девочке-подростку из неблагополучной семьи, та тоже сказала Артему нужные слова. Позже, загримировавшись под сорокалетнюю тетку, я пришла в супермаркет и сделала объявление по местному радио. Почему сама взялась за микрофон? Так приказала Вероника Григорьевна, а я всегда слушаюсь мать. К сожалению, она меня полностью себе подчинила. В общем, работа шла по плану. Обычно хватало двух-трех месяцев, чтобы человек решился на самоубийство.

   Я очень устала и дала себе честное слово, что эпизод с Брагиным будет последним, в котором я принимаю участие. Дима, больше всего на свете мне хотелось уехать с тобой на край света. Но разве я могла рассказать тебе правду? Как бы ты поступил, узнав, кем на самом деле является Нина Орехова? Я хотела тайком продать свою московскую квартиру, купить дом на острове в теплом океане, и мы бы улетели туда. Мне не нужна слава, а в жаркой стране нам не понадобилось бы много денег, моих накоплений хватило бы на тихую счастливую жизнь. Я мечтала, как мы с тобой станем сидеть на террасе, глядя на прилив, а в доме в уютных кроватках будут спать наши дети. Два мальчика и девочка. Или нет, лучше все сыновья.

   Но ничего этого уже не будет. Потому что ты поторопился.

   Помнишь сказку про Ивана-дурака? Он хотел, чтобы Василиса Прекрасная осталась с ним навсегда, и сжег лягушачью кожу, хоть девушка и просила его подождать немного. Вот и ты поступил так же. Поспешил. Начал требовать от меня решительных действий. Загнал в угол. Ты не оставил мне ни одного шанса на спасение.

   До моего тридцатилетия еще несколько лет, ты бы не стал ждать, когда я стану свободной. И я боялась, что, узнав истину, ты убежишь прочь. Да, ты любишь меня, но то, чем я занималась, настолько ужасно, что ты, Дима, мог испугаться и разорвать наши отношения. Поэтому я собиралась предложить тебе однажды: «Улетаем завтра в далекие райские края. Там мы будем принадлежать друг другу, жить семьей, наплевав на славу, зарабатывание денег и прочую суету. Я получила наследство, нам его хватит». Или что-нибудь другое придумала бы.

   Но ты загнал меня в капкан. Дима, ты меня бросил, обозвал ужасными словами, крикнул: «Пошла вон!» Мне стало понятно, что жизнь разваливается на куски. Без тебя, любимый, меня нет. В сказке все закончилось хорошо, а вот в жизни все иначе.

   Прости, Дима, за то, что оставляю тебя одного. Я лишу себя жизни в отеле Вероники Григорьевны – напоследок мне хочется отомстить ей. Конечно, к Гудковой придет полиция, ее станут допрашивать. Пусть поволнуется, подергается. А когда полицейские удостоверятся, что я сама надела петлю на шею, вот тут наступит самый главный момент.

   Как думаешь, зачем я подробно рассказала тебе о Брагине и о том, чем мы с Вероникой Григорьевной занимались? Какова причина моей беспредельной откровенности? Ответ прост: я хочу отплатить бабке за свою разбитую жизнь.

   Едва утихнет шум, связанный с моим самоубийством, отправляйся в «Желтуху» и отдай им это письмо. Не в полицию, Дима, в газету! У Гудковой длинные руки и полно знакомств. Мое признание может навсегда исчезнуть в чьем-то служебном кабинете, а пресса не упустит момента рассказать о предсмертном послании знаменитости.

   Дима, я очень тебя люблю, ты должен исполнить мою последнюю просьбу.

   Ну а теперь прощай, любимый. Даже если бог существует, мы с тобой никогда не встретимся в загробной жизни – самоубийц в райские кущи не пускают.

   Ну зачем ты начал на меня давить? Через несколько лет мы бы уехали далеко-далеко и жили долго и счастливо вместе с нашими детьми…

   Еще раз прощай. Нина».

   Я посмотрел на спящего Яншина, взял письмо и ушел.

   Сев в машину, снова стал набирать номер Макса. Уже и не помню, в который раз. Наконец-то вместо автоответчика я услышал голос друга, обрадовался, но начал с упрека:

   – Еле до тебя дозвонился! Почему не отвечал?

   – Трубку украли, – сердито ответил Воронов.

   – Кто? – опешил я.

   – Ты уже десятый задаешь мне этот дурацкий вопрос, – обозлился Макс. – Забавно, когда его произносят коллеги. Знай я, кто спер айфон, пошел бы и отнял его. На кладбище вытащили. Когда Сухоруков всех выгнал, я на улице проталкивался сквозь толпу фанатов Ореховой, со всех сторон меня пинали, толкали, с трудом выбрался. Думаю, тогда щипач и поработал. Любят они массовые сборища.

   – И ты ничего не почувствовал? Не ощутил чужую руку в своем кармане? – не успокаивался я.

   – Прекрати! – рассердился Макс. – Все, тема закрыта. Недавно я активировал новый мобильник, так теперь все трезвонят и начинают: «Почему ты полдня не откликался?» Что за женщина около тебя на церемонии прощания стояла?

   – У меня новостей целый воз, – ответил я. – Сейчас приеду и все расскажу. Что ты делаешь?

   – Поесть хотел, за весь день только стакан кофе выпил, – признался Макс.

   – Хорошая идея, – одобрил я. – Куда направишься?

   – В «Нежность», – ответил Воронов. – Вот ведь тупое название.

   – Зато кормят там вкусно и недорого, – раздался издалека голос эксперта.

   – Ты с Аней? – спросил я.

   – Ага, – ответил Макс. – Давай присоединяйся к нам.

   – Быстро не получится, – уныло предупредил я. – Навигатор показывает, что мне до трактира около двух часов езды.

   – А ты где? – поинтересовался Макс.

   – Пробираюсь по улице Волокова, – уточнил я, – двигаюсь еле-еле.

   – Понятно. На Раковского сняли асфальт, а на перекрестке с тупиком Круглова авария, – «обрадовал» меня Макс.

   – Ладно, ужинайте без меня, – вздохнул я.

   – Нет, сначала чаю хлебнем с пряниками, подождем, пока ты явишься, – возразил Макс. – Работы полно, без дела маяться не будем. Аня еще раз посмотрела снимки комнаты номер четыре и поняла, что она…

   – …коза, – перебила Макса Анна. – Ничего Ване не рассказывай, лучше я объясню.

   – О, – издал Воронов смешок, – она сама о своем косяке доложить хочет.

   – У тебя вид человека, выигравшего в лотерею, – сказала Аня, когда я сел за стол.

   Я хотел раскрыть сумку, но криминалист меня остановила:

   – Нет, нет, подожди. Предлагаю сначала спокойно поесть. Знаю, что произойдет, когда ты вытащишь кролика из шляпы: мы забудем про ужин, понесемся на работу и закажем пиццу. Ребята, я хочу курицу с овощами, а не кусок теста, смахивающего на мокрый картон, покрытый нарезанной колбасой не пойми какого происхождения. Ваня, твой рассказ может подождать или у нас пожар?

   – Думаю, тридцать минут ничего не изменят, – улыбнулся я.

   – Супер! Значит, спокойно едим. И ни слова о делах! – приказала Аня.

   Мы быстро сделали заказ и уставились друг на друга. Спустя минуту эксперт хихикнула:

   – Ну, чего молчим? Говорите.

   – Так не о чем, – пробормотал Воронов. – Решили ведь поужинать, не обсуждая служебные вопросы.

   Аня посмотрела на меня:

   – Ваня, заводи отвлеченную беседу.

   Я откашлялся.

   – Сегодня прекрасная погода.

   – С ума сошел? – скривился Макс. – То дождь хлещет, то солнце светит, у всех голова болит.

   – Не умеешь ты поддерживать светское чириканье, – констатировал я. – Надо отвечать: «Да, да, стоит хорошая осень. И лето было прекрасным, я в отпуск ездил в Испанию». Мы попросим тебя рассказать о твоих впечатлениях, вот так разговор и потечет.

   – Макс, где ты провел летние каникулы? – осведомилась Аня.

   – На работе, – удивился вопросу Воронов, – ты же меня каждый день видела.

   – И я тоже в своем подвале просидела, отпуск пока не использовала. Ваня, изложи нам свои впечатления от заграничных вояжей.

   Я замялся.

   – Дел навалилось невпроворот, удалось только один раз съездить за город, на дачу к Протасову. И я, как Александр Пушкин, не люблю время с июня по сентябрь. Помните его строки: «Ох, лето красное! Любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи». Но у Протасова хорошо было, посидели на берегу речки.

   – А мы с Максом тоже у воды побывали, – оживилась Аня. – Охрана парка ночью утопленника в фонтане нашла. Интересный случай. У него в легких…

   – Стоп! – скомандовал я. – Ты же сама велела: ни гугу о службе.

   Аня заморгала.

   – Ага. Случайно не в ту сторону повело. Простите, ребята. Что ж, начнем заново. Плюша выходит замуж за Буйвола.

   Мы с Максом переглянулись.

   – Ты женишь кота? – предположил я. – Или собаку?

   Аня засмеялась.

   – У меня нет животных. Разве с нашей работой можно их заводить? Плюша – это радиоведущая. Неужели никогда не слышали? А Буйвол – тренер по кёрлингу. Их свадьба сейчас самое обсуждаемое в глянце событие.

   Макс отложил вилку.

   – Чем парень занимается?

   – Кёрлингом. Это, кажется, такой вид спорта, когда по полу камни толкают, – неуверенно пояснил я. – Или я путаю?

   – Плюша, Буйвол, кёрлинг… – скривился Макс. – Зоопарк на выезде.

   – Во время ужина принято обсуждать сплетни, – надулась Аня.

   – О! Ходит слух, что нам дадут новые компьютеры, – оживился Воронов.

   – Брехня, – отмахнулась криминалист.

   – И как мы раньше без интернета жили? – продолжал Макс. – Прикиньте, позавчера приезжаем с парнями в одну квартирку, там труп и…

   Аня стукнула ладонью по столу:

   – Не о работе!

   – Давайте о книгах. Что вы сейчас читаете? – перевел я беседу на ниву литературы.

   – Лично я отчет о вскрытии, который Анька прислала, – ответил Воронов.

   Мне стало понятно, что все наши попытки почесать языки впустую обречены на провал, открыл сумку и вытащил письмо Нины Ореховой.

   – Вот это вам двоим покажется весьма интересным. Но сначала изложу, что узнал от Софьи Киркиной, создательницы фан-клуба Нины Ореховой, и от артиста Дмитрия Яншина.

   Не успел я завершить рассказ, как Воронов схватил телефон.

   – Алло! Андрей, немедленно найди все, что можно, про Софью Киркину и Дмитрия Яншина. Она обожательница нашей Ореховой. Да, правильно мыслишь, сайт в интернете… Парень снимался в том же сериале, что и Нина, играл ее мужа. Не тормози!

   Положив трубку на стол, Макс схватил послание самоубийцы. Аня легонько пнула Воронова в бок.

   – Эй, мне так не видно.

   Он положил листы на скатерть.

   Они оторвались от чтения в тот момент, когда я, спокойно съев салат и морепродукты с овощами, взялся за медовик.

   – Ничего странного не заметила? – спросил Макс у Ани.

   – Возникают вопросы, – кивнула та. – Основной вызван этой фразой.

   Анна перебрала листы и показала пальцем на какой-то абзац.

   – Вы о чем? – осведомился я.

   Макс передал мне предсмертное письмо Ореховой.

   – Вот. Гляди.

   – И что тут удивительного? – не понял я, пробежав глазами текст. – Совершенно естественное для молодой влюбленной женщины желание.

   Аня вытащила из сумки айпад, полистала его и сунула мне под нос.

   – Внимательно изучи третью фразу сверху.

   Но я не успел углубиться в материал – у Макса затрезвонил телефон.

   – Уже раздобыл? – обрадовался друг. – Молодец, оперативно сработал. То есть? Это точно? Понятно.

   Воронов опять положил трубку около тарелки с так и не тронутым мясом и пояснил:

   – Андрей начал работать по Яншину и тут же получил сообщение. Час назад на улице Волокова возле дома четырнадцать маршрутка сбила мужчину. Тот скончался на месте. В кармане погибшего обнаружен паспорт на имя Дмитрия Федоровича Яншина. Шофер уверяет, что человек, ставший жертвой наезда, стоял на остановке автобуса, а потом вдруг сделал резкий шаг вперед и упал прямо под колеса его «Газели».

   Я вздрогнул.

   – Я ехал в кафе около двух часов, попал в пробку, проклял все на свете. Когда точно погиб Яншин?

   – В двадцать ноль-ноль, – уточнил Макс.

   – Я ушел от любовника Ореховой примерно в половине восьмого, – продолжал я. – Дмитрий в процессе нашей беседы выпил бутылку дешевого крепленого пойла, окосел и заснул. Чтобы дойти от его дома до улицы Волокова, человеку в нормальном состоянии надо минут пять-семь. Как он смог протрезветь за столь короткий срок?

   Аня потянулась к чайнику.

   – Считается, что за три часа организм перерабатывает дозу, эквивалентную двум кружкам пива, стакану сухого вина или пятидесяти граммам водки. Но все индивидуально, и надо учитывать много факторов: вес человека, что и когда он ел, его психическое состояние. Встречаются люди, которые почти мгновенно справляются с опьянением, а другие, наоборот, засыпают, лизнув чайную ложку сидра, и потом сутки храпят. Непонятно также, какое количество промилле несовместимо с жизнью. Промилле – это показатель содержания алкоголя в крови. Если анализ определил, что он равен единице, это означает, что на один литр крови приходится один грамм спиртного. Еще недавно медики считали, что цифра в пять промилле является смертельной. Но некоторое время назад у одного индивидуума показатель составил девять и четырнадцать сотых. Можете мне не верить, но мужик выжил.

   – Наверное, это был наш человек, россиянин, на отдыхе по системе «все включено», – хмыкнул Макс.

   – Нет, – возразила Аня, – европеец.

   – Выходит, Яншин нализался, но довольно быстро очнулся, пошел за добавкой и угодил под микроавтобус, – сделал вывод Макс. – Винище у него в организме еще бурлило, внимание притупилось. Может, ему водки захотелось, бормотуха показалась слабой или противной.

   – Вино в самом деле выглядело мерзко, – согласился я, вспомнив, как выливал его в раковину. – Цвет невразумительный, пахло от него мерзко, как от сухого напитка. Кстати, паров спирта я не уловил.

   Аня начала вытирать салфеткой пальцы.

   – Яншин погиб сразу после беседы с тобой. Странно, однако.

   Я показал на ее айпад.

   – Еще более удивительная информация содержится в твоем отчете.

   У Макса опять ожил сотовый. Воронов взял трубку, с кем-то поговорил, потом посмотрел на нас с Аней.

   – Как цитирует мой начитанный племянник: «Все чудесатее и чудесатее делается»? – спросила эксперт.

   – Спустя пару минут после того, как Ваня ушел, Дмитрий сделал звонок из своей квартиры на мобильный, которым владеет некий Николай Николаевич Николаев, проживающий по адресу: Тверская улица, дом один, – сообщил Макс. – Разговор длился тридцать секунд. Сейчас телефон отключен, абонент недоступен.

   – Понятненько… – протянула Аня. – Фальшак. Симка приобретена на радиорынке у черного дилера, который не спрашивает паспорт у покупателя. Похоже, Яншин был не пьян, ему велели идти на остановку, и прогулка очень плохо для него закончилась.

   – Уж извините нас, приходится беседовать не в самых комфортных условиях. Вам не душно? Может, включить кондиционер?

   – Не надо, – отказалась старуха, – я боюсь сквозняков.

   – Тогда кофеек, – любезно предложила Аня. – Не растворимый, эспрессо.

   – Давайте, – согласилась Вероника Григорьевна. – Погода на редкость противная, промозглая.

   – Хотим проинформировать вас о ходе расследования по факту самоубийства Нины Ореховой, – завел Макс. – Как вы себя чувствуете? Врача не надо приглашать?

   – Говорите, молодой человек, – велела Гудкова. – Навряд ли меня что-то после известия о кончине Нины поразит, самое худшее уже случилось.

   – В разговоре с господином Подушкиным вы упоминали, что дочь изредка навещала вас в отеле, – начал Макс.

   – Словечко «изредка» прозвучало осуждающе, – скривилась Вероника Григорьевна. – Нинуша занятой человек… была. Никак не могу научиться говорить о дочери в прошедшем времени, все кажется, что она просто уехала на съемки в другой город. Нина прибегала ко мне, когда выдавалась свободная минутка, я понимала, что у девочки много дел, поэтому не обижалась. Женщинам живется непросто – работа, семья…

   Аня пододвинула поближе к пожилой даме вазочку с печеньем.

   – Простите моего коллегу, он не хотел обвинять Орехову в невнимании по отношению к матери. Мужчины эмоционально тупы, не улавливают оттенков в чувствах, могут ранить словом. Нина появлялась в гостинице поздно вечером?

   – Да, – подтвердила Вероника Григорьевна. – За дочкой охотились папарацци, а она не хотела делиться с широкой общественностью подробностями личной жизни. Некоторые звезды, наоборот, даже в свои спальни журналистов пускают, открывают перед ними все шкафы, хотят добиться еще большей известности, а Нина не жаждала дешевой популярности. И она уважала мое спокойствие, понимала: как только пресса разнюхает, кто ее мать, прости-прощай моя тихая жизнь. Начнут репортеры телефон в «Одеон Релаксе» обрывать.

   – Но в день самоубийства Нина приехала, не предупредив вас. И в то время, когда вы уже спали, – вступил в разговор Макс. – Это необычно, да?

   – Нехарактерно, – согласилась Гудкова. – Но когда человек задумал уйти из жизни, можно забыть о привычках.

   – Не могу понять, почему актриса решила использовать для суицида ваш отель, – продолжил Воронов. – Она же была хорошей дочерью.

   – Лучшей! – воскликнула Вероника Григорьевна.

   – Неужели Нина не понимала, какой удар наносит вам? – несся дальше Максим. – Вдруг мать рано утром случайно заглянет в четвертый номер, а там – тело мертвой дочери в ванной… Это же мощнейший стресс, в особенности для женщины пенсионного возраста. Сухоруков был в командировке, его жена вполне могла свести счеты с жизнью у себя дома. Почему Нине не пришло в голову, что на место происшествия примчатся полицейские, пресса, поднимется шум?

   – Это вопрос к психологу, – печально ответила Гудкова. – Но полагаю, добровольно уходя на тот свет, человек уже не думает об окружающих.

   Аня взяла чашку.

   – Люди, знавшие вашу дочь, в один голос твердят о ее интеллигентности, умении себя вести, отсутствии звездных замашек. Орехова никогда не скандалила, не хамила людям.

   Вероника Григорьевна вскинула голову.

   – С ранних лет я внушала девочке, что вежливее всего надо разговаривать с уборщицей и дворником.

   – Но в роковой вечер Нина налетела на портье, буквально наорала на Таисию, нагрубила ей по полной программе, швырнула на пол дорогой ее сердцу бокал с портретом обожаемой кошки. Странно, правда? – Воронов склонил голову набок.

   – Вовсе нет, – влезла в разговор Аня. – У меня есть версия. Вот фото с места происшествия, смотрите.

   – С ума сошла? – театрально возмутился Макс. – Нашла, что матери показывать! Немедленно убери!

   – Снимок сделан после того, как труп увезли, – успокоила его Аня. – Видите табуретку?

   – Да, – слабым голосом произнесла Вероника Григорьевна.

   – Извините за то, что сейчас услышите, но я хочу, чтобы вы поняли суть, – понизила голос эксперт. – В самоубийстве Нины есть некая странность. На первый взгляд это чистой воды суицид: прощальная записка составлена рукой Ореховой, что подтвердила графологическая экспертиза; портье утверждает, что Нина вошла в отель одна, с ней никого не было. Максим не прав, говоря о жестокости актрисы по отношению к вам. Дочь не хотела ранить мать и позаботилась, чтобы ее тело нашла Эльвира Елкина.

   Макс хлопнул себя по лбу:

   – Точно! Забыл! У нас же есть показания свидетельницы. Дело было так…

   Актриса постучала в комнату соседки и спросила:

   – Могу я вас попросить об огромном одолжении?

   Елкина сразу узнала Орехову, пришла в неописуемый восторг и пообещала сделать что угодно. Нина продолжила:

   – Вы завтра в котором часу встанете?

   – Рано, около пяти, – ответила та. – Даже, пожалуй, в четыре тридцать.

   – Замечательно! – обрадовалась звезда. – У меня очень крепкий сон, боюсь, не услышу ни звонка телефона, ни будильник. Можете растолкать меня перед уходом?

   – Без проблем. Рада оказать вам услугу, – согласилась Елкина.

   – Дайте ваш телефон, – попросила Нина.

   Эльвира протянула ей аппарат.

   – Становитесь около меня, – распорядилась Орехова, – сейчас сделаем селфи.

   Актриса обняла левой рукой Елкину за плечи, правую вытянула вперед, включила запись и произнесла:

   – Отель «Одеон Релакс». Вечер тринадцатого ноября. Я точно знаю, что будет со мной завтра утром. Сейчас мы с Эльвирой Елкиной находимся в ее номере. А вот она не знает, что со мной будет завтра. Это секрет от всех. Эльвира придет меня разбудить рано утром четырнадцатого числа. Я вас всех люблю. Целую, Нина Орехова.

   Потом артистка вернула трубку хозяйке со словами:

   – Это мое извинение за причиненное вам неудобство. Продайте завтра видеоселфи желтой прессе. Но просите побольше денег, такое дорого стоит.

   Елкина не заподозрила ничего дурного.

   Утром она перепугалась, увидев покойницу, но, быстро придя в себя, кинулась к репортерам…

   – Давайте вернемся к фото с места происшествия, – попросила Аня.

   Аня смутилась.

   – Обычно я не допускаю ошибок, но в данном случае проявила невнимательность, за которую корю себя. Слабым оправданием мне может послужить то, что я занимаюсь не одним делом, а многими. Хотя чего там, нет мне оправдания. Простите, я очень виновата. Заметила нестыковку не сразу, а спустя некоторое время. Посмотрите на снимок внимательно. В каком положении находится табуретка? Понимаете, чтобы совершить самоубийство, человек залезает на какое-то возвышение и либо шагает вниз, либо отпихивает предмет мебели. Но в данном случае, что видно на фото, табуретка лежит слишком далеко, в таком месте, куда ее никак не могла отшвырнуть Нина. Я провела не один эксперимент, пытаясь добиться такого расположения, и пришла к выводу: кто-то выбил табуретку из-под актрисы.

   – Не понимаю, – прошептала владелица гостиницы.

   – В комнате ваша дочь была не одна, – пояснил Воронов, – с ней пришел еще кто-то, и это он лишил жизни Нину.

   На лице Гудковой появилось выражение изумления.

   – Хотите сказать, что девочку убили?

   – Похоже на то, – кивнул Макс.

   Вероника Григорьевна обхватила себя руками.

   – Но вы сказали, что она сама написала записку.

   – Да, – подтвердила Аня. – И на теле нет ни малейших следов сопротивления. Простите, Вероника Григорьевна, я не хочу рассказывать о всех признаках, которые свидетельствуют, что ваша дочь сама ушла из жизни. Вам будет неприятно о них слышать. Но поверьте, Нина сама связала петлю и собственноручно накинула ее себе на шею. Люди врут, а улики никогда. Вероятно, у Ореховой был любовник, возможно, женатый мужчина…

   – Нет! – вдруг взвилась старуха. – Невероятное предположение! Я знаю о дочери все! У Нинуши не было от меня тайн! Никаких!

   – Если взрослая женщина сообщает матери исчерпывающую информацию о себе, не привирает, не скрывает кое-что, это свидетельствует о психическом заболевании, – на секунду выпала из роли сладкой и мягкой тетушки Аня. – Орехова должна была иметь секреты от вас. И вечером тринадцатого ноября события могли разворачиваться так: Нина вошла в отель, специально нахамила портье, разбила кружку. Администратор бросилась в кладовку за веником и отсутствовала минут пять-семь, не больше, но их хватило, чтобы спутник актрисы незамеченным прошмыгнул внутрь и поднялся на второй этаж.

   – Бред! – возмутилась Вероника Григорьевна.

   – Вовсе нет, – заспорила Аня, – у Нины был любовник.

   Мать Ореховой резко выпрямилась.

   – Исключено!

   – Мне версия Анны не кажется бредовой, – подлил масла в огонь Воронов. – Парочка хотела выяснить отношения в укромном месте, и Нина придумала, как отвлечь портье. Думаю, она стала что-то требовать от поклонника, тот разозлился и пнул табуретку, на которой стояла актриса.

   – Дочь лично написала письмо, предупредила Елкину, а потом смирно ждала с петлей на шее смерти?! – закричала Вероника Григорьевна.

   – В этой версии есть недоработки, – нехотя признала Аня, – но положение табуретки четко указывает на присутствие в номере второго человека. Например, любовника Ореховой.

   – Вы глухая? – пошла вразнос старуха. – Нина любила мужа! У них с Сухоруковым был образцовый брак!

   Макс провел рукой по волосам, и я, ожидавший этого жеста, быстро нажал на экран своего мобильника. Из динамика, вделанного в стену, до меня донеслась трель.

   – Прошу простить, – извинился Воронов и вынул из кармана трубку.

   – Слушаю.

   – Это Иван, – громко сказал я.

   – Да, – ответил Макс, чуть отстраняя сотовый от уха. – Что?

   Я начал говорить, слыша, как мой голос повторяется в допросной:

   – Только что закончил беседу с Дмитрием Яншиным. Ты был прав, он и Нина состояли в любовной связи. Более того, Орехова прислала возлюбленному многостраничное письмо, в котором объяснила причины своего суицида. Я просмотрел бумаги. Макс! Это жесть! Актриса сообщила, что уходит из жизни, потому что была вынуждена с детства исполнять приказы матери, которая…

   – Иван, поговорим завтра, – остановил меня Воронов. – В девять утра жду тебя в своем кабинете. Надеюсь, ты взял у Яншина материал, о котором сейчас говорил?

   – Конечно, – заверил я. – Положу его в своем офисе в стол, там надежнее, чем в банке. Сам лягу на диван в той же комнате. Ты представить не можешь, чем на самом деле занимается Гудкова! Она…

   – Иван Павлович, до завтра, – отчеканил Макс и отсоединился. Затем обратился к посетительнице: – Извините, пожалуйста, есть у нас один ретивый малый, он сейчас и звонил. Да вы его видели – Иван Павлович Подушкин, частный детектив, каланча долговязая.

   – Мне он представился психологом, – удивилась Вероника Григорьевна.

   Макс и Аня переглянулись, потом одновременно рассмеялись.

   – Нет, – пояснила эксперт, – Подушкин владелец агентства «Шерлок».

   – Красиво сказано, – отмахнулся Воронов, – да только у парня нет клиентов, никому Иван не нужен. Я оформил его к нам консультантом, чтобы хоть на чай себе заработал.

   – Он добрый, с родственниками жертв умеет общаться, – встала на мою защиту Аня. – Вероника Григорьевна, как вам Ваня показался?

   – Воспитанный молодой человек, – похвалила меня хозяйка гостиницы.

   – Вот видишь, Макс! – обрадовалась эксперт.

   – Хорошо, что Подушкину оружие не положено, а то бы он нос себе отстрелил, – отрезал Воронов. – Ваня рохля и мямля, вечно с ним что-нибудь случается, то телефон теряет, то еще чего, кошелек у него на днях сперли. И, кстати, он выпить любит.

   – Никогда не видела Ваню пьяным, не придумывай, – возразила Аня.

   – Днем он не квасит, но перед сном всегда три-четыре рюмки коньяка уговаривает, а потом спит бревном, – разоткровенничался Макс. – Не сиди мы с ним десять лет за одной партой в школе, ни за какие коврижки не связался бы с таким типом. Но дружба – святое дело, Иван мое наказание. Все, хватит о пустом болтать. Вероника Григорьевна, нам нужна ваша помощь, поэтому мы и попросили вас подъехать.

   – Сделаю, что смогу, – заверила мать Нины.

   – Необходимо составить список всех приятелей Ореховой, начиная с одноклассников, – завел Макс.

   Я отошел от стекла и сел на стул. Дальше можно не наблюдать за действом и не слушать, как старуха диктует никому не нужные фамилии. Просто Макс не может сразу после моего звонка распрощаться с ней. Гудкова вовсе не глупа и может сообразить, что именно телефонный разговор Воронова с незадачливым сыщиком являлся самой важной частью встречи.

   Где-то через час Аня отправилась провожать мать Ореховой, и ко мне в комнатушку заглянул Максим.

   – Ну как?

   – Выглядело убедительно, – сказал я. – Отличный ты телефон подобрал, с сильным динамиком, мой голос хорошо был слышен.

   – Леня из техотдела постарался, – пояснил друг, – поколдовал над трубкой. Надеюсь, бабка нам поверила.

   Я встал.

   – Она много лет доводит людей до самоубийства и ни разу не попалась. Мы ею заинтересовались исключительно из-за суицида в отеле. Если бы не письмо Нины, на Гудкову никогда бы не обратили внимания. У Вероники Григорьевны за годы успешной работы на ниве заказных убийств должно было появиться ощущение собственной безнаказанности, уверенности, что она умнее всех. Полагаю, дама считает окружающих полными дураками и непременно заглотнет наживку. Мы все для этого сделали.

   Вернувшись домой, я сказал Шарлотте:

   – Сегодня уеду к приятелю на день рождения и останусь у него. Не боишься ночевать одна?

   – Конечно нет, Ванечка, – прохрипела Лота, – мне не пять лет.

   – Тебе надо непременно обратиться к врачу, – посоветовал я, – голос никак не восстанавливается.

   – Ну и фиг с ним, – отмахнулась она.

   – Если запустить болезнь, она перейдет в хроническую стадию, – завел я. – Красивая девушка, а разговариваешь как портовый грузчик. От тебя все женихи убегут.

   Но Шарлотта не испугалась.

   – Ерунда, не первый раз так. Дней через пятнадцать все пройдет. Чуть не забыла… Тетя Николетта звонила, велела померить стену в гостиной. Интересно, зачем?

   – Понятия не имею, – удивился я. – У нее бы спросила.

   – Задала вопрос, – ответила Шарлотта, – а тетя Николетта пропела: «Сюрпризик».

   Я подавил вздох. Сюрприз от маменьки? Это пугает.

   В девять вечера я заглянул в спальню к Шарлотте и ощутил укол совести.

   – Лота, ты купила надувной матрас? Совсем забыл о гибели старого дивана и безвременной кончине «Базилио». Дорогая, я не захожу в гостевую, потому что там сейчас твоя спальня, вот вопрос с софой и выпал из моей головы. Извини, ты целую неделю мучилась на некомфортном ложе и молчала! Надо было как следует отругать меня. Через пару дней непременно куплю диван.

   – Ерунда, Ванечка, – остановила меня Лота, – матрасик мягкий, а стоил дешево.

   – Завтра с утра верну тебе потраченные на него деньги, – пообещал я. – Значит, так: дверь никому не открывай, окна не распахивай, никуда не выходи, еду не заказывай. А если очень захочется слопать пиццу, не впускай в квартиру курьера, приготовь деньги заранее, чуть-чуть приоткрой дверь…

   – Ты со мной как с детсадовкой обращаешься, – перебила Шарлотта. – Я давно уже взрослая, школу закончила.

   – Мне будет спокойнее, если ты пообещаешь сегодня отказаться от фастфуда, – продолжил я. – В награду свожу тебя в выходной куда захочешь. В театр, в консерваторию, в музей.

   Шарлотта запрыгала от радости.

   – В любое место? По моему выбору?

   – Да, – подтвердил я.

   – На рынок за сумочкой! – заликовала Лота.

   – Ладно, – согласился я. – Запри за мной хорошенько дверь. Я постою на лестнице, послушаю, как замок сработает. И задвинь щеколду.

   – Ты прямо как моя бабушка, – захихикала Шарлотта, направляясь за мной в прихожую. – Она всегда перед сном шваброй под всеми кроватями пропихунькивает – затаившегося вора ищет.

   Я вышел на площадку, услышал характерные щелкающие звуки в замке и пошел к лифту. Ну что ж, сейчас устроюсь в офисе и посмотрю, удалось ли нам заманить Веронику Григорьевну в западню.

   Тут на меня напал смех: я уже, однако, привык к речевым оборотам Лоты – глагол «пропихунькивать» меня не смутил, понятно же, что это брат словечка «выпихунькивать».

   – Пора тушить свет.

   – Ладно, – не стал спорить он.

   – Лягу на диван, – сказал я. – А ты где устроишься?

   – Письмо к Яншину якобы хранится в письменном столе, так? Кабинет у тебя огромный, пожалуй, сяду в кресло у камина. Верхний свет человек, которого Гудкова пришлет, зажигать не станет, воспользуется точечным фонариком. Шторы на окне перед столом задергивать не стоит. Тучи разбежались, светит луна, незваный гость сразу увидит, куда двинуться. А оба эркера надо, наоборот, закрыть гардинами, тогда меня не будет видно. Ну, давай приготовим сцену…

   Я придвинул к дивану маленький столик с наполовину пустой бутылкой коньяка и пузатым бокалом, плеснул в него спиртное, лег на диван и сказал Максу:

   – Смотри не засни.

   – Смеешься? Задрыхнуть во время засады? – возмутился друг.

   Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем в прихожей раздался тихий скрип и затем послышались осторожные шаги. Судя по звукам, гость зашел в гостиную, понял, что ошибся, и двинулся в кабинет. Я лежал лицом к спинке дивана и старательно сопел. Некто приблизился к моему ложу и, похоже, наклонился. Я уловил чужое дыхание, запах ментоловой жвачки и всхрапнул. В ту же секунду меня в плечо укусил комар. Я подскочил, сбросил плед и попытался схватить маячившего у дивана человека, но тот увернулся и кинулся в холл.

   – Макс! – заорал я. – Он уходит! Ты где?

   В ответ прозвучал глухой удар, словно упал мешок с мукой. Спотыкаясь в темноте, я ринулся вперед, не понимая, почему Воронов не зажег, как мы договаривались, свет.

   Из коридора донесся громкий вскрик, потом звон. Я влетел в прихожую, хлопнул ладонью по выключателю и прежде всего увидел опрокинутую консоль и осколки фарфоровой вазы, которая недавно украшала левый угол, а затем мужчину в черном спортивном костюме, лежавшего на полу лицом вниз. У него на спине сидела девушка в брюках и пуловере.

   – Никогда не ходи на дело в такой одежде, – грудным голосом сказала она поверженному парню. – Запомни, идиот, куртка с капюшоном – первый враг.

   – Вы кто? – обомлел я. – Что здесь делаете?

   Хрупкая девушка обернулась. Я онемел и прирос ногами к полу.

   – Вот так хрень! – выпалил Воронов, оказавшись рядом.

   – Иван Павлович, Максим, вы так и будете смотреть на меня или все-таки займетесь задержанным? – усмехнулась Шарлотта. – Наручники есть? Если браслеты не прихватили, можете воспользоваться моими, но потом непременно верните. Они электронные, очень мне нравятся.

   – Шарлотта? – выдавил я из себя. – Почему ты здесь?

   – Простите, Иван Павлович, меня зовут Ксения, – ответила девушка. – Максим, я продиктую вам номер моего начальника Петра Степановича, соединитесь с ним, он все расскажет. И позовите, наконец, ваших людей. Когда я шла в офис Подушкина, увидела неподалеку тонированную машину. Думаю, там они и сидят. Эй, отомрите! Вы что, без поддержки? Вы камеры не поставили?

   Дверь в квартиру распахнулась, появились трое парней. У Воронова непроизвольно дернулась щека.

   Ксения склонила голову.

   – Ребята, забирайте того, что на полу, и отведите его в минивэн Воронова, пусть увозят. А вы, Максим, запишите телефон и побеседуйте с Петром Степановичем.

   Мой друг молча выслушал номер и вышел. Шарлотта достала из уха небольшой овальный предмет и улыбнулась мне.

   – Терпеть не могу это приспособление, но оно порой необходимо – надо же слышать, что поддержка говорит. Еще раз извините меня, давайте пройдем в ваш кабинет.

   – Вы не Лота? – пробормотал я, разглядывая размалеванное лицо собеседницы. – Где моя гостья из провинции?

   – Не беспокойтесь, она прекрасно себя чувствует, – заверила Ксения. – Живет в отличных условиях, ходит на лекции, обзавелась друзьями, получила много подарков. Лота понятия не имеет, что происходит на самом деле. Не успела студентка-заочница поселиться у вас, как в квартиру, естественно в момент отсутствия хозяина, пришла пожилая дама с сумкой, набитой домашней едой. Она открыла дверь своими ключами, крайне удивилась, увидав Шарлотту, представилась будущей тещей Ивана и сказала: «Деточка, моя дочь, невеста Ванечки, очень ревнива. Если она узнает, что жених приютил у себя молодую девушку, то разорвет помолвку. Ты хочешь разбить их счастье? Если нет, давай поселю тебя в уютной квартире около вуза, где ты учишься, повожу по Москве, куплю обновки. Собирайся прямо сейчас, я сама все объясню Ване и жене его двоюродного брата, которая тебя сюда направила». Лота оказалась под нашим присмотром, а я заступила на ее место. Фигуры у нас почти одинаковые, правда, ваша гостья чуть выше, но вы, Иван Павлович, этого не заметили. Что же касается лица, то у нас обеих славянский тип. А вот голос у Лоты необычный, писклявый и мигом запоминается.

   – Вот почему она охрипла и никак не могла выздороветь… – пробормотал я. – Экстремальная стрижка, волосы невероятного цвета, чудовищный макияж – все это кардинальным образом изменило лицо девушки. Надеюсь, ужас на вашей физиономии на самом деле не татуировка?

   – Нет, – улыбнулась Ксения, – это особая краска, убирается специальными средствами. А на голове парик. Мы рассчитывали на то, что вы не разглядываете женщин, которые не вызывают у вас сексуального интереса, и понимали: за короткий период общения вы не успеете хорошо познакомиться с Шарлоттой. И точно, вы не заметили подмены. Ваня, вы замечательный человек, но профессиональному детективу нужно всегда быть начеку.

   Я сел в кресло.

   – Вы правы. Хотя было несколько мелких странностей, на которые я среагировал. Вы, Ксения, прекрасно исполнили роль глуповатой девочки из провинции, не обремененной образованием. Одно словечко «впихунькать» чего стоит! Браво! Но когда мы покупали диван, вы сказали о моем доме, что он с кариатидами. Я удивился: девушка знает сложное слово и произнесла его безошибочно, в отличие от «латте» и «эспрессо», которые Лота называла: «лото» и «экспресс». И еще. Помните, я заметил, что у гостьи изменился цвет глаз, о чем вам и сказал.

   Ксения смутилась:

   – Мой косяк. Забыла надеть линзы.

   – Но вы ловко выкрутились, – похвалил я ее. – И совершенно правы, впредь мне следует быть не таким недоверчивым. Кстати, вы ведь так и не объяснили, кем являетесь.

   – Она сотрудник особой бригады, – произнес Макс, входя в комнату. – Я говорил с их начальником, Петр Степанович пообещал, что Ксения сама даст объяснения.

   Девушка кивнула.

   – К нам обратилась Маргарита Осипова, которая сообщила, что ее мужа, Артема Брагина, пугают неизвестные люди. Речь шла не о физическом воздействии, а о психологическом. Маргарита Леонидовна предупредила о строгом сохранении конфиденциальности, супруг не должен был знать, что она в курсе его проблем и пытается вычислить преступника.

   Я не смог сдержать эмоций.

   – Странные в этой семье отношения. Зачем жить вместе, если вы не доверяете друг другу?

   Ксения пожала плечами:

   – Меня это не удивляет, я давно поняла: у большинства людей есть секреты, о которых они даже под страхом смерти никому не расскажут. Мы начали работать, и Артем спустя некоторое время обратился к частному сыщику. Руководство подумало, что нам следует знать обо всех действиях Подушкина, поэтому было решено внедрить в его ближайшее окружение меня. Рассматривалось несколько вариантов, но все они имели больше минусов, чем плюсов. И вдруг, нам на радость, на горизонте возникла Шарлотта. Мы этим воспользовались.

   – Маргарита уже знает правду про Анну Сергеевну? – заинтересовался Макс.

   – Нет, – ответила Ксения, – пока мы ей о ходе следствия не докладывали. Мои коллеги вскапывали одну грядку, а я постоянно присматривала за Иваном Павловичем, не отходила от него.

   – Постоянно? – в недоумении повторил я.

   Ксения улыбнулась.

   – Дядя Ваня, вы довольно беспечны. Не обратили внимания на машину, которая ездила рядом. Правда, седан черный, неприметный, экономкласса, подобных вокруг тьма, но все же надо хоть изредка оглядывать близлежащий пейзаж. И вас совершенно не смутило, что Татьяна, жена Ильи, перестала вам названивать, не интересовалась, как дела у Шарлотты. Разве такое поведение характерно для вашей родственницы?

   Мне в голову бросилась кровь.

   – Ксения, вы шпионили за мной! В моей машине, квартире и офисе установлены «жучки»?

   Ксения не смутилась.

   – Иван Павлович, их уберут. Кстати, скажите нам «спасибо». Когда мы узнали, что Воронов собрался поймать Веронику Григорьевну, так сказать, на живца, то решили вас подстраховать и оказались правы. У человека, которого Гудкова отправила изъять письмо Нины Ореховой, был при себе шприц. Пока не знаю, какое в нем содержалось лекарство. Думаю, мощное снотворное. Вы, лежа на диване, ждали, что Воронов отреагирует на появление незнакомца, а Макс заснул. От крика Подушкина он очнулся и упал с кресла.

   – Просто я выжидал подходящего момента, поэтому сидел тихо! – разозлился мой друг.

   Псевдо-Шарлотта улыбнулась.

   – Пусть так. Но вы свалились на пол. Хорошо, что хоть Иван Павлович действовал оперативно, преступник только воткнул иглу, на поршень не успел нажать. Мои коллеги все видели и мне в ухо сказали, что происходит в кабинете. Я ждала преступника в холле.

   – Чертов плед! – заорал Воронов. – Запутался в нем ногами!

   Я постарался сохранить серьезный вид. Похоже, Ксения права: уставшего за день Макса разморило в тепле, вот он спросонья и рухнул на пол. Смешно, конечно, но я вспомнил, что пособник Гудковой собирался ввести мне неизвестный медикамент, и охота веселиться у меня пропала.

   Ксения протянула мне руку:

   – Мир? Никому не расскажу, как Воронов барахтался в пледе. Иван Павлович, не дуйтесь, это работа.

   Я пожал узкую ладошку лже-Лоты.

   – И в мыслях нет обижаться на вас. Вы талантливый человек и, несмотря на юный, почти детский возраст, настоящий профессионал, обладаете артистическими задатками, умны и находитесь в отличной физической форме, свалили здорового мужика. Я бы его не победил в кулачном бою.

   – Иван Павлович, вы прекрасный детектив, – вернула комплимент Ксения, – и в паре с Максимом способны на многое, но вы чересчур интеллигентны и порядочны, поэтому думаете, что все люди такие же.

   – Дорогие петух и кукушка, перестаньте, как персонажи басни Крылова, нахваливать друг друга, – прервал нас Воронов. – Лучше поехали ко мне в офис и расспросим ночного гостя, пока тот не очухался.

   – Кстати, мне тридцать четыре года, – неожиданно сказала Ксения.

   Я сделал пару шагов по направлению к двери, оглянулся и пробормотал:

   – Смотритесь на восемнадцать.

   Ксюша подмигнула мне.

   – Самое приятное в ваших словах то, что они сказаны голосом, полным удивления.

   Мы с Максом сели в мою машину. Ксения устроилась в своей неприметной дешевой иномарке и поехала за нами.

   – Что такое особая бригада? – спросил я друга, вырулив на проспект.

   – Я слышал о ней, но никогда с ее сотрудниками не сталкивался, – выдержав паузу, ответил Воронов. – Кому структура подчиняется, понятия не имею. Ходят слухи, будто ее создал и содержит очень богатый человек, у которого когда-то убили всю семью. Еще болтают, что туда берут суперпрофи и у них нет проблем с бюджетом. Правда это или нет, не знаю. Но через пять минут после моей беседы с тем самым Петром Степановичем мне позвонили из весьма высокого кабинета… Я даже и предположить не мог, что такой человек о Воронове, простом винтике в системе МВД, слышал. Мне было велено оказывать полнейшее содействие Ксении. Она теперь работает со мной. М-да…

   Максим умолк. Я понял, какие чувства обуревают друга, и решил его отвлечь.

   – Твой расчет оказался верен. Мне спектакль с телефонным звонком показался слишком прямолинейным, я боялся, что старуха на него не поведется. Но ты правильно предположил, что Гудкова за долгие годы работы на ниве заказных убийств уверилась в собственной непогрешимости, расслабилась и стала считать окружающих дураками. Поэтому она и попала в расставленную тобой сеть.

   – Хорошая попытка, Ваня, – остановил меня Макс, – спасибо за то, что пытаешься повысить мою самооценку. Но ты уже один раз произносил эти слова. И, к сожалению, я в самом деле задрых. Многократно сидел в засадах и глаз не смыкал, а сегодня облажался. Да еще упал. Спасибо Ксении, скрутила гаденыша.

   – Это ерунда, на меня посмотри, – вздохнул я. – Ни на секунду не усомнился, что в моей квартире живет Шарлотта, и не обратил внимания на слежку, которую вели за мной. Да уж, проявил себя с лучшей стороны. А Ксения симпатичная. И умница. Интересно, зачем она придумала историю с диваном, какой в ней смысл? Да, да, она очень привлекательная женщина…

   – Выбрось ее из головы, – перебил меня Воронов. – Даже не пытайся позвать Ксению на свидание – пошлет куда подальше. Думаю, членам бригады запрещено общаться с чужаками.

   – Не в концлагере же она сидит, – уперся я.

   – Тормози, бабник-теоретик, – распорядился Макс, – приехали.

   Я выбрался из машины и вынул из кармана вибрирующий телефон.

   – Иван Павлович, это Ксения, – раздалось из трубки. – Забыла спросить, вы обратили внимание на носовые платки, которые Сухорукову время от времени подавали во время траурной церемонии?

   – Да, – коротко ответил я.

   – Догадались, почему их часто меняли?

   – Конечно. Мы с Вороновым не настолько глупы, как вам кажется.

   – Вы отличные профессионалы, – решила польстить мне собеседница. – Кстати, вы не бабник-теоретик. Вы определенно практик. Но не бабник. А диван и правда развалился, когда я хотела книгу с полки достать и на спинку встала. Уж не сердитесь.

   – Черт! «Жучок» в моей машине еще не снят! – выпалил я.

   В ответ раздался тихий смех, затем понеслись гудки.

   – Зачем вам понадобилась моя клиентка? – спросил юрист.

   – Хотим ей кое-что рассказать, – ответил Макс. – Письмо Нины, оставленное ею у Дмитрия Яншина, полностью прояснило ситуацию. А Евгений Паутин, которого Гудкова отправила выкрасть предсмертное послание Ореховой, активно сотрудничал со следствием. Парень отнюдь не доверенное лицо Вероники Григорьевны, выполнял ее разовые задания – по приказу хозяйки гостиницы пугал разных людей. Паутин назвал несколько фамилий.

   – Зачем повторять то, что нам хорошо известно? – остановил Макса Николай Павлович. – Моя клиентка тоже оказала содействие следствию. Она больная пожилая женщина, глубоко раскаивающаяся в содеянном.

   Воронов побарабанил пальцами по столу.

   – Секундочку! Сейчас вам станет ясно, зачем затеяна эта беседа. Слушайте внимательно, иначе упустите какую-нибудь важную деталь. Итак…

   В роковой вечер самоубийства Нина приезжает в «Одеон Релакс» в районе десяти, хамит портье, разбивает кружку, просит Эльвиру Елкину разбудить ее, делает видеоселфи и накидывает на шею петлю, оставив в номере короткую записку.

   Сначала мы думали, что Орехова втянула в историю соседку по отелю с одной целью: исключить возможность того, что ее мертвое тело найдет мать. В воздухе, правда, повисает вопрос: зачем совершать суицид в гостинице Гудковой? Что мешало самоубийце снять номер в любой другой, коих в Москве пруд пруди? Ответа нет.

   Спустя короткое время наш эксперт понимает: табуретка в ванной никак не могла быть отброшена самой Ниной. Некто выбил табурет из-под ног актрисы. Возникает версия, что Орехову лишили жизни. Появляются классические вопросы: кто? почему? с какой целью? Выдвигается предположение: Нина привела в отель любовника. И вскоре выясняется: Орехова действительно изменяла мужу, у нее был роман с Дмитрием Яншиным. Мы вроде получаем ответы на два вопроса: по какой причине актриса закатила скандал на рецепшен и почему она приехала к матери. Сейчас озвучу их.

   Чтобы собрать осколки разбитой кружки, администратор побежала за веником, и как раз за время ее отсутствия Дмитрий вошел с улицы и быстро прошмыгнул на второй этаж. Кроме того, в любой другой гостинице в десять вечера толпился бы народ, кто-то из горничных или постояльцев непременно узнал бы актрису, проследил за ней и настучал прессе, что Орехова весело проводит время с любовником. А у Вероники Григорьевны клиентов можно по пальцам пересчитать, надо лишь ненадолго отвлечь администратора. Хозяйка «Одеон Релакса» всегда ложится спать рано, значит, с ней дочь не столкнется. Нина специально не предупредила мать о визите – не хотела, чтобы та решила, как обычно, дождаться ее. Голубки оказываются в номере, и там события начинают разворачиваться непредсказуемо.

   Макс достал из стола тонкую пачку листов и взял верхний.

   – Это сценарий так и не снятой серии, эпизод из нее Яншину и Ореховой предстояло сыграть во время следующей съемки. Читаю содержание.

   «Катя стоит в ванной на табуретке.

   Катя (кричит): Сережа, прости! Прощай!

   Входит Сергей. Катя быстро надевает на шею веревку и пытается изобразить самоубийство.

   Сергей: Господи! Что ты делаешь?

   Катя: Свожу счеты с жизнью. Ты завел себе другую.

   Сергей бросается к жене. Катя быстро вынимает голову из петли, но продолжает делать вид, что полна решимости умереть. Муж взваливает супругу на плечо и уносит, энергично шлепая ее по заднице».

   Макс отложил листок.

   – После прочтения этой сцены мы поняли: Дмитрий и Нина решили отрепетировать эпизод и приехали в отель. Они хотели совместить приятное с полезным – предаться любовным утехам и подготовиться к завтрашней съемке. Актеры приступили к работе, но что-то пошло не так. Может, Яншин упрекнул Орехову в нежелании бросить богатого мужа, она резко ответила, на беду, именно в этот момент стоя с петлей на шее, а Дмитрий в припадке ярости вышиб табурет из-под ее ног и убежал? Вроде складно. Но тогда непонятно, зачем Нина написала в номере предсмертную записку. Или никакой репетиции не было? Любовник решил наказать подругу за пренебрежительное отношение к себе, силой заставил ее взять ручку, а потом совершить суицид?

   – Но я не обнаружила на теле Нины ни малейших следов насилия, – вступила в беседу Аня. – Все улики буквально кричали: актриса сама встала на табурет и сунула голову в петлю. Например, на веревке остались только ее кожные частички. И тут возникает новый вопрос. Зачем Нина снимает селфи с Елкиной? С какой стати отправляет ее с видеороликом к журналистам? Если Орехова задумала совершить суицид, то история с селфи объяснима, а если актрису убили…

   – На похоронах Иван Павлович познакомился с председателем фан-клуба Ореховой, очень похожей на нее девушкой Софьей Киркиной, – продолжил Макс. – А дальше было так…

   Они вместе идут к гробу актрисы в зал, где находятся родственники и друзья, в основном со стороны Сухорукова. Вдовец нервничает и срывается на охране, приказывает полицейским и своим секьюрити покинуть помещение. Делать нечего, нам приходится подчиниться. Начинается прощание с актрисой, и тут в зал врывается Яншин. Дмитрий закатывает бурную истерику и убегает. Охраны нет, ловить скандалиста некому, вдогонку за актером кидаются лишь Софья и Иван Павлович.

   И еще интересный момент. Алексей Игоревич очень переживает смерть любимой жены, он рыдает, ему постоянно подносят чистые носовые платки. Но внимательный Подушкин обратил внимание на то, что олигарх ни разу не поцеловал безвременно ушедшую на тот свет супругу. Хотя это ни о чем не свидетельствует: многие люди боятся покойников и ни за какие коврижки не облобызают даже очень дорогого мертвеца.

   Подушкин и Киркина, не догнав Дмитрия, садятся у какой-то могилы. Софья рассказывает о любви Яншина и Ореховой. Покинув кладбище, Иван Павлович едет к любовнику Нины домой, представляется участковым, а тот отдает ему обстоятельное письмо Ореховой. И наконец-то открывается истина: Нина – послушная марионетка в руках своей матери-преступницы.

   Во время разговора с «участковым» Дмитрий пьет дешевое вино. Подушкин забирает у него бутылку, выливает остатки пойла в раковину и отмечает, что напиток гаже некуда, у него подозрительный цвет, нет винного аромата. Потом он уходит, оставив окосевшего уснувшего Яншина на кухне. А тот в рекордно короткий срок трезвеет, выходит на улицу, попадает под маршрутное такси и погибает на месте.

   Иван Павлович приносит письмо Нины мне и Анне. И эксперт замечает в послании одну деталь…

   – Вообще-то странностей было несколько, – перебила его Анна. – Ну, для начала скажу, что самоубийцам не свойственно изливать перед смертью душу в многостраничных посланиях – как правило, они пишут несколько фраз. И почерк человека в предсмертной записке всегда ярко свидетельствует, что автор испытывал стресс. Мы же увидели пространный, логично составленный текст, без единой помарки, повторов. Графолог считает, что послание писалось в момент душевного спокойствия. Еще он предположил, что Нина сначала набросала черновик, отредактировала его, а потом переписала набело. Но главное другое. При первом прочтении я сразу обратила внимание на нестыковку.

   – Погоди, – остановил Аню Макс. – Вероника Григорьевна, встречу Нины и Алексея Сухорукова организовали вы? Он влюбился в Орехову, а та по вашему приказу изобразила страсть к олигарху?

   Старуха посмотрела на адвоката, тот кивнул.

   – Нет, – ответила Гудкова, – я понятия не имела, что у них роман, Нина это скрывала. Если дочь написала другое, то это неправда. Истину я узнала, когда газеты стали выходить с заголовками «Сухоруков + Орехова = любовь». До того дочь говорила, что Алексей Игоревич вкладывает деньги в съемки сериалов. Она обманывала меня! А на прямой вопрос, почему ничего мне о романе с олигархом не сказала, ответила: «Не лезь в мою личную жизнь».

   – Вы не растерялись и намекнули Нине, что неплохо бы получить от зятя отель в подарок, – не выдержала Аня. – Хорошая идея. Возраст у вас уже не юный, пора выращивать цветы и наслаждаться жизнью, накопления есть, бедная старость вам не грозит. И тратить нажитое теперь можно открыто, не боясь никого. Никто не удивится, почему пенсионерка хорошо живет – она же владеет мини-гостиницей, значит, обеспечена. У меня к вам вопрос: Нина много болела в детстве?

   На лице старухи появилось выражение искреннего удивления.

   – Нет. Ветрянка, простуда, все как обычно.

   – Ей не делали операций? – продолжала Аня.

   – Нет, – сухо повторила Вероника Григорьевна.

   – Никаких? – настаивала Анна.

   – Сколько можно твердить одно и то же! – возмутился адвокат. – Вы же слышали ответ: дважды нет.

   – И по гинекологии тоже? – нажимала на ту же педаль эксперт. – Часто женщины скрывают операции, затрагивающие детородные органы. Если делала, скажите, сейчас не стоит хранить тайну, Нина мертва.

   Гудкова повернулась к адвокату.

   – Долго это будет продолжаться? Мне сто раз повторять, что дочь никогда не лежала в больнице?

   – Уже хватит, – произнес Макс. – К тому же у нас есть медкарта Ореховой, где четко написано: здорова, никаких патологий. Но при вскрытии тела выяснилось, что покойной в юности удалили матку.

   – Что? – подпрыгнула старуха. – Вы с ума сошли? Чушь!

   – Вовсе нет, это медицинский факт. Повторяю, женщине, которая лишила себя жизни в вашем отеле, гистерэктомию провели в четырнадцатилетнем возрасте. Банальная и, увы, довольно распространенная история: девочка забеременела от одноклассника, побоялась признаться матери, отправилась к подпольной акушерке, та сделала аборт и занесла инфекцию. Итог – бесплодие. Но почему же тогда Нина в предсмертном письме к Дмитрию пишет о желании родить от него детей? Упрекает Яншина, что они не появятся на свет из-за скандала, затеянного артистом? Нас это заинтересовало, мы запросили медкарту Ореховой и обнаружили результаты УЗИ органов малого таза, сделанного за пару недель до смерти, из которых следует – все, что нужно для рождения ребенка, у Нины есть, причем в завидно здоровом состоянии.

   – Ничего не понимаю! – закричала Вероника Григорьевна. – Перестаньте говорить загадками.

   – Я думала, вы сразу поймете, – удивилась Аня. – Нина жива, она не собиралась убивать себя. С жизнью рассталась Соня Киркина, организатор фан-клуба актрисы, похожая на Орехову, как близнец.

   – Как только мы это поняли, сразу нашлись ответы на все вопросы, – подхватил Макс. – Нам думается, что Нина полюбила Сухорукова и обманывать его не собиралась, поэтому честно рассказала ему, чем много лет заставляет ее заниматься бабушка, заменившая ей мать. Кстати, Вероника Григорьевна, внучка с юного возраста находилась у вас под пятой, у нее никогда не было близких друзей, все контакты девочки вы контролировали, поэтому и речи о том, что она могла завести любовника, нет.

   – Хотите поставить мне в вину, что я удерживала Нину от глупостей? – скривилась старуха.

   – Просто объясняю, что произошло, – возразил Макс. – Отпустив Нину жить одну, вы слегка ослабили вожжи, и у актрисы разгорелся роман с Сухоруковым. Отмечу: оба полностью совпадают по характеру, не любят публичности. Да, Орехова актриса, а в эту профессию в основном идут истероиды (не путайте с истериками), то есть люди, которым нужно быть в центре внимания. Но институт для дочери выбрали опять же вы, а она небось хотела для себя другого. Орехова устала от славы, и зарабатывать деньги ей, жене олигарха, необходимости не было. Всю жизнь вы управляли Ниной, заставили ее исполнять свою волю, лишили друзей, подтолкнули в киноиндустрию. И мужа тоже нашли бы, но она влюбилась в Сухорукова и словно проснулась, вечный страх перед вами исчез, теперь Нина только изображала покорность. Наконец-то до нее дошло: вы использовали ее, превратили в подручную убийцы. Думаю, больше всего на свете актриса желала уничтожить вас, выставить на позор, отдать под суд, отправить на зону. То, что выпущенная на волю информация рикошетом заденет ее саму, Орехову не волновало – она собиралась не артистическую карьеру продолжать, а совершить самоубийство. Мертвых же в России всегда оправдывают, жалеют. Муж и жена долго и тщательно разрабатывали план. Сначала Нина приблизила к себе Соню, разрешила той бывать на съемках, делать фото для фан-клуба, сайта. Затем небось сказала: «Ты талантлива, и мы похожи так, что родная мать перепутает. Давно ищу дублершу, которая сможет иногда подменять меня на съемках, встречах со зрителями, пресс-конференциях. Не хочешь попробовать?» Полагаю, Киркина пришла в щенячий восторг. Актриса предложила ей встретиться в укромном месте, предупредив: «Нельзя, чтобы кто-то разгадал наши планы». Тринадцатого ноября Орехова приезжает в «Одеон Релакс», скандалит с портье, и Софья тайком проникает в отель. Нина достает сценарий, начинается репетиция упомянутой здесь сцены с петлей на шее, и в конце концов Орехова выбивает табуретку из-под «дублерши».

   Макс на секунду примолк, посмотрел на старуху, напряженно слушавшую, потом продолжил:

   – Да, вы воспитали чудовище. Нина с детства помогала вам доводить людей до смерти, у нее отсутствуют моральные тормоза, лишить человека жизни кажется ей чем-то обыденным. И дочь пошла дальше матери. Все-таки Вероника Григорьевна сама ни у кого на шее веревку не затягивала, лишь упорно подталкивала жертву к свершению рокового шага. Мы ошибались, думая вначале, что Орехова, прося Эльвиру Елкину зайти к ней утром и разбудить, хотела уберечь мать от ужасного зрелища. Нет, она боялась, что та, первой обнаружив тело дочери, сможет избежать огласки. А актрисе требовался громкий скандал, внимание прессы, поэтому она и посоветовала владелице фитнес-центра бежать утром к репортерам и продать видеоселфи. Что та и сделала. Никакого романа с Дмитрием Яншиным у Нины не было. Парень на похоронах играл написанную для него роль. Ивана Павловича к «любовнику» звезды направила Киркина. Но мы знаем, что Софья тогда уже лежала в гробу. И какой вывод можно сделать? С Подушкиным на кладбище беседовала сама Орехова. Ей, хорошей актрисе, не составило труда прикинуться собственной фанаткой.

   Воронов снова сделал короткую паузу и обвел глазами присутствующих.

   – В трупе Дмитрия не обнаружено алкоголя. Дешевое вино, которое он пил на глазах «участкового», на самом деле оказалось смесью воды и большого количества растворимого напитка «Домашнее варенье». То-то, опорожняя бутылку, Иван Павлович удивился странному виду и запаху жидкости. Не знаю, что пообещали Яншину за участие в спектакле, вероятно, деньги, но воспользоваться ими ему было не суждено, так как Дмитрий, подозреваю, не случайно угодил под колеса микроавтобуса. Теперь я хочу перейти к другому участнику разыгранного спектакля. Предыдущие актеры, Яншин и Орехова, профессионалы, они легко выдавали на людях любую эмоцию. А вот Алексей Игоревич начисто лишен таланта лицедея. Сухоруков предпочитает одиночество, сдержан, не станет биться в истерике даже наедине с собой. Но, согласитесь, странно будет, если нежно любивший жену муж будет стоять у ее гроба с равнодушным лицом. Необходимы явные признаки горя, окружающие должны видеть слезы вдовца. Как Сухорукову заплакать? А ведь он в самом деле рыдал на кладбище, ему регулярно подавали свежие носовые платки взамен использованных.

   – Есть дисперсный порошок, – вмешалась Аня, – похожий на сахарную пудру. Если поднести к лицу тряпку, посыпанную им, то начнется слезотечение, глаза покраснеют, веки опухнут, человек будет шмыгать носом. Подобных средств много, и порошковая форма не самая удачная для того, что задумал Сухоруков, лучше было пропитать платок жидкостью. Порошок-то может просыпаться (что и случилось один раз в ритуальном зале), и он короткого действия, слезы у применившего этот препарат человека потекут обильно, но вскоре иссякнут. Потому-то Алексею и притаскивали новые платки. Однако все растворы сильно пахнут, «аромат» непременно уловили бы другие люди, поэтому Сухоруков был вынужден воспользоваться присыпкой с нейтральным запахом.

   – Надо отдать должное супругу Нины, он старался как мог, – добавил я. – У присутствующих, включая меня, не возникло сомнений в искренности вдовца. Белое облачко, вылетевшее из очередного платка, я посчитал пылью. Приказ Алексея Игоревича выгнать из ритуального зала охрану и представителей полиции счел естественной в печальный момент истерикой. То, что Сухоруков готовил площадку для выхода Яншина и не хотел, чтобы секьюрити поймали Дмитрия, стало понятно потом.

   – Нестыковка получается, – подал голос адвокат. – По-вашему, Нина и Алексей придумали иезуитский план: убить Софью, выдать ее смерть за суицид актрисы. Но! Если уж Орехова задумала отомстить матери, выставить Веронику Григорьевну на позор и осуждение, почему бы им просто не исчезнуть, оставив в номере обширное послание с описанием того, что Нине приходилось делать? Чего ради втягивать в эту историю Яншина? И с какой стати Нине понадобилось изображать Киркину?

   Макс кивнул.

   – Что ж, я отвечу. В откровенном письме Нины содержатся обвинения не только в адрес матери, но и в собственный тоже. Ведь Орехова, как ни крути, соучастница преступлений. Полиция займется расследованием, ее станут искать. Ясное дело, проследят за мужем, поймут, что тот прячет жену где-то в другой стране, у Алексея Игоревича начнутся проблемы. А если актриса совершила самоубийство, вдовца не побеспокоят. Теперь о ситуации с Яншиным. Совершенно уверен, что весь спектакль приготовил и поставил Сухоруков. Бизнесмен – человек гиперпредусмотрительный, тревожный, небось решил, что опасно оставлять признание в комнате, оно ведь пролежит некоторое время без присмотра. Что, если Вероника Григорьевна ночью спустится на второй этаж? Она так никогда не поступает, но – вдруг? Гудкова зайдет в номер, увидит послание и уничтожит его. Или кто-то из постояльцев случайно засунет рано утром нос в номер, обнаружит труп, многостраничное признание Нины и позовет не полицию, а хозяйку отеля. Возможны и другие варианты. Вдруг именно в ночь «суицида» актрисы в ее номере вспыхнет пожар и записка сгорит? Вдруг случится другой, вроде бы совершенно невероятный форс-мажор и признание Ореховой опять же попадет к Гудковой? Каков шанс, что все вышеперечисленное случится? Один на миллион. Но люди, умеющие зарабатывать большие деньги, отлично знают правило: если неприятность может произойти, она произойдет обязательно. Поэтому Алексей Игоревич решил не рисковать, нанял Яншина. Сухоруков прикинул: на кладбище непременно будут те, кто занимается делом о самоубийстве актрисы. Когда полицейские увидят лже-Киркину, то сначала изумятся, а потом захотят поговорить с ней. И, конечно же, кинутся домой к Яншину. Так и произошло. Бизнесмен просчитал все наши шаги и не ошибся.

   – Глупо он придумал, – не одобрил олигарха адвокат. – Неужели не сообразил, что комедиант потом может проговориться, рассказать кому-нибудь правду?

   Аня с удивлением посмотрела на него.

   – Вы не поняли? Яншин вскоре после ухода Ивана Павловича поговорил с кем-то по телефону, ушел из дома – и угодил под маршрутку.

   – Нина жива… – прошептала Вероника Григорьевна – И где она?

   – Хороший вопрос, – хмыкнул Макс. – Сразу после поминок Алексей Игоревич Сухоруков улетел в США, у него там дом. Кстати, вы знаете, что у Америки и России нет договора об экстрадиции? Олигарха сопровождала врач Елена Борисовна Коровина, полная брюнетка в очках. Вероника Григорьевна, ваша дочь убила Софью Киркину, однако останется безнаказанной. И будет жить в полном достатке, радуясь, что вы мучаетесь на зоне. Призраки Сони и погибшего под колесами Дмитрия Яншина не будут тревожить сон Ореховой. Она преступница, но кто ее такой сделал?

   – Остановитесь! – заорал адвокат. – То, что вы сейчас рассказали, не имеет под собой ни малейшей доказательной базы. Нет свидетельских показаний, нет прямых улик. Доказать, что в отеле покончила с собой не Нина Орехова, а Софья Киркина, невозможно. Анализ ДНК вы провести не сможете, тело кремировано. Все это ваши домыслы, фантазии. Прямо детективный роман сочинили! Предсмертное письмо с упоминанием о детях ничего не дает, у вас есть только гистерэктомия. И что? Моя клиентка сотрудничала со следствием, признала свою вину, назвала имена заказчиков, тех, кто просил доводить людей до суицида, раскаялась в совершенном. За действия Нины Ореховой Гудкова не отвечает.

   Аня подняла руку.

   – Вы все сказали верно, ошиблись лишь в одном. Тела нет, но остался биоматериал. Я уже сделала анализ ДНК, теперь стопроцентно ясно: самоубийца не Нина Орехова, никаких совпадений с матерью, вернее с бабушкой, у покойной нет.

   – И опять же, что из этого следует? – пожал плечами юрист. – Ищите Сухорукова, его жену, того, кто толкнул Яншина под машину. При чем здесь моя клиентка?

   – Совершенно ни при чем, – согласился я. – Мы просто подумали, что Веронике Григорьевне надо знать: ее дочь жива. Нина упекла мать за решетку и благополучно улетела в США.

   – Тещи исчезают в полдень, – неожиданно сказала Аня. – Хорошее название для телесериала, который мог бы проспонсировать Алексей Сухоруков. Да только зять решил не снимать киношку, а разыграть этот сюжет в реальной жизни. И вам, гражданка Гудкова, теще олигарха, предстоит исчезнуть… за воротами зоны. Может, это случится именно в полдень?

   У старухи сузились глаза, губы превратились в нитку, но она сохранила молчание.

   – Чем занимаешься?

   – В пять часов придет некий Форткин, – ответил я, – пока сижу дома. А ты на работе?

   – Где ж еще, – вздохнул друг. – Я на минутку. Хотел сказать, что Маргарита Осипова подала на развод, Артема она выгнала.

   Я поморщился.

   – И почему мне Брагина не жаль? Во всей этой истории сочувствие вызывает только Анна Сергеевна.

   – Да уж, – протянул Воронов. – Плотникова вернулась в свою квартиру, все так же обожает Артема, считает его лучшим сыном на свете.

   – Некоторым подлецам достаются замечательные матери, – сказал я. – Хорошо, что Наталья Кротова по-прежнему дружит с бывшей пациенткой. Надеюсь, она не даст ее в обиду.

   Резкий звук из прихожей заставил меня вздрогнуть.

   – Клиент явился раньше? – удивился Воронов, тоже услышавший гудок. – Слушай, почему у тебя дверь как сирена вопит? Поставь звонок мелодичнее, со щебетом соловья, например.

   – Я не в офисе, а дома, – напомнил я другу, – мы говорим по городскому телефону. Посторонние адрес владельца агентства «Шерлок» не знают. Пойду посмотрю, кто там.

   – Соседка за солью пришла, – засмеялся Воронов и отсоединился.

   Я, испытывая недоумение, подошел к двери, взглянул на домофон и увидел Николетту. Маменька каким-то образом вычислила, что я в прихожей, и закричала:

   – Вава! Открывай! Не тяни!

   Сделав глубокий вдох, я распахнул дверь.

   – Так и знала, что торчишь в кресле, ничего не делаешь, – заявила матушка, влетая в холл. – Ну-ка, отойди в сторону… Эй, вы там, шевелитесь!

   Со стороны лестничной клетки донеслось сопение, через секунду в проеме показался мужик в синем комбинезоне, шедший спиной вперед.

   – Налево, – скомандовала маменька, – и прямо. Вава, ступай в гостиную.

   – Зачем? – спросил я, глядя, как в прихожую вползает нечто здоровенное, укутанное полиэтиленовой пленкой, а за ним появляется второй грузчик. – Это что принесли?

   – Мой сюрпри-и-из! – пропела маменька. – Если будешь маячить столбом в передней, не увидишь, что за подарочек.

   Я не поверил своим ушам.

   – Ты решила преподнести мне презент?

   Николетта распахнула умело накрашенные глаза с наклеенными ресницами.

   – Вава! Откуда столь безграничное изумление? Разве мать тебя не балует? Ты забыл пожарную машину, которую я тебе привезла из Чехословакии на семилетие? Обежала всю Прагу, пока нашла автомобиль, целый час потратила!

   Продолжая возмущаться моей неблагодарностью, Николетта внеслась в гостиную и начала распоряжаться:

   – Стол передвиньте левее, кресла правее, старый диван унесите в гостевую комнату…

   Грузчики молча повиновались. Я тоже не произнес ни слова, наблюдая за тем, как маменька хозяйничает в моей квартире. Не надо считать меня святым, не способным сопротивляться, все неприятности воспринимающим стоически, тихо бормоча: «Так суждено». Просто я прекрасно знаю, что Николетту, впавшую в раж, и паровой каток не остановит. Но рано или поздно любая беда заканчивается. Маменька уйдет, а я верну статус-кво, сейчас не стоит злиться.

   – Ну наконец-то! – воскликнула Николетта, когда грузчики установили нечто громоздкое у стены в гостиной. – Вава! У тебя не было достойного дивана, и… Настя! Дорогая! Солнышко!

   – Я в холле, – отозвался знакомый голос.

   – Так иди сюда, заинька, – проворковала матушка.

   В дверях показалась риелтор, сейчас она была не в офисном костюме, а в изумительно вульгарном коротком, обтягивающем платье леопардовой расцветки, красных ботфортах и жилете из меха невинно убиенной шиншиллы.

   Я опешил. Что происходит? Почему Николетта с девицей столь любезна?

   – Вава! – заявила маменька. – Оказывается, Настя – жена Сергея Нечаева, того, что владеет мебельными фабриками. Это мой сюрприз, и она мне помогала, использовала возможности мужа. Эй, недотепы, снимите чехол!

   Грузчики сдернули полиэтилен.

   – Господи! – выпалил я.

   – Нравится? – захлопала в ладоши Николетта. – Модель «Базилио» по спецзаказу, супер-вип-вариант.

   – М-м-м… – протянул я, разглядывая ярко-красное кожаное чудовище, со всех сторон утыканное огромными стразами.

   – Ножки в виде лап медведя, – расцвела Настя, – причем когти у них позолоченные.

   – М-м-м… – только и смог повторить я.

   – Вава! Сядь на мой подарок. Нет, лучше ляг, – велела маменька.

   Я покорно растянулся на скользких подушках и ощутил, как в тело впиваются острые граненые куски стекла, выдающие себя за драгоценные камни.

   – Где моя сумочка? – всполошилась Николетта и убежала.

   – Дизайн придумала я, – похвасталась Настя, присаживаясь рядом. – Ваня, я развожусь. Предстоит дележ имущества, но, как бы муж ни сопротивлялся, по закону половина его имущества моя. Знаешь, сколько я получу? Одних магазинов по продаже мебели в России пятьдесят штук! Я рассказала Николетте, что вот-вот стану богатой, и она сразу ко мне подобрела. Не бойся, я найду общий язык с твоей маменькой. Увы, до официального признания меня свободной придется молчать о наших отношениях. Но потом… Милый, я хочу устроить нашу свадьбу на островах. Ты согласен? Это будет прекрасно! Соберем пятьсот гостей. Будем гулять десять, нет, двадцать, нет, тридцать дней. Дорогой, ты онемел от счастья? Ну конечно, онемел! Сбывается главная мужская мечта. А о чем мечтают все мужчины на свете? О стройной, умной, прекрасной, верной жене. И вот она я, именно такая. Ванечка! Нас с тобой свела сама судьба, я уже говорила тебе: «Судьба найдет везде, судьба найдет на сеновале».

   У меня по спине побежали колючие мурашки. Если на каком-то сеновале господина Подушкина ждет не дождется судьбинушка, похожая на Анастасию, то мне необходимо выяснить точный адрес того сарая, дабы никогда не оказаться около него в радиусе десяти километров. Так, следует деликатно разрулить ситуацию.

   Я встал с дивана и откашлялся.

   Не люблю неприятных бесед, но придется сказать Насте правду: наша совместная жизнь абсолютно невозможна. Но как это сделать, чтобы не травмировать молодую женщину, решившую, что я в нее безумно влюблен? С какой фразы начать? Может, с этой: «Настя, вы правы, все холостяки мечтают об умной, воспитанной, доброй, красивой и нежной супруге, но и подавляющее большинство женатых мужчин мечтают о такой же спутнице жизни»?

   – Вава, – закричала Николетта, вбегая в комнату, – что за вид? Ты похож на недокормленного поросенка! Чем ты вечно недоволен? Нельзя демонстрировать плохое, отвратительное расположение духа людям! Бери пример с меня! Я никогда так себя не веду!!!

   Моя подготовленная для Насти речь так и осталась невысказанной. Да уж, маменька прекрасно воспитана. Она никогда не выплеснет на посторонних дурное настроение: Николетта донесет его до дома, чтобы вылить на головы близких.