... BAT BLOG :: /b/books/ZV/Звездная_и_др._-_Любовь_и_магия_(сборник).fb2
Любовь и магия (сборник)

Annotation

   Кто-то думает, что любовь – только результат химических процессов в мозгу. Кто-то считает, что она – самая большая загадка Вселенной… Ну а авторы этого сборника уверены, что Любовь – это настоящая Магия. И хотя вам предстоит прочесть про эльфов, драконов и колдунов, про невероятные приключения и удивительные события, знайте, что на самом деле в каждом рассказе этой книги речь идет о Любви.
   И самое главное! В состав сборника «Любовь и Магия» вошли произведения не только признанных авторов, таких как Елена Звездная, Анна Гаврилова, Кира Стрельникова и Карина Пьянкова, но и начинающих литераторов. Их рассказы заняли первые места на литературном конкурсе портала «Фан-бук», где более двухсот участников боролись за победу. Так что, прочитав рассказ, вы можете зайти на сайт fan-book.ru и поделиться впечатлениями – авторы их очень ждут.


Елена Звездная и другие (сборник) Любовь и Магия

Полина Ветрова
От ненависти до…

   Оруженосец с поклоном подал барону Дотлибу фамильный меч. Его милость привычным движением обнажил несколько дюймов зловеще-черного клинка и с лязгом вдвинул в ножны. После этого соизволил бросить взгляд на Гийома, застывшего в пяти шагах от копыт баронского коня.
   – Гийом…
   Рядом разрядилась катапульта, с оглушительным треском выпуская снаряд. Камень, завывая, унесся к городу и ударил в гребень стены. Зубец обрушился, по кладке поползли трещины. Барон дождался, пока стихнет скрежет и грохот, затем продолжил:
   – Гийом, ты отправишься немедленно. Штурм вот-вот начнется.
   – Да, м’лорд.
   – Ты исполнишь то, что поручено, не так ли, мой мальчик?
   – Да, м’лорд.
   – А если не исполнишь, то сам понимаешь, какое несчастье постигнет твою семью. Что, ненавидишь меня? Это хорошо. Ненависть придаст тебе сил. Мы, посвященные Адварду Неистовому, черпаем силу в ненависти. Ну, не смотри на меня так, – его милость изволил улыбнуться. – Если проведешь обряд правильно и вовремя остановишь кровь, то останешься жив. И получишь награду, когда мы будем пировать в захваченном Эслине.
   – Да, м’лорд.
   – Твое красноречие мне по душе!
   Дотлиб пребывал в прекрасном настроении, он уже предвкушал успех. Эслин не падет сегодня, штурм – лишь для того, чтобы дать Гийому шанс провести обряд. Однако барон получал удовольствие, наблюдая, как слаженно работают катапульты и как держат строй мертвые солдаты в черном. Они уже были готовы идти на приступ.
   – Ступай, Гийом. И не позабудь о своей ненависти. Ненависть – очень удобная вещь. Из нее можно сделать все, что угодно. Я хочу, чтобы ты из ненависти добыл мне победу.
   – Да, м’лорд.
   Гийом побежал к мертвякам, замершим в ожидании сигнала к штурму. На бегу он запахнул полы черного плаща и накинул на голову капюшон, прикрывая до блеска надраенный шлем. Когда он стал проталкиваться между мертвыми, он выглядел точь-в-точь, как они, черный, молчаливый.
   Катапульты сделали еще несколько залпов, и участок стены обрушился, камни потекли грохочущей рекой, над проломом взметнулось облако пыли. Хрипло взвыл рог, и мертвые воины размеренно зашагали к бреши, на ходу склоняя копья. Гийом шел среди них. За оседающей пылью уже поблескивали доспехи защитников Эслина. Потом засвистели стрелы. Наконечники с хрустом протыкали мертвые тела, но воины в черном продолжали марш к стене. Рог выл не переставая, барабаны помогали мертвым шагать в ногу и держать равнение. Гийом старался не думать о том, что и в него может угодить стрела…
   Вот до бреши пятьдесят шагов, сорок, тридцать, двадцать… Горожане в блестящих латах завопили и бросились навстречу колоннам мертвых. Началась схватка. Черных воинов рубили, кололи, но они продолжали двигаться к стене, нанося короткие, точно выверенные удары копьями. На гребне стены протяжно запели служители Аланны Светлой, и клубы дыма над городом разошлись. В прорехе показалось доброе лицо богини, солнце светило сквозь него, и яркие золотые лучи словно обрели твердость копейных жал. Мертвые заколебались, сбиваясь с шага, они едва двигались, как если бы солнечный свет отталкивал их от стен. Гийом отпихнул мертвого и оказался в первом ряду. Обманным движением заставил горожанина отвести алебарду и воткнул копье противнику в горло. Тот рухнул, обливаясь кровью, а Гийом выдернул из ножен меч и врубился в ряды горожан, бормоча гимн Адварду Неистовому. Мертвые шагали за ним.
   Справа и слева распахнулись городские ворота, и оттуда, блестя доспехами, поскакала кавалерия. Всадники, на скаку перестраиваясь клиньями, вспороли черный строй, их кони опрокидывали и топтали мертвых воинов Дотлиба. Аланна Светлая милостиво взирала на свою паству с небес…
   Когда кавалеристы добрались к бреши, у которой Гийом рубился с горожанами, воин Неистового бросился навстречу первому всаднику, увернулся от широкого взмаха клинка и подрубил задние ноги жеребца. Лошадь свалилась вместе с наездником. Несколько мертвецов пронзили упавшего кавалериста копьями и развернулись против скачущих следом, но их в считаные мгновения свалили, вбили в землю копытами.
   Гийом не участвовал в этой схватке, он сбросил черный плащ и упал рядом с бьющимся в агонии раненым конем. Его доспехи были точно такими же, как у кавалеристов. Гийом размазал лошадиную кровь по лицу и замер.
   Потом, когда конница отогнала мертвых, и горожане вышли подобрать раненых, Гийом пошевелился и застонал. Его заметили. Вскоре он лежал на носилках, и двое ополченцев волокли его в Эслин. На улицах было полно народа – в основном женщины. Они выспрашивали у солдат, чем закончилась схватка.
   – Хвала Светлой, мы отбили атаку некроманта! – на ходу отвечали ополченцы.
   Им было приятно произнести это вслух. Собственный громкий крик добавлял им уверенности, но они все равно боялись. Гийом чувствовал, как дрожат их голоса. Он уже нащупал кинжал, заткнутый за ремень сзади, но сейчас дергаться было не с руки, слишком людно на улице. Вот носилки затащили в тень и опустили на мостовую. Солдаты тут же убрались. Рядом протяжно стонали раненые и перекликались жрицы, которые оказывали помощь пострадавшим. Гийом осторожно поднял голову и огляделся – в его сторону никто не смотрел. Тогда он сполз с носилок и метнулся за угол. Там выпрямился и зашагал уверенным скорым шагом, как человек, сознающий, что занят чем-то важным.
   На перекрестке он угодил в толпу. Женщины тут же запричитали: ах-ах, у него кровь на лице!
   – Это кровь врагов! – важно ответил Гийом.
   И поспешил убраться, прежде чем глупые тетки сообразят, что мертвые солдаты барона-некроманта кровью не истекают.
   Эслин раздражал Гийома – слишком прямые и широкие улицы, слишком много солнечного света. Он добрался до реки, огляделся и нырнул под мост. Присел в тени, смыл кровь с лица теплой водой, воняющей помоями, и заметил круглое отверстие клоаки. Оттуда медленно сочилась мутная вонючая жижа. Гийом сбросил тяжелые латы и протиснулся в дыру.
* * *
   В темноте, среди хлюпающей и чавкающей грязи Гийом почувствовал себя лучше. Ненавистные тепло и свет остались снаружи, и он осмелился произнести малое заклинание. В ладони затрепетал зеленый огонек, выхватывая из мрака осклизлые своды, обросшие бородами лишайника. Снаружи, на залитых солнцем улицах, властвовала Аланна Светлая и магия Неистового была бессильна, но здесь Гийом, по крайней мере, мог обеспечить освещение. Свободной рукой он полез за пазуху и вытащил потрепанный пергамент с планом городской клоаки. Одному Адварду ведомо, сколько серебра Дотлиб отвалил за документ… Барон жаден, однако его мрачная злоба сильнее жадности – он не поскупился, чтобы снабдить вассала планом подземелий. Итак…
   Гийом отыскал на карте мост, определил свое положение. Путь предстоял довольно дальний – пересечь под землей едва ли не половину Эслина и выйти к основанию Высокой Башни. Гийом собирался выбираться из клоаки ночью, времени пока достаточно, но и мешкать незачем. Он побрел, загребая сапогами вязкую грязь, вышел на перекресток, куда сходились несколько ответвлений подземного лабиринта, и захлюпал по самому широкому – к центру города. Но до центра еще далеко, пока что путь проходил под бедными кварталами Эслина. Под ногами Гийома хрустели черепки дешевой глиняной посуды, шуршала рыбья чешуя.
   Гийом был не один – в темноте, едва раздвигаемой призрачным зеленым огоньком, то и дело раздавался шорох, топот маленьких лапок и писк потревоженных крыс. Грызуны разбегались от света.
   Потом крысы куда-то пропали, и Гийом насторожился, это было тревожным знаком. Кто-то еще здесь пугает зверьков? Он стиснул кулак, и зеленый огонь умер. Гийом медленно побрел по подземелью, стараясь, чтобы журчание мутного потока скрадывало звук его шагов. Вскоре впереди показался свет. И стали слышны возбужденные голоса, топот, плеск. От этого места Гийома отделял поворот клоаки. Гийом глянул за угол, прижимаясь к слизкому камню, – свет отвесным потоком лился из круглого отверстия в своде, в этом световом столбе топтался вооруженный мужчина. Он привставал на носки и вытягивал шею, всматриваясь в полумрак. Оттуда неслись вопли:
   – Хватай ее! Волоки к лестнице!
   – Ай, она укусила! Тварь! Тварь! Я убью ее прямо здесь!
   Потом шум ударов, женский визг, снова топот и плеск.
   – Не смей здесь, – пробасил другой мужчина, – тащи к лестнице. Казнь должен видеть весь город.
   Гийом беззвучно прошептал: «Ненавижу!» – и вытащил кинжал. Воин, охранявший люк, так увлекся созерцанием драки, что не услышал шагов Гийома. Вообще ничего не услышал, пока клинок не вошел в его голову за ухом. Придерживая дергающегося в агонии эслинского воина, убийца выглянул из-за его плеча. Еще трое латников волокли к столбу света женщину с окровавленным лицом. Она была тощая, низкорослая и весила, пожалуй, вдвое меньше любого из конвоиров, но упиралась так отчаянно, что мужчинам стоило немалого труда тянуть ее.
   – Вам помочь? – спросил Гийом, когда пыхтящие воины доволокли наконец свою жертву к нему.
   – А ты бы лучше… – заговорил один из эслинцев, глянув на товарища, не принимавшего участия в свалке.
   Больше он ничего не успел сказать. Гийом толкнул к нему мертвеца, рука с кинжалом метнулась к горлу другого, затем Гийом выхватил меч. Эслинский воин оттолкнул женщину, и они с Гийомом стали рубиться в столбе света. Места для схватки было мало, не развернуться, а противник оказался силен, как медведь, его тяжелые удары заставляли Гийома пятиться. Потом сбитый с ног эслинец спихнул с себя убитого приятеля и, рыча от ярости, поднялся из грязи. Женщина молча прыгнула на него сзади, обхватила ногами, стиснула грязными пальцами горло. Воин завертелся на месте, но стряхнуть ее никак не мог.
   Наконец Гийом изловчился и рубанул противника по бедру. Теперь можно отступать, пятиться и ждать, пока здоровяк истечет кровью. Но тут второй эслинский латник с размаху врезался в стену спиной – и повисшей на нем женщиной. Та охнула, сползла в мутную воду. Воин пнул ее сапогом и бросился на помощь напарнику. Пришлось действовать быстро, пока они не насели вдвоем. Но Гийом достаточно удалился от света, наполненного силой Аланны, и, призвав на помощь Адварда Неистового, атаковал. Порезанная нога подвела противника, тот не сумел вовремя развернуться, и меч Гийома, направляемый рукой смертного и волей божества, пропорол кольчугу. Остался последний противник. Гийом бросился в атаку, заставил эслинца отступить на шаг, другой… а потом враг неожиданно потерял равновесие и опрокинулся назад. Гийом с удивлением разглядел замершую на четвереньках женщину – оказывается, она подобралась к противнику сзади, когда он пятился. Падая, воин ударился головой и потерял сознание.
   Но удивляться было некогда, новые враги могли появиться в любой миг. Разделавшись с последним эслинцем, Гийом бросил через плечо:
   – Эй! Бежим отсюда! Скорее!
   – Сейчас, – хлюпая разбитым кровоточащим носом, пропыхтела женщина, – сапоги только…
   Она стянула с мертвеца сапоги и обулась. Потом они побежали в темноту – Гийом первым. Когда столб света остался далеко позади, Гийом пошел медленнее.
   – Кто ты? Откуда? – бросил он через плечо. – Чего им от тебя нужно?
   – Я Лайва, – назвалась спасенная. – Ниоткуда. Родилась в этом городе, будь он проклят.
   Гийом, воззвав к Неистовому, разжег зеленое пламя в ладони и поднес огонек к лицу спутницы. Она не удивилась и не стала отстраняться. Лайва оказалась совсем молоденькой девушкой, Гийом едва различил черты ее лица под слоем грязи и крови. Он назвал свое имя и, больше не оборачиваясь, зашагал по клоаке. Девушка семенила следом, шумно хлюпая чужими, слишком большими сапогами, и рассказывала свою печальную историю. Ее мать казнили на площади, когда началась осада. Они, Лайва с матерью, были посвящены Эдге Мрачной. Гийома это не удивило – когда городу грозит Адвард Неистовый, добрые люди истребляют всех последователей Темного Пантеона без разбора. Лайва пряталась, ее убежище нашли. Она сбежала, ненадолго опередив погоню.
   – Я замешкалась, – сморкаясь сгустками крови, объяснила девушка, – пока поднимала эту тяжеленную решетку над спуском в клоаку. Ну а потом… я же сбросила сандалии, чтобы бежать быстрее, а здесь, внизу, босиком не побегаешь. Вот тут-то они меня и настигли.
   Она не стала расспрашивать Гийома, кто он и зачем странствует под землей. Он ее спас – этого было достаточно. Потом Гийом почувствовал, что побаливает бок. Оказалось, задел клинком кто-то из городских солдат, а в пылу схватки он ничего не почувствовал. Рана была пустяковая, но пергамент с планом подземелий пропитался кровью, и рисунок едва различался.
   – Ничего, – успокоила Лайва, – я проведу. Куда тебе надо?
   – К Высокой Башне… стой! Ты слышишь?
   Навстречу беглецам из темноты что-то надвигалось. Что-то большое, издающее невнятный, однако непрерывный и сильный шум. Лайва встала рядом с Гийомом, и в ее грязной ладони расцвел огонь – синий, почти такой же яркий, как и зеленое пламя Неистового в руке Гийома. Они зашлепали по жидкой грязи навстречу неведомому.
   Шум стал громче, он складывался из хлюпанья воды, шороха хвостов, крысиного писка… и чего-то еще. Неприятный резкий скрежет едва угадывался в звуках, издаваемых сотнями крыс, бегущих по подземелью навстречу людям. Гийом и Лайва, касаясь плечами друг друга, а иначе в тесном проходе было не поместиться, шли навстречу крысам. Вот в призрачном свете зеленого и синего огоньков замелькали блестящие глазки, мокрые ободранные бока, голые хвосты. Поток крыс хлынул под ноги беглецам. Поначалу те отшвыривали тварей сапогами, топтали и пытались отогнать, но напрасно – то, от чего спасались грызуны, пугало их куда сильнее. Обезумевшие крысы бежали навстречу, угрозы они не представляли, люди замерли, позволяя тварям нестись у их ног. Потом крысиный поток иссяк, и скрежет сделался явственней. Он приближался. Гийом вытащил меч и попробовал заслонить собой девушку. Лайва снова упрямо протиснулась мимо, встала рядом, подняв свой огонек вровень с зеленым пламенем Гийома.
   В отсветах колдовского огня блеснули сотни мелких чешуек, когда громадная змееподобная тварь показалась из-за поворота. Голова остановилась, покачиваясь на высоте пояса Гийома, а бесчисленные чешуйчатые кольца свивались под ней, справа, слева… Змея подтягивала неимоверно длинное тело, которому, казалось, не будет конца. Чешуйки, скользя по камням, издавали скрежет, который Гийом слышал сквозь крысиные топот и писк. Наконец чудище замерло. Гийом шагнул к нему, отводя в сторону клинок, ровно настолько, насколько позволяла ширина прохода. Лайва мешала ему размахнуться, но девушка упрямо держалась рядом, так что их огоньки мерцали в десятке дюймов друг от друга.
   Снова заскрежетала по камням чешуя – змей пятился, расплетал кольца и отползал в темноту. Гийом с Лайвой снова шагнули, и тварь поползла скорее. Еще шаг – змей распахнул пасть, показывая длинные острые иглы зубов, издал шипение. Потом страшная голова с распахнутой пастью исчезла, канула во мрак. Змей рывком метнулся назад, так быстро, словно его кто-то дернул за хвост. Если такое можно себе вообразить.
   Гийом с шумом перевел дух.
   – Два огня в наших руках кажутся ему глазами, – тихо произнесла Лайва. – Они высоко, значит, тот, кто глядит на хранителя подземелий из темноты, очень большой. Хранитель испугался.
   – Вряд ли он вообще видит, – возразил Гийом, – если всю жизнь проводит в темноте.
   – Это неважно. Он слышит топот четырех ног рядом, ощущает, что мы – что-то большое, чует очень разные запахи. Свежую кровь многих людей на твоем мече, твою кровь, мою кровь… из разбитого носа.
   Гийом покосился на спутницу и заметил, что девушка улыбается.
   – Эй, прекрати! – с притворным возмущением прикрикнул он. – Твоя улыбка – это богохульство, разве могут улыбаться адепты Эдги Мрачной!
   И они рассмеялись – беззаботно, как дети. В грязи и крови, в темноте и вони клоаки им было хорошо вдвоем. Потому что огоньки в их ладонях горели рядом, потому что змей сбежал, потому что смерть, которая гналась за обоими, не придет в ближайший миг. У них есть немного времени, разве это не причина для веселья?
   Лайва прижалась к груди Гийома и стиснула пальцы, погасив свой огонек. Он тоже сжал кулак, и их губы встретились в кромешной темноте.
   Когда они сумели наконец оторваться друг от друга, первой мыслью Гийома было: «Сколько прошло времени?» Потом пришла другая мысль: «Я должен что-то сказать. Но что? Что ни скажи, все будет не так…»
   – Я бы никогда не уходила отсюда, – вздохнула Лайва. – Но ты ведь должен что-то сделать, верно?
   – Я должен подняться на Высокую Башню, – с облегчением ответил Гийом. Теперь не нужно ломать голову и выдумывать фальшивые слова. – Ночью. Барон пойдет на штурм в темноте, когда Аланна слабее.
   – Тогда не будем терять времени. Только…
   – Что?
   – Я боюсь идти этим путем. Там где-то змея. Можно я проведу тебя в обход? Вот увидишь, это не так далеко!
* * *
   Лайва повела в боковое ответвление, местами было тесновато, пару раз вонь становилась невыносимой, и Гийом прикрывал лицо рукавом. Одежда тоже пропахла, но ему казалось, что так легче.
   – Уже совсем скоро, – сдавленным голосом сообщала Лайва, – скоро будет легче.
   Но шагать пришлось еще порядочно. Наконец показалась решетка, перегораживающая проход. Девушка ощупала стену, под ее ладонями с осклизлых камней кладки сыпались пластины мха. Она отыскала рычаг, надавила. Решетка, дрожа и скрежеща, ушла в стену. Беглецы протиснулись в тесный лаз и оказались в широкой галерее. Гийом поднял руку с колдовским огнем повыше, оглядываясь. По дну этого коридора проходил канал с тихо журчащей водой, справа и слева тянулись каменные выступы в локоть шириной. Пахло свежестью, никакого смрада помоев. Через равные промежутки в стенах были прорублены поперечные каналы.
   – Это питьевая вода. Канал прямой и ведет к Башне. Теперь уже совсем близко… и потом, я очень хотела умыться, – извиняющимся тоном объяснила Лайва. – Если и потеряли время, то совсем немного, клянусь Мрачной!
   Гийом подождал, пока она смоет с рук и лица кровавую грязь, с удовольствием умылся сам.
   – Ты неплохо знаешь подземелья, – заметил он.
   – Пришлось узнать. Должны же мы были где-то воздавать хвалу Мрачной!
   – Почему ты вообще жила здесь? В Эслине чтут Светлую, а ты посвящена богине Темного Пантеона.
   – Отец. Он был эслинцем. В прошлом году умер, а мы с мамой так и не собрались уехать. Пока не было войны, нас терпели. Да и куда ехать-то? Где нам были бы рады?..
   – Ясно. Что теперь?
   – Туда. – Девушка показала направление. – Ничего, теперь уже совсем скоро.
   Гийом шел за ней и думал о том, что ему вовсе не хочется добраться скорее. Еще немного, еще чуть-чуть. Совсем чуть-чуть шагать рядом с Лайвой в прохладной темноте, не рисковать быть убитым и никого не убивать. Это так прекрасно… Но всему приходит конец в свой черед. Лайва свернула в один из боковых проходов и позвала спутника:
   – Это здесь! Мы уже в подвале Высокой Башни. Сюда спускается за водой жреческая прислуга!
   Короткий отросток подземного хода привел в сводчатый подвал. Канал со свежей водой заканчивался прямоугольным бассейном, от которого ступени шли вверх – к низенькой дубовой двери, окованной стальными полосами.
   Гийом поднялся по ступеням и толкнул дверь – не заперта. Ну еще бы! Кому придет в голову опасаться нападения здесь, в самом безопасном строении в городе!
   Когда они выбрались из подвала, за окнами было темно. Наступило время Неистового, и, значит, развязка близка. Пришел конец его странствиям по Эслину и его краткому знакомству с Лайвой. Как жаль, что они встретились в плохое время. Как славно, что они встретились! Девушка перехватила взгляд Гийома и осторожно взяла его за руку. Похоже, ей, такой ловкой и уверенной в подвале, было не по себе в просторных чистых покоях.
   Первый этаж огромного сооружения пустовал. На ночь двери Высокой Башни запирались, и служителям Светлой незачем было здесь находиться. Гийом припомнил устройство святилища. Барон показывал планы Башни и велел запомнить.
   На втором этаже помещения были не такими просторными, и серебристые лунные блики лежали на древних стенах напротив узких стрельчатых окон. Из-за запертых дверей доносился тихий храп – здесь ночевали храмовые служки и жрецы низкого ранга. Ступая на лестницу, уводящую к вершине башни, где хранился Небесный Камень, Гийом обернулся:
   – Тебе незачем идти со мной. Может, спрячешься? Вернешься в подземелья, переждешь? Через несколько дней можно будет выбираться. К тому времени на поверхности останется мало живых.
   Лайва отрицательно помотала головой. Они зашагали по истертым до блеска ступеням. Третий этаж, четвертый… Ни движения, ни звука, только серебряный свет луны, струящийся в окна. Окна эти напоминали бойницы, такие узкие, вытянутые. Подле каждого аккуратно сложены колчаны со стрелами и коробки с арбалетными болтами. Но стражи нет, ведь враг еще далеко – за городскими стенами.
   Подъему, казалось, не будет конца. Высокая Башня неспроста носила свое название, она уходила в небеса, а в пасмурные дни тучи касались брюхом ее шпиля. И там, под самым сводом, хранился Небесный Камень. Величайшая ценность Эслина. Гийому стоило немалого труда переставлять налившиеся свинцом ноги, а Лайва давно выдохлась и, шумно пыхтя, топала где-то внизу. А ведь у Камня может бодрствовать жрец. Не годится, чтобы он услышал. Гийом привалился к стене и замер, поджидая спутницу. Когда она показалась из-за поворота, сделал знак остановиться.
   – Здесь мы можем перевести дух, до верхушки осталось немного. Можешь присесть.
   Лайва кивнула:
   – Ладно. Но садиться не буду. Потом, боюсь, не сумею подняться.
   Она скинула сапоги, чтобы дальше шлепать босиком. Отдышавшись, они продолжили подъем, но теперь шли медленно и тихо. Вот и последний виток лестницы. Вверху горит огонь, рыжие отсветы дрожат на ступенях. Над головой проскрежетал металл, как будто что-то тяжелое тянули по камням. Гийом закончил подъем, осторожно выглянул из-за дверного косяка… и тут же отшатнулся. Трое! Три жреца-воина в полном вооружении сидят на скамьях у стен. Один из них передвинул секиру – ее окованная рукоять и скрежетала по камням. Гийом не надеялся справиться с троими даже ночью. Он тискал рукоять меча и судорожно пытался что-то придумать. Но в голове было пусто – только ненависть. Привычная ненависть, однако ее одной было мало!
   Лайва, бесшумно ступая босыми ногами, приблизилась к порталу, позади которого вокруг Небесного Камня расположилась стража. Бросила взгляд и отпрянула. Уставилась на Гийома. Она что-то задумала, догадался он, глядя, как девушка хмурится и кусает губы. Он бы предложил ей уйти, сказал бы, что подождет, пока она уберется подальше… но ясно читал в ее взгляде – Лайва не согласится.
   Наконец она решилась. Толкнула Гийома к стене, в тень, и обернулась к проему. Гийому оставалось лишь с удивлением смотреть, как она решительно шагает в поток света, струящийся из зала.
   – Эй вы, уроды! – противным голосом завизжала Лайва. – Сволочи, паразиты светлые! Чтоб вы передохли! Чтоб вас чума забрала!
   Она размахнулась и швырнула грязный сапог в комнату, за ним другой. Потом бросилась бежать. Промчалась мимо опешившего Гийома, затопала по ступеням. Жрецы, конечно, тоже растерялись, но их промедление было недолгим. Первый показался в проеме, он мчался, не глядя по сторонам, ему-то было отлично слышно, как стучат внизу пятки Лайвы. Гийом выставил ногу, и жрец, запнувшись о его сапог, покатился по лестнице, отчаянно ревя и гремя доспехами. Второму Гийом проткнул клинком горло над обрезом кольчуги. Надавил, вталкивая умирающего обратно в зал – навстречу третьему охраннику. Третий замешкался, увертываясь от падающего тела, и Гийом бросился в атаку, не дожидаясь, покуда воин Светлой призовет свою богиню.
   Противник был силен и ловок, но неожиданность нападения сделала свое дело, Гийом теснил жреца к стене. Затем появилась Лайва, в руке поблескивал окровавленный кинжал с ликом Светлой на рукояти. Девушка подхватила с пола сапог, снова швырнула в лицо воину Аланны Светлой. Тот увернулся, и Гийом достал его мечом. Жрец дрался достаточно ловко, в искусстве боя он ничуть не уступал Гийому. Но Лайва толкнула ему под ноги скамью, потом швырнула второй сапог в лицо… Страж Камня решился на последнюю отчаянную атаку, противники сблизились, и острие вражеского клинка скользнуло по ребрам Гийома, а тот, выхватив кинжал из-за спины, всадил воину в глаз. Жрец с грохотом рухнул на пол, а Гийом уставился на обильно кровоточащий бок.
   – Проклятие! – прохрипел он, опуская меч. – Кровь! Только бы хватило для обряда! Ненавижу…
   Он бросился к Небесному Камню, установленному в центре круглого зала на литой опоре, изображающей растопыренную когтистую лапу. Склонился над Камнем, позволив крови стекать в металлическую чашу, в центре которой покоился артефакт.
   Лайва попятилась, а он принялся нараспев выкрикивать формулы призыва Неистового. Кровь лилась в чашу, брызги пятнали камень, темные струйки стекали по опоре.
   – Хватит! – завизжала Лайва. – Ты убьешь себя!
   Гийом не позволял себе отвлечься. Он знал, что будет с его родными, если обряд не удастся завершить. Лайва кричала, плакала, топала ногами – он не слушал. Когда Лайва попыталась приблизиться, направил в ее сторону острие меча. А потом над городом, заслоняя Луну, поднялась чудовищная фигура Неистового. Призыв был услышан. Только тогда Гийом позволил девушке подойти. Она, глотая слезы, стала перетягивать его распоротый бок обрывками плаща убитого жреца… Неистовый, ухмыляясь, занес над городом огромный черный меч. В Эслине затрезвонили колокола, по улицам побежали люди с факелами. Они в ужасе задирали головы, разглядывая чужого бога, который нес им гибель. Над головой Неистового в бешеном хороводе закружились тучи, пророкотал гром.
   Сверкнула молния, огромный черный меч опустился на купол храма, звон прервался, вздрогнула Высокая Башня. Гийом, опираясь на плечо Лайвы, проковылял к окну и жадно уставился на картину разрушения. Черный меч Адварда поднимался и опускался, молнии били в купола храмов Светлой, и колокола смолкали один за другим. Гром рокотал, не переставая, молнии падали вокруг громадной черной фигуры Неистового, и его меч то возносился к тучам, то опускался на кровли и башни.
   На нижних этажах Высокой Башни жрецы в ужасе завели гимны в честь Аланны Светлой, и вот она возникла над Эслином бледной тенью. Ночью власть ее была не так велика, богиня это знала. Она задрожала при виде Неистового, а его перекошенное ненавистью лицо осветилось мрачной ухмылкой. Он шагнул к богине, занося гигантский черный меч, Аланна отступила на шаг, поднимая руки. Потоки света хлынули с ее ладоней навстречу Неистовому, он легко рассек свет клинком, за которым широким пологом тянулась тьма. Адвард наступал, топча городские здания, от его шагов тряслась земля.
   В этой кутерьме удары тарана в городские ворота казались не громче комариного писка. Покуда боги сражались в вышине, воины барона Дотлиба, живые и мертвые, подступили к укреплениям Эслина. Таран вышиб ворота, и черные воины хлынули внутрь. Защитники города встретили их на улицах, молнии рождали отблески на отполированных шлемах и латах. Мертвые воины не смогли сломить сопротивления эслинцев, но в ворота уже вступали тяжеловооруженные всадники во главе с бароном. Сегодня некромант наконец обнажил свой родовой меч – уменьшенную копию оружия Неистового. Удары тяжелого клинка обрушились на горожан, и тьма черной струей тянулась за мечом барона, точно так же, как и за мечом Адварда, – там, в небе. Строй воинов в светлых латах развалился, черные всадники топтали и опрокидывали эслинцев.
   – Лайва, уходи, – едва слыша собственный дрожащий голос, пробормотал Гийом. – Барон победит… ненавижу… ненавижу его… а он знает, что я здесь. Он придет сюда, к Камню. Уходи.
   – Уйдем вместе!
   – Нет. Если меня здесь не будет, когда явится Дотлиб, он убьет моего отца, мать, сестер… всех! Убьет и поднимет.
   Аланна Светлая закричала и сгинула, ее силуэт рассыпался светящейся пыльцой. Адвард взревел, потрясая мечом над обреченным Эслином. Лайва стряхнула руку Гийома со своего плеча и бросилась к центру зала. Подхватила с пола кинжал и полоснула себя повыше запястья. Гийом, не в силах стоять на ногах, сполз по стене и глядел на девушку. Та, поливая кровью Небесный Камень, призывала Эдгу Мрачную.
   – Прекрати! – крикнул он. И этот крик отнял последние силы. Гийом закрыл глаза и отдался забытью.
   Когда он очнулся, над городом в огне и дыму пожаров рядом с громадой Неистового вознеслась вторая черная фигура. Эдга Мрачная тряхнула густой гривой волос и подняла два длинных клинка, загнутых вперед наподобие косы. Хриплым голосом она бросила вызов Неистовому, и тот отозвался протяжным ревом. Громадный меч обрушился на Эдгу, она, не дрогнув, приняла его на скрещенные клинки, и тьма, которая тянулась за мечом Неистового, побледнела и стала рассеиваться. Над горящими руинами закипела новая схватка. Эдге были безразличны посвященные Адварду. Сражаясь, забывал обо всем и сам Неистовый. Оба с упоением наносили и отражали удары, топча всех, кто попадался под ноги, – и тех, кто в светлых латах, и тех, кто в черных плащах. Гийом увидел барона – тот, размахивая черным клинком, призывал вассалов не отступать, но живые разбегались из-под ног Темных богов. Мертвые воины, не слыша барабанов, останавливались и опускали оружие…
   Неистовый дрался с диким смехом, Эдга мрачно ухмылялась. Город под их ногами пылал, рушились дома, молнии хлестали по башням и куполам храмов… Живые и мертвые воины валились десятками, огонь пожаров вздымался, освещая снизу божественное побоище.
   Конь под Дотлибом встал на дыбы, барон отчаянно взмахнул мечом, и его окутала тьма, рожденная этим движением. От поступи сражающихся темных здания вокруг тряслись и разваливались. Бревна, пласты штукатурки, черепица и обломки мебели потоком хлынули в облако тьмы, скрывшее некроманта. Оттуда выскочил вороной жеребец с пустым седлом… а потом Эдга, отступая под ударами Неистового, припечатала развалины гигантской ногой.
   – Сдохните все! – визжала Лайва, а кровь лилась с ее ладони в чашу, посередине которой тускло мерцал Небесный Камень. – Умрите! Исчезните!
   Гийом проковылял к девушке, чтобы перетянуть ее разрезанную руку. Обряды свершились, город Эслин, убивший мать Лайвы, умирал, некромант Дотлиб сгинул… а они были живы и они были вместе.
   Адвард широким взмахом черного меча отбил клинки Эдги, ухватил богиню и притянул к себе. Она опустила оружие, и Неистовый с Мрачной слились в поцелуе среди поднимающихся над городом клубов дыма. Тучи над горящим Эслином наконец разразились струями дождя, холодные потоки обрушились с небес, смывая все, что случилось этой ночью. А на востоке небо уже наливалось багрянцем новой зари.

Карина Пьянкова
Венец безбрачия

   – Вась, а Вась, ты будешь клиентку принимать или нет? – лениво спросил Костик из-за соседнего стола, даже не открывая глаз. Однако когда я швырнула в него точилкой, увернулся на диво хорошо для разморенного жарой и бездельем человека. Терпеть не могу, когда он зовет меня Васей, я ему что, кот дворовый?!
   Денег на кондиционер выделить мы пока так и не смогли: с клиентами было негусто, а лето выдалось до неприличия жарким, хоть на стенку лезь. Раскрытые окна не помогали ни капли, даже сквозняк приносил лишь тепло. Если я хоть как-то умудрялась держать себя в тонусе, то напарник в таком раскаленном аду обычно тихо дремал, развалившись в кресле и водрузив ноги прямо на стол. Хорошо хоть, что Костя был мужчиной чистоплотным и не забывал снимать обувь перед таким непотребным поступком. Да и носки у него были всегда чистые…
   – А может, ну ее, а? Конец дня, я вымоталась… – устало вздохнула я, промакивая лоб влажной салфеткой. Последняя. Нужно идти в магазин за новой пачкой. А там плюс тридцать пять. В тени.
   Да и посетительница мне категорически не нравилась: от таких не жди ничего, кроме неприятностей.
   – Нам нужен кондиционер, – резонно пробурчал сквозь дрему Костик и снова мирно засопел. Только очень уж демонстративно.
   Слово «кондиционер» давно стало для меня волшебным, и я неохотно, но все-таки поднялась, чтобы встретить и завести в наш один на двоих кабинет того, кто готов отдать свои денежки ради богатства, удачи или любви. Считается, что ведьма в состоянии продать все это в концентрированном виде в пузырьке или пакете, а представители моего ремесла не спешили разубеждать потенциальных клиентов.
   – Здравствуйте, меня зовут Василиса Ивановна, – чинно и важно представилась я, запустив посетительницу в наш офис.
   Та была невысокой, пухленькой и прыщавой девицей лет восемнадцати в потертых джинсах и нелепой футболке, и то и другое на размер меньше необходимого.
   Отлично, значит, любит врать самой себе. А это уже большая проблема для меня.
   – Мария, – попыталась скопировать мой тон клиентка, теребя кончик тонкой серовато-русой косы и предсказуемо заинтересованно поглядывая на преспокойно спящего напарника. Костик радовал взгляд приятными чертами лица, высокими монгольскими скулами и раскосыми глазами, имея наглость носить при этом фамилию Петров. Вот ведь… татарин.
   – Присаживайтесь, Мария, – указала я девушке на стул около своего рабочего стола.
   Та села, но при этом спросила, косясь на бейджик на груди моего коллеги:
   – А… можно мне… к… Константину Дмитриевичу?
   У Костика дернулась щека, и коллега тут же начал еще и похрапывать слегка – для достоверности. Не знаю, как мне удалось удержаться от смеха?! И вот так у нас всегда – женщинам он нравился всем поголовно вне зависимости от возраста и семейного положения. А вот сам потомственный колдун Петров не выносил работать с такого рода клиентурой, избегая их всеми приличными и неприличными способами.
   – Константин Дмитриевич не работает с молодыми девушками, – серьезно пояснила я разом погрустневшей Марии, надеявшейся, что дело иметь придется с симпатичным парнем, а не с красивой до отвращения девушкой. Однако шансов у нее не имелось изначально.
   Юных дев мой татарский товарищ Петров и правда переносил особенно плохо и после каждой такой клиентки брал выходной. По его словам, чтобы нервы полечить. В конце концов я решила, что куда проще брать на себя всех молоденьких особ, являющихся к нам ради красоты и любви, чем потом одной куковать в офисе целый день.
   – Так какие у вас проблемы, Мария? – привычно начала расспросы я, хотя все ее проблемы были налицо. Точнее, на лице. А также на животе, бедрах и плечах. Едим что попало, не следим за собой и все время проводим у телевизора. А потом идем в аптеку за притираниями от прыщей и таблетками для похудения, ну или к какой-нибудь местной колдунье, все зависит от воспитания и личных предпочтений. Хотя, как по мне, так самая отъявленная шарлатанка куда безопасней китайской отравы, которая призвана сделать фигуру совершенной.
   – На мне венец безбрачия, – тоном шекспировской Офелии заверила меня посетительница с трагичной миной на воспаленном лице.
   Я прищурилась и посмотрела на нее повнимательней. Потом встала и зашла со спины, чтобы разглядеть со всех сторон. Не обнаружилось ничего, что бы хоть как-то могло сойти за проклятие или хотя бы сглаз.
   – На вас нет венца безбрачия, – озадаченно произнесла я, нюхом чуя, что ничего хорошего мне с девочкой не светит.
   Предчувствия меня редко подводили.
   Мария с возмущением и полной уверенностью в собственной правоте ответила:
   – Нет есть!
   Я могла бы сказать, что из нас двоих именно я потомственная ведьма в седьмом поколении, знавшая еще пяти лет от роду наперечет все нужные травки и огромное количество заговоров, которыми поделилась с любимой внучкой бабушка, известная в области знахарка… но все равно это не убедило бы юное создание в моей правоте. Потому что гораздо проще сказать, что тебе не везет в чем-то из-за проклятия, и стоит только снять его, как все наладится само собой.
   – Почему вы так считаете? – попыталась зайти с другой стороны я.
   – Мне уже девятнадцать – а парня не было и нет! А он… он вообще не обращает на меня никакого внимания! – тут же ответила с еле сдерживаемыми рыданиями в голосе клиентка. Ее нос стремительно начал краснеть… Ничего не скажешь, редкая красавица. Наверняка таинственный «он», ради которого Мария явилась ко мне, действительно никогда не заинтересовался бы такой девушкой.
   Костик тихо хрюкнул со своего кресла, но больше ничем не продемонстрировал того, что уже давно бодрствует и внимает всему сказанному в кабинете. Мне тоже было очень смешно, но, в отличие от напарника, приходилось держать лицо и притворяться, что все поведанное Марией я воспринимаю абсолютно серьезно. Сильнее, чем сейчас, мне хотелось рассмеяться, только когда к нам явилась с теми же подозрениями девочка лет тринадцати с деньгами, сэкономленными на школьных завтраках. Она тоже чудовищно волновалась из-за простоя в своей личной жизни. Но если у того подростка никаких проблем не было, то у нынешней моей клиентки они имелись, правда не из-за колдовства.
   – Мария, но так бывает и без венца безбрачия, – мягко начала изначально бесполезный процесс убеждения я.
   – Но как?! Все подруги с кем-то встречаются! – не унималась Мария, явно желая заплатить мне за решение всех ее насущных проблем. Нет, деньги нам, конечно, были очень нужны – кондиционер! – но не брать же их за работу, которую должны проделать другие люди в другом месте?
   – Может быть… вам нужно что-то изменить в себе? Если у вас нет личной жизни, то дело может быть вовсе не в венце безбрачия, – я тонко намекала на внешнее несовершенство клиентки. – Понимаете, чтобы разглядели вашу душу, сначала нужно… чтобы и ваша внешность привлекала… Может быть, вам лучше… Ну не знаю…
   Не сумев подобрать слова, я просто сунула девушке визитку фитнес-клуба. Та посмотрела на нее, как на жабу. При этом, готова поклясться, вручи я ей действительно жабу с заверением, что ее поедание даст красоту и мужское внимание, то несчастное земноводное было бы съедено тут же и заживо.
   – Я… я к вам за помощью пришла – а вы издеваетесь! – с истеричными нотками воскликнула Мария, подскочила со стула и пулей вылетела из кабинета, напоследок так долбанув дверью, что штукатурка с косяков посыпалась.
   Костик заржал во весь голос, закинув руки за голову.
   – Вась, нам так никогда на кондиционер не заработать, – отсмеявшись, укорил он меня. – Ты же вполне могла получить с нее приличную сумму и навешать на уши с три короба.
   Я налила себе в стакан воды из бутылки, выпила ее залпом и только потом презрительно фыркнула в ответ. Моральные принципы потомственного колдуна Констатина Петрова не совпадали с моими на девяносто процентов. Непонятно, как мы только друг друга терпим?
   – Много ли возьмешь с бедной студентки? Ей, наверное, родители до сих пор на карманные расходы дают, – пожала плечами я.
   – Ну, какая разница, кто ей деньги дает, – невозмутимо парировал Костик, завладев емкостью с животворной влагой и тут же опустошив ее прямо из горлышка. – К колдунам с пустыми карманами не ходят.
   – Сам за минералкой пойдешь, – ворчливо сообщила я коллеге и продолжила наш разговор: – Но это же обман!
   Тот ухмыльнулся и жестом фокусника достал из-под стола еще одну бутылку с водой, торжественно вручив ее мне. Жизнь сразу стала на порядок лучше.
   – Обман, – без малейших раздумий согласился тот. – Но она верит, что можно получить все, что только пожелаешь, за пару секунд. В том числе и того таинственного парня, по которому сохнет. А глядя на тебя, в это верится особенно хорошо. Как не поверить во всесильность магии, если тебе об этом говорит привлекательная стройная блондинка? Наверняка ведь вся эта неземная красота исключительно из-за чар.
   О да, именно так обо мне и думали клиентки. Крекс-фекс-пекс – и Василиса сразу стала длинноногой красоткой. И никаких проблем. Ведьма же.
   – Ко-о-ость, ну тебе ли не знать, как я три раза в неделю помираю в спортзале и сколько трачу на косметолога и парикмахера, – недовольно протянула я, тяжело вздохнув. Людская глупость меня всегда удручала. – Ну нет такого зелья, которое дает красоту, нет. Все в конечном итоге приходится делать самой…
   И любовь при помощи колдовства не получить. Уж я-то это знаю. Да и Костик тоже. Иначе бы мы не ходили вокруг да около последний год, искоса поглядывая друг на друга и притворяясь, что ничего не замечаем.
   – Я-то, положим, знаю, что ты у нас красавица не только из-за щедрости природы, но и из-за упертости и трудолюбия. Но Марии-то в это не верят, – с откровенной иронией развел руками он, видя, как я краснею от удовольствия. – Она бы с радостью заплатила тебе, причем немало. Дюжина таких Марий – и мы установим в офисе кондиционер. Так что прекрати страдать из-за ерунды и возьми деньги у тех, кто так страстно хочет их отдать.
   Нет, все, что говорил Костик, было, конечно, правдиво, такие девочки скорее поверят во всесильность ведьмы, чем в то, что терпение и труд все перетрут, но ведь все равно нечестно получается. Ну, заявлю я этой дурочке, что сняла венец безбрачия, дам амулет какой, и будут пару недель ее все вокруг считать писаной красавицей и штабелями падать к ногам… Но потом амулет выдохнется, и что дальше? Снова ко мне? Ну да… И так до бесконечности. Вроде бы и выгодно, только мерзко как-то. Не люблю использовать людей таким вот бесчестным образом.
   – Ничего, проживем еще одно лето без кондиционера, – упрямо буркнула я, глянув на часы. До занятия по пилатесу оставалось всего минут сорок, за которые еще нужно было добраться до фитнес-клуба в другом районе города. – Ладно, Кость, я побежала, если что – звони!
   – Беги, о рабыня глянца и диет, – насмешливо произнес он мне вслед, послав воздушный поцелуй. – Доводи до совершенства свои совершенные формы.
* * *
   В следующий раз Мария явилась через полторы недели, слегка осунувшаяся и радующая глаз зеленоватым оттенком кожи. Явные последствия пищевого отравления заставили меня предположить, что девушка обратилась со своими проблемами к другой местной волшебствующей особе. Та наверняка не была такой совестливой, как я, и дала ей какую-то трын-траву, которую жертва мужского невнимания покладисто съела… Ну и, кажется, что эта трава или не трава была тем самым «лекарством от глупости» и в конечном итоге привела некрасивую девушку Машу назад, в наш с Костей офис. Хитрая татарская морда, к слову, испарилась за четверть часа до визита юной особы, будто спинным мозгом ее почувствовав.
   – Здравствуйте, Василиса… – неуверенно проблеяла клиентка.
   – Ивановна, – добавила я, надеясь, что встреча не затянется надолго, иначе я опоздаю к парикмахеру. Русые корни уже немного отросли и не слишком хорошо сочетались с основным цветом волос, нужно было срочно краситься.
   – Ивановна, – не слишком довольно повторила гостья, глядя на меня почти с ненавистью. – А приворожить вы можете?
   Все понятно, решила не размениваться на глобальные цели и заполучить одного-единственного парня. Наверняка таинственного «его», о котором заикнулась в прошлый раз.
   Мне не удалось удержать рвущееся наружу ехидство:
   – А как же венец безбрачия?
   Мария поспешно отвела взгляд в сторону. Ее щеки заливало румянцем то ли смущения, то ли злости.
   – Ну, про вас говорят, что вы хорошо знаете свое дело… И раз вы сказали, что венца безбрачия нет, стало быть, нет, – принялась путано оправдываться та, но быстро спохватилась: – Так можете приворожить или нет, а?
   – Могу, – неохотно призналась я. Привороты тоже дело не слишком чистое, но тут приходилось утешать себя тем, что хотя бы можно гарантировать стопроцентный результат. – По фотографии.
   На стол передо мной тут же легло фото загорелого накачанного брюнета с ясными голубыми глазами и сияющей улыбкой. Пожалуй, он был почти так же хорош собой, как Костик. Почти.
   Готова поспорить на что угодно, что я имела счастье любоваться на первого красавца в институте Марии. Моя клиентка на такого парня могла смотреть только издали. Тут и правда без помощи ведьмы не обойтись…
   – Этого сможете? – чуть напряженно уточнила девица, очевидно, побаиваясь, что я снова пошлю ее в фитнес-клуб.
   – Могу, – уверенно кивнула я, забирая фото. – Послезавтра молодой человек будет думать только о вас. Оплата по факту.
   Окрыленная клиентка выскочила за дверь, подпрыгивая от радости. Люстра опасно закачалась. Но хотя бы дверь Мария на этот раз закрыла аккуратно.
   Через день вечером жертва «венца безбрачия» принесла деньги, рассыпаясь в благодарностях. Привороженный молодой человек ходил за ней хвостиком, преданно заглядывал в глаза и звал замуж, так что заплатила девушка даже немного больше того, что я просила за свои услуги. Костик ликовал: кондиционер был все ближе.
   – Не спеши радоваться, она еще прибежит с претензиями, – поспешила я остудить восторги коллеги.
   Практиковать мне пришлось с шестнадцати – бабуля отошла от дел, но дела остались, так что я успела прекрасно узнать за время своей профессиональной ведьминской деятельности, что истории с приворотами, особенно если привораживаешь к такого рода особе, ничем хорошим не заканчиваются.
   Костик беззаботно улыбнулся и предложил размять мне плечи, на что я с радостью согласилась. Уж искусством массажа этот татарин владел отлично, порой мне казалось, что здесь он талантливей, чем в колдовстве. Да и вообще, грех отказываться от такой услуги, если ее озвучивает вполне себе приятной наружности мужчина, на которого у тебя вполне определенные планы.
   Третий и, как я втайне надеялась, последний раз мне пришлось встретиться с Марией. Она явилась спустя неделю после приворота, как раз на следующий день после того, как мой коллега решился подарить мне цветы. Пока только в горшке, но прогресс уже налицо, еще немного – и мы до чего-нибудь дойдем.
   Надо сказать, что моя неудачливая клиентка довольно быстро поняла, в чем же тут оказался подвох, и кинулась разбираться с якобы надувшей ее ведьмой. Костик на этот раз предпочел задержаться в офисе и лично посмотреть «представление». Он включил ноутбук и усиленно делал вид, что корпит над чем-то, но, если приглядеться, становилось заметно, что он не столько работает, сколько наблюдает за происходящим в комнате.
   Мария казалась такой же неухоженной, как и в нашу первую встречу, но хотя бы не выглядела болезненно. Стало быть, не ходила по другим колдуньям и не пила всякую дрянь в надежде выполнить свои заветные мечты, не приложив ни капли усилий. И то уже неплохо.
   – Вы! – с порога завопила девушка, тыча в меня пальцем с обломанным ногтем. Омерзительного цвета зеленый лак уже сильно облупился. Гораздо сильней, чтобы это было просто досадной случайностью.
   По лицу Костика можно было понять, что для полного счастья моему коллеге по колдовскому ремеслу не хватает только попкорна.
   – Я, – не стала отпираться ведьма, ожидая не менее захватывающего продолжения.
   – Что вы с ним сделали? – подошла вплотную к моему столу Мария и явно примеривалась, чем бы в меня бросить. Тяжелых предметов рядом с собой я никогда не держала.
   – С кем? – Я решила и дальше поиграть в дурочку, хотя прекрасно понимала, о чем, собственно, идет речь.
   – Что вы с Максом сделали?! – противно, на одной ноте заорала клиентка. Кажется, стекла в окнах начали дребезжать от ее голоса.
   Костя наклонился над клавиатурой, и его плечи мелко задрожали. Наверняка беззвучно ржет надо мной, татарин бессовестный.
   – А кто такой Макс? – невинно уточнила я, продолжая маленький спектакль. Ко мне не первый раз являлись с такими претензиями.
   – Макс – это тот парень, которого вы приворожили! Что вы с ним сотворили?! Он сам на себя не похож! Ходит как робот какой-то! Говорит только о том, какая я умная, красивая, замечательная и как он меня любит! Да у него едва слюна изо рта не капает, как у ребенка-дебила!
   Колдун понемногу сползал под стол от тихого истерического смеха. Я еле сдерживала улыбку.
   – А что вы хотели? – В моем голосе звучала усталость философа, утомленного попытками донести крохи истины до толпы.
   – Он же должен был в меня влюбиться! – опешила от такой наглости Мария, даже понизив тон.
   Тяжелый вздох вырвался из груди сам собой. Люди такие наивные, когда дело идет об их желаниях. Заплатил – получил, главное, чтобы денег хватало. Раз приворот – стало быть, непременно любовь до гроба. Вот только любовь не купишь. Даже у ведьмы. Особенно у ведьмы.
   – Ничего подобного, – строго отвечала я, встав из-за стола. На своих шпильках я возвышалась над нескладной невысокой Марией. – Я должна была приворожить к вам молодого человека – и он приворожен. Чего вы от меня хотите? Я просто выполнила свою работу, и выполнила ее хорошо.
   Девушка смутилась от моего тона и пристыженно смолкла, чтобы через полминуты начать заново:
   – Но он странный… И он меня не любит! Это же… как зависимость какая-то! Но приворот, он же должен был заставить его полюбить меня…
   Костя посмеивался, уже даже не скрываясь. Маша обиженно надулась, но с молодым привлекательным мужчиной, разумеется, выяснять отношения не стала. Ему она явно хотела понравиться.
   – Невозможно заставить полюбить, – наставительно изрекла я, строго глядя на клиентку. – Приворот дает именно зависимость. Он подавляет волю, заставляет желать быть рядом с конкретным человеком. Ничего больше.
   Девушка, которая пыталась купить у меня счастье, теперь выглядела совершенно раздавленной и едва не плакала от расстройства.
   – Но почему он… как идиот? – почти проскулила она. – Почему он такой… ненастоящий?
   Настал мой звездный час. Теперь я снова могла с чистой совестью сказать клиентке кучу гадостей и послать по тому же адресу, что и раньше. В фитнес-клуб.
   – Потому что вероятность того, что он мог бы действительно влюбиться в вас, равна нулю, – с убийственной мрачной честностью сообщила я студентке. – Чем меньше человек, к которому привораживаешь, приятен жертве колдовства… тем сильней приходится подавлять волю… И если в вашем случае все настолько плохо, то можно сделать вывод: сам Макс на вас бы даже не взглянул.
   Костя все так же хихикал. Мария ревела в три ручья. А я пошла заваривать чай с мятой. На троих.
   Девушка глотала кипяток не морщась и, похоже, мечтала, чтобы в напитке оказался яд. Тяжело, когда все твои иллюзии рушатся на глазах.
   Я всем видом выражала сочувствие, коллега – нескрываемое ехидство, но и то, и другое студентке было совершенно безразлично: она переживала свою маленькую огромную трагедию и крушение самых сокровенных надежд.
   – Ничего не получится, да? – тихо спросила она то ли меня, то ли Костика, когда кружка была уже наполовину пуста.
   – Не при помощи колдовства, – пожала плечами я, подлив ей еще чаю. – Магия… она в любви не помощница. И красоты она тоже не даст. Все равно все придется делать самой. Такова жизнь.
   Девушка тяжело и безнадежно вздохнула и подняла на меня совершенно несчастные глаза. Большие, зеленые, с длинными темными ресницами.
   – Диеты, спортзал и косметолог? Как вы говорили тогда? – убито спросила она.
   – Диеты, спортзал и косметолог, – удовлетворенно подтвердила я. – Надежней всякой магии! Правда, потрудиться придется от души.
   Мария провела по лицу рукой, будто стряхивая невидимую паутину, поднялась со стула и ушла прочь, не оглядываясь и не прощаясь.
   – Что ж, – спокойно констатировала я, усаживаясь обратно в свое кресло и водружая ноги на стол, точь-в-точь как любил это делать сам Костя, – клиент окончательно и бесповоротно потерян. Теперь судьба нашего кондиционера зависит только от тебя, Костик. С милой, но некрасивой девушки Марии мы не получим больше ни копейки, так что твоя очередь работать. Будь мужчиной и обеспечь нас.
   Парень вскочил на ноги, потянулся с видом первого кота на деревне и удовлетворенно заметил:
   – Ну, дурочка эта нам деньги скоро опять принесет, ей ведь еще своего Макса отвораживать, так что не хорони наши надежды на кондиционер раньше времени.
   Хм… Да. Вот об этом ни я, ни она под влиянием эмоций как-то не вспомнили. Хороший мальчик Макс, которого я присушила к дурнушке Маше за неплохие деньги. Он же так и будет ходить за ней с видом умственно отсталого и портить жизнь ей и себе. Но черта с два я сниму чары бесплатно. В следующий раз умней будет и не пойдет к ведьме решать проблемы.
   – О! – довольно воскликнул Костик. – Я вижу огонек корысти в твоих ясных бесхитростных глазах!
   – Нашел чему радоваться, – недовольно проворчала я, любовно проводя по листочкам подаренной орхидеи. Знал ведь, что придется по душе.
   – Как можно не радоваться тому, что наш бизнес скоро пойдет в гору? – рассмеялся напарник, протягивая мне руку. – Идем, красавица, нам нужно отметить такие радужные перспективы!
   Моему шоку не было предела, но свою руку Петрову я все-таки дала. Надо же, я думала, у нас еще с полгода будет для вялотекущих намеков и переглядываний.
   – Костик, ты что, на свидание меня приглашаешь? – иронично поинтересовалась я. Вполне может быть, что сейчас он пойдет на попятную, поняв, насколько сильно влип.
   Колдун глядел на меня чуть иронично, хитро сощурившись, ну точь-в-точь Соловей-разбойник из сказки: украдет, и не заметишь как. Разве что не свистит, не желая отпугивать деньги. Отказываться от своих слов он и не думал.
   – А почему бы мне не пригласить на ужин молодую привлекательную ведьму? – лукаво протянул он, вытягивая меня из кресла. – Я хорошо тебя знаю и уверен, что все у тебя натуральное и после полуночи ты не превратишься в страшную замарашку. Так что могу безо всякой опаски за тобой поухаживать. Пошли, я знаю вполне приличный ресторан неподалеку.
   Ну что я могу сказать? Не оставалось ничего другого, кроме как взять свою сумку и позволить увести себя из офиса.
   – И только попробуй потом сказать, что каждый платит за себя, – тихо сказала я, когда Костик запирал двери офиса.
   – Отличный план! – радостно воскликнул он и тут же мерзко захихикал.
   Вот же змей подколодный… Впрочем, я ведь знала, с кем связывалась.

Карина Пьянкова
В лесу водятся волки

   Оборотень был здоровенный, с теленка. Огромная серая зверюга, точь-в-точь настоящий волк, разве что крупноват слегка да в глазах светятся почти человеческий разум, злость и нескрываемое веселье. Я налюбоваться не могла на его шкуру: мне бы ее на шубу – и не пришлось бы зябнуть, как сейчас, в старом, местами подлатанном кожухе.
   Волк подходил ко мне неторопливо, широко позевывая, показывая во всей красе белоснежные острые клыки, мощные лапы… Я медленно отступала, стараясь не отрывать взгляда от лесной твари. Не хотелось упустить момент, когда оборотню надоест насмешничать и он все-таки прыгнет. Плотный февральский снег, прихваченный морозом до толстой корки, похрустывал под сапогами. Только бы наст не провалился, иначе – смерть.
   Волк клацнул челюстями. Я вздрогнула, испуганно вздохнула. Зверь будто бы ухмыльнулся. По крайней мере, выражение на морде было такое гадостное, что показалось, будто он надо мной издевается. Ну да. Зарвавшаяся магичка, оказавшаяся перед смертельно опасным противником с единственным несчастным кинжалом… Да и сил хватит только на одно простенькое заклинание. Окажись я на месте оборотня, тоже потешалась бы над такой растяпой.
   – Р-р-р-р, – с ленцой протянул волк, переступая на месте.
   Я мрачно посмотрела на него, прикидывая, есть ли смысл драпать… Никакого смысла не было. Шансы убежать от зверя по зимнему лесу равны даже не нулю, а отрицательному числу. Можно, конечно, попытаться залезть на дерево и дождаться, пока магические силы восстановятся… Я покосилась в сторону ближайшего ствола. Волк проследил за моим взглядом и с откровенным скептицизмом выдал:
   – Р-р-р-р-ра.
   Ну да, черта с два я заберусь на корабельную сосну без левитации. И мы оба это прекрасно понимаем. Стало быть, скоро меня сожрут. Паршивая перспектива для не самого плохого мага в здешних местах. Одна беда – действительно хорошие маги в такой глухомани не задерживаются.
   И вот зачем я только отправилась на эту княжью охоту? Понадобилась, видите ли, его светлости голова оборотня. Нечего над камином было повесить, медвежья башка – уже не то… А охота благородных – это торжественный выезд с егерями, сворой, разряженными дамами… Словом, с толпой народа, совершенно бесполезного, если речь идет об убийстве настоящего чудовища. Да так проще лешего словить, чем оборотня! Представляю, с каким выражением на поганой своей морде «дичь» издали наблюдала за возомнившими о себе невесть что охотничками. Ну и я тоже хороша, подвязалась к князю в свиту, подольститься захотелось, а то жалованье маленькое, подработок днем с огнем не сыщешь, даже дом толком с таким доходом не протопишь… Вот теперь-то, думала, точно дров накуплю…
   Следы оборотня, замеченные княжьими егерями, шли по полю, а затем уводили в лес, где лошади не прошли бы. Тут бы собрать отряд из бывалых наемников и направиться в лес без обузы в виде любопытных вельмож, поискать логовище, поставить ловушки… Если бы да кабы… Несколько самых разумных, к которым не относился князь, повернули назад сразу, но большинство потопало по следу. И я с ними, посмеиваясь. Тут любому становилось ясно, что оборотня мы не загоним, а если натолкнемся, то совершенно случайно. На спящего.
   Кто же знал, что сам оборотень решит поохотиться на глупых людей?
   Зверюга выпрыгнула на нас из-за кустов. Огромная серая тварь, которая от неожиданности казалась больше раза в три. «Охотники» с воплями ужаса побежали в разные стороны. Ну… я тоже драпала дай боги каждому.
   По всем правилам за мной не должны были погнаться. Я молодая, шустрая, я какой-никакой, а маг, стало быть, доставлю больше проблем, чем отъевшийся вельможа. Но когда я остановилась отдышаться, то увидела преспокойно трусившего в мою сторону волка, который довольно ловко увернулся от боевого заклятия. И от второго. И от третьего.
   На четвертом я поняла, что такой противник мне не по плечу, не настолько уж я и хорошо колдую. Самое печальное, оборотень тоже понял это, и на звериной морде расцвело выражение неописуемого злорадства…
   – Я ядовитая, – мрачно сообщила я зверю. – Сожрешь меня – и сдохнешь в жутких муках.
   – Р-р-раха-ха! – почти по-человечески рассмеялся он, сделав два медленных шага в мою сторону.
   Ну все. Кажется, вот теперь на зуб решил попробовать… А я еще так молода… И вообще, я никогда не буду настолько старой, чтобы без сопротивления позволить себя сожрать.
   Из последних сил я швырнула в клыкастую морду сгустком огня и что есть мочи припустила по лесу. Куда? Все равно куда – лишь бы подальше. Сзади раздался оскорбленный волчий рев. Мне тоже бы не понравилось, если бы мне морду – тьфу ты! – лицо подожгли… Плохо только, что у оборотней болевой порог низкий и регенерация отличная, минуты не пройдет – очухается и бросится в погоню. И вот тогда все будет очень плохо. Даже хуже, чем сейчас. Эти твари – они мстительные и изобретательные.
   – У-а-а-а-а-у-у-у-у! – раздался сзади злорадный вой, который совершенно точно приближался. Очень быстро. Вой оборотня, преследующего добычу, ни с чем не перепутаешь. Один раз услышишь – до конца жизни в кошмарах сниться будет.
   Я прибавила скорости, надеясь… непонятно, на что надеясь. На то, что налечу на отряд охотников. Очень большой. На то, что зверюга скончается на бегу от расстройства. На то, что у меня крылья прорежутся. Ноги понемногу начали заплетаться, легкие горели, как и перегруженные мышцы, сердце уже стучало где-то в районе горла, я то и дело проваливалась в снег по колено… Не побегаешь особо по зимнему лесу, если ты не на лыжах. Шансов на спасение нет никаких… Если не случится чуда, то до меня доберутся в течение пяти минут и сожрут. Если совсем не повезет, то заживо… Эх, говорила мне мама: «Кристина, не страдай ерундой, выходи замуж». И ведь права была! Сидела бы сейчас дома, мужа бы ждала как примерная супруга, вокруг бы дети ползали… И никаких голодных оборотней!
   – У-у-у-у-у! – прозвучало совсем рядом, причем уже откуда-то справа. Отлично, кружить начинает. Понял, бесово отродье, что я теперь особо не побегаю, поиздевается напоследок – и убьет.
   Из последних сил я бросила тело влево, не особо глядя под ноги… По закону подлости, именно в этой стороне и находился овраг, по склону которого я скатилась вниз, напоследок приложившись головой о поваленный ствол.
   «Ну, хотя бы я не почувствую, как он меня загрызет», – даже с каким-то облегчением подумала я, теряя сознание.
* * *
   Иногда в жизни случаются и приятные неожиданности. Например, то, что я очнулась, причем на вполне удобной и вроде бы чистой постели, – это совершенно точно приятная неожиданность. А то, что голова раскалывается, – так то сущие пустяки. Главное, что эта голова на месте.
   – Живая? – раздалось откуда-то сбоку. Должно быть, это и есть мой герой… Ну прямо как в старинных легендах – прекрасная дама спасена от кровожадного монстра благородным воином.
   Я со стоном повернула голову на звук и с огромным трудом сфокусировала взгляд на лице говорившего. Ну… Лицо как лицо, вполне себе приятной наружности молодой мужчина, русоволосый, статный. Вот только глаза у него были желтыми, звериными и будто светились в темноте.
   В моей жизни не случается приятных неожиданностей. А прекрасная дама из такой тощей помоечной кошки не получится, как ни крути.
   – Твою ж… – Я даже выругаться как следует не смогла, резко поднимаясь на постели. Тут же мне стало плохо, и я снова упала плашмя. Неслабо же приложилась…
   С чисто научным интересом отметила, что ожога на физиономии мужчины не наблюдается, стало быть, регенерация у него еще выше, чем принято считать в научных кругах. Интересный факт. Разве что вряд ли удастся им с кем-то поделиться.
   – Лежи уж, бегунья, – насмешливо протянул оборотень, придавливая меня рукой к постели. – Отбегала свое.
   Из последних сил подняла руку, демонстрируя зверюге неприличный жест.
   Тот только расхохотался, причем так же, как и в зверином облике, с порыкиванием в голосе.
   – Что, решил приберечь на случай, когда на охоту лень идти будет? – мрачно спросила я, понимая, что вот теперь-то хуже уже точно некуда.
   – Деликатес болящий, на холодец в голодный год сойдешь, – с издевкой отозвался волк, встав на ноги. – Делать мне больше нечего – жрать тебя. Вдруг еще дурость подцеплю.
   Учитывая обстоятельства нашей первой… встречи, крыть мне было и нечем. И правда, дура, каких поискать. Но все равно обидно.
   – Тогда какого черта ты меня притащил в свое логово? – не отставала я, пытаясь понять, чего это такая мерзкая тварь вдруг стала добренькой, да еще и к тому, кто на нее охотился. А главное, чем мне эта доброта в конечном итоге аукнется.
   – Исключительно чтобы поиздеваться напоследок. Смерть в лесу от переохлаждения показалась мне слишком легкой для такой бездарной колдуньи, как ты.
   – Уж лучше так, чем быть сожранной!
   Оборотень вздохнул, устало прикрыв глаза.
   – Избавь уже меня от своих домыслов, горе-воительница. Я тебя жрать не собираюсь и не собирался.
   Поверить в благие намерения незнакомца хотелось. Но как-то не получалось. Станет тварь, которая уже, по сведениям стражи, сожрала дюжину ни в чем не повинных людей, миловать того, кто действительно на нее охотился?
   – Ну-ну. Это ты со мной так в лесу знакомился, – едко процедила я, прекрасно понимая, что нахожусь в полной власти того, кого при случае с огромным удовольствием бы убила. Безо всяких мук совести. Потому что это оборотень, хитрый зверь, который может притвориться человеком в любой момент. Чтобы потом загрызть ничего не подозревающую жертву.
   – Ну а вдруг? – искривил он губы в саркастичной ухмылке. – Увидел вот симпатичную магичку среди охотников, решил узнать поближе.
   Мгновение – и он уже склонился надо мной, по-звериному обнюхивая лицо, шею. Показались клыки, пугающие даже на человеческом лице. Увидев, насколько близко зубы зверя к моему горлу, я в панике заорала и изо всех сил оттолкнула его от себя. Тело колотило мелкой дрожью.
   Волк только раскатисто рассмеялся, будто я сделала что-то ужасно глупое.
   – Отдыхай, охотница. Послезавтра выведу тебя к городу.
   Разумеется, удрала я на следующий день…
* * *
   Дома меня ждал Леслав, старый боевой товарищ, с которым вместе прошли не одну заварушку и бессчетное количество раз прикрывали друг другу спину. Точнее, Леслав меня уже не ждал, методично собирая в предусмотрительно прихваченные сумки мое скромное имущество.
   – Ты что это, вражина, делаешь? – с порога возмутилась я, видя это непотребство. Никто в здравом уме и твердой памяти не рискнул бы так заговаривать с первым головорезом на всю округу. Ростом Леслав был никак не меньше трех аршинов, широкоплечий, поджарый, будто и сам оборотень. Друг и на упыря мог пойти, и за головой местного лиходея отправиться, переходить такому парню дорогу откровенно опасались, стараясь без особой надобности не связываться… Вот только я ему приходилась названой сестрой, так что могла и не так костерить, если за дело. Да даже и если не за дело.
   Приятель, услышав мой голос, выронил присвоенный скарб и медленно обернулся, причем пальцы правой руки Леслав сложил в отвращающий зло знак.
   – Ты ли это, Крыська? – спросил он дрожащим голосом. Видеть побратима настолько перепуганным мне довелось впервые. Кажется, он посчитал, что к нему покойница явилась прямиком с того света.
   За мои двадцать пять лет меня за кого только не принимали, но вот привидением посчитали в первый раз.
   – Сейчас в лоб закачу, ворюга, так сразу прознаешь, я это или не я!
   Слово у меня редко расходилось с делом, так что оплеуху друг получил быстро. И тут же уверился, что перед ним действительно названая сестра Кристина, которую он знает тысячу лет. Зато я все еще недоумевала, с чего это вдруг Леславу в голову пришла идея обчистить мой дом, раньше за ним такого не водилось.
   – Так… я думал – все, заела тебя лесная тварина, ну и… раз уж тебе уже не пригодится. – Виновато развел руками. Руки все еще немного дрожали. Мало что могло напугать друга, но вот от призраков его просто колотило. – На той охоте треклятой – не иначе тебя на нее черти понесли! – троих недосчитались. Тебя, Любомира Вишневецкого и Юлека Шиманьского. Так тех двоих поутру нашли обглоданными почти что у самых городских ворот. Зверюга мало что сожрала, так еще и поглумилась, – мрачно поведал мне побратим, кривясь от одних только воспоминаний. – Я уж грешным делом ждал, когда и тебя так же к городским стенам подкинут… Все ведь видели, как тебя оборотень гнал.
   – Гнал, – ошарашенно подтвердила я, прислонившись к косяку. Да уж, легко отделалась.
   И вот интересно, а хватило бы у того волка, что заставил меня побегать по лесу, времени, чтобы еще и сожрать двух здоровенных мужиков? Жаль Юлека с Любомиром… Славные вояки были; пожалуй, из лучших, и того и другого прочили через пару лет на место княжьего воеводы, нынешний-то уже староват, хотя саблю держит крепко и наездник получше иных молодых. Вообще на диво хорошо воевода Чеслав сохранился для своих лет, я бы ему больше тридцати пяти в жизни не дала…
   – И… чего? – напряженно спросил Леслав.
   – Ну и догнал… – задумчиво ответила я. Нет. Не мог тот оборотень не только справиться так быстро с первыми воинами округи, но еще и притащить их тела к самым воротам. Времени бы не хватило. Вишневецкий и Шиманьский уж точно не дети, отпор бы дали такой, что мало не покажется, да у каждого из них с собой было по арбалету с серебряными болтами и по заговоренной сабле. Это вам не глупая магичка, которая решила, что одним колдовством управится, – знали, куда идут… Те двое врага наверняка бы и измотали, и серьезно потрепали, а зверь, что притащил меня в свой дом, выглядел вполне здоровым и бодрым. Да и стал бы людоед волочь человечью девку к себе в логово, да еще и беседы потом с ней вести? Нет… Не сходится.
   – И как ты с ним справилась? – с нескрываемым уважением задал самый злободневный вопрос старый приятель.
   Хотелось наплести с короб про свой ратный подвиг, в красках описать явленную доблесть. Но красивые враки сейчас были не к месту.
   Поэтому я честно призналась:
   – Да не справлялась я. Так, побегала по лесу, в овраг навернулась, головой хорошо приложилась… Наверняка околела бы за ночь, вот только волчара меня в сугробе не бросил. Притащил к себе в логово, дал отлежаться…
   Леслав на меня глядел как на блаженную:
   – И что, отпустил?
   Я медленно сползла по косяку, усевшись прямо на пол. Было холодно, но ноги уже не держали, слишком сильно устала, да и струхнула, надо сказать, тоже изрядно… К тому же, встань я, все равно теплей не будет. Денег на дрова я так и не заработала… Или напроситься на постой к побратиму? У него дела в последнее время в гору идут, не бедствует, печь точно есть чем натопить.
   – Ну, обещал завтра сам из леса вывести, только я не стала дожидаться. Мало ли. Он из дома – и я из дома.
   Выражение лица у друга было таким, будто его только что поленом по голове огрели.
   – Крыська, а ты теперь в полнолуние шерстью обрастать не будешь? – нервно осведомился он, оглядывая меня очень уж пристально, с подозрением. – А то мало ли… Придешь потом ночью за свежим мясом…
   Я хмыкнула и клацнула зубами, как оборотень вчера. Рука Леслава машинально дернулась к мечу.
   – Не бойся ты, не кусал меня никто. А… и, к слову, оборотничество при укусах не передается, хоть с головы до ног изгрызут.
* * *
   Зверь тем временем разошелся, стал лютовать по-настоящему, с размахом, за ночь порой загрызая по три человека. Людишки в городе и окрестностях понемногу начали возмущаться. Народ у нас вообще-то тихий, незлобивый, но когда поблизости бродит кровожадный монстр, любящий человечину, тут нужно быть святым, чтобы не обозлиться на правителя. Мужики, правда, и сами пробовали ходить на оборотня, вооружившись дрекольем и луками… но все больше такие герои не возвращались на своих ногах. Зато прекрасно возвращались на чужих четырех. Чудище исправно приволакивало останки своих жертв к городу. Жаль только, мне так и не довелось поближе посмотреть ни на тела (их сразу по обнаружении прибирал к рукам придворный маг князя), ни на следы чудовища, которые мгновенно затаптывали толпы любопытствующих. Но по тому, что увидеть мне все-таки удалось, складывалось впечатление, что покойников скорее грызли, чем ели…
   – Повезло тебе, что твой лесной знакомец и тебя на тот свет не спровадил, – то и дело говорил Леслав, к которому я все-таки перебралась. Правда, только до конца зимы перебралась, а там нужно будет съехать… может, даже в другой город податься… или село. Где-нибудь же должно найтись прибыльное место для мага?
   На слова друга я покладисто кивала, а сама думала о том, что лесная изба оборотня была построена никак не меньше пары лет назад. Да и здоровенного, чересчур умного для просто животного зверя видели в окрестностях уже давно, даже детей им пугали, мол, придет серенький волчок и ухватит за бочок. И волчок приходил. Жутко выл за околицей сел, в совсем лютые зимы утаскивал овец. Хотя частенько крестьяне и сами привязывали на опушке скотинку какую поплоше: волк, если ему нужно, так и так возьмет, что хочет, поэтому лучше уж самим выбрать, что отдать ему на прокорм. Неприятно, конечно, но не велика беда. Словом, об оборотне знали давно и даже приноровились с ним жить так, чтобы не бояться ночью из деревни выходить, даже если напился до зеленых чертей. А люди пропадать начали совсем недавно… Что-то тут совсем не складывалось.
   Спустя семь дней после злосчастного происшествия по городу пошел слух, что будет и другая охота. По всем правилам. Его светлость князь Радомил внял стенаниям своих людей и решил избавиться от злобной твари раз и навсегда. Леслав, недолго думая, подвязался в эту затею, уж больно прибыльной она казалась ему. Ну и я с ним, куда без меня? Деньги-то и правда немалые, да и расщедрился правитель – пообещал расплатиться, даже если оборотня мы не изловим. Вот только сперва я решила наведаться в лес. Ну да, я могла и не найти тот домишко в чаще, в котором побывала только единожды, к тому же подозреваю, хозяин мне не обрадуется… Но совестно было как-то не попробовать отвести беду от того, кто скорее всего ничего особо-то дурного и не делал.
   В итоге я прихватила с собой связку амулетов, бутерброды на всякий случай и лыжи и рано утром двинулась к выходу из города, чтобы сделать очередную глупость, ну да мне не впервой. Побратим выловил меня у самых ворот, будто почуяв, что затеяла его непутевая названая сестра, и навязался следом. Хотя это напоминало скорее не чутье, а приступ ясновидения, потому что явился он тоже с лыжами и полностью готовый для лесной прогулки. Я попыталась отбрыкаться от такой компании, неизвестно даже, как на меня, человека уже знакомого, отреагирует волк, что уж говорить о здоровом детине, который даже мне кажется небезопасным. Однако старый друг оказался прилипчивей репья, а в завершение спора так и вовсе пригрозил меня отволочь домой силком, а там связать, чтоб не шлялась где ни попадя.
   В итоге только и оставалось, что озвучить свои намерения вслух:
   – Я вроде как оборотня искать собираюсь.
   Леслав не особо даже и удивился моим словам:
   – Тогда я тебе точно не помешаю. Не на свидание же идешь.
   Храни меня боги от таких свиданий…
* * *
   По лесу мы бродили до сумерек, но ни оборотня, ни его дома так и не обнаружилось. Мой спутник уже начал говорить, что, мол, и не было никакой избушки, просто я головой хорошо ударилась, вот и померещилось все. Желудок Леслава бурчанием поддерживал хозяина, а я уже и не знала, что думать… Может, действительно все мне только привиделось? Но в город-то я возвращалась уже своими ногами и чувствовала себя достаточно хорошо…
   – Она есть, где-то дальше… Когда шла в город, солнце вставало за спиной… Значит, идти надо на восток… – бормотала я, упорно продолжая брести, наплевав на усталость. Вперед меня тянуло дурацкое чувство справедливости. То самое, что уже который год мешало нормально зарабатывать. Я почти наверняка знала: терроризирует округу кто-то другой, не зверь, которого задумал затравить князь. Что-то неправильное завелось в лесу. Причем недавно.
   – Кристина, чего ради так мучиться? Ну даже и не съел тебя оборотень, не дал замерзнуть, так теперь ему за это в ножки кланяться и всячески защищать? – почище любого волка взвыл Леслав, когда его нос уже побелел.
   Сама понимала, что оно того не стоит: не погонись за мной эта чертова зверюга, в овраг я никогда бы и не свалилась и спасать меня от смерти не нужно было бы… Но, с другой стороны, это же я отправилась в числе других охотников за его головой. Так что вроде бы и квиты.
   – Вот только если я действительно права, то убьем мы не то существо. И люди перестанут бояться, расслабятся. А трупы снова будут появляться, а то и в большем количестве, – зло бросила я побратиму через плечо, продолжая двигаться вперед. Теперь уже из принципа. С детства была упрямицей: вели мне не делать – так в лепешку расшибусь, а наперекор пойду, даже если себе во вред.
   Ответить на это наемнику было нечем, и он поплелся сзади молча, но очень выразительно сопел при этом.
   Когда я уже сама отчаялась найти волчий дом и прокляла все на свете, ветер принес запах дыма, а потом, продравшись через кусты дикой малины, лишенные листьев, но не колючек, мы увидели и ту самую избушку, в которой я провалялась в беспамятстве несколько часов. В тот раз я и не разглядела ее толком, только отметила про себя, что домишко небольшой, но добротный, обихоженный, теперь же было заметно, что хозяин у избы рачительный и руки у него откуда надо растут. Наличники на окнах старые, но недавно их подновляли, крыльцо загляденье – досточка к досточке. Я сама выросла в селе и знала, что держать дом в порядке – дело нешуточное.
   – А неплохо у нас нечисть живет, – ошарашенно произнес Леслав, присвистнув.
   Хозяин появился на крыльце не больше чем через минуту в человеческом обличье. Пожалуй, встреть я его в городе – и не заметила бы. Хотя нет, заметила бы – на лицо он не то чтобы красавец, но присмотреться хочется, да и порода видна, другое дело, что порода волчья, да только с первого-то взгляда этого и не разберешь. Сейчас глаза у волка были обычные, без звериной желтизны. Парень и парень, ладный, крепкий… Разве только подозрительно: выскочил он на мороз в одной рубахе и холщовых портах, да к тому же и босиком, а держался так, будто на улице жаркое лето и никакого мороза в помине нет.
   Он с подозрением смотрел на меня и с еще большим – на Леслава. Тот тоже хорош, вцепился в рукоять сабли так, что отнимать будешь – не отнимешь, разве что с рукой оторвешь.
   – Ну, здравствуйте, гости дорогие, – с издевкой протянул лесной хозяин, настороженно зыркая исподлобья.
   – И тебе не хворать, – в тон ответила я, не отводя взгляда.
   Оборотень спустился с крыльца. Втянул носом воздух, огляделся и вперился в меня тяжелым взглядом. Стало не по себе, но я постаралась не подать виду.
   – Зачем пожаловали?
   – Ну, за головой вообще-то, – тут же ляпнул побратим. Всегда он так: сперва говорит – потом только думает.
   Оборотень подобрался весь, будто перед прыжком, но, очевидно, решил выслушать мою версию, прежде чем броситься.
   Я же сперва отвесила старому другу подзатыльник и только потом заговорила:
   – Ну, голова нам без надобности, – вздохнула я, стараясь держать руки на виду: пусть зверь будет точно уверен, что я не готовлю для него никакой волшебной пакости. – Мы пришли предупредить, что через два дня будет охота. Настоящая. Пойдут только умелые наемники и как раз за твоей башкой. Так что лучше бы тебе убраться на время.
   Волк по-звериному склонил голову набок, задумавшись.
   – Ну и какой тебе прок меня предупреждать, горе-магичка? – с насмешкой протянул мужчина. – В прошлый раз удирала так, что пятки сверкали, даже попрощаться не изволила, а теперь решила мне об охоте рассказать. Что-то нескладно.
   Ну да, прав. Нескладно, не поспоришь.
   – Что не попрощалась, могу и извиниться, – мрачно отозвалась я, будто бы предлагала подпалить ему хвост, а не признать, что была неправа. – А предупредить решила, потому что знаю: не ты у нас так веселишься, что на кладбище уже хоронить негде. Ты нечисть, но большого вреда от тебя никогда не было, да и не стал бы ты изуродованные тела выставлять напоказ.
   Волк тихо, все с тем же прирыкиванием рассмеялся.
   – Да ты еще и наивная, – припечатал меня он. Глаза мужчины плеснули золотом. – Но тут права, я не стал бы подбрасывать трупы к городским стенам, мне тут еще жить.
   Кажется, оборотень мне верит. По крайней мере, не собирается на нас с Леславом нападать, хотя и держится с опаской. Но тут его понять можно.
   – Так ты уйдешь из леса? – с надеждой спросила я.
   – Вот еще, – мотнул головой волк, сложив руки на груди. – Тут мое логово! Что, мне теперь срываться с места, только потому что людишки решили на меня опять поохотиться? Не в первый раз. Пусть побегают, морозом их проберет – поумнеют. Не там они свое чудище ищут. В лесу таких монстров не найти.
   Сказав это, зверь развернулся и скрылся в доме. Спину он подставил уже безо всякой опаски.
   Вот и убили весь день, чтобы предупредить бедную, ни в чем не повинную животину.
   И благодарности ноль, и толку никакого.
   Мы переглянулись с Леславом. Тот казался ужас каким недовольным, и, поди, до самого города будет мне выговаривать, что мерзли просто так.
   – И чего на морозе стоите? – неожиданно выглянул из избы ее хозяин. – Проходите, нечего по лесу ночами шастать.
   Я пожала плечами и пошла к дому, собираясь воспользоваться пусть и не очень радушным, но все же приглашением. Уже пришлось там побывать, и ничего страшного не случилось. Действительно, чего ради идти по морозу ночью через лес, если предложили переночевать в теплой избе? Ну и что, что живет в ней оборотень? Где наша не пропадала!
   – Ты рехнулась, что ли? – попытался было остановить меня побратим. Я стряхнула его руку с плеча и вошла в волчье логово, краем глаза заметив, что замявшийся сперва Леслав все-таки двинулся следом.
   Волк сидел на лавке у жарко растопленной печи и довольно щурился.
   – Ты… это… если будешь жрать кого, то лучше уж Крыську, она вкуснее, – с нервным смешком сказал нашему серому хозяину мой друг.
   Оборотень широко зевнул и ответил:
   – Делать мне нечего, самку есть. Они не для того задуманы. Да с тебя и мяса будет побольше.
   Наемник с минуту пытался решить: то ли бояться, то ли веселиться. В итоге все-таки рассмеялся. Я пожала плечами и стянула с плеч толстый кожух, тоже подсаживаясь поближе к теплу. Оборотень умудрился даже скабрезность сказать так просто и естественно, что возмущаться ни капли не хотелось. Да и какая разница, что он, зверь лесной, будет обо мне говорить?
   – А пожевать у тебя чего есть? – через некоторое время совсем забыл страх, а заодно и совесть Леслав, водрузившийся на лавку с таким видом, будто бы находился у себя дома.
   Придремавший уже к тому времени волк открыл один глаз и сонно рыкнул на зарвавшегося человека, но никаким другим способом ставить на место гостя не стал. Я вздохнула и достала из сумки захваченные бутерброды. Все-таки пригодились.
   – Хозяйственная, – с ноткой одобрения прокомментировал мою запасливость оборотень, с удовольствием втягивая носом запах ветчины. Пришлось нехотя делиться едой и с ним. Чтобы была вероятность самим не стать едой ночью.
   – А что, присматриваешься? – тут же встрепенулся проглотивший свою долю приятель. Ненадолго ему хватило того бутерброда. – Ты смотри, она у нас девка с характером. Если свяжешься, потом взвоешь.
   Я закашлялась.
   Оборотень лениво откликнулся:
   – Я и так вою.
   Крыть было нечем.
* * *
   Проснулась я на рассвете. Друг еще сопел в обе дырки на лавке, где ему постелили. Оборотень уже затапливал печь и изрядно шумел, но Леслав даже ухом не вел, хотя обычно мышь по полу пробежит – он и то подскакивает. Стало быть, нашему хозяину мой побратим доверял. Меня волк уложил на этот раз на печи и возражений слушать не пожелал, хотя занимать лучшее место в доме было мне ужасно неловко.
   Я несколько минут, незамеченная, наблюдала за сноровисто двигающимся по избе зверем, а затем он поднял на меня глаза:
   – Доброе утро.
   – Доброе, – растерянно подтвердила я.
   – Как спалось? – подошел поближе он, втягивая носом воздух.
   Я села, спустив ноги вниз. После разморенного тепла постели сразу стало зябко.
   – Хорошо. В тот раз тоже хорошо было.
   – Вот и славно, – откликнулся он, стягивая меня на пол. – Буди своего братца и возвращайтесь.
   Я кивнула и пошла было поднимать Леслава, но тут вспомнила, что забыла кое-что важное.
   – Тебя как зовут-то? – спросила я оборотня. Надо было раньше поинтересоваться.
   Он застыл и медленно обернулся ко мне. На его лице было выражение полного непонимания.
   – Тебе зачем? – оторопело спросил он, кажется, не веря своим ушам.
   – Ну как же… Дважды в твоем доме ночевала… Как можно не спросить имени хозяина?
   Тот покачал головой и будто бы нехотя ответил:
   – Яношем зовут.
   Самое обычное имя, таких Яношей в любой деревне с пяток наберется. А мне думалось, что у такого чудища лесного и прозвание должно быть каким-то особенным и на рык похожим.
   – А меня Кристиной, – представилась я в свою очередь. – Его вот Леслав.
   Оборотень просто кивнул и вышел из дома. Выглянув в окно, я увидела, как большой серый волк неторопливо трусит прочь, петляя между деревьями. Провожать лесной хозяин нас не собирался, да и проверять, не учудили ли мы чего опасного в его жилище, тоже.
* * *
   На обратном пути Леслав был непривычно тих, даже рта лишний раз не открывал, и, только когда мы завидели каменную стену, что обводила город, побратим неожиданно произнес:
   – Права ты была, Крыська, не он у нас бедокурит. Он, конечно, волк волком, сожрать кого хочешь может, но только он бы это сделал разве что с голоду, не стал бы над телами измываться. Да и зима в этот год теплая, дичи хватает, оборотень вряд ли бедствует, на кой ему за людьми гоняться?
   Говорил друг верно, тощим Янош точно не казался, с голоду не пухнет.
   – Чего ты от него первый-то раз так улепетнула? Нормальный вроде парень, хоть и зверюга…
   Я передернула плечами, вспоминая, как очнулась в волчьем доме в прошлый раз.
   – Ну… он зубами к горлу потянулся, – нехотя призналась я. – Как тут не струхнуть?
   Леслав расхохотался громко, раскатисто – поди, и в городе услышали.
   – Ну так говорю же, зверюга. Ничего бы не сделал. Дала бы куснуть – он бы и успокоился. Вроде как признала, что он сильней, больше и не требуется. Это же волк. С ним нельзя по-человечески.
   От такой простой и понятной мысли, почему-то не пришедшей ко мне в голову, я сбилась с шага… и оказалась сидящей на заднице прямо в сугробе, чего со мной не случалось с самого детства, когда дед, первый на всю нашу округу охотник, учил егозу-внучку ходить по лесу. И он же, любимый мой дедушка, рассказывал о диких зверях, об их повадках, обыкновениях… А привелось встретиться с оборотнем – все забыла, да еще и судила о нем по меркам чудища из детских сказок.
   Погонял он меня по лесу, а я, глупая, чуть ума не лишилась от ужаса. И отчего? От того, что мне зубы пару раз показали и порычали? Хотел бы убить – не церемонился бы. Правильно все Леслав говорит, зверь он, волк…
   – Ты чего это, а? – опешил от моей неуклюжести побратим, помогая подняться. – Вот знал, что магия не доведет до добра, совсем обленилась, уже и на лыжи встать не можешь.
   – Да так, вспомнилось кое-что, – вяло стала оправдываться, отряхиваясь от снега. Теперь я уже не знала, то ли плакать, то ли смеяться из-за своей догадки.
   Город встретил нас очередными черными вестями: опять заели человека, на этот раз девчонку еще совсем, шестнадцати не было. И как только чудовище исхитрилось до нее добраться? Сейчас никто в здравом уме носа из дома не кажет, не то что за околицу выходит… Я попыталась было добиться разрешения самой взглянуть на тело погибшей, но меня решительно завернули. Изучать останки дозволялось только княжескому магу, остальные «шарлатаны» не допускались, причем по приказу воеводы, который лично следил за расследованиями и берег княжий покой. Добиться аудиенции у самого правителя не вышло – тот из-за подготовки к охоте никого не принимал.
   Мы с другом, услышав все эти объяснения от стражников, недоуменно переглянулись. Все складывалось как будто нарочно, чтобы мы не смогли сообщить о невиновности оборотня. А теперь я была совершенно уверена, что обнаруженные трупы – это не работа клыков Яноша, тот, по заверению побратима, всю ночь просопел на соседней лавке. А спал Леслав чутко, как охотничий пес, нипочем бы не пропустил ухода хозяина избушки.
   Впрочем, на охоту мы так и так собирались идти, деньги лишними не бывают…
* * *
   Возглавил травлю сам воевода, Чеслав Богданыч, возраст там или не возраст, а ни разу он не упускал случая показать удаль. Мол, куда там до него молодым, пусть еще угонятся. В этот раз он тоже не отошел в сторону и с самого утра бахвалился, что лично повесит голову чудища в трофейном зале князя. Я украдкой вздыхала и надеялась, что Янош достаточно умен, чтобы не попасться на охотничьи уловки. Леслав тоже не радовался ни возможной славе, ни будущим деньгам. Противно, поди, было…
   Всего собралось людей с пару дюжин. Вооруженные, умелые наемники, они не развлекаться шли, убивать, и убивать они умели хорошо. Не было ни одного лишнего человека. Мы с побратимом плелись в самом конце, стараясь лишний раз не высовываться. Надо мной к тому же многие посмеивались, называли волчьей невестой, вроде как приглянулась я оборотню, раз одну меня не сожрал. Так и хотелось сказать, что как раз я-то действительно столкнулась с оборотнем, а с кем не посчастливилось встретиться остальным – только богам известно.
   Вел нас через лес Чеслав Богданыч, и вел он уверенно к дому Яноша. Мы с Леславом плутали часа четыре – так еле вышли, а воевода нашел избушку в лесной чащобе с первой же попытки. И едва мы увидели домишко, как Чеслав Богданыч без малейшего сомнения сказал:
   – Тут логово оборотня. Запалить надо гада!
   Наемники недоуменно переглядывались. Дом как дом. Из трубы дымок идет. Ничего опасного или подозрительного не углядишь, ни снег кровью не запачкан, ни частокола с мертвыми головами. А что в лесу, так мало ли какая придурь у хозяина, не палить же его за это.
   – Да с чего ты это взял, воевода? – недовольно проворчал Стефко Загребельный, потерявший глаз в бою. Мужик он был осторожный, основательный и на диво незлобивый. – Охотник тут живет, Яношем кличут. И сколько живет – никто ничего дурного про него сказать не может. Наоборот, сколько раз заплутавшую ребятню из лесу выводил.
   К Стефко всегда прислушивались, прислушались и сейчас, да и никто не желал жечь невиновного, воинская удача – она подлости не любит.
   – Так оборотень хитер как черт, – настаивал на своем Челав Богданыч, прожигая злым взглядом наемника. – Дурит голову, человеком притворяется.
   Снова тихо заспорили.
   – А пусть даже и оборотень, – неожиданно подал голос Леслав, из которого прежде слово клещами вытягивали, – его у нас который год видят, а много ли с него было вреда? У нас еще с месяц назад детишек в лес без боязни отпускали. Что же, кого-то убивать только потому, что оборотень?
   Воевода зло сверкнул глазами на моего побратима и ответил:
   – Ты не потому ли заступаешься за оборотня, что он любовник твоей названой сестры?
   Я от шока даже закашлялась и посмотрела на мужчину, выпучив глаза.
   – Оборотень ее к себе в дом таскал! – припечатал воин, вытаскивая из ножен саблю. – Поди, она и сама теперь оборотень, и побратим ее тварью стал.
   Как воевода вызнал, с кем я была той ночью, когда Янош меня к себе забрал, я не понимала. Никому, кроме Леслава, я правды не говорила, все остальные знали только, что всю ночь от волка бегала.
   Новость об изменениях в моей личной жизни произвела на наемников большое впечатление. Очень большое. Но на слово верить Чеславу Богданычу они не стали.
   А я в свою очередь только спросила:
   – А ты откуда знаешь, куда меня оборотень таскал? Не было же тебя на охоте, воевода. И донести тебе было некому, тогда люди кто куда бежали, никто бы за мной следить не стал.
   Мужчина на мгновение растерялся, не найдясь с ответом. Вот так! Нужно думать, прежде чем обвинять других.
   – А я тебе скажу, откуда он знает, – раздался от дома голос Яноша, насмешливый и спокойный. – От него человечьей кровью за версту тянет. Я тебя в дом тащил, глупую, чтобы не замерзла ненароком, а он по лесу за теми двумя дураками, упокой боги их души, шел.
   Я обреченно зажмурилась. Ну зачем он только признался, что он волк? Так бы никто ничего не доказал, – и его бы не тронули, не посмели поднять руку на невиновного. Зато теперь – могут и убить, если только заподозрят, что Янош может кинуться.
   Оборотень стоял на крыльце в рубахе, штанах и сапогах и лениво щурился, глядя в упор на воеводу. И уверенностью в собственной правоте от Яноша разило за версту. А вот страха не было и в помине. Мне даже начало казаться, что он бы с легкостью разметал всех собравшихся по его душу и не заработал бы при этом ни царапины. Бред. Однако наемники поневоле задумались. Не только о том, что лесной хозяин может быть неповинен в убийствах, но и о том, а стоит ли вообще связываться с такой зверюгой? Может, лучше разойтись миром, пока все целы?
   – Ты скажи, ведьма, есть такое заклятие, чтобы человека превращать в хищную тварь? – спокойно продолжил волк, не двигаясь с места и не выказывая никакой угрозы. – Здоровенную, черную, с плешивой шкурой, огромными клыками и когтями, зелеными глазами.
   Описание было очень точным, как по учебнику. Я растеряно кивнула:
   – Есть. Трансформирующее заклинание первого порядка… Оно дает такой эффект. Но маг должен быть очень сильным…
   И мало кто рискнет использовать такие чары, потому что, если убьют превращенного – умрет и тот, кто накладывал заклинание.
   – Да кого вы слушаете?! – возмутился Чеслав Богданыч, прожигая меня ненавидящим взглядом. – Нечисть и его девку?
   У меня запылали щеки от обиды и злости. Леслав дернулся было защитить мою честь, но его удержали с увещеваниями два дюжих наемника. Правильно, что удержали, нельзя нападать на княжьего человека, так и в тюрьму угодить недолго или и того хуже – на виселицу. К тому же за мое доброе имя и так нашлось кому вступиться.
   – Это когда я только успел?.. – озадаченно протянул Янош, насмешливо разглядывая меня. – Девка, конечно, справная, но еще не моя.
   Первым хохотнул Стефко, остальные тоже заржали как кони. Волк им нравился, этим воякам, да и, судя по шепоткам, многие с ним сталкивались и дурного ничего от лесного жителя не видели – ни в человечьем обличье, ни в зверином. Зря я боялась.
   – Это же ты людей убиваешь, воевода, – выщерился Янош на противника. – Мне человечина не по вкусу, да я и не стал бы себя так подставлять. А ты решил, раз живет в лесу оборотень – так можно на него все и свалить?
   Глаза молодого мужчины плеснули звериным золотом, но он не двинулся, не стал нападать.
   – Янош не убивал людей, – сказала в свою очередь и я. – В ту ночь, когда последний раз тело нашли, мы с Леславом всю ночь вместе с оборотнем в избушке провели. И Янош никуда не отлучался.
   – Надо сказать князю, – решительно заявил седой как лунь Вацлав Белоголовый. Поседел он после того, как полез с компанией боевых товарищей в одно упокоище. Вышли оттуда не все, а кто выжил – ничего не рассказывали. Вацлава у нас всегда слушали. – Пусть князь решит, кого судить. А ты с нами пойдешь, нечисть.
   – И не подумаю, – вскинулся Янош, показав клыки. – Один раз в город ваш зайдешь – уже не выйдешь. Надо будет – сами ко мне явитесь. Хоть с извинениями, хоть с вилами, бегать не буду.
   Охотники с опаской переглядывались. С одной стороны, вроде как тварь хищная, оставлять ее вот так, без присмотра, не хотелось, с другой стороны – а вдруг и правда не виноват? А если напасть – он же наверняка станет защищаться и кого-то да положит. Справедливость для вояк была важна, но собственная шкура в итоге оказалась еще важнее, выходить против оборотня, не зная наверняка, кто убийца, никто не желал.
   – Ну, тогда здесь жди, – смирился с наименее опасным для всех присутствующих вариантом Вацлав. Князь, конечно, по головке не погладит, но и на кол сажать тоже не станет. – Воевода разве что может попытаться, так не он у нас правит.
   Чеслав Богданыч таким волком смотрел, что Янош, должно быть, удивился. Оборотень насмешливо щурился и, похоже, чувствовал себя хозяином не только этого леса, но и всей сложившейся ситуации.
   – Трусы! – припечатал воевода собравшихся мужчин и, думаю, меня тоже. Затем старый вояка с саблей наголо кинулся на хозяина избы. Тот, не будь дураком, сиганул с крыльца, не дожидаясь, когда его зарубят, и уже с безопасного расстояния протянул:
   – Сдавать начал.
   Может быть, и не начал сдавать первый воин округи и правая рука князя, ведь за оборотнем что молодой, что старый нипочем не угонится. Потому и не ходят на эту нечисть в одиночку.
   – Так и будешь бегать? – рявкнул воевода, тут же повернувшись к врагу. Очень быстро для человека, но оборотень все равно будет быстрей.
   – Буду, – покладисто согласился Янош, осклабившись от уха до уха. – Нашел дурака, на княжьего воеводу нападать. Когтем не трону.
   Свое слово оборотень держал не хуже людей, а то и лучше. И правда, когтем не тронул воеводу, уворачиваясь от ударов в последний момент, насмешничая, издеваясь. Янош играл с врагом, при этом сам вроде бы и не уставал. Он готов был так танцевать и день, и два…
   Мужчины внимательно следили за таким редкостным зрелищем, как резвящийся оборотень. Превратись он в зверя, был бы похож на расшалившегося щенка, разве что слишком крупного. Я же смотрела больше не на Яноша, а на воеводу. На то, как постепенно сатанеет его взгляд, как мало-помалу сереет его кожа… И чем дальше, тем более довольной становилась ухмылка волка. Он оказался прав насчет Чеслава Богданыча, а еще он хорошо знал, как именно влияет на превращенного это заклятие. Нельзя стать зверем только внешне, нельзя же столько убивать людей и при этом самому остаться человеком.
   Ярость заставит тебя стать тем, кем ты являешься на самом деле.
   Я понимала, что будет дальше. Янош – тоже. Поэтому только мы не удивились, когда воевода начал меняться: долго, мучительно, корежа тело…
   Волк нырнул в превращение легко и привычно, за пару мгновений перекинувшись в зверя, вывернулся из одежды, которая осталась лежать на снегу, и с интересом стал наблюдать, как человек, пришедший за его головой, становился чудовищем.
   Охотники попятились. Кто-то зашептал молитву.
   Оборотень был красив красотой здорового сильного зверя. Серый лоснящийся волк, под шкурой которого перекатываются литые мускулы. Взгляд Яноша остался таким же, каким и был в человечьем обличье: насмешливый, спокойный и разумный, пусть и не по-людски разумный.
   Воевода был страшен, как демон из ада. Огромный, плешивый, отдаленно похожий на собаку монстр с грязной, трупно-серой кожей, видневшейся в проплешинах на шкуре. Мощные челюсти чудовища наверняка могли дробить кости без малейших усилий. И совершенно пустые глаза. Он вызывал отвращение.
   С оборотнем можно было договориться.
   Зверя, в которого обратился воевода, можно было только убить.
   И это поняли абсолютно все.
   Янош встал передо мной, закрывая от возможной атаки, и зарычал глухо, предупреждающе. Он пока не нападал, но демонстрировал готовность защищаться и защищать. Я с мрачным весельем подумала, что первый раз я могу почувствовать себя слабой, нуждающейся в защите девушкой. Одна беда, мой благородный воин оказался серым и обросшим шерстью.
   Явившиеся к дому оборотня мужчины мялись, не зная, что делать. Убивать воеводу, пусть и в облике зверя, они не решались, но и быть с ним заодно никто не желал. Бежать – тоже не выход, тем более что ни Шиманьскому, ни Вишневецкому унести ноги от чудовища не удалось, да и кто захочет труса праздновать.
   Поэтому охотники стояли на месте, держа наготове сабли, вытащенные из ножен, и арбалеты, заряженные серебряными болтами… Стояли и ждали.
   Чеслав Богданыч – боги, как же глупо называть такую тварь человеческим именем! – рявкнул и налетел на Яноша. Именно его он посчитал главным противником. Или же разум воеводы совсем затуманился, и он решил напасть на оборотня просто потому, что тот больше всех его злил. Звери клубком покатились по поляне, вздымая за собой вихри снега. Рык, поскуливание, визг слились в один пугающий до дрожи шум. В стороны летела выдранная шерсть. На насте то и дело оставались следы крови.
   – Победит воевода – надо бежать, – тихо сказала я Леславу, но услышали все. – В нем сейчас от человека и нет ничего. Убьет… Зачем ему свидетели?
   Стефко подошел ближе, лицо его было белее снега. Он спросил:
   – А если оборотень?
   Я передернула плечами, не отрывая взгляда от грызущихся чудищ. Хотелось что-то сделать, помочь волку, да только я боялась промахнуться.
   – Янош нас отпустит.
   Потому что на кой мы ему, волку лесному, нужны?
   Последний вопль – не понять, чей – прозвучал невероятно жутко. А потом все стихло. Оба противника остались неподвижно лежать на смятом окровавленном снегу. Но один еще дышал, пусть и слабо, из последних сил, и тихо, безнадежно поскуливал…
   Он не верил, что люди станут ему помогать.
   Я метнулась к Яношу, на ходу выплетая заклинание, затворяющее кровь. Услуга за услугу. Да и кто же будет выводить из чащобы заблудившихся детей, если не станет серого лесного хозяина?
   – Леслав, помоги мне занести его в избу! – быстро велела я, чувствуя, как на глаза слезы наворачиваются. Ничего. Выходим. Все равно выходим.
   Мешать нам с другом никто не стал. Да только посмели бы! Сама бы бросилась почище любого оборотня!
   Голову лесного чудовища князь получил, но вешать в главном зале не решился, уж больно омерзительной оказалась добытая охотниками харя. Разместили ее в дальнем закутке среди самых жалких трофеев, чтобы лишний раз не попадалась на глаза. Человеческий вид не возвращался после смерти к превращенным в зверей колдовством. Никогда. Так что воеводу все еще ищут, причем многие из тех, кто выходил на охоту за людоедом.
   Зачем Чеславу Богдановичу понадобилось убивать людей, да еще и так, чтобы обвинили местного оборотня, оставалось только гадать. Может, все дело было в его ближайших помощниках, которых он убил первыми. Все же их прочили на его место… Но кто знает точно?
   Смерть придворного мага много кого удивила. Молодой и здоровый мужчина – а тут вдруг сердечный приступ. Однако больших кривотолков это происшествие не вызывало. На свете много чего случается. Я украдкой улыбалась, но помалкивала. Многие знания – многие печали. Все виновные свое уже получили.
   От побратима я перебралась до конца зимы, и Леслав, пусть и пекся обо мне порой, как настоящий брат, не сказал ни слова поперек и даже порадовался, хотя готов был терпеть названую сестру у себя и дальше…
* * *
   Я сидела на крыльце и вышивала ворот мужской рубахи, искоса поглядывая на детей. Старшая, кареглазая егоза, с увлечением перебирала ленты. Подрастет – будет той еще бедой для окрестных парней. Младшему пока было интересней гоняться за собственным хвостом, но я уже знала, что через пару-другую месяцев это пройдет и он начнет тянуться к обычным игрушкам.
   Вышивка ложилась ровно, аккуратно. Руки, привычные к мечу, не сразу приноровились к тонкой женской работе, сперва выходила такая «красота» – хоть плачь, но не то что дурного слова, недовольного взгляда не было. Как и тогда, когда я, жуткая неумеха, в очередной раз ставила на стол пересоленную, а то и вовсе подгоревшую еду. Я сердилась на себя, в сердцах спрашивала, зачем он меня выбрал, раз в доме от такой жены одна разруха, а мне отвечали, что зачем выбрали – все получили, и успокаивающе обнимали. Наверное, таких терпеливых людей на свете нет.
   Мама не могла нарадоваться ни на спокойного основательного зятя, ни на разом присмиревшую дочь, даже и не думавшую возвращаться на вольные колдовские хлеба, ни на здоровых, крепких внуков, которых пока нельзя было показывать чужим – дети без конца норовили обернуться.
   А то, что живу я посреди леса и мужа моего человеком не назвать, все посчитали несущественной мелочью. Наверное, и правда, мелочь.

Лина Гордышевская
Дракон для принцессы

   «Принцессу надлежит выбирать очень тщательно. Она должна быть лицом красива, характером смиренна. Желательно, чтобы принцесса была помолвлена, а еще лучше – влюблена…»
Из «Справочника дракона»
   Дракон размеренно махал сильными, покрытыми блестящей чешуей крыльями, и на морде его застыло несколько обескураженное выражение. Принцессе было лет шестнадцать на вид; она была, как и полагается, красива, обладала внушительной толпой поклонников благородных кровей, но вот ее поведение совсем не соответствовало тому, что рекомендовал «Справочник дракона» (часть первая «Справочник молодого дракона», подраздел первый «Принцессы», глава вторая «Кража принцесс»). Девушка отчаянно вырывалась и осыпала Дракона такими заковыристыми ругательствами, что бедняга, услышав первое из них, от обиды за своих предков, помянутых красавицей, чуть не разжал лапы. Потом, конечно, справился с собой, но все равно было обидно! Да и что делать в таких случаях, он не представлял совершенно. Костеря составителя справочника на чем свет стоит, Дракон начал снижение – впереди, совсем близко, уже виднелась его пещера.
   – Ящер блохастый, башка безмозглая, результат инцеста, а ну немедленно отпусти меня, обезьяна летающая!
   – Да почему обезьяна-то?! – взвыл Дракон, выгибая шею, чтобы посмотреть на своенравную жертву. – Я не обезьяна, я дракон, разве не видно?!
   – Обезьяна летающая, интеллектом явно не изуродованная, – вот кто ты! – заорала принцесса и попыталась плюнуть в морду похитителя. Плевок не долетел, но Дракон счел за благо отвернуться.
   – Слушай, я одного не могу понять, – сказал он, совершив посадку и удерживая эту странную особу королевских кровей в своей гигантской лапе. – Как ты, при таком-то характере, умудрилась покорить сердца столь многих знатных юношей?
   Принцесса презрительно фыркнула:
   – При дворе я соблюдаю этикет! И еще я красива! Вот.
   – Понятно, – вздохнул Дракон и на трех лапах поковылял в пещеру. Оставалось надеяться, что за принцессу очень быстро предложат кругленькую сумму, и тогда его последнее обязательство перед вступлением во взрослую жизнь будет выполнено.
* * *
   «Чтобы вступить во взрослую жизнь, молодому дракону надлежит украсть принцессу и получить за нее как можно больший выкуп. Чем больше выкуп, тем выше будет статус дракона в общине…»
Из «Справочника дракона»
   Дракон лежал, положив на голову мешок со льдом. Принцесса, скрестив руки на груди и метая глазами молнии, сидела у стены, к ней же и прикованная. Цепь, достаточной длины для того, чтобы принцесса могла немного походить по пещере, но недостаточной для того, чтобы она дошла до Дракона, соединялась с кожаным браслетом на руке жертвы похищения. Однако сам похититель был уже не рад, что выбор его пал именно на эту жертву. Освободители, самое раннее, появляться начнут только через три дня, однако наследница трона успела довести несчастного ящера уже до такой степени, что тот всерьез подумывал о том, чтобы вернуть ее королю. Останавливало только то, что ни сам король, ни принцы, герцоги и иже с ними не ведали о том, что принцесса строптива и склонна к сквернословию, поэтому они рано или поздно явятся за ней, и с деньгами, а деньги драконы, как известно, любят больше всего на свете. И Дракон терпел, лелея надежду о скором – и весьма прибыльном – избавлении.
   – Я есть хочу! – капризно протянула принцесса.
   Дракон застонал, ощущая, как ее противный голос иголками впивается в его бедный мозг. И кто-то еще смел утверждать, что голос этой девицы – словно перезвон хрустальных колокольчиков! Наглые лгуны. Он непременно найдет их и съест. Даже несмотря на то, что не питается человечиной.
   – Сейчас, – тяжело вздохнул Дракон, откладывая в сторону мешок и поднимаясь на лапы.
   Вскоре перед принцессой стояла тарелка с копченым мясом и салатом.
   – Что это? – спросила принцесса, особенно выделив последнее слово. – Я это есть не буду. – Жертва похищения сложила руки на груди и демонстративно отвернулась в сторону.
   – Ну и сиди голодная! – взорвался Дракон и вихрем вымелся из пещеры. Послышался громкий рев, от которого вмиг поседели все находящиеся поблизости пушные животные, раздался треск падающих деревьев.
   Дракон вернулся только под вечер и с удивлением обнаружил пустую тарелку.
   – Что, проголодалась? – с издевкой спросил он.
   – Я решила, что мне понадобятся силы, – с достоинством ответила принцесса.
   – Ну-ну, – пробормотал Дракон, укладываясь спать. «Еще два дня, всего лишь два дня, всего лишь два дня… – уговаривал он себя. – Целых два дня!» – мысленно застонал Дракон, не справившись с собой. Спал он плохо. Ему снилось, что за ним гонится разъяренная принцесса, у которой вдруг тоже появились крылья. Потом принцесса медленно и методично скидывала в глубокую пропасть все его золото. Дракон скулил, умоляя о пощаде, но злобная тварь с ангельским личиком лишь ухмылялась, продолжая эту пытку. Дракон проснулся в холодном поту, но вид настоящей спящей принцессы все равно не смог помочь ему заснуть снова. «Два дня, – подумал несчастный ящер. – Матерь драконья, дай мне силы!»
* * *
   «Не стоит соглашаться на первый же предложенный выкуп. Молодому дракону надлежит получить как можно больше предложений. Не скрывайте от освободителей, что их много, пусть соревнуются между собой в том, кто больше предложит. Когда определится победитель, заставьте его подписать договор с применением магии крови – тогда он уже никуда не денется, пока не выплатит всю указанную в договоре сумму…»
Из «Справочника дракона»
   Дракон с нетерпением расхаживал у пещеры, нервно стуча по земле хвостом. Наружу вышла принцесса, которую ему пришлось освободить. Накануне жертва похищения кричала так громко, что никаких сил Драконовых уже не было терпеть, а в ответ на угрозу засунуть ей в рот кляп девушка сообщила, что проглотит его и задохнется назло похитителю. И взгляд у нее был при этом такой, что Дракон поверил: действительно сделает, с нее станется. И вот теперь принцесса стояла рядом с похитителем, все такая же гордая и несломленная.
   – Идут, наконец-то! – воскликнул Дракон, первым благодаря острому зрению заприметивший благородных освободителей. Радость его была столь велика, что он еле удержался от желания завилять хвостом.
   – И кто у нас там? – протянула принцесса, разглядывая гостей в золотой бинокль, нашедшийся среди запасов Дракона. – Так, герцог Риналье… барон Мантильяк… маркиз де Мопасьон… граф Робистер… и о, наследный принц Дамиан Лантосский! И это все?! – возмущенно воскликнула девушка, упирая руки в бока.
   – Действует ограничение, – поморщился Дракон, – не более пяти освободителей до полудня и не более пяти после. Итого не более десяти освободителей в день.
   – А отменить? – Принцесса посмотрела на своего похитителя.
   – Оно установлено старейшинами общины, отменить его могут только они.
   – Все у вас не как у людей! – проворчала девушка, оправляя платье и готовясь к встрече с освободителями.
   Вскоре Дракон и принцесса уже встречали первого из них – герцога Риналье.
   – О принцесса, ваша несравненная красота…
   – Сумма! – перебил его рык Дракона.
   Герцог подпрыгнул и пропищал:
   – Пять тысяч золотых дукатов и сундук с драгоценными камнями!
   – Какими? – Ящер приблизил к нему морду.
   – Рубинами, – прошептал вконец перепуганный Риналье.
   – ЧТО?!! – взревела принцесса. На этот раз подпрыгнул не только герцог, но и сам Дракон. – Какие-то жалкие пять тысяч золотых дукатов и сундук рубинов?! Так-то вы цените мою красоту?! Это несерьезно! Дракон, наподдай ему лапой, и чтобы больше я его не видела!
   Ошеломленный Дракон пнул Риналье, и герцог, пролетев по широкой дуге, приземлился где-то в лесу.
   – Следующий! – позвала принцесса.
   Вечером совершенно уставший Дракон и все еще сердитая принцесса сидели над доской, где были записаны все предложенные благородными освободителями суммы.
   – Я-то думала, они меня любят, а они… – расстроенно сказала принцесса. – Да у этого Риналье свободных денег в десять раз больше, чем он предложил! Я это точно знаю, сама слышала!
   – Не переживай, предложенная принцем сумма вполне ничего.
   – Вот именно что «ничего»! Он мог предложить больше, это ему нужен брак со мной, а не мне с ним! Мужчины! – Принцесса в сердцах стукнула по доске. – Пойдем спать, Дракон, я ужасно разочарована. – И она, гордо подняв голову, скрылась в пещере. Дракон вздохнул и пошел за ней. Ее мнение относительно сегодняшних освободителей он полностью разделял.
* * *
   «Обращаться с принцессой следует как можно строже. Чем она нежнее и смиреннее характером, тем хуже ей будет в пещере у дракона. Это поможет избежать самой большой неприятности, которая может случиться с молодым драконом, удерживающим принцессу…»
Из «Справочника дракона»
   Следующие десять освободителей тоже не порадовали ни Дракона, ни тем более принцессу.
   – Предложенная вами сумма смехотворна, граф! – отрезала она. – Я не желаю вас более видеть! И не забудьте на выходе оставить Дракону десять процентов за то, что мы с ним потратили на вас время. Следующий!
   – Так все уже прошли, ваше высочество, – прошептал обескураженный граф.
   – Как все?! Уже?! Ну ладно, – протянула девушка, – завтра продолжим. И вы что, оглохли? Разве не сказала я вам минуту назад, что не желаю более вас видеть?
   – Д-да, ваше высочестве, сказали…
   – Ну и?!
   Граф поспешно ретировался. Слуги отсчитали десять процентов и передали мешок Дракону.
   – Это ты здорово придумала – брать плату за посещение, – довольно сказал тот, взвешивая на лапе полученный мешок.
   – Что бы ты без меня делал, – самодовольно хмыкнула принцесса, осторожно прислоняя к стене выкупную доску. Отряхнув руки, она протянула: – Скучно как-то. Одни расстройства уже второй день. А во дворце завтра должен быть бал… – Она мечтательно улыбнулась. – Ты только представь, Дракон, я в золотом платье с такими летящими рукавами, ну знаешь, вот такими вот, – она попыталась руками изобразить фасон рукава, но быстро оставила это занятие. – Ну так вот, я в золотом платье и с диадемой в волосах. Я самая красивая, все смотрят только на меня, и я танцую. Танцую, восхищаю и покоряю, вот так, смотри. – Девушка, напевая, закружилась по поляне. Сделав несколько танцевальных фигур, она остановилась напротив Дракона. – Красиво?
   – Красиво, – сказал он. – Очень.
   – Вот! – Принцесса улыбнулась такой приятной, легкой улыбкой, что у Дракона дрогнуло сердце. – Но я не попаду на бал, – грустно продолжила она. – Да и скорее всего отец его отменил, ведь бал собирались устроить в мою честь.
   – Прости… – протянул Дракон.
   – Ничего, – утешила его принцесса, – королевство маленькое, за месяц все, кто хотят, предложат свой выкуп, а там выберем самый большой, и все закончится.
   – Да, – согласно кивнул Дракон.
   – Ну, пойдем спать, что ли. – Принцесса зевнула, изящно прикрыв ладошкой ротик.
* * *
   Дракон разбудил ее рано утром:
   – Просыпайся!
   – Ну что там еще, – заныла девушка. – Отстань, я спать хочу! – И она попыталась перевернуться на другой бок.
   – А я говорю, вставай! Сама же вчера жаловалась, что тебе скучно!
   – А ты что, устроишь для меня бал? – спросила принцесса, зевая и потягиваясь.
   – Нет, – на секунду замялся Дракон. – Но я покажу тебе кое-что просто замечательное! Уверен, тебе понравится.
   – И что же это?
   – Увидишь, – ухмыльнулся Дракон. – Давай вставай, надо уже вылетать.
   Вскоре принцесса сидела на спине ящера, вцепившись в веревку, выполнявшую роль страховки.
   – Не страшно? – прокричал Дракон.
   – Нет! – ответила принцесса, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
   – Скоро уже прилетим! – Он повернул голову к ней.
   Принцесса хотела было кивнуть, но потом поняла, что он все равно не увидит в темноте раннего утра ее кивка, и лишь сильнее сжала веревку.
   – Ну вот, – сказал Дракон, когда они через какое-то время приземлились. – Слезай. – Он расстелил на земле крыло.
   Принцесса скатилась по крылу и на пошатывающихся ногах сделала несколько шагов вперед.
   – Осторожней. – Дракон придержал ее лапой. – Мы на обрыве.
   – И зачем мы сюда прилетели?
   – Сейчас увидишь. Садись прямо там, где стоишь.
   Принцесса послушно села.
   – Пять… – начал отсчет Дракон, – четыре… три… два… один.
   Сначала на горизонте появилась крохотная красная точка. Принцесса, подавшись вперед, смотрела на это чудо. Вскоре небо и земля уже были расколоты надвое тонкой красной чертой. Черта расплывалась, превращаясь в зыбкий прямоугольник, а небо окрашивалось всеми оттенками оранжевого, красного, желтого… Вот уже вместо прямоугольника на горизонте полукруг солнца. Принцесса затаила дыхание – она в жизни не видела подобной красоты. Ослепительно желтый круг медленно поднимался над землей, далекий и величественный. И в рассветную тишину ворвались звуки нового дня, оглушая своим многоголосием.
   – Это прекрасно! – прошептала принцесса, смаргивая непрошеные слезы. – Я еще никогда не видела рассвет… Я не думала, что он такой!.. – Она посмотрела на Дракона взглядом, полным восхищения.
   – Я рад, что тебе понравилось, – мягко проговорил он.
* * *
   Они летели над горами, и принцесса завороженно смотрела на проплывающие под ней зеленые полотна леса и голубые – воды. На верхушке одной из гор блеснул на солнце снег.
   – Дракон, я хочу туда, где снег! – попросила девушка.
   – Там слишком высоко для тебя. Ты замерзнешь, и у тебя закружится голова.
   – Дракон, ну пожалуйста, я только хочу коснуться!
   Взмахнув крыльями, Дракон изменил направление и стал подниматься выше. Теперь они летели прямо на гору, приближаясь к заснеженной вершине. Принцесса почувствовала легкое головокружение, как и говорил Дракон, но взяла себя в руки. Ящер пропорол лапами вечный снег, приземляясь, и подставил принцессе крыло. Девушка дрожала от холода, но ей было все равно, ей так хотелось коснуться этого невероятно белого снега, который никогда не таял. Снег обжигал почти нестерпимым холодом, но принцесса погрузила в него руку и, сжав пальцы, схватила небольшую горсть. Подняв руки, она смотрела на стремительно тающий снег, который стекал ручейками вниз по ее замерзшим пальцам.
   – Это так здорово, – тихо сказала она. – Я такого никогда не испытывала.
   Потом они еще посмотрели на гнездо горного орла и немного полежали у реки. Принцесса рассказывала Дракону о себе, своем детстве, каких-то забавных моментах. В ответ он щедро делился с ней своими воспоминаниями, и их веселый смех раздавался над рекой, отражаясь от скал.
   Когда они вернулись обратно в пещеру, принцесса вовсю зевала.
   – Поспи, Ариана, – ласково сказал Дракон, впервые назвав ее по имени. – До прихода очередных освободителей время еще есть. Я тоже прилягу.
   – О, так ты знаешь мое имя. – Она снова зевнула. – А тебя, кстати, как зовут?
   – Это неважно, спи, – проговорил он, вплетая в свой голос толику сонных чар.
   – Ага, – зевнула принцесса, укладываясь рядом с Драконом. – Знаешь, это лучшее утро в моей жизни! – сказала она, прижимаясь к его боку. – Мне так хорошо с тобой…
   Он ничего не ответил, лишь грустно улыбнулся. Он знал, что с ним происходило. И знал: ему придется сделать то, чего он уже не хочет. Но она просто принцесса, которая хорошо провела время, отвлекшись от привычной жизни во дворце, а он дракон, который в нее влюбился. И у него нет выбора.
* * *
   «Если принцесса поцелует дракона, то он станет человеком. Однако этот процесс обратим; если дракон не назовет принцессе свое истинное имя, отвергая таким образом ее любовь, то он снова станет драконом. Если же назовет, то навсегда останется человеком…»
Из «Справочника дракона»
   Несколько часов спустя принцесса вглядывалась в бинокль.
   – Королевская карета? – обеспокоенно спросила она, разглядывая герб на передней стене. – Отец? Что он здесь делает? Король не должен был появиться, пока все желающие не предложат выкуп! Что происходит?
   Дракон опустил голову:
   – Я согласился на предложение наследного принца Карена Олланского.
   – Ты что?.. – переспросила ошеломленная принцесса. – Но почему?..
   – Так было надо, – тихо ответил Дракон.
   Он ожидал криков, упреков, истерик, оскорблений и даже рукоприкладства, точнее, попыток рукоприкладства, но она молчала. Она просто молчала и смотрела на него. В ее глазах он увидел слезы и тут же отвел взгляд, не выдержав груза вины.
   – Прости…
   Она судорожно вздохнула, но взяла себя в руки. Он украдкой смотрел на ее плотно сжатые губы, на злые, но такие прекрасные глаза, на ее бледное и такое любимое лицо. Он не мог поступить иначе, он просто не мог.
   До самого подъезда короля она не произнесла ни слова.
   Принц подписал договор; свою подпись, выступая в роли третьей стороны, поставил и король. Договор вспыхнул красным и погас. С этой самой секунды он вступил в силу.
   – Принцесса ваша, – сказал Дракон. – Я оставлю вас. Когда я вернусь, надеюсь, моя пещера снова будет принадлежать только мне. Выкуп оставьте около входа. – И он развернулся и не полетел, а побрел в сторону леса. Туда, где они с Арианой несколько часов назад встречали рассвет.
   Королевская карета увозила принцессу прочь. По обеим ее сторонам ехали принц Олланский и король Альфред Шестнадцатый. Внезапно раздался грозный приказ Арианы:
   – Остановить карету! Сейчас же!
   Слуги не посмели ослушаться наследную принцессу, и девушка, выскочив из кареты, побежала обратно, не выпуская из поля зрения удаляющегося Дракона.
   – Дракон, вернись! – кричала она на бегу. – Вернись, я все прощу! Дракон, миленький, постой!
   Он замер, не смея поверить в услышанное. Через несколько минут запыхавшаяся принцесса, придерживая юбки, стояла перед ним.
   – Я приняла решение: я остаюсь с тобой! – И она, встав на цыпочки, обхватила руками его огромную морду и поцеловала.
   В следующую секунду Дракона охватило золотистое сияние, и оторопевшая принцесса обнаружила на его месте не менее оторопевшего молодого человека.
   – О… – сдавленно произнесла принцесса, разглядывая его странный костюм из чешуи.
   – О… – простонал Дракон, ощупывая свое человеческое тело. – Вот этого я тебе никогда не прощу!
   – Правда?.. – дрогнувшим голосом, в котором уже слышались слезы, спросила она.
   – Нет, конечно, нет! – рассмеялся Дракон, обнимая ее. – И меня зовут Арранар.

Сергей Жоголь
Дымящая плоть

Введение

   Кто-то подкинул в костер новую охапку. Огонь поначалу утих, точно спрятался под сухим хворостом, но вскоре ожил, разошелся и полыхнул так, что чуть не опалил ветви росших поблизости кустов. Одна из женщин пронзительно завизжала. Десятки голосов подхватили этот крик. Из темноты вышла другая, постарше. Опираясь на деревянную клюку, она приблизилась к костру, что-то пролепетала и бросила в огонь пригоршню серого порошка. Искры посыпались, пламя опалило волосы пожилой ведьмы, но она этого даже не заметила. Колдунья утробным голосом произнесла заклинание и принялась что-то гнусаво кричать на непонятном языке. Несколько стоявших поблизости женщин стали ей вторить. Ударили бубны, запищала свирель, музыка слилась с песней воющих ведьм, заглушив звуки ночного леса.
   Ракель смотрела на происходящее, и руки ее дрожали. Оказавшись на этом празднестве впервые, она волновалась. Лица, такие разные и необычные, мелькали со всех сторон: красивые и уродливые, гладкие и морщинистые, печальные и злые. Но во всех этих лицах было что-то общее, и вскоре Ракель поняла что: все они были заражены безумием! Луна, укрывшись за дымом костра, подрагивала.
   – Ну что, красотка, время пришло, – прозвучал сиплый голос за спиной.
   Ракель вздрогнула и обернулась.
   – Не бойся. Я не кусаюсь, – хихикнула щербатая старуха с бородавкой на носу и вцепилась девушке в руку.
   – Я не боюсь! – Ракель старалась выглядеть спокойной.
   – Это хорошо. – Фурия оскалилась и облизнула сухие губы. – На, пей. Это добавит храбрости.
   От появившейся перед лицом фляги, которую протягивала старуха, пахло пряностями. Ракель поморщилась, но поднесла сосуд к губам. Резкий запах ударил в нос.
   – Что это?
   – Пей, глупая. Тут не принято задавать вопросы. Скоро поймешь сама.
   Ракель отхлебнула. Напиток оказался кисловатым, но вполне приятным на вкус. Старуха прижала флягу к губам Ракель, та сделала еще несколько глотков. Губы начали неметь, кровь быстрее побежала по жилам.
   – Нравится? – Старуха хихикнула.
   Голова закружилась. Ракель пошатнулась, но чьи-то цепкие руки подхватили ее и стали толкать к костру. Кто-то потянул за платье, материя затрещала, и девушка осталась без одежды.
   – Танцуй! – закричала старуха.
   – Танцуй! – повторил десяток голосов.
   Удивительно, но собственная нагота не испугала Ракель. Восторженные крики придали сил. Она дернулась, покачнулась и начала кружиться. Тело не подчинялось разуму, им управлял пряный напиток из фляги, проникший в кровь. Ракель не заметила искр, упавших на ее ноги, – пламя, захлестнувшее ее изнутри, полыхало гораздо жарче. Ракель танцевала в бешеном ритме. Ее тело блестело подобно змеиному, извивалось и трепетало. Огромное существо с рогами появилось перед костром. Отвратительная козья морда смотрела на танцующую красавицу и омерзительно скалилась. Но Ракель уже нельзя было напугать. Она хохотала, кричала, упиваясь своим бесовским танцем.
   – Fumantem carnis![1] – закричала Ракель.
   – Fumantem carnis! – подхватил десяток голосов.
   Ведьмы стонали от наслаждения. Шабаш продолжался.

Находка

   Солнце село, и, несмотря на наступивший полумрак, лес как будто ожил. Легкий ветерок покачивал деревья, вековые стволы могучих сосен мирно поскрипывали. Птичье щебетание, которое недавно так радовало душу, прекратилось, и на смену ему пришло глухое уханье ночных сов. Где-то вдалеке послышался волчий вой. Буланый подернул ушами, захрапел, тревожно оглядываясь по сторонам.
   – Ну чего ты? Не трусь. Я же с тобой. – Армандо нежно похлопал жеребца по шее и приподнялся в седле. – Похоже, нам пора на постой, а то скоро совсем стемнеет.
   Ловко соскочив с коня, юноша отцепил притороченный к седлу тюк и бросил его на землю. Армандо знал, что привязывать Буланого не стоит. Верный конь, проверенный десятками походов и битв, и не подумает сбежать. Армандо выбрал место посуше, расстелил плащ и уселся под кустом. Кусок козьего сыра, хлеб и сильно разбавленное вино из фляги – вот и весь ужин для молодого путника. Буланый тоже не терялся. Он мирно пощипывал траву, хотя и был более привычен к овсу или ячменю. Ветер поутих, цикады умолкли, и в тишине Армандо расслышал новые звуки.
   – Ручей? – Юноша вскочил на ноги и бросился в кусты. – В такой глуши? Это удача! Господь нас не оставляет!
   За холмиком возле старой коряги Армандо обнаружил то, что искал. Ключ тонкой струйкой бил из-под земли, приятно радуя слух. Юноша выплеснул остатки вина и наполнил флягу водой. Буланый припал губами к воде, его довольное ржание порадовало Армандо.
   – Теперь у нас есть все, что нужно для ночлега.
   Новый звук заставил Армандо вздрогнуть. Юноша выхватил висящий на поясе кинжал и приготовился к худшему.
   «Похоже на стон», – Армандо прислушался. Звуки, доносившиеся из кустов, повторились.
   – Кто ты? Отзовись! – произнес юноша громко. Ответом ему была тишина. Тогда Армандо шагнул вперед и увидел ее.
   Она лежала под кустом. Черные волосы непослушной копной спадали на грудь. Даже во тьме Армандо смог разглядеть бледность губ незнакомки. Веки опущены, рот плотно сжат, тело казалось расслабленным.
   «Голая. Посреди леса? – Армандо приблизился и коснулся руки девушки, та даже не пошевелилась. – Если б спала, сейчас бы проснулась».
   Таинственная незнакомка продолжала лежать с закрытыми глазами. Армандо потряс девушку за плечо, та застонала. Только сейчас юноша увидел ранки на ее теле.
   «Ожоги. Что же с ней случилось?»
   Красавица вновь застонала. Армандо сбегал за плащом, но, прежде чем укутать незнакомку, на мгновение замер. Он не смог удержаться, чтобы еще раз не полюбоваться юным телом.
   «Fumantem carnis!» – произнесла бедняжка в бреду отчетливо и громко, но глаз так и не открыла.
   Армандо поспешно укутал безжизненное тело плащом и бережно поднял с земли.
   – Теперь нам придется искать другое пристанище. Не оставлять же ее здесь.
   Буланый тряхнул головой и негромко заржал.

В деревне

   Домик выглядел невзрачным и ветхим, как и все прочие в деревне. Армандо обнаружил поселение лишь под утро, проплутав по лесу всю ночь. Хозяйка, старая женщина с морщинистым лицом, отворила двери не сразу. Поначалу Армандо долго убеждал ее пустить их на постой, поясняя, что израненной девушке нужна помощь. Но и эти слова не разжалобили хозяйку. Лишь услыхав, что путник готов заплатить, женщина нехотя открыла дверь.
   – Не те у нас места, чтобы бродяг приваживать. Нехристи да разбойники кругом.
   – Мы не причиним зла. Моей спутнице нужна помощь.
   – Любовница твоя? – Старуха хитро прищурилась. – Клади на постель.
   – Нет, что вы. – Щеки юноши зарумянились. – Я вижу ее впервые.
   Улыбка хозяйки тут же исчезла. Взгляд стал подозрительным. Она подошла к столу, что-то с него взяла и спрятала за спиной. Армандо опустил безжизненное тело на мятую постель.
   – Я ищу отца Фабио, у меня к нему послание от епископа, а девушку я нашел в лесу, у ручья. Она была без сознания.
   – Отец Фабио – достойный человек. – Хозяйка выпятила нижнюю губу. Было видно, что она немного расслабилась. – И что же надо епископу от Фабио?
   – Не епископу, а мне. Я везу рекомендательные письма. Епископ – старый друг моего отца, он посылает меня к Фабио в услужение.
   – Ах, вон оно что. – Волнение старухи и вовсе исчезло. – Тогда ты выбрал правильный путь, сынок. Люди Фабио занимаются праведными делами. Чистить нашу землю от скверны – дело благое.
   Старуха не спеша опустилась на скрипучий табурет.
   – Fumantem carnis!
   Слова несчастной девушки произвели сильное впечатление на старуху. Пожилая хозяйка взвизгнула и вскочила на ноги, опрокинув табурет. Он с грохотом вылетел на середину комнаты. Армандо с удивлением посмотрел на нее. Она замерла, вытянув правую руку вперед, пальцы сжимали огромный нож, который старуха все это время прятала за спиной. Прикрывавший голову платок распахнулся, волосы растрепались, глаза неистово блестели.
   – Ты лжец! Убирайся и уноси эту тварь! Tabula Matres[2] не место в моем доме!
   Армандо попятился, невольно прикрыв собой лежащую без сознания девушку:
   – Что случилось? Почему вы мне не верите?
   – Я же сказала – убирайся. Ты не можешь быть другом епископа.
   – Я не лгу вам! Поверьте! Не гоните нас!
   Не ответив на вопрос Армандо, старуха посмотрела в окно.
   – А впрочем, чего это я? – Она хитро улыбнулась. – Жди здесь и не думай уходить.
   Сказав это, женщина попятилась в сторону двери. Видя, что Армандо неподвижен, она поспешно выбежала во двор.
   – Скоро мы снова ощутим запах горящей плоти.
   Эти слова старуха прошептала себе под нос, но молодой человек их услышал.
   Через несколько минут Буланый с двумя седоками на спине быстрой рысью мчался по извилистой дороге, покидая маленькую деревушку. Когда с десяток селян, вооруженных вилами и топорами, ворвались в дом негостеприимной старухи, их ожидал лишь старый табурет, одиноко лежащий на полу посреди комнаты.

Донья Пилар

   Они преградили дорогу, встав цепью на пути. Армандо собрался придержать коня, но Буланый, увидев людей, и сам замер как вкопанный. Лиц тех, кто преградил дорогу, рассмотреть было нельзя. Они были скрыты капюшонами плащей, но Армандо понял: это женщины. Юноша потянул узду, желая объехать странное скопище, но Буланый стоял недвижим, словно злые чары приковали его к земле. Юноша отпустил поводья и, придержав тело незнакомки, соскочил с коня:
   – Вы позволите нам проехать? Мы спешим. Моей спутнице нужна помощь.
   Он чувствовал, что голос его дрожит, и это настораживало. Армандо – воин, прошедший множество сражений и битв, оробел перед кучкой разъяренных женщин. Одна из преградивших путь вышла вперед и откинула капюшон. Армандо вздрогнул, и не он один. Буланого было не узнать. Верный конь бил копытом, раздувал ноздри и хрипел. Глаза коня расширились, словно к ним поднесли раскаленный металлический вертел.
   – Я донья Пилар, – произнесла предводительница женщин. – Возможно, ты слышал обо мне?
   Армандо отрицательно замотал головой. Волосы говорившей напоминали просмоленную паклю. Тяжелые рубиновые серьги оттягивали уши настолько, что их мочки едва не касались плеч. Кривые зубы напоминали искореженные прутья металлической решетки, но больше всего пугали глаза, точнее один, так как вместо другого в глазницу ужасной старухи был вставлен желтоватый протез с высеченным на нем подобием зрачка.
   – Значит, ты не из местных, – хмыкнула ведьма. – Здесь каждый слышал о донье Пилар.
   – Да, я не здешний. Я солдат и еду к отцу Фабио, чтобы наняться на службу.
   При этих словах фурия дернулась, а в рядах ее спутниц послышалось возмущенное шиканье. Армандо показалось, что он потревожил логово змей.
   – Значит, ты не слышал о Tabula Matres. – Старуха скептически покачала головой.
   – Эти слова мне знакомы. – Армандо немного осмелел. – Видимо, местный народец не особо жалует ваше братство?
   Толпа женщин снова осуждающе зашипела. Но предводительница ведьм лишь усмехнулась:
   – Мы не братство. В Tabula Matres одни лишь женщины. Мы называем друг друга сестрами, и одна из нас сейчас лежит на луке твоего седла.
   – Девушку не отдам!
   Армандо сдвинул брови и положил руку на рукоять висящего на поясе кинжала, но это не напугало ни донью Пилар, ни ее спутниц.
   – Если она так тебе дорога, что ты готов отдать за нее?
   Армандо замешкался:
   – А что ты хочешь?
   – Жизнь!
   Стоящие за спиной доньи Пилар ведьмы захихикали. Армандо рассердился:
   – Ты не сможешь отнять ни девушку, ни мою жизнь!
   – Зачем же сразу твою, давай начнем с него.
   Женщина вытянула вперед руку и ткнула крючковатым пальцем в морду коня. Буланый жалобно заржал, его ноги подкосились, и он рухнул к ногам торжествующей ведьмы. Армандо едва успел выскочить из седла, придерживая безжизненное тело найденной девушки. Ведьмы, стоявшие за спиной Пилар, язвительно захохотали. Армандо упал на колени, притянул голову Буланого к груди. На губах коня выступила пена, зрачки застыли, дыхание пропало – все свидельствовало о том, что верный конь мертв. Глаза Армандо блеснули.
   – Надо же. Мальчик раскис, увидав дохлую лошадь. Что же будет, когда мы займемся им самим?
   Армандо вскочил, охваченный гневом:
   – Я убью тебя, мерзкая тварь!
   – Ну вот, другое дело! А то я уж подумала, что инквизитор Фабио берет на службу слизняков.
   – Донья! Донья Пилар!
   Вдалеке показалось облако пыли. Женщины принялись возбужденно кричать:
   – Сюда скачут воины!
   – У-у-у! – заревела предводительница Совета Матерей, сжав кулаки. – Люди Фабио, я это чувствую. Мы снова не совершим обряд. Бегите к лесу. Мы еще успеем скрыться.
   Визжа и кряхтя, перепуганные женщины бросились к лесу. Но сама Пилар задержалась. Отпихнув Армандо в сторону, она притянула к себе лежавшую без чувств девушку и прижала свои уста к ее губам.
   – Просыпайся, негодница, я тебя отпускаю! Если бы ты не сбежала, Hircus naribus[3] принял бы твою душу. А теперь ты пополнишь ряды горящей плоти – Fumantem carnis!
   После этого колдунья поковыляла к деревьям вслед за своими товарками. Армандо стоял пораженный и не мог пошевелиться. Он не заметил, как вооруженные до зубов всадники Фабио окружили его, потому что не мог оторвать взгляда от прекрасных глаз девушки.

Инквизитор

   В тесном сыром подвале воняло испражнениями и паленым мясом. Дневной свет, проникавший в помещение через маленькое окошко, еле-еле освещал лица людей. Когда Армандо, пригнувшись, вошел в пыточную, его глаза долго привыкали к темноте. В углу, у покрытой грибковой плесенью стены, сидел человек. Определить возраст мужчины было нельзя, так как лицо несчастного больше напоминало кровавую маску. В глаза бросались необычайно крупный крючковатый нос, по-видимому, не так давно потерявший свою первоначальную форму, и густые подпаленные брови. Нога страдальца была обута в пресловутый «испанский сапог»[4], пальцы на руках представляли собой обгорелые культи. Армандо поморщился.
   – Я вижу, мой chico[5], тебе не слишком понравился мой рабочий кабинет, – прозвучал высокий, но твердый голос из другой части пыточной. Говоривший – мужчина средних лет, невысокий и седой – сидел за маленьким столом в окружении нескольких подручных. – Прости, что вынужден принимать тебя здесь, но у меня так много забот, что откладывать дела просто нет возможности. Подойди же.
   Армандо неуверенно вышел на центр комнаты. Приблизившись, он смог лучше разглядеть отца Фабио. Священник имел узкое лицо, прямой нос и тонкие губы. Длинные ресницы, левая бровь, приподнятая выше правой, и родимое пятно на щеке придавали грозному инквизитору женственный вид. Облачен отец Фабио был в простую суконную рясу, и лишь огромный золотой крест, украшенный мелким жемчугом и рубинами, говорил о том, что перед вами не обычный деревенский священник, а весьма знатная особа.
   – Я рад, что епископ внял моей просьбе и подобрал для меня помощника. Я прочел рекомендации. Епископ высокого мнения о тебе. Он пишет, ты воевал.
   – Я пять лет сражался с эмиром под знаменами королей-католиков, а затем участвовал в осаде Гранады, – ответил Армандо с достоинством.
   – Это похвально, друг мой, но здесь тебе придется воевать не с арабами. Мы занимаемся совсем другими делами.
   – Вы имеете в виду вот это, святой отец? – Армандо кивнул в сторону скрючившегося в углу комнаты бедняги.
   Фабио удивленно поднял брови:
   – А что? Тебе такое не по нраву?
   – Я представлял себе новую службу несколько иначе.
   – Напрасно, молодой человек. Напрасно. Искоренение ереси – почетная обязанность. Мы вершим Божий Суд по воле Господа и гордимся этим.
   – Я понимаю, но разве…
   Фабио не дал договорить:
   – Вот и хорошо, что ты все понял. Я думаю, ты справишься. Мне бы не хотелось, чтобы человек, рекомендованный епископом, сам оказался в теле «железной девы» или испытал на себе «кошачий коготь».
   Фабио неестественно рассмеялся. Армандо опешил, а инквизитор продолжил как ни в чем не бывало:
   – К тому же ты уже себя показал. Ведь именно благодаря тебе мы поймали одну из Tabula Matres.
   – Но это ошибка! – пылко воскликнул юноша. – Та ведьма, донья Пилар, сказала, что девушка сбежала от них. Думаю, она не повинна в ереси.
   Отец Фабио поднялся, приблизился к Армандо и обнял его за плечи:
   – Tabula Matres – сборище нечестивых баб, владеющих секретами колдовства. Они дочери Сатаны. Не надо их жалеть.
   – А что такое Fumantem carnis?
   – Дымящая плоть? Девиз и главное заклинание Матерей. Они знают, что кончат свою жизнь на костре, и готовятся к этому. Раз в год они собираются на шабаш и приносят в жертву девственницу.
   – Девственницу?
   – Девушке пускают кровь и поят той кровью рогатого бога, которого называют Hircus naribus.
   – Вот видите. Значит, девушка не виновата. Она должна была стать этой жертвой, но спаслась.
   – Не все так просто, мой chico. Не все так просто. Девственница пьет колдовское зелье, танцует танец Матерей и много раз произносит заклинание: «Fumantem carnis!» При этом она сама становится ведьмой. Только одну из Матерей можно принести в жертву.
   – Почему вы думаете, что она пила зелье? Может, она не успела?
   Инквизитор зло усмехнулся, посмотрел в сторону. Было видно, что упрямство собеседника стало его раздражать.
   – Ты нашел девчонку без сознания. Так? – сухо произнес Фабио.
   – Да.
   – Заклинание ты тоже услышал из ее уст.
   Армандо кивнул.
   – Колдовское зелье усыпляет девственницу перед ритуалом, значит, напиток она пила. Напиток действует не сразу. Порой избранная девственница часами танцует перед костром, не чувствуя боли, и лишь когда она падает обессиленная и засыпает, старшая из ведьм перерезает жертве горло и поит кровью козлоголового бога.
   – Значит, следы на ее ногах – ожоги от костра.
   – Ну конечно. Ведьм кто-то спугнул, и девушка сбежала. В лесу она впала в спячку, и ты нашел ее.
   Армандо обреченно опустил голову. Руки юноши дрожали.
   – Значит, вина доказана, – усмехнулся священник с женским лицом. – Но ты можешь порадоваться, пытать ее не станут, она просто сгорит.

Незадачливый страж

   Крупный мужчина с алебардой в руках стоял у входа в темницу, где держали приговоренных. Армандо рассмешил этот недотепа, который даже свое оружие сжимал в вытянутых руках, точно лопату.
   «Деревенщину несложно прирезать, но лучше обойтись без кровопролития», – подумал Армандо и уверенно шагнул из темноты.
   Бедняга-сторож чуть не выронил алебарду, отпрянул, но, видя, что незваный гость замер, немного осмелел и громким голосом произнес:
   – Стой, не шевелись, а то проткну!
   – Болван, ты что, не видишь? Я уже стою. Я должен переговорить с осужденными!
   Охранник совсем растерялся.
   «Если у Фабио служат лишь неопытные крестьяне, то тогда понятно, почему епископ направил сюда меня. Инквизиция нуждается в настоящих солдатах», – размышлял Армандо, слушая прерывистую болтовню собеседника.
   – Я не должен никого пускать в камеру. Завтра их казнят. Может, вы, сеньор, отложите свой визит?
   Армандо улыбнулся, видя, как дрожат руки бедняги. Юноше было по-своему жаль этого деревенского парня, которому судьба уготовила роль воина на службе инквизиции, но он твердо решил довести свое дело до конца.
   – Ты же видел, что это я привел девчонку из Tabula Matres. Я новый помощник Фабио, и ты должен выполнять мои приказы.
   – Но дон Силино, начальник стражи, говорил, что я не должен пускать никого без его разрешения.
   – Ты совсем обалдел, дурень! Силино подчиняется Фабио, а я теперь его помощник!
   При этих словах Армандо шагнул вперед, положив руку на рукоять кинжала. Охранник отшатнулся, выронив алебарду. Та грохнулась на каменный пол.
   «Как бы этот недотепа не переполошил всю округу!»
   Здоровяк прижался спиной к стене, а Армандо, оставив кинжал, схватил сторожа за грудки:
   – Если ты, деревенщина, посмеешь мне перечить, я выпущу твои кишки, а то и того хуже, заставлю эту девку из Tabula Matres напустить на тебя порчу.
   Здоровяк задрожал как осиновый лист. По-видимому, последняя фраза напугала его больше всего.
   – Вы что, синьор, можете повелевать этими ведьмами?
   – А как, по-твоему, мне бы удалось изловить одну из них и привести сюда?
   Последняя фраза доконала здоровяка, но он все же решил сделать последнюю попытку:
   – Может быть, я тогда схожу к дону Силино или к отцу Фабио, чтобы они подтвердили ваш приказ?
   – Иди куда хочешь. Только я не удивлюсь, что отец Фабио прикажет тебя высечь за то, что ты разбудил его в такой час из-за пустяка.
   Пока парень размышлял, как ему поступить, Армандо сорвал с его пояса связку ключей, отпер дверь и вошел в камеру.

Отступник

   Увидав человека с кинжалом, бедолага попытался спрятаться в углу. Он полз на одних руках, так как «испанский сапог», вне всякого сомнения, раздробил ему колени и щиколотки. Но Армандо даже не посмотрел на перепуганного калеку. Его интересовала лишь девушка. Она сидела в другом углу камеры, неподвижная и прекрасная. Куча соломы, которую «заботливые» тюремщики бросили пленникам, лежала рядом. Девушка сидела на холодных камнях, не чувствуя холода и сырости. Армандо упал на колени, сжал ладони бедняжки в своих, но не ощутил их тепла. Бледное лицо, посиневшие губы, безумные глаза. От нее веяло холодом, и Армандо попытался ее согреть. Он прижал девушку к груди, но не почувствовал тепла. Страдалица походила на тряпичную куклу, лишь карие глаза, наполненные пустотой, смотрели куда-то вдаль.
   – Как же тебя разбудить? Проснись же, и мы уйдем! – В голосе юноши слышалось отчаяние. Девушка молчала. – Значит, эта ведьма Пилар расколдовала тебя не до конца. Ну и пусть, я сам унесу тебя отсюда. – Армандо положил руку на рукоять кинжала.
   «Сторож должен умереть», – решился Армандо.
   Он вскочил на ноги, рванулся к двери, но тут же отпрянул. Вместо обреченного на смерть деревенского парня Армандо увидел совсем другого человека. В дверном проеме стоял отец Фабио и с укором глядел на оторопевшего юношу. Женоподобное лицо священника стало еще тверже. Левая бровь поднялась еще выше, губы сжались в тонкую полоску.
   – Надеюсь, ты пришел сюда, чтобы заставить девчонку сознаться в содеянном? А иначе зачем тебе было лгать этому юнцу, который сторожил преступников. Он, кстати, сейчас стоит за дверью, и не один, с ним дон Силино в сопровождении двух солдат. Так я прав? Ты хотел заставить девку покаяться?
   Армандо отрицательно покачал головой. Его план рухнул.
   «Ах, если бы девушка могла идти сама! Теперь время упущено», – обреченно вздохнул Армандо.
   – У этого дурня не хватило смелости тебя остановить, но хватило ума донести командиру, – произнес Фабио, качая головой. – Значит, я все же ошибся. Ты хотел помочь девчонке бежать.
   – Она невиновна, – прошептал Армандо сквозь зубы.
   – Замолчи! Она ведьма, иначе чем объяснить, что ты готов ради нее совершить подобную глупость. Я в затруднении. Я понимаю, что рекомендация епископа дает тебе право на некоторые вольности, но решиться на такое… Не думаю, что мне нужен такой помощник.
   – Я солдат, а не убийца.
   Теперь и вторая бровь инквизитора поползла вверх:
   – По-твоему, Tabula Matres невинны?!
   – Одна из них убила моего коня.
   – Вот видишь. Ты же сам все прекрасно понимаешь.
   – Но эта девушка не одна из них. Она лишь жертва. Я не стану вашим помощником. Позвольте мне уйти и забрать ее с собой. Мы уедем, и вы больше никогда не услышите о нас.
   – Fumantem carnis, – прошептали девичьи губы.
   Оба мужчины посмотрели на пленницу. Та сидела, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и продолжала повторять свое заклинание беззвучно, лишь одними губами.
   – Ты это слышал? – Фабио немного успокоился. – Она одна из Матерей, и обратной дороги для нее нет. Отступись от девчонки, предлагаю в последний раз.
   – Я все же настаиваю, святой отец. Я испытал к ней чувства, которых не знал ранее. Отпустите нас.
   – Дурак! Она Fumantem carnis, ты же сам это только что слышал. Вы будете вместе, лишь если ты сам станешь «дымящей плотью». Убирайся, пока я не приказал арестовать тебя за ересь.
   Армандо обреченно опустил голову и выбежал из камеры.

Аутодафе

   Его поразило то, как пахло от людей. И это был не просто запах, эта была жуткая вонь, заглушившая запах гари. Костер уже занимался, и Армандо решил поспешить. Он пробирался сквозь толпу. Люди кричали, улюлюкали и свистели. Кто-то торжественно распевал «Отче наш», а кто-то громогласно сквернословил. Женщины и мужчины, старики и дети – люди стекались на площадь с самого утра, чтобы не пропустить привычное веселье.
   Откуда в этом маленьком провинциальном городке столько народу?
   Даже дряхлые и хворые явились сегодня на площадь, чтобы поглазеть на публичную казнь. На помосте возвышались два столба, к которым были привязаны люди. У одного из столбов стоял бедняга с крючковатым носом и хищно поглядывал на горожан.
   Второй была она.
   Юноша напрягся, растолкал локтями двух тучных верзил и рванул вперед. Один из здоровяков попытался ухватить Армандо за куртку, но, получив локтем в нос, разразился бранью. Несколько зевак, оказавшихся по соседству, начали хохотать над неуклюжим селянином, и Армандо удалось ускользнуть. Последний рывок – и он у помоста. Только сейчас Армандо услышал проклятия, которые выкрикивал привязанный к столбу осужденный. Он проклинал толпу, священников и даже самого Господа, чем вызвал негодование возмущенных зрителей. Тухлые яйца, помидоры и просто камни полетели в незадачливого беднягу. Но не это поразило Армандо. Девушка, в чьей судьбе он принял такое большое участие, стояла рядом и молчала. Тело приговоренной повисло на веревках, которыми ее привязали к столбу, глаза смотрели в пустоту. Когда огонь добрался до осужденных, мужчина с крючковатым носом неистово завизжал и вскоре стал просить о прощении, чем вызвал очередное ликование толпы. Теперь яйца и камни полетели в сторону девушки. Та по-прежнему молчала.
   «Неужели она совсем не чувствует боли? – подумал Армандо. – Нет. Я не дам ей умереть так».
   Он решился. Рукоять спрятанного под плащом кинжала приятно охладила руку. Армандо шагнул вперед, оттолкнул одного из слуг инквизиции, который преграждал ему путь, и заскочил на помост.
   Лезвие вошло в тело девушки и пронзило сердце.
   Бедняжка дернулась, вся затряслась, глаза ее округлились. Армандо выдернул окровавленный клинок, отбросил его, обнял обреченную и прижался к ее рту губами. Он что-то говорил, но сам уже не помнил своих слов. Когда его тащили с помоста, били кулаками и палками, он не чувствовал боли. Он не позволил ей стать Fumantem carnis, и это было главное.
   Когда его подвели к Фабио, тот смотрел свысока. Инквизитор подошел к Армандо, нагнулся, взял юношу за подбородок и прошептал:
   – Хоть ты и послан епископом, но, если я тебя пощажу, эта толпа примется за меня.
   – Это пособник Сатаны! На костер его! – заорала женщина в черном платке, стоявшая поблизости, и швырнула камень, который чуть не задел самого Фабио. Тот отпрянул.
   – Нет! Сначала подвергнуть его испытанию водой, пусть выбьют из него признание, как положено!
   Армандо поднял глаза и узнал в кричавшем того самого здоровяка, которому он несколько минут назад расквасил нос. Толпа стала надвигаться. Фабио снова нагнулся и прошептал:
   – Я могу помочь тебе лишь так, как ты помог своей подружке.
   Инквизитор поднялся и закричал:
   – Это еретик! Он испортил вам веселье, так пусть сам и исправит то, что сделал! На костер его!
   Ликующая толпа потащила Армандо к горящему помосту.

Эпилог

   Когда огонь стал лизать пятки, она не ощутила боли. Она даже не почувствовала запаха гари. Она не слышала голосов ревущей толпы, не обращала внимания на брошенные в нее предметы, не замечала едкой горечи во рту от набившихся в него хлопьев сажи и копоти. Волшебный напиток стер все, лишив ее человеческих чувств. Ракель вяло шевелила губами и повторяла раз за разом заветную фразу:
   – Fumantem carnis! Fumantem carnis!
   Но страх сжимал ее сердце. Она боялась, причем сама не знала чего. Не смерти, нет. Ведь она уже умерла тогда, на празднике ведьм, когда отведала волшебного зелья Матерей. И лишь когда острый клинок пронзил ее грудь, Ракель дернулась и вернулась в этот мир. Пусть на мгновение, пусть на миг, но она испытала все чувства разом. Молодой красавец держал ее за руки, смотрел в глаза, и она вдохнула запах его волос. Когда он поцеловал ее, Ракель ощутила вкус его мягких губ.
   – Я не хочу, чтобы ты уходила так. Одна, без меня, – произнес он, и Ракель услышала эти слова.
   И пусть ее сердце ожило лишь на мгновение перед тем, как остановиться навеки, девушка поняла, что испытала новое чувство, которое оказалось сильнее любой магии, любого колдовства.
   Ракель впервые познала Любовь.

Юлия Данцева
Кофе со льдом

   – Вода теплая. А кофе остыл. Неужели так трудно сделать кофе по-турецки так, как я люблю?
   Когда он говорит со мной таким тоном, кажется, что в голосе звенят льдинки, как в пустом стакане, если тот потрясти. За воротник рубашки стек холодок. Кстати, его рубашки. Недовольное «Я же просил не надевать мои вещи!» я уже пережила.
   – Прости. Сварю новый. В воду сейчас добавлю льда.
   С экрана телевизора улыбнулась мулатка с белым цветком за ухом. «Кто сказал, что рай на земле невозможен?» Конечно, возможен. Жди меня, райский остров. Скоро, уже скоро! Я использовала все обаяние, чтобы уговорить Гая поехать на Бали. Через две недели забуду про холод, лед и грязь родной Москвы. Новый купальник бирюзового цвета лежит на верхней полке в шкафу и согревает душу.
   – Некогда. Опаздываю. Сегодня встреча с заказчиком. Найди мое портфолио. То, последнее, где фотографии с последней выставки. Его интересуют натурные съемки – природа, пейзажи. В необычном ракурсе.
   Не переставая думать о купальнике и теплом белом песке, прошла в кабинет и отыскала пухлую папку. Протанцевала по коридору в ритме сальсы под аккомпанемент воображаемой гавайской гитары.
   – Ну, где ты там? Сказал же, что опаздываю! Копуша…
   Уже в куртке стоит в коридоре. Встала на цыпочки, дотянулась до слегка колючей щеки. Высокий. Я со своими метр шестьдесят четыре по сравнению с ним пигмей. Взъерошила его светло-русые волосы. Гай раздраженно поправил творение топового стилиста. Прикоснулась губами, вдохнула родной запах. Свежий, ледяной. Ни на что не похож.
   – Гайчик, Гайчонок…
   – Прекрати! Сто раз просил, не называй меня дурацкими прозвищами.
   Хлопнула дверь. Жалобно отозвались колокольчики «музыки ветра» над ней. Снова вспомнились льдинки в пустом стакане. Поежилась, плотнее запахнулась в рубашку. Пусть злится. Глупые прозвища и рубашки – это не отдам. В конце концов, стираю их я. Значит, имею полное право носить, когда вздумается.
   Только успела дойти до кухни, как телефон противно загудел и завибрировал на стеклянном столе.
   – Ева! – Опять за воротник потек холод, словно сквозняком пробрало. – Из-за тебя я забыл портфолио. Возвращаться не буду. Сейчас же привези! В офис. Ну, ты помнишь. Там внизу – кафе. Вызови такси. Или лучше на метро, так будет быстрее.
   Футболка с длинным рукавом, джинсы, свитер, куртка. Обязательно – теплый шарф. Апрель в Москве – не повод для весны. Но в душе плещется теплый океанский прибой, и озябшая, еще сонная после зимы столица кажется радушней и светлее.
   Кафе нашла быстро. Вон они, у окна. Лысоватый мужчина лет сорока в черном пиджаке, очень напоминает агента похоронного бюро. И мой Гай. Гай Стоцкий. Гений визуализации. Восходящая звезда современного фотоискусства.
   Мужчина что-то увлеченно рассказывал, взмахивая рукой, как дирижер. Гай кивал, потирал лоб. Верный признак того, что ему не слишком нравится то, о чем говорит собеседник. Или того, что у него в голове уже крутятся сотни образов его будущих шедевров. Или… что там еще может твориться в голове у гения?
   Серо-голубые глаза нашли меня и опять за воротник просочился холодок. Обычная реакция на Гая. Привыкла. Помахал рукой. Будто его можно не заметить. Вот девицы за соседним столиком глаз не сводят. Сейчас начнут оголять коленки и расстегивать блузки. Почему-то все думают, что фотографа хлебом не корми – дай на обнаженку посмотреть. На самом деле обнаженное женское тело для него всего лишь работа. И моделей фотограф такого уровня в кафе подыскивать не станет ни за какие коврижки.
   Уверенным шагом подошла к столику у окна, не отказала себе в маленьком удовольствии – уничтожить взглядом нахальных девиц. У меня, кроме ладной стройной фигуры, брендовых шмоток, ухоженных белокурых волос, есть право называть Стоцкого дурацкими прозвищами.
   – Ева! Наконец-то. Сколько можно ждать?
   Я положила папку перед Гаем.
   – Представите меня своей очаровательной подруге? – Его собеседник умильно улыбнулся. Во рту сразу стало приторно. Захотелось выпить что-нибудь освежающее.
   – Дмитрий Королев, редактор русского издания «Нэшнл Джиогрэфик».
   Гай произнес это и даже не удостоил меня взглядом.
   – Ева, – кивнула я.
   Королев протянул мне руку, я осторожно дотронулась. Ну, так и знала! Пальцы холодные и чуть липкие. Ненавижу людей с потными ладонями. Отдернула руку – Гай посмотрел на меня неодобрительно.
   – Просто Ева? – спросил с усмешкой Королев.
   – Она мой помощник, – Гай произнес это так, будто стеснялся меня. Захотелось вскочить и убежать. Мстительное превосходство перед теми двумя курицами за соседним столиком растаяло. По сути, я мало чем от них отличаюсь. Только тем, что мне выпала честь стирать великому Стоцкому рубашки, готовить ему кофе, выслушивать его нотации. И спать с ним. Хотя из всего перечисленного последнее было самым приятным.
   – Очень рад, Ева.
   Какой же этот Королев слащавый. Облизнула губы, еще сильнее захотелось пить. Отодвинула стул, махнула официанту:
   – Безалкогольный «Мохито».
   Гай поморщился. Он всегда заказывает мне минералку без газа. Я ее ненавижу.
   – Какой красивый помощник! Я хочу предложить господину Стоцкому сделать большой фотоочерк на три разворота. О Северной Норвегии. Все расходы по поездке – за счет редакции.
   Гай заулыбался. Его улыбка – это какое-то особенное явление природы. Сразу вспоминается Чеширский Кот из фильма про Алису.
   – Очень кстати! Я планировал поездку за границу. Правда, слегка в другом направлении. Но тоже к морю. Ваше предложение просто чудесно. Северная Норвегия! Страна фьордов и троллей. Давно мечтал о Норвегии.
   Норвегия? Я ослышалась. Нет, я точно ослышалась. Он должен был сказать Бали! В крайнем случае, Гоа… Норвегия! Да еще Северная!
   Мое недоумение, видимо, явственно отразилось на физиономии, потому что Гай глянул на меня злобно.
   Официант принес «Мохито», который мне пить уже расхотелось. Какой может быть «Мохито», когда вместо теплого радостного Бали мне предлагают холодную унылую Норвегию!
   Пока я мрачно цедила коктейль, Гай раскланялся с Королевым и обратился ко мне:
   – Если не хочешь ехать, обойдусь без тебя.
   Стало тоскливо. Сейчас начнется монолог обиженного гения о бесчувственной и неблагодарной посредственности, которая совершенно не ценит счастья пребывания рядом с его сиятельством. И о том, что мое место с радостью займет любая, только помани пальцем.
   Слушала, как обидные колкие слова падают, ломаются, разбиваются, крошатся. Точно льдинки в пустом стакане из-под «Мохито». Покрутила его в руке, прислушалась к тихому перезвону. Самое противное во всем этом, что он прав.
   Накрыла своей ладонью его пальцы, переплела со своими. Выдавила улыбку.
   – Ты, как всегда, все неправильно понял. Норвегия так Норвегия. Ты же знаешь, мне все равно где – лишь бы с тобой. Когда едем?
   Через две недели я собирала чемодан. Бирюзовый купальник, словно издеваясь надо мной, в третий раз падал с полки. Засунула его подальше, но через какое-то время он снова дразнился, свесив тонкую лямочку. И почти обнаженная мулатка с экрана все так же томно смотрела, как я укладываю теплые свитера, носки и флисовые толстовки.
   Мамин голос в телефонной трубке радостно щебетал, какая красота эти фьорды, что я должна обязательно попробовать норвежскую селедку и потеплее одеваться, особенно в горах.
   Осло встретил нас холодным туманом и моросью. Ледяные капли висели в воздухе, впитывались в одежду, оседали на лице. Ветер сразу же сорвал с головы капюшон и забрался под куртку.
   Хмурый пограничник в черном мундире и фуражке потер квадратную челюсть, внимательно сличил наши фото в паспортах с оригиналами. Оригиналы, видимо, его не слишком вдохновили: красные носы и помятые лица. На английском с сильным акцентом спросил:
   – Место пребывания в Норвегии? Тронхейм? Олесунд? Гейрангерфьорд?
   У меня вывернулся бы язык, если бы я попыталась воспроизвести эти названия. Поэтому просто кивнула.
   Зато Гай сразу наладил общение с пограничником. И даже произнес несколько фраз по-норвежски, отчего хмурый наследник викингов расплылся в улыбке:
   – О! Герр фотограф! Дорога троллей! Очень хорошо! Очень красиво! Добро пожаловать в Норвегию! Надеюсь, вам и вашей прелестной супруге понравится в нашей стране!
   Супруга, если бы… Все три года, что я была рядом с Гаем, мне даже в голову не приходила мысль о возможности стать супругами. А уж в его, забитую гениальными проектами и образами, – тем более. Иногда я задавала себе вопрос: чувствует ли он что-то по отношению ко мне? Или я просто удобный предмет обихода – что-то среднее между домашним питомцем, домработницей, девушкой по вызову? Гай нуждался во мне, нервничал, если меня не оказывалось рядом. Но неизменно обливал безразличием, как холодной водой, если я требовала внимания сама. Так мы и существовали – вместе и поодиночке.
   В зале прилета нас встречал рыжебородый мужчина с табличкой «Нэшнл Джиогрэфик», коренастый, плотный, в нелепой в такую погоду бейсболке и темно-синей парке.
   Гай уверенно направился в его сторону, я поплелась следом. На смуглую красавицу с венком из цветов на шее встречающий никак не тянул.
   – Халлу! – радостно воскликнул рыжий. – Вурьдан горь дэ?
   – Гу дагь, – ответил Гай. – Бра, таккь.
   Боже, как он запоминает эту тарабарщину? Нет, несмотря на цвет моих волос, английским я владела весьма сносно, более или менее могла объясниться по-французски и по-итальянски, начинала учить испанский. Гай много ездил по Европе и всегда брал меня с собой. А быть бессловесным приложением совсем невесело.
   Рыжебородый бесцеремонно выхватил у меня из рук сумку, у Гая кофр с аппаратурой, одарил блеском золотой фиксы и бодро пошагал к выходу.
   «Фольксваген Кадди» канареечно-желтого цвета, повидавший всякого на своем веку, с бампером, заботливо заклеенным скотчем, вырулил с полупустой стоянки аэропорта. На промелькнувшем указателе прочитала его название – «Гарденмуэн». Интересно, в Норвегии все названия такие – чтобы наверняка сломать язык?
   Рыжий продолжал весело общаться с Гаем, к счастью, перейдя на английский. Оказалось, что до Тронхейма ехать около семи часов. Стало совсем тоскливо. Пейзаж за окном тоже не радовал – аккуратно подстриженная живая изгородь, столбы, указатели, редкие деревянные домики, заправки. Хмурое небо грозно сдвинуло мохнатые брови облаков и продолжало сеять мелкую морось. По стеклам стекали наискосок капли.
   Читать не хотелось. Воткнула в уши пуговки наушников, включила плеер, закрыла глаза. Любимая музыка, как всегда, помогла сбежать от унылого мира в теплый и радостный. Там был океанский прибой и белый прогретый солнцем песок…
   – Ева! – Раздраженный голос Гая заставил вздрогнуть. – Приехали! Мне на руках тебя тащить, соня?
   А я бы не отказалась. Представила, как прижимаюсь к его груди, вдыхаю запах его кожаной куртки и парфюма, обнимаю за шею…
   – Не забудь мой кофр!
   Размечталась!
   Гостиница с незамысловатым названием «Викинг отель» оказалась маленькой, но по-домашнему уютной. На стенах мечи и рогатые шлемы. В темном углу притаилась уродливая фигура в колпаке с кистью и длинным носом. Я шарахнулась и прижалась к плечу Гая, он расхохотался:
   – Дурочка, это кукла. Тролль. Местный колорит.
   Рыжебородый внес наш багаж, Гай назвал его Ольсеном и по-дружески похлопал по плечу. Полногрудая фру у стойки рецепшена, белокурая, закутанная в клетчатую шаль, радушно улыбнулась, попросила паспорта и осведомилась, какой нам нужен номер – с одной кроватью кинг-сайз или с двумя. Потом окинула меня оценивающим взглядом и предложила еще люкс для новобрачных.
   Естественно, Гай поморщился:
   – С одной, пожалуйста.
   Ну, хоть что-то. Не буду мерзнуть в пустой постели. Ненавижу спать одна.
   Ольсен распрощался с Гаем, пожелал нам приятного вечера и сообщил, что завтра в восемь утра, после завтрака, заедет за нами, чтобы провезти по городу, а потом мы отправимся в гости к троллям.
   Номер был тесным, а кровать огромной. Накрахмаленные простыни, немного шершавые и прохладные, как наст, пахли морозом, матрас заботливо прогнулся под измученную переездом поясницу. А когда ко мне под одеяло забрался теплый и влажный после душа Гай, мое счастье стало почти полным. Положила голову ему на плечо, вздохнула, пальчиком провела по груди, рисуя замысловатый иероглиф.
   – Ева, завтра вставать в семь утра.
   Ну конечно. Мистер невозмутимость. Сколько ты продержишься? Положила ладонь туда, где билось его сердце. Замерла, считая удары. Чаще, чаще… И вдруг ладони стало холодно, а кожу чуть заметно кольнуло что-то острое… Показалось.
   Второй раз душ мы принимали вдвоем. Душевая кабина – большая, современная – позволяла сделать это с комфортом.
   Засыпала на груди своего принца и думала о том, как выдержу завтрашнее лазание по горам. Больше холода я ненавидела только высоту, боялась ее.
   – А про троллей этот Ольсен серьезно говорил? – сонно спросила я Гая.
   – Глупышка, ты что, до сих пор веришь в Деда Мороза? Спи.
   Потерлась носом о плечо, вкусно пахнущее гелем для душа с ванилью, и провалилась в мягкие облака сна.
   Встать в семь утра для меня – подвиг. Как партизанка, которую ведут на расстрел, я поплелась за Гаем в крошечное кафе, где только горячий кофе немного привел меня в чувство.
   Заботливый официант всучил мне в руки большой пакет с едой и термос с кофе, объяснив на английском с акцентом:
   – Горы. Холодно. Далеко.
   Отлично сказано. Лаконично и в точку.
   Экскурсия по Трондхейму далась мне нелегко. Ни серая каменная вязь готического собора Святого Олафа Нидарус, ни улицы-каналы с дощатыми домами-амбарами не заинтересовали Гая, а вот средневековые развалины замка Сверреборг и деревянное кружево королевской резиденции впечатлили. Мне пришлось померзнуть, пока мой гений метался между каменных стен, арок и черных от времени деревянных зданий, выискивая идеальный ракурс. Но особенно мне досталось на острове Мункхолмен, куда нас доставил паром. Пока Гай отснял все, что посчитал достойным своего внимания, у меня заледенели руки. Тяжелый кофр оттягивал плечо, и единственное, чего хотелось, – оказаться в теплом салоне мини-вэна. Что же будет со мной в горах?
   К полудню погода стала портиться. С угрожающе нависшего свинцово-серого неба посыпалась снежная крупка, острая и противная. Норовила забраться за воротник и больно секла щеки.
   Я с надеждой посматривала на Ольсена. Должен же он, местный, понимать, что в такую погоду соваться в горы – безумие! Но наш провожатый посмотрел на небо, потыкал в экран своего коммуникатора и радостно сообщил:
   – Далеко ехать нельзя, Дорога Троллей закрыта из-за непогоды. Но в окрестностях Тронхейма есть интересное ущелье. Совсем рядом, всего час пути!
   Я беззвучно простонала и так стиснула в руках пластиковый стаканчик с кофе, что едва не пролила его себе на колени.
   Желтый мини-вэн натужно гудел и взбирался все выше и выше. Снег почти прекратился, но, когда мы остановились и вышли из машины, нас обступил густой, липкий и холодный туман. Гай расстроенно озирался кругом, а Ольсен виновато разводил руками. Я же злорадно усмехалась.
   Но наш оптимистичный провожатый вдруг хлопнул себя по лбу:
   – Вспомнил. Не расстраивайтесь, герр Стоцкий. Я покажу тропинку, по ней можно взобраться повыше, к водопаду. Там точно тумана нет.
   Еще минут пятнадцать мы карабкались по узкой тропинке, скользкие от осевшего тумана камни норовили выскользнуть из-под ног. Я молилась, чтобы не подвернуть ногу и не сломать лодыжку. Ремень кофра больно врезался в плечо, шапка наползала на глаза. Спина взмокла, но, вместо того чтобы согреться, я еще больше продрогла, так как куртка стала влажной.
   Наконец туман вокруг стал рассеиваться, скалы расступились, и перед нами открылось узкое ущелье, заваленное камнями и кое-где поросшее хилыми деревцами. В глубине ущелья слышался шум воды. Еще один поворот – и я замерла от восторга. Сверху, со скалы, скрытой серыми ватными клочьями облаков, падал тонкий шлейф водяных капель. Вода скапливалась в большой каменной чаше, переливалась через край и стекала между камней весело журчащим ручьем.
   Тумана в ущелье и правда не было. А как только мы подошли к водопаду, облака расступились, и тончайшая водяная пыль радугой заискрилась в солнечных лучах.
   Гай воодушевился, расчехлил свою навороченную «Лейку» и стал выбирать ракурс. У Ольсена вдруг запищал брелок сигнализации от мини-вэна, и, пообещав вернуться за нами, он поспешил вниз по тропинке. Мы с Гаем остались одни.
   Я выбрала большой плоский камень, провела по нему ладонью, убедилась, что поверхность почти сухая, хоть и холодная, присела и с наслаждением вытянула ноги. Мышцы, непривычные к долгой ходьбе, сводило от напряжения.
   Гай бродил по ущелью, влезал на камни, щелкал и щелкал затвором. Я прикрыла глаза и наслаждалась покоем, кристально чистым воздухом и тихим журчанием воды. Испуганный вскрик и грохот заставили меня вскочить.
   Гая нигде не было. Метнулась к водопаду, обратно, к выходу из ущелья. Эхо будто передразнивало меня, повторяло на все лады его имя. Сердце в панике стучало где-то в горле. Холодный пот стекал по спине, руки дрожали. Ноги подкашивались. Я бессильно опустилась на камень, закрыла лицо руками и разрыдалась.
   И вдруг услышала слабый стон:
   – Ева…
   Звук явно шел со стороны водопада. Подошла ближе, присмотрелась и увидела, что за шлейфом падающей воды зияет черное отверстие пещеры.
   – Ева, помоги!
   Снова стон. Гай! Он там и скорее всего ранен! Отчаянно борясь со страхом, я закрыла глаза и шагнула в темноту.
   Дно каменного мешка, в который я провалилась, оказалось дальше, чем я рассчитывала. Не удержалась на ногах, пошатнулась и упала, больно ударилась коленкой о камень. Стиснула зубы, чтобы не разреветься.
   – Гай? Ты где?
   Тишина обволакивала как вата. Темнота обступила со всех сторон, закутала в плотный черный бархат. Было очень страшно. Но там, в темноте был мой Гай. Раненый, беспомощный.
   Сделала несколько шагов, стараясь не отрывать ноги от пола. Звук отскочил от стен, запрыгал, как мячик, разорвал тишину.
   – Ева…
   Он рядом, совсем рядом. Нащупала в кармане телефон, включила его, будто фонарик.
   Луч света заметался по темным стенам, выхватывая влажные камни, какие-то блестящие потеки на стенах, и, наконец, мужской ботинок.
   Гай!
   Спотыкаясь о камни, подбежала к нему, положила телефон на большой плоский камень.
   – Ты ранен? Что болит?
   – Нога, – простонал Гай. – Кажется, сломал.
   – Ничего, ничего. Обопрись на меня, сейчас попробуем выбраться.
   Обхватила его за плечи, попыталась поднять. Он застонал, но встать не смог.
   – Очень больно… А где Ольсен? Нужно позвонить ему.
   Протянула руку туда, где светился телефон, но он тут же предательски погас.
   Тихо выругалась сквозь зубы и пошарила рукой по камню. Телефона не было.
   Продолжила ощупывать холодную влажную поверхность, как вдруг наткнулась на что-то такое же прохладное, но явно живое.
   Мой отчаянный визг отразился от стен пещеры, оглушил…
   – Ну чего так орать-то?
   Голос, сказавший это, был незнакомым. Хриплым, грубым. И говорил по-русски.
   – Ева? – озабоченно спросил Гай. – Кто это там?
   Ну откуда мне знать? Я, так же как и он, словно слепой крот в потемках.
   – Кто здесь? – спросила я дрожащим голосом.
   – Кто-кто… Падают тут в мою пещеру, орут как резаные.
   Или мы оба сошли с ума, или тут какой-то газ, и у нас галлюцинации.
   Внезапно в углу пещеры вспыхнул синий огонек, следом еще один, и еще, и еще. Вскоре стены засияли сотнями маленьких светлячков, и каменный мешок осветился странным голубоватым холодным светом.
   Наконец я смогла разглядеть темный силуэт у стены. В голове сразу замелькали образы всего страшного, что я когда-либо видела и слышала о пещерах. Черный спелеолог, йети, гномы, тролли… Глупости какие, это все сказки!
   – Сказки, конечно, – произнес вслух все тот же хриплый голос. – И сказочники не врут. Перевирают все. Но не врут. Ты правильно догадалась.
   – О чем? – Зубы у меня клацали от страха.
   – Тролль я. Самый что ни на есть настоящий тролль.
   У меня вырвался истерический смешок.
   – Прекратите говорить ерунду! – раздался недовольный голос Гая. – Лучше помогите выбраться отсюда.
   – Какой неприятный тип, – сказал хриплый голос. – Хотя… погоди-ка. Ишь ты! Как удачно вы свалились ко мне в пещеру. Не верится даже. Умаялся по свету гоняться за этими осколками. А тут сам в руки идет.
   Осколок? Какой еще осколок? От страха язык прилип к небу.
   Силуэт отделился от стены и направился к Гаю, который все еще лежал, скорчившись и обхватив раненую ногу.
   – Точно. Так и есть. Туточки он. Еще один. Отличненько.
   Существо протянуло руку к Гаю, но он отбросил ее и попытался отползти, но застонал.
   – Убери руки! – Впервые я слышала в голосе Стоцкого страх.
   – Ишь, раскричался. Поспи.
   Существо хлопнуло Гая по лбу, тот уронил голову на грудь и затих.
   – Что вам нужно от нас? Вы не поможете? – проскулила я. Ни на секунду не поверила, что это странное существо – сказочный тролль. Но оно – явно не человек, это отрицать глупо.
   – Помогать людям – это не ко мне. Сказал же – тролль я. Злобный страшный тролль. Боишься?
   Я икнула от страха, чем вызвала ядовитый смешок.
   – Правильно делаешь. Но у вас, точнее у твоего вредного дружка, есть кое-что нужное мне. Заберу это и вас отпущу. Так уж и быть.
   Я лихорадочно пыталась уложить весь этот сюр в голове. Не получалось. Никак. Даже в стопочку. Тролль, значит. А говорит по-русски…
   – Я не говорю. Читаю мысли и отвечаю. Ты мой голос слышишь в голове. Чего непонятного?
   И правда. Чего тут непонятного? Норвегия. Пещера. Некто, говорящий по-русски не хуже нашего соседа Михалыча, утверждает, что он тролль и читает мои мысли. Все предельно ясно!
   – А ты смешная. И смелая. Ладно, достану свой осколочек, и валите. Мне ужинать пора.
   Я снова икнула.
   – Да не боись. Человечину давно не употребляю. Невкусная стала. Жрете всякую дрянь, дышите не пойми чем. Турист пошел невкусный. У меня вон тушеночка есть. У немцев вчера стырил. А еще айфон стащил у них. Отличная штука! Только, чтобы сеть поймать, надо лезть почти на вершину. И зарядку прихватить не додумался. У тебя нету?
   – Нет, – ответила я машинально. – У меня «Самсунг». «Гелакси».
   – Жаль, – огорчился тролль. – Зато осколочек есть. Моя прелесть! – Он снова подошел к Гаю, наклонился над ним, положил ему руку на грудь. Я присмотрелась к нему и заметила, что пальцев на его руке было четыре. На темном лице, вполне человеческом, выделялся длинный нос с горбинкой. Одет он был в вязаную шапочку с норвежским орнаментом снежинками, брезентовую куртку типа плащ-палатки и высокие сапоги-дутики.
   – Удивляешься, откуда прикид? Да все оттуда. Туристы снабжают. Чего забудут сами, чего утащу. Так и живем. Т-а-ак, вот он, осколочек, родименький. Колется, жжет холодом. Девонька, ты с этим хахалем живешь давно? И не замечала ничего?
   – Чего не замечала? – удивилась я.
   – Осколка. Ну того самого. Тролльского зеркала. Сказка у вас еще есть. Сказочник, правда, все переврал, как всегда. Но про осколки – чистая правда.
   «Снежная королева»? Кривое зеркало, что разбилось и разлетелось по свету? Это же сказка детская…
   – Сказка, сказка. А осколочки-то есть.
   Так. Приехали. Злой тролль собирает осколки сказочного зеркала. Сейчас появится Снежная королева.
   – Не. Королевы никакой нету. Придумал ваш сказочник. А вот зеркало было. Сам я его и сделал.
   Сам? Всплыли в памяти строчки сказки Андерсена: «Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол».
   – Вот лишь бы напраслину возвести. Зеркало-то было не для забавы. Зло, что оно отражало, в нем и оставалось. А как разбилось – разлетелось по свету. Теперь пока все осколки не соберу, толку не будет. Но вот еще один нашелся. Хорошо это.
   Тролль уже держал в руке блестящий осколок. Разглядывая его и любовно поглаживая, он подошел к стене, и она вдруг засияла жидким серебром. Теперь это было зеркало. Огромное, только не целое, а словно мозаика, составленное из отдельных кусочков. Правда, меньше чем наполовину. Там же, где кусочков не было, – зияла пустота.
   Тролль приложил осколок к зеркалу, и он с тихим звоном встал на место. Тут же зеркало скрылось, снова став осклизлым камнем.
   – Вот и ладненько. Теперь верну вас наверх, и идите с Богом.
   Я подползла к Гаю. Он спокойно спал, свернувшись калачиком и обхватив себя руками.
   – А как же его нога?
   – Не беспокойся, девонька. Полечил уже. Не будет болеть. Ну, пора. Не поминай лихом.
   Удивляться я уже давно перестала, мечтая поскорее проснуться.
   Тролль подошел вплотную и резко хлопнул меня по лбу.
   Перед глазами помутилось, закружилось в цветной карусели, потом резко погасло, будто меня ударили по голове чем-то тяжелым.
* * *
   – Ева! Ты будешь кофе, любовь моя?
   Приоткрыла один глаз. Восемь пятнадцать. Вот что ему не спится?
   – Нет! Спать хочу.
   – А я уже несу завтрак!
   Перевернулась на живот, обхватила подушку.
   – Отстань от меня. Чего тебя подняло в такую рань?
   – Хотел полюбоваться с тобой рассветом. А потом подать тебе кофе в постель.
   Простонала в подушку. Опять. Сколько можно?
   После возвращения из Норвегии Гай стал просто невыносимым. Все-таки что-то с нами случилось в этом ущелье. Норвежские медики ничего странного не нашли. Списали все на разреженный горный воздух и отсутствие адаптации. Но Гай… Куда делись его ледяное спокойствие, решительность, жесткость? Он стал непомерно чувствительным нытиком, мягкотелым романтиком. За те три года, что мы вместе, я ни разу не слышала от него ласкового слова. А теперь он целыми днями готов смотреть мне преданно в глаза и говорить всякие глупости. Чего я только не наслушалась! Богиня, нимфа, муза…
   Подняла голову от подушки. Он стоял в дверях в атласном халате, с подносом, заискивающе улыбался своей улыбкой Чеширского Кота. В зубах – роза. Боже мой!
   Со вздохом села в постели. Все равно не отвяжется.
   Гай поставил поднос мне на колени, заботливо подложил под спину подушку.
   – Богиня моя, все как ты любишь. Кофе по-турецки. С холодной водой. Блинчики с клубникой.
   Взяла чашку с кофе, пригубила. Поморщилась. Сделала глоток воды.
   – Гай! Сколько можно повторять?! Кофе должен быть горячим! Обжигающим! А вода холодной! Ледяной! Неужели трудно запомнить?!

Юлия Данцева
Молчаливая Служанка

   Синьорина Кьяра Бьерджо всей душой ненавидела туристов. Всех без исключения. И улыбающихся китайцев, стайками щебечущих на своем птичьем языке, и хамоватых американцев, уверенных в том, что весь мир им должен, и чопорных англичан со скучающим взглядом, и бравых немцев с квадратными бульдожьими челюстями, и надменных арабов в белых балахонах, и суетливых бестолковых русских.
   По сути, Кьяре было наплевать на национальность. Туристы раздражали ее как особый вид людей. Жизнь в самом дорогом городе Италии и так была не сахар. А эта толпа, галдящая, бесцельно слоняющаяся, оставляющая после себя горы мусора, заполняющая и без этого узкие улицы и создающая давку в речных трамвайчиках – вапоретто, делала эту жизнь в разгар сезона просто невыносимой.
   Звон старинных напольных часов раскатился по дому, загудел в висках гулко и бронзово. Вздрогнув, Кьяра едва не пролила себе на колени горячий кофе. Она так и не смогла привыкнуть к курантам, отбивающим свое унылое «бом-бом» с незапамятных времен.
   Глухо стукнула о дно мойки чашка. Кран с горячей водой зашипел, выдав только воздух. Кьяра вспомнила – вчера сломался нагреватель. Мастера вызвать она, конечно же, забыла. Возиться с посудой в холодной воде не было никакого желания. Хмуро взглянув на свое отражение в натертом до блеска стальном боку холодильника, вышла из кухни. С тех пор как матушка Бьерджо переехала в Местре, брюзжать насчет непомытой посуды стало некому. В одиночестве были свои плюсы. Правда, немного.
   В пустой, выстывшей за ночь гостиной Кьяра посмотрела на тусклый медный циферблат тех самых часов, огромных, в человеческий рост, в потемневшем от времени деревянном корпусе с резным орнаментом из листьев плюща. Тяжко вздохнула. Нужно было спускаться вниз, в лавку.
   Опять придется до самой сиесты торчать за вытертой до глянца стойкой, мило улыбаться всем подряд и выдавать поделки ее знакомого художника Франко Фабризи за антикварные вещицы. Хотя откуда знать всем этим туристам, как должны выглядеть настоящие старинные венецианские маски?
   Осторожно спускаясь по скрипучим, кое-где подгнившим ступеням, Кьяра пошарила рукой по чуть влажной стене, отыскивая выключатель. Щелчок, легкий треск… Проскочившая искра заставила ее отдернуть руку. Зима. Проводка сыреет. И ничего с этим не поделаешь.
   Мигнув, словно раздумывая, включаться или нет, зажглась люстра. Энергосберегающие лампочки в лапах бронзовых венецианских львов, позеленевших от времени, смотрелись странно. Когда-то в плафонах горели свечи, и дедушка брюзжал насчет их дороговизны. Теперь нет свечей, нет и дедушки, но есть счета за электричество.
   Кьяра давно не замечала того запаха сырости, пыли и ветхих вещей, что навсегда поселился в этой комнате с низким потолком и потемневшими, а местами почерневшими деревянными балками. Как не замечала на улице промозглого ветра, пропитанного острым йодистым запахом каналов. Аква альта… Зато нет вони гниющих водорослей и мусора, как летом в «высокий сезон».
   Кьяра любила начало зимы. Любила, несмотря на то что площадь Святого Марка была залита водой по щиколотку, под некоторыми мостами уже не могли проплывать даже небольшие лодки, негде укрыться от ветра, пронизывающего, бьющего наотмашь по щекам, а в темных комнатах первого этажа, где и в разгар лета нечасто бывает солнце, опять на потолке проступает плесень. Зимой меньше туристов, правда, меньше и доход. Но Кьяра отдыхала душой от летней суеты и толкотни. Всего-то месяц относительной тишины. Пока не начнется сначала рождественская и новогодняя кутерьма, а потом безумие карнавала.
   Кьяра протерла витрины, поправила упавшую маску Венецианской Дамы – пышную, аляповатую, вспомнила, как она ругалась из-за нее с Франко. Щелкнула по носу Доктора Чуму. Улыбнулась Коту – она любила эту маску, что-то было в ней домашнее, теплое. Перебрала несколько масок Баута, черно-золотых, белых с серебром, и с десяток Больто. Выбрала самые красивые, разложила их в витрине. Добавила несколько раскрытых вееров. Переставила по-другому фарфоровые статуэтки, достала из шкафа и развесила шляпы и плащи, расправила кружева и перья. Присела на расшатанный стул за прилавком. Порылась под ним, открыла растрепанный с заломленными уголками дамский роман.
   Сувенирная лавка и ее хозяйка были готовы принять очередную порцию ненавистных туристов.
   Почти до самой сиесты Кьяра так и просидела на своем стуле, то погружаясь ненадолго в чтение, то задремывая, то вздрагивая от боя часов и снова возвращаясь к страданиям героини романа. В лавку заглянули всего трое – два прыщавых веснушчатых паренька, увешанные всевозможной фототехникой, видимо студенты, и благообразная старушка, явно англичанка, в смешной шляпке, подвязанной лентой из-за ветреной погоды. Студенты долго разглядывали маски, просили показать то одну, то другую, но так ничего и не взяли. Зато старушка, почти не торгуясь, купила ту самую аляповатую Венецианскую Даму, которую так не любила Кьяра. На радостях она всучила старушке еще и статуэтку крылатого льва с отбитым кончиком хвоста. Из-за подслеповатости покупательница изъяна не заметила и долго рассыпалась в благодарностях, пообещав посоветовать ее лавку всем своим многочисленным подружкам.
   Выпроводив старушку, Кьяра вспомнила, что время подходит к сиесте, а ей надо бы купить свежих овощей.
   От ее дома до рынка в Сан-Поло, возле моста Риальто, было совсем недалеко. Можно, конечно, потратить три евро и на вапоретто добраться до более дешевого рынка в Сан-Канареджо. Но с самого утра моросил дождь, не располагая к длительным прогулкам. Надев теплую куртку и надвинув поглубже капюшон, Кьяра обула резиновые сапожки, закрыла лавку и с неизменной сумкой на колесиках отправилась на рынок в Сан-Поло.
   Сегодня Кьяре повезло, и она добралась почти до самого рынка Риальто, ни разу не услышав от немногочисленных туристов ни одной навязчивой просьбы подсказать дорогу. Усилившийся ветер зло бросал мелкую морось в лицо, забиваясь даже под глубокий капюшон куртки.
   Она уже почти затерялась в толпе среди прилавков, ящиков с товаром и выискивала глазами знакомых торговок, с которыми всегда можно было выгодно поторговаться, а заодно узнать последние сплетни, когда услышала негромкий мужской голос за спиной:
   – Синьорина, пожалуйста, подскажите, как найти Калле-де-Ла-Малвасия? Мне нужно вернуться в свой отель…
   Кьяра, по обыкновению, хотела сделать вид, что не расслышала просьбы. Но внезапно поняла, что не может. Удивившись сама себе, остановилась и, обернувшись, посмотрела на незнакомца.
   Он выглядел совершенно заурядно. Настолько заурядно, что подошел бы под описание сотни или двух мужчин, чуть выше среднего роста, возрастом от тридцати до сорока. Какого-то неопределенного цвета плащ-дождевик, то ли темно-серый, то ли темно-синий, смешные ярко-желтые прорезиненные сапоги выше колен. Такие продают на площади Сан-Марко незадачливым туристам, которых в сезон аква альта угораздило совершать пешую прогулку в кожаной обуви.
   Но глаза… Кьяра вдруг ощутила неясную тревогу и странную слабость в коленях. Взгляд незнакомца совершенно не вязался с его внешним видом и виноватым выражением лица. Будто из-под этой серой обыденной человеческой оболочки на нее взглянула какая-то иная, древняя, зловещая сущность. Кьяра несколько раз моргнула, пытаясь прийти в себя, и наваждение исчезло. Незнакомец смотрел на нее все так же умоляюще, словно провинившийся пес.
   – Ну так, синьорина… – продолжил он, – мой отель. Он называется, – мужчина полез в карман и достал помятый листок, – «Ка Сан-Поло». Калле-де-Малвасия, двадцать шесть, девяносто шесть. Куда мне идти? Пожалуйста!
   Турист говорил на венецианском диалекте, чисто, почти без акцента, но как-то слишком уж правильно. Этот язык явно был для него неродным.
   – А что, у синьора нет путеводителя? – раздраженно спросила Кьяра.
   – Конечно, есть, – с энтузиазмом ответил незнакомец, – вот!
   И он протянул ей книжку в ярко-зеленой обложке, на которой Кьяра прочитала: «Тициано Скарпо «Венеция – это рыба». Под названием был крупно напечатан отрывок текста: «Куда ты пошла? Выбрось карту! Зачем обязательно знать, где ты находишься в эту минуту?»
   Кьяра едва сдержалась, чтобы не расхохотаться этому неудачнику прямо в лицо. Из всех существующих путеводителей по Венеции эта книга меньше всего могла помочь попасть в нужное место.
   – Да уж, – процедила она сквозь зубы, – с путеводителем вам повезло.
   Незнакомец, заискивающе улыбаясь, развел руками. Кьяре вдруг стало его жаль. Но лишь на мгновение.
   – Ну так как, синьора? – взмолился турист. – Куда мне пойти, чтобы найти свой отель?
   – Прямо, – махнула рукой наугад Кьяра. – Прямо и не никуда не сворачивая.
   – Спасибо, спасибо!
   Незнакомец просиял и поспешно зашагал в указанном ею направлении. Кьяра облегченно вздохнула и пошла за свежими помидорами и артишоками. Вернулась домой она продрогшей, рассерженной перебранкой с торговками, которые ни в какую не хотели уступать в цене, причитая о своей тяжелой судьбе и кризисе.
   Вечером в гостиной, сидя в старом продавленном кресле, укутавшись по самый нос в теплый шерстяной плед и прихлебывая из фарфоровой кружки подогретое красное вино с корицей, Кьяра слушала бодрое бормотание телевизионного диктора о намечающейся в Венеции демонстрации под лозунгами отделения от Италии, усмехалась глупости политиков и почему-то вспоминала того незадачливого туриста, что встретился ей около моста Риальто.
   Засыпая под тихий стук капель по крыше и поскрипывание ставень на окнах, снова видела его странные, черные как смола глаза. А перед тем как провалиться в сон, вдруг подумала, что зря так зло пошутила над ним. Подумала, удивилась. И уснула.
   На следующий день Кьяра, как обычно, сидела в своей лавке, перелистывая страницы порядком надоевшего глупого романа и мечтая о том, как хорошо было бы сейчас оказаться где-нибудь у моря, теплого и прозрачного, на белом, прогретом песке.
   Надтреснуто дзинькнул колокольчик над входной дверью, и Кьяра взглянула на вошедшего посетителя.
   Сбросив с головы капюшон плаща-дождевика неопределенного цвета – то ли темно-серого, то ли темно-синего, на нее смотрел тот самый вчерашний турист.
   Медленно поднявшись, она уронила на пол книжку, которую держала на коленях.
   – Я последовал вашему совету, – усмехнулся незнакомец.
   – И нашли свой отель? – Она почувствовала, как кровь приливает к щекам. Захотелось просто убежать наверх, словно нашкодивший ребенок.
   – Не сразу, – хмыкнул гость, вызвав у нее новую жаркую волну стыда. – Но зато я нашел вашу лавку.
   – Как? – удивилась Кьяра.
   – Неважно, – небрежно отмахнулся незнакомец и добавил: – Простите, я не представился. Виктор Эгле. А вы, синьорина?
   – Кьяра Бьерджи, – она произнесла свое имя машинально. Потом подумала, что вовсе не собиралась знакомиться с этим синьором, и поспешила сменить тему: – Что вам угодно?
   – Мне нужна маска.
   Кьяра наконец-то смогла справиться с удушливой волной стыда и воодушевилась:
   – У меня самая лучшая коллекция масок на всей Мерчери! Выбирайте. Если того, что вам нужно, не найдется в магазине, то мой поставщик отыщет для вас практически любую.
   – Любую? – Его ироничный тон снова заставил Кьяру смутиться.
   Гость прошелся вдоль витрин, деловито разглядывая маски. Кьяра замерла у прилавка, не отрывая от него глаз.
   – Нет, – наконец сказал Виктор разочарованно, – того, что я ищу, у вас нет.
   – Что же это за маска, которой нет у меня в магазине? – Она почти оскорбилась.
   – Моретта. Молчаливая Служанка. – Виктор посмотрел ей прямо в глаза, и отчего-то по спине Кьяры липкими холодными пальчиками пробежался страх.
   – Но… эта маска… – слова будто прилипали к ее небу, Кьяра с большим трудом выталкивала их наружу, – не популярна… она… слишком простая…
   – Но вы же сказали «любую»?
   Гость явно издевался. Но клиент всегда прав, к тому же Кьяра все еще чувствовала свою вину.
   – Хорошо, – вздохнула она, – оставьте аванс и номер телефона, по которому с вами можно связаться. Сегодня же я закажу для вас Моретту у своего поставщика.
   – Только без халтуры! – строго произнес Виктор. – Дешевые поделки мне не нужны. Я готов заплатить две тысячи евро. Но это должна быть настоящая, качественная работа. А в идеале – антикварный экземпляр, желательно семнадцатого-восемнадцатого века. Конечно же, за такую я готов платить больше. Столько, сколько понадобится. Цена не имеет значения.
   Последняя фраза была сказана гостем с такой уверенностью, что Кьяра поняла – он не шутит. В ее голове лихорадочно закрутились мысли о том, что к Франко обращаться с подобной просьбой бессмысленно. Этот косорукий кустарь не сможет сделать такую редкость. Нужно порыться в старых записных книжках дедушки. Может, там найдется адрес какого-нибудь торговца антиквариатом или настоящего мастера, что сможет сотворить Моретту. Маска, по сути, была очень простой. Но ее так давно никто не делал, что осталось мало таких мастеров, что смогли бы придать куску черного бархата или кожи истинную форму Молчаливой Служанки.
   Виктор тем временем достал пухлый бумажник из красноватой кожи с золотым тиснением и по одной веером выложил на прилавок десять купюр по сто евро:
   – Надеюсь, эта сумма устроит вас в качестве аванса?
   Кьяра молча закивала, не сводя глаз с зеленоватых бумажек.
   Проводив гостя, она закрыла лавку и зарылась с головой в изучение ветхих, истрепанных амбарных книг, оставленных дедушкой Бьерджи. Будучи педантичным, он тщательно записывал все, что, по его мнению, могло пригодиться его потомкам в нелегком сувенирном бизнесе. Наконец, Кьяра нашла адрес синьора Батти, владельца антикварного магазина в Сан-Кроче. Правда, синьор вряд ли еще был в добром здравии, так как в записях уже упоминался как старик Батти. Но попробовать стоило, так как напротив его фамилии в записной книжке витиеватым почерком дедушки было выведено: «Для особых случаев».
   Выписав на листок бумаги адрес, Кьяра отправилась на поиски маски Моретты.
   Магазинчик в Сан-Кроче, на ее счастье, еще существовал. И владела им все та же семья Батти. Конечно же, упомянутый ее дедушкой старик давно умер и покоился на острове Сан-Микель. Но его сын Джованни, тоже уже дряхлый, седой как лунь и сгорбленный, принял ее довольно радушно.
   – Моретта? – Джованни удивленно приподнял белые кустистые брови. – Кому могла понадобится Моретта? Странно, весьма странно….
   – А что в ней странного? – пожала плечами Кьяра. – Маска и маска. К тому же довольно невзрачная.
   Джованни пожевал губами и, с трудом встав с кресла, прошаркал к стеллажу со старыми фолиантами, что полностью занимал одну стену небольшой комнаты, служившей ему кабинетом. Долго рылся среди книг, проводя пальцем по корешкам и бормоча что-то себе под нос. Потом вытащил переплетенный в кожу ветхий том.
   – Гляди, – проскрипел он, раскрывая перед Кьярой книгу и тыча узловатым пальцем с пожелтевшим ногтем в старинную гравюру, изображавшую венецианку в пышном платье с черной маской Моретты на лице. Из-за ее спины выглядывало существо с рожками, напоминающее черта. – Тут сказано, что маску придумал и изготовил Асмодей, демон похоти и разврата. Надевшая ее, ту самую, созданную демоном, полностью подчиняется его воле. А потом становится одержимой.
   – Глупые сказки, – хмыкнула Кьяра. – Обычный кусок ткани или кожи.
   – Не скажи. – Старик Батти рассмеялся каркающим смехом. – Эту маску очень ценил Казанова. А еще ее называют Отрадой Мужей. Знаешь, почему?
   Кьяра, конечно же, знала особенность маски Молчаливой Служанки. Она полностью закрывала нижнюю часть лица, а чтобы удержать ее, обладательница должна была сжимать зубами особую кожаную петельку, пришитую к внутренней стороне. Тем самым надевшая Моретту дама лишалась возможности говорить и могла общаться только с помощью жестов.
   – Послушайте, синьор Батти, – Кьяре начал надоедать этот старик с его сказками, – вы можете достать Моретту? У меня есть покупатель, готовый выложить за маску кругленькую сумму.
   Старик посмотрел на нее с прищуром. Кьяре стало неуютно под его цепким, немигающим взглядом.
   – Э… – вдруг протянул синьор Батти, хватая ее за левую руку, – да ты, девочка, еще и не замужем!
   – А вам-то что за дело? – вспыхнула она, выдергивая руку из похожих на птичью лапу пальцев старика.
   – Нехорошо… дзителле, то есть женщина, не имеющая мужа или постоянного мужчины – лакомый кусочек для дьявола… Нехорошо.
   Кьяра возмущенно фыркнула.
   – Не злись, – примирительно сказал старик. – Есть у меня Моретта. Старинная. Только дорогая очень. Меньше чем за десять тысяч не отдам.
   Кьяра прикинула, что со странного покупателя можно будет вполне запросить двойную цену, и кивнула:
   – Идет! Могу оставить аванс. После продажи принесу остальное.
   Старик недоверчиво поджал губы. Потом сказал:
   – Хорошо. Ты внучка Фабио Бьерджо. Я тебе доверяю.
   Синьор Батти снова кряхтя встал с кресла. Дошаркал до старого шкафа с дубовыми дверцами, открыл одну и долго рылся в его темном нутре. Достал деревянный ящик, закрытый на изящный кованый замок.
   – Вот она.
   Кьяра подошла и осторожно взяла в руки тяжелый ящик. Поставила на стол, открыла замок и откинула крышку.
   На алой бархатной подкладке лежала маска Моретты, сделанная из черной кожи тончайшей выделки. Она действительно была старинной. К более поздним уже начали приделывать ленты для крепления на лице.
   Кьяра бережно перевернула маску. На внутренней стороне на уровне рта была пришита кожаная петелька.
   Вечером она позвонила по оставленному Виктором телефону. Он ответил сразу, будто ждал ее звонка:
   – Синьорина? Вы достали мне маску?
   – Да. Как вы просили. Антикварная. Можете забрать.
   Отчего-то ей хотелось побыстрее отделаться от этого ящичка с маской.
   – Отлично. Только я прошу вас привезти мне Моретту в отель. Я плохо знаю город. Боюсь снова заблудиться. А венецианцы не очень-то дружелюбны.
   Кьяре опять стало стыдно:
   – Хорошо. Я привезу. Но вы даже не спросили цену?
   – Цена не имеет значения. Вы получите ту сумму, которую назовете. Сразу и наличными. Надеюсь, название отеля вы помните. Номер тринадцать. Жду.
   Кьяра услышала в трубке короткие гудки. Вздохнула и, взглянув в окно на стремительно наливающиеся темнотой, будто чернилами, ранние сумерки, пошла наверх. Глянула на свое отражение в мутноватом зеркале. Любимые старые джинсы и растянутый бесформенный свитер вызвали глухое раздражение. Отчего-то ей захотелось выглядеть по-особенному. Она надела свое лучшее платье, заколола светлые, как у истинной венецианки, волосы в высокую прическу, а вместо простого серебряного крестика, с которым не расставалась уже почти тридцать лет, с самого детства, – золотую цепочку и бабушкины серьги с опалами. Она уже и не помнила, когда доставала их в последний раз. Решительно отставила в сторону резиновые сапоги, которые никак не вязались с ее нарядом, и обула изящные сапожки на высокой шпильке.
   В такой обуви нечего было даже думать идти пешком до «Сан-Поло». Тем более что сделка обещала завидный куш и жалеть о потраченных десяти евро было глупо. Кьяра отправилась на стоянку водного такси.
   Порывистый ветер обнял ее ледяными ладонями, бесстыдно разметал полы плаща, погладил по коленям, сразу же озябшим под тоненькой сеточкой чулок. По краям канала уже зажглись фонари, и на черной воде дрожали желтые блики. Темное низкое небо, затянутое облаками, все так же сеяло мелкую водяную пыль. Сиденье небольшой моторной лодки было влажным, и вскоре Кьяра совсем продрогла, пожалев, что вырядилась как на свидание.
   Под мостом Понте-дель-Тетте, в старинном квартале Красных Фонарей, лодка, наконец, замедлила ход и вскоре причалила. Кьяра расплатилась с лодочником и, прижимая к груди ящик с маской, поднялась по четырем мокрым каменным ступеням.
   Отель, в котором остановился синьор Эгле, оказался совсем небольшим, всего в два этажа. Кьяра подумала, что такой богатый господин мог бы снять номер в «Центурион Палас», с видом на Гранд Канал, а не в таком захолустье. Отели тут были скромнее, а у местных этот район и вовсе пользовался дурной славой. Не зря в старину здесь жили только куртизанки.
   За стойкой никого не оказалось. Кьяра поднялась по узкой лестнице на второй этаж и постучала в дверь под номером тринадцать.
   – Открыто, входите, – раздался знакомый голос.
   Номер оказался тесноватым, но чистеньким и по-своему уютным. Настолько, насколько может быть уютной гостиница.
   Кьяра осторожно поставила ящик на стеклянный столик. Виктор нетерпеливо открыл замок и откинул крышку:
   – Великолепно. Это она… Моретта. Та самая…
   Он нежно погладил гладкую кожу маски.
   – Двадцать тысяч. Вы обещали наличными.
   Кьяре не терпелось поскорее убраться отсюда. Глухое, неясное чувство тревоги ворочалось в груди, царапаясь острыми краешками. Этот человек пугал ее, заставляя сердце больно колотиться о ребра, а горло пересыхать.
   – Конечно. Минуту.
   Виктор достал из пиджака бумажник и начал нарочито медленно отсчитывать купюры. С усмешкой протянул их Кьяре. Та почти вырвала деньги из его рук и спрятала в сумочку.
   – Прощайте, синьор Эгле. Мне пора, – произнесла Кьяра внезапно севшим голосом и подала ему руку.
   Виктор сжал ее ладонь, а потом вдруг поднес к губам. Кьяра вздрогнула.
   – Синьорина окажет мне еще одну любезность? – произнес он вкрадчиво.
   Кьяре показалось, что по ее телу от того места, где ее кожи коснулись губы Виктора, начал расползаться жидкий огонь.
   Она не поняла как, но Виктор вдруг оказался у нее за спиной, а маска Моретты – в его руках. Он поднес ее к лицу Кьяры и шепнул на ухо:
   – Примерьте. Я так хочу увидеть ее на вас.
   Она хотела закричать «Нет!» и убежать. Но ноги будто налились свинцом… руки безвольно повисли… голова закружилась…
   Теплая, словно живая, кожа маски коснулась ее лица. Пространство вокруг съежилось до узких прорезей. Дышать стало тяжело, накатывала паника, и нестерпимо хотелось сорвать с себя маску, страстно льнущую к щекам, лбу, подбородку. Но тело больше ей не принадлежало. Губы сами приоткрылись как для поцелуя. Зубами она сжала кожаную петельку, ощутив странный солоноватый привкус.
   По шее, щекоча, скользнуло что-то, словно раздвоенный змеиный язык. Пальцы Виктора больно впились в плечи, став острыми когтями.
   Соскользнул на пол плащ… Раздался треск рвущейся ткани… Обрывки платья упали к ногам…
   Пламя охватывало ее, впитывалось в кожу, текло по венам, пылало в груди, сжигало горло. Она сгорала, словно ведьма на костре аутодафе, но боли не было. Только дикое, темное, звериное возбуждение…
   Кьяра закрыла глаза. Безвольная, немая, готовая на все…
   Утром, обнаженная, очнулась в гостиничной постели, смятой и пропахшей развратом. Тело ломило, на коже вспухли багровые синяки, сочились кровью глубокие царапины. Голова была тяжелой, как после похмелья. По полу разбросаны клочья разорванной одежды. Запахнувшись в оставшийся невредимым плащ, Кьяра неверной походкой спустилась вниз, к стойке портье.
   Юноша в белой рубашке и бабочке скользнул безразличным взглядом.
   – Синьор из номера тринадцать уже ушел?
   Сама не узнала свой голос, хриплый, чужой. Горло болело, словно в него насыпали битого стекла.
   – Синьорина, в нашем отеле нет номера тринадцать, – удивился портье.
   Потом, посмотрев на нее внимательнее, испуганно спросил:
   – С вами все в порядке?
   Кьяра не ответила. Тот адский огонь, что вчера обжигал ее кожу, теперь бушевал у нее внутри. Незнакомая, необузданная сила наполняла ее, бурлила, ища выхода, пробуждая самые темные желания.
   Прижав палец к губам, словно призывая к молчанию, она шагнула к оцепеневшему юноше…

Андрей Щепетов
Как Иван-царевич невесту искал

   Царевич что есть силы натянул тетиву лука и со словами «Не подведи, родимая» отпустил. Вредная стрела почему-то не полетела к людям, а исчезла в темной синеве леса. Предчувствуя недоброе, Иван отправился на поиски непослушного предмета.
   Он не хотел жениться, но отец вбил себе в голову, что непременно должен успеть понянчить внуков, и отправил троих сыновей искать невест совершенно варварским способом. Мало того, что опасная затея могла привести к человеческим жертвам, так еще и была крайне неразумной с точки зрения меткости всех соискателей. Но делать нечего. Дети подчинились и пошли испытывать свою судьбу.
   Иван-царевич вступил в чащу и сразу же набрел на большое болото. Посреди вонючего озера стояла скособоченная избушка, лениво переступая с одной куриной ноги на другую. На крыльце подвижной недвижимости сидела старая бабка и задумчиво вертела в руках злополучную стрелу. Услышав хруст ветки, она подняла голову и хриплым голосом проскрипела:
   – Твоя, что ли?
   Молодец не растерялся и бодро произнес:
   – Прощения просим! Ошибочка вышла. Отдайте стрелку, тетенька, я и пойду себе дальше.
   – Нет, милок, – ответила старуха, – правила есть правила. Негоже тебе обычаи нарушать. Раз уж угораздило тебя сюда попасть, значит, бери меня под белы рученьки и веди под венец.
   – Да ты что, старая, – опешил несчастный стрелок, – как же я с тобой на людях-то покажусь? Ведь меня засмеют.
   – Ничего не знаю, – стояла на своем бабка, – традиции есть традиции. К тому же я не такая дура, чтобы от полцарства отказываться.
   – Да какие полцарства, там и трети не наберется.
   – Ничего, я не жадная. Давай веди меня с родителями знакомиться.
   – А ты знаешь, что браки по расчету часто бывают несчастливыми? – привел последний довод царский сын.
   – Не беда, – стояла на своем Яга, – зато, говорят, они самые долговечные. Не переживай, Ваня. Стерпится – слюбится.
   Царевич обреченно махнул рукой и побрел в сторону дворца. Вскоре он услыхал позади скрип. Оглянувшись, увидел, что неприятный звук исходит от древнего домика, который, смешно ковыляя, нагонял незадачливого жениха. Из единственного окна, указывая избушке нужное направление, выглядывала все та же старушка.
   – Садись, касатик, – окликнула она молодца, – подвезу.
   – Спасибо, я лучше пройдусь.
   – Да не бойся, не съем.
   – Кто тебя знает, – пробурчал про себя Иван, но все же запрыгнул на крыльцо.
   – Эх, залетные! – крикнула ведьма и издала такой лихой свист, от которого избушка испуганно закудахтала и что есть духу припустила вперед.
   Царевич изо всех сил старался удержаться на крыльце бешено скачущего домика и упустил момент, когда тот превратился в изящную карету с дорогими вензелями на резных дверцах. Он пришел в себя на полу экипажа и, посмотрев наверх, обомлел. Вместо страшной карги на дорогом диване сидела белокурая красавица и с аппетитом поедала лягушек. Поймав удивленный взгляд наследника престола, она бархатным голоском пропела:
   – Извини, Ванюша. Привычка.
   – Ничего, – ответил сидящий на полу стрелок, – французы вон тоже едят.
   – Знаю. Пробовала. Больно костлявы.
   – Кто?
   – Экий ты непонятливый. Французы, конечно.
   Так за непринужденным разговором они и не заметили, как въехали в царские ворота.
   Из дверей своих покоев на шум выскочил и сам царь Горох. Он часто моргал заспанными глазами и был в исподнем. Увидев роскошный экипаж, отец народов окончательно проснулся и поспешил вниз, чтобы получше рассмотреть невиданный транспорт.
   – Это что ж за механика такая дивная, – восхищался он, поглаживая золоченый обод. – А вот интересно, какая у нее мощность? И сколько ведущих колес? К нашим дорогам адаптирована?
   – Да ты что, бать, – раздался голос изнутри экипажа, – нешто к нашим дорогам можно чего-нибудь адаптировать? Только разве что дураков.
   Самодержец удивленно уставился на карету, дверцы которой раскрылись, а в проеме показался Иван. Быстро спрыгнув на землю, он повернулся к распахнутым дверцам, подал кому-то руку. И на всеобщее обозрение явилась такая красавица, что у Гороха зарябило в глазах.
   Оттерев сына от экипажа, царь, элегантно оттянув ножку, припал губами к ручке будущей невестки.
   – Разрешите представиться? Царь, – галантно произнес он.
   – А я – Изабелла Прекрасная, – ответствовала вновь прибывшая дива. – Только предупреждаю сразу: ни печь, ни шить, ни стирать я не собираюсь. Вот сплясать могу. И то – под настроение и в хорошей компании.
   – Что ты, голубушка, – замахал на нее руками самодержец, – даже в голову не бери. Да ты одним своим видом мой дворец украсишь.
   – Вот и ладушки, – произнесла довольная проныра, – а теперь поговорим о свадебке.
   – А что про нее говорить-то? Завтра и сыграем.
   – Что значит завтра? – опешил Иван. – А как же присмотреться, проверить чувства?
   – А мы вам выделим отдельные палаты, – быстро нашелся царь, – там и проверите.
   Молодых проводили в отведенные им апартаменты. Когда они остались одни, Иван спросил у своей избранницы:
   – Скажи, как ты это делаешь?
   – Что именно, касатик?
   – Превращаешься в красотку?
   – Видишь у меня старую куриную косточку? – Ведьма показала на птичьи останки. – Так вот, стоит мне только произнести над ней нужные слова, как я преображаюсь.
   Ночью хитрый царевич дождался, когда невеста уснет, тихо подкрался и вытащил у нее из-под подушки заветный хрящик. Радостно воскликнув, он переломил мосол пополам. Ничего не произошло. Не было ни грома, ни молний. Ни других признаков падения чар. Только послышался голос с соседней постели:
   – Все-таки тебя, Ваня, не зря дураком прозвали. Нешто я тебе секрет свой открою?
   Царевич сконфуженно опустил голову и зачем-то хотел вернуть ненужную кость хозяйке, но в темноте оступился и встал ногой на что-то твердое. Раздался хруст, и сверкнула молния.
   – Да что ж ты такой неуклюжий, – испуганно прокричала Яга, – ведь ты раздавил мой волшебный костыль!
   Ведьма сделалась маленькой, поднялась к потолку и, превратившись в воробья, выпорхнула в окно.
   – Ищи меня в тридевятом царстве… – раздался едва слышимый голос.
   На следующее утро радостный Иван вбежал в царские покои и разбудил дремлющего монарха.
   – Отец, отец! – возбужденно повторял молодец. – От меня невеста сбежала!
   Сон с самодержца как рукой сняло.
   – Да от тебя, олуха, и лягушка сбежит! – гневался государь.
   – Ты это о чем? – не понял Иван.
   – А о том, что если бы ты даже приволок домой жабу, то и она ускакала бы от тебя к какому-нибудь Кощею.
   – Наговариваете вы на меня, папа, – обиделся царевич, – а между тем правды не знаете.
   – Правда здесь одна, – продолжал бушевать венценосец, – ты такую невесту проглядел, какой тебе больше никогда не сыскать. А потому вот тебе мой царский указ: отправляйся и верни домой беглянку. А не то – сам знаешь. Лишу наследства и отправлю в Туруханский край рядовым оленеводом.
   Царь демонстративно отвернулся от своего отпрыска, недвусмысленно намекая на окончание аудиенции. Иван, понурив голову, вышел прочь из царских покоев. После недолгих сборов незадачливый жених отправился в путь.
   Выйдя из дворцовых ворот, царевич задумался. Куда идти? Где это тридевятое царство? Все его только упоминают, а точных координат никто не указал.
   – Садись на меня, Иван-царевич, – раздалось откуда-то сзади, – я тебя быстренько в нужное место доставлю.
   Царский отпрыск оглянулся и увидел волка, который, меланхолично помахивая хвостом, ждал ответа.
   – А ты и дорогу знаешь? – удивился наследник престола.
   – Конечно. Сколько я народу туда перевозил – страсть. И все за сбежавшими невестами. Никак в толк не возьму – чего они все туда бегут? То ли женихи страшные, то ли невесты малахольные.
   – А может быть, мы это царство не отыщем? – с надеждой в голосе спросил Иван.
   – Я бы с радостью, – с пониманием произнес серый, – но не могу. Понимаешь, это мое основное занятие – подвозить страдальцев в тридевятое государство. А если вдруг я с дороги собьюсь, то это сразу же отразится на моей карьере. Так что не проси. Репутация есть репутация.
   – Ладно, поехали, – обреченно произнес царевич, удобнее устраиваясь на спине хищника.
   – Только мы еще о цене не договорились, – донеслось до него снизу.
   – А ты, оказывается, меркантильный волк.
   – Да уж, не альтруист. Ничего не поделаешь. Времена нынче такие, что без расчету – никуда.
   – Не бойся – не обижу, – обнадежил рысака наездник.
   – Только пристегнись.
   – Чего? – не понял пассажир.
   – Пристегнись, говорю. А то в наших лесах знаешь какие волки по кустам прячутся? Похлеще меня будут.
   Царевич нащупал на жесткой шерсти старый ремень, обмотал его вокруг себя, и серый разбойник сорвался с места.
   Долго ли, коротко ли скакали волк с Иваном, а только добрались они до нужного царства и остановились перед мрачными воротами старого замка.
   – И чье это логово? – спросил Иван у серого.
   – Известно, чье, – пытаясь отдышаться, ответил хищник, – Кощеев дворец. В его темницах и томятся упорхнувшие из-под венца дамочки.
   – И что мне дальше делать?
   – Ну, наверное, надо сделать грозное лицо, – с видом знатока подсказал волк, – и крикнуть: «Выходи на честный бой, изверг! Пришел твой последний час!»
   Иван сурово сдвинул брови и хотел повторить волчью фразу, но забыл текст и поэтому выкрикнул:
   – Выходи сейчас же, урод, биться будем!
   Он гордо повернулся в сторону хищника. Тот, безнадежно махнув хвостом, произнес:
   – Так тоже можно. Результат-то все равно один.
   Иван хотел спросить, что он имел в виду, но не успел. Потому что страшные створки зловеще заскрипели и стали медленно отворяться. Серый разбойник куда-то благоразумно исчез, а из черного проема огромных ворот вышел маленький худой человечек.
   – Ты меня звал, Ваня? – высоким смешным голосом произнес он.
   – Ты кто? – опешил царевич.
   – Так Кощей я. Сам же только что надрывался, драться звал.
   – А ты и правда бессмертный? – с сомненьем в голосе спросил жених.
   – Как тебе сказать? – почесал затылок колдун. – Не совсем так. Смерть у меня есть. Только находится она на конце…
   Царевич, не дослушав, схватился за живот и, задыхаясь от хохота, упал на четвереньки.
   – Вот так всегда, – обиженно произнес чернокнижник, – никогда не дослушают до конца и начинают смеяться. А вот я, например, никаких поводов для радости не вижу.
   С этими словами злодей произнес короткое заклинание, и вместо умирающего от веселья царевича появился блеющий козленок.
   – Запомни, Ваня, – нагнувшись к животному, произнес человечек, – хорошо смеется тот, кто смеется последним.
   И, разразившись диким хохотом, который никак не подходил к его худосочной наружности, чародей исчез в клубах дыма.
   Из кустов вышел серый волк и, обнюхав со всех сторон мелкотравчатое создание, произнес:
   – Если честно, то на жениха ты сейчас совсем не похож.
   – А на кого? – проблеял козлик.
   – На сырье для валенок. А вообще-то ты – козел.
   – Но-но, поосторожней. Я все-таки царский сын.
   – Да я не в смысле обидеть, а исключительно из восприятия твоей внешности, которая в данный момент оставляет желать лучшего.
   – И как же мне теперь быть? – спросил козленок у волка.
   – Вариант один, – рассудил серый советчик, – надо расколдоваться. А для этого нужно идти в замок.
   – Зачем?
   – Ну, во-первых, ты ведь для этого сюда и явился. А во-вторых, вспомни, как люди снимают чары. Прояви эрудицию, поройся в литературе.
   – Ты еще предложи в библиотеку сходить, – обиделся Иван.
   – Способ номер один – тебя целуют, и ты снова Ваня. Хотя вряд ли кто захочет тебя облобызать в таком виде. Но, как говорится, любовь зла…
   Царевич обиженно набычился.
   – Второй метод, – продолжал монолог серый, – можно использовать волшебную палочку. Третий – нырнуть в кипящее молоко. Четвертый – убить Кощея. Пятый – заглянуть в магический кристалл. Шестой…
   Договорить хищник не успел, потому что его перебил незадачливый жених.
   – Остановимся на первом варианте, – решил он и засеменил в сторону мрачного дворца.
   – Кто бы сомневался, – проворчал про себя волк, – лишь бы только не пришлось копыта откинуть.
   Серый поспешил следом. Вскоре они достигли пещеры, вход в которую охраняли два дюжих молодца в черных доспехах.
   – Гав! – тихонько тявкнул на них хищник, и оба сторожа, побросав инвентарь, исчезли в сумерках, накрывших мрачное логово колдуна.
   Войдя внутрь, царевич со своим провожатым увидели множество хрустальных гробов, в которых лежали заколдованные невесты.
   – А ты настырный! – раздался под каменными сводами голос Кощея.
   – А зачем ты мою невесту украл? – проблеял Иван.
   – Да для чего они мне нужны-то? Что я, шейх, что ли, какой? Какой-то писатель один раз придумал, а его россказни приняли за чистую монету. Вот с тех пор я и страдаю. Пришлось для этих целей помещение выделить и усыпить болезных. А то такой гвалт здесь стоял, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А я человек тонкий, ранимый. Шума вообще не переношу. Вот разве что зловеще посмеюсь иногда. Да и то больше для антуража. Ведь злодей как-никак.
   – Тогда можно я свою поцелую? – проблеял козлик.
   – Да хоть всех! – разрешил колдун. – Я хоть развлекусь немного. Никогда еще не видел, как козлы невест целуют.
   Иван быстро отыскал нужный гроб, встал на задние копытца и лизнул беглянку. Ничего не произошло. Козлиные ласки никак не повлияли на состояние спящей красотки. Тогда царевич повторил попытку. Результат был прежний. Наследник престола в отчаянии стал остервенело вылизывать дремлющую невесту. От этого увлекательного занятия его отвлек волк.
   – Я, конечно, извиняюсь, что вмешиваюсь, – произнес он, – но могу дать один совет.
   Козлик оторвался от обмусоленной девушки и уставился на хищника:
   – Какой?
   – Если она не просыпается, то можно попробовать завязать отношения с другой. Посмотри, сколько их тут. Или ты именно к этой пылаешь огненной страстью?
   Царский отпрыск размышлял недолго. Оставив свою бывшую привязанность досыпать в стеклянном ящике, он стал внимательно разглядывать претенденток, медленно прохаживаясь вдоль хрустальных гробов. Вскоре остановился возле одного из них. Околдованная Кощеем, там лежала девица такой неземной красоты, что Иван никак не мог пройти мимо. Он снова привстал на задних ножках и нежно лизнул лицо дивы.
   Глаза чудесной прелестницы тут же открылись, а царевич стал быстро преображаться в человека. Через миг глаза Ивана и девушки встретились, и молодые люди слились в нежном поцелуе.
   Волк доставил счастливую пару домой и, не забыв получить щедрое вознаграждение, убежал по своим делам. Монарх, увидев, кого сын привел в дом, тут же простил непутевого отпрыска. Вскоре сыграли свадьбу, и стали молодые жить-поживать да добра наживать.
   Мораль: дуракам везет, а вот колдуньям, даже самым что ни на есть уверенным в себе, связываться с дураками себе дороже. Даже если они и царевичи… на первый взгляд.

Анна Гаврилова
Теория большого сбоя

   От мужчины, который развалился в соседнем кресле, несло лошадиным потом, дымом и вином. Когда он только вошел, думалось – ничего страшного, вытерплю. Но теперь, по прошествии часа, искренне жалела, что не позволила графу привести себя в порядок. Кажется, еще немного – и одну утонченную леди начнет мутить.
   – Значит, у цыганки купили, – усмехнулся он. – А вы разве не знаете, что цыгане – сплошь разбойники? А все, чем они торгуют, – краденое?
   Я не то чтобы устыдилась, но смутилась изрядно. Знаю, конечно, но что я могла поделать? Этот браслет так сиял, так манил…
   – Милорд, умоляю, – вступился Мелсин. – Леди Фиона давно осознала свою ошибку и глубоко раскаялась.
   – И прокляла род Дескоров до седьмого колена, – протянул граф. В его глазах – синих, как предвечернее небо, – плескался смех.
   Разумеется, мне следовало возразить, вот только лгать не хотелось.
   Да, на проклятия я не скупилась, на грязную брань тоже. Правда, я сначала не Дескоров поносила, а все аристократические роды, ну и всех магов, и… ладно, сказать по правде, даже Богам досталось. А уж потом, когда герольд и Мелсин выяснили, что узор, который пополз по моей руке, – стилизованное изображение ветвей вишни и цветов чертополоха, с одного древнего герба… вот тогда уже Дескоров склоняла. Всю их блондинистую породу!
   – Милорд, пожалуйста, – выдохнула я, протягивая левую руку. Шарф, который прикрывал браслет и оплетающий до локтя узор, еще в начале разговора сняла.
   Мне подарили снисходительную улыбку.
   – Ах, леди…
   Астон Дескор поднялся, приблизился и тут же опустился на одно колено. Последнее было лишним, но я не в том положении, чтобы возмущаться его шутовством. Вот когда этот жуткий браслет покинет мое запястье… Впрочем, нет. Даже тогда промолчу.
   Граф уверенно провернул браслет, надавил на крошечный сапфир, расположенный возле застежки, и замер. Я в этот миг вообще дышать перестала – неужели сейчас все кончится?!
   Не кончилось. Язычок застежки остался на месте, равно как и сам браслет.
   – Так, – процедил Астон хмуро. – Так…
   Граф снова надавил на камень, опять замер в ожидании. Я подалась вперед, впилась ногтями в подлокотник роскошного кожаного кресла. Сидевший рядом Мелсин вытянул шею, присматриваясь к происходящему, и…
   – Дьявол! – воскликнул граф. Поднялся, чтобы через миг вернуться с пинцетом. – Не волнуйтесь, леди Фиона, мы обязательно его снимем!
   Мне стало плохо.
   Потом был медицинский чемоданчик, попытки намылить руку, серия заклинаний от Мелсина – граф просто не поверил, что придворный маг уже весь свой арсенал испробовал, он требовал повторить. Затем мыло сменилось растопленным жиром, а заклинания Мелсина – горячими уверениями Астона, что все будет хорошо.
   Я наблюдала за происходящим из полуобморочного состояния и уже открыто бормотала ругательства, причем из тех, какие не на каждой конюшне услышишь.
   Спустя два часа граф поднялся и заключил:
   – Кажется, дело дрянь.
   Мелсин поддержал блондина тихим вздохом, а я закусила губу, чтобы не разрыдаться. Ну вот за что? За что мне это?!
   – Леди Фиона, отставить панику! – рыкнул Астон. – Сниму я этот браслет! Клянусь!
* * *
   Возвращаться в столицу было бессмысленно, да и лишних телепортационных кристаллов у Мелсина не было. Пришлось знакомиться с мрачноватой обителью графа и терпеть убогое гостеприимство тех, кого при дворе иначе как варварами не называли…
   – Еще вина? – вопросил Астон, приподнимая бутылку.
   – Нет, – выдохнула я.
   – Да, – резво отозвался Мелсин. И добавил, смутившись: – У нас такого не подают. Северные сорта совершенно удивительны.
   Граф кивнул, щедро наполнил кубок мага. После перевел взгляд на меня, повторил в который раз за вечер:
   – Леди Фиона, перестаньте дрожать. Сказал – сниму, значит, сниму.
   Я послушно кивнула. Во-первых, сил паниковать уже не было. Во-вторых, мне очень хотелось верить, что так и будет. В-третьих, два часа тому назад в кабинете графа я все-таки разрыдалась, и мне стало легче. Ситуация уже не казалась совсем безнадежной.
   Пока я поливала слезами плечо Мелсина, граф успел принять ванну и сменить охотничий костюм на приличный моменту камзол. А еще волосы в косу заплел и перстни надел. Но до изысканности столичных кавалеров ему все равно было далеко – плечи слишком широкие, кожа слишком грубая, да и щетина в придачу. Даже придворный маг – легендарный неряха, который ни за что не променяет очередную колбочку на поход к цирюльнику, – картинка в сравнении с Астоном.
   Ужинали мы в малой столовой, втроем. Граф пояснил, что матушка и сестра уехали на воды, а братья и кузены в замок лишь по особым поводам наведываются. Иную родню владыка этих земель не привечал – у северян так не принято.
   Еще у северян не приняты декольте и высокие, открывающие шею прически, поэтому прислуга едва глаза об меня не ломала. Впрочем, цвет волос тоже свое дело сделал – брюнетки в этих краях редкость. Вот на Мелсина, который, как и граф, к блондинистому племени относится, не смотрели, зато на меня…
   – Милорд, а как давно этот браслет был похищен? – подал голос маг.
   – Около двух столетий назад, – подумав, отозвался Астон.
   – И как же вы обходились все это время?
   Я невольно смутилась, утопила взгляд в бокале.
   – Как-как… – протянул граф. – Новый сделали. К тому времени наш герб заметно изменился, а одинарные брачные браслеты уже считались моветоном, так что особых сожалений никто не испытал.
   Да уж… Если бы украденная у рода Дескоров реликвия хоть отдаленно походила на брачный браслет, я б ее ни за что не примерила. Но побрякушка, проданная цыганкой, таких подозрений не вызывала – обычный обод с россыпью драгоценных и полудрагоценных камней и великолепным чеканным узором по краю.
   – И что? За все это время браслет, – Мелсин кивнул на мою руку, – никак себя не проявлял? Он же под завязку родовой магией наполнен.
   Хозяин замка пожал плечами, а я совсем скисла. Это что же получается? За последние два столетия я единственная, кому хватило ума примерить эту побрякушку? Или единственная, кому не хватило ума ее снять?
* * *
   К обеду следующего дня в обители графа Дескора стало очень шумно – в замок прибыли братья, кузены, племянники и даже один дядька, потому что граф предположил: то, что не удалось ему, может получиться у других представителей рода. Когда вся эта блондинистая толпа ввалилась в отведенную мне спальню, я тихо охнула и невольно попятилась. Вот не зря северян дикарями считают! У нормальных мужчин не бывает ни такого разворота плеч, ни столь явного азарта во взгляде.
   – Господа, позвольте представить вам леди Фиону, – торжественно возвестил Астон. – Как я уже говорил, этой милой девушке удалось отыскать похищенную у нашей семьи реликвию.
   Я закусила губу и принялась разматывать шарфик, который скрывал и браслет, и струящийся по коже узор. Руки нещадно дрожали, так что помощь подскочившего Мелсина оказалась очень кстати.
   – Ну ничего себе… – выдохнул кто-то.
   Вперед выступил самый старший – двоюродный дядька, как мне объяснили потом.
   – Фиона? Это случаем не та, которая первой фрейлиной при королеве служит?
   – Леди Фиона, – ровно поправил Астон. И добавил: – Да, это она.
   Кто-то присвистнул, а дядька, изогнув бровь, сказал:
   – Хм… Первая красавица двора, единственная наследница барона Ди-Ранна, внучка легендарного генерала Форна… – И уже графу: – Астон, зачем нам этот браслет? Пусть он у леди останется.
   Я вспыхнула и неосознанно сжала кулаки. Нет, северян вовсе не за разворот плеч дикарями считают. Только необузданный варвар мог сделать столь возмутительный… комплимент.
   – Фиона, остынь, – шепнул Мелсин.
   – Леди Фиона, не волнуйтесь, – поддержал Астон. – У дяди ужасное чувство юмора.
   – У дяди чувства юмора вообще нет, – сказал тот самый дядя. – Я не шутил.
   К счастью, продолжения этот разговор не имел – граф одарил родственника строгим взглядом и скомандовал остальным:
   – Сперва холостые.
   И началось…
   Блондин за блондином, синеглазый за синеглазым. И каждый жмет на крошечный сапфир у замочка, выжидает, жмет опять. Потом пытается поддеть застежку ногтем, кусает язык, чтобы сдержать ругательства. Снова нажимает на крошечный камень, чтобы глухо зарычать и уступить место следующему.
   Примерно через полчаса Астон придвинул кресло и велел сесть. Толпа блондинов превратилась в толпу коленопреклоненных варваров, но легче от этого не стало.
   Холостые сменились женатыми, потом пошли на второй заход. Астон, который вчера полвечера с браслетом возился, тоже попробовал. Да что там граф! Даже Мелсин на сапфир давил, и тоже без толку.
   – Может, руку отрубим? – прошептал кто-то.
   Я аж подпрыгнула. Тут же увидела, как голова самого юного из синеглазых парней дернулась от подзатыльника.
   – М-да… – протянул тот, кто в этот миг мучил мое запястье. – А пинцета нет?
   Пинцет, разумеется, был. Он еще вчера был. Вот только не помог. Впрочем, мужчину мои объяснения не впечатлили, он хотел попробовать сам. Потом этот способ захотели опробовать все остальные. Граф намеревался прекратить безобразие, но я попросила не вмешиваться – а вдруг получится?
   Не получилось. Даже когда в спальне появился уже знакомый чемоданчик с медицинскими приспособлениями, не вышло. Зачарованная застежка крепко держала оборону, поддаваться на давление и ругать представителей старинного рода отказывалась.
   – Ладно! – выдохнул Астон. – Отошли!
   Граф был не намного старше прочих мужчин, вернее, большинство выглядели его ровесниками, тем не менее послушались.
   – Еще на шаг! – скомандовал титулованный Дескор.
   Опять подчинились, пусть и неохотно. Я же потерла виски и стиснула зубы – плакать хотелось куда сильней, чем вчера.
   – Что, новая идея? – спросил дядька.
   – Старая, – нехотя признался граф.
   Я подняла глаза на Астона, и именно мне он объяснил:
   – Мы неделю тому назад взломщика поймали. Серого Лиса. Слышали о таком?
   Умершая было надежда снова взмахнула крыльями, подступившие слезы высохли в момент.
   – Быть не может, – выдохнула я. – Что же вы раньше молчали?
   Серый Лис – легенда, о нем даже менестрели поют. Еще восьмилетним ребенком этот самый Лис взломал архив тайной канцелярии одного провинциального города, а уж дальше… Нет, он не совсем преступник, скорее из числа коллекционеров. Не ради денег работает, ради интереса. Чем сложнее замок сейфа, чем хитрее магическая защита, тем больше вероятность, что Серый придет и вскроет.
   – Дело в том, что… он немного пострадал при задержании, – нехотя признался граф. – Его в порядок приводили, на случай, если понадобится.
   Я откинулась на спинку кресла и выдохнула:
   – Ведите, граф.
   – Внешний вид Лиса может вас напугать, – с заминкой сказал Астон.
   – Милорд, неужели вы думаете, будто я никогда не видела преступников?
   Граф Дескор кивнул и поспешил прочь. А его блондинистые родственники остались…
   Несколько минут в спальне царила тишина, потом один из представителей древней фамилии шагнул вперед и спросил:
   – Леди Фиона, а чем вы при дворе занимаетесь?
   – Служу первой фрейлиной, – вежливо напомнила я.
   – Да это мы уже знаем, – отозвался синеглазый. – А занимаетесь чем?
   Хм… вот она, жизнь в провинции.
   – Я помогаю королеве вести дела. Благотворительный фонд, поддержка монастырей и храмов, организация выставок и балов. Ну и еще кое-какие, – несмотря на усталость, губы тронула улыбка, – исключительно женские дела.
   – Интриги и сплетни? – уточнил дядька.
   Я оправдываться не стала. Да, и что такого? Может, тут, в глуши, среди гор, лесов и медведей, способность сплести хорошую интригу и не ценится, а у нас, в столице, без этого навыка не выжить. Тем более рядом со столь значительной фигурой, как королева.
   – И что? Нравится? – не унимался дядька.
   В ответ пожала плечами, и только. Ясно же – иначе не выжить, сожрут.
   Несколько часов возни с браслетом утомили всех, но расходиться мужчины не собирались. Отдохнуть решили здесь же, в моей компании, для чего потребовали у прибежавшей на зов служанки вина. Я не возражала, тоже к кубку приложилась. На душе сразу стало спокойней, на сердце радостней.
* * *
   Серого Лиса я встретила улыбкой.
   Легендарный преступник разительно отличался от мужчин из рода Дескоров – он был тонок, как тростинка, и обладал короткой, взъерошенной шевелюрой пепельно-серых волос. Очень необычный цвет, в нашем королевстве такого не встретишь. К шевелюре прилагалось лицо с острым носом, подбитый глаз, разбитые губы и рассеченная скула. Зато пахло от узника замечательно, и одет он был отнюдь не по-арестантски – и впрямь к встрече готовили.
   На запястье Серого Лиса имелся кандальный браслет, второй украшал руку графа.
   – Леди, – учтиво прохрипел лучший из всех известных взломщиков и поклонился.
   Я, как и прежде, сидела в кресле, но вставать и одаривать Лиса реверансом не стала. Только кивнула в ответ.
   Думала, сейчас Астон снимет кандалы. Однако граф поступил иначе – подвел пленника, тоже опустился на одно колено. Не доверяет? Ну что ж, логично.
   Пришлось подвинуться, чтобы хозяин замка мог сесть на подлокотник кресла. Астон помощь принял, а вот от кубка, который я милостиво протянула, отказался. Я же еще глоточек сделала – действительно хорошее вино, действительно расслабляет.
   – Работай, – сказал граф Лису.
   Взломщик шмыгнул носом и коснулся злополучного браслета. Рассматривал реликвию рода Дескоров недолго, после затребовал свои инструменты. Из поданного кем-то свертка вынул кристалл, сквозь который магические потоки видно, и опять на браслет уставился.
   Кандальная цепь оказалась коротковата, так что граф, связанный с преступником, держался очень близко. Почувствовав его дыхание на своей шее, я невольно смутилась, а потом вздрогнула, потому что Лис тихо выругался и заявил:
   – Не смогу.
   – То есть? – хмуро переспросил Астон.
   – Этот браслетик, – Лис стукнул пальцем по тому самому сапфиру, – взломать невозможно.
   – Что значит «невозможно»? – выдохнула я.
   Стоявшие вокруг мужчины недовольно загудели, а Мелсин – не менее хмурый, чем граф, – приблизился и положил руку на мое плечо.
   – То и значит, – пробормотал Серый. – Застежку не механика блокирует, а магия.
   – Ну, это мы и без тебя знаем, – буркнул граф.
   Взломщик одарил Астона пренебрежительным взглядом, дальше рассказывал Мелсину – видать, узнал профиссионала магической науки.
   – Система полностью сбалансирована. Никаких лазеек или слабых точек, с помощью которых можно осуществить взлом, нет.
   – Так не бывает, – сказал придворный маг уверенно. – Ты про это не хуже меня знаешь.
   – Знаю, – согласился Лис. – Поэтому и говорю. Нет тут лазейки. Ни одной!
   Пленник снова уставился на браслет, кристалл едва ли не вплотную к лицу поднес. А граф таки забрал у меня кубок, но не для того, чтобы отведать хмельного напитка, – заметил, что у одной утонченной леди руки задрожали.
   – Лис, по-хорошему прошу, – прорычал Астон. – Сними браслет.
   Мой неудавшийся спаситель поджал губы и ответил не менее зло:
   – Сам надел, сам и снимай!
   – Да при чем тут я?! – возмутился граф.
   Серый Лис картинно закатил глаза, выдохнул:
   – Ой, вот только не надо… А то я в геральдике не секу.
   К горлу подкатил ком, к глазам подступили слезы, но я нашла в себе силы прошептать:
   – Господин Лис, объясните.
   – Да что тут объяснять? Браслет древний, магия сильная, защита от взлома идеальная. Так что снять может только тот, кто надел.
   – Господин Лис, я сама этот браслет надела.
   Легенда воровского мира отстранилась и окинула меня скептическим взглядом. Сказала с подчеркнутой вежливостью:
   – Уважаемая леди, не делайте мне мозги. Это непарный брачный браслет, изготовленный в эпоху Рождения Магии. Застегнуть его самостоятельно невозможно. Кроме того, блокировка браслетов этого типа только по обоюдному желанию жениха и невесты происходит. А ваш браслетик, – Лис постучал пальцем по металлу, – заблокирован.
   О, нет… кажется, сейчас со мной случится первый настоящий обморок.
   Мелсин крепче сжал мое плечо, граф все-таки осушил отобранный у меня кубок, а я выдохнула:
   – Браслет надела сама. Клянусь.
   В спальне повисла гробовая тишина, которую тот же Лис и нарушил:
   – Слушайте, леди, – вор говорил сосредоточенно, серьезно, – я понимаю, что браслетик давно из моды вышел, что хочется новый и парный. Но врать-то зачем?
   Я от такой наглости попросту опешила, зато Астон не растерялся:
   – А я? – прорычал граф. – Я, по-твоему, тоже вру?!
   – Да кто вас, влюбленных, разберет, – пожал плечами Лис.
   – Они не влюбленные, – возразил придворный маг.
   – Ага. Ты это не мне, а цацке заколдованной расскажи, – вконец обнаглел пленник.
   Мелсин обиделся. А когда он обижается, всегда шипеть начинает:
   – Да при чем тут цацка? Это всего лишь брачный браслет! Ты любовь и брак не путай!
   – Во ты дурак… – протянул взломщик. – Цацка к эпохе Рождения Магии относится. Тогда никаких политических браков не было, и браслетики без любви вообще не застегивались. – Сказал, а потом добавил веско: – Хроники почитай, деревня.
   Я думала, Мелсин взбесится – уж кто-кто, а он Хроники читает регулярно. Но придворный кудесник, наоборот, успокоился.
   – А ведь действительно, – задумчиво протянул он. – Действительно…
   Продолжить разговор этой парочке было не суждено, – синеглазый Астон поднялся, ухватил Лиса за шкирку и поволок к выходу. И уже где-то в коридоре басисто крикнул:
   – Эй, стража! Заберите у меня этого!
* * *
   Мужчины, которые остались в спальне, сосредоточенно молчали, даже Мелсин нарушить тишину не решался. А я закусила губу и зажмурилась, чтобы сдержать слезы. Ну почему это произошло со мной? Почему?!
   Любви между мной и Астоном нет, это точно. Мы вообще только вчера познакомились. И брачный браслет рода Дескоров я сама надела, сама же и застегнула. Только когда украшенная драгоценными камнями побрякушка вспыхнула синим светом, а по коже зазмеился узор, кликнула камеристку. Та сразу же позвала придворного мага и лекаря… Все.
   – Леди Фиона, – заговорил Мелсин. – Может, это сбой? С древними артефактами чего только не бывает.
   Вот зря он это сказал. Старательно удерживаемые слезы выпорхнули из глаз, из горла вырвался хрип.
   – Леди Фиона! – воскликнул кто-то из Дескоров.
   Я закрыла лицо руками и сжалась в кресле. Ну неужели не видят, что леди плохо? Неужели так трудно проявить милосердие и выйти?
   – Леди Фиона! – Голос прозвучал куда тише и ближе, кто-то коснулся плеча. – Леди Фиона, не плачьте. Есть еще один способ.
   Не поверила, но слезы утерла и пристально взглянула на синеглазого блондина. Вообще, они для меня на одно лицо были. Среди всей толпы только Астона и дядьку его различала. Но этого тоже узнала – самый молодой, которого подзатыльником за «смелость» наградили…
   – Руку отрубить?
   Парень смутился неимоверно, пробормотал:
   – Нет, ну что вы… другой, лучший.
   – Сразу голову? – Ну просто не смогла сдержаться.
   Юноша из рода Дескоров потупился, но не обиделся.
   – Нет, – уверенно сказал он. – Только тоже больно будет, но чуть-чуть.
   Вот эта серьезность меня и подкупила.
   – Что делать надо? – вытирая вновь проступившие слезы, спросила я.
   – Встаньте, пожалуйста. И расслабьтесь.
   Остальные следили за разговором очень сосредоточенно, некоторые кивали. Только Мелсин в стороне оказался – маг отошел к окну, явно в какие-то мысли погрузился, с ним такое бывает. Хотела окликнуть спутника, но потом плюнула и молча подчинилась просьбе юнца.
   Парень взял за руку, но браслета не коснулся – он начал разминать основание моего большого пальца.
   – Браслет сидит неплотно, – продолжал вещать он, – значит, шансы есть. Вы только потерпите чуть-чуть, ладно?
   – Что вы хотите сделать? – выдохнула я. По спине пополз холодок, но я запретила себе бояться. Если синеглазо-блондинистый отряд не ропщет, стало быть, идею поддержали, стало быть, она не так плоха.
   – На словах звучит страшно, поэтому я не скажу. Но поверьте, леди, способ проверенный. С его помощью не один преступник из кандалов выбрался.
   – Вы этот способ, глядя на Серого Лиса, придумали?
   – Ага. – Юнец кивнул. – Только не придумал, а вспомнил. Готовы?
   – Нет, – честно призналась я. Что он намеревался делать, конечно, не знала, но страшно было очень.
   – Глаза закройте.
   Закрыла. Парень по-прежнему разминал основание большого пальца. Касания могли бы показаться успокаивающими, если б не предупреждение.
   – Это очень больно? – выдохнула я.
   – Нет, леди. Может, вообще не почувствуете.
   – Правда?
   – Клянусь, – сказал очень уверенно, очень ровно. – Готовы?
   Я снова выдохнула и решилась:
   – Да.
   Синеглазый гаденыш обманул…
   Мир взорвался дичайшей, неистовой болью. Я закричала громче раненой драконши, попыталась оттолкнуть блондина, но тот и сам отлетел. Тоже заорал. Сквозь красную пелену, упавшую на глаза, я смогла увидеть ослепительную вспышку – именно она отшвырнула кровожадного юнца. И я точно знала – магический удар не Мелсин нанес, парня атаковал браслет.
   – Что здесь происходит?! – возопил ворвавшийся в спальню Астон. Его крик все прочие перекрыл.
   Мгновеньем позже, когда граф осознал случившееся, замок содрогнулся от еще более жуткого вопля:
   – Все вон!!!
   Блондины дружно помчались к выходу, вместе с придворным магом. А Астон ринулся ко мне:
   – Леди Фиона… Леди Фиона…
   Потом были слова утешения, смешанные с грязной бранью в адрес «малолетнего идиота». Легкие поцелуи, призванные облегчить боль. Аккуратное исцеление покалеченной части тела – граф очень ловко и быстро вернул выбитый палец в сустав и самолично закопал мою руку в ведерке со льдом.
   – Леди Фиона, умоляю, не плачьте, – шептал титулованный Дескор, подавая очередной платок. – Пожалуйста… пожалуйста, успокойтесь. Вот увидите, все пройдет. Потерпите…
   Не плакать я не могла. Высказать графу все, что думаю о его родственниках и проклятом брачном браслете, – тоже. Слова каким-то невероятным образом превращались во всхлипы, и слезы после каждой попытки заговорить бежали куда быстрей.
   Как все-таки несправедлива жизнь! Как несправедлива…
* * *
   Остаток дня провела в отведенной мне спальне, под присмотром горничной. Узор и браслет больше не прятала – толку-то? После моей истерики вся прислуга о причинах визита узнала.
   На ужин, разумеется, не вышла – смотреть на толпу графских родственников никакого желания, да и рука болит, и настроение самое мрачное. Ну и спать легла в самом ужасном расположении духа, в мыслях о несчастной судьбе.
   Я же теперь ни платья с коротким рукавом носить не смогу, ни… замуж выйти. Два брачных браслета на одной руке точно не удержатся. Да и кто захочет взять в жены ту, чье тело помечено символами чужого рода? Жизнь кончена, как ни крути. И даже на чудо надеяться бесполезно…
   Разбудили меня на рассвете, лишний раз напомнив, что нахожусь не в королевском дворце, а в несусветной глухомани, считай, деревне. Горничная, смущаясь, предложила свежее платье – я же сюда без багажа прибыла, я же не знала, что задержимся.
   – И кто это платье носил? – со вздохом осведомилась я.
   – Никто, – пропищала девушка. – Платье для леди Аверты сшили, но она еще не доросла.
   Леди Аверта? Сестра Астона, кажется. Что ж, надеюсь, девушка не обидится.
   – Хорошо, надену.
   Платье являло собой образчик северной моды – цвет темный, рукава три четверти, вместо декольте – скромный ворот. И оборок с тесемками почти нет.
   – Вам невероятно идет, – застегнув последнюю пуговичку и поправив подол, сказала горничная. Девушка была искренна.
   Мне, честно говоря, результат тоже понравился. Никогда не носила темно-вишневый, а он, оказывается, смотрится замечательно.
   – Леди Фиона, вы позволите… – Девушка указала на мои волосы, потупилась.
   – Косу на северный манер заплести? – догадалась я. – Конечно, позволю.
   А почему нет? Тем более что любимые мной высокие прически при таком вороте смотрятся ужасно.
   Последним штрихом к образу изысканной северянки стал тугой бинт на кисти левой руки.
   В ожидании приглашения на завтрак подошла к окну. Окинула взглядом лесистый пейзаж, далекие, увенчанные снежными шапками горы, грустно улыбнулась новорожденному солнцу… а взглянув вниз, остолбенела.
   Во дворе замка творилось удивительное безобразие – Астон, вооруженный коротким мечом, гонял по брусчатке двоих. Одного я не опознала, зато вторым оказался тот самый юнец, который едва не оторвал мне палец.
   Парни защищались отчаянно, но граф был проворней и злей. Он нападал, ускользал от ответных выпадов, нападал снова. И в отличие от соперников был без брони. Вернее, на нем даже рубахи не было. Теперь взгляду открывался не только невероятно широкий разворот плеч, но и слишком внушительная мускулатура. Дикарь. Нет, ну точно дикарь.
   – Фиона, ты здесь? – окликнули от двери.
   Я почему-то подскочила и обернулась куда поспешней, чем собиралась.
   – Мелсин?
   – Ну да, – маг несколько опешил. – Тебя что-то смущает?
   – С чего ты взял?
   – У тебя щеки горят.
   – Тебе показалось, – пробормотала я, но маг уже не слушал.
   Он стремительно пересек спальню, плюхнулся в кресло и заявил:
   – Я знаю, как снять браслет!
   События вчерашнего дня доказали, что радоваться подобным заявлениям не стоит. Вот я и не обрадовалась.
   – Не веришь? – протянул маг, одарил лучезарной улыбкой. – Ладно. Но раз ты такая бука, суть способа только после завтрака расскажу!
   «Да хоть после ужина», – мысленно парировала я. Кажется, тот юнец не только палец выбил, но и веры в людей лишил.
   – Кстати, неплохое платье.
   Сей сомнительный комплемент я вознаградила книксеном и снова повернулась к окну. Вот только графа во дворе уже не было, юных лоботрясов – тоже.
* * *
   В столовой было очень шумно, правда, ровно до того момента, как вошли мы.
   Мелсин коротко приветствовал собравшихся, невозмутимо подвел меня к стулу, который во главе стола, ровно напротив места графа располагался. Сам уселся по правую руку и тут же потянулся к блюду с сыром.
   – Доброе утро, – запоздало поздоровалась я.
   Блондины молчали и дружно таращили глаза.
   Они продолжили молчать и после того, как я наполнила свою чашку молоком, перетащила на тарелку несколько блинчиков и придвинула розетку с вареньем. И лишь когда начала резать первый блинчик, прозвучало:
   – Леди Фиона, вы великолепны. – В бархатистом баритоне Астона появилась хрипотца.
   – Благодарю, милорд. Вы очень любезны.
   Кто-то шумно выдохнул, а спустя мгновение столовая вновь наполнилась звуками.
   Со мной никто не разговаривал. Мужчины из рода Дескоров увлеченно обсуждали случаи на охоте, ловушки на браконьеров, засады на разбойников. В том, что они хвастаются, ни на миг не усомнилась, но виду, как и положено леди, не подала.
   Молчал только один – Астон. Граф стал чрезвычайно задумчивым, даже хмурым. И совсем не обрадовался, когда Мелсин заявил, что способ снять браслет найден.
   – Что на этот раз? – сердито вопросил хозяин замка.
   – Увидите! – ответил маг весело, а едва закончился завтрак, попросил проследовать в библиотеку.
   На приглашение откликнулись все. Толпа синеглазо-блондинистых дикарей дружно поднялась из-за стола и не менее дружно направилась к выходу из столовой. Вот только в библиотеку их не пустили – граф гаркнул на родственников и самолично запер двери. В просторной комнате с высоченными, забитыми книгами стеллажами остались трое – я, Астон и Мелсин.
   – Так что за способ? – вопросил граф.
   Мелсин растянул губы в улыбке и снял с ближайшей полки потрепанную, толстую книгу.
   – Узнаете? – Маг прямо-таки лучился довольством.
   – Хроники нашего рода, – сказал граф и окончательно посмурнел.
   – Именно!
   – И что дальше? – невежливо поинтересовалась я.
   Маг одарил снисходительным взглядом, затем произнес:
   – Леди Фиона, я полночи штудировал семейные архивы, и все ради вас.
   – Спасибо, Мелсин. – Нет, веру в людей я все-таки утратила. Веру в чудо – тоже. – И что же вы нашли?
   – Формулу отречения, которая в браслет вложена!
   Ох! Ну ничего себе! В брачной побрякушке еще и формула какая-то?
   – Милорд! – торжественно воскликнул Мелсин. – Будьте добры опуститься на одно колено и взять леди Фиону за руку!
   Граф неохотно, но подчинился.
   Когда наши руки соприкоснулись, меня охватило странное волнение. Вспомнился утренний поединок, стремительные движения Астона, его нагота…
   – Леди Фиона, повнимательней, – окликнул маг. – А вы, милорд, повторяйте за мной. Я, Астон из рода Дескоров, прошу вас, Фиона, освободить меня от брачных уз!
   Граф повторил.
   – Леди Фиона, вы должны сказать – да.
   Я, разумеется, сказала.
   – Милорд, теперь вы можете расстегнуть браслет, – заявил маг.
   Астон осторожно повернул мою руку, надавил на памятный сапфир, но…
   – Это бесполезно, – прошептала я. – Все бесполезно.
   Граф посмотрел снизу вверх, коснулся губами… нет, не руки, бинта.
   – Леди Фиона… – начал было он, но Мелсин перебил:
   – Не сработало? Быть не может.
   Он распахнул книгу – благо на нужной странице закладка лежала – вгляделся, нахмурился:
   – Нет, все верно. Я, имярек, прошу вас, имярек…
   – Мелсин, хватит! – не выдержала я. Нет, это невыносимо.
   – Леди Фиона, – снова позвал Астон, поднялся. – Леди Фиона, не расстраивайтесь…
   Он осторожно обнял за плечи, притянул к груди. Противиться не хотелось, плакать – тоже. И без того все глаза выплакала.
   – Леди Фиона, все наладится. Мы обязательно найдем способ снять браслет, а пока…
   – Милорд, вы не понимаете, – прошептала я. – Дело даже не в браслете, в узоре.
   Я отстранилась, приподняла кружево рукава. Гербовый орнамент оплетал руку до локтя, он был ярким, броским и очень красноречивым.
   – Только представьте, какие сплетни пойдут…
   – А сейчас не сплетничают?
   – Сейчас никто не знает, – вздохнула я. – Только Мелсин, герольд, моя камеристка и придворный лекарь.
   – Леди Фиона, если дело только в рисунке…
   – С рисунком проблем как раз нет! – встрял Мелсин. – Убрать эту геральдику легче легкого!
   Мы не сговариваясь повернулись к магу, спросили в один голос:
   – Как?
   – Сейчас, – пробормотал кудесник, зашуршал страницами. – Эти сведения куда древнее, – попутно вещал он, – они в самом начале хроник даются. Да и магия там совсем иного порядка, без формул, так что сработает наверняка. Ага, вот оно…
   И Мелсин зачитал:
   – Возлежав со женою своею трижды по три раза, стер гербы со ея тела!
   В тишине, которая поглотила библиотеку, ровный голос графа прозвучал как-то ну очень жутко:
   – Господин Мелсин. У вас отвратительно ровный нос. Позвольте мне исправить этот недостаток.
   – А еще, господин Мелсин, у вас слишком наглые глаза, – это уже не Астон, это я. – Думаю, их следует выцарапать.
   Брови нашего «благодетеля» взлетели на середину лба, а на лице такая обида отразилась…
   – Вот и помогай после этого людям, – пробормотал маг, чтобы тут же услышать разъяренное:
   – Вон!
   Повторять не пришлось – Мелсин стрелой вылетел из библиотеки, а дверь прикрыл осторожненько, едва ли ни с трепетом. Из-за двери сразу же донеслось басистое:
   – Ну как? Сняли?
   Ответ придворного хама различить не удалось. Впрочем, не больно и хотелось.
   – Леди Фиона, – вновь заговорил граф. В его голосе и намека на злость не осталось. – Леди Фиона, все наладится. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
   – Это я уже слышала, милорд.
   – Вы во мне сомневаетесь?
   Сдержаться я не сумела. Вздернула подбородок, спросила:
   – Вас это удивляет?
   Астон застыл, лицо словно окаменело.
   – Нет. Меня это бесит, – выдержав ну очень долгую паузу, сказал он. Развернулся и… как дверь с петель не слетела – не знаю. Наверное, и тут магия виновата.
   Магия… Вот теперь я понимаю тех, кто называет ее проклятым искусством! Если б не скрытые в браслете чары, я бы сейчас сидела на расшитых золотом подушках, наслаждалась песнями лучших менестрелей и помогала ее величеству дегустировать заморские сладости. Или выбирала ткани для нового оформления бальной залы. Ну или бранила камеристку за криво пришитую оборку.
   А что вместо этого? Маюсь в стенах мрачного замка, принимаю комплименты от грубых северян, любуюсь варварскими поединками и пытаюсь выбросить из головы образ разгневанного Астона.
   И злюсь! Злюсь невероятно, ибо титулованный Дескор покидать мои мысли отказывается! И даже осознание того, что граф – дикарь, который не гнушается скакать по двору без рубашки, не помогает!
* * *
   Спускаться к обеду не хотелось, но я все-таки пошла. Ведь это они грубияны, а я – воспитанная, утонченная девушка, которая не имеет права проявлять столь явное неуважение к людям. Тем более что эти люди – подданные моей госпожи, а уж она-то и уважения, и любви достойна. И пустыми обещаниями, в отличие от некоторых, не разбрасывается.
   Перешагнув порог столовой, я присела в глубоком реверансе и тут же направилась к отведенному мне месту. На графа, который сидел напротив, взглянула лишь мельком.
   Родственники синеглазого, разумеется, не разъехались, но вели себя не в пример тише прежнего. Да и к трапезе еще не приступили – видать, меня ждали.
   – Вина? – хмуро предложил Мелсин. Он, как и в прошлый раз, по правую руку обретался.
   Я одарила мага суровым взглядом – уж кого-кого, а его прощу очень нескоро. Это же надо было додуматься… возлежать! Да еще трижды по три раза!
   Однако вслух сказала очень дружелюбно:
   – Да, благодарю.
   Налил Мелсин до краев. После самолично переложил на мою тарелку кусок жареного мяса, досыпал тушеных овощей и подал соусницу.
   Насаживая на вилку кусок не то морковки, не то тыквы, я размышляла над крайне важным вопросом – подавлюсь или нет? Потому что граф, в отличие от остальных, к еде не притрагивался, а пристально глядел на меня. Я этот синеглазый взгляд не только кожей, всеми фибрами души чувствовала.
   Так и не решилась поднести вилку ко рту – подняла голову, ответила столь же прицельным, столь же пристальным взглядом.
   – Милорд? – Я мила, доброжелательна, но сердита.
   – Леди? – И голос суровый-суровый, как те горы, что из окна моей спальни видны.
   Вот если бы не блондинистое воинство, которое резко перестало жевать и навострило уши, я бы промолчала. Но говорить со мной таким тоном на людях?!
   – Милорд, при нашей последней встрече я, вероятно, была слишком резка. Поверьте, я не хотела вас оскорбить. Однако игнорировать факты – глупо. Вы не находите?
   – Леди Фиона… – начал было он, но я перебила:
   – Милорд, вы поклялись, что снимите браслет. Но прошло два дня, а он по-прежнему на моем запястье. И после этого удивляетесь, что я не верю?
   Так, кажется, у кого-то сейчас дым из ноздрей повалит.
   – А что, если я пере…
   Нет, не везет ему сегодня с речами, опять перебили. Только в этот раз не я, дядька:
   – Кстати, по поводу браслета. Есть версия, что…
   – Что?! – рыкнул Астон.
   – Что?! – Ой, я тоже рычу? Ну надо же…
   – Что его все-таки можно снять, – нисколько не смутился тот. – Ведь мы главный способ не испробовали.
   – Главный – это какой? – опять не сдержалась я.
   Блондин посмотрел с укором, но ответил вежливо:
   – Видите ли, леди Фиона… Наш род очень древний, и, как у каждого древнего рода, у нас есть собственные традиции. Одна из них – брак невозможен без согласия матери.
   – При чем тут это? – нахмурился Астон.
   – При том. Вспомни, как женился твой прадед.
   – Который из?
   Дядька закатил глаза, сказал со вздохом:
   – Граф Анвен! – И, не дожидаясь, пока Астон вспомнит, начал пояснять: – Граф Анвен женился вопреки воле матери, и та сняла с новоявленной невестки браслет. И это несмотря на то, что союз был освещен в храме и даже скреплен первой брачной ночью. То есть браслет был заблокирован полностью, даже лучше, чем этот.
   – Да не было такого… – Астон совсем хмурым стал. Но, бросив взгляд на родственника, просветлел, воскликнул: – Ах да! Конечно! Как я мог забыть!
   – И что стало с той девушкой? – вклинилась я.
   – Да ничего особенного, – лучисто улыбнулся дядька. – Со свекровью помирилась, та браслет обратно надела, и жили все долго и счастливо.
   Хм… Значит, мать? А ведь в этом что-то есть. Определенно есть. Вот только…
   – Милорд, а когда ваша матушка с вод вернется?
   – Недели через три, – ответил Астон. Граф заметно расслабился, даже к кубку с вином потянулся…
   Мелсин понял меня с полувзгляда. Отложил вилку, выдернул из-за ворота салфетку и поднялся. Я тоже встала, учтиво кивнула благородному собранию:
   – Господа, бесконечно благодарна вам за участие. Милорд, – снова кивок, но уже ему, лично, – благодарю за гостеприимство и терпение. И снова прошу простить за то, что нагрянули без предупреждения, да еще с охоты вас отозвали. Если позволите, через три-четыре недели мы заглянем снова. С визитом к вашей матушке.
   На лице Астона отразилась растерянность. Он что же? Думал, я на эти недели в замке останусь?
   Граф тоже салфетку из-за ворота выдернул, но встать не успел.
   – Нет-нет! – воскликнула я. – Провожать не нужно. Мелсин, вы готовы?
   Маг кивнул, а я развернулась и поспешила к двери – ну не в столовой же нам телепортационный кристалл активировать!
   Я успела сделать шага три, когда сзади раздался сдавленный писк. О том, что пищал Мелсин, догадалась не сразу – только когда увидела, что придворный кудесник стоит скрючившись, и рука у него заломлена.
   – Вы… Что вы себе позволяете? – ошарашенно выдохнула я.
   Блондин, удерживавший Мелсина, не шелохнулся. По иронии судьбы, это был тот самый юноша, что едва не покалечил меня.
   – Милорд!
   – Леди? – отозвался Астон.
   Граф по-прежнему сидел за столом, и возмущения по поводу выходки своего родственника явно не испытывал. Он только хмурился, чуть-чуть.
   – Милорд, как это понимать?
   Хозяин замка пожал плечами, и, лишь когда я набрала полную грудь воздуха, чтобы завопить, сказал:
   – Простите, леди Фиона, но я не могу вас отпустить.
   – Это еще почему?
   Граф с ответом не нашелся, просто сидел и смотрел. Причем так странно…
   – Милорд, вы не имеете права нас задерживать! Я первая фрейлина королевы, Мелсин – придворный маг! Мы неприкосновенны! Оба!
   – Мага я отпущу, – вздохнул Астон. – А вас, леди Фиона…
   – Да на каком основании?! – Я все-таки сорвалась на крик и кулаки сжала от обиды.
   Граф опять молчал, за него ответил дядя:
   – У вас реликвия нашего рода.
   – Реликвия? Да я эту реликвию…
   – Леди Фиона. – Астон заметно побледнел, поднялся. – Леди Фиона, пожалуйста, не волнуйтесь…
   Лица графских родственников дружно вытянулись, а Мелсин, который был вынужден смотреть на мир из полусогнутого положения, присвистнул и сказал:
   – Фиона, тебе лучше остаться здесь.
   Я растерялась – уж от кого…
   – Мелсин?
   – Оставайся, – уверенно повторил придворный кудесник, а я случайно взглянула на свои руки и… О нет! Только не это. Мне нужно зеркало. Срочно!
   – Леди Фиона! – Крик Астона настиг уже на пороге, но останавливаться я не собиралась. Да и не могла.
   Стрелой вылетела из столовой, пересекла холл и помчалась по крутой лестнице – вверх, к покоям. Нет! Не может быть! Не верю!
   – Леди Фиона! Фиона, подожди!
* * *
   Он настиг уже там, в спальне. Заключил в капкан рук, прижал к груди, зашептал:
   – Фиона, милая, ну не плачь…
   А я не выдержала и зарыдала в голос.
   Ну почему? За что?!
   – Маленькая моя, – продолжал шептать Астон. – Умоляю… Твои слезы… они разрывают мне сердце…
   – Я уродка! Я теперь уродка!
   – Ты самая красивая, – выдохнул граф.
   Я попыталась вырваться, но синеглазый не пустил. Принялся покрывать поцелуями щеки, подбородок, глаза…
   – Астон, перестань! – взмолилась я.
   Не перестал. Даже не подумал.
   – Ты самая красивая, – глухо повторил он. – Самая-самая.
   Я завыла громче. Ну да, конечно!
   – Фиона…
   Астон опять целовал, но куда смелей и горячей, чем минуту тому назад. А я стояла и выла, и не только из-за проклятого браслета… Граф же не меня, он узор этот жуткий ласкает. Как же! Ведь узорчик с его герба!
   – Фиона…
   Дескор отстранился, заглянул мне в лицо и замер.
   – Ну-ка, погоди, – выдержав паузу, сказал граф. Голос прозвучал совсем не так, как прежде – Астон был предельно серьезен и собран. И целовать начал всерьез – медленно, обстоятельно.
   Сперва покрыл поцелуями правую скулу, после двинулся вверх, к виску. Коснулся губами уголка глаза, потерся носом о щеку. Я под напором такой наглости даже плакать перестала.
   – Милорд?
   Он резко отстранился и развернул меня к зеркалу.
   – Смотри, – шепнул синеглазый.
   И я посмотрела. И тоже замерла. Правая половина лица была совершенно чистой – никаких узоров, только широкий румянец. А вот слева красовалось стилизованное изображение ветвей вишни и цветов чертополоха – древнейший элемент герба рода Дескоров.
   – Милорд, вы…
   Я повернулась к графу, запрокинула голову и прикрыла глаза. Если его поцелуи способны стереть этот узор, я… я готова целоваться вечно.
   Астон коснулся губами губ, и я вздрогнула, прошептала:
   – Но тут нет рисунка.
   – Знаю…
   Он все-таки поцеловал. Нежно-нежно, словно боялся спугнуть.
   Мгновение, и поцелуй стал жестче, требовательней. Я не заметила, как обвила шею синеглазого Астона руками, прижалась. Как начала отвечать, тоже не заметила – разум совсем затуманился, словно целый кубок крепленого вина одним махом выпила.
   – Фиона… – отстранившись на миг, выдохнул граф.
   Боги, да что со мной? Я действительно пьяна. Пьяна и так… счастлива.
   Он снова отстранился, коснулся пальцами щеки.
   – Я, кажется, понял, в чем дело, – хрипло сказал Астон.
   Отступил и опустился на одно колено. Без его объятий стало так холодно…
   – Леди Фиона, вы позволите?
   Руку подала неосознанно и застыла, услышав:
   – Леди Фиона, я сражен. – Граф шумно вздохнул и опустил голову. – Я очарован. Я… влюблен. Влюблен по уши, как мальчишка. Я не смею просить о взаимности, но если в вашем сердце есть хотя бы толика сострадания, умоляю… скажите мне да. Согласитесь стать моей женой.
   И снова слезы из глаз, но не от счастья, нет… Как он сказал? Я понял, в чем дело? Да, теперь и я поняла. Боги! Как же все просто и как… ужасно.
   Браслет действительно принадлежит роду Дескоров, вот только снять его граф не вправе, потому что это означает разрыв помолвки, а Астон… он мне не жених. Он никто. И все что сказал сейчас, – ложь, попытка выполнить условие, обмануть древнюю магию браслета. Это уловка.
   – Леди Фиона, – позвал синеглазый. – Леди Фиона, вы выйдите за меня?
   – Да, – выдохнула я, но мир… мой мир рухнул.
   Астон коснулся губами руки, а потом вскинул голову и выпалил:
   – Я, Астон из рода Дескоров, прошу вас, Фиона, освободить меня от брачных уз!
   Надо же… он еще и формулу отречения, найденную Мелсином, запомнил. Дьявол, как там полагалось отвечать?
   – Да, милорд. Согласна. Освобождаю.
   Граф прорычал какое-то ругательство, провернул браслет, чтобы добраться до маленького сапфира. Раздался громкий щелчок, и реликвия рода Дескоров раскрылась, чтобы упасть в ладонь самого ужасного из них. Узор, покрывавший мою кожу, исчез в одно мгновение, даже следа от геральдики не осталось.
   – Леди Фиона. – Астон поднялся. В глазах цвета предвечернего неба отразилось нечто странное. Упрямство? Решимость? Ожидание? Нет, не понять. – Леди Фиона, я сдержал обещание?
   – Да. – Боги, как же трудно говорить!
   – Вы больше не сомневаетесь во мне?
   Позер. Позер и дикарь! Наглый, несносный, бесчувственный!
   – Нет, милорд. Не сомневаюсь.
   – В таком случае… – Граф сделал шаг вперед и, кажется, хотел обнять, но я увернулась.
   – Молчите, милорд. Просто молчите.
   – Фиона…
   Наша королева – удивительная женщина. Образованная, умная, находчивая и невероятно выдержанная, когда захочет. Совсем недавно тайная канцелярия раскрыла заговор, целью которого было свержение правящей четы. Для короля готовили простую смерть – отравление. А вот моей госпоже предстояло ощутить все прелести пыточной камеры.
   Ее величество добилась от мужа разрешения посмотреть полный отчет по делу. Доклад о том, как именно ей предстояло умереть, читала с легкой улыбкой. Я тоже ту бумагу прочла, чтобы следующие три дня провести под присмотром лекаря, ну а рыдания мои… их весь дворец слышал.
   Граф Астон Дескор не собирался меня убивать и в пыточную камеру не приглашал, но его поступок был больней любой пытки. Я не королева, я не обладаю ее выдержкой, но… я все-таки смогла улыбнуться.
   Улыбнуться, чтобы в следующий миг вылететь из спальни и помчаться вниз.
   – Мелсин!
   Я не знала, просто чувствовала, что мага отпустили. Что он дожидается и готов открыть портал. Так и случилось…
   Едва я оказалась в холле, Мелсин бросил на пол кристалл и припечатал магический камешек каблуком. Мрачный зал старинного замка тут же озарился синим светом. Арка портала переливалась и сверкала, от нее веяло холодом.
   Я вцепилась в придворного кудесника и первой шагнула к переходу. И лишь в последний момент не удержалась, оглянулась.
   Астон стоял на нижней ступени лестницы, потерянный и бледный.
   – Прощайте, милорд, – прошептала я. – И будьте счастливы.
* * *
   Бал по случаю дня рождения ее величества был в самом разгаре. По залу кружились пары, сновали лакеи с подносами, музыка переплеталась с голосами и заливистым смехом гостей.
   Мне танцевать не хотелось совершенно, вино тоже удовольствия не приносило, так что я стояла подле трона именинницы и делала вид, будто у меня разболелась «подвернутая» накануне нога. Еще чуть-чуть, еще полчасика, и королева с супругом покинут праздник, тогда и я смогу удалиться. Вот это и будет настоящим счастьем.
   – И все-таки с тобой что-то не так, – прошептала королева. – Может, поделишься?
   Этот вопрос я слышала каждый день на протяжении последних четырех недель и отвечала всегда одинаково, с одной и той же улыбкой:
   – Все так. Все превосходно.
   Ее величество снова не поверила, но настаивать не стала. Тем более что на ступенях, ведущих к трону, появился Мелсин.
   Шел придворный маг, разумеется, не к королеве, а к королю. Наш монарх – увы и ах! – один из тех, кто магическое искусство уважает очень. Нет, сам он никакими способностями не наделен, но это не мешает изучать теоретический аспект.
   – Сир, – почтительно поклонился кудесник.
   – Иди ближе. – Король нетерпеливо махнул рукой.
   Я сдержаться не смогла – скривилась, после и вовсе отвернулась. Предатель! Мошенник! Лицемер! Никогда его не прощу! Никогда и ни за что!
   – Я по поводу твоего трактата о сбоях в древних артефактах, – сказал монарх, а я скривилась еще сильней. Ненавижу! Ненавижу люто!
   – О, так вы читали! – тут же просиял Мелсин. Потом улыбку все-таки притушил – звереющую меня заметил, ну и невозмутимую королеву заодно. – Ваше величество, леди фрейлина.
   Очень захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, но – увы! Из тяжелого под рукой лишь венец на голове моей госпожи. Впрочем…
   – Вы все еще не помирились? – вопросил король.
   – И не помиримся, – приседая в положенном реверансе, заверила я.
   О причинах нашей ссоры венценосная пара не спрашивала. Ну, то есть уже не спрашивала – надоело молчание в ответ слышать.
   – Так вот, – король опять повернулся к Мелсину, – о трактате! Знаешь, мыслишь ты интересно, но приведенный тобой пример какой-то сомнительный. Ты столько важных факторов не указываешь. Какому роду принадлежал тот браслет? Какая девушка его надела? Почему она, будучи знатной и обеспеченной, к цыганам подошла?
   Мелсин открыл было рот, но король поднял руку и продолжил:
   – Может, этот аристократ особой магией обладает, а девушка – слабоумная какая, ну и так далее. То есть как доказательство, что древние артефакты могут сбоить, эта история… ну не впечатляет, понимаешь?
   Придворный гад побагровел и сжал кулаки, зато я разулыбалась – так ему и надо! А то вот чего удумал: научную степень на горе моем заработать! Причем молча все сделал, даже не предупредил. А я проснулась в одно ужасное утро и узнала, что все образованное общество ныне трактат под названием «Теория большого сбоя» обсуждает, вернее, не столько трактат, сколько историю, на основании которой Мелсин к выводам о сбоях пришел.
   Имен прощелыга, конечно, не называл, но я взбесилась жутко. Принесенную мне копию трактата в клочки порвала, а потом еще потоптала как следует. И бесконечно пожалела, что рассказала магу, как Астону удалось снять тот проклятый браслет.
   – Ничем этот аристократ не обладает, – надулся маг. – И девушка вполне себе… впрочем, в ее разумности действительно не уверен.
   Нет, ну он когда-нибудь дождется… яда в бокале.
   – И еще, – продолжал король, – я один экземпляр трактата Аристотусу послал. Он критикует.
   Нет, яда не будет. Я отомщена. Мелсин Аристотуса всеми фибрами души ненавидит, худшего наказания, чем критика от этого старика, и быть не может.
   – И что же Аристотусу не понравилось? – выдержав паузу, процедил Мелсин.
   – Все не понравилось. От и до. Он вообще другие выводы из описанной тобой ситуации сделал.
   – Какие же?
   – Аристотус уверяет, дескать, эта история – лишнее подтверждение тому, что магические предметы со временем обретают разум. Они взрослеют, как люди. Только у них этот процесс происходит намного медленней. Человеку, чтобы поумнеть, достаточно пары десятилетий, а магическим вещам нужны столетия.
   – Глупости, – рыкнул Мелсин. Вот если б перед ним не король, а кто другой был, точно бы в лицо вцепился. – И вообще! Как вы можете полагаться на мнение того, кто… – маг буквально задохнулся возмущением, – того, кто уверяет, что наша земля не плоская, а шарообразная?!
   – Ну, насчет земли Аристотус, конечно, погорячился, – признал очевидное монарх, – но это простительно, ведь географией он совсем недавно увлекся, в географии Аристотус профан. Зато в магии – профи.
   Мелсин уже не багровел, зеленел от злости!
   – То есть Аристотус думает, будто браслет сам выбрал эту леди, чтобы свести с тем графом?
   – Так он граф? – вклинилась ее величество. – А в трактате вы его виконтом назвали…
   Да, моя госпожа «Теорию большого сбоя» тоже прочла.
   Теперь уже зеленела я. Ну Мелсин! Если ты нас выдашь, я тебе самолично твой слишком прямой нос сломаю!
   – Ну… может быть, и граф, – чуть смутился маг. – Но суть не в титуле. Суть в том…
   – Суть в том, – перебил монарх, – что, если бы не браслет, эти двое никогда бы не встретились! Ведь упомянутая леди к графу через портал пошла, стало быть, живет далеко…
   – Этот момент полагаю несущественным! – заявил кудесник гордо.
   И тут снова ее величество встряла:
   – Мелсин, а они поженились?
   Я едва успела прикусить язык.
   – Да подожди ты, – прицыкнул на жену король. – Мелсин, ну сам подумай. В этой истории все правила нарушены. Браслет был застегнут и активирован до того, как эти двое встретились. Браслет не реагировал ни на какие манипуляции, вынуждая девушку оставаться подле графа. Ну а подчинился лишь после того, как между ними любовь вспыхнула. Не многовато ли для простого сбоя?
   Любовь? Он сказал – любовь?
   Нет, я все-таки не выдержала:
   – Ваше величество, а с чего вы взяли, что граф эту девушку полюбил? Как по мне, там… там ничего подобного не было.
   Король, оглянувшись, одарил меня хмурым взглядом и пояснил:
   – Леди Фиона, ну если вы читали трактат, то должны были заметить: браслет был создан в эпоху Рождения Магии, а в те времена обязательным условием для вступления в брак и, соответственно, надевания браслета, было наличие чувств. Первые маги были романтиками.
   Королева умиленно вздохнула, а я заявила:
   – Простите, но не верится.
   – Леди Фиона, – король полностью развернулся ко мне, – граф произнес формулу отречения от невесты, стало быть, он являлся женихом. А раз браслет признал его женихом, значит, граф был влюблен. Более того, девушка тоже была влюблена, так как браслет признал ее полноправной невестой. Еще есть вопросы?
   Я густо покраснела и потупилась. И… и это что же получается? Астон, он…
   – Так вот, – поворачиваясь к Мелсину, продолжил монарх, – единственное, чего не хватает для полного подтверждения, ну или опровержения, так это данных о том, как девушка родовой браслет получила. Если цыгане навязывали покупку – это одно, если же она сама, без всяких понуканий или даже вопреки привычкам и вкусам…
   – Если сама, то что? – снова встряла я. Знаю, что некрасиво, но…
   Я слишком хорошо помню, как ни с того ни с сего свернула в переулок возле ювелирной лавки. Ничуть не испугалась шагнувшей из темноты цыганки. Ну а когда она показала браслет, я, не задумываясь, весь кошелек отдала. Мне в тот миг было глубоко плевать на все, кроме сверкающего обода.
   Король закатил глаза, пробормотал нечто из разряда «ох уж эти женщины». Но ответил:
   – Если так, то совершенно очевидно, что это не она браслет выбрала, а браслет выбрал ее. Выбрал, приманил и, оказавшись на руке, активировался, чтобы не сняли.
   – Но как? – воскликнула ее величество. – Ведь браслет был похищен два столетия назад! Откуда ему было знать, что кто-то из мужчин рода не женат?
   – Дорогая… – Король взглянул на нее с упреком. – Дорогая, это родовая реликвия. Она неразрывно связана с семьей. Ей не нужно находиться близ рода, чтобы знать, что происходит.
   О нет… Кажется, меня только что последней надежды лишили…
   Ее величество гнев мужа будто и не заметила.
   – Значит, они друг друга любят?
   – Очень любят, – процедил король, которого вообще-то от важного разговора о теории магии отвлекали. – И, отвечая на следующий вопрос, – да! Да, дорогая, они непременно поженятся!
   Наш монарх, безусловно, очень умный человек, вот только… как он правильно заметил, в истории, пересказанной Мелсином, имеются не все данные.
   Я сказала раньше, чем сообразила, что именно говорю:
   – Как они могут пожениться, если за четыре недели он даже жалкой записки не прислал? – И так обидно мне вдруг стало. Еще обиднее, чем раньше!
   Король внезапно смягчился, даже улыбнулся уголками губ:
   – Леди Фиона, насколько мне известно, девушка от графа сбежала. Верно?
   – Верно, – пробормотала я.
   – Так вот, леди Фиона. – Улыбка короля стала куда как заметнее, а я совсем засмущалась. – Так вот… запомните, умные мужчины в погоню за женщиной пускаются не сразу. Умные мужчины дают женщине возможность перебеситься.
   Пере… что? Да как же… Да я же… Да я же не бешеная совсем! Я расстроенная и обиженная! И… и с сердцем разбитым!
   Королева наш разговор не слушала, все это время пристально вглядывалась в зал.
   – Ой! – воскликнула она. – А это не граф ли Астон из рода Дескоров?
   – Дескор? – нахмурился король. – С чего бы? Его же во дворец ни угрозами, ни реверансами не заманишь. Ему гоняться за браконьерами и разбойниками куда приятней, чем посещать наши балы.
   Дышать я разучилась раньше, чем увидела идущего через зал Астона.
   Граф был одет по северной моде – строгий камзол, узкие штаны, высокие сапоги с подбитыми металлом носами. Светлые волосы заплетены в традиционную мужскую косу, лицо невозмутимое, в глазах цвета предвечернего неба странный блеск.
   Он был не один, в сопровождении четверки столь же блондинистых и синеглазых. Двоих я узнала сразу – дядька и тот парень, что над рукой моей поиздевался. Еще двое тоже мне знакомы, ну то есть в замке они присутствовали.
   Обойти танцующих северяне не потрудились, шли напрямик. На фоне этих широкоплечих дикарей столичные модники выглядели как-то… совсем блекло и хрупко.
   Оказавшись у подножья трона, Астон низко поклонился. Сопровождающая его четверка тоже спины согнула.
   – Ваши величества! – громко поздоровался он.
   – Граф! – отозвался король. – Какая приятная неожиданность!
   Астон едва заметно улыбнулся и обратился к королеве:
   – Ваше величество, вы позволите?
   В тот же миг дядька передал графу большую резную шкатулку. После легкого кивка ее величества блондинистый дикарь чинно поднялся по лестнице и вручил подарок.
   Астон оказался невероятно близко, но… Он на меня не смотрел. Вообще! За все это время даже мимолетного взгляда не удостоил.
   Может, король и Аристотус ошиблись? Может, дело все-таки в сбое? А любви как не было, так и нет?
   – Ваши величества, не сочтите за наглость… – Астон повернулся к Мелсину. – Для вас, господин придворный маг, у меня тоже подарок.
   Я закусила губу. Нет, меня не просто не замечают, меня игнорируют самым бессовестным образом.
   В зале тем временем стало тише, а танцующих пар поубавилось. Придворные приглядывались к происходящему, шептались. Даже про бокалы с вином как-то вдруг забыли.
   А граф извлек из-за отворота рукава пухлый конверт и надменно вручил Мелсину.
   – И что это? – полюбопытствовал король.
   Синеглазый Астон согнулся в новом поклоне, пояснил:
   – Дело в том, ваше величество, что на днях ко мне в замок заезжал один известный маг, Аристотусом зовут.
   Мелсин поджал губы и снова багроветь начал, зато монарх нетерпеливо поерзал на троне, протянул хитро:
   – Та-ак… и что?
   – Аристотус прибыл с просьбой дозволить ознакомиться с архивами нашего рода. Дело в том, что маг собирает сведения о древних артефактах, коих в моей семье предостаточно. Он хочет обнародовать теорию о разумности магических вещей, и ему нужны дополнительные доказательства. Вот он и обратился.
   – А… – Король бросил быстрый взгляд на вконец взбешенного Мелсина и вновь вернулся к графу. – И что дальше было?
   – Кроме прочего, Аристотус дал почитать трактат, составленный господином Мелсином. Так уж вышло, что история, на которой основан сей документ, мне очень хорошо известна. Я попросил Аристотуса записать все критические замечания, – граф кивнул на переданный магу конверт, – сам тоже кое-что… вписал! От себя. Лично.
   – О! Не знал, что вы разбираетесь в магии, – разулыбался король.
   – Нет, в магии я не разбираюсь. Зато в пытках…
   – Граф! – вмешалась ее величество. – А как вы думаете, те двое… они действительно полюбили друг друга?
   Астон поджал губы и вздернул подбородок:
   – В чувствах упомянутого в трактате… виконта сомнений нет. А вот о чувствах девушки судить не берусь.
   – Если бы девушка не любила, – снова заговорил король, – браслет бы не признал помолвку законной. А в том, что помолвка была признана, сомнений нет.
   Синеглазый Астон шумно вздохнул и резко повернулся ко мне:
   – Леди Фиона, а что вы по этому поводу думаете?
   – Я?
   – Впрочем, нет. Не отвечайте.
   Я покраснела и опустила глаза. Я вообще-то и не собиралась…
   – Ручку свою дайте, – попросил блондин.
   – Это еще зачем? – пряча руки за спину, пролепетала я.
   – Мы ваши чувства опытным путем проверим!
   Я отступила на шаг и смутилась окончательно. Нет, ну ведь действительно дикарь! С какой стороны ни глянь!
   – Фиона? – прошептала королева изумленно.
   – А ты еще не поняла? – развеселился монарх. И уже мне: – Леди Фиона, утолите наше любопытство. Дайте графу руку.
   Ну уж нет! Мне и первого раза хватило!
   – Фиона? – позвал Астон, и так требовательно это прозвучало…
   – Фиона! – А это уже королева…
   – Леди Фиона… – И король в стороне не остался. – Ну чего вы боитесь?
   И лишь теперь я заметила, что музыка смолкла, а толпа гостей сгрудилась вокруг тронных ступеней. И все собравшиеся на меня глядят.
   – Это нечестно, – прошептала хмурому Астону.
   – Я дал вам четыре недели, – отозвался тот. – У вас была возможность одуматься и вернуться, но вы ей не воспользовались.
   Так я еще и виновата?!
   – А нечего было с меня браслет снимать!
   – А нечего было во мне сомневаться!
   – А…
   – А вот и еще одно подтверждение! – вклинился в перепалку король.
   – Подтверждение чего? Теории большого сбоя? – переспросила королева.
   – Нет, дорогая. Любви! Только влюбленные умеют совершать глупости, а потом упоенно из-за этих глупостей ругаться.
   – Да не люблю я его! – Нет, ну а как можно любить такого дикаря?! – И я это докажу!
   Я смело шагнула вперед и протянула руку:
   – Надевайте свою реликвию!
   – С удовольствием, – шепнул резко повеселевший Астон. Тут же извлек из кармана до боли знакомый браслет, но, прежде чем застегнуть, спросил тихо: – Так что? Выйдешь за меня?
   Я опустила глаза и прошептала:
   – Выйду.
   – Фиона, я серьезно.
   – Я тоже.
   – Значит, все-таки любишь?
   – А ты магией проверь, – выдохнула я.
   Граф опустился на одно колено, нежно сжал мои пальцы. Холодный металл браслета ожег кожу, и щелчок, с которым застегнулась реликвия рода Дескоров, заставил сердце забиться чаще. Мир озарила яркая вспышка, а когда свечение погасло, по коже побежал знакомый геральдический узор – ветви вишни и цветы чертополоха.
   – Люблю тебя, – прошептал мой синеглазый дикарь.
   А я улыбнулась и возблагодарила судьбу за то, что однажды в нашем мире родилась Магия. И за то, что самые первые маги были настоящими романтиками…

Кира Стрельникова
Отдых по заявке

   За идею спасибо Гавриловой Анне и моим нежно любимым рукояторам
   У меня все валилось из рук. Настроение обреталось где-то в районе плинтуса и медленно, но верно прокладывало себе дорогу к канализации. Ехать никуда не хотелось, чемодан собирать тоже, как и изучать достопримечательности места, где предположительно мне предстояло отдыхать. Туда не хотелось категорически, а куда хотелось, попасть не могла, и потому уже заранее считала отпуск испорченным. Эх, ну когда же я научусь планировать все загодя и просчитывать запасные варианты!..
   Хмуро пнув недособранный и ни в чем не повинный чемодан, махнула рукой и бросила недоглаженную рубашку сверху. Да успею еще, тем более что еду ненадолго, погода там «не айс», и вещей нужно не так чтобы прямо много. Пойду-ка прогуляюсь, проветрюсь, может, получится убедить себя, что лучше поехать хоть куда-нибудь, чем не поехать вообще никуда. Я, конечно, люблю свой город, но живу в нем уже больше пятнадцати лет, и хочется время от времени смены впечатлений. Вот и поеду… впечатляться.
   Захватив на всякий случай зонтик – погода у нас совершенно непредсказуемая, даже если за окном ярко светит солнышко, через несколько часов спокойно может надуть туч, и на несколько дней воцарится осень с дождем и ветром, – я вышла из дома и, сунув наушники в уши, отправилась бесцельно бродить по улицам. Люди куда-то спешили, кто-то неспешно прогуливался, иностранцы в больших солнечных очках и в бейсболках развернули большую карту города и что-то бурно обсуждали, жестикулируя, – обычная жизнь Питера, которую можно наблюдать каждый день. И ведь кто-то едет в турпоездку, чтобы осмотреть Питер, а я тут живу. Точно так же и я поеду поглазеть на неизвестные мне достопримечательности… Кто-то изнывает от хмурой погоды и постоянных дождей и едет на солнышко, к морю, а кого-то тянет в Сибирь. Суровая правда жизни – людям вечно чего-то не хватает, м-да…
   Я скользнула рассеянным взглядом по очередной девушке-студентке, со скучающим видом державшей пачку визиток, другой рукой она по одной протягивала их проходившим мимо. Обычно я макулатуру не собираю, надоело выгребать потом из карманов бумажки – раньше как-то машинально брала, теперь перестала. Уже почти прошла мимо, но взгляд зацепился за надпись на картонке: «Агентство по подбору индивидуального отдыха «Мечты сбываются». Вы останетесь довольны! Ждем вас…» Дальше закрывал палец студентки. До сих пор не могу понять, что меня дернуло взять-таки злополучную визитку. У меня же все оплачено, и документы дома лежат, вылет через два дня! На переправе лошадей не меняют… Но сработал извечный русский «а вдруг» – ну мало ли, может, у них там какие «прикормленные» отели, и еще зацепила фраза про индивидуальный отдых. Ладно, ради интереса схожу, тем более что, судя по адресу, это недалеко.
   Контора располагалась на набережной канала Грибоедова, довольно далеко от шумного Невского, аж за Сенной площадью – тихий уютный дворик со сквером, дом, естественно, старый, подъезд с домофоном. Я набрала нужный код, дверь тренькнула и открылась. Указатель на стене сообщал, что агентство по индивидуальному отдыху «Мечты сбываются» находится на третьем этаже. Поднялась, нажала кнопочку звонка. Любопытство грызло все сильнее, мне уже было жутко интересно, что же мне могут там предложить – необязательно ведь соглашаться, да? Просто послушаю, и все. Вернусь к собиранию чемодана… Дверь открылась, и я воззрилась на благообразную пожилую даму с красиво уложенной прической, в длинном платье и с массивными сережками с янтарем.
   – Добрый день. – Расплылась она в улыбке. – Добро пожаловать в наше агентство. Проходите.
   Вошла, ожидая увидеть типичный офис… Но слегка оторопела: это оказалась квартира, причем отделанная в старинном стиле особняков града Петрова. Лепнина, паркет, картины на стенах в длинном коридоре, прямо как в музее. Дама засеменила вперед, я поспешила за ней, оглядываясь со все возраставшим удивлением. Хм, а агентство-то процветает, если судить по обстановке, – похоже, мебель антикварная, а не новодел, купленный в престижном мебельном. Хозяйка распахнула первую же дверь – массивную, высокую, деревянную, украшенную резьбой и с позолоченной ручкой. За дверью оказалась классическая гостиная: круглый мозаичный столик, два стула с гнутыми ножками и мягкими сиденьями и спинками, обитыми синим в мелкий горох шелком. Спорю на что угодно, этому всему тоже не меньше ста лет…
   – Присаживайтесь, – дама снова улыбнулась и махнула рукой. – Вам чай, кофе?
   – Э… чай. – Я осторожно примостилась на краешке, чувствуя себя в этой роскошной обстановке немного не в своей тарелке.
   Мои джинсы и рубашка не сочетались с окружающими вещами, и я чуть не сложила руки на коленях, как школьница. Шикнула мысленно на себя – ну что такого, ну старинный интерьер, чего теряться-то? Дама позвонила в маленький колокольчик, чем снова вызвала волну удивления, и буквально через минуту в гостиную бесшумно проскользнула… самая натуральная горничная, тоже в длинном платье, белоснежном переднике и чепчике.
   – Чаю, милочка, будь так любезна, – попросила моя собеседница.
   Горничная молча кивнула и испарилась.
   – Алевтина. – Пожилая дама, я уже мысленно называла ее бабулей, протянула мне руку.
   – Анна. – Я пожала мягкие, теплые пальцы.
   – Очень приятно. – Снова улыбка, такая искренняя и радостная, что я слегка смутилась.
   Обычно менеджеры в турагенствах улыбаются дежурно, ибо для них я – всего лишь очередной клиент, которому надо втюхать путевку, желательно подороже, а тут я почувствовала себя любимой внучкой, не больше не меньше.
   – Ну, я тебя слушаю, Анечка. – Алевтина смотрела пристально и доброжелательно, подперев ладонью подбородок.
   – Да я, собственно, случайно, – промямлила я, уже немного жалея, что поддалась любопытству. – В общем, у меня уже есть куда поехать…
   – Но ты пришла. – Она хитро прищурилась. – Значит, чего-то хотела, да?
   – Название привлекло, – призналась я. – Про мечты. Просто еду не совсем туда, куда задумывала изначально…
   – О, так с этого и надо было начинать! – заметно оживилась бабуля, и перед ней на столе невесть откуда появился чистый бланк. – Рассказывай, как бы хотела отдохнуть?
   – Я на море хотела, – вздохнула я. – А не получилось.
   – Мм. – В руке Алевтины появилась ручка. – Ага, а что кроме моря? – И снова внимательный взгляд на меня.
   Нас прервали – горничная принесла чайник с чаем, две чашечки из тонюсенького, полупрозрачного фарфора, такие и брать-то страшно, вдруг ненароком сломаю?! На блюдечке лежали крошечные печенья, распространяя умопомрачительный аромат моей любимой корицы.
   – Чтобы интересно было. – Я неопределенно помахала рукой. – Вообще, хотелось куда-нибудь на побережье Средиземного…
   – Про страны не надо, – решительно прервала меня Алевтина, что-то быстро строча на бланке. – Так, интересно, хорошо. Еще пожелания? – Она вопросительно глянула на меня. – Роман с мужчиной?..
   Э-э-э, ни фига себе, они что, еще и эскорт-услуги в мужском варианте предоставляют?! Меня вдруг обуяло бесшабашное веселье, и я брякнула:
   – Ага, обязательно высокий блондин с голубыми глазами!
   – Ага-а… – протянула бабуля, продолжая заполнять бланк. – Шрамы, татуировки, отличительные черты?
   – Не-не-не, чтоб симпатичным был! – отмела я инсинуации. – Ну, татуировку можно, где-нибудь. – Чуть не захихикала самым неприличным образом, живое воображение тут же подсунуло картинки этого самого «где-нибудь». – И чтобы все красиво было, подарки там, цветы, все желания и все такое. – Меня уже неудержимо несло, я складывала в кучу все штампы любовных женских романов – все равно ведь не сбудется, так почему бы не пошутить?
   – Титул? – От этого вопроса я слегка опешила.
   Это где они собрались доставать титулованных блондинов?! Да и сколько надо заплатить такому, чтобы он согласился увиваться вокруг меня – обычной тетки под тридцать с совершенно обычной внешностью?! Ладно, какая разница.
   – Да необязательно, главное, чтобы обеспеченным был, – отмахнулась я.
   – Угу, – кивнула Алевтина. – Знакомство?
   – Тоже красиво. – Я пожала плечами. – Без всякой банальщины типа «девушка, как пройти в библиотеку».
   – Поняла. – Бабуля сверкнула улыбкой, заглянула в бланк и продолжила, пока я наслаждалась вкусным чаем и печеньем: – Итак: чтобы было интересно, мужчина – красивый блондин с голубыми глазами, знакомство небанальное, чтобы ухаживал красиво, все верно?
   – Ага. – Я вздохнула и все-таки призналась: – Извините, только все равно у меня уже куплены билеты и забронирован отель, поздно отказываться…
   – Я все улажу, – перебила меня Алевтина и поднялась. – Не переживай, Анечка. Пойдем.
   – Э, в каком смысле – «пойдем»?! Куда? – не поняла я.
   – Мечту твою осуществлять, – терпеливо пояснила Алевтина и шустро ухватила меня за руку.
   – Не, подождите, а сколько это будет стоить? И куда конкретно лететь? А документы?! – затараторила я, торопясь за шустро семенившей бабулей к выходу из гостиной.
   – Стоит нисколько, лететь никуда не надо, документы тебе тоже не пригодятся. – Ответы дамы рождали в душе беспокойствово – во что же я вляпалась?
   – Подождите-подождите, что все это значит?! Я ни на что не соглашалась, куда вы ведете меня?!
   Выдрать ладонь из цепкой хватки Алевтины оказалось делом невозможным. Беспокойство грозило перерасти в тревогу, а там и до паники один шаг.
   – Тебе понравится. – Алевтина оглянулась и с усмешкой подмигнула. – Запомни, как только декорации тебя перестанут устраивать, они поменяются по твоему желанию, но основной заказ останется прежним. – Мы вышли из гостиной и остановились перед следующей закрытой дверью, такой же массивной, деревянной, резной, и сухонькая ладонь бабули легла на ручку. – Вернешься, как только твоя мечта посчитает, что она сбылась. – Осчастливив меня этим в высшей степени странным заявлением, Алевтина расплылась в очередной радостной улыбке и подмигнула.
   – Мечта? Посчитает?! – Я вытаращилась на хозяйку престранной конторы. – А она что, живая?! – Ой, кажись, бабуля слегка не в себе…
   – Еще какая, – рассмеялась Алевтина и вытолкнула меня за дверь. – Удачно развлечься!
   – Але… – Больше я ничего не успела мявкнуть, споткнулась и полетела куда-то в темноту, беспорядочно размахивая руками и беззвучно открывая рот, – крик застрял в горле, которое плотно закупорило подскочившее сердце.
   Кажется, от ужаса оно стало раза в три больше… Я крепко зажмурилась, страстно желая, чтобы все это оказалось всего лишь красочным глюком, – вдруг меня сшибла машина, а я и не заметила, и просто сильно ударилась головой?! Потому что не может ТАКОЕ случиться с совершенно обычной мной в совершенно обычном Питере посередь бела дня! Под веками бесшумно полыхнуло белым, и свободное падение прекратилось.
* * *
   Открывать глаза было страшно. Очень. Ноздри ощущали незнакомые запахи – неповторимого морского йодистого, чуть-чуть сладковато-пряного, как будто благовония, и тонкого цветочного аромата. МАМА!!! Задохнулась от новой волны паники и прислушалась к ощущениям: они не порадовали, ни разу. Кажется, я лежала на чем-то мягком, но руки-ноги свободны и можно пошевелиться. Сглотнула сухим, как наждачка, горлом, собрала жалкие остатки воли в кулак и осторожно приоткрыла глаза. Ну, посмотрим реальности в глаза.
   Первое, что увидела, – тяжелый бархатный темно-синий балдахин с серебряной бахромой, прямо надо мной. Ы-ы-ы!.. Резко села, оглядывая незнакомый интерьер круглой комнаты – спальни, судя по тому, что кроме широкой кровати здесь больше почти не было мебели. Одно окно, без стекла – оттуда и долетал запах моря, – стены каменные, небольшой столик и стул рядом с ним. Дверь напротив окна. И никого больше. ГДЕ Я?! Куда меня закинула странная Алевтина, я никогда не мечтала о лаврах попаданки, и вообще, просто собиралась в отпуск! Чудес не бывает, магии тоже – нет-нет-нет, только не в нашем рациональном мире! Оглядела себя: длинное, без украшений платье, из тонкого до неприличия белого шелка, с глубоким вырезом, и опять же, как подсказывали ощущения, под ним у меня ничего не было, кроме единственной детали одежды. Задрала юбку и воззрилась на кружевную паутинку, едва прикрывавшую самое сокровенное – эй, я из дома совсем в другом вышла, откуда это на мне?! Кто надел?! Кто посмел?! Вообще, где родные джинсы и рубашка?! Истерика настойчиво стучалась в сознание, и мне едва хватало сил справляться с ней, поскольку ни к чему хорошему эмоции сейчас не приведут. Надо думать…
   Вскочила, нервно прошлась по комнате – на полу лежал ковер с длинным ворсом, в котором нога – босая, кстати! – тонула по щиколотку. Окинув себя взглядом, убедилась, что шелк таки полупрозрачный: и паутинка вместо нормальных трусиков просвечивала, и… соски тоже, от прохладного ветерка из окна собравшиеся в горошины. Госссподи, меня что, решили в порнухе снять?! И это называется «сбыча мечт»?! У меня вырвался нервный смешок, и я обхватила себя руками – а вдруг тут где-то скрытые камеры понатыканы?
   – Имейте в виду, раздеваться не буду! – зачем-то заявила я в пустоту позорно дрожащим голосом.
   Мне никто не ответил. Я подошла к двери и обнаружила, что на ней нет ни ручки, ни замка. Попинав, убедилась, что из спальни не выйти. Живот свело от страха, к горлу подкатил горький комок. Ох, вернусь, найду эту шутницу Алевтину – засужу, стребовав за моральный ущерб! Сколько уже загублено моих бесценных нервных клеток, боюсь даже думать. И все-таки, где я и что происходит? Каким боком вся эта ерунда причастна к моей мечте просто хорошо отдохнуть там, где хотелось? Подошла к окну, выглянула. До самого горизонта простиралась спокойная голубая гладь моря, а моя келья находилась в толще скалы… Вертикально вниз уходила стена, и от моего окна до линии прибоя спокойно можно было вместить два десятиэтажных здания, поставленных друг на друга. Попала… И как отсюда выбраться? Называется, хотела море – получите, распишитесь. Уже страшно подумать, какую роль тут будет выполнять тот самый заказанный мной для смеха голубоглазый блондин.
   Я вернулась на кровать, плюхнулась на покрывало и расстроенно вздохнула. Организм устал паниковать и удивляться и затих в ступоре, ожидая дальнейших событий с покорностью овцы. Они не заставили себя ждать…
   Дверь открывалась совершенно бесшумно и, как в классике ужастиков, очень медленно. Я затаила дыхание, пытаясь приструнить расшалившееся воображение, тут же принявшееся живописать мне всякие страсти по поводу незваного гостя, и в нервном волнении стиснула покрывало. Сердце грохотало в ушах, а пальцы на ногах похолодели от переживаний. Пролетело всего несколько секунд, а мне показалось – прошли годы, прежде чем на пороге моей спальни-камеры показался… высокий брюнет в длинном синем балахоне. Я моргнула от неожиданности. Психика дала сбой, и место страха на несколько минут заняло удивление. Стоп. Я же блондина заказывала Алевтине, зачем тут этот хмырь?! Мне от брюнетов одни только неприятности перепадали, недавно вот очередного пинком отправила из моей жизни, в которую тот вдруг начал слишком активно вмешиваться, подводя меня к извечной мужской философии «босая, беременная и на кухне»! Чуть не рассмеялась в голос: только что чуть не тряслась от страха, а теперь возмущаюсь, что подсунули брюнета вместо блондина! Пути женской логики, особенно в экстремальных обстоятельствах, неисповедимы…
   – Привет, – на всякий случай вежливо поздоровалась я, с невольным интересом разглядывая товарища.
   Высокий. Темноволосый, с таким иссиня-черным отливом, в народе «вороново крыло» цвет называется, длина волос чуть ниже ушей – ну да, вряд ли тут парикмахерские на каждом углу натыканы… Кстати, неплохо бы вообще узнать, где это «тут». Лицо немного асимметричное, не сказать, что красавчик, но и не страшненький. Привлекательный. Квадратный подбородок с небольшой щетиной – не мог побриться, что ли?! – губы полные, нос прямой, глаза – цвет не разобрать толком на расстоянии, но кажется, темно-серые, такие, как грозовые тучи. Плечи широкие, а остальная фигура скрадывалась балахоном. И смотрит так оценивающе, буквально разглядывает, мне аж прикрыться захотелось. Скрестила руки на груди и заерзала. Может, он не понял, что я ему сказала? Я же не знаю, на каком языке тут говорят!
   – Привет, – отозвался мужик неожиданно мягким, приятным голосом и сделал шаг в комнату.
   Дверь сама по себе захлопнулась, так же бесшумно, как открылась. Я снова сглотнула, чувствуя себя с каждой минутой все неуютнее. Не, конечно, опыт общения с мужчинами имеется, и немаленький, чай, не девственница давно, но… Как бы так выразиться, обычно начинается все со знакомства где-нибудь на нейтральной территории, ну там пару раз кофе-прогулки… А потом все остальное, если у меня появляется желание. Я еще толком понять не успела, что за фрукт передо мной, а обстановочка уже самая что ни на есть выразительная – широкая кровать, наряд, не оставляющий простора мужскому воображению… Секс с незнакомцем как-то не входил до сих пор в число моих тайных мечтаний, я все же разборчива в связях.
   Между тем балахонистый сделал еще шаг, и я не выдержала – встала, наплевав на то, что предоставляю ему отличный обзор, и отошла к окну, не сводя с него настороженного взгляда.
   – Где я? – задала самый животрепещущий вопрос.
   – В Храме Стихий, – «обрадовал» непонятным ответом мужик.
   Взгляд нахала продолжал изучать округлости и изгибы моего тела, рождая «бешеных мурашек» в астрономических количествах, кожа аж зудеть начала от его гляделок. Храм – это не здорово, это ой как не здорово!!! В голову тут же полезли всякие нехорошие мысли о жертве…
   – Это, конечно, все объясняет, – осторожно начала я, зорко следя за гостем, – пока он, слава богу, стоял на месте. – Но что тут делаю я?
   И тут он улыбнулся. Медленно, с очень довольным выражением лица, и в глазах при этом появилось такое предвкушение… А к улыбке больше всего подходило определение «порочная». Стали закрадываться нехорошие предположения, что мужик собирается на практике показать мне содержание местной Камасутры, если таковая тут имеется, только тогда при чем здесь Храм?!
   – Если что, я не девственница, и давно, – на всякий случай призналась, чтобы не планировал принести меня в жертву каким-нибудь богам, перед этим ритуально избавив от невинности на глазах у коллег по цеху…
   – А это неважно, и даже хорошо, – мурлыкнул мужик и скользящим шагом приблизился ко мне. – С девственницами неинтересно, они пугливые все и стеснительные.
   Эй, это вот он о чем сейчас?! Я по стеночке двинулась от него, стараясь сохранять между нами дистанцию.
   – Можно все-таки объяснить глупой мне конкретно, что я тут делаю и что вы?! – нервно выпалила я, огонек в глубине глаз балахонистого мне совсем не понравился.
   – Ты выйдешь за меня замуж, и потом тебя принесут в жертву Стихиям, – спокойненько так сообщил индивид. – Церемония через несколько часов, а жертвоприношение завтра. – Мамочки, он еще и облизнулся!! – Мы успеем отлично провести время!
   Да ладно! Ты так думаешь?! Что я в свете открывшихся обстоятельств так легко подпущу тебя к себе и уж тем более дам окольцевать?! Святая простота!..
   – Мужик, ты больной, – честно сообщила я, продолжая движение. Он все так же крался за мной, напоминая большого кота.
   Услышанное в голове не желало укладываться – какие жертвы?! Я не мечтала обо всем этом, черт возьми! Или так специфически Алевтина восприняла мой расплывчатый ответ про интересный отдых?! Где мой блондин, раз уж мои бредни непостижимым образом превратились в реальность?! Говорила же, от брюнетов одни неприятности!
   – Алекс, – все тем же бархатистым баритоном осчастливил меня гость своим именем. – И я не больной.
   – Анна, – машинально представилась я. – Замуж-то зачем?!
   Угу, а в жертву? Женская логика во всей красе, за свободу переживаю больше, чем за жизнь…
   – Мне нельзя иметь отношений с женщинами, не связанными со мной узами, – охотно объяснил Алекс.
   – А в жертву?! – Я чуть не сорвалась на ультразвук, сердце заходилось в суматошном ритме, паника мешала трезво мыслить.
   – Мне нельзя иметь семью, – вздохнул Алекс, не сводя с меня плотоядного взгляда.
   – Офигеть. – Я аж растерялась от такого ответа, даже страх отступил на несколько секунд, настолько я опешила.
   Что там говорят про женскую логику? Врут все! Завихрения конкретно вот этой, мужской, куда как круче…
   – Анечка, иди сюда, – вкрадчиво позвал Алекс и поманил к себе. – Нам пора.
   – Щас! – огрызнулась я. – Нашел дурочку!
   Он снова длинно вздохнул и покачал головой.
   – Не люблю, но придется, – непонятно выразился этот больной и щелкнул пальцами. – Подойди, – повторил тем же мягким, пробирающим до дрожи, голосом.
   Я открыла было рот, дабы послать его по известному адресу, но… Тело послушно сделало шаг, другой и без всякого усилия с моей стороны направилось к Алексу. Эмоции впали в ступор, пытаясь осознать масштабы подставы. Магия?! Влипла ты, Анька, по самые помидоры… Алевтина, найду, убью!!! Тем временем я оказалась в пределах досягаемости загребущих конечностей Алекса, и он тут же схватил меня в охапку, крепко прижав к себе. Ой… Страх озадачился и насторожился, подумав, а не пора ли ему тихонечко слинять куда подальше…
   – Тебе понравится, Анечка, – интимным шепотом известил он, щекоча горячим дыханием шею. – Ты красивая… И так вкусно пахнешь… – его нос медленно провел по краю ушной раковины, заставив поежиться от вспыхнувших ощущений, тут же приложился губами чуть пониже мочки, и мозг капитулировал под могучим шквалом эмоций.
   Что самое печальное, тело послушно изогнулось под лаской, прильнув к груди Алекса, и все мои убеждения, что знакомство не начинается с секса, выкинули белый флаг. Гормоны праздновали победу… Как тяжело жить, когда собственный организм предает! И что самое обидное, я четко понимала, что, хотя не могу управлять телом, эмоции и ощущения самые что ни на есть настоящие, мои, родные… Ладонь Алекса плавно провела по телу, и сквозь тонкий шелк я почувствовала, какая она горячая. За ладонью растекалась жаркая истома, обволакивая сладкой патокой, и вырываться резко расхотелось, и уже наплевать, что в перспективе маячит жертвоприношение, а перед этим свадьба…
   – А… Алекс… – выдохнула я, плавясь от прикосновений и шалея от его запаха – чуть пряного, с нотками горькой полыни и кедра.
   – Мм, пойдем, Анечка. – Легкая хрипотца придала голосу моего соблазнителя и в недалеком будущем мужа такой чувственности, что либидо упало в обморок и известило, что таких мужиков в природе не водится.
   От голоса и рук которого все мои желания как с цепи сорвались… Честно, читая всякие описания внезапно вспыхивавшей в главгероинях страсти, я скептически ухмылялась, не веря во всю эту чепуху, а вот поди ж ты, теперь во всех красках испытываю это на себе… Феромонами Алекс облился, что ли?! Магия никуда не делась, мой личный разрыватель шаблонов с явной неохотой отстранился и взял за руку, потянув к двери, тело послушно пошло за ним, хотя мозг очнулся от ступора, и в нем истошно билась одна-единственная мысль: «Не хочу-у-у!!!» Мы вышли из спальни и оказались в коридоре, вырубленном прямо в скале, путь освещался светильниками – ровное синеватое пламя говорило о том, что это не обычный огонь. Пришибленное сознание зафиксировало этот факт, но никак не отреагировало – похоже, лимит удивления я на сегодня исчерпала…
   Пока шли, приняла стратегически важное решение, собрав остатки сообразительности в кучу: выведать как можно больше информации, которая, как известно любой попаданке, наше все.
   – Алекс, а ты в курсе, что я не отсюда? – Решила бить той же монетой. Если он мне устроил настоящий когнитивный диссонанс своими заявлениями, чем я хуже?
   – Догадываюсь, – последовал спокойный ответ. – Духи Стихий сами сообщают, когда в этой комнате появляется избранница для меня и для них.
   – А что это вообще за мир и почему такие странные законы? – задала я следующий вопрос, почти вприпрыжку следуя за проводником.
   Магия не убирала ощущений, и хотя ладони, крепко зажатой в руке Алекса, было жарко, босым ногам, касавшимся камня, очень даже холодно.
   – Тебе действительно интересно, А-а-ань? – насмешливо протянул он, оглянувшись на меня через плечо. – Ты же не выйдешь за пределы Храма.
   От того, как тягуче он произнес мое имя, я аж споткнулась, а взгляд обжег обещанием, что в очень скором времени из моей головы вылетят все ненужные вопросы.
   – Ну… надо ж как-то отвлечься, – пробормотала я, опустив глаза.
   – Я тебе скоро помогу, – мурлыкнул Алекс и погладил большим пальцем мою ладонь.
   Засада! Поможешь, не сомневаюсь… Я тоскливо вздохнула, в который раз помянув незлым тихим словом Алевтину и тихо надеясь, что все происходящее – понарошку и мне не дадут так бездарно умереть. В крайнем случае, очнусь в родном Питере. И да, где же обещанный блондин-то? Хотя вопрос, наверное, уже чисто риторический…
   Свернув в очередной раз, мы оказались в большой пещере, где колыхалось целое море одинаковых синих балахонов, которые что-то пели монотонными голосами. И посередине красовался классический каменный алтарь… Мамочки. Сердце сдавила тоска, но поделать я ничего не могла: в каком-то полуобморочном состоянии приблизилась к страшному камню, мимолетно удивившись отсутствию на нем багровых потеков, встала рядом с Алексом, так же крепко сжимавшим мою похолодевшую ладонь. Перед глазами все плыло, от страха подгибались колени, но магия не давала позорно шлепнуться на пятую точку. Да уж, «интересно» – не то слово, у Алевтины крайне специфическое понятие о том, как воплотить в жизнь заказ клиента! Что там она про декорации говорила? Так вот, хочу сменить, это уже ни разу не смешно! И это… где там моя мечта, про которую Алевтина говорила?! Хочу сказать пару слов… Перед нами вырос мужик в коричневом балахоне, Алекс протянул ему наши руки, и я чуть не вздрогнула, узрев у коричневобалахонистого короткий кинжал. Н-не, не надо меня резать!.. Поздно. Ладонь пронзила короткая вспышка боли, Алексу тоже подпортили кожу, и жрец соединил наши ладони.
   Я оцепенела, отстраненно наблюдая за процессом, даже не удивившись непонятным иголочкам, заколовшим кожу, едва наша с Алексом кровь смешалась. Нет, это все понарошку, в моем родном мире законным считается только штамп в паспорте, а не всякие варварские церемонии! Так же равнодушно проследила, как довольный, словно обожравшийся мышей удав, Алекс надевает на мой палец простенькое серебряное колечко. Кстати, почему серебряное, интересно? Спрашивать было лень, да и особо неинтересно уже, честно. Когда на пальце Алекса появилось такое же, надетое почему-то жрецом, а не мной, товарищ в коричневой рясе что-то пролаял, и я догадалась, что церемония закончена. Эм, так я теперь жена, что ли? Никаких особых ощущений от этой мысли не испытала, видимо, шок все-таки накрыл по полной, включив защитный механизм психики, и эмоции ушли глубоко в астрал.
   Смутно помню, что обратно к спальне-камере проделала путь на руках Алекса, – неужели доперло, что супруга босая, а полы в этом чертовом Храме холодные?! И, кажется, магию он тоже отменил, потому как руками-ногами шевелить я могла. Вяло, но могла. В сознании до конца не укладывалась реальность всего происходящего, все казалось, я сплю и вижу всего лишь очень красочный и до невозможности реалистичный сон. Бывает со мной такое иногда, когда просыпаешься утром и несколько минут пытаешься осознать, в каком мире находишься.
   …Спальню заливали рыжие лучи заходящего солнца, на небе полыхал роскошный закат. Судя по тому, как быстро садился красный диск, скоро станет темно. И наступит последняя моя ночь, потому что, если Алекс не откажется от своей дурацкой и дикой идеи принести меня в жертву, завтра я умру…
   – Анечка… – жаркий шепот ураганом ворвался в оцепеневший мозг, чьи-то нетерпеливые, горячие ладони скользнули по гладкому шелку платья и мягко накрыли грудь.
   В голове словно что-то щелкнуло, время рывком двинулось дальше, а в теле обжигающим фейерверком взорвались ощущения. Я задохнулась, возражения застряли в горле колючим комком, а губы Алекса уже уверенно путешествовали по шее, язык выписывал кружева, заставляя тело, не скованное никакой магией, плавиться от проснувшегося желания. Пальцы легко пробежались вдоль выреза, отчего кожа вспыхнула сотней огоньков, став болезненно чувствительной, и осторожно отвели тонкий шелк, обрисовали напрягшиеся соски. Я прикусила губу и зажмурилась, голова сама откинулась назад. Руки на чистых рефлексах метнулись к нахальным конечностям… мужа, ухватив того за запястья в слабой попытке остановить. Тихий смех около уха прошелся по напряженным нервам шаловливой кисточкой, позвоночник рассыпался на составляющие, попутно послав по телу рой огненных мурашек.
   Алекс спустил лямки платья, и оно осело к ногам прохладной шелковой лужицей, предоставив простор для дальнейших действий. Я уже не думала ни о чем, в голове воцарилась восхитительная легкость и звенящая пустота, и осталось одно желание – чтобы Алекс не останавливался. Гори оно все, в том числе и мои принципы, этот непонятный мужик действительно умел соблазнять, как никто до этого в моей жизни… Весь опыт спасовал перед тем, что вытворял со мной сероглазый супружник. От его умелых ласк, от нежных, как касание лепестков, поцелуев, от возмутительно неторопливых, словно испытывавших мое терпение прикосновений я совсем потерялась. Сознание плавало в горячечном тумане удовольствия, губы что-то шептали, умоляя продолжать, я стонала и металась по кровати, изнывая от сладкой пытки на грани, – сколько раз Алекс останавливался в самый последний момент, оттягивая желанную разрядку, я уже устала считать. Не, не надо никаких блондинов… И этот сойдет…
   Когда я уже решила, что просто умру от накопившегося напряжения, надо мной наконец смилостивились, и я порадовалась, что стены тут каменные и никто не слышит. Тело пронзила такая могучая волна наслаждения, что мне показалось, я распалась на атомы и просто перестала существовать, став одной из тех звездочек, что роились перед глазами. Собственный крик услышала словно издалека, и его тут же заглушил долгий, бесконечно нежный поцелуй, и теплые руки обняли, прижали к сильному телу, пока меня сотрясали волны удовольствия. А когда я немного пришла в себя, чувствуя блаженную расслабленность, и распахнула глаза, то встретилась с внимательным взглядом, в глубине которого плавали серебряные искорки, и довольной улыбкой на физиономии Алекса. Я зачарованно следила за пляской огоньков, осознавая одну простую вещь: хочу дальше. Хочу узнать, как это, чувствовать его внутри, двигаться в одном ритме, хочу видеть, как ему тоже хорошо… Голова закружилась от одних только мыслей о продолжении, кровь моментально испарилась, а вместо нее по жилам потекла раскаленная лава.
   Слов выразить обуревавшие эмоции не хватало, и я просто прижалась к Алексу бедрами, очень хорошо чувствуя, насколько наши желания совпадают. Да и зачем что-то говорить, у меня, наверное, на лице все написано… Очередной жаркий поцелуй обжег губы, и Алекс прижал меня к кровати, плавно подавшись вперед. Я длинно застонала, изогнувшись навстречу и снова улетая в космические дали, где были только я, он и чистое наслаждение…
   Подумаю обо всем утром. Может, удастся уговорить отпустить меня.
* * *
   Я сидела у открытого окна, любуясь на пышные цветущие кусты парка, и вздыхала, мрачно размышляя о превратностях судьбы и дурном чувстве юмора у моей мечты. В голове крутились обрывки давешнего приключения… Как же феерично появился тот самый блондин, который изначально оговаривался в беседе с Алевтиной! И который, как выяснилось, мне уже на фиг был не нужен. Происходившее все больше становилось похоже на нелепый красочный сон.
   …Поговорить не удалось: после того марафона, что устроил мне Алекс, я чувствовала себя тряпичной куклой, руки-ноги не шевелились, и, казалось, в теле не осталось ни одной целой косточки. Все, на что меня хватило, это свернуться калачиком под боком супруга – теперь это слово не пугало, – сладко зевнуть и наивно понадеяться, что утро будет мудренее вечера. Оно и оказалось… Едва продрала глаза, ощущая приятную ломоту в теле, как наткнулась на полный сожаления взгляд Алекса.
   – Пора, – шепнул он и нежно поцеловал.
   – А… Э… Как?.. – прохрипела я, сонливость и утренняя нега разом слетели, и в животе ледяной глыбой застыл страх. – Может, отпустишь?..
   – Не могу…
   – Алекс!.. – взвизгнула я, резко сев и испуганно уставившись на него.
   На меня со всей ясностью обрушилось понимание, что про жертвоприношение – не шутка. Сиреной взвыл инстинкт самосохранения, побуждая куда-то бежать, что-то делать, спасать жизнь в конце концов!.. Но ни сделать, ни сказать я больше ничего не успела.
   – Прости. – Мой сероглазый предатель покачал головой и щелкнул пальцами.
   Спину заморозило от ужаса, но пошевелиться я не могла. Остальное происходило, как во сне: встала, на деревянных ногах подошла к брошенному платью, оделась. Пригладила растрепанные волосы, повернулась к уже облачившемуся в свой балахон Алексу, встретилась с ним взглядом… В его глазах вдруг мелькнуло что-то похожее на тоску. Мы не разговаривали. Я не могла, губы словно слиплись, а Алекс… Наверное, не хотел.
   Снова коридор, пещера, алтарь, безликие синебалахонистые… «Это сон, сон, сон, я сейчас проснусь…» – в пустой черепушке билась одна эта мысль, отдаваясь в висках тупой болью. И все то время, пока укладывалась на алтарь, – тело по-прежнему не слушалось меня, только тихих указаний супружника, – я не сводила напряженного взгляда с Алекса. Ну придумай что-нибудь, ты тоже этого не хочешь, я вижу!.. Когда надо мной поднялся нож, который держали те самые пальцы, которые совсем недавно доставляли мне столько удовольствия, я страстно захотела зажмуриться, однако тело так и не подчинилось мне. Могла бы – взвыла от ужаса, но…
   Раздался странный звенящий звук, и грозный голос резанул:
   – Убери от нее свои грязные лапы, убийца!
   Ой, сколько пафоса-то… А кто это вообще такой?! Перевела взгляд… Блондин. Высокий. С нахмуренными бровями, сверкающими голубыми очами, классическим римским профилем, весь в белом, с мечом в руке… И с сияющей аркой за спиной – портал, что ли? Эм… мужик, ты за мной?.. Страх упал в обморок, а оцепенение с тела внезапно спало. Алекс сузил глаза, полыхнувшие нешуточным раздражением, но руку с кинжалом опустил.
   – Ты кто такой? – сквозь зубы процедил он.
   – Я – ее суженый! – патетично воскликнул блондин, и кончик его меча ужом скользнул к горлу моего супружника.
   – Кто-о-о?! – У меня прорезался дар речи, и я резко села на алтаре.
   Не много ли желающих на мою скромную персону? Алевтина, что за дурные шутки?! Я же замужем уже, какой на фиг суженый?
   – Любимая, ты в порядке? – Голубые очи посмотрели на меня, в голосе проскользнули заботливые нотки. – Не бойся, я спасу тебя!
   Не, не надо меня спасать, пусть лучше Алекс этим занимается! Как-нибудь уговорю отказаться от дурацкого обычая. Может, Алевтина нас двоих вернет обратно в Питер?! Мысли сумбурно метались в голове, а тем временем в пещере события набирали обороты. Меня же как обухом огрело по голове; все, что могла, – это сидеть и хлопать ресницами. Алекс коротко рыкнул, раздался знакомый щелчок, но… ничего не произошло. Смех блондина показался каким-то слишком наигранным и… пафосным, да. Что за елы-палы?!
   – У меня амулет, твоя магия бессильна! А вот моя подействует!
   Ой, а зачем столько презрения?! Я поморщилась от громогласного, полного торжества вопля неожиданного спасителя. Он сделал замысловатый пасс рукой, и… Алекс застыл, как и все остальные. Кроме меня и блондина, хотя я и без всякой магии находилась в ступоре от быстрой смены событий и впечатлений. В общем, меня бесцеремонно схватили в охапку, я от неожиданности даже забыла, что можно отбрыкиваться, и затащили в эту самую сверкающую арку. Напоследок успела поймать горящий упрямством и злостью взгляд Алекса, его губы шевельнулись, и я скорее угадала, чем услышала одно-единственное слово: «Найду».
   Вот так я и оказалась в мире блондина, которого звали Доррен. Он, как выяснилось, голубых кровей – граф какой-то там, я плохо запомнила длинный титул. И самое ужасное – здесь я не была человеком!!! Потому что за моей спиной трепетали полупрозрачные стрекозиные крылышки… Убью Алевтину. Вот честно. Выяснилось, что я действительно невеста непрошеного спасателя, похищенная несколько дней назад, бла-бла-бла, мы друг друга любим до звездочек в глазах… Не знаю, как все подстроила ушлая бабуля, вселив меня в тело нареченной Доррена, но я была не просто зла, я была ОЧЕНЬ зла! Потому что все было, как я хотела: цветы, подарки, обожание в голубых глазах жениха! Но было и простенькое серебряное колечко на пальце, которое было не снять и которое почему-то видела только я одна. А навязчивое внимание, оказывается, так раздражает, ну просто до зубовного скрежета. Особенно когда перед глазами назойливо вертятся картинки с совсем другим лицом и от будоражащих воспоминаний вскипает кровь… Снова появилось настойчивое желание познакомиться с той самой мечтой, про которую говорила бабуля, что она, оказывается, живая. И высказать все, что думаю о подобных вот выходках…
   Тоскливо вздохнула, подперев ладонью подбородок. Хочу домой. Хватит с меня экстремального «интересного» отдыха, красивых ухаживаний и прочей чепухи, которую спорола Алевтине, наивно думая, что все это шутка. И навязчивого Доррена тоже… Он же искренне считал, что мое хмурое настроение – результат пребывания у Алекса. Мол, тонкая душевная организация и все такое. Даже мое любопытство не поднимало голову – что за мир, что за пределами особняка Доррена, кто я такая тут?.. Чрезмерная забота женишка душила, от дурманящего аромата многочисленных цветов ломило виски, а батарея коробочек с подарками – исключительно ювелирка – занимала уже весь туалетный столик. Эй, Алевтина, где смена декораций?! Все ж исполнилось, как я хотела, давай уже, я проснуться хочу! Убеждение, что происходящее – сон, крепло с каждой минутой. Сознание, утомленное обилием впечатлений и переживаний, настойчиво искало, за какое бы объяснение зацепиться, чтобы вернуть себе равновесие, и пока мы с ним остановились на версии со сном. Ибо крылышки не лезли ни в какие рамки…
   – Дорогая, как ты?!
   Ы-ы-ы, уйди, болезный! Самое ужасное, что, как только я хотела высказать Доррику все хорошее, губы сами изгибались в улыбке, глаза принимали форму правильных кругов, и я начинала блеять тонким голоском с плаксивыми нотками.
   – Мне грустно, милый, – прощебетала я, и мир поплыл – опять чертовы слезы, я не хочу реветь! – Хочу прогуляться по саду, надеюсь, свежий воздух поможет… – Мой рот продолжал вещать без всякого участия мозга в этом процессе.
   – С тобой пойти? – Доррик заглянул мне в глаза, и так захотелось показать ему язык!
   Хорошо хоть, не лез с поцелуями, ограничивался лобызаньем ладоней и объятиями. Об остальном вообще речи не шло, только после свадьбы. Приготовления к которой, кстати, шли полным ходом…
   – Нет, мне надо побыть одной, – тем же грустным голоском ответила я и молча возликовала: да, да, наконец-то консенсус!
   А вот интересно все-таки, как так получалось, что говорила я совершенно не то, что хотела, тогда как сознание оставалось только моим и ничьим больше? Магия?.. Ничем другим объяснить свое странное поведение я не могла.
   – Хорошо, дорогая. – Доррик заботливо поправил несколько локонов – в этом мире волосы у меня вились и были такого кукольного золотистого цвета, нереального просто, – погладил по щеке и кивнул.
   Где моя нормальная внешность? Я не хочу быть пародией на эльфийскую деву с крылышками, большими зелеными глазами, слишком тонкой талией и бюстом почти четвертого размера!!! Я нормальная, обычная женщина с обычной фигурой и внешностью, вертайте все назад!
   Вышла в сад, вернувшись к горько-сладким воспоминаниям… Вот что делает хороший качественный секс, совсем мозги набекрень. Ведь убить меня хотел, и нож уже занес, а я все равно не могу заставить себя возненавидеть… Алекс упорно не шел из головы, пальцы вертели простенькое колечко, и плевать, что он не блондин и слегка чокнутый со своими запретами… Если это такой красочный сон, и если это мой отдых, и если это моя мечта, пусть и сбывается она совершенно кривым образом, хочу хеппи-энд, перед тем как проснуться! Да, Алекса хочу… Такая я вот непоследовательная – заказывала блондина, а запала на брюнета. Ну что поделать, женская душа запутанней лабиринта Минотавра будет, с ее-то вывертами. И вообще, сказал же Алекс, что найдет меня? Правда, еще неясно, для чего все-таки, принести меня в жертву или для чего другого, но, как только найдет, на месте и выясним. Только бы нашел! Пребывать в образе нежной эльфочки надоело до зеленых чертей.
   Я медленно шла по дорожке, присыпанной белоснежным песком, рассеянно касалась распустившихся бутонов, испускавших нежный аромат, и прокручивала воспоминания, испытывая какое-то болезненное удовольствие от смакования подробностей. Мазохистка, как есть.
   – Анечка! – раздался радостный и довольный голос, очень знакомый, кстати, и я вздрогнула, остановившись как вкопанная.
   В нескольких шагах от меня стояла улыбчивая Алевтина и доброжелательно пялилась на меня. В душе разом встрепенулась жажда справедливости и мысленно потерла руки – тебя-то мне и надо, родная моя, заждалась уже!!!
   – Алевтина… – угрожающе начала я, сделав шаг к ней.
   – Как отдых? Нравится? – перебила она и хитро прищурилась. – Как заказывала – интересно, блондин с голубыми глазами, красивое знакомство, ухаживания, все желания исполняются. Даже море было. – В глазах ушлой бабули мелькнуло откровенное веселье.
   И тут кусочки с явственным шорохом сложились в целую картину. Мечта, говоришь? Живая, говоришь?! Да с такой мечтой и врагов не надо, между прочим! Такая мечта угробит, да еще и спасибо потребует, мол, ты сама хотела! И как нашла в Питере, как все провернула, ну, Алевтина!.. Или как там на самом деле зовут мою живую мечту… Если у нее вообще есть имя.
   – Нет, не нравится! – рявкнула я, руки сами сжались в кулаки. – Что за фигня, хватит этого фарса! Дурные шуточки у вас, знаете ли! Я проснуться хочу, – добавила неожиданно жалобно, в носу защипало.
   – М-да? – Алевтина склонила голову и окинула меня задумчивым взглядом. – Не понравилось? Ну что ж… – Взгляд ее неожиданно стал острым, пронзительным. – В любом случае, Анечка, что заказывала, то и получила, – усмехнулась бабуля и резко хлопнула в ладоши.
* * *
   Под крыло уносились квадраты полей и совсем игрушечные домики, я задумчиво созерцала с высоты землю и вспоминала странное приключение: то ли во сне оно было, то ли наяву… За сон говорило то, что очнулась я во дворе того самого дома, где располагалось агентство моей мечты со старинным именем Алевтина, но, хоть убей, кода подъезда не помнила, и той бумажки ни в карманах, ни в урне не оказалось. На мне – джинсы и рубашка, в руке зонтик, в ушах наушники. За явь… Кольцо никуда не делось. Гладкий серебряный ободок плотно сидел на пальце, и, как я ни пыталась его снять, не получалось. Отказавшись найти логичное объяснение случившемуся, я отправилась домой, с удивлением отметив, что настроение уже не зашкаливает за отметку «погано, дальше некуда». И в отъезд я собиралась с гораздо большим энтузиазмом…
   Чужой город встретил отличной, даже жаркой погодой и, конечно, морем впечатлений, которым почти удалось заслонить собой образ сероглазого соблазнителя с невероятно чуткими пальцами и умопомрачительной улыбкой. Вот верила моя женская душа, что не убил бы меня Алекс просто так, во сне ведь чудеса случаются. Я знала, видела: ему отчаянно не хочется приносить меня в жертву!
   Бродя по узким средневековым улицам, любуясь на дворцы и церкви, я крутила колечко, снова и снова возвращаясь в мыслях к той восхитительной ночи… Эх, почему таких мужиков в реальности не бывает? Отчего-то зрела уверенность: Алекс оказался бы хорош не только в постели, но и в обычной жизни…
   Ай! Кто-то чувствительно двинул в плечо так, что аж рюкзак слетел, я вернулась на грешную землю и с возмущением посмотрела на того, кто не удосужился обойти замечтавшуюся девушку.
   – Смотреть надо!.. – Остаток фразы застрял в горле: на меня смотрели знакомые глаза цвета грозовой тучи…
   – Простите, задумался. – Тот же голос, боже, и та же улыбка, и… знакомые серебряные звездочки в глазах.
   У меня позорно ослабли коленки и пришлось прислониться к стене.
   – А-а-а… Алекс?.. – сиплым шепотом выдавила из себя, мозг завис, переваривая информацию и силясь совместить несовместимое.
   В обычных черных джинсах, футболке и с небрежно завязанными в хвостик волосами он выглядел… До ужаса реально и просто нереально притягательно. Нет, он же маг из какого-то там фэнтезийного мира! Как он тут оказался? И вообще, я схожу с ума?!.
   – Узнала, – довольно откликнулся он, и робкая надежда, что это всего лишь очень похожий на него человек, благополучно скончалась, не приходя в сознание.
   – Глюк, – нервно рассмеялась, не в силах отвести взгляд.
   В следующий момент я оказалась в крепких объятиях и успела только протестующе пискнуть. Краем глаза заметила, как на нашу парочку косились редкие прохожие, и понимающие усмешки тоже видела…
   – Тебе прямо сейчас начать доказывать, насколько ты не права? – выдохнул он прямо в губы, ничуть не стесняясь посторонних взглядов.
   Ну да, учитывая, что одна слишком нахальная ладонь лежала гораздо ниже талии… Я нервно рассмеялась, реальность упорно не желала совмещаться, а в голове стало совершенно пусто, все вопросы разлетелись пушинками в разные стороны. Не… может… быть! Улыбка Алекса стала шире, превратившись в откровенно предвкушающую ухмылочку, и в ставших совсем темными глазах я без труда прочитала все его мысли. Ой! Щекам стало жарко, низ живота залила знакомая тягучая тяжесть, и в памяти в очередной раз ярко вспыхнули воспоминания…
   – Потом поговорим, – тем самым интимным шепотом сообщило наваждение, многообещающе глянув на меня, и его вторая ладонь самым бессовестным образом забралась под мою футболку, легонько погладив поясницу.
   Эмм… Когда мужчина ТАК на тебя смотрит и ТАКИМ тоном говорит, лучше не спорить. Это я почувствовала интуитивно, а сердце подтвердило догадки, плавно съехав с законного места в груди куда-то в район коленок. Рациональная часть сознания благоразумно захлопнула рот и отвернулась, сделав вид, что все в порядке, а либидо вместе с гормонами радостно размахивало флажками и праздновало победу… Все «почему» и «как» можно обсудить действительно позже.
* * *
   Несколько месяцев спустя.
   – Сашка!!! – взвизгнула я, когда кусочек льда скользнул под халатом по спине.
   Тут же сильные руки обняли и притянули к себе, а около уха раздался тихий довольный смех. Вот же… хулиган на мою голову! Лед благополучно упал на пол, я отбросила его ногой, сердито поджав губы и помешав в сковороде солянку, – вот зачем отвлекает?! Спалю же к едрене фене… Тоже мне, дорвался до реализации своей буйной фантазии! Отлучить от Интернета, хотя она, его фантазия, и без всемогущих Гугла и Яндекса тако-о-ое выдает… У моего сероглазого наваждения действительно очень богатый опыт.
   – Ты так забавно реагируешь, – выдохнул он, мазнув губами по изгибу шеи. – Прости, не удержался.
   – Ррр! – натурально зарычала я, попытавшись вывернуться.
   Нельзя меня отвлекать от готовки, а то опять пельменями придется питаться, – признаться, в холостяцкой жизни отвыкла нормально есть, и теперь процесс давался с некоторым трудом. Пришлось заново привыкать готовить. Я элементарно могла забыть что-то на плите – зачитавшись, засмотревшись каким-нибудь фильмом или сериалом, засидевшись за компом… Алекс пока только учился пользоваться благами цивилизации, но, надо признать, учеником оказался способным, схватывал все на лету, ничему почти не удивлялся и ни от чего не шарахался. Как выяснилось, путешественник по мирам он опытный и видел всякое. То, как он меня везде искал, пока пред его светлы очи не явилась приснопамятная Алевтина-мечта, дабы любезно указать мое местонахождение, вообще отдельная история… Искал. Я расплылась в улыбке и потерлась затылком о его плечо.
   – Все, все, не мешаю. – Алекс тут же перестал шалить, но не отпустил. – Можно я просто постою с тобой?..
   Да кто ж возражает? Стой, стой, ненаглядный. Кстати, мои страхи там, в пещере, оказались напрасными: никто не собирался меня убивать. Для ритуала требовались только эмоции жертвы, затем ее отправляли туда, откуда она явилась. Но за неповиновение могли здорово огрести и я, и Алекс – опуская подробности, тот самый чувак в коричневом балахоне, типа начальника, умел чувствовать ложь. Поэтому мне следовало оставаться испуганной до трясущихся поджилок жертвой, а в самый последний момент мое сероглазое наваждение собиралось открыть портал – ага, он и такое умел. Алекс оказался очень хорошим актером, отсюда и вселенская тоска, и грусть. На самом деле он думал о том, как замечательно могло бы продолжиться утро, если бы не этот дурацкий ритуал… Мужчина, что с него взять!
   В общем, Алекс еще много чего интересного про себя рассказывал, но главное я уяснила: от меня теперь так просто не отстанут. И дело даже не в фантастическом сексе, хотя именно с него все началось, как ни странно. Просто… Ну, мечта ведь должна сбываться, и неважно, каким образом. Алекс сказал: ему хватило одного взгляда в мои глаза, чтобы понять, что я – его. Через пару недель он признался: колечко, которое так и красовалось на моем пальце, все остальные девушки до меня легко могли снять хоть сразу после церемонии. А навсегда оно осталось на предназначенной ему судьбой, высшими силами, богами, ну, в общем, кем-то там свыше. Мое раздражение и возмущение – тоже мне, а плел про взгляд, глаза, вот же говорун! – быстренько усмирили, и я махнула рукой на причины, по которым Алекс рискнул остаться в незнакомом ему мире, но рядом со мной. Любит же, сам признался недавно. И я ему верю, как ни удивительно, даже несмотря на то, что он брюнет.
   Я помешала уже почти готовую солянку, задумчиво улыбаясь. Способности Алекса остались при нем, как ни фантастично это звучит, однако использовать их он решил честно: открыл собственную частную практику. А поскольку его методы действительно работали, весть сарафанным радио быстро разнеслась по городу, и всего через несколько месяцев к Алексу запись уже велась чуть ли не на три недели вперед. Найти вещь, человека, вылечить, снять всякие порчи-сглазы-привороты – ненаглядный легко решал почти любые проблемы, только не брался за откровенную чернуху, в основном потому, что не желал возвращаться к своему темному прошлому, где ему приходилось убивать, пугать девушек для особого ритуала жрецов. В общем, свое место Алекс тут нашел достаточно легко и к моему и к своему удовольствию.
   Алевтину, мою мечту со специфическим чувством юмора, я больше не видела. Может, оно и к лучшему, ведь у меня теперь есть все, что надо, чтобы быть счастливой, – любимый мужчина. Пусть даже пока он еще не знает, что он любимый. Должна же в женщине оставаться какая-то загадка, правда?

Лилия Касмасова
Моя свекровь – ведьма

   Пальцы задрожали так сильно, что я выронила приглашение. Потом я зачем-то посмотрела на себя в зеркало и решила, что ужасно выгляжу, еще эти мешки под глазами и волосы какие-то лохматые. А потом проковыляла на балкон покурить.
   Курение меня не успокаивало, к тому же я вспомнила, что бросаю, и потушила тонкую сигаретку в горшке с кактусом. Поцарапала пальцы о колючки, взвизгнула, выругалась и зашла домой.
   Еще хромота эта. Надо же было мне именно на этой неделе потянуть лодыжку. Ну как я поеду? А не поехать – обидятся, конечно! И потом, никто и никогда в жизни не присылал мне приглашения на бумаге с тиснеными цветочными узорами, написанного перьевой ручкой и лежащего в красивейшем узком длинном конверте тоже с узорами. Ну, будто я королева английская или попала в кино.
   Хотя от ведьмы можно и не такого ожидать.
   То, что Далия Георгиевна – ведьма, Миша сообщил мне спустя два месяца после нашего знакомства. Я ему тогда на это сказала, что нехорошо так обзывать родную маму. На что он расхохотался и сказал, что она действительно ведьма. В самом прямом смысле. И добавил, что ведьма у них в семье не одна, а вся женская половина способна к ведовству.
   И все же поверила я только после личного знакомства с Далией Георгиевной. Мы встретились в кафе. Мишина мама оказалась высокой брюнеткой лет за пятьдесят, со строгим лицом, в розовом костюме и розовой шляпе с перьями. Миша нас представил друг другу. И, когда назвал мое имя, сказал:
   – Она из простых, мама.
   Что потом было! Его мама встала, сверкая на меня глазами, – я тогда сразу поверила, что она ведьма, и подумала, вот сейчас она меня испепелит на месте. Но она перевела взгляд на полосатый зонт над нашими головами, что-то буркнула, зонт превратился вдруг в громадного пеликана, он щелкнул огромным клювом мне в лицо, потом захлопал крыльями, снеся со стола чашки, поднялся в воздух и улетел.
   А Далия Георгиевна процедила сквозь зубы:
   – Приятно познакомиться, – развернулась и ушла.
   Я тогда не могла успокоиться недели две. Кошмар! Его мама возненавидела меня с первого взгляда! Но Миша сказал:
   – Если бы она тебя возненавидела, то превратила бы в пеликана тебя, а не зонт. Хотя, – и он, видите ли, даже усмехнулся! – скорее не в пеликана, а в… лягушку, например, или в… гусеницу…
   – Хватит, хватит! – завопила я тогда. – Я поняла!
   Потом я поинтересовалась: а что же мужчины в их семье? Он пожал плечами:
   – Люди как люди.
   Знакомство состоялось четыре месяца назад, и с тех пор от Мишиной родни не было ни слуху ни духу. И тут вдруг приглашение! Персонально от Далии Георгиевны! «На семейный обед»! Ну кто приглашает официально на простой семейный обед? Наверное, это обед по какому-то торжественному случаю – день рождения, годовщина свадьбы или еще что-нибудь, не знаю… например, по случаю того, что кто-то из старших сыновей получил престижную работу.
   У Миши было три старших брата. И их жены – все! – были ведьмами. А он нашел меня, видите ли.
   Ладно, придет Миша с работы, спрошу, в честь чего торжество намечается. Может, надо еще подарок купить. А обед уже завтра.
   Миша был удивлен, Миша был растерян, Миша взъерошивал без конца волосы и повторял, как идиот:
   – И чего это она?
   – Ты же сам сказал, что она ко мне отнеслась вполне нормально, – волнуясь, сказала я.
   – Я сказал, – ответил Миша, – что она тебя вовсе не возненавидела.
   – Ну, значит, – сказала я, – она решила э-э… что пришла пора изменить свое отношение.
   – Угу.
   – Что – «угу»?
   – Это и настораживает.
   – Это обед по какому-то поводу? – спросила я, когда он стал выглядеть более вменяемым.
   Миша пожал плечами:
   – Не знаю. Похоже, просто обед.
   – И часто у вас такие званые обеды устраиваются?
   – По настроению, – ответил он неопределенно.
   Видимо, по настроению его мамы. Я не стала дальше расспрашивать.
   В приглашении значилось, что обед состоится в два часа тридцать минут. Мы выехали рано утром, чтобы не попасть в пробки, ну и потом я сказала Мише, что, возможно, понадобится моя помощь в приготовлении обеда, а совместная готовка сближает.
   Миша в ответ на это пробормотал, что мама и рук на кухне не замарает. Я спросила:
   – Как это? У вас э-э… слуги?
   – Нет, – улыбнулся он. – Много кузин, племянниц и невесток.
   – Тем более! Ведь я тоже… э-э… почти… – сказала я.
   Мы ведь собирались пожениться к Новому году.
   – Ну да, – только и сказал Миша.
* * *
   Поселок находился на берегу реки Клязьмы. От Кольцевой до него было добираться около часа. Мы въехали в поселок, и я все вертела головой по сторонам, выглядывая, где же коттедж Мишиных родителей. Судя по его обмолвкам, это был очень большой дом. Но мы проехали поселок насквозь.
   – Поместье дальше, – сказал Миша, – за поселком.
   – Поместье… – машинально повторила я. Черт, они что – очень богатые?
   Миша никогда об этом не говорил. А жили мы в моей однокомнатной квартире.
   Поместье… А на мне турецкие джинсы и простая клетчатая блузка. На всякий случай я прихватила вязаную кофту, которую связала сама из разных цветных ниток, компонуя их по вдохновению. Она получилась очень интересной и оригинальной. Пожалуй, лучше мне ее не вытаскивать, даже если пойдет снег.
   Успокаивало, что Миша тоже не во фраке. А просто в джинсах и в футболке. Но он-то все же родной сын – его примут любого.
   Минут десять по абсолютно гладкой асфальтовой дороге – и перед нами развернулась старая тополиная роща. Мы въехали под ее сень. Листья тополей золотились под мягким светом осеннего солнца и будто слегка звенели на ветру.
   Дорога привела к высоким кованым воротам, открытым настежь. Мы въехали на широкую аллею. Ее обрамляли раскидистые деревья и густые заросли кустов.
   Дом, показавшийся из-за поворота, был белым двухэтажным особняком с колоннами. Такие я видела прежде только на картинках.
   Миша остановил машину у крыльца. Из дома вышел мужчина лет шестидесяти, в бархатном бордовом сюртуке и серых полосатых брюках. Пожалуй, Далия Георгиевна в своих розовых перьях вполне бы гармонично смотрелась рядом. Может, и моя кофта впишется в Мишину семью?
   – Папа, привет! – Миша вышел из машины и пожал ему руку.
   – Салют, – отвечал мужчина. Потом выглянул из-за Миши. – Так ты не один?
   Я выбралась из машины и прокандыляла к ним. Мишин отец, глядя на мою ногу, сказал:
   – Голеностопный?
   – Да, – сказала я, – растяжение.
   – Жаль, – сказал отец.
   – Да ничего, – сказала я. – Скоро пройдет.
   – Да, – сказал отец, – жаль. Лучше бы навсегда.
   – Что? – не поняла я.
   – Папа, – сказал Миша. – Она не ведьма.
   – Так это все та же самая? – удивился отец.
   Я так оскорбилась, что не нашла слов в ответ.
   – Папа, – с укоризной сказал Миша. – Познакомься. Это Вика.
   – Дмитрий Васильевич, – с достоинством произнес папа. – Проходите в дом. Девочки в гостиной. А я тут покурю пока. – И он спустился с крыльца и пошел прогуляться.
   Я чуть не сказала: «Я тоже останусь тут и покурю с вами!» Каким бы странным ни показался мне Мишин папа, встречаться с его мамой мне хотелось еще меньше.
   Холл был великолепен: высотой в два этажа, с большими окнами, полом в крупную шашку и широкой, с резными перилами, лестницей.
   Этот холл меня сразил наповал. Но все же я вспомнила:
   – А почему твой папа огорчился, что я не останусь навечно хромой?
   – Извини его, – сказал Миша. – Понимаешь, для ведьмы быть хромой – это плюс, это как для простой девушки быть блондинкой с длинными ногами и с большой грудью.
   – А, ясно, – кивнула я, а потом остановила его, дернув за рукав: – Значит, ты мечтаешь о грудастой блондинке?
   Понимаете, я вовсе не длинноногая пышногрудая блондинка. А совсем наоборот. По всем параметрам.
   И вот я, кажется, поймала любимого на нехороших мечтах о блондинках. А он, видите ли, совсем не смущается, а смеется.
   Мы прошли к двойным дверям, за которыми слышался тихий гомон женских голосов, разговоры и смех.
   Я сделала пару глубоких вдохов и приготовила обаятельную улыбку.
   И тут позади раздался радостный мужской голос:
   – Миха! Приехал!
   И к Мише с объятиями кинулся высокий темноволосый здоровяк.
   – Здорово, Влад! – ответил мой Миша.
   – Помоги чемоданы наверх занести, – пробасил Влад и кивнул мне: – Привет! – А потом, не успела я ничего и сказать, легким движением сильной руки распахнул настежь двери в гостиную: – Проходите! Мы сейчас.
   И повел Мишу прочь. Тот оглянулся, улыбнулся мне, махнул рукой: мол, я сейчас вернусь.
   А я стояла на пороге гостиной. И человек пятнадцать женщин, девушек и девочек, сидящих в цветастых креслах и на диванах, замолкнув, пялились на меня.
   – Здравствуйте, – сказала я, позабыв о заготовленной улыбке.
   – Привет! – откликнулась девочка лет пяти, она грызла большое красное яблоко.
   А девушки и женщины вместо приветствия заговорили с восхищением:
   – Хромая!
   – Зеленоглазая!
   – Брюнетка!
   – Кудрявая!
   – Завивка, – возразил кто-то.
   – Нет, – сказала я, – это свои.
   – Надо же! – сказали с уважением.
   Боже мой! В мире ведьм я была длинноногой грудастой блондинкой!
   И тут над всеми голосами пролетел голос Далии Георгиевны:
   – Она из простых.
   Хозяйка дома сидела в центре комнаты в роскошном кресле с высокой спинкой, будто на троне.
   Все тут же замолкли как громом пораженные. А потом кто-то сказал:
   – Фу!
   А кто-то прошипел:
   – Как она посмела сюда явиться?
   – Меня пригласили! – сказала я гордо. – Далия Георгиевна!
   – Я?! – Далия даже привстала. – Да никогда! Как не стыдно врать и являться без приглашения?
   – Но… – я чуть не заплакала, – но у меня есть приглашение…
   Черт! Я оставила его дома в коридоре на комоде! Не ожидала я, что вход здесь будет строго по приглашениям!
   – И где же оно? – скептически вопросила Далия.
   – Я забыла его. Но Миша тоже его видел!
   Далия только пожала плечами. Мол, чего только эти плебеи не понапридумывают, лишь бы пробраться туда, куда их не зовут.
   А та пятилетняя девочка швырнула в меня недоеденным яблоком и крикнула:
   – Врушка-простушка!
   Тетки, умиленные, захохотали. А одна даже сказала другой:
   – Какая прелесть ваша дочурка!
   А я выскочила из гостиной с намерением сбежать из этого дома, но увидела, что на крыльце полно людей – видимо, другие гости прибывали – и ринулась в коридор, где виднелась дверь в сад.
   Я выбежала наружу и нырнула в тень ближайших деревьев. Тут, позади дома, было тихо и, похоже, безлюдно. Я разревелась.
   Зачем только мы приехали? Зачем мне Мишина семья? Мне достаточно самого Миши! Хотя он тоже хорош – бросил меня одну на растерзание этой стае волчиц! Вот уеду, уйду даже пешком, а ему не скажу! Пусть ищет, пусть думает, где же я, не превратили ли меня в лягушку, не прячусь ли я, бедная и зеленая, под камнем в саду. Пусть раскаивается и рыдает.
   – Эй! – раздался вдруг старушечий голос рядом. – Не стоит разводить сырость. Я не хочу, чтобы мои яблони поросли мхом.
   Я оглянулась. Передо мной стояла старушка в зеленой кофте, светлых брюках, панамке в горошек и в солнцезащитных очках.
   – Ты нарушила мой отдых, – сказала она с укоризной.
   – Извините, – обиженно сказала я.
   Она сняла очки – глаза у нее оказались прозрачно-голубые – и посмотрела на меня внимательно:
   – Ты Мишина девушка?
   – Да.
   – Понятно. – Она махнула рукой с очками в сторону дома: – Это они тебя довели?
   Я кивнула.
   – Идем, – сказала она. – Расскажешь.
   И двинулась сквозь аккуратно подстриженные кусты. Кусты скрывали подходы к большому бассейну. Возле него стояли шезлонги с полосатыми матрасами. Старушка уселась на один из шезлонгов и жестом пригласила меня устраиваться на другом.
   На круглом плетеном столике стоял серебряный поднос с чайником, чашкой, сливочником. Из носика чайника шел пар.
   Старушка сделала легкий жест ладонью в сторону чашки, и рядом появилась еще одна такая же. Еще один взмах сухонькой рукой – чайник поднялся и налил чай в чашку. Сливочник последовал его примеру. А потом сахарница отбросила крышку, кусочек сахара выпрыгнул и завис в воздухе.
   – С сахаром? – спросила старушка.
   – Два куска, пожалуйста, – сказала я, в полном восторге от чудес, происходивших у меня на глазах.
   Бульк, бульк. Два куска. Я взяла чашку и помешала чай ложечкой. Как все это мило.
   – На редкость теплый сентябрь в этом году, – сказала она.
   – Да, – согласилась я.
   – И я могу скрываться здесь, – подмигнула мне она, – подальше от этого курятника.
   Я улыбнулась. Для кого как. Для кого – волчицы, а для кого – курятник.
   – Хотя эти курицы могут быть довольно злобными, – продолжала она.
   Я кивнула.
   – Не обращай внимания! – сказала она. – Курицы все равно всего лишь курицы. Они бывают воинственными в единственном случае: когда не могут поделить большого жирного червячка, – и при этих словах она указала на себя.
   Я подумала с сожалением, что старушка, вероятно, сбрендившая. Жаль, ведь она мне понравилась.
   – Ты ведь знаешь, по какому поводу сегодняшний обед? – спросила она меня заговорщически.
   – Нет.
   – Я передаю власть над кланом, – сообщила старушка. И поджала губы. – Ухожу в отставку.
   – И вам этого не хочется? – осторожно предположила я.
   Она только хмыкнула.
   – И они не знают, кому я передам корону. Далия надеется, что ей. И единственно по той причине, что она моя старшая дочь!
   – А кому вы хотите ее передать?
   Старушка только неопределенно пожала плечами.
   – А что дает эта власть над кланом?
   – Глава клана обладает ведьминской силой всего рода, – сказала старушка. – Она могущественнее обычной ведьмы в сотни раз. Можно такого наколдовать – у-у! Но и ответственности тоже много.
   – И вас заставляют эту силу передать? – снова предположила я.
   – Уговаривают!
   Так вот зачем все они там собрались! И я сказала старушке:
   – А вы не поддавайтесь!
   – Ну, – она вздохнула, – вообще-то я и сама устала. Но их наглость мне не по душе!
   – Понимаю, – сказала я.
   Их наглость и мне была не по душе. И мне хотелось побыстрее сбежать из поместья, пока «злобные курицы» меня не нашли.
   Я встала и сказала:
   – Извините, но я вообще-то собиралась уезжать.
   – Так быстро? – Она тоже поднялась и встала напротив меня. – Останься на обед хотя бы.
   Обедать с этими мегерами?
   – Нет, – покачала головой я.
   Она снова внимательно на меня посмотрела, потом поднесла ладонь ко рту, прошептала что-то и вдруг как ударит меня этой ладонью по левому уху!
   Так, что в ухе зазвенело, будто бы серебряные колокольчики пропели короткий и веселый мотивчик.
   Я вытаращила на бабку глаза и крикнула:
   – Вы что?!
   А она, как ни в чем не бывало, уселась в свой шезлонг, вытянула ноги в бежевых мокасинах и сказала:
   – Извини, детка. Бывает. Старость.
   За одно утро мне пожелали остаться хромой на всю жизнь, обвинили во вранье (прилюдно!), бросили в меня огрызком яблока и дали оплеуху.
   Что ж. Будем считать, что знакомство с семьей моего милого состоялось. Я, потирая ухо, пошла в дом, собираясь найти Мишу и сказать ему: хватит с меня, уезжаю.
   Но искать не пришлось, он вышел из дома мне навстречу. У него был расстроенный вид. Следом появилась надменная Далия Георгиевна.
   – Вика! – сказал Миша. – Вот ты где! А мы тебя ищем.
   – Зачем? – с вызовом спросила я.
   – Мама хочет… – начал Миша и повернулся к матери.
   – Извиниться, – процедила сквозь зубы Далия.
   – И-и… – подсказал ей Миша.
   – Пригласить тебя на обед, – сказала Далия.
   – Спасибо, – сказала я. – Я не голодна.
   – Вика, – умоляюще протянул Миша.
   – Оставайся, – сказала Далия. – Будет интересно.
   – Интересно издеваться надо мной? – спросила я.
   Далия хмыкнула.
   Миша так же умоляюще произнес:
   – Мама…
   Далия пожала плечами:
   – Произошло небольшое недоразумение. Так бывает, когда сталкиваются совершенно разные слои…
   – Совершенно разные люди, – подсказал Миша.
   – Именно, – сказала Далия.
   – Хорошо, – согласилась я. – Я останусь.
   – Чудесно! – Далия хотела было идти, но Миша выразительно посмотрел на нее, и она сказала: – И… э-э… можешь помочь приготовить на стол… Совместная готовка… сближает, не так ли?
   Я кивнула немного растерянно. Далия недовольно спросила Мишу:
   – Теперь все?
   – Угу, – сказал он.
   – Отлично, – сказала она, развернулась и ушла в дом.
   – Она, в общем, хороший человек, – сказал Миша тихо. – Просто сложный.
   Я кивнула. Не сообщать же любимому, что его мамаша высокомерная заносчивая стерва? Тем более когда он виновато смотрит своими красивыми карими глазами.
   Потом он сказал:
   – Мама сказала, бабуля в саду. Ты ее видела?
   – Да, – кивнула я, – она там, в шезлонге.
   – Пойду поздороваюсь.
   – Иди.
   – Столовая напротив гостиной, зайдешь – и за лестницей направо.
   – Я заметила.
   И мы разошлись в разные стороны.
* * *
   В столовой орудовали человек пять девушек. Руководила Далия. Никаких ведьминских штучек, никаких чудес. Они выставляли стулья и расстилали длинную скатерть, как обычные люди, руками.
   С кухни, куда вела широкая полукруглая арка, доносились аппетитные ароматы запеченного мяса и овощей и слышались женские голоса.
   Я зашла и обратилась к Далии:
   – Что мне делать?
   Девушки переглянулись, хихикая, и одна сказала:
   – Удавиться?
   – Ну-ка цыц! – сердито сказала им Далия. И обратилась ко мне: – Доставай посуду из буфета, если тебе не тяжело стоять на ногах, дорогая.
   Дорогая?! Я потеряла дар речи. Без него проковыляла к буфету. И только около него ответила:
   – Да нет, нормально.
   – Большие белые плоские тарелки, – сказала Далия. – Внизу, слева.
   Я наклонилась, открыла дверцу слева и достала тяжелую стопку тарелок. Тарелки у меня в руках тихо загудели и стали слегка позвякивать, будто собирались выпрыгнуть. Я быстро поставила стопку на стол. И они угомонились.
   Что за посуда у них? Особенная, волшебная?
   Одна из девиц стала расставлять тарелки, а я украдкой наблюдала за ней. Ничего такого. Тарелки никуда не упрыгали.
   – Вилки, – сказала Далия. – В ящике.
   Я выдвинула ящик и начала доставать серебряные вилки. А они вдруг зашевелились, зашуршали и превратились в зеленые веточки.
   – О боже! – воскликнула я.
   – Что там еще? – недовольно крикнула Далия, выставлявшая на середину стола вазу с цветами.
   – Вилки! – растерянно крикнула я, встряхивая пучок.
   Ветки снова стали вилками. Я понесла их к столу.
   – И что – вилки? – спросила Далия.
   – Ничего, – испуганно сказала я.
   Положила вилки на стол. Они продолжали оставаться вилками.
   Далия скомандовала нести бокалы для шампанского.
   Я открыла дверцы шкафа и задумалась.
   – Узкие на высоких ножках, – пояснила она, а девицы снова захихикали.
   Думают, я и шампанского никогда не пробовала! Ну ладно, не была я уверена, какие бокалы брать. С ножками, без ножек или вон те, пузатые. Да разве вкус шампанского от бокала зависит? Вовсе нет. Ну или не для меня, по крайней мере. Я вздохнула, подумав, какая я неутонченная особа. Не то что они. Мише, наверное, тяжело со мной, после такого-то воспитания.
   Я взяла два правильных бокала для шампанского… стекло нежно, едва слышно зазвенело в моих руках, и бокалы невероятным, непостижимым образом превратились в два маленьких круглых старых будильника. Они стали подпрыгивать на своих коротких никелированных ножках, будто пританцовывая на моих ладонях.
   Я быстро выдвинула ящик для вилок, засунула их туда, взяла другие два бокала, метнулась к столу и поставила их.
   – Что-то не так с бокалами? – подозрительно спросила Далия.
   – Не знаю, – сказала я.
   – Ты их что, разбила? – Она обошла стол, подняла бокал и посмотрела на свет.
   Я помотала головой:
   – Конечно, нет!
   – Это богемское стекло! – свирепо сказала Далия.
   – Да? – выразила удивление я. Слово знакомое. Что же это за стекло такое? Какое-то заколдованное, что ли?
   – Они очень дорогие! – сказала Далия, в упор на меня поглядев.
   – Я поняла, – сказала я. Очень дорогие! Они очень странные, вот что!
   В общем, я извинилась, сказала, что устала (потому что начала бояться, что, когда я еще раз подойду к буфету, он возьмет и превратится в слона), и получила любезное приглашение посидеть на стуле в уголке.
   Я сидела и с ужасом ожидала, что кто-нибудь заглянет в ящики буфета и увидит, что случилось с бокалами, или будильники начнут стучать в крышку ящика или звонить. Но через минут пятнадцать стол был накрыт, и ничего такого не произошло.
   Гости заходили в столовую и, весело переговариваясь, размещались за столом.
   Старушка тоже пришла, панамки на ней не было, волосы ее оказались коротко стриженными и бело-голубоватыми. Я слышала, как к ней обращались, и узнала, что ее зовут Маргарита Петровна.
   Старушка села во главе стола. Далия и ее муж устроились рядом с ней. Мы с Мишей примостились на противоположном конце.
   Салаты выглядели аппетитно. Миша положил на мою тарелку по паре ложек каждого. Но мне не удалось их попробовать. Только я брала вилку и нацеливалась на еду, как с ней начинало происходить нечто невообразимое. Горошинки из винегрета выстраивались строем, соус начинал вертеться водоворотом, сыр самым банальным образом плавился, а кусок соленой селедки махал плавником.
   Я тайком поглядывала в тарелки соседей – ничего подобного там не происходило. Если не знать, что вокруг сплошные ведьмы, то можно подумать, это обычный обед в самой обычной семье! Все жуют, разговаривают, смеются. Ничего из ряда вон. И только я… Может, кто-то таким образом подшучивает надо мной? Я вертела головой – никто и не смотрел в мою сторону. А может, это я сама?! Сама колдую? Но как? Как это возможно?
   Ведьмовство – это что, заразно?
   Я лихорадочно пыталась найти хоть какое-то объяснение тому, что происходит. Тут Далия поднялась и постучала по бокалу вилкой:
   – Ну, в кои-то веки мы собрались всей семьей…
   – Да, – сказал толстый усатый дядька, – это чудесно, собираться вот так, всей семьей…
   – Вот именно, – надменно сказала Далия. – И вот, раз теперь все тут…
   – Да, – сказал толстяк, – мы все тут!
   – Раз все дамы, – подчеркнула Далия недовольно, – тут, то… – Она вопросительно посмотрела на Маргариту Петровну.
   – Да, – сказала та, – все дамы тут.
   – И?.. – приглашающе произнесла Далия.
   – Что? – спросила старушка Маргарита.
   – Все ждут, – елейным голоском произнесла Далия.
   – Так несите чай, – сказала Маргарита как ни в чем не бывало.
   Я бы засмеялась, если б не была испугана плясками салатов.
   – При чем тут чай? – нахмурилась Далия.
   – А чего ждать? – сказала старушка. – Салаты съели, горячее тоже. Пора пить чай.
   Далия занервничала:
   – Ну, назначь главу клана, мама! Сколько можно тянуть резину?
   Старушка сказала безмятежно:
   – А я уже назначила.
   Далия улыбнулась:
   – Тогда передавай силу.
   – Я уже передала, – довольно сказала старушка.
   – Что? – Далия остолбенела.
   – Да, – сказала старушка, взяла листик петрушки со своей тарелки, посмотрела на него, сказала: – Петрушка вялая, не находите?
   Далия часто задышала, раздувая ноздри от гнева:
   – При чем тут петрушка? Кому ты передала силу?
   – Кому-то, – сказала Маргарита, разжевывая зеленую веточку.
   – Ма-ма-а! – взревела Далия.
   – Сама догадаешься, – сказала Маргарита.
   – Она – тут? – Далия обвела присутствующих пронизывающим, как северный ветер, взглядом серых глаз.
   – Ты же сама сказала, – хитро улыбнулась старушенция, – все дамы нашего семейства тут.
   Все за столом начали переглядываться. А до меня, кажется, стало доходить. Выходит, та плюха была не просто плюхой?! Старушка, похоже, передала мне вот эту самую силу? Вот все вокруг меня и вытворяет черт-те что!
   Я спрятала руки под стол, чтобы не выдать себя нечаянным волшебством. Надо бежать, бежать, куда глаза глядят, из этого дома! Что со мной сделает Далия, если узнает, что силу клана передали мне, а не ей!
   Но разве такое возможно – я ведь простой человек! Простушка, как говорят они. Я посмотрела на бабку. Та подмигнула мне.
   Но зачем, почему мне? Хотя понятно – они ей все надоели, досаждают уговорами уйти в отставку, а я – незнакомый, свежий человек. Но что же теперь?
   Далия крикнула:
   – Так! Никто не расходится! Никто не уезжает! До тех пор, пока мы не выясним, кто эта ме… – Мне показалось, она хотела сказать «мерзавка», но осеклась и пробормотала: – Милая дама.
   – Правильно, – кивнула Маргарита, – уважение к главе клана – прежде всего. – И она снова мне подмигнула, будто сигнализировала: мол, видишь, главе клана ничего не грозит.
   Как же Далия будет узнавать, кто глава? Будет заставлять колдовать? Так я не поддамся. Скажу: «О чем это вы? Я вообще не ведьма!»
   Далия продолжала сверлить глазами дам, одну за другой:
   – Может, объявите себя?
   – Насколько я помню, – произнесла Маргарита, – глава клана имеет право хранить свое главенство в тайне.
   – Разве? – спросило сразу несколько человек.
   – Да, – сказала Маргарита, – со Средних веков повелось.
   – Но сейчас не Средние века! – вскричала Далия в ярости. – И нет инквизиции!
   – Зато есть ты, – ехидно заметила старушка.
   Некоторые из гостей рассмеялись.
   – Так что несите чай, а потом все могут спокойно уезжать по домам, – распорядилась старушка.
   – Мама, ты теперь не глава клана, не командуй, – с досадой в голосе сказала Далия.
   – Зато я глава этого дома, – произнесла Маргарита с достоинством. – И если ты забыла о правилах гостеприимства, то кто-то же должен о них вспомнить.
   – Да, – согласилась Далия, понурив голову, – девочки, помогите принести чай.
   Она пошла на кухню в сопровождении нескольких девушек.
   И тут вдруг раздался оглушительный трезвон. Из буфета.
   Далия мгновенно развернулась и бросилась к выдвижным ящикам. Я выскользнула из-за стола, собираясь убежать, но Далия, указывая на меня пальцем, крикнула:
   – Стоять!
   Миша вскочил. Другие гости тоже поднялись со своих мест. Никто не понимал, что происходит.
   А Далия, держа в руках звонившие будильники, подбежала ко мне.
   – Что это? – закричала она на меня.
   Я пожала плечами и попятилась. Будильники трезвонили как сумасшедшие.
   – Ради бога, – раздался из другого конца комнаты голос Маргариты, – заткни их!
   Далия прошептала какие-то слова, и будильники превратились в бокалы для шампанского.
   – Значит, это ты? – потрясенно произнесла Далия.
   – Нет, – сказала я.
   Она обернулась к матери:
   – Но почему? Почему ты отдала власть этой простушке?
   – Я так захотела, – ответила Маргарита.
   Далия возмущенно закричала:
   – Так это ты отправила ей приглашение?!
   – Я, – призналась Маргарита.
   – За моей спиной?!
   – Нет, – сказала Маргарита. – Просто по почте!
   Они стояли на разных концах комнаты и в упор глядели друг на друга, как два дуэлянта. Далия сказала:
   – Ты заранее выбрала ее?
   – Нет, – покачала головой ее мать. – Я только хотела познакомиться с Мишенькиной невестой.
   Далия не находила слов, только снова повернулась ко мне, и кулаки ее сжимались и разжимались.
   Гости загалдели, раздавались возгласы:
   – Ничего себе!
   – Это шутка?!
   – Вот тебе и врушка-простушка!
   – Я не хочу, чтобы она мной командовала! – истерично произнесла одна из женщин.
   – Погоди, солнце, Далия все уладит, – ответил ей мужчина.
   – Дорогая, – прикоснулся к плечу Далии подошедший к ней муж, – твоя мама имеет право сама выбирать, кому…
   Далия скинула его руку:
   – Ты еще тут! – И приказала, глядя на меня в упор: – Будь добра, передай мне власть. Сейчас же.
   – Нет, – отказалась я. Не хотелось вот так сразу подчиняться этой мегере!
   – Правильно, детка! – поддержала меня Маргарита Петровна.
   Остальные стояли, шушукались, некоторые посмеивались, другие были в замешательстве. Я чувствовала себя то ли звездой сцены, то ли преступником на эшафоте. Чем-то средним между ними.
   – Что ты говоришь, мама! – обернулась Далия к старушке. – Она ведь не из нас! Что она будет делать с силой клана?
   – Что хочет, – сказала старушка. – Ну, немножко покуролесит, подумаешь!
   – Покуролесит? – возмутилась Далия. – Никогда еще сила не попадала к простушке.
   – Вот и посмотрим, – улыбнулась Маргарита.
   Какая-то женщина проговорила:
   – Но ведь это может быть опасным.
   – И разве она кому-то сможет помочь? – раздался мужской голос.
   – Или поддержать? – спросил кто-то еще.
   Похоже, глава клана опекает все семейство, как курица цыплят.
   А Миша посмотрел на меня и спросил:
   – Почему ты мне-то не сказала?
   – Да я и сама не поняла! – чуть не плача, сказала я.
   – Передай мне власть, – сказала Далия. – Просто прошепчи в ладонь «Передаю своей все от своих» и хлопни меня по уху.
   Я нервно рассмеялась. Но никому больше предложение Далии не показалось смешным. Все смотрели на меня круглыми серьезными глазами и ждали моих действий.
   Не хочу я передавать власть. Я никогда не была ведьмой. А вдруг мне понравится? Вдруг это мое призвание? И потом, в мире ведьм я просто супер-модель!
   И я ответила Далии:
   – Ну что вы! Как я могу ударить по уху вас, маму моего жениха? Да у меня рука не поднимется!
   – Ах ты… – сказала Далия, но не продолжила и почти что спокойным голосом обратилась к Мише: – Сын, повлияй на нее!
   Но Миша меня приобнял и сказал:
   – Мама, это ее право. Ты же сама хотела, чтобы моя невеста оказалась ведьмой.
   Далия нахмурила тонкие выщипанные брови:
   – Да, но не за мой счет!
   – Ну-у, – Миша пожал плечами. – Так или иначе…
   – Тогда, тогда, – Далия лихорадочно соображала, – она должна остаться здесь, в нашем доме!
   – Зачем? – испуганно спросила я.
   – Я обучу тебя обращаться с силой.
   – Ага, – сказала Маргарита, – и будешь упрашивать передать силу тебе?
   – Я не останусь тут, – сказала я. – У меня работа. И вообще…
* * *
   Когда почти все гости уже разъехались, Далия все еще уговаривала меня. Но мы не остались. Маргарита Петровна сказала, что я могу спрашивать у нее совета в любое время дня и ночи, и дала номер своего сотового.
   Мы поехали обратно в город. По пути я успела превратить ручку дверцы в одуванчик, автомобильное кресло в надувной круг, а свою сумку – дважды! – в шотландского терьера и обратно. Я предпочла бы, чтобы у меня был терьер, а не сумка. Но сумка пожелала остаться собою.
   Ничего, я научусь быть настоящей ведьмой.

Елена Звездная
Приворотный практикум

   Ночь – время, позволяющее скрыть лица, имена и статусы, время темных сделок и запрещенных приемов, время, когда живет вера в призрачный шанс избежать наказания.
   – Вы принесли? – Голос леди Эльсеи Соллер дрожал от нетерпения.
   – Да, моя леди, мне удалось подкупить цирюльника.
   – Так он осведомлен? – Эльсея сорвалась на крик.
   – Он больше никогда не заговорит. – Голос ее невидимого собеседника был приглушен повязкой, но насмешку это не скрыло.
   Леди мгновенно вспомнила о выдержке и собственном положении.
   – Ваша плата, – сухо сказала она, протягивая внушительный кошелек с золотом.
   – Ваш заказ. – Он все так же насмешливо протянул ей мешочек, который практически ничего не весил. – До встречи, леди.
   – Мы больше никогда не встретимся, – с негодованием отрезала Эльсея.
   – Как знать, – последовал загадочный ответ, и вор исчез в сумраке городского парка.
   А леди, возблагодарив всех известных богов, придерживая платье и прижимая к груди заветный приз, за которым охотилась более пяти лет, поторопилась к ожидающему ее наемному экипажу.
* * *
   Даника Соллер в эту ночь не спала, и причина имелась – утром следовало сдать материал для предстоящей практической работы, а материала у нее не было. Нет, если бы магианна Геневра, как обычно, потребовала зуб василиска, лапку летучей мышки, паутину ядовитого пещерного паука или на худой случай шерсть оборотня, проблем бы не возникло, но задача оказалась значительно сложнее – требовалась прядь волос мага. А маги – народ, собственными локонами не разбрасывающийся! В итоге вся группа третьего курса факультета Прикладной Магии вот уже неделю извращалась в способах добывания материала для практической работы. Какой? Магианна не сообщила, но принесенный материал проверяла самолично, и, если волосы принадлежали не магу, горе той, что принесла подделку, так как магианна Геневра отличалась злобным, вредным и мстительным характером.
   Хлопнула дверь, затем послышались быстрые шаги по лестнице и перестук каблучков уже по коридору. Походку старшей сестры Даника узнала сразу и, плюнув на гордость, пошла просить помощи.
* * *
   Раздеваться Эльсея Соллер начала еще в коридоре. Небрежно отбросила шляпку и пальтишко, у порога комнаты были сброшены сапожки, и, словно фея, девушка легко вбежала в спальню, расстегивая платье и кружась от нарастающего чувства эйфории! И в радостном кружении она не сразу заметила сестричку, грустно стоявшую на пороге.
   – Дани, – Эльсея остановилась, – что-то случилось?
   – Ты влюбилась или напилась? – Даника подняла сапоги, вошла и бросила их у двери. – Сначала бегаешь, словно дриада по весне, потом танцуешь молча, без музыки и весело. Склоняюсь к мысли, что напилась.
   – Рыжая ехидина! – ничуть не обидевшись, воскликнула Эльсея и весело спросила: – А мысль о том, что я влюбилась, вы не допускаете, юная леди?
   – Ты – и вдруг влюбилась? – скептически переспросила Даника и, пройдя к постели, устроилась на ней, скрестив ноги.
   – Слушай, я девушка и тоже вполне могу влюбиться. – На этот раз Эльсея действительно обиделась.
   – Прости, – ничуть не покаянно произнесла Дани. – Но, Эль, ты уже пять лет ненавидишь этого Эр Ваэна, который обошел тебя и получил должность придворного мага, и ненавидишь так сильно, что на иные эмоции тебя просто не хватает.
   В словах Даники имелось зерно правды, но Эльсея никак не ожидала, что слова мамы, отца, тетей и вообще всех вокруг когда-либо повторит ее младшая сестричка. И это оказалось неожиданно болезненно.
   – Дань, – она подошла и присела на край кровати, – не могу я этого простить, не могу, понимаешь? Это подло было, очень… и больно тоже очень, я же…
   Эль замолчала. Даника с тяжелым вздохом протянула ладонь, коснулась длинных иссиня-черных волос сестрички, нежно погладила и спросила то, о чем раньше не решалась даже заговорить:
   – Ты его любила, да?
   Наверное, это была ночь откровений, потому что Эльсея Соллер впервые призналась даже самой себе:
   – Да…
   Дани об этом догадывалась, у них с сестрой было потрясающее умение влюбляться в настоящих сволочей и обязательно магов. Дани и сама уже год страдала по Нирву Хорсану, одному из лучших боевых магов университета и победителю знаменитых Мертвых игр, проводимых в запретных лесах, причем двукратному победителю. Сколько раз он выставлял ее полной неудачницей в глазах сокурсников и всего университета! Вот и сегодня, промучив всю неделю обещанием поделиться шевелюрой, Нирв торжественно вручил ей сверток с собственными волосами прямо в холле, во время перерыва и в присутствии половины университета. Дани едва не расплакалась от счастья, на нее с завистью смотрели все вокруг, но, когда магичка вернулась домой… светло-золотистые волосы Нирва превратились в черную пыль! И предъявлять магианне Геневре стало нечего! Так что завтра ее ожидал позор… очередной.
   – А с тобой что? – заметив ее состояние, спросила Эль.
   – Мне нужны волосы мага, – убитым голосом ответила Даника.
   – Так… Нирв, он же обещал… – начала Эльсея и умолкла, увидев полные слез глаза сестры. – Все ясно.
   Судорожно всхлипнув, Дани попыталась было рассказать… И не смогла. Слезы душили, а плакать она больше не хотела – и так проревела весь вечер. Эль обняла вздрагивающие плечики сестрички, бросила взгляд на стол, на котором лежал заветный мешочек с волосами обидевшего ее мага, вспомнила сумму, которую собирала два года и отдала сегодня, и внезапно поняла, что вот уже пять лет убивает свою жизнь ради такой ничтожной цели, как месть. Наиболее бессмысленной цели во вселенной! И зачем? Ради чего? Зачем ей все это?
   – Дань, не реви, есть у меня волосы мага, – не скрывая горькую улыбку, сказала Эль.
   – Что? Откуда? – Даника удивленно посмотрела на сестру.
   – Да так. – Эльсея потянулась, поцеловала ее в припухший после рыданий носик. – Достала для одного дела, которое… просто не имеет смысла, так что материал для практикума у тебя есть, не грусти.
* * *
   Время близилось к полуночи. В полумраке дворцового кабинета сидел высокий мужчина в камзоле придворного первой ступени и ждал новостей.
   Новости явились в лице завернутого в черный плащ представителя гильдии воров.
   – Все передал? – лениво поинтересовался королевский маг.
   – Как и было приказано.
   – Замечательно. – Маг поправил значительно укороченную шевелюру. – Теперь мне остается просто подождать.
   Придворный маг Его Величества лорд Эр Ваэн наполнил бокал темно-бордовым вином, медленно сделал глоток и услышал неожиданный вопрос от вора:
   – Вам девчонку не жаль?
   – Мне? – Изумленный вопрос и громкий смех после. – Друг мой, вы мало что смыслите в делах королевства.
   Но Рейтан Тень, упорствуя, произнес:
   – Ее же казнят.
   – Я в курсе. – Маг сделал еще один глоток, и на его чуть одутловатом от частых возлияний лице промелькнула подленькая улыбка. – И меня это более чем устраивает. А что с моими волосами?
   – Сжег, – невозмутимо солгал вор, – сразу как леди проверила магический фон.
   – Замечательно, – протянул маг, – вы свободны.
   Вор едва заметно поклонился и бесшумно исчез.
* * *
   Волосы были светло-золотистые, совсем как у Нирва Хорсана, разве что подлиннее. И фонили они достаточно сильно, так что Даника сразу поверила сестре и возблагодарила все Стихии за этот дар. А утром поместила локоны в ученический серый мешочек, блокирующий поисковые заклинания, и, не завтракая, побежала в университет.
   Быть второй сестрой Соллер оказалось непросто, как и учиться у тех преподавателей, которые помнили о блестящих результатах Эльсеи, о неординарных способностях и больших надеждах, которые подавала выдающаяся адептка. Даника Соллер ожиданий преподавателей не оправдала. У нее имелись средние способности к боевой магии, совершенно низкие к некромантии и откровенно слабые к магии стихийной, но в практической Дани была на уровне с группой. На уровне тройки по принятой в университете пятибалльной системе. И не то чтобы Даника являлась неспособной ученицей, просто соперничать с высокими ожиданиями преподавателей оказалось непросто. В конце концов, когда от тебя ожидают звезд, а ты способен создавать лишь огненный шарик размером с яблоко, заниженные оценки становятся нормой.
   Но Дани не унывала. Там, где ее сестра блистала выдающимися способностями к магии, Дани брала упорством, настойчивостью и абсолютно точным исполнением заданного. Эль в свою бытность ученицей в стремлении заполучить зуб василиска сожгла половину болота и вернулась героиней, Даника ничего жечь не стала, и не потому, что силенок бы не хватило, просто иной подход был у младшей сестры Соллер. И Дани, вместо того чтобы воевать с племенем василисков, предложила свои услуги в качестве лекаря. В награду василиск подарил ей два молочных зубика своего старшего сына. На возмущение профессора по боевой магии адептка Соллер ответила резонным: «В требованиях к практике четко указывалась необходимость добычи зуба василиска. О способах не было сказано ни слова, следовательно, способ остается на усмотрение адепта».
   Практикум по успокоению кладбища в свое время Эльсея Соллер превратила в битву зла и добра, изничтожив нежить не только на кладбище в селении Улатень, но и во всех окрестных лесах. Даника, с ее-то крайне незначительными способностями, была брошена на успокоение восставшего кладбища у городка Змеевое. Не то чтобы это соответствовало правилам университета или считалось нормальной практикой, просто никак не могли избавиться профессора от идеи, что, если оставить младшую Соллер наедине с большой бедой, вот тут-то ее способности и пробудятся. Не пробудились! И перепуганная Даника использовала свой нестандартный подход, прямо спросив восставших мертвецов, чем они недовольны. И мертвецы, едва прошел первый шок от вопроса, высказались-таки о причинах собственного пробуждения. После Эльсеи Соллер жители селения Улатень отстроили себе новое кладбище, а сгоревший лес еще долго пугал проезжающих черными остовами сожженных деревьев. Практика же Даники Соллер завершилась отреставрированным кладбищем, уволенным с поста священнослужителем, который спустя рукава относился к обязанностям по отпеванию покойников, восстановленным забором вокруг городка и благодарностью тысячи горожан, коим удалось пообщаться с умершими родственниками, прежде чем те упокоились навеки. Когда юная магиня покидала селение, провожать ее вышли едва ли не все жители городка, и только хмурое лицо профессора по некромантии портило праздник. Собственно, он же и поставил тройку адептке Соллер, не пожелав выслушать объяснения последней.
   Так что Данику Соллер на факультете Прикладной Магии недолюбливали как преподаватели, так и адепты, в первую очередь за то, что отличалась и вела себя совсем не как маг.
   – Маги, адептка Соллер, должны внушать простым жителям страх и уважение! – неоднократно вещал ей ректор. – Мы сражаемся с нечистью, мы выступаем впереди королевской армии, мы опора королевской армии! И мы не чиним покосившиеся кровли деревенских изб, не лечим от банальной простуды и не помогаем жителям красить забор вокруг кладбища, «дабы там было красиво!».
   И все бы ничего, но хуже всего пришлось Данике на третьем курсе. Магианна Геневра не просто невзлюбила адептку, она возложила на себя великую миссию все же сделать из младшей Соллер достойного мага. Рвение, приложенное к исполнению взятых на себя обязательств, профессор Геневра вполне могла бы направить, например, на уничтожение армии врагов королевства, и те, несомненно, дрогнули бы перед лицом столь сурового противника, но не Даника. Вопреки всем ожиданиям адептка Соллер стойко терпела двойки по идеальным контрольным работам, единицы по безукоризненно выполненным практикумам и даже постоянные придирки во время лекций. Казалось, ничто не могло поколебать удивительного спокойствия третьекурсницы, но тут к сердцу юной магини подкралась первая любовь.
   Нирв Хорсан ворвался в ее жизнь стремительным золотым смерчем. В буквальном смысле. Он появился, перенесшись с помощью светового вихря, и прикрыл ее от шипящего огнекрылого дракона, неожиданно возникшего прямо в фойе университета. Тот факт, что дракона случайно создал сам Нирв, банально не соблюдя требования техники безопасности на практикуме, уже не имел никакого значения. Дани влюбилась. С первого взгляда. И на приносившего извинения мага, которому в случае жалобы подвергшейся нападению адептки грозило бы исключение, взирала влюбленными глазами. Парень случившееся осознал сразу, осмелел, забыл об извинениях и перешел к предложениям. Это было не слишком умно с его стороны, так как на предложения скромная тихая девочка решительно ответила: «Нет». Это «нет» прозвучало громко, было услышано всеми присутствующими, и маг такого оскорбления не простил. Мстил Нирв изысканно, прилюдно выставляя Данику Соллер в не самом лучшем свете, и да, безнаказанно пользуясь тем, что влюбленная девочка не могла заставить себя нажаловаться на него преподавателям. Дани не жаловалась, она приходила домой и тихо плакала в ванной, не слушая увещеваний огненного и водяного духов, которые обычно постоянно спорили, но во мнении, что маг Хорсан последняя сволочь, были удивительно единодушны.
   Однако вчерашний поступок Нирва стал последней каплей для Дани. Действительно последней. И, взбегая по высокой лестнице к дверям университета, девушка уверенно сказала самой себе: «Ты справишься, Даника Соллер. Ты сможешь».
   Иногда достаточно приободрить себя саму, чтобы перейти к решительным действиям.
   – Кто? – прорычали хранители университета.
   – Адептка Соллер, третий курс, – оттарабанила Дани.
   – Входи, – ответили двери, обращаясь призрачным туманом.
   И Даника вступила в огромный холл университета, способный вместить половину королевской армии благодаря увеличенным магией пространствам.
   Строгая прическа, черный ученический костюм, черная сумка с учебниками и тетрадями – и Дани влилась в поток столь же строго одетых адептов. Живая лестница, извиваясь подобно змее, донесла ее и других опаздывающих магов до четвертого этажа, а вот там, в широком, отделанном красным бархатом коридоре, ее ждали.
   – Дани, любовь моя! – издевательски громко воскликнул Нирв.
   Черное на красном фоне выглядело эффектно, а уж светловолосый Нирв и вовсе выделялся среди затянутых в черное темноволосых одногруппников. Их сегодня тут оказалось двенадцать, а Дани, сознательно явившаяся к самому началу практического занятия, надеялась избежать этой встречи до того, как справится с заданием. Не вышло.
   – Даника, где же твои манеры, дорогая? – продолжал паясничать Нирв.
   А ведь клялся, что больше не будет и что любит только ее, и волосы демонстративно отрезал и ей передал, позерствуя перед всеми. Адептка Соллер судорожно вздохнула, выдавила улыбку, скорее нервную, чем радостную, и, торопливо обходя мага, на ходу ответила:
   – Сияющих звезд, Нирв. Извини, опаздываю, после поговорим… дорогой.
   И девушка влетела в аудиторию, втянув шею и прислушиваясь к звонку, который возвестил начало занятия.
* * *
   В черном кабинете магианны Геневры всегда горело ровно двести двадцать семь свечей. Они сверкали вдоль стен, находясь от них на расстоянии ладони, кружили у доски в непрерывном вальсе и формировали полукруг под потолком, заливая все пространство неровным теплым сиянием. Другие преподаватели предпочитали свет магических шаров, но только не леди Геневра, которая была ярым приверженцем старых традиций в обучении.
   – Адептка Соллер. – Ядовитый голос профессора прозвучал из глубины зала. – Неприятно осознавать, что и в пунктуальности вы сильно уступаете своей старшей сестре.
   Дани покаянно опустила голову, прекрасно зная, что леди не приемлет ни оправданий, ни объяснений.
   – Очередное разочарование в вас, адептка, – продолжила магианна, – очередное болезненное разочарование. Что ж, леди Магическое Недоразумение, проходите, занимайте место за столом и попытайтесь в очередной раз не ударить в грязь лицом… Хотя, вынуждена признать, мне уже слабо верится в наличие у вас хоть каких-то способностей.
   Даника продолжала молчать, но почему-то с удивлением отметила: ей все труднее удавалось сдерживаться и молча выслушивать очередные умозаключения профессора прикладной магии.
   – Чего мы стоим? – продолжала злобствовать магианна.
   И Дани просто не выдержала:
   – Мне очень жаль, магианна Геневра, но вы требуете от меня занять место за столом, не указав номер выделенного мне учебного места… – Дальше она говорить не хотела, однако почему-то сказала: – И это, к моему искреннему сожалению, вынуждает меня усомниться в ваших умственных способностях.
   В аудитории, несмотря на наличие двадцати шести адептов, было и так тихо, теперь же установилась мертвая тишина. Казалось, даже свечи перестали потрескивать!
   А скромная и сдержанная Даника Соллер, прекратив втягивать шею, выпрямилась, расправила плечи и уверенно посмотрела на застывшую от возмущения магианну, у которой даже высокий пучок седых волос, казалось, остолбенел от ярости.
   – Что?! – визгливо переспросила магианна Геневра.
   – Не вынуждайте меня усомниться еще и в вашем слухе, – почему-то сказала Дани. – Будьте столь любезны указать номер моего ученического места.
   «И вот сейчас я отправлюсь к декану», – грустно подумала Даника, сама не понимая, как могла допустить подобные высказывания в отношении профессора прикладной магии.
   Но произошедшее далее потрясло не только адептку Соллер, но и всех ее одногруппников.
   – Так-так, – протянула магианна, складывая руки на груди и одаривая насмешливым взглядом адептку, – кажется, во имя Звезд, случилось невероятное, и тихоня обрела дар речи. Браво, Соллер!
   Перепуганная Дани изумленно смотрела на магианну Геневру, та неожиданно приветливо улыбнулась и спокойно сказала:
   – Место двадцать четыре, адептка Соллер, и я надеюсь, несмотря на злостную провокацию адепта Нирва Хорсана, вы располагаете материалом для сегодняшнего практического занятия.
   После такого Даника только и смогла выдохнуть:
   – Вы… знали?
   – Соллер, неужели вы полагаете, что с моей квалификацией в области практической магии я не сумею услышать, о чем шепчутся ваши одногруппники?
   Бросив взгляд на последних, Дани с отвращением увидела, как все торопливо отводят глаза.
   – Да, магианна, материал для практического занятия у меня есть, – сухо ответила Даника.
   Леди молча протянула ладонь и, едва адептка вложила в нее мешочек, прикрыв глаза, произнесла:
   – Да, светло-золотистые волосы определенно принадлежат магу.
   Половина присутствующих испуганно ахнула, приняв сказанное как признак того, что у Дани все же имеются волосы Нирва, и тотчас ввысь понеслись с десяток крылатых сообщений. Магианна Геневра случившееся не оставила без внимания, насмешливо сообщив:
   – Минус балл каждому нарушившему дисциплину.
   Над двенадцатью столами мигнули красные символы, снизившие мерцающие пятерки на тот самый один балл, – профессор отличалась строгостью.
   – Великолепный материал, Соллер. – Магианна вернула мешочек растерянной Данике. – Ступайте на свое место.
   Но не успела Дани дойти, как на доске вспыхнуло название лабораторной работы: «Приворотный практикум». Еще десять крылатых вестников взмыли над столами, неся несчастному Хорсану скорбные новости.
   «Ой, Извечные Стихии», – только и подумала младшая Соллер, вынимая прядь волос несчастной жертвы обучающего процесса.
   В следующее мгновение непроницаемый купол накрыл каждого адепта, отрезая от всего мира на время выполнения задания. На столе начал проявляться текст – условия проведения практического занятия. Первый пункт гласил:
   «Использовать наиболее действенный из изученных приворотов либо группу приворотов, для достижения максимального эффекта».
   Второй вещал о мерах предосторожности.
   Третий возник, пока Дани читала написанное выше, и содержал последнее напутствие: «Купол впитает направленную энергию, посему не ограничивайте себя. Удачи в работе». Даника облегченно вздохнула – пожалуй, это был единственный действенный стимул, способный заставить ее применять магию без оглядки. С детства она опасалась навредить, причинить боль, сломать, уничтожить или разрушить созданное кем-то. В отличие от старшей сестры она видела, к чему приводит бездумное применение магии. Эльсея тренировала меткость, целясь пульсарами в деревья, Дани ночью их лечила. Эльсея превращала мышей в кошек, Даника возвращала перепуганным созданиям прежний вид. Эльси создавала големов из песка, Дани отпускала их на волю, перенося в запретные леса. А все потому, что было жалко до слез всех пострадавших от магического произвола, даже злобных големов, которые тоже хотели жить.
   – Значит, объекту ничего не будет, – самой себе сказала адептка Соллер, разминая пальцы. – Что ж, магианна Геневра, на сей раз я вас не разочарую.
* * *
   Профессор прикладной магии с интересом следила за всеми потоками магии, впитываемыми непроницаемыми куполами, но особенно пристально за Даникой.
   «Привязка «Цветок страсти» высшего семнадцатого уровня, – мысленно отметила она. – О, а девочка на мелочи не разменивается, и даже все десять потоков задействованы. Не ожидала. Совсем не ожидала. Не такой уж вы и слабый маг, адептка Соллер, а умение правильно приложить силу – ваш несомненный козырь. Тонкая работа, тонкая и точная, как движения хирурга. Надо же, неужели злость на Нирва Хорсана поспособствовала? Что ж, девочка, ты заслужила награду, а кое-кто давно напрашивался на жестокий урок».
   Занятая работой Даника не заметила, как ее купол, повинуясь приказу магианны Гиневры, утратил свои функции по впитыванию заклинаний, и разошлась не на шутку. «Цветок страсти» был только началом, далее последовали «Любовный зов», «Лихорадка чувств», «Свет страсти» и еще с десяток изученных приворотов высшего порядка. И работалось так легко и спокойно, и магия повиновалась как второе тело, и заклинания ложились легко…
* * *
   Эр Ваэн ненавидел королевские приемы, его утомляли велеречивые диалоги и навевали скуку государственные дела, но лорд давно достиг вершин в искусстве сохранения на своем лице выражения повышенного внимания. Вот и сейчас любой взглянувший на мага, застывшего у трона, увидел бы крайнюю заинтересованность лорда Ваэна, и ничто другое. То, что маг украдкой зевал, знал только он сам, да еще, пожалуй, Рейтан Тень, который обладал умением видеть сквозь иллюзии.
   Именно Рейтан, на встрече с послами Галенды заменявший одного из телохранителей короля, первым увидел, как по лицу внешне невозмутимого мага внезапно пошли красные пятна. В тронном зале было не то чтобы прохладно, скорее даже холодно – галендцы, населявшие Драконий хребет, не переносили жару, для них и были созданы комфортные условия, а потому жарко никому из более чем полусотни присутствующих не было. Кроме мага! По его вискам потек пот, руки задрожали, лицо стало красным. Дернувшись, Эр Ваэн ослабил воротник и глубоко задышал, утратив связь с собственноручно созданной иллюзией. Разница между невозмутимым столпом королевской магии и этим согнувшимся, тяжело дышащим, разрумянившимся лордом была такой, что на мага обратили внимание все.
   – Лорд Ваэн, – ледяным тоном произнес король, – с вами все в порядке?
   – Да, мой король, – хрипя, ответил маг, и тут его накрыло очередной волной заклинания.
   Лорд застыл, затем издал сладострастный стон, а после, прикрыв глаза, вновь начал тяжело дышать. Выглядело все это крайне… двусмысленно. Галендцы, утратив истинно горскую невозмутимость, со все повышающимся интересом воззрились на мага. Скучно уже никому не было.
   – Лорд Ваэн! – начал выходить из себя король.
   – О-о-о… да-а-а, – с наслаждением протянул маг, испытавший все прелести «Света страсти».
   – Вон, – прошипел его величество, окончательно разочаровавшись в придворном маге.
   Рейтан сделал знак своим людям, и двое бесшумно выступивших из тени столь же бесшумно избавили присутствующих от общества лорда Ваэна.
* * *
   Когда практическая работа была завершена, над столом Дани сверкала абсолютная пятерка. Первая за весь учебный год. И работу адептка Соллер завершила одной из первых в группе.
   Магианна Геневра поманила девушку и, едва та подошла, тихо сказала:
   – Ну вот ты и показала, на что способна. – Дани смущенно опустила глаза, а профессор продолжила: – Открою маленький секрет, Соллер, при поступлении мы проверяем магический потенциал каждого адепта, и твой не ниже, чем у сестры.
   Даника удивленно посмотрела на магианну, а та продолжила:
   – А теперь представь удивление всего нашего преподавательского состава, когда адептка, от которой ожидали невероятного, начала проявлять способности ниже среднего. Даника, у нас все педсоветы начинаются с вопроса: «Что делать с младшей Соллер?» Вот мы и применили метод, который превосходно сработал в открытии способностей Эльсии, но не стал катализатором для тебя, – при этих словах профессор несколько смутилась.
   Дани побледнела, но все же спросила:
   – Это какой?
   Леди Гиневра виновато улыбнулась и с некоторой задержкой ответила:
   – Снять любовный приворот магического ковена не так уж и сложно, Соллер. Я распоряжусь, чтобы вам выдали литературу на дом. Можете идти.
   Дани не нашла в себе силы поблагодарить. Хотелось ругаться. Жестко, нецензурно, орочьими ругательствами. Хотелось, но младшая Соллер отличалась сдержанным характером и потому молча покинула аудиторию.
   И лишь закрыв двери и оставшись наедине с пустым коридором четвертого этажа, Даника вспомнила свою ненормальную влюбленность… с первого взгляда… и то чувство эйфории, что окутало в тот день…
   – Сволочи! – выдохнула Дани, вмиг осознавшая причины собственной любви к Нирву Хорсану.
   А затем припомнилось, что когда-то те же самые влюбленные глаза были и у Эльсии… Как и способности, проявившиеся так ярко.
   – Подлые сволочи! – Крик эхом разлетелся по пустым галереям.
   И вдруг девушка осознала, что у Эр Ваэна тоже бледно-золотистые, чуть вьющиеся волосы… Вчерашний разговор всплыл в памяти… и эйфория сестрички, и ее грустная улыбка, когда та передала ей локоны с заметным магическим фоном…

   Достав мешочек, адептка Соллер медленно развернула его и поняла очевидное – волосы действительно принадлежали королевскому магу. Несколько минут Дани стояла, задумчиво глядя в пространство, затем медленно направилась на пятый этаж, где обучался первый курс, и им ой как нужны были волосы для различных опытов.
* * *
   Эр Ваэну было плохо. Просто плохо. Сомнений в том, что тупой вор попросту перепутал мешочки с волосами, уже не оставалось. Зато все росли сомнения в возможности выжить. Сначала на него волна за волной накатывала эйфория, да так сильно, что он не сомневался – приворотная магия, и, несмотря на изгнание из тронного зала, магу было приятно – значит, любит, если за привороты взялась. Единственное, что напрягало, – привороты делала не Эльси, ее магию он знал, и это была не она. Мелькнула мысль, что магиня, дабы следы замести, наняла кого-то, вот только кого?! А после мыслей уже не осталось – в жизни королевского мага начался ад. Его плющило! В самом прямом смысле слова. Аура, ослабленная мощной приворотной магией, уже не сдерживала магической энергии направленного действия, и целых полчаса магу пришлось лежать расплющенным блином на полу. Любовница, заглянувшая было к нему, узрев лужу с глазами, носом и ртом, с диким визгом ретировалась. Эр Ваэн собрался, вспомнил заклинание противодействия и восстановил свою прежнюю форму. Но это оказалось только началом. В течение следующих трех часов у него попеременно вырастали рога, уши, дополнительные уши, ноги в количестве шести штук, лишние пальцы на руках, третий глаз на лбу, разом четыре носа.
   Ругаясь всеми известными выражениями, маг был вынужден засесть за свои старые конспекты еще времен обучения в университете, других он в силу природной лени не вел, и начать избавлять себя от вырастающих конечностей. К вечеру его резерв был опустошен полностью, но он избавился от всего. И только когда встал, осознал, что дополнительный зад, расположившийся немного выше естественного, был попросту не замечен!
   Маг взвыл!
* * *
   Сестры Соллер молча сидели в кондитерской, угрюмо глядя на третью порцию шоколадного торта. Говорить не хотелось. Обсуждать что-либо тоже, хотя имелся повод отпраздновать – привороты снять удалось почти безболезненно. Одно плохо – теперь обе испытывали щемящее чувство пустоты в душе.
   – Я его десять лет любила, – вдруг простонала Эльсея. – Десять лет… С первого курса, как увидела…
   Дани протянула руку, накрыла вздрогнувшую ладошку сестрички, осторожно сжала. Что ей сказать, у нее, Даники, влюбленность в Нирва продлилась меньше года, а вот Эль было жаль. Очень.
   – Зато у тебя карьера в министерстве магии, – попыталась приободрить ее Дани.
   Эльсея грустно улыбнулась, но все же кивнула.
   – В одном профессора были правы: несчастная любовь очень способствует усердию в обучении, – тихо сказала она.
   Внезапно на улице послышался стук копыт, и сестры увидели подъезжающий к кондитерской вооруженный отряд. Возглавлял его высокий темноволосый мужчина с несколько хищным выражением смуглого лица. Знак личной охраны короля, в виде распахнувшего клюв орла, сверкал на черном плаще незнакомца.
   Легко спрыгнув с коня, мужчина бросил поводья ближайшему королевскому гвардейцу и направился в кондитерскую.
   – Мм, тайная служба любит сладости, – иронично протянула Эль, как и все вокруг, следящая за неожиданным появлением темных личностей.
   – Все мужчины сладкоежки, ты папу вспомни, – отозвалась Дани, тоже не отрывающая взгляда от вошедшего незнакомца.
   Хозяин заведения мгновенно бросился встречать дорогого гостя, но темноволосый мужчина, ростом повыше многих присутствующих, огляделся, встретился глазами с Эльсеей и уверенно направился к сестрам Соллер. Девушки непонимающе переглянулись. Непонимание возросло, едва мужчина, остановившись рядом с их столиком, учтиво произнес:
   – Сияющих звезд вам, леди.
   Дани, удивленная подобным, сразу ответила:
   – И вам доброго дня.
   А вот Эльсея Соллер застыла от ужаса. Эль была сильным магом и могла бы сравнить ауру этого властного мужчины, несомненно, приближенного к королю, судя по нашивкам, и того самого вора, взявшегося выполнить ее нарушающий закон заказ. Могла бы, но этого не потребовалось – она узнала голос! И, глядя на насмешливо улыбающегося «вора», не могла произнести ни слова. Ее арестуют! В этом у Эльсеи Соллер не было сомнений! И поделом, глупо было с ее стороны договариваться о краже волос мага, очень глупо.
   – У меня к вам просьба. – Эль сглотнула, стараясь сдержать слезы запоздалого раскаяния в содеянном. – Можно произвести арест не столь… открыто… – Девушка сдержала судорожный всхлип. – Мне бы не хотелось, чтобы сестра осталась здесь одна под всеобщими взглядами, когда вы меня… уведете.
   Она все же рискнула поднять голову и посмотреть на представителя королевской охраны. Каково же было ее удивление, когда вместо сурового приговора она увидела его веселую улыбку и чуть снисходительный взгляд.
   Но дальше было веселее!
   – Ну почему же «сестра осталась здесь одна под всеобщими взглядами», – процитировала Даника слова Эльсеи и, уверенно посмотрев на Рейтана, сообщила: – Я была в курсе, чьи волосы отдаю первому курсу на опыты. И я сознательно солгала лаборантке, сообщив, что это локоны умершего мага, так что если кого и арестовывать, так это меня!
   – Дани! – испуганно воскликнула Эль.
   Но Даника смотрела исключительно на представителя власти, и первая увидела, как дрогнули, пытаясь сдержать улыбку, его плотно сжатые губы. А сам Рейтан, заметив ее округлившиеся от удивления глаза, не выдержал и громко рассмеялся. Сестры Соллер недоуменно переглянулись. И переглянулись повторно, когда королевский охранник весело скомандовал Эль:
   – Подвиньтесь.
   Подчинившись, девушка продолжала испуганно смотреть на вольготно устроившегося рядом с ней Рейтана, который, едва сев, достал мешочек с некогда полученным золотом и протянул ей:
   – Возвращаю. – Вор широко улыбнулся. – А также имею честь передать вам, леди Соллер, приглашение посетить королевский дворец, дабы пройти собеседование на соискание внезапно освободившейся должности королевского мага.
   – Ой, – прошептала Дани, – только не это… Он умер?!
   Громовой хохот потряс кондитерскую – Рейтан хохотал, откинув голову и не в силах остановиться. Нет, он догадывался, что будет весело, но чтобы настолько! Во дворцовых анналах навеки останется диалог двух стражников:
   «– Говорят, королевского мага вышвырнули пинком под зад.
   – Под какой именно?»
   И Рейтан бы с удовольствием поделился шуткой с сестрами, но история была несколько неприличной и потому явно останется гулять в мужском обществе. Успокоившись, вор попытался сделать строгое лицо… не смог и с улыбкой ответил:
   – Нет, Дани, лорд Ваэн жив, однако хотелось бы поинтересоваться, – он с трудом сдержал очередной приступ гомерического хохота, – как быстро у первого курса закончится опытный… материал?
   Несколько недоумевающая по поводу поведения королевского охранника Даника, помедлив, ответила:
   – Волосы мага вещь редкая, достать их чрезвычайно непросто, поэтому подобный материал расходуется крайне экономно. Обычно первокурсникам выдается по одному волосу на опыт.
   Рейтан вдохнул, выдохнул, напомнил себе о собственной сдержанности и умении контролировать эмоции и… повалился на стол от хохота.
   Сестры переглянулись в очередной раз. Тот факт, что на них смотрели абсолютно все, несколько нервировал.
   – Может, воды? – предложила Эльсея.
   – Или заклинание успокоения? – добавила Дани.
   – Не надо заклинаний. – Рейтан, выпрямившись, сел ровнее, оглядел стол и, не спрашивая разрешения, забрал у Эль ее стакан с соком и одним махом все выпил. – Кстати, – поставил стакан на место и повернулся к старшей Соллер: – думаю, я вполне могу сообщить, что честь проводить собеседование его величество доверил мне. Так что должность ваша, леди Соллер, но соблюсти все формальности мы обязаны, следовательно, ожидаю вас во дворце в полдень.
   На стол перед изумленной Эль лег свиток с королевской печатью.
   – До скорой встречи, – глядя в ее удивительные глаза цвета синего льда, произнес Рейтан несколько более дружелюбно, чем принято на деловых переговорах.
   А затем, кивнув Данике, добавил:
   – Дани, менее всего мне хотелось бы быть вашим врагом. Знаете, месть в вашем исполнении – это… сильно. Всего доброго, леди.
   Поднявшись, Рейтан Тень покинул удивленных сестер.
* * *
   Выйдя из кондитерской, он с улыбкой посмотрел в безоблачно синее небо, на высокие шпили городских башен и голубей, вспорхнувших с красных черепичных крыш. Рейтан Тень, глава гильдии воров, доверенный самого короля, лорд первой ступени – в этой маленькой интриге победителем, безусловно, остался именно он.
   Королевский маг никогда ему не нравился – заносчивый, недалекий, подлый, и совсем неожиданным было предложение работы от этого субъекта, переданное в гильдию воров. Но еще неожиданнее стал объект заказа – леди Эльсея Соллер, магиня с васильковыми глазами и обидой на весь мир. План мага был жесток: подсунуть волосы кронпринца жаждущей мести неслабой магичке, а после обвинить ее в покушении на жизнь наследника королевства. Самому Эр Ваэну это казалось гениальной идеей. Рейтан также счел план гениальным, при условии внесения некоторых корректив. Но даже передавая девушке волосы королевского мага и предвкушая последствия, Рейтан и предположить не мог, что все будет настолько не скучно.
   А самым приятным в случившемся был факт предстоящего долгого и совместного сотрудничества с прекрасной леди Соллер.
   «Определенно, я люблю свою работу», – подумал лорд и, насвистывая веселый мотив, направился к ожидающим его стражам.

Дмитрий Козлов
Дриада

   – Полезайте, я придержу, – сказал папа, отогнув лист металла с надписью «СТРОЙИНВЕСТ». Пропустив маму и дедушку, Алена юркнула в прореху. Папа забрался следом и закрыл дыру в заборе.
   Закрытый парк был погружен в темноту, не горело ни единого фонаря. Впрочем, тьма не была абсолютной: бледное лунное свечение просачивалось сквозь кроны деревьев и разливалось по аллеям серебристым сиянием.
   – Пошли, – кивнул папа в сторону дальних уголков парка. Алена зашагала вслед за остальными, проклиная родственников, которые заставили ее тащиться сюда субботним вечером. А еще эти туфли и платье… Обычно она одевалась по-другому, так, чтобы удобней было танцевать, и ненавидела всяких расфуфыренных клуш на каблуках. Но сегодня хотела порадовать его, а он наверняка такое любит, как и все парни… Она и накрасилась немного готично – много черных тонов, стрелки, которые она рисовала подводкой добрых полчаса… Теперь все как положено: юная готесса в ночном лесу… Благо парком это место перестает быть довольно быстро, как только аллеи, аттракционы и прочие атрибуты цивилизации уступают место настоящей чаще, где живут лисы и зайцы, текут ручьи, а в черной озерной воде тонет луна. Алена вновь подумала о том, как сильно ее манит чаща, и о том, что даже сейчас, когда в душе мерзко и темно, после того как родители лишили ее удовольствия встречи с Лешей, лес все равно пьянил ее, звал идти дальше и дальше, туда, во тьму среди деревьев… Странное чувство, когда часть души рвется в лесную чащобу, а другая – назад, к ярким огням и гулу никогда не спящего города. Очень странное чувство.
   – Мы не опоздали? – испуганно спросила мама. – По-моему, все уже пришли. Не видно никого…
   – Время еще есть, – тихо ответил ей дед, закуривая папиросу.
   – Может, кто-нибудь мне расскажет, куда и зачем мы идем? – спросила Алена. Дедушка с папой переглянулись. Папа едва заметно кивнул.
   – Алена… – начал дед. – Аленочка… Ты ведь знаешь, что мы связаны с лесом. С этим лесом.
   – Связаны? – спросила она. Что еще за ересь? Она знала, что ей очень хорошо среди деревьев и листвы и плохо вдали от них. В других лесах это тоже проявлялось, но здесь, в парке, зов густой зелени казался особенно сильным… Так было всегда, и это не казалось ей чем-то особенным. Хотя она замечала, что другие люди – не такие. Вот Леша, например, боялся ночного леса… Да и днем был к нему равнодушен…
   При мысли о приятеле в груди вдруг стало тяжело, сердце забилось сильнее и ноги едва сами не понесли ее прочь. Интересно, где он сейчас? Ждет ее у подъезда? Названивает на мобильный, который эти изверги не дали взять с собой? Или уже на дискотеке? Может быть, даже не один – с Таней Столярчук или… Нет, нет, чушь. Он совсем не такой!
   – Что вы имеете в виду, Дмитрий Егорович? – спросила она. К деду Алена обращалась исключительно на «вы»: они редко виделись, хоть и жили совсем близко. Дедушка молчал. Где-то в листве нечто, напуганное звуками шагов, зашуршало и убежало прочь. Аллея с пустыми скамейками и мертвыми фонарями растворилась в опавшей листве. Дальше был лес.
   – Что, дедушка? – повторила Алена.
   И тогда Дмитрий Егорович рассказал. Его голос был спокойным и мягким, как тихий шелест падающих листьев. И пока он говорил, ее охватило недоверие, затем гнев и в конце концов отчаяние. А затем пришла дрожь, и слезы удержать было уже невозможно. Когда отец подошел и обнял ее, Алена уже плакала навзрыд, и стрелки, на которые ушло столько времени и сил, черными ручейками потекли по щекам.
   Казалось, они будут идти бесконечно. Парк был осколком огромного древнего леса, окружавшего когда-то город с юга, и его сердцевина оставалась нетронутой человеком, несмотря на подступавшие со всех сторон жилые массивы. Прекрасный островок первобытности, где вместо гула машин шумит листва и поют птицы… Все это было всегда…
   И все это закончится завтра.
   Алена вспомнила, что весть о грядущей вырубке парка была для нее печальной новостью, но всего лишь новостью, не горем. Раньше.
   До рассказа дедушки.
   А теперь… Теперь…
   Она вновь зашлась в рыданиях, но на этот раз никто не пытался ее утешить, и она быстро затихла, осознав, что у всех остальных то же горе, что и у нее.
   Но, черт возьми, ей же всего шестнадцать! У нее только…
   – Неужели нельзя ничего сделать?! – закричала она.
   – Да, Саша, неужели совсем нет надежды? Может, все-таки можно как-то остановить вырубку или… – поддержала ее мама.
   – Все решено, – отрезал папа. – Им плевать на все эти суды, протесты и так далее… Завтра парк вырубят. Ну, кроме клочка вдоль проспекта. Ничего уже не поделать.
   – Господи… – шептала мама. Дедушка продолжал идти молча; иногда Алена слышала его сиплый кашель. Понимая, как мало осталось времени, она погрузилась в воспоминания. Вот они на дне рождения Вики Самойловой… Вино, группа «Кино», все как всегда… Потом сигареты на балконе, и разговор, и поцелуй… Черт, да она только и успела, что узнать, какие книги он читает… Она и не думала, что кто-то, кроме нее, их открывает… А теперь…
   – Ничего… Все у него будет хорошо… – сквозь слезы шептала она. Рука сама нашла в сумочке сигареты.
   – Прекрати… – устало прошептала мама, услышав щелчок зажигалки.
   – Оставь ее в покое, пусть дымит, – тихо сказал дед и, будто из солидарности, тоже закурил папиросу.
   – Почти пришли, – сказал папа. Заросли граба сменились дубравой; огромные древние дубы напоминали колонны, поддерживающие небосвод. Луна покрывала рощу серебристой патиной. Переступив через поваленный ствол, они оказались на небольшой прогалине.
   – Давайте. Нужно успеть до полуночи… – сказал дед, бросив взгляд на часы.
   Они сели на укрытую листвой землю. У Алены мелькнула мысль подложить что-нибудь, чтобы не запачкать платье… Она прогнала ее, горько усмехнувшись.
   Папа достал из рюкзака деревянные миски. Дедушка положил в них листья и горсти земли. Мама вытащила из сумки бутылку с водой. Все взяли миски в руки. Алена смотрела на черную, жирную землю с листьями и думала, какие они на вкус. Раньше она никогда не ела столько сразу.
   – Мы взываем к тебе, Мать. Прими нас, как принимала всегда, и даруй новое рождение.
   Все принялись есть землю и листья. Алена не испытывала отвращения: мама с детства приучала ее к Истинной Пище, но смешивала ее с другой, обычной, подсыпая как приправу. Вкус оказался странным – горьковатым и каким-то пьянящим. Выпив холодной родниковой воды из бутылки, она быстро покончила с трапезой, отложила миску и…
   – Черт! – донесся вскрик, а за ним – хруст. Кто-то упал, пытаясь тихо переступить через ствол. Все вскочили и направились к незваному гостю.
   – Леша? – удивленно воскликнула Алена.
   – Я шел за вами… – потирая колено, процедил парень в потертой кожаной куртке и поднялся, стряхнув с себя листья. – Что ты здесь делаешь? Я пришел к тебе во двор, как договаривались, и как раз успел увидеть, как вы в парк ныряете… Почему не берешь трубку?
   – Ох, Леша… – только и смогла сказать девушка, а затем слезы вновь хлынули из глаз неудержимым потоком.
   – Алена… Алена, что случилось? Что… Что все это значит?
   Леша переводил взгляд с одного темного силуэта на другой, потом подошел к Алене и обнял ее, дрожащую и поникшую.
   – Он должен уйти, – сказал отец.
   – Да. Сейчас здесь не место никому из них! – поддержала его мама.
   – Довольно! – громыхнул голос деда. Он сразу захлебнулся в приступе кашля, но мама с папой притихли и молчали. – Пусть останется. Им нужно попрощаться.
   – Пап, это же Таинство… – начала мама, но дед резко вскинул руку, заставив ее замолчать.
   – Она имеет право.
   – Алена, о чем он? Что тут… – бормотал Леша, когда Алена поцеловала его и прошептала:
   – Пожалуйста, Лешенька, молчи. Подожди чуть-чуть… Подожди…
   – У нее мало времени… До полуночи осталось полчаса… – робко сказал папа.
   – Времени у нее столько, сколько она пожелает. Ей известно, что случится, если опоздать. Верно, внучка?
   Алена отбросила с лица намокшие от слез волосы и кивнула.
   – Что ж, тогда вперед.
   – Доченька, пожалуйста, догоняй скорее! – сказала мама.
   – Да, мама… Нам только… Только сказать кое-что друг другу…
   – Алена, я знаю, ты не станешь делать глупостей, правда? – серьезно сказал папа. – Ты ведь уже взрослая.
   – Идите. Я догоню.
   Посмотрев ей в глаза, папа кивнул, и они направились к деревьям. Дед – к исполинскому дубу с раздвоенным стволом, а мама с папой – к деревьям поменьше.
   А затем случилось то, от чего у Алены и Леши перехватило дыхание и, казалось, перестали биться сердца. Остолбенев от удивления, они смотрели, как ее семья – каждый по очереди – касается ладонью коры.
   Деревья начинали бледно светиться. Зеленоватое свечение походило на блуждающие огоньки, какие Алена порой видела на местном болоте…
   И они исчезли.
   Все трое.
   Просто вошли в деревья, слились с мерцающей корой, и все закончилось. Деревья вновь утонули во тьме.
   На поляне остались Алена и Леша.
   Леша принялся что-то ошарашенно лепетать, и Алена вновь поцеловала его, но он оттолкнул ее.
   – Что это? Что тут творится? Кто ты?.. Кто вы?..
   Едва сдержав очередной приступ плача, Алена тихо сказала:
   – Мы другие.
   – Что значит другие?
   Девушку вновь затрясло, и Леша, поколебавшись лишь мгновение, прижал ее к себе.
   – Прости. Прости, если я видел что-то, чего не должен был… Я просто… просто боюсь за тебя.
   Алена слабо улыбнулась и медленно отстранилась.
   – Думаю, ты поймешь, если я буду говорить о греческих мифах. Я видела, как ты за историчкой на уроке записывал… Аж рот открыл, так тебя все эти Зевсы и Гераклы затянули.
   – Это я на тебя посмотрел и тоже ими заинтересовался, – ответил Леша, улыбаясь, и она улыбнулась.
   – Ты помнишь о дриадах?
   – Духи деревьев, или что-то вроде того?
   – Да, что-то вроде того. Они неразрывно связаны с деревьями и умирают вместе с ними. Есть много имен, названий…
   – Ты хочешь сказать, что вы… – Он указал рукой на деревья. Алена смотрела на него, не говоря ни слова. Казалось, он напряженно думает. Наконец он тихо прошептал:
   – Завтра парк вырубят…
   – Так ты мне веришь? – удивилась она, ожидая смеха, издевок, недоверия – чего угодно, кроме веры в то, что и для нее самой было тайной каких-то полчаса назад.
   – Я поверю каждому слову, которое ты скажешь… – тихо ответил он и подошел ближе. – Почему ты не говорила раньше?
   – Я не знала. Вернее, знала, что мы чем-то отличаемся от остальных… Понимала иногда, что мама с папой говорят о вещах, которые были очень давно, как будто живут долго-долго… Странно чувствовала себя в лесах, парках… Как будто попала домой. Особенно в этом лесу…
   Помолчав, она добавила:
   – Ну, и землю, конечно, вокруг мало кто в макароны подсыпает.
   Они засмеялись, но вымученный смех быстро растворился в звоне лесной ночи.
   – Если я сейчас не уйду… Если не вернусь туда, откуда пришла, до полуночи… Я исчезну навеки. Так сказал дедушка. А вернувшись к Матери, смогу возродиться вновь, где-нибудь и когда-нибудь…
   – Стоп. Погоди. Неужели нет какого-нибудь способа…
   Алена отвернулась, лицо исказила гримаса почти физической боли.
   – Сам знаешь – завтра начнется вырубка…
   – Но можно ведь… О господи… Можно перенести твое дерево, или….
   – Дерево – лишь часть целого, – сказала Алена, проводя рукой по гладкой коре молодого, тоненького дуба, который тотчас заиграл зеленоватым светом. – Забрать дерево с того места, где оно растет, и перенести в другое – значит, дать дом иной… Иной сущности…
   – Нет… – зашептал Леша. – Нет, должно же быть что-то… Давай подумаем…
   Алена безнадежно покачала головой и, наконец, заплакала:
   – Не волнуйся… У тебя все будет в порядке. Ты найдешь другую и… Ты же знаешь, мы просто дети, и все это не всерьез….
   – Перестань. Перестань нести эту чушь… – ответил он зло, но она понимала: это злость от бессилия. Леша прижал ее к себе так крепко, будто надеялся удержать. – Нет, прошу тебя… Все это бред… Завтра парк срубят, а ты проснешься, как всегда, в своей комнате, и увидишь старый плакат с Куртом Кобейном, который тебе Ксюша Неформалка подарила, и…
   «Как же я хочу, чтобы это было правдой», – думала Алена сквозь пелену слез, которые будто лились и внутри, превращая мысли в тяжелые намокшие обрывки.
   – Прошу, отпусти меня… – тихо сказала она, не зная, что будет делать, если он ее не отпустит. Мысленно она также умоляла отпустить ее. И надеялась, что не отпустит.
   Он отпустил.
   – Прощай… И пожалуйста… – зашептала она и умолкла, не находя слов, чувствуя себя совсем растерянной и впервые ощутив себя чужой в этой темной чаще. Она отвернулась, не желая видеть мучение на его лице, торопливо направилась к дереву и услышала:
   – Я не стану жить… Не стану жить без тебя… Но я не могу просить тебя остаться, ведь ты же… Боже, как это все…
   «Господи, что за чушь… Просто романтическая чушь… Как во всех этих глупых фильмах и книгах, так высокопарно, так банально…» – звучали в мыслях обрывки голосов. Он забудет ее. Забудет быстро. Он обычный молодой парень, и даже если сам думает, что говорит всерьез, то вскоре чувства поблекнут и угаснут… Алена не сомневалась, что так и будет.
   Она замедлила шаг.
   Она остановилась и обернулась.
   А потом вернулась к нему, и все мысли улетели прочь.
   – Пойдем отсюда… – сказала она.
   – Что?
   – Пойдем к черту отсюда. Неважно, что будет потом… Мы собирались на дискотеку? Вот и пойдем… У меня, кстати, квартира свободна…
   Она попыталась засмеяться, но смех получился нервным и безумным.
   – Нет… Нет, ты же сказала…
   – Я тоже не стану. Не стану жить без тебя. Я не хочу забывать. Не хочу рождаться вновь. Хочу умереть с тобой.
   – Нет… Нет, перестань!
   – Но ты же сам говорил, что…
   Схватившись за голову, Леша сел на землю. Помолчав, он прошептал:
   – Я потеряю тебя, что бы ни делал… Что бы мы ни делали…
   Алена молчала. Ей хотелось умереть прямо сейчас. В эту самую секунду, лишь бы не мучиться и не мучить его.
   – Иди, – сказал он, и голос его будто принадлежал кому-то еще.
   – Что?
   – Иди… Иди и живи… Где-нибудь, когда-нибудь…
   – Но мы никогда…
   – Да. Но тогда я хотя бы буду знать, что ты есть. И не потеряю тебя. Никогда.
   Алена смотрела на него. Он достал телефон: на экране светились цифры: «23:58».
   – Пора, – сказал он. И тогда она поняла, что если помедлит еще хоть мгновение, то не уйдет. Она останется, останется с ним и умрет, растает, или что там происходит с такими, как она, когда деревья умирают…
   Подбежав к Леше, она поцеловала его – коротко и отчаянно. А затем кинулась к дереву, обхватила руками вспыхнувший бледным светом ствол.
   И пропала, оставив Леше лишь жуткий, нечеловеческий крик. Крик, вырвавшийся из его груди.
   Спустя два дня в больничной палате лежал юноша; блеклый, сонный взгляд был устремлен на экран телевизора. Звук едва доносился до него, но юноше было все равно. Показывали какие-то бульдозеры, людей в строительных касках, крепких молодчиков в форме с надписями «Охрана» на спине и людей – в основном стариков и детей, голосящих, кричащих, машущих какими-то транспарантами… В кадре показалась «Скорая», в которую вносили на носилках юношу.
   – …Бросился под колеса бульдозера после начала работ. Родители шокированы: их сын никогда не проявлял интереса к экологии, и, в частности, к противостоянию вокруг парка. Напомним, вырубка огромного реликтового леса для строительства нового жилого массива была признана незаконной, однако застройщик, как это часто случается, игнорирует судебные постановления. Лагерь экологов, противостоявших лесорубам, был разгромлен сегодня утром нанятой застройщиком охранной фирмой, при полном невмешательстве милиции. Утром, когда рабочие приступили к уничтожению растительности парка, оттеснив протестующих местных жителей, ученик девятого класса Алексей Фадеев, прорвавшись через оцепление… Мама потерпевшего утверждает, что причина отчаянного поступка – неудачи в личной жизни, частая причина подростковых суицидов…»
   Иногда сознание затуманивалось, и тогда звуки отдалялись, вместе с болью в искалеченных ногах превращаясь в неясные фантомы… Затем юноша против своей воли возвращался в реальный мир, всеми силами стараясь удержаться в мире расплывчатых грез.
   – …Совершенно цинично использовали ребенка в своих интересах. Мы будем требовать возбуждения уголовного дела против экотеррористов, готовых ради своих безумных целей жертвовать детьми, – вещал с экрана какой-то человек в костюме и белой каске с надписью «СТРОЙИНВЕСТ». За его спиной под рев бензопил падали вековые дубы. По месиву из веток, листьев и грязи носились бетономешалки и грузовики с кирпичом и арматурой…. Крупным планом показали молодое дерево, которое двое лесорубов легко вырвали из земли, будто тростник… Крик застыл в пересохшем горле юноши и безвольным шепотом высыпался изо рта, будто песок…
   Вновь помутнение и блаженное забытье…
   Когда через несколько месяцев его выписали, папа забрал его на машине. По дороге они не разговаривали. Из магнитолы звучала какая-то старая песня группы «Кино»…
   Теперь он мог ходить только на костылях – это навсегда, хотя ему было плевать. Переодевшись, он тут же отпросился прогуляться и направился прямиком в бывший парк, ставший пустырем с башнями недостроев. Очередной кризис прикончил проект, и теперь в пустых бетонных скелетах свистел вздымавший пыль ветер. Юноша бродил среди заросших сорняками гор строительного мусора… Бродил, будто пытаясь что-то найти…
   Он приходил туда снова и снова, в глазах местных жителей превратившись в очередного районного сумасшедшего… Зимой он не показывался, но весной появлялся вновь – все более неряшливый и заросший… Со временем он поселился в руинах, в которые постепенно превратились несостоявшиеся элитные апартаменты… Другие бродяги, облюбовавшие этот уголок, знали его как человека тихого, живущего своим безумным поиском неизвестно чего… За вечные костыли его прозвали Сильвером.
   Все они очень удивились, когда однажды ранним утром услышали радостный вопль. Выбравшись из своего логова на первом этаже, один из бродяг увидел, как хромой, валяясь в пыли, радостно хохочет, бормоча какую-то околесицу… Бродяге стало интересно, что же так развеселило соседа.
   Поначалу, оказавшись рядом с весело хлопающим по земле руками Сильвером, он ничего не увидел. А потом, присмотревшись, разглядел в пыли какой-то зеленый росток.
   Росток с зубчатыми зелеными листочками, похожими на листья дуба.

Кира Калинина
Свистулька

   Первое время в солдатах Ансельму часто снился родной городок: каскады опрятных домиков с цветниками на окнах, крыши в бурой черепице, вокруг синие горы, зеленые луга, на лугах белыми облачками – овцы. С ледника бежит поток, студеный даже в летний зной, по эту сторону Шлезия, по другую – Талания, между ними мост, чтобы ходить туда-сюда без помех. Пусть воюют короли и дожи, добрым соседям оно ни к чему…
   И Ансельм так думал. Прожил бы под отчим кровом, сколько отпущено, не желая себе иной доли, если бы семнадцати лет родители не вздумали женить его на Розанне, дочке местного аптекаря. Ансельм ее с детства терпеть не мог – та еще заноза! Да и собой нехороша – темна лицом, широка в кости. Но кто послушает безусого юнца? Верное сердце да хорошее приданое дороже красоты, твердила мать – с ней-то Розанна держала себя сущим ангелом. А отец вздыхал: давши слово, назад не возьмешь.
   Когда назначили день свадьбы, Ансельм решил, что жизнь его кончена, и не придумал ничего лучше, чем записаться в армию. Он удрал из дома на рассвете, тайком, простившись только с младшей сестренкой Тильдой. В дорогу девочка дала ему любимую глиняную свистульку, купленную пару лет назад у ярмарочной колдуньи.
   Тильда верила, что свистулька эта волшебная. И то сказать: когда Ансельма одолевала тоска по дому, по покойной жизни и мягкой постели, он прикладывал глиняную птичку к губам, выдувал нежную трель, и на сердце делалось теплее. Грубые лица солдат, его товарищей, озарялись улыбками, а кое у кого в глазах поблескивала слеза. Это ли не чудо?
   Пятый стрелковый полк барона Холлака, в который определили Ансельма, простоял в тылу три месяца. После битвы при Танаме барон недосчитался каждого четвертого, и полк отвели на зимние квартиры, чтобы дать солдатам отдых и поднатаскать новобранцев. Десять дней назад пришел приказ выступать, стрелки двинулись на юг ускоренным маршем, но нынче стало известно, что они не поплывут в жаркий Ужкар, чтобы схватиться со свирепыми бородатыми очарами, а задержатся в Рануе, сменив гренадеров графа Инмара. Надолго ли? Только Всесущий знает. Юные рекруты, мечтавшие о воинской славе, разочарованно хмурились, бывалые солдаты ликовали, предвкушая радости гарнизонной жизни.
   Таланийская Рануя, взятая королевскими войсками два месяца назад, славилась морскими деликатесами, винами и женщинами. «О, прекрасная Рануя, – читал когда-то Ансельм у поэта-философа Теркулия. – Берега твои – райские кущи, бухты – роги изобилия. На рынках твоих рыбы больше, чем во всем Срединном море. Пучат глаза ставриды, бьют акульими хвостами тунцы величиной с крупного мужчину, вздыхают, трепеща жабрами, розовоперые дорады, искрит и переливается драгоценным перламутром чешуя сибасов. Крабы, мясистые, как откормленные каплуны, жарятся в медных сковородках прямо на улице – в оливковом масле, приправленном чесноком, красным перцем, тимьяном и базиликом. Их подают с жареным хлебом и ароматной травой под названием рукола и запивают белым вином, нежным и сладким, как уста девственницы. О, дочери Рануи! Вы подобны горлицам в прелести и кротости своей, а в пылу страсти или ревности не уступите горным львицам…»
   – Бабы там до того истосковались по ласке, – вещал капрал Друнго на вечернем привале, – что стаями бросались на наших гренадеров и волокли по домам. А те, кому было совсем невтерпеж, падали на спину прямо на мостовой. Мне приятель рассказывал…
   Солдаты, сидевшие с ним у костра, подняли возбужденный галдеж, и речи их сводились к одному: бойцы пятого стрелкового покажут таланийским цыпочкам, что такое настоящие мужчины.
   Друнго хлопнул Ансельма по плечу:
   – Что, малыш, готов пустить в ход свое главное оружие?
   – Да он небось бабе под юбку-то ни разу не заглядывал, – рассмеялся Кандрак, приятель Друнго.
   Ансельм покраснел.
   – Ничего, парень, – подбодрил его капрал. – Ты держись меня, и все наверстаешь.
   В город вошли после полудня. Майское солнце выжимало пот из солдатских тел, слепило глаза. Тяжелый, горьковато-соленый дух, который Ансельму не с чем было сравнить, стелился над мостовыми, мешаясь с дурманным благоуханием олеандров, древовидного вереска и цитрусовых. Цветочные купы весело пестрели поверх глухих каменных оград – будто салют в честь прибытия доблестных шлезцев. Но улицы были пусты. Прекрасные таланийки не толпились у обочин, даря улыбками вояк барона Холлака. Редкие прохожие исчезали в переулках, едва завидев марширующие колонны.
   В первую же ночь Ансельма назначили в патруль. Кругом стоял кромешный мрак, ни в одном окне не теплилось огня. Ни голосов, ни шагов. Даже собаки не лаяли. Казалось, шлезские стрелки идут по мертвому городу. Лишь цикады заливались от души, утверждая многоголосым стрекотанием свою безраздельную власть над подлунной Рануей. Да плескалось близкое море…
* * *
   Когда настало время увольнений, капрал Друнго, как и обещал, взял Ансельма в свою компанию. Он уже вызнал, где в городе лучший бордель и как до него короче добраться:
   – Двинем вверх по Фонтанной улице, у чаши с львиными мордами свернем налево. Там будет пара кабаков, а после них, под аркой – заведение матушки Синбо.
   В руках стрелков качались фонари, бросая пятна зыбкого света на мостовую, на стены домов и оград. Брать в увольнение ружья запрещалось, но их было пятеро, у каждого сабля, и они ничего не боялись. Лишь Ансельма не оставляло чувство, будто город смотрит им в спины тяжелым взглядом – из подворотен, из-за наглухо закрытых ставен и дверей. В чужеземной ночи проснулись детские страхи. Оглядываться нельзя, шептали они, иначе зло и темень возьмут тебя в плен, завлекут в призрачные тенета, и ты пропадешь, сгинешь страшной погибелью… Ансельм не сдержался. Бросил взгляд через плечо, и во мгле ему почудился огонек. Мигнул желтым глазком, исчез и появился вновь. Юноша хотел окликнуть товарищей, но они шагали, громко топая коваными подошвами, переговаривались, смеялись в предвкушении скорой потехи и не замечали, что он отстал. А робкий светлячок в ночи манил тихим таинством, обещанием чуда.
   Ансельм двинулся на огонек, будто его на веревочке потянули. Теперь он отчетливо видел оранжевое свечение, трепетное, как крылья бабочки, и вроде бы различал очертания руки, держащей фонарь. Женской руки, в этом он был уверен. На миг из-за облаков проглянула луна, озарив высокий силуэт в длинном одеянии, и сердце юноши забилось чаще. Так бьется сердце охотника, завидевшего добычу…
   Незнакомка свернула за угол. Ансельм, придерживая саблю, чтобы не била по ноге, бегом пустился догонять. Теперь огонек был гораздо ближе, и молодому солдату казалось, он чует, как шуршат по мостовой легкие туфельки рануэзки. Сам он так грохотал сапожищами, что люди в окрестных домах, должно быть, в страхе вскакивали с постелей, спрашивая друг друга: «Что это? Началось сражение? Сейчас будут стрелять?» А женщина и подавно его слышала… Но когда он негромко позвал по-таланийски: «Стой, подожди!» – огонек дрогнул, пугливо метнулся в сторону и исчез из виду.
   Ансельм бросился в проулок, где скрылась шалунья, споткнулся, чуть не упал. Дорога в этом месте круто забирала вверх, и для удобства подъема мостовую выложили ступенями. По лицу хлестнула ветка, другая – в лес он попал, что ли? Ансельм двинулся напролом, отбрасывая в стороны или обрывая неподатливые побеги.
   Когда он, исцарапав ладони о твердые сучки, ощупью взобрался наверх, в прорехе облаков вновь показалась луна. Призрачное мерцание очертило каменный столб, увитый ползучими растениями, и стройную фигуру женщины. Она была совсем рядом. Стояла, высоко держа фонарь, будто поджидая Ансельма. Света было довольно, чтобы разглядеть точеные черты лица и густые кудри, выбившиеся из-под накидки. Поманив юношу за собой, таланийка юркнула в незаметную дверцу.
   Распаленный погоней и недвусмысленным приглашением, Ансельм без колебаний вошел следом и очутился во внутреннем дворике. Шелестели у ограды темные заросли, сладкое благоухание кружило голову, на веранде горели шандалы. Женщина обернулась, приспустила накидку. Черные локоны рассыпались по плечам.
   Она оказалась не так юна, как рисовалось Ансельму, но очень-очень красива.
   Вот она поставила фонарь на перила и призывно улыбнулась. Молодой шлезец потянулся к ней, пьяный от желания, напряженный, как курок на взводе…
   Был это шорох за спиной или смутное предчувствие опасности?
   Он не успел обернуться.
   От боли на миг помутнело в глазах. А когда взгляд прояснился, красавица превратилась в фурию: вместо улыбки – гримаса ярости, в руке кинжал.
   Ансельм схватился за саблю, но его снова ожгло лютой болью, какой не бывает от кулака, клинка или пули.
   Дрожа, на нетвердых ногах, он качнулся в сторону и наконец увидел нападавшего. О Всесущий! – это же старуха. Сморщенная карга, вооруженная лишь длинным гибким прутом. Но Ансельм чувствовал, что прут этот опаснее кинжала черноволосой.
   Женщины наступали на него с двух сторон, а он все не мог вытащить саблю из ножен.
   – Мама, что случилось? – раздался с веранды звонкий голосок. – Бабушка, кто здесь?
   Из дома на крыльцо явилось светлое видение – юная девушка, почти девочка. В ночной сорочке, босая, белокурые волосы распущены…
   Ее нежная прелесть ошеломила Ансельма не хуже старухиного колдовства. И черноволосая не упустила шанса. Метнулась змеей – стальное жало прильнуло к шее юноши под ухом, там, где яремная вена. Одно скользящее движение, и ему конец… Но злодейка медлила.
   Приложив палец к губам, она глядела на Ансельма такими страшными черными глазами, что он не сомневался: жизнь его зависит от того, сумеет ли он хранить тишину.
   Старуха каркнула вороной:
   – Никого, милая! Нам с твоей мамой показалось, что в ворота стучат, но это, должно быть, ветер.
   – Иди спать, детка! – прокричала черноволосая, не отнимая клинка от горла Ансельма.
   Девушка смотрела прямо на него, но не видела. А это означало, что она либо безумна, либо слепа.
   Ансельм медленно поднял руку и тоже поднес палец к губам: тс-с-с. Потом с величайшей осторожностью сделал шаг назад.
   Лезвие у горла дрогнуло, верхняя губа женщины приподнялась, как у дикой кошки, обнажив хищный оскал, но старуха замахала на нее по-птичьи скрюченными лапами, указала на дверцу в заборе и посторонилась, давая Ансельму дорогу.
   Он двигался тихо, как мог. Но у слепых чуткий слух. Девушка на веранде повела головой, выискивая источник шума, незрячий взгляд уставился в лицо Ансельму, как мушка снайпера… Старуха вдруг зашлась в кашле.
   – Бабушка! – Юная прелестница бросилась к ней на помощь.
   Женщина с кинжалом, скривившись, махнула Ансельму: уходи.
* * *
   – Что, кутенок, струсил? – потешался поутру капрал Друнго.
   Ансельм попытался оправдаться:
   – Я заблудился. Увидел женщину. Она мигала мне фонариком, звала за собой.
   – Ну, и?..
   – Я потерял ее в лабиринте улиц, а потом долго искал дорогу назад. Чудом выбрался…
   – Эх ты, дуралей, – хмыкнул Кандрак. – Надо было идти с нами в бордель. Тамошние бабенки не разбегаются при виде цыплят.
   Юноша стиснул зубы. Что он мог сказать? Что хрупкая женщина и дряхлая старуха хотели убить его, и он спасся лишь благодаря счастливому случаю? Тогда его вовсе засмеют!
   Как назло, на следующий день Ансельма отправили в патруль на Фонтанную улицу. Они с напарником, опытным солдатом из маргуринских крестьян, поднялись к чаше с львиными мордами. За скульптурными зверями, невидимая для глаз, пряталась водозаборная колонка. Жители окрестных кварталов целый день толкались вокруг с ведрами и кадками. Ансельм поймал себя на том, что вглядывается в лица женщин, надеясь и страшась обнаружить в них сходство с ночной охотницей.
   В тени деревьев скучала группка шлезских гренадеров. Их полк покинул Раную, но с обозом вышла задержка, – поговаривали, что в первую голову граф Инмар вывез награбленные при взятии города ценности, для войсковых припасов не хватило подвод, и часть интендантской команды осталась, чтобы уладить дело. Солдаты в белых мундирах с серебряными галунами лузгали семечки и усмешливо глазели на суетливых рануэзцев.
   У фонтана скопилась очередь. Плечистый парень, по виду трактирный прислужник, занял все три краника, подставив под них пузатые бочонки. Женщины покрикивали на него, торопили, он весело огрызался. Закончив, взгромоздил бочонки на тележку и присел на бордюр передохнуть.
   Очередь двинулась. Девушка с алой лентой в волосах отошла от фонтана с полным кувшином. Рослый капрал заступил ей путь:
   – Дай напиться, красотка.
   За его спиной ухмылялись двое солдат.
   Алая Лента ответила коротким ругательством.
   Гренадер облапил ее за талию. Таланийка, недолго думая, окатила его водой.
   – Ах ты стерва!..
   Мокрый, с обвисшими усами, капрал влепил девушке оплеуху, выбил из рук кувшин, схватил за плечо, но больше ничего сделать не успел. Плечистый парень, бросив свою тележку, налетел на него, как разъяренный петух. Взмахнул кулаком – из носа у капрала потекла кровавая юшка. Приятели-гренадеры ринулись на выручку, сбили парня с ног. Капрал дернул из ножен саблю…
   – Стой! – крикнул Ансельм.
   Напарник мертвой хваткой вцепился ему в плечо:
   – Не лезь, дурень, себе дороже!
   Ансельм замешкался. А потом стало уже поздно…
* * *
   Назавтра пошли слухи, что увольнения отменят: из третьей роты пропали двое солдат. Первый был новобранец, и барон Холлак предположил дезертирство. Но когда в казармы не вернулся второй, ветеран Танамы, кавалер двух бронзовых сердец, стало ясно, что дело серьезное. Через два дня заговорили об исчезновении сержанта из второй роты.
   «Женщинам такое не под силу, – убеждал себя Ансельм. – Расправиться с мальчишкой, новичком, вроде меня – пожалуй, смогут. А бывалого стрелка им не одолеть. Магия у старухи слабовата…» Да и было ли все это? Может, приснилось со страху?
   Однако гибли люди, и совесть юноши была неспокойна. Надо рассказать все капралу. Нет, лучше лейтенанту… Но что станет с женщинами? Их изрубят на куски, не разбираясь, что к чему! – старуху, черноглазую мегеру и красавицу златовласку, ни сном ни духом не ведавшую, что творили ее мать и бабка.
   В гарнизоне росло волнение. Стрелки боялись не столько таинственных убийц, сколько отмены увольнительных. Барон Холлак не решился пойти на крайнюю меру, лишь издал приказ возвращаться в казармы засветло. Заодно усилил ночные патрули, провел несколько облав. Один Всесущий знает, был ли от этого прок.
   Ансельм предпринял собственный поиск. Он исходил окрестности Фонтанной улицы вдоль и поперек. Исследовал переулки, поднимался к руинам старой городской крепости, спускался вниз, к морю, и в конце концов совершенно запутался. Решив уже искать дорогу назад, он свернул за угол – и замер…
   Череда неровных ступеней меж глухих стен, ветви над головой сплетаются в густой полог, многорукий плющ, клонясь к самой земле, тянет к прохожим темные глянцевитые ладошки. А вот и столб, облепленный сочной зеленью, – сквозь листья и стебли видна стершаяся резьба.
   Ансельм задрал голову и стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, оглядывая каменные ограды, массивные двери, окна верхних этажей. Который из домов?..
   – Меня Арнелла зовут, – прозвенело с небес серебряным колокольчиком. – А тебя?
   Ночное видение сидело на балкончике среди петуний и гортензий. На девушке было голубое платье с пышными рукавами, в волосах, собранных в высокую прическу, играло солнце. Ни дать ни взять фея цветов в золотой короне.
   Ансельм назвался. Горло перехватило, в висках застучала кровь.
   – Не слышу! – Девушка перегнулась через перила, и цветы заключили ее в малиново-розовые объятья.
   «Невероятно, – думал Ансельм в смятении. – У нее такой ясный, живой взгляд. Как она может быть слепой?»
   Он прокашлялся и громко повторил свое имя.
   – Входи, Ансельм, дверь открыта, – сказала Арнелла. – Я сейчас спущусь.
   Цветы на балконе затрепетали и сомкнулись, поблекнув без своей царицы – голубой лилии с золотой сердцевиной.
   Ансельм на четверть выдвинул саблю из ножен и осторожно толкнул дверь, крашенную темно-синей краской. Залитый солнцем двор был пуст. Лоснились листья олив, желтели лимоны, рыжели апельсины. Посредине мощеной площадки поднимался колодец, прикрытый деревянной крышкой, в тени навеса темнела бочка в чугунных обручах. Маленькие верткие птички, присев на ее края, окунали носики в воду и звонко щебетали.
   Хлопнула дверь дома. Ансельм приготовился обнажить саблю. Но это Арнелла бежала к нему через веранду – легко слетела по ступеням, ни разу не споткнулась, не оступилась. Она точно знала, где стоит Ансельм. Может, она и не слепа вовсе?
   Подойдя, девушка неуверенно ткнула ладошкой ему в грудь. Тонкие пальцы пробежали по шевронам, карманам, пуговицам.
   – Я шлезский солдат, – сказал он. И затаил дыхание.
   – Знаю.
   – Ты меня не боишься?
   – Ни капли. Ты добрый. Ты не сделаешь мне дурного.
   – С чего ты взяла?
   – Я слышу.
   – То есть как – слышишь?
   – По голосу. По шагам. Ты ведь был у нас пару дней назад, правда?
   Ансельм не ответил, и девушка взяла его под руку:
   – Ну же, пойдем в дом. Мама будет рада тебя видеть.
   И Ансельм пошел, хотя все его существо кричало: беги, это ловушка!
   Через крохотную прихожую с белеными стенами Арнелла увлекла гостя на второй этаж – в гостиную, обставленную темной мебелью.
   Черноволосая сидела в кресле у окна и вышивала. Увидев Ансельма, она вскинула гибкую бровь, но больше ничем удивления не выказала.
   Ночная убийца.
   Мать Арнеллы.
   При свете дня фамильное сходство бросалось в глаза. Но красота Арнеллы была свежей, трепетной, согревающей сердце. А красота ее матери – холодной и острой, как сталь, закаленная в горниле многолетней ненависти.
   – Это Ансельм, – представила его Арнелла. – А это госпожа Инесса Бико, моя мама.
   Госпожа Инесса. Казалось немыслимым обращаться к ней иначе. Вся в черном, строгая и величественная, как статуя. Ни намека на игривую кокетку или лютую пантеру, какой она предстала перед Ансельмом пару ночей назад.
   Опустив вышивку в корзину для рукоделия, госпожа Инесса сложила руки на коленях:
   – Я должна кое-что рассказать вам, господин Ансельм.
   – Просто Ансельм, – неловко отозвался юноша.
   – Хорошо. – Милостивый кивок.
   – Мама, не надо, – вмешалась Арнелла.
   – Можешь выйти и подождать за дверью, если тебе неприятно. – Голос ровный, без выражения, будто не женщина говорит, а кукла.
   Арнелла потупилась:
   – Я останусь.
   – Так вот, Ансельм, – вновь начала госпожа Инесса. – Когда ваш король впервые завоевал Раную, я была молодой и счастливой. У меня был прекрасный муж, чудесная маленькая дочурка, красивый и богатый дом. Я носила второго ребенка, он рос у меня под сердцем, и я знала, что это будет мальчик, славный крошка… Но началась война. Мой муж ушел сражаться и погиб. От горя у меня случился выкидыш.
   Ансельм заметил, как Арнелла отвернулась, прикусив губу. Госпожа Инесса чуть помедлила – не замешательство смятенных чувств, а точно выверенная пауза.
   – В Раную вошли шлезцы. Наш дом занял барон Юрглен, высокопоставленный королевский маг. Он был светским человеком и вел себя как гость, а не как завоеватель. Со мной был галантен, с Арнеллой – ласков и частенько развлекал ее магическими фокусами. Однажды он сотворил дивную розу, каких не бывает на свете. Цветок плыл в воздухе, переливаясь всеми красками радуги. Арнелла протянула к нему руки, и тут роза взорвалась, превратившись в маленькое солнце. У меня и у няньки, которая была с нами в комнате, потом долго рябило в глазах. А Арнелла ослепла полностью. «Ах, какое несчастье! – воскликнул барон. – Розу ни в коем случае нельзя было трогать. Разве я не предупреждал?» Он обещал вернуть Арнелле зрение. Если я проявлю к нему благосклонность…
   Два острия впились в Ансельма – зрачки госпожи Инессы, бесцветные и убийственные, как вороненая сталь.
   – Он солгал. Скоро я наскучила ему, и он выгнал нас с дочкой на улицу. Моя мать немного владеет магией. Я надеялась, она вылечит Арнеллу. Но ни заклинания, ни зелья не помогли. Когда император Вегедар вынудил шлезцев покинуть город, оказалось, что особняк мужа разграблен. У меня не было денег, чтобы его содержать, и я окончательно переехала к матери, в наш старый родовой дом. С тех пор мы живем здесь втроем. И не жалуем незваных гостей.
   «Вы их убиваете», – просилось с языка. Но молодой солдат взглянул на Арнеллу и сдержал себя.
   – Мама, он хороший! – воскликнула девушка.
   – Я вижу, детка.
   Арнелла выглядела глубоко несчастной, и Ансельму захотелось ее утешить. Он достал из кармана глиняную птичку:
   – Это свистулька моей сестры Тильды. Она волшебная. Тильда сказала, пока я ношу ее при себе, со мной ничего не случится.
   Он дунул – прозвучала тихая мелодичная трель.
   – Как красиво, – шепнула Арнелла.
   – Возьми ее.
   Он встал с плетеного кресла, чтобы передать девушке свистульку, и Арнелла поднялась ему навстречу. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Ансельма обдало жаром. Васильковые глаза Арнеллы широко распахнулись, на щеках заиграл румянец. Она поднесла подарок к губам. На лице госпожи Инессы проступила брезгливая гримаса: ведь свистульку только что держал во рту грязный шлезский солдат.
   Почти поцелуй, сообразил Ансельм.
   Глиняная птичка пропела для Арнеллы одну протяжную переливчатую ноту. Потом еще одну. Глаза девушки затуманились. Она опустила свистульку, вздохнула…
   – Тебе пора на примочки, – сказала госпожа Инесса.
   – Но, мама, я хотела показать Ансельму наш садик!
   – Я сама покажу. Ступай. Ты же знаешь, как важно делать примочки вовремя.
   – Мне придется целый час сидеть с мокрыми травяными лепешками на глазах, – пожаловалась Арнелла юноше. – Ты подождешь меня?
   – Конечно!
* * *
   Госпожа Инесса повела Ансельма в сад, называя растения, встречавшиеся на пути: инжир, акация, коричник, лавр, туя, барбарис, терн, экзотическое дерево козо, хинное дерево, гуаява… Показала грядки с лекарственными травами, которыми бабушка пользовала Арнеллу.
   – Зачем делать примочки, если они не помогают? – спросил Ансельм.
   – Мы не можем сидеть сложа руки, а другого средства все равно нет, – ответила госпожа Инесса с ожесточением. – Арнелла должна верить, что однажды вновь обретет зрение.
   «По-моему, она и так счастлива, – подумал Ансельм. – Уж точно счастливее вас, госпожа».
   – Ты знаешь, что Раную основали рациане? – обернулась к юноше таланийка. – Когда-то на месте нашего квартала стояла вилла рацианского вельможи. От нее остался только столб, который ты видел на улице, да полуобвалившаяся лестница к морю. Мои предки построили этот дом на старом рацианском фундаменте. Под фундаментом обнаружились подвалы. Большая часть разрушена и засыпана. Но святилище Девы Аккарты сохранилось в целости. Мраморные барельефы, фрески, мозаика – такую красоту увидишь разве что в императорском Илориуме. Хочешь посмотреть? – Она прищурилась. – Или боишься?
   Ансельм вспыхнул:
   – Ничего я не боюсь!
   Уже в следующий миг он пожалел о своих словах, но взять их назад постыдился.
   Вход в подземелье скрывался на кухне. Дверца бурого дерева притворялась задней стенкой стеллажа с посудой. Ансельм помог госпоже Инессе отодвинуть стеллаж в сторону и, пригнув голову, вошел в открывшийся проем вслед за ней. Фонарь в руке черноволосой дамы высветил стертый камень лестницы и остатки резного орнамента на стенах.
   Внизу таланийка отперла еще одну дверь и по трем широким ступеням ввела Ансельма в обширный круглый зал. Под ногами поблескивала смальта, у стен безмолвным караулом высились треножники с медными плошками. Госпожа Инесса запалила в них огонь – и зал налился светом, и тени завели свой безмолвный танец… Все было, как она обещала: великолепные фрески со сценами из рацианской мифологии, мраморные нимфы, сатиры, лесные звери из свиты Аккарты Солнечной, дарительницы жизни, и жуткие монстры, спутники Аккарты Лунной, что насылает смерть.
   Святилище выглядело так, будто жрицы оставили его лишь вчера.
   – Знатные рацианские женщины собирались здесь, чтобы почтить богиню и вступить с нею в мистическую связь, – сказала госпожа Инесса. – Взгляни на потолок.
   Свет от плошек рассеивался, не достигая свода, и Ансельм не сразу разглядел рельефное изображение огромной головы с развевающимися волосами. Она царила над залом, как солнце над землей, и ее курчавые локоны, подобно лучам, расходились в разные стороны.
   – Если встать вот сюда, в этот белый круг, можно увидеть, как светятся ее глаза.
   В окаемку на полу, украшенную меандром, было вписано то же изображение, что и на потолке, только много меньше. «Разве можно попирать ногами лик богини?» – пронеслось в мыслях Ансельма. Но он встал, куда указано, и запрокинул голову.
   Огромные выпуклые глаза в вышине зажглись молочным блеском, из них потек рассеянный свет.
   В ушах зашумело, по телу побежали мурашки, но Ансельм все смотрел, зачарованный древним волшебством, пока мурашки не превратились в сотни иголочек, которые впивались глубоко под кожу и лопались, будто мыльные пузыри. Было не больно, скорее щекотно, однако юноша решил, что с него хватит. Хотел сойти с мозаичного лица, но обнаружил, что не чувствует ног. Попытался выхватить саблю, но руки вдруг сделались слабыми, неуклюжими, пальцы не слушались.
   – Вы обманули меня!
   Шурша юбками, госпожа Инесса обошла Ансельма, встала напротив него, в ее глазах отразилось холодное торжество.
   – Вы все-таки убьете меня? – прохрипел юноша. – А как же Арнелла?
   – Я скажу ей, что ты ушел. Служба, – ответила жрица Аккарты с издевкой. – Солдат не принадлежит себе.
   – Я ведь не первый, верно? Вы и других убивали…
   Онемение поднималось все выше. Сердце билось медленно и тяжело, говорить было трудно.
   – А я уж думала, ты совсем дурачок, – усмехнулась госпожа Инесса. – Не переживай, твоя смерть послужит благому делу – исцелению Арнеллы. Когда мы с матерью поняли, что обычная магия ей не помогает, то обратились к черному искусству. Мы узнали, что кровь врага может излечить нанесенное им увечье.
   – Но при чем здесь я? Разве я в чем-то виноват перед вами? Не я убил вашего мужа. Не я ослепил вашу дочь…
   Потом Ансельму вспомнилась расправа у фонтана – и как он позволил увести себя в сторону. Подумалось: на моих руках нет крови, но душа уже замарана… А белый мертвенный свет вокруг сиял все ярче, шум в ушах превратился в завывание вьюги, лед сковал тело и теперь подбирался к горлу, к глазам…
   – Если бы к нам в руки попал барон Юрглен, моя девочка давно прозрела бы. Но он для нас недосягаем, и лечение мы начали слишком поздно. Поэтому нам потребуется много крови. Свежей, теплой крови, взятой от живых людей.
   Ансельм содрогнулся. Он хотел спросить, что случилось бы с Арнеллой, знай она, какими снадобьями бабушка омывает ей глаза, но язык больше не повиновался ему.
   – Тебя послала сама Богиня. Женщины нашей семьи всегда хранили верность Деве Аккарте, и дом наш выстроен здесь не случайно. Наконец-то Великая Госпожа услышала наши молитвы! Те, другие, были обычными солдафонами, но в тебе есть колдовские задатки. В ту ночь ты устоял против оглушающего заклятья. Ты один! Уверена, твоя кровь пойдет Арнелле на пользу, как ничья другая. Вот-вот сюда спустится моя мать. К этому времени ты уже перестанешь что-то чувствовать. Радуйся. Твоя смерть будет безболезненной.
   – Нет! – громом разнеслось по залу.
   Голос Ансельму отказал, головой двигать он не мог, но боковым зрением видел Арнеллу, стоящую в дверном проеме с кинжалом у собственного горла.
   – Не трогай его! – Нежный голосок превратился в надсадный звериный рык. Если бы Ансельм не был парализован чарами, его сердце застыло бы от этого звука.
   – Деточка моя, что с тобой? Тебе что-то почудилось? – испуганной наседкой заклохтала госпожа Инесса. – Почему ты здесь, а не с бабушкой? Ты же знаешь, как важно…
   – Не лги мне, я все слышала! – простонала Арнелла. – Я подозревала… В ту ночь… Я чуяла, вы задумали дурное. Теперь я знаю наверняка… Ты не будешь убивать людей ради меня, слышишь! Отпусти его!
   – Не могу, дорогая. – Госпожа Инесса взяла себя в руки. – Он скован очень сильной древней магией. Надо дождаться бабушки.
   Крадучись, она двинулась к дочери.
   – Не подходи, иначе я убью себя! – Рука Арнеллы дернулась, острие кинжала вплотную приблизилось к ложбинке между ключицами.
   – Хорошо-хорошо, дорогая. Но послушай меня… Шлезцы не заслуживают твоей жалости. Ты их не знаешь. Они звери, дикари. И для твоего блага…
   – Нет! – закричала Арнелла. – Убийца! Ты и меня сделала убийцей, чудовищем! Ступай, приведи бабушку, слышишь, ты! Сейчас же!
   На лезвии танцевали оранжевые блики, рука Арнеллы дрожала от напряжения.
   Госпожа Инесса сделала шаг…
   – Стой!
   – Арнелла, доченька. – Жрица Аккарты примирительно вскинула руки, будто слепая могла ее видеть. – Ты же хочешь, чтобы я позвала бабушку, а сама загораживаешь дверь.
   Девушка сошла по ступеням и неслышно, как привидение, скользнула в сторону. Госпожа Инесса не смела тронуться с места, но всем корпусом поворачивалась вслед за Арнеллой, как большая черная змея вслед за жертвой.
   Нет, всего лишь как мать, одолеваемая страхом за свое дитя…
   – Осторожно, треножник!
   Арнелла остановилась.
   – Иди, – велела она.
   – Хорошо, доченька. Умоляю, дождись нас, ничего не предпринимай.

   Едва шаги госпожи Инессы стихли, Арнелла подбежала к выходу. Некоторое время она стояла, прислушиваясь, потом возвратилась в зал и замерла, в смятении вытянув руки перед собой.
   – Магия, – прошептала она. – Я чувствую ее. Ансельм, ты здесь? Подай мне знак.
   Он попытался ответить, но из онемевшего горла вырвался лишь слабый хрип.
   Девушка тут же оказалась рядом. Быстрые пальцы тронули его плечи, легко, как перышки, пробежали по лицу.
   – Бедный мой. Я чувствую токи силы, но не знаю, как ее разрушить. Бабушка говорила, я ослепла, потому что во мне есть искра. Была. Тот шлезский чародей потушил не только мой взор, но и мой дар. Способность к магии передается в нашем роду через поколение. Я могла бы вырасти колдуньей… Они отпустят тебя. Им придется. – Она умолкла и горько всхлипнула: – Как мне жить теперь?
   «Ты не виновата», – подумал Ансельм. Если бы он мог произнести это вслух!
   Руки ее скользнули вниз, ощупали его грудь и остановились на поясе.
   – Что же ты, – прошептала Арнелла. – К Богине нельзя с оружием. Она этого не любит.
   Лязгнула сталь, девушка вытащила из ножен саблю Ансельма; неловко держа ее двумя руками, вынесла за порог святилища и положила у стены на лестнице.
   Мгновения, когда она вернулась, Ансельм не уловил. Просто она снова была тут, подле него.
   – Напрасно ты отдал мне свою свистульку. Оберег, подаренный с любовью, – великая сила. Без него ты остался беззащитен. А я, глупая, взяла, не подумала.
   В руки Арнелле порхнула глиняная птичка, и долгое печальное фьюи-фью-у-у поплыло по залу. Так стонет ветер в камышах. Так плачет душа, не обретшая успокоения. Так взывает к милосердию вера, когда не осталось надежды…
   Тело Ансельма заполнял смертный холод. Но кончики пальцев покалывало, как бывает, когда подносишь замороженные руки к огню. Песня свистульки эхом отражалась от стен. В белом мертвенном свете, льющемся с потолка, кружились золотые светляки. Тепло незримого пламени ласкало кожу, втекало в жилы.
   – Арнелла, – прошептал Ансельм непослушными губами.
   Девушка опустила свистульку, на ее щеках заблестела влага.
   – Играй, – выдавил он.
   И она снова начала играть, она играла и плакала, и он плакал.
   Жизнь возвращалась к юноше. Он мог дышать, двигаться. Мог взять глиняную птичку из рук Арнеллы и наполнить мир легкими, светлыми звуками… Трели лились, поднимаясь к потолку, и низвергались оттуда водопадом аккордов, которых не могла родить простая свистулька. Звенели арфы, пели свирели, неземные голоса вплетались в мелодический рисунок прекрасным хоралом.
   Зал начал кружиться.
   Проплывали мимо стенные росписи, огни на треножниках, резные колонны. Лучи, идущие из глаз богини, превратились в столб теплого солнечного сияния. Зал кружился все быстрее, свет разгорался все ярче. Арнелла вцепилась в мундир Ансельма, он обнял ее свободной рукой и зажмурился. Но, и не видя ничего, чувствовал, что их несет, крутит в бешеном вихре.
   А потом музыка стихла, и кружение остановилось так внезапно, что Ансельма с Арнеллой бросило наземь.
   В ноздри ударил запах травы. Молодой солдат поглядел вокруг и не поверил глазам: они лежали на зеленом лугу, над головой плыли облака, поодаль шелестели деревья, синело море, все в солнечных бликах. Голова еще шла кругом, в ушах звучали отголоски дивного концерта. «Я в раю», – подумал Ансельм.
   Арнелла медленно села, повела рукой перед лицом:
   – Господи, как красиво!
   Обернулась к Ансельму:
   – И ты… такой красивый! Я совсем забыла, как прекрасен мир!
   По ее лицу катились слезы, в глазах стоял восторг.
   Ансельм прошептал:
   – Ты… видишь?
   Арнелла со смехом бросилась ему на шею, и оба вновь повалились в траву.
* * *
   Солнце было в зените, но облака смягчали полуденный жар. Ансельм и Арнелла, взявшись за руки, стояли у кромки прибоя. Береговая линия изгибалась, взмывая над водой скалистыми утесами. Вдалеке виднелись островерхие крыши Рануи, в бирюзовой дымке белели паруса кораблей, входивших в порт и выходивших из него.
   «Куда же мы теперь, – думал Ансельм. – Я беглый солдат, мне грозит расстрел перед строем, Арнелла все равно что сирота. Я не знаю жизни, она – тем более. То, что мы целы и на свободе, настоящее чудо. Ничуть не меньшее, чем волшебное исцеление Арнеллы. И все, что у нас есть, – вера в чудеса…»
   А еще подумалось странное: будь он сочинителем, поставил бы точку на этом самом месте, предоставив читателю домысливать остальное сообразно своим наклонностям…
   Из-за мыса показался баркас. Он шел близко к берегу, и Арнелла, махнув рукой, звонко прокричала:
   – Эй, на лодке! Куда путь держите?
   Ансельм поспешно сорвал с головы армейское кепи, понимая, впрочем, что моряк у руля и без того узнает в нем шлезского солдата. И все же с баркаса ответили:
   – В Лувайю!
   Вольный город Лувайя стоял на другом берегу залива. Он не подчинялся ни королю Шлезии, ни дожу Талании, ни императору Галардии, ни другим окрестным владыкам. Лувайя торговала со всем светом, владела крупными островами в Срединном море и богатыми землями на материке. Даже грозные очары избегали нападать на ее корабли.
   – Возьмите нас с собой! – крикнула Арнелла.
   – А деньги есть? – спросили с баркаса.
   – Есть! – Ансельм подбросил на ладони тощий солдатский кошелек.
   – И у меня серебряный кулон с аметистом! – добавила Арнелла.
   Судно повернуло к берегу, и вскоре они оказались на борту.
   – Негусто, – звякнув медяками Ансельма, вздохнул моряк.
   Глаза его на огрубелом, изрезанном морщинами лице были молоды и светлы, как море на мелководье.
   Арнелла потянулась снять с шеи тонкую цепочку.
   – Оставь, – махнул рукой хозяин баркаса. – А вот сабля твоя, парень, мне бы сгодилась.
   Ансельм опустил глаза – вот это да: из ножен привычно торчал эфес с дугообразной гардой.
   Власть богини не кончалась за порогом святилища. Она взяла ненавистное ей оружие и вернула тому, кто, по неведению, принес его к ней в дом.
   Юноша расстегнул ремень и отдал моряку вместе с ножнами и саблей.
   Арнелла с жадностью глядела вокруг, хотя глядеть было особенно не на что – только море, небо и далекие скалы. А потом не стало и скал. Девушка запрокинула голову:
   – Какая дивная, какая волшебная синева…
   Светлоглазый моряк усмехнулся:
   – Ты точно сто лет неба не видела.
   – Можно и так сказать, – засмеялась Арнелла. – А когда мы будем в Лувайе?
   – К закату.
   Ансельм попросил нож и тщательно срезал с форменной куртки все шевроны, сковырнул кокарду с кепи. Пуговицы с гербовой мантикорой моряк посоветовал оставить – они медные, если припечет, можно продать.
   Когда на горизонте показались башни городской фортеции, светлоглазый спросил:
   – Есть у вас кто в Лувайе?
   Ансельм и Арнелла дружно покачали головами.
   – Куда же вы пойдете?
   Он пожал плечами, а она сказала:
   – Туда, где нет войны.
   Пришвартовались у дальнего причала. Ансельм с двумя портовыми грузчиками помог хозяину перетащить ящики с баркаса на берег, а затем в одно из складских зданий.
   – Я оформлю груз, – сказал моряк, пока молодой шлезец утирал пот. – А вы, ребятки, погуляйте в сторонке. Постарайтесь не мозолить глаза таможенникам. Закончу, сведу вас к сестре. У нее здесь лавка. И, парень… держи, пригодится!
   Он бросил Ансельму его же собственный кошелек. Это ли не чудо?
   Арнелла сжала руку юноши, ее глаза сияли, как звезды.
   Бывший солдат поднял взгляд к небу. В бездонной вышине не было лика богини, ничто не указывало на то, что великая Аккарта его слышит, и все же Ансельм шепнул беззвучно, одними губами:
   – Спасибо!

Марина Ясинская
AMORE LETALIS

   Когда незнакомец вошел в таверну, посетители не обратили на него особого внимания. Через Мьелин проходит большой тракт, проезжие тут – дело обычное, очередным рыцарем никого не удивишь. Тем более если он не в позументах и пурпуре, выдающих богатство и высокое положение, а в неприглядном черном плаще и грязных сапогах.
   Незнакомец подошел к стойке, за которой стоял хозяин, выпростал из-под куртки распятие, прижал к губам и произнес:
   – Крест вашему дому.
   А крест-то был не простым, а серебряным, с вставленным в него красным камушком, отметил хозяин таверны Хенлин, целуя свой оловянный крестик в ответ. И не на бечевке или кожаном шнуре, а на серебряной цепочке затейливого плетения.
   – Чего пожелаете, господин? – спросил хозяин таверны уже приветливее, – изысканное серебряное распятие вызвало уважение к его владельцу.
   – Вина, – ответил незнакомец, показывая серебряную же монету.
   Хенлин вмиг смекнул, что вином дело не ограничится, – за такую монету этот рыцарь потребует кое-чего еще. Например, хорошо поджаренного каплуна и сыра со свежим хлебом, стойло для коня, лучшую комнату на ночь и девку. А еще, может даже, полную кадушку горячей воды, купанием сейчас многие балуются.
   – Дора! – прикрикнул он на служанку, что перемигивалась с торговцем, сидевшим за дальним столом. – Дора, вина господину! Что-нибудь еще? – спросил Хенлин, угодливо поворачиваясь к рыцарю и выжидающе глядя на серебряную монету, которую тот пока не собирался отпускать.
   – Да, уважаемый, требуется твоя помощь, – чуть прищурив серые, слегка раскосые глаза, ответил рыцарь. – Мне нужно кое-что узнать, и если ты поможешь, то монета твоя.
   Что-то загрохотало на кухне, рыцарь повернул голову на шум – и тут хозяин таверны увидел на шее у незнакомца несмываемый знак солнца с крестом внутри. Символ езуитов, самого страшного из пяти Орденов святой церкви-Экклезии. Хенлин невольно вздрогнул. О «мечах езуитов», рыцарях, состоявших на службе Ордена, слухи ходили самые разные, но только не добрые.
   Грохот на кухне утих, рыцарь снова повернулся к хозяину таверны и положил монету на стойку. Но теперь Хенлин рассказал бы все, что знает, уже и не за серебро, а задаром. И того, что не знает, – тоже.
   – Я ищу девушку по имени Эльма Шейлер.
   Слова еще не успели растаять в воздухе, как на рыцаря напали. Одновременно, с двух сторон. Кряжистый конюх рванулся справа, на ходу вытягивая из-за пояса свернутый кнут, а мосластый нескладный паренек, что был у Хенлина на побегушках, бросился слева, неловко сжимая в руке кухонный нож.
   Пронзительно завизжала служанка Дора, а сам Хенлин в ужасе прикрыл глаза. Потому и не увидел, как рыцарь коротким движением вначале ушел от длинного жала кнута, а затем резко крутанулся на месте и отправил мальчишку на пол тяжелой оплеухой. Тот ударился головой о деревянную стойку и, всхлипнув, затих; нож выпал из разжавшейся ладони.
   Тем временем конюх уже добежал до незнакомца и, отшвырнув кнут в сторону, бросился на рыцаря с рычанием и бешенством в глазах. Однако гость не пытался отражать тяжелые удары и даже не потянулся к висящему на поясе мечу. Собранный, чуткий и настороженный, он уверенно уходил от яростных и потому слепых атак. Дождался, когда конюха занесет в сторону собственный же бешеный удар, и, ловко ухватив нападающего одной рукой за плечо, а другой за ремень на поясе, направил его прямо в стену. Конюх тяжелой грудой осел на полу. Встряхнул головой, что-то промычал и попытался подняться. Но рыцарь решил не ждать, когда тот встанет на ноги, – подошел к оглушенному конюху и с силой пнул его прямо в лицо. Тот сразу затих.
   Хенлин приоткрыл глаза, увидел, что конюх и мальчишка валяются бездыханными на полу, и тяжело вздохнул. Вот бедолаги!
   – Хозяин, что же это у тебя на гостей бросаются? – тихо спросил рыцарь.
   «А дыхание-то у него даже не сбилось», – заметил Хенлин и дрогнувшим голосом ответил:
   – Это все потому, что вы вслух ее имя сказали.
   – Эльма Шейлер? – удивленно поднял брови рыцарь.
   – Ш-ш-ш! – зашипел хозяин таверны и испуганно огляделся. – Не произносите его! Может, тут еще кто есть из этих… Ну, из тех, кто ей в глаза смотрел.
   – А что такого с теми, кто, как ты говоришь, ей в глаза смотрел?
   Хенлин цапнул со стойки забытую серебряную монету и поманил рыцаря за собой, в маленькую комнатушку, отделенную от общего зала пыльной занавеской. Сел за стол сам, пригласил рыцаря расположиться напротив и крикнул к невидимой отсюда служанке:
   – Дора! Дора, неси-ка сюда вина! И еще рыбешки какой к нему. И хлеба с сыром. Будете чего еще, господин… как вас величать?
   – Рандар.
   – Вы, господин Рандар, поди, уже что-то про Эльму слыхали, так ведь? Иначе зачем вам ее искать?
   – Слухами земля полнится, – уклончиво ответил рыцарь.
   – Ну, слухи-то разрастаются от вранья, так что могу себе представить, что вы слышали! А правду только мы знаем, это ведь прямо тут все и происходило, в Мьелине. Эльма – дочка нашего купца. Ох и красавица! Многие на нее заглядывались, в том числе один молодой рыцарь при нашем сеньоре, Асвиг. Сам он парень видный, бойкий, и Эльме тоже приглянулся. Вскоре пошли разговоры о свадьбе. И все было бы как у людей, но только вот Асвиг прежде с Нессой гулял, дочкой ювелира, а та, как про свадьбу услышала, – сразу к Эльме. Оставь, говорит, его, мой он, я дитя его ношу, а за тобой и так вон сколько парней ходит, зачем тебе мой Асвиг? А Эльма – ни в какую, люблю, говорит, и все тут, и он меня любит, а чье дитя у тебя – это еще неизвестно. Словом, разругались они, ни до чего не договорились, и тогда Несса подалась к ведьме…
   При слове «ведьма» Хенлин покосился на несмываемый езуитский знак солнца на шее рыцаря и осенил себя крестным знамением.
   Вошла Дора, опасливо поглядывая на Рандара, поставила на стол тарелки и кувшин с вином и торопливо вышла вон.
   – Угощайтесь, господин Рандар, – предложил хозяин таверны.
   Рыцарь кивнул, перекрестился и взял кусок хлеба.
   – Никто не знает, о чем просила Несса ведьму, но то, что заклятие на Эльму навели, – это факт. И какое заклятие! Обычно на человека болезни насылают или еще чего, но с Эльмой по-другому вышло. Стоило только ей поглядеть в глаза мужчине – любому мужчине, – и тот влюблялся в нее без памяти. Ну, Эльма-то, конечно, не сразу смекнула, что к чему, а когда сообразила, было поздно…
   Хенлин замолк, словно ожидая от рыцаря нетерпеливого вопроса: «Почему?». Но Рандар только молча отпил вина, спокойно ожидая продолжения.
   Хозяин таверны сделал большой глоток и задумчиво покрутил свой бокал в руках.
   – Вот послушать трубадуров и поэтов, так выходит, что настоящая любовь – чувство высокое, чистое и красивое, даже на героические поступки сподвигает. Только врут они все. Потому что видели мы, что такая любовь с людьми делает и на что толкает. Да, одни Эльме песенки сочиняли, цветочки собирали и ее улыбки ловили. Зато других любовь сразу тянула на плотское, да так, что некоторые на все были готовы, хоть даже, прости господи, силой взять. Ну, а третьи рвались убить любого, кто хоть просто имя Эльмы произносил, потому что видели в них соперников.
   – Так вот почему эти двое на меня набросились, – задумчиво кивнул Рандар в сторону общего зала.
   – Именно, господин, именно. Эти бедолаги, как увидят ее или хотя бы имя ее услышат, становятся ну ровно бешеные. Словом, страшной штукой оказалась эта любовь. Ни красоты, ни чистоты, ни тем более подвигов. Только грязь да раздоры. И не только среди тех, кто в глаза ей смотрел. Бабье у нас тоже закипело. Кому ж понравится, если муж твой по другой с ума сходить будет, а брат и сын друг другу горло за нее хотят резать? И вроде понимают, что Эльма не нарочно, что заклятье на нее наложили, а все равно их злость берет.
   Хенлин печально глянул в свой бокал, который как-то незаметно опустел, налил его доверху и шумно отпил.
   – Ну а когда бедолаги заколдованные так передрались между собой, что аж нескольких убили насмерть, тут уж бабье наше не выдержало. Собрались и пошли из города ее выгонять. Но опоздали – сгинула Эльма.
   – Ушла?
   – Может, и ушла. А может, и самоубилась. Лучше бы даже так. Грех, конечно, смертный, – торопливо добавил хозяин таверны, вспомнив, что говорит с рыцарем езуитов, представителем святой Экклезии, и осенил себя крестным знамением. – Но, думается мне, уж лучше в аду гореть за самоубийство, чем столько беды вокруг себя сеять, а, господин Рандар?
   Рыцарь почему-то отложил недоеденный ломоть хлеба и отставил бокал с вином.
   – А жених ее что?
   – А что жених? Бегал, конечно, поначалу, суетился, от влюбленных отбивался, они ж в нем своего самого главного врага видели. А потом тоже сгинул. Небось надоело ему это все… Зато любовь у них, вишь ли, настоящая была, ненаколдованная, – презрительно протянул Хенлин. – А чуть прижмешь – и правда сразу наружу лезет.
   – И что это за правда? – прищурил серые глаза рыцарь.
   – Да то, что не было там никакой настоящей любви. Наверняка Асвиг и жениться на ней надумал, только чтоб перед дружками похвастать. Уж больно хороша была девка, а так – смотрите, мол, все ее хотели, а получил я! Еще бы, на красавиц-то все охочи, и все о любви говорят. А была бы Эльма обычная лицом, ну, вроде Нессы, и не подумал бы он жениться.
   Рандар нахмурился:
   – А Несса? Ее тоже из города выгнали?
   – Нет, она по-прежнему с отцом живет, никто ее не выгонял. Да и за что? Это ж не она одним только взглядом мужиков с ума сводила.
   – И правда, за что? – как-то странно хмыкнул рыцарь, чуть склонил голову и задумчиво провел рукой по щетине на подбородке. – А ведьму она где нашла? Или у вас местная есть?
   Глаза Хенлина забегали.
   – Не знаю, господин, – соврал он. Под проницательным взглядом Рандара смутился сверх меры и, чтобы быстрее отвлечь рыцаря от своей лжи, спросил первое, что пришло на ум: – А вам-то Эльма зачем?
   И тут же прикусил себе язык. Нашел, кому вопросы задавать, – «мечу езуитов»! Не его это ума дело. Ищут и ищут.
   Но слово уже вылетело – не воротишь.
   Рандар не пошевельнулся, не изменился лицом. На лбу по-прежнему две глубокие складки, брови чуть сведены, маленький шрам на правой скуле и холод в серых глазах. Но что-то нагнеталось, невидимое, словно гроза в небе, и хозяин таверны мгновенно взмок.
   – Простите, господин, ляпнул, дурак, не подумав, – промямлил он.
   Рыцарь ничего не ответил. Резко поднялся, отчего на миг взметнулся плащ, явив серебряное оголовье меча на боку, и пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, поднял руку – и Хенлин обмер от ужаса. Но Рандар всего лишь прощался – резко начертил в воздухе крестное знамение и бросил:
   – Крест стоит.
   – Воистину стоит, – непослушными губами прошептал хозяин таверны, когда за рыцарем захлопнулась дверь.
* * *
   Несса выглядела так, словно оправлялась от тяжкого недуга, – впалые бледные щеки, тусклые блеклые волосы, воспаленные, обведенные кругами глаза. Растрепанная, она не вызывала ни сочувствия, ни жалости – только брезгливость.
   При виде езуитского знака на шее Рандара Несса не выказала ни испуга, ни раскаяния. А услышав вопрос рыцаря, горячо выдохнула:
   – Знала бы, где эта потаскушка, сразу вам сказала бы! За ради одного только удовольствия сдать ее в ваши езуитские казематы, чтоб вы там из нее все кишки повынимали. Только поздно вы пришли, господин рыцарь, сгинула она.
   – Умерла? – спросил Рандар, разглядывая вспыхнувшую в воспаленных глазах Нессы злость.
   – Не знаю, тела не видели. Но надеюсь, что умерла. Или с моста сиганула, или отравил ее кто. А может, сами мужики ее прикончили.
   – Ненависть – страшный грех, – коротко заметил рыцарь, не рассчитывая, впрочем, что женщина его услышит.
   Она и не услышала:
   – А чужого мужа от жены уводить не грех?
   – От жены? – спросил Рандар, но намек на то, что Асвиг с Нессой не венчался, ничуть ее не смутил, она его словно и не услышала вовсе.
   – Да, от жены! Да еще если жена его с дитем ходит!
   Рыцарь посмотрел на плоский живот Нессы, перевел взгляд на лицо.
   – Не сберегла, – вздохнула она, услышав незаданный вопрос.
   – Ведьме в уплату отдала? – напрямую спросил рыцарь.
   Несса побледнела и отшатнулась:
   – Уже сплетен наслушались, да? Не ходила я ни к какой ведьме, не просила никакой порчи. И уж, конечно, не стала бы младенцем своим ей за это платить!
   – Где ведьму нашла?
   – Да не ходила я ни к какой ведьме! – взвизгнула Несса. – Эльму за грехи ее настигла кара небесная. А я тут ни при чем, Всевышним клянусь.
   Рандар не стал уговаривать. Медленно, не спеша достал из-под куртки крест с красным камнем, взял в левую руку, пальцы на правой сложил хитрым способом, направил на Нессу и негромко сказал:
   – Повтори.
   Женщина отшатнулась:
   – Что повторить?
   – Повтори, что Всевышним клянешься.
   Несса побледнела, словно завороженная глядя на крест и сплетенные пальцы рыцаря, и прикусила губу. О требах истины, которыми владели «мечи езуитов», слухи ходили самые разные, один другого страшнее. Говорили, что эти требы заставляют говорить правду даже против воли, а ложь выявляют сразу и насылают на совравшего грешника немыслимые муки.
   – Повтори! – прикрикнул рыцарь. Увидел, как Несса задрожала, отпустил крест и уже тише сказал: – Тогда говори, где ведьму найти.
   – Не могу.
   Рандар потянулся к кресту, и тогда Несса бросилась ему в ноги.
   – Не надо! – испуганно выкрикнула она, отчаянно хватаясь руками за его ремень. – Не надо требы! Ведьма заколдовала меня, чтоб я не говорила! Если заставите сказать, ее заклятье меня тут же убьет!
   Рандар отцепил руки женщины от пояса и сделал шаг назад.
   – А умирать ты не хочешь, – сказал он таким ровным, таким неживым голосом, что Несса сразу поняла – все. Не пожалеет. Конечно, не пожалеет, у него на шее знак солнца, знак самого страшного Ордена – Экклезии; «мечи езуитов» никогда никого не жалеют. Тем более грешниц вроде нее. А нагрешила она столько, что вовек не отмолиться.
   – Умирать не хочу, – с трудом произнесла Несса, не сводя обреченного взгляда с рук Рандара. Сейчас возьмет в одну крест, пальцы другой сложит хитрым образом – и обрушит на нее требу истины. Она выложит ему все как на духу – а потом умрет от ведьминого заклятья.
   Не того, не того она хотела, когда к ведьме шла! Думала Асвига к себе приворожить.
   Да вот как-то так вышло, что попросила не его любви, а мучений своей сопернице…
   – Пожалуйста, господин рыцарь, пощадите, – едва слышно прошептала Несса.
   – Пощадить? – с усмешкой переспросил Рандар. – А ребенка своего ты разве пощадила?
   – Так ведьма сразу цену назвала! И торговаться не стала. Сказала – или так, или никак. Вот я и заплатила. – Несса вскинула голову и выдохнула из самой глубины души, с надрывом: – Я ж из любви! Так его любила, что на все была готова!
   – Значит, так его любила, что убила его ребенка?
   Несса спрятала лицо в ладонях и заплакала.
   А когда наконец подняла голову, Рандара уже не было.
* * *
   Чтобы отыскать ведьму в окрестностях Мьелина, не нужно быть семи пядей во лбу. Гора в округе одна, значит, хижина ведьмы где-то там, в лесах у подножия.
   А то, что не рассказала Несса, поведали местные. Поначалу отнекивались, конечно, ведь Экклезия к колдовству нетерпима, к ведьме ходить – грех, и указать Рандару, где ведьмина хижина, – все равно что признаться в грехе. Даже тем, кто не за порчей к ведьме ходил и не за гаданием, а всего только за мазью от больной спины или зельем от кровяного кашля, потому что снадобья ее помогают лучше, чем молитвы врача-францискана. Но в глазах Экклезии что порча, что зелье от кашля – все одно смертный грех.
   Однако Рандар доставал серебро, и вид его тут же облегчал сомнения и развязывал языки. У подножия Беззубой горы, с той стороны, где солнце встает, есть сухой колодец, а от него тропка; если идти по ней не сворачивая, так к хижине и выйдешь.
   Ведьма поджидала Рандара в дверях, словно знала, что он явится.
   Она казалась молодой, эта ведьма, – или из-за вечерней полутьмы, или из-за наложенного заклинания. Брови вразлет, длинные тяжелые волосы прикрыты платком, расшитым ведьминскими знаками, на шее – кулон с колдовской руной, а широко расставленные глаза черные-черные. А в них – шальное веселье.
   – Рандар Гирс! – улыбнулась она так, словно к ней в гости заглянул хороший знакомый. – Зайдешь на огонек и беседу или сразу голову рубить ринешься?
   Рыцарь откинул полу плаща и коснулся навершия меча.
   – Значит, сразу рубить? – притворно грустно вздохнула она и двинулась вперед медленным, плавным шагом. – Такой крепкий, сильный мужчина – и с мечом на беззащитную молодую женщину?
   Рандар наблюдал за ведьмой пристально, напряженно – как смотрят на хищника, готового прыгнуть в любую секунду, и неторопливо наматывал на руку длинную серебряную цепь.
   – Ничего у тебя не получится, Рандар, – промурлыкала она, начиная обходить его по широкому кругу. – Потому что, если бы меня хотели убить, прислали бы инквизиторов. А пришел ты. Значит, живой я нужна. А живой меня взять ой как непросто, Рандар.
   Искры забрезжили между пальцами ведьмы; она обманчиво небрежно встряхнула руками, и к рыцарю метнулся сгусток фиолетового огня. Рандар легко уклонился, и пламя, ударившись о дерево позади него, сползло на землю и потухло.
   Рандар вытянул меч. Ведьма рассмеялась – мелодично, красиво, словно рассыпала пригоршню колокольчиков по поляне:
   – С мечом на меня пойдешь? Так ведь не велено меня убивать! Зачем же тебе меч, Рандар?
   На сей раз огня не было, но рыцарь угадал невидимый удар по короткому, почти невидимому проблеску в воздухе, резко пригнулся и бросился в сторону. Дерево, перед которым он только что стоял, застонало и, перерубленное, медленно, со стоном упало на землю.
   Рандар взялся правой рукой за лезвие меча у самого основания эфеса, прямо под гардой, а острие опустил вниз. Стало видно, что навершие и рукоять образуют крест. Левую ладонь распрямил и поднял над плечом, словно замахивался.
   Ведьма снова весело рассмеялась, тряхнула головой, сверкнули ведьминские знаки на покрывавшем голову платке:
   – А, боевые литании Орденов! Наслышана, наслышана. Забавно, как нас осуждают за колдовство, а вас этим же колдовством вооружают, воображая, что если заклинание состоит из слов Писания, то это и не колдовство вовсе. Ну давай, покажи, что у тебя есть!
   Рандар не стал медлить. Выпалив слова боевой литании, выбросил руку вперед и ударил sagitta volante per diem – стрелой, летящей днем.
   Ведьма прижала ладони к голове, к платку, расшитому ведьминскими знаками, и пронзительно закричала. И sagitta рассыпалась прямо перед ней, словно налетев на невидимую стену.
   – Давай еще! – бесшабашно предложила ведьма, не отнимая рук от головы.
   Рыцарь положил вторую руку на рукоять, как того требовала следующая боевая литания, поднял меч выше и ударил ignius inferiori – адским огнем.
   Ярко вспыхнул ignius. Ведьма выставила руки вперед – и словно оттолкнула огонь от себя. Боевая литания полетела обратно в рыцаря, никак этого не ожидавшего, и сбила его с ног.
   Рандар тут же вскочил, выставил меч перед собой и принялся напряженно водить острием по воздуху. Ведьма, держась за кулон колдовской руны, уже читала нараспев что-то на чуждом языке, и от этих слов сумерки словно становились гуще.
   Рыцарь чуял опасность, но все не мог угадать, откуда она придет.
   А потом на него обрушились и стиснули, круша кости, невидимые стальные кольца.
   Ведьма подскочила ближе, с жадным любопытством наблюдая за тем, как ее заклинание выжимает из рыцаря жизнь.
   Рандар стиснул зубы. Предельным усилием воли чуть вывернул одну руку, сложил пальцы и, шипя от боли, все же вытолкнул из себя едва слышное in umbraculo Domini – «под сенью Всевышнего».
   Кольца затрещали от натуги, и на короткий миг Рандару даже показалось, что они выдержат. Но кольца все-таки лопнули.
   В тот же миг рыцарь рванулся вперед, на ведьму, которая стояла прямо напротив. Обрушил на нее сразу и вес своего тела, и malleus angelicus – молот ангелов.
   Оглушенная ведьма рухнула на землю.
   Не теряя ни мгновения, Рандар снял намотанную на руку серебряную цепь и накрепко скрутил ею запястья ведьмы. Потом вытащил из кармана шнур с освященным в храме крестом и туго затянул его на шее, сорвав прежде колдовскую руну.
* * *
   Всю дорогу от Беззубой горы до Мьелина связанная ведьма сидела впереди Рандара на коне и не переставая искушала. Обещала выполнить любое желание, предлагала наложить любые заклятия, сулила золотые горы. А также заманчиво улыбалась и при всякой возможности призывно прижималась к рыцарю грудью.
   – Рандар, – выдохнула, наконец, ведьма. – Ну, скажи мне сам, чего ты хочешь? Я ведь очень многое могу.
   Впервые за всю дорогу рыцарь посмотрел на нее:
   – Заклятие с Эльмы снимешь?
   – Сниму, – с готовностью пообещала ведьма, но Рандар видел ее насквозь.
   – Почему нет?
   – Потому что я навела не просто любовное заклятие, а amore letalis, – со вздохом призналась ведьма. – И кровью нерожденного младенца скрепила. Его теперь никто не снимет, даже я.
   – Зачем же именно amore letalis?
   – Просьба заказчика для меня закон, – усмехнулась ведьма. – Особенно если заказчик может уплатить цену. А Несса хотела, чтобы соперница всю жизнь мучилась. И уплатила честно, сполна.
   Некоторое время оба молчали.
   – Рандар, – снова позвала ведьма. – А ведь я могу твой обет снять.
   Рандар вздрогнул, и ведьма это почувствовала. Глянула на несмываемый знак солнца на шее рыцаря и спрятала торжествующую улыбку.
   – Я знаю, они говорят, что обет, наложенный Орденом, никому не разорвать, и только Орден может его снять. Но это не так. Я уже снимала такие обеты с других. И с тебя могу, и тебе не придется больше служить езуитам. Ты ведь не по своей воле его принимал, правда?
   Лицо Рандара сделалось непроницаемым, но ведьма прекрасно поняла, что угадала, и проникновенно спросила:
   – Как это случилось, Рандар? Чем они заманили тебя? Как заставили дать им обет? Я же вижу, в тебе есть и благородство, и сострадание; такие по своей воле к езуитам не идут…
   Рыцарь молчал, но ведьму это не обескуражило. Она просто зашла с другой стороны:
   – Ты же видишь, ты знаешь, что творят езуиты, прикрываясь интересами Экклезии. Тебе никогда больше не придется жить с пониманием, что ты служишь не тому делу. Ты сам выберешь себе дело. Не будешь разрываться между тем, что угодно Ордену, и тем, что угодно Всевышнему.
   – Ну, хоть на этот раз мне можно не разрываться, – усмехнулся Рандар. – Отдать тебя езуитам – дело, угодное и Ордену, и Всевышнему.
* * *
   Обитель мьелинских доминикан оказалась скромной – часовенка, маленький двор и простой общинный дом.
   Рандар прошел в ворота и постучал в закрытую дверь.
   Открыли ее не сразу. Монах-доминиканин, и без того недовольный, что его потревожили в столь поздний час, помрачнел еще больше, когда увидел знак солнца на шее рыцаря. А когда рассмотрел за его спиной связанную женщину, то кустистые брови неодобрительно взметнулись, а остатки волос на почти лысой голове сердито встопорщились над ушами.
   – Крест с тобой, – буркнул монах, целуя нагрудное распятие и сверля незваного гостя отнюдь не приветливым взглядом.
   – Крест дому твоему, – спокойно поздоровался Рандар, поднося свой крест с красным камнем к губам.
   Нелюбезность монаха его не задела. Разделенные на пять Орденов, служители Экклезии друг друга зачастую недолюбливали и мало в чем друг с другом соглашались. Но в одном доминиканцы, францисканцы, тамплиеры и госпитальеры были едины – в своей нелюбви к «мечам езуитов».
   – Я по поручению епископа Сан-Руенского. Рандар Гирс.
   – Брат Иасим, здешний капеллан, – ответил монах, по-прежнему стоя в дверях.
   – Брат Иасим, епископ поручил мне разыскать и привести к нему Эльму Шейлер и ведьму, что навела на нее заклятие. Ведьму я уже взял, а вот Эльму пока не нашел. Но не с руки мне сначала ведьму в Сан-Руен везти, а потом еще раз за Эльмой возвращаться. Не подержите ее у себя, пока я не отыщу девушку? – попросил он и вытолкнул ведьму перед собой.
   Брат Иасим отшатнулся и возмущенно возопил:
   – Чтобы я ведьму держал? Мы – доминикане! Проповедники, миссионеры и ученые. А ведьмы – это ваше, езуитское дело, вот вы им и занимайтесь.
   – Доминиканцы или езуиты – все мы служители одной Экклезии, и Всевышний у нас один, – сухо напомнил Рандар и уже мягче добавил: – Не в таверне же ее оставлять, она же там мигом всех окрутит. А вы – человек благочестивый, набожный, сильный духом, вас не проведешь.
   По мере перечисления его достоинств монах оттаивал.
   – Да, меня не проведешь, – важно согласился он и бросил быстрый взгляд на связанную ведьму. – Так и быть, подержу. – А потом помрачнел и нахмурился. – Ну, ведьма вам зачем, я понимаю. А Эльма на что сдалась? Неужто и ее хотите для своих опытов?
   Лицо Рандара сделалось непроницаемым:
   – Мне велено исполнить поручение, доставить Эльму в Сан-Руен. А зачем – это уже не ко мне вопрос.
   – Да на опыты, конечно, знаем мы, чем ваши езуиты занимаются. Магию изучают, алхимию, демонов вызывают и прочую мерзопакость. И как Всевышний только терпит! – Монах укоризненно посмотрел на небеса, а потом на рыцаря, будто тот единолично был в ответе за весь Орден езуитов.
   – Не мое это дело – епископа о намерениях допрашивать, – повторил Рандар.
   Монах в сердцах махнул рукой и посторонился, пропуская рыцаря в общинный дом. Тот подтолкнул ведьму, и она зашипела.
   – Люди говорят, Эльму либо убили, либо она сбежала, – бросил Рандар, привязывая ведьму к очагу в углу. – И никто не знает, где ее найти. А вы, брат Иасим, вы знаете?
   – Даже если и знал бы – не сказал, – честно ответил монах. – Да, от нее сейчас одни только несчастья, но ни одно живое существо не заслуживает того, чтобы ваши езуиты ставили над ним свои мерзкие опыты. Я ведь знаю, что с ней будут делать. Станут кидать в нее разными вашими требами да литаниями и смотреть, как они сталкиваются в ней с ведьминым заклятием, чтобы изучить взаимодействие противоположных и взаимоисключающих сил.
   – А если я скажу, где она? – подала вдруг голос ведьма. Поймала взгляд Рандара и тихо, просительно продолжила: – Рандар, если я скажу тебе, где найти Эльму, ты… ты убьешь меня?
   Рыцарь резко выдохнул – не такой просьбы он от нее ожидал.
   – Ты просишь, чтобы я тебя убил? – переспросил он.
   – Ты все равно меня не отпустишь. А если выбор между смертью и казематами езуитов, то я предпочитаю смерть. Ты ведь знаешь, что там происходит, Рандар. Знаешь, потому можешь меня понять.
   Рыцарь отвел взгляд в сторону.
   – И где Эльма? – глухо спросил он, не глядя на ведьму.
* * *
   Брат Иасим вышел во двор вместе с Рандаром. Смотрел, как тот седлает коня, неодобрительно молчал и наконец спросил:
   – Неужто епископу одной ведьмы будет мало? Непременно еще и Эльму подавай?
   – Епископ Сан-Руенский не терпит, когда его приказы выполняют не так, как надо, – сдержанно ответил Рандар. – Потому и еду за девушкой.
   – Правду про вас, «мечей», говорят, – с упреком покачал головой монах. – Ни души у вас, ни милосердия. Готовы невинного на муки отдать.
   Рандар не выдержал. Круто развернулся к монаху и спросил:
   – А вот давайте поговорим о милосердии, брат Иасим! Скажите мне, а она приходила к вам? Я про Нессу. Она приходила к вам на исповедь?
   – Приходила, – ответил монах.
   – Каялась?
   – Каялась.
   – И грехи вы ей, наверное, отпустили?
   – Отпустил…
   – Как же так, брат Иасим? Она ведь столько смертных грехов совершила, что не счесть!
   – Но она же покаялась, – заупрямился монах. – А я делаю все в точности так, как установлено Экклезией: мне сказали положенные слова покаяния, я в ответ – положенное отпущение грехов.
   – Вот именно, брат Иасим. Она сказала слова. А в душе у нее раскаяния ни на грош. Однако грехи вы ей отпустили. Как же так, брат Иасим?
   – Раскаялась – не раскаялась, мне откуда знать? Что я, ей в душу, что ли, загляну? – ощетинился монах. Ему не понравилось, что упрекал не он, а его.
   Рандар криво усмехнулся:
   – Ну, положим. И какую же епитимью вы наложили на нее за то, что она к ведьме ходила, за то, что ребенка своего убила, и за все остальное?
   – Сорок «Отче наш» и тридцать «Пресвятых Дев», – неохотно буркнул монах.
   – И это все? – насмешливо спросил Рандар.
   – Почему все? – оскорбился брат Иасим. – Еще двадцать «Символов веры».
   – Ну, раз двадцать «Символов веры», то это, конечно, совсем другое дело, – все так же насмешливо протянул рыцарь, начертил в воздухе крест и попрощался: – Крест стоит, брат Иасим.
* * *
   Если с умом, то спрятаться в большом городе можно даже лучше, чем в лесу.
   Два дня Рандар ходил по Хардену, выспрашивая об Эльме у трактирщиков и юрких воришек, у уличных торговцев и у побирушек, у стражников и у доминиканцев. Показывал серебро, показывал несмываемый знак солнца на шее, надеясь подействовать или деньгами, или страхом перед езуитами, но никто ничего не знал. Будто и не было Эльмы в Хардене.
   Рандар уже начинал подумывать, не обманула ли его ведьма. Но однажды в каком-то узком безлюдном переулке к его горлу неожиданно прижали меч и незнакомый голос сзади спросил:
   – Зачем тебе Эльма?
   Рандар медлил, пытаясь понять, каков шанс того, что это – один из павших жертвой amore letalis, готовый вмиг перерезать ему горло, если заподозрит в нем соперника.
   – Ты один из тех, кто ей в глаза смотрел? – продолжил допрос голос.
   – Нет, – заверил Рандар. – Я ее даже не встречал.
   Лезвие сильнее впилось в горло. Меч держали уверенно и умело, и все равно Рандар мог уже три раза вывернуться и покалечить напавшего, если бы захотел. Однако рыцарь медлил – он нашел ниточку, которая может привести к Эльме, и вот так сразу обрывать ее не хотелось.
   – Раз не встречал, тогда зачем она тебе?
   – Я слышал, что с ней случилось, и хотел ее найти, потому что думаю, что могу ей помочь.
   – Как же, вы, езуиты, поможете! – зло ответил невидимый собеседник. – Только в подвалах своих запрете и будете мучить, изучать, пока она дух не испустит.
   Рандар ударил одновременно – ногой в колено и затылком в лицо. А в следующий миг впечатал противника спиной в стену дома и прижал лезвие его меча к его же горлу.
   Нападавший оказался довольно молодым парнем. Русые пряди падают на веснушчатое лицо, из носа течет кровь, а в глазах – упрямство пополам с бешенством.
   – Знаешь, где она?
   – Нет.
   – Знаешь, – уверенно сказал Рандар, встретил пылающий ненавистью взгляд и усмехнулся: – Знаешь, но не скажешь. Умрешь, но не скажешь, да?
   – Да! – заявил парень с вызовом.
   – Какое, демоны его раздери, действенное колдовство! – раздраженно выплюнул Рандар.
   – Я не заколдован! – выкрикнул парень и резко дернулся, пытаясь вырваться. – Я ее по-настоящему люблю!
   – Конечно, по-настоящему, – проворчал рыцарь, крепче прижимая его к стене. – Я таких, как ты, по-настоящему влюбленных, в Мьелине уже навидался.
   Парень обиженно засопел.
   – Ну, так что делать будем? Выколачивать мне из тебя ответы или сам скажешь?
   – Оставьте ее. Пожалуйста! – просительно протянул парень, поняв, что с рыцарем не справится и что тот все равно не успокоится, пока Эльму не найдет. – Тем более что не пригодится она на ваши опыты, потому что заклятие больше не действует.
   – Ведьма меня заверила, что заклятие не снимается.
   Парень вздохнул, признавая поражение. Пока Рандар сам не увидит – ни за что не поверит.
   – Так и быть, пойдемте со мной, я покажу.
   Он привел Рандара в маленькую домушку на самой окраине города. В единственной комнате у окна, спиной к входу, сидела девушка. При звуке шагов она встрепенулась.
   – Асвиг? – спросила она. – Асвиг, это ты?
   – Да, моя хорошая, это я, – ответил парень, не заметив, что, услышав его имя, Рандар замер на пороге, словно налетел на стену. Подошел к девушке, по-прежнему сидевшей у окна, обнял за плечи и тихо добавил: – Эльма, у нас… гость. Особый гость… Можно я покажу ему, почему заклятие больше не действует?
   Опираясь на руку Асвига, Эльма медленно поднялась.
   – Чтобы заклятие подействовало, она должна была смотреть мужчинам в глаза, – медленно выговорил Асвиг и развернул девушку к Рандару.
   Тот вздрогнул, сглотнул и отвел взгляд.
   Да, заклятие больше не действовало.
   На месте глаз у Эльмы были глубокие шрамы.
* * *
   Не увидев Эльмы с Рандаром, брат Иасим важно надулся. Собирался даже сказать что-то назидательное, но рыцарь полоснул по нему таким бешеным, таким страшным взглядом, что слова замерзли на губах.
   Рандар ворвался в общинный дом и направился прямиком к ведьме.
   – Ты что, ее не нашел? – вскинула голову она; из-под расшитого ведьминскими знаками платка полыхнули черные глаза.
   Рыцарь не ответил. Схватил ведьму за руку и потащил ее за собой на улицу.
   – Она в Хардене, я тебе говорю! Если ты ее не нашел, это не моя проблема! Я сказала тебе, где она, теперь выполни свое обещание!
   – Я ничего тебе не обещал, – отрезал Рандар, посадил ведьму на коня и следом сам запрыгнул в седло.
   – Как же это? Я спросила, убьешь ли ты меня, если я скажу, где она, и ты в ответ спросил меня: «Где?» А это значит…
   – Это значит, что я спросил, а ты ответила.
   Рыцарь обернулся к монаху, собираясь что-то сказать, но тот его перебил:
   – Я-то думал, что ты Эльму потому не привез, что пожалел, – осуждающе покачал головой брат Иасим. – А ты, выходит, ее просто не нашел. Правду про вас, «мечей езуитов», говорят – бездушные вы и бессердечные.
   Рандар не стал его разубеждать.
   – Спасибо, что за ведьмой присмотрел, брат Иасим, – сказал только он, сотворил в воздухе крестное знамение и решительно направил коня в сторону Сан-Руена.

Наталья Маркелова
Ложь во благо

   – А-а-а-а-а!!! – раздался откуда-то с неба дикий, душу раздирающий вопль.
   Амалия, услышав его, выскочила из кареты на полном ходу и, сделав кувырок, спряталась в придорожной канаве. Проделала все в точности, как было написано в энциклопедии по выживанию для юных принцесс.
   Карета остановилась. Сопровождающий спрыгнул с коня и отправился за принцессой, радуясь, что дождей в королевстве давно не было, а значит, и грязи в канаве особой нет.
   – Принцесса, выходите. – Рыцарь сокрушенно покачал головой, сняв с куста клок дорогого атласного платья.
   – Дракон уже улетел? – раздался из канавы настороженный шепот.
   – Это не дракон.
   – А что? – Принцесса скинула маскировку из травы и листьев, и рыцарь был вынужден признать, что у девчонки явно талант великого конспиратора.
   – Это наш принц.
   – Что? Ваш принц дракон?!!
   – Нет. – Мужчине захотелось сказать, что их принц дурак, но он сдержался. – Просто, понимаете…
   – Пока нет.
   – Наш принц учится летать.
   – Летать? – Принцесса округлила глаза. – Зачем?
   Рыцарь вздохнул, этот вопрос задавали ему все посещавшие их королевство принцессы. Правда, еще ни одна из них не пряталась от драконов, да еще с такой прытью и сноровкой. Может быть, в этот раз им повезет, и принцесса не уедет через пару дней обратно к папе и маме, чтобы потом подобрать себе в мужья более нормального принца, не имеющего странного влечения к полетам. А посему в этот раз, отвечая на данный вопрос, рыцарь решил соврать, причем не из корысти, а только во спасение – как говорится, pia fraus. Ведь через пару дней принцу должно было исполниться восемнадцать лет, при этом у него до сих пор не было невесты, а это страшный позор на все королевство.
   – Понимаете, принцесса…
   – Амалия, просто Амалия.
   – Как вам угодно. Понимаете, Амалия, нашего принца в детстве заколдовала злая волшебница, очень-очень злая волшебница, злее некуда.
   Это звучало гораздо благородней, чем гнусное предположение, бродившее в народе, о том, что в детстве принц вывалился из кроватки и ударился головой.
   – Правда? – Принцесса выбралась из кустов и, отряхнув платье, приняла вполне приличный вид. – Очень занятное проклятие, я бы сказала, оригинальное. Видимо, ваша колдунья была не только очень-очень злой, но и большой затейницей. – Амалия направилась к карете. – Я даже никогда о таком не читала. Похоже, моя поездка в это захолустье будет не такой уж и скучной, сэр Ричард.
   – Поездка действительно скучной не будет. Это я вам могу гарантировать.
   – И в чем же суть проклятия?
   Ричард уже сам себя проклял за эту выдумку, но кто мог знать, что принцесса окажется такой любопытной и потребует подробностей. Он же был совсем не мастак врать и сочинять сказки.
   – Суть проклятия в том, э-э-э, что если наш дорогой принц Генрих не научится летать до того момента, как ему исполнится восемнадцать лет, то э-э-э… Точно! – великолепная мысль посетила голову рыцаря. – То он превратится в чудовище!
   – Ужас. – Принцесса схватила мужчину за рукав куртки. – И что потом?
   – А потом, – Ричард дал себе минутку подумать, делая вид, что ищет что-то в траве. Нашел мухомор и зло его пнул. – А потом он навсегда останется чудовищем и сожрет всех в своем королевстве и, может быть, в соседних королевствах тоже, если…
   – Если его не прикончить?
   – Ну что вы такое говорите, Амалия! Это же принц, его надо расколдовать!
   – Но как?
   – Откуда я знаю, – буркнул рыцарь.
   – Что?
   – Я говорю, его должна поцеловать влюбленная девушка. Да, – воодушевился Ричард, – только поцелуй любви снимет проклятие.
   – Проще убить, – засомневалась принцесса. – Какая же девушка согласится целовать чудовище, которое начнет всех пожирать? Представляю, как у него при этом будет вонять из пасти! Бр-р… Ваша колдунья и правда злее некуда. Но, сэр Ричард, я надеюсь, принц все-таки научится летать и этого не случится.
   – Я тоже на это надеюсь. Должно же ему хоть раз повезти. Только, прошу вас, принцесса, – заговорщически подмигнул ей Ричард, – никому не говорите, что это я вам рассказал про страшную тайну, иначе мне отрубят голову. И вообще, не говорите о проклятии – это всех расстраивает. Ну, или хотя бы не вдавайтесь в подробности.
   – Могила. – Принцесса по-мальчишески плюнула на землю и впорхнула в карету.
   Ричард облегченно вздохнул.
* * *
   – Простите, дорогая, мы думали, вы прибудете только завтра, и то к вечеру. – Король Сигизмумд зло зыркнул на Ричарда, мог бы и предупредить, подлец, хотя бы почтовых голубей вперед послать.
   – Я решила не задерживаться в предыдущем королевстве и чуточку ускорила график посещений.
   – Как это мило с вашей стороны, что вы так сильно к нам торопились.
   – Не хочу вас огорчать, ваше величество, – принцесса свысока поглядела на Сигизмумда, что было не сложно, король был на голову ее ниже, – я не к вам торопилась, я лишь хотела поскорее покинуть предыдущие королевства. Они ужасно убоги.
   – Очень хорошо вас понимаю. – Король потерял всякую надежду, ведь его королевство было одним из самых маленьких и бедных.
   – Ваше величество, – принцесса огляделась по сторонам, – а почему весь двор замка завален сеном, это какой-то местный обычай?
   Король отчаянно покраснел, и теперь его лицо приятно гармонировало с мантией.
   – Это чтобы принцу падать было мягче, – пояснил сэр Ричард, когда молчание затянулось.
   Король засмущался еще больше и зашипел на рыцаря, как вскипевший чайник, на который стал очень похож.
   – Мы вскоре все уберем, принцесса. Если бы мы знали…
   – Не волнуйтесь, – Амалия искренне улыбнулась, – я считаю, что это очень даже мило.
   – Правда? – Сигизмумд не поверил своим ушам.
   – Да, ведь это означает, что вы очень заботитесь о своем сыне. Это такая редкость в наше время, чаще все совсем наоборот: то яду подсыплют, то канделябром оглоушат. И кстати, расслабьтесь, я знаю вашу тайну, – шепнула принцесса на ухо королю.
   Король сел в стог сена, с ужасом соображая, какая именно тайна известна гостье. Амалия непринужденно примостилась рядом:
   – Действительно, очень мило, нужно будет ввести в своем королевстве такое новшество: запах сена, свежий воздух, если добавить еще милых пастушек и резвых козочек, это будет напоминать картинки с кофейного сервиза, который так любит моя матушка. Пошленькая, но идиллия!
   – Надеюсь, вы не уедете раньше графика, не осмотрев наши владения и не познакомившись с принцем? Поверьте, наше королевство весьма богато и в нем есть масса интересного, а какие у нас пейзажи! Сейчас я расскажу вам о нашей экономике. – Король, воодушевленный реакцией гостьи на беспорядок, попытался увести разговор в сторону от щекотливых тайн.
   – Ой, не надо, вы забываете, что я принцесса из Приозерного королевства. Единственный плюс вашего крохотного царства, как сказал мой папа, в том, что оно граничит с нашим. Именно потому он включил вас в список королевств, в которых я должна побывать, чтобы выбрать для себя подходящего мужа.
   Король вздохнул. Амалия была пятнадцатой принцессой, посетившей их замок, и последней, потому как королевские дочки на этом заканчивались. А еще она была из самого большого и богатого королевства, разве такая позарится на его сына? Действительно, чего время зря на экономику тратить?
   – Папа, опять не получилось. – Во дворе появился расстроенный принц, в волосах его торчало сено, на лбу красовалась новая шишка. Заметив принцессу, Генрих замер, раздумывая: бежать и прятаться или перетерпеть очередной позор знакомства и следующего за ним категоричного отказа с перечнем весьма веских для этого отказа причин? Частенько причины были весьма обидные.
   Амалия подскочила с сена и с интересом уставилась на юношу. Внешность принца казалась заурядной, но тень проклятия, нависшая над ним, делала Генриха в глазах Амалии весьма интересным экземпляром. За этого юношу, может, и не следовало выходить замуж, но уж изучить его следовало как можно тщательнее.
   – Сын, познакомься, – откашлявшись, начал Сигизмумд. – Это принцесса Амалия из Приозерного королевства.
   – Отец говорит, что она из Приозерного, давая понять, Генрих, что тебе здесь ничего не светит. Ходят слухи, что два последних королевства Амалия покинула, едва поздоровавшись. – Во дворе замка появилась королева Иззольда. – Ну, по крайней мере, эти королевства хоть на банкете сэкономили.
   Глаза королевы и Амалии встретились, и между ними ударила молния, подпалив стог, на котором сидел король.
   «Ведьма, – подумала Амалия, – повезет же той принцессе, у которой эта дамочка будет свекровью».
   «Хм, – удивилась королева, – а я-то уж думала, что перестали рождаться принцессы, наделенные магическими способностями. Интересно, эта воображала сама-то знает, какой силой наделена?»
   – А мне у вас понравилось, – бросила принцесса с вызовом, – я думаю, что задержусь здесь на парочку дней. Надеюсь, ваше убогое королевство не слишком разорится на моем пропитании?
   – Переживем, – буркнула королева, – но с чего это вдруг такое внимание?
   – Тут у вас, знаете ли, очень интересно: молнии, полеты, сено. Только у меня к вам один вопрос.
   – Спрашивайте все, что угодно, – поклонился ей принц, он вовсе не ожидал такого поворота событий, а потому был почти счастлив.
   «Дурак, – подумала королева, – наверное, все же народная молва права, и эти безрукие няньки уронили его в младенчестве».
   – У вас в королевстве есть драконы? – собравшись с духом, выпалила Амалия.
   – Увы, нет, – расстроился принц, сожалея, что даже этим их королевство не может похвастаться.
   – Это замечательно!!! – обрадовалась принцесса. – Сэр Ричард, распорядитесь, чтобы разобрали мои вещи. А вы, принц, покажите мне окрестности, ваш папа уверял меня, что они необычайно хороши. Я даже согласна выслушать лекцию об экономике, если уж без этого совсем никак.
* * *
   Принц сорвал хиленький цветочек, растущий у дороги, и, стесняясь, протянул принцессе.
   «А Генрих милый, я обязательно должна помочь ему скинуть проклятие». – Амалия смущенно приняла подарок.
   – Принц, я знаю вашу тайну, – прошептала она.
   – Правда?
   – Да.
   «Откуда она узнала об эльфийских картинках, что я прячу под кроватью? Как же стыдно! Надо их сегодня же сжечь».
   – И знаете что? – Принцесса понюхала цветочек.
   – Знаю, я урод.
   – Вовсе нет, это со всяким может случиться.
   – Вы так считаете?
   – Конечно! И вот что, я помогу вам научиться летать.
   – Вы так ми-милы. – Принц даже начал заикаться от воодушевления. – Все принцессы хотели отучить меня от этой мечты, а когда не получалось, просто сбегали.
   – Курицы, что они могут понимать в проклятьях.
   – Ох, как вы верно сказали! Моя страсть – это настоящее проклятье!
   – Уж поверьте, в этом я разбираюсь.
   – А скажите, Амалия, почему вы так боитесь драконов? Они же давно вымерли.
   Амалия передернула плечиками, эта тема была слишком личной, но проклятому принцу она решила признаться, как-никак родная душа.
   – В детстве меня прокляла одна злая колдунья.
   – Не может быть!
   – Может. Она сказала, что самое яркое событие моей жизни случится, когда я упаду с летящего дракона. Из этого можно сделать два вывода. Во-первых, драконы не вымерли, а во-вторых, это будет последнее событие в моей жизни. Вот почему я веду себя осмотрительно и стараюсь не рисковать.
   – Очень хорошо вас понимаю.
   Амалия покраснела:
   – А все остальные считают меня чокнутой занудой с манией величия.
   – Они просто глупы! Вы самая чудесная принцесса, которую я когда-либо встречал. – Принц не кривил душой, он действительно так думал.
   – Генрих, – вдруг спохватилась Амалия, – а когда вам исполнится восемнадцать?
   «Это хороший знак, наверное, хочет узнать, когда я смогу взять ее в жены, ну или, в крайнем случае, планирует сделать мне подарок», – решил принц.
   – Через два дня.
   – Что?!! – Принцесса вцепилась юноше в руку. – Так что же мы стоим?!
   «Какая прыть! – восхитился Генрих. – Неужели я ей понравился?»
   – А куда торопиться?
   – Бежим учиться летать! Нельзя терять ни минуты!
* * *
   Принц нацепил на руки некое подобие крыльев, уже довольно потрепанных, набрал в грудь воздуха и с криком:
   – А-а-а-а!!! – сиганул с балкона.
   Надцатая попытка тоже оказалась неудачной. Амалия вздохнула и поплелась вниз по винтовой лестнице, ноги уже просто заплетались от усталости.
   Принц лежал в сене и едва мог шевелиться.
   – Принцесса… – простонал Генрих, – я больше не могу.
   – Ну еще один разочек, пожалуйста!
   – Амалия, я больше не вынесу, вы второй день гоняете меня, не давая передохнуть. У меня больше нет сил, у меня все тело в синяках и ужасно болит. Лучше уж сразу добейте меня.
   – Хорошо, принц, обещаю, – Амалия осторожно дотронулась до рукояти кинжала спрятанного в складках платья, – если иного выхода нет, я выполню вашу просьбу.
   – Вы ангел, – обрадовался принц.
   – Но это будет завтра, а сейчас вы слетите еще один раз, он обязательно будет удачным.
* * *
   Вечером Амалию отвлек от чтения тихий стук в дверь.
   Она выглянула в коридор и увидела Генриха:
   – Что случилось?
   – Принцесса, пойдемте со мной, я должен что-то вам показать. Может быть, тогда вы лучше поймете меня.
   – Это неприлично – гулять с мужчиной ночью, – засомневалась Амалия.
   – Бросьте, принцесса, никто не узнает, что вы разгуливаете со мной по ночам. Или вы боитесь?
   – Глупости.
   Амалия накинула плащ и с замиранием сердца отправилась за принцем.
   Темнота пахла ночными цветами и кружила голову. Генрих нашел лазейку в крепостной стене и увлек за собой принцессу прочь из замка. По песчаной дорожке они вышли к реке. Принц снял башмаки и босыми ногами прошелся по бревенчатым мосткам, потом сел, опустив ноги в воду, и пригласил Амалию сделать то же самое. Принцесса скинула туфельки и последовала примеру Генриха. Мостки были теплыми и чуточку скрипели под ногами, как будто пели. Амалия хихикнула, коснувшись воды, и замерла, пораженная открывшимся перед ней видом.
   Ночь была звездная. Звезды отображались в темной воде озера, и казалось, что Амалия и Генрих сидят на самом краю света, опустив ноги в небо. Звезды были везде и всюду, и не было ничего, кроме звезд, Генриха и Амалии.
   – Как красиво, – выдохнула девушка, – я никогда такого не видела.
   – Когда я сижу здесь, мне кажется, что я лечу, – улыбнулся принц. – Понимаешь?
   – Да. – Девушка почувствовала, как Генрих коснулся ее руки, и не отдернула пальцев. Было невероятно хорошо сидеть здесь, чувствуя его тепло. Принцесса подумала, что до этого момента она была очень одинокой, только не знала об этом, а в эту минуту все изменилось. Теперь она была не одна. И это было по-настоящему волшебно.
* * *
   Утром Амалия проснулась в своей комнате, вспомнила ночное небо, звезды, теплую руку принца и вдруг подумала, что не хочет вообще уезжать из этого королевства. Вставать с кровати тоже не хотелось, пробежки по лестнице вверх-вниз дали о себе знать.
   Шум во дворе прервал ее размышления.
   – Дракон, – верещал кто-то истошным голосом, – дракон!
   – Генрих, – взвизгнула принцесса, бросившись к балкону.
   Огромный золотой дракон ползал по двору, ошалело озираясь по сторонам.
   Амалия отшатнулась в глубь комнаты, туда дракон точно не мог проникнуть.
   – Мама, мама, мамочка. – Принцесса сжалась в испуганный комочек на полу.
   Дракон заверещал и взмахнул крыльями, разнося в щепки хозяйственные постройки.
   – Генрих, – Амалия хлюпнула носом, – Генрих, прости, видимо, тебе навсегда придется остаться монстром и всех сожрать. Я слишком боюсь.
   Амалия увидела, как краешки золотых крыльев взметнулись над балконом, дракон собирался взлететь. И тут принцесса поняла, что если Генрих улетит, то уже навсегда, и не будет больше цветов у обочины, не будет запаха сена, не будет звезд в его глазах. Это было так страшно, что пересилило все. Не раздумывая, девушка вскочила на ноги и бросилась к окну. Дракон уже поднимался в воздух. Оттолкнувшись, Амалия легко перескочила ограждения балкона и приземлилась на загривок к крылатому змею. Монстр недовольно взревел. Страшное проклятие Амалии начало сбываться.
   Принцесса вцепилась в чешую дракона и зажмурила глаза, все ее тело предательски дрожало и отказывалось слушаться. Досчитав до десяти, она укусила свою руку, чтобы привести себя в чувства, и только по воплю чудовища поняла, что не рассчитала и вцепилась зубами в крыло принца.
   – Прости, Генрих, – прошептала Амалия, – если у меня не получится, но я очень сильно постараюсь, чтобы ты не остался монстром и уж тем более не смог всех сожрать.
   Принцесса поползла по шее животного, цепляясь за чешую и костные наросты, потом перевела дыхание и, уцепившись за рога на голове твари, подтянулась.
* * *
   – Что происходит? – Король опасливо выглядывал из двери замка, позади него столпились королева, рыцари и прислуга.
   – Похоже, это я виноват. – Сэру Ричарду в этот момент захотелось провалиться сквозь землю и как можно глубже, чтобы не откопали. – Когда я встретил на границе принцессу и повез ее в замок, она, как и все прочие королевские дочки, поинтересовалась, зачем наш принц учится летать. Ну, я и соврал.
   – И правильно, я тоже всегда вру в сложных ситуациях, – поддакнул король, – а что ты соврал?
   – Я соврал ей сказочку о том, что Генриха заколдовала злая волшебница и что если он не научится летать, то в день своего восемнадцатого дня рождения превратится в монстра и всех сожрет. Похоже, я его и в самом деле проклял. Я и есть та самая злая волшебница!
   – Он не научился и превратился, ну и что нас теперь спасет? – испугался король. – Это-то ты придумал, надеюсь?
   – Конечно! Нас всех спасет поцелуй любви. Влюбленная девушка должна поцеловать дракона.
   – Мы пропали! – взвизгнул король и сделал неудачную попытку рухнуть в обморок, но упасть внутрь замка мешала напирающая толпа, а наружу падать было страшно. – В моего сына и в нормальном обличье никто влюбляться не хотел, а уж теперь… Я придумал, я нашел выход!!! Сэр Ричард, вы назначаетесь влюбленной девушкой!
   – Ваше величество, я готов понести наказание, но не такое же…
   – Значит, злой волшебницей он может быть, а влюбленной девушкой нет?
   – Сэр Ричард, конечно, виноват, но не настолько. – Королева отпихнула с дороги короля и рыцаря и вышла на двор. – Рыцарь лишь рассказал глупую сказочку, а вот принцесса в нее поверила и тем самым сделала ложь правдой. Наша Амалия наделена магией от рождения, и очень сильной магией, только, похоже, сама об этом не знает. Все, во что она искренне верит, становится реальностью. Это она сделала Генриха драконом. И только она теперь может превратить его в человека.
* * *
   Амалия свесилась со лба твари и заглянула ей в глаза. Дракон крутанул головой и выдохнул пламя, и, когда оно угасло, девушка резко подалась вперед, ухватившись за морду зверя, и поцеловала его в пасть.
   – Генрих, я люблю тебя, – крикнула она и поняла, что говорит чистую правду.
   Дракон от удивления перевернулся в воздухе. Амалия не удержалась и, сорвавшись, полетела вниз.
   – Ну вот я и упала с дракона, – подумала она, теряя сознание от страха. – Теперь все.
* * *
   Амалии снились звезды, они летели с драконом к этим звездам, шкура монстра была очень скользкой, принцесса соскользнула с нее и упала. В ужасе Амалия проснулась и обнаружила, что сидит на полу, рядом с кроватью в своей комнате.
   – Я жива, – прошептала принцесса и разревелась.
   – Ну-ну, самое страшное позади. – Королева Иззольда склонилась над девочкой, и лицо ее не было ни надменным, ни злым.
   – Я упала с дракона и осталась жива. Лучше бы я умерла.
   – Почему? – опешила королева.
   – Ну как же, по предсказанию, падение – это самое яркое событие, которое случится в моей жизни, значит, моя дальнейшая жизнь будет скучной и неинтересной!
   Королева рассмеялась:
   – Глупости, может, таких страшных событий больше и не будет, но поверь мне, произойдет еще много-много интересного.
   – Правда? – Амалия вытерла слезы.
   – Я тебе обещаю.
   – Но как я осталась жива?
   – Дракон поймал тебя перед самой землей. Спас и, опустившись на землю, стал человеком.
   – Значит, проклятие снято?!! – радостно воскликнула принцесса, вскакивая на ноги, и увидела застывшего в дверях Генриха.
   – Ну, я пойду. – Иззольда выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь.
   – Почему ты не улетел? – Принцесса стыдливо поправила оборочки своей ночной рубашки.
   – Потому что испугался, что больше никогда не увижу, как в твоих глазах отражаются звезды.
   И Амалия искренне поверила, что королева Иззольда права, в ее жизни еще будет много-много всего интересного и захватывающего, и начнется это прямо сейчас.

Анна Свилет
Ведьмы не бывают счастливы в любви

   Моему отцу, который научил меня смотреть в небо
   На северной околице большого торгового города Тарантос, на тихой улочке Двух Кузнецов приютилась лавка «Три чуда», которая зазывала посетителей старомодной вывеской со ступой и помелом.
   Пусть настоящая ведьма за предложение влезть в ступу дала бы без раздумий шутнику в глаз, но факт остается фактом: едва ступа на моей вывеске сменила аккуратную надпись «Магические услуги всех категорий», как покупателей стало в два раза больше. Читать в нашем городке умел едва ли каждый второй, а вот то, что ведьмы летают в ступе, правя помелом, знали даже пятилетние дети.
   Сейчас в моей лавке расхаживала почтенная матрона, из тех, что переживут не только третьего мужа, но и пятую невестку. Пышнотелая мадам торчала в лавке уже полчаса, рассматривая товар, но так ничего и не выбрала, из чего я заключила, что мадам пришла за теоретически незаконным, но весьма выгодным с практической точки зрения зельем. Выглядела женщина вполне прилично, но в глаза бросалась нервозность.
   Ну почему именно сегодня? Когда через полчаса должен явиться сын градоначальника!
   О предстоящем визите я узнала еще вчера и с тех пор гадала, что же могло понадобиться от меня первой шпаге города, завидному жениху и начальнику портовой торговли. И именно когда я ждала клиента, все утро приводя в порядок и себя, и лавку, водные черти принесли эту… Круглую мадам!
   Мадам как раз нюхала связку перьев, которыми я сметаю паутину с банок, и я поняла, что если не возьму ситуацию в свои руки, то визит Родерика окончится грандиозным провалом – ни Родерик мне ничего не скажет, ни мадам ничего не купит.
   Я поправила волосы, отряхнула юбку и, нацепив на лицо самую дружелюбную улыбку, решительно вышла из-за прилавка, потрясая связкой амулетов.
   – Могу я вам чем-то помочь? – поинтересовалась я, выныривая у мадам под рукой, как чертик из табакерки. – Вас интересует медицина или косметика? Могу предложить замечательный крем для лица, придающий коже изысканную бледность! Или капли, изменяющие цвет глаз. Вам бы подошел полночно-синий.
   Мадам смущенно прокашлялась, едва не уронив баночку с порошком от чесотки.
   – А от морщин что-то есть? – застенчиво поинтересовалась она, хотя морщин у нее еще не было.
   Я молниеносно выставила на прилавок длинный ряд баночек.
   – Вот этот крем для кожи вокруг глаз, вот этот для лица и шеи, а вот моя гордость – крем для рук. Две недели – и ваши руки ничем не уступят рукам молодых прелестниц.
   – Беру! – решительно произнесла она, смахивая все предложенное в сумку.
   – А вот этот крем следует наносить на лицо утром, после умывания, тогда весь день кожа будет сиять! – Поняв, что в деньгах покупательница не стеснена, я поспешила выставить на прилавок еще ряд баночек. – А вот это – маска для лица, в состав которой входит натуральный жемчуг.
   Женщина помялась, а потом наклонилась ближе:
   – А для похудения что-то есть?
   – Могу расписать вам диету и назначить настойку, – решилась я. – Гарантирую, что если вы будете придерживаться ее в точности, то через месяц все ваши платья придется ушивать. Но предупреждаю: малейшее отклонение – и результата не будет!
   – Хорошо-хорошо, – заторопилась мадам, вытаскивая деньги. – И жемчуг этот ваш, хочу две баночки.
   – Приходите завтра, я составлю вам маску по особому рецепту.
   – И капли для глаз, хочу синие глаза!
   Выпроводив мадам и сосчитав выручку, я пришла в замечательное расположение духа и, насвистывая песенку про влюбленную русалку, принялась поправлять занавески. Ох ты черт, паутина в углу!
   – Мадемуазель Ранита? – кашлянули внизу. Я закачалась на стремянке, утвердительно чихнула и едва не упала вниз. – Вас должны были предупредить, что я приду.
   – Да-да. – Я торопливо нашаривала ногой перекладину, пытаясь не уронить метелку с паутиной на голову важного гостя. – Чем могу помочь?
   – Мы могли бы поговорить наедине?
   – Конечно! – согласилась я, оглядываясь назад, – не исчезла же эта перекладина со стремянки! Ой!
   Я упала точно на руки клиенту. Метелка с паутиной торжественно шлепнулась на пол.
   – А что вы хотели? – беспомощно поинтересовалась я, пытаясь слезть. Гость смотрел на меня удивленными глазами, пытаясь совместить в голове мою профессию с моим внешним видом. Ну да, рыжая! Ну кудрявая до неприличия, ну встрепанная! Но зачем же так смотреть? – Так что вы хотели?
   – Я… то есть… – Меня наконец-то поставили на пол и даже помогли принять устойчивое положение. – Мне нужна консультация.
   – В какой области? – Я поправила цветастую юбку и попыталась найти шаль, которая еще минуту назад была на моих плечах.
   – В области любовной магии, – мрачно сообщил молодой мужчина, наклоняясь и поднимая мою шаль с пола. – Вы в ней разбираетесь?
   – Запрещено законом, – пискнула я.
   – А за десять золотых? – уточнил сын градоначальника, вытаскивая кошель.
   – Штраф пятнадцать золотых, – обреченно сообщила я, рассматривая его медальон, выбившийся из-под воротника: перечеркнутый стрелой круг – символ королевской разведки.
   – Штраф я оплачу, – проворчал он, оглядываясь и рассматривая лавку.
   – Тогда за десять золотых я с радостью вас проконсультирую, – сдалась я.
   Лучше согласиться добровольно, чем нарваться на проверку лавки магическим сыском. Если и не найдут ничего, то нервы попортят и клиентуру распугают точно.
   Родерик по-хозяйски закрыл дверь, задернул занавески на окнах и прошел в заднюю комнату. Я поспешила следом, ругаясь про себя всеми известными словами, – навести порядок в задней комнате я не успела.
   – Чаю? – предложила я. – Воды? Печенья?
   – Чаю, – согласился мужчина, устраиваясь в моем кресле.
   Я налила в чашку ароматной заварки, долила кипятка и бухнула перед гостем. Потом сгребла со стола десяток баночек и бесчисленное множество пучков трав и быстренько спрятала куда подальше.
   – Ранита, сколько вам лет? – внезапно поинтересовался мужчина.
   – Двадцать, – приврала я. – А что?
   – Я думал, вы старше, – пробормотал он. – Но, увы, выбора у меня нет. Мне нужна ваша помощь.
   – Вам нужен приворот? Длительный? Какой силы?
   – Погодите-погодите! – Родерик вскинул руки. – Не нужен мне никакой приворот!
   – Тогда зачем вы пришли? – растерялась я.
   – Мне нужен как раз не приворот, а отворот! Моего брата приворожили.
   – У вас есть брат? – удивилась я.
   Мужчина закатил глаза, выражая таким образом свое мнение и о брате, и о моей осведомленности.
   – Есть. Ему семнадцать, и он собрался жениться на размалеванной девице, которая путает вилки и не умеет ничего, кроме как выставлять напоказ грудь. Она его приворожила!
   – А если это любовь? – предположила я. – Семнадцать лет, как раз самое время обращать внимание на грудь.
   – Даже если и так, – прошипел Родерик, – я все равно не позволю этой свадьбе состояться. Вы меня поняли?
   – Да, – вздохнула я. – Сейчас приготовлю отворот. Он снимет всю любовную магию.
   А что еще я могла сказать?
   Я распалила свечу и принялась за дело. Родерик в это время бродил по лавке, изучая ассортимент. Да, выбор у меня богатый, так и прибыль за эти ценности идет не мне. За лавку мне еще три года расплачиваться, так что, пока гость развлекался, я работала.
   Составить приворот несложно. Сложно сделать его действие продолжительным и рассчитать так, что привороженный будет принимать вспыхнувшую страсть за чистую монету. Если вдруг девушка начнет выскакивать из окна навстречу любимому, от которого еще вчера запиралась в каморке, то даже соседи заподозрят неладное. Покажут магу, тот нажалуется в сыск, и ведьме влепят штраф и выговор. Пять выговоров – прощай лицензия!
   У меня было три.
   А вот отворот делать намного проще: смешай травы, пошепчи над водой – и вся магия из клиента выветрится. Если же любовь настоящая, то и приворот, и отворот не подействуют. Главный закон магии, будь он неладен. Попытайся объяснить клиентке, что приворожить женатого парня не получится, так как он любит жену! И спасайся потом от недовольной девицы за закрытыми дверями! Я приворотами старалась не торговать, разве уж совсем денег не было.
   А вот отвороты делала, что называется, по памяти. Даже в книгу заглядывать не приходилось, рецепт я помнила наизусть.
   Спустя полчаса сын градоначальника ушел, снабженный ценной скляночкой и советами, а я побежала в банк. Наученная горьким опытом, я знала точно: деньги нужно отдавать тогда, когда они есть, пусть даже бегать в банк придется несколько раз в день, иначе сама не поймешь, как круглая выручка превратилась в новую юбку или шарфик. А так – получила деньги, отдала, и спокойна.
* * *
   Дверь в мою квартиру дубовая, старая и рассохшаяся, и при стуке она выдает не положенное «тук-тук», а мерзкое «бахр-бухр-р». Звук настолько противный, что я предпочитала вставать с колоколом часовенки и бежать в лавку без завтрака, но не просить добрую соседку разбудить меня пораньше. Последний месяц я обещала себе купить к двери колокольчик и просыпаться под мелодичный перезвон, но деньги волшебным образом заканчивались еще за две улочки до нужной лавки. То мне понадобились новые чашки, то шарф, то теплая шаль, то фунт сахара, но до колокольчика дело так и не дошло.
   Сегодня утром дверь выдала даже не «бухр-р-бухр-р», а настоящее «бахр-р-бах-бух», заставив меня подскочить на кровать и едва с нее не упасть. Пожар? Соседская девочка опять подавилась вишней? У жены купца роды? Нет, вроде ей еще две недели ходить, да и повитуха уже ждет.
   Неужели соседка снизу опять будет обвинять меня в том, что я свела ее мужа? Он, мол, к ней охладел, потому что я его втихомолку травлю. Ну да, в вино отворот подсыпаю.
   «Бахр!!!» Долбили явно кулаком.
   Я подхватилась с кровати, едва не сшибла по дороге табурет и вылетела в гостиную. Задвижка щелкнула, и я увидела злого, невыспавшегося и весьма недружелюбного сына градоначальника, сверлящего меня взглядом.
   Ой!
   Я натянула рубашку пониже и попыталась что-то сделать с волосами.
   – Не утруждайте себя, – хмуро бросил он, плечом отодвигая меня с дороги и проходя в гостиную. – Ваш отворот не подействовал.
   – Деньги не отдам, – проворчала я, рыбкой проскальзывая мимо него в спальню и хватая первую попавшуюся юбку. Ой, рабочая, заляпанная жиром и остро пахнущая травами, ну да боги с ней. Главное, что ноги прикрывает.
   – Мне не нужны деньги, – пояснил Родерик, когда я вернулась в гостиную. – Мне нужен отворот. Настоящий.
   – Родерик… Могу я вас так называть? Я сделала настоящий отворот. Если бы вашего брата напоили приворотным зельем, отворот бы подействовал.
   – Тогда почему он не подействовал? – прорычал мужчина. – Я ему всю склянку влил в чай, а он до сих пор стихи пишет и свадьбу планирует!
   – Он точно выпил?
   – Я следил. – Родерик отвернулся, закусив губу. Я против воли его пожалела, видя неподдельное огорчение.
   – Тогда он действительно влюблен.
   – Ранита, – проникновенно произнес он, – я не возражал бы, если б он привел домой бедную ткачиху, цыганку, толстую вдову с детьми или хромую уродину, но если бы видел, что они любят друг друга. А эта девка его доит, если вы понимаете, что это значит. Я не успеваю от него семейные украшения прятать.
   Мужчина глубоко вздохнул, успокаиваясь и приходя в себя:
   – Ранита, это не любовь. Она его приворожила.
   Я задумалась, массируя виски:
   – Ну ладно, если она не поила его зельем, то могла слепить куколку.
   Родерик вздохнул и посмотрел на меня, как на неразумного ребенка. Видимо, нужно объяснить подробней.
   – Самые распространенные привороты – это зелья. В зелье заказчик добавляет каплю своей крови и дает клиенту. Тогда зелье вызывает симпатию, влюбленность, страсть. Или банальное сумасшествие, если ведьма ошиблась с формулой. Но приворот на зелье самый простой, снять его несложно, нужно только подлить клиенту отворот, что вы вчера и сделали.
   – То есть моего брата поили не зельем? – догадался мужчина. – А чем?
   – Хорошая ведьма может сделать куколку. Обычно берут волосы (заказчика и клиента), зашивают в куколку и прячут ее поблизости. Обычно в спальне. Еще девушка может пользоваться мазями или притираниями. Тогда к ней будут неровно дышать окружающие мужчины.
   – Нет, они дышат ровно.
   – Значит, куколка, – подвела итог я.
   – Как с ней бороться?
   Я поежилась:
   – Куколки запрещены магами. Это наше негласное правило, за них можно лишиться лицензии.
   – А за приворот нет? – прямо спросил Родерик.
   – Если ведьма не попалась, то нет. Попалась – наложат штраф и объяснят, как не попадаться. Привороты и отвороты дают сорок процентов выручки любой мало-мальски успешной ведьме. А вот за куколку можно пострадать: если слепить ее неправильно, то можно навредить клиенту, так что следят за этим строго.
   – Тогда вы поможете мне ее найти и уничтожить, – безапелляционно заявил мужчина.
   Ой, да неужели?
   – Сколько? – прямо спросил Родерик. – Я не стеснен в средствах.
   – Двести золотых, – выпалила я запредельную цену, только чтобы он оставил меня в покое.
   – Вы получите их, когда куколка будет уничтожена. – Он сглотнул и с видимым усилием закончил: – А если мы ничего не найдем, то вы получите… скажем, сорок золотых за потраченное время.
   Я схватилась за голову – надо было просить больше. В своей жизни я сталкивалась с куколками: на втором году обучения я слепила запрещенную вещь и подложила парню, из-за которого мне пришлось вынимать лучшую подругу из петли. Слепила на совесть, так что он до сих пор сохнет по рыночной торговке – снять мой приворот не сумел даже ректор академии, настолько много сил придала мне злость. Именно за ту куколку я и получила три своих предупреждения, но оно того стоило.
   Сталкиваться с этим еще раз я не хотела, пусть даже дело было богоугодным и неприлично прибыльным. Двести золотых – половина моего долга за лавку, мне столько за год не заработать.
   – Родерик, а вы уверены, что вашего брата приворожили? – безнадежно спросила я. – Может, просто мальчишеская дурость?
   – На мальчишескую дурость мамины украшения не вешают, – отрезал мужчина. – Сегодня вечером прием, тогда и обыщем его комнаты. Я заеду за вами.
   – Когда? До шести я занята.
   – Тогда заеду в шесть. Надеюсь, у вас есть приличное платье?
   Мм… Видимо, что-то отразилось на моем лице, поскольку он вытащил толстый кошель и бросил на стол:
   – Я приеду в шесть, так что у вас есть время пройтись по лавкам. Да, сделайте что-то с волосами. Если рядом со мной появится девушка с такой прической, мне придется драться на дуэли.
   – Тогда сделайте что-то со своим языком, – любезно посоветовала я. – Если рядом со мной появится мужчина с такими манерами, то завтра он обвенчается с первой попавшейся нищенкой. Я ведь не только снимать привороты умею.
   Родерик рассмеялся, рассматривая меня с интересом.
   – На самом деле, Ранита, вы очень красивая и прическа у вас роскошная, – отсмеявшись, произнес он. – Но она будет неуместна на приеме – девицы с шиньонами и накладными косами вам волосы повыдирают из зависти.
   Мужчина поднес мою руку к губам, поцеловал кончики пальцев и подмигнул.
   – В шесть я за вами заеду, – повторил он и ушел.
   Я осталась сидеть в кресле, хлопая глазами.
* * *
   – Золотце, я в восторге! – заявила вчерашняя мадам, впархивая в лавку. Выглядела она лучше и даже была вполне мила, если вы любите женщин, за которых можно держаться сразу обеими руками. – Твой крем – это чудо! А маска! Милая, ты обязана приготовить мне еще что-то.
   – Простите, но капли для глаз еще не готовы, они должны настаиваться три дня, – соврала я, лихорадочно пытаясь придумать, что надеть на прием. Казалось бы, сбылась девичья мечта, а радоваться почему-то не хотелось.
   – Ничего-ничего, – замахала руками мадам, поправляя на шее шарфик. – Я зайду за ними позже. Дорогая, ты же обещала мне диету.
   Я вытащила сложенные пополам листки и вручила женщине.
   – Два месяца, но помните, ни одной лишней корки хлеба. А сейчас я могу сделать вам маску для волос, шампунь и духи, привлекающие мужчин.
   – А на мужа подействуют? – заволновалась женщина:
   – Приворотами не торгую, – отрезала я, полная плохих предчувствий. Но мадам хотела не приворот, а бальзам от лысины для мужа и настойку от изжоги для него же: «У моего Ларчика нервная работа, он часто жалуется на изжогу».
   Пока я готовила все необходимое, мадам выбирала себе масла, травы для подушки и статуэтку из розового кварца, призванную сохранять мир в семье.
   – И от мигрени что-то, – попросила она, когда я упаковала ее заказ. – Деточка, ты сегодня сама не своя. Что случилось?
   Я против воли растаяла от такого дружелюбия:
   – Меня пригласили на прием.
   – Так это же здорово! – всплеснула руками мадам.
   – Но мне совершенно нечего надеть!
   – Дорогая, дайте мне два часа и еще одну баночку крема, – попросила женщина и решительно подхватила одной рукой свои покупки, а второй – меня.
* * *
   Самые лучшие магазины находились на улице Фонтанов, которая одним своим концом упиралась в главную площадь, а вторым – в сквер Блаженных Дев, где, по преданию, на нечестивых девиц снисходило прозрение и покаяние. Так ли это – неизвестно, но рассерженные родители регулярно притаскивают сюда уличенных в блуде дочерей, тыкая их носами в статую святой Серим. Именно сюда привела меня мадам Вильта, беспрестанно щебеча, что до шести вечера сделает из меня принцессу.
   Честно говоря, верилось с трудом. Нет, внешностью я была довольна, но то, что было уместно дома и в академии магии, здесь считалось уродством. И если мои рыжие кудри, свидетельствующие, по мнению многих, о способности к колдовству, помогали в бизнесе, то веснушки признавались дурным тоном. К тому же кожа у меня была золотистой, а настоящая аристократка белизной кожи должна соперничать с только что побеленной стеной.
   – Ах, милая, – кудахтала мадам Вильта, бегая от одной витрины к другой, – ты же просто красавица! Мы сделаем из тебя принцессу!
   Да ну? Ну да, куда ж мы денемся?
   – Так. – Мадам решительно ворвалась в лавку и хлопнула в ладоши. – Красный сольется с волосами, синий сделает тебя излишне простой, розовый оставим дебютанткам, зеленый в этом году носит полгорода, а надевать на малый прием белый – дурной тон.
   «С каких пор?» – хотелось спросить мне, но не успела я открыть рта, как вокруг уже суетилась швея с помощницей.
   Я перемерила десяток платьев, запыхалась и мечтала только об отдыхе, но мадам была недовольна.
   – Ты должна выглядеть как сказочная фея! – говорила она, гоняя швею туда-сюда.
   Я кивнула и увидела платье своей мечты. Цвета топленого молока, украшенное по подолу атласными розами, с кружевными рукавами и квадратным вырезом. Я уцепилась в него и отказалась расставаться, но мадам мой выбор одобрила, и швея начала сноровисто подшивать платье по моей фигуре.
   На мне затянули корсет, на ноги надели чулки и заставили влезть в туфли на каблуках, но ради платья я была готова и не на такие жертвы. Увидев себя в зеркале, я восхищенно ахнула.
   – Теперь самое сложное. – Мадам Вильта легко подхватила тяжеленное платье и дернула меня за руку. – Осталось три часа, а прическа до сих пор не готова!
   Ой, вот на прическе принцесса и кончится, потому что сладить с моими волосами не смог еще ни один цирюльник.
   Но Вильта не собиралась сдаваться так просто, и через два часа на моей голове красовалась прическа. Найденный специалист не собирался сражаться с моими кудрями, а наоборот – сделал их еще ярче и выразительней.
* * *
   В шесть вечера я сидела в своей гостиной, наряженная в новое платье и одолженные доброй Вильтой золотые серьги. На ногах у меня были новые туфли, и я отчаянно боялась, что в самый важный момент я споткнусь и упаду. Последние полчаса я судорожно красилась, пытаясь придать глазам выразительность, а губам блеск. Хотелось произвести хорошее впечатление… ну и показать мужчине, что я не только паутину сметать умею.
   Огорчало меня только одно – кавалер запаздывал.
   Родерик появился только в полседьмого и уже привычно постучал кулаком в дверь. Я поправила платье и открыла ему.
   – Отлично… – Мужчина замолчал, рассматривая меня прищуренными глазами. – Ранита, я уже говорил вам, что вы прекрасны?
   – Двести золотых, и я согласна послушать еще раз, – заверила я, пытаясь не показать, что польщена. – Идемте?
   – Одну минуту! – Родерик распахнул появившийся в руках футляр, и я ахнула – в жизни не видела такого красивого колье. Ой, и браслет есть! Однозначно сегодня вечер чудес.
   – Спасибо, – растерялась я, позволяя надеть украшение себе на шею.
   – Карета ждет. – Родерик подал мне руку и повел вниз по скрипучим ступенькам. – Надеюсь, мы ввязались в это не зря. Сегодня Дир чуть не подарил этой кукле мамин гарнитур с бриллиантами, я едва успел спрятать и соврал, что одолжил кузине на свадьбу. Если и дальше так пойдет, то я отошлю его в военную академию в соседнюю страну.
   – Если куколка есть, я ее найду, – с тяжелым сердцем пообещала я.
* * *
   Сегодняшний прием проходил в доме градоначальника, стоящем на тихой и респектабельной улице Агафона Доминика, который прославился тем, что за семьдесят лет своей жизни был женат двадцать семь раз. Вдоль улицы тянулись роскошные дома, а перед ними разместились клумбы с розами, вечноцветущими колокольчиками, синими ирисами и разноцветными гиацинтами.
   В главном зале ярко горели тысячи свечей, на возвышении играл на скрипке старый музыкант, а рядом своей очереди ждала молодая певица, пока что кокетничавшая с разряженным юнцом.
   Родерик окинул залу профессиональным взглядом, подхватил два бокала игристого вина и увлек меня на террасу.
   – Дира пока нет, удаляться в спальню рано, так что приглашаю вас насладиться вечером. Могу предложить вино, танцы, шоколад и музыку. Вы танцуете?
   Я отпила еще несколько глотков вина, чтобы успокоиться, и кивнула. Мужчина подмигнул мне и увлек в зал, где кружились пары.
   Было тому виной вино или подействовало предвкушение вечера, но я забылась и флиртовала с Родериком так, словно он не на работу меня привел, а на свидание. Мы кружились под звуки скрипки, держась за руки, смеялись над шутками друг друга и обсуждали последние городские сплетни. В частности, Родерика как начальника портовой торговли очень интересовало, правда ли почтенный купец Добрынь собирается женить сына на певице, а владелец банка, господин Потаня, сватается к дочери нашего городского мага. Если про купца я точно знала, что его сын выпил отворотов на двадцать золотых (ни один из которых на парня не подействовал), то история сватовства меня изрядно повеселила.
   Нашему городскому магу было под сто, а его красавице дочери – семнадцать, и за последние два года почтенный маг спровадил за ворота своей башни в общей сложности порядка тридцати женихов. Юная дочь влюблялась раз в месяц, маг же считал, что чувства должны быть проверены временем, как у них с ее матерью, к которой он посватался только через пятнадцать лет знакомства. Так что покуда очередной кавалер собирал сватов, ветреная красотка успевала напрочь позабыть о своей влюбленности и выдворяла несчастного.
   Я смеялась, Родерик улыбался, и я поймала себя на том, что смотрю на него почти что влюбленными глазами. Спохватившись, я попыталась настроиться на профессиональный лад, но у меня ничего не выходило – карие глаза кавалера постоянно отвлекали.
   Когда я была уже почти готова бежать из залы, теряя туфли, как сказочная принцесса, Родерик наконец-то решил, что уединившаяся в спальне парочка уже не привлечет ненужного внимания. Мы допили вино, прихватили с собой конфеты и пошли творить благие дела, надеясь, что нас не поймают.
   Коридоры в этом доме явно были зачарованы, иначе как объяснить, что нам пришлось блуждать целых полчаса? Хотя, может быть, Родерик тщательно избегал ненужных встреч и вел меня самой длинной дорогой.
   – Извини! – внезапно выдохнул он, прижал меня к стене и начал целовать.
   Я задохнулась от возмущения, но раздавшиеся шаги помешали мне влепить ему заслуженную оплеуху. Шаги приблизились, раздался смешок, удалились – и меня отпустили.
   Мы стояли в темном коридоре, глядя друг на друга.
   – Черти б их побрали, – пробормотал Родерик, вновь наклоняясь, а я…
   А я, вместо того чтобы оттолкнуть его, подалась вперед и обняла за шею.
   Счастлива я была целых две минуты, пока мы обнимались и голову кружил хмель. Потом вспомнилось холодное «И сделайте что-то с волосами», и я оттолкнула Родерика, отскочив в сторону.
   – Ранита! – Он схватил меня за руку. – Извините, я не хотел…
   – Ничего страшного, – спокойно произнесла я, поправляя платье и прическу. – Идемте, у нас много работы.
* * *
   Спальня младшего сына градоначальника была обставлена с изысканной роскошью: огромная кровать была накрыта покрывалами тончайшей выделки, а под ногами стелился восточный ковер невероятной красоты. Неизвестные постарались на славу, украсив деревянные медальоны на стенах резьбой, а стены обив узорчатыми обоями. Сверху комнату освещала хрустальная люстра, а над камином висели пятирожковые подсвечники.
   От семнадцатилетнего парня комнате достались две большие картины, изображающие батальные сцены, портрет знаменитого полководца (на полотне у него еще оба глаза были на месте), раскиданная повсюду одежда, валяющиеся по всем поверхностям листки (некоторые были измяты и перечеркнуты), свисающий с дверцы шкафа женский чулок, стоящая на подставке арфа с раскиданными вокруг нотными листами (некоторые с отпечатками сапог) и небрежно брошенный на кровать одноручный меч, кокетливо перевязанный женским пояском.
   В целом комната производила впечатление хорошо обжитой помойки.
   – Ну и свинарник! – с чувством произнес Родерик, оглядываясь. – Ты будешь смеяться, но здесь две горничные убираться не успевают.
   Я согласно промолчала, ибо до такого я свое жилище не доводила даже во время экзаменов в академии магии.
   – Так, ищите все, что может напоминать куколку. Она может быть в форме подушечки, куклы, мотка ниток, пряжи, перевязанного платка… – Я безнадежно махнула рукой. – В общем, ищите все, что хоть отдаленно напоминает куколку.
   Первым делом я прощупала подушки, перетряхнула постель, влезла под кровать, отогнула ковер и выбила пыль из балдахина. Родерик путался под ногами, помогая в меру сил, но за полчаса мы так ничего и не нашли. Я вздохнула, наскоро заплела волосы в косу, чтобы они не лезли в глаза, и принялась за многочисленные комоды и сундуки.
   Честно сказать, я и не пыталась маскировать свое вторжение – развести здесь еще больший бардак было невозможно, так что я особо не стеснялась, роясь в вещах. В шкафу я перещупала все камзолы и карманы, в сундуке перетряхнула все рубашки, но так ничего и не нашла.
   В комоде попались совершенно фантастические мужские портки с тщательно вышитыми разноцветными птичками. Я рассматривала их, вытянув руку, но, как ни старалась, вообразить хоть кого-то из знакомых в этом шедевре не могла.
   – Это последняя столичная мода? – не удержалась я.
   Родерик изучил вещицу и растерянно пожал плечами – видимо, тоже опешил от неожиданности, представив на себе нечто подобное.
   Внезапно в коридоре раздались торопливые шаги. Мы уставились друг на друга, потом Родерик дернул меня к кровати и беззастенчиво на нее повалил, упав сверху. Я задохнулась от тяжести и возмущения, но высказаться не успела – дверь в комнату открылась, раздался двойной смешок и удаляющиеся шаги.
   Мужчина скатился с меня и отряхнулся.
   – Самое смешное, – сообщил он, – что это был не Дир.
   – Слушайте, здесь всегда так? – поинтересовалась я, поправляя платье. – То есть полное падение морали, парочки по углам и вторжение в чужие спальни?
   – Нет, – честно ответил Родерик. – Просто сегодня слуги по моему приказу добавили в пунш чистой водки. Я решил, что так нам будет удобней искать.
   Я расхохоталась, представив себе реакцию благородных господ назавтра. Ой и получат от родителей девицы, ой и будут разъяренные отцы гоняться за кавалерами! Зато заказов на отвороты и привороты прибавится!
   – Не отвлекаемся! – приказал мой наниматель, распахивая последний шкаф. Оттуда на голову мужчине посыпались коробки и рубашки, а сверху торжественно упала сабля в ножнах.
   – Убью этого разгильдяя! – выругался Родерик, сгребая вещи и ногами заталкивая их обратно в шкаф. – Неужели так сложно поддерживать порядок в одной-единственной комнате?!
   – Может, у него душа поэта? – вступилась я, приседая перед шкафом на корточки.
* * *
   – Завтра мы собираемся на пикник, – с безнадежным выражением лица рассказывал мужчина, провожая меня до дома. – Я заеду за вами в полдень.
   – Родерик, я ручаюсь, что в комнате вашего брата не было ничего магического. Даже банального амулета от сглаза, не то что куколки. Может, он просто влюбился?
   – В полдень я за вами заеду, – скрипнул зубами мужчина. Постоял, потом быстро наклонился и поцеловал меня. Так же быстро отстранился и сбежал вниз по скрипучей лестнице.
   Я прошла в спальню, забралась на кровать с ногами и дала волю слезам.
   Встрепанная ведьма и сын градоначальника – чем не тема для сказки? Разве что ведьме придется что-то сделать с волосами и надеть приличное платье.
   Ночью мне приснился Родерик. Мы шли по цветущему лугу, разговаривая обо всем на свете.
* * *
   – И он тебя поцеловал? – Мадам Вильта восхищенно всплеснула руками. – Милая, он влюбился!
   Я хлюпнула носом, пытаясь одновременно прожевать пирожное, запить его чаем и рассказать, отчего же я не рада.
   – Брось эти глупости! – строго велела мадам, печально провожая взглядом каждый кусочек десерта. – Ты ему нравишься, он нравится тебе. Разве это не судьба?
   – Вы еще скажите, что нас свела вместе магия, – проворчала я.
   – А кто же еще? – удивилась Вильта, честно давясь постным салатом из морковки и капусты. – Вам самой судьбой было уготовано встретиться!
   Я фыркнула в чашку с чаем.
* * *
   На пикник я надела новую красную юбку и шелковую блузу, чем заслужила еще один комплимент. А после бокала вина Родерик осторожно поцеловал меня в уголок губ, явно не рискуя пойти дальше. Я теребила юбку, тоже не понимая, как себя вести. В результате мы, как примерные школьники, бродили по поляне, взявшись за руки. Было неожиданно приятно.
   Брат Родерика появился только через два часа, обнимая за талию… Н-да, такой вырез не у каждой ночной бабочки увидишь. А макияж… Хотя тут скорее уместнее слово «грим».
   Увидев брата, Родерик повел меня знакомиться. Я попыталась сыграть роль подружки и честно приклеилась к его боку, но переиграть конкурентку было невозможно – девица буквально висела на своем кавалере.
   – Дик, Милла, рад вас видеть! – с таким радушием воскликнул мой наниматель, что я почти прослезилась от зависти. Мне так ни в жизнь не сыграть! – Познакомьтесь с моей Ранитой.
   – Очень приятно! – расцвел Дик, целуя мне руку. – А это моя любимая Милла.
   – Очень приятно, – пропела девица, прижимаясь к Дику внушительной грудью. – Мой голубчик сегодня водил меня выбирать шляпки.
   – Как интересно! – воскликнула я, наступая каблуком Родерику на ногу. – А где вы были? Я вот вчера видела замечательную шляпку с синими перьями. Она такая милая!
   Сообразив, что от него требуется, мой кавалер увлек брата на поиски напитков, проигнорировав ближайший стол, заставленный бокалами и бутылками. Я же придвинулась ближе к Милле и принялась щебетать, выспрашивая подробности их с Диком романа. О нашем с Родериком я безбожно врала.
   Милла расхохоталась, заверив меня, что умеет вить из мужчин веревки. Я решила не уточнять, каким же образом, чтобы не шокировать свою хрупкую психику. Нашла взглядом братьев и чуть качнула головой – если Дик и правда влюблен, то я ничего не понимаю в этой жизни. Милла с каждым мгновением нравилась мне все меньше и меньше.
   В частности, мои серьги были сочтены «довольно милыми», но сказано это было таким тоном, что мне захотелось вылить девице на голову фужер вина. К тому же последние пять минут она только и делала, что перечисляла подарки ухажера, а на мой вопрос о том, любит ли она его, Милла отозвалась рассеянным кивком.
   Неужели действительно приворожила?
   – У вас такая прекрасная кожа, – пропела я. – Чем вы пользуетесь?
   – Я покупаю кремы у мага, – сообщила Милла. – Вы тоже можете к нему обратиться и свести свои веснушки.
   Вот еще! Они мне идут.
   Я как бы невзначай вытащила из кармашка флакончик с духами и слегка побрызгала на запястье.
   – Говорят, что этот запах привлекает мужчин, – заметила я.
   Девушка подвинулась ближе, и беседа потекла легче. Я почти уткнулась в нее носом, пытаясь поймать запах колдовских мазей, но она была чистой. Никакой магии. И не ведьма. Так что если приворот и был, то готовила его не она… Стоп!
   Я расплылась в милой улыбке и бросила взгляд на Родерика. Будет тебе куколка, только потом не жалуйся.
* * *
   – Скажите, а насколько сильно вы не любите невесту брата? – поинтересовалась я вечером, когда мы вернулись в дом градоначальника.
   – Насколько? Не будь она женщиной, я отрубил бы ей голову, – признался Родерик, положив руку на эфес шпаги.
   – Тогда я предлагаю вам план, – тихо произнесла я. – Милла не ведьма и сама составить приворот не могла. Если он есть, готовила его сильная ведьма. Я заставлю девушку обратиться к ней еще раз.
   – Как?
   – Пятьсот золотых, – твердо произнесла я. – Вне зависимости от результата.
   – Вы чем-то рискуете? – догадался Родерик, пытливо на меня посматривая.
   – Пять предупреждений, и ведьма лишается лицензии, – пояснила я. – У меня три.
   – Приторговывали приворотными зельями? – полюбопытствовал мужчина.
   – Приворожила сына одного графа к рыночной торговке.
   Родерик против воли хрюкнул от смеха:
   – Надолго?
   – На всю жизнь. Снять приворот не смогли.
   Мужчина некоторое время смотрел на меня, взвешивая мои слова, потом отвернулся:
   – Чем он вам досадил?
   – У меня была подруга. Она в него влюбилась, и он ее бросил, – скупо сообщила я.
   – И только?
   – Я вытащила ее из петли, – теперь отвернулась я. – Знаете, ведьмы редко бывают счастливы в любви.
   – Почему? Можно ведь и приворожить.
   – Мы, играющие силами и торгующие любовью, как никто другой ценим настоящие чувства. А когда они приходят, всегда находятся добрые соседи, шепчущие молодому мужу: «Приворожила». Обычно этого хватает, потому что настоящую любовь нельзя подпоить отворотом, но легко можно убить недоверием. Пятьсот золотых, Родерик, – мой долг за лавку. За меньшее я рисковать не стану.
   – Пятьсот золотых, – пообещал мужчина.
* * *
   Колдовала я ночью, в полночь, когда на небо взошла полная луна – самый благоприятный для ведьмы час.
   Босая, в короткой рубашке, с распущенными волосами, я стояла в центре комнаты, возле столика, служившего еще моей прабабке.
   На него я поставила серебряную миску с водой, четыре свечи и четыре неограненных берилла – кристаллы изумруда. Да, ведьмы зарабатывают много, но для сильного колдовства нам нужны серебро и камни. Шелк и пряности. Жемчуг и золото.
   Если ведьма шепчет над глиняной тарелкой, помешивая воду перьями петуха, то и ведьме, и ее колдовству грош цена.
   Часы отсчитывали последние минуты перед полночью, и я торопливо зажгла дорогие свечи, которые стоили десять золотых за набор из пяти штук.
   – Что бы я ни делала, как бы странно себя ни вела, не вмешивайся! – повторила я.
   Сидящий на диване Родерик кивнул, отодвинувшись на самый край. Я просила его уйти, но он уперся и захотел понаблюдать.
   – Солнце, садящееся на востоке, – начала я, кругами ходя вокруг столика, – поглоти магию жизни. Стылые ветра, дующие с юга, унесите его отсюда. Солнце, восходящее на западе, в землю унеси память о нем. Теплые грозы севера, сердце заморозьте.
   Я бросила в миску травы, растерев их в ладонях, и пошла посолонь, считая шаги.
   – Как солнце садится на востоке, так в землю магия уйдет. Как мороз с юга, пусть он придет. Как солнце восходит на западе, пусть воскреснет сила древняя. Как горяч север, так пусть сердце горит!
   Я пошатнулась, придержавшись руками за столик, ожидая, когда перед глазами прекратят плясать разноцветные всполохи. Потом и вовсе опустилась на пол, обняв колени.
   – Ранита? – Родерик поднялся на ноги, но не подходил. – Ты закончила?
   – Да. Помогите мне встать.
   Мужчина поднял меня на руки и отнес к дивану.
   – Получилось?
   – Это самый мощный из известных мне отворотов, – прохрипела я, чувствуя, как дерет горло. – По три капли на завтрак, обед и ужин. А еще можно смочить пучок лаванды и подложить под подушку.
   – Да тут хватит целый город напоить, – хмыкнул Родерик, оценивая объем посудины.
   – Разолью по флакончикам и распродам, – пояснила я. – Эта миска потянет золотых на пятьдесят, только бы клиентов найти.
   – Дай объявление: «Проверьте, не приворожили ли вас! Гарантия», – рассмеялся мужчина, растирая мне ледяные руки. – И что дальше?
   – Если на вашем брате приворот, то зелье его хотя бы ослабит, пока мы не найдем куколку. А завтра… завтра я отработаю своих пятьсот золотых, – пообещала я.
   – Как?
   – Если Милла знает хоть одну ведьму, то она к ней побежит, – заверила я. – А сейчас извините, я хотела бы отдохнуть.
   – Да-да, конечно, – заторопился Родерик, укрывая меня одеялом. – Я уже ухожу.
   – Приходите завтра в обед, я отдам вам зелье для нее. Одна капля в чай или вино, но, бога ради, не перепутайте бокалы. Иначе меня лишат лицензии.
   Мужчина ушел, а, прикрыла глаза, вспоминая, с какой нежностью он грел мне руки. Жаль, но ведьмы редко счастливы в любви. А ночью он опять мне приснился. На этот раз мы целовались.
* * *
   Утром я прошла к запертому на ключ шкафчику, где хранила опасные зелья. Нужно мне было только одно из них – запрещенное проклятие, за которое мне вполне могли влепить еще два предупреждения.
   Выточенный из хрусталя флакончик, который еще моей прабабке служил, а в нем плещется мутная жидкость. Зелье-то запрещенное, но у любой нормальной ведьмы оно есть. Мало ли что может случиться? На всех чародеек плакат «Не трогать. Ведьма. Опасно» не повесишь, вот и приходилось подстраховываться зельями да амулетами. Особенно таким, как я, специализирующимся не на мечах и молниях, а на травах и амулетах.
   Встретила ночью в темном переулке разбойника, кинула в него таким вот флакончиком – и все. Поминай, как звали.
   Разбойника, разумеется, а не ведьму.
   Теперь самое главное – смешать сглаз. Три капли слез незамужней девушки (важен факт венца, а не то, что вы подумали), капля макового молока, три лепестка желтой розы, сорванной в полночь третьего дня полнолуния, стружка из ногтя мертвеца да молоко козы.
   Я взяла деревянную лучину, обмакнула в зелье и тщательно постучала об стенки хрустального флакончика: мне нужно было даже меньше капли сглаза, тут, главное, не переборщить.
   Все, теперь Милле не позавидуешь: перекосит так, что она сама себя испугается.
* * *
   – Ранита-а-а, – безнадежно протянула мадам Вильта, грызя капустный кочан с черствой корочкой вчерашнего хлеба – свой сегодняшний обед, – к тебе парень сватается, а ты…
   – Во-первых, не сватается, а целоваться лезет, во-вторых, он сын градоначальника, а я – ведьма с долгом за лавку.
   – Ну и что? – искренне удивилась мадам, аппетитно хрустя капустой. – Чем ты хуже его прежних девушек?
   – Говорят, его владелец судоходной компании в зятья хочет, – печально вздохнула я.
   – Ты его дочь видела? – покровительственно усмехнулась Вильта. – Ее и с приданым-то замуж третий год сплавить не могут. Ладно еще нос у нее – голову поворачивает, ветер идет! Так и характер такой, что от нее седьмая компаньонка сбежала! Гномка, Ранита! Гномка! Что надо было сделать, чтобы довести до истерики гномку? Говорят, почтенная мадам Сатиштр гонялась за ней с семейным топором.
   Я промолчала, ибо точно знала, что почтенная мадам гонялась за подопечной с топором за оскорбление предков – единственное, чем можно пронять гномью матрону. Впрочем, какое дело Родерику до характера предполагаемой невесты, если у нее в приданом числится «Торговая компания «Семь кораблей», одна штука»?
   – Так. – Мадам Вильта стукнула по столу кулаком. – Хватит предаваться хандри… тьфу ты, господи! – хандре! Немедленно делаем макияж и прическу. А на свадьбу ты меня пригласишь?
   – Мадам Вильта! Какая свадьба! Мы еще на сеновале-то не были – он не звал!
   – Оттуда дорожка к храму прямая, – насмешливо заметила мадам. – Ой!
   – И вам здравствуйте, – согласился Родерик и нейтрально поинтересовался: – Зелье готово?
   Я – щеки красные, руки дрожат, от стыда хочется провалиться под землю – бросилась за заветным пузырьком.
   – Одна-две капли в чай. Подействует через три часа, так что мы должны быть готовы проследить за ней.
   – Понял, – холодно кивнул Родерик. Спрятал пузырек и ушел, даже не попрощавшись.
   Я уронила голову на руки. Только мне могло так повезти! Какие черти его принесли именно сейчас?!
   – Ой, Ранита, – расстроенно протянула мадам Вильта, откладывая огрызок кочана. – Он ведь так и не сообразил, что мы о нем говорили!
   Я застонала.
* * *
   На эту вечернюю встречу меня пригласили гораздо прохладней: Родерик не явился собственной персоной и даже не прислал слугу – в дверь постучал мальчишка-посыльный, передал записку и растворился в переплетении старых улочек Тарантоса.
   Я вздохнула – сказка кончилась, принц окончательно перешел на деловой тон: «В восемь вечера у моего дома. Оденьтесь неприметно».
   Неприметно? Ну и пусть! В конце концов, я – ведьма, а не придворная фрейлина.
   Я надела любимую юбку, обычную рубашку, завязанную на талии узлом, легкую шаль набросила на плечи. Волосы оставила распущенными – всю жизнь так ходила и меняться не собираюсь!
   Увы, твердое решение превратить флирт в работу подействовало не до конца, и я не устояла перед духами, любимыми сережками, счастливыми туфельками и эльфийской помадой. Кто бы мне объяснил, отчего женщина, даже настроившись на разрыв отношений (особенно если их и не было), все же мечтает сразить мужчину наповал? То есть он может уйти, но уйти он должен обязательно сраженным. И до конца жизни вспоминать, какое сокровище едва не попало ему в руки.
   Я уныло посмотрела в зеркало и поправила на плечах расшитую (золотые цветы на коричневом фоне, полгода моей работы!) шаль. Если я и могла кого-то сразить наповал, то только ректора магической академии.
   «Ранита! – воскликнул бы он, потрясая кулаком и тыча узловатым пальцем мне в нос. – Если бы вас увидела ваша бабушка, она уронила бы свой гримуар и отлупила бы вас метлой! Если бы вас увидела ваша почтенная мать, она схватилась бы за сердце! У нее случился бы инфаркт! А если бы вас увидел ваш отец, то он умер бы от стыда!»
   «Отчим», – уныло поправляла бы я, не рискуя напоминать о том, что бабушка уронила бы свой гримуар от восторга. Не рискнула я за пять лет обучения напомнить и о том, в чьей кровати юную, в некие отдаленные времена, бабушку застала прабабушка. В каждой семье есть темы, которые не принято поднимать: у нас это была тема бурного студенческого романа бабушки и тогда еще студента ведьмачьего факультета. Кто же знал, что спустя шестьдесят лет он станет ректором академии и будет до сих пор сохнуть по давней возлюбленной?!
   «Ранита! – возмутился бы ректор. – Ваш отец – почтенный член общества, уважаемый человек, образец для подражания! Как вы можете отзываться о нем таким образом?!»
   «Извините, – пробубнила бы я, делая вид, что мне стыдно. – Я больше не буду».
   «Идите, Ранита, – велел бы ректор, украдкой посматривая на часы, – моя почтенная бабушка опаздывала на свидание к не менее почтенному ректору. – Я надеюсь, что вы одумаетесь и прекратите позорить свою семью!»
   Сча-а-с! А зачем тогда жить? Как говорит папа (родной): «Жизнь прожить надо так, чтобы боги ошалели от восторга и попросили повторить на бис!» Я поддерживала наш неофициальный девиз руками, ногами и магическими экспериментами. Только из академии меня исключали шесть раз: три со скандалом и возмещением убытков и три просто так, за недопустимое поведение (хотя бабушка считала, что я всегда поступала по совести!). Спасало меня только заступничество отца, огромные взятки отчима (готового на все, лишь бы я и дальше училась подальше от дома) и то, что глава Ведьмачьего совета искренне считал, что ведьма такой и должна быть (ну и то, что я приходилась упомянутому троюродной внучатой племянницей).
   Лет в шестнадцать я остепенилась, смирилась с тем, что мама вышла замуж во второй раз, вернулась на путь праведный и с тех пор не взяла у семьи ни единой медной монетки. В последний год учебы я пахала так, что у меня не было времени даже в зеркало глянуть, не то что личной жизнью заниматься.
   Но оно того стоило: академию я окончила с отличием, получила отменные рекомендации от куратора практики и смогла скопить деньги на переезд сюда. Взяла кредит по не самым большим процентам, открыла лавку, и вот уже год как была самостоятельной девушкой, не зависящей ни от кого.
   Я бросила в зеркало взгляд свысока и кивнула сама себе – так и будет продолжаться! Подумаешь, красив! Подумаешь, умен и галантен! Да за мной в академии эльфы бегали! Да у меня папа ведьмак! Он мне (если мне в голову придет попросить) таких женихов связками носить может!
   Так что, дорогуша, нос вверх и пошли. У нас работа и пятьсот золотых, а это не хухры-мухры!
   Я поправила волосы, расправила юбку и зашагала к выходу, собираясь быть деловой и холодной, как неприступные вершины ледников. И уже почти вышла из лавки, когда взгляд зацепился за календарь, с которого добрая Вильта оборвала лишние листки.
   Как же так?! Семнадцатое? Семнадцатое вресна? Вчера ведь было…
   Я остановилась и начала считать, загибая пальцы. Раз, второй, третий… Нет, не ошиблась. Сегодня семнадцатое вресна – мой день рождения.
   Мне исполнилось девятнадцать.
* * *
   Жил Родерик рядом с портом, чтобы не мотаться каждый день на работу, минуя полгорода. Я постучала в калитку, сообщила, что меня ждет хозяин, и вошла на подворье. Слуги провожали меня заинтересованными взглядами, гадая, кем же я прихожусь начальнику портовой торговли. Ну и пусть, зато сразу голова остыла, и я перестала думать о всяких глупостях. Особенно о том, как здорово один начальник портовой торговли умеет целоваться.
   – Рад вас видеть, – прохладно поздоровался Родерик, появляясь передо мной в неприметной одежде. – Готовы?
   – Разумеется, – так же прохладно отозвалась я.
   – Вынужден признать, – с трудом подбирая слова, начал он, – что ваше зелье… весьма меня впечатлило.
   Я хмыкнула. Еще бы! Даром, что ли, я его три месяца варила втайне от ректора?!
   – Вы сказали, что достаточно одной капли. А если превысить дозу?
   – Три капли – и человек заболеет, чайная ложка – умрет, – буднично сообщила я. – Куда мы идем?
   – Милла вышла из города час назад. Мои люди следят, так что мы идем за ней.
   Точнее, идем в пользующуюся дурной славой чащу, которая разрослась в двух часах ходьбы от стен города. Не то чтобы чаща была такой уж страшной, просто… так получилось, что никому не было до нее дела, вот она и стояла до сих пор. Пару раз в год там кто-то пропадал, пару раз ее прочесывали солдаты, но чаща была далеко, люди возле нее не жили, зверей особенных там не водилось, и градоначальник обычно списывал шалости на волков и подгулявших путников. Да и что делать порядочному человеку ночью, в двух часах ходьбы от города, в месте, где даже деревень нет? А непорядочного кто ж искать будет?
   Мы доехали до чащи в карете, оставили двух человек охраны возле нее и пошли дальше, только с проводником. Он следил за Миллой до ручья, а дальше оставил ее под опекой напарника, который должен был делать метки.
   Тут Родерик невесть с чего взъерепенился и отослал парня прочь, сообщив, что он и сам метки найдет. Я удивленно на него посмотрела, но послушно пошла следом, гадая, какая муха укусила его на этот раз.
   – Так, значит, вы… собираетесь замуж? – спросил он, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы нас не услышали.
   – Э-э… – растерялась я и от неожиданности выдала: – Возможно.
   – И кто же этот счастливчик? – полюбопытствовал мужчина, осторожно помогая мне перебраться через поваленное бревно. Выпускать мою руку он не стал, так что дальше мы шли, как примерные школьники из храмовой школы.
   – Ведьмак, – ляпнула я. Ляпнула и прикусила язык.
   – Хороший выбор, – сдержанно похвалил меня Родерик. – Когда свадьба?
   Я неопределенно пожала плечами, занятая скользким мхом под ногами.
   – Надеюсь, мой заказ и… мое присутствие не помешало вашим планам?
   Это он на поцелуи намекает?
   – Нисколько. А вы? Поговаривают, что владелец «Семи королей» мечтает видеть вас зятем?
   – Возможно. – Родерик отпустил мою руку и зашагал вперед.
   Кажется, только что мы окончательно выяснили наши отношения.
* * *
   После ручья шагать пришлось еще час: стемнело окончательно, и даже луна скрылась за плотными и тяжелыми, словно бархат, тучами. С низин поднимался сизый туман, а в воздухе повисла густая морось, будто дождь решил не падать на землю, а навсегда остаться в воздухе.
   Я плотно закуталась в шаль, надеясь согреться, но Родерик не желал ничего слушать и накинул на меня свой плащ. Сразу стало тепло и уютно, как в избе с жарко горящим очагом.
   На избушку мы натолкнулись случайно, поскольку последние сто верст меток не было, и Родерик шел наугад, выбирая дорогу интуитивно. Мы остановились за деревьями, присматриваясь и прислушиваясь. Я повела носом и ощутила запах запрещенных трав, за применение которых любую без исключения ведьму лишали лицензии. С такими вещами не шутят и за работу с ними не предупреждают.
   – Может, ее и лишили лицензии? – шепотом предположил Родерик, которому я это разъяснила.
   – На лишенную лицензии ведьму ставят специальную метку. – Я принюхалась и покачала головой. – Здесь таких следов нет. Как она не боится?
   – Пойдем от противоположного, – предложил мужчина. – По каким причинам ведьма может не бояться лишиться лицензии?
   Я уставилась на него, чувствуя, как к горлу подступает комок.
   – Если ее у нее и не было, – шепотом проговорила я и взмолилась: – Давайте уйдем отсюда, пожалуйста. Немедленно!
   – Там Карид, я его не брошу, – твердо произнес Родерик. – Уходи, а я иду туда.
   Я обозвала себя дурой и вышла из-за дерева следом за ним. Если там и правда ведьма без лицензии…
   В академии нам рассказывали страшные истории о лесных ведьмах, которые не чтят никаких законов и заигрывают с темными силами, продают души за толику чужого могущества, устраивают кровавые жертвоприношения и пьют кровь. Не удивительно, что мне хотелось отсюда сбежать.
   Я не воительница, я не умею сражаться с таким злом. Меня не этому учили.
   Но Родерик не уйдет, а бросить его я не могла. Поэтому медленно шла по влажной траве, прислушиваясь к звукам.
   Первый неприятный сюрприз мы нашли за избушкой – нагая Милла лежала в магическом круге со вскрытыми венами. Рядом валялся бесчувственный мужчина с рассеченным виском. От крови волосы слиплись и мешали рассмотреть что-то еще.
   Родерик дернулся к нему, но я удержала, не пустила его. Сперва займемся ведьмой, потом ее жертвами.
   – Пришли-таки, – раздался позади надтреснутый старческий голос. – А я уж заждалась.
   Я попятилась, рассматривая старуху. Седые волосы спутаны, кожа дряблая, сухая и морщинистая, руки, с желтыми, потрескавшимися ногтями, оплетены сеткой вен.
   Я могла голову на отсечение дать, что кровь из перерезанных запястий ушла не в землю. Нет, ее собрали в чашу и в полночь выльют в огонь, как дар злу. И тогда облик ведьмы изменится, кожа вновь станет румяной и свежей, руки – изящными, а волосы – полночно-черными.
   Она продала душу за молодость.
   – В городе знают, что мы здесь, – громко произнесла я. – И вас найдут, так что лучше бегите.
   – Бежать? – Старуха рассмеялась. – От тебя? Нет, сейчас я приму приличный вид и поздороваюсь со своим женихом. А ты… ты останешься здесь, кормить падальщиков.
   – Вы знали, что мы придем.
   – Нет, вас должна была привести эта дуреха, – пояснила ведьма. – Но раз уж пришли, не пропадать же добру. Сейчас нарисуем еще одно коло, напоим мальчика приворотным зельем, и можно будет выбирать подвенечное платье.
   – Ранита… – прошептал мне на ухо мужчина, но я отмахнулась, осторожно нашаривая рукой пузырек со сглазом. Не убьет, так хоть отвлечет, и мы сможем убежать. Пока ритуал не доведен до конца, ноги у нее старческие.
   – Не стоит, – рассмеялась старуха и ударила…
   Я инстинктивно вскинула руку в защитном жесте, уже понимая, что не успеваю. Не успеваю ни отвести проклятие, ни защититься от удара. Не выдержав, я зажмурилась, все еще продолжая бесполезное движение рукой.
   Прошло мгновение, другое… А я все еще была жива.
   Я приоткрыла один глаз и вздрогнула. Стоящая передо мной ведьма пошатнулась и упала, словно из нее внезапно все кости вынули, и тогда стал виден стоящий за ее спиной ведьмак. Он небрежно опирался на ножны с мечом, дуя на руку, пальцы которой все еще слегка светились зеленым.
   – Заблудились, дети? – дружелюбно осведомился он.
   Я почувствовала, как с плеч падает невидимая тяжесть, придавливающая меня к земле. Улыбнулась и кинулась к нему.
   Джантер Арконский – один из самых известных ведьмаков академии – подхватил меня свободной рукой и прижал к себе.
   – Здравствуй, – рассмеялся он.
   Мне было все равно, о чем он говорит. Главное – он рядом.
   Родерик неспешно подошел ближе, проверил мертвую ведьму – у Джантера не бывает осечек и живых врагов – и так же неспешно шагнул к нам.
   – Спасибо за помощь.
   – Не за что.
   Мужчины церемонно пожали друг другу руки и разошлись.
   На краю поляны Родерик оглянулся на меня, постоял так мгновение-другое, будто дожидаясь меня, и пошел дальше, уже не оглядываясь. Мне захотелось расплакаться.
   – И кто же был этот смелый юноша?
   – Э-э… – глубокомысленно выдала я, прекрасно зная, что врать бессмысленно.
   – Ну-ка, быстро открыла свой очаровательный ротик и призналась.
   Я мрачно смотрела в землю, ковыряя ее носком счастливой туфельки. Видимо, конец пришел не только ей, а и моей хваленой самостоятельности.
* * *
   Позвольте представить: Джантер Арконский – потомственный ведьмак, легенда ведьмачьей общины, бывший преподаватель, а ныне вольнонаемный специалист по отлову, уничтожению и искоренению всего, что вредит людям. Двадцать лет назад, будучи студентом, имел счастье быть близко знакомым с моей матерью.
   Он прошелся по моей лавке, изучил полки, оценил заднюю комнатку с диваном и чайником, посидел в моем любимом кресле и довольно кивнул:
   – Неплохо устроилась. А прибыль какая?
   – Мне еще пятьсот золотых за лавку отдать надо, – отозвалась я, заваривая чай и доставая печенье. – Ты голоден? Тут неподалеку делают отличные шашлыки.
   – Из чего? – уточнил ведьмак.
   – Из свинины.
   – А как свинина перешла в мир иной? – дотошно уточнил он.
   – Я думаю, не по своей воле.
   – Ранита! – укоризненно протянул отец.
   – А что? – привычно ушла я в глухую оборону.
   – Рассказывай, – велел отец, протягивая ноги к горящей жаровне.
   Что рассказывать-то? Что я не пара сыну градоначальника? Еще мне от папы нотаций не хватало.
   – Что значит не пара? – искренне возмутился почтенный родитель, выслушав историю до конца. – Ты – моя дочь! Потомственная ведьма, отличница и просто красавица!
   Ага, рыжая и с веснушками!
   Папа покачал головой, допил чай и повел меня спать, ничуть не интересуясь моим мнением. Честно говоря, его вообще редко интересовало чужое мнение.
   Ночью мне снился Родерик, уходящий от меня все дальше и дальше.
* * *
   – Ранита, доро… Ой! – Мадам Вильта резко остановилась, будто налетев на стену. – Здравствуйте.
   – Добрый день, – вежливо кивнул отец, продолжая полировать меч. Сидел почтенный родитель на прилавке и на все мои попытки его оттуда снять реагировал с поистине королевской невозмутимостью. – Ранита, к тебе пришли!
   – Вижу, – проворчала я, подцепляя мадам под локоток и настойчиво подталкивая к задней комнате.
   – Твой ухажер? – шепотом поинтересовалась она, когда я захлопнула за нами дверь.
   – Хуже! – мрачно сообщила я. – Отец!
   Вильта, выслушав отчет о вчерашнем дне, пожалела меня:
   – Бедненькая! Но мы должны что-то предпринять! Сегодня в ратуше бал, ты должна туда пойти и все объяснить Родерику!
   Я отчаянно замахала руками, но заткнуть словоохотливую мадам не успела, – обладающий поистине лисьим слухом папа уже заглядывал в комнату.
   – Бал? Отличная идея! Ранита, помнишь, я обещал сводить тебя на бал?
   Да, когда мне было шесть.
* * *
   Как я узнала, трясясь в черной карете, официальная причина сегодняшнего приема – приезд в город всей верхушки совета ведьмаков. То есть родной отец и без меня должен был туда пойти.
   Неофициально же сегодня градоначальник собирался представить широкой публике невесту своего сына. Какого – никто не знал, поэтому все тихо молились, чтобы счастливым женихом оказался старший.
   – Значит, приворот, – протянул отец, успевший подслушать пару секретных разговоров. В шпионы бы ему с таким слухом, цены бы не было! – И ты ничего не нашла?
   – Мы не успели допросить ту ведьму, – невозмутимо отозвалась я. – Она как-то подозрительно быстро скончалась.
* * *
   Родерик стоял у окна в самом темном закутке, облокотившись на подоконник и почти скрывшись в тени. Если бы не ведьмино чутье, то и не заметила бы. Молодой мужчина стоял неподвижно, вертя в руках бокал и уставившись на что-то неизвестное. Скорее всего оно было нарисовано в его воображении.
   Мне не следовало подходить, но ноги сами принесли меня к нему. Я облокотилась на подоконник в локте от него:
   – Кто же сегодняшний счастливчик? Ты или твой брат?
   – Дик отказывается верить, что Милла была заодно с ведьмой. Завтра он едет в военную академию.
   – Значит, это тебя надо поздравлять?
   – Если здесь уместно использовать слово «поздравлять», то да. Меня.
   – Ты не рад?
   – А у тебя когда свадьба? – спросил мужчина, впервые за весь разговор пошевелившись – повернув голову в мою сторону.
   – Кто его знает, – легкомысленно отозвалась я.
   – Твой ведьмак все еще не сделал тебе предложения?
   – Нет, – против воли улыбнулась я. В голосе мужчины чувствовалась ревность.
   – Я бы на его месте времени не терял, – тихо заметил он, отворачиваясь.
   – Ты не захотел оказаться на его месте! – вырвалось у меня.
   Этим я его проняла. Родерик повернулся ко мне, сверкнув глазами:
   – Почему я должен был захотеть? Ты ясно дала понять, что на сеновал с ним тебе идти приятней, чем в храм со мной!
   Я закусила губу, чтобы не рассмеяться:
   – Знаешь, ты бы хоть подслушивал с толком.
   – Я слышал достаточно, – отрезал мужчина.
   – Ну, имени, собственно, ты не услышал, – все тем же легкомысленным тоном произнесла я.
   – Погоди… вы что, обо мне говорили?!
   Теперь отвернулась я, пряча улыбку. Все у нас будет хорошо, не будь я ведьмой.
   – Ранита… – На плечи легли тяжелые руки. – А твой ведьмак?
   – Джантер Арконский, – раздалось позади нас.
   Что папа умеет делать в совершенстве – так это подкрадываться.
   – Очень приятно, – сухо произнес Родерик, не подав руки.
   Я наступила каблуком ему на ногу и улыбнулась.
   – Папа, познакомься, это Родерик.
   – Очень приятно, – так же холодно кивнул отец и, развернувшись на каблуках, поспешил по каким-то своим делам.
   – Арконский? – пораженно выдохнул Родерик. – Ты дочь Арконского?
   – А что? – искренне удивилась я. – Даже у ведьмаков бывают дети.
   – Да ничего. – Родерик прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы. – Просто я о нем много хорошего слышал. Не завидую твоим обидчикам, он из них душу вынет.
   – А ты собираешься меня обижать?
   – Ранита. – Родерик развернул меня к себе и заглянул в глаза. – А выходи за меня, а?
* * *
   Честно сказать – я нервничала. Отчаянно.
   – Папа, позволь познакомить тебя с моей невестой, – громко произнес Родерик, улыбаясь подошедшим знакомым. – Отец, это моя невеста, Ранита Арконская. Дочь Джантера Арконского.
   Градоначальник кашлянул, поглаживая рукой подбородок. Было видно, что он еще не решил, как относиться к выбору сына. С одной стороны, все же дочь Арконского, а не девка с улицы, с другой – дочь владельца «Семи королей» тоже выгодная партия. Наконец любопытство победило, и будущий свекор поцеловал мне руку:
   – Очень рад, милая, очень рад. А ваш отец здесь?
   – Он… – Я огляделась, но увидела только Дика. Парень провожал взглядом гостей, отпивал из кубка. Под глазами залегли круги, одежда встрепана, руки дрожат…
   Черт шелудивый, неужели намертво приворожили?
   Но как?! Отворотом напоили, мазей нет, куколки нет…
   – Родерик, – позвала я. – Посмотри на брата внимательней.
   – Что?
   – Он рубашку давно менял?
   Я быстро прошла к парню и расстегнула камзол. Так и есть – по подолу рубашки шла магическая вышивка.
   – Оно? – быстро спросил Родерик и, дождавшись моего кивка, сорвал рубашку с брата.
   Я подержала ее в руках, запоминая символы, и бросила в огонь.
   – Родерик, что, черт бы тебя побрал, ты делаешь? – возмутился Дик. – Это подарок Миллы!
   – Все, представление окончено! – громко заявил Родерик. – Все разошлись, а ты – марш в свою комнату!
   – Нет, все-таки как удобно иметь в семье ведьму! – воскликнул градоначальник, выслушав наш рассказ.
   – А любимую ведьму еще лучше, – прошептал мне на ухо Родерик. Я прижалась к нему и закрыла глаза.
   Не бывают счастливы в любви? Это мы еще посмотрим!

notes

Примечания

1

   Fumantem carnis (лат.) – дымящая плоть.

2

   Tabula Matres (лат.) – Совет Матерей.

3

   Hircus naribus (лат.) – козлиная морда.

4

   Испанский сапог – орудие пытки посредством сжатия коленного и голеностопного суставов, мышц и голени.

5

   Chico (испан.) – мальчик.