Человек, желающий сделать вашу жизнь прекрасной, скорее всего превратит ее в невыносимую…

   — Ваняшка, иди чаек пить! — донеслось из кухни.

   — Спасибо, не хочу, — крикнул я в ответ.

   Послышался громкий топот, дверь в кабинет без стука распахнулась, на пороге появилась женская фигура, замотанная в байковый темно-синий халат с рисунком из пронзительно зеленых роз. Замечательное одеяние украшали воротничок, связанный из красных катушечных ниток, такие же манжеты и широкая кайма, пришитая к подолу. Голову дамы, облаченной столь оригинальным образом, прикрывала косынка, и я знал, что под ней скрывается такая раритетная вещь, как круглые железные бигуди с желтыми резинками.

   — Ваняшка! Полдничать надо обязательно, иначе язву заработаешь, — заявила вошедшая. — Вон у нас сосед, Ванька Луков, пил, в темную голову гулял, дрянь какую-то с огорода варил, потом ее нюхал, а может, ел, я за ним не подглядывала. И чего? Умер в двадцать шесть лет. А почему так рано сгорел? Ответ один: питался нерегулярно, значит, жиры, белки и углеводы в организм в достаточном количестве не поступали. Тезка он твой был! Задумайся, Ваняшка!

   Я оторвался от книги.

   — Спасибо, Таня, но мне пора бежать.

   — В больницу намылился? — полюбопытствовала Татьяна. — Сделай одолжение, прихвати для Полинки передачку.

   — Конечно, — с готовностью согласился я.

   Татьяна развернулась и поспешила на кухню, бигуди на ее голове, стукаясь друг о друга, издавали тихое позвякивание.

   Я вздохнул. Когда в последний раз я встречал даму в металлических бигудях? То есть я знаю, что правильно — в бигуди. Но… Может, в детстве? Вроде моя няня Таисия, теперь домработница Николетты, пользовалась такими. Маменька же никогда не фланировала по квартире в подобном виде, всегда делала укладку в парикмахерской. Интересно, к чему прибегают современные женщины, чтобы сделать прическу дома? Вот у Ники Сафроновой, с которой я недавно расстался, была в ванной какая-то штука, напоминающая щипцы, на нее она и накручивала волосы. Кажется, Никуша называла сию вещицу утюгом. Но, видно, в городе Богдановске, откуда приехала семья Тани и Ильи Подушкиных, у дам по-прежнему в ходу металлические папильотки и чудовищные байковые халаты.

   — Ваняшка, пакет в прихожей! — крикнула из кухни Татьяна. — Лоток с мясом надо сунуть в больничный холодильник, суп тоже, а пирог ни в коем случае на мороз не клади, противным станет.

   Снова вздохнув, я взял свою сумку и направился в холл. Следом туда же явилась Таня, и наставления продолжились:

   — Кулек непременно держи за обе ручки, а то оборвется, банки разобьются. Мясо положи на холод, щи тоже, а ватрушку с джемом оставь у Полинки в тумбочке.

   Я начал завязывать ботинки.

   — Мясо протухнет при комнатной температуре, — бубнила одно и то же жена Ильи, — первое от жары в палате загнется. Им нужна прохлада. А вот…

   — Танюша, ты мне все это уже объяснила, — остановил я ее.

   — И чего? — ухмыльнулась она. — Мужику, как ребенку малому, надо сто раз в уши вложить, чтобы запомнил. Ты молчишь, не отвечаешь, значит, о своем думаешь, планируешь, как с приятелями на рыбалку в выходные усвистеть. Ну, сообразил, как с говядиной поступить?

   — Не волнуйся, — заверил я, — не подведу.

   — Да, Ваня, ты человек ответственный, — похвалила меня Таня. — Спасибо тебе за все, что для нас делаешь.

   Я смутился, неловко взял пакет за одну ручку, и та, естественно, оторвалась. Татьяна успела его подхватить и с укоризной протянула:

   — Говорила же, брать надо за обе ручки… Ладно, я тебе матерчатую торбу дам. Сейчас принесу. — Она убежала, через пару секунд вернулась и скомандовала: — Ну-ка, ставь все сюда.

   Я окинул взглядом жуткий, ядовито-розового цвета, мешок, на котором было что-то написано иероглифами, и попытался оказать сопротивление:

   — Может, лучше взять другой пакет?

   — Нет, Ваняшка, ты его тоже разорвешь, — сурово возразила жена Ильи. — А так я буду за еду спокойна. Кстати, забери пустые банки, не оставляй их у Полинки в тумбочке.

   — Обязательно, — смиренно пообещал я и отправился во двор к машине.

   Не успел я подойти к своему автомобилю, как сверху раздался громогласный приказ Татьяны:

   — Ваняшка! Порожние склянки прихвати, они удобные, пол-литровые!

   Я поднял голову, увидел на балконе фигуру в халате и помахал рукой.

   — Крышки не забудь! — надрывалась Таня. — Пластмассовые теперь не купить, а лучше их нету! Ваняшка, слышишь?

   Я малодушно втянул голову в плечи, прыгнул за руль и быстро стартовал с места. Надеюсь, никто из жильцов старинного, тщательно отреставрированного дома, в котором не насчитается и десяти квартир, не увидел и не услышал Татьяну. И не заметил меня с ядовито-розовой торбой в руках. Не то чтобы я стеснялся неожиданно свалившихся на голову родственников, просто неудобно перед посторонними — в нашем доме как-то не принято орать с балкона наставления.

   Только выехав на проспект, я выдохнул. Ну что ж, теперь надо объяснить, какие события произошли в жизни господина Подушкина и с чего вдруг в его квартире появились Илья и Татьяна.

   Полину госпитализировали только через неделю, и за это время я зауважал девочку. Ей делали разные обследования, однако она ни разу не пожаловалась, не заплакала, не попросила ни игрушек, ни мороженого. Невооруженным глазом было видно, что малышке плохо, но она стоически выполняла школьные задания и помогала матери по хозяйству.

   В четверг я решил порадовать ребенка — купил самую красивую, на мой взгляд, Барби в пышном розовом платье.

   — Спасибо, Иван Павлович, — вежливо поблагодарила она меня.

   Но я не увидел на ее лице радости и осведомился:

   — Тебе не нравятся куклы?

   — Что вы, — изобразила восторг Поля, — я давно о такой мечтала.

   — Какие игрушки тебе по душе? — уточнил я. — Плюшевые?

   Она смутилась.

   — Лучше книги.

   — Книги? — удивленно переспросил я. — Ты любишь читать? Около моего дома есть прекрасный магазин, называется «Новый книжный». Хочешь туда пойти?

   Между стеллажами мы бродили почти два часа. Я с огромным изумлением выяснил, что девочка к своим десяти годам прочитала всю детскую классику и взялась за взрослую литературу. Когда мы проходили мимо полок с произведениями Эмиля Золя, Поля сказала:

   — Мне у него понравился роман «Дамское счастье».

   — Про большой магазин в центре Парижа? А ты знаешь, что он существует в реальности? — улыбнулся я. И чуть не поперхнулся. — Полина! Кто тебе дал роман Золя?

   Девочка засмеялась.

   — В школе у нас мало книг, я их все давно наизусть выучила. В Богдановске есть библиотека для взрослых, но детей туда не пускают. Я езжу заниматься гимнастикой в Реутов, это наш областной центр. Там меня по маминому паспорту записали на абонемент. Я говорю, что беру книжки не для себя, а для родителей. Врать, конечно, нехорошо, но уж очень читать охота.

   — Пятикласснице выдали Золя? — возмутился я.

   Полина кивнула.

   — Почему нет? Бальзака, Мопассана, Диккенса тоже. Жаль, у них там совсем фантастики нет.

   Я молча повел девочку туда, где стояли произведения Герберта Уэллса, Станислава Лема, Айзека Азимова и Рея Брэдбери. О чем думают тетки, давая малышке не подходящие ей книги? Отчего не проверили, для маминого ли чтения романы? Ладно еще Диккенс — стиль этого писателя немного тяжеловат, однако большую часть его произведений можно считать чтением для школьников, но Золя, Бальзак, Мопассан… Они-то категорически не подходят для ребенка! Хорошо, что безответственные библиотекарши не посоветовали Полине роман Куприна «Яма». Я не ханжа, но кое о каких вещах девочке не следует знать в десять лет.

   Домой мы вернулись с тремя набитыми пакетами, и с ними же потом Полина уехала в больницу, где, как выяснилось, ей придется провести много дней.

   По случайности частная клиника, где сейчас находится Нора, и городская больница, куда поместили Полю, расположены буквально на расстоянии вытянутой руки друг от друга. И я, навестив Элеонору, могу забежать к ребенку, к которому испытываю искреннее расположение.

   Полина по своему менталитету и поведению весьма похожа на меня десятилетнего, стеснительного, замкнутого мальчика, больше всего на свете любившего читать. Правда, у меня был умный отец, который мог ответить на любые мои вопросы. Полина такой возможности лишена — Илья и Татьяна хорошие люди, но образованием не блещут. Мать старательно внушает девочке, что та должна научиться хорошо вести домашнее хозяйство и удачно выйти замуж. А отец, придя с работы, ворчит:

   — Полинка, ты опять уткнулась в книжку носом? Иди к папке, давай вместе телик посмотрим. Сейчас будет программа прикольная, посмеемся.

   Я не оговорился: Илья устроился на службу. Его взяли в местный ДЭЗ рабочим, он действительно оказался мастером на все руки. Татьяна тоже не сидит без дела. На второй день пребывания в моей квартире она сказала:

   — Ваша домработница лентяйка — по всем углам пыли полно, постельное белье неглаженым в шкаф сложено. А уж суп она вам сварила! Я такой поросятам в корыто вылить постесняюсь. И ведь не стыдно бездельнице деньги за работу брать. Гоните вон эту лахудру, я сама наведу в доме порядок. Не отказывайтесь, не могу задарма у вас жить.

   Через неделю мои апартаменты превратились в царство чистоты, а пара старых костюмов, которые я давно собирался выкинуть, стали вполне пригодными для носки.

   Таня перестала в разговоре со мной «выкать», отбросила отчество, стала звать меня «Ваняшкой», заботится об мне, как о родном, да еще учит уму-разуму. Раздражает ли меня ее поведение? Нет.

   Очень интересно наблюдать за людьми из другого социального круга, с совершенно иными привычками. Мои родственники честные, добрые и работящие. Татьяна никогда не скандалит, не перечит мужу, не злится на него, она действует тихой сапой и всегда добивается своего. А Илья считает себя хозяином, не задумываясь о том, что всякая голова сидит на вертящейся в разные стороны шее.

   И еще. Знаете, Таня нравится мне намного больше, чем дочери подруг Николетты. Она не требует от супруга шуб, бриллиантов, апартаменты в Ницце, не транжирит деньги, не поглядывает в сторону других представителей сильного пола и не произносит фраз типа: «Вот Андрей своей Лене купил голубой «Бентли», а я у тебя на дешевеньком «Порше» второй год катаюсь». Кстати, Татьяна тоже нашла себе работу — пристроилась уборщицей в нескольких супермаркетах и носится бешеной белкой между ними со шваброй наперевес. Для меня остается загадкой, как она находит время на ведение домашнего хозяйства и почему ни разу не пожаловалась на усталость…

   Я притормозил у частной клиники, где лежит Нора, навестил ее, потом пошел к Полине и обнаружил ее в расстроенных чувствах.

   — Что случилось, милая? — спросил я, увидев, что у нее красные глаза и распухший нос.

   — Меня переводят в другую палату, — ответила малышка. — В чистую.

   — Эта вроде тоже не грязная, — улыбнулся я, — уютная, вас тут трое, вместе веселее.

   Полина опустила глаза, а ее соседка Катя пояснила:

   — Чистая — это стерильная. Поле будут сильные лекарства давать, курсом, к операции готовить. Ей нельзя ничем заразиться. В чистую палату посетителей не пускают, туда может только врач и медсестра войти. Книги брать нельзя, разрешается айпад, но без вай-фая, с одними игрушками. Полинка из-за своих книжек рыдала, ей читать нечего будет. Можно было гору повестушек в планшетник закачать, но у нее его нет. И нас тут теперь не трое, а двое — Олю вчера ночью увезли, сказали, в особую больницу переводят. Ага, а то мы дуры, не понимаем, что она умерла. Тут все подохнут!

   Катя вскочила и выбежала в коридор. На секунду меня охватил ужас, но я затоптал его.

   — Поля, сейчас я куплю и принесу тебе айпад. У метро есть магазин.

   — Не надо, дядя Ваня, — ответила девочка, — он очень дорогой. У мамы с папой с деньгами трудно, запаса нет.

   Я улыбнулся.

   — Слово «инвестиция» знаешь?

   — Вложение денег куда-то, что впоследствии принесет прибыль, — прозвучал четкий ответ.

   — Я куплю планшетник, но не в подарок, это будет инвестиция в мою благополучную старость, — продолжал я. — Представь себе картинку: в девяносто девять лет Иван Павлович Подушкин ослабеет глазами и тогда прокряхтит: «Полина, помнишь планшетник? Пора отрабатывать его, садись и читай мне вслух». Ну, договорились?

   Поля печально усмехнулась.

   — Дядя Ваня, вы меня маленькой считаете? Я навряд ли увижу вас стареньким, от моей болезни быстро умирают. Да и у меня на ладони линия жизни короткая. Но если удастся выжить, я с вами и без айпада сидеть буду.

   В мою душу вновь вполз ужас, я взял Полю за плечо.

   — От кого ты услышала глупость про линию жизни?

   — От сестры Егора Маркова, которая всем гадает, — вздохнула девочка.

   Я погладил ее по голове.

   — А про больничную фею она не говорила?

   — Нет, — улыбнулась Поля. — Дядя Ваня, волшебники — выдумка.

   Тогда я сгреб в охапку всю полученную по наследству от отца-писателя фантазию и постарался говорить убедительно.

   — Речь идет об эффекте Пирогова. Слышала о великом хирурге?

   — Он во время войны тысяча восемьсот сорок седьмого года придумал наркоз, — кивнула умная школьница. — Я читала книгу о знаменитых докторах.

   — Молодец! — искренне похвалил я малышку. — Так вот, Николай Иванович Пирогов заметил, что у некоторых раненых линия жизни на руке перед операцией делается ярче, а порой и длиннее, и эти мужчины всегда, каким бы безнадежным ни казалось их состояние, поправлялись. В девятнадцатом веке ничего, конечно, не слышали о торсионно-эмульсионном поле, о волнах Кравчука и о… Погоди, ты учишь физику?

   — Пока нет, — покачала головой Полина.

   — Может, какую-то научную литературу читала? — не успокаивался я.

   — Не-а, — улыбнулась девочка.

   Слава богу, на первом этаже магазина я легко приобрел айпад, а продавец любезно согласился закачать туда книги по моему списку и с десяток игр, подходящих для пятиклассницы. Пока планшетник заполнялся, я сбегал еще в пару отделов, потом, схватив пакеты с покупками, со скоростью боевого слона вернулся в больницу. А там быстрым шагом поспешил к лифту и — налетел на пожилую даму в дорогом светло-бежевом пальто с ярко-розовым кашне.

   — Ой! — воскликнула незнакомка. — Постойте, вы…

   — Простите, — бросил я и заскочил в кабину лифта.

   Полина очень обрадовалась планшетнику. Мы с полчаса изучали его, и я стал прощаться.

   — Дядя Ваня, — прошептала Поля, когда я поцеловал ее в макушку, — знаешь, вроде моя линия жизни чуть темнее, чем вчера.

   — Мне тоже так показалось, — тихо произнес я. — Только никому о больничной фее не рассказывай. Не надо, тебя не поймут. А через пару дней станет ясно, что с ладошкой происходит.

   Полечка заулыбалась. Я вышел в коридор и отправился искать медсестру, которая имеет право входа в чистую палату.

   Милая девушка в светло-зеленой «пижамке» подтвердила, что айпад можно взять туда, но разрешение на это дает доктор. Я поговорил с лечащим врачом Полины и услышал от него:

   — Положение девочки серьезное, но не безнадежное. Сейчас не конец восьмидесятых, когда большинство детей с такой проблемой, как у вашей племянницы, умирало. Теперь мы имеем обратную картину: девяносто пять заболевших из ста выздоравливают.

   Меня зазнобило.

   — А остальные пять?

   Врач снял очки и начал протирать их салфеткой.

   — Люди ведь и от насморка умирают… Вы же образованный человек, понимаете, что нет таких болезней, про которые можно сказать: «Абсолютно все встанут на ноги». В вашем случае очень важен положительный настрой. Ребенок считывает эмоции взрослых и, почувствовав испуг родных, может удариться в панику. Думайте о хорошем. Пусть Полина возьмет с собой айпад, а вот свидания с ней теперь будут проходить через стекло, — одна стена там прозрачная.

   Попрощавшись с доктором, я нашел палату, в которой лежал Марков, и спросил у мальчиков:

   — Где сестра Егора?

   — К холодильнику пошла, — хором ответили дети.

   Я незамедлительно двинулся к пищеблоку. В небольшой комнатушке увидел донельзя размалеванную девицу лет двадцати и задал ей вопрос:

   — Это вы гадаете по руке?

   — И че? — прищурилась «красавица».

   — Немедленно прекратите заниматься глупостями! — потребовал я. — Иначе…

   — Чего? — заржала мерзавка. — Ну и че ты сделаешь-то? Че тебе ваще-то надо? Чего быкуешь?

   У меня потемнело в глазах. Я схватил мерзавку за плечи, прижал к стене, пару раз крепко встряхнул и прошипел:

   — А ниче! Услышу еще раз, что ты предсказываешь больным смерть, засуну башкой в сортир и замочу. Вы поняли, мадам, перспективу?

   — Ой, дяденька, отпустите! — захныкало чудовище. — Больше не буду-у-у-у!

   Я опомнился, разжал трясущиеся руки и покинул комнату.

   В лифте мне стало стыдно. Господи, Иван Павлович, как ты мог напасть на девушку да еще пообещать замочить ее в сортире?

   Ругая себя на все лады, я добрался до машины. Открыл дверь, услышал громкий вскрик, оглянулся и увидел лежащую на асфальте пожилую даму в светло-бежевом пальто с розовым шарфом. Чуть поодаль валялась дорогущая сумочка, продав которую среднестатистическая российская семья спокойно могла бы прожить около года.

   Я бросился на помощь к потерпевшей бедствие.

   — Вы ушиблись?

   — Вроде нет, — ответила незнакомка, — у меня ничего не болит. Не понимаю, почему я упала? Спокойно шла к метро, и вдруг — раз! — правая нога подвернулась. Сделайте любезность, помогите мне встать.

   Я осторожно придал пострадавшей вертикальное положение и попросил:

   — Попробуйте сделать шаг.

   — Как вас зовут? — поинтересовалась она, не двигаясь с места.

   — Иван Павлович Подушкин, — представился я.

   — Стефания Теодоровна Гусева, — улыбнулась дама. — Рада знакомству, хотя оно произошло не при самых приятных обстоятельствах. Итак, я попытаюсь двинуться вперед. Разрешите опереться на ваш локоть? Раз…

   Стефания Теодоровна покачнулась, начала заваливаться, но я успел удержать ее и предложил:

   — В ста метрах отсюда вход в медцентр. Давайте зайдем туда.

   — Нет-нет! — возразила дама. — От сей больницы лучше держаться подальше, я там сегодня уже натерпелась страха. Понимаете, пошла на прошлой неделе в институт красоты — хотела родинку над губой удалить, а косметолог велела сначала ее онкологу показать. Я чуть от страха не умерла, пока в очереди сидела! Слава богу, ничего плохого у меня нет, но больше я в это медучреждение входить не желаю. И голова у меня совсем не кружится, и сердце не болит, полный порядок со здоровьем.

   — Это хорошо, — обрадовался я. — Но почему тогда вы теряете равновесие?

   — У меня такое странное ощущение, — пробормотала Стефания Теодоровна, — будто правая нога стала короче левой, причем намного.

   Я наклонился, посмотрел на лаковые сапожки, в которые была обута дама, и рассмеялся.

   — Что там забавного? — поинтересовалась Гусева.

   — Вы сломали каблук, он отвалился от подошвы, — пояснил я. — Не очень хорошая новость, но в данном случае радостная. Лучше поплатиться обувью, чем здоровьем.

   — Ну и ну! Всего месяц назад я купила ботильоны в фирменном магазине, а они такие непрочные оказались! — возмутилась моя новая знакомая. — Никогда ранее не имела проблем с данным брендом. Однако все на свете портится, вот и итальянские обувщики схалтурили. Можно вас попросить еще об одном одолжении? Проводите меня до метро.

   — Вы не сможете воспользоваться подземкой, — возразил я. — Как пойдете по ступенькам, переходам?

   — На цыпочках! — заявила Стефания Теодоровна.

   — У вас есть кто-нибудь из близких? — осведомился я.

   — Полный дом, — махнула рукой Гусева.

   — Можно позвонить им. А мы в кафе подождем, пока за вами приедут, — предложил я.

   — Ой! Ни в коем случае! — испугалась дама. — Видите ли, Иван Павлович, я ни одной душе не сообщила, куда отправилась. Соврала, что хочу пойти к косметологу, а потом пробежаться по магазинам. Игорь с невесткой, услышав название медцентра, испугаются, Кирилл за сердце схватится. Сыновья меня обожают, Вера с меня пылинки сдувает. Бесполезно потом говорить, что все в порядке и я не больна. Дети себя до инфаркта доведут!

   — Давайте я сам отвезу вас домой, — предложил я.

   — Ой! Здорово! — по-детски обрадовалась пожилая дама. И тут же спохватилась: — А вы не заняты?

   — Нет, — улыбнулся я.

   — Боже, вот мне повезло! — захлопала в ладоши Гусева. — А где ваш автомобиль?

   Я подвел Стефанию Теодоровну к машине.

   — Она прекрасна! — восхитилась новая знакомая, усаживаясь на сиденье. — Цвет прелестный, салон удобный, и совсем новая, пахнет, как из магазина. Наверное, мама подарила? А жена помогала выбирать?

   — Вы правы, седан приобретен недавно, — ответил я. — Но по моим представлениям, справив восемнадцатилетие, мужчина обязан зарабатывать сам, ему нельзя клянчить деньги у родителей. А жены у меня нет.

   Стефания Теодоровна хихикнула.

   — Учитывая, что вы, дружок, годитесь мне во внуки, думаю, уместно будет называть вас просто Ванечкой. Вы не против?

   — Конечно, нет, — улыбнулся я. — Но зваться вашим внуком у меня никак не получится. Скорей уж сыном, рожденным вами лет этак в четырнадцать.

   Гусева погрозила мне пальцем.

   — Ох, хитрец! И ведь я понимаю, что вы льстите мне из хорошего воспитания, а все равно приятно. Нас, женщин, легко поймать на крючок комплиментов. А насчет супруги… Не торопитесь, Ванечка, хомут на шею вешать, гуляйте, пока молодой. Стукнет шестьдесят, тогда и подыщете невесту. Мужчина всегда жених.

   — Все подружки моей матери Николетты говорят обратное, — засмеялся я, садясь за руль и заводя двигатель. — Они буквально мечтают затащить меня под венец.

   — Так у них, наверное, дочки на выданье, — округлила глаза Стефания Теодоровна. — Ванечка, раз уж мы отбросили ваше отчество, то и о моем забудем, зовите меня Тефи. Кстати, я никогда не подталкивала своих сыновей к загсу, наоборот, советовала не спешить с женитьбой. Кирилл до сих пор холост, а вот старший, Игорь, давно женат. И знаете, Ванечка, иногда во время обеда мне Веру, невестку, отравить хочется. Сидит, нудит, словно шестидесятилетняя бабка: «Еда должна быть здоровой, занимайтесь спортом, спать лучше на жестком, шоколад вреден, колбаса вредна, яйца вредны…» Склоняет слово «вредный» по всем падежам.

   Гусева засмеялась и начала оглядываться.

   — Не советую пользоваться ядом, — пробормотал я, трогаясь с места. — Отрава легко обнаружится при токсикологическом анализе, его часто делают в случае насильственной смерти.

   Моя спутница подпрыгнула на сиденье.

   — Вы полицейский? Обожаю детективные романы и сериалы! Или вы работаете экспертом и ползаете на коленях вокруг найденного в лесу трупа с ватной палочкой в руках?

   Я перестроился вправо.

   — Боюсь вас разочаровать, но — нет.

   — А кем служите? — полюбопытствовала дама.

   — Продюсером, — не моргнув глазом солгал я, не желая рассказывать, что являюсь совладельцем детективного агентства.

   — О-о-о… — протянула Тефи. — Очень выгодное занятие. Ой, а куда подевалась моя сумочка? Черт! Забыла ее там, где упала.

   Я быстро начал уходить влево.

   — Ванечка, нам прямо, — забеспокоилась дама, — мы уже почти приехали. Вон там, видите, жуткое бочкообразное здание торчит? Это торговый центр около нашего дома. Надо же, не попали в пробку, долетели быстро.

   — Чтобы поехать назад, надо развернуться, — объяснил я.

   — Нет, нет, — возразила Тефи, — не стоит напрягаться. Ридикюльчик наверняка давно обрел другого хозяина. Новая сумочка от Шанель долго в одиночестве на асфальте не пролежит.

   — Ваша правда, — согласился я и вернулся в правый ряд. — Надеюсь, внутри не было ничего ценного? Деньги, документы…

   — Паспорт дома, — радостно сообщила Гусева. — После того как я четвертый по счету посеяла, невестка спрятала пятый в своем кабинете. Что у меня было в «шанельке»? Кошелек с кредитками, наличных тысяч десять, косметичка, телефон — в общем, ерунда. О! Нет!

   Моя пассажирка прижала ладони к щекам. Я быстро припарковался около торгового центра.

   — Вспомнили о какой-то ценной пропаже? Может, все-таки вернуться? Вдруг сумка еще ждет вас?

   — На ключах от квартиры был брелок — маленькая плюшевая собачка, вылитый Боня. Я приобрела его в Милане. Очень его любила! — с самым несчастным видом произнесла моя спутница.

   Мне стало смешно. Пропажу портмоне с пластиковыми картами, приличной суммой наличкой, а в придачу мобильника Стефания Теодоровна посчитала пустяком. И потеря, как она выразилась, «шанельки» тоже ее не огорчила. А вот мысль об исчезнувшей копеечной игрушке ввергла даму в пучину горя. Кстати, о ключах от квартиры. О них Гусева, перечисляя содержимое ридикюля, и не вспомнила, упомянула о связке лишь в связи с плюшевым Боней.

   Тефи закрыла лицо руками и всхлипнула.

   А надо вам признаться, что вид женщины, собравшейся зарыдать, всегда вызывает у меня панику и желание мгновенно утешить даму.

   — Стефания Теодоровна, давайте зайдем в магазин и купим нового Боню, — предложил я.

   Тут же опустив руки, моя спутница заулыбалась.

   — О! Прекрасная идея! Побежали! Вернее, поплелись, мне ведь придется идти на цыпочках. Знаете, Ванечка, в любой беде есть много положительных моментов. Вот, например, сломанный каблук. Вера увидит его и начнет гундеть: «Надо ходить медленно, носить балетки на плоской подошве…» ну и дальше — бу-бу и гу-гу! Я, по ее мнению, посыпанная пеплом старуха, которой положено шаркать в фетровых ботах. Понимаете, дружочек, моя невестка намного моложе меня, но так плохо видит! У нее сильная близорукость, Вера вечно щурится, может мимо знакомого пройти и не поздороваться. Однако очки не носит, потому что ей все оправы не нравятся. Вот она какая — ведет жизнь совы, белым днем полуслепая, а меня упрекает за модные туфельки на шпильке. На мой взгляд, если сама отказываешься страхолюдство на нос водружать, не советуй другим дерьмодавы надевать.

   Тефи надула было губы, но вновь весело улыбнулась.

   — Но я не только каблук сломала, а еще и сумочку посеяла! Понимаете мою радость?

   — Нет, — признался я.

   Стефания Теодоровна засмеялась.

   — Ванечка, это же просто! Вот смотрите. Приду домой и расскажу: «На меня в торговом центре напал вор, дернул сумочку, побежал. Я кинулась за ним, споткнулась о кирпич, упала, каблук отвалился. И тут незнакомый рыцарь схватил преступника, раз-раз-раз, побил его, отнял «шанельку», вернул мне, проводил домой». Здорово, правда? Никто не догадается, что я ездила в страшную больницу.

   — Тефи, навряд ли на полу в торговом центре валяются кирпичи, — еле сдерживая смех, сказал я. — И в вашей занимательной истории есть еще одна неувязочка. Если рыцарь вернул украденное, то почему сумочки нет с вами?

   Тефи приоткрыла рот, помолчала и сделала вывод:

   — Надо подкорректировать сюжет.

   — Давайте лучше поищем нового Боню, — напомнил я.

   Стефания Теодоровна захлопала в ладоши.

   — Да, да! Чудесненько! Ой, как же все потрясающе складывается! Ванечка, купим мне зеленую свинку из сердитых птичек. Видела ее в витрине, но пока не приобрела.

   — Кого? — не понял я.

   — Вы не играете на компьютере? — поразилась Тефи.

   — Вы увлекаетесь электронными играми? — в свою очередь удивился я.

   — Конечно, — гордо подтвердила моя новая знакомая. — Более того, являюсь членом онлайн-геймцентра. Но свой ник тебе не скажу, и не проси, я в десятке лучших игроков. Хи, хи… Они там думают, что «Kukolka-один» девочка тринадцати лет, и вечно пристают с вопросами: «Как ты сундук открыла?», «Куда надо идти, чтобы в пещеру попасть?» Умора!

   Мне пришлось сделать усилие, чтобы не рассмеяться в голос. Нет, члены онлайн-геймцентра ошибаются, думая, что Тефи тринадцать, ей от силы девять лет.

   Здание, в котором жила Стефания Теодоровна, напоминало то, где с недавнего времени обитаю я. Дом построили, похоже, в конце девятнадцатого века, а недавно тщательно отреставрировали. В просторном подъезде, где тут и там стояли кадки с живыми растениями, дежурила пара парней в черной форме, а лестница, по которой, проигнорировав лифт, стала подниматься моя спутница, была из розового мрамора. Под стать ей были и перила из бронзы, и элегантные бра на стенах, и симпатичные пейзажи в позолоченных багетных рамах.

   — Пришли, — весело объявила Гусева, останавливаясь на втором этаже. — В доме всего пять квартир, одна над другой. Но сейчас, кроме нас, тут никто не живет, соседи давным-давно разлетелись по заграницам. Получился у моей семьи свой особнячок. Дзынь-дзынь, пустите домой! Хм, не открывают…

   Тефи начала стучать в дверь кулаком, потом ногами.

   — Да что они там делают? Заснули?

   Массивная дверь минут через десять распахнулась, появился худощавый, лысоватый, невысокого роста мужчина в очках, на шее у него висели наушники, явно только что снятые с головы.

   — Мама? — закричал он. — Уже вернулась?

   — Игоречек, почему ты изумлен? — задала свой вопрос Тефи, входя в холл. — Я всегда возвращаюсь домой.

   — Просто ты сказала, что пойдешь, как всегда, к косметологу и прошвырнешься по бутикам, — пояснил сын. — Как правило, эта программа завершается около девяти вечера. Я даю урок по скайпу. Почему ты звонила? Где твои ключи? Ты хромаешь? И, простите, вы кто?

   Последний вопрос адресовался мне, но я не успел произнести ни слова. Стефания Теодоровна села на диванчик, вытянула вперед ногу, обутую в сапожок без каблука, и принялась тараторить как сорока:

   — Знакомься, Гарик. Иван Павлович Подушкин, продюсер, мой спаситель. В салон я не попала, решила в магазинчиках пошуровать. И тут… представляешь…

   Тефи картинно взмахнула руками, вздернула подбородок и зачастила еще быстрее:

   — Иду себе спокойненько, вдруг кто-то мою сумку с плеча сдергивает и бежать. Я за вором кинулась, зацепилась ботильоном о бродячую кошку, сломала каблук, расстроилась. И тут Ванечка аки коршун бросился на преступника. Бац, бац, бац его головой о стену. Отнял мою «шанельку». Вот только потом пришла полиция и сумку со всем содержимым забрала как улику. Отдадут года через три, когда бандита осудят. Надо в банк позвонить, кредитки заблокировать. Представляешь, в «шанельке» лежали ключики с Боней. Я заплакала, поняв, что с песиком проститься придется. Но Ванечка купил мне нового щенка.

   Игорь явно испугался.

   — Мама! Кто такой Боня? И нам нельзя заводить собак. Ты же знаешь, у Веры аллергия на шерсть.

   Тефи обиженно надула губы.

   — Гарик, ты забыл Боню? Я его в Милане купила. Теперь обзавелась Пафи, вот он.

   Стефания Теодоровна сунула сыну под нос крошечный пакетик, и Игорь, заглянув внутрь, с облегчением выдохнул:

   — Уфф!

   — Где Вера? — поинтересовалась мать.

   — Наверное, на работе, — пожал плечами сын. — Сказал уже, я вел урок по скайпу. Как всегда, сидел в наушниках, звонков не слышал. Потом ученик дал понять, что кто-то в квартиру войти хочет, — руками замахал. Пришлось занятие прервать.

   — Побегу поставлю чайник, — пропела Тефи. — Ванечка, вы приглашены на ужин. Чем так приятно пахнет? Вроде пирогами.

   Стефания Теодоровна унеслась в глубь квартиры. Мы с Гариком остались вдвоем, повисла неловкая пауза, хозяин первым ее нарушил:

   — Игорь Гусев, ювелир.

   — Иван Подушкин, продюсер цирковых коллективов, — представился я. — Ваша матушка… э…

   — Здорово приврала, — договорил за меня Гарик. — Правда, на ее взгляд, вещь скучная, неинтересная. Ну что увлекательного в простом падении на улице? Она же шлепнулась?

   Я кивнул. Гарик почесал макушку.

   — Мать всегда бегает, глазеет по сторонам, под ноги не смотрит. «Шанельку» свою она небось потеряла?

   — Это моя вина, — я решил слегка оправдать пожилую даму. — Стефания Теодоровна испугалась, когда упала и сломала каблук. Сумка отлетела в сторону. Я посадил ее в машину и повез домой, а про ридикюль забыл. Не ругайте мать, она женщина в возрасте, для нее и так все произошедшее стресс.

   — Мать бесполезно отчитывать, — усмехнулся Гарик. — Когда я был маленьким, она, если няня заболевала, кормила меня на обед шоколадными кексами, приговаривая: «Если хочешь куриный суп, сейчас разогрею». Понятное дело, я не испытывал желания есть первое, сладкая выпечка намного вкуснее. Отец с ней никогда не спорил, понимал бессмысленность процесса.

   Из глубины квартиры послышался грохот.

   — Мама, что случилось? — закричал Игорь и поспешил вперед по коридору.

   Я, встревоженный установившейся после шума гробовой тишиной, двинулся за ним. В просторной кухне у столика с электрочайником стояла Стефания Теодоровна, закрыв глаза руками.

   — Тебе плохо? — занервничал Гарик. Затем приблизился к матери и вдруг заорал: — Что это? Это что?

   Я подошел к ювелиру и увидел на полу мужчину в джинсах и серо-синем пуловере. Он лежал на боку, спиной к нам, под его коротко стриженной головой разливалось темно-бордовое пятно.

   — Ой! — вдруг вскрикнула Тефи. — Больно!

   — Что? Где? Как? — беспорядочно забормотал Гарик.

   — Поясница… — прошептала Стефания Теодоровна, — жжет…

   Я опомнился, повернулся к Гусевой, заметил, что та прислонилась к плите, и скомандовал:

   — Игорь, отведите маму в спальню. Похоже, она прикоснулась к работающей плите. Посмотрите, нет ли ожога.

   Словно в подтверждение моих слов раздался писк таймера, возвещающий о готовности блюда.

   — Куда? Зачем? — бестолково продолжал вопрошать Игорь. — Это что? На полу?

   Я повысил голос:

   — Немедленно заберите отсюда Тефи!

   — Да, да, конечно, — очнулся Гусев и, взяв мать за руку, потащил ее в коридор.

   Выдохнув, я огляделся по сторонам. Увидел на столике гору смятых пустых пакетов из супермаркета, вытащил два, обмотал ими ступни, обошел тело, присел около головы на корточки. Стало ясно: на полу лежит не мужчина, а женщина с экстремально коротко стриженными волосами и крепкой спортивной фигурой. Остановившийся взгляд слегка прикрытых глаз не оставлял сомнений — несчастная умерла, вызов «Скорой» бесполезен. Я выпрямился, достал мобильник и позвонил Максу.

   Узнав, в какую ситуацию я попал, Воронов скомандовал:

   — Сейчас приедем, говори адрес. Не подпускай никого к месту преступления, и сам там не топчись, руками ничего не лапай, сиди тихо.

   Я отошел от трупа, ощутил жажду и решил, что беды не будет, если я хлебну водички. Возле мойки стояло несколько бутылок минералки, пара пакетов молока, две банки сметаны, лежали яблоки в сетке, пачки творога, коробка с замороженным тестом, какие-то специи в прозрачных мешочках, лоток с нарезанной ветчиной, сосиски… Я потянулся к воде и услышал хриплый голос:

   — Господи, хлеб… Он же сгорел! Совсем забыла! Тефи, ты вернулась? Пальто на вешалке висит. Ничего не случилось? Почему так рано?

   Говорившая вошла в кухню, ахнула, уронила пакет с надписью «Территория еды» и закричала:

   — Гарик!

   — Игорь в спальне Тефи, — быстро сказал я. — Извините, сюда лучше не входить.

   — Вы, собственно, кто? — возмутилась женщина, отступая назад.

   — Иван Павлович Подушкин, — представился я. — А вы, наверное, Вера?

   — Именно так, — слегка успокоилась жена Игоря. — Я не ждала гостей, собралась ужин приготовить, вспомнила, что забыла купить сметану… Ой, хлебушек! Его надо достать!

   Вера попыталась пройти к плите, но я преградил ей путь.

   — Сюда нельзя.

   — На этой кухне командую я! — взвилась невестка Гусевой. — Ну-ка, подвиньтесь… Мама-а-а-а!

   От вопля, изданного ею, на хрустальной люстре затренькали подвески. Вера пошатнулась. Я схватил ее в охапку и понес по коридору. Пнул ногой двустворчатую дверь, вошел в просторную комнату с огромной кроватью, хотел положить даму на ложе, но увидел, что на нем сидит Тефи, и остановился.

   — Ванечка, к нам смерть пришла? — жалобно спросила пожилая дама.

   — Вера жива, — начал я успокаивать ее. — Она очень испугалась, поэтому у нее ноги подкосились.

   — Я спрашивала о… ну… на кухне… — пролепетала Стефания Теодоровна.

   Я осторожно усадил супругу Игоря в кресло.

   — М-м-м… — простонала Вера. — Голова болит…

   — Ой, очнулась! — обрадовалась Гусева-старшая. — Ванечка, знаете, чем на самом деле завершилась сказка про спящую красавицу?

   — Принц поцеловал девушку, та пробудилась, и они сыграли свадьбу, — ответил я, немало удивленный поведением дамы: в квартире труп, а она весьма бодра и, кажется, даже весела.

   Стефания Теодоровна похлопала ладонью по одеялу.

   — Садитесь. Нет, этот конец дописали потом, чтобы дети не рыдали. В действительности дочурка короля была избалованной, глупой и непослушной девицей. Ей же велели никогда не трогать веретено, ан нет, она схватила его в руки. И что вышло? Король с королевой вместе со всеми придворными умерли. Принц же, случайно увидевший гробницу, наклонился, чтобы получше рассмотреть мумию. А из-под нее выползла змея, укусила его, у принца, отравленного ядом, начались галлюцинации, и он женился на гадюке, потому что та показалась ему прелестной принцессой. Змеюка постоянно внушала наивному парню, что до встречи с ним была спящей девушкой. Ну, нравится такой сюжет?

   — У вас удивительная фантазия, — только и сумел сказать я.

   — Нет, Ванечка, про гадюку — это реальная правда, — горько вздохнула Тефи. — Много хороших мальчиков женятся на скользких змеючках с темной биографией, а те потом поют мужу о детстве во дворце и о папе, разорившемся короле. Естественно, к Вере это не относится. Солнышко, не подумай, что я про тебя говорила. От нервов чушь несу, мне плохо, истерика начинается. Что за ерунду болтаю? Простите, ради бога.

   — Ау, кто дома есть? — закричал издалека веселый тенор. — Мы пришли! Мама, ты где?

   — В спальне, — громко ответила Тефи. — Кирюша, иди сюда. Кого ты привел? Глеба? Лучше Федорову отправиться домой.

   — Нет, у меня сюрприз, — радостно заявил, появляясь в комнате, симпатичный стройный, совсем непохожий на Игоря молодой мужчина. — Привет, ма! У нас гости? Ну, угадайте, кто сейчас войдет!

   Гарик, до сих пор молча сидевший в кресле, откашлялся:

   — Не время шутить, в доме…

   — Зануда! — оборвал брата Кирилл. — Давайте же, напрягитесь! Даю подсказку: красавица, вы видите ее по телику, звезда, поет мегахит про любовь: «Птицей она-а-а-а полети-ит и тебя-я-я захвати-и-ит…» Ну?

   — Прости, дорогой, слишком трудная задача, — извиняющимся тоном произнесла Стефания Теодоровна. — Я телевизор не люблю, использую его для просмотра фильмов, которые покупаю. Недавно смотрела сериал про собаку-полицейского, но там певиц нет.

   Кирилл указал рукой на дверь и заорал:

   — Та-да-да-дам! Бам! Бам! Твой выход, дорогая!

   Скажу прямо: прожив на свете немало лет, я полагал, что навидался всякого и навряд ли могу уподобиться ребенку, который, проснувшись в новогоднюю ночь, видит, как Дед Мороз раскладывает под елкой подарки. Но девушка, которая сейчас вошла в комнату, заставила меня раскрыть рот.

   Она была наряжена в крохотную ярко-красную юбочку, обтягивающую белую футболку, которая заканчивалась сразу под бюстом этак пятого размера. Поскольку объем бедер девочки оказался, как у некрупной кошки, то я смело предположил, что пышные перси не генетический подарок от мамы, а дело рук безответственного пластического хирурга, решившего заработать и потому наплевавшего на то, что кузнечик с грудью коровы выглядит смешно и нелепо. Очевидно, тот же рвач поработал и над личиком, которое, если смыть с него три кило макияжа, вполне может выглядеть мило. Но доктор сделал дурочке губы-оладьи и добился чудовищного в самом прямом смысле слова эффекта. На фоне рта и бюста здоровенная серьга в пупке, смахивающая на строительный болт, уже не производила шокирующего впечатления, более того, показалась мне вполне уместной, так как дополняла образ. Ноги гостьи обтягивали лаковые сапожки на очень высоких каблуках, цвета пожарной машины. Их мыски были вырезаны, и наружу торчали красивые пальчики, радующие взор ядовито-зеленым лаком на ногтях. Маникюр тоже был выше всяких похвал — ярко-алые когти длиной сантиметров пять хищно загибались вниз. Добавьте сюда штук десять разнокалиберных бус на тощей шейке, браслеты на каждом запястье, серьги, оттянувшие уши почти до ключиц, многочисленные кольца на пальцах, свисавшие до пояса волосы цвета майонеза — и вы поймете, по какой причине я лишился дара речи.

   — Ну, кто к нам пришел? — тоном воспитательницы детского сада, куда на утренник приехал Дед Мороз, загудел Кирилл. — Скажите, как ее зовут?

   — Бу-ра-ти-но? — почему-то вспомнился мне детский фильм.

   — Гульнара? — предположила Тефи.

   — Мама! — подпрыгнул младший сын. — С чего тебе в голову пришло такое идиотство?

   — Ну, милая девочка одета как исполнительница… э… восточных танцев, — попыталась объяснить Стефания Теодоровна.

   Кирилл сложил руки на груди.

   — Ха-ха! Да ладно тебе! Только человек, который живет в подвале, не выходит на улицу, не смотрит телик, не слушает радио, или Маугли не узнает певицу и телеведущую Ежика!

   — Здрассти, — приятным сопрано сказала девушка.

   Игорь снял очки, протер их рукавом пуловера и вновь водрузил на нос. Вера, до сих пор полулежавшая в кресле без движения, села. Я глупо заулыбался. Стефания же Теодоровна радостно сказала:

   — Рада вас видеть, дорогая, в своем доме. Не желаете кофейку? Сейчас включу машинку. Верочка, не суетись, тебе лучше отдохнуть.

   — На кухню нельзя, — тут же напомнил я.

   — Ах да! — опомнилась хозяйка. — Видите ли… э… э… у нас… э… э… потолок упал. Соседи сверху начали ремонт, уронили шкаф, а в нем лежали чугунные тумбы. Грохот был страшный! И — бумс, теперь нельзя подойти к плите. Правда, Ванечка?

   Я усиленно закивал. Игорь вновь принялся полировать стекла своих очков. А Вера встала.

   — Вы куда? — бдительно поинтересовался я.

   — Надо позвонить… — начала она и осеклась.

   — В ремонтную контору, чтобы приехали мастера и живенько привели в порядок кухоньку, — подсказала Тефи.

   — Не волнуйтесь, я уже вызвал людей, — сообщил я. — Сюда прибудет мой ближайший друг с коллегами, он ас в решении подобных проблем, опытный профессионал. Максим просил не заходить в помещение, где… э… куда плита рухнула, чтобы не усложнять, а главное, не затягивать работу специалистов.

   — Ванечка, ты гений! — обрадовалась Стефания Теодоровна. — А давайте устроим пикник в моей спальне? Игоряша, принеси из своего кабинета шерри, я открою коробочку конфет, которые Галочка привезла мне в подарок из Швейцарии. Кротик, душенька, вы любите шоколад?

   — Мама, она Ежик, — процедил Кирилл. — И как бы вы тут сейчас ни идиотничали, наше решение не изменится!

   — Какое, детка? — удивилась Тефи. — Ты что-то решил?

   — Мама! Неужели ты забыла, о чем мы вчера вечером говорили? — возмутился сын.

   Стефания Теодоровна призадумалась.

   — О пополнении твоей кредитки? Хотя нет… О! Вспомнила! Ты пришел взять денег на бензин.

   Отпрыск надул щеки.

   — Я сообщил, что женюсь! На Ежике! Неужели ты не обратила внимания на мои слова? Мама, сколько у тебя сыновей?

   — Вроде двое, — довольно неуверенно произнесла Тефи, — о других мне неизвестно.

   — И ты не могла проявить к младшему сыну внимание? — взвился Кирюша. — Я полагал, нас ждет накрытый стол, подарки, гости, мы все вместе отпразднуем помолвку… И что же я вижу — нам врут про ремонт на кухне!

   — Хочешь сказать, что вы с Мышью подали заявление? — еле слышно пролепетала Вера.

   — Мою невесту зовут Ежик, — топнул ногой Кирилл. — Да, мы только что из загса, свадьба первого июня. Я хочу праздновать ее в Нью-Йорке. Или лучше в Лондоне! Пока еще не решил.

   — Ага, — кивнула Тефи, — отличная идея.

   Жених обнял девицу.

   — Ежуля, как насчет кофе?

   Я пошел к двери.

   — Простите, но в кухню нельзя, там на самом деле большой беспорядок.

   — Ради любимой я готов по горам на руках карабкаться! — воскликнул Кирилл. Затем многозначительно взглянул на мать. — Я хочу преподнести невесте кольцо, достойное ее руки.

   Тефи встала, открыла секретер, достала оттуда бархатную коробочку и заявила:

   — Дорогая Суслик! В нашей семье существует традиция дарить невестам сыновей уникальные драгоценности. Это украшение старинное, ему много лет. Теперь оно твое. Вот, смотри, какое…

   Я опять разинул рот. В открытой Стефанией Теодоровной коробке лежал перстень с камнем весьма приличного размера. Нет, нет, нельзя, чтобы такая драгоценность уходила из семьи в неизвестные руки! Подобные фамильные вещи мать передает детям на смертном одре, будущим невесткам они, как правило, не достаются. А если жене сына и перепадет нечто раритетное, то случится это после рождения третьего ребенка. Или на двадцатую годовщину брака сына и его супруги. Неизвестно ведь, как сложится их семейная жизнь. Вдруг девушка через парочку месяцев после регистрации подаст на развод? И что, прости-прощай гигантский алмаз? Тефи на удивление беззаботна.

   Ежик схватила бархатную коробочку.

   — Вау! Офигеть! Ну, ваще! Круто! Спасибо! Очень красивое!

   — Носи, Зайчик, на здоровье, — ласково пропела Тефи. — Невеста моего младшего сына должна выглядеть достойно.

   Я захлопнул рот. Стефания вот так легко рассталась с ювелирным изделием немереной цены? Хотя если вспомнить, что дама не захотела вернуться и поискать совсем недешевую «шанельку»… Но ведь бриллиант не сумочка, пусть даже и очень дорогая. И почему молчат Игорь с Верой? Наверное, оба обомлели, у них полный паралич.

   — Ваще! Офигенно! — продолжала восхищаться Ежик. — Лучше, чем у Таньки!

   Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Вера неожиданно легко вскочила и бросилась в холл. Я последовал за ней, испытывая острую жалость к Тефи: сейчас по ее красивой, элегантно отделанной многокомнатной квартире начнут кружить люди, которые тут натопчут, напачкают, да еще будут задавать неприятные вопросы…

   — Что произошло? — забыв поздороваться, спросил Макс, входя в прихожую.

   — Чем это пахнет? — поинтересовалась незнакомая мне симпатичная шатенка, шагавшая следом за Вороновым.

   — В духовке вроде пекся хлеб, — пояснил я. — Извините, я знаю, что поступил неправильно, но, побоявшись пожара, выключил плиту. Правда, думаю, содержимое противня превратилось в головешки, я не рискнул открыть дверцу, отпечатки моих пальцев остались только на большой клавише слева на панели управления.

   — Молодец, — одобрила меня шатенка, — ноги пакетами замотал. Хвалю.

   — Знакомьтесь, — буркнул Макс.

   — Ну, раз Воронов разрешил… — засмеялась женщина. — Аня.

   — Эксперт, — пояснил Максим.

   — Я уже понял по чемоданчику в руке, — сказал я. И затем тоже представился: — Иван.

   — Только увидела вас и сразу догадалась, что передо мной легендарный Подушкин, — хихикнула Аня. — Где труп?

   — На кухне, — ответил я, — прямо и налево.

   Аня вынула бахилы, надела их на туфли, дала еще одну пару Максу и пошла к месту преступления.

   Я глянул на друга.

   — Почему она назвала меня «легендарный Подушкин»?

   — Фиг его знает, что даже у неглупой бабы в голове? — отмахнулся Макс. — Рассказывай, как ты тут очутился. Кто хозяева квартиры? Где здесь можно сесть?

   Послышался дробный стук каблуков — в холл вошла невеста Кирилла, за ней показался и сам жених. «Страшная красавица», не обращая ни малейшего внимания на Макса, сняла с вешалки коротенькую, узенькую ярко-красную кожаную курточку и хотела открыть входную дверь.

   — Минуточку… Вы куда? — остановил ее Макс.

   — Ты вроде пришел кухню ремонтировать? Так и занимайся своим делом! — фыркнула «звезда».

   — Отвали от моей невесты! — взвился Кирилл. — А то по тыкве получишь!

   Макс вынул служебное удостоверение, помахал им перед носом растерявшегося жениха и сурово произнес:

   — Без моего разрешения никто квартиру не покинет.

   — Почему? — испуганно пискнула девушка.

   — Необходимо побеседовать с вами, — уже мягче ответил мой друг. — Вы знали убитую?

   — Чего? — прошептала дива, прислоняясь к шкафу. — Кого?

   — Они не в курсе, — объяснил я. — Пришли уже после того, как был обнаружен труп. Ты видишь Кирилла, младшего сына хозяйки, и его невесту, певицу Суслик.

   — Ежик, — еле слышно поправила красавица.

   — Простите, — смутился я.

   — Понял! — обрадовался Кирюша. — Очередная дурацкая забава Тефи, вы из агентства розыгрышей. Однако мать начинает повторяться… Очнись, Ежуля, все о’кей! Маман забавляется как подросток. В прошлом году на день рождения Любы Волковой, который отмечали у нее в загородном доме, во время десерта в зал ворвался ОМОН, уложил гостей на пол мордами вниз, обыскал, потом велел всем сесть на диван, объявил, что сейчас появится их начальник и никому мало не покажется. А потом…

   Кирилл сложился пополам от смеха.

   — Прикиньте, ребята, вкатывается огромный торт. Бабах! Из него выскакивает голый стриптизер… ну натурально без ничего, даже плавок нет… подбегает к Любе и начинает танцевать для нее. Я сразу понял, чьих рук это дело, мамахен подарочек Волковой приготовила. Чуть не помер со смеху. Да вы самого главного не знаете! Любаня-то отмечала семидесятипятилетие. Такой юбилярше стриптизер, как ежу топор, нужен. Ой, прости Ежуля! Ладно, парни, ступайте Гарика с Верой разводить, а мы пойдем. У нас дел по уши, большая программа намечена, сегодня заявление в загс отнесли, надо отметить.

   — Поздравляю, — сухо произнес Макс. — Но мы не клоуны. Вам придется задержаться.

   На следующий день меня разбудила Таня. Она просунула голову в спальню и трагическим шепотом актрисы МХАТ спросила:

   — Ваняшка, ты куда банки поставил?

   Я еле оторвал голову от подушки и промычал нечто маловразумительное.

   — Пустые, из-под еды, — уточнила Татьяна. — И крышки пластиковые.

   Сон улетучился.

   — Ой, совсем забыл! Прости!

   Таня отреагировала вполне мирно:

   — Ничего, Ваняшка, не расстраивайся. Сегодня захвати.

   Я пробормотал:

   — Собирался в клинику завтра, сегодня у меня дела.

   — Жаль баночки, удобненькие, — заканючила Таня, — но могу и без них обойтись. Вот крышки не мои, мне их в дорогу Ленка-соседка дала, чтобы еду закупорить. Теперь такие не выпускают. Делают похожие, но тонкие, они плохо держатся, отваливаются. У Ленки крышечки от мамки остались, еёшная мать на заводе, где их штампуют, работала, там и сперла. Ох, соседка меня, как домой вернусь, на мыло упреками изведет.

   — Чья мать? — не сообразил я.

   — Еёшная, — повторила непонятное слово Таня.

   Я постарался реанимировать полусонный мозг. Что мне нужно запомнить из вороха информации? Банки и крышки из больницы необходимо доставить Татьяне, иначе ее соседка Елена и мать какого-то Еёша с ней поскандалят. Странное, однако, имя Еёш…

   — А Ленкин муж, Сашка, еще тот тип, — продолжала тем временем Таня. — Он Михайловым, которые напротив живут, забор сломал. Спроси, за что?

   — За что? — машинально повторил я.

   — Кто ж знает! — всплеснула руками жена Ильи. — Дурак с дыркой в голове. Ленка думает, что евошная сестра с Сашкой спит, их кое-кто летом на автобусной остановке видел. Понимаешь позор, Ваняшка?

   Я сел в кровати.

   — Со стороны Саши было весьма неразумно заниматься любовью там, где тормозит общественный транспорт. Неужели он не мог найти более укромное местечко?

   Татьяна прикрыла рот рукой.

   — Ваняшка! Ты чего сейчас сказал-то?

   Я потер ладонью лоб.

   — Это ты сказала, что сестра Евоша спит с Сашей, их заметили на остановке.

   Таня поцокала языком.

   — Ваняшка! Ленка только думает, что евошная сестра шуры-муры с Саньком крутит, точно она не знает.

   Я зевнул.

   — Если пара уютно устроилась прямо на остановке на глазах у проезжающих, думать не о чем, все понятно.

   — Экий ты суровый, — покачала головой Татьяна. — Прям такой определенный. Нельзя по сплетням людей судить. Может, Санек с Катькой там случайно очутились?

   Я понял, что теряю нить беседы. Минуточку, чья сестра любовница Саши? Еёша или Евоша? И вообще, Сашка и Санек один человек или два разных?

   — Ты согласен? — наседала Таня. — Можно же просто рядом очутиться. Он, допустим, справа к маршрутке подошел, она слева. А у Ленки в башке один разврат!

   До меня с большим опозданием дошла суть произошедшего.

   — Так они просто стояли!

   — Ну да, — согласилась Таня. — А ты чего подумал?

   Я закашлялся. А что можно еще представить, услышав, что сестра какого-то Евоша спит с Сашкой, их видели на автобусной остановке?

   Татьяна тем временем вещала дальше:

   — У Катьки вроде как шуры-муры с Петькой Михайловым, а у того жена, детей четверо. Разве это красиво? Ленкин Сашка психанул и Петяхе забор-то топором порушил. Погорячился, конечно, следовало просто харю начистить. Зачем имущество портить? Не по-мужски это. Михайлову пришлось деньги на ремонт изгороди тратить, у своих детей рубли отнимать. Не знаю, как у других, везде разные порядки, люди подчас странные встречаются, но у нас, в Богдановске, так не принято. Вскипело у тебя? Разрули по-человечески, без ущерба хозяйству. Вон Кириллов, например, как поступил? Евошная дочь забеременела от Мишки, а парень, поганец, в кусты, типа, я не я, лошадь не моя, ребенка ветром надуло, идите все лесом, жениться не хочу. И чего Кириллов? Как думаешь, Ваняшка?

   Поскольку Элеонора больна, в офисе детективного агентства я сижу один. Сегодня ко мне в полдень должен прийти некто Виноградов, неделю назад записавшийся на прием, но сейчас часы показывали без пятнадцати час, а клиент все не торопился. Наконец раздался звонок. Однако на экране домофона высветилась женская фигура. Посетительница подняла голову и помахала рукой, я живо открыл.

   — Стефания Теодоровна! Какими судьбами?

   Гусева погрозила мне пальцем.

   — Врунишка! Зачем назвался продюсером?

   — Не хотел вас пугать, — улыбнулся я, — ведь частный детектив сродни полицейскому.

   — Тогда следовало и имя с фамилией другие придумать, — укоризненно продолжала Тефи. — Полезла вечером в Интернет — дай, думаю, отыщу там господина Подушкина, а то он уехал, телефона не оставил, как его поблагодарить за помощь? А нет там такого среди продюсеров. Зато я нашла Ивана Павловича совсем с другой профессией.

   — Глупо получилось, — согласился я. — Как вы себя чувствуете после перенесенного стресса?

   — Каблук починить нельзя, — пожаловалась дама, — придется сапожки выкинуть. Но во всем плохом много хорошего. Теперь, не ощущая себя транжирой, со спокойной совестью приобрету новую обувь. Ванечка, хочу пригласить вас завтра в гости. Повода особого нет, просто соберутся милые мне люди, и не все посыпанные пылью пни, придет молодежь вашего возраста. В программе небольшой концерт — думаю, вы любите классическую музыку, — а также легкие закуски, танцы, игры. Сбор в семь, около полуночи разойдемся.

   Я расшаркался.

   — Большое спасибо. Премного благодарен. Непременно буду.

   На лице Тефи расцвела счастливая улыбка.

   — Отлично. Одна просьба, Ванечка, не говорите собравшимся о вчерашней неприятности на кухне.

   — Болтливость не самое сильное мое качество, — успокоил я Тефи. — Присаживайтесь, пожалуйста. Хотите чаю?

   — Лучше кофейку, — прищурилась Стефания Теодоровна. — Вон из той блестящей машинки. Дубль-эспрессо, четыре чашечки в большую кружку. Сахару не надо, сливок тоже.

   Я выполнил приказ. Гостья отхлебнула напиток и закатила глаза.

   — Блаженство! Дома мне не дают кофе, кричат, что врач запретил. Но я полагаю, что добуквенное исполнение всех предписаний докторов не гарантирует бессмертия. А как вы считаете, Ванечка?

   Я развел руками.

   — Увы. Вечная жизнь невозможна.

   Тефи на секунду пригорюнилась.

   — А жаль. Ну, не буду думать о печальном. Ванечка, у меня есть еще одна просьба. Давайте сходим на стройку…

   — Куда? — удивился я.

   Стефания Теодоровна отпила кофе.

   — Потрясающий напиток! Нектар! Амброзия! Я собираюсь приобрести Кириллу новую квартиру, но это секрет от сына. Одна смотреть апартаменты не хочу, я не очень внимательна, могу не заметить серьезных недостатков. И любой риелтор норовит обмануть немолодую женщину. А вот если приходит пара, в составе которой мужчина, отношение у них иное. Увы, у меня мало друзей сильного пола. Игорь в сопровождающие не годится, у него с наблюдательностью еще хуже. Много времени наш поход не займет. Так что, могу я вас ангажировать и на завтрашнюю вечеринку, и на послезавтра?

   Я опять расшаркался:

   — С удовольствием приду на суаре и совершу с вами экскурсию по квартире. Но я не разбираюсь в вопросах строительства.

   — А этого и не надо, — обрадовалась Стефания Теодоровна. — Просто будете стоять рядом и надувать щеки. Ой, у нас дома настоящий детективный сериал! Никто не знает, кто умер в кухне. И я, и Вера с Игорем впервые увидели бедняжку, даже Кирилл о ней ничего сказать не смог. А мой младший сын владелец ресторана «Бронь», у него вся Москва тусуется, Кирюша в добрых отношениях с массой народа.

   Собеседница чуть понизила голос.

   — Грешным делом я подумала, что в дом залезла очередная пассия Кирика. Он ведь не женат, девушки вокруг него роем вьются. Сегодня с ним Маша, завтра Глаша, послезавтра Наташа… Первое время я еще пыталась их имена запоминать. Ну, как-то неудобно, мальчик приводит девочку, надо с ней вежливо обойтись. На беду, ему нравится один тип женщин: стройные блондинки, модно одетые, из шоу-биза. А девочки там сейчас, словно близнецы, — в одной парикмахерской обслуживаются, вещи покупают похожие. И я один раз лопухнулась, сказала Кирюшиной спутнице: «Анечка, рада вас снова видеть!» А та вовсе не Анна и у нас впервые оказалась. С тех пор я твердо решила: никаких имен, только «дорогая» и «солнышко». В общем, я подумала, что Игорь, сидя в своих наушниках, не услышал, как Кирюша кого-то привел, и очень испугалась, увидев на полу труп. Конечно, Кирик не способен никого и пальцем тронуть, он безвреден, как куст китайского чая, скорей всего гостья поскользнулась и неудачно упала. Но сколько доставила беспокойства нашей семье! Когда ваш товарищ, очень милый, прекрасно воспитанный Максим, попросил нас взглянуть на тело, мне стало понятно: погибшая уже не первой молодости. А Кирюша ухаживает лишь за теми, кому едва за двадцать. Кто она? Зачем пришла? Как попала в квартиру? Одни вопросы без ответов. Настоящий детектив! Жаль, конечно, бедняжку, но такая интересная история…

   — Надеюсь, вы не собираетесь проводить личное расследование? Это опасно! — предостерег я Тефи. — Тот, кто один раз убил, не станет колебаться, если поймет, что нужно убрать еще кого-то.

   — Ну что ты, Ванечка! Мне и в голову это не взбредет, — слишком быстро и громко ответила Тефи. — Просто я давно хочу написать сценарий для телесериала, вот и фантазирую. Ох! Мне пора! Не стану мешать тебе работать. Кстати, ты ведь не возражаешь, что я к тебе так по-свойски обращаюсь? В общем, завтра жду. Смокинг не надевай, у нас просто, подойдет обычный костюм. Я после одного случая стала сообщать гостям дресс-код. Пришла ко мне на вечеринку Майечка Филова и прихватила нового кавалера, а тот нацепил белый смокинг, белую рубашку, белые брюки, белые ботинки, белые носки и белые перчатки. Культурная программа вечера полетела в тартарары, потому что я позвала оперного певца, который… Представляешь, Ванечка, он нарядился в белый смокинг, белую рубашку, белые брюки…

   Тефи захихикала и встала.

   — Завтра в семь. А послезавтра на стройку. Не забудешь?

   — Никогда! — пообещал я.

   Потом довел посетительницу до двери, вернулся в кабинет и глянул на большие напольные часы.

   Нет, некий Виноградов сегодня точно в офисе детективного агентства не появится. Странные, однако, люди встречаются… Мужчина позвонил заранее, попросил о встрече, говорил, что у него серьезная проблема, сто раз повторил:

   — Вы же не уйдете из конторы, дождетесь меня?

   Я ответил:

   — Свободен сегодня. Если хотите — подъезжайте.

   — Нет, не могу! — воскликнул собеседник. — С работы не отпустят. Начальник — зверь, его чужие проблемы не интересуют. Личные вопросы я могу решать исключительно в выходной, а он по графику через неделю. Пожалуйста, придумайте что-нибудь, найдите для меня время. Моя дочка пропала, ей двенадцать лет, а полиция ничего делать не хочет.

   Услышав, что речь идет о ребенке, я живо ответил:

   — Приезжайте в удобные для вас день и час.

   И каков результат? Виноградов не появился! Даже не затруднил себя звонком, не предупредил меня о перемене своих планов, не извинился.

   На столе замигал телефон — меня разыскивал Макс.

   — Занят? — спросил друг.

   — Свободен, — в тон ему ответил я.

   — Надо встретиться. Ты не против пообедать со мной?

   — Буду в трактире минут через сорок, — пообещал я. — Надеюсь, не попаду в непробиваемую пробку.

   — Давно знаешь Гусевых? — спросил Воронов, наблюдая, как я разворачиваю салфетку. — Заказал тебе лосося.

   — Спасибо, давно рыбы хотелось, — обрадовался я. — Со Стефанией Теодоровной я впервые встретился вчера.

   Макс выжидательно посмотрел на меня. Я рассказал про сломанный каблук и задал свой вопрос:

   — Кто умер на кухне у Тефи?

   Приятель налил в бокал воду.

   — Валерия Алексеевна Пименова, кандидат наук, преподаватель частного вуза. Женщина с безупречной репутацией, ни в чем дурном не замечена, не пила, не употребляла наркотики, не курила. Аня говорит, что физическое состояние тела прекрасное, лет на двадцать пять, не старше, могла бы жить да жить. Пименова в юности была гимнасткой, но Олимпиад и чемпионатов мира не выигрывала, редко занимала призовые места на крупных соревнованиях. И оказалась умным человеком — в отличие от большинства спортсменов Валерия вовремя поняла, что карьеры не сделает, в девятнадцать лет завязала с брусьями и бревном, поступила в институт, окончила его с красным дипломом. Потом пошла в аспирантуру, где занялась психологией, защитила диссертацию и до сей поры преподавала. Замужем не была, детей нет. Увлекалась скалолазанием, занималась фитнесом, была сильным человеком. Ну это, как ты понимаешь, лишь общие сведения, которые удалось нарыть за столь короткий срок.

   — Как она попала на кухню Тефи? — удивился я.

   Макс посмотрел на тарелку, которую только что поставила перед ним официантка.

   — Вот тут начинается самое интересное. В подъезде дома, где живут Гусевы, постоянно находятся охранники. Не милые старушки, а профессиональные парни с оружием. Они никого без приглашения не впускают. Валерия Алексеевна парадным входом не воспользовалась, это совершенно точно. У лифта висит видеокамера, и мой человек крайне внимательно просмотрел запись — никого даже отдаленно похожего на Пименову на ней нет.

   — Но не могла же она пролезть в дом по дымоходу, — возразил я. — У всякой техники есть слепая зона, и любых секьюрити можно отвлечь. Вероятно, у этой Пименовой был помощник.

   — Возможен и такой вариант, — согласился Макс, — но в нашем случае нашлось другое решение. Ты из окна кухни Гусевой выглядывал?

   — Нет. А зачем? — удивился я. — Обнаружил тело и постарался поменьше там топтаться.

   Макс отложил вилку.

   — Все окна апартаментов смотрят на улицу, а вот кухонное выходит в колодцеобразный двор. Слева, справа и прямо по курсу там стоят здания, очень старые, возведенные при царе Горохе. Окна во дворик есть и в еще одном доме, но это стеклопакеты лестничных клеток, не квартир. Аня обнаружила на ладонях жертвы следы краски, которой, как правило, покрывают пожарные лестницы.

   — Пименова залезла по железным перекладинам снаружи? — догадался я.

   — Точно, — хмыкнул Воронов. — Для профессиональной гимнастки, пусть даже и давно ушедшей из спорта, да еще и увлекавшейся скалолазанием, проделать подобный трюк — как мне чашку кофе опрокинуть. Впрочем, думаю, с этой задачей справишься даже ты. Лесенка весьма удобная, со всех сторон закрыта обрешеткой. Предназначена она, в первую очередь, для жильцов квартир, которые должны эвакуироваться по ней в случае, если огонь отрезал им подход к двери, ведущей к лифту.

   — А что, на окне кухни нет решеток?

   — Нет, — отрезал Макс. — И видеонаблюдение во дворе отсутствует.

   — Почему? — поразился я.

   — В «колодец» не заглядывают посторонние. Чтобы очутиться там, нужно войти в подъезд дома Гусевой, пройти его насквозь и толкнуть дверь за шахтой лифта. Летом эта створка для жильцов открыта — во внутреннем дворике, можно даже сказать — патио, работает фонтанчик, стоят скамеечки, есть песочница и качели. Но никто, кроме Гусевых, в доме не живет. Ни Стефания, ни Игорь, ни Вера в теплое время года двориком не пользуются. А вот Кирилл там иногда с девушками тусуется, всегда с разными. И часто приводит туда большие компании. Теоретически Валерия могла пройти вместе с младшим сыном Тефи. Но сейчас выход во двор заперт, его приводят в порядок. Открывают черный ход первого июня, а запирают десятого сентября.

   — Как тогда Пименова подобралась к лестнице? Коим образом открыла окошко кухни? — зафонтанировал я вопросами. — Стекло-то цело!

   Макс потянулся к хлебнице.

   — Ты не обратил внимания на еще один интересный факт. Скажи, в кухне было прохладно, когда ты туда вошел?

   — Нет, тепло. И сильно пахло сдобой из духовки, — ответил я.

   — Пекся хлеб, — уточнил Воронов, — он превратился в головешку. Вера пояснила, что положила на противень длинный замороженный багет, который готовится минут двадцать-тридцать. И поэтому мы можем довольно точно определить время смерти Пименовой. Жена Игоря сообщила, что принесла из супермаркета покупки, начала разбирать сумки, запихнула в духовку багет, вспомнила, что забыла купить сметану, и поспешила назад в магазин, который находится в соседнем доме. Она рассчитывала управиться за десять минут, но задержалась. Товары в супермаркетах ставят тесно, Вера решила снять сметану с верхней полки. Ей пришлось встать на цыпочки, и в какой-то момент она пошатнулась. Пытаясь сохранить равновесие, она замахала руками, задела стеклянные бутылки с кефиром, те обвалились на пол. На грохот примчалась охрана. Улаживание происшествия заняло почти полчаса. Когда Вера уходила из дома, посторонних там не было, а вернулась она уже после того, как на кухне обнаружили труп. Следовательно, убийство произошло в момент ее отсутствия.

   — Значит, Валерия таинственным образом просочилась во двор, влезла по лестнице, — принялся рассуждать я. — Стоп! Как ей удалось открыть стеклопакет?

   Максим начал рыться в хлебнице.

   — Черт, сегодня не дали мой любимый зерновой хлеб… С окном все оказалось крайне просто. Оно у Гусевых всегда приоткрыто — зимой, летом, в любую погоду, даже когда работает кондиционер. Таково желание Стефании Теодоровны. В кухне газовая плита, и хозяйка очень боится утечки газа, поэтому рама никогда не захлопывается. Убедить пожилую женщину этого не делать невозможно. Впрочем, как я понял, с ней вообще бесполезно спорить по любым вопросам. Игорь редко заходит на кухню (Гусевы едят в столовой), ему все равно, какая там температура, сама Тефи не готовит, суп и кашу варит Вера, а ей не очень нравится стоять на сквозняке, и у невестки со свекровью идет настоящая война из-за открытого окошка: Вера захлопывает его, Тефи распахивает. Ситуацию не изменил даже визит участкового. Примерно месяц назад он приходил к Гусевым и попросил соблюдать осторожность: в близлежащих домах было совершено несколько краж, грабители, используя альпинистское снаряжение, проникали в квартиры через окна. Услышав рассказ полицейского, Вера обрадовалась, что на кухне больше не будет, как в Антарктиде. Но нет, свекровь по-прежнему настаивает на открытом окне, хотя Вера ее убеждает: «Зато к нам никто не залезет». Короче, жена Игоря по-прежнему клацает зубами от холода, находясь в кухне, но теперь еще она панически боится ограбления, вздрагивает при каждом шорохе. Пименова не открывала окно, оно и так было нараспашку. Но есть другой, не менее захватывающий вопрос: кто закрыл окно?

   — Прости? — не понял я.

   — Когда ты вошел в кухню, там не дуло, в квартире сильно пахло выпечкой, затем потянуло горелым, — перечислил Воронов. — То есть притока свежего воздуха не было. Окно оказалось закрытым.

   — Его, как обычно, захлопнула Вера. Или, может быть, влезшая в него Валерия, — предположил я.

   — Ну, последнее вряд ли, — не согласился Макс. — Когда человек потихоньку проникает в чужую квартиру, ему надо подумать о том, как спешно удрать, если вдруг его застукают. В интересах Пименовой было оставить открытым проход к пожарной лестнице. Кстати, изнутри на раме и ручке нет отпечатков ее пальцев. Там вообще отсутствуют чьи-либо следы. Веры и Тефи, которые постоянно хлопают створкой, дергают ее туда-сюда, тоже. У свекрови с невесткой давно выработалась привычка: как входят в кухню, сразу кидаются к окну. Где же их пальчики? И остается вопрос: кто захлопнул раму? Вера сказала, что, принеся продукты, поставила сумку на столик. Окно она сразу не закрыла, боялась, что батон разморозится, а ей еще надо было разобрать продукты. Потом она вспомнила про сметану, сунула багет в духовку и убежала. Итак, на ручке нет никаких отпечатков. Зачем обеим хозяйкам их стирать? Напрашивающийся ответ: окно протер убийца.

   Макс начал резать ножом отбивную.

   — И ты еще не знаешь самого интересного.

   Я оторвался от рыбы.

   — Открывай свой сундук с секретами. Обнаружил сотовый Пименовой с эсэмэсками?

   Воронов поманил официантку, заказал кофе, сложил салфетку и оперся локтями о стол.

   — Сделаю все, о чем ты попросишь, — пообещал я. — Думаешь, преподавательница института и есть тот самый маньяк?

   Максим сложил руки на груди.

   — Серийные убийцы-женщины редкость не только в России, но и во всем мире.

   — Но все же они существуют? — не сдался я.

   Мой друг вытащил из подставки бумажную салфетку, начал складывать кораблик и, не отвечая на мой вопрос, задал свой:

   — Почему он, убив троих, потом пятнадцать лет сидел тихо, а сейчас активизировался?

   — Ты употребил местоимение мужского рода, значит, не считаешь Пименову преступницей? — уточнил я.

   Макс взглянул на чашку остывшего американо.

   — Маньяком-садистом? Нет. У меня возникла другая версия. Понимаешь, серийщик никогда не останавливается, злодеяния прекращаются, когда его ловят или когда этот гад умирает. Я считал мерзавца мертвым, но вчера, открыв сумку Пименовой, сообразил: вероятно, преступник жив, только стал инвалидом, у него, скажем, был инсульт или еще какая-то напасть случилась, негодяй долго лечился, но так и не смог вернуть себе былые силы, поэтому убийства прекратились. А сейчас он нашел помощницу, Пименову, и велел ей орудовать вместо себя. Могу привести несколько примеров из мировой криминалистики на сей счет. Например, Джон Вассерман, убивший десять женщин, затих на двенадцать лет, а затем вдруг снова начались преступления в его, так сказать, стиле. Полиция установила личность маньяка. Выяснилось, что он был строительным рабочим, упал с лесов, сломал позвоночник, очутился в инвалидной коляске и лишился возможности совершать преступления. Спустя одиннадцать лет в Джона без памяти влюбилась пятидесятилетняя медсестра, которая делала ему курс уколов. Маньяк, и в кресле на колесиках не перестававший быть маньяком, понял, что некрасивая, не имевшая семьи Эни может стать послушной игрушкой в его руках. Он подчинил себе женщину, и та стала убивать по приказу Вассермана. К сожалению, рассказанный мною случай не единичен. Я мог бы и дальше говорить на эту тему, вспомнить Фрэнка Окселя, который вложил пистолет в руку полностью зависимой от него дочери, Майкла Вишевского, поработившего своего брата. Короче, вполне вероятно, что наш серийщик использовал Пименову. Она очень подходит по типажу: одинокая, никогда не выходившая замуж, бездетная женщина средних лет. В качестве жертвы был намечен Игорь Гусев.

   — Почему именно он? — удивился я.

   Макс резко выпрямился.

   — Стефания Теодоровна с утра отправилась к косметологу на процедуру…

   — Тефи обманула родных, на самом деле она поехала в больницу, — перебил я друга, — ей велели проконсультироваться по поводу родинки. После клиники она хотела пробежаться по магазинам.

   Воронов внезапно разозлился.

   — Без разницы, куда тетка намылилась, главное, ее не должно было быть дома. Но Гусева сломала каблук, что нарушило ее планы, иначе она появилась бы в квартире не ранее девяти вечера. Как я понял, это ее обычная еженедельная программа: косметолог плюс шопинг. Вера ушла на работу около двенадцати. Она врач-логопед, занимается со взрослыми, большей частью с теми, кто потерял речь в результате инсульта. Жена Игоря принимает в крупном медцентре исключительно по предварительной записи, попасть к ней сложно, от пациентов отбоя нет. Но в случае, если клиент сам не способен приехать, специалист отправляется к нему домой или в больницу. Несколько раз люди, которым долго не удавалось записаться на прием к Вере Леонидовне, устраивали в регистратуре скандалы. В прошлом году жена одного такого больного обвинила администраторов во взяточничестве. Пришла к главврачу, вручила ему свой телефон и велела: «Посмотрите запись. Три месяца мне отвечали в окошке, что у Веры Леонидовны секундочки свободной нет. Но когда я сегодня потихонечку дала вашей сотруднице на ресепшен пару купюр, талончик тут же нашелся. Мой сын заснял на мобильный момент получения взятки». Нечистую на руку служащую уволили, и с тех пор расписание логопеда Гусевой вывешено на всеобщее обозрение. Там указано, с кем, в котором часу и сколько времени она будет в тот или иной день занята. Вчера Вера отправилась к некоему Петру Фомину, после инсульта не встающему с кровати. Но сеанс не состоялся — ее пациент заболел гриппом. Логопед разозлилась на жену больного, которая не позаботилась предупредить ее об этом, а потом решила использовать неожиданно образовавшееся свободное время для домашних хлопот — пошла в супермаркет за продуктами. Понимаешь, куда я клоню?

   — Пименова легко могла узнать, что Стефании Теодоровны и Веры не будет дома, — кивнул я. — Расписание врача у всех перед глазами, а поездка Тефи к косметологу и шопинг бывают еженедельно. Если проследить за Гусевой-старшей, непременно выяснишь, куда и как часто она ходит.

   — Вот-вот, — подхватил Макс. — А Кирилл никогда не наносит визиты матери по понедельникам. Младшенький живет отдельно, ему еще в студенческие годы купили однушку. Сейчас он владеет рестораном, но дела идут не ахти, заботливая и любящая мамочка постоянно вливает в дело отпрыска свои средства. По воскресеньям заведение открыто всю ночь, и Кирюша, который вообще-то не убивается на службе — там пашет управляющий, — именно по воскресеньям непременно находится в ресторане до последнего клиента. Поэтому в первый день недели он отдыхает от трудов праведных, спит до полудня, затем едет в фитнес-клуб: плавает в бассейне, расслабляется в СПА. Младший сыночек непредсказуем в своем поведении, но до сих пор к матери по понедельникам не забегал.

   Мой друг на секунду замолчал. Я не стал вмешиваться в повествование со своими замечаниями, ждал продолжения. И оно последовало.

   — Теперь подобьем итог. Пименова выяснила привычки членов семьи и заявилась тогда, когда, по ее расчетам, дома оставался только Игорь. Старший отпрыск Стефании Теодоровны ювелир. Говорят, он работает медленно, вдумчиво, но создает прекрасные вещи, поэтому у него нет отбоя от заказчиков. Человек он тихий, немногословный, настоящий интроверт, совершенно не похожий на мать. Тефи-то мгновенно сходится с людьми, через десять минут после знакомства считает собеседника своим другом. Дама постоянно бегает по магазинам, посещает музеи, театры, выставки, обожает принимать гостей. Гарик другой — он старается лишний раз не выходить из дома, где и оборудована его мастерская. Усаживаясь за работу, ювелир всегда надевает наушники и включает любимую музыку. В прошлом году журнал «Семья» решил сделать репортаж о Гусевых. К ним приехал корреспондент, взял интервью, сделал фото. Игорь хорошо воспитан, отнюдь не бука, не уходит демонстративно из комнаты при виде посторонних, он вежливо сказал репортеру несколько фраз. Вера тоже не особенно откровенничала, в беседе солировала Стефания Теодоровна. Она похвасталась произведениями Гарика, показала его мастерскую, сообщила о привычке сына делать украшения под музыкальное сопровождение. Затем свекровь расхвалила на все лады Веру. На вопрос корреспондента: «Неужели вы никогда не ругаетесь с невесткой?» ответила: «Мы спорим только из-за окна на кухне, которое я требую держать открытым, а Вера против этого. Но я, естественно, побеждаю, створка не захлопывается. Никогда!» Журнал разошелся многотысячным тиражом, Пименова легко могла его прочитать. А дальше просто. Узнав распорядок дня и привычки Гусевых, Валерия выбирает для нападения понедельник. По ее расчетам, днем в квартире никого, кроме нужного ей объекта, нет. Она взбирается по лестнице, влезает в открытое окно…

   — Как она попала во двор? — перебил я.

   — В произошедшем полно неясностей, — согласился Макс, — но в том, что Пименова воспользовалась пожарной лестницей, сомнений нет. Итак, убийца оказывается в кухне. И ее расчеты, несмотря на то что планы у Гусевых изменились, в принципе, оправдались. Вера не у пациента, но убежала в магазин за сметаной. Тефи сломала каблук, не пошла к косметологу, однако самозабвенно болтает с новым знакомым, с тобой то есть, и отправляется в супермаркет, Игорь же работает в своей мастерской в наушниках. А затем…

   Воронов умолк.

   — Некто убивает Валерию, — договорил я.

   — Получается так, — пробормотал мой друг. — Она не успела даже выйти из кухни. Ее один раз ударили по голове предметом, похожим на палку. Сейчас экспертиза пытается выяснить, что это было: швабра, скалка, ножка табуретки… Вариантов множество. На месте преступления мы орудия убийства не нашли, вероятно, напавший унес его с собой. Вопрос дня: ну и кто же напал на Пименову?

   — Игорь, — мгновенно ответил я.

   — Ювелир никогда не выходит из мастерской во время работы, — пояснил Макс.

   Я пожал плечами.

   — А в понедельник изменил своей привычке. Например, в туалет захотел, потом решил водички попить, зарулил на кухню. Дальнейшее понятно.

   — Ваня, мастерская Игоря напоминает космический корабль с автономной системой жизнеобеспечения, — усмехнулся Максим. — Там есть его личный сортир, электрочайник, мини-холодильник с запасом еды. Гарик при поверхностном общении производит впечатление нормального воспитанного человека.

   — Верно, я немного удивился, когда ты заговорил о неконтактности старшего сына Гусевой. Со мной он был приветлив, разговаривал вполне адекватно, не цедил сквозь зубы «да-нет».

   — Я же не назвал его аутистом, — пожал плечами Воронов. — Гарик умеет поддержать беседу с посторонними, но в гости никогда не ходит. На вечеринках, которые по разным поводам затевает мать, ювелир довольно мил с людьми, развлекает их, но не имеет близких друзей и старается лишний раз не выходить из квартиры. Когда я увидел его мастерскую, то сообразил: мужик с большим прибабахом. Похоже, он изо всех сил старается избежать общения с родными, сидит у себя днями и ночами, у них с женой разные спальни, детей нет. Понимаешь? Игорь прекрасно воспитанный интроверт, этакий закрытый шкаф.

   — То, что ты перечислил, материал для психолога, — согласился я, — но все это не исключает, что Игорь таки изменил своим привычкам и вошел в кухню.

   — Есть свидетель, который подтверждает: в то время, когда была убита Валерия Пименова, ювелир Гусев сидел у стола, — объявил Макс. — Его видели за работой.

   От удивления я привстал.

   — В квартире находился еще кто-то?

   — Можно и так сказать, — хмыкнул Воронов. — Василий Буркин из Самары. Но в Москве его не было.

   — Интересное заявление, — развеселился я. — Василий видел, как Игорь трудится, однако пребывал не в столице.

   — Они общались по скайпу, — пояснил Макс. — Гусев дает онлайн-уроки тем, кто хочет освоить азы ювелирного дела. Отнюдь не бесплатно — у него есть сайт с расценками не только на ювелирку, но и на обучение. Буркин записался на курс, решив сделать жене сюрприз — преподнести ей на юбилей собственноручно сделанный браслет. Гусев объяснил самарцу, как надо крепить камни, прочитал обстоятельную лекцию, а потом начал очень медленно, поэтапно показывать весь процесс. Игорь всегда сначала дает теорию, а потом подкрепляет ее практикой. Во время первой части занятия ученик имеет право задавать любые вопросы и получит на них исчерпывающие ответы, но как только мастер переходит к практической части, тут полный запрет на разговоры, ювелир надевает наушники.

   — А, я помню, когда Игорь открыл нам с Тефи дверь, наушники у него на шее висели. Я еще подумал…

   Договорить мне не удалось.

   — Прошу тебя, не перебивай, — поморщился мой друг-следователь, — дай закончить мысль.

   — Все, все, извини, — пробормотал я.

   — В тот день Василий очень внимательно следил за руками преподавателя, — продолжил Воронов. — Кстати, Буркин всегда записывает занятия, а потом их многократно просматривает. В какой-то момент самарец услышал звонки — кто-то явно хотел войти в квартиру мэтра. Трезвонили настойчиво, долго, и Буркин занервничал: не случилась ли неприятность? Ну, например, из крана в ванной хлещет вода, заливает соседей, те прибежали к Гусеву, сейчас начнут дверь ломать. И Василий решился нарушить молчание. Однако учитель не услышал бы голоса ученика, поэтому тот принялся размахивать руками. В очередной раз взглянув на экран компьютера, Игорь увидел, что Буркин жестом просит его снять наушники, рассердился, но подчинился. «Простите, — пролепетал Василий, — кто-то к вам в дом рвется, давно уже в дверь звонит. Вдруг произошло нечто нехорошее?» Тут уж и сам Гарик услышал шум. На записи, сделанной Буркиным, отчетливо воспроизводятся все звуки и видно, что ученик старательно привлекал внимание ювелира. Таким образом, в тот момент, когда Пименова влезла на кухню, Гусев не выходил из кабинета.

   Максим на секунду прервал рассказ. Но я послушно молчал.

   — И вот тебе вишенка на торт! — усмехнулся Воронов. — По понедельникам Игорь с учениками не работает, семинары проводит во вторник, четверг и субботу. Но Буркин очень просил позаниматься с ним, так сказать, внеурочно — мол, у жены день рождения в субботу, надо успеть сделать подарок. Гусев пошел ему навстречу. Ну и что вышло? Серийных маньяков отличает тщательная подготовка к убийству, они, как правило, дотошно изучают детали. Тот, кто посылал Пименову, знал: в первый день недели ювелир не выходит в скайп, на его сайте вывешено расписание занятий, поэтому специально выбрал для убийства именно понедельник, ведь в доме никого нет, Гарик не включает Интернет. Только, похоже, все звезды встали в оппозицию маньяку и его помощнице Пименовой: Гусевы все поголовно нарушили график. А у ювелира, находившегося дома, стопроцентное алиби.

   — Ну и кто тогда убил Валерию? — растерялся я.

   Макс развел руками.

   — Сейчас мои люди опрашивают коллег преподавательницы, и я надеюсь, что удастся узнать нечто полезное. На данном этапе дело выглядит так: либо Пименова и есть тот самый маньяк-садист, убивший троих людей в лесной сторожке возле деревни Зайцево, либо она была у него на посылках, либо являлась подражателем. Первая версия не кажется мне достоверной. Пятнадцать лет назад Валерия еще ездила на соревнования и одновременно готовилась к поступлению в институт. Как все профессиональные спортсмены, она регулярно ходила к врачу, и никаких проблем у нее тогда не имелось — девушка была здорова и физически, и психически. Ну согласись, немного странно получается, гимнастка за год убивает несколько человек, и все, более никого жизни не лишает. А до этого вела себя как обычная молодая женщина без каких-либо отклонений. Во всех учебниках по психологии преступников написано: серийные маньяки с детства проявляют асоциальные наклонности, как правило, мучают животных. Валерия же пропадала в спортзале, рано поняв, что пробиваться в жизни надо самой, поэтому старательно тренировалась, считала свои победы на соревнованиях пропуском в обеспеченную жизнь. Никак она не похожа на маньяка. И, Ваня, я уже говорил: серийщиков-женщин почти нет. В отношении третьей версии, что Пименова подражатель, у меня тоже есть сомнения. Пресса о тех убийствах не писала, никто из репортеров о них не знал. Валерии элементарно неоткуда было узнать подробности, в частности про бордовый платок. А подражатели черпают знания в основном из печатных изданий.

   — Полагаешь, садист жив, просто не может сам совершать преступления. Он подчинил себе Пименову, сделал ее своей игрушкой и отправил расправиться с Игорем, — договорил я.

   — Верно, — кивнул Макс с мрачным видом.

   — Так чем я могу тебе помочь? — осведомился я.

   Воронов стал еще мрачнее.

   — Пименова нам уже ничего не расскажет. И если она стала орудием в руках маньяка, то о своих с ним отношениях вряд ли кому-то сообщала. Поэтому я сомневаюсь, что мы получим важные сведения от ее коллег и соседей. А вот Игорь… Почему была открыта охота на Гусева? Что связывает ювелира с убийцей? Я абсолютно уверен: есть тоненькая ниточка, которая тянется от него к преступнику.

   — Надо обстоятельно допросить сына Стефании Теодоровны, — посоветовал я. — Вероятно, в процессе беседы выплывет некий факт, появится зацепка.

   — И от жертв, найденных много лет назад в сторожке, тянулись к мерзавцу следы, — словно не слыша меня, продолжал Максим, — но Бабичев просто не захотел их увидеть, нащупать. Нет, Ваня, трясти Гусева опасно. Убийца ушел в подполье давно, сейчас активизировался, чтобы лишить жизни Гарика. Преступник осторожен, умен и обладает большой силой воли. Он, скорей всего, следит за Игорем и за нами, ждет, как поступит полиция. Поэтому — вот!

   Воронов положил на стол свежий номер «Желтухи». Я увидел заголовок «Ограбление не удалось» и стал читать статью.

   «Вчера в квартиру Стефании Гусевой, владелицы одного из самых крупных Интернет-магазинов одежды и аксессуаров, попытался проникнуть вор. Грабительница воспользовалась пожарной лестницей, прикрепленной к наружной стене дома. Она влезла в кухню через открытое окно и столкнулась с П., гостем хозяев, прибывшим утром из провинции. Он попытался задержать злоумышленницу, та оказала сопротивление, случилась драка, в процессе которой воровка ударилась головой об угол стола. Смерть наступила мгновенно. Личность погибшей уточняется. На вид ей тридцать пять — сорок лет, спортивного телосложения, волосы крашеные, цвет «серебристая блондинка». Была одета в джинсы, серый пуловер, на шее повязан бордовый шелковый прямоугольный платок. При женщине нашли нож и шприц, наполненный каким-то лекарством, предположительно снотворным. Никто из Гусевых не пострадал. Ведется следствие. В полиции нам сообщили, что за последние месяцы в Центральном округе столицы совершено несколько ограблений квартир. Преступник проникал в жилье через окно и забирал ценности. В марте он вломился в апартаменты уехавших отдыхать Морозовых. Но оказалось, что хозяева на время своего отсутствия попросили пожить в их доме домработницу. Грабитель сделал прислуге укол сильного транквилизатора, а потом унес вещи. Полиция предполагает, что неизвестная женщина, пытавшаяся обчистить Гусевых, является той самой воровкой, от которой уже не раз страдали жители Москвы».

   — Информацию «случайно» разболтал знакомому журналюге один из моих людей, — пояснил Макс. — Он же сегодня утром позвонил этому корреспонденту и устроил скандал, орал: «Я вчера выпил лишнего, распустил при тебе язык, и что? Сегодня вижу пересказ нашей беседы в твоей газетенке. Разве друзья так поступают? Теперь меня ждут неприятности…»

   — Хорошо придумано про платок, — похвалил я. — О нем нельзя было не сказать, а представить его как деталь туалета — прекрасный ход. Валерия действительно могла повязать его на шею. И шприц ловко обыграли.

   — Старались изо всех сил. Надеюсь, маньяк подумает, что тупые полицейские сочли происшествие банальным ограблением и смертью в процессе драки. Пятнадцать лет назад следователь его упустил, три случая в серию объединены не были. Ну и сейчас о серийщике никто не подумает. Мерзавец же не знает, что дело попало ко мне, бывшему стажеру Бабичева. Он захочет еще раз подобраться к Игорю, вот тут-то мы его и возьмем. Интересная штука! Судьба подстроила так, чтобы ты, мой друг, оказался в нужном месте в нужное время и вызвал в квартиру Стефании Теодоровны именно меня. Ваня, тебе надо подружиться с Гусевыми, стать в их доме своим человеком и узнать, что связывает Игоря с преступником.

   — Сущий пустячок! — фыркнул я. И продолжил иронично: — Тефи пригласила меня завтра на вечеринку, и, конечно, во время тусовки Игорь мне тут же все выложит на тарелочке.

   — Ты, наверное, плохо понимаешь… — завел Воронов.

   Я живо перебил его:

   — Прости, но это ты плохо понимаешь, о чем просишь. Судя по твоему описанию, Гарик — классический интроверт, то есть крайне скрытный, бдительно охраняющий личную территорию субъект. Такой человек не разоткровенничается с посторонним. С таким же успехом ты мог бы отправить меня в штаб-квартиру ЦРУ с поручением открыть их главный сейф с секретами. Макс, бывают же невыполнимые задания!

   — Ну хоть попробуй, — взмолился Воронов. — В доме еще есть Тефи, Вера, Кирилл, наверняка к ним приходит домработница. Мне-то члены семьи сообщат лишь то, что лежит на поверхности, а ты — другое дело. Понимаешь, в каждой избушке свои погремушки, ими перед полицией трясти не захотят. Иван Павлович зван на вечеринку? Прекрасно. Там наверняка соберутся добрые знакомые Гусевых, послушай их разговоры. Вспомни, как проходят суаре у Николетты…

   Я полез за бумажником.

   Да, подруги маменьки, собравшись вместе, как правило, предаются одному страшно увлекательному занятию — сладострастно перемывают кости отсутствующей товарке: обсуждают ее наряды, любовников, мужа, вываливают горы сплетен о ней. В процессе беседы одна из дам, допустим Нина, отвлекается, чтобы попудрить носик. Остальные переглядываются и начинают шептать:

   — Уж кто бы говорил про Люсину толстую задницу, только не Нинель!

   — Точно, она обожает других судить, а на себя не смотрит.

   — Девочки, вы видели ее маникюр? О, майн гот, черный!

   — А помните, как в семьдесят пятом году Нинель пыталась выйти за Базиля и расцарапала лицо его матери, когда старуха сказала: «Мой сын прямой потомок декабристов, в нашу семью никогда не войдет дочь коровницы».

   — Но ведь у Нины отец дипломат. Он умер, когда дочка поступила в институт.

   Раздается дружный хохот, потом следует комментарий:

   — Милая, ты не знала Нинусю во времена ее молодости. А мы в курсе. Она родилась у колхозников, все детство коз пасла. Про приличных родителей придумала, чтобы Базиль ее в свою компанию взял. О! Нинуля! Ты вернулась! Боже, смотрите, а вот и Люся наконец-то появилась… Во что это она замотана? В занавеску, которую содрала с кухонного окна?

   Я отогнал воспоминания.

   — Хорошо, попытаюсь поработать разведчиком. Но успеха не гарантирую.

   Благодаря любви Николетты давать званые ужины я прекрасно знаю, как следует себя вести мужчине, которого пригласили в гости.

   В девятнадцать тридцать я, вооруженный букетом для Тефи и коробкой шоколадных конфет, предназначенной Вере, позвонил в дверь. Ее открыла сама Стефания Теодоровна.

   — Ванечка! — обрадовалась она. — Входи скорей, все уже давно собрались, хотят послушать музыку.

   — Простите великодушно, задержался, — извинился я, разглядывая вешалку, забитую куртками и плащами.

   Мда, похоже, к Гусевой принято приходить точно к назначенному времени, а не опаздывать на светские полчаса.

   Тефи без особой радости отреагировала на цветы.

   — Спасибо, дружочек, композиция великолепна, давно мне такую не преподносили. А что за коробка у тебя при себе?

   — Осмелился принести конфеты для Веры, — объяснил я. — Не знал, какие по вкусу вашей невестке, но решил, что черный шоколад всегда уместен.

   Тефи положила цветы на стол у зеркала.

   — Ванечка, Вера постоянно сидит на диете, от сладкого шарахается, зато прямо трясется от счастья при виде веников. Обратил внимание, что у нас на кухне вся посуда с цветочками?

   — Нет, — улыбнулся я.

   — Ну конечно, — засмеялась хозяйка дома, — зачем мужчине сервиз рассматривать. А я равнодушна к розам, тюльпанам и всяким прочим ромашкам. Если честно, у меня легкая аллергия на пыльцу. Апчхи… Но шоколад! Обожаю его!

   — Глупо вышло, — смутился я. — Сейчас вынесу букет на лестничную клетку.

   — Нет, нет, — резво возразила Тефи, — ни в коем случае. Надо просто поменять презенты. Я возьму конфетки, а цветы отойдут Вере. Похоже, ты купил марципаны из Швейцарии? В глазури из горького шоколада? Ммм… Сейчас погляжу!

   Тефи в мгновение ока развязала красную ленточку, подняла крышку, убрала лист белой, смахивающей на вафлю бумаги и замерла в восторге.

   — Ах, Ванечка! Это же набор «Сказки»! Лучше унесу его поскорей в свою спальню, а то гости разом красоту съедят.

   Прижав к груди коробку, Стефания Теодоровна юркнула в коридор.

   Я с удивлением посмотрел вслед даме, торопящейся спрятать конфеты себе под подушку. Надо же, Тефи до сих пор не растеряла способности приходить в восторг от такого пустяка, как шоколад. А еще она выдает откровенные реакции, которые у большинства людей задавлены так называемым хорошим воспитанием.

   В прихожую вышла Вера и прищурилась.

   — Добрый вечер, Иван Павлович. Проходите, не стесняйтесь, рада вас видеть.

   Я протянул супруге Игоря орхидеи.

   — Это мне? — слегка удивилась та. — Спасибо. Надо побыстрей поместить цветы в воду. А что тут за ленточка и бумага? Похоже, от коробки конфет.

   — Верно, — подтвердил я.

   — Вы подарили Стефании шоколадный набор? — догадалась Вера. — Иван Павлович, больше не приносите моей свекрови сладкое, ей его категорически запретил врач из-за проблем с сосудами. Мы с Игорем всем приятелям передали слова доктора, а вам я забыла сказать.

   — Простите, я не знал, — расстроился я. — Тефи так обрадовалась, когда увидела коробку.

   — Ну конечно, — вздохнула Вера. — К сожалению, моя свекровь умом не отличается. Апчхи! Апчхи! Пойду устрою ваш букет поудобнее. Апчхи!

   Вера повернулась, а ей навстречу выплыла из коридора полная рыжеволосая дама в фиолетовом брючном костюме, щедро украшенном стразами. Истерично взвизгнув, она выхватила из рук жены Игоря орхидеи.

   — Вероида, с ума сошла? Ты же сейчас пятнами пойдешь! Немедленно выброси веник! Кто его припер? Господи, у тебя уже глаза краснеют!

   — Галочка, не шуми… — начала Вера и раскашлялась.

   — Какой дурак догадался притащить цветы в дом человека, который чешется даже при взгляде на картинку с клумбой? — продолжала шуметь мадам в фиолетовом. И тут увидела меня. — Ваша работа?

   — Галя, познакомься, Иван Павлович Подушкин, — сдавленным голосом произнесла Вера и убежала.

   — Ну, мужики… Странные вы люди! — бушевала рыжая. — Нет бы коробку шоколадных конфет принести! Запомните, пожалуйста, Иван Павлович: у Веры острая реакция на многие растения. Зато она обожает конфеты. В следующий раз покупайте набор горьких шоколадок.

   — Рассказ будет долгий, — предупредила Галина, усаживаясь на узкую кровать, — придется все изложить.

   И я сразу понял: эта женщина — буквально копия Коки, одной из «заклятых» подружек Николетты. Даму хлебом не корми, дай рассказать правду, околоправду и неправду о знакомых. На всех маменькиных суаре Кока азартно высматривает новичков, постоянные гости вечеринок ее не интересуют, поскольку те давным-давно знают все сплетни о Николетте. Если в комнате не обнаруживается такой личности, Кока тускнеет, начинает злиться. Но ежели ей удается приметить того, кто пришел впервые, вот тут наступает праздник — дама хватает этого человека за руку своими цепкими пальцами в бриллиантовых кольцах, утаскивает его подальше от основной массы собравшихся и топит несчастного в океане сведений о хозяйке дома. Но я отвлекся…

   — Ничего, у нас есть время, — радостно продолжила Галина. — Начну издалека, тогда тебе станет ясно, почему Лику ни при каких обстоятельствах нельзя подпускать к моей лучшей подруге даже на пушечный выстрел.

   Я опустился в тесное кресло, незаметно включил в кармане диктофон и весь обратился в слух.

   …Константин Петрович Гусев, муж Стефании, до брака с ней уже был женат на Ларисе. Та не умела и не желала вести домашнее хозяйство, не работала ни одного дня в жизни и, похоже, от скуки изменила заботливому супругу, удрала с каким-то военным, оставив Гусеву маловразумительную записку с рассказом о великой любви, которая вспыхнула в ее сердце к другому мужчине. О дочери потерявшая голову Лара не подумала, о Светлане в послании не было ни слова — про нее мать забыла. А вот про шкатулку с драгоценностями — нет. Дорогие подарки щедрого Константина изменщица прихватила с собой. Спасибо, хоть написала официальное заявление о разводе, и у Гусева не возникло проблем с расторжением брака.

   Тефи знала Гусева давно — она была портнихой, обшивала мать Константина. Елизавета Георгиевна, известный хирург, главврач больницы, вначале просто симпатизировала молодой швее, потом подружилась с ней. Лариса свекрови никогда не нравилась, а вот от Стефании она была просто в восторге. После побега Ларисы маман начала потихоньку внушать сыну, какая Тефи хорошая, умная, веселая, работящая и в придачу очень симпатичная внешне. Костя любил и уважал маменьку, поэтому присмотрелся к портнихе и в конце концов стал приглашать ее в театр, кино… У них завязался роман. Елизавета Георгиевна не скрывала своей радости, когда сын наконец-то сделал Стефании предложение.

   Произошло это в год, когда семнадцатилетняя Света невесть от кого родила близнецов. Увы, девушке досталась кривая генетика ее матушки. Дочь Ларисы нигде не училась, не могла определить, чем хочет заниматься, ей ничего не нравилось, кроме как ходить в гости, она была донельзя избалованной особой, лентяйкой, не желающей пальцем о палец ударить, оправдывавшей свое поведение тем, что рано осталась без матери.

   Новая супруга Константина никогда не делала падчерице замечаний, поскольку Тефи вообще несвойственно было заниматься воспитанием окружающих. Она, в отличие от Светы, трудилась с утра до ночи, не бросила работу в ателье, заботилась о муже и заодно о его дочери. Правда, у Гусевых всегда были домработницы, семья имела огромную квартиру, двухэтажную дачу, к тому же в дом постоянно приходили гости. В таких условиях, даже если хозяйка сама не стоит у плиты, не моет поздним вечером горы посуды, прием людей хлопотное дело — всех надо развлекать, одновременно зорким глазом наблюдая за прислугой. У Гусевых всегда накрывался царский стол с дорогими деликатесами: осетрина, семга, икра, копченые колбасы, сыры… Откуда в семье брались на это деньги?

   Стефания по-прежнему обшивала жен советской элиты, работала в ателье, куда простым смертным вход был заказан. Директор пошивочной мастерской особо привечала тех клиенток, которые могли оказать ей и сотрудницам особые услуги: достать путевки в хороший санаторий на Черном море, добыть дефицитные вещи, продукты. Зарплата Тефи не достигала заоблачных высот, зато она могла сказать жене директора крупного столичного гастронома:

   — Нюсенька, у нас с Костей закончился майонез.

   И на следующий день в квартиру Стефании привозили ящик провансаля, мечту советских хозяек. Причем доставляли его бесплатно.

   Константин Петрович был врачом-гомеопатом, и у него тоже лечились отнюдь не простые люди. Сплетники шептались, что Гусева частенько увозят на «Чайке» куда-то за город, где обитает… ну… сами понимаете кто. Правда сие или нет, никто точно не знал, доктор о своих пациентах помалкивал, но на всякий случай с ним мечтали дружить многие.

   Однако вернемся к Светлане. Девушка невесть от кого родила двух мальчиков, назвала их Владиславом и Ростиславом, сбросила младенцев на руки Стефании, отправилась подлечить подорванное во время беременности здоровье на берег моря и — не вернулась домой. Отец задействовал все связи, чтобы отыскать дочь, но та словно в воду канула.

   Яблочко недалеко откатилось от яблони, Света поступила со своими сыновьями так же, как ее мать с нею. Славика и Ростика стали воспитывать прабабушка Елизавета Георгиевна, дед Константин Петрович и Стефания. Через несколько лет у Тефи с мужем родился Игорь, в семье стало трое детей. Потом, значительно позже, на свет появился Кирилл.

   Ростик и Владислав всегда знали, что они не братья Игорю, но не это мешало ребятам дружить. Разница в возрасте тоже не стала помехой хорошим отношениям. А вот характеры у парнишек оказались совершенно разные. Владик был веселый, открытый, рот у него не закрывался ни на минуту, Гарик замкнутый, молчаливый, из него с трудом удавалось вытянуть слово. Влад отвратительно учился, не делал домашних заданий, прогуливал уроки, к нему толпой ходили репетиторы. У Гарика были идеальные тетради и дневник, в котором сплошь стояли пятерки. Во Влада девочки влюблялись чуть ли не с детского сада, он всегда нравился воспитательницам, учителям, умел подлизаться ко всем, с пеленок знал, как отпустить комплимент. Игорь же слыл букой, его, несмотря на успехи в учебе, педагоги не любили.

   Что же касается Ростика, то тот уродился отъявленным хулиганом. У мальчика не было обаяния Владика, безобразничал он намного больше брата, был взрывным, легко впадал в ярость. Тефи потратила много сил, объясняя ребенку, что нельзя сразу кидаться с кулаками на того, кто, по мнению Ростислава, косо на него посмотрел. В пять лет Ростика выгнали из детского сада за то, что он схватил одногруппницу за шею и начал душить. В восемь попросили вон из школы за нападение на учительницу. Та, раздавая тетради, сказала мальчику:

   — Ты очень плохо выполнил задание, написал упражнение грязно, с многочисленными ошибками, поэтому получил кол.

   Ребенок вскочил, схватил линейку, вернее треугольник, и ткнул им педагога в живот. Не ожидавшая нападения женщина упала, а Ростик продолжал колоть ее до тех пор, пока из соседнего класса, услышав вопли учительницы, не прибежал завуч и не оттащил впавшего в ярость пацана.

   После этого случая Тефи отвела Ростислава к невропатологу, тот прописал ему таблетки, велел отдать паренька в спорт, обливать его по утрам холодной водой. Простые методы помогли, Ростик стал более управляемым, почти прекратил хулиганские выходки, притих, но учился по-прежнему отвратительно. Стефания считала за радость увидеть в его дневнике тройки, о четверках она и не мечтала. А еще парень постоянно попадал в опасные ситуации, например, много раз падал с мопеда. Как-то весной мальчишка затеял бегать по реке, покрытой тонким слабым льдом, и оказался в воде. К счастью, его вытащил случайный прохожий. Однажды произошла совсем уж страшная история.

   Близнецы играли на даче в пинг-понг. Владик обыгрывал брата, тот рассердился, схватил шарик и заявил:

   — Игра закончена.

   — Отдай! — потребовал Влад.

   — Фиг тебе, — ответил Ростик.

   Мальчишки начали драться, и Ростислав, чтобы у него не отняли шарик, запихнул его себе в рот. В конце концов — никто не мог понять, как такое случилось, — пластмассовый «мячик» оказался у безобразника в дыхательном горле. Ростик стал синеть. Слава богу, что на месте происшествия присутствовала Елизавета Георгиевна. Хирург бросилась к аптечке, схватила ампулу ротила, мгновенно сделала правнуку инъекцию, расслабив таким образом гортань, скальпелем разрезала трахею и вставила в нее трубку. Только благодаря ее оперативным действиям да еще тому, что у нее всегда имелся запас нужных препаратов вкупе со стерильным инструментарием, мальчишка не умер от удушья и был доставлен в клинику. После возвращения из больницы Ростик некоторое время не отходил от прабабушки, расспрашивал ее о разных болезнях, чем она занимается и т. д. И все подумали, что подросток изменился, решил стать медиком. Однако вскоре его интерес к медицине угас.

   Когда Владик окончил школу, дедушка пристроил его в педагогический институт, на факультет подготовки воспитателей детских садов, где тот оказался единственным парнем на курсе. Да и взяли его в вуз исключительно из-за того, что абитуриент принадлежал к мужскому полу, ректор предпринимал отчаянные усилия, чтобы его заведение не превратилось в девичий монастырь.

   А Игорь получил золотую медаль и без проблем поступил по приказу папы в медицинский институт, стал учиться на дантиста.

   — Прекрасная профессия, — говорил Константин, — стоматолог никогда без куска хлеба не останется.

   Владику было без разницы, что напишут в его дипломе. Молодой человек сразу стал в институте мегапопулярной личностью. Он участвовал в самодеятельных спектаклях, играл на гитаре, неплохо пел и вмиг превратился в любимца преподавателей и однокашниц. На втором курсе, переспав почти со всеми студентками, Владислав завел роман с Анжеликой Федотовой, девочкой из очень обеспеченной семьи, тоже отчаянной тусовщицей. В семье Лики денег не считали, отец, обожавший дочь, разрешал ей все. Владик и Лика необычайно подходили друг другу, им в голову одновременно залетали безумные идеи. Взять из бара отца Федотовой бутылку, сорвать ночью замок с двери, ведущей на крышу одной из московских высоток, устроиться на самой верхотуре и выпить там вино? Элементарно. Посреди белого дня раздеться и нырнуть в фонтан в самом центре столицы? Легко. Украсть на спор из магазина здоровенный арбуз и незаметно вынести его? Послушайте, это же не воровство, просто прикол. Угнать машину соседа, который лежит в больнице, покататься на ней, а потом снова поставить во дворе и закрыть брезентом? Подумаешь, разве автомобиль пострадал?

   Генератором самых безумных идей в их паре являлась Анжелика. Видимо, при ее рождении добрый ангел, раздававший младенцам таланты, слегка запутался и выдал девочке десятерную порцию безрассудства, забыв присовокупить хоть каплю благоразумия. Шутки, которые затевала девица, подчас оказывались жестокими. Один раз она позвонила своей старшей сестре, тихой, никогда не перечившей родителям Леночке, и зарыдала в трубку:

   — Я в соседнем доме, в пятой квартире. Меня изнасиловали, связали, избили. Помоги! Беги сюда прямо сейчас — парни ушли, дверь не закрыли.

   Время было около полуночи, на дворе стояла осень, родители сестер Федотовых были в отъезде, поэтому их дочери проводили время как им заблагорассудится — младшая веселилась в компаниях, старшая, накрутив волосы на бигуди, мирно лежала с книгой в кровати. Услышав, что с сестрой случилась беда и та находится неподалеку, буквально в двух шагах, Елена прямо в пижаме, не раздумывая, бросилась выручать Анжелику.

   Дверь в квартиру действительно оказалась открытой, внутри стояла кромешная тьма.

   — Лика, ты тут? — спросила Леночка.

   — Да, — всхлипывая, ответила гуляка. — Сижу на стуле, электричество не работает. Шагай вперед, как раз наткнешься на меня.

   Вытянув руки, Елена двинулась на голос сестры, и вдруг под потолком ярко вспыхнула люстра. Раздались аплодисменты, дружный гогот. Девушка оторопела. Она находилась в просторной гостиной среди празднично наряженной толпы с бокалами в руках, стояла в затрапезной, застиранной пижамке, с волосами, накрученными на бигуди и со щедро намазанным на лицо питательным кремом.

   — Я была права! — закричала Лика, подбегая к растерянно моргавшей сестре. — Она пришла! И, как я и говорила, прямо в ночнушке. Ленка, очнись, это шутка. Мы поспорили. Владик уверял, что ни одна женщина не побежит на улицу росомахой, сначала оденется, накрасится, прическу навертит. Даже если что-то случится — пожар или какая другая беда, — все равно красивое платье натянет. А я сказала: «Нет, моя сестра не такая, если я позову ее на помощь, голая прискачет». И что? Я выиграла спор! Ленуська, отомри, это же дико смешно, глянь, как все веселятся.

   Елена молча ушла домой. Через пару месяцев она поспешно выскочила замуж, уехала в Питер и более никогда с Анжеликой не общалась. А Лика и Владик продолжали безобразничать, отлично зная, что добрые родители вытащат их из любой неприятности.

   Когда Игорь перешел на третий курс, Константин Петрович скончался, у него случился инфаркт. А спустя некоторое время ушла из жизни Елизавета Георгиевна (она была уже очень пожилым человеком, последние годы ездила в инвалидном кресле, но ум у нее оставался светлым). Когда гроб с телом свекрови опустили в могилу, Тефи закричала:

   — Не хочу! Отдайте мне Лизу! Не смогу без нее жить! Мама, вернись!

   А потом упала в обморок. Злые сплетники тут же осудили Стефанию, вспомнили, что на похоронах Константина она выглядела почти спокойной. Разве прилично не рыдать на могиле у мужа, с которым прожила много лет, и терять сознание от горя, лишившись свекрови?

   Стефания осталась одна. Владик и старший сын уже давно вышли из детского возраста и, по идее, должны были стать ей опорой. Ан нет!

   Владислав продолжал сломя голову веселиться, брал у Тефи деньги на свои забавы, работать категорически не желал. Игорь мрачно сидел на лекциях — стоматология, которой ему велел заниматься покойный отец, его не интересовала вовсе, он просто отбывал повинность. Правда, в отличие от Владика, не транжирил семейные средства, но наниматься куда-то на службу, чтобы помочь семье материально, не собирался. Более того, не поддерживал мать морально, практически не разговаривал с ней, отделывался короткими фразами, сразу придя домой после занятий, запирался в своей комнате. Кирилл охапками таскал из школы двойки и думал только о девочках, напоминая поведением Владика. Парням было плевать на то, как чувствует себя Стефания, откуда берутся деньги на еду, одежду, развлечения. Во многом разные, они сходились в одном: все выросли отменными эгоистами.

   Как же выкручивалась вдова, которой приходилось содержать великовозрастных иждивенцев?

   Тефи продолжала работать портнихой да еще от мужа у нее остались сбережения, большая дача, машина. Но деньги улетали, как вспугнутые воробьи с ветки.

   Один раз она приехала к Гале и расплакалась.

   — Устала — сил нет. Завтра надо отнести огромную сумму в милицию. Когда отдам ее в жадные лапы мужика в форме, останусь без денег, с пустым сейфом в квартире.

   — Вроде у тебя имелся солидный запас, — удивилась Галина.

   — Верно, — всхлипнула Тефи. — Константин Петрович был очень умным человеком, деньги не копил, заработанное вкладывал в ювелирные изделия. Я их продавала по мере необходимости, но коробочка опустела. Последнее уйдет завтра.

   — Так ведь Костя скончался всего два года назад! — поразилась лучшая подруга. — Как ты ухитрилась все спустить?

   Стефания вытерла глаза.

   — Владик постоянно ввязывается в неприятности, приходится их с Анжеликой выручать. Не хочу рассказывать, во что парочка на сей раз влипла, но, поверь, дело очень серьезное, шутки безобразников зашли слишком далеко. Чтобы ребят не посадили за решетку, надо раскошелиться по-крупному. Знаешь, сколько мне предстоит отсчитать?

   Гусева схватила со стола салфетку, быстро написала цифры и прошептала:

   — Вслух произнести не могу.

   Галина начала пересчитывать нули, поперхнулась и возмутилась:

   — У девчонки-оторвы есть отец, который не знает, куда бабки девать, пусть сам свое чадушко спасает.

   Тефи смутилась.

   — Не говорила тебе правды, понимала, что ты осудишь меня. Беда никогда не приходит одна. Вадима Николаевича Федотова вскоре после похорон Константина посадили в тюрьму, его имущество под арестом. Лика осталась без присмотра, жить ей было не на что, и…

   — Ты позвала ее к себе? — ахнула Галя.

   — Ну да, — призналась подруга. — Следовало раньше ввести тебя в курс дела. Но я… извини… не думала…

   Гусева снова разрыдалась и выложила правду.

   Впустив девушку в свой дом, Стефания не подумала, как все будут жить вместе, а зря, потому что квартира стала напоминать восточный базар. Владик и Лика постоянно приглашают гостей, орда молодежи подчистую сметает из холодильника продукты, включает на полную катушку музыку, курит, шумит, иногда затевает драки. Кирилл в восторге от шабаша, хочет сидеть со взрослыми, не желает вовремя ложиться спать, начал грубить матери. Домработницы быстро убегают из дома, ни одна больше чем на три месяца не задержалась — никому не нравится безостановочно мыть загаженные табуном посторонних полы, убирать блевотину в туалете и видеть постоянно забитую грязной посудой раковину. Молчун Игорь вообще перестал разговаривать, на все попытки матери вступить в беседу только кивает. Владик брал академический, заваливает сессии и постоянно является кандидатом на отчисление, но Тефи, продав очередную драгоценность — браслет-серьги-кольцо, раздает кому надо пухлые конверты, и «неуды» пасынка превращаются в тройки. А сейчас он и Лика попали в большую беду, чтобы их выкупить, необходимо заплатить умопомрачительную сумму. Стефания готова продать последнее, чтобы выручить Владислава, но тогда семья останется без копейки в загашнике. Может, не бросаться на помощь хулиганам? Но Владику с Ликой грозят суд и нешуточный срок. Ну и каково придется на зоне мажору? Над ним будут издеваться все кому не лень!

   — Дорогая, тебе следует подумать о родных сыновьях, — отрезала Галина. — Из-за Владика и его девки твои собственные дети пострадают. Разменяй квартиру, отдай мерзавцу его долю наследства и попрощайся с подонком навсегда.

   — Не могу, — прошептала Тефи.

   — Почему? — возмутилась Галина. — Он тебе никто, у Владика дурная кровь шалавы-матери. По какой причине тебе из-за чужого ребенка страдать?

   — Не могу. Мне его жаль!

   — Ты дура! Неужели отдашь нереальную сумму взяточникам?

   — Придется, — вздохнула Стефания. — Не мучай меня, и так сил не осталось. Я уже все решила. Завтра встречаюсь с покупателем колье и диадемы, получу валюту и тут же передам ее следователю. В противном случае через день Владик и Лика окажутся за решеткой. Можно я у тебя ночевать останусь? Не хочу домой ехать.

   Утром, около семи часов, Галю разбудил телефонный звонок. Из трубки раздался знакомый голос:

   — Здрассти. Это Игорь. Маму милиция вызывает, следователь Собака.

   — С собаками? — испугалась Галя. — К вам в дом приехала? Хочет забрать Владика и Лику?

   — Их нет, они не ночевали, — как всегда, в телеграфном стиле откликнулся Гарик. — Фамилия у следователя такая — Собака. Запишите телефон. Срочно.

   — Фуу, — выдохнула Галя, — а я уж подумала… Сейчас ее разбужу.

   Стефания вскочила с постели, схватила трубку, набрала номер и дрожащим голосом сказала:

   — Будьте любезны, можно следователя Собаку. Он меня искал, я Гусева.

   В комнате повисло молчание.

   Спустя минуту Тефи продолжила беседу:

   — Да, я. Владислав — внук моего мужа от первого брака.

   Снова стало тихо. Затем, не говоря ни слова, Стефания выронила трубку и застыла, как каменное изваяние. Галина схватила телефон и услышала хриплый баритон:

   — Вы поняли?

   — Что случилось? — спросила подруга.

   — Вроде я не с вами только что беседовал, — насторожился собеседник.

   — Я подруга Стефании Гусевой, меня зовут Галина Антонова. А ей вроде нехорошо стало, — пробормотала хозяйка дома. — Стоит, молчит.

   — Онемеешь тут… — вздохнул следователь. — Попытайтесь Гусеву в чувство привести, ей необходимо приехать в отделение.

   — Зачем? — перепугалась Галя. И услышала:

   — Владислав Гусев сегодня ночью разбился насмерть на шоссе.

   Потом Антонова узнала, что произошло.

   Владик и его любовница, попав в очередную историю, не горевали. Похоже, парень не боялся ареста, не сомневался, что опять выскочит из западни, не прищемив хвоста. Внук Константина Петровича созвал гостей, устроил, как обычно, вечеринку. Слегка подвыпив, Лика приревновала Владика к одной из девчонок и затеяла с ней драку. Влад сначала веселился, наблюдая за тем, как девушки в кулачном бою выясняют отношения, потом начал разнимать красавиц. Вот только Анжелика никак не хотела униматься, бросалась на соперницу. Владику пришлось отвесить любимой пару пощечин. Лика разрыдалась и убежала вон из дома. Тефи тогда находилась в квартире, еще не уехала к Гале. Став свидетельницей некрасивой сцены, она впервые в жизни сделала парню замечание. А всегда приветливый, ласковый Влад неожиданно заорал:

   — Ненавижу тебя! Ты меня обманывала! Когда наконец ты сдохнешь? Жить мне не даешь, дура. Это дедова квартира, а теперь моя…

   Дальше шел непечатный текст.

   Стефания Теодоровна обомлела, потом ушла в свою комнату, попыталась уговорить себя не обижаться на Влада — тот выпил, расстроился из-за скандала с Ликой, боится, что его арестуют и посадят… Но никак не могла успокоиться и отправилась к подруге. Тефи не умела водить машину, пользовалась общественным транспортом. У Игоря были права, но сын, как обычно, сидел в своей комнате за запертой дверью, и мать не решилась его побеспокоить. Владик никогда не посещал занятий в автошколе, водить его научил один из бесчисленных приятелей, который показал, где педали газа, сцепления, тормоза, объяснил, как трогаться с места. На том курс автомобилевождения закончился, права внуку покойного мужа купила Стефания. Влад катался на машине деда. Константин-то Петрович тщательно следил за своим конем, а Владик ни разу не удосужился проверить состояние мотора, ходовой части, не смущали парня и «лысые» покрышки.

   — Вот и хорошо, что умелась, — крикнул в спину вдове деда окосевший Владик. — Меньше народа, больше кислорода. Жаль Игоря-зануду с собой не прихватила.

   Кирилл, сидевший вместе с компанией, матери не хамил, но и защищать ее не стал, сделал вид, будто не слышит грубостей Владислава. Именно он потом и рассказал, что случилось после побега Тефи. Через какое-то время в доме зазвонил телефон, Владик, достигший той степени опьянения, когда все окружающие кажутся друзьями, а жизнь прекрасной, схватил трубку и заорал:

   — Слушает пират Билли Джонс! Разговаривать буду лишь с тем, кто предложит золотые пиастры.

   Кирюша расхохотался — он приходил в восторг от всего, что делал или говорил Влад, — и приготовился слушать продолжение беседы. Но Владик замолчал, лицо его приобрело странное выражение, улыбка стекла, парень словно протрезвел в одно мгновение и совсем иным голосом спросил:

   — Это ты? Где находишься? Приеду сию секунду!

   Выслушав ответ, Владислав бросил трубку и опрометью кинулся в прихожую. Кирилл поспешил за ним.

   — Эй, что случилось? Кто звонил?

   — Лика, — бросил Владик, натягивая куртку. — Эта идиотка решила меня проучить, домой не возвращаться и поехала на дачу. Вышла не на той станции, а электричка была последней. Сейчас стоит на платформе, ревет, умоляет: «Милый, приезжай скорей, мне страшно, холодно». К ней какие-то мужики пристают, надо ее выручать.

   — Ты выпил, нельзя садиться за руль, — попытался остановить Влада Кирилл.

   — Пошел на… — заорал тот, толкнул Кирюшу и убежал.

   Стоял слякотный январь, но к ночи основательно подморозило. В крови Владислава бродил алкоголь, молодой человек очень спешил. Стоит ли удивляться тому, что он, неопытный водитель, не справился с управлением, влетел в фонарный столб и скончался на месте?

   Анжелика вернулась в квартиру Гусевой через пару дней и угодила прямо на поминки. К счастью, в тот момент, когда девица открыла своим ключом дверь, в прихожей стояла Галя, собравшаяся вынести переполненное мусорное ведро на помойку.

   Антонова вытолкала Лику на лестницу и воскликнула:

   — Как ты посмела сюда явиться!

   — Эй, ты чего? С ума сошла? — захлопала опухшими веками девчонка.

   До носа Галины долетел запах перегара, и она потеряла самообладание:

   — Убийца! Из-за тебя погиб Владик!

   — Чего несешь? — испугалась Лика.

   Лучшая подруга Тефи отвесила Федотовой пощечину, та ответила затрещиной, разгорелась драка, в которой победила более молодая. Пнув поверженного врага ногой, Анжелика ворвалась в гостиную, где за столом сидели одетые в черное люди, и заорала:

   — Где Владик?

   Разыгралась ужасная сцена. Тефи стало дурно, присутствующие налетели на Лику, пришедшая в себя Галя сгребла шмотки любовницы покойного и выбросила их из окна на улицу. Кто-то из соседей, увидев, как на тротуар падают вещи, позвонил в отделение и вызвал наряд. Анжелика опять затеяла драку с Галей. Гости скрутили Федотову, заперли в кладовке с продуктами, а та принялась бить банки… Приехавшие парни в форме выслушали рассказ многочисленных свидетелей и уволокли буянку в обезьянник.

   Через несколько дней Лика снова заявилась к Тефи. У Галины, которая временно поселилась в квартире подруги, затряслись руки, когда она увидела ее на пороге. Но девушка не затеяла свару, тихо сказала:

   — Тетя Галя, все считают меня убийцей, но я же не сделала ничего плохого.

   — На самом деле ты так думаешь или дурочкой прикидываешься? — вспыхнула Галина. — Владик сорвался с места по твоему звонку. А ты знала, что у него лысая резина.

   — Нет, — всхлипнула Анжелика, — я в автомобилях не разбираюсь, водить не умею, ничего про колеса не слышала.

   — Не понимала, что пьяный человек не должен садиться за руль? — разозлилась Галя. — Потребовала, чтобы парень прикатил на станцию за дурой, которая не умеет себя вести? Мальчик погиб из-за тебя! Немедленно верни ключи от квартиры и более здесь не показывайся. К сожалению, посадить тебя за смерть Владика нельзя — юридически ты вроде бы ни при чем. Но фактически стала его убийцей. Живи теперь счастливо с этим клеймом и обходи подальше Тефи.

   — Тетя Галя, я не виновата, — заплакала Лика.

   — Ага, конечно… — скривилась та.

   — Ну да, я обиделась на Влада за пощечину и убежала, — продолжала Анжелика. — Села в метро, приехала на вокзал, там познакомилась с ребятами из Питера. Они меня к себе в гости позвали, и я согласилась. В Москву через пару дней вернулась и только тогда узнала, что Владик погиб. Но я правда не виновата, потому что не обращалась к нему за помощью.

   Галина рассмеялась.

   — Господи… Да твой звонок слышали все гости. Владислав снял трубку, коротко переговорил, потом объяснил Кириллу: «Анжелика, дурочка, психанула, поехала на дачу, вышла не на той станции, стоит на платформе, ревет».

   Федотова прижала руки к груди.

   — Нет, нет, звонила не я! Зачем мне одной на ночь глядя на электричке куда-то переть? И ключей от дачи у меня нет, они у Стефании Теодоровны где-то лежат. Я в самом деле в Питер укатила и там гудела.

   — Тебе соврать, как другому воды выпить! Мне давно понятно, какая ты сволочь! — закричала Галина. — Хотя про ключи-то верно, Тефи их специально спрятала, чтобы подонки в дом не шлялись, не устроили там пожар по дури. Конечно, ты за город не подалась, а сидела где-то в тепле, у подружки. И захотела Владика за то, что руки распустил, наказать, задумала его туда-сюда по шоссе погонять, прикинулась, будто рыдаешь на платформе. Ты мразь! Клейма ставить негде!

   — Куда же я по-вашему делась? — еле слышно спросила Лика. — Где несколько дней пропадала?

   — Фиг тебя знает, — отрезала Галя. — Наверное, пить куда-то отправилась. Ты же такая веселая, везде собутыльников найдешь. Ты всегда, поругавшись с Владиком, куда-то убегала!

   — Нет, все не так. Влада сдернули ночью, когда я уже в Питер ехала, — оправдывалась Лика. — Как из вагона звякнуть? И ребята могут подтвердить: я с места не вставала, даже из купе не выходила, с ними постоянно тусовалась. И, тетя Галя, если я убегала от Влада, он никогда за мной не несся, не искал меня. Ему было все равно, что со мной! И он отлично знал: я вернусь. Так с чего вдруг привычке изменил, меня спасать помчался? Нет, он к кому-то другому отправился. Он же знал, что я вернусь.

   — Значит, говоришь, ты в Питере была? Отлично, — кивнула Галя. — Как их зовут, ребят тех из Питера?

   — Коля, Сережа и Таня. Вы мне верите? — обрадовалась Анжелика.

   — Конечно, на все сто процентов, — ехидно засмеялась подруга Тефи. — Дело за малым: найти твоих новых знакомых, чтобы они подтвердили твой рассказ. Назови их фамилии.

   — Не знаю, — пролепетала Лика.

   — Адрес в Питере?

   — Ну… дом большой, двор колодцем, рядом речка…

   — Улица как называется?

   — Не знаю.

   — Телефон у них в квартире есть?

   — Не помню.

   — Пошла вон, — устало произнесла Галя. — Еще раз сюда явишься, худо будет. Ключи верни!

   Анжелика швырнула на пол связку, разрыдалась и убежала.

   И вот с тех пор каждый год в день рождения Владика Лика приходит в дом Гусевой и заводит песню о своей невиновности. Со дня смерти парня прошло немало лет, чем сейчас занимается Федотова, Галина понятия не имеет. Но, судя по внешнему виду, у бывшей любовницы Владислава материальное положение не ахти какое, и подругу Тефи это очень радует.

   — За воротник Лика закладывает. Почувствовали запах алкоголя, когда мерзавка в квартиру проникла? — спросила она у меня.

   — Перегаром тянуло, — согласился я.

   — Куртка старая, башка давно не мыта, переднего зуба нет, — с радостью перечисляла Галина. — Под суд змеюка не попала, живет на свободе, но боженька справедлив, хорошей судьбы ей не дал. И поделом!

   — А как Игорь к этой истории отнесся? — полюбопытствовал я. — Наверное, переживал. Конечно, Влад ему не брат родной, но ведь они вместе росли.

   Галина кивнула.

   — Да, Гарик горевал. Мы все в шоке пребывали.

   Я откашлялся.

   — Простите, Галина, в начале нашего разговора вы сказали, что у Светланы родились близнецы, Ростислав и Владислав. О судьбе второго вы поведали подробно. А где же Ростик?

   Антонова поправила медальон на шее.

   — Говорят, у близнецов всегда одинаковые судьбы, часто бывает, если один заболел, второй ту же заразу подцепит. Владик погиб, уже будучи студентом, а Ростик умер подростком, ему едва сравнялось четырнадцать. Гусевы тогда жили на даче в Авдеевке, у них на участке был старый, закрытый крышкой колодец, ребятам строго-настрого запрещалось к нему подходить. Я говорила, что Ростик был еще более шебутной, чем Владик, на месте усидеть не мог. Полагаю, Светлана во время беременности в гулянках себе не отказывала, выпивала, курила, вот у нее и получились гиперактивные дети. Хорошо хоть не идиотов на свет произвела… Одним летним вечером Ростик не пришел ужинать. Елизавета Георгиевна с Тефи всполошились не сразу. В обед Ростислав нахамил прабабушке, та его наказала, заперла в комнате, велела писать упражнение по русскому языку. А хулиган выскочил в окно и был таков. Поскольку он и раньше удирал на сутки-двое, никто в семье особенно не волновался — привыкли к его выкрутасам. Но на третий день взрослые забеспокоились, начали расспрашивать бесчисленных приятелей Ростика. Кто-то из ребят сказал, что видел, как тот сел в электричку и уехал в Москву. Стефания бросилась в городскую квартиру, но и там парня не обнаружила. Она отнесла заявление в милицию, но служители закона отреагировали вяло. Может, и искали парня, да только результатов не было. Через неделю один из деревенских алкоголиков, неожиданно протрезвев, заявил: «Вашего мальчишку трое мужиков в речку кинули». Елизавета Георгиевна дала селянам денег, и те прочесали водную артерию с поэтическим прозвищем Вонючка, однако ни малейших следов паренька не нашли. Только через две недели Константин Петрович вспомнил про расположенный на участке колодец. Заглянули в него и увидели тело. Глубина была приличная, Ростик шею сломал, умер мгновенно. Одним словом, несчастливая судьба у детей Светланы оказалась. Мне Влад совершенно не нравился, нехороший из него вышел человек, но смерти в молодом возрасте никому пожелать нельзя.

   — Авдеевка… — пробормотал я. — Ну надо же, у моего отца там тоже была дача, стояла чуть поодаль от прочих домов на холме. Сейчас фазенда принадлежит моей матери. Дом цвета берлинской лазури с красными воротами и такого же цвета крышей. Чересчур яркое сочетание, но мать всегда предпочитала сочные краски. Остальные дома в Авдеевке были серо-коричневыми, а наш лубочно веселым.

   Галина схватила меня за руку.

   — Погоди-ка! Твой отец известный прозаик? Я часто наезжала к Тефи на дачу, мы ходили гулять, она показала мне как-то на ваш коттедж и пояснила: «Там живет писатель Павел Иванович Подушкин». Именно в тот день со мной приехала мама, ярая фанатка любовных романов этого литератора. Она загорелась у него автограф получить, мы стали ее отговаривать, мол, неприлично стучаться в дом без приглашения, писатель, похоже, специально возвел коттедж в стороне от остальных дач, наверное, его замучили поклонники, сам он никогда входную дверь не откроет, ты увидишь домработницу, а та соврет: «Хозяин уехал отдыхать на юг, вернется не скоро».

   Я усмехнулся про себя. Папенька был интеллигентным, вежливым, по-старомодному воспитанным человеком, а на его обожаемых народом любовно-исторических романах размещалась фотография автора. Кроме того, отца всегда приглашали для участия в телепрограмме «Новогодний огонек», один раз он стал гостем, как бы сейчас сказали, мегарейтингового шоу «Кабачок 13 стульев», которое, поговаривали, любил смотреть Леонид Брежнев. Лично меня всегда удивляло, каким образом можно узнать человека по снимку на томике, но отцу буквально прохода не давали. Советские люди были вообще-то стеснительны и, если видели моего отца в магазине или на улице, начинали улыбаться, многие здоровались, а потом шли дальше по своим делам. Но стоило какой-нибудь тетушке постбальзаковского возраста попросить автограф, как срабатывал стадный инстинкт, и мой отец мгновенно оказывался окружен толпой восторженных почитательниц. Папенька никогда не злился, не хамил читателям, был крайне вежлив, стоически терпел чужие объятия, а подчас даже поцелуи. Но входную дверь нашей квартиры и дачи всегда открывала Таисия, произносившая именно ту фразу, которую сейчас озвучила подруга Гусевой: «Извините, Павел Иванович надолго уехал из Москвы».

   — Но мою мамулю, если та что задумала, не могли бы остановить ни танки, ни пулеметы, — засмеявшись, продолжала Галина. — Она нас с Тефи слушать не стала, ринулась к даче Подушкина. Мы помчались за ней, все еще надеясь унять ее фанатский порыв. И случилось чудо. Дверь распахнула женщина такой неземной красоты, что у меня дыхание сперло. Стройная, в невероятном платье, с украшениями, светлые волосы уложены волнами, на ногтях красный лак, туфли на шпильке. И запах от нее исходил умопомрачительный! Это же была твоя мама?

   — Да, — кивнул я. — Похоже, вы застали Николетту в тот момент, когда она собиралась уходить в гости.

   — Очаровательная, милая, приветливая! — не прекращала восхищаться моя собеседница. — Она крикнула: «Павел, к тебе пришла настоящая Березина́». Мамочка быстро поправила: «Нет, простите, я не Березина́, а Круглова». Хозяйка ее успокоила: «Не важно, сейчас мой муж даст вам автограф. Вы фотоаппарат захватили? Сделаете снимки».

   Я отвел взгляд в сторону. Маменька ненавидела поклонниц отца, а милость, оказанная родительнице Галины, объяснялась простым обстоятельством: небось за пять минут до появления фанатки Николетта повздорила с мужем и решила ему отомстить. И она назвала не фамилию. Сейчас поясню, что означает фраза: «Пришла настоящая Березина́».

   Мой дед Иван Подушкин считал, что иностранный язык ребенку лучше всего вложить в голову с детства, поэтому нанял к сыну Павлу француженку. Я, естественно, ее никогда не видел, мадемуазель Фуке ушла из семьи, когда ее воспитанник, мой папенька, поступил в первый класс, к тому времени отменно выучив язык д’Артаньяна. Отец мне много позже рассказывал, что гувернантка, если случалась какая-то неприятность, всегда восклицала: «О! Это настоящая Березина́».

   Смею вам напомнить, что на реке Березине́ вблизи города Борисова (нынче это территория Белоруссии) в ноябре тысяча восемьсот двенадцатого года основная часть отступающей из России армии Наполеона была практически разгромлена. Сегодня у всех на слуху Бородинское сражение, но битва на реке Березине́ не уступает ему по размаху и значимости. Так вот мадемуазель Фуке обогатила французский язык выражением: «Это настоящая Березина́», то есть большая беда. Правда, я никогда не слышал его ни от кого, кроме отца и маменьки, а Николетта явно позаимствовала сию фразу у мужа…

   — Вот такая ужасная судьба у близнецов, — подытожила Галина, возвращаясь к главной теме нашего разговора. — Ростик погиб, свалившись в колодец, Владик попал в аварию на шоссе. Печальная карма.

   — А где был Игорь, когда Влад уехал из дома спасать Анжелику? — уточнил я.

   Собеседница пожала плечами.

   — Столько лет прошло, многое уже из памяти выветрилось. Вот необычная фамилия следователя — Собака — почему-то навсегда в мозг врезалась, а другие детали время вымыло. Наверное, Гарик дома сидел, свои дома строил.

   — Какие дома? — не понял я.

   Галина улыбнулась и пошла к двери.

   — Сейчас покажу. Старший сын моей подруги чуть не с пеленок был рукодельник. Бегать-прыгать не любил, а вот мастерить обожал. Сейчас увидите нечто потрясающее. Поделки в шкафу, Тефи специально его заказала, чтобы дворцы сохранить. Жаль, Игорек бросил свое хобби, мы все, включая профессора Гитанова — ах, какой он великолепный врач! — уговаривали парня и дальше радовать нас своими работами. Но после аварии он не захотел более копии делать. Игорька тогда Гитанов на ноги поставил, но даже он не уговорил подопечного не отказываться от своего хобби.

   Галя, продолжая безостановочно говорить, провела меня по длинным коридорам апартаментов и остановилась около ниши со стеклянными дверцами.

   Я хотел спросить у нее, о какой аварии идет речь, но не успел, потому что из расположенной рядом комнаты со стопкой конвертов в руках вышла Стефания Теодоровна.

   — Вот вы где! — обрадовалась она. — Куда подевались? Пропустили выступление пианиста.

   Галина проигнорировала вопрос подруги.

   — Хочу Ване изделия Игорька показать.

   Тефи расплылась в улыбке.

   — Лучше я сама, Галчонок, отнеси конвертики в гостиную, скоро лотерею начнем… Ванечка, у нас есть чудо.

   Хозяйка щелкнула выключателем, внутри ниши вспыхнул свет, я увидел стеклянные полки, а на них примерно пятнадцатисантиметровую копию Биг-Бена, крохотный Букингемский дворец, Лувр размером с записную книжку. Миниатюры были выполнены мастерски и, на мой не особенно искушенный взгляд, не отличались от оригиналов.

   — Если внимательно изучать здания, то увидишь внутри мебель, лампы, картины, — затараторила Тефи. — Это работы Игорька. Сын в раннем детстве увлекся копиями архитектурных памятников. Лувр он сделал в семь лет.

   Я не поверил своим ушам.

   — Правда? Первоклассник оказался способен на труд, требующий китайского терпения? Дети ведь неусидчивы, легко отвлекаются, редко доводят начатое дело до конца.

   — Это не об Игоре, — с гордостью улыбнулась Стефания Теодоровна. — Константину Петровичу кто-то подарил альбом с фотографиями дворцов и рассказами об их истории. Игорек прочитал том и сел за работу. Поверь, китайцам далеко до моего старшего сына. Он сначала попытался лобзиком пилить пластмассовые брусочки, но инструмент не подошел. Ребенок расстроился, однако не сдался…

   Хозяйка дома рассказывала, восхищаясь сыном, а я внимательно слушал.

   Оцените сообразительность малыша! Гарик дождался, когда в гости к родителям придет стоматолог Сергей Владимирович, и спросил у него:

   — Дядя Сережа, а чем людям зубы обтачивают?

   — Рано, дружок, ты о протезировании задумался, — расхохотался дантист.

   — Нет, мне надо брусочки нарезать, хочу копию Лувра сделать, — пояснил сынишка Тефи. — Потом покрашу ее под камень.

   Сергей Владимирович пришел в восторг от его идеи, принес ребенку свои старые инструменты, и спустя год Гарик продемонстрировал первый шедевр. Взрослые были под большим впечатлением: мальчик не только очень аккуратно склеил здание, но и сшил занавески, сделал мебель, даже, что особенно поразило отца, связал из ниток ковры, попытавшись повторить орнамент оригиналов.

   — Ты умеешь вязать? — восхитился отец, увидев творение сына.

   — Прочитал книжку про разные виды рукоделия, — объяснил Игорь. — Не очень хорошо получилось, но я научусь.

   Константин Петрович купил сыну массу приспособлений, верстак, кое-какие электромеханизмы, и Гарик после уроков спешил заняться своим хобби. Его поделки участвовали в разных выставках, получали медали…

   — Потрясающе! — воскликнул я. — У вашего сына удивительный талант. А над чем он сейчас работает?

   Стефания закрыла шкаф.

   — Ванечка, пожалуйста, никогда не задавай этот вопрос Гарику. Надеюсь, ты станешь у нас частым гостем, поэтому поделюсь некоей информацией. Пятнадцать лет назад Игоря сбила на шоссе машина. Мерзавец-водитель удрал, не оказав пострадавшему помощь. На наше счастье, вскоре после наезда на то место прибыл автомобиль автоинспекции. Пострадавшего доставили в больницу, сделали несколько операций. Гарик пять дней не приходил в себя, потом очнулся. Но! Он начисто забыл, что с ним произошло. Полиция его допрашивала и ничего не добилась. Игорь отвечал: «Сидел дома, читал книгу, очнулся в клинике. Я шел по шоссе? Поздним вечером? В дождь? Вы, наверное, шутите. Что мне там делать?»

   Тефи взяла меня за руку.

   — Знаешь, Ванечка, жутко наблюдать своего ребенка в таком состоянии… Я пыталась пробудить в Игоре воспоминания, сказала: «Милый, ты любил сесть за руль и поехать куда глаза глядят. Иногда говорил мне: «Мама, я устал, мне надо побыть одному» — и укатывал. Я никогда не спрашивала, куда ты направляешься, знала, что просто катил по дороге, тебя успокаивало и расслабляло управление автомобилем…»

   Гаишники нашли Гусева рядом с его иномаркой, у которой было спущено колесо. Произошло, судя по всему, следующее. Игорь, как обычно, уехал расслабиться, когда матери не было дома, поэтому та не видела, как сын спустился на парковку. Через некоторое время он обнаружил, что проколол баллон, и вышел сменить колесо. Было темно, шел дождь, Гарик, видимо, попытался остановить какую-то машину в надежде, что водитель ему поможет, а тот сбил его и смылся.

   Стефания Теодоровна описывала сыну эту ситуацию, но Игорь лишь хмурился. И становилось понятно: он уверен, что не покидал квартиру, а потом — хоп — очутился в клинике под капельницей.

   Врачи тоже не смогли помочь пострадавшему восстановить воспоминания о случившемся. Гусев здраво отвечал на все вопросы, прекрасно помнил свое детство, отрочество, юность, не забыл ни маму, ни Кирилла, ни того, что работает дантистом в поликлинике. Но события тех суток, когда случилось дорожное происшествие, словно стерли ластиком. Авария и травма головы сильно изменили Игоря. Встав на ноги, он неожиданно сказал матери: «Знаешь, я очень мучаюсь с бормашиной. И вообще я плохой врач — раздражаюсь при виде пациентов, постоянно хочу убежать из кабинета куда глаза глядят. Не сердись, я решил стать ювелиром, всегда хотел работать один в тишине. На стоматолога-то выучился по приказу отца, но навряд ли он хотел, чтобы я был несчастлив». Теперь Игорь хорошо зарабатывающий мастер, к которому выстраивается очередь заказчиков. Он помнит, как делал свои дворцы, но более заниматься этим хобби не желает, его полностью захватил процесс создания украшений. Сын стал еще молчаливее, ушел в себя. Но, как известно, во всем плохом есть и хорошее. После наезда у него возникли проблемы с речью, к нему вызвали логопеда, с ним занималась Вера — и вот уже тринадцать лет, как они муж и жена.

   — Признаюсь, я побаивалась, что сыну с его привычками будет трудно создать семью, — завершила рассказ Тефи. — Гарик всегда был тихим, робким, стеснительным, девушки над такими посмеиваются. Сейчас у молодежи темп жизни быстрый: утром познакомились — вечером переспали — на другой день поженились — через девять месяцев родили ребенка — спустя неделю разошлись — подбросили младенца бабушкам — завели новые отношения. А Игорь своим подружкам букеты дарил, приглашал погулять, водил их в кино, в театр, о сексе не заговаривал. Все его романы обрывались спустя пару недель — девицам надоедало ждать, когда кавалер наконец-то перейдет к активным действиям. Вера же полностью совпала с ним по менталитету. Собственно, я что хочу сказать… Все наши знакомые в курсе истории с аварией, мы никогда о ней не говорим. И тебя, Ванечка, прошу не проявлять в дальнейшем чрезмерного любопытства.

   — Конечно, не стану, — заверил я и вместе со Стефанией направился в гостиную.

   Макс позвонил мне около полуночи.

   — Как сходил в гости?

   Я зевнул.

   — Превосходно. Выступления пианиста не слышал, зато поиграл в фанты, поучаствовал в лотерее и выиграл плюшевую игрушку, наелся вкусных пирожков…

   — Узнал что-нибудь интересное? — нервно перебил меня Макс. — Давай, не тяни!

   Чтобы не мучить друга, я быстренько рассказал ему все, что узнал от Галины. А потом передал наш разговор со Стефанией Теодоровной.

   …Во время фуршета я подошел к Тефи и спросил у нее:

   — Ваша дача находится в Авдеевке?

   — Да, у нас был там дом, но он давно продан, — удивленно ответила хозяйка. — Откуда ты знаешь, Ванечка?

   — На пригорке за поселком стоял голубой коттедж с красной крышей… — завел я.

   — Господи, — перебила Гусева, — ну как я сразу не сообразила! Ведь твое имя Иван Павлович Подушкин! Значит, твой отец писатель Павел Иванович, да? Мы, правда, с ним не приятельствовали, твои родители по деревне не гуляли, ни с кем не общались, но я смутно вспоминаю маленького мальчика в смешных замшевых шортах на лямках и в белых гольфах. Такой был серьезный ребенок, всегда с книгой под мышкой!

   Я улыбнулся.

   — Да, в детстве я очень много читал и ничем иным не занимался. И у меня было личное укрытие — на огромном дубе, что рос не у нас на участке, а стоял, как теперь знаю, на чьей-то частной территории. Один раз я веткой разорвал те самые штанишки и получил нагоняй от Николетты. Шорты отец привез из Германии, в СССР такую одежду для детей не производили.

   — То гигантское дерево росло на задах нашего надела, — кивнула Стефания Теодоровна. — Ой! Начинаю припоминать! Один раз писатель пришел к нам и извинился за своего шофера, который, не сообразив, что нарушает частную территорию, построил на ветвях дуба домик для сына хозяина. Павел Иванович тогда сказал: «Сооружение немедленно разберут». А Константин Петрович возразил: «Ни в коем случае! Мы в тот конец участка не ходим, ребенок никому не мешает, пусть играет. Только предупредите парнишку, чтобы не подходил к заброшенному колодцу, который находится на лужайке у дуба». Тогда Подушкин ответил: «Конечно, конечно. Ваня не шаловлив, не шумлив, не проказничает, будет в своем убежище книги читать». Ну до чего тесен мир!..

   — В общем, Макс, — завершил я повествование, — Тефи считает, что знает меня с детства. Теперь далее. Как тебе уже известно, у нас с ней завтра днем намечена прогулка по новому дому. Предвидя твои вопросы, объясню. Стефания Теодоровна собралась купить Кириллу квартиру. Мне она сказала: «Сын совсем взрослый, неудобно ему в однокомнатной — хочется позвать гостей, повеселиться, девушку у себя ночевать оставить, а жилплощадь маленькая. Но тсс! Это секрет!» Я немного удивился и спросил, почему бы ей не прихватить с собой не меня, а Кирилла, ему же жить в апартаментах, Тефи прошептала: «Ванечка, я обожаю сюрпризы. И прекрасно знаю, что может понравиться Кирюше. Но одна осматривать новостройку не хочу. Нужен умный мужчина рядом, ведь риелторы очень хитрые, наговорят ерунды, а я поверю». Короче, пришлось согласиться.

   — Молодец, Иван Павлович! — похвалил меня Воронов. — Я покопаюсь в биографии членов семейства Гусевых, а ты осторожно расспроси Стефанию, может, еще чего интересного вытянешь из нее про Игоря. Только на рожон не лезь, действуй с оглядкой. Во сколько у вас назначена встреча?

   — В три часа я должен забрать Тефи. Куда поедем, она не сказала, — пояснил я.

   — Предположим, минут за сорок вы доберетесь до места, там вам два часа за глаза хватит, потом назад тетушку отвезешь, — принялся подсчитывать Максим. — Значит, где-то в районе семи ты освободишься. Будь другом, скатайся потом к матери Пименовой.

   — Нет уж, — испугался я, — уволь от обязанности сообщать пожилой даме о смерти ее дочери.

   — Надежда Васильевна в курсе произошедшего, — остановил меня Воронов. — Тут, кстати, некая странность прослеживается. Валерия жила одна, в анкете при поступлении на работу в вуз она написала, что отец был военным, мать учительницей в школе, родители давно скончались. Кадровичка информацию проверять не стала — Пименова устраивалась не в то место, где кандидатов на должность через полиграф пропускают, всего-то в не особенно популярный институт. Гена Кругликов, которому я велел съездить на службу к Валерии и разузнать о ней побольше, выяснил, что ее считали сиротой, человеком без семьи. Она не торопилась домой, не делилась с коллегами кулинарными рецептами, не показывала фото мужа и детей, не хвасталась, как провела отпуск на море. И про родителей никогда не упоминала, все полагали, что их давно на свете нет. Валерию характеризуют как приятную, вежливую, никогда не повышающую голос женщину, симпатичную внешне и хорошо одевавшуюся. Правда, отмечают, что она предпочитала спортивный стиль, носила брюки и свитера, коротко стриглась, макияжем не пользовалась.

   Мой друг-следователь стал рассказывать, что еще узнал о Пименовой…

   Ректор института любит организовывать экскурсии. Студентов сажают в автобус, и они едут, допустим, в Суздаль. В пятницу группа заселяется в гостиницу, суббота-воскресенье посвящены осмотру музеев и достопримечательностей, а затем назад в Москву. Преподавательскому составу очень не нравятся подобные поездки, отели в провинции оставляют желать лучшего, за студентами нужен глаз да глаз, поэтому все, как могут, отлынивают от участия в этих мероприятиях. Единственным человеком, всегда с радостью соглашавшимся сопровождать ребят, была Пименова. Она тщательно готовилась к путешествиям, знала о местах, куда группа направлялась, даже больше профессиональных экскурсоводов.

   Валерию уважали, но ни у кого не было с ней близких отношений, к себе в гости она коллег не приглашала, о ее личной жизни им ничего не известно.

   Один раз Эмма Соломоновна, заведующая кафедрой политологии, столкнулась с Пименовой в концертном зале «Симфония», и та почему-то смутилась. Однако беседовала с дамой вежливо. Дамы вместе приблизились ко входу в зал, и пожилая капельдинер, стоявшая у дверей, воскликнула:

   — Лерочка, рада вас видеть! Вы болели, да? В субботу не приходили. Арсений Шульгин прекрасно играл. Жаль, пропустили его выступление, совсем юный пианист, но очень одаренный.

   Эмма Соломоновна не сумела скрыть удивления.

   — Вы постоянно посещаете концерты?

   — Люблю классическую музыку, — после короткой паузы призналась Пименова.

   И тут прозвучал звонок.

   — Пошли скорей, — засуетилась Эмма Соломоновна. — У вас какой ряд? Мое место в пятнадцатом.

   — Мне удалось приобрести билет в ложу, — пробормотала Валерия.

   Эмма Соломоновна переспросила:

   — В ложу? Не знала, что туда может попасть обычный слушатель, думала, там сидят исключительно гости директора.

   Пименова промямлила:

   — Я завела знакомство с кассиршей, она посоветовала мне приходить за час до начала концерта, тогда снимается бронь с ложи.

   Женщины разошлись, Валерия на самом деле села на привилегированное место. В антракте она не пошла прогуливаться по фойе — похоже, не желала продолжать беседу с завкафедрой политологии. То, что бывшая спортсменка оказалась меломанкой, постоянной посетительницей зала «Симфония», стало единственной информацией о личной жизни Валерии Алексеевны, которую удалось нарыть сотруднику Максима.

   Воронов начал тщательно проверять биографию Пименовой и неожиданно выяснил интересную деталь. У женщины, которая по пожарной лестнице залезла на кухню Гусевых, действительно не было детей, и замуж она официально не выходила, а ее отец, бывший военный, на самом деле давно скончался от сердечного приступа. А вот мать, Надежда Васильевна, жива. Макс связался с ней и сообщил о внезапной кончине Валерии. Подробностей о гибели дочери он пожилой даме по телефону сообщать не стал, сказал, что ему необходимо лично поговорить с ней, и попросил разрешения приехать. В ответ раздались частые гудки. Макс решил, что подвела связь, набрал номер заново и услышал:

   — Чего надо? Отвали! У меня нет детей!

   А потом снова зазвучало: ту-ту-ту.

   Только тогда следователь сообразил: телефонная компания ни при чем, бывшая учительница оба раза, прервав разговор, швырнула трубку. Похоже, известие о кончине дочери произвело на мать шокирующее впечатление.

   — Некоторые люди от сильного стресса впадают в агрессию, — прервал я Воронова. — Но чем я могу помочь в данной ситуация? Пожилой даме требуется профессиональный психолог.

   — Ваня, искать душеведа времени нет, и его консультация Пименовой-старшей бюджетом не предусмотрена, — забубнил мой лучший друг. — Ты мастер по разговорам со старухами, они на тебя хорошо реагируют — откровенничать начинают. Да, да, ты умеешь их обхаживать. Я такого дара лишен начисто, никогда не нравился божьим одуванчикам, они в моем присутствии чаще всего злятся. А нам сейчас важна любая информация о Валерии. Понимаешь?

   — Ладно, — согласился я. — Значит, сначала к трем еду к Стефании, осматриваю вместе с ней квартиру, отвожу ее домой и мчусь к матери Пименовой. Сбрось мне эсэмэской ее адрес.

   — С меня бутылка коньяка, — пообещал Максим.

   — Так дешево не отделаешься, — пригрозил я. — Спиртное я и сам купить могу, должок за тобой останется. Когда понадобится, я вспомню о нем и потребую погасить.

   — Сделаю все, что потребуешь, — опрометчиво пообещал Макс и отсоединился.

   Не успел я положить трубку на стол, как в комнату вошла Татьяна.

   — Ваняшка! Ты сегодня поедешь проведать Полю?

   — Собирался заглянуть в клинику около часа, — ответил я, засовывая трубку в карман пиджака. — В чистую палату никого не пускают, помашу девочке рукой через стекло.

   — Я была у Полинки вчера, — горестно вздохнула Таня. — Прямо сердце перевернулось, когда ее увидела — такая маленькая, тощенькая. Сделай одолжение, помоги, а?

   Я усмехнулся: однако сегодня интересный день — все, как один, ждут от меня неких услуг.

   Татьяна тем временем продолжала:

   — Илюха совсем замотался, хватается за любую работу, не хочет, чтобы мы у тебя нахлебниками жили. И он жуть как за дочку переживает. Досталось ему, аж почернел весь, когда доктора впервые про дорогое лекарство заговорили, сообщили, что Полинке надо срочно уколы делать и таблетки пить. В областной больнице нам сразу нашептали: бесплатно могут дать не очень хорошие пилюли, нужны немецкие. Ага! Я как услышала сумму, которую за одну коробочку отдать следует, в панику впала. Нам столько денег никогда не заработать и не набрать. Врач же на мозг капал: прямо завтра курс начинайте, плохо Полине очень, а запустите болезнь, и в Москве не помогут, девочку назад в Богдановск умирать отправят. Я спать перестала. Днем плакать боялась, чтобы дочка не увидела, а ночью лежу, вою. Это что ж получается, думаю, Полинка умрет, потому что у нас денег нет? Лекарство-то есть, и поможет, но нам его не купить! В пачке десять таблеток, глотать надо по одной в день, курс лечения три месяца. Упаковка стоит девяносто тысяч…

   — Больших денег у меня нет, — вздохнув, перебил я Таню, — но могу выделить для Полины сто пятьдесят тысяч. Это все, чем я сейчас располагаю.

   — Спасибо, Ваняшка, хороший ты человек, но долг отдавать надо, — тихо молвила Таня.

   — Берите деньги в подарок, — предложил я. — Поля мне не посторонняя.

   — Нет, Ваня, мы не можем тебя грабить, и так живем в столице бесплатно, — не согласилась Татьяна. — Ты меня послушай. Илюша еще в Богдановске нашел благотворительный фонд, он нам денег прислал, мы лекарство купили, Полинка его пить начала и уколы получать. В Москве врач очень нас похвалил. А потом выяснилось, что после операции новый медикамент потребуется, его даром предоставят. Да только опять же лучше бы не наш, который бесплатный, а американский. Но от его цены в глазах темно. Муж снова в тот фонд обратился, ждем ответа, авось и во второй раз пожалеют Полинку. Хотя, конечно, могут и вон послать, сказать: «Не обнаглели ли вы, Подушкины? Не одна ваша дочка в лечении нуждается, больных много. Вам уже приличную сумму перечислили, хватит клянчить»… Ой, чего это я разболталась? Прости, сама не знаю, почему меня по кочкам понесло. Ваняшка, сделай одолжение, свози меня на рынок за продуктами. В доме все подъедено, ни картошки, ни морковки, ни лука, ни капусты. Я б сама смоталась, да столько не допру, а у тебя машина.

   — Не далекий путь, — улыбнулся я, — и время пока есть. Сейчас только восемь утра, я уже одет и готов поработать извозчиком.

   Припарковавшись у супермаркета, я выжидательно посмотрел на Таню, а та уставилась на меня. Через какое-то время я не выдержал:

   — Мы приехали.

   — Куда? — удивилась моя спутница.

   — В магазин, — терпеливо пояснил я. — Пошли.

   Но она не сдвинулась с места.

   — Ваняшка, ты знаешь, почем тут картошка?

   — Понятия не имею, — признался я. — Не покупаю сырые овощи, беру что-нибудь готовое или замороженное.

   — Фу, — скривилась Татьяна, — видно, небрезгливый ты. А мне противно есть то, что не пойми кто сготовил. Может, он чихал, сморкался, грязными руками харчи трогал.

   — Я как-то не думал об этом, — пробормотал я.

   Таня показала пальцем на дверь магазина.

   — Ваняшка, тут продукты стоят втридорога, и они плохие, химические, их владельцы супермаркетов задарма на помойках в Америке берут, а потом в России за нереальные деньги продают. Заглядывала я сюда! Масло видела — триста рублей пачка, обычная капуста стоит как золотая. Нет, нам на рынок надо.

   Я попытался объяснить ей, что в центре Москвы нет рынка, но она отрезала:

   — Есть, Ваняшка, просто ты о нем не знаешь. Оченно даже распрекрасный каган.

   Последнее слово было мне незнакомо, но я решил не уточнять, что оно означает.

   — Куда ехать, Таня?

   — Недалеко, Ваняшка, — засуетилась она. — Сейчас налево.

   — Туда нельзя, — возразил я.

   — Почему? — удивилась моя спутница.

   — В переулке одностороннее движение, — разъяснил я.

   — Но нам надо именно по нему ехать, базар у последнего дома начинается.

   Я почесал подбородок. Если надо попасть на другой конец улочки, то придется долго кружить по району.

   — Ваняшка, пошли пехом, — предложила Татьяна, открывая дверцу, — у меня сумка на колесах с собой.

   — И где она? — не понял я, оглядывая здоровенную черную торбу, которую жена Ильи прихватила из дома.

   — Ща увидишь, — пообещала Таня.

   Она ловко вылезла из седана, порылась в своей ужасной сумище, вытащила оттуда пару колес, несколько железных трубок и в мгновение ока превратила свою ношу в подобие повозки.

   — Илюха сам сделал, — довольно пояснила Таня. — Хорошая вещь, даром досталась. Брезент муж в гараже взял, запчасти в ремонтном цеху. И за один вечер смастерил. Удобно-то как! Идешь по делам с обычной сумкой, а надо тяжелое прикупить — брык-чик, и в руках каталка. Потопали живенько!

   Через пять минут мы очутились на рынке, и я удивился:

   — Много лет живу в этом районе — сначала квартировал у Элеоноры, теперь в своих хоромах, — но понятия не имел, что под боком фермеры торгуют.

   — А зачем тебе, Ваняшка, интересоваться харчами? Главное, чтобы твоя баба в курсе оказалася, — пропела Татьяна. — Мужика на базар берут как тягловую силу, больше он у прилавков ваще не нужен. Значит, так! Стану торговаться, стой молча. Продавцы хитрые! Упаси бог товар похвалить, мигом цены взвинтят. Если тебе приспичит слово сказать, лучше обхай то, что я покупать собираюсь. Понял? Вот и ладненько. Тебе есть охота? Пить надо?

   — Успел позавтракать, — ответил я.

   — В туалет не тянет? Если да, то иди, вон там будка стоит.

   Я опешил.

   — Спасибо за заботу, но почему ты разговариваешь со мной как с неразумным дошкольником?

   — Знаю вас, мужиков, — зачастила жена Ильи. — Только меж рядов пойдем, занудишь: «Пить хочу, давай пива купим». Опосля тебе в сортир понадобится, шаурму захочешь. В общем, так! Пивка я тебе прихвачу, но баловаться им будешь дома, у телика. И не спорь, неприлично на рынке из бутылки сосать, невоспитанно. В квартире иное дело. И против одной порции возражать не стану, это будет тебе награда за поход на рынок, а вторую не клянчь. Не куплю, и баста. Ну-ка вспомни, твоя баба разрешит тебе ведро «Жигулевского» выдуть? Когда с ней по базару шлендраете, чего она тебе говорит?

   На секунду передо мной возникла стройная фигурка Нины Сафроновой в белой шубке из снежной рыси, в замшевых сапожках на высоченном каблуке, с прической от лучшего московского цирюльника, француза Себастиана, с шарфом от Гермес из последней коллекции, с сумочкой той же фирмы в унизанной бриллиантовыми кольцами нежной ручке. Я представил, как говорю ей: «Ника, купи мне скорей банку пива», и как будто воочию увидел широко распахнутые голубые, умело накрашенные глаза бывшей любовницы, проследил, как она покорно несется к ободранному ларьку за выпивкой… и — закашлялся.

   — Ну вот, — рассердилась Таня, — предупредила же: пивко только дома. Не изображай туберкулезного, не поможет. Нам сюда!

   Следующие четверть часа мы ходили между прилавками, где, на мой неискушенный взгляд, лежали одинаковые корнеплоды, но Таня недовольно бурчала:

   — Эким дерьмом в Москве за большие рубли торгуют… Совсем народ охамел.

   В конце концов мы затормозили около одной бабы с волосами, выкрашенными в цвет баклажана. Татьяна шумно прочистила горло.

   — Почем картофля?

   — На ценник позырь, — зевнула торговка.

   — Лень сказать?

   — Навидалась сегодня таких — спрашивают, а покупать не собираются. Чего горло зря надсаживать?

   — Дорого у тебя.

   — По деньгам. Не нравится, иди в супермаркет, там бесплатно подарят.

   — Если возьму пять кило синеглазки и два морковки, сбавишь десятку?

   — Тю! Откуда ты такая приперла? Может, тебе еще и мужика своего отдать?

   — Спасибки, своего мужа имею, — гордо объявила моя спутница и повернулась ко мне. — Ваняшка, как тебе картофля?

   Я, донельзя обрадованный тем, что Татьяна наконец решила что-то купить, начал нахваливать товар:

   — Замечательная. Красивая. Очень вкусная. Надо ее купить.

   Жена Ильи сделала страшные глаза, я тут же вспомнил ее инструкцию и попытался исправить положение:

   — Кто бы другой так и назвал эту картошку. С виду вроде комильфо, но я-то вижу, что овощи перезрелые. Похоже, с куста упали, бока примятые.

   — Чего ругаешься? — обиделась продавщица. — Какая такая комильфа? С синеглазкой стою, уже три мешка с утра сбагрила.

   — Ну, Ваняшка? — снова обратилась ко мне Таня. — Говори свое хозяйское, мужское слово. Надо ли нам это дерьмо брать, или пойдем вон к той бабушке? У нее и цена меньше заявлена.

   — Дерьмо однозначно покупать не стоит, — отрезал я. — Оно нам стопроцентно не понадобится.

   — Сам ты с куста свалился! — побагровела баба за прилавком. — Заявился, шуткуешь по-глупому…

   — Двигаем отсюда, Ваняшка, — распорядилась Татьяна. — Коли у человека чувства юмора нет, то и еёшная продукция ваще гадость несъедобная, пластиковая, как ведро.

   — Еёшная? — повторил я. — Таня, кто такой Еёш?

   Она рассмеялась.

   — Ну, Ваняшка, ты сегодня зажигаешь, настроение прямо с плинтуса поднял. Весело с тобой. Почапали к старухе. Или нет, лучше к деду, евошная морква радостная, шикардос просто. За такую и десятку переплатить не жаль.

   И только сейчас меня осенило: Еёш и Евош — это не имена людей. Притяжательные местоимения «его» и «ее» в интерпретации Тани произносятся как «евошный» и «еёшная», никогда ни от кого ранее мною не слышанные слова!

   Таня схватила меня за рукав и дернула, я покорно двинулся за ней.

   — Эй, стойте! — занервничала торговка. — Куда подались? Дед перекупщик, берет у людёв за копейку гнилье, потом им торгует. А бабка всем тут рассказывала, что грядки на заброшенном кладбище вскопала. Ладно, скину я тебе пятерку, бери у меня.

   — Десятку, — уперлась Татьяна.

   Продавщица сосредоточенно погрызла ноготь на большом пальце и приняла решение:

   — А, горит озеро, гори и рыба… Восемь сброшу.

   — Девять, — слегка уступила Таня. — Из жалости к тебе соглашаюсь. Стоишь туточки, с утреца маешься не пивши, не евши. Не от хорошей жизни на кагане топчешься. У кого биография удачная, тот сейчас кофе на диване пьет. Слышь, а че тут у тебя спортивный костюм делает? Продаешь?

   — Не, мужику купила. Вещь шикарная, стоила смешно, а качество лучше нет, — похвасталась баба. — Хочешь — пощупай.

   Таня помяла край темно-синих штанов жуткого вида. Бока их украшали три белые полоски, такие же были нашиты на рукава куртки, а ее спину украшала надпись «Atdedas».

   — Шикардос вещь, — одобрила моя спутница. — Если не секрет, почем брала?

   — Восемьсот отсчитала! — гордо выпалила тетка.

   — Дорого, — вздохнула Татьяна.

   — Да ты че? — засмеялась баба, ловко накладывая картошку в пакет. — Дешевше трех тыщ такой костюм не взять. Это же фирма, в нее сборные команды России одеваются! А мне Мишка, вон тот мужик, что с рыбой стоит, подсказал, куда ехать надо — на кладбище. Тама ими торгуют.

   Я попятился. Не хочется даже думать о том, откуда у людей с погоста берутся вещи.

   — А у тебя душегрейка красивая, — поцокала языком торговка. — Вставочки кружевные, нынче это модно.

   — Сама сделала, — улыбнулась Таня. — За два дня сгоношила. Полосочки крючком связала, потом в луковой шелухе покрасила.

   — Слышь, мне такую сошьешь? — оживилась продавщица. — Я здесь четыре дня в неделю скачу.

   — Эй, не ложь картофлю в свой пакет, — велела Таня, доставая из сумки полиэтиленовый мешок. — Со своим пришла, неохота за упаковку платить.

   — Подарок тебе от меня, — заулыбалась баба, — бери за так.

   — Спасибо, — обрадовалась жена Ильи. — Хороший ты человек. Не зря нас к твоему прилавку прибило. Правда, Ваняшка?

   — М-м-м, — промычал я, сраженный невесть откуда взявшимся приступом морской болезни.

   Спутница наступила мне на ногу, я очнулся и выдал как из пулемета:

   — Картошка отвратительна, на морковку смотреть противно, капуста явно тухлая, яйца тоже.

   Обе женщины уперлись в меня взглядами, а я завершил выступление:

   — Танюша, пошли отсюда. Еёшная продукция гаже некуда.

   Ляпнув последнюю фразу, я опешил. Иван Павлович, приди в себя! Как ты мог употребить это местоимение?

   — Шутник у тебя мужик, — заржала торговка, — наверно, весело с таким. Не то что с моим — сидит, бурундуком надувшись, нет бы слово смешное сказать. И сын в папаню удался: до пяти лет молчал, его к психиатру направили, думали, он этот… тьфу, черт, забыла слово… ну тот, кто ни с кем водиться не желает.

   — Аутист, — неожиданно выдала Таня. — Ой, вот горе-то. У нас у соседки пацан такой. Уж она его по всем врачам проволокла, но не помогло.

   Продавщица перекрестилась.

   — У нас обошлось. Хотя доктора мои нервы на кулак цельный год наматывали, пугали: «Ваш ребенок псих, лучше сдайте его государству, а то прирежет вас ночью». Потом мне повезло. Сюда ходит домработница профессора Гитанова, мы с ней разговорились, я про сынишку и сболтнула. Старшие, говорю, нормальные, а поскребыш мрачный, будто язык проглотил. И женщина мне бесплатную консультацию у Гитанова устроила. Хороший доктор. Старенький совсем, но ум при нем, лечит маленьких деток, которые ни с кем общаться не хотят. Он единственный меня и успокоил: «Просто ваш мальчик педагогически запущен, вы им с пеленок не занимались». А ведь я младшенького, как и старших, воспитывала, и никто о них плохого не скажет, оба в техникум поступили. Гитанов предложил Вовку в спецдетский сад устроить. Тот еще при коммунистах работал, открыт при больнице, попасть в группу без шансов, он один на всю Москву и есть, очередь туда на годы, пока до нас дойдет, мальчишка состарится. Но профессор отдал директрисе приказ, и Володьку моего взяли. Через два года не узнать пацанчика стало. Ну да, он не болтун, но говорит хорошо, стихи выучил, сейчас в школу пошел, тройки-четверки носит, двоек нет.

   — Дай Господь тебе удачи, — пожелала продавщице Таня. — Уж я-то понимаю, каково матери приходится, если ребенок заболел. У самой дочь в больнице с плохим диагнозом, операцию ждет.

   — Ой-ой-ой! — воскликнула продавщица. — Ну-ка погоди…

   Она занырнула под прилавок, достала оттуда тыкву и протянула ее Тане.

   — Держи. Подарок. Свари девочке пшенку. И вон там, где будка с шаурмой стоит, найди Лиду. Скажи, тебя Катя послала. Лидка моим знакомым хороших кур продает, не тех, что сами от старости померли. Отдаст по оптовой цене. Ой, как тебя жаль! Приходи ко мне, завсегда самое лучшее отпущу. На!

   Катя положила на прилавок пятирублевую монету и торжественно объявила:

   — Скидка! К тем девяти, о которых сговорились. Вам с мужиком сейчас деньги нужны, а то ведь врачи догола разденут.

   — Не надо, — отказалась Таня, — неохота тебя грабить.

   — Бери, бери, — настаивала Екатерина. — У нас-то с моим мужиком сейчас не самые черные времена. Евонная мать нам в наследство однушку свою отписала, жильцов туда пустили. Я от чистого сердца.

   — Спасибо, — заулыбалась Татьяна. — Сейчас мне недосуг, а завтра подскачу, договоримся про кофту с кружевными вставками, задешево стачаю. Пошли, Ваняшка. Шикардос мы картофлю оторвали, одна к одной!

   Я двинулся за Таней. В конце концов совершенно не важно, какие местоимения употребляет человек — евонная, евошная, ейная, ихняя, и фиг бы с ними, с глаголами «ложить», «покласть», с неправильным ударением в слове «звонит», главное, какая у него душа, добрая или злая. Торговка Катя мне понравилась. А вот от Ники Сафроновой, несмотря на всю ее рафинированность и два высших образования, я сбежал, услышав, как она общается с пожилой консьержкой в подъезде своего дома. Очень не люблю людей, которые позволяют себе хамить пожилым людям, вынужденным на старости лет мыть грязные ступеньки.

   — Молодец, Ваняшка, — похвалила Танюша, отойдя подальше от прилавка Кати. — Сначала ты растерялся, похвалил товар, но быстренько сообразил и нормально выступил. Хорошо про картофлю пошутил, что она с куста падает, веселое слово всегда к месту. Я чуть не расхохоталась, когда представила, как клубеньки на ветках покачиваются. Надо же такое придумать — кусты картошки… Ой, умереть!

   — Знаю, что картофель не смородина, но как еще назвать зеленые побеги на поле? — удивился я.

   — Ботва это, Ваняшка, — улыбнулась жена Ильи.

   — Ладно, буду знать, что корнеплоды с ботвы падают, — вздохнул я.

   Таня захохотала.

   — Ну хватит, перестань меня смешить. Любому дураку известно, что картофля в земле сидит, как морква.

   — Да? — еще больше удивился я. И пробормотал: — Про морковку я в курсе, а вот с картошкой, значит, пробел получился.

   — Так ты всерьез говорил? — всплеснула руками Таня. — Ваняшка, неужели никогда не видел, как картофлю собирают?

   — Успокойся, Танюша, я шучу, — быстро сказал я, ощущая себя полным идиотом.

   Конечно, картофель зреет в почве! Странно, что я забыл об этом. Определенно на меня оглупляюще подействовал поход по рынку.

   — Потопали, возьму тебе пиво, — сказала Татьяна.

   — Спасибо, не надо, — начал я отказываться.

   Не люблю напитки на основе хмеля. И вообще, из спиртного употребляю исключительно коньяк французского производства.

   — Не стесняйся, — сказала она, подталкивая меня к ларьку, — одну банку куплю, как обещала. Только сейчас выпить не разрешу — за руль тебе садиться. А дома, вечером побалуешься перед телевизором. Ты в курсе, что сегодня футбол? Вроде наши с Гондурасом играют. Небось ни одного гола не забьют, позорники.

   Благополучно доставив домой Танюшу и скрипящую колесами сумку, доверху забитую овощами, я спустился во двор и услышал истошный вопль:

   — Ваняшка! Крышки не забудь!

   Я задрал голову и ответил:

   — На сей раз не подведу. Отлично помню про твою соседку и про то, что еёшные крышки шикардос.

   Не успел я закончить последнюю фразу, как потерял дар речи. Что происходит? Почему я опять произнес невероятное местоимение? Да еще добавил «шикардос»! Может быть, употребление странных слов — это некая передающаяся воздушно-капельным путем инфекция? Надо тщательно следить за своей речью. Надеюсь, никто не услышал меня сейчас. Представляю, какой была бы реакция отца, услышь он такое выступление сына, имеющего высшее филологическое образование…

   — Шикардос, Ваня! Молодец! — громогласно похвалила меня сверху Таня.

   Я выехал на проспект и позвонил Максу.

   — Занят, — коротко ответил друг, — потом. У тебя что-то срочное?

   — Галина упомянула в разговоре, что Игоря лечил замечательный врач по фамилии Гитанов, — сообщил я. — Он реабилитировал Гарика после дорожного происшествия. Но, по непроверенным сведениям, доктор работает с маленькими детьми-аутистами. Немного странно вызывать его к взрослому человеку, который частично потерял память в результате ДТП. Если только…

   Я замолчал.

   — Что? Говори! — отрывисто приказал Максим.

   — Если только Гитанов раньше не опекал Гарика, — завершил я фразу. — А медики, в особенности психологи-психиатры, знают о своих пациентах все, они в процессе лечения выкапывают из души человека то, о чем никому не известно. Может, найти этого профессора и расспросить? Фамилия редкая, проблем с поиском не предвидится.

   — Идея — супер! — бросил Воронов и отсоединился.

   В палату к Полине меня не пустили, общаться с девочкой пришлось через стекло, с помощью телефона.

   — Как дела? — бодро поинтересовался я. — Айпад освоила?

   — Спасибо, дядя Ваня, — ответила малышка, — все хорошо.

   — Не скучаешь без соседок?

   — Не-а, — улыбнулась Поля. — Наоборот, даже лучше одной — никто не пристает, читать не мешает. Наверное, в среду операцию сделают. Но это еще не точно. Когда назначат, маму с папой предупредят.

   — Обязательно приеду в тот день, — пообещал я.

   — Зачем? — пожала плечами Полина. — От наркоза сразу не отходят, больного в реанимацию спускают, он там пару дней находится. И врачи не любят, когда родственники в коридоре толкаются. Вчера папа Коли Казанцева тут скандал устроил, орал на всех, разбил зеркало в туалете. Нервы у него сдали.

   — Сомневаюсь, что стану буянить, — усмехнулся я. — Не волнуйся, Поля, я побеседовал с хирургом, он объяснил, что эта операция давно отработана. Врачи тут опытные, наркоз самый лучший.

   — Знаю, дядя Ваня, — остановила меня Полина. — На столе не умрешь, тебя реанимируют, а вот потом, когда выпишут, запросто можно. Главное, год после операции продержаться, тогда шансы выздороветь сильно повышаются. Но я не умру. Помнишь, я про сестру мальчика рассказывала, которая гадает всем?

   — Дурочка продолжает говорить глупости? — возмутился я.

   — Не знаю, меня отсюда не выпускают, ни с кем, кроме доктора и медсестры, я не общаюсь, — вздохнула Поля. — А ты мне историю про больничную фею выложил, как у некоторых людей линия жизни на руке неожиданно начинает удлиняться и слегка темнеть. Помнишь?

   — Конечно, — кивнул я.

   — Не поверила тебе, — понизила голос Полина, — думала, нафантазировал дядя Ваня, чтобы я из-за узора на ладошке, который скорую смерть обещает, не расстраивалась. Но смотри, какая штука приключилась…

   Полина приложила к стеклу руку, я увидел на нежно-розовой коже четко прорисованную рыжевато-коричневатую линию, огибавшую большой палец и спускавшуюся вниз. У запястья она уходила к тыльной стороне кисти.

   — Ничего себе! — ахнул я. — Поля! Вот это да!

   Она радостно рассмеялась.

   — Вчера утром я проснулась, пошла умываться, смотрю — вроде руки испачкала. Помылась, а не сходит. Завтрак мне медсестра принесла, и я у нее спросила: «Ирина Львовна, что у меня на коже?» Она поглядела и говорит: «Полиночка, случилась редкая вещь. Мы, медики, о ней знаем, я сама в учебнике об эффекте Шнеерзона читала, но ни разу с ним воочию не сталкивалась. У тебя удлинилась линия жизни. Ты девочка умная, не болтливая. Когда вернешься в общую палату, никому о произошедшем не рассказывай, помалкивай о знаке, который гарантирует стопроцентное выздоровление. Другим-то так, как тебе, может не повезти. Они боятся, свою судьбу не знают, а у тебя на ладошке теперь написано: ты уйдешь из больницы здоровой и до ста лет проживешь, а то и дольше, если правильно себя вести станешь. Нехорошо будет перед другими ребятами хвастаться». Я Ирине Львовне молчать пообещала и слово сдержу. Медсестра доктора позвала. Он тоже на мою линию глянул и сказал: «Эффект Шнеерзона — крайне редкое явление, знаю о нем из научной литературы. Полина, тебе достался выигрышный билет. На операцию иди спокойно. И потом, даже если не очень хорошо себя почувствуешь, не пугайся, смотри на ладонь и старательно лечись. Помни: надо пить таблетки, ходить на уколы и слушаться врачей. Знак появился, когда ты лежала в клинике. Это веление свыше о необходимости операции и дальнейшего лечения».

   Поля замолчала и продолжила:

   — Я теперь ничего не боюсь. Скоро вернусь домой, опять пойду в школу, а когда получу аттестат, приеду в Москву и поступлю на медицинский факультет. Ты мне закачаешь в планшетник кое-какие книги? Я тебе список написала. У меня есть три тысячи — заработала, когда ходила летом клубнику собирать к фермерам, — я тебе все расходы верну. Сейчас Ирину Львовну позову, она айпад вынесет.

   Я поднялся и приложил рук к стеклу.

   — Поля! Ты везунчик!

   — Ага, — счастливо заулыбалась девочка, — удачи полные карманы.

   — Как тебе местоположение дома? — поинтересовалась Тефи, когда мы подошли к высоченной башне, одиноко стоящей на пустыре. — Удивительно, но в Москве еще сохранились тихие уголки неподалеку от Садового кольца.

   — Раньше здесь располагался хлебозавод, — пояснил сопровождавший нас риелтор. — Предприятие захирело еще в конце девяностых, цеха стояли пустые, в начале нулевых какой-то телеканал соорудил в них съемочные павильоны, а пару лет назад участок купил наш хозяин. И полюбуйтесь, какой красавец дом получился. На сегодняшний день это лучшее предложение в Москве. Центр, но вокруг зелень, развитая инфраструктура — детский сад, школа, магазины, то есть все под рукой, метро в двух шагах.

   Стефания Теодоровна сдвинула брови.

   — Олег, по-моему, вы лукавите. В центре негде погулять с собакой, продукты в супермаркетах дороже, чем в других районах, детей проблематично пристроить в учебное заведение — новых школ здесь не возводят, а старые переполнены. Мои внуки будут учиться в классе, где сидит сорок пять человек, или их придется возить бог знает куда. Я уже не говорю о цене за квадратный метр в этой элитной новостройке. Правда, Ванечка?

   Я кивнул, весьма удивленный словами дамы. Знакомы мы недавно, но за два дня у меня сложилось впечатление, что Стефания Теодоровна — человек… как бы помягче выразиться… с менталитетом двенадцатилетнего ребенка. Она казалась мне этакой веселой девочкой с соответствующим подростковому возрасту несерьезным подходом к жизни. И вдруг столь разумные высказывания о бытовых проблемах. Я ожидал сейчас услышать от нее ахи, охи, восторженные слова типа: «Какой роскошный дом! И в таком шикарном месте!» — и собирался сам сказать риелтору о неудобстве проживания в центре.

   Наш сопровождающий, похоже, привык слышать от клиентов критические замечания. Во всяком случае он спокойно продолжил:

   — В каждой конфете своя начинка. Необходимо тщательно взвесить все «за» и «против», прежде чем принимать решение о приобретении недвижимости. Покупка апартаментов непростое дело. Но давайте посмотрим квартиру.

   Олег дернул дверь подъезда и воскликнул, обнаружив, что та заперта:

   — Вот ерунда! Просил же не запирать. Простите, Стефания Теодоровна, извините, Иван Павлович, вам придется пять минут подождать, пока я сбегаю в офис за ключами.

   Когда риелтор исчез из вида, я улыбнулся.

   — У вашего младшего сына нет собаки, детей пока тоже нет, но если вспомнить о заявлении в загс, чада могут скоро появиться, и им понадобится садик, а затем и школа. Может, лучше присмотреться к загородной недвижимости?

   Тефи запрокинула голову.

   — Ох и высокая башня! Кирюша мечтает поселиться этак на двадцать пятом этаже. Я к нему в гости не часто заглядывать буду — побаиваюсь высоты. Ты прав, Ванечка, пса нет. Внуков тоже. Причем в ближайшее время их и не предвидится. Кирилл не собирается отцом становиться. И женится он не скоро. Кстати, тебя не удивило, что я незнакомой девочке отдала бриллиантовое кольцо, семейную ценность?

   — Ну… — пробормотал я. — Да, мне показалось, что вы чересчур щедры.

   Гусева рассмеялась.

   — Ванечка, Кирюша приблизительно каждые три месяца торжественно представляет мне очередную невесту, сообщает о намеченном дне бракосочетания, а я преподношу будущей невестке украшение. Потом — бумс! — ветреник разрывает помолвку. Мой сын бонвиван, терпеть не может, когда кто-то ему замечания делает. А как ведут себя девушки, заполучив на пальчик заветное колечко? Сразу принимаются характер демонстрировать. Кирилл очень эмоционален, ему всякий раз кажется, что он встретил ту самую, единственную. Но мне-то хорошо известно, что его страсть ненадолго. Я не хочу, чтобы Кирюша совершил опрометчивый поступок, поэтому живехонько вручаю очередной претендентке на роль его супруги подарок. Современные девочки не очень умны, в настоящих драгоценностях не разбираются, видят «алмаз» и сразу думают: все, птичка в клетке, пора мужа воспитывать, под себя ломать. Нет бы сообразить: ты еще официального статуса не получила, лучше пока язычок прикусить. Но ротик красавицы открывается, и из него льется поток поучений. Кирюша с месяц терпит, и — ауфвидерзеен. Понимаешь? Я дарю кольцо в качестве теста, оно — своего рода испытание для девочки. И получается, она поступает, как всегда. Очень надеюсь когда-нибудь увидеть нормальную женщину, которая полюбит Кирюшу, будет к нему внимательна, не станет переиначивать моего сына. А перстень, Ванечка, фуфло, Гарик таких сделал тьму. Оправа не золотая, но выглядит таковой, «бриллиант» — обычная стекляшка.

   — Смотрится как настоящий, — восхитился я.

   — Игорь прекрасный мастер, — кивнула Тефи. — Он немногословный, закрытый человек, эмоций напоказ не выставляет, но я знаю, как сильно старший брат любит младшего. Кирюша у нас артистическая натура, обожает широкие жесты, охотно исполняет роль Деда Мороза. И почему бы нам ему не подыграть?

   — Ваш сын не задумывается, откуда берутся раритетные украшения? — удивился я.

   Стефания Теодоровна рассмеялась.

   — Кирилл полагает, что я достаю из шкатулки драгоценности моей покойной матушки Эмилии Вацлавовны, которая происходила из очень богатой купеческой семьи. А на самом деле… Мою мать правда звали Эмилией. Имя отца, если верить документам, Теодор Стефанович, но я с милым папенькой не встречалась. То есть я по национальности вроде бы полька, хотя никогда не посещала эту страну. Госпожа Эмилия сдала дочь в приют, когда той исполнилось десять лет. Мне причин своего поступка она не объяснила. Думаю, просто не захотела самостоятельно ставить ребенка на ноги. До того момента мы жили нормально в хорошей квартире, а потом мать познакомилась с мужчиной, тот сделал ей предложение, и… О детдоме лучше не вспоминать. Но затем жизнь по-царски вознаградила меня, столкнув с Елизаветой Георгиевной. От свекрови я получила все: любовь, заботу, материальное благополучие. Благодаря ей я узнала, что такое хорошая мама. Но до сих пор помню, какова бывает плохая, поэтому стараюсь всегда и во всем поддерживать своих детей, баловать их и оберегать от опрометчивых поступков. Вручение кольца-фейка — лучший способ разрушить любовь Кирюши к скандальной, корыстной девице. Вот такой я придумала оригинальный тест. Может, кому-то он покажется глупым, но ведь работает! Скоро и Суслик, или как там зовут очередную претендентку на руку сына, получит от ворот поворот.

   Когда звук шагов уходящего Олега затих, Тефи обратилась ко мне со словами:

   — Ванечка, этажом ниже у лифта стоит деревянный ящик, я обратила на него внимание, когда поднималась. Тебя не затруднит притащить его сюда? Тогда мы сможем сесть. Думаю, Олег раньше чем через полчаса не вернется — он передвигается медленно, словно за ним гигантский хвост тащится.

   Я рассмеялся и пошел вниз.

   Ящик, сколоченный из неотесанных досок, оказался довольно тяжелым. Я поволок его наверх и увидел, что Гусевой на площадке нет, а дверь в четырехкомнатную квартиру распахнута.

   — Стефания Теодоровна, — крикнул я, — вы где?

   Тефи высунулась из апартаментов.

   — Здесь, Ванечка. Кажется, зря я погнала Олега в контору. Подергала за ручку, дверь и распахнулась — замок хлипкий оказался, я его ненароком сломала. Заходи!

   Я вошел и стал изучать жилье.

   — Прекрасная квартира, — обрадовалась Гусева, когда мы очутились на кухне.

   Глянув в окно, я с сомнением покачал головой:

   — Из трешки вид лучше — Москва как на ладони.

   — Когда вселишься, времени на рассматривание пейзажа не будет, — парировала Стефания. — Зато здесь на комнату больше и кухня с эркером. А что там, за дверцей?

   — Кладовка, — ответил я, распахивая створку.

   — Интересненько… — оживилась Тефи. — Если она, как обещалось, квадратная, я куплю эту квартиру. Ванюша, зажги свет, в чулане темным-темно.

   — Здесь пока нет электричества, — вздохнул я.

   — Зажигалкой чиркни.

   — Простите, у меня ее нет, я не курю.

   — Как же увидеть форму подсобного помещения? — огорчилась Тефи.

   — Можно посмотреть на плане этажа, — предложил я.

   — Там могут соврать, — обиженно протянула спутница. — В реальности окажется прямоугольник, а я хочу квадрат. Ну совсем ничего не видно! Ни капельки.

   — Кладовка расположена далеко от кухонного окна, — пробормотал я, — в нее свет с улицы не проникает.

   Тефи сгорбилась и вдруг призналась:

   — Смешно сказать, но я панически боюсь темноты, всегда сплю с ночником. Ванечка, ты как себя в неосвещенном помещении чувствуешь?

   — Нормально, — усмехнулся я. — Хорошо знаю, что зомби, монстры, инопланетные чудища, привидения и иже с ними на свете не существуют.

   — А вот я сомневаюсь, — Стефания Теодоровна поежилась. — В особенности после полуночи жутко. Все спят, в квартире тишина, самое время нечисти появиться. Высунешь ногу из-под одеяла, а тебя — раз! — и сцапают.

   Я не выдержал и улыбнулся. Ох уж эти женщины… Чего им только на ум не приходит! Ника Сафронова, например, категорически запрещала мне ставить на столик у кровати чашку или бутылку с водой.

   — Что за гадкая привычка? — злилась она.

   Я спокойно объяснял, что иногда по ночам испытываю жажду, но не нашел понимания.

   — Или я в постели, или вода в спальне! — объявила любовница.

   Мне в тот момент присутствие Ники в спальне казалось более привлекательным, но перспектива ходить по ночам на кухню не радовала. Я человек, склонный накормить волков и оставить в живых овец, поэтому решил найти компромисс и задал вопрос:

   — Никуша, чем тебе мешает вода без запаха и вкуса?

   Любовница сначала скуксилась, а потом заявила:

   — Не хочу утонуть.

   Я, ожидавший услышать любые разумные аргументы, расхохотался. Ника разозлилась.

   — Когда я была маленькой, у нас сосед по даче так умер. Крепко выпил, лег спать, жена ему на тумбочку стакан минералки поставила, позаботилась. Муж захрапел, причем рот у него открылся, рукой он во сне стакан задел, жидкость залилась ему одновременно в нос и горло, перекрыла доступ воздуха. Мне няня эту историю рассказала, когда я попросила чашечку в детскую принести.

   Ни мои слова о том, что глупая баба элементарно поленилась сходить за питьем для малышки и запугала ее, ни аргумент, что Ника никогда не напивается, не храпит, всегда спит с закрытым ртом, должного эффекта не произвели. Всякий раз, когда подруга оставалась у меня ночевать, мне приходилось посреди ночи брести к холодильнику.

   А Стефания Теодоровна опасается чудовища, которое схватит ее ночью за голую ногу, высунувшуюся из-под одеяла. Воистину мозг женщины работает совершенно иначе, чем у мужчины, логических доводов прекрасный пол попросту не слышит.

   — Ванечка, — умоляюще протянула Тефи, — сделай одолжение, осмотри кладовку.

   — Ради вас я готов на любой подвиг, но, увы, не обладаю кошачьим зрением, — улыбнулся я. — Давайте вернемся сюда завтра с фонариком.

   — Нет, хочу сейчас, — по-детски капризно отозвалась Гусева. — Ну пожалуйста-а-а!

   — Хорошо, — согласился я. — Можно поступить так: я пройду вдоль одной стены, потом миную другую, к ней примыкающую. Если в первом и во втором случае насчитаю одно и то же количество шагов, значит, кладовка квадратная.

   Стефания Теодоровна захлопала в ладоши.

   — Ура! Ты гений! Начинай скорей.

   Я ступил в кромешную темень, развел руки в стороны и пошел вправо, пока пальцы не наткнулись на шероховатую бетонную поверхность, перевел дух, шагнул вперед и крикнул:

   — Раз!

   — Получается! — ликовала Тефи.

   — Два…

   — Здорово.

   — Три…

   — Еще немного — и закончим.

   Я шагнул, собрался сказать «четыре», но ступня неожиданно провалилась. Я накренился, меня потащило вперед, и я ухнул вниз, как выкинутая из окна гиря.

   Говорят, в момент смертельной опасности у человека перед глазами проносится вся его жизнь. Но я никаких интересных картин не увидел, даже не успел испугаться и заорать, летел в тишине. А потом шмякнулся на гору чего-то мягкого и воняющего.

   Пару секунд лежал тихо, затем очень осторожно пошевелил головой и наконец-то смог выдохнуть: слава богу, шею не свернул. Теперь надо подвигать руками, ногами, ощупать себя со всех сторон… Я быстро проделал все это и понял, что ничего не сломал. И, похоже, луж крови вокруг меня тоже нет. Интересно, с какой высоты я рухнул и куда угодил? В помещении темно точно так же, как в злополучной кладовке, которую я в недобрый час решил измерить шагами.

   — Ваня… — раздался слева рыдающий голос. — Ой, Ванечка умер! Разбился! Господи, что теперь делать? Помогите! Спасите! Скорей сюда! Эй, кто-нибудь, человек погиб! Боже!!!

   — Тефи, — выдавил я из себя, — со мной вроде полный порядок.

   Плач стих, несколько мгновений стояла тишина. Затем Гусева заорала:

   — Жив? О-о-о-о… А-а-а-а… Вот это да! Ну и ну! А почему ты лежишь с закрытыми глазами?

   Распахнув веки, я понял, что в большой комнате, где я нахожусь, светло. Надо же, оказывается, падая, я зажмурился, а приземлившись, не догадался открыть глаза.

   Тефи бросилась ко мне и обняла.

   — Дорогой, вот ужас! Ты пролетел целый этаж, упал в квартиру, которая расположена под «четверкой».

   Я сел.

   — Лежи! — испугалась Стефания. — Нужно срочно вызвать «Скорую». Где мой телефон?

   — Идиот… — пробормотал я — Натуральный кретин…

   Гусева перестала рыться в сумке.

   — Ты о ком?

   — О себе, конечно, — сердито пояснил я. — Вы вспомнили про мобильный, и меня осенило, что я мог же им осветить чулан. Почему все правильные мысли приходят на ум не тогда, когда надо, а с большим запозданием? Тефи, врач не нужен, я совершенно здоров. Смотрите, легко встаю.

   Стефания Теодоровна начала креститься.

   — Ванечка, ты испугался?

   — Не успел, — откровенно признался я. И подумал: «Хорошо, что у меня крепкий мочевой пузырь».

   — Тут есть кто? — раздался крик риелтора. — О нет, только не это! Они разбились! Ну почему со мной вечно случаются неприятности? Отчего мне везет как утопленнику?

   Олег вбежал в комнату. Вопль стих.

   — Почему вы не предупредили, что в кладовке нет пола? — завизжала Стефания Теодоровна, подскочив к бледному до синевы мужчине и начиная лупить его кулачками по груди. — Из-за вас Ваня умер!

   — Я вполне жив, — возразил я, — стою на ногах.

   Олег схватился за голову и сел на пол.

   — Я думал, что тут два трупа, вас на кладбище отвезут, а меня на зону. Нет, уйду с этой работы, все равно меньше всех зарабатываю, последний в рейтинге на сайте. Апельсинами торговать буду, там ответственности никакой.

   — Цитрусовыми легко отравиться, или какой-нибудь аллергик съест у вашего прилавка пару долек апельсина и получит отек Квинке, — мстительно прошипела Тефи. — Вас тогда надолго упекут.

   Олег стал раскачиваться из стороны в сторону.

   — Первый раз покупателей сегодня по этому зданию повел, ко мне до вас никто не обращался. Честное слово, ничего не знал про пол! Сегодня выходной, в конторе пусто, я открыл ящик с ключами, нужный не нашел, зато обнаружил записку: «Не входить в «четверку» на двадцать пятом — отсутствует часть пола». Назад несся — олимпийский рекорд по бегу поставил. Наверх буквально взлетел. Сердце чуяло беду. В ушах голос звучал: «Поспеши, Олег! Тетка настойчивая, дверь хлипкая, из фанерки… Ну, как старухе влом подождать будет, и она мужика попросит замок сломать? Много времени дураку не понадобится». Вношусь на двадцать пятый и вижу — точно, «четверка» открыта. И тишина! Тишина!! У меня от этой тишины голова заболела и сердце остановилось. Чуть не скончался.

   Тефи закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

   Я обнял ее и спросил у Олега:

   — На что такое мягкое я спланировал?

   Риелтор медленно поднялся.

   — Не во всех квартирах есть кладовки, планировка везде разная. Девиз компании: «Ваше жилье уникально». Над нами «четверка» с чуланом, а мы сейчас находимся в трехкомнатной, тут пятидесятипятиметровая гостиная с панорамным окном. Это прекрасная, оригинальная квартира…

   Я задрал голову и увидел серую бетонную плиту перекрытия, закрывавшую основную часть потолка, слева в ней зияла черная дыра. По спине пробежал холодок.

   — Современно оформленная — комната объединена с кухней… — заученно вещал Олег.

   — Какова высота стен? — перебил я парня.

   — Четыре метра двадцать сантиметров, — сообщил риелтор. — Здание…

   Парень замолчал. Очевидно, он, как и я, прибавил к только что озвученной им цифре толщину плиты перекрытия и лишился дара речи. У меня по спине поползли мурашки. А ведь я мог ухнуть головой вниз на голый пол, и сейчас бы мой труп соскребали в черный мешок специально обученные люди.

   — Утеплитель… — еле слышно произнес Олег. — Когда возводят здание, строители всегда устраивают в разных помещениях нечто вроде склада, в одном месте мешки с цементом сложат, в другом трубы. А здесь утеплитель оставили, в тюки упакованный. Вам зверски повезло, что дыра в потолке аккурат над ними оказалась.

   — Да уж, — передернулся я, — на штабель кирпичей или на груду железа намного неприятнее шлепнуться.

   — Сходите в церковь, поставьте свечку, — пробормотал Олег. — У вас отличный ангел-хранитель.

   Тефи, всхлипнув, стала ощупывать меня руками и бормотать:

   — Жив, жив, жив!

   Отвезя Гусеву домой, я порулил к Надежде Васильевне Пименовой и, естественно, угодил в пробку. Скопление машин двигалось вперед со скоростью ленивца, я медленно полз в общем потоке, изредка поглядывая по сторонам. Внезапно перед глазами появился рекламный щит «Концертный зал «Симфония». Амалия Брокен. Только одно выступление в Москве». Название зала почему-то показалось мне знакомым. А через секунду я вспомнил: слышал его от Макса. Воронов во время нашей беседы в кафе рассказал, что Пименова была постоянной посетительницей «Симфонии».

   Я быстро перестроился в правый ряд и свернул в переулок. Давно хотел послушать замечательную скрипачку, но Брокен почему-то никак не приезжала в Москву. У меня есть виниловые пластинки с ее концертами (не люблю CD-диски, мне кажется, что они убивают звук), согласитесь, живое исполнение намного лучше записи. Если я куплю билет, получив возможность насладиться игрой Амалии Брокен, это будет лучшее, что произойдет со мной за сегодняшний день. И, кстати, я смогу разузнать что-то о жертве, поговорив с сотрудниками «Симфонии». Пусть Макс сердится на меня, но я поеду к Надежде Васильевне завтра. Никуда мать Пименовой не денется, а мне необходимо прийти в себя.

   Признаюсь, полет между этажами слегка выбил меня из равновесия. Мне не хотелось сейчас встречаться с матерью погибшей, вот я и искал повод отложить поход к ней, притормозив у входа в концертный зал. А если уж совсем откровенно, то я не просто выбит из колеи — у меня свело желудок, и ноги как чужие.

   Пожилая кассирша, услышав мою просьбу о билете на концерт Амалии Брокен, ответила:

   — Молодой человек, мест нет.

   — Прямо-таки ни одного нет? — расстроился я.

   Женщина развела руками.

   — Увы. Эту исполнительницу давно ждали. В первый же день все билеты раскупили.

   — Жаль, — расстроился я, — очень хотел послушать Брокен.

   — Понимаю, — кивнула кассирша, — но ничем помочь не могу.

   Тогда я, вспомнив о встрече в «Симфонии» некоей Эммы Соломоновны с Валерией, поинтересовался:

   — А когда бронь с директорской ложи снимается? Может, я подъеду к этому времени и куплю билет?

   На лице женщины появилось выражение крайнего удивления.

   — В ложу попадают исключительно по приглашению самого Якова Ароновича. И, простите, посторонних туда не пускают, там обычно сидят родственники исполнителей, приглашенные ими гости, иностранные дипломаты.

   — Слышал, что незадолго до начала концерта можно приобрести контрамарку, — настаивал я.

   Кассирша сняла очки и положила их на столик.

   — Молодой человек, я здесь работаю с юности, и на моей памяти в ложу директора никогда не пускали постороннних. Кто мог вам сказать такую глупость?

   — Валерия Пименова, — сообщил я. — Она-то всегда ухитрялась попасть в привилегированную зону.

   Дама в окошке расплылась в улыбке.

   — Вы с ней знакомы? Не видела ее уже неделю и начала беспокоиться. Она не заболела? Как правило, по субботам и воскресеньям Лерочка всегда здесь.

   Я замялся, и женщина насторожилась.

   — Что-то случилось?

   — Ну… в общем… — забубнил я, — Валерия…

   Кассирша встала и открыла дверь.

   — А ну-ка зайдите сюда.

   Я втиснулся в узкое пространство.

   — Меня зовут Эсфирь Моисеевна. А вы кто? — строго спросила дама.

   — Иван Павлович Подушкин, — представился я.

   — Что с Валерочкой? Немедленно рассказывайте! — потребовала она.

   Я набрал полную грудь воздуха.

   — Она умерла.

   Амалия играла сорок пять минут. Во втором отделении был заявлен другой, неизвестный мне исполнитель, перед фамилией которого в программе шел целый список званий лауреата разных конкурсов, но я не захотел портить впечатление от Брокен и покинул концертный зал. Часы показывали восемь вечера. До дома Надежды Васильевны Пименовой было рукой подать, и я, перестав трястись от стресса, подумал, что еще не слишком поздно для визита. Конечно, не очень прилично заявляться к пожилой даме без звонка, но я попробую ей понравиться. Только надо сначала заглянуть вон в тот цветочный магазин, а затем зайти в кондитерскую.

   Вооруженный букетом из роз и коробкой с пирожными, я позвонил в дверь и услышал скрипучий голос:

   — Кто?

   — Иван Павлович Подушкин, — представился я.

   — Убирайтесь.

   — Будьте любезны, впустите меня.

   — Пошел вон!

   — Мне очень нужно побеседовать с вами, много времени я не отниму.

   — Уходите, иначе полицию вызову.

   Я вынул удостоверение частного детектива, раскрыл его и поместил напротив глазка.

   — Пожалуйста, можете считать, что страж порядка уже здесь.

   — Не пущу.

   — Это касается вашей дочери Валерии, она…

   — У меня нет дочери! Нет!! Нет!!!

   — Но по документам вы являетесь матерью Валерии Алексеевны.

   Створка слегка приоткрылась, я увидел один глаз, нос и часть щеки.

   — Чего орешь? Зачем перед соседями позоришь? Перед тобой честная женщина с безупречной репутацией, мне грязь на биографии не нужна.

   Я показал старухе коробку, перевязанную розовой лентой.

   — Может, все-таки впустите? Попьем чаю.

   — Чего там? — неожиданно заинтересовалась Пименова.

   — Пирожные.

   — Шоколадные есть?

   Я кивнул.

   — Ладно, входи, — смилостивилась хозяйка. — Цветы за порогом брось, ненавижу веники. Зачем их продают? Один перевод денег. Лучше рубли отложить!

   Я вошел в узкую прихожую и чуть не задохнулся — в нос ударил спертый воздух, в котором явственно ощущался запах пыли и лекарств. Надежда Васильевна, худая, растрепанная, облаченная в старый, протертый халат серо-бордового цвета, протянула руку.

   — Дай коробку.

   Я выполнил приказ. Старуха прижала коробку к груди и посеменила вперед. Я плелся за Пименовой по коридору, вдоль стен которого громоздились перевязанные бечевками стопки газет и журналов. Взгляд выхватил корешки знакомых обложек: «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Звезда»… Надо же, Надежда Васильевна хранит прессу, приобретенную еще в советские времена.

   — Заварки нет, — объявила радушная хозяйка, войдя на кухню. — Из-за тебя чайник гонять не стану, он много электричества жрет. Говори, зачем пришел, и уходи.

   Я быстро оглядел крошечное, забитое всяким хламом пространство и понял: Надежда Васильевна тащит в дом всякую ерунду, подобранную на помойке. В кухоньке темно, на подоконнике навалены все те же печатные издания, за ними не видно стекла. Вместо светильника под потолком еле-еле мерцает пятнадцативаттная лампочка. На столе груда барахла, на полу пирамида из гнутых алюминиевых кастрюль. На древнем холодильнике три разномастных радиоприемника. Я в последний раз видел такие в глубоком детстве.

   — Долго молчать собрался? — осведомилась хозяйка квартиры.

   — Сядьте, пожалуйста, — попросил я. — У меня не очень приятная для вас новость.

   Уютная, чистая квартирка Аллы разительно отличалась от грязной норы Надежды Васильевны. Мне предложили прекрасно заваренный чай с печеньем.

   — По какой причине я решила, что с Валерией приключилась беда? — продолжила прерванный разговор Алла. — Она же еще молодая совсем и, когда жила с родителями, постоянно занималась спортом, ничем не болела. Знаете, я тогда грешным делом Наде завидовала: мои ребята постоянно в соплях, кашляют, а Лера без шапки в тонкой куртенке зимой бегает и не чихнет. На редкость здоровая была девочка. Давно с ней не виделась, но стойкий иммунитет, если уж он есть, никуда не денется. С чего бы ей в расцвете сил в гроб укладываться? Мой покойный муж был врачом и всегда говорил: «Хоть я давно медицинским чиновником стал, но не забыл, чему в институте учили. Можно ребенка в вату укутать, лучшие продукты ему покупать, но если генетика плохая, то ничего не поможет».

   Я молча слушал Аллу, а та начала рассказывать про своего покойного супруга.

   — Григорий Константинович Каверин сделал карьеру в Министерстве здравоохранения, в частности занимался выделением денег на различные дорогие операции, ведал устройством иногородних в больницы, решал конфликты, которые возникали между пациентами и врачами. Представляете, какое нервное, неблагодарное дело? Мужу нередко приходилось говорить людям категоричное «нет», объяснять, что не даст средств на хирургическое вмешательство у московских специалистов, потому что операцию можно сделать бесплатно в родном городе. В его кабинете часто раздавались рыдания, проклятия, один раз муж женщины, которой предложили вернуться в Екатеринбург и лечиться там, напал на супруга с ножом. Сотрудники вызвали полицию, но Григорий упросил отпустить мужика с миром. Помнится, он тогда сказал: «Люди совершенно уверены, что в Москве их непременно спасут. Не спорю, бывают случаи, когда помочь могут исключительно в столице, и тогда я изыскиваю деньги. Но чаще всего далеко ехать не надо, больного могут поставить на ноги в родном городе. Тем более если речь идет о Екатеринбурге, где есть прекрасные специалисты, а ряд клиник обогнал европейские по оснащенности и условиям содержания пациентов. Но когда я говорю об этом просителю, тот не верит, считает меня сволочью, гадом, требующим взятку, и теряет над собой контроль. Меня этот парень убивать не хотел, просто он из-за жены переживает. Нет у меня к нему претензий». Григорий Константинович был хорошим человеком, искренне жалел тех, у кого были серьезные проблемы со здоровьем, но всегда поступал по закону, соблюдал правила.

   Каверина замолчала, потом неожиданно спросила:

   — Лера покончила с собой?

   — Нет, ее убили. Ударили по голове, проломили висок, — объяснил я. — И мы пока не знаем за что.

   Хозяйка квартиры поправила жемчужные бусы, потом пробормотала:

   — Нехорошо про мертвую сплетничать, но если это поможет преступника поймать, то, наверное, надо рассказать. Лера не сама из дома ушла, ее родители выгнали. Давно это случилось. Такой у них тогда скандал разгорелся! Прямо стены тряслись. А спровоцировал его мой муж. Понимаете, у нас трое детей, супруг не мог иначе поступить, и я считаю, что он все правильно сделал, но вышла беда. Так вот, Лера как-то поздним вечером пришла к Григорию Константиновичу и попросила с ней поговорить… Бывали случаи, когда люди адрес чиновника Каверина узнавали и прикатывали, думали, что в домашней обстановке тот сговорчивей станет, но муж никогда ни с кем в квартире не беседовал. Дверь посторонним открывала я и строго говорила: «Каверина здесь нет, он живет в другом месте. Еще раз придете, вызову милицию». Но Лерочка-то своя, на наших глазах росла. Да, мы не дружили с Пименовыми, но и не конфликтовали. Надежда тогда выглядела нормальной, Алексей тоже казался приличным человеком, напрягов не было. Короче, Гриша позвал Леру в свой кабинет и долго с ней просидел. Потом девушка выскочила в слезах и убежала. Муж вышел на кухню и рассказал, зачем она приходила. Я чуть со стула не упала! Валерия просила выделить ей деньги на операцию по смене пола, сказала, что с юных лет ощущает себя неуютно в женском теле, является на самом деле мужчиной, у нее даже есть горячо любимая партнерша. Но не надо считать их лесбиянками, потому что Лера не женщина, а действительно Валерий, надо лишь исправить ошибку природы.

   — Неожиданный поворот, — пробормотал я.

   — Я бы сказала, шокирующий, — кивнула Алла. — Супруг сначала растерялся, потом постарался объяснить Лере, что денег на смену пола государство ей никогда не даст, подобную операцию делают лишь после серьезного психологического тестирования, этот вопрос решает консилиум специалистов. Но даже получив их согласие, сразу в мужчину она не превратится, придется вынести несколько операций, на это уйдет пара лет. Затем оставшуюся часть жизни ей предстоит пить лекарства. Кроме того, «переделанные» люди долго не живут, умирают спустя десять-пятнадцать лет после того, как сменили пол. Да еще возникнут проблемы с документами. Но Валерия не услышала разумных слов, заявила, что полетит в Таиланд, где такие операции поставлены на поток. Ну просто детская реакция: «Хочу сейчас, немедленно дайте!» Разве можно столь серьезное дело с бухты-барахты затевать? Гриша попытался внушить глупышке, что она, вероятно, ошибается, ничего мужского в ней нет, в двадцать лет человек еще слишком юн, плохо себя изучил, надо обратиться к психологу. А Лера твердила: «Дайте денег, я отправлюсь в Бангкок». Услышав жесткое «нет», Пименова зарыдала и, выкрикнув: «Все равно найду деньги, займу под проценты», — убежала.

   Алла аккуратно расправила скатерть.

   — Дети… Пока они маленькие, постоянно трясешься — заболеют, двоек нахватают, высшего образования не получат. А потом крошки вырастают и становится ясно: время, когда ты держал ребенка за руку, было самым спокойным. Малыш вырос, мама ему теперь не указ, и он начинает совершать глупости. Когда моему старшему сыну исполнилось двадцать, я с запозданием поняла: женское счастье — это когда все члены семьи дома и мирно спят в кроватях. После того как Лера убежала, я сказала Грише: «Ступай к Наде, расскажи ей и Алексею про мысль, которая укоренилась в голове Валерии. Девочка вне себя, не дай бог, правда отправится к ростовщику. И что дальше? Дурочка улетит в Таиланд, ее там изуродуют, вернется в Москву инвалидом, вся жизнь будет поломана. Родители обязаны знать, что затевает их неразумный ребенок. Представь, что наш Леня решил бы в женщину превратиться, а мы бы об этом уже потом узнали». Гриша крякнул и поспешил к Пименовым.

   Рассказчица, произнеся последнюю фразу, поежилась.

   — Ох, лучше б я его к ним не посылала. Что началось — жуть! Надежда, услышав рассказ соседа, заорала: «Вранье! Вы давно хотите нашу квартиру заполучить — у вас сын женился, детей наплодил, тесно стало. Мы люди порядочные, в семье подонков нет, не клевещите на Леру!» Алексей принялся стучать кулаком по столу: «Разврат не допущу, лучше ее убью. Не могла у меня шлюха родиться!» Вот какие люди Пименовы оказались. Гриша им объясняет: «Поговорите с дочкой по душам, сводите ее к психологу». А те в ответ: «Сплошная ложь, наш ребенок на дороге собой не торгует». Ну при чем тут проституция, а?

   Алла махнула рукой. Я слушал молча.

   — Григорий Константинович так и не смог дуракам ничего объяснить, пришел домой крайне расстроенный. А часа через два от Пименовых вопли полетели. Стены в нашем доме крепкие, звукоизоляция хорошая, но родители так на Леру орали, что мы с Гришей все услышали. Повторить их слова я не могу, сплошные ругательства. Отец с матерью обзывали девочку ужасными словами, потом на лестнице раздался грохот. Я в глазок посмотрела, увидела Валерию в домашнем наряде, без пальто, шапки, в тапках, лежащую у двери. Рядом валялась какая-то железная палка. Я дверь распахнула и ахнула: «Лера, у тебя все лицо в крови! Что случилось? Нужна помощь?» А она поднялась и говорит: «Уже здорово посодействовали, нажаловались предкам. Прощайте, пусть с вашими детьми так же кто-нибудь поступит, как вы со мной». И помчалась по лестнице вниз. Больше я ее никогда не видела.

   Хозяйка квартиры встала, достала из холодильника небольшой пузырек, отвернула пробку и начала капать лекарство в рюмку, по кухне поплыл запах валерьяны.

   — На следующий день часов в десять вечера у Пименовых опять дебош случился. Я разбирала шкаф в коридоре, услышала и посмотрела в глазок. Вижу, стоит перед их дверью хорошо одетая дама. А Надежда Васильевна, красная и потная, вопит на нее благим матом. Потом как толкнет незнакомку… Та пошатнулась, упала, затылком о ступеньку стукнулась и не шевелится. Думаете, Пименова испугалась? Поторопилась врача вызвать? Как бы не так! На пол плюнула и дверь захлопнула. Это я от испуга чуть не скончалась, ринулась к бедняжке: «Вы живы?» Она тихо отвечает: «Вроде да». Я ей помогла встать на ноги, смотрю — пальто грязное, на воротнике капли крови. Завела пострадавшую к себе, говорю: «Сейчас «Скорую» вызову и милицию, пусть Надежду накажут». Женщина испугалась: «Ни в коем случае! На голове просто ссадина, одежду легко почистить. И я сама виновата, Лера предупреждала, что родители у нее монстры. Да я девочке не поверила — разве мать с отцом враги своему ребенку? Валерия вчера к нам полуголая по холоду прибежала, в одном платье и тапочках, лицо разбито, сказала, что родители ее из дома выгнали. Я в ужас пришла, не ожидала такого от Пименовых. Мать-то Леры учительница! И сегодня пошла поговорить с ней».

   Алла вздохнула. Очевидно, та давняя история оставила глубокий след в ее памяти.

   — И что дальше было? — не удержался я от вопроса, так как рассказчица надолго умолкла.

   — Я стала незнакомке объяснять, что мой муж из самых благих побуждений попытался поговорить с соседями, мол, у их дочери есть некая психологическая проблема, которую необходимо решить, но они предпочли вытурить Леру вон. «Да, я поняла, что с ними бесполезно говорить, — кивнула гостья. — Попросила Надежду Васильевну отдать документы Леры — паспорт, студенческий билет, зачетку, о вещах даже не заикнулась. И видите, чем это обернулось? Извините, я доставила вам хлопот, сейчас уйду. В милицию обращаться не хочу, никому шум не нужен — начнется расследование, расспросы, пойдут сплетни». Конечно, я расстроилась. Бедная Валерия, думаю, как она теперь жить будет? Квартиры нет, диплом пока не получила, средствами не располагает… И знаете, что я услышала в ответ?

   Каверина устремила на меня взгляд, а я просто ждал продолжения рассказа.

   — Я очень удивилась ее словам, — снова заговорила Алла. — «Мы не бросим Лерочку, — пообещала дама. — Они с Сонечкой, нашей дочерью, не первый год дружат, учились в одном классе. А познакомились после того, как мы перевели Соню в этот район в новую школу, когда стало понятно, что девочке предстоит карьера профессиональной скрипачки. У дочки много времени уходило на работу с педагогом-репетитором, обычные уроки она не успевала сделать, а в старой школе учителя не шли нам навстречу, ставили двойки по математике, физике. Зачем музыканту точные науки, не понимаю… В общем, муж нашел учебное заведение с другими порядками, там на посещаемость смотрели сквозь пальцы, понимали, что Соня не станет поступать на мехмат, и не придирались. Дочка оказалась в новом классе, ее посадили рядом с Лерой, и вот с тех пор девочки неразлучны. Валерия после занятий в институте бежит к Соне, выходные проводит с нами, у себя дома она только ночует. Лерочка приучила Сонюшку к спорту, а та открыла перед подругой мир музыки, они очень хорошо дополняют друг друга».

   — Пименова была лесбиянкой? — переспросил Макс, когда я рассказал ему по телефону то, что узнал за сегодняшний день.

   — В юности она себя считала мужчиной, — уточнил я. — И, похоже, любила Соню Вайнштейн, чьи родители толерантно относились к нетрадиционной сексуальной ориентации дочери.

   — Оригинальный поворот, — протянул Воронов. — Это объясняет и ее манеру одеваться, и экстремально короткую стрижку. Я слышал, что у некоторых бывших спортсменок возникают проблемы с половой жизнью. Малопорядочные тренеры, желая вырастить чемпионов, дают подростку горы таблеток, среди которых немалая часть гормональных, и в неокрепшем организме происходит сбой. Но Валерии операцию по смене пола не делали, иначе патологоанатом сразу бы увидел, что к чему. Физически она оставалась женщиной. Спасибо, Ваня. Ты куда теперь направишься? Может, пересечемся, поужинаем?

   — Лучше поеду домой. Меня до сих пор потряхивает, — ответил я.

   — Почему тебя знобит? — удивился друг.

   — Сегодня свалился с двадцать пятого этажа, — объяснил я.

   — Это как? — оторопел Воронов.

   Я поведал приятелю историю, случившуюся со мной в элитной новостройке.

   Макс отреагировал, как риелтор Олег:

   — Поставь свечку в церкви.

   — Вот уж не ожидал услышать эти слова от тебя, — засмеялся я.

   — Кретин! — разозлился Макс. — Ты хоть понимаешь, что чудом избежал смерти?

   — Через некоторое время после того, как встал с тюков с утеплителем, осознал случившееся, тогда и начался озноб, — признался я. — Поэтому лучше я поеду домой и выпью чаю с коньяком.

   — Никогда не суйся в темное помещение, — велел Макс. — Не шляйся по стройкам.

   — Не буду, — пообещал я, — одного раза хватило.

   Едва я вошел в прихожую, как из коридора выглянула Таня.

   — Ваняшка! Как день прошел?

   — Нормально, — улыбнулся я.

   — Это не ответ, — покачала головой она. — Мой руки и садись за стол. Оладьи будешь? Шикардос получились, пуховые, воздушные. Илюха уже пятнадцать штук съел.

   Я не любитель всякого рода изделий из теста, но сейчас совершенно неожиданно мне жутко захотелось оладий!

   Таня обрадовалась.

   — Ага, вижу по глазам, угодила. Хвастаться не стану, но мои оладушки самые вкусные в Богдановске. Эй, стой! Сначала в свою спальню зарули, там тебя ждет подарок.

   — От кого? — удивился я.

   — От меня, — смущенно ответила Татьяна. — Пойди, глянь. Иссомневалась вся выбираючи, боялась, вдруг не впору будет.

   Я отправился в комнату, увидел на кровати сверток, упакованный в дешевую подарочную бумагу голубого цвета, и прикрепленную к нему с помощью бантика из самоклеящейся фольги открытку.

   — Как упаковочка? — спросила из коридора Татьяна. — Шикардос? Голубой — лучший цвет для мужика. Завертщица предложила черную, но я же не на похороны собралась! Ваняшка, можно я зайду? Очень хочу поглядеть, как ты обрадуешься.

   Я не успел ответить, Таня вихрем ворвалась в спальню.

   — Сначала письмо прочитай, там стихи хорошие. Чего стоишь? Ладно, давай я сама…

   Она схватила открытку и нараспев продекламировала:

   — «Пускай пройдет сто тысяч лет, тебя я, друг, не позабуду. Помог поверить в чудо ты, спас от душевной черноты. И я спасибо говорю, что есть на этом свете ты». Не умею я, Ваняшка, так складно изъясняться, поэтому взяла карточку с красивым стихом.

   Я растрогался.

   — Спасибо, Танечка, мне очень приятно.

   — Сейчас еще клевее станет, — пообещала жена Ильи. — Разворачивай обертку. Внутри — вещь! Лучше ни у кого нет. Ну разве что у Илюхи такая же. Эй, ты что делать собрался?

   — Упаковку разорвать, — пояснил я.

   — Вот нет у тебя жены, потому глупости и делаешь, — покачала головой Таня. — Зачем раздирать бумагу? Она дорогая, надо аккуратненько развернуть, потом сложить и убрать. Наступит Новый год или Восьмое марта, понадобится кого поздравить, купишь духи и дома в эту красоту завернешь. Дело нехитрое, у любого дурака влегкую получится. Ладно, я сама… Опля! Считай, сэкономил Ваняшка сто рублей на упаковке. Ну, гляди. Как, а?

   Я уставился на нечто темно-синее с белыми полосами.

   — От восторга язык проглотил! — захлопала в ладоши Таня. — Илюха, иди сюда!

   — Зачем? — донеслось из гостиной.

   — Посмотри, как Ваняшка ликует!

   — Потом.

   — Нет, сейчас!

   — Футбол идет.

   — И чего? Сразу скажу, чем закончится — нашим голов навтыкают. Топай сюда.

   Раздались шаги, в комнате возник Илья в тренировочном костюме с надписью «Atdedas». Я сглотнул слюну.

   — Суперская вещь, — зачастила Таня, — купила вам с Илюхой одинаковый прикид. Свезло невероятно! За один набор хотели восемь сотен, а два за тысячу четыреста отдали. Сшито в Америке. На подкладке. Материал дышит.

   — Лишь бы тряпка не храпела, — заржал Илья, — а то телик смотреть помешает.

   — Вечно ты со своими шуточками… — засмеялась Таня. — Сейчас красавцем смотришься. Не вздумай снять! Мне твоя рваная футболка и штаны растянутые поперек горла встали. Изволь дома шикардос выглядеть. Я же не хожу росомахой, завсегда в аккуратном халате, кружевом его отделала. Не смей спорить, я лучше знаю, что мужику надо.

   — Жарко, — закапризничал Илья.

   — И хорошо, — не дрогнула жена, — пар костей не ломит. Ладно, пошла чайник ставить.

   Мы с Ильей остались вдвоем.

   — Эх, бабы… — вздохнул родственник. — Чего с них взять? Начнешь спорить, дороже выйдет. Я, Вань, так считаю: уступи женщине в малом, а в большом на своем настаивай. Оно, конечно, нам с тобой в старой-то футболке и штанцах разношенных удобней, но спокойно и в костюме походим. Если по каждому вопросу жене перечить, она к такому разговору привыкнет и ваще тебя слушать перестанет. Жарко, но я перетерплю, зато, когда серьезное дело затеется, тут уж кулаком по столу: мол, молчать, мужик проблему решит, сиди тихо. Вот это по-правильному будет. Как считаешь?

   — Угу, — пробормотал я, разглядывая презент.

   — Го-о-ол! — заорал телевизор.

   — Ёжкина матрешка, пропустил, — спохватился Илья и убежал.

   Я осторожно потрогал пальцем куртку. Честно скажу: гаже дряни в жизни не видел.

   — Ваняшка! — закричала за спиной Таня.

   Вздрогнув, я обернулся.

   — Чего стоишь? Надевай.

   Я изобразил на лице подобие улыбки.

   — Дома жарко, боюсь вспотеть, брюки помну. Пусть пока обновка полежит в шкафу.

   Лицо Тани стало несчастным.

   — Не понравилось…

   — Ну что ты, — возразил я, — вещь прекрасная.

   — Почему тогда примерить отказываешься?

   — Ну… жарко, — повторил я аргумент Ильи.

   — Понятно, — горько вздохнула Таня, ссутулилась и ушла.

   Я еще раз посмотрел на куртку со штанами, на голубую бумагу, бантик из фольги, на открытку со стихами, вздохнул, закрыл дверь, разделся, натянул на себя уродство, неожиданно оказавшееся мягким и уютным, и отправился в столовую.

   — О, Ваняшка, красавец! — закричала Татьяна. — А я уж подумала, что не угодила, расстроилась. Не денег жалко, хоть семь сотен на дороге не валяются, хотела тебе радость доставить.

   — Костюм шикардос, — выпалил я, — полный восторг. Не хотел примерять, потому что боялся помять, но не удержался. Ну, Танюша! Ну, угодила!

   Она радостно засмеялась и толкнула Илью, сидевшего в кресле.

   — Глянь на брата. Супер ему?

   — Ага, — ответил Илья, не отрывая глаз от экрана. — Во позорники! За что им ломовые деньги платят? Стыдоба смотреть.

   — К столу садитесь, — приказала Таня, — оладушки остынут. Ваняшка, слышишь звонок? Вроде твой телефон поет. Он в прихожей лежит, у зеркала.

   Я поспешил в холл и увидел, что меня разыскивает Воронов.

   — Не спишь? — спросил Макс.

   — Чай с гостями пить собрался, — ответил я.

   — Хотел тебе интересную вещь сообщить, — продолжил друг. — Кассирша концертного зала «Симфония» рассказала тебе, как на похоронах Софьи Вайнштейн некая сумасшедшая кричала, что ей должны вернуть положенную в гроб дорогую скрипку, поскольку инструмент приобрел ее муж, отец погибшей. Так?

   Я сел на стул у двери.

   — Да. К сожалению, кладбища и крематории приманивают неадекватных людей, те подпитываются чужими отрицательными эмоциями. Да и на открытых судебных заседаниях в залах часто сидят шизоиды, не имеющие ни малейшего отношения ни к подсудимому, ни к потерпевшим.

   — Верно, — согласился Воронов. — Но я, зная дату погребения Софьи, проверил, не забирали ли кого в тот день с погоста «Бантик» в отделение. Кассирша не ошиблась, одна гражданка учинила скандал у могилы. Угадай, как ее звали? Лазарева Марина Андреевна.

   — Жертва маньяка! — подскочил я. — Как и Софья Вайнштейн. Значит, две убитых связаны между собой.

   К столу я вернулся в глубокой задумчивости.

   — Положу тебе горяченьких оладушков, — засуетилась Таня. — Варенье бери. Домашнее, сама варила, не покупное барахло. Вот, сегодня банку открыла.

   Я посмотрел на стеклянную емкость, увидел на ней криво наклеенную бумажку, прочитал надпись: «Джем из мозга кота» и уронил вилку.

   — Экий ты неаккуратный, Ваняшка, — укорила Таня. — Ща чистую дам. Чего прижух? Сидишь тихо, словно нашкодил. Случилось что плохое? Кошелек потерял? Паспорт украли? Машину, не дай бог, разбил? Давай сама вареньица на тарелочку шмякну.

   Таня схватила столовую ложку, зачерпнула из банки нечто серо-розовое с темно-бордовыми вкраплениями, плюхнула отвратительный продукт в розетку и заулыбалась.

   — Праздник у нас сегодня, Ваняшка, поэтому к ужину вам с Илюхой я открою шампаньское. Лучшего ты никогда не пил — тоже домашнее. Вот!

   Таня принесла из холодильника литровую бутылку с белой пластиковой пробкой, примотанной к горлышку проволокой, торжественно водрузила в центр стола и спросила:

   — Ваняшка, наверное, спросить у нас чего хочешь?

   Я покосился на джем, медленно расползавшийся по розетке, передернулся и не выдержал:

   — Прости, Таня, не хочу есть.

   В глазах ее заплескалось невероятное изумление.

   — Не любишь оладьи?

   — Попробуй, Ваня, Таняха лучше всех блины печет, — подал голос Илья.

   — Не могу смотреть на варенье из мозга, — признался я. — Похоже, у несчастного животного случился инсульт, от которого оно и скончалось. Я не патологоанатом, но эти темные сгустки похожи на кровоизлияние.

   Таня посмотрела на Илью.

   — Что это с Ваняшкой?

   — Не знаю, — занервничал муж. — Эй, братан, никак ты заболел?

   — Читает слишком много, — вздохнула Таня, — голова совсем не отдыхает. Ваняшка, жить надо иначе. Ты прям конем пашешь: утром встал, по-людски не поел, горячего не похлебал и сразу в кабинете закрылся, а потом вон уехал, и до ночи тебя дома нет. А назад затемно вернешься, чаем надуешься и снова бумагой за столом шуршишь или сидишь, в книгу нос уткнув. Извини, коли не в свое дело лезу, но ты еще пьешь. Прячешься, правда, при родичах бутылку не вытаскиваешь, но я из кабинета со столика у кресла который день подряд здоровенный пузатый бокал убираю. Жениться тебе надо, детей завести, тогда по-другому жизнь потечет, счастливо. После службы ребятишками займешься, модели клеить станете, головоломки из кусочков собирать. Правда, коробки с ними дорогущие, но их надолго хватает — Илюха с Полиной громадную картину целый год складывали, теперь живопись у нас на стене в гостиной висит, быт украшает. По выходным на рынок с бабой за продуктами пойдете. Вечером детей теще сдадите, а сами в кинушку, попкорну там возьмете, пивка… Ваняшка, жизнь должна течь радостно, а у тебя одна маета. Вот уеду я домой, кто о тебе позаботится? Домработница? Так она чужой человек. Подумай, как умирать будешь? Не по-людски получится. Надо, чтобы все у кровати встали, простились, поплакали, потом помянули. У нашей соседки дочка молодая, здоровая, красивая и не замужем. Хочешь, сосватаю? Знаю девочку с детства — честная, хозяйка умелая, приданое за ней хорошее, семья обеспеченная, магазин на шоссе держат.

   Ко мне вернулся дар речи.

   — Таня, я не алкоголик, просто люблю перед сном насладиться малой толикой коньяка.

   — Стакан здоровенный, — уперлась она, — туда полбутылки влезает.

   Я решил не объяснять ей, что благородный напиток в объеме примерно тридцати миллилитров наливают на дно фужера особой пузатой формы, а потом медленно потягивают, согревая его в ладонях. Просто повторил:

   — Не стану есть варенье из мозга кота.

   Татьяна округлила глаза.

   — Чего так? Вкусно же. Может, хочешь другое попробовать?

   Она встала, вынула из холодильника другую банку и протянула мне.

   — Вот.

   Я машинально взял склянку и чуть не выронил ее, увидев этикетку: «Джем из мозга сурка».

   — Ну, вскрывай, — поторопила Таня, — подними крышку. Здесь еще корица и изюм.

   — От кота лучше, — скривился Илья. — От сурка очень на начинку для пирога похоже, невкусно совсем.

   — Зато Полинке нравится, — возразила Таня. — А тебе от сурка и не предлагаю. Но если Ваняшке кот не нравится, может, ему от сурка хорошо станет.

   — Никогда! — бурно отреагировал я. — Умирать с голода стану, но не прикоснусь к…

   Слова закончились, я замолчал.

   — Да почему? — заморгала Таня. — Объясни, что не так?

   — Аллергия? — спросил Илья. — Бывает. А на что?

   — Небось на землянику, — предположила Таня. — Или на малину. Обычно от красного пятнами покрываются, на антоновку такого не случается. Хотя там же еще голубика. От чего ты, Ваняшка, чешешься? От какой ягоды?

   — Спокойно ем клубнику и всех ее родственников, — ответил я. — Но к мозгу не прикоснусь.

   — Ваняшка, там малина, опаданка, земляника, голубика и антоновка, — нараспев произнесла Таня. — Чего тебе не нравится?

   — Где? — не понял я.

   — В джеме. Туда много вкусного напихано.

   Я выдохнул.

   — Варенье — микс из ягод?

   — Никакого микса нет, — отрезала Танюша — Только, повторяю, малина, опаданка, земляника, голубика, антоновка. Получается мозга́ или мо́зга, кто как говорит.

   — Аббревиатура, — наконец-то догадался я. — А при чем здесь кот?

   — Вареньице первым дядя Миша Кот придумал, — засмеялась Татьяна, — когда у него море опаданки уродилось. С тех пор в Богдановске стали джем из мозга по рецепту Кота варить. Народ рецепт улучшать затеял, но не очень вкусно получалось. Одни сливу добавляли, другие вишню — нет, не тот вкус. Варька вообще тыкву запихнула. Брр! Сейчас в Богдановске осталось два варианта. Один Кота, он самый ходовой, другой Ленка Суркова изобрела — там ягоды, как у Кота, но она еще корицу с изюмом подкладывает. Оригинальненько. Полинке нравится, а Илюхе нет. Завсегда делаю оба рецепта и подписываю, чтоб не перепутать: «Варенье из мозга Кота» или «Джем из мозга Сурка». Ленку в Богдановске Сурком кличут, по фамилии. Попробуй, не отворачивай сразу нос. Нельзя разобрать вкус вприглядку.

   Я откинулся на спинку стула и сказал:

   — Никогда не слышал про опаданку.

   Таня повернулась к мужу.

   — Как ему объяснить? Опаданка — это опаданка.

   — Мелкая, в июне зреет, — попытался просветить меня родственник. — Темно-красная, вкусная.

   — Ясно, — кивнул я и взял один оладушек.

   — Илюшка, открой шипучку, — приказала Таня. — У нас, Ваняшка, праздник: благотворительный фонд выдал деньги Полинке на лекарство.

   — Хватит на два месяца, — радостно добавил Илья. — Потом еще выделят, никуда не денутся. Я с ними договорился, работу им кое-какую сделаю.

   — Вот у меня муж какой! — воскликнула Таня. — Лишнего слова не скажет, а для ребенка в лепешку расшибется.

   — Да ладно тебе, — смутился Илья, — свое же дитя, кровное, ради него и живем. Ваня, подставляй стакан.

   Я протянул бокал, увидел на бутылке этикетку «Шампаньская из ада» и, стараясь не расхохотаться, спросил:

   — Вино на базе антоновки?

   — По запаху сообразил? — засмеялся Илья, разливая светло-желтую жидкость по бокалам. — Ну ты прямо нюхач!

   — Антоновка, дрындовка и абрикос, — пояснила Таня. — Свое винцо, не купленное. У меня абрикосов много уродилось, они не такие, как на юге, мелкие, на вишню смахивают размером, но вкус правильный. Дядя Миша Кот у нас чисто Мичурин, это он для Богдановска абрикосики вывел.

   Я решил не уточнять, что за зверь такой дрындовка, попробовал напиток и одобрительно кивнул:

   — Сидр! Качество прекрасное. Неужели, Таня, ты сама его сделала?

   — Ну так! — с гордостью за жену воскликнул Илья. — Приедешь к нам летом в Богдановск, спустишься в подпол и обомлеешь — чего только моя хозяйка не сгоношила! Хотя тебе, наверное, туда ходить не надо, еще очумеешь от запахов: окорока копченые, колбаса домашняя, сыр. Вот я после того, как мы с тобой бомбочку на вашей даче смастерили, нос испоганил, почти совсем нюхать не могу. Зато когда другие курят, не задыхаюсь.

   — Бомбочку? На даче? — удивился я. — Илья, я не помню наших совместных детских игр.

   — Так и знал, что ты забыл, — хмыкнул родственник. — Ща напомню. Мой отец один раз поехал в Москву, мне тогда восемнадцать исполнилось, а тебе, значит, меньше стукнуло. Скажу сейчас, Ваня, честно о себе в молодости. Ох и дураком же я рос! Поискать таких! В армию меня не взяли по состоянию здоровья. Ростом я не вышел, телом тоже, мне твоя, Вань, одежда подошла. Ну да лучше по порядку объяснять… Чего, спросишь, мы в столице потеряли? Так у папани с легкими болезнь приключилась, кашлял он сильно, кровью плеваться начал. Мать взяла и Павлу Ивановичу в Москву письмо накатала: «Помогите, Христа ради, Петр умирает. Вы человек известный, найдите в столице врача хорошего». С мужем она не посоветовалась, личную инициативу проявила. На ответ маманя не надеялась, конверт в ящик опустила и тут же пожалела. Но твой батюшка нам позвонил и пригласил приехать, денег выслал на два билета. Наверное, думал, больной с женой прикатит. Но родители мои решили иначе: пусть сын столицу посмотрит, может, больше случая не представится. Принял нас Павел Иванович вежливо. На дворе лето стояло, он на даче жил, а супруга его куда-то на море отдыхать отправилась, по хозяйству домработница хлопотала, имя ее позабыл, вроде Тамара.

   — Таисия, — улыбнулся я. — Она по сию пору у Николетты служит.

   — Суровая баба, — крякнул Илья, — прямо зашпыняла меня. А когда твой отец велел ей мне кое-какие вещи подарить, разозлилась, но ослушаться побоялась. Вручила мне замшевые шорты, рубашечку клетчатую, носки белые, сандалии и прошипела: «Привезли голодранца, думают, оденут пенек в импортное, станет как Ванечка. Тьфу, смотреть противно!»

   Илья рассмеялся.

   — Мне одежонка совсем не понравилась. И стыдно показалось короткие штаны носить. Что я, детсадовец? Девять классов уже окончил, в техникуме учился, скоро диплом должен был получать. Да и носки белые с обувью из ремешков одни девчонки носят. Но раз велено, нацепил. Глянул на себя в зеркало: ну чистый клоун. Одна сорочка хорошая, я ее потом в Богдановске таскал.

   — Шорты были из Германии, я тоже их не любил, но матери они нравились. И белые носки ее идея. Маменька вместе с отцом в Мюнхен ездила, увидела там, как одеты немецкие дети, и решила своего сына нарядить по их примеру. Отец никогда с ней не спорил, но, наверное, понимал, что мне эта одежда не по вкусу, поэтому и подарил вторую пару дурацких штанов гостю. Я начинаю вспоминать ваш визит в Авдеевку: подросток и с ним мужчина. Когда Николетта вернулась с курорта, отцу здорово влетело за отданные шмотки. Странно, что они тебе впору пришлись, я же младше.

   — Ваняшка, ты каланча длинная, в отца пошел, — вмешалась Таня. — А Илья в мамашу свою уродился, роста в нем маловато и тела немного, сорок шестой размер сейчас носит. Но не думай, что брат хилый, он жилистый, мешки с картофлем легко таскает. Илюха, ты Ване про фотоаппарат расскажи!

   — Какой? — заморгал муж.

   — Позабыл? — в свою очередь удивилась жена. — Ну даешь! До недавнего же времени им еще пользовался. Понимаешь, Ваняшка, Илюха со второго класса увлекся фотоделом, в школе у них кружок работал, и в девять лет он умел пленку проявлять, кадры печатать. Когда мы поженились, я разрешила ему к дому пристройку сделать, там у Илюши все-все для фоток. И альбомов горы. Он ни один снимочек за все годы не выбросил, хранит даже неудачные.

   Илья попытался остановить жену:

   — Да ладно тебе меня нахваливать!

   Таня отмахнулась.

   — Дай договорить. Родители Илюшки, видя сыновний интерес, купили ему самый дешевый фотик, им он снимал много лет, с ним и в Москву отправился. А Павел Иванович приметил, как племянник аппарат бережет, и подарил ему свой. Немецкий, дорогущий! Из Германии привезенный! До сих пор работает! Качество! Илюха, у тебя же точно заныканы снимки, которые ты на даче у Подушкиных сделал, организуй для Вани копии, а?

   — Ладно, — после паузы кивнул Илья. — Заканчивай болтать, если муж говорит, бабе помолчать следует. Так вот. Мы с тобой, Ваня, по росту и размеру совпали, а по характеру ну вообще никак! Ты тихий, а я бойкий, со скуки чуть на вашей даче не помер. На речку сбегать нельзя, костер разжигать запрещено, Ваня с книжкой на дереве сидит, в футбол играть не хочет. Жуть, как мне московский школьник не понравился. Я тебя напугать решил, порылся у вас в чулане, сделал бомбочку из хозяйственных средств, поскольку большой мастак по этой части был, залез к тебе наверх в укрытие и говорю: «Хочешь колодец взорву?» Ты затрясся, а мне того и надо. Швырнул вниз свою поделку, она упала и лежит, не шевелится. Ты рассмеялся и подначил: «Не сработало!» Я тебя за те слова с дерева пихнул, ты упал, из коленки кровь потекла, заплакал, похромал домой. Я пошел к бомбочке, посмотреть хотел, что с ней, и тут ба-бах! Хорошо не вплотную приблизился, мог ведь инвалидом остаться, а так лишь нос обожгло. Стою, моргаю, вдруг слышу крик домработницы, визг прямо: «Павел Иванович! Бандит Ванечку убил! Мальчик в крови, ноги-руки поломал! Что же это делается? Из милости их в дом пустили, обогрели, накормили, а они ребенка нашего изуродовали. «Скорую» вызывайте, в больницу надо». Я перепугался, на дерево взлетел, в твоем домике спрятался. Гляжу, сначала Павел Иванович к колодцу подошел, нахмурился, надулся, головой покачал. На остатки бомбочки посмотрел, собрал их и унес. Я на дереве до утра просидел, думал, тебя правда в палату отвезли, операцию делают. Как рассвело, на дачу тишком вернулся. А куда деваться? Гляжу, отец чернее тучи, сумка наша собрана, ни Павла Ивановича, ни Вани, ни Таисии рядом нет, шофер писателя сидит злой, хуже волка.

   — Иосиф Петрович был латыш, — включился я в рассказ, — он всегда сердитым казался, а на самом деле добрейшей души человек.

   — Нас с батькой в машину посадили, в гостиницу свезли, никто с нами попрощаться не вышел, — продолжил Илья. — По дороге папаня мне затрещин надавал, а в номере сказал: «Дурак! Зачем бомбочку сделал? Только с Павлом отношения налаживаться стали, бац — сынок подлянку устроил». Я в слезы: «Прости, батяня, всего-навсего хотел Ваню-дурака напугать. А чего он ведет себя, как мешком пристукнутый? Неужели я сильно его поранил?» Батя в ответ: «Коленку пацан ободрал, нянька шум подняла, врача позвала, в кровать парня уложила. Больше Павел нас никогда не пригласит. Сказал на прощание: «Петр, наши пути давно разошлись, ты знаешь, кто виноват в разрыве отношений. Врача тебе хорошего я нашел, денег ему заплатил, номер в отеле тоже за мой счет. Но это все. Не надо нам брататься, слишком мы разные, живем в перпендикулярных мирах». Доктор велел лекарств купить, и через полгода папаня про кашель забыл. Неужели совсем нас не помнишь?

   Я смутился.

   — Прости, Илья, очень отрывочные, только сейчас всплывшие моменты. Давно дело было. Наверное, я был маленьким избалованным барчуком, не походил на твоих одноклассников. Таисия меня обожала и до сих пор души во мне не чает, считает родным сыном. Няня у нас в доме появилась давно, думаю, она знала, что Петра в юности посадили за решетку, поэтому негативно отнеслась к его визиту. Сделанная тобой бомбочка и моя случайно разбитая коленка послужили, по ее разумению, отличным поводом, чтобы избавиться от постылых родственников.

   — Занятная штука жизнь, — пробормотал Илья. — Порой кажется, что она тебе по морде надавала, а потом так все по-хитрому выворачивается, и ты понимаешь: не пощечина тогда прилетела, а удача великая. Просто сразу скумекать не смог, какой подарок получил, через годы правда открылась. Не зря говорят: все плохое к хорошему.

   — И чего хорошего в том, что вас из дома турнули? — всплеснула руками Таня. — Илюха, есть у тебя в характере странная черта: вечно ты всех оправдываешь. Павлу Ивановичу следовало самому мозгами раскинуть, на ногу Ваняшки глянуть, а не глупой бабе доверять. Ничего приятного в той истории я не вижу.

   Илья почесал затылок.

   — Ну… Потом я долго о поездке в Москву думал и сообразил: нельзя балбесом жить, бомбочки швырять, надо учиться, взрослым становиться. Вывод сделал и решил двойки исправить. А то мог, как Серега Панин, начать квасить и в овраге помереть.

   — Хватит детство вспоминать, — остановила мужа Таня. — Давайте программу смотреть, люблю ее до смерти, называется «Оденем всех». Ваня, садись в кресло. Сейчас про моду расскажут. О! Сегодня Стефания ведет! Больше Антонины ее люблю — та с вывертом, говорит заумно. По очереди они на экране показываются.

   Произнесенное Таней редкое имя меня удивило, я бросил взгляд на экран и не удержался от возгласа:

   — Тефи!

   — Дружишь с ней? — поразилась Татьяна.

   — Знаком со Стефанией Теодоровной, но понятия не имел, что она телеведущая, — продолжал я удивляться.

   — Выключи, — неожиданно велел Илья, — нечего глупости смотреть.

   Жена прикинулась глухой.

   — Ой, Ваняшка, можешь меня с ней познакомить? Прямо восхищаюсь Стефанией!

   Илья ткнул пальцем в пульт, экран погас, брат встал и рявкнул:

   — Сказано было один раз: хорош на тупость пялиться. Белье не стирано, посуда не мыта, на плите грязь, а баба в телик глазами уперлась. Займись делом!

   Высказавшись, Илья ушел. Таня обиженно шмыгнула носом.

   — Чего это с ним? Никогда так себя не вел. Напраслину на меня возвел: давно рубашки-трусы чистые, переглажены. Тарелки с чашками на столе стоят, ну так мы еще ужинать не перестали. А плита в порядке. Какая муха с перепою Илюшку цапнула?

   Я постарался найти объяснение странной гневливости родственника, никогда ранее при мне не повышавшего голос.

   — Илья рассказал про происшествие с бомбочкой и расстроился. Конечно, неприятно вспоминать, как тебя вместе с отцом с чужой дачи выставили. Еще он из-за Полины нервничает.

   — Сам виноват, — всхлипнула Таня. — Если в гости пригласили, неча безобразничать. Обидно мне, Ваняшка, я тоже за дочку переживаю, но ведь не хамлю.

   Я попытался вразумить ее:

   — Танечка, Илья выпросил деньги у благотворительного фонда, ему пришлось нелегко. И женщине-то обидно с протянутой рукой стоять, а мужчине это втройне неприятно, он как будто расписывается в собственной несостоятельности, вроде не может сам заработать средства для семьи, это сильно бьет по его самолюбию. Но твой супруг переступил через себя ради ребенка, уж прости ему минутный взбрык.

   — Ладно, — повеселела Татьяна. — Передача, которая сейчас идет, хорошая, ее раз в неделю показывают. Я впервые ее увидела, когда нам в областной больнице Полин диагноз сказали и сумму написали, в которую таблетки с уколами встанут. Мы офигели, сели с Илюшкой дома на диван, я телик машинально включила, а там Стефания рассказывает, как дешево и красиво одеться. Я на платье поглядела и слегка от мрачных мыслей отвлеклась. Илья тоже на экран уставился, аж рот открыл. Потом сказал: «Дал господь крест, понесем его без слез. Денег я наскребу». Я в ответ: «Откуда? В каких сусеках пошаришь? У нас три копейки в запасе, у приятелей тоже негусто». Илюха план изложил: «В конце программы, что мы сейчас видели, надпись шла: спонсор — фонд модных проектов. И я вспомнил, что есть организации, которые больным детям помогают. Не волнуйся, я все улажу». Зачем он теперь дудит, что передача дрянь? Она же ему отличную мысль подсказала!

   — Подумаешь, сказал муж пару несправедливых слов… Ты же умная женщина, не обращай внимания, — улыбнулся я. — Разве важно, что мужчина говорит, главное, что он делает. Илья смог найти деньги, это самое важное.

   Татьяна вскочила.

   — Твоя правда! Побегу, поговорю с ним, похвалю. Скажи, Ваняшка, в Москве ноутбуки дорого стоят?

   Я удивился вопросу.

   — По-разному, можно и за бюджетные деньги найти. А почему ты интересуешься?

   — У Илюшки через неделю день рождения, — перешла Таня на шепот, — а он, как маленький, на игрушки подсел. Пару лет назад муж в богатом доме проводку прокладывал, хозяин ему свой старый комп подарил. Полинка его враз освоила и отцу одну ерунду показала — как птицами по свиньям пулять. По мне, это лабудень полная, а они вдвоем по вечерам веселились. Поля спать ляжет, Илюха же все у экрана сидит — в танки какие-то режется, одноклассников своих нашел, переписываться с ними стал. Научился мастерски с компьютером обращаться, теперь даже больше дочки в нем понимает.

   — У вас дома есть Интернет? Ты ничего не путаешь? — остановил я Таню. — Может, Илья не в социальной сети прописался, а какую-то игру под названием «Одноклассники» приобрел?

   — Не в тундре живем, — отбрила Таня, — и до Богдановска прогресс докатился. Я сама Интернетом не владею, не нужен он мне, а Илюха подключился. Бесплатно. Мы на первом этаже живем, через стенку ресторан «Хата» на всю округу гремит. Готовят там хорошо, народ издалека покушать приезжает, а еще хозяин для посетителей установил какую-то вафлю, чтобы люди могли обедать и одновременно на компьютере работать.

   — Может, вай-фай? — улыбнулся я.

   — Мне без разницы, как эта штука называется, — отмахнулась Таня. — У нас та вафля хорошо работает в гостиной. Я сначала над мужиком посмеивалась — вот забаву себе нашел! Но не ругала: дома ведь сидит, не с приятелями время проводит. А когда Илюшка через Интернет благотворительный фонд нашел, тут мое отношение к компьютеру совсем положительным стало. Только Илья переживает, что в его комп не каждая игрушка попадает. Помнишь, Катю с рынка, торговку овощами? Сбегала я к ней сегодня, сговорились, что пошью ей за две тысячи куртку с кружевными вставками. Мне одежонку сгоношить — как плюнуть, враз управлюсь, к тому же удалось еще в Богдановске пять штук на хозяйстве сэкономить. Как думаешь, за семь тыщ можно новый агрегат взять?

   Я встал из-за стола.

   — Не знал, что у Ильи скоро праздник. Предлагаю приобрести ему совместный подарок: твоя заначка плюс моя добавка — получится отличный современный лэп-топ.

   — Согласна! — обрадовалась Таня.

   На следующий день около часа дня мне позвонил Макс.

   — Занят?

   — Не очень, разбираю бумаги, — ответил я. — Разузнал что-то интересное?

   — У меня такое впечатление, будто это ты опытный следователь, ведешь дело, а я новичок на подхвате, — устало вздохнул Воронов. — Ладно, не обращай внимания, что ворчу… Твоя догадка насчет профессора Гитанова оказалась верной. Когда Игорь подлечился после ДТП, физически окреп, к нему в клинику пригласили Владимира Семеновича Гитанова, известную личность. Тот занимается аутистами, но не взрослыми, а детьми, организовал для них еще в советские годы сад, школу, пытается социализировать ребят и добился впечатляющих успехов. И почему именно его позвали к Гарику, который давно вышел из детского возраста, ты, Ваня, тоже верно сообразил. Оказывается, Гитанов лечил его маленького.

   Я не смог сдержать любопытства.

   — Интересно, какой диагноз поставили тогда ребенку?

   — Сейчас объясню, — пообещал Воронов.

   Я сел в любимое кресло, положил ноги на скамеечку и приготовился слушать.

   — Первые роды у Стефании проходили тяжело, произошло обвитие пуповины вокруг шеи плода, новорожденный появился на свет почти задушенным, но опытный врач-акушер спас его. Сколько времени младенец не дышал, точно не знает никто, но ведь даже очень короткая асфиксия способна навредить мозгу. Первую неделю жизни Гарик провел в реанимации, да и потом запаздывал в развитии: до трех лет не разговаривал, не проявлял интереса к книжкам-игрушкам. Малыш не бегал, не шумел, не требовал к себе внимания, зато любил перебирать крупу: садился вместе с няней-домработницей за стол на кухне и старательно отделял пальчиком хорошие зернышки от сора. Потом один из пациентов Константина Гусева, часто выезжавший за границу чиновник, привез Ростику, Владику и Игорю пазлы. Забава, о которой в России тогда не слышали, старших ребят не привлекла, они открыли яркие упаковки, высыпали содержимое, перемешали его и умчались гулять. А четырехлетний Игорек аккуратно разобрал гору кусочков и сложил картинки. Через некоторое время мальчик увлекся созданием копий дворцов. Ростик и Владик не могли и двух минут усидеть на месте, Гарик же отходил от письменного стола только в туалет. Старшие дети ненавидели делать уроки, в первом классе им пришлось нанять репетиторов. Сначала в доме появилась одна учительница, но она быстро поняла, что ей не справиться с близнецами, те просто не слушают ее, вертятся, бузят. Пришлось приглашать второго педагога.

   — Постой, откуда ты узнал столько подробностей? — удивился я.

   Макс кашлянул.

   — Я хотел про Гитанова объяснить, а начал все сразу выкладывать. Ладно, попытаюсь рассказать по порядку. Ты случайно узнал, что у непутевой дочери Константина Гусева родилось два мальчика. Один из них, Владик, погиб студентом.

   — Точно, — перебил я приятеля, — парень сел пьяным за руль, отправившись выручать из беды свою девушку Анжелику, и разбился.

   — А Ростислав в подростковом возрасте упал в колодец, — продолжил Воронов. — Милиция тогда опросила членов семьи, решили, что произошел несчастный случай, и все. А я подумал: вдруг о Ростике есть какая-то информация в бумагах? Добыл то дело из архива и внимательно прочитал. Свекровь Тефи, Елизавета Георгиевна, подробно рассказала о детях, объяснила, что близнецы из-за неправильного поведения их матери во время беременности оказались гиперактивными. Причем Ростик был в разы шебутнее Владика.

   — Подруга Тефи Галина упомянула, что Владик рос двоечником, безобразником, но обаятельным, веселым, имел массу друзей, — напомнил я. — А Ростик был злым, легко впадал в ярость, не контролировал отрицательные эмоции.

   — Прабабушка близнецов не ругала, — перебил меня Макс, — но, судя по ее рассказу, мегамоторный Ростик постоянно проделывал бог весть что, лазил, например, на крышу дачи, один раз захотел проникнуть через дымоход в камин и застрял там. Перечисление выходок ребенка занимает в деле несколько страниц. У меня создалось впечатление, что Владик в их тандеме исполнял роль ведомого. То есть придумывал «забаву» Ростик, а брат при нем на вторых ролях состоял. Елизавета Георгиевна завершила рассказ словами: «Грех говорить, но мы были почти готовы к тому, что Ростислав плохо закончит». Остальные члены семьи говорили подобное и о нем, и о втором близнеце. А вот об Игорьке твердили иное. Одним словом, внуки Константина — огонь, а сын Гарик — лед.

   Я только усмехнулся, услышав от Воронова столь образное выражение.

   — Теперь процитирую историю болезни Игоря, заведенную Гитановым, — продолжал мой друг. — В пять лет сын Тефи самостоятельно научился читать, считать, писать, стал брать книги в библиотеке отца. Видя интерес мальчика к печатному слову, мать определила малыша шести годков от роду в школу, и тут посыпались проблемы. Гарик идеально выполнял домашние задания, на «отлично» писал любые контрольные, но отказывался выходить к доске, не отвечал на уроках, не общался с ребятами, сидел один на последней парте, не желал посещать занятия физкультурой, не разговаривал с педагогами. То есть вообще не открывал в школе рта. Впрочем, и дома он не отличался многословием, никогда первым не начинал беседовать с близкими.

   — Неужели профессор Гитанов так легко нарушил врачебную тайну? Взял и выложил тебе всю подноготную пациента? Я полагал, что такое поведение свойственно современным эскулапам, доктора старой закалки другие, — поразился я.

   Максим засмеялся.

   — Знаешь моего сотрудника Леню Яковлева?

   Я напряг память.

   — Симпатичного шатена со внешностью молодого Алена Делона? В последний раз я видел его на твоем дне рождения и удивился: ну почему парень подался в полицейские? Ему надлежало делать карьеру на экране, женщинам такой типаж очень нравится.

   — Во-во, бабы от Лени тащатся, — еще больше развеселился Воронов. — Мы как раз с ним к Владимиру Семеновичу и ходили. Я с ним беседовал, а Леньку к его секретарше подослал, той лет сорок пять, кольца на пальце нет.

   — Можешь не продолжать, — усмехнулся я. — Дама при взгляде на Яковлева моментально забыла не только про врачебную тайну, но и вообще про все на свете.

   — Точно, — подхватил друг-следователь. — Пока я общался с Гитановым, Леонид хорошенько расспросил тетушку. А та, как оказалось, информирована лучше некуда. Выяснилось, что ее мать в свое время была помощницей профессора, а когда состарилась, устроила дочь на свое место. Понимаешь, какой Клондайк раскопал Яковлев? В общем, дамочка услужливо скопировала историю болезни Игоря и отдала ее нашему мачо.

   — Да уж, — вздохнул я, — не зря говорят: хочешь, чтобы начальник решил твою проблему, подкатись к его секретарше.

   — Именно так, — согласился Макс. — Кстати, Владимир Семенович со мной откровенничать не стал, сухо заявил: «Уважаемый, если у вас неполадки со здоровьем, то, обратившись к доктору, вы надеетесь, что тот не станет о них болтать. Никаких сведений об Игоре Гусеве сообщить не могу. Даже если принесете приказ от прокурора, я не нарушу молчания. У меня свои принципы, я от них никогда не отступаю. Прощайте». Я потопал в ближайшее кафе пить чай, а Леня остался амурничать, в результате мы знаем гору интересного. К Гитанову Стефания Теодоровна впервые обратилась, когда директор школы сказал, что ее сына надо перевести в коррекционное заведение.

   — Постой, ты же сказал, что Игорь Гусев прекрасно учился, — удивился я. — Почему его хотели определить к детям, отстающим в развитии?

   — Проблем со знаниями у первоклассника не было, — подтвердил друг, — а вот с общением просто беда. В результате мать забрала шестилетку из первого класса, решив, что сын еще слишком мал. Но все же сообразила: поведение у Гарика странное, а потому обратилась к педиатру. И тот, недолго думая, вынес вердикт: «Мальчик аутист, это не лечится». Вот тогда Стефания Теодоровна побежала к Гитанову. Владимир Семенович успокоил ее, объяснил, что с ребенком надо терпеливо заниматься, и он в конце концов научится правильно себя вести в обществе. Год мальчик посещал специальный детсад, потом вновь отправился в первый класс, а через три месяца опять очутился под крылом у Гитанова.

   Воронов хмыкнул.

   — В истории болезни записано: «Четырнадцатое июля. Гусев доставлен в центр Гитанова». Но первого сентября Игорь как ни в чем не бывало пошел в школу. Я тщательно проверил документы, касающиеся гибели Ростислава. Имя старшего сына Тефи Игоря там всплыло лишь один раз. На вопрос дознавателя, где находились другие дети в день, когда исчез мальчик, Стефания Теодоровна ответила: «Владик сидел в детской, писал упражнение — у него была назначена переэкзаменовка осенью по русскому языку, гулять его не отпускали. Гарик проводил время со мной и Елизаветой Георгиевной, мы играли в лото на террасе, ходили на речку и брали с собой Кирилла. А Ростислава заперли в кабинете Константина Петровича, приказав заниматься математикой, но он убежал. Когда именно он выбрался из комнаты, не знаю. Мальчик был ранее наказан за дурное поведение. Я зашла в кабинет около шести вечера и поняла: Ростик удрал через окно». Смерть Ростислава, повторяю, посчитали несчастным случаем, специального, дотошного расследования не проводилось.

   — Интересно… — протянул я.

   — Сейчас станет еще более увлекательно, — пообещал Макс. — Гарик взрослел, но связи с Гитановым не терял. Пару раз в год приходил к Владимиру Семеновичу для контрольной консультации. Да, да, ты опять же был прав: профессор взрослыми людьми не занимается, но Гусева патронирует до сих пор. Но я снова забежал вперед… Поступив в институт, Игоряша несколько раз проходил у Владимира Семеновича курс лечения. Сначала после внезапной кончины Владика. Парень разбился ночью, а на следующий день Гарика увезли в клинику с тяжелым гриппом. На ноги он встал через неделю и прямиком направился к Валерию Семеновичу, полгода посещал его каждый вечер.

   — Странно, — буркнул я.

   — Ага, — по-детски отреагировал Макс. — Второй срыв произошел пятнадцать лет назад. Окровавленного Игоря, лежащего на шоссе около машины со спущенным колесом, обнаружили гаишники. У него был открытый перелом ноги, он находился в бессознательном состоянии. Патруль нашел в кармане куртки пострадавшего права и немедленно вызвал «Скорую». Гусева отправили в реанимацию. Шел сильный дождь, стояла темень. Наутро Гарик очнулся, и оказалось, что он вообще ничего не помнит: ни как очутился на дороге, ни зачем туда отправился, ни что произошло с его автомобилем. Врачи не удивились, зная, что ретроградная амнезия часто возникает в результате стрессовой ситуации. Милиция предположила, что Гусев стал жертвой наезда: он не мог сам поставить запаску, увидел едущую по дороге машину, решил ее притормозить, но водитель, вероятно, находившийся под воздействием алкогольного или наркотического опьянения, сбил парня и умчался прочь. Интересная картина вырисовывается. Ростислав падает в колодец — Гарика без сознания везут в больницу. Владик погибает в ДТП — Гарика без сознания доставляют в больницу. Сгорает дом ведьмы, изба, в которой убили Горелова, Вайнштейн и Лазареву, — Гарика вроде сбивает машина, он опять без сознания, его отвозят в больницу.

   — Стоп! Какое отношение к пожару имеет Игорь? — воскликнул я.

   Макс разозлился.

   — Ты меня не дослушал. Говорю, соблюдая очередность событий. Теперь сосредоточься! После смерти брата Владика Игорь лечился у Гитанова семь месяцев.

   — Владик не брат Гарика, он внук его отца, — уточнил я.

   — Не придирайся! — вскипел Воронов. — Сват-шурин-деверь-кум — без разницы, важно другое. Следи за развитием событий. Итак, Владислав на кладбище, Игорь ездит к Владимиру Семеновичу почти год, затем прекращает визиты, и далее у Гусева все идет нормально. Но пятнадцать лет назад начинается нечто странное. Гарик без видимых причин — дома у него все живы-здоровы — опять оказывается в центре Гитанова. В истории болезни записано: «Состояние после припадка ярости». Но никаких следов пребывания Гусева в клинике нет, его не увозили в бессознательном состоянии ни из дома, ни с работы. Это проверено.

   — Может, Гарик поругался с матерью? — предположил я. — Во время семейного скандала он мог разбить посуду, поднять на Тефи руку, но не лишиться чувств. Потом гнев утих, появился испуг, и Гусев ринулся к Гитанову.

   — В июне того года убили Виктора Горелова, — сообщил Макс. — Спустя некоторое время Софью Вайнштейн, затем Марину Лазареву. И все это время Игорь посещает профессора почти каждый день. Владимир Семенович тщательно ведет записи, указывает, что больной беспокоен, жалуется на провалы в памяти, в понедельник забывает, что делал в воскресенье, у него трясутся руки, периодически возникает зверский аппетит, а потом наоборот — полное отвращение к еде. Гусеву то холодно, то жарко, как будто он в пустыне. Пациент плачет без причины, приступ слезливости сменяется припадком истерического смеха. Больной не способен владеть собой… Помнишь, Тефи сказала тебе о смене Игорем пятнадцать лет назад профессии? Из стоматолога он переквалифицировался в ювелира. Так вот, Стефания Теодоровна была не до конца откровенна с тобой. Да, Гарик покинул больницу, поступил на курсы ювелиров, начал делать украшения. Но из медицины он ушел не по собственному желанию — его выгнали. Доктор Гусев ударил медсестру, когда та без стука вошла к нему в комнату отдыха. Это выяснилось всего час назад.

   — М-м-м, — пробормотал я.

   — А теперь — десерт! — торжественно объявил Максим. — У Гусевых в деревне Авдеевка ранее была дача. Кстати, после смерти Ростика семья переехала в город, коттедж продали.

   — Что не вызывает удивления, — вздохнул я. — Мало кто захочет жить на участке, где расположен колодец, в котором погиб ребенок.

   — Ну да, — согласился Воронов, — с точки зрения психологии ты прав. Итак, фазенды в Авдеевке у Гусевых уже нет, они купили особнячок в Меркулове. Авдеевка расположена на севере области, Меркулово на юге. Запомни сей факт. Проходит не один год после трагической гибели Ростислава, и в лесной избушке неподалеку от деревеньки Зайцево находят сначала тело Горелова, затем Вайнштейн. А еще через некоторое время на шоссейке, которая ведет к Зайцеву, Игорь попадает в ДТП — его якобы сбивает так и не найденная машина. Гусева без сознания увозят в больницу, дальнейшее нам известно. Но! Вот она, та самая обещанная мною ягодка: на следующий день после того, как Игорь очутился в палате, в сторожке обнаруживается труп Лазаревой. Эксперт уверен, что женщину лишили жизни накануне, и предполагает: смерть наступила между семью и одиннадцатью часами вечера. На Игоря же патруль наткнулся в десять. Внимание! Зайцево расположено от избушки в пяти километрах на запад, а в десяти на восток лежит Авдеевка. Но это по шоссе, в реальности же от того места, где твой, Ваня, отец возвел дачу, до домика ведьмы, который потом сожгли перепуганные деревенские, если идти через лес, и тысячи метров нет. Зайцево тоже совсем неподалеку. Дети, жившие в Авдеевке и Зайцеве, были прекрасно осведомлены о тропках в чаще и о том, что от избы можно скорехонько дотопать до шоссейки. Именно около места, где начинается дорожка к «проклятому» домику, и нашли Гусева. И картина у меня сложилась. Ювелир и есть наш убийца. Он, как все маньяки, с детства проявлял преступные наклонности. В юном возрасте, еще не научившись скрывать свои порывы, он вышвырнул в окно пятиклассника. Тот чудом остался жив, но в происшествии обвинили самого хулиганистого паренька, а не тихого отличника. Игорь почувствовал свою безнаказанность и спустя какое-то время спихнул в колодец Ростика, хулигана, который постоянно ему мешал. Думаю, Тефи отлично знает, кто убил внука ее мужа, но обеспечила малолетнему преступнику алиби. Ведь Гарик ее родной любимый сынишка, а близнецы — дети непутевой дочери ее супруга от первого брака. Вот тогда Игорь окончательно понял: ему все сойдет с рук — и превратился в маньяка. Это он убил Горелова, Вайнштейн и Лазареву. Но в последний раз ему не повезло. Гусев вернулся к машине, а колесо спущено. Небось он расстроился. И тут удача — кто-то едет мимо. Бац! И наш убийца в больнице в тяжелом состоянии.

   — Ты сам говорил, что серийный преступник не останавливается, Гарик же пятнадцать лет никого не трогал, — возразил я.

   Макс издал то ли смешок, то ли кашель.

   — А он после того, как восстал из небытия, на самом деле ничего не помнил. В истории криминалистики описаны подобные случаи. Михаэль Ричардсон убил семью из четырех человек, а когда удирал с места преступления, в него врезалась фура. Преступник получил черепно-мозговую травму и начисто забыл о совершенном. Когда его арестовали, адвокат объяснял в суде о невозможности обвинения Ричардсона — тот, мол, теперь иная личность, старая «стерлась» в результате аварии. Ну просто наш случай! Все, как с Гусевым. И я уверен: второго близнеца тоже он лишил жизни.

   — Владислав пьяным сел за руль, чтобы помочь Лике Федотовой, — напомнил я.

   — Игорь, как все маньяки, начал совершенствоваться, оттачивать мастерство, вырабатывать свой почерк, — протянул Воронов. — Ну-ка вспомни, почему Владик поехал за Анжеликой?

   — Поругался с девушкой, обидел ее, она в истерике убежала из дома, потом позвонила любовнику, сказала, что одна стоит на платформе…

   — И Владик ринулся на помощь, — договорил Макс. — Разбился по дороге насмерть, Игорь, как мы знаем, наутро оказался без сознания в клинике, а Анжелика как ни в чем не бывало заявилась в квартиру Гусевых в день поминок, уверяя, что провела время в Питере. Познакомилась, мол, с какими-то ребятами и уехала с ними в город на Неве. Причем Федотова упорно продолжает приходить к Тефи до сих пор, спустя кучу лет пытается оправдаться, объясняет, что не имеет отношения к кончине парня. Ясное дело, ей не верят, телефонный разговор Владика слышали многие. Но вот вопрос: с Ликой ли говорил тогда Владислав? Вполне возможно, ему позвонила какая-то другая девица, а парень с нетрезвой головой не понял, что его дурачат. Расчет убийцы был прост: пьяный Влад помчится по дороге и непременно разобьется — зима, скользко, у машины лысые колеса, он пьян…

   — Не могу представить, что у Гусева есть помощница, — горячо возразил я.

   — Ваня, купить преобразователь голоса легче, чем плюнуть, — заявил Макс. — Он мог сам звякнуть.

   — Сейчас да, но пятнадцать лет назад вряд ли.

   — Ты не прав, — заспорил Воронов, — я проверил. Да, первые, как их называли, «бормотушки» были не такими совершенными, как сейчас, но тем не менее они работали, продавались в ларьках, где торговали дисками, кассетами. Помнишь грязные будки почти у каждой станции метро?

   Я, забыв, что друг меня не видит, кивнул.

   — Из них вечно орала малоприятная музыка.

   — Да уж, оперы там не ставили, — язвительно заметил Макс. — Короче, Игорь вполне мог сам выманить Владислава. Тот очень шумел, приводил компании, поселил в доме Лику, Тефи потеряла покой, Гарику племянник тоже сильно мешал, вот он и придумал, как вернуть им с мамой тихую, размеренную жизнь.

   — Возникает масса вопросов, — не выдержал я. — Зачем нужен бордовый платок? Где Гусев купил ротил? По какой причине он лишил жизни Горелова, Вайнштейн и Лазареву? Почему убивал их в сторожке? Если ты считаешь его преступником, то Пименова не может быть той женщиной, кого подчинил себе маньяк. Зачем Валерия залезла в квартиру Тефи? Мы до сих пор считали — чтобы зарезать ювелира. А теперь получается ерунда. И тогда кто разбил Лере голову?

   — Игорь, — выпалил Макс.

   — Захотел столь оригинальным способом покончить жизнь самоубийством, поэтому велел Валерии проникнуть в дом? Может, он и Джона Кеннеди застрелил? Макс, ты уперся в одну версию, а в ней зияют дыры. Прости, но ты несешь чушь.

   — Думаю, Валерия все эти годы искала того, кто отнял у нее любимую Сонечку, — отчеканил Воронов. — И в конце концов вычислила преступника, решила его наказать. Убить так же, как он лишил жизни скрипачку, — вколоть маньяку мышечный релаксант, медленно резать негодяя и показать ему бордовый платок. Пименова тщательно изучила распорядок дня семьи, влезла по пожарной лестнице…

   — Как она попала во двор? — перебил я. — Откуда узнала про платок?

   — Проникла в кухню…

   — Кто открыл ей окно?

   — Очутилась в квартире, а Игорь неожиданно пришел в кухню за водой или поесть захотел…

   — Сам говорил, что у него в кабинете есть и холодильник, и СВЧ-печь.

   — И ударил Валерию, — не останавливался приятель.

   — Чем? Куда подевалось орудие убийства?

   — Ты мне надоел! — рассвирепел Воронов. — Почему защищаешь Гусева?

   Я постарался подобрать правильные слова.

   — Дело маньяка особенное, оно не отпускало тебя пятнадцать лет, было темным, и вдруг забрезжил свет. Прости, Макс, я думаю, что ты теряешь объективность и можешь совершить ошибку, потому что очень хочешь поймать того, кого не стал искать много лет назад твой начальник Бабичев.

   В телефоне повисло молчание, мое ухо улавливало лишь легкое потрескивание и шорох. Потом прорезался голос друга:

   — Возможно, ты прав. Мне нужна помощь.

   — Ради тебя я готов выйти на улицу в костюме «Atdedas», — заверил я.

   — В чем? — не понял Воронов.

   — Это не совсем удачная шутка, — усмехнулся я. — Говори, что надо?

   — У Николетты есть дача в Авдеевке?

   — Да, маменька не продала дом, — подтвердил я. — Она его сдает, там сейчас живет приличная семья.

   — Значит, если Иван Подушкин завтра приедет в деревню, это никого не удивит? Просто хозяин решил зайти в местную администрацию и узнать, все ли в порядке с коммунальными платежами.

   — Макс, в последний раз я посетил поселок в юношеском возрасте. После кончины отца Николетта сразу стала сдавать дачу, — объяснил я. — Матушка сама занимается вопросами, связанными с загородной недвижимостью, я к финансовым делам не допущен.

   — Николетта сейчас в Америке, никто не поразится приезду ее сына, которому она поручила проверить, как идут дела, — настаивал Макс.

   — Представляю, как изумятся люди, снимающие дачу, — пробормотал я. — Забыл, как их зовут.

   — Нет необходимости посещать дом, — перебил меня приятель. — Рули в местную администрацию, выясни, кто в Авдеевке самый старый абориген, и осторожненько расспроси его о смерти Ростика. Заодно собери сплетни о Гусевых.

   — Забыл, сколько лет утекло после того происшествия? — спросил я. — О нем небось давно не вспоминают.

   — Ошибаешься, это деревня, там помнят все, — заспорил Воронов. — Иногда я езжу к тетке, которая живет в селе за Тверью. В детстве я у нее пару раз лето проводил, и в шесть лет на меня индюк соседский напал — заклокотал, шею раздул, крылья растопырил. Я в ужасе с криком бежать бросился, упал, штаны порвал. А под этот Новый год прикатил к тетушке с презентами, вылез из машины и увидел какую-то бабку. Она на меня глянула и руками всплеснула: «Ну и гость прилетел! Тетке подарки припер? Молодец, не забываешь ее. Вырос ты! Помнишь, как тебя индюк Петровых по селу гонял?»

   Мой друг замолчал.

   — До Авдеевки недалеко, — сказал я. — Постараюсь разузнать там что-нибудь полезное для дела.

   — Ваше величество, разрешите задать вопрос? — неожиданно дурашливо поинтересовался Макс. — Верного рыцаря Воронова грызет элементарное человеческое любопытство. Ваше величество, у вас тайная связь с прекрасной незнакомкой?

   — Не понимаю, о чем ты, — удивился я, — на данном этапе я свободен и никогда не скрывал от тебя своих отношений с женщинами.

   — До тебя трудно дозвониться по вечерам, — не успокаивался приятель, — телефон постоянно твердит: «Абонент недоступен».

   Я хотел сказать, что езжу к Полине, но почему-то смутился.

   — Сам знаешь, в Москве отвратительно работает мобильная связь.

   — Ага, — протянул Макс, — точно!

   Подмосковье сейчас активно застраивается, и я ожидал, что на месте тихой деревеньки вырос коттеджный поселок. Ан нет! Свернув с шоссе и проехав по проселочной дороге, я притормозил на небольшой площади и ощутил себя путешественником во времени. Ну надо же, тут ничего не изменилось с момента моего последнего визита сюда!

   Слева стоит одноэтажное деревянное здание, выкрашенное темно-синей, местами облупившейся краской, над дверью криво висит табличка «Магазин-сельпо». Чуть поодаль железная скамейка, урна и стенд с объявлениями. Справа чернеют покосившиеся сараи, между ними вьется узкая тропинка, ведущая в деревню. Никаких многоэтажных каменных особняков и высоченных заборов не видно. И упоительно свежий — не московский, наполненный выхлопными газами — воздух.

   Я постоял несколько минут, наслаждаясь тишиной и опьяняющим кислородом, толкнул дверь сельпо, вошел внутрь и чуть не засмеялся вслух. Ну точно, просто дыра во времени! Даже пузатые стеклянные прилавки остались здесь со времен моей юности, в Москве таких сейчас не сыскать. Изменился лишь ассортимент продуктов, в советские-то годы тут не было изобилия гастрономии и начисто отсутствовали импортные товары.

   Раздалось покашливание, цветастая занавеска, висевшая на стене, раздвинулась, появилась толстая баба в белом халате. Мне захотелось зажмуриться. Некоторые женщины, чтобы выглядеть посимпатичнее, пускаются во все тяжкие и перегибают палку. Продавщица явно следила за модой — ее волосы переливались разными оттенками блонда, брови поражали чернотой, лицо потемнело от загара, зато шея впечатляла белизной. Добавьте сюда ярко-бирюзовые тени на веках, помаду цвета апельсина, здоровенные серьги с зелеными камнями — и поймете, отчего я был буквально ослеплен.

   — Ба! Какие гости! — завопила тетка. — Ваня! Сто годов не виделись!

   Я растерялся, но догадался сказать:

   — Добрый день, рад встрече.

   — Погоди… — испугалась продавщица. — Неужто Таисия померла?

   — Жива-здорова, — ответил я, — вчера с ней по телефону говорил. А почему вы решили, что она скончалась?

   — Потому что ты прикатил сегодня, — пояснила красавица. — Всегда же Тася заявляется. Сначала в контору заглянет, поинтересуется, вовремя ли жильцы счета погасили, потом ко мне заходит. Мы с ней чайку хлебнем, поболтаем. Эй, а чего ты мне выкаешь, а? Поди не узнал? Я Зина.

   — Ну что вы! Конечно, я сразу понял, кого вижу, — соврал я. — Добрый день, Зинаида. Как поживаете?

   Продавщица аккуратно поправила художественно завитые локоны.

   — Видать, я здорово постарела.

   — Выглядите прекрасно, — заверил я, весьма удивленный тому, что Таисия каждый месяц прикатывает в Авдеевку. Хотя если подумать, то ничего необычного в этом нет. За оплатой коммунальных расходов надо следить, не станет же Николетта сама кататься в Подмосковье.

   — Я — Зина! — с нажимом повторила продавщица. — Моя мама, тетя Клава, у вас дачу убирала, полы по средам мыла. Меня с собой приводила, мы с тобой во дворе играли. Ты все с книжкой сидел, а я тебя пинала…

   В памяти всплыл образ тощей, веснушчатой противной девчонки с косичками, похожими на мышиные хвостики. В ушах зазвенел резкий, напоминающий царапанье вилки по фарфору голос: «Ванька балда, Ванька балда, Ванька не умеет через забор лазить…»

   — Зиночка… — пробормотал я, — светлое платье в красных клубничках…

   — Точно! — засмеялась продавщица. — Ты так на отца стал похож, даже жуть берет. Хочешь чайку? Давай с бутерами попьем — колбаска свежая имеется от хорошего производителя.

   — С удовольствием, — согласился я, живо сообразив, что местная торговка просто обязана быть средоточием всех деревенских сплетен. — Но не помешает ли это твоей работе?

   Зина махнула рукой.

   — Старухи в девять утра закупились и по печкам расползлись, днем никто не заглядывает. Только вечером народ с работы попрет и будет толкаться. Вот летом, когда дачники наедут, тогда не присесть, а весной еще тихо.

   Зинаида подняла деревянную столешницу, и только я хотел шагнуть в образовавшийся проход, как сзади послышался тихий голос:

   — Зиночка, кефир свежий есть?

   Я обернулся и увидел, что в лавку вошла покупательница.

   Продавщица вздохнула:

   — Вот, пожалуйста. И йогурты привезли с утра, фруктовые.

   — Спасибо! — обрадовалась худенькая женщина, одетая в черную куртку. — Очень их люблю.

   Зина выставила на прилавок несколько упаковок.

   — Забирай. С тебя сто двадцать рублей.

   Покупательница протянула купюру.

   — Ну ты даешь, — хмыкнула продавщица. — Где я тебе сдачу с пяти тысяч найду? Бери так, потом занесешь. Или к закрытию подходи, деньги в кассе появятся.

   — Подскачу к восьми, — пообещала клиентка и ушла.

   — Этак ты прогоришь, раздавая товар! Вдруг она обманет или забудет про должок? — неодобрительно заметил я.

   — Фаинка-то? Нет, она честная, — возразила Зина и пояснила: — Я за прилавком целую вечность, знаю, кому можно верить, а кого послать надо. Галину Андрееву взашей прогоню — пьяница отвязная, сопрет, что плохо лежит, и не чихнет. А Фая положительная, с образованием. Работает в аварийной службе, всякие трубы под землей проверяет, иногда на машине с маячком домой приезжает. И она рукастая, лучше мужика все починит. Десять лет назад нам в село газ тянули — если помнишь, раньше-то мы с баллонами жили, — и рабочие хотели с авдеевцев бабло сорвать. Начали гундеть: рельеф местности сложный, вы должны за свой счет трубы покупать. Наши приуныли, но тут Фаина вышла и тем мужикам объяснила что и как, служебное удостоверение показала. Она вообще-то тихая, особняком живет, а тут обозлилась. Как подлецы испугались! Враз нам газ проложили.

   Зина засмеялась.

   — Я, Вань, про авдеевцев все знаю, кто в какого цвета трусах ходит, рассказать могу, в долг абы кому не дам.

   — Вот здорово, — совершенно искренне обрадовался я.

   — Ты небось не помнишь Виктора Петровича, отчима Файки? — воодушевилась Зинаида.

   — Нет, — честно ответил я. — В детстве-то я мало общался с местными жителями. Вот недавно встретился со Стефанией Теодоровной Гусевой и случайно выяснил: оказывается, она тоже жила в Авдеевке.

   — Стефка? — ухмыльнулась продавщица. — Собачка Елизаветы Георгиевны?

   — Ты знакома с Тефи? — обрадовался я.

   Зина, снова подняв прилавок, усмехнулась:

   — Таисия рассказывала, что ты теперь детектив, богатый человек, свое агентство имеешь, с клиентами занимаешься, преступников ищешь. Говори откровенно, зачем прикатил? Что разузнать надо? Гусевы тебя интересуют?

   — У тебя потрясающая интуиция, — похвалил я собеседницу, шагая в глубь магазина. — Сразу поняла, что к чему.

   — Вань, я четыре раза счастливо замуж выходила, — улыбнулась Зинаида, впуская меня в небольшую кухоньку. — В пятом браке двенадцатый год, мужиков, как телевизор, понимаю. Мы с тобой друзья детства, хоть давно и не виделись, но люди близкие. Из-за кого ты приехал?

   Я сел за стол, покрытый голубой скатертью, и решился на откровенность.

   — Ты права, мне надо кое-что узнать о Гусевых.

   Зинаида включила чайник.

   — Они отсюда съехали, когда у Константина Петровича внук в колодец упал. Нехорошо так говорить, но деревня тогда свободно вздохнула. Мальчишка бешеным уродился, от него все стонали. У Гусевых вообще плохо с детьми было. Не всем же так, как Виктору Петровичу, везет — вот у того родная дочка уродилась на зависть народу! А у Гусева порча в семье завелась. Елизавета Георгиевна, царица наша, изображала, что у нее наилучшая семья, но я-то правду знаю, изнутри ее изучила.

   Я удивленно поднял брови.

   — Да?

   Зина отложила нож, которым резала батон.

   — Я очень радовалась, когда мама меня к вам брала, знала — Таисия вкусным угостит, конфет в карман насыплет. Еще она мне три раза в неделю бидон вручала и велела к Феньке-коровнице бегать. Молоко я вам в шесть утра приносила, за что каждую субботу рубль получала. Обалденные деньги для маленькой девочки! Я на них потом так в этом магазине, где сейчас за прилавком стою, шиковала! Мороженое-то семь копеек всего стоило.

   — Плодово-ягодное, в картонном стаканчике, — улыбнулся я. — Мне его есть не разрешали, боялись, что заболею, а ты меня угощала.

   — Народ лакомство плодово-выгодным называл. Эх, мужики… — фыркнула Зина. — Как речь о еде пойдет, сразу склероз пропадает. Спроси моего Колю, в каком платье Зина на свадьбе щеголяла, начнет в затылке чесать. А поинтересуйся, что на столе в ресторане стояло, он тебе все меню перечислит. Я брала в магазине две деревянные палочки, и мы с тобой мороженку на пару лопали у нас на огороде в грядках. Ты мне нравился — не дрался, не ругался, умный такой, объяснил, когда мягкий знак в глаголах ставить. До сих пор помню: надо вопрос задать. Ну, например, как правильно написать, «прогуляться» или «прогулятся»? Вечно я двойки за диктанты получала, а ты сказал, спрашивай: что сделать? В вопросе есть мягкий знак? Значит, смело его между «т» и «с» пиши. А вот если, скажем, «прогуливается», вопрос будет: что он делает? Нет мягкого знака? И не ставь его в глаголе. Ох, путано сейчас говорю.

   — Похоже, во мне пропал педагог, — усмехнулся я.

   — Хорошим ты, Ваня, мальчиком рос, — продолжала Зина. — Таисия была ласковая. Павел Иванович приветливый. Мамка моя все его книги прочитала. Николетта, правда, с гонором, но я ее редко видела. Вы были богатые, мы с мамой бедные, но неудобства в вашем доме я не ощущала. А вот у Гусевых… Мамуля у них по пятницам убирала. Там совсем не так, как у вас жили. Не нравилось мне у них.

   — Почему? — спросил я.

   Зинаида пододвинула поближе ко мне тарелку с приготовленными бутербродами.

   — Ешь, колбаска свежая. Правила у них в семье Елизавета Георгиевна, мать Константина Петровича. Она главврачом в больнице работала, хорошим хирургом слыла, но я ее до одури боялась.

   — Чем тебя старшая Гусева пугала? — не понял я.

   Зина встала.

   — Погоди, сейчас из спальни альбом принесу.

   — Ты тут живешь? — удивился я.

   Успевшая сделать пару шагов Зинаида остановилась.

   — Ну да. Из магазина прямехонько на свою кухню попадаю. У нас четыре комнаты и веранда. А чему ты изумился?

   — Вроде ваш с матерью дом стоял последним в ряду, неподалеку от тропинки, которая вела к нашему коттеджу. Или я ошибаюсь? — усомнился я.

   Зина сложила руки на груди.

   — Неужели ты забыл, как мы с мамкой ночью полуголые к вам прибежали? У вас телефон стоял, Павел Иванович пожарных вызвал. Спасибо Таисии! Она нас, поломойку с дочкой, временно во флигеле поселила. Твой отец в местную администрацию сходил, мою маманю продавцом в сельпо поставили, поселили нас туточки, в служебной квартире.

   — Не помню, — растерянно ответил я.

   — Не расстраивайся, у самой многое из памяти вывалилось, — успокоила меня Зина и ушла.

   Я отхлебнул прекрасно заваренный чай и взял сэндвич. Надо же, события детства почти полностью выветрились из головы. Сейчас, правда, всплывают отдельные моменты, вроде поедания фруктового мороженого.

   — Вот, гляди! — воскликнула Зинаида, возвращаясь и кладя передо мной раскрытый альбом. — Изучи снимок.

   Она показала на серьезного мальчика, наряженного в пиджак, брючки и сорочку с галстуком, и я рассмеялся:

   — Это же маленький Ваня Подушкин.

   — Рядом с тобой я, — уточнила Зина. — Во втором ряду два пацана на одно лицо — Владик и Ростик. Слева Аня Федькина, Олег Пименов, Степа Бранкин, Ира Астапова, царствие ей небесное. Администрация поселка устроила детям Новый год, елку нарядили, подарки давали. Потом всех на память щелкнули. Вон там, около Снегурочки, видишь тетку?

   Я взглянул на худую женщину в элегантном приталенном платье. На ее шее был повязан бордовый платок, в ушах висели совсем не дешевые серьги, над волосами явно поработал умелый парикмахер. Дама выглядела безукоризненно, но ее портило жесткое, даже злое лицо с поджатыми тонкими губами, без намека на улыбку, и с глазами, похожими на змеиные. Меня невольно передернуло.

   — Ага, — обрадовалась Зина, — теперь ты понимаешь, почему я к хирургу не обратилась? Елизавета родилась с жабьей кровью. Помню, как Виктор Петрович Горелов руку повредил — выходил из магазина, упал, и упс! Я к нему бросилась, вижу — плохо ему совсем, кричу: «Мама, вызывай «Скорую»!» И тут смотрю, Елизавета идет. Я к ней: «Помогите!» Она на корточки присела и цап Виктора Петровича. Тот как заорет! А доктор ему говорит: «Хватит визжать! Подумаешь, плечо выбил. Не нога, всего лишь рука, чего валяешься? От такого никто не умирает. Мужчина обязан боль терпеть, а не вопить. Стыдно слушать». И как дернет дядю Витю за руку… Такой хруст раздался! Я чуть не умерла от ужаса, Горелов закричал.

   — Мда, — крякнул я.

   Зинаида закрыла альбом.

   — Мне показалось, что Елизавета нарочно ему больно сделала. Горелову плохо, а ей радостно. Потом она свой платок поправила и ушла. А дядя Витя сел и говорит: «Все прошло, вылечила меня Елизавета». Мамка моя в ответ: «Хороший Гусева доктор, но безжалостный». Дома она такой же была, разговаривала, как бритвой резала. Ни разу я Лизу в халате не видела, а ее шарфик на меня ужас наводил.

   — И почему тебя платок пугал? — не понял я.

   Зина пожала плечами.

   — Не знаю. Елизавета Георгиевна всегда с ним появлялась, к любому наряду повязывала. Что-то он для нее значил, наверное. Наши говорили, что у бабы на шее родимое пятно уродливое, вот она его и прикрывает. Понятия не имею, правда ли это. Ох и злющая же Елизавета была! Если ей кто не понравился, со свету сжить могла. В авдеевском клубе летом работал детский театральный кружок. Ты в него не ходил, а я с радостью. В июне, когда дети-дачники наезжали, мы пьесу репетировать начинали, в июле готовый спектакль показывали. Один раз…

   Я, забыв про вкусный чай и бутерброды, слушал, а Зинаида погрузилась в воспоминания.

   …Однажды летом ставили «Белоснежку». Злую мачеху играла Ира Астапова. Она старше всех была, ей уже восемнадцать исполнилось, девушка работала медсестрой в медпункте, остальным участникам было от семи до пятнадцати. Недели за две до премьеры Елизавета Георгиевна зачем-то к Ирине зашла, увидела, что та Анне Семеновне, коровнице, пытается укол в вену сделать, и раскричалась:

   — Безобразие! Не умеешь — не берись, человека покалечишь!

   Выхватила у Ирки шприц и сама живо все сделала. А Анна Семеновна по дури возьми и скажи:

   — Видала, Ирка, как работать надо? Ты полчаса возилась, вену найти не могла, а Елизавета Георгиевна — раз, и готово. Нечего по мужикам таскаться, учиться надо, над учебниками сидеть, а ты, Астапова, вместо занятий в темную голову гуляла.

   — Я этого так не оставлю, — пригрозила Гусева Ирине. — Позвоню кому следует, пусть твою квалификацию проверят.

   Астапова испугалась, начала просить:

   — Не надо, я только в мае диплом получила, освою все манипуляции непременно.

   Елизавета Георгиевна отбрила:

   — Этим следовало заниматься в училище, а ты, как сейчас я слышала, вместо занятий веселилась. Преступное поведение для будущего медика! Или ты не понимала, что от тебя потом жизнь людей зависеть будет?

   В общем, Гусева в самом деле подняла шум. Иру не уволили — где новую-то медсестру в Авдеевку найти? — Однако крови у Астаповой проверяющие целый литр выпили. И решила Ирина отомстить.

   Начался спектакль про Белоснежку. Дошло до сцены, где появляется ведьма, и зрители в зале начали хихикать. Девушка оделась… как Елизавета Георгиевна. Нацепила серое платье, платок бордовый на шею повязала, парик где-то с прической, как у Гусевой, раздобыла. Стефании на представлении не было, но кто-то ей о выходке Иры доложил. Пришла мать Зинаиды полы мыть, Тефи к ней подскочила и зашипела:

   — Правда, что Астапова себе позволила над Елизаветой Георгиевной глумиться?

   Та ей в ответ:

   — Да уж, неумная шутка получилась. Конечно, у Ирины мозгов мало, не стоит обращать на глупую девчонку внимания.

   Но Тефи воскликнула:

   — Мерзкая гадина! Давить таких надо…

   Я, слушая Зинаиду, невольно покачал головой. А продавщица неслась дальше.

   — Все в Авдеевке знали, что Стефка свекровь обожает. Ее даже за глаза называли собачкой Елизаветы — вечно хвостом за хирургом бегала, угодить ей старалась. Не то что Лариса, первая жена Константина Петровича, которая свекрови открыто хамила. Потом она сбежала, бросив дочку Светлану, а та позже так же со своими близнецами поступила, скинула их отцу — и тю-тю. Точно говорят, от осинки не родятся апельсинки. А Ирка…

   — Мне интереснее семейная история Гусевых, — перебил я.

   — Да? Ну ладно… — протянула Зина. — Только я дат особо не помню. Тем более что о давнем знаю по рассказам мамы. Елизавета Георгиевна дачу в Авдеевке сто лет назад купила. Константин был врач-гомеопат, женат на Ларисе, у них дочь Светлана имелась. А Стефка при его мамаше в портнихах состояла и вещи шила прекрасные, от заграничных никак не отличить. Причем быстро управлялась: в понедельник Елизавета ей журнал покажет, в пятницу Стефа на нее платье готовое меряет. Вот Ларисе швея ничего не шила, отговаривалась отсутствием времени. Но моя мама считала, что Елизавета запретила портнихе невестку обслуживать. Лара была свекрови не по вкусу — слишком самостоятельная, со своим мнением, спорила с ней. Даже могла при посторонних сказать: «Глупости, Елизавета Георгиевна, несете. Людей оперируете хорошо, а в остальном не разбираетесь».

   — Опрометчиво беседовать со свекровью в подобном тоне, — заметил я.

   Зинаида потянулась к бутербродам.

   — Может, и так. А еще безбашенная Лара денег много тратила. Мама слышала, как Константин Петрович жену за транжирство ругал. И он ее ревновал.

   — За дело? — поинтересовался я.

   — Дыма без огня не бывает, — философски заметила продавщица — Болтали, что Лариса спит с директором местной школы. Его Валентином звали, отчества не помню. Его потом, как и Ирку, зарезали. В одно лето Астапову ножом истыкали, а через год в той же ведьминой сторожке Валентина нашли. Ну, никто из деревенских смерти директора не удивился, он вечно по бабам таскался, его пару раз обиженные мужья крепко колотили. И выпить не дурак был. Хорош педагог! Наш участковый, Николай Фомич, светлая ему память, мамке моей по секрету…

   Зина на секунду притихла, потом махнула рукой:

   — А, чего скрывать-то! Все знали, что мамуля с дядей Колей живет, да только оба свободны были, никто их поэтому не осуждал. Николай Фомич у нас в доме часто откровенные беседы вел, я их подслушивала, но никому не передавала, понимала: участковый может голову мне открутить. Так вот, дядя Коля однажды мамане сказал: «Знаю я, кто Валентина грохнул — Глеб, повар из санатория в Зайцеве. За дело потаскуну досталось, так ему и надо. А Глеб хороший человек. В общем, оформил я дело как несчастный случай, мол, директор напился, упал и на вилы напоролся. Конец истории».

   — Ну и ну! — возмутился я. — Ай да служитель закона! Покрыл убийцу!

   — Нет, Вань, Николай Фомич справедливость проявил, — кинулась защищать любовника матери Зинаида. — Он распрекрасно знал, кого надо наказывать, а кого нет. Другой пример. Федька Жорин спьяну избу свою поджег, и его жена в ней сгорела. Дядя Коля убийство оформил, и суд укатал Федора надолго. И правильно, потому что Жорин мерзавцем был, многим нагадил, за что и получил. А повар Глеб мужчина тихий, он свою честь защищал, Валентин же козел гулящий. Все по справедливости. Или случай, когда Ирку зарезали. Говорила уже, ее годом раньше директора в той же избушке убили. Известно, что Астапову на тот свет Арсений Филимонов отправил. Самый лучший парень в Зайцеве был, отличник, золотую медаль получил, в МГУ поступил без экзаменов. Родители у него работящие, богатые, вот Астапова ему на шею и вешалась, прохода не давала. Арсюша с ней недолго погулял, понял, что с дурой связался. Зачем умному парню-красавцу из приличной семьи глупая девчонка с матерью-выпивохой? Ирка взбеленилась, на всю деревню кричала: «Ты обязан на мне жениться! Если в загс не поведешь, поеду в твой институт, расскажу ректору, какой ты гад». Вот дрянь, да? Астапову вскоре после спектакля, где она над Елизаветой Георгиевной поиздевалась, зарезали. Дядя Коля дело замял, Филимонов учиться спокойно продолжил, сейчас в Америке живет.

   — Опять несчастный случай? — предположил я. — Как с директором, который сам на вилы упал?

   — Ага, — простодушно подтвердила Зина.

   — Прямо дикий американский Запад тридцатых годов! — возмутился я. — Справедливый шериф-участковый сам вершит правосудие… И это недалеко от Москвы! Что же творится где-нибудь в глубинке? Если я тебя правильно понял, в сторожке сначала убили Ирину Астапову, через год директора школы, и оба преступления справедливый Николай Фомич оформил как ненасильственную смерть?

   — Верно, — кивнула Зина. — А после того как с Валентином это случилось, ну, погиб он, через пару дней буквально у Гусевых мальчик пропал, Ростислав. Его потом у них на участке в заброшенном колодце нашли. Мертвым. Елизавета Георгиевна живо дачу продала, и больше никто из Гусевых сюда не являлся.

   Я решил поглубже копнуть историю.

   — А ты хорошо помнишь, как Стефания возмущалась поведением Ирины, которая посмела в образе ведьмы изобразить мать Константина Петровича?

   — Так ты же про Ирку слушать не хотел, — прищурилась Зина.

   — Давай рассказывай, — велел я.

   Зина пожала плечами.

   — Ладно, вернусь к той теме. Стефка — она к тому времени уж давно была замужем за Константином Петровичем, Игорь уже подростком был — ужасно злилась на Ирку, прямо на пену исходила. Моя мама молча ее слушала, и тут Елизавета вплывает в комнату, говорит: «Тефи, успокойся. Мне совершенно безразличны выходки деревенской девицы. Ее господь накажет». Сказала, как плюнула! Через неделю Ирину нашли в заброшенной сторожке, ножиком изрезанную. Ну точно, Елизавета колдунья! Почуяла, что Арсений девку накажет. Нехороший был глаз у главврача, я ей в лицо смотреть опасалась. Елизавету Георгиевну и домашние побаивались, даже шебутные Ростик с Владиком при ней тише становились. Но они совсем прабабку не любили. А вот Игорь ее обожал. Сейчас тебе интересный случай расскажу…

   Елизавета Георгиевна собирала фарфоровые домики. У нас таких не купить было, ей из-за границы разные люди везли в подарок эти дворцы. Елизавета коллекцией очень дорожила, никому к ней прикасаться не разрешала. Я отлично помню, как мама меня однажды к шкафу со стеклянными дверками подвела и строго предупредила:

   — Упаси тебя бог эту ерунду тронуть. Беда будет! Это главная хозяйская ценность.

   Все в семье знали о том, что Елизавета над своим фарфоровым барахлом прям трясется. А Ростик как-то решил дома в теннис поиграть. Ракеткой взмахнул… Бумс! Мяч прямо в коллекцию угодил, та вдребезги разлетелась. Ростислав удрал. На шум Стефа примчалась, увидела осколки, кинулась за хулиганом. Мама моя тоже прибежала, стоит, не знает, чего делать. Можно ей осколки собирать или лучше к ним не прикасаться? Потом в гостиную заглянул Игорь, сел на корточки, начал аккуратно целые куски из крошева вынимать. И тут Елизавета появляется. У нее стало такое несчастное лицо, что мамуля ее впервые в жизни пожалела. Вроде даже слезы на глазах у ведьмы заблестели. Застыла она на пороге, ни звука не издает. Мамочка к занавеске попятилась, ей аж дурно стало, залепетала:

   — Елизавета Георгиевна, я на звон примчалась, не трогала ваши игрушки… Здоровьем дочери клянусь, не виновата, ничего не била…

   Гусева в ответ:

   — Знаю. Убери здесь. Возьми губку, иначе пальцы изрежешь.

   Игорь вскочил, к бабушке бросился. Обнял ее, прижался и как закричит:

   — Лизонька, любимая! Я убью Ростика! Я ночью его удушу! Я все домики склею! Я тебе помогу!

   А потом зарыдал.

   Мама моя чуть в обморок не упала. Гарик до того дня людям в основном только «да» или «нет» говорил, сам ни с кем первым беседовать не начинал, с домработницей не здоровался. Скажет мамуля ему: «Добрый день, Игорек», — а он лишь кивнет, да и то если у него настроение хорошее, иначе мимо с каменным лицом пройдет. Меня, дочку поломойки, он вообще не замечал, вел себя так, словно я стул или табуретка. Лицо у него всегда без выражения было, мне казалось, что он черепаха — ничего его не волнует. Ни разу не видела, чтобы Гарик улыбнулся или расстроился. А тут вдруг страстная речь, слезы, да еще в присутствии моей мамы.

   Елизавета, похоже, тоже растерялась, внука по голове погладила и прошептала:

   — Знаю, милый, ты меня любишь. И мама твоя мне лучший друг. Забудь про гадкого Ростика, его Господь накажет.

   А через пару дней близнец в колодец свалился…

   Зинаида сделала секундную паузу.

   — Смотри, что получается. Ирка Астапова над Елизаветой Георгиевной прилюдно посмеялась — и очень быстро погибла. Ростислав прабабкину радость расколошматил — тоже после этого долго не прожил. Здорово, да?

   Я молча кивнул, а Зина продолжила:

   — Елизавета Георгиевна, Константин Петрович, Владик, Игорь и Кирюша вскоре на городскую квартиру уехали. Стефа с помощью моей мамы носильные вещи в чемодан сложила и за ними отбыла. Посуда, мебель, ковры, постельное белье в доме остались. Дачу зимой вместе с обстановкой Валерий Аркадьевич купил, но через короткое время продал. В общем, у бывшей фазенды Гусевых несчастливая судьба, она из рук в руки много раз переходила, никто там не приживался. Сейчас ее хозяин какой-то дипломат. Я его ни разу не видела, семья за границей, дом запертый стоит. Вот такая, Вань, история.

   — Да уж, — вздохнул я.

   — Две у нас в Авдеевке семьи невезучие, — тараторила дальше Зинаида. — Одна Гусевых, а вторая Гореловых. Из последней ты Фаинку видел, при тебе сейчас заходила, ну, та, которой я в долг товар дала. Вот у них тоже в семействе прямо Санта-Барбара. Виктор Петрович, отчим Фаи, по молодости красавец был — глаз не оторвать. Конечно, бабы по нему сохли…

   Я перестал слушать, сидел с вежливой улыбкой на лице, а сам пытался систематизировать полученную информацию. Ирина Астапова поиздевалась над Елизаветой Георгиевной и была зарезана. Ростик, разбивший коллекцию прабабки, упал в колодец…

   — И Вайнштейн на него запала, — ворвался в уши пронзительный голос Зинаиды. — Ваще головы лишилась!

   Я вздрогнул.

   — Вайнштейн? Зина, о ком ты говоришь?

   — Неужели не понял? — удивилась собеседница. — О Фаине! Я ей на твоих глазах кефир и йогурты вручила.

   — А при чем тут Вайнштейн? — перебил я. — Это фамилия Фаины?

   — Нет, конечно. Она падчерица Виктора Петровича, но он ее по закону не удочерил, поэтому Файка по паспорту Бокова. Вань, ты вообще меня слушаешь? Виктор Петрович — это тот, кто руку повредил на пороге магазина, и Елизавета Георгиевна на него нагавкала, вместо того чтобы пожалеть. Он шофером работал, фуры гонял, я же тебе рассказывала.

   — А при чем здесь Вайнштейн? — повторил я, пытаясь выплыть из водопада рухнувших на голову сведений.

   Зина засмеялась.

   — Они дачку снимали, жили у Настьки. Жену звали Адель, мужа Абрам, отчества я их не помню. Она красивая такая, черноглазая, волосы кудрявые, а он хоть и молодой, но лысый. Оба музыканты, не помню, на чем играли. А Виктор Петрович тогда в соку мужик был, красавец.

   — Виктор Петрович Горелов! — подпрыгнул я, только сейчас сообразив, о ком говорит продавщица. — И родители Софьи Вайнштейн! Они жили в Авдеевке!

   — Так ты эту историю знаешь? — обиженно протянула Зина. — Таисия рассказала, да?

   — Просто слышал эти фамилии, — нашелся я.

   — Ну так я тебе сейчас про них растолкую, — обрадовалась болтунья. — История совсем давняя, но захватывающая. Жаль, твой отец помер, мог бы роман написать. Любовь у них закружилась — бешеная. Вся Авдеевка рты пораскрывала и наблюдала. Мужики даже спорили: побьет он его или ей задницу надерет. А бабы завидовали — такие отношения красивые, и муж ее обожает, и полюбовник есть.

   — Зина, — взмолился я, — сделай одолжение, объясни нормально, назови имена. Я ничего не понял.

   — А я чего делаю? — удивилась продавщица. — Знаешь, не надо свои детские привычки во взрослую жизнь переносить. Очень меня, помню с тех пор, злило, когда ты из разговора вываливался. Я тебе чего-то говорю, ты сидишь, киваешь, вроде заинтересовался, а потом выясняется: спал с открытыми глазами, ни фига не слышал, о своем думал. Прямо треснуть тебя хотелось. Зачем прикидывался, что весь внимание? Сказал бы честно, что скучно, и ушел.

   Я отвел глаза в сторону. То, что раздражает Зинаиду, в доме Подушкиных называлось хорошим воспитанием, я до сих пор не могу от него отделаться.

   — Вот и сейчас ты такой, — возмущалась Зинаида, — совсем не изменился. Объяснила же один раз! Виктор Горелов красавец был — высокий, кудрявый, веселый, на гитаре играл, анекдоты травил, плясал лучше всех, к тому же при деньгах. Фуру он по разным странам гонял, вещи оттуда привозил. Неженатый, жил как хотел. Какие к нему бабы приезжали! С авдеевскими-то он не водился, крутил с женщинами из Москвы. Но из-за Адели Вайнштейн свой принцип нарушил. Может, решил: раз она дачница, то с ней можно.

   Я сидел, не шевелясь, боялся пропустить хоть слово. А Зина, заметив мою явную заинтересованность, выкладывала давнюю историю с мельчайшими подробностями, припевом повторяя: «Сама, конечно, я ничего не видела, но мама рассказывала, она в то лето к Вайнштейнам дачу убирать нанялась».

   … Абрам по утрам уезжал в город, Адель оставалась в избе. Наивный муж, наверное, полагал, что супруга хлопочет по хозяйству, готовит обед, а потом отдыхает на свежем воздухе, ходит на речку, гуляет в лесу, собирает землянику. Собственно, так первую неделю и было, но потом Адель начала вести себя иначе. Она провожала законного супруга до электрички, когда Абрам садился в вагон, махала вслед отъезжающему составу рукой и куда-то исчезала. На дачу она возвращалась около семи вечера, в восемь опять бежала на платформу, встречала мужа, под руку с ним возвращалась в снятую фазенду.

   Вероятно, до того лета Адель никогда не жила в деревне, поэтому не предполагала, что у сельских баб по двенадцать глаз, а часть из них расположена на затылке, и кроме всевидящих очей, у них еще чуткие уши и бойкие языки. И вот по Авдеевке змеей поползла новость: Виктор Горелов крутит шашни с красивой дачницей. Адель тайком бегает в избу шофера, приносится утром, уходит вечером, она внаглую обманывает своего мужа.

   Спустя месяц кто-то подбросил в почтовый ящик Вайнштейнам анонимку, в которой рассказывалось о похождениях развратницы. Авдеевка затаила дыхание: все знали, что только Абрам утром вытаскивает газеты, блудная жена к ним не прикасается. Доносчик был хитрый, опустил подметное письмо в ночь с субботы на воскресенье, понимал, что в выходной Абрам будет на даче, на работу не поедет, ему хватит времени, чтобы разобраться с прелюбодейкой.

   Баба Тоня и баба Маша, жившие справа и слева от дачки, где поселились москвичи, распахнули в своих избах окна, чтобы лучше слышать скандал. Соседи, обитавшие напротив, вышли во двор. Все замерли. Вот сейчас Абрам прочитает послание, озвереет, схватит Адельку за волосы, наподдаст ей от души, помчится в сарай за топором, затем полетит к Виктору… Ой, что будет!

   Но в избушке у Вайнштейнов царила тишина. А где-то через час Адель и Абрам под ручку вышли на улицу и дружно пошагали к автобусу. Вернулись они поздно, шли в обнимку. В понедельник Аделька, как всегда, проводив мужа, шмыгнула во двор к Горелову.

   Авдеевцы решили, что донос не дошел до адресата, и отправили Абраму новое послание. Но тот и на него никак не отреагировал.

   В следующее воскресенье Абрам, вышедший перед завтраком во двор, увидел на сарае надпись, сделанную большими корявыми буквами: «Адель спит с Витькой». Рогатый муж спокойно докурил сигарету и скрылся в избе. А через пару часов супруги, нежно взявшись за руки, отправились гулять в лес. Назад они вернулись довольные, несли корзинку с малиной, смеялись.

   — Может, он читать не умеет? — предположила баба Тоня. — Или близорукий сильно, буквы не разглядел.

   В понедельник утром стена сарая оказалась чистой, кто стер надпись, осталось неизвестным. Адель проводила мужа и нырнула в избу Виктора.

   Деревня впала в ступор — с таким поведением тут никогда не сталкивались.

   В конце августа Вайнштейны уехали в Москву и в Авдеевку более не возвращались. К Горелову вновь стали захаживать столичные красотки.

   Через несколько лет баба Тоня, поехав в Москву за покупками, увидела в большом универмаге на привокзальной площади Виктора. К слову сказать, в жизни Горелова в то время произошли резкие изменения, он стал жить с веселой, но совсем не симпатичной женщиной по имени Марина Лазарева…

   — Марина Лазарева? — не удержавшись, я перебил рассказчицу. — Владелица кондитерского магазина?

   — Тебе точно Таисия все рассказала, — вновь расстроилась Зинаида. — Они с мамкой часто чай пили, болтали о всяком.

   — Нет, нет! — возразил я. — Впервые эту историю слышу!

   — А откуда про лавку знаешь? — недоверчиво протянула подруга детства.

   — Зашел как-то на рынок, увидел вывеску «Марина Лазарева. Конфеты», — лихо придумал я.

   — Ох, Ваня, врешь, — покачала головой Зина. — Маринку сто лет назад убили, за долги зарезали. Она, говорят, товар на реализацию взяла, но не расплатилась, торговую точку продала, а потом…

   — Зиночка, — попросил я, — давай по порядку. Виктор полюбил Марину Лазареву… И что дальше?

   — Они поселились вместе, — охотно продолжила та. — У Маринки была дочка. Кто отец, народ не знал, но точно не Горелов. У того светло-каштановые волосы, глаза голубые и белая кожа, летом он никогда рубашку не снимал, чтобы не обгореть. А Фаинка черная, цыганистая. Кстати, и на мать мало похожа, та тоже светленькой была. Видно, в папашку девочка удалась, да только кто он, местные понятия не имели.

   — Фаина, которой ты кефир бесплатно дала, дочь Марины, жены Виктора Горелова? — уточнил я.

   — Ну да, — кивнула Зинаида. — Когда Лазарева в Авдеевку переехала, девочке лет девять, может десять, стукнуло. Только Маринка никогда Виктору законной супругой не была. Не расписавшись жили, по документам они чужие друг другу. Ваня, ты меня постоянно с мысли сбиваешь, дай договорю спокойно.

   — Прости, — смутился я. — Меня твой рассказ захватил. Я не предполагал, что в Авдеевке такие африканские страсти горели.

   — Ты нелюбопытный был, окружающим миром не интересовался, в книгах жил, — улыбнулась Зина. — Я же внимательной росла, ушки на макушке торчком держала. Сяду у забора, сделаю вид, что в траве копошусь или играю, а сама слушаю, о чем взрослые судачат. На ребенка они внимания не обращали, свободно гутарили. Ты-то, Ваня, со своего двора только на участок Гусевых бегал, там дерево огромное стояло, на нем у тебя домик был. Ладно, про Виктора теперь!

   Я откинулся на спинку стула. Зинаида, откусив от бутерброда с колбасой, заговорила с набитым ртом:

   …Соседка Горелова, баба Тоня, поехала в Москву за покупками и увидела в универмаге Виктора. Он явно кого-то ждал — держал в руке пакет, постоянно смотрел на часы, оглядывался по сторонам.

   В бабу Тоню когтями вцепилось жадное любопытство. Она спряталась за колонной и стала подсматривать за водителем, который совсем недавно привел к себе в дом Марину Лазареву.

   Кстати! Другая соседка Горелова, баба Маша, говорила Антонине:

   — Витька образумился, взял бабу с дитем, перестал шлёндрать.

   Но баба Тоня возражала:

   — Ненадолго утих, скоро налево свернет. Горбатого кобеля и могила не исправит.

   Старухи сначала спорили, затем крепко поругались из-за несовпадения взглядов и стали жаловаться друг на друга всей Авдеевке. Село раскололось на две части, одни были за Антонину, другие за Марию.

   И вот сейчас баба Тоня получила шанс, застукав Виктора на горячем, доказать свою правоту. Естественно, старушка не собиралась упускать удачу, поэтому решила обязательно увидеть, кого поджидает шофер.

   Минут через десять к нему подошла женщина с маленькой девочкой. Антонина чуть не рухнула замертво. Она сразу узнала Адель Вайнштейн и сообразила, что та родила ребенка от Горелова. Малышка была копией шофера: светло-каштановые кудрявые волосы, белая кожа.

   — Сонечка! — обрадовался Виктор. — Как ты выросла! Пошли покупать тебе на день рождения подарок.

   Вернувшись домой, Антонина тут же растрепала новость заклятой подружке Маше, последняя поделилась с матерью Зины. Авдеевка принялась взахлеб обсуждать сплетню, и снова жители раскололись на два лагеря. Одни полагали, что Софья — ребенок Виктора, другие восклицали:

   — Подумаешь, светлые волосы! Аделька небось со всей Москвой переспала.

   Шли годы, Вайнштейны более никогда в деревню не приезжали. После трагической гибели Ростика уехали Гусевы, Виктор на Маринке так официально и не женился, но жил с Лазаревой мирно. Та открыла магазин на рынке, стала торговать конфетами, Фаина училась на инженера. Все вроде шло хорошо, но потом беды посыпались, словно песок из разорванного мешка.

   Однажды Виктор пропал — просто не вернулся домой. Марина обратилась в милицию, но там ей живенько объяснили, что она Горелову не законная жена, поэтому подавать заявление о его исчезновении права не имеет.

   Труп Горелова нашли случайно в той же сторожке, где когда-то зарезали Ирину Астапову и директора школы Валентина. А спустя короткое время после похорон Горелова в избушку зашли грибники и наткнулись на тело молодой женщины. Как ее звали, авдеевцы не узнали. Мужики из Зайцева стали поговаривать, что проклятый дом надо сжечь. Но красного петуха они пустили лишь после того, как в избушке лишили жизни еще и Марину Лазареву. Она была третьей за тот год жертвой. В Авдеевку милиция не заглядывала, да и жителей Зайцева опросили через пень-колоду.

   Всезнающая баба Тоня, придя в магазин, сказала матери Зины:

   — Маринка с Виктором денег в долг набрали, лавку конфетную на них открыли, но дела у них коряво шли, отдать долг не смогли, на него проценты набежали, вот их и прирезали. По телевизору о таком часто говорят, беспредел в стране творится…

   Зинаида перевела дух.

   — Вот, Ваня, какая Санта-Барбара у нас тут!

   — Странно, что к вам следователь не приезжал, — покачал я головой. — Ему бы рассказали, что Лазарева гражданская жена Горелова.

   — Не, Вань, никто сюда не прикатывал, — ответила продавщица. — Только Файку по месту прописки в отделение позвали. У нее однушка в городе есть, которую она сдает. Раз в неделю туда катается, проверяет, чего жильцы делают, вот в почтовом ящике повестку и нашла.

   — И не сообщила, что Горелов ей фактический отчим? — поразился я. — Почему?

   — Ну, это ты у нее спроси, — пропела Зина. — Конечно, можешь с ней поболтать, но на откровенность не надейся. Она мужиков не любит, нарвешься на грубость. Да и зачем тебе Фаинка? Только я могу о Гусевых подробно рассказать, потому что с мамой к ним в дом ходила, видела, как они живут. Дочка Лазаревой никогда ни с Елизаветой Георгивной, ни с Тефи не общалась.

   — Все же схожу к ней, — не сдался я.

   — Вот не зря, Ваня, Таисия тебя вредным считает, — покачала головой Зинаида, — с детства рос несговорчивый. Вежливый, тихий, вроде послушный, но если чего в голову себе вобьешь — кранты, по-своему поступишь, даже если весь мир будет твердить: «Подушкин, не глупи».

   Я улыбнулся.

   — Не замечал за собой упрямства барана.

   — Человек свои отрицательные качества не видит, — отмахнулась продавщица, — а другим они в глаза кидаются. Говорю: не ходи к Боковой, словечка от нее не добьешься.

   Я отодвинул пустую чашку.

   — Попытка не пытка.

   — Во-во, — хихикнула Зина, — типичное баранье поведение. Почему бы тебе мой совет не послушать?

   Я вспомнил другую поговорку:

   — Доверяй, но проверяй.

   Зина закатила глаза, потом, прикрыв рукой рот, прошептала:

   — Ой, стыдно о таком говорить, но мы же с детства дружим… Понимаешь, Файка с бабой живет. Любовница у нее в Москве, звать Валера, как мужика. Видать, та в их паре за супруга. Летом в Авдеевку прикатывала, они на участке шашлыки жарили, вино пили. Разврат, Вань! Хорошо, Виктор с Мариной до позора не дожили. Повторяю, Фая мужиков терпеть не может, с тобой не станет болтать.

   Я резко встал.

   — В каком доме живет Бокова?

   — Крайний справа по улице Ленина, — нехотя объяснила Зинаида. — Не веришь умной женщине? Иди, убедись. Когда Файка вон тебя выставит, возвращайся. Между прочим, Вань, а чего ты никак не женишься? Хочешь, с хорошей девушкой познакомлю? Не пьет, не курит, готовит вкусно, сама аккуратная, почтительная к старшим, не по-современному воспитана. Таисии Лена нравится, она давно говорит: «Как бы Ваню с правнучкой Антонины свести?» Все хитрости планирует, собирается ее в гости зазвать и тебя пригласить. Но я решила по-прямому спросить: Вань, как ты к женщинам относишься? Положительно? Или к другому крылу примыкаешь? Сейчас модно, когда мужик с мужиком вместе.

   Я поднял руку.

   — Зина, я стопроцентный гетеросексуал.

   Она вытаращила глаза.

   — Это ты, значит, с кем того самого? Кто такие гетеры? Они люди?

   Я закашлялся. Успокоившись, заверил Зинаиду, что принадлежу к представителям традиционной сексуальной ориентации.

   — Фу-у-у, — выдохнула подруга детства, — нет бы сразу нормально сказать. А почему до сих пор холостякуешь?

   Я быстро нашел понятный ей аргумент:

   — Не нашел еще свою единственную, любимую.

   — Вань, ты как маленький, — хмыкнула Зина. — Для брака нужна терпеливая, добрая, хозяйственная баба, от любви одна морока. Самая крепкая семья, когда люди по правильному расчету соединились. Страсти в кино хороши, за чужой Санта-Барбарой интересно наблюдать и посудачить о ней забавно, но в собственном дому оперетту играть плохо. Послушай мудрый совет: ищи не любовь, а порядочность.

   Вопреки предостережениям Зинаиды Фаина спокойно открыла мне дверь и вежливо спросила:

   — Кого-то ищете?

   — Добрый день, — сказал я и вынул удостоверение частного детектива. — Знакома ли вам Валерия Алексеевна Пименова?

   Хозяйка отступила в глубь сеней.

   — Господи! Позвонить Лере не могу, у нее на днях трубку украли в магазине. Она подошла к кассе, а сумка открыта, кошелек и сотовый исчезли… Что случилось? Пожалуйста, не молчите!

   — К огромному сожалению, я принес вам плохую новость, — потупился я. — Валерия Алексеевна скончалась. Вернее сказать, была убита. Вы кого-нибудь подозреваете в ее смерти?

   Бокова истерически рассмеялась.

   — Подозреваю? Нет, точно знаю: Леру убила Стефания Теодоровна Гусева.

   Я опешил.

   — Не может быть!

   Фаина вплотную приблизилась ко мне, до моих ноздрей долетел слабый запах то ли шампуня, то ли мыла.

   — Полагаете, богатая пожилая женщина не способна убить? Те, у кого бизнес успешный, в банке большой счет и возраст солидный, сплошь прекрасные люди? Вам плевать на простых граждан! Мы-то с Валерой нашли убийцу Сонечки. А вы чем занимались? Взятки от преступников брали?

   Она заплакала и вдруг замолотила кулачками по моей груди. Я обнял ее, притянул к себе, начал гладить по голове и приговаривать:

   — Тише, тише, сейчас во всем разберемся, все будет хорошо…

   Спустя полчаса мы с Фаиной сидели на маленькой кухне. Она заварила кофе, поставила передо мной чашку и устало сказала:

   — Простите, Иван Павлович, я вовсе не истеричка.

   Я сделал глоток.

   — Услышав весть о смерти любимого человека, легко потерять самообладание.

   Бокова криво усмехнулась.

   — Видела вас в магазине, из чего заключаю, что вы беседовали с Зинаидой. Она кладезь местных легенд, собирательница слухов. Этот дар ей достался от матери, та служила уборщицей у обеспеченных дачников и авдеевцев. Тихая такая женщина, ее не замечали, а зря — Нина Тимофеевна, как магнитофон, информацию в голове своей записывала, потом в искаженном виде до любопытных ушей доносила. Зина вам наверняка наболтала, что мы с Валерой лесбиянки. Я права?

   — Скажем так: продавщица намекнула на ваши особые отношения, — осторожно согласился я.

   — Мы просто дружили, — устало проговорила Фаина. — У нас была общая цель — найти убийцу Сони. Вот с Софьей Лера… да, они жили вместе. Соня была моей сестрой… хоть на самом деле никогда ею не являлась…

   Фаина замолчала, посмотрела в окно и прошептала:

   — История такая запутанная… сразу всего не объяснишь…

   — А вы попробуйте, — попросил я. — Уже кое-что знаю, поэтому постараюсь разобраться. И вы правы, я побеседовал с Зиной, наслушался разного, теперь хочется понять, где правда, а где охотничьи легенды.

   Фаина провела ладонью по скатерти.

   — Сначала ответьте: где сейчас находится тело Леры?

   — В морге, — ответил я.

   Бокова встала.

   — Вы же на машине приехали, не на электричке?

   — Да, — подтвердил я. — Автомобиль припаркован возле магазина.

   — Расскажу вам все, что мне известно, — ровным голосом продолжила Фая, — но сначала хочу увидеть Валерию, чтобы убедиться: вы меня не обманываете, она действительно погибла. На фотографию смотреть не стану, живого человека можно под труп загримировать. Покажете тело — узнаете всю правду. Таково мое условие. Если будете юлить, предлагать: «Давайте через пару дней, сейчас невозможно», я не скажу ни слова. Только сегодня. И не врите, что морг закрыт, он работает круглосуточно, там всегда дежурит человек. Арестуете меня, попытаетесь силой выбить правду, ничего не получится. Ну так как?

   Я поднялся и, вынимая из кармана сотовый, произнес:

   — Надеюсь, мы не попадем в пробку.

   Через несколько часов внешне спокойная Фаина села в кресло в кабинете Воронова и, глядя прямо ему в глаза, предупредила:

   — Я могу изъясняться путано, хотя очень постараюсь излагать события последовательно.

   — Рассказывайте, как вам удобно, — согласился Макс, — мы поймем. Правда, Иван Павлович?

   Я молча кивнул.

   Бокова сложила руки на коленях, выпрямилась и заговорила…

   Виктор Петрович Горелов работал простым шофером. Он владел тремя языками, закончил автодорожный институт, имел диплом с отличием и какое-то время трудился в одном НИИ. Молодой, красивый, хорошо зарабатывающий холостой мужчина привлекал внимание женщин и постоянно заводил краткосрочные романы. Из НИИ Горелова уволили после того, как открылась его связь с женой директора. Неверная супруга была чуть ли не вдвое старше любовника, она потеряла голову от страсти и собралась уйти от мужа. Напомню, дело было в советские времена. Нынче-то и на связь пенсионерки с младенцем смотрят с усмешкой, а при коммунистах в характеристике могли написать всего два слова — морально неустойчив, и тогда прости-прощай карьера.

   Обманутый супруг вызвал Виктора и, пригрозив тому навсегда испортить личное дело, велел спешно уволиться по собственному желанию да помалкивать, по какой причине лишился должности. Горелов, как все молодые люди, отличался бесшабашностью, был уверен, что легко устроится в другом месте, и сразу забрал трудовую книжку. Но вскоре понял: это катастрофа. Его не желали принимать по специальности ни в одну контору, связанную со строительством и обслуживанием дорог. Очевидно, мстительный директор НИИ, получая запрос кадровиков о том, хорошо ли работал под его началом бывший сотрудник, давал о нем соответствующий отзыв.

   В СССР в Уголовном кодексе существовала статья, предусматривавшая наказание за тунеядство. Горелов мог попасть под суд, а значит, нужно было устроиться хоть куда, но идти на стройку рабочим ему крайне не хотелось, он не желал превращаться в пролетария. Слава богу, на помощь пришел отец приятеля-однокурсника, большой начальник в сфере автоперевозок, он пристроил неудачливого Казанову шофером фуры на загранрейсы и сказал:

   — Поездишь пару лет, потом опять за стол с бумагами сядешь. Пена уляжется, информацию о тебе из отделов кадров будут у моего ведомства запрашивать. Только больше на службе не гадь. Заодно приоденешься, магнитофон себе привезешь.

   Горелов неохотно взялся за баранку, съездил в Болгарию и сообразил: совсем не обязательно протирать штаны в душной конторе и годами ждать, когда тебе прибавят жалованье, на дороге очень интересно, к тому же можно прилично заработать. Большая неприятность обернулась настоящей удачей.

   Через год у Виктора умерла мать и он стал хозяином дома, сделал ремонт по своему вкусу и зажил на полную катушку. Во время рейсов Горелов всегда вел себя безупречно, никаких шашней с официантками в придорожных кафе на советской территории не заводил и уж тем более не подкатывал к иностранкам. На работе он имел безупречную репутацию, а вот в перерывах между рейсами расслаблялся. Но и тут соблюдал осторожность: с соседками не гулял. А может, ему просто не нравились деревенские бабы, любовницы Горелова были москвичками. Свое правило Виктор нарушил, когда в село на лето приехала Адель Вайнштейн, но ведь она тоже была столичной штучкой. Роман Адель с Гореловым продлился три месяца, потом любовница вернулась в город, и более ее никто в Авдеевке не видел.

   Спустя некоторое время после завершения романа с Адель Виктор заболел корью. То, что у взрослого мужчины детская инфекция, поняли не сразу. Горелов попал в реанимацию в тяжелом состоянии, затем пошел на поправку. Из клиники он вернулся тихим, заперся в доме, накупил разных книжек и перестал водить к себе девушек. Целый год так и прожил в одиночестве — возвращался из рейсов и оседал в доме, в Москву не ездил, вечеринок не затевал, читал, лежа на диване. А затем в Авдеевке появилась Марина Лазарева с дочкой…

   — Погодите! — остановил рассказчицу Макс. — По документам у Лазаревой нет детей и мужа, она числится одинокой.

   — Верно, — согласилась Фаина. — Моя мама была очень добрым, веселым и общительным человеком, к ней даже многие злобные авдеевские бабы положительно относились. Замуж она никогда не выходила, но у нее в юности случилась любовь со вдовцом. Жена мужчины — его звали Леонидом — скончалась в родах, произведя на свет меня. Отец остался с младенцем на руках. Теща сказала ему, что у нее нет денег воспитывать внучку, и разорвала с ним отношения. Вскоре он познакомился с Мариной, которая и стала мне матерью. Когда мне исполнилось три года, отец, который, уж не знаю почему, так и не удосужился жениться на любовнице, попал под машину. Лазарева оказалась в сложном положении — меня могли отправить в детдом, официально-то я ей была никто, а постороннему человеку опекунство не разрешат. В конце концов она придумала выход. Приехала к теще Леонида и предложила ей: «Оформите девочку на себя, получите ее пенсию и все привилегии, которые дает воспитание сироты. Растить же и воспитывать ребенка по-прежнему буду я». Бабка, которую я никогда не видела, согласилась. Умерла она, когда мне исполнилось семнадцать, в таком возрасте в приют уже не забирают. Марина и Виктор по крови мне чужие, но на самом деле родители. Своего биологического отца Леонида я совсем не помню, с Гореловым мама сошлась спустя два года после его гибели. Всю эту историю я узнала много позже.

   — Почему же воспитавшие вас люди не пошли в загс? — задал неудобный вопрос Воронов.

   Фаина положила ногу на ногу.

   — На моей памяти папа несколько раз предлагал маме расписаться, но она отказывалась.

   — По какой причине? — удивился я.

   — Не знаю, — ответила Фаина. — Мы с ней на эту тему никогда не разговаривали. Зато папа однажды рассказал, по какой причине перестал куролесить. Попав в больницу с корью, он оказался в одной палате со священником, стал от скуки с батюшкой беседовать, и тот перестроил образ мыслей Виктора. А еще отец, когда выздоровел, узнал, что у Адели родилась от него дочка. Вот так все вместе и сложилось. Виктор Петрович начал жить по-другому, увлекся чтением духовной литературы, хотел иметь семью, детей, но у него после кори какое-то осложнение было, мама так и не смогла забеременеть.

   Фаина отвернулась к окну.

   — В детстве я понятия не имела о существовании Сони. Как-то раз, когда отец вернулся из рейса, я без спроса в его чемодан залезла, ища подарки, и обнаружила две одинаковые куклы, одежду для девочки, не подходящую мне по размеру. Очень, помню, удивилась: платьица для кого? И зачем одинаковые игрушки? Не удержалась, спросила папу, а тот не рассердился, объяснил: «Я привожу из-за границы разным людям вещи по заказу. Но об этом никому рассказывать нельзя». Я ему поверила. И только позднее поняла: это были презенты для Сони.

   Бокова помолчала, а затем продолжила рассказ.

   …Ее родители погибли в один год. Сначала исчез Виктор. А через какое-то время мама вернулась из города заплаканная, ее прямо трясло. Фаина испугалась, спросила, что случилось, и лишь тогда узнала правду про Софью.

   Абрам оказался удивительным человеком. Он не выгнал из дома беременную от другого мужчины жену. Более того, не протестовал против встреч Виктора с дочерью. Биологического отца девочке представили как родственника мамы, живущего в провинции. У Сони никогда не возникал вопрос, почему она так похожа на дядю Витю, ясное дело, у родни всегда есть сходство. Домой к Вайнштейнам Горелов не заявлялся, наедине с Софьей не встречался, при всех свиданиях, кроме одного, присутствовала Адель. Взрослые и девочка шли гулять в парк или в кафе-мороженое. Виктор не надоедал Вайнштейнам, появлялся в жизни Сони пару раз в год — перед днем рождения девочки и тридцатого декабря.

   Конечно, Фаина была удивлена услышанным, но это ее не шокировало. Она не испытала чувства ревности к незнакомой Софье. Девушка прекрасно знала, как любил ее папа и как он о ней заботился. Когда Фае исполнилось восемнадцать, Горелов подарил ей свой дом в Авдеевке и сказал:

   — Твоя мать вредничает, не хочет штамп в паспорт ставить, не думает, что будет, если я вдруг умру. Вас же на улицу отсюда выставят! А теперь я спокоен — ты владелица дома и участка. Я даже на всякий случай выписался из Авдеевки, зарегистрировался в московской квартире.

   — Разве так можно? — удивилась Фаина.

   Виктор Петрович рассмеялся.

   — Деньги все решают. У меня есть хорошая клиентка, я ей давно шмотки вожу. Она с сыном живет в крошечной двушке, им более просторная площадь не положена. Вот мы и договорились: я прописываюсь к ней, квартира будет считаться коммунальной, соответственно, обоим соседям должны дать по отдельной жилплощади. Причем хорошего метража, намного больше, чем мы сейчас имеем. Нас поставят на очередь. Подожди, я тебе еще и однушку в Москве добуду.

   — Папочка, — не успокаивалась Фаина, — но как же тебя на чужую, да еще маленькую площадь прописали?

   Виктор погрозил дочери пальцем.

   — Много будешь знать — скоро состаришься. Не приставай, не скажу…

   Оборвав рассказ, Бокова посмотрела на Макса.

   — Можно мне воды?

   Воронов кивнул и вышел.

   — Понятно теперь, почему по документам Горелов был одиноким человеком, проживающим в коммунальной квартире, — вздохнул я. — И почему у Лазаревой официально не было семьи.

   — Вода из кулера, — оповестил Максим, возвращаясь в кабинет, — пока никто ею не отравился.

   Фаина взяла стакан, сделала несколько глотков и продолжила повествование.

   В тот день, когда Марина сообщила дочке о существовании Сони, она была в крайне подавленном состоянии, потому что вернулась с похорон дочери Вайнштейнов и испытывала самые разнообразные чувства. Она знала Софью, несколько раз вместе с Виктором приезжала на встречу с ней, была в курсе, что девушка очень талантливая скрипачка. Примерно за три месяца до исчезновения Виктора, накануне своего дня рождения, Соня завоевала второе место на конкурсе скрипачей. Горелов узнал о ее успехе почти сразу — встретился с дочкой, чтобы вручить ей подарок к празднику, и услышал про медаль.

   — Почему серебряная? — удивился он. — Соня играет лучше всех!

   Адель развела руками:

   — У девушки, которая опередила Сонюшку, уникальная скрипка.

   — Надо купить такую же! — засуетился Горелов.

   — Витя, ты не представляешь, о каких деньгах идет речь, — грустно сказала Адель. — Мы с Абрамом думали на эту тему. Я могу продать украшения, доставшиеся мне в наследство от мамы, но вырученной суммы хватит только на смычок.

   Через месяц Горелов позвонил Адели и попросил о встрече с Соней. Сказал: «У меня особый подарок, разреши нам наедине поговорить. Я купил Соне скрипку. Не спрашивай, где взял деньги, скажу лишь, что не украл. Я алиментов на девочку никогда не платил, вы с Абрамом ни разу от меня ни рубля не потребовали. Считай, я отдаю долг». И Адель отпустила дочь на свидание.

   Рано утром, до того, как увидеть Софью, Виктор помчался к продавцу скрипки, тот упаковал инструмент в чехол, затем положил его в большую спортивную сумку. Горелову повезло — ему удалось слегка сбить цену, у него осталось немного деньжат. Взяв покупку, Виктор рванул в кафе на встречу с Соней, ему хотелось лично, без посторонних, вручить дочери инструмент, сделать ей сюрприз. Он сказал:

   — Сонечка, вот мой подарок. Сейчас не открывай его, посмотришь дома, я позвоню тебе вечером, и тогда ты расскажешь о своих впечатлениях.

   Соня удивилась, как всегда экспансивно замахала руками, стала гримасничать. Виктор Петрович выждал некоторое время, потом встал, положил на столик сэкономленную пачку денег.

   — А это тебе на роскошное концертное платье. Не смей отказываться!

   Сказав это, он ушел.

   Увы, долго пользоваться скрипкой Софье не довелось, ее убили. Но еще раньше из жизни ушел Горелов…

   — Милиция не особенно утруждалась, когда папа пропал, — тяжело вздохнула Фаина. — С мамой разговаривать не стали. В местном отделении ее просто отфутболили: вы Горелову не жена, да и прописан он в Москве, так что это не наша проблема.

   Фаина поставила пустой стакан на подлокотник кресла и замолчала.

   — В Авдеевку следователь Бабичев никого не послал, потому что выяснилось, что убитый был зарегистрирован в столице, а Лазарева в своей однокомнатной квартирке в Королеве, — протянул Макс. — Вы, Фаина, никогда у Марины прописаны не были.

   — Верно, — согласилась та, — мне по наследству досталась двушка моего отца Леонида, я там зарегистрирована. Мама ее сдавала, я теперь тоже съемщиков пускаю, а сама живу в Авдеевке, в доме, который папа, то есть Виктор, на меня переоформил.

   — В документах Виктора Петровича нет никаких следов Фаины, Марины, Софьи, — все не мог успокоиться Воронов. — Вот почему у нас не получалось связать Горелова с Вайнштейн и Лазаревой.

   Бокова дернула плечами.

   — Ну, мама-то сразу подумала, что отец погиб из-за скрипки. Больших денег у него на книжке на момент покупки инструмента не было, продать ему было нечего. Кондитерский магазин тогда уже в другие руки уплыл — убыточным оказался, вот мама от него и избавилась, две копейки выручила. Она знала, что Виктор приобрел для Софьи инструмент, он ей рассказал, как его искал, как Соне вручал, но не счел нужным объяснить, где взял деньги. А ее вопросы сразу пресек: «Забудь. У вас с Фаиной я ничего не отнял, остальное неважно». Мама сообразила, что бабки он у кого-то занял, но не встревожилась — муж всегда сам решал любые семейные проблемы, мы с ним жили как за каменной стеной. После исчезновения отца мама сама не своя ходила, ее неизвестность мучила, а то, что никто Виктора искать не собирается, и вовсе ее в депрессию вогнало. Потом… Она однажды на работу поехала, села в электричку, а около нее какие-то тетки из Зайцева устроились и стали про найденный в сторожке труп тарахтеть. Мамочка сердцем почуяла — об отце речь идет. Из электрички выскочила, назад вернулась, к участковому нашему помчалась.

   Фаина на секунду умолкла, сжав руки в кулаки. Воспоминания давались ей с трудом. Но собралась с силами, продолжила.

   — Николай Фомич в Авдеевке сто лет служил, ему можно было все-все сообщить. Мама сказала участковому: «Думаю, в избушке Витя погиб. Он скрипку дочке родной купил, дорогую очень. Назанимал денег, наверное, под большие проценты, а отдать не смог, уж не знаю, на что он рассчитывал. Скорей всего, его за это на тот свет и отправили. Выясни, права я или нет, хочу знать, что с Витей стряслось». И на следующий день Николай Фомич дал маме ответ: «В сторожке действительно труп Горелова оказался. Я никому о том, что ты его гражданская жена, не обмолвлюсь. Если до мерзавцев-барыг весть о том, что у должника супруга есть, дойдет, они нож к горлу приставят и могут у тебя с дочкой все отобрать: дом в деревне, квартиры городские. Сиди тихо, молчи. Будем надеяться, что все обойдется. Московская милиция в Зайцево ходит, в Авдеевку пока не лезет. Старший у них долдон, думает о скорой пенсии, спустя рукава работает. Авось и не сунется к нам сюда.

   — Вот гад! — вспылил Макс. — Нет слов просто! Да этого участкового…

   Я вздохнул. Представляю, как отреагирует Воронов, когда узнает, что «шериф» Авдеевки еще и объявил несчастными случаями произошедшие в сторожке ранее убийства Ирины Астаповой и директора зайцевской школы.

   Макс перевел дух.

   — Да, Горелова, как проштрафившегося должника, могли лишить жизни. Но при чем тут Софья?

   — Не знаю, — устало ответила Фаина. — Мама о Вайнштейнах особо не распространялась. Она не могла решить, как поступить: идти в милицию и сказать, что погибший ей фактически муж, требовать выдать тело для похорон, или послушать Николая Фомича и затаиться?

   Бокова замолчала, я договорил за нее:

   — Лазарева выбрала второй вариант.

   — Только не надо осуждать маму! — взвилась Фаина. — Она осталась одна, очень боялась, что кредиторы узнают о нас. Бандитам, в отличие от милиции, наплевать, что отношения в загсе не оформлены, припрутся в Авдеевку, отнимут дом, квартиры. А когда мы им все документы на жилье отдадим, убьют и нас. Если бы мамочка пошла забирать тело, служащие морга записали бы ее фамилию…

   — Дальше можешь не продолжать, — снова вздохнул я. — Но почему Марина решила отправиться на похороны Сони?

   — А ей папа приснился, велел: «Купи белые розы, отнеси Сонечке. От нас». Мама подумала так: приедет на погост, и если у могилы соберется много народа, тоже подойдет к могиле, а будет лишь пять-шесть родственников — не станет к гробу приближаться. Мне она о своем решении не сказала, все потом поведала. Она приобрела букет, приблизилась к гробу, увидела Соню и… скрипку. У нее началась истерика, она закричала: «Инструмент нельзя в землю зарывать! Достаньте его, отца Сони из-за скрипки убили! Отдайте мне ее, я должна бешеные деньги ростовщикам вернуть!» Местная охрана ее скрутила, в отделение сдала. Но там оказались незлые люди, решили, что у нее нервы сдали, пожурили мамулю и отпустили. А через некоторое время и она исчезла. Вот когда мне жутко стало!

   Фаина передернулась.

   — Не знала, что делать, сидела и плакала. Мысли сами собой в ряд выстроились: мама на кладбище шум устроила, про скрипку кричала, за что ее в отделение замели, а теперь пропала, значит, у бандитов в милиции свой человек есть, он им про истерику мамину настучал, и теперь ее за долги убили. Я прямо почуяла: нет мамы уже в живых. Спряталась дома, высунуться боялась, с работы уволилась. Из избы только за продуктами в лавку бегала. Не хочу рассказывать, как про смерть мамы узнала, как боялась ее тело забирать из морга, как денег санитару заплатила, чтобы он мои документы в книге, куда данные из паспорта родственника переписывают, не указывал.

   Бокова закрыла лицо руками.

   — Спасибо Николаю Фомичу, он мне помог. Тоже понял, что барыга в милиции московской своих шептунов имеет, поехал в морг и все устроил. Я мамочку, как полагается, похоронила, но мое имя нигде не засветилось.

   Макс покраснел.

   — И где сейчас сей благородный участковый?

   — Николай Фомич давно умер, он же старенький был, — пояснила Фаина.

   Я решил побыстрее уйти от щекотливой темы.

   — Но потом ваша жизнь наладилась, так?

   — Да, — согласилась Фая. — Я устроилась в аварийную службу. Работа хлопотная, но платят хорошо. Отгоревав по родителям, перестала бояться ростовщика, сообразила, что он обо мне не знает, ведь я столько времени тихо жила. А в прошлом году появилась Лера. Можно еще воды?

   Макс встал.

   — Сейчас принесу.

   Когда он вернулся, Фаина продолжила рассказ.

   …Она удивилась, увидев в своем дворе незнакомую женщину. А та сразу сообщила:

   — Я знаю, что Виктор Горелов — биологический отец Сонечки, твой отчим и гражданский муж Марины Лазаревой. Я пообещала Адели найти и наказать того, кто лишил жизни Соню.

   — Как вы узнали про нас с мамой? — поразилась Фаина. — Где взяли адрес?

   Валерия, а это была она, пояснила:

   — Дядя Абрам не мог иметь детей, но мечтал о ребенке и, хоть это может вам показаться странным, был счастлив, когда на свет появилась Соня. Он очень любил дочь, которой никто не рассказывал правды о ее рождении. Я все узнала от Адели много лет спустя. Известие о смерти Софьи убило дядю Абрама почти сразу, а тетя Ада продержалась долго. Она продала квартиру, переехала в коммерческий дом престарелых, перестала со всеми общаться, даже меня к себе не пускала. Но недавно мне позвонила старшая медсестра, сказала: «Вайнштейн просит вас срочно приехать». Я сразу кинулась на зов. Вошла в комнату и поняла: тетя Адель скоро умрет, уж очень плохо выглядит. А она, не поздоровавшись, не спросив, как у меня идут дела, сказала: «Лера, помнишь, сколько хорошего я для тебя сделала? Как в своем доме пригрела, когда родители тебя вон выгнали? Поклянись, что найдешь убийцу Сони!» Я пообещала сделать все возможное. И тогда тетя Адель сообщила мне, кто является биологическим отцом Софьюшки, открыла правду про то лето в Авдеевке, рассказала мне о Горелове, о Марине Лазаревой, о тебе. Она говорила без остановки.

   Валерия постаралась передать рассказ Адели близко к оригиналу…

   «Все несчастья начались вскоре после того, как Витя подарил Соне скрипку. Старые инструменты иногда бывают проклятыми и веками несут горе их владельцам. Похоже, Виктор приобрел именно такую скрипку. Незадолго до дня рождения дочки он признался, какой покупает ей подарок. Я обомлела: «Витя! Инструмент стоит царских денег. Где ты их взял?» Он не задержался с ответом: «Продал свою комнату в коммуналке». Я возмутилась: «Как ты мог? Жилплощадь должна была достаться Фаине. Не возьмет Соня инструмент. И я не хочу грабить Марину и девочку». Витя стал меня уговаривать, но я стояла насмерть: «Нет, и точка. Возвращай скрипку, выкупай жилье назад». А потом вдруг меня осенило: десятиметровка в хрущобе стоит не очень дорого, раритетную скрипку на такую выручку не купишь. Ну и выложила свои соображения Виктору. Тот смутился и признался: деньги взял в долг.

   Я только пуще разбушевалась: «Как ты собираешься их отдавать? Немедленно отвези инструмент продавцу, забери деньги и верни ростовщику. Все! Разговор окончен!» И вот тут Витя сообщил: «Не хотел правду говорить, некрасивая она, но ты упрямая, придется покаяться. Давай договоримся так. Поверь, я истину говорю: к барыге не обращался. У Сони завтра день рождения, вручу ей презент, а потом тебе все скажу». Я ему: «Нет, сейчас расскажи!» А он отвечает: «Сначала Соня подарок получит. И я должен ей наедине отдать его, хочу увидеть радость дочки без свидетелей».

   Мы с ним довольно долго препирались, потом я слабину дала, подумала: «Витя честный человек. Скольким знакомым я его рекомендовала, и он исправно им из рейсов и вещи, и лекарства, и ювелирные украшения привозил, деньги за которые всегда вперед брал. Витя с наличностью был аккуратен и вообще очень порядочный, Соню любит, никогда ее в неприятности не втянет, так что наверняка и со скрипкой все обойдется». В воскресенье Горелов Соне инструмент передал. Лера, ты же знаешь, как девочка была потрясена.

   В понедельник мне отчего-то тревожно стало, и тут Витя звякнул. Я ему напомнила, что он обещал объяснить, где деньги на виолу нашел. И услышала в ответ: «Сегодня я в рейс уезжаю, сделай одолжение, подскочи в полдень на станцию «Комсомольская», мне надо тебе кое-что отдать». И я прикатила на платформу…»

   Фаина поежилась, покосилась на приоткрытое окно. Я встал и захлопнул раму. Бокова продолжила рассказ.

   …Виктор очень торопился и долго беседовать с матерью Сони не стал. Коротко сказал ей:

   — Очень боюсь нашего предстоящего разговора, и ты, когда наконец я решусь, поймешь, почему я бесконечно его оттягивал. Наверное, я трус. Но даю честное слово, что, вернувшись из Венгрии, выложу все карты на стол. Вот тебе небольшой подарок, храни его до моего возвращения. Спрячь, никому не показывай. Это мой помощник будет, вместо меня тебе истину откроет. Я рядом буду сидеть молча, а он расскажет, что к чему. Не потеряй, пожалуйста, ларчик. Кстати, я сам его сделал.

   Горелов протянул Адели шкатулку с росписью, сделал шаг в сторону и мгновенно смешался с толпой. Похоже, он специально именно на «Комсомольской» встречу назначил, чтобы Адель за ним не бросилась, там всегда народу не протолкнешься.

   Спустя восемь дней Горелов позвонил Адели.

   — Завтра я готов с тобой встретиться. Принеси с собой шкатулку.

   Вайнштейн пришла на свидание, а Виктор нет. Больше его никто не видел, он пропал.

   Бокова глубоко вздохнула и резко выпрямилась.

   — Я знаю, кто убил Соню, папу и маму. А вам это интересно?

   — Нам очень хочется узнать, что случилось, — с нетерпением сказал я.

   — Ладно, — кивнула Фаина. — Только сначала вы дайте обещание, что накажете убийцу. Мы с Лерой хотели сами его покарать, но она погибла. Она была сильней морально и физически, я намного слабее, одной мне не справиться.

   Я поднял руку.

   — Клянусь, что сделаю все возможное, чтобы упрятать убийцу за решетку.

   Фаина повернулась к Максу.

   — Не могу дать столь категоричных обещаний, но постараюсь, чтобы справедливость восторжествовала, — после небольшого колебания вымолвил Воронов.

   Фаина нахмурилась, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Я тотчас с опасением подумал: не дай бог, Фаина встанет и уйдет. А мы не имеем никакого права ее задерживать.

   Однако она открыла свою большую сумку и положила на стол конверт со словами:

   — Прежде чем вы прочитаете это письмо, я должна кое-что объяснить…

   Оказывается, у Виктора Петровича было хобби — он мастерил шкатулки. Но не простые, а с секретами, каждая непременно имела хитро спрятанный тайничок. Марина не раз говорила мужу:

   — Тебе продавать их надо, хорошие деньги выручишь.

   — Нет, — смеялся Горелов, — это только для своих, для подарков вам, это наша семейная традиция.

   На каждый Новый год Виктор Петрович преподносил жене и дочери очередную шкатулку, в которой были спрятаны деньги. А он от души веселился, глядя, как Марина с Фаей пытаются обнаружить тайник, куда положен конверт. Даже если жена и дочь догадывались, без помощи Виктора они не могли открыть потайное отделение: для этого требовалось в определенной последовательности нажать на всякие завитушки. И Марина, и Фаина хранили свои коробочки в шкафу. Через месяц после гибели Виктора мама затеяла уборку, а вскоре подошла к Фае:

   — Слушай, пропала одна из моих шкатулок, самая большая. Ты ее не брала?

   — Нет, — ответила Фаина. — Куда она могла подеваться?

   Мать с дочкой пребывали в недоумении. Ответ на свой вопрос Бокова узнала спустя не один год — лишь когда к ней впервые приехала Валерия.

   Адель сберегла шкатулку, полученную от бывшего любовника во время последней, короткой и странной встречи на станции метро «Комсомольская». Конечно, памятуя о словах биологического отца Сони: «Она сама тебе все расскажет», Адель открыла ее. В коробке было пусто. Накануне своей смерти Вайнштейн, рассказав о том, как Виктор передал ей шкатулку, вручила ее Валерии с таким комментарием:

   — Не сомневаюсь, что эта поделка может привести к убийце Сони и Вити. Я долго думала над тем, что произошло, и теперь уверена: обе смерти, моей дочери и Горелова, каким-то образом связаны с покупкой проклятой скрипки. Я не поняла, как шкатулка способна что-то «сама рассказать», но думаю, заключенная в ней тайна может направить тебя в нужном направлении. Поклянись, что обязательно во всем разберешься.

   Лера тщательно осмотрела ларчик, убедилась, что он пуст, поставила его на комод, где тот и находился долгое время… пока у соседей сверху не случился потоп. Потоки воды хлынули в квартиру Пименовой ночью, текли по стенам, по мебели. Валерия быстро вытерла лужи и уехала утром на работу. А вернувшись вечером, увидела, что ларец треснул и из боковой части высунулся угол конверта. Вода намочила его, а когда деревянные стенки высохли, швы разошлись.

   Вот так в руки Валерии попало письмо Горелова, адресованное Адели. Оно было напечатано на старой пишущей машинке. Прочитав послание, Пименова поняла, почему Виктор Петрович никак не мог собраться с духом и открыть Адели правду. Горелов боялся, что она, узнав о его поступке, вернет ему скрипку и запретит Соне общаться с родным отцом. У него не хватило смелости поговорить с Аделью, и он доверил тайну шкатулке, которую передал Вайнштейн. Виктор хотел, чтобы Адель прочитала его признание, поскольку сам не мог произнести его, но опять испугался, не рассказал, как открыть тайник. Подумал, что сделает это через неделю, когда приедет из Венгрии. Горелов хорошо знал Адель и понимал, как та отреагирует, ознакомившись с его признанием…

   Фаина погладила конверт рукой.

   — Можете его открыть. Если хотите, читайте вслух.

   Макс взял послание, вынул его и начал:

   — Дорогая Адюша…

   Я замер, боясь пропустить хоть слово, и был потрясен, когда Воронов замолчал. Естественно, я не запомнил весь текст дословно, но постараюсь сейчас как можно точнее передать его суть.

   …Много лет назад, когда Горелов еще затевал краткосрочные романы с разными женщинами, у него завязались отношения с супругой некоего криминального авторитета. Виктор назвал ее в своем письме Татьяной, но, похоже, это имя являлось вымышленным.

   Таня была под стать своему муженьку — бесшабашная авантюристка, которой очень нравилось дергать тигра за усы. Она обладала редкой красотой в сочетании с ярко выраженной сексуальностью. А вор в законе был слаб по интимной части, радовал жену близостью раз в полгода, причем выполнял супружеский долг под одеялом в темноте. Танюше же не нравилось отдаваться мужчине в постели, ей хотелось делать это в неожиданных местах, ну, например, проникнуть ночью в закрытое метро и расположиться на какой-нибудь скамейке. То, что подземка никогда не спит и парочку легко может застать ремонтный рабочий, лишь подогревало ее страсть.

   Виктор сначала не знал, кто муж Тани, иначе бы даже не посмотрел в ее сторону. Когда красавица рассказала ему правду про супруга, отношения уже завязались, и Горелов на попятную не пошел. Таня очень нравилась ему, поэтому он решил, соблюдая осторожность, продолжить встречи. Наверное, не стоит объяснять, почему шофер в этом случае не хотел приводить новую подружку в свой дом. Авдеевские бабы начали бы судачить о его очередной пассии, и, не дай бог, до авторитета неведомыми путями доползла бы информация о том, что на его лысине покачиваются ветвистые рога. Да и безбашенной красотке было бы скучно в избе. А вот в лес около Авдеевки парочка наведывалась часто, Тане там очень нравилось. Один раз авантюристка предложила:

   — Давай сегодня устроимся в чаще. Я буду девочкой, которая будто бы заблудилась, а ты насильником, напавшим на нее. Мой муж уехал на неделю, я могу домой прийти когда хочу, даже утром.

   — Ладно, — согласился ловелас из Авдеевки. — Я знаю одно хорошее местечко, очень для этого подходящее. Только лучше к нему подойти со стороны деревни Зайцево, там есть овражек.

   В районе полуночи парочка осуществила задуманное, а потом Витя повел любовницу через чащу к шоссе, где стояла его машина.

   До Авдеевки было рукой подать, километра полтора, но Горелов не опасался встречи с деревенскими жителями. Во-первых, в полночь, даже теплую, полнолунную, селяне крепко спят, а во-вторых, парочка расположилась в пяти минутах ходьбы от сторожки, о которой шла дурная слава. Местный люд был уверен, что в до сих пор не развалившейся избушке когда-то жила ведьма, и старательно обходил ее стороной.

   Когда любовники очутились на краю лужайки около пышных кустов орешника, Таня хихикнула:

   — Какой симпатичный домик. Почему ты мне его раньше не показывал? Давай заглянем туда и еще порезвимся. Теперь я буду бедной девушкой, а ты путником, который просится на ночлег.

   Виктор попытался отговорить подружку от этой затеи:

   — Там грязно.

   — Плевать, — легкомысленно отмахнулась та. — Двигаем!

   Таня уже хотела шагнуть вперед, как вдруг дверь избы распахнулась. Шофер моментально упал в кусты, потянув за собой свою спутницу. Огромная, полная, низко висящая над землей луна освещала все вокруг лучше мощного фонаря. И любители острых ощущений увидели, как из избенки вышла женщина. Ее платье-балахон покрывали бордовые пятна, в руках она держала длинный нож с запачканным чем-то темно-красным лезвием. Горелов не сразу узнал Стефанию, невестку Елизаветы Георгиевны Гусевой, — сейчас лицо всегда приветливо улыбающейся дамы было злобно перекошено. Она постояла мгновение на пороге, потом опрометью побежала по тропинке в сторону Авдеевки. Виктор, не отрывавший от нее взгляда, неожиданно понял: на ней вовсе не платье, а полупрозрачная ночная сорочка с кружевами, сквозь которую просвечивает голое тело.

   — Ну ваще… — прошептала Таня. — Она что, кого-то убила? Похоже, вся в крови извозюкалась. Давай посмотрим…

   Не успел Горелов отреагировать, как его отвязная любовница кинулась к домику и прошмыгнула внутрь. Ему пришлось последовать за ней, и он, очутившись в доме, испытал новый шок. На полу в луже крови распростерлась Ирина Астапова. На шее девушки, свернутый жгутом, лежал бордовый платок.

   Несмотря на охвативший его ужас, Виктор сразу сообразил, что случилось. Недавно Ирина, выступая в спектакле в роли ведьмы, оделась как Елизавета Георгиевна, повязала бордовый платок и от души покривлялась на сцене, изображая Гусеву. Горелов самой постановки не видел, но в семь вечера, когда действо завершилось, пошел в магазин купить хлеба и услышал, как местные бабы вовсю обсуждают выходку Иры. Вся Авдеевка знала, что Стефания обожает свекровь. Ее называли «личной собачкой Елизаветы» и подсмеивались над невесткой, которая буквально целовала землю, по которой ступала ее свекровь. Стефа сидела в зале, потому что Ростик и Владик участвовали в постановке. Те же сплетницы взахлеб говорили, как она побагровела, наблюдая за Астаповой. Дураку ясно, как события развивались дальше: Тефи заманила обидчицу своей любимой Елизаветы в сторожку и зарезала ее.

   Естественно, Горелов никому не сообщил, что видел ночью в лесу, не побежал в милицию. Понимал, что там его сразу спросят: «А вы что там делали?» Чтобы никто не узнал о его отношениях с Таней, шофер молчал, крепко прикусив язык. Догадывался, как с ним поступит вор в законе, если узнает о том, кто украсил его голову рогами.

   Прошли годы, Виктору Петровичу очень захотелось купить Сонечке старинную скрипку, и он решил шантажировать Стефанию. Потребовал от нее денег, велел оставить их в дупле дерева, ночью пришел и забрал пакет.

   В конце послания Горелов просил прощения у Адели за то, что приобрел скрипку на средства, полученные таким образом, умолял не забирать ее у Сони. И завершил письмо абзацем: «Я должен был приобрести дочери инструмент! Ведь я никогда не давал на ее воспитание и образование денег, поэтому просто обязан был так поступить. Пойми меня. И прости. Мы с Мариной живем скромно, наш дом в Авдеевке требует ремонта, и Фаину еще надо замуж выдать, ей нужно собрать приданое. Платить мне стали намного меньше, но знай, я скорее умру, чем еще раз обращусь к Стефании Теодоровне Гусевой».

   — Понятно, как Валерия Пименова нашла вас, — протянул я, когда Макс завершил чтение. — Она отыскала на карте Подмосковья Авдеевку, о которой упоминалось в тексте, приехала туда в дом Горелова, и… А покинь вы, Фаина, деревню, подруга Сони никогда не напала бы на ваш след.

   — Вот идиот! — не выдержал Воронов. — Неужели Горелов не подумал, что Стефания могла проследить за ним, посмотреть, кто возьмет деньги из дупла?

   Бокова вытащила из сумки носовой платок.

   — Ну, теперь-то отцу вопросов уже не задашь. Он был человек эмоциональный, часто действовал по велению сердца. Подозреваю, что в тот момент он просто не имел четкого плана, не подготовился как следует, торопился успеть с подарком ко дню рождения дочери, опасался, вдруг инструмент продадут другому. А Стефания Теодоровна сначала испугалась, положила деньги в дупло и, как вы сейчас предположили, подглядела, кто их унес. Потом сообразила, что совершила глупость: шантажист не отстанет, будет постоянно тянуть из нее средства. И зарезала его, как Ирину.

   Макс взглянул на меня. Я догадался, о чем он подумал. Стефания хрупкая и слабая женщина, вряд ли она смогла бы справиться с верткой девчонкой вроде Ирины Астаповой, и уж точно ей не свалить с ног мужчину. Вот по какой причине был использован ротил. Препарат начинает действовать через считаные секунды, жертва после укола не может пошевелиться — и делай с ней что хочешь. Маньяк, по следу которого мы шли, не садист, получавший удовольствие от страданий человека, — убийца просто не мог лишить его жизни без этого медикамента. Где Тефи взяла ампулы? Елизавета Георгиевна была хирургом, всегда держала дома стерильный набор инструментов, большую аптечку, в которой было много лекарств. И сейчас самое время вспомнить, как мать Константина спасла Ростика, когда тот по глупости проглотил шарик для пинг-понга, она не колеблясь ни секунды сделала правнуку укол и вставила ему в трахею трубку. Все происходило на глазах у Тефи, а значит, она знала, как действует ротил.

   — Лера решила отомстить за убийство Софьи и за страдания Адели, — продолжала тем временем Фаина. — Понимаете, Соня и Лера, они… э… были очень близки… ну…

   Макс помог Боковой справиться с деликатной темой.

   — Мы знаем о том, что связывало девушек. А какие отношения с бывшей спортсменкой установились у вас?

   — Нет, нет! — замахала руками Фаина. — Что вы! Никогда! Валерия ни о ком, кроме Сони, и думать не могла, а я нормальная женщина, в молодости имела дело только с мужчинами.

   — Вы совсем не пожилой человек, — напомнил я собеседнице, — еще можете устроить личную жизнь.

   — Упаси Господь! — отмахнулась Фаина. — Лучше быть одной, забот и проблем меньше.

   — Вроде ясно, почему Стефания лишила жизни Виктора, — медленно произнес Максим. — Но по какой причине Валерия решила, что Гусева зарезала и Соню?

   Бокова растерялась.

   — Не знаю. Я ее об этом не спрашивала. Лера была уверена, что именно она убила скрипачку. Пименова приехала ко мне, показала письмо отца и сказала: «Может, Виктор Петрович и поступил некрасиво, но им двигала горячая любовь к дочери. А Стефания жестокая преступница, на ее совести несколько жертв. Я должна ее наказать, но одной мне не справиться. Неужели ты не хочешь отомстить за отца?» И я согласилась. Но сразу предупредила: «Убить человека я не смогу. Даже присутствовать при этом побоюсь, упаду в обморок». Лера меня успокоила: «Ты мне нужна для другого — будешь собирать сведения. И пока четкого плана действий у меня нет. Но мы его обязательно придумаем».

   Я невольно поежился.

   Принято считать, что мужчины ради достижения своей цели способны на все, а женщины мягкие, инертные существа, не обладающие ни силой воли, ни упорством. Вот только часто встречались мне внешне брутальные мачо, начинавшие рыдать при первой трудности, и видел я прекрасных дам, безо всяких колебаний буквально шагавших по трупам, чтобы получить желаемое. Валерия оказалась из числа последних. Хотя можно ли причислить активную лесбиянку к слабому полу? По словам Фаины, в голове Пименовой зародился адский план. Убить Стефанию было ей мало — лишить жизни она решила кого-то из обожаемых ею сыночков. Причем убрать его она собиралась дома и именно так, как некогда поступила со своими жертвами Гусева, то есть сначала сделать укол, потом зарезать и в довершение бросить на труп бордовый платок. Нет сомнений, что Тефи сразу поймет: с ее ребенком расправился тот, кто знает правду об убийствах Виктора и Сони. Пусть Стефания Теодоровна живет в горе и страхе, рыдает по ночам, осознавая, что потеряла сына из-за своих преступлений.

   Я вытер вспотевший лоб. Нет смысла задавать вопрос, почему ни Валерия, ни Фаина не побежали в полицию. Обе женщины не доверяли представителям закона, решили сами стать и следователями, и судьями.

   Валерия без колебаний наметила в жертвы Игоря. Кирилл был непредсказуем, четкого графика жизни не имел, а ювелир целыми днями сидел дома. Пименова несколько месяцев наблюдала за квартирой Гусевых, выучила наизусть распорядок дня всех членов семьи. Оставалось лишь понять, как проникнуть в апартаменты незамеченной. Лера тщательно осмотрела окрестности, зашла в соседний дом, где не было охраны, поднялась по лестнице, устроилась напротив окна кухни Гусевых и с помощью мощного армейского бинокля рассмотрела помещение. Поступала она так многократно и обратила внимание на то, что окно кухни всегда приоткрыто, а рядом с ним — вот удача! — расположена пожарная лестница. Многие женщины побоятся подняться по внешней стороне дома, но Пименова ведь была спортсменкой, сильным физически человеком, не боявшимся высоты. О том, чтобы идти через подъезд, мстительница даже не думала — там секьюрити, камеры, а вот во внутреннем дворике ни видеоаппаратуры, ни охранников нет. Но как туда попасть?

   Решение пришло в голову Фаине, работавшей в аварийной службе. Она порылась в документах, узнала, что во дворе есть канализационный люк, выписала сама себе наряд, надела оранжевую куртку, приехала на служебной машине в дом Гусевой и объяснила охране:

   — Плановый осмотр колодца. Положено делать его раз в пятнадцать лет.

   У секьюрити, понятия не имевших, как обслуживают люки, женщина в рабочей форме и с нужной бумагой не вызвала ни удивления, ни сомнений. Парни взглянули на ее документы и беспрепятственно впустили внутрь. Фаина специальным инструментом открыла крышку люка, спустилась под землю, прошла по невысокой узкой галерее, убедилась, что путь ничем не заблокирован. А главное, план не врет: из двора легко можно попасть на соседнюю улицу.

   Чтобы у охраны дома не возникло каких-либо подозрений, Валерия решила выждать месяц после посещения Фаины. Ротил она приобрела через Интернет — несмотря на прекращение производства, препарат до сих пор продается в Сети…

   Бокова прервала рассказ и закрыла лицо руками. Мы с Максом терпеливо ждали продолжения. Через минуту она заговорила снова.

   — Накануне назначенного дня около одиннадцати вечера Лера позвонила мне и сказала: «Представляешь, я потеряла сотовый. Наверное, в метро, а скорей в супермаркете его вместе с кошельком стырили. Сейчас уже новый не успею купить. Звякну тебе завтра вечером с домашнего номера». Но я не дождалась от нее весточки. В районе полуночи попыталась сама с ней соединиться, Валерия не отвечала. Мне стало очень тревожно, прямо места себе не находила. А потом появился Иван Павлович. Скажите, кто убил Леру? Стефания?

   Я сделал вид, что не слышу вопроса. Хотелось систематизировать полученную информацию.

   Понятно теперь, почему, поздравляя с днем рождения Эсфирь, кассиршу концертного зала «Симфония», Пименова сказала: «Все вместе сложилось, выхожу на финишную прямую». Она тщательно подготовилась к решающей вылазке, все спланировала, рассчитала. По идее, в морге сейчас должно было лежать тело ювелира, однако в холодильнике находится труп Леры, потому что в день, выбранный ею для свершения мести, у всех Гусевых нарушился распорядок дня. Стефания Теодоровна не поехала в институт красоты, а отправилась в больницу, сломала там каблук. У Веры не получилось позаниматься с пациентом, она намного раньше времени вернулась домой, решила приготовить ужин, вспомнила, что забыла купить сметану, побежала в супермаркет. В кухню Валерия влезла беспрепятственно, и там ее убили. Кто? Получается, что Пименову лишил жизни Игорь, он один находился дома. Но в нашем распоряжении есть запись видеоурока, который ювелир давал человеку из другого города, на ней прекрасно видно, как Гарик с наушниками на голове мастерит браслет. Он ни разу не встал, оторвался от работы лишь из-за того, что на экране компьютера мужчина, находившийся на связи и услышавший настойчивые звонки, стал делать знаки руками, объясняя, что в квартиру кто-то рвется, ему следует открыть дверь. Так кто убил Валерию? И чем? Ведь орудие убийства мы не нашли. Преступник унес его с собой? Как он попал в квартиру и каким образом покинул ее, минуя охрану?

   В моем кармане зазвонил мобильный. Я посмотрел на экран и вышел в коридор.

   — Добрый день, Тефи.

   — Ванечка, — радостно пропела дама, — куда ты пропал? У меня сюрприз! Сегодня мы идем с тобой в театр. Не возражай! Спектакль, говорят, фантастический, еле билеты добыла. Начало в двадцать тридцать. Ты сейчас в каких краях? Чем занят?

   Я изо всех сил постарался быть любезным.

   — Приехал помочь приятелю в одном деликатном деле.

   — А-а-а, — протянула Гусева. — На тебе джинсы и пуловер?

   — Угадали, — подтвердил я. — Но почему вас заинтересовал мой внешний вид?

   — Дружочек, — вкрадчиво завела Тефи, — я хочу облачиться в вечернее платье со шлейфом. Согласись, ты будешь странно смотреться в затрапезье рядом со мной. Успеешь переодеться в костюм и рубашку с галстуком?

   Я заверил даму, что времени, чтобы надеть приличествующую случаю одежду, у меня достаточно, прямо сейчас поспешу домой. Отсоединившись, я покосился на закрытую дверь кабинета и отправил Максу эсэмэску: «Выйди». Спустя пару минут Воронов появился в коридоре.

   — Что?

   — Я договорился со Стефанией сходить сегодня вместе на спектакль. Начало в полдевятого, — отрапортовал я.

   — Отлично, — обрадовался друг. — Потом пригласи ее в ресторан. У нас пока нет весомых доказательств того, что она связана с убийством Пименовой и смертью Вайнштейн и Горелова, только рассказ Фаины и письмо Виктора. При таком раскладе опытный адвокат мигом выручит Стефанию Теодоровну.

   — Тефи не могла убить Валерию, потому что постоянно была со мной, — напомнил я.

   — Пообщайся с ней подольше, — попросил Макс. — А я пришлю ей сообщение. Содержание еще не придумал, что-нибудь вроде: «Как дела? Надо встретиться, поговорить о сторожке в лесу. Виктор Петрович Горелов».

   — Не очень умная идея, — вздохнул я.

   — Хочу заставить даму заволноваться, — пояснил Макс. — Стопроцентно уверен, что у нее был сообщник, одна Гусева бы не справилась. Она ударится в панику и захочет встретится с подельником, а я за ней прослежу.

   — Макс, подумай, столько лет прошло, — попытался я остановить друга.

   — Есть другой план? — разозлился Воронов.

   — Хорошо, — согласился я, поняв, что Макс сильно нервничает. — Вели кому-нибудь отвезти Фаину в Авдеевку. Ну все, я пошел, мне еще надо заскочить домой, переодеться.

   — Зачем? — удивился Макс. — Ты прекрасно выглядишь.

   — На мне джинсы со свитером, а на поздний спектакль положено приходить в вечернем костюме, желательно не коричневого цвета, — пояснил я. — Тем более что Тефи собралась надеть платье со шлейфом.

   — Ваня, ты птеродактиль, — засмеялся Воронов. — Сейчас никто не парится по поводу одежды. Не трать зря время, в городе пробки.

   — Нет, — уперся я.

   Воронов махнул рукой и исчез за дверью кабинета, а я направился к машине.

   У каждого следователя на столе среди прочих есть дело, которое заставляет его волноваться, переживать, и подчас даже опытные профессионалы начинают в такой ситуации совершать глупости. Ладно, пусть Макс присылает эсэмэску Тефи, завтра я попытаюсь его вразумить. Вместе мы точно спланируем, как найти доказательства вины Гусевой.

   В половине восьмого, принаряженный, благоухающий одеколоном, я вышел из дома на улицу и уставился на свой автомобиль. Все четыре колеса были проколоты. В первую секунду я оторопел, потом пришел в глубочайшее изумление. Ну чем моя скромная, не дорогая, а бюджетная иномарка вызвала ненависть хулигана? Я не раскрасил ее в розово-зеленые цвета, не написал на заднем стекле рекламный слоган, не перегородил тротуар, припарковался на проезжей части в специально отведенном месте. Почему из всех «коней» мерзавец выбрал именно несчастного?

   Я оперся рукой о капот. Заменить колеса сейчас не удастся — и времени нет, и запаска только одна. Ладно, не стоит нервничать, ничего страшного не случилось, завтра вызову эвакуатор, отправлю обезноженного Росинанта в сервис. Ну да, потеряю кучу денег, но, согласитесь, это же ерунда по сравнению с тем, чего может лишиться человек. А сейчас надо искать такси, неприлично опаздывать в театр.

   Пройдя чуть вперед, я встал на перекрестке спиной к небольшому стеклянному павильончику, где торгуют цветами, и стал всматриваться в даль. Понимаю, вам трудно поверить в то, что вечером в час пик в Москве можно найти сразу две улицы, на которых не маются в пробках усталые водители, а вдоль тротуаров не стоят рядами оставленные владельцами автомобили. Но поверьте, в столице, даже в центре, есть райские местечки. Мне посчастливилось жить в доме, мимо которого никогда не проносится орда машин. Сейчас я видел, кроме своей «обезноженной» машины, лишь один «Форд», припаркованный в противоположном конце переулка. Но, как известно, в бочке варенья непременно окажется муха — поймать наемный экипаж здесь невозможно, придется тащиться к Садовому кольцу.

   Мой тоскливый взгляд опустился вниз, на лаковые вечерние туфли. Во что превратятся они после кросса по переулкам! Но делать нечего…

   И тут стоявший без движения «Форд» мигнул фарами и покатил вперед. Представляете мою радость, ведь я вырядился для похода в театр по полной программе! К счастью, в тихой заводи нашелся бомбила, решивший заработать, он сообразил, что на перекрестке мается клиент.

   Я замахал руками. Иномарка ускорила темп. Слегка расслабившись, я зевнул, думая о том, что в Москве стоит непривычно теплая ноябрьская погода…

   Внезапно раздался рев мотора, я вздрогнул, вынырнул из нирваны и увидел, что автомобиль буквально летит на меня. Ноги сработали раньше головы, резко оттолкнулись от тротуара, отчего тело занесло назад. Я зажмурился и, разбив спиной стекло цветочной лавки, упал внутрь. Послышался противный звук, затем последовал глухой удар, и воцарилась абсолютная тишина. Я медленно приоткрыл глаза и уставился на мужчину, который явно что-то говорил, да только мои уши не улавливали звука. Незнакомец размахивал руками, потом наклонился, потряс меня за плечо, затем бесцеремонно залез в карман моего пиджака, выудил телефон и стал набирать номер. Я продолжал лежать на спине, ощущая себя спеленатым — что-то не давало пошевельнуться. В носу защекотало, я чихнул и моментально окунулся в шум — услышал вой сирены, громкие вопли, женский визг. Следом возникли запахи — аромат цветов и чего-то непонятного. Еще через секунду мне стало ясно: я лежу в луже, ногам и спине мокро и холодно. Я приподнял голову.

   — Мужик, не шевелись! — испугался незнакомец с моим телефоном в руке. — Ты стеклом порезался, кровь сильно течет. «Скорая» сейчас приедет. Ты ваще как?

   — Нормально, — севшим голосом ответил я. — А что случилось?

   — Сядут пьяными за руль, несутся психами… — покачал головой мужик. — Ну ты типа, каскадер, догадался спиной прям в витрину ко мне сигануть. Я уж думал, тебе капец, ща трупешник будет на дороге. Да, наверно, и есть, масла там до фига. Эй, не закрывай глаза, гляди на меня! Имя свое сказать можешь?

   — Иван Павлович Подушкин, — с трудом представился я, не понимая, о каком масле толкует продавец.

   — Николай, — назвался парень. — Я тебя знаю, ты живешь в третьем доме, мимо нашего магазина часто ходишь. Эй, не засыпай! Меня слушай!

   Он начал говорить громче, я почему-то слышал его через слово, но все равно разобрался в ситуации. Похоже, за рулем «Форда» сидел водитель в состоянии то ли алкогольного, то ли наркотического опьянения. Вместо того чтобы притормозить около клиента, ловящего машину, он нажал на газ, видимо перепутав педали. Если бы я неожиданно для самого себя не прыгнул резко с места, не влетел спиной в витрину цветочного магазина, то сейчас лежал бы бездыханным на тротуаре. Шофер же, несмотря на одурманенное состояние, понял, что вот-вот вломится в павильон, и резко вывернул руль, чтобы избежать катастрофы. Маневр ему удался, иномарка пролетела мимо торговой точки, и псих, сидевший в «Форде», мог бы живенько удрать. Но! Вот уж, как говорится, у каждого своя судьба…

   Оказывается, незадолго до того, как я стал ловить тачку, в небольшое кафе, расположенное в трех шагах от цветочной лавки, поставщик привез здоровенную канистру оливкового масла. Он нес ее к двери и уронил. Скользкая лужа растеклась перед порогом и начала медленно сползать на проезжую часть. Николай с интересом наблюдал за происходящим, ожидая, что кто-нибудь из работников ресторанчика выйдет со шлангом и ликвидирует непорядок. Ан нет, никому в кафе это и в голову не пришло, виновник же происшествия смылся.

   Понимаете, что случилось, когда автомобиль выехал на промасленную часть мостовой? Его завертело и что есть силы ударило об угол дома.

   — Точно, труп там внутри, — сделал вывод продавец цветов. — Стопудово пьяница убился. Морды у тачки нет, никто наружу не вылез, не кричит. Ну ты, ваще, молодец! Ну ты, крутой! Ну ты, ваще, допер — прям спиной в стекло! Я б со страху не дотумкал.

   Я, ощущая, как боль разливается по всему телу, лежал, боясь пошевелиться. Если честно, мне тоже ничего от страха на ум не взбрело, сам не понимаю, как очутился в лавке с розами.

   — Телефон у тебя звонил, — сказал Николай. — Я его взял, ответил. Там приятель твой был, Максим, я рассказал ему… Эй, не спи, смотри на меня!

   Я хотел сказать, что не собираюсь спать, но веки сами собой слиплись.

   — Везучий ты, Ваня, — сказал Макс, усаживаясь у кровати. — Было у нас как-то в отделе дело о смерти женщины, которая умерла, порезавшись разбитым зеркалом. А тебя всего посекло, и ничего!

   Я показал ему забинтованные руки.

   — Если не считать вот этого. И ты не видел мою спину и ноги. Хирурги несколько часов вытаскивали из меня мелкие осколки. Поверь, удовольствие ниже среднего.

   — Ерунда, заживет как на собаке, — отмахнулся Макс. И вдруг неожиданно воскликнул: — Какой же ты, Ваня, оказывается, мерзкий, отвратительный шантажист!

   Я опешил, а Воронов продолжил:

   — Тефи утверждает, что Иван Павлович Подушкин вымогал у нее деньги. Сначала потребовал одну приличную сумму, а спустя немного времени захотел добавки.

   — Ничего не понимаю, — пробормотал я.

   — Сейчас поясню, — сказал Максим. — Слушай, у тебя на тумбочке гора пирожков. Пахнут умопомрачительно! Почему не ешь?

   — Татьяна меня почти до смерти закормила, — улыбнулся я. — Таскает в клинику бидоны супа, корзины с домашней выпечкой. Пытался ей объяснить, что тут прекрасно кормят, но она не верит.

   — А я не обедал сегодня, — протянул Макс.

   — Угощайся, — радушно предложил я.

   Воронов взял кулебяку, откусил от нее и закатил глаза.

   — Мм-м-м…

   — Если я правильно понял, ты беседовал с Тефи, — вернул я беседу в нужное русло. — И она сообщила тебе одну из своих охотничьих историй. Стефания Теодоровна — мастер выдумывать нечто несусветное. Знаешь, у меня тут нашлось время подумать, я вертел в голове рассказ Фаины и обнаружил в нем некую странность. В письме Виктора Петровича была фраза о том, как он смотрел вслед уходящей от избушки Стефании — она держала в руке окровавленный нож. А чуть ранее Горелов заметил, что балахонистое платье Гусевой спереди покрывают бурые пятна. То есть она вся перемазалась. И это неудивительно, если вспомнить, сколько ран было нанесено несчастной Ирине Астаповой. Так вот, глядя Стефании в спину, Виктор вдруг понял: на ней полупрозрачная ночная рубашка, под которой голое тело.

   Я сел в кровати.

   — Но это же нонсенс! Тефи решила отомстить за оскорбление Елизаветы Георгиевны, зазвала Иру в избушку, подготовилась к преступлению и — отправилась убивать девушку в полуобнаженном виде?

   — Действительно, как-то странно, — протянул Воронов. — Мне это в голову не пришло.

   — И как она несла нож к сторожке? — продолжал я. — Просто в руке? Вышла из особняка и потопала с клинком наперевес? Почему не надела нормальное платье, не прихватила сумку, в которой можно спрятать орудие убийства?

   Макс доел пирожок.

   — Ваня, сейчас объясню, зачем ты шантажировал Стефанию.

   — Бред, — отрезал я.

   — Ну, не совсем, — неожиданно возразил Воронов. — Теперь я хорошо понимаю, как развивались события. Давай вернемся в тот день, когда Горелов и его бесшабашная любовница увидели окровавленную Гусеву. Ни Виктор, ни Татьяна не подняли шум, не бросились в милицию. И не надо объяснять, почему они предпочли молчать в тряпочку. Узнай криминальный авторитет о том, что у него выросли ветвистые рога, и от шофера, и от прелюбодейки даже мокрого места не осталось бы. Стефании сходит с рук убийство Ирины, никто не заподозрил ее. А местный участковый Николай Фомич оформляет гибель девушки как несчастный случай. Потом еще убили директора школы… Миновал не один год, Гусевы из-за смерти Ростика давно уехали из Авдеевки. Виктор живет с Мариной Лазаревой, Сонечка получает на конкурсе второе место, и биологический отец задумывает купить ей дорогую скрипку. Он находит роскошной инструмент, но таких денег у него нет. И Горелов решает шантажировать Тефи, велит ей положить нужную сумму в дупло дерева. Шофер уверен, что перепуганная женщина выполнит его требование и убежит — поздним вечером в чаще страшно, никакая баба не задержится там…

   — Во все времена шантажисты попадаются, когда приходят за чемоданом денег, — вздохнул я.

   — Верно, — согласился Макс, — и Горелов не стал исключением. Гусева не побоялась подстеречь шантажиста, подождала пару часов, прячась в кустах. Виктор появился на рассвете и не заметил Стефанию. А та не один год провела в Авдеевке и узнала главного Казанову деревни, несмотря на то, что тот постарел. Тефи слабая женщина, одной ей с мужчиной не справиться, поэтому она подождала, пока водитель уйдет, вернулась домой и поспешила к человеку, которому рассказала про шантаж.

   — Стоп! — выпалил я. — У Тефи все же был сообщник? Так я и думал! Но кто он?

   — Ты правильно думал, — согласился Макс. — Это жестокий, хладнокровный человек, получающий истинное удовольствие от убийства, социопат, маньяк. Преступные наклонности у него проявились с детства. Начинал он с животных — мучил кошек, собак, потом, будучи подростком, зарезал двух человек. Родственники знали о том, какое чудовище растет в их семье, пытались лечить парня, но безуспешно.

   — Игорь! — пробормотал я. — Он присутствовал на том спектакле, возмутился поведением Астаповой и спланировал свое первое преступление. Социопаты весьма изворотливы, у них очень часто прекрасно работает ум. Маленький мальчик, знавший, что любимая бабушка хранит дома ампулы с релаксантом, взял шприц, нож и отправился в сторожку. Интересно, как ему удалось заманить туда Астапову?

   — Убийца на самом деле изворотлив. Вся Авдеевка знала, что Ире очень нравится один парень, она ему буквально на шею вешалась. Преступник из телефона-автомата позвонил Астаповой домой, представился тем юношей и, предупредив, чтобы она никому не растрепала о встрече, назначил ей свидание в полночь в избушке. У Ирины не было отца, мать пила горькую, близких подружек юная медсестра из-за своего злого языка и привычки всех высмеивать не завела, так что разболтать о том, куда собралась в полночь, ей было некому. Впрочем, никто не мог бы и остановить девушку, которая, наверное, из-за этого звонка почувствовала себя на седьмом небе от счастья. К тому времени любимый стал избегать ее — и вот позвал на свидание… Ирине бы следовало насторожиться, но нет, она прибежала в заброшенную избушку, надев свое лучшее платье. А голову повязала тем самым бордовым платком, в котором изображала Елизавету Георгиевну, — накрапывал мелкий дождик, наверное, медсестра побоялась испортить прическу. Девушка вошла в темный дом, и тут ей в бок воткнули шприц. Астапова упала, убийца ударил ее ножом, вошел в раж, начал бить еще и еще, никак не мог остановиться. Потом очнулся и испугался.

   Макс схватил второй пирожок.

   Я встал, подошел к окну.

   — Конечно, это же был ребенок, который первый раз лишил жизни человека. Сначала на волне адреналина он всаживал клинок в обездвиженную Ирину, но затем гормональная буря улеглась, и Гарик кинулся домой. Полагаю, нож он забыл рядом с трупом.

   — Кое в чем ты прав, — сказал Макс. — Мальчик примчался на дачу, полез в душ, чтобы смыть с себя кровь. Шум воды разбудил Тефи, чья спальня прилегала к ванной. Она встала, пошла взглянуть, кто посреди ночи решил мыться, увидела на полу в коридоре алые капли…

   — Игорь все рассказал матери, — перебил я. — Вот почему Тефи разгуливала по лесу в ночной сорочке. Она бросилась в сторожку, забыв одеться и даже не накинув халата, была в шоке, хотела забрать нож и посмотреть, не оставил ли Гарик каких-либо следов.

   — Ну, мне она сказала, что помчалась туда, чтобы оказать помощь Ирине, вызвать ей «Скорую», надеясь, что девочка жива, — поправил Воронов.

   — Врет! — возмутился я. — Если она хотела спасти Астапову, почему сразу не позвонила врачам? Отчего отправилась в лес, а не кинулась к телефону? Да, в те годы еще не наступила эра мобильников, но в Авдеевке у всех жителей были стационарные аппараты. Получили они это благо цивилизации благодаря крупному чиновнику, сыну одной из деревенских старух. Он хотел быть на связи с мамашей и заодно телефонизировал все село.

   — Стефания схватила орудие убийства и ушла, — не реагируя на мое замечание, продолжал Макс. — Утром она рассказала о случившемся свекрови, от которой никогда не имела тайн. Елизавета Георгиевна мигом позвонила некогда весьма удачно прооперированному ею директору одного из санаториев, ухитрилась, используя свои связи, взять билеты на самолет, и через сутки Тефи, Ростик, Владик, Игорь и Кирилл отправились на курорт. А мать Ирины, как обычно, пьянствовала. Стояло лето, никто не обратил внимания, что девушка пропала. Когда же родительница наконец спохватилась, прошло уже недели две. Не очень опытный местный эксперт неправильно установил время смерти, а участковый Николай Фомич написал в бумаге: ненасильственная смерть от несчастного случая. Константину Петровичу Гусеву женская часть семьи ничего не рассказала. Затем Стефания и Елизавета Георгиевна приняли меры — обратились к психиатру. Заплатили тому большие деньги и начали лечить мальчика. Странно, что Елизавета Георгиевна надеялась на успех. Ну ладно Тефи, та ничего не понимала в медицине и искренне считала, что малолетний преступник попьет таблеток, пообщается со специалистом и станет нормальным. Но хирург-то должна была осознать: маньяк неисправим.

   — Любовь часто лишает человека разума, — вздохнул я. — И дает ложную надежду.

   — Да уж, Елизавета обожала гаденыша, — скривился Воронов. — А тот скоро совершил еще одно преступление…

   — Он убил Ростика! — не выдержал я. — Столкнул его в колодец!

   Макс почесал висок.

   — Да, мальчик погиб. Но за некоторое время до этой трагедии некто зарезал директора школы Валентина.

   — Тот-то чем не угодил Игорю? — удивился я.

   Воронов вытер салфеткой пальцы.

   — Понимаешь, Ваня, социопату не требуется причина, чтобы лишить человека жизни, он просто обуреваем жаждой убийства. Если в случае с Ириной еще можно найти объяснение, ведь Астапова обидела Елизавету Георгиевну, то директор школы никак не задел чувств маньяка. Преступник стал старше на год и более тщательно подготовился. Он взял небольшой диктофон, сбегал к очередной любовнице местного ловеласа, сказал, что занимается в школе юного журналиста, и ему поручили сделать репортаж о жизни деревни Зайцево. Обманщик столь ловко задавал ей вопросы, что она произнесла нужные ему слова. Потом мерзавец разрезал пленку и склеил фразу: «Милый, приходи немедленно в сторожку, я буду там». Около полуночи он позвонил директору и включил запись. Валентин поспешил на зов.

   Я погладил болевшую руку и покачал головой.

   — Хитрый и умный поганец. А участковый Николай Фомич снова, не моргнув глазом, сплавил дело в архив, оформив убийство как несчастный случай.

   Воронов покосился на тарелку, где остался последний пирожок.

   — Не перебивай меня! Просто слушай. Если убийство Ирины Елизавета и Тефи посчитали аффектом, подростковым неумением управлять яростью, то новая трагедия лишила их иллюзий. Женщины, узнав о том, что на найденном трупе брошен бордовый платок, сразу сообразили, кто виновен в смерти Валентина, и бросились к психиатру. А тот развел руками, посоветовал: «Лучше всего поместить мальчика в специализированную клинику. Я ему помочь не могу, он превращается в серийного убийцу. У него уже есть свой ритуал — бросает на тело платок, а это очень тревожный признак. Его лучше навсегда изолировать». Елизавета Георгиевна ужаснулась: «Запереть беднягу в палате? Чтобы мальчик жил, как в тюрьме? Никогда!» Однако врач настаивал: «Он там все равно окажется, но уже по приговору суда. Послушайте меня и избежите позора. Лучше предотвратить кошмар. С генетикой ничего поделать не сможете, не существует препаратов, исправляющих ее, а вы спасете ни в чем не повинных людей. Мальчик не остановится, он опасен».

   Я отошел от окна и сел на стул напротив друга.

   — И тогда Елизавета Георгиевна спешно уехала с дачи в город. Потом продала дом и более в Авдеевку не возвращалась. Все считали, что она решила избавиться от коттеджа из-за трагической гибели Ростика, но она увезла Игоря в надежде, что тот исправится. Затем нашла профессора Гитанова, тот стал его патронировать.

   Макс открыл было рот, но я продолжал:

   — Спустя годы Виктор Горелов решил купить скрипку и начал шантажировать Стефанию. Гусева бросилась к маньяку и все ему рассказала.

   — Вот с последними твоими словами я согласен, — кивнул Воронов. — Кстати, преступник мог убить шантажиста в момент изъятия им денег из дупла. Но решил не торопиться, хотел понять: может, кто-то еще в курсе дела? И стал следить за водителем. А тот, страшно довольный, что заполучил деньги, на следующее утро купил скрипку. Мы знаем, что продавец упаковал инструмент в чехол, а затем положил его в большую спортивную сумку. Горелову повезло, ему удалось слегка сбить цену. Взяв покупку, он рванул в кафе на встречу с Соней — ему очень хотелось лично, без посторонних, вручить дочери подарок. Горелов сказал: «Сонечка, вот мой сюрприз. Сейчас не открывай его, изучишь дома. Я позвоню тебе вечером, и ты расскажешь о своих впечатлениях». Соня удивилась, как всегда, экспансивно размахивая руками. Горелов встал, положил на столик сэкономленные деньги и, сказав: «А это тебе на роскошное концертное платье. Не смей отказываться!» — ушел. Учти, убийца не слышал ни слова из их разговора, сидел в другом конце зала. Зато он увидел, как Горелов принес сумку, поставил ее на пол, затеял разговор с Вайнштейн, а та замахала руками, насупилась, явно недовольная, тогда Виктор бросил ей купюры и тут же удрал. Что, по-твоему, подумал маньяк, наблюдавший за этой сценой?

   — Что Соня соучастница шантажа и в сумке ее часть добычи, Вайнштейн потребовала прибавки и получила ее, — грустно ответил я. — Эсфирь Моисеевна, кассирша из концертного зала «Симфония», рассказала мне, что Сонечка была очень милой девушкой, но излишне эмоциональной, она чересчур бурно жестикулировала при разговоре, гримасничала, сдвигала брови, и плохо знающим ее людям со стороны казалось, будто она скандалит или злится. Игорь пошел за Софьей и узнал, кто она такая. А как ему удалось заманить Горелова и Вайнштейн в укромное место в лесу?

   — Серийный преступник получает большое удовольствие от подготовки убийства, и у него вырабатывается ритуал, — пояснил Макс. — Наш фигурант не исключение. Он хотел бросить тела в той самой сторожке, где когда-то убил Ирину и Валентина. Поэтому сначала привез тачку к тропинке, которая вела от шоссе в глубь леса, и спрятал ее в овраге. На другой день маньяк позвонил Горелову, о котором уже узнал много сведений, и сказал: «Здравствуйте, Виктор Петрович, вас беспокоит Сергей Николаевич Кузнецов, у меня есть для вас заказ». — «Кто?» — не понял водитель. «Забыли? — умело изобразил разочарование негодяй. — Пару лет назад вы привезли мне из Германии набор роскошных бокалов. Теперь мне нужен сервиз». Конечно же, Горелов, постоянно таскавший через границу вещи на продажу, отказываться от заработка не стал: «Ладно. Я только что вернулся, теперь мне в рейс через неделю. И вы знаете, я всегда беру деньги вперед». Собеседник не стал спорить: «Конечно, конечно, я в курсе. Можем завтра пересечься в городе? Я отдам вам доллары и покажу фото сервиза. Допустим, в три часа дня на Тверской? Я там неподалеку работаю, могу подъехать в любое удобное вам место». У Горелова не возникло ни малейших подозрений, он пришел в назначенное место, сел в машину «заказчика», моментально получил укол и отключился. Преступник поехал за город, отвез на тачке беспомощного мужчину в сторожку. Дальше можно не продолжать. Ваня, тебе все ясно?

   — Нет, — ответил я. — А откуда маньяк узнал, что Горелов подрабатывает коммерцией?

   — От Тефи, которая, живя в Авдеевке, несколько раз просила Горелова привезти посуду, — пояснил Макс. — Всему селу было известно, чем Виктор Петрович подрабатывает. Правда, Гусева не знала, коробейничает ли водитель до сих пор, но убийца решил рискнуть и не ошибся. С Соней он поступил похожим образом. Сейчас нарисую тебе картинку…

   Маньяк припарковался возле дома, где девушка репетировала с оркестром, подстерег ее, выскочил из автомобиля и крикнул:

   — Простите, бога ради, вы же Софья Вайнштейн?

   — Да, — ответила та.

   — Боже! Я ваш страстный фанат, — зачастил преступник. — Умоляю, дайте автограф — распишитесь на торпеде моего «коня».

   Сонечка засмеялась.

   — Я всего пару раз подписывала программки и никогда еще не портила ручкой автомобиль.

   — Пожалуйста! — начал умолять маньяк.

   — Ну, если вам так хочется, — смутилась Соня.

   — Садитесь в салон, — засуетился убийца, — вам так будет удобнее…

   Воронов улыбнулся.

   — Очень ведь правдоподобно.

   Я кивнул.

   — Софья не заподозрила ничего плохого, потому что разговор состоялся в полдень на оживленной улице, мужчина был хорошо одет, от него не пахло алкоголем, он изъяснялся, как человек одного с ней социального круга, обладал совсем не дешевой иномаркой, был обаятелен, мил, лучился улыбкой. Добавь сюда воспитание, полученное Соней, ее только-только стартующую популярность, отсутствие привычки выслушивать хвалебные речи поклонников. Вайнштейн устроилась на сиденье… Стоит ли дальше рассказывать?

   Макс замолчал.

   — Ясно, — пробормотал я. — Про Лазареву тоже можешь не говорить. Марина на похоронах впала в истерику, кричала, что ее муж погиб из-за скрипки, добавив, будто знает, кто его убил, требовала отдать ей инструмент. Многие преступники любят участвовать в погребении своих жертв, Игорь затесался в толпу провожавших Соню в последний путь, услышал слова Лазаревой и далее действовал по отработанной схеме.

   — В общем, ты прав, — подтвердил Максим. — Ошибаешься лишь в одном, Игорь тут…

   Но я отмахнулся и перебил друга:

   — Насколько я знаю, у серийных маньяков есть еще одно развлечение. Кое-кто из них ездит туда, где лишил людей жизни, чтобы вновь пережить приятные для себя моменты. Игорь в очередной раз покатил к сторожке. Остановился возле тропинки, ведущей от шоссе к лесной избушке, вышел из автомобиля, обнаружил, что спустило колесо, попытался голосовать, и тут его сбила проезжавшая мимо машина.

   Воронов открыл было рот, но я снова не дал ему высказаться.

   — Теперь объясни, какое отношение ко всему этому имею лично я? С чего вдруг Стефания Теодоровна столь нелепо обвинила меня в шантаже? До недавнего времени я и не слышал о Гусевой! Мы…

   — Кстати! — остановил поток моих слов Макс. — Как вы познакомились?

   Я повторил уже озвученную ранее историю:

   — Пошел в очередной раз проведать Полину в больницу, а Тефи, сломав каблук, упала. Оставить пожилую даму лежать, а самому уехать — это не в моих правилах. Я довез потерпевшую до дома, помог ей подняться в квартиру, принял приглашение попить чаю, а на кухне обнаружился труп.

   — Давай вернемся к моменту падения Тефи, — попросил Воронов. — Ты уверен, что в тот день впервые увидел мадам Гусеву только после катастрофы с ее обувью?

   — Да, — кивнул я.

   — А если подумать? Ваня, давай, напряги память! — потребовал Макс. — Во что была одета Стефания Теодоровна?

   — Элегантное весеннее пальто цвета песка с черным пояском, — принялся я перечислять, — короткие сапожки, сумочка, розовый…

   И вдруг замер на полуслове.

   — Ага! — обрадовался друг. — Сообразил? Розовый — что?

   — Шарфик, — пробормотал я. — Он был затейливо завязан. А ведь ты прав, я видел Гусеву до ее падения, причем два раза. Сначала во дворе клиники, когда бежал покупать айпад для Полины. Вроде дама меня окликнула, но я не остановился, очень спешил. Потом, кажется, мы оказались рядом у лифтов. Я летел назад с планшетником и опять не отреагировал на ее обращение ко мне. Хотя могу ошибаться, возможно, это произошло при входе в медцентр. В тот момент я был крайне взволнован и одновременно зол. Полину переводили в так называемую чистую палату, куда нельзя взять ничего, кроме не подключенного к Интернету планшетника, девочке предстояла сложная операция. А родственница одного из мальчиков сказала, что Поля скоро умрет, у нее, мол, короткая линия жизни на ладони.

   — Вот мерзавка, — поморщился Макс.

   — Теперь понимаешь, почему я промчался мимо незнакомки? — спросил я.

   — А Стефанию Теодоровну не смутили две неудачные попытки познакомиться с тобой, она предприняла третью, — подвел итог Максим. — Иван Павлович, на тебя открыли охоту!

   — Почему? — недоумевал я.

   — Так ведь ты шантажировал Гусеву, — напомнил Воронов. — Сейчас объясню…

   — Да уж, сделай одолжение, — занервничал я.

   Макс откашлялся и начал излагать историю. Спустя пару минут я впал в изумление. Что за бред?!

   Оказывается, некоторое время назад на почту Стефании Теодоровны, вполне продвинутой пользовательницы, обожающей компьютерные игры, пришло письмо такого содержания: «Я видел, как вы сбросили вместе с еще одной женщиной мальчика в колодец, и сделал фотографии. Немедленно переведите пятьсот тысяч рублей. Если не получу сумму завтра к полудню, снимки отправятся в полицию». В приложенном файле действительно содержалось изображение: Тефи и Елизавета Георгиевна стоят у колодца, а на земле у их ног лежит мертвый паренек лет тринадцати-четырнадцати по виду.

   — Что? — закричал я. — Тефи и ее свекровь… убили… Кого? Ростика? С ума сойти! Но это невозможно, его лишил жизни Игорь!

   Макс цокнул языком.

   — Ну, Ваня… Ты же только недавно говорил мне, что никогда не следует упираться в одну версию. А сам все время повторял: Игорь, Игорь. И всякий раз, когда я пытался объяснить, что ты ошибаешься, перебивал меня. Да, свекровь и невестка сбросили в колодец тело подростка.

   — Нонсенс, — растерялся я.

   — Слушай! — приказал Максим.

   Я сложил руки на груди. Ладно, пусть Воронов говорит, я пока помолчу. А услышал я следующее.

   Прочитав послание, Гусева впала в панику и поехала к серийному убийце, показала ему письмо. Тот успокоил Тефи, пообещал разобраться во всем, велел ей отдать деньги. Он же попробует проследить за ними и, вероятно, нападет на след шантажиста. Они начали внимательно рассматривать фотографии и поняли: снимок сделан сверху, так, словно шантажист смотрел из окна второго этажа. Но около колодца никаких зданий не было, он находился на участке Гусевых, куда не заходили посторонние. Маньяку таки удалось пройти по следу денег. Он узнал, что их получил человек, зарегистрированный в Сети как I. P. Podushkin.

   — Ваня, я не буду тебе рассказывать, как это выяснилось, — завершил сие неожиданное сообщение Максим. — Есть люди, способные ловко запутать финансовый след, но I. P. Podushkin к ним не принадлежит. Есть ушлые специалисты, ловко перебрасывающие в Интернете немалые суммы по разным адресам и умеющие сделать так, что человек, идущий по следу переводов, в конце концов оказывается в тупике. А наш шантажист оказался глупым селезнем, за которым и бросился умный охотник. Я попросил помощи у ребят из отдела, который занимается преступлениями в Сети, и очень скоро они мне сказали, что денежки очутились у I. P. Podushkin и что он идиот, уверенный в анонимности операций онлайн.

   Я обрел дар речи.

   — Макс, у меня нет личной электронной почты, я пользуюсь служебной, зарегистрированной Элеонорой, фамилии «Подушкин» в адресе нет. И я не состою ни в одной из социальных сетей, ни разу в жизни не делал покупки через Интернет, не приобретал никакие билеты, я вообще никогда ничего не совершал с его помощью. Можешь считать меня безнадежно отставшим от прогресса человеком, но это так. Меня нет в Сети!

   — Ошибаешься, ты там есть, — возразил Воронов. — Например, в Википедии. Один клик мышкой — и вот вам сведения об Иване Павловиче Подушкине, сыне писателя, помощнике Элеоноры, а ныне совладельце детективного агентства. Так что Тефи живехонько узнала, в чьи руки упали ее сотни тысяч, и, конечно же, вспомнила тихого мальчика-соседа, для которого устроили домик на ветвях старого дуба как раз возле колодца на их участке в Авдеевке, и он сидел там день-деньской с книгой. Подросток частенько задерживался дотемна, читал при свете фонарика. А компрометирующее ее фото сделано именно сверху. Напрашивался вывод: подросток задержался в своем укрытии, увидел, как две женщины принесли труп, щелкнул фотоаппаратом, сохранил снимок, а теперь, повзрослев, нуждается в деньгах, поэтому господин Подушкин и решил заняться шантажом. Надо было по-быстрому избавиться от наглого сыщика. Убийца разработал план: Тефи должна познакомиться с Иваном Павловичем и отвести его на стройку.

   — Почему именно туда? — выдавил из себя я.

   — Сейчас поясню. За неделю до того, как выяснилась правда об авторе снимка, наш маньяк посетил новостройку (он ищет себе более просторную квартиру), заглянул на двадцать пятый этаж, осмотрел «трешки» и хотел увидеть четырехкомнатные апартаменты. Но риелтор предупредил, что там в чулане нет пола. Более того, вероятно, плиту в ближайший месяц не положат из-за каких-то технических сложностей — что-то там строители накосячили, да так серьезно, что сразу и не исправить. И вот, когда маньяк собрался отправить к праотцам шантажиста Подушкина, он подумал, что несчастный случай на стройке — прекрасное решение проблемы. Сыщик просто упадет и разобьется. А тут еще и удача: хозяин строительной фирмы на днях будет отмечать юбилей, рабочим по такому случаю дают выходной, все, даже гастарбайтеры, приглашены в клуб. Секрета из праздника не делали, наоборот, сообщили о нем на сайте, предупредили потенциальных клиентов о своем дне отдыха. Кстати, о сайте. Строит дом та же компания, что продает жилье. На своем официальном портале в Интернете она ведет постоянно изменяющийся рейтинг риелторов. Там названы имена и фамилии тех, кто занимается покупателями, даны их краткие биографии и указано, сколько успешных сделок совершил человек. Клиент выбирает сотрудника агентства, с которым хочет иметь дело, зная полную информацию о нем. Между прочим, Олег, который потом сопровождал тебя и Тефи, стабильно занимает последнее место, парень давно сидит на бобах, люди к нему не обращаются, да теперь и понятно почему — в общении с вами он проявил абсолютную безалаберность. Убийца полазил по сайту, почитал о риелторах и выбрал лузера. Он рассчитывал, что парень, не заработавший за несколько месяцев ни копейки, наплевав на праздник, не откажется показать квартиру.

   — И не ошибся, — севшим голосом произнес я. — А Тефи убедительно изобразила капризную клиентку. Сначала осмотрела «трешку», потом велела показать соседние апартаменты, но те оказались заперты.

   Макс усмехнулся.

   — Стефания знала, что квартира закрыта. Но убийца дал ей ключ, купив его у сторожа, даме лишь требовалось отослать Олега и очутиться с тобой в «четверке» наедине.

   Я вздрогнул.

   — Гусева играла как по нотам. Олег потащился в контору, меня она погнала за ящиком, который стоял у лифта, — якобы хотела сесть на него. Я ничего плохого не заподозрил.

   — Конечно, Ваня, ты же с пиететом относишься к дамам пожилого возраста, — согласился Воронов.

   — Пока я отсутствовал, Тефи отперла дверь. Мы стали изучать апартаменты, а потом она попросила меня войти в темный чулан… Но мне трудно представить эту женщину в роли убийцы, — очень тихо сказал я. — И знаешь, Гусева гениальная актриса. Когда я ухнул вниз, то первое, что услышал, обретя способность воспринимать окружающий мир, это ее крик, Стефания Теодоровна бурно переживала, что я разбился. Между прочим, я вспомнил, что Олег сказал ей: «Вы так настаивали, чтобы я ознакомил вас с квартирой в наш выходной». Но я не обратил внимания на его слова. Макс, пойми, Тефи производит впечатление ребенка, и хочется потакать ее капризам.

   — Покушение не удалось, — подчеркнул Воронов. — Маньяк не знал, что рабочие, после того как он спланировал «несчастный случай», устроили внизу склад утеплителя.

   — Теперь, восстанавливая в памяти тот день, я понимаю: Гусева вовсе не так наивна, — вздохнул я. — Как твердо и умно она беседовала с риелтором… Да, должен признать, дама неподражаемая лицедейка, я с такими еще не встречался.

   — Тефи с маньяком тщательно подготовились, — продолжал Макс. — Сначала за тобой проследили и выяснили, что ты часто посещаешь две больницы, расположенные рядом. Причем, как правило, приезжаешь туда в одно и то же время. Стефания подстерегла тебя и попыталась познакомиться. Два раза ты проносился мимо, на третий Гусева, пожертвовав обувью, выполнила задуманное.

   — Погоди, она не ездила на консультацию по поводу родинки? — спросил я. И тут же рассердился на себя за глупость: — Можешь не отвечать, ясно, что нет!

   — И как ловко тебя заманили на стройку… — покачал головой Макс. — Стефания неожиданно приехала в ваш офис, пожурила тебя за то, что ты назвался продюсером, и попросила сопроводить ее посмотреть квартиру. Почему она не позвонила? Это был тонкий психологический расчет: глядя в лицо пожилой женщине, трудно отказать ей в помощи, по телефону гораздо легче соврать, что очень-очень занят. Но откуда Стефания знала, что ты в нужный час будешь свободен? Мог ведь отправиться по делам, детектив не сидит постоянно в конторе. Почему ты в тот день оказался на месте?

   — У меня была назначена встреча с неким Виноградовым, но он не пришел, — вспомнил я. — Очень некрасиво поступил — не предупредил об отмене визита. Я сидел, ждал его, и тут неожиданно появилась Тефи. Минуточку! Никакого Виноградова и в помине не было?

   — Молодец, наконец-то догадался, — хмыкнул Максим. — Ты беседовал с убийцей, который прикинулся клиентом. Тефи прекрасно знала, что детектив никуда не денется.

   — «Форд»! — закричал я. — За рулем сидел не пьяный водитель!

   — Конечно, нет, Ваня. В ней был маньяк. На сей раз у преступника оказалось мало времени на подготовку покушения, но он все равно решил действовать. Наезд на пешехода — что может быть проще? Но ты догадался прыгнуть в цветочную лавку. Думаю, негодяй намеревался сбить тебя и сразу затеряться в переулках. И тут тебе повезло — на проезжей части оказалась лужа разлитого масла. Автомобиль был, конечно, мерзавцем угнан. Иномарку занесло на скользком перекрестке, она перестала слушаться руля и на приличной скорости врезалась в угол дома. Преступник убежать не смог — сильно пострадал, у него сломана нога, но говорить он способен и угрозы его жизни нет. Выздоровеет — отправится под суд. Знаешь, почему социопат заспешил, не разработал, как обычно, детальный план? Отчего рискнул и попытался задавить тебя? Ваня, ты снова потребовал у него денег. На сей раз миллион.

   — С ума сойти! — подскочил я. — Макс, никогда в жизни…

   — Ты еще не понял, кто шантажировал Тефи? — удивился Воронов. — Поражаюсь, до какой степени мой друг Иван Павлович, человек умный, может порой быть тупым. Вспомни, кто получил деньги — I. P. Podushkin. Ну… Ну…

   — Илья! — ахнул я. — У нас совпадают инициалы и фамилия!

   В голове у меня все сложилось. Илья вместе со своим отцом Петром один раз в жизни приезжали в Авдеевку. Я совершенно не помню их визит, мне было лет двенадцать, и подростковый возраст превратил меня в сплошной комплекс — я не дружил со сверстниками, сидел в своем домике на дереве, зачитывался книгами. Илья был меня старше, но он не вышел ростом, издали мы казались одногодками. Цвет волос один, телосложение похожее.

   Повторяю, я абсолютно не помню то лето, а вот Илья его не забыл, да и понятно почему. У парня серьезно болел отец, это была первая поездка в столицу, и именно из-за шалости Ильи мой папенька выставил родню вон.

   Двоюродный брат удивлялся моему поведению, предлагал мне вместе погулять, похулиганить, взорвать бомбочку. Несмотря на вполне взрослый возраст, менталитет у Ильи был как у второклассника. Я отказывался от проделок, и гость счел меня противным снобом. Он залез ко мне на дерево со своей бомбочкой… Закончилась история плачевно: я упал, разбил коленку. Илья насмерть перепугался, затаился в ветвях, на дачу вернуться боялся, просидел в укрытии до утра. А мой отец ранее подарил ему фотоаппарат, купленный в Германии. Дорогую и по тем временам уникальную вещь.

   Остается лишь удивляться, почему в моей памяти не отложилось никаких воспоминаний о тех событиях, я забыл все: Илью, его отца, фотоаппарат. А вот у Таисии, несмотря на преклонный возраст, память как у слона. Когда я позвонил ей и спросил о визите Петра с сыном, бывшая няня выложила историю про мою разбитую ногу и заворчала:

   — Павел Иванович слишком добрым был, отдал противному мальчишке свой новый фотоаппарат. Тот громадных денег стоил, снимал тихо, даже в темноте фотографии прекрасные получались. Хитрая техника! Отвратительный парень от радости очумел, повесил подарок на шею, не расставался с ним ни днем ни ночью.

   Татьяна, жена Ильи, тоже вспомнила про тот фотоаппарат и добавила, что он до сих пор работает. А еще рассказала, что ее супруг хранит все сделанные им снимки, ничего не выбрасывает, у него большой архив.

   Спрятавшись на дереве, Илья увидел, как Стефания и Елизавета принесли труп Ростика, и сделал пару кадров. Женщины, сбрасывавшие тело в колодец, находились в стрессе, не заметили вспышки, не смотрели вверх. Думаю, вернувшись домой из столицы, Илья проявил пленку и, как всегда, оставил снимки на память.

   Прошло много лет. Супруги Подушкины, убитые известием о сумме, которую необходимо срочно найти для покупки лекарства Полине, сидят дома у себя в Богдановске перед телевизором. Я очень хорошо помню рассказ Тани о том дне… Мать девочки пребывала в истерическом состоянии, отец тоже был расстроен, и вдруг на экране появилась… Стефания с рассказом о тряпках. Гусева ведет на кабельном канале программу, учит народ правильно одеваться. Илья, несмотря на много прошедших лет, сразу узнал даму.

   Я уверен, что именно тогда у него появилась мысль шантажировать Тефи. Почему я так решил? По словам Тани, Илья неожиданно обнял ее, сказал: «Не волнуйся, я найду деньги». И очень скоро некий благотворительный фонд выделил им крупную сумму.

   Подушкины отправились с дочкой в Москву. Они не собираются беспокоить родственника, то есть меня, но их обворовывают в поезде. Положение безвыходное, и… Илья, Таня и Полина оказываются в моем доме. Вскоре становится известно, что Поле нужно еще одно лекарство, даже дороже первого. И тут — ну надо же! — добрый фонд вновь соглашается помочь. Правда, деньги пока не переводит, но твердо обещает перечислить, как сообщает жене Илья. И вот интересный штрих. В один из тех дней Татьяна решила посмотреть программу Стефании, а я в тот момент находился в комнате вместе с родственниками. Жена Ильи включила телевизор, на экране появилось изображение весело щебечущей Гусевой. Я воскликнул:

   — Тефи? Понятия не имел, что она еще и телеведущая.

   — Ты ее знаешь? — обрадовалась Таня. — Ванечка, познакомь нас! Я восхищаюсь Стефанией Теодоровной, обожаю ее!

   И вдруг Илья, до сих пор ни разу при мне не повысивший на супругу голос, вышел из себя и приказал ей немедленно перестать пялиться в экран. Он обвинил ее в лени, неумении вести домашнее хозяйство, выключил телевизор и ушел из комнаты. Я решил, что у кузена просто сдали нервы от переживаний за дочь. Но сейчас могу трактовать произошедшее иначе: он испугался, вдруг я действительно сведу его жену с объектом шантажа…

   Я изложил все эти соображения Воронову и добавил:

   — Да, Тефи ошиблась, вовсе не я хотел запустить руку в ее карман. Но если убийца, по твоим словам, не Игорь, то кто? Почему Гусева ему помогала? Маньяк знал какие-то ее грязные тайны?

   — Нет, Ваня, — мрачно ответил Макс, — жизнь Стефании Теодоровны чиста. Она родом из очень бедной семьи, обучилась профессии портнихи, была счастлива, что ее за талантливые руки взяли в ателье, где обслуживалась элита. Швея старалась угодить клиентам, очень боялась потерять место. Богатые дамы часто обижали ее, но было одно исключение — Елизавета Георгиевна Гусева. Когда та приглашала к себе Стефанию для заказа очередного платья, портниха никогда не чувствовала себя прислугой, с ней обращались как с дорогой гостьей. Молодая женщина от всей души полюбила Гусеву, а той очень нравилась веселая, работящая, хорошо воспитанная, всегда позитивно настроенная Тефи. После того как от Константина Петровича сбежала жена Лариса, мать изо всех сил постаралась обратить внимание сына на портниху. Он завязал со Стефанией отношения, но руку и сердце предложил любовнице лишь после побега дочери, оставившей сыновей-близнецов своему отцу. И подтолкнула Костю к решительному шагу мать, сказав: «Имей в виду, я не приму в доме никакую невестку, кроме Тефи». Константин Петрович рассказал об этом разговоре жене на первую годовщину свадьбы и прибавил: «Мама, как всегда, оказалась права. Ты лучше всех». Стефания разрыдалась от счастья. Благодаря Елизавете Георгиевне она, бедная, никому не нужная швея, обрела семью, вошла любимой невесткой в богатый дом, ощутила защищенность, уверенность в будущем, уважение людей. Стоит ли удивляться, что Тефи верой и правдой служила свекрови и любила детей, которых та обожала: чужих ей Ростика с Владиком, а также, естественно, собственных сыновей Игоря и Кирилла. Но, к сожалению, ребята выросли проблемные, на них жаловались соседи, учителя. Близнецов ругали за хулиганство, грубость, Гарика упрекали в нелюдимости…

   Я кашлянул.

   — Что-то непонятно? — прервал свой рассказ Макс.

   — Неожиданно мне вспомнилась ситуация со смертью Владика, — ответил я. — Вот ты только что сказал о нежных чувствах, которые Тефи питала к детям. Но обрати внимание: недавно именно в день рождения Владика она устроила дома развеселую вечеринку. Понимаю, парень погиб много лет назад, к тому же был ей не родным по крови, и все же… Смерть ребенка всегда незаживающая рана. Почему бы не собрать гостей чуть позднее или раньше?

   — Интересный вопрос, — похвалил меня Воронов. — А у меня есть встречный. Анжелика Федотова, которую все обвинили в смерти Владислава, до сих пор в день его рождения приезжает к Гусевой и упорно твердит: «Я не виновата, не звонила ему, укатила с незнакомцами в Питер, загуляла там, фамилий тех людей не знаю, адреса не помню». Лике, по логике вещей, следовало исчезнуть из жизни Тефи, а она, по словам Галины, ее подруги, упорно возникает на пороге. Ее гонят, проклинают, и тем не менее она вновь появляется. Почему Федотова так себя ведет?

   — Не знаю, — протянул я. — Вероятно, это некая разновидность мазохизма.

   Максим сдвинул брови.

   — Нет, Ваня. Есть одна неприятная правда, о которой большинство людей предпочитает помалкивать. Да, хорошая мать или бабушка — то же самое относится к отцам и дедам — любят своих детей и внуков. Но — не всех одинаково, кое-кого любят по-особенному. И довольно часто это бывает тот, кто этого чувства совсем не заслуживает. Могу привести пример из собственной жизни. Я был отличником, помогал по хозяйству, не пил, не буянил, не хамил матери, и та твердила: «Макс, я так тебя люблю!» У меня было хорошее детство, с игрушками, книжками, днями рождения, подарками на Новый год, меня хвалили, в меру ругали. Но! Да, Ваня, было и «но». Моего старшего брата, двоечника, драчуна, а затем алкоголика, матершинника и вора, мать обожала до потери пульса. Чем он заслужил такое к себе отношение? Просто фактом своего существования. У мамы менялся голос, смех, по-иному светились глаза, когда Филипп раз в неделю оказывался трезв. Вот и Елизавета Георгиевна прекрасно относилась ко всем внукам и правнукам, но один был для нее самым дорогим. И умирая, она завещала Тефи никогда не бросать своего любимчика. Стефания не могла ослушаться наказа обожаемой свекрови. И вот тебе еще одна правда: мать Игоря терпеть не могла Владика. Тот в последние годы вел себя отвратительно, превратил жизнь родных в ад — пил, гулял, приглашал в дом шумные компании, не хотел работать, да еще таскал у Стефании Теодоровны деньги из заветной коробочки.

   — Даже так? — удивился я.

   А мой друг продолжал.

   — В день своей смерти Владислав, зная, что Тефи нет дома, как обычно отправился разбойничать в ее спальню. Он хотел купить побольше вина для своих гостей, которых ждал вечером, но в шкатулке было пусто. Парень разозлился, начал обыскивать шкаф, комод и услышал звонок мобильного. К огромному его удивлению, у Тефи оказался еще один сотовый, о котором она никому не рассказывала. Владислав просмотрел список вызовов, понял, что Стефания общается только с одним человеком, и решил: она завела любовника. Парень набрал номер и услышал хорошо знакомый голос: «Тефи? Как дела?» В полном ужасе он отбросил телефон, и тут в комнату вошла некстати вернувшаяся домой раньше времени Стефания. Она увидела мобильник и сразу поняла, что случилось! Сначала Тефи успокоила Влада, поговорила с ним, потом, дав парню денег на выпивку, соединилась с убийцей.

   Макс сделал паузу.

   — Ваня! Анжелика, как и утверждала впоследствии, не звонила своему дружку. Присутствовавшие при разговоре гости были не совсем трезвы, они лишь слышали, как Влад с кем-то беседует по телефону. Затем парень кинулся в прихожую, сказав приятелям: «Вы тут веселитесь, а я съезжу за Ликой. Девчонка сдуру на дачу поехала, вышла не на той станции, плачет на платформе». И все поверили ему. Никому не пришло в голову, что Владик не слишком заботится и волнуется о любовнице, он вполне мог ей сказать: «Добирайся домой как хочешь». По какой же причине он спешно сорвался с тусовки? Ты, Ваня, не озаботился этим вопросом. А ведь Галина ясно тебе сказала, что Анжелика, накушавшись водочки, постоянно закатывала истерики и демонстративно убегала, хлопая дверью, а Влад только смеялся ей вслед и никогда не бежал за возлюбленной. Так почему в тот день сразу, по первому зову, он ринулся на улицу? Да потому, что звонила действительно не Федотова. Его вызвал убийца.

   Воронов бросил на меня взгляд, проверяя мою реакцию. Я сидел, замерев от напряжения.

   — Сейчас Стефания Теодоровна уверяет, что никто не собирался лишать Владислава жизни, с ним просто хотели поговорить. Решение о беседе приняли в спешке, боялись, что парень напьется и разболтает друзьям-приятелям о найденном в ее спальне телефоне. Мол, она была в ужасе от того, что Влад узнал правду, не подумала, что тот, будучи нетрезвым, поедет на встречу на лысой резине по гололеду. Но мне кажется, авария планировалась. И произошла. Вспомни, в момент, когда Владик кинулся к машине, Гусевой дома уже не было. Она на кухне Галины жаловалась на то, что должна дать огромную взятку, выручив тем самым Влада и его любовницу из беды. Тефи осталась ночевать у подруги и о несчастье узнала утром после звонка следователя по фамилии Собака. Ну согласись, визит к подруге напоминает хорошо организованное алиби: если милиция начнет задавать вопросы, то Тефи вообще никакого отношения к произошедшему не имеет, ее на момент звонка Владу не было дома. Спросишь, почему Владислав сказал, будто едет к Анжелике? Ответ прост: парень не мог назвать имя человека, который ему звякнул, вот и придумал впопыхах не самую удачную отмазку. Ну а теперь, Иван Павлович, скажи, отчего Владик так ошалел? Чей голос испугал его? К кому он усвистел, забыв обо всем на свете?

   — Стефания поддерживала отношения со Светланой? — предположил я. — Беглая мать нашлась?

   Воронов оперся локтями о колени.

   — При чем здесь мать близнецов? Я же тебе только что сказал: Владу позвонил маньяк. Ладно, не буду больше мучить тебя. Ваня, это был Ростик.

   На мгновение я опешил. Потом возразил:

   — Он же умер. Упал в колодец. Давно.

   Макс резко выпрямился.

   — Нет. В ночь убийства Ирины Астаповой Стефания обнаружила в ванной не Игоря, как упорно твердил ты, а Ростика. Тефи тут же разбудила Елизавету Георгиевну, та мигом организовала отъезд в санаторий. В общем, преступление сошло Ростиславу с рук. Никто, кроме прабабушки и Тефи, о случившемся не узнал. Константина Петровича в известность не поставили, Владислава с Игорем и Кирилла, естественно, тоже. Ростик клялся, что он хотел лишь напугать Иру, но случайно лишил ее жизни.

   — «Случайно» вонзил в жертву нож многократно? — воскликнул я. — Случайно можно толкнуть человека, а тот, упав, сломает себе шею. Или ударить сковородкой по голове, или, ладно, каким-нибудь острым предметом. Но один раз. Один!

   — Через год Ростислав безо всяких причин лишил жизни Валентина, директора зайцевской школы, — продолжал Макс. — Елизавета Георгиевна поняла: правнука необходимо лечить. Но совсем тайно поместить его под надзор врача не получится, придется сообщить правду Константину Петровичу, а делать это она категорически не хотела. Да и слухи сразу пойдут, народ зашепчется: почему Владик один, куда делся его близнец? И тут в больнице, где Гусева-старшая царствовала, будучи главврачом, умер подросток-беспризорник примерно одного возраста с Ростиком. План родился мгновенно: тело паренька должны за госсчет похоронить в общей могиле, но Елизавета заберет его из морга и привезет в Авдеевку.

   — Как она собиралась это проделать? — не удержавшись, влез я с вопросом.

   Макс развел руками.

   — Стефания не знает. И не собиралась, а проделала. Свекровь разбудила ее в полночь и сообщила: «В моей машине на заднем сиденье тело, надо одеть его в одежду Ростика и сбросить в колодец. Его я потом увезу к врачу». Так и поступили. Было лето, стояла жара, труп, прежде чем его нашли, пролежал в сыром месте более десяти дней. Тефи «опознала» основательно разложившиеся останки. Ни ее муж, ни Елизавета Георгиевна, ни, естественно, дети на них не смотрели. Хоронили мальчика в закрытом гробу. А хорошо уже нам с тобой известный участковый Николай Фомич спокойно написал в бумагах про несчастный случай. Забегая вперед, скажу: Ростислав долгое время провел под пристальным присмотром частного психиатра, затем Елизавета сделала парню паспорт на другое имя, купила кооперативную квартиру, устроила его учиться на компьютерщика.

   — С ума сойти! — вырвалось у меня. — К чему объявлять близнеца покойником? Зачем она так поступила? Она же являлась главврачом клиники, могла организовать Ростиславу диагноз, ну, скажем, туберкулез. Никто бы не удивился, узнав, что паренька поместили сначала в больницу, потом на пару лет в так называемую лесную школу.

   Макс помрачнел.

   — А потому, Ваня, что и Елизавета, и Тефи прекрасно знали: Ростислав неизлечим. После убийства Астаповой он год посещал психотерапевта амбулаторно, принимал лекарства и — все равно убил Валентина. Да, Ростика можно было поместить в стационар, следить за ним. Но что, всю жизнь его в психушке держать? Женская часть семьи Гусевых не хотела такой судьбы для своего мальчика. К тому же есть еще Владик, Игорь и Кирилл. Что будет с ними, если Ростислава в момент очередного убийства поймают? У ребят возникнет много проблем, в том числе с учебой, потом их могут не взять на приличную службу, и не всякая девушка пойдет невесткой в семью, где имеется психопат-преступник. А жизнь и работа Елизаветы? Тефи? Константина Петровича? Нет уж, лучше один раз отплакать и дальше жить без дамоклова меча над головой. Понимаешь, они спасали семью от позора. А еще очень любили, несмотря ни на что, Ростика. Любили, но понимали: нельзя, чтобы парень жил с родными, и невозможно его навсегда запереть. Поэтому, узнав о гибели Валентина, женщины все решили и договорились с Ростиком так: сейчас он едет в лечебницу, а после того как в восемнадцать лет покинет ее, ему купят квартиру, дадут хорошее образование. Но он ни при каких обстоятельствах, никогда, никому не расскажет правду о своем происхождении и не станет искать общения с братом.

   — Просто не верится, — пробормотал я. — Значит, Игорь ни при чем? Но эти его поездки к Гитанову… После смерти Влада у сына Тефи начался вроде грипп с потерей сознания, и он оказался в кабинете у Владимира Семеновича. Да еще весь год, когда убили Горелова, Вайнштейн и Лазареву, Гусев лечится у профессора, у него регулярно бывают обмороки. Нам с тобой это показалось косвенным подтверждением его вины.

   — Мы ошиблись, — неохотно признал Воронов. — В день, когда Ростик якобы свалился в колодец, Гарик на самом деле подцепил вирус. А всякая болячка тут же ухудшала его психическое состояние, парень замыкался, переставал общаться с людьми. Что же касается того года… Оказывается, Игорек тогда впервые влюбился, а девушка его послала, причем в грубой форме, у парня случился серьезный нервный срыв, из которого его выводил Владимир Семенович. После кончины старшей Гусевой присматривать за Ростиком стала Тефи. Ты говорил, что Стефания Теодоровна ездила каждую неделю в салон красоты к косметологу?

   Я кивнул.

   — Нет, Ваня, вдова Константина Петровича не столь рьяно заботится о своей внешности — она каталась к Ростику. А тот продолжал убивать. Мы сейчас поднимаем нераскрытые дела, в которых жертвам были нанесены многочисленные ранения, а на месте преступления был брошен темно-красный или бордовый платок. Уже обнаружено пять случаев. Боюсь, их гораздо больше.

   — Зачем Ростислав оставлял тряпку? — только и сумел спросить я.

   Воронов потянулся к бутылке с минералкой.

   — Почти все серийщики, совершив первое убийство, испытывают восторг, подъем сил, эйфорическое состояние. Желание вновь ощутить эти эмоции толкает их на новые и новые преступления. У маньяка постепенно вырабатывается почерк, закрепляются привычки, появляется то, что профайлеры называют подписью. Для Ростислава ею стал платок. Объяснения тому, почему так произошло, нет. Это надо просто принять: он кидает на тело кусок шелка, что его отличает от других маньяков.

   — Ладно, — кивнул я. — Значит, всякий раз, когда Стефания понимала, что ей и Ростиславу грозит опасность, она…

   — Обращалась к нему, — договорил за меня друг. — А он разбирался с ситуацией. Тефи шантажировали двое. Первым был Горелов, которому загорелось купить скрипку для Сони, вторым Илья, когда понадобились деньги на лечение Полины.

   Я, словно послушный школьник, поднял руку.

   — У меня вопрос. Ростислав пользовался ротилом, обездвиживал свои жертвы, потом отвозил их в укромное место и там убивал. Но меня он сначала решил заманить на стройку, а затем сбить машиной. Почему преступник вдруг резко изменил манеру поведения?

   Максим положил ногу на ногу.

   — Маньяк тратил запас препарата, сделанный еще Елизаветой Георгиевной. Лекарства надо немного, его хватило надолго, но всему приходит конец. На твое счастье, Ваня, аптечка опустела как раз тогда, когда ему потребовалось устранить тебя. Если б у Ростислава остался ротил, ты бы уже не ходил по земле. Препарат, признанный опасным, давно снят с производства, сейчас существуют другие средства, но они не обездвиживают человека полностью, действуют более мягко. Это не устраивало убийцу, и он попытался обойтись без ротила. Кстати, в Интернете медикамент еще можно найти, именно там его и купила Валерия.

   — Стоп! — воскликнул я. — Макс, откуда Пименова узнала про лекарство? Пресса ничего не писала об убийствах. Кто ей рассказал про ротил и вообще все подробности, в частности про платок? Мне следовало раньше задать этот вопрос, но он просто не приходил в голову.

   — Зато мне пришел, — улыбнулся Максим. — Когда ты уехал переодеваться для похода в театр, я продолжил беседу с Фаиной, и она сказала, что Лера очень тщательно, методично готовилась к акту мести. Пименова сумела найти нужного человека, заплатила ему, получила копию дел о смерти Сони и Валерия Петровича, тщательно изучила документы. А в них, естественно, упоминались и релаксант, и ножевые ранения, и бордовый платок. Но давай вернемся к близнецу-маньяку. Ростислав тоже отыскал в Сети ротил, заказал пару доз. Но предусмотрительно испытал препарат на дворовой кошке. Животное даже не чихнуло — преступника надули, подсунули обманку. Вот он и решил не рисковать, устранить шантажиста Подушкина иным способом. И еще момент. Гусева знала, что тебе предстоит погибнуть, и попросила Ростика: «Умоляю, давай обойдемся без крови. Иначе, боюсь, смерть Подушкина привлечет пристальное внимание полиции, он ведь не простой человек, сам детектив, у него связи в правоохранительной структуре. Пусть будет несчастный случай». А у Ростислава как раз и не было уже ротила, замену ему пока не удалось подобрать. Он вспомнил, как ходил выбирать квартиру…

   — Понял, понял, — остановил я друга. — Но зачем пожилой даме самой присутствовать при отправке меня в лучший мир и для этого знакомиться со мной? Это неразумно. Ведь если бы я на самом деле являлся шантажистом, то навряд ли рискнул близко сходиться со Стефанией Теодоровной, ходить к ней в гости и так далее.

   Воронов усмехнулся.

   — Все верно, кроме одного. Слово «неразумно» не подходит к Тефи, она по менталитету двенадцатилетний ребенок и авантюристка по характеру. И вынужден сказать кое-что еще, от чего тебе, Ваня, станет не по себе. Стефания Теодоровна и Ростислав — одна команда.

   — Что ты имеешь в виду? — оторопел я.

   Макс потер лоб рукой.

   — Елизавета Георгиевна защищала семью от позора, поэтому Ростик был спрятан под чужим именем. Но прабабушка его очень любила, даже больше других детей. Ну, я говорил уже об этом феномене… После смерти свекрови Тефи, продолжая опекать Ростислава, неожиданно поняла: он очень хороший. Ростик сильно изменился с возрастом, более не хулиганил, хорошо зарабатывал и… заботился о ней, всегда интересовался ее жизнью, покупал подарки. Игорь же с Владиком, а позже и младший сын Кирилл никогда ничего подобного не делали. И по характеру Ростислав оказался ей ближе — не осуждал Стефанию за безрассудство, даже поощрял некоторые ее глупости. Они иногда затевали вместе приключения, веселились как дети: Тефи воровала из супермаркетов мелочь типа пачек печенья, а Ростик сидел в машине на парковке и ждал ее.

   — С ума сойти… — пробормотал я. — Прямо идиллия. Одна лишь неприятность: Ростислав серийный убийца.

   — И Гусева об этом знала, — зло сказал Максим. — Близнец никогда не обсуждал с ней эту тему, но женщина была в курсе его «хобби», и оно ее не пугало. Именно поэтому Тефи поспешила рассказать Ростиславу о шантажисте. Знала — тот решит ее проблему. И понимала, как именно.

   — С ума сойти! — повторил я.

   — Сама же, между прочим, и предложила познакомиться с тобой, устроить очередную веселую игру. Ей показалось забавным общаться с жертвой, дергая, так сказать, опасность за хвост. Авантюра в духе Стефании. А Ростик решил доставить ей удовольствие: все равно Подушкина надо убивать, пусть она развлечется. Маньяк, собственно, не видел никакой опасности в предложенном ею плане, думал, что ты, скорей всего, постараешься избежать контакта. Ан нет, Иван Павлович повелся, — договорил Макс.

   — С ума сойти, — попугаем твердил я. — Да они оба… они оба… у них… Ну просто нет слов! Меня поражал характер Тефи, удивляли ее ребячливость, детское безрассудство. Но чтобы такое… Прятать маньяка, любить его, затевать с ним вместе черт-те что… Фантастика! Такого не может быть!

   — И тем не менее, Ваня, все это имело место, — мрачно произнес Воронов. — Стефания и Ростислав стали друзьями и единомышленниками.

   — Но к себе в дом Тефи близнеца не пускала и никому о дружбе с ним не рассказывала, чтобы в случае поимки маньяка на ее семью не пал позор? — еще раз уточнил я.

   — Да, — кивнул Максим. — Они оба решили позабавиться с намеченной жертвой, как две кошки с мышью, поиграть с тобой, перед тем как убить. Стефания разработала сценарий: ты приходишь на вечеринку, а вскоре — упс! — и тебе каюк. Это же так забавно: Иван Павлович развлекается у нее в гостях, жизнь кажется ему прекрасной, а на двадцать пятом этаже новостройки в чулане нет пола, с риелтором уже договорились, шантажиста ждет смерть. Но тот, ничего не зная о своем ближайшем будущем, угощается коньячком Тефи. Гусева в эти минуты чувствовала себя равной Богу.

   — С ума сойти… — снова выдохнул я. Ну прямо заклинило.

   Макс похлопал меня по плечу.

   — Очнись! С этой парочкой теперь будут разбираться психиатры. Однако давай вернемся к убийству Пименовой. Итак… У Гарика алиби — ювелир сидит у ноутбука, его видит ученик. Кирилла нет в квартире — младший сын Стефании занят своей очередной невестой по имени Суслик.

   — Ежик, — усмехнувшись, поправил я.

   — Да какая разница, — отмахнулся друг, — главное, парня нет дома. Вера, жена Игоря, нежданно-негаданно освободившись, принесла продукты, обнаружила, что забыла сметану, унеслась за ней, второпях разбила в супермаркете бутылку с кефиром, выясняла отношения с администрацией, которая, кстати, подтверждает сей инцидент. А Стефания Теодоровна не отходила от тебя. Так?

   — Совершенно верно, — подтвердил я.

   Воронов почесал подбородок.

   — Я, пытаясь найти ответ на вопрос, кто же убил забравшуюся в квартиру Гусевых мстительницу, рылся в деле и неожиданно заметил несостыковку в рассказе невестки Тефи. По твоим словам, когда ты вошел в кухню, на столе стояли покупки, и там среди прочего были две упаковки сметаны. Зачем же Вере понадобилось бежать за третьей? Я спросил об этом у нее, и женщина, расплакавшись, сразу во всем призналась. Вера, не попав к больному, пришла домой. Мужа она не окликала, знала, что тот дает урок по скайпу. Прямо в верхней одежде двинулась по коридору, держа в руках полные пакеты, из одного выпал замороженный хлеб. Вера поставила покупки у плиты и поспешила назад в прихожую. Там она сняла плащ, подняла батон, вернулась в кухню и — увидела Валерию, которая только что влезла в окно. Пименова была уверена, что никого из членов семьи, кроме Игоря, в квартире нет, и, наверное, растерялась. А Вера, которая не очень хорошо видит, но не носит очки, приняла ее за грабителя. Бывшая спортсменка внешне действительно напоминает мужчину: узкие бедра, широкие плечи, короткая стрижка, одета в джинсы и мешковатый пуловер, поэтому неудивительно, что Вера обозналась. По заключению эксперта, Пименова сделала два шага вперед — может, хотела что-то сказать, ведь убить-то она нацелилась только Игоря, — а Вера с перепугу стукнула незваную гостью тем, что сжимала в руке.

   — Замороженный батон смахивает на крепкую палку, — пробормотал я. — Им можно нанести серьезную травму.

   Максим снова сел.

   — Вера действовала не раздумывая, ударила, как полагала, вора. Вспомни, в квартиру Гусевых недавно приходил участковый и предупредил, что в районе орудуют домушники. Мол, охрана охраной, но надо проявить бдительность. Вера тогда начала с утроенной силой укорять Стефанию за вечно открытое на кухне окно, а та возмутилась: «Не хочу отравиться газом! К нам никто не сможет проникнуть!» Однако жена Игоря не столь легкомысленна, как Тефи, и сильно испугалась, подспудно ждала визита грабителя. Так что, думаю, ясно, почему она треснула Валерию. Увы, удар пришелся по височной кости, Пименова упала замертво. А дальше… Игорь, сидящий в наушниках, в которых играет джаз, ничего не слышит. У Веры высшее медицинское образование, ей сразу становится понятно: она убила человека. И она делает попытку замести следы. Чтобы скрыть свои отпечатки пальцев на орудии убийства, запихивает батон в духовку, машинально закрывает окно и убегает в супермаркет. Бутылку кефира она разбивает нарочно — чтобы администрация потом подтвердила ее присутствие в магазине в то время, когда убили грабителя. Ведь как врач Вера понимала: время смерти с точностью до минуты не определяется. Она намеревалась вернуться, «найти» тело и сказать полиции: «Я пошла за продуктами, а когда вернулась домой, увидела мертвого человека». Но ей не повезло — вы с Тефи очутились в апартаментах раньше и обнаружили труп. На столе уже были продукты, пришлось Вере спешно придумывать объяснение своего второго похода в супермаркет. И ведь оно сработало на какое-то время! Могло вообще прокатить, только не стоило ей говорить, что пошла за сметаной, надо было не называть, что хотела приобрести.

   — Когда врешь, лучше упоминать поменьше деталей, — согласился я. — Мы не могли понять, куда подевалось орудие преступления, а оно мирно пеклось и сгорело в духовке.

   — Тебя скоро врач домой отпустит? — спросил, сменив тему, Макс.

   Я осторожно пошевелил плечами.

   — Некоторые порезы пришлось зашивать. Вроде завтра нитки вытащат, тогда и выпишут. Слушай, а что будет с Ильей? Он шантажировал Гусеву от отчаяния, искал деньги на лечение Полины. Я не оправдываю его поступок, но…

   — Можешь не продолжать, — остановил меня друг. — Надеюсь, к твоему родственнику проявят снисхождение. Если наймешь ему хорошего адвоката, может обойтись условным сроком. Впрочем, юристы понадобятся многим. Вера, наверное, тоже легко отделается, а вот парочке Стефания — Ростислав достанется по полной программе. И мне их совершенно не жаль. Насколько я знаю, ближайшая подруга Тефи, Галина, временно переехала в квартиру Гусевых, она заботится об Игоре. Ювелиру сейчас не просто, он разом остался без жены и матери. А вот Кириллу все по барабану. Знаешь, какой вопрос задал этот мажор, узнав об аресте Стефании Теодоровны? «Может, мать, находясь в тюрьме, дать мне доверенность на использование ее счетов и на ведение дел в Интернет-магазине?»

   — Мда, — крякнул я, — трепетный мальчик.

   — Ему обломилось, — радостно уточнил Воронов. — Все дела Гусевой будет теперь вести Галина.

   — Почему Игорь оказался на шоссе возле тропинки, ведущей к сторожке? — задал я последний оставшийся у меня вопрос.

   Макс пожал плечами.

   — Я спросил его о том же. Но ответить Гарик не смог — он на самом деле потерял память после того, как его сбила машина. Вероятно, ювелир, вернее, тогда еще стоматолог, по своей привычке отправился кататься, захотев побыть в одиночестве и чисто случайно заехал в тот район. Это единственное объяснение, которое я могу дать. Только, к сожалению, мы вряд ли когда-нибудь узнаем, правильно оно или нет.

   В день, когда Полину выписывали из больницы, у меня было много хлопот.

   Татьяна, увидев в палате дочь, которая весело закричала: «Мамочка, ты привезла, как я просила, большую сумку? У меня тут скопилось много всяких подарков от дяди Вани», — разрыдалась в голос и убежала.

   — Не пугайся, — сказал я девочке, — мама плачет от радости.

   — Знаю, — засмеялась Полина. — А где папа?

   — Его с работы не отпустили, — соврал я. — Илья нашел хорошо оплачиваемое место, но там строго с дисциплиной. Давай соберем вещи. Потом ты попрощаешься с докторами…

   — Торт! — перебив, занервничала Поля. — Дядя Ваня, ты его принес? Нельзя традицию нарушать, здесь всегда врачам и медсестрам при выписке сладкое дарят.

   — Сейчас притащу, — пообещал я. — Посиди пять минут спокойно.

   Полина понизила голос.

   — А можно маме про эффект Шнеерзона и про мою изменившуюся линию жизни рассказать? Смотри, какая она теперь…

   Девочка подняла руку, растопырила пальцы, и я увидел розовую ладошку с четкой длинной, светло-коричневой полосой, спускавшейся широкой дугой к запястью.

   Я сел на кровать около ребенка.

   — Поля! С тобой случилось чудо, больничная фея вознаградила тебя за терпение, ты теперь знаешь, что проживешь много-много лет. Но другим детям не стоит…

   — Я про маму спросила, — остановила меня Поля, — про ребят понятно, я ни перед кем не похвасталась.

   Я обнял девочку за плечи.

   — Татьяна когда-нибудь переживала, что у тебя короткая линия жизни?

   Полина хихикнула.

   — Не-а. Мамуля об этом не думает, она хиромантией не увлекается.

   — А ты ей расскажешь про эффект Шнеерзона, — продолжал я, — и она узнает про какие-то знаки у дочки на ладошке, испугается… Медсестра предупредила тебя, что спустя пару недель линия жизни станет прежней?

   — Да, — кивнула Полина. — Ирина Львовна и доктор объяснили: эффект Шнеерзона появляется на месяц-два, не больше. Затем рука принимает прежний вид, но гарантия того, что я проживу более ста лет, остается. И врач тоже, как и ты, велел мне помалкивать, никому о произошедшем не говорить.

   Я погладил малышку по голове.

   — Ты умная девочка, начитанная. А твоя мама… Она очень хороший человек, любит тебя, мужа, готова ради вас на все, но, прости… э…

   — Но образования хорошего у нее нет, — договорила за меня Поля. — Я поняла, дядя Ваня. Мамуля, когда увидит, что моя ладонь стала такой, как раньше, жутко перепугается. Я буду держать язык за зубами.

   — Правильное решение, — одобрил я. — Ну, я пошел за тортом и сумкой.

   Прежде чем спуститься во двор, я заглянул в комнату старшей медсестры и сказал:

   — Огромное вам, Ирина Львовна, спасибо.

   — Не за что, Иван Павлович, — улыбнулась она. — Надеюсь, у Поли все будет хорошо.

   Я положил на стол конверт.

   — Безмерно благодарен вам.

   Ирина Львовна нахмурилась.

   — Заберите. Я выполняю свою работу, получаю за нее зарплату, от родственников больных детей взятки не беру.

   — Но для Полины вы сделали то, что не входит в ваши служебные обязанности, — возразил я.

   Медсестра покраснела.

   — И что же я такого особенного совершила? Вы сами все придумали: сбегали в торговый центр за планшетником для Полины, а заодно принесли оттуда тонкие кисти, иранскую хну, рассказали нам с врачом про мифический эффект Шнеерзона…

   Я не дал ей договорить.

   — А вы по ночам, когда Поля спала, подрисовывали ей на ладони хной линию жизни. Врач подтвердил, что эффект Шнеерзона существует, просто очень редко встречается. Вы оба участвовали в спектакле, помогли больной девочке, которая думала, что вот-вот умрет, поверить в чудо, и теперь Полина не сомневается: она стопроцентно выздоровеет.

   — По-вашему, я делала это за плату?! — возмутилась медсестра. — Надеюсь, вы не пошли к нашему доктору с деньгами? Хотя, раз нос цел, значит, нет.

   Я смутился и убрал конверт.

   — Простите за бестактность…

   Договорить мне не удалось, в кабинет всунулась нянька.

   — Ирина Львовна, идите скорей в комнату отдыха. Мать Полины Подушкиной такой торт принесла! Сама испекла, я за всю жизнь ничего подобного не видела: три яруса, на верхнем фигурка врача в халате. Красотища!

   — Татьяна удивительно готовит, — подтвердил я. — Еёшные бисквиты просто шикардос.

   Не успели последние слова у меня вырваться, как я оцепенел. Иван Павлович! Ты что сказал? Какую фразу произнес?

   В полнейшем изумлении я вышел в коридор и наткнулся на Макса, который поджидал меня у двери с табличкой «Старшая медсестра».

   — Теперь мне все понятно, — тихо сказал друг.

   — Что? — осторожно спросил я, боясь, что с языка снова слетит одно из замечательных выражений жены моего двоюродного брата.

   — Понятно, куда ты в последнее время постоянно исчезал, — пояснил Макс, — честно говоря, заподозрил, что у его величества возникла тайная связь. Иван Павлович с кем-то амурничает, но не хочет, чтобы о даме его сердца было известно верному рыцарю Воронову. Начинаю тебе звонить: недоступен, и в основном телефон переставал работать вечером. А теперь ясно, ты ездил в клинику к Полине, в больнице требуют выключать мобильный. Тайная связь его величества оказалась просто маленькой девочкой, которой ты решил помочь. Ваня, не стоит стесняться благородных поступков.

   Мне стало неудобно, и я решил перевести разговор на иную тему.

   — Кстати! Ты мне еще полгода назад обещал вернуть книгу по судебной психологии. И где она?

   — Черт! — воскликнул Макс. — Бросил машину прямо у входа, надо ее в сторону отогнать. Я побежал, а ты быстро тут дела заканчивай и спускайся.

   Я посмотрел вслед другу. Мужчины всегда держат данное ими слово. Если Макс сказал, что вернет книгу завтра, значит, это будет завтра, и не следует его каждый день переспрашивать.

   История, о которой сейчас упоминает Иван Павлович, рассказана в книге Дарьи Донцовой «Смех и грех Ивана-царевича», издательство «Эксмо».

   Яков Исидорович Перельман (1882–1942) — ученый, один из основоположников жанра научно-популярной литературы, автор понятия «научно-фантастическое». Написал большое число книг — «Занимательная геометрия», «Занимательная математика», «Знаете ли вы физику?», «Занимательная арифметика» и др. ( Прим. автора.)

   Валерия Мессалина — третья жена римского императора Клавдия. Прославилась распутным поведением.

   Ротил — данного препарата не существует. Существуют другие медикаменты, действующие аналогичным образом, но из этических соображений название не упоминается.

   Яго — персонаж пьесы Шекспира «Отелло».

   Вейз мир ( идиш) — примерно соответствует: «О боже!»

   Жировкой в 60—70-е годы прошлого века называли квитанции по оплате коммунальных услуг, газа и электричества.

   «Человек дождя» — фильм режиссера Барри Левинсона. Один из главных героев ленты, Реймонд, страдает аутизмом.